Каникулы юной ведьмы Ренат Янышев
        # Случилось абсолютно невероятное! Ника, обидевшись на папу, подумала: хорошо бы ему стать маленьким, тогда бы почувствовал, как несправедливы бывают взрослые. И папа вдруг… превратился в мальчика. Конечно, Ника и раньше умела делать очень необычные вещи: она лечила животных, заживляла раны у людей, даже летала по воздуху на метле. Но вот превратить своего папу снова во взрослого - она не смогла. И Ника отправилась в далекое и опасное путешествие, чтобы отыскать волшебника, который смог бы ей помочь. Ее путь лежал в подземные пещеры, охраняемые жуткими чудовищами…
        Ренат Янышев
        Каникулы юной ведьмы
        Глава I
        Знакомство с Белозером
        Пожилая проводница распахнула дверь и, охнув от натуги, рванула вверх металлический щит, прикрывавший ступени. В тамбур со свежим воздухом ворвался незнакомый, чуть горьковатый запах.
        Папа спустился вниз, выставил на платформу чемоданы и повернулся ко мне, чтобы подать руку. Но я успела уже прыгнуть, так что папе ничего не оставалось делать, только исхитриться поймать меня. Попав в самые надежные на свете руки, я перехватила неодобрительный взгляд какой-то тетки в вагонном окошке, но тут же забыла о нем, так как мы с папой перемигнулись и весело рассмеялись. Оказавшись на земле, я облегченно вздохнула. Еще бы! Я ведь в поезде загадала, что если за подобный прыжок мне не влетит, то каникулы пройдут просто здорово.
        Поезд, избавившись от нас, тяжело вздохнул, потянулся, гулко хрустнув всеми сочленениями, и медленно, словно тяжелая гусеница, пополз дальше к незнакомым землям. А мое прибытие на родину предков будем считать свершившимся. Пора начать осматриваться.
        Старая, вся в трещинах, густо опутавших поверхность, просевшая кое-где до земли платформа, на которой мы оказались, совсем затерялась среди леса. И только вдали, за краем платформы, виднелась какая-то избушка с небольшим клочком расчищенной земли.
        Железная гусеница давно уже скрылась за поворотом, и на меня вдруг мягко навалилась оглушительная тишина. Я было собралась испугаться, что почему-то оглохла, но тут же уловила щебет птиц в глубине леса.
        - Это что, и есть Белозеро? Это здесь мы жить будем? - потребовала я ответ у папы.
        Но папа отмолчался - то ли не хотелось ему говорить, то ли просто не расслышал. Он стоял, запрокинув голову в небо, и лишь раздувал ноздри, словно конь из заставки к
«Планете животных». Я подумала, что, может, так и надо, и тоже стала принюхиваться, чем же может пахнуть отечество. От медленно колыхавшегося марева, струившегося от земли, на нас волнами наплывал все тот же запах с легкой горчинкой, который я уловила еще в тамбуре поезда. И мне представилось, что этот воздух можно было бы пить, будь он хоть чуть-чуть погуще.
        - Ну что, Тимофеич, доехал-таки?
        Скрипучий голос прозвучал так внезапно, что я вздрогнула. Незаметно, словно из-под земли, рядом с нами оказался смешной дед в драной телогрейке. А ведь я могла поклясться - еще какое-то мгновение назад здесь никого не было. Кудлатая дедова борода с застрявшими в ней соломинками топорщилась в разные стороны. Левым, зеленым, глазом дед стал свирепо сверлить меня, а вот правый, ярко-синий, неподвижно уставился на папу. Не дожидаясь ответа, незнакомец внезапно закрыл глаза и начал отчаянно чесать живот, и по его лицу разлилось такое блаженство, что я не выдержала и захихикала. Папа не одернул меня, и мы так и стояли: я смеялась, дед чесался, а папа молчал.
        Наконец дед крякнул, успокоился и открыл глаза.
        - Доехал, а то как же, раз обещался, - спокойно ответил папа, а я стала судорожно соображать, пока они обнимались. Выходит, Тимофеичем здесь зовут моего папу? А, ну конечно, какая же я бестолочь, дедушку звали Тимофей, значит, папа - Тимофеевич, а это в свою очередь означает, что встречали именно нас.
        - Ну, Ника, знакомься, твой двоюродный дед Кузьма Петрович.
        - Да чего там! Просто дед Кузя, - заулыбался родственничек.
        Взрослые подхватили чемоданы и двинулись к домику, примеченному мною раньше. Там нас поджидала грустная пегая лошадь, запряженная в телегу, полную душистого сена. Животина уныло покосилась на нас, но ничего приятного для себя не обнаружила и, хлестнув себя хвостом по спине от надоедливых слепней, усиленно принялась за жвачку.
        Мне очень понравились колеса у телеги: деревянные, с железным ободом; и я стала запоминать конструкцию, чтобы по возвращении рассказать Саньку. Мы с ним давно хотели сделать что-нибудь подобное. И вдруг я внезапно оказалась в воздухе, а через мгновение упала прямо на сено. Как я могла расслабиться, зная, что папа рядом? Аж дух захватило от полета. Зато лежать в сене оказалось необычайно здорово! От него так вкусно пахло летом. Я тут же зарылась в траву лицом, решив, что пообижаюсь за полет попозже. Тем более что в траве ползало множество букашек, и я, вспомнив, что нам на лето задавала Римма Анатольевна по биологии, решила начать их изучать.
        Но, видимо, папа поставил перед собой цель - достать меня сегодня. Вместо того чтобы общаться с дедом Кузей, он повернулся с передка телеги ко мне:
        - Ну как, нравится тебе здесь?
        Я не ожидала подвоха и ответила, что, конечно, нравится.
        - Вот видишь, а вспомни, как ты сопротивлялась, когда я сказал, что поедем в деревню, а не на дачу? Ты помнишь, как вредничала?
        Он бы еще что-нибудь предложил вспомнить. Это было так давно. И я совсем не вредничала, а хотела просто выразить свое мнение. Но разве взрослым что объяснишь? Поэтому я насупилась и решила отмолчаться. Может, отстанут. И действительно, они стали что-то бубнить о своих знакомых и о всякой всячине, впрочем, я особо не прислушивалась.
        Вдоль дороги плотной стеной стоял густой лес. Телегу раскачивало на ухабах так, что я поначалу думала, что вывалюсь на землю, потом пообвыкла и стала мечтать, что вот лежу на палубе корабля, а море ужасно штормит. Однако кроны сосен мешали вообразить морской простор, и тогда я представила, будто я связанный мальчик с пальчик, которого злой отец решил завести в лесную чащобу и бросить на съедение лесным зверям.
        Деревья подступались к дороге все ближе, протягивая ко мне свои корявые ветви, а солнцу становилось все труднее пробиться своими лучами. Уже давно закончились хлебные крошки, которыми я помечала дорогу. И тогда я стала потихоньку всхлипывать, так мне стало жаль себя.
        - Эй, ты чего? - изумился папа. - Вроде же все хорошо было?
        Но я, не отвечая, подползла и забралась к нему на колени. Как хорошо, что подобные ужасы бывают только в сказках.
        Уже стало смеркаться, когда лес внезапно расступился и тут же показался забор из длинных, косо выставленных жердей. Дед Кузя слез с телеги и вытащил из укосин две жердины, загораживавших нам колею. Машка (это лошадь нашу так звали) тут же прошла изгородь и остановилась, дожидаясь возницу, пока тот заправит препоны обратно.
        Я ожидала увидеть нечто большее. Ну не город, конечно, но как на картинках в учебнике по истории: холмы, густо обсаженные большими деревянными теремами в два, а то и три этажа; много людей в ярких нарядах, все что-то делают, куда-то спешат, из труб валит дым. А здесь лес с неохотой отдал людям чуток своих владений, чтобы они втиснули вдоль дороги (она же улица) домов тридцать с небольшими огородиками. Мы медленно катились мимо палисадников. Но меня уже не радовали ни резные наличники, ни гуси, ни куры, неохотно убегающие из-под копыт Машки. Я загрустила окончательно. Здесь точно не предвиделось большой компании, такой, как у нас на даче. А с кем я беситься буду? Тут я вдруг подумала, что местные дети тоже, наверное, уезжают на свои дачи, и в деревне кроме меня никого не окажется.
        Стоило соглашаться с папой, чтобы обречь себя на заточение в этой лесной глуши среди медведей и волков?
        Тут Машка остановилась, и большие резные ворота по правую руку от нас стали открываться словно сами по себе. На неожиданно большом подворье, куда завернул телегу дед Кузя, нас, видимо, давно поджидали Под навесом, устроенном на высоких шестах, стояли длинные столы в два ряда, заставленные мисками, тарелками и прочими емкостями. На лавках вдоль столов сидели люди, разом обернувшиеся на скрип тележных колес. Они все дружно бросились к нам обниматься и целоваться. Я ничего не успела сделать, как меня схватили и стали передавать друг другу, тиская и приговаривая:
        - Ой, какая же ты стала большая!
        Я мужественно вытерпела, поскольку не знала, кто из них мне приходится родственнниками, судя по всему - вся деревня, но поклялась себе больше в деревни не ездить. Наконец какая-то добрая женщина просто вырвала меня из нескончаемых объятий со словами:
        - Поди, деточка, пока, умойся с дороги, переоденься, а Лизка тебе поможет. Лизка-а, ты где?
        Передо мной появилась девочка почти такая же, как я, может, лишь на чуть-чуть выше. Склонив чуть набок голову, она внимательно стала меня разглядывать. Я в свою очередь тоже стала играть в гляделки. Осмотр принес свои положительные результаты
        - Лизка как Лизка. По крайней мере одна девочка в деревне Белозеро есть. Пусть молчунья, зато не глухая, все понимает, да и глаза вроде ничего, незлые. Мама меня учила оценивать человека по глазам. Смотрит ли он на тебя прямо и так далее. Так вот, по маминой методике, с Лизой я смогу подружиться.
        Тут она меня взяла за руку, словно маленькую, и повела за крыльцо. Я выдернула руку, но пошла следом. Вскоре обнаружился такой же уличный рукомойник, как и у нас на даче. Я еще смывала мыльную пену, а Лиза уже обернулась в дом за полотенцем и теперь стояла, наблюдая, как я вытираюсь.
        - А почему у тебя имя такое нерусское?
        Я чуть не упала. Оказывается, Лиза умеет говорить, а я-то приняла ее за немую.
        - Конечно, нерусское. Это греческое имя. Так меня назвали родители.
        - А что оно означает?
        - Победительница.
        - И кого же ты победила?

«Ехидина какая».
        - Пока никого, но в будущем обязательно.
        - А ты сама выбираешь себе прическу?
        Незадолго до поездки мы с мамой сделали мне новую прическу - длинное «каре», чем я очень гордилась. У самой же Лизы была толстенная, огромная коса почти до пояса. Мне такой и за всю жизнь не отрастить.
        - Конечно! Кто же еще?
        В это время нас стали торопить, и Лиза, уже не хватаясь за руки как в детсаде, побежала в дом. Я никогда не бывала в настоящем деревенском доме, но постаралась не показать виду перед Лизой, как мне здесь понравилось. Тем более что это был наш дом, доставшийся папе по наследству. Дед Кузя и тетка Варвара присматривали за ним, но не жили тут. Из сеней я сразу попала в горницу. А на лавке у окна кто-то уже разложил мои вещи. Наскоро переодевшись, я расчесала на ходу волосы, решив, что времени на осмотр у меня еще хватит.
        Взрослые уже зажгли фонари над столами во дворе. Нам с Лизой достались места напротив моего папы, рядом с теткой Варварой, той самой, что спасла меня от смертельных объятий родичей.
        Но, как выяснилось, это оказалось не самое удачное место. Тетка Варвара и Лиза наперебой стали угощать меня всякой всячиной, не забывая, впрочем, подкладывать еду и в свои тарелки. А мне есть совсем не хотелось. Я долго терпела, а потом просто демонстративно отложила вилку в сторону. Лизка вроде поняла и отстала было, зато тетка Варвара продолжала командовать:
        - А вот, может, кусочек гуся? Ну-ка, Лизка, подложи гостье во-он тот кусочек.
        Я мучительно вздыхала и пыталась перехватить взгляд папы, чтобы он выручил меня. Но он лишь изредка подмигивал, совершенно не обращая внимания на мой умоляющий взгляд, и продолжал веселиться. Я несколько раз порывалась уйти. Но куда? Я даже не знала, где мы будем спать.
        Но, видимо, еще осталась на земле справедливость. Потому что тетка Варвара образумилась:
        - Пойдем-ка, я уложу тебя спать, а то ты уже сидя спишь.
        Она отвела меня в дом, где я быстро забралась под тяжелое одеяло и мгновенно уснула, хотя за окном затянули песни…
        Глава II Странная поляна
        Просыпаться не хотелось совершенно. Я приоткрыла один глаз, но вокруг была непроглядная темень.
        И тут совсем рядом, как будто прямо под окном, разорался петух. Откуда-то издалека ему ответил еще один такой же полуночник. Слышно было, как первый удовлетворенно похлопал крыльями, немного поклекотал, не иначе как прочищал горло, но больше горланить не стал. Однако весь сон уже куда-то пропал, и я стала раздумывать, чем же мне заняться в первый день. Ничего не решив, я бросила заниматься пустяками и отправилась на свой остров.
        Я и так, пока мы ехали в поезде трое суток, не вызывала к жизни Морских жителей, и Принц, наверное, совсем заскучал. Раньше я пыталась записывать в общую тетрадь все, что с ними происходило, чтобы хоть что-то оставалось на память, но потом бросила. Гораздо лучше просто лежать с закрытыми глазами в тишине и представлять себе зеленый остров посреди моря, где живут смелые мореходы, и придумывать им приключения. Иногда я была просто наблюдателем, но гораздо чаще сама участвовала в их жизни. Сегодня выяснилось, что Принц смертельно заболел, а придворные лекари лишь бессильно разводили руками. Тогда я стала путешествующей знатной Дамой, которая в далекой Индии овладела всеми секретами йоги. Эти секреты выдал один влюбившийся в меня махараджа, он хотел забрать меня в свой гарем, но я с помощью пиратов сумела убежать и теперь спешила к своему Принцу.
        Но вот заскрипела входная дверь в каюту, и в тот же миг все исчезло: белое воздушное платье, в котором я стояла на носу белоснежной яхты, всматриваясь вдаль, когда же покажется берег; пираты, сторожившие награбленные сокровища; дельфины, сопровождавшие меня в пути…
        - Хватит бока давить! - весело закричала с порога тетка Варвара. - А то все на свете проспите. Уж завтрак давно готов.
        Я уткнулась в подушку, а когда с меня стали стаскивать одеяло, начала брыкаться, но безуспешно. Тут кто-то громко охнул, и я испуганно обернулась. Ну вот, опять перестаралась. Тетка Варвара потирала бок:
        - Ну прям лягастая кобылица у тебя выросла, а не дочка. А, Тимофеич?
        - Да уж! - самым своим грозным голосом ответил папа (оказывается, он спал в одной комнате со мной). - Кто-то сейчас получит по полной программе за нанесенное троюродной тетке увечье.
        Но гроза в голосе меня не обманула. Папа вовсе не сердился. Хотя на всякий случай я обернулась, чтобы убедиться.
        Он тут же бросился на меня, словно только и ждал моего взгляда, как команды, схватил в охапку и побежал вон из дома. На улице оказалось прохладно, и я стала лягаться по-настоящему. Я сильно обиделась, хотя это и не спасло меня от обливания холодной водой. В общем, утро прошло бурно.
        Так что после завтрака, который, к слову сказать, накрыли там же, где праздновали вчера наш приезд, я побыстрее решила смыться, чтобы найти Лизу, пока мне не придумали какое-нибудь глупое занятие.
        Выскочив за ворота, я в растерянности остановилась. Где мне найти Лизкин дом? Но, по счастью, на завалинке у соседней избы на бревнах сидел дед Кузя и что-то мастерил. Я направилась к нему. Он заметил мое приближение, но головы не поднял. Присев рядом, я стала наблюдать, как он осторожно обстругивал топором узловатый корешок.
        И вдруг из-под острого лезвия, отсекавшего все лишнее, стал проявляться чертик. Это было так здорово! В стороны отлетали толстые и тонкие щепки, и вот уже появилась голова с рожками. А вот и весь черт, с копытцами и хвостом, устроился на ладони деда Кузи. Такой смешной и чем-то неуловимо похожий на своего создателя.
        - Ну вы даете! Прямо как папа Карло! - восхитилась я.
        - Это который деревяшку оживил? - пробурчал дед. - Дак и мы с усами.
        Он стал что-то шептать, затем подышал на чертика и протянул его мне. И, на что угодно могу поспорить, это чудо вдруг помахало мне рукой. Я зажмурилась, а когда открыла глаза, чертик вновь был неподвижным.
        - Иди вон в тот дом с зелеными воротами. Там Лизка живет. А то уж забыла, поди, за чем пришла? - дед помолчал, а потом протянул мне чертика. - На! Возьми, коли понравился.
        Я осторожно положила игрушку в свой любимый рюкзачок и, не забыв поблагодарить (вежливость - моя отличительная черта), пошла за Лизой. По пути я пыталась понять: привиделось мне, что чертик пошевелился, или нет, хотя сам он, весь такой деревянненький, был вполне реальным.
        Лизка стояла на крыльце и кивала, как китайский болванчик, в ответ на то, что говорит ей мама. Я подошла поближе и поздоровалась. Чуть позже мне стало ясно, что мой папа привез какие-то лекарства для лесника Николая, и Лизу как раз снаряжали в путь. Естественно, я увязалась с ней. В жизни не видела настоящей заимки с живым лесником!
        Вначале все было хорошо. Золотистые стволы сосен изредка перемежались березовыми рощицами, солнце, тепло, даже комары почти не донимали. Тропка вилась меж стволов деревьев, пересекала многочисленные ручейки, ныряла во впадины и поднималась на взгорки. Мы с Лизой шли и болтали о том о сем. А потом она вдруг, в ответ на мой рассказ, сказала, что я врунья. Хотя я действительно сама видела по телевизору, как козы лазают по деревьям. Короче, мы поссорились. А еще она стала утверждать, будто я одна в этом лесу заблужусь. Хм… Будто я с папой ни разу за грибами не ходила. А у нас на даче тоже настоящий лес. Только, может, не такой красивый.
        Мы было остановились, а потом Лизка недовольно топнула ногой:
        - Ну ты идешь или нет?
        Я не люблю, когда так со мной разговаривают, и, конечно, сказала, что нет. Вот так я и осталась одна. Лизка скоро скрылась за поворотом, а я села на пенек и стала думать, что же мне делать: идти позади Лизки, потихоньку, чтобы все же посмотреть на заимку, или вернуться в деревню.
        Лизка не вернулась, чтобы помириться, и я двинула обратно. В одном месте, я хорошо это помнила, тропка делала большой крюк, так почему бы его и не срезать? И я тут же стала первооткрывателем, пробирающимся в джунглях Африки.
        Хотя делать этого не следовало. Пока я воевала с дикими обезьянами, залитый солнечным светом сосновый бор незаметно сменился глухим ельником. Серые стволы с иссохшими сучьями, до макушек поросшие голубоватым мхом, обступили меня. Вокруг все замерло. Только молчаливые мураши из окрестных муравейников спешили по своим делам да пауки сидели на своих паутинах, поблескивавших то тут то там. Мне показалось, что кто-то наблюдает за мной, но обернувшись, никого не увидела.
        Вот это влипла, что называется! В первый же день заблудилась в лесу. Когда меня найдут, ну и попадет же мне от папы. А потом в голове зародилась мысль, не понравившаяся мне гораздо больше первой: а если не найдут? Я стала вспоминать все, чему нас учили по ОБЖ в школе, но оказалось, что ничего путного в памяти не всплыло, кроме одного: если вы потерялись, то оставайтесь на этом же месте и кричите о помощи. Но, во-первых, мне это место совершенно не нравилось, здесь даже посидеть негде; а во-вторых, я долго кричать не могу: сразу садится голос. Поэтому я решила пойти обратно, чтобы выйти на тропку туда, где мы расстались с Лизой.
        И, естественно, эта затея провалилась. Хоть я и твердила себе, что найду тропинку, но уже успела два раза прореветься, разбить коленку, а лес вокруг лишь становился все гуще и гуще. И самое неприятное, что начинало смеркаться. В очередной раз упав, я не стала подниматься, но только приготовилась немножко поплакать, как услышала чье-то хныканье. Кто-то неподалеку тоже то ли поскуливал, то ли всхлипывал. Не понять. Неужели еще кто-то заблудился? Пусть даже не человек, а хотя бы собака. Все равно, собака - друг человека, а мне сейчас очень нужен настоящий друг, а не такой, как Лизка. Я поднялась на ноги и пошла на звуки.
        По мере приближения стало понятней, что звуки доносятся как бы из-под земли. И вскоре стал заметен темный провал. Когда я подошла вплотную к краю, мне стало не по себе, поскольку яма оказалась очень странной. Я сразу представила себе, что это великан ткнул пальцем и пошел дальше. Только палец его был в два моих роста. А на дне ямы копошилось что-то маленькое. Оно сразу затихло, заметив меня. Ну точно, щенок упал в эту дыру и не может выбраться.
        - Сейчас, маленький, я тебя вытащу, - постаралась я его успокоить и стала придумывать, что сделать. Тут я вспомнила, как мы на даче вылезали из ямы. А вскоре нашлась и подходящая упавшая сосенка. Обломанная так, как было нужно: не слишком толстая, сухая, с крепкими ветками. Конечно, пришлось повозиться, чтобы дотащить ее до ямы. И парадно-гуляльное платье, сшитое мамой перед поездкой, оказалось порванным в двух местах, но ради спасения живого существа настоящий спасатель пожертвует всем, даже сыром (ой, опять меня заносит).
        Наконец бревно оказалось рядом с ямой, и я стала аккуратно спускать его вниз. Но рваный край платья незаметно зацепился за сук и, когда ствол стал заваливаться, то потянул и меня. Я не успела испугаться, как оказалась внизу. Отфыркиваясь и отплевываясь, я вскочила и поняла, что упала очень удачно. Ничего не сломано, правда, опять разболелась коленка. Настала пора спасать пленника земли. Ой, мамочки! Это оказался не щенок, а медвежонок, опять захныкавший при моем появлении. Совсем-совсем маленький.
        - А где же твоя мама? - пожалела я малыша и стала примеряться к подъему наверх. Медвежонка я на всякий случай положила в рюкзачок, а чертика пересадила за пазуху, так что он теперь торчал у меня под подбородком. Сосну я выбрала удачную, было за что цепляться, и скоро мои глаза поровнялись с поверхностью. И вот тут я поняла, что теперь пора заплакать по-настоящему. У края ямы нас поджидала мама малыша. Она стояла на четырех лапах, и ее пасть была совсем рядом. Медведица заревела, и мне стало совсем дурно. Я чуть не свалилась обратно, и только мысль, что могу придавить в падении малыша, помогла удержаться на ногах.
        Внезапно медведица замолчала, хотя продолжала внимательно смотреть.
        - Пожалуйста, не трогай меня, - дрожащим голосом начала я свою речь, - я ведь только хотела помочь твоему ребенку. Я тоже ребенок, и у меня тоже есть мама, которая будет плакать, если ты меня съешь.
        С этими словами я вытащила малыша, безуспешно до этого возившегося в рюкзачке, и протянула матери. Она покатала его по хвое и затем, отшлепав, отчего тот опять захныкал, пошла было прочь. Но, пройдя несколько шагов, повернулась ко мне и мотанула головой. Если я не ошибаюсь, меня куда-то пригласили? Мне подумалось, что хуже не будет. И я храбро пошла навстречу неизвестности.
        Чертик занял свое место в кармане. Медведица неспешно потрусила впереди, причем медвежонок болтался, зажатый клыками за шкирку в маминой пасти, а я из последних сил бежала, пытаясь не отстать.
        По счастью, бежать оказалось недолго. Вскоре мы выскочили на небольшую, но очень уютную полянку. Медведица остановилась, рыкнула на меня так, что я замерла от неожиданности, и быстро исчезла меж деревьев. Я попробовала ее догнать, но она словно растворилась среди елок. Уже стремительно надвигалась темнота, мне было страшно, живот сводило от голода, и ужасно хотелось пить. Тут я вспомнила, что на полянке, где я отстала от медведицы, был ручей, и вернулась. Полянка словно специально поджидала меня. Деревья расступились, и стало хоть чуточку, но светлей. Я отыскала ручей и опустилась на траву, чтобы напиться. Неожиданно трава оказалась удивительно мягкой и нежной. Лежать на ней было так приятно, что я, напившись, не стала подниматься на ноги, а отползла чуть-чуть от ручья и разлеглась на траве. От земли исходило какое-то доброе, надежное тепло. Я незаметно успокоилась и уставилась ввысь. Тьма окончательно поглотила лес. Круглая ярчайшая луна в окружении сверкающих звезд, о каких и не подозреваешь в городе, давала достаточно света, чтобы мне не было страшно. Тут я вспомнила о подарке деда Кузи,
вытащила чертика из кармана и положила его рядом, чтобы он тоже мог полюбоваться на все это…

<о

…Мне снился сон о том, что утром дорога домой легко отыщется. Или добрая фея леса, пожалев меня, взмахнет волшебной палочкой и сделает так, что, когда я вернусь, никто еще не будет меня искать, а тем более ругать. А быть может, эта фея даже сумеет вернуть меня в тот момент, J когда я еще не поссорилась с Лизой. Мне было так хорошо во сне, меня окружали всякие смешные существа, они ве- - J селились на поляне, плясали и пели песни. Я понимала, что вижу сон, и жалела, что их нет наяву, такие они были

…Мне стало щекотно, и я открыла глаза, в тот же момент вспомнив весь вчерашний день. Но настроение от этого не ухудшилось. Выспалась я прекрасно, даже лучше, чем дома. Есть не хотелось совершенно. Я напилась и умылась у ручья и спокойно пошла в лес, выбрав направление наугад. Вокруг снова был хороший бор, идти было легко. И солнце еще не успело достичь зенита, как я уже вышла на какую-то тропку. Я двинулась по ней и за ближайшим поворотом наткнулась на Лизку, стоявшую руки в боки:
        - Ну чего ты там застряла? Нам еще идти и идти.
        Я бросилась было к ней:
        - Ой, Лиза! Со мной такое случилось, такое… - и вдруг вспомнила сон про фею. Я остановилась и глянула на подол - платье снова было целым. Сунув руку в карман, я обнаружила там чертика. - Представляешь! Я вчера, то есть сегодня, ну… - тут я запуталась окончательно. - Да! Я вчера потерялась и заблудилась…
        Тут я та-ак укололась ладонью о чертика, что вскрикнула от боли. Выпростав руку, я слизнула капельку крови и замолчала. Что-то расхотелось посвящать Лизку в свои приключения.
        Она с недоумением смотрела на меня, потом, видимо решив, что не стоит обращать на это внимания, махнула пренебрежительно рукой и двинулась дальше. Но я теперь не обижалась на нее, а идя следом, размышляла, что же это со мной приключилось.
        Глава III
        На заимке лесника
        Больше в дороге ничего интересного не случилось - и хорошо. Вчерашнего хватило за глаза и за уши. Или же мне все это привиделось? Могло ведь случиться так, что я отошла в сторонку, вдруг потеряла сознание и за несколько мгновений успела все это как бы «увидеть». Я где-то читала о таком. Да и как доказать, что все было на самом деле? Тут я вспомнила про разбитую коленку, тут же задрала подол, но и здесь меня постигло разочарование. Конечно, уж если платье целое, то что говорить о какой-то ссадине.
        Заимка мне представлялась маленькой опрятной избушкой, почему-то обязательно торчавшей из-под огромного валуна. На самом деле ничего подобного я не обнаружила. На большой поляне, в самом центре, стояла крепкая изба, окруженная сараями вперемежку с грядками и теплицами. От леса все хозяйство отделялось хлипкой изгородью. Я сразу вспомнила привидевшуюся медведицу и зябко поежилась.
        У калитки молча застыли две громадные черные немецкие овчарки. По мере нашего приближения они все громче урчали, так что я невольно остановилась.
        - Вы что, негодники, а ну-ка на место, - замахала на них руками Лиза. - Это Ника из города, она у нас будет гостить еще долго.
        На удивление, собаки ее послушались и поплелись к будкам у крыльца, правда, пару раз оглядывались на меня.
        Я прищурилась из-за солнца, бившего прямо в глаза, когда смотрела вслед овчаркам, и вдруг ощутила какую-то неправильность. Я потрясла головой, чтобы в глазах прояснилось, но тщетно, и тут вдруг я поняла, что меня смущало у того пса, что побольше. Еще весной, когда он сломал левую заднюю лапу, кости срослись нормально, но маленький осколок (из-за того, что хозяин проминал поврежденное место чересчур сильно перед постановкой шины) сместился и врос в мышцу. Чулак, так звали пса, старался не показывать виду перед хозяевами, что он не может двигаться как раньше,
        - он, бедняга, постоянно терпел боль. Естественно, это привело к тому, что Чулак стал раздражительным и угрюмым.
        Я смело направилась к нему, не обращая ни на что внимания. Пес заворчал, но не стал сопротивляться, когда я вытащила его из будки за ошейник. Он улегся на бок, и только когда я прикоснулась к поврежденному месту, обернулся и обнажил клыки. Я стала водить руками и почти сразу ощутила под ладонью жар, исходящий от постоянно воспалявшейся мышцы. Самым легким решением было прирастить осколок обратно к кости, что я и сделала. Чулак взвыл, взвился в воздух и стал носиться по двору.
        Ой-ой-ой! Что же это я сделала? Я ведь вылечила собаку. А как я это, интересно, сделала?
        - Ника! - я обернулась на голос Лизки. Та смотрела на меня совершенно круглыми глазами. - Ты чего с ним сделала?
        - Сама не знаю, - искренне ответила я.
        В это время ко мне подбеяшл Чулак и, подсунув свою голову мне под ладонь, замер.
        - Странно, Чулак ведь никогда незнакомых не признает! - продолжила Лизка. - Ой, здравствуйте тетя Нина!
        К нам приближалась высокая полная женщина, на ходу расправляя подол платья. В ее глазах прятались веселые огоньки:
        - Ну, здравствуйте, здравствуйте, коли не шутите. А это, значит, и есть Ника. А что сам Вовка не пришел?
        Я сначала даже не поняла, что за Вовка. Лизка сообразила быстрее:
        - А они с моим папой остались мотоцикл чинить.
        - А-а, - протянула хозяйка. - Вот какое дело. Ишь ты. Ну ладно, пошли в дом, у меня еще самовар не остыл.
        Мы взошли на высокое резное крыльцо.
        - Хозяин все сам, своими руками делал, - похвалилась тетя Нина.
        И действительно, присмотревшись, я разглядела, что столбы были сплошь покрыты вырезанными змейками, жуками, бабочками и прочей живностью.
        В доме, накрывая на стол, хозяйка засыпала меня вопросами. Я, как могла, отвечала на них, продолжая рассказывать и во время чаепития. Вот это было здорово, я имею в виду чаепитие с настоящим огромным самоваром. Тетя Нина разожгла в нем угли сапогом, и он почти тут же запел. Дорога по лесу пробудила во мне аппетит, и я стала с удовольствием есть блинчики.
        Через какое-то время я остановилась, чтобы перевести дух. И тетя Нина, и Лизка сидели молча, облокотившись на стол, и как-то странно смотрели на меня.
        - Ты откуда ж такая голодная? - нарушила затянувшееся молчание тетя Нина. - А может, у тебя солитер завелся?
        Я не знала, кто такой солитер, но на всякий случай отрицательно мотнула головой. Затем, разглядев пустую тарелку из-под блинчиков, хотя еще недавно на ней была целая горка, перевела взгляд на хозяйку:
        - Это что? Все я съела?.. Ой, извините, я не хотела… Честное слово, совершенно случайно… Я больше не буду.
        Извинившись по полной программе, я потупилась. Мне действительно стало стыдно за свое поведение. Прямо не девочка, а Робин Бобин Барабек какой-то. Что скажет мама, когда узнает? Вот тут я в первый раз поняла, что значит «готов под землю провалиться от стыда».
        - Ты точно больше ничего не хочешь? - зачем-то спросила тетя Нина. - А то я мигом.
        Я покраснела как рак и стала выбираться из-за стола.
        Лизка догнала меня уже на крыльце:
        - Да перестань ты, тетя Нина не хотела тебя обидеть.
        Я буркнула, что и не думала обижаться, и уселась на перила, свесив ноги. Лизка пристроилась рядом. Хорошо хоть не стала болтать, можно было спокойно пораскинуть мозгами и подвести первые итоги. Вокруг меня явно что-то происходило. А может быть, со мной? И поговорить-то не с кем. Папе тоже не расскажешь, он сразу начнет смеяться да потом еще полгода подкалывать будет. Была бы мама рядом, она бы успокоила, объяснила все. Придется самой разбираться, немаленькая уже.
        Тут я повеселела. Действительно, что это я раскисла? Все нормально, здесь как в компьютерных играх-«ходил - ках»: сначала ничего не понятно, а потом замечаешь странность какую-то или вроде сначала незаметную подсказку, начинаешь пробовать - дальше, дальше, так и проходишь весь этап. Пусть не за раз, но ведь здесь и таймера никто не поставил для меня. Ничего, и здесь разберемся.
        Теперь можно было и осмотреться, узнать, как живут настоящие лесники. Но на задворках в загоне копошились вполне обычные свиньи, такие же, как и в Белозере. Да еще пестрая корова лежала у раскрытых ворот в хлев, уткнувшись мордой в поленницу дров. От нее исходила такая грусть, что ее никогда бы не стали перерисовывать для новой коробки «Воймикса». Я снова сощурилась из-за внезапного порыва ветра и тут же, сквозь опущенные ресницы, увидела, что корова очень мучилась от боли в желудке.
        Я покосилась на Лизку, но та продолжала думать о чем-то своем, не обращая внимания ни на что. Тут как раз вышла из избы тетя Нина. Видимо, она перехватила мой взгляд на корову, потому что тут же вздохнула:
        - Что-то приболела Звездочка, кормилица наша, уже второй день ничего есть не хочет.
        Вот это да! Получается, что и тетя Нина ничего не видит? Ну а я-то почему вдруг вижу?! Ну-ка попробую: открыла глаза, как обычно, - все нормально; только прищурилась - вот оно, болезненное пятно внутри коровы.
        Медленно спустившись с крыльца, я направилась к Звездочке. Она жалобно замычала, едва почувствовала мое приближение. Мне же захотелось хоть как-то унять ее муки, и потому я принялась осторожно оглаживать больное место, почти не касаясь шкуры. Постепенно руки мои стали выписывать странный узор, подчиняясь неведомому ритму. Я сидела, а руки мои сами по себе гладили теплый бок. Сколько это продолжалось, я не поняла, но корова вдруг выздоровела. Она бодренько так поднялась и потрусила в хлев.
        Я устало опустилась на землю и стала медленно приходить в себя. Что же это творится со мной? Я никому ничего не сделала плохого. Я маленькая городская девочка, приехавшая погостить на папиной родине. За что мне все это?
        Теперь очевидно, что «потерянный» день существовал на самом деле, а не только в моем воображении. И приходится признать, что в этот день со мной что-то произошло. И я даже знаю, что именно, - я стала ветеринаром! Хм-м!
        Почему я? Ну почему? Однако уже вряд ли что изменишь, мелькнула такая мысль. Я поднялась с колен и заглянула в хлев к Звездочке. Ей явно было лучше, так как она с удовольствием подбирала из яслей сено.
        А с крыльца на меня таращились тетя Нина и Лизка. Я подошла поближе.
        - Так ты ведунья? - с опаской промолвила лесничиха. - То-то я гадала, что это у тебя глаза такие черные, еще гуще, чем у отца.
        Началось… Я не стала объясняться. Это бесполезно. Все равно как слепому рассказывать о красках. И хотя я еще толком не осознала открывшиеся во мне силы, глубоко внутри появилось ощущение, что лучше молчать.
        После обеда, во время которого мне опять хотелось есть как безумной, я отпросилась отдохнуть, и лесничиха отвела меня наверх в светелку. Она так и сказала - светелку. Я упала на кровать и мгновенно уснула, без приятных снов, зато и без кошмаров.
        Вечером с дальних выгонов вернулся лесник дядя Коля и после ужина приладил к мотоциклу коляску. Мы уселись с Лизкой, тетя Нина нагрузила нас банками с вареньем, и мы поехали в деревню.
        Уж не знаю, о чем там говорили хозяева про меня, но только всю дорогу лесник, хмурясь, косился в мою сторону. Мне эти взгляды были очень неприятны, и я все отворачивалась в сторону. Хорошо хоть мы ехали не по асфальту и ему надо было следить очень внимательно за дорогой.
        По возвращении я не стала ужинать, а сразу отправилась к себе. В доме было пусто, тихо. Что-то скрипело, хлопало. Со двора тоже не доносилось ни звука. Я улеглась на кровать.
        Я - ведунья. Ведунья? Ведьма - вот я кто. А кто-то мне как-то говорил, что ведьмами и волхвами в древности называли мутантов. Мамочка! Я не хочу быть мутантом! Я хочу быть нормальным ребенком!
        Я залезла под одеяло и, свернувшись в клубок, потихонечку стала скулить от жалости к самой себе…
        Глава IV Кто я?
        Папа сидел на краю кровати и осторожно поглаживал меня поверх одеяла. Я сладко потянулась и в тот же момент, вспомнив все, открыла глаза. За окном была непроглядная темень.
        - Ну что, малыш, рассказывай, что тут с тобой произошло, - в папиных глазах искрилось веселье.
        Я глубоко вздохнула, затем судорожно обхватила папу за шею и заревела в голос. Вволю нарыдавшись, я выпила воды, стуча зубами о край стакана, и, позабыв о своих прежних намерениях, все-все поведала папе.
        По мере рассказа у папы все больше отвисала челюсть. Правда, он пытался задавать наводящие вопросы, чтобы лучше что-либо понять, но к концу повествования глаза у папы были такие, словно его только что огрели по голове.
        А потом он засмеялся! Я так и думала, и зачем я только раскрыла рот? Но папа вдруг подхватил меня на руки и закружил по комнате:
        - Как здорово! Теперь у меня есть дочка-ведьма! Ура!
        Он стал прыгать и нести всякую чепуху. Я вырывалась, но он держал меня крепко, и в конце концов я тоже засмеялась - такое замечательное веселье устроил мой папа. Под конец он схватил метлу, заставил меня ухватиться за ее черенок и, взяв меня под мышки, вновь закружился по комнате. Он кружил и кружил, а я была совсем не против, поскольку мне тоже понравился полет в папиных руках.
        А потом, через сколько-то минут, папа вдруг резко остановился и отпустил меня. Я же сделала еще несколько кругов по комнате и плавно опустилась рядом со столом.
        У папы волосы встали дыбом, как у кошки на загривке, когда она фырчит. Он сделал несколько шагов по направлению к двери, затем, не оборачиваясь ко мне, поднял палец, призывая к вниманию, и произнес:
        - Все под контролем. Жди меня здесь. Не улетай. Я скоро вернусь.
        Я и не собиралась. Но мне так понравилось летать, что я подхватила метлу и стала нарезать виражи. И вдруг, кружась вокруг люстры, я поняла, что теперь папа будет мне завидовать, а не я ему. Он здорово умеет водить машину и все время кормит меня обещаниями, что посадит за руль лет через пять, не раньше. Зато теперь я буду летать, и на права сдавать не надо! Вот это классно! И тогда я открыла окно и вылетела на улицу.
        Уже совсем стемнело. На небе взошла круглолицая луна. Я поднялась чуть повыше, захлебываясь от ужаса и восторга, захвативших меня. Во всех домах светились окна. Кое-где на подворьях раскачивались от ветра наружные лампы, отбрасывавшие зыбкие тени. Соседский пес увидел меня, вылетавшую в окно, да так и застыл, обалдело тявкнув.
        Я кружилась над деревней, все увеличивая скорость. Ух! Всю жизнь мечтала полетать на самолете или вертолете. И вот теперь со мной кое-что случилось! И это гораздо круче, чем быть простым пассажиром. На самолетах все могут летать, а вот на метле попробуйте! Какие-то чувства распирали мою грудь, и я сначала повизгивала, а потом (правда, значительно удалившись от деревни) стала орать во весь голос. Вдруг из глубин леса мне ответил волк, затем завыл еще один. И я стала кричать еще громче! И странно - голос не садился.
        Я поднималась все выше к звездам. На отдалявшейся земле все слабее светили огоньки деревни Белозеро. И вдруг далеко-далеко в северной стороне на самом горизонте я разглядела огонек. Любопытство - не порок, и я направилась прямиком туда.
        В самой гуще леса на небольшой полянке стоял аккуратный домик, обнесенный невысокой изгородью. То тут, то там виднелись грядки, а дорожки были вымощены камнем. Из трубы шел дымок. Рассеиваясь в воздухе, он придавал ему необычайный аромат. И я невольно задышала глубже. Красивое крыльцо освещалось двумя фонариками. Конечно же, мне захотелось подлететь поближе, чтобы получше рассмотреть.
        Вдруг дверь в домик распахнулась и в проеме появилась женщина. Она тут же замахала мне рукой, словно поджидала меня:
        - Залетай, маленькая, залетай, не бойся.
        Я осторожно спустилась и прошла внутрь. Вот таким и доля-сен быть сказочный дом феи. Очень уютный и аккуратный. В нем Сразу чувствуешь себя словно дома. По углам стояла резная красивая мебель, я же забралась с ногами в большое кресло у каменного очага и уставилась на огонь. Почти тут же появилась хозяйка с подносом в руках и, придвинув ко мне столик, принялась накрывать его. Вскоре мы пили чай и слушали, как потрескивают дрова.
        - В головке у тебя очень много вопросов, это видно сразу. Я могу тебе кое-что рассказать об этом мире. Так что - спрашивай. Кстати, можешь звать меня - Хранительница.
        И я тут же ляпнула:
        - А вы человек?
        Она рассмеялась в ответ, откинувшись на подголовник:
        - Ой, не могу! Ну конечно же, я человек. А в чем дело?
        - Но вы же волшебница?
        - Нет, моя хорошая. А почему ты так решила?
        - Ну раз я - ведьма, а вы меня ждали, значит, вы тоже?..
        - Ой, ну кто тебе сказал такую глупость?
        - Лесничиха.
        Хозяйка домика посерьезнела и, добавив в чашки удивительно ароматного чаю, предложила мне рассказать все по порядку. Так что мне пришлось опять вспоминать все свои приключения.
        Она о чем-то задумалась. Затем встряхнула головой и произнесла:
        - Ясно, тогда я сейчас попытаюсь тебе объяснить все, что с тобой случилось. Устраивайся поудобнее и слушай.
        Я так и сделала. А потом еще и накрылась пледом. Хозяйка поставила рядом со мной конфетницу в виде лебедя и начала говорить:
        - Я не буду употреблять сложных слов и постараюсь, чтобы ты поняла. Если же что не так, сразу спрашивай. Хорошо?
        Я кивнула, и хозяйка продолжила:
        - Что такое звезды, ты знаешь? Так вот, звезды излучают в космос свою энергию мощным потоком, распространяющуюся на все окружающее пространство, подобно волнам океана. Но энергия каждой конкретной звезды на разных людей влияет по-разному. Ты ведь слышала, как про иных говорят: он родился под счастливой звездой? Просто на самом деле для каждого человека существуют как бы свои звезды, на которые он реагирует лучше, чем другие.
        Хранительница грустно усмехнулась чему-то своему:
        - Любому человеку может необычайно повезти, если он окажется под своей звездой. Но это должно произойти только в определенном месте и в определенное время, когда влияние «его» звезды на него наиболее благоприятно. Для тебя таким местом оказалась эта поляна. Другой человек будет там спать в то же время, что и ты, и ничего не почувствует, потому что ему твои звезды абсолютно чужды. К сожалению, с седой древности посвященные ломают головы, как научиться отыскивать для каждого человека подходящее ему сочетание времени и места. Но, увы, до сих пор это является самой большой загадкой. Отсюда же и интуитивное желание людей «оказаться в нужное время, в нужном месте». «Везунчикам» дается талант, удача, интуиция, иным
        - долголетие. Но всегда так, чтобы человек мог как можно полнее проявить себя. А вот тебе звезды дали такие способности, что ты можешь влиять на живые существа, можешь управлять своим телом, да и чужими тоже. Плохо, что ты еще такая маленькая. Потому что, кому много дается, с тех много и спрашивается.
        Она замолчала, подкинула дров в угасающий огонь и потом вновь негромко заговорила:
        - У каждого человека есть свое предназначение в этом мире. Но только встреча со своими звездами позволяет отыскать собственный путь. Человек живет в согласии с самим собой и окружающим миром только тогда, когда звезды раскрывают его возможности и предназначение. Вся беда нашего мира не в том, что он несовершенен, а в том, что многие люди так и не находят свою звезду. Отсюда и все беды, и горе, и войны.
        - А у вас какое предназначение? - пошевелилась я.
        - Я - хранительница этих лесов. Пока я здесь живу, тут не будет лесных пожаров, никаких бедствий. Никто сюда не приедет и не вырубит его на продажу. В изобилии родятся грибы, ягоды. В речках исключительно чистая вода, в которой резвится рыба. Животным хорошо и привольно. Ну и людям я стараюсь помогать. Только они не всегда эту помощь принимают.
        - А у меня какой путь? Вы поняли?
        - Нет. Я не знаю твоего пути. Звезды раскрыли твои способности. А уж как ты их применишь, будет зависеть только от тебя. Одно могу сказать - скучной твоя жизнь не будет.
        - Так получается, что и ведьмы действительно были?
        - Ну как тебе сказать. Действительно, появлялись женщины, чья жизнь после встречи со своей звездой определялась как жизнь в полете. Сейчас это называется левитацией
        - умением преодолеть притяжение Земли. Больше они ничего не умели. Но зависть и злоба обычных людей стали приписывать им совсем несвойственные качества… Они знали, что если их поймают, то сожгут на костре, но не могли отказаться от полетов.
        Я вспомнила невообразимую, бесшабашную радость от полета и согласно кивнула.
        Еще о многом мы переговорили за ночь. Вернее, рассказывала Хранительница. О мире, что нас окружал. О том, что я скоро научусь чувствовать людей, которые, подобно мне, нашли себя. Что я смогу определять плохие для себя места, чтобы не попасть в беду. Ну и многое еще. Я не все понимала, кое-что забыла. Но одно уяснила четко: я не мутант, и я не одинока.
        Напоследок хозяйка пожалела, что я поторопилась рассказать все папе:
        - Но ничего. Просто постарайся своими новыми знаниями не будоражить родных и близких.
        Я не очень поняла, но пообещала этот совет выполнять.
        В предрассветной мгле я возвращалась обратно. На крыльце дома, что стал нам пристанищем в Белозере, виднелся тлеющий огонек сигареты. Подлетев поближе, я различила, что это папа сидит на крыльце и курит!
        Он же бросил почти год назад! Рядом с ним стояла консервная банка, доверху наполненная окурками.
        Я приземлилась, прислонила метлу к крыльцу и села на нижнюю ступеньку. Папа протянул руку, потрепал меня по голове и снова стал молча курить. А потом я повернулась к нему и попросила:
        - Па, отпили мне, пожалуйста, черенок у метлы покороче, а то длинным управлять не очень удобно.
        Глава V
        Сон
        Я проснулась совершенно одна. В горнице никого не было. Только на столе ожидал меня холодный завтрак, накрытый марлей от мух. За окном ярко светило солнце, и, судя по теням, день уже перевалил на вторую половину.
        Наскоро перекусив и запив все удивительно вкусным молоком, я выскочила на крыльцо, чтобы оглядеться и решить, что делать. Я подумала, что папа ушел по каким-то своим делам, но тут же услышала его голос, бубнивший что-то за открытыми воротами сарая. Я пошла, чтобы поздороваться и поинтересоваться, что он там делает, и еще на полдороге услышала знакомый скрипучий голос:
        - А я тебе говорю, не полетит!
        На что папа с очень упрямыми интонациями в голосе возражал:
        - Посмотрим, посмотрим!
        Они продолжали препираться. Впрочем, по затрудненному и прерывистому дыханию папы было понятно, что он опять что-то мастерит. Надо сказать, что мой папа был в свое время автомехаником.
        Я не выдержала и зашла внутрь. В углу сарая у окна стоял столярный верстак, такой же, как в школе у мальчишек в кабинете труда, только побольше. Над ним склонился папа, а рядом на пустом ящике примостился дед Кузя в неизменной телогрейке.
        - Привет, - мне показалось, что я спокойно произнесла эти слова, даже улыбнулась, тем не менее папа дернулся, словно испугался чего-то, и резко повернулся ко мне. Зато дед Кузя явно обрадовался и так широко раскрыл рот в ответной улыбке, что сквозь заросли его кудлатой бороды проглянули зубы. - А что вы тут делаете?
        - Привет, ты уже встала? - попытался папа увести разговор в сторону. Хотя по его растерянности я сразу же поняла, что он что-то делает для меня, но не хочет, чтобы я увидела это раньше времени. Потому что, если бы это нечто не касалось меня, он бы или рявкнул вечное взрослое: «Не суйся не в свое дело», или бы тут же подробно объяснил суть «изобретения». Смешные эти взрослые, у них же все сразу на лице написано. Так что я не дала себя провести, а сразу заканючила:
        - Па-а! Ну покажи! Ну покажи, папа!
        Вскоре я добилась своего, и меня подпустили к верстаку. На нем лежала новенькая метла, к черенку которой папа уже прикрепил велосипедное сиденье.
        - Вот, с утра в кузню сходил и сделал там хомуты, чтобы за черенок удобно крепить было.
        Но мало того, рядом лежал еще и велосипедный руль от «Салюта», тоже явно переделанный. Я сразу оценила всю прелесть новшеств:
        - Ух ты, как здорово! Спасибо, папа!
        И тут дед Кузя пролил ложку дегтя в бочку с медом:
        - Благодарить будешь, когда прокатишься! А я твоему отцу твержу, что железо ведьминской метле противопоказано. Не будет она летать, и все тут.
        Я почувствовала, как у меня округляются глаза, и взглянула на папу:
        - Зачем? Я же только тебе рассказывала!
        - Ну, во-первых, когда ты улетела, я сначала подумал, что ты… ну… насовсем, в общем… и вообще, я решаю, что надо и что нет; а во-вторых, Кузьма Петрович твой крестный, я тебе говорил, если ты помнишь. Когда ты родилась, он даже приезжал в Питер на крестины.
        - В Ленинград.
        - Ну да, я и говорю об этом. Так что он тебя в обиду не даст и защитит. А то, что ты животных лечишь, что ты ведунья, - уже вся деревня знает. Но про твои полеты еще не разнюхали. Так что летать будешь только по ночам, и только под моим присмотром.
        Я не выдержала и рассмеялась. Вслед за мной тут же расхохотался дед Кузя. Папа сначала переводил глаза с меня на крестного и обратно, потом заулыбался, а после, когда до него дошел смысл им же сказанного, тоже стал, простите за грубость, ржать как конь. И то ли солнечные зайчики, скачущие по стенам, были тому виной, то ли что - то другое, только мы никак не могли остановиться. Рядом были остатки прошлогодней соломы, и мы втроем повалились туда, держась за животы. Если кто-то проходил рядом, то ни за что не понял бы, что здесь смеются люди. Захлебывающееся повизгивание деда Кузи, переходящее в похрюкивание, совершенно павианий, лающий смех папы (я однажды такой слышала в зоопарке), переходящий в уханье филина, и мое поскуливание, потому что громко смеяться я не могла и только дергала ногами. Мы смеялись до колик, а остановиться не могли.
        Наконец мы отсмеялись, но еще долго сидели, держась за животы и всхлипывая.
        Чуть попозже папа все же вернулся к верстаку и приладил руль.
        - Ну, попробуй!
        Я взялась за руль и уселась на новое сиденье, слегка согнув ноги в коленях. Оказалось очень удобно - словно садишься на большой трехколесный велосипед, а не на метлу, и держаться гораздо лучше. А то я заметила по ночному полету, что не очень-то удобно управлять метлой, держась за черенок. Метла все время забирает в сторону той руки, которую я держу на ручке впереди. Да и, если честно, попе не очень удобно долго сидеть на узком черенке. Ну-у, теперь полетаем!
        Однако ничего не произошло. Я не смогла подняться в воздух. Я пробовала еще и еще, начала скакать по земляному полу сарая, но все тщетно. Метла меня не слушалась. Я стала потихоньку всхлипывать, стараясь сдержать рыдания, охватившие меня. Что со мной случилось? За что? Я хочу летать.
        - Говорил я тебе, Тимофеич, нельзя металл ставить. Давай с дерева строганем, и вся недолга. Послушай, что тебе дед говорит. Уж я-то знаю, что можно, а что нельзя. В крайнем случае, пусть катается на простой, без сиденья.
        У меня даже дыхание перехватило. Действительно, чего это я? Это же метла не хочет летать, а не я.
        Папа недоверчиво пожал плечами, но отправился в глубь сарая подыскивать подходящие доски. Я всегда любила смотреть, как работают с деревом, строгают его рубанком и шкурят, тем более что это делают для меня.
        Дед Кузя лез к папе с советами и время от времени пытался сам встать за верстак. День еще только клонился к закату, а выгнутый руль и деревянное сиденье уже были готовы. Они опять заспорили, как крепить. Папа хотел все соединить на Шипах и клею, а крестный утверждал, что это надо делать только с помощью сыромятных ремней.
        Уяснив себе, что, если верх одержит папа, придется ждать сутки, пока клей высохнет, а если дед Кузя с его ремнями, то хоть сейчас лети, я приняла сторону деда и вступила в спор. Папа немного обиделся, но сдался под нашим давлением.
        Крестный очень шустро обернулся, сбегал домой и вскоре победно потрясал в воздухе зажатыми в кулаке длинными полосками кожи. Их тут же замочили в бочке с водой, и мы пошли на ужин в дом к тетке Варваре.
        Едва завидя нас, тетка Варвара поманила меня из сарая, где она сидела на перевернутом ведре и доила корову. Струйки тоненько звенели о края ведра, уже наполненного более чем наполовину. На землю опускалась вечерняя прохлада, и от надоенного молока поднимался легкий парок.
        - Ну-ка, подай мне кружку, Никочка! - скомандовала хозяйка.
        Я послушно передала ей металлическую кружку и наклонилась, чтобы получше рассмотреть, как доят корову. Тетка Варвара одной рукой подставила кружку, а потом большим и указательным пальцами протянула вниз один из сосков. Причем так безжалостно, но корова даже не шелохнулась. Взык-взык - и кружка заполнилась, тут же оказавшись перед моим лицом.
        - Выпей! В городе ты никогда такого не попробуешь.
        Я заглянула в кружку. Там даже не было видно молока. Над ним возвышалась пузырящаяся шапка голубоватой пены, словно у пива. И у этого молока был такой душистый аромат и сладковатый вкус, что я и опомниться не успела, как кружка оказалась пустой. А мой язык вовсю слизывал пену с верхней губы.
        - Ну вот! - удовлетворенно поцокала тетка Варвара. - А еще?
        Я не отказалась, и вскоре вторая кружка теплого-теплого молока оказалась в моем желудке, сразу наполнив его какой-то удивительной сытостью. Так что даже и на ужин расхотелось идти.
        - Никочка, посмотри Пеструшку, а? Все ли у нее хорошо? А то что-то молока давать стала меньше, - вдруг попросила тетка, когда я уже выходила из сарая.

