Очередь Андрей Щупов
        Щупов Андрей Очередь
        Андрей ЩУПОВ
        ОЧЕРЕДЬ
        Старенький, с брезентовым верхом "газик" вползает в район новостроек, и сле дователя начинает мотать из стороны в сторону. Ударяясь спиной о жесткую обивку сидения, он смотрит, как дома, прохожие, падая и раскачиваясь, проплывают мимо замызганных окон. Ощущение такое, словно он движется на вертлявой лодчонке по чавкающему, бескрайнему болоту. Под пасмурным тяжелым небом - зябко и неуютно. На очередном подъеме машина завывает и, буксуя в грязи, сбрасывает скорость до черепашьей. Следователя бросает вперед, и он неслышно ругается. Еще не хватало застрять здесь!..
        - Кажется, приехали, - шофер вертит головой и уверено закручивает руль. Дважды ухнув, "газик" с натугой минует канаву и, взревев тракторным басом, выск ребается на сухое место. Медленно они объезжают огромную, обложившую крыльцо магазинчика толпу и останавливаются.
        Рывком распахнув дверцу, следователь выбирается наружу. Из толпы навстречу приехавшим тут же выныривает полный молодой старшина и сходу принимается докла дывать - путано, бестолково... Едва слушая его, следователь торопливо шагает к магазинчику.
        Хорошенькое дельце! Оказывается, оперативная группа до сих пор не прибыла, завязнув где-то по дороге, и кроме него да этого задастого участкового никого больше нет. Вернее, имеется один убитый да еще один раненый, плюс десятка два свидетелей. Преступников естественно след простыл.
        Скользнув взглядом по встревоженным лицам, следователь недоуменно сдвигает брови: откуда столько людей? Или сбежались на выстрелы?..
        Его трогают за плечо, и, оборачиваясь, он почти сталкивается грудь в грудь с бесформенным тяжеловесным созданием, в котором с трудом угадывается женщина. Квадратное пальто, резиновые сапоги, берет и абсолютно незапоминающееся лицо.
        - Сказали бы людям, будут товар отпускать или нет?
        Слово "людям" женщина произносит с ударением на последнем слоге. Следователь глядит на нее диким взглядом. Какой, к черту, товар? Здесь же убитый!.. В голове проворачивается тяжелый маховик, - он тщетно пытается осмыслить вопрос дамы в квадратном пальто. Ее вопрос тоже квадратен, каким боком не поверни - кругом углы. И ведь не скажешь, что молодая. Это про молодежь говорят, что бездушные и черствые, а здесь что-то другое. Какая-то железобетонная простота. Если есть товар, то будь добр отпускай. Убийство - не убийство, им на это начихать. Тита новые люди! Непрошибаемые!..
        Зло, не произнося ни звука, следователь шагает прямо на женщину, заставляя ее отшатнуться. Объясняться с подобными гражданами у него нет ни сил, ни вре мени. И то, и другое иссякло лет восемь или десять назад. Как правило, свежеиспе ченных выпускников юрфака хватает ненадолго. Романтика погибает в первый год практики, жажда справедливости угасает лет через пять. В рядах милиции остаются попросту в силу инерции, и неизвестно каким образом огромный правозащитный корабль еще держится на плаву. Это одно из тех чудес, которое кажется следова телю абсолютно необъяснимым.
        Миновав людей, они поднимаются по лестнице. Следователь раздраженно посмат ривает на участкового. Так ничего и не понял он из бестолкового доклада. Есть такие люди, что мямлят и мямлят, а сути из себя выжать не могут. Не дружат они с ней - с сутью.
        - Что взято? - сухо роняет он.
        - Так ведь ничего... То есть, как есть ничего, - голос старшины звучит жалко и растерянно. Неизвестно - что больше его смущает произошедшее убийство или погоны приехавшего офицера. Следователь поджимает тонкие губы. Он начинает испы тывать к коллеге смутную неприязнь. Из новеньких, а уже с брюшком. Помощничек!.. Все, положительно, все складывается сегодня не так: и дома с женой, мечтающей о садовом участке и лицее для сына, и с погодой, и с этим ужасным происшествием. Опера застряли на полпути, и ясно, что придется начинать одному, потому что старшина - не в счет...
        Быстро взбежав по скользким от глины ступеням, он входит в магазин.
        Первое, что бросается ему в глаза, это валяющийся на полу детский исковер канный автоматик. Оплавленная и полурастоптанная каблуками игрушка. Здесь же рядышком лежит цветастая шапчонка. Чей-то истерзанный дипломат с пулевыми отвер стиями на пластиковом боку распахнутым зевом пытается откусить от пола неприлично огромный кусок. Тело убитого находится у прилавка, под маленьким кассовым око шечком. Возле него - россыпь изумрудных горошин. У разбитой витрины перетаптыва ется бледный высокий парень и держит на весу обмотанную носовым платком руку. С намокшей повязки на линолеум падают бурые капли.
