Прогулки по лунным дорогам Лин Яровой
        Юре Полянскому двадцать лет, и он любит девушку, которой не существует. Уже два года черноволосая ведьма приходит к нему в осознанных снах, а её призрак мерещится и в реальности. Язвительная и всезнающая, она поселилась в сознании Юры и с тех пор каждый день говорит с ним, следуя за левым плечом. Она - спутница, невидимая для окружающих, и всё, о чем Юра мечтает, - это подарить ведьме жизнь.
        В поисках мифического Рецепта, что сделает из возлюбленной человека, Полянский отправляется в путешествие. Он едет автостопом, сам не зная куда, ведомый загадочной фразой, услышанной в сновидении: «Иди по лунной дороге на запад». Оставляя за спиной город за городом, Юра ловит попутки и встречает в дороге новых друзей. А ночью, когда в небе светит луна, путешествие продолжается в мире снов. Именно там скрыты ответы на главные вопросы. Чего хочет черноволосая? Откуда она пришла? И почему ведьме известны все мысли и страхи Юры - даже те, о которых он сам ещё не догадывается?
        18+
        Содержит нецензурную брань.
        Лин Яровой
        Прогулки по лунным дорогам
        Я помню, как лежал в колыбели, и голос отца - низкий, спокойный, серебряный, - лился издалека. Он плыл по воздуху. Сквозь темноту. Заполнял собой медленный тягучий мир.
        Отец в этом мире был таким высоким, что дотягивался до небес рукой. Словно Господь, он зажигал звёзды над моей кроватью. Пятиугольные, светящиеся - звёзды не были похожи на настоящие. Отец развешивал их на невидимых нитях, и говорил о том, что со временем ночь перестанет пугать меня.
        - В детстве, - говорил он, - все мальчики боятся темноты. Боятся, что в их сны прокрадётся ведьма из сказки, но, повзрослев, начинают об этом мечтать. Вот увидишь, сын, однажды ты пойдёшь за ней, и сам не заметишь, как прогулка превратится в путешествие длиною в жизнь. Темноглазая заманит тебя на край света тысячу раз, и увидев её однажды во сне, ты навсегда потеряешь покой. И пусть сейчас тебе страшно. Очень скоро это изменится.
        Отец говорил спокойно и тихо. Он всегда говорил правду, но той ночью невольно ошибся. Я не был испуган, хоть в тёмном углу и видел силуэт женщины. Она была черноволоса и высока. Даже выше отца.
        Гостья смотрела на меня, как на добычу. Её пурпурное платье сияло бледно-голубой дымкой. Улыбнувшись, ведьма проплыла по воздуху к колыбели. Нависнув, взяла мою крохотную ладонь и тихо произнесла:
        - Здравствуй, хранитель. Слушай голос и учись видеть сны. Нам предстоит долгая прогулка на запад.
        А потом улыбнулась. Качнула колыбель. Игрушечные звезды закружились в хороводе, и началась жизнь.
        Отец вздрогнул и обернулся. Окинув комнату взглядом, вновь склонился надо мной, и прошептал на ухо:
        - Кажется, у нас гости… Но ты не бойся всматриваться в темноту. Однажды в ночи зародится серебряный свет, мрак расступится, и все тайны мира вдруг раскроются перед тобой. И тогда ты узнаешь, как непредсказуемо бывает наше с тобой путешествие.
        Почти двадцать лет прошло с той лунной и звёздной ночи. Отец ушёл из мира, но эхо его слов навсегда сохранилось в памяти.
        И вот сегодня, теплым весенним утром, случилось то, о чём он предупреждал меня ещё в детстве. Началась моя долгая прогулка на запад.
        Часть 1. Полет над Сибирью
        Я прошёл мимо зеркала и не заметил в нём отражения. Это не показалось мне странным - даже наоборот, немного порадовало. Ведь, если нет отражения, значит, нет и меня. А если нет меня, то нет и копны светлых волос, вечно торчащих во все стороны на макушке. Получается, судьба позволила не расчёсываться.
        Когда я закурил на балконе и не ощутил слабости после первой утренней сигареты, то тоже не удивился. Все эти мелочи были так незначительны, ведь сегодня - особенный день. Сегодня я, наконец, решился.
        Электронные часы на запястье странно мерцали, но время показывали точно. Шесть утра. Самое время, чтобы выпить чашку крепкого кофе. Не глядя по сторонам, я накинул рубашку, прошёл на кухню и открыл дверцу шкафчика. Варить нормальный напиток было лень, поэтому я решил обойтись растворимым.
        - Доброе утро, Юра, - прозвучал бархатный голос за спиной.
        Банка с кофе едва не выпрыгнула из рук. Чёрт. К этому невозможно привыкнуть.
        - Привет, - буркнул я, повернувшись к девушке. - Обожаю твою тактичность.
        Она сидела, облокотившись на угол кухонного дивана, вызывающе вытянув ноги. Кружевной верх одного из чулок выглядывал из-под чёрной юбки, а фиолетовая рубашка расстегнулась на несколько пуговиц - до той самой границы, что не позволяла интриге превратиться в пошлость. Мириам игралась с локонами, и темные волосы каскадом лились по тонким плечам. На вид подруге было около двадцати, но ни для кого из нас не составлял секрета её реальный возраст.
        Мириам странно улыбнулась и взглянула с хитринкой в глазах.
        - Как самочувствие?
        - Вроде неплохо, - пожал я плечами. - А с каких пор это тебя волнует?
        Я достал кружку. Глазами поискал чайник, но на привычном месте его не оказалось.
        - Значит, всё в порядке? - вновь спросила девушка.
        - Ну да, говорю же. Не видела чайник?
        - Нет, - Мириам покачала головой. - А ты не помнишь, когда надел джинсы?
        Я задержал взгляд на девушке. Что это с ней сегодня? Задает странные вопросы. Джинсы… какие к чёрту джинсы? Ну вот они - на мне.
        Стоп.
        А ведь и правда. Не помню, чтобы надевал что-то, кроме рубашки. И часы на руке… Всегда снимаю их, когда ложусь спать.
        - Так что с ощущениями? Может, странные вибрации? - продолжала играть Мириам.
        Догадка шевельнулась в голове. Я зажал пальцами нос, как ныряльщик, и глубоко вдохнул. Воздух беспрепятственно прошёл сквозь преграду, чего по законам физики произойти не могло.
        Всё понятно. Я сплю.
        - Умница, - поаплодировала подруга, - залезай обратно и собирайся. Иначе придётся ползти по пробкам. До встречи.
        - Чтоб тебя разодрало. А нельзя что ли сразу…
        Мириам исчезла. Это было в её стиле.
        Выругавшись, я вернулся в комнату, где обнаружил себя мирно спавшим в кровати. Моё тело лежало на спине, словно окаменевшее, и лишь едва заметно приподнималась грудь.
        Помнится, когда в детстве я первый раз увидел такую картину, то подумал, всё - конец. А потом ничего, привык. Внетелесные путешествия мне даже понравились, но сегодня на них не было времени. Сегодня ждала дорога.
        Подпрыгнув, я пролетел пару метров по воздуху, завис над кроватью, и затем плавно опустился в тело.

* * *
        Открыл глаза. Первым делом зажал нос и попытался вдохнуть. Не смог. Отлично. Значит, проснулся по-настоящему.
        Присев на кровати, я уставился в пол и просидел так несколько минут, бездумно рассматривая узор линолеума. В голове крутились бессмысленные образы, а тело требовало, чтобы я плюнул на всё, лёг обратно в постель и укрылся тёплым одеялом. В левой ноге затихали вибрации - казалось, будто сквозь мышцы пропустили электрический ток, но боли я не чувствовал. Так часто бывало, когда сознание ещё плавало между сном и бодрствованием. Я знал, что если сейчас лягу и закрою глаза, то уже через пару минут вновь окажусь в сновидении.
        Растёр ладонью опухшее лицо и громко зевнул. Наспех заправив кровать, поплёлся в ванну - решил привести себя в чувство.
        Принимать контрастный душ не входило в мои планы, но дешёвая сантехника плевать хотела на чьё-то мнение, и сама решала в каких пропорциях смешивать горячую и холодную воду. Стоило повернуть кран на пару лишних миллиметров, и лёд превращался в кипяток. Нормально помыться не удалось. Зато сон как рукой сняло.
        Честно говоря, я намерено растягивал утренние процедуры. Решимость и уверенность в собственных силах вдруг куда-то исчезли, стоило привести мысли в порядок.
        Мокрый и посвежевший, опоясавшись полотенцем, я стоял в коридоре, и, неспешно попивая утренний кофе, разглядывал пухлый рюкзак. Он был собран ещё неделю назад. С того момента я, наверное, раз десять перебирал его содержимое - что-то докладывал, что-то вытаскивал. Счёт шёл на граммы, и потому каждая вещь подвергалась жёсткому цензу. Полезность, удобность, незаменимость - вот главные критерии, сформировавшие мой багаж.
        Взял рюкзак за верхнюю ручку и приподнял на пару сантиметров. Тяжеловато. На спине, конечно, будет проще, но ведь и носить его придётся постоянно. Может выкинуть ещё пару вещей? А что именно? Я и так урезал снаряжение, даже палатку не взял. Только спальник и маленькую надувную подушечку.
        - «Подушечку» - какие щенячьи милости, - шепнула Мириам над самым ухом.
        Я подпрыгнул на месте и подавился кофе. Затем выругался - грязно и в несколько этажей, как автослесарь, которому на ногу свалился домкрат.
        - Мэри, твою мать! Можно не так неожиданно?!
        Она обошла вокруг и, нахмурившись, легонько щёлкнула пальцем по моему носу.
        - Не называй меня этим мерзким словом. Мэ-э-эри. Фу! Как будто рахитная овца умоляет добить её.
        Девушка помолчала немного, играя с локонами, и взглянула на меня с ожидающим видом. Я промолчал и прикинулся, будто не понимаю, какие слова она хочет услышать.
        Девушка не выдержала:
        - Мы сегодня поедем?
        - Поедем. Дай минут тридцать.
        Мириам сделала шаг вперёд и заглянула в мои глаза. Не знаю, что она там увидела, но игривая улыбка вдруг исчезла. Запахло грозой.
        - Какой же слабак.
        - Что?
        - Ты - слабак. Безвольный тюлень. Чёрт, скорее мёртвый выйдет из гроба, чем ты из квартиры!
        - Мириам…
        - Неужели за два года ты так и не понял? Тебе никогда не обмануть меня.
        - Мириам…
        - «Ох, как не хочется куда-то ехать. Может забить на всё? Я ведь и так могу трахать её во снах, зачем искать Рецепт?»
        - Мэри…
        - Не надо. Меня. Так. Называть. - отчеканила девушка. - Думаешь, если создал меня, можешь давать клички, как животному? Питомца себе завёл? Собачку? Ну конечно, это же так удобно! Собачка Мэри никуда не денется от хозяина! Когда хозяину скучно, Мэри развлечёт его. Когда хозяин поругается с мамочкой, Мэри выслушает и успокоит. Когда хозяину плохо, Мэри согреет и приласкает. Мэри - безмозглая породистая сучка.
        - Хватит!
        - Да, давай! Дрессируй! «Фу, Мэри! Мне не нравится твоё поведение! Плохая девочка!»
        - Мириам…
        - Запомни раз и навсегда, Полянский. Пусть я чёртова галлюцинация, пусть я не могу вырваться за пределы твоей фантазии, но я тоже чувствую . Понимаешь ты это, нет? Да, скорее всего, никакого Рецепта не существует, и его поиски изначально обречены. Я могу смириться с этим. Но я никогда не позволю относиться к себе, как к эзотерическому развлечению. Поэтому будь добр, найди в себе хоть каплю ответственности. Если начинаешь поиск, если даёшь надежду, не бросай всё на полпути…
        - Послушай…
        - …потому что я не собачка Мэри. Меня зовут Мириам Ларейн де Рев и я - живой человек!
        - Да выслушай ты меня, истеричка гребаная!!!
        Кружка с кофе полетела на пол. Мириам на секунду опешила, и я воспользовался возникшей паузой, чтобы перехватить инициативу. В груди полыхал пожар.
        - Мало того, что ты бесцеремонно влезаешь в мои мысли, так ты ещё и неправильно их толкуешь! - злился я. - Да, я сомневаюсь! Да, боюсь! А ты как думала? Думала, будет иначе? Да никогда в жизни я не делал ничего подобного! Ехать туда, не знаю куда. Искать то, не знаю что. Я не сказочный персонаж, которому плевать на трудности. Я тоже живой человек, и я тоже чувствую! И да, мне может быть страшно. Но, чёрт возьми, Мириам… Мои мысли - не мои действия. Я не хочу никуда ехать, меня пугает неизвестность. Но я поеду! Несмотря на мозг, который кричит: «Брось всё! Ты не найдёшь Рецепта!» Несмотря на здравый смысл, я возьму этот рюкзак и выйду на дорогу. Только дай мне тридцать долбанных минут, чтобы присесть и ещё раз всё обдумать. Прошу, Мириам… Всего тридцать минут.
        Девушка прикусила губу и опустила глаза. Надо же… Мэри отводит взгляд - не каждый день такое увидишь. Видимо, тирада попала точно в цель.
        - Полчаса и не минутой больше, - сказала она уже спокойным, хоть и слегка охрипшим голосом.
        - Обещаю, моя собачка, - улыбнулся я.
        - Еще слово, и я тебя убью.
        - Правда? Каким образом?
        Мириам сделала пируэт и, оказавшись за моей спиной, прошептала на ухо:
        - Если через полчаса твоё тело не окажется на улице, клянусь, я вспомню самую противную песню и буду вновь и вновь напевать её у тебя в голове. Без остановки. Ты не сможешь спать, и через неделю умрешь от истощения.
        - Я понял. Тридцать минут… Фашистка.
        Она тихо засмеялась за спиной, а через мгновение в комнате я был уже один. Мириам исчезла так же незаметно, как и появилась. Что с неё взять? Ведьма.
        Если бы кто-то увидел меня в те минуты, то наверняка бы вызвал врачей. Ещё бы. Парень кричит на кого-то в безлюдной квартире, ещё и кружками в стены кидается. Именно поэтому я всегда старался обходить кабинет психиатра за пару километров. Наверняка, этот сноб в белом халате, не задумываясь, поставил бы мне диагноз - простая шизофрения. А Мириам назвал бы комплексной галлюцинацией. Не спорю, вполне возможно, что так оно и есть. По крайней мере, это одно из объяснений того, кто же такая Мириам Ларейн де Рев.
        Каждый день я спрашивал у себя: кто она на самом деле? И каждую ночь находил новый ответ.
        Психотерапевты сказали бы, что Мириам - это анима: архетип души, образ идеальной женщины, сложившийся под влиянием жизненного опыта. Подобный образ несёт в себе каждый мужчина, и разница лишь в том, насколько глубоко анима спряталась в густом тумане бессознательного.
        Тибетские монахи сказали бы, что Мириам - это тульпа: материализованное воплощение мысли, дух-помощник, созданный человеческим воображением. Такой дух знает о своём создателе абсолютно всё. Мечты, страхи, тайные желания, давно забытые воспоминания - для тульпы это открытая книга. Неотделимая от личности создателя, тульпа вместе с тем проявляет индивидуальность и стремится доказать свою независимость.
        Эзотерики сказали бы, что Мириам - это союзник: неорганическое существо, воплощённое знание, принявшее форму прекрасной девушки. Союзник нематериален, он не способен действовать сам по себе, поэтому стремится соприкоснуться с человеком и влиять на него. Встреча с ним опасна для неподготовленного, ведь союзник несёт с собой огромную силу, способную разбить сознание на тысячи хрустальных осколков.
        Большинство же скажут, что Мириам - это демон. Дух-искуситель, который манипулирует человеком, играя на его слабости и наделяя иллюзорной силой. Он притворяется другом, исполняет желания, но всё это время мечтает лишь об одном - украсть душу наивной жертвы.
        Какая из этих версий верна? Не знаю, может быть все сразу. В конце концов, люди частенько придумывают десятки слов для одного и того же явления, чтобы профессорам в их душных аудиториях было о чём поспорить на досуге. Многие науки построены лишь на таких дискуссиях без цели и смысла.
        А может, не прав никто, и Мириам - это что-то божественное: непостижимая вечность, бесконечный хаос и основа самого мироздания. Кто знает?
        Я верю лишь одному человеку. И этот человек - девушка со странным именем Мириам Ларейн де Рев. Самая удивительная в моей жизни.
        Она появилась два года назад в первую весеннюю ночь. В одном из осознанных снов я вдруг потерял контроль и в ту же секунду оказался внутри сужающегося кольца беспросветной сосущей тьмы. Если вы когда-нибудь испытывали состояние сонного паралича, когда, проснувшись, невозможно пошевелить даже пальцем, а вокруг со всех сторон смотрят чёрные отвратительные создания, то вы легко сможете представить тот всепоглощающий ужас, что охватил меня в ту секунду. И когда тёмные силуэты уже протягивали ко мне кривые когтистые лапы, темноту вдруг разрезал луч ослепительного бледно-голубого света. И я увидел Мириам. Вихрь чёрных волос, белая кожа, правильные, чуть заострённые черты лица. Гипнотизирующий взгляд иссиня-тёмных глаз. Ступая по серебру лунного света, она спустилась ко мне из древних преданий - загадочная, неземная, похожая на древнегреческую Селену, богиню Луны. Короткое пурпурное платье лилось вдоль совершенных изгибов её тела, ореол холодного сияния окружал её фигуру. Тьма расступилась, кошмарные твари разбежались с визгом, и я оказался посреди бескрайнего спокойного моря, стоя на полоске лунного
света. Наедине с той, чей образ так давно манил и мучил меня, оставаясь недоступным, как позабытый сон поутру. Она стояла передо мной и смотрела с усмешкой на губах, так, словно мы были знакомы уже сотню лет.
        - Ну вот мы и встретились, Юра, - прозвучал бархатный голос, от которого по телу пробежали мурашки, - меня зовут Мириам Ларейн де Рев. И теперь я всегда буду рядом.
        Ответить я не успел. Переполненный радостью и восхищением, проснулся и, как идиот, около часа лежал в кровати, не в силах сдержать улыбку. Затем, когда эмоции поутихли, в груди появилась тревога. А что, если я её больше не увижу? С чего я вообще взял, что Мириам - это не сонное наваждение? Весь день я проходил, словно в тумане, с щемящей тоской под сердцем и, ложась спать, почти не верил, что Мириам вновь явит себя. Тем больше был мой восторг, когда, выйдя из тела, увидел её сидящей в кресле рядом с кроватью.
        После этого было многое. И сладострастные ночи, какие могут случиться лишь в хрупком королевстве сновидений, и штормовые ссоры, наполненные криками и разрывами ослепительных молний. Но главное, что произошло за эти годы - это переход Мириам в реальный мир. Долгие медитации, практики, концентрация - и, наконец, я смог видеть её, не погружаясь в сон. Но этого всё ещё недостаточно…
        Поиски, в которые я отправляюсь - лишь крупица, самое малое, чем я могу отплатить за дары, преподнесённые мне Мириам. За эти годы она стала самым близким другом - той, кто наполняет светом и желанием жить.
        К чертям предостережения мудрецов и священников. Я знаю, Мириам всегда желала мне добра, пусть и действовала чуть бесцеремонно. Если бы не она, сомневаюсь, что я, вообще, пережил бы эту весну. Удивительно, как много бед может свалиться на человека всего за два месяца…
        Нет, не хочу об этом думать. Мириам права - пора отправляться в дорогу.

* * *
        Собрался я на удивление быстро. Да и что там собирать, рюкзак-то уже готов. Сигареты, телефон да немного денег - вот и вся ручная кладь.
        Я замкнул дверь на несколько оборотов и вдруг остановился. Надо же… Это так странно - понимать, что теперь увидишь свою комнату совсем не скоро. А может и вовсе - не увидишь никогда. Кто знает, куда повернёт дорога? Кто знает, где буду уже завтра?
        Вышел на улицу и прищурился от брызнувших в лицо лучей солнца. Погода радовала. Тепло, уютно - настоящий майский денёк. За ночь ветер разогнал городской смог, и над головой сиял голубой купол безоблачного неба.
        Всё-таки, подумал я, утренний Красноярск - прекрасен. Примерно до половины восьмого. Потом машины забьют собой улицы и намертво застрянут, превратив город в огромного шумного монстра. Поэтому я и встал так рано, хотел добраться до окраины, не увязнув в пробках.
        До остановки было недалеко. Через пять минут я уже сидел на скамейке под пластиковым козырьком и неторопливо курил, выискивая в потоке машин зелёный прямоугольник нужного мне автобуса.
        Автобус не спешил появляться, и была ещё пара минут, чтобы всё хорошенько обдумать. Странное ощущение не отпускало с самого пробуждения - я никак не мог поверить в реальность происходящего. Неужели и вправду сейчас уеду? Просто так, никого не предупредив, сорвусь за сотни километров от дома? В кармане жалкие три тысячи «деревянных», в рюкзаке самый минимум вещей. Я даже маршрут толком не составил, было лишь направление.
        «Иди по лунной дороге на запад».
        Вот и всё, что мне известно. Короткая фраза от немногословной Минервы - единственный ключ к поискам Рецепта. Всё это могло показаться бессмысленным бредом из сновидения. Но с недавних пор я переоценил важность непонятных, запутанных образов. Кроме того, Минерва, мудрый советник из снов, ещё никогда не давала бесполезных рекомендаций. Пусть они были редки и крайне расплывчаты, но стоило их расшифровать, как всё становилось на свои места, скрытые двери открывались и тайные знаки приобретали смысл. О том, как сделать первый шаг, перенести образ Мириам в реальность, тоже поведала она.
        И всё-таки? На запад - расплывчатое понятие. Что ещё страшнее, это может оказаться метафорой, и тогда поездка изначально бессмысленна. Куда, спрашивается, еду? В конце концов, не на лёгкую прогулку вышел. Рецепт - это, конечно, здорово, но бытовые проблемы никто не отменял. Придётся ночевать под открытым небом, искать деньги на еду и сигареты, умудряться как-то мыться и стирать вещи, чтобы не стать похожим на бомжа, которого ни один водитель не подберёт. А если заболею? Лекарств с собой почти не брал. Так, по мелочи: пара бинтов, йод, пачка парацетамола и одна упаковка с порошками, помогавшими при расстройстве желудка. Взять последнее настоятельно советовали бывалые автостопщики, наученные горьким опытом посиделок в придорожных кустах. Ну хорошо, представим, выпил я этот порошок, закусил парацетамолом и обмазался йодной сеткой, а дальше что? Как это поможет мне от… не знаю даже… о!.. от клещевого энцефалита?! Господи, боже мой, точно! Ещё же чёртовы клещи! На дворе май, а значит впереди самый разгул этой заразы.
        Я ещё мог отказаться от безумной затеи. Вернуться домой, разобрать рюкзак и забыть навсегда про эту авантюру. Ну серьёзно, какой автостоп? Какой запад?
        - Даже не смей, Полянский, - шепнула в голове Мириам. - Твой номер идёт.
        Из-за поворота и впрямь показался зелёный автобус с нужной цифрой на табличке. Протиснувшись через поток машин в крайнюю правую полосу, он остановился напротив остановки. С лёгким постукиванием раскрылись двери, приглашая внутрь.
        Почему-то я даже не задумался. Казалось, автобус всё решил сам. Лишь поудобнее перехватив рюкзак, я в лёгком прыжке заскочил на ступеньку.
        Двери закрылись, и мы поехали по маршруту к окраине города.
        Пассажиров почти не было. На заднем сидении дремал мужик, забавно раскрыв рот, а в середине салона две старушки увлечённо обсуждали свои вечные проблемы - пенсию, поликлиники и потерянную молодёжь. Ко мне подошла внушительного вида кондукторша. Отсыпав ей монет за проезд, бухнулся на свободное сидение, воткнул наушники и уставился в окно.
        Мимо проплывали знакомые улицы. В плеере играло радио. Шла утренняя передача, и между песнями ведущая по имени Таня желала всем доброго утра и всячески настраивала народ на позитив.
        - Ещё раз привет всем, кто давно с нами, и тем, кто только-только поймал волну. Всем вам искренние лучи добра! - задорно вещала она. - Вы только взгляните, какое утро. За окном цветёт и поёт весна. Впереди у нас целых три выходных, а значит: есть время, чтобы выбраться с друзьями на природу, погулять по парку с любимыми, встретиться с дальними родственниками. Не теряйте эту возможность. Радуйтесь каждому мгновению, открывайте новые горизонты, ищите счастье, в конце концов! С вами всегда ваше радио «Армстронг», оставайтесь с нами. Мы делаем шаг навстречу светлому будущему.
        Я невольно улыбнулся: звонкий, даже немного детский голос девушки заряжал жизнелюбием. На душе потеплело, дурные мысли отошли на второй план. А затем в наушниках заиграла знакомая песня, и все сомнения рассеялись, как дым на ветру. Под бодрую отбивку и гитарные переливы кто-то незатейливо пел про то, как хотел увидеть мир и решил жить в своё удовольствие. Это ж прям про меня!
        Волна восторга вдруг захлестнула с головой. Подумать только. Я решился. Бросил серую рутину и лечу навстречу судьбе. Черт, да конечно же я найду Рецепт, чего бы это не стоило. Поеду по стране с рюкзаком на плечах, буду знакомиться с новыми людьми и новыми городами, почувствую жизнь во всей её красоте и непредсказуемости. Сколько всего впереди…
        Моё приключение начинается.