«М-да, приходи к нему лечиться и корова, и волчица… Началось. К концу лета я стану знатным ветеринаром. Или ветеринаркой? В общем, кем-то стану, это точно», - подумала я и уже привычно прищурилась, рассматривая хозяйскую корову. Но Пеструшка была абсолютно здорова, что я и сообщила тетке Варваре.
        Но даже когда я повторила, что беспокоиться не о чем, тень сомнения не исчезла с лица хозяйки.
        После ужина мы вернулись в сарай. Взрослые зажгли свет, и сразу клубы мошкары переместились с улицы поближе к лампе. Кожа уже разбухла, и папа с крестным приступили к работе. Они выкручивали жгуты и изо всех сил растягивали кожу. Их лица покраснели от натуги, зато вскоре дед Кузя удовлетворенно крякнул, оценивая свою работу, и протянул мне метлу с аккуратными седельцем и рулем.
        Я тут же уселась (конечно, настоящее кожаное седло было мягче, но ничего) и, о чудо, тут же взлетела. Сделав пару кругов под стропилами сарая, я поняла, насколько удобнее теперь летать. Это все равно что после самоката сразу же сжать руль горного велосипеда. На улице уже стемнело, и я легко выскользнула на простор. Свечкой ввинтившись в высоту, я подумала, что надо бы как-то отблагодарить взрослых. И, не придумав ничего лучшего, со всего разгону влетела в сарай и подцепила на передок метлы лицом к себе деда Кузю и в то же мгновение умчалась обратно в небо. Крестный пребольно схватил меня своими узловатыми пальцами, ровно клещами, за плечи и в ужасе распахнул глаза и рот. Его развевающаяся на ветру борода была такой потешной, что я от смеха не услышала, что он там говорил мне. Уловила только что-то о земле. И тут же поняла, что, наверное, деду Кузе неудобно лететь спиной, он же ничего не видит, да и мне приходилось лететь чуть-чуть боком, чтобы смотреть вперед.
        Я решила вернуться, но теперь перед сараем садилась уже аккуратнее. Дед Кузя почувствовал под собой землю и тут же стал опускаться. Папа подхватил его на руки и перенес на лавочку перед домом, гневно бросив мне:
        - Быстро воды!
        Я кинулась бегом в дом, сообразив, что сделала что-то нехорошее. Когда я вернулась со стаканом воды, дед Кузя уже почти ровно сидел на лавочке, опираясь лишь одной рукой, другой рукой он теребил ворот рубахи:
        - Ты не ругай ее, Тимофеич, она ж не со зла, - тут он принял от меня стакан, медленно, маленькими глотками выпил все до дна и поднял на меня глаза, - стар я, Ника, уже для таких игрищ! Ишь, мотор-то и прихватило. - Он стал потирать грудь в области сердца. - Но ничего, все обойдется, не впервой.
        Я стояла, не зная, что сказать. Мне хотелось подойти и обнять крестного, пожалеть его, но я боялась сделать еще что-нибудь не так. И тут папа повернулся ко мне, словно только сейчас заметил:
        - Ну-ка, марш домой и спать! Никаких полетов сегодня тебе не будет! Совершенно ничего не соображаешь!
        Он распалялся все больше и больше.
        - Ты хоть когда-нибудь будешь думать? Ведунья, называется! А ума ни на грош!
        Папа бы еще много чего сказал, это было видно по его лицу, да только крестный его остановил.
        Я сначала-то хотела выстоять весь выговор на ногах, но при последних словах очень сильно обиделась на папу и, не говоря ни слова, повернулась и пошла в дом. Там я быстро скользнула в постель и вскоре, к собственному удивлению, задремала, невзирая на обиду.