        - Врач?.. Где врач?! - следователь резко оборачивается к участковому.
        - Я вызывал, - лепечет милиционер. - Скорую... Обещали вот-вот, но вы же видели, что это за район. Пока найдут машину, пока доберутся...
        - Сходите к моему водителю, - перебивает его следователь. - Попросите аптечку. Принесете сюда и перевяжете сами! Да, и еще... Водителя тоже пригла сите. Поскольку оперативников нет, понадобится помощь.
        - Есть! - участковый неловко поворачивается и медвежьей походкой ковыляет к выходу.
        Не глядя больше на него, следователь шагает к телу и, наклонившись, двумя пальцами касается левого виска лежащего. Обычно пульс здесь более отчетлив, чем на кисти, но сейчас он не прислушивается. Да и температура уже явно ниже трид цати. Совершенно неоспоримо, что мужчина мертв.
        - Свидетели, - следователь обращается к молчаливой кучке людей, сгрудившейся в дальнем от распростертого тела углу. - К сожалению, вынужден опросить вас в самом срочном порядке. Преступники вооружены, и каждый час работает на них. Поэтому прежде всего попытаемся выяснить их приметы, описание и тому подобное. Кто - что вспомнит. И, разумеется, постараемся не перебивать друг дружку...
        Полная женщина с прилипшим к юбке парнишкой вдруг начинает рыдать безудер жно, навзрыд. Никто не бросается ее успокаивать, люди словно окаменели. Следова тель пытливо смотрит на плачущую, с пониманием оглядывается на безжизненное тело. Угадав продавца в стоящей несколько особняком женщине, приглушенно спрашивает:
        - Вы не могли бы предоставить нам какую-нибудь изолированную комнату. Под собку, склад или что-нибудь... Словом, чтоб не здесь.
        Он успевает заметить ее испуганный взгляд, но в эту минуту группа свидетелей приходит в движение, и к следователю делает шаг щуплый старичок с седенькой бородкой. На блеклом, в мелкую клеточку пиджаке матово отсвечивают заправленные в полиэтилен орденские планки.
        - Дело вовсе не в том, о чем вы подумали, - старческий голос ветерана надт реснуто дребезжит. Глухо прокашлявшись, он поднимает на следователя слезящиеся глаза и от волнения часто моргает. - Видите ли, это будет не просто принять. Не знаю, поверите ли вы мне, но... Они, конечно, подтвердят, хотя не всякий собе рется с духом рассказать вам об этом. По крайней мере мне это будет сделать легче. Так что, если позволите...
        Он ожидающе молчит. Вежливый старичок, деликатный. В некотором роде драго ценный реликт - вроде петербургской пожилой интеллигенции, - только там еще попа даются пережившие все и вся князья да графы. Старичок продолжает молчать, он ждет от власти согласия, но следователь тоже не спешит с ответом сразу. Предчувствуя недоброе, он недоуменно обегает глазами свидетелей. Что-то необычное в их лицах. И это не похоже на тривиальный страх. Тут что-то другое. Собравшихся в магазине объединяет нечто общее, неприятно настораживающее... Со вниманием следователь снова возвращается взглядом к старичку. Время!.. Вот, что его беспокоит! Каждая минута - лишняя фора преступникам. Но и не выслушать свидетеля он тоже не может. Тем более, что ни одного оперативника на месте еще нет - и кто знает когда они вообще объявятся.
        Еще колеблясь, следователь нерешительно расстегивает планшетку и достает ручку и чистый лист. Пристроившись на подоконнике, обращается к ветерану:
        - Хорошо, я вас слушаю. Но одна просьба - быть по возможности кратким.
        - Кратким? Да, я понимаю. - Старичок делает рукой непонятный жест. Разуме ется, я постараюсь... - Он запинается и вновь растерянно моргает. Видимо, нужно рассказать все. С самого начала.
        Альмонис, английское средство от ожирения, завезли в среду. В среду, а не в пятницу. Но именно в пятницу изрядно поредевший товар после долгих сомнений и дискуссий решают выбросить на прилавок - и ради такого случая долго упрашивают и наконец уговаривают подежурить в магазине штатного грузчика Сему. Каким уж образом - неизвестно, но слух об альмонисе успевает растечься далеко за пределы района, и отвыкшие от очередей и давок продавцы всерьез опасаются нешуточного наплыва покупателей. И потому пакеты с английским товаром надумывают выдавать через окошечко в стене, до сих пор пребывавшее в заколоченном состоянии. То нем ногое, что еще лежит на полках, на это время, разумеется, убирают.