* * *
        Я вытер пот со лба и уселся на траву, оперев спину о ствол берёзы. Открыл дорожный атлас.
        Стоило, наконец, определиться, куда держать путь. Если не изменяла память, то до Новосибирска около десяти часов. Но это, если через Кемерово, и без учёта времени, что потрачу, пока буду ловить попутки. Мне же хотелось заглянуть ещё в Томск. Там жила Ира - подруга, с которой я учился в школе. Значит, у неё сегодня и заночую.
        Закинув за спину рюкзак, вышел на трассу. Прикрывшись рукой от солнца, осмотрелся по сторонам, прикидывая, в каком месте будет больше шансов поймать авто. Выбор был сделан в пользу клочка дороги чуть впереди, гравийная обочина там расширялась на пару метров, позволяя остановившемуся водителю не подставляться под стремительный транспортный поток. Бодрым шагом двинулся вперёд, время от времени вытягивая перед пролетающими мимо автомобилями левую руку с поднятым большим пальцем.
        Всего через пару минут я научился, не оборачиваясь, по одному только звуку отличать легковушки от тяжёлых грузовиков. Первые проносились мимо с громким шипением покрышек и оставляли за собой свист разрезанного воздуха. А вот звук фур появлялся издалека. Рождался из общего шума дороги и нарастал с каждой секундой, заставляя дрожать асфальт, и, приблизившись, превращался в грозный рокот многотонного монстра.
        Машин на трассе было много. Не прошагал я и пяти минут, как передо мной прижался к обочине старенький тёмно-синий «Аккорд».
        - Тебе куда? - донёсся низкий голос из машины ещё до того, как я успел подойти.
        Хотя лицо спросившего было хорошо видно, так как «Хонда» оказалась с правым рулем, я всё равно чуть наклонился к окну, чтобы заглянуть в салон и оценить обстановку. Хватило пары коротких взглядов. Всё выглядело безопасно. Внутри был лишь водитель - чуть располневший мужчина лет сорока на вид, одетый в джинсы и светлую рубашку с коротким рукавом. Его сглаженные, чуть оплывшие черты лица и взгляд вызывали доверие.
        - Мне до Томска, - сказал я.
        - Счастливчик. Прыгай.
        Я не поверил. Что? Вот так просто? Быть не может, чтоб так повезло.
        - А вы куда едете? - неуверенно спросил я.
        - В Кедровый, чтоб он провалился к хуям! - ответил мужчина. - Да ты всё равно не знаешь. Прыгай, не тормози! Мне так и так через Томск ехать.
        В третий раз меня просить не пришлось. Действительно, чего это стою, мнусь, как нетронутая гимназистка.
        - Юра Полянский, - протянул я ладонь, после того как бухнулся на пассажирское сиденье и кинул рюкзак назад.
        - Игорь Юрьевич, - крепко пожал мою руку водитель, - просто Игорь, короче. Ну что, погнали?
        - В путь, - улыбнулся я.
        И мы погнали - так погнали, что с первых секунд меня размазало по сидению, как камбалу. Обездвиженный волной ужаса, я, не моргая, следил за стрелкой спидометра. Сначала она перевалила через «сто двадцать», затем легла на «сто сорок», а через минуту уже вплотную подобралась к «ста шестидесяти».
        Сглотнув вставший в горле комок, я пристегнулся. Игорь на пару секунд повернулся, увидел моё лицо и засмеялся.
        - Умоляю, следите за дорогой, - охрипшим голосом выдавил я, отчего водитель закатился ещё сильнее.
        - Не боись, не разобьёмся, - махнул он рукой. Как раз в этот момент мы уходили из-под носа несущейся навстречу фуры.
        В голове уже вырисовывались кровавые картины того, как «Аккорд» вперемешку с моими кишками наматывается на дорожный знак. Или слетает в кювет, после чего укатывается в лес весёлыми кувырками, сплющиваясь в железную гармошку. Но вскоре гонка начала доставлять удовольствие. Сладкое чувство опасности разлилось по жилам, и вот, прикрыв глаза, я уже с наслаждением отдавался опьяняющей скорости.
        - Ну рассказывай, Юра, - голос водителя вернул меня к реальности, - где учишься? Чем занимаешься? Какими ветрами в Томск?
        - Ох… - замялся я - знаете, Игорь Юрьевич, я всегда оказываюсь в некоторой растерянности от таких вот простых вопросов.
        Мужчина повёл бровями и состроил такую физиономию, словно я произнёс несусветную глупость.
        - Ты поди высшее недавно получил? Гуманитарий?
        - Ага, юрист. Сейчас в академе. А как вы догадались?
        Игорь снисходительно усмехнулся и вновь махнул рукой, опасно отпустив руль.
        - Опыт, Юра, не пропьёшь. Я давно заметил. Не знаю, чему вас там в институтах учат, но говорить с вами потом невозможно. Спроси вас про Канта, про Гегеля - вы тут первые. Всё расскажете, докажете, всё хайло забрызжите, пока точку зрения не отстоите. Материя или дух? Диалектика или метафизика? Тождество мышления, бытия, хуития… А ты скажи мне, Юра, кого это вообще ебёт? По большому счёту, какая мне разница, что там писал Аристотель? Если надо, я возьму и прочитаю, благо, интернет сегодня везде есть. Мне ведь другое интересно: узнать, чем молодёжь дышит, истории какие-нибудь интересные. Судьба человеческая, так сказать, простым языком, простыми словами. Да только простыми словами вы совсем разучиваетесь говорить за пять лет, или сколько там теперь? Вот и сидите потом без работы: философы, юристы да историки. А кто ж вас возьмёт, если вы работодателю даже о себе рассказать не можете. Человека ведь что? Его зацепить надо! Фразочку красивую, шуточку остроумную, глядишь, он уже и заинтересовался личностью твоей. А все эти обороты академические… Это, Юра, всё - хуйня на маргарине.
        - Не соглашусь, - возразил я, - университетское образование как раз и учит говорить. Формулировать мысли, отстаивать свою точку зрения.
        - Вот опять, видишь? - засмеялся водитель. - «Отстаивать точку зрения»! А просто поддержать беседу? Не вдалбливать в голову человеку свои убеждения, не усираться в «Твиттере», а просто поговорить? Спорить-то вы мастера. А разговор по душам для вас загадка.
        Игорь был первоклассным провокатором. Я не успел ничего понять, а в груди уже разгорелось предвкушение горячих дебатов. Я живо представил, как отражаю несправедливый выпад в сторону университетов, использую изящные логические ловушки, чтобы обратить доводы собеседника против него самого, и в конце концов кладу оппонента на лопатки своим красноречием.
        - Чего притих? Подбираешь мощный аргумент против? - ядовито улыбнулся Игорь.
        В этот момент он напомнил мне Мириам. Это было в её стиле. Я восхитился тем, как ловко меня поставили в нелепое положение. Игорь пресек дебаты на корню.
        - Неплохо, неплохо, - засмеялся я, - получается, вы уже победили. Я не могу ничего возразить, ведь это будет означать продолжение спора. А значит, вы опять оказываетесь правы.
        - Смотри-ка, быстро сообразил. Молодец! Только вот что, Юр, давай договоримся. Обращайся ко мне на «ты», окей? Иначе получается, как будто я сына поучаю. А мне не хочется никого поучать. Я подобрал тебя, чтобы было с кем языками потрепать по-дружески, а не чтобы лекции читать.
        - Договорились, - кивнул я.
        - Ну тогда рассказывай. Куда едешь? Чем, вообще, занимаешься?
        - Сейчас ничем, - признался я, - с юрфака ушёл в академ до осени, чтобы не отчислили. Немного расслабился на третьем курсе и в результате понял, что есть все шансы не сдать комиссионный и вылететь с позором. Решил вот взять передышку, подумать, и прокатиться по стране.
        - Ого! Даже так. Ну, слушай, это серьёзно. А как родители отнеслись?
        Этот вопрос я и боялся услышать. Знал, что рано или поздно кто-нибудь спросит, но не ожидал, что так скоро. Я не успел придумать более-менее правдоподобную легенду, а рассказывать правду хотелось меньше всего. Это означало, что придётся вновь окунуться в тёмные воспоминания о прошлых месяцах, раскрыть самую неприятную страницу жизни.
        С другой стороны… Я ведь сумел пережить весну. Так неужели один разговор способен сломать меня? Пожалуй, на первый раз можно и рассказать всё как есть.
        - Никак не отнеслись. С матерью я не общался уже полгода. Мы с ней давно разругались. А отец… Отец погиб.
        Улыбка в один момент исчезла с лица Игоря, он с сочувствием взглянул на меня.
        - Прости. Если хочешь, могу больше не…
        - Нет-нет, всё в порядке. Это не вчера случилось, уже всё пережито. Я спокойно к этому отношусь. - Правда? Ну, если так, то рассказывай. Говорю тебе по своему опыту, когда проблему обсудишь, многое становится ясным. Будто приподнимается из тумана, знаешь… Так что у вас там случилось с матерью?
        - Костя случился. Её новый муж и по совместительству мой отчим.
        - А-а… вот значит как. Классика, короче. Ревнуешь мать?
        - Не совсем. По крайней мере, считаю себя довольно взрослым человеком, чтобы контролировать детские капризы и чувство собственничества.
        - О как… тогда беру слова назад.
        - Дело в другом. Мой отец - он опером был, потом начальником угрозыска…
        Я отвёл глаза в сторону. Глядя в окно, было проще говорить. Деревья вдоль дороги сливались в единый зелёный ковер, и их размытые силуэты гипнотизировали, не позволяя эмоциям взять верх.
        - Он всю жизнь пробегал, гоняясь за жульём. Понимаешь, Игорь… Он даже погиб на задержании. Вот… А Костик этот…
        - Жулик?
        - Самый настоящий. Я даже фамилии его не знаю! «Костик Громадский». Сука, аж противно. Как звери, серьёзно, - вместо имён клички. В общем, обидно мне стало. За отца. За память о нём. Получается, он всю жизнь подобную грязь вычищал, чтобы потом его место занял этот Костик? Со своими блатными понятиями? Слушай, Игорь, у тебя в машине можно курить?
        - Достань в бардачке пачку, я с тобой.
        - Держи.
        Ага, спасибо. Дай-ка огонька.
        Игорь затянулся и приоткрыл окна. Ворвавшийся воздух засвистел, напоминая о том, что «Аккорд» летит по трассе, превышая все возможные ограничения скорости.
        - Ну а что мать? - спросил водитель. - Так просто приняла его? Должны же быть какие-то причины.
        - А какие причины могут быть? Полюбила его. А может и не полюбила, а просто одна побоялась остаться. Короче, когда этот боров заехал в квартиру, я с мамой перестал общаться. И домой больше не езжу.
        - Не жалко мать?
        - Сестёр жалко.
        - Сестёр?
        - Да. Младших. Они ещё маленькие совсем, по девять лет.
        Боюсь представить, какое воспитание даст им этот Костик.
        - Обеим что ли девять? Двойняшки?
        - Ага, Алиса и Олеся. Я звоню им иногда. По телефону и в «Скайпе». Главное, выгадать момент, когда ни мамы, ни козла этого дома нет. Девочки умные, всё понимают. Скучают, правда, сильно. И я по ним тоже.
        - Давно их видел?
        - Давно.
        На некоторое время повисло молчание.
        Игорь вёл машину на одних лишь рефлексах, задумавшись о чём-то своём. Возможно, он подбирал правильные слова, чтобы прокомментировать мой рассказ. Возможно, просто растерялся от внезапного откровения. Честно говоря, мне было всё равно. Я отрешённо наблюдал за пролетающими автомобилями, а все мысли вытеснила старая тоскливая песня, игравшая в салоне.
        Постарался вспомнить сестёр. И вдруг с ужасом осознал, что начинаю забывать их лица. Какой у них цвет глаз? Голубой? Или зеленый? Чёрт возьми, хорош брат. Сегодня же вечером позвоню им, наплевав на маму и Костика.
        Мы докурили. Игорь закрыл окна и нарушил растянувшееся молчание.
        - Знаешь, мне твоя ситуация напомнила одну историю. Ну как историю, скорее байку. Рассказ долгий, но ведь и мы с тобой никуда не торопимся, правда?
        - Правда, - кивнул я.
        - Ну тогда слушай. Я же, Юра, сам не из Красноярска, детство провёл в Кедровом. Есть такой посёлок за Томском. В общем, когда мне было примерно как тебе, пересекся я там с местным батюшкой.
        - Священником что ли?
        - Ага, интересный, скажем так, мужик был. Сейчас уже, наверное, и не вспомню, как звали. Так вот. Я ведь потрепаться страсть как люблю, а тогда меня вообще любопытство одолело: собеседник-то необычный. Я, конечно, скептически к религии отношусь, но, понимаешь, - интересно, сука! Что там, думаешь, у него в голове творится, какие мысли, кроме как кадилом размахивать? В общем, туда-сюда, зацепились мы языками, и оказалось, что батюшка наш - мужик не промах. Короче, в тот же вечер сидели мы у него в бане, пили водку и трещали про баб.
        Я засмеялся в голос, представив эту картину.
        - Да-да, и такое бывает, Юра. Ну вот, сидим мы, значит, бухие в дым в бане у батюшки…
        Я снова закатился.
        - Да погоди ты, дай дорасскажу, - Игорь сам с трудом сдерживал смех. - И ты понимаешь, Юра, этого батюшку понесло, как на исповеди. Я сижу, слушаю, а сам думаю - мама дорогая! Да разве ж может такое быть на божьем свете?! А он сидит, на пузе крест, рюмку за рюмкой опрокидывает, и рассказывает всё, как на духу. О том, как «распутных девок очищал от мерзости дьявольской». Знаешь, как очищал? Драл их до потери сознания! То есть, в прямом смысле, пока они не отлетали от переизбытка чувств. Это, он сказал, катарсис называется. Он их так к богу приближал своим таинством. И вроде как получается, что после такого очищения самая последняя шлю… ээм… грешница в общем, становилась святой и непорочной.
        - Немного ущербная логика, - с усмешкой заметил я.
        - Я тоже так думаю. Ну да не в этом суть. В общем, выходило из его рассказов, что за несколько лет он своим катарсисом полдеревни очистил. Даже жену секретаря райкома. Хотя та, как и подобает всякой жене партийного человека, была праведной атеисткой. Ну так вот, я, как и ты, сидел, слушал, смеялся. И охреневал помаленьку. Думаю, вот тебе и батюшка! А потом он, понимаешь, - раз! Нахмурился, посерел весь, да и замолчал. Я ему: что, мол, случилось? Он сначала рукой махнул: ничего, говорит, вспомнилось просто. А у меня в груди предчувствие заиграло. Понимаю, что сейчас-то и будет самое важное во всём разговоре, ключевой момент. Самое сладкое, значит. И ты представляешь, как в воду глядел! Батюшка помолчал, поломался немного, а потом водка всё равно язык ему развязала.

* * *
        Мы остановились у придорожного кафе. К тому времени у меня начал урчать желудок, напоминая о пропущенном завтраке. Игорь купил целую тарелку горячих чебуреков и два стакана кофе. Деньги у меня брать отказался, чему я, разумеется, обрадовался, хоть и с некоторым смущением.
        Расположились мы на улице, под жестяным козырьком веранды. Игорь сдул пыль со старой клеёнки, обмакнул сочный чебурек в сметанный соус и начал с аппетитом есть. Недолго думая, я последовал его примеру.
        - Честное слово, Юра, сам в эту историю не до конца верю. Но в тот момент она показалась мне чистейшей правдой, уж больно искренне этот батюшка слёзы лил, когда её рассказывал.
        - Слёзы? - удивился я.
        Игорь кивнул. Он отхлебнул немного кофе, взял новый чебурек и продолжил:
        - Ага. Рыдал, как девочка! Видимо, глубоко его эта Настасья зацепила. Но обо всём по порядку. Дело было так. Жила у нас в Кедровом одна девка - Настасья. Кровь с молоком. Верх, низ - всё при ней, в общем, на загляденье баба. Одна беда - двадцать лет, а всё целка. Мать у неё была ведьма настоящая. Во всех смыслах. Даже дом на перекрёстке стоял. Короче, Настасье этой несладко жилось. Не то, чтобы мать её притесняла или как-то унижала, но воспитывала сурово, в ежовых рукавицах. В итоге девчонка нелюдимая была, на своей волне немного. Остальные девки вечером в сельский клуб наряжаются, с парнями гуляют, а она платок наденет и в лес на всю ночь. Чего ей там делать? Ну да нормальным-то людям всё равно, уходит и уходит, какая нам разница, что она там чудит? Может, травки какие лечебные собирает? Но ты же, Юра, понимаешь, что, кроме нормальных людей, есть и ненормальные. Козлы и ублюдки - они везде, а уж в деревне такие, как пить дать, найдутся. Ну и нашлись. Пришли два пассажира с армии. Они и до этого умом не блистали, а в армии им и вовсе последние извилины распрямили, чтоб всё по уставу было. Думаю,
представить, что получилось, не трудно. Два здоровенных дегенерата. Да ещё и нализались в дрова. И вот эти синие дуболомы идут поутру и видят, как из леса выходит Настасья. Одна. Что было дальше объяснять надо?
        Я сглотнул вставший в горле кусок мяса и отрицательно покачал головой, дав понять, что всё и так прекрасно понял. Я отчётливо услышал, как рвётся летнее платье, как грязные руки заталкивают крик обратно в горло, не оставляя шансов на сохранение женской чести.
        - Настасья где-то с неделю из дома не выходила. Участковый к ней приехал, бумажки какие-то подписал, да и свалил. Заявление никто не подавал, расследовать дело не стали. Те двое, когда поутру в себя пришли, загасились сперва, а потом поняли, что ни хрена им не будет. Тёмную им устраивать мы не решились. Сейчас стыдно вспоминать, а тогда, если по-честному, зассали мы на них идти. Слишком уж здоровые быки были. Вот только недолго гитара солдатская играла. Нашли их ровно через сорок дней за домиком у Настасьи. Всё в той же дембельской форме на березках висели. На соседних веточках.
        Я дёрнулся, подскочив на стуле, и тихо выматерился, глядя за спину Игорю.
        - Ты чего? - обернулся он назад. - Лицо, как будто смерть увидел.
        - Нет-нет, всё нормально. Продолжай.
        Мириам послала мне воздушный поцелуй и присела за соседний столик. Она изящно закинула ноги на стоящий рядом стул и стала слушать нас, сидя вполоборота.
        Игорь проследил за моим взглядом, непонимающе нахмурил брови. Затем хмыкнул и продолжил, как ни в чём не бывало:
        - Представляешь, какие разговоры в деревне пошли? Тогда весь Кедровый на ушах стоял. Все головой кивали, мол, знаем мы про Настасью и её мамку - ведьмы они. Трогать их, правда, никто не стал. Наоборот - за километр обходили. Но прошло пара месяцев, и всё как-то забываться стало. И тут, рассказывает батюшка, приходит к нему Настасья. Вся в чёрном, в трауре, значит. Так и так, говорит, покаяться хочу.
        Игорь достал сигареты и закурил, откинувшись на спинку стула.
        - Ну а батюшка что? Покаяться, так покаяться. Скольким он уже грехи отпускал, почему бы и этой не отпустить. Он по отработанной схеме давай работать. Ходит кругами загадочный такой, мудрый, в рясе чёрной. В общем, весь из себя служитель божий и Люцифер в одном лице. Слушает, кивает с умным видом, а сам думает, как бы свою бороду между ног у девки макнуть.
        Мириам брезгливо скривила лицо.
        - Меня сейчас стошнит от его метафор, - вполголоса произнесла она.
        Игорь поймал мой взгляд и снова обернулся.
        - Да на кого ты там смотришь? - удивлённо спросил он.
        - Не обращай внимания, - махнул я рукой.
        Игорь смерил меня недоверчивым взглядом, но всё-таки продолжил:
        - Так вот, слушай, что дальше было. Батюшка-то наш уже свой подол задирал, когда вдруг прислушался и понял, в чем ему Настасья кается. Я думаю, у него в тот момент челюсть упала и на собственном члене повисла. Потому что Настенька наша поведала, как её матушка своими собственными ручками солдатиков на березку сушиться отправила.
        Я недоуменно вскинул брови.
        - Чего? Не понял… Как?
        Игорь поманил меня пальцем, наклонился над столом и тихо, почти шёпотом произнес:
        - Странно, да? Одна старая женщина. Двое быков. Вроде как неувязочка выходит по всем правилам. Только, Юра, ведьмой она и правда была. Самой настоящей. Прокляла их на смерть, понимаешь? И знаешь как?
        Игорь замолчал и посмотрел мне в глаза.
        - Смерть за смерть, - наконец произнёс Игорь. - Она в жертву себя принесла. Сорок дней умирала, и когда срок подошёл, солдатиков тех с собой на тот свет забрала.
        Я внимательно пригляделся к Игорю, пытаясь понять, сколько правды в его словах. Сперва мне показалось, что мой спутник просто-напросто шутит, развлекая старой байкой, которую услышал давно в пионерском детстве. Но выражение его лица не менялось, и, в конце концов, стало ясно: мужчина ни на секунду не сомневался в правдивости этой истории.
        - А теперь, Юра, самое главное. То, зачем я и начал рассказ. Перед смертью в самый последний день мать Настасьи позвала к себе дочь и попросила забрать свой дар. Может, слышал что-нибудь подобное?
        - Да, - признался я. - Слышал такую легенду. Якобы, ведьмам не позволяет умереть их сила, поэтому они ищут преемницу перед смертью.
        - Да-да-да! - воодушевленно закивал Игорь. - Это прям в точку! Преемницу! Только, как я понял, она не перед смертью её искала, а всю жизнь Настасью специально растила. Все свои знания потихоньку передавала, в лес за травами отправляла. И когда пришло время отдать душу, она свой дар дочери передала. Так вот, возвращаясь к нашему батюшке. Знаешь, что Настасья у него попросила? Мать отпеть! Якобы, земля покойницу не принимает.
        - В смысле?
        - В прямом. Говорит, похоронила её за домом, а на следующий день та опять в кровати. В земле вся, но по виду и не скажешь, что мёртвая. Лежит себе, как будто спит. Только не дышит.
        - Мне всё труднее в это поверить, - покачал я головой.
        - А ты и не верь. Ты слушай.
        Игорь допил свой кофе, убрал чашку в сторону и продолжил:
        - В общем, батюшка и думать забыл о своих грязных делишках. На какое-то время он даже стал похож на нормального священника. Настасье сказал, чтобы та перед богом очистилась, от «дара» материнского отказалась и за мать помолилась. Свечку чтоб за упокой поставила.
        - И что? Поставила?
        - Хрен там. Девка упёрлась рогом: дар мой, говорит, последний подарок матери и отказаться я от него не могу. А с ним в храме божьем мне делать нечего. Мне бы только, говорит, матушку отпеть, а дальше сама разберусь. Тут в нашем батюшке тоже принципы проснулись: я, говорит, всё сделаю, но помогать тем, кто от бога отказался, не могу. Выбирай, мол, или сила, или отпевание. Настасья подумала немного и ушла.
        Игорь выдержал небольшую паузу.
        - А через пару дней батюшке интересно стало. Зашёл он к ней домой. И охренел. Потому что Настасья сама на покойницу стала похожа. Под глазами мешки, бледная вся. Батюшка у неё спрашивает: что, мол, с тобой? А Настасья ему в сторону кровати кивает и говорит: «мать по ночам спать не даёт. Надо мной стоит. Похоронить просит».
        Я поёжился, представив, как старая ведьма стоит у изголовья кровати, неотрывно смотрит из темноты и шевелит сухими губами, умоляя предать её тело земле.
        - И тут батюшка у неё спрашивает, а где она сейчас? Девка в ответ глаза выпучила и смотрит на него, как на сумасшедшего. А ты, говорит, не видишь что ли? Вон же, на кровати лежит! И пальцем тычет в пустую койку. Тут батюшка опять свою песню завёл: откажись, Настасья, откажись. Дьявол тебя за нос водит, погубит он тебя. А девка его умоляет: пойми, не могу я мать предать. В общем, Юра, спорили они долго, да только всё без толку. Каждый при своём остался. А через пару дней Настасья и сама умерла. Врачи сказали: общее истощение организма. Батюшка, когда узнал, волосы на себе рвал. Зацепила она его, понимаешь? Он ведь в первый раз за всю свою службу действительно кому-то помочь хотел, душу девичью спасти. А получилось так, что, если б не его принципиальность, то может, Настасья и жива бы осталась.
        Игорь помолчал немного, внимательно вглядываясь мне в глаза, а потом спросил:
        - Ты ведь, понимаешь, к чему я эту историю рассказал?
        - Не совсем, - хмуро ответил я.
        - А ты подумай… Хорошенько подумай. Ты ведь, Юра, и сам, как этот батюшка. Как думаешь, почему он Настасье помогать не стал? А? Да потому что посчитал, что дела её ведьмовские оскорбляют имя отца небесного. Вот и бросил девчонку на растерзание призраку. И всю жизнь потом мучился, потому что знал: не простит ему Бог. Не простит того, что он в своём церковном высокомерии отказал в помощи ближнему.
        Я неожиданно понял, к чему клонит мой спутник. И мне это совсем не понравилось.
        - Погоди-ка, погоди, - перебил я собеседника. - Ага. Аллюзии, значит? То есть хочешь сказать, что мой отец, который всю жизнь отдал борьбе с ворами, хотел, чтобы какой-то жулик стал воспитывать его детей? Чтобы его сын принял этого Костика с распростертыми объятиями? Называл папой? Так что ли?
        - Так ведь не о Костике речь, Юра. О тебе. И о матери твоей. Ты, конечно, извини, что лезу, но мне кажется, твоя принципиальность убивает её. Она потеряла мужа, а теперь от неё отказался ещё и любимый сын. Не правильно это. Память об отце должна помогать преодолевать старые обиды, а не порождать новые.
        Я вскипел. Вот значит как?! Вот к чему весь этот разговор - выставить меня виноватым?
        - Юра, - взволнованно произнесла Мириам, - Юра, не надо… Не надо, мой дорогой.
        Но я уже ничего не слышал. Игорь затронул самую больную тему, и сейчас ему придётся выслушать всё, что я думаю о его притчах.
        - Знаешь, Игорь… - я старался говорить спокойно, но мой голос дрожал от возмущения. - Оставь свои байки для собственных детей. Ты и наполовину не представляешь, насколько мерзко и оскорбительно видеть, как человек, место которого на тюремных нарах, целует твою мать, обнимает её своими жирными лапами. А она, вместо того, чтобы выгнать его взашей, вешается вся на эту мразь. На существо, которое я даже человеком назвать не могу. Потому что не может нормальный человек спокойно жить после того, как людей резал и вагонами воровал при всеобщем голоде. Сравниваешь мою мать с Настасьей? Так скажи мне, какого хрена, твоя Настасья от колдовства не отказалась, а? Зачем ей был нужен этот дар, если она с ним так страдала?! Скажи мне, Игорь, если моя мать так любит меня, то какого хрена это воровское хайло до сих пор с ней спит, и называет моих сестёр «доченьками»? Какие они ему, на хер, доченьки?! Они дочери моего отца! Полянские!
        - Юра, прошу, остынь, - Мириам встала у меня за спиной, положила руки на плечи, - зачем тебе это?
        Игорь отреагировал спокойно. Он лишь грустно усмехнулся и закурил новую сигарету.
        - Ты молод, Юра. Очень молод и очень горяч. В тебе пожар, и дым от него застилает глаза, не позволяя увидеть свет. Ты думаешь, что всегда прав, но жизнь гораздо сложнее. Она гораздо сложнее, чем ты можешь себе представить.
        - И всё? Это всё, что ты скажешь? Упрекнешь меня моей молодостью и неопытностью, считая, что этого достаточно?
        - Я же говорил, Юра. Я не собираюсь никого учить. И спорить тоже не стану. Ты доел?
        - Да.
        - Ну так поехали. Дорога ждёт.