…Мне тут же привиделось, как меня ругает за что-то папа, совершенно не понимая того, что он не прав. Мне было очень грустно, хотелось плакать, и поскольку я осознавала, что это вроде как понарошку, здесь все можно, я дала волю слезам. А потом подумала, что хорошо бы сделать так, чтобы папа снова стал маленьким мальчиком, ну примерно лет шести-семи, как Ежик, сын маминой подруги. Старше не надо. Тогда, если на него вдруг несправедли-»о наругаются, он вспомнит, что значит быть маленьким, и каково это - терпеть ругань взрослых ни за что.
        Да, это будет здорово, когда папа станет маленьким. Так ему и надо. Можно подумать, я хотела, чтобы у крестного прихватило сердце… И как могут взрослые так поступать. Сначала сделал мне такую чудесную метлу, а потом ндруг в дым отругал. И еще обзывался. И сейчас не приходит. А я одна лежу в этом чужом доме. Пришел бы, сел бы рядышком, погладил по голове, я бы прижалась к его руке, и мы бы помирились. Если не придет, то так ему и надо, пусть станет маленьким. Отольются кошке мышкины слезки.
        Я стала припоминать все прошлые несправедливые обиды. Их оказалось так много, что на глаза еще раз навернулись слезы. Я отплакалась и, успокоившись, окончательно заснула.
        Глава VI Беда
        Ночью меня дважды будил петух-горлопан, но я тут же засыпала. Зато от почти неуловимого шороха под утро проснулась сразу и окончательно, хотя еще спать бы да спать.
        По горнице кто-то осторожно ходил. Но странно, ни одна половица не скрипнула, хотя это в принципе невозможно. Я еще на второй день, как мы приехали в Белозеро, специально попрыгала по всему полу, чтобы узнать - есть нескрипучие места или нет. И тогда же мне стало понятно, что по полу невозможно сделать ни шагу, чтобы где-нибудь не скрипнуло.
        Выждав некоторое время и не шевелясь, я тихонько приоткрыла один глаз и осмотрелась. Ночной мрак уже рассеивался, а на лавочке у стола сидел и смотрел на меня маленький дед Кузя. Ну, уменьшенный, что ли. Такая же борода, такой же прищуренный взгляд, даже телогрейка такая же. Вот только, сидя на лавке, он не доставал макушкой до края стола.
        Бедный, пришла мне первая мысль, как же ему неудобно было залезать. Он вертел головой в такт каким-то своим мыслям, дрыгал ногами и был вполне доволен своим положением.
        - Крестный, - не выдержала я и позвала его шепотом, - что с тобой сталось?
        - Ух, напугала, - взвился тот в воздух, спрыгивая со скамьи на пол. - Предупреждать надо. Сижу, никого не трогаю, сам готовлюсь попугать. Посмотреть, значит, на твою… ну, как ее?.. О!.. Реакцию. А тут ты со своими глупыми вопросами. Ладно, отвечу, я не твой крестный. Я - домовой Кузя, а вот живу я в доме у Кузьмы Петровича. Вчера хозяин как пришел, так весь вечер про тебя хозяйке баил.
        - Что-что делал?
        - Ну, баил - говорил то есть, - продолжал сыпать скороговоркой домовой Кузя. - И ничего в тебе волшебного нет. Девчонка как девчонка! Да. А то хозяин там распелся как соловей - Ника то, Ника се. Где волшебство? Где ум во взгляде, где магические силы, заставляющие вокруг все светиться? Я ничего про звезды не понимаю, но ведь как обрадовался. У нас в деревне отродясь ни одной ведьмы не было. Да и в соседних тоже. Мы с мужиками, ну, с домовыми мужиками, подумали, что хоть вот сейчас жизнь начнется. А то глушь… оно и хорошо, конечно, что глушь, - влияний дурных нет. Дак ведь и геройства иногда хочется. Ну там чтоб хоть посмотреть на дракона. Правда, издаля лучше. Или чтобы к тебе заявился какой-никакой Иван-царевич, а ты бы его съела. А? Может, уважишь старость? Съешь, а? Ну, не царевича, так хоть княжича какого?
        Совершенно ошеломленная такой атакой, я уселась на кровати, а ночной гость продолжал болтать, стоя посреди горницы. Он отставил ногу и выпятил вперед грудь, словно ныступал на каком-нибудь митинге по телевизору. При последних словах я обхватила голову руками. Какой царевич?! Какое волшебство?! Что за домовой?!
        Тут он замолк, просительно глядя на меня, и я успела вставить свой вопрос:
        - Вы хоть объясните толком, кто вы такой?
        Гость явно рассердился:
        - Да я же сказал уже, домовой я. То есть хранитель дома. Ежели дом из дерева, да в правильном, чистом месте поставлен, да в нем печь большая есть, то обязательно помолится домовой. Ну, правда, надо, чтобы и хозяева понимание имели, чтобы относились по-человечески. Подкормить чтобы. Гостинцев там подбросить. Пока в избе домовой есть - пожаров не будет ни за что, дом как поставили, так и будет он стоять хоть тыщу лет. А коли нет нас, то и дом пойдет вразнос: фундамент просядет, стены расползутся и прочие беды: пожары, наводнения. Опять же - крыс я гоняю лучше всякой кошки. Они же умные твари - знают, в каком доме можно поживиться, а в каком
        - нет.
        Он помолчал немного, почмокал губами и вдруг пригорюнился:
        - Только все меньше нас. Люди не хотят больше знаться с домовыми. Дома строят где попало, печи не ставят. А ведь только у печки человек становится человеком. Да и моду завели, чуть что - отдают дом другим хозяевам, а нас с собой не берут. А мы ведь всей душой не только к дому прикипаем, но и к семье. Уж как жили! Поколения сменялись, а я до сих пор помню всех. И как прапрадед Кузьмы Петровича по малолетству попал под копыта коню, а дома никого не было. Так он заполз, бедненький, и плачет, и плачет…
        Тут Кузя вдруг сам захлюпал носом, но справился с грустными воспоминаниями:
        - Как хозяева прежние ушли, так домовой и чахнет. Бывает, что и за год с копыт долой.
        Я невольно засмеялась, на что Кузя страшно обиделся:
        - Чего ты смеешься? Так всегда Кузьма Петрович говорит, ежели что. И ты мне зубы не заговаривай. Отвечай, будешь есть кого? Или что-нибудь сказочное сотвори. Нашли сон на замок, ну хоть что-нибудь сделай… Раньше, когда бабки детишкам по вечерам сказки баили, те забьются на печку, и мы за печкой на месте своем уляжемся и все слушаем, слушаем… А потом мечтаешь, чтобы и вправду все это приключилось. Да вот незадача. Край у нас какой - то совсем не волшебный стал.
        Тут до меня дошло, что же именно меня сейчас больше всего беспокоило:
        - Послушайте, а почему я вас вижу? И почему от вашего голоса папа не просыпается?
        - Дак ведь люди-то простые нас ни видеть, ни слышать не могут. Это уж кому как дано. Ты вот стала ведьмой, так теперь и видишь нас.
        - Не называйте меня ведьмой, а то я обижусь.
        Он страшно удивился:
        - Почему это? Ведьма - это же от слов «ведать», то есть «знать», и «ма» - то есть старшая женщина, главная женщина. Хм, хотя тебе еще расти и расти до звания главной женщины.
        Тут Кузя вдруг подхватился:
        - Ох, заболтался я с тобой. А счас скотинку на выгон отправлять надобно. Ладно, следующей ночью приду, там договорим. Ну, покедова.
        И с этими словами он выбежал прямо сквозь запертую дверь.
        Я лежала совсем ошалевшая от этого визита. Что же это получается? Хранительница убедила меня в том, что волшебства нет. Но ведь домовые - это же волшебные существа. Хотя бы взять, как он прошел сквозь дверь. Ну хорошо, допустим, раз я их видела, раз со мной случаются всякие странные вещи - значит, волшебные существа ость! НО! Тогда получается, что и Я со своими способностями (летать, лечить мысленным желанием и так далее) - тоже ВОЛШЕБНОЕ СУЩЕСТВО?
        Я не хочу быть волшебным существом! Как будто нарочно, чтобы окончательно испортить мне настроение, пробегавшая по полу мышка вдруг подмигнула мне и, остановившись на мгновение, попробовала станцевать чечетку. У нее, конечно же, это не получилось, и она, засмеявшись, убежала.
        Вон, во всех американских фильмах и сериалах стоит только ребенку что-то научиться делать: взглядом что-нибудь зажигать или читать чужие мысли, так за ним начинают охотиться всякие спецслужбы. А мне это надо? Мне говеем не надо, чтобы вокруг взрывались автобусы, гибли пюди и всякое такое.
        Ой, мамочки, что же делать? Мне стало совсем плохо, и я решила разбудить папу, чтобы с ним посоветоваться. Тем более и вставать уже пора, совсем рассвело.
        Я соскользнула с постели и направилась в папин угол. Обычно под утро он похрапывает, а сегодня что-то затих. 11 даже с головой укрылся под одеялом. Я протянула руки, намереваясь изо всех сил потрясти папу за плечо. Он ведь такой тяжелый, что и не пошевелить его. Но вдруг под руками вместо папиного плеча оказалось что-то легкое и тщедушное, так что я чуть не упала на пол. Под одеялом что-то зашевелилось, и оттуда вынырнула заспанная мордашка какого-то малыша. Он тут же запищал тонким голоском:
        - Ну ты что, Ника, обалдела, что ли, совсем, так толкаться? О господи, ну что тебе надо?
        Я в ужасе отпрянула от кровати, надеясь, что это всего лишь продолжение сна. В голове же сразу сложилось неумолимо, как таблица умножения, все последние события и голос Хранительницы: «Ты можешь влиять на живые существа», и мое желание: «Пусть папа станет маленьким».
        Малыш отбросил одеяло и уселся на краю кровати, упершись локтями в колени и потирая лицо. Он был в папиных плавках, которых бы хватило на троих таких малышей, и я окончательно убедилась, что все это, к сожалению, не сон.
        Надо признать, мне этот малыш сразу же понравился, особенно когда открыл глаза. Я любила смотреть старые фотографии родителей в детстве. А этот живой большеглазый мальчик, явно еще дошкольник, с аккуратной стрижкой густых иссиня-черных волос, выглядел еще лучше. В нем ничего не осталось от моего прежнего папы. Стоп! Ужас какой-то - неужели это мой папа?!
        Между тем малыш открыл глаза и мутным от сна взглядом уставился на меня:
        - Мне такой кошмар снился… - тут он замолк, потому что понял одну неприятную для себя вещь. Обычно папа, даже сидя на диване или еще где-то, все равно смотрел на меня сверху вниз. Но только не сейчас. Хоть я и стояла не очень близко, ему пришлось взирать на меня снизу вверх. И это моему папе очень не понравилось. Он замер, потом стал медленно переводить взгляд с меня на свои ноги - маленькие, безволосые, трогательные ножки. Вообще, действительно мой новый папа (надеюсь, это правильное выражение, хотя, может, нужно говорить - новый облик моего папы?) чем-то неуловимо напоминал Ежика, о котором я уже упоминала.
        - ТЫ Ш-Ш-Ш-Ш-ТО? - зашипел на меня между тем папа. - НЕ-МЕгДЛЕ-ННО СДЕ-ЛАЙ МЕ-НЯ ОБ-РА-ТНО ВЗ-РОС-ЛЫМ! СЛЫ-ШИШЬ?
        Я испугалась не на шутку. В таком гневе я еще папу не видела. И тут до меня дошло: но и таким маленьким я еще папу тоже никогда не видела. Ну что он мне может сделать своими маленькими ручками? Помню, Ежик очень злился, когда хотел меня ударить, а я его просто удерживала рукой за макушку, и он ничего не мог сделать. Ха! Мое желание сбылось - так что он теперь, наверное, уже понял, как плохо быть маленьким и почему я стремлюсь как можно быстрее вырасти. Только, наверное, это очень круто вышло. Как-то надо сделать так, чтобы папа меня не пришиб потом сгоряча, когда опять станет взрослым. С него станется.
        Между тем папа не стал дожидаться превращения. Он соскочил с постели, схватил меня за руку и рванул чуть в сторону, чтобы я оказалась к нему вполоборота и появилась возможность ударить меня по попе. Вернее, это ему хотелось сделать. На самом же деле он лишь чуть дернул меня в сторону и все. Я же в ответ легонько его оттолкнула. Правда, тоже не рассчитала силы. Я привыкла, что на папу и с разбега наскочишь, а ему хоть бы хны. А тут он отлетел и ударился об угол тумбочки. На его глазах сразу же появились слезы. Я подскочила к нему, пытаясь обнять:
        - Папочка, ну прости меня, я не хотела!
        Но он стал отбиваться от меня и только жалобно просил:
        - Уйди! Ну уйди же от меня!
        Неизвестно чем бы все это кончилось, если бы со двора не раздался голос крестного:
        - Эй, Тимофеич, ну сколько тебя ждать? Мы же договорились.
        Почти тут же раздались гулкие шаги по крыльцу. Папа дернулся к шкафу, на ходу теряя свои же плавки.
        - Скажи, что я куда-то ушел» - пропищал он.
        В горницу ввалился чрезвычайно довольный жизнью дед Кузя:
        - Привет, Ника, а где твой отец?
        Я не нашла ничего лучшего сказать, что он ушел к дяде Егору.
        - Да??? - несказанно удивился крестный. - А как он ушел? Дворами, что ли? Я уж битый час сижу на завалинке, все его караулю… А что он - без штанов ушел, что ли?
        - обратил он внимание на папину одежду на спинке стула. - И кровать его ты заправляешь? Чего это у вас творится?
        Он стал подозрительно осматриваться вокруг, а потом заорал:
        - Тимофеич! Я здесь и никуда не уйду. Ты чего надумал, а? Давай вылазь, знаю я твои штучки, самому все сделать захотелось? Не выйдет.
        Он стал шерудить по избе, и кончилось все тем, что из шкафа, придерживая одной рукой плавки, вышел папа.
        Крестный стал вертеть головой, будто у него заболела шея:
        - Так, а это что за мелочь пузатая?
        Папа резко вскинул голову:
        - Сам ты мелочь пузатая! Глаза разуй. Это я - племяш твой. О, горе мне!..
        Тоненький папин голосок произвел на деда Кузю невероятное действие. Он вдруг закрыл ладонью рот, будто пытался сдержать свой же крик, и медленно опустился прямо на пол. Так и замер, как фарфоровый китайский болванчик.
        Между тем папа, поддерживая плавки, болтавшиеся на нем, как парус, прошел на кухню, но вскоре вернулся, неся зажигалку:
        - Слышь, дай закурить, а то мои кончились.
        Дед Кузя достал пачку сигарет, и они задымили вдвоем, правда, папа сразу же закашлялся, попробовал еще раз затянуться и чуть не захлебнулся от кашля. И теперь они сидели рядышком на полу, уставившись каждый в свою точку. Курил только крестный, а папа потирал грудь. Я продолжала сидеть на лавке, боясь шелохнуться.
        - Так ты, значит… того… этого, - нарушил затянувшееся молчание дед Кузя. - А как у тебя это вышло? Дочка, что ли, подсобила? Она могет. У нее, значит, глаз теперь такой. Как что не по ней, так во что-нибудь и превратит, а тебя, значит, и вообще обратно открутила… М-да, каждому свое… Опять же хорошо, организм окончательно перестал курево принимать. Слышь, Вовчик, а когда ты, ну, это… обратно вырастешь, не знаешь?
        Папа поиграл желваками на скулах, раньше у него это хорошо получалось, как у героя какого-нибудь боевика, но теперь, если откровенно, у него это вышло смешно. Однако я говорить этого папе не стала.
        - Вон у нее спроси, - наконец отозвался папа, а потом повернулся ко мне: - Ника, последний раз говорю, верни меня в нормальное состояние.
        Тут я не выдержала и заплакала. Пока папа пытался курить, я и так уже попробовала, и ничего не вышло. Что я и объяснила сквозь слезы.
        - Та-а-ак! - протянул папа. - Какие будут предложения? Вот что, Кузьма, давай-ка сгоняй к себе домой. У тебя же там должно лежать что-нибудь для внуков из одежды? Выберешь на меня… - папа помолчал, а потом разразился длинной тирадой на каком-то гортанном языке, причем, если судить по интонациям, он очень сильно ругался.
        - Ишь ты, - зауважал папу крестный. - А это по-каковски?
        - По-грузински.
        - А что ты говорил-то?
        - Это лучше не переводить.
        Дед Кузя быстро исчез. Не хуже, чем его домовой. А мы остались с папой вдвоем. Он поднялся с пола, забрался на кровать и улегся на спину, закинув руки за голову.
        - М-м-м! - застонал папа и, тяжело вздохнув, взглянул на меня. - Своими бы руками прибил тебя, да только руки у меня теперь коротки.
        И он, снова застонав, перевернулся на живот. Я осторожно присела рядом и стала поглаживать папину голову.
        - Ты хоть понимаешь, что натворила?
        Вообще-то я не очень понимала, отчего папа так сердит. Раз он заколдован, то значит - раньше или позже будет расколдован. Если бы меня кто заколдовал, чтобы я на время стала взрослой, я бы только обрадовалась.
        - У меня были дела. Много дел, которые я должен был решить за свой отпуск здесь, на родине. Причем от меня требуется, чтобы я был ВЗРОСЛЫМ. И вместо меня никто их не решит. И даже ты со всем своим волшебством не сможешь их решить. Потому что мне не объяснить тебе всего. Ты просто не поймешь. Ну как я, к примеру, приду куда - нибудь и скажу: «Извините, обычно я очень большой…» Тьфу, черт побери, даже говорить не хочется.
        Тут вернулся дед Кузя, держа в обеих руках по сумке.
        - Вот, я вам поесть тут собрал. Вы ж не пойдете к Варваре? Ну и еще кое-что нашел для тебя…
        Крестный вытащил из кипы вещей красненькую рубашонку и цветастые шорты, кепочку и сандалии. Папа скептически оглядел все это:
        - А трусы где?
        - Вот, все здесь, в кулечке, - склонился над папой дед Кузя и погладил его по головке. Ну что поделать, если малышей, когда они не плачут, всегда хочется погладить? Только папе это не понравилось:
        - Отойди, Петрович, от греха подальше.
        Но тот внезапно развеселился:
        - А то что? Ну что ты мне сделаешь? Вот захочу сейчас и отшлепаю.
        Папины глаза сузились в щелочки:
        - Ну попробуй.
        И тут уже вмешалась я:
        - Папа, ну-ка прекрати сейчас же, ну что ты как маленький…
        Мы, наверное, вспомнили, как смеялись в сарае, потому что захохотали одновременно. Правда, на этот раз успокоились гораздо быстрее.
        Чуть погодя папа ушел на кухню переодеваться, а когда он появился, то мы с крестным снова рассмеялись. Перед нами стоял, напыжившись, маленький мальчик, исподлобья посматривавший на нас.
        - Ладно, решим все после завтрака.
        Сандалии оказались папе чуть велики, и крестный переделал дырки, зато у папы появилась нормальная обувка.
        На улицу мы решили не выходить. Дед Кузя теперь остался с нами на положении равноправного заговорщика.
        Обсуждать в общем-то было нечего. Раз я не могла превратить обратно папу в нормального взрослого, значит, надо было обратиться за помощью или советом к знающим людям. Ни папа, ни крестный среди волшебников знакомых не имели. Да и у меня было только одно знакомство. Мы немного поспорили, одна я полечу или с папой. Но, поскольку я чувствовала себя виноватой перед ним, то согласилась взять его с собой.
        Дед Кузя сбегал в сарай, принес оттуда кой-какие инструменты и стал делать двухместную метлу. Папа путался у крестного под ногами, а тот цыкал на него в ответ. Один только раз он дал папе рубанок, но тот сразу же уронил его себе на ногу. Мы рассмеялись, а папа обиделся и надолго отошел в другую комнату.
        А потом мы до вечера играли в карты. Дед Кузя стал нашей связью с внешним миром. Он кормил нас, приглядывал, когда мы выходили во двор, чтобы никто не заметил папу. А желающие пообщаться с папой были, но дед Кузя всех их гнал за ворота. Одна бы я без него не справилась. Да и с папой теперь он общался лучше, чем я.
        Я никак не могла определиться, как теперь вести себя с родителем. С одной стороны
        - раз он меньше меня, я должна приглядывать за ним. С другой стороны - старший все
        - таки.
        Тут я подумала: а что, если не получится папу вернуть в нормальное состояние? Что скажет мама? Ужас…
        Когда окончательно стемнело, дед Кузя, убедившись, что поблизости никого нет, поманил нас на улицу. Мы вышли, и я вскочила в седло. Дед Кузя подхватил папу и посадил на второе сиденье передо мной. Я перехватила поудобнее руки и устремилась в небо.
        Метла как будто сама знала, куда ей надо лететь. Папа сначала молчал, а потом, обернувшись, попытался перекрикивать ветер:
        - Как здорово! Я никогда не думал, что это так здорово! Может быть, ради одного этого полета и надо было мне превратиться в малыша? Если бы я был взрослым, то постеснялся бы с тобой лететь.
        Тут во мне почему-то появилась уверенность, что нам предстоит еще не один такой полет, но сообщать папе свою догадку не стала.
        Между тем он стал ерзать, озираясь по сторонам.
        - А ты неплохо летишь! Километров сорок-пятьдесят в час гонишь, - одобрил папа. - Не слабо.
        И снова продолжал ерзать. Я попыталась объяснить, что он мне мешает управлять метлой. Он посидел чуть-чуть спокойно и снова принялся егозить, так что пришлось дать ему хороший подзатыльник. Он сразу же обиделся, зато успокоился.
        Полет закончился под присмотром ярко-желтой луны прямо на крыльце домика Хранительницы леса. Я позвонила в колокольчик, и дверь тут же открылась.
        - Входи, Ника, входи, - позвала из гостиной Хранительница. - Я так и знала, что ты вскоре прилетишь.
        Мы вошли в дом и поздоровались. Я держала папу за РУКУ.
        - Ой, а это что за славный малыш с тобой? Как тебя зовут, глазастик?
        Я не успела вмешаться, как папа ляпнул:
        - Я Никин папа, а зовут меня Владимир Тимофеевич. С вами я уже заочно знаком.
        - Что-о-о?! - воскликнула хозяйка, да так и замерла с открытым ртом. Пришлось ей объяснить, в чем дело. Но лишь когда папа утянул ее за руку к дивану и усадил рядом, она понемногу пришла в себя.
        А потом случилось то, что и я предполагала! Едва взрослые собираются вместе, рядом с ними для детей места не находится. Папа тут же сделал попытку увести Хранительницу на кухню, а меня оставить в гостиной. Но, использовав силу, я воспротивилась этому. И тут меня поддержала хозяйка:
        - Владимир Тимофеевич! Ребенок имеет право знать все, что с ним связано. Так что давайте поговорим при ней.
        Папа немного покрутился по гостиной, разглядывая картины на стенах и фарфоровые статуэтки на полочках, а потом обернулся к хозяйке:
        - У вас выпить не найдется? Мне много не надо, так, пол бокала шампанского вполне хватит.
        Хранительница улыбнулась:
        - Я слышу речь не мальчика, но мужа. Но, во-первых, в этом доме нет алкогольных напитков, а во-вторых, ребенку спиртное противопоказано. А вы, несомненно, сейчас являетесь ребенком. Зато сока - сколько угодно. Сейчас принесу.
        Потом мы стали чаевничать, как и в прошлый раз. А папа и Хранительница стали обсуждать, что можно предпринять в этой ситуации.
        Как я поняла из их слов, я ничем не могла помочь папе. Мое волшебство заключается в том, что я могу делать многое: изменять живые существа и неживые предметы, но обратно превращать их мне не по силам.
        Они немножко поиспытывали меня и окончательно убедились в этом. Я легко превращала яблоко в грушу и грушу в ананас. Но уже один раз превращенная вещь расколдовываться ни за что не хотела. И муха, став белкой, не хотела больше быть насекомым.
        Сама Хранительница тоже помочь была не в силах. Но она рассказала нам, как можно добраться до одного лешего, большого, по ее словам, мастера всяческих превращений. По убеждению Хранительницы, он нам должен был обязательно помочь.
        После этого взрослые вновь заговорили о всяких непонятных вещах. Я сначала слушала, время от времени задремывая, а потом вышла во двор и решила полетать. По крайней мере, гораздо больше удовольствия, чем слушать умные разговоры и ничего в них не понимать.
        Налетавшись вволю, я вернулась в дом за папой. Нам ведь нужно было до рассвета вернуться домой. Он не хотел, но я настояла на своем, и мы стали прощаться с Хранительницей.
        За всю обратную дорогу папа не проронил ни слова, видимо, серьезно думал. Хотя и так все было ясно. Найдем лешего, и наше приключение кончится.
        Мы возвратились в наш дом. Папа уже устал, это было видно по его слипающимся глазам. Я помогла ему помыться, уложила в кровать, и пока подтыкала одеяло, он уже заснул. Проверив везде свет и закрыв дверь, улеглась и я.
        Глава VII
        Встреча с лешим
        Собраться в путь было делом двух минут. Нам помогал дед Кузя, буквально на глазах помолодевший * от соприкосновения с тайной и волшебством. Он ходил в магазин, приносил еду, и вообще иногда казалось, что это он главный герой разыгравшейся драмы, а не мы с папой.
        На этот раз решено было лететь днем. Это ни у кого не вызывало сомнений. Для нашей метлы дед Кузя притащил откуда-то огромный мешок, так что при встрече никто бы не догадался, что у нас в руках. Он же предложил отойти от деревни километра на два в укромную лощину на опушке леса и уже оттуда стартовать. С околицы нас не должны были заметить, потому что ни у одной избы на эту сторону не было окон. Кроме того, еще накануне по собственной инициативе дед Кузя самолично распространил по деревне слух, что Тимофеичу, то есть папе, якобы срочно пришлось уехать в город и бросить на его, деда Кузи то есть, попечение дочку, то есть меня. За что и был нещадно отруган. Папа бегал с утра по горнице и кричал:
        - Ну кто тебя просил? А Михайловы сегодня же узнают, что меня нет в деревне, ты этого добивался? Они же уедут, и что? Кто их вернет? А мне обязательно надо договориться с ними…
        Тут он смотрел на меня и слегка сбавлял обороты, а потом все начиналось сызнова. Папа в отчаянии пытался попробовать заговорить басом, чтобы хотя бы по телефону пообщаться с теми людьми, ради которых он приехал в деревню. Но все его попытки мы отметали с ходу. Его «бас» неизменно вызывал у нас с крестным приступы хохота.
        Последний год он все носился с каким-то деловым проектом, связанным с его родиной. И вот когда наконец в городе все утряслось - такая незадача!
        - Черт побери! Я не могу начинать деловые контакты с серьезными людьми в таком идиотском виде.
        Но лично для меня самым трудным было другое. Нам предстояло пройти по деревне, прежде чем мы смогли бы укрыться в лощине. Кому-нибудь да обязательно попадемся на глаза. А для репутации нашей семьи, подчеркнул папа, подобные метаморфозы убийственны. Значит - нужно придумать, за кого выдавать папу.
        Когда я это произнесла, взрослые надолго задумались. Потом они ожесточенно заспорили, предлагая друг другу имена разных детишек из окрестных сел, а также просто детей своих знакомых. Но не пришли ни к чему определенному. В конце концов дед Кузя выдвинул необычное решение: я понесу мешок с метлой, а папа спрячется в другом мешке, который понесет дед Кузя.
        - Не боись! Уж как-нибудь я тебя да донесу. Чего уж там - бараний вес, а то и меньше.
        С этими словами он подхватил папу, хотя тот и стал брыкаться, потряс его, как грушу, и, поставив обратно, удовлетворенно сказал:
        - Не, точно донесу! А не донесу, так доволоку!
        И, довольный своей шуткой, громко захохотал. Только вот папе эта шутка не понравилась. Он подошел и изо всей силы пнул крестного. Дед Кузя засмеялся еще громче, а папа запрыгал на одной ноге, обхватив руками другую и поскуливая:
«Ой-ой-ой, ой-ой-ой!»
        Крестный ушел за вторым мешком, а папа, обиженно надувшись, уселся у окна. Положил голову на скрещенные руки и уставился в окно. Но я быстро согнала его с этого места, чтобы никто не увидел.
        На дворе раздалось хлопанье - это крестный выбивал мешок для папы. Мы прильнули к окну. И увидели столб пыли - в нем потонул и дед Кузя, и мешок, и столб, с помощью которого он выколачивал мешковину.
        - Я туда не полезу, - сказал папа.
        Я промолчала. Вскоре к нам присоединился крестный. Он пристроил мешок рядом с папой, уселся за стол и стал большими ножницами вырезать дыры, чтобы обеспечить папе приток свежего воздуха. Папа сначала стоял молча, лишь бросая скептические взгляды на портного, но не выдержал и вскоре уже активно встрял в процесс усовершенствования мешка.
        - Вот здесь делай дырку! Да делай же, кому говорю, - командовал он.
        - Не учи меня, мелкий еще. Ты делал такие мешки? Нет! А я делал, когда поросей на рынок возил. Посадишь их в ящик, а сверху мешковиной обтянешь. И в аккурат такие дыры сделаешь, чтобы им там жилось хорошо.
        Наконец сборы были закончены. Папа ступил в мешок, мы подняли края, дед Кузя ухватился за горловину, подкрутил ее и в рывке закинул за спину.
        Из мешка донеслось сдавленное ойканье:
        - Послушай, Кузьма, еще раз так сделаешь, и я буду щипаться.
        - А вот и не сможешь через мешковину-то! Ручонки-то слабенькие! Молчи уж, Геракл!
        Препираясь таким образом, они оказались на улице, и крестный направился к лесу. Я шла позади, постоянно оглядываясь. К моему удивлению, мы никого не встретили. На околице я не преминула поделиться этим наблюдением с крестным.
        - А как же! Сегодня ж начало первого сенокоса. Все ушли на луга. В деревне один я остался, из-за вас.
        - Что-о? - закричал из мешка папа. - Ах ты, старый!.. Немедленно поставь меня на землю.
        Освободившись, папа стал прыгать вокруг крестного, беспомощно размахивая кулачками. Он все больше краснел, упирался и не на шутку разозлился. Вообще я заметила, что папа, превратившись в малыша, стал драчливым до ужаса. Чуть что, сразу лезет к деду Кузе, а тот тоже хорош, нет чтобы успокоить маленького… Тьфу! Я уже сама заговорилась.
        Тогда я решительно ухватила папу за руку и потащила к лощине, на ходу договориваясь с крестным, когда нас ждать. Папа еще немного поупирался, тормозя ногами, но когда деревня скрылась за поворотом, успокоился. Я решила серьезно поговорить с папой о его поведении:
        - Папа, ну что ты как ребенок! Крестный подшучивает над тобой, а ты все всерьез принимаешь.
        - Да если бы просто подшучивал. А то ведь издевается! В мешок меня засунул! Сильный, да? Ничего, вот я вырасту, врежу ему хорошенько.
        Я не стала продолжать этот разговор, все равно без толку, да и вскоре мы уже подошли к выбранному укромному месту. Я вытащила метлу, а мешок спрятала под обнажившимися корнями сосны, стоявшей на самом краю лощины. Папа уселся на свое место, я обхватила его руками, и мы взлетели в небо.
        Днем, однако, лететь оказалось не менее интересно, чем ночью. Правда, пришлось подняться повыше, чтобы в случае чего нас не смогли опознать.
        Едва мы набрали высоту, как папа опять стал вертеться:
        - Ой, а вон на ту запруду мы ходили с мальчишками купаться… Ой, глянь туда, а вон на той излучине такой пляж, там купаться так здорово… Ой, а вон посмотри - коровы пасутся, это из нашей деревни коровы…
        И так всю дорогу. Утомил вконец. Но я мужественно вытерпела все. Я тоже ведь когда-то была маленькой.
        Солнце уже стояло как раз над нашими головами, когда показалась гряда холмов - первый ориентир, указанный Хранительницей. Вскоре отыскался и дуб, огромный, раскинувший свои ветви, больше похожие на средних размеров деревца, чем на обычные ветки, над вершиной оседланного им холма. Остальные дубы толклись поодаль от гиганта и казались игрушечными в сравнении с ним.
        Здесь-то мы и приземлились. Папа уселся на большой валун, покрытый мхом, и подогнул под себя ноги. Я же, как учила Хранительница, подошла к дубу с той стороны, где из земли торчал корень, похожий на поднявшую голову змею, и попробовала вызвать лешего.
        Затем я отошла к папе и присела рядом. Сначала ничего не происходило, а потом вдруг складки дубовой коры стали раздвигаться, и из них вылез леший. Хоть мне и казалось, что я была готова его увидеть, но действительность, как говорят, превзошла все ожидания. Сущая страхолюдина! Здоровый, как горилла, такой же черный, да и на лицо не лучше. Плюс ко всему этому еще и мощные, как у буйвола, рога, толстый длинный хвост, нервно колотивший по коре дуба, и копыта, оставившие глубокие следы на земле, когда леший весь вылез из дуба. Не открывая глаз, он тут же улегся на бок на траву, подперев голову рукой.
        Я незаметно взглянула на папу. Он сидел, рассеянно уткнувшись взглядом в муравья, ползавшего по его ноге. Папа явно не заметил появления лешего. Странно, конечно, а потом я вспомнила, что говорил домовой Кузя. Большинство людей не может видеть волшебных созданий.
        - Ох, у всех беды великие! А как глянешь - так или заблудились час назад, или гребешок потеряли. Ну, что случилось? - Он соизволил бросить на меня сонный взгляд и тут же оживился. - О-о! Ко мне в гости пришла маленькая ведьмочка! Ты решила выбрать место - где поселиться? Или тебе надо поймать самого большого филина? Это мы мигом. Ведьмам я всегда рад помогать. Только это случается так редко. Если бы ты поселилась здесь, это было бы так здорово. Сразу бы началась жизнь. Настоящая! А не это сонное царство. Мы бы тут же стали вредить лесорубам. Ух, а с грибниками бы что творили! Я тут частенько раздумывал, если бы кто из ведьм поселился в нашем лесу, я бы с удовольствием ей помогал. Днем и ночью, днем и ночью всю эту нечисть вымел бы подчистую из лесу.
        Он сокрушенно помотал головой, видимо, представив себе, как он все это делает.
        Я в свою очередь подумала: «Интересно, это кто же нечисть?» Но переспрашивать не стала, только отрицательно помотала головой:
        - Нет. Мне нужна помощь, чтобы мой папа стал опять взрослым. А то вон он какой сейчас.
        И я погладила папу по голове. Он вскинул на меня свои глазищи и опять уткнулся в изучение муравья. Но потом резко дернул меня за рукав:
        - Эй, ты с кем это разговариваешь?
        - Да с лешим. Не мешай, потом расскажу.
        - Ты чего, Ника? - обалдело спросил папа. - Где ты видишь лешего?
        - Папа, ну пожалуйста, не мешай. Ты его не видишь. - Я вновь повернулась к хозяину леса. - Так вы поможете папе?
        - Да? А зачем? - искренне удивился леший. - Насколько мне известно, все люди только о том и думают, как бы помолодеть или, по крайней мере, не стареть. Среди них нет ни одного нормального. Вот ты встречала среди людей хоть одного нормального? А?
        Я ошалела от такого вопроса. Открыла было рот, чтобы ответить, но задумалась, как лучше сказать. Зато леший, не дав мне подумать, ответил сам:
        - Вот видишь! - он довольно подмигнул мне. - Ни ты, ни я не видели ни одного нормального человека. Значит, их нет. Так почему мы должны помогать ненормальным? Ну назови мне хоть одну причину, по которой я должен помочь какому-нибудь человеку?
        Он всерьез ждал от меня ответа и, устроившись поудобнее на земле, приготовился слушать с умильной улыбкой на своей зверской роже. Как назло, я растерялась, словно стояла у доски в классе, и ничего путного придумать не могла:
        - Но ведь это мой папа! Я должна вернуть ему нормальный вйд.
        - Да он должен в ножки тебе поклониться. Он же получил новую жизнь. Нет, нет и нет. Я с удовольствием помогу тебе, но не твоему папе.
        - Но ведь, помогая моему папе, вы очень поможете мне.
        - Да? - изумился леший. - Это я должен обдумать. Приходи ко мне завтра, и я дам окончательный ответ.
        С этими словами он поднялся, повернулся лицом к дереву и, легко раздвинув лапищами кору, словно занавеску, залез внутрь.
        Я молча сидела, думая, как же быть. Мне показалось, что леший просто издевался надо мной, что он просто не мог ничем помочь папе, вот и выдумывал причины отказа.
        А ничего не понимающий папа дергал меня за рукав:
        - Эй, Никочка, что случилось? У тебя такое грустное лицо. Этот лешак, с которым ты разговаривала, не сможет нам помочь?
        Я пожала плечами.
        - А он не сказал, кто может помочь? - не отставал папа.
        - Нет. Он сказал, чтобы мы пришли завтра.
        - Ну вот, - обрадовался папа. - Видишь, все нормально. Нормальная лесная бюрократия. Ладно, доча, тогда полетели домой, а то что-то спать хочется. Хотя вроде и рано еще?
        Делать нечего, пришлось несолоно хлебавши возвращаться домой.
        Я летела, почти не глядя по сторонам. И очнулась от своих мыслей, только когда папа крикнул мне:
        - Да снижайся же скорее!
        Я стряхнула задумчивость и только тут услышала гул двигателя. Слева от нас завис, метрах в пятидесяти, огромный вертолет тусклого болотного цвета. Хотя расстояние и было большим, я буквально кожей ощущала обалделые взгляды летчиков.
        - Да снижайся же, скорее в лес, - заорал на меня папа. - Черт побери, уходим!
        Как назло, высота была приличной, и я побоялась вместе с папой слишком резко снижаться. Ручки у него маленькие, мог бы и не удержаться. Вертолет не отставал. Наоборот, он все приближался. А когда я снова бросила на него взгляд, кто-то из экипажа начал лихорадочно снимать нас (чем-то похожим на видеокамеру). Наконец мы скрылись между ветвей в густом лесу и опустились на землю. Вертолет еще немного покружил над нами и вроде бы улетел, но ветер время от времени доносил до нас гул двигателя.
        - Черт! - продолжал ругаться папа. - Ну только военных нам и не хватало. Что же делать-то? Он ведь караулит нас. Это, Никочка, военный вертолет. Им стало интересно, кто это без двигателя может летать?.. Ч-черт! Они наверняка вызвали уже подкрепление. Как же! Неопознанный летающий объект! Ты понимаешь? Это мы с тобой - НЛО! - продолжал кричать папа.
        Откровенно, я пока не очень понимала, что тут страшного.
        - Пап, ну давай пойдем пешком по лесу, - предложила я.
        - Да как ты не понимаешь? Они видели, где мы приземлились. Они просто прочертят вокруг этой точки окружность - километров на десять. Все оцепят в течение ближайшего часа и не успокоятся, пока не нахтдут нас! А в воздух поднимемся - там нас будут ждать вертолеты.
        Я попыталась представить, а что плохого в том, что нас поймают военные. Мы же дети, а не шпионы.
        - Да? - совсем взбесился папа. - Ты умеешь летать! ЛЕТАТЬ! И все! Тебя упрячут в лабораторию и, пока не поймут, в чем дело, тебя не выпустят. И, может быть, тебя никогда не выпустят! А я? Кто я? У меня нет официальных родителей. Меня, даже если я прикинусь твоим случайным знакомым, упрячут в детский приемник-распределитель, до тех пор пока не установят моих «настоящих» предков. А этого не произойдет, и я буду расти круглым сиротой при живых жене и дочке! О черт! Ну почему все это - со мной?
        Тут мне подумалось, что, может быть, можно лететь среди деревьев. Потихоньку, но это лучше, чем стоять здесь и ждать, пока нас схватят.
        Папа ухватился за эту идею, но мы не смогли пролететь и нескольких десятков метров. Ветки так и норовили попасть в глаза или зацепиться за одежду. В таком густом лесу летать было совершенно невозможно.
        И тут папа вспомнил о ручье, который мы видели чуть в стороне. Мы бегом рванули в ту сторону. Конечно, папа долго бежать не смог, и мне пришлось подхватить его на руки. Но и это оказался не выход - я быстро устала. Так что дальше до ручья мы то шли быстрым шагом, то плелись. Папа продолжал всю дорогу чертыхаться, что мы не взяли его часы, что он не купил в свое время карту района, хотя ему предлагали, и все в таком же духе.
        Наконец показался ручей. Мы вскочили в седла и полетели над поверхностью воды. Выше, ниже, быстрее, медленнее из-за бесчисленных поворотов вправо, влево. Вот это была гонка! Куда там всем компьютерным игрушкам! Сначала все было тихо. Но потом нам несколько раз пришлось прятаться из-за внезапно появлявшихся вертолетов. Папа оказался прав - нас решили поймать.
        И все же мы чуть не попались. Ручей делал очередной изгиб, и мы прямо налетели на двух солдат. Те спокойно набирали воды в котелки, когда мы на высоте метров полутора от поверхности воды пронеслись мимо них. Конечно, скорость у нас была небольшая, как у велосипедиста, но и это казалось мне очень приличной скоростью, чтобы лавировать среди ветвей.
        - Пронесло, - подал голос папа, - хоть стрелять не стали.
        Мы пролетели еще с километр, когда впереди показался сосновый бор.
        - Ну-ка, сверни, - скомандовал папа.
        Здесь лететь оказалось удобнее - можно было не бояться веток. Я лавировала между стволов, а папа выбирал общее направление. Незаметно стали сгущаться сумерки. Погоня шла уже несколько часов. Я очень хотела есть, да и папа наверняка тоже. Но хорошо хоть пока молчал.
        Я уже давно перестала соображать, в какую сторону мы летим. Папа, наверное, тоже. Поэтому, когда мы заметили группу людей, я, уже вконец обессилев, приземлилась.
        - Ты что делаешь? - забеспокоился папа.
        - Не знаю, я хочу отдохнуть, я не могу больше, - равнодушно ответила я. Даже если они нас сейчас схватят, ну и пусть. Я больше не могу убегать (или улетать?). И с этими словами я растянулась прямо на хвое. Папа сразу же спрятался в кустах, следя за солдатами, а потом со светящимися от радости глазами подполз ко мне:
        - Ура! Наши победили! Мы подлетели к ним с внешней стороны кольца! Они караулят нас совсем с другой стороны. Ну, повезло так повезло. Точно говорят, дуракам везет. Неужели те не сообщили? Поэтому давай сматываться, пока они не догадались позвать спецов с детекторами идентификации массы и тепла.
        - А что это такое? - лениво спросила я, сделав вид, что мне интересны папины слова.
        - Детекторы - это такая штука, что они нас и ночью найдут еще проще, чем днем. Странно только, что они сразу не поступили так. Но гадать не будем. Видимо, нам повезло. А теперь полетели. Ну, Никочка, я понимаю, что тяжело…
        Но я выпросила еще несколько минут.
        - Хорошо, - внезапно согласился папа и повернулся на бок, чтобы посмотреть мне в глаза. - Давай, кстати, обсудим одну вещь. Если вдруг нас все же поймают, или мы разлучимся случайно и нам надо будет найти друг друга, расспрашивая взрослых, или еще что… Я говорю - если! Так вот, я твой младший брат - Володя. Черт! Владимир Владимирович? Нет, нехорошо, - папа уставился в небо, словно там мог найти ответ на взволновавшую его проблему.
        После некоторого раздумья он сказал:
        - А почему бы и нет? Владимир Владимирович - звучит! Хорошо, останусь Володей. Поняла? Ничего не выдумывай. Так, а сколько мне лет, кстати, по виду?
        - Лет пять-шесть, - промолвила я, поднимаясь на ноги. - Ладно, полетели!
        Мы мгновенно прятались, лишь только в воздухе слышалось приближение вертолетов. Но это происходило все реже и реже. А когда окончательно стемнело, я осторожно поднялась в небо и полетела над верхушками деревьев. Вдали, там, откуда мы вырвались, видны были мигающие огни вертолетов. А вскоре пропали и они. Я поднялась еще выше, чтобы сориентироваться, и чуть погодя мы уже летели домой.
        Белозеро показалось где-то за полночь. Папа давно спал, уронив головенку на руль. Я тихо радовалась, так как, спящий, он совсем не мешал лететь.
        Дед Кузя ждал на крыльце. Завидя нас, он сильно обрадовался. Бережно подхватил на руки так и не проснувшегося папу и понес в дом.
        Я же бессильно опустилась на ступени, положив тяжелые руки на колени. Дед Кузя вышел и присел рядом:
        - Что, не помог лешак-то?
        - Нет, дедушка, не помог, - я немного помолчала и добавила: - А за нами вертолеты гонялись.
        - Ух ты, а я-то думаю, чего это вы так припозднились, - начал было крестный.
        Но последнее, что я помнила, как стала вдруг падать, а крестный подхватил меня и понес в дом, как перед этим папу…
        Глава VIII
        Захват
        Сквозь сон показалось, что рядом бубнит дед Кузя. Открыв глаза, я убедилась, что это явь, - он сидел на краю кровати и поглаживал меня поверх одеяла:
        - Пора вставать, крестница. А то тут такие дела. Давай-ка буди своего отца. Ишь, дрыхнет без задних ног.
        Я, позевывая, подошла к папе. Он спал, разметавшись во сне, поперек кровати в совершенно немыслимой позе. Ощутив тряску, он было захныкал, но все же открыл недовольно глаза:
        - Который час?
        Потом вдруг папины зрачки расширились, и он застонал:
        - О, дьявол! Это не сон!
        Однако крестный не дал нам разлеживаться:
        - Ну-ка, подъем! Я, что ли, вас спасать буду?
        Лишь только услышав это, папа мгновенно подскочил на кровати.
        - От кого?
        - От властей. От кого еще? С утречка я пошел корове - то открывать калитку, да и столкнулся нос к носу с участковым. Так он все интересовался умеющими летать девочками, - крестный помолчал, загадочно закатив глаза. - А еще он фотку одну мне под нос совал… цветную… Так вы там оба сняты… на фоне неба… И видно так хорошо… А ты, Тимофеич, совсем славно получился… Только сопли из-за ветра забыл, видать, утереть.
        Папа кинулся с кулаками на крестного, но поскольку в это время он только что впрыгнул в штанины брюк, не успев их подтянуть, то оказался на полу и стал молотить кулачками по полу: щшшштшт
        - Ну когда это закончится? Когда?.. А-а-а…
        Я укоризненно покачала головой крестному и пошла утешать папу. Но он откинул мою руку и стал сам неуклюже подниматься.
        - Да ладно, ладно. Я спокоен! Надо собраться и покинуть деревню. Вот позавтракаем и улетим к лешему.
        Однако чай еще не был допит, как на улице послышался странный гул. Мы подбежали к окну и увидели словно кадры из фильмов про войну.
        Напротив наших ворот остановились два зеленых грузовика. И из их кузовов вовсю выпрыгивали, как чертики из табакерки, солдаты. Те, что уже выпрыгнули, забегали к нам во двор и окружали дом. Все они держали в руках автоматы. Ух, как я испугалась!
        - Все! Улетели! - обреченно сполз на лавку папа.
        - Кто? - на всякий случай уточнил дед Кузя.
        - Кто, кто! Мы не улетели, а эти прилетели!.. Да какая разница? Смысла нет теперь в воздух подниматься. Эти не отстанут. Часом раньше, часом позже - все равно выловят. Как бабочек - сачком.
        Меня аж передернуло от представившейся картины. Мы летим на метле, а нас ловят гигантским сачком. И тут он спохватился:
        - Ника, прикинемся дурачками. Знать ничего не знаю, ведать не ведаю. Метлу нашли в лесу. Сели, а она возьми и полети. Я - твой младший брат.
        Потом подумал и добавил:
        - Двоюродный.
        А больше он ничего сказать не успел. Дверь резко распахнулась, и в горницу ввалились сразу несколько военных.
        Одного из них я сразу узнала - это был тот вертолетчик, что гонялся за нами. Его глаза сразу же радостно загорелись:
        - Это они! Точно, это они!
        - Ну, вот как хорошо! Здравствуйте! Значит, вас-то нам и надо, - затараторил один из вошедших, сильно похожий на Кощея Бессмертного, только в военной форме. - Есть люди, которые очень хотят поговорить с вами. Поэтому мы здесь. Нам очень приятно видеть вас.
        И тут неожиданно подал голос дед Кузя:
        - А вот нам - нет. Чего ж вы, добрые люди, без приглашения вваливаетесь в дом к деткам малым? Дверь без стука ломаете? Или все можно вам вдруг стало?
        - Да ты, дед, не суетись, - устало проронил один из сидящих за столом и уставился на папу, забившегося в угол кровати и смотревшего оттуда выпученными глазищами. - Мы только свозим кое-куда детишек. Поспрошаем кое о чем. И все. К вечеру они будут дома. Ведь так, малыш? А я тебе там подарю игрушечный пистолет, совсем как настоящий. Ни у кого не будет, а у тебя будет. Ну что, поехали?
        - Не-а. Не хочу. Плохой дядя. А-а-а, - затряс головой папа. Если бы я не знала, кто передо мной на самом деле, я бы поверила, что это маленький мальчик. Поверили и военные. Они о чем-то зашептались, а потом тот, что пообещал папе пистолет, засюсюкал:
        - Такой хороший мальчик! Тебе нужен пистолет, чтобы играть в войну!
        - На фига он мне сдался? И вообще, майор!.. Ты бы еще мне бронетранспортер предложил - покататься, - неожиданно заявил папа. Вообще-то он перестарался. Насколько мне известно по собственному опыту, так со взрослыми разговаривать нельзя.
        И, действительно, военный разозлился:
        - Ты что это, мелюзга, позволяешь себе разговаривать со взрослым на «ты»? И откуда ты про базуку знаешь? В детсаде услышал?
        - А ты мне, майор, тоже не тыкай! - разозлился папа. - Кто ты такой, чтобы со мной на «ты» переходить? Если я маленький, так все можно? Ты проявляешь оголтелый возрастной расизм.
        Все так и онемели. Майор лицом стал походить на перезревший помидор. Я даже испугалась, что он лопнет. Но вроде пронесло. Он только подышал шумно через ноздри и скомандовал:
        - Так, Колычев, у тебя ведь сын в первый класс пойдет? Вот ты и забирай мальчишку, опыт имеешь. Ты, - он кивнул Кощею Бессмертному, - побеспокойся о девочке. Ну а ты, дед, я думаю, тоже что-то знаешь, так что поедешь с нами.
        Здоровенный Колычев, чем-то неуловимо похожий на медведя, легко подхватил на руки брыкающегося папу и пошел к выходу. Я побежала следом.
        Папа орал что-то пронзительное, пинался и извивался в руках у Колычева. И в конце концов сумел вцепиться зубами тому в руку. Колычев мгновенно стряхнул с себя папу и теперь, стоя посреди двора, дул на укушенное место.
        - Ну, дрянной мальчишка, был бы я твоим папой, надавал бы тебе ремнем от души по заднему месту.
        - Что-о? - вдруг взвился папа. - Своего сына лупи, герой. Два взвода автоматчиков пригнали за детьми. Совсем обалдели. Вам только с коровами воевать.
        Настал черед изумляться Колычеву:
        - Что-о? Ты это у кого научился? От горшка два вершка, а туда же - армию критиковать. И вообще - не сметь так разговаривать со старшими!
        Вокруг нас стояли солдаты с автоматами в руках, а на крыльце застыли военные, что заходили в дом.
        Папа все это оценил, враз вспомнил, что он маленький, и не стал продолжать дискуссию. Он упал на землю и забил ногами:
        - А-а-а! Я хочу к маме! А-а-а! Где мама? Ника, не отдавай меня противным, злым, гадким дядям! А-а-а!
        Надо признаться, ныл папа мастерски. Не прошло и двух секунд, как у меня заболела голова. Колычев же, стремясь выполнить приказ, смело подошел к папе и, взяв под мышки, стал поднимать. Однако папа, отчаянно брыкаясь, неожиданно сумел вывести своего противника из строя.
        И теперь уже Колычев катался по земле, обхватив колени руками и тихонечко подвывая.
        На поимку папы, по знаку с крыльца, бросилось сразу двое солдат. Но он удивительно проворно стал уворачиваться от них, бегать по двору и кричать:
        - Послушай, майор, ты нарушаешь Женевскую конвенцию о защите прав детей почти по всем пунктам. Нас нельзя арестовывать и допрашивать без соблюдения ее требований. Где адвокат? Где детский психолог? И вообще производить арест гражданских лиц военные не имеют права.
        Последние папины слова внесли некоторую растерянность в ряды захватчиков. Но майор кивнул, и погоня возобновилась с прежней силой.
        Я все это время стояла и бессильно смотрела на папины выкрутасы, не понимая, чего он добивается. Тут автоматчики поймали папу и понесли за ворота, но папа продолжал орать:
        - Солдаты, вы совершаете преступные действия! Похищая ребенка, вы совершаете уголовное преступление, за которое будете отвечать по закону!
        Кто-то крепко ухватил меня за руку и повел к машине. Сзади донеслись голоса:
        - Да! Смышленый мальчуган!..
        - Ох и наплачется с ним полковник!..
        На улице папа опять уперся и ни в какую не желал влезать в «уазик»:
        - Я никуда не поеду без любимых игрушек! Ника! Я хочу игрушки!
        Военные опять зашептались, и чуть погодя Кощей Бессмертный повел меня обратно в дом. Шагая рядом с ним, мне поневоле пришлось призадуматься. Все дело в том, что у папы нет и не было игрушек. Что же он хотел мне этим сказать?
        Так ничего и не надумав, я собрала на всякий случай, раз уж предоставилась возможность, кое-какие вещи и уже хотела сунуть их в свой рюкзачок, как наткнулась на дне на чертика, о котором совсем забыла. Я заботливо уложила его поверх вещичек и затянула горловину.
        Папу уже запихали в машину, и теперь из-за стекла виднелась только вихрастая макушка. Меня посадили в эту же машину. А деда Кузю и метлу поместили среди солдат в кузове. Так мы и выехали из Бел озера в неизвестность.
        Глава IX
        На базе у военных
        Дорога оказалась долгой, наверное, оттого, что ехать было скучно. Я отчего-то совсем не боялась военных и никак не могла понять, чего так нервничает папа. Он сидел, обхватив колени, и только увлеченно посасывал палец, видимо, что-то обдумывая.
        - Ты бы еще кулак в рот засунул, - сделала я ему замечание.
        Он непонимающе поглядел на меня, потом спохватился и, засмущавшись, отвернулся к окну.
        Больше ничего интересного не случилось…
        Когда сидеть уже стало совсем невмоготу, мы въехали в открывшиеся ворота с большими красными звездами на них. Солдат у ворот отдал честь нашей машине. А папа показал ему язык и зачем-то покрутил пальцем у виска, хотя солдат ему ничего плохого не сделал.
        Я спросила папу, зачем он все это вытворял. Он прошептал в ответ, что зато теперь этот воин нас запомнит. И вообще он для того так вел себя на нашем дворе, чтобы нас запомнило побольше людей. Тогда нашим похитителям будет гораздо труднее что-либо с нами сделать. Потому что солдаты ни при чем. И даже офицеры, что приехали за нами, вряд ли знают, почему нас нужно доставить на базу.
        Мне показалось, что папа в свое время слишком много начитался шпионских романов и теперь все преувеличивает.
        Машина остановилась у трехэтажного здания, и вскоре нас уже вводили в кабинет на втором этаже.
        Вот это был кабинет! Даже у директрисы в нашей школе такого нет! Огромный, с красивой мебелью и кожаными диванами. А по стенам развешаны всякие фотографии, больше похожие по размерам на картины в Эрмитаже. Только то, что было снято на фотографиях, мне совсем не понравилось. Мне вообще не нравится война и все, что с ней связано.
        Из-за стола навстречу нам поднялся высокий военный. Я сразу смекнула, что это и есть самый главный командир, который приказал нас похитить. А с дивана тоже поднялись еще два дядьки, только в костюмах.
        Командир ласково поздоровался с нами и тут же выпроводил из кабинета провожатых. Мы остались стоять посреди кабинета втроем: я, папа и дед Кузя.
        - Ах, что это я, - вдруг спохватился командир. - Да садитесь же! Извините моих подчиненных, если они причинили вам неудобство. Что поделаешь - служба. Они выполняли мой приказ. А я в свою очередь тоже подчиняюсь приказам.
        Мы уселись на свободные стулья вокруг стола. Но папе оказалось неудобно, из-за стола торчала только его голова, и он пересел в кресло.
        Я не поняла, почему командир оправдывается перед нами. Но на всякий случай я решила вообще молчать и уставилась в окно. Зато подал голос дед Кузя:
        - Рази ж так можно, а, командир? Ты ж не зверь какой. Что тебе от детей нужно? Ворвались на двор, захватили, как супостатов. Что же делается-то? Или тебе никто не указ? Объяснись да извинись, что ли? Мы ж не зловреды. Забыли и забыли, какой ты варнак.
        - Так, - стал багроветь лицом командир, - вы взрослый человек и должны прекрасно понимать, из-за каких причин я поступил так, а не иначе. Кстати, как мне вас величать по имени-отчеству?
        - Вообще меня кличут дед. Кузя, но можно и Кузьма Петрович, - с достоинством произнес крестный.
        Так вот, Кузьма Петрович, - продолжил военный, - я командир этой части, полковник Савельев, и в силу некоторых обстоятельств как бы командующий этой территорией. И как вы приказали бы мне поступить, если бы у вас НА столе появился рапорт о появлении на моей территории двух летающих детишек? Бог ты мой, пусть бы они летали на дельтаплане, параплане или еще чем-то таком, но они ПАРИЛИ на… и сказать неприлично. Никак эта штуковина не с огласовывалась с законами физики. Прямо скажу, когдл мне на стол ложится рапорт о летающей метле и, мало того, прилагается в качестве свидетельства видеопленка, что мне прикажете делать? Вы же прожили жизнь, Кузьма Петрович. Это там, в Москве, - братство и мир с Америкой. Но вы-то понимаете, что мир до тех пор, пока мы сильнее или хотя бы равны. А не дай бог что, и драки не Избежать. А ваши внук и внучка, вернее, их способности или знания, что, в общем, одно и то же, могут помочь нашим вооруженным силам в этом противостоянии.
        То, что я поняла из этой речи, - мне не понравилось. Полковнику позарез нужно узнать, с помощью чего я летаю. Я бы и не против передать ему этот секрет. Да только если бы я его знала. С другой стороны - мне необходимо вернуть папу в нормальное состояние. А для этого нужно покинуть эту базу. Что очень не понравится полковнику.
        - … Вероника, я к тебе обращаюсь, - до меня вдруг донесся голос одного из тех, что сидел на диване. Я сразу же окрестила его «сурикама», так он был похож на этого смешного зверька.
        - Что? - спохватилась я. - Извините, я прослушала.
        - Расскажи нам, что нужно делать, чтобы летать подобно тебе и брату, и мы сразу же отправим вас обратно домой.
        Я вспомнила наставления папы и начала объяснять, как я пошла в лес, увидела двухместную метлу, позвала маленького братика, мы сели, и она вдруг полетела.
        Судя по глазам полковника и тех двоих, они мне совершенно не поверили. Однако внешне мою ложь они восприняли спокойно. Полковник помолчал, а потом высказался в таком духе, что нам, мол, сейчас покажут базу, покатают на вертолете, покормят настоящей солдатской едой, а после мы встретимся еще раз.
        Нам действительно показали место, где солдаты бегают через всякие препятствия, затем покатали на вертолете. Мне, кстати, совсем не понравилось. Единственное, что было в этом полете хорошего, - ветер не бил в лицо. Но я подумала, что папе и деду Кузе совсем нетрудно приделать к метле стекло, наподобие тех, что крепят на мотоциклах.
        А после обеда нас ненадолго оставили одних на лужайке перед тем зданием, где был кабинет полковника. Обед, кстати говоря, тоже не вдохновил. У нас в школьном буфете кормят не хуже. Стоило ради этого ехать в такую даль.
        Мы улеглись на траву в тени одинокой березы. Дед Кузя прислонился к березовому стволу и задумчиво задымил:
        - Ну, Тимофеич, какие наши планы?
        - Ну ты, поаккуратней, - зло зашептал папа, - наверняка они прослушивают наши переговоры. Случайно, что ли, оставили одних? Конечно, слушают. Думают, если малые
        - так глупые. А вот на-кася выкуси! - погрозил папа невидимому слушателю.
        Правда, крестному показалось, что папа это адресовал ему. И тут же - началось! Что крестный, что папа зашипели друг на друга, словно змеи. Обвиняли друг дружку в том, что вот им вместо рыбалки приходится валяться у штаба вертолетного полка.
        Я откровенно заскучала, не видя выхода из этой ситуации, когда вдруг березовая кора зашевелилась и на белый свет появился леший. Я испуганно приподнялась, но он меня тут же успокоил:
        - Да не дергайся ты так! Никто меня не видит! Уж вы, городские, такие пуганые. Ну что ты так уставилась? Ну и дела! Сама сначала задает вопрос, а потом не приходит за ответом, - он ожесточенно стал почесываться, затем ухватился хвостом за самую толстую ветвь и принялся раскачиваться, как самая настоящая обезьяна.
        С дерева посыпались на папу с крестным засохшие сережки и прочая пыль. Но они раздраженно отмахнулись, глянув на меня мимоходом, и снова стали препираться…
        - Конечно! Легче легкого укрыться за собственной слабостью! - снова заговорил леший. - Ой-е-е-ей!.. Нас силой отвезли на базу… Ну! Какие еще оправдания может придумать ведьма для собственного бездействия? А для чего ты ведьма, позволь тебя спросить?
        Леший бесшумно, словно огромная черная тень, соскользнул с березы и заколотил огромным хвостищем по земле.
        - Ты можешь помочь своему папе. Хотя я бы ни за что не стал этого делать, Для этого тебе и надо-то всего-навсего проведать одного гнома. Ну что, довольна?
        Я все это время ошеломленно пыталась следить за этим словесным водопадом, но наконец нашла в себе силы его прервать:
        - А как вы меня нашли? И где мне этого гнома искать?
        - Ну, искать тебя легче легкого. Кузя ко мне прибежал. Вообще-то домовые в лес не заходят, но Кузя ради своего хозяина изменил правилу. Он-то и рассказал, что вас утащили эти серо-зеленые. А поскольку у тебя есть чертик, сделанный Кузьмой Петровичем, то я и не искал вас, а просто появился рядом. А гнома найти легче легкого. Он живет в Белой пещере Одинокого утеса, что торчит на входе в Туманный фьорд Варяжского моря.
        - Ух ты, - поразилась я.
        - Зовут его обычным именем - Эрик. Скажешь, что от меня, и он тебе обязательно поможет. Ну ладно, пока.
        - Э-эй, - я попыталась остановить лешего, уже собравшегося исчезнуть в стволе березы. - Вытащите нас отсюда.
        - Зачем? - изумился леший. - Зачем я вдруг буду делать за ведьму то, что она вполне может сама? Конечно, мне это нетрудно, но ты потом перестанешь себя уважать. Ты же и сама в любой момент можешь уйти отсюда, только не хочешь.
        - Но как я это могу сделать? - изумилась я.
        - Напряги мозги, - с этим нагловатым напутствием леший исчез в стволе березы.
        Я окликнула папу с крестным и коротко пересказала им беседу с лешим. Папа посерьезнел и закусил губу.
        - Черт, значит, по его словам получается, что наше спасение в наших же руках? - папа надолго задумался. Он улегся на спину, положив голову на живот деду Кузе, тоже к тому времени сползшему на траву. Обломил травинку и принялся ее сосредоточенно жевать.
        - Стоп! - папа встрепенулся и взглянул на меня. - А ну-как попробуй захотеть, чтобы дежурный по штабу вышел на крыльцо и трижды подмигнул тебе.
        Я не поняла, зачем это папе нужно, но послушно закрыла глаза и стала представлять, как какой-нибудь военный выходит и делает так, как сказал папа.
        - Есть! - восторженно заорал во весь голос папа. - Они слушаются тебя!
        Я открыла глаза и увидела солдата, корчившего мне рожи. Видимо, так он пытался мне подмигивать.
        - Короче! - продолжал орать папа. - Ты должна заставить их отпустить нас, а самое главное - забыть раз и навсегда о нашем существовании. Получается все, что ты хочешь! Так пусть они забудут о нас! Ты поняла меня, моя девочка?
        Я попробовала, и вскоре мы уже оказались за воротами. Солдаты спокойно закрыли за нами двери проходной и тут же вернулись к своим делам, словно мы и не стояли рядом.
        - Так! - скептически почмокал крестный. - А домой мы Пешком добираться будем? Или на ковре-самолете?
        Мне снова пришлось постараться, чтобы командир дал машину и, кстати, вернул метлу. Вышло даже лучше. Вместо «уазика» нам выделили «Волгу», и уже через два часа крестный ставил самовар на веранде…
        Глава X Совет
        Ровно в полдень следующего дня мы собрались, как выразился папа, на военный совет. На него явно оказало вредное воздействие пребывание в вертолетном полку.
        Дед Кузя расположился на лавке у окна. Я лежала на кровати с книжкой в руках. А у папы своего места не оказалось. Сначала он хотел залезть на стол, но крестный его живо согнал. Потом он устроился было на печке, но оттуда, по его словам, ему было плохо нас видно. Тогда он стал ходить из угла в угол, заложив руки за спину.
        - И долго ты эдак сновать будешь? - поинтересовался крестный. - А то давай скипидаром одно место смажу, совсем ракетой станешь.
        Папа отмахнулся и снова задумчиво стал вышагивать по горнице. Мне было лень следить за его передвижениями, и я стала читать книжку про дельфинов.
        - Да что тебя заботит-то, Тимофеич? - снова встрял дед Кузя.
        - Да никак мне не сообразить, - ответил папа, остановившись посреди комнаты и уставившись в потолок, - как нам добраться до этого Туманного фьорда? Это же Норвегия.
        Я хоть и не отложила книгу, но читать перестала, вся превратившись в слух.
        - Ну ты даешь. А метла на что? - недоуменно развел руками дед Кузя.
        - Вот сам на метле и лети куда хочешь, - раздраженно бросил папа. - Ты хоть представляешь, сколько это по времени? Это ж несколько тысяч километров. А Ника не выжимает из метлы больше шестидесяти километров в час. Как ни крути, а меньше чем за неделю туда не добраться. А это значит, нужно приземляться, где-то спать, что-то есть. А мне даже деньги со счета не снять.
        И папа от внезапно охватившего его отчаяния буквально взвыл.
        - А ежели по ночам? - попробовал прикинуть дед Кузя. - Помню, как мы партизанили, так по ночам очень даже удобно.
        - Ну ты совсем рехнулся! - взбеленился папа. - т Ну представь! Чистенький спящий городок где-нибудь по пути, скажем, в Швеции. И по пустынной, но ярко освещенной улице идут двое ребятишек с двухместной метлой в руках. По-шведски ни бельмеса. Денег нет. Зато глаза голодные, как у волков, аж светятся! Ну? Что будут делать бравые шведские полицейские? Да они все на уши поставят, но нас поймают.
        - А Ника - р-раз, поколдовала, и порядок! И они все забыли, еще и покормили вас.
        - Ну, дед! Ну отстань, прошу тебя. А три границы пересекать? Это как? Как засекут нас своими радарами! Как жахнут ракетами!
        - Ну ты уж скажешь, - заспорил дед Кузя. - Что я, совсем дурной? Радар же только на металл реагирует.
        - Петрович! - подскочил к крестному папа. - Еще раз возразишь - прибью! Есть радары, что реагируют даже на отдельных птиц! И кроме того, если уж пересекаешь границу, так надо знать систему противовоздушной обороны. А то сначала собьют и лишь потом будут разбираться.
        - А если до границы лететь, а потом пешочком? - продолжал упорствовать крестный.
        Но папа его уже не слышал, задумавшись о чем-то своем.
        - В общем, так, - объявил наконец папа, - воздушный путь отменяется.
        - Но почему? - воскликнули мы с крестным одновременно.
        - Потому! Ни ты, ни я не знаем, куда лететь.
        - Почему не знаем? - тут уже я вступила в разговор. - В Норвегию, ты же сам сказал.
        - Молодец, Ника, садись на место. Двойка! Завтра маму приведешь. Подумай головой. Ну поднялись мы в воздух, и куда лететь? Ты знаешь? Нет. Вправо? Влево? Прямо? А куда это прямо?
        - А если карты достать?
        - Чтобы карты уметь читать, мало ходить в школу, тут штурман нужен. Да только штурмана не наймешь ведь, чтобы курс прокладывал. Так что заблудимся запросто.
        - Ну почему? Со мной вы не пропадете, - заверил крестный. - Я умею с картами обращаться.
        Но папа только хмыкнул в ответ:
        - И ты с нами собрался, что ли? И где ж ты будешь? У меня в кармашке? Или коляску приладим к метле?
        - Да! Об ентом я не подумал, - признал крестный и стал чесать в затылке, а потом ка-ак шлепнул ладонью по столу.
        Папа аж упал от испуга на пол. Я тоже чуть не скатилась с кровати. А крестный еще раз ка-ак припечатает ладонью по столу:
        - Я не позволю, чтобы двое малышей без присмотра шлялись по заграницам! Я поеду с вами!
        - Ты что, обладел, Петрович? Предупреждать надо. И потом, это кто малыш? Я, что ли? - угрожающе спросил ilana, отряхиваясь от пыли. - Я хоть английский немного знаю. А от тебя толку… Да тебя там Как увидят, тут же отловят и в зоопарк сдадут, и надпись приделают: «Снежный человек».
        - Ты, Тимофеич, ври, ври, да не завирайся! - явно обиделся крестный. - Неча меня в зоопарки отлавливать. А вот ты со своим английским только и сможешь, что мо-, л очка у кого спросить.
        Тут папа опять, выставив кулачки, полез в драку. Но явное преимущество крестного сказалось очень быстро. Теперь обиделся папа и, забравшись ко мне на кровать, надулся и замолчал.
        Я тяжело вздохнула:
        - Что старый, что малый. Вы когда-нибудь будете себя вести нормально?
        Но они меня явно не слышали, каждый думал о чем-то своем. Я тоже призадумалась. Оказывается, не так-^о и легко добраться до Туманного фьорда.
        И тут мне пришла в голову еще одна нехорошая мысль. А как мы будем общаться с гномом Эриком? На русском языке или на каковском?
        Когда папа это услышал, то окончательно пал духом и отправился попить воды на кухню. Зато чуть погодя опять подал голос дед Кузя:
        - Ты че это выдумала, Ника? Нечистая сила понимает друг дружку без словаря. На то она и нечистая сила. Так что тебе переживать нечего. Уж как-нибудь объяснитесь… А-а-а-а! - вдруг заорал он, подскочив на лавке. - Ты что, Тимофеич, совсем рехнулся? Иголки в людей втыкать.
        - А это тебе за Никочку! - торжествующе ухмыльнулся подкравшийся незаметно к крестному папа, размахивая невесть откуда оказавшейся у него в руках огромной сапожной иглой. - Сам ты нечистая сила. Еще раз так скажешь, еще получишь.
        - Отдай, - протянул руку крестный, - отдай мне иглу, негодник.
        Но папа покачал головой и стал медленно отступать. Завидя, что крестный встает из-за стола, шустренько вскарабкался на кровать и спрятался за моей спиной. Выглянув оттуда, он громко заорал:
        - А вот и не отдам, а вот и не отдам!
        Просто сил моих уже больше не было смотреть, как они ссорятся. Я молча повернулась и отобрала у папы иголку. Еще не хватало, чтобы сам поранился.
        - Папа, а мы можем как-нибудь поехать на поезде? - я спросила больше из-за того, чтобы направить папины мысли в другое русло. А то зациклились на метле, будто другого ничего нет.
        - Видишь ли, - тут же стал размышлять вслух папа, - тут же встают вопросы - где достать денег? Кто нам даст загранпаспорта? Кто проставит визы, то есть разрешение на выезд за границу? Кто нас пустит без взрослых?
        - Почему без взрослых? - вновь обострил обстановку крестный. - Я же сказал, что поеду с вами.
        - Все! - встал в позу папа. - Ника! Если он поедет, то я не поеду. Выбирай.
        - Папа! - взмолилась я. - Ну хватит дурачиться. Это ведь тебе нужно, а не крестному.
        - Ас чего ты взяла, что я дурачусь? По-твоему, я дурачусь, да? - обиделся теперь на меня папа. - Ну и решайте все сами.
        И с этими словами он выскочил за дверь. Слышно было, как он шумно уселся на крыльцо и теперь тяжело вздыхал там, словно маленький слоненок.
        - Крестный, - взмолилась я, - ну перестань доводить его. Ты же видишь, какой он сейчас стал.
        - Мда, - повел подбородком крестный. - Вот как человек проверяется - детством. Пока взрослый был - нормальный, а как шпингалетом стал - так откуда только все и взялось? Ну ладно, пойду приведу.
        Он тяжело поднялся и пошел к папе. Дверь закрывать за собой не стал, и я слышала, как он извинялся. Наконец оба вернулись в дом, и крестный пошел ставить самовар. А то от споров и криков всем захотелось попить чаю.
        - Папа, - вновь я вылезла вперед с осенившей меня идеей, - а давай действительно полетим самолетом или на поезде поедем. Ты меня будешь приводить куда надо. А уж я буду делать так, чтобы нам и деньги давали, и визы ставили. А крестный будет нас охранять, чтобы нас не ограбили.
        Папа сначала задумался, а потом неожиданно заявил:
        - Я тебя всегда учил быть честной и не могу сейчас понуждать к обману и лжи.
        - Папа! Ну что ты говоришь такое! Мы же не красть будем, а в твой банк пойдем. И потом, если мы этого не сделаем, то ты навсегда останешься маленьким.
        - Нет! - в отчаянии закричал папа. - Я не хочу быть маленьким!
        Он забрался ко мне на колени и зашмыгал носом:
        - Ты же видишь, каким я стал! Мне плохо. Я действительно становлюсь другим каким-то. Это маленькое беспомощное тело. О-о-о! Я хочу быть снова взрослым. Зачем ты сделала меня маленьким?
        Тут он с надеждой заглянул мне в глаза:
        - Ты ведь правда поможешь мне?
        Я прижала его к себе и, насколько смогла, попыталась успокоить. Тут дед Кузя принес самовар, и мы стали пить чай.
        Еще долго мы спорили, предлагая новые планы, но сами же их отвергали.
        И лишь когда солнце стало клониться к горизонту, папа вдруг спросил меня:
        - Ника! А мы ведь до сих пор не знаем всех твоих возможностей. Вдруг ты можешь мгновенно переноситься из одного места в другое?
        - Ну ты загнул, - снова проявил скептицизм крестный. - Как же так можно? Было б можно, так все бы только и делали, что порхали как бабочки.
        Но папа проявил мужество и не стал обращать на деда Кузю внимание.
        - Ну-ка, попробуй! Ника! Давай! Представь себе, что ты не на крыльце сидишь, а у себя на кровати.
        Мы к этому времени сидели на крыльце, наблюдая закат. Я послушно закрыла глаза и представила себя сидящей на кровати. Вроде ничего не изменилось, только как будто подо мной стало мягче.
        Я открыла глаза. Вот это да! Ура! Ура!
        Бросившись к двери, я столкнулась с папой.
        - Как лихо ты исчезла! - восхитился он. - Ура! Получилось!
        И мы стали радоваться вместе. Выскочили на крыльцо и стали танцевать страшный танец дикарей из племени Мумбы-Юмбы с притоптываниями и боевыми криками. Дед Кузя сначала только осуждающе смотрел, а потом махнул рукой и присоединился к нам. Так мы и прыгали втроем на крыльце, пока окончательно не запыхались.
        И начались тренировки. Папа тут же стал выяснять пределы моих способностей - куда я могу переноситься. Уже вскоре он решил, что я должна попасть в нашу квартиру и в подтверждение этого принести что-нибудь из вещей, но строго-настрого запретил волновать маму своим появлением.
        Я закрыла глаза и представила себя в своей комнате у секретера. Открыв глаза, я оказалась в нашей квартире. В гостиной работал телевизор. Я на цыпочках вышла в коридор и двинулась туда. Мама сидела в своем любимом кресле, склонив голову на подлокотник.
        Мне так захотелось вдруг прижаться к маме, чтобы она меня обняла, погладила, поцеловала. И я даже решилась объявиться. Но когда подошла поближе, то обнаружила, что мама спит., «Бедная, устала на работе», - подумала я и не стала ее будить. Оглянувшись, взяла с другого кресла плед и укрыла маму. А потом осторожно дотронулась до ее руки.
        Она вдруг мягко улыбнулась и, не открывая глаз, позвала:
        - Никочка!..
        Но я уже была в своей комнате. Захватила любимого енота и через мгновение оказалась в Белозере.
        Вскоре стало понятно, что я могу мгновенно перемещаться в любое место, где прежде была хотя бы раз. Тут роли не играли ни расстояние, ни стены, ни что-либо еще. Затем папа придумал задание посложнее.
        Дед Кузя принес кучу всяких цветных открыток с видами. Он вытащил из кучи какой-то старый путеводитель по Софиевке (парк под Уманью на Украине) и вручил его мне. Мы выбрали одно местечко с огромным камнем. Я посмотрела на фотографию, запомнила ее, закрыла глаза и действительно, открыв глаза, оказалась у входа в западный грот дендропарка, который мне больше всего понравился. Только, к сожалению, там оказалось совершенно темно. То ли фонари не работали, то ли их не было вообще. Лишь луна освещала парк. Поэтому я почти ничего не рассмотрела, тем более что нужно было торопиться. Я сорвала веточку и с сожалением вернулась обратно.
        Но вообще эти перемещения мне так понравились! Аж дух захватывало! И даже та капелька страха, что заставляла меня дрожать, окончательно исчезла. Теперь я тряслась больше от возбуждения, охватившего меня. Мне хотелось чего-то такого! И тут я поняла, что теперь смогу побывать везде, где захочу! Вот это здорово!
        Но сначала (я девочка очень ответственная) надо помочь папе.
        - Ну-ка, Ника, постой, - опять задумался папа, - ты притащила свою игрушку из дома. Сейчас сорвала в Виннице ветку и перенесла ее сюда… А может, ты могла бы и меня с собой захватить? Интересно, хватит ли у тебя сил?
        Я подумала, что, наверное, хватит, и сказала это, но папа не поверил моим словам:
        - Я не могу быть легковерным. Вдруг мое тело перенесется, а моя душа останется здесь?
        - Тогда ты станешь первым привидением в Белозере, - захохотал крестный.
        Но папа не был настроен шутить. Он снарядил деда Кузю за его псом. Крестный сначала поартачился, но вынужден был подчиниться.
        Вскоре он вернулся, ведя на поводке Шарика.
        - Это символично, - заявил папа. - Собака - действительно друг человека. И Шарик, типичный дворянин, будет первым животным, на котором будет испытана возможность мгновенного перемещения. Ника, давай-ка сгоняй с псиной на Невский.
        Я так и сделала. Что тут стало с Шариком! Он даже попытался зарыться в асфальт от страха. Потому что мы оказались как раз у светофора.
        Невзирая на поздний час, рядами неслись машины. Толпы людей, о которых я уже забыла, куда-то спешили. Я вспомнила, что сейчас как раз время белых ночей. Бедный Шарик. Я наклонилась погладить его, чтобы он успокоился, не обращая внимания на удивленные взгляды, и вернулась обратно.
        Шарик вырвал поводок из моих рук и бросился вон со двора, но был пойман крестным. Пес весь дрожал и глубоко дышал, поводя боками.
        - Петрович! - обратился к крестному папа. - Проверь-ка, у него все нормально с психикой?
        Дед Кузя укоризненно посмотрел на нас и молча повел пса обратно домой.
        - А чего я сказал не так? - посмотрел на меня папа.
        Вскоре крестный вернулся, запахнул поплотнее телогрейку и буркнул:
        - Ничего с ним не случилось. Просто испугался.
        - Так! - довольно потер руки папа. - Эксперимент принес положительные результаты. Теперь отработаем на людях. Поехали, Ника, домой.
        Я послушно взяла папу за руку, и мы перенеслись в Питер.
        Мы стояли посреди моей комнаты. Телевизор уже не работал. Очевидно, мама уже легла спать. «Конечно, ведь поздно уже», - подумалось мне.
        - Ух ты, - восхищенно зашептал папа. - Аж не верится, черт побери, что это все с нами происходит!
        Он выскользнул в коридор, а чуть погодя из кухни послышался грохот. Папа явно что-то разбил. Ой, и мама наверняка проснулась.
        Я бросилась на кухню. Папа присел на корточки у перевернутого стула и собирал осколки своего бокала. Я схватила его за руку, и мы перенеслись обратно в деревню.
        - Зачем тебе понадобился бокал? - строго спросила я у папы.
        - Да я хотел просто пошутить - поменять свой бокал местами с маминой чашкой. А стул сам выскользнул из - под ног, - стал оправдываться папа.
        - Все! Отныне никаких самостоятельных действий. Только с моего разрешения. Хорошо?
        - придав голосу твердость, потребовала я.
        - Это еще что такое? - заартачился папа. - Я, в конце концов, твой родитель, а не ты моя мама.
        - Зато я могу перемещаться, а ты - нет. Так что если хочешь, чтобы я брала тебя с собой, дай обещание, что будешь слушаться.
        Папа подулся, но разум победил, и он пообещал быть послушным. Пусть поклянется, подумала я, но потом решила, что это слишком по-детски. Посмотрим, как он сдержит обычное обещание.
        Еще несколько экспериментов доказали, что я совершенно легко могу брать с собой не только папу, но и крестного. Дед Кузя, принесший открытки, был полностью сражен. Он недвижно стоял все это время - хотя мы побывали у Ниагарского водопада (так захотел папа, едва вытащил из стопки, лежащей на столе, нужную открытку), и в американском Диснейленде (это уже захотела я, хоть одним глазком взглянуть на него) - и, бедняга, не произнес ни слова.
        Лишь дома, когда мы вернулись, он обрел дар речи:
        - Тимофеич! Ложитесь-ка вы спать, поздно уже. А я пойду, пожалуй, к себе. У меня там с прошлого года штофик стоит. Как раз для такого случая. Ну и дочка у тебя! Черт знает что, и с боку бантик!
        - А вот и нет у меня бантика, - бросила я вдогонку крестному. - Я в третьем классе перестала их носить.
        Мы и правда скоро легли спать. Но я еще долго ворочалась с боку на бок, не в силах уснуть. А потом несколько раз попробовала перенестись из Белозера в Питер и обратно, прямо не вставая с постели.
        Было немного жутковато. Казалось, что все это происходит не со мной, что все это - сон. Но нет. Это был не сон.
        Хотя вскоре я все-таки заснула. Уже по-настоящему.
        Глава XI Визит в Осло
        С утра начались сборы в дорогу.
        Когда пришел дед Кузя, мы с папой как стояли, так и сели на пол. Крестный был причесан, даже борода подстрижена, и в ней - ни одной соломинки. На голове красовалась черная шапка-ушанка из кролика. Вместо телогрейки на крестном обнаружились красная рубашка и коричневый костюм. А брюки были заправлены в новенькие блестящие сапоги.
        Папа беззвучно катался по полу и только тихонько поскуливал. Я тоже еле сдерживала смех. Правда, больше оттого, что творилось с папой.
        - Ну, Петрович! Ну уморил, - хохотал папа, - теперь нас точно заметет первый же полицейский на Западе. Ха-ха-ха! Как только мы там появимся, так все сразу поймут, что прибыл проклятый русский шпион. Ха-ха-ха!
        Я даже не ожидала, что дед Кузя может так обидеться. Он молча повернулся и пошел со двора. Я схватила папу за руку, и мы побежали следом. Уже у ворот нагнали крестного и с двух сторон вцепились в рукава, повиснув как якоря.
        - Ну, Петрович! Ну, миленький! Мы же пошутили, - упрашивали мы его. - Мы тебя любим, просто мы подберем тебе другую одежду. Более спокойную, что ли. Чтобы ты не выделялся так.
        - Нет, а чем вам не нравится моя одежда? - стряхнул нас, как котят, сердитый крестный.
        - Да нет, нормальная одежда, просто за границей так не принято одеваться. Ты будешь там как белая ворона.
        - А почему это они, приезжая к нам, могут одеваться так, как это им нравится, а я нет? Я что - голым хочу там показаться? Мне так лично моя одежда по душе. И вообще, я вам не навязывался. Катитесь сами, куда хотите. Ты вон, Тимофеич, вообще уже большим стал, шибко умным даже. Авось и без меня не пропадешь с дочкой-волшебницей. От всего оборонит при случае.
        И он пошел к своему дому. Я смотрела ему вслед и прекрасно понимала, что крестного надо вернуть. Иначе что - то плохое, нехорошее навсегда появится между нами. Но здесь я была согласна с папой, в таком виде ему действительно нельзя появляться там. И я нашла вдруг убедительный, как мне показалось, довод.
        - Крестный! - крикнула я ему вслед. - Но ведь мы там будем не как туристы. У нас ни денег, ни документов, даже языков не знаем. Так что мы не должны привлекать к себе внимания.
        Крестный остановился, не поворачиваясь, он призадумался.
        - А какие шмотки нужны? - наконец спросил он.
        Мы враз успокоились и, подбежав к деду Кузе, развернули его и потащили обратно к себе в дом.
        Осмотрительность папы стала действовать мне на нервы (я вообще сторонница быстрых активных действий), и в разгар его пререканий с крестным по поводу того, как должны быть одеты русские туристы на Западе, я просто взяла, да и перенесла нас в Осло прямо такими, как есть.
        Для этого я просто выхватила из вороха открыток, принесенных дедом Кузей, первый попавшийся вид. Только я не учла одного - открытки были старыми, еще дореволюционными, и на том месте, где была просторная площадь, теперь теснились дома-кубы из стекла и стали.
        В результате я и дед Кузя оказались на тротуаре перед какой-то витриной, а активно жестикулирующий папа - внутри витрины…
        Я тут же перенесла нас обратно.
        - Ух ты, - задохнулся папа, - что же ты делаешь?..
        Но я, не дослушав его, вновь устремилась в Осло, сделав, правда, поправку на увиденное.
        Теперь мы оказались в крохотном скверике. Тут можно было и осмотреться. По большому счету - ничего особенного я не увидела. Дома, окружавшие сквер, как дома, только чистые, нарядные, что ли. Улицы как улицы, только тоже очень чистые. У каждой скамеечки урны. Люди как люди, только спокойные, уверенные в себе. Это подметил и дед Кузя:
        - Не наши люди! Одно слово - немчура.
        - Ты что, Петрович? - покосился на него папа. - Это не немцы, а норвежцы.
        Но папа крестного не убедил, тот только отмахнулся:
        - Хрен редьки не слаще!
        Я усадила папу и крестного на скамейку, а сама решила пообщаться с аборигенами, чтобы выяснить дорогу к Туманному фьорду. Но не успела сделать и нескольких шагов, как из боковой дорожки выскочил мне навстречу типичный норвежец - высокий и белобрысый дядька. Я напрягла все свои волшебные силы, чтобы он меня понял, и спросила его, в каком направлении искать нужный мне фьорд и где можно купить открытки с его видами. Однако туземец недоуменно пожал плечами и стал что-то лопотать по - своему. Крестный тут же скептически отреагировал:
        - Я же говорил - немчура! Они даже ведьму - и ту не понимают.
        Следующим поравнялся с нами негр. Черный-черный, почти как брат нашего лешего. Его и спрашивать-то; наверное, было бесполезно. Я и не стала. Зато, словно из-под земли выпрыгнув, рядом с облюбованной нами скамейкой вдруг обнаружился полисмен. В том, что это полицейский, можно было не сомневаться. Он взял под козырек и что-то спросил. Крестный притворился глухонемым, папа тут же стал кидать камушки в голубей, так что отдуваться пришлось мне. Я, естественно, стала объяснять, что мы здесь ненадолго и самое лучшее, что он может сделать, так это объяснить все насчет Туманного фьорда.
        Полицейский тоже, не останавливаясь ни на минуту, бормотал что-то на своем языке, разглядывая деда Кузю, и в глазах его тлело подозрение.
        Тогда я решила попробовать, чтобы он нас забыл. Не тут-то было. Он вдруг наклонился и, схватив крестного за руку, поднял его со скамьи. Я решила, что самое лучшее - удрать. Так и сделала.
        Как хорошо оказаться в нашем, ставшем родным, уютном доме в Белозере. Только вот полисмену из Осло, наверное, он не понравился. Потому что он тихо отпустил рукав крестного и сел на пол. Папа тут же подскочил к нему и, ловко управившись маленькими ручками, вытащил пистолет из кобуры.
        - Это на всякий случай, чтобы не было эксцессов, - заявил он. - И давай, Ника, скорее решай. Не хватало еще только иностранцев начать красть. Что мы с ними делать будем? Да и этот - на фига нам сдался?
        Я прикоснулась к норвежцу и перенесла его обратно в Осло. Полисмен так и остался сидеть на земле, а я тут же вернулась в Белозеро. Папа носился по комнате с пистолетом, а крестный, настороженно следя за папиными перемещениями, бубнил и бубнил:
        - Отдай пушку, Тимофеич! Отдай, что ли…
        Я так испугалась, что папа не там нажмет, что вдруг подскочила к нему, влепила подзатыльник и отобрала пистолет. Прости, папочка, но так надо!..
        Я снова вернулась в Осло. Полицейский как раз поднимался с травы. Вокруг него собралось несколько ослов (а может, ословцев или ословитян?), дружно отшатнувшихся при моем появлении. Полисмен увидел меня с пистолетом в руке и снова сел на траву. Но я торопилась обратно и потому, вручив ему оружие, не стала задерживаться в норвежской столице. Хотя мне стали нравиться внезапные появления на публике.
        Дома дед Кузя вовсю утешал папу, устроившегося у него на коленях. Я подошла, чтобы погладить папу по голове, но он стал брыкаться и разревелся пуще прежнего.
        - Сам же меня учил, что детям даже близко нельзя находиться рядом с оружием!
        - Да-а! - сквозь слезы ответил папа. - А кто тебя учил бить маленьких?
        И он снова зарыдал:
        - Ну когда же это все кончится?!
        Я ничего не могла придумать утешительного в ответ, поэтому выбрала другую открытку и снова перебросила нас в Осло.
        Теперь мы оказались на красивой гранитной набережной. Однако здесь было очень ветрено, и мы почувствовали себя не очень уютно, поспешив укрыться в ближайшей подворотне.
        - А кстати, - сразу успокоился папа, - там, в этом фьорде, должно быть еще холоднее. Так что вопрос об одежде встает остро. Хотя денег у нас нет. И контакты с местными жителями проблематичны.
        - Слушай, Ника! - вдруг оживился крестный. - А ты можешь сделать нас невидимками?
        - Наверное, могу, - неуверенно протянула я, - а что?
        - Да я подумал, что, ежели найти какой магазин, мы могли бы зайти туда и набрать теплых шмоток. А что?.. Мысль!
        Мне тоже показалось, что это хороший выход из создавшегося положения. Но неожиданно воспротивился папа:
        - Я своего ребенка всегда учил честности. Воровать - нехорошо.
        - Твоими бы устами да мед пить, - съязвил крестный. - А кто в детстве у меня в саду яблоки воровал? Не ты ли с Мишкой?
        - Так то в детстве. Кроме того, ты мой дальний родственник. Да и яблоки - это не одежда.
        - Ну да! Ежели б корова не давала молоко, то это был бы бык! Ты, Тимофеич, кремень, когда на своем стоишь. А то, что дите продрогнет, заболеет и зачахнет, так тебе наплевать, да? Ты лучше будешь о кармане своих немцев, или как их там, заботиться?
        - Не немцев, а норвежцев, - машинально огрызнулся папа.
        Но окончательно его добило предложение крестного попользоваться одеждой, взятой как бы напрокат в магазине. А потом можно вернуть ее на место.
        - За день-два мы ее и обновить-то не успеем, - убеждал крестный.
        В общем, мы уломали папу и пошли вдоль набережной, присматривая подходящий магазин. Редкие прохожие украдкой косились на нас, но вроде в полицию сообщать не спешили. По крайней мере, сирен в воздухе не было слышно. Мы еще и трех кварталов не прошли, как крестный возбужденно зашептал, хотя и так на сотни верст вокруг вряд ли бы кто его понял:
        - Бона, стекла сколь. Не иначе, наш магазин. И, гляньте, - за стеклом статуи в шмотках. Ну точно, там даже и не заметят, если мы возьмем. Давай, Ника, делай нас невидимками.
        Я посомневалась, но попробовала представить себе, что мы превратились в невидимок. И ничего - получилось! Мы-то, правда, все равно могли видеть друг друга. Зато восхищению папы и крестного не было предела. Уверившись в своей невидимости, они тут же стали приставать к прохожим: ходить перед ними, потешно вышагивая; дергать за куртки и рубашки. Те смешно озирались и, ничего не понимая, шли дальше, на ходу поправляя одежду. Но такое шальное веселье до добра не доводит, говорила моя мама, и я потащила своих невидимок в магазин.
        Мы тихонечко, не разговаривая, прошли мимо охранников, те, не подозревая, что к ним пришли великие грабители, вели оживленную беседу. Тут мы попали в царство одежды. Свитера, куртки, рубашки - все это было навалено кучами на прилавках, среди которых бродили одинокие покупатели, рассматривая вещи.
        Наконец я заметила отдел верхней одежды для подростков. Там даже специально был плакат с девчонками чуть старше меня. Я сразу же рванула туда. Ой, какие курточки лежали и висели здесь. Я рылась, рылась, жалея, что нет возможности забрать с собой все. Наконец увидела то, что надо, - ярко-красный дутик на гагачьем пуху, с кучей лейбов, с капюшоном, с опушкой, ну просто обалденный. Он оказался как раз по мне. Я тут же его напялила и побежала к зеркалу.
        Я еще не успела посмотреть на себя, как появились папа с крестным. Они вышагивали рядышком, держась за руки, и остановились посреди зала, растерянно озираясь. От одного взгляда на них я молча сползла по стенке на пол и затряслась в беззвучном смехе. Такое зрелище л видела впервые.
        Крестный облачился в коричневую замшевую куртку с кучей заклепок, карманов и бахромой на рукавах и в такие же замшевые штаны, на голове его красовалась ковбойская шляпа с загнутыми полями, а на ногах - ковбойские сапожки из крокодиловой кожи на высоком каблуке и со шпорами. Он задорно выставил вперед бороду и стоял, покачиваясь на каблуках, засунув руки в карманы куртки. А рядом с ним стоял папа! В черном фраке, белоснежной рубашке и бабочке! На ножках - черные лакированные туфли, в руках он держал цилиндр и трость. Этакий малолетний красавчик-денди.
        Отсмеявшись, я прокралась вокруг за прилавками и выросла перед ними. Ух, как они вздрогнули, когда я их ущипнула! Но, удивительно, ни один не вскрикнул.
        Я попыталась их уговорить подобрать себе более нормальные одеяния, но оба уперлись насмерть. Единственное, что мне удалось, - это уговорить папу отложить трость. После этого я оставила франтов, чтобы завершить свою экипировку. Папа с дедом что-то пытались мне шипеть вдогонку, но я их не стала слушать. Выбирать одежду, учила мама, следует, руководствуясь лишь собственным вкусом.
        Где-то через час-полтора я наконец оделась полностью. Подобрала себе белый свитер из ангорки, тот самый красный дутик, настоящие черные джинсы и ботинки на толстенной подошве со шнуровкой.
        После долгих уговоров папа и крестный взяли себе еще по куртке. Подготовившись полностью к посещению холодных мест, мы пошли к выходу. Но лишь только мы поравнялись с входными дверями, как противно заголосила сирена. Мы выскочили из магазина, за нами, правда, никто не погнался, зато сзади поднялась суматоха.
        Когда папа отдышался, то сказал нам:
        - Связался я с вами на свою голову! Все нормально, все нормально. Ничего нормального! У меня такое ощущение, что твое волшебство, Ника, действует только на людей, но не на технику и приборы. И кроме того… сделай-ка нас видимыми.
        Убедившись, что никакая погоня нам не грозит, я исполнила пожелание папы. Он тут же снял с себя утепленную курточку и стал ее внимательно осматривать:
        - …Ну вот! На всех вещах они специальные бирки наклеили, которые поднимают сигнал тревоги на турникетах в дверях, если не были размагничены на кассе. Давайте-ка избавляться от улики.
        Мы занялись этой работой, которая, впрочем, ни на сантиметр не придвинула нас к Одинокому утесу.
        Покончив с ярлыками, я взглянула на папу с крестным и снова рассмеялась. Они тоже осмотрели друг друга и тут же скептически зачмокали губами.
        - Ну, Петрович! Все бабки в окрестных деревнях будут твои, - съехидничал папа. - Ты теперь первый дед на деревне.
        - Что б ты понимал! - обиделся вдруг дед Кузя. - Я, может, с юности мечтал о такой одежонке. Ты лучше на себя оборотись. Одно слово - пингвин. Птица неумная, а попросту сказать - глупая и никчемная.
        Тут они опять стали препираться, а мне стало так грустно, что я не выдержала и совершенно неожиданно даже для себя самой вслух высказалась:
        - Ну хоть кто-нибудь бы объявился и нормальным человеческим языком объяснил, где этот самый Туманный фьорд.
        Однако никто объявляться не захотел, как я ни вертела головой в разные стороны. А потом вдруг кора ближайшего дерева зашевелилась и оттуда вылез не кто иной, как наш леший. Он тут же улегся, приняв свою любимую позу у корней, и сварливо забубнил:
        - Ну, что уставилась? Я это, я. Что ты вообще за ведьма? Только через твою глупость я здесь. А так, очень нужна мне эта Норвегия! Хорошо хоть Кузнечик о тебе позаботился, позвал меня.
        - Кто?
        - Ну, Кузнечик, твой чертик, что лежит в твоем заплечном мешке.
        - Как? - изумилась я. - Он ведь неживой.
        - Это ты глупая, а не он - неживой. Как дед Кузя закончил чертика, так в Кузнечике проснулась жизненная энергия. Лет через пятьдесят он полностью оживет, если все время будет рядом с тобой.
        Тут леший решительно поднялся:
        - Ну, хватит мне с тобой, однако, лясы точить. Туманный фьорд знают все порядочные ведьмы. Если смотреть во-он на ту розовую макушку горы, - он махнул хвостом куда-то вбок, - то примерно в четырехстах верстах отсюда и будет Туманный фьорд. А коли боишься заблудиться, то лети вдоль берега, не ошибешься. Туманным он потому зовется, что там круглые сутки над водой туман держится. Все ясно? И вообще, воображением работать надо, воображением.
        И с этими словами он полез обратно в сосну. А успокоившийся к тому времени крестный спросил меня:
        - Ты че это сама с собой бубнить стала?
        Однако я не стала объяснять, что это леший наведывался. Крестный еще что-то похмыкал, но приставать больше не стал.
        И вообще пора отсюда смываться, а то некоторые прохожие, завидя нашу троицу, еле сдерживали ухмылку и ускоряли шаг, пробегая мимо.
        Тогда я мысленно представила себе место, о котором только что говорил леший, и попробовала перенестись туда.
        Глава XII Гномы туманного фьорда
        Вот уж воистину дикий, необжитый край предстал передо мной. Черно-серые скалы громоздились в ужасной тесноте. И торчали их вершины, словно зубы доисторических чудовищ. А внизу, у подножия скал, проглядывая сквозь клочья клубящегося тумана, плескались свинцовые воды залива.
        Я оказалась на небольшой площадке высоко в горах. Отсюда очень хорошо просматривался весь фьорд, оказавшийся настолько огромным, что противоположный край залива лишь временами проглядывал в дымке. Было очень зябко, и я порадовалась, что на мне теплая куртка. Однако где тут Одинокий утес? Ничего похожего я пока не углядела.
        Ох, ну я точно дуреха! У меня же есть метла! Я тут же переместилась в Белозеро и, захватив метлу, вернулась в Осло.
        Но папы и крестного на скамейке не оказалось. Ну просто беда! Достаточно на несколько минут оставить их без присмотра, и вот результат. Интересно, куда они могли запропаститься? Лешего как-то неудобно беспокоить, опять злиться будет. И тут я вспомнила о Кузнечике. Прислонив метлу к спинке скамьи, я достала из рюкзачка чертика, подарок деда Кузи, и стала внимательно рассматривать - живой он все-таки или неживой. Уже окончательно решившись на безумство - просить у деревяшки совета, я зачем - то взяла чертика в обе ладони и, поднеся ко рту, дунула на него так же, как и крестный в свое время:
        - Ну-ка, быстро оживи!
        И, чтоб мне провалиться, но у чертика заморгали веки, а потом он открыл глаза, улыбнулся (ну честное слово!) и воскликнул:
        - Молодец, Ника! Я уж боялся, что ты никогда не догадаешься.
        Он вдруг стал потягиваться и дрыгать руками и ногами, как человек со сна.
        - Своим дыханием ты передала мне столько силы, что я ожил, ожил по-настоящему. Так что, видишь ли, получается, что мои мама и папа - вы с Кузей.
        Кузнечик запрыгнул ко мне на колени и сел, закинув ногу за ногу. Потом резко вскинул голову, чтобы видеть меня:
        - Сразу определим характер наших взаимоотношений. Я обязан тебе жизнью, за это спасибо. НО! - тут он поднял кверху палец. Я больше догадалась о его жесте, чем увидела, настолько чертик был миниатюрным. - Поскольку ты никаких магических формул не применила, то я тебе служить не обязан. Однако, делая скидку на то, что ты ведьма еще неопытная, я согласен не покидать тебя. Конечно, при условии, что ты будешь заботиться обо мне всячески и не ставить невыполнимых задач.
        - А какие задачи невыполнимые?
        - Вот как конкретно попросишь меня что-нибудь, так я и отвечу тебе.
        - А как заботятся о таких, как ты?
        - Во-первых, спать меня клади рядом с собой, а не в рюкзак. Бр-р-р! Там темно и противно. Во-вторых, надо определить мне новое место, где я буду находиться во время твоих передвижений.
        - Кузнечик окинул меня взглядом (насколько смог, конечно) и заключил:
        - Первоначально я вижу наиболее подходящим местом капюшон твоей куртки. Да! Я буду именно там! Далее, в-третьих, меня надо кормить. Ну, здесь все очень просто. Я люблю BGe то, что любишь ты. И наоборот, понятно? Я люблю мясо и не люблю никакую кашу. Вот так… В-четвертых, обо мне надо заботиться. Запоминай! Нельзя, чтобы я попал под дождь или просто в воду - тут же пущу корни. Нельзя, чтобы я мерз - тут же растрескаюсь. Жара просто противопоказана - сразу высохну. Да, и еще! Один только вид древесных насекомых вызывает у меня приступ уныния и тоски. Ну, остальное так, по мелочи. Еще успеешь познакомиться с остальными требованиями.
        Мда! Не было заботы - так черти добавили работы! Мне только о маленьком чертике заботы не хватало. Ладно бы там щеночек или котенок. А то чертик! Тут я вспомнила о некоторых своих догадках:
        - Послушай! Так это ты меня иногда колол?
        - Ну конечно! - тут же загордился Кузнечик. - Я, можно сказать, в полубеспамятстве был, а все равно уже о твоих делах только и думал.
        Ладно. Может, хоть какой-то толк и будет от этого чертика. И тут я вспомнила о папе и деде Кузе.
        - Кузнечик! А где папа и крестный?
        - А на что они тебе? Вот еще. Радуйся, что избавилась от них. Теперь у тебя есть я. Мы с тобой горы свернем. С моей головой и твоими возможностями мы изменим этот мир. Ух, ты еще восхитишься, когда я тебя начну знакомить со своими планами!
        - Так! - я начала сердиться. - Я сама как-нибудь разберусь, от кого мне нужно избавляться. Ты лучше ответь, где они?
        - А что ты злишься-то? - пожал плечиками Кузнечик. - Не я же их отправил в полицейский участок.
        - Как? - воскликнула я.
        - Как, как. Как обычно. Нечего было воровать. В таких нарядах, как у них, да сидеть в двух кварталах от ограбленного универмага. Ха! Я удивляюсь одному. Как у вас вообще вышло такое бестолковое ограбление? Но ничего, - Кузнечик мечтательно закатил глазки, - я еще научу вас этому ремеслу.
        Тут в меня закралось одно подозрение, и я спросила напрямую:
        - А как так вышло, что ты так много знаешь? Ведь ты же всего лишь волшебное существо?
        - Ну здравствуйте! Вот те на! - скривился чертик. - Я знаю все, что знаешь ты! И даже больше того. Ты многое забыла, а вот я - нет! Все книги, что ты когда-либо прочла, - находятся здесь! - И он похлопал себя по макушке между рожками.
        Я между тем стала вслух размышлять, как выручить папу и крестного.
        - Тут я тебе не помощник, - мигом открестился Кузнечик. - Я не могу стрелять из автомата по живым людям. Да мне его просто и не поднять.
        - Да кто ж тебя просит-то? - я слегка обалдела от такой мысли.
        - Ну как же. Ты украдешь на военном складе автомат. Войдешь в участок, перестреляешь всех полицейских и освободишь всех заключенных. Отличный план. Даже автомобиль не нужен. У тебя метла вон стоит.
        - Да ты хоть соображай, что несешь! Галиматью какую-то! - рассердилась я.
        - Тебе дело предлагают, а ты строишь из себя неизвестно что, - обиделся Кузнечик и пропал с моего колена. Его голосок донесся уже из капюшона. - Два квартала вдоль набережной, затем поверни направо, и еще два квартала. Там увидишь полицейский участок. Дальше - поступай как знаешь.
        Я оседлала метлу, поднялась на уровень третьего этажа и полетела в указанном направлении. Уже скоро показалось серое здание участка.
        Не зная, что предпринять, я решила позаглядывать в окна в надежде что-нибудь увидеть. И, к моей радости, на четвертом этаже в распахнутом окне я заметила папу и крестного, сидящих на диванчике в каком-то кабинете. Еще я успела разглядеть нескольких дядечек без формы. И все равно это наверняка были полицейские. Однако я вспомнила пословицу древних римлян: «Пришел, увидел * - победил!» - и решила действовать так же.
        На полном ходу я влетела через широко распахнутую фрамугу. Остановилась рядом с папой и крестным. И, подняв их рывком с дивана, тут же перенеслась на берег Туманного фьорда.
        - Молодец, девка! - обхватился за меня руками крестный и расцеловал в обе щеки. - А то я уж испугался. Как поведут сейчас в казематы, как начнут пытать. А ведь обидно, мы же по-ихнему ни бум-бум! А ни за что страдать ой как люто!
        Папа тоже обрадовался, но как-то угрюмо.
        - Ничего! - остудила я их обоих. - Постойте пока еще здесь. Это для вас самое безопасное место. А я слетаю на разведку.
        - Эй, слушай, а где мы? - стал озираться папа, но я, не ответив ему, уже скользнула с каменного выступа.
        Некстати появившиеся облака мешали понять, где же Одинокий утес. Но лишь только я набрала высоту, как увидела большой просвет в облаках, и устремилась туда. Вскоре подо мной показалась большая вода. Я поняла сразу, что это открытое море. Оно мне совершенно не понравилось. Холодное какое-то, мрачное. Над ним висела промозглая изморось, не добавлявшая радости.
        Одинокий утес обнаружился почти сразу. Его пик в гордом одиночестве возвышался над облаками. Я подлетела ближе. Склоны утеса были сплошь усеяны огромными валунами. Словно кто-то рассыпал их из гигантского ведра, и ойи остались россыпью лежать на склонах утеса. Ходить человеку тут было решительно невозможно.
        Как же мне отыскать Белую пещеру? Я думала, но подсказка не приходила на ум. Пришлось просто круг за кругом облетать вершину, понемногу снижаясь к подошве. Когда я опустилась в облачность, то поневоле прижалась ближе к утесу и сбросила скорость. Благодаря этому и удалось отыскать вход в Белую пещеру.
        Вход был совершенно неприметный. Вообще-то я его, если честно, и не увидела. Просто на склоне передо мной возникли две массивные статуи, высеченные из камня. Грубые крупные сколы только подчеркивали скрытую мощь фигур. Мне показалось, что скульптор обладал каким-то болезненным воображением, - передо мной стояли два питекантропа со скошенными лбами и маленькими злобными глазками на звериных лицах. В толстенных руках они держали огромные дубинки. «Как хорошо, что они каменные», - подумала я, прикинув, что такой зверочеловек смог бы спокойно заглянуть на третий этаж современного дома. Мне пришлось подлететь поближе, поскольку в утесе на уровне груди гигантов обнаружилось отверстие. Каким - то чутьем я поняла, что это и есть Белая пещера.
        Но только я собралась влететь в пещеру, как, к моему ужасу, статуи вдруг ожили и стали проворно махать дубинками, так что если бы я попробовала прорваться сквозь них, то неминуемо была бы сбита. Питекантропы оказались на удивление ловкими, и я снрва зависла в воздухе, не зная, что же теперь делать. Мсгжет быть^-по этому и не заметила, что на краю входа в пещеру^'отоит "человек и наблюдает за мной. IjrkJ^-
\ Гу
        - И долго ты так будешь издеваться над бедными троллями? - негромко заметил незнакомец. Удивительное дело - он говорил тихо, но я каждое его слово слышала очень отчетливо.
        И тут я поняла, что никакие это не питекантропы, а тролли! И незнакомец вовсе не человек, а гном. Но удивляться было не время.
        - Извините, пожалуйста, за беспокойство. Но если вас не затруднит, вы бы не могли подсказать мне, не это ли Белая пещера? Я ищу гнома по имени Эрик, - в памяти откуда-то всплыло, что гномы обожают учтивость.
        - Предположим, что это Белая пещера. А что за дело у юной феи к Эрику?
        - Меня зовут Ника, один леший рассказал мне, что Эрик смог бы сделать моего папу снова взрослым, - я только сейчас удивилась, что спокойно понимаю речь гнома.
        - Ну не знаю, не знаю! - покачал головой гном, затем подумал и добавил: - Хорошо, залетай!
        - Но как? - растерялась я, потому что на протяжении всего разговора тролли время от времени помахивали в мою сторону своими ужасными дубинками.
        - Ты же фея, - загадочно произнес гном и умолк, внимательно глядя на меня.
        Я стала лихорадочно думать, что же я могу сделать с этакими чудищами. Не придумав ничего путного, я воскликнула:
        - А ну-ка, уймитесь!
        И, о чудо! Тролли послушно замерли. Я осторожно двинулась ко входу, опасливо поглядывая на троллей, способных смахнуть меня, как муху. Но те присмирели и пропустили меня в пещеру.
        Я приземлилась рядом с гномом и, не таясь, стала рассматривать его во все глаза. Еще бы, думала ли я еще недавно, что встречусь с настоящим гномом?
        Лихо заломленный колпак ярко-красного цвета, длинный коричневый кафтан, подпоясанный широким кожаным поясом, коричневые же штаны, заправленные в сапожки,
        - все было удивительно уместным. И даже роскошная черная борода, закрывавшая полкафтана, была к лицу гному. И еще спокойный, даже величавый взгляд. Нет! Вот более точное определение - несуетный. Мне сразу представилось, что жизнь в горах позволяет приблизиться к вечности. И даже маленький рост - гном был не выше меня - не вызывал смеха.
        - Спасибо! - учтиво поклонился гном. - За подобный взгляд на гномов!
        Я растерялась: он что, может мои мысли читать? А от растерянности зачем-то сделала реверанс:
        - Извините, а вы и есть Эрик?
        - Нет! - рассмеялся гном. - Я не Эрик, я его троюродный брат Скрир. И мы, гномы, не умеем читать мысли, тем более у фей. Просто ты думала вслух. Ну что ж, пойдем к нам в гости?
        - Ой, подождите! У меня есть еще спутники. Это мой папа и мой крестный. Они стоят сейчас на ветру, мерзнут и ждут меня.
        - Они - люди? - уточнил Скрир.
        - Да! - виновато потупилась я. - Обычные.
        - Хм! Людям нельзя знать о существовании Белой пещеры. Но раз это твои родственники и если ты обещаешь наложить на них замыкающее уста заклятие, не позволяющее им поведать другим людям о нас, то можешь слетать за ними.,
        Я прислонила метлу к стене, исчезла и через мгновение вернулась с папой и крестным. Папа дрожал и шмыгал носом в своем фраке. Хорошо хоть еще теплая курточка накинута - все же не так продувало. Дед Кузя выглядел не лучше.
        Тут следует добавить, что вход в пещеру идеально подходил Скриру и мне с папой, а вот деду Кузе пришлось согнуться в три погибели.
        - Давайте знакомиться, - .дружелюбно обратился Скрир к моим родственничкам на хорошем русском языке и совсем без акцента. - Я - гном, и зовут меня Скрир. Да не пугайтесь вы так. Мы, гномы, многое знаем, в том числе и другие языки. Сейчас я вас проведу в главные палаты. Там вы сможете увидеть Эрика. А ты, - тут Скрир слегка поклонился крестному, - сможешь там выпрямиться.
        Что у папы, что у крестного в буквальном смысле глаза на лоб вылезли. До этого они только от меня слышали, что я видела лешего и домового. И вот - на тебе. Теперь же они нос к носу встретились с гномом. Но совсем им поплохело (да и для меня это оказалось сюрпризом), когда из капюшона вдруг вскарабкался мне на голову Кузнечик и стал расшаркиваться:
        - Очень рад, очень рад! Черт! Очень рад! Зовите меня по-простому - Кузнечик. А это наши спутники - Никин, с позволения сказать, родитель, ударившийся в малолетство. О причинах происшедшего мы умолчим. И незабвенный дед Кузя. Очень стойко переносит лишения и бедствия.
        - Эт-то что такое? - засипел крестный. - Это ж я делал, это ж я… А оно вон что… Ты что себе, малец, позволяешь? Ну-ка слезь, быстро.
        Однако ехидный Кузнечик прочно засел у меня в волосах. Скрир не стал ждать, пока папа и крестный придут в себя, и пригласил следовать за ним.
        Мы шли и шли по узкому, с низеньким потолком проходу. Скрир на ходу пояснил, что все сделано для того, чтобы человек, случайно обнаружив вход в гномье царство, не испытывал большого желания залезть внутрь. В тех местах, где мы проходили, стены мягко светились, указывая путь.
        Сзади шли, потихонько переругиваясь, папа и крестный. До меня время от времени доносились их возгласы:
        - Во, во, стучись башкой о камни, стучись, может, хоть поймешь, что не всегда большой рост - это хорошо…
        - Ничо, ничо! Попомнишь свои же слова! Вот как устанешь идти-то, а я тебя на руки не возьму…
        Когда мы уже достаточно углубились в тело горы, проход стал расширяться, так что мы теперь могли идти не гуськом, а рядом. Да и дед Кузя незаметно распрямился. И все же пещера открылась за поворотом совершенно внезапно.
        Мы замерли на уступе, а перед нами привольно раскинулась целая долина. Пещерные своды смыкались на огромной высоте, а невообразимые по красоте, огромные сталактиты светились изнутри разноцветными огнями. Снизу к ним поднимались сталагмиты, но во всем угадывался некий порядок. То тут, то там я замечала гномов. Одни куда-то спешили, другие сидели на лавочках группами и о чем-то беседовали, неспешно попыхивая трубками.
        - Боже мой! - прошептал папа. - Там, наверху, люди тычутся, как слепые котята. Мечутся в поисках химеры, предав забвению прошлое. А здесь живет себе древний народ и живет. И не обращает внимания на то, что творится на земле.
        - Если бы, - тяжело вздохнул Скрир. - Я бы мог много вам порассказать о том, какие неприятности доставляют люди подземному царству. Мы не успеваем даже уследить за всем, не то что исправить. Ну да ладно, вы наши гости, и сейчас не время для грусти. Пойдемте в долину Радости.
        Мы поспешно спускались по тропке вслед за своим проводником, пытаясь успеть рассмотреть все чудеса, которые попадались нам по пути.
        Гномы, все как один, удивленно приподнимали левую бровь, затем, узрев меня, слегка наклоняли голову и, не сказав ни слова, шли дальше. Меня это удивляло, и я наконец, не выдержав, спросила у Скрира, в чем дело.
        - Мы от природы молчуны. А наклоном головы гномы приветствуют тебя.
        И с этой минуты я тоже стала раскланиваться с гномами. Скрир довольно улыбнулся мне и принялся рассказывать о всяких диковинах, встречающихся в этой пещере: о живых родниках, не позволяющих пить свою воду злобным существам; о сталагмитах, умеющих играть волшебные мелодии; о живых кустах, сторожащих входы в Бездну, и о многом другом.
        Так, незаметно, мы пересекли долину и, пройдя: через короткий туннель, оказались в другой пещере, больше похожей на роскошный зал дворца. В глаза бросались многочисленные балкончики, галереи, анфилады и переходы с уровня на уровень. В стенах виднелись двери, дверцы и врата.
        - Это пещера Жизни, - повел рукой Скрир, - скоро мы увидимся с Эриком.
        Поднявшись за Скриром по резным лестницам на третий уровень, мы вошли в просторную комнату, освещенную огромным круглым шаром в углу. Странно, но в комнате не было теней. Папа сразу удивился этому.
        - Не стоит, - возразил кто-то. - Это особый гриб. Его свет действительно не дает теней. Это очень удобно. Можно выполнять самую точную работу, не заботясь о том, как сидеть, чтобы не испортить глаза. Согласитесь - это разумно.
        В углу, в нише, притаился диванчик с развалившимся на нем гномом. Он резво соскочил с места и подбежал к нам.
        - Всегда рад гостям, - представился хозяин. - Мое имя Эрик. Так меня назвал покойный папаша. Шутник был еще тот. В приступе веселья дал своему сыну человеческое имя. И вот уже четыреста лет я являюсь предметом насмешек. Все, кому не лень, чуть что - направляют ко мне с протекцией людей с поверхности, чтобы я решал их проблемы. Якобы мне близки их помыслы и мечтания. Впрочем, что это я! Сегодня среди гостей, о радость, настоящая фея. Правда, юная, неопытная. Но хорошенькая! А я вот подумал, сударыня, не остаться ли вам у нас навсегда? Глядишь, незаметно подрастете. А там и замуж за меня выйдете. А?
        Но, заметив мое недовольство, тут же пошел на попятный:
        - Ну все, шучу, шучу! Так чем же может помочь бедный гном столь прекрасной фее?
        Скрир стал нас представлять. А я напряженно думала.
        Очень мне не понравился этот Эрик. Но другого выхода я пока не видела. Помочь папе, по словам лешего, мог только этот скользкий гном. Хотя по внешнему виду он был вполне добропорядочным. И от Скрира он отличался только тем, что на шее висела тяжелая цепь с большим медальоном (вроде из золота, но я в металле мало что понимаю). И все же червь сомнения глодал меня.
        Я изложила вкратце свою просьбу. Эрик надолго задумался, а потом изрек:
        - Так! Сегодня мы не будем торопиться с решениями. Вы лучше спокойно отдохните. Скрир отведет вас в трапезную, а потом в чертоги для гостей. А уж завтра я сообщу вам свое решение.
        Мы действительно устали. Попрощавшись с Эриком, мы перешли вслед за Скриром в какую-то пещеру, где нас обильно и вкусно покормили. Но все это, впрочем, как и путь до гостевых чертогов, мне совершенно не запомнилось.
        Я рухнула на постель и мгновенно уснула, вымотанная треволнениями дня.
        Глава XIII Обещание Эрику
        Утром, сразу после завтрака, Скрир повел нас к брату. Сегодня Эрик находился с утра в пещере Знаний, как сообщил Скрир.
        Пещера как пещера. Я ояшдала увидеть полки с волшебными книгами. Но ничего такого не оказалось. Наоборот, в этой пещере вообще ничего не было. Только каменные лавки вдоль стен.
        На одной скамье сидел Эрик. Он поманил нас к себе:
        - Как спалось? Не правда ли, здесь сон гораздо крепче и целительней, чем на поверхности. Впрочем, вы ведь пришли сюда не о сновидениях со мной беседовать, хотя и это весьма интересная тема. Вот что я надумал, юная фея Ника. Я вполне в состоянии помочь тебе. Но! Сначала ты поможешь мне. Хорошо? Отвечай сразу - «да» или «нет». Или-или, третьего не дано.
        Я взглянула на папу и крестного. Но они безмолвствовали. Зато из капюшона высунулся Кузнечик и горячо зашептал прямо в ухо:
        - Соглашайся! С гномами можно иметь дело. Лично я ему верю.
        Я все еще не представляла, что же он может потребовать, но ведь папу нужно выручать. Поэтому, еще немного поколебавшись, я все же утвердительно кивнула.
        - Ну вот и прекрасно! - оживленно потер руки Эрик. - Сейчас объясню суть своей просьбы. Глубоко-глубоко под нами есть земные пустоты. Мы называем их Бездной. Там никто из гномов не бывал, поэтому и рассказывать нечего. Известно лишь одно - там обитают жуткие твари, с которыми не справляется ни волшебство, ни меч, ни копье.
        Много-много веков тому назад, после одной из битв в Верхнем Мире, к гномам спустился Великий маг (его войско как раз и проиграло сражение) и попросил убежища. Гномы не были против. И тогда Аш-Ур, так звали чародея, спустился в пещеры, предшествующие Бездне, и создал свое Подземелье. Сотни, тысячи заклятий понадобились ему, чтобы создать мощную защиту от врагов. А врагов у Аш-Ура оказалось очень много. И рыцари, и волшебники сотни лет стремились отыскать Подземелье. Ибо в самом центре сложных лабиринтов, в Рубиновом зале, что охраняют четверо чудовищ, на священном престоле хранится Сердце Мира. Это священный кристалл, позволяющий проникать в самую суть вещей. Его-то и сумел достать во время своего похода в Бездну Аш-Ур. Завладев этим камнем, Аш-Ур навсегда отвратил свой взор от поверхности, но весть о его замечательной находке просочилась наружу. И в надежде на ценную добычу многие потянулись к Подземелью. И для мудреца, и для воина нет вожделенней цели, чем этот Камень. Вот он-то мне и нужен.
        - Нет! - воскликнул папа. - Я ни за что не пущу свою дочку на верную смерть. Ника, я совершенно нормально вырасту лет за четырнадцать. Все хорошо. Не беспокойся. Давай лучше отправимся домой и спокойно все обсудим с мамой. Она все поймет, я думаю. Лучше маленький папа с живой дочкой, чем папа без дочки. Я просто не переживу, если с тобой что-то случится.
        - Увы вам, увы! - с гнусной усмешкой проговорил Эрик. - Она дала слово. А в гномьих пещерах против слова, тем более данного феей, ничто не устоит. Не правда ли, Ника?
        Я уныло кивнула. Эрик явно не обманывал. Так что мне придется спускаться в Подземелье. Я не знала, что со мной произойдет, если бы я вдруг отказалась, но чувствовала: это будет нечто ужасное.
        - Ну, гном! - поднялся дед Кузя. - Я уж лет сорок не дрался, но бороду тебе сейчас вырву. Так что и камня своего видеть не захочешь.
        Но Эрик повелительно поднял руку, и крестный беспомощно застыл в нелепой позе с поднятой ногой и вытянутыми руками.
        - Мы тоже кое-что умеем, - улыбнулся мне гном. - Теперь, когда твой спутник успокоился, я продолжу свой рассказ.
        Из его рассказа мне стало ясно, что и люди, и волшебники стремились в Подземелье, но никто оттуда не возвращался. А потом как-то герои и чародеи стали появляться все реже и реже, и наступил период, когда на поверхности забыли про Аш-Ура и его кристалл. И тогда наступило время гномов. Теперь уже наши смельчаки один за другим, а иногда и целыми отрядами, стали проникать в глубь земли. Гномам сподручнее ходить под землей, чем людям, хотя бы и магам. Некоторые иногда возвращались. Так, мало - помалу, но была составлена приблизительная карта лабиринтов и тех опасностей, что там поджидают. Но никто еще не смог дойти до Рубинового зала. Вот в общем-то и все.
        - Теперь слушай внимательно, - сказал гном, - я тебе дам карту лабиринтов Подземелья. К сожалению, на карте отмечены только примерные планы маршрутов, а также спокойные и опасные участки. Но из карты не попять, какая в этом месте может поджидать опасность. Это могут быть хитроумные ловушки вроде проваливающихся кпмней, сдвигающихся стен и прочего колдовства. Однако човушки были созданы Аш-Уром против людей и гномов.
        И еще есть ужасные Стражи - это демоны, вызванные магом для охраны коридоров Подземелья. Так вот, против Стражей даже твое волшебство не поможет. Зато я знаю, что всего Стражей - общим числом - тридцать три. Из них тридцать охраняют каждый свою территорию, а вот трое - это блуждающие Стражи. И все они чудовищно опасны. Есть еще Духи Подземелья, но они тебе вреда не смогут причинить.
        - Ты же посылаешь мою дочку на верную смерть! - закричал папа. - Она же еще маленькая!
        - Мой юный гость, вы преувеличиваете степень опасности! Я в своих действиях опираюсь на древнее предсказание, что Подземелье Аш-Ура будет пройдено юной девой. Это предсказание перед самой смертью сделал один из неудачливых претендентов на обладание Сердцем Мира. Уже забылось его имя, а мы вот - дождались!
        - Но ты не упомянул, где же сейчас хозяин Подземелья! - вновь встрял папа.
        - Не знаю! - просто ответил Эрик, - И думаю, что никто не знает. Может, он все еще бродит по своим владениям. А может, давно уже умер. По крайней мере, последнюю тысячу лет он не объявлялся.
        - А почему бы Нике просто не попытаться перенестись в этот Рубиновый зал? - не успокаивался папа.
        Тут уже пришлось отвечать мне:
        - Все дело в том, что я не могу представить себе это место, а значит, и переноситься некуда.
        - А кроме того, о любознательный, - ехидно добавил гном, - в Подземелье Аш-Ура, как, впрочем, и в наших владениях, можно перемещаться только пешочком. Никаких метл и исчезновений.
        Папа о чем-то задумался, рассматривая каменный пол под ногами, а потом вскинул голову и воскликнул:
        - Хорошо, гном. Раз ты поставил мою дочь в такие условия, она пойдет в Подземелье. Но и я спущусь с ней. Таково мое условие.
        - Думаете, я буду возражать? - пожал плечами Эрик. - Да ни за что.
        Я видела папины горящие решимостью глаза и прекрасно понимала, что он для меня только обуза. Мне куда легче одной отправиться в Подземелье, да и вообще - вдруг я не уберегу папу от неведомой опасности? От одной этой мысли меня мороз по коже продрал.
        Но и отказать папе я не могла. Если я его не возьму с собой, он мне этого в жизни не простит. И еще неизвестно, как он воспримет мое возвращение. От моего папы можно было ожидать - ив прошлой жизни - чего угодно, а уж теперь - полная непредсказуемость! Ну вот, и ждать долго не пришлось.
        - Дай мне какое-нибудь оружие! - потребовал папа от Эрика.
        - А ты сражаться-то хоть умеешь? - усмехнулся тот, но согласился попозже зайти в оружейный склад.
        Тут я вспомнила про все еще застывшего деда Кузю и потребовала, чтобы Эрик расколдовал крестного.
        - Пожалуйста, - не стал противиться гном, но тут же погрозил кулаком крестному. - И не вздумай на меня еще кидаться - в жабу превращу.
        Дед Кузя тяжело опустился на лавку и стал растирать ноги, не глядя в мою сторону. Я подбежала к нему:
        - Крестный, миленький! Да не расстраивайся ты так! Ну подумаешь - не смог с ним справиться, главное, что ты заступился за меня.
        Дед Кузя только горестно вздохнул.
        Я решила, что незачем откладывать поход за Сердцем Мира, раз все равно его не избежать. Эрик заметно обрадовался моей решимости и засуетился. Тут же отправил Скрира собрать нам еды в дорогу, а нас повел в оружейную, находившуюся, как выяснилось, неподалеку. Крестный остался нас поджидать в пещере Знаний.
        Эрик что-то шепнул двум гномам, охранявшим закрытую на засов дверь. Один из охранников отставил в сторону копье и отворил для нас вход.
        Едва мы с папой шагнули через порог, как тут же и за- | тили в восхищении. Вот почему люди всегда твердили о Гюгатстве гномов. Огромная пещера была заполнена грудами золотых украшений. Тут и там стояли открытые сундуки, доверху заполненные драгоценными камнями. У одной стены была такая гора из золотых монет, что ой-ей-ей, пожалуй, в два моих роста. Даже в потолок пещеры гномы вбили крючья, на которых подвесили бочонки со свешивавшимися из них ожерельями. А на свободных участках стен было развешено оружие.
        - Эти сокровища наши предки похищали у драконов. А те, в свою очередь, пополняли свои богатства грабежом человеческих городов. Все это очень низкого качества, поэтому мы сюда ходим, когда требуется сырье для наших изделий - золото, серебро, камни, - стал пояснять Эрик. - А вот действительно ценные вещи, выходящие из рук наших мастеров, до продажи находятся совершенно в другом месте.
        - Но! Мой юный гость, - предупредил папу Эрик (папа заскрипел зубами от подобного обращения, но смолчал), - совет от чистого сердца! Я бы рекомендовал выбросить из головы мысль о том, что можно что-то вынести из этой кладовой тайком. Не спасет даже колдовство дочери.
        Папа скорчил недовольную гримаску, но явно задумался над этим предупреждением. После некоторых размышлений папа снял со стены пояс с ножнами, вытащил из них то ли маленький кинжал, то ли огромный нож (я совершенно не разбираюсь в оружии - но эта штука явно была очень острой и опасной), дотронулся до лезвия пальцем, попробовал на ногте и, удовлетворенно хмыкнув, стал застегивать пояс на себе. Затем вдруг папа издал крик восхищения и бросился в глубь пещеры. Почти тут же он возвратился, потрясая над головой топориком. Топорик был странный - с одной стороны было нормальное лезвие, как у обычного топора, а с другой - словно приделан наконечник копья.
        - Вот то, что мне было нужно! - и папа завертел топориком, как заправский индеец.
        - Я в детстве любил метать томагавки.
        И, недолго думая, папа метнул топорик в столб, стоявший в нескольких метрах от нас. Топорик, к моему удивлению, точно воткнулся в середину столба.
        - Есть! Есть еще порох в пороховницах! Значит, я еще что-то могу! - радовался, как маленький, папа. Тьфу, он ведь и есть маленький. Опять я запуталась.
        Папа еще и мне притащил пояс с ножнами. И сразу же заставил надеть на себя. В принципе я не очень-то и отказывалась. Пояс оказался очень красивым, с украшениями, только совершенно не подходил к моей куртке.
        Эрик со своей постоянной, уже надоевшей мне усмешкой следил за папой, но, по крайней мере, хотя бы молчал. А когда понял, что наши сборы закончены, то пригласил на выход.
        Там нас уже поджидали Скрир с двумя котомками в руках и крестный. По виду деда Кузи было видно, что он все обдумал и твердо решил пойти с нами. Понял это и Эрик. И тут же решительно заявил крестному:
        - Оставь свои безумные мысли! Они пойдут вдвоем, так у меня есть хоть маленький шанс, что я стану обладателем заветного кристалла. А с тобой они пропадут ни за понюх табаку.
        - Точно! - вдруг подал голос Кузнечик. - А я здесь покараулю, чтобы чего не вышло! За дедушкой нужен глаз да глаз. А так и тебе, Ника, будет спокойней там ходить, зная, что за крестным есть надежный пригляд. Ты ведь мне доверяешь?
        Дед Кузя сник, зато я обрадовалась, что мне не пришлось с ним спорить. Скрир передал нам котомки со словами:
        - Сами разберетесь, что к чему. Там пирожки и кожаные фляги с напитками.
        А потом мы пошли к Подземелью. Идти пришлось долго. Мы пару раз останавливались, чтобы передохнуть. Сама бы я обязательно заблудилась. Одно знаю четко: мы постоянно спускались. Становилось как-то зябко от мысли, какая толща земли над нашими головами.
        Но, справедливости ради, я отмечала про себя, что в мире гномов по-своему уютно. Нигде не сочится вода. Не тепло, но и не холодно. Достаточно светло. Воздух очень приятный - значит, откуда-то идет мощный приток свежего воздуха с поверхности. Я совершенно не представляла себе, как этого добились гномы. Но невольно прониклась унижением к этому подземному народу.
        Каменные стены пещер и тоннелей где оставлены необработанными, а где отполированы до зеркального блеска. То тут, то там, казалось, прямо из камня, сами по себе, вырастали статуи неведомых зверей, гигантских и ужасных, маленьких и милых, строгих гномов, а иногда даже встречались изображения людей в островерхих колпаках и длинных одеяниях. По стенам змеились каменные же цветы и растения. Из живых существ нам пока встречались только летучие мыши. Но, может, это и хорошо. А то с некоторыми зверями, судя по изображению, встречаться весьма опасно.
        Наконец мы, видимо, достигли начала Подземелья, потому что шедший впереди Эрик внезапно остановился.
        - Вот это и есть вход, - указал он рукой на совершенно неприметное, рядовое ответвление тоннеля. Я даже разочаровалась. Мне казалось, что здесь должны быть ужасно огромные ворота, запечатанные страшным колдовством. А так - я бы прошла мимо и не заметила.
        - Вот вам неугасимые факелы, - протянул нам две странные ветки Скрир. - Там, в Подземелье, стены не светятся. Зато очень помогут факелы. Это сучья особых деревьев, раньше наши предки ими освещали свои чертоги. Но ныне в них нужда отпала. Только разве что вот так, в новых экспедициях. И я вам еще положил два мотка веревки. Кто знает - вдруг пригодятся?
        - Мы вас будем ждать здесь, - добавил Эрик и, вытащив откуда-то огромные песочные часы, положил их боком на пол рядом со входом в Подземелье. - Это волшебные часы. Я их поставлю, как только вы сделаете первый шаг. Если песок в них иссякнет, а вы еще не появились, значит, вы погибли.
        К нам подошел дед Кузя:
        - Ты это… того, Тимофеич… на рожон не лезь… головой больше, значитца… Докажи, что и мы не лыком шиты.
        Он обхватил папину голову своими большими ладонями, притянул и поцеловал в макушку. Потом чмокнул меня в щеку, успев при этом шепнуть на ухо:
        - Береги отца, крестница!
        Успевший перебраться к Кузе на плечо Кузнечик помахал лапкой:
        - Я в тебя верю, мамочка!
        Мы с папой поправили котомки, я отчего-то вздохнула и сделала первый шаг в тоннель. Обернулась, чтобы помахать рукой, но позади оказалась сплошная мгла. Между тем ветки в руках разгорались все сильнее, и скоро стало достаточно светло.
        - Ну ладно, - решительно скинул котомку на землю папа, - теперь можно и покумекать спокойно. Садись, малыш, рядом. В ногах правды нет.
        Я послушно опустилась рядом и приткнулась к папе.
        Глава XIV Спуск в подземелье
        Папа достал из котомки карту и стал сосредоточенно ее изучать, что-то бурча себе под нос. Я же в это время осматривалась вокруг. Удивительно, но стены не были прорублены в скале, а сделаны из огромных каменных блоков. Я попробовала спросить у папы, но он отмахнулся:
        - Не мешай, пожалуйста.
        Наконец, когда мне уже надоело сидеть, он откинулся к стене и протянул карту мне:
        - Посмотри своим ведьминским глазом. Может, ты что поймешь тут.
        Я развернула свиток и стала рассматривать рисунок. 11 а черном пергаменте были прорисованы желтым тоннели, пересекавшиеся то тут, то там, без видимого порядка. Но крайней мере, на первый взгляд. Тоннели заканчивались какими-то непонятными рисунками. Рядом с пересечениями - непременные черточки. И по всему плану разбросаны кровавые пятна. Очевидно, это и были опасные участки.
        - Вот, вот! И я о том же! - пробормотал папа. - Кабы шить, что за опасность, откуда удара ждать. Было б легче. А так - гадание на кофейной гуще. Крепкий мужчина был этот Аш-Ур. Хоть и жил в древности, а умища хватило бы на целый научно-исследовательский институт. Так свое Подземелье выстроил, что здесь и армия сгинет без следа. Я тут попробовал прикинуть, каким маршрутом пойти. Вот смотри, - тут папа выхватил у меня карту. - Умный в гору не пойдет, умный гору обойдет. Что там еще? Тише едешь, дальше будешь. Если мы пойдем напрямую - то опасных участков не меньше десяти. Значит, где-нибудь да сгинем. А вот если краешком, краешком - то вот тут маршрут есть… только пять опасностей. А? - повеселел папа.
        Вслед за ним повеселела и я. И как можно было подумать, что папа не пригодится. Вон, хоть в карте разобрался, и то хорошо, и то легче.
        Мы поднялись и пошагали навстречу неизвестности. Вскоре тоннель раздвоился, но папа уверенно свернул в правый проход. Чуть погодя коридор стал расширяться, в его стенах виднелись многочисленные отверстия. В иные мы бы совершенно спокойно вошли. Но я шагала и шагала вслед за папой, ни о чем не думая. Поэтому когда он остановился, то я от неожиданности налетела на него. Папа настороженно выглядывал за поворот стены. Затем обернулся и уныло сказал:
        - Вот здесь начинается опасность, но я ничего не вижу! Попробуй, Никочка, ты! Может, получится.
        Я осторожно подошла к изгибу тоннеля и глянула в темноту. Сначала было ничего не разобрать, но затем коридор стал приобретать более четкие очертания. Папа вытянул вперед руку с веткой, чтобы как можно дальше рассмотреть коридор. Но мы так ничего и не обнаружили. Я попыталась различить волшебство, как меня научил Эрик, но тоже ничего не вышло.
        Папа снова уселся на пол так, чтобы видеть весь тоннель до очередного поворота, и стал думать. Так ничего и не надумав, он поднялся и пошел вперед, держа наготове топорик. Я двинулась было следом, но папа отрицательно мотнул головой, и мне пришлось остаться на месте.
        Он делал осторожные шаги, вертя во все стороны головой. Но тут мощная огненная струя забила прямо перед ним. Громко закричав от боли, папа упал. А перед ним уже вовсю бушевала стена пламени. Но тут мощная огненная струя забила прямо перед ним. Я бросилась к папе и оттащила его подальше.
        Пламя не коснулось лица, но волосы обгорели изрядно. А от бровей и ресниц вообще ничего не осталось. Кое-где уже вздувались волдыри, но глаза вроде не были задеты. Папа горько рыдал, и я, не зная, как умерить его боль, стала укачивать его, поводя рукой над обожженным лицом. Вскоре он стал успокаиваться и уже только всхлипывал. А я все пыталась напеть какую-то песенку.
        Внезапно папа отстранился от меня и встал на ноги:
        - Черт! Больно-то как было. Я думал, все, кранты!.. Слушай, Ника, что ты сделала?
        - он стал ощупывать свое лицо. - Зеркальца нет? Я ведь вроде здорово поджарился. Нет? Постой!.. Это ты меня вылечила? Вот здорово! Спасибо тебе, Никочка! Ну молодец!
        И он, подскочив ко мне, поцеловал в лоб. А я вдруг обиделась. Он в первый раз сказал мне спасибо с тех пор, как мы поехали в Бел озеро. Хотя уже не раз представлялся случай. Я всегда молодец, просто он этого замечать не хочет.
        - Ну ладно, Никочка! Не обижайся на папу! - он уселся рядом. - Пойми и ты меня. Мне очень трудно жить в этом маленьком теле. Ну там, когда надо спокойно обдумать
        - я взрослый. Но во многом мое поведение определяется этим тщедушным тельцем. Понимаешь? Как я могу тебя обидеть? Ведь ты моя дочка!
        А потом мы смотрели с ним на стену огня, продолжавшую бушевать в тоннеле. Жар волнами прокатывался над нашими головами и исчезал в хитросплетениях лабиринта, созданного Аш-Уром. Нам некуда было податься. Наверняка в других местах нас ждали ловушки покруче.
        Огонь завораживал. Словно зверь, он метался от стенки к стенке, оставляя за собой шлейф искр. Он бил то с потолка, то с пола, то выплескивался из стен, то ближе к нам, то дальше. Это мне что-то напоминало. Я взглянула на папу, но он, видимо, уже давно напряженно вглядывался в огонь и что-то шептал. Наклонившись поближе, я расслышала:
        - …Три, четыре, пять - пошел! Раз, два, три - стоп! Раз, два, три, четыре - пошел! Раз, два - стоп!..
        И все в таком духе. А потом до меня дошло. Огонь бушевал не по всему коридору, а бил из определенных мест. И папа просчитывал безопасные интервалы. Очень похоже - как в играх-ходилках. Только здесь конец игры означал и наш конец. Мне почему-то вспомнилась присказка про саперов, что они ошибаются только один раз.
        Папа сидел еще очень долго, а потом резко вскочил на ноги, попрыгал, чтобы размять их, и предложил мне сделать то же самое:
        - Давай-ка, разомнись! Ты знаешь, Ника, мы здесь встретились не столько с колдовством, а сколько с необычайно эффективным изобретением. Недаром я говорил, что этот Аш-Ур умница. Вполне очевидно, что он подвел сюда природный газ и с помощью хитрых распределителей создал иллюзию непроходимого препятствия. Но я просчитал возможность пробега.
        - Но сделал-то он это с помощью волшебства? - решила уточнить я.
        - Наверняка, - согласился папа. - Иначе никак не объяснить само существование такой системы. Просто я к тому клоню, что мало быть волшебником, нужно еще быть и просто умным. Ну что, пошли? Значит, так, Ника, мы крепко держимся за руки. А теперь запоминай ритм. Раз, два - бежим! Раз, два, три, четыре, пять - вниз, стоп! Раз, два, три, четыре, пять - бежим! Раз, два, три - влево, стоп!..
        И так далее. Всего, как я прикинула, нам надо пересечь семь факелов. Папа не успокоился, пока я не выучила ритм без запинки. Затем решил отдохнуть немного.
        - А перекусывать будем потом. На тяжелый желудок бежать плохо.
        Я медленно поднялась. Сердце вдруг гулко забухало в груди. Во рту стало сухо - никак не надышаться. Папа подмигнул:
        - Ну все. Готовсь!.. Раз, два - бежим!
        Папа потянул меня как маленький паровозик! И мы побежали!

