Закон и честь Максим Шторм
        Стимпанк как он есть. Практически чистый и не замутнённый. Стилизация под Викторианскую Англию, безумные учёные, мужественный герои, уличные бродяги, грошовые проститутки, неуловимые маньяки, дух надвигающихся технологических перемен, много пара и панка. Инспектор полиции Джейсон Джентри преследует загадочного преступника, известного под именем Джек-Попрыгунчик, терроризирующего столицу. В банальной с виду завязке скрывается много более глубокого… Главный герой и не подозревает, куда его заведёт расследование. С чем ему придётся столкнуться и как выйти из завязавшейся битвы живым? Особенно когда против тебя оказывается сама Система? Горькая ирония и отражение злободневности наших дней, нашего времени. Политические интриги и подковёрные игры, размышления о смысле бытия. Думаю, поклонникам заявленных тэгов будет интересно.
        Закон и честь
        Часть 1
        Закон и честь
        Часть 1
        Дело чести
        Глава 1
        - Свежие новости, свежие новости! Превосходство разума над материей! Спешите видеть! Спешите!.. - во всё закалённое горло надрывался тощий вихрастый мальчишка, размахивая кипой утренних газет Раневол-Ньюс. - Новое чудо света - Иллюзиограф! Совсем скоро в каждом городе!.. Очередной прорыв научной мысли…
        - Эй, малец, а ну-ка, поди сюда, - поманил мальчишку-газетчика пожилой статный господин в скроенном по последней моде костюме.
        - Всего четыре пенса, сэр, - мальчишка резво подскочил к остановившему его человеку. - Свежие новости! Свежие…
        Пожилой господин сунул газету под мышку и протянул пареньку шиллинг.
        - Сдачу оставь себе.
        - Спасибо, сэр! - мальчуган (на вид ему было не больше четырнадцати лет) спрятал монетку в карман поношенной куртки и восторженно заорал: - Спешите заказать билеты в первый ряд! Новое чудо света!..
        - Пшёл вон! Разорался, сопляк, - благодушное настроение пожилого как рукой сняло. Поморщившись, он сдвинул на затылок шляпу-котелок и торопливо развернул ещё пахнущий типографской краской утренний номер.
        Малолетний разносчик газет от греха подальше задал стрекача по скользкой после ночного дождя улице, оставив пожилого господина стоять на углу бакалейной лавки.
        Утреннее солнце робко посматривало в прорехи заволочивших хмурое осеннее небо туч. Пахло сыростью, опавшими листьями, мокрой шерстью, камнем. Лёгкий ветерок навевал запахи выпечки, кожи, угля, сточных вод. С юго-востока доносились вязкие тяжёлые «ароматы» выхлопов фабричных труб. Большой город просыпался, ворочаясь и пыхтя, как медведь в берлоге после зимней спячки. Со всех сторон нарастал гул, шумя как морской прибой, и принося с собой пену всё новых и новых звуков - включались паровые установки, цокали подкованные копыта лошадей, дребезжали кареты и дилижансы, порыкивали, исторгая клубы удушливого дыма, самоходные машины. Гомон сотен высыпающих на улицы людей вклинивался в усиливающееся голосовое многообразие Столицы.
        Пожилой господин поёжился и прислонился широкой спиной к фонарному столбу. Защищённый толстым стеклом газовый рожок был потушен. Одно из последних достижений науки - электрическая лампа накаливания - ещё только начала вытеснять, как сказали бы учёные, «технически устаревшие рудименты прошлого века».
        С первой полосы утреннего номера на него смотрело улыбающееся лицо Кристофа Дюбуа, изобретателя иллюзиографа. Молодой учёный за каких-то полгода завладел умами и душами тысяч и тысяч людей. Разговоры о нём и его детище не прекращались, а фотографии и частые интервью не сходили со страниц газет и журналов. Старик торопливо зашуршал бумагой, листая страницы. Не то, всё не то… У него не было ни времени, ни желания вчитываться в очередные дифирамбы, посвящённые прославившемуся на полмира арданцу. То, что реально интересовало пожилого денди, находилось почти в самом конце выпуска Ньюс.
        Совсем небольшая статья, едва ли занимающая четверть страницы. Даже не попала в горячую сводку криминальных новостей за прошедшие выходные. Печально. Старик непритворно вздохнул и пожевал кончик вислых, пшеничного цвета, усов. Усы, кстати, зверски чесались. Впрочем, как и борода. Модный длиннополый пиджак жал в плечах. Начищенные до блеска туфли ему категорически не нравились, гетры он считал совершенно лишним предметом гардероба, ну а котелки он просто ненавидел!
        Свернув газету в трубочку и сунув её обратно под мышку, пожилой господин достал из внутреннего кармана часы «луковицу» и посмотрел на циферблат. Восемь утра. Как же всё тянется…
        - Плюшку, сэр? Очень вкусная, горячая, прямо из печи! Или желаете свежайших пирожков? - в живот старика уткнулся заставленный парующей сдобой деревянный поднос. - Всего пол шиллинга за штучку. Попробуйте!
        Старик едва взглянул на обряженного в белую куртку ученика пекаря настырного мальчишку. На поднос легла монетка, а сдобный пирожок с повидлом оказался в крепкой с длинными сильными пальцами руке пожилого господина. Только намётанный глаз распознал бы в испачканном мукой мальчугане, торгующем сластями, давешнего юного оболтуса, срывающего голос известиями о техническом прогрессе.
        - Миссис, купите булочку, уверен, она очень понравится вашей внучке! У нас самые вкусные булочки на всей улице… - мальчишка моментально переключился на проходящую мимо матрону в длинном пышном платье с раскрытым над головой зонтиком.
        - Ах ты, нахал! Ты посмел меня бабкой обозвать?!. - уязвлённая в самое сердце тётка замахнулась зонтом. - Да у меня дети младше тебя, бездельник!..
        Поскольку весовые категории были явно в пользу взбеленившейся мадам, юный булочник предпочёл срочно покинуть место назревающей битвы. Старик с трудом сдержал улыбку и приложил пальцы к полям котелка, приветствуя исходящую гневом матрону. Та, гордо вскинув голову, не обратила на джентельменский жест ни малейшего внимания. Откусив половину пирожка, пожилой господин усмехнулся и мельком бросил взгляд на маленький клочок бумаги, взятый им с подноса вместе со сдобой. На крохотном листочке было чьим-то аккуратным почерком выведено всего четыре слова - Улица Берг, Большой тупик.
        Проглотив вторую половинку пирожка, старик смял в кулаке бумажку и быстрым размеренным шагом двинулся по мощённому булыжником тротуару. Он чинно обходил спешащих в сей ранний утренний час всё прибывающих прохожих, уступал дорогу дамам, лёгким кивком головы здоровался с мужчинами. В общем, вёл себя как самый настоящий джентльмен солидного возраста, весомого положения в обществе и немалого достатка. Из всех трёх перечисленных выше пунктов, на самом деле он не соответствовал ни одному.
        Остановившись напротив рыжего как арбуз кряжистого чистильщика обуви, старик поставил ногу на скамеечку. Чистильщик мазнул гуталином по надраенной коже туфли и, не поднимая головы, тихо произнёс:
        - У тебя и так педали блестят как напомаженные, Джентри… Не переигрывай.
        - Он изменил маршрут. Улица Берг, скорее всего Большой тупик, - старик поставил вторую ногу. - На тебе и Якобе Цветочный переулок. Держите глаза раскрытыми.
        Рыжий, не переставая орудовать обувной щёткой, сказал:
        - На этот раз он не уйдёт, верно? Если он в районе Большого тупика? Ему просто некуда будет деться…
        Пожилой господин, ничего не сказав, уронил в деревянный ящичек очередную монетку, и быстро удалился. Он перешёл через проезжую часть, уступив дорогу запряжённому четвёркой вороных коней скорому почтовому дилижансу, и оказался на углу улицы Берг. Повернув на север, он быстро пошёл вдоль открывающихся посудных лавок и мастерских по ремонту и пошиву одежды. По столь нелюбимому им котелку дробно застучали капельки срывающегося с хмурого неба дождика. Солнце испуганно спряталось где-то в вышине, не рискуя связываться с раздувающимися тучами.
        Не самый роскошный район города - Ремесленный, не самый новый и далеко не современный. Оттого достаточно запутанный и хаотичный. Не лучший расклад из всех возможных. Впрочем, могло быть и хуже. К примеру, если бы ОН в прошедшую ночь решил появиться в Рыбацком квартале или в чёртовых закоулках Района Бедноты! Так что, старик криво усмехнулся, им, если можно так выразиться, повезло. А вот тем, кто не пережил прошлую ночь, совсем не повезло.
        Он разминулся с целым выводком детворы в сопровождении двух серьёзного вида молодящихся дам, и заглянул через плечо стоящего напротив витрины портняжной лавки низкорослого человека в длинном старомодном пальто и шляпе с широкими полями.
        - Он в тупике, сэр, - старик так и не видел лица говорившего, делая вид, что целиком поглощён изучением разложенного за стеклом товара. - Хоскинс и Бёрк перекрыли центральный проход.
        - Не подпускайте сюда Спунера, - одними губами шепнул старик. - Он свою часть работы выполнил. Будет артачиться - дайте хорошего пинка под зад.
        Человек в шляпе едва заметно кивнул. Когда пожилой господин зашагал прочь, то его свёрнутая под мышкой газета заметно потяжелела.
        Джентри не был богат, не занимал весомого положения в обществе и на самом деле имел мало общего с изображаемым им в данный момент обликом престарелого денди. Ему было всего тридцать лет, он не блистал в высшем обществе, а единственным доходом служила зарплата старшего инспектора по расследованию убийств городского Полицейского управления.
        Но в определённых кругах инспектор Джейсон Джентри был очень даже хорошо известен. Он слыл честным и неподкупным полицейским. Стражем правопорядка в наилучшем из возможных проявлений. Начальство держало старшего инспектора на хорошем счету, постоянно подкидывая наиболее сложные задания… Проще говоря, Джентри частенько приходилось раскидывать дерьмо лопатой там, где другие, более здравомыслящие, отказывались. Некоторые принимали Джентри на непроходимого идиота, готового ради одних ему ведомых принципов землю грызть. Представители криминально мира при упоминании имени инспектора кривились в недовольных гримасах, словно им жали все зубы разом. Дамы строили холостому полисмену глазки, сослуживцы в большинстве своём уважали… Сам же Джейсон не считал себя кем-то выдающимся и незаменимым.
        Он был упрям, как двухгодовалый бык, твёрд, как алмаз, порою наивен, как дитя и строптив, как набивающая цену проститутка. И да, старший инспектор был настоящим профессионалом с чутьём охотничьей гончей и железной хваткой. Рыжий шутник Герман частенько говаривал, что у Джентри зубы волка и хвост лисы. Джейсон в ответ ворчал, что чья-бы корова мычала…
        Липовый старик остановился на перекрёстке. По дороге, практически бесшумно, шурша одними покрышками, резво пронёсся паромобиль новейшей модели. Откидной верх, плавные обводы подкрылок, хромированные спицы колёс, дворники на ветровом стекле, оснащённый звукогасящим кожухом парогенератор, двигатель от компании «Клеменз и Клеменз». Машина стоила трёх годовых жалований старшего инспектора Империал-Ярда.
        За удаляющимся чудом современной техники, радостно вопя, неслась стайка не по сезону легко одетых ребятишек. Водитель в кожаной куртке и защитных толстостенных очках как будто специально не набирал скорость, позволяя маленьким преследователям держаться в пыхтящем хвосте машины. Может, выпендривается перед восхищённо охающими при виде новенького «Формакса» прогуливающимися по тротуару дамами?
        Джентри закусил губу и последовал дальше. Он не одобрял чрезмерного роста научного прогресса и ни от кого не скрывал этого. Скрывал он лишь то, что попросту боялся современной машинерии, считая, что в бездушных утробах всех этих железных монстров и среди вращающихся шестерёнок и щёлкающих пружин кроется некий дьявольский план по одурачиванию всего человечества. Джейсон знал, что его позицию с радостью разделяет и церковь, приписывая все последние научные изобретения не иначе как Сатане и подручным. Но клириков инспектор тоже не любил.
        Он ускорил шаг. До места встречи с Флемингом и Вудсом оставалось пройти ещё не менее сотни ярдов. Они опаздывают. Они постоянно опаздывают. Как бы тщательно не готовилась очередной операция, к её началу всегда оказывалось, что хоть немножко, но времени не хватает. И всё начинало катиться псу под хвост. Впрочем, Джейсон был излишне строг к себе и подчинённым. Но признать, что дело в том, что не они опаздывают, а просто их постоянно опережают, было не лучше. Хрен ничем редки не слаще, верно?
        Сунутый под мышку газетный свёрток приятно оттягивал руку. Джентри на ходу поправил отсыревшую под моросящим дождём бумагу. Газета скрывала под размякшими страницами восьмизарядный револьвер «Кардинал» пятьдесят второго калибра с удобной рукояткой и огромной пробивной силой. У Джентри был маленький бзик на почве оружия. Дома он держал неплохую, на зависть сослуживцам, коллекцию. «Кардинал» занимал в ней довольно почётное место. Благодаря удлинённому стволу и специальным сплавам он позволял вести стрельбу на дистанции приближённой к винтовочной. Пуля «Кардинала» с двухсот ярдов пробивала навылет металлический лист. Пушка не для слабаков, отдача была соответствующей. С такой мортирой впору выходить на бешеного медведя.
        Но тот, на кого в это непогожее осеннее утро собрались охотиться старший инспектор с командой, был гораздо опаснее любого зверя.
        Джентри поравнялся с остановившейся напротив мебельного магазина лёгкой каретой. Впряжённые в упряжь две пегие лошади нервно грызли удила. Бархатные ноздри широко раздувались. Лошади всхрапывали и прядали ушами. Такое ощущение, что животные чувствовали назревающую в прохладном утреннем воздухе опасность… Облачённый в чёрный дождевик кучер сдвинул на затылок шляпу-цилиндр и подкрутил густые разбойничьи усы. Джентри отсалютовал двумя пальцами. Из магазина, ругаясь на чём свет стоит, вышли два дюжих малых, волоча на руках лакированный комод красного дерева.
        - Хотел бы я знать, каким местом думал этот придурок, когда прислал сюда карету, - громко возмущался один из работяг. - Как, будь я проклят, мы засунем внутрь эту махину, а? Тут грузовая повозка нужна, не меньше!
        - Ещё скажи - паровик! - натужно отозвался второй малый. По его лбу струился пот, смешиваясь с мелкими дождевыми каплями.
        - Ага, держи карман шире! Этот вонючка тот ещё жмот…
        Все эти мелкие и совершено незаметные постороннему глазу детали Джентри подмечал автоматически. Пот на лбу грузчика, едва заметную хромоту его напарника (Коллинз всегда начинал хромать при больших нагрузках, сказывалась старая боевая рана), плохо приклеенные усищи скучающего на козлах кареты Вудса. Сукин сын! Не хватало ещё, чтобы они оторвались в самый неподходящий момент, скрипнул зубами Джентри.
        Блеск круглых очков Флеминга Джентри увидел ещё издали. Высокий помощник старшего инспектора весьма правдоподобно изображал дышащего свежим воздухом пастора местной церкви. Длинная, до пят сутана, накинутый на плечи по случаю дождика лёгкий плащ, отполированные бусины чёток в сложенных на животе руках. Благочестивый взгляд, очки, небольшая залысина на макушке среди коротко остриженных русых волос. Вылитый святоша, усмехнулся про себя Джентри. Остановившись рядом с «пастором», он приветливо улыбнулся. Со стороны могло показаться, что почтенный старец решил осведомиться у служителя господнего о ближайших перспективах загробной жизни.
        За их спинами раскинулось огромное четырёхэтажное здание постройки прошлого века, из дикого камня, перегородившее улицу из одного края в другой. Несколько высоких печных труб, четырёхскатная черепичная крыша, две входные двери. Раньше в этом доме жило несколько семей из местных мастеровых. Сейчас в нём располагалась Угольная районная контора, занимавшая два первых этажа. Два остальных продолжали пустовать. Ну просто идеальное место для НЕГО, чтобы отсидеться и переждать бурю… Это и был Большой Тупик. Собственно, тупиком эту домину можно было назвать с натяжкой, поскольку, войдя внутрь, любой спокойно вышел бы с обратной стороны. Но это если знаешь, как.
        Арочные проёмы окон смотрели с фасада огромного дома на мирно беседующих священника и пожилого джентльмена. Дождик прекратился. Назойливый ветерок сделал своё дело, прогнав прохудившиеся тучи на восток. Голубые глаза Флеминга за стёклами очков выдавали его тревогу.
        - Джейсон, там слишком много людей… Мы здорово рискуем, - сказал он, продолжая располагающе улыбаться. - Если он поймёт, что мы его выследили, и решит прорваться, будет тяжело обойтись без жертв. Ты же не хуже меня знаешь этого недоноска.
        - Задний двор перекрыли? - Джентри даже не смотрел в сторону старинного здания.
        - Разумеется. Он обнесён кирпичной стеной в десять футов высотой. За стеной дежурит несколько наших ребят. Чёрт меня возьми, да у нас тут собралась добрая половина Империал-Ярда…
        - Не богохульствуй, ты же святой отец, - хмыкнул в накладную бороду инспектор.
        Флеминг беспомощно улыбался. Морган был хорошим полицейским и уже четыре года выполнял обязанности первого помощника. Как раз с тех самых пор, как Джейсона повысили до старшего инспектора по расследованию убийств. Ещё никому в его возрасте не удавалось удостоиться этой сомнительной чести. Флеминг был всего на два года старше Джейсона и до прихода в полицию служил на флоте, пока его не комиссовали из-за ослабшего зрения. В полицию же ему помогли устроиться давние знакомые. И Морган никогда не давал повода кому-либо краснеть за него.
        - Сегодня пятница, внутри может быть много людей, - Флеминг до побеления костяшек сжал чётки.
        - А ты не задавал себе вопрос, как он может находиться в набитом народом помещении абсолютно незамеченным? Ведь никто же до сих пор не поднял ни малейшей тревоги.
        - Джейсон, ты совсем не слушаешь меня! - такой же липовый, как и старик, священник чуть повысил голос. - Ты уверен, что он не возьмёт кого-нибудь в заложники?
        Джентри крепче прижал газетный свёрток к боку и вполоборота повернулся к внушительной громаде угольной конторы.
        - Абсолютно.
        - Ради Христа, ты можешь объяснить - почему? - глаза Флеминга за стёклами очков выглядели озадаченными.
        - Он маньяк, но не террорист.
        - Господи, Джентри, да у тебя логика умалишённого, - пробормотал Флеминг, пряча чётки в карман. Он снял очки и протёр линзы отворотом сутаны.
        - Ты слишком сильно входишь в роль, Морган, - Джентри продолжал искоса разглядывать большущие арочные окна, пытаясь уловить за стеклом малейшее движение. Но тщетно, никто не подходил к онам, ни одна из задёрнутых штор не шевелилась. Что, впрочем, не означало, что за ними не наблюдают, точно так же, как они за зданием. Хотя старший инспектор считал это предположение маловероятным. - У меня нюх на жаренное, ты же знаешь. Я чую, что он не станет никем прикрываться. Он способен проложить себе путь к отступлению по трупам, но не станет никого хватать и использовать в качестве щита. Я так думаю.
        Флеминг вновь растянул губы в натужной улыбке.
        - Не понимаю, чем одно отличается от другого…
        - Благословите, святой отец, - к ним подошла средних лет дама в строгом платье с высоким воротником, с убранными под шляпку золотистыми волосами. Над её головой держал зонтик затянутый в сюртук пожилой мужчина с шикарными бакенбардами и пресным выражением на физиономии.
        Джентри вежливо кивнул, приложив два пальца к полям котелка.
        - Доброе утро, мадам.
        - И вам того же, сэр, - у дамы было осунувшееся и бледное лицо. Джентри отметил, что ей не больше сорока и что она очень недурна собой. Судя по неброской, но дорогой одежде и сопровождающему лакею, не из бедных.
        - Пусть Господь озарит твой путь на земле, дитя моё, - внушительно сказал Флеминг, мгновенно принимая возвышенный вид. Он уверенно перекрестил склонившую голову женщину и забубнил под нос молитву.
        Джентри ощутил неподдельную гордость. Что ни говори, а в его отделе работали сплошь профессионалы.
        Он отошёл в сторону. На улице становилось слишком много посторонних. Необходимо было решаться. Или входить в здание, или проявить больше терпения и осторожности и ждать дальше. Но чего ждать? Джентри бросил из-под полей котелка оценивающий взгляд на расположенные на высоте двенадцати футов окна второго этажа. Всё, что было ниже, его не волновало. На первом этаже стёкла были забранными прочной решёткой. Из окон верхних этажей вполне можно было сигануть вниз. Если не бояться сломать себе ногу или шею, конечно. Самое худшее заключалось в том, что тот, на кого вот уже третий год охотился весь Имперский Двор, был вполне способен на подобный акробатический трюк.
        Это существо появилось на ночных улицах Столицы около трёх лет назад. И почти сразу поставило на уши всю полицию. Его выходки поначалу носили чисто шаловливый, клоунский характер. Его посчитали безвредным полоумным шутником. Но размах деятельности этого фигляра просто поражал! Он мог за одну ночь нашкодить сразу в нескольких районах города, словно умел летать. В Ярде поначалу даже сочли, что действует целая группа клоунов-единомышленников. Правда вскоре стало понятным, как он умудряется за столь короткое время покрывать столь значительные расстояния.
        Собака была зарыта в этих чёртовых научных достижениях! Скорее всего, этот неуловимый ловкач пользовался какими-то скрытыми механизмами, увеличивающими его силу, скорость и позволяющих совершать ну просто немыслимые прыжки. Ему ничего не стоило перемахнуть десятифутовую стену, с лёгкостью опытного эквилибриста пробежать по коньку церковного собора Святого Августина или обогнать запряжённую повозку. Вот вам и технически прогресс. Кто знает, какой такой паровой двигатель умудрился засунуть себе в задницу этот горе-атлет… Надо заметить, что объяснения недюжинных сверхчеловеческих способностей мерзавца одними лишь техническими новшествами не исчерпывались.
        Некоторые ярые сторонники теологии приписывали ему силу, дарованную чуть ли не самим Дьяволом. Дескать, это и не человек вовсе, а сам бес, демон во плоти, пришедший на землю и изводящий добропорядочных верующих. Джентри едва не плевался желчью, стоило ему только услышать о неземном происхождении этого чудика. Он искренне считал, что самым страшным существом на свете был, есть и остаётся человек. Что только человеческий ум настолько, хм, дьявольски умён, чтобы почти три года скрываться от полиции, пакостить, мучить людей, совершать дерзкие преступления и до сих пор не понести никакого наказания.
        Попервах новоявленный преступник вёл себя как разнузданный хулиган, и кроме возмущённо-испуганных воплей не вызвал никаких сильных эмоций. Заглядывал в окна, пугал прохожих в тёмных переулках, угонял лошадей из конюшен, чтобы потом несчастных коняг нашли через пару кварталов, привязанных к дверным ручкам. Воровал продукты из лавок, подвешивал кошек за хвосты перед домами зажиточных горожан… Задирал подолы молоденьким девицам, побрасывал к дверям кучи собачьего дерьма. В общем, развлекался, как мог. И как ему позволяли. Поскольку буквально заваленная сотнями жалоб полиция не знала, с чего ей, собственно, и начать!
        Потом стало хуже. Много хуже. Словно разгулявшийся шутник в силу безнаказанности со стороны закона вошёл во вкус. И шутки его стали куда как более жестокими.
        Он начал нападать на людей. Преимущественно женщин. Отнимал сумочки, срывал одежду, царапался и даже кусался, как дикий зверь! Сначала этот паразит орудовал исключительно ночью, потом его стали всё чаще встречать и днём. Он совершенно перестал бояться. Так, постепенно с женщин он переключился на детей. Изредка нападал и на мужчин. В основном его интересовали одинокие прохожие. Поток жалоб и разгневанных писем завалил Империал-Ярд по самую крышу. Сам мэр лично навестил Департамент и намекнул, что пора бы уже и завязывать с этим балаганом. Неужели вся городская полиция не в состоянии изловить одного сумасшедшего?
        Газеты с радостью набросились на свежую сенсацию, словно свора гончих на загнанного оленя. Ежедневно заголовки газет пестрили новыми сводками о нападениях маньяка. Прессу не надо было хлебом кормить, ей хватало свидетельств очевидцев и утечек из Двора. Ну а буйная журналистская фантазия довершала общую картину творящегося в городе беспорядка.
        Спустя какое-то время ОН обнаглел настолько, что стал вламываться в дома, расположенные в глухих, окраинных районах города, в лачуги бедняков и домишки мастеровых. Подонок не брезговал и особняками аристократов, иногда совершая свои дерзкие рейды и в престижные кварталы столицы. Он ни для кого не делал никаких различий. А ещё через несколько месяцев он убил первого человека. Сбросил беднягу с крыши городского суда прямо на мощённую брусчаткой площадь, с высоты семидесяти футов. Днём, на глазах у десятков людей. После чего резво запрыгал по черепице, перемахнул на крышу соседнего здания и был таков.
        С тех пор, за два с половиной года по официальным данным полиции он убил девяносто восемь человек. Счёт напуганным, ограбленным и избитым шёл на сотни. Разумеется, не обходилось и без подражателей. Многие бандиты под шумок проворачивали свои делишки, прикрываясь личиной неуловимого преступника. Но с этими двойниками обозлённая до предела полиция разбиралась быстро и жёстко. Вскоре количество подражателей здорово сократилось.
        Старший инспектор по расследованию убийств Джейсон Джентри ровно два года назад получил персональное задание всеми силами изловить маньяка и заключить под стражу. Прошло два года, но Джентри продвинулся в расследовании не больше, чем в самом начале пути. Прыгучий негодяй не оставлял никаких следов и отпечатков. Ровным счётом ничего, за что можно было бы уцепиться. За два года ни одной явной улики. Что, впрочем, не означало, что у Джейсона не было никаких версий. Джентри считал, что кем бы ни был этот человек, в средствах он явно не стеснён. Джентри упорно настаивал, что имеет дело с обычным человеком. Пусть сумасшедшим, безумным, но отнюдь не дураком. Это должен быть своего рода гений криминала. И богатый гений. Поскольку его выкрутасы, невероятные трюки и мастерское умение заметать следы говорило о применении сложнейших технических средств. Технология и механика, алхимия и математика. Этот человек обязан был прекрасно разбираться в любой из данных областей.
        Когда Джентри намекали, что он копает в неправильном направлении, советуя больше уделять внимания ну, как бы так мягче сказать, сверхъестественному происхождению маньяка, старший инспектор впадал в животную ярость. Проще всего списать ум и находчивость преступника на проявление паранормальных сил, чем признать собственное бессилие. Но Джейсон не зря слыл упрямцем. Он твёрдо верил, что ему противостоит человек. Не совсем обычный, но и не колдун какой-нибудь. И уж тем более не демон. Это бредни пусть остаются для охочих на сенсации репортёров.
        Джентри прозвал своего противника Джеком-Попрыгунчиком. Это имя тут же попало во все газеты. Так маньяк обрёл имя. Джек-Попрыгунчик. Попрыгунчик не сходил с первых полос всех популярных газет почти год. Затем он стал обыденностью, частью устоявшегося мира. Неотъемлемым городским атрибутом. Газетчикам стало скучно. Из сенсации Джек постепенно превратился в рядовую заурядность. Все уже давно привыкли к тому, что примерно раз в неделю Джек с собой изощрённостью убивает кого-нибудь, а полиция всё так же бессильно разводит руками. Ну и где здесь сенсация? Горячие новости? Так заголовки о нападениях Попрыгунчика уверенно перекочевали на последние страницы в затёртую колонку криминальной сводки. На первых страницах продолжили печатать статьи о Дюбуа, Формаксе, Вурцеле, Грее…
        Самое забавное было то, что Джек нисколько не скрывал своего внешнего вида. Его лицезрели тысячи людей. И практически во всех случаях показания очевидцев сходились. Люди описывали Попрыгунчика как очень высокого худощавого человека в длиннополом кожаном пальто и шляпе-цилиндре. Заострённые уши, узкое вытянутое лицо с резкими чертами, безумные выпученные глаза, налитые кровью. Многие добавляли такие животрепещущие подробности, как дым из раздутых ноздрей, раздвоенный змеиный язык, когтистые лапы, шерсть, некоторые даже видели хвост! И вроде бы имелись у этого мерзавца копыта… Но не больше двух! Разговаривал Джек на андерском, но иногда переходил на непонятную тарабарщину, не иначе как сатанинское наречие. Вот…
        Джентри, читая подобные «достоверные» протоколы, покатывался со смеху. Из всей этой чуши добрую половину можно было отметать не глядя. И что в итоге оставалось? Высокий рост, худощавое телосложение, впалые щёки, взгляд безумца и страсть к кожаным плащам. Негусто. Полицейский штатный художник Джеймс Кейн не раз и не два пытался делать наброски Джека, но всегда в итоге выходило нечто среднее между цирковым уродцем и сильно похудевшим и выжатым как лимон начальником полицейского департамента Вустером. Когда Вустер в одном из рисунков признал себя, то устроил Кейну форменной разнос, под страхом расстрела запретив брать в руки карандаш, если тот не хочет лишиться своих «корявых обезьяньих клешней».
        Джек всегда ухитрялся ускользать из расставленных ловушек. Какую бы сеть не забрасывал Джентри, Попрыгунчик постоянно вёртким ужом проскакивал в самую маленькую ячейку. Он совершенно никого не боялся. Джейсон подозревал, что для этого психа объявленная полицией война всё равно, что игра в кошки-мышки. И что Джеку невероятно нравится эта игра. Вот только Джентри до сих пор не мог понять, какие им уготовлены роли в происходящем безумии.
        Когда получившее святейшее благословление печальная дама удалилась, Джентри снова оказался рядом с Флемингом. Борода и усы нещадно чесались. Проклятые туфли жали пальцы, настроение Джейсона портилось чуть ли не быстрее погоды. На душе у него было так же пасмурно и уныло.
        - Морган, если я не выйду через пятнадцать минут, ты лично запустишь план «Б» и возглавишь операцию. Постарайтесь не оплошать.
        - Ты говоришь, как приговорённый к смерти, - Флеминг посмотрел на Джейсона поверх очков. - Ты думаешь, что он всё время был у нас под носом? Что Джек работает в этой конторе? Он один из сотрудников?
        - Не исключено.
        - Как же ты тогда его узнаешь?
        - Я его учую, - слабо улыбнулся Джентри. - Достаточно того, что он внутри, Морган. Остальное… Рано или поздно это должно было закончиться. Или он или я.
        Священник размашисто перекрестил склонившего перед ним седую голову старика, благословляя. И тем самым давая сигнал к началу операции, которая повлечёт за собой очень интересные и неожиданные последствия.
        
        Уже на подходе к зданию в голову Джентри закралась шальная мыслишка - а ну, как и вправду Джеком окажется один из сотрудников конторы? Да нет, ерунда… Вопреки собственным словам он не верил в подобную вероятность. Инспектор полагал, что после ночной вылазки Попрыгунчик просто-напросто выбрал наиболее удобное на данный момент местечко, чтобы залечь на дно. Угольная контора случайно подвернулась. С одинаковым успехом на её месте могло оказаться любое другое общественное здание или заброшенный дом. Джеку нужно было время, чтобы переждать день, а затем ночью по-тихому улизнуть в свою тайную берлогу.
        Но как тогда, дьявол его забери, он вошёл внутрь? Люди Джентри следили за Попрыгунчиком от самого Баргбургского моста, где этой ночью он напал на двух ночных бабочек. Как обычно, Джек легко оторвался от погони неуклюжих констеблей и затерялся в районе Ремесленников, не подозревая, что погоня отстала намеренно, а лучшие из лучших сыскарей Ярда продолжали следовать за ним. Провожая Прыгуна до улицы Берг, переодетые агенты держались на достаточном расстоянии, чтобы он не заметил слежки. Последним в цепи был изображающий провонявшего дешёвым виски забулдыгу Моррис. Он и сказал, что Джек вошёл в Большой Тупик и направился к зданию Угольной конторы. Это произошло ровно в шесть утра, когда в бывшем жилом доме окромя сторожей никого не было.
        Как Джек смог проникнуть через запертые изнутри двери, впрочем, было не суть важным. Он выкидывал и более невероятные фортеля. Факт в том, что с обратной стороны он не вышел. Все дополнительные задействованные силы отделения по расследованию убийств сосредоточились за огораживающей контору с заднего двора высокой стеной. Центральный подход к кирпичной громаде по улице так же контролировался вооружёнными переодетыми агентами. У Джека практически не было шансов удрать.
        Джентри толкнул тяжёлую, оббитую железом деревянную дверь и оказался в ярко освещённом по случаю хмурого утра газовыми рожками вестибюле. Обширное, высокое, окружённое по верху протянувшейся с трёх сторон галереей помещение было пустым, не считая сонного клерка за стойкой регистратуры. На второй этаж, в разные крылья здания вели широкие, плавно изгибающиеся лестницы. Изначальный проект здания был неузнаваемо изменен, многое перестроили, подгоняя под специфические нужды муниципального учреждения. Под ногами скрипел затёртый рассохшийся паркет, в воздухе витал запах пыли.
        - Чем могу быть полезен, сэр? - вежливо осведомился клерк, приглаживая разделённые пробором редкие волосы слегка дрожащей пятерней. Мешки под глазами, нездоровый цвет лица, машинально отметил Джейсон. Определённо любитель заложить за воротник. - Какое, однако, неприветливое утречко, не находите?
        - Да, да, в самую точку, молодой человек, - старчески закряхтел инспектор, подходя к отполированной тысячами прикосновений регистратурной стойке. - Хотелось бы вот у вас выписать угля. Поговаривают, зима будет лютой.
        - В самом деле? - оживился клерк. - Знаете, моя двоюродная тётушка работает на метеостанции… Ну на одной из этих современных, построенных Дэвидом Греем…
        Джентри, стряхивая с полей котелка дождевые капли, прислушивался к своему внутреннему голосу, который, сволочуга, как назло, упорно молчал. Клерк с неподдельной гордостью за свою тётушку, продолжал заливаться соловьём:
        - Вы бы видели, какие ТАМ установлены агрегаты по слежению за погодой! Эти чёртовы метеорологи способны предсказать изменения в климате на несколько месяцев вперёд! Уму непостижимо, до чего дошла техника…
        - Вы так радуетесь за все современные достижения науки? - не удержался Джейсон.
        - А как же иначе, сэр! Слава богу, мы не дикари какие-нибудь, и живём в век просвещения и открытий. Это же облегчает нам жизнь!
        - И человек становится зависимым от всех этих технических штучек.
        - Но если бы не наука, мы до сих пор тысячами умирали от чумы и тифа, - не сдавался клерк. Кто, как не врачи придумали чудодейственные вакцины, способные противостоять самым ужасным неизлечимым болезням?
        Тут Джентри крыть было нечем, и он заткнулся. Откашлявшись, инспектор сказал:
        - Милейший, кажется, мы с вами несколько отвлеклись…
        - А? Ой, ради всего святого прошу меня простить сэр. Вам нужно в кабинет номер тридцать четыре. Это на втором этаже в левом крыле справа по коридору. Там вы сможете решить все свои вопросы.
        Поблагодарив словоохотливого клерка, Джентри направился к лестнице и тут отчётливо услышал режущий слух звон разбитого стекла, последовавший следом истошный вопль, приглушенные стенами яростные крики, какой-то шум. Вот оно! Холодок нехорошего предчувствия цепкими мерзкими лапками пробежался по позвоночнику, Джейсон подобрался как изготовившийся к прыжку тигр. Попрыгунчик дал о себе знать. Но что его заставило? Кроме Джейсона в здании нет ни одного полицейского. Зачем маньяку себя выдавать? Он что-то заподозрил? Или его обнаружили служащие конторы?
        На паркет полетела намокшая газета. Следом отправились ненавистные котелок, парик, борода и усы. Джентри расправил плечи, перестал сутулиться, сразу став выше ростом и повернулся к испугано застывшему за стойкой клерку. Увидев зажатый в руке преобразившегося раннего посетителя воронённый ствол гигантского револьвера, клерк побелел, его мутные глаза едва не вылезли из орбит. Он попятился назад, пока не упёрся спиной в шкафчик для бумаг.
        - С-с-сэр, смею в-вас заверить, что вы аб-бсолютно правы! Все эти новомодные технические штучки - то ещё дерьмо собачье!
        Джентри молча извлёк из внутреннего кармана пиджака жетон Империал-Ярда с выбитым на красноватого оттенка металле суровым ликом Версиды - Богини правосудия.
        - Скоро сюда ворвутся ещё несколько полицейских. Я бы вам посоветовал спрятаться и не высовываться, пока всё не закончится. И предупредите всех, кого увидите…
        - Да что закончится-то, а? Что именно?
        Но Джентри уже повернулся к опешившему служащему спиной, оставив того в полной растерянности. Старший инспектор бросился вглубь вестибюля. Раздающие со стороны внутреннего дворика крики не утихали, к ним добавились какие-то пока неясные звуки. Джейсон подскочил к двери чёрного хода и с размаху ударил ногой на уровне дверного замка.
        Дверь не поддалась ни на дюйм. Заперто! Бросив на притихшего, словно мышь, за стойкой клерка кровоточащий взгляд (мог бы и предупредить, сукин сын!), Джентри отступил на шаг и вскинул револьвер. Ба-бах! Крупнокалиберная пуля продела в крепкой древесине из морённого дуба дыру размером со сковородку, с мясом вырвав замок. В закрытом помещении выстрел прозвучал оглушительным набатом. Наверняка служащие конторы ушам своим не поверили. Плевать! Скоро здесь может такое начаться, что одним выстрелом больше одним меньше…
        Джейсон, перехватывая револьвер в левую руку, выскочил наружу. Тут же схлопотал в лицо горсть брошенных поднявшимся ветром дождевых капель. На заднем дворике царил полнейший бедлам. Вокруг валялись куски разбитых оконных стекол, словно маленькие озерца отражая опрокинутое над ними неприветливое хмурое небо, обломки рам, наличника, куски штукатурки… Что за?..
        Не успев толком оглядеться, Джентри отбежал на середину двора, высоко задирая голову. Дьявол! Четвёртый этаж зловеще скалился тремя пустыми оконными проёмами. В одном из них суматошно мелькали какие-то силуэты. До инспектора доносились глухие удары, неясные восклицания. Вся эта катавасия напомнила ожесточённую борьбу. Трах!!! Ещё одно окно, вздувшись пузырём, взорвалось изнутри здания водопадом стеклянных брызг. Джентри вовремя отскочил в сторону, уворачиваясь от вылетевшей вслед за стеклом тяжёлой оконной рамы. Следом за искорёженной деревянной коробкой на выложенный плиткой дворик полетел… человек.
        У Джентри все внутренности скрутились узлом, когда без единого крика несчастный тяжело шлёпнулся прямо напротив распахнутой двери. Раздался звук, напоминающий удар китового хвоста по воде. По камню потекла алая кровь. Сыплющий дождь тут же раскрасил кровь в розовый цвет.
        Одного единственного взгляда, брошенного на разбившегося человека, хватило Джентри понять, что умер тот ещё да того, как раскроил голову о брусчатку. С такими переломами и свёрнутой на сто восемьдесят градусов шеей не живут. Кто бы это не проделал, он использовал бедолагу в качестве боксёрской груши, выбив им четыре окна, свернув под конец шею и вышвырнув с высоты тридцати пяти футов. Судя по синей, с серебряными пуговицами униформе, начищенных сапогах и дородной стати, на земле лежал местный сторож. Видимо ему не повезло во время утреннего обхода обнаружить постороннего на четвёртом этаже конторы.
        Посторонний. Ха! Вот что, точнее, кто заставил Попрыгунчика высунуть нос из норы. И, разумеется, безумный маньяк выступил в своём репертуаре. Он нисколько не боялся, что на шум прибегут полисмены. Впрочем, Джеку не было ведомо, что его обложили, как гончие загнанного волка, лучшие сыщики Империал-Ярда. Молясь всевышнему, чтобы никто из служащих не додумался геройствовать, Джентри вскинул револьвер, целясь в опустевшие оконные проёмы. Он медленно водил стволом справа налево и обратно, готовый в любую минуту открыть огонь. Моросящий дождь остужал разгорячённое лицо, но и снижал обзор. Однако Джентри не боялся промахнуться с такого расстояния. Он слыл недурственным стрелком.
        Вот! В третьем справа окне мелькнула и застыла чья-то высокая фигура. У Джейсона возникло противное чувство, что его пристально рассматривают как диковинную обезьяну в зоопарке. Будто это он дичь, а охотник притаился за стеной одной из комнат четвёртого этажа. Палец Джентри ласково коснулся спускового крючка. Он был уверен, что не промажет. Но где гарантии, что его мишень именно Попрыгун? Вдруг он держит на мушке какого-нибудь вусмерть перепуганного крючкотвора?
        В оконном проёме показались чьи-то руки. Пальцы в перчатках ухватились за сколотые кирпичи. Джентри фыркнул, смахивая сбегавшую с намокших волос дождевую струйку. Он приподнял оружие на пару дюймов. Дуло револьвера безликим чёрным зрачком угрюмо смотрело вверх.
        Вслед за руками на подоконнике оказался и сам виновник торжества. Ноги в чёрных сапогах ступили на широкий, опоясывающий здание по периметру карниз. Чёрный, напоминающий кожистые крылья летучей мыши плащ, шляпа-цилиндр, смазанные из-за расстояния и моросящего дождя черты лица. Но Джейсону не нужно было подходить вплотную, чтобы понять, кто вылез из развороченного окна. Джентри знал это ещё до того, как увидел его. Джек-Попрыгунчик собственной персоной. Палец Джейсона надавил на спусковой крючок.
        «Кардинал» рявкнул, выплёвывая пулю. Едва уловимым для глаз движением Попрыгунчик отдёрнул голову и во все стороны полетели раздробленные куски кирпича. Джентри, чертыхаясь, выстрелил ещё раз и ещё. Бах! Бах! И оба раза промазал, точно зелёный студент, впервые в жизни взявшийся за пистолет. Немыслимо! Джек, стоя на карнизе, с невероятной скоростью укорачивался от пуль, как от брошенных детской рукой мячиков. Издав душераздирающий безумный хохот, Джек оттолкнулся от изрешечённой стены и… Прыгнул вниз!
        Джентри глазам своим не верил. К слову, до сего момента он ни разу не видел вблизи маньяка, которого безуспешно разыскивал более двух лет. И все чудеса, приписываемые Попрыгунчику, инспектор вычитывал из донесений и между строк в газетных статьях. А теперь, пожалуйста, он на представлении в первом ряду! Спешите видеть. Вот только брать автограф на память у этого сумасшедшего фигляра Джентри не собирался.
        Джек приземлился в двадцати шагах от попятившегося полицейского. Мягко присел, разведя руки, и тут же выпрямился во весь свой нешуточный рост. Ошарашенный Джейсон прикинул, что долговязый, в кожаном, до пят пальто преступник добрых семи футов ростом и нависает над ним как один из строящихся на Лонг-стрит десятиэтажных высотных домов. Едва ли не впервые в жизни инспектору захотелось оглянуться, дабы убедиться в надёжности тылов. Но способные прийти на помощь агенты находились за десятифутовой стеной. А Флеминг, как хороший агент, будет ждать положенного по плану времени. Нет, здесь, на заднем дворе, позади огромной кирпичной коробки четырёхэтажного здания они были совершенно одни. И в ближайшие несколько минут на помощь Джентри не придёт никто. Его люди следуют плану. Он сам отдал такой приказ.
        - Стой, подними руки так, чтобы я их видел! - в неудобном костюме, жмущих пальцы туфлях, промокший и злой Джентри постарался, чтобы его голос звучал твёрдо и властно. Чёрта с два он испугался! ОН контролирует ситуацию, а не этот маньяк. - Я сказал, руки вверх! Считаю до трёх или я буду вынужден стрелять на поражение!
        По-хорошему, Джейсона так и подмывал всадить в Попрыгунчика оставшиеся четыре пули. Практически в упор. И будь Джек хоть трижды быстрее ветра, ему не уклониться. Размазать его к такой-то матери по замощённому каменной плиткой двору. Видит бог, Джек сто раз заслужил высшую меру… Но Джентри что-то останавливало. Да, он был полицейским и всегда соблюдал закон. Это была одна из причин его неподкупности. Он полицейский, а не сутяга. Но не стремление следовать букве закона останавливало Джейсона. И конечно, не жалость! Нечто иное. Этого ублюдка будет судить верховный суд. А Джентри приложит все усилия, чтобы приговор суда был наитягчайшим. А выстрелить… Выстрелить он всегда успеет.
        - Инспектор Джентри…
        Вот теперь Джейсон уже ушам своим не верил! Но ему не послышалось. Вкрадчивым, но жёстким, шуршащим наждачной бумагой по железу голосом Попрыгунчик обращался к нему.
        - Инспектор… Наконец-то мы с вами встретились… Признаться, я долго ждал этого часа.
        Джек глумливо закудахтал, неспеша приближаясь к Джейсону. Он шёл вальяжной расслабленной походкой. Тяжёлые сапоги громко стучали подбитыми каблуками по плитке, Джек наклонил голову, сутулясь. Его руки, прячась в рукавах плаща, безвольно болтались вдоль тела.
        - Стоять и не двигаться, - Джентри прикусил нижнюю губу. - Повторяю в последний раз…
        - Иначе что? Убьёте меня? - маньяк хихикнул, словно заправский идиот. Он ещё ниже опустил голову, с полей высокого цилиндра стекала вода. - Инспектор, что же вы будете без меня делать? Я обеспечил вас хорошим развлечением, превратил вашу жизнь в нечто стоящее. Дал вам цель, стремление! А вы грозите мне своей игрушкой?
        - Считаю до трёх, мразь, - Джейсон для пущей убедительности сделал шаг вперёд, сокращая расстояние к шагающему навстречу преступнику. Будь он проклят, если покажет Прыгуну, что испугался его.
        - Я рад нашему знакомству, инспектор, - Джек, не замечая нацеленного на него ствола, протянул Джейсону длинную, как у орангутанга, руку. - Я так наслышан о вас…
        Когда между ними осталось не более двух ярдов, Джек выпрямился и поднял голову. На Джейсона уставились выпуклые, круглые как у совы, глаза с багровыми прожилками и вертикальными зрачками. Худощавое лицо с запавшими щеками, острый крючковатый нос, курчавые бакенбарды, низкий скошенный лоб, мясистые, неприятные на вид губы, растягивающиеся в жуткой гримасе, обнажая неровные желтоватые зубы. Руки Джейсона, сжимающие рукоять «Кардинала», дрогнули и опустились. Он как прикованный не мог оторвать потрясённого взгляда от этих насмешливых, страшных, искрящихся безумием нечеловеческих глаз.
        Джентри едва не прозевал молниеносный удар раскрытой ладони. Учитывая, что лапа Попрыгунчика габаритами не уступала лопате, инспектор вполне мог оказаться в нокауте. Джентри отшатнулся, поскользнулся на мокром камне и, падая, начал стрелять. «Кардинал» ожил, послушно взрёвывая. Джек совершил невероятный кульбит, уходя с линии поражения. Прыгнул гигантским зайцем в сторону, одним махом покрыв не мене восьми футов, пригнулся, затравленным зверем глядя на палящего с локтя полицейского, и, оттолкнувшись от земли кончиками одетых в перчатки пальцев, взмыл ввысь.
        Джейсон вскочил на ноги одновременно с Джеком, оказавшимся на окружавшей задний дворик десятифутовой стене из красного кирпича. Со стороны улицы тут же раздались крики и ругань. Занявшие позиции за стеной полицейские вразнобой орали Попрыгунчику немедленно сдаться.
        - Джентри! - Джейсон обернулся. Увидел через распахнутую дверь чёрного хода, что к нему со всех ног бежит Флеминг, по-женски подоткнув длиннополую рясу. На пятки ругающемуся на чём свет стоит Моргану наступали давешние грузчики. Вот только в руках у них теперь были не ящики, а короткоствольные винтовки Вестерна.
        Уверенно стоящий на гребне узкой стены Джек снисходительно посмотрел сверху вниз на торопливо перезаряжающего револьвер Джейсона. Инспектор старался избегать взгляда его выпученных глаз. Джейсона всего колотило. Нет, это невозможно, дьявол его раздери. Никто, ни одно существо в мире не смогло бы восемь раз подряд уйти от выпущенной им из «Кардинала» пули. И эти глаза… У человека не может быть ТАКИХ глаз.
        - Стреляйте, стреляйте же, чёртовы идиоты, - хрипло прокаркал Джентри, взводя курок.
        Двор вновь наполнился канонадой. Подоспевшие с Флемингом агенты открыли шквальный огонь из винтовок. Джек, не желая более рисковать, издевательски махнул Джентри на прощание шляпой и вприпрыжку помчался по стене. С обратной стороны на него обрушился ещё один свинцовый дождь. Джек добежал до изгиба, где стена заворачивала обратно к зданию, и кузнечиком сиганул вниз. Его встретил возбуждённый рёв полицейских и панические вопли случайных прохожих. А над всей этой многоголосицей стоял издевательский утробный хохот веселящегося Попрыгунчика.
        С таким тщанием выстроенная операция обернулась полным бардаком и стала совершенно неуправляемой. Джентри готов был выть в голос от бессилия. Ну уж нет, игра ещё не окончена. Инспектор засунул револьвер за пояс и, даже не оглянувшись на подбежавшего Флеминга, рванул к стене.
        - Старший инспектор Джентри… - попробовал было воззвать к голосу разума начальника Морган, но было уже поздно. Джейсон со всех ног подбежал к стене и, не сбавляя ходу, совершил достойный пантеры прыжок, ухватившись за краешек стены самыми кончиками пальцев.
        - Переходим к плану «Б», - Флеминг в критических ситуациях умел соображать не хуже Джентри. Вооружённые винтовками агенты молча кинулись обратно в вестибюль. Морган последовал за ними. Среди всего прочего он хотел как можно скорее избавиться от этой дурацкой рясы.
        Джейсон, скрипя зубами, карабкался как кот, вонзая носки чёртовых туфель в выщерблины между кирпичной кладкой. Подтянувшись, он перекинул ноги через стену, одну, другую и не думая о последствиях, спрыгнул с высоты десяти футов. На его счастье, под ногами оказалась мягкая и вязкая после дождя земля. Но всё равно ступни обожгло ядрёной крапивой. Упав, Джейсон несколько раз перекатился, гася инерцию и дивясь, что ничего себе не сломал, подорвался и стремглав кинулся вдогонку за уходившим вдаль по улице Попрыгунчиком.
        Джека уже преследовало с полдюжины вооружённых переодетых агентов. Вся погоня выбралась на улицу Святой Марты. Джек резво, словно рысак, нёсся по проезжей части, вызывая удивленные и недоумевающие возгласы запрудивших проснувшуюся улицу прохожих.
        - С дороги! С дороги, полиция! - размахивая оружием, агенты пробивали себе путь через толпу. Мелькали локти, стучали каблуки, в стылом воздухе витали крики и проклятия. Дождик опять прекратился (надолго ли?), но прохожие не торопились убирать зонты, из-за чего ещё больше осложняли полисменам преследование.
        Там, где агенты вынуждены были проталкиваться и с руганью торить себе путь, Джек просто напросто взмывал в воздух и перепрыгивал изумлённо охающих горожан. И ещё это хитрец выбрал себе наиболее удобный путь. Он бежал по проезжей части, мастерски лавируя между дилижансами и паромобилями. Улица Святой Марты всегда, в любое время и погоду была оживлена и запружена транспортом. Попрыгунчик бежал наперегонки с повозками, каретами и машинами, видимо, наслаждаясь царящим вокруг хаосом. Ржали лошади, истошно гудели клаксоны, шипели предохранительные клапаны, сбрасывая излишки пара. Уже два или три раза только чудом не произошли аварии.
        Джейсон быстро нагонял своих подчинённых. До прохожих, наконец, дошло, что происходит нечто из рода вон выходящее, и никто не горел желанием попасть под горячую руку разъярённых людей с ружьями и револьверами. Но гвалт поднялся, хоть святых выноси! Кто голосил, требуя вызвать полицию и пожарных, кто посылал все кары небесные на головы этих «чёртовых сумасшедших». Дамы в нарядных платьях и кокетливых дождевиках визжали, джентльмены в шляпах и котелках возмущённо роптали, несколько бездомных собак с радостным лаем присоединились к погоне. На землю полетели выбитые из рук неосторожных прохожих зонтики и сумки…
        Представив, как всё ЭТО выглядит со стороны, Джейсон чуть не споткнулся. В ушах стучало, кровь раскалённой лавой прилила к лицу, в груди хрипело. Он выжимал из себя все силы. Если он не приволочет к комиссару закованного в наручники маньяка, за устроенный среди бела дня цирковой балаган ему так влетит, что мало не покажется. И поэтому Джейсон наподдал ещё. И ещё чуть-чуть. Он уже обогнал всех, находящихся в гораздо худшей форме, чем он, коллег, но… Джек уходил. У задыхающегося Джентри сложилось впечатление, что Прыгун опять-таки играет с ними. Захоти, он бы уже смылся. Ну что стоило ему запрыгнуть на крышу одного из высящихся по обеим сторонам дороги домов и затеряться?
        - С-сука, - зло посипел Джентри, чувствуя, что несколько секунд назад проснувшееся в боку шило с каждым шагом колет всё больнее и больнее.
        Камни мостовой под ногами были предательски скользкими. Джентри казался себе неуклюжей коровой на льду. Он бежал, стараясь держать заданный Попрыгунчиком темп. Рукоятка револьвера больно давила в живот, хрипы в груди стали напоминать шипение проколотой паромобильной шины. Джек нёсся на всех котлах по направлению движения уличного транспорта. Придерживая одной рукой цилиндр, чтобы не слетел, высоченный преступник то и дело оглядывался. Задыхающемуся Джейсону казалось, что даже с расстояния в пятьдесят ярдов он различает издевательскую, раздирающую рот от уха до уха ухмылку Попрыгунчика.
        Все запрудившие тротуар горожане суматошно расступались, освобождая бегущему инспектору путь. Он миновал расположенную на перекрёстке заправочную водяную колонку для паровых машин, перебежал через дорогу, шуганул стаю пасущихся возле хлебной лавки откормленных голубей. Джек маячил впереди, не сбавляя хода. Он продолжал мчаться по улице Святой Марты, не сворачивая ни в один из периодически ответвляющихся в обе стороны проулков.
        Да что же он творит такое, злобно думал Джейсон, смаргивая с ресниц бисеринки пота. Решил загнать его до смерти? Надо отдать маньяку должное, у него неплохо получается. Джентри чувствовал, что ещё несколько минут такой гонки, и он замертво рухнет на вмурованные в землю булыжники. Внезапно сквозь шум в ушах полицейский услышал за спиной влажное пыхтение и стрекот механизма, приводящего в движение колёса. Джейсон резко свернул с тротуара к проезжей части. Выбрасывая струю чадящего сизого дыма, по дороге со скоростью двадцать миль в час ехал паровой омнибус. В отличие от конного, у этого вход был с боку, а сзади располагался паровой котёл.
        Джентри не колебался ни секунды. Он рванул наперерез машине, в отчаянном прыжке заскочил на боковую подножку и каким-то невероятным образом успел, балансируя на одной ноге, схватиться за металлическую стойку. Внутри крытого одноярусного салона на жёстких лавках сидело с полдюжины человек. Пассажиры омнибуса все как один, разинув рты, уставились на нежданного гостя. Вцепившийся в рулевое колесо водитель повернул к Джейсону отчасти скрытое защитными очками небритое лицо.
        - Гони вон за тем циркачом! - гаркнул Джентри, указывая свободной рукой в сторону Попрыгунчика. Джейсон крепко держался за стойку, переводя дыхание. Теперь не уйдёшь, сукин сын. Спина улепётывающего маньяка стремительно приближалась. В этот миг инспектор был готов расцеловать умельца, придумавшего такое чудо техники, как паровой омнибус.
        - А ну немедленно слазь! - водитель дёрнул за шнур, вручную сбрасывая давление пара. Раздался оглушительный свист. Запряжённая в одноосную лёгкую повозку лошадь, поравнявшаяся с омнибусом на встречной полосе, с громким ржанием чуть не встала на дыбы. До инспектора донеслась матросская ругань и щёлканье бича возницы, пытающегося удержать повозку на дороге. Омнибус же, как ни в чём не бывало, продолжал лететь вперёд.
        - Или плати за билет или уматывай к чёртовой матери! - голос водителя не предвещал ничего хорошего.
        Джентри, мерзко улыбнувшись, достал из внутреннего кармана пиджака бронзовый жетон Империал-Ярда и помахал им над головой. Увидев в зеркале заднего обзора массивную бляху с бесстрастным лицом древней богини, водила резко потянул за рычаг заслонки, отсекая подачу пара в цилиндры. Омнибус с шипением начал останавливаться. Пассажиры сидели в гробовом молчании, решительно отказываясь понимать, что происходит. Хорошо, хоть без паники и криков. За это Джентри был им искренне благодарен.
        - Да нет же, тупой идиот, я сказал - вперёд! - не сдержавшись, заорал Джентри. - Вперёд вон за тем высоким типом в плаще!
        Бормоча что-то под нос, водитель потянул за другой рычаг и, дёрнувшись, машина вновь увеличила скорость. Джентри злодейски посмотрел на воюющего с управлением омнибуса человека:
        - Если мы не нагоним его, то я тебе такой штраф выпишу за превышение скорости в пределах городской черты, что ты у меня за руль в жизни больше не сядешь. А за нарушение инструкции пользования свистком ты прав лишишься на столько, что гарантировано успеешь увидеть своих внуков взрослыми.
        Водитель опасливо втянул голову в плечи и потуже нахлобучил на лоб кожаную кепку с кокардой городского транспортного управления. Паровая машина помчалась по дороге прямо как выпущенная из лука стрела. Джейсон с наслаждением подставлял прохладному ветру разгорячённое долгим бегом лицо. Расстояние между Прыгуном и омнибусом стремительно сокращалось. Какими-бы там специальными примочками не пользовался Джек, тягаться в скорости с паровой машиной он был явно не в состоянии. Кстати, а за счёт чего же он сам так быстро бегает и как ухитряется прыгать на зависть кузнечикам? В кои-то веки Джентри задумался о технической стороне вопроса. Что у него - пружины в ботинках спрятаны что ли?
        Подпрыгивающий на выбоинах омнибус уже фактически наезжал Попрыгунчику на пятки. Почуяв неладное, убегающий преступник оглянулся, и Джейсон приветливо показал ему свой жетон. Заросшее нечёсаными бакенбардами узкое хищное лицо Джека исказила гримаса ненависти. Ого, а это уже что-то новенькое, мрачно подумал Джейсон. До последнего момента Джек только и делал, что лыбился, а теперь гляньте-ка на него - посмурнел, дружище.
        Джек резко взял вправо и выскочил на тротуар. Сбив в прыжке двух случайно подвернувшихся прохожих, маньяк глумливо захохотал. Схватив одного из упавших людей - одетого в короткое пальто молодого парнишку в очках, судя по всему, спешащего на занятия студента, - Джек крикнул:
        - Инспектор, у меня для тебя подарочек!
        Ещё раньше, чем последние слова маньяка растаяли в сыром осеннем воздухе, Джентри спрыгнул с подножки не сбавляющего скорости омнибуса и, едва не кувыркнувшись через голову, успел поймать брошенного точно спортивный снаряд вопящего студентика. Они оба упали навзничь. Лишь благодаря Джентри парнишка не улетел под колёса торопливо удаляющейся паровой машины.
        - Живой? - Джейсон вскочил на ноги и потянул студента за рукав пальто. Тот, бледный, как не первой свежести покойник, молча кивнул, не в силах выдавить ни слова. Не задерживаясь более, инспектор развернулся к внимательно наблюдающему за ним Джеку. Револьвер Джейсона целился прямо в лицо Прыгуна.
        - Хочешь проверить, промахнусь ли я на этот раз?
        - А вы упёртый, мистер Джентри, - выпуклые глазищи преступника одновременно мигнули как у гигантской совы. - Вы мне нравитесь. С вами намного интересней…
        Вокруг инспектора и Джека образовалось пустое пространство. Порядочные граждане, явившиеся невольными свидетелями окончания погони боязливо разбегались кто куда.
        - Кто ты? Кто ты такой, чёрт тебя дери? - тихий голос Джентри едва не звенел от сковавшего его напряжения. «Кардинал» был готов выстрелить в любую секунду. Ладони инспектора на отделанной деревом рукоятке револьвера противно вспотели.
        Попрыгунчик, идиотски посмеиваясь, пятился к огромной застеклённой витрине магазина готовой одежды, предлагающим огромный выбор платья состоятельным людям. Джек исподлобья косился на угрожающий ствол револьвера. Чёрный цилиндр его был надвинут по самые кустистые брови, ноздри крючковатого носа лихорадочно раздувались.
        - Вы знаете, как меня зовут, - Джек довольно осклабился, обнажая крупные, как у лошади, желтоватые зубы. - Вы же сами дали мне имя, старший инспектор!
        - Что ты? - Джентри не горел желанием вступать в бессмысленный спор с этим исчадием зла. - Что тебе нужно?
        Попрыгунчик выглядел удивлённым.
        - В чём дело, мистер Джентри? К чему все эти вопросы? Арестуйте меня, устройте допрос с пристрастием и выбейте из меня все интересующие вас показания! Ну же… Что вас останавливает?
        - Ложись ничком, сложив руки за спиной, - процедил Джейсон, чувствуя себя жалким дилетантом, которого снисходительно поучает седой ветеран.
        - О, эти ваши полицейские замашки… Они мне знакомы не понаслышке, инспектор.
        Хриплый, дерущий слух своей неестественностью голос Джека зазвучал вкрадчиво, маслянисто, словно у хитрого торговца, предлагающего заведомого никудышный товар. На лице Джейсона ничего не отразилось. Ему был прекрасно знаком подобный ход, когда прижатый к стенке преступник намекает на то, что знает достаточно много, чтобы рассчитывать на определённые поблажки.
        - Я сказал - лечь на землю, - Джентри, не моргнув и глазом, нажал на курок. Бум! Пуля с воем ушла в небо, едва не задев высокую тулью шляпы Попрыгунчика. Громкий выстрел разогнал последних, самых бесстрашных зевак, глазеющих на бесплатное представление с безопасного расстояния. - Следующую пулю получишь в лоб. Хочешь рискнуть и узнать, кто быстрее?
        - У вас ущербное чувство юмора, инспектор, - хихикнул Джек.
        - Зато твоего хватает на десяток психов.
        - Кстати о психах, инспектор… На что вы рассчитываете, поймав меня? Ну, получите медаль, почётную грамоту, благодарность Департамента… Возможно, мэр лично пожмёт вам руку, а то и удостоитесь приёма у Министра… Но что будет со мной? Вы не задумывались о моей дальнейшей судьбе? И как это отразится на вашей?
        Джек поднял вверх растопыренные длинные пальцы.
        - Видите? Я безоружен. Арестуйте меня, я сдаюсь. Но что из этого выйдет? Вникаете? Вам - благодарности, а мне - уютная, оббитая мягким войлоком палата для особо опасных больных в сумасшедшем доме!
        Джентри насторожился.
        - Что за чушь ты несёшь?
        - А вы и вправду подумали, что такого исключительного преступника, как я, будут судить обычными критериями? Я же полный, законченный псих! Инспектор, да вы же сами это признали несколько минут назад. Любой врач скажет, что меня лечить надо, а не сажать в тюрягу! Да здравствует наша замечательная правоохранительная система! У меня тоже есть права, инспектор. Видимо, вы забыли о такой малости… Ну так что, будете меня арестовывать? Или же предпочтёте убить безоружного, сдающегося на милость полиции преступника прямо на улице, на глазах у свидетелей?
        Джентри был готов съесть собственные подштанники. А ведь прав, на сто процентов прав этот хитрый изворотливый подлый ублюдок. Если на суде будет присутствовать тот же широко известный в определённых кругах доктор Аткинс, то считай, что тёплое местечко в застенках лечебницы Мерсифэйт Попрыгунчику обеспеченно. Ради такого пациента ушлый психиатр договорится с любым судьёй, и не важно, сколько преступлений будет доказано за Джеком. У Аткинса имелись нужные друзья в верхах и необходимые для менее сговорчивых рычаги. Джейсон судорожно сглотнул. Откровенно говоря - дело дрянь. И почему он не пристрелил его тогда, на заднем дворе Угольной конторы? Да потому что не смог! Потому что маньяк уделал его по всем статьям! Инспектору захотелось удариться головой о стену.
        Стук колёс по камням мостовой, конское ржание и щёлканье бича, вспарывающего стылый воздух, вклинились в невесёлые думы Джентри. Запряжённая четвёркой красавцев-рысаков карета, как выпущенное из пушки ядро, мчалась по дороге, направляясь к заставшим друг напротив друга противникам. На козлах, рядом с кучером, сидел избавившийся от рясы Морган Флеминг с пистолетом наизготовку. В просторном салоне кареты находилось ещё шестеро вооружённых ружьями агентов. Кучер с силой натянул поводья, останавливая разгорячённых лошадей. Экипаж остановился за спиной стоявшего на обочине Джейсона.
        Морган спрыгнул на землю и встал рядом с начальником. Из распахнувшихся дверей кареты высыпались как горох из стручка полицейские. Их вид не предвещал Джеку ничего хорошего.
        - Долго вы добирались, - с укором сказал Джентри, не сводя с ухмыляющегося маньяка нацеленного револьвера.
        - Заторы на дорогах, - Флеминг машинально поправил очки, снимая с предохранителя свой пистолет - новейший магазинный «Херцог» с обоймой на двенадцать патронов. По его сигналу шестёрка агентов заученно рассредоточилась на позициях, беря Джека в кольцо. - Вы здорово опередили нас. Ты на крыльях летел, что ли?
        Джейсон кивнул, продолжая внимательно следить за Джеком. Прыгун успел поднять высокий воротник плаща, до половины скрывший хищное лицо и ещё ниже надвинуть цилиндр. Он словно ушёл в тень, из которой лишь сверкали совершенно дикие, на выкате, глаза. Которые, к слову, как бы уменьшились в размерах… Джейсону показалось, что он спит и видит дурной сон. Как Джеку удаются все эти фокусы?! Видя такое, поневоле поверишь во всякую чертовщину…
        - Заболтался я с вами, ребята, - сказал Попрыгунчик, напрочь забыв о своих последних словах с предложениями о капитуляции. - Ещё увидимся, инспектор!
        Без разбега и каких-либо дополнительных движений Джек свечой взмыл в воздух.
        - Огонь! - заорал Джентри, первым нажимая на спусковой крючок.
        Остальные опоздали на самую малость. К грохоту «Кардинала» присоединились визгливые нотки стреляющих винтовок и басовитый кашель «Херцога». Джек сделал в воздухе умопомрачительный пируэт, в гигантском прыжке перемахнул через полицейский экипаж и приземлился на другой стороне улицы. Ни одна из впопыхах выпущенных пуль не задела его. Затравленно заозиравшись, Джек вломился в первое оказавшееся на его пути здание, выбив входную дверь. За скрывшимся в чреве раскинувшегося на углу дома маньяком взметнулись полы чёрного плаща.
        - Не стрелять! - Джейсон на ходу отдавал приказы. У него уже не было ни сил, ни времени на удивление. - Морган, перекроешь чёрный ход, возьми четверых. Остальные за мной.
        Джентри перебежал через дорогу и подошёл к облюбованному Прыгуном зданию. Одноэтажное приземистое строение, с неказистым фасадом и без особых изысков. Видимо какой-то склад. Инспектор наступил на лежащую на земле толстую дверь, расколотую в нескольких местах, и вошёл внутрь. Полицейские с ружьями не отставали от него ни на шаг.
        Внутри было темно, пыльно и холодно. Джентри втянул какой-то острый пряный запах. Просторное внутреннее помещение было почти до самого потолка заставлено грубо сколоченными поддонами с непонятно чем набитыми мешками. Зарешечённые окна были замазаны серой краской. Джейсон прищурился, пытаясь в царивших здесь сумерках разглядеть хоть что-нибудь. Один из полицейских зажёг предусмотрительно захваченный керосиновый фонарь. Жёлтое уверенное пламя торжествующе разогнало тьму, в углах огромной комнаты тут же зашевелились тени.
        - Кажется, здесь никого нет, - сказал второй агент, водя винтовкой «вестерна» из стороны в сторону. - ОН как сквозь землю провалился, ублюдок чёртов!
        - Нужно найти чёрный ход, я голову даю на отсечение, что он попытается прорваться наружу, - Джейсон осторожно двигался вперёд. - За этим залом должен быть ещё комнаты…
        Они прошли по центральному проходу между рядами поддонов, посекундно оглядываясь и вскидывая оружие. Никто не хотел, чтобы Джек свалился на голову как нежданно-негаданный снег в мае. Джентри прислушивался к каждому шороху. Но, окромя с писком разбегающихся мышей, здесь никого не было. Наконец они упёрлись в спрятанную в глубине помещения дверь. Дверь была чуть приоткрыта. Выломанный замок валялся тут же на полу. Джентри опустил взгляд. Пол был истоптан так, словно здесь резвилась целая банда отплясывающих канкан подвыпивших матросов. В пыли, среди отпечатков множества следов их собственные ничем не выделялись. Чёрт! Здесь часто бывают гости…
        Толкнув дверь рукой, инспектор отступил на шаг назад. Винтовки послушно выглядывали из-за его плеч. Дверь со скрипом отворилась. На пороге мелькнули чьи-то силуэты, послышался едва слышимый шёпот, замелькал приглушенный свет фонаря. У Джейсона едва не опустились руки, когда он понял, кто скрывается за дверью.
        - Морган, это мы, - в голосе Джентри отчётливо звучало неверие. Куда, дьявол его забери, девался Попрыгунчик? Не мог же он в воздухе раствориться?!.
        - Джейсон? Джейсон, не вздумайте пальнуть! Это мы!..
        В загромождённый издающими пряный аромат мешками зал торопливо вошли возглавляемые близоруко щурящимся Морганом полицейские. Некоторое время все в глубочайшем изумлении пялились друг на друга. Джейсон с трудом находил слова. Он хрипло сказал:
        - Полагаю, у чёрного хода вы его не обнаружили…
        - Сэр, дверь была заперта изнутри, - сказал один из агентов, Моррис. От него всё ещё за милю разило обильно пролитым на затасканную одежду дешёвым виски. - Нам пришлось её взламывать.
        - Мы думали, что он до сих пор в главном зале, пока не увидели эту дверь, - Флеминг виновато развёл руками. - Джейсон, что происходит? Ты можешь мне объяснить, ради всего святого? Кого мы ловим, Виктора Стокера? Не мог же этот тип…
        - Раствориться в воздухе… - Джейсон засунул револьвер за пояс. Его всего трясло. И отнюдь не от холода. Перед внутренним взором до сих пор стояли выпуклые, усеянные багровыми прожилками глаза Джека. Неестественно огромные, полные нечеловеческого безумия, с необычными вертикальными зрачками. Нечеловеческие глаза.
        - Вызови группу Фрезера. Пусть здесь обнюхают каждый вонючий закуток, осмотрят каждый квадратный дюйм, просеют через решето каждую крупинку этой чёртовой пыли, но скажут мне, как он смог уйти от нас?!!
        Глава 2
        Под пристальным изучающим взглядом холодных голубых глаз Катрин Гиллрой Элен чувствовала себя совсем маленькой нашкодившей девочкой. Она живо вспомнила себя в детском возрасте, когда за бесконечные проказы то и дело попадала на ковёр к тогда ещё живой бабушке. Снова это чувство полной беспомощности, стыда, смущения и желания с головой спрятаться в какую-нибудь глубокую норку. Но если после череды выговоров и наставлений тон бабушки менялся, превращаясь из нарочито строгого в ласковый и насмешливый, то высокий, избавленный от эмоций голос миссис Гиллрой оставался студёным как зимняя стужа.
        И глаза Катрин Гиллрой, так похожие на два ледяных кристальных кусочка, не спешили оттаивать. Миссис Гиллрой была высокой худощавой женщиной, с тонкими холёными пальцами, идеально уложенной высокой причёской и породистым высокомерным лицом. Холодные голубые глаза, тонкий нос, бледные поджатые губы. Ни капли тепла, ни грамма сострадания во взгляде. Дорогое, изысканного покроя роскошное платье, золотые, украшенные сапфирами серьги, жемчужное колье, охватывающее высокую лебединую шею. Катрин походила на одну из придворных дам с когда-то виденной Элен в музее Средневекового искусства картины Моруа «Королева Беатрикс со свитой». Впрочем, с подобной осанкой и манерой держаться миссис Гиллрой с успехом подошла бы и на роль королевы. Элен совсем некстати подумала, что её голубоглазая хозяйка вполне смогла бы играть Беатрикс в новой постановке Вертонского Большого Театра.
        - Милочка, вы меня слушаете? У меня сложилось впечатление, что вы игнорируете сказанные мною слова. Перестаньте витать в облаках. Не думала, что вы настолько легкомысленны, - Катрин холодно взглянула на Элен снизу вверх.
        Девушка, вытянувшаяся в струнку перед сидевшей в кресле с высокой прямой спинкой миссис Гиллрой, покраснела. Она едва не опустила голову, судорожно вцепившись в сумочку обеими руками. Но что-то ей подсказало, что отведи она взор от пристальных, обжигающих холодом глаз этой женщины и всё закончится в ту же минуту. Она проиграет и получит отворот поворот. Нужно быть твёрже, сильнее. Такой же твёрдой и неуступчивой, как застывший в голубых глазах Катрин Гиллрой лёд.
        - Прошу меня извинить, мадам, но я невольно отвлеклась. У вас очень красивый дом, и я имела неосторожность засмотреться. Я вас очень внимательно слушаю.
        Несколько томительных секунд Катрин, не моргая, смотрела на Элен. Девушка стоически не отводила своих больших карих глаз. Она старалась выглядеть такой же невозмутимой, хотя внутри вся сжалась, словно в ожидании удара. Наконец бледные губы Катрин тронула тень лёгкой улыбки. Скорее даже намёка на улыбку. Элен сильно сомневалась, может ли эта женщина вообще улыбаться.
        - Да, у нас красивый дом, милочка. Этот особняк - фамильное наследство моего мужа. Дом достался отцу Джеймса более сорока лет назад. И с тех пор он служит надёжным убежищем нашей семье. А как живёте вы, мисс Харт? У вас большой дом?
        Элен опешила. Она совсем не ожидала подобного поворота разговора. Обычно у нанимающихся в услужение девушек хозяева не интересуются их жилищными условиями. Странно.
        - Простите, миссис Гиллрой, - девушка медлила, подбирая слова. - Я из обычной рабочей семьи, и наш дом ну никак не может сравниться с вашим. Мы отнюдь не богаты…
        - Ещё бы, милочка, иначе ты бы не стояла сейчас передо мной в моём доме, - Катрин изогнула тонкую выщипленную бровь. Элен, глядя на неё, подумала, что вся эта высокомерная холёная женщина какая-то… тонкая. Тонкая в кости, тонкая талия, тонкие губы, нос, брови. Поймав холодный взгляд льдисто-голубых глаз, девушка окончательно смутилась. - Мне хочется знать, как ты живёшь, дитя. Я должна знать о тебе как можно больше. На определённое время ты станешь частью МОЕГО дома и будешь вынуждена следовать установленным в нём правилам. И мне необходимо знать твоё отношение к домашнему быту. А ничто не скажет о человеке больше, чем ЕГО дом. Но поскольку я лишена возможности лично увидеть твой дом, ты сама мне всё расскажешь. И учти, я сразу распознаю ложь.
        Элен с трудом проглотила вставший в горле противный комок. Внезапно она ощутила себя в этой шикарной, великолепно обставленной дорогой мебелью, освещённой электрическими лампами гостиной, согреваемой огромным пышущим камином, невзрачной серой мышкой. Она, вполне заурядная девушка из обычной семьи, каких тысячи, в простенькой одежде, стояла на толстенном ворсистом ковре под неумолимым взором властной хозяйки этого старинного особняка и краснела как вызванная к доске нерадивая школьница, не выучившая урок.
        - Ну… Мы живём в Фабричном районе, на улице Шестерёнок. Почти в самом конце… дальше начинается Портовый район. Когда ветер дует с запада, он приносит запахи Магны…
        - Полагаю, не самые приятные.
        - Когда как, миссис Гиллрой. Всё зависит от времени года. В разгар сезона рыбной ловли с Пирсов несёт, конечно, не очень…
        - Портовый район… Пирсы. Получается, ты живёшь на западной окраине города.
        - Да, мэм. Нам повезло, что основное скопление фабрик и заводов находится в стороне от нашей улицы. Иначе бы было невозможно спать от постоянного гула и грохота всех этих машин. А так до нас доносятся лишь отдалённые звуки. Поверьте, они работают и днём, и ночью, безостановочно! И люди так же вынуждены работать наравне с механизмами в три смены…
        - Ты описываешь довольно-таки неблагоприятное место для обитания. Я бы не хотела жить в твоём районе. От постоянного шума у меня сразу бы разыгралась мигрень.
        Элен позволила себе пожать плечами:
        - Мы привыкли, миссис Гиллрой. Когда рождаешься и живёшь среди этого нескончаемого грохота, поневоле привыкаешь и перестаёшь обращать на него внимание. Единственное, к чему нельзя привыкнуть, это к выхлопам, к дыму из фабричных труб. В ветреную погоду дым сносит к Магне и дальше к морю. Но когда стоит штиль, весь этот смог раскидывается над районом подобно удушающему одеялу. И тогда запахи, прилетающие с реки, начинают казаться ароматами дорогих духов!
        Катрин взяла с низенького столика, вырезанного из редчайшего чёрного дуба, спицы, пряжу и, не спуская с девушки внимательного взора, принялась за работу. Спицы ожившими молниями замелькали в её тонких пальцах с идеально наманикюренными розовыми ногтями. Элен решила, что при удачном раскладе у миссис Гиллрой должно получиться что-то вроде шарфа. И судя по ожесточённому стуку без устали порхающих спиц, сноровки хозяйке дома было не занимать.
        Элен перехватила сумочку двумя руками и несмело продолжила:
        - Наш дом почти ничем не отличается от остальных на улице Шестерёнок. Один этаж, сложен из кирпича. Крышу папа уже несколько раз чинил. На самом верху флюгер в виде вставшего на дыбы единорога. В нашем районе почти каждый дом украшен флюгерами… И если специально обратить внимание, то видно, что все дома утыканы молниеотводами, как ежик иголками. Наш дом не большой, но у меня есть своя комната. Дом у нас ухоженный и чистый. Мама всегда следит за порядком. Раньше с нами жила бабушка, но она умерла три года назад. И теперь в её комнате мама устроила мастерскую по шитью. Она замечательно умеет чинить одежду, правда!
        - Должно быть, она работает в «Марго и Маргарита»? - саркастически усмехнулась Катрин, не прекращая стучать спицами.
        Элен была готова сквозь землю провалиться, услышав название самой известного и дорогого ателье в городе.
        - Нет, мэм. Она шьёт на дому. С тех пор как маму уволили с завода, она занимается починкой одежды.
        - Уволили? Интересно, милочка, очень интересно… За что выгнали твою мать?
        Элен постаралась взять себя в руки и отвечать всё так же учтиво. Но в голосе её прорезались твёрдые стальные нотки. Она не позволит Катрин, не смотря на её деньги и положение в обществе, смеяться над нею и её семьёй. И опять, Элен показалось, что она снова выбрала исключительно правильное поведение при разговоре с этой женщиной.
        - Маму никто не выгонял. То есть её уволили, равно как и нескольких других рабочих. Но это было плановое сокращение, связанное с тем, что в производство ввели новую паровую машину. Этот монстр оказался способен заменить дюжину человек!
        - Скоро современные машины окончательно вытеснят труд человека, и надобность в рабочих руках отпадёт, - назидательно сказала Катрин.
        - Но что же тогда будет со всеми уволенными?.. На что будут жить все, потерявшие работу люди? - Элен поражённо смотрела на Катрин, спокойно рассуждающую о том, что машины заменят людей. - Начнётся безработица, голод!
        - Люди живучие твари, а бедняки в особенности. Не волнуйся, дитя, на наш с тобой век ещё хватит всех этих замызганных трудяг, вкалывающих по три смены. Я говорю о будущем. Впрочем, государство способно позаботится о своих гражданах. Ты как считаешь?
        Поражённая способностью Катрин с абсолютной невозмутимостью менять темы разговора, перескакивая с одной на другую, Элен растерялась.
        - Я… Я не сильна в политике, мэм.
        - Не бери в голову, милочка. А чем занимается твой отец?
        - Он один из тех замызганных трудяг, кто вынужден каждый день вставать в шесть утра и идти на работу на одну из фабрик, чтобы прокормить семью, - глухо сказала девушка. Она уже начала жалеть, что попалась на это объявление в газете. В конце концов, можно было поискать и другие вакансии, благо потребность состоятельных господ в прислуге, няньках и сиделках никогда не уменьшалась.
        - Что ж, в принципе, мне всё стало более-менее понятно, - Катрин со вздохом отложила вязание и взяла с того же столика небольшой серебряный колокольчик на короткой, искрящейся в желтоватом свете электрической люстры цепочке. - Присаживайся, дитя, в ногах правды нет. У нас ещё будет время потрещать, как старым добрым подругам.
        - Это значит, что я принята, миссис Гиллрой? - опустившись на самый краешек второго кресла, спросила Элен. Девушка уже и не знала, радоваться ей или огорчаться. С одной стороны, возможность заработать, безусловно, очень радовала, с другой придётся мириться с тяжёлым и стервозным характером хозяйки. И ещё неизвестно, что из себя представляет мистер Гиллрой. А вдруг он сноб под стать супруге? У Элен голова пошла кругом от разом выросших на пустом месте вопросов.
        Катрин потрясла колокольчик, отозвавшийся чистым звонким голосом.
        - Думаю, ты не откажешься от чашки крепкого чёрного чая, - Катрин не спрашивала, она утверждала. И Элен ничего не оставалось, как кивнуть. Она находилась в этом доме уже более часа и успела понять одну вещь - Катрин Гиллрой лучше не перечить.
        - Замечательное выдалось утро, не находишь? - Катрин поставила колокольчик на стол и расправила оборки длинного тёмно-синего платья - Особенно после вчерашней мерзкой дождливой погоды. Ненавижу слякоть. От осенней сырости у меня начинают ныть кости. Я уже далеко не так молода, как хотелось бы…
        - Вы прекрасно выглядите, мэм, - Элен вовремя сообразила заполнить возникшую в реплике Катрин пустоту нужными словами.
        - Ах, дитя моё! - женщина притворно закатила глаза. - Сколько тебе лет? Не больше двадцати, верно?
        - Девятнадцать.
        - Превосходный возраст, превосходный! Я в свои сорок шесть кажусь себе старой изломанной клячей. Но только, чур, это между нами, - Катрин, чуть наклонившись вперёд, заговорщицки подмигнула Элен холодным бесстрастным глазом. - Даже мой муж не знает, сколько мне лет.
        Элен словно примёрзла к сидению кресла, боясь пошевелиться. Она не знала, как отреагировать на очередную откровенность Катрин. На её счастье, миссис Гиллрой успокаивающе усмехнулась:
        - Я пошутила, милочка. Джеймс знает обо мне всё. Даже то, что ему знать и не надо. У тебя есть братья или сёстры?
        Облегчённо выдохнув, Элен торопливо сказала:
        - Да, у меня есть младший братишка, мэм. Тони всего восемь лет.
        - О-о-о, ну, тогда тебе будет привычно в своём новом амплуа. Ты же никогда не работала нянькой, не так ли?
        - Не приходилось, мэм. Но я уверена, что справлюсь. У меня есть опыт работы горничной, сиделки. Я не боюсь трудностей. Вы же наверняка читали мои рекомендательные письма…
        Катрин небрежно отмахнулась:
        - Боже, дитя, уволь меня от этих бумажек. Я вижу людей насквозь и безо всяких рекомендаций. Мне достаточно посмотреть тебе в глаза, чтобы сказать, что хорошие рекомендации ты получила именно за свою работу, а не за то, что вовремя раздвинула ножки ради пары необходимых подписей.
        Густо покраснев, Элен не знала, куда деть руки. На счастье девушки, прерывая неприятный для неё разговор, в гостиную степенной и важной походкой вошёл дворецкий. Именно он открывал Элен дверь, когда она набралась духу постучать в оббитое кованым железом тёмное дерево. Дворецкий внушал трепет одним своим видом. Высокий, сухопарый, в безукоризненно отутюженной ливрее, с тщательно зачесанными назад седыми волосами, невозмутимым выражением на испещрённой морщинами, словно вырубленной из камня физиономии. Пенсне в левом глазу, начищенные до блеска туфли, белые перчатки. По мнению Элен, дворецкий Гиллроев был достоин службы в королевском дворце.
        - Знакомься, дитя. Уильям Шатнер, наш старый и верный слуга. Он начинал работать ещё у отца Джеймса. Уилл - наша волшебная палочка-выручалочка. Даже не знаю, чтобы мы без него делали. Во многих вопросах он просто незаменим…
        Дворецкий изобразил вежливый поклон в сторону Элен. Девушка привстала, вежливо улыбаясь. На старческом лице Шатнера не отразилось и тени эмоций. Улыбка Элен погасла сама собой. Они тут что, все сговорились что ли?
        - Но, к сожалению, Уилл совсем не умеет ладить с детьми. И кроме того, у него куча других постоянных забот. На его плечах лежит всё хозяйство, весь дом.
        - Я заметила, что у вас мало прислуги, мэм.
        - Собственно, Уильям наш единственный слуга. Но не переживай, дитя. Заверяю, тебе не придётся стряпать на кухне и подметать полы. Твоя забота - это исключительно присмотр за моими шалопаями. Со всем остальным прекрасно справляется Уильям.
        - Так я принята, мэм? - Элен осмелилась во второй раз задать один и тот же вопрос.
        - Ну разумеется! Я разве не сказала тебе? Не заставляй меня думать, что ты непроходима глупа и невнимательна! Так вот… На чём я остановилась? Ах, на этих несносных детках. Сью и Том наши поздние отпрыски. Они двойняшки и, когда вместе, способны снести стены. И мне всё тяжелее с ними управляться. Они такие сорванцы. Ты будешь присматривать за ними шесть дней в неделю. Всё время, кроме того, что у них будут отнимать школьные занятия. Вы будете гулять вместе, учить с ними уроки, кормить их, укладывать спать и прочее. В свой законный выходной, мисс Харт, вы вольны делать всё, что не пожелаете. Можете отдохнуть, навестить родителей, или сбежать на свидание к своему воздыхателю… Не надо краснеть, дитя, полноте. Я в жизнь не поверю, что у такой красивой и видной девушки нет кавалера.
        Элен закусила изнутри щёку. Она не собиралась разубеждать хозяйку в её предвзятых домыслах. У Элен действительно никого не было.
        - Уилл, принеси нам с Элен свежего чаю. Завари, пожалуйста, покрепче. Хороший чай с утра придаёт бодрости и заряжает на целый день отличным настроением. Уверяю тебя, милочка, ты в жизни не пробовала такого чая, как готовит Уильям. Это тебе не пыль с заводов Фабьена, а натуральный привоз с плантаций Сарготы.
        Катрин снисходительно улыбнулась. Невольно вздрогнув, Элен сравнила её улыбку с волчьим оскалом. Коротко поклонившись, дворецкий вышел из гостиной, бесшумно ступая по ковру так, что Элен только диву далась. Если он захочет подкрасться к тебе со спины, ты и услышать его не сможешь. Против воли девушка покрылась мурашками.
        - У нас с Джеймсом есть ещё один ребёнок. Наш старший сын Стефан. Он давно взрослый, так что о нём тебе не придётся волноваться. Он моя головная боль.
        - Молодым господам свойственна вольная жизнь, - понимающе кивнула Элен. - Смею заверить, что я не буду беспокоить вашего сына и не дам ни малейшего повода для, хм, волнений.
        - О чём ты говоришь, дитя? - Катрин недоумённо воззрилась на девушку, словно только что её увидела. - Ты думаешь, проблема кроется в разгульном образе жизни Стефана? Считаешь, что он волочится за каждой юбкой и будет приставать к тебе? Думаешь, что мой сын - богатенький повеса, обожающий транжирить отцовские деньги и доводить мать до белого каления?
        Элен была готова сквозь землю провалиться, мысленно кляня себя последними словами. Господи, ну что она за дура! Ну почему она всё никак не научится вовремя прикусывать свой длинный язычок!
        Катрин откинулась на спинку кресла и отстранённо сказала:
        - Ты знаешь, я бы полжизни отдала, чтобы так всё и оказалась. Я была бы безумно счастлива, будь мой сын молодым бестолковым оболтусом, чьей главной проблемой был бы выбор очередной потаскушки на одну ночь. Увы, Стефан не такой.
        - Простите, мэм, я не понимаю…
        - Стефан идиот, - сказала, как припечатала Катрин. - Мой старший сын - умственно отсталый.
        Элен опустила глаза, пытаясь собраться с разбегающимися, как стадо перепуганных овец, мыслями.
        - Ради всего святого простите меня, миссис Гиллрой, - едва слышно шепнула Элен, старясь не глядеть на хозяйку дома.
        Катрин прикоснулась кончиками пальцев к светло-золотистым волосам, поправляя безукоризненно уложенную причёску.
        - Это далеко не секрет. В любом случае ты бы узнала об этой маленькой проблеме нашей семьи. Так пусть лучше о недуге моего сына скажу тебе я. Согласить, что встретив его, и не зная всей подноготной, ты бы попала в крайне неприятную ситуацию!
        - Да, мэм.
        - Да говори ты погромче! Господи, милочка!.. Можно подумать, ты кровно оскорбила меня. Не бойся, я не урежу тебе зарплату, - женщина издала негромкий смешок. Её льдистые голубые глаза пристально изучали потупившуюся Элен. - Ты как раскрытая книга, дитя. Вся на ладони. Я вижу всё, о чём ты думаешь. У тебя такое чистое невинное неиспорченное лицо…
        Стефан не всегда был… хм, таким, как сейчас. Он рос вполне себе воспитанным и всесторонне развитым мальчиком. Но в один не самый благостный день он резко изменился. Из замечательного юноши мой сын в одночасье превратился в недалёкого, вернувшегося назад в детство идиота…
        В жёстком твёрдом голосе Катрин прозвучала давно накипевшая горечь.
        - Представляешь? Моего сына словно подменили. Он лёг спать одним, а проснулся совершенно другим человеком. Мой сын за одну ночь лишился рассудка. Самые лучшие доктора до сих пор не могут понять, как это произошло. Эти жалкие недалёкие тупицы! Они ничем не умнее Стефана! Коновалы. Думают, я не знаю, как покупаются дипломы и пишутся научные диссертации?..
        Против воли на глазах девушки выступили слёзы. Отчего-то Элен до давящей в груди боли стало жалко этого несчастного паренька. Она ни разу не видела его, только сейчас узнала о его существовании, но не могла сдержаться.
        - Можно спросить, миссис Гиллрой?
        - Спрашивай, дитя, - Катрин приняла невозмутимый и скучающий вид. Напротив Элен вновь сидела властная холодная женщина, закованная в доспехи высокомерия и превосходства.
        - Сколько лет Стефану, мэм? - Элен сморгнула с густых ресниц слёзы.
        - Двадцать шесть. Месяц назад мы отпраздновали его день рождения. Стефан очень обрадовался торту и подаркам, ты бы видела!.. Он сошёл с ума шесть лет тому назад. Видишь, мой сын был немногим старше тебя, когда на его бедную голову обрушилась эта кара. Шесть лет. Шесть! А мы всё еще не знаем, чем ему помочь. И никто не знает. Сейчас Стефана взялся лечить доктор Аткинс. Наверняка ты слышала о нём. Ведущий психиатр, очень толковый специалист. Он лучший в своей области. Но даже он затрудняется пока сделать какие-либо выводы. Абрахам предлагал поместить моего сына в лечебницу, но я не позволила. Представляешь, мой сын, мой бедный Стефан в застенках Мерсифэйт! В этих ужасных нечеловеческих условиях!..
        Прерывая Катрин, в гостиную вошёл дворецкий. Он бережно держал обеими руками серебряный поднос с чайными принадлежностями. Аккуратно поставив поднос на столик, старик откланялся и так же бесшумно и молча вышел. Элен заело любопытство. Уж не глухонемой ли он часом? За всё проведённое время в доме Гиллроев она не услышала от седовласого дворецкого ни словечка. Спросить же напрямую у Катрин девушка застеснялась. Она и так за это утро наговорила достаточно глупостей.
        Катрин разлила по изящным фарфоровым чашкам парующий ароматный чай. Чайный сервиз по самым скромным прикидкам Элен стоил больше, чем отец зарабатывал на фабрике за месяц.
        - Ну же, попробуй, милочка. Это крупнолистовой «Раджа», а не какой-нибудь суррогат из Портового района.
        - С вашего позволения, мэм, - Элен взяла чашку с горячим напитком. Пахло изумительно. На вкус оказалось ничуть не хуже. Обжигаясь, под насмешливым прищуром холодных голубых глаз, Элен сделала несколько мелких глотков. - Очень вкусно, миссис Гиллрой. Спасибо.
        - Не спеши. Этим чаем надо наслаждаться. Каждым вдохом его аромата и каждым глотком. Допивай и мы пойдём знакомиться с детьми.
        - Так быстро?
        - А к чему тянуть время? В обед я вызову дилижанс, съездишь домой собрать вещи. Уже начиная с сегодняшней ночи ты будешь жить у нас.
        Элен поставила наполовину опустевшую чашку на поднос. Ей не очень хотелось такого быстрого развития событий. Катрин отдавала распоряжения, даже не интересуясь её мнением. Она единолично решала все вопросы, как будто Элен была её собственностью. Элен рассчитывала в случае удачного исхода назначенной в особняке Гиллроев встречи, по крайней мере, этот вечер провести дома с семьёй за ужином. Что ж, видимо, её планам сбыться не суждено. Отказывать миссис Гиллрой в данном случае было крайне нежелательно. Девушка постаралась скрыть огорчение. Но от пронзительного взгляда Катрин скрыться было совсем нелегко.
        - Что-то не так, милочка? Ты вся изменилась в лице. Какие-то проблемы?
        - О нет, что вы, мэм, - Элен заставила себя безмятежно улыбнуться. Аромат чая уже не казался ей таким восхитительным. - Просто это всё так неожиданно для меня… Я всего лишь немного растерялась, мэм.
        - Привыкай, дорогая, - Катрин двусмысленно усмехнулась. - У тебя начинается новая жизнь.
        
        За несколько месяцев до описываемых событий…
        …Раскаты грома сотрясали чёрное ночное небо. Низкий плотный фронт угрожающе надувшихся туч стелился над самой землёй. В наполненных вот-вот готовой пролиться водой гигантских бурдюках ярко сверкали ослепительно белые всполохи. Иногда из набухающих туч вырывалась гигантская ветвистая молния, на доли секунды превращая непроглядную ночь в сумрачный день.
        Погода словно сошла с ума, явно задавшись целью обрушить на землю всю свою ужасающую мощь. Стихия расходилась не на шутку. Холодный студёный воздух был наэлектризован и пропитан запахом озона, жгучие хлёсткие порывы ветра завывали в деревьях, тревожа их голые скрипучие кроны. Стали срываться первые капли дождя. Крупные, ледяные, готовые перерасти в чудовищный шквал исторгаемого разгневавшимися небесами ливня.
        Громыхнуло особенно сильно, небо расколола колоссальная молния, осветив высившийся на скалистой возвышенности, поросшей жухлой, истерзанной только-только закончившейся зимой травой огромное строение из серого камня. Мрачная средневековая архитектура. Башенки, узкие окна-бойницы, забранные решётками, крытые замшелой черепицей многочисленные скаты крыши, неприступные стены. Молния ударила совсем рядом, вырисовывая скрытые тьмой подробности: тянущуюся по периметру здания ограду из высокой кованой решётки, силуэты множества толпящихся вокруг деревьев, ворота, ведущую к входным дверям домины тропинку.
        Капли дождя с дробным стуком лупили по крыше угрюмого особняка с чёрными зеркалами окон без единого живого огонька. Казалось, что этот огромный, выстроенный сотни лет назад дом-крепость необитаем. Но это впечатление было обманчивым. И пусть старинное здание казалось погружённым в сон, в его недрах, самых глубоких и невидимых для посторонних глаз, в этот поздний полуночный час кипела жизнь.
        Толстые каменные стены и сотни тонн грунта не пропускали изнутри ни звука, глуша любые крики. И поэтому никто не слышал истошных, разносящихся из-под земли воплей…
        Погружённый в полумрак коридор наполнился звуками торопливых шагов. По каменной, высеченной в скальном основании здания кишке торопливо шли два человека. Две тёмные фигуры, практически неотличимые в темноте подземных казематов, отличающиеся только ростом. Один высокий, другой почти на полфута ниже. Можно сказать, они бежали, а их шаги рождали в каменных стенах звонкое эхо. Над головами спешащих людей через равные промежутки свисали горящие в вполнакала упрятанные в зарешечённые колпаки гудящие электрические лампочки. Чёрные суматошные тени неотрывно следовали за ними.
        Новый истошный вопль, сильнее прежних, огласил закруглённые своды коридора, многократно усиливаясь и резко обрываясь на пике.
        Один из людей, высокий, ускорил шаг. Подкованные каблуки его туфель выбивали из каменного пола дробный стук. Его низкорослому спутнику пришлось поднажать, чтобы не отстать.
        - Она так орёт уже полчаса… Я ничего не мог сделать, сэр!.. Она не слушает меня…
        - Почему мне раньше ничего не сказали? Так тяжело было подняться наверх? - безжалостно оборвал сбивчивые лепетания высокий, не сбавляя шага. - Ты же знаешь, что следует делать в таких случаях, Курт! Или от долгого сиденья на одном месте у тебя мозги совсем высохли?
        - Сэр, я и подумать не мог, что это настолько затянется! Сэр!.. Она же и раньше вела себя беспокойно. Бывало, что и орала как резанная. Вы же сами знаете!..
        - Но не в течение же получаса! - огрызнулся высокий, раздражённо размахивая руками. - Она что-нибудь говорила?
        - Нет-нет, сэр, я бы точно запомнил! Она только орёт как припадочная, - зачастил Курт, почтительно держась за спиной явно разозлённого собеседника. - Признаться, я сразу заподозрил, что дело неладно, но не хотел лишний раз вас тревожить. У вас выдался и так тяжёлый день. Я не хотел беспокоить вас по пустякам. Я думал… Думал, что она покричит да успокоится. Но она всё орала и орала, и я больше не мог…
        Коридор плавно повернул направо, продолжаясь ещё на добрую сотню футов. Вокруг идущих людей почти ничего не изменилось. Те же каменные стены, гулкое эхо, тусклое освещение, низкий давящий потолок, сырость и тянущийся под ногами сквозняк. Единственным отличием были вмурованные в стены по обе стороны коридора двери. Всего их было четыре. Две с одной стороны, две с другой. Все массивные, из морённого дуба, с забранными толстыми железными прутьями окошками. И все запертые на мощные стальные засовы. Подземная сырость немилосердно обходилась с металлом, и поэтому петли дверей и засовы регулярно проверялись, чистились от ржавчины и смазывались.
        - Впредь заруби себе на носу, что не стоит выжидать тридцать минут, боясь оторвать свой зад от насиженного места, а позвать меня! - высокий был полон нескрываемого раздражения. От быстрой ходьбы полы длинного расстёгнутого сюртука развивались за ним словно крылья огромной ночной птицы. - Ещё одно нарушение инструкций, Курт, и ты крепко пожалеешь о своей нерасторопности…
        Новый вопль, звучащий уже намного ближе и от того более живой и пронзительный, хлёстко ударил по ушам. Курт невольно зажмурился и пробормотал вполголоса:
        - Господи Иисусе, да её как будто кто невидимый на части режет… Как можно так орать?
        - Как только войдём к ней, не вздумай и слова выдавить, понял? - высокий торопливо зашарил по карманам. - Стой у меня за спиной и держи свой рот на замке. Ясно?
        - Я всё понял, сэр. Я буду нем как рыба! - Курт почти не скрывал своего облегчения. Кажется, опасность миновала. Чем ближе они подходили к источнику душераздирающих воплей, тем собраннее и спокойнее становился его хозяин.
        Они остановились в самом конце коридора, в тупике. Напротив, них, из темноты, выросла дверь, означая конец пути. Прямо над дверью в таком же решётчатом колпаке находилась лампочка. Перегоревшая. Курт молча закатил глаза.
        - Смотрю, у тебя очень мало свободного времени, - процедил высокий, отходя в сторону.
        - Клянусь всеми святыми, сэр, эта чёртова лампочка ещё несколько минут назад горела. Должно быть от её криков навернулась…
        Курт достал из внутреннего кармана куртки связку бряцающих ключей и с некоторой опаской приблизился к двери. В отличие от всех встреченных ими ранее, эта дверь была целиком и полностью из потемневшего железа, усиленная приклёпанными стальными полосами, с врезным замком вместо обычного засова. И в этой двери не было окошка.
        Вставив длинный, с многочисленными зубчиками ключ в замочную скважину, Курт несколько раз провернул его. Замок звонко щёлкнул в воцарившейся после очередного раздавшегося из-за двери вопля зыбкой тишине.
        Высокий чуть ли не за шиворот оттащил загораживающему ему проход Курта и взялся за прикрученную к двери железную скобу-ручку. Звякающий ключами Курт торопливо отскочил на несколько шагов.
        - Пожалуй, останешься здесь. И смотри мне, не вздумай и пикнуть. Чтобы не случилось, не суй внутрь своего носа. Понял? - обернувшись, хозяин давал ему последние наставления. - Я поговорю с ней наедине.
        - Я всё понял, сэр, можете не волноваться. Я буду здесь, и если вам что-то понадобится, только позовите, - Курт вытащил скомканный носовой платок и вытер покрывшийся испариной лоб. И невооружённым взглядом было видно, что он на все сто поддерживает мудрое решение начальства. Входить следом за патроном у него не было ни малейшего желания.
        Высокий потянул дверь на себя и переступил через порог. Послушно повернувшись на хорошо смазанных петлях, дверь лязгнула за его спиной, становясь на место. Высокий человек в длиннополом сюртуке какое-то время стоял за порогом, давая глазам привыкнуть к разлитому внутри комнаты полумраку. Под потолком вполнакала горела маленькая лампочка, идентичная тем, что были в коридоре. И её света едва хватало, чтобы освещать крайне скудную обстановку скрытого за железной дверью помещения. Вообще, стоит назвать эту комнату камерой. Ибо она почти ничем не отличалась от тюремных застенков. Небольшая, всего-то шагов пять в длину и ширину, с зарешечённой отдушиной под потолком, без окон. Шершавые каменные стены, каменный пол, в дальнем углу отгороженное невысокой стенкой из кирпича отхожее место. У стены топчан с брошенным поверх матрацем. Рядом привинченный к полу железный стол. На расстоянии, достаточном, чтобы поместился средней комплекции человек, был так же прикручен к полу железный стул. На сидение стула виднелся продавленный тюфячок. Больше обстановка камеры ничем похвастать не могла.
        Несмотря на глубину и окружающий стылый камень, внутри не было холодно. Под потолком, рядом с отдушиной, располагалось ещё одно вырубленное в стене отверстие, забранное толстыми прутьями. Из него внутрь поступал тёплый воздух.
        Последним элементом здешнего убранства было вмурованное в стену напротив двери стальное кольцо. От кольца отходила тонкая длинная цепочка из неподдающихся коррозии сплавов. Цепь вела к зашторенному клубящимися тенями топчану.
        Если присмотреться, то становилось понятным, что на матраце кто-то был. Какой-то неясный, сливающийся с полумраком силуэт, напоминающий очертаниями скорчившуюся человеческую фигуру.
        Зашедший в камеру человек приблизился к топчану. Оттуда доносилось тяжёлое дыхание, прерывистые всхлипывания, плохо различимое бормотание.
        «Хорошо хоть, что она перестала кричать», подумал высокий, вглядываясь в тени. До него донёсся плотный, бьющий в нос запах сто лет не мытого тела. Но он даже не поморщился. В бытность своей деятельности высокому доводилось вдыхать ароматы и похлеще.
        - Фрея, - тихо позвал высокий, стараясь вложить в голос как можно больше теплоты и участия. - Фрея, мне сказали, что ты кричала. Что случилось? Ты что-то видела? Или это был всего лишь сон? Тебе опять приснился кошмар?
        Скорчившаяся на матраце фигурка пошевелилась, негромко звякнула цепочка. Всхлипывания прекратились, осталось одно учащённое дыхание. Высокий терпеливо ждал. Он прекрасно знал, как себя с ней вести. Знал, когда нужно проявить выдержку, а когда и быть более настойчивым. Сейчас был определённо первый случай. После истерики, что она закатила, её нельзя напугать. От страха она может всё забыть. Перестанет различать видения и явь. И тогда от её слов не будет никакого проку.
        Цепочка повторно звякнула. Звенья пришли в движения, словно бегущий серебристый ручеёк. Фигура переменила позу и выпрямилась. С топчана свесились две босые грязные ноги, попадя в неверный круг света, отбрасываемого тускло горящей лампочкой. Вокруг одной из тонких лодыжек был застёгнут широкий металлический обруч с подкладкой из мягкой кожи. Цепочка вела именно к этому обручу.
        Присмотревшись к её худым грязным ногам, высокий почувствовал досаду. Так не пойдёт. Он любил их всех. Заботился о них. И о Фрее больше всего. И не у кого не повернётся язык сказать об обратном. Но беда в том, что Фрея чертовски не любила мыться. Она до безумия боялась воды. Поэтому каждая процедура помывки превращалась для всех в сущее наказание. И ведь ничего нельзя было поделать. Фрея особенная. В отношении неё грубую силу не применишь. Он бы не простил себе, если бы с её головы упал хоть один волос. И поэтому она частенько зарастала чуть ли не месячной грязью, благоухая, как распоследняя замарашка с городского Дна.
        - Фрея, расскажи мне, что произошло, - голос вошедшего в камеру человека источал мёд. - Мы же с тобой лучшие друзья, ведь так? Ты же во всём доверяешь мне. Я же забочусь о тебе… Я люблю тебя, Фрея. Помнишь, что я тебе подарил в прошлый раз?
        - Колокольчик, ты мне подарил колокольчик, - отозвалась нежным, ласкающим слух голоском Фрея. Он так любил слушать её голос. Высокий, мелодичный, более подходящий девочке-подростку. Даже не верилось, что этот голос и оглашающие своды подземных коридоров чудовищные вопли принадлежали одному и тому же человеку.
        - А сегодня я принёс тебе ещё один подарок, - высокий крепко сжал в кулаке вытянутую из кармана сюртука серебряную монетку в один фунт.
        - Правда? - по-детски обрадовалась Фрея, спрыгивая на пол. Её босые ноги зашлёпали по ледяному каменному полу, когда она подошла к нему. Она остановилась в шаге от него и протянула руку открытой ладошкой верх. - Я хочу его увидеть. Сейчас.
        Он торопливо вложил в её грязную узкую ладошку монету и на миг сжал её тонкие пальцы с обкусанными ногтями.
        - Что это? - восторженно ахнула она, и высокий мысленно улыбнулся. Кажется, ему удалось успокоить её. Психика Фреи находилась в пограничном состоянии. Её сознание металось из одного пласта воспринимаемой ею реальности в другой. А настроение менялось с крайне нестабильной частотой. Даже он не мог предсказать, когда у неё наступит очередной коллапс. А когда она начинала ВИДЕТЬ, предугадать не мог абсолютно никто. Оставалось лишь ловить эти моменты, уповая больше на бога. На того, кто создал её такой.
        - Это кусочек луны, Фрея, - тихо сказал он. - Я принёс его тебе.
        Она зажала в кулачке монетку и пытливо взглянула на него. Он не мог отвести от неё взгляда. Она стояла перед ним, маленькая, босая, в одной домотканой ночной рубашке с длинными рукавами, заканчивающейся на уровне исцарапанных коленок. Фрея не нуждалась в иной одежде. Равно как и не нуждалась в остальном. Ей было достаточно своего мира. Того, что она могла себе вообразить. Того, что она видела. А иногда она видела нечто, что обладало некими эмпатическими связями с реальностью. Она видела то, что происходило за пределами этой похожей на камеру для особо опасных заключённых комнаты. Иногда Фрея могла видеть странные и необычные вещи. Недосягаемые для простых смертных.
        Высокого всегда поражало, как она могла смотреть на него и словно бы пронзать своим взором. В такие минуты он чувствовал себя раздетым.
        - Я давно не смотрела на настоящую луну, - сказал она и в её голосе проскользнули печальные нотки. - Мы сможем с тобой когда-нибудь гулять под луной, Эйб?
        - Обязательно. Это время обязательно наступит, - он давно научился лгать не моргнув и глазом, на его лице не дрогнул ни один мускул. - Но ты же знаешь, что пока это невозможно, Фрея… Я должен заботиться о тебе. Мы вместе должны всё преодолеть. Понимаешь?
        - Да, я понимаю, - послушно согласилась она, пряча монетку в складках рубашки. Рубаха выглядела совсем свежей, должно быть, Курт недавно менял её. И наверняка касался своими корявыми лапами её тела. Человек, названный Эйбом, ощутил укол ревности. Она его. Фрея принадлежит только ему. И никто не имеет никакого права притрагиваться к ней. К сожалению, он не может сам выполнять все обязанности её няньки. Он просто не может постоянно находиться рядом с ней и заботиться так, как это делает Курт.
        Он протянул руку и коснулся её спутанных, жирных на ощупь волос неопределённого цвета. Волосы Фреи росли буйной непослушной гривой и достигали поясницы. Она не боялась стричься. Просто ему всегда нравились её волосы.
        - Фрея, так что же произошло? Почему ты так кричала? - он говорил спокойно и размеренно, аккуратно направляя разговор в нужное ему русло. - Ты так напугала Курта… Этой глупый болван решил, что ты сильно разозлилась… Но ты же хорошая девочка, верно? Ты бы не стала просто так кричать, да? Ты расскажешь мне?
        Фрея медленно кивнула, подняв руку и прикоснувшись к гладящим её голову пальцам. Она вскинула подбородок и сказала:
        - Я видела. Я видела человека… Он… Он опасен… Он опасен для всех нас! Он не такой как ты. Не такой как я! Он… Эта штука такая необычная… Она… Она способна изменить…
        Эйб моментально подобрался. Наклёвывается весьма интересный разговор. Похоже, Фрея действительно это увидела. В последний раз она впадала в транс почти год назад. Затем до последнего момента наступило длительное затишье. И вот опять…
        - Что изменить? Что за человек? И о какой штуке ты говоришь? - зачастил он, стараясь запомнить каждое обронённое ею слово. - Что она может изменить?
        - Всё!!! Она может изменить все!!! - с неожиданной силой заорала она, брызжа в лицо Эйба слюной. Он невольно отшатнулся, едва не прижав к ушам ладони. В груди Фреи зародился чудовищный рык, достойный льва. Мелодичный голос изменился на трубный рёв, еда не рвущий барабанные перепонки. Фрея выгнулась дугой, сбрасывая его руку, запрокинула голову и издала ещё один, заставляющий в венах стыть кровь, вопль. - ОН ХОЧЕТ ВСЁ ИЗМЕНИТЬ!!!
        Её голос отразился от низкого покатого потолка и ржавыми гвоздями вонзился в уши Эйба. Он с проклятьями отшатнулся от неё. Чёрт! Чёрт! Чёрт! Она действительно видела что-то! Она впала в транс. Причём транс, выходящий далеко за рамки уже ставших для неё нормой. Он ещё ни разу не видел её в таком состоянии.
        Фрея, завывая пароходной сиреной, с искажённым от терзающих её внутренних демонов лицом, завалилась на топчан. Тонкие пальцы с невероятной силой впились в матрац, разрывая плотную ткань. Она орала не переставая. Сквозь бессвязные вопли прорывались какие-то непонятные, плохо отличимые друг от друга слова. Эйб застыл соляным столбом, жадно впитывая всё, что происходило в камере. Он не должен пропустить ни одного словечка.
        Он даже не услышал, как отворилась дверь, и внутрь заглянул с перекошенным от страха лицом Курт.
        - С-сэр, господи Иисусе, что же это творится! - голос Курта потонул в криках Фреи.
        Эйб, напрочь игнорируя подчинённого, подошёл к беснующейся на лежанке девушке. Она металась по матрацу, звеня пристёгнутой к лодыжке цепочкой. Её волосы взлетали разнузданными сальными патлами, худые руки и ноги судорожно молотили воздух, а из груди продолжали вырываться громкие нечеловеческие вопли. Её глаза вылазили из орбит, черты лица исказились в жутких болезненных спазмах, из уголка рта тянулась ниточка слюны. Фрея будила в остановившемся от неё на безопасном расстоянии высоком человеке противоречивые смешанные чувства, она вызвала и жалось и отвращение. Она была особенной. Для него.
        - С-сэр, м-может, вколем ей что-нибудь успокаивающее? - заикаясь, спросил Курт, не отрывая вытаращенных глаз от корчившейся на топчане Фреи.
        Эйб резко повернулся в его сторону и злобно рявкнул:
        - Заткнись! Заткнись и убирайся к чертям собачьим! Жди за дверью, и без моего разрешения даже не вздумай здесь появляться, понял?!
        Курта как ветром сдуло. Выбегая из комнаты, он едва не стукнулся лбом о дверь. Эйб осторожно склонился над Фреей. Припадок начал уходить. Её всё ещё корёжило, но, по крайней мере, она перестала кричать. Лишь тяжело дышала, издавая хриплые горловые звуки. Второй припадок за последние минуты, прикинул он. Но этот намного короче. Однако нет ни малейшей гарантии, что всё не повторится с удвоенной силой. А не он ли своими вопросами провоцирует Фрею? Вряд ли, когда она начинала видеть, то становилась абсолютно невменяемой. Ею невозможно было управлять. Оставалось только ждать.
        Она внезапно поднялась с матраца и с недюжинной силой вцепилась в плечи нависшего над нею Эйба. Он против своей воли вздрогнул.
        Её лицо оказалось напротив его. Из её рта противно пахло, на тонкой шейке бешено пульсировала жилка. Она была вся мокрая от пота. Рубашка прилипла к её груди, вырисовывая острые кончики напрягшихся сосков. Эйб с трудом отвёл взгляд от этого притягивающего словно магнитом зрелища.
        - Человек… Он создал эту штуку… Он хочет всё изменить… Он может, может изменить мир… Он придёт, а вместе с ним придут перемены…. Он опасен для людей…
        Последние слова Фрея выдавила из себя вместе со слезами. Её голос, надорванный и охрипший, сорвался на скулёж, по грязным щекам побежали ручейки слёз. Но она не отпускала Эйба. Наверняка останутся синяки. Но это сейчас меньше всего волновало его.
        - Что ты видишь, Фрея? - он напряжённо вглядывался в её лицо, будто надеялся увидеть недоступное, то, что видела только она. - Кто этот человек? Ты видишь его имя? Кто он?
        - Он верит… Он верит в то, что делает, - выдохнула ему в лицо Фрея. Её голова запрокинулась, волосы упали на спину нечёсаной волной. Из приоткрытого рта донёсся гортанный сдавленный стон.
        - Машина… Машина, что изменит всё… Он сможет влиять на умы людей… Опасно, очень опасно… Десятки, сотни лет…
        Эйб не смел даже пошелохнуться, чтобы не помешать ей. Он всё запоминал, боясь лишний раз вдохнуть. Запомнить, главное, всё запомнить. Ничего не упустить. Анализировать он будет потом. Потом он решит, что делать с полученной информацией. Судя по всему, сейчас происходило нечто экстраординарное. Фрея ВИДИТ. Это понято и ежу. Но что она видит? Настоящее, прошлое, грядущее? И не является ли то, что она сейчас вещает, плодом её погружённого в психический коллапс состояния? Она не всегда отличает правду от вымысла, жизнь от фантазии. Отличить её истинные видения от горячечного бреда так же задачка не из лёгких.
        Фрея, держась за его плечи, подтянулась, вплотную приблизив к нему лицо. Её глаза застыли на уровне его глаз. Он не отвернулся и не зажмурился. Он продолжал смотреть.
        - Мистер, Крейг, добро пожаловать в столицу… Бабочка домчала вас быстрее ветра… - прошептали обескровленные губы Фреи. Тени клубились за её спиной, она выделялась на их фоне белесым серым пятном. - Моё новое изобретение изменит мир в лучшую сторону, мистер Джентри…
        Последние слова совсем затерялись в погрузившейся в тишину камере. Эйбу пришлось приложить все усилия, чтобы расслышать их и разобрать.
        - Эйб, я люблю тебя, - произнесла своим обыденным, нежно мелодичным голоском Фрея. Он вздрогнул от столь скорой и разительной перемены в её настроении. Хотя уже давно должен был к подобному привыкнуть. - Ты принёс мне подарок, да?
        - Да, - так же тихо ответил он, не делая и попытки освободиться от хватки её тонких, но таких сильных пальчиков.
        Он смотрел на неё. Смотрел, не в силах отвести взора. У Фреи было тело и лицо шестнадцатилетней девушки. Но Эйб догадывался, что она намного старше. Она выглядит сопливой, преждевременно развитой девчонкой, но лет ей было несомненно больше. Он бы не удивился, узнай, что Фрея старше него.
        У неё были тонкие заострённые черты лица. Острый подбородок, немножко вздёрнутый изящный нос, высокие скулы, маленький рот с тонкими губами. Когда Фрея улыбалась, во рту мелькали удивительно белые мелкие зубки. Самым же необычным в облике Фреи были её глаза.
        Большие, миндалевидной формы, с самого рождения затянутые молочно-белой пеленой, сквозь которую ничего не проглядывалось. Её глаз были слепы и пусты. Сплошная жуткая пелена цвета морской пены. Она была слепа, но могла видеть. Она была сумасшедшей, но понимала скрытые тайны этого мира.
        Она смотрела на него, и Эйб мог поклясться, что она видит его насквозь. Она смотрела на него своими удивительными глазами. Всеми тремя.
        У Фреи был высокий, гладкий, без единой морщинки лоб. И на нём, ближе к переносице располагался ещё один глаз. Третий. Такой же незрячий и удивительный.
        
        Генри Вустер, капитан городской полиции, глава Империал-Ярда и непосредственный начальник Джентри любил курить. Курил он всегда, много и в любое время дня и ночи, когда оставался на ногах. Вустер обожал дорогой табак и громадные изогнутые трубки. А ещё, наверное, даже больше курения, Вустер обожал устраивать полнейший разнос своим подчинённым. По крайней мере, к такому неутешительному выводу пришёл Джейсон, вот уже добрых десять минут выслушивая от капитана всё, что тот о нём думает. Причём в самых неприличных тонах и грубых выражениях. В своём кабинете Вустер не стеснялся сыпать отборной бранью и орать так, что от звуков его трубного голоса испуганно съёживались огоньки горевших на всю мощь газовых рожков. И его ничуть ни заботило то, что его вопли пробивались наружу, выплёскиваясь в заполненные полисменами коридоры и соседние кабинеты.
        Вустер грыз чубук дымящей, как паровоз, трубки с таким ожесточением, что Джейсон испугался, как бы начальник не перекусил его пополам.
        - Джентри, сукин ты сын, - откашлялся Вустер, когда исчерпал весь словарный запас нелицеприятных выражений. Его мясистая, с тщательно выбритыми щеками и подбородком, но с густыми, щегольски закрученными на кончиках усами, физиономия цветом напоминала промокший кирпич. - Ты понимаешь, во что ты превратил доверенную тебе операцию? Не знаешь? Не перебивай! А я знаю. Представь себе, неблагодарный ты засранец, что я знаю. Что? Вижу, и ты хочешь узнать. Ну так я скажу тебе!
        Джейсон поморщился. Когда Вустер начинал читать морали, то брызгал слюной во все стороны, причём по большей части в лицо осыпаемого бранью оппонента.
        - Ты устроил на улице города средь бела дня, на глазах у сотен свидетелей форменный цирк! Цирк, представление для разинувших рты дармоедов! Ты хоть деньги то успел взять с них, а, Джентри? Молчишь? Правильно, молчи. Что ещё может сказать такая неблагодарная свинья, как ты? Джентри, ты кто - циркач, клоун? А раз так, я что, похож на твоего личного антрепренёра?
        Вустер сложил волосатые лапищи на объёмном, затянутом в сшитый на заказ синий мундир брюхе. Выпустив в сторону замершего по стойке «смирно» старшего инспектора струйку пахучего густого дыма, шеф Ярда с хеканьем потёрся широченной спиной о спинку кресла.
        - Эта чёртова чесотка меня совсем достала, - пожаловался он. - А мой докторишки говорит, что у меня осеннее обострение какой-то вонючей кожной болезни. Слышь? Звучит так, словно я подхватил сифилис от шлюхи с улицы Тюльпанов. Моя жена боится ко мне лишний раз притрагиваться! А всё из-за диагноза этого жалкого рыжего докторишки… Не люблю рыжих… Джентри, ты что лыбишься, как сивый мерин?!
        С трудом сдерживая расплывающиеся в ухмылке губы, Джейсон спокойно сказал:
        - А почему бы не попробовать сменить доктора?
        - Да ну их, - отмахнулся Вустер, перемещая изгрызенную трубку из одного уголка рта в другой. - Все эти засранцы одинаковы. Чёртовы жулики, только и мечтающие опустошить твой кошелёк, врачуя от придуманных такими же, как они, болванами болезней. Вонючки.
        Джентри стоял в кабинете Вустера всё в том же промокшем насквозь костюме, в сбитых туфлях, с остатками клея от фальшивой бороды на небритых щеках. Капитан смерил инспектора подозрительным взглядом бульдожьих глаз, словно только что увидел. Насупился, раздражённо фыркнул:
        - Ты выглядишь, как последний бандит, Джентри. Право слово, глядя на твою вечно хмурую рожу и засунутый за ремень револьвер, можно испугаться. Ты хоть значок не умудрился потерять? Я вообще удивляюсь, как у тебя хватило ума не отстрелить свой же собственный член! Джентри, я так понял, что пуль, выпущенных тобою и, подчеркну, подчиняющимися тебе агентами, хватило бы зарядить ружья половины армии Ассалутского княжества!
        - Сэр, я был вынужден отдать приказ открыть огонь, - Джейсон смотрел прямо на Вустера, не отводя серых глаз. - Вы же знаете, что будь в той ситуации любой иной выход, я бы не за что не допустил стрельбы на улицах, наводнёнными людьми.
        Вустер усиленно запыхтел, скрываясь за клубами сизого дыма. Толстощёкий глава Империал-Ярда определённо исчерпал отведённый на один рабочий день лимит ругательств. Он деловито почесал лысеющую макушку и примирительно сказал:
        - Джентри, ты мой лучший сыскарь отдела… Будь в полиции больше таких ребят, как ты, я бы уже с чистой совестью и спокойствием за благополучие нашего города свалил на пенсию. Не криви рожу, я не думал льстить тебе. Ещё этого не хватало! Много чести для такой неблагодарной сволочи, как ты. Так вот… Ты ж пойми, балда, выше меня стоит множество людей, которые не жалея сил, днём и ночью, протирая вонючими задницами кресла в шикарных кабинетах, пекутся о мире и спокойствии, о соблюдении законов, мать их так и раз этак. И эти засранцы крепко держат меня за яйца. И когда такие как ты энтузиасты ставят на уши полгорода, у них невольно возникает вопрос - а кто это там умный такой? Смекаешь?
        У Джейсона чудовищно болели ноги, зверски чесалось лицо, он оголодал как волк и продрог как очнувшийся в сугробе протрезвевший выпивоха. И он чертовски устал. А ведь день только начался. Разнос у Вустера - это ещё цветочки. Наверняка шеф засадит его на оставшиеся полдня писать рапорты и объяснительные, чего инспектор терпеть не мог.
        Заметив исподволь бросаемые Джейсоном взгляды на пустующий стул, Вустер сказал:
        - Я бы тебе предложил присесть, но ты грязный как свинья. Да ещё, чего доброго, заснёшь прямо за моим столом. Так ты понял, что я тут вдалбливаю в твою неугомонную башку?
        Джентри кивнул, скептически посмотрев на заваленный не поддающимся опознанию хламом рабочий стол начальника. Чего там только не было: чернильница, пресс-папье, груды бумаг, пухлые папки, какие-то коробки, подставка для трубки, горсть рассыпанных патронов… Генри Вустер гордо называл творившийся на столешнице бедлам рабочим беспорядком. Джейсон не помнил, видел ли он стол начальника когда-либо в состоянии хотя бы относительной чистоты. Вустер не позволял брать с его стола даже исписанной скомканной бумажки, без особого на то разрешения. Уборщица миссис Дойл неоднократно объявляла войну царящему в кабинете Вустера свинству, но постоянно терпела поражение за поражением.
        - Я всё понял, сэр. Но и вы поймите меня - с Джеком надо кончать. Этот маньяк натворил достаточно, чтобы взойти на виселицу. Я не могу сидеть, сложа руки, зная, что он всё ещё бродит по улицам города.
        - А я вот могу, - клятвенно заверил подчинённого Вустер. - Мальчик мой, я хоть раз препятствовал тебе в поимке этого ублюдка? Не припомнишь такого? Странно! И я не припомню. Чёрт возьми, ты два года гоняешься за ним, два года! И знаешь, почему я до сих пор не отстранил тебя от расследования и не отдал дело кому-то другому, например, Майкрофту или Скалли? Они хорошие сыщики, согласись.
        - Да, сэр, одни из лучших - Джейсон невольно сжал кулаки, вонзая грязные ногти в ладони. Краска бросилась ему в лицо. Похоже, его игра с Попрыгунчиком в кошки-мышки подходит к логическому завершению. Счёт тысяча ноль в пользу прыгучего дьявола.
        - Только не вздумай мне тут разреветься, неженка, - довольно ухмыльнулся Вустер, на краткий миг став похожим на объевшуюся мошкары толстую жабу. - Ты всё ещё ловишь Джека потому, что если его кто и способен заковать в кандалы, так это ты. Не хлопай зенками. Я знаю наверняка, что никто кроме тебя не способен поймать нашего красавца. Поэтому и позволяю тебе испытывать моё ангельское терпение. Но учти, что оно на исходе. Ладно, садись…
        Джентри облегчённо упал на жёсткий продавленный стул.
        - Сэр, вы бы видели его… Я считал, да и продолжаю считать, что Джек - кто-то из вполне состоятельных и процветающих людей столицы. Возможно, один из технических специалистов. Это тяжело и сложно описать, но то, что он вытворял, это… Это нужно видеть собственными глазами.
        - У него под пальто спрятан паровой котёл, а из задницы идёт дым? - с преувеличенным участием спросил Вустер.
        Скрипнув зубами, Джентри сказал:
        - Сэр, Джек очень умный и технически подкованный сукин сын, я же вам говорю. Почему вы меня не слушаете? Обычному преступнику не под силу и половины того, на что способен Попрыгун. Я думаю запустить в разработку один план. Но мне понадобится разрешение на обыск в жилищах некоторых людей. Я могу хоть сейчас набросать вам примерный список…
        Вустер отчаянно замахал руками, разгоняя ароматный дым табака. Джентри невольно закашлялся. Вустер облокотился на столешницу и вперил в инспектора налившиеся кровью глаза:
        - Стоп. Джентри, опустись с небес на землю. Я подозреваю, кого ты внесёшь в свой так называемый список. Не удивлюсь, если твоя чёртова лапа не дрогнет накалякать там имена ведущих учёных и инженеров крупнейших городских компаний!
        - Но сэр…
        - И думать забудь, ясно? Даже не произноси вслух эти фамилии, если не хочешь лишиться своего наглого языка. И вообще пока думать забудь о Джеке. Мы его ловим два года, так что днём раньше днём позже…
        Джейсон, набычившись, заёрзал на жёстком сидении.
        - Сэр, промедление будет кому-то стоить жизни. Вы отдаёте себе отчёт…
        - Заткнись, Джентри. Я вот сижу, гляжу на твою нахальную морду, и не понимаю, почему я до сих пор терплю тебя, а не дал смачного пинка под зад? Я не отстраняю тебя, не заводись. Просто для тебя у меня есть отдельное задание, более важное, чем поимка Прыгуна. Этим недоноском временно займётся Флеминг. Котелок у очкарика варит немногим хуже, чем твой, поэтому он по крайней мере не умудрится нагадить. А ты, дружок, займёшься совсем другими вещами. И это не просьба. А будешь артачиться, можешь сдать жетон и убираться отсюда ко всем чертям собачьим! Из-за тебя у меня стремительно портится аппетит, а ведь уже скоро обедать, а моя старуха завернула мне изумительных на вид сэндвичей с жареной рыбой.
        Ошеломлённо переваривая выданную шефом информацию, Джейсон весь подобрался. Чутьё подсказывало ему, что нужно проглотить остатки гордости, прикусить язык и пошире распахнуть уши. Однако Джентри недоумевал, чем его сможет удивить Вустер. Все серьёзные дела давно были поделены между отделами и инспекторами. Насколько было известно Джейсону, ничего особо важного за последнее время не наклёвывалось, а мелочёвкой он давно перестал заниматься, оставив каждодневную полицейскую рутину и бытовуху рядовым констеблям.
        - Я весь внимание, сэр.
        Вустер пошурудил в завалах стола, что-то бессвязно бормоча под нос, и с торжествующим видом извлёк на свет тоненькую, перевязанную шнурком папку.
        - Ага, вот она, будь неладна. Ознакомься, Джентри. Твоё новое персональное задание. Сразу предупреждаю - дело огромной важности и запредельного уровня ответственности.
        Джейсон недоверчиво вскинул брови, принимая документы в руки.
        - Пахнет национальной безопасностью, сэр?
        - Политикой.
        - Политикой? - Джентри показалось, что он ослышался. А может это Вустер так неумело пошутил? Но нет, багровая физиономия главы Двора выражала неподдельную сосредоточенность. Всё понятно, шутки кончились. С внезапно участившим свой бег сердцем Джейсон потянул за шнурок, раскрывая папку. Что за сюрпризы она таит в себе? - А при чём здесь Империал-Ярд? Политическими преступлениями занимается Внешняя и Внутренняя разведка. Но чтобы полиция?..
        - Никакого преступления нет и быть, особо подчёркиваю, не должно. Ты давай бумаги смотри.
        Джентри извлёк из папки несколько фотографий и удивлённо посмотрел на Вустера:
        - И это всё?
        - Я же тебя сказал - смотри, а не читай, - проворчал Вустер. - Снимки качественные, не какая-нибудь там халтура. Вот тебе и научные достижения. Я-то знаю, что будь твоя воля, ты бы до сих пор дома лучину жёг и спал на соломе. А я скажу, что фотоаппарат очень полезная штука. Представляешь, как можно усовершенствовать картотеки, дополнив досье преступников фотографиями? А? Ни одной дактилоскопией…
        - Против фотографий я никогда ничего не имел, сэр, - буркнул под нос Джентри, цепким изучающим взором серых глаз рассматривая снимки. Всего снимков было шесть. На трёх из них в разных ракурсах был запечатлён незнакомый ему человек средних лет, ещё на двух какой-то чемодан, на последнем был изображён пассажирский дирижабль класса «Альбатрос». Джейсон решительно ничего не понимал. Дирижабль, чемодан, какой-то хмырь с чересчур умным и занудным лицом. Что за ерунда?
        Правильно истолковал проявившуюся на физиономии Джентри реакцию, Вустер спокойно обронил:
        - Ты смотри, смотри. Хорошенько смотри и запоминай. Ты должен выучить рожу этого человек лучше собственного отражения в зеркале.
        - Да кто он такой, чёрт возьми! - Джейсон раздражённо бросил бумаги на стол. Его начало злить, что Вустер всё ходит вокруг да около. Одно радовало, в тёплом кабинет он постепенно начал согреваться, а подсыхающая одежда уже не так холодила кожу. Правда, голодные мяукающие спазмы в животе никуда не делись.
        - Он тот, за кого ты будешь отвечать головой в ближайшие несколько дней. Тот, с кого ты пылинки сдувать будешь, а если понадобиться, то и задницу ему подтирать, - Вустер повертел в коротких толстых пальцах погасшую к несказанной радости Джентри трубку. - Сынок, этот человек большая шишка. Завра он прилетает в наш город на этом дирижабле. Багажом у него числится вот это самый чемодан. Даже и не знаю, что представляет наибольшую ценность - содержимое чемодана или учёной головы этого человека. Но ты будешь изо всех сил стараться сохранить в целости и то и другое, ясно?
        - Очень интересно, сэр, - сказал Джейсон, вновь беря фотографии и по-прежнему мало что понимая. - Кто он такой и что ему нужно? И что находится в чемодане? И для чего, точнее, от кого его охранять?
        - Содержимое чемодана не наше с тобой ума дело. Этот парень один из учёных. Его представили, как Гордон Крейг. Я не знаю, настоящее ли это имя… Он прибудет в наш город с научным докладом и испытательным образцом в этом чемодане. И ты станешь на несколько дней ему заместо няньки и отца родного.
        - Охранять какую-то лабораторную крысу? - Джентри разочарованно посмотрел на шефа, всё ещё надеясь, что это шутка. - Сэр, я не пойму, зачем здесь нужны мы?
        - Сверху, - Вустер недвусмысленно ткнул пальцем в низкий потолок, - дали ясно понять, ЧТО от нас требуется и с нашим мнением никто считаться не собирается. А вся загвоздка в том, что возможно существует угроза покушения на этого малого. Якобы следом за ним к нам в гости может заявиться сам Невидимка. Собственной персоной. Теперь понимаешь?
        У Джейсона на несколько секунд пропал дар речи. Прочистив внезапно пересохшее горло, он сказал:
        - А поподробнее, сэр?
        Глава 3
        На город стремительно падали ранние осенние сумерки. Зародившаяся после утреннего дождя прохлада к вечеру лишь усилилась. Высоко на просторах хмурого, без малейшего проблеска солнца, неба разгулялся завывающий ветер. Подступающий полумрак начал окутывать кварталы и улицы города. Повсеместно стали зажигаться фонари, газовые рожки. В окнах жилых домов включались лампы, в бесчисленных магазинах, лавках, и мастерских, наоборот - гаснуть. А во многих зданиях и строениях большого города свет горел всегда.
        Поддерживающие жизнь столицы заводы и фабрики работали безостановочно круглые сутки, пыхтя огромными, вонзающимися в небо трубами. Жизнь в заполненных сложными механизмами чревах промышленных ангаров не прекращалась не на минуту, разнося по всей округе гул и грохот. Так же, не видя разницы между ночью и днём, продолжали работать котельные, пекарни, различные увеселительные заведения, театры. Всё так же встречал прибывающие и провожал отходящие паровозы вокзал, светился гирляндами сигнальных маяков на причальных мачтах небопорт. По мощеным дорогам то и дело проносились экипажи и паровые дилижансы.
        Жизнь в огромном городе ночью замедлялась, но не останавливалась никогда. Прохожих на улицах становилось меньше, но разогнать всех безоговорочно по домам было под силу разве что лютой непогоде. В сезон снежных штормов и на центральных, хорошо освещённых улицах редко кого встретишь. Но прохладным октябрьским вечерком снующих по своим делам горожан было более чем достаточно. Одни жители столицы спешили домой, поближе к тёплым очагам, другие, проклиная судьбу-злодейку, шли на работу. Хватало и праздношатающихся гуляк, которым было, в принципе, наплевать как на непогоду, так и на время суток.
        Как видно, Столица ничем, кроме размеров и численности населения, не отличалась от любого другого города. Люди, они ведь везде одинаковы. Суть человеческая такова, что всегда и в любом месте на нескольких достойных людей найдётся один негодяй. Есть хорошие люди, а есть плохие. Некоторые отдадут последнюю рубашку нуждающемуся, а кто и снимет драные сапоги с умирающего в придорожной канаве. И совершенно неважно, где они живут, хоть в огромном городе, хоть в захудалой провинции. Люди одинаковы везде.
        Джейсон Джентри покинул каменные стены раскинувшегося на полквартала трёхэтажного старинного здания Империал-Ярда в начале шестого. Он не стал брать пролётку или плестись на омнибусную остановку, а решил пройтись по вечерним улицам пешком. Часовая прогулка до дома определённо не повредит, только аппетит разожжёт. Старший инспектор надеялся, что влажный прохладный воздух проветрит ему голову и освежит мысли. Вустер, сукин сын, в наказание-таки заставил Джентри писать рапорт о провале утренней операции по поимке Прыгуна. Джейсон, скрипя зубами, вынужденно подчинился. Время, которое можно было выделить на изучение предстоящего задания, было в итоге потрачено на бесполезную пачкотню бумаги. Рапорты Джентри ненавидел всем сердце и всеми силами избегал подобной чести. Но сегодня пришлось отдуваться одному за всех. Отчасти это было и справедливо, что нисколько, в общем-то, настроения Джейсона не улучшало.
        Он шёл по тротуару Сорок второй улицы, ничем не выделяясь из бесконечного человеческого ручейка, текущего по отполированным сотнями тысяч ног булыжникам. Широкоплечая фигура в длинном шерстяном пальто чёрного цвета с поднятым воротником, остроносых сапогах на каблуке и широкополой шляпе с высокой тульей. Тоненькая папка с фотографиями лежала во внутреннем кармане пальто. В заплечной кобуре затаился «Хантер» - облегчённый длинноствольный револьвер. Уступающий «Кардиналу» по убойной мощи, но превосходящий по кучности стрельбы и боезапасу. В барабане «Хантера» ждали своего часа целых десять смертоносных зарядов, готовых любого превратить в решето. Жизнь и служба полицейского давно научили Джентри никогда не расставаться с оружием.
        На улицах города всегда хватало опасностей. И как бы не старался Ярд, победить преступность он не мог. Джентри прекрасно понимал, что эту сложнейшую, сотворённую много веков назад и взращённую сотнями поколений эфемерную конструкцию победить нельзя. Как можно победить то, что у человека в крови? Деление на плохих и хороших, верно? Искоренить преступность дано лишь тому, кто научится врачевать людские души. Кто сможет предотвратить преступление ещё до его зарождения, разглядев то тёмное, что неизвестно по каким причинам, возникая в человеке, толкает его на убийство. Джейсон надеялся, что когда-нибудь это благословенное время наступит.
        - Эй, красавчик, не хочешь поразвлечься? - окликнула старшего инспектора с порога мясной лавки вызывающе одетая девица в красных юбке, кожаных сапожках и кокетливом кружевном капоре. Симпатичная, с выбивающимися из-под головного убора прядями рыжевато-золотистых волос, приятной улыбкой и рабочей усталостью в васильковых глазах, освещённая газовым рожком, она куталась в наброшенный на плечи тонкий плащик. На ступеньках она была не одна, а с под стать одетой товаркой, брюнеткой с длинными, падающими за спину волосами. На ступеньках, между выступающими пилястрами ночные бабочки прятались от забирающегося под юбки ветерка.
        Невольно замедлив шаг, Джейсон машинально сунул руку за пазуху к пристёгнутому на лацкан жилета жетону. Но вдоволь натерпевшись за прошедший рабочий день, он был настроен благосклонно. Чертыхнувшись, Джентри разжал пальцы. Глядишь, так скоро начну и за револьвер хвататься при виде торгующего сластями ребёнка, мрачно подумалось ему. Работа в полиции здорово меняла человека, что-то отнимая и, как ни горько было признавать Джейсону, мало что отдавая взамен. Он любил свою профессию. Ему нравилось ловить преступников, блюсти закон, помогать людям. Но чего-то, чего-то он безоговорочно лишился… Возможно, частички души?..
        Разглядев мрачную физиономию остановившегося напротив них молодого человека, проститутки невольно прижались друг к дружке. О злодейских выходках Джека-Попрыгунчика не слышал только глухой. Как знать, вдруг этот прилично одетый парень окажется этим неуловимым маньяком?
        - Лет то тебе сколько, дорогуша? - хмуро спросил Джейсон, отметив про себя чересчур юную мордашку остановившей его девушки. Вторая жрица любви успешно скрывала лицо за большим веером из облезлых страусинных перьев.
        - А ты любишь погорячее, милый? - осмелев, подмигнула златовласка. - Мне будет столько, сколь тебе захочется. Ну правда… Я такое умею, что ни одной из этих разваливающихся матрон с улицы Тюльпанов и не снилось! Я буду твоей послушной девочкой!
        Видя нарисованное на лице Джейсона сомнение и нерешительность, вторая проститутка, гортанно хихикнув, пробасила из-за веера:
        - Генриетта, не будь такой назойливой. Вдруг господин предпочитает мальчиков?
        Только сейчас, услышав грубый искажённый дискант второй «девушки», Джейсон допёр, что это выряженный в женские шмотки, высокий, не ниже его, детина, накрашенный и в парике. Тут уж Джентри сдержаться не мог. Он зловеще ухмыльнулся и медленно откинул полу пальто, демонстрируя хихикающим «дамам» жетон.
        - Предпочитаю-предпочитаю. Ты угадал, дружище. Только закованных в наручники и привязанных к стулу в комнате для допросов.
        Смех жриц любви как рукой сняло. Синеглазая блондинка от страха начала так сильно икать, что Джейсону искренне стало жаль бедняжку. Любитель вееров и женских тряпок и вовсе язык проглотил, вжавшись в запертую дверь лавки и не сводя и инспектора ошалевшего взгляда загнанного зверя.
        - Господи, боже правый, да он полицейский! - выдохнула названная Генриеттой деваха. Васильковые глаза приобрели размеры чайных блюдец. Даже в сгустившихся вечерних сумерках было видно, как побелело её миловидное личико. - С-сэр, надеюсь, вы не станете нас арестовывать? Поверьте, мы просто гуляем, у нас и в мыслях не было ничего такого… Этакого…
        Окончательно запутавшись, ночная бабочка вконец сникла и умоляюще посмотрела на Джентри. Косящий под даму хмырь нервно дёргался. Его плутоватые, подведённые тушью глазки лихорадочно бегали. Он явно раздумывал, как бы так побыстрее и незаметнее свалить. Сразу видно, что опытный и не раз попадал в облавы.
        Джентри кивком подбородка указал ему на путь к отступлению на тротуар. Вырядившийся в женские тряпки детина нисколько не интересовал старшего инспектора.
        - Ты, ошибка природы, бери ноги в руки и катись отсюда. Ещё раз попадёшься мне на глаза, загремишь в кутузку на месяц за бродяжничество. Посидишь в одной клетке с вонючими забулдыгами, враз ума наберёшься. Чего ждёшь?!
        Подпрыгнув от грозного окрика Джейсона на пол фута, ночная, хм, ночной мотылёк гортанно пискнув на прощанье что-то неразборчивое, подобрав юбки, кинулся бежать. Оставшись с Джентри наедине, Генриетта чуть не зарыдала от страха и отчаяния. От намётанного глаза Джейсона не ускользнуло, что блондинка напугана до чёртиков. Наверняка недавно на панели и ещё не приходилось иметь дел с полицией. Битая жизнью проститутка, доведись ей схлестнуться с представителем закона, не стала бы плаксиво кривить ротик и беспомощно хлопать глазками. Вагон и маленькую тележку отборной брани в свой адрес Джейсон точно бы услышал. Но только не от этой дурёхи. На вид Джентри дал бы ей не больше восемнадцати. Совсем ещё сопливая девчонка. Что же толкнуло её заняться столь специфической профессией? Впрочем, Джейсон не понаслышке знал, что порою отчаяние толкает людей на отчаянные поступки. Вот и пойми, где тут правда жизни…
        Джейсон сдвинул шляпу на затылок и как можно доброжелательней улыбнулся едва не падающей в обморок златовласке.
        - Ты Генриетта, я правильно понял?
        - Да, сэр, - тихонько ответила девушка, спрятав руки под мышки. - Вы заберёте меня? Пожалуйста, я вас прошу, не надо… Я… Я ничего плохого не делаю. И я ничем не болею, честно! Я не распространяю никакой заразы, можете быть уверенными. У меня и справка есть…
        - Успокойся, - Джентри поднялся к ней на ступеньки. - Ты выбрала не самое удачное время для начала работы, Генриетта.
        Блондинка удивлённо вскинула тонкие выщипанные брови. Этот странный полицейский вёл себя крайне подозрительно. Не так, как она ожидала и уж совсем не так, как по её мнению должен себя вести злобный, словно натравленный на лису охотничий пёс, страж порядка. Может, он намекает, что есть вероятность договориться?.. Полные губы девушки посетила неуверенная улыбка:
        - Вы… Вы очень привлекательны, сэр. Думаю, что я бы могла кое-чем помочь вам…
        Громко фыркнув, Джейсон с изрядным весельем посмотрел на неё сверху вниз.
        - Ты что, предлагаешь мне взятку? Хочешь раздвинуть свои ножки, лишь бы я отвязался от тебя? Вот бестолочь…
        Девушка вспыхнула, явно посчитав себя смертельно оскорблённой. Она стала похожа на маленькую ощетинившуюся злобную кошечку. Которая может больно оцарапать, а то и укусить.
        - Что вы хотите от меня? - её мягкий полудетский голосок приобрёл колючие обиженные нотки. - Я ничего дурного не делала! Если вам так неймётся, то лучше займитесь своими прямыми обязанностями - ловите бандитов! Что вы пристали к бедной беззащитной девушке?
        - Я к тебе не пристаю и арестовывать не собираюсь, - Джентри был само терпение.
        - Если вы не хотите меня трахнуть, тогда что вам от меня нужно? - осмелевшая ночная бабочка шипела как выкипающий чайник. - Или вы мне решили мораль прочитать о моей нравственной распущенности? Хотите ткнуть носом в то дерьмо, где обитаю я и мне подобные? Да что вы вообще обо мне знаете?.. Вы, живущий по другую сторону этого города, в собственном чистеньком уютном мирке…
        Рука Джейсона промелькнула атакующей змеёй. Стальные пальцы крепко стиснули подбородок Генриетты, зажимая ей губы.
        - Довольно, - Джентри по-прежнему не повышал голоса. - Я хочу помочь тебе. Но если ты не желаешь прислушаться ко мне, то прислушайся хотя бы к голосу разума. И скажи мне, что делает такая красивая юная девушка как ты, здесь, этим поздним вечером, вместо того, чтобы сидеть дома под маминым крылышком и вышивать крестиком?
        Генриетта закусила нижнюю губу, её большая не по возрасту грудь под тонкой красной кофточкой тяжело вздымалась. Она резко отвернулась от старшего инспектора, судорожно кутаясь в накинутый на плечи плащик.
        - У вас такое хобби - спасть заблудшие души? По проститутке в день? Тогда вам нужно было идти в священники. Вы выбрали не ту профессию, сэр.
        - Я сам не знаю, зачем я всё это говорю тебе, - признался Джейсон. - Если бы ты меня не окликнула, я бы прошёл мимо. День выдался тяжёлым и меньшее, что я хочу, это как можно скорее очутиться дома. Но мне становится не по себе от того, что этой ночью в городе, жителей которого я поклялся защищать, опять произойдёт очередное преступление. А я никак не смогу этому помешать. Может, всё дело в том, что я не хочу, чтобы ты пострадала от рук Джека-Попрыгунчика? Ты ещё слишком юна, чтобы умирать.
        Джейсон внезапно почувствовал себя полным, законченным, наикруглейшим идиотом. Нет, ну в самом деле, что это с ним? Стоит тут как последний болван и пытается вправить мозги этой недалёкой дурочке, для которой, не смотря на юность и неопытность, что трусики снять, что пирожок съесть - всё одно! Кретин!
        - Ладно, не буду тебя отвлекать от… работы, - Джейсон мрачно усмехнулся. - Бывай, Генриетта. Но… Если узнаешь что-нибудь интересное о том же Попрыгунчике, например, не поленись прийти в Империал-Ярд. Или если тебе понадобится помощь, так же не стесняйся. Спроси старшего инспектора по расследованию убийств Джейсона Джентри.
        Джентри поправил шляпу и, сбежав со ступенек, двинулся дальше, засунув руки в карманы пальто. Генриетта обернулась через несколько секунд, когда инспектора и след простыл. По щекам девушки, смывая косметику, текли слёзы.
        