* * *
        Солнце беспощадно палило, нагревая тёмно-синюю «Хонду». Мы летели по разбитой трассе, рассекая жидкий воздух, что струился над горячим асфальтом.
        Я успел остыть после спора в придорожном кафе. Мне стало даже неловко за ту вспышку гнева, с которой я накинулся на ни в чем неповинного Игоря. Впрочем, мой спутник и не думал обижаться. Мы просто сменили тему и больше не возвращались к разговору о родителях.
        Через пару часов я сказал Игорю, что хочу немного вздремнуть. Тот кивнул и пообещал, что разбудит меня в Томске, если не проснусь раньше. Я откинул спинку сидения, положил голову набок и закрыл глаза.
        Мысли утонули, и их место занял бесконечный поток образов, звуков и обрывков воспоминаний. Едва бьющий родник из знаков и символов превратился в ручей, обернулся горной рекой ярких галлюцинаций. Тело охватила мелкая электрическая дрожь, которая становилась сильнее с каждой секундой. Вокруг начала сгущаться тьма, а в ушах гудело так, словно гигантский «Боинг» запустил свои двигатели. Я знал, что сейчас произойдёт.
        Сосредоточил внимание на вибрациях, которые уже начали разрывать невидимые нити. Гул в ушах усиливался. Сама собой начала подниматься рука, затем вторая.
        Хлопок.
        Невесомость.
        Я лечу.
        Подобно воздушному шару я оторвался от тела, прошёл сквозь крышу автомобиля и взмыл в небо.
        Тьма рассеялась. Внизу раскинулись бесконечные сибирские леса, разрезанные серой лентой дороги. Старенький тёмно-синий «Аккорд» уносился вдаль, а вместе с ним уносилось и моё опустевшее тело.
        Мягко, словно на парашюте, я приземлился на асфальт. Машин на дороге не было.
        - Мириам.
        Ответа не последовало.
        - Мириам!
        И вновь тишина.
        - Да и чёрт с тобой.
        Я начал неторопливо тереть ладони и ходить вперед-назад. Во снах нельзя останавливаться ни на секунду, иначе всё может закончиться потерей осознанности.
        Место было не знакомо. Старая разбитая трасса, вокруг дремучий еловый лес с перекошенными деревьями. Засохшие ветки извивались, превращались в серые волосатые лапы, тянущиеся отовсюду. Небо кружилось чёрными, как уголь, тучами.
        Нет. Так дело не пойдёт. Я закрыл глаза и представил яркий луч солнца, разгоняющий мрак. Ничего не произошло.
        - Не понял…
        Усилие воли. Я призываю огонь. Я призываю свет. Силой мысли разгоняю тьму.
        И вновь неудача.
        - Что за хрень, Господи…
        Издалека донёсся женский крик. Я вздрогнул и отвлекся. В ту же секунду всё закрутилось в жидком сером водовороте, раздались грозовые раскаты, засверкали молнии.
        Картина переменилась.
        Я стоял на холме посреди высокой травы. Вокруг белое марево. Рядом покосившийся деревянный крест в человеческий рост.
        Чьи-то шаги внизу.
        - Кто здесь?! - прокричал в туман.
        Слова утонули в сырой молочной завесе. Небо всё так же чернело над головой. Стало жутко. Мириам, слышишь меня? - прошептал. - Мне не помешала бы твоя помощь…
        - Иди сюда… - донёсся голос из тумана.
        - Мэри?
        - Иди сюда…
        Нет. Это не голос Мириам.
        - Кто ты?!
        Тишина. В тумане промелькнул и скрылся чей-то силуэт.
        - Кто ты?! - повторил я.
        Раздался девичий смех.
        - Назовись!
        Смех закружился в белой дымке, приближаясь ко мне по спирали. Так быстро, словно его владелица летела над полем, не касаясь земли.
        - Приказываю назвать своё имя! - заорал я.
        Тишина.
        Оглушающий крик над самым ухом:
        - Настасья! Настасья! Настасья!
        Чьи-то руки схватили сзади за плечи, оторвали от земли и потащили к небу. Серый водоворот. Реальность поплыла, как растаявшее желе. Гул и мрак.
        Издалека донёсся бархатный голос, но я не разобрал слов. Боль. Звонкая пощечина вернула мне зрение и слух.
        - Зачем ты заговорил с ней?!
        - Мириам…
        - Зачем ты заговорил с ней?!
        - Это была…
        - Знаю. Скажи, зачем ты заговорил с ней?
        Я осмотрелся по сторонам. Вокруг всё тот же тёмный дремучий лес. Искореженные скелеты мертвых елей.
        - Где мы?
        - Ответь на вопрос, мой мальчик!
        Я подозрительно взглянул на девушку. Она стояла, наклонившись надо мной посреди леса. В длинном белом платье с зелёным поясом.
        Ни одной фиолетовой вещи. Это не Мириам.
        - Вот же догадливая сволочь, - прошипела ведьма, превращаясь в старуху.
        Она накинулась на меня, как хищник, схватила острыми когтями, рванула вверх. Но в ту же секунду вспышка бледно-голубого света ударила в лицо колдуньи, заставив её завизжать от боли.
        - Убери руки. Он мой.
        Упавшая ведьма вскочила и на четвереньках побежала прочь. Прижавшись к сухому дереву, она скрючилась и спрятала голову, боясь взглянуть на женщину в фиолетовых одеждах.
        Волосы Мириам вились, порываемые грозовым ветром. Она стояла, распрямив спину, объятая лунным светом.
        - Сгинь! Сгинь! Сгинь! - в панике кричала ведьма, отмахиваясь от моей подруги.
        - Не смей даже прикасаться к нему.
        Голос Мириам был всё также прекрасен, но теперь звучал по-другому. В нём появились металлические нотки серебра, отблески абсолютной власти.
        - Сгинь! Сгинь, Марена!
        Мириам прошла мимо меня, приблизившись к старухе.
        Ведьма заскулила и ещё сильнее сжалась, задрожав всем телом.
        - Сгинь, нечистая! Ты проклята! - закричала она.
        Я в недоумении уставился на ведьму. «Нечистая»?
        - Не слушай эту каргу, Полянский, - не оборачиваясь, произнесла Мириам, - она уже сгубила две невинные жизни.
        Нет! - завизжала старуха. - Ты не имеешь права! У меня договор с твоим хозяином!
        Мириам улыбнулась.
        - У меня есть лишь один хозяин, - сказала она, - тот, которого ты пыталась убить.
        - Ты лжешь, Марена! Сгинь! Лукавая!
        - Мириам, что происходит? О чём она говорит?! - закричал я. Чёрные тучи над лесом разразились грозой, подул штормовой ветер, склоняя к земле мёртвые ели. Одно из деревьев не выдержало и с громким треском сломалось. Покорёженное бревно пронеслось мимо, подхваченное ураганом.
        - Я сказала, не слушай её! - повернулась ко мне Мириам. - Это лярва!
        - Кто?
        - Лярва, идиот! Напряги мозги и вспомни!
        Ведьма воспользовалась секундным замешательством. Словно блоха, она прыгнула в сторону, поймала сорванную ветром ветку и, оседлав её, взмыла в воздух.
        - Чёрт! Чёрт! - выругалась Мириам. - За ней!
        - Ваши документы, - произнёс незнакомый голос.
        - А-а! - в отчаянии застонала Мириам. - Ты идиот, Полянский!
        Слова Мэри начали уплывать куда-то вдаль, и я почувствовал, как меня засасывает серый водоворот.

* * *
        - Ваши документы, - повторил старший лейтенант.
        - Сейчас, погоди, браток, - сказал Игорь, роясь в бардачке, - где-то здесь были. А, вот они! Нашёл, держи.
        Полицейский, одетый в жёлтый светоотражающий жилет, принял из рук водителя помятый файл с бумагами. Достал права, затем страховку.
        - Почему нарушаем, Игорь Юрьевич?
        - Тороплюсь, начальник. К матери в Кедровый еду. Совсем заплохела, родная. Боюсь не успеть.
        Старлей оторвал взгляд от документов, внимательнее присмотрелся к водителю. Затем посмотрел на меня.
        - А это? - махнул он рукой в мою сторону. - Сын?
        - Да не! Паренька на дороге подобрал. Автостопщик. Вон и рюкзак сзади лежит.
        - Можно ваши документы, молодой человек?
        - Мои? - спросил я заспанным голосом.
        - Да.
        - А на каком основании? А впрочем… - я вспомнил, что в данный момент Игорю грозит лишение прав. - Вот, держите.
        Я протянул старлею свой паспорт.
        - Полянский Юрий Олегович, зарегистрирован в Красноярске. Понятно… Возьмите.
        - Ну так что, браток? - спросил Игорь, - отпустишь?
        - К матери, говоришь…
        - Ага. К ней родной.
        - Адрес матери, быстро ответь.
        - Поселок Кедровый, улица Партизанская, дом шесть.
        - Чем болеет?
        - Рак у неё. По женской части, ну понимаешь… Сказали, пару дней…
        - Понимаю.
        Старший лейтенант в раздумьях посмотрел куда-то в сторону, постучал документами по ладони.
        - Ладно. Езжай, - он отдал файл Игорю, - только не гони. Ты ведь не себя, ты людей на дороге подставляешь. И второй раз так не повезет, заберут права.
        - Спасибо, браток, - Игорь пожал руку полицейскому, - даю слово, девяносто шесть, не больше.
        - Девяносто.
        - Окей. Спасибо ещё раз.
        - Всего доброго.
        Игорь завёл машину, и мы поехали дальше. Мой спутник и вправду сдержал обещание, и больше ни разу не превысил скорость.
        - Вот есть же отзывчивые люди, Юра. Повезло нам. Порядочный мужик оказался, даже про деньги не заикнулся.
        - Игорь…
        - А?
        - А про мать, это правда?
        - Правда, - грустно усмехнулся водитель, кивнув. - Только давай не будем об этом. В конце концов, всё уйдем рано или поздно. Главное, чтобы при жизни люди вокруг настоящие были. Как этот старлей. Да, Юра… Все там будем. Главное - не жить прошлыми обидами.
        Я промолчал в ответ.
        Открыв окно старенькой «Хонды», я достал последнюю сигарету, подкурил и задумался, глядя на проплывающие мимо пейзажи. Думал я не о добром полицейском, и даже не о своём странном сне. Я вновь и вновь прокручивал в голове тот разговор в придорожном кафе. Теперь слова Игоря воспринимались совсем иначе.

* * *
        - А блин, блин, блин! Полянский, я тебя обожаю! Ты записал адрес?
        - Не переживай, я запомнил.
        Я присел на капот машины, переложил телефон к другому уху, и зубами стянул пленку с новой сигаретной пачки.
        - Юра…
        - Да?
        - Ты сумасшедший, ты в курсе?
        - Ты даже не представляешь, насколько близка к истине.
        - Блин, блин! До сих пор не могу поверить! Я уже говорила, что обожаю тебя?
        - Да.
        - Потому что так и есть. Жду с нетерпением, Юра. Я так соскучилась.
        - Я тоже, Ир. Скоро буду.
        - Обожаю тебя, Полянский.
        Я улыбнулся и повесил трубку. Посмотрел в небо.
        Было также безоблачно, но жара понемногу спадала. Солнце клонилось к горизонту. Мы стояли на въезде в город, остановившись в тени деревьев. Позади неспешно ползла зеркальная гладь Томи. Возможно, река произвела бы на меня впечатление, не проживи я до этого три года в Красноярске, где разлился величественный Енисей.
        С первого взгляда Томск мне понравился. Не слишком шумно, повсюду зелень и старинная архитектура. А самое главное, на улицах до неприличия много соблазнительных девушек. Город студентов, что ещё от него ожидать?
        - Игорь.
        - А?
        - Спасибо большое.
        - Да фигня вопрос, - махнул рукой мой спутник. - Дальше сам доберёшься? Может тебя подбросить до подруги?
        - Не стоит, ты и так очень помог.
        - Ну как знаешь.
        Игорь присел рядом. Прощаться не хотелось, поэтому мы закурили, чтобы выиграть ещё пару минут. Мы молча наблюдали за тем, как толпы студентов залазят в старенькие пазики. Рядом целовались парочки и гуляли семьи с колясками. Повсюду кипела жизнь, доносился смех и, казалось, что в этом городе живут лишь те, кто ещё молод и полон сил.
        - Эх… завидую я тебе, Юра, - сказал Игорь.
        - Почему?
        - У тебя вся жизнь впереди.
        Я помолчал немного, а потом всё-таки не выдержал:
        - Слушай, Игорь.
        - А?
        - Тебе из пенсионного не звонят по ночам? Не умоляют, чтобы ты уже сдох, наконец?
        - Э-э-э… чего…нет.
        - Ну тогда заканчивай говорить так, словно из тебя песок сыплется.
        Игорь засмеялся. Он спрыгнул с капота и потрепал меня за волосы.
        - Знаешь, не теряй дерзости, Юра. Серьёзно, пусть тебе и будет порой нелегко, но зато спустя годы, оглядываясь назад, ты ни разу не пожалеешь, что где-то не дожил, где-то не досмеялся. Только насчёт матери подумай, хорошо? Хорошо, - кивнул я.
        - Молодец. Верю в тебя.
        Я понял, что настал момент, когда наши пути должны разойтись. Спрыгнув с машины, подошёл к Игорю и с громким хлопком пожал ему руку. Игорь дружески похлопал меня плечу и произнёс:
        - Ну что? Удачи тебе в путешествии, Юра.
        - Спасибо. И тебе легкой дороги. Я подумаю над твоими словами, обещаю.
        Мой спутник улыбнулся, ещё раз потрепал меня за волосы и сел в машину. Махнув рукой, он развернулся и поехал к выезду из города, посигналив на прощание.
        - Удачи на дорогах, Игорь, - произнёс я вслед.

* * *
        Мне повезло. В автобусе оказалось мало людей. Это было удачей, ведь я не хотел, чтобы меня и в самом деле приняли за сумасшедшего, который разговаривает с пустым сидением.
        Мириам поправила непослушный локон, и вытянула ноги, положив их рядом со мной.
        - Ты правда забыл, кто такие лярвы? - спросила она.
        - Ты ведь знаешь.
        - Знаю. Но я надеялась, тебе станет стыдно за свою дырявую память, и ты моментально всё вспомнишь.
        - Отчаянная надежда.
        - Ты читал об этом год назад. Дух злого человека, который умер молодым. Настасья была такой.
        - Откуда ты знаешь?
        - Юра, в твоих снах я способна творить удивительные вещи.
        - О, несомненно! - расплылся я в улыбке.
        - Не в том смысле.
        Девушка сохранила серьёзный вид, но я заметил, как дрогнули уголки её губ.
        - Речь о другом, - продолжила она, - в твоих снах я вижу насквозь не только тебя, но и всех сущностей, что кружат вокруг. Ну, кроме Минервы, разумеется. Её сознание закрыто, как бы я не пыталась пробиться.
        - Было бы здорово, если б у тебя получилось. Тогда мы бы знали, где искать Рецепт.
        - Согласна, но сейчас речь не о ней. Видишь ли, теперь в твоих снах поселилась ещё одна сущность и мне это очень не нравится.
        - Настасья?
        - Скорее то, что под неё маскируется. Трудно объяснить… У тебя слишком яркая фантазия, Юра. Ты создаешь сущностей, стоит лишь тебе в них поверить. Я - тому доказательство. Разговор с Игорем нарисовал новый образ, и стоило тебе уснуть и приоткрыть завесу… В общем, ты сам все видел. Я попыталась поймать её по горячим следам, позволила максимально приблизиться. Но чертов гаишник всё испортил.
        - Так значит… Черт, Мириам! Вот почему ты не пришла на зов! Ты ловила её на живца? На меня?
        - Да, - ничуть не смутилась девушка, - а как думаешь, ради кого я это делала? Пойми ты, те двое солдатиков, про которых рассказывал Игорь, не были насильниками. Они были жертвами, необходимыми для перехода силы от одной ведьмы к другой. Представляешь, насколько опасна эта стерва?
        - Постой. Ты ведь только что сказала, что это ненастоящая Настасья.
        - Была ненастоящая. А теперь… Чёрт, Полянский! Ты ведь всё знаешь. Или хочешь сказать, я тоже ненастоящая?
        - Нет, просто…
        - Просто не тупи, хорошо? И послушай меня. Ты под ударом, Юра. Я не смогла остановить её сразу. Теперь она знает, кто я на самом деле, и будет куда осмотрительнее. До тех пор, пока мы её не поймаем, каждый твой сон - это поле боя, на котором ты можешь остаться.
        От слов Мириам мне стало не по себе. Не очень приятно понимать, что стоит тебе закрыть глаза и чуть задремать, как в ту же секунду ты можешь оказаться в когтях мёртвой ведьмы. Я слишком хорошо помнил ночные кошмары, преследовавшие меня до тех пор, пока не появилась Мириам. Меньше всего хотелось снова пережить те мгновения липкого ужаса.
        Я отогнал дурные мысли и постарался думать о чём-нибудь приятном. О сестрёнках. О том, как два года назад мы вместе с мамой провожали их в первый класс на школьной линейке. Школа… А ведь и с ней связано столько милых сердцу воспоминаний…
        - Пойми, Полянский, теперь ты должен быть предельно аккуратен в собственных сновидениях. Осторожнее с желаниями и, главное, не теряй осознанности. В обычных снах я не всегда могу прийти к тебе на помощь, потому что…
        Мириам вдруг замолчала. Она отстранилась от меня, сложила руки на груди и уставилась в окно с безразличным видом.
        - Впрочем, тебе это не интересно, - холодно бросила она.
        Я удивленно вскинул брови.
        - Не понял. Что случилось? С чего ты взяла?
        - С твоей головы, Полянский. Твои мысли заняты совсем другим. Точнее другой.
        Я беззвучно выматерился. Как же это тяжело - иметь подругу, знающую о тебе абсолютно всё.
        - Поговорим в другой раз, - спокойно продолжила Мэри, - я всё понимаю, мой дорогой. Тебе хочется помечтать о своей школьной шлюшке. Вспомнить её милую ржавчину на голове и мятую юбку, мокрую от каждого прикосновения. Помечтай, мой дорогой. Помечтай.
        - Мириам, ну что за детский сад. Ты же знаешь…
        - Да, знаю-знаю… Разве я говорю что-то против?
        - Ты ревнуешь, да?
        Мириам прыснула, продолжая бесцельно смотреть в окно. Мне вдруг стало весело, и я не смог сдержать довольной улыбки.
        - Нет, ну вы только взгляните! Роковая женщина, непокорная Мириам! А губки дует, как обиженная восьмиклассница. Хочешь поговорить об этом?
        - Заткнись, Полянский.
        - Нет-нет, Мэри. Мы обязательно должны обсудить проблему, - продолжал смеяться я. - Возможно там, глубоко под сердцем, тебя что-то тревожит. Какой-то червячок сомнения…
        - Полянский. Если твой червячок тебе ещё дорог, лучше закрой рот.
        - Ага. Угрозы. Это верный признак душевного дисбаланса и расшатанной…
        Я не договорил. Мириам исчезла на мгновение. Не успел я покачнуться от подзатыльника, как она вновь сидела передо мной, скрестив руки и уставившись в окно.
        - Ай, чёрт! Это нечестно.
        - Зато эффективно, - ответила девушка.
        - Что за варварская слабость к физическому насилию?
        - Не знаю. Лучше спроси об этом у своей рыжей шлюшки.
        - Да хватит уже, Мириам! Перестань называть Иру так. Да, она - любвеобильная девушка. И очень раскованная в этом плане. Просто она…
        - Слаба на передок. Шлюшка. О чём и говорю.
        Я глубоко выдохнул и покачал головой.
        - Серьёзно. Хватит. С чего ты вообще взяла, что у меня с Ирой что-то будет? Наши школьные приключения давно в прошлом. Три года, Мириам! За это время люди сильно меняются. Мы с ней теперь почти не знаем друг друга. Всего лишь одноклассники и далёкие приятели.
        Моя подруга язвительно усмехнулась.
        - Мириам. Ты ревнуешь?
        - Нет.
        - Тогда почему я чувствую запах грозы?
        Девушка, наконец, повернулась ко мне и посмотрела в глаза.
        - Полянский, - мягко произнесла она, - успокойся и отстань от меня. Хочешь её взять - бери, пожалуйста. Мне всё равно. Я тебе не жена, чтобы держать на привязи и давить каблуком. Мне глубоко наплевать на всех девок, с которыми ты развлекаешься. Я понимаю, молодое тело требует женщин, а я не могу отдаться тебе в полной мере. Поэтому не оглядывайся на меня, делай, что хочешь.
        - Ты не ответила на вопрос.
        - Чёрт, какой ты душный. Да, я зла! Но не потому что ревную тебя к этой твоей Ире, а потому что сама не могу оказаться на её месте. Господи, Полянский, неужели не понятно? Я просто завидую ей.
        - Так вот в чём дело.
        Да, именно в этом.
        Мириам вновь отвернулась и продолжила разглядывать проплывающие мимо здания, фонари и рекламные щиты. Она была абсолютно спокойна.
        Мне вдруг пришла в голову любопытная идея. Я не удержался и осторожно начал:
        - Слушай, Мириам. А если…
        - Я испепелю эту рыжую стерву в адском пламени. Сны - это мои владения.
        Больше вопросов у меня не было.