        Время - семь утра, но через все магазинное помещение, стекая по крутым сту пеням крыльца и дотягиваясь до угла соседствующей с гастрономом аптеки, уже выст роилась плотная очередь. Хмурое выражение на лицах - под стать темному, набряк шему небу. Утро похоже на вечер, а очередь напоминает колонну французских арес тантов, толпящихся на гильотину. Говорят, было и такое. Более того, говорят, и на гильотину, изнывая от ожидания, пытались проскальзывать вне очереди. Так или иначе, но выражение множества лиц сливается в нечто общее, чему следует подоб рать особый термин. Ощетинившееся штыками каре - это уже не толпа, и очередь, стоголовой змеей впившаяся в магазин - объект множественных вожделений, - тоже уже не простое сборище людей. Это ожившее существо-великан, животное с необуз данными инстинктами.
        Опоздавшая к магазину женщина, злясь на себя и на весь мир, медленно обходит собравшихся. Ненавистно-тесное платье раздражает ее почти столь же сильно, сколь и уличная слякоть. Добравшись до угла аптеки, она громко и сердито фыркает, поворачивает назад и тут же откуда-то из-под ног близстоящих людей выдергивает за курточку юркого карапуза с игрушечным автоматиком. Наградив его основательным шлепком, тяжелым решительным шагом движется к крылечку. По глазам ее видно, что она готова ругаться и спорить. Однако мальчишке вовсе не улыбается торчать в душном помещении. Усыпив бдительность матери притворной покорностью, он дожида ется кульминационной точки разыгрывающейся у крыльца перебранки и рывком освобож дает ладошку из мощной длани женщины. Отскочив в сторону, присаживается на кор точки и улыбается: воюющей мамаше не до него. Литым корпусом, содрогаясь, словно ледокол во льдах, она раздвигает людей, неукротимо приближаясь к дверям. Еще немного, и ее засасывает зев магазина.
        Поднявшись, мальчишка подходит к широкой луже и, настороженно оглядываясь, ступает в нее. Снова с ожиданием смотрит вокруг, но никто не обращает на него внимания. Зевая, он пересекает лужу из конца в конец и с топотом начинает сби вать с сапожков липкую жижу.
        - Куда прешь?! Куда?!
        Подняв голову, мальчуган видит, как высокий мужчина с плоским невырази тельным лицом молчком продирается все к той же заветной двери. Люди позади него разъяренно ругаются, вытягивают шеи, чтобы получше разглядеть наглеца. Но наглец на голову выше всех, и возмущенные голоса так и остаются голосами. Мальчишка звонко смеется. Прицеливаясь в мужчину из автомата, коротко стрекочет.
        Вскоре невдалеке от аптечного угла внимание карапуза привлекает яркая коляска. Приблизившись к ней, он не без любопытства заглядывает под полог. Оттуда на него сонно таращатся выпученные глазенки младенца. Слюнявая соска в припухших губах ритмично и чмокающе подергивается. Подумав, мальчишка выдерги вает соску изо рта ребенка и дует лежащему в лицо. Но эффекта добивается обрат ного. Ласково жмурясь, малыш тянет к нему пухлые ручонки и что-то лопочет. Вот дурак! Мальчишка дает ему щелбана и, чуть помешкав, осторожно бьет пятерней по мягкой щечке. Личико в коляске по-старушечьи морщится, и губы вот-вот опасно скривятся. Не дожидаясь тревожной сирены, мальчишка пихает соску обратно и торопливо бежит от коляски.
        Влага, пропитавшая воздух, внутри помещения многократно уплотнена дыханием и теснотой людей. В душной жаре, проникаясь все большим взаимным раздражением, собравшиеся утирают рукавами мокрые лица, ворочают головами и перетаптываются. В центре современного города, посреди асфальтовой слякотной осени - тусклые тро пики. Единственное развлечение - пестрым квадратом висит на стене. Это не картина Эль Греко и не охотничий трофей, - это липкий пластырь, покрытый слоем мух и комаров. Глядя на него, люди ощущают смутное удовлетворение, некое не вполне осознанное злорадство, как компенсацию за переносимые муки.
        Здесь человек двадцать, а то и больше. Каким-то чудом полной женщине все- таки удается затесаться в очередь, и, отдыхая, она шумно дышит, стараясь не гля деть на соседей, всем своим видом демонстрируя решимость возобновить бой в любую минуту. Со стороны окружающих - полная взаимность, и все же чувствуется, что победа за вторгшейся женщиной. О недавней перепалке не поминают, - последние нервы, как последние патроны, берегут на будущее. Мужчина с плоским невырази тельным лицом ведет себя спокойно и местом в очереди не интересуется. Он пристро ился в пустующем углу, поглядывая на людей юрким цепляющим взором. Легкий дож девик он успел скинуть, спрятав в спортивную сумку, и всем видно, что рубаха на его большом мускулистом теле - в темных расплывающихся пятнах. Не снимая белой кепки, прикрывающей, должно быть, лысину, он то и дело вынимает из кармана широ кий, словно полотенце, платок и вытирает лоб, подбородок, шею. В промежутках между этими пассами, бесцветные глаза его продолжают изучать сгрудившихся оче редников, ощупывая их с бесцеремонностью забирающегося в карман грабителя.