        Дома старшего инспектора ожидал гость. Впрочем, столь позднего посетителя, заглянувшего в логово Джентри на ночь глядя, трудно было назвать гостем. Особенно учитывая, как развязано и довольно нагло он себя вёл. Но Джейсон уже давно привык к особенностям несносного характера этого человека. Джеку Спунера были неведомы такие общеизвестные понятия, как учтивость, вежливость и стыдливость. А от слова «культура» Джек шарахался, словно от чумной крысы. Сдающая Джентри комнаты старенькая миссис Монро ворчала, что будь её воля и не подводи больные артритом кости, она бы живенько спускала Спунера с лестницы всякий раз, как он объявлялся на пороге дома номер 33 по Сторм стрит.
        Но что поделаешь! В конце концов, Джек был давнишним приятелем инспектора, надёжным помощником и бесценным источником информации. И согласитесь, трудно обижаться на человека, который ведёт себя так, как считает нужным, всегда говорит всё, что думает, прямо в глаза и которому всего-навсего четырнадцать лет.
        Миссис Монро, одетая в неизменный домашний халат и толстую шерстяную шаль, встретила Джентри в прихожей. Сердобольная старушка-божий одуванчик всегда каким-то шестым чувством угадывала тот момент, когда её единственный и неповторимый постоялец поднимается по ступенькам и берётся за дверную ручку. Как всегда, Джейсона самым внимательнейшим образом осмотрели старушечьи, в окружении сетки мелких морщин, светло-карие глаза. Удостоверившись, что Джейсон цел и невредим, миссис Монро чуть ли не насильно стянула с инспектора пальто, и не успел тот по обыкновению возмутиться чрезмерной опекой участливой старушки, как услышал обвинительные слова:
        - Ты сегодня подзадержался, Джейсон. Ужин давно стынет… Неужто тебе совершенно наплевать на заботу бедной несчастной старухи?
        Метким броском отправив шляпу на вешалку, Джентри улыбнулся:
        - Вы для меня и так делаете слишком много, миссис Монро. Мне кажется, что проживи я вечную жизнь, и то не смогу расплатиться с вами за всё добро. Правда, с моей работой долгая жизнь - непозволительная роскошь.
        - Типун тебе на язык, глупый мальчишка, - замахала на него руками хозяйка. - Ты хочешь разбить мне сердце? Скажи спасибо, что давно вышел из того возраста, когда тебя можно было бы отодрать ремнём!
        - Слава богу, - пробурчал Джентри, входя в гостиную. Личные комнаты Джейсона находились на втором этаже старинного добротного каменного дома, крытого тёмной черепицей, со стенами, увитыми цепкой паутиной плюща. На первом этаже безраздельно властвовала Джульетт Монро. Ужинали они зачастую вместе, в маленькой, уютной, ярко освещённой электричеством столовой. Добрая старушка нянчилась с бравым инспектором отдела по расследованию убийств как с родным внуком. Поэтому Джентри был порядком избалован различными вкусностями и десертами. И не приведи господь сказать, что ты не голоден, если миссис Монро намеривалась тебя попотчевать клёцками со свининой или мясным рагу с гарниром из жаренным грибов. Лучше уж сразу вздёрнуться. Бывало, Джентри удивлялся, как при таком усиленном домашнем питании он ещё не растолстел, как свин. Должно быть, все лишние калории он сжигал на работе, носясь как гончий пёс, по городу, наматывая немало миль.
        - Мой руки и марш к столу, - поправив небрежным жестом сползающую с сухоньких плеч шаль, Джульетт одарила своего ненаглядного квартиранта подозрительным взглядом. В её глазах на секунду мелькнула и пропала весёлая хитринка. - И смой с себя запах духов, негодник.
        Джейсон принюхался и поймал за ускользающий хвост едва уловимый шлейф аромата духов Генриетты. Клубника. Сочная сладкая клубника. Чёрт. Поморщившись, как от зубной боли, Джейсон засучил рукава рубашки и склонился над раковиной.
        - Это хм… Издержки профессии полицейского…
        - Назначать свидания девушкам?
        - Допрашивать проституток, - ухмыльнувшись, Джейсон принял из сухоньких, жилистых рук миссис Монро полотенце.
        - Ох уж эти падшие девки! В мою молодость с ними долго не рассусоливали… Да посмела бы хоть одна из этих бесстыдниц выставить на улице, на глазах у всех, голую ногу! Совсем бога перестали бояться, срам один!
        Джейсон подозревал, что в годы юности осерчавшей старушки нравы не сильно отличались от нынешних. А сама миссис Монро наверняка до замужества разбила не одно сердце. В свои шестьдесят пять бойкая старушка ещё умудрялась строить глазки мистеру Рочестеру, пожилому лавочнику, торгующему овощами, чьим постоянным клиентом она являлась уже более десяти лет! Овдовев семнадцать лет назад, Джульетт Монро так и не сподобилась больше выйти замуж. Детей с покойным мистером Ричардом Монро у них не было, и вдова не нашла ничего лучшего, как сдавать второй этаж внезапно ставшего таким большим дома в аренду. Жилище миссис Монро было ухоженным, вместительным, оснащённым современным паровым отоплением и выгодно расположенным в одном из самых тихих и благополучных районов города. Посему сдача комнат в наём приносила приличный доход, позволяющий вполне безбедно существовать.
        Джентри поселился на втором этаже девять лет назад, быстро поладил с хозяйкой, благоговевшей перед полицейскими, и тех пор стал чуть ли не самым родным и близким человеком для одинокой старушки.
        - Кстати, в твоей комнате тебя ожидает твой малолетний дружок Спунер, - поставив на застеленный нарядной скатертью стол кастрюльку с источающим божественный запах луковым супом, сказала Джульетт. - Этот воришка опять пытался стянуть с кухни печенье, поэтому я прогнала его наверх. У мальчишки на редкость ушлые глазки плута и обманщика! Ума не приложу, как ты выносишь его общество!..
        - Ум… Вкуснотище, миссис Монро, - польстил не на шутку разошедшейся хозяйке Джентри. С Джеком миссис Монро была, что называется, на ножах. И Джейсону никак не удавалось их примерить. - Вы бы позвали его к столу. Наверняка мальчуган голоден. Сжальтесь, Джульетт. У вас же добрейшее сердце размером с гору Бардук!
        Миссис Монро приосанилась, половник в её руке выглядел королевским скипетром. Джейсон знал, что старушка неимоверно обожала, когда люди в два раза моложе неё обращались к ней по имени.
        - Ну что ж, полагаю, мы не обеднеем, если пожертвуем тарелочку супа этому лисёнку…
        Решительно вздёрнув острый подбородок, миссис Монро вышла из столовой. Её негромкие шаги затихли где-то на устланной толстым ковриком лестнице. В тепле уютной комнаты, после нескольких ложек горячего пряного супа Джейсона разморило. Мысли разбегались в разные стороны, как улепётывающие от тапочка тараканы. Проклятье, он совсем забыл об оставшемся в кармане пальто конверте! Это всё чёртова усталость. Джентри провёл ладонями по лицу. Двухдневная щетина щекотала кожу. Внезапно Джейсону захотелось как можно скорее раздеться, нырнуть в ванную, а затем забраться в постель и заснуть на недельку другую. И чтобы никто не тревожил и не доставал никакими ответственными заданиями во благо всего государства. Но Джентри догадывался, что в ближайшую тысячу лет никакой отдых ему и не снится.
        - Эй, Джейсон, дружище, привет! Ух ты, как здоровски пахнет! Чо это у вас за варево? Супец, да? Я бы тоже не отказался от парочки порций.
        Из невесёлых унылых размышлений Джейсона вырвал звонкий мальчишеский голос, звучащий нарочито развязано и громко. Джек находил особое удовольствие орать во всю глотку в присутствии миссис Монро, полагая, что старушка туга на оба уха. Джейсон поднял на вошедшего в столовую паренька серые глаза. Где-то позади Спунера приглушенно ворчала Джульетт.
        Джек был одет в поношенные брюки в крупную клетку и длиннополый сюртук явно с чужого плеча. Голову мальчугана с непослушными светло-русыми вихрами украшала кожаная лётная кепка с пристёгнутыми массивными очками-гоглами. Что-то новенькое. Неужели Спунер спёр её в небопорте у какого-нибудь подвыпившего пилота дирижабля в увольнении?
        - Привет, Джек, - старший инспектор приглашающе указал на свободный стул. Радостно ухмыляющийся Джек не заставил себя просить дважды, тотчас развалившись на другом конце стола, напротив сидящего лицом к дверям Джентри.
        - В нашем доме принято снимать головные уборы, садясь за стол, - Джульетт грозно ткнула в мальчишку пальцем. - Я понятно выражаюсь, молодой человек?
        Спунер бросил на усмехающегося в ложку с супом Джентри умоляющий взгляд широко распахнутых зелёных глаз. Джейсон и бровью не повёл.
        - Старая грымза… - чуть слышно, под нос, пробормотал паренёк, стягивая кепку. Впрочем, он тут же забыл об обидах, когда перед ним появилась полная тарелка горячего супа. Джек схватил ложку, кусок хлеба и с жадностью накинулся на угощение.
        Громко фыркнув, выражая крайнее неодобрение манерами Спунера, миссис Монро вновь вышла из столовой.
        - Ты отлично сегодня сработал, Джек, - сказал Джентри, отодвигая опустевшую тарелку. - Вот только мы, точнее, я, сел в лужу. Я опять оплошал, представляешь? Этот ублюдок снова ушёл. Он был у меня на мушке и спокойно ушёл…
        - Угу… Мм… Неплохо, совсем неплохо. Эта старая крокодилиха умеет готовить жратву, надо отдать ей должное…
        Чувствуя желание выговориться, Джейсон не особо предавал значения тому, что с увлечением поглощающий суп мальчуган не обращает на его слова никакого видимого внимания. Память и слух у мальчишки были феноменальными. И раз что-либо услышав, он запоминал это намертво. Старший инспектор познакомился с Джеком Спунером, мелким воришкой и бродяжкой, два года назад, зимой, на одной из заснеженных улиц. Спунер пытался стащить из мясной лавки кусок говяжьей вырезки, и был схвачен с поличным бдительным лавочником. Дюжий мужик вознамерился наказать малолетнего воришку по-свойски, при помощи здоровенного соснового полена. На счастье приготовившегося к смерти Джека в лавку заглянул Джентри, выполняя заказ миссис Монро. Полицейский жетон способен творить чудеса и Спунер отделался лёгким испугом.
        С тех пор Спунер стал верным другом и весьма полезным помощником инспектора Империал-Ярда. Внимательный, глазастый и пронырливый, он всегда владел самой первой информацией, которую только можно было добыть в самых низах общества, где Спунер вращался, как рыба в воде. Джентри искренне привязался к бездомному мальчишке, периодически давая тому разные мелкие и не очень поручения. И надо сказать, что все задания инспектора Спунер выполнял безукоризненно. У мальчика был врождённый актёрский талант и чутьё на жареное. Между полицейским и мальчуганом установились прочные дружески-деловые отношения, которыми оба предельно дорожили. Вот только Джентри уже неоднократно пожалел, что втянул Спунера в дело с Джеком-Попрыгунчиком. Уж больно вдохновенно, с немалой самоотдачей, Спунер включился в эту опасную игру. Джейсон знал, что не простит себе, если с мальчишкой что-нибудь случиться. Но запретить Спунеру помогать означало поставить крест на их дружбе.
        - Мы поймаем его, дружище, обязательно поймаем, - Джек облизал ложку. - Кстати, ты мне должен пять фунтов.
        - Пять? - Джейсон откинулся на спинку стула и заложил ладони за затылок. - Ты держишь меня за миллионера?
        - За чувака, который одолжит лучшему корешку каких-то жалких пять фунтов!
        - Лучшему корешку?
        - У тебя что, есть друзья лучше, чем я? - воровато оглянувшись, Джек потянулся на середину стола и ухватил из плетеной вазы самую большую и вкусную на вид плюшку, щедро посыпанную сахарной пудрой. - Слушай, а если я попрошу у твоей надзирательницы чаю, она не выплеснет мне на чердак весь чайник?
        Джейсон вытянул из кармана жилета потёртый бумажник и, порывшись в нём, протянул маленькому вымогателю пятифунтовую бумажку. Купюра, едва к ней прикоснулись подвижные пальцы мальчишки, испарилась как по волшебству.
        - Ты знаешь кого-нибудь с Сорок второй улицы по имени Генриетта? - внезапно подавшись непонятному порыву, спросил Джейсон, пытаясь выглядеть как можно более непредвзято.
        Джек чуть не подавился плюшкой. Закашлявшись, он с укоризной взглянул на своего взрослого приятеля.
        - Я тебе что, справочное бюро? Там же сотни людей живут, как я могу знать, кого из них зовут Генриеттой?
        - Она проститутка. Невысокая симпатичная блондинка, с большой грудью и приятным голосом. Вряд ли старше тебя более чем на четыре года.
        Вот после этих слов Джек закашлялся так, что Джейсон, ругнувшись под нос, поднялся и от души похлопал мальчишку по спине, сожалея, что не может таким способом выбить из него всю лишнюю дурь.
        - Ты… Ты чего, Джейсон? На кой ляд тебе сдались эти фифы? Того и гляди подцепишь от них чего-нибудь и будешь потом год лечиться в больнице Святой Дианы! Слушай, я так думаю, что пора тебе всё-таки жениться. И сразу забудешь свою ненаглядную кудрявую Генриетту!
        Джентри мрачно посмотрел на мальчишку:
        - С чего ты взял, что меня интересуют интимные отношения с этой девушкой? И откуда ты знаешь, что она кудрявая, если никогда не видел её?
        - Дьявол, иногда я забываю, что ты полисмен! - приуныл Спунер, догрызая плюшку. - Ты меня поймал… Знаю я её, знаю. Нормальная вполне девчонка, хорошая. Работать начала совсем недавно. Фамилия её Барлоу. Она нездешняя, по-моему. Говорит, что из Северных районов, но я лично ей не верю. Уж больно она чистенькая и холёная. По мне так она вылитая уроженка Клэр-Парка!
        Инспектор с удивлением вскинул бровь:
        - Ты не хуже меня знаешь, что Клэр-Парке живут исключительно богатые и состоятельные люди, Джек.
        - Знаю. Но я готов поставить на кон правую руку, что Генриетта Золотые Кудряшки Барлоу не из низов.
        - Любопытно-любопытно…
        - Ты мне всё ещё не сказал, почему интересуешься этой особой, - пользуясь отсутствием в столовой миссис Монро (хозяйка дома знала, когда нужно тактично удалиться, чтобы не мешать), Джек набивал карманы леденцами. - Она не такая как все, чегой-то в ней меня настораживает… Хм, неплохая конфетка… Хотя говорят, что дело своё знает назубок. Или на роток!
        Спунер заговорщицки подмигнул. На веснушчатой мальчишеской физиономии не было и тени смущения.
        Опустив последние пошлые слова собеседника мимо ушей, Джентри сказал:
        - Ты бы завязывал со своими делишками…
        - С чего бы это? Я ж должен зарабатывать на хлеб.
        - Подрезая чужие кошельки и воруя продукты у неповоротливых лавочников?
        - Не менее достойное занятие, чем у сильных мира сего, ворующих в гораздо более крупных размерах, - отрезал Джек. Он обижено нахохлился. - Вчера на площади Набата опять была демонстрация. Рабочие сталелитейных заводов выступили маршем. Поговаривают, что если к их требованиям никто не прислушается, то они устроят забастовку. Представляешь? А где одни, там и другие.
        Джейсон с интересом посмотрел на посерьёзневшего мальчишку:
        - Не думал, что тебя интересует политика.
        - И правильно делал! Эта штука волнует меня не больше чем чирей у старого Мемо. Просто я э-э-э… Патриот. А ты полицейский инспектор и по долгу службы обязан поддерживать правительство. Даже если оно, правительство, не право. Это твоя обязанность. Пусть и в ущерб собственному мнению.
        - И что ты хочешь этим сказать? - удивился Джейсон.
        - Трудно быть патриотом подневольному человеку. А я свободен. Чуешь разницу?
        Джентри потеребил пуговицу на жилете, скупо усмехаясь. Котелок у мальчишки варит почище чем у многих констеблей, проработавших в полиции не один год и предпочитающих не задавать вопросов, не относящихся к службе. Люди узкого кругозора, которые даже не задумываются над приказами. Разумеется, беспрекословное подчинение - одно из наидостойнейших качеств любого полицейского, стремящегося подняться по карьерной лестнице вверх. Но ведь человеческого приоритета думать никто не отменял.
        - Мы ушли в сторону от темы, Джек. Я говорил тебе завязывать с Дном и перебраться в более приличный район.
        - Слушай, иногда ты бываешь невероятным занудой! - с отвращением фыркнул Спунер, нахлобучивая на голову лётную кепку. - Ещё скажи устроиться в работный дом или там проситься в приют для беспризорников! Я сам по себе и мне нравится моя жизнь. Другой мне и не надо.
        - Ты ещё слишком юн и только по этой причине на тебя мало обращают внимания. Но стоит тебе подрасти, и многое изменится. Джек, помогая мне, ты ставишь под удар себя. Разве ты не понимаешь, что с тобой может произойти, если в дальнейшем ты по-прежнему будешь работать со мной? Знаешь, как называют полицейских осведомителей на Дне?
        Спунер посмотрел на Джейсона, как арестант на судью.
        - Я никогда не считал себя стукачом, Джейсон. И мне плевать, что там думают по этому поводу другие. Ты боишься, что я закончу свою жизнь с камнем на шее на дне Магны? Да кому я на хрен сдался? Я не состою ни в одной из гильдий и не собираюсь никуда вступать. Я одиночка, Джейсон! А ты мой друг. И помогая тебе, я не чувствуя себя предателем или крысой! Я хоть раз заложил кого-нибудь из тех, кто доверяет мне, но находится в неладах с законом? Нет? Ну, так и о чём ты тогда переживаешь?
        Джентри задумчиво водил пальцем по столу.
        - Уже темнеет, Джек. Не подумай, что выгоняю тебя, но тебе стоит поторопиться, если не хочешь, чтобы ночь застала тебя в пути. Впрочем, ты бы мог заночевать и здесь. Дом большой и для такого тощего доходяги, как ты, уж найдётся уголок.
        Вставая на ноги, Спунер поморщился, словно вместо сахара отведал лимонной кислоты:
        - Если мне придётся выбирать между Попрыгунчиком и твоей домомучительницей, я выберу Джека. От него я как-нибудь отобьюсь, а вот с энтой древней кашалотихой я связываться не хочу.
        
        На город опускалась ночь, а вместе с нею туман. Плотной густой воздушной массой он растекался по улочкам и дорогам, накрывал дома и мягко стучался в окна. Тыкался в тупики и обволакивал рвущие ночное небо башни, скрывал молниеотводы и печные трубы, ложился на крыши, хватал за ноги случайных припозднившихся прохожих. Туман приглушал звуки города, окрашивал в призрачную таинственную палитру. Туман зыбким дрожащим маревом поглощал город квартал за кварталом, принося сырость и запахи надвигающейся зимы.
        Света зажёгшихся ночных фонарей и ламп едва хватало, чтобы рассеивать клубящуюся пелену тумана. Жёлтые огоньки робко мерцали в туманной ночи, словно далёкие-предалекие маяки. Город засыпал. Ночная жизнь по накалу страстей и движению заметно уступала дневной, а в такую слякотную прохладную ночь тем более. Мало находилось желающих прозябать на заволоченных белесыми испарениями улицах, когда видимость исчезала через несколько шагов, а изо рта вырвались, смешиваясь с туманом, облачка пара. Любой звук, любой посторонний шорох необычайно громко, усилившись, бил по ушам, заставляя непроизвольно вздрагивать.
        Туман одерживал победу на всех фронтах, торжествующе захватывая город в свои липкие призрачные объятия. Никто не мог ему противостоять, ни парки, ни площади, ни трущобы бедняков, ни застроенные современными зданиями кварталы аристократов и богачей. Ни даже Промышленные кварталы, где причудливая грохочуще-пыхтяще-чадящая жизнь не останавливалась ни на минуту. Туман захватил всё и всех. Перед ним все были равны.
        Одним из тех, кто не спал в эту ночь, был Вилли Престон. Он с самого вечера мужественно боролся со сном, говоря себе, что на этот раз он уж точно не заснёт. Вилли потерял уже четвёртый зуб, но не разбогател ни на пенни! А ведь по его самым скромным расчётам в фарфоровой копилке-медвежонке уже должно было храниться не меньше трёх золотых монеток. Но он всегда засыпал с выпавшим зубом под подушкой и упускал момент прихода Зубной феи. Самое интересное заключалось в том, что на утро под подушкой было пусто. Вилли было уже семь лет, и он сильно подозревал, что Зубных фей не существует, а выпавшие молочные зубы исчезают благодаря заботам мамы. Но на этот раз он твёрдо вознамерился поймать удачу за хвост. Он не будет спать всю ночь, охраняя свой выпавший зуб, но либо дождётся прихода Феи, либо поймает с поличным свою собственную мать. Кто знает, может, всякий раз, когда Зубная фея уже готова положить ему под подушку взамен зуба золотую монетку, в спальню входит мама и забирает заветный зуб?
        Этой ночью Вилли твёрдо и решительно настроился разобраться во всей этой тёмной истории лично. Вот он и лежал в своей постели, до подбородка укрытый одеялом и периодически щипал себя за руки. Поначалу мальчик пробовал считать овец, затем переключился на щенков и, наконец, на воронах бросил эту безнадёжную затею. Кого бы он ни считал, меньше спать от этого не хотелось.
        В комнате мальчика чуть слышно тикали настенные часы, в горячих отопительных трубах приглушенно шумел пар. Папа Вилли, занимающий в компании Болджер Хаус должность инженера-архитектора, зарабатывал вполне неплохо, чтобы семья Престонов могла себе позволить установить новейший паровой котёл взамен старых угольных печек. Питаемый лижущим окна промозглым туманом сумрак запеленал комнату Вилли в непроницаемый саван. Мальчик отчаянно таращил слипающиеся глазёнки, пытаясь рассмотреть в тёмных углах хоть что-нибудь. Он боялся пропустить появление Зубной феи, в такой темнотище спрятаться ей проще простого. Но включить в комнате газовые фонари он тоже не решался, боялся спугнуть долгожданную гостью.
        Когда борьба Вилли со сном начала приобретать размах фронтовых действий, и он медленно, но уверено начал сдавать позиции, во входную дверь дома семьи Престон кто-то постучал.
        Вилли мгновенно распахнул атакованные побеждающим сном глаза. Сердечко мальчика бешено заколотилось. Вот! Она пришла! Почему-то Вилли нисколько не сомневался, что ушлая Зубная фея нарочно постучала в дверь, зная, что внутри все спят. И не дождавшись ответа, она, разумеется, прошмыгнёт внутрь и заберётся в его комнату, чтобы произвести обмен. И тут главное, чтобы не проснулась мама. Мысли Вилли спутались клубком шерстяных ниток. Он растерялся, не зная, что предпринять. Продолжать притворяться спящим? А вдруг мама проснётся, и сама пойдёт открывать дверь? Что же делать?.. Уставший после работы на стройке папа точно ничего не услышит и проспит до утра крепким здоровым сном. Но мама… Мама у Вилли была на редкость чуткой женщиной. Иногда мальчику казалось, что она услышит пролетающего в соседней комнате комара.
        Стук повторился. Вилли откинул одеяло. Вскочив с кровати, как был, в одной пижаме и босиком, он на цыпочках подошёл к приоткрытой в спальню двери и осторожно выглянул в коридор. Там властвовал такой же сумрак, что в его комнате. Стараясь ступать неслышно по толстому половику, Вилли переступил порог прихожей и, затаив дыхание, приблизился к запирающейся на два замка надёжной входной двери. По обе стороны от двери были узкие, забранные деревянной решёткой окошки. Они никогда не закрывались занавесками, но сейчас Вилли, как не старался, не мог ничего разглядеть за ними. Мешал проклятущий туман, превративший глубокую осеннюю ночь в плотное, наполненное призраками и белесой зыбью марево.
        Вилли замер. Тянущийся из-под двери настырный уличный воздух холодил босые ноги. Дубовый паркет под ступнями казался ледяным мрамором. И опять этот стук! Тук-тук-тук. Настойчивый и твёрдый. Вилли чуть не подпрыгнул на месте. Он дико заозирался. Густая тьма, поселившаяся в доме, словно насмехалась над ним. Вилли опасался, что сейчас услышит мягкие шаги выходящей из спальни мамы, щелчок зажигающего газовый рожок кремня и тогда будет уже слишком поздно. Он вновь бесславно расстанется с очередным (уже четвёртым!) зубом.
        Ну уж нет, если понадобится, он сам откроет. И пусть он спугнёт её, пусть она убежит, оставив ему зуб и ничего не дав, он, по крайней мере, увидит, как она выглядит - Зубная фея!
        Вилли решительно закусил нижнюю губу и протянул руку к дверной ручке. Вот дурак, дверь же заперта! Мальчик вытер о пижамные штаны предательски вспотевшие ладони. Так, сначала, чуть ли не на ощупь, отодвинем тугой массивный железный засов… Ага! Хорошо, что папа не ленится всегда смазывать в доме все навесы и запоры, иначе от скрипа трущегося железа кто-нибудь уж точно проснулся бы! Ну а теперь провернём вставленный в замочную скважину ключ. Внутри врезанного в дверь замка негромко щёлкнули поддающиеся деткой руке пружины. Вилли этот едва уловимый звук показался грохотом весеннего грома. Он невольно зажмурился.
        Фуу-ух, пронесло… Вилли вновь потянулся к круглой отполированной латунной ручке. Пальцы сомкнулась на металле и… Мальчик заколебался. Стук больше не повторялся. Может, Фея ушла, никого не дождавшись? Вдруг она уже в его комнате шарит под подушкой в поисках желанного зуба? Или… Или это вовсе и не Фея стучала в их дверь. Внезапно Вилли сделалось страшно. Он боязливо поёжился. Возбуждающий азарт постепенно уступал дорогу надвигающемуся липкому страху. Но Вилли слыл упрямым и настырным мальчиком. В семь лет он мало чего и кого боялся. С бесстрашием, присущим только детям, Вилли был готов встретиться лицом к лицу с любой опасностью. Единственное, что его могло напугать, это грозный окрик мамы да отцовский ремень, к слову, так ни разу и не пущенный в дело по принудительному воспитанию непослушного сына.
        Вилли, отринув последние сомнения, резко потянул дверь на себя. Тяжёлая створка бесшумно повернулась на хорошо смазанных (папа никогда не отлынивал от домашних обязанностей) петлях. За порогом, под изгибающимся над дверью козырьком кто-то стоял. Вилли изумлённо заморгал. Признаться, он до последнего сомневался, что стук ему не померещился или не приснился.
        Высоченная, чёрная, чернее ночи фигура, нависающая над мальчиком как утёс и едва не достающая верхушкой шляпы-цилиндра до козырька. Туман расстилался за ночным гостем наваристым жирным киселём, холод торжествующе ворвался в прихожую, обминая застывшего на пороге чёрного человека.
        Вилли отпустил дверную ручку и невольно попятился назад, с расширенными от удивления глазами всё выше и выше запрокидывая белобрысую головёнку. Вот это великан! Таких высоких людей он ещё не видел. Незнакомец был даже больше дяди Бена! Этот гигант поинтереснее Зубной Феи будет, решил мальчик. Он замер в центре прихожей, неотрывно глядя на темнеющую в дверном проёме фигуру.
        - Здрасьте, сэр, - отважно пискнул Вилли. - Вы что-то хотели?
        На затенённом шляпой и высоко поднятым воротником длинного, до пят, плаща лице гостя блеснули огромные, навыкате как у совы, круглые глаза. Вилли потрясённо подумал, что должно быть, у этого человека какая-то глазная болезнь. Мальчик понимал, несмотря на свои детские семь лет, что у обычных людей таких глаз быть не должно…
        - А разве мама не учила тебя, прежде чем открывать дверь, особенно ночью, спрашивать, кто там? - в ночном туманном сумраке блеснули зубы оскалившегося в ухмылке высоченного незнакомца. - Мало ли кто может оказаться за дверью, малыш.
        По телу продрогшего на сквозняке Вилли промчался табун мерзких колючих мурашек. Голос этого человека напугал его чуть ли не до мокрых штанов. Безжизненный, пустой и скребущий по ушам, как когти царапающейся в окно кошки. Гортанный голос незнакомца походил на трение жерновов, на шуршание тараканьих лапок в стене дома. От лица Вилли отхлынула вся кровь. Уж лучше бы он заснул, и не услышал этот чёртов стук!
        - Ч-что вам нужно? - дрожащим голоском спросил Вилли. Он прирос к полу, не в силах и пошевелиться, распахнутая дверь казалась ему ведущими в ад вратами, а высоченный чёрный человек на пороге самим дьяволом.
        Ночной гость слегка наклонился вперёд, протягивая к мальчику руку. Вили с ужасом наблюдал, как к нему тянутся одетые в чёрную кожу перчатки пальцы. Рука надвигалась страшной чёрной змеёй, она казалась бесконечной.
        - Хочешь, расскажу сказку на ночь, малыш? - вкрадчиво спросил незнакомец и глумливо хихикнул. От звука этого отвратительного подобия смеха Вилли всего передёрнуло.
        Пальцы чёрного человека замерли в дюйме от веснушчатого носа мальчика. Вилли не мог выдавить из себя ни слова. Он хотел закричать, позвать на помощь папу, но его язык намертво прилип к гортани. Мальчику стало очень страшно, нерушимая детская отвага испарилась без следа.
        - Жил-был маленький мальчик, который не слушал маму… И однажды он сунул свою маленькую глупую голову в пасть льву, - в темноте туманной ночи внезапно загорелись два алых факела. Вилли не сразу сообразил, что это налились неестественным багровым светом круглые совиные глаза страшного человека в чёрном. - А ты знаешь, что бывает с такими дрянными мальчишками?
        Вилли отрешённо покачал головой, ему показалось, что он слышит, как заскрипели все позвонки в его шее. Алые глаза незваного гостя стали огромными как чайные блюдца, из мрака на Вилли надвинулось искажённое омерзительной гримасой лицо, обрамлённое густыми неопрятными бакенбардами, из оскаленного, кривящегося в ухмылке рта жутко воняло. Прихожую наполнил тихий дребезжащий смех сумасшедшего.
        - Ну так я тебе расскажу!
        Длинные подёргивающиеся пальцы чёрного человека захлопнувшимся капканом сомкнулись на горле мальчика. Вилли не успел и пискнуть, как Джек-Попрыгунчик одним рывком вытащил его на улицу, словно умелый рыбак, подсёкший крупную рыбу.
        
        Пассажирский дирижабль «Бабочка» класса «Альбатрос» шёл на высоте две тысячи футов, приближаясь к столице, рассекая ночь и обгоняя разгулявшийся среди плотных дождевых облаков суровый восточный ветер. Огромная серебристая сигара упрямо пронзала студёный воздух. Подвешенные к гондоле проблесковые маячки неустанно подмигивали красными глазками. На такой высоте в шуме нападающего на дирижабль ветра рокот движителей мотогондол был едва слышным.
        В рубке управления было тихо и спокойно. Седоусый капитан расслабленно держал руки на штурвале. Первый помощник сонно вглядывался в огромное, расчерченное металлическими перемычками обзорное окно кабины. Капитан, старый воздушный волк с более чем двадцатилетним стажем полётов, снисходительно усмехнулся, услышав тоскливый зевок первого помощника. Молодой ещё, только недавно окончивший лётную школу офицерик. Да этому мальчишке годков примерно столько, сколько капитан уже отпахал в бытность свою пилотом воздушного судна. Но ничего, у него ещё всё впереди. Пусть дремлет. Проложивший путь штурман уже давно посапывает на откидной койке в задней части тёплой безопасной рубки.
        «Бабочка» выполняла свой обычный стандартный перелёт из Гринбурга в Раневол. Далеко не в первый, и не в последний раз бороздя бескрайний воздушный океан. Дирижабли класса «Альбатрос» были исключительно надёжными и удобными пассажирскими судами, и в этом плане «Бабочка» ничем не отличалась от своих собратьев по цеху. Жёсткий тип, сто двадцати ярдовая сигара, заполненная баллонами с водородом, четыре движителя последнего поколения, установленные на боковых плоскостях, хвостовые стабилизаторы, гондола, способная вместить шестьдесят пассажиров, плюс обширное отделение в нижней палубе для перевозки багажа. «Бабочкой» управляли три пилота. Ещё три стюарда следили за порядком в просторном салоне дирижабля.
        Воздушное судно успешно преодолевало сопротивление ветра, вспарывая закруглённым носом жёсткой оболочки надутые тучи. Дирижабль шёл плавно, скользя как бумажный кораблик по спокойной воде безмятежного пруда. В пассажирском отсеке в пол накала горели защищённые толстым стеклом подвешенные к потолку электрические лампочки. Почти все пассажиры умиротворённо спали, поддавшись мирному убаюкивающему ритму огромного воздушного корабля. Делая около ста узлов в час, «Бабочка» должна была достичь причальных мачт главного городского небопорта ранним утром.
        Одним из тех, кто, невзирая на столь позднее (или уже раннее, смотря как рассматривать три часа пополуночи) время, бодрствовал, был пассажир, вольготно расположившийся в полупустом отделении класса люкс. За исключением горсточки избранных, все остальные путешествовали в салоне первого класса. Менее престижного в дирижаблях типа «Альбатрос» предусмотрено не было.
        В отличие от разморённых теплом уютного салона соседей, этот пассажир был одет в застёгнутое на все пуговицы дорогое драповое пальто с отложным воротником. Он развалился в кресле с откинутой спинкой, надвинув на глаза шляпу-котелок, и со стороны мог казаться спящим, ничем не отличаясь от полудюжины посапывающих соседей по салону. Справа от него, касаясь вытянутых ног, стоял большущий, чуть ли не квадратный чемодан, из чёрной кожи, с окованными уголками и сверхнадёжным замком от фирмы «Барьер». Человек в тёплом пальто скорее бы согласился расстаться с одной из рук, чем сдать свой чемодан в багажное отделение.
        Поёжившись, словно его донимал жгучий холод, пассажир повернул голову и посмотрел в круглое окошко. За стеклом беззвучно проносилась размазанные, окутанные ночью облака. Вздохнув, он сунул руку в карман пальто и, достав круглые часы, откинул крышку. В мягком свете салона блеснули фосфоресцирующие стрелки. Начало четвёртого. По его расчётам дирижабль прибудет в столицу через полтора часа. Вполне можно было бы и поспать. Но сон никак не желал идти на встречу. Возможно, тому виной было содержимое огромного чемодана. Или же не отпускающая человека звенящая дрожь предвкушения. Совсем скоро он продемонстрирует свою новейшую разработку, и тогда некоторые высоколобые скептики будут посрамлены…
        Гордон Крейг позволил себе довольную усмешку. Слишком многие упорно твердили ему, что подобные технологии не будут доступны ещё целое поколение, но он никогда не гнушался разбивать стереотипы. Крейг не боялся риска и никогда не отступал. И его новейшее изобретение наглядное тому доказательство. Так же учёный никогда не отказывался от щедрых финансовых предложений. Крейг ценил свой труд, а исчисляемые тысячами фунтов гонорары ценил ещё больше.
        Гордон, не смотря на относительную молодость, уже успел в полной мере познать цену успеха и вкусить её опьяняющие плоды. Приоритетной жизненной позицией для него всегда являлось воплощение идеи. Дать имя и форму тому, что периодически возникало в его гениальной голове, словно божественное озарение сверху. А дальше… Дальше было два варианта. Либо забросить очередное ноу-хау на полку, либо дать ему дорогу в свет. И прилично на этом заработать. Гордон Крейг был талантливым учёным и большим прагматиком. И ему было глубоко наплевать, как использует его изобретения прогрессивное человечество. В конце концов, он же не оружие делает! Так что за будущее населения земного шара можно быть спокойным и совесть Крейга никогда не мучала. Зато удачно заключённые сделки всегда приятно согревали…
        В защищённом от промозглых ветров и холодной ночи салоне дирижабля скорость, развиваемая воздушным судном, практически не ощущалась. Крейгу нравилось летать. Здесь, на высоте тысяч футов, среди облаков, над оставшейся далеко внизу землёй он чувствовал себя, как рыба в воде. На него снисходило умиротворяющее состояние, душой овладевал покой. Тут он мог себе позволить безмятежно развалиться в удобном кресле и ни о чём не думать. Многие опасались подниматься в воздух. Дирижабли, эти огромные раздутые киты, властелины небесного океана отпугивали излишне слабонервных. Гордон Крейг к последним никогда не относился.
        Первые аварии и падения воздушных исполинов давно остались в прошлом. Но катастрофы, не редкие на заре становления воздухоплавания, настолько сильно отпечатались в людской памяти, что ещё не скоро окончательно забудутся. Современные летающие корабли были фактически лишены недостатков, присущим первым моделям. Единственное, что и сейчас представляло реальную угрозу, это воспламенение водорода в несущей оболочке. И то, подобная опасность оставалась актуальной исключительно для дирижаблей мягкого и полужёсткого типа. На жёстких судах водород был закачан в надёжные, изготовленные из негорючего материала баллоны, расположенные внутри прочной цельной оболочки. Конечно, водород оставался водородом, и применение дирижаблей в военных целях носило повышенный, впрочем, сторицей себя оправдываемый риск. Гордон всё ждал того момента, когда будет придуман безвредный невоспламеняющийся аналог водороду, способный заменить взрывоопасный газ. Да, существовали лёгкие модели кораблей, поднимаемых за счёт постоянно нагреваемого паровым котлом воздуха, но возможности этих малышей были столь ничтожны, а ненадёжность
конструкции столь велика, что они использовались разве что в сельском хозяйстве, да в провинции для перелётов на совсем небольшие расстояния.
        Так, размышляя обо всём помаленьку, Гордон незаметно для самого себя начал клевать носом. Его рука упала с подлокотника кресла, пальцы прикоснулись к ручке чемодана. Ощущение холодной кожи под пальцами подействовало на учёного успокаивающе и он, смежив глаза, провалился в победившую предутреннюю дрёму.
        Вторым бодрствующим человеком из расположившихся в классе люкс, был сидящий по левому борту прямо напротив Крейга, одетый в дорогой костюм невзрачный господин средних лет. Он развернул газету и, пользуясь рассеянным светом горящей прямо над головой лампы, не отрывался от чтения. Так, по крайней мере, казалось со стороны простому обывателю. На самом же деле любитель ночного чтения весьма поверхностно скользил взором жёстких стальных глаз по расплывающимся в сумраке строчкам. Не подавая и виду, он изредка бросал пронзительные взгляды на своего соседа по салону, на кутающегося в плащ Гордона Крейга.
        Дождавшись, когда сомлевший учёный уткнулся подбородком в грудь, наблюдающий за ним господин отложил газету и закинул ногу на ногу. Он взял с пустующего рядом кресла клетчатую фуражку и натянул на коротко стриженую голову. Осталось немногим больше часа до начала столь тщательно вынашиваемой операции. Выстроенный план, предусматривающий десяток возможных вариантов развития событий, должен был сработать как безотказные вертонские часы. Но даже если что-то пойдёт не так, как задумывалось, на это случай у него имелся ещё один план. Самый безотказный и действенный из всех возможных.
        Он невесело улыбнулся. Тонкие сухие губы сардонически искривились, а вот глаза остались холодными и предельно сосредоточенными. Вопреки расхожему мнению он не любил идти на крайние меры и запускал в действие план «Б» лишь в самых исключительных случаях. Людская молва приписывала ему изрядную жестокость и презрение к человеческим жизням. И не редко, благодаря пропаганде и специально распускаемым слухам, навешивала ему чужих собак. Последний факт всегда его изрядно забавлял. Дело в том, что приписываемые ему события действительно происходили. Но если не он, то кто тогда стоял за ними? Интересно, да? Хотя, положа руку на сердце, он признавал, что для него в этом ничего интересного и таинственного как раз и не было. Он знал, против кого идёт. Так же, как и отлично знал, что эти люди не гнушаются ничем. Впрочем, как и он сам. Они были равны перед господом. Вот только цели у них были совершенно разные.
        Он считал себя патриотом. Они назвали его врагом номер один. Народ думал, что он преступник. А где же правда? Кто из них прав? Что ж, на этот вопрос он мог ответить. Правы были все. Он был патриотом, он был беспощадным врагом, и он был тем, кем его преподнесли людям. Невидимка был самым разыскиваемым Внешний и Внутренней разведкой террористом. И если понадобится, он, не раздумывая, взорвёт к чертям собачьим этот дирижабль, отправив на небеса более полусотни пассажиров. Он знал, что рука его не дрогнет. Запасной план, лекарство от всех возможных неудач всегда срабатывал на отлично. И заложенные на верхней палубе, под отсеком с заполненными водородом баллонами двадцать фунтов термической взрывчатки в доли секунды превратят «Бабочку» в пылающего мотылька.
        Часть 2
        Глава 4
        Элен в полной мере вкусила, что такое настоящая роскошь, когда вошла в ванную комнату особняка Гиллроев. Бог ты мой, она и представить себе не могла, что бывают ванные таких размеров! Стоя в окружении сверкающего великолепия хрусталя и мрамора, девушка поняла, насколько же сильно разнится уровень жизни богатых промышленников и обычной рабочей семьи достатка ниже среднего. Пропасть была колоссальной. Элен посмотрела на гигантскую чугунную ванну, в которой можно было запускать парусники, в сверкающих хромом кранах появилось её размытое отражение. Да уж… И ведь это самая обычная ванная для слуг, расположенная на третьем этаже! А что же тогда говорить о личных санузлах членов семьи Гиллрой? Наверняка там всё из серебра и золота, достойного особ королевской крови.
        В ванной комнате было жарко, вдоль отделанных плиткой стен тянулись толстые трубы парового отопления. Большое, одетое в массивную раму, зеркало запотело. Под зеркалом была прибита широкая полочка, уставленная целой батареей всевозможных пузырьков. Шампуни, кремы, бальзамы… Элен едва удержалась, чтобы не броситься изучать все эти красивые бутылочки. Что и говорить, у них дома не было и десятой части того, что гордо красовалось на этой полке. Элен строго одёрнула себя. Спокойно, мисс Харт, спокойно, ты давно не ребёнок. А ведёшь себя, как маленькая девочка, попавшая в замок своей мечты. Только прекрасного принца не хватает. Элен грустно улыбнулась. А чем особняк Гиллроев не дворец? И принц тут имелся, правда, далеко не прекрасный.
        В первый же свой рабочий день, Элен осталась совершенно одна в этом огромном трёхэтажном старинном особняке. Говоря одна, девушка не принимала в расчёт пожилого дворецкого, которого, казалось, из пушки не прошибёшь, и старшего сына четы Гиллрой Стефана. Умственно отсталый паренёк, как выяснилось, с утра не высовывал носа из своей комнаты, так что Элен даже понятия не имела, как он выглядит. Ну не велика беда. Девушка была абсолютно уверенна, что при встрече со Стефаном ни с кем другим его точно не перепутает. Зато она многое, что успела на другом поприще. Проглотив обиду, девушка стоически собрала свои домашние вещи, попрощалась с мамой до воскресенья, обустроилась в своей новой комнате, познакомилась с очаровательными сорванцами-двойняшками и была представлена хозяину дома Джеймсу Гиллрою.
        Мистер Гиллрой произвёл на Элен неизгладимое впечатление. Высокий, стройный, с идеально уложенными волосами, тонкой полоской чёрных усов и твёрдым взглядом глубоко посаженных серых глаз. Весь облик главы семейства дышал силой и уверенностью. Было в Джеймсе нечто властное, заставляющее безропотно краснеть перед ним. Сразу было видно, что этот суровый видный мужчина привык повелевать и не знает слова - нет. Первоначальное мнение Элен о том, кто в доме является настоящим хозяином, растаяло как весенний снег. Катрин со всем своим высокомерием и норовом рядом с вылитым дворянином Джеймсом смотрелась крайне бледно. Элен даже подумала, что наверняка Джеймс Гиллрой потомственный аристократ. Впрочем, спросить об этом напрямую она побоялась. В подобных семьях прислугу, случалось, выставляли вон и за меньшие провинности. Зачем же искушать судьбу глупыми и несвоевременными вопросами?
        Этим вечером, предоставив девушке, по словам Катрин «время, чтобы освоится на новом рабочем месте», чета Гиллрой, взяв с собой детвору, отправилась в театр. Джеймс лично сел за руль новенького паромобиля, стоившего по самым скромным прикидкам Элен столько, сколько ей и за всю жизнь не заработать. В Аркайд-парке открылся новый театр, и все сливки городского общества спешили на премьеру. По такому случаю в театре собирались показать сеанс иллюзиографа. Новейшее слово в сфере технологии и развлечения семимильными шагами завоёвывало безумную популярность, становясь излюбленным досугом для многих желающих приобщиться к искусству.
        Поклонников нового чуда света становилось всё больше. Случалось, что на входе в театр, где должны были показывать сеанс, стояли толпы желающих увидеть магию движущихся картинок хоть одним глазком. И единственное, что пока не давало иллюзиографу стать воистину массовым увлечением - это дороговизна в производстве и, следовательно, высокие цены на билеты. Далеко не каждый мог себе позволить посетить подобные мероприятия. Элен вот, хоть и была порядком наслышана о невероятном зрелище, когда на большущем экране оживали картинки, превращаясь в иллюзию жизни, ни разу не видела этого чуда воочию.
        Но девушка не особо унывала по этому поводу. У неё хватало и других, более приземлённых и обыденных проблем. Радовало, что её малолетние подопечные оказались нисколько не похожими на своих родителей. Ни грамма высокомерия, ни капли мрачности. Бьющая через край энергия, присущая детям сумасшедшая непоседливость и очаровательные ангельские мордашки. А уж когда брат с сестрой посмотрели на свою няню трогательными, карими глазками, Элен поняла, что двойняшки ещё те несносные засранцы, которые постараются устроить ей как можно более весёлую жизнь. Замечательные, в общем, детки. Но Элен была готова объявить им, если понадобиться, настоящую войну. У неё был немалый опыт ведения боевых действий, спасибо младшему братишке.
        Комната Элен располагалась на третьем этаже особняка в западном крыле. Девушка любила просыпаться дома с первыми лучами солнца, а здесь она будет каждый вечер наблюдать его закат. Ну да это всё мелочи. Сама же комната поразила её своим убранством и чистотой. Удивительно, но как, не имея приличного штата прислуги, дворецкий умудряется в одиночку поддерживать порядок во всём этом огромном поместье? Эта загадка была выше понимания Элен. А может Катрин настолько хорошая домохозяйка, что от её придирчивого взора льдисто-голубых глаз в ужасе испаряется самая мелкая пылинка? Насколько было известно Элен, миссис Гиллрой нигде не работала, но постоянно находилась в разъездах. Чем можно заниматься всё это время, находясь вне дома, девушка ума приложить не могла. Впрочем, она и не должна об этом думать. Ей будут платить, и платить хорошо, за совсем другие вещи, нежели гадание на кофейной гуще.
        Итак, супруги Гиллрой усадив в свой роскошный паровой дилижанс без умолку галдящих ребятишек, возбуждённых предстоящей поездкой, отправились в Аркайд-парк, пообещав вернуться не позже десяти. Так что в распоряжении Элен было целых четыре часа, которые она не собиралась тратить зазря. Она наскоро разложила свои скромные пожитки по полочкам, развесила в гардеробном шкафу верхнюю одежду, разобрала показавшуюся ей королевской постель и решила принять горячую ванну. Когда за окном слякоть и холод, горячая ванна самое надёжное средство поднять настроение. Погода нисколько не желала улучшаться, к вечеру улицы начало затягивать противным сырым туманом. Глядя в большое, забранное ажурной узорчатой решёткой окно, стоя под уютно жёлтым светом горящей люстры, Элен подумала, что такими темпами ночью туман окончательно завладеет погружённым во мрак городом.
        Ванная комната была совмещена со спальней, что для выросшей в Фабричном районе девушки было чем-то из ряда вон выходящим. Достаточно только толкнуть дверь, и ты окажешься в этом царстве сверкающего стекла и блеска отполированных кранов.
        Вот и стояла Элен, порядком растерянная, в центре ванной комнаты, не зная, что дальше делать. Отчего-то она заробела, девушкой овладело смущение, словно она без спросу собирается искупаться в личной ванне мистера Гиллроя под его пристальным оценивающим взглядом. Тьфу ты, о чём она думает? Что за пошлости лезут в её голову? Элен, недовольная собой, сморщила носик. Ну что за скабрезные глупости… Кому она нужна? Кто за ней будет подглядывать? Комната дворецкого располагалась на первом этаже, спальня Стефана на втором. На третьем, кроме неё, на данный момент никого не было, ни одной живой души. Дверь в свою новую комнату Элен заперла. Так чего же она боится?
        Собравшись с волей, девушка отринула все надуманные сомнения и решительно повернула краны. В ванную ударила кристально чистая струя парующей горячей воды. Элен довольно улыбнулась и подошла к зеркалу. Придирчиво посмотрела на своё отражение и не найдя ничего примечательного, вновь сморщила носик. М-да, особой красотой она не блещет, чего уж там. Элен категорически отказывалась понимать, что в ней находят те люди, что одобрительно свистят в след, когда она идёт по улице. Наверняка смеются, другой причины девушка не видела. Мужчины, что с них взять… Правда, мама всегда говорила, что её дочь выросла настоящей красавицей, да и мисс Гиллрой намекала, что она хороша собой.
        Пожав плечами, Элен приблизилась к зеркалу вплотную и внимательно всмотрелась в лицо скрывшейся за стеклом темноволосой девушки. Лицо, как лицо. Самое заурядное. Чересчур большие глаза, широковатый нос, дурацкие припухлые губы вызывающего цвета спелой вишни (брр-р… Прямо как у падшей девки какой!), крупный подбородок… Элен разочарованно вздохнула, отворачиваясь. Ничего нового она не увидела. Как была дурнушкой, так и осталась. Мама говорила, что у неё глаза как у султанатской принцессы, нашла, чем порадовать!
        Девушка освободила волосы от синей атласной ленты и тяжёлые, тёмно-русые пряди каскадом рассыпались по плечам. Вот волосы, волосы - это да, своей непослушной густой шевелюрой, доставшейся в наследство от папы, Элен в полной мере гордилась. Раздевшись, девушка перекрыла воду, ванна наполнилась почти до краёв. Вода была в меру горячей и очень на вид заманчивой. Так и хотелось как можно быстрее погрузиться в этот чугунный бассейн. Ванна была настолько большой, что можно было спокойно улечься в ней и вытянуть ноги!
        Скинув туфли, Элен присела на краешек ванны и с наслаждением помассировала затёкшие пальцы. Она не очень жаловала подобную обувь, предпочитая дома обходиться простыми и удобными босоножками или круглоносыми башмаками. Но в доме Гиллроев следовало выглядеть соответственно занимаемой должности. Элен признавала, что благообразная и чистенькая нянечка малолетних сорванцов в грубых ботинках или легкомысленных сандалиях будет выглядеть не очень хорошо.
        Поморщившись, Элен с самым невозмутимым видом осмотрелась и взялась за шнуровку ажурного лифа. Она терпеть не могла этот предмет женского нижнего белья. Лиф постоянно давил и стеснял движения. О-о-о, как же она радовалась вечерами, когда снимала его и проклинала, надевая каждое утро. В такие моменты она до слёз завидовала тем самым падшим девкам, которые не удосуживались стеснять себя этим дьявольским орудием пыток! И зачем ей нужен лиф, скажите на милость, если у неё даже и груди то практически нет?! Но мама, мама воспитывала из неё леди. Да уж, леди с улицы Шестерёнок… Элен скептически ухмыльнулась.
        Отшвырнув ненавистный лиф в сторону, девушка взялась за панталоны. Увлечённая глубоко личными мыслями, девушка совсем не обратила внимания на едва слышимый скрип, зародившийся в спальне. Скрип был так похож на звук осторожно приоткрываемой двери, что даже услышь его Элен, и то не поверила бы собственным ушам. Какая, скажите на милость, может быть «приоткрываемая» дверь, когда она дважды провернула в замке ключик, надёжно запирая комнату?
        Оставшись в чём мать родила, Элен торопливо забралась в ванну. Горячая вода ласковым парным молоком обволокла кожу, принимая девушку в свои объятия. Элен откинула голову на специально предусмотренную подушечку и, вытянувшись в струнку, блаженно застонала. Боже, как же хорошо… Набрав в лёгкие воздуха, девушка зажмурилась и погрузилась в воду с головой.
        Скрывшись в хрустальной заводи, Элен, разумеется, не услышала звука едва уловимых шагов, доносящихся из спальни. Словно кто-то осторожно крался, едва слышно ступая по устланному на полу ворсистому ковру. И этот некто очень не хотел быть замеченным.
        Вынырнув, Элен смешно зафыркала и щедро плеснула в игриво кусающуюся горячую воду душистого шампуня. Взбив пену, девушка, полностью скрылась под белыми воздушными хлопьями, оставив над водой одну лишь голову. Игриво высунув из пенной заводи ноги, девушка шаловливо сделала в воздухе «ножницы». По комнате разносился одуряюще вкусный пахучий аромат шампуня, а вода настолько нежно ласкала кожу, что Элен была на седьмом небе от счастья. Иногда нужно так мало, чтобы очутиться в нирване. Девушка решила, что эта новая работа принесёт ей больше плюсов, чем минусов. Она справится. Справится со всеми трудностями. Как всегда справлялась. Мама говорила, что упёртый характер ей достался от отца. Папа же в таких случаях добавлял, что умение встревать в разные глупости дочка определённо переняла от матери… Элен невольно улыбнулась. Она очень сильно любила своих родителей. И всегда скучала по ним.
        Расслабившись, Элен смежила глаза. Зная о привязанности дочери к родительскому дому, Виктория Харт частенько ворчала, что же будет Элен делать, когда выйдет замуж? Или она думает остаток жизни провести в своей маленькой комнатке под маминым крылышком? Элен же мастерски игнорировала подобные рассуждения мамы. Александр в этом вопросе всегда вставал на сторону дочери. Будь его воля, он бы ни за что и никогда не отпускал свою малышку за порог дальше, чем на сто футов. Тони, младший брат Элен, ждал не дожидался того дня, когда сестра выскочит замуж и освободит в его безраздельное пользование свою комнату.
        Мечты о замужестве оставались исключительно мечтами мамы. Но ни её. Элен Харт меньше всего на свете хотела замуж. Во всяком случае, пока. А учитывая, что привлекательностью она отнюдь не блещет, перспектива свадьбы отодвигалась на весьма неопределённый срок. Что девушку вполне устраивало.
        Вдоволь наплюхавшись, Элен с немалым сожалением вылезла из ванны и спустила остывшую воду. Вытеревшись досуха огромным пушистым полотенцем, она накинула на разгорячённое тело длинный халат и, подхватив свои вещи, вошла в спальню. Элен открыла шкаф и заботливо развесила одежду по плечикам. Юбка, блузка, кофточка, чтобы ни одной складочки и не дай бог пятнышка.
        Закрыв дверцу шкафа, Элен прошла к стоящему справа от кровати зеркальному трюмо и, присев на постель, взялась за расчёску. Необходимо привести себя в порядок и как следует высушить волосы, чтобы не выглядеть с утра растрёпанной неряшливой ведьмой. С блистающей безупречными нарядами и косметикой Катрин вполне станется дать Элен пинка под зад из-за любой пустячной оплошности, будь то неровно подстриженные ногти или выбившаяся из причёски прядка волос.
        Расчесав волосы, Элен сбросила халат и повернулась, чтобы взять заранее приготовленную ночную рубашку. Она намеривалась лечь спать пораньше. Завтра с утра начнётся её первый рабочий день и уж тогда она не позволит себе такой роскоши, как заснуть раньше уложенных в постель детей. Но сегодня, сегодня она всё ещё была вольна над своими желаниями.
        Рука Элен наткнулась на одеяло, но ночнушку так и не нащупала. Недоумённо нахмурившись, Элен внимательно осмотрела постель. Как же так, ведь она же собственными руками положила рубашку на середину, прямо вот сюда… Девушка встала на ноги и медленно двинулась по кругу, обходя придвинутую изголовьем к стене кровать. Что ещё за чудеса такие? Куда испарилась из запертой комнаты её рубашка….
        Элен резко повернулась к входной двери. Большие карие глаза изумлённо расширились. Дверь была приоткрыта! Но она же лично… Что здесь происходит?!.
        С оглушающе забившимся сердцем Элен стремглав кинулась к двери и одним резким движением захлопнула её. Ключ! Где же ключ? Куда она его положила? На прикроватный столик, кажется… Девушка повернулась и… И только сейчас увидала, что слева от кровати, забившись в самый тёмный угол, сидит, поджав под себя ноги, какой-то молодой парнишка в затасканного вида полосатой пижамной паре, прижимая к груди ЕЁ НОЧНУЮ РУБАШКУ!
        И ещё девушка поняла одну очеееень неприятную вещь. Она была абсолютно голой. Как Элен удержалась от истошного визга, способного по её предположениям поднять мёртвых из могил с близлежащего Шелзенского кладбища, она сама не могла сказать. Зато мисс Харт совершила прыжок через всю комнату, достойный преследуемой львом быстроногой лани.
        Элен оказалась в халате быстрее, чем успела выдохнуть. Тут же, упав на пол, она осторожно высунула голову над кроватью. С противоположной стороны, поверх одеяла и простыней, на неё смотрел невесть как появившийся в её комнате паренёк. Так они и замерли, каждый со своей стороны, разделяемые постелью, оба стояли на коленях и оба безмолвно таращились друг на дружку. Сердечко Элен постепенно замедлило набранный стремительный темп, успокаиваясь и затихая. Девушка понимала, насколько комично выглядит эта ситуация со стороны. Но вот только ей было не до смеха! Элен не разродилась воплями лишь потому, что почти мгновенно сообразила, кем был этот незваный нежданно-негаданный посетитель. Пробравшийся в её спальню молчаливый парнишка не мог быть никем иным, кроме как Стефаном Гиллроем.
        Но, позвольте заметить, принадлежность юноши к семье Гиллрой не давала ему ни малейшего права врываться в спальню прислуги и пугать Элен до полусмерти. И, тут девушка покраснела, как перезревший арбуз, не спуская с молодого Гиллроя настороженного взгляда, никто не давал ему права глазеть на её обнажённую натуру. Проще говоря, Элен не привыкла, чтобы на её голую задницу пялились, разинув рот, всякие ненормальные.
        Стефан смотрел на неё, скорчившись на полу и не говоря ни слова. Что ж, похоже, его сложившаяся ситуация устраивала более чем, чего нельзя было сказать о мисс Харт. Элен была девушкой доброй и терпеливой, но постоять за себя была вполне способна и редко кому давала спуску. Она мрачно закусила нижнюю губку, не отводя от юноши взгляда. А он ничего, вполне хорош собой, вынуждена была признать Элен. Белокурые волосы, уточённые черты лица, прямой нос, аккуратный подбородок, Стефан являлся более мужественной копией Катрин. Но вот глаза…
        Синие глаза Стефана в обрамлении густых ресниц, казалось, были способны свести с ума не одну легкомысленную девушку, но… Но в них ничего не было. Ни отблеска жизни, ни тени эмоций, ни любопытства, ни желания, ни-че-го. Синие глаза Стефана были тусклыми пустыми колодцами, в которых растворился разум, и утонули все чувства. Он смотрел на Элен, но у девушки создавалось впечатление, что он её не видит, а смотрит куда-то вдаль, сквозь неё, словно заметил на стене комнаты нечто интересное. Она даже обернулась, но ожидаемо ничего не увидела, кроме разлинованных в полосочку салатовых обоев. Внезапно все страхи, всё негодование и возмущение, вся паника, обуявшая её, показалась Элен не стоящей и выеденного яйца. Хвала всем святым, что она удержалась-таки от крика. Неужели она могла испугаться этого несчастного парнишку? Да он вряд ли даже понял, что она была нагишом, в чём мать родила! Элен подумалось, что для Стефана нет абсолютно никакой разницы, одетая она или нет. Да сбрось она повторно халат, он и бровью не поведёт, а выражение пустых синих глаз нисколько не изменится. И вообще, надо всегда проверять
заперта ли дверь на самом деле или же только в её воображении!
        Элен стало до того жаль этого светловолосого паренька, лишь на несколько лет старше неё, что в сердце защемило.
        - Эй, не бойся меня, - Элен встала на ноги и медленно опустилась на кровать, стараясь не совершать резких движений. Вот чудно то как всё! Как будто она пытается приручить дикого, незнакомого с людьми зверька. Девушка выпрямилась, поджав по себя ноги, расправила прикрывающие бёдра полы халата, и как можно более дружелюбно улыбнулась.
        - Привет, я - Элен. Я ваша новая няня. Ну… То есть няня твоих младших брата с сестрой. Ну, ты наверняка понял меня, да? Во всяком случае, мне кажется, что понял. А ты, дай угадаю… Тебя зовут…
        Элен специально тянула время. Глубокомысленно хмуря брови и состроив крайне сосредоточенную рожицу, словно решая в уме сложные арифметические уравнения, она как бы невзначай поглядывала на не торопящегося вылезать из-за кровати парня. Элен пыталась уловить в глазах Стефана проблеск хоть каких-то изменений. Но тщетно. Юноша всё так же уныло таращился на неё, словно жующая траву корова. Ладно, ещё не вечер…
        - А тебя зовут Стефан! - радостно воскликнула Элен и дурашливо захлопала в ладоши. Да, ведёт она себя так, словно общается с пятилетним ребёнком, а не с взрослым человеком. Кто угодно, увидь происходящую в спальне картину, и её саму вполне способен принять за великовозрастную дурочку, ушибленную в детстве головой об пол. Но в данную минуту девушке было глубоко наплевать, что о ней подумает возможный сторонний наблюдатель.
        - Я угадала, верно? Видишь, как я догадливая! Хотя, наверно, тебе стоит знать, что твоё имя мне было изначально известно…. Ну да ничего, всё равно я тебя смогла удивить, признайся. Кстати, если ты думаешь, что сидя на полу, разговаривать со мной будет удобней, то глубоко заблуждаешься. Давай, поднимайся и садись на кровать. Я не съем тебя, не бойся. Ну же!..
        Элен приветливо, продолжая ласково улыбаться, приглашающе помахала рукой. Стефан, наконец, пошевелился и проводил движение её руки пристальным взглядом, ни дать не взять цирковая собачка, следующая за командами опытного дрессировщика. Элен сконфуженно ругнулась под нос. Почему-то ей было стыдно даже в мыслях оскорблять бедного парнишку, сравнивая его с бессловесным животным.
        - Ну вставай-вставай. Уверяю, что здесь намного мягче и лучше, чем на полу, честное слово. Стефан, ну в конце-то концов, это всё-таки твой дом, и ты волен делать в нём всё, что тебе не заблагорассудится. Даже можешь сесть на мою постель. Но только, чур, руки не распускать!
        Довольная своей шуткой, Элен тихонько рассмеялась. Звук её звонкого чистого смеха заставил Гиллроя встрепенуться. Он поднялся на колени, затем встал на ноги. И замер, глядя на неё сверху в низ. Неужели на него подействовал её смех, чуть не поперхнулась Элен? Или же он просто отреагировал на звук собственного имени?
        - Стефан. Стефан, садись рядом со мной.
        - Да, я Стефан. Мама говорит, что я Стефан, - юноша разлепил губы и впервые с момента нахождения в комнате Элен заговорил. Голос у него был под стать глазам, такой же пустой и бесцветный. - Мама говорит, что я хороший мальчик.
        В голосе Стефана прорезались капризные нотки. Он словно ждал немедленного подтверждения маминых слов.
        - О-о-о, Стефан, ну конечно, конечно ты хороший мальчик, - боясь спугнуть удачу, торопливо сказала Элен. - Ты самый лучший мальчик на свете.
        Стефан помотал головой и тяжело бухнулся на кровать, смяв простыни. Элен в душе возликовала. Он послушался её! Послушался!
        - Можно, я прикоснусь к твоим волосам? Они у тебя такие красивые, как у мамы… То есть я хотела сказать - миссис Гиллрой.
        Поскольку вновь уставившийся в одному ему видимые дали Стефан ничего не ответил, Элен сочла молчание за знак согласия. Она протянула руку и робко дотронулась до белокурых, достигающих плеч, волос паренька. Только сейчас девушка заметила, что эти волосы не помешало бы как следует помыть. Да и самому Стефану горячая ванна совсем бы не повредила. От него шёл довольно-таки устойчивой запах давно немытого тела. А его пижама определённо нуждалась в капитальной стирке.
        - Как же ты запустил себя, бедняжка, - прошептала Элен, вглядываясь в лицо Стефана. - Что ж, думаю, мы с тобой поладим, дружок. Ты же хочешь стать моим другом?
        - Другом, - эхом отозвался Стефан, из уголка его приоткрытого рта потянулась тоненькая струйка слюны. - Стефан хороший мальчик.
        - М-да, вижу, что ты просто без ума от меня, - рассмеялась Элен, вытирая рот Стефану рукавом халата. - Ещё никто из парней не пускал слюни в моём присутствии! Чертовски польщена. У вас хороший вкус, мистер Гиллрой!
        
        Джентри плохо выспался, а потому пребывал в исключительно ужасном расположении духа. Не подал профессиональному нищему, взывающему на паперти к совести проходящих мимо ранних пташек. Нагрубил кондуктору маршрутного омнибуса, заподозрившего в старшем инспекторе Империал-Ярда «зайца». Наступил на ногу разодетой в облезлые меха дородной даме у Хрустального моста. Отпугивал хмурой небритой физиономией спешащих в школы и гимназии детишек. Пригрозил стайке засыпающих на ходу после тяжёлой рабочей ночи помятых проституток на улице Тюльпанов неделей кутузки… В общем, день у Джейсона не задался с самого начала.
        С наступлением утра властвовавший всю ночь туман рассеялся без следа, в бессилии растекаясь хиреющими струйками по каменным мостовым. Туман спешно убегал в канализацию, прятался в занесённых палой листвой городских парках, торопился к рассекающей столицу на две неровные части неспешно текущей Магне. Утренний воздух был чист и свеж, наполняя лёгкие запахами озона, влажной травы, речной воды. Совсем скоро утренняя свежесть сменится иными «ароматами». На смену бодрящим запахам осеннего утра придёт вонь с удвоенной силой запыхтевших фабричных труб, окрепший ветерок принесёт от реки миазмы переполненных коллекторов, добавятся запахи горящего масла, сжиженного газа, пота лошадей, кожи, раскалённого железа. Чуть позже в мешанину сплетающихся ароматов вольются запахи выпеченного хлеба, дух конского навоза, запах тысяч высыпавших на улицы людей. Город окутается этими ароматами, как восточная красавица шелками и так будет до следующего очищающего дождя или растворяющего любые запахи тумана. Таков был большой город. И никто, из живущих в нём, этих запахов практически не замечал. Люди рождались в них, жили с
ними и умирали, вдыхая их…
        Джентри прибыл в Главный Городской небопорт к семи часам. Утренние сумерки ещё неохотно отступали, освобождая дорогу зарождающейся на востоке заре. Небо было чистым, с вкраплениями серебряных шляпок гвоздей-звёзд по всему бледнеющему, наливающемуся серым цветом рассеяно-чёрному полотну. Ещё немного и звёзды исчезнут, а небо заиграет совсем другими красками. Денёк обещался быть на редкость солнечным и тёплым.
        Джентри пересёк вместительную транспортную площадку, запруженную дилижансами и паромобилями, вошёл под своды гигантского здания порта, освещённого изнутри сотнями ярчайших фонарей, и вышел с внутренней стороны. Здесь, на огромной, невероятных размеров, покрытой тщательно подогнанными плитами площади, настоящими великанами высились, обросшие металлическими растяжками причальные мачты. Колоссальные башни из металла вонзались в светлеющее небо, мигая красными сигнальными огоньками. У подножия мачт, уподобившись муравьям, суетились десятки рабочих, занятых приготовлениями к приёму или отправке дирижаблей. Справа, на приличном расстоянии от последней мачты, располагались колоссальные ангары, способные принять в своих необъятных чревах воздушных странников.
        Джейсон остановился на выходе из здания порта, прищурившись, наблюдая за волокущими к одной из мачт бухту причального троса дюжими работниками в непромокаемых штормовках. В столь ранний час на территории небопорта посторонних людей было не так уж и много. Намётанный глаз Джентри насчитал в поле своего зрения не более двух десятков человек. Не в пример заполонивших транспортную площадку водителей и извозчиков. Что ж, день только начался. В час пик здесь не протолкнёшься от толп народа. Главный небопорт города каждый день обслуживал десятки дирижаблей: грузовых, пассажирских, почтовых, курьерских. Военные дирижабли располагались на гораздо меньшей по размеру территории Западного небопорта. Так же в Столице имелись Центральный небопорт, для приёма особенно важных гостей и совсем маленький небопорт Бигелоу, обслуживающий пригородные сообщающиеся линии. Главный же Небопорт был самым большим из всех и самым старым. Его построили более тридцати лет назад, одновременно с началом эпохи освоения воздушного пространства.
        Интересующий инспектора дирижабль должен был причалить примерно через двадцать минут. Джейсон то и дело поднимал голову, вглядываясь серыми глазами в наливающееся утренним светом бескрайнее небо. Заходящий на посадку дирижабль будет виден издали. Сначала маленькая, мерцающая на бескрайних просторах пока ещё угрюмо-тёмного неба точка. Потом, постепенно увеличиваясь в размерах, на глазах у встречающих, маленькая точка превратится в несомую потоком невидимого ветра маленькую сигарообразную игрушку. А ещё через несколько минут в раскинувшемся над портом небе зависнет сияющая огнями громада властелина воздушного моря - красавца дирижабля.
        Сейчас, у верхушек причальных мачт на прочных тросовых растяжках были пришвартованы два судна. Насколько мог рассмотреть Джентри, грузовой толстяк класса «Штоф», именуемый по-простому бочонком, и двухпалубный пассажирский гигант «Атлант», превосходящий размерами ожидаемый Джейсоном «Альбатрос» почти в полтора раза.
        Джейсон со скучающим видом посмотрел на жилетные часы. Ждать он умел, этого не отнимешь у полицейского, привыкшего часами сидеть в засаде или проводить сутки за наблюдениями, когда время течёт настолько медленно, что кажется бесконечной ленивой рекой. Инспектор зевнул. Чёрт его дери, заснул он далеко за полночь и проспал каких-то жалких три-четыре часа. Очень мало для измотанного предыдущим насыщенным днём человека… Ну ничего, в таких случаях Джентри любил говаривать, что на пенсии отдохнёт. Вот тогда он как следует отоспится, на зависть всем медведям и суркам.
        В зевающем человеке, наблюдающим за гигантскими причальными мачтами никто не опознал бы старшего инспектора Империал-Ярда. Джентри ничем особенным не выделялся. Всего лишь ещё один человек из толпы. Высокий, с хмурой худощавой физиономией, в длинном плаще и шляпе с чуть изогнутыми полями и прямой тульей. Плащ скрывал вложенный в заплечную кобуру револьвер и приколотый к жилету значок полисмена.
        Постепенно серое небо стало наливаться жёлто-алым светом. Заря разгоралась, пронзая торопливо убегающую ночь лучами встающего солнца. Моргнули и пропали последние звёзды, на несколько биений сердца в посиневшем небосводе зыбким призраком замерла горбушка надкушенной луны, но вот исчезла и она. Небо налилось синевой, солнце ярко вспыхнуло из-за горизонта, и торжествующее утро с триумфом вступило в город.
        Мимо Джентри, вяло переругиваясь, промаршировал взвод крепких парней. Ребята обступили ближайшую к зданию небопорта причальную мачту. С верхушки вознёсшейся на сотню футов металлической башни безвольно свешивалось с дюжину тросов. Джентри рассмотрел на самой верхней площадке деловито копошащиеся возле причального узла фигурки. Забравшиеся на поднебесье удальцы были готовы взяться за лебёдку, чтобы подтянуть швартующийся дирижабль к мачте. Всё было готово для приёма воздушного судна. Значит, «Бабочка» уже на подходе. Или подлёте. Как правильно сказать, Джентри не знал. Зато прекрасно знал, что гонору и самодовольства у воздушных пилотов ничуть не меньше чем у моряков. Что для лётчиков, что для матросов все пешеходы были сухопутными крысами.
        Ага, а вот и он. Джентри задрал голову, сдвигая шляпу на затылок. Вдалеке, едва заметная с земли, в небе возникла чёрная точка, увеличивающаяся с каждой секундой. Огромный корабль на таком расстоянии казался мелкой букашкой, исторгнутой бескрайними просторами насыщенных густой осенней синевой небес. Джейсон прищурился, разгорающееся солнце начало больно колоть глаза. Скучающие у мачты парни взялись за концы тросов. То, что Джейсону казалось невероятно сложной и ответственной работой, для них давным-давно превратилось в ежедневную рутину. Кто-то из работяг громко травил анекдоты, кто-то умудрился закурить, не выпуская из рукавиц гайдропа, никто из них не подавал и признаков беспокойства или нервозности. На причальной площади властвовал полный штиль. Не единого дуновения ветерка. Многочисленные, усеивающие молниеотводы флажки бессильно обмякли, флюгеры замерли в безмолвном ступоре. Отсутствие ветра значительно упрощало работу швартовочной команды, и облегчало приземление воздушного корабля.
        Джейсон не заметил того плавного, но неуловимого для глаз наблюдателя перехода, когда маленькая чёрная точка превратилась в могучего великана, зависшего почти над крышей здания небопорта. Разумеется, это был оптический обман. Сказывалась близость к зданию порта первой причальной мачты, у макушки которой застыл, покачиваясь на воздушных потоках дирижабль. Посадочные и проблесковые огни корабля были погашены. С наступлением утра в них отпала всякая необходимость. С брюха гондолы длинными тянущимися по земле змеями свешивались, издалека похожие на тонкие волоски, заранее сброшенные причальные тросы. Корабль отбрасывал на площадь продолговатую тень, накрывшую швартовочную команду. Джейсон с немалым интересом наблюдал за слаженными действиями наземной бригады и экипажа «Бабочки». Небесное судно мастерски удерживалось в одном положении. Широкие лопасти пропеллеров замерли, электромоторы остановились, трескучие мотогондолы затихли. Теперь огромный корабль, управляемый закрылками и несущими плоскостями, слушался только штурвала в опытных руках капитана. Ребята сноровисто вязали тросы корабля с гайдропами
причальной мачты. Когда с тросами было покончено, один из команды махнул двумя красными флажками. Где-то на верху башни, заработала лебёдка и связанные воедино канаты начали потихоньку, с трущимся скрипом, натягиваться, поднимаясь над землёй.
        Гайдропы размеренно вбирались вглубь башни, наматываясь на барабаны лебёдок. Дирижабль начал опускаться всё ниже и ниже, тросы тянули его к причальному узлу, куда он спустя некоторое время уткнулся носом жёсткой сигарообразной оболочки. Стыковочный узел тут же неспеша заскользил вниз, уходя к земле по направляющим мачты, как лыжи по накатанной в снегу колее. Швартовочная бригада, рассыпавшись, помогала спуску корабля, то натягивая, то ослабляя не задействованные при стыковке с мачтой тросы. К опускающемуся дирижаблю уже спешили толкающие перед собой тележки носильщики и подоспевшие к моменту приземления встречающие. Однако дальше определённой линии никому заходить не разрешалось, пока воздушный корабль не будет надёжно закреплён и обездвижен. Площадь загудела от возбуждённых людских голосов.
        Внезапно под сводами громадного здания Небопорта ожили громкоговорители. Усиленный электричеством приятный женский голос сообщил, что в Главный Небопорт Столицы согласно расписанию прибыл дирижабль класса «Альбатрос» «Бабочка», посему просьба всем встречающим… Джейсон в сотый раз зевнул и поднял воротник плаща, нахлобучив шляпу по самые уши. Засиявшее не небосводе солнце нисколечко не грело. Осень как-никак, земля уже успела остыть, и жары больше не предвиделось вплоть до следующего года.
        «Бабочка» распласталась у земли, зависнув в считанных футах над плитами причальной площади. Растяжки надёжно зафиксировали небесного гостя, и к гондоле подали трап. С такого расстояния дирижабль казался огромным, выброшенным на берег китом. Громадная туша, возвышающаяся над людьми пятиэтажным зданием. Когда дирижабль поднимут наверх к верхушке мачты, его размеры перестанут быть столь угрожающими. Джейсон не спешил подходить ближе. В любом случае Гордон Крейг направится к распахнутым вратам Небопорта и мимо Джейсона уж точно не проскользнёт. Крейгу было известно, что его встретят, так что никуда он не денется. К тому же отсюда у старшего инспектора открывался прекрасный обзор на опустившийся дирижабль и обступающих его людей. Особенно Джейсона интересовали люди. От его цепкого ищущего взора не ускользнуло незамеченным ни одно лицо. Ни один из встречающих «Бабочку» не был обделён самым пристальным вниманием Джентри. Джейсон вполне отдавал себе отчёт в том, что любой из этих десятков людей может оказаться Невидимкой. Так же Джейсон не питал радужных иллюзий в плане того, что сможет опознать
террориста номер один. Разумеется, нет, поскольку них не было ни одной фотографии этого человека и ни малейшего описания его внешности. И вряд ли чтобы на лбу у Невидимки было написано его прозвище.
        Правда Джейсон сильно сомневался, что Невидимка решится убрать прибывшего в столицу учёного прямо сейчас. Как и вообще сомневался в намерениях преступника. Невидимка был именно что террористом, а не наёмным убийцей. Конечно, ему ничего не стоило шлёпнуть Крейга. Вопрос только в том - зачем? И почему где-то наверху решили, что именно убрать? И зачем кому-то понадобилась смерть рядового учёного? И почему для этой работы наняли именно Невидимку? Достаточно дать заказ опытному киллеру и дни Крейга были бы сочтены в тот момент, когда эта идея пришла бы голову таинственному нанимателю. У Джентри не было ни одного ответа ни на один из вопросов. Отчасти поэтому он и не выспался ночью. Бесчисленные, громоздящиеся друг на друга вопросы одолевали его. А он был совершенно бессилен в их решении. Джентри знал до смешного мало и подозревал, что знает ещё меньше, чем ему кажется на первый взгляд. Всё это дельце было шито белыми нитками. И просто нашпиговано всяческими нестыковками и неувязочками…
        Лицо Гордона Крейга старший инспектор заучил наизусть и узнал бы, даже измени учёный внешность или переоденься женщиной. Поэтому Джентри сразу вычислил из группы высыпавших из гондолы пассажиров человека, которого он должен был сопровождать и охранять ближайшие несколько дней. Среднего роста, невзрачного телосложения, молодой, не старше самого Джентри, привлекательное открытое лицо, умные глаза. Дорогое тёплое пальто, щёгольский котелок, модные туфли, в руке огромный чемоданище, который Гордон тащил без видимых усилий.
        - Мистер Крейг, добро пожаловать в Столицу, - снимая шляпу перед приблизившимся к зданию небопорта учёным, Джентри был сама любезность. - «Бабочка» домчала вас быстрее ветра.
        Гордон остановился как вкопанный и одарил старшего инспектора не самым любезным взглядом. Но кодовая фраза сыграла свою роль.
        - Ветер был попутным, сэр, - учёный слегка приподнял котелок над густыми чёрными волосами. - С кем имею честь…
        - Джейсон Джентри, старший инспектор Империал-Ярда, - Джентри намеренно опустил фразу «отдела по расследованию убийств». Совершенно не к чему преждевременно травмировать этого «профессора». - Вас должны были предупредить, что вас встретят.
        - Да-да, вот только никто не сказал, что моей скромной персоной займётся лично инспектор из отдела по расследованию убийств, - Гордон хитро улыбнулся и пожал протянутую руку.
        Хватка у Крейга оказалась на удивление крепкой. Что он сказал?! Джентри вылупился на учёного. У него аж рот приоткрылся. Вустер божился, что ДРУГОЙ стороне ничего не будет известно о нём. Капитан полиции пообещал, что за учёным присмотрит один очень надёжный человек, но на этом вся информации о Джентри и его роде деятельности для покровителей Крейга исчерпывалась.
        Они посторонились, позволяя людскому потоку пронестись мимо. Топали десятки ног, скрипели колёсики груженных вещами тележек, уши забивала нарастающая под сводами порта многоголосица. Джентри торопливо захлопнул пасть и заставил себя принять безмятежный вид. Он внимательно из-под полей шляпы осмотрел входящих в задние пассажиров «Бабочки». Их было много, новых лиц, которые следовало хотя бы бегло, на скорую руку изучить.
        - У вас такой вид, мистер Джентри, словно вы надеетесь разыскать в толпе своих близких родственников, - Крейг ни на секунду не выпускал из левой руки чемодан. Джентри подумал, что при внешней хлипкости Крейг, должно быть силён, как вол. И судя по всему, он ещё тот засранец… Инспектор страдальчески скривился. Неприятности продолжаются. Ужасный день. - Или я не единственный ваш подопечный, мистер полисмен?
        - Мистер Крейг, давайте пройдём к выходу, сядем в дилижанс, и я вам обо всём по порядку расскажу, - стараясь не терять терпения, растягивая тонкие губы в идиотской улыбке, сказал Джентри. - Заверяю вас, что я всего лишь выполняю приказ и привязан к вам помимо своей воли. Так вот, я вам задницу вытирать не нанимался, но сделаю всё от меня зависящее, чтобы в ближайшие несколько дней с вами ничего не случилось. Слово даю.
        Учёный свирепо зыркнул на Джейсона. Видимо он не привык, чтобы с ним общались в подобном ключе. Но заносить ему хвост Джентри и впрямь не собирался.
        - М-м-м… У вас просто здорово получается уговаривать, сэр, - сказал Крейг. - Рад нашему знакомству.
        - Взаимно. Позволите ваш багаж?
        - Нет-нет, мне совсем не тяжело! Кстати, а-а-а… Я тут кое-что упустил из сказанного вами. Как вы говорите - «ничего не случилось»? А разве со мной должно ЧТО-ТО случиться?
        - Давайте сядем в дилижанс, и я отвечу на все интересующие вас вопросы, на которые я в силах ответить. Сэр.
        
        Невидимке очень не понравился встретивший Крейга человек. Чертовски сильно не понравился. Ни сам человек, ни тем паче его острый пронзающий взгляд. Признаться, на секунду Невидимке показалось, что этот хмурый тип с нехорошим взглядом вычислит его. Во всяком случае, когда неприветливые серые глаза вскользь задели его в потоке вливающихся под своды небопорта пассажиров причалившего дирижабля, Невидимка непроизвольно вздрогнул. Это было неприятно. Неожиданно и от того вдвойне неприятно. Ещё никогда он не дёргался. Играть в гляделки и у самого Невидимки получалось прекрасно. Но у этого парня были глаза точь-в-точь как у него. С той лишь разницей, что Невидимка не считал свой взгляд нехорошим.
        Проследовав за учёным и угрюмым типом в плаще до транспортной площадки и проводив укативший с ними запряжённый двойкой вороных рысаков лёгкий дилижанс с зашторенными окнами настороженным взором, Невидимка призадумался. Неприятный парень, дьявольски неприятный. Может причинить немало неприятностей… Конечно, Невидимка нисколько не сомневался в собственных силах и считал, что справится с любыми проблемами, но зачем находить эти проблемы на ровном месте, верно? Кто же этот хмырь?
        Невидимка был отлично осведомлён, что Крейга будут ждать, что без присмотра силовиков он не останется. Каналы информации террориста в плане достоверности ещё ни разу не подводили. Но Невидимка ожидал всё-таки увидеть кого угодно, вплоть до вооружённого до зубов взвода констеблей, на бронепаромашине примчавшихся в небопорт, но не одиночку с таким нехорошим взглядом… Само собой Невидимка не собирался брать быка за рога на глазах у множества людей. Время у него есть, а самопожертвование целесообразно лишь в самом крайнем случае. За здорово живёшь приносить себя на алтарь Идеи Невидимка не собирался. Жить он хотел и фанатичным недоумком никогда не был. Но наступи это крайний случай и Невидимка бы не колебался ни секунды. И это не пустая бравада. Это патриотизм. Понятие, порядком подзабытое многими в этой прогнившей словно упавшее яблоко стране.
        Пусть едут. Учёный и его сопровождающий умчались, растворяясь в городских дебрях, думая, что смогут скрыться, спрятаться. Не существовало такой норы, из которой Невидимка не мог вытянуть свою законную добычу. Он был охотником, хищником. Универсальным орудием. Террористические акты, взрывы, пущенные под откос поезда? Это одна сторона медали. С другой Невидимку мало кто знал. Он усмехнулся. Он никогда не оставлял ненужных свидетелей.
        Двадцать фунтов взрывчатки остались лежать на верхней палубе «Бабочки», надёжно укрытые от любопытных глаз. Дирижабль останется в порту ещё на шесть дней, в кармане пижонского пальто Крейга лежал билет на обратный рейс. Так что взрывчатка будет нелишней страховкой. Невидимка не страдал манией величия и понимал, что от неудач никто не застрахован. Даже господь бог, когда создавал это мир.
        У него было шесть дней, чтобы всё провернуть. Уйма времени. Прорва часов и бесконечность минут. Руку Невидимки оттягивал пухлый раздутый саквояж. Террорист почти не замечал его веса. Мысли его вновь унеслись вслед за дилижансом. Кто же он, этот парень? Полисмен? Силовик ВВР? Впрочем, кем бы он ни был, это ему не поможет. Невидимка никого не боялся. Но этот тип его встревожил, чего греха таить. Человека с такими глазами следует, по меньшей мере, опасаться.
        Невидимка поднял глаза к купающемуся в солнечных лучах небу, посмотрел на примыкающие к огромному зданию небопорта окраинные дома, вдохнул прохладный воздух большого города. Столица… Грохот работающих заводов, свист пара, гул пролетающих над головой дирижаблей, шум тарахтящего по железной дороге паровоза, гудки паромобилей, столь ненавистные им констебли на забитых людьми улицах. Столица. Опять он здесь.
        Невидимка обожал этот город. И ради населяющих его людей был готов взорвать его ко всем чертям. Ну что ж… Невидимка огляделся. Перво-наперво поймать пролётку и добраться до подходящей гостиницы. А затем навестить кое-каких старых друзей, которые не откажут давнишнему товарищу и коллеге в помощи. Невидимка умел быть благодарным и жутко не любил разочаровываться в дружбе.
        
        На сугубо личный взгляд Джека Спунера временно замещающий старшего инспектора отдела по расследованию убийств Морган Флеминг не производил впечатления серьёзного фараона. Лысеющий очкарик опрятной внешности с ухоженными бакенбардами. Спрятавшиеся за линзами добродушные глаза и носовой платок в кармашке пиджака. Не хватало в Моргане истинной мужественности, считал Спунер. Скорее он был похож на бухгалтера или хозяина галантерейной лавки, чем на сотрудника Империал-Ярда. И наверняка о своей службе на флоте Флеминг тоже насочинял, чтоб прибавить себе весу, думал Джек.
        …Мальчуган немало изумился, когда вместо хмурой физиономии Джентри увидел мягкое лицо его заместителя, мелькнувшее в сутолоке рыскающих вокруг дома констеблей. Флеминг с понимающе сочувствующим видом записывал в блокнот показания зарёванной молодой женщины. Рядом стоял как в воду опущенный мужчина средних лет, обнимая женщину за плечи. Наверняка её муж. Из дома в дом через настежь распахнутые двери шныряли затянутые в синие мундиры полисмены. Изрядная территория перед крыльцом была огорожена натянутой на вбитые колышки ярко жёлтой лентой. Из окон соседних домов выглядывали любопытствующие кумушки, на улице околачивалось с полсотни развесивших уши зевак. Ещё бы, новое ночное нападение Джека-Попрыгунчика.
        Спунер осторожно выглядывал из-за отливающего синевой крыла служебного паромобиля. Если Флеминг его заметит, то Спунеру несдобровать. В отличие от Джентри, Флеминг не шибко жаловал малолетнего проныру. Спунер, крадучись, прокрался до запряжённой четвёркой лошадей скоростной кареты с намалёванным на дверках красным крестом и, стараясь не дышать, затаился за багажным ящиком, надеясь услышать хоть обрывки проводимого Флемингом допроса. Но к глубокому разочарованию мальчика Морган захлопнул блокнот и, что-то ободряюще пробормотав, раскланялся с горем убитыми супругами. Мужчина немедля повёл плачущую женщину в дом.
        Флеминг, сунув блокнот в карман накинутого поверх суконного костюма тонкого пальто, побрёл к паромобилю. Несколько полицейских продолжали обнюхивать землю вокруг дома, делая какие-то замеры и исчисления. Что же здесь произошло? Кем была очередная жертва Попрыгунчика? И куда подевался Джейсон? Обычно он первым выезжал на место преступления и лично опрашивал всех свидетелей. Поимка неуловимого маньяка всегда была главным приоритетом Джентри. Сгорая от нетерпения, Спунер храбро высунулся из-за кареты и подошёл к Флемингу.
        Увидев вихрастого мальца в лихо заломленной набекрень кожаной кепи с пристёгнутыми затемнёнными гоглами, Флеминг застонал, как истязаемый мученик.
        - Я тоже рад вас видеть, инспектор, - широко улыбнулся Спунер, кивая головой. Распалившееся солнце тут же бросило пару зайчиков в стёкла массивных лётных очков. - Позвольте спросить, а где мистер Джентри? И что здесь происходит? Выжившие есть?
        - Это уже три вопроса, - Морган уныло посмотрел на перегородившего ему дорогу к машине надоеду. - Что ты здесь делаешь, Спунер?
        - Вообще-то я живу в этом городе, инспектор. Или вы запамятовали? А у нас, хвала парламенту, ещё не отменяли закона, дозволяющего гражданину находиться в пределах городской черты там, где ему заблагорассудится.
        - Эта черта заканчивается у полицейской ленты, - ткнул большим пальцем за спину Флеминг. - Скажи спасибо, что Джейсон опекает тебя, иначе с тобой никто здесь не церемонился бы.
        - Можно подумать, что когда-нибудь моя помощь оказывалась лишней, - негодующе фыркнул Джек. - Я не раз рисковал вместе с вами, инспектор. Разве не так? Да мы с вами просто братья по оружию какие-то! Кстати, а где Джентри? Я вот опять никак не возьму в толк, что…
        Флеминг решительно обошёл Спунера с фланга, на ходу обронив:
        - Я всегда был против твоего привлечения к операциям Империал-Ярда.
        Но от Джека не так-то просто было отделаться. Он догнал полицейского у самой машины.
        - А Джентри говорит, что у меня скрытый талант по части актёрской игры! Я хоть раз запорол хоть одно дело? По-моему, я заслужил, чтобы со мной нормально общались, сэр.
        Морган облокотился о кожух паровой установки машины, и устало сказал:
        - Спунер, вот и пусть с тобой Джентри общается, раз он считает, что ты у нас великий артист. Я у тебя автографы брать не стану, и церемониться тоже не намерен. Что ты хочешь знать? А? Ты хочешь знать, кого этой ночью пришил Попрыгун, да? Ну так загляни в карету, откинь покрывало и посмотри в лицо тому мальчику, который всего четыре месяца не дожил до восьмилетия! Вперёд, разрешаю!
        Последние слова Флеминг выкрикнул, привлекая немалое внимание отгоняемых нескольким констеблями зевак. Инспектор дрожащими пальцами вытянул из кармана пиджака носовой платочек и вытер, несмотря на прохладное утро, вспотевшее лицо. Джек мудро промолчал, в кое то веки прикусив язык. Пожалуй, он немножко погорячился, таская тигра за хвост.
        - Простите, сэр, - прошептал Джек, не глядя на близоруко щурившегося на солнце Флеминга. Полицейский остервенело полировал очки всё тем же платочком. Голос Моргана зазвучал глухо, как из могилы, оттеняемый невыразимой тоской и болью:
        - Этот ублюдок перерезал несчастному мальчику горло, словно какой-то свинье. Надо кончать с этим недоноском, клянусь божьей матерью, надо кончать… Он слишком далеко зашёл.
        
        - Собственно, куда мы направляемся? - Крейг отодвинул закрывающую окно шторку и расплющил нос о стекло. - Я плохо расслышал адрес, что вы назвали извозчику… И почему мы не сели в паромобиль? Домчались бы с ветерком! Конный экипаж это устаревающий рудимент нашей эпохи. Будущее за паровыми машинами и наукой!
        - Вы раньше бывали в нашем городе? - Джентри мужественно игнорировал поток нескончаемых вопросов. Этот Гордон оказался тем ещё зазнайкой, болтуном и занудой.
        - Конечно! Посему с полной уверенностью хочу порекомендовать вам парочку неплохих гостиниц, где я раньше уже имел честь останавливаться… Мы, кстати, сейчас вот проезжаем мимо одной из них. «Семь башен», слыхали? Очень приличное место, хорошая обслуга, вкусная кухня…
        Джейсон сдвинул на лоб шляпу и скучающе сказал:
        - Забудьте обо всех прежних адресах своего пребывания в столице. Мы устроим вас в другом, более надёжном месте.
        Гордон шумно заёрзал на обтянутом вытертой кожей сиденье и покосился на инспектора:
        - Опять недомолвки, мистер Джентри. Что вы от меня скрываете? С того момента, как я сошёл с трапа «Бабочки» и познакомился с вами, я постоянно ловлю себя на мысли, что мне не говорят о чём-то жизненно важном. К чему вся эта суета и детские игры в шпионов? Неужели вы и впрямь думаете, чт…
        - Мистер Крейг, кто вам сказал о роде моей деятельности? - перебивая, спросил Джейсон и в упор посмотрел на сидящего напротив учёного. Джентри понял, что если Гордона вовремя не заткнуть, то и слова не вставишь в его нескончаемый монолог. - Что вам вообще известно?
        - Смею вас заверить, что мне известно много больше, чем вы даже в состоянии вообразить, инспектор, - Крейг снисходительно улыбнулся. Видимо, он не привык, чтобы его так непочтительно прерывали. - Но я понял, что именно вы хотите от меня услышать… Не надо смотреть на меня волком и морщить лоб. Я всё вам расскажу. Меня предупредили, что человеку, который встретит меня, можно безоговорочно доверять. И поскольку этим счастливчиком оказались вы, я ничего, в рамках дозволенного для посторонних ушей, скрывать от вас не буду.
        Джентри заинтересованно посмотрел на принявшего загадочный вид учёного. В кабине лихо несущегося по мощеным улицам дилижанса было сухо и тепло. Джентри почти сразу расстегнул плащ, однако Крейг по-прежнему зябко кутался в своё драповое пальто, изображая замерзающего маури на Северном полюсе. Чемодан Крейг поставил рядом с собой на сиденье. Инспектор периодически с любопытством поглядывал на драгоценную поклажу учёного, не желающего расставаться с ней ни на секунду.
        - Уж будьте любезны, сэр. Любая поведанная вами информация может оказаться очень полезной.
        - Я прилетел в столицу представить коллегии ОСУ своё новое изобретение. Всего лишь. И поверьте, мне искренне непонятна раздутая в это раз шумиха вокруг моей более чем скромной персоны. Я не вчера родился и понимаю, что дело нечисто. Все эти предосторожности и интриги, пароли, знаменитый инспектор Ярда в качестве сопровождения! К чему всё это, мистер Джентри? Я обычный учёный, которых много. Единственное, что я хочу, это похвастаться своей новой игрушкой, запатентовать её, продать и получить кучу денег. И всё! Больше меня мало что интересует. Удивлены?
        - Я думал, что учёные одержимы идеями и творят во благо науки, - скупо усмехнулся Джентри.
        - Учёные тоже люди, и от денег никто не откажется. Любое техническое достижение подхлёстывает человеческую мысль, стимулирует желание работать и стремиться к лучшему, к совершенству. Вы знаете, чем отличается работа от творчества, сэр?
        Джейсон ненадолго задумался. Против воли, разговор с Крейгом начал увлекать его.
        - Мне казалось, что басни о вдохновении придуманы поэтами.
        - Работа и творчество - это две стороны одной медали. Это величайшее достижение цивилизации. Выполнять любимое дело и ещё получать за это хорошие деньги! Вот вы довольны своей работой?
        - Ну, её достаточно трудно назвать творческой и не скажу, что некоторые моменты приносят мне моральное удовлетворение, да и доходы, насколько я подозреваю, у нас разняться чертовски сильно, но в целом… В целом мне нравиться быть полицейским.
        - Значит, вы понимаете меня.
        - Мы отвлеклись, - возвращая учёного в прежнее русло завязавшейся беседы, кашлянул Джентри.
        Гордон с распалившимися глазами скорчил кислую мину. По всей видимости, он так же не любил, когда его на полном скаку осаживали с любимого конька.
        - Ну… В общем, рассказывать больше особо и нечего. ОСУ назначили мне встречу, предупредили, что в этот раз все несколько дней моего пребывания в столице меня будет сопровождать очень надёжный и проверенный человек, которому я могу доверять больше, чем себе, сообщили пароль-отзыв и… Собственно и всё! Повторяю ещё раз, мистер Джентри, для меня нынешняя поездка ничем не отличается от предыдущих. И мне до сих пор не понятно, зачем понадобилось приставлять ко мне старшего инспектора отдела по расследованию убийств. Видимо, вы и впрямь так хороши, раз находитесь рядом со мной в этой карете!
        Джентри задумчиво нахмурил брови. ОСУ - Объединённый Совет Учёных имел весьма солидный вес в политических игрищах и парламенте. Немудрено, что они нашли рычаги воздействия на Двор и «попросили» капитана Вустера поспособствовать в разрешении их «незначительной проблемки» …
        - А что касается вашей личности, то голову даю на отсечение, что до самого последнего момента и представить себе не мог, что это будете именно вы! Просто у меня феноменальная память на лица…
        Крейг скромно потупился, явно ожидая восторженных восклицаний старшего инспектора. Джентри сделал вид, что ничего не заметил. Скорбно вздохнув, Крейг продолжил:
        - Я слежу за тем, что происходит в нашем мире, мистер Джентри. Я читаю газеты, слушаю радио, даже начал ходить на сеансы иллюзиографа… Вы ещё не бывали? О, это на редкость занимательная штука, уверяю вас! Сходите обязательно, не пожалеете. Хм, так вот… Я неоднократно видел вашу фотографию в сводках криминальных хроник. Вы более известны, чем вам кажется, сэр.
        - Не могу сказать, что мне нравится публичность, - сказал Джейсон, сложив на груди руки. - Позировать для газет - удел вашей братии, мистер Крейг.
        - А ведь вы не особо жалуете нас, да, мистер Джентри? - Гордон понимающе улыбнулся. - Я отлично читаю между строк и прекрасно вижу, что вы настроены совсем недружественно. Для вас работа всегда остаётся работай, неважно, нравится ли вам то, что вы делаете, или нет. Профессионализм превыше всего. Что ж, похвально, но позвольте спросить, чем же я вам так не угодил? Или мы? Все мы, те, кто двигает и вращает неумолимое колесо прогресса. Что вам не нравится в науке?
        Джентри выдержал пристальный, изучающий взгляд умных, с хитрецой, глаз.
        - Наука подминает под собой человечность, а прогресс топчет культуру и чувства простых людей, не считаясь ни с чем.
        Пожалуй, ему повезло попасть прямо в яблочко. Во всяком случае, Гордон выглядел крайне огорошенным, словно схлопотал дубиной промеж ушей. Учёный не сразу выдохнул набранный в лёгкие воздух и неожиданно с неподдельным восхищением уставился на Джейсона:
        - Это самый лучший и честный ответ из всех, что я когда-либо слышал, сэр! Вам удалось поразить меня! Но вы так и не сказали, чем мой нынешний приезд отличается от, к примеру, последнего, четырёхмесячной давности?
        - Наверно тем, что раньше вас никто не пытался убить, мистер Крейг, - на лице Джентри не было и тени веселья, он не отводил взгляда от собеседника. Улыбка сама собой сползла с губ резко побледневшего учёного. Гордон облизал губы и несколько нервно посмотрел на свой чемодан. Да что же там у него такого, что за ним устроил охоту сам Невидимка, в который раз подумал Джейсон?
        - Хм, м-м-м… да. Не скажу, что польщён, но всё ж таки… Не каждый день вам говорят подобные вещи, - Крейг осторожно подбирал слова. - Даже не буду спрашивать, откуда у вас подобная информация… Но… Ради всех угодников, мистер Джентри, кому я понадобился?! Зачем кому-то убивать меня?!
        - Возможно всё дело в содержимом вашего багажа, - закинул пробную удочку Джейсон.
        Как оказалось, Гордон видел старшего инспектора насквозь. Он понимающе усмехнулся:
        - А вы ещё тот фрукт, сэр. Думаю, в силу занимаемой должности вы как никто другой понимаете, что существует такое определение, как неразглашение профессиональной тайны. Я не могу рассказать вам ровным счётом ничего о содержимом столь заинтриговавшего вас чемодана. Всему своё время, инспектор. Поверьте мне на слово, то, что сокрыто здесь…
        Учёный легонько похлопал по обтянутому коричневой кожей боку чемодана.
        … - способно поразить любого, даже самого избалованного и повидавшего человека. Моё новое изобретение способно изменить общество.
        - В какую из сторон?
        - Безусловно, в лучшую! - Крейг выглядел неподдельно удивлённым. - Я работаю исключительно во благо человечества и мира. Я не произвожу оружия, мистер Джентри. Мне претит само осознание, что некоторые изобретения великих и могучих умов способны причинять вред, уничтожать и разрушать. О, нет, моя стезя - это искусство…
        Джейсон навострил уши. Искусство? О чём это он? Как механические гаджеты и плюющиеся паром технические новинки могут быть искусством? Похоже, Крейг начал заговариваться. Сам же учёный торопливо отвёл глаза в сторону, словно сболтнул лишнего. Очень странно. Джентри не знал, что и думать. Он поймал себя на том, что ловит каждое слово своего подопечного…Достаточно интересный и познавательный разговор с учёным окончательно изгнал донимающую Джейсона зевоту.
        - Я не верю, что моё новое изобретение является настолько аппетитной приманкой для враждебно настроенных ОСУ людей, - упрямо повторил Крейг. - Я не вижу никакого смысла в моём физическом устранении. Ну сами посудите, зачем убивать такого безобидного парня, как я? Ведь это же всё равно, что прикончить поэта или художника! Возможно, кому-то и взбрело в голову украсть мой прототип… Тут, пожалуй, я ещё могу согласиться с вашими рассуждениями о заговоре вокруг меня… Но… Неужели всё настолько серьёзно?
        Дилижанс неожиданно заложил крутой вираж. Вальяжно откинувшегося на спинку сиденья Крейга швырнуло в сторону и вперёд. Он чуть не завалился на Джентри. Салон огласило отборной бранью, в которой Гордон мастерски переплетал нецензурные выражения с пожеланиями скорой смерти ополоумевшему кучеру. С улицы донеслось ржание, утробное механическое пыхтение и резкий, раздирающий уши противный трубный звук - сигнал клаксона-дудки. Джейсон не сразу сообразил, что их обогнал, подрезая, чей-то паромобиль.
        - Чёрт возьми, да у вас тут движение, что Святое столпотворение! Сколько развелось этих проклятых машин!
        - Прогресс, - с наигранным сочувствием развёл руками Джентри. - А представьте, что будет, когда паромобили и омнибусы полностью вытеснят кареты и конные экипажи?
        - Не пытайтесь загнать меня в угол, играя на моём же поле, - буркнул учёный, поправляя съехавшую на нос шляпу. - Прогресс не остановить. Он умчится вперёд, как этот паромобиль, что вы и окликнуть его не успеете… Так куда мы едем? Вы что, намереваетесь спрятать меня в подземный бункер, чтобы уберечь от возможных идущих по моему следу убийц? Или же мы направляемся прямиком в Империал-Ярд, где мне будет предоставлена в безграничное пользование самая удобная и безопасная камера?
        Джейсон свирепо взглянул на Крейга:
        - Не надо ёрничать, сэр. Никаких камер и подвалов. Мы едем ко мне домой.
        - К вам домой? Э-э-э… Я не совсем уверен, что это здравая идея, старший инспектор. Наверняка, в одной из гостиниц уже забронирован номер на моё имя…
        - Да, вы совершенно правы, - пожал плечами Джентри. - Согласно плану, я должен был разместить вас в «Клэрстоун», но буквально в последний момент я передумал.
        Крейг понимающе хмыкнул:
        - А начальство знает о внесённых в генплан коррективах?
        - Нет, - Джейсон отодвинул непроницаемую плотную шторку и выглянул в окно. - Об этом никому не известно. Никто не узнает, что вы будете жить у меня.
        Некоторое время в кабине подпрыгивающего на выбоинах в мостовой дилижанса царила тишина. Снаружи доносились скрип рессор, стук колёс по устилающему дорогу камню, гудки, крики зазывал, шум разгулявшегося большого города.
        - А что скажет ваша семья на моё появление? - Крейг смущённо теребил воротник застёгнутого на все пуговицы пальто. - Знаете ли, не хотелось бы стеснять вас…
        - У меня нет семьи, - обыденно сказал Джейсон. - Я снимаю комнаты у одной милой старушки на Сторм-стрит.
        - Убеждённый холостяк? В чём-то я вас даже одобряю и понимаю. Женщины… Они, знаете ли, мешают творческому процессу созидания, отвлекают, наполняют думы греховными мыслями, сбивают с пути… Хм, мистер Джентри, вы говорите, что никто не узнает, куда мы едем, верно? А как же быть с кучером?
        Подкрепляя свои слова жестом, учёный ткнул большим пальцем себе за спину в сторону щёлкающего на козлах бичом возницы.
        - Кучера зовут Роберт Бёрк, - сказал Джентри. - Он один из моих подчинённых. Бёрк хороший агент.
        - Вы меня успокоили, - фыркнул Крейг. - Приятно сознавать, что нахожусь меж двух полицейских.
        - Вы б предпочли оказаться нос к носу с Невидимкой? - произнесённые инспектором бесстрастным тоном слова тяжёлыми гирями упали на Гордона. Он с отхлынувшей от лица кровью вытянулся в струнку, едва не приподнимаясь над сиденьем.
        - Невидимка? Тот самый? Вы не шутите? Но теперь я вообще отказываюсь что-либо понимать, сэр! Невидимка - государственный преступник и террорист. Зачем этому человеку понадобился я?! Он не вор и не наёмный убийца, он чёртов бомбист! Нет, нет, мистер Джентри, где-то вы просчитались. Сдается мне, что у вас в корне неверная информация.
        - Я бы хотел, чтобы вы оказались правы, мистер Крейг, - вздохнув, сказал Джейсон. - Вы даже не представляете, как бы я хотел, чтобы ваши сомнения обратились правдой.
        Глава 5
        - А у тебя есть кавалер? - заданный девятилетней девочкой вопрос застал Элен врасплох. Она внимательно посмотрела на Сью, ожидая очередного подвоха. Но нет, очаровательная пухлая мордочка дочки миссис Гиллрой была предельно серьёзна, а в больших синих глазках горел огонёк плохо скрываемого искреннего любопытства. - Томи говорит, что у такой красивой дамы, как ты, обязательно должен быть ухажёр.
        Элен, грозно нахмурив брови, перевела взгляд на двойняшку Сью. Том, увлечённо возводивший из конструктора причальную мачту небопорта в миниатюре, и виду не подавал, что заговорили о нём. Мальчик был настолько сильно похож на свою сестру, насколько это вообще было возможно. Те же густые тёмные волосы, те же большие синие глаза, ямочки на щеках, едва ли ни единственным отличием служила более жёсткая линия подбородка, подчёркивающая зарождавшуюся волю самого младшего из семейства Гиллроев.
        - Том, я так и знала, что ты начнёшь смеяться надо мной, - Элен нависла над расположившимся на полу детской комнаты мальчуганом. Девушка подумал, что с упёртыми в бока руками, в форменном платье, заплетёнными в пышную косу волосами, и строгим взглядом она выглядит достаточно суровой для того, чтобы напугать малолетних детишек. Однако двойнята почти сразу раскусили Элен и нисколечко её не боялись, как бы она не хмурила брови и не покрикивала на них.
        - Я и не думал смеяться над тобой, - Том закрепил на мачте причальный узел и запрокинул голову. Мальчик с явным недоумением смотрел на свою возмущённую няньку. - Я всего лишь сказал Сью, что, должно быть, у такой красивой девушки, как ты, нет отбоя от поклонников! А ты что, обиделась?
        Том показал Элен язык и вернулся к миниатюре. Он недоумевал, как можно оскорбиться на такие слова… По его глубоко личному мнению подобные Элен девчонки, наоборот, обязаны таять от таких комплиментов. Во всяком случае, когда его папа на званых вечерах и ужинах говорил любезности вполне себе симпатичным дамам, куда как старше Элен, те просто млели от восторга.
        - А ещё Томи сказал, что у тебя красивые глаза! - тут же не преминула добавить Сью. Она торжествующе ухмыльнулась беспомощно всплеснувшей руками Элен. - А ещё…
        - Замолчи, Сью! - покраснев, Том втянул голову в плечи. Он осторожно поставил на верхнюю площадку мачты крошечную лебёдку. - Если не замолчишь, то я…
        - То что, то что? - не унималась девочка. Её обрамлённое ореолом тёмно-каштановых волос личико светилось от удовольствия. - Элен, ты знаешь, что он ещё о тебе говорил?
        - Заткнись, Сью!
        - О боже, кажется, я уже не уверена, что вообще хочу что-либо знать, - простонала Элен, падая на тахту. - Кстати, Том, не смей орать на сестру.
        - А я скажу, скажу!
        - Ах ты вонючка! - в девочку полетела деталь конструктора.
        Сью, привычная к подобного рода баталиям, ловко увернулась, вскочила на ноги и, запрыгнув на тахту, из-за спины Элен показала залившемуся красной краской брату «нос».
        - Сам вонючка! И ещё задница! А ещё…
        - Вот дура, а? - Том беспомощно посмотрел на Элен. - Ты хочешь, чтобы я рассказал Элен, как ты иногда примеряешь перед зеркалом мамины бюстгальтеры?
        В детской комнате тот час зародилась гробовая тишина. У Элен смех застрял в глотке, она с трудом сдержалась, чтобы не рассмеяться. Сью изумлённо, не веря в предательство брата, вытаращилась на него. Её мордашка выражала столько эмоций сразу, что позавидовал бы любой театральный актёр.
        - Ладно, ребята, повеселились, и хватит, - Элен решила проявить твёрдость и взять ситуацию под контроль. Не хватало ещё, чтобы двойнята перешли от слов к делу и кинулись врукопашную. Судя по многочисленным царапинам и синяками на руках и ногах, они частенько выясняли отношения на «кулачках» и присутствие няни нисколько бы не смутило драчливых сорванцов. - Во-первых, вы уже большие мальчик и девочка и должны понимать, что ябедничать и наговаривать друг на друга, по меньшей мере, нехорошо. Некрасиво. Истинные джентльмены так себя не ведут. А настоящие дамы не произносят грязных слов вслух. А во-вторых, если вас услышит мама, то влетит всем. И вам перепадёт, и мне достанется на орехи.
        Надувшись как хомяки, двойняшки молча испепеляли друг дружку самыми злодейскими взглядами, находясь в разных концах комнаты, но, по крайней мере, переходить в наступление уже не собирались. Элен облегчённо выдохнула. Право слово, она понятия не имела, как смогла бы объяснить вошедшей на шум в комнату миссис Гиллрой потасовку её младших деток. Возможно, Катрин давным-давно привыкла к подобному зрелищу. Но она определённо не для того платит своей няньке, чтобы подобные разборки происходили и впредь.
        - Тебе взаправду может влететь из-за нас? - Том поднялся с пола, подошёл к тахте и плюхнулся рядом с девушкой. Сью благоразумно, от греха подальше, отползла на безопасное с её точки зрения расстояние.
        Элен, улыбнувшись, ласково потрепала мальчугана по голове, поражаясь, насколько у него шелковистые и приятные на ощупь волосы. Том возмущённо ощетинился. Он терпеть не мог всякие «девчачьи нежности».
        - Может, Томи, ещё как может. Я обычная нянька и мне не тягаться с нанявшей меня хозяйкой. Если ваша мама решит, что я плохо справляюсь со своими обязанностями или как-то нехорошо влияю на вас, она тут же выставит меня вон.
        - Да уж, - понимающе протянул Том, - мама у нас просто кремень. Так папа говорит. Я не знаю точно, что это значит, но догадываюсь…
        Сзади раздалось шуршание, и тонкие детские ручки обвили Элен за шею. Сью горячо зашептала на ухо девушки:
        - Не бойся, мы будем себя хорошо вести, правда-правда. И если захотим подраться, то сделаем это где-нибудь в другом месте!
        - Ага! - с заразительным детским энтузиазмом поддержал сестру Том. - Например, в школе или в парке!
        Элен, продолжая улыбаться, не удержалась и чмокнула Сью в щёчку. От девочки приятно и вкусно пахло шампунем, карамелью и зубным порошком. Непередаваемый запах чистенького ребёнка.
        - Спасибо, ребята, я очень тронута, честно. Вот только…. Вы не задумывались о том, что драться тоже нехорошо? А? И не только дома, но и на улице? А так же в школе, парке или где вы там ещё бываете?
        - Не стоит благодарности! - младший Гиллрой принял возвышенную позу. Последние слова Элен он стойко проигнорировал. - Мы не дадим тебя в обиду, верно, Сью?
        - Конечно! Ты очень хорошая, Элен. И ты нам сильно нравишься. Ты хорошая девчонка. И ты намного лучше нашей предыдущей няньки!
        - И гораздо красивее, - добавил Том и вновь покраснел.
        Элен обескураженно повернулась к Сью. Катрин и словом не обмолвилась о том, что у Элен, оказывается, была предшественница.
        - Предыдущей няньки? - эхом отозвалась девушка.
        - Ага! Намного красивее. И добрее. Правда-правда! - девочка радостно заулыбалась. - Ты намного лучше её. Ну а первая наша няня, так та вообще была какая-то гмыр… трым…Томи, ну как ты её назвал, подскажи!
        - Грымза, - сказал мальчик и поспешно добавил: - Это не ругательное слово, я у папы уточнял.
        Две? У Гиллроев уже сменилось целых две няньки до неё? Ничего себе! Элен потрясённо пригладила себя по волосам. Выбившаяся прядь упала ей на глаза. Отчего-то эти новости насторожили девушку. Две няньки. У Гиллроев уже БЫЛО в услужении две девушки. Но почему они не прижились? За что их выгнали? Элен не верила, что они сами решились уйти. За те два дня, что она провела в особняке Гиллроев, она не увидела ничего, что способствовало бы самовольному уходу. Детишки были ещё тем стрикозлятами, но милыми и добрыми, и особых неразрешимых проблем не создавали, хозяева вели себя как заносчивые высокомерные снобы, но нисколько её не трогали, дворецкий не задирал и вообще старался как можно меньше показываться на глазах. Стефан… Может, всё дело в Стефане?
        - Ребятки-котятки, - осторожно подбирая слова, сказала Элен, - вы мне не расскажите о моих предшественницах поподробней, а?
        - Расскажем, - Сью наклонила лохматую головёнку набок и сладеньким голоском прощебетала: - Но услуга за услуууугууу!!
        - Всё что в моих силах, - Элен стоически приготовилась к Святым мучениям.
        - Ты расскажешь нам сказку на ночь!
        - Нет, лучше страшную историю, - тут же влез Том. - Что я девчонка, что ли, сказки слушать…
        - Нет, сказку!
        - А я говорю, страшилку!
        - Сказку!
        - Тихо! - Элен ухватила двойнят за оттопыренные ушки. Пискнув, те возмущённо засопели. - Я расскажу вам страшную сказку, договорились?
        - По рукам, - торопливо сказал мальчуган, пока его сестрёнка не сообразила, что страшная сказка - это почти то же самое, что и страшная история. - Мы согласны. За страшную сказку мы тебе расскажем и о нашей третьей няньке!
        - Она, кстати, была ничего… Даже нравилась нам, - вставила Сью, явно не желая, чтобы брат присваивал себе абсолютное право рассказчика. - Не так нравилась, как нравишься ты, но всё равно нравилась. И мы ей тоже!
        - Ага! И она была почти такая же красивая, как ты!..
        - И ещё…
        Элен на несколько секунд почувствовала, как колкая льдистая лапа предчувствия чего-то ужасного стиснула её сердце. Девушка уже не знала, а хочется ли ей вообще слушать рассказ о своих предшественницах. Обо всех трёх. Трёх! И кто знает, не станет ли их по ходу продвижения рассказываемой детишками истории ещё больше?..
        