* * *
        Я стоял в обшарпанном подъезде, рассматривая металлическую дверь квартиры. Адрес вроде был правильный.
        Поправив лямку рюкзака, глубоко выдохнул и постучал. Через пару секунд по ту сторону раздались лёгкие шаги. Щёлкнул замок. Дверь широко распахнулась.
        Слова приветствия застыли на моих губах. Мириам, как всегда, оказалась права. Для сновидений сегодня ночью не останется времени.
        Огненные волосы Иры были распущены. Распущенным был весь её вид. Одежда скорее подчеркивала, а не скрывала откровенные места - джинсовые шорты были бессовестно коротки, а из-под белой майки выглядывал край бюстгальтера. Тонкая золотая цепочка струилась вниз, и липнувший к коже медальон заставлял смотреть далеко не в глаза девушки.
        Ира заметила мой взгляд и лукаво улыбнулась.
        Она прыгнула на меня, повиснув на шее, и стиснула в объятиях, уткнувшись носом куда-то под ухо. Её горячее дыхание сладким импульсом прошло по телу, спустившись в низ живота. Я ощутил молочный запах взвившихся рыжих волос, обжигающий поцелуй на шее. В следующую секунду меня схватили за края рубашки и насильно втащили в квартиру.
        Дверь в подъезд осталась открытой. Нам было не до неё.
        Собирая углы шкафов и сбивая вешалки, мы закружились по коридору, тесно прижавшись друг к другу. Запах миндаля. Пламя, рвущееся наружу. Я скинул мешающий рюкзак и придавил Иру к стене. Она судорожно вдохнула, задрожала и растеклась по рукам подчинившись. Покорность, с которой Ира отдалась мне, взорвала последние остатки разума, и весь мир вокруг стал неинтересным.
        Позже я так и не смог вспомнить, в какой именно момент мы оказались в спальне.

* * *
        Я сладко откинулся на кровати, освободив из объятий взмокшее тело Иры. Девушка лежала на спине и пыталась успокоить дыхание, на её лице сияла блаженная улыбка. Наконец, Ира повернулась, нежно погладила мои растрепанные волосы и произнесла:
        - А ты умеешь здороваться.
        - А ты умеешь быть гостеприимной, - ответил я, и мы засмеялись.
        - Блин! Мы не закрылись!
        Голая она вскочила с кровати и на цыпочках побежала в коридор. Я услышал, как хлопнула входная дверь, и щёлкнул замок. Через мгновение Ира вновь вошла в спальню. Прислонившись плечом к дверному косяку, она разглядывала меня, изучая во всех подробностях.
        - Ты изменился, - сказала она, - стал более мужественным.
        - Ты тоже, Ир.
        - Стала более мужественной? - улыбнулась подруга.
        - Тоже изменилась.
        - Правда? И в чём же?
        - Ты теперь такая… взрослая что ли.
        - Да уж, комплименты, я гляжу, ты так и не научился делать. - засмеялась Ира. - Кто же напоминает девушке про её возраст?
        - Эм… не знаю. Только полный кретин?
        - Ага. И Юра Полянский.
        - В принципе, одно и то же, - добавил я.
        Ира улыбнулась.
        - Ну хоть с самокритикой всё в порядке, - сказала она. - Пойдем, на кухню. Я приготовлю ужин.
        - Я сначала в душ, хорошо? Весь день по жаре, а в конце и вовсе в пламя.
        - В конце? - на лице Иры появилась лукавая усмешка. - Ну уж нет, Юра. Ты так просто не отделаешься. Мой ночлег тебе ещё придётся заслужить.
        - Жаль, не во всех гостиницах такие тарифы, - сказал я, и мы снова засмеялись.

* * *
        Джаз лился из старого приёмника вперемешку с шипением радиопомех. На включенной газовой плите шкворчала сковородка, стреляя брызгами масла. Стиральная машинка, которая из-за недостатка места тоже оказалась на кухне, неторопливо крутила мои вещи, гипнотизируя монотонным ритмом.
        На стилизованных под камень стенах висели плакаты Луи Армстронга, Чарли Паркера и ещё каких-то незнакомых мне чернокожих мужчин. У всех были надуты щеки, в руках труба или саксофон.
        Ира поставила передо мной чашку свежесваренного кофе.
        - Бывший парень подсадил, - сказала она, заметив мой взгляд, - пожалуй, любовь к джазу - его единственная положительная черта.
        - Парень? Ты с кем-то встречалась?
        - Ну да. А тебя это удивляет?
        - Нет-нет, почему. Просто ты была всегда такая… эм…
        - Шлюшка? - лукаво улыбнулась девушка.
        Глубоко на бессознательном уровне я ощутил, как прямо в этот момент где-то громко захохотала Мириам.
        - Ну… - замялся я, - не то, чтобы шлюшка… скорее… я бы сказал… Чёрт. В общем, да.
        Я уже предвкушал вагоны ядовитых подколок, которые непременно обрушатся на меня при первой же встрече с язвительной черноволосой галлюцинацией.
        Ира же нисколько не обиделась на грубое признание. Она лишь пожала плечами и, запрыгнув, уселась на стиральную машинку.
        - У нас были свободные отношения, - сказала она, - других я в принципе не признаю.
        - То есть вы…
        - Ага. Спали с кем хотели и когда хотели. Классная штука, скажу я тебе.
        - Эм… ну да. Звучит неплохо, - неуверенно согласился я.
        - Да нет, Юр, ты не понял. На самом деле фишка вовсе не в том, чтобы безнаказанно падать в постель с первым встречным. Хотя и это, безусловно, здорово. Но всё-таки главный плюс - это отсутствие ревности. Как можно ревновать человека, если вы заранее договорились об изменах? Нет, даже не так. Это ведь и изменой назвать нельзя. Измена - это предательство. Но если твой парень не против того, чтобы ты спала с другими мужчинами, разве это будет предательством?
        - Нет.
        - Разумеется, нет. Когда убиваешь в себе чувство собственничества, всё становится гораздо проще. Появляется настоящее доверие.
        - Даже так?
        - Ага. Подумай сам, в любой паре половина всех ссор происходит из-за того, что один подозревает другого в неверности. Люди отчитываются друг перед другом. Злятся, если не получают доказательств любви. Но ведь согласись, Юрка, любовь не нуждается ни в каких доказательствах.
        - Соглашусь.
        - Ну вот. А когда люди относятся к этому проще, то и физическая близость теряет сакральный смысл. Ну переспал мой парень с кем-то этой ночью, и что? Я знаю, что утром он уже будет у меня. А если я попрошу, то и в ту же ночь. Потому что, несмотря на всю сексуальную свободу, любит он меня одну. И тогда, вместо глупых ритуалов, завязанных на принадлежности друг другу, между людьми появляется настоящая близость - духовная. Ты доверяешь ему, понимаешь с полуслова, не пытаешься переделать под себя и держать на коротком поводке. И он, в свою очередь, знает, с кем я по-настоящему счастлива.
        - Кругом одни плюсы, - с сарказмом заметил я.
        - А разве нет? - пожала плечами Ира, - ты получаешь свободу и разнообразие, а платой за это оказывается отсутствие ревности. По-моему, отличная сделка.
        - И общественное осуждение.
        - К хуям общественное осуждение! - взмахнула руками девушка. - Какое мне дело до того, что говорят эти старые бабки на лавочке у подъезда? Шлюха? Да, блин, называйте, как хотите! Это моя жизнь и лишь я выбираю, что мне нравится, а что нет. И вообще, кто сказал, что многочисленные половые связи - это плохо? Человек, не слышавший про контрацепцию? Нет, разумеется, если ты безответственная дура, которая уверена, что в третьи лунные сутки забеременеть нельзя, а венерические заболевания передаются только по пятницам, то тебе не то, что свободные отношения, тебе, блин, железный засов между ног вешать надо. Но, если ты взрослый человек, которые способен нести ответственность за собственные поступки и отдавать отчёт своим действиям, то почему ты обязан всю жизнь спать лишь с одним человеком? Это всё равно, что прийти в загс и написать в их дурацкой книжке: «торжественно клянусь, что отныне буду есть только борщ». А потом, если ты, не дай бог, решил попробовать солянку, то общество тут же назовет тебя аморальной тварью. «Нет, вы видели? Она ест направо и налево! Вчера, пока борщ готовился на плите, она,
сука бесстыжая, сожрала лист салата! Представляете?! Прямо на той же кухне!»
        Я засмеялся. Сравнение мне понравилось, хоть мысль и не была новой. Ира же не унималась:
        - «Да-да-да! А вчера её знаете, где видели? В ресторане!» - «Ох ты, боже мой! В ресторане?!» - «Да! Она ела сразу три блюда! И компот!» - «Господь милосердный! Компот? Прямо в рот? Вот гурманка-то! Да разве ж так можно?» И всё. Ты уже не женщина, ты - гурманка, безнравственная стерва, думающая не головой, а желудком. Понимаешь, насколько это всё глупо?
        - Окей-окей, понял тебя. Скажи только одну вещь. Если всё так здорово, то почему вы с парнем теперь не вместе?
        Ира скривила лицо, будто съела несвежий лимон.
        - Потому что он оказался безответственным мудаком, - с презрением бросила она. - Пойми, Юра: свободные отношения - это круто, но они - не лекарство от всех проблем. Да, с моим бывшим вышла не самая приятная история. Но, блин… Один неудачный эксперимент ещё не означает ущербность всей теории. В общем… Блин!!! Рататуй!
        Я обернулся и увидел, что из сковородки валит дым. На кухне повис запах горелых овощей и выкипевшего масла.
        Неловким движением Ира переставила сковороду на выключенную конфорку, закашлялась, открыла окно и стала размахивать полотенцем, выгоняя на улицу запах гари.
        - Блин… - девушка кисло посмотрела на получившееся месиво, - по-моему, трахаюсь я гораздо лучше, чем готовлю. Эх… жаль. Хотела тебя порадовать. Я встал со стула и подошёл к девушке, осторожно приобняв сзади.
        - Есть и другой вариант… Гурманка, говоришь? - шепнул я ей на ухо.
        Ира повернула ко мне голову, лукаво улыбнулась и, невинно похлопывая ресничками, указала глазами в сторону стиральной машинки.

* * *
        За окном опустилась ночь. Мы сидели на кухне и под звуки джаза с аппетитом уплетали подгорелую яичницу.
        - Чёрт. Хотел ведь позвонить сёстрам, - с досадой вспомнил я.
        - Позвони завтра, - пожала плечами Ира, - ты же не собираешься завтра уезжать? Я должна показать тебе Томск. Погуляем по центру, свожу тебя в наш универ, он шикарный, вот увидишь.
        - Хм… заманчивое предложение.
        - Кстати. Ты так и не сказал, куда едешь.
        - Если бы ещё сам знал.
        - Не поняла, - удивилась Ира, - то есть как это?
        - Ну… в общем… Я ищу кое-что. Кое-что не совсем обычное. Как бы тебе объяснить… Ты сказку про Андрея-стрелка читала в детстве?
        - «Поди туда - не знаю куда»?
        - Ага, «принеси то - не знаю, что». Вот это прямо про меня.
        Ира отложила вилку и повернулась на стуле. Чуть наклонив голову, девушка посмотрела на меня с любопытством в глазах.
        - Ну-ка, ну-ка, Андрей-стрелок. Поведай мне, куда держишь путь и что за диковинку ищешь?
        - Это не так просто объяснить.
        - А ты попробуй.
        - Ты наверняка подумаешь, что я сумасшедший.
        - Разве я об этом уже не говорила?
        Я усмехнулся, а затем задумался. А ведь, пожалуй, Ира и правда сможет поверить мне. Помнится, в школе она, как и я, увлекалась эзотерическими практиками, взахлеб зачитывалась Кастанедой и изучала славянские мифы, воспринимая их даже слишком серьёзно. Пару раз ей удавались и осознанные сновидения, хоть она и не зашла в них настолько же далеко. Так почему бы не рассказать ей о Мириам?
        Ира слушала, в буквальном смысле раскрыв рот. Я видел, как менялось её лицо с каждой подробностью истории. Неподдельное удивление, суеверный страх и детское восхищение перед эзотерическими чудесами заставляли её смотреть на меня, как на религиозного пророка. Когда я закончил рассказ, глаза Иры превратились в идеальные окружности.
        - Это. Просто. Твою. Налево. - отчеканила девушка. - Блин, ты ведь не смеешься надо мной?!
        - Разве похоже?
        - Охренеть! И часто ты её видишь?
        Я посмотрел за спину Иры. Там в углу кухни, скрестив руки, стояла Мириам, одетая в чёрную рубашку с фиолетовым поясом. Она смотрела на меня со злой усмешкой на губах. По её глазам было видно, что Мэри совсем не рада моему откровению.
        Ира поймала мой взгляд и побледнела. Вскрикнув, она подскочила со стула, спрятавшись у меня за спиной. С губ Мириам сорвался презрительный смешок.
        - Она что, стоит там ? - дрожащим голосом произнесла Ира.
        Я не ответил. Глядя в глаза Мэри, я беззвучно прошептал одними губами:
        - Прошу. Позже.
        Мириам пожала плечами.
        - Развлекайся, - равнодушно сказала она и исчезла.
        - Юра, ответь мне, - умоляла Ира.
        - Да. Она была здесь. Но сейчас её уже нет.
        Ира затряслась и впилась мне ногтями в плечо.
        - Юра, блин, скажи, что ты шутишь!
        Я встал и повернулся к испуганной девушке. Крепко обнял её, чтобы успокоить.
        - Не переживай. Она не причинит тебе никакого вреда. Пойми, она - мой ангел-хранитель.
        - Ангел?! Какой к чёрту ангел, Юра?
        - Умоляю, только не говори про психиатра. Я всё равно к нему не пойду.
        - Да какой психиатр! Я не об этом, Юра. Разве ты не понимаешь?
        Теперь Ира смотрела на меня с ужасом, словно я был одержим и вот-вот начну лазать по стенам, закинув ноги за голову.
        - Ты правда не понимаешь, что это? Юра, это демон!
        Я не выдержал и усмехнулся.
        - Не говори ерунды. Если так, я давно был бы мёртв.
        - Юра, алло! Ты хоть раз слышал, чтобы ангелы показывались людям? Разговаривали с ними? Просили о чём-нибудь?
        - Эм… Ну вроде Гавриил…
        - Не пори чушь!
        - Ира, послушай. Вся моя история выглядит, как полная чушь. Но, несмотря на это, она правдива от первого до последнего слова. Пойми, если бы не Мириам, то мой труп уже давно доедали бы черви. Пару месяцев назад я думал, что в жизни нет никакого смысла. Мой лучший друг погиб в горах, девушка изменила, а мать предала память отца. Я хотел вскрыться, как последний слабак! Знаешь, кто остановил меня? А год назад, когда застал мать в постели с этим жуликом, я был готов убить его. Этот придурок из девяностых вечно носит с собой заряженный ствол. Тогда он лежал прямо на тумбочке в прихожей. Отгадай, кто удержал меня? Разве так поступают демоны? Нет, Ира. Помню, когда был ещё совсем маленький, меня мучили ночные кошмары. Какая-то чёрная рогатая тварь приходила в мою комнату каждую ночь. Она садилась на кровать, смотрела из темноты, не моргая, а потом хватала за шею своими волосатыми руками и начинала душить. Родители не верили мне, ведь никаких синяков не оставалось. Но каждый раз, отправляясь спать, я знал, что это опять повторится. Когда выключался свет, я вздрагивал от каждого шороха. И он приходил.
Криво улыбался в темноте, что-то шептал, а потом снова начинал душить. Пока однажды я не почувствовал, как кто-то стоит за изголовьем моей кровати. Кто-то сильный и добрый, тот, кто был способен напугать ночного гостя. Сзади появился голубой свет, и этот кто-то вложил в мою руку маленькое светящееся копьё. Я кинул им в призрака, и он исчез! Исчез навсегда. Тогда я ещё не знал, кто помог мне избавиться от рогатой сущности. Но сейчас я знаю - это была Мириам. Она всегда была рядом. Просто я ещё не был готов встретиться с ней. А теперь я могу её видеть. Понимаешь?
        Ира всё также испуганно косилась в сторону угла комнаты, где минуту назад стояла Мириам. Девушку била нервная дрожь, и я не представлял, как её успокоить. Успел тысячу раз пожалеть о том, что вообще начал этот разговор.
        - Она - мой ангел, Ира. Она пришла два года назад, но точно знаю: это случилось гораздо раньше. Мириам всегда была рядом, я чувствую. Знаешь, иногда мне кажется, что я потерял частичку каких-то важных воспоминаний. Я не помню своего первого поцелуя, не помню, как вместе с отцом мы ходили в поход. Когда пытаюсь воскресить в памяти те дни, то вижу лишь бледно-голубой свет, и мне кажется, что всё это связано с ней. Мне кажется, она была там… Я видел её, но забыл. А два года назад она открылась, она пришла в сновидении. В первый день весны. Как оттепель после зимы. Как луч света, разбивающий мрак. Разве так приходят демоны? Разве они спасают людей?
        Ира пристально посмотрела мне в глаза и окаменела, словно увидела в них смерть.
        - В первый день весны? Первого марта?
        - Да.
        Она оттолкнула меня.
        - Уходи.
        - Что?.. Постой, что случилось?
        Девушка побежала в ванную, сняла с верёвки мои выстиранные вещи и кинула их на рюкзак в коридоре. Затем издала какой-то нечленораздельный звук, напоминающий то ли всхлипывание, то ли стон раненого животного. Она опёрлась о стену, схватилась за лицо и стала глубоко дышать, пытаясь успокоить нахлынувший приступ истерики.
        - Ира… Что происходит?
        - Юра, уходи… Прости меня. Но тебе нужно уйти. Прямо сейчас.
        - Почему?! Объясни!
        Сказать, что я удивился - ничего не сказать. Я был в шоке. Школьная подруга, которая час назад выкрикивала моё имя в постели, сейчас выгоняла меня на улицу. Посреди ночи.
        - Может, скажешь, что случилось?
        - Что случилось?!! Ты совсем придурок!? Ты не понимаешь, с кем ты связался?! Вспомни, что я тебе рассказывала в школе! Про женщину, которая мне снилась!
        - Ира, поверь, Мириам не причинит зла. Она добрая и…
        - Господи, ты действительно придурок! Это не демон! Это Морана! Блин, блин, блин, господи, что я несу, - Ира начала всхлипывать. - Юра… убирайся. Умоляю, уйди отсюда. Я не хочу в это верить, всё это какой-то бред, но я не могу… Я не могу успокоиться, пока ты здесь. Уходи, пожалуйста.
        Что-то внутри меня оборвалось, и я вдруг стал спокоен. Было уже всё равно.
        - Хорошо, - холодно ответил я, - ухожу. Дай мне пять минут.
        Молча прошёл мимо девушки. Достал из рюкзака чистые вещи. Выстиранные закрутил в пакет и сунул их в боковой карман. Надел джинсы. Прошёл в спальню и снял телефон с зарядки. Пробежался глазами по квартире, проверяя всё ли забрал. Надел футболку, поверх натянул толстовку. Затем закинул за спину рюкзак и, не говоря ни слова, ушёл.
        Пока ждал лифт, в голове не было мыслей. Словно на автопилоте я зашёл в кабину, нажал кнопку первого этажа и поехал вниз. Лишь на выходе из подъезда противное пиликанье домофона вернуло в реальность. Я огляделся по сторонам.
        Типичный спальный район. Ничем не отличающийся от таких же застроек в других уголках страны. М-да уж…
        И куда идти? Снова на дорогу? Но автобусы уже не ходят, и придётся шагать через весь город.
        Я увидел беседку на детской площадке и решил посидеть в ней, пока не придумаю, что делать дальше. Внутри валялись пустые бутылки из-под пива, шелуха и куча сигаретных бычков. Выбрав место почище, присел на скамейку и закурил.
        Телефон завибрировал и коротко пропищал. Я прочитал сообщение. Оно было от Иры.
        «Прости меня, Юр. Будь осторожен».
        В конце была прикреплена ссылка на какой-то сайт. Я открыл его.
        На картинке была изображена бледная девушка с длинными тёмными волосами и иссиня-чёрными глазами. Она стояла на фоне полной луны, окружённая бледно-голубым сиянием, в длинном пурпурном платье.
        Внизу был текст:
        «Морана - божество славянской мифологии. Богиня холода, мрака, ночных видений и чародейства. Также известна, как Марена, Мара. Одно из самых древних, таинственных и смутных божеств в языческих поверьях славян. Время её поминания - первое марта, первый день весны. Имя Мораны дало начало таким словам, как: мор, морок, мрак, марево, морочить, и часто отождествляется с именем Смерти».
        Мои ладони вспотели, а по спине прокатился холод.
        Подул ветер.
        - Смерть? Даже так?
        Я вздрогнул и выронил телефон из рук. В проходе беседки на фоне ночного неба и полной луны стояла Мириам, одетая в короткое пурпурное платье.

* * *
        Она стояла, скрестив руки на груди и чуть наклонив голову набок. Смотрела с любопытством кошки, что от скуки играет с израненной мышью. Она преобразилась в темноте. Её глаза потеряли синий оттенок и теперь напоминали две бездонные пропасти, в которых царила вечная ночь.
        Я вглядывался в знакомые черты лица и не мог избавиться от страха, какой испытывает человек, вдруг оказавшийся на волосок от гибели. В голове крутился лишь один вопрос.
        - Кто ты, Мириам?
        Она не спешила отвечать.
        В тишине я услышал удары собственного сердца, что билось с удвоенной скоростью. Инстинкты приказывали бежать и не оглядываться назад. Требовали, чтобы я спасался, позабыв обо всём.
        Это бессмысленно. От неё нельзя убежать.
        - Я - та, кто хранит твои сны.
        Её голос вибрировал, как оперение стрелы. Разрезал воздух бархатным резонансом. Он завораживал и манил, словно пение коварных сирен. Усыплял осторожность и подчинял своей воле. Она не была похожа на девушку, что я привык видеть рядом.
        На её губах по-прежнему скользила усмешка, волосы всё так же лились в изящном каскаде. Но взгляд… Взгляд был другим.
        - Зачем я тебе, Мириам?
        - А я тебе?
        Она играла со мной. Не в безобидные полунамёки и остроумные замечания, что доставляли удовольствие нам обоим. Не в привычный пасьянс риторики и логических ловушек. Она играла совсем в другую игру. В мрачную недосказанность, в смертельное переплетение загадок и смыслов.
        - Кто ты на самом деле? - спросил я. - Каково твоё настоящее имя?
        - А какое из них можно назвать настоящим?
        Она сделала шаг. Я попятился. Мириам протянула ладонь и нежно провела пальцами по моей щеке.
        - Как зовут тебя?
        - Ты знаешь.
        - Знаю, - кивнула девушка. - Знаю, мой дорогой. Но скажи, почему именно так?
        - Потому что так назвал меня мой отец.
        Она улыбнулась. Искренне. Любяще.
        - Твой творец. Он дал тебе имя. Разве оно не настоящее?
        - Я не давал тебе имени, Мириам. Ты сама его назвала.
        - В твоём сновидении. В осознанном сновидении. Разве не твоя воля управляет им?
        - Я не управляю тобой.
        Девушка положила ладонь на моё плечо. Я не почувствовал тепла её рук.
        - Почему ты не дышишь, Мириам? Почему твоё сердце не бьётся?
        - Потому что я не жива, мой дорогой. Пока…
        - Но ты и не мертва.
        - Нет. Не мертва.
        - Где же ты сейчас?
        - Там, где простираются мои владения - за чёрной рекой, что разделяет миры. Я стою посреди этой реки, и под моими ногами призрачный мост, который мне никак не пройти. Пока…
        - Пока я не найду Рецепт?
        - Пока мы не найдём Рецепт.
        Страх исчез. Голос девушки обволакивал, убаюкивал, манипулировал моим сознанием.
        - Мириам…
        - Да, мой дорогой.
        - В том сне… Настасья. Она узнала тебя. Узнала и испугалась.
        - Потому что однажды мы встречались.
        - В день её смерти?
        - Да.
        Так просто и откровенно.
        И почему мой пульс перестал биться, как сумасшедший? Почему исчезли ледяные тиски, ещё секунду назад сжимавшие лёгкие? Почему, чёрт возьми, мне больше не было страшно?
        - Потому что я не причиню тебе вред, - прошептала она над самым ухом. - Ты - мой создатель. Я принадлежу тебе. А ты принадлежишь мне.
        - Мириам…
        - Да, мой дорогой.
        - Кажется, я засыпаю.
        - Значит, нам пора идти. Наверх. К звёздам.
        Она нежно обняла меня, положив голову на плечо, и на мгновение мне показалось, что я чувствую её дыхание.

