Путь обмана Николай Ютанов
        Жестокий холодный мир Ольены мир вечной воины - и теплый романтический мир Страны Несозданных Сказок, мир не рожденной фантазии. Маленькая фехтовальщица, принц Тессей и принцесса Арианта, прощающиеся с детством под топот лошадиных копыт, звон шпаг и рев драконов И мира Ель, чья юность была сожрана бесконечной войной и безмерной властью Умирающая цивилизация линнов и мерцающих, чьи исчезающие островки разбросаны по старым звездным скоплениям И возвращение звезды Капернаум, последний раз всходившей над миром две тысячи лет назад.
        Николай Ютанов
        Путь обмана
        …и сдавленным, был его голос, и с
        отвращением наблюдал он, как
        оборудовали для новой кровавой драмы
        омерзительную сцену, с которой он не
        мог, а может быть, и не хотел, сойти. Вольфганг Кеппен
        Largo animando
        На опушке леса, где цветы сновидений звенят, взрываются, светят, - девочка с оранжевыми губами и с коленями в светлом потоке, хлынувшем с луга. Артюр Рембо
        Солнце, приподнявшись над горами, обожгло край гребня. Черные валуны далекой осыпи вспыхнули ломаной огненной полосой. Светило взошло светящимся комом, мазнув красными хлопьями облаков холодное небо. Хомяк-локи вскинул черничины глаз и удивленно замер, глядя на всплывающий огонь. Из-за толстой мохнатой щеки на землю посыпались пшеничные зерна.
        Эниесза пробудилась. Вспыхнули красным огнем цветы бархоток. Закачались на зеленых подвесках волшебные шляпы полевого вьюнка. Брюхатые ночные бабочки свернули, прижали крылья к мохнатым спинам, притворяясь сухими стеблями, старыми отжившими соцветиями. Зашептали тонкой кожей шляпки грибов-солнечников. Ветер отправился в полет над гибкими телами трав и цветов. Мелкие зеркала росы покатились по стокам листьев. Длинноногие комары-великаны карабкались по хвощам на солнце, сушили крылья и губы. Угрюмый жемчужник отряхнул сети и в ожидании жертв взялся вычесывать с боков плесень. Семейство пасечных змеек - рамгулисов сошлось на солнечной прогалине, струилось по лохматой траве и тихо шипело от удовольствия.
        Еленка сорвала язычок бархотки, понюхала, растирая пальцами желтую пыльцу. Она улыбнулась знакомому терпкому запаху. Ей страшно захотелось солнца, росы и горьких трав. Так, чтобы оглушающе пахли фиеры, пятки скользили в зеленом соке, а ветер рвал волосы, нагретые горячим комом светила.
        Еленка зажмурилась и потерла веки лепестком бархотки. “Мать моя, эниесза, вспомни обо мне, не сердись на меня и раскрой для меня свои радостные объятия, - прошептала девчонка. - Вспомни, что я твоя дочь, и прости меня за дерзость…” Еленка открыла глаза и снова улыбнулась. Ветер, прянущий травами, теплой водой и дымным черноземом, обжег ноздри. Звенела осока, качался семицвет, чашечки фиер манили взгляд золотым блеском, влекли разиню-золотоискателя на далекие междуречные луга, где желтый металл ключом бьет из-под земли и навсегда ослепляет людей. В тени широких зубчатых листьев, ощетинившихся роем мелких ядовитых игл, рыжели большие солнечные ягоды жгучихи.
        Еленка нырнула в шелковую зелень. Солнце померкло. Запахло сырой землей. Мотающиеся бороды грибов-солнечников щекотали голые плечи,лезли в нос при вдохе. Жемчужник вывалил на девчонку желтые капли глаз. Еленка дунула ему на усы. Колючий охотник хлопнул жвалами и уковылял в чащу трав. Поджарый муравей протащил на плечах белую липкую гусеницу. Гусеница задевала за стебельки трав, натягивалась, как тетива лука, но угрюмый охотник не желал расставаться с дичью. Меж стеблей до нахальства важно проползали плоские и сухие клопы-вонючки. Чей-то липкий язык мазнул и приклеился к щиколотке. Еленка обернулась: улитка трогала ногу мятым плоским носом. Девчонка приподняла ползунишку за крученый дом, понюхала - вроде гнилью не пахнет, - но есть не решилась: она еще плохо разбиралась в улитках. Еленка бросила зверя в гущу вьюнка и перевернулась на спину, потянувшись как дикая кошка-анту. По ясно-синему небу плыли два снежных облака, подмазанные снизу черничным сиропом. Девчонка махнула им ладошкой. Она изогнулась, зашипела и, притворившись рамгулисом, поползла к реке, раздвигая носом заросли мокрого трилистника.
Из зелени вынырнул оранжевый камешек жгучихи. Лист зацепил плечо. Еленка вскочила, обиженно растирая слюной волдырь. Солнце вдруг стало неприятным, трава - желтой и сырой. Уныло заболел живот. Девчонка побрела в полузатопленной холодной траве. Стрекоза села на выпяченный локоть, держа в лапе выеденную скорлупку мушиного панциря. Еленка чуть коснулась прозрачного крыла. Качнулись синие пятна на летящем стекле. Стрекоза шевелила жвалами и по-хозяйски осматривала эниесзу. Еленка подтянула ремешок под коленом и с тоской побрела к реке. Даже сладкий лист конской люпавы не вернул былого настроения. У берега Еленка остановилась, в задумчивости водя пяткой по воде. Тихо шуршал семицвет. Поодаль могучий вожак с блеклой чешуей провел в тени листьев водяной земляники свой многочисленный косяк. Рыбы шли точным строем, похожим на наконечник стрелы. Они плыли вверх по течению на нерестилища возле верхних водопадов. Девчонка словно проснулась. Она вскинула голову и сорвала листок ивы, осыпанный стекающими медовыми каплями. Лизнула медоносный лист раз-другой и прилепила на ужаленное плечо. Взгляд ее стремительно
пролетел по густым семи-цветам. Еленка сорвалась с места. Она пробежала вдоль берега, споткнулась, упала в тину. Встала мокрая, зеленая, довольная, с глупой улыбкой и, прихрамывая на левую ногу, помчалась дальше, размахивая стеблем сломанного рогоза.
        Она долетела до песчаной косы, резко свернула, переходя на бредущий шаг.
        Еленка забрела по колено в воду и встала на позеленевший подводный камень, скользкий и приятно прохладный.
        Здесь на быстрине солнечные лучи высвечивали желтое дно реки, лишь возле камня путаясь в густых зарослях. Еленка заслонила глаза ладонью и сквозь пальцы смотрела на акварельные переливы на воде. Она видела тысячи ручьев и ключей, летящих к большой реке. Она видела тонкокрылых стрекоз, качающихся на зеленых листьях осоки. Ее ноги лизала теплая рябь от пробежавшего по реке заносчивого растрепанного ветра. Солнце ласково гладило ее по лицу. С вечно цветущей эниесзы тянуло запахом сухих трав и звонким ароматом полевого вьюнка. Назойливо ныло обожженное плечо, вверх по локтю взбиралась жужелица, невесть как попавшая в воду, а по небу, синему, как мамины глаза, невесело ползли караваны застиранных кучевых облаков.
        И Еленка вдруг поняла, что она может взлететь! Да-да! Она готова принять ни с чем не сравнимое, сладостное ощущение власти над свистящим в ушах небом, взглянуть с высоты еленкиного полета на чудный мир внизу, на красавицу эниесзу, в белых пятнах сохнущих лилий и залитую золоченым потоком фиер, на звездчатую гладь реки, в кудряшках бурунов и с заплетенными в косы гулкими струями водопадов, на теплые скалы, поросшие, как болячками, лишайниками и мхом. Взлететь еще выше! И там, в холодном объятии небес, чувствуя каждой точкой тела, как поддается и мелеет высота, ощутить ту радостную тоску, что познается только в разлуке. Тело Еленки, словно гибкий ствол весеннего дерева, пронзали звенящие ручьи. Девчонка, будто в забытьи, привстала на цыпочки и протянула руки вверх, к солнцу. Она почувствовала, как солнечные лучи, теплые и ласковые, как котята, мягко потерлись о ее ладони. Тогда девчонка засмеялась… Это зазвенели четыре тысячи колокольчиков. Это все жаворонки эниесзы взмыли над душистыми травами. Это все музыканты Дианеи в тихой радости взялись перебирать струны чистозвучных ретек. Это зазвучала
музыка еленкиного детства… Рядом с разбитыми еленкиными коленями проплыла, покачиваясь на волнах, дутая лягушка. Девчонка вздрогнула, нога соскочила с камня и утонула в водорослях; лягушка с перепугу выпустила воздух, нырнула и мощными рывками поплыла прочь. Еленка поспешно замахала руками, чтобы не упасть. Из подводных зарослей вылетела большая полосатая рыба. Открыла зубастый рот, да так и остановилась, уставившись на еленкину ногу. Девчонка наклонилась, закусив губу, и схватила нахалку за желто-синий хвост. Рыба трепыхнулась, с шумом расправила высокий спинной плавник и, больно ударив Еленку по пальцам, рванулась вверх. Чуть пролетев над поверхностью, она плюхнулась в воду и зарылась в водоросли под соседним камнем. Вода вспенилась, помутнела. Из зарослей поднялось бурое пятно и расплылось по течению дымными волокнами. Из-под камня брюхом вверх всплыла рыба. Но была ли это хозяйка еленкиного .камня или менее удачливая ее соседка - этого девчонка не знала. Дохлятина с кровавыми полосами на вырванных жабрах поплыла вниз по реке к Столице. Еленка проводила ее сожалеющим взглядом. Она зачерпнула
пригоршню воды и плеснула себе в лицо. Вода была розовой и несла дразнящий привкус крови.
        Девчонка вышла на берег, стряхнула с ног налипшую тину и улыбнулась. Светило поднялось уже высоко и припекало. Эниесза готовилась к полуденному зною.
        У кромки реки Еленка увидела солдата. Парень стоял на песке и испуганно смотрел на девчонку. Копье валялось возле ног. Жало клевца лунно блестело в воде. Еленка вспыхнула. Тело изогнулось, рука метнулась к ножнам у левого колена. В узкой еленкиной ладони блеснуло тяжелое лезвие штыкового ножа. Одним прыжком девчонка подскочила к воину.
        - Почему ты следиш-шь за мной? - с угрозой спросила она.
        Солдат рухнул перед ней на колени. Лязгнули пластины панциря.
        - Прости меня, мира Ель… Я не следил… я…
        - Лжеш-шь. - Нож качнулся в руке.
        - Нет! Нет, мира Ель… Клянусь! - Солдат прижал руки к груди и, согнувшись, приложил губы к еленкиному колену.
        Мира Ель брезгливо отшагнула назад. Нож с лязгом вернулся на место. Еленка отвернулась.
        Солдат быстро вскочил, подхватил копье и берегом побежал к сторожевым ущельям.
        “Скорей бы папа возвращался”, - подумала девчонка.
        Она вышла на край эниесзы. Скалы встретили ее теплом нагретого камня. Еленка опробовала ногой каменный выступ, затем ухватила рукой край трещины и подтянулась. Жестко упираясь ногами, повисая на руках, она взобралась на плоскую каменную вершину. Здесь, на затылке скал, кончался лишайник и начинался лес с высокими старыми деревьями и густым подлеском.
        Девчонка сорвала желтоголовый краснотал и, выдавив из стебля белый сок, капнула им на свежую царапину. Присев на одно колено, Еленка сорвала ягоду земляники и нанизала ее на тонкий стебель краснотала. Следующую ягоду она сунула в рот. Вся трава вокруг алела земляничной россыпью. Девчонка измазалась земляничным соком, ее ноги зеленели от раздавленных земляничных стеблей, а в лесу неудержимо пахло еще не отошедшим земляничным цветом.
        Беспечно насвистывая марш, Еленка шагнула вперед и замерла как вросшая. Посреди тенистой лесной поляны стоял стол. За столом, на пеньке,сидел громадный человек и пил что-то очень горячее из большого незатейливого кубка. На столе перед незнакомцем была расставлена диковинная посуда - кружки, миски - все необычное. На большом чугунном блюде шипел его завтрак - белый глянцевый блин с желтыми пятнами-волдырями Под столом возле больших жилистых ног незнакомца в железном сливочнике кипел, очевидно, тот самый горячий напиток.
        Человек с полянки судорожно глотнул недожеванный кусок и сказал.
        - Здравствуй, чудо…
        Еленка молчала Сердце тяжело стучалось в грудь. Кукан с земляникой выскальзывал из мокрой ладони. Неприятное, гонимое чувство испуга перехватывало дыхание.
        Рядом с девчонкой покоился в траве большой, в половину ее роста камень, покрытый сеткой морщин-трещин. Еленка поставила левую ногу коленом на мягкую от мха каменную щеку и положила ладонь на рукоятку ножа. Мира Ель великолепно метала нож в положении “из ножен”.
        Незнакомец тоже не знал, что делать. Возле камня на краю поляны стояла девчонка лет одиннадцати-двенадцати. Тонкая, стройная, но не было в ней той привычной для глаза детской незащищенности. Во всей позе гостьи чувствовались непобедимая изящная сила, упругая мощь сухощавого гепарда. Девчонка стояла в тени кустарника, тяжело глядя на незнакомца. Узкие плечики венчала большая голова с огромными раскосыми глазами, черными, как горячий асфальт. Коричневые волосы, подстриженные сзади коротко, волной поднимались надо лбом, а по бокам падали на щеки “конскими хвостиками”. Прямой строгий нос был наморщен, а нижняя губа закушена. Девчонка молчала, уперев ногу в камень. На остром колене темнела подзажившая глубокая царапина.
        Незнакомец махнул куском хлеба в сторону соседнего пенька:
        - Садитесь, хозяюшка, поешьте… - Он подвинул шипящее блюдо к Еленке.
        Девчонка быстро прикинула: отказаться от угощения - значит, объявить войну. M-м? Она решительно оттолкнулась от камня, подошла к незнакомцу и села, протягивая ему земляничный кукан.
        - Возьми, - хрипло сказала Еленка.
        Только сейчас незнакомец увидел на коричневой от загара девчоночьей ноге тяжелые серебрёные ножны.
        - Весьма, спасибо… - сказал он и взял добычу, протягивая Еленке вилку.
        Малышка с перочинным ножом. Скромное лезвие с канавками-кровооттоками для срезания грибов и выстругивания узорных тросточек… Незнакомцу почему-то представилось, как гостья втыкает нож ему в живот. “А ведь может”, - с усмешкой подумал он, взглянув на Еленку.
        Еленка с улыбкой повертела вилку в руках, потом подцепила лоскут нежно пахнущего блина и, понюхав, сунула его в рот. Еленка наморщила нос, разжевала. Солидно кивнула, одобряя.
        - Вам не холодно? - спросил человек с полянки.
        Еленка отрицательно помотала головой. Она выжидающе сидела напротив незнакомца.
        - Да вы ешьте, ешьте… - спохватился тот.
        Он налил Еленке темно-молочного напитка из кувшина под столом и подвинул ближе кусок лепешки с двухэтажным слоем творога.
        Девчонка вежливо хлебнула из узкого блестящего кубка. Такого она еще не пробовала. Это было здорово.
        - Что же мы все молчим да молчим, - улыбнулся незнакомец, нервно потирая колени.
        Мира Ель пристально посмотрела на него. У незнакомца были белые выгоревшие волосы и глубокие голубые глаза. На левой щеке синели две труднозажившие раны.
        Еленка коснулась губами напитка, отвела кубок и спросила:
        - Ты кто? Лазутчик?
        Незнакомец мучительно замешкался:
        - Это… Ну… в общем, я - пришелец, что ли…
        Девчонка приоткрыла рот.
        - Пришелец? Откуда?
        - Со звезд. - В этом незнакомец был тверд.
        - Лжешь, - сказала Еленка. Незнакомец смутился.
        - Я, нет… Это так… Честное слово… Девчонка мучительно задумалась, ухватив рукой подбородок.
        - Разве на звездах можно жить? - спросила она.
        - Нет, - заулыбался пришелец, - но около многих звезд есть планеты, такие же, как эта, на которой вы живете; и…
        - Ясно, - отрезала мира Ель и назидательно сказала: - Говори короче: мужчине непри-лично говорить так долго.
        Она захохотала, глядя на незнакомца, и соскользнула с пенька на траву.
        - Меня зовут Женя, - сказал пришелец. - А Вас?
        - Ель, - с чувством сказала Еленка, - мира Ель.
        Она села в траве, подтянув ногу.
        - Нет, - сказал Женя, - Вы все-таки настоящее чудо. Я хочу сделать ваш портрет, сударыня.
        - Не говори мне неясных слов, - мрачно сказала Еленка, - я могу разозлиться. Ель. Мира Ель. И все.
        - Виноват, Ваше Высочество, я исправлюсь.
        Еленка, улыбаясь, почесала локоть. Женя снял с сучка белую куртку и набросил на узкие желтые плечи девчонки. Еленка сунула руки в карманы. Белое пятно куртки рассекала оливковая полоса обветренной кожи. Над воротником в неловкой улыбке блеснули белые камешки зубов. Внизу под загибающимся бортом зеленели колени.
        - Елочка, Еллль, - сказал Женя, любуясь, - есть такое деревце. Милое, зеленое, колючее.
        Еленка согнула ногу, задрав вверх гладкую зеленую подошву. Тускло сверкнул камень в рукояти ножа.
        - Я не зеленая, - сказала она, - это я землянику собирала.
        - Я понял, - сказал Женя.
        Он коснулся затылка гостьи. Еленка недобро дернула головой. Ее ладошка жестко приклеилась к запястью пришельца и отвела его руку в сторону. Девчонка прищурила черный асфальт взгляда. У Жени похолодело в животе от этой четкости и уверенности движения. Щенячья голень, пристегнутая к ножу, исчезла в траве.
        - Вон там, - сказал Женя, - стоит летающий корабль. Идемте, мира Ель, - я покажу его Вам.
        - Летающий… - сказала Еленка, улыбаясь, - я еще плавающих не видела… Стол брать будешь?
        - Завтра, все - завтра, мира Ель! Пришелец сунул руки в карманы и, весело мотнув головой в сторону тропы, двинулся к лесу.
        - Ж-женя, - сказала Еленка, вприпрыжку догоняя пришельца, - ты зря хохочеш-шь, веселишься… Я знаю… У тебя умер отец?
        Пришелец вздохнул, грустно улыбнулся.
        - Вы опять правы, фея лютиков и стрекоз, - у нас на корабле беда. Но что же мне прикажете, целыми днями плакать? Или искать местных волшебниц и, рыдая на их твердом плечике, просить помощи? - Пришелец показал пальцем на плечо Еленки.
        - Женя, - спросила девчонка, - вы - солдат?
        Пришелец задумался.
        - Должно быть, да. Я, мира Ель, - солдат Космоса.
        - Тогда понятно, почему вы не плачете, - сказала девчонка. - Солдат не плачет.
        Еленка встала на колени перед пеньком и протянула греющейся ящерице кустик земляники. Ящерица опустила змеиное веко и вытянула вперед зубастую нижнюю челюсть.
        - За что вы так цените вояк? - Женя, согнувшись, искал землянику: если вдруг зверю покажется мало.
        Еленка нахмурилась. Она сорвала ящеркин хвост и резко встала. Тополь шумел за спиной пришельца. Женя глупо и радостно улыбался.
        - Я - солдат, - жестко сказала девчонка. - Не веришь?
        Над землей блеснул поющий солнечный зайчик. Тело девчонки согнулось смуглым кузнечиком, исчезло. “Нога - в цзюй-цуэ, колено, пах…” - считал пришелец. Теплый ветер подкинул подбородок. Пришелец опустил глаза. На напряженной коричневой подошве висела приклеившаяся раздавленная ягода земляники. Над хворостиной ноги чернели окна глаз и две руки в неполном треугольнике. “Если мяукну, - отметил пришелец, - получу в висок на сладкое… Что-то вроде нашего “богомола”… Матка бозка, какая она гибкая!..” Он качнулся: ноги девчонки застыли чуть отклоненной струной. Женя улыбнулся: не ребенок, а взведенная машинка для убийства.
        Еленка опустила ногу.
        - Ты мог защититься, - сказала она, - ты мог убить меня. Я знаю. Почему ты этого не сделал?
        Женя повернулся к тополю. Узкое лезвие вонзилось в кору сантиметров на пять. Женя подержал прохладную рукоятку, затем выдернул нож и перебросил хозяйке. Та ловко вогнала лезвие в ножны.
        - Потому что я люблю Вас, мира Ель. Девчонка подобрала куртку и подошла к пришельцу.
        - Должно быть, я тоже тебя люблю. Мне было неприятно тебя убивать. Женя развел руками.
        - А его я ненавиж-жу, - девчонка кивнула на тополь. - Оно - предатель. - И снова вспыхнул солнечный зайчик. Брызнула бесцветная тополиная кровь.
        Еленка сплюнула. Она подошла к стволу и провела ножом глубокую борозду. Потом еще одну. Потом еще. Взгляд девчонки замерз. Она прикоснулась зубами к рассеченному стволу, сладостно вцепилась в зеленую мякоть. То ли шип, то ли визг вырвался из ее горла.
        - Елочка! - испуганно сказал пришелец. Девчонка обернулась, зрачки у нее были мутные, губа приподнята в оскале.
        - Ты хотела меня испугать? - спросил пришелец.
        - Женя, ты - совсем глупый. Разве солдат кого-нибудь пугает? - сказала девчонка. - У меня с этим деревом старые счеты. - Кончики губ у нее опустились, верхняя губа приподнялась, обнажив широкие зубы. Глаза прищурились. Вся поза заострилась в мрачной ненависти. Когда я была маленькая… да, сразу после той холодной эпохи, пафликяне… пааки!.. осадили столицу, и здесь, в лесу, нашли мою мать. Они хотели, чтобы отец сдал им город, но отец отказался. Тогда пафликяне собрали всех пленных и напоили их вином с ядом, который убивал через день. Они привязали мою маму к этому дереву и стали пытать на глазах у пленных… Они пытали МОЮ МАМУ! Они жгли ее раскаленными ножами! За что?! Она ж-же никогда не была солдатом! Она НАМ А!.. - Еленка стерла с губ пену. - После каждой новой пытки они приводили одного пленного к воротам Столицы. Того впускали. Пленник приходил, говорил, умирал, а у отца седели волосы. Он грыз кончик ножа, чтобы не лишиться ума, а потом приходил ко мне в комнату, гладил по голове, говорил, что мама вот-вот придет, и я видела, как по губам у него текла кровь, и ничего не понимала… глупая была…
Женя молчал.