        В основном в магазине женщины. С сетками, с авоськами, с гигантскими коро бами на колесиках и обыкновенными сумочками. Мужской состав немногочислен: чет веро, не считая гостя с невыразительным лицом. Кроме него здесь ветхий старичок с седенькой бородкой, нервный худой тип в плаще и двое ребят с чем-то совсем не смешным вместо причесок - излишне кучерявые, чересчур громкоголосые, в ярких курточках и импортной обуви. Этими последними жара переносится легче всего. За азартной игрой, в которой попеременно мелькают измятые карты и желтенькие руб левки, места для скуки нет. Оба расположились на низеньком подоконнике, пристроив вместо стола пластиковый, украшенный наклейками дипломат. Вполне уютно...
        Высокий мужчина переводит взгляд на типа в плаще и снова вынимает платок. Он обильно потеет, но это не отвлекает его от главного. С удивительным упорством он разглядывает людей, давая мысленную оценку каждому. Нет, тип в плаще его тоже не беспокоит. Интеллигентишка!.. Смешон и нелеп. Очки на болезненно-бледном лице подрагивают, руки нервно шелестят в глубоких карманах. Впечатление такое, что там у него песок с галькой... На миг увеличенные линзами глаза сталкиваются с глазами высокого и тут же убегают в сторону. Нет, он совершенно неинтересен. Как неинтересен и старик-ветеран, стоящий в начале очереди. Очень уж рассудительно- несуразный вид. Да и годиков ему раза в два поболе, чем любому из присутству ющих. Не совсем ясно - ему-то на кой хрен этот альмонис? Или для внучки с жуч кой?.. Высокий мужчина вяло улыбается собственным мыслям.
        Протиснувшись мимо столпившихся в дверном проеме, в магазин входит странного облика человек. Впрочем, странность его условна. Магазинных грузчиков и гастро номных бродяг узнают за километр. По отдувающимся на коленях штанам, по блеклому мешковатому виду, по одному запаху. Запах их в состоянии перешибить любую париж скую парфюмерию. Это нечто среднее между селедкой, кислой капустой и застарелой махрой. Кроме того узнают их по говору и акценту. У этого племени своеобразный язык, своеобразный тембр. В данном случае это и есть тот самый Степа, которого уговорили подежурить и проследить за порядком.
        Чуть покосившись на высокого и словно бы не увидев, Степа кричит куда-то в сторону:
        - Которые тут без очереди! Щас выставлю, и пойдете домой!
        Голос его и впрямь - нечто уникальное. Скорее, это следовало бы назвать полным отсутствием голоса, но сиплый клекот - громок и доходит до каждого. Что порождает это извержение шепелявых звуков - абсолютно непонятно, и даже не верится в полусожженные алкоголем связки. Высокий не смотрит на грузчика. Только уголки губ на лоснящемся от пота лице презрительно кривятся. Он в каком-то метре от неожиданного правдоискателя, и тот, помешкав, делает попытку схватить мужчину за локоть. В горле у магазинного стража сипит, а на сморщенной синюшней маске, давно ставшей его настоящим лицом, - необъяснимая гримаса. Он не то пытается напугать, не то напуган сам.
        - Ну-ка?.. - Степа тянет мужчину за руку, но резким толчком в грудь высокий отбрасывает грузчика к дверям и крепче расставляет ноги.
        - Вали, отец! - почти добродушно советует он.
        Потирая плоскую грудь, грузчик трусливо топчется на месте.
        - Тамара! - оглушительно басит он, обращаясь к прилавку. - Которые тут без очереди, не давай товар!
        Неизвестно, слышит ли его Тамара, однако грузчик делает вид, что его услы шали и поняли. Удаляясь, он поводит костлявыми плечами, пытаясь внушить окружа ющим, что справедливость так или иначе восторжествовала. Яркие курточки в крос совках и с дипломатами, на время забыв о картах, с любопытством следят за проис ходящим. Но сиплоголосый Степа уходит, а высокий продолжает оставаться в своем углу, и курточки возвращаются к прерванной игре. Кто-то из женщин туманно бросает:
        - Прямо житья то них не стало!
        Слова эти, неизвестно к кому обращенные, повисают в воздухе. Сопящую множес твенным дыханием тишину нарушает только смешки картежников. Между ними вовсю шуршат желтенькие бумажки.