* * *
        По лазурному небу ползли ватные облака, закручиваясь в причудливые образы. На деревьях тихо шелестела листва. Со стороны леса время от времени подавали голос птицы, стрекотали цикады. Среди сочной зелени трав бежала босая светловолосая девочка.
        - Юра! Юра! Смотри, какую штуку мы сделали!
        - Это что? Кукла? - улыбнулся я.
        - Это чучело! Мы с Олесей будем его жечь!
        Алиса вдруг осеклась, посмотрела на меня с хитрым прищуром.
        - Ты ведь не скажешь маме? - спросила она.
        - Не скажу, обещаю. А можно мне с вами?
        - Да, побежали! Побежали, Юра!
        Сестрёнка схватила меня за ладонь и потащила за собой. В другой руке она держала соломенную фигурку человека. Вместо глаз у куклы были синие пуговицы, рот нарисован красной помадой.
        - Куда мы идём, Алис?
        - К реке!
        Тёмная вода ползла без единого звука, не отражая солнечный свет. На берегу торчал вкопанный в землю деревянный шест.
        - Нужно привязать её, - сказала Алиса.
        Она протянула мне моток старой иссохшей верёвки. Я исполнил просьбу младшей сестры.
        - Теперь поджигай.
        Я пошарил по карманам в поисках зажигалки. Достал её и уже было поднёс к кукле…
        - Постой. А как же Олеся? Вы ведь вместе её вязали.
        - Мы? Нет-нет! Это ты вязал её, Юра. Ты её создал!
        - Правда?
        - Ну да. А ты не помнишь?
        - Кажется, что-то припоминаю… Да…
        На секунду всё вокруг поплыло, и в глазах потемнело, как перед обмороком.
        Я тряхнул головой, сбрасывая наваждение.
        Тёмная вода ползла без единого звука, не отражая солнечный свет. На берегу торчал покосившийся деревянный крест. На нём висело чучело в человеческий рост. В фиолетовых тряпках. Вместо глаз у соломенной женщины были синие пуговицы, рот нарисован красной помадой. Она напоминала мне кого-то из далекого прошлого.
        Кого?
        - Поджигай, Юра.
        - Как её зовут?
        - Никак, это же чучело!
        - Нельзя жечь, не дав ей имя. Иначе в этом не будет никакого смысла.
        - Какая разница?! Жги!
        Я отошёл от креста и повернулся к сестре. Девочка изнывала от нетерпения, нервно перебирая в руках зелёный поясок, подвязанный на белом платьице.
        - Как её зовут, Алиса?
        - Почему ты всё время спрашиваешь? Почему не можешь просто поиграть со мной?!
        - Как её зовут?
        - Какая тебе разница?!
        Я сделал пару шагов назад. Посмотрел на небо. Там ползли чёрные, как уголь, тучи.
        Слабость. Темнота. Головокружение.
        Тёмная вода ползла без единого звука, не отражая солнечный свет. К покосившемуся кресту была привязана восковая фигура в фиолетовом платье. Вместо глаз у неё были синие пуговицы, рот нарисован красной помадой.
        - Назови её имя. Скажи мне, Алиса.
        - Не скажу! - чуть ли не плача выкрикнула сестра.
        Губы её задрожали от обиды. Детские изумрудные глазки наполнились слезами.
        - Алиса! - надавил я. - Немедленно назови её имя!
        - Нет!
        - Алиса!
        - Нет!
        - Я приказываю!
        - Марена! Её зовут Марена!
        Девочка набросилась на меня, оцарапав лицо ногтями.
        - Она не заберет тебя! Я не отдам! Не отдам! - кричала сестра в истерике. - Ты не бросишь нас! Я не отдам!
        Восковая фигура шевельнула пальцем.
        Алиса выхватила зажигалку из моих рук. Подбежала к черноволосой женщине, привязанной к кресту.
        - Я не отдам тебя ей, братик! Я верну тебя назад! Я сожгу её! Она чиркнула зажигалкой.
        - Нет!
        Я схватил сестру за подол платья. Дёрнул, что есть сил. Девочка упала на землю и завизжала.
        Сзади прокричал знакомый голос:
        - Держи её, Полянский! Держи!
        Раздалось шипение, заструился дым от тлеющей пеньки. Бледно-голубой огонь расплавил верёвку, и Мириам спрыгнула с креста. Она поправила юбку и стёрла с лица алую помаду, размазав ладонью.
        - Ты за это ответишь, - холодно процедила Мэри, приблизившись к девочке.
        Подошва чёрной лакированной туфли опустилась сестре на горло, придавив к земле. Алиса выпучила глаза, схватилась за ногу Мириам, попыталась скинуть её с себя. Длинные ногти разодрали чулок, но не причинили вреда моей подруге. На гладкой белой коже не осталось даже царапины.
        - Юра, помоги… Юрочка…
        - Заткнись! - Мириам сильнее надавила на шею девочки.
        - Юрочка… она убьёт меня…
        - Я сказала, заткнись!
        Девочка захрипела. Её маленькое тельце забилось в судорогах. Белое платье перепачкалось в грязи.
        - Мириам…
        - Не слушай её, Полянский!
        - Братик… мне больно!
        - Мириам, постой…
        - Она играет тобой! Твоими сомнениями!
        - Юрочка…
        - Да сдохни ты уже.
        - Мириам!
        Черноволосая не слышала меня. Она изо всех сил пыталась сломать шею зеленоглазой девочке. Хотела убить девятилетнего ребёнка.
        Мою сестру.
        - Хватит!
        - Полянский, не мешай!
        - Хватит, Мириам!
        - Спаси, Юра!
        - Я сказал, хватит!!!
        Серый водоворот подхватил меня и потащил куда-то вдаль. В ушах застыл детский крик:
        - Юра. Это правда я!
        Господи, что же я натворил.

* * *
        Просыпаюсь. Ворочаюсь в спальнике и не могу понять, где нахожусь. Надо мной сияет диск полной луны. Небо усыпано звёздами.
        Ну да, конечно - я ведь лежу на крыше одного из домов.
        В груди тревога. Лихорадит.
        Я вспоминаю Алису. Она в опасности. Что-то страшное грозит ей прямо сейчас. А я здесь, за сотни километров от дома. И ничего не могу поделать.
        Нет… Не отдам.
        Позвонить матери? Не поверит. Даже не снимет трубку. Я должен попытаться спасти Алису по-другому. Через сновидение. У меня ещё есть шанс вырвать её из лап черноволосой.
        Я закрываю глаза. Засыпаю.

* * *
        Алиса лежала на берегу реки. На её шею опустилась подошва чёрной лакированной туфли. Женщина в фиолетовых одеждах склонилась над девочкой.
        Я побежал, но вдруг понял, что берег отдалился. Какая-то неведомая сила, словно смеясь надо мной, растягивала пространство, и с каждым шагом расстояние лишь увеличивалось.
        Я остановился. Закрыв глаза, развернулся и начал идти спиной вперёд.
        Через пару секунд услышал тихие хрипы сестры. Когда они стали совсем близко, я вновь развернулся и открыл глаза. Схватил черноволосую и дёрнул, оттащив её от Алисы.
        - Что ты творишь, идиот?!
        - Не смей!
        - Опомнись, Полянский!
        - Не смей делать этого!
        - Это лярва! Она лжёт!
        - Юрочка! Не слушай её! Это Марена! Она врёт!
        - Ах ты стерва…
        Девушка шагнула к Алисе, но я не позволил приблизиться.
        Я толкнул черноволосую и ударил ладонью по лицу. Ведьма ахнула и схватилась за покрасневшую щёку.
        - Ты… ублюдок…
        - Не приближайся к ней.
        - Ты ударил меня!
        - Отойди.
        - Как ты смеешь поднимать на меня руку? Ты, безвольный слабак! После того, что я для тебя сделала?!
        - Уходи, Морана.
        Она застыла от услышанных слов.
        - Что ты сказал?!
        - Я сказал, уходи.
        - Как же я тебя ненавижу….
        - Юра, я боюсь! Прогони её!
        Алиса вцепилась в мою рубашку, спрятавшись за спиной. Она дрожала от страха и боялась взглянуть в лицо черноволосой.
        - Чёрта с два я уйду, слабак, - свинцовым голосом произнесла ведьма, - твои сны - это мои владения.
        - Лишь я управляю ими.
        - Ты не управляешь мной.
        Она закружилась в смерче. Посыпались стеклянные кристаллы льда вперемешку с хлопьями снега. Загудела пурга. Непроглядная белая пелена заволокла всё вокруг. Я не видел дальше вытянутой руки.
        - Юра!
        - Держись, Алиса! Держись крепче!
        Я прижал сестру к себе, держа её за руку. В небе загрохотала гроза. То тут то там засверкали фиолетовые вспышки молний.
        Нужно улетать.
        Я закрыл глаза и представил мощный восходящий поток, отрывающий меня от земли.
        - Держись, Алиса.
        В ушах засвистел ветер, и берег реки остался далеко под ногами. Вместе с сестрой я уносился к тёмному небу сквозь снежный ураган, сияющий от электрических разрядов. Гром катился по небесам, как грохот призрачной колесницы. На фоне молний мелькал силуэт женщины с распущенными волосами. Она летела среди чёрных грозовых туч, преследовала нас злым неотрывным взглядом тёмно-синих глаз.
        - ОН МОЙ, - оглушительным раскатом донёсся ледяной голос.
        Я почувствовал, как вздрогнула рука Алисы. Девочка заплакала.
        - Алиса?
        Я опустил голову и взглянул на сестру. В её изумрудных детских глазках застыли слёзы.
        - Что с тобой?
        - Мне страшно, Юра! Спаси меня!
        Ощущение иллюзорности острой иглой прошило сознание, породив подозрение. Что-то нелогичное, что-то неправильное было в этой ситуации. Слёзы младшей сестры казались мне чуждым элементом картины, чем-то неестественным.
        Алиса… Она так редко плачет… Почему я сразу об этом не подумал?
        И почему её ладонь так холодна?
        - Опять догадался, сукин чёрт…
        Синюшная рука покойницы дёрнула меня вниз.
        Я закричал. Из горла вырвался лишь сдавленный хрип.
        Теперь мы падали. Я и старуха, вцепившаяся в запястье.
        Ведьма истерично захохотала и вскочила на мою шею, погнав по небу, как безвольную лошадь. Я мотал головой, дрыгал ногами, в ужасе пытаясь скинуть ведьму с себя. Глаза застилал грязный подол прогнившего савана. С плеч свисали дряблые старушечьи ноги с кусками земли под кривыми ногтями. Ведьма впилась когтями в мою голову и схватила за волосы, словно за гриву. Я заорал от боли.
        Сверху донёсся хохот и мерзкий скрипучий голос:
        - Вези меня, мальчик! Вези к телу!
        Старуха шипела змеёй, хрюкала и визжала как резаная свинья. Захлёбывалась в собачьем лае. Она прыгала на моём хребте, дёргала за волосы, била ногою в бок, чтобы я скакал быстрее.
        - Вези, мальчик! Вези резвее!
        Я летел и хрипел, подгоняемый рывками безумной ведьмы. Я был схвачен, подчинён, унижен. Рыхлое тело старухи воняло приторной гнилью мяса и свежескошенной травою. Ведьма тряслась в приступах мерзкого хохота, а я давился паникой.
        Под нами в безумной пляске гудела вьюга. Облака проносились мимо под свист встречного ветра. Ломаные изгибы молний взрывались внутри вздувшихся чернотою туч.
        Боковым зрением я заметил приближающуюся тень.
        Бледно-голубой свет прошил воздух в метре от меня. Ведьма завизжала.
        - Вези резвее, сукин чёрт!
        Старуха изо всех сил лягнула меня под живот. Я задохнулся от боли и камнем полетел вниз.
        Вновь промелькнул тёмный силуэт Мораны.
        - ОН МОЙ!
        Стремительный удар повалил меня набок и закрутил в воздухе. Черноволосая, как коршун, обрушилась на ведьму, сорвала старуху с моей спины, мёртвой хваткой впившись ей в шею.
        Я падал вниз спиной. Над головой, в грозовых тучах, огромная чёрная птица разрывала на части маленькую светловолосую девочку.

* * *
        Небо усыпано звёздами. Сияет бледный диск полной луны.
        На его фоне на секунду появляется женщина в фиолетовых одеждах. Она летит по небу и скрывается за чёрными силуэтами многоэтажек.
        Но ведь я же не сплю…
        Впрочем, какая разница? Я должен разобраться, что происходит. Я чувствую, как что-то ломается внутри меня.
        Ворочаюсь в спальнике и закрываю глаза. Засыпаю.

* * *
        Я огляделся по сторонам, не понимая, где нахожусь. Бревенчатые стены и низкие потолки давили темнотой. Помещение крохотное, словно склеп. Может, это всё? Я умер?
        Нет. Конечно, нет. Я мыслю, следовательно, ещё существую. Никакой это не склеп, а просто тёмная и пропахшая дымом изба. Посреди комнаты расположился дубовый стол, на котором стоял стакан с оплывшей свечой. В размытом пятне света, по разные стороны, застыли две девушки. Одна зеленоглазая, с длинными светлыми волосами, спадающими до бёдер, и лёгким румянцем на щеках. На ней было летнее белое платье с зелёным поясом, на груди венок из полевых цветов.
        Напротив, гордо выпрямив спину и скрестив руки на груди, стояла бледная девушка с чертами лица хладнокровной аристократки. Пламя свечи плясало в её тёмно-синих глазах. Из-под каскада чёрных волос, напоминающего воронье оперение, выглядывали серебряные серьги с огранёнными аметистами. Рукава фиолетовой рубашки были закатаны до локтей, и юбка-колокол чуть помята.
        Девушки стояли недвижимые, застыв, как восковые фигуры. В комнате не раздавалось ни единого звука, за исключением тихого шипения фитиля свечи.
        Я зажал пальцами нос и вдохнул. Вдох удался.
        Обойдя комнату по кругу, обнаружил дверь, которую тут же попытался приоткрыть. Дверь не поддалась. Попробовал пройти сквозь неё, но, даже закрыв глаза, вновь и вновь упирался в шершавую поверхность необработанных досок.
        Я был заперт.
        Странное чувство шептало в груди. Я знал, что должен подойти к столу, встав между окаменевшими женщинами. Поднять руку. Отдать немой приказ…
        Настасья шевельнула пальцем. Морана моргнула.
        - Оживите, - приказал я.
        Настасья ломано повела плечами, словно статуя, рвущая окаменелости на своих гипсовых суставах.
        Морана продолжала стоять неподвижно, пока невидимая сеть полностью не растворилась, прекратив сковывать её движения.
        Пламя свечи разделяло соперниц. Злобная ведьма по правую руку, смертоносная богиня по левую. Это не было поединком, в котором сошлись две убийственные силы в схватке за мои сновидения. Нет, я знал и чувствовал: в данную секунду лишь моя воля царит в этой комнате и определяет реальность. Я стоял во главе стола, уверенный в том, что девушки не посмеют даже дёрнуться без моего приказа.
        Это не был поединок. Это был суд.
        Я повернулся к блондинке. Процесс начался.
        - Настасья. Приказываю тебе объясниться. Скажи честно и без утайки: кто ты есть и что делаешь в моих сновидениях?
        - Будь по-твоему, - хищная усмешка скользнула на лице молодой ведьмы, - я расскажу тебе всё, мальчик мой.
        Настасья махнула головой, закинув за спину светлые косы. Она по-змеиному облизнула губы и начала свою речь, маслянистым голосом вливаясь мне в уши:
        - Я умерла двадцать лет назад, мой мальчик. В этом мне помогла та, которую ты считаешь другом, - девушка кинула короткий враждебный взгляд в сторону соперницы. - Мать предостерегала о ней перед смертью. Уходя в последний путь, она передала свой дар и сказала лишь одну фразу: «Не бойся никого, Настасья, кроме той, что станет приходить к тебе по ночам. Её зовут Марена». К сожалению, на тот момент я была также молода, как и ты, мой мальчик. Мне не хватило мудрости, чтобы осознать всё коварство и опасность царицы ночных кошмаров. Марена поступила подло. Она обернулась моей матерью. Она мучила меня мороком, водила за нос, приходя по ночам в образе покойницы. Марена изводила меня, не давала спать, не давала есть. Стоило мне лишь на секунду успокоиться, как она вновь пугала меня. Призрак матери возникал в тёмных углах, смотрел из зеркал, шептал проклятия над самым ухом.
        Я поёжился от слов Настасьи. В её последних словах без труда угадывалась любимая привычка Мириам - появляться из ниоткуда в самый неожиданный момент.
        - Это продолжалась день ото дня, мой мальчик. Я потеряла сон, потеряла аппетит, не могла нормально мыслить. Я даже решилась пойти к священнику, о котором на весь посёлок шла слава последнего кобеля. Другого выхода не оставалось. Это он дал мне верный ориентир. Глупая наивная девочка, если бы я послушала его в тот момент, всё могло сложиться иначе. Но, как и ты, я слишком любила свой дар. Я упивалась властью, которую дарили мне выходы из тела, ведь в сновидениях я была царицей. Я могла летать, могла обернуться любым животным, могла упиваться нектарами наслаждений. Я срывала завесы тайн и познавала секреты природы. Освобождаясь от физической оболочки, мой дух становился свободным, как ветер, моя воля была подобна воле богов, и сама реальность покорялась моим желаниям, превращаясь в пластилин, из которого я лепила собственную сказку. Всё это так знакомо тебе, не правда ли, мой мальчик?
        - Продолжай, - тихо произнёс я.
        - Конечно. Я расскажу тебе свою историю, и, быть может, ты не повторишь ту ошибку, которую когда-то совершила я. А ошибка, мой мальчик, заключалась в том, что я не поняла очевидную вещь. Та женщина, что приходила ко мне по ночам, никогда не была моей матерью. Она была той, о которой мать предупреждала меня. Марена - злобное существо, насылающее кошмары и несущая погибель. Меняющая лики подобно тому, как тени меняют свою форму в лунном свете. Она знает все твои секреты, мальчик, все твои грехи и тайные желания. Она обращает твои мысли против тебя же и, в конце концов, сводит с ума, обрекая на смерть.
        Чем дальше я слушал Настасью, тем больше боялся посмотреть налево, где с язвительной усмешкой стояла черноволосая. Она терпеливо молчала и смотрела на соперницу с нескрываемым презрением.
        Настасья продолжила:
        - В конце концов, я проиграла, мой мальчик. Лишь перед самой смертью, наконец, узрела истинное лицо Марены. Когда она поняла, что мой конец близок, призрак матери вдруг расплылся в бледно-голубой дымке, и Марена показала свой настоящий облик. Ужасный облик, мой мальчик! Ты не представляешь, насколько кошмарно её истинное лицо, скрывающееся за маской той красавицы, какой она приходит к тебе.
        Я смотрел на ту, что называл когда-то Мириам Ларейн де Рев. И с нарастающим ужасом начинал понимать, насколько опасной была игра, которой я с упоением отдавался последние два года.
        Маслянистый, влажный голос Настасьи проникал в мою голову, открывая глаза на то, что стоило понять гораздо раньше:
        - Посмотри на неё, мой мальчик, посмотри. Ты видишь их? Видишь дьявольские костры в её бездонных глазах? Внимательнее, мальчик, смотри внимательнее. Рядом с тобой не простая девушка. Она вообще не человек. Чёрное, лукавое, нечистое существо. Её зовут Марена. Ох, как же ты заигрался, мой мальчик! Как был глуп, когда решил довериться ей. Она - самая коварная, самая опасная тварь, что населяет ночные кошмары. Ты думал, она защищает тебя от призраков? Бережет твой сон? Скажи мне, мальчик, а какого чёрта к тебе вообще начали приходить ночные гости? Кто насылал на тебя демонов и пугал по ночам тёмными силуэтами? Смотри, мой мальчик, смотри внимательнее. Видишь эти острые черты лица, видишь бледную кожу? Почему она бела, как труп, если никогда не умирала? Ты ведь понимаешь, мой мальчик? Догадка уже пришла в твою светлую голову? Марене нет никакой нужды умирать - она изначально мертва. Её чёрное сердце никогда не билось и никогда не будет биться. Смотри, мой мальчик, смотри внимательнее. Перед тобой не человек, перед тобой сама Смерть. Чёрная, как её помыслы. Хитрая, как ночной хищник. Безжалостная, как и
её хозяин. Неужели ты думал, она твоя? Как же ты наивен, мой мальчик. У Марены лишь один хозяин - тот, что раздувает угли под бурлящим котлом. Да, мой мальчик, они уже приготовили котёл для тебя. Осталось совсем немного, и твоя душа будет вечно страдать в кипящей смоле. Вот, что даст тебе Марена. Вот, какой дар ты получишь от неё на прощание. Смотри, мой мальчик, смотри внимательнее. И ты увидишь, как…
        - Отче наш, сущий на небесах…
        Настасья поперхнулась на полуслове. Бешенными глазами выпучилась на Мириам. Та показала ей средний палец и продолжила:
        - Да святится имя Твоё, Да приидёт царствие Твоё, да пребудет воля Твоя и на земле, как на небе…
        Настасья завизжала, закорчилась, изогнувшись в три погибели.
        - Замолчи! Замолчи!
        - Хлеб наш насущный дай нам и на сей день. И прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим…
        - Не смей! Заткнись!
        - Сама заткнись, стерва! … и не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого.
        Настасья захрипела, зажала уши руками. Казалось, слова Мириам обжигают её раскаленным железом. Ведьма упала на пол, забилась в конвульсиях, заскулила, как раненная собака.
        Мириам замолчала. Она равнодушно наблюдала, как затихают судороги на искривившемся лице Настасьи. Затем повернулась ко мне, смерив презрительным взглядом.
        С большим трудом я смог выдавить всего пару фраз:
        - Мириам… Ничего не понимаю… Прости.
        - Да пошёл ты.
        Девушка развернулась на каблуках и направилась к выходу.
        - Мириам.
        - Разбирайся с ней сам.
        Она вышла, громко хлопнув дверью.
        Я остался в комнате наедине с призраком мёртвой ведьмы. Колдовское наваждение спало, и я уже видел не светловолосую девушку, но сгорбленную и сгнившую покойницу, что корчилась на полу. Она кричала скрипучим голосом:
        - Сукино дитя, ты сдохнешь! Сдохнешь в страшных муках! Я заберу твоё тело!
        По крайней мере, стало ясно, кто здесь друг, а кто враг.
        Я с брезгливостью подошёл к беспомощной старухе. Ногой перевернул её на спину и каблуком ботинка придавил горло к деревянному полу.
        - Бурлящий котёл, говоришь? - сказал я. - Вечно гореть в кипящей смоле? Это пугает, да. Вот только скажи-ка мне, Настасья, если ад и в самом деле существует, то какого хрена ты ещё не в нём?
        - Ты сдохнешь! Сдохнешь!
        - Конечно. Но не сегодня, - покачал я головой, - убирайся навсегда из моих сновидений.
        Я надавил ногой на дряхлую шею. Ведьма захрипела и вцепилась когтями в ботинок.
        - Братик… Братик, что ты делаешь? - зазвенел детский голосок.
        Алиса посмотрела на меня изумрудными глазками, полными слёз. Я не убрал ногу.
        - Чёрта с два, Настасья. Второй раз этот номер не пройдёт, - я надавил ещё сильнее. - Я наконец-то вспомнил. У моих сестёр голубые глаза.
        Последнее усилие. Треск сломавшихся позвонков. Серый водоворот.