…Лечь! Над нами, обжигая, пронеслась струя пламени. Нскакиваем, бежим! Прижаться к стене! Огонь бьет с потолка. Теперь быстро к противоположной стене! Кто-то кричит рядом!.. Бегом!.. Лежать!.. Опять огонь! А-а-а! Как больно! Бегом!.. Лежать!.. Бегом…
        Внезапно огонь стих, а мы хоть и замерли, но еще долго кричали, глядя друг на друга. От боли, от страха, от радости! И лишь теперь я испугалась по-настоящему, представив, что было бы, если бы кто-то из нас споткнулся. Проклятый гном! Заставил нас испытать такой ужас!
        - Интересно, - папа задумался, - а вот мы обратно пойдем. Опять огонь будет бушевать? - и сам же себе ответил: - Хотя вряд ли! Мы ведь если пойдем обратно, то понесем с собой Сердце Мира. А это что-нибудь да значит. Верно?
        И я ответила, что папа абсолютно прав.
        Мы уселись у стены, и я стала лечить папины ожоги на руках и лице. Мои-то ожоги прошли, лишь только мы вышли из огня. Зато наш внешний вид растрогал бы кого угодно. Мы походили на погорельцев, чудом успевших выскочить из горящего дома. Куртки порвались и обгорели, но папа решил их не снимать, хотя и было жарковато. Наконец папа передохнул, мы перекусили (надо признать, что пирожки гномов оказались очень даже сьедобными), отдышались и двинулись в глубь Подземелья.
        Глава XV Блуждающий страж
        Мы шли и шли. Вокруг все было спокойно. Папа время от времени доставал карту, что-то сверял по; ней и трогался дальше. Иногда мы куда-то сворачивали, поднимались или опускались по лестницам. И вдруг мне показалось, что позади слышатся далекие, тяжелые шаги: «ту-ум…ту-ум…ту-ум…»
        Папа тоже услышал эти звуки. Он озабоченно взглянул на карту и пожал плечами:
        - Не представляю, что это может быть, до ближайшей опасной зоны еще идти и идти. Но мне это не нравится. Давай-ка пойдем вперед, все равно здесь негде прятаться.
        И мы вновь пошли вперед. Теперь шаги стали слышны куда явственнее. Ошибиться было невозможно - кто-то очень тяжелый бродил по Подземелью совсем неподалеку от нас.
        Мы выскочили на перекресток. Папа вновь достал карту, чтобы проверить дорогу, и вдруг шаги раздались из правого ответвления! Я взглянула туда. Что-то огромное надвигалось на нас из глубины. Взвизгнув от страха, я попыталась спрятаться за папу. Но папа, лихорадочно сунув карту за пазуху, схватил меня за руку и бросился в какой - то тоннель.
        Теперь шаги сзади зазвучали быстрее: «тум, тум, тум». Мы бежали, не разбирая дороги, но Некто сзади не отставал. Я уже запыхалась, да и папа чувствовал себя не лучше.
        - Мы все равно от него не убежим, - задыхаясь, крикнул на бегу папа. - Вот тебе карта. А я попробую посмотреть, что это за чудо-юдо такое. Уходи!
        И он повернулся лицом к неведомой опасности, подняв высоко над головой ветку. Я добежала было до ближайшего поворота, но поняла, что не могу оставить папу одного, и вернулась. Он бросил на меня через плечо яростный взгляд, но сказать уже ничего не успел, потому что на освещенном месте появился наш преследователь.
        Закутанный в черный балахон с ног до головы, он доставал головой до свода тоннеля. Но лица мы разглядеть не смогли из-за низко наброшенного капюшона. И только четыре ужасные трехпалые лапы с огромными когтями торчали из рукавов. Ими чудовище сжимало кривые заржавевшие мечи.
        Из-под капюшона раздался утробный рев - чудище заметило нас и двинулось вперед, потрясая мечами. До нас донеслось зловонное дыхание. Это был Страж. Меня передернуло, а папа тяжело вздохнул и произнес, неизвестно к кому обращаясь:
        - Говоришь, мал золотник, да дорог? Ну посмотрим!
        Он вдруг резко бросился вперед, но чудовище легко взмахнуло одним из мечей, и папа с трудом избежал смертельного удара. Тогда он, отскочив подальше, размахнулся и резко кинул топорик. Но Страж легко отразил бросок и, одним прыжком преодолев разделявшее нас расстояние, ударил его мечом плашмя. Папа отлетел к стене, а чудовище приготовилось нанести новый удар. Я сжалась и вдруг, неожиданно для себя, крикнула: «Замри!» Страж удивленно посмотрел на меня и послушно замер. Конечно, я не могла видеть его глаз, но мне показалось, что он взглянул именно на меня. Подбежав к папе, я схватила его в охапку и бросилась бежать, каким-то чутьем угадывая, что моих сил не хватит долго удерживать в неподвижности Стража.
        Уже вскоре сзади послышались шаги преследователя. Я петляла по лабиринту, не соображая, куда бегу. И вдруг пол под ногами провалился, и я, выпустив папу из рук, куда-то полетела…