        - Потом пафликяне убили мою маму, - сказала девчонка. - Мама родилась в лесу. Лес был ее покровителем, а это дерево не сделало ничего, чтобы спасти маму… Оно - предатель.
        Снова нож с визгом вошел в кору. Еленка постояла на коленях, встала, подошла к дереву. Выдернула нож и повернулась к пришельцу.
        - Папа говорит, - сказала она, - что предателей нельзя казнить. Они должны жить и всю жизнь мучиться, а потом сдохнуть от страха… Корабль там?
        Девчонка, махнув рукой на солнце, пошла вперед.
        - Это жестоко, - сказал Женя, - хотя, может, и справедливо.
        Еленка молчала и внимательно посматривала на пришельца.
        - Женя, вы же - солдат, - сказала Еленка, - а солдаты созданы, чтобы убивать.
        - Нет, - сказал Женя. - Это неправда. Я…
        - А что бы вы сделали с теми, кто убил вашу маму?
        Женя замолчал. Он слышал дыхание ждущей ответа девчонки. Слышал хрип деревьев в лесу, шорох травы у ног. Нужен был ответ на вопрос маленькой принцессы из ласкового леса.
        - Я убил бы их, - сказал он.
        - Да, - сказала Еленка.
        Солнце заволокло тучами, погасли на тропинках солнечные плетеные пятна. Недовольные ящерицы исчезли с холодных пней. На дорогу закапали длинные тягучие слюни широколистного ореха.
        Женя замедлил шаг. Он провел рукой по нечесаным волосам и остановился возле небольшой желтой плиты. Над ней возвышался белый обелиск с неправильной многолучевой звездой на шпиле.
        - Это могила? - спросила Еленка.
        - Да, - сказал пришелец. - Это могила Дэйва Байрона, моего друга.
        - Он тоже был солдатом?
        - Если это Вам так важно, мира Ель, то Дэйв был настоящим солдатом. Когда ему пришлось выбирать, он, не раздумывая долго, выбрал себя… И вот мы живем, а он…
        Девчонка встала на колени, торжественно поцеловала пластик обелиска и прошептала, почти коснувшись щекой белой плиты: “Теперь ты счастлив, ты сделал свое дело, все, что мог, ты подарил нам, и мы никогда не сможем забыть тебя!” Она встала и, выдернув из волос фиеру, положила ее на плиту.
        - Я не знаю, что покровительствовало твоему другу… - сказала Еленка, поворачиваясь к пришельцу, и замолкла: в уголках жениных глаз набухли слезы. Они, конечно, не упали бы, ведь Женя - солдат, но они - были!
        - Вы что… - зловеще сказала девчонка. - Вам что, смерти захотелось?. Солдат не плачет, слышите, солдат плачет только перед смертью!..
        - Я не плачу, мира Ель, - сказал Женя. Он тряхнул головой. - Я злюсь.
        Еленка сделала настороженный полукруг около пришельца.
        - Нет, вы - ненастоящий солдат, - сказала она. - Вас убьют, потому что вы не умеете убивать. Кому-нибудь понравятся ваши штаны, ваша белая кожа, и вас убьют. Штаны будут носить, а кожу подстелют собаке… Но почему так? И почему, раз вы не мож-жете, то вас все равно убьют?.. Пааки! Ты угадывал мои движения, ты лжешь! Лжешь! Ты можешь убивать!..
        - Нет, - мрачно сказал Женя.
        - Но почему? - Черный взгляд еленкиных глаз ждал ответа.
        “Господи!”- взмолился пришелец.
        - Но ведь люди… им это не нужно… Они не хотят убивать, они не умеют…
        - Я умею, - сказала Еленка, - я хочу. Он умел. - Она ткнула пальцем в портрет Байрона. - Он убил себя.
        - Дэйв спасал нас, - безнадежно сказал Женя.
        Еленка стояла, расставив ноги, и смотрела на улыбающегося Байрона. Она нервно покусала нижнюю губу.
        - Что ты хочешь от меня? - устало спросил пришелец.
        Еленка вздохнула и, ежась под курткой, пошла прочь.
        - Мира Ель, куда Вы? - крикнул Женя. - Елочка, куда же ты? Елочка!
        Девчонка уходила по лесной тропе в сторону эниесзы. “Е-о-ло-о-очка-а!” - донеслось из леса.
        - Солдат никогда не плачет, - прошептала Еленка и придержала рукой дрожащие губы.
        “Плачет… плачет… плачет…” - ехидно отозвался лес.
        Девчонка шагала напролом, не глядя под ноги. Хрустели раздвигаемые кусты, тихо лопались грибы, источая сытный пряный запах, липкими кляксами расползались ягоды. Еленка выбралась на край скалы, сползла вниз до половины пути и спрыгнула, разодрав кожу на спине.
        Девчонка пошла по зеленому морю, по пояс проваливаясь в его волны. Она бездумно собирала бутоны фиер и сплетала в большой зеленый веер. Женину рубаху она сняла и, как военный плащ, закинула на плечо.
        Король еще издали увидел свою дочь. Милая ее голова, украшенная грозной прической воинов Диа-неи, чернела на золотистом фоне засыпающих фиер. Кер счастливо смотрел на гибкую девчоночью спину, закаленную наказанием, на обветренные загорелые плечи, на тонкие сильные руки. Старый солдат любил только свою дочь, этого маленького человечка, единственное существо, которое искренне, от всей души, желало его возвращения.
        “Пройдет время, и тебя, Кер, враг убьет в последнем поединке, - подумал король. - Вот тогда-то и прогремит по всей Ольене имя королевы Ели. Дианея будет богата, учена и счастлива. Мир станет другим, и тогда - горе пафликянским уродам…”
        Король замечтался и вдруг ощутил на плечах прикосновение прохладных рук. Он молча обнял дочь.
        - Молодчинка ты моя, - сказал Кер, - на пятьдесят шагов старика не подпустила… Молодчинка. ..
        Еленка потерлась подбородком о порубленное мечами и алебардами плечо отца. Отец пах потом, вином и человеческой кровью.
        - Па, правда, что люди добрые и они не хотят и не умеют убивать?
        - Ну нет, - сказал король, - добрые они там или злые, но убивать они умеют и не просто хотят, а жаждут! Дай им в руки по ножу, так они ночи спать не будут - друг друга будут рубить.
        Кер сел на траву рядом с дочерью и улыбался, держа в своей руке ее ладошку.
        - Да ты, Еленка, уже взрослая! Ты задаешь мне такие вопросы…
        - Папа, - сказала девчонка, - ты кого-нибудь убил?
        - Да, - сказал король, - три дня тому назад я убил троих.
        Еленка вздохнула.
        - Понимаешь, папа, я просто подумала… Вот у одного из тех убитых, может быть, тоже есть дочь, такая же, как я, которая так же любит своего отца. И вот к ней приходит герольд или кто-то еще и говорит: “Твой отец погиб от руки великого Кера…” Бедная девочка. - Еленка посмотрела на отца.
        Король прижал дочь к себе и вздохнул:
        - Не она, а ты - бедная девочка. Ох, Еленка, ты будешь очень несчастлива. И как тебя угораздило научиться жалеть людей?..
        - А вот Женя, он - пришелец, - сказала девчонка, - рассказывал, что у него есть родина, лежащая где-то там, среди звезд, и на его Земле люди уже не убивают друг друга.
        - Взять бы твоего Женю, - сказал Кер, - за такие сказки, привязать к колесу да попотчевать расплавленным золотом.
        - Нет, - сказала Еленка. - Его и так убьют. Он дурак, потому что сам не умеет убивать. - И она про что-то улыбнулась.
        “Я в детстве сражался с драконами Диоаста, - подумал король, вытягивая ноющие ноги. - Дочь играет в пришельцев со звезд. И все труднее вопросы. Во что же будут играть мои внуки? О чем будут спрашивать они?”
        - Папа, я так по тебе соскучилась… - сказала девчонка.
        Andante ritenuto
        Когда ты предо мной и слышу речь твою, Благоговейно взор в обитель чистых звезд Я возношу, - так все в тебе, Ипатия, Небесно - и дела, и красота речей, И чистый, как звезда, науки мудрой свет. Паллад
        Еленка встала со скамьи и набросила на плечи легкую накидку.
        Палач торопливо мыл плети в деревянной бадье, с собачьей преданностью глядя в глаза будущей королеве. У палача был трясущийся двойной подбородок и вздорные квадратные усики.
        Возле стены, рядом с дыбой, скучал еленкин учитель боевого фехтования - немолодой уже горожанин, в свое время слывший первым мечом Дастеста.
        Когда мира Ель умылась, он отклеился от стены и, приглашая ученицу на бой, встал, широко разведя колени и похлопывая мечом по бугристой голени. Легкая улыбка скользнула на губы воина.
        Еленка застегнула серебрёные доспехи, надела на голову шлем с бронзовой фиерой на шпиле. По условию задачи в тяжелом вооружении она будет защищаться от легко одетого учителя.
        Лениво звякнули мечи. Соперники разошлись, кружа по залу. Учитель выплюнул жвачку и взметнул меч из-за бедра. Еленка отразила. Снова удар - и снова неудача. Второй меч взлетел, сбрасывая ножны. Учитель повел бой быстрее… еще быстрее… еще… Воздух запел под летящим металлом. Мира Ель отбивалась. Она шарахнулась назад от удара, упала и, перекатившись назад, метнула мечи под ноги противника. Учитель взлетел в воздух и в повороте достал лезвием подбородок Еленки. Та вскочила, со звоном принимая выпад на браслет. Но жесткий удар рухнул на голову, меч скользнул вниз меж пластинами доспехов и уперся острием в живот.
        - Скверно… - сказал учитель.
        Он обмяк и отошел обратно к стене.
        Еленка снимала панцирь и изредка, морщась, словно от зубной боли, поглядывала на фехтовальщика. Тот запускал руку в кисет, комкал рубленые сухие листья конской люпавы и забрасывал их в рот, глядя в окно слезящимися счастливыми глазами.
        Две маленькие служанки принесли ярко-голубое платье, полагавшееся знатным дамам Дастеста, и увлекли миру Ель из зала. В туалетной они обрызгали ее ненавидимым душистым маслом и завернули в шуршащий дождь праздничного платья. Наконец, служанка закончила шнуровать жесткую талию. Мира Ель обреченно вздохнула.
        Она поцеловала портрет отца - Дастест! Так принято! - и спустилась вниз к поджидающему ландо.
        - К Обсерватории! - скомандовала она.
        Экипаж покатился по улицам, разбрызгивая навозную грязь дороги и чуть покрякивая на поворотах.
        На улицах города царило оживление. Дородные горожанки стояли у ворот своих домов и перекрикивались, прикрываясь от мелкого дождя вениками сельдерея. Орава неопрятных детей с визгом кидалась гнилыми корками. У памятника Кенилоту III три худые девицы искали клиентов.
        Мира Ель со скукой взирала на тоскливую, как сегодняшняя погода, жизнь. Везде одно и то же - скука. Скука висит над городом, скука правит людьми. Скука съедает все мысли, скука требует развлечений. Скука зудит, как назойливая муха, и давит, давит на веки сонной тяжестью. Королева скука…
        Золотая площадь была запружена народом. Протяжно вопили лоточники. Кони всхрапывали и, вскидывая головы, скользили по толпе испуганным взором. Мира Ель постучала в стенку. Ландо остановилось. Еленка отворила дверцу и спустила ногу на ступеньку.
        К шпатовому помосту в центре площади подкатила белая карета. Толпа заволновалась, подтекла поближе. Мира Ель привстала. Из кареты в сопровождении шести громадных конвоиров с покатыми лбами дегенератов вышла некрасивая девушка, закованная в кандалы.
        Первым на помост, размахивая королевским штандартом, взбежал молоденький герольд.
        - Граждане Великолепного Дастеста! - звонким голосом закричал он. - Приказ Великого Королевского Суда!
        Герольд помолчал, ожидая тишины.
        - Граждане Великолепного Дастеста! - повторил он. - Приказ Великого Королевского Суда! Суд Его Величества вечно живущего короля Бенъетела постановил: чеканщицу Сеену, проживающую на площади Побережья, за воровство и злостное неповиновение приговорить к публичному осмеянию!..
        Герольд не спеша спустился вниз и махнул рукой. Преступницу за кандалы втащили на помост и прикрутили к железным кольцам. Один из конвоиров длинными лоскутами принялся обдирать с нее одежду. Девушка беспомощно охнула. Толпа хохотнула.
        Герольд зло взглянул на помощника, пускающего пузыри уголком рта, и энергично сжал кулак. - Ну, кто первый? - ровным голосом спросил он.
        Конвой сошел с помоста, остановился возле лестницы. Герольд сел на подставленную слугой скамеечку и громко зевнул.
        - Я! - раздался голос. - Я буду первым! К помосту ковылял старик-нищий в жеваных дерюжных лохмотьях.
        Герольд оглядел старика и ухмыльнулся:
        - Ну что ж, потрудись… Только недолго!
        - Го-го-го! - сказала толпа.
        - Да! - Старик дрожал от возбуждения и судорожно глотал слюну.
        Еленка вздрогнула: где-то совсем рядом щелкнул зажим самострела. Мира Ель беспокойно огляделась. Похоже, что, кроме нее, никто не услышал опасности. Она перевела взгляд с лохматых мальчишек, сгрудившихся возле колеса ландо, на сонного толстобрюхого горожанина с красной лентой фонарщика в петлице. Нет, не то. Взгляд ее перешел на скуластого парня в белой шляпе и свободном белом плаще королевского охотника. Парень морщил лоб и смотрел в небо. Плащ шевельнулся. Снова раздался щелчок.
        “Вторая стрела”, - отметила Еленка.
        Она протянула руку к ножу.
        Старик на помосте завизжал от радости. Он пинал воровку ногами и рвал завязки на штанах. Крякнула тетива. Алая молния стрелы прошила шею нищего. Старик, вцепившись в бороду, опрокинулся назад и, дернувшись, остался лежать недвижимым.
        - Ле-е-ет! - пронзительно закричала воровка. - Спаси меня, Ле-ет! - Она приподнялась, пытаясь вырваться из-под перетягивающего шею шнура.
        Мира Ель резко обернулась.
        Из-под белого плаща торчал клюв самострела, расчеркнутый алым лезвием второй стрелы. В тени широкополой шляпы блеснули глаза. Стрела со звоном пробила воздух.
        Крик оборвался. Чеканщица куклой откинулась на кольца.
        Герольд опрокинулся со скамеечки и, ругаясь, пытался подняться. Конвоиры тупо таращились на начальника. В толпе визжали женщины. Всадники суматошно пытались пробиться к краю площади, где стояло еленкино ландо.
        Охотник неторопливо достал трубку, кресало, вдохнул дым. Он недружелюбно взглянул на миру Ель и мягко спрыгнул с приступки на углу дома. Белый плащ быстро растаял за поворотом стены. Городская стража наконец пробилась к ландо и остановилась в замешательстве.
        Мира Ель, придавив волнение, смерила стражников холодным пустым взглядом.
        - Едем, - приказала она вознице. - Мы совсем опоздали.
        Тот натянул вожжи, и лошади медленно пошли вперед, расталкивая поредевшую толпу. Помост и стража остались позади.
        Еленка в волнении открыла наугад книгу: “Белая хвостатая звезда - предвестник войны, величия или смерти. Горе тому, кто рискнет выследить путь кометы…” Воображение добавило несколько линий, и вместо хвостатого небесного чуда мира Ель увидела на рисунке убийцу чеканщицы. Королевский охотник стоял, повернувшись спиной. Еленка с ожесточением захлопнула книгу.
        Ландо остановилось.
        Мира Ель, успокоившись и надменно сжав губы, поднялась по лестнице в гигантский купол Тельской обсерватории; толкнула дверь в башню.
        Магистр Эрсита сидела в ногах большой деревянной кровати и размешивала порцию ментоловой мази в чаше с теплым вином. На шелковых подушках кровати возлежал сухой старичок. Он читал книгу и в восторге поводил костлявыми плечами.
        Эрсита почтительно кивнула ученице.
        - Магистр, - сказала она, протягивая старику свой кубок, - выпейте, это - лекарство.
        Старик, не глядя, ухватил кубок и залпом опрокинул его в глотку. Бросив пустой кубок на пол, он с трепетом перевернул желтую, опробованную крысами страницу. Жидкие брови магистра взлетели вверх.
        - Это гениально! - пробормотал он и застонал в нос от удовольствия.
        Я буду первым - вспомнила Еленка.
        - Мира Ель, прошу вас, - мягко сказал голос Эрситы.
        Еленка опустилась на колени возле нее. Раб задул светильники Магистр раскатала на полу тонкие листья пергамента с пригоршнями запечатленных звезд Еленка провела рукой по светящимся в полутьме точкам
        - Стенающая звезда, - начала магистр, - как вы знаете, мира Ель, - главный ориентир всех купцов, полководцев и путешественников Ярко-желтая, она видна даже в слаботуманную погоду и светит со стороны Холодных Земель. Чтобы с ее помощью определить место своего положения, вообразим мысленно два круга…
        Женщина-магистр была, пожалуй, самой незаурядной личностью не только Теля, но и всего Дастеста. Непривлекательная лицом и фигурой, она удивляла мужчин умом, восхищала строгой отточенностью и краткостью речи, покоряла необычным остроумием. Ярким огнем вспыхнул ее гений в истории наук Дастеста. Дочь богатых родителей, правнучка великого Кенилота-младшего - полководца Южных армий, - она стала любимой ученицей магистра Мета - главы Тельской обсерватории, автора книги “О Будущем”. Той самой книги, которая семь дней назад была приговорена к смерти и колесована при большом стечении народа.
        Судьба трактата лишний раз показывала, что Великий Королевский Суд давно вострит когти на обитателей Тельской обсерватории. Ведь именно из Главного Купола текли странные знания. Именно отсюда веяло великолепным мраком тайны, тянуло волнующей беспредельностью Мироздания. Обсерватория мутила разум людей, заставляла думать о необычном, отодвигала на второй план хлеб насущный. Хотелось распрямить спину и приложить губы к чистому ключу знаний, бьющему из Главного Купола. Великий Королевский Суд боялся этого, как боялся могучих крестьянских восстаний и ремесленных бунтов, рвущих изнутри растерявшую жизненные соки монархию Дастеста. Но главное - не сбывалось предсказание судьи Рета, утверждавшего, что Обсерватория умрет сама, как сам распадается гниющий труп собаки. Дряхлели и умирали судьи. Рассыпались в прах ненужные законники, лежащие в шкафах в покрывалах многолетней пыли. А время не хотело касаться ненавистной Обсерватории. Века разбивались о волнорез Главного Купола. Поколения сменяли друг друга. Тысячи искателей знаний побывали в Обсерватории. Они приходили сюда совсем молодыми или уже зрелыми
людьми, но умирали все только в Главном Куполе, глядя старческими слезящимися глазами на звездную мантию Вселенной… И всегда ровно в полночь, когда созвездие Четырнадцати Героев выстраивается на небосклоне в древней ритуальной пляске, бесшумно разверзается пасть Главного Купола Обсерватории, и человеческий взгляд ворошит небесные огни в поисках ответа на неразрешимые вопросы.
        Над страной вскипали и гасли звездные дожди.
        Двести дождей назад в Дастест ворвались дикие племена с Холодных Земель. Они шли по стране с факелами в руках, словно пылающая река, ползущая по склону вулкана. Они полностью сожгли столицу, чтобы потом отстроить ее вновь. Но тысячные орды варваров упали ниц, признавая Главный Купол своим божеством.
        Снова звенели дожди над Дастестом. Страна пожрала завоевателей. От варваров остались лишь мятежные капли крови в венах, благоговение перед Главным Куполом и варварское имя столицы - Тель… Люди разбогатели и перестали смотреть на дожди из звезд. А в столице родился маленький лютый дракончик, тот самый, что потом, немного спустя, перерос в сухую и жестокую машину Великого Королевского Суда.
        Дастест загнил заживо. Великий Королевский Суд, опираясь на тупость Толпы, полностью захватил власть. Толпа стала его оружием. Являя собой блистательный усреднитель со склонностью к истерике, она легко поддавалась умелому руководству. Были разгромлены лавки моэтских торговцев, пользовавшихся портом Теля. Их деньги пошли на создание сети прибрежного пиратства и портовых бардаков. Толпа травила лекарей по слухам о колдовстве. Число эпидемий росло вместе с паникой и страхом. Для подчинения Толпы и пополнения прогорающей казны был создан орден Ворошителей. Регулярно по плану, утвержденному Великим Королевским Судом, ворошители нападали на ремесленные кварталы, покрывая грабежи ненавистью к женщинам, “рождающим людей для этого мерзкого мира”. Ворошители держали в страхе толпу, толпа громила богатых ворошителей, а на коньке этой двускатной крыши балансировал Великий Королевский Суд.
        Только Обсерватория оставалась единственным живым местом на прокаженном теле страны. В районах Теля, окружавших Главный Купол, не удавалось создать толпу, а ворошители неохотно шли в кварталы, где встречали организованное сопротивление.
        Вокруг Обсерватории собралась последняя горстка поэтов и ученых. Они вели себя дерзко. Отсюда расходились свитки с оскорбительными стихами, книги о дивных странах и временах. Отсюда ползла грамотность, убивая панику и озверелость. Великий Королевский Суд терпел. Он терпел никому не нужные знания, добываемые Обсерваторией, он терпел саму Обсерваторию - тоже никому не нужную. Он долго терпел трактат “О Будущем”. Но теперь ученая зараза стала слишком широко расползаться по городу, а умники вконец распоясались: они присудили женщине звание магистра! Уродина Эрсита получила высокое, знатное, хотя в корне и крамольное звание…
        Еленка протерла перо подолом платья и макнула его в чернильницу. Магистр, нервно подергав себя за прядь волос, продолжила:
        - Определить свое положение при путешествиях возле точки холода также возможно, если иметь в сопровождении достаточно большие часы “песчаная лестница”…
        После восьми дождей жизни Эрсита была изнасилована на улице пьяным солдатом и навсегда потеряла возможность стать матерью, потому-то ее и миновала грустная судьба жены рахитичного богача. Ее прадед Кенилот-младший, к сто двадцать шестому дождю совсем выживший из ума, отдал любимую правнучку в Обсерваторию на обучение к магистру Мету, отступив от учения Пеллосета, убеждавшего, что женщина - это тот же вьючный скот, обученный говорить. Великий Королевский Суд приговорил имя полководца к забвению, и палачи осыпали его могилу колючими листьями крестовника. Теперь старый Кенилот забыт. Но Эрсита, ставшая магистром, осталась. Она взялась учить. Эта дрянь испортила жизнь более чем полусотне людей, и теперь у нее обучается темным наукам девица из горной богу противной Дианеи. Недаром говорят королевские судьи, что народ снова захотел крови тех, кто виновен в бесконечных его страданиях…
        Магистр Эрсита потянула за шнур. Где-то внизу, в мокром подвале, звякнул колокольчик. Рабы уперлись пятками в каменный пол и налегли плечами на широкие лопасти. Колесо медленно повернулось. Главный Купол чуть разжал плоские челюсти. Сквозь щель в полумрак Обсерватории ворвались узкие клинки лучей только что проглянувшего солнца. Обскура перехватила их на полпути, сжала и метнула на белый экран.