* * *
        Погасли звёзды на небе. Потускнел диск полной луны. Вдалеке на востоке занимался рассвет.
        Я лежал в отсыревшем спальнике и чувствовал: что-то сломалось внутри меня.

* * *
        Возможно, кто-то всерьёз считает, что провести ночь на крыше - это романтично; что душа на рассвете начинает трепетать от восхищения, и сознание очищается от грязи, по мере того, как над горизонтом пробиваются первые лучи солнца. Скорее всего, такой человек просто никогда не ночевал под открытым небом.
        В то утро моя душа и не думала трепетать. А вот тело - да, тряслось, словно в предсмертных судорогах. Тонкий спальник, в который я укутался ночью, не спасал от предрассветного холода; к тому же он ещё и промок насквозь. Как, впрочем, и вещи, которые я оставил сушиться на телевизионных антеннах.
        Стуча зубами, вылез из импровизированной постели и попробовал немного согреться, прыгая на месте. Когда дышал на окоченевшие ладони, изо рта шёл пар. Мышцы слушались с трудом, и я боялся, что за ночь успел застудить себе почки, уснув на холодном бетоне. Я, конечно, выстелил под спальником целый слой теплых вещей, но, как оказалось, они не очень хорошо держали тепло.
        Успокаивало лишь то, что за ночь на небе почти не прибавилось облаков, а значит, хоть не попаду под дождь. К тому же на востоке уже занималась розовая заря. Совсем скоро солнце выйдет из-за горизонта, его свет просушит и согреет воздух.
        Я присел на край крыши, опасно свесив ноги над пропастью высотою в восемнадцать этажей. Достал сигарету из помятой пачки и закурил, глядя, как в окнах домов загорается свет. Странно. Сегодня же выходной. Зачем эти люди встали так рано?
        Я вновь поёжился. Мать твою, ну и дубак!
        А ведь мог сейчас спать в теплой постели под мягким одеялом, прижавшись к Ире. Слушать лёгкое дыхание подруги, а не надоедливое курлыканье вездесущих голубей. Но нет же, потянул меня чёрт за язык. Ведь знал, знал изначально, что ничего хорошего из этого откровения не выйдет. На что надеялся? На то, что Ира объяснит мне, где и как искать этот Рецепт? Глупость. С чего ей быть в курсе о нём? Нет, не стоит обманывать себя. Я рассказал о Мириам лишь для того, чтобы произвести впечатление. Хотел повысить самооценку и предстать в глазах подруги загадочным магом. А предстал оккультистом и дебилом. Бывает.
        С другой стороны, разговор с подругой помог родиться вопросам, которые уже давно назревали в моей голове. Ведь не Ира, совсем не Ира, внесла в мою душу искру сомнения. Не она, и даже не Настасья, раздули эту искру, превратив её в раздражающую неуверенность и дискомфорт, что подобно тлеющему торфянику обжигал и дымил, залегая глубоко внутри. Предостережения, которые мне пришлось вчера выслушивать, всего лишь указали на существующую проблему. Они разрезали темноту прожекторным светом, оголив мои собственные мысли и поселившуюся в душе настороженность.
        Мириам… Мириам… Кто же ты?
        Я так часто задавал этот вопрос, и каждый раз находил успокоение в самообмане. Постоянно склонялся к одной и той же версии и закрывал глаза на очевидные нестыковки и противоречия.
        Мириам… Ты не просто девушка из снов. Ты не обычный человек…
        Я перестал отличать реальность от сновидений. Воображаемая подруга, призрак мёртвой ведьмы - те вещи, что пару лет назад показались бы мне плодами больной фантазии, сегодня стали вполне естественными. Я словно вышел из тела однажды и теперь никак не мог вернуться назад, продолжая падать в чёрную бездну бессознательного. Во сне любая, даже самая неправдоподобная, вещь кажется вполне логичной. Теперь то же самое стало происходить со мной и в реальности. Да и сама реальность уже не казалась такой уж и явственной. Она, будто теряла плотность, растекалась и путалась в мелких деталях.
        Я посмотрел вниз. Деревья, детская площадка, припаркованные автомобили - с высоты все они казались игрушечными, что только усиливало мои подозрения. А что, если я и правда давно сплю?
        Тогда я могу летать…
        Острое любопытство пронзило меня до самых пяток. Был лишь один способ проверить - оттолкнуться от каменного края крыши и рухнуть вниз, доверившись восходящим потокам воздуха. Я неуверенно смотрел на собственные ноги, представляя, как они с нарастающей скоростью приближаются к асфальту. В ушах свистит ветер, окна многоэтажек сливаются в размытую ленту. Что произойдет дальше? Взлёт к небесам? Перелом позвоночника? Или и то, и другое, но в обратной последовательности?
        Что-то внутри меня шептало, уговаривая прыгнуть. Это ведь так просто. Раз. И всё. Никаких сомнений, никаких переживаний. Не надо бесцельно колесить по стране, не надо думать о том, где найти ночлег в плохую погоду. Все проблемы можно решить прямо сейчас. Нужно лишь слегка оттолкнуться…
        - Так, стоп! - опомнился я и тряхнул головой, отгоняя дурные мысли.
        На всякий случай слез с каменного бортика и отошёл подальше от края. Стало страшно. На секунду я и вправду был готов спрыгнуть. Даже сейчас какая-то часть меня умоляла подойти обратно. Взглянуть вниз. Закрыть глаза. Расправить руки…
        Чёрт! Что со мной происходит?
        В груди словно раскрылась бездонная пропасть, которая затягивала в себя счастливые воспоминания и размывала яркие краски. Внутренняя пустота убивала желание что-либо делать. Хотелось лечь обратно на мокрый спальник, закрыть глаза и забыть обо всём на свете. Замерзнуть на этой крыше и никуда больше не ехать.
        Срочно нужен был собеседник, который разогнал бы серую тучу, нависшую надо мной.
        - Мириам, ты здесь? - обратился я в пустоту. Девушка не появилась.
        Я устало закатил глаза.
        - Мириам, неужели ты будешь обижаться как девочка? Ты ведь всё понимаешь…
        По телу прошла сильная чувственная волна - смесь раздражения, ненависти и презрения. Я усмехнулся. Такой внезапный наплыв эмоций был самым элементарным способом общения с подругой; мы использовали его в первые месяцы, когда Мэри лишь начинала переходить в реальность.
        Конкретно этот посыл означал, что меня только что отправили на хер.
        - Отлично поговорили!
        Я приложил два пальца к виску и отсалютовал в пустоту. Катись ты к чёрту, Мириам. Не хочешь разговаривать, и не надо. Без тебя разберусь.
        В просветах многоэтажек наконец появилось солнце. Его лучи разогнали утреннюю сырость. Я сел на каменный выступ и достал из рюкзака шоколадный батончик. Листая атлас дорог, неторопливо позавтракал, смакуя каждый кусочек. К сожалению, голод никуда не делся. Я чувствовал, как желудок упрямо требует добавки, но больше еды с собой не было.
        Дождавшись, пока просушатся вещи, начал собираться в дорогу. Сегодня в планах было добраться до Новосибирска. Я не имел ни малейшего представления о том, где именно буду ночевать, но, как говорил великий писатель: «Лучший план - это хорошая импровизация».
        Или наоборот?
        Так или иначе, рюкзак собран, и я готов продолжить своё авантюрное путешествие. Но прежде…
        Прежде я должен поговорить с одной знакомой кошкой.
        Сев на бетон, вытянул ноги, подложил рюкзак под спину и, глубоко вдохнув, закрыл глаза.

* * *
        Гигантские книжные стеллажи выстроились бескрайними стенами. Они уходили вверх под своды древней библиотеки. Сколько я не задирал голову, приходя каждый раз, никогда не мог разглядеть, где же они кончаются. Можно было только догадываться, какие сокровенные знания хранятся в фолиантах, собранных в этом храме.
        Здесь царили тишина и полумрак.
        В дали между стеллажей горел слабый огонёк. Я знал - советница там. Вопрос лишь в том, примет ли она меня сегодня?
        Глубоко выдохнув, неуверенно сделал первый шаг в сторону огонька и остановился. Шагнул снова. Свет не отдалился. Это хороший знак. Уже немного смелее, я прошёл пару метров и, наконец, успокоился, поняв, что Минерва согласна встретиться со мной. Через пару минут я увидел вдалеке очертания массивного письменного стола, на котором горел трехглавый канделябр. Рядом, словно сошедшая с египетского иероглифа, неподвижно сидела сиамская кошка.
        Резной стул из чёрного дерева сам собой отодвинулся, приглашая меня присесть. Я выполнил просьбу. Аккуратно, по-школьному, положил руки на зелёное сукно стола.
        - Здравствуй, Минерва.
        Легкий ветер колыхнул пламя свечей в знак приветствия.
        - За последнее время у меня скопилась куча вопросов, - начал я. - Но больше всего меня беспокоит один. Прошу, Минерва, скажи: какие цели преследует Мириам Ларейн де Рев?
        Кошка сидела неподвижно ещё пару секунд. Затем, ловко соскочив со стола, скрылась в темноте коридора.
        Я ждал. Через минуту она беззвучно запрыгнула обратно и замерла в той же позе, неотрывно глядя в одну точку у меня за спиной.
        Я опустил глаза. Передо мной лежала раскрытая книга. Текст расплывался, буквы плясали, но один абзац оставался неподвижным:
        « Страж пал второй и третий пробудился. Не скоро встреча с сонной госпожой. У лунной радуги расцветка та же».
        Я несколько раз повторил прочитанные фразы, чтобы как следует их запомнить. Я не пытался понять их прямо сейчас - это было бы глупой затеей. На осмысление могли потребоваться недели, а то и месяцы раздумий, поэтому не стоило тратить драгоценное время. Главное - не забыть порядок и расположение слов сразу после пробуждения.
        У меня была ещё пара минут. Я продолжил:
        - Спасибо, Минерва. Будь добра, ответь на другой вопрос. Какова природа той сущности из снов, что назвалась Настасьей?
        В этот раз кошка не стала утомлять себя лишними телодвижениями. Страницы книги сами собой перевернулись, и передо мной высветилась фраза:
        «Едва увидев свет, обернись. Погибшие мгновения уже с тобой».
        - Большое спасибо, Минерва. Ты позволишь мне задать последний вопрос на сегодня?
        Свечи дрогнули в знак согласия.
        - Благодарю. Подскажи, как мне найти лунную дорогу?
        Минерва медленно повернула голову и посмотрела в глаза. Кажется, она была недовольна. Выждав несколько секунд, кошка снова отвернулась. На страницах книги появилась строфа:
        «Кто мудр, услышав раз, тот понимает.
        Кто глуп, и в сотый не поймёт,
        И лишь дурак глупцу упорно объясняет.
        Но повторюсь: на запад, идиот».
        Я не успел ни засмеяться, ни поблагодарить Минерву. Резкий порыв ветра затушил свечи канделябра, и сквозь темноту я услышал, как курлыкают надоедливые голуби.

* * *
        От Томска я двигался короткими рывками. За пару часов сменил с десяток машин: в основном попадались дачники, решившие выбраться за город на майские праздники. Было уже за полдень, и, судя по карте, я проехал от силы километров восемьдесят. Не критично, конечно. От Томска до Новосибирска всего-то три часа пути. Но я планировал прибыть туда как можно раньше, чтобы решить проблему с ночлегом.
        Пока же мне конкретно не везло. Чтобы сэкономить время, стал даже отказываться от попуток, которые ехали недалеко.
        Вскоре я устал глотать пыль на трассе и остановился покурить у придорожного кафе с забавным названием «Тёща не дотянется». Не успел сделать и пары затяжек, как рядом припарковался серый «Пежо» с новосибирскими номерами.
        Из автомобиля вышла брюнетка лет тридцати на вид, в белой блузке и юбке чуть ниже колен. Поставив машину на сигнализацию, женщина прошла мимо и скрылась в кафе.
        Я потушил сигарету и проследовал за ней.
        Женщина заказала салат и кофе, после чего присела за столик. Она с кем-то переписывалась в телефоне. Я поразмыслил немного. Затем ради приличия купил у мужичка за прилавком стакан кофе и кусок рыбного пирога, и подошёл к брюнетке.
        - Добрый день, - сказал я. - Вы не против, если составлю компанию?
        Женщина оторвалась от телефона и посмотрела на меня. Затем окинула взглядом пустые столики и на секунду удивлено подняла брови. Подумав немного, пожала плечами и, улыбнувшись, сказала:
        - Ну садись, - кивнула она на стул, - хоть поболтаем.
        - Спасибо, - улыбнулся я в ответ, - меня зовут Юра. Я из Красноярска.
        - Ольга.
        - Вы очаровательны, Ольга.
        Брюнетка несколько смутилась, но улыбнулась.
        - Ага… вот, значит, как, - сказала она. - А ты, гляжу, не промах.
        - Ещё бы. С такой женщиной, как вы, промахиваться нельзя.
        Брюнетка отложила телефон и посмотрела на меня со смесью заинтересованности и некоторой растерянности.
        - С какой - такой? - спросила она.
        - С умной и сильной.
        - А с чего ты взял, что я умная?
        - По глазам видно.
        Уголки губ у неё дрогнули. Я понял, что всё получилось.
        - Ладно, твоя взяла, - сказала брюнетка. - Садись уже.
        - Благодарю. Хотите пирог?
        - Нет, спасибо, откажусь.
        - Как хотите. Он, наверное, вкусный.
        Женщина подумала о чём-то, а затем сказала.
        - Слушай, а давай-ка немного погадаем. Судя по рюкзаку и тому, что машины у кафе я не заметила, могу предположить, что ты - путешественник. Значит, автостоп?
        - Вы ещё умнее, чем кажетесь, Ольга.
        Брюнетка усмехнулась.
        - Немного перебор, дружок. И давай на ты, окей?
        - Окей, - пожал я плечами.
        - Тогда, если позволишь, продолжу. Итак, Юра из Красноярска. В придорожной забегаловке паренёк подходит к женщине. Какие цели он может преследовать? Мне в голову приходят два варианта. Первый - он хочет её склеить. Второй, более правдоподобный, заключается в том, что ему просто нужен человек, который подбросит его до Новосиба. Я права?
        - Есть ещё и третий. Паренёк надеется на всё и сразу.
        Ольга усмехнулась и подняла вверх большой палец.
        - Молодец. Набираешь очки.
        - Очень этому рад.
        - Ладно… Со вторым я могу тебе помочь. А вот с первым… Впрочем, не будем загадывать.
        Женщина подмигнула мне, и я уже забеспокоился, что немного перегнул палку. Хотя почему бы и не да? Кольца у неё на пальце нет. Заодно и вопрос с ночлегом решится сам собой. Главное, я нашёл, с кем доеду до Новосибирска. А там и вправду как пойдёт.
        Ольге принесли кофе и салат из овощей.
        - Приятного аппетита, - сказал я.
        - Спасибо. И тебе.
        Мы принялись за еду, и, пока ели, перебросились ещё парой незначительных фраз, а вскоре болтали уже, как давние приятели.
        - Расскажешь о своём путешествии? - спросила Ольга. - Куда направляешься?
        Я вспомнил, чем закончился мой последний правдивый рассказ, поэтому решил слукавить:
        - В Питер. Еду к друзьям на пару недель.
        - О, люблю этот город. Если бы не дела в Сибири, пожалуй, переехала бы туда.
        - А здесь чем занимаешься?
        - Эм… - женщина несколько помедлила с ответом. - В общем, по образованию я филолог.
        - А по призванию?
        - Ну ты это… Не дави так сразу, Юра из Красноярска, - вновь улыбнулась Ольга. - Вообще я работаю по нескольким направлениям. Есть небольшая фирма, которая занимается генеалогическими исследованиями, плюс параллельно кое-какие политические дела.
        - Ого! - удивился я. - Необычно как. Генеалогия - это ведь про родственные связи? И как на этом зарабатывать?
        - Ты не представляешь, сколько людей готово платить деньги за то, чтоб я помогла им узнать родословную.
        - Много?
        - Очень. Но, честно говоря, большинству плевать на память о предках.
        - А-а-а… понял. Каждый Ваня метит в дворяне?
        Ольга вновь подняла большой палец.
        - Сечёшь фишку, - кивнула она. - Все поголовно считают, что у них где-то там, по линии двоюродной бабушки, затерялись представители княжеского рода. Разумеется, вероятность этого примерно такая же, как вероятность выиграть в русскую рулетку с «Берретой». Но каждый верит, что именно он - тот самый потомок Потёмкиных, Воронцовых, Юсуповых и так далее.
        - Ну по крайней мере, работа интересная.
        - Иногда бывает. Хотя в основном - рутина, как и везде. А вообще, нафиг. Планирую завязать с ней в ближайшее время.
        - Что так?
        - Да блин… Противно.
        - Не понял.
        - Противно этим заниматься.
        - Это я понял. Не понял, почему противно.
        - Ну как тебе объяснить…
        Ольга отложила столовые приборы, и, откинувшись на спинку стула, посмотрела куда-то в сторону. Немного подумав, она произнесла:
        - Понимаешь, Юра, я не тот человек, который привык жить прошлым. Прошлое - это источник знаний, не больше. История страны, семьи, - всё это урок и опыт, который нужно понять, принять и учесть на будущее. Понимаешь, о чём я?
        - Да, вполне.
        - Вот… А проблема заключается в том, что то самое большинство, о котором я говорила, воспринимает прошлое совсем по-другому. И меня это дико бесит.
        - Сейчас опять не понимаю.
        Ольга посмотрела на пустую тарелку, стоявшую передо мной.
        - Вкусный пирог?
        - Чего?
        - Ты только что съел пирог. Вкусный был?
        - Эм… Ну да, неплохой.
        - А этот? Вкусный?
        - Какой?
        - Ну вот - лежит прямо перед тобой. Выглядит довольно аппетитно. Угостишь?
        Я посмотрел на тарелку. Затем на Ольгу. Потом опять на тарелку. Никакого пирога передо мной не лежало.
        Заметив мою растерянность, женщина не выдержала и засмеялась.
        - Ладно, расслабься, шучу. Пирог ты съел, и его действительно больше нет. Осталось лишь воспоминание о нём.
        - Чёрт. Я успел подумать, что кто-то из нас сходит с ума.
        - Это действительно так. Согласись, было бы крайне странно, если б ты стал кормить меня воспоминаниями о пироге.
        - Да, пожалуй.
        - А большинство людей делает это постоянно. Что это, если не сумасшествие?
        Я усмехнулся. Мне показалось забавным, что за последние дни уже второй человек пытается объяснить жизненные взгляды, используя в качестве примера еду. Сначала Ира со своей теорией свободных борщей. Теперь вот Ольга с пирогом, которого на самом деле нет.
        - Хорошо, - кивнул я. - Кажется, я понял, о чём ты. Клиенты, которые приходят к тебе, ищут в прошлом поводы для гордости. И это всё равно, что пытаться угостить кого-нибудь съеденным пирогом.
        - Браво, - Ольга щёлкнула пальцами. - А ты действительно умный парень, Юра. Да. Так всё и происходит на самом деле. Только есть один важный момент: никто не пытается угостить других. Все эти копания в пыльных антресолях призваны лишь утолить собственный голод - голод амбиций. Прошлые заслуги - прекрасное оправдание для того, чтобы ничего не делать. Зачем вставать с дивана и пытаться изменить свою жизнь, если ты и так по крови князь?
        Я промолчал, не найдя ответа. Ольга продолжила:
        - Поэтому я и хочу бросить эту работу. Мне она неприятна. Я чувствую себя гнилым политиком, который кормит избирателей сказками о былом величии родины. Ты, кстати, замечал эту закономерность? Когда в стране всё плохо, политики сначала говорят о будущем. Они обещают бурный экономический рост, прогнозируют повышение уровня жизни и снижение безработицы. Потом становится ясно, что на эти сказки уже никто не клюет, и тогда они начинают показывать бесполезные конференции, где обсуждаются национальные стратегии по превращению Васюков в столицу мира. Но, в конце концов, и этого оказывается недостаточно. И в один прекрасный день включаешь телевизор и видишь: там без перерывов на рекламу твердят о прошлых победах; в какой-нибудь студии собирается кучка патриотов, и те под видом дискуссии наперебой судачат о национальных традициях и об особом духовном пути нашего народа. Так вот знай, если такое происходит, то стране не плохо. Стране пиздец.
        Я невесело усмехнулся.
        - Что-то мне это напоминает, - сказал, допив кофе. - Кстати, насчёт политики. Что за дела ты упоминала?
        - Вот это уже занятнее. Как бы тебе в двух словах объяснить… Скажем так: мы с товарищами на некоммерческой основе занимаемся расследованиями. Боремся с коррупцией. Денег это, конечно, не приносит. Одни проблемы.
        Я поймал испытывающий взгляд Ольги. Та выждала некоторое время и уважительно кивнула.
        - Ещё плюс сто очков тебе, красавчик, - сказала она.
        - Эм… За что?
        - В отличие от большинства людей, ты не спросил, на кой чёрт мне это сдалось. Почему, кстати?
        - Ну… Это же очевидно. Кто-то должен этим заниматься. Думаю, лет через пять, если ничего не изменится, таких людей, как вы, станет ещё больше.
        Женщина в мгновение расцвела и улыбнулась мне, как давнему другу.
        - Слушай… А ты и правда сечешь фишку, Юра из Красноярска.