… Я лежала на чем-то твердом. Очень не хотелось открывать глаза, но надо. Мы с папой попали в какую-то пещеру. По счастью, наши осветительные ветки валялись рядом, так что все было хорошо видно. Папа лежал неподвижно, но по крайней мере дышал. Я подползла ближе и принялась снова приводить его в порядок. Вскоре он задышал более спокойно и, открыв глаза, дернулся в сторону:
        - О господи! Мне привиделось, что я дерусь с чудовищем. Или не привиделось?
        Он стал нервно озираться вокруг.
        - Так это что получается, оно поймало нас, что ли?
        Когда я объяснила ему, как обстояло дело, он грустно выпятил губы:
        - Ну что ж, Никочка, опять тебе большое спасибо. Если мы выберемся из этой передряги живыми, то ты, чувствую, станешь неплохим целителем. Будешь играючи лечить все травмы, - папа помолчал и добавил: - Ну и ужас, лучше я сам под поезд лягу, чем еще раз под такой удар попасть. Всю душу вытряс из меня… А интересно, он съел бы нас или просто убил?
        - Тебе, возможно, еще представится случай это узнать, - ехидно заметила я, потому что опять услышала тяжелые шаги.
        Теперь и папа услышал - «тум, тум, тум». Судя по всему, Страж вновь приближался.
        - О черт, - застонал папа, - кажется, он знает об этой ловушке. Что же делать?.
        Он стал метаться по пещере, больше похожей на огромный каменный мешок. И вдруг замер, поманив меня. Я подошла поближе и тут же вскрикнула от неожиданности.
        За огромным камнем лежал рассыпавшийся от времени скелет. Одежда истлела полностью, покрыв легкой пылью кости. Череп с огромной дырой на макушке скалился в потолок пещеры.
        - Очевидно, он попал сюда таким же путем, как и мы, только приземлился не так удачно, - заметил папа и наклонился, чтобы подобрать какую-то трубку, лежавшую рядом с костями.
        Трубка начала светиться, и папа ее в испуге отбросил. В это время задрожали стены и раздалось противное скрежетание. Очевидно, Страж решил проверить свою ловушку и стал открывать потайной проем в стене! И тут я поняла, что это может быть за трубочка! Скорей всего это волшебный жезл. Он не помог своему владельцу (мне никогда не узнать почему), но, может быть, поможет нам? Я схватила жезл и повернулась навстречу образовавшемуся проему. Из жезла в меня тут же потекли силы! Да! Я почувствовала, что теперь могу справиться со Стражем, и уверенно расправила плечи.
        Стена откинулась, открыв проход в тоннель, и показался блуждающий Страж, жадно протянувший к нам свои мерзкие лапы. И тут я с ужасом поняла, что не знаю, как управлять жезлом. Ему ведь надо как-то приказывать, знать волшебные заклинания. А я? Я ничего не умею! Но Страж уже ухватил меня за плечо, и я от омерзения и страха ударила его по лапе жезлом.
        Раздался чудовищный крик, заложивший мне уши. Страж отшвырнул меня к стене и закружил по пещере. Жезл прикипел к его руке, и я заметила, как он стал проникать внутрь тела чудища. Вскоре от Стража пошел дым, и потом он вспыхнул и исчез. И трлько кучка пепла осталась от нашего врага.
        Папа присел рядом со мной и погладил по голове:
        - Давай-ка выбираться отсюда!
        Глава XVI Сердце мира
        Мы потерялись. Теперь карта стала почти бесполезной, мы не знали, где нас ожидают опасности. Худшей ситуации мы не могли себе представить. Но делать нечего, и папа решил, что все равно надо сначала постараться определить, где мы. Иначе удачи не видать.
        И мы стали осторожно исследовать тоннели. Но самым важным для нас были пересечения. Папа делал какие-то отметки на карте, но я не вникала в суть, мне хватало своих проблем.
        Когда я взяла в руки жезл, во мне не то пробудились знания, не то это жезл мне их передал. И теперь я пыталась разобраться в этом потоке новых сведений о мире, захлестнувшем меня.
        Что было безусловно полезным, так это то, что я теперь могла ощущать угрозу, исходившую от тоннелей, где прятались Стражи. Правда, ловушки для меня были пока неразличимы. Поэтому папа, шедший впереди, дважды попадал в них.
        Один раз его чуть не раздавили внезапно сомкнувшиеся стены. Хорошо, что я шла рядом и успела оттащить его за куртку. После этого случая, по настоянию папы, мы связались одной веревкой и сделали очень правильно. Потому что с потолка вдруг хлынул поток воды и смыл папу во внезапно образовавшийся проем. Я чудом успела зацепиться за выступ стены, а потом вытащила папу.
        Из купели он вылез удивительно бодрым, хотя был на волосок от гибели, и, вытряхивая воду из ушей, заявил:
        - Все отлично! Кажется, я знаю, где мы! Благодаря встрече с блуждающим Стражем мы почти на финишной прямой. Рубиновый зал совсем близко! Всего один опасный участок, и мы у цели! Тра-ля-ля! Тра-ля-ля! И мы ограбим короля!
        Он заплясал от радости, а мне что-то плясать не хотелось ни капельки. Потом папа предложил устроиться где - нибудь на отдых. Но я спать не хотела, да и он после купания взбодрился, поэтому мы сжевали еще по одному пирожку и пошли дальше.
        Нам два раза пришлось спускаться по лестницам и пройти немало коридоров, прежде чем перед нами показался последний опасный участок. Я чувствовала: там находится очередной Страж. Теперь-то их лютую злобу ко всему живому я улавливала безошибочно.
        Этого я мысленно обозвала Змееголовом. Он был хорошо виден. Неповоротливое туловище огромной жабы, а там, где должна находиться голова, змеятся три длинные, толстенные шеи, заканчивающиеся башками с зубастой пастью. Назвать это страшилище драконом у меня язык не повернулся. Пол перед Змееголовом был устлан костями и черепами.
        - Да! - выглянул из-за моей спины папа. - Вопрос, чем питаются Стражи, исчерпан ввиду своей очевидности! Что будем делать?
        Я же в свою очередь поинтересовалась у папы, а далеко ли до Рубинового зала? Он прикинул, получилось что-то около километра.
        - Хорошо! Я смогу обездвижить его на несколько секунд, и мы сумеем пробежать мимо. Но мне неизвестно, умеет ли он быстро бегать?
        - Давай попробуем, - легкомысленно заявил папа.
        И я попробовала. Получилось! Глаза у монстра потускнели, и он весь как бы расплылся по проходу. Мы с папой рванули вперед! Только Змееголов заполнил собой весь проход, и нам пришлось карабкаться прямо через него. Но тело Стража оказалось ужасно скользким и противно мягким - мы никак не могли на него взобраться. А он тем временем уже начал приходить в себя. Пришлось снова собираться с силами, только на этот раз Змееголов заснул не так охотно. Я испугалась, что третьего раза может не быть, и прямо-таки взвилась на тушу.
        - Ну ты даешь! - восхитился папа, когда я вытягивала его наверх. - Вернемся домой, и я отдам тебя в спортивную секцию по прыжкам в высоту.
        Мы с ног до головы перемазались противной бурой слизью, но это не беда - Страж остался позади. Мы побежали вперед, оставив за спиной тяжело ворочающегося Змееголова. Но вскоре за спиной послышался тяжелый шлепок, еще шлепок.
        - Проклятие, эта жаба поскакала за нами! Давай быстрее, - крикнул на бегу папа.
        Я прибавила скорость, но через несколько минут остановилась как вкопанная. Передо мной сверкал овальный вход в пещеру. Только вот у входа… У входа сидели два крылатых льва. Огромные каменные грифоны. Они сидели недвижно. Но я уже насмотрелась на то, как оживают камни. Подбежал папа и тоже уставился на грифонов.
        А из глубин тоннеля до нас доносилось неумолимое шлепанье.
        - Твари проклятые! - обхватил папа голову руками. - Ну везде они понатыканы!.. Х-м-м! А может, они не тронут нас?
        И он стал подходить ко львам.
        - Ну, кошечки! Милые! Львы такие сильные, храбрые, мудрые, добрые! Левушки! Львы ведь не трогают детей! Вы занесены в Красную книгу, и мы занесены в Красную книгу! Мы одной крови - вы и мы!
        Папа поравнялся с каменными изваяниями и стал дергать за огромный ус грифона. Я как зачарованная уставилась на эту картину, не веря в подобное миролюбие. Ведь зачем-то они здесь поставлены? Но тут сзади пахнуло зловонием, я обернулась - на меня уставились, остановившись почти вплотную, головы Стража. Взвизгнув от ужаса, я бросилась ко входу в Рубиновый зал. Папа влетел за мной следом.
        Мы спрятались за огромный стол в центре пещеры и затихли. Только мелкую дрожь никак не могли унять. Однако шло время, а Змееголов так и не появлялся в зале. Но прошло еще минут десять, прежде чем мы распрямились и стали осматриваться.
        Зал был очень странным. Мы оказались внутри как бы огромного пустого полушария. Только странные значки виднелись кое-где на стенах. А то, что показалось нам столом, на самом деле было огромным каменным кубом с отполированными до невероятной гладкости гранями. Поверхность куба располагалась почти на уровне моих глаз, так что папа даже не мог заглянуть туда. Зато я хорошо все рассмотрела: над центром поверхности куба, не касаясь его, недвижно завис небольшой драгоценный камень. Похожий по цвету на рубин. Но не рубин. Именно он освещал весь зал - не ярко, но равномерно.
        Я замерла как зачарованная.
        Сердце Мира! До этой встречи я не понимала, что означает это сочетание. Сердце Мира! Волны добра окутали меня, словно мама погладила перед сном.
        Сердце Мира! Умиротворение проникло в мою душу, и я поняла, что наш спуск сюда, ради папиного взросления, всего лишь никчемная суета перед лицом Вечности! Нельзя тревожить душу Сердце Мира пустяками! Да, для нас с папой - это трагедия. Но Сердце Мира хранит иную мощь, иные силы для иных целей.
        Сердце Мира! И знания полились широким потоком в мой разум. Вот зачем стремились сюда чародеи и волшебники.
        Сердце Мира! Усталость исчезла. Я почувствовала себя совершенно здоровой и невероятно сильной! Казалось, захочу, и горы сверну, не охнув. Вот зачем сюда стремились рыцари и герои…
        Папа давно уже дергал меня за куртку. Я с трудом отвлеклась от созерцания чуда и приподняла его, чтобы и он мог взглянуть на камень. Лишь только он увидел кристалл, как сразу затих и вскоре попросил опустить его на пол пещеры.
        Мы уселись спиной к кубу и достали пирожки с водой. Мне уже не хотелось созерцать Сердце Мира. Я была наполнена им, это как после большой прогулки - набросишься на воду, аж дышать не можешь, кажется - еще глоток, и лопнешь. Так и тут.
        - Знаешь, папа! - начала я, когда мы увязали обратно тесемки мешков. - Прости меня, пожалуйста! Я не могу тебе помочь. Я не понесу наверх для Эрика Сердце Мира! Этот камень должен остаться здесь. Теперь я понимаю, почему Аш-Ур создал это Подземелье! Ты можешь как угодно относиться к моему поступку, но я не только не возьму его, но и тебе не позволю сделать этого. Хотя бы ты из-за этого на всю жизнь остался маленьким. Если сможешь, прости. И кроме того, папочка! Ну послушай меня! Может быть, мы еще найдем выход для тебя. Другой, и ты станешь снова взрослым.
        Папа молчал, отвернувшись. Я не стала трогать его. Все, что нужно, я уже сказала. Он взрослый человек и должен, должен понять меня!
        - Ладно, чего уж там, пошли. - И папа, поднявшись с пола, не оборачиваясь на меня, пошел к выходу. - Тебе, может, и впрямь виднее. Ну, пошли же скорее, черт тебя побери!
        Я подумала, что у меня все-таки хороший папа. Он сумеет простить меня. А там и согласится со взглядом лешего, что прожить второй раз жизнь не так уж и плохо. Только вот мама как все это воспримет?
        На выходе нас ожидал сюрприз. Грифоны спрыгнули со своих постаментов и теперь шумно дышали, высунув языки, как настоящие львы. А между ними стоял, добродушно улыбаясь, невероятный старец. Больше похожий на высохшее дерево.
        Темно-синий плащ до полу полностью скрывал очертания его тела. Старик откинул капюшон, выпростав руки из-под плаща и призывно протянув их:
        - Ну что же вы замерли? Теперь вам не следует бояться встречи со мной. Мое почтение! Кажется, так приветствуют друг друга на вашей родине?
        - Вы и есть маг Аш-Ур? - недоверчиво сощурился папа.
        - Что есть, то есть, - улыбнулся тот, - но что же мы стоим здесь? Я приглашаю вас посетить мою обитель.
        С этими словами Аш-Ур взмахнул полой плаща, и мы оказались посреди большой пещеры. Опять желтые светящиеся стены, не оставляющие теней. И что меня особенно удивило, так это пол. Вернее, пола я как раз и не увидела из-за шкур, преимущественно тигровых, лежащих в несколько слоев сплошным ковром. Мне почему-то стало жалко этих красивых кошек. Они слишком благородны, чтобы их шкурами устилать пол. Я сразу же разулась, папа сделал то же самое. Конечно, пол из тигровых шкур - это нехорошо, но как мягко ногам!
        У одной стены я заметила несколько подставок, похожих на нотные пюпитры, с покоящимися на них книгами. Некоторые были открыты, но лишь только я бросила на них взгляд, они сразу же мягко закрылись, словно створки раковины, укрыв сокровенное от посторонних взоров.
        В дальнем углу из стены бил родник, а под ним плескалось небольшое озерцо. Вода там бурлила и пенилась. Папа подошел поближе и с видом знатока стал принюхиваться.
        - А неплохой бассейн! Признаться, не ожидал. Естественного происхо&ждеййя или вы постарались? Да и вентиляция замечательная, сернистых испарений почти совсем не ощущается.
        - Естественного, естественного, - успокоил папу волшебник. - Я вообще люблю все исключительно настоящее и терплю магию лишь по необходимости.
        Пока они обсуждали достоинства пещеры, я продолжала осматриваться. Что еще меня удивило - так это прямо - таки спартанский быт, окружавший волшебника. Ни мебели, никаких вещей, ничего.
        - Так, давайте-ка пока раздевайтесь, лезьте в воду и отмокайте, а я побеспокоюсь о еде.
        Мы с папой с удовольствием скинули с себя всю одежду (папа, правда, замешкался, но потом что-то про себя решил и продолжил раздеваться) и плюхнулись в воду. Ой, вот это было здорово - я сначала долго плескалась в теплой воде, а потом нашла местечко поудобнее и разлеглась на песчаном дне. Пузырьки, цепочками поднимавшиеся отовсюду, приятно щекотали тело, и уже вскоре на меня навалилась мягкая дрема.
        Меня кто-то мягко толкал в плечо. Я раскрыла глаза и увидела рядом с собой присевшую на берегу озера обезьянку с грустными глазами. Она протягивала мне полотенце. Я села в воде и увидела, что папа уже на берегу и вовсю растирается. Маг поманил меня, так что с сожалением пришлось вылезать из воды.
        Полулежа на ворохе шкур, за нами наблюдал Аш-Ур:
        - Я бы не потревожил вас, но это озеро я называю Колыбелью Жизни. Нет, нет, это не живая вода, хотя ее можно было бы использовать и так. Просто именно здесь и зародилась в незапамятные времена жизнь на Земле, а уже отсюда проникла на поверхность. Так вот, эта вода обладает очень коварным действием. Если перележать в ней, то душа, даже не покидая тела, как бы растворится в волнах мирового покоя. И если человек все же проснется, то всю оставшуюся жизнь будет страдать оттого, что его разбудили. Так что давайте-ка лучше вкушать радости жизни. Переодевайтесь. Вам приготовлено новое одеяние. К сожалению, ваше пришлось выкинуть.
        На шкурах рядом с озером лежали две стопки одежды. Для меня - простенькое белое платье до колен с ниспадающими складками и короткими рукавами. Но какая ткань! Лишь только платье облекло меня, как сразу стало так уютно, будто легкая нега заполнила тело. Папе достались коричневые штаны, заканчивающиеся чуть ниже колен, и куртка, очевидно, из такой же, как и у меня, ткани, потому что он едва накинул куртку, как сразу потянулся, словно котенок спросонья. Мы с папой не стали сразу же обувать кожаные сандалии, хотя обезьянки и предлагали нам свою помощь, чтобы завязать золоченые шнуры. Зато при взгляде на сандалии мне сразу вспомнился Древний Рим, который мы изучали по истории. Папе, очевидно, тоже, потому что мы, не сговариваясь, одновременно улеглись на бок, подобно римлянам.
        Аш-Ур хлопнул в ладоши, и в пещеру вбежали новые обезьянки. Они быстро поставили перед нами три столика, поставили на них вазы с фруктами, наполнили из кувшинов наши бокалы и с поклоном удалились. Но не все. Рядом со мной и папой замерло по обезьянке.
        Заметив мой удивленный взгляд, маг пояснил:
        - Вдруг вам что-нибудь понадобится. Они все понимают, только говорить не могут. Не стесняйтесь, ешьте.
        Я выбрала большую душистую грушу, вот уж душу отвела.
        - Вы ешьте, ешьте. А я пока развлеку вас беседой… - начал Аш-Ур. - Я очень рад, что на склоне своей жизни еще раз успел убедиться в величии души человеческой. Я не желаю знать, по какой причине ты решила не брать кристалл. Это важно для тебя и кристалла - не для меня. Главное, что ты оказалась на это способна. И именно поэтому вы остались живы. Если бы кто-нибудь из вас попытался залезть на постамент, тотчас же был бы испепелен молниями. А второго похитителя растерзали бы грифоны. Вот так-то. Я следил за вами с первого вашего шага по Подземелью. Всего три колдуна на моей памяти сумели дойти до Рубинового зала и оставить кристалл на месте. Ваш покорный слуга был первым. Затем еще двое магов, но их имена уже забылись, и, наконец, ты, юница, рожденная под счастливой звездой.
        На самом деле ни у кого нет ни малейшего шанса захватить Сердце Мира. Этот кристалл сам себя охраняет. Подземелье создано мною, да! Но по его распоряжению. Чтобы как можно меньше желающих стремилось сюда. Я не владелец этого кристалла и даже не хранитель. Я всего лишь Смотритель Подземелья. Но за это кристалл наделил меня такими способностями и возможностями, что я до сих пор благодарен ему. Однако человек устает от всего, и я уже так устал от магии, что по мере сил стараюсь обходиться без нее. Лишь под конец жизни я понял, что пахать землю гораздо лучше, чем быть могущественным колдуном. Хотя что такое пахарь перед магом? Былинка пред горой.
        Но, извините меня, я отвлекся. Хоть я и разлюбил магию, но могу исполнить любое ваше желание. Подумайте хорошенько и сообщите мне, чего вы хотите.
        Я даже переглядываться не стала с папой. Немедлено отложив какой-то удивительно вкусный плод, тут же выдала:
        - Сделайте моего папу снова взрослым!
        Аш-Ур заметно расстроился.
        - Боюсь, это-то для меня и невозможно. Вернее, было возможно, но до того, как вы искупались в Колыбели Жизни. Озеро придало вашим телам такие силы, что еще несколько лун вы будете неуязвимы для любой магии. Я хотел вам сделать приятное. Но, увы, перестарался!
        Лучше бы он просто сказал, что не может. Папа даже посерел от огорчения. Да и я заметно приуныла.
        Но маг продолжил:
        - Однако еще не все потеряно. Вы можете вернуться ко мне через год, и я с удовольствием помогу твоему папе. Я дам тебе амулет, и когда вы вернетесь сюда снова, то сможете пройти до Рубинового зала, не опасаясь ни Стражей, ни ловушек. А я уж встречу вас у грифонов.
        Есть и еще один путь. Я научу тебя, Ника, заклинанию, возвращающему настоящий облик живым существам, которые подверглись колдовскому воздействию. Вернувшись домой, вам следует дождаться полнолуния и ровно в полночь на поляне в дубовой роще зарезать новорожденного козленка, еще не успевшего приложиться к соскам матери. Обмажешь этой кровью своего папу и прочтешь заклинание. Ничего сложного.
        - Нет! - меня аж передернуло от этой картины.
        - Почему? - искренне удивился Аш-Ур. - Человек меняется сам, меняет свои привычки, свой взгляд на мир - ежесекундно, ежечасно. Я не понуждаю тебя ни к чему, лишь даю возможность действия.
        Я взглянула на папу и… согласилась с предложением мага. Дальше Аш-Ур уже просто развлекал нас разными историями о давних событиях и приключениях.
        Потом, когда мы уже и наелись, и отдохнули, по знаку волшебника в пещеру снова вбежали обезьянки.
        - Будем считать, что выполнение вашего желания просто отложено. Однако я бы не хотел отпускать вас без подарков. Поэтому выберите себе по мартышке в услужение. Они вас и развлекут, и помогут. Это будут самые верные ваши слуги. Они не смогут вас обмануть, предать, продать. Выбирайте.
        Обезьянки стояли покорно, но их глаза удивительно были похожи на человеческие. Я стала приглядываться, и нехорошая догадка осенила меня:
        - А они не были людьми?
        - Конечно, милая юница, - добродушно ухмыльнулся Аш-Ур, - а как же иначе? Некоторые охотники за Сердцем Мира, попав в ловушки, пытались вымолить у меня прощение и потому оставались живыми. Но отпускать их было бы крайне легкомысленно. Вон та мартышка, крайняя справа, - была в свое время ужасным колдуном в Магрибе. О-о-о! Еще каким. А рядом - племянник вавилонского царя. Он собрал многотысячное войско и пошел на север. Уже мало кто знает, что такое Вавилон. А он все еще жив в облике мартышки. Ну, так кого выбираете?
        - А их нельзя обратно в людей превратить? - осторожно спросила я.
        - Нет! - отрезал Аш-Ур. - Во-первых, если их превратить в людей, то они тотчас же умрут. А во-вторых, они страдают за гордыню, и совершенно заслуженно. Вот если бы вы, когда провалились в каменный мешок-ловушку, только подумали о том, чтобы я вас простил и выпустил, то уже сейчас у меня было бы на две мартышки больше. Ха - ха-ха! - Маг тут же посерьезнел. - И это, уверяю вас, не шутка.
        Однако я отказалась от такого подарка, торопливо благодаря хозяина за гостеприимство. Папа продолжал отмалчиваться, напряженно думая о чем-то своем. Тогда Аш-Ур, поднявшись вместе с нами, вытянул вперед левую руку ладонью вверх. Обнажил свое запястье, и я увидела золотой браслет в виде змейки, кусающей свой хвост. Ее глаза были сделаны из рубинов. Внезапно змейка ожила и соскользнула на ладонь Аш-Ура. Правой рукой маг поднял мою левую руку, и вскоре змейка свилась в привычное положение, но уже на моей руке.
        Потом хозяин отвел меня к одной из книг, раскрывшейся перед нами, я положила руку на открытую страницу, как велел Аш-Ур, и вскоре уже знала, как звучит нужное для папы заклятие на Истинном Языке, хотя запоминать мне его совсем не хотелось.
        - Ну что ж! Пора прощаться! - развел руками Смотритель Подземелья. - Но напоследок я хочу, чтобы вы сыграли очень интересную шутку с Эриком. Все дело в том, что даже… Я повторяю, даже если бы вы и принесли ему Сердце Мира, он бы не выполнил своего обещания. Во - первых, он не знает нужного заклинания, а во-вторых, если бы кристалл оказался у него в руках, он бы в тот же миг забыл о своем обещании. Это так же точно, как то, что я стою сейчас перед вами. Поэтому я прошу, передайте ему вот это.
        Аш-Ур сунул руку в складки плаща и вскоре протянул мне… Сердце Мира! Кристалл озарил своим мягким светом пещеру.
        Я сглотнула внезапно заполнившую рот тягучую слюну:
        - Но как же? А все, что вы рассказали?..
        - Не бойся, Ника! Это фальшивый кристалл. Но сделан достаточно убедительно. Передай его Эрику, пожалуйста!
        Он наклонился и заглянул мне в глаза:
        - Обещаешь?
        Я ничего не имела против шутки и потому дала обещание.
        Мы простились с Аш-Уром. Он снова повторил, что обязательно поможет нам в следующем году. Конечно, что такое год для мага, прожившего как минимум три тысячи лет?
        У выхода нас ждали мартышки со светящимися факелами в руках. Я в последний раз оглянулась на Аш-Ура и шагнула в тоннель вслед за хвостатыми проводниками.
        Глава XVII Возвращение
        Путь к пещерам гномов казался бесконечным, но мы с папой усталости не ощущали, так помогло нам купание в Колыбели Жизни. Видимо, папа думал примерно о том же, потому что один раз он пробурчал себе под нос:
        - Вот и говори о пользе гигиены. Сел бы грязный за стол - глядишь, и человеком бы стал. А так - даже мартышки выше меня!
        Мы шли и шли бесконечными коридорами. У меня сложилось такое ощущение, что вниз мы спускались раз в десять быстрее. Но все на свете когда-нибудь заканчивается. Мартышки внезапно остановились, и мы различили сквозь призрачное затемненное марево выход из Подземелья.
        А там, прислонившись к стенкам тоннеля, сидели и дремали крестный с Кузнечиком на плече и Скрир с Эриком.
        Наши провожатые расступились, давая дорогу. И мы с папой сделали одновременно шаг сквозь пелену. В тот же миг мгла за нашими спинами скрыла обезьянок.
        Мы тихонечко подкрались к крестному и дернули его за бороду в разные стороны. Он встрепенулся:
        - Тьфу ты, черт…
        Увидел нас и, молча схватив своими сильными, но такими добрыми руками, прижал к груди. Потревоженный Кузнечик тут же заверещал:
        - Черт возьми! Что опять случилось?.. Ура! Мы победили!
        И стал скакать по нашим головам.
        - …Ну как? - меня отвлек дрожащий от возбуждения голос Эрика. - Вы принесли… его?
        Я вспомнила просьбу Аш-Ура и кивнула.
        - Так дай же мне его! - и Эрик протянул ко мне руки. Он трясся, словно в лихорадке, а глаза горели, как у волка в ночи.
        Я медленно достала из котомки тряпицу и извлекла фальшивый кристалл, но тут же спрятала его и сказала:
        - Сначала выполни свое обещание!
        - Да! Да! Я сделаю все, что ты пожелаешь, только с Сердцем Мира в руках! - голос Эрика сорвался, как у молодого петушка.
        Скрир с тревогой смотрел на своего брата, но вмешиваться не спешил. Папа и крестный также уставились на Эрика. Только крестный с гневом (видимо, что-то произошло между ними в мое отсутствие), а папа с затаенной усмешкой. И именно эта усмешка мне очень не понравилась. Видимо, папа знал, что произойдет, если Эрик получит желаемое. А я не знала. Но изменять что-либо было уже поздно.
        Я дала обещание Аш-Уру. И ни за что на свете не хотела бы поссориться с ним. Поэтому я лишь вздохнула и передала кристалл Эрику.
        Он с восторгом прижал его к груди. Но уже через мгновение выражение его лица изменилось. Он вдруг упал на колени, скорчился, изо рта пошла пена. Скрир бросился было ему на помощь, но отступил, потому что упавший гном окутался дымом, и тут же сверкнула ослепительная вспышка. А когда дым рассеялся - на полу туннеля лежала мартышка. Судороги охватили ее тело. Она встала и, бросив на меня полный ненависти взгляд, исчезла в отверстии, ведущем в Подземелье. Я услышала, как торжествующе заверещали мартышки, видимо, поджидавшие своего товарища по несчастью.
        Так вот о какой шутке просил меня Аш-Ур. Я села на землю и разрыдалась. Пусть Эрик был плохим гномом, но теперь из-за меня он обречен на тысячелетние страдания в обличье бессловесной обезьяны. Это я передала ему кристалл!
        Скрир и крестный, все еще ошеломленные ужасным превращением Эрика, непонимающе смотрели на меня. И только папа сразу догадался, в чем дело. Он присел на пол и стал шептать мне на ухо:
        - Перестань, чудик! Ты не виновата! Если бы Эрик так не жаждал обладать Сердцем Мира, то и не стал бы его рабом! Такова жизнь. Ты не могла знать о такой развязке. Не вини себя…
        Я взяла себя в руки. В конце концов, я уже не маленькая девочка, а… А кто же я? Фея? Волшебница? Колдунья? Или ведьма? И решила, что я все-таки ведьма. Уж больно мне понравилось объяснение, что «ведьма» - это знающая, уважаемая женщина. Хотя нет, я еще не ведьма. Я - ведьмочка! ДА!
        Я поднялась с колен, сглотнула ком в горле и улыбнулась Скриру:
        - Ну что ж, твой брат получил то, чего так хотел. Мы же не получили того, ради чего пришли к вам. Так что ты и твой народ - мои должники.
        - Но как же? - растерялся Скрир. - Мы не можем помочь твоему отцу!
        - Вы знали, что Эрик обманывает нас, преувеличивая свои возможности, однако позволили совершиться обману. Так что вы не просто мои должники. Или ты хочешь, чтобы я разрушила ваши пещеры? - спокойно спросила я гнома.
        - Нет! Нет! - испуганно сжался Скрир. И хотя он был взрослым гномом, видимо, я его сильно напугала, потому что он дрожал как осиновый листок на ветру. Впрочем, в чем, в чем, а в проницательности гномам не откажешь. Он явно осознавал, что я действительно могу сделать с их миром все, что угодно.
        - Хорошо! Давай-ка выводи нас отсюда, - скомандовала я.
        Он послушно повернулся и пошел вперед. Его согнутая спина прямо-таки излучала уныние и покорность. Я даже удивилась, как может измениться человек. Тьфу, то есть гном. Я оглянулась на папу с крестным, мне не понравилось, что они тут же потупились. В их глазах мелькнул испуг и что-то еще неуловимое. Но потом я решила, что это мне показалось.
        По дороге я мысленно вновь переживала поход к Рубиновому залу и не заметила, как мы дошли до пещеры Знаний. Там я велела Скриру побеспокоиться о еде и собрать через час всех старейшин гномов.
        Он удалился выполнять распоряжение. Вскоре мы уже удобно устроились за столами и я с удовольствием набрала в свою тарелку мяса. У Аш-Ура, конечно, были замечательно вкусные фрукты, но мясо есть мясо.
        Мы еще допивали сок, когда в зале появились первые гномы. Все как один с седыми бородами, а под ними висели на цепях медальоны.
        Я не предложила им сесть. В конце концов, это при их попустительстве мы с папой страдали в Подземелье. Спокойно допив сок, я обратила на них взор:
        - Откровенно говоря, я еще не решила, что с вас стребовать за ту обиду, что нанес мне ваш народ.
        Они молча стояли полукругом передо мной, и от них исходило угрюмое сопротивление, ужасно меня раздражавшее. Мне почему-то захотелось увидеть у них в глазах страх. Такой же, как я испытывала в Подземелье.
        - Я покину вас. Но в любое время, когда мне вздумается, я взыщу с вас долг. И только посмейте ослушаться. От ваших пещер не останется камня на камне. Можете идти.
        Гномы все так же молча вышли из пещеры. Самое обидное, что я так и не придумала, что же именно они должны для меня сделать!
        Скрир стоял посреди пещеры, безвольно опустив руки. Папа и крестный продолжали ковыряться в своих тарелках. Небось осуждают меня, жалеют этих кротов. Ничего, еще поймут, как я была права! Нечего с ними церемониться! И вообще хватит тут рассиживаться. Пора домой! Еще этого козленка искать, где ж его найдешь-то, так сразу? Придется по окрестным деревням вокруг Белозера пошарить. Ой, дел-то как много предстоит.
        Я стала торопить папу и крестного, и через некоторое время Скрир уже выводил нас из Белой пещеры Одинокого утеса.
        Вокруг все так же клубился туман. Я взяла папу и крестного за руки, и в тот же миг Туманный фьорд исчез. Мы снова оказались дома. За окном было темно, что вообще-то для белых ночей более чем странно, но понять, что к чему, я не успела.
        - Так, Петрович, у меня руки маленькие! - заявил вдруг папа, а я насторожилась. - Хватай-ка эту маленькую стервочку!
        Дед Кузя, видимо, был наготове, потому что я мгновенно оказалась лежащей на животе поперек его коленей.
        - Послушай, доча! - папа что-то делал, но что именно, я видеть не могла. - Ты, конечно, можешь превратить меня в жабу. Или еще во что. Твои трудности. Но мне даром не нужна ТАКАЯ дочка! Можешь быть волшебницей, кем угодно, но в первую очередь ты должна остаться человеком!
        И тут ка-ак обожгло меня чуть пониже спины. Аж слезы брызнули. Я закричала. А папа продолжил меня чем-то хлестать и хлестать.
        А потом я долго плакала. Папа куда-то ушел, а дед Кузя сидел рядом и гладил меня. Но слезы обиды не утихали. Я для папы все это делала! А он на меня - с ремнем! Чтоб ему… И тут я остановилась в испуге. Ох, кажется вовремя.
        Я стала проваливаться в сон, но вроде бы не до конца. То ли мне это приснилось, то ли я действительно видела все, что происходило в нашей избе, как бы со стороны. И мне совсем не было страшно…
        Вот откуда-то появились папа с лешим и Кузнечиком, они склонились над кроватью, где я лежала, и стали тихо переговариваться:
        - Ну, конечно, это она рукой-то держала книгу по черной магии, а своих силенок справиться с ее волей и не хватило…
        - Ничего, она еще молодец, долго держалась…
        - Ты зря ее лупил, Тимофеич, хорошо хоть ты маленький, удар у тебя послабже против прежнего…
        - Ладно, не разбудите ее! И вообще не мешайте мне, щас ворожить начну.
        И я провалилась в сон окончательно. Мне снились всякие черные тени, но они отступали все дальше и дальше…