        - Тридцать крупных пятен, магистр, - сказала Еленка.
        - Светило опять неспокойно, - сказала Эрсита.
        Она подошла к кровати Мета:
        - Учитель, солнце сегодня злое. Вам плохо? Мет тускло улыбнулся:
        - Да… жмет… здесь…
        Из легких его со свистом вылетал воздух.
        Эрсита кивнула Еленке:
        - Идите, мира Ель, вы на сегодня свободны. Завтра у нас последнее занятие, если только… -
        Бледность растеклась по ее лицу, она подышала на холодные ладони. - Так что, будьте добры, повторите солнечные координаты светил и их классификацию по Иппариану.
        Магистр поклонилась ученице.
        Еленка, натягивая перчатки, спустилась вниз по скрипучим ступеням. Вокруг суетились служители Обсерватории: одни несли бархатные покрывала и четки, другие - погребальные факела.
        - Если она не выйдет, то они разнесут все по пылинкам! Понял?! - раздался крик из-под лестницы.
        Еленка остановилась и посмотрела вниз через перила.
        - Не вопи, пыленыш. Она выйдет. Она - не ты, - сказал хриплый голос.
        В темноте под лестницей сплюнули. Мира Ель почувствовала, что ее разглядывают. Тот же хриплый голос сказал тихо:
        - Пошел, пошел отсюда… А то эта красотка прищелкнет тебя за…
        Еленка вышла на улицу. Солнце прицелилось в нее из щели между домами. Из харчевни напротив пахнуло тухлой рыбой и ореховым маслом. Две маленькие девочки сидели в луже за каретой, ковыряясь в грязи. Еленка бросила им монету и со смехом смотрела, как они, визжа, бултыхаются в грязной воде.
        Мира Ель раздвинула пестрые шторки на окнах ландо и растолкала возницу. Переваливаясь, словно утка, на выбоинах дороги, карета отправилась к посольству Дианеи. Мира Ель смотрела в окно.
        Сегодня тельские жители красовались в медных нагрудных бляхах и нарукавниках по случаю рождения Птицы-воина. Женщины совсем исчезли с улиц. На помосте, где утром убили чеканщицу, четверо комедиантов играли веселую пьесу: помятая “узница” в тяжелых веригах пела севшим от пьянства голосом, а трое “разбойников” отпускали в ее адрес шуточки и пинки. Блестящая толпа весело смеялась.
        Солнце дрожало в оконных пузырях и дождевых лужах. Под порывами ветра пели флюгера. С голубятни возле рыночной площади взлетела стайка почтовых голубей. Хранитель голубятни сложил руку козырьком и смотрел им вслед.
        Мира Ель быстро отвернулась и остереглась:
        - Прочь!
        Ландо покачнулось. Еленка осторожно выглянула в окно. Голуби растаяли, а хранитель спустился вниз, в харчевню, поближе к кувшину вина и бараньему ребру. “Ты, властитель великий и щедрый, будь доволен нами. Мы - дети меча твоего - тоже живем в крови и равнодушны к людям…” - Еленка мысленно продекламировала спасительный стих.
        Ландо встало. Еленка прошла через услужливо распахнутую дверь. Караул в дверях в приветствии поднял кинжалы. Мира Ель побежала по полутемным коридорам, с наслаждением сдирая с себя праздничную мишуру. Она пролетала сквозь снопы солнечного света, врывающегося в залы и коридоры через щели в стенах.
        Возле двери в спальню друг-телохранитель кивком поприветствовал Еленку.
        Мира Ель бросилась на кровать. Она вытерла потный лоб о край шелкового полога и лениво перелистнула книгу на подставке у изголовья.
        “… война - это великое дело для государства, это почва жизни и смерти, это путь существования и гибели. Это нужно понять.
        Поэтому в ее основу кладут пять явлений.
        Первое - Путь, второе - Небо, третье - Земля, четвертое - Полководец, пятое - Закон.
        Путь - это когда достигают того, что мысли народа одинаковы с мыслями правителя, когда народ готов вместе с ним умереть, когда он не знает ни страха, ни сомнений.
        Небо - это свет и мрак, холод и жар; это порядок времени.
        Земля - это далекое и близкое, неровное и ровное, широкое и узкое, смерть и жизнь.
        Полководец - это ум, беспристрастность, гуманность, мужество, строгость.
        Закон - это воинский строй, командование, снабжение.
        Нет полководца, который не слыхал бы об этих пяти явлениях, но побеждает тот, кто усвоил их; тот же, кто не усвоил, не побеждает…
        Еленка зевнула. Под зажмуренными веками вспыхнул блик белого охотничьего костюма… Палач-недоумок разорвал одежду чеканщицы. Толпа радостно взревела. Воровка закричала. Снова взвыла толпа…
        Еленка подняла голову, потерла припухшие со сна глаза. За окном густели сумерки. В окнах соседнего дома отражалось выпуклое море и кривые пляшущие языки костра.
        Хриплый надрывный крик порвал мерный шум морского прибоя. Еленка вскочила. Внизу, на площади Побережья, замерли люди. Возле помоста полыхал великанский костер, облизывая кончиками раздвоенных языков капитель одинокой полуразрушенной колонны. И снова крик. Кричала женщина. Толпа вскинула вверх руки и опять заорала. В ее голосе звучали радость и злорадство.
        Мира Ель пригляделась к помосту. Ей стало плохо, в сердце вонзился тупой кинжал. Она повернулась и сделала два шага к выходу… В дверях стоял друг-телохранитель. Он переложил копье в правую руку и наклонил вперед, в сторону Еленки. Мира Ель лунатично махнула рукой. Солдат покачал головой. Губы девушки что-то слабо шепнули. Крик…
        Еленка повернулась к окну.
        В кольцах на помосте умирала Эрсита. Нагая магистр, скрученная до вывихнутых плеч, была накрепко придавлена к помосту. Двое палачей склонились над ней… Крик!.. и срывали с нее кожу морскими раковинами… Крик!.. Еленка прижалась лицом к ледяной решетке. Палачи устали, пот блестел на покатых лбах, мышцы, словно бычьи пузыри, перекатывались под кожей. С бород капала кровь… Крик!.. Красные босые ноги топтались в лужах крови.
        Маленький палач разогнул спину и, покряхтев, вытер раковину о край фартука. Второй перерезал веревки на останках. Вдвоем они подняли тело, раскачали и швырнули на костер.
        - А-а-а! - взорвалась толпа.
        Солдаты оцепления вскинули алые щиты.
        Костер задымил черной сажей. Над Телем повис стон облегчения.
        Мира Ель взглянула на Главный Купол. Его пасть была по-прежнему приоткрыта. Там в свете погребальных факелов на бархатном ложе умирал магистр Мет - единственный магистр, не оставивший преемника.
        Еленка в бешенстве опрокинула стол с небесной сферой и затоптала светильник.
        Из проема двери черной тенью вырвался воин. Он сбросил шлем с запыленной траурной кокардой и сказал:
        - Мира Ель… великий Кер при смерти…
        Еленка тупо посмотрела на него.
        ALLEGRO CON MOTO
        Коль обо мне ты с любовью подумал, Подол приподняв, через Чжэнь перейду. Если совсем обо мне ты не думал, Нет ли другого на эту беду'
        Любящие законность люди царства Чжэн
        Смерть чеканщицы Сеены, пытки Эрситы, зловещая стая голубей, плесневелый Тель - все сжалось, все исчезло, смылось горячей волной обиды и отчаяния. Осталось только одно… “Не она, а ты - бедная девочка…” Только миллиард золотых фиер и запах крови, вина и человеческой крови… “Да ты, Еленка, уже совсем взрослая…”
        В Королевском зале дворца Апротед стоял тяжелый чад сальных светильников. Обнаженные по пояс врачи бегали из угла в угол, неся чашки с кровью, орлиным пометом и странным белым порошком. Возле ложа отца громоздилась угловатая фигура его друга-телохранителя. Воин тяжело дышал, словно загнанный жеребец, и мерно массировал грудь больному королю.
        Жесткий кашель тряс тело Кера. Еленка тихо подошла к ложу и села на пол. Она взяла в свои ладони костистую руку отца и положила себе на плечо. Король затих, кашель прекратился. На черных губах выступила мелкая розовая пена. Кер с трудом отворил глаза. Ребром руки мира Ель вытерла губы отца и осторожно приложила к его горячему лбу свой помятый предплечник.
        - Еленка, - сказал Кер. Девушка приложилась щекой к жесткой щеке отца. Кер поднял забинтованную руку:
        - Еленка… меч… врага!.. Скорей!.. Мира Ель суетливо вскочила. Ее взгляд метнулся по белым стенам зала.
        - Ты, - коротко сказала она. Ее палец уперся в друга-телохранителя.
        Мира Ель помогла отцу приподняться.
        Меч выпадал из слабеющих рук Кера. Он с трудом сел на край ложа, облокотившись на деревянное изголовье. Узкие глаза под темным шрамом белели предсмертной мутью. Полководцы у стены встали, каждый возле своего шлема, лежащего на полу.
        - Еленка… врага! - повторил Кер.
        Он поднял голову, и в глазах его заискрилась знакомая боевая медь. Король попытался встать. Еленка подставила плечо.
        - Я жду… - сказал Кер.
        Его могучую фигуру потряс мокрый, раздирающий легкие кашель. Мира Ель вытерла с лица кровавые брызги. Король грязно выругался.
        Друг-телохранитель вытащил меч. Кер оттолкнулся от плеча дочери и сделал первый выпад.
        Ответный удар пришелся в панцирь. Блаженная улыбка заиграла на губах короля, глаза вспыхнули ненавистью. Нервная дрожь прошла по плечам. Изо рта вырвался звериный взрык. Кер сделал шаг и повалился на друга-телохранителя. Тот взмахнул оружием. Из вены на шее в ворот панциря ударила грязная кровь. Король с хрустом сдавил челюсти. Все услышали, как крошатся зубы. Тело с глухим шумом рухнуло на пол. По искусной мозаике потекли струйки крови.
        Друг-телохранитель безумно огляделся, встал на одно колено над телом .короля, и меч тонко пискнул, прикоснувшись к человеческому горлу.
        Полководцы уложили друга-телохранителя на одно ложе с Кером. В мир воспоминаний король уходил плечом к плечу с самым верным человеком, переложив заботы о процветании Дианеи на детские плечи своей дочери.
        Мира Ель, упорно не поднимая глаз, смотрела в пол, на пятно крови. Оно расползалось, темнело. Из страшного видения оно превращалось в мусор - словно нечаянная капля жира с обеденного стола Претогора-творца…
        - Мира Ель, - сказал полководец Нэйбери. - Восемьсот поколений Дианея не знала королев. И сейчас мы не верим, что ты - женщина - сможешь, встав во главе своего народа, удержать Вселенную в узде…
        Взгляд юной королевы отяжелел.
        - Сейм полководцев хочет в короли сына сестры твоей матери, - закончил Нэйбери, в знак уважения опуская седую с пролысинами голову.
        Дверь по правую руку отошла, и в зал быстро вошел претендент - молодой, но очень неплохой, как знала Еленка, полководец дианейского сейма.
        “Зариш… - подумала мира Ель. - Восход…” Брат зло взглянул на Еленку и сложил руки на груди. Полководцы втянули головы, ожидая справедливой злости юной королевы. Но мира Ель лишь легонько усмехнулась. И от этой усмешки по ногам сейма прошла дрожь. Еленка обвела стариков пристальным взглядом, и каждый увидел в ее жестких глазах знаменитую медь Кера. Мира Ель оскалила зубы в недоброй улыбке и бросила в толпу только одно слово:
        - Поединок!
        Шум удивления прокатился над головами полководцев: девчонка и воин… А Еленка сбрасывала с себя боевой панцирь. В голосах полководцев появилось одобрение. Зариш весело рассмеялся и тряхнул светлыми волосами.
        - Сестра, - сказал он, - в бою я не забуду, что ты - женщина.
        Мира Ель не удостоила его ответом.
        Соперникам вручили короткие тяжелые клинки и стеклянные бокалы, до половины залитые темно-красным вином: уронивший хоть каплю должен будет сам признать свое поражение.
        Противников вывели на площадь, где уже строились войска, готовые принести клятву верности новому королю или первой королеве. Скрипя деревянными блоками, лифт поднял обнаженных по пояс соперников на каменистую площадку среди скал, окружающих дворец Апротед. Здесь, одни, они проведут свой бой, и победитель встанет на краю скалы, чтобы народ увидел, кого горы избрали ему в вожди.
        Тишина разлилась в Дианее. Старый Нэйбери стоял на возвышении перед войсками и хмуро гладил шлем. Он считал, что сегодня сейм полководцев совершил преступление, покусившись на власть династии Апротед. Но он понимал - это необходимо, да и Зариш тоже не чужд священной династии. Полководец прикрыл красные от бессонницы веки: какой-то демон мучил его. От каждого прикосновения когтистой лапы сердце резко сжималось, выдавливая на лбу липкую испарину.
        Нэйбери нехотя открыл глаза и с тревогой взглянул на плато поединков. Мира Ель могла бы стать матерью, ее сын - королем Дианеи. Права династии были бы восстановлены. Но если Зариш убьет ее…
        Крики соперников, похожие на клекот далеких орлов, стихли. На краю скалы с высоко поднятым бокалом в руке появилась легкая фигурка королевы Ели.
        “Значит, горы считают девчонку солдатом… Что будет… Тайно убить…” - Полководец вздохнул, тихо, со всхрипом, и снова закрыл глаза, гоня навязчивые трусливые мысли.
        Мира Ель стояла возле поверженного противника. Из рассеченной груди текла кровь, отчаянно ныли разбитые локти и колени. Кровь текла из носа и уголков губ. Этот удар рукояткой был неплох.
        Королева хлюпнула носом, улыбнулась разбитыми губами и перерезала брату вену щербатым клинком. Кровь толчками полилась в подставленный бокал. Она подняла напиток победы к глазам. Глухая шапка горячей крови, словно дым костра, висела над чистым переливом вина.
        Мира Ель пригубила бокал. Победа смешалась с вином и кровью, подташнивая, мутя разум, пробуждая беспричинную радость. Папа! Я - солдат! Я - королева!
        Vivace rallentando
        Что же ныне привело тебя в такое неистовство и заставило, расторгнув союз, поправ дружбу, преступив права, с враждебными намерениями вторгнуться в его владения, несмотря на то, что ни он сам, ни его подданные ничем пред тобой не провинились, ничем тебе не досадили и гнева твоего не навлекли? Где же верность? Где закон? Где разум? Где человечность? Где страх господень? Франсуа Рабле
        Сизые, туманные времена настали в Дианее. Из-за далеких отрогов Сахарного хребта сползли туманы и накрыли страну мокрым покрывалом. Казалось, что пастухи-горцы спрятались в глубоких каменных щелях, бездельничают, голодают и нежатся в объятиях жен. А может быть, они посматривают на тусклый, в размывах диск солнца да только и ждут, чтобы по весне опустошительной лавиной броситься вниз, в долину, наесться, напиться там, а все, что не уместится в брюхе, унести с собой…
        С самого утра королева пропадала в эниесзовом лесу. Охота была неудачной Ни одного кабана не оказалось ни возле водопоя, ни на лещиновых пастбищах.
        Королева Ель бесшумно шагала по влажной листве, устилающей звериные тропы. Листва мокрым шорохом охватывала щиколотки при каждом шаге, наполняя воздух запахом прозрачной перепрелости. В жизни Еленки только второй раз лес сбрасывал одежды, пряча в дымчатом тумане неприглядную наготу…
        Сегодня перед восходом королева нашла старое пожарище. Туман прикрывал лесную рану прохладным влажным налетом, клубился в обожженных гладких выбоинах. Словно великан-дракон дохнул на лес тяжелым всесжигающим вздохом. По краям горелого оврага скрючились в неестественных, ослепленных позах железные крючья и лапы. Не иначе как сам горный исполин Претогор калил здесь над пламенем Ольены наконечники магических стрел. Еленка прислушалась, надеясь различить звякающие шаги дракона, но только тревожно шумел лес, навевая смутные догадки и беспокойные мысли.
        Королева Ель расстегнула легкий панцирь и присела на край остекленевшей горки. Рассветный ветер влетел под металлические кольца, осторожно касаясь луженого тела. Еленка склонилась над глинистой лужей. На нее глянула девушка, очень молодая, по-своему прекрасная. Жесткие волосы, жесткие глаза, жесткие складки на углах губ. Вздернутая, как у хомячка-локи, верхняя губа. Казалось бы, неуместная боевая прическа… - Что-то в жизни пошло кругом, - сказала Еленка. - Что-то мутит мои мысли, - крикнула она. Но туман глух к крикам.
        Семь дней назад королева Ель впервые оглянулась на мир своей жизни. Она ощутила бессмысленно бурную любовь ко всему сущему, будь то обожравшаяся гусеница или лист черемухи, плывущий по реке. Очнувшись ночью, она вскочила и выглянула в окно. С неба падал мелкий теплый дождь. И Еленка заплакала, пока никто этого не видел. Она заплакала от восторга, от того, что она - живая … Она увидела смерть, любую, - и законную, и нелепую - не как невыносимый факт гибели твоих рук и ног, - а как сгусток алчного небытия, сжирающего весь мир, отнимающего силой слабости или случая самое дорогое…
        Королева Ель вышла на торную тележную колею. Помахивая клинком, она зашагала к Столице. Из-под ног с визгом выскочил пышнощекий локи и, смешно переваливая толстым задом, засеменил к перелеску.
        Над кузницами Мелетема висел столб чернильного дыма. Во дворе механики вгоняли круглые заклепки в громадные латунные лапы осадного колеса. Сквозь грохот молотов доносились пронзительные крики: в сарае рядом клеймили пленников, переданных в кузницы. Прокопченный, ссохшийся мастер Камен, поддергивая набедренную повязку, посыпал бурлящее нежно-желтое варево крупной синеватой солью. Неведомым зельем он охранял от врагов тайну механизма осадных колес.
        Камен оттолкнул мешок с солью, схватил деревянный половник и зачерпнул им из котла. Он плеснул зельем на латунную заготовку. Та зашипела, пошла горьким дымом, потускнела. Камен повертел в руках дырявую, рассыпающуюся на глазах болванку. Он взглянул через дыры на
        солнце и, улыбнувшись, растер металл руками. Камен нетерпеливо потряс плечом, изогнулся и довольно поскреб под лопаткой.
        Королева Ель оторвалась от дыры в заборе и перемахнула во двор. Она улыбнулась Камену. Тот раскланялся, отмахивая половником. Еленка поводила рукой по шероховатой станине осадного орудия и поднялась по скрипучим ступеням на крыльцо дома. Она вошла в узкие сени, пропахшие кислыми овощами, а оттуда - в комнату “для приема гостей и пищи”.
        Монах Мелетем, босой, умытый, причесанный, завтракал, стряхивая крошки с длинного серого балахона. Он поднялся со скамьи, степенно согнул свое грузное тело и вновь опустился обратно.
        Еленка взяла кость, лежащую на блюде.
        - Скоро поднимут колеса, - звучным хриплым голосом сказал Мелетем.
        - Хорошо, - кивнула королева, дольше обычного протягивая “ш”.
        Она помолчала, вцепившись зубами в баранье ребро.
        - Камена не обижают?
        - Он хороший воин, - буркнул Мелетем.
        Он снял с навеса над огнем синюю глиняную банку. Королева Ель запрокинула голову. Монах капнул ей в нос несколько капель. Еленка чихнула.
        Она расстегнула панцирь и легла на лавку. Мелетем снял со стены плеть, поплевал на ладони.
        - Сегодня вечером мы пойдем в Дастест, - сквозь зубы процедила королева Ель, непроизвольно прижмуриваясь от каждого удара.
        Монах остановил плетку и отер пот. Он выглянул в окно и заорал:
        - Эй, кто там в мастерской!… Кончай подсчеты!.. Пусть эти коровы таскают зелье и заклепки. Чтоб к вечеру колесо собрали и опробовали!..
        Из сарая потянулись коренастые женщины с красными следами клейма на плечах. Четверо подхватили чан с зельем и, подгоняемые половником в спину, понесли его в мастерскую.
        - Почему такая спешка? - робко спросил Мелетем.
        Еленка промолчала. Она вскочила и нацепила панцирь.
        - Старееш-шь, монах, - сказала она, - твоих ударов младенец не заметит.
        Мелетем засопел и, криво улыбнувшись, развел руками. Еленка смотрела ему в лицо.
        - Кто же это тебя надоумил в мои дела вмешиваться?
        Монах молчал.
        Королева Ель похлопала его по щеке и, неслышно ступая, вышла.
        - Отец твой умнее был, - сказал вдогонку Мелетем.
        - Знаю, - сказала Еленка. - Но все равно, через два дня мы будем в Дастесте.
        Прямо со ступеней она взлетела на спину вороного жеребца, стоявшего возле коновязи. Сорвав с кольца уздечку, королева Ель вбила пятки в поджарые лошадиные бока. Жеребец взвился, перелетел костер и ударил копытами дорожную пыль.
        Солнце устало катилось к закату. Чистое вечернее небо обещало наутро хорошую погоду. Горный частокол потемнел, выбросив в долину длинные изжеванные тени.
        Королева объехала войска и увидела, что люди злы и решительны. Осадные колеса разложены по повозкам-волокушам и покрыты чехлами. Военачальники сказали солдатам нужные слова. И теперь оставалось только дождаться ночи…
        Желтый шар солнца, рассыпав искристую крупу по белым пикам гор, пропал за кромкой скал. Последнее касание золотых лучей светила - и воздух в Дианее стал легким и обжигающим. В небе закружились тихие стайки горного гнуса. Потянуло дымом первых костров.