        - Хватит с меня! - один из игроков соскакивает с подоконника и потягивается длинным молодым телом. - Ну и вонища же тут! - он с вызовом поглядывает в сто рону высокого. Но тот безучастен. Кудрявый приятель остается на подоконнике и, держа дипломат на коленях, аккуратно пересчитывает выигранные деньги. В это время потягивающийся замечает привлекательную особу. Что-то между вторым и третьи десятком, блондинка с яркими губами, одета броско и очень даже вполне... А главное, дамочка и сама интересуется молодыми людьми. В воздухе выстраивается беззвучный мост из подмигиваний и улыбок. Без особых усилий створки моста смыка ются. Взаимопонимание достигнуто, и стороны сближаются для более тесного знакомс тва.
        Нервный тип вскидывает руку и чуть ли не целую минуту смотрит на часы. Потом косится на окошечко и, сняв очки, с ожесточением скрипит руками в плаще, дос тавая протирку. В этот момент в магазин вбегает неизвестно как пропущенная внешним заслоном девчушка лет восьми-девяти с сеткой, наполненной пустыми бутыл ками. Зигзагом обойдя людей, она семенит к окошечку. Наивная, она помнит, что еще неделю назад где-то здесь принимали посуду. Застывшим извилистым изваянием оче редь следит за ней, пропуская почти до самого окошка. И только, когда девчушка приближается к роковой цели, что-то взрывается в окружающих, высвобождая гейзеры негодования.
        - Прыткая какая!
        - Только посмотрите на нее, маленькая, а наглая!
        - Вот мерзавка! Мы тут уже час стоим, а она два вершка от пола - и на тебе!
        Споткнувшись о крики, девочка испуганно останавливается.
        - Мне только спросить, - робко лепечет она и, не зная на кого смотреть, глядит на свои сандалики.
        - Вот постоишь в очереди, тогда и спросишь!
        - Бесстыжая!
        Обладатель яркой курточки, тот самый строитель "мостов" гогочет.
        - Чего раскудахтались, курицы! Жаль пакетика для ребенка?
        Он стоит рядом с понятливой блондинкой. Энергичная рука уже елозит по обтя нутой платьем тугой талии, и оба смеются. Женщины яростно оборачиваются к ним, но связываться не решаются. Тем более, что причина скандала с набухшими глазенками уже постукивает сандаликами обратно к крыльцу.
        - В самом деле, может она спросить хотела? - неуверенно говорит кто-то.
        - Знаем мы!.. Спросить...
        Ворчание идет на спад, волнение успокаивается. Нашипевшись вволю, змеиная очередь затихает в ожидании.
        В пятый или шестой раз вскинув руку с часами к лицу, нервный тип в хрустком плаще начинает суетиться сверх всякой меры. Он что-то бурчит, подергивает ост рыми плечиками, и весь его вид красноречиво говорит о крайней степени раздражения.
        - Да не крутитесь вы! - восклицает одна из его соседок.
        Нервный тип, будто только и ждавший этих слов, стремительно поворачивается у ней, но из-за расплясавшихся нервов не сразу справляется с рвущимся из него потоком сбивчивых фраз.
        - Так... Допустим! Значит не крутиться?.. И что же я, по-вашему, должен делать?! Может, вы еще будете мне указывать? Нет? Тогда и нечего тут!.. То есть, если вас персонально устраивает торчать здесь вечность, то и стойте ради бога! Но не надо советовать другим!
        - А что ты на меня орешь-то? - изумляется женщина. - Я-то тут при чем?.. Если невтерпеж, так и иди, кто держит!
        - Ты ему подскажи куда идти, - встревает смеющийся кудряш с дипломатом. - Он же интеллигент, не знает куда ходят.
        Его смеху вторит приятель с блондинистой подружкой. Лицо нервного в плаще бледнеет и, теребя рукой пояс, он делает порывистое движение к смеющимся.
        - Может быть, интеллигент! Очень может быть!.. Что ж... Вам-то этого слова не понять. Вы же только в картах понимаете, да в бигуди.
        До пареньков не сразу доходит выпад насчет бигуди, а когда доходит, новоис печенный приятель блондинки мужественно шагает к трясущемуся мужчине. В то время, как тот прячется за соседку, блондинка на правах опекающей подруги цепко хватает атакующего за руки.
        - Плюнь на него, Владик! Нашел с кем связываться. Плюнь!..
        Владик ворочается, пытаясь высвободиться. Ему это явно нравится. Он талант ливо разыгрывает роль бульдога, рвущегося с цепи и одновременно на все сто уве ренного в ее прочности. С минуту попугав противника, он великодушно утихомирива ется. Обращаясь к зрителям, глуповато спрашивает:
        - Может, правда, плюнуть?