* * *
        Ольга вела машину легко и уверено. Чувствовался многолетний водительский опыт. Она соблюдала правила, не превышала скорости, но и не плелась по дороге, как черепаха.
        Ещё в кафе я догадался, что Ольга не из тех домашних женщин - читательниц бабушкиных поваренных книг. Нет… Она была другой. Сталь характера, осанка, харизма.
        Эта женщина напоминала мне Мириам.
        Она была из тех, кто очаровывал не лаской, нежностью или заботой, а острым умом и взглядом. Однажды я видел одну из отцовских любовниц. Ольга была точно такой же.
        Мы ехали уже около часа, и без умолку говорили. Я вновь убедился, что красивая речь делает женщину привлекательнее в несколько раз. Ольга затронула тему имён - влияют ли они на жизнь человека? Сначала мне показалось глупым обсуждать это. Я всегда считал значение имён такой же бессмыслицей, как и значение знаков зодиака, года рождения и тому подобного. Но прошла всего пара минут… и вот я начал медленно менять своё мнение.
        - Я не могу сказать, что имя целиком предопределяет судьбу человека, - говорила Ольга. - Взаимосвязь здесь гораздо сложнее и интереснее, чем привыкли считать астрологи, нумерологии и прочие псевдоученые мужи. Человеческая природа и характер формируют имя, наполняют его содержанием, но одновременно работает и обратное влияние. Ведь имя - это по сути своей обыкновенный символ. Буквенный и звуковой набор, который в силу коллективного бессознательного стал ассоциироваться с определенными явлениями и персоналиями. Вот, например, Александр. Почему эти звуки ассоциируются с мужественностью, войной и победами?
        - Македонский?
        - Естественно. Пару тысяч лет назад человек, носивший это имя, сумел покорить полмира. Его фаланги прошли от Македонии до Индии, не проиграв ни одной битвы. Влияние, которое Александр оказал на историческую память, оказалось так велико, что даже спустя десятки столетий женщины называют своих сыновей Сашами - «защитниками, победителями». А Цезарь? Ты, кстати, знаешь, что Август после смерти дядюшки принял его имя? Зачем, спрашивается? Да потому что имя Цезаря навеки стало синонимом власти, а впоследствии даже титулом, который носили римские императоры. О том, что русское «царь» происходит от «кесарь» тебе ведь рассказывать не надо?
        Я кивнул. Поёрзав на сиденье автомобиля, уселся поудобнее. Слушать спутницу было одно удовольствие.
        - И таких примеров - бесчисленное множество. Вот я - Ольга. Хельга на другой лад. Значение моего имени - «мудрая, роковая, атакующая, светлая». Я бы даже сказала - «пламенная».
        Я засмеялся, осознав откуда растут корни таких аллюзий. Ольга утвердительно кивнула и наградила меня уважительным взглядом.
        - Да, ты правильно понял, Юра. Одному непокорному народу пришлось ощутить на себе гнев киевской княгини, чтобы имя «Хельга» навсегда обрело образ властной и безжалостной женщины. Или вот ты - Юрий. Твоё имя - славянская форма греческого «Георгий». Изначально оно означало лишь человека, занимающегося земледелием. «Георгос» - «возделывающий землю», «пахарь» и тому подобное. Но всё изменилось в эпоху раннего христианства, когда появилась легенда о человеке, реальное существование которого до сих пор остается под вопросом. Георгий Лиддский, он же Святой Георгий, он же Георгий Победоносец. Талантливый стратег, любимец императора и командир преторианской гвардии, отказавшийся от богатства и попавший в опалу из-за поддержки христиан. По легенде император мучил его семь дней, заставляя отречься от веры. Георгию ломали кости, били плетьми, колесовали, травили, протыкали копьями, в общем, ребята с фантазией были: каждый день придумывали новые развлечения. Однако наутро Георгий вновь оказывался цел и невредим. В последнюю ночь ему в сновидении явился сам Спаситель и пообещал рай. Вряд ли мы когда-нибудь
узнаем, о чём они в точности говорили, но на восьмой день Георгий спокойно положил голову на плаху и принял смерть, предварительно разрушив все идолы в главном храме столицы. Уже после смерти он явился жителям одной деревушки, восседая на белом коне, с копьём в руке, где играючи расправился то ли с местным драконом, то ли ещё с какой-то непонятной гадостью. После чего сказал селянам пару пафосных слов о том, что Бог хоть и молчит, всё же их любит, и тот, кто уверует в эту любовь, способен победить любого демона. А потом развернулся и уехал в закат с загадочным видом. Впоследствии он периодически появлялся то тут, то там, разруливая проблемы в поселениях, и мимоходом обращая местных жителей в христианство. Ну а дальше всё завертелось, как говорится. Имя Георгия стало символом святости, доблести и прочих атрибутов странствующих рыцарей. Неудивительно, что крестоносцы молились ему чуть ли не больше, чем самому Христу. А один влиятельный человек, носивший то ли фамилию, то ли авторитетное прозвище, звучавшее как Долгорукий, решил поместить знаменитого тёзку на герб небольшого городка, который он с бандой
подмял под себя накануне. Кто ж знал, что в будущем этот городок назовут Третьим Римом, а изображение мученика, казнённого по приказу римского кесаря, станет государственным символом одной из самых влиятельных империй Европы?
        Ольга махнула головой, указав на ленточку триколора, подвязанную к зеркалу заднего вида.
        - Видишь, как бывает, Юра. И вся мировая история - это удивительная игра символов и аллюзий. Поэтому имя, которое счастливые родители дадут новорождённому, иногда значит гораздо больше, чем решения всех мировых лидеров. Великий Заратустра говорил, что имя - это ключ, открывающий врата в обитель сокровенных тайн о человеке. Шаманы и колдуны всех возможных народов считали, что знание имени предоставляет знающему невероятную власть над личностью.
        Мне вдруг пришла в голову любопытная идея.
        - Слушай, Оль. А ты случайно не знаешь, что означает имя Мириам?
        По телу прошла волна возмущения и гнева, перемешанного со страхом.
        - Ах ты сучонок, - процедил знакомый голос.
        Я невольно улыбнулся, радуясь, что заставил Мэри вновь заговорить. Пусть первая фраза была не самой доброжелательной, но начало положено.
        Ольга утвердительно кивнула.
        - Мириам? Знаю, - сказала она, - но не могу дать однозначного ответа. Это очень древнее имя. Неизвестно, имеет ли оно еврейское, либо египетское происхождение. Значений у него очень много, и они довольно противоречивы. По одной из версий Марьям - это «горькая», иначе - «море горечи». Если придерживаться египетской версии, то тогда - «любимая», «возлюбленная». По третьей - это имя и вовсе значит «госпожа» или «возвышенная», что резко отличает его смысл от предыдущих вариантов. А в придачу есть ещё и арабская версия. Если мне не изменяет память, то Аль-Марьям переводится как «женщина, любящая разговаривать с мужчинами».
        Ощущение, которые я испытал, услышав эти слова, были сравнимы с помесью шока и детского восторга, что взрывает мозг не искушенному зрителю при виде мастерски исполненного фокуса.
        Как? Как она смогла так точно описать мою подругу, зная лишь последовательность из шести букв? Нельзя было дать словесной характеристики лучше. Мириам - девушка, сотканная из противоречий. Многоликая и загадочная, пришедшая из древних преданий - сегодня она дарит лучшую ночь в твоей жизни, окутывает нежностью и любовью, а уже завтра заставит выпить целое море горечи и страданий. Госпожа сновидений, «женщина, разговаривающая с мужчинами». Мириам Ларейн де Рев.
        - Охренеть, - присвистнул я, - просто охренеть.
        - Что такое? - Ольга улыбнулась и с интересом посмотрела в мою сторону.
        - Ты сейчас в точности описала одну мою знакомую.
        - У тебя есть знакомая, которую зовут Мириам? Еврейка что ли?
        - А чёрт её знает. Во всяком случае, хитрости и расчётливости ей не занимать. Слушай, а вот ещё имя, уже попроще. Анастасия. Это что означает?
        - Воскресшая.
        Взрыв образов пронёсся через мое сознание, собирая разрозненные до этого вещи.
        Ну конечно…
        Воскресшая. Восставшая из мертвых! Вернувшаяся из прошлого…
        «Едва увидев свет, обернись. Погибшие мгновения уже с тобой».
        Погибшие мгновения… Человеческое прошлое, которое начинается с самого момента рождения.
        «Я умерла двадцать лет назад, мой мальчик».
        А я родился двадцать лет назад. Вот и ключ.
        «Да, Юра… Все там будем. Главное - не жить прошлыми обидами».
        «Она играет тобой! Твоими сомнениями!»
        «Светлая память об отце должна помогать преодолевать старые обиды, а не порождать новые».
        Я вспомнил о маме. Представил, как её целует мой отчим. И вдруг понял, что эта картина больше не вызывает во мне отвращения. Наоборот. На душе было тепло от мысли, что мама чувствует себя счастливой рядом с Костей.
        В голове словно что-то щёлкнуло, и всё вмиг встало на свои места, приобретая новые смыслы, неведомые до сего момента. Теперь я знал, что произошло этой ночью. Что именно переломилось внутри меня.
        «Отче наш, сущий на небесах, да святится имя твоё…»
        Отче.
        На небесах.
        Я едва не засмеялся. Мириам, ах ты чертовка… Как же изящно ты всё разыграла.
        Не было никакого злобного духа. Никаких ведьм. Настасья - лишь воплощение тёмных воспоминаний, сомнений и старых обид, с которыми я должен был расправиться. И Мириам помогла в этом, закинув в сновидения образ мёртвой старухи, что преследует меня по пятам, тяжёлом ярмом болтается на шее, набрасывается из тумана бессознательного, прикидывается союзником и заставляет сжигать отношения с дорогими людьми. Играя символами, обращаясь к памяти об отце, Мэри освободила меня от груза собственного прошлого.
        - Спасибо, - сказал я.
        - Да не за что, - ответила Ольга.
        Я лишь улыбнулся, ведь моя благодарность прозвучала совсем не ей.
        Волна нежности и любви разлилась в груди.
        - Всегда пожалуйста, Полянский, - бархатный голос Мириам потеплел и теперь в нём вновь звучала забота.
        Не в силах сдержать накативших эмоций, я прикрыл глаза и, как пригревшийся на солнце кот, сощурился от удовольствия.
        А в следующую секунду раздался короткий женский вскрик. Автомобиль сильно тряхнуло. С оглушительным гудением мимо пронеслась фура. На мгновение я оторвался от сидения. В грудь словно ударили кулаком - ремень безопасности бросил меня на место. Перед глазами всё закрутилось. Асфальт. Небо. Обочина. Небо. Кювет. Скрежет железа о гравийную насыпь.
        Осколки стекла. Жидкое тепло по правой ноге.
        Мы разбились.

* * *
        Не понял, как вылез наружу. Смятый «Пежо» лежал вверх тормашками. Он не дымился и не горел, как это бывает в кино, а просто валялся грудой металла на голой земле. Прежде чем покинуть салон, Ольга успела заглушить двигатель.
        - Ты в порядке? - спросила она.
        - Вроде да.
        - Выглядишь жутко, у тебя все ноги в крови. Сейчас, погоди, в машине где-то была аптечка.
        Словно в тумане я посмотрел вниз. Джинсы сверху донизу пропитались кровью. Чуть выше колена торчал небольшой осколок стекла. Порез был неглубокий, но болезненный.
        - Нет, ну ты видел, что за ублюдок? - выругалась Ольга. - Мало того, что он вылетел на встречку, так ещё и не остановился! Чёрт, нам повезло, что мы вообще выжили.
        - Ты сама-то как?
        - Я испуганна. И очень зла. Но если ты про раны, то ни царапины.
        - Действительно повезло.
        - Ага. Постой-ка… - Ольга заглянула в салон. - Слушай, до меня только сейчас дошло! Ты заметил? Подушки не сработали! Чёрт, я доберусь до сервиса, в котором мне их ставили, и разнесу в пыль их контору. Вот держи, бинт. Ох, подожди. Надо вытащить стекло и промыть рану.
        - У меня в рюкзаке есть вода.
        - Сейчас сама достану, присядь. Так… В каком кармашке? Ага, всё, нашла. Сильно больно?
        - Терпимо.
        - Чёрт, сколько крови. Ты сам вытащишь или мне?
        - Сам.
        Я прикусил губу. Взялся за край стекла и потянул на себя.
        - Блядь!
        Из глаз прыснули слёзы. Осколок поддался и вышел из тканей. По бедру пронеслась вспышка ослепляющей боли.
        - Нерв задел? - Ольга сморщила лицо, словно сама почувствовала острый кусок стекла в своей ноге. - Нога не немеет?
        - Вроде нет.
        - Значит, всё нормально. Тебе повезло, кровотечение капиллярное, вены и артерии не задеты. Давай снимай штаны, дружище. Будем тебя лечить.
        - Эх, я надеялся услышать эту фразу в более приятной обстановке, - сказал я, стягивая с себя джинсы.
        Ольга улыбнулась и шутливо толкнула меня в плечо. Она открыла бутылку с водой и промыла рану. Затем достала платок, сложила его вчетверо и приложила к порезу. Ткань моментально окрасилась в алый цвет.
        - Прижми покрепче. Сейчас, подожди секунду, надо перекисью обработать. Это раствор, больно не будет.
        Женщина пропитала ватку и аккуратно протёрла края пореза. Затем достала бинт и, наложив его поверх платка, туго обмотала вокруг ноги.
        - Ну всё, солдат. Ты снова готов к бою.
        - Прям так? В трусах? Враги засмеют.
        - Можно и без. Отвлекающий манёвр, так сказать. Как нога, ходить можешь?
        - Немного пульсирует по бедру, но терпимо.
        - Хорошо. Значит, теперь пора решить вопрос с ДТП. Честное слово, приеду в город, расцелую Аню за то, что посоветовала мне купить регистратор.
        - Мне вызвать гаишников?
        - Сиди, я сама.
        Ольга подошла к перевернутой машине, через разбитое окно вытащила сумочку из салона. Достав телефон, она позвонила в полицию и сообщила о случившемся:
        - Место? - Ольга осмотрелась по сторонам. - Блин, тут лес кругом. В общем, мы на М-53, в километрах сорока от Новосибирска. С восточной. Да-да, рядом с посёлком. Не доезжая. Спасибо, ждём.
        Женщина убрала телефон и посмотрела на меня.
        - Да уж, Юра. Добавила я тебе приключений.
        - Будет, что вспомнить. Машину жалко, конечно.
        - Да чёрт с ней, страховка покроет. Хорошо, хоть сами целы остались. Блин, у меня руки начинают дрожать. Кажется, шок отходит.
        - У меня тоже.
        На некоторое время Ольга задумалась о чём-то, а затем спросила:
        - Слушай, а ты где планируешь в городе остановиться?
        - Ещё не знаю.
        - Даже так? - удивилась женщина. - Окей… Смотри, тогда у меня есть к тебе предложение. Гаишники приедут не скоро, оформляться мы здесь тоже будем прилично. В общем, неизвестно, сколько времени всё это займет. А мне позарез нужно, чтобы кое-какие документы попали в Новосибирск до вечера. Что, если я тебе их передам, а ты, не дожидаясь меня, на попутке отвезёшь их в офис? Там тебя встретит девочка, Аней зовут. Я позвоню ей, объясню ситуацию, предупрежу, что ты привезёшь конверт. В офисе можешь оставаться сколько угодно, у нас там уютно, по-домашнему, переночевать есть где. Ребята все молодые дружелюбные. Что скажешь?
        - Без проблем. Сейчас, только кровь остановится.
        - Да ты не торопись, главное, чтобы с ногой всё нормально было. Вот, держи документы, только не вскрывай.
        - Разумеется. А что здесь? - я покрутил в руках пухлый конверт размером с альбомный лист.
        - Не переживай, ничего незаконного. Кое-какие фотографии и справки из реестров.
        - Я так понял, это из твоей второй отрасли?
        - Правильно понял.
        - И кто же стал целью, если не секрет?
        - Один нечистоплотный товарищ из высших чинов области.
        Я присвистнул.
        - Всё так серьёзно?
        - Более чем.
        Приму к сведению.
        Больше вопросов я не задавал. Убедившись, что на одежде нет бензина, достал из кармана сигареты и закурил. Картина была довольно забавной: лес, перевернутая машина, строго одетая женщина, а рядом с ней молодой балбес без штанов. Неудивительно, что проезжающие мимо водители сбрасывали скорость, чтобы как следует всё рассмотреть. Некоторые останавливались и предлагали помощь. С одним из таких водителей я и договорился доехать до Новосибирска.
        - Держи, я написала тебе адрес, чтобы не забыл, - Ольга протянула мне записку. - Аня уже в курсе, сказала, что останется сегодня на ночь.
        - Ну надо же, как мне везёт, - улыбнулся я, натягивая запасные джинсы.
        - Не раскатывайте губу, молодой человек. Аня у нас девочка почти замужняя.
        - Почти…
        - Какой же ты наглый, а! - засмеялась женщина. - Всё, давай, удачи в пути. Номер мой у тебя есть, если будут вопросы, звони.
        - Ты уверена, что справишься здесь? Может мне всё-таки остаться?
        - Поезжай уже, джентльмен. И не такие проблемы решали. Главное, документы не потеряй.
        - Не потеряю. Что ж, удачи, Оль, было приятно с тобой познакомиться. Знаешь, талант водить машину у тебя в крови. Прям, как моя нога.
        - Вот язва, а, - смеясь, покачала она головой, - ладно, бывай. Может, ещё встретимся в городе. Ни пуха.
        - К чёрту.
        Обняв её на прощание, я сел в машину к остановившемуся водителю, и вместе с ним меньше чем за час добрался до Новосибирска.

* * *
        Офис фонда, где работала Ольга, расположился в Академгородке - обособленной части города, раскинувшейся посреди лесов далеко к югу от центра. Раньше я тут не бывал, но по слухам, местные жители были настолько учёны и образованны, что даже бомжи здесь имели, как минимум, кандидатскую степень. Один мой приятель, приезжавший сюда, клялся, что видел, как три местных алкаша с помощью куска алюминия, изоленты и трёх ржавых гвоздей запустили реакцию ядерного синтеза и впоследствии могли переработать любой предмет в пару литров чистейшего этилового спирта.
        Слегка прихрамывая, я поднялся на крыльцо, пристроенное к фасаду старой пятиэтажки. На двери была закреплена металлическая табличка: «Фонд антикоррупционных расследований Ольги Аваловой». Я постучал и, не дожидаясь ответа, вошёл внутрь.
        Теперь я понял, что имела в виду Ольга, когда говорила, что у них уютно и по-домашнему. Это было абсолютно не похоже на офисное помещение. Скорее на что-то среднее между баром и антикафе. Кирпичные стены были увешаны плакатами рок-групп, на журнальном столике рядом с диваном валялись пустые коробки из-под пиццы, а на маркерной доске кто-то нарисовал портрет Че Гевары. В воздухе витал цитрусовый запах, правда, я так и не смог определить его источник.
        За компьютерным столом сидела светловолосая девушка в джинсовой куртке, коротких шортах и соломенной шляпе. Закинув ноги на стол, она увлеченно перебирала струны на гитаре и изредка поглядывала в монитор, где шёл сериал.
        Услышав, как открылась дверь, девушка подняла голову и посмотрела на меня.
        - Хай! - улыбнулась она. - Ты - Юра?
        - Ага. Привез тебе посылку на «вашего мальчика».
        - Умница. Не стой в пороге, забегай. Я - Аня Луконина.
        Девушка протянула руку в знак приветствия. На её тонком запястье болтались браслеты и фенечки.
        - Юра Полянский, - ответил я, - держи конверт.
        - Ага, спасибо. Не стесняйся, кидай рюкзак, располагайся. Будь как дома, в общем. У нас сегодня, правда, никого нет - выходной. С другой стороны, меньше народу - больше кислороду. Чай будешь?
        - Не откажусь.
        - Чай и кружки в шкафчике, захвати мне тоже. Кипяток на подоконнике. Видишь самовар?
        Вначале подумал, что ослышался, но за занавеской и вправду оказался большой пузатый самовар.
        - Серьёзно, что ли?
        - Он электрический. Я хотела принести настоящий, но Оля почему-то наотрез отказалась топить его углём.
        - Действительно почему… Господи! А это что?!
        Рядом с самоваром лежал огромный самурайский меч.
        - Это катана. Мы ей колбасу режем.
        - А что, ножи не в моде?
        - Ножи нужно точить постоянно. А этой штукой ты можешь хоть лес рубить, она острой останется.
        - Ясненько, - протянул я, - а еду вы, наверное, на примусе разогреваете?
        Аня наклонилась к нижнему шкафчику компьютерного стола. Не веря своим глазам, я смотрел, как она достаёт оттуда керосиновую горелку, которая, судя по виду, застала ещё правление Романовых.
        - Окей, - развел я руками, - больше вопросов нет.
        - Вот такой у нас офис, - пожала плечами девушка и убрала горелку на место, - ну что, давай-ка посмотрим, что там Оля накопала на «мальчика».
        Девушка отложила в сторону гитару, взяла со стола канцелярский нож и аккуратно разрезала конверт. Внутри оказались фотографии шикарного особняка, выписки из реестров недвижимости, декларации о доходах, распечатки каких-то переписок и ещё куча непонятных бумаг. Где-то с минуту Аня молча перебирала документы, внимательно их изучая, а затем гневно откинула их от себя.
        - Нет, ну ты взгляни!
        - Что там?
        - Читай вот здесь. Видишь стоимость?
        Я присвистнул.
        - А теперь смотри сюда! Это его официальная зарплата, а вот это - декларации на себя и жену.
        - Даже квартиры нет.
        - Именно! Бедный несчастный чиновник живёт в коробке от холодильника.
        - Неплохая коробка, - сказал я, рассматривая трёхэтажный дворец на фотографиях. - Не в курсе, на какой помойке такие раздают?
        - В курсе, - кивнула Аня. - В областной администрации. Та ещё помойка.
        - И что вы собираетесь с этим делать?
        - То же, что и всегда. Результаты расследования опубликуем в интернете, напишем заявления во все возможные ведомства и будем ждать чуда.
        - Что-то подсказывает мне, что чуда не произойдёт.
        - Кто знает? - пожала плечами девушка. - По крайней мере, опубликовать это мы должны. Слушай, ты же юрист?
        - Откуда ты знаешь?
        - Оля по телефону сказала. Можешь мне помочь? Составь пару заявлений, пока я буду оформлять запись в блоге.
        - Да без проблем. Куда писать?
        - А куда считаешь нужным. Ты в этих конторах всяко лучше разбираешься, чем я.
        - А ты кто по образованию?
        - Э-эм… Как бы сказать… Слышал песню про грузчика? «Прос-то тёл-ка без образования», - напела Аня. - Вот это про меня. Единственное образование, которое я имею, - это родинка на груди.
        - Тоже неплохо, - кивнул я. - Ручка и листы есть?
        - Да, держи. Нужен будет интернет, скажи.
        - Хорошо.
        Я начал потихоньку составлять заявления, параллельно наблюдая за Аней. Чем дольше я на неё смотрел, тем больше она мне нравилась. Не сказать, чтобы Аня была безумно красива; обычная девушка - таких не снимают для обложек глянцевых журналов. На фоне аристократичной Мириам она и вовсе могла показаться серой мышкой. Но это лишь в статике. Я был уверен, что в жизни Аня приковывала к себе восхищённые взгляды и повсюду становилась душой компании. Её лёгкие жесты, мимика и лучистая улыбка, от которой появлялись ямочки на щеках, превращали девушку в тот самый идеал лёгкости и жизнелюбия, что заряжает окружающих энергией и оптимизмом.
        Нам понадобился примерно час, чтобы разобраться с документами. Наконец, заявления были готовы, а на экране компьютера красовалась идеально составленная запись для блога. Оставалось лишь опубликовать материал в сети.
        - Ну что? - взглянула на меня Аня. - Расскажем народу о грехах его правителей?
        - Звучит, как тост.
        - А ты сечёшь фишку, - подмигнула мне девушка и нажала кнопку «отправить».