        Ну, что же ты медлишь, королева? Один твой взгляд, одно твое слово, один твой шаг… И хрустнут камни под полозьями волокуш, зашуршат бороды солнечников под копытами тяжелой конницы, брызнут в стороны армии кузнечиков-ключеносцев, растревоженные мерным шагом закованных в железо зейгеров и лучников-карателей. Встань, королева, и пусть вспыхнут вражеские города и села, заплачут чужие девушки в повозках твоих воинов, завопят дети, угоняемые в рабство на тайные литейные заводы Мелетема и в дома дианейских матерей. Пусть твои солдаты вырвут жирный кусок у Вселенной…
        Еленка поднялась и вышла из палатки, взгляд ее взлетел вверх. Вот она - Стенающая звезда, - как учила магистр Эрсита - ее, королевы Ели, верный помощник. Еленка натянула сапоги и, на ходу застегнув доспехи, вскарабкалась на коня. Резкий крик горного грифа пролетел над станом. Вмиг погасли костры, накрытые костровыми покрывалами, и стало слышно, как кричат ночные кровопийцы этинессы. Еленка тронула каблуками коня, и тот взял с места мягкой рысью. Окка факельщиков, окружив кольцом юную королеву, мчала рядом. Каждый воин держал в руках короткий факел зеленого огня. Теперь полководцы видели: королева Ель объявила свой первый поход во имя жизни Дианеи!
        Зеленый нимб огней выскользнул из воинского стана и полетел вдоль пологого спуска на равнину. Вслед за ним поплыла мрачная масса дианейского войска. Солдаты шли туда, откуда, по мнению Еленки, пахло богатством и плесенью. Королева хотела раздавить Тель - ненавистный город-палач.
        В затылок Еленке светила путеводная Стенающая. Она горела ровным желтым светом, словно подчиняющий взгляд кобры-пагои. И только мистический блеск звезд да ровное дыхание влитых в ветер лошадей…
        Тель спал. По предутреннему городу бродили только мусорщики да фонарщики. Одни гасили уличные факелы, другие убирали с улиц битые горшки и кружки, смывали с мостовой пятна грязи и стаскивали в канавы пьяные тела.
        Ночью в городе опять бесчинствовали ворошители. И мусорщики убирали со ступеней домов тела девочек. Они, мусорщики, уже привыкли ко всему. Они привыкли забирать из судебных подземелий еще живых преступников с раздробленными суставами и вспоротыми животами, они привыкли забирать из бардаков девиц, либо повесившихся от такой жизни, либо убитых спьяну… Они привыкли .вытаскивать из солдатских притонов трупы моряков с выдавленными глазницами и выломанными ребрами. Рано или поздно ко всему привыкаешь, и тогда стоит ли обращать внимание на каких-то девчонок, которым от роду-то было, не больше четырнадцати дождей?.. Вон сколько их валяется, кроваво обесчещенных, с неестественно вывернутыми руками, обожженным животом и четырнадцатью звездами, вырезанными на груди… Видно ворошители хотят, чтобы все жители Ольены исчезли, горой трупов остались лежать в прошлом. Пусть…
        Войска королевы Ели окружили город.
        Еленка приказала поставить свою палатку на вершину Грибной горы. Каменная макушка заросла корявыми соснами. Многие из них были повалены, и под выворотнями проглядывал желтоватый обветренный камень.
        Королева Ель спешилась. Она воткнула копье клевцом в землю и, опершись руками на кончик древка, положила голову подбородком на сплетенные кисти. Еленка улыбнулась. Внизу, за громадной крепостной стеной, в свете встающего солнца, алели черепичные крыши, приникшие к серым фронтонам домов. Тель. По всей Ольене нет больше и неприступнее стен. Хитроумные изобретения дастестских механиков оберегают город от лап врага. Город, у стен которого нашли себе вечное пристанище шестнадцать полководцев. Город, где в погребах золото оседает на вытянутую ладонь. Город - старая дева, гордая, холодная, богатая. Этот город должна покорить она, королева Ель.
        Еленка еще раз улыбнулась: главнее и страшнее экзамена у нее не было. Невольно подрагивали руки, подергивались щеки, а тело сжималась от холодного прикосновения страха. Еленка поежилась под легким панцирем и перевела взгляд в сторону. Справа в сорока плевках катапульты розовели стены и вращающиеся башни Конрадора - городка-крепости, охранявшего долинный подход к стенам столицы Дастеста. Королева Ель нахмурилась. Она была возбуждена, словно играла в дох-доп. Что у противника в резерве? Три белых камня или простая полынь? Пламенеющая? Тогда игра будет долгой и сложной. А если… Еленка вздрогнула и в радости щелкнула пальцами. Лицо ее застыло во властной гримасе.
        - Конвой, - медленно проговорила она, кусая губы, - передайте полководцам сейма: завтра обложить Конрадор. Пусть приготовят колеса Мелетема и каменовские стенобитные механизмы!..
        Друг-телохранитель удивленно посмотрел на королеву. Конрадор? Почти неприступное укрепление, снаряженное винтовыми катапультами. Старая крепость - каменная кладка предтечей - в два локтя, ров на два воина с бронзовыми шипами длиной в голень. Над стенами поднимается рваный клочковатый дым костров, на которых варится завтрак для дежурного тысячного гарнизона. И еще - крепость мала, и колесам негде будет развернуться. Войска Дианеи спустились с гор, и совсем нет смысла нападать на долинную цитадель Дастеста. Может, королева просто… О, прости нас, Владыка, Великий и Щедрый, за богохульство!..
        Еленка подозвала друга-телохранителя. Она сложила ладони в замок, потом сжала левую кисть в кулак и столь же резко расслабила. Друг-телохранитель едва заметно кивнул. Еленка снова повернулась в сторону Теля.
        Город красовался перед бывшей ученицей. По маленькой площади полз отряд юношеского конвоя, блистая серебристыми панцирями. Побережье закипало утренним базаром. Иногда порыв ветра доносил до слуха королевы мелодичный гул медных флюгеров. Еленка обернулась: друга-телохранителя рядом не было.
        Весть о том, что королева Ель решила штурмовать Конрадор, стекла с Грибной горы и заполнила солдатские умы. Зейгеры недоумевали, а комматоры карателей невозмутимо готовились к атаке - метили стрелы и смазывали упругие тела луков собачьим жиром.
        Утренняя свежесть стекла в овраги, сменяясь горячими эманациями распаренного чернозема. Обозные суетились, расчищая второй колодец.
        Возле повозки, крытой козьими шкурами, сидели пленные: крестьяне, ремесленники и сборщик налогов. Их взяли в предгорье, возле кладбища, где крестьяне пытались подкараулить сборщика. Пленных раздели и связали по двое, стянув руки у локтей ремнями. Двух женщин и девочку каратели забрали в повозки, а остальных бросили на солнцепеке.
        Возле самого колеса, прислонясь к борту повозки, за которым плакала девочка, сидели двое: отец и сын. Они слышали, что Конрадор обречен и весь гарнизон крепости будет выдавлен латунными колесами Мелетема.
        Отец плюнул и просипел:
        - Давно пора их передушить. - Он двинул связанными руками, вспоминая свои счеты с горожанами. - Пааки! Только и могут что жрать наших коз…
        Он опять сплюнул. Сын прикрыл тусклые глаза.
        Из сада у колодца вышел солдат-горец и направился к пленникам. Он тупо оглянулся на вылезшего из повозки лучника. Тот потер шрам на плече. За лучником выползла девочка. Из носа у нее текла кровь, а на плече темнел след от удара плетью.
        Горец постоял, покачиваясь, словно пьяный, и, махнув рукой, пошел своей дорогой. Каратель проводил его взглядом, привязал девочку к колесу и побрел к колодцу.
        И тут глаза крестьянина блеснули: внизу, возле тощих девчоночьих ног валялся оброненный кем-то из воинов нож. Крестьянин вытянулся и подтолкнул нож ногой ближе к девчонке. Та всхлипнула и заработала пятками, подгребая песок. Она пискнула от резкого движения, но перехватила нож коленями за лезвие, изогнулась как кошка, и оружие заблестело у нее во рту, крепко схваченное зубами за рукоятку. Отец и сын подползли поближе. С третьей попытки они перепилили путы на руках.
        Пока сын освобождал девчонку,отец подошел к повозке дианейского лучника, вытащил лук и со знанием дела истратил три стрелы. Сын перерезал веревки на односельчанах, и крестьяне, по очереди пнув труп сборщика, растворились в лесу.
        Они шли недолго, пока тропа не раздвоилась. Здесь отец вложил в девчоночью ладонь нож и, хлопнув спутницу концом лука по поджарому заду, направил ее по левой дороге, а сам, закинув лук на плечо, пошел, подгоняя сына, направо, в деревню.
        Неизвестно, в чью пользу бы скрипнуло колесо истории, если бы бывшая пленница была обычной деревенской девчонкой. Скорее всего план королевы Ели просто бы провалился: Еленка не знала законов ненависти гниющего мира. Но Эилинн - дочь колесованного медика Мерена - значилась в городской служебной канцелярии тайным деревенским соглядатаем. Она знала, что все, что она слышала, очень хотят знать полководцы ослепительного Бенъетела. И она пошла в город.
        Она выждала, когда крестьяне, освободившие ее, скроются в чаще, привязала на грудь и на живот связки папоротника и, спрятав в них нож, побежала по кабаньей тропе в обход дианейского войска.
        Эилинн бежала. Она вылетела из леса и сменила прямой размеренный бег на упругий и бесшумный. Она бежала меж двух полей пшеницы по дороге со взбитой розовой пылью. Раза два она падала лицом в пыль. Вскакивала и, бормоча черные проклятия, мчалась дальше.
        Она бежала всю ночь. Перед глазами начали плыть цветные круги, голова кружилась и звенела от боли. Но огни Теля были уже близки. Эилинн устала. Грудь дрожала при дыхании, подошвы горели, звезды на небосводе превратились в ржавые размытые пятна. Она уже еле плелась по тропе. Но ей снилось, что она бежит.
        Под утро ее поймали. На этот раз это были зейгеры. Ее грубо ухватили поперек пояса и взвалили на плечо. Она вяло взболтнула ногами и вцепилась в длинные космы солдата. Когда ее так же грубо швырнули спиной о деревянное днище повозки, она вскрикнула и незаметно откинула шнурок с ножом и папоротником в сторону. Грубые руки сорвали ее лесную повязку, рванули колени. И когда воин страстно задышал, вцепившись ей в грудь, она перерубила ему кадык.
        Выбравшись из-под грузного липкого тела, Эилинн долго сидела, растирая щеки и запрокинув голову. Она качнула головой. Отпила несколько глотков из фляги. Эилинн взяла с собой самострел, заряженный десятком дротиков, и выбросила свое тело из повозки. Прижавшись к земле, она слушала. Утро еще не разгорелось. Было тихо. Лишь трещали дозорные костры да звякали удилами кони.
        Эилинн выползла из лагеря и, оттолкнувшись от мокрой земли, вскочила на коня, чей силуэт маячил перед ней весь нелегкий путь ползком. Конь прянул ушами и беспокойно переступил копытами. Но девчонка не шевелилась. Она лежала на теплой спине коня, свесив руки и ноги вниз. Она чувствовала, как катятся мускулы под конской кожей. Как долинный ветер жжет холодом ее измученное тело. Живу! Живу! - думала она, сжимаясь от радости.
        Эилинн махнула спутанной шевелюрой и стеганула коня хвостом узды. Конь послушно помчался в долину.
        Она едва помнила крики и шум на стенах города. Потом - мост. А потом она стояла на холодном каменном полу, а главнокомандующий Диц в ночной рубашке, босой, держал ее за горло, бил по ребрам и по щекам и орал: Кто тебя подослал, сука!.. Пожилой солдат опрокинул на нее ведро воды, а когда Эилинн приоткрыла веки, шлепнул ее по лицу и сказал: А хороша …! Другой долго затягивал ноги ремнями и ворчал: Ворошители по ней плачут… Эилинн приподняла голову, но увидела вокруг только размытые тени и огонь. Из рук у нее почему-то росли гвозди, ног она не чувствовала. Вдруг ей стало трудно дышать, и весь мир заслонила красная слюнявая морда. В груди зажглось пламя, и чей-то голос прошептал: Кто тебя подослал, сука? Эилинн открыла глаза и увидела дианейского карателя с девичьим лицом. Он ей улыбнулся, дружески, но как-то невесело. И она поняла, что это не каратель, это девушка. Ну да, девушка, - подумала Эилинн и провалилась в небытие.
        Лучники авангардной окки доложили, что из Теля вышла четырехтысячная бригада латников, сопровождающая двенадцать винтовых катапульт и пять жаровень-огнеметов. Это было подкрепление, посланное в Конрадор главнокомандующим Дицем. “Половина гарнизона…” - королева Ель хмыкнула и приказала:
        - Перекрыть дорогу.
        Едва прошел гарнизон подкрепления, четыре окки тяжелых зейгеров сомкнулись на дороге между двумя крепостями, выстроившись в боевой треугольник, обращенный острием в Конрадор. Обман удался.
        Взревели стенобитные карусели, сметая все со стен города и выламывая глыбы гранита из неприступных бастионов. Воины Дианеи двинулись на приступ Теля. Стаи стрел и дротиков впились жалами в панцири и пятна бойниц. Блестя желтыми ребрами, с тяжким хрустом подползло осадное колесо. Гулко ухнув, на крепостную стену опустились и замкнулись в замок деревянные бревна-мосты. Скрипнули канаты из воловьих шкур, и колесо полезло на приступ. На стене, возле бревен-подкатов, засуетились люди. Они рубили основание топорами, давили на рычаги, пытаясь столкнуть мост. Но тяжелое, обшитое металлом дерево не поддавалось. Издавая легкое шипение, колесо накатывалось на кромку стены. Снова гулко грохнул мост, и еще одно колесо поползло через стену Среди защитников началась паника Коменданты бастионов рубили бегущих, пытаясь навести порядок, восстановить дисциплину
        Колесо качнулось на зубцах стены, помедлило и рухнуло в город Стена дома рассыпалась Крыша, словно крылья, вскинула скаты Женщины, кипятившие смолу возле стен, застыли в испуганных позах Механизм раскололся на две части, они со скрежетом крутанулись на месте, как упавшие казаны, и застыли, ощерившись самострелами
        Под стенами Теля кипела работа Подъезжали повозки, зейгеры под обстрелом разгружали их и сваливали привезенный хворост в ров Там, где не наступали колеса, рычали стенобитные карусели и работали дианейские винтовые катапульты, в броске раскручивая смертоносные глыбы камней
        Над Телем вспыхнуло пламя пожаров
        Город отвечал На головы штурмовавшим сыпались камни Дождевальные установки, закутавшись в пар, окатывали карателей веерными потоками кипящей воды По подвижным желобам сливали смолу и сыпали песчаную труху Но разгоряченные боем дианейцы лезли вверх неудержимой страшной лавиной Одни падали, ошпаренные смолой, с легкими, разорванными смертельной пылью, но другие продолжали ползти вверх
        Металлизированные канаты с грузами крошили лестничную сеть, накинутую на стены города, ломали мосты осадных колес Два колеса рухнули в ров Одно раскололось в воздухе, из него посыпались люди Они падали на донные пики, исчезали в грохоте ломающегося металла Коробка с двигателем развалилась, мелькнули желтые сцепленные шестерни. Они брызнули в стороны и тотчас начали темнеть, оседать, рассыпаться холмом бурой трухи.
        Люди упрямо вползали на изрытую каруселями стену. Со стороны это было похоже на гигантский муравейник, осаждаемый рыжими разбойниками. Каждый делал свое дело: одни защищали - это было делом их жизни, другие нападали - и это тоже было делом их жизни.
        Королева Ель смотрела на битву с вершины Грибной горы. Она видела, как машины Теля убивали ее солдат. Рвались лестницы под раскачкой маятников, трещали, как щепки, мосты-подкаты. И тут над Телем взвилось облако яркого пламени. От развалившего небосвод грохота завыли сосны на Грибной горе.
        - Есть! - вскрикнула Еленка и схватила под уздцы коня. - Передайте Нэйбери, пусть выводит резервные окки зейгеров!
        Она вскочила на коня и взмахнула коротким клинком. Стая конных лучников-карателей ринулась к пожару.
        Защитниками города овладела паника. Сквозь брешь в стене в город входили бронированные зейгеры, вырезая всех сопротивляющихся. Ожили колеса, упавшие в черту крепости. Из них вышли отряды огнеметчиков. Зайдя в тыл защитникам, они выжигали стены города. Вместе с воинами горели женщины, кипятившие смолу, вспыхивали в крике дети, подававшие стрелы и каменную дробь для катапульт. Две трети стены полыхали в смолистом нефтяном дыму.
        Королева Ель въехала в город. Ее душило ледяное бешенство. Перед глазами плавали горя-
        чечные видения. Все крики сливались в один, а все пожары - в один костер. По мостовым Теля текла кровь.
        Ее отряд ворвался в палаты Великого Королевского Суда, и она сама перерезала горло трем из четырех повелителей Дастеста. Каждому она что-то говорила и коротким рывком вонзала нож. Потом она отбросила дрожащего короля и села, почти упала на трон. Еленка бросила нож и посмотрела на свои окровавленные руки. Король Бенъетел стоял перед ней на коленях. По его морщинистым щекам текли слезы.
        - С тебя сдерут кожу, - с усталой злостью бросила ему королева. - Раковинами.
        Из подвалов, из-под сверла палача вытащили несколько человек. Друг-телохранитель наклонился к Еленке и что-то с улыбкой сказал ей. Королева Ель с удивлением взглянула на светловолосую девчонку с неглубокой круглой раной на груди - сверло правды успело похозяйничать у нее на теле. Девчонка приподнялась на локтях и повела кругом мутным звездчатым взглядом. Королева Ель улыбнулась. Руки пленницы разъехались, она опрокинулась навзничь.
        - К Камену ее, - приказала Еленка, вставая, - пусть вылечит.
        Она пошла по притихшему дворцу. Он был велик и красив. По стенам бесконечным потоком висели картины неизвестных Еленке художников. Королева любила картины, хотя горцы,охотнее изображали человеческую фигуру на камне.
        На Кратовых полах валялись трупы - большинство женских. Казалось, что до прихода дианейцев весь дворец был наводнен женщинами.
        Еленка подняла голову вверх. Окна были забраны цветными стеклами. Потолки и стены отделаны плитами с золотой и серебряной насечками. Высокие арки переходов перетекали в низкие потолки комнат и бескрышие внутренние дворики с источниками воды посередине.
        И опять трупы - сваленные в источники, распластанные на мозаике дорожек. Еленка толкнула ногой труп тельского солдата, передернулась от мягкого прикосновения к ступне и поспешно повернула в коридор.
        Королева пошла вдоль галереи, изредка взмахивая клинком, чтобы добить раненого. За дверьми вновь были женщины. Десятки женщин, набранные для развлечений при королевском дворе. Многие были мертвы.
        Кроме королевских пастушек в комнатах были свалены трупы дианейских воинов и гвардейцев Бенъетела. Валялись раздробленные шлемы зейге-ров, мокрые разбитые панцири. Одну из комнат загромождали трупы двух лошадей.
        Королева не пропускала ни одной двери, встречаемая то хмурым взглядом, то равнодушным приглашающим кивком, то испуганным криком и стуком колен об пол. Еленка задумчиво глядела и закрывала дверь.
        Королева устала. Ноги замерзли - пол во дворце, словно ледник в горах. Она хлебнула из фляги, капнула на руку и-обтерла лицо. Последняя дверь.
        За дверью, в небольшой комнате, сидел мужчина немного старше Еленки. На коленях у него сидела голая женщина с распущенными волосами. Мужчина похлопывал подругу по оспистой спине и целовал в задранный подбородок. По углам сидели и лежали еще семь пьяных женщин, одетых в остатки дорогих карнавальных костюмов. Девица в углу, всхлипывая и размазывая по ушам слезы, влезала в разодранное платье. Она еле держалась на ногах, качалась и хваталась за факельник, торчащий из стены. В комнате стоял тяжелый дух тлеющей люпавы.
        Мужчина последний раз с чавканьем поцеловал свою даму и сбросил ее на пол. Он достал трубку, долго неверными руками раскуривал ее… Жест!.. Неизвестный поднял глаза и уставился на невысокого босого дианейского юношу в дверях.
        Еленка вспомнила смерть несчастной Сеены. Тогда он был одет в белое. Ее опять охватило дикое бешенство. Она шагнула вперед и дважды погрузила клинок в визжащее тело у ног мужчины.
        Все застыли. Девица в углу непроизвольно хлюпнула носом. Еленка свирепо повернулагь. Одна их женщин зажмурила глаза. Королева широко размахнулась и рубанула королевского охотника мечом плашмя по щеке.
        Женщины завизжали и рванулись прочь из комнаты. Еленка швырнула в них подвернувшимся железным стулом. Хрустнули кости.
        Девица в углу не пошевелилась.
        Еленка наклонилась над королевским охотником. Тот открыл глаза и дохнул на нее дешевым вином. Королева Ель повернулась к дрожащей в углу девице:
        - Принеси воды. Слышиш-шь?
        Та кивнула и выбежала.
        Еленка наклонилась к королевскому охотнику и положила ладонь на рассеченную колючую скулу.
        Adagio non troppo
        - Давно это с тобой?
        - С тех пор, как мы вернулись из пустыни, - тоже по-индейски ответил Улисс. - Но меняет цвет только стекло.
        В подтверждение он коснулся по очереди всех стоявших на столе стаканов, и все они стали разноцветными.
        - Такое бывает только из-за любви, - сказала мать. Габриель Маркес
        Когда Еленка открыла глаза, за окном началась предутренняя перекличка часовых. Прямо в лицо королеве светили две луны - Лан и Диоаст. Тучи задевали их лица рваными телами и неслись дальше по небесной карусели. Королева Ель подняла тяжелую руку и не сразу поняла, что спала в доспехах. Она пошевелилась, и наколенники глухо стукнули о деревянное подножье.