        Невидимка шёл спокойным размеренным шагом человека, которому нечего скрывать и у которого нет никаких проблем с законом. Он ничем не выделялся в потоке снующих по улицам и тротуарам тысяч горожан. Пропускал наряженных в кринолины и меха дам, раскланивался с разодетыми в пальто и плащи джентльменами, спокойно проходил мимо затянутых в синие мундиры поигрывающих дубинками постовых констеблей. Невидимка сливался с толпой, и толпа несла его по улицам, вдоль бесконечных домов, магазинов, ателье, мелких лавчонок, складов, цехов.
        Проезжую часть наводняли спешащие в обоих направлениях кареты и дилижансы, омнибусы и паромобили. Свист пара, гудки, визг шин, лязганье приводных механизмов, конское ржание взмывали ввысь к синему безоблачному небу, выше самых высоких зданий, достигая величественно проплывающих в небесах почтовых и курьерских дирижаблей. Невидимка был в своей стихии. Он невольно сравнивал себя с хищной акулой, бороздящей нескончаемое море раскинувшегося под солнцем мира, заполонённого множеством живых душ и бездушных железных паровых монстров. Террорист везде чувствовал себя как дома. Наверно потому, что считал своим домом всё вокруг. Улицу, квартал, район, город, страну. Он везде дома, он настоящий сын своей Родины, патриот и защитник. Человек вне продажного закона, преступивший черту, придуманную коррумпированными политиканами и предателями, гнобящими простой трудовой люд. Кровопийц, сосущих последние соки из собственного народа, Невидимка ненавидел больше всего.
        Он уверенно продвигался вглубь района Бедноты, всё дальше и дальше отдаляясь от цивилизации и порядка. Парки, скверы, стеклянные витрины, добротные дома и омнибусные остановки оставались позади. Он вступал на территорию нищеты и грязи, работных домов и полуразвалившихся лачуг. Класс зажиточных граждан и людей среднего достатка сменялся гегемонией бедности и безнадёги. Здесь обитали те, кому не было места под солнцем благополучия процветающих кварталов столицы.
        Тут, на кривых извилистых улочках, поросших покосившимися домами с прохудившимися крышами, где вместо брусчатки была смешанная с выливаемыми прямо из окон помоями грязь, стоял въедливый тошнотворный запах падения и нищеты. Здесь, подпирая стены жалких домишек, и днём и ночью стояли стайки битых жизнью затасканных проституток, прямо на земле вповалку лежали просящие подаяние «профессиональные» нищие. В тёмных закоулках шушукались шайки крепок сбитых молодчиков, оценивающе провожающих пристальными взглядами любого постороннего, по неосторожности забредшего на их охотничьи угодья.
        Тут были редкостью паромобили и дорогие экипажи. Изредка по заваленным мусором улочкам, грохоча раздолбанными подвесками, проносились древние повозки, гружённые всяким барахлом телеги и обшарпанные кареты. Ни о каком уличном освещении и речи не шло. Любой зажжённый на ночь фонарь к утру оказывался либо разбит, либо украден. А полиция, не особо жалующая эти улочки, каждое утро находила в подворотнях свежие трупы. Районы Бедноты были изнанкой процветающего общества, обратной стороной индустриально развитого города, со всеми его театрами, ресторанами, банками, судами и конторами.
        Здесь судом, присяжными и палачом в одном лице выступала сама жизнь. Жизнь такая, какой она была на этой земле. Грубая, безжалостная, грязная, жестокая, насмехающаяся над моралью и правилами. Невидимка ненавидел тех, кто создал эту жизнь. Тех, кто допустил разрастание местной клоаки, год от года поглощающей подобно болезнетворной опухоли соседние дома. Тех, кто позволил появиться районам Бедноты и ничего не делал, чтобы хоть как-то облегчить жизнь здешнего населения. Проживающие тут люди давно стали изгоями, париями, недостойными безбоязно смотреть в лицо кровожадно усмехающемуся над ними закону. В районах Бедноты закон давно обернулся беззаконием. И никто из городской администрации и пальцем не пошевелил, чтобы хоть как-то изменить ситуацию в лучшую сторону.
        Невидимка подозревал, что дело закончится тем, что через несколько лет власти возведут вокруг нищих кварталов каменную непреодолимую стену, поставив, таким образом, кордон, отделяющий город от постыдного нарыва. Невидимка ненавидел тех, кто довёл этих людей, таких же граждан своей страны, как и разряжённые в меха и обвешанные драгоценностями матроны и курящие дорогущие сигары денди, до уровня полнейшей деградации. Они назвали свой режим демократией. Властью народа. Парламент управлял судьбами миллионов людей, называя это божьим проявлением. На взгляд Невидимки, именуемые себя политиками скоты давно спутали бога с дьяволом.
        Невидимка не раз и не два ловил на себе заинтересованные взгляды. Ещё бы! Не выделяясь из потока благополучных граждан внешнего города, в клоаке Бедноты он выглядел бельмом на глазу. Распахнутый длиннополый кожаный плащ, высокая шляпа-цилиндр, жилет, галстук, дорогой пиджак, начищенные до блеска сапоги, модные затемнённые очки в костяной оправе. Невидимка казался королём посреди ободранной голытьбы. Любой другой человек, появись он в подобном наряде на глазах у местных жителей, рисковал бы в лучшем случае остаться в одном исподнем. Но Невидимка шёл вальяжным, развязанным шагом, ни дать не взять хозяин этого мира, осматривающий подвластные ему земли. Террорист нисколько не боялся местных бандитов. Скорее это они должны были бояться его.
        Он никогда не нападал первым и всегда давал шанс на спасение тому, кто напал на него. Несчастные жители не виноваты, что вынуждены влачить столь ужасающее существование, благодаря разжиревшим продажным чиновникам и вытирающему о собственный народ ноги парламенту. Все они были жителями его страны, его Родины, которую он с самоотдачей истинного патриота любил всем сердцем. Это были его земляки, братья и сёстры. Разве они виноваты, что министр считает их людьми второго, а то и третьего сорта? Пожалуй, этому миру таки необходима очищающая революция. Ещё одна. Новая. Совсем не такая, как прогремевшая более сотни лет назад и в итоге приведшая к правлению нынешних упырей, извративших само понятие о чести и достоинстве, променявших благополучие обычных рядовых трудяг на толстую мошну и поддержку избранного круга богачей.
        Проходящего мимо торгующей гнилыми овощами лавки Невидимку хриплым визгливым голосом окрикнула одна из четырёх отирающихся поблизости проституток:
        - Эй, дружочек, не хочешь поразвлечься с лучшими девочками района? Мы с подружками заскучали!
        Невидимка остановился и скептически осмотрел «лучших девочек района». Изношенные, давно не стиранные глубоко декольтированные платья, обвисшие на полях шляпки, драные веера, дешёвые, в прорехах колготки на выглядывающих из-под укороченных юбок ногах. На лицах жриц любви невероятное количество белил и румян, чтобы скрыть мешки под глазами, и ссадины от кулаков особо буйных клиентов. На вид каждой из них было лет под сорок, а то и больше. Пропитые прокуренные голоса, отсутствующие зубы, в пустых, ничего не выражающих глазах безысходность и отупение. Лет под сорок? Да Невидимка мог поклясться, что самой младшей из них едва ли стукнуло двадцать. Жизнь в районах Бедноты накладывает свой, неизгладимый отпечаток даже на самые юные, чистые и невинные в прошлом лица.
        Террорист сунул руки в карманы плаща, раскачиваясь на пятках. Он заметил, как из заваленной грудой битого кирпича затенённой ниши меж стенами обшарпанных домов, за ним следят оценивающим взглядом. Наверняка его уже взвесили, просчитали, прикинули, сколько стоит его одежда и сколько у него при себе может оказаться наличных. Шлюхи - это так, для отвлечения внимания, уболтать, зашорить глаза. Авось кто и купится на прелести местных «королев любви». Девахи гарантированно получали свою долю от разбойного бизнеса. Невидимке стало интересно, что будет дальше. Сработает ли его маскировка? Или же в последний момент под личиной разодетого состоятельного хлыща в нём учуют затаившегося волка?
        - Ну так что, милашка, развлечёмся? - проститутка завлекающе ощерилась, демонстрируя плохие зубы. - Сдаётся мне, у тебя в штанах найдётся кое-что, способное нас удивить! Верно, девочки?
        «Девочки» поддержали подругу нестройными возгласами. Жрицы любви, прищурясь, взглядами подведённых глаз раздевали Невидимку до нитки. Однако от него не ускользнуло, что нет-нет, а их глаза постреливали в сторону тёмной подворотни за его спиной. Туда, откуда террориста сверлили совсем другими взглядами…
        - Дамы, вы невероятно обворожительны и бесподобны, - протяжным, с ленцой, привыкшего отдавать приказания человека, голосом сказал Невидимка. - Глядя на вас, меня так и подмывает взять вас на работу. На часок-другой… Но вы же понимаете, что, чтобы хорошо заработать, нужно хорошо потрудиться.
        Невидимка изо всех сил старался, чтобы его голос звучал вкрадчиво и заговорщицки. Проститутки клюнули. Купились на его слова и дорогую одежду с потрохами. За спиной террориста нетерпеливо шаркнула по земле чья-то нога. Наверняка засевшие в подворотне парни решили, что клиент созрел.
        - О-о-о… А малыш у нас, оказывается, шалун, - хрипло рассмеялась говорившая с ним проститутка - высокая худощавая дама с желтоватыми зубами и колтунами сальных волос неопределённого цвета. - Нет проблем, мы оказываем услуги любого толка. Для нас не существует запрещённых местечек!
        Вся четвёрка дружно расхохоталась. Грубый испитой смех молодок послужил своеобразным сигналом к нападению. Невидимка был готов и к этому.
        Нападавшие действовали молча, без криков и предупреждений. Быстро, слаженно и вполне профессионально. Их было трое. Невидимка резко прыгнул вперёд, разрывая дистанцию. Проститутки с визгом бросились врассыпную. Террорист обернулся. Вовремя. Занесённый стилет он успел перехватить в последний момент. Нападающий был на удивление быстр и проворен. Невидимка сжал на грязном запястье пальцы и пнул бандита в пах. Тут же, не останавливая движения ноги, вогнал колено в лицо согнувшегося от боли хмыря. Хрустнуло, на землю брызнула кровь. Подавившись собственными зубами, бандит рухнул навзничь. Невидимка подхватил выпавший из ослабевших пальцев стилет и развернулся к опоздавшим на считанные секунды дружкам поверженного налётчика.
        Они были похожи как братья-близнецы, поджарые, в стоптанных сапогах и коротких куртках с одинаковыми лохмами грязных волос на головах. Перепрыгнув через упавшего подельника, парни разом навалились на отступившего к стене овощной лавки Невидимку. Было похоже на то, что данный облюбованной ими жертвой отпор и вырубленный товарищ их мало смутили. Серьёзные ребята, в очередной раз уверился Невидимка. А по-другому и быть не могло. Слабые здесь не выживали. А раз эти осмеливались на разбой при свете дня, значит, они никого не боялись.
        Смелость и чувство беззакония сыграли с молодчиками дурную шутку. Они до последнего не поняли, что на сей раз выбрали не того. Что жертва обратилась в охотника. Невидимка отшатнулся, пропуская перед собой свистнувший в студёном воздухе кистень. Тут же крутанулся и по самую рукоять вбил стилет в шею второго бандита, норовящего пырнуть его заточкой в брюшину. Из шеи парня ярко-алым фонтанчиком ударил гейзер крови. Схватившись за шею, с простуженным хрипом раненный мягко осел на землю, неверяще глядя перед собой расширившимися глазами. Невидимка ударил его сапогом в лицо и поймал в «замок» руку оставшегося бандита. Надавив на локтевой сустав, террорист заставил парня с воплем боли выбросить кистень, упавший в грязь под ногами. Рванув захваченную руку вбок и вверх, Невидимка сломал бандиту кость. Тот заорал благим матом, проклиная террориста до пятого колена. Невидимке было наплевать на оскорбления. Он всадил стилет в лохматый затылок и отпустил задёргавшееся в конвульсиях тело.
        Схватка с грабителями вряд ли заняла больше минуты. Проституток, как и ожидалось, след простыл, а немногочисленные прохожие старательно делали вид, что ничего не замечают. И, разумеется, никто не спешил звать на помощь или бежать за констеблями. Невидимка мрачно усмехнулся, вытирая руки носовым платком. В районах Бедноты приходилось рассчитывать только на себя. Звать на помощь тут было не принято.
        Спроси Невидимку, зачем он ввязался в драку, коей мог спокойно избежать, и он бы замешкался с ответом. Иногда на террориста накатывала неконтролируемая злоба, такая сжигающая изнутри неприязнь к алчущим порвать глотку за пару новых сапог, что он не мог сдержаться. В подобные моменты он забывал, что все люди друг другу братья. Его одолевала исключительно жажда убийства в стремлении очистить мир от этих никчёмных подонков. Определённо его страна ничего не потеряет, избавившись от нескольких душегубов. О том, что, возможно, на кривую дорожку их толкнула нищета и безысходность, Невидимка старался не думать.
        Поправив сползшие за время схватки на кончик носа очки, террорист спокойно, как ни в чём ни бывало зашагал дальше, переступая через мусор и перепрыгивая особо неприглядные рытвины, заполненные зловонной, мерзкой на вид, жижей. О понятии санитарии в здешних трущобах никто не задумывался. Всем было наплевать. Поэтому самые различные болезни расцветали здесь буйным цветом, каждый день выпрастывая всё новые и новые лепестки болячек и, как следствие, смертей.
        Он миновал старую полуразвалившуюся церквушку и машинально перекрестился. Церковь видела лучшие времена настолько давно, что они успели порасти былью. Покосившаяся маковка с почерневшим от времени и дождей сто лет не крашенным деревянным крестом. Забитые досками стрельчатые окна, облупившаяся штукатурка на исписанных похабными изречениями стенах, растрескавшиеся ступени. Вход в церковь нелицеприятно заманивал чернеющим провалом вместо дверей. На ступеньках с удобствами расположились несколько нищих в грязных вонючих обносках. Они вели нескончаемую заунывную песню и протягивали каждому встречному битые жестяные миски для подаяний.
        - Добрый господин, не пожалейте для убогих лишней монетки, - заканючил плешивый, тощий как скелет старик с завшивленной спутанной бородой, тыча в террориста миской. Его изодранное, накинутой на голое тело пальто постыдилась бы использовать вместо подстилки любая уважающая себя собака.
        Невидимка, отвернувшись, молча прошёл мимо. Ему вслед понеслись отборные проклятия. Он молча стиснул зубы. Не подавать нищим. Никогда и ни в коем случае. Это было одним из правил террориста. Ему было невыносимо видеть, во что превращается его народ. Он страдал вместе с ними, проклиная режим, позволивший этим бедолагам докатиться до такого состояния. Но ни разу он не бросил нищим ни одной монеты. В их невзгодах виновато зажиревшее правительство. Набивающий карманы парламент во главе с министром, с упорством, достойным лучшего применения, игнорирует этих несчастных, словно их и не существует. А меж тем они такие же граждане этого государства, как и разодетые в дорогущие смокинги и платья, разъезжающие на паромобилях последних моделей, богачи. Так почему он, тот, кого называют преступником номер один, обязан подавать тем, кто должен выклянчивать милость у тех, кто ОБЯЗАН заботиться о них?
        Невидимка верил, что в свой час все нищие встанут с паперти и возьмут своё. Он надеялся, что это событие произойдёт ещё при его жизни.
        Дойдя до конца улицы, Невидимка свернул на следующую, прошагал сотни две ярдов, вновь повернул и уткнулся в глухой тупичок. Он оказался зажат двумя оплывшими под тяжестью поросших мхом каменных блоков строений. Когда-то эти двухэтажные, квадратной формы дома соединялись на уровне второго этажа крытой галереей. Теперь вместо неё из стен торчали лишь жалкие огрызки, а между домами на той же высоте были натянуты бельевые верёвки, провисающие под тяжестью развешенной одежды. Лёгкий ветерок лениво колыхал усеянные заплатами кальсоны и застиранные рубашки.
        Старинные дома были отражениями один другого. Прямо посередине улочки, превращая её в тупик, путь преграждала занявшая всё пространство от дома к дому добротная конюшня. Явно построенная намного позже этих домов. Невидимка не знал, кто в них жил раньше, и чем они являлись - частым жилищем или одним из муниципальных учреждений. Сейчас в массивных каменных зданиях с решётками на окнах и крытых подновлённой кровлей, располагалась прачечная, о чём недвусмысленно намекала прибитая над дверью правого от Невидимки здания табличка с грубо намалёванной стиральной доской. И в районах Бедноты некоторые находили возможность следить за собой и своей одеждой.
        Впрочем, Невидимка сильно сомневался, что у прачечной избыток клиентов. При других обстоятельствах в этой дыре, где ходить немытым стало нормой, хозяин сего заведения быстренько бы разорился. Однако, учитывая реальное предназначение этого заведения, о подобных вещах вряд ли кто задумывался из обитающих за этими стенами.
        Невидимка смело приблизился к украшенному рассохшейся табличкой зданию. Он заметил, как за одним из выходящих на улицу окон мелькнула чья-то тень. Ещё ему показалось очень необычным, что выглядывающий из приоткрытых ворот конюшни толстомордый битюг мало похож на конюха и держит в левой руке, скрытой от глаз Невидимки створкой ворот, определённо не вилы. Возможно револьвер, а возможно и обрез ружья.
        Невидимка поднялся по тоскливо скрипящим ступеням и трижды постучал в оббитую железными полосами дверь из крепких дубовых досок. Недавно смазанные петли, дверной глазок, два врезанных отнюдь не дешёвых замка. От скрытого за тёмными стёклами взора Невидимки не ускользала ни одна деталь.
        Он почувствовал, как его пристально разглядывают, пытаясь понять, что это за хрен с бугра настырно стучится к ним. Невидимка прекрасно понимал, что на принёсшего корзину грязного белья трудягу-работягу он нисколько не похож. Дверь бесшумно приоткрылась, в чёрном проёме, поймав лучик разгоревшегося на безоблачном небе солнца, блеснула натянутая цепочка, звенья которой вполне могли удержать на якоре шхуну в разбушевавшемся море.
        - Какого? - довольно-таки грубо и неприветливо спросили из-за двери. Если в прачечной такими голосами встречают каждого, то совсем плохи их дела, усмехнулся Невидимка.
        Он в знак приветствия прикоснулся двумя пальцами к цилиндру и сказал:
        - Я хочу постирать свой фрак. Говорят, у вас лучшие мастера во всём городе.
        - Лучшие из лучших, сэр.
        Тон голоса сразу изменился. Звякнула цепочка, и дверь широко открылась. Застывший на пороге в прихожую мордоворот в лопающейся на могучих плечах куртке, шейном платке и фуражке на обритой голове, тяжело сопя, посторонился, пропуская гостя внутрь. Невидимка, не раздумывая, вошёл, на ходу снимая очки. Внутри было темнее, чем он ожидал. Сопящий амбал, засунув за ремень револьвер системы «Ураган», (достаточно дорогое оружие для нищих трущоб) захлопнул за спиной террориста дверь.
        Из просторной прихожей привратник повёл Невидимку слабо освещённым коридором вглубь огромного дома. Невидимка с любопытством оглядывался по сторонам. Ему не приходилось здесь ранее бывать. Впрочем, особо глазеть внутри старинного здания было не на что. Унылые серые стены, облупившаяся штукатурка, высокие, опирающиеся на массивные балки потолки, везде крепкие без исключения двери, минимум мебели, прикрученные до половины мощности газовые рожки (роскошь, однако, для трущобных улиц). Плотные шторы на зарешечённых окнах не пускают в дом солнечный свет. Под ногами скрипит вытертый истоптанный паркет. И ни на секунду не оставляющее чувство, что за ними напряжённо следят. Невидимка позволил себе скупую улыбку. Было бы странно в этой берлоге столкнуться с наивным доверчивым гостеприимством.
        Амбал остановился напротив очередной закрытой двери и посторонился. Как бы невзначай положив мозолистую лапищу на рукоятку револьвера, он прогудел:
        - Вас ждут.
        Невидимка вежливо кивнул и, толкнув дверь, переступил порог просторной, скромно обставленной комнаты. Он аккуратно притворил дверь за собой и замер на пороге, позволяя находившимся в комнате людям рассмотреть себя. Они смотрели на него, он на них. Комната была хорошо освещена - три больших окна выходили на стену противоположного здания. Шторы раздвинуты, солнечный свет заливает нехитрую обстановку. Внутри сложенного из красного кирпича камина полыхал яркий огонь, с хрустом пожирающий ароматно пахнущие смолой дрова.
        В помещении помимо Невидимки находилось трое. За поставленным в центр комнаты столом сидел средних лет мужчина с густыми бакенбардами и гривой чёрных волос. Он был лохмат, массивен и походил на взъерошенного льва. Длиннополый пиджак скрывал двойную заплечную кобуру с вложенными пистолетами. Скорее всего, одинаково умело стреляет с обеих рук, мысленно сделал для себя пометку Невидимка.
        Второй обитатель комнаты стоял у среднего окна, сложив руки на груди и изучающе глядя на террориста. Пожилой, с аккуратными усиками и пенсне в левом глазу. Одет в дорогой костюм, и хорошее однобортное пальто. На шее намотан шерстяной шарф, со сгиба руки свешивалась изящная трость чёрного дерева с изогнутой массивной ручкой. Невидимка нисколько бы не удивился, если бы оказалось, что трость прячет в себе пару футов остро заточенной стали.
        Наконец последний, третий человек, с видимым удобством расположился в придвинутом к пылающему камину старом кожаном кресле, закинув ногу на ногу и откинувшись на покатую спинку. Он был одет в неприглядную рабочую одежду самого заурядного жителя окраины. Но от Невидимки не скрылись добротные сапоги на высоком каблуке с заострённым носом, выглядывающие из застиранных вельветовых штанин. Подобная обувь ну никак не по карману рядовому трудяге, у которого на все случаи жизни имеется пара-другая стоптанных башмаков. В остальном вполне обыкновенное худощавое небритое лицо, редеющие, зачесанные назад волосы, застывшая на суровых губах ухмылка. Невидимке этот улыбающийся сукин сын показался самым опасным из всей поджидавшей его троицы.
        - Добро пожаловать в Подполье, брат, - звучным, хорошо поставленным ораторским голосом сказал лохматый. - Прошу, присаживайся. Разговор нам предстоит долгий, а в ногах, как известно, правды нет. Вина?
        - Благодарю, но вынужден отказаться, - террорист сел в свободное кресло на противоположном конце стола, снял с головы шляпу и сказал: - Меня вы прекрасно знаете, хотелось бы услышать и ваши имена.
        - Невидимка - это имя? - язвительно произнёс греющийся подле огня улыбчивый человек.
        - Думаю, никто из нас не ждёт друг от друга особых откровений, - террорист был невозмутим. - Достаточно того, что моё прозвище говорит обо мне куда больше, чем имя, данное при рождении.
        - Полноте, мой друг, - успокаивающе поднял ладонь лохматый. Выражение его широкого мясистого лица не менялось. - Невидимка наш давний соратник, и от него у нас нет и не будет никаких секретов. Пусть до нынешнего дня нам и не приходилось встречаться лично, но годы успешного сотрудничества давно скрепили нас нерушимыми узами. У нас общие цели и общий враг.
        Невидимка кивал в такт каждому произносимому слову. Всё верно, выполнив дюжину опаснейших заданий и неоднократно доказав свою преданность, он ни разу не был представлен верхушке Подполья. И раз он находится здесь, в одной комнате с этими неприметными с виду людьми, так похожими на банкира, управляющего мануфактурой и мастерового, значит, наступает пора серьёзных перемен. Он сказал:
        - И так будет впредь, пока мы сообща не добьёмся успеха.
        - Меня зовут Манфред, - представился лохматый. - Я глава нашего общества. Столь острый на язык собрат - Руперт, моя правая рука. Джентльмен у окна - мистер Гиллан. Он не отличается особой разговорчивостью, но его советы порой бывают бесценны.
        - Равно как и мои вложения в наше общее дело, - сухо откашлялся мистер Гиллан.
        - Думаю, наши мирские профессии и положение в обществе… - Манфред замялся, испытующе глядя на террориста.
        Невидимка непринуждённо улыбнулся:
        - Бога ради, Манфред, меня нисколько не интересует ваша семейная жизнь, и с кем вы пьёте чай на светских раутах. В конец концов, как правильно подметил Руперт, при крещении мне так же было дано совсем другое имя.
        Манфред видимо расслабился и бросил обвинительный взгляд в сторону поджавшего губы Руперта. Мол, я же говорил тебе. Невидимка мысленно улыбался. Он почти не ошибся. Босс (возможно и впрямь какой не шибко известный промышленник), боевик, скорее всего представитель криминального мира, а то и один из главарей и… Всамделишный банкир. Столь крупной и чётко сформированной подпольной организации никак было не обойтись без внушительной финансовой подпитки. Впрочем, Невидимке было глубоко наплевать, кем на самом деле являлась эта троица. Сейчас, в этой комнате, на первом этаже затерявшейся в районах Бедноты прачечной они все были единомышленниками, братьями по крови и по оружию.
        - Признаться, я не ожидал, что мне выпадет честь увидеться с вами лицом к лицу, камрады, - Невидимка сложил руки на животе. - Думаю, что на то есть и впрямь более чем весомая причина.
        - Мы полностью тебе доверяем, - сказал Руперт и поддался вперёд. Его колючие голубые глаза впились в террориста.
        Невидимка ответил спокойным взглядом. «Не тебе играть со мной в гляделки», подумал он. Ясень пень, понятно, на что намекал первый помощник Манфреда. Невидимку впустили в святая святых столичного подполья всего лишь полагаясь на пароль-отзыв и даже не обыскав! Что ж, это действительно был знак уважения и высшего доверия со стороны этой троицы. Доверие Невидимка ценил. Но, в конце концов, разве он хоть раз подвёл? Разве он когда-либо давал повод усомниться в себе? Он не меньше других заслужил ответного уважения и доверительных отношений.
        - Связной сообщил, что ты прилетел на одном дирижабле с Крейгом, - Манфред не спрашивал, он утверждал. - Не был ли твой поступок излишне, хм, рисковым? Я не думаю, что это была хорошая идея, м-м-м… примелькаться рядом с ним. Разве не так?
        - Я предпочитаю всегда быть в гуще событий, - сказал террорист. - Нынешнее задание несколько не мой профиль. И сдаётся мне, в иных обстоятельствах у подполья нашлось бы немало исполнителей, чтобы убрать Гордона Крейга. Но я не буду спрашивать, почему вы остановились на моей кандидатуре.
        - Вы доказали не единожды свою отвагу и верность делу! - соизволил выдать пафосную реплику доселе отмалчивающийся Гиллан. Он продолжал стоять у окна, словно приклеенный к полу.
        Невидимка не хотел никого обижать, но от смешка удержался с большим трудом. Банкир только что чуть ли не слово в слово озвучил его недавние мысли.
        - Бросьте, сэр, я не вчера родился. Мы все преданы одному делу. Но вот в чём вопрос - а все ли мы готовы отдать жизни за него? Все ли мы готовы пожертвовать собой во благо отечества и свободы? Вы готовы принести себя на алтарь победы над классом сосущих кровь народа упырей? А, мистер Гиллан?
        - А вы? - пожилой человечек с вызовом посмотрел на Невидимку. В комнате замерло молчание, нарушаемое лишь треском сгораемых в камине дров. Они все ждут, что я отвечу, понял террорист. И они ждут положительного ответа.
        - Не сомневаясь и не колеблясь, - Невидимка выпрямился. - Получи соответствующий приказ, и я бы взорвал дирижабль с Крейгом на борту ещё в воздухе. Это мгновенно решило бы все проблемы, разве не так?
        Манфред устало произнёс:
        - Поверь, я меньше всего хочу твоей гибели и мне совсем не по нраву то, что мы иногда делаем. Я понимаю, что на наших руках запеклась кровь сотен невинных. Но потомки поймут нас и простят. Обязаны понять и простить.
        - Если только они будут жить в совершенно иной стране, - добавил Руперт. - Не забывай о том, Манфред, что путь к свободе никогда не был лёгок и чист…
        Невидимка нетерпеливо забарабанил кончиками пальцев по столешнице.
        - Содержимое чемодана Крейга… Что в нём? Я так понимаю, что вы хотите получить его изобретение желательно в целости и сохранности. Но повторюсь - не проще ли решить проблему одним целенаправленным ударом, уничтожив и учёного и его детище?
        - То, что изобрёл Крейг, можно использовать и в наших целях, - Манфред явно не торопился открывать все карты. - Это не оружие, способное стереть город с лица земли, и не яд, одной капли которого хватит, чтобы отравить всю Магну. Это нечто большее. Идея этого изобретения будто нашёптана самим дьяволом. Невероятно опасная игрушка.
        - Опаснее самой мощной авиационной бомбы? - скептически хмыкнул Невидимка. - Готов побиться об заклад, что этот разиня сам не понял, что изобрёл.
        - В неведении таится его самый большой грех, - твёрдо сказал Манфред, опасно блеснув тёмными глазами. - Мы не можем допустить, чтобы эта штука вошла в нашу жизнь. Ты должен изъять её до того, как Крейг представит своё творение на собрании ОСУ. Сам учёный не должен дожить до конца недели. Пока он находится в городе, он легкодоступная мишень и мы себе не простим, если не воспользуемся этим шансом.
        - ОСУ знает, что именно он хочет им продемонстрировать?
        Глава подполья на секунду задумался.
        - Навряд ли, иначе его бы охраняли почище министра. Хотя, кто знает… Тут, к сожалению, у нас нет точных сведений. Но то, что он изобрёл, способно заинтересовать тех, кто стоит выше ОСУ. Ранее Крейг уже делал нечто подобное. Но это было пустячком, безделицей в их понимании… Нынешняя его поделка совсем иного уровня. Нам стало известно, КАК и для ЧЕГО можно её использовать. И это страшно, камрад, по-настоящему страшно. И если об этом стало известно нам, значит, скорее всего, известно и ИМ. Но пока они воочию не увидят результат, каких-либо активных действий они предпринимать не будут. И это временное затишье даёт нам шанс. Упусти мы его сейчас, и потом будет поздно. Теперь ты понимаешь, насколько важны ставки в этой игре?
        Невидимка понимал. Не понимал он только того, как подполью удалось узнать то, о чём пока неизвестно почти никому.
        
        - Джентри, мой мальчик, ты уверен, что этому человеку можно доверять? - миссис Монро требовательно смотрела на старшего инспектора. Её орехового цвета глаза, в обрамлении мелких морщинок, излучали искреннее беспокойство. Джейсон мученически вздохнул. - Я переживаю за столовое серебро. А твой гость не внушает мне никакого доверия. В пору моей юности я вдоволь навидалась на подобных молодчиков, уж поверь мне.
        - Бурная у вас была юность, однако, - проворчал Джентри. Хорошо, что милую старушку не слышит сам объект её обличающих высказываний. Иначе скандала было бы не избежать. Инспектор на мгновение представил, что произойдёт, сойдись в словесной баталии Джульетт и Крейг, и ему стало дурно. - Дорогая моя миссис Монро, клянусь, что Гордон не доставит вам ни малейших хлопот. Он задержится у нас не более чем до конца недели. Мистер Крейг человек культурный и воспитанный. Он вам понравится, вот увидите. Возможно, вы даже найдёте немало общих тем для вечерних разговоров за чашкой чая. Сдаётся мне, что он просто без ума от подобных вам обворожительных женщин.
        На щеках сухонькой старушки вспыхнул застенчивый румянец. Джульетт одарила Джейсона подозрительным взглядом.
        - За всё время, что ты у меня живёшь, я успела неплохо изучить твои повадки, хитрый проныра. И я не разучилась отличать лесть от суровой правды. Хочешь меня умаслить?
        - Всего лишь раскрыть вам глаза на личностные неоспоримые достоинства, - Джентри улыбнулся и, наклонившись, чмокнул низенькую хозяйку дома в седую макушку.
        - Подлиза, - вид у миссис Монро стал предельно довольным. - Скоро твой гость выйдет из ванной? Давно пора садиться за стол. Сегодня у нас на обед ростбиф под соусом из розового вина. Держу, пари, что этот молодой негодяй в жизни ничего подобного не пробовал.
        Джентри опустился в своё излюбленное кресло во главе стола и простонал.
        - У этого молодого негодяя есть имя, миссис Монро. Мистер Гордон Крейг. И он учёный. Серьёзный учёный.
        - Видела я таких учёных, - продолжая бурчать, старушка заторопилась на кухню. - Портить жизнь порядочным людям они точно учёные…
        Джентри облокотился о стол и потёр указательными пальцами переносицу. Судя по всему, покоя в ближайшие несколько дней ему точно не видать. Для полного счастья не хватало только присутствия Спунера! Тогда бы точно миссис Монро удар разбил. Да и признаться, у Джейсона сейчас не было не малейшего настроения отвечать на многочисленные, опережающие один другого, вопросы малолетнего сорванца. Ему и Крейга хватит с головой.
        - Кстати, сегодня на редкость чудесный денёк, не правда ли? - миссис Монро вернулась в столовую, удерживая перед собой ароматно парующую чугунную кастрюльку. От запаха свежего ростбифа у Джентри потекли слюнки. Бог щедро наградил его домохозяйку недюжинными кулинарными способностями. - Ночью был этот ужасный промозглый туман. У меня полночи из-за него кости ломило… Ты же знаешь, как я плохо переношу всю эту сырость. Но сейчас, слава Богу, светит солнышко…
        Продолжая по давнишней привычке негромко ворчать под нос, Джульетт поставила кастрюльку на стол и занялась тарелками.
        - Кстати, тебе пришло сообщение по телеграфу от Фила Монтгомери. Он пишет, чтобы ты забрал свой последний заказ не позднее пятницы.
        - Помню-помню, - сказал Джейсон, закладывая салфетку за отворот жилета. - Старине Филу невтерпёж похвастаться новой игрушкой.
        - Эти ваши игрушки предназначены для того, чтобы отбирать жизни, - Джульетт достала из буфета фамильное серебро и теперь отчаянно звенела вилками и ножами. - Я ещё моему покойному мужу, полковнику Монро, говаривала, что всё оружие - это дьявольские выдумки. Игрушки! Вам бы мужчинам лишь бы поиграть в войну…
        - Иногда эти дьявольские выдумки спасают кому-то жизнь, - возразил Джейсон. - Оружие не только убивает.
        Старушка скорбно поджала губы, всем своим видом выражая негодование. Джейсон знал, что она не одобряет силовые решения возникающих проблем. Миссис Монро не любила оружие, несмотря на то, что много лет прожила бок о бок с военным. Она так же успешно делала вид, что не любит и Фила Монтгомери, старого оружейника, одного из известнейших в городе мастеров. Но вместе с тем никогда не отказывалась от цветов, что иногда старый вдовец слал ей в подарок через Джейсона. Джентри частенько думал о том, что в молодости миссис Монро была ещё той горячей штучкой, и её мужу приходилось держать ухо востро. Естественно, он никогда не озвучивал своих предположений вслух.
        Они вместе с Крейгом прибыли на Сторм стрит не более сорока минут назад. Джейсон, представив Крейга и Джульетт друг другу, тут же отзвонился Вустеру, а Крейг, не расставаясь с чемоданом, залез в ванную, откисать, как он выразился, от долгого перелёта. Вустер так же сообщил об очередном ночном нападении Попрыгунчика, что нисколько не прибавило старшему инспектору настроения. На заверения, что Флеминг с лучшими агентами буквально носом землю роет, Джентри не отреагировал. Положив отделанную медью и бронзой тяжёлую трубку на рычаги телефонного аппарата, Джейсон сделал в памяти ещё одну зарубку. Ещё одна смерть и ещё одно нераскрытое преступление. Джентри не верил, что Моргану удастся продвинуться дальше, чем ему. Он ни в коем случае не превозносил себя выше остальных, но признавал, что на данный момент Джек намного опережает их. Империал-Ярд ничего не мог противопоставить хитрому как Сатана преступнику. Пока не мог.
        - И ещё, Джейсон, - миссис Монро стыдливо потупилась. Её сухонькие тонкие пальчики нырнули в карман накрахмаленного передника. Рядом с тарелкой Джейсона на стол лёг исписанный убористым почерком лист бумаги. Ежемесячный счёт за проживание в особняке. Когда приходила очередь спрашивать с постояльца монету, миссис Монро ужасно нервничала и переживала, словно отбирала у него последнее. Джейсон неоднократно пытался внушить сердобольной старушке, что нет ничего постыдного в том, чтобы просить законную плату. Но Джульетт оставалась непробиваемой. Она не умела и не могла требовать своё. - Вот, прочти внимательно, тут расписано всё до последнего пени. Каждый пунктик, чтобы ты не думал, что я наживаюсь на тебе. Я и так знаю, что вам в полиции платят гроши, но…
        - Господи, миссис Монро, ну сколько раз я вам говорил… - Джейсон скорчил страдальческую мину. - Вам совершенно не к чему писать всю эту ахинею. Достаточно назвать общую сумму и всё. Мы решим с вами все финансовые вопросы в мгновение ока! И не настолько мало я получаю, чтобы не иметь возможности выплачивать вам шестьдесят фунтов в месяц.
        - Ох, Джентри, мальчик мой, я как раз хотела тебе сказать, что… М-м-м… Ты уж прости глупую страху, но я… С прошлого месяца поднялась цена на уголь и воду, и услуги наладчика котельных стоят нынче недёшево, а на носу зима…
        Джейсон отложил в сторону вилку и взял в руки злополучный листок. В самом низу, под подчёркнутой последней строчкой была выведена итоговая сумма. Ровно семьдесят два фунта. Немудрено, что у миссис Монро еда не пропал дар речи. Набежавшие за текущий месяц лишнее двенадцать фунтов казались ей огромными деньжищами. Собственно, деньги и впрямь были не маленькими. Но старшие сотрудники Империал-Ярда, в принципе, на заработную плату никогда не жаловались. И Джейсон едва ли не впервые подумал, насколько существенна разница в доходах между представителями власти и рядовыми трудягами, вкалывающими сутками на заводах или ворочающих мешки в районе Пирсов. Почему-то ему внезапно стало стыдно. Стыдно, что он явно получает больше многих жителей города и может позволить себе то, что не по финансам среднему труженику. Стыд - чертовски неприятное чувство. Даже когда он беспочвенен. Джейсон мягко положил руку на маленькую ладошку миссис Монро и сказал:
        - Джульетт, ради всего святого, не вздумаете волноваться по этому поводу. Я с радостью выплачу вам эти семьдесят два фунта и буду платить и впредь столько же. И я не сбегу из вашего дома. Лучшего места жительства я и представить себе не могу. Меня здесь всё устраивает. И плата в том числе. Так что прекратите…
        Миссис Монро беспомощно улыбнулась и хрипло сказала:
        - Благослови тебя господь… Джейсон, ты на редкость добрый и отзывчивый мальчик. Признаться, я боялась, что повышение ренты напугает тебя, и ты захочешь съехать… А я так привыкла к тебе. Мне не надо других постояльцев, даже если они будут больше платить. Я бы с радостью снизила цену, но ты сам понимаешь, что сейчас…
        - Миссис Монро, кажется, я вам всё сказал, - Джейсон повысил голос. - Вопрос закрыт. Я не собираюсь паковать чемоданы, и новая рента, клянусь, меня вполне устраивает. Надеюсь, больше вы не будете переживать из-за нескольких фунтов. Я бы осмелился вас попросить накрыть на мистера Крейга. Уверен, что он проголодался не меньше моего. И пора бы ему же появиться. А то всё остынет…
        
        Когда дворецкий попросил Элен сходить за покупками на овощной рынок, девушка изрядно обрадовалась. Она не привыкла целыми днями сидеть взаперти. И отрезок времени с семи утра до двух пополудни в доме Гиллроев давался ей особенно тяжело. В эти семь часов она была предоставлена сама себе. Двойнята грызли гранит науки в престижной гимназии, а их нянька была вынуждена коротать время, слоняясь по огромному особняку. Эти семь часов для Элен Харт стали самым тяжким испытанием.
        Утро каждого нового дня для обитателей старинного дома начиналось так же, как и предыдущее. Мистер Гиллрой, не завтракая, уезжал на работу. Элен будила детей, одевала, кормила их, а Уильям отвозил на паромобиле в гимназию. Катрин тоже не сидела без дела. Она либо распивала полдня чаи в гостиной, либо вызывала таксомотор и отправлялась на встречи с бесчисленными подругами. Иногда подруги приезжали в гости к ней. Шатнер бессловесной тенью периодически возникал то в одном, то в другом уголке огромного особняка. Иногда Элен казалось, что пожилой дворецкий умудряется быть в нескольких местах одновременно.
        Стефан… Стефан мог быть где угодно. Иногда девушка замечала его, прячущимся в корзине с грязным бельём, иногда под кроватью в детской комнате, а то и притаившимся за кухонным буфетом. А бывало, что он бесследно исчезал, и тогда оставалось только гадать, где может находиться умственно отсталый паренёк. Оставаясь в доме вместе с дворецким и Стефаном, Элен чувствовала себя одинокой и всеми покинутой. И тут же начинала скучать по родным, да и, чего скрывать, по неугомонным двойняшкам, к которым успела привязаться всем сердцем.
        В отсутствие хозяев, Шатнер по-прежнему не обращал на няню ни малейшего внимания, занимаясь своими личными, одному ему понятными делами. Как и обещала миссис Гиллрой, от Элен никто не требовал никаких дополнительных услуг. Её не заставляли подметать полы, выбивать ковры, перестилать постельное бельё в хозяйской спальне. Элен не стряпала на кухне, не проверяла почтовый ящик, не ходила в магазины. Все её просьбы позволить ей заняться домашней уборкой или разбитым во внутреннем дворике палисадником стойко игнорировались. И поэтому, оставаясь на эти долгие семь часов без своих подопечных птенчиков, она начинала отчаянно скучать.
        Этот день поначалу ничем не отличался от трёх других, уже прожитых в особняке. Подъём в семь утра, сборы детей, рокот отъезжающих паромобилей, шикарного чёрного «Корвета» мистера Гиллроя и более скромного «Варгута», на котором ездил дворецкий. Элен заметила, что Катрин предпочитает таксомоторы или извозные дилижансы. Супруга Джеймса выбирала независимость и самостоятельность, всякий раз отметая предложения Шатнера доставить её, куда она пожелает. В этот день, Катрин, получив по телеграфу приглашение от старинной приятельницы пропустить чашку-другую чаю, закуталась в шелка и меховое манто, и ближе к обеду умчалась на таксомоторе. Стефан так и не дал о себе знать, Шатнер, выпроводив миссис Гиллрой, скрылся в недрах особняка, и Элен вновь осталась одна.
        И когда спустя буквально несколько минут в детскую комнату, где Элен прибирала раскиданные по паласу игрушки, вошёл дворецкий и предложил съездить за овощами к ужину, её удивлению не было предела. Овощной рынок был совсем неподалёку от дома Гиллроев, на соседней улице. Денёк выдался тёплым и погожим, радуя безоблачным небом и радостным солнцем. И поэтому, не раздумывая, она согласилась. Дворецкий кивнул с невозмутимым выражением на каменной физиономии, словно он и не ожидал другого ответа и сказал, что отвезёт её на паромобиле. Элен, взвесив все за и против, вежливо отказалась. Идти было не далеко, солнечный денёк так манил, что она просто не могла себя заставить сесть в душную кабину пыхтящего железного монстра. Уж корзину с зеленью и картошкой она как-нибудь донесёт. Девушка она крепкая и выносливая, так что… Дворецкий молча, не проронив ни слова, выдал ей десять фунтов и корзину.
        Выпорхнув из дома, Элен сбежала вниз по ступенькам, с наслаждением вдыхая осенний, пахнущий бурлившим жизнью городом и надвигающейся зимой воздух. С её девичьих плеч словно свалилась гора. Эти проклятые семь часов одиночества ощутимо давили на неё, она ощущала себя узницей в роскошном замке, и, оказавшись на улице, всем естеством вкушала чувство свободы.
        Девушка шла лёгким размеренным шагом. Она никуда не спешила. В запасе у неё целых два часа. К тому времени, как дворецкий поедет в гимназию за двойняшками, она успеет десять раз сходить на рынок и обратно. На улице припекало солнышко, приятно поглаживая жёлтыми лучами и Элен ничуть не пожалела, что оделась относительно легко для конца октября. Пора тёплой одежды и сапог ещё придёт, а пока она испытывала ни с чем несравнимое удовольствие, шагая по тротуару в лёгких туфельках, юбке, тонкой блузке и кофточке из нежной шерсти. Туалет девушки довершала шляпка с широкими полями, и сумочка на длинном ремешке через плечо.
        Элен звонко цокала каблучками по вмурованным булыжникам, улыбаясь встречным прохожим. Многие мужчины приподнимали в знак приветствия котелки и шляпы, охотно улыбались, подсознательно выпячивая грудь и распрямляя плечи, а некоторые оборачивались ей в след. От Элен за несколько шагов веяло заразительной бодростью и весельем. Она была очень эффектной и привлекательной девушкой и обладала множеством видимых достоинств. Вот только пользоваться своими козырями Элен совсем не умела…
        Улица, на которой располагался овощной рынок - огромный крытый павильон - называлась Яблочной. Кто и почему придумал такое название, толком не знал никто. Даже живущие на улице люди лишь пожимали плечами в ответ на задаваемые вопросы о, мягко сказать, странном названии. Кто его знает? Может, Яблочной улица называлась от того, что приютила на своей территории один из крупнейших в городе овощных рынков? Но, следуя логике, в этом случае она должна была зваться Свекольной или же Репчатой. Как бы там ни было, Яблочная улица была одной из самых больших и ухоженных в центре столицы.
        Стоило Элен свернуть на Яблочную, как всё вокруг неуловимо изменилось. Тянущиеся вдоль улицы дома утопали в аккуратно подстриженных кустарниках, зарослях вьюна и дикой лозы. Почти в каждом дворе был разбит сад. Пожелтевшие кроны деревьев, сбросившие к октябрю половину листьев, скрывали фасады невысоких, преимущественно одно и двухэтажных зданий. Улица тянулась на несколько миль: дома, скамьи, омнибусные остановки, пара фонтанчиков, тротуары по обеим сторонам, стройные фонарные столбы, широченная мостовая. Вроде бы всё тоже, что и на любой другой приличной улице любого из прилегающих центральных кварталов, но… Элен неосознанно понимала, что отличия есть. Она шла по левой стороне, вдоль дороги, осматриваясь с живым детским любопытством.
        Солнце приятно грело плечи, широкие поля шляпки бросали на лице девушку спасительную тень. Воздух… Элен с удовольствием вдохнула полной грудью и внезапно всё поняла. Всё дело в воздухе. На яблочной улице даже воздух пах иначе. Носик девушки улавливал ароматы зелёной травы и свежескошенного сена, цветущих деревьев и опадающих листьев. В пронизывающих воздух запахах соединялись невероятные, казалось бы, невозможные по своей совместимости запахи. Молодой, только выкопанный из земли картофель и едва проклюнувшийся лук, морковь и кабачок, вишня и земляника, груша, яблоко… Ароматы фруктов наслаивались на запахи овощей. Элен поражённо всматривалась в лица прохожих. Неужели никто из них не чувствует того, что она? Неужто носы живущих на этой улице людей потеряли всякое чутьё? Или всё дело в том, что она впервые окунулась в это многообразие поразительных запахов расцветающей весны, зрелого лета и увядающей осени?..
        Вскоре взору Элен предстал огромный, сверкающий на солнце купол, раскинувшийся над огороженной территорией овощного рынка. Даже издалека было видно, насколько колоссальна конструкция опирающейся на несущие стальные элементы чаши купола. Она напоминала гигантское лоскутное одеяло, состоящее из сотен кусков матового стекла. Купол ощетинился молниеотводами и толстенными железными трубами котельных. Даже зимой, внутри укрытых от непогоды павильонов поддерживалась нужная для сохранности товара температура.
        Рынок находился примерно посередине улицы, утопая в изогнутой, словно подкова, нише и занимая площадь равную двум полям для игры в крикет. Стеклянный купол, поднимался на высоту добрых двадцати ярдов в самой верхней точке. Сотни тон стекла удерживались благодаря хитроумным переплетениям металлических ферм и швеллеров, придающих куполу форму чаши. Столичные инженеры-архитекторы поработали на славу, создав для города несколько подобных сооружений. Помимо рынков, куполами из стали и стекла укрывались центр промышленных достижений, ярмарка, выставочный салон паромобилей и одно из игровых полей. Поговаривали, что архитекторы бьются над задачей расширить возможности гигантских куполов, сделав их раздвижными, чтобы в тёплое время года купола могли складываться, открывая над головами небо, а в случае дождя вновь соединяться, точно две половинки скорлупы грецкого ореха. Скептики ворчали, что подобное немыслимо. Что не существует силы, способной заставить двигаться огромные стеклянные чаши. Но все недоверчивые высказывания вдребезги разбивались о последние достижения науки. Паровые машины на сегодняшний
день являлись той силой, что была способна перевернуть мир.
        Чем ближе подходила Элен к рынку, тем больше людей двигалось по тротуарам в обоих направлениях. Десятки, затем сотни, нагруженных корзинами и сумками горожан. Женщины и мужчины, почтенные старцы и неугомонные дети, носильщики и лакеи, грузчики и водители дилижансов. Сотни людей самых разнообразных слоёв общества и профессий, от обычных домохозяек, до важных чиновников, от простого сапожника до механика; на подступах к рыночным павильонам кипело настоящее человеческое море. А перед самым входом на просторной подъездной площади и вовсе творилась сущая толчея. Там же в хаотичном порядке стояли кареты, повозки и паромобили. На противоположной от рынка стороне находилась омнибусная остановка.
        Элен невольно замедлила шаг. Она и представить себе не могла, что здесь окажется столько людей! И всем чего-то надо, и все чего-то тащат! Шум, гвалт, сотни неумолкающих голосов, степенный говор и пронзительные крики, детский плач и собачий лай, конское ржание, вопли зазывал и отборная ругань. Здесь начинались рыночные законы. Рынок жил по своим правилам. В толпе втекающих в распахнутые ворота людей мелькали синие мундиры констеблей. Стражи порядка намётанными взорами выискивали в разношёрстной толпе карманников и воришек. Этой братии здесь было самое раздолье. Вечный прокорм и нескончаемая работа.
        Элен тяжело вздохнула. Витающие в осеннем воздухе ароматы потеряли свою волшебную ауру, ещё недавно согревающее солнце стало экономить на жаре своих лучей. Девушка поёжилась и, поудобнее перехватив ручку корзины, решительно двинулась на штурм. Главное - преодолеть давку у входа, а дальше, внутри огромного строения, будет попроще. Стеклянный купол бросала ей в глаза тысячи ярких бликов, словно насмехаясь, но Элен трудно было заставить повернуть назад.
        Она не дошла до подъездной площади каких-то полсотни шагов, когда услышала очень странный посторонний звук, ну никак не вписывающийся в гомон муравейника рынка. Это был очень необычный, размеренный, звучащий в одной тональности шум. Он нарастал, как снежный ком и приближался к рынку с западной стороны. Шум катился по широкой улице, отражаясь от булыжной мостовой. Шух-шух-шух. Элен остановилась. Ей стало чертовски интересно. Она взяла левее и, рассекая бурлящую толпу человеческих тел, подбежала к самой обочине проезжей части. Проскользнув между двух крытых повозок, запряжённых подозрительно покосившимися на неё фыркающими лошадьми, Элен выскочила на мостовую и уставилась вдаль. И то, что она увидела, ей сильно не понравилось.
        Враз стала понятна причина столь необычных звуков. Помимо Элен, другие горожане, самые внимательные и чуткие, стали крутить головами в поисках источника шума и выходить к проезжей части, минуя заслоняющие обзор запрудившие площадь дилижансы и паромашины.
        Шух-шух-шух. Это тёрлись друг о дружку кожа и хлопок, это размеренно печатали шаг сотни обутых в грубые башмаки ног, это надвигалась волна из сотен затянутых в промасленные спецовки и одетых в грязные робы людей. Элен изумлённо и недоверчиво захлопала глазами, когда, наконец, сообразила, из кого состоит поглощающая улицу надвигающаяся орава. С запада, прямо по мостовой, огромной неуправляемой толпой к рыночной площади приближались рабочие. Над головами реяли знамёна, растянулись транспаранты и плакаты. В руках рабочие сжимали древки и шесты. Это была настоящая демонстрация. Митинг. Вот только Элен никак не могла понять - митинг чего? Ей были отлично известны все профессиональные праздники трудового люда. Её отец сам частенько участвовал в праздничных демонстрациях. Но сегодня… Сегодня никакого праздника не было. Да и вид у приближающихся людей был совсем не праздничный. От надвигающейся угрюмой толпы весельем и не пахло.
        - Господи, да это же забастовка… - пробормотала девушка, догадавшись прочитать написанные на огромных полотнищах транспарантов лозунги. - Эти люди вышли бастовать!
        «ДОЛОЙ КРОВОПИЙЦ», «ГДЕ НАШИ ДЕНЬГИ?», «ТАК ЖИТЬ НЕЛЬЗЯ», «К ЧЁРТУ ПРОФСОЮЗ», «РАБОТА - ЗНАЧИТ ГОЛОД», «К ДЬЯВОЛУ ПАРЛАМЕНТ», «МИНИСТР - ПРЕДАТЕЛЬ», губы Элен едва шевелились, когда она читала эти страшные надписи. Сказать, что девушка была потрясена, значило ничего не сказать. Она была в шоке. Элен и представить себе не могла, что у кого-то хватит отваги и смелости не только такое написать, но и вынести эти слова на всеобщее обозрение. Это были чудовищные слова, слова, которые призывали к мятежу. Слова, распаляющие пламя бунта. У неё закружилась голова. Девушке стало плохо, корзина едва не выскользнула из ослабевших пальцев. На миг Элен представила, что в этой лаве обозлённых и решительно настроенных людей затерялся и её отец, такой же честный труженик, как и они. Но почему? Почему они вышли на улицу с этими ужасными надписями на плакатах? Неужели?.. Неужели хотя бы половина того, что они хотят сказать, правда?
        Рабочие приближались. Суровые, словно высеченные из гранита лица, упрямо выдвинутые челюсти, сверкающие глаза, надетые на головы каски и кожаные шлемы, засаленные спецовки. Судя по цеховым стягам демонстрантов и чумазым физиономиям, здесь собрались сплошь горняки. Элен знала, что рядом с городом есть несколько угольных шахт. Далеко же они забрались, потрясённо подумал девушка. Она знала, что в шахтах работают в основном жители пригорода. Они выбрали одну из центральных улиц для того, чтобы привлечь больше внимания, тут же сообразила Элен. Подобные беспорядки в центре столицы ну никак не останутся незамеченными. Получается, что горняки добирались сюда не один час, а это значит, что властям всё стало известно уже давно и значит, что скоро будут предприняты меры для….
        Для чего? Что предпримут власти, чтобы утихомирить этих трудяг? Кто выйдет с ними на переговоры? Кто захочет понять, что им нужно? Спросить, чего они хотят добиться своим митингом? Испытав невиданное облегчение от того, что среди шахтёров точно никак не окажется её отец, Элен застыла в ступоре, не обращая внимания за заметавшихся в суматохе вокруг неё горожан. Почему-то надвигающаяся туча горняков вселила во всех подлинный страх. А Элен стояла, потрясённо вглядываясь в лица шагающих прямо на неё людей. Неужели… Неужели эти люди голодают? У девушки в голове не укладывалось, как такое возможно. Да, они сами жили небогато, скромно, но на жизнь в их семье всегда хватало и никто, ни мама, ни папа, ни разу и словом не обмолвились, что их семье не на что прожить.
        И в тот самый миг, глядя на приближающуюся в угрожающе накаляющейся атмосфере толпу горняков, читая страшные лозунги, Элен внезапно поняла, что оказывается, она совсем не знает окружающий её мир. Она ничего не знает. Ничего.
        Вокруг замершей подобно мраморному изваянию девушки нарастала паника. Люди как можно скорее старались убраться прочь с тротуаров. Проезжая часть пустела с огромной скоростью, водители дилижансов и паромобилей в спешном порядке очищали мостовую от своих машин. Кто заезжал на тротуар, кто пытался вклиниться между домов, ну а самые прозорливые удирали со всей возможной прытью. Пространство вокруг Элен опустело, не успела она и глазом моргнуть. Горожане, забыв о своих покупках, стремглав бежали в обратную от надвигающейся толпы шахтёров сторону. Элен слышала крики ужаса, её толкали, её пихали, ей наступали на ноги, а она всё стояла, не двигаясь, и обречённо смотрела на запад.
        Бастующие шахтёры остановились. Сплочённые шеренги, грязные, обветренные лица, сжимаются пустые кулаки, режут глаза надписи транспарантов. Грозовая туча в чистый ясный солнечный день. Туча, что затмила собой полнеба и бросила чёрную тень мрачной грозной безысходности на Яблочную улицу. Элен показалось, что теперь вместо аромата вишен и зелени она улавливает ядрёные, бьющие в нос запахи гари, сажи и пота.
        Услышав за спиной усиливающийся звук пыхтящих паровых котлов, Элен медленно обернулась. Новые гости? Так и есть. Рабочие остановились потому, что раньше девушки увидели несущиеся к овощному рынку большие паровые транспортники, раскрашенные в синий цвет, с бронзово-золотистыми знаками на дверцах. Полиция. Паромашины в слаженном порядке замерли, разворачиваясь таким образом, чтобы преградить демонстрантам дальнейший путь. Из чрев объёмных транспортников синими горошинами посыпались вооружённые ружьями, дубинками и револьверами констебли в синих мундирах и пробковых высоких шлемах-бобби.
        Горняки при виде полиции зароптали. Казалось, они до последнего не верили, что власти города пошлют против них тех, кто должен был при иных обстоятельствах встать на их защиту… Но полиция, как оказалось, была только началом.
        Следом, грохоча по мостовой начищенными до блеска сапогами, из-за поворота на улицу Вязов, выдвинулись сомкнутые ряды высоких молодчиков в малиновых мундирах, кирасах и меховых шапках, украшенных столичным гербом. Их было не менее сотни, статных красавцев-усачей. Карабины наперевес, пристёгнутые к воронённым стволам штыки. Гвардия. Они застыли позади полицейских машин, позволяя констеблям первыми вступить в переговоры. Переговоры! Элен смотрела на зарябившие в глаз синие и малиновые мундиры и не верила тому, что видит. Переговоры? На мирную беседу не отправляются с ружьями и штыками! В воздухе, перекрывая запах гари и пота, поплыл новый зловещий аромат. Едкий, удушливый и мерзкий. Запах назревающей бойни.
        И как в довершение начатого представления, где-то высоко над головой Элен загудели вращающиеся лопасти мотогондолы. Девушка задрала голову и увидела, как над рыночной площадью завис небольшой паровой дирижабль, мягкого типа, с шарообразной оболочкой, компактной подвесной гондолой и выдвинутыми подобно крыльям несущими плоскостями с установленными винтовыми двигателями. Скромных познаний девушки хватило, чтобы определить этот небольшой дирижабль как один из полицейских, патрулирующих улицы в тесных кварталах городских высотных зданий. Дирижабль проплыл над рыночной площадью, совершил круговой манёвр, и застыл над рассредоточившимися за паромашинами констеблями на высоте в тридцать ярдов. Из чрева подвесной гондолы, прямо под рубкой пилота, высунулось жерло безоткатного орудия.
        Тихий ропот забастовавших рабочих перешёл в угрожающий звон. Демонстранты поняли не хуже Элен, что встречают их отнюдь не с белым флагом и хлеб-соль никто предлагать не собирается. Так же было понятно и ежу, что палками от плакатов и шестами от знамён особо не повоюешь с карабинами и дирижаблем. Но девушке показалось, что эти люди, на чьих лицах было написано отчаяние и злость, пришли вовсе не воевать. Они пришли просить. Что просить? То, что как они считают, у них отняли. То, что им не дают. Элен подумала, что знает, чего они хотят.
        Две противоборствующие стороны застыли друг напротив друга, два полюса, две линии. Стражи порядка и нарушители. Закон и безвластие. Власть и простые трудяги. Их разделяло не более сотни ярдов. А между ними, прижимаясь к обочине, упираясь спиной в холодный фонарный столб, стояла Элен, стройная беззащитная девушка в простеньком платье, с большой плетеной корзиной в руках. Казалось, её совсем не замечают. Полицейские и шахтёры смотрели мимо неё.
        Яблочная улица словно вымерла. Опустевшие тротуары, брошенные в спешке то тут, то там сумки и трости, покинутые сбежавшими владельцами паромобили. Вход в укрытые чашей купола рыночные павильоны закрыли прочные ворота. Люди, ещё недавно снующие по улице, словно рабочие пчёлы, попрятались кто куда. Сотни глаз напряжённо следили за происходящими событиями из окон домов и лавок, из-за углов и подворотен. Дурёх, подобно Элен, застывших с разинутым ртом, больше нигде не наблюдалось.
        Из гущи полисменов вперёд выбрался вооружённый огромным жестяным рупором пухленький невысокий человек в синем мундире с наградными планками и эполетами на плечах. На коротко стриженой голове у него была форменная фуражка. Человечек поднял рупор и зычно гаркнул:
        - С вами говорит старший инспектор отдела по предотвращению административных нарушений Империал-Ярда Хоукинс! Немедленно разойдитесь по домам! Ваша демонстрация несанкционированна. Даю вам ровно пять минут на раздумье. После чего я буду вынужден отдать приказ о пресечении вашего незаконного выступления!
        Голос инспектора гремел в жестяной рупор, разносясь над улицей, слова били по ушам. Элен не могла поверить в то, что слышит. Что собирается делать полиция? Неужели они готовы поднять оружие на беззащитных рабочих, идущих по улице с транспарантами и стягами? Они же безоружны! С ними надо как-то договориться. Скорее всего, произошла какая-то ужасная ошибка. Недоразумение, что толкнуло этих людей побросать свои рабочие места и написать на полотнищах провокационные, бичующие правящий режим лозунги.
        - Повторяю ещё раз, всем разойтись! Вы не имеете никакого права здесь находиться! Не заставляйте меня идти на крайние меры!
        По рядам шахтёров прошёл возмущённый гул. В ответ полетели ругательства и крики, раздался оскорбительный свист. Транспаранты пришли в неистовое движение. Рабочие принялись размахивать плакатами, словно пытаясь привлечь внимание полицейских к пугающим надписям. Из толпы горняков отделился один человек и вышел вперёд. Он был высок и худ, одет в чёрный брезентовый комбинезон, обут в грубые сапоги. Чёрные редкие волосы, трёхдневная щетина на худощавом лице, горящие огнём глаза. В правой руке он сжимал кожаный подшлемник.
        Поднятый горняками гул тут же стих. Человек поднял руку в приветственном жесте и громко сказал:
        - Меня зовут Стивенс! Мы не враги вам! Мы такие же жители этого города, что и вы! Мы все братья! Выслушайте нас!..
        Он говорил без рупора. Но его хриплый, усталый голос словно подпитывала некая высшая сила. Во всяком случае, слышно его было не хуже полицейского инспектора.
        - У меня нет полномочий вступать с вами в какие-либо переговоры! - ответил Хоукинс. И тут же упрямо добавил: - Разойдитесь по домам! Господом богом клянусь, что никто из вас не пострадает, если вы очистите улицу!
        - Нам не платят зарплату уже третий месяц! - в усталом голосе предводителя рабочих прорезался гнев. - Что, по-вашему, мы должны делать? Что нам остаётся? Мы вкалываем по три смены, обеспечивая город углём! И вы, инспектор, благодаря вот этим ребятам переживёте наступающую зиму в тепле! В тепле и достатке. Вам же не задерживают выплаты, верно? А наши семьи уже начинают голодать! А зимой им ещё придётся и мёрзнуть, как бродячим собакам, потому что нам не на что купить угля, который мы же сами добываем в этих проклятущих шахтах!..
        Оратора тут же поддержал дружный рёв нескольких дюжин глоток. Вверх взлетели сжатые кулаки, транспаранты пришли в новое движение.
        - Это правда!
        - Наши дети голодают!
        - Поверьте нам!
        - Станьте на наше место!
        - Долой парламент!
        Элен потрясённо смотрела на высокого человека, мнущего в натруженных руках испачканный углем подшлемник. То, что он сказал, не вписывалось ни в какие рамки. Она отказывалась верить этим словам. Не может такого быть, просто не может! Они все живут в хорошей стране, где соблюдаются одни на всех законы, где правительство заботится о своих гражданах, где… У Элен на глазах навернулись слёзы. Её обуяло пронзительное чувство чудовищной несправедливости. Чувство жалости и обиды. Девушке показалось, что её предали, что всю жизнь от неё скрывали истину и вот сейчас, на готовой превратиться в зону боевых действий Яблочной улице она прозрела, услышав жуткую, страшную по своей сути правду.
        - Вы не поднимите против нас ружья, - с отчаянной смелостью выкрикнул Стивенс. - Мы всего лишь хотим справедливости. Мы хотим, чтобы нас услышали!..
        Элен повернула голову в сторону Хоукинса. Зрение девушки, словно повинуясь божественному провидению, обострилось до предела. Ей казалось, что она видит даже купные бисеринки пота, выступившие на пухлощёком лице полицейского начальника. Инспектор, на миг смежив глаза, что-то беззвучно прошептал, и поднёс к задрожавшим губам рупор. На миг его голос дрогнул:
        - Я повтр… Повторяю в последний раз! Я ПРОШУ вас, разойдитесь. Я не могу… Не могу решить ваши проблемы, и я не вправе обсуждать…
        - А ОНИ в праве гнобить свой трудовой народ? - перебил полисмена Стивенс, с яростью выплёвывая слова через обескровленные губы. - ОНИ вправе заставлять наши семьи голодать? Что ВЫ знаете о голоде, старший инспектор?..
        - Разойдитесь, глупцы…
        Последнюю фразу Хоукинса, произнесённую безжизненным обречённым голосом, никто не расслышал. Он успел опустить рупор. Бессильно махнув рукой, старший инспектор на негнущихся ногах проследовал за один из перегораживающих проезжую часть мостовой паровой дилижанс. Высокая синяя будка с затемнёнными стеклами и знаком правосудия на дверце скрыла его. Элен, наконец, обрела способность двигаться. Она отклеилась от фонарного столба и меееедленно попятилась назад. Самое поразительно заключалось в том, что на неё по-прежнему никто не обращал никакого внимания. Словно её тут и не было, словно она была бесплотным призраком. Ей никто не видел и не слышал. Когда сталкиваются две непреодолимые силы, маленькие люди вроде неё, оказавшиеся не в то время и не в том месте, исчезают в водовороте вскипевших страстей. Перемалываются словно зёрнышко мельничными жерновами.
        Ни Элен, ни Стивенс, всё ещё с робкой надеждой смотрящий на затянутых в синие и малиновые мундиры служивых, никто из затихших горняков не услышал, кто отдал приказ. Но последствия его тут же проявились во всей своей ужасающей красе.
        Негромко пыхтящий в воздухе дирижабль вздрогнул, с жужжанием заработали приводные шестерёнчатые механизмы, дуло безоткатного орудия угрожающе задвигалось, нацеливаясь на чумазую толпу шахтёров. В небо взвились изумлённые вопли и проклятия, когда некоторые из рабочих поняли, чем всем им грозит чёрное как ночь и бездушное как смерть жерло безоткатной пушки.
        БУМ!!! Носовая рубка гондолы окуталась вонючим сизым дымом. В воздухе погожего солнечного октябрьского денька со свистом пронёсся росчерк кометы. БАХ!!! Громкий взрыв выбил окна из ближайших домов и взметнул ввысь обломки мостовой. Сотни каменных осколков воющей шрапнелью брызнули в разные стороны, рассекая человеческие тела и выбивая оставшиеся стёкла. Не успело стихнуть эхо взрыва снаряда, как раздались рвущие душу крики боли. Волна рабочих, перед которыми в каких-то нескольких шагах образовалась воронка диаметром в три ярда, потрясённо отхлынула назад. Некоторые шатались, у кого-то по лицу бежала кровь, а кто так и не смог подняться. Их подхватывали на руки и, крича от злости, тащили прочь.
        Когда дирижабль выстрелил, Элен не успела и пикнуть. Грохот взрыва едва не порвал ей барабанные перепонки. Взвизгнув, девушка, выронила корзину и упала на колени, запоздало прижимая ладони к ушам. Это её и спасло. Не более чем в футе над тульей её шляпки промчался кусок кирпича и, ударившись о фасад цветочного магазина, рассыпался мелким крошевом.
        БУМ!!! Орудие дирижабля повторно рявкнуло. В Элен ударила воздушная волна, и осыпало роем мелких камешков. Скорчившись на тротуаре, она в панике зарыдала, не в силах и двинуться с места. Вторым снарядом разворотило ещё несколько квадратных ярдов улицы, вынуждая демонстрантов отступить ещё дальше. Поднявшееся облако пыли набросилось на них, вызывая надрывный кашель и сдавленную ругань. Люди всё ещё не верили. Не верили тому, что их готовы расстрелять как бессловесный скот, как врага. Горняки пятились, бессильно сжимая кулаки и поддерживая окровавленных товарищей. Они ещё не бежали, но транспаранты были брошены наземь, а стяги втоптаны в мостовую.
        В стане засевших за паровыми машинами, под прикрытием дирижабля, полицейских прошло волнение. Служители порядка поспешно освобождали дорогу выступившим гвардейцам. Просочившись между транспортников, бравые усачи в меховых шапках, построились в четыре шеренги и, чеканя шаг, двинулись на деморализованных горняков. Это было внушительное зрелище: сияющие кирасы, пляшущие на остриях примкнутых к карабинам штыков солнечные зайчики, безупречные малиновые мундиры.
        Элен было невдомёк, что старший инспектор Хоукинс в последний момент отказался послать против демонстрантов своих подчинённых. Ему хватило и того, что полицейских патрульный дирижабль «Ястреб» класса «Мотылёк» выпустил по бунтующим рабочим два снаряда из безоткатной восьмидесятимиллиметровой пушки… И тогда за дело взялись столичные гвардейцы.
        Хоукинс сидел на подножке своего паромобиля, уронив рупор под ноги и обхватив голову руками.
        Элен содрогаясь всем телом, захлёбываясь от слёз, лежала ничком на холодных камнях тротуара, молясь всем святым и ничего не соображая…
        …Джек Спунер с перекошенным от изумления лицом, выглядывал из-за угла цветочной лавки, о фасад которой только что с громким щёлканьем ударился осколок. Всё, что происходило на Яблочной улице последние пятнадцать минут, пронеслось для него за несколько ударов сердца. И он всё видел своими глазами. Всё до мельчайших подробностей. Начиная с того момента, когда он, только-только прицелившийся к оттопыренному карману одетого в дорогое пальтишко чванливого старикана, одним из первых увидел надвигающуюся волну взбунтовавшихся шахтёров, до грохота орудийных залпов дирижабля. Джек и представить себе не мог, что ему может стать так страшно. Оказывается, слушать о пушечной канонаде это одно, а слышать лично - совсем другое. Так недолго и в штаны наложить. И конечно, Джек и представить себе не мог, что подобное всё же произойдёт. Да, за последнее время в городе уже случались демонстрации бастующих рабочих. Но ещё ни разу власти не отдавали приказа стрелять по ним. И это было страшнее всего.
        День, начавшийся с присутствия на месте расследования ночного преступления Попрыгунчика, продолжился близ овощного рынка в самом эпицентре разыгрывающейся драмы. Одни жители города шли убивать других жителей этого же самого города. Брат шёл на брата. Это было даже похлеще, чем происки неуловимого маньяка. Пожалуй, для Джека Спунера, славящегося своей безбашенностью и мальчишеской храбростью, всё это было уже чересчур.
        И в довершение ко всему… Джек в отчаянии закусил нижнюю губу. Вот же напасть, а! Какая-то ДУРА (а иначе назвать её Спунер ну никак не мог) с самого начала столкновения констеблей и забастовщиков стала на обочине дороги как вкопанная и просто тупо глазела то на одних, то на других. У Джека всё внутри оборвалось, когда он понял, что она не собирается никуда бежать даже тогда, когда и самому последнему кретину стало понятно, что сейчас запахнет жаренным. Ну не дура ли, а?
        А теперь она лежит на тротуаре, закрыв глаза, зажимая уши, хотя дирижабль больше не стрелял, и захлёбывалась в слезах и соплях! Почему-то Джек не сомневался, что в случае крутой заварушки её просто на просто затопчут и спишут в расход, как одну из жертв народного несанкционированного (тьфу ты, дьявол, язык можно сломать) выступления.
        И тогда Джек Спунер принял единственно правильное из всех возможных решение. Он, не дожидаясь, пока грохочущий сапогами взвод гвардейцев дойдёт до столпившихся, будто стадо баранов шахтёров (те ещё дураки, всё никак не поймут, что надо хватать ноги в руки и бежать), покинул свой наблюдательный пункт и рванулся к беспомощной девушке.
        Ещё никогда Джек не бегал так быстро. Даже улепётывая от нерасторопных констеблей, он демонстрировал меньшую прыть. Далеко не все коллеги Джейсона Джентри поддерживали отличную физическую форму, не говоря уже о том, что окромя как в отделе по расследованию убийств Спунера никто и знать не знал. Для остальных полисменов, особенно патрулирующих улицы, он был всего-навсего юрким четырнадцатилетним мальчишкой, уличным вором-карманником. Отсюда и все вытекающие последствия.
        Так вот, Джек побил все рекорды по скоростным забегам. Он сам не мог потом вспомнить, как успел за два-три удара сердца оказаться возле скорчившейся на тротуаре девушки. Спунер упал на колени и насильно развёл в стороны руки зарёванной дурёхи, чтобы со всей мочи рявкнуть ей на ухо:
        - Вставай!!! Бежим отсюда!!!
        Девушка дёрнулась, словно ей в зад всадили острое шило. Она распахнула зажмуренные глаза и как полоумная уставилась на Спунера. В её большущих тёмно-карих глаза отразилось глубочайшее недоумение, словно она только проснулась и никак не могла сообразить, что с ней происходит: кошмар на яву или дурной сон.
        - Бежим! - Джек едва не взвился в воздух, не отпуская её рук. Боковым зрением он видел, как растянувшиеся на всю ширину улицы, от края до края, гвардейцы планомерно наступают на них. Попасть на штыки гвардейских карабинов Джеку совсем не улыбалось. - Хорош реветь, как потерпевшая! Бежим, если не хочешь, чтобы эти парни затоптали тебя, как букашку!
        Большие влажные глаза девушки, наконец, блеснули пониманием. Она, всхлипнув, закусила полную нижнюю губку и, держась за руки Джека, поднялась с земли. Молодец. И прехорошенькая. Джек поневоле залюбовался ею. Правильные мягкие черты лица, полные губы, большие глазищи, испуганно и одновременно решительно смотревшие на него, густые ресницы, изящные изгибы чёрных бровей, тёмно-русые, почти чёрные, заплетённые в толстую косу волосы, падающая на высокий лоб чёлка. Джек почувствовал, что ещё немножко, и он безнадёжно влюбится в эту прелестную незнакомку, несмотря на то, что она старше его лет на пять, и, судя по всему, глупа как пробка.
        Топот гвардейских сапог грубо разбил затуманившиеся мысли Джека, вернув его к суровой реальности. Крепко сжав вспотевшую ладошку девушки, он рванул в обратном направлении. Они ещё успеют добежать до спасительного угла, за которым можно будет спрятаться, а затем уйти задними дворами на соседнюю улицу. Успеют, если его спутница будет быстрее шевелить своими длинными, стройными ногами. И она шевелила. Так шевелила, что в этой бешеной гонке едва не оттоптала Джеку пятки. Несмотря на туфельки, бьющую по боку сумочку и стесняющую движения юбку, бегала она очень прилично. Видно, что не из избалованных неженок. Корзину она оставила на мостовой. Спустя считанные секунда солдатские сапоги оставили от неё лишь россыпь раздавленной лозы. Примерно та же незавидная участь постигла и обронённую шляпку.
        Они пронеслись буквально перед носом затянутых в малиновые мундиры высоченных, как на подбор, дюжих молодцев и, едва не задевая отточенные штыки, тяжело дыша, остановились на углу цветочной лавки. Джек опёрся о стену и переводил сбившееся дыхание. Спасённая им девчонка вытащила из сумочки платочек и дрожащей рукой утирала глаза.
        Но Спунер не смотрел на неё. Взгляд Джека был прикован к улице. Гвардейцы приближались к сбившимся в плотную толпу рабочим. Шахтёры смотрели на надвигающиеся штыки со злостью и ненавистью. Гаснущие искорки надежды, что тлела в них, надежды, что власти прислушаются к их протесту, потухли как залитый дождём костёр. И уж конечно они до последнего не верили, что против них выйдут гвардейцы.
        Силы были определённо не равны. Кирасы, карабины и штыки против испачканных сажей роб и голых кулаков. Но доведённые до отчаяния люди не собирались отступать. Не сейчас и не сегодня. Спунер неверяще смотрел, как горняки ломают древки стягов и шесты транспарантов, как, срывая с ладоней кожу, выдирают из вспученной взрывами мостовой булыжники, как готовятся грудью встретить надвигающийся на них шквал смертельной стали.
        - Пошли отсюда, - насилу сглотнув, прохрипел Джек. - Не думаю, что ты захочешь увидеть то, что сейчас тут начнётся. Да я и не хочу…
        - С-спасибо, - большеглазая девчонка с благодарностью посмотрела на него. - Ты спас меня…
        - Это неоспоримый факт, - хмыкнув, проворчал Спунер. Но ему стало очень приятно. Правда… Чёрт. Он с негодованием понял, что его щёки запекло горячечным жаром. Ещё не хватало покраснеть перед ней, как перезревший арбуз. - Сочтёмся, подруга.
        Девушка была белее мела. Но хоть перестала всхлипывать и трястись мелкой дрожью.
        - Меня зовут Элен. И наверно, меня сегодня уволят.
        Джек не стал спрашивать, на каком основании, и кто собирается увольнять её. Вместо этого он вновь взял её за руку и сказал:
        - Поверь, это наименьшее из зол, что могло сегодня с тобой произойти. Идём. Я отведу тебя, куда скажешь.
        - Ещё не вечер, - тяжело вздохнув, Элен послушно пошла за Джеком.
        Ни он, ни она так и не увидели, во что вылилось столкновение гвардейцев и горняков. Зато ещё долго слышали крики, ругань, глухие удары, проклятья, звон металла о камень, звуки падающих точно мешки с песком тел…
        А на соседней улице царила всё та же безмятежная послеобеденная размеренность. Никто из спешащих по своим делам горожан, праздно прогуливающихся зевак, никто из мчавшихся по дороге в дилижансах и паромобилях людей и не догадывался о том, что буквально у них под носом, скрытая от глаз, происходит страшная по своей сути трагедия. Да, только глухой не услышал громыхнувшего орудия зависшего над домами дирижабля. Многие недоумённо переглянулись и пожали плечами, некоторые останавливались, вытягивая головы и напрягая слух, пытаясь понять, что за гром среди ясного неба. Может, кому-то взбрело запустить праздничные петарды? Фейерверк? А может, где-то взорвался газ? Такое уже бывало. Город большой и в нём каждый день происходят самые разные казусы. Но по большому счёту многие почтенные жители центральных, самых благополучных и процветающих кварталов столицы жили по принципу - меньше знаешь, крепче спишь. Возможно, именно в нежелании подавляющего большинства людей знать больше и крылась основная беда этого мира… Иногда незнание способствовало цветению смерти.
        Они торопливо шагали, стремясь как можно быстрее уйти подальше от запаха гари и криков боли, что ещё звучали в их ушах. Восточный выход с Яблочной оказался перекрыт полицейским патрулём. И Джеку с Элен таки пришлось уходить через задние дворы, а затем перелезать через огораживающую чей-то небольшой садик изгородь, красться по шелестящему под ногами ковру опавших листьев. Протиснувшись между двумя частными домами, беглецы выбрались на тротуар Весенней улицы. Оказавшись в тени раскидистого ясеня, они, не обращая внимания на подозрительные взгляды проходящих мимо людей, замерли, отрешённо глядя друг на дружку.
        - Я… Я работаю здесь неподалёку, - сказала Элен, смущённо теребя подол юбки. - Мистер Шатнер послал меня на рынок за овощами к ужину… А вообще-то я работаю няней. У хозяев двое маленьких детей. Очаровательные двойняшки… Они наверно уже дома. Мистер Шатнер всегда забирает их из школы в одно и то же время. А меня до сих пор нет…
        - Да расслабься ты, - ободряюще сказал Джек, выслушивая сбивчивый лепет девушки. Он мудро понял, что ей хочется выговориться. Сказать хоть что-нибудь, что угодно, лишь бы не молчать и не вспоминать о пережитом ужасе. - Ты что, думаешь, что прошло много времени с тех пор, как ты пошла к рынку? Вздор! Со страху, впрочем, и не такое померещится. Так ты, говоришь, нянька? Хотел бы я, чтобы и меня понянчила такая краля, как ты! Кстати, меня зовут Джек. Джек Спунер. Можешь звать меня просто Джеком.
        - Очень, очень приятно, - Элен попыталась улыбнуться. Но у неё вышла только жалкая попытка. Пухлые губы никак не желали складываться в нужную форму, и потому у девушки получилась унылая гримаска, исказившая её хорошенькое лицо. - Спасибо, Джек. Спасибо. Я не забуду того, что ты для меня сделал.
        - Пустяки, - отмахнулся мальчишка. - Пойдём, что ли? Так и быть, я от своих слов отказываться не собираюсь. Я говорил тебе, что доведу до дома? Ну и куда нам идти?
        Элен несколько оторопело указала рукой направление.
        - Вон туда, в ту сторону. Видишь, там улица поворачивает направо? Тут меньше полумили. Кстати, а как это у тебя получается так шустро перескакивать с одного на другое? Извини, но я не всегда успеваю уловить ход твоих мыслей…
        Спунер довольно ухмыльнулся:
        - Не ты первая, кто мне это говорит. Пошли, подруга! Не бойся, думаю, если ты объяснишь своим хозяевам всё, что с тобой приключилось, никто и не посмеет тебя отчитывать за потерянную корзину и не купленные вонючие помидоры. Деньги то при тебе, не потеряла?
        Испугано вздрогнув, Элен сунула руку в недра сумочки.
        - Фу-у-х, хвала Святой Марте, всё на месте!
        - Ты поаккуратнее с деньгами, - по-дружески посоветовал Джек, не моргнув и глазом. - А то и не заметишь, как какой-нибудь карманник обчистит тебя до нитки. Знала бы ты, сколько ворья шастает по улицам, тихий ужас. Поверь мне, я знаю, о чём говорю!
        Часть 3
        Глава 6
        Джентри вернул опустевший алюминиевый цилиндр в приёмный отсек и дёрнул за рычаг. Цилиндр тот час умчался по чугунному каналу пневмопочты, соединявшему центральное управление Империал-Ярда с особняком миссис Монро. Развернув скрученный в трубочку листок бумаги, Джейсон бегло пробежался по убористому машинописному тексту. Если кратко, то в нескольких ёмких и конкретных предложениях Вустер советовал своему подчинённому с утра завтрашнего дня приклеиться к Гордону Крейгу как банному листу до одного места. Видите ли, у учёного на завтра назначена встреча в центральном управлении ОСУ, и он должен добраться туда целым и невредимым во чтобы то ни стало.
        Поморщившись, как от зубной боли, Джентри подошёл в полыхающему жарким пламенем камину, и бросил послание в огонь. Разумеется, текст был зашифрован, но бережённого бог бережёт. Настенные часы пробили восемь вечера. За окнами давно сгустились плотные вечерние сумерки, принеся с собой прохладу и сырость. В гостиной витали ароматы смолистых дров и просачивающихся с кухни запахов готовящихся яств. Этот сукин сын Крейг каким-то непостижимым уму образом умудрился очаровать вечно подозрительную Джульетт, и теперь она, напивая под нос фривольные песенки своей юности, хлопотала у плиты, стряпая грандиозный ужин, дабы побаловать «дорогого мистера Крейга». Фу-у-у…
        Сейчас, в облачённом в домашний халат и тёплые тапочки молодом человеке с умиротворённым выражением на лице, расслабленно восседающем в кресле, трудно было признать грозного инспектора отдела по расследованию убийств Джейсона Джентри. Собственно, на работе Джейсон всегда старался быть более жёстким и суровым, предельно сосредоточенным и собранным. Дома, закрывая за собой двери, Джейсон словно снимал маску и превращался в другого человека. Напряжённое выражение лица смягчалось, суровые складки в уголках рта разглаживались, а взгляд серо-стальных глаз оттаивал. Под крышей особняка миссис Монро он становился самим собой - вполне заурядным молодым человеком тридцати лет, похожим на состоятельного повесу, не понятно почему коротающего вечера в компании милой старушенции.
        В гостиную, шаркая туфлями по ворсу привезённого с востока покойным мистером Монро ковра, вошёл Крейг. Учёный давно сменил дорожное платье на тёмно-коричневые брюки и обычную рубашку с закатанными рукавами. Надо сказать, что в столь затрапезной одежде он совсем не был похож на серьёзного учёного мужа. Ещё один человек с двумя масками? Крейг покрутил краник газового рожка, добавляя света, и без приглашения бухнулся в кресло напротив сидящего подле камина Джейсона.
        - Вообще-то мне нравится, когда в комнатах по вечерам полумрак, - неодобрительно сказал Джентри, исподлобья наблюдая за Крейгом.
        - Извините, мистер Джентри, но у меня слабое зрение, - сокрушённо поведал учёный и обратил на инспектора зажатое в левом глазу пенсне. В заблестевшем круглом стёклышке отразился пылающий огонь. - Издержки профессии, знаете ли.
        - Надеюсь, комната для гостей вам понравилась, - Джейсон не собирался выслушивать жалобы всяких доморощенных умников.
        - О да, комната просто чудесна, впрочем, как и весь этот замечательный дом. Прекрасная планировка, старинное убранство, этот нестареющий стиль времён короля Георга. Прекрасный дом, просто прекрасный. И ваша хозяйка на редкость замечательная женщина, добрая и отзывчивая. Истинная леди.
        - Вы долго пропадали в вашей комнате. Что вы там делали?
        - Разбирался с опытным образцом, - Гордон положил руки на подлокотники кресла. Джентри обратил внимание, что кисти у Крейга были очень гибкими и подвижными, а пальцы длинными и ловкими. Руки художника или музыканта. Или учёного. - Моё изобретение - вещь довольно-таки хрупкая. Любой чрезмерно сильный удар может привести к непоправимой поломке. А здесь, вдали от лаборатории, я вряд ли смогу починить её. Так что приходится в буквальном смысле слова пылинки с неё сдувать, представляете?
        Джентри со скучающим видом посмотрел в украшенный резными деревянными панелями потолок, и, как бы невзначай, спросил:
        - Простите, сэр, но я запамятовал, в области какой из наук вы работаете?
        - А я вам и не говорил! - Крейг имел обыкновение, как уже смог убедиться Джейсон, довольно противно улыбаться, словно постоянно выигрывающий в карты жулик. Вот и сейчас он скалился настолько самодовольно, что Джентри захотелось стукнуть его. - Ха-ха, старший инспектор, разве вы ещё не поняли, что со мной ваши полицейские штучки не пройдут?
        - Но вам же известно, чем занимаюсь я. Если вы, по вашему собственному признанию, не связаны с оружейной сферой, то к чему вся эта секретность? Поверьте, если бы я захотел, то уже навёл бы соответствующие справки…
        - Которые не дали бы вам ровным счётом ничего, - спокойно, без капли превосходства сказал Гордон, глядя, как извивающиеся ярко-оранжевые языки огня, корчась, пожирают сосновые поленья. - Сейчас, в рассвет эпохи паровых отопительных котлов, камины и печи встречаются всё реже и реже. Совсем скоро в городах во всех домах будет паровое отопление. Очень удобно и практично. Камины станут предметами антиквариата. Отойдут в прошлое.
        - Сомневаюсь, мистер Крейг. Иногда у меня создаётся чувство, что вы витает в облаках. Вы настолько свято уверенны в торжестве и святости идей технического прогресса, настолько верите в правоту научных достижений, что зачастую придаёте своей вере чересчур много надежд.
        - Я надеюсь на развитое прогрессивное будущее для всех нас, для наших потомков и их потомков. Сейчас мы, именно мы, те, кто живет в эту воистину фантастическую эпоху, закладываем камни фундамента, основание, на котором впоследствии будет возведен храм мудрости и просвещения. Мы первые кирпичики в пирамиде невероятных достижений, которые сделают этом мир лучше!
        Звенящий, полный неподдельного восторга голос Крейга наполнил гостиную. Джентри с немалым удивлением смотрел на него. Гордон был настоящим учёным. До мозга костей. Он действительно верил в то, что делал и что говорил. Но он не видел очевидных вещей. Он не видел, что наука не делает людей более человечными и сострадательными. Наука может быть палкой о двух концах. Наука может быть обращена против тех, кому призвана служить и тогда Джейсон даже боялся предположить, во что это способно вылиться.
        - Вы говорите, что совсем скоро во всех городских домах будет паровое отопление, - тихо начал Джейсон. - Даже у тех, кто на данный момент может себе позволить лишь подбросить несколько кусков лошадиных кизяков в печку, у тех, для кого и ведро угля является непозволительной роскошью? А вы знаете, что в кварталах Бедноты и в районе Пирсов зимой ежегодно мрут от холода десятки бедолаг, у которых просто не хватает денег, чтобы обеспечить себя и свои семьи топливом?
        - Я уверен, что эти случаи являются исключением, нежели правилом, - Крейга не так-то просто было смутить. Он упрямо продолжал гнуть своё. - Бросьте, Джентри, уже давно канули в лету те дремучие времена, когда города разрушались в кровопролитных войнах, а неизлечимые болезни выкашивали по пол континента. Вы упорно не желаете жить завтрашним днём, вы застряли в прошлом, в том, где короли казнили без суда и следствия всех, кто противился власти абсолютной монархии, а церковь сжигала тысячи несчастных женщин по обвинению в колдовстве! Слава богу, у нас уже давно парламентская форма правления. И наша империя смогла избавиться от всех этих устаревших кровожадных рудиментов средних веков! Полноте, инспектор. Драконов в небе давно сменили дирижабли, а сказочных людоедов богема! Вы сгущаете краски. Недалеко то время, когда все новшества науки будут доступны абсолютно каждому, невзирая на его сословие и толщину кошелька. Я не спорю, что наше общество поделено на классы, но наука, наука не признает никаких границ и условностей. Она разрушает их.
        Джейсон озадаченно хмыкнул, потрясённый проникновенной речью распалившегося учёного.
        - Наука? А что вы скажите о людях, Крейг? Кто двигает науку? Люди. Такие же, как мы с вами. А люди, если вы запамятовали, это ещё те склочные и злобные создания, которые способны любые добрые намерения изменить до неузнаваемости, перевернуть всё с ног на голову, выдать чёрное за белое и наоборот, только бы добить своего. Пред личной выгодой, когда на горизонте маячат миллионы фунтов, как-то забывается о добродетели и порядочности. Учёные несут огромную ответственность, Крейг, но я готов держать пари, и заложить душу дьяволу, что далеко не все из них являются людьми чести! Я не говорю конкретно о вас, вы мне кажитесь неплохим парнем. Но помилуйте, Гордон, неужели вы думаете, что вероятная мировая война, произойди она, будет вестись палками и камнями? Уже сейчас придуманы такие страшные штуки, как самоходные паровые зенитные установки, дирижабли, паровые крейсеры, пулемёты Райкхема и мортиры Гундарсена! А представьте, что ещё изобретут ваши коллеги-оружейники лет так через пятьдесят? Вам ещё не стало страшно?!
        - Страх перед прогрессом - это пережиток тёмных веков. Война? Массовые смерти? А спасение жизней? Например, медицина с развитием науки стала исполнять функции господа Бога! - воскликнул Крейг. - Врачи ежедневно спасают сотни больных по всему свету! Тех, что раньше считались неизлечимыми!..
        - А ещё больше умирает от голода в странах на задворках мира и в завшивленных норах бедняцких районов.
        - Помилуйте, инспектор, вы путаете науку с политикой. Не учёные виноваты в том, что волею нечистых на руку чиновников и продажных политиканов в нашем мире всё же так много грязи. И не вина учёных в разгуле бандитизма и террористических актах. Не мы вкладываем в руки преступников оружие и не мы нажимаем на спусковые крючки. Вы лучше задумайтесь о том, сколько жизней был спасено благодаря этим ружьям! Вы сами сколько раз стреляли в живых людей? Думаю, что неоднократно. А для чего? Ради удовольствия, выгоды? Сомневаюсь. Наверняка вы пытались спасти кого-то, предотвратить преступление. А смогли бы вы сделать это, будь у вас в руках обычная палка?
        Джентри недовольно закашлялся и отвёл взгляд. Он не хотел признавать, но учёный был во многом прав. Крейг с пеной у рта отстаивал свои слова и, судя по фанатичному блеску в глазах, был готов идти напролом. Удивительно, что миссис Монро ещё не заглянула в гостиную на его пронзительные вопли.
        - Вы говорили, что попытки навести о вас справки ничего бы не дали, - Джентри мягко вернул разговор в нужное ему русло. Продолжать бесконечный спор с Крейгом ему не хотелось. Уж больно ловко тот крыл все его доводы. Настоящий мастер словесного покера.
        - Вас трудно сбить с толку, да? - Гордон, наклонив голову, в упор взглянул на инспектора. За бликующим стёклышком пенсне хитро сощурился карий глаз. - Я уж думал, что увёл вас в сторону… Впрочем, я не хочу что-либо скрывать от вас сверх необходимого. Понимаете, мистер Джентри, дело в том, что все мои изобретения широко известны общественности. Я сделал немало передовых технических открытий, но никто не знает моего имени.
        - Гордон Крейг ваше ненастоящее имя? - понятливо усмехнулся Джентри.
        Учёный передёрнул плечами:
        - Почти угадали. Все мои открытия сделаны под чужими именами. Меня действительно зовут Гордоном Крейгом. Но Крейг всего лишь обычный человек. А открытия совершают Жорж Лондерак, Никола Ветрус, Джон Норум и иже с ними. Ещё не поняли? Я продаю свои изобретения ОСУ, а они уже патентуют их и запускают в массовое производство под общеизвестными именами вымышленных людей. Вы бы порядком удивились, узнав, что почти половина громких имён учёного мира на самом деле пустой звук. Многих из них попросту не существует. Миром правят деньги, мистер Джентри.
        - И вы ещё говорите, что наука изменит нас к лучшему? - Джейсон озадаченно потёр гладко выбритый подбородок.
        - Наука изменит. А я… Я всего лишь человек, с присущими этому виду слабостями и чаяниями. И мне не чужда жажда денег. Мне плевать на славу и известность. Я не хочу, чтобы моя физиономия не сходила с передовых полос центральных газет, чтобы обо мне рассказывали по радио. Мне достаточно того, что мой труд достойно оплачивается. А мои изобретения в любом случае найдут себе место под солнцем. При любом раскладе начнут приносить пользу и, ха-ха, изменять этот мир к лучшему. Так не всё ли равно, кому людская молва приписывает то или иное открытие?
        - Смотрю, честолюбие не является вашим смертным грехом.
        - Нет, конечно, у меня полно и других, - рассмеялся Крейг. - Вижу, вы удивлены, инспектор. Я не один такой, поймите. Многие предпочитают деньги славе. И согласитесь, что так намного проще и спокойнее жить. Никто не мешает заниматься любимым делом. Никто не лезет в душу.
        Джейсон задумчиво смотрел в огонь. Пламя лизало выложенные из старинного, отшлифованного жаром долгих лет камня стенки камина и бросало на лица расположившихся в креслах людей причудливые тени. Любопытные вещи рассказывает Крейг, очень любопытные. С его слов выходит, что пресловутый ОСУ на деле является ведущим монополистом едва ли не половины всех научных достижений последних лет. Джентри попытался представить, сколько они заработали денег на учёных вроде Крейга и понял, что не может вообразить себе такую цифру. Занятная организация. Богатая, влиятельная и, несомненно, опасная. Немудрено, что у них хватает связей давить на Империал-Ярд! С ихними то деньжищами. А то, что всё и все давно покупаются и перепродаются, Джентри знал ещё с юношеских лет.
        Никто не мешает, не лезет в душу… А как же в таком случае?.. Джейсон подобрался, словно волк, учуявший дичь.
        - Мистер Крейг, мне только что в голову закралась одна мыслишка… Если вы ведёте размеренную спокойную жизнь, ничем в быту не отличаясь от рядового трудяги, а все ваши открытия запатентованы на липовые фамилии, то как, позвольте спросить, вас вычислили те, кто хочет вас убрать? Кто натравил на вас Невидимку?
        - Признаться, и я задавался подобным вопросом, - вздохнул Крейг. - У меня нет ответа. И я по-прежнему думаю, что тут какая-то ошибка. Недоразумение. Возможно, меня с кем-то перепутали, возможно, у вас в корне неверная информация, а возможно это происки высших сил, недоступных нашему пониманию. Ангелы и демоны, слыхали о таких? Ладно, не надо морщиться, я пошутил. Не знаю, я НЕ ЗНАЮ, что происходит, мистер Джентри.
        - Может, вы кому-то насолили из ОСУ, что этот некто решил вас сдать? - Джейсон внимательно наблюдал за реакцией Гордона. - У вас есть враги, конкуренты по цеху? Собратья-учёные, чьи секреты вы похитили и выдали за свои?
        Крейг потрясённо вылупился на него.
        - Вы что, серьёзно?
        Джентри с отвращением фыркнул. Крейг как малый ребёнок, право слово! Или настолько глупый и наивный, или же мастерски притворяется доверчивым простачком.
        Прерывая плодотворную беседу мужчин, в гостиную вошла миссис Монро в накрахмаленном переднике поверх строго платья и окинула обоих спорщиков самым пристальным взглядом. Надо сказать, что сурово поджатые губы старушки не предвещали ничего хорошего. Джентри изобразил на лице самое невинное выражение. Крейг заулыбался как деревенский дурачок.
        - Молодые люди, ваши крики слышны и на городской ратуше. Успокойтесь вы, наконец. Вы разве не знаете, что излишние треволнения плохо влияют на аппетит? Ужин готов, но, похоже, что вы совсем забыли о нём. Ну конечно вам наплевать, что несчастная одинокая больная старуха битый час топталась у плиты, пока вы тут едва не вцепились друг другу в волосы, словно какие падшие девки на панели!
        - Я уже говорил, что вам повезло с вашей очаровательной домоправительницей? - спросил Крейг Джейсона, но смотрел при этом на смущённо зардевшуюся Джульетт. - Приношу свои извинения, мадам, за поднятый шум. Клянусь, что просто сгораю от нетерпения попробовать приготовленные вами блюда. Уверен, что это будет очередной кулинарный шедевр. Я уже чую божественные запахи с кухни и готов захлебнуться слюной…
        - Заткнитесь, Крейг, - поднявшись на ноги, Джентри смерил заливающегося соловьём учёного уничижительным взором. - Мы уже идём, миссис Монро.
        - Ты непозволительно груб с нашим гостем, мой мальчик, - старушка неодобрительно нахмурила выщипленные брови. - Мистер Крейг приличный человек, настоящий джентльмен, в отличие от твоего малолетнего дружка Спунера…
        Джентри страдальчески застонал. Началось… Джульетт строго ткнула в него сухим пальчиком и засеменила обратно на кухню. Нагло ухмыляющийся Крейг тут же встал в стойку охотничьей собаки, почуявшей зайца.
        - Малолетнего дружка? Бог мой, инспектор, вы вгоняете меня в краску! Помилуйте, с кем вы водите дружбу? Что ещё за малолетний дружок? На ум, знаете ли, приходят совсем неприличные мысли!
        - Я не сомневался, что ничего более путного вам в голову и не идёт, - помрачнел Джентри. - Прошу вас в столовую, мистер Крейг. И бога ради не вздумайте ещё что-либо сказать в этом духе…
        - Признаться, я давно хотел спросить о вашем семейном положении. Женаты ли вы или холосты. Разведены? Встречаетесь с какой-нибудь достойной дамой? - следующий за Джентри учёный веселился от души, едва сдерживая смех. - А теперь вот даже и боюсь предполагать… Малолетний дружок! Надо же!
        Едва не зарычав, Джейсон испросил у Господа больше сил и терпения. Кажется, он изрядно погорячился, приняв скоропалительное решение укрыть учёного у себя. Но кто ж знал, что он окажется ещё той задницей?
        Расположившись за накрытым клетчатой скатертью столом в уютной, тёплой столовой, Джентри поинтересовался:
        - Пока будем ужинать, не соблаговолите просветить меня на счёт наших дальнейших действий? Я так полагаю, что вас уже заждались в главном офисе Объединённого Совета?
        Отодвинув стул, Крейг последовал примеру Джейсона и с видимым наслаждением вытянул ноги под столом. Неспешно пригладив зачесанные назад, смазанные гелем тёмные волосы, учёный сказал:
        - Вижу, как вам не терпится от меня избавиться, старший инспектор! Не буду вас мучать неизвестностью. Завтра нас с вами ждёт увлекательная прогулка за город.
        - За город? - недоумённо нахмурившись, Джейсон пододвинул к себе столовые приборы. - А разве здание академии ОСУ не располагается в центре города по улице Алхимиков?
        - А кто сказал, что мне нужно в здание академии? - у аккуратно затыкающего хрустящую салфетку за отворот рубашки Крейга был донельзя хитрющий вид.
        - Но я подумал… - Джентри почувствовал себя полным идиотом и с раздражением покосился на учёного. Этот ушлый тип начинал его изрядно нервировать. - И куда мы отправимся, чёрт вас дери?
        - В Блумбери, - последовал невозмутимый ответ.
        - Блумбери? - Джентри ушам своим не поверил. - Но это же в пятидесяти милях от Раневола! Какого, хм, чёрта вам понадобилось в Блумбери?
        - Там располагается испытательная лаборатория ОСУ, - терпеливо, словно малому ребёнку разъяснял Крейг, посматривая на старшего инспектора с видом подавляющего превосходства. - Именно в Блумбери проводится тестирование советом всех новейших технологий. Неужели вы думаете, что ОСУ будет подвергать опасности жителей столицы, пойди во время испытаний что-нибудь, м-м-м, скажем, НЕ ТАК?! Хотя, напомню, что мои изобретения абсолютно безопасны. Но ради меня никто не будет делать исключения. Даже ради того, что способно в корне перевернуть все представления о мире, того, что я собираюсь представить совету.
        Джентри молча стиснул кулаки. Бог свидетель, как ему сейчас хотелось двинуть Крейгу в зубы. К своему стыду, Джейсон раньше и представить себе не мог, что его способен вывести из равновесия совсем малознакомый человек. А ведь он считал себя вполне спокойным и уравновешенным парнем…
        - Блумбери, значит, - натянуто сказал Джейсон. - И как мы будем туда добираться?
        - О, всё давным-давно продумано и отрепетировано, - успокаивающе сказал Крейг. - В девять утра от Северного железнодорожного вокзала по маршруту Раневол - Вайрут каждый день отходит поезд «Столичный экспресс» с остановкой в Блумбери. Добраться до нужного нам места не составит никакого труда. Признайтесь, Джентри, как часто вы ездите на поезде?
        - Не чаще, чем летаю на дирижабле.
        - А вот и жареный гусь! - торжественно провозгласила миссис Монро, появляясь в столовой с подносом в руках. - И пока вы будете ужинать, я и слышать не хочу, как вы обсуждаете свои наиважнейшие неотложные дела.
        
        Генриетта Барлоу смотрела голодным взглядом сквозь витрину кондитерского магазина. Там, за стеклом, в уютном сумраке, на многочисленных полках располагались до того вкусные на вид вещи, что у несчастной девушки непроизвольно начинали течь слюнки. Пироги с фруктовой начинкой и пирожные с кремом, сдобные, усыпанные корицей и маком пухлые булочки и воздушные торты, засахаренные марципаны и горы цукатов, целая страна сладостей, королевство лакомств и вкусностей. У Генриетты тоскливо заныл живот, и она с неимоверным усилием воли заставила себя отвернуться от такой притягательной картины.
        Ночь обрушилась на столицу, придавливая улицы чёрным саваном. Небо затянула стая непроглядных туч, словно отыгрываясь за подаренный горожанам прошедший солнечный день. Задул промозглый ветерок, принеся холод и сырость. Генриетта порядком продрогла. Кружевные чулки, фривольное платье и тонкая кофточка не спасали от холода. Её роскошные золотые кудри в свете газовых фонарей потускнели, васильковые глаза к концу дня приобрели выражение полного отчаяния, хорошенькое личико осунулось. Генриетта устала, замёрзла и оголодала. А ночь только начиналась! Ночь, главное и основное рабочее время ночных бабочек. С наступлением ночи они вылетают на улицы. Генриетта ненавидела ночь.
        Девушка крепко стиснула зубы и медленно пошла прочь от манящей её кондитерской лавки. Она шла, звонко цокая каблуками алых туфель, инстинктивно прижимаясь к обочине тротуара. Высившиеся вдоль дороги фонарные столбы освещали её неспешный путь. Генриетта весь день ничего не ела, её желудок громко взывал к совести, а ноги протестующе подкашивались. Проходя мимо наглухо закупоренной и ярко освещённой ювелирной лавки, Генриетта тяжело вздохнула. Она бы отдала все драгоценности мира за полдюжины пирожков с повидлом. Обычно девушки с её внешностью не голодают. У жриц любви, обладающих данными Генриетты, нет отбоя от клиентов. Они всегда хорошо одеты, сыты, цветуще выглядят и даже могут себя побаловать различными милыми побрякушками. И это несмотря на то, что львиную долю прибыли ночные бабочки вынуждены отдавать крышующим их сутенёрам. Генриетта и тут выбивалась из общего правила. Ей просто нечего было отдавать. За месяц деятельности на нелёгком поприще продажной любви она зарабатывала ровно столько, чтобы сводить концы с концами. Поэтому почти всегда голодала, и её частенько шатало от слабости. А всё
потому, что Генриетта была самой никчёмной и глупой проституткой в городе.
        Эффектная девушка с внешностью принцессы привлекала многих желающих вкусить запретный плод. Вот только она сама с трудом могла себя заставить позволить к себе прикоснуться. Выйти на панель Генриетту заставили определённые обстоятельства, но она никак не могла привыкнуть к своей новой роли в этом проклятом жутком мире, где девушки вроде неё вынуждены торговать своим телом, лишь бы только… Она, вздрогнув, торопливо прогнала прочь настырно вползающие в голову мысли. Она даже не хотела думать об этом. НЕ думать и не вспоминать. Воспитанной в приличной семье, в достатке и атмосфере тёплых родственных отношений, Генриетте претила её нынешняя жизнь. Ха, жизнь! Это не жизнь, с горечью говорила она себе. Это жалкое подобие жизни. А она сама из порядочной и воспитанной девушки превратилась в презираемую сама собой продажную девку. Да ещё в неимоверно тупую и бездарную, не способную даже как следуют прокормить себя!
        Сутенёром Генриетты был Большой Вилли - здоровенный и злобный малый, который плевать хотел на её душевные терзания и проблемы с нравственностью. Он то и не поколотил её до сих пор лишь потому, что был далеко не глуп и понимал, что негоже бить курочку, способную нести золотые яйца. Рано или поздно Генриетта «созреет» и тогда денежка потечёт рекой. Так зачем же портить эту смазливую мордашку, ради которой клиенты будут готовы платить полновесными фунтами? Вот и получалось, что Генриетта зачастую склонялась одна одинёшенька по улицам центральных кварталов города. А одинокая беззащитная девушка привлекает людей разного сорта. У Генриетты никогда не было проблем с представителями городского дна или товарками - репутация у Большого Вилли была не меньше чем он сам и бежала впереди него. Никто не посмел бы и пальцем тронуть собственность Вилли, без согласия на то самой девушки. Другое дело - некоторые клиенты. В тех редких случаях, когда Генриетта, доведённая до отчаяния, соглашалась на интимные предложения, далеко не всё складывалось хорошо и гладко.
        Неоднократно она шла на попятную в самый последний момент, когда распалённый страстью и желанием клиент был уже, что называется, готов. За что частенько ходила с ссадинами и синяками, тратя последние гроши на косметику, чтобы замазать следы побоев. Она старалась. Честно старалась. И делала вроде всё правильно. Зазывающе улыбалась, соблазнительно надувала губки, мурлыкала бархатистым голоском пошлые словечки, но обычно этим всё и заканчивалось. Максимум, что она могла заставить себя сделать, так это помочь клиенту руками. Некоторые соглашались и на такой облегчённый вариант, остальные (а их было большинство) оскорбляли её последними словами и пускали в ход кулаки. За последний месяц девушка выплакала столько слёз, что, казалось, её глаза давно должны были пересохнуть как пустыня Тархида. Но нет, всякий новый раз, получив взбучку, она убегала, пряталась в каком-нибудь закутке и рыдала. Рыдала так сильно, что потом у неё начинала болеть голова и першить в горле.
        Генриетта Барлоу, вероятно, была самой никудышной проституткой города. И, вероятно, самой красивой. На неё постоянно клевали. На неё засматривались и днём, и ночью. И взгляды эти были самыми разыми, в зависимости от времени суток, от восторженных до похабных. Конечно, девушка такой красоты и воспитания не должна была заниматься этим ремеслом, но порой жизненные обстоятельства бывают гораздо сильнее…
        Пройдя ещё несколько шагов, Генриетта остановилась у пекарни. Ещё издалека она почувствовала потрясающий аромат свежевыпеченного хлеба. Пекарня работал круглосуточно, чтобы начать отправку первых партий хлеба с самого раннего утра. Запах выпечки игриво щекотал ноздри, ввинчивался в нос и сводил с ума, дразня вкусовые железы. Девушка непроизвольно пошарила в карманах кофточки, в надежде, что отыщет хоть завалящуюся монетку. Но последние деньги она потратила ещё позавчера и с тех пор сидела на мели. В сумочку она заглядывать не стала. За исключением нехитрых женских вещичек в ней ничего не было, ни единого пенни.
        Генриетта стояла перед калиткой, ведущей во внутренний дворик изобилующей соблазнительными запахами пекарни, и никак не могла себя заставить идти дальше. Она знала, что если в ближайший час ничего не поест, то просто-напросто упадёт на холодные, безразличные к её мучениям камни тротуара. Голод терзал её желудок и туманил голову. Ну что ж, Генриетта решительно сжала кулачки, этой ночью ей придётся отработать по полной программе. Сейчас ей казалось, что ради куска хлеба она готова на что угодно, готова выполнить любой каприз самого прихотливого клиента. Если бы только эта решимость не испарилась, когда настанет пора преступить от слов к делу!
        Отринув последние сомнения, Генриетта толкнула незапертую калитку и пошла по хрустящей мелким гравием дорожке к приземистому двухэтажному зданию пекарни, из открытых окон которой выбивался свет и восхитительные ароматы свежей выпечки. Тут же, на подъездной площадки стояли три грузовых кареты, предназначенные для развоза хлеба по магазинам. Но девушка знала, что купить хлеб можно и прямо здесь. Стоит только подойти вон к тому окошку с широким лотком вместо подоконника и… И попробовать договориться. Осталось только надеется, что продавцом окажется мужчина.
        На полпути к заветному строению её перехватил бдительный сторож - средних лет грузный мужик в холщовой куртке и брезентовой широкополой шляпе. Он вырос словно из-под земли, вынырнув из ночного сумрака и остановив девушку недвусмысленным жестом.
        - Эй, дамочка, стоп-стоп, куда это вы намылились? - он замахал перед носом Генриетты руками. - Это частная территория, и посторонним вход воспрещён!
        - Я… Я хотела всего лишь купить хлеба, - испуганно пролепетала Генриетта.
        Сторож, сдвинув шляпу, озадачено почесал затылок:
        - Купить хлеба? Среди ночи? Дождитесь утра и занимайте очередь! Мы не продаём выпечку до семи часов.
        - Но… Но я бы хотела сейчас. Понимаете, мне очень нужно, - голос девушки совсем сник. - Я уже давно ничего не ела. Пропустите меня, пожалуйста!
        Однако сторож был неуступчив:
        - Нет-нет, и не думайте. Мы ни для кого не делаем исключений. И вообще, что это значит - давно ничего не ела? Вы… Хм, ты что - бродяжка какая, а?
        Несговорчивый поборник неприкосновенности частной собственности достал из внутреннего кармана куртки закрытый колпаком из толстого стекла алхимический фонарик и, щёлкнув переключателем, направил яркий жёлтый луч прямо в лицо зажмурившейся девушки.
        - Да нет, на бродяжку ты вроде не похожа, - недоумённо констатировал сторож, с немалым удивлением разглядывая золотые вьющиеся локоны, глубокое декольте атласного платья, юбочные оборки, кружевные колготки, туфли на высоком каблуке. Взгляд сторожа невольно задержался на округлых полушариях тугих грудей, выглядывающих из декольте. Кустистые брови мужика чуть не взлетели, когда он изумлённо округлил глаза.
        - Я не бродяжка, - хрипло произнесла Генриетта, беря себя в руки. Она НЕ останется голодной и НЕ уйдёт без хлеба. Облизнув ярко накрашенные алой помадой пухлые губы, девушка, щурясь, неожиданно подмигнула вконец опешившему сторожу. - Я думаю, что мы сможем договориться, дорогуша. Ну что тебе стоит закрыть глаза и сделать вид, что меня здесь и не было? Или же поступим ещё проще - ты сам принесёшь мне пару булок, чтобы я не мелькала тут. Я всё честно отработаю, не сомневайся.
        - Так ты это… Шлюха, что ли? - сторож убрал фонарик в сторону. - Вот так номер! Ты что, хочешь раздвинуть ноги за корку хлеба?
        - Я очень хочу есть, - с трудом сдерживаюсь, чтобы соблазняющая улыбка не превратилась в гримасу отчаяния, сказала Генриетта.
        Её слова неожиданно развеселили сторожа. Он громко захохотал, фонарик заметался туда-сюда, вгрызаясь пляшущим светом в ночную тьму, выглядывающее из-под распахнувшейся куртки объёмное пузо сторожа заколыхалось в такт смеху. Глядя на хохочущего над нею мужика, Генриетта внезапно поняла, что готова перегрызть ему глотку, если он не заткнётся сию же секунду. Она была готова лечь под его толстое брюхо, но выслушивать оскорбительный смех - нет.
        - Дьявол меня возьми! - отсмеявшись, сторож стёр выступившие на глазах слёзы толстым, как сарделька, волосатым пальцем. - Ты здорово меня насмешила, детка… По всему выходит, что ты на редкость дерьмовая шлюха, коли просишь у меня кусок вонючего хлеба вместо денег! Неужто ты не в состоянии заработать себе не пропитание? На вид не уродина, так какого ж рожна ты тогда голодаешь?
        Судя по интонациям, сторож не кривил душой. Его удивление было самым что ни на есть неподдельным. Генриетте показалось, что её сильно ударили. Её охватила такая жгучая обида, что жаркая краска бросилась ей в лицо, а живот скрутило тошнотворным узлом. Она уже и не знала, то ли от голода, то ли от чего ещё. Больше не улыбаясь, Генриетта затравленно посмотрела на сторожа.
        Хохотун меж тем продолжал разглагольствовать. И невооружённым глазом было видно, что он донельзя рад столь неожиданному развлечению, скрасившему его унылую ночную смену. Его перестали сколь либо трогать внешние прелести девушки. Теперь ему хотелось всего лишь поиздеваться.
        - А может, ты просто трахаться не умеешь, а? Или же настолько плохо это делаешь, что не стоишь и ломаного пенни? Или от тебя мужики шарахаются, потому что у тебя писька с зубами?
        От последнего «гениального» предположения сторож пришёл в такой бурный восторг, что заржал с новой силой. От хохота с его кудлатой головы едва не слетела шляпа.
        Генриетта, с ненавистью глядя на него, едва сдерживала подкатившие к горлу рыдания. От былой решимости не осталось и следа. Да как он смеет…
        - Прекратите! Прекратите смеяться надо мной! - не сдерживаясь более, выкрикнула она. - Вы не имеете никакого права…
        Лапа сторожа, метнувшись к её лицу, жёсткой хваткой стиснула ей челюсти, больно зажимая губы. Грубые пальцы сторожа пахли свежим хлебом и ядрёным чесноком. Несмотря на столь плачевную для себя ситуацию, от этого аромата девушка сглотнула голодную слюну.
        - Заткнись, - угрожающе процедил сторож, вновь поднимая фонарик. Генриетта, не в силах вымолвить и слова, зажмурилась. Из её горла вырвался сдавленный писк. - Тут, на этой сранной территории, я имею все права, что только придумал Господь бог, уяснила? А вот ты, сучка белобрысая, не имеешь здесь права даже находиться, не то чтобы ещё открывать свой поганый, не пригодный к делу рот. Поэтому слушай меня внимательно. Сейчас я тебя отпущу и дам такого пинка под твою жалкую задницу, что ты кубарем вылетишь отсюда на хрен. И больше я тебя здесь не вижу и не слышу, ясно? Или же я вызываю легавых, говорю, что поймал тебя на воровстве, и ты проводишь несколько незабываемых месяцев на казённых харчах. Хоть на дармовщину пожрёшь, а?
        Генриетта, не открывая глаз, чувствовала на своём лице ласкающее в такую холодную ночь тепло горящего фонаря. Её тонкие пальцы впились в толстую ручищу сторожа. От его хватки челюсти с каждым ударом сердца болели всё сильнее и сильнее. Казалось, что вот-вот они с хрустом рассыплются в этих немилосердных, но вкусно пахнущих пальцах.
        И тут девушка решилась на то, на что, как она считала до последнего мига, была в корне не способна. Раньше она никогда никого не била. И представить себе не могла, что у неё хватит отваги поднять на кого-нибудь руку. Впрочем, руку она и не подняла. Зато ногой двинула так, что мышцы от резкого движения прострелило острой болью. Носок туфельки угодил в пах ухмыляющегося сторожа и его глаза повторно округлились. Но на это раз не от удивления! Тут же выпустив девушку и уронив фонарь, сторож с жалобным скулёжем упал на колени, зажимая ушибленное место обеими руками.
        - Ах ты б… - задыхаясь от боли, фальцетом просипел сторож. - Да я тебя… С-сука…
        Не дожидаясь того, что захотел с ней сделать деморализованный противник, Генриетта развернулась и, подобрав юбки, со всех оставшихся сил бросилась бежать к выходу из пропитанного запахами свежеиспечённого хлеба дворика. Сторож, с широко распахнутым ртом и уязвлённым самомнением, остался за спиной.
        На высоких тонких каблуках бежать было ещё тем мучением, Генриетта несколько раз подворачивала лодыжки и только чудом не падала. Но остановиться или же просто оглянуться и посмотреть, не оклемался ли сторож, она не могла. Девушка бежала со всей прыти, всё ожидая, что позади вот-вот раздадутся гневные вопли и топот тяжёлых сапог. Ей не впервой было убегать от преследователей, будь то полицейская облава или разозлённые клиенты, так что она знала, насколько её хватит. А в этих туфлях и юбках далеко ей не смыться. Поэтому убежище придётся искать в самых тёмных закоулках. Нужно забиться в самую глубокую и недоступную для посторонних глаз нору, замереть, чтобы ни одно, даже самое чуткое, ухо её не услышало.
        Генриетта вскоре начала задыхаться, в боку закололо острым назойливым шилом, в висках бухали кузнечные молоты, из груди вырывался надсадный хрип. Она мчалась из последних сил, едва разбирая в чернильной густоте ночи дорогу. Прохладный воздух страстно лизал разгорячённое лицо. Девушка неслась, как на крыльях, не замечая мелькающие по обе стороны в чехарде быстрого бега погружённые в сон дома. Наконец она стала замедляться. Пробежав ещё несколько ярдов, Генриетта остановилось и тяжело дыша, попыталась глубоко вздохнуть. Воздух ржавым напильником резанул горло, и она громко надрывно закашлялась. Согнувшись пополам, Генриетта упёрлась ладонями в коленки. Её чуть не вырвало.
        Только сейчас, с трудом сосредоточившись, она сообразила, что убежала достаточно далеко, и незнамо куда. Она так и не услышала звуков погони. Ни тебе ругани вдогонку, ни угрожающих криков, ни лая спущенных собак. Да уж… Девушка нашла в себе силы криво усмехнуться. Совсем ты, родная, тупить начала. Да кому ты нужна, чтобы за тобой гнались пол квартала из единственного чувства мести? Вот если бы украла что ценное, а так… Ничего особо страшного не произошло. Яйца у того ублюдка не отвалились, и ладно.
        Она оказалась в на удивление тихом и безлюдном районе города, где за последние несколько минут ей никто не встретился. Пока Генриетта бежала, у неё не было времени особо оглядываться, теперь же она настороженно крутила златокудрой головой по сторонам. Не хватало ещё попасть из огня да в полымя. Кто его знает, на кого можно нарваться в этом месте? Вариантов хватало, от дежурного наряда констеблей до неуловимого Джека-Попрыгунчика! Смешок застрял у Генриетты где-то области вновь давшего о себе знать голодным ворчанием заледеневшего живота. Зря она подумал об этом чудовище, ох, зря!
        Вообще-то, когда припекало, Генриетта могла за себя постоять и девушкой была, по сути, не самой робкой, но одно упоминание о безжалостном маньяке наводило на неё несусветный ужас. Запахнув на покрывшейся мурашками груди кофточку, Генриетта непроизвольно поёжилась. И ни сколько от холода. Не поминай чёрта к ночи, говорят мудрые люди. Вот и она не будет забивать себе голову надуманными страхами, благо у неё и без того забот хватает. Для начала было бы неплохо всё же куда-нибудь спрятаться. Где можно будет присесть и размять разболевшиеся ноги. Поморщившись от вонзающихся в мышцы судорог, Генриетта потихоньку пошла на подмигивающие в ночи огоньки. Прямо напротив неё, по другую сторону дороги, возвышалось нечто огромное, заслоняющее собой полнеба.
        Перейдя пустынную в столь поздний час проезжую часть, до рези в глазах вглядываясь вдаль, Генриетта внезапно поняла, где именно она очутилась. Её угораздило добежать до улицы Маргариток, на которой располагался Северный Железнодорожный вокзал. Собственно, огромное здание вокзала и вырисовалось перед ней. Просто она оказалась с чёрного входа, этим и объяснялась царящая здесь тишина и полумрак, с трудом разгоняемый несколькими газовыми рожками. Приблизившись к громадному, скрытому темнотой зданию, Генриетта замедлила шаг. Стоп, вряд ли кому из местной обслуги придётся по нраву её присутствие. Девушка не понаслышке знала, что на железнодорожных станциях строго следили, чтобы никто из низов общества и на пушечный выстрел не приближался к перронам. К сожалению, к низам общества помимо нищих, цыган, напёрсточников и алкашей причисляли и ночных бабочек. А в Генриетте любой здешний охранник без труда опознает проститутку. Значит… Значит, к центральному входу она не пойдёт. Но способ забраться внутрь огромного стеклянного купола найдёт. Внутри тепло, сухо и спокойно. Внутри она сможет спрятаться и поспать
до утра. Если конечно взбунтовавшийся желудок позволит ей заснуть.
        Купол вокзала был сквозным, увенчанным дымящейся трубой паровой установки и шпилями молниеотводов. С востока в него заходили и на добрую сотню ярдов терялись несколько путей, выходя с запада. Под гигантской чашей, сработанной по самым передовым технологиям из армированного, непроницаемого для непогоды стекла, находилось шесть железнодорожных платформ, огромный зал ожидания, касса и целая россыпь небольших лавчонок, где прибывающие-убывающие пассажиры поездов могли купить почти любую полезную, или же совсем ненужную вещицу. Там же находились и пирожковые. Об одном только воспоминании о горячих пирожках с мясом и капустой у голодной девушки закружилась голова. К слову, ей уже доводилось бывать внутри Северного вокзала. Правда, это было давно, и одета Генриетта тогда была совсем по-другому. Раньше она, бывало, ездила поездом. Но раньше у неё была совсем иная жизнь.
        Старясь ступать мягко и бесшумно, что было крайне затруднительно на цокающих каблуках, девушка пошла по дуге, прячась в отбрасываемой куполом густой жирной тени. Внутрь можно попасть и не через двери. Всего то и нужно, что дойти до железнодорожного состава, втянувшего половину бесконечного туловища в здание вокзала, нырнуть под один из вагонов и по шпалам заползти внутрь. Плёвое дело. Останется только спрятаться в каком-нибудь закутке, а если повезёт, то и разжиться чем-нибудь более съедобным, чем старая мятая кожа её переброшенной через плечо сумочки.
        Сказано-сделано. Поднявшись, оскальзываясь на самых мелких камешках, по гравийной насыпи, Генриетта остановилась. Носки её туфель застыли в нескольких дюймах от стальных рельсов. Буквально под носом у девушки оказалась длинная, теряющаяся в темноте гусеница вагонов. Поезд замер на путях, спрятав голову-паровоз в недрах укрытого стеклянным куполом вокзала. Генриетта подкралась к украшенному ковкой и искусной резьбой высоченному массивному вагону класса люкс.
        Надорвав подол платья, чтобы не стеснял движения, Генриетта проворно нырнула под вагон. Втягивая голову в плечи, чтобы не удариться макушкой о железное днище, девушка резво поползла, обдирая на коленках колготки. Ползти по шпалам было не очень удобно и приятно, то и дело, минуя остро пахнущие смолой шпалы, ладони и коленки Генриетты попадали на пребольно колющийся гравий. К запаху шпал примешивалась забивающая нос вонь смазочных материалов и гари. Генриетта тихо шипела сквозь стиснутые зубы, но продолжала упрямо ползти вперёд. Когда она преодолела два вагона, то уличный прохладный сумрак сменился тёплым, приятно обволакивающим воздухом и хлынувшим под вагон ярким светом. Отлично, она уже внутри.
        Не спеша высовываться наружу, Генриетта устроилась, насколько это было удобно в её положении, с наибольшим комфортом, и, пониже опустив голову, внимательно осмотрелась. Золотые пряди падали ей на глаза, стальные диски колёс заслоняли обзор, но девушка всё же смогла увидеть немало полезного. Во-первых, к её немалой радости, ни одной пары ног, принадлежащих шатающимся по залу ожидания полуночникам, в зоне ближайшей видимости не замечалось. Во-вторых, никаких рыскающих по устилавшей пол мраморной плитке собак. Зачастую местная охрана выгуливала между перронов натасканных на воришек злобных доберманов. И в-третьих, внутри было не так уж и светло, как ей показалось сначала. Просто для глаз, привыкших к царившей снаружи пасмурной ночи, приглушенный свет вокзальных фонарей был сродни полыханию безжалостного солнца. На деле, в оснащённом по последнему слову техники гигантском здании вокзала электричество экономили и редко врубали подвешенные к потолочным фермам фонари на полную мощность.
        Генриетта прислушалась. До неё доносилось низкое, утробно звучащее пыхтение. Было похоже на тихий гул раскочегаренного паровоза. Паровые машины, поддерживающие на станции температуру, догадалась девушка. Каждая из последних, построенных в городе за последние двадцать лет, железнодорожных станций была оснащена этими чудесными машинами. Мощь и энергия пара дарили тепло, двигали багажные транспортёры, вращали лопасти вытяжных вентиляторов.
        Отлично, просто отлично, Генриетта позволила себе расслабиться. Наполовину она справилась, осталось теперь вылезти наружу, привести себя в удобоваримый вид и спрятаться там, где можно будет распрямить ноющую спину и где не будет этого въедающегося в кожу запаха смолы и машинного масла. Возможно, что один из торгующих в ночную смену лавочников угостит её поздним ужином и приютит до утра. Разумеется, за всё придётся платить. Но измученная и морально и физически, вконец обессилевшая и уставшая девушка была готова разделить ложе хоть с самим дьяволом, лишь бы съесть что-нибудь и спокойно поспать на чём-нибудь более мягком, чем гравий.
        И вот, когда Генриетта, набравшись храбрости, уже была готова покинуть своё убежище, её внимательному взору предстали невесть откуда взявшиеся ноги. Недовольно наморщив лоб, девушка почти улеглась на шпалы, пытаясь увеличить угол обзора. Кто-то, обутый в стоптанные хромовые сапоги до колен, неслышно подошёл к вагону, под которым она себе уже все бока отлежала. Негодованию Генриетты не было предела, но она не издала ни звука, угрюмо наблюдая за обутыми в сапоги ногами. Кроме сапог, заправленных в них тёмно-синих кавалерийских штанов, и почти достигающих пяток пол тяжёлого плаща, видно ничего не было. Генриетту поразило то, как неслышно это человек приблизился к вагону. Его сапоги были на высоких каблуках и, по идее, стук подмёток по мраморным плитам должен был с головой выдать их владельца ещё несколько секунд назад, ещё до того, как он взобрался на перрон.
        Но если ступал этот человек неслышно, то вблизи издавал достаточно громкие звуки. Генриетта услышала какое-то странное сопение, словно у невидимого ей незнакомца был заложен нос. Отчего-то его тяжелое спёртое дыхание бросило девушку в дрожь. Она вся покрылась гусиной кожей. Сопящее дыхание человека изрядно напугало её. Сердечко Генриетты суматошно заколотилось, едва не разбивая грудную клетку. Да прекрати ты паниковать, с раздражением одёрнула себя Генриетта, злясь на собственную трусость. Возможно, у него просто насморк. Это дурацкое сопение вовсе не означает, что он… Принюхивается. Эти звуки не значат, что он вынюхивает её, будто охотничий пёс. Вынюхивает…
        И вот тут девушке стало по-настоящему страшно. Едва не пискнув, она с силой вцепилась зубами в сжатый кулачок, душа рвущийся на свободу всхлип. Ни один человек не учует её, под днищем вагона, в окружении перебивающих всё и вся резких специфических запахов. Ну не может же, чтобы этот подозрительный человек чувствовал запах её пота и дешёвых клубничных духов!
        - О-о-о… Как сладко пахнет… - раздавшийся голос, негромкий, едва уловимый, показался Генриетте усиленным рупором громом. Она чуть не заорала от испуга. Голос был то того мерзким и противным, что она ни за какие коврижки не согласилась бы посмотреть в глаза обладателю такого голоса. То, как он говорил, с протяжными насмешливыми интонациями, словно каждое слово протягивал через омерзительно липкое вонючее болото, настолько поразило Генриетту, что она даже перестала дышать.
        Человек стоял, раскачиваясь с носка на каблук и обратно. Только сейчас девушка обратила внимание на поистине огромный размер сапог. Она себе и представить не могла, какого ростом должен быть это человек, чтобы носить обувь такого размера. На затылке девушки зашевелились волосы. Нехорошее предчувствие надвигающейся беды охватило её, посыпая студёным льдом ужаса.
        - Очень, очень сладко пахнет, - незнакомец мерзко хихикнул. - Как я люблю этот сладкий запах… Так может пахнуть только очень вкусная и аппетитная девочка. И куда же ты спряталась, моя хорошая? Ум-м-м. Ну до чего же вкусно ты пахнешь…
        Генриетта едва не прокусила кожу на до побеления костяшек сжатом кулаке. Её зубки разжались в самый последний момент. Она смогла удержаться лишь огромным усилием воли. Бегущую кровь этот сумасшедший сразу учует и тогда её ничто не спасёт. Интуитивно, на уровне мечущегося в панике подсознания девушка поняла, с кем её свела нелёгкая на железнодорожной станции. Понять то поняла, но принять отказывалась, цепляясь за обрывки растворяющейся в судорогах последней надежды, что всё обойдётся. А кто бы на её месте захотел бы поверить, что удостоился сомнительной чести услышать голос самого Джека-Попрыгунчика?!
        - Куда же ты спряталась, моя истекающая соком сладкая киска? - промурлыкал Джек. Он продолжал стоять на одном месте, громок сопя и похихикивая. - Я найду тебя, найду, моя мокрая щелочка… Ты не спрячешься от меня.
        Генриетта ещё успела покраснеть, услышав скабрезные высказывания Джека, когда он мягко оттолкнувшись носками сапог от перрона, в одно мгновения взмыл вверх. Его ноги исчезли с испуганно округлившихся глаз девушки, а спустя секунду откуда-то сверху донесся едва различимый стук по дереву. Это чудовище запрыгнуло на крышу вагона!
        Пожалуй, эта ночь стала для Генриетты ночью Неприятных Неожиданностей и Опрометчивых Поступков. Во всяком случае, по-другому описать свое поведение она не могла. Повинуясь какому-то проснувшемуся первобытному инстинкту, Генриетта ухватилась исцарапанными пальцами за стальные обводы колёс и рыбкой вынырнула из-под вагона.
        Подобрав опостылевшие юбки, Генриетта бросилась прочь от состава так быстро, как ещё была способна. К дьяволу всё! Пусть её ловит охрана, пусть на неё натравят всех доберманов вместе взятых, но она больше ни за что не останется рядом с этим монстром!
        Генриетта на своё счастье сообразила вылезти со стороны перрона, там, где ещё несколько секунд назад стоял предположительно Джек-Попрыгунчик. И теперь девушка во весь дух мчалась от поезда в зал ожидания, под недоумевающими взглядами толкающих тележки с багажом носильщиков. Едва не опрокинув одинокого господина с интеллигентным лицом в коротком пальто, стоявшего с задумчивым видом у неё на пути, Генриетта бросилась к выходу из вокзала. Вслед её понеслась отборная ругань едва не сбитого с ног «интеллигента».
        У девушки не было времени любоваться внутренним убранством и архитектурными красотами гигантского здания вокзала, и она точно не замечала многих деталей. Но не заметить заступивших ей дорогу двух крепких молодцев в синей униформе, высоких фуражках и револьверах в кобурах кожаных портупей мог бы только слепой. Охрана! Да подумаешь! Сейчас она была рада кому угодно, особенно если у этих людей есть оружие. Девушка на скользящих по мраморным плитам подошвах туфель затормозила в опасной близости от суровых станционных охранников. С трудом переводя дыхание, Генриетта махнула рукой себе за спину, указывая на поезд и, возбуждённо тараща глаза, скороговоркой выпалила:
        - Там, там… Там на вагоне Джек-Попрыгунчик! Он стоял на перроне, а затем р-раз и запрыгнул наверх! Скорее туда, пока он не успел спрятаться! Он ещё должен быть там!..
        К немалому удивлению и досаде Генриетты её сбивчивые слова не возымели должного воздействия. Она робко вглядывалась в мрачнеющие с каждым мгновением физиономии охранников и недоумевала. Да что же они медлят? Чего стоят, как привязанные? За что им платят, в конце то концов? Они уже должны вызвать подмогу и окружать поезд! Что это с ними?..
        Окончательно запутавшись в сонмище громоздящихся друг на дружку вопросов без ответов, девушка окончательно затихла, робко потупившись. А охранники тем временем во все глаза смотрели на неё. И видели симпатичную растрёпанную девушку лет двадцати с грязной мордашкой и потёками косметики под перепуганными глазами. Видели измятое платье из красного атласа с взывающим вырезом на груди и бедре. Видели ажурные, порванные на коленках колготки, туфли на высоком каблуке. Они видели замученную уставшую девушку, смахивающую на побывавшую в сомнительного толка передряге неудачливую проститутку.
        Один из охранников, постарше и повыше, с аккуратной щёточкой чёрных усов над верхней губой, снисходительно пробасил:
        - Так-так-так… И кто это у нас здесь? Милашка, ты часом, не заблудилась? Тут вокзал, между прочим, приличное место для приличных людей. Ты что, перепутала станцию с борделем?
        - Но… Но ТАМ Джек! Вон в том поезде спрятался Джек-Попрыгунчик… - запинаясь, проговорила Генриетта, отчаянно краснея под снисходительно насмешливыми взорами охранников и кляня себя за это. - Вы что, не расслышали меня?
        В разговор вступил второй охранник, совсем ещё молодой парень с лёгким пушком на бледных щеках. Он то и дело постреливал слегка косящими глазами в вырез платья девушки. Вид полных, тяжело вздымающихся грудей весьма заинтересовал его. С трудом отведя взгляд от декольте Генриетты, он сказал:
        - Да отлично мы тебя расслышали. Только знаешь, сколько мы таких, как ты, сказочников вылавливаем в ночные смены? Ты не первая бродяжка, кто прячется под вагонами на путях! И порой это плохо заканчивается. Андрэ, помнишь того бедолагу, которому месяц назад паровоз отдавил обе ноги, когда он спьяну не успел убраться с рельсов?
        - Такое и в страшном сне не забудешь! Но ты погляди на нашу пташку. Нет. Она вовсе не бродяжка. Что, повздорила с сутенёром? Или клиент попался несговорчивый?
        - Пока вы мне тут допросы устраиваете, опасный преступник уже успел десять раз скрыться, - сквозь зубы процедила девушка, готовая расцарапать молодому охраннику всю рожу за его плотоядные, ощупывающие её тело взгляды. - Я почти уверена, что видела Джека…
        - А мне на прошлой смене показалось, что в пришедшем из Форгуа поезде я увидел самого папу Филиппа Шестого, - буркнул Андрэ, заложив большие пальцы за широкою портупею. - Ты нам тут не заливай. Не маленькие, чай. Решила согреться в тепле, потому и заползла внутрь. День, видимо, был неудачный, поколотили тебя, ни шиша не заработала, а жрать-то хочется! Верно?
        Генриетта обречённо поникла. Не поднимая головы, она язвительно сказала:
        - Вам бы детективом работать в отделе по расследованию убийств.
        - А я там и работал несколько лет назад, - сказал старший охранник, самодовольно подкрутив усы. - Пока не выгнали, хм. В общем, так, у тебя ещё есть время, чтобы убраться отсюда как можно быстрее, пока я не обратился в полицию и не сообщил, что мы поймали проститутку, обворовавшую местную лавку.
        - Я не воровка! - вспыхнула Генриетта. - И я вам говорю, что…
        - Да кто тебе поверит? - засмеялся молодой. - Давай-давай, шевели своей красивой задницей и вымётывайся. Мы тебя даже торжественно проводим через главные двери!
        У девушки всё внутри оборвалось. Она едва не зарыдала. Она была голодной, уставшей, у неё болело всё тело, а теперь ещё её выставляют полной дурой, несущей несуразную околесицу. Ей стало так обидно, как не бывало уже давно. Подняв на охранников глаза, полные выступивших слёз, Генриетта прошептала:
        - Можете меня выгнать, но вы просто обязаны тут всё проверить. Говорю вам, Джек в этом здании, и я уверена, что он прячется где-то рядом. Пожалуйста, ну что вам стоит просто обыскать этот чёртов поезд?
        - Выход вон там, - помрачнев ещё больше, Андрэ указал на распахнутые двустворчатые двери в самом конце пустынного, не считая обслуживающего персонала, в столь поздний час зала ожидания. - Или хочешь загреметь в кутузку на несколько суток?
        При одном только упоминании о полиции Генриетту прошиб холодный пот, вмиг остудивший все её благородные позывы. Угодить в Империал-Ярд она боялась ещё больше, чем попасться в лапы Прыгуну. Нет уж, только не полиция… ТУДА ей точно нельзя.
        - Я ухожу, - девушка отвернулась от охранников. - Наверно вы правы… Я придумала эту историю, чтобы запудрить вам мозги.
        Уходя под подозрительными взглядами затянутых в униформу мужчин, Генриетта лихорадочно пыталась сообразить что-нибудь путное. Она-то была стопроцентно уверена, что ничего ей не померещилось, и ничего она не придумала. Страшный маньяк действительно прячется тут. Но что же ей делать? В полицию она не пойдёт никогда в жизни, на слово ей никто не поверит… Что же делать? Кому можно довериться в эту унылую, мрачную, полную страхов, смятения и необъяснимых событий ночь?
        И когда Генриетта, обогнув подметающего мраморный пол перед выходом пожилого работника, подошла к дверям, в её мозгу всплыло одно имя. Спунер. Этот обаятельный воришка и плут. У них с ним были очень даже неплохие отношения. Джек как-то хвастался, что у него есть один знакомый инспектор в Империал-Ярде, с которым они чуть ли не разлей вода. И что Джек частенько помогает ему в расследованиях…
        Спунер. Генриетта достал из сумочки платочек, и вытерла влажные глаза. Джек поможет ей. ОН точно поверит каждому её слову. Осталось только найти его. А это совсем непросто. Джек словно непоседливый воробей. Юный сорванец может оказаться в любой точке необъятного города. И пока Генриетта найдёт его, пройдёт не один день. Да что там день! Кого она обманывает? Ей не хватит и нескольких дней. Но терять столько времени в бесплодных розысках она не вправе. Остаётся проверить самые излюбленные берлоги Спунера. Благо пара из них находилась совсем неподалёку от железнодорожной станции. Что делать, если его там не окажется, Генриетта старалась не думать. Она не хотела загадывать настолько далеко. Жизнь слишком быстра и непредсказуема, чтобы просчитывать наперёд каждый шаг.
        