…За окном ярко светило солнышко. Я потянулась и приподнялась на кровати. Дома никого не было. Зато с крыльца доносились голоса.
        - Слышь, Тимофеич, - сокрушался крестный. - А ведь на вид такой порядочный парень был этот Эрик!
        - Хм, можно подумать, что среди людей одни святые, - отвечал папа.
        Они помолчали, а потом снова забубнили.
        - Слышь, Тимофеич, а вот вы когда в той сокровищнице ковырялись, ты не стырил хоть маленький камушек?
        - Да ты что, старый, смерти моей захотел? У гнома красть - лучше самому в петлю… Однако порадовать тебя смогу. Когда мы с Никой в каменную ловушку свалились, там я один мешочек нашел. Хозяин-то уж с тысячу лет как помер, так что в обиде на нас не должен быть. Гляди..
        - Ух ты! Ну, Тимофеич! Ну уважил!
        Я на цыпочках подкралась и выглянула на крыльцо. Между папой и крестным в солнечных лучах сверкала горка драгоценных камней…
        Глава XVIII Хорошо оказаться дома
        Мы сидим на веранде и пьем ароматный чай. На воздухе такой аппетит разыгрывается! Сидя дома, на кухне, и одной чашки не выпить. А тут дед Кузя знай себе подливает из самовара чашку за чашкой.
        Мне почему-то так нравится, что на самовар надет настоящий сапог. В воздухе витает смолистый запах еловых шишек, которыми топит самовар крестный. На столешнице большая горка блинов и вазочки с вареньем. Луч солнца пробрался сквозь перила и щекочет мне босые ноги. Где-то в траве спрятался кузнечик и неутомимо стрекочет. Хорошо-то как!
        Папа давно наелся и сидит, взобравшись на скамью с ногами. Только мы с дедом Кузей все еще пьем чай. Кузнечику, как он ни хотел попробовать блинов, пришлось спрятаться в доме из-за тетки Варвары. Вот и сейчас она стоит, поджав губы, покачивая головой и время от времени всплескивая руками:
        - Ой, уж как вы пропали-то! Что тут началось! Мы сначала-то думали - может, вы в лесу заплутали. Потом нет да нет! Нет да нет! Ну тогда Петро и присоветовал, что надо обращаться к властям. Приехал участковый. Ну и что? Твоя одежа, Вовка, вся на месте. Да и прочее почти не тронуто. Где ж вы? Чужих в деревне отродясь не было. Мы бы уж заметили. Ой, что было-то. Мужики с армией вас три дня по лесу искали. Ничего! Милиция приезжала, сказали, будем искать. Да вот так и ищут по сию пору. Уж мы думали-думали, да и позвонили в город твоей Катьке-то. Ты уж прости нас, грешных. Кто ж знал, что вы живы?
        - Типун тебе на язык, Варька! - сурово одернул ее крестный. - Ты лучше вот что, заруби себе на носу, сорока, ежели хоть слово кому вякнешь про Тимофеича или вообще про то, что здесь услыхала, я лично тебе язык вырву! Ясно?
        - Да ясно, ясно, - досадливо отмахнулась тетка Варвара. - Что уж я, без понятия?
        - Вот то-то! - заключил крестный. - Ты не боись, Вовчик, я своей старухе тоже внушение сделал. Она у меня старой закалки. Молчать как рыба будет. Коли я сказал. Правда, Никочка?
        И крестный горделиво посмотрел на меня.
        - Правда, правда, - вежливо улыбнулась я деду Кузе.
        Крестный довольно хмыкнул, хотел уже отвернуться от меня, да так и замер. Видимо, что-то начал соображать.
        Опять взглянул на меня, открыл было рот, но тут же закрыл. Опять подумал.
        - Ты чего? - встревожился папа, глядя на странную мимику деда Кузи.
        - Нет, нет! Ничего! - справился с собой крестный, бросил на меня косой взгляд и произнес загадочную фразу: - Значит, вот оно как! А я-то?.. Эх!
        - Так Катя здесь долго была? - спросил папа про маму у тетки Варвары.
        - Дак сразу и приехала. Пробыла здесь две недели. Все пороги в райцентре пообивала, да так и уехала, горемычная. Теперь ежели кто съездит в центр, так оттуда и звонит ей, что, мол, не объявились еше. Ой, Вовчик, да что же это сталось с тобой?
        И тетка Варвара всерьез вознамерилась было расплакаться, но дед Кузя быстро ее отослал за чем-то. И мы остались одни. Из дома мгновенно выскользнул Кузнечик, вскочил на стол и стал отрывать кусочки от моего блина.
        - А чай мне нальют в этом доме? - нагло спросил он деда Кузю.
        - Геть отседова, корешок недоделанный, - замахнулся на него крестный, но все же налил чаю в блюдце, а блюдце поставил на пустую чашку, чтобы Кузнечику не надо было нагибаться. - И к чему тебе чай?
        - А может, я подрасти хочу, чтобы защищать Нику от всяких там!..
        Но никто не стал обращать внимания на это заявление, и Кузнечик оставил нас в покое, занявшись блинами.
        - Так все-таки что же делать? - продолжал свои мысли вслух папа. - И успокоить бы надо маму. Да, Ника? Но и показаться таким я ей не могу.
        - Мда! Проблема! - закручинился крестный.
        Я тоже тяжело вздохнула. Получался замкнутый круг.
        - А ты когда, Петрович, определил, что сейчас уже конец июля?
        - Дык почти сразу. Маленько соображение-то имеем. Темнотища - раз! Весь двор бурьяном зарос - два! В твоем-то доме - пылищи! Ой, а ночью, как домой заявился, лучше и не вспоминать! Старуха как заголосит, ровно с того свету вернулся, - тут дед Кузя задумался, - хотя ведь и вправду выходит, что почти с того свету! Хм! Однако! Я так и не понял, как вышло, что, по моим подсчетам, мы с гномами несколько дней колготились, а здесь прошло полтора месяца?
        - А я откуда знаю? - огрызнулся папа. - Мне, как и вам, никто ничего не объяснял.
        Я снова тяжело вздохнула. Вот так за здорово живешь взял кто-то и откусил от каникул кучу времени. Получается, что до первого сентября осталось тридцать пять дней! А я еще и нагуляться не успела.
        Вот так мы сидели и вздыхали. И даже наевшийся к тому времени Кузнечик хоть и развалился на столе, но не мешал нам спокойно вздыхать. И только мухам было не до наших проблем. У Цих была одна цель - прорваться к варенью, так что я не выдержала и пошла относить его в дом, и вообще решила убрать со стола.
        Пока я отсутствовала, не слышала начала разговора деда Кузи с папой. Разобрала только продолжение:
        - …Слышь, Тимофеич! Ну раз так выходит, может, давай я зарежу козленочка? На мне ж грехов-то за жизнь поднакопилось. Одним больше, одним меньше. Все одно скотине бессловесной под нож идти рано или поздно.
        Я тихонечко стирала крошки со стола и слушала.
        - Да что, я, что ль, резать не умею? - вскипел папа, потом посмотрел на свои маленькие ручки и остыл. - Не в том дело, Петрович. Просто чего-то недоговорил этот Аш - Ур! И я боюсь! В полночь… в полнолуние… Ты уверен, что я останусь человеком? Вот то-то! Да и вообще, взять жизнь у животного для еды насущной - это одно, а для колдовского обряда - это совсем другое. Уж лучше пусть я таким и останусь. Здоровее буду!
        И тут я придумала. Тут же подбежала к папе и потеребила его за рукав курточки:
        - А давай я сделаю так, чтобы мама как бы забыла тебя на целый год. И плюс к этому чтобы она думала, будто у нее двое детей всегда было - ты и я! Здорово? А потом через год мы сгоняем к Аш-Уру, ты станешь нормальным папой, и у мамы восстановится память!
        - А что, здорово! - тут же поддержал меня дед Кузя.
        - И совсем не здорово! - возразил папа. - Я и так хотел, Ника, поговорить с тобой. Правда, попозже. Но ты сама ускорила наш разговор. Как ты думаешь, мы можем маме отрезать руку, а потом, пользуясь твоими способностями, пришить ее? Только для того, к примеру, чтобы она не ходила на работу? Она ведь дома будет сидеть, отдыхать! А?
        - Ну ты загнул, Тимофеич, это ж совсем другое! - скривился крестный.
        - И ничего не другое. Разве у нас есть право копаться в сознании другого человека по своему разумению? Хоть близкого, хоть совсем незнакомого? Как мы можем определять, что ему стоит знать, а что стоит забыть? Что для него лучше, а что хуже?
        - Ну тогда конечно! Если так посмотреть, - расстроился дед Кузя.
        Я тоже расстроилась.
        - И еще, Ника! Если ты хочешь остаться человеком, запомни две пословицы: «Семь раз отмерь - один раз отрежь» и «У любой медали есть две стороны». Хорошо? А если не поняла, то посмотри на меня и пораскинь мозгами… Ну ладно, хватит горевать. Делаем так. Раз проблему мы решить не можем сейчас, то отложим ее в сторону. Никого не будем ни гипнотизировать, ни резать. Ника догуливает каникулы. А мы с тобой думаем, что делать с камнями. Одно хорошо, - папа мечтательно потянулся, - теперь мне ни о каких кредитах думать не надо. А то, может, ну его - этот бизнес?..
        Дед Кузя снова поставил самовар. Солнце уже давно поднялось над землей, а мы опять чаевничали. Крестный размечтался о хорошем катере для рыбалки, а папа вдруг завел разговор, что вот ежели ничего не выйдет, то он займется своим образованием. Станет вундеркиндом! В восемь лет - окончит школу, потом поступит в университет, потом еще в один. Потом в двенадцать защитит кандидатскую диссертацию. А уже в пятнадцать после докторской станет самым юным в мире профессором.
        - И вы все будете гордиться мной! - папино лицо засияло в предвкушении того, как мы будем им гордиться.
        - Да-а! - восхищенно покачал головой крестный. - Ох и повезет тебе, Тимофеич! Сразу видно, башковитый ты парень!
        - Да ну тебя! - расстроился папа. - Помечтать не даешь.
        - Отчего же! - изумился крестный. - Я, можно сказать, с тобой вместе мечтал. Только что ж ты сразу-то в академики не подался?
        Тут они опять стали препираться. А я все же убрала со стола и отправилась со двора на улицу. Но еще в воротах вспомнила, куда собиралась с утра, и, прикрыв калитку, перенеслась к лешему в гости.
        Глава XIX Советы лешего
        Огромный дуб, едва я появилась на холме, приветливо зашелестел листьями, хотя вокруг царило удивительное летнее безветрие, навевавшее лень и нежелание хоть что-либо делать. А высоко в небе проплывали величавые облака, держась на почтительном расстоянии друг от друга. Сочные травы и полевые цветы своими ароматами дурманили голову.
        Хорошее местечко выбрал леший для обитания. Я так ему и заявила, едва он вылез наружу.
        - Это мое летнее дупло, - сварливо отмахнулся он, - побывала бы ты зимой здесь. Ветрено, холодно до ужаса. Тоска, одним словом. Я на зиму в чащобу забиваюсь. Тут лет сто назад у одного медведя берлогу отобрал на косогоре. Уж такая удобная - слов нет! Хочешь покажу?
        Я согласилась. Леший тут же одной рукой оттянул кору, а другой приглашающе замахал в воздухе. Я осторожно ступила внутрь, он тут же вскочил вслед за мной, и нас на мгновение объяла тьма. Но мы уже стояли на песке в какой-то яме.
        Обнаружив над головой свод, я подумала, что это больше похоже на огромную нору, но расстраивать лешего не стала.
        - Да вижу, вижу! Можешь не отнекиваться! Не нравится тебе моя берлога. Все люди такие. И даже вы, ведьмы, туда же. Подавай вам жилище из деревьев. А то, что они живые, - наплевать. Хотя жили ведь раньше в пещерах, и ничего. Я-то помню. И нормально жили. А потом ка-ак стали деревья изводить! Ужасы. Ладно, давай двигать обратно.
        И мы снова вылезли из дуба на холме.
        Я вспомнила ночные видения и поблагодарила лешего за помощь.
        - Да чего уж там, - вдруг засмущался он, потупился и заморгал одним глазом. - Тебе-то как же не помочь? Я ж завсегда рад. Это я просто людей не люблю. Вот вчера пообщался с твоим отцом… Ну чего ты с ним как с писаной торбой носишься? Пусть живет как хочет, да и крестный твой тоже! Ну их! Бр-р-р! А то хочешь? - он даже вскочил с земли. - Хочешь, я тебе такую избушку отгрохаю! В самой глухомани! Никто не найдет! Ни у одной бабы-яги такой избушки не было! Зверья у нас полно, есть кому поухаживать. Волки охранять будут. У меня лисица одна на примете есть. Ух, строгая! Вмиг хозяйство тебе поставит. А?
        Но я отказалась. Леший сел на землю и закачался.
        - Э-эх! Ничем не угодишь! В кои веки в наших краях ведьма появилась, и то сбежать норовит. Ну не отказывайся. Или хотя бы дай обещание, что ежели когда надумаешь поселиться в лесу, то вернешься сюда! Ну?
        Я подумала, отчего бы и нет, если для него так это важно, и торжественно пообещала лешему то, что он хотел. Леший успокоился.
        - Ну ладно! На том и порешили! Так, а сейчас-то тебе ведь опять что-то надо? Небось все думаешь, как отцу помочь? Не знаю. Ну не знаю! И знать не желаю! Один раз посоветовал - и что вышло? Снова посоветую - а виноват кто будет? Леший!
        Он явно что-то знал, и я тут же заканючила, чтобы он рассказал. Сначала леший отнекивался, но вскоре сдался. В конце концов, ведьмочка я или нет?
        Так я узнала, что в Железных горах, в которых, кстати, сам леший не был, ближе к югу, есть одна гора…
        - Так вот, - уверял меня леший, - там, глубоко в пещере…
        - В пещере… - поморщилась я.
        - Да нет, там все спокойно, - продолжал леший, - нет ни гномов, вообще никого нет. Так вот, там есть одно озеро. И, если я хоть что-нибудь понимаю, то именно это озеро может помочь твоему отцу.
        - Но как?
        - Неужели непонятно? Если там, у гномов, вы купались в озере, дающем жизнь, то озеро, которое я имею в виду, - Мертвое озеро. Значит, надо, чтобы твой отец искупался в этом озере, и вы сразу же смело можете отправляться к своему Аш, как его? И он превратит твоего отца в кого захочешь.
        Что-то мне не понравилось в этой схеме. И тут меня осенило:
        - Это ты сам придумал?
        - А что? И не придумал, а додумался!
        - Ты не виляй хвостом! А ответь честно. Кто-нибудь из людей пробовал искупаться в том озере?
        - Из людей? - задумчиво почесал затылок леший. - Нет. Такого не слышал. Наши пробовали - ничего, нормальная вода. А вот зверье, что попадало, - так сразу замертво. Оттого и прозвали его - Мертвое озеро. Я и подумал, попытка не пытка.
        - Ну а где твои Железные горы? Далеко?
        - Да нет. Люди называют их Уральскими. Тебе и надо - то всего-навсего отыскать моего брата. А если моего родственничка не отыщешь, больно он скитаться любит, тогда у тамошних русалок расспросишь. Там озерцо есть. Они все и расскажут.
        Леший начал было обстоятельно рассказывать, что и как, но я его тут же остановила:
        - Легко тебе говорить, а я пока не увижу своими глазами то место, которое нужно, хотя б на фотке, добраться до него не могу.
        - Вот еще беда! - фыркнул леший и, ухватив меня за руку, решительно потащил к дуплу. Снова меня на миг охватила тьма, и вот мы уже вылезали из дерева в каком-то чужом лесу.
        - Гляди и запоминай, раз тебе это нужно! - презрительно скривился леший.
        Оглядевшись, я приметила огромный корявый пень, над которым изогнулась молодая сосенка, словно хотела его коснуться.
        - Ну все, пора возвращаться! - заторопил меня мой экскурсовод.
        - А где озеро? - только и успела я спросить.
        Но леший со словами: «Может, мне за тебя твоего отца искупать?» - уже вернул нас обратно. Пришлось поблагодарить его и вернуться домой. В избе никого не оказалось, тогда, чтобы скоротать время, я вышла за калитку. Прогуливаясь по улице, вскоре столкнулась с Лизкой.
        - Ой, привет! Значит, вы и впрямь вернулись, а то слухи ходят, а никто не видел еще толком, - тут Лизка подозрительно прищурилась. - И где же это вы пропадали?
        Но мне не понравилось, как она себя ведет, и я, отвернувшись от нее, вернулась домой. Однако вскоре Лизка объявилась у нашего забора с двумя парнями.
        - Ника, пошли с нами купаться, - позвала она.
        Мне не хотелось идти с ней, но потом я вспомнила, что еще ни разу не искупалась в этом году, не позагорала. Так обидно стало, что я мигом собралась. А будет приставать с глупыми вопросами - отмолчусь.
        Против ожидания, Лизка больше не надоедала. Я познакомилась с мальчишками. И вскоре мы уже весело шагали через лесок. Они мне рассказывали, что собирают мопед из старых запчастей. И так жаль, что мой папа уехал так быстро, а то они надеялись спросить совета у него. А я им, в свою очередь, рассказывала про дачу и Питер.
        Вода оказалась просто отличной, а песчаный берег совершенно безлюдным, так что я вдоволь покувыркалась на мелководье. И мальчишки вели себя нормально. Если бы пдесь оказался кто-то из моих одноклассников, то сразу бы начал кидаться песком.
        Правда, на обратном пути пару раз из деревьев высовывался леший и укоризненно смотрел на меня, но я ему показывала язык, и он скрывался обратно в стволах.
        И еще Лизка все ж-таки достала меня, где, мол, достала такое платье, что не видно ни одной нитки, ни одного шва, и не мнется, и не пачкается. Но я сказала, что из Японии. Вся компания тут же уважительно закивала головами: «Ну раз из Японии, тогда другое дело».
        Дома я дождалась папу с крестным. И когда они появились в доме, их уже ждал накрытый стол. Готовить, выходит, на самом деле так легко! Я и не думала прежде. Правда, пришлось позвать на помощь белок. Они оказались неплохими помощницами, почти все понимали и делали, что я их просила.
        И естественно, что за ужином я пересказала то, что узнала от лешего. Папа надолго задумался, а потом изрек, потирая переносицу:
        - Я думаю, стоит попробовать. Чем черт не шутит.
        Так что было решено передохнуть, а с утра собраться и двинуться к Уральским горам.
        - Слава те, господи, не за границу, - очевидно, вспомнив Осло, обрадовался крестный. - На Урале хоть спросить можно будет у любого!
        - А ты что, с нами опять собрался?
        - А то как же. Никуда я вас таких маленьких без присмотра не отпущу.
        На том и порешили.
        Глава XX Серебряное озеро
        Крестный оказался, как всегда, прав, предложив захватить с собой метлу. Она нам еще как могла понадобиться, судя по обстановке.
        Мы стояли посреди густого леса на пологом склоне. Пень оказался на месте. Огромные сосны и ели тесно обступили место нашей высадки. Осмотрев чащобу, мы, не сговариваясь, уселись на ствол поваленного дерева. На нас с папой были подаренные Аш-Уром одежды, а крестный снова вырядился в костюм, «приобретенный» в Осло. Кстати, здесь он смотрелся лучше, чем тогда в городе. Только не хватало карабина за спиной и индейца поблизости. Кузнечик же сидел на плече у крестного.
        Выбрав сосну побольше, я подошла к ней и, прикоснувшись к стволу руками, стала звать местного лешего. Однако не дождалась ни ответа, ни привета. Походив от сосны к сосне и продолжая время от времени вызывать хозяина местных лесов, я обнаружила малинник.
        Деревья внезапно расступились передо мной, и весь открывшийся взору склон оказался заросшим кустами малины. Ветви, повыше даже деда Кузи, были густо усыпаны ягодами, размерами больше напоминавшими клубнику. Зеленых листьев почти не было видно из-за россыпи ягод. Попробовав одну, я немедленно позвала папу и крестного. Вообще-то я довольно спокойно отношусь к дачной малине. Но эта, уральская, оказалась просто объедением!
        Папа сначала хмыкнул было, однако уже вскоре его макушка скрылась в зарослях. Он уселся на землю и стал пригоршнями есть сладко-пряные, наполненные солнцем и неведомыми ароматами ягоды. Дольше всех держался крестный, пробурчавший, что все это баловство одно. Но видя, что его никто не слышит, залез в кусты, и вскоре с той стороны послышалось громкое чавканье. Шло время, а уходить не хотелось совершенно. Уже насытившись до отвала, я упрямо высматривала наиболее сочные ягоды, придирчиво сравнивая их с другими, висевшими поблизости. Так могло бы продолжаться до бесконечности, если бы я, медленно передвигаясь по малиннику, не наткнулась на медведя. Он сидел на земле и, притягивая к пасти ветви, зажимал их между зубов, медленно протягивая и оставляя голый стебель.
        Я подумала, что он может знать, куда запропастился леший, и позвала косолапого. Что тут было! Мишка взвился в воздух. Маленькие глазки-бусинки невидяще скользнули по мне, и он опрометью бросился в чащу, с шумом ломясь сквозь заросли. Вскоре от медведя и след простыл, и только испорченный им воздух напоминал о встрече. Я не на шутку расстроилась. Ведь помнила о медвежьей болезни. Так нет ведь - сумела-таки напугать топтыгина. И спросить теперь не у кого.
        На шум подбежали крестный и папа и стали, недоверчиво глядя на меня, принюхиваться. И только Кузнечику было все равно. Он выглядывал из кармана куртки крестного и, держа обеими лапками ягоду, причмокивая, поедал ее.
        - Ника, - отведя глаза, спросил дед Кузя, - у тебя как со здоровьечком? Живот не побаливает от малины?
        - Это не у меня, а у медведя, - обиделась я. А потом решила, что хватит прохлаждаться. Пора искать Серебряное озеро, раз местный лешак не объявляется.
        Я взялась за метлу, чтобы взлететь и окинуть взором окрестности. Подо мной, куда хватало глаз, раскинулись пологие горы, больше походившие на холмы, сплошь поросшие лесом. Темная зелень хвои кое-где расступалась, освобождая место для более светлой зелени лиственниц. То тут, то там возвышались величавые кедры.
        За соседней горушкой поблескивало озерцо. Вполне возможно, что это и есть то самое, о котором упоминал леший. Я направилась было в ту сторону, но уже на подлете заприметила на берегу среди стволов оранжевое пятно. Осторожно снизившись к верхушкам деревьев, я попыталась разглядеть, что там такое. Ну так и есть! Туристическая палатка! Как мне теперь позвать русалок? И вообще, кто это такие? Я осторожно снизилась, запомнила ориентиры, а потом вернулась к своим.
        Моим объяснениям больше всех обрадовался Кузнечик:
        - Вот здорово! Я увижу оранжевую палатку и туристов. В жизни не видел туристов. Ура!
        Я быстренько перенесла (перевела? перебросила?) всех в облюбованное место, и дальше мы отправились пешком.
        Папа припрятал метлу, припорошив ее листьями, и стал продираться сквозь бурелом первым. Надо признаться, мы больше времени перелезали и обходили поваленные стволы, чем просто шли. Хорошо хоть ни один сучок не смог проткнуть, как ни пытался, наши сандалии. И как ни старались ветки, но так и не порвали наши одежды. Зато треску было! Землю покрывал сплошной слой сухой хвои и мелких сучков, предательски ломавшихся под нашими ногами. Интересно, и как по такому лесу можно бесшумно ходить?
        Наконец чащоба стала редеть, и мы выбрались из лесных объятий на узкую полоску берега. Заприметив палатку, папа уверенно отряхнулся от паутины и направился навстречу неизвестности. Дед Кузя поотстал малёхо (это одно из его любимых словечек), и мы не стали его дожидаться.
        На самом деле там оказалось три палатки. Просто две, синего цвета, стояли поглубже в лесу. На берегу на камнях расселись трое мужчин, а еще один, сидя на корточках, разжигал костер. Никто из них не глядел в нашу сторону. Наверняка был кто-то еще, предположил шепотом папа. Затем он взял меня за руку и пошел так, словно мы гуляли рядом с песочницей.
        Когда до туристов, или кто там они, оставалось шагов двадцать, папа негромко кашлянул. Мужчины все как один встрепенулись и развернулись к нам. Уж не знаю, что они ожидали увидеть, но лица у них были ошарашенные.
        Папа первым нарушил затянувшееся молчание:
        - Извините, пожалуйста, вы бы не могли подсказать нам, не это ли Серебряное озеро? А то нам координаты дали самые приблизительные.
        - М-м-м! - замычал самый бородатый из незнакомцев. - Дети, а вы кто?
        - Ну, я… - начал было папа, замолк на миг и выдал: - В данное время мы на отдыхе, однако все в мире относительно…
        Незнакомец округлил от удивления глаза. Папа понял, что дети так не разговаривают, и умолк.
        - Да-а! - протянул второй бородач. - Интересные детишки нынче по лесу гуляют. Так откуда-же вы все-таки? Ближайший детский летний лагерь километрах в ста отсюда.
        - Мы - приезжие, - вставила я.
        - Да уж понятно, что не местные, и все-таки - откуда? Где ваши родители, или с кем вы там? Ну? - настаивал на своем бородач.
        - Чего вы пристали, - высунулся со своим языком папа. - Мы ведь не спрашиваем, откуда вы? Что здесь делаете? Как вас зовут?
        - А мы ответим, - спокойно ответил первый бородач, - мы все ученые, меня зовут Николай Семенович, можете звать просто дядей Колей. Мы из Екатеринбурга, проводим научную экспедицию. Ну что ж, теперь мы ждем такой же откровенности от вас.
        Тогда мне пришлось отвечать, кое-что выдумывая на ходу:
        - Меня зовут Ника, это мой брат Владимир, мы из Тюмени (почему из Тюмени? Сама не поняла, как это у меня слетело с губ), отстали от автобуса с дедушкой и заблудились. Нам нужно попасть к Серебряному озеру. Не могли бы вы все-таки подсказать, не это ли озеро зовется Серебряным?
        За спиной застонал папа! Ну и пусть. Сам бы выкручивался тогда.
        - Так, а где вы оставили дедушку, а? Девочка с греческим именем и одетая по последней афинско-тюменской моде?
        Тут все бородачи расхохотались отчего-то.
        - Ну чего вы? - в отчаянии я топнула ногой. - Вы можете ответить нам?
        - Отчего бы и не ответить такой боевой девочке, больше похожей на неопытную шпионку, чем на потерявшуюся девочку. По картам это Красноармейское озеро, а вот когда-то оно действительно называлось Серебряным. Так что вы по адресу.
        Тут из лесу, кряхтя и ругаясь, наконец-то появился дед Кузя. Он подошел к нам и сердито пробормотал, не обращая внимания на ученых:
        - Черт! Опять этот чертенок потерялся!
        Он стал хлопать себя по карманам, но Кузнечика там не было. Мы стали громко звать пропавшего, однако даже эхо не захотело откликаться. Все это время бородачи сидели не шелохнувшись. Наконец дед Кузя соизволил их заметить:
        - Как здоровьечко, люди добрые?
        И так он это хорошо сказал, что вокруг нас сразу стало как-то веселее. Бородачи сразу заулыбались, зашевелились, и вскоре уже мы сидели вокруг костра, над которым вовсю булькала уха в большом казанке. Дед Кузя уже бодро учил хозяев, как делать настоящую уху, и по обыкновению был вполне доволен жизнью.
        - Слушай, Ника! - вдруг зашептал папа. - А тебе не кажется странным, что мы шатались, шатались по лесу, но нисколечко не устали. Вот целый день, считай, не ели ничего, кроме малины, а есть-то и не хочется. Что это с нами?
        - Ты чего, папа? Это ж после Колыбели Жизни…
        - А-а! - успокоился сразу папа. - А то я думал!.. Слушай, чего мы сидим со взрослыми, пошли побегаем по берегу?
        Но едва мы отошли от костра, как из-за палатки выскочила белая, в черных пятнах лайка и бросилась к нам, подняв звонкий лай. Мы замерли, а собака, подбежав поближе, успокоилась и стала обнюхивать нас. Потом, враз потеряв к нам всякий интерес, отправилась по своим собачьим делам. Я же пошла вслед за папой, на ходу размышляя, куда мог деться Кузнечик и не пора ли его искать? Вдруг с ним что-то случилось? Только как это сделать, чтобы не насторожить бородачей? Так ничего не решив, я побежала босиком за папой по прибрежному песку.
        После ужина хозяева нам с папой и крестным выделили отдельную палатку. Вообще-то во время еды они почти не приставали с расспросами. Правда, иногда я ловила на себе их задумчивые взгляды. И лишь один раз ко мне подсел один из ученых.
        - Ника! Я правильно к тебе обращаюсь? - спросил он. Я утвердительно кивнула, тогда он продолжил: - А можно я взгляну на твой браслет?
        Я заколебалась было, но потом протянула руку, предупредив, что он не снимается. Бородач достал из кармана увеличительное стекло и стал разглядывать змейку:
        - Любопытно! Любопытно!.. А можно задать нескромный вопрос? Откуда у тебя такой браслет?
        - Бабушка в наследство оставила, - брякнула я.
        Бородач отошел, не подав виду, что разочарован. Хотя уже вскоре он сидел и шептался с тем, что назвался Николаем Семеновичем, время от времени поглядывая в мою сторону. Я тогда про себя решила, что, как только встречусь с русалками, мы тут же покинем этих дотошных взрослых.
        Я ждала полуночи. Но оказалось, что повидаться с русалками не так-то просто. Во-первых, нас с папой погнали спать, а во-вторых, бородачи завели какой-то движок, подключили к нему лампы и под это тарахтение стали заниматься всякими своими научными делами, совершенно не собираясь угомоняться.
        Однако только я собралась перенести себя к оставленной в зарослях метле, как вдруг лайка подняла ужасный шум. Она тявкала так злобно и в то же время так испуганно, словно увидела какую-то чертовщину. Бородачи затопали по лагерю, и я тревожно замерла под одеялом. Меж тем истерический лай собаки приближался, причем к нашей палатке.
        Папа давно проснулся и теперь толкал меня локтем:
        - Ты хоть что-нибудь понимаешь? Чего она взбесилась?
        В это время что-то прошуршало по брезенту, и какой-то мелкий зверек забрался в палатку. Но не забился в угол, а забрался ко мне на руки, и только тут я поняла, что это пропавший чертенок.
        - Ой, Кузнечик, - обрадовалась я, - как же ты, бедненький, потерялся? И как нас нашел?
        - Ну нашел-то я вас легко, - дрожащим от негодования голосом ответил чертенок. - А вот как потерялся! Это деду Кузе спасибо скажи. Из-за него мы чуть не разлучились навеки. Вместо того чтобы степенно перелезать через поваленные деревья, он, видимо, вообразил себя кенгуру. Попрыгунчик! А мне противопоказана резкая тряска. Вот я и выпал из кармана, как кенгуренок. Только за кенгуренком сразу же настоящая мать возвратилась бы. А вы!
        - А я тебе носильщиком не нанимался! - обиделся дед Кузя.
        В ответ Кузнечик даже попытался пустить слезу, но я прижала палец к губам, и он замолчал, потому что лайка буквально захлебывалась от усердия, облаивая нашу палатку уже у самого входа. Иногда она просовывала морду внутрь, но тут же отскакивала назад. Кто-то вслед за собакой заглянул к нам, посветив фонариком.
        - Эй! Как вы тут?
        - Да нормально, - ответил папа, прикрываясь от света. - Только вот ваша взбесившаяся лайка спать не дает, а в остальном все хорошо!
        - А ну-ка, выйдите из палатки. Может, к вам змея заползла?
        Мы покорно вылезли и теперь стояли, позевывая и ежась на прохладном воздухе. Бородачи собрались кучкой, подозрительно посматривая на нас. Лайка же продолжала тявкать с прежним усердием, будто ей за это обещали огромную кость. Наконец проверяющий вышел из нашей палатки, выпрямился и удивленно сказал:
        - Нет ничего! Утихни, Пират!
        И тогда пес, обидевшись, что ему не поверили, бросился в палатку с каким-то воющим рыком. Почти сразу оттуда вдруг раздался отчаянный визг. Наша палатка заходила ходуном, как будто там вдруг оказались неведомым образом два великана и стали бороться. Визг сменился жалобным поскуливанием, и Пират вылетел задом наперед из палатки. Он завертелся, словно волчок, с явным желанием укусить себя за хвост. Все это время он продолжал скулить, одновременно клацая зубами. Двое ученых бросились на него, схватили и стали снимать с его хвоста металлические прищепки с очень острыми захватами. Вообще-то до этого они висели на веревке, протянутой под потолком палатки. У меня зародились нехорошие подозрения по поводу того, как эти прищепки оказались на хвосте Пирата, но мне показалось, что откровенничать с бородачами не стоит. Зато крестный высказался насчет происходившего:
        - А ничего у вас собачка! Она у папуасов, случаем, раньше не жила? Те тоже как найдут что железное, так и норовят себе куда поинтереснее сунуть. В нос там или губу. Правда, без рук затруднительно вроде собачке-то учудить такое. Ну да чего только на свете не бывает. Она у вас не курит, часом?
        Однако бородачи только хмурились и отмахивались от деда Кузи. Потихоньку все начали успокаиваться. Пирата отвели в третью палатку. Мы тоже вернулись в свою. Кузнечик обнаружился в моей подушке.
        - Это еще что такое? - строго спросила я.
        - Ничего! - сердито воскликнул чертенок. - Я еще покажу этой твари, как на меня голос повышать!
        - А что она вообще-то на тебя разлаялась? - поинтересовался папа.
        - Да сам удивляюсь. Я пока по лесу ходил, вас искал - нашел две ежиных иголки, ну и шел так с ними. А когда к лагерю подошел, тут на меня этот Пират как наскочил и давай обнюхивать. А приятно, что ли, когда в тебя сопливым носом тычутся? Ну я и ткнул ему прямо в нос иголками. Ну и к вам после побежал! Ничего! Он у меня еще попляшет!
        Я прекратила этот поток угроз, и мы вновь улеглись. Теперь уже я все-таки дождалась, когда бородачи угомонятся, и перенеслась к месту, где папа оставил метлу. Кузнечик решил отправиться со мной. Я подумала и согласилась. По крайней мере, этот чертенок ничего без меня не набедокурит.
        В ночном лесу было загадочно и тревожно - черные сучья, тьма, мелькают какие-то тени, шорохи со всех сторон. Но уже вскоре я заметила, что начинаю различать деревья, не так, конечно, как днем, но уже и не как слепой крот, не натыкаюсь на все препятствия. Однако поразмыслить над этим придется потом, а пока я взмыла в небо и полетела к озеру. Свет от ламп был виден издалека, помогая ориентироваться. Справедливо рассудив, что если русалки и покажутся, то явно подальше от этих громогласных ученых, я приблизилась к черной воде и полетела над ней к дальнему берегу.
        Однако в пределах видимости русалки нигде не плескались. Я совсем приуныла, но решила еще немного поискать их.
        Вскоре я приметила совершенно невообразимо корявую березу, невесть как затесавшуюся на самом берегу среди сосен. Одна из ее нижних ветвей протянулась над озером, почти касаясь воды. Ее-то я и облюбовала себе для ожидания. Положив рядом метлу, я устроилась на ветке поудобнее и приготовилась ждать. Кузнечик уселся рядышком и уставился на звезды.
        На неподвижной зеркальной глади лунная дорожка была ровной-ровной, словно прочерченной от луны к моим ногам. Лишь изредка у берега всплескивала хвостом рыба. От лагеря ученых сюда не доносилось ни звука. Тишина. Оглушающая, даже не так, все заполняющая тишина воцарилась над горами. Казалось, вокруг есть только я и ночь.
        А потом меня кто-то дернул за ногу и засмеялся.
        Я посмотрела вниз. Из воды по пояс высовывались три русалки. Одна была совсем молоденькая, почти девочка, как я. А две другие - уже совсем взрослые. Хм! Русалки как русалки. При свете луны они мне показались совсем обычными. Бледные, это да! Но ведь и так понятно, что загорать они не могут.
        - Привет, маленькая ведьма! А мы думаем, кто это топиться собрался в таком неудобном месте? - они весело засмеялись. - Ты чего здесь грустишь? Поплыли с нами! Повеселимся.
        - Мне некогда веселиться, - спокойно ответила я, - и кроме того, я не умею плавать.
        - Ой! Научим вмиг. Давай, прыгай к нам!
        Мне было и боязно, и хотелось ужасно. Но потом я себя пересилила. Укрепила в развилке метлу, сняла с себя платье и сандалии и прыгнула в воду. Вынырнула, с шумом отфыркиваясь, и тут же почувствовала, как меня тянут на дно. Я открыла глаза, взбрыкнула и самостоятельно поплыла за русалками. Они так здорово двигались, почти как дельфины. Я же не поспевала за ними, как ни торопилась. Но мне не понравилось плыть под водой. Слишком плохо видно, и я вынырнула на поверхность. Тут же показались рядом головы русалок. Оказалось, что мы доплыли почти до середины озера.
        - Вот видишь! А говорила, что не умеешь плавать, - укорила меня младшая.
        И действительно, что это я? Могу, если захочу. И даже не дышала под водой столько времени!
        - Ну что, как будем веселиться? Предлагай! - расшалились русалки.
        Однако я попросила их прежде рассказать мне, как найти Мертвое озеро. Русалки огорчились, но ничем не смогли мне помочь. Все дело в том, что они слышали про такое озеро, а вот где оно - не знают. Если бы из этого озера хоть маленький ручеек вытекал или втекал, тогда бы они знали. А так, про озеро ведает один леший. Но только сам леший знает, где его нынче носит.
        - Хотя живет в лесу одна ведьма, - вдруг вспомнили русалки, - она тоже должна знать, где это Мертвое озеро. Только ты уж сама с ней встречайся.
        Они подробно рассказали мне, как ее найти, и снова позвали с собой поплавать. Но я твердо отказалась и перенеслась на березу, где оставила платье. По ветке недовольно расхаживал Кузнечик:
        - Ну вот! Я думал - мы побудем вдвоем. Посмотрим на звезды. Ты бы рассказывала мне что-нибудь приятное, успокаивая после сражения с этой наглой собакой. А ты тут же умотала с этими медузами. И бросила меня одного.
        - Что это ты мне претензии предъявляешь? - изумилась я.
        - А вот так! Слышала небось, что вы, люди, в ответе за тех, кого приручаете? Вот уж раз я твой Кузнечик - сама меня так, между прочим, называла, изволь беспокоиться. А то поиграла, и хватит? Думаешь, можно и на полку зашвырнуть, а перед этим все руки-ноги поотрывать или переломать? И буду я там лежать - пыльный и никому не нужный! Ты этого хочешь?.. Нет! Я еще напомню о себе…
        Но я стояла на ветке, подставив тело лунному свету, и не вслушивалась в его назойливое жужжание. Это было так необычно - лунный свет не грел, и в то же время я ощущала кожей его мягкие лучи. А потом мне захотелось вернуться в палатку к папе. Он лежал на спине, но не спал, а о чем-то размышлял. Я пересказала ему все, что сообщили мне русалки, сказала, что хочу встретиться с ведьмой. Папа собирался что-то возразить, но я быстренько ускользнула на ветку, где меня ждала метла, и тут же оседлала ее. Наконец я была одна. Кузнечик остался в палатке - он мне так надоел своим нытьем. Пусть теперь папе надоедает.
        Над лагерем ученых я замедлила ход: вот умора, там развлекались русалки. Они набирали в пригоршни гальку, швыряли ее в палатки - и тут же прятались в воде. Ученые высовывались из своих палаток, вертели головами и снова залезали внутрь, так ничего и не обнаружив. После чего все повторялось вновь. Ну-ну, усмехнулась я, довольно остроумно, и полетела дальше.
        Глава XXI Ведьма
        Вскоре ночной полет так захватил меня, что я решила отложить встречу. Светит яркая луна, в воздухе тепло, ветра нет - ну что еще надо?
        Я была одна, и ночь была единственная в своем роде. Где-то там, внизу, остался папа с его желанием стать снова большим, крестный с мечтой о катере, бородатые ученые, невесть что делавшие в горах.
        А я кружила с закрытыми глазами, и мне больше ничего не надо было. Только бы ночь не кончалась!
        - Ну, ну! - раздалось совсем рядом. - И старших уже, значит, уважить приветствием не надо? И шнырять можно где вздумается, да?
        Я раскрыла глаза: рядом со мной висела в воздухе древняя старуха в платочке, кофте и длинной юбке, почти полностью закрывавшей огромную ступу. Старуха держалась за края ступы и смотрела на меня своими пронзительными глазами. «Ну точно ведьма», - подумала я, а потом поняла вдруг, что это и есть самая настоящая ведьма, к которой я лечу.
        - И вообще, что это у тебя за метла? - ведьма недоверчиво хмурила брови.
        - Метла как метла, - я растерялась.
        - А что это за штуки такие странные? В мое время такого не было.
        - Это мой папа придумал, чтобы летать было удобнее.
        - Ясно. Изобретатель, значит… Ну что, полетишь ко мне в гости?
        Я кивнула, и вскоре мы неспешно летели вместе над ночным лесом. По пути я поведала, как оказалась в этих местах. Ведьма внимательно выслушала меня, но в ответ не сказала ни слова.
        Тут мы пошли на снижение. А чуть погодя в самой чаще показалась одинокая избушка. И еще прижатый вплотную к деревьям небольшой сарай. Ведьма весьма ловко приземлилась у самого крыльца и, кряхтя, стала вылезать из ступы. Я тоже опустилась прямо на крыльцо, с интересом озираясь. Почему-то я ожидала увидеть что-нибудь необычное, но избушка была на фундаменте из огромных валунов, и на заборе человеческих голов не обнаружилось. Да и внутри горница оказалась ничем не примечательной. Огромный кот развалился на лавке. Такие и в городской квартире живут. Чистенько, уютно. Правда, большая русская печь. Стол в углу с двумя лавками по краям. Под потолком травы сушатся. Ну и что? И у нас на даче травы сушатся. Короче, ничего ведьминского, зловещего я тут не увидела. А что на ступе летает, так ей небось тяжело уже на метле-то летать, а в ступе удобнее. Да и папы у нее такого, как у меня, нет, чтобы нормальное сиденье к метле приладить мог.
        Тут я вспомнила про папу. И побеспокоила хозяйку, возившуюся с чем-то в углу. Та сразу же повернулась ко мне:
        - Да помогу я тебе, помогу. Только и ты помоги мне. Я тут одна давно уже живу. С людьми-то мало общаюсь. Лет сто, как перестали ко мне ходить лечиться. А я не захотела в город перебираться. Так и стала жить одна. Вот. И лет пятьдесят - как на ступе летаю. Тяжелая она, неразворотливая. Да и в ходу не быстрая. А тут я как увидела, как ты летаешь! Да ловко, да быстро как! И себе захотелось, так захотелось, что спасу нет.
        Ведьма помолчала, а потом резко закончила:
        - Короче! Я проведу тебя и твоего отца к Мертвому озеру. Да только ты за это отдашь мне свою метлу. Согласна?
        Я тут же охотно пообещала отдать ей свою метлу. Делов-то, папа мне в сто раз лучше сделает!..
        Так что пришлось мне спозарадку вытаскивать деда Кузю и папу с Кузнечиком из палатки, пока не проснулись ученые, и переносить их к домику ведьмы.
        Пока они озирались на подворье, я наскоро им пересказала условия ведьмы. Папа счел его вполне приемлемым и добавил, что он уже тут на досуге обдумал - если сделать мне метлу из бамбука, а в прутья вплести перья ястреба, то можно летать не в пример быстрее.
        Я удивленно посмотрела на папу, но он был абсолютно серьезен. И я подумала: «А почему бы и нет?»
        Однако наше путешествие затянулось на более долгий срок, чем я предполагала. Для начала выяснилось, что я зря торопилась. Ведьма наотрез отказалась лететь днем. И в этом ее поддержал папа, а потом, когда он напомнил, как за нами гонялись на вертолете, то согласилась и я.
        Когда же я захотела перенестись в Белозеро, чтобы отдохнуть до вечера, воспротивились сразу вместе - папа и крестный. Им, видите ли, очень интересно погостить у самой настоящей ведьмы. Я же побоялась их оставить здесь одних.
        На самом деле все оказалось очень интересно. Зря я беспокоилась. Пока дед Кузя с папой занялись ремонтом покосившегося забора, Карповна («Кличут меня так с издавна», - сказала она) принялась рассказывать мне о том, как надо собирать лечебные травы. Это оказалось так сложно и интересно, что я прослушала как зачарованная до самого вечера.
        А уже за ужином крестный сумел разговорить хозяйку, и она поведала нам о своей жизни. Родилась она, как и я, совсем обычной девочкой, и при крещении ей дали имя Анна. Прожила же она на этом свете с тех пор лет пятьсот. А лет в тридцать она поняла, что цель ее жизни - лечить людей. И, обнаружив в себе странные способности, ушла от мужа и детей, уединилась в лесу и с тех пор так и живет одна.
        - А почему вы ушли от них? - испугалась я. Не хватало только, чтобы и мне пришлось жить без мамы и папы. Вон и леший зовет - куда-то в глухомань.
        - Не будешь же водить больных из деревни к тем местам в лесу, где легче их лечить. Да и для трав есть разница - где хранить и сушить. А если от деревни это место далеко, то и сама не набегаешься. Потому-то мне и пришлось уйти в лес. Я звала мужа с собой, но он не пошел.
        За свою долгую жизнь старой ведьме пришлось несколько раз покидать облюбованные края.
        - Люди в своем горе зачастую бывают злые, - объяснила Карповна. - Им проще обвинять в собственных несчастьях не себя, а тех, кто им непонятен. Поэтому и приходилось мне время от времени покидать насиженные места и селиться в еще более глухих, где ни царевы слуги, ни другие выслужники не могли бы меня отыскать.
        - А разбойники? - осторожно спросила я.
        - А что разбойники! - рассмеялась Карповна. - А у кого еще им лечиться, как не у ведьмы?
        Кузнечик за весь вечер ни сказал ни слова - сидел ниже травы тише воды. Попробовал было в самом начале поехидничать, мол, в хозяйке всего-то от ведьмы - умение летать на ступе, как Карповна пригрозила, что еще одно слово, и она мигом растопит им печь. И все, как отрезало! Мне даже стало жалко чертика. Он сидел совершенно пришибленный, жалкий, боясь нешуточной угрозы. Но я не стала объяснять ему, что над ним всего лишь подшутили.
        Так мы и проболтали до полуночи. Наконец хозяйка поднялась с места:
        - Ну ладно, теперь можно и лететь! Только уж не обессудьте. Как Ника - с места на место - перемещаться на умею. Так что придется по старинке - по воздуху. Но да ничего - уместимся.
        Мы вышли на крыльцо. Колдунья предложила крестному залезать в ступу. Вообще-то это было еще то зрелище! Дед Кузя осторожно опустился в ступу и попробовал покачать ее. Есстественно, она закачалась. Крестный на это хмыкнул, но остался в ступе. Карповна залезла следом, изрядно потеснив крестного, и стала подниматься ввысь. В последний миг из дома стрелой метнулся кот и успел запрыгнуть вслед за хозяйкой.
        Вдруг ни с того ни с сего засмеялся папа. Я спросила его:
        - Па, ты чего?
        Он, захлебываясь от смеха, с трудом произнес:
        - Ты… попытайся… на нас… со стороны… посмотреть!.. Метла двухместная… ступа - тоже В ступе - пожилые… на метле - молодые!.. У Карповны - кот в ступе… а у нас - чертик в кармане!
        Я попыталась представить все это и тоже засмеялась. Папа с Кузнечиком заняли свои места, и мы полетели догонять ведьму.
        Ведьмина ступа летела над лесом очень низко, видимо, сказывался вес крестного. Мы легко их догнали и теперь дурачились в воздухе. Папа стал делать вид, будто он стрелок и одновременно штурман - на истребителе. А я, соответственно, - летчик. И нам непременно надо сбить вражеский бомбардировщик. На роль бомбардировщика как нельзя лучше подходила ступа. Мы пикировали на них сверху, заходили то справа, то слева, но пока все без успеха. И в ночи далеко разносился звонкий папин голосок:
        - Тра-та-та-та!.. Осторожно, влево уходят!.. Бух! Бабах!..Черт! Промахнулся! Тра-та-та-та!..
        Крестному надоело сидеть молча, и он начал в ответ огрызаться:
        - Тах-тах-тах-тах-тах!.. Мимо, ха-ха-ха!.. Мазила, вот тебе! Ду-ду-ду-ду!
        Постепенно в игру втянулась и Карповна. Она, по совету крестного, стала тоже выписывать всякие сложные пируэты, чтобы мы не могли метко прицелиться в ступу.
        Кончилось все тем, что крестный, чересчур высунувшись из ступы, выпал, когда Карповна слишком резко повернула. Раздался короткий вскрик и треск ветвей. Мы сначала очень испугались. Но все обошлось. Дед Кузя попал прямо в центр густой кроны сосны, а поскольку ступа летела в тот миг низко, то и отделался легким испугом. Ведьма подлетела к нему, и крестный переполз на свое место. И тут подал голос Кузнечик, до этого упорно молчавший:
        - Во! Доигрался, дед? Это тебе за то, что в меня все время целился!
        - Ну!!! - рассвирепел крестный, пришедший к этому времени в себя. - Я тебя сотворил, я ж тебе головенку, как куренку, и откручу! Вот только на землю опустимся!
        - Ника! Ника! - заныл тут же Кузнечик. - Хотят меня зарезати, ножи точат булатные! Мамочка!
        - Ох, да помолчи, чертов чертенок! - взмолилась Карповна. - Надоел хуже горькой редьки! Все, пока не разрешу, слова не вымолвишь!
        И действительно, Кузнечик замолчал. Надо добавить, что больше мы не играли. В спокойном полете тоже есть свои прелести.
        - Ника! - вдруг позвал папа. - Подними-ка голову. Видишь, во-он там - словно шлейф такой дымчатый растекается?
        И действительно, по ночному небу, усыпанному крупными, невероятно яркими звездами, растекалась призрачная, словно молочная, дымка, в которой угадывались звездные скопления. И тут я догадалась:
        - Это и есть Млечный Путь?
        - Да! В городе его почти невозможно увидеть, да и на даче тоже. А здесь вот он - перед нами. Я не могу представить себе грандиозность космических пространств и количество звезд в них. И тем не менее я вижу все это, я могу окинуть Млечный Путь взором! Хотя даже самая яркая звезда удалена от нас на тысячи лет пути со скоростью света. Эх, мне кажется, что человек никогда не сможет достичь других звезд.
        - Конечно, - вдруг вступила в разговор ведьма. - На костылях далеко не убежишь, как ни старайся.
        - Что вы имеете в виду? - не понял папа.
        - Да все эти ваши игрушки. Баловство все ваше. Вбили себе в голову, что умнее самого господа. Возомнили невесть что и давай мастерить самокаты всякие, самолеты, ракеты. И прочую гадость. Это ж надо додуматься - здорового человека на костыли приспосабливать. Вместо того, чтобы себя понять, свои способности. Звезду свою найти, в первую очередь. Так нет, вам легче весь прочий мир под себя подмять. Это все о вас, о городских! Совсем там заучились! И детей своих мучаете. А у себя под носом проглядел чудо, Владимир, свет Тимофеевич!
        - Это как это? - недоверчиво хмыкнул папа.
        - А то, что дочка твоя подрастет и ей как раз подвластны будут любые расстояния. Просто она сейчас маленькая еще, духом не готова. А станет постарше и до любых звезд дотянется вмиг. А вы там готовите этих самых, космонавтов, по десять лет их сначала в качелях крутите, а потом в жестянках - вокруг Земли. А того не ведаете, что рядом творится.
        - И откуда ты про космонавтов знаешь? - изумился крестный.
        - Да уж не совсем я дремучая.
        Ведьма замолчала. Все тоже притихли. А я так и замлела, зажмурившись от восторга,
        - неужели это про меня? Неужели я действительно смогу путешествовать среди звезд? Я как стала себе представлять, так вдруг так страшно стало, даже живот заболел. Ух, страшно! Я такая маленькая, и ни скафандра, ни оружия. Ужас!
        - Эй ты! Космонавт! - бросил мне через плечо папа. - Хватит мечтать, а то сейчас врежемся, и конец! Никаких звезд больше не увидишь.
        Я открыла глаза, и вовремя, мы уже снизились так, что едва не воткнулись в высоченный кедр. Я успела повернуть и теперь летела не отвлекаясь, вслед за ведьмой, уверенно направлявшейся к таинственной пещере.
        Чуть в стороне осталось Серебряное озеро, и мы пошли на посадку. Маленькая крохотная полянка с трудом уместила нас четверых. Дед Кузя, кряхтя и охая, вылез из ступы и, держась за поясницу, набросился на папу:
        - Ну что, истребитель чертов! Через тебя теперь страдаю. А ну как я вообще на камни сверзился бы? А? Вот щас за уши-то оттаскаю.
        - Только попробуй, - и папа угрожающе выставил кулачки вперед.
        - Ну-ка остыньте! - потребовала ведьма, а потом повернулась ко мне: - Они всегда такие?
        - Всегда! - тяжело вздохнув, ответила я.
        Ведьма положила мою метлу в ступу, и та немедленно взмыла в воздух, спрятавшись в кроне деревьев. Карповна взяла за руку крестного, а я потянула за собой папу.
        - Эти мужчины - они такие неприспособленные! - вдруг подмигнула мне Карповна и повела всех через чащу.
        Глава XXII Опять бородачи
        ход в пещеру оказался рядом. Но вдруг, совершенно некстати, обнаружилось препятствие - бородачи непонятно зачем перетащили свои палатки на площадку перед входом. И хотя стояла глубокая ночь, они и не думали спать. Из глубины пещеры донеслось тарахтение их движка - значит, они там что-то делали!
        Мы спрятались за деревьями и стали обдумывать сложившуюся ситуацию. В это время из пещеры с лаем выскочил Пират и бросился к нам.
        Но Карповна совершенно спокойно поманила его рукой, и он умолк и подошел, смущенно виляя хвостом. Карповна присела перед ним, почесывая лайку за ушами. Через некоторое время Карповна выпрямилась и, вытащив Кузнечика из кармана папиной куртки, задумчиво произнесла:
        - Вот, значит, кто самый главный шкодник! Ты зачем обижаешь бедного пса? Кто ночью у Пирата украл кость и так спрятал, что пес до сих пор найти не может? Где она? Отвечай!
        - 7 Ну… это… она случайно в озеро упала, - стал оправдываться Кузнечик, обретя дар речи.
        - А кто шерсть с хвоста собаке обстриг? - продолжала допрос Карповна.
        Я только сейчас обратила внимание на странный, словно обглоданный хвост у несчастного Пирата, отчего он стал совершенно уморительным.
        - А чего ножницы рядом валялись? - вопросом на вопрос ответил чертик.
        - Ага, рядом валялись, вот я сейчас отдам тебя Пирату, пусть он ослушника потеребит немного!
        - Не-ет!!! - раздался вопль Кузнечика. - Я больше не буду.
        - А чего не будешь-то?
        - Ну, это… выбрасывать его кости в озеро. Еще не буду стричь ему хвост.
        - Нет, милый, - протянула ведьма, - ты вообще пальцем не дотронешься до собаки. Вообще - ничем и никак. Обещаешь?
        - Обещаю! - обреченно кивнул Кузнечик.
        - Ну ладно! Тогда пошли, посмотрим, что этим вашим бородачам здесь надо.
        Но мне совершенно не хотелось встречаться с ними. Опять будут смеяться и задавать глупые вопросы. А кроме того, вдруг им не понравится, что мы здесь появились?
        - Но я и не собираюсь с ними встречаться, - пожала плечами ведьма. - Только посмотрю, что они там собрались делать, и вернусь обратно. А ежели мы столкнемся лоб в лоб, тогда что-нибудь придумаю.
        И мы пошли с ней в глубь пещеры, оставив папу и крестного на поверхности. Пират весело побежал рядом с ведьмой, что не понравилось коту, сидевшему на плече у хозяйки. Он свесился с плеча и ревниво следил за Пиратом, представляя небось, как вцепится псу в морду при первом же удобном случае.
        Так что глупая лайка, думая, что подружилась с нашей компанией, жестоко заблуждалась. Двое из нас - Кузнечик и кот - были готовы ее растерзать.
        Стены пещеры начинали светиться по мере нашего приближения и потихоньку гасли позади. «Вот это здорово, - подумала я, - значит, так могут делать не только гномы, но и ведьмы. Следовательно, и я смогу научиться!»
        Сначал пол пещеры шел на подъем, затем тоннель вдруг стал изгибаться, петлять и теперь вел нас в глубь горы. К сожалению, под ногами появились в изобилии камни, так что приходилось идти очень осторожно.
        Вскоре резко усилился грохот движка бородачей, а в чистейшем воздухе запахло выхлопными газами. Впереди забрезжил свет от ламп, и пещера на глазах стала расширяться. Карповна сделала мне знак, и я послушно застыла, а она выглянула из-за стены. Постояв так некоторое время, она, ни слова не говоря, повернула обратно. Я тоже глянула одним глазком, но ничего интересного не увидела. Бородачи занимались какими-то своими делами, расставляли повсюду столы с приборами. Так ничего и не поняв, я направилась вслед за ведьмой.
        Карповна о чем-то глубоко задумалась, и потому полет до ее избушки прошел в молчании. Пират напрашивался с нами, но безрезультатно. Он даже побежал вдогонку за нами, но разве может собака догнать метлу или хотя бы ступу.
        - Ладно, - уже на крыльце сказала ведьма. - Давайте-ка ложиться спать. Утро вечера мудренее.
        Папа тут же подбежал к Карповне и о чем-то пошептался, затем позвал меня:
        - Хочешь переночевать на настоящем сеновале?
        Конечно, я хотела. И вскоре мы с папой уже забирались по лестнице на верхний настил в сарае, заполненный сеном. Мы затащили с собой несколько овечьих шкур, а снизу дед Кузя подбросил одеял и подушек. Пока папа устраивал лежбище, крестный покряхтел-покряхтел, а потом сходил в дом и взял еще и на себя одеяло и подушку.
        Я лежала на спине, подложив под голову руки. В воздухе аппетитно пахло сеном. И было ужасно удобно лежать на шкурах, укрывшись до подбородка одеялом. Чуть пошевелишься, и сено тут же начинает шуршать. А через чердачное окно виднеется кусочек неба над лесом со звездами!
        Интересно, неужели все, что предрекала Карповна о моем будущем, - правда? Я попыталась представить, что же меня там может ожидать. Но впервые в жизни мое воображение изменило мне. Рядом уже вовсю посапывал папа, а я все еще вглядывалась в звезды…
        Утром, во время завтрака, Карповна рассказала нам о том, что именно ей не понравилось в пещере. В результате недолгих расспросов выяснилось, что бородачи могут своим тарахтящим аппаратом разбудить Хранителя Мертвого озера, живущего в глубине горы, - это раз. И второе - как бы они не начали что-нибудь выбрасывать в Мертвое озеро.
        Тут встрял папа:
        - Мне что-то не понравилось упоминание о Хранителе. Это еще кто такой?
        - Не знаю. Я и сама его не видела ни разу. Просто мне в свое время говорили, что, когда только появилось Мертвое озеро, сразу же появился и Хранитель. Для того чтобы не подпускать к нему людей. А потом было землетрясение, и вход в пещеру засыпало на десятки тысяч лет. И Хранитель, которому нечего было делать, крепко-крепко заснул. А примерно с тысячу лет назад кто-то опять слегка потряс горы, и вход снова открылся. Люди почти не посещают эти места. Ваши бородачи первыми проникли в пещеру. Если они разбудят Хранителя, то он погубит их, чтобы никто не открыл тайну озера.
        Ведьма помолчала и потом заметила:
        - Надо что-то сделать, чтобы они ушли. И навсегда забыли эти места.
        И тут во мне словно колокольчик зазвенел:
        - Папа, я видела одного из них в акваланге!
        - Черт! - выругался папа. - Значит, это подводные спелеологи. Они изучают подземные и пещерные озера и реки. Они обязательно полезут в воду. Анна Карповна, что будет с человеком, если он полезет в Мертвое озеро?
        - А что ж с ним будет - умрет, конечно.
        И я в тот же миг исчезла.
        Вроде бы я успела. Тот бородач, что расспрашивал меня про браслет, как раз надевал ласты. Я кинулась к Николаю Семеновичу:
        - Нельзя в воду лезть! Не пускайте его в воду! Это озеро не зря зовется Мертвым!
        Ученые в изумлении уставились на меня.
        - Это еще что за явление Христа народу! - развел руками Николай Семенович. - Ты как здесь оказалась? И вообще, кто ты такая? Исчезаешь, появляешься, крадешь все наши фотопленки! Ты кто? Дух леса? В этих местах во что угодно поверишь.
        - Какая вам разница, кто я, - расссердилась я на него, - вам надо уходить отсюда, и чем быстрее, тем лучше. Ни за что не дотрагивайтесь до воды и тем более не пейте. Вы умрете, если только попробуете. Уходите! Ну уходите же! Я прошу вас.
        Но они и не думали меня слушаться. Обступили полукругом и стали подозрительно разглядывать, словно я насекомое какое. И вдруг аквалангист свистнул Пирата и повел его к воде. Я побежала за ним:
        - Нет! Не смейте.
        Но он удержал меня рукой.
        - Не бойся, девочка, - а сам другой рукой стал подталкивать Пирата к черной маслянистой глади озера. - Ну-ка, попей водички!
        Но лайка уперлась лапами в пол и глухо заурчала. А когда аквалангист усилил нажим, вдруг извернулась и цапнула его за руку, порвав ткань акваланга. Бородач выпрямился, а Пират отбежал подальше, глухо рыча и скаля клыки.
        - Ничего себе, чтобы Пират да цапнул Серегу за руку! Да ни в жизнь бы не поверил!
        - проговорил кто-то.
        - Вот так вот, Коля! - проговорил аквалангист, рассматривая свой костюм. - Девочке поверить надобно.
        - Так! - сказал Николай Семенович, хмурясь. - В воду никто не полезет. Без моего разрешения к озеру не приближаться. Без дополнительно разработанных предосторожностей работу не начинаем. А ты, девочка, если ты девочка, конечно, останешься с нами и объяснишь нам все толком.
        - Я девочка, - буркнула я, не решив еще, обидеться мне или нет. - Ас вами я остаться не могу.
        - Ну это мы еще посмотрим, - и Николай Семенович стал подходить ко мне.
        И тогда я опять исчезла…
        - Ну как, успела? - встревоженно встретили меня все.
        - Успела, только они не хотят уходить из пещеры.
        - Ну что ж, значит, будем их выгонять оттуда, - предложил папа.
        - Будем, - согласилась ведьма.
        - Значит, так, - продолжил папа, - у меня есть предложение. В группу по изгнанию бородачей должны быть отобраны только добровольцы. А здесь, в доме Анны Карповны, будет наша база. Первым записываюсь я!
        В папин список попали все, кроме кота и Карповны. Я насторожилась, что это у папы вновь прорезался в голосе военный уклон. Но пока решила промолчать.
        Кузнечик воспрял духом. И поскольку обсуждение наших действий мы перенесли на улицу, чтобы хозяйка нас не слышала, то вскоре уже Кузнечик вовсю заливался соловьем:
        - Значит, так! Мы высаживаемся у входа в пещеру. Ты и ты, - он кивнул в сторону папы и крестного, - растягиваете колючую проволоку. А ты, Ника, гонишь эту тварь из глубины пещеры прямо на засаду. И когда эта собака, запутавшись с ног до головы, завоет от боли и страха, тут-то и появлюсь я. И я ей скажу, наступив на хвост: «Вон из моего леса, человеческий прихвостень!»
        Тут крестный, не сдержавшись, дал Кузнечику, блаженно прикрывшему в этот момент глаза, хороший щелбан. Того как ветром сдуло с места. Чертенок перекувыркнулся несколько раз в воздухе, но тут же встал и заявил, потирая лоб:
        - Впрочем, я готов согласиться и с другими предложениями.
        Папа стал медленно рассуждать:
        - У нас есть задача - заставить ученых покинуть эти места. Их забывчивость будет обеспечивать Ника. Здесь, в этой ситуации, дочка, я тебе разрешаю воздействовать на память этих людей так, чтобы они забыли не только свое пребывание в этих местах, но и причины, по которым они оказались у озера. Но нам надо придумать, как их выгнать. Самое легкое - похитить у них все съестные припасы, одежду, спички и прочее, что позволяет им жить в лесу.
        - Ура! - опять загорланил Кузнечик. - Мы начнем воровать немедленно. Ника, пошли за мешками…
        Но тут он посмотрел на крестного и замолчал, втянув голову в плечики.
        А папа продолжал:
        - Пугать их бесполезно. Они видели Нику и поймут, что тут дело нечисто. Уговаривать тоже бесполезно. Знаю я этих ученых. Пока не выяснят, что хотят, ни за что не уйдут отсюда.
        - Да! - тут я вспомнила кое-что и обернулась к Кузнечику. - Ну-ка, отвечай - это ты стащил у ученых всю фотопленку?
        - Конечно, я! - горделиво выпрямился чертенок. - Я первым внес лепту в дело изгнания бородачей. Вы еще и не думали, а я уже действовал.
        - Ну-ка, ну-ка, - заитересовался папа. - Что это еще за пленка?
        - Ну, пока все спали, - стал объяснять словоохотливый Кузнечик, - я вытащил из фотоаппаратов все пленки. А то они все пытались сфотографировать русалок. А вдруг бы и меня захотели снять! Нет, думаю, шиш вам!
        - Так, Кузнечик! Я уже запутался, кем я тебе прихожусь, вроде дедом! Но если ты хочешь и дальше жить в нашей семье, то запомни одно: не лезь вперед батьки в пекло! Понял? А не то выгоню к чертовой матери! - пригрозил папа и тут же сплюнул от огорчения: - Тьфу ты! Ну в общем, просто выгоню.
        И тут Кузнечик обиделся по-настоящему:
        - Да что вы меня все время третируете? Жить не даете! Что вам Кузнечик плохого сделал? Мне не нужны такие родственнички, которые только и умеют, что попрекать! Все! Останусь у Карповны, и пусть она мною печки разжигает, собакам скармливает! А вам будет стыдно, да уже ничего не поделать! Вот!
        И с этими словами он отошел от нас и разлегся на траве под кустом смородины, сделав вид, что совсем не слушает наши разговоры. Хотя уши его, словно локаторы, были направлены в нашу сторону.
        Мы сначала сдерживались, но потом не выдержали и засмеялись. Когда все успокоились, папа позвал Кузнечика:
        - Ну ладно, не обижайся! Я ведь не со зла! Иди к нам!
        Кузнечик как-то боком, вроде бы нехотя, вернулся, но еще долго молчал, переживая обиду.
        - В общем, так! Ничего воровать у них не будем! Просто испортим двигатель, и у них не станет электричества. А это значит что? Что приборы у них работать не будут. Ура! И им придется вызывать вертолет, чтобы он забрал их отсюда. Стоп! А вдруг они тогда решат просто отдохнуть здесь? И расположатся у Серебряного озера? Нет. Похищение не отменяется. Значит, я порчу двигатель. А остальные занимаются выносом. О!.. Руководить хищением будет…
        - Я! - снова встрял Кузнечик, вытягивая свои крохотные лапки. - Ну что я смогу украсть, кроме фотопленки? Зато хлебом не кормите, лучше дайте поруководить!
        - Хорошо! Не будем больше тебя кормить хлебом, - сказал папа, стиснув зубы и одновременно подмигнув мне, - после обеда и начнем.
        - А как назовем операцию? - не успокаивался Кузнечик.
        - Ну… - задумался папа, - операцию назовем «Цунами»!
        Глава XXIII Операция «ЦУНАМИ»
        Я схоронилась за деревьями и следила, когда Кузнечик подаст знак с дерева. Тогда я проникну внутрь и вытащу оттуда ружье - чертенок разведал, где оно лежало. Соль мы уже утащили всю. О чем повар еще не знал. Да и спички тоже. Против ожидания, все это проделал Кузнечик, желая отличиться. Осталось только утащить несколько ружей и патроны к ним. Папа в это время находился в пещере с, как он выразился,
«диверсионно - подрывной» целью. Закончив похищение, мы должны были поднять крик и вой, чтобы все ученые выскочили из пещеры, а в это время папа бы и испортил движок. Ну а после я бы забрала оттуда его. Такое вот «Цунами».
        Пират нам помешать не мог, потому что бородачи взяли его с собой в пещеру. Так что операция прошла удачно. Я не знала, как называются по-правильному все эти ружья и карабины, которые я вытаскивала из палаток и передавала крестному, да и не хотела знать. Зато скоро дед Кузя стал похож на героев американских боевиков - весь увешанный оружием. Только борода все дело портила. Я смотрела на деда Кузю и завидовала ему - он такой сильный. Я тащила одно ружье, сгибаясь и кряхтя, а он стоит с четырьмя, и хоть бы хны. Хотя, с другой стороны, на то они и взрослые, чтобы быть сильнее.
        Кузнечик еще раз прошмыгнул по палаткам, но ничего больше ценного не узрел и разрешил закончить операцию. Все оружие мы попрятали в лесу, а соль и спички положили в мой рюкзачок, чтобы отдать Карповне.
        Вскоре повар обнаружил пропажу и спичек, и соли, и всего прочего и теперь вызывал всех из пещеры по рации.
        Едва у входа показались ученые, я мгновенно перенеслась к папе. Кузнечик же остался, по собственной инициативе, следить за бородачами.
        Папа у движка вовсю чертыхался, как сапожник. С гаечными ключами в перемазанных ручках, с всклокоченными волосами он был так уморителен, что я рассмеялась.
        - Гладко было на бумаге, да забыли про овраги, - досадовал папа. - Силы-то нет у меня! Ну-ка, чем смеяться, давай ты попробуй.
        И папа показал мне гайку, которую надо было открутить. Но ничего не вышло. Ни одна гайка не захотела откручиваться. Повозившись еще несколько минут, папа бессильно опустил руки, но тут же воспрял духом:
        - Ника! Ты видела у Карповны сахар?
        - Нет, - пожала я плечами.
        - Жаль! - искренне огорчился папа и вдруг закричал: - Нет! Еще не все потеряно! Ну-ка, сгоняй в Белозеро и притащи оттуда чашку сахарного песка.
        Я удивилась, зачем папе так нужен сахар, но выполнила его просьбу. В доме в Белозере все оставалось по-прежнему, только тонкий налет пыли опять начинал придавать нежилой вид горнице. Я быстро набрала в стоявшую на столе чашку сахар и вернулась к папе.
        Надо сказать, что мне очень стали нравиться мои способности: я спокойно могла вернуться туда, где побывала хоть раз, пусть как далеко. Просто я еще забывала об этом. А так, р-раз - и я в Белозере! А захочу - ив Осло окажусь! И тут я поняла, что зимой смогу побывать в самых разных уголках Земли.
        Тем временем папа открутил крышку бензобака и высыпал прямо туда весь сахар. И тут же плотно закрутил крышку обратно.
        - Ну а теперь можно отсюда сматываться! - с довольным видом сообщил папа.
        И мы вернулись в ведьмин домик.
        За обедом папа был весел и строил планы:
        - Я думаю, что к вечеру они поймут безнадежность своего положения, вызовут вертолет и уже завтра, собрав все свои пожитки, улетят восвояси. Так что максимум к завтрашнему вечеру их уже здесь не будет.
        Когда все вышли из-за стола, Анна Карповна отозвала меня в сторонку:
        - Пускай твои пока сами чем-нибудь займутся во дворе, а ты останься со мной. Я хочу с тобой немножко поговорить.
        Так что папа и крестный одни пошли что-то чинить на дворе. Я же осталась в избе. Мы снова уселись за стол друг напротив друга. И я впервые рассмотрела как следует нашу хозяйку. И совсем она нестрашная оказалась. Только сильно морщинистая. Зато глаза ярко-синего цвета очень добрые и веселые. И я поняла, что ведьма просто притворялась передо мной злой и сердитой.
        - Я хочу, Никочка, раскрыть тебе некоторые тайны. Но перед этим спрошу тебя: хотела бы ты стать настоящей ведьмой?
        - А я разве ненастоящая? - удивилась я.
        - Нет, ты - настоящая. Просто у тебя уже есть способности, но еще нет знаний и умения применить их. Так вот, хотела бы ты научиться быть настоящей ведьмой?
        Тут я вспомнила, как папа шутил про ведьминскую школу, и подумала: вдруг мне предлагают поступить в такую спецшколу, где учатся только маленькие чертенята и ведьмы. Вот здорово, хоть бы одним глазком туда заглянуть! И я, конечно, согласно кивнула. Еще бы! Чем эту математику и русский учить, лучше учиться всяким разным чертовским штучкам.
        Но Анна Карповна тут же разочаровала меня:
        - Не бойся, долгой учебы не будет. Просто я обучу тебя тайному языку. На этом языке писали в древности волхвы. А потом я отдам тебе свою книгу. Вот и все обучение.
        И хозяйка, отойдя от стола, достала из большого сундука, стоявшего под окном, маленький сундучок, сделанный из серебра, и бережно его поставила на стол. Внезапно крышка открылась сама по себе, и Карповна достала оттуда сверток из шелка, под которым угадывались очертания большой книги. Откуда-то из памяти всплыло название для подобных старинных книг - «фолиант». Оно гораздо больше подходило тому, что я увидела, - толстый кожаный, на костях переплет, серебряная застежка, и никакого названия. Анна Карповна положила руку на переплет и торжественно произнесла:
        - Этой книге уже больше двух тысяч лет. Ее переписали с еще более древних. Скоро она станет твоей.
        - А что там? Заклинания? - шепотом спросила я. Древность этой книги просто ошарашила меня.
        - Нет! Обычные люди за долгую историю своего существования понапридумывали множество небылиц про ведьм и колдунов, в том числе и про необходимость заклинаний для волшебства. На самом деле заклинания - это так, для пущего эффекта. Пробормочешь какую-нибудь чушь, руками помашешь, когда лечишь больного или раненого, и все - он доволен. А если ничего этого он не увидел и не услышал, то что получается? Он начинает думать, что сам исцелился. Или, что гораздо хуже, что ведьме помогает дьявол. Которого, кстати, придумали сами же люди.
        - Ой, ну а черти-то есть? Настоящие? Вон ведь лешие - то есть!
        - Никочка! Неужели ты еще ничего не поняла? Изначально на Земле жили только люди, которые от собственного бессилия придумывали всякие сказки про нечистую силу и прочие чудеса. А потом появились те, первые, со скрытыми способностями. Такие же, как ты и я. Только им никто ничего не объяснял. Вот ты захотела, чтобы твой чертенок ожил, дунула на него, и все! Теперь он живой, настоящий. Так и те - первые, что стали для обычных людей колдунами и магами, насоздавали всяких существ, сами того не ведая. С тех пор так и повелось. Так появились и гномы, которые обзавелись уже своими тайнами, своей историей. Ясно?
        - Вот это да! Так это что, мне теперь совсем мечтать нельзя? Только я представлю себе что-нибудь - и это тут же появится на самом деле?
        - Увы! - подтвердила хозяйка. - Теперь тебе надо быть гораздо осторожней и осмотрительней не только в поступках, но и в мыслях, и в желаниях. Это неизбежная плата за обретенное могущество. Так вот, в этой книге описаны пределы наших способностейСОЗДАВАТЬ, ИЗМЕНЯТЬ И РАЗРУШАТЬ. Когда ты ее прочтешь полностью, тогда только поймешь про себя все: в чем заключается именно твое предназначение. Тогда только овладеешь своими способностями и станешь настоящей ведьмой. Или ведьмочкой. Но! Ты мне должна дать слово, что не откроешь эту книгу прежде, чем тебе исполнится двадцать пять лет, и не будешь пытаться самостоятельно пробовать свои силы и способности, кроме тех, которыми ты уже овладела. Я имею в виду твои перемещения. Можешь это делать, и молодец. А больше ничего не пытайся!
        Ух, как я расстроилась! Я уже почти не слушала Карповну, представляя, что бы могла сделать в первую очередь. Помогать всем людям, избавить мир от болезней. И тут оказывается, что мне нельзя этого сделать сразу, а надо ждать еще много-много лет.
        - А если я дам слово, а сама прочту раньше? Что будет?
        - Ничего не будет. Ровным счетом ничего. Ты не мне даешь слово и не книге. Ты даешь слово себе! - хитро усмехнулась хозяйка.
        Я тяжело вздохнула и, усевшись поудобней на лавке, произнесла:
        - Я не буду открывать и читать эту книгу до тех пор, пока мне не исполнится двадцать пять лет. Я не буду пытаться применять свои способности, кроме одной - способности к перемещению, до достижения этого же возраста.
        - Ну и молодец! Ишь как складно-то получилось у тебя, - обрадовалась Анна Карповна. - Так, а теперь иди ложись на кровать, чтобы удобнее было.
        Я сделала, как мне было велено, и вытянула руки вдоль тела. Хозяйка достала с полки какую-то глиняную баночку и вскоре уже мазала мне виски очень пахучей мазью. Затем я проглотила невкусный настой, и Анна Карповна, подсев рядом, прижала правую ладонь к моему лбу, а левой стала водить кругами над моим лицом, и я почти сразу стала проваливаться в сон…