        Еленка села на кровати. О Властитель, как она устала… В сейме опять вошли в моду убийства и избиения. Каждый стремится урвать кусок побольше, чарку поглубже. Каждый считает себя королем на своих землях. Она уже казнила четверых. Еще у десятка чешутся шеи… Совсем немного - и она станет самым кровавым правителем в истории Дианеи… Пафликэн, похоже, опять хочет войны… Да и Дианее тоже нужна новая добыча. А ее уже тошнит от крови, от трупов, от грязных мыслей вокруг! Да, ее все боятся. Умные любят. Старые уважают. Еще бы! Три выигранные войны с потерями, о которых могли бы мечтать многие завоеватели. Но…
        Королева Ель встала и открыла окно. Из долины пахнул холодный ветер. Ты живешь, королева, - подумала Еленка, с ожесточением стряхивая с себя латы, - ты живешь над миром, над людьми. А ты - всего лишь девчонка, королева! Девчонка! Когда ты вскочила на трон, твои губы были в крови, а по дастестским меркам тебе было не больше шест.надцати дождей. Королева Ель швырнула на кровать железный пояс. Потом ты ограбила город, в котором училась. От Теля остались только Главный Купол и дворец Бенъетела. Теперь там пусто: люди боятся селиться на пепелище. Ты бесчинствовала в Дегикии, где полутысячной конницей опрокинула четырехтысячное войско Карира. А сразу после затмения дианейские лучники под твоим предводительством смешали с землей тринадцатитысячные войска Совета Объединенных государств. Еленка стащила сапоги и кинула их в угол. Пол оказался теплым, словно кошкин живот. Королева Ель села на край окна. Внизу, в долине дремал старый клочковатый туман. В белой мгле тенями ходили лошади да перекликались мальчишки-пастухи. Порыв ветра вскинул нечесаную гриву еленкиных волос…
        Короли должны жить для народа Короли - это ужасная должность быть за все в ответе Но, увы, рано или поздно роли меняются, и народ начинает жить для королей Рано или поздно это происходит И тогда надо менять короля, но ничего уже не выйдет Ибо он - вне народа, вне закона, вне жизни Он недосягаем Он способен делать все, что угодно Он сдирает кожу с невиновного, он владеет чужими невестами в своей королевской постели, он убивает неугодных говорунов, он упивается своей властью И чем ничтожнее король, тем больше в нем чувство власти и тем меньше мучительного “за все в ответе” Ну почему я не могу утонуть в вине и разврате? Еленка перекинула ногу через край окна, нащупала на стене шероховатый выступ Почему я должна быть за все в ответе? Я не хочу Я устала
        Королева Ель ухватила карниз крыши и вскарабкалась на ее холодные глиняные бока Внизу под Еленкой расстилался дворец Апротед Она легко побежала по крыше Еленка добежала до башни и спустилась вниз по пирамидальной стене
        Темная пустая улица блеснула лужей под опрокинутой водовозной телегой Одинокий факел освещал серую дверь солдатского клуба, притулившегося за стеной дворца Королева Ель сделала осторожный шаг вперед Дверь скрипнула и оскалилась полосой света В щель протянулся хозяйский кот Еленка присела за телегой Вслед за котом из клуба выкатилась босоногая девчонка-подросток в кожаной обвязке на талии Поскрипывая деревянным ведром, она прошлепала вниз по склону, погоняя кота перед собой Дверь эхнула, и из клуба с хаем вытолкнули здоровенного парня в солдатском панцире. Он долго поднимался с четверенек, отплевываясь, считая зубы, невнятно рыкнул и побрел по улице, загребая ногой. Из-за створки показалась борода бражника. Он погрозил солдату хлебной лопатой и захлопнул двери. Еленка короткими перебежками двинулась к городским воротам. Она видела свою Столицу: водовозов, ползающих по улицам на собачьих телегах, прачек, сходящих к реке, рабов, пожирающих завтрак в загонах. В Святилище она нашла девчонку с котом, которая в свете коптилки целовалась с благообразным толстым мальчишкой. Дважды Еленка не удержалась,
заглянула в осветившееся окно и увидела большеротого лысого малыша и жилистую старуху в балахоне, наотмашь рубящую мясо. Королева Ель видела всех, ее не видел никто. Только у ворот ее схватил за руку дозорный, осветил факелом и, подавив удивление, отсалютовал кинжалом.
        Мимо людных берегов реки Еленка прошла по верхней тропе, избегая встреч. Внизу, у воды, горел костер. Отпущенные зейгеры, подвязав волосы, жарили на огне дичь. Двое вышибали донышко у бочонка. Еще один игриво развязывал воротник толстобрюхой бабе. Баба ерзала задом, отталкивая руки, и хохотала сиплым дискантом.
        Везде, всегда - одно и то же. Все хотят одного - наслаждения. Наслаждения силой, хитростью, упорным трудом. Все стремятся к наслаждению. Одни едят, - Еленка улыбнулась. Другие - любят, третьи наслаждаются безудержной ненавистью. Кто проще, тот не видит большего счастья, чем плошка браги, сладкое безделье да женские бедра, иные ищут наслаждения в любви и науках. Науках войны, математики, астрономии, медицины и мудрого словоблудия - философии. Наслаждение - вот движитель прогресса… Хотя, как писал Кун Аркагор, прогресс - это “движение по волне: от близкого - к далекому, от низкого - к высокому через грань света и тьмы…” И как там дальше… “утверждая во Вселенной знак “ай жэнь” - жизнь…” нет… “любовь к людям…” Да.
        Еленка шла по едва заметной тропе, спотыкаясь на заросших кочках. Она шла вниз, к прибрежной эниесзе, она хотела встречи с теплой зеленой звездой ее памяти - встречи с детством. Мир радостного ожидания, легкий и безумный, как полет стрелы… нет, стрекозы… Мокрый дерн под ногой, солнечно-горячая скала в руке и леденящий ужас при виде летящих с неба звезд… Кажется, она захотела невозможного… солнце… свет… свобода…
        Ты - королева. - Мысли Еленки снова вернулись к старому. - А потому ты - уже не человек, ты не можешь быть самим собой: ты - бог. Твое слово - закон, твой взгляд - приказ, твой жест - погибшие империи… О Властитель!..
        Над Сахарным хребтом вспыхнуло солнце. И тут Еленка почувствовала, что ноги у нее мокрые, а трава вокруг блестит в зеркальной россыпи росы.
        - Солнце… - сказала королева Ель.
        - Солнце! - далеко-далеко крикнула мира Ель и, прыгнув вперед, влетела в кусты жгучихи.
        Еленка скривилась, почесала ожог, выпрямилась и полетела к реке. С шумом вбежав в воду, она окунулась с головой, вынырнула и поплыла к тому берегу. Вода мягко обернула тело холодным журчащим потоком.
        На полпути Еленка нырнула и поплыла обратно. Выйдя из воды, Еленка весело прищурилась на светило в легкой дреме сиреневых облаков и повела руками по телу, стряхивая зеленоватую воду. Она заложила руки за голову и, запрокинув лицо в зенит, высоко раскинув острые локти, засмеялась. Солнце. Магистр Эрсита говорила, что ты - тоже звезда. Но как же ты не похоже на ту толпу недоступных искр неба. Солнце!..
        Еленка поправила ножны на ноге и побежала. Она бежала по зеленому покрывалу эниесзы Бежала не как бегут женщины - откинув ладони к плечам и смешно заплетая ноги, - нет! - она летела в легком походном беге, чуть загибая носки внутрь. Бег! Вся ее жизнь - бег. Бег в темноте к солнцу. Бег с дикими препятствиями, сквозь ненавистные законы Ольены.
        Еленка охотно зазевалась и в падении разогнала стаю жемчужников, затевавших брачные игры. Она полежала на траве, глядя в чащобу трилистника. Но жители шелковых трав разбежались и дрожали шестью коленками где-то вдалеке от опасного места. Только рыжий муравей-разбойник, которому падение Еленки с неба испортило охоту, покачивался на листке, неприязненно глядя на девчонку, и грыз от злости передние лапки. Еленка щелкнула его по тяжелому заду, и муравей, кувыркаясь, рухнул в траву.
        Еленка перевернулась на спину и, сунув руки под голову, положила ногу на ногу. Вьюнком пахнет, - подумала она. Еленка вытянулась и вздохнула. Радость подкатила к горлу. Еленка перекатилась через бок, встала на колени. Чуть приоткрыв рот, она сорвала цветок бархотки и потерла им веки
        - Мать моя, эниесза, - зашептала она, - вспомни обо мне, не сердись на меня и раскрой
        для меня свои радостные объятия. Вспомни, что я - твоя дочь, и прости меня за дерзость…
        Еленка встала и, сложив руки замком на шее, побрела вдоль реки вверх, к Столице. Под ногами чавкал мокрый дерн, сухой семицвет смешливо щекотал под коленками. Внизу, возле самых ног, проскакал пушистый харахалов молодняк. Маленькие желтые комочки с легким писком протопали по еленкиным ногам и исчезли в траве.
        Еленка остановилась. Скалы. Она подошла ближе и прижалась к теплому потрескавшемуся камню. - Люблю… - сказала она. Еленка постояла с закрытыми глазами, грея мир огнем в груди. Улыбнулась заячьей улыбкой:
        - Полково-о-одец… Слабая сумасшедшая девчонка… великая актриса во имя Дианеи… - Еленка шлепнула себя по щеке, поморщилась и решительно полезла вверх.
        Она взобралась на вершину и села на краю отвесного сброса, свесив длинные, в шрамах ноги вниз, в эниесзу. Еленка просидела так долго, ощущая бедрами слюнявый лишайник под собой, голыми плечами - холодный ветер из-за реки, а всем телом - светящийся поток непонятного звездного чувства. Ее мысли напоминали легкие хрустальные звуки ретеки, гуляющие где-то далеко за спиралью ее - Еленки - звездной системы… Лет…
        Она встала и пошла по тропе в глубь леса.
        Перед поляной Еленка остановилась. Она, как и тогда, посвистела марш и сделала шаг вперед. Но сказка далекого детства не повторилась. Еленка посидела на том самом камне, с которого мира Ель хотела метнуть нож в наивного чудака с другой звезды. Королева быстро встала и пошла по дороге к селению Пятой Вершины.
        Возле белого обелиска она остановилась и, чуть поразмыслив, опустилась на колени. Еленка приложила губы к теплой надгробной плите, сказала: “Теперь ты счастлив, ты сделал свое дело. Все, что мог, ты подарил нам, и мы никогда не сможем забыть тебя!” Он. провела рукой по портрету пришельца, поднялась и отошла к корявой дуплистой сосне. Еленка заглянула в дупло, затем засунула туда руку по плечо. Закусив губу, она пошарила в темноте. Пальцы натыкались то на пустое гнездо харахала, то на острые сучки, но вот… Еленка закашлялась и достала свернутую женину куртку. Она надела ее, оправила руками и в задумчивости побрела обратно к обрыву. “Е-о-о-ло-очка!..”
        Сползая вниз по камням, Еленка вымазалась желтой пылью лишайников и, стоя внизу, долго оттирала щеку от желтого сыпучего налета.
        За скалой Лет увидел Еленку. Она медленно ходила среди фиер, рвала цветы, складывая их в громадный золотистый букет. Волосы ее были растрепаны, и это отчего-то обрадовало охотника. А когда Еленка повернулась в профиль, приоткрыв рот в улыбке и приложив кончик языка к верхней губе, Лет остановился. Он встал в тени скалы, закурил. Четыре дождя назад королева нашла его пьяным в бардаке Бенъетела, всеми забытого, опального королевского охотника. Его вместе с другими пленными отправили сюда, в горы. Он работал в кузницах и конюшнях дианейской орды, его били, учили, водили к женам комматоров и внезапно по велению неведомого бога перевели во внешний конвой дворца Апротед, сделали лучником. Теперь он столовался в одном зале с сеймом. А потом… потом он увидел королеву совсем рядом, ее улыбку, ее глаза с ранними морщинками у век. Это был тот дианейский мальчишка, лупивший мечом его и его баб… Друзья стали врагами, враги - почти братьями, а сам Лет получил чудовищную тоску, начинавшую мотать душу при одном упоминании имени Ель. Лет не считал себя робким, но когда королева сказала, что любит его, - просто,
уверенно, словно не было ничего необычного в любви королевы к пленному конюху-рабу, - Лет понял, что сам осторожен до глупости… Пропал счет дней. Лет ходил как в бреду и ждал хотя бы мимолетной встречи. И она наступала. Лет говорил, а Еленка слушала: про старую мать на родине. Про двоюродную сестру, которую он убил своими руками, чтобы спасти от позорной казни. Про тихие реки за Сахарным хребтом и про удивительную падающую звезду, которая летела тем медленнее, чем ниже она опускалась. Еленка говорила, а Лет слушал. Об отце и маме, о пришельце Жене, о несчастном магистре Мете и его ученице…
        - Лет, - сказала Еленка, опуская на его плечи тонкие прохладные руки, - ты издалека похож на моего отца… Я совсем уже поверила, что детство вернулось ко мне.
        Еленка замолчала, вглядываясь в растерянные глаза Лета. И вдруг слезы позорными каплями потекли по ее смуглым скулам. Лет неловко обнял ее и провел рукой по спутанным волосам.
        - Не плачь, - сказал он.
        Еленка плакала второй раз в жизни.
        Presto put mosso
        …слово …если оно доходит, это - все.
“Луньюй”
        Я взор подъемлю к небесам,
        Но нет в них сожаленья к нам.
        Давно уже покоя нет,
        И непосильно бремя бед!
        Где родины моей оплот?
        Мы страждем, гибнет наш народ…
        Голос девушки звенел в полумраке зала Предков. Рыжий огонь горел на решетке в каменной нише под навесом, резкой полумаской высвечивая лицо королевы. Еленка сидела, подтянув одну ногу и уткнув подбородок в острое колено. Девушка, читавшая стихи, перевернула страницу.
        - И непосильно бремя бед, - хрипло сказала королева.
        Эилинн кивнула.
        Над полем боя Солнца диск взошел. Опять на смертный бой Идут солдаты.
        Здесь воздух Неподвижен и тяжел, И травы здесь От крови лиловаты…
        Королева провела пальцем по мундштуку пустой трубки.
        Сигнальные огни пронзили даль, И небо над дворцами засияло. С мечом в руке поднялся государь - Крылатого он вспомнил генерала. И тучи опустились с вышины. И барабан гремит у горной кручи. И я, солдат, пойду в огонь войны, Чтобы рассеять грозовые тучи…
        - Глупость, - сказала Еленка. Эилинн перелистнула несколько страниц.
        - Да, - сказала она. - Но красиво!
        Королева Ель посмотрела на Эилинн. Короткая незастегнутая куртка из тигровой шкуры на голое тело и короткие черные штаны с медными бляхами, подвязанными на коленях. На груди, закрывая белый шрам, мерцал зеркальным лезвием дианейский штык-нож. Грязные светлые волосы, подрезанные коротко, открывали высокую темную шею. Серый, в рыжих отблесках огня рот гнулся в довольной улыбке.
        - Я не думала, что в Дианее умеют писать стихи, - сказала Эилинн. - Дианеец, пишущий стихи… это что-то вроде вепря, играющего на ретеке… Чушь!.. Но это…
        О ратей отец!
        Мы - когти и зубы царям!
        Зачем ты ввергаешь нас в горькую скорбь? Нет дома, нет крова нам.
        О ратей отец!
        Мы - когти царя на войне!
        Зачем ты ввергаешь нас в горькую скорбь?
        Нет ныне приюта мне.
        О ратей отец!
        Не счесть тебя умным никак!..
        Эилинн встала на колени и, бросив книгу к ногам Еленки, опустилась узким задом на пятки.
        - Как давно это написано! - сказала она. - Нынешний дианеец уже не сможет стать поэтом. Нынешний дианеец - похотливый вол к-людоед, вооруженный осадными колесами.
        - Зарываешься, - зло сказала Еленка. Эилинн лениво фыркнула.
        - Мне-то лучше знать, - сказала она и вытянула вперед длинную ногу. - Я мою ноги вшивыми душами ваших мужчин… Воинов! В человеке их интересует в основном то, что ниже пояса. А мне уже все равно, чем поражать людей - сомнительным разумом или очевидной радостью тела… - Эилинн с грустной осклабинкой погладила голень. - Мне все равно, ведь это скоро исчезнет, королева… Все!.. Не спорь. У меня была Родина. За нее я отдала совесть, детство, голову. И во имя ее же меня избили, потешили страсть и сунули животом под сверло правды. И все! Все кончилось!..
        За окном завизжал ветер, стуча железными заслонками. Королева, щурясь, смотрела на огонь. Эилинн встала.
        87
        - И твоя любовь уйдет, королева. Он поймет, что жить с тобой - все одно что сочетаться со Стенающей. Он поймет и найдет себе другую любовь с такими вот гладкими ногами! - Эилинн побледнела и передернула плечом. - И вообще, для чего все это? Кому это нужно? - Она подбросила на ладони четки красного камня. - И это? - Она отшвырнула ящик дох-доп. - И это?!. - Она ткнула пяткой окованный фолиант. - И это… Весь мир, кому он нужен?
        Еленка подняла открытую книгу:
        - О ратей отец!..
        - Да! - оборвала ее Эилинн. - Да! Красиво! Но зачем?
        Королева Ель встала, положила книгу.
        Из темноты потайного коридора выступила фигура друга-телохранителя. Еленка кивнула на Эилинн:
        - Двадцать плетей…
        - За непочтительное отношение к Дианее… - Эилинн криво усмехнулась и развязала тесемки на поясе.
        Пронзительно свистнула плеть, впиваясь в вытянутое тело. Эилинн резко выдохнула. Отсчитав двадцать багровых рубцов, друг-телохранитель остановился. Эилинн приподнялась, встала на колени. Она поцеловала еленкино колено и, вытерев пену с губ, сказала:
        - Прости меня, королева. Еленка похлопала ее по плечу.
        - Помоги ей добраться до Камена. Пусть перевяжет и даст мази.
        Друг-телохранитель кивнул.
        Еленка вышла из зала. Едва слышно касаясь пола подошвами сапог, она прошла по внешней галерее дворца и через вторую дверь вышла в спальню на женской половине.
        Тяжкая непонятная усталость давила на плечи королевы. Она присела на край старинной кровати, покрытой буро-золотым покрывалом. Еленка погладила рукой шелковистую равнину. Она разделась, отшвырнув панцирь на стойку с копьями, и влезла в длинную голубую рубашку до пят. Еленка вздохнула. Когда она уставала быть воином, она приходила сюда, отдыхала, давая поблажку измученному тренировками телу и предаваясь диким мечтам.
        Еленка увидела сон. Он был синим и бессмысленным. В нем Еленка была маленькой и синей, она прыгала и визжала в толпе таких же синих мальчишек и девчонок. Никогда раньше Еленка не испытывала восторга от того, что их было так много…
        Синий сон пропал, вспугнутый тихим скрипом. Королева Ель едва заметно разомкнула глаза. Дверь правого входа была приоткрыта. В темной щели Еленка почувствовала длинный пронзительный взгляд. Она напряглась. Щель продолжала следить за королевой. Рука Еленки скользнула по волне бедра вниз, пальцы обняли набалдашник рукояти ножа. Еленка скосила глаза. Дверь еще немного отошла, и в зал тенью скользнула низкорослая фигура с клинком в руке. Легким, неестественно тихим шагом неизвестный подлетел к кровати. Королева Ель видела над собой его редкую бородку и при желании могла потрогать его локтем. Над королевой возник кинжал. Но тут, словно змеиный зуб, взметнулся еленкин штык-нож. Королева Ель вскочила, перекатилась к подножью. Два ножа просвистели над ее головой и вонзились в ширму за кроватью. Убийца свалился, сжимая горло, засучил ногами. Еленка соскочила на пол. В открытую дверь одна за другой проскользнули четыре одинаковых легких тени. В руках одной из них Еленка увидела веревку. Королева Ель метнулась к копьям. Свистнула петля. Жесткий шнур рванул королеву назад, ободрал кожу на лбу. На нее
навалились, вывернули руки и, крепко встряхнув, подняли. Еленка взмотнула головой. Мягкая ткань захлестнула глаза, твердая ладонь стиснула локти за спиной. Королева Ель ничего не видела, но чувствовала на плечах горячее дыхание убийц. Она слышала их незнакомую речь и довольные смешки. Кто-то звякнул кубком, стоявшим на столе у кровати. Еленку заставили встать на колени. Что-то режуще-тонкое коснулось шеи. Королева сжалась. Но зашуршал тихий голос, и нож с шеи исчез. Ей разжали рот и втолкнули туда тряпку. Еленку подняли, еще крепче сжали руки за спиной. Она почувствовала на груди чьи-то липкие пальцы. Еленка едва не усмехнулась и, немного выждав, ударила убийцу коленом снизу. Противника скрутило. Хватка сзади ослабла. Второй удар - в горло ребром подошвы - опрокинул убийцу на спину. Королева Ель вырвала руку и отшвырнула левого стража ударами в пах и затылок. Тряпка упала с глаз, и Еленка прыгнула к пирамиде с копьями, оставляя клок рубашки в руках одного из убийц. Каленый металл клевца блеснул на конце древка и с хрустом вонзился в переносицу врага. Убийца дернул руками, обмяк. Но Еленка уже не
смотрела на него. Как учил отец; локоть, древко за спину, “бабочка” под локтем… Голова второго врага со стуком покатилась по полу, в судороге растягивая рот Еленка, как волчок, повернулась на месте. Рубашка встала колоколом, обнажив длинные белые ноги в жестком полуизгибе. Тяжелое древко ударило врага в лицо. Убийца опрокинулся на спину, клинок выпал из его руки. Убийца приподнялся, но быстрый окровавленный металл упал сверху на ключицу Убийца рванулся, из-под серого лезвия хлынула кровь. Он ухватился слабеющими руками за древко и дернул вверх Еленка выдернула копье и оглянулась Последний враг ковылял к двери, придерживая рукой живот Закусив губу, Еленка не спеша подошла сзади и жестоким ударом перерубила ему позвоночник. Силы оставили ее. Она упала на колени в лужу крови. Поднялась, снова упала. Ей показалось, что она по горло ухнула в кровь. Еленка закрыла глаза и заставила себя встать. Последним усилием она взобралась на кровать и прислонилась к резному изголовью. Еленка развязала ворот рубашки и, с омерзением касаясь истекающих кровью рукавов, содрала с себя липнущую к телу ткань. Она тупо
уставилась на красные размывы чужой крови на ногах и мокрые окровавленные ладони. Короткое ругательство сорвалось с ее губ.
        Вскрикнула дверь, и в зал ворвался отряд внешнего конвоя. Воины остановились в замешательстве.
        - Где Нэйбери? - нервно спросила Еленка.
        Старый полководец, расталкивая солдат, вбежал в комнату Он был бос, растрепан и полуодет. Он увидел, как по всему залу в мятых позах лежат пять безобразных трупов. Мозаичный пол залит кровью, и лишь через небольшие островки суши проглядывает стремительный рисунок-пляска… В углу на кровати, на порыжевшей от крови простыне сидела нагая королева, сложив крестом на поднятом колене окровавленные кисти рук.
        - Где друг-телохранитель? - спросил Нэйбери.
        - Он не заслуживает казни, - сказала королева.
        Еленка соскочила с кровати и легко подошла к Нэйбери. Полководец слегка смутился, коснувшись взглядом ее стройного летящего тела. Немного ссутулившись, королева Ель поставила руки на пояс.
        - Очень похоже на работу Хелие. - Она качнула головой в сторону трупов.
        Глаза Нэйбери блеснули, он оживился.
        - Возможно, - сказал он. - Даже наверняка его. Действовал умелый разум: весь внутренний конвой - мертв, отравлен.