        Невидимка не скрывал отвращения и брезгливости, рассматривая этих парней. Похожи как братья (они что - все ТУТ родственники?). Все трое одинаково небриты, обуты в грубые башмаки, одеты в потёртые кожаные куртки, на коротко стриженых головах засаленные котелки, в прищуренных глазах жажда наживы. Крепкие руки, грязные ногти, гнилые зубы. У одного неправильно сросшийся, некогда сломанный нос, у второго шрам на левой щеке в виде звёздочки, у третьего не было правого уха. На вид матёрые уголовники, по которым давно плачет виселица. По сути таковыми и являлись. Невидимка не любил подобный тип людей. Как-то сильно резался в его представлении образ трудовых пролетариев с узколобыми рожами этих бандитов.
        Но выбирать было особо не из кого. Руперт лично поручился за каждого из этой троицы, заверив террориста, что проблем они не создадут. Мол, очень надёжные и проверенные ребята, настоящие народные борцы за правое дело. И вот теперь, с кислой миной рассматривая этих бегемотов, Невидимка думал, что Руперт не иначе как издевается над ним. Впрочем, кому как не ему знать, на что способны эти уголовники. Невидимка, после внепланового делового разговора с правой рукой Манфреда, ещё больше убедился в том, что этот острый на язык тип занимает не последнее место в криминальной иерархии столицы.
        Как бы там ни было, выбирать Невидимке и вправду не приходилось. На войне любые средства хороши. А в том, что он ведёт войну, да не простую, а священную, за освобождение страны от власти продажных кровососов, Невидимка никогда не сомневался. И вообще дареному коню в зубы не смотрят. К тому же Руперт обеспечил его весьма полезной и своевременной информацией. Каналы осведомителей в подполье работали как безупречные вертонские часы. Оперативности и организованности осведомительной сети Руперта можно было только позавидовать. Что ни говори, а без помощи руководителей подполья Невидимка ещё долго топтался бы на одном месте.
        Помимо ценной наводки Руперт снабдил Невидимку неприметным, но добротным почтовым дилижансом, запряжённым двойкой резвых рысаков и вот этой троицей быстрых наподхват парней бандитской наружности. Ещё раз всмотревшись в лица своих новых подручных и не найдя там ни капли совести, Невидимка сухо сказал:
        - Операцию начнём в шесть утра. В это время почтовые кареты начинают развозить по улицам газеты и письма. Поэтому мы ничем не будем выделяться. А, как известно, почтовиков полиция никогда не останавливает, да и внимания мы не будем привлекать. Но, объясняю один раз и для всех, в случае чего, слову держу я один. Ясно? С кем бы нам ни пришлось столкнуться, хоть с констеблями, хоть с молочницей, вы держите рты закрытыми.
        - А не поздновато, в шесть то часов? - засомневался Сломанный нос. - Вдруг, они ранние пташки и упорхнут из гнёздышка раньше, чем мы к ним нагрянем?
        - Не упорхнут, - сказал террорист. - В шесть утра ещё темень кромешная. Да и нет им никакого резона выезжать так рано. Информатор сообщил, что конференция начнётся не раньше часу дня. А от дома объекта до Академии всего-то часа полтора езды на паромобиле. Так что торопиться они не станут. Поймите, нас никто не ждёт. Им и в голову не приходит, что мне известно, где они прячут Крейга.
        Шрам, старательно прислушиваясь к разговору, сплюнув на землю сквозь выщербленные зубы, сказал:
        - Лезть в хату к полицейскому… Да ещё старшему инспектору отдела по расследованию убийств… Попахивает знатным дерьмом. Этот хмырь не последняя шишка в Империал-Ярде. Как бы не было с ним проблем, а?
        - Боишься? - презрительно спросил Невидимка. Трусов он терпеть не мог. Особенно тех, кто на словах готов без колебаний броситься на пушечный расчёт во благо революции, а на деле трясётся за свою вонючую шкуру. - Их всего двое. Один из них обычный законник, а второй хилый умник с учёной степенью и никудышным зрением. Чемодан, что он таскает с собой, весит больше него! Или ты испугался хозяйки особняка, этой старушенции, у которой инспектор снимает комнаты?
        Сломанный нос с Безухим весело заржали, с превосходством поглядывая на побагровевшего товарища. Шрам злобно зыркнул на них и поспешил оправдаться:
        - Я вовсе не боюсь, просто как бы потом Империал-Ярд весь город на уши не поставил! Убрать инспектора в его собственном доме и этого яйцеголового - это вам не шутки!
        - Тебе, вам ВСЕМ заплатили более чем достаточно, чтобы вы не терзались подобными мыслями, - резко оборвал бандита Невидимка. - Мне не нужны ваши сомнения. О последствиях будут думать те, у кого больше мозгов, вам ясно?
        - Да яснее не бывает, - сказал доселе отмалчивающийся Одноухий. Невидимка так и не смог вспомнить за какое преступление отсекают правое ухо. - Проникаем в дом, глушим обоих, со старухой поступаем по обстоятельствам, забираем чемодан и уходим. Не сложнее, чем отнять у ребёнка пряник.
        Невидимка одобрительно кивнул.
        - Ну что ж, вижу, что кое-что до вас всё-таки дошло. Отлично, у нас ещё есть время выспаться.
        - И пусть нам присниться кто-нибудь приятный! - ухмыльнулся Сломанный нос. Улыбка на его бандитской роже выглядела жутковато. - С большими сиськами и мокрыми письками.
        - М-да, жаль, что домоправительнице этого инспекторишки уже седьмой десяток пошёл! - посетовал Одноухий.
        Невидимка с отвращением смотрел на них. Почему-то ему показалось, что подобных недоносков не остановит даже более чем почтенный возраст женщины.
        - Скоро у вас будет столько денег, что хватит на десяток элитных шлюх каждому, - сказал он. - Всё, разбежались. В четыре утра чтоб все были как штык.
        Глава 7
        Когда Элен рассказала вернувшейся в три час пополудни миссис Гиллрой о своих злоключениях на Яблочной улице, демонстрация взбунтовавшихся горняков была уже подавлена. До самого вечера улица была перекрыта нарядами полиции и гвардией. Рынок опустел, собравшимся зевакам вежливо, но настойчиво порекомендовали убраться куда подальше. Городские власти стремились как можно быстрее привести улицу в порядок. Предстояло заделать вывороченную пушечными снарядами мостовую, отмыть всю кровь с камней, оказать помощь пострадавшим, вывезти трупы. В Империал-Ярд для расследования происшедшего забрали самых рьяных демонстрантов. Остальных, проигравших в неравной схватке штыкам и ружьям, разогнали.
        Разумеется, девушка ничего этого не знала. Явившись в особняк Гиллроев без корзины и овощей, Элен никого не застала. Дверь была запрета, значит, дворецкий, отправившись за детьми, ещё не возвратился. Особняк, в отсутствие хозяев и прислуги, всегда запирался, несмотря на то, что Стефан никогда не покидал его стен. Сердечно поблагодарив Джека за помощь и расцеловав зардевшегося паренька в обе щёки, Элен распрощалась с ним и открыла дверь собственным ключом. Поднявшись на третий этаж, всем существом чувствуя тяжесть давящей на неё пустынной тишины огромного дома, Элен упала в своей комнате на кровать и опять разрыдалась.
        Она раньше и представить себе не могла, что можно так испугаться. А испугалась Элен настолько сильно, что сейчас, лёжа на постели, зарывшись лицом в подушку, рыдала взахлёб, сотрясаясь всем телом. Весь ужас произошедшего, весь страх от осознания того, что побывала на волосок от смерти, разом навалились на девушку, душа и распиная. Элен никогда не считала себя трусихой, но то, что она увидела и услышала на Яблочной улице, настолько сильно её испугало, что до сих пор продолжало кидать в дрожь, как при сильной тропической лихорадке. Легко философски рассуждать о смерти, пока она маячит на недосягаемом горизонте, пока ты молод и полон сил, и призрак костлявой кажется обычной детской страшилкой. Но когда ты сам сталкиваешься со смертью лицом к лицу, то быстро понимаешь всю тщетность жизни и своё полное бессилие что-либо противопоставить ей. У старухи с косой невозможно выиграть, поняла Элен. От неё можно только сбежать. Но вечно бегать не получится ни у кого. Смерть выносливее самого быстрого бегуна.
        Миссис Гиллрой и Шатнер с детьми появились примерно в одно время. К этому моменту вволю наплакавшись, Элен расчесалась, умылась, сменила платье, и с видом приготовленной к казни преступницы поджидала хозяйку внизу, в гостиной. Миссис Гиллрой, только бросив на няню студёный взгляд льдисто-голубых глаз, сразу поняла, что произошло нечто из ряда вон выходящее. Отправив радостно завопивших при виде Элен двойняшек с дворецким на кухню, Катрин приказала кусающей губы девушке взять себя в руки, присесть на диван и рассказать ей всё, как на духу. Сдерживаясь изо всех сил, чтобы не разныться при хозяйке, заикаясь и сглатывая слова, Элен поведала о своём неудачном вояже на рынок. Девушка ожидала гневных криков, упрёков за потерянное имущество, выговоров за невыполненное поручение. Элен ожидала самых суровых мер наказания, вплоть до увольнения. Ей было отлично известно, как ведут себя в подобных случаях богатые и влиятельные люди. Провинившаяся прислуга для них становится неблагонадёжной прислугой. Некомпетентной. А с некомпетентными слугами поступают проще простого. Полный расчёт и прощальный пинок под зад.
Замирая от волнения, Элен готовилась к самому худшему.
        Но к её немалому изумлению, поросшему в ступор, Катрин, внимательно выслушав и ни разу не перебив, подалась вперёд и приобняла её, с жаром сказав, что ни в чём её не винит! Отстранившись от опешившей Элен, миссис Гиллрой с прорезавшейся в обычно невозмутимом голосе праведной яростью сказала, что нет ничего удивительного в том, что на улицах города творится подобное бесчинство. О какой общественной безопасности может идти речь, когда стало небезопасно ходить за продуктами, а любой, кто желает высказать сугубо личное мнение, рискует быть убитым или же брошенным в тюрьму! Элен не сразу поняла, что яростные, обличительные речи Катрин направлены на городскую администрацию, парламент и министра в частности. Со слов Катрин выходило, что их министр - недалёкий тупоголовый мужлан, не видящий дальше собственного носа и ведущий страну прямой дорогой в бездну безнравственности, морального разложения и абсолютного бесправия.
        Настолько эмоциональной при Элен миссис Гиллрой ещё не была. Даже родные муж и дети вызывали в ней куда как меньшие по накалу страстей чувства. Элен была настолько впечатлена речью хозяйки, что даже не обратила внимания на заглянувшего в гостиную дворецкого. Увидев воздевающую к небу руки Катрин и сидевшую с совершенно ошарашенным видом на краешке оббитого синим вельветом дивана Элен, старик лишь вскинул левую бровь.
        - Успокойся, дитя, - Катрин ободряюще улыбнулась девушке самыми краешками тонких губ. На высокомерном, словно высеченном из бледно розового мрамора лице женщины это было равносильно широкой ухмылке. - Я ни в чём не обвиняю тебя. Не бери в голову эту жалкую корзину, право слово! Прекрати вести себя как маленькая испуганная девочка и соберись. Забудь сегодняшний день как страшный сон. Но помни, что наш мир отнюдь не райские кущи. В нашей жизни нужно быть готовым ко всему.
        - Вы… Вы расскажите мистеру Гиллрою? - почему-то для Элен этот вопрос был очень важным.
        - Обычно у меня нет секретов перед мужем, - Катрин задумчиво подпёрла холёными пальцами острый подбородок. - Но я полагаю, что ему не станет хуже, если он не узнает о том, что сегодня с тобой произошло. Пусть это будет нашим маленьким секретом. Мы обе с тобой женщины, а у женщин должны быть свои женские тайны. В которые мужчин посвящать совсем не обязательно.
        - Спасибо вам огромное, миссис Гиллрой! - не скрывая облегчения, выдохнула Элен. Она всё ещё не могла поверить, что всё закончилось. И у неё голове совершенно не укладывались внезапно проснувшиеся в Катрин сочувствие и поддержка.
        Катрин совсем по-матерински погладила девушку по густым тёмно-русым волосам.
        - Ну всё-всё, достаточно, дорогая. Иди займись детьми.
        - Но мне так стыдно… - Элен не знала, куда деть руки. - Я не выполнила задание мистера Шатнера…
        - Ну что ж, значит, меню сегодняшнего ужина придётся несколько изменить. Обойдёмся без зелени. Бог с этими овощами, милочка. Я приказываю тебе выкинуть из головы всё, что с тобой произошло на рыночной площади. Договорились? - Катрин обхватила холодными твёрдыми пальцами подбородок Элен, заставляя посмотреть себе в глаза.
        И встретившись с пристальным взглядом голубых кристаллов на высокомерном, без единой кровинки лице Снежной королевы, Элен поняла, что хозяйка не просит, а именно приказывает. И что невыполнение приказа чревато очень неприятными последствиями. С телячьими нежностями и женским состраданием было покончено. Элен нашла в себе силы не отвести взор и гордо вскинуть голову, насколько позволяли сжимающие её подбородок пахнущие дорогими духами пальцы.
        - Молодец. Умная девочка, - проворковала Катрин, отходя от девушки. - Кстати, завтра у нас состоится званый ужин. На семь вечера. Мы с Джеймсом пригласили в гости доктора Аткинса. Я говорила тебе, что этот милейший человек лечит нашего Стефана? Наверняка говорила!
        - Да, мэм, ваша правда.
        - Я бы хотела попросить тебя помочь мистеру Шатнеру с приготовлениями. Наш дворецкий абсолютно незаменим и мастер на все руки, но годы постепенно берут своё… Понимаешь, дорогая? К тому же я уверена, что у такой умной и внимательной девочки и вкус под стать. Определённо твоя помощь не будет лишней. Шатнер по натуре ретроград. А в этом доме зачастую не хватает свежего взгляда на многие вещи! Ну так что, я могу на тебя рассчитывать, милочка?
        А разве у неё есть выбор? Не затягивая с ответом, Элен сказала:
        - Это меньшее, что я могу сделать для вас, мэм.
        - Никогда не разбрасывайся пустыми словами, - Катрин улыбнулась, блеснув ослепительно белыми и ровными зубами. Сказать по правде, это были совсем не те слова, что ожидала услышать невольно смутившаяся Элен. - Отлично! Я предупрежу мистера Шатнера.
        Катрин вышла из гостиной, оставив девушку в некотором смятении. Конечно, миссис Гиллрой было вольна просить няню своих детей о небольшой услуге, после того, как последняя несколько опростоволосилась. Элен всерьёз считала, что ещё легко отделалась. Многие дамы, подобные Катрин, не стали бы церемониться с бедной девчонкой с улицы Шестерёнок и уж точно никто не посочувствовал бы ей. Но Катрин… Удивительная женщина. Полная ледяного спокойствия и студёной отстранённости. И тут на тебе…
        Для себя Элен решила, что с хозяйкой нужно как минимум держать ухо востро. Девушка никак не могла понять её. А ведь Элен думала, что неплохо разбирается в людях. Но Катрин поставила её в тупик почти с самого начала, и продолжает удивлять и по сей день. Вообще весь старинный особняк Гиллроев представлял собой одну сплошную загадку. Постоянно занятый на работе хозяин дома, его мраморная жена, оба словно сошли с картинки о жизни аристократов, да и замашки у них соответствующие, но при этом уверяют, что не имеют ничего общего с дворянским древом. Обычные богатые промышленники. Дворецкий, пропитанный до мозга костей средневековыми традициями и ханжеством. Душевно больной старший сын хозяйкой четы, скрывающийся в бесчисленных комнатах огромного дома, как фамильный призрак. Три уволенных до прихода Элен няни…
        Одни только непоседливые двойнята не вызвали у девушки никаких подозрений. Элен и сама не заметила, как привязалась к этим шалопаям. Мысли о хозяйских детях тут же вызвали у девушки грусть. Прошло всего пять дней, а она уже соскучилась по родным. По маме, по отцу, по Тони. Младший братишка наверно уже весь извёлся, ожидая, когда сестра вернётся на выходной. Ну что ж, завтра она добросовестно отстоит вахту на званом ужине, а в воскресенье с утра вызовет таксомотор и поедет домой. Первая рабочая неделя на новом месте показалась Элен чересчур растянутой и переполненной событиями. И кто после этого посмеет утверждать, что неприметная работа скромной няни проста и неинтересна?
        
        - И охота вам вставать в такую рань? - обычно по утрам Джентри пребывал в ворчливом настроении. Был за старшим инспектором один грешок - уж больно любил он поспать. Каждый будний рабочий день (за исключением форс-мажорных обстоятельств разумеется) Джентри вставал ровно в семь часов. И любое несоблюдение графика вызвало в нём жуткое брюзжание. Что уж говорить о его настроении, когда этим утром они встали в половине пятого!
        - Поезд отходит в шесть часов. Мы должны успеть добраться до испытательного полигона не позже десяти. Поезд прибудет в девять, и у нас будет всего час на то, чтобы поймать дилижанс, - Гордон Крейг, тщательно выбритый, расчесанный, в дорогом костюме, пальто, лайковых перчатках и шляпе-котелке был свеж как огурчик. Пенсне в его левом глазу задорно сияло, огромный чемодан стоял на полу возле обутых в начищенные ботинки ног. - Я поражаюсь вам, Джентри. Вы же офицер полиции! Как можно быть таким соней? Ума не приложу, как вам удалось изловить и засадить за решётку всех преступников, заслуги в поимке которых вам приписывают газеты?
        Джентри злобно зыркнул на учёного:
        - Потому что, в отличие от вас, бандиты тоже обычные люди. И определённую часть суток они спят, хотите верьте, хотите нет.
        - А я, по-вашему, кто? - в карих глазах Гордона сквозило неподдельное любопытство.
        - Ни сколько вы, сколько вся ваша братия, - продолжал бухтеть Джейсон, накидывая плащ и доставая с вешалки шляпу. - Вы изверги и испытание всего человеческого рода. Хуже любых маньяков. Нехристи.
        Крейг негодующе вскинул брови:
        - Чертовски лестное сравнение, сэр! Мы обязательно обсудим ваши теологические изыскания в другое время. Сейчас же нам нужно поторапливаться. Пока вы ещё дрыхли без задних ног, я взял на себя ответственность вызвать такси из «Конюшен Старка». На паромобиле мы быстро домчимся до Северного вокзала.
        Сверившись с жилетными часами, Джентри склочно сказал:
        - Дорогое удовольствие, пользоваться услугами «Конюшен Старка».
        Подхватывая чемодан, Гордон непринуждённо заметил:
        - Наука требует жертв. И зачастую материальных.
        - Особенно когда пахнет солидной наживой в будущем, - хмыкнул Джентри, отпирая входные двери.
        Пропуская инспектора широким жестом вперёд, Крейг сказал:
        - Бог с вами, сэр! Вы прекратите сегодня есть меня поедом? Ещё вчера за ужином я предупредил, что вставать будем рано, впотьмах. Вот уж не думал, что вы такой неженка. Или вам снился какой-нибудь, м-м-м… Скажем так, особый, интимный сон? А? Не поделитесь?
        Джентри зажёг уличный газовый рожок и запер за вышедшим учёным двери.
        - Смотрю, на вас с утра нападает словоохотливость, Крейг.
        - Просто у меня хорошее настроение, - сказал учёный, пряча улыбку.
        Через несколько минут к особняку миссис Монро, выплёвывая в поддёрнутый редким туманом сырой воздух клубы дыма, подкатил паровой дилижанс. Крейг велел водителю на всех парах мчаться к Северному железнодорожному вокзалу и вслед за Джентри забрался в просторную кабину машины. Внутри было относительно тепло и тихо, где-то за задней стенкой приглушенно пыхтел котёл. На носу машины зажглись яркие жёлтые фары, разрезая предрассветную тьму и дилижанс, взвизгнув резиновыми покрышками, с ходу набрал приличную скорость. Слегка покачиваясь на сиденье попрыгивающего на неровностях дороги паромобиля, Джентри был вынужден признать, что когда дело требует срочности, эти железные чадящие тарахтелки зачастую незаменимы.
        Джейсон смотрел на пролетающие за окном, смазанные ночным сумраком, очертания домов и силуэты деревьев. Смотрел, как с периодичностью в несколько секунд вспыхивают и гаснут, исчезая в ночи, уличные фонари. Смотрел и думал о том, что жизнь современного города настолько быстра, что за ней не всегда поспеешь и на самом лучшем и скоростном паромобиле. А быстрая жизнь диктует свои правила игры. Хочешь жить по этим правилам - успевай шевелиться. Не успеешь, так и останешься топтаться где-то на обочине. Движение - это жизнь, а жизнь привыкла без удержу мчаться вперёд. Иногда Джентри ловил себя на мысли, что катастрофически не успевает. Что постоянно опаздывает и отстаёт. Что застрял где-то на пересадочной станции в напрасном ожидании чего-то…
        Дёрнув щекой, старший инспектор нахлобучил на глаза шляпу и, сложив руки на груди, буркнул:
        - Я вздремну чуток. Если что, не стесняйтесь меня толкнуть.
        - У вас есть чуть менее часа, - Джейсону показалось или в голосе Крейга и впрямь прозвучала зависть? Может, учёный мучается элементарной бессонницей? Тогда его внешняя бравада имела бы под собой разумное объяснение. Если не можешь нормально выспаться, то ничего не остаётся, как изображать из себя бодрую сову.
        Чемодан Гордон поставил рядом на сиденье. Пальцы в чёрной перчатке слегка поглаживали шершавую кожу. Со стороны создавалось впечатление, что для этого человека не существует ближе и дороже вещи, чем большой, обтянутый коричневой кожей и запертый на два замка чемодан. Губы учёного беззвучно шевелились, пенсне тускло поблёскивало в полумраке трясущегося салона. Можно было подумать, что он тоже заснул. Но Крейг не спал. Все его мысли занимала предстоящая презентация. Ни о чём другом он не мог и думать. Шутка ли, он собирался предложить коллегам идею, настолько опережающую своё время, что до подобного, по его самым скромным расчётам, ещё не додумались бы лет двадцать!
        Паромобиль, не сбавляя хода, мчался по мощённой булыжником дороге, сворачивая в нужных местах, и приостанавливаясь перед возникающими препятствиями. Город просыпался. Кто-то только высовывал нос за порог дома, а кто и входил внутрь. Смена сменяла смену. Одни поднимались с постелей, другие ложились спать. На улицах становилось всё больше людей, дороги заполонялись каретами, дилижансами и паромашинами. Возобновляли рейсы омнибусы, открывались лавки и магазины, цветочные оранжереи и портняжные ателье. Закрывались с первыми проблесками зари ночные увеселительные заведения и распахивали двери столовые и рестораны. Город не прекращал пульсировать ни на час. Ночная жизнь немногим по накалу страстей уступала дневной. И лишь небольшой отрезок времени можно было считать переломным. Момент, примерно с пяти утра до семи, когда происходила своеобразная пересменка. Когда человека одолевает самый глубокий сон, тогда город как бы замирал, чтобы спустя полторы сотни минут во всеоружии гомона и шума встретить утро нового дня.
        К Северному железнодорожному вокзалу они прибыли, когда небо на горизонте, незамутнённое в эти предрассветные минуты смогом фабричных труб, окрасилось в серо-голубой цвет. Совсем скоро поднимающееся солнце добавит своих красок, пронзив бледнеющее полотно красно-оранжевыми прожилками. За время пути Джентри успел выспаться и потому чувствовал себя не в пример лучше, чем час назад. Во всяком случае, он перестал угрюмо коситься на своего подопечного и даже предложил свою помощь, когда Крейг, не расставаясь с багажом, направился к кассе покупать билеты на утренний рейс поезда «Столичный экспресс» по направлению Раневол - Вайрут с остановкой в Блумбери. Ушлый Джентри хотел проверить вес чемодана Крейга, но тот, понимающе усмехнувшись, отмёл радушие своего спутника, сказав, что ему совсем не тяжело носить плоды собственной гениальности.
        Пожав плечами - мол, не больно то и хотелось, Джейсон остался стоять на перроне, внимательно из-под полей шляпы посматривая вокруг и одновременно не упуская из виду фигуры ставшего в очередь учёного. К утру в гигантском здании вокзала набилось порядочно самого разномастного народу, от спешащих в обе стороны пассажиров до местных торгашей, чистильщиков обуви и уличных музыкантов, наяривающих на видавших лучшие времена инструментах любую мелодию на заказ. Зоркие глаза ощупывали каждое подозрительное лицо в бурлящей под стеклянным куполом толпе, каждый предмет, в той или иной степени похожий на оружие. Здесь, за исключением бродяг и проституток, постоянно собиралась весьма разноплановая и представительная компания людей. Жители столицы самых разных слоёв общества. Железнодорожные вокзалы, благодаря вполне доступным по цене билетам на плацкарт, напоминали шумные крикливые базары. Кого тут только не было! Вон стоит, упираясь широкой спиной в кожух паровой установки багажного транспортёра, дюжий механик в заляпанной машинным маслом робе. Вооружившись огромным разводным ключом, он что-то громко, не
стесняясь в выражениях, доказывал лысеющему коротышке в длиннополом клетчатом пиджаке и галстуке-бабочке. Вон молодая влюблённая парочка, радостно смеясь, проталкивается к стоящему на шестом пути готовому к отправлению поезду. Паровоз утробно рычит, лязгая механизмами и пронзительно посвистывая. Стальные колёса дрожат, готовые со скрипом впиться в рельсы. Настоящее железное чудовище, усеянное тысячами заклёпок и пыхтящее почище огнедышащего дракона. Но молодой парочке всё нипочём, они смотрят друг на друга и больше никого не видят. А вон и тщедушного сложения карманник в пижонском костюмчике и пробором посреди напомаженных волос. Изображая праздношатающегося повесу, он весьма профессионально запустил правую руку в сумочку богато одетой старушки, которая, ничего не замечая, умилительно сюсюкала с белым, нахального вида, кокетливо подстриженным пуделем. Собаченция прекрасно себя чувствовала на костлявых руках хозяйки и даже и ухом не повела, когда воришка вытащил из сумочки старушки кошелёк. В другое время Джентри обязательно бы вмешался, но сейчас он ни за какие коврижки не станет хватать карманника за
руку. Это не его дело. Не станет же он, право слово, рисковать всей операцией ради поимки одно из десятков промышляющих в этом районе воришек.
        В конце концов, пусть вон те бравые парни, именуемые вокзальной охраной, что с важным и чинным видом прогуливаются взад-вперёд между платформами, оправдывают свои высокие зарплаты и занимаются своими непосредственными обязанностями, а не подглядыванием за молоденькими симпатичными девицами и выяснениями, с чем нынче пирожки у старины Грэма?
        Пока Крейг толкался в очереди, Джентри решил купить утреннюю газету. Он всегда уделял просмотру свежей прессы немало времени. Джейсон старался быть в курсе происходящих в городе и стране событий. Правда, он отдавал себе отчёт, что средства массовой информации зачастую достаточно вольно трактуют те или иные происходящие события. Не раз бывало так, что он замечал вопиющие несоответствия между написанным на первых полосах и тем, что действительно имело место быть. Особенно вольнодумие газетчиков касалось приоритетных расследований Империал-Ярда, к коим старший инспектор имел непосредственное отношение. Так же Джейсон не исключал, что в и других областях жизни города газеты безбожно врут. Но как отличить истину от вымысла?
        Заплатив в ближайшем киоске за ещё пахнущий типографской краской номер Раневол-Ньюс шесть пенсов, Джейсон стрельнул взглядом в спину постепенно приближающегося к кассе учёного и зашуршал страницами. Его не особо интересовали политические события и новости театра и оперы. В первую очередь Джейсона волновали сводки криминальных новостей. Его всё больше беспокоил тот факт, что пресса всё меньше и меньше внимания уделяет Прыгуну. Как будто маньяк остепенился и количество преступлений, совершённых им, резко упало. Но на деле всё было совершенно не так.
        Хм, а это что? Так-так-так, Джейсон развернул газету, отгораживаясь от дрейфующих по мраморному полу вокзала людей. «Сорванный митинг на Яблочной улице». Опять? Помнится, Спунер совсем недавно упоминал, что в городе прошла забастовка рабочих. А что же у нас тут? Кто вышел на улицы? «Городская полиция при поддержке гвардии разогнала вооружённую толпу митингующих горняков, проводящих несанкционированный акт протеста против правящего режима…». Джейсон скептически нахмурился. С каких это пор рабочие стали вооружаться? «Митингующие всели себя крайне агрессивно, выкрикивая подрывающие государственный строй лозунги…». «В результате шествия было разбито множество окон и витрин, повреждено несколько экипажей…». «На предупреждение выехавших к месту творящихся безобразий сил правопорядка митингующие ответили угрозами и градом камней…». «Полиция и Гвардия были вынуждены применить силу, в результате чего…»
        - Эй, вы часом не заснули? - Крейг помахал перед лицом зачитавшегося Джейсона купленными билетами. - Вы даже не заметили, как я подошёл! А если бы меня в этот момент попытались украсть, вы бы и не почесались. Так бы и стояли, уткнувшись носом в эту газетёнку!
        - Я бы ещё и глаза закрыл, - сказал Джейсон, сворачивая газету трубочкой и засовывая в карман плаща. Очень интересные вещи происходят в последнее время. Чутьё сыщика услужливо подсказывало Джентри, что с этим митингом всё далеко не так прозрачно и ясно, как кому-то хочется показать. Пожалуй, газеты врут ещё чаще, чем ему думалось…
        Всучив старшему инспектору один из билетов, Крейг сказал:
        - Боже мой, сэр, у вас такой вид, словно вы прочли о похоронах своей любимой тётушки. Я вот, к примеру, вообще газеты не читаю. Пустое это занятие.
        - Вы так считаете? - Джентри с любопытством посмотрел на Гордона. Тот энергично взмахнул рукой, как бы охватывая всё гигантское, накрытое куполом из стали и стекла здание вокзала.
        - Что вы видите? Стойте, не утруждайтесь, я сам скажу! Вы видите всех этих людей, поезда, все эти механизмы, да мало ли что! Вы видите всё, что нас окружает, своими глазами, которым вы доверяете. А что нам предлагают газеты? Они впаривают нам напечатанные под диктовку вирши нечистых на лапу редакторов и журналистов! Газеты предназначены для слепцов и тугодумов. Нет уж, увольте, у меня пока свои глаза видят. Пусть и не очень чётко и зорко, но я им пока доверяю.
        - Потише, Крейг, не привлекайте внимания здешней охраны, - Джентри проводил настороженно оглядывающихся на них охранников доброжелательным взглядом. - Бывает, вы говорите забавные вещи…
        - Оболванивание народа вы считает забавным? - Гордон выглядел изумлённым. - Впрочем, что ещё можно взять с находящегося на государственном довольствии волкодава!
        - Который, возможно, однажды спасёт вас от стаи волков, - парировал Джентри.
        - Хм, спорить с вами - одно удовольствие, сэр. Пройдёмте к нашему поезду? Посадка начнётся через пять минут.
        Джентри глянул на гигантские четырёхсторонние часы, подвешенные в центре зала ожидания. Удерживающие часы хромированные цепи уходили вверх и терялись под самым куполом. На круглом циферблате, защищённом толстым небьющимся стеклом, стрелки с фосфоресцирующим напылением показывали шесть сорок пять. В семь их поезд тронется в путь, покидая здание вокзала. Да, пора поспешать, глупо будет опоздать из-за беспочвенных споров.
        Они прошли к шестой платформе, на которой уже столпилась ватага обременённых скарбом пассажиров. Отделанные красным и чёрным деревом вагоны, надраенные заклёпки, вымытые окошки, стальные колёса, огромный, с крытым тендером, вытянувшийся на несколько десятков футов паровоз. На носу дымовой коробки и на обращённой к пассажирам двери будки машиниста причудливая вязь букв, складывающихся в надпись - «Столичный Экспресс». Паровоз ворчал и пыхтел, из клапана со свистом вырвались струйки разогретого пара. Рядом топтался, сжимая в руке рожок, один из помощников начальника станции. По его сигналу, готовый к отправке поезд сдвинется с места.
        - Какой из вагонов наш? - Джейсон сверился с билетом. - О, класс «люкс»! Поедем как приличные люди, в купе.
        - Люблю путешествовать с комфортом, - ответил Крейг. - Большое количество людей в замкнутом пространстве меня изрядно нервирует.
        Забравшись в третий вагон, спутники поневоле прошли в самый его конец, если считать от головы состава. Их купе было последним из шести. Джентри отодвинул Крейга в сторону и первым заглянул внутрь, устроив беглый осмотр роскошно убранного салона.
        - Неплохо, совсем неплохо, - вынес вердикт старший инспектор. - Жить можно. Заходите.
        Оказавшись внутри, Крейг тут же избавился от чемодана, задвинув его под расположенный у окошка резной столик, раздвинул дорогие благоухающие лавандой шторы и бухнулся на дутый кожаный диван.
        - Отлично. Вы не находите, что в положении преуспевающего учёного есть определённые преимущества, мой друг?
        Джентри захлопнул дверь, бросил шляпу на стол и уселся на второй диван.
        - Полагаю, билет на класс «люкс» стоит несколько дороже плацкартного? - иронично спросил он.
        - Всего каких-то двенадцать фунтов, - подмигнул через пенсне Крейг. Он поднял воротник пальто, словно отчаянно мёрз.
        - Для большинства людей это непосильная сумма. - Джентри был впечатлён. Сам он нечасто ездил и первым классом, не говоря уже о «люксовом».
        - Ну, так они ж и не покупают такие дорогие билеты!
        Покачав головой, Джейсон ещё раз осмотрелся. Оббитые лакированным деревом стены, бархат занавесок и хрустящая кожа диванов, шкаф-гардероб, заставленный нарядными бутылками застеклённый бар, вышеупомянутый столик у окна, на полу дорогой ворсистый ковёр.
        Снаружи раздался пронзительный напев рожка - сигнал к отправке. Поезд ощутимо вздрогнул, паровоз окутался клубами густого пара и, залихватски свистнув в ответ, тронулся с места. По рельсам застучали стальные колёса, поезд медленно потащился к выходу из крытого здания вокзала. Джентри посматривал в окошко, на исчезающих из поля зрения толпящихся в зале ожидания провожающих «Столичный экспресс» людей. Паровоз вытянул состав наружу и начал с пыхтеньем разгоняться. Вагоны послушно, как собачки на привязи хозяина следовали за ним. Над горизонтом уже поднялось солнце, пытаясь пробиться холодными негреющими лучами в окна вагонов, игриво щипая глаза пассажиров.
        - Не желаете рюмочку на дорожку? - Крейг недвусмысленно указывал на бар.
        Джентри отрицательно покачал головой.
        - И вам не советую. Мы должны добраться в Блумбери без приключений и опозданий. И поэтому и вы, и я должны быть абсолютно трезвыми. На всякий случай.
        - Вы иногда кажетесь неисправимым занудой, - усмехнулся Гордон. - Скажите на милость, что с нами может, как вы говорите, приключиться в этом поезде? Или вы думаете, что в нашем купе заложена бомба? А что - любопытная мысль! А вдруг ВЕСЬ поезд заминирован и наши минуты сочтены?
        - Не ёрничайте, сэр, - Джентри снисходительно улыбнулся. - Не нагнетайте понапрасну обстановку, вам всё равно не удастся убедить меня распечатать бутылку виски. Вы что, нервничаете?
        Гордон снял котелок и присоединил к лежащей на столике шляпе собеседника. Учёный выглядел несколько смущённым:
        - Немного волнуюсь. Как-никак мне предстоит нелёгкая задача. Мало изобрести что-нибудь полезное и оригинальное. Необходимо ещё убедить определённых людей, что эта штука, над которой ты корпел много месяцев, действительно стоит каждой потраченной минутки и бессонной ночи! А это зачастую бывает сложнее, чем сам творческий процесс. Вы бы знали, с каким количеством снобов и упёртых консерваторов мне зачастую приходится бороться!
        - Полагаю, вы справитесь. Вам наверняка не впервой убеждать людей в состоятельности своих работ.
        - Рад, что вы понимаете меня!
        Старший инспектор не ответил. Он смотрел в окно и ловил себя на мысли о том, что, оказывается, как редко он выбирается за пределы города. Столица словно держала его в себе, не давая ни одной свободной минутки и не позволяя лишний раз взглянуть на небо или задуматься о том, что происходит за пределами городской черты. Что ж, он давно стал пленником Раневола, его неотъемлемой составной частью, винтиком неумолимой машины правосудия. У Джейсона просто элементарно не хватало времени ни на что, кроме работы. Ни на личную жизнь, ни на развлечения. Походы в театры ему заменяли еженедельные стрельбища в тире, личную жизнь - коллекция орудий убийства, родственников - коллеги-сослуживцы, а жену - капитан Вустер. Если вдуматься, то не вполне равноценная замена… Но Джентри уже давно привык. Он был женат на своей работе. И, что скрывать, она ему нравилась. Это был брак по взаимовыгодному расчёту, лишённый человеческого тепла и глубоких чувств. Джентри сцепил пальцы в замок, мрачно посматривая в окно. Чёрт, а ведь он и не заметил, как превратился в бездушный механизм. Всячески порицая и при каждом удобном случае
охаивая достижения промышленной революции, он сам был частью этой системы, внося свою лепту и не желая иной жизни.
        - Как вы думаете, Гордон, что должно стоять у человека на первом месте? - внезапно спросил Джентри, не отрываясь от окна. Поезд набрал приличный ход и со звонким перестуком колёс шустро мчался по бесконечной железнодорожной ленте.
        Крейг чуть ли не в ужасе вытаращился на него. Не иначе как решил, что у Джейсона припадок некой редкой неизлечимой болезни.
        - Вы задаёте столь животрепещущий и неоднозначный вопрос учёному, для которого нет ничего дороже его работы?
        - Вы видите здесь ещё кого-нибудь? - раздражённо сказал старший инспектор.
        - Неисповедимы пути господни… Всё-всё, не надо выхватывать револьвер и стрелять в меня! Не знаю, как там для других… Согласитесь, что у каждого здравомыслящего индивидуума своя шкала ценностей и приоритетов! В общем, лично для меня самым важным в жизни является благополучие моих родных, затем работа, ну и на третье место я поставлю выгоду. Я люблю свою работу, Джентри и мне нравится то чувство свободы, что она даёт. Мне нравится, что я могу позволить себе практически всё, что захочу. Разве это плохо? Что может быть худого в том, что моя семья ни в чём не нуждается? Я не смогу при всём желании обогреть всех сирых и убогих, да и не стремлюсь… Я в этом мире для других целей. Но обеспечить себе и близким достойное существование мне вполне по силам. Так почему бы и нет?
        - Вы, должно быть, счастливый человек, - сказал Джейсон, по-прежнему не смотря на учёного.
        Крейг открыл, было, рот, но вовремя уловил в голосе спутника грустные нотки и проглотил готовые сорваться язвительные слова. Он заёрзал на сиденье, пытливо поглядывая на полицейского, но поскольку тот продолжал пялиться в окно, Крейг понял, что его ожидания бесполезны. Джентри больше не намерен продолжать разговор. Ну да и Бог с ним, решил про себя Крейг. У него найдётся, чем заняться, пока они не прибудут в Блумбери. Гордон был опытным бывалым путешественником и поэтому его давно не волновали сами поездки и не трогали достопримечательности. Он достал из внутреннего кармана пальто потрёпанный исписанный блокнот, новомодную чернильную ручку и углубился в понятные лишь ему одному исчисления.
        А Джентри всё смотрел в окно. Пути железной дороги тянулись через весь город, рассекая кварталы и перерезая улицы. Бесконечные линии сверкающих на солнце рельсов периодически изгибались, поворачивая разогнавшийся поезд в том или ином направлении. За составом тянулся длинный густой шлейф чёрного дыма. Ненасытный котёл пожирал уголь лопату за лопатой, обеспечивая паровой машине необходимую мощность. Поезд грохотал по рельсам, набрав впечатляющую скорость в восемьдесят миль в час.
        У Джейсона, с замиранием сердца наблюдающим, как проносятся за окнами городские здания и запрудившие проснувшиеся улицы люди, дух захватывало от такой скорости. Поезда, как он слышал, были способны разогнаться до ста двадцати миль в час! Ещё совсем недавно это казалось просто невероятным, фантастическим. Но сейчас то, что считалось недостижимым для человеческого ума, прочно входит в обиход почти любого современного человека. Когда мир наводняют такие вещи, как паровозы, дирижабли, иллюзиограф, пневмопочта и прочие технические новшества, поневоле начинаешь верить, что чудеса случаются.
        «Столичный экспресс» миновал центральные районы, со всеми их старинными особняками, роскошными домами, громадами муниципальных задний, акрами парков, фонтанами, скверами, толпами прилично одетых горожан, сотнями экипажей и постепенно подбирался к окраинам.
        Дома становились беднее, улицы грязнее. Разбитые дороги, облупившаяся краска, потрескавшаяся штукатурка. По вросшим в землю тротуарам сновали плохонько одетые люди. Никаких тебе памятников, фонтанов и чистеньких скверов. За окном мелькали забитые всякой всячиной лавки, парикмахерские, дешёвые мастерские, стонущие от ветхости домишки.
        Буквально через сотню ярдов, оттесняя бедные окраинные улочки, начинались практически вынесенные за территорию города промышленные районы. Здесь в небо вонзались сотни дымящихся труб. Над раскинувшимися громадами заводов и фабрик постоянно витал смог. В небе, цепляя трубы и молниеотводы, в любую погоду была рассеяна сизо-свинцово-серая дымка, сквозь которую солнце виделось невзрачным жёлтым шариком. В промышленных районах постоянно стоял неумолчный гул и грохот. Пульсация сотен паровых установок и тысяч механизмов, гул электродвигателей и вой насосов, пыхтенье котлов и дрожь от ударов гидромолотов. Промышленные районы обеспечивали жизнь города и прилегающих окрестностей всем необходимым. Здесь плавили руду и выплавляли металл, собирали мебель и шили одежду, ковали и резали, демонтировали и собирали. Тут же находилась самая современная тепловая электростанция, снабжавшая столицу электричеством. Чуть поодаль высились бастионы ткацких фабрик и простирались пакгаузы деревоперерабатывающих заводов.
        Железная дорога проходила совсем рядом с тянущимся комплексом заводских зданий, огибала кожевенную фабрику и выходила напрямую к широкой ленте ласкающей северную часть города глубоководной Магны. За Магной раскидывались пригородные районы, военный аэродром для тяжёлых дирижаблей класса «Тайфун» и Стеблфордская железнодорожная станция. Однако «Столичный экспресс» шёл прямым ходом, минуя её. По всему пути в Вайрут поезд останавливался только в Блумбери.
        Через речку был перекинут гигантский Аридийский мост, соединяющий город и северные районы. Мост выгибался плавной дугой, кусая противоположный берег. В этом месте ширина Магны достигала своего максимума, раздвигаясь почти на двести ярдов. Мост проносился над её волнами, опираясь на множество металлических колонн. Помимо колонн, мост на весу удерживались сотни тросовых растяжек, соединённых в хитроумную конструкцию, оплетающих мостовой пролёт по все протяжённости. Издалека мост казался хрупким и изящным, сплошь тонкие ниточки растяжек и колон, ажурные сплетения ферм и швеллеров. Ночью мост освещался электрическими лампами. Кроме проложенных по нему двух ветвей железной дороги, тут же, параллельно путям тянулся довольно широкий проезд для колёсных экипажей.
        «Столичный Экспресс», лязгая колёсами и стуча поршнями, приближался к мосту. Мимо уставившегося в окно Джентри пронеслось трёхэтажное здание компании «Фоггерт», занимающейся производством радиаторов парового отопления, мелькнул и исчез складской комплекс, остались далеко позади жилые дома и конюшня. Поезд пронёсся через Литейный квартал, где, казалось, сам воздух дрожал от жара не остывающих ни днем, ни ночью доменных печей на плавильных заводах. Сразу за промышленными цехами на пути следования паровоза вырастала кожевенная фабрика. Джейсон посмотрел на приземистые строения, с неустанно коптящими трубами и поблагодарил провидение, что в их купе закрыто окно. Запах в этих местах, благодаря выделываемой кожи, стоял просто убойный, хоть святых выноси. Как в этой ужасной, проникающей в каждый закоулок вони, жили люди, Джентри ума приложить не мог. Впрочем, человеку свойственно ко всему привыкать. Привыкли и местные жители. А куда деваться, особенно если родился в этой грязи и вдохнул этот запах раньше, чем попробовал на вкус молоко матери?..
        Поезд вышел на прямую линию, дальше начинался мост. Паровоз бодро вскочил на полотно моста, обгоняя неспешно движущийся по соседнему пути фургон, впряжённый в четвёрку тяжеловозов, и поволок за собой все два десятка вагонов, затаскивая их на середину безмятежно перекатывающейся внизу реки. Но перед тем как экспресс забрался на мост, Джейсон успел увидеть разбитую под постройку довольно-таки просторную площадку, оккупированную козловыми кранами и паровыми бурильными установками.
        - Опять что-то собираются строить, - вслух произнёс он, откидываясь на мягкую спинку кресла. Засиявшее на ясном синем небе красноватое солнце слепило глаза. Впрочем, Джейсону показалось, что с севера небо начинает стремительно темнеть, не иначе как далёкий ветер натягивает на пригород дождевые тучи.
        - Мы живём в век свершений и открытий. Сейчас постоянно что-то где-то строят, - отозвался Крейг, не отрываясь от задумчивого созерцания своих блокнотных записей. - В строительстве достигнуты высоты, о которых раньше приходилось только мечтать. Ведущими архитекторами-инженерами Вилфордского университета разработан проект постройки тридцатиэтажного здания! Представляете?
        Джентри честно попытался представить, и от вырисовывающейся в воображении высоты задуманного здания у него закружилась голова. Поэтому старший инспектор счёл, что, должно быть, Крейг преувеличивает.
        - По-моему, самые высокие здания насчитывают не больше десяти этажей, - блеснул познаниями Джентри. - Это сколько футов? Сто-сто двадцать? Вы хоть отдаёте себе отчёт, каким высоким должно быть здание в тридцать этажей! Помилуйте, Крейг, даже если такую махину смогут построить, то пока доберёшься по лестнице до последнего этажа, ноги сотрёшь!
        Поезд пересёк Магну, нарастил сброшенную при подъёме на мост скорость и, торжествующе засвистев, ринулся дальше, покоряя стальные рельсы и пересчитывая шпалы. Гордон снисходительно посмотрел на Джейсона, не скрывая усмешки.
        - Вы всё ещё недооцениваете развитие современных технологий, сэр? Вы слышали о такой штуке, как лифт?
        - Я не настолько тёмный как вы думаете, - раздражённо сказал Джейсон. - Разумеется, я знаю, что такое лифт. Это…
        - Грузоподъёмное устройство для транспортировки на большие высоты различных грузов, - с наглой улыбочкой закончил за полицейского Крейг. Джентри тут же захотелось придушить этого всезнайку. - Ну так что мешает использовать лифты для подъёма людей в строящихся высотных зданиях? Сейчас разрабатываются лифты последнего поколения, которые приходят на смену гидравлическим. С помощью энергии пара можно доставить груз или человека на практически любую высоту за какие-то считанные секунды!
        - Высоко взлетишь, далеко будешь падать.
        - Эти проблемы давным-давно решены! С тех пор как при изготовлении лифтов стали использовать концевые ограни…
        - Всё-всё, хватит! - бесцеремонно оборвал оживившегося учёного Джейсон. - Я не собираюсь весь остаток пути выслушивать ваши научные лекции. Увольте.
        Крейг примиряюще поднял вверх руки. Обиженным он совсем не выглядел. Во всяком случае, когда он прятал в карман пальто блокнот, на его губах продолжала гулять лёгкая улыбка.
        - Отлично, давайте погорим о чём-нибудь другом. Например, о театре. Или… Хм, Джентри, а как вам иллюзиограф?
        Джейсон неопределённо пожал плечами.
        - Ничего не могу вам сказать, Крейг. Не видел, не знаю.
        - Да вы что? - ахнул Гордон. - Это же самое модное и популярное развлечение на данный момент. Невиданное зрелище! Вы даже себе и представить не можете, что потеряли. А объяснить у меня вряд ли получится, такое надо видеть. Иллюзиограф - это общепризнанное чудо света!
        Прерывая восторженные восклицания Гордона, в дверь вежливо, но настойчиво постучали, и, не дожидаясь ответа, в купе заглянул одетый в тёмно зелёный мундир с фуражкой на седой голове дородный усатый кондуктор.
        - Пожалуйста, ваши билеты, господа.
        Внимательно изучив протянутые пассажирами билеты, кондуктор важно кивнул, пробил плотные прямоугольники картона компостером, пожелал всего доброго в дальнейшем пути и, аккуратно притворив дверь, проследовал дальше по коридору. Джентри ожидал появления контролёра намного раньше, до того, как они покинут городские пределы. Видимо, важного усача задержали непредвиденные обстоятельства.
        - Волшебство движущихся картинок, так, кажется, называют это изобретение, - Джейсон вернулся к прерванному разговору. Надо же было чем-то занять себя! Если Крейгу приспичило поговорить о научных достижениях, то быть по сему.
        - Более того, мистер Джентри, - поднял указательный палец Гордон. - Иллюзиограф - это открытие, которое связывает эпохи, соединяет настоящее и будущее. Чёрт меня подери, если это не величайшее достижение искусства со времён изобретения театра! Только представьте, как наши потомки будут просматривать ленты, запечатлевшие события наших дней. С помощью магии иллюзиографа мы сможем оставить нашим потомкам историю, которую они увидят собственными глазами, без малейших изменений и мистификаций! Спустя пятьдесят, сто лет люди будущего увидят наш мир таким, какой он и есть на данный момент. Разве могли историки хотя бы мечтать о чём-то похожем раньше? Представляете, как было бы удивительно нам с вами смотреть в театре ленту о жизни в средневековье или древней Фламандии? Увидеть воочию, а не читать на полуистлевших свитках, неизвестно сколько раз и чьими руками по чьим-то приказам переписанных!
        Старший инспектор в кои-то веки не пропустивший мимо ушей ни слова из страстной речи учёного, вынужден был признать, что последний во многом прав. Пожалуй, иллюзиограф и впрямь довольно-таки занятная штуковина. Сходить, что ли, на сеанс, глянуть самому хоть одним глазком, что это за дивный зверь такой?..
        - Смотрю, у вас особое отношение к этому чуду, - сказал Джентри, поглядывая в окно. За стеклом проносились подпирающие друг дружку скромные загородные домики. Стало больше деревьев, садов, свежих пашен. Совсем скоро поезд вырвется на простор, где его буду окружать одни поля, расчерченные насаждениями сбросивших листву лесополос.
        - Вообще-то это я придумал иллюзиограф, - небрежно сказал Крейг и скромно потупился.
        Джентри медленно повернул голову и настороженно уставился на явно завравшегося учёного.
        - Хм, вообще-то даже мне, человеку весьма далёкому от всех этих игрушек, известно, что иллюзиограф придумал Кристоф Дюбуа. Вы здесь каким боком, сэр?
        - Разве вы уже забыли, что я вам говорил на счёт своих изобретений и распространённой в нашей учёной среде гибкой системе тайной работы? - Крейг был само недоумение. - Я же рассказывал вам, что практически все мои открытия, запатентованные ОСУ, носят имена абсолютно посторонних людей, не имеющих к ним никакого отношения! Так же и с иллюзиографом. Я продал патент на его производство ОСУ, они приписали это изобретение некоему Дюбуа, я даже не знаю, существует ли такой человек в действительности, и все остались довольны. Я получил свои деньги, ОСУ долгосрочный патент, этот Дюбуа известность, а простые люди невиданное до селе развлечение. Все довольны и все счастливы! Разве такой подход не прекрасен?
        Джейсону нечего было возразить. Он продолжал с несколько пришибленным видом поглядывать на спокойно рассуждающего о весьма значимых для человечества вещах учёного. А в принципе, что плохого в желании Крейга работать инкогнито? Разве это противозаконно - не высовывать из лаборатории носа и не мелькать на страницах газет? Да и какая, в конце концов, разница для народа, кто именно придумал очередную игрушку! Дюбуа, Крейг или ещё кто… Всегда в первую очередь в памяти остаются сами открытия, изобретения, а уж потом фамилии придумавших их людей. Вот даже если взять первое пришедшее на ум техническое достижение за последние тридцать лет, такое, как тот же паровоз. Кто первым догадался соорудить и поставить на рельсы этого железного монстра? К стыду своему Джентри не знал, зато отлично знал, что паровоз из себя представляют. И старший инспектор не думал, что в этом плане сильно отличается от остальных. В веках остаются открытия. Имена помнят немногие. И в чём-то это неправильно. Людская забывчивость часто приводит к весьма печальным последствиям.
        - Вы дьявольски интересный человек, Гордон, - Джентри теперь смотрел на кутающегося в пальто учёного несколько по-другому.
        - О, я полон всяческих сюрпризов, - подмигнул ему свободным от пенсне глазом Крейг.
        
        Дуглас Макинтош, кондуктор поезда «Столичный экспресс» обошёл уже шесть вагонов, три класса «люкс», три первого класса и протиснулся через дребезжащие от тряски двери в коридор седьмого, так же относящегося к первому классу. Шесть купе, шесть постукиваний, шесть вежливых обращений и дальше в следующий вагон. Рутина. Обычная тоскливая и однообразная рутина изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год. Макинтош работал кондуктором «Столичного экспресса» вот уже без малого двенадцать лет. Двенадцать лет однообразной рутины. Но Макинтош был из той породы счастливчиков, которым нравилась их работа. Ему нравилось ощущать себя частью чего-то важного и значимого. Он был как бы незаменимым винтиком в механизме этого поезда. Поездом управляют люди, такие же винтики, как и он. Машинист, помощник машиниста, кочегар, кондуктор, прочие работники… Вытащи все эти винтики и механизм рассыплется. Поезд остановится, и никто никуда не поедет.
        За всё время работы Макинтош не получил ни одного взыскания. Спокойный, подчёркнуто вежливый и уравновешенный, он отлично ладил как с начальством, так и с коллегами. Ну и что, что на первый взгляд, его обязанности не назовёшь слишком уж сложными или тяжёлыми? В работе поезда каждый винтик выполняет свою роль. Макинтош проверял билеты, отлавливал «зайцев» и обеспечивал должный порядок на борту состава. Такова была его работа, и он с ней превосходно справлялся.
        За двенадцать лет Дуглас изучил «Столичный экспресс» вдоль и поперёк, знал досконально каждый закуток любого вагона. Ещё ни один безбилетник не смог от него укрыться. Подобных негодяев, нарушителей отточенной работы поезда Макинтош вылавливал, где бы они ни прятались. От его чуткого нюха и острого взора невозможно было укрыться ни в вагоне-ресторане, ни в багажном вагоне, ни в тендере с углём. Если Макинтош нападал на след «зайца», то будьте уверенны, как бы не был хитёр негодник, а от карающей длани вездесущего кондуктора он не уходил.
        Итак, последний четвёртый вагон первого класса, за ним в сцепке идёт вагон-ресторан, а дальше начинаются, вплоть до общего по счёту четырнадцатого, плацкартные вагоны второго класса. Замыкали состав битком забитые бедняками пять вагонов третьего класса и багажный вагон.
        Макинтош поочерёдно стучал в двери купе, входил внутрь, зорко, но ненавязчиво осматривал расположившихся на мягких диванчиках пассажиров, проверял билеты, щёлкал компостером, желал доброго пути и выходил. Такие вот нехитрые отработанные за годы службы до автоматизма манипуляции, повторяющиеся изо дня в день. Вагоны первого класса отличались от люксовых более скромной отделкой стен и отсутствием дорогих марок вин в застеклённых барах. В остальном различия были настолько незначительными, что незнающему человеку и в глаза не бросались. Чуть проще занавески на окнах, возможно, подушки диванов не такие мягкие, вешалки внутри гардеробных шкафов из менее «престижных» пород дерева.
        Под перестук колёс, ступая по устилающему пол узкого коридора тёмно-зелёному коврику, Дуглас добрался до последнего, шестого купе четвёртого вагона первого класса. Кондуктор на секунду замер напротив двери, затем резко постучал костяшками пальцев по деревянной, вскрытой лаком вишнёвого цвета поверхности, и нажал на ручку. Дверь бесшумно отворилась внутрь, и он переступил порог купе.
        - Добрый день, пожалуйста, приготовьте ваши билеты, - заученно проговорил Макинтош. Внимательные глаза пожилого кондуктора за долю секунды обшарили салон от и до, и, не заметив ничего противозаконного, остановились на пассажирах.
        Путешествующих в шестом купе четвёртого вагона первого класса было трое. Одетый в шерстяной светло-серый костюм-тройку мужчина с котелком на голове мирно дремал, уткнувшись подбородком в грудь, под мягкое покачивание вагона. Сидящая рядом с дремлющим пассажиром дама в длинном кремовом платье с горностаевым манто и широкополой шляпке, украшенной страусовыми перьями, следовала примеру своего соседа по диванчику. Должно быть, супружеская пара, утомлённая долгими переездами, решил про себя Макинтош. Крепко спят, даже на стук в дверь не проснулись. Было, правда, нечто такое, что смущало Дугласа в них, то, чему он не мог дать никакого объяснения… Ну что ж, так или иначе, придётся потревожить этих спящих голубков. Порядки одинаковы для всех. Но начнёт он, пожалуй, с третьего, бодрствующего пассажира.
        Макинтош негромко кашлянул и повторил, особенно выделяя последние слова:
        - Сэр, ваш билет, пожалуйста.
        Тот словно и не слышал кондуктора. Знай себе продолжал, сгорбившись, сидеть на втором диванчике, облокотившись о стол и глядя перед собой. Макинтошу показалось, что он что-то шепчет под нос. Какая-то неразборчивая скороговорка. Широкие плечи странного пассажира подрагивали. Что это с ним, насторожился Макинтош, делая осторожный шаг вперёд? Приболел или же элементарно пьян? Тогда непонятно, как умудрилась заснуть эта парочка, находясь в одном купе с этим подозрительным типом!
        - Сэр, что с вами? Вам плохо? - Дуглас наклонился, пытаясь заглянуть в скрытое стоячим воротником длинного потёртого кожаного плаща лицо бормочущего человека. Кондуктор надеялся, что всё ещё образуется самой собой, что ситуация вот-вот прояснится, и он потом сам посмеётся над собственной подозрительностью. - Сэр?..
        - Нет-нет-нет, мне вовсе не плохо, мне очень даже хорошо, - внезапно отозвался пассажир, заставив Макинтоша вздрогнуть и покрыться противными мурашками. Голос заговорившего резал уши, был гортанным, скрипучим, и довольно мерзким, словно обсыпанным наждачной крошкой и приправленный издёвкой пополам с ехидством. - Плохо моим друзьям. Бедняжки… Им так плохо, что они не выдержали и заснули. Давайте не будем их будить, мистер контролёр. Уверен, мы сами во всём разберёмся.
        Он начал подниматься, опираясь огромными заросшими чёрными волосами кулачищами о стол. Выпрямившись, пассажир едва не вонзился тульей высокой шляпы-цилиндра в оббитый бархатом потолок купе. Макинтош, изумлённо разинув рот, попятился назад. Этот тип был ну просто огромен! Рост футов семь, не меньше! Могучие плечи, длинные как у гориллы руки, вытянутое, заросшее жёсткой щетиной угловатое лицо, крючковатый нос, неприятно извивающиеся, словно живущие собственной жизнью губы, торчащие неопрятные бакенбарды… Встреть Макинтош этого детину в тёмном переулке глубокой ночью, точно бы наложил в штаны от страха. Но… Но здесь не тёмный переулок! Здесь шестое купе четвёртого вагона первого класса поезда «Столичный экспресс»! Здесь, чёрт возьми, этот здоровенный бугай находится на территории Дугласа Макинтоша, кондуктора, который является царём и богом для любого севшего на этот поезд человека. И никакому громадному заросшему детине не напугать его.
        Макинтош остановил позорное продвижение назад, когда его спина почти упёрлась в закрытую дверь. Он бросил на заслонившего окошко здоровяка самый грозный из своих отрепетированных за двенадцать лет взглядов и строго сказал:
        - Сэр, официально заявляю вам, что ни о каких попытках «договориться» речи быть не может. Или вы демонстрируете мне купленный в кассе билет или же мы будем разговаривать совсем по-другому. Билет, сэр, или я ссажу вас с поезда.
        - Что я вижу, какой храбрый кондуктор! - хрипло воскликнул здоровяк, раскидывая ручищи в стороны. Потрясённому Дугласу показалось, что кончики толстых заскорузлых пальцев едва не коснулись противоположных друг дружке стен купе. - Вы отчаянный человек, сэр! Вы мне даже нравитесь.
        Глумящийся детина мерзко хихикнул, обнажая в ухмылке крупные как у лошади желтоватые зубы, и подмигнул Макинтошу. И только сейчас Дуглас обратил внимание на его глаза… И понял, что дело обстоит намного серьёзнее, чем он поначалу представлял. Н-е-е-т, ну никак эта ситуация сама собой не разрешится, понял, как ясный день, Макинтош. С человеком, у которого такие глаза, невозможно ни о чём договориться… Дуглас прошиб холодный пот, он сделал ещё один позорный шаг назад, и его повлажневшая спина упёрлась в двери купе. А гигантский пассажир, похихикивая, медленно надвигался на него, вращая своими круглыми как у филина, огромными, на выкате, глазищами с багровыми прожилками и безумно блестящими вытянутыми точками чёрных зрачков.
        - Ваш б-билет, сэр, - Макинтош начал заикаться. Прижимающий его к стене здоровяк пугал до дрожи в коленках и мокрых подштанников. Дуглас понял, что нарвался не на беззащитного «зайца», а на матёрого хищного волчару, который сам кого хочешь сожрёт. Господи помоги, мысленно взмолился Макинтош, с трудом сглатывая. Пересохшую от страха глотку словно тёркой резануло. Только бы успеть выскочить в коридор и добраться до стоп-крана! Но ему никогда этого не сделать, пока он безвольно подпирает защёлкнувшуюся на щеколду дверь.
        Но… Но что же спящие пассажиры? Неужели они никак не проснутся? Да и как вообще они могут спать при поднятом в салоне шуме?! Кондуктор неверяще уставился на инертно подрагивающую в тон мерно трясущемуся на рельсах вагону дрыхнущую парочку. Стоящий посредине купе громила проследил за взглядом кондуктора и взмахнул в сторону супружеской пары левой ручищей.
        - Да никак ты надеешься, что эти пташки проснутся и придут тебе на помощь? Ты вообще слышал, что я тебе говорил, мой храбрый контролёр? Этим ребяткам плохо, очень плохо. Так что не смотри на них, как голодный пёс на телячью вырезку! Поверь мне, им теперь не до нас с тобой, приятель!
        На Макинтоша как будто снизошло озарение свыше, когда он понял, ЧТО имеет в виду этот страшный человек в плаще и цилиндре. А поняв, испугался так, что в глазах потемнело. Хотя, казалось бы, еще минуту назад, что больше испугаться уже невозможно!
        А ещё Макинтош понял, что именно его смущало в спящих пассажирах. У каждого из них на груди расплывалось по бардовому пятну, пачкая сорочку и жилет мужчины, и кремовое, с высоким воротом платье женщины. Да это же кровь! Макинтошу стало совсем нехорошо, перед глазами у него поплыли размазанные тени, низ живота свело в жесточайшей ледяной судороге. Эти люди мертвы, чёрт возьми! Они вовсе не спят! Это самые настоящие покойники! В шестом купе четвёртого вагона первого класса… Кондуктор почувствовал, что ещё немножко, и он потеряет сознание. Ноги превратились в набитые ватой лишённые костей подпорки, грозящие в любую секунду разъехаться в разные стороны.
        - А-а-а… Вижу, ты наконец-то понял, - здоровяк задёргал крючковатым носом, зашевелил ноздрями, словно животное. - Чую по запаху твоего страха… Все вы пахните одинаково, когда понимаете, что попались мне в руки… Все вы боитесь, все воняете, абсолютно все! А хочешь вонять ещё больше?
        Огромный, страшный, пугающий Дугласа едва ли не до потери сознания человек резко подскочил к мёртвым людям и схватил их волосатыми ручищами за волосы, запрокидывая головы так, чтобы Макинтош смог увидеть их лица. Он и увидел. Белые, белее снега, с закатившимися глазами и синюшными губами. У обоих были вырваны глотки. Казалось, что какой-то зверь ударил когтистой лапой по шее, с мясом вырывая куски податливой плоти, обнажая белеющие в месиве окровавленных мышц шейные позвонки.
        Здоровяк разжал пальцы, отпуская головы покойников. С головы мужчины упал котелок, обнажая рыжеватые, разделённые аккуратным косым пробором волосы. Шляпа на тёмно-каштановых кудрях женщины удержалась, лишь слабо колыхнув перьями. Детина повернулся к вжавшемуся в стену Дугласу и довольно сказал:
        - А они неплохо смотрятся вместе, не так ли? В беде и горе, в жизни и смерти, кажется, так говорят священники?
        А парализованный от страха Макинтош смотрел на руки этого чудовищного человека. Смотрел, не отрываясь, на толстые корявые пальцы с грязными, отросшими сверх всякого приличия ногтями, смотрел на запёкшуюся под ними кровь. Смотрел и ему становилось всё страшнее и страшнее.
        - Да-да, вот этими самыми ручками! - правильно истолковав остекленевший взгляд едва живого от ужаса пожилого кондуктора, хихикнул громила. Он поднёс свои руки к физиономии Макинтоша и издевательски пошевелил пальцами. - Знаешь, всё никак не займусь своими ноготками! Постоянно недосуг!
        Дуглас, не выдержав, зажмурился. Он ощущал острый запах соли и железа, идущий от толстых когтистых пальцев, к которому примешивалась вонь разложения. Господи, взмолился про себя кондуктор, избавь меня от этого монстра! И пусть я больше никогда не войду в этот поезд, пусть больше никогда в жизни мне не доведётся увидеть подобное! Макинтош был готов заложить душу дьяволу, лишь оказаться сейчас как можно дальше от «Столичного экспресса» и этого убийцы. Дуглас и сам не заметил, как, едва шевеля одеревеневшими губами, судорожно забормотал молитву.
        - Молишься? - удовлетворительно крякнул громила. - Давно пора, приятель! И знаешь, что я тебе скажу? Я, пожалуй, помогу тебе. Да, я отправлю тебя туда, где твои молитвы наверняка будут услышаны. Пообщаешься со своим богом напрямую. С глазу на глаз! Я сегодня невероятно добрый, ты не находишь? И там, где ты окажешься, не забудь замолвить словечко за Джека-Попрыгунчика!
        Джек сжал пальцы в огромный кулак и нанёс столь сокрушительный удар в грудь трясущегося Дугласа Макинтоша, что буквально вынес его вместе с дверью в коридор. Удар был такой силы, что упитанный кондуктор пролетел несколько футов и тяжело упал на обломки вырванной из дверной коробки вместе с петлями двери. Джек, пригнувшись, неспешно вылез в коридор и, разыгрывая удивление, посмотрел на стонущего у его обутых в сапоги ног кондуктора.
        - Извини, приятель, я как-то и не подумал, что дверь заперта! Ты не ушибся?
        Макинтош не мог не то, что встать, он не был в состоянии и слова вымолвить. Грудь горела жарким огнём, достающим, казалось, до самого сердца. Огонь жёг и кололся острыми спицами, вызывая при каждом судорожном вздохе такую адскую боль в груди, что в голове вспыхивали тысячи солнц. Он почти ничего не видел и не слышал. Заглушая все посторонние звуки, в ушах гудели разъярённые пчёлы. Макинтош лежал, подогнув под себя ноги. На его губах пузырилась кровавая пена, зрачки закатились, он весь дрожал как в лихорадке.
        Джек подошёл вплотную к дёргающемуся на зелёном ковре человеку, злобно ухмыльнулся и с размаху опустил ногу на выпавший из руки кондуктора компостер. Сапог на толстой подошве и высоком каблуке с треском превратил компостер в щепы. Хруст ломающегося компостера разбавил дробный перестук вагонных колёс и влажные хлюпающие полувсхрипы-полустоны корчащегося от невыносимой боли Дугласа Макинтоша.
        - Ай-ай-ай, какая незадача, - глумливо хихикнул Джек. - Кажется, я сломал твою игрушку! Но ты же не пожалуешься за это на меня папочке? Нет?
        На какой-то невероятной силе воли, на остатках стремительно истаивающих сил, с рвущимися в грудной клетке одним за одним снарядами жуткой боли, Макинтош смог приподняться на локте, и, вскинув правую руку, ухватиться за свисающую с потолка на длинном прочном шнуре ручку стоп-крана. Для Дугласа, в его плачевном положении, это был настоящий подвиг. Ему пришлось вложить в этот последний рывок все силы, всю волю, всё желание плюнуть в рожу покалечившему его ублюдку. Макинтош, почти ничего не видя, умудрился-таки зацепиться самыми кончиками пальцев за выкрашенную в кричаще алый цвет ручку и всем весом потянуть её вниз, срывая пломбу. На большее его не хватило, он упал навзничь, ударился затылком о пол и наконец-то провалился в спасительное небытие.
        Отключившийся Макинтош уже не слышал, как где-то в начале поезда громогласно заверещал сигнал аварийной остановки. Он не почувствовал, как сработали тормоза и весь состав на полном ходу, паровоз и двадцать вагонов, дёрнулся так, что многие пассажиры в своих купе попадали на пол. В плацкартных вагонах вообще на некоторое время воцарилось настоящее светопреставление. Резкое торможение на скорости более девяноста миль в час вышибло из половины пассажиров весь дух. Стальные колёса с душераздирающим визгом заскрежетали по рельсам. Состав протянуло по путям ещё несколько ярдов, пока он окончательно не остановился.
        От могучего рывка, потрясшего весь поезд, Джека, не ожидавшего от умирающего кондуктора подобной прыти, швырнуло вперёд по направлению движения состава. С чертыханиями он врезался в ведущую в тамбур дверь и разразился отвязной руганью.
        - Ай да кондуктор! - в восторге заорал Попрыгунчик, поднимая с пола упавшую с косматой головы шляпу. Маньяк выпрямился, отряхиваясь, словно огромный взъерошенный кот. Его круглые совиные глаза горели неподдельной безумной радостью. - Вот это поворот! Не ожидал от тебя такого фокуса, не ожидал… Кажется, наша скучная поездка обещает превратиться в нечто интересное и весёленькое!
        
        Когда истошно взвыла аварийная сирена и поезд, взбрыкнув всеми вагонами, встал, словно вкопанный, Крейга оторвало от сидения и бросило через стол прямо на влипшего в спинку дивана Джентри. Учёный протаранил инспектора, боднув того головой в грудь. У Джейсона из лёгких вылетел весь воздух, а потом уже его бросило вперёд, и Крейг тут же посунулся обратно, завершив свои акробатические кульбиты на столе, распластавшись, как выброшенная на берег медуза. Из левого глаза Гордона выпало пенсне, котелок, чудом удержавшийся на голове, смялся в гармошку.
        - Во имя всех святых мучеников, что это было? - Гордон с кряхтеньем приподнялся на локтях, беспомощно моргая осоловевшими глазами. - Поезд сошёл с рельсов?
        - Хуже! - отрывисто бросил Джентри, с гримасой потирая ушибленную грудь. - У вас чертовски твёрдая башка, Крейг. Можете быть спокойны за свои мозги - с такой толстой и прочной черепной коробкой никакое сотрясение вам не грозит.
        - Мы сильны не только задним умом, - невпопад брякнул Гордон, всё ещё ошарашенно озираясь по сторонам, будто мечтал в роскошном интерьере купе найти разгадку на причину внезапной остановки поезда. - Так что за дьявольщина тут происходит?
        Джентри с угрюмой физиономией вылез из-за стола и подошёл к двери. Не оборачиваясь, он негромко сказал:
        - Кто-то нажал на стоп-кран. Думаю, вы понимаете, что без серьёзных на то причин никто не поступит подобным образом.
        - Неужели всё это представление затеяно ради моей скромной персоны? - Крейг моментально ухватил мысль инспектора. - Но какой смысл останавливать поезд, тем самым привлекая к себе излишнее внимание? Если охотящийся на меня преступник в поезде, то не проще ли ему было постучать в наше купе, а перед тем для надёжности всадить в дверь несколько пуль? Если уж этому гению преступного мира известно обо мне так много, вплоть до маршрута передвижения и номера наших билетов?!
        - Вот и я думаю, что всё не так просто, как кажется на первый взгляд. - Джентри приложил ухо к двери, прислушиваясь в раздавшемуся в коридоре вагона приглушенному галдежу. Их соседи по вагону, видимо, набрались храбрости высунуться из своих купе и теперь делились друг с другом впечатлениями. - Где мы остановились?
        Крейг скатившись со стола, прижал нос к оконному стеклу.
        - Вы у меня спрашиваете, сэр? Не забыли, что я не местный? Я вижу одни распаханные поля, насколько хватает глаз. Ну, ещё в силах разглядеть вдалеке несколько фермерских домиков… Могу сказать одно совершенно точно, мы ещё не в Блумбери.
        - Я довольно редко покидаю столицу, - неожиданно для себя начал оправдываться Джейсон. - В конце-то концов, вы намного чаще меня колесите по этой дороге! Вы же не в первый раз едете в Блумбери!
        - Вот только я как-то не удосуживался любоваться милыми пасторальными пейзажами, - язвительно сказал Гордон. - У меня и без созерцания этих сельских красот хватает, чем заняться!
        Джейсон развёл полы плаща и вытащил из заплечной кобуры длинноствольный, изящных очертаний, матово блестящий воронённый револьвер. Крейг заинтересованно уставился на оказавшееся в правой руке инспектора оружие.
        - Любопытная модель. Табельный?
        - Из личной коллекции, - Джентри снял револьвер с предохранителя и вновь приложил ухо к двери. - Девятимиллиметровый «Дугрей Льюис» или же по-простому Шершень. Стреляет почти бесшумно и жалит как оса, пули стальные, заточенные под конус.
        - Да вы оружейный маньяк какой-то!
        Джентри смерил учёного взглядом потемневших серых глаз.
        - Оставайтесь в купе, сэр, и никому кроме меня не открывайте. Я скоро вернусь, только разведаю обстановку… Будем надеяться, что за стоп-кран дёрнул какой-нибудь подвыпивший недоумок.
        
        Ранним утром, когда ветер гнал по чернильному небу стада тёмных туч, а солнце ещё только думало выглянуть из-за горизонта, на спящую Сторм-стрит свернул видавшей лучшие дни почтовый дилижанс. Экипаж бодро тарахтел деревянными колёсами по брусчатке, лошади негромко фыркали, сдерживаемые уверенной рукой пыхтящего ароматной трубкой, одетого в дождевик и фетровую широкополую шляпу возницы. Дилижанс в гордом одиночестве катил по дороге, никого не встречая. Сторм-стрит была славна не только уютными фамильными особняками и примыкающим к ней с восточной стороны старинным кладбищем, но ещё тихим и умиротворённым нравом. Люди тут жили преимущественно культурные и добропорядочные, из тех, что при встрече дружелюбно улыбаются даже незнакомцам и переводят через дорогу стариков. На Сторм-стрит джентльмены в обязательном порядке приподнимают шляпы, а дамы делают книксены. И поэтому ранним тёмным утром живущие здесь люди ещё спали, доглядывая последние сны.
        Почтовый дилижанс казался совсем ранним гостем, но никто не мог подивиться этому обстоятельству. На улице не было никого, кто бы мог обратить на выкрашенную в чёрный цвет неказистую карету, запряжённую двойкой лошадей, должное внимание. С козел алым маяком проблескивала дымящаяся трубка, экипаж неспешно проезжал под исправно горящими уличными фонарями, направляясь к расположенному почти в самом начале Сторм-стрит двухэтажному, увитому плющом симпатичному особняку под номером 33. Ни для кого из соседей не было секретом, что в этом доме проживает почтенная вдова Джульетт Монро, унаследовавшая дом после смерти мужа, отставного капитана военно-морских сил Андерского флота. Так же ни для кого не было секретом, что предприимчивая старушка сдавала комнаты под жильё старшему инспектору отдела по расследованию убийств Империал-Ярда Джейсону Джентри. Не было это секретом и для расположившихся внутри почтовой кареты людей.
        Сломанный нос, Одноухий и Шрам подготовились к операции весьма тщательно. Все как один отлично понимали, что когда на кону такие серьёзные деньги, то глупо переть напролом, не позаботившись об элементарном плане предстоящих действий. Да ещё не унимающийся Шрам всё ныл, не переставая, что, дескать, Джентри пользуется дурной репутацией в преступном мире и соваться в его жилище нахрапом себе дороже выйдет. Это не безобидных толстосумов бомбить. Инспектор славился своей жёсткостью и бескомпромиссностью. С ним следовало считаться, даже когда перевес сил был более чем втрое в пользу нападающих. В принципе, со Шрамом никто особо не спорил, но рот ему периодически затыкали, чтобы не «накаркал».
        Правил каретой четвёртый участник операции, всё участие которого состояло в простой комбинации - приехал, подождал за углом, уехал. На дело шли трое - Шрам, Одноухий и Сломанный нос, бывший негласным лидером шайки. Невидимка, с утра пораньше в последний раз проинструктировав троицу, умчался в известном лишь ему одному направлении, договорившись, что будет ждать бойцов в условленном месте ровно в полдень.
        Карета остановилась в нескольких ярдах от погружённого во тьму особняка с выбитым на бронзовой табличке номером 33 на увитом отмирающим плющом фасаде. В тишине ночной улицы гулко скрипнула открываемая дверца, и наружу выбрались трое субъектов весьма сомнительной наружности. Рослые, крепкие, с откровенно бандитскими физиономиями, носящими на себе следы знакомства с инструментами палачей, в чёрной одежде с головы до пят.
        - Вот мы и прибыли, ребята, - негромко сказал Сломанный нос, окидывая искомый особняк взглядом профессионального медвежатника. - Хм, этот инспекторишка совсем неплохо устроился.
        - Недурственный домик. Определённо, в нём есть, чем поживиться, - согласился Одноухий.
        - Слюни подбери, мы здесь не ради обычного налёта, - резко осадил напарника Сломанный нос. - Или ты уже забыл, в чём цель нашего скромного предутреннего визита? Так я напомню.
        Одноухий примиряюще поднял вверх затянутые в вытертые перчатки ладони.
        - Не кипятись, я не вчера родился. Ну, так что, двинули?
        - Двинули. И помните, никаких имён. Даже у безлюдных ночных улиц могут быть уши, - сказал главарь шайки и добавил, обращаясь к Шраму: - Отмычки не забыл?
        Шрам ничего не ответил. Он пристально таращился на дом вдовы Монро, так, словно за его дверью находился, по меньшей мере, вход в преисподнюю. Поплёвшись за подкрадывающимися к крыльцу старинного особняка товарищами, он что-то тихо бормотал. Когда троица поднялась по не издавшим ни единого скрипа ступенькам и остановилась напротив широкой, крепкой на вид, выкрашенной в тёмно-ореховый цвет двери, бормотание Шрама, наконец, достало предводителя.
        - Да что ты там бубнишь, как заведённый? - зло зашипел Сломанный нос. Он потянулся и затушил горевший над входом газовый фонарик. В сумраке угрожающе заблестели его маленькие глазки. - Заткнись и займись лучше этим чёртовым замком!
        - Вам не кажется, что всё идёт слишком гладко? - Шрам достал из кармана звякнувшую связку первоклассных воровских отмычек. Наклонившись к замочной скважине, он сощурился, изучая врезанный в дерево замок и на ощупь отделил из связки отмычек нужную. - Странно…
        - Что - странно? - Сломанный нос, набравшись терпения, заскрежетал зубами. - Что, мать твою, ты увидел такого странного?
        - Наверно разгуливающую по дому голую старушенцию! - негромко хохотнул Одноухий, тем не менее, цепко и пристально посматривая вокруг. При появлении нежелательных гостей он был готов тут же подать сигнал.
        Шрам, чуть слышно позвякивая отмычкой, принялся колдовать над замком. Не оборачиваясь, он глухо бросил через плечо:
        - Говорю, странно, что замок довольно простой. Вскрыть его дело полуминуты.
        - Так радоваться надо, дубина, - сказал Сломанный нос. Шрам начал его невероятно раздражать своим ослиным упрямством и беспричинной паникой. Однако без него им было не обойтись - взломщиком он был отличным. Да и справедливости ради сказать, нынешнее поведение совсем не в духе всегда собранного и уверенного в себе Шрама. Чем же так его пугает этот чёртовый дом? Что у него за предчувствия такие нехорошие?.. - Слушай, что на тебя нашло? Это дельце ничем не сложнее предыдущих!
        Шрам, закусив губу, нежно, почти любовно шуровал отмычкой в скважине. Не отвлекаясь от работы, он неуверенно сказал:
        - Я слышал, что этот Джентри опасный тип, такому палец в рот не клади. В Доках о нём всякое рассказывают. Я слышал…
        - А я слышал, что у королевы розовые подштанники в рюшечках и узорах! - взорвался Сломанный нос и тот же сбавил голос на тон ниже: - Ты откроешь нам эту дверь или так и будешь скулить как сопливая девчонка?..
        - Готово, - буркнул Шрам, убирая отмычку в карман. - Прошу.
        Бандит выпрямился и легонько потянул дверь на себя. Та, без малейшего протеста бесшумно отворилась.
        - Люблю радушных хозяев. У них в домах всегда смазаны дверные петли. И собак не бывает, - поделился своими соображениями Одноухий.
        - Тихо, - шикнул на него Сломанный нос. - Заходим. Смотрим в оба.
        Первым внутрь дома прошмыгнул Одноухий, за ним последовал Шрам. Сломанный нос зашёл последним и аккуратно притворил за собой дверь. Они стояли в прихожей и ждали, пока глаза привыкнут к царившему в спящем доме полумраку. Фонари загодя решили не брать, ограничившись подручными средствами, такими как дубинки, кастеты и револьверы, скрытыми под чёрными куртками.
        Когда глаза бандитов стали различать предметы обстановки и развешанные по стенам картины, Сломанный нос жестом указал Одноухому на ведущую на второй этаж лестницу, а Шрама направил в глубь дома.
        - Мы пойдём наверх, а ты займись старухой. Найди её комнату и сделай так, чтобы она оттуда не вышла. Не хватало ещё, чтобы старая карга подняла крик раньше времени. Этим пескотрясам часто не спится по ночам.
        - Заодно проверишь её ночной горшок, - ухмыльнулся Одноухий, поднимаясь по застеленным ворсистым ковриком ступенькам лестницы. Он, в отличие от постного Шрама, пребывал в прекрасном настроении.
        - Почём вы знаете, что она спит на низу? - хмуро спросил Шрам, которого перспектива столкнуться нос к носу с престарелой вдовой отнюдь не обрадовала.
        Сломанный нос поставил ногу на первую ступеньку и нетерпеливо пояснил:
        - Да потому, что дряхлой развалине уже седьмой десяток пошёл. Ты что думаешь, что она ещё в состоянии прыгать с этажа на этаж? Говорю тебе, её конура где-то внизу. Вот и займись ею, вместо того, чтобы молоть всякую чушь!
        Вытащив из-за пазухи короткую деревянную дубинку, обшитую грубой кожей, он поспешил догонять уже скрывшегося на верхней галерее подельника. По расчётам Сломанного носа выходило, что раз спальня Джентри находится на верху, то и Крейг будет находиться где-то поблизости. Вряд ли инспекторишка рискнёт отпускать учёного далеко от себя. Возможно, они даже спят в одной комнате. Это было бы, конечно, неслыханной удачей. Но сомнительно, всё же был вынужден признать Сломанный нос. Может, Джентри и простофиля, не соизволивший как следует позаботиться о безопасности собственного жилища, может, он и не так крут, как о нём рассказывают некоторые доверчивые дураки вроде Шрама, но любителем спать в одной комнате с другими мужиками он явно не был. И очень жаль, вздохнул Сломанный нос.
        Оставшись внизу, Шрам настороженно огляделся и, так и не увидев ничего пугающего и подозрительного, на цыпочках подошёл к ведущей на кухню двери. Заглянув внутрь больше для собственного успокоения, чем действительно рассчитывая застать хлопочущую в темноте у плиты хозяйку особняка, Шрам неопределённо пожал плечами и поспешил обратно в холл.
        Стараясь не споткнуться на ровном месте, Шрам завернул в широкий коридорчик. Под подошвами башмаков мягко пружинил толстый ворсистый коврик. Сжимая в кулаке обшитый войлоком обрезок трубы, Шрам вовсю таращил глаза. Ему вовсе не улыбалось расшибить себе нос о неожиданно возникшее в полутьме препятствие. Но его опасения были напрасны. Коридорчик оказался пуст, и заканчивался закрытой дверью. Шрам нерешительно замер, напряжённо прислушиваясь. Чуткое ухо бандита уловило за дверью какие-то странные непонятные звуки. Шрам недоумённо нахмурился и подошёл вплотную. По обе стороны от двери располагались закрытые стеклом электрические светильники в виде прозрачных полусфер. Шрам прислушался. Какие чудные звуки, так похожие на… Ха! Шрам осклабился и едва не хлопнул себя по лбу. Храп! Это же всего-навсего могучий храп спокойного, находящегося в ладу с собственной совестью человека.
        Шрам тихонько хмыкнул, перекладывая дубинку в левую руку. Должно быть, эта старуха спит так крепко, что её и из пушки не разбудишь. Ишь, какие рулады выводит, аж стены трясутся! Если даже в коридоре слышны отголоски её храпа, то что же творится в самой спальне? Наверно с потолка штукатурка осыпается! Безмятежный храп спящей хозяйки дома немало успокоил бандита. Слыша доносящиеся из-за двери рычаще-хрюкающие звуки, Шрам поймал себя на мысли, что, может быть, самую малость, он всё-таки был неправ. Зря он нудил всю дорогу, что дело пахнет керосином. Теперь дружки думают, что он расклеился, что превращается в сопливого нытика. Плохо. Вот это действительно плохо. В той среде, где они обретаются, любой намёк на слабость и трусость гарантированно ведёт к падению в глазах окружающих. А падение чревато очень нехорошими последствиями. Кто ослаб, того съедают без зазрения совести. И без жалости. Таковы законы хищных стай.
        Засунув дубинку за ремень, Шрам достал из кармана набор отмычек и присел на корточки подле двери. Нет уж, нисколько он не изменился. И не в кого он не превращается. Эти засранцы ещё увидят, чего он стоит, как один из лучших взломщиков в городе. Он вскроет эту жалкую дверь за две секунды, старуха и пошевелиться не успеет, как он будет в её комнате. Ну а дальше дело техники. Связать каргу по рукам и ногам, заткнуть пасть, и вновь запереть двери. Идти на мокруху Шрам не собирался. Нет смысла, да и лишний грязный хвост им совсем не к чему.
        Отмычка вскрыла нехитрый замок даже быстрее, чем Шрам сказал про себя - раз-два. Отворив двери (петли не издали ни звука, ай да хозяева), Шрам прошмыгнул внутрь. Комната, в которой он оказался, была большой и просторной, с двумя забранными непроницаемыми шторами окнами и старинной кроватью под балдахином почти по самому центру. Рядом с изголовьем на прикроватном столике стоял тускло горящий ночник. Его света хватало, чтобы Шрам смог рассмотреть всю обстановку комнаты. Впрочем, он не стал заострять внимания на отделке стен и потолка, на явно дорогой старинной мебели из красного дуба, на зияющим чёрным зевом камине, и элегантном зеркальном трюмо напротив окон. Всё внимание Шрама было приковано к источнику булькающего, с подвываниями храпа, который доносился от кровати. Это ж надо так храпака давить! Не женщина, а какой-то дрыхнущий простуженный медведь. Шрам злобно ощерился, он был готов пристукнуть эту старушенцию немедля, если она не заткнётся.
        Шрам, едва не насвистывая весёлый мотивчик, подошёл вплотную к кровати. А он то волновался! Да устрой он в спальне танец портовых грузчиков под аккомпанемент из расстроенных скрипок, и то эта дрыхнущая мегера не проснулась бы. Ну да и чёрт с ней. Один несильный, рассчитанный удар по темечку, и бабуля проснётся только к обеду с огромной шишкой на котелке и сильнейшей, словно с похмелья, головной болью. При свете настольной лампы, бросающей причудливо изогнутые тени по углам комнаты, Шрам пристально изучал спящую хозяйку дома. Укутанная до подбородка в ватное одеяло сухонькая женщина лет шестидесяти, с приоткрытым ртом и смеженными веками. Морщинистое умиротворённое лицо, острый подбородок, чепчик на голове, выбивающиеся наружу седые прядки. Ну прямо божий одуванчик! Если бы не рёв, издаваемый этим одуванчиком. Шрам криво ухмыльнулся. Счас он лепесточки то с неё струсит. Бандит занёс над спящей вдовой дубинку, когда его внимание привлекла втиснутая в бронзовую рамку фотография на прикроватном столике.
        Шрам с проснувшимся любопытством взял тяжёлую рамку. С фотографии на него, улыбаясь, радостно смотрела молодая супружеская пара. С чего он решил, что супружеская? Ну, Шрам кое-что понимал в семейных отношениях. Как-никак был женат три раза. Правда, все три брака нельзя назвать удачными. Последнюю жену он и вовсе пристукнул, стерва пилила его день и ночь, житья не давала… В общем, глядя на обнимающихся на фоне бьющего ввысь фонтана в центре Южного городского парка, молодых людей, Шрам не сомневался, что они обручены. Она - стройная и хрупкая с ниспадающими чёрными волосами в роскошном светлом платье, улыбаясь полными губами, смотрит прямо в объектив лучистыми большими глазами. Он, крепко держа её за талию, высокий и сильный, с широченными плечами, затянутый в военно-морскую форму ударного флота, радостно усмехается в густые молодецкие усы. Ни дать не взять настоящий офицер и истинная леди! Ещё раз задержав взгляд на улыбающейся с потемневшей от времени фотографии девушке (хороша, отменно хороша, сучка) Шрам поставил рамку обратно… И…
        Дьявол! Да ведь на снимке же изображена эта храпящая старушенция! Эта она! Точно она. Только лет на тридцать пять моложе. А бравый вояка не иначе как её покойный муж, капитан. Бандит поскрёб заросший щетиной шрам на правой щеке. Хм, нужно признать, что им отчасти повезло, что муж этой бабульки давно преставился. Иначе с таким прожжённым морским волком точно возникли бы проблемы.
        Ладно, задержался он тут. Пора глушить эту громогласную мегеру, иначе потом не отделаешься от едких подколов дружков о том, что это он тут делал всё это время? Никак под шумок забавлялся со старухой? Вздрогнув от одного представления подобной картины, Шрам занёс над спящей пожилой женщиной дубинку и тут…
        Вдова Монро открыла глаза. И посмотрела на опешившего громилу настолько осмысленно и твёрдо, что показалось просто невероятным, что ещё секунду назад она крепко спала! И, что самое удивительное, она продолжала храпеть! У застывшего в нелепой позе с занесённой дубинкой Шрама неприятно засосало под ложечкой. А через миг исчез и храп. Старушка закрыла рот, сжав губы в две плотно сомкнутые строчки.
        - Разве вас не учили, молодой человек, что нехорошо брать чужие вещи без спросу, а тем паче вламываться в чужие дома без приглашения? Не говоря уже о том, чтобы врываться в опочивальню старой одинокой женщины?
        У Шрама застряли в глотке готовые вырваться слова, когда он с каким-то отстранённым пониманием допёр, что подлая старушенция всё это время притворялась. Мерзкая карга мастерски изображала спящую, ничем себя не выдав. Шрам едва не задохнулся от негодования. Ах ты, старая лиса! Лежала тут, значит, в своей постельке, дурочку валяла, подманивала его поближе к себе… Вот только зачем? Бандита прошиб холодный пот. Сжимающий занесённую дубинку кулак задрожал. Подманивала? Зачем?! Что-то не похожа она на до смерти перепуганную бабульку, готовую обделаться со страха. И смотрит так нахально и дерзко, и язвит вдобавок!
        На Шрама всем скопом напали улетучившиеся было страхи и опасения. Ох, не к добру, не к добру они сюда забрались, он же предупреждал… Нет, нечего им делать в доме, где всякие безумные старухи разыгрывают целые спектакли с непонятно какими целями!
        Все эти мысли пронеслись в голове бандита со скоростью вихря, в одно мгновение. В полутёмной, разбавленной приглушенным светом настольной лампы комнате не прошло и нескольких секунд, когда Шрам вновь вернулся в окружающую его суровую действительность. А действительность была такова, что гнусная старушенция резким движением откинула одеяло и в грудь обомлевшего Шрама упёрлись два воронённых ствола охотничьего ружья, выглядевшего в сухоньких руках вдовы настоящей средневековой аркебузой!
        - Т-твою-то мать, - только и смог выдохнуть Шрам. Сведённый от напряжения кулак разжался сам собой. Дубинка с мягким стуком упала на расстеленный у кровати половичок. Он отчётливо разглядел, что курки двустволки взведены. И что у этой пушки калибр настолько большой, что выстрел дуплетом легко проделает в нём дыру, сквозь которую проедет целый омнибус.
        - Хотела бы выслушать ваши оправдания, молодой, человек, - тон милейшей старушки был холоден и отстранён, а глаза полны нескрываемого азарта. Вот же ушлая ведьма! Шрам ощутил себя попавшимся на мушку охотника неосторожным оленем. А с неосторожных оленей, как правило, снимают шкуру.
        - Э-э-э… Я это… Мы тут, э-э-э… - к собственному изумлению Шрам не смог выдавить ни слова. Он тужился из всех сил, но ничего более внятного, чем баранье блеяние, не выходило. С силой давившие на солнечное сплетение стволы жутко нервировали его. Пугали до ослабления желудка и сжатия мошонки в маленький мешочек.
        Миссис Монро с неожиданной для дамы её возраста силой оттолкнула дулом ружья запинающегося здоровяка в сторону и села, свесив ноги с кровати. Ружьё по-прежнему упиралось в грудь Шрама, словно приклеенное. Он дышал через раз, не сводя с взведённых курков чертовски обеспокоенного взгляда. Шрам подумывал о том, успеет ли вытащить из-за пояса сложенную бритву, острую, как сам дьявол, и сможет ли он пустить её в ход, до того, как палец страшной старухи нажмёт на спусковые крючки. Ну не верил он, что всё так плачевно закончится! Не может эта древняя развалина двигаться быстрее, чем он. Тут уж не до сантиментов. У него будет на всё про всё меньше двух секунд. Выхватить бритву, раскрыть и наотмашь полоснуть по горлу старухи. Только бы дотянуться. Ружьё удерживало его почти на ярд от неё.
        - П-пожалуй, вышло маленькое недоразумение, - осторожно начал Шрам, незаметно перемещая левую руку за спину. Пальцы заползли под полу короткой куртки и нащупали перламутровую рукоять бритвы.
        Глаза миссис Монро, поблекшие, потерявшие блеск молодости и остроту зрения, внезапно наполнились весёлыми бесенятами. Хрупкая старушка, в ночной рубашке и чепце, тыкающая в грудину высокого малого здоровенным ружьём, весившим едва ли не больше неё самой, казалась комичной. Однако в её неуловимо изменившемся взгляде Шрам уловил нечто такое, что вогнало его в дикую панику. Да эта старая сука вздумала его грохнуть! Прямо не сползая со своей лежанки! Пальцы бандита сомкнулись на рукоятке бритвы, мускулы взвыли от перенагрузки, когда он отчаянным рывком выхватил бритву, в одном плавном отточенном годами многолетней практики движении открывая лезвие и…
        - Неправильный ответ, сукин ты сын, - сказала Джульетт.
        БУМ!!! Громогласный грохот выстрела наполнил комнату, под своды балдахина взвился сизый пороховой дым. Отдачей выстрела миссис Монро откинуло на подушки, а Шрама просто унесло на несколько ярдов. Бандит вмазался в стену, куда мгновением раньше вонзилась пробившая его насквозь тяжёлая пуля. Он бездыханно сполз вниз и застыл, подвернув под себя ноги, с остекленевшими широко распахнутыми глазами. В груди зияла дымящаяся кровавая дыра размером с блюдце.
        Джульетт с кряхтеньем выбралась из подушек и спрыгнула с кровати. Вдев босые ноги в тёплые тапочки и, не опуская ружья, старушка бодро прошлёпала к застреленному бандиту. Ткнув его дулом в плечо, Катрин мрачно посмотрела на разливающуюся под ним лужу остро пахнущей крови, быстро впитывающейся в ковёр.
        - Кажется, я перестаралась, - пробормотала она, переламывая ружьё пополам. Стреляная гильза полетела на пол. - Ковёр безвозвратно испорчен, и я никого не вижу, кто бы смог мне компенсировать ущерб. Придётся спросить за порчу с дружков этого недотёпы. Эх, знал бы капитан Монро, упокой Господь его душу, для каких низких дел я использую его любимое охотничье ружьё! Наверняка он не думал, что придётся стрелять из него грабителей вместо буйволов и носорогов!
        Катрин взяла с каминной полки изготовленную из слоновьей кости шкатулку и, достав патрон двадцать четвёртого калибра, перезарядила опустевший ствол ружья.
        - Вот только помнится мне, раньше у этой игрушки отдача была не такая сильная, - продолжила вслух рассуждать Катрин, прислушиваясь к тишине окутанного предутренними сумерками дома. - Или же я просто старею…
        Держа ружьё наперевес, миссис Монро резво прошкандыбала к выходу. Остановившись в трёх футах от двери, старушка замялась. Пожалуй, если их осталось больше двух, тяжеловато придётся. Как всё-таки некстати, так не вовремя уехали Джейсон с его гостем, этим милым молодым человеком мистером Крейгом. Уж они бы точно не дали беззащитную женщину в обиду. Джейсон настоящий джентльмен и живо бы разобрался с этими алчными до чужого добра прохвостами!
        Как следует поразмыслив и взвесив все за и против, Катрин сняла со стены морской кортик с выгравированной на увитой серебряной нитью рукоятке затейливой монограммой в виде буквы «М». Было бы нелишним и потушить ночник, но зрение у неё уже не то. Она ничего не выиграет, оказавшись в полной темноте с названными гостями. Вот будь она помоложе хотя бы лет на пятнадцать!
        В том, что ждать гостей осталось недолго, Джульетт была уверенна на сто процентов. Баханье двуствольного «Зверобоя» двадцать четвёртого калибра, рассчитанного на слонов, и заряженного утяжелёнными патронами с литыми одноунциевыми пулями, не услышал бы только глухой. А значит, что подельники посмевшего проникнуть в её спальню мерзавца уже спешат сюда со всех ног. Что ж, пусть идут. На её стороне внезапность и полное незнание атакующими ситуации. Она была готова, а вот они - нет.
        Благоразумно уйдя в густую тень, отбрасываемую огромным, подпирающим потолок платяным шкафом, миссис Монро подняла ружьё на уровень груди и крепко упёрла в плечо. Морской кортик положила у ног. Она ещё не настолько дряхла, чтобы не успеть нагнуться и подхватить его. Если конечно не прихватит поясницу. Представив себя согнувшейся пополам и не способной распрямиться на глазах у разъярённых бандитов, Джульетт усмехнулась. Годы ни для кого не проходят бесследно. Ну ничего, у неё ещё хватит запалу навешать хороших люлей этим зарвавшимся молодчикам.
        Старушке не пришлось долго ждать. За дверью раздался топот обутых в сапоги ног, затем сухие щелчки револьверных выстрелов. Джульетт сквозь зубы процедила грязное ругательство. Подонки продырявили дверь в нескольких местах. Видимо, парни сначала предпочитают палить напропалую, а уж затем задавать вопросы. Что ж, тем хуже для них - напрасная трата патронов. Дверь, правда, всё же жалко. Она провисела на входе в её спальню почти сорок лет. И до сих пор прекрасно служила. Не скрипела, не заедала, замок отлично работал. Джульетт гневно раздула ноздри. Пожалуй, она тоже не будет вступать с этими вандалами в переговоры.
        На многострадальную дверь обрушился тяжёлый удар и в комнату ворвались двое одетых в чёрное мужчин с одинаковыми кепками на головах и зверским выражением лиц. Про такие физиономии молодой Джейсон говаривал - пробы негде ставить. А уж он отлично разбирался в людях подобного сорта!
        Бандиты застыли на пороге комнаты, озираясь и сыпя проклятиями. Похоже, до них дошло, что ситуация вышла из-под контроля и какой бы они там не разработали план, он кувырком летит псу под хвост. Один из них, с перебитым, неправильно сросшимся носом, размахивая револьвером (детская игрушка, кстати, машинально отметила про себя Катрин, особенно против её «Зверобоя»), увидел застывшего в луже крови мёртвого дружка и громко взвыл:
        - Да что за дьявольщина тут происходит?!
        Второй, с бросающимся в глаза увечьем в виде отсутствующего левого уха, сжимая в руках по дубинке, нервно вякнул:
        - Слышь, а ведь Ганс то был прав, когда говорил, что нечисто тут!
        - Я сказал - никаких имён! - раздражённо рявкнул Сломанный нос, бешено вращая глазами. Он в бессилии кусал губы и водил револьвером из стороны в сторону.
        - Да кто нас услышит, - сплюнул на ковёр (Джульетт пообещала себе, что так легко он не отделается) Одноухий. - Кто бы ни пристрелил этого придурка, он уже давно смылся. И наверняка со всех ног несётся к соседям, чтобы вызвать констеблей. Уходить надо.
        Сломанный нос злобно покосился на него, но ничего не сказал. А что тут говорить? И так всё было понятно. Неважно как, но жертва ускользнула из дома. Птички выпорхнули ещё до того, как к ним нагрянули в гости. Наверху бандитов ожидали только пустые комнаты с не успевшими остыть постелями. Выходит, что они разминулись с Крейгом и Джентри всего на каких-то двадцать-тридцать минут. Проклятье! Сломанный нос исподлобья глянул на заострившееся лицо убитого Шрама. Не повезло.
        - Кто же его грохнул? - Одноухий топтался на месте, то и дело посматривая на выход. Что-то перестало ему нравиться в этой хате, совсем. - Ты видал, какая у него груди дырища? Из чего в него шмальнули, из пушки? Неужели это всё старуха?
        - Ты читаешь, твою мать, мои мысли, - сказал Сломанный нос. - Похоже, старая карга оказалась не так уж и проста. Видать, держала под кроватью вместо ночного горшка ружьё. Сука! С удовольствием бы потолковал с нею с глазу на глаз!
        - Если у старой паралитички хватило мозгов накернить Шрама, значит, хватило и для того, чтобы убраться отсюда, пока мы как идиоты лазали наверху, - резонно заметил Одноухий, не замечая, что повернулся спиной к затаившейся бесшумно, точно мышка, за платяным шкафом хозяйке дома.
        Джульетт вся пошла пятнами от праведного гнева. Давненько она не слышала подобных оскорблений в свой адрес! Она догадывалась, что несносный малолетний приятель Джейсона - Спунер - периодически перемывает ей косточки и наверняка величает какими-то обидными прозвищами. Но чтобы вот ТАК! Это уже ни в какие ворота не лезет! Надо же - паралитичка и старая карга!
        Джульетт выступила из-за шкафа и, направив ружьё в треплющегося одноухого, выстрелила из обоих стволов. БУМ!!! Приклад пребольно лягнул в плечо, так, что миссис Монро едва удержалась на ногах. От грохота задрожали стёкла, заложило уши. Одноухого снесло, словно разогнавшимся локомотивом. Пули пробили бандита навылет, разбив зеркальное трюмо. Шрам пролетел через всю комнату и приземлился в лужу сверкающих осколков. Катрин была готова укусить себя за оба локтя, когда увидела, во что превратилось её любимое трюмо. Отбросив разряженное ружьё, старушка дала себе зарок на будущее принести в спальню оружие послабее. Иначе она причинит своему имуществу больше урона, чем любые грабители.
        Когда почти рядом с ним жахнул выстрел, Сломанный нос взвился в воздух, как будто ему в зад всадили шило! Одноухого просто смело к чертям собачьим, обрывая на полуслове. Что за дьявольщина?! Сломанный нос испуганно крутанулся, вскидывая револьвер и нажимая на спусковой крючок. Так и есть, в тени кто-то стоял, держа в руках дымящееся ружьё. Револьвер стыдливо щёлкнул, всаживая две пули в дверцы платяного шкафа и тут же смолк. Чёрт! Угораздило же его, дурака, выпустить по входной двери целых четыре пули! Со страху промазав с трёх шагов, бандит зайцем бросился прочь.
        Так толком и не рассмотрев пришившего Шрама, а теперь ещё и Одноухого стрелка, Сломанный нос нырнул за разворошённую постель. Выхватив из рукавов по паре метательных кинжалов, он крикнул:
        - Неплохо стреляешь! И ружьишко неслабое! Может, подскажешь, где такое прикупить?
        - А вот вы стреляете просто на редкость отвратительно, молодой человек. И револьвер у вас никудышный. А такое ружьё, как у меня, не купишь на блошином рынке за пару фунтов.
        У Сломанного носа отвисла челюсть, когда он услышал этот надтреснутый старушечий голос, звучавший с немалым презрением и превосходством. Дьявол его раздери, да ведь это же и впрямь хозяйка особняка, вдова Монро! У бандита отлегло от сердца, но стоило ему бросить взор на двух окоченевших дружков, как всё облечение бесследно испарилось. Не-е-е-т, это не старуха, это просто Сатана в юбке. И её не объедешь на хромой козе.
        Высунувшись над кроватью, Сломанный нос, пытаясь сохранять спокойствие, сказал:
        - Приношу извинения, мадам, за всё случившееся, однако…
        - Просить прощения будешь в пекле, мерзкий хам! - голос Джульетт задрожал от негодования. У него ещё хватает совести ТАКОЕ говорить!
        - А вы не подскажите, куда направились ваши постояльцы? - Сломанный нос внимательно следил за силуэтом прячущейся в тени старинного платяного шкафа старухи. Похоже, у бойкой престарелой вдовушки кончились патроны к её ручной мортире. Иначе она бы не отказала себе в удовольствии пальнуть ещё разочек. У этой бабы на все вопросы был только один ответ - выстрел из ружья. Но проверять верность своего предположения бандит не спешил. Вдруг хитрая ведьма просто выжидает удобного момента, чтобы уж шмальнуть наверняка?
        Предположения Сломанного носа были абсолютно верны. Кусая губы, Джульетт тоскливо смотрела на шкатулку слоновой кости, так заманчиво белеющую в желтоватом свете ночника на каминной полке. Ей бы ещё парочку патронов к «Зверобою» и с оставшимся мерзавцем можно было распрощаться без особых проблем. Катрин взвесила в руке морской кортик и оценивающе прикинула силы противника. Здоровый бугай, тяжелее её фунтов на сто. Ничего, она попробует управиться и без ружья. Благо неравные весовые категории в пользу сломанного носа ещё не гарантировали перевеса в его сторону.
        - Зачем вам понадобились мои мальчики? - сварливо осведомилась Джульетт, скидывая тапки и становясь босыми ступнями на ковёр. - Они приличные люди и не водятся с подобным вам отребьем!
        - У нас с ними кое-какие делишки намечались, - пояснил Сломанный нос, отводя правую руку за плечо. Как только выпадет удобный момент, он без промедления метнёт кинжал. Бывало, Сломанный нос попадал в железный шиллинг с двадцати шагов.
        - А я уж было решила, что вы забрались ко мне в дом, чтобы ограбить меня, - призналась миссис Монро, делая неслышный шаг вперёд. Тяжёлый кортик был опущен вниз, едва не касаясь остро отточенным лезвием пола.
        - Ещё скажи, чтоб обесчестить! - хохотнул Сломанный нос. Ну же, старая ты колоша! Шевелись быстрее! Он видел, как тёмный силуэт начал смещаться, постепенно покидая спасительную тень.
        - Похоже, ваше хамство неизлечимо, - покачала седой головой в чепце Джульетт. - От подобной болезни есть только одна панацея.
        - И какая же? - Сломанный нос был готов обсуждать с ней всё что угодно, лишь ещё хоть немного потянуть время. Он был почти готов. Кинжал дрожал от нетерпения в его пальцах. Он жаждал испить крови этой наглой старой суки.
        - Хирургическое вмешательство, - Катрин выступила на освещённое тусклым маревом ночника пространство комнаты.
        В тот же момент Сломанный нос с торжествующим воплем выскочил из-за своего убежища и с силой бросил кинжал. Клинок со свистом прожужжал в воздухе, летя прямиком в грудь миссис Монро. А бандит уже метнул вдогонку второй кинжал, с левой руки, буквально спустя пол секунды. Сломанный нос привык бить наверняка.
        Катрин едва успела прогнуться в пояснице, заваливаясь назад и пропуская истошно воющий кинжал над собой. Бум! Клинок почти на дюйм вонзился в дверь. Со стоном выпрямившись, миссис Монро хлёстким ударом кортика с отчаянным дз-ы-ын-н-нь отбила второй кинжал. У Сломанного носа глаза на лоб полезли, когда он увидел, с какой скоростью, едва уловимой для зрения, орудует старуха. Как она ловко, почти играючи, разобралась с двумя летящими смертями.
        - Твою-то мать! - приглушенно охнул бандит, невольно втягивая голову в плечи. Ему стало очень страшно, словно перед ним стояла не хрупкая бабулька в длиннополой ночной рубашке с кажущимся огромным в её ручках тесаком, а свора оголодавших волков-людоедов.
        Не давая Сломанному носу опомниться, Джульетт наотмашь швырнула в него кортик. Вращаясь точно бумеранг клинок со звучным хряпаньем вошёл в грудь бандита почти по самую рукоятку. Сломанного носа пронзила жуткая боль, какой он ещё никогда не испытывал, из глаз брызнули слёзы, а из горла потекло что-то солёное и тёплое. Задыхаясь от невыносимой, скручивающейся в спираль вокруг груди боли, Сломанный нос рухнул на колени. Он ещё какое-то время недоумённо таращился затуманивающимся взором на приближающуюся к нему страшную старуху. А потом и без того тусклый свет окончательно померк в его глазах и он, оскалившись, упал на спину, пялясь в потолок застывшими глазами.
        Джульетт брезгливо поставила ногу на плечо убитого бандита и, схватившись за рукоятку кортика обеими руками, потянула изо всех сил. Оружие с густым чавканьем вышло из плоти. Покрытое свежими алыми разводами.
        - Ты слишком рано сдох, грязный подонок, - заявила мертвецу Джульетт. - Ты не успел мне рассказать, что вам нужно от мистера Джентри и его друга…
        И в этот самый неподходящий момент из прихожей донёсся суматошный непрерывный трезвон дверного звонка. Дзинь-дилинь, дзинь-дилинь! Джульетт обречённо застонала. Кого же это ещё принесло в такую рань? Утро началось ну просто чудесно! Что ещё за очередные гости? Миссис Монро, страдальчески заохала, спеша через холл в прихожую. Звонок не унимался. Дребезжа, как сошедший с ума соловей. Ну что ж, кто бы там не объявился, у него, по крайней мер хватает такта вежливо дать о себе знать.
        Но опрометчиво открывать двери неизвестно кому миссис Монро не торопилась. Посему она задержалась ровно настолько, сколько было нужно, чтобы перезарядить «Зверобой» и всыпать в карман ночнушки горсть тяжёлых патронов.
        
        Сначала Джек Спунер ей не поверил. Ещё бы! А кто бы на его месте поверил? Разве мог он поверить Генриетте Барлоу в том, что она собственными глазами видела Джека Попрыгунчика, да ещё после этого осталась в живых? Подумать только, она самолично видела его на Северном железнодорожном вокзале, запрыгивающем на крышу пассажирского вагона! Смех, да и только. Разве мог поверить в эдакие сказки Джек, когда его крайне грубо и настойчиво разбудили, и заставили, хлопающего спросонья глазами и мало что соображающего, выслушать поток невнятных слов и причитаний?
        Нет конечно, поначалу Джек не поверил ей. А как же иначе? Он сидел, огорошенный и сбитый с толку лавиной обрушившейся на него информации, отчаянно зевая и пытаясь понять, что от него хочет Генриетта. Настырная девчонка, вынужден был он признать. Умудрилась отыскать его средь ночи в одной из самых надёжных, как он считал до последнего момента, нычек - в старой заброшенной сыроварне, стены которой насквозь пропитались специфически кисло-острым запахом сыра Кюле, о котором здешние мыши уже лет как десять могли только мечтать. Хотя возможно, он сам как-то ей проболтался об этом пристанище. Спросонья Джек всегда плохо соображал и никак не мог вспомнить, говорил всё-таки или нет.
        Ну а когда Генриетта начала нести какие-то совершенно невероятные страсти, Джек по-первах подумал, что она рехнулась-таки. Возможно, попался какой-то чокнутый клиент, возомнивший себя знаменитым маньяком, вот бедняжке и досталось на орехи. Но чем дольше Джек слушал сбивчивые горячие восклицания девушки, чем больше отходил ото сна, тем мрачнее становилось у него на душе. С каждым словом Генриетты Джек сжимался всё больше и больше. И когда, наконец, он понял, что девушка с такими огромными от страха глазами и сочащимися ужасом словами, срывающимися с дрожащих губ, не может ничего выдумать сверх того, что ДЕЙСТВИТЕЛЬНО видела, ему самому стало не по себе. Ладно, чего там… Кого стесняться, эту позеленевшую от страха разряженную в пошлые шмотки девчонку? Ему стало страшно.
        Генриетта смотрела на него с такой отчётливо читаемой на перепуганном замурзанном личике мольбой, что ему стало неловко. Как будто он способен решить все её проблемы! Чёрт возьми, да ведь она стремглав бежала к нему, рассчитывая на его помощь, на то, что Джек Спунер придумает что-нибудь путное. Джеку очень не хотелось подводить эти округлившиеся от страха васильковые глаза, с проблескивающими искорками надежды, но… Но что он мог сделать сам?
        Охрана вокзала не поверила Генриетте. Вполне ожидаемо. Кто ж поверит в подобные россказни из уст незаконно пробравшейся под купол станции проститутки? Точно так же как не поверят и малолетнему оборвышу, ночующему в заброшенном здании разорившейся сыроварни. А вот Джейсону… Джейсону Джентри поверит самый последний опустивший констебль в этом городе. Джек окончательно проснулся и был готов незамедлительно действовать. Они должны успеть добраться до дома старшего инспектора по расследованию убийств раньше, чем поезд отправится утренним рейсом в пункт своего назначения, увозя на борту страшного преступника. Не факт, разумеется, что Джек-Попрыгунчик решит всё же остаться в поезде. Так же возможно, что он уже покинул своды вокзала и смылся куда подальше. Но и отмахиваться от слов Генриетты Джек никак не мог. В конце концов, он не ради красного словца заявлял, что готов на что угодно, лишь бы помочь Джейсону изловить Прыгуна.
        Схватив Генриетту за руку, Джек решительно поволок её за собой. Она, не задавая лишних вопросов, послушно бежала за ним. Он вдыхал слабый, едва уловимый запах клубники, доносящийся от девушки. Она была очень красивая. Такое милое лицо в обрамлении злотых локонов. И она так неестественно смотрелась в красных шелках на ночной улице столицы… Кто же ты такая, Генриетта, снова и снова спрашивал себя Джек? Впрочем, пока его больше занимали другие вопросы.
        К дому Джейсона им удалось добраться почти под самое утро. И то благодаря доброте развозчика молока, который сжалился над галопом несущейся по улице парочкой и подсадил их к себе в повозку, груженную флягами со свежим молоком. Если бы не молочник, им бы ни в жизнь не успеть так быстро домчаться до двухэтажного особняка на Сторм стрит 33. Видимо, само провидение был заинтересованно в успехе их предприятия.
        Молочник высадил их в квартале от дома миссис Монро. Оставшийся отрезок пути Джек с Генриеттой пробежали на одном дыхании. Джек не выпускал её ручку из своих пальцев. Девушка, закусив полную нижнюю губку, мужественно бежала, путаясь в юбках и, то и дело подламывая ноги на каблуках совершенно не приспособленных к бегу туфель.
        Пока они бежали, им не встретилась ни одна живая душа. Исключение составила разве что потрёпанная чёрная почтовая карета, с грохотом промчавшаяся по улице им навстречу. Извозчик как сумасшедший нагонял лошадей и выглядел так, словно за ним гнались черти.
        Взбежав по ступенькам увитого засыхающим в преддверии зимы плющом старинного особняка, Спунер что было мочи потянул за шнурок звонка. Где-то внутри дома раздалась пронзительная трель. Джек ободряюще подмигнул Генриетте и продолжил терзать шнур. Он был готов дёргать за него, пока у него кожа на пальцах не сотрётся.
        - Пожалуй, с нашей стороны невежливо вот так настойчиво вламываться к спящим людям без предупреждения, - пролепетала девушка.
        - Невежливо было трясти меня как терьер крысу, когда я спал, - фыркнул Спунер. - Поздно ты вспомнила о хороших манерах, крошка!
        Генриетта обожгла мальчишку возмущённым взглядом:
        - Ну, знаете ли, господин соня, по-моему, у меня была более чем стоящая причина, чтобы разбудить Вашу светлость!
        Джек показал девушке язык. Он едва не подпрыгивал, до хруста в пальцах сжимая шнурок звонка. Колокольчик в прихожей захлёбываясь, звенел почти не переставая. Ну же, куда вы все подевались? Почему никто не спешит открыть им? Спунера одолели тревожные мысли. Неужели никого нет дома? Или у них тоже случилась какая-нибудь пакость? Чёрт, что-то в последнее время в его жизни происходят сплошные казусы. Он по прихоти судьбы то и дело оказывается вовлечённым в различные сомнительные истории. И почему-то в этих историях обязательно оказываются замешанными девушки. Причём очень и очень симпатичные. Джек самодовольно приосанился. И тянет же всех этих милашек к такому отличному парню, как он!
        Наконец, когда Спунеру стало казаться, что миновали годы и столетия, а они сами с Генриеттой превратились в согбенных поседевших стариков, дверь отворилась. Мальчишка торопливо отошёл в сторону, чтобы не мешать. Он повернул вихрастую голову с неизменной кожаной лётной фуражкой с защитными очками к Генриетте и ободряюще подмигнул. Мол, не боись, всё будет нормально!
        И тут васильковые глаза Генриетты превратились в плошки, до того они округлились! Признаться, это была совсем не та реакция, что ожидал Джек. Что за дьявольщина? Девушка подняла руку и указала задрожавшим пальцем мимо Спунера. Джек, нахмурившись, обернулся обратно к двери и… Почти уткнулся носом в зияющие чёрными провалами стволы здоровенного ружья, до того нелепо смотрящегося в руках возникшей на пороге миссис Монро, что при других обстоятельствах Джек непременно расхохотался бы. Но сейчас ему стало не до смеха.
        - Э-э-э…. Мэм, вы не узнаёте меня? - Джек едва не зашаркал ножкой. Себе он казался до того заискивающим, что аж противно стало. Однако Спунер давным-давно уяснил одну простую как божий день штуку - всегда смотри, с кем разговариваешь. И если ты пытаешься говорить с нацеленным тебе в морду ружьём, упаси тебя Святые вякнуть что не так.
        Спунер не знал, что конкретно накатило на домохозяйку Джейсона, почему у неё такой воинственный вид, зачем она взяла в руки оружие и какого чёрта смотрит на него так, словно он виновен во всех её бедах. Джек этого не знал. Хотя любопытство распирало его как вино переполненную бочку. Но он знал, когда следует выступить первым, а когда дать возможность выговориться другим. Например, тем, у кого есть такое здоровенное ружьишко.
        - Почему же не узнаю? Я вас узнаю из целой сотни других несознательных оборванцев, юноша, - голос Джульетт был суров, как скальный утёс, а лежащий на спусковом крючке ружья палец твёрд, как наковальня.
        - Добрый веч… Тьфу, доброе утро, мэм, - спешно поправился Джек, стаскивая засаленную фуражку со вставших дыбом волос. Прятавшаяся за его спиной Генриетта сделала неуклюжий книксен. Не иначе как маленькая сухонькая миссис Монро выглядела в её глазах кровожадной ведьмой.
        - Позвольте вам представить мисс Барлоу, - Спунер едва ли не насильно выволок Генриетту за руку. Свет зажжённого в прихожей газового рожка осветил её перепуганное личико. - Мы к вам по чрезвычайно срочному и важному делу. Извините, что разбудили вас и вынудили, хм, взяться за оружие… Должно быть, вы встали не с той ноги или увидели кошмар…
        Джульетт опустила ружьё и щелчком поставила на предохранитель. Облегчённо выдохнувший Спунер отметил, насколько машинальным и отточенным было это движение пожилой дамы. Словно миссис Монро по двести раз на день упражняется в стрельбе.
        - Доброе утро, мэм, - пискнула Генриетта, и тут же попыталась вновь скрыться за Джеком. Отчего-то невысокая старушка в ночной рубашке, домашних тапках и лихо заломленном набекрень чепце произвела на неё неизгладимое впечатление. Она сама, в своем пошлом платье, с откровенным декольте и разрезом на бёдрах, с дешёвой косметикой на лице показалась себе на редкость грязной и омерзительной. Боже, как низко я пала, мысленно прошептала девушка…
        - Утро было добрым, пока не превратилось в кошмар наяву, - ответила Джульетт, всё ещё настороженно глядя на очередных незваных гостей. Спунеру показалось, что блеклые старушечьи глаза видят его насквозь. И не только его, а и всю спящую улицу, постепенно окрашивающуюся серыми красками подступающего утра. - Так чем могу вам помочь, молодые люди? Сомневаюсь, что вы с таким рвением ломились в мой дом только для того, чтобы засвидетельствовать своё почтение. Особенно это касается вас, мистер Спунер. Мне-то прекрасно известно, каких нелестных эпитетов я удостоена в ваших легковесных выражениях.
        - Чего удостоены? - озадаченно переспросил Джек. Он напялил фуражку и озабоченно почесал в затылке. Иногда эта грымза отмачивала такое, что он при всём старании не мог понять.
        - Не увиливайте от ответа, юноша. И не заставляете меня стоять на пороге. Глубокая осень как - никак, - сварливо сказала Джульетт, ни спеша, однако, пригласить их войти.
        - Нам нужно срочно поговорить с Джейсоном! - выпалил Спунер, не сводя с Джульетт настойчивого, прямого как палка взгляда. - Не думайте, что это очередная шутка или какой-нибудь дурацкий розыгрыш. Всё даже намного серьёзнее, чем вам кажется!
        - Ага, - добавила Генриетта, ловя на себе пристальный взор старушки. Внезапно Генриетте показалось, что в глазах миссис Монро отразилось лёгкое недоумение, смешанное с озарением, внезапным пониманием чего-то… Господи боже, запаниковала девушка, а не приводилось ли нам встречаться раньше? В другой жизни?.. На миг Генриетте померещилось, что Джульетт раздула ноздри, глубоко вдыхая в себя стылый утренний воздух. Как будто ищейка, унюхавшая лису.
        Пожилая женщина невесело усмехнулась, опираясь на приклад уткнутого дулом в ступеньку крыльца ружья.
        - Серьёзней? Даже серьезней, чем три вооружённых бандита, не более как полчаса тому назад проникшие в мой дом с крайне сомнительными целями? Им тоже, кстати, понадобился мистер Джентри. Мой мальчик становится в последнее время популярней министра Научных разработок!
        Спунер чуть не окосел, вытаращившись на миссис Монро. Вот так новости! Оказывается, воистину стали происходить весьма интересные вещи. И не только с ним. Правда, Джек никогда не считал, что жизнь старшего инспектора по расследованию убийств скучна и обыденна, но и представить себе не мог, чтобы к его другу вламывались какие-то уголовники! Обычно Джейсона подобные личности предпочитали обходить.
        - Этим м-м-м, - Джек оглянулся на Генриетту, - негодяям точно был нужен Джейсон?
        - Как-то не озаботилась поинтересоваться их мнением, - фыркнула Катрин. Было видно, что она на редкость раздосадована и не очень довольна собою. - Боюсь, теперь даже полицейские дознаватели не смогут добиться от них ровным счётом ничего!
        - Вы их что - того? - сглотнул Джек, с неподдельным уважением глядя на Катрин. - Прямо из этого ружья?!
        - Я вообще-то ожидала, что на гром выстрелов сбежится пол округи. Или же, по крайней мере, кто-нибудь из соседей вызовет полицию. А то и патруль какой заглянул бы… Этих дармоедов всегда нет, когда они действительно необходимы.
        - Точно, взяточники чёртовы, - неосознанно вякнул Джек и тут же заработал негодующее покашливание Джульетт. Миссис Монро хоть и периодически охаивала констеблей, но свято верила в непорочность и искреннее стремление сотрудников Империал-Ярда всем помочь и всех защитить.
        Ну да ладно, нужно собрать разбегающиеся мысли воедино. У Спунера аж голова пошла кругом. Проклятье, как-то многовато всего свалилось на него за последние несколько часов. На несколько секунд перспектива вернуться в свою укромную норку и досмотреть сладкие сны показалась Джеку невероятно притягательной и соблазнительной. Но только на несколько секунд.
        - Этой ночью Генриетта видела на Северном железнодорожном вокзале Джека-Попрыгунчика! - сказал Джек самым спокойным и уверенным из своих голосов. - Прошло уже достаточно времени, но есть надежда, что он ещё там. И если полиция поспешит, то сможет взять его тёпленьким. Сукин сын прячется прямо в здании вокзала и если его окружить, то… То может быть мы, наконец, его поймаем. Теперь мы можем лично поговорить с Джейсоном, мэм?
        Джульетт выпрямилась, поджала тонкие выцветшие губы и положила тяжёлое ружьё на сгиб руки.
        - Джейсон и его гость уехали примерно час назад. Или вы думаете, что я взялась за оружие по собственной прихоти, молодые люди?
        У Спунера всё внутри оборвалось.
        - Уехал, как уехал? С кем уехал? Куда?! Миссис Монро, да кто же нам поверит, кроме него? Если мы даже сунемся в полицию с этим заявлением, кто нас выслушает? Пока разберутся, что к чему, будет уже поздно! Вот же дьявольщина!
        - Полноте, Спунер, - Джульетт страдальчески поморщилась. Хватит на неё сегодня громких криков, ругани и шума. Усталость внезапным тяжким грузом навалилась на её костлявые плечи. Старушка невольно ссутулилась. - Мистер Джентри отправился именно к Северному железнодорожному вокзалу. И сейчас, в этот момент, уже должен отправляться на поезде в Блумбери. У них с его гостем там назначены важные дела. Это всё, что я знаю. Возможно, если мы телеграфируем в отдел и попробуем связаться с кем-то из его заместителей…
        - Флеминг! - Джек никогда не жаловался на заторможенность. Соображалка у него всегда работала отменно. - Морган Флеминг сейчас замещает Джейсона. А я-то думал, куда он запропастился… На дно, получается, залёг… А что, кстати, за гость такой у него таинственный, а?
        Миссис Монро посторонилась и махнула рукой, указывая в неосвещённую прихожую:
        - Проходите, на дворе прохладно. А то у юной леди, я смотрю, уже зуб на зуб не попадает. Оделась ты явно не по сезону, девочка…
        Джек не заставил себя упрашивать дважды. Он пулей влетал внутрь. Генриетта благодарно улыбнулась и последовала за ним. Джульетт притворила двери и, прислонив ружьё к стене, проследовала за молодыми людьми в холл. Клацнула выключателем. Холл озарилась жёлтым электрическим светом. Надо бы ещё зажечь несколько лампочек, подумала Джульетт. И переодеться не помешает. И ещё нужно вызвать полицейский наряд. А так же коронеров. И заняться основательной уборкой. Впрочем, у неё есть на примете парочка помощников. Которые не откажут пожилой слабой женщине в просьбе оказать небольшую услугу за миску вкусного грибного супа.
        - У тебя хорошие духи, деточка, - сказала Джульетт робко застывшей посреди прихожей Генриетте. - Такой приятный вкусный запах. Клубника, кажется, да?
        Часть 4
        Глава 8
        Элен не удержалась, чтобы не рассказать Стефану (по секрету, разумеется, и взяв с него обещание никому ни-ни!) о своих злоключениях на рыночной площади. Умственно отсталый юноша выслушал её очень внимательно, не перебивая, преданно глядя по-щенячьи добрыми и наивными глазами. Глазами, в которых не отражалось ни малейших проблесков того, что многие называют разумом. Хотя, по мнению Элен, в этом несчастном пареньке было больше внутреннего мира и доброты чем во многих так называемых разумных существах. Она до сих пор с содроганием вспоминала о том, что случилось на Яблочной улице, свидетелем чего её угораздило быть. Ей виделись сражённые пулями люди, которые, захлёбываясь кровью, падали на изувеченную ядрами мостовую. В ушах надсадно звучали, проникая под кору головного мозга пронзительные крики боли и ярости.
        Девушка неоднократно спрашивала себя - неужели человек способен на подобное? Как можно убивать кого-то? Чьего-то мужа, отца, сына? Спрашивала и не находила ответов. Вот вам и здравые трезвомыслящие люди. На взгляд девушки, те, кто отдал приказ открыть огонь по беззащитным горнякам, во сто крат соображали хуже Стефана. Этот витающий в незримом вымышленном мире тихий, вечно взъерошенный парнишка, обряженный в затасканную пижаму, был намного умнее этих незримых убийц. Стефан никому в жизни не причинил ни малейшего вреда. Элен не знала, каким был юный Гиллрой до того, как его разум помутился. Но рассказывая ему свои истории и всматриваясь в его безмятежное умиротворённое лицо, ловя на себе его чистый, блуждающий где-то в запредельных далях взгляд, ей хотелось верить, что он был на редкость хорошим человеком. Он не мог быть чёрствым высокомерным сухарём наподобие своей матери, от которой унаследовал изящные тонкие черты лица и густые светлые волосы.
        Элен не знала, доходит ли до него сказанное ею. Но она так же истово верила, что Стефан понимает её. Просто никак не может этого выразить. Словно некое волшебство заморозило все его чувства, превратило лицо в не выражающую эмоции маску, украло понимающую улыбку, поселило в голубых глазах вечное пустое выражение малолетнего ребёнка. Стефан тянулся к ней, Элен видела это. Так что же за волшебство изменило его?.. Нет, не так, не волшебство. Колдовство. Злое чёрное колдовство превратило этого паренька в практически бессловесный манекен. Иногда Элен казалось, что он как заколдованный злой колдуньей прекрасный принц из сказки. И что всего лишь надо, чтобы его поцеловала та, кто полюбит его таким, какой он есть. И тогда чары спадут, и они заживут вместе долго и счастливо. Но кто была та злая колдунья? И подходит ли сама Элен на роль возлюбленной принца?
        Иногда от собственных вольных мыслей девушке становилось смешно. Пожалуй, она всё-таки немного из другой сказки, про дурнушку и Королеву. Вот только в этой сказке не было и близко прекрасного заколдованного принца, и всепобеждающей силы любви.
        Стефан слушал её очень внимательно. Он не спускал с неё голубых глаз, и казался настолько увлечённым захватывающим, в лицах (у Элен был богатый опыт рассказывать истории своему братишке Тони), рассказом, что девушке хотелось верить, что он понимает каждое её слово. Элен хотелось думать, что Стефан сочувствует ей, переживает за неё. Что он действительно всё-всё понимает, просто не знает, как это выразить.
        Они уединились на кухне, где Элен, следуя своему обещанию помочь подготовиться к званому ужину, шинковала острозаточенным ножом овощи. День в особняке Гиллроев проистекал по своему обычному расписанию. Близнецы поднимали крышу гимназии, Джеймс с утра пораньше укатил на работу, Катрин перед обедом вспомнила, что давно не была в гостях у одной приятельницы, а дворецкий, надавав Элен кучу указаний, отправился в гараж, копаться в двигателе паромобиля. Как снисходительно пояснил девушке старик, у этой проклятущей колымаги опять застучали подшипники в ступицах. При этом он смотрел на неё с такой высокомерной миной на вытянутой постной физиономии, что Элен едва ли не почувствовала себя глупой курицей, не способной отличить карету от паромобиля.
        Острый нож без проблем резал морковку и лук, стуча лезвием по истерзанной деревянной доске, когда на кухне объявился Стефан. Он вошёл совершенно бесшумно, ступая одетыми в одни лишь грязные носки ногами по выложенному плиткой полу. Элен заметила его только когда он со скрипом подтянул тяжёлый резной стул к столу и уселся напротив неё.
        Элен не могла и предположить, что настолько обрадуется, увидев светловолосого паренька. И как-то само собой получилось, что торжественно вручив ему самую оранжевую, большую и вкусную на вид морковку, не переставая орудовать ножом, девушка начала свой неспешный рассказ. Стефан, с благодарностью приняв угощение, аппетитно захрустел, уставившись на Элен, как маленький щенок на любимого хозяина. Стефан был великолепным слушателем. Он не перебивал, не прерывал рассказ ненужными восклицаниями, не переспрашивал. Он просто слушал, грызя морковку и болтая ногами под столом.
        - … Вот так вот, Стефан, теперь можешь представить, каково мне было? - девушка поставила тазик с нарезанными овощами в мойку и повернула кран. Стефан тут же переключился на бьющую струйку воды, с шипением поливающую порезанные морковь, лук, петрушку и сельдерей. - И знаешь, что для меня самое чудное во всём этом?
        Стефан, завороженный напором воды, никак не отреагировал. Впрочем, Элен уже выбрала для себя единственно верную тактику общения с младшим Гиллроем. Ей и не нужно было, чтобы он отвечал. Она сама придумывала за него ответы. Закрыв кран, девушка повторно промыла овощное крошево и вернулась к разделочному столу.
        - Самое чудное - это реакция твоей мамы. Думаю, ты и сам понимаешь, что её отношение к приключившемуся со мной несколько выбивается из её обычного поведения! Не думай, я не ругаю твою маму, и мне кажется, что в глубине души она замечательная женщина, просто никогда не показывает этого. А тут на те - едва ли не вытирала мне слёзы! Представляешь?
        - Мама! - важно кивнул Стефан. - Представляешь.
        - Вот-вот, и я о том же! - Элен не удержалась от тёплой улыбки. Причём улыбка затронула не только её полные губы, но и карие большие глаза. - В общем, так всё и было…
        Девушка направилась к буфету и достала с полки банку со специями. Кухня у Гиллроев была само загляденье. Большая, просторная, ярко совещённая электричеством и двумя огромными окнами. Вся мебель из резного дерева, начиная от стола и закачивая последним из развешанных по стенам шкафчиков. Из кухни можно было сразу попасть в кладовую и в подвал. Так же здесь имелся выложенный из дикого камня большущий камин, жаровня и одно из последних достижений науки - газовая плита. Элен даже боялась предположить, сколько фунтов отвалили за это чудо, оснащённое четырьмя конфорками. Никак не меньше, чем за новенький паромобиль, не иначе! Ну а из кухонной утвари навроде бесчисленных тарелок из дорогущего фарфора и разномастных сковородок можно было выстроить целую башню, превосходящую по высоте любую из причальных мачт для дирижаблей. Мама Элен дорого бы отдала, чтобы взглянуть на всё это убранство хоть одним глазком.
        - Интересно, часто ли бывают в вашем доме званые вечера? - вслух размышляла Элен, ставя банку на стол. - Не пойми меня неправильно, но мне почему-то показалось, что твои родители настолько поглощены своими делами и сами собой, что у них больше ни на что не остаётся времени! Упс, кажется, я много болтаю о хозяевах… Вряд ли бы им понравились досужие рассуждения какой-то там няни!
        Стефан опустил голову, упёршись подбородком в столешницу. Его определённо заинтриговала почти до самых краёв наполненная специями банка. Элен машинально вытерла и без того чистые руки о наброшенный поверх платья накрахмаленный передник и с улыбкой сказала:
        - Но я-то знаю, что ты ни при каких обстоятельствах не выдашь меня, правда? Знаешь, чем больше я с тобой общаюсь, тем больше ты мне нравишься. Пожалуй, я бы даже смогла назвать тебя своим братом. Или другом. Ты же не против, нет?
        - Нет, - Стефан оторвался от разглядывания специй и энергично замотал лохматой головой. Давно не мытые волосы делали его похожим на смешного дикобраза.
        Чёрт, а я же совсем забыла напомнить Катрин о том, что Стефану не помешало бы принять ванную, закусила губу девушка. Чёрт-чёрт-чёрт, как стыдно то! За всей этой работой и переживаниями она совсем запамятовала о данном бедному пареньку обещании. Судя по поведению Катрин, которая больше ни разу при разговоре с Элен не упоминала имени сына, на Стефана ей было глубоко наплевать. Эта холодная высокомерная женщина ни разу не спросила, не видел ли кто из домочадцев Стефана, не приболел ли он часом? Катрин вполне устраивало, что её умственно отсталый сын, стыд и позор семьи, постоянно прячется в бесчисленных комнатах огромного особняка и лишний раз не показывается на глаза. Странное поведение для женщины, которая называла Стефана «мой милый мальчик». Впрочем, как успела убедиться Элен, Катрин и на младших, очень даже здоровеньких и неглупых ребятишек, не особо обращала внимание.
        - Так мы друзья? - Элен с теплотой в глазах смотрела на то, как светловолосый юноша, в поношенной измятой пижаме и сползающих с пяток грязных носках сидит за столом и задумчиво изучает расставленную у него перед носом посуду.
        - Друзья, - Стефан поднял на неё голубые глаза и с совершенно серьёзным видом кивнул. - Мы друзья.
        - Знаешь, ты самый разговорчивый из моих друзей, - рассмеялась Элен. - И уж точно единственный, кто видел меня голой! А вот это действительно привилегия только самых близких друзей…
        Положа руку на сердце, Элен с полной уверенностью могла сказать всем и каждому, что настолько близких друзей у неё ещё не было. Никому не удавалось раньше увидеть ее, в чём мать родила. И нельзя сказать, что девушку это обстоятельство сильно расстраивало. Она была порядочной и целомудренной девушкой и считала, что до замужества ни один мужчина не должен видеть свою даму сердца нагишом. Тем более что у неё и смотреть то особо не на что. Элен сильно сомневалась, что кого-то сможет привлечь её большая задница.
        - Кстати, а этот доктор Аткинс… - Элен, усевшись на свободный стул немного передохнуть, осторожно подбирала слова. - Этот доктор, что занимается твоим здоровьем… Он действительно лечит тебя, или же только вымогает у твоих родителей деньги, пичкая тебя пилюлями от бессонницы?
        Поскольку Стефан ничего не ответил, Элен продолжила:
        - Мне далеко не всё равно, что происходит с тобой, честно. И мне бы хотелось знать, приносит ли прописанное этим доктором лечение хоть какую-то пользу? Твоя мама так хорошо о нём отзывалась, якобы какой он замечательный врач и умнейший человек и насколько он успешно продвинулся в твоём лечении! Но знаешь ли, Стефан, за деньги можно взяться лечить любую болезнь. Я не думаю, что твоих родителей так легко облапошить, но когда дело касается болезни мозгов….
        Элен запнулась, выжидательно глядя на юношу. Даже мысленно Элен не хотелось обижать его грубым и неосторожно оброненным словом. Но Стефан, словно застывший истукан, сидел, выпрямившись как жердь и глядя поверх её головы. Сомнительно, чтобы он осознавал, что Элен пытается ему сказать, и совершенно точно не сможет ответить ни на один из вопросов. Элен подумала, что вряд ли Стефана и доктора Аткинса связывают сколь-нибудь иные отношения, кроме сугубо профессиональных отношений лечащего врача и пациента. И ещё ей казалось, что это в корне неверный подход. Когда дело касается болезни, превращающей человека в ходящий овощ, когда голову окутывает безумие, превращающее в пускающего слюни идиота, традиционные медицинские приёмы перестают действовать. Как может врач вылечить такого больного, не сблизившись с ним, не пытаясь понять его, не стремясь стать ему другом? Элен невольно залилась краской, представив себя со стороны. М-да уж, та ещё картинка - девятнадцатилетняя деваха из Промышленных районов, работающая у богатых и важных людей няней, даёт советы опытнейшему доктору, мало того, директору самой
Мерсифэйт! как лечить умственно отсталых пациентов. Умора, да и только! Элен самой стало смешно.
        Заметив посетившую девушку улыбку, Стефан встрепенулся и радостно заухмылялся. Из уголка его рта как по заказу потекла тонкая струйка слюны. Юноша схватил со стола начищенный до зеркального блеска поднос и принялся рассматривать своё отражение, корча на редкость уморительные гримасы.
        - Стефан, ты просто клоун, - обречённо покачала головой Элен, улыбаясь ещё шире.
        - Стефан хороший мальчик, - немедленно возразил юный Гиллрой, явно несогласный с мнением девушки. - Стефан милый… Доктор Аткинс друг Стефана!
        Элен удивлённо вскинула густые чёрные брови. В кои-то веки Стефан выдал вполне осмысленную фразу. Любопытно. Получается, что этот врач-психиатр всё же имеет достаточный вес в глазах паренька. Элен, положив руки на прикрытые подолом платья коленки, спросила:
        - Доктор Аткинс твой друг? Уверен?
        - Ага! - Стефан бурно закивал головой. Белокурые засмоктанные волосы упали ему на лоб, закрывая глаза. - Стефан друг Элен. Доктор Аткинс друг Стефана!
        Судя по всему, парнишка пытался доступными ему фразами выразить своё отношение к няне двойнят и доктору. Из чего Элен сделала вывод, что в понимании Стефана она и директор Мерсифэйт стоят примерно на одной ступени. Сомнительная честь, однако! Элен, как и любая другая девушка из Промышленных районов была наслышана о знаменитой на весь город закрытой лечебнице для душевнобольных. Людская молва традиционно приписывала этому месту воистину дурную славу. Со слов всезнающих кумушек выходило, что за неприступными стенами крепости-больницы творятся настолько страшные и жуткие вещи, что попади туда хоть самый здоровый человек в мире, не пройдёт и нескольких дней, как он превратится в законченного идиота. Что ж, если даже малейшая часть этих слухов соответствует истине, то не мудрено, почему Катрин до сих пор не отдала сына на принудительное лечение, ограничась частными и наверняка очень дорогостоящими визитами доктора Аткинса. По крайней мере, главврач больницы лично принимал участие в лечении Стефана, не перекладывая эту обязанность на плечи штатных сотрудников. Вероятно, семью Гиллроев и доктора
связывали более тесные и дружественные отношения, чем могли бы подумать со стороны.
        - Надеюсь, мы с ним поладим, - подмигнула Стефану Элен.
        Юноша, не уловив иронии, важно кивнул, чем вызвал очередную улыбку Элен. Но улыбка, не успев расцвести на её губах, тут же завяла. Элен услышала приближающиеся по коридору шаги. Степенная размеренная поступь. Дворецкий. Элен торопливо поднялась и взяла в руки разделочный нож. Подтверждая её предположения, в кухню вошёл Шатнер.
        Окинув потупившуюся девушку подозрительным взором, высокий старик сказал:
        - Я за детьми, мисс Харт. Мне удалось починить паромобиль. Впрочем, вам это вряд ли интересно. Постарайтесь приготовить к нашему возвращению обед для Тома и Сью.
        Коротко, ясно и предельно лаконично. По-другому Шатнер никогда не изъяснялся. Во всяком случае, Элен не слышала. Старик всегда был собран, сосредоточен и чопорен. Тёмно серый длиннополый сюртук безукоризненно отглажен, лакированные носки туфель сверкают, на руках белоснежные перчатки, которые никогда не пачкались. Он передвигался по дому с настолько постным и надменным выражением на сухощавом гладко выбритом лице, что у девушки при нечаянной встрече с ним всегда сводило живот. Почему-то дворецкий пугал его. Он казался Элен каким-то неживым. Ни одной лишней эмоции, ни малейшей теплоты в голосе, ни намёка на сострадание. Элен сомневалась, а может ли он улыбаться? Уильям Шатнер напоминал девушке бездушного манекена, человека, лишённого сердца. Была ли у него семья, те, кому он способен подарить хоть немного чувств? Любит ли он кого-нибудь, кроме работы?..
        Скрытый пенсне болотистого цвета глаз дворецкого прищурился, когда он посмотрел на пускающего слюни Стефана.
        - И приглядывайте за молодым господином. Миссис Гиллрой скоро вернётся и отдаст вам соответствующие распоряжения насчёт мистера Стефана.
        - Да-да, я всё поняла, сэр, - торопливо сказала Элен и тут же у неё неосознанно вырвалось: - Соответствующие распоряжения?
        - Вы не ослышались, мисс Харт, - в голосе старика сквозила стужа. Да они все в этом доме какие-то ледяные и бесчувственные, в сердцах подумал Элен. Все, кроме самых младших. - Мадам Катрин лично вас проинструктирует. Могу лишь намекнуть, что вам предстоит позаботиться о внешности мистера Стефана. Его следует привести в надлежащий вид.
        Элен немедленно покраснела, как перезрелый помидор, стоило ей представить, как она приводит давно не мытого юношу «в надлежащий вид».
        - Не смею вас больше отвлекать, - с недвусмысленным намёком сказал дворецкий и, крутанувшись на пятках, на негнущихся ногах вышел из кухни.
        Элен и Стефан молча переглянулись. Молодой Гиллрой с отсутствующим выражением устремлённых в никуда глаз, Элен с пылающими свекольными кругами на щеках. Когда девушка хотела предложить хозяйке дома вымыть Стефану голову, она и близко не имела в виду вымыть его целиком, да ещё и самой заняться этой весьма нескромной процедурой!
        - Кажется, мне суждено-таки увидеть тебя голым, дружок, - Элен едва удержалась, чтобы не прыснуть со смеху. - Что ж, по крайней мере, будем квиты.
        - Голым! - торжественно провозгласил Стефан.
        