…Когда открылись глаза, день за окном уже клонился к вечеру. Никаких изменений в себе я не чувствовала. Хозяйка все так же сидела рядом со мной на кровати и лишь теперь отняла руку ото лба.
        Я честно призналась, что ничего не чувствую.
        - Пошли, - ведьма потянула меня за руку к столу, - открой любую страницу!
        Я осторожно раскрыла книгу на первом попавшемся месте. Страницы пожелтели от времени, но все еще были глянцевыми и прочными. На них столбцами были нанесены непонятные закорючки. И вдруг я поняла, что эти закорючки мне знакомы, а столбцы уже складывались в слова: «…За пределы тела нет выхода чаще двух раз в лунный месяц. Если же трижды, то демоны…»
        Но тут Анна Карповна закрыла книгу:
        - Ну вот. Пока вы здесь, она полежит у меня, а после ты ее заберешь с собой. Давай собирай свое войско на ужин. - И с этими словами книга была опять надежно укрыта в сундучке.
        Крестный закончил выкладывать камнями родничок, бивший во дворе. Получилась небольшая запруда, от которой отходил теперь каменный желобок к лесу. И уже вовсю по новому руслу весело струилась вода. Рядом с родничком угнездилась новая скамья с деревянной подставкой под ведро, а сбоку висел черпачок. Папа стоял рядом весь измазанный в глине, но довольный! Будто уже снова большим стал.
        Я им крикнула, чтобы мыли руки, а сама отправилась прихватить Кузнечика с боевого поста. Впрочем, папа и крестный еще не успели и шага сделать в сторону рукомойника, а я уже вернулась. Кузнечик соскочил с моих рук и побежал, продираясь сквозь траву, к папе:
        - Командир, незадача! Бородачи и не думают собираться. Они вызвали вертолет. Так он прилетел и привез им какие-то ящики и мешки. И там еще двое новеньких осталось. Что делать будем?
        Папа аж на траву сел:
        - Ну паразиты! Они хотят войны? Так будет им война!
        И Кузнечик тут же приложил ладонь к рожкам:
        - Так точно! Пленных брать будем?
        Папа непонимающе взглянул на чертенка, потом до него что-то дошло, и он махнул рукой:
        - Будем, будем. Только потом!
        Но тут подал голос Кузьмич:
        - Слышь, Тимофеич, может, я ничо, конечно, в стратегии не смыслю. Но пришла мне одна мысля. А какого рожна мы все это тут затеваем, ежели ты давно уже мог спокойно триста раз окунуться в это Мертвое озеро? И не надо было бы у ученых ружья тырить! А? Я не прав? Ника тебя туда оттащит и вмиг обратно. Дорога-то дочке твоей теперь известна!
        - Да? - папа явно поразился услышанному.
        Я тоже остолбенела, переваривая эту гениальную мысль крестного.
        Кузнечик сразу понял, что войны не будет. Он махнул рукой в сторону деда Кузи и с горечью произнес:
        - Эх! И кто тебя, Петрович, за язык-то тянул!
        Папа с Кузнечиком так смотрели на крестного, что я бы на его месте со стыда провалилась под землю. Но поскольку я была на другом месте, то всего-навсего решила высказать свою мысль:
        - И тем не менее ученых надо убрать подальше от Мертвого озера. Так что операцию
«Цунами» никто не отменял.
        Лучше всех в нашей компании явно соображал Кузнечик. Он опять понял все первым и заплясал вокруг меня:
        - Ур-ра! Ур-ра! У меня самая мудрая в мире мамочка!
        Я потянула за собой папу, и мы пошли ужинать. Чуть позже я, улучив минутку, спросила совета у хозяйки:
        - Анна Карповна! А можно я сама этих ученых заставлю уйти отсюда и забыть все? Ну один только раз, как сумею. Я и книгу-то еще не получила от вас. Ну так хочется попробовать настоящее колдовство.
        - Нет, моя девочка, - мягко сказала хозяйка, покачав головой. Потом надолго задумалась чему-то своему и опять повторила: - Нет, моя девочка. Я сама завтра прогоню незнакомцев из пещеры и леса. А ты вообще выбрось всякие такие мысли из головки.
        Я захотела опять ночевать на сеновале. Так что папе, ну а с ним и крестному, ничего не оставалось, как составить мне компанию.
        И снова звезды светили мне через чердачное окошко. А я вдруг задумалась: а что, если мне попробовать отыскать свою звезду? Смогу ли я это сделать, когда вырасту? И что я там увижу? А вдруг там будут разумные существа, похожие на нас? Или, наоборот, ужасные монстры?
        Но тут я вспомнила слова хозяйки о том, что надо быть осторожнее в своих фантазиях. Испугалась, что вдруг уже натворила чего-нибудь лишнего, и еще раз дала самой себе слово: отныне - никаких мечтаний. С тем и заснула.
        Разбудили меня непонятные звуки со двора. Дед Кузя и папа еще спали. Я выглянула в окошко и увидела, что во дворе вовсю развлекался Кузнечик. Он горланил какие-то песни и учился маршировать на крыльце ведьминой избы. Второй день подряд я поражалась чертику. Откуда у него такая тяга ко всему военному? Но потом дала самой себе ответ: «Конечно, от дедушки, от его дедушки, то есть от моего папы!»
        Все собирались в поход, гадая попутно, что же сделает с учеными Анна Карповна. Поскольку она ничего объяснять не стала, то сразу же посыпались невероятнейшие предположения.
        Начало положил крестный, заявив, что ведьмы обычно всех ученых превращают в змей. На мой вопрос: «А почему в змей?» - крестный ответил, что змея - это символ мудрости, потому что все змеи - это на самом деле заколдованные ученые.
        На что папа предложил крестному не пудрить мозги ребенку. Можно подумать, что я обращаю внимание на всякие глупости.
        Тогда в разговор вступил Кузнечик:
        - Ничего подобного! Ведьмы превращают ученых исключительно в лягушек. А потом их продают французам, которые обожают есть всякую гадость. А если эта гадость умная, то вообще прекрасно!
        Тогда папа заявил:
        - А ты хоть знаешь, кто такие французы?
        На что Кузнечик, подумав, честно ответил:
        - Нет, не знаю и знать не хочу.
        - Но почему? - удивился крестный.
        - Потому что они едят всякую гадость! - талдычил свое чертенок.
        Конец спорам положила хозяйка, вышедшая на крыльцо:
        - Я никого не буду превращать. Они просто забудут все и уйдут восвояси. Ну что, все готовы? А то, может, мы вдвоем с Никой справимся, а вы нас здесь подождете?
        Но никто не согласился ждать, и я перенесла всех нас прямо в пещеру. Тарахтенье нового, более мощного движка, стоявшего у дальней стены, отражалось от сводов. Множество ламп залили ярким светом пещеру. Бородачи нас сразу не заметили, потому что сгрудились перед двумя столами. Там что-то находилось, за чем они напряженно следили. В центре стоял Николай Семенович. Он махнул рукой ученому, находившемуся у кромки озера с черпаком в руке, и тот, зачерпнув воды, понес ее к столам. Ученые расступились, и я увидела, что на столах стоят клетки, а в них шевелятся белые мышки.
        - Нет! - крикнула я и побежала, чтобы не позволить им вылить воду на бедных мышек. А именно это они и хотели сделать, я сразу поняла.
        Ученые удивленно обернулись на мой голос, и лица их вытянулись.
        - О-о-о! - застонал Николай Семенович. - Чертовщина продолжается. А я-то уж надеялся! Ну почему вы к нам пристали? Еще и бабку привели какую-то. Ведьму небось. Мало нам было воришек. Слышь, бабка, порчу будешь насылать?
        - Нет, - спокойно ответила та, - я просто заставлю вас забыть все. Вас ведь предупреждала девочка - уходите отсюда. Так нет! Любопытство заставляет вас делать глупости, за которые будут расплачиваться другие. Вы, словно малые дети, лезете туда, куда вам лезть еще рано. И надо бы вас наказать, да ведь не вы одни такие на свете. Поэтому…
        Тут Анна Карповна вышла на середину пещеры:
        - …Поэтому вы сейчас соберете все свои вещи и вынесете их вон. Погрузите, куда следует, и улетите к себе в город. И на всю жизнь забудете о существовании и этой пещеры, и тех, с кем вы встречались здесь.
        К моему удивлению, ученые тут же стали собирать свои приборы, а упаковав, выносить из пещеры. Бросая взгляды в нашу сторону, они смотрели сквозь нас, будто мы вдруг стали невидимками.
        - Вот это настоящее колдовство! - вдруг заявил, неизвестно к кому обращаясь, крестный. - Это тебе не ружья по палаткам тырить.
        Карповна вдруг прислушалась к чему-то, тяжело вздохнула и обратилась ко мне, одновременно поманив и папу:
        - Ну что ж, давай-ка побыстрее сделаем то, ради чего вы пришли. А то не нравится мне что-то в вас. Вы там, в Колыбели Жизни, только плескались или еще и на вкус пробовали?
        - Только плескались, - замотал головой папа.
        - Ну вот и хорошо. Мы тебя с Никой сейчас окунем. Раздевайся побыстрее.
        Мы подошли к краю озера, и папа стал скидывать с себя одежду. Но когда он уже голенький стоял на берегу и мы подхватили его за руки, раздался глухой гул, и пещера дрогнула.
        - Давайте быстрее, - заторопила нас Анна Карповна.
        Папа задержал дыхание и закрыл глаза. Мы его быстренько опустили в воду, и в это время кусок дальней стены в пещере отвалился, придавив движок ученых. Тарахтенье, изрядно раздражавшее нас, стихло - свет погас. Зато тотчас стали светиться стены. Это явно постаралась Анна Карповна.
        Мы выдернули папу из воды, следя за огромным провалом в стене. Оттуда вдруг понесло жаром и смрадом. Я прямо кожей ощущала, что оттуда на нас надвигается что-то огромное и страшное.
        Бородачи, не успевшие унести свои приборы и столы, испуганно замерли. Также замер неподалеку от нас и крестный.
        Тишину вдруг прорезал голосок Кузнечика:
        - Смываемся! Атас!
        Мы к тому времени поставили уже папу на берег, и я привычно напряглась, чтобы перенестись со всеми подальше, но какая-то небывалая тяжесть навалилась вдруг на меня. А из провала засветились три огромных кровавых глаза.
        Я все же сумела перенестись, но, озираясь вокруг, поняла, что на ведьмином дворе я оказалась одна! Как?! Неужели то ужасное, что вылезало из проема, умеет колдовать и, не сумев удержать меня, обездвижило всех остальных?
        И тогда я тут же вернулась.
        Действительно, все в пещере застыли в самых нелепых позах. Бородачи, таскавшие свои ящики, крестный с Кузнечиком на плече, папа, наклонившийся за штанишками. Только Анна Карповна явно не попала под влияние ужасных глаз. Но и она сейчас стояла недвижно.
        А между тем это существо уже полностью вылезло из проема.
        Глава XXIV Хранитель
        Перед нами появилось чудище из кошмарных снов. Я в жизни не смогла бы представить себе нечто подобное.
        Огромный мешок из грубой сморщенной бурой кожи в два-три моих роста. Он клубился и постоянно менял свою форму и размеры. Складки то втягивались внутрь, то множились, нарастая пластами. Казалось, внутри этого мешка постоянно борются несколько существ поменьше. Тем не менее он целенаправленно катился к нам - вроде бы неспешно, однако чувствовалось, что он может развивать большую скорость. Но самое противное было то, что из этого мешка постоянно высовывались в разные стороны жуткие лапы. Было совершенно непонятно, какой они длины и сколько их. И только три глаза, не мигая, неотрывно смотрели на нас. От чудища отрывались целые пласты кожи, обнажая ярко-красную плоть, впрочем, тотчас скрывающуюся под нарастающей вмиг новой кожей.
        Это приблизилось вплотную и нависло над нами, исторгая из себя омерзительный запах гниения. Я совершенно растерялась от того, что происходило со мной. Я не могла никого спасти от чудовища! И хоть сама я была свободна и могла исчезнуть куда угодно, но сразу возникал вопрос: «А как же папа, крестный, ведьма, Кузнечик, да и ученых нельзя бросать здесь, хоть они и хотели ставить опыты над несчастными мышками?»
        Чудище перевело глазищи на меня, и в голове сразу усилилась тяжесть, а я почувствовала себя лягушкой, которую начали препарировать.
        Последней связной мыслью было: «А ведь леший опять наврал мне, что здесь никаких неприятных сюрпризов не будет. Но только, кажется, я уже не смогу уличить его в обмане».
        И тут в голове словно все мысли взбесились. Я уже не могла ни о чем связно подумать. Всплывали какие-то обрывочные мысли, образы и тут же прятались обратно в глубины памяти. Подумать о спасении было совершенно невозможно. Иногда наступало просветление, но тут же вновь усиливалось давление на мозг, и опять мысли расплывались манной кашей.
        Это продолжалось, наверное, тысячу лет. И когда чудище оторвало от меня свой взор и я смогла опять хоть о чем - то подумать, первая явившаяся мысль была идиотской:
«Теперь я знаю, что чувствует выжатый лимон».
        Я подошла к папе и попробовала выпрямить его и одеть, но не смогла: он словно окаменел. Нагнувшись, я кое-как натянула на него штанишки, а куртку уже просто накинула на плечики.
        Меж тем чудовище продолжало внимательно разглядывать своих пленников. И вдруг прямо в моей голове, словно кто динамики туда всунул, раздался голос:
        - Ты слишком юна и неопытна. Ты, так бездарно попавшая в капкан собственных желаний. Мне некуда торопиться, поэтому я попробую пообщаться с тобой. Но не ради тебя, не обольщайся! А ради того, чтобы самому не разучиться мыслить. Ты, наверное, уже догадалась, что я и есть Хранитель. Я слегка покопался в ваших головах и теперь хотя бы знаю, как далеко отнесла меня река времени, пока я спал. Измельчали люди. Да!
        Хранитель умолк, пронзая меня своим взглядом, а я замерла, как кролик перед удавом, не в силах пошевелиться.
        - Измельчали! Шелухи, мусору внутри стало больше, а вот жизненной силы… силы стало гораздо меньше. Да! - голос произнес это так, что мне фоном послышался за этим тяжелый вздох, словно Хранитель сожалел о чем-то. - Ты не бойся меня. Я не трогаю колдунов и колдуний. Ты со своей наставницей можешь спокойно покинуть пещеру. В вас я уверен. А твои спутники, как, впрочем, и эти людишки, тщетно пытающиеся добиться звания мудрых, останутся здесь. Навсегда… Тебе интересна их дальнейшая судьба? Я их съем. А как только сделаю это - я снова засну. Ах да, будешь уходить
        - забери свое порождение. Кузнечик, да? Ты ведь так его называешь? Ну что ж, удачи тебе, маленькая колдунья.
        И в тот же миг, но не по своей воле, я оказалась на поляне перед пещерой. Рядом со мной стояла Анна Карповна, а на моем плече появился Кузнечик, тряся головой, словно ему в ухо попала вода.
        Ох! Я перевела дух от облегчения, что можно забыть про этот кошмар. И вдруг меня словно током ударило! Там ведь остались папа и крестный! Я закричала от страха и снова перенеслась в пещеру.
        Папа и крестный оставались неподвижными. Но теперь ужас и страх метался под сводами пещеры! Хранитель как раз подтягивал одного из ученых к себе. У него не открылся рот, а просто обозначилась дыра в теле, куда он явно намеревался отправить жертву, и от этого вид Хранителя стал еще ужаснее.
        Я же продолжала кричать, глядя на этот кошмар. Чудовище повернулось ко мне, и снова в моей голове раздался трубный голос:
        - Зачем ты вернулась? Ведь все решено! Или ты хочешь предложить мне свою жизнь в обмен на жизнь твоих родных, словно героиня ваших смешных сказаний? Так знай, мне не нужна твоя жизнь.
        Я растерялась. И действительно, хотя я и вернулась в пещеру, но не знала, что мне сделать, чтобы спасти все эти жизни. Меня затрясло от бессилия, незнания и страха. Есть ли хоть кто-то на свете, кто научил бы меня, как быть?
        И тут я услышала за спиной голос запыхавшейся Анны Карповны:
        - Ты неискренен, Хранитель! За время долгого сна ты, наверное, забыл, что не бывает в мире ничего окончательного и решенного! Ты не можешь лишить ее возможности выбора.
        - Что за чушь ты несешь, лесная отшельница? - загрохотал Хранитель, явно сердясь.
        - Выбор - это мираж, созданный судьбою в утешение слабым и глупым. Почему ты хочешь сделать маленькую ведьму слабой? Она уйдет из пещеры, злясь на меня, и пусть я даже стану для нее самым лютым врагом, но в душе у нее не будет сомнений: а правильный ли она сделала выбор? Потому что выбор никогда не может быть верным! Всегда приходится от чего-то отказываться! Так почему ты искушаешь ее?
        - Это ты глуп, Хранитель! - возразила моя наставница, бесстрашно приблизясь к чудовищу. - Выбор происходит не между большим и меньшим, выбор - это возможность для человека оставаться человеком.
        - Она колдунья!
        - Она человек! Не лишай ее этой судьбы! - взмолилась моя наставница.
        Хранитель надолго задумался, отложив в сторону несчастного бородача. Все это время я стояла, боясь пошевелиться и надеясь, что Карповна что-нибудь сумеет придумать и выручит отсюда нас всех. Но, кажется, мои надежды не оправдывались.
        - Что ж! Раз вы не хотите прислушаться к голосу разума! - Мне показалось, что Хранитель вдруг подмигнул одним глазом, но, наверное, это только показалось. - Хорошо! Итак, Ника! Выбирай! У тебя есть первая возможность: покинуть мою пещеру вместе со своей наставницей и Кузнечиком. При этом ты, как я успел понять, станешь через несколько лет одной из самых могущественных колдуний. И у тебя есть другая возможность: сохранить жизни не только отца и крестного, но и всех этих людишек! Но!.. Нет, нет! Не торопись, я же сказал уже - твоя жизнь мне не нужна. Это слишком легко. Нет! Просто в обмен на жизнь этих людишек я отбираю всю твою волшебную силу вместе с браслетом моего старого знакомца Аш-Ура. И ты окажешься на поверхности обычным ребенком. И НИКОГДА, ты слышишь, никогда не станешь тем, кем могла бы стать! Можешь думать сколько угодно - я не тороплю.
        И Хранитель замер, подтверждая свои слова. А мне захотелось плакать…
        Вот и все! Игра кончилась! Это была всего лишь сказка! У которой оказался такой печальный конец! И все же я не могла никак поверить в случившееся. Неужели мне и вправду придется отказаться от моих полетов? От путешествий в любые уголки Земли? И даже от звезд?
        Не в силах сдержаться, я опустилась на каменистый пол пещеры и зарыдала. Но слезы не приносили облегчения, а самое главное - ответа. Я очень любила папу и крестного и, конечно, не могла и помыслить, чтобы оставить их здесь на съедение этому чудищу. Но и отказаться самой от своей новой жизни я не могла! НЕ МОГЛА!
        Проклятая старуха! Прав был Хранитель! Я не могу сделать выбор! Ну почему - я? Помогите же мне кто-нибудь!
        А может быть, это все понарошку? Может, Хранитель меня просто пугает? А потом возьмет да и отпустит всех? Но нет. Так могла подумать прежняя Ника, а теперешняя понимала, что все происходит взаправду!
        Тут до меня дошло: если я и спасу папу от смерти, то, перестав быть ведьмой и лишившись браслета Аш-Ура, не смогу сделать его взрослым. А в таком виде он не сможет вернуться к маме!