        Королева кивнула.
        - Вам надо было оставить хоть одного в живых, - сказал Нэйбери, наклоняясь над трупом сластолюбца.
        - Я уже поняла, - сказала королева, опускаясь на корточки рядом с полководцем. Нэйбери посмотрел на ее бледные после эпохи дождей плечи и вдруг пожалел эту тонкую красивую девушку, которой судьба вложила в ладонь тысячи подвластных ей жизней и бросила в горнило власти.
        Нэйбери обыскал труп и перешел к другому.
        В окружении воинов конвоя в зал вошли Эилинн и друг-телохранитель. Солдат, шедший сзади, бросил на пол их одежду. Друг-телохранитель бесстрастно молчал. Эилинн испуганно прижимала к груди книгу. Она повела взглядом по телам на полу, по Нэйбери, угловато их обыскивающему, по крови, засохшей на коже королевы Ели. Еленка увидела, как испуг на лице Эилинн перерос в горечь.
        - Королева, - сказала Эилинн, - вот эту книгу, - она оторвала фолиант от груди, - ты очень любила. Она называется “Ай жэнь”… - Эилинн приостановилась. - Что это означает?
        Еленка вспыхнула и смутилась.
        - Я не помню, - сказала она.
        Presto accelerando
        Драконы бьются в чистом поле. Кровь у них темна, желта. Слова при первой черте второй гексаграммы
        Нэйбери передал Еленке письмо. Королева пробежала глазами по строчкам и нервно дернула уголками губ.
        - Они собрались все, - сказал Нэйбери. Сонм тихо загудел. - Все, кроме зажравшихся подкалемских баранов.
        - Надо закончить рвы возле долинной горловины! - отрывисто бросила королева, раздирая письмо в клочки.
        - Остались только эти немыслимые окопы вперед, - сказал Нэйбери.
        Еленка ударила ладонью по столу.
        - К восходу окончить! Иначе союзники распустят сонм на барабаны. - Она хмуро улыбнулась. - Все по местам. За ошибку - убивать на месте.
        Полководцы надели шлемы и, шаркая ногами, выползли из зала. Нэйбери остался.
        - Что, старик? - Еленка похлопала полководца по щеке. - Еще не забыл наш план?
        Нэйбери встал на колени и прикоснулся губами к ноге королевы. Еленка надела ему на голову шлем и вложила в руку клинок комматора. Королева подошла к окну и сориентировала солнечные часы.
        - Пора, - сказала она тихо и жестом приказала Нэйбери встать.
        Еленка спрятала доспехи в расшитые переметные сумы. Распустила прическу. Вместо нее она заплела три косички, которые украшают головы дочерям бедных пастухов. Королева надела короткое девичье платье из тонко высушенной телячьей шкуры.
        Нэйбери вынес сумки во внутренний двор и закинул их на спины лошадей.
        Лет и друг-телохранитель были одеты в маскарад пастушьих меховых штанов до колен и мягких сапог мехом наружу.
        Еленка вскочила на серого жилистого жеребца.
        - Думаю, что к полуночи вы доберетесь, - сказал Нэйбери, кивая на низкое светило. - Счастливой ночи! - Старый полководец коснулся губами почти детской коленки и чуть дольше задержал губы на шелковистой неровной коже. Когда он наконец поднял голову, рука как бы невзначай скользнула по маленькой желтой ступне королевы. Сердце его замерло и вдруг взорвалось раздирающей болью. Нэйбери хрипло закашлялся. Боль исчезла.
        - Счастья тебе! - сказал Лет и рванул уздечку.
        Друг-телохранитель чуть заметно кивнул, и трое всадников выехали из ворот дворца Апротед.
        Значит так… - думала Еленка, прижимая ладони к крутой шее коня, идущего мягкой рысью. Иногда она наклоняла голову, и ей казалось, что жеребец улыбается.
        В сиреневом небе, в горящем дыму низкого светила изредка проносились черные крученые облака. Горы поднимали над горизонтом седые макушки. Темная трава долины цвела фиолетовыми зонтиками.
        Значит так… - думала королева. Взгляд ее приковался к Пустой Протоке по правую сторону тропы. Зловонный Пафликэн и его новые союзники опять затеяли травлю Дианеи. Кем, Моэт, Дено, Соденея собрали в соденейской столице почти девять тысяч солдат. Они мечтают ворваться в Пантарамейскую горловину и разграбить Столицу. Они спят и видят сокровища Дианеи в своих сундуках, под желтыми пальцами казначеев. Три тысячи жирных подкалемцев идут им на помощь. И все бы хорошо, если бы не было десяти тысяч отборных пафликэнских вояк, вооруженных скорострельными арбалетами и тяжелыми двуручными мечами… Может быть, они уже в пути, и хитроумный бородач Хеллие ждет не дождется настоящих солдат, чтобы начать войну наверняка… Стой! Нэйбери сказал, что собрались все, кроме Подкалема. Но Подкалем столь же далек от Соденеи, как и Кем, а Кем уже на месте… Где же бараны шола Дица? - Еленка подстегнула коня концом длинной узды. Где? Хитрит? Хочет поживиться на крови союзников?.. Неужели ее опасения оправдались, и Хеллие все-таки послал своих людей, чтобы захватить остатки Теля?.. Я тоже не без ума. Еленка улыбнулась. Но все,
что я смогла, - это десяток энторатов, тысяча подростков… В городе остались только дети, живущие в домах Матерей… Все решит Время. Кто успеет раньше, тот и выиграл, хотя…
        Эту ночь пришлось провести на буром склоне Шель. Войска ушли слишком далеко, и королева со спутниками не догнали их.
        Светило втянуло голубые лучи и закатилось в Пантарамейскую горловину. Еленка, Лет и друг-телохранитель накопали луковиц тысячелистника, укрепляющего сон. Когда на небе вспыхнули первые звезды, королева и Лет влезли в длинные спальные мешки из меха анту. Друг-телохранитель повязал лоб мокрой повязкой и первым сел возле костра.
        Утром воины двинулись дальше. Они проехали впадину Голубые Камни и Змеиное болото. Солнце еще не коснулось зенита, как перед Еленкой и ее спутниками развернулся лагерь дианейцев.
        Королева остановила коня, расчесалась и закрутила волосы в боевую прическу.
        Мелко перебирая ногами на сыпучем грунте, лошади спустились с песчаного вала Шель. Иногда песок под копытами коня проваливался, издавая тихий шелест. Лошадь в испуге шарахалась, но, повинуясь легкому толчку коленями, продолжала спуск.
        В зарослях орешника Еленка увидела засаду. Ее спутники вскинули арбалеты. Но солдаты впереди опустили оружие. Это были дозорные.
        Королева Ель проехала сквозь невероятно тихий военный лагерь, встречаемая молчаливым приветствием солдат. Она вошла в свою палатку и попросила, чтобы принесли хоть что-нибудь поесть.
        Оставшись один, Нэйбери испугался. Полководец вдруг ощутил, как он стар. Как слабеет его сердце, как беспомощны и непослушны стали руки и ноги. Он в ужасе посмотрел на клинок комматора и разжал пальцы. Железо глухо звякнуло об пол. Нэйбери стало холодно. Он вспомнил смеющиеся темные глаза королевы и, быстро нагнувшись, поднял меч.
        Полководец направился к боковому выходу и, пройдя по сырому коридору, спустился в подземный переход, ведущий к одному из домов дианейских Матерей. Нэйбери откликнулся на пароль, и часовой распахнул перед ним дверь. Полководец вышел на дно старого потухшего вулкана. Было еще светло, и факелы не горели. Два мальчика, крутившие жернов мельницы возле пекарни, остановились, сбросили с себя ремни и устало повалились на землю. На смену им из дверей вышли двое других, на ходу дожевывая серые булочки.' Нэйбери махнул им рукой и пошел наперерез через поляну.
        Он открыл дверь. Комната была велика и пуста. В углу валялись деревянные игрушки, сандалии и скомканное кожаное платье. Нэйбери расправил его и сам удивился, как неестественно, смешно выглядит детское платьице в его руках. Старик сел на деревянный стул возле игрушек. Он снял шлем и откинул назад спутанные седые волосы. Нэйбери приподнял с пола маленькую игрушку - старичка-пларха, охраняющего детский смех и сон. Затем нетерпеливо оглянулся на дверь, пробитую в камне, и свистнул.
        Та словно ждала этого. Мяукнула тяжелая створка, и на порог выкатилась маленькая белобрысая девочка. Она взвизгнула и прыгнула на деда, обхватив его за шею. Тонкие загорелые ручки напряглись, гладкая детская щека прижалась к колючей неровной щеке Нэйбери. Тот довольно крякнул и похлопал маленькую Ель по спине.
        Вслед, как дурной сон за веселым вечером, шагнула жирная крючконосая старуха с палкой-стеком в мохнатой лапе. Она села на чурбан у двери и хрипло вздохнула. Еленка, захлебываясь, рассказала деду о рыбалке на озере и охоте на птенцов сирен. Она прыгала на коленях Нэйбери и целовала его небритую щеку.
        Старуха опять хрипло вздохнула.
        - Что, Нэй, тяжело тебе? - спросила она басом.
        Полководец погладил внучку по голове. Та лежала у него на коленях, засунув палец в рот и раскачивая босой ножкой. Светлая прядь упала ей на лоб, прикрыв яркие искры глаз. Нэйбери посмотрел на старуху и кивнул. Он снял с шеи короткий нож с голубым алинитом на рукоятке и пристегнул оружие к пухлой детской голени. Полководец поставил внучку на пол и встал. Еленка стояла перед дедом, глядя на него из-под белой челки. Рот ее приоткрылся, уголки губ, устремленные вниз, печально замерли. Руки девочки напряженно вытянулись вдоль тела. Нервная дрожь прокатилась по коже Нэйбери. Он едва слышно скрипнул зубами.
        - До свидания, Еленка, - ровно сказал он. Старуха на чурбаке недовольно шлепнула губами и заворочалась.
        Полководец плотно закрыл за собой дверь и, закинув голову, пусто посмотрел на голубой лоскут неба…
        Рыжебородый Хеллие был доволен. Ярко горели светильники, щекоча ноздри ароматом пела-бобов. Семь танцовщиц, поводя солнечно-желтыми ногами, плясали ритмичный ленивый хоугест. Руки девушек то высоко взмывали вверх, то струились по телу. Хеллие ел, развалясь на подушках, и сквозь узкие щели морщинистых век его серые глазки цеплялись взглядом за разрисованные плечи танцовщиц. В тяжелой голове сыто протекали мысли. Наконец-то предгорье избавится от пастушьего самодурства, и каждый сам будет королем на своих землях. Он работал десять дождей, чтобы сколотить этот союз, союз с Пафликэном, с волком. Дианея будет убита. Ну а когда пастуха не станет, придет и волчий черед…
        Хеллие последний раз чавкнул и вытер руку о бархатное полотенце.
        Королева Ель спала крепко и без сновидений. Она спала, положив голову на панцирь. В пустынной палатке пахло настоянным на вине терном и холодным, чуть ржавым железом.
        Нэйбери встал с кровати, осторожно приподняв руку жены. Он вышел на крышу и замер, вглядываясь в мертвый нарыв Диоаста. Полководец сел на каменную плиту, прислонившись затылком к выступу для опоры самострела. Неслышно ступая, вышла встревоженная жена. Нэйбери обнял ее и приложил палец к губам.
        Жизнь остановилась до восхода. На Ольену накатилась ночь. Ночь, готовая разразиться пламенем несуразной войны, погоней, осадой, травлей…
        В темно-синем небе под бледным глазом Лана потекли плотные облака. Солнце, слегка подсветив их, окрасило карминовой краской края вулканов. Ветер вскинулся и, наклонив головы трав, прошелся по Дианее от Пантарамейской горловины до бурого склона Шель. Ночь заструилась, начала таять, вытряхивая из полы плаща остатки сновидений…
        Вместе с утренним ветром, в лагерь дианейцев ворвался гонец. Он соскочил с коня и, спотыкаясь в развязавшемся плаще, ввалился в палатку к королеве. Еленка приподнялась на локтях и тревожно спросила:
        - Ну?..
        - Соденейцы идут через горловину! Все, кроме Пафликэна и Подкалема. Их не ждут, - выдохнул гонец.
        - Хэй-хо, - сказала королева и откинула полог палатки.
        - Сигнал! - гаркнула она.
        Орда встрепенулась. Воины вскакивали, сворачивали палатки, впрягали лошадей в повозки с осадными колесами.
        Легионы Соденейского лего под охраной дозорных отрядов проходили узкую горловину в скалах - вход во владения горцев. С весельем и ругательствами протаскивали стенобитные орудия. Весело шли солдаты, нацепив налокотники и повесив на дпею арбалеты. Крепкие парни улыбались, свистели песенки, мысленно пересыпая в ранцы несметные дианейские богатства. Тысячи ног топтали неприкосновенную землю.
        Хеллие ехал на войну в добротном шестиколесном экипаже. Он сидел в кресле, а черноволосая знахарка втирала в его огромные, как башни, ноги целебное зелье. Хеллие потер лоб и снова перечитал письмо, которое привез посол дианейской королевы. Там значилось:
        “Первым благословением является мир, с чем согласны все, кто имеет хоть небольшую долю разума.. Поэтому лучшим полководцем будет тот, кто в состоянии закончить войну миром”.
        Одно из двух - либо это писала не королева Ель, либо это какая-то свежая хитрость. Скорее - второе.
        Экипаж с треском качнулся и встал. Хеллие откинул шерстяной верх крыши.
        В Дианею только что пришел день. Эниесза журчала вечной песней. В фиолетовом небе парил темный росчерк горного грифа. Хеллие невольно вздрогнул и ухватился за бороду. То, что он увидел в долине перед Столицей, никак не влезало в его военные планы.
        Прямо перед стенами Столицы тянулся глубокий окоп, защищенный небольшим земляным валом. Окоп - длиной копий в двести - оканчивался по краям широкими проходами вперед, на врага. Все земляное сооружение никак не сообщалось с городом, и эти выходы навстречу неприятелю смотрелись до глупости нелепо. Ближе к ущелью Горловины линии окопа плавно расходились, словно неестественно вывернутые руки. На площадке, ограниченной этим кошмаром оборонных инженеров, Хеллие увидел две группировки войск, стоявшие на изготовку в прямых углах окопа.
        Хеллие растерялся. Он не был очень опытным военачальником. Здесь была явная неразрешимая и невскрываемая ловушка. Это было похоже на плашку для ловли локи. Стоит только глупому зверьку дернуть за мешок с приманкой, как на его наивную голову обрушится тяжелый острошипый чурбак. Хеллие недовольно замычал и сложил руки на груди. Внутрь он не полезет. Надо бы попробовать выбить дианейцев из боковых изгибов окопа. Это их слабое место. Но надо быть осторожным. Надо прикинуть и посчитать…
        Остатки дня и следующее утро Хеллие подарил королеве, занимаясь разведкой. Он посылал к траншее десятки лазутчиков и наблюдателей в надежде хоть как-то выведать план горцев. Окоп не подавал признаков жизни, выставив над валом деревянные складные пращи.
        К полудню Хеллие наконец решился на атаку. Войска Соденейского лего построились по энторатам и, подбираясь ближе к левому укреплению, вклинились между окопами. Дианейцы, видимо, не ожидали этого. В окопах началось волнение. Со стороны соденейцев раздался гортанный выкрик, и солдаты Хеллие молниеносно перестроились. С ревом и криками они хлынули на левый край вала. В окопах затрещали пращи. Каменный ливень рухнул на строй нападающих.
        - Вперед! - заорал Хеллие, размахивая мечом.
        Камень с хрустом впился ему под ребро. Полководец охнул, покраснел и рухнул с коня. Он с усилием поднялся на четвереньки и повел вокруг выпученными глазами. Сквозь красный туман он с трудом разглядел красных всадников у подножия скал. Хеллие потряс бородой, стряхивая наваждение. Конная лавина налетела без звука, в полной тишине заблестели мечи. Хеллие выпрямился, прижал кулаки к ушам. Картина взорвалась стонущим ревом: “А-а-р-р!”.
        - Назад! - завопил Хеллие, растопырив руки.
        Он схватил свою испуганную лошадь под уздцы. Но пискнул воздух, и конь упал на колени: тяжелый камень ударил его в бок. Хеллие в исступлении хлестнул лошадь плеткой. Конь тяжело прянул в сторону, рывком становясь на копыта. Сзади на Хеллие обрушился удар. Полководец кубарем покатился по распаханной копытами земле. Панцирь раскололся. Мимо свистнула стрела и впилась в раскоряченный труп дианейца. Хеллие на четвереньках подполз к коню и вскарабкался в седло.
        - Назад! - завопил он.
        Рассеченным энторатам Соденейского лего удалось наконец выстроить мало-мальский порядок. Всадники оттеснили их от окопов и изрядно уменьшили в числе. Конница врага, сделав свое дело, уходила под прикрытие скал.
        Хеллие дал команду к отступлению. Воины во главе с полуголым полководцем на хромом коне потянулись обратно к стану, изредка оглядываясь на пилообразные стены заветного города.
        “Зуб тебе в глотку, - тупо подумал Хеллие. - Пусть Окнер сам берет этот город”.
        …Три дня назад дианейская орда вторглась в область Холодных Земель. Вокруг на два полных перехода простиралась степь - ровное пространство, покрытое горькой травой сизого цвета. Каждое утро, как только светило вставало над гладким горизонтом, степь вспыхивала пестрым пламенем цветов. Но не успевал взгляд обрадоваться, как все опять гасло, покрываясь угрюмым налетом серых стеблей.
        Дважды войско пересекало длинные песчаные проплешины, напичканные ядовитыми безногими ящерицами. Сегодня песчаники больше не попадались, но взамен дианейцы обнаружили покинутую стоянку. Большой отряд всадников двигался впереди, невидимый войску. Кто они? Легендарные варвары или окка преследования, высланная пафликэнским военачальником? Королева Ель усилила дозор.
        Еленка ехала на походном коне - трусливом, боящемся запаха горючей смеси, но невероятно выносливом. Тело королевы до колен закрывала металлическая сетка. К наплечным рогам ошейника был пристегнут длинный зеленый плащ с ремнем для арбалета. Королева сидела в седле, чуть откинувшись назад, держа узду в левой руке, а правую уперев в круп коня. Сизые метелки трав хлестали ее по голеням, оставляя на коже капли сока. Еленка рассеянно смотрела вперед. Иногда ей казалось, что она одна в этом пустынном мире. Лишь конь, королева и степь. И тогда из сжатых губ Еленки вылетал еле слышный возглас и растворялся в сыром воздухе Холодных Земель.
        Вдруг еленкин конь всхрапнул, шарахнулся в сторону. Королева одернула его и привстала на стременах. Впереди, прямо по движению войска, стояла толпа, оцепленная ходовым дозором. Еленка сжала губы, чтобы не выдать своего удивления: это были женщины. Много женщин. Они были молоды и суровы. Платья с глухими воротниками и меховыми узорами спускались ниже колен.
        Обуты в такие же по орнаменту кожаные сапоги. Белые длинные волосы развевались под порывистым вечерним ветром. Лоб каждой под ворохом взлохмаченных волос охватывала узкая лента с желтой пластиной посередине. Они стояли перед войском и сурово, без улыбки смотрели на пришельцев.
        Лет выехал вперед. Он не торопясь подъехал к женщинам и крикнул:
        - Что вам надо?
        Женщины молчали. Лет повторил призыв на семи языках, которые знал. Женщины зашевелились. Они по-деловому опустились в траву и начали раздеваться. Они снимали платья, обнажая светло-серые, как трава, мускулистые тела, перевитые красными лентами.
        Лет испуганно дернул повод. И вдруг услышал звонкий смех. Он обернулся - смеялась королева. Пока он выкрикивал вопросы, войско подползло совсем близко. И королева смеялась, подавая знак поворачивать. Дианейская орда начала медленно обтекать толпу женщин. Лет обернулся. Женщины стояли плотным стадом, безвольно опустив руки. У некоторых на лицах едва заметно обозначились улыбки.
        Лет пришпорил коня и, догнав друга-телохранителя, пристроился сзади.
        Королева не переставала улыбаться. Она поворачивалась к Лету и, прищурив глаза, усмехалась.
        - Я думаю, что это не последняя встреча сегодня…
        Словно в ответ на ее слова, спереди, из сгущающихся сумерек, донеслось сопение и взмыкивание быков. Друг-телохранитель и Лет подстегнули лошадей.
        - Этот подарок нам нужнее… - сказала королева и зевнула.
        Эилинн подняла голову. Сквозь длинную щель окна в комнату втискивалось солнце. Его лучи упирались в позеленевший потолок, щекотали щеки Эилинн и тонули в чернильнице на столе. Эилинн встала и, тихо шлепая босыми ногами по мозаичному полу, подошла к столу, села на край. Ее синие глаза быстро пробежали последнюю исписанную страницу. Эилинн макнула перо в чернильницу, задумчиво покусала его лохматый конец и дописала:
        “Если не превозносить таланты, среди людей не будет соперничества. Если не ценить редкие вещи, люди не станут красть. Если люди не видят того, что возбуждает желание, их сердца не волнуются. Поэтому, когда правит мудрец, он опорожняет их сердца - и наполняет желудки, ослабляет их волю - и укрепляет кости. Он постоянно стремится к тому, чтоб у народа не было знаний и желаний и чтобы те, кто знает, - не смели действовать. Он действует недеянием и всем управляет”.
        В дверь дважды грохнули кулаком.
        - Эй! Люди! Кто там есть? Давай выходи…
        Мужчина на кровати проснулся. Он изумленно взглянул на подушку, пробормотал: “Пааки!”, и вскочил. Суетливо запрыгал на одной ноге, натягивая штаны. Метнул веселый взгляд в сторону Эилинн и почему-то покраснел. Эилинн холодно смотрела на него, чертя на бумаге дрожащие черные линии.
        - Эй! - снова заорали за дверью.
        - Иду! - рявкнул мужчина, напяливая шлем.
        Он схватил меч и, сдвинув засов, выскочил на улицу. Ожидавший гулко стукнул его по спине и захохотал. Мужчина огрызнулся. Они оба засмеялись и побежали в гору, к Угловой башне.
        Сквозь приоткрытую дверь Эилинн увидела колонну жителей Столицы. Они тащили на себе набитые заплечные мешки и громыхающие узлы с посудой, а рядом вышагивали увешанные железом зейгеры, властно покрикивая и подгоняя. Эилинн удивилась. Она осторожно выглянула из дверей. Колонна горожан огибала дворец Апротед и скрывалась в ущелье. Эилинн испугалась. Она захлопнула дверь и решительно задвинула засов. Теперь… ах да… ну, конечно, это же так просто… Но куда их ведут? Нет, погоди… Ну, да, это же так просто! Эилинн подошла к столу и снова схватила перо.