        Званый вечер был назначен на шесть часов. Место для ужина было отведено в гостиной, буквально кричащей своим роскошным убранством о немалом достатке хозяев. Накрытый стол ломился от всевозможных кушаний, к приготовлению которых Элен приложила немало усилий. Она даже удостоилась сдержанной похвалы Катрин. К слову, сама миссис Гиллрой произвела на кухонном поприще неизгладимое впечатление на Элен. При всём своём высокомерии и снобизме готовила она отменно. Теперь девушка понимала, почему семья Гиллроев предпочитает обходиться без кухарки. Ради особо торжественных случаев Катрин была способна заткнуть за пояс шеф-повара любого из престижных столичных ресторанов. В остальном же с работой кухаря неплохо справлялся Шатнер.
        Гостиная была ярко освещена огромной электрической люстрой, стол сверкал от изобилия хрусталя и фарфора, к высокому потолку взмывали чудесные ароматные запахи. В обязанности Элен входило накладывать на подносы и тарелки очередные перемены блюд и подносить к столу, где уже бразды командования парадом принимал на себя дворецкий. В остальном же девушке полагалось быть тихой и незаметной как мышка. Ни одного лишнего слова, ни случайного замечания, ни прямого взгляда. Катрин в двух словах объяснила, что доктор Аткинс из породы закоренелых консерваторов, в чьём представлении прислуга являлась чем-то средним, промежуточным звеном между бессловесными животными и водителями экипажей. В принципе такая позиция более чем устраивала Элен, у которой не было ни малейшего желания присутствовать на этом ужине. Она бы с радостью поменяла грядущую помпезную обстановку на вечер в детской комнате в компании неугомонных двойняшек.
        К слову, двойнята так же находись в гостиной. Непривычно серьёзные в строгих костюмчиках и надутые из-за сурового наказа матери раскрывать рот лишь для того, чтобы положить в него что-нибудь съестное. Элен всё гадала, когда у напыжившихся бесенят лопнет терпение, и они устроят в гостиной форменный бедлам. Джеймс Гиллрой в безукоризненном тёмно-синем костюме-тройке, с тщательно расчёсанными волосами и напомаженными усами сидел во главе стола, пыхтел ароматной сигарой и шуршал утренними газетами. Складывалось впечатление, что окромя биржевых сводок его ничто не интересует. Катрин, одетая в пышное вечернее платье, на которое извели несколько десятков футов тончайшего кринолина, тщательно изучала накрытый стол: вдруг где салфеток добавить или переставить вазочки с фруктами, чтобы добиться наибольшей гармонии. Как с апломбом заявила Катрин, гостиная должна быть пропитана духом Мэй-Шань, и тогда вечер пройдёт просто в исключительно приподнятом настроении. А чтобы добиться этого, каждая деталь, даже с виду самая незначительная, должна занимать своё, строго отведённое место, будь то бутылка вина или
обыкновенная ложка. Элен ни слова не поняла из заумных высказываний хозяйки, сочтя, что она просто говорит о тех вещах, которых не понимает, лишь бы показаться умнее, чем есть на самом деле.
        Стефан, вымытый и сияющий, как новенький медяк, тихо сидел на отведённом для него месте, увлёкшись поеданием сочного ярко-алого яблока. Белокурые волосы юноши, так похожие на вьющиеся локоны Катрин, падали ему на плечи. Он несколько странно выглядел в обстановке вызывающего великолепия гостиной. Элен подумала, что ему явно жмёт в плечах купленный специально для подобных случаев тесный пиджак. Катрин приодела своего сына, но не позаботилась спросить, удобно ли ему.
        Элен вносила в гостиную последний поднос, когда из холла донесся скрипучий голос Шатнера:
        - Господа, прибыл мистер Аткинс!
        Катрин указала костлявым пальцев с идеально ухоженным ногтем на одно из немногих свободных местечек плотно заставленного стола, куда Элен следовало поставить поднос, и сказала:
        - Джеймс, отвлекись на секунду от газеты и проводи меня к двери. Нам нужно встретить доктора Аткинса всей семьей. Дружно и организованно. Дети… Том, Сью, вы слышали меня?
        Двойнята, успевшие перемазать хорошенькие мордашки шоколадным пудингом, обречённо вздохнули и нестройным хором ответили:
        - Да, мам… Мы идём.
        Катрин быстро захлопала в ладоши, призывая всех к вниманию.
        - Джеймс, я не буду просить дважды! Элен, ты поведёшь Стефана, смотри, чтобы он не сбежал раньше времени.
        Стефан, услышав своё имя, запихнул в рот огрызок яблока, раздув щёки и недоумённо уставился на мать, определённо не понимая, чего от него требуют. Элен, ласково проведя ладошкой по макушкам направившихся в холл двойнят, подошла к Стефану.
        - Вставай, твоя мама хочет, чтобы ты поздоровался с доктором Аткинсом.
        - Доктор Аткинс друг Стефана, - тут же отозвался Стефан. Заулыбавшись, он неуклюже вылез из-за стола, едва не опрокинув графин с виноградным соком, который Элен успела подхватить в последний момент и убрать от греха подальше.
        Они последними покидали гостиную. Джеймс, под руку с расщебетавшейся супругой уже скрылись в холле, двойнята обречённо плелись сзади, то и дело жалобно оглядываясь на Элен. Ребятишки ждали от любимой няни поддержки. Но единственное, что Элен могла, так это ободряюще улыбаться им и морщить нос. Двойнята обожали, когда она так делала. Том заявлял, что она становиться похожей на симпатичного хомяка, и тут же краснел от своих слов. Вот и сейчас, увидев наморщенный носик девушки, брат с сестрой захихикали в сжатые кулачки.
        Встреча доктора Аткинса происходила на улице, под прохладными лучами угасающего вечернего солнца, на подъездной площадке, окаймлённой идеально подстриженными вечнозелёными кустами. После домашнего тепла щедро натопленного особняка, Элен, оказавшись на улице, сразу продрогла. Форменное платье из тонкого хлопка и кружевной передник плохо защищали от холода.
        Но когда девушка, наконец, рассмотрела прибывших, то моментально перестала обращать внимание на холод. Она почему-то решила, что доктор прибудет один и никак не ожидала увидеть сразу нескольких человек. Оторопев, Элен подумала, что стол накрыт на гораздо меньшее количество персон. И лишь миг спустя поняла, что сопровождающие знаменитого психиатра люди никакого отношения к званым гостям не имеют. Оказывается, Аткинс имел привычку путешествовать с королевским комфортом и в сопровождении внушительного эскорта. Благо, с его деньгами (а по слухам директор Мерсифэйт состояние имел очень даже приличное) проблем с рабочими кадрами и личным транспортом не должно было возникать.
        Кстати о транспорте. Машин, подобных диковинному механизму, что доставил Аткинса в особняк Гиллроев, Элен ещё не приходилось видеть. Больше всего экипаж доктора Аткинса напоминал поставленный на платформу с гусеничным ходом железнодорожный вагон класса люкс. Высокий и широкий, занимающий собой чуть ли не половину проезжей части. Стены из проклёпанного листового железа тёмно-зелёного цвета, такие же двери, затемнённые окна и расположенная в хвостовой части паровая установка. Экипаж грозно урчал, из стальной трубы вырывался шлейф жирного чёрного дыма. Элен были знакомы начальные принципы действия паровых машин, спасибо папе, который научил свою дочку основам машиностроения. И вот теперь, глядя на вползшего на подъездную площадку бронированного тяжёлого монстра, Элен поражённо задавалась вопросом, сколько же он может весить и сколько топлива пожирает спрятанный в его необъятной утробе котёл? Чтобы сдвинуть эту махину с места, требуется немало усилий!
        Элен никогда бы не подумала, что врач-психиатр, пусть он хоть трижды директор Мерсифэйт, будет разъезжать на этаком лязгающем громоздком увальне. Это же просто паротанк, а не паромобиль! Неужели глава самой известной на всю округу лечебницы для душевнобольных так опасается за свою безопасность? Или же это просто своеобразный бзик доктора? Одна из бесчисленных причуд богатых и влиятельных людей, к коим Аткинс, несомненно, относился? Как говорится, с кем поведёшься… Или же у него элементарная мания величия и любовь ко всему большому?
        Подозрения девушки усилились ещё больше, когда боковая дверца парового чудовища отворилась, и на землю опустился широкий трап, по которому бок о бок могли пройти трое людей. Ну просто вылитый пароход, причаливающий к берегу, подумала Элен, с жадным любопытством ожидая появления доктора. Гусеницы экипажа были высотой почти в рост человека, поэтому трап был весьма кстати. Элен никогда не видела знаменитого доктора, но в её представлении он явно не был вертлявым шустриком, способным спуститься вниз по специальным ступенькам-скобам, приделанными сразу под дверью.
        Однако вопреки ожиданиям Элен первым из чрева паромашины появился вовсе не Абрахам Аткинс. Первыми по трапу сошли два престранной наружности человека. Свита Аткинса. Элен, понимая, что поступает неприлично, во все глаза уставилась на них. Ей бы самой не понравилось, если бы на неё так откровенно пялились, но ничего с собой поделать не могла. Уж больно чудно выглядели сопровождающие доктора люди. Высокие, похожие друг на друга как братья близнецы, крепкие детины с невыразительными пустыми глазами, бычьими шеями и масками, закрывающими пол лица. Элен не сразу догадалась, что маски на самом деле респираторы, соединённые гофрированными шлангами с закинутыми за спины обоих молодчиков баллонными ранцами. Зачем этим людям респираторы? Неужели внутри гусеничного экипажа совершенно нечем дышать? Да, ну, глупости какие-то! Хм, респираторы. Очень странно… Особенно в сочетании с одеждой спустившихся по трапу на землю двух здоровяков. Длинные, достигающие пят, наглухо застёгнутые чёрные кожаные плащи, перчатки, перекрещивающие торс ранцевые ремни. Свита доктора Аткинса выглядела внушительно и пугающе
одновременно.
        Элен растерялась ещё больше, когда поняла, что увиденное взволновало одну её. Ни Гиллроев, ни дворецкого устрашающий вид сопящих через фильтры молодчиков нисколько не удивил. Джеймс с постным выражением на физиономии с треском растягивал губы в улыбке, Катрин пожирала льдисто-голубыми глазами темнеющее чрево паромашины, обращая на застывших по обе стороны от трапа детин внимания не больше, чем на опадающие с деревьев пожелтевшие листья. Даже Сью с Томом о чём-то шушукались меж собой, больше посматривая на свою изумлённую няню, чем на диковинный транспорт доктора Аткинса. Что уж там говорить о Шатнере с пуленепробиваемым каменным лицом или о пускающем слюни Стефане, мечтательно уставившимся в темнеющее, полное пурпурных красок вечернее небо?
        Матерь божья, дай сил выдержать сегодняшний ужин, взмолилась Элен. Что-то подсказывало девушке, что в скором времени ей предстоит пережить несколько не самых приятных часов в жизни. Она зябко поёжилась. И виной тому был не один только холод. Девушку грыз настойчивый зверёк нехорошего предчувствия. Почему-то ей захотелось бросить всё и всех и убежать, куда глаза глядят. Элен поймала себя на мысли, что ей ну очень, ну просто невмоготу как, но не хочется видеть, а тем более знакомиться с доктором Абрахамом Аткинсом, директором знаменитой психиатрической лечебницы Мерсифэйт. Она ещё не видела его, а уже боялась до чёртиков.
        И когда Элен предавалась не самым радостным размышлениям, всеми ожидаемый доктор наконец-то соизволил явить свой лик почтенной публике. Аткинс выбрался из экипажа и лёгкой трусцой сбежал вниз по трапу, источая сияющую улыбку и бьющую фонтаном энергию. И если подвижность и бодрость психиатра не вызвала у Элен никаких нареканий, то широченная приветственная улыбка показалась до того фальшивой и неискренней, что у неё просто дух перехватило. Неужели никто не видит, что этот человек, радушно улыбаясь, внутри остаётся холодным и чёрствым, поразилась Элен? Неужели никто не понимает, что за улыбающейся маской скрывается кто-то другой - тёмный и зловещий? И этот человек лечит Стефана? Элен обуял неподдельный страх за умственно отсталого юношу. Справедливости ради она сама не могла бы себе сказать, откуда ей пришли в голову подобные сравнения, и с чего она взяла, что доктор Аткинс настолько ужасен, как ей внезапно привиделось. Стоило ей моргнуть, как наваждение спало, и врач предстал в несколько в ином свете - обычный весельчак-балагур, истосковавшийся в больничных стенах по обществу нормальных людей, не
связанных с его работой. У девушки голова пошла кругом. Но, как известно, первое впечатление может быть и самым верным, поэтому Элен для себя твёрдо решила держать с этим психиатром ухо востро.
        - О-о-о, мои дорогие и любезные друзья, я так рад встрече! - Аткинс всё тем же лёгким пружинящим шагом приблизился к семейству Гиллроев. - Моя скромная персона всецело в вашем распоряжении. Каждый раз, приходя в ваш дом, я испытываю ни с чем не сравнимое наслаждение от общения с такими замечательными людьми, как вы. Право слово, я начинаю чувствовать себя частью вашей семьи! Ха-ха!
        Подставляя щёку для лёгкого поцелуя, Катрин совсем уж неожиданно для Элен жеманно рассмеялась, словно Аткинс выдал уморительную шутку. С Джеймсом доктор поздоровался по-мужски, обменявшись крепким рукопожатием и обязательной, краткой, в двух словах, информацией о погоде в разных частях города. Малыши Том и Сью удостоились пары добрейших улыбок и заверений, что Аткинс ещё никогда не видел, чтобы дети так быстро росли. Том понимающе фыркнул, дескать, ага, как же, так и поверили, чем заслужил от Элен исполненный благодарности взгляд. Похоже, двойнята в определённой степени разделяют её точку зрения и способны увидеть Аткинса несколько под другим углом. Кивнув Шатнеру, как старому знакомому, Аткинс остановился напротив Стефана.
        - Стефан, мой мальчик, - голос психиатра источал настолько по-отчески искреннюю заботу, что Элен, стоявшая позади юноши, невольно вздрогнула. Как-то совсем не вязался этот голос с её первоначальным впечатлением о докторе Аткинсе. Впрочем, она составила о нём крайне негативный портрет ещё до того, как увидела! Разве это справедливо по отношению к нему? Элен нахмурилась, настороженно ловя каждое сказанное врачом слово. Не дело прислуги подслушивать разговор господ, развесив уши. Но она здесь стоит не для мебели, деваться ей некуда и уши у нее, в конце концов, имеются. А имеющий уши да услышит. И Элен, затаив дыхание, из-всех сил изображая абсолютное спокойствие и равнодушие, слушала.
        - Здравствуй… Мне кажется, ты с каждым разом выглядишь всё лучше и лучше. Безумно рад тебя видеть, мой мальчик. К сожалению, мы встречаемся гораздо реже, чем мне бы того хотелось, но знай, что я постоянно о тебе думаю. Я никогда не забываю своих друзей. А мы же с тобой друзья, да, Стефан? Лучшие, причём, друзья! И у меня для тебя припасён небольшой подарочек… Ага… Сейчас… Вот, держи! Ну как тебе, нравится?
        Элен чуть не заработала косоглазие, пытаясь, глядя прямо перед собой, каким-то совершенно запредельным образом рассмотреть, что дал доктор Стефану. Спина юноши скрывала от девушки подарок психиатра. Но, чем бы ни была эта штука, она привела Стефана в неподдельный бурный восторг. Элен и представить себе не могла, что парнишка способен на подобные эмоции!
        Издав щенячий, захлёбывающийся от восторга визг, Стефан, прижимая одной рукой невидимую для девушки штуку к груди, бросился обнимать доброго доктора!
        - Ну же, ну же, Стефан, ты задушишь меня, малыш! - Аткинс хлопал юношу по спине, снисходительно посмеиваясь.
        - Стефан друг доктора Аткинса, доктор Аткинс друг Стефана! - тараторил юноша, тиская психиатра. - Мы друзья…
        - Доктор, я давно не видела нашего сына в таком отличном настроении! Правда, Джеймс? - Катрин восторженно щебетала, выглядя, по мнению Элен, набитой дурой. Она просто не узнавала всегда невозмутимую и хладнокровную железную леди. - Ваши методы лечения просто чудо, доктор!
        Элен чуть не хмыкнула во всеуслышание, но вовремя сдержалась. То, что Стефан изо дня в день повторяет одни и те же слова - чудо? Девушку всю перекосило от отвращения. Похоже, этот докторишка вешает им всем лапшу на уши, как она и предполагала.
        - Да, да, Абрахам, ваши визиты для Стефана равнозначны самым любимым праздникам, - откровенно скучая, сказал Джеймс, получив в бок острым локотком от супруги.
        - Пустое, пустое, - вальяжно отмахнулся Аткинс. - Заниматься со Стефаном для меня сущее удовольствие. Но… Но простите меня, любезные, что это за прекрасное юное создание? Кого вы от меня прячете?
        Катрин, пригрозив готовой сквозь землю провалиться Элен взглядом, полным обещаний самых страшных мук, поспешно сказала:
        - Доктор, эта девушка наша новая няня, мисс Харт. Дети просто обожают её. Элен, поздоровайся с доктором Аткинсом.
        Вспыхнув, наверно, так, что покрывший её щёки румянец запылал в сгущавшихся сумерках алыми маками, Элен сделала книксен. Девушка больно прикусила изнутри щёку, чтобы удержаться от зубовного скрежета. Миссис Гиллрой только что низвела её до уровня комнатной собачонки, подчиняющейся любому приказу хозяйки.
        - Добрый вечер, дитя. Что ж, немудрено, что вы околдовали этих милых детишек. Вы на редкость очаровательны.
        И он туда же! Половина из тех, с кем была знакома Элен, мечтали удочерить её, называя чудесной девочкой или дитя. Остальная половина без всякого зазрения совести утверждала, что она красива. Врали, конечно, безбожно, Элен давно привыкла к подобным медоречивым словам.
        - Вы чересчур добры ко мне, сэр, - девушка отважно выдержала пронизывающий, проникающий под одежду, пристальный взгляд психиатра. Она смогла устоять, не отвести глаз. И даже при этом самой внимательно рассмотреть доктора.
        Абрахам Аткинс был худощавым мужчиной высокого роста и среднего телосложения. Человек из тех, чей возраст трудно определить. С равным успехом директору Мерсифэйт могло быть сорок лет, а могло и все пятьдесят. Удлинённое лицо, острый хищный нос, умные, глубоко посаженные тёмные глаза. Чёрные, без единого седого волоска коротко остриженные волосы, зачесанные косым пробором, небольшие тонкие усики, бородка клинышком. Одет изящно и со вкусом - прекрасно пошитый тёмно-серый фрак, белая мишка, аккуратно повязанный шейный платок, начищенные остроносые туфли, в изящных, с тщательно ухоженными ногтями руках шляпа-цилиндр. Настоящий франт и обольститель молодых и состоятельных вдовушек, сказала бы мама Элен, доведись ей увидеть Аткинса. И Элен бы согласилась с матерью, если бы не пронизывающий, стылый как зимняя стужа взор доктора. Разве можно с таким взглядом кого-то очаровать? Лично Элен и на пушечный выстрел не подошла бы добровольно к человеку с такими глазами. Как можно?.. Но, видя, с каким восторгом пожирает его взглядом Катрин и Стефан, Элен поняла, что ещё как можно. Иногда люди не видят очевидных
вещей. Потому что не хотят. Или же… Или же потому, что сами смотрят на мир такими же холодными бездушными глазами. Чёрт, зрачки девушки непроизвольно расширились. Да ведь у Катрин и Аткинса почти одинаковые взгляды! В кристально-голубых глазах миссис Гиллрой и тёмно-карих Абрахама Аткинса царила одна и та же зима.
        - Да что же это мы стоим на улице! - спохватилась Катрин, нарушая затянувшееся неловкое молчание. - Доктор, идёмте скорее в дом! Думаю, за праздничным столом у нас с вами найдутся более достойные для разговоры темы, чем обсуждение прислуги! Верно, Джеймс?
        - Я всё ждал того момента, когда смогу потолковать с вами о выступлении Кларенса на заседании парламента в прошлую пятницу, - подкрутил усы мистер Гиллрой, одаривая жену скупой улыбкой.
        Двойнята первыми унеслись внутрь дома, как только почуяли, что больше не находятся под неосязаемой опекой взрослых. От них не отставал их старший брат. Стефан, с выражением полного счастья на бледном лице, прижимал к груди подарок доктора - маленькую красную шкатулку. Катрин, играя роль радушной хозяйки, взяла Аткинса под руку. Джеймс шёл чуть позади. Элен ничего не оставалось, как последовать за ними. Дворецкий, до последнего стоявший немым вытянувшимся столбом, проводил удаляющихся людей ничего не выражающим взглядом. Но Элен, идущая последней, чувствовала, как старческие глаза Шатнера сверлят её спину. Девушка еле сдерживалась, чтобы не оглянуться. Ей хотелось ещё раз взглянуть на странных сопровождающих доктора Аткинса. Рослые молодчики, с дыхательными масками на лицах своей неподвижностью мало отличались от высокомерного дворецкого. Они так и остались стоять подле экипажа, внимательно посматривая по сторонам. Интересно, чем они дышат? Элен успела рассмотреть на заплечных ранцах здоровяков манометры давления и хитроумные вентили. И дураку понятно (а воспитанная папой-технарём дочка дурой не
была!), что в баллоны закачан какой-то газ. Или кислород? У них что, проблемы с лёгкими? Но разве люди, с подобными проблемами со здоровьем могут быть телохранителями столь важной персоны, как директор Мерсифэйт? Пока Элен шла по подъездной площадке, ёжась от холода, её одолевали сотни самых разных вопросов. И все эти вопросы роились в её голове под сверлящим взглядом Шатнера. И какого чёрта он так смотрит на неё?
        В дверях возникла небольшая пауза. Аткинс, заразительно улыбаясь, пропустил вперёд хозяев и по-джентельменски указал рукой на двери подоспевшей Элен.
        - Только после вас, дитя.
        Элен, пробормотав что-то вроде благодарности, старясь не поднимать головы, попыталась как можно быстрее прошмыгнуть мимо Аткинса. Врач, по её мнению, встал слишком близко, загораживая половину дверного проёма. Чтобы пройти в холл, Элен пришлось бы волей-неволей прикоснуться к Аткинсу. А ей очень не хотелось этого делать. Но психиатр, по-прежнему скалясь в нарисованной улыбке, не спешил подвинуться. Элен, понимая, что ещё одну оплошность Катрин ей вряд ли простит, поспешно сунулась между вставшим боком доктором и дверным косяком. И, когда девушка переступала порог, она внезапно почувствовала, как чья-то рука нахально вцепилась всей пятернёю в её ягодицы. Пальцы сжались, с силой сдавливая её упругие округлости. Хватка была жёсткой и быстротечной. Но этих нескольких секунд хватило, чтобы Элен почувствовала себя на всю жизнь опозоренной. От чувства величайшей несправедливости и обиды она едва не заревела во весь голос. Ей стало до того стыдно, что она была готова провалиться сквозь землю!
        Вскинув голову, чтобы не сорвалась ни одна из выступивших слезинок, девушка резко обернулась, наткнувшись на добрейшую улыбку Абрахама Аткинса и его колючие злобные глаза.
        - Ну что же вы застыли? Поспешите скорее в тепло, а то на вас лица нет! Не хватало ещё, чтобы такое очаровательное создание заболело!
        Элен медленно отвернулась. У неё едва ноги не подкосились, когда она увидела, что к нахальной ухмылке Аткинса присоединился презрительный взгляд продолжающего смотреть ей в след дворецкого. Он всё видел! Шатнер видел, как эта наглая сволочь схватила её за задницу! В висках Элен гулко застучала кровь, в глазах потемнело. Она едва не вбежала в холл, стремясь как можно скорее разорвать дистанцию между собой и этим улыбчивым страшным человеком в безупречном фраке.
        - Присмотри, пожалуйста, за моей шляпой, - Аткинс вручил Элен цилиндр.
        - Доктор, вы заставляете меня нервничать! - захихикала стоявшая чуть поодаль Катрин. - Без вас я не сяду за стол, а так хочется отведать севильских лазаний…
        - О-о-о, моя дорогая, ваши блюда ничем не уступают в своём великолепии вашей неземной красоте!
        Аткинс, оставив Элен дрожать в центре холла от распирающих её чувств, прошёл в гостиную. Негромкий стук закрывшейся двери заставил Элен подпрыгнуть на месте. Дворецкий, вошедший в дом, изучающе посмотрел на девушку и сказал:
        - Пройдёмте на кухню, мисс Харт. Пора подавать на стол.
        
        В общем и целом, ужин проходил во вполне дружественной и расслабляющей атмосфере. Элен ожидала занудной тягомотины, когда представители высшего общества сидят за столом, словно кол проглотивши, и, все из себя чинные и благородные, через губу цедят друг дружке банальные фразы. Но в гостиной дома Гиллроев ужин проистекал по совершенно иному сценарию. Доктор Аткинс оказался прекрасным собеседником, легко поддерживающим любой разговор и находящий общую тему для беседы со всеми без исключения. Он, не забывая налегать на съестное, обсуждал с Джеймсом последние политические новости, тут же наговаривал млеющей Катрин кучу комплиментов, успевал переброситься шуткой-другой с непрерывно ёрзающими на своих местах двойнятами, высказывал вслух свои домыслы по поводу лечения Стефана…
        Пожалуй, Элен ещё никогда не видела, чтобы один человек успевал так много и сразу. Должно быть, у психиатра врождённый талант втираться в доверие к людям, решила про себя Элен. Во всяком случае, то, как он себя вёл в кругу семьи Гиллроев, недвусмысленно намекало на то, что с этими людьми у него более чем близкие отношения, нежели у лечащего врача с родителями пациента.
        Элен стояла в стороне от роскошно сервированного стола, купающегося в ярком свете свисающей с потолка хрустальной люстры. Девушка была готова в любой момент, повинуясь едва уловимому движению Шатнера, застывшего в своей излюбленной позе соляного столба по другую сторону стола, тут же принести новое блюдо или же забрать опустевшие тарелки. Кроме того, Элен присматривала за детьми. Она уже успела спасти пару тарелок из тончайшего фарфора, составляющих часть дорогущего сервиза. Том с завидным, достойным лучшего применения постоянством неоднократно пытался «нечаянно» уронить тарелки. И только своевременное вмешательство Элен спасало фарфор. Девушка могла себе представить, какую истерику закатила бы хозяйка после ужина, увидев на полу куски разбитых тарелок. Сью, не отставая от братишки, с хитрющим выражением на хорошенькой мордашке, выбирая моменты, когда, как она думала, на неё никто не смотрит, колупала ножом нарядную, застеленную по случаю ужина скатерть. Но Элен видела всё и целых четыре раз вынимала нож из пальчиков возмущённо сопящей девочки. Том при этом давился смехом и локотком подталкивал к
краю стола очередную тарелку. Проще говоря, скучать Элен не приходилось!
        В остальном же её присутствия никто не замечал. Словно её и не было в гостиной. Такова участь прислуги, её никто не замечает, и никто не воспринимает как ровню. Что ж, такое отношение более чем устраивало девушку, ещё не успевшую оправиться после возмутительно поведения Аткинса. Всё еще ощущая на своём заду хватку гибких сильных пальцев наглого психиатра, Элен тихо кипела, нет-нет, да и бросая в сторону наслаждающегося обществом Гиллроев Аткинса весьма красноречивые взгляды. Увидь Аткинс, какими глазами смотрит на него девушка, и у него появились бы причины для бессонных ночей. Но Элен держала себя в руках. Она не собиралась закатывать скандал, понимая, что в лучшем случае будет выглядеть полной дурой с неуёмно разыгравшейся фантазией. Причем скандал неминуемо спровоцирует её увольнение. Катрин вряд ли понравится, что её детей нянчит психованная девица, помешанная на эротических бреднях. Ей никто не поверит. Да и кто станет защищать бедную девчонку с улицы Шестерёнок, когда на другой чаше весов будет лежать слово знаменитого директора Мерсифэйт?! Конечно, у девушки был свидетель бесчинств доктора,
но Элен не хотела и думать, чтобы скажет по этому поводу Шатнер. Наверняка дворецкий со своим обычным кислым выражением на непроницаемой роже заявил бы, что Элен раздувает из мухи слона и сама, специально, тёрлась о не успевшего убрать руки господина Аткинса.
        Вот и стояла Элен, немая, как статуя, с бурлящим внутри водоворотом эмоций и внешним спокойствием на заострившемся лице. Её продолжало жечь неутешаемое чувство стыда и беспомощности, но никто не видел этого пожара.
        Элен вполуха прислушивалась к говору потягивающих вензорское вино по полсотни фунтов за бутылку хозяев и их дражайшего гостя. Политика никогда не интересовала девушку. Все эти реформы, парламентские прения, выступления оппозиции совершенно не трогали её. Правда, в свете последних событий, девушка отчётливо поняла, что не понимает ещё больше, чем ей казалось. Одно то, что она побывала в центре самого настоящего митинга, приведшего к кровавой бойне, до сих пор приводило её в тихий ужас. И ещё больше Элен изумилась, когда поняла, что вооружённый разгон мирных демонстрантов в газетах был подан под совершенно иным соусом. Правительство преподнесло общественности свою версию случившегося. Версию, которая разительно отличалась от реальности. И Элен поняла ещё одну штуку - оказывается, сильные мира сего ещё те безбожные врали! Раньше она и представать себе не могла, что люди, облечённые народом безраздельной властью, извратят оказанное им доверие. Втопчут в грязь прописные догмы демократии и так горячо лелеемых парламентом общечеловеческих ценностей. Нет уж, благодарим покорно, господа лжецы, я уже
насмотрелась на ваши ценности. Надо будет обязательно поговорить с отцом. Уж он точно найдёт, что сказать по этому поводу.
        Задумавшись, Элен едва не прозевала знак дворецкого. Чуть склонив темноволосую голову, девушка поспешила на кухню. Пришло время рыбных блюд. Речная форель, запечённая в грибном соусе, пахла просто восхитительно. У Элен слюнки чуть не побежали, когда она несла поднос в гостиную. Только сейчас девушка вспомнила, что за всей этой суматохой даже не успела поужинать. Обычно она садилась за стол на кухне вместе с детьми. Но сейчас дети безрассудно проказничают за праздничным столом, и ей придётся стоически терпеть окончания банкета. Ну, ничего страшного, лечь спать голодной ей точно не повредит. От нескольких фунтов Элен была бы только рада избавиться. Особенно в области бёдер… Подумав о своих многострадальных бёдрах, девушка вновь ощутила нахальное прикосновение пальцев Аткинса, больно сжимающих её ягодицы, и помрачнела.
        Поставив поднос с форелью на край стола, Элен вернулась на место неподалёку от шушукающихся двойнят. Не иначе как малолетние озорники затевали очередную каверзу. Честь же накладывать кушанья на тарелки господ принадлежала Шатнеру. Дворецкий жестом подозвал к себе Элен.
        - Мисс Харт, будьте добры, спуститесь в подвал и достаньте бутылку розового Мильто. Я предусмотрительно поставил её на стол, так что вы не ошибётесь.
        Молча кивнув, Элен поспешно отвернулась от старика. Ей был и раньше не сильно приятен этот человек, а сейчас так особенно. Элен не могла простить Аткинсу его свинства, а дворецкому его молчаливого попустительства. Отреагировал бы Шатнер, зайди доктор Аткинс чересчур далеко? Что бы сделал дворецкий, если бы добрый директор Мерсифэйт вздумал зажать Элен в тёмном уголке и залезть ей под юбку? Вступился бы? Остановил бы распустившего лапы мерзавца? Честно говоря, Элен думала, что при любом из этих случаев невозмутимое выражение на физиономии Шатнера нисколько бы не изменилось.
        Быстро, насколько позволял подол длинного платья и невысокие каблуки её лучших туфелек, Элен спустилась в подвал, перескакивая через ступеньку и, подхватив со стола запечатанную бутылку пятилетнего Мильто, так же быстро поднялась наверх. Просторный, меж стеллажей которого можно было заблудиться, как в запутанном лабиринте, подвал особняка Гиллроев откровенно пугал Элен. Она бы никому не призналась, но одно ощущение давящей на плечи колоссальной глыбы трёхэтажного старинного дома, когда ты и так ниже уровня земли, приводило её в тихий ужас. Она лишь сегодня впервые побывала в этом подвале, но впечатление он оставил самые неприятные. Будь её воля, она бы наглухо заколотила ведущую в подземную утробу дверь и повесила рядом табличку - «Опасно - не приближаться!»
        Вернувшись на кухню, девушка торопливо протёрла припорошённую сырой пылью бутылку чистым полотенцем и… столкнулась нос к носу ни с кем иным, как с доктором Аткинсом, когда переступала порог кухни! Проклятье, успела подумать Элен, похоже, мне и впредь суждено встречаться с ним исключительно в дверях! Элен, сжимая в руках бутылку, невольно попятилась назад.
        Психиатр стоял в дверном проёме, сложив руки на груди и беспечно улыбаясь. Повязанный вокруг шеи платок был небрежно растянут, на безупречно сидящем фраке ни пятнышка. Утончённое, худощавое лицо выражает неподдельное участие. Выглядел доктор Аткинс просто на загляденье, словно не выпил ни капли. Тёмно-карие глаза смотрели на Элен незамутнённо и изучающе, как на мелкую букашку, пришпиленную булавками к рабочему столу.
        - Мисс Харт, какое неожиданное совпадение, - промурлыкал Аткинс и пригладил пальцами клинышек изящной бородки. У Элен движение пальцев доктора, плавное, текучее, тут же вызвало спазм в районе желудка.
        - Простите, сэр? - пробормотала она, не отваживаясь поднять головы. Карие глаза девушки с отчаянием уставились в устланный мраморными плитами пол.
        - Я говорю, что возвращался из уборной, когда что-то, не иначе, как само провидение подтолкнуло меня пройти на кухню, - пояснил доктор Аткинс, засовывая пугающие Элен руки в карманы брюк. - Я и надеяться не смел, что судьба снова предоставит мне шанс увидеться с вами с глазу на глаз, в более интимной и располагающей к открытым беседам обстановке, нежели в гостиной. Пожалуй, там становится излишне шумно. Знает ли, Катрин не всегда удаётся сдерживать себя в стремлении уничтожить все запасы праздничного спиртного. Она замечательная женщина, но пить совершенно не умеет.
        Элен не знала, куда деть чёртову бутылку. Девушка вертела сосуд с вином и так и эдак, пока ей не пришла дельная мысль, что в случае чего тяжёлая бутылка вполне сойдёт за оружие самообороны. Элен твёрдо решила, что больше не позволит Аткинсу лапать себя.
        - Сэр, прошу вас, мне нужно срочно идти, - насилу выдавила Элен, по-прежнему не глядя на загородившего спасительный выход психиатра. - Мистер Шатнер будет очень недоволен, если я сию минуту не принесу ему эту бутылку вина.
        - Мистер Шатнер не посмеет и пикнуть на вас, если я ему не позволю, - усмехнулся Аткинс. Он был одним из тех людей, у которых улыбка никогда не затрагивала глаз. Лицо доктора прилежно изображало улыбку, мышцы изгибались, складывались, растягивались в необходимом направлении. Но глаза, глаза, эти зеркала души, отражающие человеческую суть каждого, оставались холодными и безмятежными, как затянутые февральским льдом озёра.
        - Боюсь, я не совсем понимаю вас, сэр, - жалобно пропищала Элен, кляня себя на все лады за дрогнувший голос и предательские панические нотки.
        - Ты слишком красива, чтобы прислуживать в доме богатых господ, пусть даже это и такие достойнейшие люди, как Гиллрои, дитя. С твоими данными ты должна жить иной жизнью, вместо того, чтобы вытирать детские сопли и выносить ночные горшки. Задумайся над моими словами. Ты же не хочешь до самой старости гнуть спину в бесконечных поклонах сильным мира сего? Ну конечно же нет! Я не забыл, как вспыхнули твои чудесные глаза! Как они загорелись не наигранным гневом. Ты не играешь в чувства, дитя, ты живёшь ими. И это прекрасно. Поверь, я как никто другой разбираюсь в человеческих чувствах.
        - И поэтому никак не можете вылечить Стефана? - Элен дерзко посмотрела на врача. Иногда на неё накатывали приступы безудержной, безрассудной (или, как говаривала мама, безмозглой) отваги. И тогда девушка была готова на равных говорить хоть с чёртом. - Если вы настолько умны и опытны, если то, что о вас говорят, как о лучшем в городе психиатре, правда, почему же тогда вы дарите Стефану дурацкие побрякушки, вместо того, чтобы сделать для него хоть что-нибудь действительно полезное?
        Аткинс удивлённо вскинул брови. Он посмотрел на Элен так, будто увидел её впервые.
        - Признаться, вам удалось меня поставить в неловкое положение, мисс Харт. А это подвиг, доложу я вам. Задачка, не под силу большинству населяющих наш бренный мир серых и скучных обывателей. Но вы… Вы другая, мисс Харт. Вы личность.
        - Готова поспорить, что я не первая, кому вы говорите это, - Элен решила идти ва-банк. Только так, напором и наглостью, не пасуя пред авторитетом и положением стоявшего напротив неё импозантного мужчины в тёмно-сером фраке, она сможет выбраться из той трясины, в которую угодила. Элен была готова на всё, лишь бы никогда более не ощутить на своём теле изворотливые похабные пальцы Аткинса.
        - Разумеется, нет, - врач белозубо улыбнулся и, подавшись вперёд, доверительно сообщил: - Я говорю эти слова каждой красивой девушке, что производит на меня самое положительное впечатление. А вы, мисс Харт, как раз одна из таких. Вы в моём вкусе, милочка. Я запомню вас. И, надеюсь, что когда-нибудь мы ещё встретимся. И поговорим. За бокалом вина. Как вы на это смотрите?
        Элен со крипом сжала горлышко бутылки и произнесла, чеканя каждое слово:
        - Доктор Аткинс, сэр, я не хочу выглядеть грубой, но вынуждена сказать, что ваши желания в корне расходятся с моими. В конце концов, у меня есть жених, с которым в скором времени я обвенчаюсь.
        Идти, так до самого конца, да? Ну а врать, так напропалую.
        - Мисс Харт, - Аткинс довольно сощурился, с разгоревшейся в глазах жадностью разглядывая Элен. - Что-то мне подсказывает, что вы бессовестно лжёте. Бьюсь об заклад, что ваша невинная девственная щёлка ещё не знала мужских ласк и не испытывала проникновения… хм, вы понимаете, о чём я!
        Элен не нужно было глядеть в зеркало, чтобы понять, что её щёки заалели двумя переспелыми арбузами. Лицо залило жгучим жаром, а низ живота противно заныл. Господи, как же всё это унизительно! Выслушивать, будучи не в состоянии дать сдачи.
        - Или же вы забавляетесь под одеялом с собственными пальчиками? - ухмылка Аткинса становилась всё противней.
        Сколько бы Элен ни храбрилась, но после каждой язвительной реплики психиатра, пробирающей до самого дна, глаза её становились всё мокрее и мокрее. Вскоре девушка ничего не осталось, как беспомощно захлопать ресницами, смаргивая выступающие слёзы. Элен ощутила себя пастушкой из сказки, угодившей в ловушку к злобному горному троллю. Кухня Гиллроев стала пещерой, а доктор Аткинс чудовищем. Не хватало одного прекрасного принца для пущей правдоподобности. Чтобы он спас её из лап безнаказанно глумящегося монстра. Но Элен ни питала пустых иллюзий. В этом доме ей помощи ждать неоткуда. Под сводами особняка Гиллроев отродясь не водилось прекрасных принцев.
        И вот, когда сглатывающая слёзы Элен уже приготовилась удариться в панику, спасение не заставило себя долго ждать. Правда, она и думать не смела, что в роли спасителя, то бишь столь ожидаемого прекрасного принца окажется… Стефан.
        Белокурый юноша бесшумно появился из-за спины плотоядно улыбающегося психиатра и радостно завопил тому на ухо:
        - Стефан напугал доктора Аткинса!!!
        Абрахам Аткинс, светила медицины и директор Мерсифэйт, подпрыгнул на добрых два фута. При этом видок у него был, по мнению Элен, ещё тот! Как будто импозантный врач получил в зад хороший заряд соли. Аткинс судорожно развернулся, впиваясь в по-идиотски ухмыляющегося Стефана взглядом изголодавшегося тигра. Элен поспешно, перехватив бутылку левой рукой, мазнула судорожно сжатым кулачком по щекам, вытирая скатившиеся слёзы. Не хватало ещё, чтобы Стефан увидел её ревущей, с досадой подумал девушка, испытывая ни с чем несравнимое облегчение и чувство безмерной благодарности к умственно отсталому пареньку. В эту минуту она была готова зацеловать Стефана до полусмерти.
        - Стефан напугал доктора? - радостно уточнил Стефан, не замечая превратившихся в кристаллики тёмного льда колючие глаза своего лечащего врача.
        - Э-э-э, дружище, ты напугал меня до чёртовых колик, - почти нормальным голосом выдавил из себя Аткинс. Элен показалось, что доктор с трудом сдержался, чтобы не залепить Стефану пощёчину. Ну не совсем же он сумасшедший, чтобы позволять себе подобное в гостях, в чужом доме по отношению к сыну хозяев! - Было, хм, дьявол меня побери, очень здорово! Да, именно так, клянусь святым Августом. Что ты здесь делаешь?
        - Стефану скучно… - юноша потупил взор, уставившись на носки домашних туфель. - Стефан хочет поиграть со своим другом доктором Аткинсом…
        - Как не вовремя, Стефан! - всплеснул руками Аткинс. - Дело в том, что мы с мисс Харт тоже собирались поиграть в одну игру. Беда в том, что это игра рассчитана на двоих.
        Стефан бросил безучастный пустой взгляд на Элен, как обычно глядя куда-то мимо, в видимые ему одному дали, и сказал:
        - Элен друг Стефана. Я тоже хочу с ней поиграть.
        И тут Элен показалось, что, несмотря на тщательно подобранные слова, на невозмутимое выражение лица, доктор Аткинс чуть не сорвался. Он стоял к ней в пол-оборота, но она увидела, какая злоба промелькнула в его левом глазу. Словно проскочил, вспыхнув и тут же угаснув, электрический разряд. Элен стало страшно. Уже не за себя. За Стефана. И этот человек, этот ужасный тролль лечит бедного юношу? Куда смотрит Катрин?!!
        - Ты прав, Стефан, мальчик мой, прав. Мисс Харт твой друг, не спорю. Пожалуй, у вас с ней гораздо больше общего, чем может показаться на первый взгляд. Что ж, в таком случае, не буду ставить вам препоны. Думаю, меня уже заждались за столом. Что ж… Всего наилучшего, мисс Харт, было очень приятно с вами познакомиться. С вами и, м-м-м… некоторыми частями вашего изумительно тела. Надеюсь, ещё увидимся!
        Элен слушала слова этого человека, этого безумца, взявшегося лечить душевно больных, и не верила своим пылающим алым закатом ушам. Неужели он всё это всерьёз? Глядя на Аткинса, на то, как он, стоя в самой безмятежной из поз, со слегка скучающим видом говорил эти гнусности, её охватывало ощущение нереальности происходящего.
        Аткинс лаково похлопал Стефана по щеке и, поворачиваясь к выходу, бросил:
        - Стефан, не забывай, что у нас на следующей неделе курс физиотерапии.
        Проводив удалившегося врача настороженным взглядом, Элен шумно выдохнула. С груди словно слетели давящие и мешающие дышать стальные обручи. Стефан, указав на бутылку вина в руках девушки, утвердительно изрёк:
        - Бутылка.
        
        Джентри держал взведённый «Дугрей Льюис» стволом вверх, но был готов в любую секунду направить револьвер на любого противника и открыть шквальный огонь. Против выпущенных с близкого расстояния девятимиллиметровых пуль никто не устоит. Если, конечно, он не будет облачён в защитную броню армейских штурмовых батальонов. Но инспектор, осторожно осматривая пустынный коридор погрузившегося в тишину вагона, сильно сомневался, что в «Столичном экспрессе» ему повстречается кто-то, такающий на себе полсотни фунтов железа.
        Джентри раздувал ноздри, как охотничий пёс, полностью отдав себя на волю обострившимся чувствам. Чутьё не раз вело его и приводило к единственно верному решению. И сейчас что-то подсказывало инспектору, что причина остановки поезда находится в одном из первых вагонов, но всё-таки подальше, чем тот, в котором путешествовали они с Крейгом. Скорее всего, тот неизвестный чудак, что дёрнул стоп-кран, ехал в одном из вагонов первого класса, которые начинались сразу за люксовыми. Что же, Джейсону осталось пройти не так уж и много. И если никто не будет мешаться под ногами, он довольно быстро узнает, в чём причина столь непредвиденной задержки.
        Вместе с тем, ведомого инстинктом полицейского, и долгом, обязующим разобраться в ситуации, Джейсона не покидало опущение, что остановка поезда вполне может оказаться хитро разыгранным трюком, призванным выманить его из купе. Кто знает, вдруг Невидимка или его вероятные подручные тоже сели в «экспресс» и теперь ждут момента взять учёного без малейших проблем? Более чем вероятная версия, не правда ли? Джейсон поморщился, как от головной боли, и быстрым шагом двинулся по коридору. Он вечно накручивает себя, завышая мыслительные способности преступников и их возможности. С таким раскладом выходило, что Невидимке известно о каждом их шаге, как будто он имеет доступ к информации из самых надёжных источников и отслеживает каждое их движение.
        Джентри вихрем пронёсся по коридору и затормозил у двери тамбура. Внезапно из ближайшего к тамбуру купе выглянула седая голова в котелке с узкими полями и блестящими на носу очками.
        - Прошу прощения, - с трудом сдерживая рвущееся наружу негодование, начал пожилой джентльмен. - Вы не могли бы объяснить, что означают все эти кульбиты необъезженной лошади?
        Никто не будет мешаться под ногами, криво усмехнулся Джейсон? Ухмылка старшего инспектора подействовала на возмущённого пассажира как красная тряпка на быка. Старикан, не иначе, как решил, что Джейсон один из стюардов и должен быть в курсе всего происходящего!
        - Не вижу причин для бездумного веселья, молодой человек! - старик воинственно встал в дверном проёме, уничижительно глядя на Джейсона из-под кустистых бровей. - Вы даже не представляете, насколько сильный шок испытали мои внучки, после того, как горячий чай выплеснулся мне на грудь…
        Старик гордо продемонстрировал мокрое пятно на накрахмаленной й манишке, поддетой под жилет.
        - …а я, не сдержавшись, выругался в самых нецензурных выражениях!
        - Ну так держал бы язык за зубами, папаша, - пробурчал Джейсон, заглядывая через дверное окошко в тамбур.
        Старик, как оказалось, был глуховат.
        - Простите, что вы сказали?
        В вагоне остановившегося поезда одним за другим стали открываться купе. Уже не одна голова, а сразу несколько с неудержимым любопытством выглядывали в коридор. Вагон начал наполняться приглушенными шепотками. Джейсон с самым страшным выражением на посмурневшей физиономии, не предвещавшим ничего хорошего, повернулся к настырному старику и сунул руку во внутренний карман плаща. Только сейчас старик, подслеповато щурясь через линзы очков, рассмотрел револьвер старшего инспектора. Увиденное повергло его в шок, сравнимый с потрясением, испытанным его внучками! К слову, внучки старикана, две симпатичные кокетки лет восемнадцати, бесстрашно поглядывали из-за его спины на статного инспектора, похихикивая и строя глазки. Очевидно, ни резкая остановка поезда, ни слетевшие с губ горячо любимого деда крепкие словца не особо травмировали их неокрепшую психику.
        Джентри невольно приосанился под взглядом хитреньких девичьих глазок и сунул под нос обомлевшего пассажира полицейский жетон.
        - Прошу вас вернуться в купе и закрыть двери, - сурово сказал Джейсон. - Всё под контролем. Уверен, что наша остановка вызвана чисто техническими причинами. Нет ни малейшего повода для бес…
        Вздрогнув, поезд издал протяжный вопль заскрипевших по рельсам стальных колёс и резко тронулся с места. В уши вонзился сочный трубный гудок и «Столичный Экспресс», как взбесившаяся лошадь, рванул вперёд, наращивая скорость с каждой секундой. От неожиданного толчка, Джейсон пошатнулся. Настырного старикана сбило с ног, и он благополучно завалился навзничь, прямо на завизжавших от неожиданности внучек. Перепугавшиеся девчонки с ходу обложили деда отборными матросскими выражениями, тем самым вернув должок.
        Проклятье! Джентри самому хотелось ругнуться, да позаковыристей. Что ещё за горные карусели? Что за дьявольская спешка? Чтобы так тронуть поезд с места, в ненасытную топку паровоза нужно было кинуть полцентнера угля одним махом, и довести давление в паровом котле до предельный точки. В чём не было никакой необходимости, а тем более смысла. Если только…
        Джейсон встал как вкопанный, пальцы, сомкнувшиеся на ручке двери, сами собой разжались. Он не туда, дьявол его раздери, идёт. Совсем не туда! Что или кто бы не вызвал неожиданную остановку поезда, он находится не в середине состава, а в самой голове! Более того, в локомотиве, в кабине машиниста! И не исключено, что сейчас машинист выжимает из посекундно набирающего ход, словно выпущенная из гигантского лука стрела, поезда всю скорость, находясь под прицелом направленного в голову ствола.
        Раздался ещё один высокий звучный гудок. Локомотив салютовал раскинувшимся по обе стороны вспаханным полям и виднеющемуся на горизонте подлеску, играючи волоча за собой два десятка набитых людьми вагонов. Джейсон прилип к боковому окну и понял, что ощущение неестественно нарастающей скорости его не обмануло. За стеклом с угрожающей скоростью проносились высаженные вдоль бесконечной пашни деревья. Обычная скорость пассажирского поезда около шестидесяти-семидесяти миль в час. Но уже сейчас экспресс нёсся на всех парах, грохоча по железной дороге со скоростью под сотню миль! И Джентри чувствовал, что это только начало.
        Развернувшись, Джейсон стремглав бросился в обратную сторону, размахивая значком и крича:
        - Всем вернуться в свои купе, живо!
        Джентри ворвался в тамбур, окунулся в повышенный грохот стонущего от перегрузок состава, распахнул дверь и очутился в следующем вагоне. Быстрей-быстрей-быстрей! Одно единственное слово настойчиво пульсировало в мозгу и подгоняло. Что-то подсказывало Джейсону, что если он не доберётся до локомотива, то разгоняющийся пушеным снарядом поезд ничто не остановит. Вариант самому дёрнуть за стоп-кран, Джейсон почти сразу отмёл. Он и так потерял много времени в перепалке со стариком и пустых раздумьях. Кто бы ни управлял сейчас поездом, он наверняка позаботился, чтобы вывести из строя экстренную систему торможения.
        И чем больше Джейсон гадал над личностью, устроившей в «Экспрессе» форменную свистопляску, тем больше уверялся, что террористы тут совершенно ни при чём.
        
        Старый Мэт Донахью водил паровозы уже тридцать лет. Из которых четырнадцать «Столичный экспресс». Работа ему нравилась, неплохо оплачивалась, да и пенсион обещали приличный, так что Мэт никогда не жаловался. Признаться, он бы водил эту крошку и за вдвое меньшую зарплату. Уж больно сильно он сжился с этим плюющимся паром железным чудовищем. Вот только он никогда бы не признался в этом, тем более своей Марте. Уж та бы точно ему всю плешь проела, услышь, что какой-то там паровоз дороже для него, чем она. Ну, положим, и не дороже, конечно. Но то, что работа приносила ему радость и занимала в жизни одно из приоритетных мест, Мэт Донахью никогда не отрицал. Ему нравилось чувствовать пробирающую до печёнок вибрацию оживающего в его руках громадного зверя. Ему нравилось смотреть на приборы, показывающие уровень готовности паровоза. Для него все эти манометры, тахометры, спидометры, клапаны и рычаги были не просто высокоточной аппаратурой, они были показателями жизнедеятельности паровоза. Паровой котёл - его сердцем, колёса - ногами, поршни - суставами, а топка - вечно голодным желудком.
        Мэт был старшим в паровозной бригаде «Столичного экспресса». По его началом работали ещё два человека. Сэм Перкинс, второй водитель, всего лишь на два года моложе Мэта, и Джо Холдеман, здоровенный как шкаф малый, махающий лопатой почище иной паровой землеройной машины. Во всяком случае, Мэт за четыре года их совестной работы ни разу не видел, чтобы Джо хоть раз пожаловался на усталость. Он один с лихвой заменял собой двух молодцов.
        Мэт стоял у рычагов управления локомотивом, представляя себя на капитанском мостике дирижабля или океанского парохода. А чем, собственно, поезд хуже, чем воздушные и морские корабли? «Столичный экспресс» такой же без устали бегущий работяга. Покоряющий сотни миль земного пространства, мчащийся по железной дороге, как по безбрежным океанским просторам. К слову, паровоз с лёгкостью обгонит любой известный вид наземного и водного транспорта. Никто не может тягаться с ним. Ни один паромобиль или даже пароход. Единственный, кто способен обогнать поезд, это безраздельный небесный властелин дирижабль…
        - Слышь, у тебя такой вид, словно ты сейчас лопнешь от важности, - прочавкал с кресла второго водителя Сэм, уплетая за обе щёки огромную булку с чесночной колбасой. - Эй, Джо, ты только глянь на нашего главного машиниста! Ей богу, Мэт, иногда у тебя такой видок, будто ты и не с нами вовсе.
        - Ага, вылитый адмирал Рейнхарт! - Холдеман вытер рукавицей испачканный сажей лоб и оперся о лопату. Рядом с ним за чугунной шуровочной дверцей приглушенно ревело неистовое пламя.
        Мэт закусил измочаленный чубук ароматно дымящей трубки и беззлобно огрызнулся:
        - Заткнись, засранцы. Ещё своим детям рассказывать будете, с кем ходили под одним флагом.
        Перкинс чуть не подавился колбасой. Он отчаянно замахал руками, пытаясь проглотить вставший поперёк горла кусок. Холдеман с хрустом вонзил лопату в уголь и засмеялся:
        - Точно, адмирал! Мэт, ты хоть о нас не забудешь упомянуть в своих мемуарах?
        - Такие вонючки, как вы, не достойны моего внимания, - Мэт по привычке костерил подчинённых на все лады, не слишком церемонясь в выражениях. Впрочем, Сэм и Джо, бывало, обзывали его и похлеще. В кабине среди паровозной бригады царило абсолютное равенство и свобода слова.
        - А чем ты займёшься на пенсии, сивый ты мерин? - откашлявшись, поинтересовался Сэм. Первый помощник машиниста, наконец, расправился с бутербродом и сложил руки на заметно округлившемся животе, наслаждаясь звонким перестуком колёс с убаюкивающе привычным ощущением готового взлететь поезда.
        - Скоро узнаешь, - ухмыльнулся в усы Донахью. - Через два года после меня… Это вон Джо у нас совсем сосунок. Мы уже внуков будем нянчить, когда он только решит обзавестись первенцем.
        Холдеман присел на краешек оббитой кожей низенькой скамейки у изголовья тендера и передёрнул могучими плечами.
        - Нажить детишек дело не хлопотное… На ноги поставить это другой разговор.
        - А вы слышали заявление нашего нового председателя профсоюза? - встрепенулся Перкинс. - Я ж был на прошлом собрании в Северном депо. И знаете, что этот сукин сын сказал?
        Мэт достал из кармана водительской куртки платочек и неспешно протёр вытянутое узкое лобовое стекло кабины со своей стороны. Полюбовался проделанной работой, вытащил изо рта трубку и только потом спросил:
        - Ну и что сказал этот сукин сын?
        - Да ничего хорошего, мать его за ногу! Сказал, что на следующий год нашему подразделению урежут ассигнования на пятнадцать процентов. Якобы у них там…
        Сэм презрительно ткнул пальцем в потолок, недвусмысленно указывая на место проживания «этих, которые там».
        - … образовался дефицит бюджетной сферы! Во как! Будь я проклят, если мне не захотелось придушить этого белоручку, не способного даже изъясняться по-человечески. Вместо того чтобы прямо сказать, что нам урежут зарплату, начал разводить круги на воде, сыпя такими заумными словечками, что я отродясь не слыхивал.
        - Долбанные чинуши! - выругался Холдеман, хлопнув себя по коленям. - Иногда мне думается, что они только спят и видят, как бы прижучить нашего брата, чтобы слишком жирно не казалось!
        Мэт опустил боковое стекло, впуская в жаркую кабину вихрь освежающего воздуха, выглянул в отрывшееся окошко, подставляя лицо обжигающе холодному ветру, и проворно сунул голову обратно. Подняв стекло, старший машинист негромко пробормотал:
        - Неужели и за нас возьмутся? Раньше железнодорожников никто не трогал.
        - Ты это о чём? - насторожился Сэм.
        - Слышал о последних бунтах шахтёров? - Донахью поймал недоумевающий взгляд напарника. - Поговаривают, что с зарплатой у них давно нелады. Вот люди и вышли на митинг, потому как жрать стало нечего.
        - А я слышал, что они специально спровоцировали власти, требуя ещё больше денег, - отозвался Холдеман, поднимаясь на ноги и беря в мускулистые обнажённые руки лопату. - Да ещё к тому же начали громить магазины и ломать экипажи.
        Сэм поёрзал на сидении и авторитетно заявил:
        - Чушь это всё, парень, запомни мои слова. Если ТАМ говорят одно, значит, нам следует тут же всё ими сказанное перевернуть с ног на голову. И тогда ещё сможешь услышать правду…
        Мэт не успел высказать своё мнение по поводу патологической мании Сэма относительно всемирных заговоров. В уши ржавой иглой вонзился дикий визг остановившихся колёс, истошно заскрежетавших по рельсам, и шипение стравливаемых из тормозных магистралей воздуха. Поезд вздрогнул всем составом, будто с размаху налетел на скалу, и резко остановился. Повинуясь силе инерции, разогнавшийся паровоз всей своей многотонной массой прыгнул вперёд, а затем осадил назад и замер, окутавшись клубами пара. Мэт, не растерявшись, успел ухватиться за свисающий с потолка поручень и широко расставить ноги. Опытный машинист, он знал, как реагировать в случае экстренного торможения. У Сэма опыта было не меньше, однако он умудрился рассадить лоб об вентиль подачи воды и теперь, сидя на своём месте, отчаянно матерился, призывая все кары небесные на голову недобитого идиота, сорвавшего стоп-кран. Холдемана прижало к задней стенке кабины. Вид у младшего помощника был самый растерянный. Выпавшая из рук лопата валялась у рассыпавшегося из приоткрытого тендера угля.
        - Какого дьявола? - выдавил из себя Джо.
        Мэт заломил набекрень кожаную фуражку с эмблемой Северных железнодорожных линий и спокойно сказал:
        - Это нам и предстоит выяснить. Твой первый стоп-кран, верно, парень?
        Джо молча кивнул и подобрал лопату. Мэт невозмутимо убавил давление в паровой машине и повернулся к причитающему Сэму:
        - Сэм, старая ты образина, прекрати стонать, как лишающаяся девственности малолетка и отправляйся по вагонам. Разберись, что к чему и верни этот долбанный стоп-кран на место. Будем надеяться, что один из пассажиров первого класса надрался в стельку и решил поиграть в паровозик.
        - А может Макинтош сам разберётся, что к чему? - пробурчал потиравший вздувшуюся на лбу гигантскую лиловую шишку Сэм. - У нас вообще-то на поезде ещё проводник имеется, если ты не забыл!
        - А если ты не забыл, то здесь старший я, - закусил трубку Мэт. - Пока я главный машинист этой крошки, я хочу знать всю информацию из первых рук. Принадлежащих тем, кому я привык доверять. Так что будь так любезен, Сэм. Поднимай свою жирную старую задницу и дуй в первый вагон.
        Мэт сверился с маршрутной картой. По его прикидкам «Столичный Экспресс» остановился в половине езды от Блумбери. Ещё пара часов ходу на обычной крейсерской скорости. Неожиданная остановка всегда подводит. Хочешь не хочешь, а из графика выбиваешься, и тогда приходиться навёрстывать упущенное время. А это значит дополнительный расход угля и внеочередной отчёт перед шеф-мастером. Мэт с сомнением посмотрел на ведущие в установку котла армированные гибкие трубки, подключённые к выкрашенным в ядовито-красный цвет баллонам. Алхимический раствор «Ускоритель 1». Стоит в момент запуска силовой установки подать этот раствор в камеру сгорания и температура сгорания топлива достигнет невероятной отметки. Поезд помчится так, что сам чёрт не угонится. Но «Ускоритель 1» всегда оставался нетронутым. Этакий неприкосновенный запас на самый непредвиденный случай. За всё свою карьеру машиниста паровоза Мэт ни разу не прибегал к услугам этой дьявольской жидкости. И, честно говоря, до сих пор не мог взять в голову, ради каких таких исключительных случаев баллоны с «Ускорителем» устанавливают на поезда дальнего
следования.
        По обе стороны от замершего состава раскинулись нескончаемые фермерские угодья. Недавно вспаханная земля чернела под холодными лучами октябрьского солнца. Небесное светило проблёскивало сквозь наползающие друг на дружку серые тучи. Так благостно начавшийся день грозил обернуться очередным серым унынием с моросящим досадливым дождём.
        Сэм, продолжая втихомолку ворчать, накинул на плечи куртку и спустился по лесенке на железнодорожную насыпь. Мэт услышал, как сапоги напарника с сухим хрустом давят подсыпанный под рельсы щебень.
        - Как думаешь, что там случилось? - Холдеман прислушивался к мерному гудению пламени в топке. Как только Сэм вернёт рычаг стоп-крана в исходное положение, они закачают воздух в тормозные магистрали и поезд будет готов в ту же секунду тронуться с места. А пара-другая лопат угля добавят ему необходимой прыти.
        - Всякое бывает, - Мэт высунул потухшую трубку в приоткрытое окошко и выбил пепел. - Обычно не так страшен чёрт, как его малюют. Правда, я до сих пор помню случай, когда одного бедолагу угораздило в межвагонном тамбуре провалиться сквозь лопнувшие доски пола. Ей богу, он достал подошвами башмаков до самих шпал! Ему повезло, что рядом с ним был его приятель, сообразивший потянуть за стоп-кран. Да, повезло, но пятки себе тот тип поджарил знатно.
        - Провалился из-за лопнувших досок? - в голосе Джо сквозило вполне закономерное недоверие.
        - Давно это было. Я тогда работал на другом поезде, - пояснил Мэт. - Жуткая примитивная развалина, на которой впору было скот перевозить, не то, что людей. Не чета нашей крошке!
        Мэт высунул голову в окно и посмотрел вслед только доковылявшего до первого вагона Сэма. Низенький второй помощник ухватился за поручни и дольно резво вскарабкался по ступенькам наверх. Мэт призадумался. Помимо их бригады поезд обслуживало ещё с дюжину человек: слесари, стюарды, повара. Но ни один из них не был вправе принимать самостоятельные решения. Вернуть на место стоп-кран окромя паровозной бригады была прерогатива проводника. Старый добрый Дуглас Макинтош, по логике вещей, уже должен был разобраться с ситуацией. Ровесник Мэта, он заслуживал у последнего самых добрых слов. Но Дуглас так и не поднялся к ним в будку с докладом о случившемся. А, дьявольщина! Мэт просто подгоняет события. Прошло не так уж и много времени с момента остановки поезда. Ничего, разберутся. Не Макинтош, так Сэм…
        - Салют, дружище!!! - в открытом окне боковой двери появилась заросшая чёрными щетиной и бакенбардами злодейская физиономия, скалившая крупные лошадиные зубы в безумной ухмылке. Круглые, на выкате, огромные глаза, цилиндр на жёстких лохмах, крючковатый нос. - Тук-тук-тук!
        Чертыхаясь, Мэт от неожиданности вздрогнул, словно ему в штаны запустили змею. Старший машинист невольно попятился, размахивая руками, пока не упёрся спиной в тормозной рычаг. Господи боже! Что ещё за страшилище?!! Сердце Мэта забилось в бешеном галопе, кровь прилила к лицу. Отвратительная рожа заглядывающего в кабину человека напугала Донахью до полусмерти. Сзади Мэта раздались сдавленные ругательства и лязганье упавшей лопаты. Видимо, Джо был изумлён не меньше своего начальника.
        - Пожалуй, невежливо держать гостя снаружи, не приглашая его войти и выпить чашечку кофе! - весело сказал Джек. Слова, срываясь с мясистых кривящихся губ, шуршали друг о дружку, словно гранитные валуны.
        Попрыгунчик отворил дверцу и с недюжинной сноровкой запрыгнул внутрь будки. Оказавшись внутри, он тут же ссутулился, невольно втягивая голову в плечи. Цилиндр его шляпы черканул по потолку. Мэт и далеко не маленький Джо, разинув рты, ошарашено таращились на обряженную в грязный поношенный плащ долговязую, без малого семифутовую фигуру. Круглые как у совы, испещрённые красными прожилками, диковинные глаза неожиданного вторженца, не моргая, перебегали с одного машиниста на другого.
        - Здрасссьтеее, - с намеренным шипением растягивая буквы, осклабился громила. Он лениво вытащил из кармана плаща кожаные перчатки и натянул на волосатые корявые лапы. - Будем знакомы. Я Джек, которого некоторые ушлые людишки кличут Попрыгунчиком.
        - Твою мать… - выдохнул Мэт. У него чуть не отнялись ноги от скрутившего живот чувства невиданного до селе страха. Он бы пятился и дальше, но больно давящий на поясницу рычаг не давал ему сделать следующий шаг. Так вот что за причина внезапной остановки поезда! Вот она! Невероятная, полумифическая, неуловимая и жутко страшная. Стоит всего в паре шагов от него и по-идиотски ухмыляется незнамо чему! Разрази его гром! Джек-Попрыгунчик в его паровозе!
        - А-а-а!!! - у Джо не выдержали нервы. Подхватив с пола лопату, младший помощник Мэта с истошным рёвом бросился на Прыгуна.
        Молодой и полный сил Холдеман метеором пронёсся мимо в ступоре замершего Донахью. Мэт рванулся было в надежде ухватить дурака за край рубашки с закатанными рукавами, но не успел. Господи, спаси нас грешных… У Мэта сами собой закрылись глаза.
        Холдеман прыгнул и с налёту ударил возвышавшегося над ним на целую голову маньяка ребром лопаты. Спустя долю секунды Джо понял, что Джек значительно превосходит его не только в росте, но и в силе, и в ловкости. Прыгун в последний момент выбросил вперёд руку и перехватил опускающуюся на его голову лопату у самого основания. Холдемана тряхнуло. В следующий миг что-то огромное устремилось к его лицу. Удерживая лопату и намертво вцепившегося в черенок машиниста одной рукой, Джек со всего маху саданул Джо свободным кулаком. Удар был такой силы, что из Холдеман в одночасье вышибло весь дух и отбросило через будку, к сидению второго водителя, где он грузно упал, разбросав руки и ноги, как поломанная игрушка. Из уголка рта запрокинувшего голову парня потекла тонкая струйка крови.
        - Ха-ха!! Вот это совсем другой разговор, вот это мне уже нравится! - в восторге заорал Джек, отбрасывая лопату. Его жуткие глаза не отрывались от побелевшего Мэта.
        У старого машиниста закололо сердце, колени сами собой подогнулись, и он непременно упал бы на пол, если бы Джек не подхватил его за грудки и не поднял вверх, отрывая от земли на целый фут.
        - Твой неугомонный приятель уволен, - хихикнув, сообщил в лицо задыхающемуся Мэту Попрыгунчик. Из пасти маньяка жутко воняло, Мэт с трудом удержал во взбунтовавшемся желудке завтрак. - Теперь я твой первый помощник, кэп.
        Джек разжал руки и Мэт упал на пол. Старший машинист натужно закашлял, не сводя испуганных глаз с Джека. Высоченный преступник колоссом возвышался над ним. Продолжая мерзко хихикать, Попрыгунчик ухватил бесчувственного Холдемана за ремень и шиворот рубахи, легко поднял, пинком отворил дверь и вышвырнул вон. Джо, не приходя в себя, покатился по щебёнке вниз по склону. Поплевав на руки, Джек радостно потёр ладони, выглянул наружу и увидел, как из вагона середины состава чуть ли не пулей вылетает низенький толстенький человек в куртке машиниста и стремглав несётся к паровозу, смешно перебирая короткими ножками.
        - Ага! Возвращается один из ваших подчинённых, старина, - Джек скалился в безумной улыбке. - Я плохо разбираюсь в устройстве поездов, но мне кажется, что для управления будет достаточно нас двоих. И этого парня… - тычок узловатым пальцем в чёрной кожаной перчатке в сторону бегущего Сэма, - мы можем спокойно оставить не у дел. Верно я говорю, кэп?
        - Мы… Мы не сможем тронуться дальше, пока рычаг стоп-крана не будет поставлен в изначальное положение… - прохрипел Мэт, поднимаясь на ноги. - Сэм должен был всё уладить. Будь ты проклят, сукин сын! Ты чуть не придушил меня! И… И ты убил Джо, ублюдок!
        - От одного хорошего удар ещё никто не умирал, - с прежней ленцой в голосе процедил Джек, посматривая сверху вниз на подбежавшего к будке паровоза второго помощника старшего машиниста. - Дьявол, если бы знал, что причина в этом дерьмовом стоп-кране, я бы сам включил его! Ха-ха-ха! Тот старый идиот оказался проворнее, чем я ожидал. И определённо живучее твоего полоумного приятеля, решившего, что у него вместо лопаты меч!
        Мэт с ужасом вслушивался в каждое слово, произнесённое скрипучим пробирающим до дрожи голосом. О чём он толкует, этот грязный подонок? Он что, ещё кого-то успел убить? И, словно, подслушав мысли Донахью, Попрыгунчик сказал:
        - Он был храбрым малым, этот старый проводник. Было даже жалко ломать ему шею… Его позвоночник хрустнул как сухая веточка. Хрусь - и всё! Представляешь, один хруст - и нет человечка!
        Мэта затрясло от злости. Джек, кривя губы в бесконечных гримасах, явно издевался над ним, наслаждаясь содеянным. Тем временем на порожке двери возникла голова запыхавшегося Сэма, поднимавшегося по лесенке, его лицо было перекошено от ужаса.
        - Мэт, Мэт, раздери тебя черти, т-там т-такое, т-такое, - перепуганный до полусмерти Сэм начал заикаться.
        Запрыгнув в будку паровоза, он так и застыл на месте, приоткрыв рот. Джек позволил Перкинсу некоторое время поглазеть на себя, пока не счёл, что второй помощник увидел достаточно.
        - Ты всё сделал, маленький жучок? - угрожающе промурлыкал Джек, нависая над невольно втянувшим голову в плечи Сэмом. - Рассказывай. Мы с кэпом уже заждались.
        - Там Дуглас… Он… Он мёртв… - Сэм говорил всё тише и тише, увидев, наконец, побелевшего как мел Мэта, жавшегося в углу кабины. - Мэт, что происходит? Кто этот человек и что он делает здесь? Эй, мистер, вам известно, что пассажирам запрещается подниматься в паровозную будку к машинистам? Что вы тут делаете? И где, чёрт возьми, Джо?!
        - Маленький жучок хочет укусить большого пса… Забавно, - круглые глазищи Джека засияли от восторга. - Мой храбрый приятель, думаю, что свою часть работы ты выполнил на сто процентов! А это значит, что мы больше не нуждаемся в твоих услугах.
        Но Мэта было не так то и просто смутить или заставить замолчать. Набычившись, он угрожающе посмотрел на Прыгуна. Маленькая кочка в сравнении со скальным утёсом.
        - Эй, ты, засранец в цилиндре! А не свалить бы тебе отсюда, пока не поздно? - рявкнул Сэм, сжимая кулаки. - Мэт, почему ты не выгнал его взашей? Почему ты молчишь? И опять спрашиваю - куда исчез Джо, мать его, Холдеман?
        - Сэм, ты не понимаешь… - Мэт, полный растерянности и страха, Мэт, нисколько не похожий на всегда уверенного в себе, рассудительного человека, старшего машиниста поезда, всегда готового принять важное и ответственное решение, Мэт смотрел на Перкинса жалобными глазами побитой собаки.
        Джек, совсем по-детски размахивая длинными, как у обезьяны руками, подошёл к Сэму и сказал:
        - Извини, жирный недоносок, но твоё общество меня изрядно утомило. Прощай!
        Попрыгунчик взмахнул ногой и удрал Сэма в живот с такой силой, что того буквально смело. Сэм как пробка вылетел из кабины, а Джек сноровисто захлопнул дверь и повернулся к Мэту, как ни в чём не бывая. Он снял с косматой головы шляпу, смахнул несуществующую пылинку и тихо сказал, выделяя каждое слово:
        - Как ты уже успел догадаться, я не особо церемонюсь с типами, что меня раздражают. Надеюсь, ты не из таких, кэп? В противном случае я не ручаюсь за твою безопасность. Сам видишь, терпение у меня отнюдь не железное. И если ты не хочешь ещё больших проблем, то будь любезен и займись своей непосредственной работой, твою мать. Сдвинь это сранный поезд с места и возможно проживёшь ещё достаточно долго для того, чтобы увидеть внуков.
        - Нужно проверить воздух в тормозных магистралях, - безжизненным голосом, поникнув, сказал Мэт. То, как легко и обыденно маньяк расправился по очереди с людьми, которых он знал чёртову уйму лет, потрясло Мэта. Сэм, Джо, отличные же парни… Остаётся надеяться, что они всё-таки живы. А Дуглас? Неужели Дуглас и вправду мёртв?
        - Вот, теперь я слышу действительно дельное предложение, - довольно кивнул Джек, напяливая на голову цилиндр. - Вижу, что мы с тобой ещё сработаемся. Из нас выйдет отличная бригада, не сомневайся. Ты даже можешь командовать мною. Клянусь сделать всё от меня зависящее, чтобы бы паровоз двинулся дальше. Жду ваших распоряжений, кэп!
        Джек глумился над Мэтом, это и дураку было понятно. Но так же был и крайне заинтересован в скорейшем возобновлении движения состава.
        - Берись за лопату, чёртов ублюдок, - сказал Мэт, поправляя сбившуюся на затылок фуражку. - И тебе придётся здорово попотеть, предупреждаю.
        - Весь в вашем распоряжении, кэп, - Джек приложил два пальца к полям цилиндра, отдавая честь.
        Глава 9
        Джейсон, отдуваясь, остановился в коридоре первого вагона. Он чуть ли не пинками позагонял последних любопытных зевак, покинувших свои купе и возбуждённо обсуждающих резкое торможение поезда, обратно за двери. «Столичный экспресс», грохоча колёсами, стремительно летел по рельсам, паровоз чаще, чем обычно, трубно гудел, выбрасывая клубы пара. Похоже, что в кабине машинистов кто-то таким нехитрым образом развлекался, то и дело дёргая за шнур предохранительного клапана. Джентри так и подмывало взять этого шутника за шкирку и хорошенько наподдать. Вся соль заключалась в том, что пока что у него были весьма смутные представления о личности, захватившей управление паровоза. А в том, что управление локомотивом перехватили чужие руки, Джейсон больше не сомневался. Одна надежда, что неизвестный действует, согласно каким-то личным мотивам и действует в одиночку. Крейг, оставшийся в запертом купе, не выходил у старшего инспектора из головы. А ну вдруг он всё-таки ошибся и все происходящие в поезде странности не что иное, как хитрый план, составленный Невидимкой?..
        Джентри рванул в тамбур и распахнул боковую дверцу. Ух! Какой, оказывается, отличный вид может открыться, когда стоишь на краю ступеньки, а внизу под ногами проносится земля, сливаясь в одну бесконечную серо-чёрно-коричневую ленту. Ворвавшийся в тамбур ветер раздул полы плаща Джентри и едва не сорвал с головы шляпу. Вгрызался в лицо, заставляя слезиться глаза и пытался нахально забраться в рот. Джейсон сунул револьвер в заплечную кобуру. Поезд мчался, как ошпаренный, рельсы под стальными колёсами стонали и вибрировали, лязг механизмов и завывания ветра оглушали. И словно в довершения сногсшибательных впечатлений паровоз издал рёв взбесившегося слона, выплюнув в воздух очередное облачко пара. Джейсон вздрогнул. Проклятье, ему ещё ни разу не приходилось заниматься подобными вещами. Так впору и возомнить себя грабителем поездов, которые неплохо процветали в эпоху зарождения железных дорог. Тогдашние поезда не отличались большой скоростью, и многие лихие люди сколачивали конные банды, с наскока штурмуя беззащитные составы.
        Не то сейчас! Джентри повернул голову. Огромный чёрный паровоз с крытым тендером и красными буквами на железных боках, складывающимися в название, чадил, как извергающийся вулкан. Клубы густого чёрного дыма, завихряясь, уносились назад и вверх, терзаемые воющим над вагонами ветром. Джейсону необходимо взобраться на крышу вагона по пожарной лесенке, перепрыгнуть на крышу тендера, пробежать по ней и спуститься по такой же лесенке на платформу локомотива. Задача не из лёгких для неподготовленного человека, что весьма далёк от цирковых выкрутасов, но вполне осуществимая. Джентри был ловок, силён и чертовски упрям. А упрямство и стремление достичь цели зачастую подстёгивают не хуже арапника. Ну что ж, Джентри собрался с духом, начнём, что ли…
        Джентри потуже натянул шляпу по самые уши и отважно высунулся из дверного проёма. Металлическая лесенка, приклёпанная к внешней стенке, была совсем рядом, только руку протяни. Что он и сделал, балансируя одной ногой на порожке, ухватился за вертикальную трубу и поставил ногу на перекладину. Есть! Ветер тут же прижал инспектора к лестнице, с воем набросившись на него. Но Джентри, уже вполне освоившись, начал споро перебирать руками и ногами, не обращая внимания на проносящуюся внизу с угрожающей скоростью землю и кусающийся ветер. Несколько футов подъёма и Джентри намертво ухватился за самую верхнюю перекладину, подтянулся и перевалился через выступающий над крышей вагона бортик.
        Грохочущий паровоз издал очередной истошный рёв, вагон содрогался под распластавшимся Джентри как живой. Ну да ничего. Попробуем укротить и эту лошадку! Джентри поднялся на колени, придерживая шляпу одной рукой, затем выпрямился во весь рост, чуть пригибаясь и встречая лицом шквал бьющего в упор холодного ветра. Чёрт, а это бодрит! И не так страшно, как ему думалось. Ноги, конечно, трусятся, но идти он вполне сможет. Главное - потихоньку и держа равновесие. Джентри не хотелось задумываться, что с ним будет, если он не сможет удержаться и кувыркнётся с крыши вагона вниз. Какая сейчас скорость у «Столичного экспресса»? Миль сто двадцать, сто тридцать? В любом случае многовато для того, чтобы без вреда для здоровья нырять рыбкой.
        Джентри, пригибаясь, побежал вперёд. Крыша вагона закончилась, к несчастью, слишком быстро и тут же пришлось срочно решать другую задачу - перепрыгнуть через разделяющее вагон и тендер расстояние и не сверзиться при приземлении. Одно хорошо, тендер ниже вагона на пару футов, что здорово облегчает дело. Ну же! Чем дольше будешь тянуть, тем труднее будет пойти на это, решил Джейсон, не замедляя бега. А, была не была! Он оттолкнулся как можно сильнее и, отчаянно вопя, прыгнул. Под ногами моментально пронеслась пустота, сцепное устройство далеко внизу, и с пугающей частотой мелькающая земля. Ветер торжествующе взвыл, забираясь под крыльями разметавшийся за плечами плащ. Бум! Джентри приземлился на крышу тендера, согнув ноги в коленях. Есть!
        Так, где же эта проклятая лесенка? Джейсон завертел головой. Не хотелось бы спускаться вниз, цепляясь пальцами за все мало-мальски существенные выступы. Он же не паук какой! И вряд ли способен выполнить подобный трюк на разгоняющемся с каждой секундой поезде. Липкий волосинки страха нет-нет, да и противно щекотали затылок. Джентри не был настолько бесстрашным и отчаянным парнем. И отлично понимал, какие переломы можно заработать в случае неудачи. По долгу службы он успел насмотреться всякого, и покойников, в телах которых не было и половины целых костей, тоже видел.
        Наконец Джентри увидел и край лестницы. Крыша тендера была из простого листового железа, безо всяких утеплителей и отделки деревом. И стук сапог по ней, казалось, прорезал грохот, издаваемый мчащимся поездом. Джентри опустился перед лесенкой на колени. Чёрт, у паровозной будки же только одна дверь. С той ли он хоть стороны находится? Спускаться вниз, чтобы затем лезть обратно, Джентри совсем не улыбалось. Да нет, он там, где нужно. Ладно, последний рывок и он выиграет первую партию этой занятной сумасшедшей игры.
        Очередной порыв ветра увенчался успехом. Шляпа Джентри, подхваченная невидимым озорником, закружилась в воздухе и со свистом унеслась прочь. Инспектор досадливо заскрипел зубами. Похоже на насмешку судьбы, не иначе. Это была одна из его лучших шляп. Что же, придётся выставить Крейгу счёт и за утраченное личное имущество.
        Джентри проверил, как выходит из кобуры револьвер и начал осторожно спускаться, надеясь, что тому, кто засел в кабине, не взбредёт в голову высунуться в боковое окошко и посмотреть, что там снаружи творится.
        Через несколько томительных, сопряжённых с риском секунд, Джейсон стоял на широкой, протянувшейся вдоль всего паровоза подножке, огороженной защитными перилами из металлических прутьев. Джентри позволил себе свободно выдохнуть и вытереть рукавом плаща выступившие на лбу бисеринки пота. Однако жарко стало, хм. Ну что ж, настало время произвести инспекцию в кабине грохочущего локомотива. Джентри вытащил из кобуры «Дугрей Льюис» и взвёл курок. В барабане ждали своего выхода на бис восемь смертоносных девяти миллиметровых патронов, способных превратить в решето чугунную болванку.
        Не беспокоясь о том, что его шаги не дай бог услышат (в таком-то шуме, поднимаемом громыхающем железным монстром, при завываниях встречного ветра, шутите, да?!) Джентри подкрался к ведущей в будку двери, прижался щекой к холодной как лёд стене и осторожно повернул голову, пытаясь хоть одним глазком заглянуть в застеклённое окошко. То, что он увидел, не сказать, чтобы изумило его до потери сознания, но ударило под дых основательно. У Джейсона просто дыхание перехватило, когда он увидел высоченную фигуру в цилиндре и плаще с закатанными рукавами, обнажающими волосатые лапищи, с завидной легкостью кидающую в открытую топку котла одну лопату угля за другой. Это звериное жёсткое лицо, крючковатый нос, непрерывно двигающиеся губы, эти страшные нечеловечески огромные круглые глаза… Лицо, которое невозможно забыть. Лицо Джека-Попрыгунчика.
        Джентри невольно потянул за ворот надетой под жилет рубахи. Подумать только, Джек собственной персоной на ролях помощника машиниста! Так вот кто угнал поезд. Ну что ж, злая шутка вполне в духе психованного маньяка.
        Второй из находящихся в кабине субъектов - пожилой кряжистый мужик в куртке Северной железнодорожной компании и фуражке с кокардной главного машиниста, неотрывно следил за показаниями приборов, держа руки на рычагах управления. Судя по неприкрытому беспокойству на его физиономии, показания приборов не внушали ему оптимизма. Ещё бы, при такой скорости, что они развили, недолго и на воздух взлететь. Джек набивал топку под завязку. Давление в паровой машине, небось, уже зашкаливает. Любая малейшая оплошность или не вовремя проявившийся брачок грозит превратить паровоз в бомбу замедленного действия. Джейсону рассказывали, что бывает, когда стенки парового котла не выдерживают избыток давления. Скажем так, в момент, когда это происходит, рядом лучше не находиться.
        И тут как говорится, Джентри осенило! Да этот же ублюдок, этот долговязый психопат именно этого и добивается! Он хочет, чтобы паровоз рванул как бомба. И если это произойдёт, весь состав сойдёт с рельсов. У Джентри заледенели ладони, когда он представил, сколько человек может погибнуть в результате крушения. Утренний рейс Столица - Вайрут был одним из самых популярных. Вагоны почти всегда полны. И нынешняя поездка не исключение. А это десятки невинных жертв. В основном женщины, дети и старики. Да и всем остальным умирать вряд ли охота.
        - Ах ты, жалкий недоношенный ублюдок, - прошептал Джентри, в гуле взревевшего сиреной поезда не слыша самого себя. Выходит, что Джек решил присвоить себе лавры самого продуктивного террориста. Невидимке должно быть завидно.
        Похоже, Джек совсем слетел с катушек, раз замахнулся на столь чудовищное по своей жестокости и невиданное по размаху деяние. Ему давно надоело пугать случайных прохожих. Аппетиты маньяка росли как на дрожжах. Ему уже было мало покалечить, надругаться или просто убить. Ему хотелось большего. Что такое одна-две жертвы в неделю? Так, ерунда… А вот пусти он под откос пассажирский поезд и сразу станет главной фигурой во всех утренних газетах. Джек тут же в качестве знаменитости мировой величины триумфально вернётся обратно на первые полосы ценой многих загубленных жизней. Джентри замутило. Проклятье, кто, как не он сам, ещё пару дней назад сетовал, что Прыгуну так мало стали уделять внимания, а? Накаркал, чёртов идиот!
        Не мешкая более, Джентри рванул дверь на себя и ворвался в кабину паровоза. Лицо - суровая маска, рука тверда, револьвер нацелен на махающего лопатой Попрыгунчика. Ни дать, ни взять вылитый персонаж бульварных романов о рыцарях плаща и кинжала, что стали так популярны в последнее время. Но вымысел книжных страниц - это одно, а обыденность реальной жизни другое. В жизни Джейсон был самым простым полицейским, а Джек, наоборот, нетривиальным преступником. Расклад игры явно не в пользу Джентри.
        - Брось лопату на пол и подними руки так, чтобы я их видел! - зычно рявкнул Джейсон, захлопывая дверь и отрезая грохот несущегося по рельсам паровоза. Тук-тук, тук-тук, доносились приглушенные звуки. Тук-тук, тук-тук, в тон стальным колёсам отвечало сердце.
        Старший машинист при виде Джентри весь поменялся в лице и умоляюще вытянул перед собой ладони:
        - Бог мой, сэр, может, хватит уже, а?
        - Я старший инспектор Империал-Ярда, - отрывисто бросил Джейсон, держа Прыгуна на мушке. - К вам мои слова никоим образом не относятся. Быстро в сторону!
        У Донахью от видимого облегчения чуть не подкосились колени. Забормотав под нос скороговоркой молитву, он украдкой бросил полный неприкрытого страха взгляд на Прыгуна и торопливо проковылял к двери. Попрыгунчик же, как ни в чём не бывало, швырнул в гудящую от неистового буйства огня топку ещё несколько лопат угля, отряхнулся от сажи и исподлобья уставился на Джентри, словно только сейчас заметил его.
        - О, поездка становится всё интересней и интересней, - с неподдельным удовольствием проскрипел Джек. - Кто бы мог подумать, что к нам пожалует наш горячо любимый и уважаемый инспектор Джентри! Давно не виделись, дружище. Признаться, без твоего участия наше скромное предприятие было бы куда как скучнее и унылее. Ты привносишь радость в мою жизнь, приятель.
        - А ты не доставляешь мне ничего, кроме мигрени. Я сказал - положи лопату, - Джейсон чуть шевельнул дулом револьвера.
        - Не смею противиться закону, инспектор, - паскудно улыбнувшись, обнажая жёлтые лошадиные зубы, маньяк разжал пальцы, выпуская черенок. Упав, лопата негромко звякнула о рассыпанный по полу уголь. По-прежнему улыбаясь, Джек поднял руки и демонстративно растопырил корявые, поросшие чёрными волосами пальцы с грязными, месяц не стрижеными ногтями.
        Джейсон, не оборачиваясь, спросил у сопящего за спиной машиниста:
        - С какой скоростью движется поезд?
        - Почти сто тридцать миль, многовато для нашей крошки, - отозвался Мэт. - Если продолжать в том же духе, котёл может взорваться к чертям собачьим! Стоит как следует раскочегарить машину, и перестать сбрасывать пар… Этот ублюдок и слушать меня не стал. Он явно хочет, чтобы мы взлетели на воздух! Чёртов псих!
        Джентри кивнул. Как он и думал, Джек решил поиграть в инженера-конструктора и провести научный опыт. А в роли подопытных крыс все пассажиры экспресса.
        - Всегда хотел поиграть в паровозики, - не опуская рук, подтверждая мысли полицейского, сказал Джек. - Мечта детства, инспектор! А о чём мечтали вы?
        - Кто ты? Откуда ты, дьявол тебя побери, взялся? - Джентри внимательно рассматривал пойманного на прицел Попрыгунчика. Джейсон ни на секунду не забывал о сверхъестественных способностях преступника, намного превосходящих все разумные объяснения. Он смотрел на него, видел грубое отталкивающее лицо, словно наспех вылепленное из податливого камня, видел глаза, невозможные для обычного человека. Джейсон придирчиво осматривал каждую деталь непритязательного гардероба Прыгуна: потрёпанный засаленный плащ, шляпа-цилиндр, стоптанные сапоги. Джек объявился в их городе не так уж и давно, так где же он обитал до этого? Кто он и что его толкнуло на все совершаемые им зверства? Он появился в жизни города, выпрыгнув, как чёртик из коробочки. Так из какой же преисподней он выбрался?
        - Арестуйте меня, инспектор, и я с радостью отвечу на все ваши вопросы, - пообещал Джек. - Ну что же вы медлите? Я не кусаюсь… Сильно.
        Джентри указал стволом револьвера на дощатый пол дрожащей от тряски будки локомотива.
        - Быстро лёг мордой вниз. Руки за спиной, так, чтобы я их видел. И если ты совершишь хоть одно лишнее движение, видит бог, я вышибу тебе мозги.
        - Попытка не пытка, так ведь, мистер Джентри? - Джек улыбался всё шире, не торопясь следовать приказам старшего инспектора. - А ведь мы с вами старые знакомые, дружище. Конечно, вы и не обязаны помнить меня… Или лично знать. Но я вас знаю достаточно хорошо!
        Стоявший ни жив ни мёртв Мэт, решил, что со страху у него что-то перепуталось в голове. Иначе с чего бы это ему показалось, что Джек-Попрыгунчик начал заговариваться? Но, посмотрев на точёный, заострившийся профиль полицейского, Мэт понял, с мозгами у него пока ещё всё в порядке. Полисмен явно услышал то же, что и он, слово в слово. Вон как кровь отхлынула от его лица!
        - Что ты несёшь, Джек? Я ни разу тебя не видел, до последних событий, - осторожно, будто разговаривая с буйно помешанным, начал Джентри. - Я никогда не арестовывал тебя, ты никогда нигде не привлекался… Мы не можем быть знакомы. Я не знаю никого по имени Джек-Попрыгунчик.
        Высоченный маньяк обиженно захлопал круглыми, навыкате, совиными глазищами:
        - Помилуйте, старина, не я выбрал себе это имя, которым нынче пугают всех детишек! Это вы назвали меня Джеком-Попрыгунчиком! Неужели вы думаете, что меня на самом деле ТАК зовут? У меня есть собственное имя, не имеющее ничего общего с этой собачьей кличкой! И повторяюсь, Джентри, вы знаете меня.
        - Хватит пудрить мне мозги, - угрожающе прошипел Джейсон. - Живо на пол! У тебя ещё будет время написать мемуары, дожидаясь суда в одиночной камере.
        Джек снисходительно покосился на Джейсона, словно на маленького ребёнка, решившего, что веточка в его руках на самом деле настоящее оружие, и сказал:
        - Мой добрый машинист, да-да, я к вам обращаюсь! Как видите, у нас возникли некоторые разногласия с нашим бравым инспектором. Прошу простить, но вам не кажется, что отвлекаясь на нашу беседу, вы перестали следить за приборами? Давление в котле падает, и мы замедляем ход. А мне бы не хотелось снова вам объяснять, как важно нам сохранять скорость движения…
        Мэт что-то невразумительно булькнул, съёжившись в уголке. Отчего-то ему показалось, что, несмотря на револьвер, вовсе не представитель закона контролирует накалившуюся в кабине громыхающего паровоза ситуацию…
        - Если ты ещё раз обратишься к этому человеку, я прострелю тебе коленную чашечку, - сказал Джейсон, дёрнув уголком рта. - На пол!!!
        - Ну раз вы настаиваете, - пожал плечами Джек. - На пол так на пол…
        Он прыгнул на Джейсона как распрямившаяся пружина. Казалось бы, вот он стоит с поднятыми руками, в ленивой позе, сдерживаемый револьвером. Но в следующую секунду всё поменялось. У Джентри волосы встали дыбом от невероятной скорости Попрыгунчика. Он налетел на него как атакующий гепард. Джентри успел заметить нечеловечески быстрое движение маньяка, буквально расплывшегося в спёртом воздухе будки, только благодаря своему невероятно острому натренированному глазомеру. Джек врезался в него всей массой своего долговязого, твёрдого как мореный дуб тела, обдав восхитительным букетом застарелой кожи и немытых подмышек.
        Джентри успел выстрелить целых два раза, прежде чем сильнейший удар выбил револьвер из его рук. Инспектор вновь, как и тогда, на заднем дворе угольной конторы, мог бы присягнуть, что попал в него, что как минимум одна пуля угодила Джеку в грудь. И по идее этого было бы вполне достаточно, чтобы опрокинуть его. Но реальность оказалась гораздо запутанней и удивительней. Джек ухватил Джентри за грудки, легко поднял, словно двести фунтов веса инспектора превратились в лебяжий пух, ударил спиной о стенку кабины и швырнул на противоположную сторону. Джентри пролетел чрез всю кабину, вмазался в боковое окошко и рухнул на пол. На него тут же посыпались осколки лопнувшего стекла. Внутрь с торжествующим воем ворвался ветер. Ему вторил гудящий в топке огонь.
        Мэт и вздрогнуть не успел, когда Джек перехватил власть в свои руки. Пожилой машинист только и смог, что в страхе закрыть глаз и забормотать молитву, наивно надеясь, что Джек позабыл о нём.
        - Эй, приятель! А ну живо принимай на себя управление, - весело заорал Попрыгунчик, поднимая лопату. - Ты же не хочешь, чтобы наша птичка остановилась?
        - По-п-пожалуйста, сэр, престаньте, - умоляюще зашептал Мэт. - Вы не понимаете, что может произойти. Мы можем все…
        - И это будет просто отлично! - подытожил Джек, направляясь к отплёвывающемуся Джентри. Носком сапога Попрыгунчик отбросил обронённый инспектором револьвер. «Дугрей Льюис», подпрыгивая, укатился под сиденье машиниста. - Мистер Джентри, ау! Что-то вы неважно выглядите. Вам помочь?
        - Подойди поближе и я шепну тебе кое-что на ушко, - помахав гудящей как растревоженный пчелиный улей головой, Джентри поднялся на колени, стараясь не порезать ладони об усыпавшие пол осколки стекла. Надо признаться, что Джек приложил его на совесть. В первые мгновения Джейсону показалось, что он ко всем чертям собачьим вылетит наружу и сломает себе шею, скатившись по откосу гравийной насыпи. Ну ничего, бывало и хуже. Джентри отряхнувшись, встал на ноги и встретил подходящего к нему маньяка такой же безумной ухмылкой. - Честно, Джек… Я ожидал от тебя большего… Ты всего лишь раззадорил меня, ублюдок!
        Попрыгунчик вонзил лопату лезвием в пол и громко захохотал:
        - Ты нравишься мне всё больше и больше, дружище! Я наслышан о твоём специфическом чувстве юмора.
        - Если ты уверяешь, что лично знаешь меня, почему тогда говоришь, что «наслышан»? - Джентри тянул время, тоскливо глядя на рукоятку выглядывающего из-под сидения револьвера. От вцепившегося в рычаги управления ревущим паровозом машиниста помощи ждать определённо не приходилось.
        - А тебе лучше палец в рот не совать, а, приятель? - Джек по-свойски подмигнул Джейсону. Тому показалось, будто моргнул огромный круглый глаз филина, высматривающего в густой траве добычу. - Ты подловил меня. Теперь даже и не знаю, что делать - сразу выбивать из тебя всё оставшееся дерьмо или же погодить чуток?.. С тобой так приятно разговаривать. Как со старым добрым другом, ха-ха!
        Попрыгунчик визгливо захихикал, взывая у Джентри неподдельное отвращение. Однажды он видел в столичном зоопарке заморского зверя из жаркой Зафарии. Зверь назывался гиеной. Мерзкое, противное, трусливое животное, похожее на собаку и кошку одновременно. Помниться та тварь точно так же заливисто и противно лаяла, взывая мурашки по телу и желание побыстрее заткнуть уши.
        - Ну подходи, если такой храбрый, - Джентри откинул полы плаща, чтобы не мешали и поманил Прыгуна указательным пальцем. Врывающийся через разбитое окно холодный ветер ворошил ему на затылке волосы. Естественно, он наводил тень на плетень и хорохорился как распушивший хвост петух перед выводком галдящих кур. Мало того, что Джек выше его на голову, тяжелее раза в полтора, так ещё и сильнее хрен знает во сколько! Да и ловок как сам дьявол, сукин сын! В грубом силовом противостоянии Джентри определённо ничего не светит, хотя он никогда не считал себя слабаком. Чтобы совладать с ним, Джеку совсем ни к чему использовать лопату, которую он расслабленно держал в волосатых лапищах.
        - Ты сморишь на лопату как на зафарийскую кобру, - правильно истолковал взгляд Джентри маньяк. - Ты, верно, шутить, если думаешь, что я собираюсь ею забивать тебя до смерти. Не-е-ет, дружище, лопата мне нужна для других целей. Правильно я говорю, мистер машинист? Как там наши дела?
        Не отрываясь от приборов, Мэт отозвался дрожащим голосом старого уставшего человека:
        - Скорость падает. Сейчас мы делаем вполне приемлемые девяносто миль. Если ты хочешь прибавить, то отстань от него и займись обязанностями моего помощника.
        - Здравые рассуждения здравого человека, который не хочет, чтобы мозги одного незадачливого констебля заляпали всю будку, - Джек остервенело поскрёб заросшую жёсткими клочковатыми бакенбардами щёку. - Тебе же я предоставляю право выбора. И то лишь потому, что мне с тобой весело, и мы старые знакомые. Ты или сам выпрыгиваешь на ходу из нашего поезда или я любезно выкидываю тебя вон. Выбирайте, старший инспектор.
        Джентри одинаково не устраивали оба варианта. И не только потому, что в каждом из них присутствовал риск свернуть себе шею. Не стоило забывать и о своём первостатейном задании доставь Гордона, будь он неладен, Крейга, в Блумбери, да ещё целым и невредимым. И если Джек пустит поезд под откос, а самому Джейсону повезёт (или не повезёт, тут уж как поглядеть) остаться при этом в живых, то ему начальство такую головомойку устроит, что увольнение будет самым мягким из всех возможных наказаний. И к тому же Джентри просто не мог себе позволить бросить всех этих людей, что находятся на борту обречённого поезда, захваченного обезумевшим маньяком.
        - Пожалуй, я выберу третий вариант, если не возражаешь, - сплюнув на пол, сказал Джентри. - Я всё-таки останусь и накостыляю тебе по шее.
        Джек хихикнул, согнувшись вопросительным знаком и облизывая толстые губы быстрыми змеиными движениями языка. Лопату он с хрустом воткнул в груду угля. А Джентри… Джентри смотрел в упор на Попрыгунчика, из всех сил сдерживая облегчение. И стараясь, чтобы маньяк не уловил произошедших с ним изменений. Дело в том, что Джейсон через окно двери увидел то, что пока ещё никак не мог видеть стоящий спиной к выходу Джек. Примерно в миле от пыхтящего паровоза, без устали тянущего за собой состав, высоко в небе возник дирижабль, постепенно превращаясь из маленькой чёрной точки в воздушную машину, увеличиваясь в размерах с каждым мигом. Дирижабль явно шёл наперерез «Столичному Экспрессу», снижаясь, как падающий на добычу ястреб. Вот и кавалерия подоспела! Острые глаз Джентри уже различали хищные обводы подвешенной под вытянутой сигарой оболочки гондолы, выкрашенной в чёрный цвет. Джентри был готов поставить на кон свою унесённую ветром шляпу, что дирижабль принадлежит Империал-Ярду. И это не какой-нибудь тихоходный аэростат для разгона бунтовщиков в условиях городской местности. Этот был скоростной «Вихрь»,
дирижабль жёсткого типа, среднего класса с вместительной гондолой на целый взвод констеблей и вооружённый скорострельными пулемётами «Райкхема». На балансе штурмового отряда Ярда числилось два таких красавца, и один из них сейчас летел наперерез чадящему поезду.
        - Ты хочешь сказать, что выстоишь против меня двенадцать раундов? - дурачась, Джек сжал огромные кулаки-груши, поднимая руки в боксёрской стойке.
        - Прости, но у нас разные весовые категории, - покачал головой Джентри и размаху ударил кривляющегося Прыгуна носком сапога между ног.
        Как бы не был быстр Джек, всё же и его способности имели пределы, да и Джентри не лаптем щи хлебал. Его сапог угодил точнёхонько в яблочко. Джек, охнув, согнулся пополам, хватившись обеими руками за ушибленное место. Его круглые глаза стали ещё круглее. Но Джейсон не зевал. Он отлично понимал, что подобный удар, способный надолго вывести из строя любого другого, деморализует Джека лишь на пару минут. Джентри, не мешкая, нанёс хватающему ртом воздух Джеку серию ударов в голову, едва не отбив себе кулаки. У него возникло ощущение, что он лупцует гранитную глыбу. Джек пошатывался, не издавая ни звука, и отступал, под градом ударов его голова откидывалась как у тряпичной марионетки. Однако он и не думал падать!
        Наконец Попрыгунчик упёрся в железный лист, отделяющий засыпанный углём тендер от кабины машинистов. Не отстающий ни на шаг Джейсон ещё несколько раз крепко врезал ему в солнечное сплетение и один раз удачно заехал по печени, после чего Джек второй раз за всё время охнул.
        Когда Джентри уже устал махать разбитыми в кровь кулаками, Джек окончательно оклемался. Он лягнул ногой бросившегося в очередную атаку инспектора и отшвырнул прямо на колдующего у рычагов управления вжавшего голову в плечи Мэта. Несчастный машинист трясся как осиновый лист, со страху словно приклеившись к приборам. Он по-прежнему старался не отрывать глаз, управляя поездом чуть ли не вслепую!
        Чудом не угодив в машиниста и больно ударившись спиной, Джентри торопливо глянул в окно, уже не переживая, заметит ли его игру в гляделки с приближающимся дирижаблем Прыгун. Ну быстрее же! Дирижабль снизился до каких-то ста ярдов и шёл почти наравне с поездом. Через считанные секунды его тень накроет будку паровоза. Джентри облокотился о рычаги, тяжело отдуваясь и собираясь сказать очередную остроту, когда понял, на какой именно рычаг он опирается. На рычаг тормоза.
        - Следующий раунд за мной, дружище! - похрюкивая от восторга, сообщил ему Попрыгунчик, засучивая сползшие рукава измызганного плаща.
        Наклонив голову, словно собираясь использовать её в качестве тарана, Джек ринулся на Джейсона, как атакующий тореадора бык. Но на сей раз Джейсон был готов встретить маньяка со всеми почестями. Он со всей силы рванул на себя рычаг тормоза и в самый последний момент увильнул в сторону, пропуская мимо грузную тушу Прыгуна. Кабину паровоза заполнило визжание протестующего металла, душераздирающий скрип трущихся о рельсы колёс и истошный вопль врезавшегося в приборную панель маньяка.
        Поезд снова, как и получасом раннее, дёрнулся, вздрогнул всем телом, стеная, прополз ещё несколько ярдов и замер. Джека отбросило в обратную сторону. Джейсон успел ухватиться за рычаг тормоза и устоял на ногах. Чего не скажешь о Мэте. Несчастного машиниста сначала швырнуло грудью на сошедшие с ума циферблаты, затем опрокинуло навзничь, где он и присоединился к изрыгающему свирепые проклятья Джеку.
        Джейсон, не дожидаясь у моря погоды, рыбкой нырнул на пол, и, вытянув руку, успел схватить закатившийся под сиденье машиниста револьвер, до того, как чьи-то лапищи вцепились ему в спину, и не отшвырнули в сторону. Старший инспектор снова ощутил, каково это - парить в воздухе. Но падая, он умудрился извернуться и в падении открыть огонь по разъярённому остановкой поезда Попрыгунчику. Оставшиеся в барабане револьвера шесть пуль легли кучно - с такого расстояния Джентри и вдрызг пьяным не промахнулся бы. Плащ на груди высоченного громилы разнесло в клочья. Джек пошатнулся, отступил на один шаг, другой, зацепился о пытающегося подняться на колени Мэта, и с грохотом горного обвала рухнул на пол.
        Первым из лежащих на затоптанном дощатом полу будки паровоза людей (и нелюдей?) поднялся Джентри. Он понимал, что у него нет времени перезаряжать опустевший барабан револьвера. Поэтому он со спокойной душой засунул сослуживший свою службу «Дугрей Льюис» в заплечную кобуру, взял в руки лопату и торопливо подошёл к обездвиженному Попрыгунчику. Охающий Донахью шустрой креветкой на четвереньках метнулся прочь, старясь находиться как можно дальше от двух безумцев, устроивших в его маленьком королевстве циферблатов и рычагов настоящий погром.
        Держа лопату наперевес, Джейсон склонился над распластавшимся выброшенной на берег морской звездой Джеком. Слетевший с кудлатой головы маньяка цилиндр Джентри отбросил носком сапога. Джейсона разбирало нешуточное любопытство. Ещё никто и никогда не видел знаменитого преступника без головного убора. Джейсону выпал отличный шанс проверить на достоверность те из полубредовых слухов о том, что под шляпой Джек прячет дьявольские рожки.
        Увиденное не сказать, чтобы разочаровало Джейсона, но и не принесло никаких дополнительных разъяснений по поводу происхождения Джека. Никаких рогов, ни больших, ни маленьких. В следующий миг Джентри стало не до сомнительных рассуждений. Джек открыл глаза: круглые, буквально выпадающие из орбит, все в багровых прожилках с узкими вытянутыми точками чёрных безликих зрачков. Улыбнувшись, так, словно словил не шесть пуль, а полдюжины выпущенных из рогатки горошин, Попрыгунчик сказал:
        - Пришли разбудить меня, инспектор? Очень любезно с вашей стороны!
        Выругавшись, Джентри ударил Прыгуна лопатой, целясь чёрным от угольной сажи лезвием в поросшее жёсткой щетиной горло. Удар вышел быстрым и отточенным, просто неотразимым. Но Джейсон почти не удивился, когда Джек смог перехватить лопату у черенка, в каком-то жалком дюйме от своего горла. Инспектор навалился на лопату всем весом, скрипя зубами и проклиная, пытаясь перерубить маньяку шею. Джек с вздувшимися на скошенном лбу синими венами удерживал лопату и напирающего на неё человека одной рукой.
        - Кажется, вы забыли, что меня следует для начала арестовать, констебль… Пока суд не признает меня виновным, вы не вправе решать - жить мне или умереть, - прохрипел Джек, медленно отводя лезвие лопаты от горла.
        - Сдохни, уб-блюдок… - по искажённому невероятными усилиями лицу Джейсона градом бежал пот. Солёные капли срывались и падали на прижатого им к полу Попрыгунчика.
        Открывшаяся входная дверь породила в будке паровоза сквозняк. Мэт, послав к чертям всё на свете и заочно рассчитавшись с работой, не стал дожидаться, чем закончится противостояние сцепившихся противников, а дал дёру, по уму воспользовавшись подвернувшейся ситуацией. С кряхтеньем спрыгнув на гравийную насыпь, машинист со всех ног бросился бежать как можно дальше от злополучного поезда. Джентри при всём желании не мог осудить старика за проявленную слабость. Но от помощи сбежавшего машиниста при случае не отказался бы. Ну что стоило этому мужику схватить что-нибудь увесистое и помочь правосудию, шарахнув Джека пару раз по голове?
        Некоторое время в кабине слышалось лишь надсадное дыхание борющихся противников, неутихающий гул притаившегося за шуровочной дверкой в ожидании очередной кормёжки жаркого пламени, да тихий свист стравливающих давление пара предохранительных клапанов. Но вот к мерному шёпоту звуков будки, к говору леденящему мокрую спину Джейсона ветру добавился другой звук. Гулкий, рокочущий, звук большого и сильного зверя. И звук этот пришёл снаружи.
        Яростно скаля зубы, и до побеления костяшек сжимая черенок лопаты, Джейсон рискнул посмотреть в распахнутые двери. Увиденное заставило его сердце радостно забиться. Ну наконец-то! В трёх десятках ярдов от замершего на бескрайних просторах железной дороги состава снижался чёрный как сердце ростовщика стофутовый дирижабль, с хищными обводами пассажирской гондолы, стабилизирующими крыльями и форсированными мотогондолами. На носу сигары поверх оболочки был нашит ало-золотистый герб специальных сил быстрого реагирования Империал-Ярда.
        Джек обладал не менее чутким слухом, чем инспектор. Да собственно рокот двигателей мотогондол не услышал бы разве что глухой! Попрыгунчик подсунул корявые толстенные пальцы второй руки под дрожащее лезвие лопаты и ещё дальше отодвинул её от себя. Всех усилий обливающегося потом полицейского Джек словно и не замечал. Запрокинув кудлатую голову, Прыгун посмотрел назад. И конечно он увидел ту же картину, что и Джентри. Пусть и в перевёрнутом виде. И если зрелище медленно подплывающего к паровозу дирижабля вызвало у старшего инспектора прилив нешуточного энтузиазма, то Джеку увиденное сразу прибавило сил. Крякнув, он могучим толчком отбросил от себя Джейсона. Джентри, ругнувшись, от неожиданности не удержался на ногах, и в который раз за последние минуты очутился на спине, пересчитывая позвоночником доски пола.
        Джек одним гибким кошачьим движением оказался на ногах, натянул на голову подобранный цилиндр и театрально раскланялся:
        - Прошу меня простить, милостивый, сэр, но вынужден с вами распрощаться. Я стесняюсь большого количества людей. Негодяй вы этакий, не сказали, что у вас припрятан козырь в рукаве! Ещё увидимся, дружище!..
        Не сводя с Джентри выпученных, искрящихся неподдельным весельем глаз, Джек пятился к выходу. Его долговязая могучая фигура перекрыла весь обзор, заслоняя снижающийся дирижабль. Но вот Джек оказался снаружи, остановившись на широкой, огороженной перилами подножке. В спину ему смотрела грозная летательная машина. Под прицелом подвешенных к крыльям гондолы пулемётов он был как на ладони. Ему просто некуда деваться, подумал про себя Джентри, осторожно поднимаясь с пола и морщась от неотвратимо подступающей боли. От «Вихря» ему не скрыться. Да и куда он уйдёт?! Попытается зарыться в мышиную норку на одном из раскинувшихся вокруг полей?..
        Но Джек, наплевательски отнёсшись к мыслям Джейсона и к урчащему дирижаблю, выбрал иной вариант, нежели можно было предположить. Он, на сто процентов оправдывая своё прозвище, подпрыгнул вверх, пропав из поля зрения Джентри, и отозвался тяжёлым буханьем сапожищ на крыше паровозной будки. Дьявол его раздери! Что он задумал? Джейсон торопливо, на ходу перезарядил револьвер, подбегая к распахнувшейся двери. Не успел инспектор выглянуть за порог, как ожили мощные громкоговорители дирижабля и его оглушил усиленный хитрой техникой голос. Джентри был готов дать голову на отсечение, что узнал в говорившем своего старого боевого товарища Моргана Флеминга.
        - Джек-Попрыгунчик, именем закона, ты арестован! Немедленно лечь на крышу и завести руки за спину! Повторяю, ты арестован! Приказываю немедленно лечь лицом вниз!..
        Джентри не удержался от кривой усмешки. Сколько раз за последнее время он говорил Прыгуну почти те же самые слова! Буквально точь-в-точь. И в итоге… Всё впустую. Нет, так просто это совершенно слетевший с катушек психопат не дастся. Наверняка у него найдется, чем ответить полицейским. Выбежав под открытое небо, Джентри замахал свободной рукой зависшему в полусотне ярдов от поезда дирижаблю, давая себя хорошо рассмотреть. Воздушный аппарат удерживался в одном положении на ничтожно малой для подобных машин высоте без помощи швартовочных тросов благодаря мотогондолам последней модели, позволяющих изменять угол наклона винтовых двигателей.
        - Какой прекрасный вид открывается отсюда, инспектор! - раздалось с крыши паровоза. Джентри запрокинул голову и, чертыхнувшись, вскинул револьвер.
        Джек, вопреки всем очевидным прогнозам, вовсе не собирался улепётывать во все лопатки, пытаясь уйти из зоны обстрела подвесных пулемётов «Вихря». Маньяк стоял на будке локомотива, широко расставив ноги и уперев руки в бока. Набегающий волна за волной ветер трепал полы заскорузлого плаща и выбивающиеся из-под низко надвинутой шляпы-цилиндра нечёсаные сальные волосы Попрыгунчика. Джек не спускал глаз с огромной, больше паровоза, летательной машины, дрейфующей в нескольких десятках футов напротив. По сравнению с дирижаблем долговязый здоровенный Джек казался маленьким оловянным солдатиком. И Джентри готов был поклясться, что этот солдатик собирается напасть на угрожающее ему судно! Но это… Это немыслимо… Невозможно. С другой стороны, Джек давно доказал, что для него ничего не бывает невозможного.
        - Я приказываю лечь вниз лицом и завести руки за спину!! - вновь прогремел голос Флеминга. - Иначе мы откроем огонь на поражение!
        Так стреляйте же, мать вашу так и раз этак, хотел заорать Джентри, опуская револьвер. В самом то деле, если Джек не пасует под двумя тупорылыми стволами двенадцатимиллиметровых пулемётов, то смысл угрожать ему каким-то там револьвером?!
        Не успел Джентри посмеяться над собственными мыслями, как произошло то, что потом ещё долго снилось ему в кошмарах. Джек, без разбега, оттолкнувшись подошвами сапог от крыши будки, бросил своё тело вверх и вперёд, по направлению к дирижаблю. Он просто напросто взял и прыгнул! Джейсон как заворожённый наблюдал за прыжком Джека. Время словно замерло, превратив воздух в вязкую патоку, в которой всё вокруг намертво застряло. Джек, выставив руки, прочертил кривую дугу, незримой линией соединяющую паровоз с дирижаблем, и шлёпнулся прямо на лобовое стекло рубки управления летательной машиной.
        Джейсон очумело таращился на то, как Джек ухватился за едва выступающие неровности гондолы, словно цепкий паук. Да не может этого быть! Джентри прикинул, что Прыгун одним движением преодолел по воздуху почти полсотни футов, и ему стало не по себе. И если совсем недавно старший инспектор полагал, что в феноменальной силе и ловкости неуловимого маньяка повинны новейшие высокотехнологичные разработки, позволяющие ему совершать фокусы, далеко превосходящее человеческие возможности, но сейчас понял, что хитроумные прибамбасы тут совершенно не при чём. Джентри дрался с Джеком. Один на один, лицом к лицу. Этого было достаточно, чтобы понять, что в рукавах Попрыгунчика нет никаких скрытых механизмов, а в каблуках сапог не прячутся невидимые пружины. И от понимания этой воплотившейся в явь действительности Джейсону и стало страшно. Ибо кем же должен быть Джек, чтобы вытворять такое без помощи навороченных гаджетов?
        Тем временем Джек, зависнув на носу гондолы, наносил по прочному лобовому стеклу сильнейшие удары. Под могучим кулаком Попрыгунчика стекло потихоньку сдавало, покрываясь мелкими, едва различимыми для Джентри трещинами. Ещё немного и внутрь рубки обрушится переливающийся острыми обломками водопад, а Джек окажется там, куда очень хочет попасть. Чёрт бы его побрал! У этого психа аппетиты раздуваются не по дням, а по часам. Не получилось угнать паровоз, ну так и что? Не беда! Тут как тут оказался весьма кстати полицейский дирижабль, вполне способный заменить собой поезд.
        Громкоговорители замолчали. Джейсон представил себе, что сейчас должно твориться внутри гондолы. Судя по всему, экипаж дирижабля просто выпал в осадок от действий Джека. Но там же должен находиться Флеминг. А его так просто на пушку не возьмёшь. Так какого же дьявола он ещё не приказал открыть огонь по столько заманчивой мишени?! Чего они боятся? Повредить стекло, и так готовое через несколько ударов преступника рассыпаться вдребезги? Сам Джентри не мог стрелять, из боязни задеть кого-нибудь внутри рубки. Но те недотёпы, что так опрометчиво подставились под атаку Попрыгунчика, чего они то медлят?
        Джейсон чуть не взвыл от отчаяния. Он рванул вниз по лесенке, спрыгнув на гравийную насыпь и со всех ног побежал к закрывающей солнце чёрной громадине дирижабля. Джентри на ходу отчаянно махал руками, надеясь, что кто-нибудь заметит и поймёт его призыв спускаться ещё ниже. Не хотят или не могут стрелять, так пусть же, разрази их гром, садятся на землю! В пассажирском отсеке гондолы по всем раскладам должно было находиться не менее двадцати констеблей. При наличии такого количества живой силы, Джеку ничего не светит. Деваться ему в чистом поле уж точно некуда. Тем более непонятно его стремление проникнуть на борт воздушного судна. На что он надеется? Спрятаться в каком-нибудь тесном кубрике? Или же уповает не иначе как на помощь самого Дьявола, с коим, по всё укореняющемуся мнению Джентри, находился в близком родстве?
        На отчаянную жестикуляцию старшего инспектора мало кто обратил внимание. Дирижабль, зависнув в воздухе огромной, вымахавшей до чудовищных размеров мухой, бросал на землю гигантскую тень. Джейсон чувствовал себя так, словно на него накинули несусветных размеров чёрное одеяло. И он мог поклясться, что это одеяло способно удушить. Джентри сглотнул, беспомощно наблюдая за манипуляциями повисшего на носу гондолы маньяка. Кулаки Джека работали как отбойные молотки, с гулким стонущим звуком колотя по прочному стеклу. Джейсону показалось, что в эти звуки потихоньку вклиниваются другие - тонкое потрескивание, будто поддающийся лёд под тяжёлой поступью. Либо стекло кабины не продержится и минуты, либо ветер играет со мной дурную шутку, подумалось Джейсону.
        Но что же, чёрт возьми, ему остаётся делать?! Он, в отличие от прыгучего преступника, не мог кузнечиком подскочить на десяток ярдов и прицепится к дирижаблю. И стрелять он не мог. Внушительный револьвер во вспотевшей ладони внезапно оказался едва ли не самой бесполезной безделушкой в мире. От простой верёвки с крюком-кошкой сейчас было бы намного больше пользы, чем от грозного огнестрельного оружия… Но что мешает находящимся внутри полицейским высунуться из боковых люков гондолы и попытаться сбить прилипшего, словно паук, Попрыгунчика? Высота не бог весть какая. Рискнуть бы стоило. Джейсон бы рискнул. Но его ТАМ не было. Эх, Флеминг, Флеминг…
        Джейсон, продолжая машинально отсчитывать гулкие удары, наносимые Джеком полицейскому дирижаблю, беспомощно оглянулся по сторонам. К окнам обращённых к разыгравшемуся представлению вагонов прильнули десятки любопытных лиц, в разной степени изумления. Ещё бы, такое шоу не каждый день увидишь! Тут даже как-то отходит на задний план мысль, что ещё совсем недавно поезд на всех парах мчался навстречу верной гибели. Такова уж суть человеческой природы. Достаточно отвлечься, найти новую мишень для своих страхов, и всё, что было до этого, тут же забывается, отходит на задний план. Человек становится увлечён новым спектаклем, особенно если он из актёра превращается в зрителя.
        - Надеюсь, хоть этот чёртов сукин сын не додумается высунуть свой нос наружу… - пробормотал Джейсон, скользнув налившимися кровью глазами по растянувшемуся на добрых две сотни ярдов составу.
        Звонкий хруст лопнувшего стекла плетью стеганул по ушам старшего инспектора. На землю посыпался переливающийся на солнце дождь из осколков. Джейсон с руганью отпрыгнул в сторону. Следом до него донёсся торжествующий рёв Попрыгунчика. Джейсон тут же вскинул голову и ещё успел увидеть мелькнувшие в проломе лобового стекла гондолы ноги маньяка, обутые в стоптанные грязные сапоги. Джек рыбкой нырнул внутрь. Тут же из утробы дирижабля донеслись приглушенные стенками гондолы выстрелы.
        Но не успел Джейсон порадоваться, что наконец-то его коллеги соизволили открыть по вломившемуся к ним преступнику огонь, как дирижабль вздрогнул, клюнул носом, и на глазах изумлённого Джентри начал меееедленно, словно распластавшийся на берегу Северного моря морж, заваливаться на бок.
        