        - Только посмейте, молокососы! - неожиданно взвизгивает нервный тип. Он на грани истерики и затравленно смотрит на кривляющихся пареньков. В пустых Влади ковых глазах он читает обещающую многозначительность. Приятель Владика, весело барабанящий по дипломату, внушает ему не меньший ужас. Не осмысливая собствен ного бесстрашия, он почти кричит.
        - Мерзавцы! Вон отсюда!
        Паренек с дипломатом перестает барабанить и грозно приподымает брови.
        - Але, интеллигент! Давай-ка договоримся. Кричать тебе будет разрешено, но попозже. Не сейчас, понял?.. Тебе же очки мешают, и здоровья, наверное, невпро ворот, верно? Так что отложим на попозже, договорились?
        Неожиданный стрекот, ворвавшийся в магазин, перебивает назревшую кульмина цию. Для нервного типа это спасение.
        - Трах-тах-тах! - от дверей, топая, бежит раскрасневшийся мальчуган с авто матиком. Мгновенно вытянув руки, мать хватает его за шиворот и притягивает к себе.
        - Ты куда удрал, стервец?!
        "Стервец" сходу получает серию подзатыльников и завывает сиреной. Мать про должает ему выговаривать. Позабыв о дрязгах, очередь внимательно слушает. Только блондинка, закатив глаза к потолку, клонится ухом к шепчущим губам Владика. Кра савец с подоконника не собирается забывать про мужчину в очках, и от его взглядов тот по-черепашьи втягивает голову в плащ и, стискивая зубы, мучительно нервни чает... А через пять минут амнистированный автоматчик обрушивает на людей лавину трескучего огня.
        - Тра-та-та-та!..
        - Да успокойте вы его наконец!
        - Мало, видать, ему врезали...
        Женщины гневно поворачивают головы к мамаше.
        - Распустили ребенка!
        - Скажите вы ему в конце концов!..
        Однако у мамаши, успевшей простить свое чадо, находятся достойные ответы. Известно, что педагогика у всех своя. Кроме того, плотный огонь сына, заглуша ющий сыплющуюся отовсюду ругань, помогает ее обороне. Владик и блондинка, пожа луй, единственные, кто не принимают участие в споре. Сдружившаяся парочка прони кается все большим взаимным интересом. В разгорающийся пожар ссоры бережно подб расывает полешки кудряш с дипломатом. Происходящее для него - спектакль, и он не хочет быть пассивным зрителем.
        Незаметно для всех, высокий, так и не покинувший своего угла, ощупывает задний карман брюк и распахивает молнию огромной сумки. Часы на его руке показы вают девятый час. Уже несколько минут, как окошечко должно распахнуться.
        Как-то так получается, что и без того плотная масса людей сжимается еще тес нее. Кто-то торопливо, словно только сейчас вспомнив, начинает спрашивать:
        - Много его там, не знаете?
        - Где ж много... Зернышки такие мелкие, по горсти в пакете.
        Напряженный слух ловит каждое случайно брошенное слово. Малейшая тревога тут же обращается во всеобщая беспокойство. Парни в куртках, забыв о шуточках, держат наготове дипломаты с сетками, то и дело озираясь по сторонам. Они пере местились чуть вперед, к знакомой блондинке, и на них смотрят негодующе. Но она теперь - вроде как их знакомая, и тут уж ничего не попишешь.
        По мере приближения критического момента волнение нарастает, а вместе с ним набирает силу и шумливый гул. Даже мальчуган с автоматиком прекращает свою трес котню и удивленно прислушивается.
        - Идет, идет...
        Шаркая по полу стоптанными валенками, мимо проходит женщина с ключами. Это и есть продавец.
        - Скажите, хватит на всех?
        - Сколько его там?..
        - Будет галдеть! - работник магазина гремит замком. Она входит в подсобку, а через минуту маленькое окошечко с лязгом открывается. Лязг этот срабатывает наподобие удара гонга. Все жмутся в одном направлении и, вероятно, впервые обра щают внимание на женщину, стоящую у самого окошечка. Худенькая, серенько одетая, она вызывает всеобщую неприязнь. Сразу за ней расположился старичок-ветеран, а далее через пару человек красуются знакомые курточки. Цель достаточно близка, и они не выказывают беспокойства.
        Вот тут-то мать карапуза и не выдерживает. Делая отчаянный рывок в сторону окошечка, она взламывает людской заслон, как древний таран деревянные ворота. Что-то, по-видимому, она про себя прикинула и взвесила. Полученный вывод и под толкнул ее к действиям. Но люди - это не жалкие крепостные ворота. Женщина делает несколько шагов и словно в паутине вязнет, удерживаемая множеством рук.
        - У меня ребенок! - она с рычанием продолжает рваться вперед.
        - У всех дети! Всем надо!