        “Кто действует - проиграет, кто имеет - потеряет. Поэтому мудрец не действует - и не проигрывает, не имеет - и не теряет. Затевая дела, люди часто терпят неудачу при их завершении. Тот, кто кончает также осмотрительно, как начал, неудачи не потерпит. Поэтому мудрец стремится к бесстрастию, не ценит редкие вещи, учится у неученых и вновь проходит путь, пройденный другими. Он следует естественности вещей и не осмеливается действовать”.
        На третий день у Эилинн кончился хлеб. Она натянула полосатую куртку-безрукавку, влезла в кожаные солдатские штаны и, сняв со стены арбалет, открыла дверь.
        Тишина и запустение царили в Столице. Нигде: ни в пивных, ни в клубах, ни в домах - не было видно ни одного человека.
        Эилинн вспомнила длинную вереницу людей с мешками на плечах, совсем маленьких девочек с узелками, и - солдаты, свои же (уже свои!) дианейские солдаты в конвое.
        Эилинн дошла до угла дома и побежала вдоль улицы к замку Апротед.
        Возле дворца располагалась кухня. Кухней заправляла веселая тощая старуха. Она неслышно шевелила губами и месила поварешкой в каменном котле. Старуха улыбнулась Эилинн и, ни слова не говоря, шлепнула в тарелку половник горячей атиотовой каши. Эилинн, обжигаясь, принялась глотать пустое варево.
        - Где солдаты? - спросила она. Старуха молча махнула в сторону Пантарамей-ской горловины.
        - А люди?
        Последовал кивок в сторону гор.
        - В горах? - переспросила Эилинн. Старуха дернула головой сверху вниз и уткнулась взглядом в котел.
        - Зачем?
        Немая подняла глаза и протянула к Эилинн ладонь с растопыренными пальцами.
        - Жизнь… - задумчиво сказала Эилинн. - Понятно…
        Она отложила кашу и взяла самострел.
        Второй проводник тоже оказался предателем. Это стоило Окнеру двухсот меченосцев. Двухсот отборных парней, с которыми он покорил свободолюбивый Линг, вырезал восстание синих рукавов в Хантанеле, сжег добрую четверть городов Лаоталя. Королева заманила в ловушку его полутысячный отряд! Хромоногий Окнер предпочел бы отрубить себе правую руку.
        Четвертый день пафликэнские воины вместе с отребьем Соденейского лего топтались под стеной Столицы, а солдаты заносчивой девчонки убивали их. Они не гнушались ничем. Они рубили спящих по ночам, жгли лагеря, калечили лошадей, пытались отравить ручьи, текущие с Шель. Семнадцатитысячная армада потеряла убитыми и дезертирами уже более тысячи человек. Это за четыре дня! Окнер опрокинул в рот кварту горького пива. Тицподкалемец пишет, что возле Теля отражает удары по крайней мере восьми окк преследования, которые охраняют город по указу королевы. Лжет, как астролог! Гад! Мохнач! Что же помешало этим ублюдкам захватить Тель?.. Если это опять королева… И если это ее не последний сюрприз…
        Окнер вылез из-за стола. Со стуком поставил кружку.
        - Приведи-ка мне того парня, что вспорол брюхо Хеллие.
        Вошел рыжий меченосец, неся преступника за шиворот, словно дохлого хомяка. Окнер вытащил из кармана плаща коробок с едкой солью и сунул мальчишке под нос. Тот тряхнул головой и оскалил беззубые десны. Окнер был молод, но этот парень был моложе его раза в два. Когда с ним говорил палач, он шипел и улыбался, а впадая в беспамятство, шептал стихи Саллеона. Словно издевался, декламируя стихи лаотальского выродка…
        - Королева в Столице? - устало спросил Окнер.
        - Да, - засохшие губы сомкнулись.
        Окнер вытащил из огнища раскаленные щипцы и приложил их к животу пленника. Глаза мальчишки остекленели.
        - Она в Пафликэне! - закричал он. - У пафликян!
        У полководца задергалась щека. Щипцы с шипением погружались в тело.
        - Где королева? - снова спросил он.
        - Здесь! - Пленник дернулся. - Здесь… в Пафликэне… - проглатывая слова, он зашептал: - Лань в лесу стрелою сражена. Лань прикрыта белою травой. На сердце у девушки - весна. С девушкой красавец молодой… Лань мертва. Она в тени куста белою травой перевита. Здесь листва зеленая густа. Яшмою - девичья…
        Королева Ель крупными глотками отпила из деревянного черпака и вылила остатки воды себе на голову.
        Внизу под скалистым обрывом сквозь черный дым бесчисленных костров желтела пафликэнская деревушка, испуганно притихшая в окружении орды дианейцев. Впереди был Пафликэн. Земля, которой еще ни разу не касалась нелегкая рука дианейской армии.
        Королева была весела и чумаза. Она шумно, словно дух ветров, летала на своем жеребце вдоль полосы раскаленного камня, скаля зубы и безудержно ругаясь. То здесь, то там среди копошащихся зейгеров раздавалось громкое шипение, и вверх взлетали облака серого пара, смешиваясь с черной решеткой костровых дымов: дианейцы огнем, уксусом и водой прокладывали путь осадным колесам.
        Когда Еленка проносилась верхом через стан карателей, на пути ее возник невысокий человек, окруженный тремя дианейскими солдатами. Королева Ель осадила коня. Невысокий потребовал короля.
        В королеве проснулась девчонка.
        - Один король умер, а другой пока не родился, - сказала она и тронула поводья. Конь сделал шаг вперед.
        - Мураш, - насмешливо сказал невысокому солдат, грызший яблоко, - это же королева Ель.
        - Это?..
        Гость перевел взгляд с грязной босой королевской ноги, плотно воткнувшейся в стремя, на перевитое мышцами бедро. Здесь на коротком кожаном ремне болтался тонкий меч. Невысокий вздохнул и вытащил из котомки пакет, опечатанный тремя печатями.
        - Я - от иксплопринеи Линга. Я - союзник.
        Пафликэнского полководца осаждали подозрения. Он не понимал действий королевы. Вернее, открытых действий не было, но это так не походило на дианейскую собаку. Время шло, и Окнер чуял, что горцы варят ему крутую неприятность. У полководца ныло сердце. Ночью снилось, что королева распинает его на станке и свежует, как козу. Королева была прекрасна - она равнодушно вгоняла ему в сердце длинный трехгранный клинок… Окнер проснулся и понял, что стоит у стен пустого города.
        Город щетинился. Он озлобленно молчал. Но нет! Он не пустой. Он наполнен растерянными, непривычными к войне колбасниками. Да-да! Колбасниками! Еленка по-детски страстно ненавидела это слово.
        Королева подняла руку. Передатчики повторили жест Заскрипели канаты, и над равниной вокруг вонючей пафликэнской берлоги поднялись сверкающие осадные колеса С тяжелым шелестом, взрывая мягкую землю, они полезли на приступ
        Вооруженные лестницами солдаты сорвались с места и хлынули к стенам города Ахнули катапульты, заныли дротиковые самострелы .Кровь!
        У наветренной стороны Орлиное плато вплотную накатывалось на крепость Столицы Окнер приказал солдатам метать с края Ключевого пальца канаты с когтями. Несколько штук удалось зацепить за зубцы стен.
        Защитники города лили смолу. Черная лава, дымя, слетала по смолотокам, убивая и калеча солдат небрежным прикосновением. Метатели огня и снайперы подожгли город.
        Осадные колеса с лязгом закинули балки на кромку стены и полезли на приступ В их медленном кате виделась работящая уверенность в победе
        Из-за стены взлетели клочья нефтяного огня Два колеса запылали Еленка закрыла глаза, она словно почувствовала запах горящего мяса, живого горящего мяса
        - Камен' - с привзвизгом крикнула королева
        Застучали легкие катапульты-черпаки “Белый пламень” взвился плотными комками, в воздухе вспыхнул и рухнул на стены огненным дождем Колеса прокатились по горящим балкам и, раскалываясь, полетели в город
        Крутящийся таран с третьего удара выбил в воротах брешь величиной со среднюю лошадь. В город ворвались солдаты.
        Они бежали по пустым улицам ко дворцу Апротед, не видя на стенах ни одного живого человека. Загремели двери неприкосновенного дворца. Разгоряченная толпа растоптала оставшихся карателей и разлилась на ручейки, гремящие вверх по лестницам.
        Окнер въехал во дворец верхом на коне, как и подобает победителю. Но здесь не было привычных нагромождений трупов, ломаного оружия, рассыпанного серебра. Во дворце было пусто. Кварцевые стены, деревянные голые стулья да эхо по углам. Молодой полководец испытывал смесь обиды с изумлением: обломав мешок зубил, он выбил наконец дно у бочонка, но вместо пьянящей влаги нашел внутри лишь нахальную зеленую лягушку.
        Окнер въехал в светлый коридор. Это был зал Воинской памяти. По стене тянулся ряд барельефов. Короли Дианеи, отворотив взгляд от рыжего пафликэнца, смотрели вперед. Последним в ряду отблескивал профиль красивой упрямой девушки. Королева спокойно смотрела в необтесанный гранит будущего. Окнер остановился у каменного портрета. Он помнил обычаи дианейцев и знал, что никому еще это племя не воздвигало при жизни памятного барельефа. Что это? Окнер не выдержал. Он схватил меч и рубанул им по тонкой гранитной шее.
        Клинок разлетелся вдребезги. Это была победа. Королева повертела в руках рукоять и, швырнув ее в трясущуюся тушу врага, спрыгнула с трона. Опять победа. Опять горы мертвецов. Дураки, умные, гении, жены, невесты, солдаты, мастера - все они лежат здесь, испаряя тяжелый запах выпущенной крови. И то, что было когда-то толстым щербатым парнем, тайком дымившим корнем люпавы, целовавшим девчонок в прибрежном леске и свято почитавшим родившую его женщину, - тоже здесь. Королева пошевелила ногой вывалившиеся внутренности.
        По приказу Еленки в городе устроили резню. Вековая месть, ненависть выплеснулись в один день. Дианея впервые за много поколений нарушила традиции пастухов. Воинам королевы Ели не нужны были сокровища Пафликэна. Они вырывали сердце волка. С живых женщин сдирали кожу и прибивали на стены домов. Мужчин вешали за волосы и отрубали ноги. Но душа королевы дрогнула. Детей не тронули. Их собрали в одно стадо и, выведя из города, разогнали по деревням.
        Захватчики отошли, бросив кровоточащее тело города. Люди Камена подожгли адскую смесь угля и селитры, и огненный вал выплеснулся через стены Пафликэна.
        Сообщение гонца обрушилось на рыжего полководца злящим селем страха, тоски и угрюмости. Жирные, сластолюбивые пастухи-гермафродиты убивают его город, его Дом! Окнер выдержал напор соденейского отребья, убил неподчинившихся и заставил всех бросить бесплодные поиски оставшихся богатств Дианеи и двинуться назад, к Пафликэну, чтобы спасти Дом или то, что от него осталось.
        Окнер в злости поджег лес и, воспользовавшись многодневной засухой, эниесзу на пойме реки. Он хотел бы вырезать город, но как? Из защитников Столицы не осталось никого. Только, будто в насмешку, интенданты Желтого эскадрона отловили странную, нездешней красоты женщину. Опробовали ее качества и с похвалами переслали к полководцу.
        Окнер не любил женщин. Он ставил их в один ряд с кошками и домашними куропатками. Он хотел сразу же выбросить ее солдатам. Но время второй раз за эту войну пожелало столкнуть его с разумом в женском теле. Эта битая выдра посмела с насмешкой посмотреть на него, на Окнера! Необъяснимый беспощадный взрыв разорвал разум полководца. Время встало. Окнер забыл о войне, об опасности, грызущей Дом. Словно сам Властитель железной ладонью разбил амбразуру его взгляда на мир. О чем бы полководец ни думал, что бы ни рассчитывал, его мыслью овладевал образ пленницы. Ее громадные глаза, кажется, видели каждый его глупый поступок, а каждое нелепое слово вспыхивало видением красно-коричневой луки насмешливых губ. В снах полководца пленница припадала к его ногам, страстная, нежная и покорная, и он был настоящим властелином. Наяву он боялся поднять взгляд, страстно мечтая еще раз взглянуть в ее лицо. Окнеру чудилось, что он вспыхнет, как сухостой, в пламени стыда, если эта женщина скажет ему хоть одно насмешливое слово. Но пленница молчала. С трудом поднимая глаза, полководец видел блещущую в глазах женщины
равнодушную холодную насмешку.
        Вечером, чтобы укрепить волю, он читал Антоэколис - Закон воина. И ярость душила его: он - синеглазый властелин мира - не мог победить прищуренного взгляда женщины! Не мог!.. Но стоило отложить книгу, как ярость гасла, оставляя лишь сладкую жажду боя. Окнеру казалось, что он заболел. Он прикладывал меч к горячей голове, пил теплое вино, смешанное с кровью быка, но все зря. Наконец он осознал, что есть только одно средство. Усилием воли полководец стряхнул оцепенение мысли. Следующим вечером, вызвав пленницу на очередной допрос, он овладел ею.
        Утром на заре мальчишки увидели, что подкалемская орда уходит из-под стен Теля. Солдаты сворачивали шатры, вьючили оставшихся лошадей и нестройными толпами уходили по мокрому песку вдоль берега моря.
        Комматор мальчишеской окки Эйр снарядил четырех гонцов к Нэйбери. Парни надели наплечники и шлемы и, спрятав письма за щеку, вскочили на коней. Еще миг - и всадники растворились в приморской духоте. Окка тоже начала сворачивать свой лагерь.
        В конце дня Нэйбери получил сообщение из Теля. До войска старого полководца добрались лишь трое гонцов: один был пойман и съеден изголодавшимися солдатами Тица. Нэйбери поднял остатки гарнизона Столицы и на следующий день воссоединился с оккой из Теля.
        У Еленки длился второй день передышки. Той самой благословенной паузы в боях, которая дарует победу. Солдаты сыты, раны перевязаны, но на душе скверно: родину жрали волки, а они бездействовали. Это было подло. Солдаты рвались к Столице. Но следующий приказ королевы повернул армию совсем в другую сторону - на Хантанел. По приказу Еленки уменьшенная окка кавалерии отправилась по торговому пути навстречу войскам Окнера. Каратели шли по деревням, пускали слухи, набирали женщин и провиант на целую армию Первых связывали и бросали в лесу, а второе закапывали в степи. Тем временем армада дианейцев резко сменила курс и двинулась наперерез армии Окнера
        Ночью с остатками солдат Нэйбери вышел к лагерю арьергардных отрядов окнеровского войска. Дианейцы подожгли шатры и повозки соденейского сброда. В начавшейся панике отряды союзников были вырезаны и рассеяны. Хеллие, умиравшего в своем шатре, мальчишки обезглавили и сожгли.
        С первыми отблесками зари на равнине, за леском, окружавшим лагерь соденейцев, неожиданно появилась окка пафликэнской конницы У старого Нэйбери от волнения отнялась правая половина тела, он потерял речь. Возглавивший дианейцев Эйр отдал приказ к наступлению
        Пафликэнцы среагировали мгновенно Комматор пафликэнского отряда четко оценил позицию и перешел в отступление, стараясь сохранить хотя бы половину своих людей. Солдаты отступали тесными рядами, двулезвийными мечами вырубая дианейскую пехоту. Из-за их спин били лучники, конница прикрывала фланги.
        По приказу Эйра механики развернули складной метательный стан. После трех пристрелочных выстрелов каменный дождь смял ядро пафликэнской защиты; конники растоптали оставшихся. Каратели спешились и, обойдя побоище, перерезали глотки всем мертвым и полуживым. Окнер не должен знать о сражении. Эйр сунул мокрый меч в кольцо на поясе и помочился.
        План с походом на Хантанел не удался' войска Окнера опоздали. И дианейская армия выкатилась на пустынную и цветущую Карпрентскую равнину, что лежала в двух переходах от столицы Леоталя. Еленка нервничала - это был ее просчет. Она очень надеялась на неожиданный удар по походным колоннам Боевых Мечей. Победный, как казалось королеве, план рухнул из-за какой-то нелепой задержки рыжего пафликэнца. Ведь разведка доносила, что он форсированно движется к берлоге… Что же могло задержать его?
        Теперь - только открытый бой. Пафликэнцы уже на подходе. Еленка приказала развести окки на позиции. Ослабив фланги, она собрала в центре ударный кулак.
        Орда Соденейского лего втекла на поле по высохшему руслу реки. Войска лего почти вдвое превышали численность дианейской армии, но ее солдаты были измучены. На это и рассчитывала Еленка.
        Два зейгера вскарабкались на гигантский камень возле колодца и подняли на щите свою королеву. Еленка, привстав на цыпочки, оценивала правильность своего плана. Так. Окнер увидел слабость дианейской позиции и оставил в центре малую группу смертников. Это наверняка подка-лемцы, судя по щитам и нерешительности. Значит, Окнер знает, что Тель для него недоступен, ну а другие крепости колеса раздавят молниеносно, без особого труда. Отсидеться ему негде… Ясно, Окнер переводит все войска на фланги, он будет хватать ее за бока, как мальчишка - жужелицу: он боится ее челюстей. Еленка улыбнулась и спрыгнула со щита. Окнер слишком хороший полководец, - подумала она. Он хочет сберечь своих солдат и строит хитрые планы, а надо было просто навалиться всей тушей и раздавить меня… Что может быть проще?
        В палатке Еленка глотнула воды и попыталась надеть панцирь. Панцирь не застегивался. Королева легла и, по-детски закусив губу, стянула застежки. Она встала, ей было нехорошо. Но Еленка вынырнула из палатки и лихо вскочила на коня. Она принюхалась. Поросшая мелким цветом равнина явно пахла пылью. Королева чихнула, понюхала наплечник - он тоже пах пылью. Похоже, что ею пропах весь мир.
        Хромоног Окнер ехал на коне от окки к окке, проверяя позиции, подбадривая людей своим будничным видом. Для войск это давно стало обычным. Такие обходы практиковал еще дед Окнера. Но сейчас полководец лишь напускал на себя уверенность. Он ощущал тревогу. Он не мог вжиться в предстоящий бой. Окнер рассчитал его, даже построил, но он не чувствовал боя, не чуял пути к победе. Мысли путало непонятное чувство, рожденное светловолосой пленницей. Он душил мысли о ней. Он будил в себе злость к ней. Он хотел и не хотел боя, хотел забыться в нем и боялся его, потому что не знал, и снова хотел, как крепкого вина, пьянящего и пробуждающего сверкающее чувство ненависти.
        И бой вспыхнул.
        Словно невидимое колесо Мелетема покатилось над равниной. Чудовищный, жернов смерти качнулся в сторону холмов, расплющивая кровавым катком шеренги дианейских и пафликэнских окк.
        Мельница, мясорубка, водоворот, смерч, лавина - так, кажется, называют войну летописцы и поэты. Все стремятся сравнить с чем-то давящим, ломающим, сметающим. Но нет! Война больше похожа на порез в теле мира. Жуткая вскрывшаяся рана, истекающая кровью и гноем под напором животворных сил Ольены и под охраной отравленного властью разума… - Еленка потерла вспотевшие ладони.
        Она видела, как умирают ее солдаты. Беспощадные взмахи мечей, крики раненых, растущая гора человеческих трупов и обрубков. Тела с выпущенными внутренностями, выбитые глаза, отрубленные головы с посиневшими языками, зажатыми осколками зубов… Как это легко забывается, когда ты жив и здоров и родился после битвы. Как легко начинать войну, когда уверен, что умирать не тебе. О Владыка! Что же будет потом, когда тысячи воинов не вернутся по домам, когда другие тысячи приползут в Дианею не людьми - без рук, ног, глаз, повиснут жутким грузом на любви и нежности своих семей. Кто будет повинен в этом? Какие великие цели и победы смогут вернуть радость в их дома?!
        Королева хлестнула коня и помчалась к центральному кулаку своих войск. Здесь битвы не было. Здесь была бойня. Дианейские зейгеры деловито рубили шеи разбегавшимся подкалемцам. Еленка ворвалась в расположение центра в сопровождении королевской окки. Центр с гомоном развернулся и двинулся за королевой вдоль линии сражения. Солдаты были веселы и лишь немного взбудоражены: они еще не попробовали сегодняшней драки.
        Левый фланг был завален трупами. Волна сражения нахлынула сюда, оставив после себя груду мертвых и раненых тел. Центр накатился на свежее кладбище, топча мертвых воинов ногами и копытами. Перейдя через тела, войско выстроилось в боевые порядки и, лязгая железом, в молчании двинулось на левую группу пафликэнцев с фланга.
        Окнер, считавший свой правый фланг ударным и командовавший отсюда боем, увидел стену дианейских зейгеров, надвигавшихся слева. Зашитая в железо полоса войска наваливалась плотным, беспросветным частоколом. Рыжий пафликэнец дал команду перестроиться, выдвигая навстречу дианейцам отборные отряды Боевых Мечей. Его воины выстроились уступом и рассекли наступавшего противника на две части. Но Окнер знал, что сейчас полностью обнажился фронт и почти разбитые окки левого фланга Дианеи ударят его с этой стороны, беззащитной, как брюхо морского ежа. Колесница окнеровской славы, ломая ножи в колесах, заваливалась набок.
        Сердце королевы сжалось. Она облилась холодным потом, когда увидела, сколь ловко пафликяне раскроили ее передний фланг. Но мгновением позже Еленка поняла, что эта ловкость дорого им обойдется. Королева схватила Окнера слева и резким броском, с хрустом раздавила его. Теперь осталось только вырезать оставшихся Боевых Мечей и распугать соденейский сброд. Еленка выпустила резервную окку…
        Земля раскололась под ногами королевы. Солнце хлестнуло по глазам, Еленке чудилось, что ее воины бредут по пояс в крови. Кровавый океан был пустынен и неподвижен, как застывший магмовый поток. Королеву бросало то в злость, то в слезы. Она то вспыхивала, взвивалась, принималась неистово рубить врагов, то затихала, опустив короткий меч, и Лету с другом-телохранителем приходилось оттеснять Еленку назад и отбивать нападения шальных соденейцев. Друг-телохранитель воспринимал все бесстрастно, как должное, но Лет был удивлен: возможно, королева больна и лишь в краткий миг просветления способна следить за работой войска. Впрочем, этого было достаточно. Гибель Боевых Мечей была определена.