        Миссис Монро прожила достаточно яркую и насыщенную жизнь. И никогда не жаловалась на отсутствие острых ощущений. Особенно во времена, чего уж таить, бурной молодости, когда она только познакомилась с видным бравым капитаном Военно-морских сил… Что за времена были! Да узнай кто-нибудь хотя бы половину о том безумстве, что они с покойным мужем порою выкидывали, слухам и пересудам не было бы конца. Миссис Монро в юности была изрядной непоседой и, выйдя замуж, при каждом удобном случае сопровождала своего мужа во всех его странствиях. Благо мистер Монро слыл заядлым путешественником, и, когда вышел в отставку, понял, что слишком много времени не бывает. Как не бывает и вечной жизни. А ту, что отмерена всевышним, нужно прожить так, чтобы потом не жалеть… И никто бы не подумал, что маленькая сухонькая старушка, ведущая образцово-показательный образ жизни тихой неприметной вдовы, в свои лучшие годы видела такое, что и не снилась всем её многочисленным соседям по кварталу.
        Удивить миссис Монро было сложно, сбить с толку ещё сложней. Но этим ранним октябрьским утром череда странных, просто невероятных по своей сути событий вновь заставила её вспомнить молодость и убедиться в том, что, пожалуй, ей есть ещё чему удивляться в этом почти потерявшем для неё всякий блеск мире. И источником удивления пожилой дамы выступили не столько мерзавцы, посмевшие вломится к ней в дом, сколько донельзя престранная парочка, сидевшая в данный момент на её кухне и уминающая её яства. Два таких разных и вместе с тем неуловимо похожих человека. Причём одного из них при других обстоятельствах миссис Монро собственноручно спустила бы с лестницы, а другому не позволила бы и переступить порог! А вот поди ж ты - сейчас она стоит рядом с ними и не может даже слова плохого вымолвить в их адрес. А словарный запас у Джульетт был таков, что хватило бы утереть нос десятку подвыпивших портовых грузчиков.
        - Ещё добавки? - тихо спросила старушка, наклоняясь над Генриеттой Барлоу. Златовласка, подчищая корочкой хлеба чуть ли не вылизанную до зеркального блеска тарелку, покраснела и что-то едва слышно прошептала, не поднимая глаз.
        - Или тебе не понравился суп, деточка? - миссис Монро, уперев руки в бока, недвусмысленно топнула ногой.
        - Спасибо, мэм… Было очень вкусно… - горло девушки внезапно перехватил удушливый спазм. Почему-то ей внезапно стало настолько больно где-то глубоко внутри, что хоть плачь. - Правда вкусно…
        Уплетающий пряники за обе щеки Спунер понимающе ухмыльнулся. Он попытался что-то сказать с набитым ртом, просыпая крошки на стол, но наткнулся на предостерегающий взгляд старушки и живо смекнул, что доброта и смирение хозяйки особняка всё же имеют свои пределы. За которые лучше не выступать. Особенно ему.
        - Давай свою тарелку, девочка, - ворчливо сказала Джульетт. - На тебя смотреть страшно - одна кожа да кости… Даже не хочу спрашивать, когда ты нормально ела в последний раз!
        - Право, вы очень добры, мэм, - пролепетала Генриетта, избегая пристального взгляда пожилой вдовы. От покрывшихся кумачовым оттенком ушей ночной бабочки можно было раскуривать трубку.
        - Да чего уж там… Попробуй ещё эти начинённые рулетики. И про хлебцы не забывай. Я сама их пекла. Думаю, ты не из тех заумных идиоток, что помешаны на новомодном увлечении диетой? Хотя… Ты недалеко от них ушла, милочка. У тебя глаза запали как у, прости господи, покойницы!..
        Так, едва слышно ворча под нос, миссис Монро шустро сновала по кухне, подкладывая ранним нежданно-незваным гостям разогретые на огне кушанья. Видел бы её в этот момент Джентри! Да инспектора бы удар хватил на месте при виде своей непреклонной домохозяйки, подливающей горячий ароматный чай налегающему на сладости Джеку Спунеру!
        - Вот только наряд у тебя, право слово, несколько вызывающий… В моё время приличные девицы так легкомысленно не одевались. И вообще… - миссис Монро замерла посреди комнаты с чайником в руке. - И вообще одеваешься ты, повторюсь, явно не по сезону, девочка. Застудишь себе всё срамное, прости господи, что при детях говорю… А ведь тебе ещё рожать! Тебе определённо надо поговорить с доктором Клеменсом…
        Джек не удержавшись, прыснул, едва не подавившись душистым, отдающим бергамотом и корицей напитком. Он знал, что доктор Клеменс был лечащим врачом Джульетт уже много лет и некогда дружил с покойным капитаном Монро. Но как бы изумился импозантный и весь из себя правильный доктор, напоминающий Спунеру напыщенных профессорских всезнаек в накрахмаленных воротничках из Саронского университета (на ступеньках которого, к слову Джеку пару раз случалось заночевать), приди к нему на приём Генриетта Барлоу!
        - Что вы нашли смешного в моих словах, молодой человек? - сухонький палец миссис Монро незамедлительно нацелился на Спунера.
        Джек вторично поперхнулся и с трудом подавил кашель. На миг ему показалось, что в него ткнули кавалерийской пикой. За последний час авторитет вдовы Монро в его глазах вырос до небывалой высоты. И если раньше Джек втихаря посмеивался над старушкой, придумывая всяческие обидные прозвища и лишь слегка побаивался, в зависимости от настроения последней, то нынче всё изменилось. Причём самым кардинальным образом.
        Выслушав сбивчивые объяснения Генриетты и Джека, миссис Монро без проволочек впустила их в дом, непререкаемым тоном велела заткнуться и сидеть тише воды, ниже травы, и тут же позвонила в Империал-Ярд, сообщив о Попрыгунчике. Джеку не пришлось долго ломать голову над странным поведением вдовы. Чего-чего, а того, что им тут же поверят на слово, он точно не ожидал. Всё вскрылось гораздо быстрее, чем он придумал десяток вполне себе правдоподобных причин, объясняющих происходящее в этом доме. Когда миссис Монро, продолжая разговор с невидимым на том конце провода собеседником, заявила, что ночью в её дом проникли вооружённые субъекты и пытались её убить, Джек больше не засомневался ни на секунду. Конечно, у старушенции по его личному мнению давненько сквозняк начал в голове пошаливать, но угрожать здоровенным ружьём без всякой на то причины она бы всё же не стала. А когда миссис Монро сказала, что «прибила всех троих подонков, чтоб им пусто было на том свете», и их трупы теперь лежат в её спальне, Спунер понял, что с штуками покончено. Вдова НЕ ШУТИЛА ни унции! Признаться, поначалу он допускал, что
старушка, мягко сказать, несколько преувеличивает и якобы три трупа в её доме не более чем плод кошмарного сна, навеянного лечащими геморрой микстурами. Но не станет же она в наглую врать полицейским! Если конечно совсем не тронулась. Вот только на тронутою миссис Монро не была похожа ни капельки.
        - Ну, кажется, там не настолько тупые недалёкие служаки, как мне иногда думалось, - со вздохом облегчения сказала Джульетт, опуская начищенную до блеска трубку на звякнувшие рычаги телефонного аппарата. Сидевшие на самом краешке дивана Джек с Генриеттой, прижухшие словно мышки пред хищной кошкой, во все глаза таращились на маленькую хрупкую пожилую женщину. - Пообещали немедля во всём разобраться. Сказали, что дирижабль быстрого реагирования уже поднимается в воздух и готов лечь на курс Столица - Вайрут. Операцию должен возглавить этот болезненного вида молодой джентльмен… У него ещё неважное зрение… А, Флеминг! Джейсон неоднократно очень хорошо отзывался об этом юноше.
        - Кому вы звонили, мэм? - отважился пискнуть Джек, как-то незаметно растеряв всё свою браваду.
        - Джейсон - славный мальчик. Он дал мне прямой номер рабочего кабинета комиссара Империал-Ярда, наказав звонить в самых серьёзных случаях, - пожала плечами Джульетт. - По-моему, нынче случай серьёзней некуда. Ну что ж, пока не приехал патруль с коронерами, у нас есть время для завтрака. Сдаётся мне, у них теперь появятся более важные дела, чем распылять силы на несчастную бедную старуху, пусть и пережившую ужасное нападение кровожадных бандитов! Ну да бог с ними. Будем ждать. Ну а вы, голубки… Марш на кухню. Джек Спунер, возьми на себя ответственность проводить даму. Но упаси тебя бог покуситься хоть на одну серебряную ложку…
        Джек перевёл ошарашенный взор с задумчиво прикусившей губу Джульетт на прислонённое к комоду красного дерева здоровенное ружьище. Покуситься?! Да он теперь ни одной ложки в этом доме в руки не возьмёт без специального на то разрешения.
        От проницательных глаз Джульетт не ускользнуло, как вздрогнула при упоминании о полиции эта хорошенькая молоденькая дурочка, в профессии которой, увы, сомневаться не приходилось. Обычно люди её сорта недолюбливают законников, но чтобы так подпрыгнуть на диване, словно угодила мягким местом на торчавший из обивки заточенный шип - это неспроста… Втянув носом едва уловимый запах сладкой клубники, потянувшейся незримым шлейфом за ведомой Спунером на кухню светловолосой девушкой, миссис Монро скупо усмехнулась. Похоже, запланированные провидением на этот день неожиданности ещё не исчерпали себя…
        - Как вы думаете, мэм, - спросил Джек, торопливо переводя разговор на другую тему. - Что ТАМ сейчас происходит? Может, в эту минуту Джейсон уже накидывает на лапы Попрыгунчику наручники? А что? Джейсон отличный полицейский и если кто и способен арестовать Прыгуна, так это он. И уж точно не Флеминг, который без своих очков видит не лучше слепого крота!
        - Господь приучил нас к терпению, мистер Спунер, - наставительно сказала миссис Монро. - И неисповедимы пути его. Нам остаётся лишь надеяться на лучшее. И ожидать этих растреклятых ленивцев, которые исключительно по недоразумению являются сотрудниками Двора…
        Весёлое дребезжание дверного звонка заставило миссис Монро оборвать свою изобличительную речь на полуслове, Спунера подавиться в третий раз кряду, а расправляющуюся со второй порцией наваристого супа Генриетту подпрыгнуть, как будто сиденье стула под ней превратилось в спину ощетинившегося ежа.
        - Неужели я возводила напраслину на наших доблестных констеблей? - задумчиво вопросила Джульетт, подымая глаза к потолку, словно надеялась узреть меж несущих балок божий лик.
        - Перед тем как открыть, не забудьте спросить, кто там! - напутствовал покинувшую кухню вдову Спунер. - Так, на всякий случай…
        Втянувшая золотовласую голову в плечи Генриетта всем своим видом выражала согласие с приятелем. Миссис Монро, уже на пороге прихожей, обернулась и загадочно улыбнувшись краешками губ, сказала:
        - Мистер Спунер, потрудитесь закрыть дверь. А то знаете, у нас в доме случаются на редкость жуткие сквозняки…
        Генриетта посмотрела на пожилую женщину с благодарностью и заметно расслабилась. Аккуратно притворивший вскрытую тёмным лаком тяжёлую дубовую дверь Спунер вопросительно посмотрел на ночную бабочку. В смышлёных глазах мальчишки мелькнуло понимание. От него, равно как и от хозяйки особняка, не ускользнул тот зримый факт, что Генриетта боится полицию, как чёрт ладана. И любое упоминание о стражах порядка вызывает у неё животный ужас. Что же будет, если она увидит полицейского на расстоянии вытянутой руки от себя? Джек не умел оказывать первую медицинскую помощь рухнувшим в обморок чересчур впечатлительным девицам.
        - Думается мне, подруга, тебе придётся кое-что прояснить, - сказал Джек, подтягивая сползающие с тощих бёдер вытертые на коленках клетчатые штаны. - Не думай, что я не способен с двух шагов отличить кусок навоза от пирожка. Так же и сейчас я вижу, что ты напугалась до мокрых кальсон. В чём дело? У тебя были серьёзные тёрки с легавыми? Брось, хорошенькая мордашка! Если у тебя проблемы, то скажи мне, и я всё улажу. Если ты ещё не поняла, то Джейсон Джентри, с которым мы разминулись самую мелось, мой хороший друг. И он способен помочь. И, заметь, без всяких там тыры-пыры. Ну, ты понимаешь, о чём я!
        Генриетта всё так же молча покраснела. От чего-то, оказавшись под сводами этого такого уютного, тёплого и такого домашнего дома, она почти полностью потеряла дар речи, и за всё время пребывания на кухне вымолвила всего несколько робких фраз.
        - Это долгая история, Джек, - негромко сказала она, отводя в сторону васильковые глазищи. - В другой раз и при других обстоятельствах я обязательно всё тебе расскажу.
        - Ловлю на слове. Но не думай, что я один такой наблюдательный и умный. Голову даю на отрез, что миссис Монро так же раскусила твои хобии, как и я. У старухи ещё не то что порох в пороховницах остался, у неё там, блин, целый пороховой погреб!
        - Фобии.
        - Что? - недоумённо нахмурился Спунер.
        - Правильно было бы сказать - фобии.
        - Ого! Да ты никак и читать умеешь, что ли? - подивился Джек, критически осматривая заманчиво глубокое декольте смутившейся девушки.
        - Я не всегда была проституткой, - Генриетта резко сжала пухлые, вызывающе накрашенные губы, превращая их в тонкую красную линию.
        Одним из неоспоримых достоинств маленького друга Джейсона было умение вовремя затыкать рот. Что Джек не преминул сделать. Он не понаслышке знал, что молчание - золото, и, когда нужно, умел вовремя тормозить.
        Приоткрывшаяся дверь нарушила зародившееся на кухне молчание. Возвратившаяся миссис Монро каким-то странным, неестественным голосом прощебетала:
        - А у нас ещё один гость! Молодые люди, позвольте представить Фила Монтгомери, нашего с Джейсоном давнишнего друга.
        Джек и Генриетта изумлённо переглянулись. Пусть девушка только-только познакомилась с вдовой капитана Монро, но, как и Спунер, не могла не заметить явственную перемену в её настроении. Джульетт сияла как начищенный самовар и то и дело, не особо скрываясь, стреляла глазками на вошедшего следом за ней мужчину. Да быть того не может, вытаращился Джек, неужто бой-старушенция подбивает клинья к этому бедолаге?!
        - Доброе утро. Леди. Мистер Спунер.
        - Знаете, как меня зовут? - невпопад брякнул Джек.
        - Дж…хм, миссис Монро предупредила о вас. Да и мистер Джентри, бывало, упоминал ваше имя.
        Генриетта сделала достаточно изящный книксен, благодаря провидение, что раньше не встречала этого человека. Ни в свою бытность уличной девкой ни в… Ни в другой жизни. Ни в той, что была у неё раньше.
        Фил Монтгомери был невысоким поджарым джентльменом лет шестидесяти, с густой шевелюрой чёрных, с редкой проседью, волос, и огромными усищами, лихо закрученными на кончиках. Одет он был в простой, но хорошо пошитый костюм и длиннополое тонкое пальто. В руках Монтгомери сжимал шляпу и увесистый на вид саквояж.
        - Позвольте, Фил, - хозяйка дома чуть ли не насильно выхватила у беспомощно улыбнувшегося человека пальто.
        - Против вашего напора невозможно устоять, Джульетт.
        - Ах, что вы, что вы! Всё наговариваете на слабую беззащитную женщину!
        Джек, пользуясь тем, что миссис Монро отвернулась, сделал вид, что его вот-вот стошнит. И чего это старуха вытворяет? Не могла что ли, ещё в прихожей показать гостю, где вешалка? Или же от избытка чувств совсем разум потеряла? ТАКОЙ строгую домоправительницу Джейсона Спунер ещё не видел.
        - Может быть, чашку чая? - решила проявить внимательность Генриетта, опасливо покосившись на миссис Монро.
        - Кхм, кхм, дело в том, что… - откашлялся мистер Монтгомери, перехватывая саквояж левой рукой. - Мой рабочий день, к сожалению, зачастую растягивается на неопределённый срок, и я дорожу каждой свободной минутой. Мне неловко отказывать вам, милые дамы, в гостеприимстве, но я не властен над своей работой. Прошу меня великодушно простить…
        Джульетт так же властно и уверенно забрала у Монтгомери саквояж и поставила на край стола.
        - Вот так всегда, Фил. Вечно вы куда-то спешите, вечно опаздываете. У вас одна работа на уме. Могли бы иногда и позволить себе расслабиться, провести время в приятной ненавязчивой компании, выпить чего-нибудь согревающего… Уверена, что ваши смертоубийственные железки никуда бы не делись! Чем вы на этот раз решили побаловать моего мальчика?
        Джек, не спуская глаз с саквояжа, столь неуместно смотревшегося на кухонном столе, начал потихоньку смекать, что к чему. Кажется, он догадался, кем был этот пожилой господин с такими знатными усищами и кучей вечных нерешённых проблем. Фил Монтгомери был оружейником. И не просто оружейником, а оружейных дел Мастером. Именно так и именно с большой буквы. Слава о нём бежала далеко впереди него, а в клиентах ходили достаточно известные и весьма состоятельные люди. Джейсон был одним из них. Не самый известный и далеко не состоятельный, но один из самых лучших и постоянных это уж точно. Спунера прямо всего разобрало от желания поскорее увидеть, что же такого диковинного и интересного приволок Монтгомери в своём саквояже. Ну не с пустыми же руками он заявился! И точно не для того, чтобы полюбезничать с миссис Монро.
        - Понимаю, что пришёл в неурочное время, - продолжал извиняться пожилой оружейник, расстёгивая саквояж, - но обстоятельства вносят свои коррективы. Уверен, мистер Джентри поймёт меня… Думаю, он не сильно обидится на то, что я лично не засвидетельствовал своё почтение… Ага! Вот…
        Монтгомери достал из саквояжа угловатый увесистый свёрток. Спунер чуть мозги не вывихнул, пытаясь представить, какого же кролика выудит из своей волшебной шляпы оружейных дел кудесник.
        - Вы же знаете, что с моим добрым мальчиком не может быть никаких хлопот, - сказала миссис Монро, убирая со стола. Генриетта молча, бросая любопытные взгляды на гостя, помогала ей. Джульетт одобрительно заломила бровь, но ничего не сказала.
        - Да-да, мистер Джентри очень приличный молодой человек. У него отличный вкус, и он всегда платит наперёд. Так что и никаких вопросов здесь быть не может! - Фил зашуршал промасленной бумагой, разворачивая свёрток. - Он знает мою работу и никогда не предъявлял никаких претензий.
        - М-да, вашу работу испытал на своей шкуре уже не один подонок, - добросердечно ухмыляясь, вставил Джек, облокачиваясь на стол.
        Оружейник немного растерянно улыбнулся, словно прося прощения за то, что его изделия способны причинять боль или отнимать жизнь.
        - Всё зависит от того, в чьих руках оружие и на какие цели оно направлено, - сказал Монтгомери, осторожно, двумя руками, за рукоять и за дуло поднимая новенький, весь в оружейной смазке весьма солидных размеров револьвер, - и во имя чего использовано.
        Миссис Монро с видимым удовольствие перетянула полотенцем по спине едва ли не залезшего на стол Джека и сказала:
        - Юноша, уж не вознамерились ли вы запрыгнуть с ногами на эту чистую белоснежную скатерть? А? Грязнуля вы этакий!
        Возмущённо фыркнув, Джек с трудом оторвал загоревшийся неподдельным восторгом взгляд от демонстрируемого оружейником револьвера, поправил сползшую набекрень неизменную кожаную фуражку с массивными гоглами и, стараясь придать голосу как можно больше вины, пробормотал:
        - Извините, мэм, больше такого не повторится. И ничего я не грязный. Я мылся недавно. В прошлом месяце…
        - То-то я думаю, что мне всё утро мерещится запах мокрой псины… - старушка обречённо махнула рукой и, покачивая головой, отошла к плите. Как видно, оружейная новинка Фила Монтгомери интересовала её гораздо меньше, чем сам мастер. Генриетта, засучив рукава кофточки, сноровисто мыла посуду, пряча невольную улыбку в изгибе чувственных губ. Она стыдливо покосилась на хозяйку особняка, подозревая, что от неё самой изрядно смердит, поскольку мылась она немногим чаще, чем Джек, взамен шампуня щедро поливая себя дешёвыми духами.
        Разом лишившийся двух третей потенциальных зрителей невысокий оружейник ничуть не расстроился. Пожирающего тускло блестевший воронённой сталью револьвер четырнадцатилетнего мальчугана ему вполне хватало. Немного театрально откашлявшись, Монтгомери подкрутил кончики усов и сказал:
        - Позвольте вам представить, мистер Спунер, револьвер системы Шелдона новейшей модификации сорок восьмого калибра.
        - Мордезированный? - деловито уточнил Джек.
        - Да, модернизированный, - покладисто согласился Фил, одним неуловимым отточенным движением переламывая револьвер. Из объёмного барабана подмигивали капсюлями толстенькие патроны. - Модель достаточно старая, но я взял её за образец и внёс ряд изменений. Мистер Джентри как-то жаловался на недостаточный боезапас… Пришлось немного поломать голову над этой проблемой.
        Оружейник гордо встопорщил усы, явно предлагая Джеку самому домыслить недосказанное.
        - Так же обратите внимание на длину ствола и встроенный компенсатор отдачи. Калибр то у этого малыша немаленький. Одним из недостатков этой системы была сильная отдача. Мне удалось решить и эту задачку…
        - Эй, чёрт меня возьми! - изумлённо расширил глаза Джек, когда, наконец, сосчитал количество патронов в барабане револьвера. Он всё боялся, что количество патронов перерастёт в недоступное его пониманию число раньше, чем они закончатся. Джек умел считать лишь до двадцати! - Неужели бывают пятнадцатизарядные револьверы?!.
        - Вообще-то нет. Не бывает. Кроме этого. Я назвал его «Гидра». Он так же смертоносен и многоголов.
        - Вещь, - уважительно сказал Джек. - Мне бы такой. Я бы…
        - Всего-навсего четыреста фунтов и у вас будет такой же, - не моргнул и глазом оружейник. - Разумеется при наличии у вас разрешения на ношение и использование подобных игрушек.
        - Четыреста фунтов! Твою мать! - пришибленно чертыхнулся Джек. - Сэр, да мне столько не укра… хм, не заработать и за пять лет!
        Раздавшийся звонок дверного колокольчика спас Спунера от неминуемой расправы в виде миссис Монро, уже прицеливающейся к его макушке половником на длинной ручке. По мнению вдовы исключительное право употреблять в её доме крепкие выражения принадлежало ей одной. Генриетта крепче впилась побелевшими пальцами в фарфоровую тарелку, подставленную под струю кристально чистой парующей воды из-под крана. Пожалуй, больше не приходилось сомневаться, кто на сей раз стоит за дверью.
        - А вот, хвала всем святым, и полиция! - облегчённо выдохнув, подтвердила опасения золотоволосой девушки Джульетт, чем заработала недоумевающий взгляд усатого оружейника. - Ой, эта ещё та история, Фил. Я же вам говорила, что избегая общества культурных и приличных людей, вы многое теряете.
        
        Карлтон-стрит располагалась в одном из самых процветающих и фешенебельных районов столицы. С южной стороны она граничила с Честерским парком, а с северной упиралась в Университетскую площадь. Люди здесь жили отнюдь не бедные, занимая под стать своему положению и деньгам вместительные, окружённые высокими заборами дома. Улица была одной из самых старых в городе и ещё носила все признаки постепенно уходящей эпохи правления первых королей. Сюда ещё не добрался прогресс, освещая себе дорогу электричеством и пробивая путь паровыми машинами. Хотя далеко не одна семья на Карлтон-стрит уже имела вместо конюшен гаражи с новеньким паромобилями. Тут же располагалась одна из самых известных и дорогих гостиниц этой части столицы под названием Семь башен.
        Массивное пятиэтажное строение из тёмного мшистого камня, напоминающее небольшую крепость, без труда вмещало более сотни постояльцев и заслуженно пользовалось постоянным спросом и хорошей репутацией.
        И именно в Семи Башнях со всеми удобствами расположился Невидимка. Кому придёт в голову искать самого опасного и разыскиваемого террориста чуть ли не в центре столицы, буквально под носом у Империал-Ярда, располагающегося всего в каких-то нескольких милях отсюда? Да никому, скажете вы. Вот и Невидимка считал так же.
        Разгар рабочего дня застал Невидимку в дорогом номере со всеми удобствами (включая даже личную ванную комнату), в кресле, сидя за столом перед зажжённой свечой, в маленьком, но прожорливом пламени которой он только что сжёг зашифрованное донесение о провале утренней операции. Невидимка отряхнул пальцы от пепла и поджал твёрдо очерченные губы. В принципе он и не сильно удивился, прочитав наспех накарябанные строчки. Ещё тогда, в небопорте, он понял, что старший инспектор Джентри крепкий орешек. Такой просто не раскусишь. Можно легко и зубы сломать. Что, судя по всему и сгоряча сделали подосланные к дому полицейского камрады.
        Разумеется, знаменитый террорист и предположить не мог, что к исчезновению с улиц города шайки Сломанного носа сам Джентри не имеет никакого отношения. Ухлопавшая трёх отпетых бандюг из охотничьего ружья хрупкая домоправительница могла присниться только в кошмарном сне!
        Однако, невзирая на неудачу, Невидимка был полон оптимизма и свежих идей. У него и раньше случались незначительные провалы, что никогда его не сбивало с толку и ни в коем разе не останавливало. В конце концов существует великое множество вариантов решить поставленную задачу.
        Невидимка подошёл к окну и раздвинул шторы. По небу бежал табун серо-свинцовых туч, подгоняемых холодным октябрьским ветром. По улице, вдоль сбросивших листву клёнов медленно пробирались дворники, сноровисто махая мётлами. Невидимка даже пожалел их. Неблагодарный труд. Ветер тут же набрасывался на сметённые кучки багряных листьев и играючи кружил их в неистовом танце. Похолодало. Обычная погода для осенней столицы. Холодно, ветрено и промозгло. А стоит ветру подуть с моря, так станет ещё и сыро. А следом не замедлит появиться и вездесущий туман.
        С высоты третьего этажа спешащие по уличной брусчатке люди казались Невидимке карликами, а изредка проносящиеся экипажи детскими игрушками. Стекло приглушало уличные шумы, но чуткие уши Невидимки слышали всю какофонию звуков, от гиканья возниц до лая выгуливаемых степенными горожанами собак. Честерский парк, как известно, был излюбленным местом заядлых собачников. Террорист криво усмехнулся и задёрнул шторы.
        В комнате было относительно темно. Плотно запахнутые шторы на двух больших окнах создавали вечерний полумрак, а нескольких трепещущих огоньков зажжённых свечей явно не хватало развеять эту иллюзию. Но Невидимку всё устраивало. В полутьме ему лучше думалось. Поэтому он не стал включать подвешенную под потолком люстру, ограничившись одними свечами. Он подошёл к бару, плеснул в стакан бренди, пригубил и вернулся в кресло, придвинутое к массивному письменному столу.
        Бренди было совсем неплохим. Как бы там ни было, Семь башен это вам не ночлежка. Так что не мудрено, что и спиртное в номерах соответствовало деньгам, что просили за все эти удобства. Впрочем, Невидимке, по большому счёту, было глубоко наплевать и на выпивку, и на дорогую обстановку, и на отделанную шенгенским кафелем ванную комнату, и на увенчанную балдахином кровать в спальне. Он обычный человек, простой парень, которому всего лишь повезло немногим больше, чем другим бедолагам, вынужденным горбатиться с утра до вечера, чтобы заработать на краюху хлеба, да на оплату учёбы детей в церковно-приходской школе. Невидимка был патриотом, готовым к незамедлительному действу, а не привыкшим к роскоши неженкой.
        Невидимка нанёс первый удар и проиграл. Это было неприятно, но не смертельно. Отнюдь. Сложности в данном случае лишь добавляли остроты всему делу. Террорист не был идиотом. Он знал, что сложности зачастую возникают на пустом месте, там, где их обычно не ожидаешь. Но он всегда преодолевал их. Невидимка всегда выигрывал. Иначе бы уже давно болтался на виселице или же отбывал десять пожизненных сроков в застенках Касл-Стоун. И это дело он выполнит, пусть сейчас он вынужден играть и не на своём поле. Всё-таки слежка и похищение людей несколько ни его профиль. Но на этот раз в АНА думали по-другому. А Невидимка всегда был рад помочь своим товарищам. Пусть иногда их мнения не совпадали, но Невидимка никогда не отказывал этим борцам за свободу и права трудового люда.
        Но при всём своём участливом отношении к АНА и её сподвижникам, Невидимка сильно не любил, когда его держали за полного недоумка. И так же не любил играть вслепую, когда не знал полного расклада. А сейчас вырисовывалась как раз такая ситуация. У Невидимки были завязаны глаза. Другими словами, он не знал, что именно такого ценного в изобретении этого Гордона Крейга, раз к нему у АНА возник настолько повышенный интерес. Не знал и даже предположить не мог. И это незнание изрядно бесило террориста. И что-то не похоже, чтобы давние боевые товарищи спешили поделиться с ним информацией. И пусть Манфред увиливает как хочет, туманно намекая, что, дескать, им и самим точно не известно, что же за дьявола прячет в своей коробочке Крейг, одни пустые догадки… Ха, как же.
        Невидимка умел разбираться в людях и с первого взгляда видел, когда ему лгали. А Манфред лгал. Лидер движения гарантированно знал больше, чем хотел показать. Не факт, что то, что известно ему, знали и остальные члены верхушки АНА, но Манфред точно был в курсе. Сам Невидимка был готов присягнуть, что речь идёт о каком-то новейшем оружии, способном одним нажатием хитрой кнопки обрушить на любую армию все казни господни разом. Иначе какой тогда смысл всей затеянной шумихи? Ясно как день, что располагая этим сверхоружием, правительство сможет на расстоянии диктовать свою волю кому угодно и заткнуть любую недовольную глотку. А вот если убрать Крейга до того, как он передаст своё изобретение куда следует… Или же выкрасть его разработки… Хм, всё сводилось к одному.
        Сделав последний глоток, Невидимка отставил стакан и откинулся на спинку кресла. Сдаётся ему, что при любом раскладе этот Крейг не жилец. Неважно, насколько благими целями он руководствовался, изобретая эту так интересующих многих штуку, важно лишь, что он увяз по полной. Его будут держать под колпаком, как подопытную крысу. А если понадобится, уберут, возникни опасность. Уберут свои же, лишь бы он не попал в руки чужим. Невидимка знал, что правительство ни на секунду не замешкается. Прихлопнут этого умника как букашку. АНА поступит так же, как только изобретение Крейга окажется у них в руках. Даже если Невидимка достанет этот чёртовый чемодан, с которым Крейг ни расстаётся ни на секунду, его уберут. Чтоб больше неповадно было выдумывать нечто подобное. Если только…
        Если только Невидимка не ошибается и Гордон Крейг действительно изобрел что-то особенное, невероятное, но не оружие. Но что? Невидимка почувствовал, как у него голова идёт кругом. Проклятье, он слишком много думает над этим делом. Странно. Раньше всё казалось таким простым и понятным. Подпали фитиль и наслаждайся делом своих рук. Смотри, как огонь пожирает десятки жизней, а политиканы попискивают от страха, мечась из стороны в сторону, как трусливые крысы, увидевшие над собой занесённый сапог правосудия. Но нынче ситуация иная. Непонятная. Невидимка не любил, когда ему лгали, не любил, когда его принимали за кретина и не любил, как выяснялось, подобных вот непонятностей.
        У АНА была хорошо налаженная разведывательная сеть. Целое скопище стукачей, кротов, соглядатаев исправно вносили свою лепту в общее народно-патриотическое дело. Само собой, и в Империал-Ярде у Манфреда имелись свою людишки. Невидимка не знал, кто они, да, если честно, и знать не хотел. Ему был достаточно своевременной и точной информации, поставляемой этими достойнейшими камрадами. Террорист никуда не влезал на чужое поле. Зачем? Каждый должен выполнять свою работу. То, что получается лучше всего. Кто-то умеет следить, кто-то копаться в грязном белье, а кто-то решать любые проблемы.
        Иногда Невидимка задумывался о том, что будет, если он всё-таки оплошает, где-то ошибётся и даст повод себя прижучить. Сможет ли он пойти на крайние меры, прижми его к стенке? У него на руках было достаточно крови, и видом свежепролитой его было не смутить. Но вот хватит ли у него духу войти в море крови по колено, по пояс, по горло? Лес рубят, щепки летят. А ради цели, ради общего процветания державы он найдёт в себе духу пойти до конца. В конце концов, что такое жизнь десятков, да пусть даже и сотен людей по сравнению с будущим целой страны? Ничто. Пыль. Тлен.
        Этим вонючим жирным политиканам, засевшим на верхушке власти, уж точно на всё плевать. Невидимка голову давал на отрез, что они не задаются подобными вопросами. Да Невидимка просто агнец божий в сравнении с некоторыми обосновавшимися в парламенте фигурами. Но вот только почему-то никто не торопится их обличать в грехах и клеймить последними словами. Но чему тут удивляться? Всё давным-давно сто раз куплено, продано и опять куплено. Политическая братия умело манипулирует сознанием народа. Министр и его приближённые знают, как задурманить мозги. Продажные щупальца парламента проникли всюду, во все информационные агентства. Все без исключения газетные издания были прикормленными и писали лишь то, что им говорили. Даже появившееся сравнительно недавно радио вещает только тщательно отобранную для эфира речь. И эти люди присягали на верность стране перед Господом?!
        Невидимка в ярости сжал кулаки. Костяшки пальцев побелели. Он всегда злился, рассуждая на подобные темы. Заполонившие парламент чинуши во главе с министром вели свою тонкую и расчётливую партию. Они действовали умно. Давили, но не сильно. Выжимали, но не до конца. Они создавали иллюзию. Иллюзию общей свободы и процветания. Невидимка криво усмехнулся. Чёрт возьми, да премьер министр кудесник почище изобретателя иллюзиографа! Гениальный фрамантиец заставил двигаться картинки, а министр заставил всё страну верить, что всё хо-ро-шо. Вот только кому? Те, кто имел деньги и власть, всегда жили припеваючи, в любые времена и при любом строе. И сейчас, в стране, где всем правят шайки хапуг, а королевская династия играет роль подвесных марионеток, словно выставленных на показ, хорошо жилось одним избранным. Всем остальным подсовывали иллюзию. Иллюзию порядка, благополучия, процветания. Иллюзию жизни.
        Он, Невидимка, тот, кого давным-давно приговорили к виселице, будет тем, кто разобьёт этот мираж, этот иллюзорный мир. Даже если ему придётся засыпать кровавыми осколками каждый квадратный дюйм земли.
        В дверь его номера негромко постучали. Невидимка, даже не вздрогнув, перевёл обманчиво-спокойный взгляд на дверь. Его рука плавно нырнула под стол. Пальцы нащупали рукоять пристроенного к изнанке столешницы револьвера. Террорист был готов к любым неожиданностям. И стрелять он тоже умел. Не только взрывать.
        - Войдите, - Невидимка вжался в спинку кресла, прячась в тени.
        Приоткрыв дверь, в комнату засунул голову одетый в ливрею коридорный.
        - Сэр, утренняя газета.
        Если коридорный и был смущён царившим в номере полумраком, то виду не подал. Наверняка за время работы в Семи Башнях он повидал и не такое. И его было трудно удивить задёрнутыми средь бела дня шторами и зажжёнными свечами.
        - Спасибо, милейший. Будь добр, положи на стол.
        Потребуй того обстоятельства Невидимка умел быть обходительным и вежливым. И щедрым. Одарив коридорного шиллинговой монетой, Невидимка брезгливо взял в руки ещё пахнущий типографской краской утренний выпуск Ньюс и швырнул его в корзину для бумаг. Одна сплошная пропаганда и надувательство. Газеты - для слабоумных недалёких идиотов, которые не могут мыслить самостоятельно.
        Вновь наполнив стакан отменным бренди, террорист задумчиво посмотрел на входную дверь. Иногда на него накатывались приступы подозрительности. Вот взять хотя бы этого коридорного. Обычный парняга, затюканный въедливым начальством и вынужденный каждый день чистить выставленные постояльцами в коридор башмаки да угодливо кланяться, в надежде заполучить лишний пенни. А с другой стороны он вполне мог оказаться внештатным сотрудником Империал-Ярда. Одним из множества, работающих на полицию. А то и агентом ВВР. В этой стране все да за кем-то следили.
        Никто, кроме Манфреда, лично отдающего приказы самым надёжным и проверенным людям, не знал, что Невидимка обосновался в Семи Башнях. У полиции не было на него ни единой зацепки, так же как не было и подробного описания его внешности. Ни фотографии, ни вонючего, накарябанного полицейским художником портрета. Ничего. И вместе с тем… Нет, Невидимка не был параноиком. Вовсе нет. Просто он всегда готовил себя к худшему. Чрезмерная самоуверенность и чувство непогрешимости - первый шаг к провалу.
        Невидимка далеко не в первый раз посещал Столицу. И всегда останавливался в дорогих гостиницах. Он всегда был на виду у всех, не таясь и не скрываясь. Хочешь спрятать какую-то вещь, положи её на самом видном месте. Так же и с человеком. Не хочешь, чтобы тебя нашли, будь на виду. Невидимка всегда тщательно готовился к поездкам. Он внимательно изучал маршруты, пути отступления, избирательно подбирал места проживания. Всегда докапывался до каждой мелочи. И к моменту приезда в любую гостиницу, знал о ней больше, чем местные старожилы. Каждый уголок и каждый закуток. И в Семи Башнях были норки, о которых далеко не каждая проживающая в здешних стенах мышь знала…
        Невидимка допил бренди и задул свечи. Ему нужно поспать. К вечеру намечено слишком много работы.
        
        В совей жизни Гордон Крейг повидал всякого. Профессия изобретателя обязывала. То, чем он занимался, порою приносило немало самых неожиданных и невероятных сюрпризов. Но воочию наблюдать падение дирижабля учёному ещё не доводилось. Да-да, самое настоящее падение. Можно даже сказать крушение. Своими глазами! Из фактически первого ряда. От влипшего в окно купе Крейга до падающего на землю воздушного судна было не больше полусотни ярдов.
        Создавалось впечатление, что дирижабль полностью потерял управление. Как будто у него разом отрезало все рулевые тяги. Или же пилоты решили коллективно покончить жизнь самоубийством, заодно прихватив с собой остальных членов команды. Именно так Крейг и подумал бы, не наблюдай он перед этим, как Джек-Попрыгунчик штурмом взял небесный корабль.
        Теперь всё вставало на свои места. Вот уж угораздило их с Джентри сесть именно в тот поезд, который облюбовал для своих игрищ самый неуловимый убийца в Столице! Оставалось только подивиться расторопности Империал-Ярда. Полицейский дирижабль прибыл с минимальным опозданием и похоже всё-таки заставил Прыгуна изменить первоначальные планы, какими бы они ни были. Правда ещё неизвестно, чем это обернётся для самих констеблей! Гордон насилу перевёл дух. Чёрт его побери, а это похлеще, чем смешивать в мензурках взрывоопаснее реактивы.
        Небольшой по сравнению с пассажирскими, транспортными или военными суднами, полицейский дирижабль неумолимо приближался к земле. Крейг видел, как в отчаянии размахивающий руками Джентри, пригибаясь, от греха подальше бежит в сторону. Туша дирижабля, вздрагивая всей оснасткой, кренясь наперёд, была уже в считанных футах от земли. Ещё чуть-чуть и нос сигарообразной оболочки зароется в грунт. В принципе, по расчётам Крейга, падение с такой небольшой высоты ничем кораблю не грозило. Он даже скорее планировал, чем падал. Всё-таки его оболочка была не повреждена, и падение было наверняка связано с неразберихой в рубке управления. Крейг сочувствующе закусил губу. Если в выкрутасах с их поездом повинен именно Джек, то пилотов дирижабля остаётся только пожалеть. Водитель из Попрыгунчика был никакой.
        Гро-у-у-ум!!!!!!! Днище гондолы, как и ожидал Крейг, с хрустом, под углом, ударилось о землю. Тут же один за одним пошли рваться стягивающие оболочку тросы. Лопнуло несколько шпангоутов. Во все стороны полетели отколовшиеся от корпуса куски обшивки. Едва успевшего отбежать на достаточно безопасное расстояние Джентри окатило волной поднятой дирижаблем земли. С треском, проникшим в купе Гордона, оторвалась боковая плоскость с подвешенной мотогондолой. От профессионально намётанного глаза Крейга не скрылось, что её лопасти бешено вращались под вертикальным углом…
        Протяжно застонав, вытянутая рубка дирижабля распласталась на брюхе, натужно задирая смятый нос. Кашлянув, двигатели мотогондол выплюнули сноп оранжевых искр и остановились. Над местом крушения полицейского корабля установилась зыбкая тишина.
        … Джентри, отплёвываясь и понося всех святых, со всех ног побежал обратно к рухнувшей громаде. Подскочив к нависающей над ним гондоле, Джентри весь подобрался. За разбитым стеклом носовой рубки ему показалось какое-то движение. Джейсон, не мешкая вскинул револьвер. До его ушей донеслись стоны и сдавленные проклятия. Что ж, если человек способен ругаться, значит, жить будет, рассудил Джентри, пристально обшаривая дирижабль цепким взглядом. Чтобы не наворотил внутри Прыгун, у него было не так уж и много времени, чтобы наделать серьёзных бед…
        Да о чём он думает, тут же зло одёрнул себя старший инспектор. На борту корабля должны находиться обученные и тренированные люди, а не штатские обыватели. Это же, в конце концов, полицейские, а Прыгун не настолько всесилен, чтобы за те считанные минуты, что он провёл внутри корабля, разобраться со всеми! Или настолько?.. Джентри мрачно стиснул зубы. Ему был совершенно непонятен странный манёвр убийцы. Непонятен и подозрителен. Джейсон почувствовал, что происходит нечто неладное. Если вообще можно назвать ладным то, что только что случилось у него под носом.
        У дирижабля класса «Ястреб» было два выхода. Оба располагались по бокам вытянутой обтекаемой гондолы. Джентри замер напротив одного из них, напряжённо наблюдая за задраенным люком. Сейчас он как никогда жалел, что некому подстраховать его с другой стороны корабля. Оставалось надеяться, что наверняка оглушенные падением полицейские сейчас придут в себя и вынесут старшему инспектору связанного по рукам и ногам преступника. Преподнесут как на блюдечке. Но чем больше Джентри ждал, машинально отсчитывая секунды, тем яснее ему становилось, что новогодних чудес ему не видать.
        Покосившаяся от удара металлическая дверца распахнулась именно тогда, когда Джентри этого меньше всего ожидал. Ругнувшись, инспектор вскинул «Дугрей Льюис». Палец твёрдо и уверено замер на спусковом крючке. Покажись в проходе высоченная сутулая фигура, Джейсон без промедления опустошил бы в неё весь боезаряд. Но вопреки надеждам Джейсона вынырнувший из чрева гондолы человек не имел к маньяку никакого отношения. Это был Флеминг. В изорванном длиннополом пиджаке, с содранными в кровь руками и покосившимися очками на ошеломлённой физиономии. За ним маячили силуэты остальных констеблей.
        Джентри выдохнул сквозь зубы и опустил револьвер. Но взгляд старшего инспектора от этого не стал мягче.
        - Где он?! - рявкнул Джентри, готовый ринуться вглубь свергнутого с небес корабля, чтобы самому лично перерыть всё внутри. Нехорошие предчувствия не подвели его.
        - Можешь меня уволить или расстрелять, если я понимаю, что происходит, - сказал Флеминг, опуская дрожащими руками трап. Джентри, сплюнув, засунул револьвер в заплечную кобуру и одёрнул плащ. - И не смотри на меня волком, Джейсон… У нас, кстати, все живы. И целы, не считая ушибов, синяков и нескольких сломанных костей.
        Спустившись вниз и встав рядом с Джентри, констебль устало провёл ладонью по лысеющей голове. Джейсон вздохнул и виновато произнёс:
        - Тот ещё денёк, верно, дружище? И это ещё только начало… Прости, Морган. В последнее время у меня нервы ни к чёрту. Что произошло, когда этот ублюдок напал на вас?
        Тем временем по трапу начали один за другим сходить затянутые в униформу вооружённые полицейские. Некоторых вели под руки. Джейсон разглядел кровь на лицах и изорванную одежду. Флеминг поправил очки и сказал:
        - Это было то ещё зрелище. Никто из нас не ожидал, что он прыгнет на лобовое стекло! Чёрт меня возьми, Джейсон, если это не сам Дьявол! Он вломился внутрь и напал на пилотов. Парни пострадали больше всех…Меня просто-напросто смёл в сторону как котёнка. Святые угодники, поверь, Джейсон, на флоте мне доводилось видеть здоровых ребят, но таких как он… Ну а потом этот ублюдок взялся за рычаги управления, изменил поворот плоскостей мотогондол и направил дирижабль вниз. Я попытался помешать ему, но всё закончилось тем, что он здорово мне наподдал и метнулся в пассажирский отсек. Я то думал, что тут он и попался. Я же взял с собой дюжину ребят! Но тут…
        Флеминг болезненно поморщился и затряс головой, словно выгоняя из ушей надоедливый шум.
        - Но тут мы шваркнулись об землю. Полетела к чёрту вся проводка, внутри началось полная неразбериха, куча мала… Хорошо ещё, ничего не загорелось! Ну а когда все опомнились и поняли, что ещё живы, то…
        - То его уже внутри не было, - закончил за коллегу Джентри, посматривая куда-то вдаль, мимо безмолвно застывшего на путях поезда, дальше, чем простирались распаханные поля и полосы лесонасаждений. - Почему не начали стрелять в него, когда он ещё не проник в рубку?
        - Мы до последнего не верили в то, что происходило у нас на глазах, - глухо сказал Флеминг. - Ребята изнутри корпуса не могли его видеть. А мы, те, кто был в носовой рубке, просто остолбенели от увиденного. А потом было поздно… Моя вина, старина. Только моя и ничья больше. Я сплоховал. Никто так не дождался от меня приказа открыть стрельбу.
        Джейсон крепко сжал плечо Моргана. Старший инспектор не произнёс ни слова. Он молчал, не спуская настороженных глаз с пострадавшего корпуса рухнувшего дирижабля. Выкрашенная в синий цвет сигара оболочки едва заметно вздрагивала, колыхаясь под порывами окрепшего ветра над головами столпившихся внизу людей огромным вытянутым пузырём. Джейсон не мог заставить себя обвинить в очередном провале прибывших ему на подмогу полицейских. А как иначе? Кто знает, возможно, если бы не своевременная помощь, то Попрыгунчик уже открутил бы ему голову. А что до его очередного таинственного исчезновения в замкнутом пространстве небесного корабля…
        Надо будет отдать самые строжайшие указания, подумал Джентри. Необходимо обыскать дирижабль от и до, перебрать его по щепочкам, по лоскуточкам, но найти хоть какую-нибудь зацепку, объясняющую воистину сверхъестественные способности неуловимого маньяка. Прыгун продолжал выдавать фокусы, да такие, что шли бы в театре Фрэн де Гра с огромными аншлагами. Перед его выкрутасами меркли все выступления самых знаменитых иллюзионистов… Стоп. Джейсон озадаченно потёр выбритый подбородок. Иллюзионист. А ведь он как-то и не принимал в расчёт эту версию. Что, если знаменитый преступник и кто-нибудь из известных мэтров магии одного и тоже лицо? Версия, заслуживающая самого пристального рассмотрения.
        - Я никудышный сыщик, Морган, - сказал Джейсон, отворачиваясь от дирижабля. - Мне явно не хватает интуиции и логического мышления. Я, хоть убей, ну никак не могу понять, как ему ЭТО удаётся…
        - Не совершающие ошибок сыщики встречаются, наверно, исключительно в детективных романах, - Флеминг протёр платочком очки. - Не убивайся почём зря, старина. Не сейчас, так потом, но мы обязательно поймаем этого ублюдка. Не существует преступников, не совершающих ошибок. Джек не всесилен. Рано или поздно он даст нам повод взять себя за шкирку.
        - Надеюсь, мы к тому времени ещё не состаримся и не уйдём на пенсию, - хмыкнул Джентри.
        - Кстати, ты не посоветуешь, что мне написать в рапорте, чтобы Вустер не смешал меня с дерьмом?
        - Извини, Морган, но в этом я тебе не помощник… Придётся тебе выкручиваться самому. Вообще, одно то, то мы сегодня встретились, уже можно считать чудом.
        - Специальное задание начальства? - догадался Флеминг.
        - Можно сказать и так, - Джентри не собирался обсуждать навязанное ему дело даже с самыми близкими из подчинённых. - Однако позволь спросить, как ты умудрился сесть ему на хвост? Вы следили за ним от самого вокзала?
        Флеминг внимательно посмотрел на него. Джейсон спокойно выдержал слегка извиняющийся взгляд товарища и нарочито бодро сказал:
        - У тебя появились какие-то зацепки? Признавайся, старая ищейка.
        - Рано утром в Империал-Ярд позвонила твоя домохозяйка, миссис Монро, и сообщила, что у неё есть сведения о местонахождении Джека-Попрыгунчика. Заявила, что он прячется на Северном Железнодорожном вокзале. Даже назвала поезд. Вот этот вот… Так же она сказала, что не более часа назад в её дом приникли трое вооружённых неизвестных…
        Джентри слушал Флеминга, постепенно порываясь мурашками. Его состояние балансировало от крайнего изумления до глубокой паники. Кто-то забрался к миссис Монро? Но кому могла помешать эта безобидная старушка?! Кто эти подонки? Грабители? Отчаянные должно быть парни, если не побоялись вломиться в дом, где помимо почтенной вдовы проживал старший инспектор по расследованию убийств с устойчивой репутацией достаточно сурового человека. Джентри стиснул зубы. Кому-то сильно не поздоровится…
        - Я сразу понял, что тебя нет дома, - продолжил Морган. - Иначе бы она и не звонила. В итоге я отправился по следу Джека, а тебе на дом выслали наряд констеблей.
        - Что с миссис Монро? Она точно не пострадала? Ты ничего от меня не утаиваешь, приятель?
        Флеминг пожал плечами. Из гондолы тем временем выбрался последний полицейский. Остальные уже давно окружили растянутой редкой цепью поверженный дирижабль. Нетрудно было догадаться, какие мысли и чувства обуревали этих людей. Ведь где-то внутри ДОЛЖЕН был находиться опаснейший преступник. Должен. Констебли были простыми и рассудительными ребятами, не верящими в чертовщину. Не мог же Попрыгунчик просто раствориться в воздухе? Поэтому все, кто был способен держать в руках оружие, не спускали взведенных ружей и револьверов с «Ястреба».
        - Сам у неё спросишь. Твоя милая бабуля ухлопала всех троих. Не понимаю, как ей это удалось, но я так же не понимаю и нашего преступного прыгучего гения.
        - Ухлопала? - у Джентри отвисла челюсть. - Всех троих?
        - Ну, если верить её словам. И кстати, дружище, миссис Монро сказала, что они искали тебя.
        Старшему инспектору показалось, что ему за шиворот насыпали горсть колотого льда. Он посмотрел на поезд, где в одном из купе находился вверенный ему под защиту Гордон Крейг. Значит, искали его… Но вот только его ли одного? Или вместе с прибывшим в столицу учёным?!
        
        Элен вдохнула полной грудью прохладный воздух, пропахший непередаваемым букетом ароматов родного района. Запахи, к которым она с детства привыкла. И которых, оказывается, ей так не доставало всю последнюю неделю. Девушка сошла на омнибусной остановке в самом начале улицы Шестерёнок. Ей хотелось пройти оставшиеся до дома полмили пешком. Посматривая по сторонам, улыбаясь знакомым лицам и вдыхая запахи выдубленной кожи, опавших листьев, железа, машинного масла, дыма. Элен почувствовала, как её губы против воли расплываются в довольной улыбке.
        Она бы никому не призналась, но пребывание в течение шести дней в роскошном особняке Гиллроев далось ей отнюдь не легко. И проблема была не в тяжёлой и непосильной работе. Нет, конечно. На неё продолжали давить воспоминания о грязных лапах доктора Аткинса, о сказанных им словах, об увиденном на Рыночной площади, о так волнующем её вопросе об увольнении предыдущих нянек, о том, что же такого случилось со Стефаном, что он превратился в пускающего слюни идиота… Пожалуй, слишком много впечатлений и переживаний за одну рабочую неделю.
        Этот выходной, это грядущее воскресенье было необходимо девушке, как воздух, которым она с наслаждением дышала, идя по улице, где с раннего детства ей была знакома каждая мелочь, от выбоины в тротуаре, до покосившейся вывески «Лучшая кухонная утварь» над дверью лавки мистера Саттерфилда. Элен шла домой, к своей семье. И никакое неприятное воспоминание о прошедших днях не могло омрачить предвкушения радостной встречи с мамой, отцом и младшим братишкой. Никакой извращенец в докторском халате не отнимет у неё радость предстоящего заслуженного выходного.
        Девушка поёжилась, поплотнее запахивая тоненькое осеннее пальтишко. Хорошо, что она заранее догадалась прихватить с собой в особняк Гиллроев кое-что посерьёзнее платья и шляпки. Стало заметно холодать. Вечерело. Сумерки уже были не за горами, подкрадываясь исподтишка, чтобы набросить на улицу Шестерёнок тёмное непроницаемое одеяло. Но пока солнце, налившись жёлтым уставшим цветом, ещё выглядывало из-за размазанных по небу туч. Оно не грело и напоминало невзрачный тусклый блин. Беспомощное поздним ноябрьским вечером.
        Теряющий последнее тепло воздух пронизывал монотонный пыхтящий гул, низкий и слегка вибрирующий. Он был едва слышен. А для жителей этой части города и вообще практически неощущаемый. Все давно к нему привыкли. Он стал такой же неотъемлемой частью района как специфический запах. Гул издавали десятки механизмов и паровых машин, неустанно, не останавливаясь ни днем, ни ночью, работающих на благо Столицы. Расположенные в нескольких кварталах от улицы Шестерёнок, в соседнем районе, сталелитейные цеха и кузницы, фабрики и компрессорные станции жили своей особой отдельной жизнью, и казались вечными источниками непрекращающейся энергии. Они работали всё время, сколько себя помнила Элен.
        Если бы не сомкнувшийся над головами прохожих сумрачный полог туч, то были бы видны уходящие ввысь десятки чадящих столбов выбрасываемого огромными фабричными трубами дыма. А задуй с запад сильный ветер, то к витающим на улице запахам тут же принесло воняющий сажей и угарными газами смог, разбавленный ароматами Магны. Ни для кого не было секретом, что в Портовом районе находились очистные сооружения, откуда в реку сливалось всё то, что делало воду в ней крайне опасной для здоровья. Но на счастье местных жителей ветер редко изменял своё направление.
        Окрылённая скорым возвращением в родной дом Элен неслась по тротуару словно стрела. Из-под полей шляпки лучились огромные карие глаза и развивались распущенные по плечам длинные тёмно-русые волосы. Отчасти девушке повезло, что в эту субботу миссис Гиллрой пребывала в благодушном, после удачно проведённого накануне званого ужина, настроении. Возможно именно по этой причине хозяйка ничуть не возражала, чтобы Элен отправилась домой засветло, не дожидаясь окончания своего рабочего дня. Кажется, этому факту искренне огорчились одни только двойнята, успевшие привязаться к своей новой няньке. Пришлось девушке заверить малолетних сорванцов, что один день они уж как-нибудь обойдутся без неё, а в понедельник с утра она вновь будет в их доме как будто и не покидала его.
        Торопливо шагающая Элен была настолько погружена в себя, машинально улыбаясь всё возрастающему количеству знакомых людей, что фактически ничего не замечала вокруг. Впрочем, даже будь она предельно собрана и сосредоточена и то она бы ничего и ни-ко-го не заметила. Обладай она наблюдательностью и чутьём Джейсона Джентри, всё было бы совершенно по-другому. Но Элен была молоденькой девятнадцатилетней девушкой, совершенно не знакомой со шпионскими играми силовых служб и поэтому она не замечала, что с того момента, как она покинула особняк Гиллроев, за ней установилась слежка.
        Совершенно неприметный господин среднего роста, в обычном плаще и шляпе, серый и безликий, ничем не выделяющийся из сотен и тысяч горожан, следовал за ней почти через весь город. Сначала провожал до омнибусной остановки, затем сидел внутри парового экипажа позади Элен, потом он сошёл вместе с ней на улице Шестерёнок и так же тихо и незаметно двигался следом, держась на безопасном расстоянии. Впрочем, он зря рисковал. Элен бы не обратила на него внимания, даже уткнись он ей в спину. Девушка просто не ожидала подобного. Ей и в голову не могло прийти, что за ней будут следить. И она бы удивилась ещё больше, если бы узнала, на кого работает этот не спускающий с неё колючих бездушных глаз серый человек.
        Подходя к небольшому приземистому дому из красного кирпича, крышу которого венчал флюгер в виде вставшего на дыбы единорога, Элен, не сдержавшись, сорвалась на бег и гибкой ланью взлетела по поскрипывающим ступенькам на крыльцо. Она не стала доставать из сумочки собственный ключ, а постучала в дверь, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. Наверняка её не ждали раньше восьми часов. То-то будет сюрприз!
        Ей не пришлось долго стоять на пороге. Через несколько ударов сердца дверь открылась и Элен увидела миловидную женщину лет сорока пяти в простом строгом платье и испачканном мукой переднике. Тёмно-русые волосы женщины с редкими седыми прядками были собраны в хвост и покрыты косынкой. Увидев Элен, женщина расплылась в улыбке, став очень похожей на неё.
        - Мама! - пискнула девушка, бросаясь ей на шею.
        - Ох, дочка-дочка, - Виктория Харт крепко стиснула дочь в объятиях. - Ну что ты, что ты… Мы всего шесть дней не виделись, котёнок…
        Элен насилу оторвалась от женщины.
        - А для меня словно прошла вечность. Правда, мам. Я так по всем вам соскучилась…
        Они вошли внутрь дома, где на Элен тут же налетел маленький, шустрый и вёрткий как юла ураган по имени Тони. Худенький светловолосый мальчик с разбегу прыгнул на девушку, чуть не сбив с ног.
        - Элен! Ты вернулась! - радостно завопил мальчуган.
        Хохоча, Элен закружилась с ним по комнате. Виктория, добродушно посмеиваясь, наблюдала за детьми. В уголках глаз женщины заблестела влага. Виктория была сильной и волевой женщиной, способной постоять за себя и своих родных, но видя подобные сцены, не могла сдержать чувств. И Элен, уже давно взрослая девушка, самостоятельная и способная сама себя прокормить, так и осталась для неё маленькой милой девочкой. Виктория не хотела видеть разницы между нею и десятилетним Тони. Но она знала, что когда в жизни её дочери появится тот, кого она полюбит, всё изменится. Она и хотела этого и страшилась одновременно. Ну а пока Элен по-прежнему будет для неё большим ребёнком.
        - Ну как ты тут без меня, маленький проказник? - Элен нарочито строго уставилась на братишку, грозно нахмурив тонкие брови.
        - Только начал обживаться в твоей комнате, - хихикнул мальчик, напустив на себя таинственный вид. - Ты даже не представляешь, сколько я интересного обнаружил в твоих вещах!
        - Что-о-о?!
        Элен скорчила зверскую рожицу - ни дать не взять злющая ведьма. Тони, поддерживая игру, испуганно заорал и вихрем умчался прочь. Посмеиваясь, девушка снимала верхнюю одежду.
        - Шалопай, - ласково произнесла Виктория. - Он каждый день выглядывал в окно, надеясь, что ты вернёшься раньше срока.
        - Он бы точно обрадовался, если бы меня уволили в первый же день! - Элен усмехнулась и повернулась к матери. - Папа ещё на работе?
        - Да, милая. Представляешь, на фабрике увеличились заказы и теперь рабочим приходится задерживаться каждый день почти на час. Только вот зарплата от этого почему-то не увеличивается.
        Голос Виктории звучал виновато. Элен её отлично понимала. В их семье никогда не было лишних денег, а работы всегда хватало. В памяти Элен сам собой всплыл кошмар на Рыночной площади. Сотни рабочих, вышедших на митинг и стреляющие по ним гвардейцы. На лицо девушки набежала туча. Виктория истолковала смену в настроении дочери по-своему. Приобняв девушку за плечо, она сказала:
        - Не волнуйся, котёнок. Прорвёмся, верно? Нам же не впервой преодолевать трудности. Всё будет хорошо. Пошли лучше на кухню, поможешь мне с ужином. Потому как от этого маленького свинтуса толку нет никакого! Или ты хочешь отдохнуть?..
        - Да нет, мам, я не устала. Слава богу, с работой у меня полный порядок. Сейчас всё расскажу.
        - Без утайки?
        - Как подруга подруге, - Элен почувствовала смущение. Она солгала. Она просто не могла рассказать ВСЁ. Маме совершенно не обязательно знать ни о докторе Аткинсе, ни о бойне на митинге, на даже о скоропостижно уволенных Гиллроями няньках.
        А тем временем следивший за девушкой неприметный человечек остановился напротив дома Хартов, делая вид, что сморкается в носовой платочек. Он прекрасно запомнил и номер дома, и дорогу к нему. У него была отменная память.
        Часть 5
        
        - Вон оно значит, как… - Вустер мусолил в толстых губах изгрызенный чубук дымящейся трубки. Ароматным табачным дымом пропах весь кабинет. Казалось, запах впитался даже в обшитые сосной стены и давно не беленный потолок. На столе комиссара полиции как всегда властвовал сущий бедлам, а сам хозяин кабинета восседал в продавленном кожаном кресле и сверлил своего подчинённого бульдожьим взглядом.
        - Ты что, твою мать, опять пытаешься мне втюхать бабушкины сказки про скатерть-самобранку?!. - внезапно взорвался Вустер, плюясь так отчаянно, что его слюна долетела до вытянувшегося во фрунт перед столом начальника Джентри. - С каждым разом ваши рапорты становятся всё больше похожи на галиматью подсевших на Сладостный порошок наркоманов! Ты что, не понимаешь, что и выше меня стоят люди, которым подавай факты, реально отображающие происходящее, а не всякое дерьмо? И эти люди, заметь, не верят в Святого Николая и рождественских эльфов, так их и раз эдак!..
        Джентри с понурым видом изучал носки своих сапог. Каждое слово Вустера, кипящее праведным гневом, как бы там обидно ни было, грубой правдой вонзалось в уши старшего инспектора. А что тут скажешь? Их рапорты, касающиеся Джека-Попрыгунчика и очередных провалов в его поимке и впрямь напоминают низкопробное бульварное чтиво.
        - Даже и не знаю, что тут можно сказать, - промямлил Джейсон, пока не рискуя поднимать глаза на пыхтящего дымом и возмущением комиссара. - Я написал не один рапорт по этому делу и могу гарантированно подтвердить, что ни разу ничего не приукрасил. Отчёт Флеминга так же верен, как и всё, что писалось ранее. Я сам всё видел собственными глазами, сэр. У меня нет ни одного объяснения, но всё обстоит именно так и никак иначе.
        - Да уж, никак иначе! - с отвращением фыркнул Вустер, брезгливо толкнув пальцами лежащий на столе листок бумаги, исписанный мелким убористым почерком - рапорт Флеминга. - На этот раз вы превзошли сами себя, засранцы. Мало того, что умудрились упустить преступника прямо из-под носа, когда он был, что называется, в коробочке… Стоп! А что, если этот магистр тайных сил прячется у меня под столом? А? Ой-ой-ой!..
        Широкая мясистая физиономия Вустера перекосилась в притворном ужасе. Он даже, кряхтя, наклонился, заглянул под стол и издевательски пошарил там рукой.
        - Нет там никого! Чёрт, а я уже почти поверил, что это мерзавец несомненно здесь, и я вот прямо сейчас возьму его за жабры! Так вот, Джентри, мало того, что вы его упустили, так ещё ко всему прочему угробили на хрен дирижабль быстро реагирования, которому до списания, как мне до пенсии, стоимостью двадцать тысяч фунтов!!! Да меня за одно это мэр подвесит за яйца!!!
        От рёва комиссара чуть не посыпалась штукатурка с потолка, а в газовых рожках испуганно дёрнулось пламя.
        - И почему, твою мать, ты позоришь честь мундира? Причём в самом прямом смысле этого слова? Опять припёрся грязный, взъерошенный, в испачканных сапогах и вдобавок с синяком на морде! А что у тебя на пальто - сажа? Ты что, в свободное от работы время подрабатываешь трубочистом, Джентри? Похож на какого-то спившегося бродягу! Смотреть тошно! Ох, займусь, займусь я чисткой кадров… Дай только бог сил и терпения…
        - Сэр, у вас трубка выпала, - кашлянул Джентри, поморщившись от вустеровских воплей. Не иначе как весь Империал-Ярд услышал всё, что комиссар думает о нём. - Сэр, я не в форме. И распознать во мне офицера полиции рядовому обывателю не под силу. Так что ни о какой запятнанной чести мундира речи быть не может.
        Сыпля отборными проклятьями, рыча, как пёс, у которого отнимают кость, Вустер подобрал со стола трубку, сунул в рот и громко засопел. Кончики его огромных усов нервно подрагивали, на залысине выступила обильная испарина.
        - Сэр, по поводу Крейга…
        - Ну?
        - Давайте оставим на потом Попрыгунчика. Не думал, что доживу до того момента, когда мне придётся это сказать! В общем, не кажется ли вам, что те, кто пытается заполучить нашего учёного или его изобретение (уж не знаю, что им больше нужно) не кажется ли вам, что эти таинственные личности уж больно прекрасно осведомлены? Сэр.
        - Я не вчера родился, Джентри, - буркнул, успокаиваясь, Вустер. Его физиономия постепенно стала обретать прежний цвет. - Как только ты вошёл в мой кабинет, я хотел спросить у тебя то же самое, да сорвался не на то… Ладно, замяли, инспектор. Никто не знал, что Крейг у тебя? Абсолютно уверен?
        Джейсон, почувствовав, что гроза миновала, позволил себе опуститься на стул и вытянуть ноги.
        - Об этом даже вы не знали. А Невидимка знал. Вся проблема в том, что это знание пришло к нему от других. Кому-то известно гораздо больше, чем мы можем себе позволить. Непростительно больше. Трупы опознали?
        Комиссар с видимым наслаждением потёрся широченной спиной о протестующе застонавшую спинку кресла.
        - Шайка Виллема Рэндерби, известного так же под кличкой Кривой. Те ещё подонки. Ограбления, взломы, не гнушались и убийствами. Опытные, в общем, специалисты были.
        - Что-то таких не припоминаю, - нахмурился Джентри.
        - Столица большая, сынок, а её дно глубже, чем Аквазийская впадина. Твоей хозяйке чертовски повезло.
        - Это как сказать, - хмыкнул Джентри. - Оказывается, как мало мы порою знаем окружающих нас людей.
        Комиссар согласно запыхтел трубкой:
        - В точку, Джентри. Вот взять, например, мою старуху! Знаешь, что она мне вчера вечером заявила?
        - Шарлотта? - уточнил Джейсон.
        - Ты знаешь ещё одну мою жену? Хм, а было бы неплохо… В общем она мне вчера прямо так и говорит, мать бы её… Кх-кх… Тёща ещё жива, понимаешь? Вообще непробиваема. Ни одна болячка её не берёт. Так вот… Она мне заявляет, причём в ультимативной форме, чтоб я завязывал с курением. Представляешь?! Я! С курением!..
        Джентри тщательно изобразил наивысшую заинтересованность. Регулярные разборки начальника с супругой давно стали притчей во языцех всего полицейского управления. И периодически Вустеру требовалось выпустить пар, пожаловаться на горькую судьбинушку, попутно объясняя всем желающим, кем на деле является его жена и как ему с ней несладко живётся. Обычно объектом жалостливых излияний комиссара становился Джентри. Он всегда умел слушать.
        - Дескать, я провонял в доме все занавески и простыни! И что от моего табака у неё мигрень! Двадцать, понимаешь, лет всё было в порядке, ни мигрени, ни ещё какой хрени, и занавески пахли как надо, а теперь поди ж ты - завязывай с курением!.. Вот и выходит, что мало, мало мы знаем о людях…
        Вустер сложил волосатые лапищи на пузе и, вращая глазами, ожесточённо закусил чубук. Джентри ободряюще покивал и попытался вернуть шефа в прежнее русло разговора.
        - Сэр, мы немного отвлеклись, не находите? Мы остановились на том, что Невидимке и тем, на кого он работает, слишком легко становятся известны определённые факты. Честно, никогда раньше не задумывался над этой дилеммой, но теперь иная ситуация. Требующая иного подхода. У меня чертовски мало данных, сэр.
        - Ты просто никогда не вращался во всём этом шпионско-политическом дерьме, мой мальчик, - пробасил Вустер. - И Невидимка для тебя тёмная лошадка. Равно как и его дружки.
        - Терроризм не мой профиль, - напомнил Джентри. - Признаться, чувствую себя немного не в своей тарелке. Я инспектор по расследованию убийств, а не агент ВВР.
        Вустер наклонился вперёд и обдал подчинённого ароматом крепкого табака.
        - Ты всего лишь представь, что этот ублюдок, на душе которого не один десяток жертв, самый обычный преступник. Террорист! Слишком громкое название придумали для таких как он. Они взрывают мосты и здания, прикрываясь какими-то высшими целями, говоря, что делают всё во благо каких-то идей… Но кто они на самом деле, Джентри? КТО?! Копни чуть глубже и за масками борцов за идеалы ты увидишь обычных бандитов и уголовников. Понимаешь? Не нравится тебе правящий режим, затаил обиду на министра, ненавидишь королеву - да бога ради! Какие проблемы, ребята? Хотите что-нибудь рвануть - ну так и дуйте к зданию правительства и взрывайте его к чёртовой матери! Предъявляйте свои начинённые динамитом претензии тем, кто непосредственно виноват в ваших трудностях! Уверен, наш мир не особо обедняет, обойдись он без чиновника-другого…Кхм… это между нами, Джентри, само собой. Но так нет же! Эти недоноски взрывают пассажирские поезда и омнибусы. А по мостам помимо политиков ездят и простые смертные!
        - И судить их надо как обычных безжалостных убийц, - подытожил старший инспектор, впечатлённый горячими словами Вустера. - Но мы видим лишь вершину айсберга. Кто-то же направляет их. Да, Невидимка закладывает бомбы, жмёт на кнопки. Но его руки управляются кем-то свыше.
        Вустер стрельнул глазами в закрытую дверь кабинета. Снаружи, через приёмную, доносился мерный неумолкающий гул десятков голосов - работа Империал-Ярда не прекращалась ни на минуту.
        - Они говорят, что чуть ли не сам господь. Не знаю, какому богу они молятся, но определённо не нашему. Ты прав, Джейсон, большинство бомбистов лишь марионетки в чужих руках. Есть кукольники, такие же невидимки, что сокрыты от наших глаз. Слышал об АНА?
        Заметив взгляд комиссара, брошенный на дверь, Джейсон вопросительно вскинул брови. Неужели шеф полиции опасается посторонних ушей у себя же под носом? Неужели засевшая в приёмной секретарша вызывает у него подозрения? Вустер меж тем перешёл на шёпот:
        - АНА - Андерская Народная Армия. У этих ребят серьёзные амбиции.
        - Я слышал о них, - подтвердил Джентри. - Достаточно серьёзная организация. Не слабее крупной преступной группировки. За что они борются?
        - За всё! За чистый воздух, за мир во всём мире, за всю власть рабочим! - Вустер выбил в пепельницу потухшую трубку. - Я наводил справки… Да в принципе они и сами особо не скрываются… У них широкий спектр действий. Распространение листовок, саботаж, антиправительственные манифесты, организация беспорядков. Но они идут всё дальше. Все последние забастовки организованы ими. Кое-то вверху считает, что и большинство терактов последних лет их рук дело. АНА набирает силу и уже не гнушается проливать кровь.
        - Во имя свободы?
        - Что такое свобода, Джентри? Человек создан так, чтобы подчинять и подчиняться. Это в нашей природе и от этого не уйти. Свобода невозможна, потому как свободный человек опасен. Никто не позволит, никто! А мы и сами рады склонить голову…
        В тихом голосе Вустера зазвучало неподдельное сожаление. Джентри только диву давался. Он ещё никогда не видел начальника таким красноречивым. Джентри давно свыкся с мыслью, что разговаривать на приглушенных тонах громогласный Вустер в корне не способен, и что окромя крепко ругательных выражений его словарный запас особой глубиной не может похвастаться. Ан нет. Действительно, как плохо мы порою знаем окружающих нас людей.
        - Недовольные всегда были и будут. И АНА лишь использует их для своих целей. Слава богу, что эта компашка находится вне нашей юрисдикции. Но что касается Невидимки, то здесь дело более любопытное. Он одиночка. И большинство терактов совершил сам, руководствуясь своими свихнутыми в хлам моральными соображениями. Но есть информация, что иногда Невидимка сотрудничает с АНА. Смекаешь? И если террорист номер один вдруг заинтересовался в каком-то учёном, в сраном яйцеголовом умнике (Джентри при этих словах комиссара невольно усмехнулся. Жаль, не слышит Крейг…), то есть очень большая вероятность, что им заинтересовалась…
        - АНА, - закончил за Вустера Джентри. - А вот это уже серьёзно, сэр. Но почему тогда Крейга не взялись охранять, например, ВВР лично? Думаю, в ОСУ смогли бы договориться…
        Вустер печально затряс толстыми щеками, изображая полное недоумение.
        - Или ход их мыслей нам не дано понять, или они знают больше чем мы.
        - Не хотят привлекать внимание АНА, уверены, что мы сами справимся, - принялся гадать Джентри, - изобретение Крейга и вправду не имеет ничего общего с оружием и на деле яйца выеденного не стоит? Используют нас как живца, чтобы нарыть крупных шишек из Армии?
        - Каждый из этих вариантов имеет право на жизнь, - Вустер указал на Джентри толстым как сарделька пальцем. - Поэтому убедительная просьба - побыстрее разбирайся с этим делом и возвращайся на грешную землю, к обычным убийцам и маньякам. Политика страшнее их всех вместе взятых. И будь острожен, мой мальчик. Ты прав, кто-то из Двора сливает информацию. Я уверен, что нас пасут и ВВР, и АНА. И ещё неизвестно, кого следует опасаться больше. И не забывай про ОСУ. Эта свора умников имеет в верхах связи почище, чем Внутренняя и Внешняя разведка.
        Джентри упрямо поджал губы.
        - У меня нет иного выхода, сэр. Я уже увяз настолько, что дальше погружаться некуда. Ещё чуть-чуть и уйду с головой. Но так просто меня с ног не сбить.
        
        Преподобный Стэн Кларенс, настоятель церкви Святого Аримофея, торопливо задувал последние свечки в проходе между скамьями. На ночь оставались гореть лишь свечи на алтаре, да у распятия в рост человека. Господь взирал на паству со стены, где висел крест. Кларенс спешил. Он жил довольно далеко от прихода и надеялся успеть на маршрутный омнибус, каждые два часа проезжающий мимо церкви. Беда в том, что в семь часов будет последний рейс. Не успеет, придётся идти домой пешком, надеясь на случай и уповая на Господа.
        Нынешней субботой выдалось много дел. Священник готовился к воскресной службе и поэтому завозился дольше обычного. Он вовсе не жаловался, нет. Просто преподобному Кларенсу, разменявшему седьмой десяток, очень не хотелось идти домой по такой сырой и промозглой погоде. Старые кости всё чаще, будто испытывая его, давали о себе знать. Крепкий духом, но постепенно слабеющий телом священник надеялся, что господь простит ему его слабость.
        На церковь, построенную более трёхсот лет назад, пережившую революцию и Становление, опускался липкий непроницаемый туман. Туман постепенно окутывал улицу, превращая свет зажжённых с наступлением сумерек фонарей в зыбкое, едва видимое марево. Вместе с туманом пришёл холод и приползла сырость. Предвестники вполне себе обычной ноябрьской ночи.
        Преподобный уже впотьмах накинул на сутану тёплый плащ, как вдруг услышал едва уловимый звук. Тихий шорох, словно кто-то неосторожно зацепился за стену. Кларенс недоумённо нахмурился. На его гладко выбритое лицо набежала тень лёгкой досады. Неужели в столь поздний час в церковь решил заглянуть кто-то из прихожан? Хотя вряд ли, все посещающие эту христову обитель люди знали назубок расписание, и ни для кого не было секретом, когда именно старенький священник запирает двери. Раньше в церкви всегда на ночь оставался кто-то из служек. Но времена нынче пошли сложные. Церковь, расположенная отнюдь в не самом процветающем районе города, переживала не лучшие времена. Уже который года все дела были взвалены на старческие плечи преподобного Кларенса. Разумеется, он никогда не обходился без помощи, как господней, так и прихожан, но к ночи церковь неизменно оставалась пуста.
        Священник прислушался, застёгивая плащ и надеясь, что слух его подводит. Но нет. Шорох повторился. И шёл он от исповедальни. Что ж, преподобный молча перекрестился и мысленно пробормотал молитву, не ему судить тех, кто нуждается в утешении и помощи в столь неурочный час. Господь наказал всегда открывать душу и разум перед истинно верующими, и кто он такой, чтобы им отказывать. Всего лишь смиренный слуга божий.
        Подхватив с алтаря зажжённую свечу, преподобный направился в исповедальную комнату. Так и есть, в изукрашенной святыми письменами и ликами апостолов кабинке, разделённой на две части, на прихожанской стороне кто-то был. Священник поставил свечу на столик, и, не снимая плаща, зашёл в кабинку. Усевшись на жёсткую лавочку, Кларенс торопливо перекрестил скрытого за деревянной перегородкой с зарешечённым окошком прихожанина и сказал:
        - Господь благословляет тебя… Облегчи душу, дитя божье.
        - Я грешен, святой отец.
        Раздавшийся за перегородкой голос заставил отца Кларенса невольно вздрогнуть. Он покосился на решётку, за которой едва угадывался тёмный силуэт говорившего. Одинокая свеча бросала на исповедальню колеблющиеся тени и не давала много света.
        - Все мы ходим под одним богом, сын мой, и никто из нас не безгрешен, - сказал священник. - Но лишь истинное покаяние способно спасти наши души.
        - Я не верю в бога, святой отец, - Кларенсу показалось или в низком рокочущем голосе позднего прихожанина звучала скрытая насмешка? - А вы, вы верите в него?
        Несколько сбитый с толку странным вопросом, преподобный заёрзал по лавочке. Он внезапно почувствовал себя крайне неуютно. Очень странный разговор получается. И этот голос… Нет, не может у честного человека, осенённого крёстным знамением, быть такого голоса. По мнению священника, голос этого человека более подходил зверю, по непонятной прихоти господа научившегося говорить.
        - Всем сердцем верую. Что терзает тебя, сын мой? Что привело тебя? Расскажи и, возможно, я смогу облегчить твои страдания.
        Из-за перегородки донёсся тихий смешок. Кларенсу показалось, что тени за окошком задвигались. Наверно впервые в жизни священнику захотелось нарушить таинство исповеди и заглянуть во вторую половину кабинки, чтобы воочию увидеть сидевшего там человека.
        - Мне кажется, вы заблуждаетесь, святой отец. Я ничем ни терзаюсь. И не страдаю. Но в чём-то вы и правы. Я пришёл за ответами.
        - Откройся мне, и я постараюсь дать тебе их, - Кларенс говорил размеренно и ровно, с успокаивающими интонациями. Он заправлял приходом вот уже почти сорок лет. Приходилось исповедовать всяких людей. И разочаровавшихся в боге праведников, и пытающихся взяться за ум падших женщин, и сломленных войной солдат. И для каждого он находил доброе слово и дельный совет. И он никогда не боялся никого, кто бы ни сидел напротив него.
        Но сейчас… Кларенс с изумлением понял, что он боится. Он, прости его господи, почему-то отчаянно боится этого человека с таким странным жутким голосом.
        - Я совершил в своей недолгой жизни много плохих поступков, святой отец, - смешок. В наполненной зыбкими тенями исповедальне смешок прозвучал особенно неприятно. Преподобный поёжился, моля всевышнего не отвести от него в данный момент взора. - Вы готовы выслушать меня? Да о чём я говорю… Это же ваша работа, обязанность. Долг. Кажется, так вы называете это, верно? Но вот готовы ли вы меня понять и простить, а, падре?
        - Я всего лишь отпускаю грехи, сын мой. Прощать тебя будет господь. Отец небесный велик в своей бесконечной доброте к нам, своим заблудшим чадам.
        - Знаете, что я вам скажу? Господь и представить не может, о чём я хочу поведать! - страшный незнакомец гортанно рассмеялся. Кларенсу очень не хотелось называть его смех дьявольским, но именно такие ассоциации у него возникли… - И вряд ли он простит меня! Есть вещи, падре, настолько ужасные, что их нельзя простить. Вы лжёте. Бог не настолько всепрощающ. А если он готов простить меня и пропустить в райские врата, значит, он самый большой и законченный идиот на этом и том свете! Ха-ха-ха!
        В лицо Кларенса невольно бросилась краска от вскипевшего в душе гнева. Гнев даже на какое-то время отодвинул страх. Этот чужак, этот человек пришёл в храм божий и ещё смеет охаивать господа?! Дребезжащий смех незнакомца перешёл в мерзкое хихиканье. Видимо, для него всё происходящее в церкви напоминало на редкость удачную шутку.
        - Покайся, грешник. Ещё не поздно раскрыть свою душу, - преподобный был само терпение. Любую заблудшую овцу можно вернуть на путь истинный. Но глубоко внутри Кларенса уже начало терзать преступно грешное сомнение - а всех ли? И не волк ли в овечьей шкуре сейчас сидит напротив него?
        - Я совершал поистине чудовищные вещи. Вы в своей религиозной наивной блажи не в состоянии представить и десятой доли моих злодеяний. Я убивал людей. Много раз. Я мучал их. Издевался. Я убивал их с особой жестокостью. Что с вами, падре? Я слышу, как изменилось ваше дыхание, оно стало прерывистым, судорожным… Ваше сердце стало биться учащённей. А запах… Вы пахнете страхом, падре. Да от вас просто смердит! Ну что, вы ещё верите во всепрощение вашего Бога? Вы отпустите мне мои грехи?
        На оглушенного, подавленного отца Кларенса через перегородку повеяло первобытной мощью, тёмной, нечеловеческой силой. Злом. Абсолютным злом, что разъедает и самые чистые души. Голос животного? Зверя? Нет. Это был голос самого Дьявола. Теперь святой отец окончательно понял, кто наведался в церковь этим поздним ноябрьским вечером. Он понял, кого принёс окутавший город туман. По спине священника побежала струйка противного пота. Он взмок. Он был напуган и растерян. Но вера пожилого священника была твёрже, чем дубовая скамейка, на которой он сидел.
        - Господь любит нас всех. И каждое его дитя заслуживает прощения. Стоит лишь искренне покаяться. - Окрепший голос Кларенса наполнил маленькую тесную кабинку. - Покайся, сын мой. Сдайся полиции, испроси прощения у всех загубленных душ, и ты обретёшь царствие небесное.
        - Ха-ха! Вы лжёте. Падре! Все вы лжёте! Нет ни загробной жизни, ни иного царства, ни даже бога. Ничего нет, кроме этого сранного вонючего мирка, где мы все вынуждены существовать! И где вынужден находиться я! Я, заключённый в чужую плоть, вынужденный скрываться ото всех. Меня гонят, как бешеного зверя, падре. Не спорю, я заслужил это… Но вот в чём шутка, вы только вдумайтесь - я не хотел этой жизни! И я не виноват! И тот, кто сотворил это с нами, отнюдь не бог.
        Громкий крик человека перешёл в яростное шипение. Отец Кларенс вжался в стенку кабинки, пытаясь как можно дальше отодвинуться от скрывающей разбушевавшегося незнакомца хлипкой деревянной перегородки.
        - Поэтому не надо заливать мне про божью любовь, святой отец. У меня на руках столько крови, что в ней можно утонуть. И если ваш сранный бог не чёртов извращенец, то ему не за что любить меня.
        - Ты сам не понимаешь, что говоришь. Тобой движут злость и обида!
        - Падре… Я в принципе не обидчив. Я ещё тот добряк и не в моих правилах обижаться, - казалось, страшный незнакомец удивлён. Он шумно заворочался на своей половине, и отец Кларенс услышал, как жалобно заскрипела под его внушительным весом прочная дубовая скамья. - Я ни на кого не держу зла или обид. Просто мне нравится это делать. Мне нравится убивать. Сначала я просто развлекался, шутил, смеялся… Я пытался быть весёлым. Но меня начали принимать за чокнутого клоуна. И чтобы со мной считались всерьёз, мне пришлось идти на крайние меры. Не скажу, что это было так легко… Но лиха беда начало. Знаете, что важнее всего на свете, падре? Безнаказанность. Когда я понял, что никто ничего мне не сделает, что никто не в состоянии меня остановить, ни один ничтожный констебль, я понял, что я выше их всех.
        - Ты полон грехов, безумец, - глухо сказал священник, оттягивая начавший душить его воротничок. - Нет на земле власти выше божьей.
        Исповедальня сотряслась от громового хохота.
        - Ваш бог - миф, падре! Разуйте свои чёртовы глаза! Нет никого над нами и вокруг нас. И никто не спасёт зовущего на помощь. И я, только я один властен решать, кому жить, а кому умереть. Я не просил делать этого со мной, я не виноват в том, что стал таким, но будь я проклят, если мне не нравится моя жизнь! Я живой кошмар, я бич этого зажиревшего сранного города, я пастырь всех живущих в нём жалких людишек! И мне, будь я проклят, по нраву такая жизнь!
        Отец Кларенс не успел больше вымолвить ни слова. Деревянная перегородка буквально взорвалась у него перед лицом, засыпав градом изломанных щепок. На обомлевшего священника надвинулась огромная чёрная фигура. Стоящая на столике свеча испугано затрепетала, тени заметались по сторонам. Высоченный человек, в цилиндре, сокрытый тьмой, протянул к преподобному длинные ручищи. Корявые волосатые пальцы сгребли пожилого священника за воротник плаща. На Кларенса уставились огромные круглые глаза с вытянутыми, будто совиными, жёлтыми зрачками. Глаза Зверя. Глаза Сатаны.
        Джек-Попрыгунчик гадливо хихикнул и играючи сдёрнул человека с лавочки, подтягивая к себе, словно паук заарканенную добычу.
        - Готовься к встрече со своим богом, падре, - сказал Джек и взревев, с немыслимой силой ударил священника головой от стенку исповедальни.
        Раздался хруст, словно лопнуло яйцо. Отец Кларенс, хрипя, беспомощно засучил ногами. По его исказившемуся от дикой боли лицу потекла кровь. Он уже ничего не соображал. И боль потихоньку начала отпускать. Преподобный уже не слышал дальнейших слов своего убийцы. Ему где-то на границе восприятия пели трубы архангелов. Он слышал, как скрипят, отворяясь, ворота рая…
        Попрыгунчик слышал только предсмертный сип конвульсивно дёргающегося настоятеля. Зарычав, маньяк вышвырнул обмякшее тело из исповедальни и выпрыгнул наружу, отряхиваясь от щепок. Оглядевшись, Джек радостно крикнул:
        - Славься, боже! И встречай нового слугу своего! Надеюсь, ты не будешь возражать, если я внесу в интерьер твоей обители кое-какие изменения? Знаешь, как говорят - всё что не происходит, всё происходит к лучшему.
        
        Элен готовилась ко сну. Нехитрый вечерний ужин превратился в маленький праздник по поводу завершения её первой рабочей недели. Отец, вернувшийся уже впотьмах, принёсший вместе с капельками осевшего на куртке тумана запах машинного масла и дублённой кожи, обрадовался дочери не меньше жены и младшего сына. Александр Харт души не чаял в Элен. И поэтому не взирая на усталость и покрасневшие от недосыпания глаза настоял, чтобы Виктория откупорила припасённую для подобных случаев бутылочку недорогого вина, купленного в лавке мистера Ходжинса, что торговал на соседней улице.
        Воспоминания об ужине и выпитая пара бокалов вина продолжали согревать девушку, когда она ложилась в постель. Накинув ночную рубашку и расчесав волосы, Элен уже собирались нырнуть под одеяльце, когда в спальню бесцеремонно ворвался Тони. Мальчуган плюхнулся на кровать рядом с сестрой и прислонил лохматую головёнку к её плечу.
        - Тебе и вправду нравится работать в этом доме? - тихо спросил Тони, наслаждаясь каждой минутой, проведённой вместе с Элен.
        - Это не плохая работа, глупыш, - девушка чмокнула его в макушку. - Тебя что-то тревожит?
        - Я скучаю по тебе… И ещё я заметил, что иногда у тебя становится грустные глаза. Эти богачи тебя не обижают?
        - Какие мы глазастые! Дурачок ты мой, ну кто меня будет обижать? Гиллрои почтенные и благородные люди, настоящая элита общества…
        - Сейчас ты говоришь прямо как папа, когда он смеётся над… - Тони на миг запнулся, вспоминая новое и от того сложное для себя слово. - Над власть-при-дер-жа-щи-ми! А твоих хозяев он называет буржуями.
        Элен приобняла брата и сказала:
        - Ты бы поменьше слушал, что рассказывает папка, когда начитается газет или наслушается на заводе последних сплетен… У меня всё хорошо, правда. Гиллрои достойные люди. И у них замечательные дети, которые не доставляют мне ни малейших хлопот.
        - Ты их любишь? - в голосе насупившегося мальчика прозвучала ревность.
        Девушка рассмеялась:
        - Ты что, глупенький… Конечно, они чудесные дети, они мне нравятся, но единственный ребёнок в этом городе, которого я по-настоящему люблю, это ты!
        Тони просиял, стоически проигнорировал обращение «глупенький». Признаться, в последнее время его несколько раздражала манера сестры награждать его умилительными девчоночьими кличками. Ему уже десять лет, и он вполне себе почти взрослый мужчина. Папа даже назвал его своей опорой и помощником. Правда, маленьким, но всё-таки!
        - Ладно, я пойду спать, а то мам ругаться будет, - сказал мальчик, целуя сестру в щёку. - Она сказала, чтобы я не сильно наседал на тебя. Но завтра ты от меня не отвертишься!
        - И в мыслях не было, - улыбнулась Элен, провожая любящим взглядом топающего до двери вихрастого темноволосого мальчугана, в старенькой пижаме, так похожего на отца.
        Уже взявшись за дверную ручку, Тони обернулся и, нахмурив брови, сказал:
        - Кстати, ты бы не могла поговорить с мамой и попросить её, чтобы она не запрещала мне одному гулять по вечерам?
        - И не подумаю! Ты ещё…
        - Знаю-знаю, маленький, - уныло протянул Тони. - Но она теперь запрещает мне даже гулять по нашей улице.
        Услышанное стало для девушки неожиданностью. Улица Шестерёнок была довольно-таки неплохим местечком, тихим и спокойным, где все соседи знали друг друга. И часто дети допоздна носились весёлыми стайками по-над домами и заборами, забывая обо всём на свете, распугивая возмущённо курлыкающих голубей.
        - Мама говорит, что сейчас стало опасно. Они с папой, когда думают, что я не обращаю на них внимания, говорят о каких-то забастовках и беспорядках. И вид у них при этом очень печальный. А ещё они говорят о Джеке-Попрыгунчике.
        Элен бросило в жар, но она постаралась, чтобы её улыбка выглядела искренней, а голос бодрым и уверенным.
        - Знаешь, мама права, малыш. Времена сейчас пошли неспокойные…
        - Этот Джек совсем недавно убил маленького мальчика. Выманил его из дома…
        Девушка только руками всплеснула.
        - Тони, кто тебе рассказывает все эти ужасы?
        - Прочитал в папиной газете, - шаркнул ножкой мальчик. - Мне кажется, что родители порой забывают, что я уже не ребёнок и умею читать. Они боятся за меня… Но мне думается, что этому Джеку нечего делать на нашей улице!
        - Порою зло подстерегает нас там, где мы его совсем не ожидаем, - сказала девушка, внимательно глядя на застывшего у двери мальчугана. - Слушайся маму, Тони. И папу. И меня. И никогда не поступай опрометчиво…
        - И не заговаривай с незнакомцами! Я знаю! - Тони подмигнул сестре и вышел из спальни.
        Вновь оставшись в одиночестве, девушка задумчиво уставилась на горящую на прикроватном столике лампу. Тони был очень сообразительным и наблюдательным мальчиком. И совсем неглупым. Он не должен попасть в беду. Только не он. К сожалению, Элен не решалась сказать того же о себе. Какое-то неясное скребущее чувство надвигающейся беды грызло её все последние дни. Предчувствие нехорошего. С чем это было связано, она не могла сказать. Ей казалось, что нечто непонятное и мерзкое витает в воздухе, принюхиваясь и выискивая себе жертву.
        Девушка легка на кровать и, натянула одеяло до подбородка. Лампу она не стала тушить. Ровный уютный жёлтый огонёк убаюкивал и создавал ощущение защищённости. Её маленькая спаленка показалось девушке крепостью, надёжным убежищем, а свет керосиновой лампы волшебным сиянием, прогоняющим подступающие к их жилищу тёмные силы и крадущееся в туманной ночи зло.
        Оставшись наедине с собственными страхами, надеждами и чувствами, Элен не могла не возвращаться в мыслях к особняку Гиллроев. Ей всё не давали покоя уволенные няньки. Если они хорошо выполняли свою работу, а со слов двойнят девушка поняла, что проблем с ними не возникало, то почему тогда рано или поздно все получали расчёт? Разумеется, двойнята ничего не могли знать больше, в силу понятных причин, а хозяева не особо распространялись на эту тему. И Стефан…
        Стефан волновал девушку больше, чем все уволенные нянечки вместе взятые.
        Она искренне переживала за несчастного юношу. Этот доктор Аткинс… Этот подонок… Помимо воли, Элен стиснула зубы в приступе пронзившей всё её естество ненависти. Она раньше и представить не могла, каково это - ненавидеть кого-нибудь? Будучи доброй и отзывчивой девушкой Элен никогда ни с кем не конфликтовала, все редкие ссоры стараясь сводить к шутке. Но Аткинс… Аткинс был первым, кто разбудил в ней именно это чувство. Элен попробовала его, раскусила и ей не понравилось. Слишком гадостно, мерзко и противно. Она поняла, что ненависть ужасна по своей природе.
        Аткинс причинял Стефану вред. Чем больше девушка размышляла об этом, тем больше уверялась в своих предположениях и дивилась тому, что больше никто этого не замечает. Куда смотрит Катрин? Ладно ещё вечно занятый мистер Гиллрой, у крупного промышленника постоянно полно забот и хлопот. Но его жена… Катрин тратит кучу свободного времени на всякие глупости, и не может уделить лишней минутки для старшего сына! И даже не задумывается над тем, а как, собственно, продвигается его лечение? Гиллрои до такой степени слепы или настолько доверяют директору Мерсифэйт, что разучились отличать чёрное от белого?
        Элен же была почти стопроцентно уверена, что от лечения доктора Аткинса Стефану нет никакой пользы. Более того, девушка думала (и боялась при этом собственных мыслей), что Аткинс травит Стефана. Что он вредит ему. Она не знала точно, откуда к ней пришло это знание, и не могла сказать по этому поводу ничего конкретного. Но девушка была точно уверена, что чутьё не подводит её. Пресловутая женская интуиция. Глядя в пустые, ничего не выражающие глаза юноши, Элен неосознанно корила себя за то, что ничего не может сделать. Что она не в состоянии помочь ему.
        Шкатулка. Что было в подаренной Аткинсом юноше шкатулке? И почему Стефан настолько сильно обрадовался её содержимому? Элен думала, что внутри шкатулки было нечто, что делает Стефана безвольным инертным идиотом. То, что принималось за лекарство, на деле губило бедного юношу. Ха, подружка, да тебе хоть сейчас дорога в отдел расследований Империал-Ярда! Элен невесело улыбнулась. Дура. Это всего лишь предположения. Разгулявшаяся на сон грядущий фантазия. Завтра с утра половина этих мыслей покажутся абсурдными и нелепыми.
        А если нет? Если она всё-таки не ошибается? Что, если доктор Аткинс преследует какую-то определённую коварную цель? От этого человека можно ожидать чего угодно! Пока сон окончательно не сморит её, есть время поиграть в угадайку. Элен прикрыла глаза, наслаждаясь теплом и тишиной. В груди по-прежнему растекался приятный жар, а её постель после роскошной по меркам жителей улицы Шестерёнок кровати в особняке Гиллроев, казалось королевским ложем. Как же всё-таки хорошо дома…
        Ночь неминуемо и бесшумно опускалась на столицу. Туман, ёжась, растворялся в надвигающейся темноте, сливаясь с нею и принимая совсем уж жутковатый облик. Белесо-чернильная хмарь заползала на каждую улицу, проникла в каждую свободную пустоту. Норовила забраться в дома. Туман жадно облизывал окна, оставляя на запотевших стёклах свою влажную слюну, отчаянно старался залезть под плотно закрытые двери. Туман и ночь словно два родителя порождали кошмары и иллюзии. В тумане многие вещи кажутся не тем, что представляют из себя на самом деле. А туманной ночью они зачастую приобретают совсем уж невероятные формы. Ночной туман порождал своих чудовищ…
        Доктор Аткинс был порождением города. Иногда Элен казалось, что город живой. Что в его чреве постоянно идут какие-то сложные химические процессы. Что город сам решает, кому жить, а кому умереть. И что периодически он выплёскивает наружу всю скопившуюся внутри гнусь. Словно лопаются гнойные нарывы, выпрастывая на свет божий убийства и злодеяния. Как свистящий пар из закипающего чайника, из недр города выплёскиваются преступления и беспорядки. И если ночной туман лишь приглушал, обволакивая, звуки не умолкающего города, то сам город, пользуясь им, старался изрыгнуть как можно больше грязи… Ночь была идеальным временем для самого плохого и страшного. Элен невольно поёжилась, переворачиваясь на бок и подтягивая коленки к животу. В отапливаемом паровым котлом домике было тепло, но девушку бил иного рода озноб. Её начал покусывать страх.
        Что-то не больно весёлые мысли стали в последнее время занимать её голову. Аткинс был чудовищем. И чудовищем приспособленным. Хуже, чем Джек-Попрыгунчик. Директору Мерсифэйт не нужно было дожидаться наступления ночи. Он не скрывался в тумане. Не прятался в тёмных подворотнях. Аткинс был аккредитованным монстром. Пользуясь своим положением в обществе, добрым именем и устойчивой репутацией, он мог позволять свой больной извращённой душеньке всё, чтобы не захотел. И Элен уверялась всё больше, что захоти он тогда на званом ужине завалить её на ковёр в гостиной на глазах у всех, то никто бы и бровью не повёл. Мистер Гиллрой, буркнув, попросил бы лишь, чтобы вели себя потише, Катрин, щебеча, как наивная малолетка, наверняка бы испросила у любезного доктора, удобно ли ему на полу, а Шатнер так и продолжил бы стоять в стороне безликой непробиваемой статуей. Это было воистину страшно, но девушка не сомневалась, что никто бы из взрослых и разумных обитателей старинного особняка не помешал бы доктору Аткинсу изнасиловать её, пожелай он того.
        Элен крепко зажмурилась, пытаясь выгнать из головы неприятные пугающие видения. Вся её бравада потихоньку растворялась, и девушка уже не была уверена, что сможет и дальше, не моргнув и глазом, лгать родителям и братишке, уверяя, что у неё всё ну просто отлично и как же ей замечательно работается в доме Гиллроев. Да уж, всё просто чудесно.
        А что, если?.. Что если предыдущие девушки, нанявшиеся к Гиллроям няньками, ушли по собственной воле? Что, если их никто не увольнял, а они сами сбежали? Странно, что она не подумала об этом раньше… Разве не вариант, что и на них положил в своё время глаз доктор Аткинс? Вдруг он и с этими девушками распускал руки? Или чего похлеще? Тогда нет ничего удивительного в том, что испуганные девушки одна за другой брали расчёт и стремглав убегали из дома Гиллроев.
        Вот тебе и ещё одна версия, подружка. Элен перевернулась на живот и положила подбородок на скрещённые предплечья. Сон, недовольно ворча, уполз куда-то на самые задворки сознания. Надо бы ей и впредь держать ушки на макушке, решила про себя девушка. Кто знает, какие ещё тайны скрывает огромный особняк её хозяев… И необходимо обязательно выяснить, что находится в шкатулке Стефана… Девушку била лёгкая дрожь. Пряная смесь возбуждения и страха.
        Но она бы испугалась ещё больше, если бы знала, что безликий серый человечек, следивший за ней всю дорогу до самого дома, никуда не исчез. Он по-прежнему околачивался поблизости, прячась в тумане, и то и дело поглядывая на подсвеченное горящей лампой окошко её спальни. Казалось, что ночная мгла и сырость нисколько его не смущают, а домик Хартов вызывает неподдельный жгучий интерес. Впрочем, так оно и было…
        Глава 10
        - Нет, нет и нет, и не просите меня, мистер Джентри! Я при всём желании не могу вам ответить на этот вопрос, - категорически заявил Гордон Крейг, меряя шагами гостиную. Он выглядел крайне взволнованным и нервозным. - Вы не понимаете, просто не понимаете, о чём просите.
        - Зато я понимаю кое-что другое, - парировал старший инспектор, исподлобья следя за учёным. - Я понимаю, что из-за вашей чёртовой игрушки гибнут люди. И что это только начало. Каша заваривается будь здоров, боюсь, что расхлебать её будет очень тяжело. И виноваты в этом останетесь вы, Крейг.
        Учёный остановился в центре комнаты, напротив жарко полыхающего камина. Скуластое лицо Крейга выражало крайнюю степень недоумения.
        - Я?! Виноват буду я? Помилуйте, сэр, в чём моя вина? В том, что какие-то сумасшедшие фанатики хотят меня убить и украсть моё изобретение? В том, что преследуя столь омерзительные цели, они ничем не гнушаются? И в этом виноват я?! Бросьте, Джентри, вы сами себе не верите!
        - Если вы признаетесь, что у вас в чемодане, всем будет лучше, - упрямо гнул своё Джентри, не взирая на очевидную логику в словах своего подопечного. - Зная, за чем именно они охотятся, я смогу лучше вас защищать. Я буду готов к следующему удару. А он обязательно будет!
        Крейг, усмехаясь, плюхнулся в кресло и посмотрел на Джентри. Джейсону стало не по себе от его взгляда - чересчур спокойного, ласкового, снисходительного.
        - Да что вы говорите? Правда? А кто намедни заявлял, что здесь, в этом, не скрою, чудесном доме я буду в полной безопасности?! Кто уверял, что уж здесь меня точно никто не будет искать. И не найдёт. А кто же тогда подослал тех трёх амбалов, что столь ловко порешила милейшая миссис Монро? Кстати, великая женщина, правда. Я начинаю преклоняться пред ней!
        Джентри побагровел, сжимая побелевшими пальцами подлокотники кресла. Сейчас его лицо цветом могло соперничать с бордовой обивкой мягкой мебели гостиной.
        - Не забывайте, сэр, что уже сегодня мы бы с вами были на испытательном полигоне ОСУ. Уже сегодня утром. Потому как удар Невидимки прошёл мимо цели. Мы опередили его и тех, кто стоит за ним. Я всё рассчитал верно. Никто бы не обнаружил вас до того момента, пока бы не стало поздно. Мы опережали их!
        - Да уж, того, что я пережил сегодня, мне хватит, чтобы до смертного одра рассказывать внукам.
        - То, что на этом поезде оказался Джек-Попрыгунчик, чистой воды случайность! - рявкнул полицейский. - Этот маньяк уже в который раз переходит мне дорогу. Но не думаете ли вы, что и он заодно с теми, кто хочет вас с потрохами? Повторяю - это случайность. Впредь мы будем ещё осторожней и умнее. А расскажи вы мне всю правду, то будет ещё лучше. В первую очередь вы поможете себе, сэр.
        Крейг, в домашнем халате покойного мистера Монро, который висел на субтильном учёном как мешковина на пугале, по-прежнему усмехался:
        - Я понимаю, куда вы клоните. И так же понимаю, что прогнило что-то в вашем Дворе. Многие тайны уже таковыми не являются. И поэтому скажите, с какой это стати я должен вам верить и продолжать чувствовать себя в безопасности? Что мешает нашим любезным недругам повторно напасть, будучи наученными горьким опытом и так же, как и мы, извлёкшими урок из ошибок?
        - Потому что Невидимка не идиот. Он может и отмороженный на всю голову бомбист, но не дурак. - Джентри, успокаиваясь, закинул ногу на ногу. - И не фанатик из АНА. Никто на нас не нападёт, пока мы находимся в этом доме. Потому что на улице, на сотню ярдов вокруг теперь полным-полно переодетых агентов из моей личной команды. Настоящие профессионалы. Мимо них мышь не проскочит. Этой ночью повторной атаки не будет. Нас будут поджидать где-то на пути следования в Блумбери.
        - А этот ваш неуловимый Попрыгун покрупнее мыши будет!
        - Ему вы и даром не нужны, - Джентри, заскрипев зубами, снова начал заводиться. Этот умник иногда слишком далеко высовывает свой несдержанный язык! - Обычным людям выставленное кольцо охраны не преодолеть.
        - И конец всей конспирации.
        - Как видите, обстоятельства резко изменились. Без поддержки теперь никак.
        - Говорите, на пути следования?.. Хм.
        - Боюсь, что да. У Невидимки на руках оказывается очень своевременная и достоверная информация. Было бы глупо думать, что он не просчитает наших дальнейших действий. Это и так было очевидно, а сейчас и подавно.
        Крейг некоторое время помолчал, что-то обдумывая. Когда он заговорил, голос его звучал несколько виновато:
        - Простите, Джентри, но… Вы доверяете своим людям? А начальству? Комиссару?
        Джентри с грустью подумал о новеньком револьвере, что поджидал его на столе в рабочем кабинете. Мистер Монтгомери настоящий кудесник. Принесённый им утром револьвер был великолепен. Джейсону хватило одного мельком брошенного взгляда, чтобы убедиться, что пожилой оружейник вновь подтвердил репутацию лучшего мастера в Столице… Дьявол, как же ему хотелось схватить эту замечательную пушку и всадить в наглую задницу Крейга здоровенную пулю!
        - Судя по вашему виду, вы сильно жалеете, что вообще связались со мной, - с невинным видом сказал учёный.
        - Вы прямо читаете мои мысли, - пробормотал Джентри. Он злился вдвойне, потому что в словах Крейга был резон. Учёный прав. Вот только признавать его правоту Джейсону ну очеееень не хотелось…
        Дальнейший разговор мужчин был прерван появлением в гостиной миссис Монро. Старушка несла заставленный чайными принадлежностями поднос.
        - Я подумала, что вам точно не помешает промочить горло. Натрудились, наверно… Вас было слышно даже на кухне… Чай удался на славу, - всё было сказано настолько непререкаемым тоном, что становилось ясно - им придётся выпить этот чай, даже если его придётся насильно заливать в глотку. Джентри и Крейг изобразили самые вежливые и радостные улыбки. - Я добавила мяты и мелисы… Говорят, это успокаивает нервы. И обязательно попробуйте печенье. Свежее, только испекла. С ореховой крошкой и тёртым шоколадом.
        - Вы удивительная женщина, мэм, - Крейг, торопливо вскочил на ноги. - Дайте помогу…
        Джентри взял с подноса чашку и втянул аромат дымящегося напитка.
        - Божественный запах, миссис Монро. Спасибо.
        - Что-то вы уж больно умилительно улыбаетесь, - с подозрением проворчала пожилая вдова. - Вы не собираетесь, часом, вцепиться друг другу в глотки?
        Хлебнув чая, Джентри пришёл в совсем уж благостное расположение духа, посему примирительно улыбнулся краешками губ:
        - Ни в коем случае. Мистер Крейг нуждается в нашей помощи. И я не позволю, чтобы с ним что-нибудь стряслось. Он ещё пригодится в качестве трамплина для моей дальнейшей карьеры.
        Учёный поперхнулся и чуть не выплюнул на устилающий пол гостиной ковёр обжигающе горячий напиток. Он с округлившимися от обиды глазами посмотрел на старшего инспектора. В эту минуту он был так похож на готового зареветь ребёнка, что Джентри, чертыхнувшись про себя, сжалился:
        - Полноте, сэр, полноте. Я пошутил. Всего-навсего.
        - Кх-кх… шутка мм… Была не сосем удачная, мать в… Мать моя женщина, в общем!
        Уперев руки в бока, миссис Монро надвинулась на Джентри. Тому показалось, что за спиной маленькой старушки собрались все грозовые тучи столицы. И как ей это удаётся?
        - Джейсон, мой мальчик, ты непростительно груб с нашим дорогим гостем. Немедленно извинись перед мистером Крейгом. Что он о нас подумает?
        - Это всё нервы. Сейчас модно всё спихивать на стресс, - буркнул полицейский, окуная нос в парующую чашку.
        - Пейте ваш чай, джентльмены. Право слово, не думала, что сподобит меня господь сказать, но сегодняшняя утренняя компания в лице мистера Спунера и той вежливой молодой леди была мне намного приятней вашей. Несносные мальчишки…
        Ворчание покинувшей гостиную миссис Монро ещё долго раздавалось, становясь всё глуше и глуше, из недр особняка, пока не затихло где-то в районе кухни.
        - Невероятная женщина. Умная, прозорливая. И главное - справедливая, - Крейг мелкими глоточками прихлёбывал чай. - Кстати о вежливых молоденьких леди, Джентри. О ком в таких одобрительных тонах распространялась ваша милейшая домохозяйка?
        - Вы не поверите, но для меня самого это остаётся загадкой, - признался Джентри, всё так же внутренне усмехаясь. Крейг ещё тот хитрец. Вон как ловко соскочил со скользкой и неприятной для себя темы. В два счёта увёл разговор по другому направлению, в безопасное для себя русло. Так ли уж его сильно интересует эта новоявленная подружка Спунера, как он хочет показать, или же он готов болтать о чём угодно, но только не о содержимом своего таинственного чемодана? Джейсон покачал головой. Ну ничего, ничего. Мытьём да катаньем… Время ещё есть, чтобы попытаться вытянуть из непробиваемого учёного хоть крупицу столь важной для общего блага информации.
        Крейг поставил чашку на низенький столик, вырезанный из драгоценной древесины тёмного бука, и сказал:
        - Сколько в последнее время происходит неожиданностей, верно? Все эти тайны, загадки… Они накапливаются как снежный ком, обрастают слоем проблем и неразрешённых вопросов… Тяжело даже для сыщика.
        - Мы должны быть благодарны этой девушке, - пожал плечами Джентри. - В конец концов если бы не её настойчивость и определённая смелость, то ещё неизвестно, как бы дальше сложился наш так и несостоявшийся вояж в Блумбери. Учитывая, что она, оказывается, тесно знакома с Джеком Спунером, могу предположить, что происхождения она не самого благородного и уж точно не дама из высшего света…
        И тут, что называется, Джейсона осенило… Дьявол его побери, как же он сразу не понял! А ещё сыщик!
        - Простите, мистер Крейг, но я вот только сейчас сообразил, - Джентри с изумлением уставился на кутающегося в халат учёного. - А вам то, собственно, что за дело до этой девушки? Почему вы так ею заинтересовались? Вы же женаты, Крейг. Или вы не прочь время от времени сходить налево? Ха-ха, вот так подробности я узнаю о нашем дорогом госте! Ну, если так, то, пожалуй, вы и вправду идёте верным путём. Думаю, что эта девушка… Генриетта, кажется… Если она та, о ком я думаю, то…
        В гостиной были прикручены газовые рожки, а полыхающий зев камина прибавлял лишь больше теней, дрожащими силуэтами обнимающих убранство комнаты и сидящих в креслах людей. Поэтому Джентри не мог с большой уверенностью утверждать, что учёный покраснел, как маков цвет. Но выглядел он крайне смущённым.
        - И вы ещё пытались мне читать проповеди о семейных ценностях, Крейг. М-да уж…
        - Я не женат, - насупился Крейг.
        Джентри прикусил язык, приходя в ещё большее изумление. Как он там недавно говаривал? Как мало мы знаем окружающих нас людей, да?
        - Извините, сэр. Наверно, я не совсем правильно понял вас, когда вы мне рассказывали о своей семье, - Джентри замялся, не зная, что сказать.
        - Я солгал вам, Джентри. Бросьте извиняться. Извиниться должен я, - учёный потёр указательными пальцами виски. Старшему инспектору он показался неимоверно уставшим и озабоченным. - На самом деле я не женат и никогда не был. И детей у меня нет. И с моими родственниками у меня всю жизнь были весьма натянутые отношения.
        - Солгали… Надеюсь, вы хоть тот, кем представились? - попытался пошутить Джейсон, с новым интересом рассматривая понурившегося учёного.
        - Тот-тот… Всё остальное чистая правда. Гадаете, почему я сказал, что у меня есть семья?
        - Ну, я бы не отказался узнать о вас побольше, - не стал отнекиваться Джентри. - Вы живёте в моём доме, видите, как живу я… Так почему бы и мне не узнать о вас чуточку больше, чем вы позволяете видеть?
        - Имеете полное право. Я солгал, потому что мне хотелось выглядеть в ваших глазах состоявшимся целостным человеком… Не смейтесь, Джентри. Вы просто не знаете, каково это, проводить ночи напролёт в лаборатории и у чертёжного стола, не думая ни чём, кроме как о охватившей тебя идее, боясь, что она ускользнёт, покинет твой разум, просочится сквозь пальцы, а ты не успеешь её удержать. А жизнь… Жизнь тем временем бежит где-то рядом. Проходит мимо тебя. И ты в конце концов понимаешь, что женат исключительно на науке. А на личную жизнь времени и нету… Поневоле начинаешь чувствовать себя ущербным и с завистью смотришь на тех, у кого всё иначе.
        Джейсон выслушал тираду Крейга с каменным лицом.
        - И чтобы казаться, хм, целостнее, вы придумали эту незатейливую ложь. Перед кем вы хотели выглядеть лучше, Крейг? Передо мной? Если так, то вы законченный идиот. Вы действительно думаете, что я не знаю, каково это - быть женатым на своей работе? Вы меня удивляете, Крейг.
        - Я привык быть первым во всём, - учёный закусил изнутри щёку. - Признаться, поначалу вы показались мне заносчивым тупоголовым фараоном. Злобной ищейкой, готовой растерзать любого непонравившегося. Не скрою, у меня достаточно предвзятое мнение о наших силовых структурах…
        - И что заставило вас изменить своё мнение? - Джентри и впрямь стало до смерти любопытно. Он даже не захотел рассматривать вполне себе заманчивую идею отлупцевать Крейга за такие грубые слова.
        Крейг раскинул руки, как бы охватывая всю гостиную целиком.
        - Всё это, мистер Джентри. То, как вы живёте, ваш дом, ваша милейшая домохозяйка, даже этот ваш оборванный приятель Спунер… Поверьте, этого оказалось достаточно. Я умею зреть в корень. Вы хороший человек, мистер Джентри, хоть и всячески пытаетесь это скрыть. Играете в крутого и жёсткого сыщика, грубоватого стража правопорядка, который за словом и револьвером в карман не полезет. Но я вижу, что таится глубоко внутри вас.
        У старшего инспектора «загорелись» уши. Он поглядел в бесстыже невинные глаз учёного и ему захотелось немедля стукнуть того по лбу. Ишь ты, какой прозорливый. Видит он, что там у него внутри. Ага, как же.
        - Даже боюсь спрашивать, что вы там рассмотрели глубоко внутри меня, - Джентри с нарочито безразличным видом помешивал остывающий чай.
        - А это знание пусть останется глубоко внутри меня, - Крейг спрятал улыбку, мигом раскусив открытую игру полицейского.
        Джентри промолчал, с остервенением колотя ложечкой по стенкам фарфоровой чашки. Пожалуй, хватит с него на сегодня и чаю и словесных баталий. Не говоря уже о сыплющихся ото всюду неприятностей. Утро вечера мудренее.
        - Завтра я доставлю вас в Блумбери, Крейг. Чего бы мне это не стоило.
        - Будете привлекать коллег?
        - Нет, - не раздумывая ответил Джентри. - Мои коллеги сыграют свою роль. Но в нашей с вами постановке они не будут задействованы. Только мы вдвоём. Сузим круг, насколько это возможно. И теперь я буду решать, на чём и когда мы отправимся на испытательный полигон ОСУ.
        