0-о-ой! Пусть бы я уж лучше вообще ничего не знала, и не было бы со мною ничего, чем вот так мучиться!
        Я даже закрыла глаза, а вдруг получится вернуться в начало лета? Я бы пошла вместе с Лизкой на заимку лесника и не поссорилась бы с ней, и не заблудилась бы в лесу! И ничего бы не знала! Но нет! Открыв один глаз, я увидела ненавистную мне пещеру.
        Глава XXV Ну не знаю я!
        И тут моей щеки коснулась невесомая лапка Кузнечика:
        - Ма! Мы серьезно влипли, да? Я могу чем-нибудь помочь?
        Я вытерла слезы и ответила:
        - Нет, Кузнечик! Теперь мне никто не сможет помочь.
        Удивительно, вместе со слезами из меня ушло и все плохое, что всколыхнулось в душе. И наступила пустота! Какое-то усталое равнодушие овладело мной, когда я подходила к Хранителю.

«Да пропадите вы пропадом со своими колдовскими играми! От чего еще мне придется отказываться потом, когда я стану настоящей ведьмой, если уже сейчас мне приходится так тяжело?»
        - Я решила, - прознесла я каким-то чужим голосом, но сил удивляться этому не было,
        - я не хочу быть колдуньей, только отпусти всех!

«Ничего, папа, мы еще поборемся! В конце концов, у нас есть драгоценные камни. Мы их продадим и поедем в Норвегию. Как-нибудь да найдем Одинокий утес в Туманном фьорде. А уж если один раз прошли Подземелье, то и второй уж как-нибудь пройдем!»
        Хранитель вдруг вытянул свои лапы, схватил меня и притянул поближе к себе, уставившись глазами мне прямо в лоб. Кузнечик от неожиданного рывка свалился с моего плеча и бежал к нам с воплем:
        - Нет! Не смей…
        Я подумала еще: «Странно, что я не испытываю омерзения от прикосновения его гнусных лап», но тут же перестала удивляться и этому, зато в голове вдруг зашумело, и я стала проваливаться в невесть откуда возникший водоворот, только почему-то - из искр. Может быть, правильнее было бы сказать - искроворот?..
        Глава XXVI Лето кончилось
        Остановись, Хранитель! - вдруг ворвался в мое сознание голос Карповны. - Ну в чем еще дело? - недовольно произнесло чудовище. - Я не успел с тобой познакомиться, а ты уже дважды рушишь мои намерения. Что тебе еще от меня надо? Уйди с миром.
        - Ответь мне на три вопроса.
        - Ну хорошо, давай твои вопросы, - согласился Хранитель.
        - Первый: большее - лучше, чем меньшее?
        - Конечно.
        - Второй: если у тебя в руках меньшее, а я тебе предложу большее, ты пойдешь на такой обмен?
        - Конечно. А можно встречный вопрос: что ты мне можешь предложить?
        Я слушала эту странную беседу, очнувшись от чар Хранителя, и тихонько бесилась. Сейчас бы все уже кончилось, а эта дурацкая старуха опять вышла со своими бреднями.
        - Нет, подожди, - не успокаивалась ведьма, - мой третий вопрос: кто лучше - Ника, совсем еще неопытная ведьма с нераскрывшимися способностями, или я?
        - Нет! - взревел Хранитель. - Ты обманула меня. Я не буду отвечать на твой вопрос! Уходи!
        - Нет! Ты обязан мне ответить! Или ты забыл Заповеди?
        - Ты решила подловить меня! Так знай, что я согласен на твой новый обмен, но поскольку происходит изменение сделки с твоей стороны, то и я могу внести новый пункт. Разве не так, о, хитрейшая колдунья? Так вот, ты не просто отдашь мне свои колдовские силы. Ты останешься здесь со мной. Навсегда!
        Карповна вскинула резко голову, будто хотела рассмотреть что-то на сводах пещеры, но при этом закрыла глаза. Затем шумно выдохнула и снова взглянула на нас:
        - Отпусти девочку! Я согласна!
        И в тот же миг я снова оказалась перед пещерой. Рядом упал папа, не удержавшийся на ногах. Крестный озирался вокруг с недоумением:
        - Уже все, что ли? Искупались? А Карповна где?
        - Нету больше Карповны, - уже второй раз в этот день я услышала, как Кузнечик говорит серьезно, без обычного своего кривляния.
        Папа и крестный с удивлением посмотрели на него, затем на меня, но я ничего не стала объяснять, а просто перенесла нас на ведьмин двор. На поляне остались ученые, они бестолково бродили меж разбросанного оборудования, искренне не понимая, как оказались в столь глухих местах. Нас они так и не увидели. Но я была не в силах заниматься ими. Ничего, сами выберутся, не маленькие.
        Я тут же направилась в сарай, где ждали, когда их угостят сеном, три беленькие козочки, и позвала к себе крестного:
        - Деда, возьми их с собой. Отвяжи пока и ворота не забудь закрыть.
        А сама поднялась на сеновал, чтобы убрать оттуда оставшиеся шкуры и одеяла с подушками. Перенесла за три секунды все это в дом и закрыла чердачное окно, через которое так здорово было смотреть на звезды. А потом упала на сено и снова заплакала…

…Когда я, успокоившись, появилась во дворе, крестный сидел на крыльце и курил, рядом с ним, по бокам, примостились папа и Кузнечик, тоже куривший! Дед Кузя сумел исхитриться и сделать ему маленькую такую самокрутку, что ли, я не знаю, как правильно это называется. И так они сидели все и дымили.
        Я молча прошла в дом и стала прибираться. Внутри печи еще томился горшок с утренней кашей. Я выставила его на стол и закрыла печной лаз. Поправила занавески на окнах. Затем полезла в сундук. Там сверху покоился сундучок с книгой. Я вытащила его и, не открывая, отнесла ко входу.
        Кот убежал куда-то еще с утра, но искать его не было смысла. Ничего, он привык шастать по лесу - не пропадет. А если надо - так в двери есть маленькая дырка для него. Только вряд ли он останется тут жить.
        Так, еще раз надо пройтись, проверить, все ли закрыто, все ли на месте. Теперь сундучок в руки и можно возвращаться в Белозеро. Я вышла на крыльцо и заперла дверь. Больше уже никто не заглянет в этот домик, враз осиротевший. И только, может, леший еще какое-то время будет следить, чтобы здесь все было в порядке. Я еще раз окинула прощальным взглядом двор и лес, и мы перенеслись в Белозеро.
        Крестный пошел к себе домой отмечаться о прибытии, а следом за ним, на привязи, к своему новому месту обитания шли три белые козочки. Ну а мы с папой зашли в свой дом, оставляя на пыльном полу следы от ног, и уселись на лавку у окна. Я поставила сундучок на стол.
        - Это наследство от Карповны? - поинтересовался папа. - И, как я понимаю, его надо бы спрятать?
        Я подтвердила, что папины догадки верны. И сундучку не место ни в Белозере, ни в Питере.
        - Тогда отдай его лешему! Он так спрячет, что и сам потом не найдет.
        Я так и решила поступить, отправившись к любимому дубу лешего на холме. Он тут же вылез, как будто только и ждал моего появления, и сразу же вольготно разлегся на боку, вытянув вертикально вверх свой хвост:
        - Привет, привет! Ну как там, все нормально прошло?
        Я коротко кивнула, не в силах рассказывать. Но леший и не нуждался в моем ответе, он сам хотел поговорить:
        - Слушай! А я забыл тебе сказать в прошлый раз, что мой брат-то как раз в это время собирался за моря-океаны к тамошним лешакам. Или ты его застала, часом? Нет? Ну и ладно. А вот я тут для тебя одну полянку присмотрел! Ну закачаешься! Чудо, а не полянка! За такую полянку в прежние времена цари свою корону отдавали. А?.. А то давай я тебе там избушку сварганю. Тебя ж никто там жить не заставляет? Так, на всякий случай. А то надумаешь летом приехать, так что тебе в деревне-то жить? Там людей полным-полно, а здесь!.. М-м!.. Просто сказка!
        Не в силах больше сопротивляться, я согласилась, но Кузнечик тут же внес дополнения:
        - Учти! Мы тебе обещания не давали променять столицы на глушь. Там театры и балы, а здесь волки с медведями! Так, если только изредка, чтобы душа отдохнула!
        - Дак мы что! Мы ж понимаем, - вскочил вдруг и стал расшаркиваться леший, подняв своими копытами пыль с сухой земли.
        Тогда я ему протянула сундучок и попросила, чтобы он его спрятал:
        - Никому не показывай и не рассказывай. А буду просить, и мне не давай ни за что! Только через тринадцать лет, не раньше!
        Леший взял сундучок в свою лапищу и тут же полез в дуб:
        - Ну ладно! Пока! Осенью-то появись - на домик посмотрим!
        Я пообещала и вернулась к папе.
        Мы не стали дожидаться крестного и тут же рванули к Туманному фьорду. Гоблины, лишь только завидели браслет Аш-Ура, сразу сникли и не стали нам препятствовать. Стоявший на страже незнакомый гном встретил нас хмуро, но перечить не стал и, вызвав себе подмену, провел нас прямо ко входу в Подземелье. Пообещал даже дождаться нас и вывести обратно на поверхность.
        Негостеприимство гномов напомнило мне, что я вытворяла тут при прощании, но нет худа без добра: нам не пришлось здесь задерживаться, а у меня не было настроения общаться с гномами.
        На этот раз Кузнечик решил пойти с нами. Ему захотелось посмотреть на Сердце Мира хоть одним глазком. Но в подземелье мы с папой шли все равно осторожно. Огонь хоть и не бил струей, но явственно попыхивал из стен. И прочие ловушки обозначались столь близко, что волей - неволей мы отшатывались от них. Хорошо хоть Стражи, все как один, не шевелились при нашем приближении, а то я хоть и попривыкла ко всяким ужасам, а все равно - страшно! Да и вдруг - что случится?
        Аш-Ур уже ждал нас у Рубинового зала:
        - Неплохо, неплохо! Отыскали, значит, озеро Смерти. Ну что, я вас больше к себе не приглашаю. Все, что необходимо, мы можем совершить и здесь.
        С этими словами маг приблизился к папе и коснулся его руками. Папа вмиг окутался легкой дымкой, и это облачко стремительно увеличивалось в размерах. Раз - он уже стоит рядом! На нем все те же штанишки с курточкой и сандалии, только увеличившиеся в размерах вместе с папой.
        Черт! И этот взрослый дядя с усами - мой папа?! Мой папа - хорошенький маленький мальчик, а не этот верзила. Попробуй дать такому подзатыльник. Хотя?! Это с какой стороны посмотреть! Если он, например, возьмет меня на руки, я вполне смогу отвесить ему леща.
        И папа тут же подхватил меня на руки. Нашу идиллию нарушил Аш-Ур:
        - На прощание скажу вам, молодой человек, одну вещь: берегите свою дочь!
        - Это меня надо от нее беречь, - возмутился папа, да так громко! Я уже успела забыть, какой громовой у него голос. Прямо в ухо! Забыл, что ли, что я у него на руках? Нет, маленьким он мне больше нравился.
        - Эй, эй! Вы что это уже тут прощаетесь? - возмутился Кузнечик. - А я так и не посмотрел на Сердце Мира.
        - А ты заслужил это? - удивился маг, но все же направился с Кузнечиком в Рубиновый зал, уже в последнюю секунду пригласив и нас. Но мы с папой отказались. Не музей же это, в конце-то концов.
        Когда они вернулись, на рожице чертенка было написано такое восхищение, что я невольно рассмеялась. Папа хотел посадить Кузнечика к себе в карман, но тот испуганно отшатнулся, прошептав мне на ухо:
        - Ну и отец у тебя! Он же прихлопнет меня в кармане, как муху.
        На что я гордо ответила:
        - Да уж, вот такой у меня папа!
        Папа не расслышал, о чем мы беседовали, и сразу встрял:
        - Что-что? О чем вы?
        Но мы с Кузнечиком только рассмеялись.
        Потом мы попрощались с Аш-Уром, причем он взял с меня слово, что я загляну к нему обязательно, когда вырасту. С этим же условием он оставил мне и браслет в виде змейки, который я хотела ему вернуть. Если честно, мне так не хотелось с ним расставаться, ведь он такой красивый. Так что я вздохнула с облегчением, узнав, что он теперь мой.
        Потом отряд мартышек проводил нас до пещер гномов. Папа шел потихоньку и чертыхался. Он никак не мог привыкнуть заново к своему телу - все время натыкался на стены, бился о низкие своды. Тогда я его спросила на ходу:
        - Ты что, опять хочешь стать маленьким?
        - Нет! - испуганно вскрикнул папа и больше уже не ругался и не ворчал.

…Мы не стали возвращаться с берегов Туманного фьорда в Белозеро. Те дела могут подождать. А вот в одну маленькую квартирку в Петербурге нам не терпелось явиться прямо сейчас, в любом виде.
        Там уже наступил вечер, и мама пила чай, глядя на выключенный экран телевизора. И тут появились мы. Мама вскочила, выронив чашку, и бросилась к нам. И мы обнялись втроем, тесно-тесно прижавшись друг к другу…
        Послесловие
        Я с удовольствием потянулась и открыла глаза. Как хорошо все-таки жить на этом свете! Однако и валяться особенно некогда. Кузнечик тут же сунул мне под нос расписание на сегодняшний день. Нужно позвонить в Лос-Анджелес прямо сейчас и уговорить Сьюзен принять дополнительную группу в Диснейленд. Кроме того, ночью пришло письмо по факсу от нашего нового агента Жоакима из Рио-де-Жанейро. Он составил перечень наиболее интересных карнавалов и фестивалей и подтвердил наши условия по приемке туристов. Кузнечик, пока я завтракала, прочитал мне составленный им в Рио ответ. Я одобрила и подписалась под письмом. Обрадованный чертик тут же побежал его отправлять.
        Допивая сок, я привычно перевела взгляд на настенный календарь, присланный мне из Китая, с очень красивыми яркими драконами, и тут же ахнула. Чертик переставил окошко на первое октября. Ужас! Сентябрь пролетел, а я и не заметила. А ведь уже целый месяц хожу в седьмой «А».
        Пока я одевалась, Кузнечик привычно залез в мой рюкзачок, я подхватила его на плечо и вышла из дома. По пути ко мне присоединилась Ленка, помогавшая мне с подбором переводчиков. По ее словам, она познакомилась с двумя девятиклассницами, очень неплохо говорящими по-испански. Это было здорово, так как теперь я сразу могла начать придумывать новые маршруты в Бразилию. Так, весело болтая, мы дошли до школы.
        В беседке рядом со школой меня уже ждали Саша - он учится в десятом классе и отвечает за подбор новых клиентов, и Ирка - она помогает принимать группы из-за границы. Мы обсудили все вопросы на целый день и разошлись по классам. Снимая куртку в гардеробе, я подумала, что вообще-то пора арендовать где-нибудь офис, скоро холода наступят, в беседке не рассидишься, а дома папа будет ругаться. Может, прямо в школе?
        После третьего урока все «сотрудники» моей «фирмы» собрались в столовой, чтобы отпраздновать первый месяц совместной работы. Накупив пирожных и соков в буфете, мы уселись за два сдвинутых стола в укромном уголке.
        С первым тостом поднялся Игорь. Серьезный такой восьмиклассник, занимавшийся айкидо. Сначала я его привлекла, чтобы обеспечить охрану иностранных туристов, а теперь он создает целую службу безопасности. Наша фирма в ней стала остро нуждаться, так как ни один взрослый не должен был догадаться, чем мы занимаемся. Он прочувствованно произнес:
        - Я поднимаю свой бокал за нашу фирму «Фея» - первый в мире центр детского туризма без виз и границ, а самое главное - без взрослых!
        Банкет мог бы продолжаться еще долго, но нас разогнала после звонка на урок уборщица.
        Я сидела на уроке по зоологии и, не слушая Валентину Васильевну, вспоминала, как все начиналось…

…Мы с папой и Кузнечиком вернулись в Петербург в конце августа. И почти сразу чертенок стал чахнуть. Он капризничал, гнусавил и делал гадостей в три раза больше обычного. Но однажды ему попалась на глаза рекламная газета с объявлениями о туристических поездках. И Кузнечик вдруг задумался и думал так два дня, а потом заявил мне:
        - Кто-то хотел облазить весь мир?
        - Конечно! - не лукавя, ответила я.
        - А почему бы тебе не открыть свою турфирму? Взяла клиентов за руку - и ты уже там, где они хотят быть.
        - Да что ты болтаешь! - рассердилась я. - А язык? А разные временные пояса? А деньги? А паспорта? А визы?
        - Толмачей найдем, время учтем, деньги будут. А паспорта и визы - только лишняя морока.
        Мы спорили до хрипоты целый день. И уже к вечеру появилась на свет фирма «Фея». Основным же условием стало - и «работники», и «клиенты» не должны быть старше шестнадцати лет.
        Так что основателей у фирмы на самом деле двое. Но об этом никто не знает. Кузнечик стал не только моим «компаньоном», но и фактически руководителем фирмы. Мы начинали с одного маршрута - в аквапарк «Серена» под Хельсинки, зато теперь у нас агенты, если вместе с Жоакимом, в шести городах мира. Так что скоро наши клиенты смогут побывать и в Бразилии…
        - Ника! - отвлек меня от воспоминаний голос Валентины Васильевны. - Ты опять меня не слушаешь! Ну о чем ты там опять мечтаешь? О поездке за границу?
        И я честно ответила:
        - Да!

…Сделав быстренько уроки, ровно в полтретьего я оказалась на площадке за школой. Там было очень уютное местечко, куда не заглядывали всякие любопытные взрослые и просто посторонние. Игорь был уже на месте, чтобы в случае чего крикнуть «атас». Пять семиклассников из соседней школы вместе с Олей-переводчицей ждали меня. Им уже объяснили, что, если они и дальше хотят сотрудничать с нашей фирмой, им нужно беспрекословно слушаться старшего группы. Так что я привычно перенесла всех в просторный подъезд одного из домов в Лондоне, где меня уже поджидал наш английский агент Тони с пятью девчонками, мечтавшими попасть в Эрмитаж. Я забрала англичанок, оставив наших ребят на попечение Тони, и переместилась в один из дворов на Мойке, где уже ожидала Ирка. Все! Теперь я могу отдохнуть до восьми вечера. Когда надо будет всех растащить обратно.
        Но и других дел хватало, поэтому дома я оказалась только к вечеру. Папа уже вернулся с работы и теперь в гостиной читал маме письмо от деда Кузи (видимо, оно пришло днем):

«… купил я себе катер-то. Белый такой. А краска какая прочная - ногтем колупал, колупал, и хоть бы хны. Места внутри много - все поместимся. А назвал я катер
«Ника». Так что следующим летом жду. Эх, Тимофеич, обновим…»
        И я подумала, что надо бы на выходные отправиться в Белозеро, да и посмотреть не мешает - сделал уже леший мне домик или только так - хвастался.
        Но на мой вопрос, хочет ли он там побывать вместе со мной, Кузнечик скорчил недовольную рожицу:
        - Ой, опять в глушь! Там ведь ни телевизора, ни телефона! Скукотища!
        После ужина я вышла на балкон немного подышать воздухом. Уже стемнело, и на небе робко проглядывали звезды. А как они смотрелись в деревне! И тут же мне вспомнились летние приключения. Вот это было здорово! Ой, а метла так ведь и осталась в домике Карповны. Я ее просто забыла при прощании и больше ни разу не летала, с тех пор как вернулась в город. Забегалась со школой, да и дела «Феи» требовали уйму времени. Как же так? Я ведь ведьмочка, в конце концов!
        И мне так захотелось снова ощутить восторг полета, что я развела руки в стороны и без всякой метлы стала плавно подниматься в вечернее небо, к звездам…