        И когда лучники-каратели вылетели на своих длинноногих лошадях из-за спин зейгеров, чтобы завершить начатое пехотой дело, тринадцатитысячная армада побежала. Остатками Боевых Мечей Окнер усмирил ужас войска, организовал четкий отход армии, но был убит снайпером Линга. Войска соденейского союза снова впали в панику.
        Вдруг королева метнула меч на землю, закрыла лицо ладонями и зарыдала. Все ее небольшое тело трясло. Друг-телохранитель едва успел подхватить падающую повелительницу. Шлем упал с ее головы, и черные слипшиеся волосы рассыпались по груди воина. Подъехавшие каратели спешились, взяли Еленку на руки и отнесли в палатку. Отозванный от пороховых дел Камен велел раздеть королеву и тщательно ощупал ее тело. Он тронул упругий, тренированный живот королеви, улыбнулся.
        - Если сегодня же не найдем для королевы творога, молока и ягод, - сказал алхимик, - плохо ее дело.
        Каратели молча покинули палатку.
        Камен смочил жидкостью из пузырька палец и провел им по верхней губе королевы. Королева сморщилась и чихнула. Потом еще раз. Она оттолкнула руку и вскочила. Еленка повела по сторонам осоловевшим взглядом.
        - Где Лет? - сказала она.
        - Убит, - сказал Камен.
        - Как?! - Еленка схватила алхимика за тощие плечи, тряхнула его.
        - Убит, - повторил Камен и посмотрел королеве в лицо.
        Еленка села на скамью, ссутулившись, опустив плечи, запустив руку в гущу волос.
        - Он очень плохо фехтовал… - то ли спрашивая, то ли утверждая, сказала она.
        - Да, - сказал Камен, - ему, кажется, разрубили голову.
        Королева вздрогнула, но промолчала.
        Алхимик побросал в мешки свои банки, опустился на колени и поцеловал еленкину голень. Королева отчаянно посмотрела на него.
        - Почему ты не оживляешь мертвых? - спросила она.
        - Я слаб умом, королева, - сказал алхимик. - Если б я мог, я оживил бы всех людей, погибших под этим солнцем.
        Только сейчас Камен обратил внимание, как запали глаза и опухло лицо королевы.
        Еленка встала, провела руками по бедрам и выругалась так, что старый алхимик удивленно дернул бровями.
        - В Столице - пафликяне, а мы греем задницу на солнышке! - железным голосом добавила королева.
        - Над долиной - дождь, королева, - невозмутимо сказал Камен.
        Лицо Еленки пошло красными пятнами, рука потянулась за мечом, но распахнулся полог, и каратели втолкнули растрепанную Эилинн. Та сплюнула кровь и, поднявшись с колен, сказала:
        - Королева, твои завернутые в железо философы учили меня жить и, по-моему, обломали два ребра.
        Еленка села на свернутое костровое покрывало и закрыла глаза рукой, чтобы никто не увидел слез.
        …На десятый день пути остатки дианейской армады, слившейся в дороге с выжившими окками Эйра, подошли к пепелищу эниесзы.
        Усталые грязные солдаты прошли по пожарищу еленкиного детства. Стертые копыта коней, расползающиеся сапоги, разбитые в кровь ступни подняли целое облако мелкого пепла, лежавшего холодным серо-черным знаменем на трупе эниесзы. Возле дороги, некогда протекавшей по лесу, по-прежнему стоял белый обелиск могилы солдата неведомого космоса. “Его звали как-то необычно, - мучительно вспоминала Еленка, - кажется, Байрон, или даже Дэйв Байрон. И он умер, чтобы спасти ласкового дурака Женю…” Королева вытащила из переметной сумки женину куртку, надела поверх панциря и застегнулась. Проезжая мимо могилы, Еленка сняла шлем и положила руку на рукоятку меча. И вся армада повторила жест королевы, отдавая честь воину. Негде даже сорвать фиеру, чтобы положить тебе на могилу, - подумала королева Ель.
        Внизу, за выжженной проплешиной эниесзы, показалась Столица. Единый вздох вырвался из тысяч глоток. Королева хлестнула коня плеткой и вырвалась вперед. На скаку надевая и застегивая шлемы, дианейцы скатились со скал и хлынули в пойму реки.
        Это была единственная битва королевы, возникшая без плана, без мучительных подсчетов необходимых жертв. Дианейцы ледопадом обрушились на стены священного города.
        Гарнизон Боевых Мечей, облепивший стены Столицы, вряд ли знал о гибели Пафликэна и окнеровского стада. И об этом им надо было сказать. Но под властью общего прилива злости, порожденного чуть ли не детской обидой, королева бросила войска на город. Только нестерпимое чувство обиды, вспыхнувшее в душе Еленки, когда она разглядела со скал тонкие шпили Столицы, заставили ее без подготовки, оставив в обозах осадные колеса, ринуться на приступ города.
        Первые три оголтелые атаки были хладнокровно сброшены со стен. Комматоры вынуждены были отвести карателей за предел полета арбалетной стрелы и перегруппировать их для нового штурма.
        Дикая ярость овладела королевой. Кольнуло сердце. Она выхватила меч, пришпорила коня. Каратели устремились вслед за летящей к стенам Столицы королевой. Лавина промчалась по завалам во рву, оставшимся со времени штурма Окнера. Возле стены Еленка спрыгнула с коня и нечеловеческим усилием рванула валявшуюся на земле осадную лестницу. Подоспевшие каратели подхватили и приставили лестницу к стене. Королева, воткнув меч в ножны, полезла наверх. Глянув в сторону, она увидела, как стена мгновенно заросла осадными лестницами. Боевые Мечи выплеснули сверху котел кипятка. Еленка извернулась, повисла на руке, и шипящий, брызжущий паром клубок рухнул вниз на головы солдат. Королева возобновила движение. Тяжело ухнул маятник, пролетая вдоль стены. Бронированный канат перебил лестницу, по которой карабкалась Еленка. Королева судорожно вцепилась в перекладину, в ужасе зажмурив глаза. Лестница устояла. Сломавшийся кусок отскочил, и лестница уперлась обрубками в ласточкин хвост бойницы. Еленка молниеносно метнула нож. Обдирая застежки на куртке и панцире, она свалилась внутрь каменной щели, встала, выдернула нож из
тела - мертвый парень с залитым кровью ртом сжимал в откинутой руке полупустой самострел. Еленка неслышно побежала по коридору. Возле каждой бойницы она останавливалась и наносила короткий удар мечом. Королева взлетела по лестнице наверх. Она увидела перед глазами ноги одного из Боевых Мечей и резким взмахом перерубила вражеское колено. Солдат крикнул, падая в котел со смолой. - Мальчишка, паачий! - Еленка сморщилась, выпрыгнула из лаза и, схватив пафликэнца за волосы, ткнула его лицом в остывающую гущу. Солдат дернулся, вырываясь. Тогда королева ударила мечом по беззащитно открывшейся шее. Еленка отбросила отрубленную голову. В глазах у нее позеленело, и ее вытошнило прямо на сведенный агонией труп. Удар в спину привел королеву в чувство. Копье было брошено с чудовищной силой, но неловко и в страшной злобе. В полете его развернуло, и оно, как булава, ударило Еленку тяжелым наконечником. Королева откатилась за котел. С трудом распахнув веки, она увидела над собой скалоподобного пафликэнца с белыми от ярости глазами. Узловатыми, посиневшими от напряжения руками он занес над королевой топор. - Это отец
того мальчишки, - подумала Еленка. Она зашипела сквозь зубы, метнулась в сторону, но солдат пинком вернул ее обратно. От удара на еленкином панцире отлетел замок. Панцирь распахнулся, раздирая ползущую застежку на куртке. Солдат, брызгая слюной, вновь замахнулся топором. Взгляд его упал на обнажившийся грязный торс королевы. Рука с топором дрогнула, рот сломался в изумленной гримасе.
        - Женщина… - прохрипел он.
        Этого было достаточно. Она своротила с себя кровоточащее тело и выдернула нож из обезображенной глазницы. Еленка встала. Страшная боль вцепилась в ее тело. Королева упала на колени, обхватив руками вспухший живот. Сквозь красный туман Еленка увидела Боевых Мечей, выпрыгивавших из лаза, и дианейских карателей, возникших на гребне стены. Королева поднялась, пошатываясь, не отпуская живот, скривила губы. Ее качнуло вперед. Еленка отпустила живот и прижала ладони к вискам. Ее вновь качнуло. Еленка сделала шаг вперед. Сердце ее замерло, когда нога провалилась вниз. Всего один шаг… подумала она. Королева увидела, как две громадные тени, накатываясь на светило, заслонили его пылающий диск. А на возникшем темном пятне появилась странная падающая звезда: чем ниже она спускалась, тем медленнее был ее полет…
        Королева Ель упала на лестницу, по которой ползли на приступ ее каратели. Она скатилась по брусьям вниз, стараясь схватиться за пролетающие мимо перекладины. Извернувшись, словно анту, Еленка зацепилась за спасительную перекладину.
        Королеву подбросило, скинуло с лестницы, и она повисла на одной руке. В это мгновение по лестнице прокатился пущенный пафликэнцами раскаленный валун. Еленка закричала от боли в раздавленных и обожженных пальцах и рухнула в ров. Хворост спружинил, подбросив ее легкое тело. Все замерли, видя, как королева изогнулась в агонии. И в полной тишине, нарушаемой лишь голосами диких голубей, возвращающихся на родину, в миг, когда бой затаил дыхание, погасло светило, когда все - и враги, и соратники - беспомощно смотрели на распростертую фигурку королевы, над древним городом раздался едва слышимый странный звук. Это был смех. Беззаботный до бессмысленности детский смех…
        Но лязгнули бронированные бревна-полозья, в свете треугольного солнечного остатка четырнадцать блестящих желтых колес поднялись в рост под стенами Столицы и, ровно гудя, полезли на приступ.
        Grave molto
        Зачем тебе горькие истины? - спросил Ким. - Что ты будешь с ними делать? Аркадий и Борис Стругацкие
        И снова штурм. Снова королева вела дианейцев на приступ Столицы. Жеребец ее хрипел, давясь удилами, с яростью толкал землю копытами. Рядом неслась лавина конных карателей. Сипло гремели трубы, молчали всадники, растворяясь в клубах пепла. Снова королева осадила кипящего яростью коня возле стен Столицы, снова вскинула штурмовую лестницу. Скрипели перекладины под перевитыми металлом сапогами королевы. Снова вдоль стен скользнул маятник, раздирая в щепы верхушку лестницы. И снова из бойницы на королеву уставилась многозарядная смерть. Еленка метнула нож. Она ввалилась в узкую щель бойницы. На полу, раскинув руки и вздернув подбородок, лежал окровавленный юноша в серо-зеленой пятнистой форме. Круглый серый шлем с неровным срезом сполз с головы, заслонив половину лица. На груди мертвеца лежал дротиковый самострел… Нет, решила Еленка, это не самострел, хоть и похож. Она толкнула ногой шлем. Тот с хрустом откатился: на Еленку мертвыми, широко раскрытыми глазами смотрел Лет.
        Королева медленно опустилась на колени. Она приподняла голову юноши. Напряжение битвы, охватывавшее ее, нервная дрожь, бившая ее тело, исчезли. Еленка почувствовала во рту горько-соленый вкус крови из прокушенной губы. Она не видела ничего, кроме мертвых синих глаз Лета. Адская смесь обиды, горечи и тупого замешательства кипящими кольцами катила по всему телу. Королева закрыла глаза, и в багряной тишине услышала, как вокруг, шелестя, течет быстрая река времени, впадая в необъятный океан небытия.
        Еленка встала и, сняв оружие с груди мертвого Лета, передернула затвор. Она нагнулась, закрыла Лету глаза и, не оборачиваясь, пошла по галерее.
        Королева поднялась по знакомой лестнице и вышла на площадку угловой башни. Боя не было. Тишина. Безграничное небо с размытыми облаками на пути к Телю голубым шлемом обтягивало горизонт. Вид Столицы был заброшенным. Кварц стен обветрился, раскрошился, из бесчисленных трещин расползались зеленые стебли вьющихся трав. В воздухе пахло горячим камнем и раскаленным железом.
        Еленка присела на край стены. Она поняла, что если когда-то люди и жили в этом городе, то это было давно. Очень давно… Королева перевела взгляд вниз, за стену: там, в пойме реки, раскинулась во всем великолепии эниесза еленкиного детства. Королеве захотелось забыть все, стать маленькой девчонкой, слившейся сердцем и телом с теплым миром эниесзы.
        Еленка сделала два шага вниз по лестнице В нос ударило знакомое сладковатое зловоние Недоумевая, она сбежала по лестнице. Дверь в подвал была приоткрыта. Еленка надавила на нее плечом и предусмотрительно отскочила. С порога на нее ощерилась громадная, едва живая крыса. Королева отшвырнула зверя, распахнула двери настежь… Трупы. Гора голых трупов, худых, скрюченных, а потому похожих на детские трупов. Еленка склонилась над одним. Его убили в затылок каким-то острым тяжелым орудием. Что это? - в отчаянии подумала Еленка - Кому это надо, раздеть и методически перебить несколько сотен людей?!
        Королева была профессиональным убийцей, трупы были ее профессией, но сейчас страх без сопротивления растекся по венам, сводя колени беспомощной судорогой. Еленка выскочила за дверь. Сердце испуганно билось. Ей казалось, что неведомый панцирь, защищавший ее сердце от кричащих потоков человеческого горя, треснул, открывая живую беззащитную плоть. Королева подняла глаза: вдоль всего коридора на каждой балке перекрытия висело по удавленнику. Еленка разглядела толстого мужчину с вытекшим глазом, женщину в легком мятом платье с выпяченной челюстью и отрубленной ступней Дальше висел мальчишка со свернутой шеей и голыми синими ягодицами. Еленку скрутило бешенство. Но она вспомнила воинов с отрубленными ногами, женскую кожу, гниющую на стенах домов Пафликэна, тельских мальчишек и девчонок, горящих в осадном каменовском огне… Бешенство не проходило. Еленка подпрыгнула, пытаясь мечом перерубить веревку над ближайшим трупом, но не достала. Королева с остервенением швырнула меч и ударила кулаком по влажной холодной стене подземелья. Стена отозвалась протяжным басовитым гулом. Еленка отскочила. Гул не умолкал.
Королева вскинула голову: словно тысячи латунных колес катились через Пантарамейскую горловину. Еленка взлетела на дозорную башню и посмотрела вниз.
        На склоне разворачивалась битва. Сражались не люди, а многоколесные железные жуки, сморкающиеся пламенем из длинных хоботов неизвестного оружия. Две железные реки столкнулись, расстреливая друг друга в упор, сталкиваясь и горя. Каждый взрыв во сто крат превосходил самые жестокие колдовские смеси Камена. Все чаще и чаще железные жуки вспыхивали, как деревянные, и тогда из них выскакивали маленькие человеческие фигурки. Одни падали, другие пытались спрятаться и бесславно гибли под колесами, третьи кидались под машины врага, и жук пропадал в пламени взрыва. Несколько машин перевернулись, беспомощно ворочаясь, и Еленка разглядела ползущие грязные ленты, натянутые на их колеса. Грохот, лязг, рев орудий, металлические жуки, подпрыгивающие от отдачи, и живые люди, горящие в железной броне. Снова горела эниесза.
        Еленка бросилась вниз. Она хотела встать, лечь на пути металлических монстров. Загородить собой путь в мир, с которым связано все радостное, что было в ее жизни.
        Королева бежала среди машин, резко пахнущих смазкой. Гигантские жуки трещали лентами на колесах и тупо вращали приплюснутыми лбами, когда Еленка пробегала мимо. Королева выскочила из каши сражения и повернулась лицом к смертоносной реке. Она стояла одна, лишенная даже своего бесполезного меча, закрывая собой светящийся мир эниесзы. Еленка чувствовала беспомощный океан цветов за спиной и видела выстроившиеся в ряд орудия убийства.
        - Чего они ждут? - пробурчала себе под нос Еленка, с трудом подавив желание сделать шаг назад. Ага! Растерялись! Ведь я из их лагеря, я ведь убийца, я - солдат… Они… И тут снова жуткая боль скрутила ей живот. Королева со стоном опустилась на колени.
        - Проклятье! - прошипела она. Еленка чувствовала, как действительность ускользает от нее. Горизонт перед глазами съехал, смялся, погас. Еленка не видела впереди ничего. Лишь за спиной шумела ветрами и журчала рекой эниесза. Еленка зажмурилась, открыла глаза… Впереди зловонным валом возвышались трупы. Трупы убитых на войне, трупы убитых войной, трупы убитых лично королевой Елью.
        - Папа…
        Тело Еленки била, рвала непонятная, незнакомая дрожь.
        - Помогите, - прошептала она.
        Здесь были все. Лежали обезображенные головы в обломках разбившихся осадных колес, валялись обезглавленные трусы и предатели, истлевшей кучей шелестели на ветру сгоревшие в осадном огне. Зарубленные лазутчики-убийцы, освежеванные тела пафликэнских женщин, вздернутые за волосы воины… Мертвый Лет.
        Тишина медленно переходила в звон колокольчиков. Еленка приоткрыла глаза. Рядом на траве сидел Женя.
        - Здравствуй, Елочка, - сказал он.
        Женя, как и тогда, был в белых штанах, такой же белой куртке на голое тело и босиком. Он упирался руками в землю, вытянув ноги, и теребил во рту стебелек бархотки.
        - Здравствуй, Женя, - сказала королева Ель без тени улыбки. - Тебя не убили?
        Тот улыбнулся, отрицательно качнул головой.
        - Как жизнь, Елочка? - спросил он. Еленка отвела взгляд и молчала. Женя вздохнул. Он мрачно посмотрел на гору трупов.
        - Неужели иначе нельзя? - сказал он.
        - Нет! - заорала Еленка. - Нет! Нельзя!!!
        - Не кричи, - сказал Женя.
        Еленка скривила рот. Ну как объяснить этому смешному звездному гостю, что война - это жизнь Дианеи, тот счастливый исток, порождающий жизнь в королевстве горцев. И нет ничего страшнее мира, развращающего человеческий разум бездельем и глупостью.
        - Мы пастухи… - твердо сказала королева Ель.
        - Да, я знаю - вы пасете Вселенную, - сказал Женя. - И только по необходимости режете жирного быка и убиваете волка или больную овцу… Я знаю.
        Пришелец провел рукой по еленкиным волосам.
        - Глупенькая, - сказал он, прижимая королеву к груди, - ты же - девчонка, ты же создана для того, чтобы утверждать жизнь во Вселенной, а ты… Эх, ты…
        После долгого перерыва Еленка испытала чувство облегчения: есть в мире кто-то, кто сильнее и умнее ее. Она словно вновь почувствовала запах разморенной зноем эниесзы. Увидела бескрайние волны фиер ее детства…
        Ветер дохнул на королеву запахом мертвечины. Еленка отпрянула от Жени. Она встала на колени, упираясь руками в землю, и мотнула лохматой головой.
        - Пошел вон! - заорала она, вскакивая.
        - Неужели убьешь? - нагло спросил Женя. - Великая Ель, дочь великого Кера, убьет за то, что ей сказали правду?..
        Еленка в злости топнула ногой.
        Боль снова скрутила тело королевы. Земля задрожала у нее под ногами, словно Ольена вздохнула полной грудью. Далекий грохот ударил по барабанным перепонкам. Еленка усилием воли открыла глаза. Над горизонтом вырос ствол смоляного взрыва с пышной курчавой кроной. Шквальный ветер ударил в эниесзу. Королеву сбило с ног и отбросило на обожженную поляну фиер. Еленка силой приподнялась, попыталась встать. Но еще более мощный поток воздуха ударил ей в лицо, выворачивая голову.
        - Пааки! - прошипела Еленка. Она почувствовала, как взвыла ее кожа. Незащищенная кожа рук и лица зудела и чесалась.
        Королева упрямо поднялась на колени. Она увидела небрежно вырванные верхушки скал, рассеянные по долине Столицы, обгоревшую, но непобежденную эниесзу. Еленка ужаснулась. Она не верила в басни, но такое мог сделать только…
        - Претогор! - выдохнула она.
        Над ее головой с торжествующим ревом пронеслась железная блестящая птица с мертвыми oкaменевшими крыльями.
        - Да что же это… - пробормотала Еленка, отступая. - Это… Это…
        Туман охватывал Дианею. Странный разноцветный туман. Струящийся с гор ветер принес запах свежего сена. Что это? - крикнула королева. Еленке показалось, что ее голова стала слишком тяжела для нее. Горло перехватил спазм. По рукам и ногам растеклась противная вялость. Королеве было нечем дышать. Она дернулась, но волна боли, смешанной с паникой, ударила в голову. Еленка увидела капли зеленого тумана, оседающего на коже рук. Зуд переходил в жжение, на руках вспыхивали язвы… Королеву вырвало. Вырвало страшно, с кровью и желчью. Резкая боль прорезала сердце, отдалась в висках. Еленка поняла, что умирает. Сотня смертей вселились в ее измученное тело. Они рвали ее мышцы, внутренности, глаза. Королева бессильно кусала губы. Она потеряла способность сопротивляться. Путь обмана, - прошептала она. - Путь обмана… Зазубренные пики, выдергивающие душу врага, огненные смеси Камена, неодолимые осадные колеса - все чушь! Чушь! Мальчишеские прутики, девчоночьи царапины в сравнении с черным дымом драконовых мышц, цветными туманами и стальными жуками будущего… Папа, как больно!.. Да-да-да - это Будущее! Стоит ли жить
ради него?! Стоит ли, вы, которые это сделали? Папа!.. Кто сделал это? Камен? Я? Мои солдаты? Чужие солдаты? Кучка жирных полководцев? Вся Ольена? Боги? Дураки? Гады? Кто?! Почему никто не знает? Почему? Что делать, папа?!.
        Еленка открыла глаза. Она лежала на столе нагая. Спиной она ощущала колючее одеяло. Руки ее были раскинуты и привязаны к ножкам стола. Болело все тело. От левой ступни шли короткие вспышки боли. Откуда-то сзади выдвинулся друг-телохранитель и, заслонив собой свет, встал возле ног королевы. Еленка шумно выдохнула через сжатые сухие губы и повернула голову. Слева от стола стоял врач, потирая плечи, покрытые сетью целебных татуировок. За ним топтались четверо помощников.
        Впереди стоял Камен, голый по пояс. Он держал на руках голого хохочущего мальчишку. Мальчишка дергал ногами, ворочал головой на локте Камена и косил на королеву бессмысленными голубыми глазами.
        Камен положил парня на стол рядом с Еленкой, встал на одно колено и сказал:
        - Все прекрасно, королева. Это твой сын. Еленка закрыла глаза. Она шевельнула связанными руками и чуть слышно прошептала:
        - Он смеется, папа… слышишь, он смеется…