        - Ты знаешь, сегодня, впервые за долгое время я почувствовала себя прежним человеком, - призналась Генриетта. Она сидела, уперев локти в коленки, положив подбородок на ладони. Рассыпанные по плечам золотистые волосы обрамляли миловидное личико девушки, придавая сходство с невинным ангелом.
        - Прежним? Ты о чём вообще, подруга? - Спунер, лёжа на соломенном тюфяке, лениво пожёвывал спичку.
        - Да, прежним. Тем, кем я была раньше. Я почувствовала себя нужной и необходимой. На миг мне показалось, что я вновь нахожусь в своём доме, в кругу семьи. Я больше не ощущала себя грязной никчёмной шлюхой.
        Джек приподнялся на локте, с немалым удивлением поглядывая на сидящую в продавленном кресле с протёртой до дыр обивкой девушку. Вот это номера она отмачивает в последнее время! То оказывает помощь в поимке опаснейшего маньяка, то выдаёт совершено заумные философские рассуждения о смысле жизни. Никак тронулась на почве всех этих переживаний, всерьёз забеспокоился Спунер. А что? Он слыхал, что люди и из-за меньших проблем слетали с катушек.
        - Э-э-э, милашка, ты чего это такое тут выдала сейчас?
        - Прости, тебе, возможно, и не понять меня… Ты славный мальчик, Джек, но ты и не знал другой жизни. Ты, сколько себя помнишь, был беспризорником. А я… Я раньше… У меня раньше всё было по-другому. Всё.
        Спунер с отвращением фыркнул, еле сдержавшись, чтобы не плюнуть в сидевшую к нему вполоборота девушку. Нет, ну надо же! Посмотрите, как мы заговорили! Он, значит, привёл её в свою наилучшую нору, надёжно спрятанную от чужих глаз, приютил на ночь, и что в благодарность? Конечно, его берлога не гостиница уровня Семи башен или Алмазов королевы, но в коморке сухо, с потолка не капает, в забитые досками и листами жести окна не дует, даже печка есть, которую Спунер протапливал по особым случаям запасами наворованного с грузовой баржи угля. Этой наступившей промозглой туманной ночью, когда холод кусал за ноги, а сырость проникла под исподнее, был как раз один из таких случаев. Так вот, он, выходит, все условия создал этой грудастой красотке, а она его носом в его же дерьмо тычет?!
        - Ну да, куда уж нам… Мы то люди простые, подзаборные. То же мне нашлась прынцесса голожопая, - заворчал Спунер, подсовывая ноги поближе к пышущему в открытой железной печи пламени. Печки вполне хватало, чтобы обогреть небольшую комнатёнку, расположенную в одном из заброшенных полуразрушенных домов Нижнего Раневола, затерявшегося среди сонма таких же развалин в районе Пирсов. Цивилизация стремительно покидала эти негостеприимные места, чем не упустил воспользоваться малолетний проныра, устроив себе в одном из покинутых домов уютное жилище, о существовании которого никто, кроме Джентри, не знал. Это была лучшая нора Джека. Именно поэтому он привёл сюда Генриетту, решив не возвращаться в прежнее логовище.
        Генриетта повернулась к улёгшемуся на матраце прямо на полу Спунеру и тихо сказала:
        - Джек, прости меня… Я ничего плохого не имела в виду. Я всего лишь хотела сказать, что я каждую ночь вспоминаю о своей прошлой жизни и проклинаю нынешнюю. Ты бы знал, как я ненавижу себя и то, во что я превратилась… Я же не была такой, понимаешь. Не была!..
        Потрясённый воришка увидел, как из васильковых глаз девушки побежали хрусталики слёз. Лицо Генриетты исказила судорога, подбородок затрясся, и Джек понял, что сейчас она разревётся в лучших традициях актрис театральных трагедий.
        - Стоп-стоп-стоп, подруга! Охолонь! Не вздумай мне тут потоп устраивать. Ты чё? Я на тебя не обижаюсь, брось! Если бы я обижался на всех и за всё, то мне бы никакого здоровья не хватило. Не реви, говорю!
        - Я… Я не р-реву… - сглатывая слёзы, прогундосила Генриетта, резко отворачивая лицо в сторону. Отблески печного огня заиграли золотом на её волосах. В тёмной комнатушке это выглядело так, будто вокруг головы ночной бабочки вспыхнул огненный яркий нимб. Джек невольно залюбовался ею. Хороша, бесовка!
        - Хочешь вина дёрнуть? - Джек был готов пойти на крайние меры, даже пожертвовать одной из спёртых в винной лавке бутылок вполне себе неплохого Леро прошлогоднего урожая. К тому же, Генриетта была первой девушкой, которую он пригласил к себе в гости. Тем более на ночь. Следовало вести себя по-джентельменски и соблюдать все правила этикета. Правда, в понятии Джека и общепринятых нормах эти правила существенно расходились. - Да не реви, Генри!.. Да что с тобой? В чём дело то? Тебя кто-то обижает? Наезды какие или что? Так не томи, рассказывай, всё как есть. Чему могу помогу. У меня, как ты уже поняла, связи очень даже не хилые. Так что если чё, в обиду не дадим. Мы с Джейсоном лучшие кореша. Я тебе не говорил, нет?
        Ответом ему были приглушенные всхлипывания. Генриетта, сгорбившись, спрятала лицо в ладошки. Джек досадливо крякнул. Эх, да что это с ней? Что за тайны остались в прошлом этой симпатичной девахи, раз малейшее воспоминание о них заставляет её рыдать в три ручья? Впрочем, Джек давно подозревал, что со златовлаской не всё так просто.
        - Хочешь мне что-нибудь рассказать? - напрямик спросил Джек, складывая руки на животе. Пузо, поле сытных кушаний в особняке миссис Монро до сих пор довольно урчало, в кои-то веки не подавая бунтующих позывов. Спунер был вечно голоден. - Ты что-то скрываешь, я знаю. Меня не проведёшь, крошка. И ты до чёртиков боишься полицейских. Будь я проклят, если не прав. Ты меня чуть ли не силком уволокла через чёрный ход, как только появились констебли. А я между прочим хотел ещё дождаться Джейсона. Ты мне, блин, все планы спутала!
        - Прости… Прости, Джек. Мне нельзя встречаться с полицией. Нельзя, понимаешь?
        Джек несколько секунд внимательно изучал заплаканную мордашку Генриетты, покосился на её бурно вздымающуюся в разрезе глубокого декольте грудь и твёрдо сказал:
        - Нет, подруга, вот этого я как раз не понимаю.
        - Меня наверняка ищут, - Генриетта вытерла со щёк подсыхающие слёзы. - Меня должны искать. Я уже одиннадцать месяцев прячусь в самых низах города… С прошлого года. И я умираю от страха всякий раз, как вижу полицейского. Джек… Ты обо мне ничего не знаешь.
        - Мне кажется, настал именно тот час, когда пришла пора тебе чуток выговориться, - Джек резко сел на матраце и протянув руку, ласково коснулся затянутой в чёрный чулок лодыжки девушки. - Рассказывай. До утра далеко, ночь длина, и у нас полно времени.
        Васильковые глаза ночной бабочки налились подозрительностью.
        - Что это было, мистер Спунер? Чья рука только что дотронулась до моей ноги?
        Джек демонстративно оглянулся и шмыгнул носом.
        - Ты здесь видишь ещё кого-нибудь, кроме меня? Ты чё? А-а-а… Понял. Ты никак решила, что я пытаюсь того… Подкатить к тебе? Так что ли?
        Всем видом изображая праведное негодование, воришка сложил руки на груди. Генриетта, помявшись, пробормотала:
        - Прости, но мне показалась, что ты хотел именно этого… Чего-то большего, чем позволяют рамки приличий…
        - Все твои беды на улице от большого ума! - наставительно сказал Джек. - Ты разве не знаешь, что все районные проститутки смеются с тебя?..
        - Вот уже не думала, что ты настолько сведущ в моих проблемах! - вспыхнула Генриетта, покрывшись густым румянцем.
        Джек откинулся на матрац, искоса посматривая на девушку.
        - Ты чертовски хороша собой, подружка и могла бы зарабатывать хорошие деньги. Если уж так сложилось, что ты вынуждено изменила свою жизнь, нужно было научиться извлекать максимум выгоды из новой. А ты за год работы окромя славы самой строптивой и глупой, прошу прощения, шлюхи, ничего не заработала! Только без обид.
        Генриетта угрюмо молчала, кусаю полную нижнюю губку.
        - С твоей бы мордашкой, да всем прочим… Эх… И кстати, чего бы ты там себе не навообразила, я пригласил тебя к себе потому, что ты нуждаешься в крове и тепле, а не потому, что хотел залезть к тебе в трусы. И притронулся я к тебе из желания ободрить, поддержать. Так что не волнуйся за свои прелести. Меня вовсе не интересуют твои сиськи и жопа. Звиняй, как бы покультурней выразиться - грудь и попа. Не интересуют. Почти.
        - Я чувствую себя круглой дурой, - сказала девушка. В её глазах вновь заблестели слёзы. - Я привыкла, что все вокруг постоянно хотят от меня этого… И я совсем забыла, что такое сострадание и обычная человеческая доброта. Почти.
        - Ладно, с кем не бывает. Ты бы лучше рассказала свою историю… Времени то у нас хватает, но и самая долгая ночь рано или поздно заканчивается.
        Генриетта забралась в кресло с ногами и запахнула на груди кофточку. От печки шёл равномерный устойчивый жар, но она всё равно никак не могла согреться. Сырость и холод ночных улиц столицы так впитались в её тело, что и жар печи не мог их выгнать. Девушка вздохнула, словно собираясь нырнуть в ледяную прорубь, и опустила плечи.
        - Ну слушай, Джек. Вот моя история. Наверняка ты подумал, что Генриетта моё не настоящее имя… Знаешь, я поначалу подумывала над тем, чтобы назваться как-то иначе. Но потом рассудила, что так запутаюсь ещё больше. Страх, он выгоняет из головы все умные мысли. Но некоторые всё же остались. Меня зовут Генриетта. Генриетта Уилфред. Барлоу я сама придумала. Мне показалось, что это даже звучит! Глупости, в общем… Но суть в том, что мне пришлось это сделать.
        Я родилась и выросла в обычной городской семье, каких тысячи. Ничем не отличалась от других детей. Мои родители… Они хорошие люди. Далеко не богачи. Обычные трудяги. Но нам хватало и на жизнь, и на хорошую школу для меня. Да, мы жили небогато, но вполне достойно. Отец работает на верфях, а мама в кондитерской лавке. Так, не смотри с таким внезапно открывшимся пониманием! Размер моих грудей к маминым плюшкам никакого отношения не имеет! Дурак! В общем, всё было вполне себе нормально, вплоть до того момента, пока мне не захотелось хлебнуть взрослой жизни и начать самой зарабатывать. Помощь родителям, ощущение собственной значимости, свободы… Вся эта блажь. Как же я теперь жалею, что рано бросила играть в куклы и предпочла вылезти из-под маминой юбки.
        Мне бы вовремя заткнуть свои порывы, да готовиться к замужней жизни, благо отбоя от женихов у меня не стало с шестнадцати лет… Слушай, Джек, если ты будешь и впредь так похабно лыбиться, я больше ни слова не скажу! Вот… Выходить замуж или отправляться в институт… Родители всегда хотели, чтобы их умная девочка пошла дальше. Чтобы она стал кем-то большим, чем стряпуха или лоточница. Они бы устроили меня на учёбу. Тянулись бы изо всех сил, отдавая все заработанные деньги, отказывая себе, но они бы сделали это. Я… Я решила, что уже могу и сама о себе позаботиться, что у меня получится самой встать на ноги, самой заработать хоть часть денег на свою будущую жизнь. Тогда это казалось мне отличной идеей.
        - Как я понял, в институт благородных девиц ты не попала, - без тени издёвки тихо сказал Джек, внимательно глядя на девушку.
        - Ты прав, Джек. Вместо этого в итоге я попала на самое дно. И всё началось с того, что я решила, что устроиться в дом каких-нибудь многодетных богачей няней будет отличным выбором для меня. А что? Детей я любила, да и люблю. В какой руке держать вилку, а в какой нож знаю. Я была чистенькой и ухоженной. Ты не поверишь, но год назад я была пухленькой булочкой и мечтала сбросить пару-другую лишних кило. Вот это мне удалось на все сто! Я была лапочкой, да. И вполне подходила для работы в любом приличном доме. А работа няни ничем не хуже любой другой. Надо же было с чего-то начинать.
        Работу я нашла достаточно быстро - по объявлению в газете. Одной состоятельной семье требовалась няня для подрастающих деток. Требования были вполне справедливыми, условия приемлемыми, а зарплата для молоденькой девушки совсем недурной. Не буду утомлять тебя излишними подробностями, Джек. Скажу лишь, что собеседование с хозяйкой дома я выдержала. Особенно заостряю на этом внимание, потому что эта женщина стоит отдельного разговора. Это деспот в юбке с холодным сердцем и бесстрастными речами. Она единственная решала все домашние проблемы и заправляя всем домом. Её муж, крупный и богатый промышленник, вечно пропадал на работе и ничем, кроме своих личных дел, не интересовался.
        Итак, работу я получила. Я должна была жить у них, в собственной спальне, с понедельника по субботу, воскресенье считалось законным выходным. Дети… Дети оказались теми ещё несносными бесятами, но они мне сразу понравились. Милашки. Двойнята, брат и сестра. Признаться, в первый день я думала, что поседею! Что они мне все мозги из головы выбьют, правда! Но на второй день нам-таки удалось поладить. И хотя они периодически выкидывали всякие пакости, у нас установились хорошие отношения. По-моему, я им даже в конце концов понравилась. Кто знает, будь у меня побольше опыта в такого рода делах, мы бы сблизились ещё больше…
        Ещё… м-м-м… В доме моих хозяев не было никакой прислуги. Правой рукой и нерушимой опорой хозяйки в домашних вопросах был дворецкий. Единственный слуга на весь огромный трёхэтажный особняк. Признаться, Джек, мне он сразу не понравился. Сначала мне показалось, что он просто чёрствый, непроницаемый и чванливый сухарь, высокомерный засранец, который гордится тем, что всю сознательную жизнь, вплоть до седых волос, выносит за хозяевами ночные горшки, и плевать он хочет на тех, кто лишён такой почётной привилегии. Но потом… Потом я поняла, что он просто бездушный мерзавец, с сердцем ещё более холодным, чем у хозяйки. Человек лишённый чувств. Мне он не создавал никаких проблем, но его постоянное незримое присутствие за спиной, даже когда я оставалась на ночь в своей комнате одна, постоянно напрягало и нервировало.
        Мои птенчики-двойнята, за которыми я присматривала со всем старанием и тщанием, были не единственными детьми хозяев. У них был ещё один ребёнок. Сын. Уже взрослый, очень даже симпатичный и… И сумасшедший. Их старший сын был умственно отсталым. Он напоминал мне ходячий овощ, который не состоянии своими руками и шнурков завязать. По словам хозяйки её сын рос вполне себе приличным умным молодым человеком, подспорьем отца и радостью матери. Но однажды он проснулся таким, каким его теперь все знают. И никто ничего не мог сказать, что произошло, почему он сошёл с ума. Не знаю, Джек, возможно, он увидел то, что не было предназначено для его глаз… К счастью, в мои обязанности не входило ухаживать ещё и за ним. Он и сам был вполне самостоятельным. Во всяком случае хозяйке как-то удавалось с ним справляться без посторонней помощи. Он то привидением бродил по дому, то прятался так, что его при всём желании невозможно было найти. На словах хозяйка души в нём не чаяла, на деле же, по-моему, она плевать на него хотела, так же как дворецкий на весь окружающий нас мир. Меня, признаться он пугал. Мне казалось, что
в его безумной голове постоянно зреют какие-то непонятные мне планы. Глупость, опять-таки, но тогда мне казалось, что он - самое неуютное и трудное, с чем мне придётся мириться в стенах этого дома.
        В общем, как бы там ни было, моя работа текла размеренно и спокойно. Так проходили день за днём и неделя за неделей. Я проработала в этом доме чуть больше месяца, когда произошло то, что разрушило всю мою жизнь… Одним ненастным декабрьским вечером я увидела ЭТОГО человека. Он был давним семейным другом хозяев и при этом очень, как выяснилось, известной в определённых кругах личностью. И ещё он лечил старшего сына, этого несчастного парня… Что ж, теперь мне понятно, почему дорогостоящее лечение никак не венчалось успехом. Этот человек не способен на доброту и сострадание. Он никого не может вылечить. Его призвание истязать человека, мучать его, низводить до безумия… Человека, что навсегда изменил меня, зовут Абрахам Аткинс. Он был… Он и сейчас является директором Мерсифэйт…
        - Подожди! - перебивая, воскликнул Джек, нахмурив лоб. - Стой-стой… Мерсифэйт… Эй, так это же вроде как самая большая и знаменитая психушка в городе! Не хочешь ли ты сказать, что этот коновал - друг твоих бывших хозяев, лечащий врач их припадочного сынка, и управляющий Мерсифэйт, одно и то же лицо?
        - Именно. Он появился в особняке в один роковой для меня вечер, накануне какого-то праздника. Хозяйка решила устроить по этому случаю торжественный ужин. Как я поняла, в доме редко бывали гости, а праздничные мероприятия проводились и того реже. Но на тех, что всё же бывали, всегда непременным гостем выступал доктор Аткинс. Я думала, что они, должно быть, с хозяевами и впрямь большие друзья. Потому как другой причины столь тесных отношений я не видела. Поскольку особой благодарности к нему как к лечащему врачу Стефана испытывать было не за что, не смотря на то, что хозяйка так и вилась вокруг него, рассыпаясь в любезностях. Так я думала…
        Аткинс, только увидев меня, заулыбался, как сытый и довольный жизнью хищник. Словно узрел ещё одну вероятную жертву. Но поскольку он сыт, её можно оставить на потом. На сладкое. Поверь мне Джек, посмотрев в глаза этому человеку, я сразу поняла, что мне грозит беда. Я не шучу. Доктор Аткинс страшный человек. Ему не ведомо сострадание и доброта. Он будет улыбаться, вонзая тебе нож в спину. Ах, Джек, если бы я только знала тогда, что скрывается за сахарной улыбкой этого человека и за его жуткими глазами. Мне нужно было бежать из особняка моих хозяев. Уже тогда. В тот же вечер, в ту же минуту, не дожидаясь утра.
        Разумеется, как раз тогда мне подобные мысли в голову не пришли. Да, я испугалась, почуяла неладное. Но максимум, что мне может грозить, как я тогда прикинула, это пошлые шуточки в мой адрес и сальные взгляды доктора, шарящие по моей груди. Сейчас, размышляя над всем, что произошло потом, я думаю, что даже изнасилование меня доктором Аткинсом было бы самым безобидным происшествием.
        Как ни странно, в тот вечер я больше не увидела его. Я уложила спать детей пораньше и заперлась в своей комнате. Стефан, кстати, присутствовал на этом ужине. Всё такой же неряшливый и неопрятный, со спутанными волосами и пустым взглядом. Доктор обрадовался встрече со своим пациентом, словно они наилучшие друзья… Как ни странно, Стефан отреагировал так же… А я… А я сидела в своей спальне и размышляла вот над чем, Джек. Раз Аткинс лечит Стефана, подумала я, то мне совершенно непонятно, как это происходит! На расстоянии что ли? За месяц Стефан, по крайней мере при мне, и носа не высовывал из особняка. Аткинс наведывается с официальными визитами, как мне объяснила хозяйка, пару раз в месяц, а то и реже. О каком таком лечении вообще может идти речь?! Тогда всё это показалось мне настолько странным, что даже на некоторое время вытеснило мои собственные страхи. А зря. Мне не следовало забывать о них. Зачастую страх спасает твою жизнь, Джек.
        - Не знаю, как называется это чуйство, и оно ли это, но здорово прибавляло сил и скорости, когда я, бывало, улепётывал от легавых, - с видом знатока подтвердил Спунер. - Раньше у меня частенько возникали недоразумения с фараонами. Само собой я был ни при чём. Просто у сотрудников Империал-Ярда напрочь отсутствует другое чувство. Юмора…
        - В прошлом году это чувство подвело меня. Я попалась как кур в ощип. После званого ужина поначалу всё текло своим чередом. Я даже начала забывать глаза этого человека. Я решила, что мне всё померещилось. На кой я ему бы понадобилась, думала я. В городе полно хорошеньких девушек и гораздо симпатичней меня. Да и к тому же я была нянькой детей его друзей. Одно это обстоятельство давало мне неприкосновенность. Да и вообще на мне одной свет клином не сошёлся. Думаю, для такого богатого и властного человека, как директор Мерсифэйт, всегда были открыты двери любых борделей. Я ещё не знала, что девушек он в основном пользует не для интимных утех…
        Это случилось в субботу ночью. Хозяйка попросила задержаться до утра, чтобы помочь ей собрать детей на загородную поезду. Я согласилась. Да и был ли у меня выбор? С такими хозяевами, какие достались мне, особо не поспоришь. Я как наивная дурёха улеглась спать, думая, что всё не так уж и плохо, а проснулась от того, что в моей спальне кто-то появился. Хотя всегда на ночь запирала двери. Всегда, Джек!
        Я плохо рассмотрела названных гостей. Всё закончилось намного быстрее, чем я даже успела толком осознать, что происходит. Я и пикнуть не успела, как мне накинули на голову мешок и скрутили руки. Я даже не проснулась толком, как пришлось засыпать вновь. Мешок изнутри был обработан каким-то препаратом, почти моментально погружающим в сон. Позже я узнала, что он называется хлороформ. Не знаю, сколько я была в отключке, но очнулась я в совершенно другом месте. Не в своей комнате, как ты догадался! И даже не в доме хозяев. Я пришла в себя в палате психиатрической больницы Мерсифэйт. Ну конечно, об этом я узнала тоже чуть погодя. Лично из уст её директора. Так закончилась моя недолгая и бесславная работа няньки… А моим новым хозяином стал доктор Абрахам Аткинс. Вот только ничего общего у психушки с роскошным особняком и близко не было!
        Джек Спунер ошарашенно пялился на замолчавшую Генриетту. В голосе мальчишки не укладывалась и половина из рассказанного ею. Вот так дела! Это что ж выходит, что хозяева Генриетты просто-напросто по-дружески сбагрили свою няньку в жадные загребущие лапы этого общеизвестного человека, который, оказывается, псих ещё похлеще тех, кого он лечит?!
        Видимо на изумлённом лице Джека всё читалось настолько открыто, что Генриетта, грустно улыбнувшись, сказала:
        - Да, Джек, мои хозяева подарили меня своему наилучшему друг. Словно я какая-то вещь. Будто я была их рабыней, которую можно продать, обменять или же… подарить. Но самое страшное было даже не это. И не то, о чём мне тогда подумалось. Я то с перепугу решила, что меня продали в какой-то бордель и теперь мне уготована судьба вечной шлюхи! Как же я тогда проклинала свою внешность… Да я была готова вырвать на себе все волосы и исцарапать всю кожу… Я чуть ли не начала биться от отчаяния головой о стену. Но тут я увидела, что стены в моей тюрьме отделаны мягким поролоном, о который при всём желании ничего не разобьёшь. Никаких окон, одна лишь железная дверь с зарешечённым окошком, и тусклая электрическая лампочка под серым бетонным потолком. О, во мне что-то щёлкнуло, и я начала складывать два и два. Я вспомнила и взгляды доктора Аткинса и свои уснувшие страхи, да и моя тюрьма больше походила на палату для душевнобольных…
        Так и оказалось. Я не знала, сколько прошло времени, день сейчас или ночь, но ждать мне пришлось недолго. Вскорости ко мне в камеру наведался сам доктор Аткинс и популярно объяснил, где я нахожусь. И вот тогда я окончательно поняла, что влипла, и что бордель, даже самый завшивленный и грязный, был бы куда как лучшей альтернативой этой ужасной лечебнице.
        - Я даже не могу представить, что ты тогда испытала, - сочувствующе сказал Джек. Он поднялся на ноги и подсыпал в затухающее чрево печи пол ведёрка угля. В лицо дохнуло воспрявшим жаром. - Не слишком жарко?
        Генриетта, сидевшая в опасной близости от приоткрытой печной дверцы, отрицательно помахала златокудрой головой:
        - Всё хорошо, Джек. Я так устала… Так устала постоянно мёрзнуть, что теперь никак не могу согреться. Но спасибо, что заботишься обо мне. Что спросил.
        - Да пустяки, - вальяжно бросил воришка, укладываясь обратно на матрац. - Не томи, Генри, рассказывай дальше. Признаться, тебя заслушаться можно. Я верю, что ты и впрямь была неплохой нянькой. Хотел бы и я, чтобы мне такая цыпа, как ты, в детстве сказки на ночь почитывала! Ну, ты поняла, в общем…
        В голосе Спунера не было ни малейшего смущения. Однако Генриетта давно разучилась краснеть столь двусмысленным шуткам, поэтому спокойно продолжила:
        - Начались, наверно, самые ужасные дни в моей жизни. Я томилась в оббитых поролоном стенах, словно приговорённый к казни преступник в камере-одиночке. Мне исправно приносили еду и воду, меняли ведро… Я потеряла счёт часам. Да и как иначе? В норе без окон, где постоянно горит, не выключаясь, свет, ты быстро теряешь чувство времени. Мне казалось, что я провела в этом заточении месяцы. Хотя, как выяснилось потом, Аткинс держал меня под замком всего две недели. Всего! Сейчас я сравнительно легко говорю об этом. Но поверь, Джек, провести две недели в подобных условиях, дрожа от постоянного страха, просыпаясь от каждого шороха и сходя с ума от безысходности и безызвестности… Это действительно верный путь к сумасшествию. И этот свет… тусклый, жёлтый свет, который горит постоянно. Как же мне хотелось разбить эту ненавистную лампочку. Но я не могла достать до потолка.
        В моей палате было прохладно, но не настолько, чтобы замёрзнуть. Спала я на жёстком топчане, одеждой мне служила застиранная больничная рубаха до пят. Примечательно, что все эти дни Аткинса я больше видела. Обслуживали меня дюжие санитары, словно я на самом деле была сумасшедшей незаурядной силы… Однако в тот день, когда меня навестил сам Аткинс, его сопровождали далеко не простые люди. Это были не санитары. Он пришёл ко мне с личным эскортом. Как я поняла, с охраной, с которой он почти никогда не расстаётся. Это тоже тогда показалось мне странным. Да-да, я ещё могла удивляться!
        Его охранники были молчаливы и неподвижны как статуи. Высокие и плечистые, казалось, им ничего не стоит свернуть мне шею как курёнку. И если обычные санитары лечебницы были облачены в заурядное белые халаты, хотя при этом и выглядели переодетыми мясниками, то охранники Аткинса носили чёрное. Чёрные кожаные плащи, чёрные сапоги, скрывающие лица дыхательные маски, соединённые трубками с диковинными ранцами за плечами. Наверно, человек, сведущий в механике, смог бы лучше объяснить назначение этой непонятно экипировки. Но мне было, если честно, не до них. Какая разница, насколько странно выглядели эти люди, когда всё моё внимание было сосредоточено на одном человек. Все мои страхи шли от него, всё моё естество трепетало от ужаса при одной мысли о возможной близости с ним. Я, дурёха, продолжала думать, что всё дело исключительно в плотских утехах…
        Мои предположения рассыпались карточным домиком через две недели после моего заточения в палате Мерсифэйт. В тот день Аткинс второй раз зашёл ко мне. В сопровождении троих молчаливых детин, сопящих в своих масках, как злобные барсуки. Я сразу поняла, что сейчас что-то будет… О да, с тех пор, как угодила к нему в лапы, я стала намного понятливей! Аткинс сказал, что пришло моё время. Что пора отплатить за шикарные условия моего проживания в палате лечебницы. Он издевался. Смеялся, глядя на меня, его рот кривился в гнусной ухмылке, а глаза, как два тёмных колючих кусочка льда, буравили во мне дыры. Он смотрел на меня, как на кусок мяса. Конечно, я пыталась сопротивляться, я дралась, кусалась и пиналась. И голосила так, что чуть не сорвала связки. Плакать я уже не могла. Ранее я выплакала все запасы слёз. Но я кричала. Бог моя, как я кричала… Но никто не слышал моих воплей.
        Меня спеленали в смирительную рубашку быстрее, чем ты съедаешь бублик, Джек. А что я могла сделать против троих огромных мужиков? Против них я была сущим котёнком. Их руки были словно из железа, а толстую кожу их плащей мои зубы были не в состоянии прокусить. На лицо мне надели специальный намордник, так что я и кричать уже не смогла. Не кричать. Не двигаться. Меня несли словно куклу. Один из телохранителей Аткинса просто перекинул меня через плечо, и я всю дорогу могла наслаждаться прекрасным видом края его плаща и серым, вытертым сотнями ног, полом. Вообще, в лечебнице преобладали два цвета - серый и жёлтый. Убийственное сочетание. Какое-то время спустя, поживши среди этого «буйства красок», начинаешь ненавидеть их. Жёлтый и серый.
        Так мы и двигались. Доктор Аткинс шёл первым, меня несли сразу за ним, остальные были замыкающими. Этот мерзавец, разодетый в чёрный смокинг и с накрахмаленным платочком в нагрудном кармане, что-то мурлыкал себе под нос и периодически похлопывал меня пониже спины. О да, я была в на редкость соблазнительной для него позе. Соблазнительной и беззащитной. Он наслаждался. Наслаждался каждым мгновением моей беспомощности. Спустя несколько минут меня внесли в большую, отлично освещённую комнату. Меня бросили на затянутый клеёнкой железный стол и накрепко прикрутили руки и ноги ремнями. Ещё один ремень перехлестнул мне горло, так что я едва могла дышать. Но зато убрали кляп.
        Всё вокруг сверкало начищенной сталью и сияло десятками ламп. С непривычки я жмурилась, но мне удалось рассмотреть множество непонятных мне агрегатов, которыми была заставлена эта комната. Всё было до того чисто и вылизано, что просто резало глаза. В этой комнате так же не было окон, но зато жужжали каике-то невидимые мне машины, я чувствовала дуновения ветерка. В комнате пахло свежим морозным воздухом и дезинфекцией. Для меня, после спёртого удушливого запаха моей тюрьмы, это бы воистину божественный аромат. Мне доводились бывать в больницах, но такой идеальной белизны и чистоты и не видела ни в одной из них. И там отсутствовали жёлтый и серый цвета. Эта комната была словно операционный кабинет хирурга… Надеюсь, ты понимаешь, о чём я, Джек?
        - Я знаю, кто такие хирурги, - обиделся Спунер. - Костоправы, только и мечтающие отчикать тебе какую-нибудь часть тела. Мне рассказывали. А ещё я видел Грязного Боба после того, как он прошлой зимой отморозил себе три пальца на руке и ему их отчекрыжили. Так что я знаю, что за типусы эти хер-р-рурги.
        - А я нашла в себе силы, пусть и сгорала от страха и паники, ещё подумать, зачем в психиатрической лечебнице содержать такой кабинет, столь похожий на хирургический, и оборудованный, как мне показалось, по последнему слову техники? Я далека от всего, что связано с машинами, но все эти агрегаты, такие же холодные, блестящие и жуткие, как и всё остальное вокруг, все эти приборы из стекла и стали, датчики и трубки явно не были приспособлены для лечения нервных расстройств!
        И я не ошиблась. Аткинс преследовал совершенно иные цели. Мне на голову одели какое-то жуткое на вид приспособление, напоминающее шлем, утыканный десятками проводов, а к рукам прицепили металлические зажимы. Ты когда-нибудь попадал под воздействие электрического тока, Джек? Поверь мне, это действительно так больно, как говорят. Когда я увидела эту штуковину, все эти разноцветные провода, тянущиеся от неё к жужжащим в комнате агрегатам с мигающими лампочками и шкалами, я испугалась как никогда в жизни. Господи, да вся моя рубашка пропиталась потом. Я как загипнотизированная смотрела на шлем, не в силах оторвать от него перепуганных глаз, пока он не оказался на моей голове.
        Доктор Аткинс тем временем переоделся в белоснежный халат и выглядел как заправский врач. Но по сути он оказался пыточных дел мастером. Ты знаешь, что такое электрошок, спросил он меня, негромко посмеиваясь? Он говорил тихо и вкрадчиво, нежно гладя меня по дрожащей руке. Его глаза оставались всё такими же бесстрастными и чуждыми ко всему человеческому. Уверена, умри я тогда на том железном столе, он бы и бровью не повёл. Приказал бы своим немым подручным выбросить моё остывающее тело, и вся недолга…
        Вдоволь насмотревшись на меня, Аткинс отошёл в сторону и кивнул невидимому мне ассистенту. Я поняла только одно - сейчас произойдёт такое, по сравнению с чем все мои прежние злоключения покажутся детским шалостями. Комнату наполнил низкий, всё нарастающий вой. Он противно вибрировал, усиливаясь и вгрызаясь в мозг. Я, привязанная к столу, умирала от ужаса, извиваясь в кандалах, как червяк на крючке. Доктор Аткинс и его люди стояли в нескольких шагах от меня и смотрели. Они неотрывно смотрели. А потом, потом пришла боль.
        Она набросилась на меня резко и неожиданно, словно выпрыгнувший из подворотни бешеный пёс. И так же резко укусила, но во сто, в тысячу раз сильней! Помнится, я заорала. Я и не думала, что могу ТАК кричать. Да от моих безумных воплей должна была обрушиться крыша лечебницы! Я горланила хоть святых выноси. Боль была адская. Она судорожными волнами вгрызалась в меня, начиная с головы и проникая в каждый участок тела, жадно пожирая внутренности. Для этой боли не существовало преград. Я тряслась, как припадочная, в мозгу вспух и не опадал огромный раскалённый добела шар боли. Я почти ничего не видела и не соображала. Из моих глаз ручьями бежали слёзы, а челюсти стиснулись с такой силой, что трещали зубы.
        Боль исчезла также внезапно, как и появилась. Я бессильно вытянулась на столе, хватая ртом воздух. Я ничего не слышала, в глаз двоилось и троилось, меня ломало, как изнурённого воздержанием наркомана, а сердце бухало так, что чуть не проламывало рёбра. Оно стучало как сумасшедшее.
        Когда ко мне частично вернулся слух, Аткинс скучающим голосом сообщил, что я превосходно держалась под напряжением целых тридцать секунд. Тридцать секунд, Джек! А мне ведь казалось, что пытка длится вечность… Полминуты, во время которых для меня прошли часы. Тридцать секунд, которых мне хватило обмочиться, надкусить язык и распрощаться с жизнью. Меня отвязали. Я была как тряпка, изо рта и носа у меня сочилась кровь, от меня ужасно пахло. Когда с моей головы сняли это кошмарное орудие боли, мои волосы стояли дыбом. Я была страшней сказочной ведьмы. Я увидела своё отражение в одном из отполированных до блеска металлических приборов. И не скажу, что увиденное меня удивило.
        Передвигаться самостоятельно я не могла. Поэтому меня вновь взвалили на плечо и понесли вон из этой стерильной пыточной камеры. Аткинс шёл рядом и буднично объяснял, что стоит на пороге невероятного открытия, что изменит судьбу чуть ли не всего известного мне мира. Крошка, говорил, он, ты даже и представить себе не можешь, как ты мне помогаешь! Ты будешь одной из тех, кто в итоге окажется на страницах истории. Твоего имени никто не вспомнит, но такие как ты незаменимы в достижении высших целей… И что-то подобное в том же духе. Я, полуживая и совершенно очумевшая, особо не вникла в его бредовый бубнёж… Всё, что происходило со мной, казалось мне каким-то нереальным и неправильным. Будто это вовсе не меня опять несут неизвестно куда, а я иду рядом с Аткинсом и смотрю на себя со стороны.
        Я была одержима лишь одной мыслью. Боль закончилась. Она ушла! А теперь представь себе моё состояние, когда меня бросили в огромную металлическую ванную, сорвали с меня смирительную рубашку и абсолютно голую залили ледяной, воняющей хлоркой водой. Я повторно заорала, а меня поливали из шланга и всё так же молча наблюдали за моими страданиями. Аткинс стоял в стороне, пока я, воя, корчилась под бьющими упругими струями ледяной воды, обжигающей не хуже раскалённого жидкого огня. От хлорки у меня страшно запекли глаза, она проникала в рот, в нос, я начала задыхаться и захлёбываться. И когда я уже решила, что меня всё-таки заморозят и утопят, душ прекратился. Меня вытащили из ванны, и поскольку я была не сильнее пришибленной мыши, помогли одеться в новую рубашку.
        Когда меня бросили на полу моей камеры, я с облегчением разрыдалась. Эта оббитая поролоном комната, раскрашенная в ненавистные серо-жёлтые цвета, со слепящей мои истерзанные глаза лампочкой, после пережитого показалась роскошным дворцом. Я лежала на полу и сотрясалась от плача. А когда Аткинс любезно сообщил, что завтра мы продолжим процедуры, я могла лишь застонать. Они оставили меня одну, хлопнув дверью, и обречённо лязгнув надёжными засовами с обратной стороны. Я кое-как взобрались на топчан, свернулась калачиком, и так лежала, наверное, час. Скуля и трясясь от шока. Потом я начала потихоньку приходить в себя.
        Я знала, что долго не протяну. Столько боли, сколько мне довелось испытать в тот день, мне много не вынести. Я чётко осознала, что чтобы там не говорил этот безумец о моём участии в его опытах, о том, что от меня зависит чего-там такое, я всё равно сдохну на этом чёртовом столе самое больше дня через три. Или же превращусь в вечно трясущееся безвольное существо с бессмысленным взглядом и идиотским выражением лица, делающим под себя и гукающим, как двухлетний ребёнок. В тот миг я вспомнила Стефана. И даже подумал, что неужели сын моих хозяев в своё время прошёл так называемое лечение электрошоком? Но это было невозможным. Стефан свихнулся раньше, чем за него взялся доктор Аткинс.
        - И ты нашла выход, - негромко сказал Джек, восхищённо, во все глаза глядя на девушку. - Охренеть не встать, вот уж не подумал бы, что ты повидала такое!
        - Если бы только повидала, - совсем невесело улыбнулась Генриетта. - Я испытала то, что врагу не пожелаешь. Так вот… Я пришла в себя настолько, что смогла связно мыслить и, как видишь, строить предположения, пусть они и казались одно нелепее другого… Не знаю, может, я таким образом пыталась уйти в себя, сбежать от страшной реальности, в которой причиняют адскую боль. Возможно, я пыталась спрятаться в собственных мыслях и иллюзиях. Но, слава богу, мне-таки хватило мозгов, хоть их и основательно поджарили, вернуться к настоящей жизни. Мне хватило ума понять, что если я в ближайшие дни ничего не придумаю, мне настанет конец.
        - И? - Джек было само нетерпение.
        - Если ты думаешь, что я сделала подкоп под неприступными стенами Мерсифэйт, а это, доложу тебе, та ещё крепость, то ты заблуждаешься, Джек. Вряд ли ты читал книги приключенческого жанра, где герои, томящиеся в неволе, используя перочинные ножи и зубочистки, сбегают из самых охраняемых тюрем… Ну, так вот, я определённо не была героиней такого чтива.
        - Я вообще книги не читаю, - буркнул Джек. - Ещё этой дурости мне не хватало. У меня свой котелок есть на плечах. И он неплохо варит, подруга!
        - Зря. Но разговор не об этом. Я не хочу врать и рассказывать, что придумала какой-то гениальный план или действительно сбежала, проведя за нос Аткинса с его прихвостнями. Повторюсь, Джек, жизнь и книги - это всё-таки немного разные вещи. Мне… Мне элементарно повезло. И как бы я там не думала, не решалась, не прикидывала и не воображала, спастись бы мне не удалось. Шанс был один из тысячи. Спасти меня по сути могло лишь чудо. И тут… И тут, мой маленький дружок, это чудо и свершилось.
        - Ну? Ну не томи, что же произошло? Тебя спас принц на белом коне? - в горящих жадным любопытном глаза Спунера было изрядно сомнений. - Я, знаешь ли, за годы жизни на улице разучился верить в сказки. Что же ты сделала?
        - Умерла.
        - Что?!
        - Что слышал, Джек. Всё чудо свелось к тому, что на второй день пыток у меня не выдержало сердце, и я перестала дышать.
        - Э-э-э… Слушай, Генри, я конечно понимаю, такое пережить - истязания, пытки, всякое такое дерьмо, что аж тошно становится… Не мудрено, что так и умом тронуться недолго… Ну ты не спеши, подумай хорошенько. Что, говоришь, произошло? Умерла?
        - Ага.
        - О как.
        Генриетта страдальчески вздохнула, отчего её внушительная грудь натянула кофточку, заставив её разойтись, обнажая выглядывающие из выреза платья тугие полушария. Джек невольно покраснел.
        - Не глупи. Я сказала то, что ты услышал. Да. Я умерла. Я не выдержала второй электрошоковой процедуры. Моё сердце перестало биться. Потом… Потом я узнала, как называется это состояние. Клиническая смерть. Человек не дышит, у него не прощупывается пульс. Это словно летаргический сон. Слышал о такой штуке? Мне как-то доводилось читать… Вот и состояние клинической смерти очень похоже на летаргию. Человек фактически мёртв, но его душа ещё не отлетает от тела, и его можно спасти. А бывает, что человек и сам приходит в себя. И повезёт ещё, если не в гробу!
        - Бр-р-р… Да эту хрень даже представить страшно, не то что пережить! И как это было?
        - Я мало что могу сказать, Джек. Я корчилась от боли, терзаемая электрическим током, я действительно умирала, а затем… Раз, и я провалилась в глухую безвременную темноту, словно бултыхнулась с головой в бездонную прорубь. И тут же вынырнула на поверхность. Я очнулась в уже совсем другом месте! Когда я открыла глаза, мне показалось, что я ослепла. Я испугалась до чёртиков. Мне едва хватило усилий, чтобы задавить в себе крик, затаиться и не дышать. Потому что секундой позже я поняла, что вовсе не ослепла, просто вокруг меня кромешная тьма, и я нахожусь незнамо где, но не на железном пыточном столе, среди слепящих стерильной белизной стен комнаты. И ещё было жутко холодно.
        Теперь-то я понимаю, что случилось и могу воссоздать почти всё происшедшее со мной. Думаю, ты уже догадался, что я очнулась в больничном морге. Меня сочли хладным трупом, отнесли в мертвецкую и там оставили, накрыв тонкой простынёй. И мне вторично повезло, что меня не запихали в какой-нибудь железный ящик, а довольно бережно положили на что-то вроде стеллажа. А ещё мне повезло, что я очнулась до того, как меня начали вскрывать. Не думаю, что такой человек, как доктор Аткинс позволил бы пропадать столь бесценному материалу, как моё тело. Уверена, он бы и из меня мёртвой постарался бы извлечь как можно больше пользы!
        В общем, началась какая-то сплошная полоса везения, не правда ли? Словно господь, наконец-то, смилостивился надо мной и решил чуток скрасить мои злоключения. И я не упустила свой шанс. Я вцепилась в него, как клещ в собаку. Я убежала из лечебницы, из этого сумасшедшего дома. Я смогла это сделать! Я выбралась из морга, когда мои глаз привыкли к темноте, а зуб не попадал на зуб от холода. Я была в одной полотняной рубашке, босиком, но с целью во чтобы то не стала вырваться наружу. Я бы скорее действительно умерла, чем вернулась бы обратно в свою камеру или на железный стол.
        Наверное, меня всё же вело божье привидение. Я не знаю, как по-другому это объяснить. Как объяснить, что пока я кралась полутёмными холодными коридорами, вздрагивая от ужаса и с кричащими от напряжения нервами, мне не встретился никто из сотрудников лечебницы? Как объяснить, что меня никто так и не увидел, а я не заплутала внутри этой кошмарной обители боли и страха? Позже я всё-таки решила, что бог есть на этом свете. Ничего другого я не могу сказать, Джек. Я ведь и впрямь могла умереть. От смерти меня отделил, возможно, самый слабенький, ничтожный, неслышный удар сердца. Который не позволил мне навечно закрыть глаз, который всё-таки заставил меня очнуться.
        Я выбралась наружу, через мусоропровод, по колено в воняющих отбросах и всякой мерзости, и оказалась на заднем дворе больницы. На улице, несмотря на декабрь, было сравнительно тепло (особенно по сравнению с моргом!) и лил сильнейший дождь. Настоящий ливень. Его струи чуть не сбивали меня с ног. Темно было хоть глаз выколи. На небе сплошные тучи, ни звёздочки, ни месяца. На моё счастье дождь был без грозы. Иначе, думаю, меня бы могли увидеть в отблесках молний. А так я смогла убежать прочь, скрываясь за стеной ливня… Я пролезла между прутьев окружающей двор ограды, благодаря тому, что здорово исхудала, и стремглав, раня в кровь ступни, рванула куда глаза глядят, только бы подальше оттуда… Я добралась до городской окраины, затерялась на ближайшей улице, забилась в какую-то нору, спряталась от дождя под листами приваленного к стене дома кровельного железа и разрыдалась.
        Домой я так и не вернулась. Наверняка моё «отсутствие» обнаружили буквально на утро. И Аткинс, я так думаю, уж точно сложил два и два… А учитывая его связи, он наверняка попытался бы вернуть меня, пусть даже для этого и понадобилось бы вломиться в мой дом. Мне пришлось принять очень непростое решение, Джек. Я не могла вот так запросто заявиться домой и сказать - здравствуйте, мама с папой! Они то, бедняжки, и так, должно быть, чуть с ума не сошли от горя… Даже и боюсь представить, что им наплели мои бывшие хозяева, дабы объяснить моё исчезновение. Ну а уважаемого врача уж тем более никто бы не приклеил к этому делу. Я более чем уверена, что возле родительского дома первое время после моего побега постоянно дежурили подручные Аткинса. И гарантировано они сообщили купленным ими полицейским мои приметы.
        В общем, мне пришлось снова искать выход из положения, приспосабливаться к новой жизни. Мне пришлось прятаться и единственное место, глубже которого уже было не зарыться, оказалось самое дно нашего города. Я до того боялась и боюсь до сих пор, что вздрагиваю всякий раз при виде констебля. А вдруг это по мою душу? Вдруг меня продолжают разыскивать? Я-то слишком многое увидела и узнала. И могу выступить в суде против моих бывших хозяев. Конечно, моё слово мало бы что значило, но шумиху раздуть можно нешуточную. Потому как эти люди известны и уважаемы. А репутация в наше время значит чересчур много для таких как они. Да и доктору Аткинсу, сдаётся мне, совсем не к чему лишние проблемы.
        - Я спрошу Джейсона, - пообещал Джек. - Он должен знать, давали на тебя розыскную ориентировку или нет. Он важная шишка в Империал-Ярде, между прочим. Или я уже это говорил?
        - Пустое, Джек! - взволновано отмахнулась Генриетта. - Официально меня разыскивали только мои родители, пойми. В этом я не сомневаюсь. Но я не думаю, что так же всё обстояло и со стороны Аткинса. Как бы тебе это не нравилось, но у него длинные руки и нужные знакомства. А в Ярде полно нечистых на руку фараонов. Если меня и ищет полиция, то о моей поимке будет сразу же сообщено Аткинсу. Меня даже на допрос не станут везти. Я сразу же окажусь в застенках Мерсифэйт!
        Спунер неуверенно покачал головой:
        - Генри, ты угробила на хрен год жизни… Ты не пыталась обратиться в Двор и всё рассказать?
        - Впоследствии я думала над этим. Но в первые недели после побега я просто едва дышала от страха. Нет, в полицию я не пойду. Кто мне даст гарантию, что я вообще выйду оттуда живой?
        - В мире хватает уродов и всяких тварей, но немало и достойных, честных людей, - с чувством сказал Джек, вскинув лохматую голову. - Я не шутил, когда говорил о Джейсоне. Ты просто не знаешь этого человека! Например… Мы с тобой… Блин, ладно, один я, я не такой, как он! Джентри, он лучше всех, кого я знаю. Я то что… Беспризорник и вор. И те люди, среди которых ты вынуждена жить, ничем не лучше и не хуже меня. Мы дно, Генри. Но неужели ты забыла, как жила до этого? Забыла, что существуют и другие люди?
        - Джек, неужели ты не понял, что нет разницы? - с каменным лицом произнесла девушка. - Что здесь, - она указала пальцем вниз, затем вверх, - что там - все одинаковы. Грязь, порок, предательство и безумие царит на всех уровнях бытия. Джек, надо мной издевался уважаемый и известный человек из высшего общества! А ты, как ты выразился, жулик и бродяга, помогаешь мне, делясь последним, что у тебя есть! Богатые и властные люди играли со мной как с игрушкой, а вдовая, никому не известная старушка накормила супом и так смотрела на меня, словно я ей родная! О каких других людях ты говоришь?!.
        Генриетта спрятала лицо в ладонях и заплакала. Джек мигом прикусил язык, мысленно обругав себя последними словами. Плечи девушки тряслись, а с губ срывались судорожные всхлипы. Джек почувствовал себя неотёсанной дубиной. Он не знал, что делать и как себя вести. Попробовать обнять? А вдруг Генриетта опять не так его поймёт и ещё по морде зарядит? Но и делать вид, что ничего не происходит, тоже не годится!
        - Эй, Генри, слушай… Не плачь, а? Я не хотел тебя обижать. Честное слово! Просто я зачастую болтаю слишком много. И бывает, сначала говорю, потом думаю. Не плачь, прошу!
        - Всё нормально, - Генриетта вытерла покрасневший нос подолом кофточки и промокнула влажные глаза. - Прости, Джек. Не обращай внимания. Просто пойми, что я в замкнутом круге. Я не знаю, что мне делать. Я боюсь, как не крути… Жизнь научила меня выживать, но порою это так непросто! Я начала жизнь падшей девки, рассудив, что уж среди шлюх я точно затеряюсь. Никто не будет искать приличную воспитанную девушку там, где я в итоге оказалась. По доброй воле пойти в жрицы любви и зарабатывать на хлеб своим телом было с моей стороны неожиданным ходом. Вряд ли Аткинс даже представить себе мог, что у меня хватит на подобный шаг решимости. Уж не знаю, как и где он меня разыскивал, но уж точно не на городском дне. Столица большая, огромная и мне удалось затеряться. Но нет никакой гарантии, что меня не найдут.
        Знаешь, я ведь ни разу не была с мужчиной, пока не нырнула в этот омут… Моим первым клиентом был пожилой алхимик, который за час любовных утех превратил меня в златокудрую блондинку. Я тёмненькая, Джек. Почти брюнетка… Алхимик… Он так обрадовался, когда понял, что я девственница… Боже мой, я умирала от стыда, отвращения и боли, пока он дрыгался на мне, в то время как дома его ждала законная жена. Его дети были старше меня и не за горами были внуки… А мне то было всего девятнадцать лет и моим первым мужчиной оказался он!
        Но… Я так и не привыкла к этому. Каждый раз, когда ЭТО происходит, я сгораю от стыда. Каждый раз я умираю от ужаса и омерзения. К себе. К себе, Джек… Попробуй расслабиться, научись получать удовольствие, поначалу говорили мне мои новые опытные подруги, обслужившие не одну сотню клиентов. Но в конце концов даже они махнули на меня рукой. Я самая глупая и никчёмная шлюха в столице. Поэтому часто щеголяю синяками и хожу голодной. Так даже лучше. Чтобы теперь меня узнать, надо здорово постараться. Из тёмненькой пухляшки я превратилась в белобрысую худощавую шлюху. Единственное, что моя грудь никак не желает уменьшаться! Хохма!
        Генриетта горько усмехнулась, избегая встречаться с мальчишкой взглядом. Затухающий огонь в печи изгибался, бросая на её осунувшееся лицо мечущиеся тени. Джек сидел на матраце, обхватив колени и молчал. Ему хотелось сказать так много, что он не знал с чего начать. Как обычно, его мысли неслись наперегонки, топча друг дружку. И Джек просто не решался открыть рот из боязни, что сморозит очередную глупость.
        - Можно тебя обнять? - он поднял голову и поймал взгляд васильковых глаз. Генриетта не успела отвернуться и беспомощно улыбнулась.
        - Глупый мальчишка, конечно можно.
        Джек обнял её, как самую большую и хрупкую драгоценность в мире. Положил подбородок на плечо и зажмурился, вдыхая аромат девичьего пота и едва уловимый запах клубники. Ему показалось, что ничего приятнее этот букета и быть не может. Он обнимал Генриетту и ему хотелось, чтобы это мгновение длилось вечность…
        - Как звали твоих хозяев?
        - Зачем тебе? - отстранившись, Генриетта с подозрением уставилась на него.
        - Я должен знать имена подонков, что так поступили с тобой, - Джек упрямо сжал зубы, всем своим видом демонстрируя, что любой ценой добьётся ответа. Но Генриетта не собиралась отнекиваться.
        - Их фамилия Гиллрой. Катрин и Джеймс Гиллрои. Они живут на Лонг-стрит возле овощного рынка, что на Яблочной. Может, знаешь, там такой огромный крытый павильон…
        - Гиллрои?! - у Джека отвисла челюсть. С вытаращенными глазами он неверяще смотрел на Генриетту. - Гиллрои?! Ты сказала - Гиллрои!?
        Девушка с беспокойством поглядела на ошарашенного воришку.
        - Что с тобой? Тебе знакома их фамилия?
        - И не только, мать их за ногу! - взвыл Спунер, подпрыгивая от избытка чувств на одном месте. - Чёрт-чёрт-чёрт, да чтоб меня прижучили и засадили в кутузку на всю оставшуюся жизнь! Знаю ли я их? Хуже! Я знаю одну девушку, которая сейчас работает в ихнем доме. И тоже няней! А я то, дурак, сразу не допёр… Ещё думал, что же мне в твоей истории кажется таким знакомым?! Это жопа, Генри, полная жопа!
        - Если твоя знакомая находится в их доме, - тихо сказала Генриетта, - я не дам за её жизнь и ломаного медяка.
        - Дьявол! Твою мать! Элен! Я должен её предупредить! И мы должны ВСЁ РАССКАЗАТЬ Джейсону. И даже не спорь со мной.
        - Ночью? Думаешь, в столь поздний час нас будут рады видеть? - засомневалась девушка, чем заработала полный возмущения взгляд Спунера.
        - Ты о чём это, милашка? Разве к тебе не ночью наведались в спаленку, после чего ты оказалась в уютной камере в психушке? Да быть может у Элен уже последние минуты истекают!
        Коря себя за малодушность, Генриетта виновато сказала:
        - Конечно, ты прав, Джек. Извини. Но подумай вот о чём… Как бы ты не спешил, ты не сможешь разорваться надвое и поспеть одновременно к своему другу-полицейскому и особняку Гиллроев.
        Джек был готов волосы на себе рвать от досады, признав, что зерно истины в словах Генриетты присутствует. И немалое. Он затравленно оглянулся по сторонам.
        - Что ты предлагаешь?
        - Давай разделимся, - сглотнув, выдохнула девушка. - Я хочу помочь. Мне надоело так жить. Надоело прятаться, раздвигать ноги ради куска хлеба и вечно бояться. Один из нас должен идти к Гиллроям, а другой к Джентри.
        - Здравая идея, - одобрил Спунер. - Я беру на себя Гиллроев. Тебе нечего туда соваться. Да и мне будет проще убедить Элен, чем тебе. А ты дуй к Джейсону.
        - Договорились, - не скрывая облегчения сказала Генриетта. Помялась и спросила: - Эта Элен, ты её хорошо знаешь?
        Спунер, нахлобучивая на голову лётную кожаную фуражку с непременными гоглами, усмехнулся:
        - Да мы то и виделись всего раз. Но у меня чутьё на людей. Я сразу понял, что она нормальная девчонка. Таких как она, нельзя бросать в беде, Генри. Она не заслуживает, так же, как и ты, всей этой мерзости.
        Подумал и тихо добавил:
        - Да и никто, наверно, не заслуживает…
        
        Невидимка провёл пальцем по вощеной бумаге, следуя по одной из красных карандашных линий, испещривших карту города. Карта была очень хорошей: точной, подробной, с указанием всех улиц и улочек. Красные линии отмечали все возможные пути проезда от дома Джентри к ближайшим вокзалам и портам. Крейгу необходимо срочно попасть в ОСУ, и он не будет долго тянуть волынку. Но сейчас они будут наготове… Провал ночной операции Невидимки заставит их быть настороже. Джентри сделал то, чего от него террорист не ожидал. Элементарный шаг конём. Этот сукин сын решил сыграть в открытую и привлечь к охране Крейга свою команду.
        И ведь как всё вышло на руку этому фараону, не мог не признать террорист. Он облажался, а Джентри использовал его ошибку себе на пользу. Теперь ему можно спокойно использовать своих людей для охраны дома и близлежащих территорий, ничего конкретно не объясняя по поводу Крейга. Получается, что основанная часть задания по-прежнему остаётся для посторонних лиц секретом. А на поверхность всплыло лишь то, что какие-то свихнутые бандиты, возможно из чувств личной ненависти к инспектору пытались напасть на его дом ночью. И кто знает, не последнее ли это нападение. Тут сам бог велел поставить охрану. И всё, комар носа не подточит! Хитро.
        А тем временем, пока волкодавы Джентри будут рыскать вокруг особняка престарелой вдовы, сам Джентри с Крейгом преспокойно отоспятся, а утром попытаются убраться из города. Знал ли Джентри, что Невидимка нападёт на них где-то по пути к испытательному полигону? Разумеется, знал. Знал так же и то, что Невидимка знает о том, что он знает. Террорист оскалился. Сколько неожиданных заморочек возникает с этим делом. Кто бы мог подумать. И к тому же по-прежнему остаётся много нераскрытых вопросов. И раздражающее молчание Манфреда о содержимом чемодана Крейга, и такое несвоевременное вмешательство Попрыгунчика, этой столичной достопримечательности. Похоже, что этот на всю голову ушибленный маньяк имеет свой зуб на старшего инспектора. Да без проблем, пусть хоть на куски его порвёт, но только после того, как Невидимка закончит свои дела. Конкурентов и путающихся под ногами недоумков террорист не любил так же сильно, как и сокрытие информации. И ещё ему было ну совершенно непонятно, как шайка Кривого носа умудрилась дружненько упаковаться в брезентовые кофры для трупов. Ещё одна загадка…
        В общем, выходило, что пока Джентри опережает его на полкорпуса. Почти все карты у него на руках. Почти. Ему известно, что они находятся под ударом и так же известно, когда этот удар грянет. Джентри будет готов ко всему. Но ведь и Невидимка не зелёный юнец, впервые в жизни взявший в руки оружие. Получается, что они в практически равных условиях на этот момент. И если поразмыслить, преимущество полицейского не так уж и велико. И к тому же он не мог знать, что именно приготовил для них с Крейгом Невидимка. Обдумать наиболее удобные маршруты, используя точную карту, плёвое дело. Отследить их продвижение тоже не проблема. Благо у Манфреда сотоварищи хватает исполнительных и послушных людей. За Невидимкой же останется только ударить в нужнее время в нужном месте.
        Вопрос стоял в другом. Чем именно и как ударить. Что Невидимке определённо импонировало в сотрудничестве с АНА, так это весьма солидные финансовые ресурсы организации, позволявшие ему не скупиться в средствах. К услугам террориста было практически любое оружие. Так же, как и взрывчатые вещества и средства передвижения. В разумной мере, конечно. Боевыми дирижаблями и паровыми танками Народная Армия не располагала. Но и того, что они были готовы предложить, хватало с лихвой. А если к этому прибавить ещё капельку таланта и знаний, коих у Невидимки было не занимать, то картина вырисовалась довольно серьёзная.
        Зачастую важнее оружия была живая сила. Люди могли совершить то, на что не была способна и самая мощная бомба. Готовые умереть за идею люди являлись той силой, что двигала историю и свергала целые династии. Невидимка не понаслышке знал об этом и никогда не отказывался от услуг до гробовой доски преданных благородному делу свержения жирующей власти камрадов. Разумеется, то были фанатики, но Невидимка не любил навешивать штампы и ярлыки.
        Для предстоящей операции в распоряжение Невидимки поступили и люди, и оружие и техника. Более чем достаточно для успеха, особенно учитывая его немалый опыт в подобного рода делах. Вот только Невидимка никогда не закрывал глаза на очевидное. И никогда не переоценивал свои силы. Сейчас он играет на чужом поле, верно. Работает не по основному профилю. Но и тут его богатые и специфические навыки найдут достойное применение.
        Так же как Невидимка объективно судил о собственных возможностях, он никогда не относился предосудительно к вероятным противникам. Пренебрежение и презрение к тем, кто хочет тебя обставить, верный путь начала падения. Стоит только увериться в личной непогрешимости и гениальности, как жди беды. Поэтому террорист с должным уважением думал о Джейсоне Джентри. У старшего инспектора бульдожья хватка и баранье упрямство. Не самые плохие качества, будучи направленные в нужное русло. Так же ему не откажешь в смекалке и умении быстро приспосабливаться к изменяющимся условиям. Такого трудно выбить из колеи или заставить запаниковать. Но ничего, и на такого умника найдётся своя пушка.
        По достоверным наводкам Джентри был самым молодым старшим инспектором по расследованию убийств Империал-Ярда. И судя по всему не зря. Свою должность он получил не за блестящее владение языком по вылизыванию начальственных задниц и не за родительские денежки. И даже не за связи в верхах. Информаторы Манфреда располагали достоверной и исчерпывающей информацией. Разведывательно-осведомительная сеть АНА работала как веронские часы. Невидимке не приходилось сомневаться в исчерпывающей правдивости их слов. Так вот, со слов этих достойных борцов за всеобщую свободу и благо выходило, что Джентри законченный карьерист и до смерти упёртый человек. Тоже фанатик в определённом роде. Своеобразная, выпестованная правоохранительной системой полицейская машина для устранения самых разнообразных проблем, связанных с нарушением закона.
        Правительство изобретательно в своей целеустремлённости придумывать разные законы. Как правило, эти законы настолько мягки и податливы, что легко изгибаются в любую сторону, достаточно лишь приложить минимум необходимых усилий в нужном месте. Те же законы, что действительно в чём-то хороши, практически никогда не выполняются. Ну а оставшиеся регулярно нарушаются. Ну, так для того они и созданы! И такие люди как Джентри, эти слепые орудия правосудия, сами того не зная, были принуждены своими руками крепить систему, не давая ей расползтись по швам, поддерживать иллюзию законности, не задумываясь о том, что политиканы в первую очередь используют эти законы себе на пользу, совершенно не заботясь о нуждах простых людей.
        Джентри - машина. Но машина мыслящая и опасная. И для войны с подобной машиной следует применять машину. Невидимка двусмысленно осклабился, откидывая брезентовый полог с установленного на подвижной металлической станине шестиствольного пулемёта системы Гардина с новейшим электрическим приводом и воздушным охлаждением. Увеличенный боезапас, пятидесятый калибр, более тысячи выстрелов в минуту. Жуткий устрашающий зверь, именуемый в среде военных «доберманом». Мощное оружие, такое же злое и страшное. Невидимка почти любовно погладил длинные воронённые стволы пулемёта, провёл ладонью по прилаженному сверху начинённому смертоносными зарядами коробу, дотронулся до гашетки.
        - Прекрасно, - выдохнул Невидимка. - Симфония разрушения. Красота смерти в её наивысшем проявлении…
        «Доберману» вполне под силам разрезать пополам струёй раскалённого металла даже самый укреплённый дилижанс. Так же перед огнём пулемёта не устоит не один паромобиль или омнибус из бегающих по бесчисленным улицам города. А больше для Невидимки и не требовалось. Ну, кроме, конечно, надёжного и быстрого транспорта, в котором можно было с наилучшими условиями размесить это чудо оружейной техники. И такой транспорт так же имелся в его распоряжении.
        В одном из полуразрушенных пакгаузов Дна имелась скрытая от посторонних глаз конюшня. Только стояли в ней отнюдь не лошади. Это помещение использовалось Народной армией для расположения личных передвижных средств. Невидимка был порядком удивлён, когда его пригласили сюда. Ещё один знак оказываемого доверия. Впрочем, всё доверие может сводиться к тому, что от него просто захотят избавиться поле того как он всё сделает и преподнесёт им чемодан Крейга на блюдечке. Что ж, это весьма распространённая практика - избавляться от исполнителя, когда ему становится известно слишком много. Невидимка надеялся, что до этого не дойдёт. Не потому, что боялся. Ему не хотелось никого убивать из камрадов. Но если придётся, то он заранее не завидовал Манфреду.
        «Доберман» планировалось разместить в чреве грузового парового тягача. Грузовик был выгоден тем, что обладал мощным котлом, модернизированным двигателем с встроенной системой впрыска алхимического реактива «Старт» и абсолютной неприметностью. Ежедневно по улицам столицы сновали десятки и сотни таких же неприглядных паромашин, перевозящих уголь, лес, соль, муку. И облюбованный Невидимкой грузовик совершенно ничем не отличался от этих рядовых трудяг, за исключением того, что ни один из них не был оснащён баллонами со «Стартом».
        Рядом с огромным тягачом Невидимка казался жалким коротышкой. Одни колёса машины едва ли не превышали рост обычного человека. Низко опущенная кабина, усеянный заклёпками вытянутый нос, с установленным прямо в капоте паровым котлом, хромированные баки с запасом воды, здоровенная, самую малость уступающая паровозной, труба. Громадный тягач был способен перевозить почти тридцать тонн груза. В его сваренном из гофрированного железа крытом кузове, выкрашенном давно облупившейся краской неопределённого цвета, свободно разместился бы и железнодорожный вагон. Грузовик казался неповоротливым могучим животным, перескочившим из доисторических времён в современную эпоху сразу через тысячи лет.
        - С какой скоростью может двигаться эта махина? - спросил Невидимка у подошедшего водителя
        - Если хорошо прогреть котёл, то миль до семидесяти разгонимся, - водитель, средних лет чернявый бородач в кожаной куртке держал в мозолистых ладонях кепку. - Не волнуйтесь, машина проверенная. Необходимое давление набирает минут за десять, одной заправки водой хватает почти на пятьдесят миль! Правда, ежели использовать «Старт», то водичка испаряться будет куда как быстрее.
        - Всё закончится раньше, чем мы проедем пятьдесят миль, - сказал Невидимка. - При включении впрыска насколько увеличится скорость?
        Бородач надвинул замусоленную кепку на коротко стриженую голову и скривился, сверкнув вставными зубами:
        - Признаться, на порожняке никогда не пробовали… Сейчас то мы лёгкие, как пушинка! Так что, думаю, миль сто осилим точно. М-да уж.
        Смачно харкнув, водитель деловито постучал носком сапога по ободу гигантского колеса «пушинки». Невидимка, окинув взглядом грузный остов тягача, удовлетворённо кивнул. Отлично. Этой скорости будет вполне достаточно на запруженных в дневное время улицах города. А выбраться на менее оживлённые линии, ведущие в обход основным, их жертвы просто не успеют. В окружении же других экипажей громадный тягач будет более выгоден. Он сможет пробиться там, где спасуют менее впечатляющие габаритами машины. И тогда вероятное преимущество в скорости транспорта Джентри не будет иметь никакого значения. Огромный грузовик просто сметёт к чертям собачьим все возникающие у него на пути помехи.
        - У вас всё готово? - Невидимка требовательно уставился на бородача. Тот зажал в зубах незажжённую папиросу и сказал:
        - Да ужо всё приготовлено, сэр. Не подведём, не сомневайтесь. Вода заправлена, баллоны подсоединили, угля под завязку. Стью и Чейз с прошлого вечера трезвые как стёклышко. Так что…
        - Превосходно, - холодно улыбнулся террорист. - В таком случае извольте со своими товарищами установить пулемёт. Пожалуй, больше не будем вдаваться во все технически подробности. Надеюсь, мне не придётся за вас краснеть?
        - Не придётся, - буркнул водитель, сплёвывая табачные крошки на грязный истоптанный пол пакгауза и бережно пряча папиросу в карман куртки. - Дюжину раз всё проговорили, и цирковая обезьяна поймёт! Эй вы, вонючие бездельники, а ну живо оторвали свои задницы и бегом сюда!..
        Двое режущихся в карты около входа в склад молодых, не старше тридцати, лоботрясов самого бандитского вида тот час забросили игру и галопом помчались на истошный вопль водителя. В организации правила были едины для всех. И никто никогда не отлынивал от своих обязанностей. Тем более, когда в дело вступал Невидимка. Никому не хотелось разочаровывать его.
        - Аккуратней там, - больше по привычке проворчал террорист. - Смотрите, не сбейте короб с патронами.
        Ещё одним немаловажным преимуществом грузового тягача было то, что у него с обеих сторон кузова располагались сдвижные двери, через проёмы которых можно было вести прицельную стрельбу. Место «добермана» было определенно строго по центру кузова, откуда подвижную станину пулемёта можно было разворачивать на триста шестьдесят градусов и стрелять в двух направлениях.
        Для управления мощным тягачом требовалось два человека. Водитель и кочегар. Собственно, ими и были матёрый бородач по имени Хэнк и его затянутый в брезентовую спецовку напарник Чейз. Они уже несколько лет вместе водили эту машину, перевозя самые разные грузы, зачастую и контрабандные. Разумеется, они работали на АНА. Третьим из приставленных к Невидимке исполнителей был Стью, рябой немногословный детина, в чьи обязанности входило помогать Невидимке в работе с пулеметом. «Доберман» был громоздким оружием и требовал особого отношения. Сам себя заряжать он не умел, а у жмущего на гашетку Невидимки просто не будет лишнего времени на замену коробов. И именно Стью обязан был обеспечивать бесперебойную подачу патронов. Невидимка всерьёз собирался залить улицы города железным ливнем, ели понадобится.
        Пока камрады, пыхтя и обливаясь потом, пытались затянуть тяжёлый пулемёт по трапу в недра тягача, Невидимка неспешно прошёл к выходу из пакгауза и уставился в чёрное ночное небо, поддёрнутое сизой рябью промозглого тумана. Из-за тумана на улице было холодно и сыро, а видимость резко снижалась. Дальше сотни футов что-либо рассмотреть было весьма проблематично. Из ночного сумрака, сдобренного белесой дымкой, выступали угловатые очертания соседних складов, кажущимися гигантскими затаившимися во тьме ночными чудовищами. Зажжённые вдоль улицы газовые фонари тускло мерцали в непроглядном мареве. Невидимка выдохнул облачко пара, незаметно растворившегося в пожирающем город тумане, и поднял воротник длиннополого пальто.
        Поёжившись, Невидимка обернулся. В этой части пакгауза, отделённом от остальной территории стеной из листового железа, помимо огромного тягача, стояли ещё несколько паровых машин. Невидимке было известно, что через подставных лиц, АНА имеет целую сеть разбросанных по всему городу конюшен и гаражей. И этот был одним из них. Довольно просторное помещение без окон, с несколькими электрическими лапочками под высоким потолком, дающими достаточно света и в самую тёмную ночь, закрывалось крепкими воротами с надежным замком. Так же здесь имелись оттапливаемый ремонтный блок и мастерская, где можно было быстро и качественно починить любую из находящихся внутри машин. АНА делала ставку на промышленную революцию и прогресс. И поэтому механизированных гаражей с паровыми машинами у них было уже на порядок больше, чем конюшен с конными экипажами. Оно и надёжней и проще. Железная машина и менее требовательна, и есть не просит.
        Невидимка достал из кармана тонкие перчатки из выделанной кожи и шейный платок. Он вовсе не собирался засвечивать своё лицо на всех городских улицах. За всё время успешного многолетнего противостояния силовым госслужбам Невидимка ни разу не прокололся. Одним из секретов его успеха было то, что ни у кого не было и приблизительного портрета его физиономии. И что-либо изменять в этом отношении Невидимка не собирался. Убрав перчатки и платок обратно, он услышал приближающиеся к нему со спины шаги.
        - Когда-нибудь стрелял в человека? - в подошедшем сзади подручном Невидимка безошибочно опознал Стью. У рябого камрада была весьма характерная шаркающая походка.
        Обернувшись, Невидимка вопросительно посмотрел на одетого в короткий потёртый плащ Стью. Тот, если и удивился, виду не подал и повёл широкими плечами, словно плащ ему изрядно жал.
        - Да бывало пару раз, - хрипло произнёс он. Его широкую, испещрённую оспинами физиономию Невидимка читал как отрытую книгу. Родился и вырос на Дне. Любит звонкую монету и служит скорее наживе, а не идеалам Народной армии. Молчалив и собран. В случае чего с таким проблем не будет. Матёрый уголовник, если уж называть вещи своими именами. Наверняка из личных людей старины Руперта.
        - Будем надеяться, что до этого не дойдёт. Твоей задачей будет находиться возле меня, слушать каждое моё слово и выполнять все мои команды.
        Стью, не размыкая губ, молча кивал. Невидимка указал рукой на установленный в глубине кузова тягача пулемёт. Хэнк и Чейз как раз затягивали последние болты подвижной станины, и проверяли ход пулемёта вокруг своей оси.
        - Доводилось раньше видеть такой?
        - Нет, - признался Стью. Помялся и добавил: - Обычно работал с винтовками Вестерна. Бывало и со СВАГ тридцатого калибра… Но в основном приходится довольствоваться этой вот машинкой.
        Рябой бандит распахнул полы плаща и задрал на живот грубый вязаный свитер, демонстрируя рукоять засунутого за брючный ремень револьвера. Невидимка без труда опознал шестизарядный «Логерт», излюбленное оружие столичных люмпенов. Добротное безотказное оружие. Без особых изысков, но надёжное в своей простоте. «Логерт» хорош на близких дистанциях, однако на расстоянии, превышающем полсотни ярдов начинал вести себя безобразно. Рассеивание пуль превышало все допустимые пределы.
        - Пусть и дальше остаётся у твоего пуза, - сказал Невидимка и с несдерживаемым любопытством поинтересовался: - СВАГ тридцатого калибра? Ты действительно держал в руках эту винтовку?
        - Да старший братец мой покойный служил в Гвардии, - огорошил террориста Стью. - Большой идеалист был. И всегда хотел служить стране… Которая в конец-концов и вытерла об него ноги. Заварушка на границе с Сарготой девять лет назад, помните? Тогда во имя государственных идеалов там полегло немало простых парней. Таких же идиотов, как мой братец, которые до последнего вздоха верили, что служат отчизне, а не кучке зажиревших кровососов, наводнивших парламент.
        Невидимка совсем по-новому взглянул на Стью. Так значит и уроженцы низов, бывает, пробиваются по служебной военной лестнице на немалую высоту. Служба в Гвардии всегда была почётна и в её ряды принимали только лучших солдат. А если погибший брат Стью участвовал в той небольшой приграничной войне, значит он был приписан к Гвардии специального назначения, которая, в отличие от отсиживающихся внутри городской черты и призванных защищать интересы власть предержащих сослуживцев, всегда была на передовой всех военных конфликтов.
        Теперь Невидимка понимал, что движет Стью. Не только деньги и страсть наживы. Возможно, ещё и месть. Девять лет назад во время учений, Саргота провокационно перешла границу на востоке Андеры. Правительство отреагировало соответствующе, направив навстречу вражеским отрядам корпус гвардейцев. Тяжеловооруженные солдаты, так называемые штурмовики, довольно легко отбросили неприятеля обратно за кордон, но командование не учло, что таким образом корпус попадёт в ловушку. Сарготцы, при поддержке дополнительных формирований, взяли штурмовиков в клещи. Попавшему в ловушку корпусу была обещана помощь. Которая так и не пришла. Было принято решение внезапно нанести контрудар по Сарготским южным границам, откуда до столицы зарвавшегося государства было рукой подать, с использованием боевых дирижаблей. Не располагающая таким впечатляющим воздушным флотом Саргота, не долго думая, запросила переговоры, во время которых принесла самые искренние извинения и заплатив немалые отступные.
        А двадцать четвёртый корпус сражался до последнего, положив втрое больше врагов, превосходящих их по численности в пять раз, стянув на себя изрядную часть пограничных войск Сарготы. Из четырёхсот человек в живых насчиталось не больше двух десятков, тех, кто остались на поле боя тяжелоранеными. Как видно, брат Стью в число этих счастливчиков не попал. Разумеется, об этом мало кто знал. Официальная версия, ожидаемо, несколько отличалась от неприглядной истины.
        - Твой брат далеко не первый и не последний, кто пал по вине засевших в правительственных верхах ублюдков, - проникновенно сказал Невидимка. - И только такие как мы с тобой можем изменить существующее положение дел. А на сей момент дела совсем аховые, приятель… Ты думаешь, что твой брат погиб зря?
        - Я не верю во всё это патриотичное дерьмо, - буркнул Стью, рассматривая носки своих высоких шнурованных башмаков. - Я только знаю, что лучше от его смерти никому не стало, и что он и все остальные умерли просто потому, что о них забыли. Те, кто зарабатывал на горбу трудяг сотни тысяч фунтов, так и продолжили этим заниматься, а ложь министров не стала слаще. Игрища политиков за милю смердят, и мне хочется находиться с подветренной стороны. Но я никогда не откажу себе в удовольствии перерезать пару буржуйских глоток.
        Стью с вызовом посмотрел на Невидимку. Террорист, усмехнувшись, похлопал камрада по плечу и вернулся к расстеленной поверх приземистого стола карте.
        - Тебя брат учил стрелять?
        - Да.
        - Винтовка штурмовых гвардейцев нелёгкая штука, - Невидимка ещё раз сверился с собственноручно сделанными пометками.
        - Да уж не пёрышко! - хмыкнул Стью. - Но у меня неплохо получалось.
        Опять-таки в отличие от столичных гвардейцев, в основном выполняющих полицейские функции и вооружённых карабинами, штурмовики воевали Специальными Винтовками Андерской Гвардии - СВАГ. Мощное внушительное оружие тридцатого калибра с дальнобойным стволом и магазином на десять патронов. Усиленные тяжёлые пули запросто пробивали на вылет кирасы и лёгкую броню военных транспортников. Правда, за подобную мощь приходилось расплачиваться изрядным весом. Поэтому одним из критериев набора в Гвардию были солидные физические данные претендента. И к тому же, помимо тяжеленой винтовки, штурмовому гвардейцу во время военных действий приходилось таскать на себе защитную броню и еще целую кучу всякой необходимой в бою всячины. Иными словами, хлюпиков туда не брали.
        - Всё готово, сэр, - к Невидимке подошёл вытирающий испачканные оружейной смазкой руки о заскорузлую тряпку Хэнк. За ним маячил чумазый напарник. - Можем отправляться хоть сейчас. Чейз раскочегарит котёл быстрее, чем вы успеете съесть овсянку на завтрак.
        - Не будем спешить, - террорист достал жилетные часы на цепочке и откинул крышку. - У нас ещё есть время. Не думаю, что они выдвинутся ни свет, ни заря. К тому же нас предупредят, когда и по какой улице они поедут. Будем ждать, камрады.
        - Ага… Ну, тогда я ещё раз проверю подачу воздуха, пожалуй, - пробормотал скорее для себя бородач. - Что б уж быть, так сказать, полностью уверенным…
        - Уж будьте так добры, - Невидимка свернул карту в трубочку и засунул во внутренний карман пальто.
        Осталось совсем намного. Он печёнкой чувствовал. Скоро будет его выход.
        
        Отпустив таксомотор, Элен поспешила к вырисовывающемуся в утреннем тумане огромному старинному особняку. Поездка на паромобиле довольно внушительно ударила по её кошельку, но девушка не могла себе позволить опоздать. Она была обязана вернуться на работу в понедельник не позже семи утра. А омнибусная остановка находилась в полумили от дома Гиллроев. И поскольку омнибусы зачастую не вписывались в расписание, Элен не стала рисковать. Лучше сейчас отдать несколько шиллингов, чем потом стоять на ковре и отчаянно краснеть пред невозмутимо-холодной, как ледяная статуя, Катрин.
        Закусив нижнюю губку, девушка ускорила шаг. Цоканье каблучков по брусчатке в предрассветных сумерках разносилось особенно далеко и звучно. Она торопилась. Не стоит и надеяться, что наверняка уже дежуривший у входа Шатнер простит ей хоть полминутки опоздания. Поэтому, когда громада трёхэтажного здания нависла над Элен, она позволила себе облегчённо перевести дух.
        Проведя с семьёй чудесные выходные, Элен находилась в приподнятом настроении, и даже давешние неурядицы и проблемы не могли омрачить её. Будет день, будет пища, любила поговаривать её покойная бабушка. И Элен собиралась начать этот новый рабочий день с новыми силами и с поднятой головой.
        Она несколько раз надавила на кнопку дверного звонка и посмотрела на изящные наручные часики. Горевший над массивной двустворчатой дверью фонарь в кованом абажуре позволил ей рассмотреть маленький циферблат. Без десяти семь. Отлично. Она как раз успела. Элен торопливо одёрнула пальто и поправила сбившуюся во время быстрого шага шляпку. Негоже появляться на глазах у хозяев растрёпанной неряхой.
        Двери бесшумно растворились, и на пороге выросла долговязая фигура дворецкого. Шатнер собственной персоной. Нисколько не изменившийся за время отсутствия Элен. Такой же невозмутимый, заносчивый и солидный. В безупречном смокинге и с постным выражением на тщательно выбритой, за исключением аккуратно постриженных баков, физиономии.
        Дворецкий свысока взглянул на теребящую ремешок сумочки Элен и произнёс:
        - С возвращением, мисс Харт. Заходите.
        И всё. Ни улыбки, ни малейшего изменения в тусклых болотистых глазах. Чуть слышно пискнув в ответ приветствие, Элен торопливо юркнула внутрь, подспудно вся сжимаясь. На ум само собой пришло не самое приятное воспоминание о мерзкой лапе Аткинса, так пошло схватившей её ниже спины. Усилием воли прогнав воспоминание прочь, Элен, стараясь не сорваться на бег, поднялась по лестнице на второй этаж и отперла дверь своей спальни собственным ключом. Очутившись внутри, она зажгла люстру и окинула придирчивым взглядом комнату.
        И тут ничего не изменилось. НЕ похоже, чтобы кто-то сюда входил и выходил за прошедшие дни. И вроде как Стефана нигде не видно. Впрочем, это ещё надвое сказано. Элен не поленилась заглянуть в ванную, проверить платяной шкаф и даже встала на коленки, чтобы сунуть голову под кровать. Но умственно отсталого юноши так нигде и не обнаружила.
        Быстренько разобравшись с вещами, Элен так же шустро переоделась в форменное платье и завязала свежевымытые, высушенные и пушистые, чуть ощутимо пахнущие фруктовым мылом волосы в роскошный хвост. Принюхавшись к волосам, Элен дал себе зарок с первой же зарплаты купить шампунь. Такой же, как был у неё здесь. В их семье средства личной гигиены дороже мыла, пусть и довольно хорошего, считались непозволительной роскошью.
        Ещё раз критически осмотрев себя в зеркало, девушка пришла к выводу, что выглядит достаточно неплохо и вполне готова приступить к работе.
        Спустившись на первый этаж, она решительно толкнула дверь детской спальни и тут же была атакована прицельным и многозарядным залпом из облачённых в наволочки с именными монограммами подушек. Как выяснилось, её появление в детской было давно предупреждено. Двойнята так же выработали совместный план по достойной встрече своей нежно любимой няньки.
        - Ах вы, негодники! - Элен на лету перехватила очередную подушку, швырнула её обратно, уклонилась от следующей и деланно заскрежетала зубами: - А ну, кому я сейчас накостыляю по шее? А, маленькие барсучата?
        - Мне, мне! - радостно завопила Сью, подпрыгивая на кровати. Её глазёнки светились от неподдельной радости.
        - Нет, мне! Я первый бросил в Элен подушку! - не остался в стороне Том, спрыгивая на пол. - Я первый!
        - Вонючка!
        Как были, в пижамах и босиком, двойнята рванули наперегонки к девушке и с разгона врезались в неё, чуть не повалив на густой ворсистый ковёр. Они радостно верещали и цеплялись за её талию. Одинаково разгорячённые недавним боем, взъерошенные и чертовски довольные собой.
        - Привет, Элен! - Том нетерпеливо теребил её за руки. - Ты даже не представляешь, что я придумал! Я решил сделать одну штуку… А ещё мы должны тебе кое-что рассказать! Тебя прошлой ночью искали…
        Искали? Элен недоумённо нахмурилась. Кто её мог искать? Хозяева что ли? Ночью? Зачем? Ничего не понятно…
        - Элен, привет! Как я рада тебя видеть, - Сью уткнулась мордашкой в накрахмаленный передник, одетый поверх платья Элен. - Мы так по тебе скучали… Особенно я. Ну, и Том тоже…
        Обнимая детей, Элен невольно улыбалась. Её сердце защемила волна поднимающейся снизу живота радости и чего-то ещё, чему она не могла дать названия. Наверно, это и есть счастье, подумала она. Обнимать детей и чувствовать, что ты им нужна, а они нужны тебе. То же самое она всегда испытывала, обнимая родителей и младшего брата. И видит бог, как она привязалась к этим, чужим для неё, но вместе с тем таким близким ребятишкам…
        - Ты вернулась, - Сью важно вздёрнула носик и нацелила на Элен пальчик с обгрызенным ноготком. - А Том говорил, что ты, может, и не захочешь возвращаться.
        Освободившись от объятий двойнят, Элен подняла с пола возле трюмо обронённую расчёску, и вопросительно изогнула бровь:
        - Да неужели? С чего ты это взял, Томи?
        Зыркнув на сестру матёрым волчонком, мальчик пробубнил:
        - Я подумал, что мы надоели тебе за целую неделю… Знаю, нас терпеть ещё постараться надо!
        - А я же тебе говорила, а ты… Э-э-э-!.. - Сью показала брату язык и, взвизгнув, спряталась за нянькой, явно опасаясь воинственно стиснутых мальчишеских кулачков.
        Однако Элен уже решила, что пора вернуть этой комнате твёрдую руку матриархата.
        - Так, - скомандовала она, - марш в ванную умываться и чистить зубы. Через десять минут я вас жду похожими на приличных и воспитанных детей, а не на заспанных поросят!
        Когда дети, пища и толкаясь, скрылись за ведущей в ванную комнату дверью, Элен опустилась на стоящий напротив зеркального трюмо мягкий пуфик и посмотрела на своё отражение. У отражения вид был весьма задумчивый. Искали? Кто бы её мог разыскивать у Гиллроев? Да ну, ерунда какая-то… Просто у малыша Томи разыгралось и без того недюжинное воображение. Собственно, Элен так и подумала, пропустив сказанное мальчуганом мимо ушей. Но теперь, оставшись одна, она поняла, что готова пересмотреть свою изначальную точку зрения. Или же её разыскивали всё-таки хозяева? Бр-р-р… Ничего не понятно! Как, впрочем, и почти всегда, когда имеешь дело с такими выдумщиками, как двойнята.
        Первым из ванной вернулся сверкающий белозубой улыбкой Том. С радостным воплем - «я первый успел» он плюхнулся на кровать. На его умытом свежем личике застыло выражение щенячьего восторга.
        - Сядь ровно и выпрями спину, - безапелляционно приказала Элен, вооружаясь расчёской. - Ты похож на лохматого львёнка. С этим нужно что-то решать, согласен?
        - Мы действительно скучали по тебе, - сказал Том, послушно выполняя все указания няни, и добавил: - Сью даже плакала вчера ночью…
        Взявшись расчесывать непослушные вихры мальчика, Элен осторожно спросила:
        - Почему она плакала? Что случилось?
        - Ну, после того, как мы увидели, как тебя разыскивали… Ну, мы подумали, что вдруг что случилось и ты не сможешь вернуться…
        Том сконфуженно замолчал, явно не зная, как сформулировать свои мысли. Элен, крепко зажав в руке расческу, поспешила ему на помощь. Она опустилась на коленки и, взяв мальчугана за подбородок, ласково подняла ему голову. Заглянула в глаза и мягко сказала:
        - Томи, не спеши и не волнуйся. Я здесь. Рядом. Я вернулась. А теперь расскажи мне всю эту непонятую историю. Со всеми подробностями. И по порядку. Кто меня разыскивал прошлой ночью и почему вы решили, что это может повлиять на моё решение вернуться?
        Тем временем из ванной выпрыгнула Сью, подбежала к Элен со спины и, счастливо щебеча, обвила её за шею руками. Уткнувшись мордочкой в плечо девушки, она прижалась к её щеке. Элен ощутила приятный запах - душистое мыло, зубной порошок, карамель, то, чем могут пахнуть умытые маленькие дети.
        - Не мешай, Сью, - солидно сказал Том, принимая до смешного взрослый вид. - Мы должны рассказать Элен, что произошло прошлой ночью. Это может быть важно. Правда, Элен?
        Посадив Сью себе на колени и взявшись за её непослушные кудри, девушка кивнула и сказала со всей возможной серьёзностью:
        - Да, Том. Это очень важно. По крайней мере может быть таким. Ты рассказывай всё, ничего не упуская. У нас есть немного времени, прежде чем мы спустимся завтракать, поэтому начинай.
        - Ну слушай…
        И пока Элен расчесывала и переодевала детей в школьные костюмчики, она действительно услышала немало удивительного и довольно странного на первый взгляд…
        Примерно в два часа пополуночи несносным сорванцам не спалось. Том признался в этом, опасливо поглядывая на няню. Уж Элен бы точно не позволила им полуночничать, разрабатывая под покровам тьмы очередные каверзы. Но поскольку в это же самое время она спала дома, двойнята ничего и никого не опасались. Преспокойно сидели на подоконнике выходящего к парадному подъезду окна и любовались клубящимся за стеклом ноябрьским туманом, превращающим чёрную ночь в размытую белесо-серую хмарь.
        Дети плющили любопытные носики о холодное стекло, сокрытые от посторонних глаз в царящем в спальне сумраке. Они всматривались в обступающий дом туман и придумывали громким волнительным шёпотом всяческие истории. Например, о том, какие необычные и ужасные чудовища могут жить в этом тумане. Они пугали друг друга, с восторженно-щемящим замиранием сердца таращась наружу. Спальня казалась им неприступным бастионом, в котором они полностью в безопасности, отрезанные от внешнего туманного мира надёжными стенами и оконным стеклом.
        Они прятались за чуть приоткрытыми плотными шторами. С улицы их нипочём нельзя было увидеть. Даже если знать, куда смотреть. Очень выгодная и удобная позиция. Конечно, застукай их кто-нибудь ИЗНУТРИ за таким неприличествующим маленьким детям занятием, как придумывание глубокой ночью страшных сказок, когда они должны видеть десятые сны, им бы не поздоровилось! Но двойнята прекрасно знали, что они в безопасности. Никто к ним не войдёт. Ни вечно занятый и практически постоянно отсутствующий дома отец, ни мать, довольствующаяся лишь традиционным чмоканьем в лоб перед школой, и то если у неё было свободное время. Шатнер не имел привычки лазать ночью по господским спальням. Стефан жил в собственном мире. Поэтому Том и Сью чувствовали себя в безопасности даже с незапертыми входными дверями. Разумеется, если бы этажом выше находилась Элен, которая имела привычку два-три раза за ночь спускаться на второй этаж и заглядывать в комнату детворы, они бы не сидели, прижавшись друг к дружке в эту ненастную промозглую туманную ночь.
        И вот, когда очередное сотворённое бурной детской фантазией чудовище было готово материализоваться, к входной двери особняка из тумана вышла одинокая размытая фигура. Двойнята потрясённо переглянулись, в первые мгновения здорово испугавшись и крепко схватившись за ладони. Но спустя несколько ударов испуганно забившихся сердечек они поняли, что это вовсе не монстр, а вполне себе обычный человек. Правда в голову Тома тут же пришла новая мысль - а не грабитель ли это часом, решивший под покровом ночи забраться к ним в дом и обокрасть?
        По счастью его догадка развеялась, не успев толком сформироваться. Нежданный гость отчаянно забарабанил в дверь кулаком, затем, видимо, разглядев кнопку звонка, стал давить на неё. Где-то внизу до детских ушей донеслась приглушенная трель проснувшегося звонка. Они удивлённо переглянулись. Определённо, насколько хватало им скромных житейских знаний, что бы это понять, грабители так себя не вели!
        И тогда Том решился приоткрыть окно и запустить в образовавшуюся щель ворвавшийся с улицы холодный знобящий воздух заодно с ночными звуками. Двойнята так и приклеились к стеклу, чуть не выпадая наружу, силясь рассмотреть как можно лучше таинственного нарушителя спокойствия спящего особняка. Благо горящий всю ночь над входом фонарь позволял это сделать. И тут их постигло очередное изумление. Ибо этот громогласный гость, неустанно давящий на кнопку звонка и притом яростно пинающий дверь ногами, оказался мальчиком. Вполне себя обычным мальчиком, на несколько лет старше их (но младше Элен!) в смешной на их взгляд одежде и с отпадной лётной фуражкой с массивными защитными очками на голове. Том, прерывая рассказ, завистливо вздохнул, наверняка уже мысленно примеряя на голове точно такой же убор.
        Ещё двойнята отчётливо расслышали, как в просветах между ударами ногой в двери мальчик оглашал подёрнутые туманом спящие окрестности какими-то странными и загадочными словами, которые очень заинтересовали Тома. На улице была полная тишь, и они отчётливо слышали всё до последнего слова. Когда Том попытался повторить эти слова, Элен поспешно закрыла ему рот ладонью, пообещав, что если хоть раз услышит от него нечто подобное, то без зазрения совести и сострадания вырвет ему язык.
        Сделав себе мысленную галочку при случае всё-таки разобраться со значениями этих загадочно-привлекательных слов, Том продолжил рассказ.
        Вскоре на звуки ударов и неумолкаемое треньканье звонка вышел дворецкий. Шатнер, не спрашивая о цели визита незваного гостя, отворил двери и вырос на пороге высоченной суровой тенью, прекратив попытки ночного визитёра вломиться внутрь. Не растерявшийся мальчуган, запрокинув голову, смерил возвышающегося над ним как каланча лакея загнанным взглядом, поздоровался и попросил срочно позвать Элен, которая работает в «вашей домине нянькой». Мальчик уверял, что дело очень срочное и важное, практически вопрос жизни и смерти. Двойнята не совсем поняли, чтобы это могло значить и как эти понятия вообще могут быть так тесно связаны. Но Том, следуя наставлениям Элен, оставил свои измышления при себе и просто пересказывал завязавшийся между дворецким и мальчишкой диалог практически слово в слово. Девятилетний малыш имел отличную слуховую память и запоминал всё, что слышал.
        Как всегда невозмутимый Шатнер оборвал скороговорку мальчишки одним мановением руки и сухо произнёс, что время слишком позднее для каких бы то ни было визитов. И что даже будь на данный момент мисс Харт в особняке, он не стал бы её звать. И что назойливому мальчишке впредь стоило бы дважды подумать, прежде чем тревожить в столь неурочный час сон отдыхающих жильцов, если он сам не хочет продолжить ночь в кутузке, куда всенепременно загремит, если не перестанет настаивать на своём. Мальчик как будто внял предостережению дворецкого. Во всяком случае он попятился назад, давая прилипшим к окну двойнятам получше себя рассмотреть. Вид у него стал несколько испуганным, словно он решил, что за хладнокровным дворецким действительно не заржавеет вызвать наряд констеблей.
        Он попытался ещё раз. Объяснял, что ему ну очень срочно нужно увидеть Элен. Что другого такого случая может и не представиться. На что Шатнер посоветовал ему хорошенько прочистить уши и повторил, что няня отсутствует, что у неё выходной. И тут мальчуган, словно прозрев, с размаху хлопнул себя ладонью по лбу и опять произнёс вслух какое-то непонятное слово. Видимо сообразив что-то ясное только ему, он подпрыгнул на месте и с досадой сплюнул, чуть не попав под ноги дворецкого. Двойнята не видели, насколько изменилось выражение лица Шатнера после этого крайне неосторожного жеста со стороны мальчика, но голос его стал ещё более холоден. Дворецкий ледяным тоном потребовал, чтобы «маленький надоедливый бродяга убирался к чёртовой матери, пока у него ещё есть время».
        Странный настойчивый мальчик оказался понятливым. Не говоря более ни слова, он развернулся и бегом скрылся в тумане. Дворецкий же молча захлопнул дверь и на этом ночное неожиданное представление закончилось.
        Рассказ Тома вызвал в Элен смешанные чувства. Тревога, удивление, волнение и непонимание происходящего сплелись в тесный пульсирующий клубок. Элен почти сразу догадалась, что настырный мальчишка, одетый в поношенную бедную одёжку и щеголяющий лётной фуражкой, ни кто иной, как её новый знакомец Джек Спунер. Вот только зачем она ему понадобилась, да ещё так срочно, что он прибежал к особняку Гиллроев и даже не побоялся вступить в словесную потасовку с Шатнером? Что же такого важного он хотел ей сообщить? И ещё Элен встревожил тот факт, что сам дворецкий ни словом не обмолвился о ночном визите Спунера. Но будет ещё более странно и неприятно, если и хозяева ничего не скажут Элен об этом событии. Наверняка же Шатнер обо всём доложил Катрин. Значит, миссис Гиллрой по любому должна быть в курсе…
        Элен внимательно осмотрела на двойнят и спросила:
        - Кроме меня, вы кому-нибудь рассказывали об этом?
        Умытые, расчёсанные и переодетые детишки, два дьяволёнка в ангельском обличии, дружно замотали головами.
        - Нет, мы никому не рассказывали, кроме тебя, - сказал Том и застенчиво посмотрел на Элен. - Я подумал, что ты захочешь, чтобы мы сохранили эту историю в тайне. Ведь она же касается тебя…
        - А ты знаешь этого мальчика? - робко спросила Сью. - Как его зовут? Мне он показался красивым!
        Слова девочки вызвали у Элен вымученную улыбку, а у брата негодующее фырканье.
        - Знаю, знаю, сорванцы… Его зовут Джек. Я попрошу вас и впредь никому об этом не говорить. Пусть это будет нашей общей тайной. Договорились?
        Девушка заговорщицки подмигнула. Двойнята восторженно закивали. Предложение хранить собственную важную тайну показалось им донельзя привлекательным.
        - Ну а теперь марш на кухню завтракать!
        Следуя за спускающимися по лестнице детьми, Элен напряжённо размышляла. Она пыталась выглядеть спокойной и невозмутимой, но внутри неё всё так и клокотало. От приподнятого утреннего настроения не осталось и следа. Как же ей выяснить, что хотел от неё Джек? С её работой в ближайшее время нечего и думать, чтобы отыскать мальчишку в гуще огромного людского муравейника, населяющего столицу. Кто ей позволит тратить рабочее время на поиски безродного беспризорника? Смешно даже обращаться к хозяевам с такой просьбой! Да и где его искать? Элен сильно сомневалась, что Спунер относится к завсегдатаям приютов или работных домов. Он вольная пташка.
        И ещё момент, о котором ни в коем случае нельзя забывать. Ей пока не сообщали о Джеке. И от Элен потребуется немалое актёрское мастерство, чтобы ничем не выдать, что ей известно о том, что он разыскивал её. А блефовать с никчёмным раскладом перед пронзительным взглядом Катрин Гиллрой дело архисложное.
        На кухне было как всегда очень тепло и светло. Шатнер, просыпаясь, всегда первым делом включал на кухне свет и разжигал камин. Поэтому Элен кухня всегда казалась самой уютной комнатой во всём огромном особняке. Усаживая двойнят за стол и вполуха слушая их непрекращающийся щебет, Элен мельком посмотрела на кухонные настенные часы - огромный циферблат в обрамление переплетённых оленьих рогов. Начало восьмого. Насколько она успела изучить расписание хозяев, через пятнадцать минут Шатнер отнесёт поднос с завтраком в гостиную мистеру Гиллрою. Джеймс всегда завтракал именно там, успевая быстро пробежать заголовки свежих утренних газет. А ещё спустя пять минут на кухню заглянет безупречно одетая, с превосходно уложенными волосами Катрин, холодно обменяется с Элен дежурным приветствием, вскользь поцелует детей и удалится решать собственные проблемы. И вот именно в течении эти нескольких минут Элен придётся переиграть её.
        Девушка и не заметила, как на кухню бесшумной тенью прокрался Стефан. Сумасшедший паренёк, ступая босыми ногами по холодной мраморной плитке, обошёл Элен со спины и когда она отвернулась от плиты, он уже сидел за столом, глядя на неё тусклыми ничего не выражающими глазами.
        Элен вздрогнула, едва не уронив кастрюльку с разогретой овсянкой. Стефан остался невозмутим. Двойнята же, не проронившие ни слова, довольно захихикали, наслаждаясь произведённым старшим братом эффектом.
        Поставив овсянку на стол, Элен как можно строже сдвинула брови и сказала:
        - Маленькие свинтусы, могли бы и предупредить. Привет, Стефан. Ты сегодня рано нашёлся. Будешь завтракать?
        - Стефан завтракать, - дал согласие юноша, продолжая смотреть куда-то мимо Элен. Наверняка и он рад меня видеть, решила та, просто никак не может этого показать. У душевнобольного не так уж и много инструментов для выражения чувств и эмоций.
        Сью, вяло ковыряясь в тарелке с кашей, жалобно протянула:
        - В овсянке мало сахара… Я не буду её есть!
        Том презрительно фыркнул и попытался незаметно от няни метнуть в сестру кусочек белого хлеба. Однако Элен была начеку. Ставя перед пускающим слюни Стефаном тарелку, она отвесила Тому знатного щелбана и сказала, обращаясь уже к раскапризничавшейся девочке:
        - Сью, много сахара есть вредно. Ты разве не знала об этом? Всего должно быть в меру, иначе растолстеешь и будешь жирной как хрюшка.
        Том обиженно потёр лоб, собираясь было надуться, но после слов Элен прямо закудахтал от смеха. Сью, с немалым сомнением покосившись на овсянку, всё же взялась за ложку. Стефан, ни капли не задумываясь о подобных вещах, наворачивал так, что аж за ушами трещало, забрызгивая кашей пижамную куртку. Молча пожурив себя за невнимательность, Элен заткнула ему за ворот салфетку. Прикоснувшись пальцами к поросшей тонкими жёсткими волосами шее Стефана, она задержала на нём взгляд несколько дольше, чем того позволяли приличия. Стефан ничуть не изменился за прошедшие выходные. По-прежнему взъерошенный, успевший незнамо чем испачкать новую пижамную пару и зарасти трёхдневной щетиной. Элен знала, что Стефану никто не позволял брать в руки бритву. Обязанности цирюльника в особняке выполнял всё тот же Шатнер. Так что же могло так отвлечь дворецкого, что он забывал брить Стефана? Или же юноша просто настолько успешно прятался всё это время?
        В отличие от тихого Стефана, его мать было слышно издалека. Звонко стуча каблуками туфель из самой дорогой белой кожи, на кухню вошла Катрин Гиллрой. Элен встретила хозяйку натужной улыбкой и книксеном. Катрин определённо была настроена на решительные утренние действия. Длинное обтягивающее платье насыщенного синего цвета с глубоким вырезом и стоячим воротничком, безупречная причёска с тщательно уложенными и скреплёнными сотней заколок локонами платиновых волос, высокие, твёрдо очерченные скулы, тонкие губы, сверкающие полярными льдами глаза. Снежная Королева во всей красе.
        Позади маячил Шатнер, держа на сгибе руки отороченное шикарными мехами пальто Катрин. Традиция нарушена, хозяйка пришла раньше верного слуги, подумала Элен. У неё возникли настолько срочные с утра дела, что даже опережают вечно спешащего мистера Гиллроя?
        - Дети, доброе утро, - Катрин по очереди клюнула двойнят в макушки, едва касаясь накрашенными бледной розовой помадой губами волос, провела холёными пальцами по плечу чавкающего Стефана, судя по всему совсем не заметившего появления матери, и наконец обратила на Элен всё своё царственное внимание.
        - Ты выглядишь несколько измученной, милочка, - морозные глаза Катрин требовательно впились в девушку. - Мне это не нравится. Я отпускаю тебя домой не для того, чтобы ты надрывалась там, пропалывая грядки или ломая спину, таская корзины со стиркой. Ты должна возвращаться в наш дом отдохнувшей и полной сил.
        Элен постаралась взять себя в руки и изобразить самую беззаботную улыбку из возможных. На лице девушки разгладились озабоченные морщинки, а голос зазвучал предельно вежливо и мягко:
        - Прошу меня простить, миссис Гиллрой, но вы нервно истолковали мой вид. Я ничуть не устала. Небольшое недосыпание и только. Я волновалась, как бы не опоздать к шести часам. Сами понимаете, как безобразно нынче ходит общественный городской транспорт.
        - Да-да, в последнее время просто ужасно! - подхватила Катрин, к немалому облегчению Элен отступая от опасной темы. Но расслабляться не стоило. Катрин обладал невероятным чутьём. - Полный бардак творится с этой системой! Уже давно стоило обновить и пополнить омнибусный городской парк, но, видимо никому до этого нет никакого дела. Вся надежда только на таксомоторы и старых добрых кэбменов. Но они-то уж точно постараются содрать с тебя втридорога.
        Элен было чудно слушать сетования Катрин, никогда не испытывающую недостатка в деньгах и не знающую, что такое теснота и запахи переполненных омнибусов.
        - Уильям, отнесёте Джеймсу завтрак и отвезёте детей в гимназию, - повернувшись к дворецкому, Катрин принялась давать, в общем-то, ненужные, на взгляд Элен, наставления. - Шатнер превосходно знал свои обязанности. Но ничем не выдал возможного раздражения менторским тоном хозяйки, любящей при каждом удобном случае подчеркнуть свою власть. Каменное лицо дворецкого осталось таким же непробиваемым. - Я вернусь ближе к обеду. Да, наверно к обеду… Хотя… У нас с подругами назначен забег по бутикам, так что могу и подзадержаться.
        - Я перенесу обеденный чай на два часа пополудни, - понимающе сказал Шатнер.
        - И не забудьте побрить Стефана, пока он опять не исчез, - Катрин приняла из рук дворецкого пальто и, вскинув голову, вышла из кухни. Двойнята проводили её несколько тоскливыми взглядами. Даже Стефан отвлёкся о вылизывания тарелки и выжидающе уставился на Шатнера. Элен показалось, что ему страсть как не хочется бриться, и он ищет все возможные лазейки, чтобы избежать этой неприятной для него процедуры. Шатнер, подхватив со стола поднос с завтраком для мистера Гиллроя, вышел следом.
        Забирая со стола пустые тарелки, Элен ободряюще улыбнулась поникшим двойнятам. Однако в голове у девушки всё больше укреплялась нарастающая тревога. Катрин, как она и опасалась, ни слова ни сказала о Джеке. И если бы не младшие Гиллрои, Элен бы и вовсе не знала, что происходит нечто странное и непонятное. Касающееся её, но успешно от неё скрываемое. Девушке стало не по себе. Спросить напрямую Шатнера? Нет, ни в коем случае. Она не имеет права ставить между собой и хозяевами детей. Она бы не поступила так, даже будь у неё уверенность, что Шатнер что-либо ей скажет.
        Оставалась надежда, что Спунер догадается прийти снова, когда в доме кроме Элен и Стефана никого не будет. Джек, судя по всему, неглупый парнишка, и сумеет сделать правильные выводы.
        Выпроводив набивших животики двойнят из кухни, Элен проследила, чтобы они застегнули на все пуговицы свои тёплые осенние пальтишки и проверила ранцы с учебниками. Том, насколько она успела понять, частенько таскал в школу вместо книжек всякие забавные и жизненно необходимые на его взгляд штучки. Элен уже приходилось доставать из его ранца сушеных тараканов, алебастровые шарики, детали конструктора, плевательные трубочки. Но на этот раз всё было в рамках дозволенного, а у мальчика был вид такой оскорблённой невинности, что Элен тут же полезла по карманам его пальто и выудила небольшую рогатку с жестяной коробочкой полной маленьких камушков.
        К вящему удовольствию Сью, Элен нарочито звучно чмокнула её в щёчку, а помрачневшему Тому продемонстрировала сжатый кулак, стараясь при этом не прыснуть со смеху. Мальчик машинально потёр лоб и исподтишка показал Сью язык. При всей тщательности обыска, Элен-таки умудрилась кое-что проморгать. Мальчик вовремя успел спрятать ЭТО в сжатом кулачке. И няня, обыскивающая карманы, не догадалась проверить его руки. А штука была очень любопытной и Тому не терпелось в ближайшее же время поближе изучить её.
        С улицы донеслось приглушенное рычание ожившего паромобиля мистера Гиллроя. Джеймс всегда уезжал минут на десять раньше детей. И никогда не находил времени для пары добрых напутствий перед гимназией. В холл вошёл одетый в длинный плащ и цилиндр дворецкий, с перчатками на руках. От него пахло кожей и топливом.
        - Машина готова, мисс Харт, - сухо сообщил он, даже не глядя на Элен. - Надеюсь, дети собраны?
        - Давно собраны, мистер Шатнер, - в тон дворецкому ответила Элен. - Том, Сью, я на вас рассчитываю.
        Её слова звучали несколько двусмысленно и по задумке Элен должны были истолковаться двойнятам именно в подобном контексте. Никаких шалостей в школе и полный молчок о давешней беседе.
        Вернувшись на кухню, Элен застала Стефана ковыряющемся в носу. Длинные нечесаные волосы падали ему на глаза, но совершенно не мешали столь важному и неотложному занятию. Элен остановилась напротив него и укоризненно сказала:
        - Фу-у-у, Стефан, это так неприлично! А ну сейчас же прекрати. И если не хочешь мне помочь вымыть посуду, то лучше сиди тихо как мышка и не мешай мне думать.
        Взъерошив его волосы, ещё не успевшие превратиться в грязные немытые космы, девушка улыбнулась. Стефан тут же дотронулся до своей головы и пропустил между пальцев спутанные платиновые пряди. Выжидающе посмотрел на Элен и сказал:
        - Стефан друг Элен. Стефан любит Элен…
        Девушка наклонила голову, пытаясь узреть в голубых глазах Стефана хоть какие-то проблески живых человеческих эмоций. Хоть что-то, что будет отличаться от навечно поселившейся в них бездонной пустоты. Но тщетно. В зрачках юноши отразилась только она сама. Во взгляде ведомого на убой бычка и то было больше осмысленности, чем в глазах Стефана.
        - Да-да, привести в порядок твои волосы не помешало бы, - как ей показалось, верно поняла жест Стефана Элен. - А ведь мне, дружок, между прочим, за дополнительные услуги не платят ни пенни!
        Включив воду и поставив грязные тарелки в мойку, Элен невесело усмехнулась. Стефан опустил подбородок на столешницу и замер. Его красивое, с утончёнными правильными чертами лицо превратилось в застывшую восковую маску.
        - Я пошутила, если что, - сказала девушка, принимаясь за мытьё посуды. Разговор вслух с таким замечательным слушателем как Стефан её успокаивал. Можно было без боязни высказывать любые мысли, зная, что Стефан будет нем как могила. - Меня вполне устраивает моя зарплата. Если бы ещё было поменьше всяких непредвиденных неприятностей. Согласись, что по насыщенности моя первая рабочая неделя была явным перебором! И далеко не всё произошедшее со мной хочется вспоминать с особой теплотой. Один только твой дражащий доктор Аткинс чего стоит…
        - Доктор Аткинс др…
        - Знаю, знаю, этот костоправ твой замечательный друг, - буркнула девушка, протирая вымытую тарелку полотенцем. - Ты бы мог и не напоминать мне об этом при каждом случае. Я только хотела сказать, что можно смириться со всем, даже со стервозным характером твоей мамочки, но только не с этим человеком. Ты же не скажешь мне, как часто он бывает в вашем доме, да? И по каким особым случаям? Было бы неплохо знать все эти дни наперёд, чтобы заранее придумать достойную причину для прогула…
        Элен поставила тарелки в шкафчик и сполоснула руки.
        - Так что ты, мой немногословный друг, самая наименьшая из моих забот. И мне совсем не трудно расчесывать тебя или подстригать ногти. Ты же не попросишь купать тебя или вытирать тебе зад! Эти услуги уж точно будут требовать отдельной договорённости! Ха!
        Девушка внезапно покраснела и стрельнула глазами в сторону замершего за столом Стефана.
        - Хотя купание могло быть довольно интересным занятием, - пробормотала Элен, чувствуя, как её уши наливаются жгучим жаром, а внизу живота просыпается какая-то сладкая щемящая истома. Закусив нижнюю губку, Элен дала себе очередного мысленного пинка. О чём она только думает? А ещё приличная девушка называется! Или же хочет таковой выглядеть! Чтобы сказала мама о своей дочурке, о своей «маленькой леди», узнав её пошлых мыслях. Но… Но что плохого в том, что ей, чего уж там скрывать, нравится этот больной, витающий в недосягаемых для обычных людей далях несчастный юноша? Да может, она единственная, кому он вообще хоть как-то симпатичен и кого волнует его судьба, и из-за этого ей должно быть стыдно? Элен раздражённо хмыкнула. Правы те, кто считает жизнь шуткой по определению странной и несправедливой.
        - Да, мистер Стефан Гиллрой, должна вам сказать, что вы мне дьявольски симпатичны, - дивясь свой храбрости, выпалила Элен, нисколько не рассчитывая на сколько-нибудь заметную ответную реакцию. Да что там! Знай она, что подобная реакция последует, она бы и дальше продолжала держать рот на замке. - И я бы с радостью искупала вас в ванной! И мне до смерти хочется узнать, как вы выглядите голышом. Меня-то ты уже видел…
        Окончательно смутившись, Элен, покраснев как помидор, умолкла. Чувствовала она себя полнейшей дурой. Что это на неё нашло? Что она возомнила? Да будь Стефан в рассудке и здравии, он бы даже и не смотрел бы на такую невзрачную дурнушку как она. Попытавшись справиться с участившимся сердцебиением и пронзившем всё тело сладостным томлением, девушка помассировала виски указательными пальцами. Всё, хватит предаваться глупым беспочвенным мечтам. У неё есть о чём задуматься. Например, о том, что же такого важного хотел сообщить ей Джек Спунер?
        Часть 6
        Глава 11
        - Готово, - Джентри захлопнул приёмный лючок пневмопочты и дёрнул за рычаг, отправляя металлический цилиндр с письмом по заданному адресу. - Вустер прочёт моё послание быстрее, чем мы соберёмся в путь.
        - Очень любопытно, мистер Джентри, вы не находите? - Гордон Крейг не спеша вдевал руки в рукава пальто. Злосчастный чемодан с таинственным детищем его изобретательного мозга стоял у ног. Намотав вокруг шеи шарф и нахлобучив шляпу, учёный с хитрецой посмотрел на инспектора из-под полей. - Вы удивлены?
        Джентри, уже давно одетый и готовый, кисло поморщился и устало сказал:
        - Бог мой, Крейг, неужели вы с самого утра задались целью изводить меня? Умоляю, сэр, потерпите ещё немного. Скоро наши пути окончательно разойдутся!
        Тщательно проверив, как сидит под плащом двойная заплечная кобура, не давит ли подмышками, не стесняет движения, Джейсон удовлетворённо кивнул собственным ощущениям. Всё отлично. Он сможет в считанные мгновения выхватить револьверы. В это утро, грозящее им обоим крупными неприятностями, Джентри вооружился старым испытанным «Дугреем Льюисом» и свежекупленной новинкой от мастера Монтгомери - поражающей объёмом боезарядов «Гидрой». Заодно и пройдёт все испытания в самых жёстких условиях. В самой пристрелке необходимости не было, у Фила всё оружие работало как лучшие веронские часы. Правда Джентри продолжал наивно надеяться, что до стрельбы дело не дойдёт. Впрочем, мечтать о последнем было уж совсем глупо. Стрельбы не избежать. И что там, кстати, городит Крейг? Любопытно и странно? Что?
        - Простите, кажется, я задумался… - пробурчал полицейский. - Что вы сказали?
        - Я всего лишь заметил, что для человека, охаивающего научно-технический прогресс, вы довольно универсальны и коммуникабельны, - Гордон пошевелил обтянутыми тонкой замшей перчаток длинными гибкими пальцами. - Вы безо всяких предубеждений пользуетесь пневмопочтой, телефонным аппаратом, отдаёте предпочтение электрическому освещению, покупаете только новейшие, сделанные на заказ револьверы, я что-то не видел, чтобы вы вооружались старинными мушкетами или самострелами!
        Джентри смерил своего подопечного смешливым взглядом.
        - Мистер Крейг, я не ретроград и не состою в партии консерваторов. Собственно, я ни в какой из партий не состою… Да, я не особо жалую все ваши изобретения и технические новинки. Поскольку уверен, что рано или поздно полёт научной мысли приведёт человечество к таким заоблачным далям, что и земли не разглядеть. Но с таких высот падать вниз будет очень больно. И я сомневаюсь, что человек по своей природе, изобретая все новые штуки, будет преследовать исключительно благие цели. Но в данном случае, когда речь идёт о моей скромной персоне, скажу, что с моей стороны было бы крайней тупостью отвергать несомненную пользу некоторых изобретений.
        Крейг с любопытством смотрел на него
        - О, наконец-то я слышу здравые рассуждения. Например? От каких изобретений последних лет вы видите пользу? Вдруг к некоторым из них проложил руку ваш покорный слуга? Право, мне очень интересно услышать, Джентри!
        Достав из жилетного кармана часы-луковицу, Джентри откинул крышку, сверился с неумолчно тикающими огромными часами с кукушкой, украшающих глухую стену холла и, звеня цепочкой, бережно спрятал хронометр обратно. Он дорожил этим часами. Корпус из серебра, такая же цепочка, сверхнадёжный заводной механизм, ударопрочное стекло. Часы подарил ему отец на совершеннолетие. Через полгода отца убили в перестрелке в районе Пирсов. А ещё через три месяца Джейсон поступил в полицейскую академию, курируемую Империал-Ярдом.
        - Например… Например, в этом вашем иллюзиографе наверняка нет ничего дурного. Мне так кажется. Чем могут навредить движущиеся картинки? Ведь они даже молчат! И не способны разговаривать. А значит, не навешают лапши на уши.
        - Бог мой, Джентри, какая лапша? Это искусство, искусство с большой буквы. Прорыв не столько в технологиях, сколько в развитии творческой мысли. Это просто огромный шаг вперёд, это закономерное развитие театра! И смею напомнить, что вы даже отыскали в иллюзиографе несомненные плюсы.
        - Да, - не стал спорить Джейсон. - Определённая польза от этих оживших картинок может быть.
        - А когда иллюзия научится разговаривать… Упс!
        Джентри чуть насмешливо посмотрел на сконфуженно прижавшего ко рту ладони учёного.
        - Секретная информация?
        - Ну… Я… У меня есть кое-какие наработки, - завилял Крейг, избегая смотреть на старшего инспектора. - Пока я ещё не готов обсуждать это с кем бы то ни было. Всё ещё на стадии первоначальных набросок…
        Джентри взмахом руки прекратил словоизлияния Крейга и сказал:
        - Довольно, мистер Крейг. Если вы не возражаете, продолжим нашу познавательную беседу в несколько иной обстановке. Прошу.
        Заткнувшись и подхватив чемодан, Гордон безропотно последовал за ним, признавая полную власть над собой старшего инспектора по расследованию убийств.
        Снаружи их ждало хмурое прохладное утро. Небо, нашпигованное пухлыми тёмно-синими тучами, лёгкий, но кусающийся ветерок, стремительно рассеивающийся туман, норовящий скрыться в подземных коммуникациях, просачиваясь сквозь сливные решётки. Было сыро и крайне неуютно. Крейг тут же поднял воротник пальто и поправил пенсне.
        - С каждым днём погода всё хуже и хуже, не замечаете?
        - А что вы хотели? На носу сезон дождей, а там ближе к новому году, глядишь, и снег начнёт идти. Приезжаете к нам через месяц, и нынешняя погода покажется вам исключительно курортной.
        - Столица…
        На подъездной площадке, неподалёку от парадного входа их уже ждали. Одетый в скрипучую кожу, галифе, хромовые сапоги, с накладными усами и фуражкой на голове Бёрк мастерски изображал битого жизнью шофёра. Он стоял подле припаркованного у особняка миссис Монро большого, чёрного как смоль, паромобиля. При виде появившихся на улице Джентри и Крейга он лениво отлепил спину от дверцы машины и с достоинством подкрутил усы.
        - Птичка готова к полёту, сэр, - усмехнулся Бёрк. - Всё, как заказывали.
        - Ты не переигрываешь с маскарадом? - смерил критическим взором подчинённого Джентри. - Ты вылитый…
        - Шофёр. Всё верно.
        - Можно было обойтись и без этих уловок… Не тот случай. Но всё равно молодец, - смягчился Джентри, рассматривая молчавший паромобиль. Тот бы похож на приземистый люксовый дилижанс с вытянутым носом, четырёхместной кабиной с откидным верхом, широкими подножками и массивными ребристыми шинами. Мобиль сверкал хромированными колпаками и спицами колёс, плавными обводами и круглыми фарами, установленными на краях изогнутого бампера и по бокам лобового стекла. - Впечатляет. Плохо разбираюсь в технике и поэтому не могу не уточнить - эта машина действительно так быстра как о ней говорят?
        Бёрк обиженно фыркнул, словно принимая сомнения инспектора на свой личный счёт.
        - Сэр, да это самая быстрая колымага, что нам удалось отыскать. Комиссару даже пришлось нажать на кое-какие скрытые рычаги, чтобы нам выдали этого монстра.
        В диалог полицейских вмешался Крейг, снисходительно сказав:
        - Мистер Джентри, со всей уверенностью могу вам сообщить что, учитывая далеко не резиновой бюджет Двора, это наилучшая машина из всех возможных, что вы только можете себе позволить. Вам на такую и за десять лет не заработать. Это же паромобиль братьев Джобсов. Самые перспективные новаторы в автомобилестроении. Модель «Триган» далеко не новая, но зато проверенная и надёжная. Она стоит того. Позвольте, в двух словах поясню вам, в чём принципиальные различия моделей Джобсов от традиционных машин…
        - Полезайте внутрь, Крейг, - прорычал Джентри. - Все эти замечательные подробности обсудим по дороге!
        - Вы неисправимый грубиян, Джентри, - уныло сказал Гордон, берясь за дверную ручку.
        Бёрк, важно подкручивая кончики усов, уселся за руль, а инспектор и учёный заняли позади него пассажирские места. Внутри, в защищённом от уличной сырости салоне было относительно тепло. По крайней мере, Крейг перестал ёжиться и втягивать голову в плечи. Он устроился поудобней, засунул чемодан под ноги и выжидающе уставился на Джейсона.
        - Бёрк, ты не прогрел котёл, - старательно игнорируя Крейга, пробурчал Джентри. - Потеряем как пить дать минут десять…
        - Ни в коем случае, инспектор, - почти пропел Бёрк, выполняя какие-то манипуляции над приборной доской. - Всё дело в том… В том, что я не лукавил, когда говорил, что машина полностью готова.
        Джентри ушам своим не поверил, услышав спустя какую-то минуту урчание ожившего двигателя. Бёрк дёрнул за ручку сбросного клапана. Избыточный пар с пронзительным шипением вырвался в утренний воздух, а полицейский повернулся к пассажирам и самодовольно ухмыльнулся:
        - Каково, а? Здесь установлена система электрического зажигания. Достаточно лишь нажать кнопку! А на нашем запасе воды мы можем доехать хоть до границы с Варшуном.
        Не успел Джентри ответить, как Бёрк, что-то хрюкнув под нос, тронул машину с места. Паромобиль, приглушенно пыхтя, резво набрал ход и выкатил с площадки на двустороннюю дорогу. Постепенно наращивая скорость, машина выпущенной из лука стрелой помчалась по брусчатке.
        Джейсон невольно вжался в кресло, с изумлением наблюдая, как вырастающие по обе стороны дороги дома и деревья, прямо-таки смазываясь в неясные очертания, остаются позади. Он ослабил воротничок сорочки и покосился на скалящегося в покровительственной улыбке Крейга.
        - Признайтесь, вы впечатлены, Джентри? Я же вам говорил, что торжество науки изменит мир ещё при нашей с вами жизни! Эта модель способна разогнаться свыше ста миль в час, представляете? На ней установлены мощнейший четырёхцилиндровый двигатель, усовершенствованный парогенератор и новейшая система форсуночного впрыска. Всё, что надо этой малышке, это немного керосина, и какая-то сотня литров воды. А запас хода возрастёт до тысячи миль!
        Джентри ошарашено слушал мини-лекцию учёного. Признаться, ему ещё никогда не доводилось передвигаться по земле с такой невероятной скоростью. Да, паровозы могли двигаться и быстрее, но внутри комфортабельного уютного вагона-купе подобная скорость ощущается совсем по-другому. В небольшом же салоне паромобиля Джентри чувствовал себя заключённой в оболочку мчащегося снаряда взрывчаткой. Осталось надеяться, что уверенно крутивший баранку Бёрк знает, что делает.
        - Ваш друг прав, сэр, - словно подслушав сумбурные мысли Джейсона, отозвался Бёрк. - Машинка просто дьявольски хороша. И дорога. Так что давайте все вместе постараемся вернуть её в целости и сохранности. Мне не хочется всю оставшуюся жизнь до пенсии работать бесплатно!
        - Чёрт, какие умники меня окружают! Поневоле начинаешь себя чувствовать неотёсанной дубиной, - поёрзав на кожаном сидении, сказал Джентри, стараясь лишний раз не смотреть в окошко.
        - Сдаётся мне, сэр, вы даже водить не умеете! - вонзил очередную шпильку Крейг. - Неужели с вашим-то положением и связями в Империал-Ярде такая большая проблема выучиться и получить права?
        Старший инспектор снял шляпу, стряхнул с полей несуществующие пылинки и с достоинством ответил:
        - Мистер Крейг, читайте по губам - мне не нужны водительские права. Я не умею водить паромобили и не собираюсь этого делать. Мне эта дьявольская машинерия совершенно не интересна и не нужна!
        - Точно! Шефу хватает и своих забот, - тут же отозвался Бёрк. - На кой ему ещё пачкаться в мазуте, когда для таких целей есть, например, я?
        - Бёрк, заткнись.
        - Понял, сэр.
        Тихо посмеиваясь под нос, Крейг отвернулся к окну и посмотрел на пролетающие за стеклом живописные пейзажи центральных районов столицы. Дома становились всё выше и строже. Современный архитектурный стиль начинал доминировать над архаичным. Появлялось всё больше дорогих магазинов, нарядных вывесок, солидных мастерских, огромных крытых павильонов, рядов тщательно подстриженных декоративных деревьев и расставленных вдоль тротуаров, словно часовые, фонарных столбов. В нависшее над улицей тучи устремлялись закопчённые каминные и печные трубы, то тут, то там небо пронзали трубы котельных и множество молниеотводов самых разных конфигураций. Ряды одинаково унылых доходных домов, грязных подъездов, дешёвых прачечных и лавчонок остались позади. Они выбрались из весьма неплохого района, где проживал Джентри, миновали невидимое кольцо охраны, пронеслись через несколько бедных кварталов, и наконец выбрались в один из фешенебельных городских районов, где без боязни можно было гулять и днём и ночью, не опасаясь, что тебя окатят из помойного ведра или пырнут ножом в подворотне ради понравившихся сапог.
        Они неслись по расширившейся дороге, обгоняя более тихоходные паромобили, неторопливо пыхтящие омнибусы и безнадёжно отстающие конные экипажи. По тротуарам сновали сотни людей, по-осеннему одетых в плащи и пальто. Изредка мелькали дорогие меха и шубы, старенькие потёртые куртки неугомонных разносчиков газет и пирожков. Над толпами кажущихся одинаковыми серых безликих людей, прячущихся от ветра и холода под одинаковыми одеждами, вздымалась волна шляп, цилиндров, зонтов. Развивались шарфы и вуали. И над всем этим бурлящим человеческим муравейником неслись звуки рокочущих двигателей, стучащих по камням колёс, ржания лошадей, свистков, несмолкающего гомона.
        В столь плотном движении Бёрк заметно поубавил скорость, к вящей радости Джентри, у которого не на шутку начала кружиться голова, а к горлу стал подходить недавно съеденный сытный завтрак, приготовленный миссис Монро.
        - Вам обязательно следует попробовать, - внезапно сказал Крейг. Он не мог долго сидеть в полном молчании. - В вождении нет ничего сложного. Уж поверьте. Я даже могу вас научить.
        - Есть хоть что-нибудь, что вы не умеете? - наклоняясь к учёному, тихо спросил Джентри, красноречиво кивая подбородком на беспечно насвистывающего известную песенку Бёрка. - Ради бога, Крейг, не сболтните лишнего. Никто, кроме Вустера не знает, кто вы, и какое у нас задание.
        - У нас?
        - Не цепляйтесь к словам. Бёрк должен доставить нас к вокзалу и на этом его миссия закончится.
        - А перед этим основательно поплутает по городу, - догадался Крейг. - Невидимка не в состоянии одновременно контролировать все городские вокзалы и порты. И он не может знать, на чём именно мы отправимся далее в Блумбери. Если нападение и будет, то только по дороге.
        Джентри мрачно кивнул.
        - Он же не идиот и прекрасно всё понимает. Перехватить нас до прибытия на один из вокзалов - его единственный шанс. Вы верно подметили, он не сможет разорваться на несколько частей.
        - Так значит…
        - Я жду его удар с минуты на минуту, - всё так же негромко сказал Джентри. - Бёрк предупреждён о возможной опасности. Хотя, чем чёрт не шутит… Вдруг нам удастся уйти без боя? Я и представить не мог, что эта машина так быстра!
        - Боюсь, сэр, Невидимка гораздо прозорливее нас с вами, - сказал Гордон, поправляя шляпу. - Мне кажется, что он постарался учесть все факторы, способные помешать ему. Думаю, скорость нашего паромобиля не станет для него такой уж неразрешимой задачей.
        Джентри скрипнул обивкой сиденья, повернувшись к собеседнику.
        - Мистер Крейг, сдаётся мне, вы восхищаетесь этим человеком!
        - В определённой мере Невидимка тоже своего рода художник, - пожал плечами Гордон. - Он такой же творец, как и я. За тем исключением, что я созидаю, пытаясь сделать окружающий нас мир лучше, а он наоборот, стремится его разрушить. Но не за тем ли, чтобы на обломках создать новый? Лучший? Кто знает, что происходит в его голове… Так вправе ли мы первыми бросать в него камни?
        Указательный палец старшего инспектора с аккуратно подстриженным ногтем незамедлительно указал на закрытую дверцу.
        - Наш экипаж мчится со скоростью… Бёрк, с какой, дьявол её дери, скоростью мы едем?
        - Пятьдесят миль, шеф.
        - Подумать только… На такой скорости, если выпадешь наружу, и костей не соберёшь, - кивнул Джентри и продолжил, повторным жестом привлекая внимание насторожившегося учёного.
        - По-моему, вы несёте ахинею, сэр. О каком творчестве идёт речь? Разве только о творчестве смерти. Тогда Невидимка один из самых талантливейших художников, что когда-либо рождались! Но достоин ли он в таком случае понимания? Я знаю, что вы скажете. Вы возразите, что все в мире заслуживают того, чтобы их хотя бы попытались понять. И если признают виновными, то судили беспристрастно и объективно. Я не в кого не собираюсь кидать камни. Но предлагаю вам открыть дверь и броситься под колёса встречным экипажам.
        Крейг невольно отодвинулся от инспектора.
        - Помилуйте, Джентри, что с вами? Вы меня пугаете!
        - А вы меня бесите, Крейг! Откройте дверь и вымётывайтесь ко всем чертям! Авось вас угораздит сломать шею при падении и избавить Невидимку от лишних хлопот. А я так и быть, потом постараюсь понять его. А что? Вдруг, убив вас, он в чём-то по-своему прав?
        Выглядывающие из-под низко надвинутой фуражки уши Бёрка прямо-таки затрепетали от любопытства. Не каждый день он слышал, чтобы старший инспектор так кого-либо песочил. Особенно такую важную шишку, каковой, судя по всему, является его попутчик. Но разыгравшаяся на пассажирской половине сцена ничуть не отвлекала полицейского от управления машиной.
        Наклонившись к Гордону, Джентри прошептал ему прямо в побледневшее лицо:
        - Я же не знаю, что у вас ТАМ в чемодане, верно? - он с раздражением пнул багаж Крейга носком сапога. - А вдруг вы в наглую врёте мне, и у вас под ногами лежит бомба, способная уничтожить весь город? А люди из АНА, узнав о вашем бесчеловечном изобретении, решили перехватить его до того, как оно попадёт в руки ОСУ. Ну и заодно перерезать вам горло, чтобы впредь неповадно было. Каково? Они же, по их словам, настоящие патриоты, ратующие за свободу и права простого люда. Разве я могу осуждать таких бравых ребят? И Невидимка, да он же в таком случае просто герой, неумолимое орудие правосудия!.. Крейг, что же за чушь вы несли три минуты назад?
        Гордон выглядел посрамлённым и сбитым с толку. К его лицу вновь прилила кровь. Он нервными движениями одёргивал отвороты пальто и чуть ли не зубами грыз обмотанный вокруг шеи шарф. Джентри, успокоившись, откинулся на спинку сидения и сцепил пальцы на коленке.
        - Невидимка убил десятки ни в чём не повинных людей, Крейг. Конечно, богословы, которым вы недавно достаточно успешно подражали, скажут, что невиновных не бывает. Что все в чём-то да виноваты. Не перед друг другом, так перед Всевышним. Не знаю, может они и правы. Но хоть один из этих святош попытался хоть раз сказать то же самое тем, кто потерял своих родных в тех жестоких бойнях, что устраивал Невидимка? Я никогда не пойму и не приму того, что он делает. Теракты - это не выход из положения. Какими бы целями он не руководствовался. Нельзя убивать кого бы то ни было, довольствуясь малой кровью, чтобы предотвратить большую. Каждая невинная душа бесценна. И человек, совершающий подобные зверства, заслуживает только верёвки на шею. После, разумеется, справедливого суда.
        - Простите, Джентри, - откашлялся Крейг, стыдливо опустив глаза. - Мне бы следовало дважды подумать, прежде чем говорить подобное вам. Наверняка вы по долгу службы видели такое, что мне и в страшном сне не приснится.
        Джентри миролюбиво усмехнулся, принимая неуклюжие извинения:
        - Поверьте, сэр, как мне не больно об этом говорить, но помимо невинных душ, в окружающем нас мире проживает огромное количество тех, что потерял всякое право даже зваться человеком. И если ещё можно попытаться понять таких как Невидимка, то есть особи, которых понять решительно невозможно. Хотя, когда берёшь их за жабры, они дружно начинают петь о сострадании и человеколюбии, и сложной трагической судьбе, что толкнула их на стезю порока и преступлений. Но я в всегда держу в памяти лица тех, кто уже никогда не откроет глаз. И тех, чьи глаза полны слёз. И знаете, это здорово помогает держаться. Ощущение того, что я кому-то нужен, кому-то способен помочь, зачастую не даёт сойти с ума
        Последние слова Джентри произносил так тихо, что Бёрк, как не прислушивался, так и не смог их расслышать в наполненном низким гулом работающего движка салоне петляющего по улицам города паромобиля.
        - У вас грязная работа, Джентри, - глухо сказал Крейг.
        - Дело даже не в том, что кто-то должен её делать, - помедлив, ответил Джейсон. - Мне нравится моя работа. Я ненавижу её и люблю. Одновременно. Больше я ничего не умею делать. Выслеживать убийц, предотвращать преступления… На что я ещё способен? Мой отец занимался этим. И я иду по его же пути. Отца убили, когда мне было немногим больше восемнадцати. Честно, раньше я и не помышлял о работе в полиции. Я хотел стать преуспевающим адвокатом или банкиром. А его смерть изменила всё. Изменила мою жизнь. И разбила сердце матери. Она умерла, не выдержав горя утраты, через полтора года. Я к тому моменту уже топтал сапоги в академии Империал-Ярда. Почему я не женюсь, вы спрашивали? Теперь понимаете? Я не хочу своей смертью разрушить чью-либо жизнь. Особенно того, кто полюбит меня. Поэтому я всегда буду преследовать тех, кто приносит смерть. Не пытаясь их понять и оправдать.
        Учёный протянул руку и крепко сдал плечо Джейсона. Инспектор у сдавлением понял, что хватка у субтильного Крейга просто железная. Он бы никогда не подумал, что такие творческие пальцы, подходящие больше музыканту или художнику, окажутся настолько сильными.
        - Спасибо, сэр.
        - За что? - Джентри выглянул в окошко. Они уже пересекли Северный район и двигались по Королевской улице, вечно запруженной безостановочно снующими по мостовой экипажами.
        - За откровенность.
        - Забудьте. Вам вовсе ни к чему было выслушивать моё нытьё.
        - Вы ненавидите этого террориста больше, чем Джека-Попрыгунчика. Верно?
        Джентри потёр кончик носа, глядя прямо перед собой в стриженный затылок крутившего баранку Бёрка.
        - Не буду отрицать. Невидимка - холодный расчётливый убийца. Убивающий осознано и трезво. Попрыгун же, при всей его жестокости и непомерных масштабах преступлений, далеко не простой человек… Я уже не уверен, человек ли он вообще… Он словно дикое бешенное животное… Он сумасшедший, убивающий по воле инстинктов и безумия. Маньяк. Его я тоже не собираюсь понимать, но отдаю себе отчёт, что он, возможно, не властен над своими безумными желаниями. Хотя это обстоятельство никак его не оправдывает.
        - Шеф, - Бёрк крутил головой, то и дело посматривая в зеркало заднего вида. - По-моему за нами «хвост».
        - Уверен? - с досадой спросил Джентри, ругая себя за невнимательность.
        - Этот грузовик уже давно плетётся за нами. При таком движении и в пределах городской черты мы не можем двигаться быстрее. Поэтому он спокойно поспевает следом.
        Крейг взволнованно обернулся, пытаясь через узкую полоску стекла рассмотреть преследователя.
        - Почему, чёрт возьми, мы не можем прибавить ходу?
        - Потому что так гласит закон. Я думал, вы знаете назубок правила дорожного движения, - сказал Джентри. - В городе запрещено двигаться на машинах, оснащённых паровыми двигателями, со скоростью, превышающей пятьдесят миль в час. Вокруг нас полно конных экипажей и карет. И вы ещё хотели меня научить вождению? Знаете, Крейг, я начинаю сомневаться, а есть ли у вас права? И если имеются, то возникает вопрос - как вы их умудрились получить?
        - Прекратите язвить, сэр, - Крейг пятками затолкал чемодан поглубже под сиденье. - Одно я знаю точно - вы полицейский, выполняющий специальное задание. В рамках которого превышение скорости будет вполне допустимым шагом. Вам не кажется?
        Джентри сунул рук за пазуху, сомкнул пальцы на рукояти «Гидры», и обернулся, сощурив глаза.
        - Не беспокойтесь, мистер Крейг. Пока я не вижу ничего, что вызвало бы у меня серьёзные опасения. Этот грузовоз не проблема. Слишком большой, тяжёлый и медлительный. При необходимости мы легко оторвёмся от него. Верно, Бёрк?
        - А то! Особенно если вспомним, что мы действительно полицейские, - хмыкнул констебль. Он весь подобрался. Что-то неуловимо изменилось в его внешности. В том, как он сидел, как вёл машину. Бёрк из расслабленного говорливого оболтуса превратился в собранного и внимательного человека. Он с уверенностью бывалого профессионала вёл мерно рычащий паромобиль по улице, лавируя в потоке попутного транспорта. Чувствовалось, что их машина способна на гораздо большее, что она готова в любой момент стремглав помчаться вперёд, продемонстрировать всю свою впечатляющую мощь, и только воля крутящего баранку водителя сдерживала её. Пока что паромобиль был вынужден, как заточённый в клетку тигр, злобно порыкивать, пряча ярость за оскаленными зубами.
        Джентри почти сразу увидел указанный Бёрком грузовик. Машина и впрямь была приличных размеров. Проклёпанный кузов из листового железа, огромные колёса, установленный за водительской кабиной защищённый металлическим кожухом паровой котёл, чадящая труба топки. Для управления этим бегемотом требовалось минимум два человека. Махина, подобная этой, должна быть ненасытной и пожирать немереное количество угля. Насколько знал Джентри, этот класс тягачей использовался для перевозки сыпучих грузов и леса. Надёжная неприхотливая машина. Сильная и выносливая. Но уж никак не предназначенная для соревнований в скорости с лёгкими и стремительными мобилями братьев Джобсов!
        Могучая машина отставала от них примерно ярдов на двести, возвышаясь над соседними экипажами, как слон над стадом антилоп. Джентри она напомнила сошедший с рельсов локомотив.
        - Или это вполне себе обычный грузовик, просто по случайности следующий нашим курсом, или Невидимка далеко не так хорош, как я думал, - задумчиво протянул старший инспектор.
        - А есть третий вариант? - Крейг на всякий случай сполз на своём сиденье вниз, чтобы его голова не выглядывала над спинкой.
        - Есть, - не мешкая ответил Джентри, отворачиваясь от заднего стекла. - Или же Невидимка всё предусмотрел и приготовил нам очень неприятный сюрприз. Который я пока никак не могу разгадать. Бёрк!
        - Сэр? - констебль держал руку на рычаге подачи топлива, готовый в любое время увеличить давление котла.
        - Как быстро мы наберём необходимую скорость, чтобы оторваться от него?
        Бёрк кое-что прикинул в уме и сказал:
        - Да опередить это увальня не проблема. У нас же не угольный тихоход! Ничто не сравнится с форсуночной системой Джобсов. Стоит нам выбраться на простор и ищи свищи. Этой машинке даже ускорительные реактивы не требуются. Проблема в том, что нам могут просто не дать этого сделать. Видите, какое движение?.. Мы попали в час-пик. Но манёвренности нам точно не занимать. При любом раскладе мы легко затеряемся в этой толчее.
        Джентри согласно кивал каждому сказанному полицейским слову. А внутри всё больше и больше нарастала непонятная изводящая тревога. Нет-нет, Невидимка далеко не так прост… Не может такого быть, чтобы он не учёл всех возможностей Империал-Ярда. Неужели сверхскоростная машина станет для него непреодолимым решением? Вряд ли… Он умный и хладнокровный тип. Человек, которому не писан ни один закон и ни одни правила, и плевать он хотел на все условности… Правила. Невидимка плевать на них хотел, именно. Джентри резко обернулся. С такого расстояния он, конечно, не мог разглядеть, кто скрывается в кабине тянущегося позади чадящего грузовика. Но оценить размеры почти перегораживающего полосу движение железного кашалота мог. Невероятно огромная туша, весом под два десятка тонн. Наверняка пустой, с предельным запасом угля. И… Никаких правил.
        Джейсона осенило. Да чхать хотел Невидимка на мешающее проезду движение! Он просто элементарно поедет напрямик. Снося всё и всех на своём пути, давя окружающие его машины и экипажи как детские игрушки. Он проедет там, где они будут вынуждены искать объезд или ждать своей очереди!
        - Бёрк, - Джентри почувствовал приток адреналина. Тело словно начало колоть тысячами иголок. Он пришёл в дикое возбуждение и уже не мог спокойно усидеть на месте. Невидимка решил поиграть в паровозики? Что ж, почему бы и нет? - Ты разбираешься в силовых установках таких грузовиков?
        - Обычный паровой котёл старого образца, из тех, что ставят на локомотивы. Отличие только в ходовой части, разумеется. А так всё практически идентично.
        Джентри не давала покоя одна зародившаяся мыслишка.
        - На этого доисторического ящера возможно поставить систему алхимического ускорения?
        - «Старт» что ли? Да запросто. Я ж говорю, что эта колымага не особо отличается от… Чёрт, - осёкся Бёрк. - Это же нехорошо. Это совсем нехорошо!
        - Наши преимущества начинают потихоньку сходить на нет, - с пониманием сказал Крейг, моментально уловив, к чему клонит Джентри. - Что будем делать, сэр?
        На взгляд учёного Джентри почему-то выглядел чертовски, невыносимо довольным. Он совсем не был похож на человека, попавшего впросак. У Джентри был вид сукиного сына, чьи долговременные вклады наконец-то начали приносить ощутимую прибыль. И это понимание почему-то не на шутку встревожило Крейга.
        - Вы сможете остановить его? - проблеял Гордон, чувствуя, как горло стискивает паническое удушье. Отчего-то он почувствовал себя жуком, засунутым в коробочку, из которой нет выхода. И ему остаётся только терпеливо и беспомощно дожидаться, когда на него наступит тяжёлая нога грозного великана. - Кажется, у меня начинается приступ клаустрофобии…
        Джентри распахнул полы своего пальто и взялся обеими руками за револьверы. В салоне не снижающего скорость паромобиля послышался звук взводимых курков.
        - Я бы посоветовал вам лечь на пол, сэр. Поближе к чемодану. Бёрк, если грузовик пойдёт на сближение, сделай всё возможное, но не дай ему смять нас.
        - Проще сказать, чем сделать, - простонал вцепившийся в руль констебль. - Нам бы только вырваться на отрытое пространство.
        - Едем по маршруту, - резко сказал Джейсон, ещё больше напугав своим непререкаемым тоном съёжившегося Гордона. - Северный малый железнодорожный вокзал, Бёрк. Не забывай об этом.
        Сжав твёрдо очерченные губы в тонкую упрямую строчку, Джентри резким движением головы сбросил на сиденье шляпу и, повернувшись к Гордону, спросил:
        - Как вы думаете, мистер Крейг, почему я выбрал именно эту машину для нашей поездки?
        Не ставший разыгрывать из себя героя, учёный скорчился на полу между водительским и пассажирским отсеком и с бешенством зыркнул оттуда на непонятно чему развеселившегося инспектора:
        - О-о-о, дайте подумать минутку, сэр… Наверно потому, что она быстрая как ветер, - ёрничая, сказал он.
        - А ещё потому, что у этой модели откидной верх. Верно, Бёрк?
        Бёрк на секунду обернулся и, дёрнув за кончик накладных усов, подмигнул всё ещё непонимающему Крейгу:
        - Только скажите, шеф, и помчимся с ветерком.
        Да они тут все сумасшедшие, внезапно допёр Крейг и протяжно застонал. Боже, не дай ему сегодня умереть, пожалуйста! Джентри задумал устроить с преследующими их бандитами самую настоящую перестрелку! И кто знает, какие ещё безумные идеи засели у него в голове?!
        Не успел Крейг протестующе вякнуть что-нибудь, как предположительно ведомый Невидимкой огромный тягач начал наращивать скорость, очень быстро сокращая между ними расстояние. Последние сомнения отпали сами собой. Пыхтящая как паровоз махина преследовала именно их.
        - Ох ты чёрт! - выдохнул Бёрк, глянув в зеркало заднего обзора. - Я не знаю, кто сидит за рулём этого тягача, но у парня определённо проблемы с головой. Он полный псих!
        Огромный грузовик словно ледокол вклинился в поток бегущих по дороге экипажей, грозя неумолимо вращающимися колёсами, не менее полутора ярдов в диаметре, всякому, кто замешкается у него на пути. Королевская улица огласилась суматошным конским ржанием, отчаянными воплями и пронзительным свистом. Запряжённые породистыми лошадьми дорогие дилижансы и затрапезными мулами видавшие лучшие дни повозки врассыпную бросились прочь от напирающего гиганта. Возницы нещадно хлестали обезумевших от страха животных, оглашая студёный воздух щёлканьем бичей. Скрип рессор и треск рвущейся упряжи, человеческие крики, вырывающийся из предохранительного клапана ревущего тягача истошный вой. Движение застопорилось, грозя превратиться в хаотическую плотину из экипажей и их пассажиров.
        Но упрямо прущему вперёд грузовозу всё было нипочём. Огромный паромобиль попросту не замечал препятствий, низко опущенной тупой мордой раздвигая мешающие ему повозки. Громадные колёса, в которых спицы были толщиной с руку, в щепы дробили массивными ободами не сумевшие вовремя убраться в сторону экипажи.
        Как по волшебству ещё недавно запруженная полоса стала на глазах освобождаться. Кто по своей воле, а кто и отшвыриваемый мощным остовом чадящей громады. Тягач, утробно гудя, волнорезом нёсся по улице, с каждой секундой увеличивая скорость. В несколько лучшем положении, в отличие от конных транспортов, оказались паромобили. Механизированным экипажам хватало скорости и манёвренности, чтобы успеть увернуться с дороги разогнавшегося многотонного железного монстра. Ревя клаксонами и визжа стираемыми покрышками, мобили разбегались кто куда горазд, даже на встречную полосу, что тут же приводило к столкновениям и всё больше увеличивающемуся на Королевской улице хаосу.
        Подняв давление котла и прибавив оборотов, Бёрк хладнокровно вёл «Триган», мастерски вклиниваясь в образовывающиеся пустоты между стремглав убегающими от свихнувшегося грузовика машинами.
        - За пять минут этот придурок нарушил столько законов, что уже заработал на приличный срок в Абадоне, - сказал Бёрк. - И почему не видно, чёрт возьми, старой доброй кавалерии?
        - Ты думаешь, дорожные полицейские смогут остановить это чудовище? - скептически изогнул брови Джентри, на миг отрываясь от созерцания устраиваемых грузовиком бесчинств. - Попробуй остановить несущегося на тебя бешеного быка! Как? Если только тараном в лоб! А на этого «быка» …
        Джентри ткнул за спину большим пальцем:
        - Подходящего тарана и не найдёшь!
        - Вызвать патрульный дирижабль и пусть пальнёт по этому сукиному сыну из пятидесятого калибра, - Бёрк вывернул руль, поворачивая машину. Королевская улица должна была скоро закончиться, и они окажутся на Кёльской площади, где будет достаточно простора, чтобы использовать преимущество «Тригана» в скорости. Если только они успеют туда добраться, разумеется.
        - Вустер ни за что не пойдёт на это после крушения Ястреба, - возразил Джентри. Он был вынужден повысить голос. В салон паромобиля проникали звуки бурлящего на улице беспорядка и шум нарастающего гудения двигателя.
        - Чувствую себя законченным идиотом, - заявил скорчившийся на полу Крейг. - И всё благодаря вашей милости, Джентри! Скажите, на кой чёрт вы меня загнали в столь неловкое во всех возможных смыслах положение? Решили поиздеваться? Я уже битый час тут валяюсь, а по нам не было выпущено ещё ни одной пули.
        Джентри раздражённо дёрнул уголком рта:
        - Не накаркайте, сэр. Бёрк, он приближается!
        - Ничего не могу поделать, шеф, - скрипнул зубами воюющий с управлением «Тригана» констебль. - Мне никак не объехать этот дилижанс. А вылететь на встречную чревато!
        - В чём там дело, чёрт возьми? - Джентри навис над передним сиденьем, вглядываясь в лобовое стекло. - Почему мы так тянемся?
        - Видите, сэр? Впереди омнибус. Он-то и создаёт затор. И ещё вдобавок улица начинает сужаться. Никто не рискнёт обогнать эту клушу, чтобы не выскочить на соседнюю полосу.
        - Господи, какие же все вдруг в одночасье сделались правильными!
        - И это говорит служитель закона, - поддел негодующего инспектора Крейг.
        Проигнорировав Гордона, Джейсон обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как огромная махина, утюжа мостовую, почти догнала их. Железная труба выбрасывала в серую хмарь неба клубы угольно чёрного дыма, надсадный шум работающей на пределе силовой установки подавлял все окрестные звуки. Ненасытная топка грузовика поглощала топливо со скоростью растворяющего кубик льда кипятка. Сейчас, отставая на какую-то дюжину ярдов, грузовик ехал с немыслимой скоростью под шестьдесят миль в час. Точно, пустой как пробка, подумал Джентри, совсем не радуясь тому, что его догадки находят подтверждение.
        За мутным стеклом кабины угадывалась чья-то неясная фигура. Фуражка, повязанный вокруг шеи платок, кожаная куртка. Ничем ни примечательное лицо. С виду обычный шофёр. Джейсон присмотрелся - в глубине просторной кабины мелькала вторая фигура. Наверняка кочегар, едва успевающий кидать в топку уголь. Чтобы развить такую скорость, котёл грузовоза должен уже раскалиться докрасна.
        - Бёрк, будь готов убрать верх, - Джентри хищно раздувал ноздри. Всё его внимание, все чувства и мысли были сосредоточены на преследующем их грузовике. Где-то там, внутри его необъятной железной утробы, скрывался тот, кто не остановится ни перед чем, кто любой ценой постарается добиться своего. В этом они были схожи. За одним существенным различием - старший инспектор по расследованию убийств Империал-Ярда никогда не шёл по трупам.
        Джейсон чувствовал, что Невидимка там. Он знал это, и неважно, каким образом на него снизошло это понимание. Просто знал и всё. И этого было достаточно, чтобы не сомневаться в собственных инстинктах. Которые в один голос вопили, что враг совсем рядом.
        - Что он делает? - громко вопросил Бёрк, судя по всему, ни на чей ответ не рассчитывая. - Хочет нас обогнать что ли? Ну уж нет!
        Взрычав, их паромобиль с ещё большей скоростью рванул вперёд, едва не клюнув носом в задний бампер визгливо сигналящего на все лады дудкой клаксона вызывающе красного «Корта». Пузатый, похожий на отъевшегося жука паромобиль настойчиво пытался протиснуться между замыкающими двухрядный поток лёгким кабриолетом, которым управлял замотанный в шерсть и кожу нахохлившийся водитель с массивными защитными очками на лице, и моторизированным дилижансом представительского класса. Высокая, поставленная на паровой ход, карета поражала дороговизной отделки и инкрустацией из слоновой кости поверх кузова из вскрытого лаком чёрного дерева.
        Бёрк, ругаясь под нос, вовсю подпирал «Корт». А тот, в свою очередь, мучился в бесплодных попытках проскочить дальше в хвосты отступающих транспортов. Выход оставался только один. Либо съезжать на тротуар, рискуя рассыпаться на запчасти, ударившись о фонарный столб или водяную колонку, сбивая толпящихся нам же людей, с немалым изумлением взирающих на воцарившуюся на проезжей части Королевкой улицы несусветную вакханалию, либо взлететь в воздух.
        - Проклятье! - вскричал Бёрк и ударил кулаком по середине руля. Питаемый электричеством клаксон отозвался пронзительным густым воплем. - Мы тычемся им в задницы как тупые бараны в закрытые ворота!
        - Я бы подобрал ещё более пошлое сравнение! - усмехаясь, выдал Крейг, приподнимая голову.
        - Я не сомневался в вашей врождённой испорченности, сэр, - сказал Джентри, безапелляционно возвращая голову учёного в исходное положение, немилосердно сминая рукоятью револьвера тулью его шляпы. - Ещё раз высунетесь, я лично вас пристрелю. Бёрк, готовность номер один!
        - Не знаю, во что я ввязался, но мне это начинает нравиться! - восторженно заорал констебль, вцепившись обеими руками в обтянутую мягкой кожей баранку руля.
        Завывая и грохоча, огромный грузовик догнал ускользающий «Триган» и таки пошёл на обгон. Невероятно, но это ему вполне удалось! Громадный тягач так поддал передним левым колесом под бампер кабриолета, что последний, рисуя на мощённой камнями дороге чёрные разводы, пошёл юзом и вонзился во встречный поток, долбанувшись носом в борт высокой, доверху забитой пилеными досками повозки, влекомой парой могучих тяжеловозов. Удерживающие доски ремни лопнули, борта повозки пошли трещинами. И на умолкнувший кабриолет сверху посыпался настоящий деревянный дождь. Водитель только и успел, что нырнуть вниз, пряча голову, как его засыпало свежеструганными сосновыми досками.
        Тут же в многострадальный кабриолет врезался ещё один паромобиль, сплющив короткий нос в гармошку и растеряв оба передних колеса. Послуживший же причиной всех этих безобразий тягач, не снижая скорости, отправил вдогонку к кабриолету следующий экипаж, и, поравнявшись с «Триганом», со всего маху жахнул под выпуклый зад панически заметавшийся «корт».
        Пузатый паромобиль буквально подлетел в воздух, как никогда став похожим на пытающегося расправить крылья большого неуклюжего жука, тяжело плюхнулся на брюхо, со страшным скрежетом сломав несущие оси и амортизаторы, и развернулся поперёк дороги. Железный монстр наехал на беспомощную машину двумя боковыми колёсами, заодно откромсав бедолаге багажное отделение.
        - К тротуару, Бёрк, к тротуару! - крикнул Джентри, с ненавистью глядя в боковое окошко на вырастающую напротив них заслоняющую полнеба массивную тушу пыхтящего грузовика. - Сохраняй дистанцию! Не дай ему придавить нас! И газу, чёрт возьми, газу!
        Констебль послушно крутанул руль. «Триган» занесло, но удивительная машина, сконструированная по последнему слову паромобильной техники, на долю секунды оторвавшись левыми боковыми колёсами от земли, всё же устояла, и, не сбавляя хода, понеслась вдоль огороженного невысоким бордюром тротуара. Идущие совсем рядом люди с проклятьями бросились кто куда, толкая друг дружку и поминая всех святых.
        Грузовоз, выбросив столб дыма, взревел, и бросился в погоню за непокорной добычей. Гигантские колёса тягача превратились в размытые круги ветряных мельниц. Брусчатка стонала и тряслась, содрогаясь от давящей её тяжеленой громадины. Громыхающий колосс нависал над окружающими его экипажами, как скальный утёс над неказистыми холмиками, своим проклёпанным железным торсом занимая чуть ли не половину сужающейся проезжей части.
        Джейсону догнавший их грузовик показался злобным, плюющимся жирным угольным чадом, уродливым великаном, чудовищем, грозящим растоптать их, раздавить как букашек. Рядом с пятнадцатифутовым гигантом приземистый вытянутый «Триган» казался утлой лодчонкой в тени парового крейсера.
        Напряжённо всматриваясь в боковое окошко, Джейсон никак не мог понять, почему он не видит Невидимку. Подумал и тут же усмехнулся двусмысленности собственного вопроса. В кабине немилосердно сносящего на своём пути все не успевающие увернуться машины тягача можно было рассмотреть водителя и мелькающего рядом с ним как заведённого кочегара. Но где же террорист? Раз его нет в кабине, то где он в таком случае находится? Джентри недоумевающе дотронулся холодным дулом револьвера до внезапно вспотевшего лба. Ему очень не понравился собранный из проклёпанных гофрированных листов железа, покрытый облупившейся грязно-зелёной краской огромный грузовой отсек тягача. В его необъятной утробе без труда спрятался бы целый взвод вооружённых солдат с дюжиной кавалеристов в придачу.
        Неужели Невидимка укрылся в предназначенном для грузов огромном бункере? Джейсон пригляделся и увиденное ему совсем не понравилось. Прямо посредине кузова грузовика находились раздвижные железные двери. Оттуда, кстати, довольно-таки удобно вести прицельный огонь по их «Тригану», как-то совсем некстати подумалось Джентри. Толстые железные стенки тягача будут служить атакующим надёжной защитой. Захлёбывающийся в агонии паровой котёл грузовика так же был неплохо защищён в задней части кабины. Во всяком случае с помощью револьверов этого монстра не остановись. Это всё равно что расстреливать проносящийся мимо паровоз. Если только не попасть в водителя.
        - Бёрк, - Джентри вскинул оба револьвера и, напружинив ноги, скомандовал: - Верх!
        Констебль, не отвлекаясь от дороги, нажал на утопленную в приборной панели кнопку. Тот час крыша паромобиля начала подниматься, откидываясь на специальных направляющих и складываясь позади пассажирского отсека в подобие гармошки. Джентри выпрямился во весь рост, нацеливая на крушащий мостовую грузовик оба револьвера. Холодный ветер тут же с жутким воем вцепился в наглого человека, крича в уши и яростно трепля волосы. У Джентри моментально заслезились глаза, но стрелять он всё равно мог. Расстояние было небольшим, всего каких-то пять ярдов. Сидя внутри паромобиля все уличные звуки казались приглушенными, словно придавленные толстым ватным одеялом. Теперь же весь ухозакладывающий гвалт обрушился на пассажиров «Тригана». Визг покрышек, дикие вопли клаксонов, рокот силовой установки несущегося фактически впритирку с ними огромного тягача, многоголосица человеческих криков и конского ржания. Взбесившиеся звуки превратившейся в полосу выживания Королевской улицы били прямо в мозг, заставляя вздрагивать и скрежетать зубами.
        Подпрыгивающий на выбоинах в брусчатке паромобиль и холодящий лицо ветер всё-таки внеси свои коррективы. К этому нехитрому выводу Джентри пришёл, когда несколько раз ловя на мушку силуэт водителя в кабине тягча, так и не решался открыть огонь. Прицел раз за разом сбивался, а палить наобум не хотелось. Джентри спинным мозгом чувствовал, что ни в коем случае нельзя даром тратить патроны, они ещё пригодятся.
        К более решительным действиям Джентри сподвигли новые обстоятельства. Он понял, что стрелять всё равно придётся, когда железная дверь грузового отсека с металлическим лязгом пришла в движение и на хорошо смазанных роликах укатились в сторону, открывая просторное нутро пустого как бубен кузова тягача. Пустого, за одним лишь исключением.
        Едва Джейсон увидел, что скрывается внутри громады, как грязно выругался и тут же начал стрелять с обеих рук, уже не обращая внимания на ветер и тряску. Послушно вжавшийся в пол Крейг невольно вздрогнул, когда над ним раздался сухой звучный треск револьверной стрельбы. Началось! Страх подло укусил учёного за сердце. Но если бы Гордон Крейг увидел то, что заставило старшего инспектора нажать на спусковые крючки, он бы испугался ещё больше. Но учёный не видел нацелившего на них жерла шестиствольного пулемёта «Доберман».
        