        - Она и сюда встряла без очереди! Какой-то танк, а не женщина!..
        Тогда женщина швыряет самый весомый аргумент:
        - А этих сопляков-спекулянтов пустили?! Шляпы! Да после них там ничего не останется. А мне всего-то пару пакетов!..
        "Сопляки-спекулянты" насмешливо улыбаются. Народ продолжает возмущаться, но женщина-танк столь решительно пробивается, что вскоре оказывается возле окошка. Высокий, двинувшийся было в сторону парней, в сомнении останавливается. Он зло смотрит на женщину. В этот момент она как раз очищает заветный плацдарм от пос леднего препятствия - невзрачной худенькой противницы. Она работает локтями и давит всей массой. Маленькая женщина - ей не соперник.
        - Ты что, список составляла?.. А нет, так и стой, милая, в порядке живой очереди! А у меня ребенок!
        Неожиданно подает голос ветеран-старичок.
        - Что вы себе позволяете! - дребезжаще вопрошает он и к радости молодых спе кулянтов забавно притопывает ногой.
        - Ой, да помолчите вы! - отмахивается от него женщина-танк. - Еще и вас мне слушать.
        - Что значит - помолчите? Вы... - Старичок беспомощно шарит вокруг взглядом и трясущейся рукой лезет в карман. - Я, к вашему сведению, ветеран войны... Да! И награды... Могу без очереди, но не лезу, потому что стыдно!
        - Да житья от вас не стало! - огрызается мамаша. - Медальки, ордена, кни жечки... Привыкли козырять!
        Старичок смолкает. Он только пораженно хватает ртом воздух и слепо водит рукой с удостоверением.
        - Постыдились бы, гражданка! - кричит кто-то. - В самом-то деле!
        - А мне стыдиться нечего! - навзрыд плачет женщина-танк. - Я сама всю жизнь болею, и ребенок мой тоже...
        Высокий, сосредоточенно следящий за событиями, замечает в окошке с той сто роны мелькание знакомого ватника. Пружинисто приближается к ругающимся.
        - В сторонку! - он легко оттирает от окошка всех троих, и крепкая волосатая рука ныряет в недоступную всем глубину, навстречу ватнику продавщицы. В пальцах у него крупные купюры. На мгновение все немеют.
        - Да что же это творится! - старичок с хрипом пробует расстегнуть душащий его ворот.
        - Сволочь! - визжит женщина-танк и молотит кулаками по широкой мускулистой спине мужчины.
        Деньги у высокого уже взяли, сумка под боком хищно распахнута, и он неспешно поворачивается. Попутно кидает взор в сторону парней. Те стоят встревоженные, но, по-видимому, понимают, что запоздали. Пальма первенства уже не за ними, и попыток вмешаться они не предпринимают.
        - Отвали! - кидает высокий женщине-танку и, сузив глаза в неприятные щелки, смотрит на ветерана. - А ты заткнись, герой! Еще на костылях бы сюда приковылял. .
        Перед ошеломленными людьми вновь вырастает широченная спина, прячущая от них амбразуру окошка и продавца с его чудо-товаром.
        - Дрянь такая! - вопит женщина и в ярости замахивается на ненавистную спину сумкой. Из толпы выскакивает ее малец и направляет в высокого автоматик. Пласт массовый курок легко поддается, и происходит страшное. Игрушка ударяет мальца в грудь, и задираясь стволиком, наполняет помещение обвальным грохотом. Из плавя щегося дульного среза толчками колотит пламя, пули веером разлетаются по залу, дробя в пыль штукатурку и серый бетон. Вскинувшись, высокий переламывается в пояснице и рушится на пол. Блесткие пачки вываливаются из его рук, и под ноги обезумевшим людям весело катятся зеленые горошины альмониса. Но всего этого высокий уже не видит. Кое-кто, прикрывая голову, бежит к выходу, но большинство в оцепенении стоит на месте. А игрушечный автоматик продолжается вибрировать в ручонках перепуганного мальчугана, извергая огненную смерть. Вскрикивает одна из курточек, и дипломат падает на линолеум, чтобы тут же подпрыгнуть от угодившей в него свинцовой струи. Мгновением позже звонко рассыпается витрина, и длинная вереница выстрелов смолкает. Мальчуган с воплем разжимает покрытые волдырями ладони и
кричит, глядя то на руки, то на сидящую на полу мать. До захлопнувше гося окошка уже никому нет дела, и никто не смотрит на раскатившиеся по полу иск ристые гранулы альмониса.