        Джек-Попрыгунчик следовал за ней вплоть до самого начала Сторм-стрит. Его вёл её запах. Дразнящий, ароматный и возбуждающий. Запах, воистину чудесный, полный непередаваемой смеси волнения, затаённого страха, надежды и нетерпения. Так пахнет человек, который куда-то очень сильно спешит и очень боится опоздать. Вкусный запах. Но не вкуснее других. Более лакомых. Джек прекрасно разбирался в запахах. И самым приятным и желанным для него был запах всепоглощающего страха, сковывающего по рукам и ногам ужаса, сводящей с ума паники.
        Эта девка пахла иначе. Но было в ней нечто, что заставило его обратить на неё внимание, что привязало подобно крепкому поводку. И поэтому он шёл за ней, прячась в ночном тумане, вдыхая её запах и слушая вырывающееся из груди утомлённое быстрым шагом тяжёлое дыхание. Он оставался незаметным на протяжении всех минут, что наблюдал за нею. Вместе они прошли через несколько кварталов, и она так и не поняла, что всё это время за ней пристально и неотрывно наблюдали два огромных совиных глаза, жёлтых, в багровых прожилках, с вытянутыми нечеловеческими зрачками, темнее, чем душа грешника.
        Генриетта Барлоу, изо всех сил спешащая к дому вдовы Монро, так и не поняла, что за ней по пятам следовала сама смерть.
        Джек учуял ей случайно. У него были совершено иные планы на нынешнюю ночь. И уж точно он не собирался, крадучись, тащиться за этой золотоволосой девахой, на чью профессию недвусмысленно намекал откровенный наряд и весьма аппетитные формы. Он бы прошёл мимо неё, и она даже не почувствовала бы его присутствия. Джек как никто другой умел скрываться от посторонних глаз. А туманная, полная изначальной тьмы ночь была его наилучшим спутником. Он сливался с ночными тенями, прятался в ночном сумраке, кутался в ночной туман. Он жил ночью, он понимал её, он восхвалял ночь. Разве кто-то из простых смертных мог обнаружить его, пока не стало бы слишком поздно? Джек мог играючи подобраться вплотную к кому угодно, даже самому чуткому человеку и сказать на ухо «бу», и тот не услышал бы его шагов.
        В этой же, вполне себе заурядной на вкус маньяка девке было то, что всё же выделяло её из тысяч других. Ему показалось, что он раньше уже чуял её запах. Да, аромат её сочного порочного тела был ему определённо знаком. И Джек, крайне заинтересованный, всё же пошёл за ней, принюхиваясь, как охотничий пёс, и прячась в ночном сумраке. Он следовал за ней, растворяясь в ночи. Холодные беспросветные улочки, погружённые в сон дома, заволочённые туманом аллеи, опустевшие в этот предутренний час тротуары, редкие встречные прохожие, проглядывающиеся из тумана жалкие огоньки скованных ночью фонарей, причудливо извращённые туманной зыбью фигуры по-осеннему облысевших деревьев, далеко расходящиеся звуки стучащих по скользким от сырости камням каблучков. Она и он. Глупая ничтожная самка и Джек.
        Попрыгунчик жадно раздувал широкие ноздри, втягивая струящийся вслед за белобрысой девкой аромат, букет невидимых эмоций, отголоски скрытых чувств. Внутри Джека поднималась знакомая будоражащая сознание волна истомлённого предвкушения. Он упивался этим волнительным состоянием не меньше, чем чарующими вкусными запахами спешащей к одной ей ведомой цели девушки.
        Джек не задумывался, куда, собственно, она так торопится. Ему были неинтересны её мотивы и стремления. Все, что было важно, это она сама и её запах. Но где Джек мог её учуять раньше? В глаза он её точно не видел. Столь вызывающую броскую стать он бы точно запомнил. Справедливости ради, Джека никогда особо не волновало, как именно выглядели его жертвы. Молодые, старые, красивые, уродливые, без разницы. Важно, что они чувствовали, что испытывали в последний миг перед смертью. Его интересовало, как они пахли, понимая, с кем их угораздило столкнуться в последние мгновения жизни. Раньше, только становясь на стезю своей вечной охоты, Джек довольствовался малым. Его несказанно веселило просто пугать прохожих. Он наслаждался их истошными воплями и всплесками животного страха, прислушивался к исступлённо сбивающимся с ритма сердцам, втягивал запахи выступающего липкого пота.
        Но со временем ему наскучили игры в кошки-мышки, и он решил перейти к более активным действиям. Ведь человеческий страх может быть намного больше, жирнее, гуще, ароматнее и вкуснее. Если обладать даром вызывать его. Джек в этом плане был, наверное, самым одарённым существом в мире. И со временем люди стали вздрагивать от одного лишь упоминания его имени. Он стал ночной страшилкой для детей, жутким монстром из оживших ночных кошмаров, головной болью полиции и ходящим ужасом для горожан.
        Джек прятался за стволы деревьев. Скользил вдоль погружённых в туманный сумрак стен. Избегал освещённых дрожащим маревом фонарей открытых мест. Легко, словно огромный ловкий кот, шагал по каменным заборам, прыгая с крыши на крышу как белка, и настолько мягко ступал по земле своими огромными сапожищам, что Генриетта даже не подозревала о нём. Джек умел быть абсолютно бесшумным и незаметным. Ничто, ни тьма, ни скользкая черепица, ни предательски звенящие от звуков шагов замостившие улицы камни - ничто ни мешало ему. Ничто не выдавало его незримого присутствия.
        Генриетта порядком продрогла. И если поначалу она не замечала холода, согретая теплом жарко натопленной норы Джека, то через некоторое время начала дрожать и ежиться. Глубоко декольтированное платье и тонкая поистрепавшаяся кофточка плохо защищали от ноябрьской сырости. Она шла очень быстро, одновременно спеша и пытаясь согреться. Попервах девушка даже вспотела от такой прыти и действительно немного согрелась. Но надолго её не хватило, а ночь выдалась очень холодной и неприветливой. Было сыро и зябко. Туман оседал мокрыми хлопьями, влажным языком касаясь незащищённой одеждой участков тела, и неприятно студил вспотевшую от быстрого шага кожу.
        От тайной берлоги уличного воришки до особняка миссис Монро была не одна миля. А в подобных условиях эти мили казались особенно длинными и бесконечными. Но Генриетта упорно шла вперёд, не обращая внимания на немеющие от холода пальцы и тысячи покрывших кожу мурашек. Осталось совсем немного. За год жизни на городском дне и скитаний по ночной столице Генриетта научилась отлично ориентироваться и определять направление. Она выучила назубок почти все городские улицы и кварталы, и могла безошибочно определить, где находится. Заплутать она не боялась. Если что и пугало Генриетту, то собственное фатальное невезение.
        Она давно убедилась, что в любой момент все тщательно выстраиваемые планы могут полететь псу под хвост из-за какой-нибудь незначительной на первый взгляд мелочи. А уж в её-то нынешнем положении и подавно! Ей ничего не стоило наткнуться на кого-нибудь из прежних клиентов или на того, кто только ищет любовных утех на улицах спящего города. Она могла встретиться с товарками по ремеслу, могла налететь на полицейский патруль. Да случиться могло что угодно! Важно лишь то, что любое из этих происшествий повлечёт за собой задержку и неминуемую потерю время. А ведь Джек был как никогда прав, когда говорил, что времени у них уже может и не быть.
        Генриетта всегда была отзывчивой и доброй девушкой, но проведённый на улице год новой, воистину ужасной жизни не мог не повлиять на неё. Она порядком очерствела и охладела к посторонним проблемам. Людское горе и несчастья ближних уже не так трогали её, как раньше. Её сердце порылось тонкой корочкой льда, которая пошла трещинами и начала таять всего насколько дней назад в радушном особнячке престарелой вдовы, и окончательно растаяла этой ночью близ жаркой печки у Джека Спунера. Воришка был прав. Спасать попавшую в беду девушку нужно было не потом и не завтра, а сейчас. Гиллрои - чудовища в человеческом обличии и им ничего не стоит подарить очередную няньку своему сумасшедшему другу. Генриетта не знала и знать не хотела, что в конце концов сделал бы с ней Аткинс, не помоги ей провидение удрать. Но одно знала точно, прежней Генриеттой она бы уж точно не осталась. И подобной участи она никому не желала. Генриетта не знала эту Элен, новоявленную подружку Спунера, но ей было достаточно того, что она попала в дом Гиллроев. И она устала бояться и вечно прятаться. Скрываться от полиции и знакомых лиц,
ночевать в подворотнях и продавать себя. Она очень устала. Настолько сильно, что даже устала бояться.
        Девушка не удержалась от вздоха облегчения. Когда достигала, наконец, Сторм-Стрит. От быстрого, срывающегося на бег шага у неё противно ныли ноги, в груди клокотало надсадное дыхание, горло противно драло наждачкой. Как бы не заболеть в придачу, встревожилась Генриетта. В прошлом году, в самом начале зимы, всё ещё изнеженная и не привычная к уличной жизни, она сильно заболела. Подхватила жесточайший грипп. Сырость, пронизывающие сквозняки и наступившие зимние морозы едва не доконали её. И если бы не новоявленные подруги, сердобольно отнёсшиеся к новенькой, то она бы не пережила свою самую долгую и старшую зиму в жизни. Ночная бабочка сгорела бы от лихорадочного жара, как мотылёк в пламени огня. Но ей повезло. Она была крепенькой и сильной девушкой. Она выжила. Хотя потом не раз видела, как девушки для утех умирали на городском дне от сифилиса и чахотки. Да, ей повезло, что рядом оказались те, кто не дал ей сдохнуть.
        Теперь её очередь отдавать долги.
        Сторм-стрит встретила продрогшую девушку сонной тишиной и тёмными глазницами окон. Сколько же сейчас времени? Три, четыре часа? Пять? Слишком поздно и вместе с тем очень рано. Самые убаюкивающие и сонные часы перед рассветом. Для Генриетты это исключительное время давно перестало иметь хоть какое-то значение. Её обычный день строился по принципу - дожить до завтрашнего. И уж точно не делился на хорошие часы и плохие. Все они сливались для неё в каждодневную бесконечную борьбу за существование.
        Туман спускался с крыш, клубился между стен и сползал на брусчатку, как будто был живой неосязаемой материей, с любопытством исследующей всё подвластное ей пространство. Генриетта в который раз вздрогнула. Она уже и сама не могла сказать, что больше её донимало - вонзающаяся в кости сырость или вроде бы беспочвенный, но нарастающий страх. Почему-то ей стало не по себе. И даже вполне реальная близость жилища инспектора Джентри не могла выгнать из головы пульсирующую тревогу. Что-то не так… Что-то происходит… С кем? С ней? Или она неправильно задаёт вопрос, и вернее было бы сказать - где? Генриетта, закусив губу, ускорила шаг. Цоканье собственных каблуков в туманной тиши изрядно нервировало девушку. Да она топочет, как слон! И на соседней улице, должно быть, слышно. Хоть разувайся и иди по влажным холодным камням босиком…
        Генриетта миновала провожающую её закрытыми ставнями швейную мастерскую, с деланно равнодушным видом прошла мимо выступающего из туманной тьмы двухэтажного дома, с выходящими на улицу фронтонами и вывеской над входной дверью «Шоколадный мир», сглотнула набежавшую слюну и горько усмехнулась. Раньше она частенько баловалась сластями. Теперь же остаётся только вспоминать былое и облизываться. Ну, нет худа без добра! Зато ей не грозит растолстеть, да и зубы целее будут. Потому как у неё нет денег ни на сами конфеты, ни на хорошего толкового цирюльника. Хотя, расстаться с зубами на Дне вовсе не проблема…
        Туман, стелясь над землей, осторожно хватал спешащую девушку за обтянутые ажурными колготками стройные икры, пытался забраться под подол вызывающе красного платья и щекотал лицо, оседая на густых ресницах мельчайшими капельками влаги. Окутывая девушку, туман так же и скрывал в себе Джека-Попрыгунчика.
        Джек, в длиннополом грязном плаще со стоячим воротником и шляпе-цилиндре, казался бесплотным призраком. Его огромная долговязая фигура грязно-серым силуэтом вырисовалась в туманном мареве. Последние минуты он шёл не таясь. Он не боялся быть обнаруженным. И если бы одолеваемая собственными демонами Генриетта обернулась, она бы всё равно не увидела его. Джек отставал всего на каких-то два десятка шагов, но ночь была настолько темна, туман всемогущ, а уличные фонари бессильны, что ему абсолютно не о чём было волноваться. Он находился за границей видимости. Впрочем, Джек никогда не позволял себе подобных человеческих слабостей. Страх, волнения, терзания, душевные метания, вся эта наигранная чушь, что якобы делает человека человеком, не для него. Он, по счастью, избавлен от этих типично людских страстей. Джек не был лишён эмоций, но они были совсем иного плана.
        Следя за девушкой, Попрыгун не переставал жадно принюхиваться, раздувая широкие, поросшие изнутри чёрными жёсткими волосами ноздри. Он то и дело скалил в неудержимых гримасах крупные лошадиные зубы. Джек настойчиво пытался вспомнить, где же он мог уже встречать эту глупую шлюшку? У её молодого аппетитного тела был своеобразный аромат. Да, пахла она дьявольски хорошо и завлекающе. К чисто женским запахам примешивались запахи немытого тела и пота, создавая довольно занимательный букет. Как бы он хотел налететь на неё сзади, повалить наземь и зарыться лицом в её волосы, наслаждаясь её запахом и страхом. А потом, глядя ей в округлившиеся от ужаса глаза, сломать хрупкую шейку, внимательно наблюдая, как жизнь будет покидать её, запоминая и смакуя каждый момент этого сладострастного возбуждающего события…
        Джек с трудом обуздал себя. Его затрясло от едва сдерживаемой похоти. Спокойно. Спокойно, он всегда успеет превратить мелькнувшее перед внутренним взором заманчивое видение в жизнь. Время у него есть… Вся ночь принадлежит ему. Пока он бодрствует, он волен в своих желаниях. И никто не способен помешать ему. Единственное, что или кто может остановить Джека, это он сам…
        Запах… Её такой знакомый необычный запах… Грубые стоптанные сапоги маньяка бесшумнее кошачьих лап ступали по тротуару. Он незаметен и неслышен. Он чудовище, скрывающееся в ночи. Низко посаженная, наклонённая вперёд голова, длинные, почти достигающие колен ручищи, и согбенная осанка действительно придавали Джеку сходство с порождённым безумной фантазией монстром.
        Джек сверлил спину Генриетты тяжёлым взглядом налившихся кровью жутких нечеловеческих глаз. Куда же ты так торопишься, детка? Спешка ещё никогда до добра не доводила… Джек гортанно замурлыкал под нос, сжимая и разжимая корявые толстенные пальцы. Он превосходно видел в темноте. И так же хорошо на расстояние. Он был словно создан для охоты на особей людского племени. Да, создан. Но кем? Джек имел об этом весьма смутные представления. Какие-то невнятные размытые воспоминания, которые ему самому казались деталями кошмарного сна. Одно Попрыгунчик мог точно сказать - что к его рождению ИХ, человеческий бог, не имеет никакого отношения.
        Генриетта почти дошла до вырисовывающегося в туманном сумраке знакомого особняка. Вот он, уютный и такой заманчивый дом, где она за очень долгое время снова почувствовала себя той смешливой беззаботной девушкой, рвущейся к самостоятельности, которой она была много месяцев назад. И теперь Генриетта неосознанно, всё ускоряя шаг, стремилась к нему. Подходя к парадному входу, она поняла, что хотела вернуться сюда, наверное, не меньше, чем в родной, отчий дом, к родителям, которые наверняка уже давно её похоронили…
        - Вам не кажется, что ночь полна опасностей и не гоже столь красивой девушке ходить по ночному городу в одиночестве? - раздавшийся буквально у неё над ухом низкий хриплый голос с отзвуком трущихся друг о дружку кирпичей, заставил Генриетту подпрыгнуть на месте! Её тут же бросило в пот, а сердце едва не выскочило из груди. Она не слышала, чтобы к ней кто-то подошёл! Как это вообще возможно, так незаметно подкрасться?! По воздуху?!
        Генриетта резко обернулась, намереваясь в уже привычной выработанной манере дать отпор столь некстати появившемуся ночному приставаке. Её испуг неожиданно разозлил её. Да кто вообще смеет так пугать её? И какого чёрта эту неизвестному от неё нужно? И вообще, когда она почти дошла… Глаза девушки оторопело уставились во что-то, что на поверку оказалось грудью напугавшего её наглеца. Торопливо проглотив готовые сорваться с губ резкие слова, Генриетта ошарашено задрала голову, ме-е-едленно пятясь назад. Незнакомец был добрых семи футов ростом, в чёрном плаще и цилиндре, и высился над ней огромным материализовавшимся в ночи призраком.
        - Леди, - Джек приложил два пальца к полям шляпы. Его круглые выпученные глаза светились в темноте, как у заправской совы. - Мне кажется, вы заблудились… Позвольте проводить вас до дома. Сейчас опасно ходить одной по ночному городу… Всякое может случиться. Особенно с такой приятной молодой девушкой.
        Слова, шершавые, как абразив и тяжёлые как камень лениво срывались с мясистых изгибающихся губ маньяка. Он смотрел на испуганно сжавшуюся Генриетту, как лев, полновластный хозяин всех окрестных охотничьих угодий. А посмевшая нарушить неприкосновенность его границ девушка была беззащитной косулей. Он был хищником, а она жертвой.
        - О нет, что вы, не стоит! Я уже пришла, - Генриетта (и откуда только?!) нашла в себе силы заставить свой голос звучать внятно и твёрдо, не скатываясь в задавленный мышиный писк. Попытка почти удалась.
        Возможно, от кого другого она бы и сумела скрыть охвативший её от пят до макушек, затронув каждый волосок на теле, подавляющий страх. Но с Джеком подобный фокус не проходил. Он насквозь её видел. Осклабившись, Попрыгунчик пожирал глазами замершую напротив него девушку. О да… Она боялась. И ещё как боялась! Джек видел, как страх внутри неё разрастается неопрятной жирной кляксой, растекаясь чернильной грязью по всему телу. Он услышал, как изменилось её дыхание, как суматошно забилось сердце, чувствовал её обострившийся запах…
        - Что-то мне подсказывает, что леди, не желая обременять меня рыцарским долгом, лукавит, - продолжал разыгрывать из себя галантного, литературно изъясняющегося кавалера Джек. Он наслаждайся этой игрой в не меньшей степени, чем исходящим из-под её юбок ароматом.
        Генриетта же вела собственную игру, отчаянно храбрясь и растягивая время. Ну конечно, когда схлынул первый, едва не парализовавший её ужас, она тут же признала в остановившем её высоченном пугающем незнакомце известного на весь город маньяка. Разумеется, облегчение ей это открытие не принесло. Вообще складывалась на редкость своеобразная, даже в чём-то комичная ситуация. Словно из сказки про Серого волка и маленькую Элли. В другое время и в иной обстановке Генриетта даже посмеялась бы над ней. Но сейчас, дрожа уже не от холода, а от страха, ей было совсем не смешно.
        - Нет-нет, уверяю вас, сэр, я всего лишь в нескольких шагах от дома, - Генриетта нервно махнула рукой на особняк миссис Монро, такой притягательно близкий и такой несказанно далёкий. Боже, ну что за невезение?! Ну почему всё это происходит именно с ней? Чем она провинилась пред создателем? Неужели её жизнь всё ещё требует страданий, а душа очищения?! - Вам абсолютно не стоит беспокоиться за меня. Но всё равно спасибо за предложение! Всего наилучшего! Пожалуй, я пойду…
        Повернувшись, как неживая каменная статуя, чувствуя, как от страха её ноги превращаются в деревянные подпорки, девушка насилу сглотнула. Попрёк горла встал противный удушающий ком. Ещё никогда ей не было так страшно.
        - О, вы хотите покинуть меня? - искренне расстроился Джек, заложив руки за спину и следуя за ночной бабочкой. - Постойте, леди, не убегайте так быстро! Уверен, нам найдется, о чём поговорить. Ну что вы, в самом деле? Куда вам спешить? Вас кто-то ждёт?
        Златовласка, уже трясясь как осиновый листочек, с трудом шагала, ноги отказывались её слушать. Ужасный человек, идущий рядом с ней, внушал настолько сильный, парализующий волю и тело страх, что Генриетта на ходу превращалась в застывающую мертвеющую куклу. И чем больше она боялась, тем лучше чувствовал себя Джек. Определённо, нынешняя охота на редкость хороша и удачна! Эта белобрысая сучка доставит ему невероятное наслаждение. Джек невольно облизнулся, глотая слюну. Он изо всех сил сцепил за спиной пальцы, пытаясь унять всё нарастающую нетерпеливую дрожь. Как же ему хотелось взять её за нежное незащищённое горлышко и душить, душить, душить…
        - Да, меня ждёт муж! - сказала Генриетта, обхватывая себя руками, в тщетных попытках унять собственную дрожь. - Он высокий, сильный и храбрый. И ещё у нас в доме есть самое настоящее ружьё!
        - Правда? Да вы что?! - Джек, мерзко похихикивая, поддержал заданную перепуганной девушкой игру. - Вы замужем?! И неужели ваш муж действительно такой замечательный, как вы говорите?
        - Даже лучше, - стиснула зубы Генриетта, с ненавистью, растворяющей страх, посмотрев на Джека. - Лучший в мире. Говорю вам в последний раз - оставьте меня в покое! Прекратите меня преследовать, иначе…
        Перегородив ей спасительный путь к жилищу старшего инспектора, Джек издевательски засмеялся. Его смех звучал ещё противнее и гаже чем голос.
        - Иначе что, леди? Будете кричать?
        - Закричу, обязательно. И вы ещё пожалеете, что посмели угрожать мне, - вызывающе вскинув подбородок, пообещала Генриетта. - Я умею на редкость громко и пронзительно визжать. Да от моих воплей во всех здешних домах стёкла повылетают. Не пройдёт и секунды, как проснувшиеся люди повыскакивают на улицу, и тогда вам будет несдобровать!
        Джек чуть не подавился от булькающего скрежещущего хохота. Дьявол, а ведь всё складывается ещё веселее, чем он думал поначалу! Эта грудастая малышка на редкость забавна. Возможно, он даже не станет сразу её убивать. Джек наклонился к ней, заставив затрепетать от ужаса, и протяжно, с шумом втянул крючковатым носом её запах. И тут его круглые глаза-плошки стали ещё больше. Он вспомнил. Он вспомнил, где мог раньше учуять эту сучку!
        - Эй, девочка, да мы с тобой, оказывается, практически старые знакомые, - Джек в восторге сдвинул цилиндр на затылок лохматой головы и, похихикивая, поскрёб ногтями торчащие как проволока бакенбарды. - Северный железнодорожный вокзал, Столичный экспресс. Я вспомнил. Ты была там. Находилась рядом со мной. Верно? То-то мне показалось, что кто-то прячется под вагоном. Это была ты! И это именно ты сдала меня фараонам! Ха, вот оно в чём дело! А я-то думал, как они так оперативно отреагировали! Откуда вообще узнали, что я сел в тот поезд. Вот так встреча, крошка.
        У Генриетты чуть не остановилось сердце. Узнал! Этот дьявольский выродок всё-таки узнал её! Генриетта не думала, что может перепугаться больше, но, похоже, она ошибалась. От страха её всю замутило, а перед глазами поплыло. Окутанная туманом улица стала казаться ей размазанной нечёткой картиной, где было невозможно указать ни верх, ни низ.
        - Прошу вас, не убивайте меня, умоляю… - Генриетта крепко зажмурилась, ругая себя последними словами за то, что была вынуждена это говорить, но ничего не могла с собой поделать. - Не трогайте меня, пожалуйста…
        - Леди, вы прекрасны, - с придыханием сказал Джек, наслаждаясь её паническим страхом и ароматом дешёвых, отдающих клубникой духов. От неё пахло вызывающе пошло, вкусно и маняще. Он хотел смаковать её запахи, жалея, что не может раствориться в них. В страхе и запахах невозможно купаться. Ими можно лишь жить.
        Попрыгунчик почти с нежностью глянул на неё, смыкая поросшие чёрными волосами пальцы на тонкой шейке, нащупывая неистово пульсирующую жилку. Вот оно - власть над человеком, полная и абсолютная, когда от движений твоих пальцев зависит его жизнь. Стоит ему усилить хватку, как покрывшаяся пупырышками шейка этого насмерть перепуганного золотовласого создания сломается, как сухая хворостинка. Хрусь - и всё, он заберёт её чувства, запахи и страхи себе.
        Генриетта судорожно вскинула руку, пытаясь обхватить толстенное, перевитое жилами запястье убийцы. Бесполезно. С тем же успехом она могла попытаться сжать своей узкой девичьей ладошкой мраморную колонну. Стальные пальцы Джека жёстко держали её за горло, больно давя на гортань и затрудняя дыхание. Она встала на цыпочки, сипло пытаясь втянуть в себя живительного воздуха. А в голове одна за другой галопом проносились бессвязные суматошные мысли. Неужели это всё? Действительно всё?! Конец?!
        Из васильковых глаз девушки ручьями полились слёзы. В сдавленном горле зародилось хриплое бульканье. Она даже зарыдать толком не могла! Генриетта тихо, давясь слезами и отчаянием, заскулила.
        Джек приблизил к ней страшное, словно вырубленное из коряги лицо, открыл рот и провёл длинным влажным языком по щеке девушки, слизывая солёные слёзы. Из раззявленной пасти маньяка жутко воняло. Генриетту замутило. Если бы она могла, её бы точно вырвало. Джек судорожно облизнулся и прищурился. Огромный круглый глаз с вытянутым чёрным зрачком, заполненный воинствующим безумием, уставился на неё.
        - Ты на вкус такая же приятная, как и на нюх, - сказал Попрыгун. Он продолжал держать её, ощущая трепет податливого тела и чувствуя, как его самого распирает от желания. Но…
        Маньяк принюхался. Что-то было в этой шлюшке ещё. Что-то, что никак не давало ему покоя. Почему-то он не мог просто так вот взять и свернуть ей шею. Какая-то возникшая в мозгу мысль останавливала его. Что это? Что в ней есть такого, на что он не обратил внимания? Что он не учуял? Джек вновь лизнул её, потом ещё раз. Он глубоко и тяжело дышал, втягивая её запах и ртом, и носом. Все его звериные инстинкты в один голос кричали, что она не так проста, как кажется, что он не должен спешить.
        - Что ж ты скрываешь в себе, маленькая сучка? - раздражённо прорычал Джек. Он терпеть не мог недомолвок и сложных вопросов, на которые не мог найти ответы. В его недолгой жизни было всё просто и понятно. Он не обременял себя философскими размышлениями и не терзался сомнениями. Но сейчас что-то едва уловимо изменилось. И виновата в этом была эта полузадушенная, жалобно пищащая и трепыхающаяся в его руке, как пойманная на крючок рыбка, юная потаскушка. Джек пришёл в ярость. Ему так захотелось размазать эту стерву о мостовую, что аж потемнело в глазах - их заволокло кровью. Но он так и не смог заставить себя сжать пальцы.
        - Ты не так проста, как кажешься, да? - из уголка перекосившегося рта маньяка потекла вязкая вонючая слюна. Генриетта закатила белки глаз, почти теряя сознание от нехватки кислорода.
        Посреди пустынной тихой улицы, сокрытые от ночного неба плотным туманным саваном, они представляли из себя странную гротескную парочку. Маленькая, трепыхающаяся в бесплотных попытках освободиться девушка в красном платье, и сжимающий её за горло высоченный детина в чёрном.
        Джек едва сдерживался. Он рычал подобно бешеному псу, который заперт в клетке и может лишь скалить клыки на проходящих мимо. Которому хочется укусить, да не позволяют прутья решётки. Маньяк едва не задыхался, так же, как и Генриетта. Правда, по другой причине. Он тщетно втягивал её запахи, пытаясь понять, вспомнить…
        И когда он уже был готов плюнуть на всё и, взревев от злости, сжать пальцы, его озарило. Это было сродни удару молнии. Джек изумлённо отшатнулся от неё на расстояние вытянутой руки, неверяще тараща глаза. Неужели?.. Но это просто невозможно… Её запах… Он понял, в чём дело. В её запахе. До последнего он неверно рассуждал. Он решил, что его привлекло в ней то, что в подсознании запечатлелся тот факт, что он запомнил её запах, когда она пряталась под вагоном… Но нет. Всё было гораздо сложнее… Её запах имеет более глубокие корни, чем он думал поначалу. И он понял. Он всё понял.
        Уже совсем по-другому, с новым, совершенно неожиданным для себя интересом, с какими-то новыми, абсолютно незнакомыми ему ранее чувствами, с немалым любопытством Джек принюхался к Генриетте, во все глаза рассматривая её.
        - Славная, очень славная девочка, - прошептал Попрыгун. - Не думал, что встречу ещё кого-то… А ведь, между тем, мы с тобой, получается, давние знакомые. Но ты, естественно, не знаешь меня… Не беда. Достаточно, что я узнал тебя. И ты мне всё расскажешь. Всё, о своём запахе. О том, где ты его подцепила, как заразную болезнь… О, не бойся! У нас будет навалом времени для непринуждённых бесед. Ты идёшь со мной.
        Вряд ли до затуманенного сознания находящейся в полуобморочном состоянии девушки дошёл смысл и половины сказанных хриплым шёпотом слов. Джек чуть сильнее надавил на её горло, и ночная бабочка, потеряв сознания, безвольно обмякла в его ручище. Легко взвалив девушку на плечо, Джек поправил засаленный цилиндр, оглянулся и в одном затяжном плавном прыжке перемахнул через улицу, оттолкнулся ногами от земли и сиганул на крышу ближайшего дома. Он не собирался более рисковать. Рассвет на носу и туман уже редеет. Ночная мгла отступает. А ему совсем не нужны, особенно сейчас, лишние свидетели. Поэтому он пойдёт по крышам. И унесёт своё новоприобретённое сокровище.
        Определённо, охота прошла даже лучше, чем он рассчитывал.
        
        - Гони, Бёрк, гони!! - заорал Джентри, надеясь, что завывающий в ушах веер не успеет унести все слова.
        Но Бёрк, увидев то, что увидел старший инспектор, и так всё понял без слов. «Триган» едва не встал на дыбы, тонко и злобно завизжав покрышками, и в самый поселений момент смог уйти с линии обстрела, как сумасшедший проносясь вдоль тротуара и напирая на мешающий дальнейшему проезду мчавшийся впереди паромобиль.
        Затаившийся в чреве грузовика тускло блестевший воронённой сталью шестиствольный пулемёт тут же ожил, зарычал, затрясся, и приводимые в движение электричеством стволы с яростным жужжанием крутанулись, выплёвывая сноп крупнокалиберных пуль.
        Чуть смесив корпус и вскинув револьверы, Джентри начал стрелять практически одновременно со жмущим на гашетки «Добермана» человеком. Но если его пули лишь с яростным визгом рикошетили от толстостенных железных листов грузового отсека тягача, то исторгаемые пулемётом заряды наносили Королевской улице сокрушительный урон. Длинная ревущая очередь вдребезги разнесла витрину сверкающего стеклом магазина готовой одежды, превратила в крошево уличную беседку и снесла притулившуюся у обочины водяную колонку. Вверх тут же ударил отливающий синевой фонтан кристально чистой холоднющей воды. Посеяв раскалённую смерть, пулемёт заглох. «Триган» вырвался из зоны обстрела. А пыхтящий работающим на износ котлом тягач отстал.
        Снующих по тротуару горожан как ветром сдуло. Раздались панические крики, люди бросились кто куда. И только по счастливой случайности обошлось без жертв. Ни одна пуля не нашла свою цель. Не иначе как божье провидение, но всю дорогу так продолжаться не может. При подобной плотности огня хоть кого-нибудь, но Невидимка (а в том, что управлялся с пулемётом именно знаменитый террорист, Джентри не сомневался) обязательно подстрелит. Джейсон с проклятьями опустил револьверы. Ветер трепал его волосы и наотмашь бил в глаза. Он так и не успел рассмотреть стрелявшего. Скрывающийся в нутре прущего на всех парах за ними грузовика на долю секунды предстал перед старшим инспектором тёмной нечёткой фигурой. Да и к дьяволу! Ведь наверняка Невидимка позаботился о том, чтобы скрыть своё лицо.
        Бёрк, цедя сквозь стиснутые зубы отборные ругательства, безостановочно давил на клаксон. Паромобиль послушно трубил, призывая впереди бегущие экипажи посторониться. До выезда на площадь осталось совсем чуть. Но именно этого «чуть» им могло и не хватить. Если управляемый отмороженными на всю голову бандитами грузовик их нагонит и притрёт к обочине, то плохо дело. Созданный для гоночных трасс «Триган» умоляюще подвывал, словно упрашивая дать ему простор, где он уж точно показал бы, кто здесь самый-самый!
        - Ну же, твою мать, ну же! - Бёрк затравленно оглянулся. Проклёпанный железный колосс приближался, чадя как самый прожорливый паровоз и гулко грохоча приводными механизмами. Опрокидывая могучей грудью попадающиеся на его пути паромобили, грузовик неотвратимо настигал их. Бёрк нервничал. А его начальнику, старшему инспектору Джентри, судя по сосредоточенно непроницаемому лицу, было хоть бы что! Или у Джентри и впрямь стальные нервы или ему известно намного больше, чем Бёрку, и всё не так очевидно, как кажется…
        - Проклятие! - Крейг высунул из укрытия голову, обнимая чемодан, как влюблённый жених новоиспечённую невесту. - Я уже, право, и не знаю - а точно ли им нужно моё изобретение целым и неповреждённым?! Да от одного точного залпа наш игрушечный паромобильчик разлетится на запчасти! Из чего стреляли эти идиоты?
        - Сокройтесь с глаз моих, Крейг! - гаркнул Джентри, пользуясь временной передышкой и перезаряжая оружие, что было совсем непросто, учитывая, что он стоял в несущемся по улице паромобиле с откинутым верхом. Секунды передышки таяли с катастрофической скоростью. Взбесившийся, словно ужаленный под хвост мамонт, громадный тягач уже почти догонял их, выдавая совершенно невероятные для своих габаритов шестьдесят миль в час! Джентри он показался великаном-пастухом, планомерно загоняющим своё стадо в отведённое для него стойло. Вот только в самом стойле их ждал не корм с водой, а остро заточенный нож.
        - Можно подумать, что-то изменится, если я спрячусь - прошьёт навылет за милую душу, - буркнул под нос Гордон, тем не менее следуя недвусмысленному приказу полицейского.
        Взведя курки, Джентри наклонился к залёгшему между сидений учёному и прокричал прямо над ухом:
        - Если вы ещё питаете какие-то радужные иллюзии, мой вам совет - выбросьте свой чемодан к чёртовой матери! Вы же видите, что они идут до конца, и ваша жизнь как таковая не стоит и гроша!
        - Ни за что! - в тон инспектору ответил Крейг, надрывая связки. - Я лучше умру, чем…
        - Больше глупости в жизни не слышал! - раздражённо сплюнул инспектор, выпрямляясь. - Чокнутый недоумок.
        Расшвыряв мешающие ему моторные экипажи, как терьер крыс, грузовик вновь поравнялся с улепётывающим во всю доступную прыть «Триганом». За лязгающей громадой грузовика тянулся шлейф угарного, чёрного как смоль дыма. Должно быть, эту копоть видят и с восточной стороны Магны, подумалось Джентри. Чтобы выдерживать эту сумасшедшую гонку, кочегар огромного парового монстра должен вкалывать как заведённый, натирая мозоли черенком лопаты и срывая спину, а топка их котла должна пожирать уголь с прытью изголодавшегося нищего!
        - Бёрк! - заорал Джентри, начиная пальбу по грузовику.
        Водитель послушно сбавил обороты и «Триган» тут же снизил скорость. Тягач моментально оказался на целый корпус впереди, и выпущенная из взревевшего «Добермана» пулемётная очередь опять ушла мимо цели. Оставалось только возблагодарить бога, что у пулемётного расчёта был достаточно ограниченный угол обстрела. Того мимолётного мига, что чудовищный грузовик находился на одной линии с ними, находясь под прицелом шестиствольного смертоносного агрегата, Джентри хватило, чтобы рассмотреть и вторую фигуру, расположившуюся рядом с установленным на подвижной станине пулемётом. Что и не удивительно, для управления таким оружием как «Доберман», в условиях реального боя, второй человек обязательно необходим. Подавать снаряжённые патронами короба, следить за электрическим питанием, крутить ручку привода вращения стволов, если это самое питание отсутствует. К сожалению, в их случае, пулемёт был подключён к выносному аккумулятору, что в разы увеличивало его скорострельность. А воздушное охлаждение не давало стволам перегреться, и поэтому засевшие в кузове ублюдки могли поливать их огнём сколько влезет, пока не
закончатся боеприпасы.
        Смертоносный каскад крупнокалиберных пуль посеял в стене расположенного напротив дороги кирпичного дома целую россыпь дыр. С отчаянным дребезгом разнёс окна, выбил в тротуаре дыромахи размером с кулак и буквально разрезал пополам припаркованный у обочины старенький паромобиль. Тонкий метал кузова оказался бессилен перед свинцово-стальным шквалом ураганного огня. И опять без жертв! Запрудившие в этот утренний час Королевскую улицу люди наконец-то смекнули, что следует держаться от проезжей части и примыкающего к ней тротуара подальше.
        Джентри ответным огнём, уже в заднюю часть вырвавшегося вперёд грузовика, лишь выбил несколько снопов искр. Против этого железного монстра револьверы были бессильны. Некоторые пули всё же пронзили стенки грузового отсека, но прицельность оставляла желать лучшего. Из такого крайне неудачного и неудобного положения попасть в Невидимку с подельником было бы огромной удачей, одним шансом из тысячи. Но у Джентри не было столько патронов и времени. Так огромный паромобиль не одолеть. У него был бы шанс остановить его, пробей он защищавший силовую установку кожух, но тот был сварен из исключительно толстых грубых листов железа. Оставалось одно - попытаться застрелить водителя или кочегара.
        - Хитрый манёвр, чёрт возьми! - одобрительно вкинул большой палец Крейг. - И почему мы раньше им не воспользовались?!
        - Сзади напирало слишком много экипажей! Но сейчас позади нас достаточно свободного пространства. Этот бегемот всех распугал!..
        - Так почему же мы не развернёмся и не смоемся отсюда к чёртовой матери?! - изумился учёный, опасливо приподнимая голову. - Пока этот крокодил развернётся, мы уже будем далеко.
        - Не всё так просто, мистер Крейг, - сузил глаз Джентри, глядя на замедляющий ход грузовик. - Всему своё время…
        Гордон весь переменился в лице. У него мелькнула одна дикая, совершенно невероятная мысль…
        - Во имя святых мощей, что вы задумали? - побледнел он.
        Но Джентри уже не слышал его в шуме сходящей с ума Королевской улицы. Всё внимание старшего инспектора приковал громыхающий железным камнепадом ревущий грузовик. Джентри встал вполоборота к приближающемуся гиганту, уперевшись коленями в переднее сиденье. Бёрк наращивал скорость, а тягач, наоборот, сбрасывал, и до момента, когда они опять сойдутся бок о бок, оставались считанные ярды.
        - Шеф, сейчас мы выскочим на площадь! - прокричал, предупреждая, Бёрк, ожесточённо таращась сквозь лобовое стекло на вырастающий прямо по курсу монолит огромного семиэтажного здания постройки времён короля Георга, напротив которого и раскинулась просторная, имеющая форму круга, площадь. Здесь дорога плавно поворачивала и далее следовала сразу в трёх направлениях. Они на всех парах неслись по центральному, а уцелевшие под громадными колёсами грузовика экипажи, достигнув площади, во всю прыть удирали по боковым ответвлениям, вливаясь, соответственно, в Сорок вторую и Сорок четвёртую улицы.
        Раскинувшееся на сколько хватало глаз огромное, выстроенное из замшелого древнего камня здание, увенчанное многоуровневой черепичной крышей, раньше служило одной из резиденций правящей династии. Нынче же в нём располагался городской попечительский совет. Целое скопище отъявленных дармоедов, вынужден был признать Джейсон. К парадному входу вели бесконечные ступени, на улицу смотрело неисчислимое количество стрельчатых окон. Здание впечатляло. Поддерживающие выдвинутые фронтоны мраморные колоны, выступающие контрфорсы, надраенные до блеска водостоки, и вяло трепыхающиеся на шпилях государственные флаги по соседству с начищенными флюгерами.
        Радостно завыв, «Триган» пулей вылетел на свободное пространство, тут же с протяжным визгом закладывая крутой вираж и уходя из-под обстрела. Тяжеловесный, клокочущий со свистом вылетающим паром и немилосердно чадящий грузовик опоздал на несколько секунд. Махина прогрохотала по брусчатке, старясь идти в притирку с юрким паромобилем, но Бёрк успел увести «Триган» в сторону на безопасное расстояние.
        Из распахнутого грузового отсека тягача раздался душераздирающий треск. «Доберман» отрыгнул очередную порцию свинца. Трассирующие очереди прошли позади и чуть выше «Тригана». Джентри ничком бросился ниц, прижимая к полу пытающегося поднять голову учёного. Крупнокалиберные пули рассерженными шершнями пронеслись над ними, смачно влипая в стену старинного здания. Ба-ба-ба-ба!!! Пулемёт вёл свою угрожающую всему живому трескотню, разрывая воздух смертоносным дождём. Несколько пуль вспороли ступени, отколупывая огромные куски камня, ещё с десяток угодили в дорогущую карету чёрного лакированного дерева, запряжённую четвёркой белоснежных рысаков в чёрной сбруе и наглазниках.
        Очередь из пулемёта пятидесятого калибра разнесла деревянный кузов кареты в щепки, как карточный домик. Не своим голосом заржавшие лошади, обезумев от страха и ужаса, засыпанные обломками кареты, дружно встали на дыбы и рванули прочь, волоча за собой переломанное дышло. Обалдевший от подобного казуса закутанный в непромокаемый плащ кучер оказался на земле, поверх груды обломков, судорожно сжимая в одной руке кнут, а в другой надкушенный бутерброд.
        Джентри снова выпрямился и тут же принялся палить по оказавшемуся за спиной грузовику. Теперь тот представлял из себя отличную мишень, и помимо всего прочего Джентри не опасался, что его пули заденут ещё кого-нибудь. Площадь, не считая припаркованных возле здания транспортов, словно вымерла. Но это ненадолго. Инспектор не сомневался, что к ним уже со всех концов города спешат свободные патрули и констебли. Ну а там и за праздными зеваками не заржавеет. Не всем хватит ума сидеть за запертыми дверями и не высовывать носа.
        Револьверные пули вгрызлись в носовую часть грузовика, расписав кабину дырками и выбив боковые стёкла левой двери. Всё-таки позиция оказалась не настолько хороша, как изначально показалось Джентри. Стрелять приходилось немного наискосок, оба паромобиля непрерывно двигались, и лобовое стекло тягача постоянно уходило с линии поражения.
        Тем временем площадь немного ожила. Из заглушенных паромобилей и конных экипажей с воплями вылетали водители и кучеры, бросая всё на свете, и убегая по ступенькам вверх, к парадному входу здания. В окнах начали мелькать изумлённые творящимся снаружи безобразием лица. Наверняка в ту же самую минуту уже делались важные звонки и предпринимались все меры для пресечения разыгравшейся на площади вакханалии. Да, полиция определено была не за горами!
        «Триган» заложил очередной крутой вираж, пробегая по периметру площади и идя на второй заход. Огромный грузовик был намного тяжелее и неуклюжей, и совершенно не приспособлен для подобных поворотов. Но габариты и чудовищная масса делали своё дело! Не став бегать за шустрым паровым экипажем по кольцу, грохочущий, как бронепоезд, тягач просто-напросто срезал угол, и развернувшись прямо напротив бывшей резиденции правящих королей Андеры, помчался наперерез. Разумеется, во время разворота, колосс своим кузовом играючи смёл два крайних паромобиля представительского класса, сплющив их как консервные банки, и задел ещё одну карету, вырвав заднюю ось, из-за чего карета грузно бухнулась на багажное отделение, ломая рессоры и задирая вверх дышло. Бедные коняги прямо-таки взвились, молотя воздух копытами и оглашая окрестности отчаянным ржанием.
        Пролетев середину площади, безжалостно кромсая ободами гигантских колёс аккуратно уложенную плитку, грузовик взял влево, и снова ожил пулемёт. Пули застучали прямо перед колёсам едва успевшего затормозить «Тригана», выбивая искры и кроша древнюю сеншельскую плитку в пыль. Подвергшийся массированному обстрелу паромобиль тут же взял назад, но одна пуля всё же успела зацепить его, со звонким лязгом оторвав кусок хромированного бампера. Колёса «Триган» бешено закрутились в обратном направлении. Бёрк, не глядя, подал машину назад, спасая всех, кто в ней находился, от целого роя просвистевших прямо перед лобовым стеклом пуль, на сумасшедшей скорости улетевших с площади и раздробивших в куски установленный на перекрёстке мраморный памятник Герману Ловаллю.
        - Бёрк, делай крюк и иди ему прям в лоб, не сворачивая! - пригнувшись к вцепившемуся в баранку подчинённому, проорал Джейсон. Бёрк на миг обернулся, его усы окончательно отклеились и отпали. Лицо констебля было белее молока. - Я сниму водителя, и их песенка будет спета!
        - А если этот ублюдок не свернёт?! А он и не свернёт! Он просто переедет нас на хрен!
        - Не бери дурных мыслей в голову! У тебя есть неплохой шанс заработать себе повышение!
        Крутанувшись и повернув паромобиль лицом к завершающему разворот в их сторону громадному грузовику, Бёрк простонал:
        - Покойникам чины без надобности! Будь оно всё проклято…
        - Вы всё же хотите взять Невидимку! Вот что вы задумали! И вы хотели сделать это с самого начала, используя меня как наживку, - из взобравшегося на пассажирское сиденье учёного так и изливался праведный гнев. Придерживая одной рукой норовящую слететь с головы шляпу, Крейг обвиняюще завопил: - Что всё это значит, мистер Джентри?!
        Джейсон взяв перезаряженную «Гидру» двумя руками, пожал плечами и уверенно, не раздумывая, произнёс:
        - В свою защиту скажу, что придумал это только вчера. Ничего личного, мистер Крейг. Просто поверьте мне.
        Бёрк развернул паромобиль носом к пыхтящему на другой стороне изрытой выбоинами площади тягачу, проехал несколько ярдов и остановился. И дурак бы понял, что «Триган» вызывает своего огромного неповоротливого собрата на дуэль. Сталь против стали, колёса против колёс, паровой котёл против парового котла! Низкое небо, как всегда хмурое и неприветливое, насупилось над вставшими в позу полную непримиримости и ярости машинами. Из здания городского попечительного совета выглядывали самые отважные и любопытные, за пределами площади потихоньку начали стягиваться люди, держась на почтительном расстоянии с раскрытыми от удивления и ожидания развязки ртами - случайные прохожие, местные дворники, подметавшие опавшие листья, живущие в соседних домах люди, вездесущие мальчишки, заурядная городская толпа… Ветер тихо шелестел в кронах примыкающей к площади аллеи. Само время замерло, наблюдая за схваткой паровых детищ самой современной индустриальной мысли.
        Весь расчёт Джентри строился на том, что водитель грузовика примет вызов. Что, кто бы не сидел за рулём, он не испугается несущегося прямо ему в лоб приземистого изящного паромобиля, похожего на вытянутый чёрный снаряд. Что грузовик помчится им навстречу, стремясь встретить удар всей массой, лоб в лоб, сломить их, превратить в кучу мятого металлолома. Инспектор надеялся, что его рисковая, в общем-то, задумка увенчается успехом. Было, правда и несколько сомнительных моментов, но обдумывать их уже не было времени. Секунды уходили быстрее, чем деньги из кармана разорившегося промышленника. Всё или ничего. Всё решится здесь и сейчас.
        Джентри встал во весь рост, вооружённый помимо револьвера надеждой, что Невидимка, находясь в грузовом отсеке тягача, не успеет вовремя оценить обстановку и не сможет остановить решившегося атаковать водителя. А в том, что управляющий грузовиком человек готов броситься в бой, Джентри почти не сомневался. Огромный тягач исходил паром и чадом, зримой злобой и нетерпением. Он дрожал и вибрировал, напоминая готового к прыжку захлёбывающегося пеной от ярости бойцового пса.
        Ну же! Свисток тягача издал протяжный тоскливой вой, словно знаменуя приход конца света, и огромный железный монстр ринулся на всех парах вперёд.
        Джентри пошире расставил ноги, очень плавно и не спеша вскидывая револьвер. Правая рука крепко сжимает рукоять. Левая поддерживает запястье правой. Глаз сощурены, дыхание затаено. Джентри слышал, как его сердце размеренно бухает в грудной клетке, отмеряя тающие секунды и исчезающие под колёсами машины ярды. Всё, обратно пути нет.
        «Триган» летел на встречу казалось бы неминуемой гибели. В прямом лобовом столкновении у паромобильчика не было ни единого шанса выстоять против двадцатитонного проклёпанного гиганта, похожего на сошедший с рельсов взбесившийся локомотив. Но Бёрк изо всех сил давил на педаль подачи пара и, громко вопя, упрямо вёл машину прямо вперёд. Расстояние между сближающимися машинами неумолимо уменьшалось. Водитель тягача то и дело дёргал за шнур гудка, и площадь вся дрожала от нескончаемого подвывающего рёва. Огромные колёса терзали плитку, мелькая спицами и превратившись в размытые круги. Джентри уже мог разглядеть довольную полубезумную ухмылку на перекошенном лице водителя грузовика. Всё верно, он не собирался поворачивать и отступать. Этот тип не хуже Джейсона понимал, что через какие-то несколько секунд он размажет их по вмурованной в площадь плитке. Разотрёт, как подошва сапога надоедливого таракана.
        И когда бьющий в лицо ветер стал маниакально шептать прямо в мозг Джентри - «впереди смерть, впереди смерть, впереди смерть», когда отпущенное судьбой время трём находившимся в «Тригане» людям внезапно замерло, готовое остановиться раньше срока, Джейсон нажал на спусковой крючок.
        Бах-бах-бах! «Гидра», одну за другой, невероятно быстро выстрелила все пули, все пятнадцать штук, за какие-то несколько секунд опустошив барабан. Пули легли кучно, туда, куда и целился Джентри. Лобовое стекло тягача разлетелось градом сверкающих осколков, а пули, не заметив хрупкой преграды, жадно впились в до конца не верящего в происходящее водителя, пробивая его тело в нескольких местах. Две пули попали прямо в лицо, раздробив нижнюю челюсть и вырвав затылок. Залитый кровью бедолага тут же рухнул прямо на баранку.
        Грузовик пошёл юзом, резко забирая вправо, а Бёрк, горланя так, что даже скрючившийся на заднем сиденье Крейг зажал уши, всем весом навалился на руль, беря влево и таким образом уводя паромобиль от столкновения с прогрохотавшим в нескольких дюймах, почти рядом с крылом, огромным тягачом. Сказать по правде, им несказанно повезло. Бёрк был опытным хорошим водителем. Даже очень хорошим, с отменной реакцией и твёрдой рукой, но даже он не смог бы предотвратить страшной катастрофы. И дело было бы вовсе не в профессиональных воительских качествах полицейского. Они слишком быстро сошлись, приблизились друг к другу на ничтожно малое расстояние, не позволяющее произвести спасительный маневр. И если бы не счастливое для пассажиров «Триган» обстоятельство, что застреленный Джентри водитель, падая на руль, ненароком не повернул тягач…
        Джентри от резкого виража чуть не вылетел головой вперёд. Чертыхаясь, он судорожно вцепился в спинку водительского сиденья. Оброненный им револьвер больно стукнул Крейга по пальцам, но учёный даже не заметил этого… Бёрк крутанулся, выравнивая «Триган», и нажал на тормоза. Утробно урча, паромобиль замер. В ноздри била удушающая вонь сгоревших покрышек и отработанного натруженной силовой установкой топлива. «Триган» окутало облаком выброшенного предохранительными клапанами удушливого пара. Его круглые фары, казалось, смотрели на окружающий мир с жалобным упрёком. Этот забег не прошёл для резвого мобиля без последствий.
        Но для потерявшего управление тягача ещё ничего не закончилось! Неизвестно, как бы сложилась его дальнейшая жизнь, останься в кабине в живых хотя бы кочегар, но по роковой случайности последняя пуля «гидры» пробила ему лёгкое и незадачливый камрад брякнулся прямиком головой в открытую печную топку, тут же превратившись в обугленный пылающий факел. Ему повезло, что он умер ещё то того, как раскалённый до бела жар принял его в свои объятия. Останься кочегар в живых, возможно, он бы и успел перехватить руль и удержать заворачивающий прямо на толпу зевак громадный тягач. Но огромный железный гигант остался полностью неуправляемым, а набранного давления в котле вполне хватало, чтобы силовая установка продолжала свою работу.
        Ещё недавно с болезненным любопытством взирающее на бесплатное представление люди вдруг поняли, что ничего более интересного они не увидят. И ещё они поняли, что несущийся прямо на них грузовик и не думает сворачивать. И тогда толпа любителей экстремальных зрелищ разом пришла в движение, словно отхлынула морская волна. Зеваки кинулись в рассыпную, толкаясь локтями и оттаптывая друг другу ноги. Тягач пущенной броненосцем торпедой вылетел с площади, кроша в пыль бордюры и кромсая огромными колёсами дорожную брусчатку. Железный гигант вдрызг разнёс памятник Ловаллю, так, что в разные стороны полетели искорёженные обломки, как спичку сломал фонарный столб, рухнувший в свою очередь на оставленный кем-то рядом с площадью паровой фургончик для перевозки овощей.
        Огромный грохочущий грузовоз, не останавливаясь, протаранил скопление в панике разбегающихся людей, лишь по чистой случайности и доброте всевышнего никого не задев, и со всего маху врезался низко опущенным лбом в угол жилого трёхэтажного дома, отхватил огромный кусок пилястры и, сотрясаясь всей проклёпанной тушей, начал медленно заваливаться на бок. Сила вызванного столкновением удар была такова, что из окон дома повылетали все стёкла, а по стене в разные стороны побежали с каждой секундой расширявшиеся змеевидные трещины, с крыши каскадом посыпался сорванный шифер… Грузовик же, просунувшись ещё несколько ярдов по выбитым из угла здания кирпичам, со стоном поднялся на боковые колёса и, не удержавшись, со всего маху рухнул на бок. Из кабины вырвалось яркое пламя, повалил дым, присоединяясь к вырывающемуся из топочной трубы пыхтящему шлейфу. Колёса поверженного гиганта продолжали вращаться, правда, с каждой секундой всё медленнее и медленнее…
        Над площадью и окрестностями поднялся нарастающий гвалт. Панические крики наполнились стонами боли и плачем. Не меньше десятка людей пострадали в общей давке, когда разбегались кто куда, как напуганные кружащим в небе коршуном цыплята. Кого сбили с ног, кого толкнули в спину, кого ударили во время бега. То тут, то там мелькали окровавленные лица, и отовсюду доносился усиливающийся гневный ропот. Все хотели разобраться с виновными в случившемся! Только рассеявшаяся, толпа горожан вновь начала сбиваться в кучу. Люди, напирая один на другого, ломанулись к опрокинутому грузовозу. Из пострадавшего дома, кто в чем, выскакивали перепуганные жильцы, решившие, что не иначе как в столице произошло совершенно невиданное для этих мест землетрясение. По ступенькам здания попечительского совета сбегали работающие в нём люди и их клиенты. К месту аварии спешили водители пострадавших во время бойни паромобилей.
        И как-то за всеобщей неразберихой никто не обратил внимания на одиноко замерший посреди площади чёрный паромобиль марки «Триган» с откинутым верхом.
        - Мне необходимо выпить, - тупо сказал Бёрк, глядя вокруг себя тоскливыми глазами. - Хочу напиться. Шеф, ты мне прибавил чёртову тучу седых волос.
        Джейсон проигнорировал прямое нарушение субординации. Всё его внимание было сосредоточено на завалившемся в сотне ярдов от них грузовике. Откинув опустевший барабан «Гидры», Джейсон начал быстро загонять патроны в отполированные гнёзда камор. На зарядку «Дугрея Льюиса» времени уже не оставалось.
        - Вы сумасшедший, Джентри! Вы знаете об этом?! - пришедший в себя учёный с трудом набирал в грудь воздуха. Его всего распирало от неконтролируемого гнева. - Вы же могли нас всех угробить к чёртовой матери! А что, если бы эта махина взорвалась или переехала дюжину-другую людей? Вы об этом подумали? Я просто поражаюсь вам!..
        Джентри никак не ответил на упрёки распалившегося Гордона. Он не знал, что сказать и не хотел встречаться с ним взглядом. Ни с того ни с сего у старшего инспектора загорелись уши. Ему внезапно стало стыдно как нашкодившему гимназисту. Ведь Крейг, как не крути, прав. Он слишком сильно рисковал. А имел ли он на это право? Он рискнул, поставив на кон жизни множества людей, не считая своей собственной и своих товарищей. Он выиграл, но имел ли он право на эту партию в покер с судьбой? Кто он такой, в конце концов? Джентри понимал, что Крейг прав и за это злился на него ещё больше. А себя в эти минуты он просто ненавидел.
        - Бёрк, не спускай глаз с мистера Крейга, - глухо сказал Джейсон, спрыгивая на землю. Взведя курок револьвера, он со всех ног побежал к всё увеличивающемуся подле затихающего в агонии грузовоза человеческому морю.
        Всё сожаления, печали и тревоги останутся на потом. Когда будет время предаться самобичеванию и размышлениям о смысле жизни. Сейчас есть дела поважнее, чем выискивание скрытых мотивов в личных эгоистичных поступках. Да, он далеко не образец для подражания и не самый хороший человек в мире, но он старался быть хорошим полицейским. И сейчас Джентри делал свою работу. А её он привык делать хорошо. Поймав Невидимку, он убьёт одним махом столько зайцев, что любой охотник обзавидуется. И ведь вся соль была вовсе не в наградах и чинах, нет, вовсе не в них…
        Джентри промчался эту сотню ярдов с совершенно неожидаемой от себя скоростью, как атлет-многоборец. Поднажав так, что аж в ушах заломило, Джентри буквально пролетел последние футы, посрамив бы и чемпиона по бегу, и тут же врезался в плотную толпу гомонящих зевак.
        - Дорогу! Дорогу! - требовательно заорал Джентри, доставая значок Империал-Ярда. - Всем разойтись и немедленно отойти от машины! Полиция Империал-Ярда! Всем отойти, я сказал!
        Так, срывая голосовые связки и размахивая над головой жетоном, сжимая в правой руке револьвер, Джентри пробивался к грузовику. Сначала невыносимо медленно, но затем всё быстрее и быстрее. До людей стало доходить, что полиция каким-то образом уже очутилась на месте аварии. Джейсону стали освобождать дорогу.
        Вырвавшись из сонмища взволнованных горожан, Джентри сунул жетон обратно в карман плаща, и, держа револьвер наизготовку, осторожно приблизился к тягачу со стороны грузового отсека. Глазам инспектора предстало местами проржавевшее с налипшей и засохшей грязью железное днище опрокинутого грузовика. Четыре огромных колеса уже крутились едва-едва, их можно было бы остановить и руками. Из топочной трубы едва вилась тоненькая жалкая струйка дыма, зато бушующее в чадящей кабине пламя всё разгоралось, кропотливо выжирая изнутри всё, поддающееся горению. Из отрытой топки просыпался уголь, и огонь накинулся на новую пищу, понял Джентри. Он принюхался. К удушливому запаху сгоревшего угля и сажи примешивалась тошнотворная сладкая вонь запекающихся в жарком пламени человеческих тел. На краткий миг инспектору стало плохо. Но лишь на миг. За годы службы он видел и не такое. И запахами его было не пронять.
        Старший инспектор смерил настороженным взглядом нависающий над ним остов колоссального грузовика. Забраться внутрь представлялось достаточно проблематично. Собственно, в своих физических данных Джентри не сомневался, но не хотелось бы нарваться на шальную пулю. А он, забираясь наверх, будет вынужден какое-то время обходиться без револьвера, поскольку ему понадобятся обе руки. Задачка…
        Ещё раз гаркнув на напирающие за спиной шеренги ропщущего люда, Джентри недовольно скривился. Как же не хватает нескольких полицейских нарядов, чтобы оттеснить толпу и оградить место аварии. Он поймал себя на мысли, что полиция зачастую появляется на месте преступления слишком поздно. Неужели это переходит в своеобразную профессиональную болезнь, крайне прилипчивую и далеко не привлекательную? Неужели так будет и через сто, и через двести лет?! Надо будет обязательно спросить у Гордона. Словоохотливый учёный обязательно поделится своими соображениями на этот счёт.
        Поймав себя на мысли о том, что, пожалуй, будет скучать без вошедших в ежедневный обиход словесных перепалок с Крейгом, Джентри, сплюнув, засунул револьвер в заплечную кобуру и схватился руками за рессоры опрокинутого на бок тягача. От его раздумий легче не станет. Пора бы уже и начать что-то делать, чтобы не выглядеть в глазах столпившихся вокруг десятков людей круглым дураком, не знающим, что и предпринять!
        Цепляясь за все подряд выступы грязного днища, упираясь носками сапог и постоянно поглядывая в опрокинувшееся над головой насупленное серо-свинцовое небо, Джентри ловкой кошкой вскарабкался наверх, схватился пальцами за край гофрированного железного листа, подтянулся и одним движением запрыгнул на кузов. В двух ярдах от него темнел провал боковой двери грузового отсека, откуда и вёлся пулемётный огонь. Больше на поверхности Джейсон не обнаружил ровным счётом ничего заслуживающего внимания. Выхватив револьвер, он начал приближаться к проёму, помня о том, что внутри железного брюха грузовика есть кое-то. И этот шутник запросто может начать пальбу из «добермана» в тот самый момент, когда он попытается заглянуть внутрь. У Джентри от подобной мысли вспотели подмышки. Хм, а ведь расклад то и впрямь довольно хреновый…
        Ступая по выцветшему, покрытому облупившейся, некогда тёмно-зелёной, краской железу, Джентри отчётливо слышал, как в чреве кузова гулким эхом отдаются его тяжёлые шаги. И если внутри из двух преступников остался в живых хоть один, то следует быть настороже. Для рокового залпа из пулемёта хватит и одного человека. Опять-таки, если остался исправным пулемёт. Все эти лихорадочные размышления пронеслись в голове Джентри за доли секунды, за то ничтожно малое время, которое ему понадобились, чтобы сделать несколько шагов к манящему зеву в боку грузовика.
        Остановившись на самом краю практически квадратного проёма три на три ярда, Джентри вытянул руку с взведённым револьвером и, медленно, готовый в любой момент отскочить в сторону, наклонился вперёд, заглядывая внутрь. Одного мимолётного взгляда старшему инспектору хватило, чтобы понять, что чего-чего, а пулемётного огня можно не опасаться. «Доберман» слетел с подвижной турели и валялся на самом низу, едва видимый в сгустившемся внутри сумраке.
        Но это ещё не значило, что у бандитов не осталось ручного огнестрельного оружия. Пуля, выпущенная из револьвера и попавшая в голову, убьёт так же гарантированно, как и пулемётная. Джентри молча ругнулся. Он виден как на ладони, в то время как в грузовом отсеке царит почти полная тьма и с трудом можно что-либо увидеть. А фонарик он в дикой спешке забыл в салоне «Тригана»… Так может не стоит зря рисковать и лучше спокойно дождаться полицейских, которые уже наверняка будут здесь с минуты на минуту?
        Джентри оглянулся на оставшийся на площади чёрный гоночный паромобиль. С такого расстояния было невозможно разглядеть выражения лиц выглядывающих из салона «Тригана» Бёрка и Крейга, но почему-то Джентри не сомневался, что в эту минуту они крайне взволнованы. Бёрк переживает за шефа по вполне понятным причинам, а учёный, хоть и обрушил совсем недавно на него град критики, всё же предпочтёт видеть старшего инспектора живым и здоровым. Подождать? Что-то подсказывало ему, что медлить более нельзя. Что он и так потерял непростительно много времени… Да к чёрту! Джентри вновь повернулся к излучающему затаившуюся угрозу проёму и, привстав на одно колено, резко посмотрел вниз. Его нервы зазвенели натянутыми струнами, сердце стучало, как полковой барабан, по спине потекли ручейки пота. Указательный палец, замерший на спусковом крючке револьвера, был готов в любую секунду согнуться.
        Но опасения Джейсона были напрасны. Напряжённый как взведённая пружина, он замер на краю зияющей в боку грузовика дыры. Сводящие с ума секунды нервного ожидания резво помчались галопом. Глаза быстро привыкли к затаившейся внутри темноте. И когда Джейсон смог рассмотреть нутро грузовика, увиденное ему совсем не понравилось… В самом низу, рядом с упавшим пулемётом, лежало совершено неподвижное тело человека в кожаной крутке с неестественно свёрнутой шеей. На первый взгляд выглядело, что бандит погиб при крайне неудачном падении, когда грузовик опрокидывался набок и находящиеся внутри него люди должны были чувствовать себя засунутыми в спичечный коробок горошинами. Несчастный случай. И нет свидетеля. Нет свидетеля - нет допроса.
        Джейсон наклонился ещё ниже, засовывая внутрь голову. Так и есть. То, что ему поначалу лишь показалось, тут же приобрело вполне обоснованную реальность. Кроме пулемёта и трупа, в кузове грузовика больше ничего и никого не было. Джентри с невероятным спокойствием выпрямился, так же спокойно вернул взведённый курок в исходное положение, сунул револьвер в кобуру и, покусывая нижнюю губу, достал из жилета часы. Надо же, с начала выезда из особняка миссис Монро и до последних событий прошло всего каких-то два час. А казалось, что пролетел весь день как минимум. От горевшей кабины тянуло всё усиливающимся неприятным запахом, чёрный удушливый дым, не прекращая, валил из разбитых окон и устремлялся вверх, к серому беспросветному небу.
        Джентри так же не спеша убрал часы и, присев на корточки, пристально посмотрел поверх бурлящей вокруг толпы. Где-то там, в ней, в водовороте сотни человек растворился Невидимка. Мерзавцу каким-то чудом, неимоверным везением удалось беспрепятственно смыться до того, как он успел подбежать к грузовику. Наверняка террорист уже далеко отсюда. А может и наблюдает за ним с безопасного расстояния, ни капельки не боясь быть замеченным. А что? Сорвал с лица платок, сбросил шляпу, вывернул наизнанку плащ и вот ты уже совсем другой человек. Арестовать всех скопившихся близ площади людей? На основании чего? Досужих домыслов, что преступник, быть может, ещё не успел уйти?! Да Вустер его с потрохами сожрёт! Хотя Джентри подозревал, что очень серьёзного нагоняя и так не избежать.
        Невидимка переиграл его. Террорист продул начало и середину игры, но добился успеха в финале. Правда, победа его относительна. Крейг и его детище вне опасности, а сам Невидимка вынужден уходить, поджав хвост и зализывая раны. Но раненый враг, особенно такой, как террорист номер один, вдвойне опасен. И он сделает соответствующие выводы. Если уже не сделал.
        Ну что ж, захлопнуть ловушку не удалось, но зато он в очередной раз отстоял своего подопечного и теперь им никто не помешает спокойно добраться до Блумбери. Вряд ли Невидимка сейчас станет преследовать их.
        Когда Джентри спускался вниз, к площади подъезжали первые полицейские экипажи.
        
        Около площади продолжал бушевать человеческий водоворот. Любопытство - одно из главных особенностей человека, варьирующее от вполне безобидной страсти до закоренелого порока. Человеку всегда хочется знать чуточку больше, чем дозволено. И он всегда будет совать свой нос даже туда, куда не просят. Не считаясь с обстоятельствами и порой переступая через чувство самосохранения. И беспорядочно столпившиеся вокруг опрокинутого грузовика люди лишь создавали дополнительную суету. И при этом здорово затрудняли работу прибывших полицейских нарядов, карет скорой помощи и пожарных, примчавшихся на огромном, не меньше самого пострадавшего тягача, паромобиле ядовито-красного цвета, оснащённого мощной помпой и вместительным резервуаром с водой.
        Любопытная толпа мешала всем: и полицейским, и медикам и торопливо раскатывающим брезентовые рукава пожарным. Пока дородный детина с сержантскими нашивками в синем мундире не начал злобно лаять в рупор, призывая людей «расходиться и не мешать следствию». Несколько констеблей тут же, не дожидаясь особого приказа, кинулись оттеснять напирающих людей, другие сноровисто растягивали вокруг расчищенного пространства ленточки, пожарные уже заливали водой пылающую кабину грузовика, начали опрашиваться первые свидетели, Джентри объяснялся с высоким тощим лейтенантом, медики готовили носилки… Каждый был чем-то занят и в суматохе не обращал внимание на то, что происходило вне поля зрения.
        И поэтому нет ничего удивительного в том, что никто не обратил ни малейшего внимания на ничем не примечательного сутулящегося человека с непокрытой головой, в лёгкой длиннополой наглухо застёгнутой куртке, неторопливо удаляющегося от места аварии.
        Джентри не ошибся в своих предположениях. Сбросить плащ, шляпу и сорвать с лица платок было делом нескольких секунд. Так же без сожаления Невидимка выбросил нож и револьвер. Он должен быть абсолютно чистым, белым и пушистым, если его всё же остановят для обыска. Но Господь миловал. Он спокойно, не нервничая и не срываясь на бег, выбрался из напирающей толпы и, сунув руки в карманы поддетой под плащ лёгкой куртки, направился в противоположную от площади сторону. Выбрался на тротуар и так же не оглядываясь, ссутулившись якобы от холода и втянув голову в плечи, пошёл прочь.
        На невозмутимом, выбритом лице террориста не было ни намёка на обуревавшие его эмоции. Одна скука и покорность судьбе. Со стороны могло показаться, что просто ещё один работяга, самый заурядный горожанин, торопится по своим делам. Внутри же Невидимку всего распирало от глухой злобы и нарастающего бешенства. Он был готов орать во всю глотку и биться головой о стену. Сунутые в карманы кулаки сжались до стонущей боли, ногти до крови впились в ладони. Невидимка отступал по всем правилам, не оставляя вероятным преследователям и шанса и на своё обнаружение. Он выжил, смог уйти, опять оставшись безнаказанным и сохранив лицо в прежней неизвестности. Но все эти мысли были беспомощным утешением. Самообманом. Суть от этого не менялась, а провал оставался провалом.
        Самое неприятное заключаюсь в том, что в последнее время неудачи стали для него нормой. Невидимка даже перестал удивляться очередному проигрышу. А это совсем ни в какие ворота не лезло. Выходит, что он элементарно ПРИВЫКАЕТ проигрывать! Он, кого в течение уже скольких лет никто не мог изловить и даже близко подойти к тайне его личности. Никто и никогда не был в состоянии сесть ему на хвост! Справедливости ради стоит отметить, что и сейчас он уходит, словно побитая собака, боящаяся поднять голову, всё так же неопознанным и никем не преследуемым. Но проигравшим. В очередной раз. Наверняка этот молокосос-Джентри думает, что круто наподдал ему, что поймал за яйца и заставил в полной мере ощутить всю свою беспомощность…
        Свернув за угол, Невидимка впервые позволил себе обернуться и спокойно выдохнуть сквозь стиснутые зубы. Достав из кармана дешёвую измятую папиросину, он чиркнул спичкой и жадно затянулся. Поддерживая облик далеко не богатого горожанина, у которого не хватает денег на более приличное курево. Понимая, что задерживаться ни в коем случае нельзя, Невидимка ускорил шаг, проходя мимо красивых, растущих по обочине подметенного добросовестными дворниками тротуара домов старинной постройки. Всё-таки приближённость к Королевской улице давала о себе знать. И придётся прошагать ещё не одну милю, чтобы выйти к кварталу попроще, где он не так будет выделяться в своей небогатой одежде из заполонивших улицу местных жителей.
        Тут преимущественно жили люди состоятельные. Когда-то Королевская улица, оправдывая своё название, была центральной в старом городе. Ещё до того, как к северу стали возникать новостройки, и безжизненные пустыри начали обрастать новомодными современными зданиями. Столица разрасталась, приобретая новые, сверхсовременные очертания. Прогресс и новейшие технологии поработили и строительство, позволяя воплощать в жизнь самые смелые мечты архитекторов. Столица видоизменялась, становясь всё больше и причудливей.
        И спустя время Королевская улица превратилась в одну из десятков таких же вполне заурядных улиц, от былой значимости сохранив лишь название. Невидимка знал всю подноготную Столицы, всю историю изменений. Он всегда был прилежным учеником. И всегда старался всё предусмотреть. Поэтому под плащ надел одежду ничем не приглядного среднего горожанина. Чтобы не особо выделяться. Конечно, в районе Королевской улицы более уместным выглядело бы добротное пальто или солидный костюм, но с другой стороны он же не мог досконально знать в какую именно часть города заведёт его Джентри. Скажем, в бедняцких кварталах дорогое пальтишко выглядело бы намного неуместней…
        Невидимка был готов. Он всегда был готов к любым неожиданностям. Он без всякого сожаления избавился от лишних вещей, замешкавшись только на миг, свернул шею ничего не подозревающему камраду Стью, и на полном ходу выпрыгнул из несущегося к верному крушению грузовика, ещё до того, как он врезался в угол остановившего его здания и перевернулся. Остальное было делом техники. Залететь в подъезд ближайшего дома, дождаться прилива толпы, выйти, смешаться с людьми и помахать прибывшим полицейским ручкой. Он не исключал возможности, что придётся быстро уходить, заметая следы, и поэтому заранее подготовил должную маскировку. И пути отхода. На почтительном расстоянии за грузовиком, не высовываясь и не привлекая внимания, следовала запряжённая двойкой чалых коняг обшарпанная карета с намалёванной на боках эмблемой сообщества городских трубочистов. И когда карета остановилась напротив идущего по тротуару Невидимки, он, не сбавляя шага, свернул к ней, коротко кивнул восседающему на козлах угрюмому кучеру, быстро отворил дверцу и юркнул внутрь. Кучер хлестнул бичом, и лошади послушно потащили карету дальше,
звонко цокая копытами по мостовой. Усевшись на жёстком сиденье, Невидимка, покачиваясь в такт движению кареты, с ненавистью уставился перед собой. Джентри, Джентри, Джентри… Он становится серьёзной проблемой. А серьёзные проблемы Невидимка привык устранять.
        Террорист опустил взгляд. Его пальцы вновь непроизвольно сжались в дрожащие от ярости кулаки, словно повинуясь чужой воле. Этот полицейский выскочка достойный соперник. Враг, которого следует уважать. Чем-то он отличался от всех остальных. Джентри выделялся из когорты бесчисленных, безликих блюстителей закона и порядка. Почему-то ему удалось крепче всех ухватить его за загривок. У остальных постоянно соскальзывали пальцы. Но Джентри… Он был хваток, как цепной пёс. И чертовски везуч. Невидимка искренне не мог понять причин последних неудач. Всё валить на чересчур везучего фараона? Совсем не солидно. Не профессионально. Одной дьявольской везучестью всего не объяснить.
        Неужели проблема кроется в нём, в самом Невидимке? И стоит ли копать глубже? Террорист раздражённо сунул руки в карманы. Звонкий перестук копыт и мерное поскрипывание каретных рессор неплохо успокаивали и расслабляли. Что, если и вправду причину стоит искать в себе? Он приписывает собственные промахи кому-то постороннему, ищет крайних и виноватых, но что, если… Что, если он становится слишком стар для всего этого дерьма? Постоянные игры с законом, бесконечная борьба за идейное равноправное будущее, вечная гонка на выживание с сильными мира сего. Не пора ли и на покой? Он уже столько всего сделал за какие-то десть лет, что остальным так называемым камрадам-патриотам и за всю жизнь не совершить. Так не будет ли справедливым, если он оставит эту забаву более молодым и… И везучим.
        Невидимка несколько изумился своим же мыслям. Никогда раньше он не думал о покое. Отдых? Что он будет делать тогда? Невидимка в упор не видел себя пенсионером, поливающим цветочки на приусадебном участке. Чем он займётся, уйдя на покой? Да, можно ничего ни делать вообще, посвятить себя праздному образу жизни, откровенному дуракавалянию - голубой мечте многих и многих простых смертных. Денег у него, слава богу, хватит и на сто лет безбедного существования.
        Вопрос в другом. А сможет ли он оставаться в стороне, когда прогнившая верхушка будет продолжать жировать на обездоливании собственного народа, продолжая тянуть из простых трудяг последние крохи? И кто, кто, мать вашу, заменит его в этом неблагодарном, но принципиально необходимом для блага изнемогающей страны деле? Кто?! Невидимка не видел себе замены. Ну не брать же в расчёт подпольные организации вроде АНА, которые десятилетиями топчутся на одном месте, больше обещая, чем делая! Он, и только он выполнял за них всю грязную работу, проворачивая такое, что им и не снилось, с их жалкими потугами и бесхребетными лидерами! Неужели тот же Манфред всерьёз думает, что Невидимка настолько туп, что не понимает, что организация просто загребает жар его руками?!.
        Невидимка заскрипел зубами от злости. Нет, ни о каком покое пока речи и идти не может. Он не имеет права уходить в сторону. Не сейчас. Не в это тяжкое для страны время. И уж точно он не остановится на полпути и не провалит нынешнее задание. И каким бы умником-везунчиком не был Джентри, ему не одолеть Невидимку. Он никогда не проигрывал, не проиграет и сейчас. Джентри с Крейгом наверняка празднуют победу. Теперь они уж точно уверены, что на какое-то время убрали его со сцены и могут спокойно обтяпывать свои делишки. Что ж, пусть и дальше заблуждаются на сей счёт.
        Он упустил их, верно. Позволил уйти, дал необходимую передышку, заставил поверить в то, что они сильнее и умнее его. Пусть. И провалы можно использовать должным образом, превращая из самой слабой карты в небьющийся козырь.
        
        - Вы разыгрываете меня! Нет, ну как вам не стыдно, миссис! Такая видная, почтенных лет мм… дама, и всё шутки шутите?
        - В который раз повторяю вам, маленький несносный проныра, вечно норовящий стянуть у меня с кухни печенье и сующий свой длинный нос, куда не просят!.. Уф… Я повторяю, что я не видела вашей подружки. Она не приходила более сюда. Ни вчера, ни сегодня. Ни сама, ни с кем бы то ни было.
        - Поклянитесь!
        - О святые угодники, Спунер! Не испытывайте моё терпение. Вы меня плохо знаете и не догадываетесь, на что я способна, когда теряю над собой контроль!
        - Ну что вам стоит сказать - чтоб я сдох! Э-э-э… Что я сдохла! Это же так просто.
        - Если вы сию же минуту не уберётесь с моего порога, кто-то из нас двоих точно сдохнет!
        Миссис Монро несокрушимым бастионом встала в дверях, преграждая дорогу в дом всеми правдами и неправдами норовящему прошмыгнуть внутрь Джеку Спунеру. Пожилая вдова была очень удивлена внеочередным визитом малолетнего воришки. Обычно, и это было не писанное правило, Спунер появлялся в её доме лишь в тех случаях, когда точно знал, что Джентри находится здесь. Или же в случае наиправейшей, неотложной важности, что было всего один раз. Первое тоже отпадает, поскольку Спунеру прекрасно было известно, что в час пополудни в будний день старший инспектор не имеет обыкновения просиживать штаны на кухне у пылающего очага, попивая чай с молоком. В итоге сухонькая старушка никак не могла взять в толк, какого же всё-таки дьявола понадобилось Спунеру и почему он так настырно упрекает её во лжи и скрывании фактов!
        - Эй-эй-эй. Полегче, мэм, - Джек опасливо отодвинулся, готовый в любой момент слететь по ступенькам и задать стрекача. - Уж будьте покойны, я почему-то догадываюсь, на что именно вы может быть способны. И уверяю, что я говорю на полном серьёзе, по чеснаку! Генриетта должна была ещё под утро добраться до вас и успеть поговорить с Джейсоном, до того, как он свалит на работу!
        - А вам не кажется, что вы слишком хорошего мнения о своей подружке? - в голосе Джульетт сквозила усталость. - Не знаю, какие у вас там с ней дела и чего вы хотите от бедного Джейсона, изводя своими постоянными нападками, но не кажется ли вам, что она могла просто не прийти?..
        - То есть как? - опешил Джек.
        - Ну как… Эта ваша Генриетта решила заняться собственными делами и поэтому не пришла.
        Джек решительно замотал головой.
        - Нет-не, мэм, вы не правы! Генри… Она не такая! Она обязательно должна была прийти к вам! Просто вы не всё знаете! А если бы знали, то так бы не говорили. Вы бы сразу поверили мне! Так она правда не приходила?..
        В молящем взгляде мальчишки было столько неприкрытого отчаяния, что Джульетт невольно сжалилась и как можно мягче сказала:
        - Джек, мне уже ше… Кхм, кхм, не важно! Я уже далеко не молода и совсем разучилась лгать. Поэтому повторяю в последний раз, и выслушай меня очень внимательно. После нашей общей последней встречи я больше не видела твою подружку. Клянусь. Она не приходила. Не знаю, в чём тут дело. Положа руку на сердце, скажу, что мне она показалась совсем не дурной девушкой, потерянной и оступившейся, но не плохой, и вряд ли она по своей воле захотела подвести тебя… Но её не было здесь.
        Налетел пронизывающий холодный ветер. Неуютное промозглое утро незаметно превратилось в такой же день. Серое небо, перекрывающее все робкие попытки слабого ноябрьского солнца пробиться к земле, оставшаяся в воздухе после ночного тумана сырость, прилетевший с побережья ветер. Джек нахохлился как воробей, в своей ношенной латаной курточке и надвинутой на покрасневшие от холода уши лётной фуражке с очками-гоглами.
        - Не пришла, значит… - Спунер с неожиданной обидой закусил нижнюю губу. А он так надеялся… Он так хотел помочь Элен, но по всем фронтам потерпел поражения. Его просто вышвырнул из имения Гиллроев угрюмый громила-дворецкий, пригрозив полицией, а теперь выясняется, что и Генриетта не больно преуспела. Мало того, что не смогла переговорить с Джейсоном, так она сама незнакомо куда запропастилась.
        Воришка ни на йоту не сомневался в ней. И мысли не допускал, что Генриетта в последний момент просто взяла и струсила, повернула оглобли в сторону. Нет, он смотрел ей в глаза и видел в них решимость и отчаянное стремление изменить свою жизнь. Она тоже хотела помочь. Искренне. Пусть во многом и ради себя…
        - Не расстраивайся, - проворчала миссис Монро, неодобрительно поглядывая на расстроившегося мальчишку. - Наверняка ничего серьёзного не случилось. Вдруг у неё возникли какие-то неотложные проблемы?.. Особенно учитывая род её занятий. Или я ничего не понимаю в жизни!
        Джек, топчась, как индюк, перед дверью особняка миссис Монро, напряжённо размышлял. Проблемы? В принципе у Генриетты их могло возникнуть целый миллион! Нарвалась на патруль, не смогла отбрехаться и загремела в кутузку, встретила охочего до женских прелестей клиента, влезла в свару с товарками по ремеслу или сутенёром, столкнулась в тёмном переулке нос к носу с Попрыгунчиком, да мало ли что! Вариантов множество и каждый из них был вполне вероятным!
        И с кем же ему теперь выручать Элен из этого гадюшника? Джейсон на очередном, как понял Спунер, сверхсекретном и важном задании, Генриетта канула в неизвестность, а он остался совсем один и без оружия! И, стоило признаться в этом хотя бы самому себе, он слишком мал и слаб, как бы там не пыжился и не изображал из себя взрослого, битого жизнью матёрого уголовника…
        - Э-э-э… Миссис Монро, - вкрадчиво начал Джек, осенённый внезапной вспыхнувшей в мозгу идеей, - а не найдётся ли у вас в доме лишнего ствола? Ну там какой-нибудь завалящейся пушки… Не, вы не думайте, я не собираюсь никого бомбить! Я чисто из соображений самообороны.
        В первый миг Джульетт не поверила своим ушам. А поверив, потеряла на время дар речи. Что - этот малолетний шалопай с самым неблаговидным беспризорным прошлым и совершенно ужасными манерами - просит у неё оружие?! Вскипев праведным гневом, миссис Монро решительно надвинулась на Спунера.
        Примирительно подняв руки, Джек невольно попятился назад и чуть не сверзился со ступенек!
        - Спокойно-спокойно, мэм! Вы, наверно, не совсем правильно меня поняли. Я ж прошу ствол не для каких личных там крысных целей… А для пользы. Для одного очень важного и божеского дела, поверьте!..
        - Каких целей? - недоверчиво переспросила пожилая вдова. - Вы, должно, хотели сказать - корыстных?
        - А я как сказал? - удивился Спунер.
        - Ладно, не буду учить вас грамоте, раз уж так вышло, что вы прогуляли все занятия в гимназии.
        - Да я вообще в неё не ходил, - буркнул Джек, вновь продвигаясь поближе к входу в особняк. Он понял, что револьвера, даже самого захудалого, из коллекции Джентри он не получит, даже если разобьётся перед неуступчивой старой мегерой в пух и прах. Хотя он был стопроцентно уверен, что Джентри бы уж точно его понял!
        Миссис Монро, поёжилась, кутаясь в наброшенное на сухие плечи длиннополое пальто, и, повинуясь внезапному порыву, сказала:
        - Ты бы зашёл погреться… Да и есть же наверняка хочешь, судя по раздающемуся из твоего прилипающего к позвоночнику живота урчанию.
        Если Джек и был изумлён, то вида не подал, и отказываться от столь неожиданного предложения не собирался.
        - Вы всё говорите, как оно, блин, и есть, мэм! Пожрать я б не прочь, а то пузо и впрямь схудало… Показать?
        - Боже избавь, - замахнулась на него Джульетт и посторонилась, делая приглашающий жест в сторону так мнящей Джека массивной дубовой двери. - Заходи уже давай…
        Пока вдова не передумала, Джек шмыгнул внутрь и тут же разомлел от охватившего его порядком продрогшие мальчишеские кости домашнего тепла.
        - О, да у вас что, пряный суп с грибами на обед, что ли? - принюхался Джек к доносящимся из кухни запахам. И, поспешив за миссис Монро, признался: - Вы не поверите, но мне именно такой снился пару дней назад. Сплю я, значит, и снится мне, что стоит у меня прям перед мордой целая миска супа! Горячего, парующего. Вкуснотища! Я только хвать ложку - и тут дёрнул меня чёрт проснуться… Поел, называется. Так и остался голодным.
        Джульетт, не особо прислушиваясь к его трёпу, железной рукой схватила Спунера за ухо, когда он уже мостился за кухонный стол.
        - Так, молодой человек, если я пустила вас в свой дом, то вы обязаны беспрекословно исполнять все мои требования и следовать установленным здесь правилам. А одно из них гласит - перед едой всегда мыть руки. Я понято излагаю?
        - Более чем, - прошипел Спунер, морщась от боли.
        - Мойте руки, пока я накрою на стол. Живо! Святые угодники, ваша запропавшая подружка, в отличие от некоторых, и то не лишена хороших манер!
        Джек, в одночасье помрачнев, уныло поплёлся к раковине. Конечно не лишена. Генриетта не на улице выросла. Она не такая, как он. Ну почему она не пришла сюда? Что же всё-таки случилось? Джек многое отдал бы, чтобы Генетта сидела сейчас с ним за одним столом и уплетала горячий суп с грибами. Вытирая руки полотенцем, Джек подумал, что, пожалуй, ему и кусок в горло теперь не полезет. Что-то здесь не сходится. Он не мог отделаться от ощущения, что Генриетта угодила в какой-то офигительно хреновый переплёт. Из которого ей самостоятельно не выбраться. Так что ж теперь выходит - ему одному надо спасть уже двух попавших в беду девчонок?! От таких мыслей гарантированно испортится какой угодно аппетит.
        Спустя ещё несколько минут Джек понял, что всё же ошибался. Когда попросил добавки.
        
        Элен прибирала в детской комнате. Том и Сью иногда бывали такими свинтусами, что оставляли после себя настоящий погром. Если двойнята что-то не поделили и переходили к решительным действиям, их спальня начинала напоминать место ведения жесточайших боёв. Игрушки были раскиданы по всему полу, подушки валялись там же, где и игрушки, одежду можно было обнаружить свисающей с люстры, занавески оказывались завязаны в узлы, а школьные учебники засунутыми за трубы парового отопления.
        Минувшая ночь прошла во владениях двойняшек относительно спокойно, и Элен оставалось только перестелить детские кроватки и прибрать впопыхах сброшенные пижамы. Девушка аккуратно сложила пижамы - синюю Тома и розовую Сью, и убрала в комод. Выпрямившись, она обвела детскую пристальным взглядом, придирчиво осматривая каждый квадратный дюйм устланного пушистым, с густым ворсом, ковром пол. Так… Вроде ничего не пропустила.
        Спальня окончательно приобрела идиллический умиротворённый вид. Вздохнув, Элен подошла к окну, поправила складки свободно свисавших тяжёлых синих штор и посмотрела наружу, на подъездной двор. Чтобы увидеть парадный вход, ей пришлось прижаться к холодному стеклу щекой. Именно отсюда, сидя на широком подоконнике, позапрошлой ночью двойнята наблюдали любопытнейшую картину. Они увидели пришедшего к особняку Джека Спунера, который в свою очередь очень хотел видеть её, чтобы сообщить что-то, несомненно, важное, раз он выбрал настолько неурочное для визитов время. Но что? Что понадобилось Джеку?
        Элен задёрнула шторы и в свете ярко горящей под высоким потолком люстры вернулась на середину комнаты. Настенные часы показывали два часа пополудни. Шатнер уже вывел из гаража паромобиль и должен с минуты на минуту отправиться за детьми в гимназию. Элен ещё раз осмотрелась. К приходу маленьких дьяволят детская комната полностью готова. Правда, на взгляд Элен их спальня была чересчур взрослой. Чувствовалось, что к интерьеру детской, впрочем, как и ко всем комнатам огромного дома, приложила руку миссис Гиллрой лично. Катрин обладала неплохим утончённым вкусом и умело вела хозяйство. Но эта женщина постоянно забывала, что её девятилетние младшие дети всего лишь девятилетние дети. И их комната должна выглядеть несколько иначе. Побольше мягких тонов и весёлых расцветок, возможно, больше игрушек и совсем не помешало бы повесить на обклеенные дорогими бирюзовыми обоями стены какие-нибудь картины. Девушка присела на приставленный в изножье кровати Тома пуфик и подпёрла сжатым кулаком подбородок.
        Она рассуждает, а миссис Монро располагает. За все проведённые в особняке дни Элен не видела, чтобы Катрин вообще входила в спальню своих младших отпрысков. Может, она появляется в этой комнате по воскресеньям? Но что-то подсказывало девушке, что она ошибается. Тому и Сью катастрофически не хватала материнской ласки и тепла. Она же видела… Да, у них были изготовленные на лучших городских фабриках игрушки, отлично обставленная спальня, их возили на дорогущем паромобиле в престижную гимназию, их отец был переспевающим промышленником, у них была собственная нянька… Но была ли у них семья? Элен подумала, что ни за что не пожелала бы своему братишке Тони такой жизни. Пусть у него нет и ничего из того, что имеют младшие Гиллрои. Зато у него были настоящие мама и папа. И у него была она. И Тони не стал бы возражать, если Элен поделится своей любовью с этими несносными, но по-своему очень хорошими детьми.
        Снаружи донеслось фырканье отъезжающего паромобиля. Что ж, значит, дворецкий поехал за детьми, и она в который раз остаётся в огромном трёхэтажном доме одна, не считая снова неизвестно где запрятавшегося Стефана. Миссис Гиллрой, покинув особняк утром, ещё не вернулась, мистера Гиллроя раньше шести вечера ожидать так же не имело смыла. Иногда Элен поражалась тому, насколько хозяева ей доверяют в такие моменты. В доме было полно ценных вещей и, при должной ловкости, Элен за несколько дней смогла бы выкрасть из столовых гарнитуров немало серебра. Если только Шатнер каждый день не пересчитывает ложки с вилками, конечно! Или дело вовсе не в доверии… А в том, что богатым людям свойственно себя чувствовать абсолютно защищёнными и неприкасаемыми. И поэтому они и ведут себя соответствующе. Ну, а если начистоту, то куда она и в самом деле скроется, вздумай ей в голову обокрасть хозяев? Её же из-под земли достанут. Благо у Гиллроев хватало и денег, и связей. И почему ей приходят в голову подобные нелепые мысли? Не потому ли, что оставаясь одна, она начинала чувствовать себя залезшей в чужой дом воровкой?
Наверно, всё дело в привычке, усмехнулась Элен. Точнее, в её отсутствии. У неё просто нет опыта. Проработай она в таких домах не один год и подобные думы не посещали бы её глупую голову.
        А ещё за всё время работы в особняке Элен ни разу не заходила в спальню Стефана. Насколько ей было известно, комната, которую занимал старший отпрыск четы Гиллрой, находилась на самом верху, на третьем этаже. Словно бедного умственно отсталого юношу специально сослали на самые задворки особняка. Чтобы он меньше показывался на глаза. Элен почти не поднималась на третий этаж, сфера её деятельности ограничилась вторым. Ей попросту нечего было делать наверху. Но сейчас ей почему-то пришло в голову, что, пользуясь отсутствием хозяев и вездесущего чопорного дворецкого, можно попытаться разыскать спальню Стефана. А почему бы и нет? Он же, в конец концов, бывал у неё. Так будет справедливо. И что в этом плохого, навестить друга? Поинтересоваться, не надо ли ему чего… Зайти проведать его? Элен, невольно покраснев, поняла, что пытается неуклюже оправдать себя. Причины, побудившие её на этот поступок, были намного прозаичнее и лежали на поверхности. Просто ей захотелось увидеть Стефана. Увидеть, как он живёт. Вот и всё.
        Собравшись с духом, Элен вышла из комнаты двойнят и решительно направилась в конец крыла, к широкой, окаймлённой вырезанными из слоновой кости перилами лестнице. Она поднимется наверх и отыщет спальню Стефана. У неё есть время. Шатнер вернётся с детьми ориентировочно через пол часа. Правда, может нагрянуть с затянувшегося чаепития хозяйка, но Элен надеялась, что успеет найти достойную причину, если её застукают, чтобы оправдать своё появление на третьем этаже особняка.
        Поднявшись по сокровенно молчавшим ступенькам на третий этаж, девушка в нерешительности замерла. Простиравшийся перед ней полутёмный коридор внезапно показался бесконечной дорогой в один конец, теряющейся во мраке. Может, есть смысл просто позвать Стефана и тем самым избежать долгих блужданий по коридорам? Если она будет проверять каждую комнату, дёргать за каждую дверную ручку, то наверняка не успеет найти спальню Стефана до приезда Шатнера с детьми. А ей бы очень сильно не хотелось, чтобы именно дворецкий застал её праздно шатающейся и делающей вид, что она всего-навсего заблудилась. Почему-то немногословного холодного дворецкого Элен боялась больше строгой и высокомерной Катрин. Шатнер внушал ей безотчётный страх, природу которого она не могла объяснить. А после случая на званом ужине она просто старалась лишний раз не оставаться с ним наедине и не задавать первой вопросы. Наверно, она ненавидела его. Но как найти определение охватывающему её при виде дворецкого чувству, если раньше она ни с чем подобным не сталкивалась? Наверно, это и есть ненависть… Во всяком случае невзлюбила она его всей
душой.
        - Стефан! Стефан, ты где? - Элен невольно поморщилась от звука собственного голоса, до того громко и одинокого прозвучавшего на просторах огромного особняка. Голос девушки взмыл к высокому, украшенному лепниной потолку и растворился исчезающими обрывками угасающего эха…
        - Стефан, я пришла к тебе в гости! Если слышишь, то дай знать! Я не хочу натереть мозоли на пятках, разыскивая твою комнату. Слышишь?!
        Элен замерла, словно на распутье, не зная в какое крыло ей пойти в первую очередь. Перспектива одинокого блуждания по всем подряд комнатам приводила её в уныние. Не таким уж и солидным запасом дозволенного здесь находиться времени она располагает. Следовало быстрее шевелить либо мозгами, либо задницей.
        Хм, начнёт, она, пожалуй, с восточного крыла. Почему? Да потому что альтернатива была всего одна - западное крыло, в чём они были оба равнозначны. Так почему бы не начать с восточного? Разницы то всё равно никакой нет… Стоило бы зажечь люстры, но Элен решила, что вполне обойдётся и проникающим с улицы через боковое огромное вытянутое окно неверным дневным светом.
        Элен против воли осторожно кралась по туннелю протянувшегося на несколько десятков футов коридора, по обе стороны которого располагались двери. Иногда встречались и просто дверные проёмы, ведущие в обширные, прекрасно обставленные комнаты, тем не менее не имевшие никакого отношения к искомому. Заглядывая в открытые комнаты и поочерёдно стуча в каждую запертую дверь на пути, Элен напряжённо прислушивалась: не донесётся ли с улицы гул подъезжающего паромобиля. К сожалению, эти легковые моторизированные повозки передвигались довольно тихо, и нет никакой гарантии, что она услышит что-либо, пока прибывшие не войдут в холл.
        - Стефа-а-а-н!.. Ау! Ты где прячешься, несносный мальчишка? - Элен сама себе улыбнулась. Ну да, мальчишка. Называть его взрослым язык как-то не поворачивался.
        Она прошла мимо арочного проёма, за которым скрывался просторный зал, заставленный причудливыми невысокими статуями, изображающими какие-то абстрактные изломанные фигуры. Не иначе как дань самому передовому и современному направлению в скульптурном искусстве, подумала Элен, поняв, что статуи внушают ей исключительно отвращение, и она не в состоянии отличить одну гротескную безликую фигуру, выполненную в белом мраморе, от другой. Следом шли две подряд запертые двери. Девушка безрезультатно подёргала за ручки, с таким же успехом постучалась и, огорчённо поковав головой, пошла дальше.
        На стенах, прячась в царящем в коридоре полумраке, висели картины. Большие, ярко и живо нарисованные полотна в тяжёлых золочённых, а может и из чистого золота рамах. Все они изображали важных и представительных людей. То были портреты. Изображённые на них мужчины и женщины, старики и старухи с одинаковым ледяным превосходством взирали на проходившую мимо них стройную темноволосую девушку в форменном платье и туфельках на низком каблучке.
        Что-то во всех этих лицах показалось Элен удивительно схожим и знакомым. Все они несли на себе отпечаток высокомерия и нерушимой уверенности в собственной правоте. Наверно именно так выглядят настоящие потомственные аристократы, подумала Элен, старясь меньше обращать на портреты внимания. Не иначе, именно так, с подобным апломбом они и в жизни смотрели на таких людей, как она. Что это? Семейная портретная галерея? Но почему в таком удалённом и запылённом месте, как третий этаж? Странно… Странно и непонятно. Интересно, а есть ли на этих холстах портреты родителей хозяев, или их собственные? Ну, в том случае, если её теория о вероятном родстве верна…
        Так, обуреваемая противоречивыми мыслями Элен дошла почти до конца коридора. Она лишь один раз вошла в отрытую комнату, оказавшуюся заваленной всякими укрытыми серыми тяжёлыми пологами недоступными её взору громоздкими угловатыми предметами, и выглянула в зашторенное окно. Подъездная площадка была видна как на ладони. И она была пуста. Ни души. Но поторапливаться стоило в любом случае. Отведённые минуты таяли с умопомрачительной скоростью. А она пока не шибко преуспела в своих поисках.
        Осталось проверить лишь одну, последнюю дверь, которая, Элен это печёнкой чувствовала, будет заперта, как и все предыдущие, и можно возвращаться по коридору обратно, чтобы повернуть в западное крыло. Уж там ей точно повезёт. Ибо комната Стефана не может располагаться ещё где-то кроме, как там. Ну не на чердаке же он обитает, в конце-то концов!
        Элен нехотя взялась за круглую бронзовую руку последней двери и вдруг обратила внимание, что ручка отполирована до тусклого приглушенного блеска. Она была изумительно гладкой на ощупь и в неё можно было смотреться как в зеркало. Ага. Ещё неизвестно, за этой ли дверью спальня Стефана или нет, но то, что ею пользуются постоянно, открывая и закрывая, сомнению не подлежало. Так отполировать металл могли только бесчисленные прикосновения человеческих пальцев. А значит, эта комната пользуется немалой популярностью среди жителей особняка. Или, что скорее всего, среди одного жильца.
        Девушка попыталась повернуть ручку и так и эдак, но впустую. Дверь оказалась запертой. Но это не значило, что внутри никого не было.
        - Стефан! Стефан, ты там? - Элен приложила ухо к покрытому тёмным лаком дубовому полотну, пытаясь уловить внутри хоть какой-нибудь звук. - Стефан, это я - Элен. Если ты там, открой, пожалуйста. Мы же лучшие друзья. Стефан?
        Элен послышалось, что за дверью раздался какой-то приглушенный непонятный шорох. Как будто кто-то встаёт с постели, выбираясь из-под одеяла, подозрительный хлопок, шумная возня… Плод её воображения, нарисовавшего желаемую картину, или же действительно она отыскала комнату Стефана?
        У неё вспотели руки. Элен, нервничая, вытерла ладони о подол накрахмаленного передника, наброшенного поверх форменного платья, и поправила падающую на лоб чёлку. Почему она нервничает? Переживает так, словно собралась на первое в жизни свидание! Впрочем, пока что её никто и никогда на свидания не звал. И выходит, что она сама, первой пришла навязываться к понравившемуся ей парню, который, помимо того, что является сыном хозяев, так ещё и умственно неполноценен! Элен тихонько прыснула в кулачок. Она жутко волновалась и в смехе отчётливо слышались истеричные отголоски. Да что это с ней? Возьми себя в руки, сурово приказала сама себе Элен, до боли закусывая полную нижнюю губку. И что за бред она несёт о понравившемся парне?..
        Изнутри запертой комнаты раздались едва слышные приближающиеся шаги, затем Элен уловила цоканье вставляемого в замочную скважину ключа, негромкие щелчки и… дверь чуть приоткрылась. На несколько дюймов, не более, но вполне достаточно, чтобы просунуть в образовавшуюся щель ногу.
        - Стефан, привет! Я вот решила… Стефан? - улыбка сама собой сползла с лица девушки, когда она наконец-то подняла смущённо потупленные глаза и увидела открывшего ей двери человека. - Господи, что это у тебя на голове?!
        Дверь открылась ещё шире, являя хозяина комнаты во всём блеске. Стефан как обычно, абсолютно босым, красовался в затасканной измятой пижаме, с парой основательных изменений в повседневном гардеробе… На шее паренька был небрежно, на два узла, завязан грязный, давно не стиранный белый гольф, а на голове… Не известно, чем он руководствовался, нахлобучив на голову опустошённый цветочный горшок, но Элен от его вида впала в нешуточный ступор. Горшок опускался до самых губ юноши, почти полностью закрывая лицо. Позади Стефана, в необычно сумрачной комнате, на полу, угадывалась рассыпанная куча земли с безжалостно загубленной геранью.
        - Э-э-э… Прости, я, наверно, и впрямь не вовремя, - замялась Элен, во все глаз таращась на замершего столбом Стефана. Что это на него нашло? Неведомое ей помутнение рассудка? И как часто, интересно, с ним подобное происходит? - Ты, кажется, занимался ботаникой, да? Я… Я не хотела тебе мешать, правда. Слушай, а у тебя, часом, нет привычки одевать на голову ночной горшок?
        Не сказать, чтоб Элен так уж сильно интересовал данный вопрос, но она чувствовала, что необходимо как-то разрядить несколько наэлектризовавшуюся атмосферу и не придумала ничего лучше глупой шутки…
        - Элен - друг Стефана, - расплылся в широкой ухмылке Стефан и постучал костяшками пальцев по цветочному горшку. - Бум!
        - Эй, дружочек, а ты уверен, что эту шутку носят на голове, а? Может, ты перепутал её с шапкой? Ты что, замёрз? Не смог отыскать свою шапку и вместо неё напялил цветочный горшок? Так давай вместе поищем, а это недоразумение снимем. Представляешь, что будет, если ты захочешь спуститься в нём вниз! Ты же кубарем полетишь по лестнице и переломаешь себе все кости! В этом же котелке наверняка ни черта не видно!
        Элен протянула руки и попыталась снять с головы юноши горшок. В последний момент Стефан отступил назад и сказал:
        - Стефану нравится. Стефан хочет ходить в цилиндре. Как джентльмен. Стефан любит Элен…
        - Так это у тебя цилиндр?! - ахнула девушка. - Господи, теперь мне понятно… Ты хотел встретить меня как джентльмен, при полном параде, в смокинге и шляпе?
        Стефан что-то невразумительно буркнул, теребя пальцами пуговицы помятого голубого, в тёмно-синюю полосочку «смокинга». Бедняжка хотел произвести на неё впечатление, как только услышал её голос. Не каждый день к нему в гости приходят девушки! Вот он сдуру и нахлобучил на голову цветочный горшок, а на шею повязал вместо бабочки растянутый гольф! Элен страдальчески закатила глаза.
        - Я войду? - робко попросилась она, с сочувствием глядя на юношу.
        Стефан молча кивнул цветочным горшком и посторонился, пропуская девушку. Элен торопливо вошла внутрь, пока он не передумал, и прикрыла за собой дверь.
        Оглядевшись по сторонам, Элен поразилась двум вещам. Во-первых, в спальне хозяйского сына было на удивление чисто и прибрано. Не иначе, как дворецкий лично занимался наведением порядка в этой комнате, следя за тем, чтобы Стефан жил в приемлемых условиях, а не в захламлённом свинарнике. Во-вторых, спальня была совсем маленькой, не больше десяти-двенадцати квадратных ярдов. Всё самое необходимое. Односпальная не заправленная кровать, письменный столик, стул, платяной шкаф у стены, несколько полочек, установленных всякими безделушками, пара абстрактных картин на стене, единственное окно плотно зашторено. За шкафом виднелась ещё одна дверь. Всё было до того аскетично и холодно, что Элен поневоле заподозрила в планировке комнаты вездесущую руку Катрин Гиллрой. Скажем так, совсем не то, что представлялось в буйном воображении Элен, послушно изобразившем огромную залу, заваленную грудой разбросанных в беспорядке вещей, грязную и напоминающую городскую свалку, а не комнату молодого господина.
        И ещё ей показалось, что спаленкой пользуются не так уж и часто. Она не выглядела обжитой. Создавалось впечатление, что Стефан лишь ночевал здесь, а всё остальное свободное время, коего у него было вагон и маленькая тележка, проводил в других бесчисленных комнатах огромного особняка. И в самом деле, она не могла себе представить, чтобы Стефан со своей скрытностью и страстью к пряткам мог целыми днями сидеть здесь взаперти. Единственное, чем он тут пользовался, так это кроватью и санузлом, наверняка находящемся за примеченной ранее закрытой дверью. Можно сказать, что ей отчасти повезло, что она вообще застала его в этой комнате в послеобеденное время. С таким же успехом Стефан мог скрываться где угодно и шансы отыскать его сводились к минимуму.
        - А у тебя тут… Мило, - Элен вымученно улыбнулась, расправляя складки передника. Она ведёт себя как последняя дура, господи боже! Стоит тут посреди комнаты, пыхтит, краснеет, поправляет платье. Ну не идиотка ли? Перед кем она засмущалась? Перед Стефаном? Так мало того, что заявись она к нему хоть голой, он бы и бровью не повёл, так в напяленном на голову горшке он и видеть то её теперь не в состоянии! Единственное, что он может рассмотреть, так это свои босые ступни! - Симпатичная комнатка. Мне нравится. Честно. Не хватает, конечно, женской руки, но в целом и общем… Слушай, да ты же весь в земле! Наверняка и за шиворот насыпалось и в штаны… Стефан, тебе не кажется, что пора бы снять твой «цилиндр» и пройти в ванную, чтобы умыться? А лучше полностью вымыть голову? Честно, я очень тронута, что ты встретил меня во всеоружии, но всё же… Просто если тебя в таком виде застукает мама, то тебе влетит. Давай не будем всё усугублять, а? Я помогу тебе. Договорились?
        Стефан так отчаянно замотал головой, что свободно болтающийся на ней цветочный горшок чуть не закрутился волчком.
        - Нет, Стефан не хочет куп-куп. Стефан хочет быть джентльменом, - юноша попятился от Элен, наступил на просыпанную сырую землю, и плюхнулся задом на кровать, скрипнув пружинами.
        - Ну хорошо, не хочешь, так не хочешь, - примирительно сказала Элен, испугавшись, как бы он не закатил скандал. Всё время она видела Стефан тихим и покладистым. Но что будет, если попытаться пойти наперекор его желаниям? Как он отреагирует? Элен как-то не задумывалась об этом ранее…
        На письменном столике возле зашторенного окна стояли массивные латунные часы с круглым, подсвечным фосфором циферблатом. Пол третьего. Не ровен час, с минуты на минуту вернётся дворецкий с детьми. Пора бы ей уже и закругляться с визитом. Но Элен не хотела уходить, пока не увидит одну штуку… Она бегло осмотрела полутёмную комнату. Шкатулка. Где же Стефан хранит подаренную доктором Аткинсом шкатулку? Да где угодно! Начиняя от шкафа и заканчивая сливным бачком унитаза в ванной комнате! Не будет же она нагло обшаривать комнату юноши, пока он в позе истукана сидит на кровати с цветочным горшком на голове. А спросить Элен почему-то стеснялась. Для Стефана определённо этот подарок был очень ценным и личным. И вряд ли он так охотно поделится с неё. Его доверие ещё надо завоевать.
        - Ну, ладно, погостила и хватит. Пора и честь знать, да, дружочек? Ты не проводишь меня? И поверь, без этого глиняного шлема ты выглядишь гораздо симпатичнее. Ну, когда не пускаешь слюни и не вываливаешь язык! Шучу, не обижайся.
        Выйдя в коридор, Элен оставила затихшего Стефана на кровати с цветочным горшком на голове и гольфом вокруг шеи. Девушка бы могла поклясться, что Стефан изрядно смущён и взволнован. Способен ли он испытывать эти чувства или хотя бы их подобия? Всколыхнулось ли что-нибудь в его душе? Элен хотелось верить, что да. Не зря же он попытался приодеться, франт этакий!
        Закрыв за собой двери, Элен, торопясь, подобрав юбку, подбежала к лестнице и спустилась на второй этаж. Зайдя в свою комнату, она бросилась к окну и успела увидеть, как с улицы заворачивает большой пыхтящий паромобиль. Шатнер возвратился из гимназии. Успела! Буквально в последнюю секунду. Элен привела дыхание в порядок и поправила выбившуюся из причёски прядку. Надо бы заплести волосы в косу, да уже нет смысла. Завтра с утра видно будет…
        Уже не спеша, степенно, Элен спускалась по широкой лестнице в холл, положив руку на гладкую, как атлас, периллу, когда одна из створок массивных входных дверей отворилась и в дом двумя неугомонными вихрями ворвались вопящие во всю глотку двойнята. Оба в одинаковых тёплых пальтишках, дорогих школьных костюмчиках, с непокрытыми головами, взъерошенные, раскрасневшиеся и, судя по всему, очень довольные собой. Высоченный как каланча и угрюмый как разорившийся ростовщик дворецкий вошёл следом, неся ранцы с учебниками.
        - Элен, Элен, я первей добежал до дома, чем она! Слышишь, первей! - Том сиял как начищенный грош, со всех ног бросаясь к замершей посреди холла няньке. - А Сью просто толстая гусеница! Она даже бегает как девчонка!..
        - Врёшь ты всё, врёшь! Я бы тебя обогнала, если б сильно-сильно захотела. И сам ты гусеница, вонючка!
        Девочка наступала брату на пятки. В результате они практически одновременно врезались в Элен, чуть не сбив её с ног. Элен невольно заулыбалась, не в силах удержать маску строгости. Слегка приобняв уткнувшихся ей в подол двойнят, она сказала:
        - И я рада вас видеть. Что с вами? Как будто это не с вами я распрощалась не далее, как сегодня утром? А, мелкие пакостники?
        Двойнята аж захрюкали о удовольствия, а Том исподтишка показал язык с явным неодобрением наблюдавшему за ними Шатнеру. Дворецкий положил детские ранцы на пол рядом с лестницей и обратился к Элен, не глядя на неё:
        - Извольте позаботиться о детях, мисс Харт. Я отгоню машину в гараж. Миссис Гиллрой ещё не изволила вернуться?
        - Нет, сэр, хозяйки всё ещё нет дома, - Элен, не поднимая глаз, освободилась от объятий детворы и подхватила ранцы, отплатив чопорному старику его же монетой. Заносчивый сукин сын, попробуй поговорить с её спиной!
        Больше не проронив ни слова, Шатнер вышел на улицу. Сью и Том, толкаясь, помчались на верх, опережая волокущую ранцы няньку.
        - Не догонишь, не догонишь! - торжествующе верещал Том, оглядываясь на отстающую сестру. - Гусеница!
        - Осторожней на ступеньках, сорванцы! - прикрикнула на них Элен и пробормотала себе под нос: - Господи, да что же такого тяжёлого в этих сумках? Неужели сейчас в школу вместо учебников заставляют носить кирпичи?..
        - Вонючка! - прорычала Сью, сжимая кулаки. Каблучки её сапог дробно стучали по степеням, но угнаться за шустрым братцем она была не в состоянии, и в забеге на второй этаж абсолютным победителем стал Том.
        Поднявшаяся несколькими секундами позже Элен укоризненно посмотрела на гневно сопящую девочку.
        - Сью, крошка, ну кто тебя учил так ругаться? Ты заставляешь меня краснеть. Такие выражения не для маленькой леди!
        Сью остановилась, сложила руки на груди и надулась, став очень похожей на обиженного хомячка. Том, напоследок показав сестер нос, юркнул в детскую. Элен ласково потрепала девочку по густым светлым волосам и сказала:
        - И не расстраивайся так. Мальчики рождены быть сильнее девочек. Он будущий мужчина и этим всё сказано.
        - И что, все мужчины такие хвастливые и наглые, как Том? - у Сью от изумления аж рот приоткрылся.
        Элен так и прыснула от смеха, заставив девочку надуться ещё больше.
        - Эй, смотри, лопнешь, глупышка! - Элен поставила ранцы и опустилась на одно колено, глядя на Сью снизу верх. Положила руки на ей плечи и сказала: - Ты знаешь, а ведь в чём-то ты и права. Мужчины, они такие, ну…Вырастишь и сама узнаешь, как много истины в твоих словах.
        - А когда ты очень сильно злишься, ты ругаешься? - робко спросила Сью, хитренько потупив глазки.
        - И ещё как, но тебе этого лучше не слышать, - доверительно сообщила Элен, подмигивая младшенькой Гиллрой. - Ладно, пошли догонять этого мелкого скунса, а то как бы он нам засаду не устроил!
        В тот день, который во многом, как выяснилось впоследствии, оказался роковым, Элен узнала о себе одну немаловажную деталь. Она была трусихой и паникёршей. Причём трусихой законченной и возведённой в математическую степень. Однако её страх был бы весьма специфичен. Она испугалась. И испугалась настолько сильно, что ноги подкосились. Но Элен испугалась не за себя. Страх чуть не поглотил саму её суть, растворяя в водовороте паники и ужаса разум. Но то был страх за других. Точнее, за другого. Как бы там ни было, Элен поняла, что она чертовски сильно боится за жизни вверенных ей детей. То, что она испытала на рыночной площади, когда пули буквально свистели над её головой, ни в какое сравнение не шло с ужасом, что напал на неё за порогом детской комнаты в тот во многих отношениях примечательный день.
        Первой в комнату залетела Сью. Девочка с разбегу бухнулась на свою постель, раскинув руки и ноги. Том в это время с очень загадочным и деловым видом копошился в своём уголке. Он уже избавился от верхней тёплой одежды и, сидя к двери спиной, что-то пристально изучал, полностью сосредоточившись на своём занятии.
        Войдя вслед за Сью, Элен тут же прикрикнула, чтобы она сняла пальто и школьную форму. И только потом взгляд няньки обратился на занятого чем-то невидимым для её взора мальчика. Элен не могла видеть, что он делает, но слышала, как в руках Тома звякают какие-то стеклянные предметы. Звякают? Уж не умудрился ли этот несносный мерзавчик притащить в спальню битые стекляшки? На улице Шестерёнок, бывало, детишки собирали всякую битую стеклянную утварь, выбирая кусочки стекла за необычную форму и цвет… Обменивались ими. Но девушка сильно сомневалась, что Том, мальчик из богатой и обеспеченной семьи, будет возиться с осколками бутылок и ваз! Тут что-то другое.
        - Сью, я кому сказала - быстренько встала, и переоделась. И не забудь повесить пальто в шкаф, - строго сказала Элен, направляясь к Тому.
        Девочка с мученическим вздохом перевернулась на живот и жалобно пропищала:
        - Ну, Элен, я ещё чуть-чуть полежу! Я так устала… Хорошо?
        Сью Гиллрой считала смену одежды пустой и никчёмной тратой времени, которое можно пустить на более полезные дела.
        - Том? Что ты там от меня прячешь? - Элен отвлеклась лишь на миг, и не увидела последних движений мальчика. - Если ты собираешься устроить на кровати свинарник, то предупреждаю сразу - один свин точно пострадает. Том?
        Мальчик продолжал многозначительно и пугающе молчать. Да-да. Именно пугающе. Элен ощутила, как вверх по ногам и далее по спине пустилась вскачь лавина холодных кусающихся мурашек. В низу живота заледенело, а сердце учащённо забилось. Бух-бух-бух! Элен облизнула пересохшие губы и решительно взяла маленького сорванца за плечо.
        - Том? А ну прекрати немедленн…
        Что удержало её от пронзительного вопля, Элен и сама не знала. Том всего лишь обернулся и посмотрел на неё. Том. Обычный мальчуган десяти лет, хорошенький и светловолосый. Открытое простодушное лицо, по-детски припухлые губы, россыпь едва заметных веснушек на носу, высокий лоб и глаза… Глаза Тома были стеклянными. Абсолютно пустыми и ничего не выражающими. В глазах Тома застыли два синих морозных полюса. Он смотрел на Элен своими изменившимися, страшными, начисто лишёнными разума глазами и молчал.
        Сзади испуганно выдохнула Сью. Она тоже увидела новый взгляд брата. У девочки отвисла челюсть.
        - То-о-ом, что с твоими глазами? - в голосе крохи сквозили неверие и страх. А ещё огромное недоумение, словно она не могла понять, как такое вообще возможно, что за несколько минут ясный и чистый взор мальчика затянулся пеленой бескрайнего отупения. Но Сью была всего-навсего девятилетней девочкой и мыслила иначе, нежели взрослый человек. Для неё всё представлялось хоть и пугающей, но игрой, в которой есть свои правила и которая рано или поздно заканчивается и всё возвращается на свои места.
        Элен была взрослой девушкой. И испугалась совсем по-другому. По-взрослому. Так, как может испугаться человек, когда на его глазах с тем, кого он знает и любит, происходят воистину страшные и необъяснимые вещи. Элен отшатнулась, сделала несколько неверных шагов назад, затем её колени подогнулись, и она осела на пол, зажимая рот обеими ладошками и не отрываясь от жутких глаз Тома. Из груди девушки вырвался судорожный всхлип, она попыталась вздохнуть и не смогла. Страх захлестнул её сознание и передавил горло.
        Том смотрел на неё глазами своего старшего брата Стефана. В этот пугающий до помутнения рассудка миг Элен поняла, что взгляды у них одинаковы… Один в один. Та же тоскливая безысходность и тупой взгляд ведомого на убой покорного бычка.
        За те несколько секунд Элен словно прожила полжизни. Успела состариться и умереть, и вновь воскреснуть, когда всё-таки начала тяжело, с надрывами дышать. В горле пересохло, а все слова застряли где-то на уровне пищевода.
        - Том, ты заболел? - Сью спрыгнула на пол и испуганно спряталась за спину стоящей на коленках няньки. - Том, это плохая игра! Нам совсем не смешно! Совсем. Я… Я всё расскажу маме!
        И словно волшебная формула, одно только упоминание имени всемогущей миссис Гиллрой тут же чудесным образом подействовало на мальчика. Нет, его глаза остались такими же пустыми и вселяющими ужас, но он, по крайней мере, заговорил. И голос его звучал так же, как и всегда.
        - Эй, не надо маме, ябеда! Да я пошутил только… Вы чего? Видели бы себя в зеркало!
        Том попытался улыбнуться, но не смог. Вместо улыбки вышла кривая ухмылка. Его губы и подбородок внезапно задрожали, в уголках пустых глаз выступили слёзы.
        - Да ладно, я же не знал, что вы так струхнёте… В гимназии вон никто так не испугался… Элен, что с тобой? Не бойся…
        - Том, - наконец смогла выдавить Элен, вновь обретя способность дышать и говорить. Страх, ещё секунду назад доводивший её до безумия, потихоньку рассасывался, прячась на самом дне подсознания и недовольно ворча. - Том, ты понимаешь меня?
        Мальчик вместо ответа подошёл к ним и присел рядышком, обхватил Элен за шею и горячо зашептал ей на ухо:
        - Элен, прости, я и не думал, что ты так сильно испугаешься, честно. Не бойся, это скоро пройдёт. Я ещё прошлой ночью посэментировал…
        - Поэкспериментировал, - как заторможённая поправила Элен. Она решительно отказывалась что-либо понимать и просто бессильно таращилась в стену за кроватью Тома.
        - Ага… Это длится всего несколько минут. Если закапать по одной капельке в глаз. Наверно, если капнуть больше, то глаза изменятся надолго… Но я не стал…
        Он испуганно замолк и отодвинулся, отведя взор в сторону. Элен взяла его лицо в ладони и медленно повернула к себе, заставив смотреть прямо на неё.
        - Том, что случилось? Как ты сделал себе такие глаза? - Элен говорила тихо, но очень ёмко и твёрдо. Она смотрела на него с гневно поджатыми губами и полным решимостью взглядом. И мальчик, как бы ему не было стыдно, не мог отвернуться. - Сейчас же, сию же минуту, ты мне расскажешь абсолютно всё что мне нужно знать. Ничего не утаивая, в мельчайших подробностях. Ты не выйдешь из своей комнаты, пока я не буду знать, повторюсь, абсолютно всё. Рассказывай.
        - Так как мы рассказывали тебе про того мальчика? - сглотнув, уточнил Том, и не думая трепыхаться.
        - И даже больше. Ты мне всё расскажешь. Я должна знать, почему у тебя сейчас такие же глаза, как у твоего старшего брата!
        - Ой, - ошарашенно пискнула Сью. - А ведь и правда, у тебя же глаза стали, как у Стефана! Точь-в-точь такие ж чудные…
        Том густо покраснел и понурил голову. Элен нутром почуяла, что сейчас услышит нечто, что ей совсем не понравится. И почему-то от осознания этого факта ей стало ещё страшней.
        - Я не хотел… Так получилось… Ну, я случайно увидел эту коробку.
        - Коробку?! - Элен показалось, что она ослышалась.
        - Ага, - шмыгнул носом Том. - Коробка Стефана. Я случайно наткнулся на неё… Ну, и открыл. А там - это.
        Не говоря ни слова, Элен поднялась с пола, прошла к двери и щёлкнула щеколдой. Двойнята наблюдали за ней. Сью взволновано покусывала губы, а Том смотрел безучастными мёртвыми глазами, хотя остальные мускулы его лица выдавали крайний испуг. Страх Элен невольно передался и мальчугану.
        - Том, иди сюда, садись, - Элен опустилась на кровать Сью и похлопала рядом с собой.
        Том послушно плюхнулся подле девушки. Сью проворно забралась на кровать и примостилась под бочком Элен, доверчиво прижимаясь к ней. Элен машинально приобняла девочку и выжидающе уставилась на её брата. Том смущённо заёрзал по покрывалу и прочистил горло.
        - Ну, я и говорю, что всё вышло совершенно случайно! Я не хотел…
        Мальчик начал рассказывать. Сначала неуверенно, запинаясь на каждом слове, словно боялся быть наказанным за откровенность, затем всё увереннее и живей. Отсеивая лишние фразы и непременные детские восклицания, Элен услышала очень странную и воистину прелюбопытную историю, которая, как ни прискорбно, дала намного больше вопросов, чем ответов.
        В целом рассказ Тома сводился к тому, что не далее, как вчера, в воскресенье, будучи предоставленным сам себе, он слонялся по дому и, разумеется, совершенно случайно забрёл в комнату Стефана. Старшего брата в ней не было, а дверь по случайному опять же стечению обстоятельств оказалась не заперта. И конечно маленький негодник предпринял дерзкое проникновение в логово умственно отсталого юноши. Краснея, Том признался, что и раньше, бывало, наведывался в комнату старшего брата. Случалось, что Стефан оставлял спальню открытой, а сам прятался неизвестно где.
        Так вот, и вчера был один из тех редчайших случаев, когда комната Стефана была доступна для любых гостей. Том быстренько прошмыгнул внутрь, воображая себя специальным сотрудником Империал-Ярда, идущим по следам опасного, разыскиваемого всеми странами преступника, и сразу же увидел её. Шкатулку. Деревянную лакированную шкатулку с встроенным замочком, стоящую на письменном столе. Шкатулка так же оказалась открытой. Разумеется, Том не смог побороть в себе искушения заглянуть внутрь её. А внутри он увидел, что шкатулка разбита на несколько отсеков, заполненных разнокалиберными маленькими стеклянными бутылочками. Каждая из которых была полотно завинчена и запечатана. И подписана. Рассудив, что второго шанса ему уже может и не предоставиться, Том наугад выхватил из шкатулки несколько пузырьков и спешно ретировался. Шалопай отдавал себе отчёт, что покусился на личные вещи брата. И пусть Стефан вряд ли бы даже осознал, что произошло, но факт оставался фактом, а проказа проказой. И за это уж точно не погладят по головке.
        Том понимал, что может здорово огрести на орехи, узнай о его поползновениях мать, но искушение было слишком велико. Несмотря на детский возраст, мальчик так же понимал, что шкатулка с загадочными бутылочками отнюдь не является набором личной гигиены и смотрится в спальне Стефана довольно чужеродно. И тогда он сам решил выяснить, что же это за штучки такие. Сначала Том подумал, что это какие-то лекарства, прописанные брату доктором Аткинсом. Но на лекарства они не были похожи. А более всего походили на обычные глазные капли. Но зачем они Стефану, причём в таком количестве?!
        Вернувшись в спальню, а это уже было позднее вечернее время, Том забрался к себе на кровать, спрятался под одеялом, отказавшись от щедрого предложения Сью вместе поиграть, и занялся исследованием бутылочек. Сью попыталась сунуть к нему свой вездесущий носик, но Том быстренько отшил сестру, заявив, что ему ещё всяких сопливых девчонок не хватало. Сью обиделась и показала ему язык, но уже через пару минут принялась самозабвенно наряжать кукол на званый ужин в игрушечном домике.
        Том же, убедившись, что сестра ему больше не помешает, начал осматривать добычу. Всего он стащил четыре бутылочки. Совсем небольшие, тёмного стекла, примерно по унции каждая. Бутылочки были плотно завинчены крышечками, сняв которые Том увидел, что пузырьки снабжены резиновыми колпачками-пипетками. Его подозрения, что он спёр самые заурядные капли от насморка, усилились. И тогда мальчик принялся разбирать надписи на бутылочных этикетках. Он выяснил, что заимел три сорта неведомых капель, поскольку две бутылочки были одинаковы. Этикетки были испещрены терминами на медицинском жаргоне, которого он не понимал, но некоторые слова всё же поддавались опознанию. Прочитав их, Том заключил, что капли необходимо принимать в строго определённое время и в разных пропорциях, в зависимости от вида. И что начальная доза равняется одной капельке на глаз.
        Разочарованию мальчика не было предела. Загадочные препараты, которым он уже придумал невероятные алхимические свойства, и впрямь оказались самыми обыкновенными глазными каплями. Обычные лекарства. Но отчаяние Тома длилось не долго. Стоило ему задуматься, а на кой чёрт Стефану столько лекарств, и любопытство вновь заиграло в нём с новой силой. Да, мальчик понимал, что у старшего брата крепко не в порядке с головой. Но больше то он вроде ничем не болел, и на зрение никогда не жаловался. Ну а его душевная болезнь никак не лечится каплями для глаз. Уж это Том прекрасно понимал. А вдруг это вовсе и не глазные капли? И тогда… Тогда Том решился провести эксперимент на себе. Бесстрашный обормот с самым невинным видом удалился в ванную комнату и, стоя перед зеркалом, выбрал наугад пузырёк и аккуратно капнул себе по капельке прозрачной и бесцветной жидкости в глаза. Том рассудил, что никакого вреда не будет. Это же обычные лекарства. Вроде бы. По крайней мере больно не было. Капли не щипались. Том усиленно таращился на своё отражение, каким-то шестым детским первородным чувством понимая, что с каплями не
всё так просто. Результат не заставил себя долго ждать.
        Когда его глаза словно замылились, а потом прояснились, но стали совершенно стеклянными, Том поначалу струхнул. Он испуганно пискнул, отскочив от зеркала. Он неверяще смотрел на себя. Потёр глаза, проморгался, но взгляд не менялся. Тогда Том, испугавшись не шутку, с остервенением начал полоскать глаза водой, добавил мыла, долго плевался и шипел, когда мыло начало едко кусаться. Но ничего не помогало. Глаза оставались двумя бездонными пустыми и замёрзшими озёрами. И тут Том конкретно испугался. А что, если он навсегда останется с такими глазами? Что тогда? Тогда ему придётся всё рассказать и ему ещё влетит вдобавок. И когда мальчик был уже готов расплакаться (Том скрепя сердце признал сей факт) случилось очередное чудо. Его глаза вновь затуманились, и сковывающая их плёнка мертвенности растворилась в выступивших слезах.
        Придя в себя, Том понял, что эти капли меняют выражения глаз. И действие капель ограничивается их количеством. И ещё ушлый проказник понял, как можно использовать эти здоровские капли в повседневной жизни. Например, в гимназии. Да его друзья просто попадают, покажи он им такую штуку! Стоит ли говорить, что на следующий день, в гимназии, в узком кругу доверенных лиц Том произвёл настоящий фурор. Посему, вдохновлённый успехом, он решил провести психологическую атаку и дома, использовав в качестве мишени любимую дражайшую няньку! Что из этой задумки в итоге вышло, повторять не приходится…
        Том умолк, насуплено глядя куда-то в пол. Захваченная его рассказом, Элен сразу и не заметила, что синие глаза мальчика вновь стали прежними. Покорная телячья тупость и мертвенный холод исчезли, словно их и не было. Элен внимательно всмотрелась в по-щенячьи преданные и жалобные глаза мальчика. Том был готов любыми средствами загладить свою оплошность и его взгляд отражал эту готовность. Девушка облегчённо вздохнула и потрепала Тома по лохматой голове.
        - Так, мне всё с тобой ясно, маленький негодяй. Ты сейчас же, без возражений, отдашь мне эти бутылочки и навсегда забудешь о том, что вообще их видел.
        - Ты… Ты же не расскажешь родителям, а? - Том с надеждой воззрился на неё, умоляюще сложив ладошки.
        - Не расскажу. Но и ты больше никому не должен рассказывать об этой истории, понял?
        - Угу, - Том заметно повеселел.
        Элен повернулась к Сью. Девочка выглядела несколько расстроенной. Она исподлобья покосилась на брата и буркнула:
        - Его бы следовало хорошенько наказать. Ты слишком добрая, Элен…Том вёл себя как вонючка…
        - Эй, ты чего? - попробовал, было, вяло рыпнуться мальчуган, но Элен мудро закрыла ему рот ладошкой. Улыбнувшись, она сказала:
        - Сью, давай не будем так уж чрезмерно судить его, ладно? Мне кажется, твой братишка и сам всё понял.
        - Конечно понял, ещё бы не понять…
        - Не перебивай, Том. Так вот, Сью, ты тоже должна пообещать мне, что услышанные тобою слова не выйдут за пределы вашей спальни. Для меня это очень важно. Я могу на тебя рассчитывать?
        Явно польщённая, что к ней обращаются как к равной, взрослой даме, Сью аж надулась от важности и степенно кивнула:
        - Можешь, Элен. Для тебя - что угодно. И я даже согласна простить этого во… В общем, я тоже не сержусь на Тома. Если не сердишься ты, то и я не буду!
        Элен старалась держаться спокойно, беспечно улыбаться и всем видом демонстрировать полную уверенность в себе и своих решениях. Но на душе у неё было далеко не так спокойно, как она хотела показать внешне. Внутри Элен начал плести всеобъемлющую паутину проснувшийся страх. Тревожные звоночки, не переставая, звенели где-то в глубине подсознания, грозя обрушиться на голову Элен громогласным набатом. В поведанной Томом истории всё было просто и понятно. Ну подумаешь, очередная шалость неугомонного сорванца. Ну стибрил он эти чёртовы капли, ну подурачился… Но никто так и не дал внятного ответа, что эти капли делали у Стефана? Элен была готова поставить на кон свою девственность, что шкатулка из рассказа Тома и шкатулка подаренная Стефану доктором Аткинсом перед злополучным званым ужином, одна и та же вещь. Ну и что, скажите вы? Ну подарил врач своему пациенту красивую коробочку, чтобы тот хранил в ней свои лекарства. Бога ради. Это всё понятно. Непонятно опять-таки другое - были ли в этой шкатулке эти весьма интересные бутылочки с каплями изначально, или Стефан уже сам, после ужина, набил её склянками?
Подарил ли Аткинс юноше пустую шкатулку или с препаратами? И если эти странные глазные капли от доктора Аткинса, то возникает новый вопрос - зачем ему одаривать своего умственно отсталого пациента этой фигнёй? Если же Стефан получил пустую шкатулку, то откуда он взял эти капли? А не подарил ли их ему Аткинс ещё раньше в качестве некоего рецепта? Но позвольте, рецепта от чего? Ладно бы эти капли снимали усталость и лечили всякие глазные болячки, но нет, они, судя по всему, воздействовали на саму физическую структуру глаз, меняя их внешне…
        Элен почувствовала, что ещё несколько минут размышлений на эту тему, и она сама бесповоротно окосеет. Голова шла кругом, вспухая от нарастающих, наслаивающихся друг на друге, слой за слоем, как грязь на давно не мытом теле, вопросов. Десятки вопросов! И ни одного ответа. Девушку захлестнуло убийственное отчаяние. Ей стало до того неуютно и тяжело, что лишь чудовищным усилием воли она сдержала готовые прорвать запруды глаз слёзы. Нет, не здесь и не сейчас. Она не позволит себе расплакаться перед притихшими рядом с ней на кровати детьми. Она должна выглядеть сильной и стойкой. Пусть даже и не испытывала ничего подобного…
        Так что же всё-таки ей делать? Что предпринять? Определённо, ей нужно с кем-то посоветоваться. Она не может пустить всё на самотёк. Не сейчас, когда она знает столь много и одновременно так мало… Она не позволит доктору Аткинсу безнаказанно пичкать Стефана всякой сомнительной дрянью. Неужели он таким хитрым образом травит юношу? Никто же не даст ей гарантию, что эти капли так уж безвредны. И не от них ли у Стефана постоянно такой пустой и потухший взгляд? Элен закусила губу, стараясь дышать ровно и размеренно, через нос. Так что ей делать со всем этим?
        Спунер. Джек Спунер. Почему-то Элен подумала в первую очередь о нём. Но почему? Так ли уж она доверяла ему? Почему именно он? Не потому ли, что с его недавним появлением в особняке Гиллроев были связаны ещё одни не известные Элен секреты? И не взаимосвязаны ли все эти последние происшествия?.. В любом случае она не сбиралась покорно ждать и сидеть, сложа руки. Что-то происходит под сводами этого огромного старинного дома. Что-то нехорошее. А Элен слишком привязалась к некоторым членам живущего здесь семейства, чтобы просто взять и уйти. Нет, она не бросит их.