        Сморщенные, увитые темными жилами руки старика дрожат. Он безостановочно теребит клетчатый платок, и тот распадается у него непослушными складками и снова скатывается в бесформенный комок. В наступившей тишине слышно дыхание рас сказчика, и взор следователя прикован к его трясущимся рукам. Лист, удобно раз местившийся на планшетке, так и остается девственно чистым. Ни единого словечка, ни единой фразы... Старшина испуганно переминается рядом и неотрывно смотрит на оплавленный пластмасс детской игрушки. Самый обыкновенный автоматик - с батарей кой, моторчиком и трещоткой. Таких сейчас много в магазинах. Цена - что-то около червонца.
        Бред! Следователь вздрагивает и зябко поводит плечами. Он пытается стряхнуть с себя вязкий, облепивший его мистический покров. Это похуже наваждения. Потому что справа и слева - люди. Очевидцы невозможного... Хрипло и не своим голосом он выдавливает из себя чужие, никому не нужные слова:
        - Вы, конечно, понимаете, я не могу всего этого записать. Это уже не про токол получится, а... Просто по долгу службы не могу. Потому что приедет опера тивная служба и...
        Он путается в фразах и так и не заканчивает невнятного объяснения. И самое странное - следователь не обвиняет старичка во лжи. Бывает иногда так, что зна ешь, чувствуешь и видишь, что сказанное - правда. Но здешняя правда не умещается в голове. Она просто не стыкуется с жизнью. Старичок-ветеран да и другие смотрят на него так, что он поневоле начинает ощущать себя полным идиотом. Более того ветеран кивает ему, словно понимая все его внутренние затруднения. Расстроенно моргая, прячет свой измятый платок.
        - Мда... Значит, скоро прибудет оперативная группа, и мы уточним некоторые детали, - следователь делает нечаянный шаг по направлению к выходу. - Просьба - пока не расходиться. Нам еще понадобится уточнение обстоятельств, деталей...
        Дверь захлопывается за его спиной, и вот он уже под моросящим небом. Кро хотный козырек крыши ничуть его не прикрывает, но ему все равно. Куда важнее, что все эти странные безмолвные люди - там, позади. Свидетели какой-то единой чудо вищной галлюцинации. Но ведь и галлюцинации здесь не получается. Потому что труп. Потому что пули в стенах...
        Следователь озирается. Те, что стояли здесь, видимо, разошлись. Во-первых, спасаясь от дождя, а во-вторых, сообразив, что товара сегодня не будет. Вот и хорошо. Еще их глаз ему не хватало!.. Он глубоко вдыхает влажный воздух и смотрит прямо перед собой. Все, что поблизости, это конкретно, это замечательно реально. Стоять на земле - приятнее, чем лететь в бездну. Потому что устойчивее и надежнее. Размытый сырыми мазками дворик. Серая, унылая гуашь... На секунду следователь пугается. Ему кажется, что он не узнает этого места. Все совершенно иное! Какие-то железные, торчащие из земли трубы, бетонные плиты, вырезанные из дерева звери - с обломанными ушами и носами. И все это среди глинистых луж, зыбучих песков и строительных обломков. Мыльные пузыри в детской песочнице. Болото, окружившее дома. Огромный безвкусный борщ...
        Свет от фар дорожками пробивается сквозь туман. Следователь щурится. Желтое с синей полосой через борт, фыркая простуженным чихом, выдирается из суповой грязи, виляя, пытается одолеть полосу препятствий. Бесполезно... Мотор удрученно стихает. Трескуче распахиваются дверцы, и, увязая в месиве двора, к следователю бегут его коллеги. Он узнает их одного за другим по мере того, как они выныри вают из колеблющегося пара, из неразборчивых силуэтов превращаясь в людей с лицами и голосами. С их приближением он вдруг начинает ощущать робкую надежду - надежду разобраться во всей этой нелепице, опрокинуть сказочный вздор и вывести сговорившихся свидетелей на чистую воду. Прямо сейчас! Вернуться в сопровождении инспектора и его помощников в магазин и деловито, позабыв о старике и его исто рии, начать все с самого начала. Может быть, вспомнить при этом что-то важное и обстоятельное, что сообщило бы мыслям верный ход, позволило бы направить следс твие по должному руслу. А пластмассовый автоматик ногой в сторону. Куда-нибудь в угол. И запретить даже вспоминать о нем!..
        Поежившись, следователь спускается по скользким ступеням. Горячее, располз шееся по линолеуму пятно упрямо маячит перед глазами. Глянец крови нелегко вывет ривается из памяти. И стайка людей с безумными глазами, испуганно подобравших когти, затаивших утробное рычание, продолжает стыть перед внутренним взором.
        В чем, собственно, он будет разбираться? В чем, черт возьми!..
        Следователь останавливается. Тлеющая в груди надежда безжалостно размывается мутной, льющейся с небес влагой. Это не дождь. И даже не дождик. Всего-навсего мокрый туман, уставший и отяжелевший от мирской энергии, решивший лениво осесть на сонную, обремененную злом землю.