* * *
        Ближе к вечеру, после того как мы успели прогуляться по городу и вернуться обратно в офис, у девушки зазвонил мобильный. Аня не спешила поднимать трубку. Вместо этого она, раскачиваясь в такт музыке, начала чертовски красиво подпевать:
        - Полковнику никто-о-о не пи-и-ишет. Та-таадаааам… Полковника никто-о-о не ждё-ё-ёт. Та-таадаааам там… Алло, привет Олёк. Что? Нет… Да не подпевала я! Ну ладно-ладно, извините, что потратила ваше драгоценное время. В чём дело?
        Свободной рукой Аня показала на телефон и скорчила смешную гримасу. Я не выдержал и засмеялся.
        - Правда?.. Офигеть! И что теперь?.. Слушай, ну это успех!.. Ты сегодня приедешь?.. Ах, вот как… Хорошо, до встречи. Обнимаю.
        Девушка отложила телефон и, широко улыбаясь, посмотрела на меня.
        - Наш материал разлетелся по новостям как горячие пирожки.
        - Серьёзно?
        - Серьёзно. Оля сказала, что ей звонили из нескольких изданий, чтобы уточнить детали. Кажется, теперь нашему «товарищу» придётся на пару месяцев уехать в тайгу, чтобы спрятаться от журналистов. И как-то объясниться перед высоким начальством, откуда у него взялись такие хоромы.
        - А вы умеете создавать проблемы, - улыбнулся я.
        - Это наша работа, - пожала плечами Аня и взяла в руки гитару.
        Она ловко ударила по струнам. Получившаяся мелодия была похожа на звучание фанфар.
        - Сим объявляю, - торжественно произнесла девушка, - что отныне каждый, кто не имеет совести, будет беспощадно поимет нашим фондом!
        Я усмехнулся и с интересом спросил:
        - А ты не боишься, что теперь и вам начнут ставить палки в колёса? После такого резонанса по ту сторону баррикад определенно задумаются, как бы сжить вашу контору со света.
        Аня отложила гитару в сторону. Оттолкнувшись от стола, она ребячески раскрутилась на офисном кресле, закинула голову назад и, глядя куда-то в потолок, произнесла:
        - Трудности меня ничуть не пугают. Мне на них пофиг. Мудрость, мой юный падаван, заключается вовсе не в умении решать проблемы, а в том, чтобы красиво и непринужденно забивать на них болт.
        Девушка немного подумала, затем снова закружилась и добавила:
        - Но это, разумеется, если мы говорим о проблемах личных. Общественные - уже другой табак. Там ты обязан действовать, ведь на тебе висит ответственность, долг и прочие неприятные штуки. Парадокс же заключается в том, что большинство из наделённых властью поступают с точностью до наоборот. Они кладут с прибором на интересы народа и мастерски разруливают личные вопросы. Ну а задача нашего фонда - восстановить баланс силы. Ведь во всём должен быть баланс, верно? Ну и заодно мы показываем чиновникам, что путь на тёмную сторону рано или поздно обернётся для них большим полярным песцом.
        Аня перестала крутиться на стуле. Она окинула меня оценивающим взглядом.
        - У нас тут кальян есть. Хочешь покурить?
        - Почему бы и не да? - пожал я плечами.
        - Тогда погнали до магазина, купим молока и еды.
        Девушка спрыгнула с кресла, накинула плащ и вместе со мной вышла на улицу. Замкнув дверь офиса, она махнула рукой в сторону сквера.
        - Пойдём, тут недалеко, - сказала она. - Кстати, может, возьмём бутылку красного? Какое-то у меня сегодня авантюрное настроение.
        - А давай, - поддержал я, - тем более и повод есть. Успех - не успех, если не приправить его вином.
        - Нет, ты определено сечёшь фишку! - Аня заговорщицки мне подмигнула и подтолкнула плечом.
        Болтая о разных пустяках, мы прошли сквозь аллею многолетних елей. Поплутав немного по узким тропинкам, вышли из парка и уткнулись в пятиэтажку, где расположился супермаркет.
        Пока Аня ходила между продуктовыми прилавками, я направился в сторону винных стеллажей. Мои финансы не позволяли развернуться на широкую ногу, поэтому недолго думая, схватил бутылку знакомой грузинской марки и пошёл обратно. Пытаясь найти подругу среди посетителей, окинул взглядом толпу.
        Моё внимание привлекла пара пенсионеров. Сгорбленная старушка еле-еле плелась вдоль прилавков, внимательно рассматривала ценники и без остановки что-то ворчала своему мужу. Старик с усталым видом кивал каждому её слову и послушно шёл следом. Хоть он и выглядел моложе супруги, тоска, застывшая в его глазах, старила сильнее, чем седина и дряблая кожа.
        Сзади меня похлопали по плечу.
        - Чего замер, приятель?
        Я повернулся и увидел Аню. В её руках была коробка пиццы, пакет яблок и бутылка молока.
        - Давай помогу, - сказал я, перехватывая продукты.
        - Спасибо. О, хорошее вино, молодец! Пойдём на кассы?
        Пойдём.
        Ещё раз взглянул в сторону пожилой пары. Старик поймал мой взгляд и усмехнулся краешками губ, кивнув на жену. Я натянуто улыбнулся в ответ.
        На душе ни с того ни с сего сделалось паршиво. Не знаю почему, но мне было жаль этого старика; он напоминал больного подбитого пса, что, склонив голову, покорно плетётся вслед за недовольной хозяйкой. Старуха ворчала, толкала мужа в бок, а он только кивал снова и снова, соглашаясь с каждым упрёком. Чем дольше я смотрел на эту картину, тем тоскливее становилось. Я даже не заметил, в какой момент сочувствие вдруг обернулось против меня же, превратившись в угнетающую волну уныния. Уже не думая о старике, я представлял, как сам, будучи старым и больным, иду по городским улицам, хромая и опираясь на трость, и вызываю лишь жалость в глазах окружающих.
        Серые мысли мной завладели, и всю обратную дорогу до офиса я был молчалив и угрюм.
        Аня кинула продукты на стол и повесила плащ у входа. Заметив перемену в моём настроении, она взяла со стола лист бумаги, скомкала и кинула им в меня.
        - Приём, депрессура! - пощёлкала она пальцами. - Вас вызывает жизнь! Как слышите?
        - Извини, я задумался.
        - Да ну? Правда, что ли? А мне показалось, ты там в магазине пилюльку безысходности выпил, пока я не видела. Не грусти, лучше открывай пиццу. Да, кстати, будь добр, подай мне катану. Хотя нет, сиди! Ну тебя на фиг, ещё харакири сделаешь, а мне потом полы отмывать.
        Сталь с тугим свистом разрезала воздух. Отложив ножны в сторону, Аня вытянула меч перед собой.
        - Отцвела в садах священная сакура, - нараспев произнесла она. - Серые тучи гору Фудзи закрыли. В бездонном море печали утонул самурай Юрико.
        - Ань, зачем тебе катана? Ты языком порезать можешь.
        - Могу, - кивнула девушка, - но это будет неэстетично.
        Парой ловких взмахов Аня поделила пиццу на аккуратные треугольные куски, протёрла лезвие тряпочкой и убрала меч обратно на подоконник.
        - Чего случилось-то? - спросила она, доставая из шкафа кальян.
        - Да не парься, я просто слегка загрузился.
        - Это и ёжику понятно. А причины?
        - Видела старичка в магазине?
        - Который тебе улыбнулся? Ага, и что дальше?
        Она залила молоко в стеклянную колбу кальяна и прикрутила верхнюю часть. Затем развернула табак, выложив его на чашку. Я отрешенно наблюдал за всеми этими манипуляциями и параллельно делился собственными мыслями:
        - Заметила, как он выглядел? Такой угнетенный, подавленный… Нет… даже не так. Он был, словно… какое бы слово подобрать… Наверное, потерянный что ли.
        - И ты решил впасть в депрессию? Слушай, так ты сходи в районную поликлинику, чтоб уж наверняка. Там таких потерянных и угнетённых целые резервации. О, знаю-знаю! Ты там к терапевту попробуй без очереди пройти. Зуб даю, ты такого угнетения нигде больше не прочувствуешь.
        - Да нет, Ань. Ты не поняла…
        - Ну так ты говори. Я слушаю.
        Девушка зажгла керосиновую горелку и поднесла щипцы с углём к открытому огню.
        - Дело ведь не в этом конкретном старике, - продолжил я. - Ты правильно говоришь: таких, как он - миллионы. И даже не обязательно, чтобы человек старым был. Тут другое… Вот ты, когда в общественном транспорте едешь, замечаешь, как у людей уголки губ опущены?
        - Чего? - нахмурилась Аня.
        - Ну, уголки. Вот когда человек улыбается, у него уголки рта приподняты. А когда грустит - наоборот. А в автобусе или трамвае почти у каждого они опущены. И самое страшное, что это уже их нормальное состояние, понимаешь? И ведь на первый взгляд вроде и не скажешь, что с человеком что-то не так. А потом в глаза ему посмотришь… А там пустота! Как будто всю радость и счастье из человека выпили.
        - Ну всё правильно, - кивнула Аня, - это же общественный транспорт.
        - Да причём тут… - махнул я рукой, - дело не в этом. Люди они ведь сами по себе пустеют. И я сейчас не про нравственность говорю, не про ценностные ориентиры. Не в том смысле, что у кого-то идеи и мечты слишком приземлённые, и поэтому человек - «пустышка». Нет, я про другое. Люди не опускаются, не мельчают - они именно пустеют. Как будто дыра у них внутри раскрывается и жрёт, жрёт, жрёт… Все эмоции съест, всю душу выпьет, а что с ней делать, никто и не знает! Вот и я, посмотрел на того старика, в глаза ему взглянул… А там такая тоска, захлебнуться можно. И главное, я ведь в себе такую же дыру чувствую. Вроде бегаешь, суетишься что-то - всё нормально. А потом остановишься… Вот просто посреди магазина на секунду встанешь, и уже чувствуешь, как в груди провал раскрывается. И такое уныние накатывает… Думаешь, а зачем бежишь-то? От чего убежать пытаешься? Всё равно ведь рано или поздно таким же, как этот старик станешь - пустым и угнетённым. Хоть что ты делай! Та же семья, например. Женишься - обязательно будешь выслушивать вечное брюзжание, не женишься - сдохнешь одиноким и никому не нужным. И ничего
тебя от этой пустоты не спасёт. Потому что нет у неё дна, ничем её не заполнить.
        Аня протянула мне трубку кальяна:
        - На, попробуй дымом.
        - Пробовал. От табака только хуже становится.
        - Да потому что ты гадость всякую куришь. Держи, попробуй моё зелье. С апельсинкой. Тебе понравится. И пиццу ешь давай. Вот увидишь, кальян и маргарита способны заполнить любую пустоту внутри. По крайней мере, лёгкие и желудок точно пустыми не останутся.
        - Может, ты и права, - пожал я плечами, - только временно это всё.
        - Ну разумеется, временно. А ты что хотел? Рецепт вечного счастья? Постоянно ходить, улыбаться и ни о чём не думать? Не, ну в принципе, устроить можно. Есть один способ - лоботомия называется.
        - Смешно.
        - На самом деле нет. Я не могу понять, Юр. Тебе сколько лет, двадцать, верно?
        - Верно.
        Ну а почему ты грузишься так, словно у тебя кризис среднего возраста? Серьёзно, приятель, стряхни ты с себя эту пыль размышлений, она дышать мешает. Мы ведь молоды! У нас такие возможности, такие перспективы! Что там говорить, вот ты взял и поехал путешествовать по стране просто так, разве не в этом счастье? А то, что у кого-то уголки губ опущены, ну так тебе какое дело? Свои, главное, не опускай и улыбайся почаще. Глядишь, и исчезнет пустота в груди.
        - Сомневаюсь, Ань, - покачал я головой.
        Девушка взяла трубку кальяна и глубоко вдохнула. Выдержав пару секунд, она выпустила в воздух целое облако молочного дыма.
        - Ну окей, - кивнула Аня, - зайдём с другой стороны. Вот ты говоришь, этот старик был несчастен, так?
        - Так.
        - А почему ты так решил?
        Я пожал плечами. Немного подумав, ответил:
        - Это же видно сразу. У него вид уставший, глаза тусклые. Уверен, ему приходится каждый день выслушивать упрёки жены, и он ничего с этим не может поделать.
        Аня посмотрела на меня - долго, внимательно. А затем покачала головой и сказала:
        - Дурак ты, Юрка. Вот, правда, дурак. Нет в тебе проницательности ни капли. Да тот старичок, предложи ты ему хоть все богатства мира, никогда не променял бы возможности гулять вместе со своей старой ворчливой женой. Счастлив он, разве ты не понял? Любит он свою старуху! Любовь она ведь не в страсти, не в пьяной горячке, а в ежедневной терпеливой заботе.
        - Ты говоришь очевидные вещи, Ань.
        - А ты не хочешь их понимать. Или принимать. Не важно. Важно, что ты дурак.
        Я невольно усмехнулся.
        - Вот так и знал, что наш разговор придёт к тому, что я тупица. Как у тебя это получается?
        - Ну а что ты хотел? - пожала плечами Аня. - Если дорога ведёт в Рим, она и приведёт в Рим, хоть ты тресни.
        - Говорят, все дороги ведут в Рим.
        - Правда? - девушка забавно округлила глаза. - Ну так значит, ты точно дурак!
        Я всё-таки засмеялся, поддавшись заразительному веселью и легкости Ани.
        Мы открыли вино. Вместе с градусом алкоголя вырос и градус уюта. За окном давно опустилась ночь, тусклый свет офисной лампы время от времени мерцал из-за перепадов напряжения. Комната пропиталась кальянным дымом, и теперь я понимал, что за цитрусовый запах постоянно витал здесь в воздухе.
        - Часто вы так собираетесь? - спросил я.
        - Мы - это кто?
        - Ну - ты, Оля, кто ещё с вами работает?
        - А-а-а. Ну да, частенько. Олька вообще любит попить винишка вечерами. Посидеть, посплетничать о женском. Это она только с виду такая железная леди.
        - А на самом деле?
        - А на самом деле обычная баба, как все. Мечтает найти себе мужика нормального, такого, знаешь, чтобы борщи ему варить, носки стирать и рубашки гладить. Простого бабского счастья, в общем.
        - Феминистки тебя на части порвут.
        - Да пофиг.
        - И ты думаешь, в этом бабское счастье? - улыбнулся я. - Стирать грязные носки?
        - А ты думал, мы мечтаем космос покорять? Хах, наивный! Да на кой он нам сдался? Это ведь только вы вечно куда-то рвётесь, мечетесь постоянно. Вот ответь мне, Юр, что вам на месте-то не сидится? Всё какие-то звёзды вас манят, новые горизонты исследовать хотите… И почему каждый второй парень непременно мечтает свалить с нашей планеты, а? У вас там магнит, что ли, какой-то спрятан? Может, вы инопланетяне, и вас просто-напросто зовут домой? Может, это у вас антенна такая для связи с далёкими галактиками?
        - Кажется, ты перебрала с вином, - засмеялся я.
        - Не уходи от ответа, чёртов рептилоид! Я выведу на чистую воду всю вашу инопланетную братию.
        Аня шутила, смеялась, а я не замечал, как стремительно бежит время. Вино кружило мне голову, тоска сменилась пьяным блаженством, и я забыл обо всём на свете. Хотелось лишь одного: чтобы эта ночь никогда не кончалась.
        Аня вдруг о чём-то задумалась, глядя на собственную ладонь. Только сейчас я заметил, что на безымянном пальце у девушки блестело кольцо.
        - Когда свадьба? - спросил я.
        - В июне, - как-то без особой радости ответила Аня.
        Я не стал задавать лишних вопросов, но, видимо, ей и самой хотелось выговориться, потому что буквально через минуту девушка внезапно вся переменилась и тоскливо произнесла:
        - Ай чёрт с тобой. Наверное, я всё-таки вру. Ни фига это не весело.
        - Что именно?
        - Да всё, что я тебе тут наговорила. Особенно про женское счастье - всё это фигня постная.
        - О как! - удивился я. - И с чего такой разворот?
        - Да блин, - махнула рукой Аня, - скучно мне здесь. И с Сашей скучно.
        - Саша - это твой парень?
        - Ага, муж почти, - грустно кивнула девушка.
        Она залпом выпила полный бокал вина. Взяв в руки соломенную шляпу, начала нервно теребить её, то завязывая, то развязывая узлы на чёрной ленточке.
        - Это я ведь лишь в шутку тут жалуюсь. Про то, что вам, парням, на месте не сидится, - Аня говорила, не поднимая глаз. - Ты же и сам прекрасно знаешь. Мы, девушки, любим немного поплакаться о каких-нибудь ваших привычках, хотя, на самом деле, эти привычки лелеем и любим. И ценим вас именно за них. Нам нравится, что вы готовы, бросив всё на свете, лететь куда-то вдаль, искать счастье за новыми горизонтами, исследовать мир. Быть первооткрывателями. А я… Я ведь согласна даже носки стирать, и борщи варить, и что угодно делать. Ты только веди меня за собой! Веди вперёд и не оборачивайся. А я у тебя за спиной стоять буду, как ангел-хранитель. Буду поддерживать, ты только веди.
        Я начал догадываться, в чём проблема.
        - Саша?
        - Саша… - голос Ани стал тише. - Саша он хороший. Очень хороший, правда. Мне с ним легко, уютно. Он и умный, и добрый. И вообще чуть ли не идеальный весь. Мне и Оля говорит, что он хороший. Но…
        - Не ведёт?
        Аня подняла глаза. Наши взгляды встретились.
        - Просто, Юр… он не совсем такой, как ты, - сказала девушка. - Он не готов. Не готов бросаться навстречу приключениям. У него не так. У него всё аккуратно, всё по полочкам. Тут полочка с карьерой, тут полочка с семьёй. Не жизнь, а бухгалтерия. Оно, конечно, может и хорошо, стабильность, надёжность, все дела. Только скука иногда такая накатывает, что зубы сводит. Как ты там говорил? Дыра? Пустота? Вот правда, иногда я чувствую себя пустой рядом с ним. И уголки губ… опускаются.
        Видимо, вино и вправду пробрало девушку. Забыв о том, что мы знакомы всего несколько часов, Аня откровенничала со мной, как с давним другом.
        - Ну ведь неправильно это! - размахивала она руками. - Помнишь, как один француз говорил? «Гусар, который дожил до тридцати, не гусар, а баба!» Золото, а не слова. Действительно, какой ты нафиг мужик, если при сильном ветре боишься поднять паруса? Зачем вообще нужен корабль, если он не выходит за пределы своей тихой бухты? А Саша… Он не ведёт меня в море. Наоборот. Тащит к берегу, пытаясь уберечь от шторма. А я не боюсь шторма! Я, блин, штиля боюсь! Ведь каждый должен и море увидеть, и до небес достучаться. И что-то такое сделать, чего даже во сне себе представить не мог. Что-то настолько волшебное и нереальное, чего по всем законам физики, если разобраться, и сделать-то невозможно.
        - Прогуляться по лунным дорогам.
        Аня взглянула на меня с таким искренним удивлением, словно я прочитал её мысли.
        - Да, - согласилась она, - по лунным дорогам.
        Она смотрела на меня ещё какое-то время, будто пыталась лучше запомнить. А затем улыбнулась, кивнула собственным мыслям и тихо произнесла:
        - У тебя это точно получится. Я верю.
        А затем она обняла меня. Тепло. Нежно. Прижалась щекой к плечу. Я провёл ладонью по её светлым локонам. Возможно, если бы я решился поцеловать её, Аня, не задумываясь, ответила бы на мой поцелуй. Но я не решился. Не стал портить момент глупой пошлостью.
        - Кажется, я засыпаю, Ань.
        - Ложись. Ты, наверное, устал. А я ещё немного посижу, хорошо?
        - Хорошо.
        Вместе мы разложили офисный диван, Аня кинула на него пару подушек и пледов, которые достала из шкафа.
        - Доброй ночи, Юр.
        - Доброй.
        Девушка погасила свет и включила настольную лампу. Пользуясь темнотой, я ещё некоторое время наблюдал за тем, как Аня, склонившись над столом, что-то пишет в толстом блокноте. Время от времени она брала в руки гитару, тихо перебирала струны и шептала беззвучно.
        Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем я задремал. Сознание растворилось где-то между мирами, и все мысли окончательно спутались. Но из потока образов до меня вдруг донеслась мелодия. Гитарный перелив лился по воздуху хрустальным звучанием, и на его фоне услышал нежный волшебный голос.
        Плавая в полусне, я так и не понял, кто напевал мне эту колыбельную. Чей голос, подобно пению сказочных сирен, доносился из темноты? Но это и не было важно. Погрузившись в сладкие объятия дремоты, не хотел ни о чём думать, и лишь слушал, слушал… Слушал, как музыка и куплеты сливаются, переплетаясь в единую серебряную нить. И был так заворожён, что даже смысл слов проходил сквозь меня, и только четыре последние строчки навсегда остались жить в памяти:
        …льются в воздух дороги луны,
        Бьются звёзды в хрустальную россыпь,
        Станут кристаллами тебе мои слёзы,
        Вряд ли когда-нибудь вновь свидимся мы…
        Голос затих, и только едва слышно звучали гитарные струны ещё какое-то время. Они становились всё дальше и дальше, растворяясь в расплывающемся пространстве, пока и вовсе не исчезли. А затем я уснул.

* * *
        Ворочаясь на диване, не заметил момент, когда звуки утонули в монотонном гуле, похожем на гудение трансформаторной будки, и вокруг в одно мгновение опустилась тьма.
        Откуда-то издалека донёсся голос Мириам:
        - …слышишь меня? Я здесь, рядом.
        Привычным усилием воли оторвался от собственного тела, воспарив над диваном, и опустился на ноги. Из темноты проступили смутные очертания офиса.
        С улицы настойчиво стучались в дверь.
        - Он пришёл за тобой, - сказала Мириам, стоявшая у окна.
        Я впервые увидел её испуганной. Весь облик девушки переменился. Плечи ссутулились, с губ исчезла вечная язвительная ухмылка, а в глазах застыл страх. Прижавшись к стене, Мириам неотрывно смотрела на дверную ручку - та хаотично дёргалась под напором ночного гостя, стоявшим по другую сторону. Время от времени до нас доносился скрежет, словно металл двери царапали ногтями.
        - Кто это? - шепнул я подруге.
        - Третий…
        Услышав наш разговор, незваный гость вдруг затих. Но уже через секунду он начал ломиться с ещё большей силой. Казалось, будто в дверь бьют огромным тараном. От каждого удара по комнате разносились вибрации, и вещи на столе дрожали, как во время землетрясения.
        Спящая на диване Аня что-то пробормотала во сне и перевернулась на другой бок. Моё тело лежало рядом обездвиженное. Не знаю почему, но было неприятно смотреть на себя со стороны. Я начал испытывать отвращение к собственной оболочке, и поэтому спешно отвернулся.
        Шагнул в сторону двери.
        - Нет! - Мириам схватила меня за руку. - Не открывай.
        - Почему?
        - Ты ещё не готов. Он убьёт нас.
        Удары с улицы стали сильнее и чаще. С потолка посыпалась штукатурка. Дверь грозила вот-вот слететь с петель.
        - Кто - он, чёрт возьми?
        - Юра, прошу, не открывай. Ещё слишком рано. Ты не готов.
        - Не готов к чему? Может, хватит уже секретов и недомолвок?
        Полный уверенности, стряхнул с себя руку Мириам и шагнул к двери. Но стоило лишь прикоснуться к защёлке пальцем, как раздался оглушающий взрыв, отбросивший меня назад.
        - Вижу… Вижу…
        В помещение ворвался ветер.
        За порогом распахнутой двери зиял чёрный провал - абсолютно непроглядная бездна. Хриплый свистящий шёпот доносился оттуда, заполняя собой всю комнату:
        - Я вижу тебя… Вижу… Теперь ты мой…
        Мириам застонала и сползла по стене, зажав уши ладонями. Слова невидимого гостя резали её, заставляя вздрагивать от каждого порыва ветра.
        - Иди ко мне… Я вижу твою боль…
        Лунный свет из окна потускнел. Очертания офиса начали исчезать в темноте, что ползла из углов комнаты. К горлу подступила тошнота, а по телу разлилась слабость. Хотелось упасть на пол и не шевелиться.
        - Хватит бегать… Я вижу, как тебе плохо… Ты болен… Очень болен…
        Не в силах стоять на ногах, я отступил и прислонился спиной к книжному шкафу. Стало невыносимо тоскливо. Как на той крыше, с которой я хотел спрыгнуть.
        - Пожалуйста, не слушай его, - умоляла Мириам сквозь тихие всхлипывания. Её голос был слаб и почти беззвучен.
        - Ты устал, я вижу… Я вижу твою болезнь… Я вижу, как она заставляет тебя страдать… Ступай ко мне… Ступай ко мне и будешь исцелен…
        - Кто ты? Назовись, - еле слышно простонал я.
        Ветер засвистел, порывая лежавшие на столе бумаги. Темнота давила на виски.
        - Я - исцеление… Я - покой… Я вижу, как тебе тяжело… Я вижу, о чём ты мечтаешь… Но знай: ни счастье, ни любовь не ждут тебя… Ты никогда не увидишь славы, никогда не найдёшь смысла своей серой жизни… Я вижу лишь холод, голод и боль… Одни лишь страдания… Никто не помнит о тебе…
        Все мысли исчезли. Уныние и тоска выпивали душу до дна.
        - Я вижу… Всем всё равно… У тебя нет ни друзей, ни родных… Все они отказались от тебя… Я вижу их равнодушие… Я вижу, как ты умираешь один… Старый… Беспомощный…
        Я уже не слышал, что пытается сказать Мириам. Свистящий шёпот ночного гостя сковал меня и тащил к распахнутой двери, за порогом которой обрывался мир, и начиналась абсолютная пустота.
        - Иди ко мне… Исцелись… Заглянув однажды, уже не вернёшься…
        Не было ни страха, ни боли. Одна лишь слабость и апатия.
        Сосущая чёрная пустота затягивала меня в свои объятья.
        Вдалеке зазвучала знакомая мелодия.
        Полковнику никто не пишет…
        Мрак полностью застелил взор, как вдруг что-то потащило меня обратно к телу.
        Полковника никто не ждёт.

* * *
        Я открыл глаза.
        На журнальном столике светился и играл телефон Ани. Сквозь сон девушка нащупала его рукой и сняла трубку.
        - Алло, - заспанным голосом сказала она. - Как ты? Всё в порядке?
        Пока девушка говорила по телефону, я постарался успокоить собственное дыхание. Сердце бешено колотилось в груди. В висках пульсировало. На душе было отвратительное ощущение, будто меня только что окунули в грязь, а затем заставили сделать нечто аморальное, паршивое. Никогда в жизни не чувствовал себя так хреново.
        Спустя пару минут чернота в груди начала потихоньку отступать. Было всё ещё тоскливо, но, по крайней мере, вернулась способность мыслить. Я снова начал реагировать на происходящее. Краем уха услышал голос Ольги. О чём именно говорит женщина, понять не мог, долетали лишь отдельные обрывки фраз, но судя по интонации и в момент проснувшейся Ане, речь шла о чём-то серьёзном.
        - Окей, я поняла тебя. Деньги мне ему передать, если что?.. Ага, хорошо. А где дело лежит? - девушка встала с дивана, включила свет и подошла к шкафу с многочисленными папками. - Зелёная? Ага, вижу… Хорошо, я спрошу у него… Окей, до встречи. Обнимаю.
        Аня присела за стол. Положила папку с документами на колени и, повернувшись ко мне, сказала:
        - Ну что, товарищ, хочешь поработать на благо общества?
        Ещё не совсем понимая, что происходит, присел на край дивана и рукой растёр заспанное лицо.
        - О чём речь?
        - О возможности вывести на чистую воду очень крупную рыбу. Настолько крупную, что наша сегодняшняя публикация покажется детской забавой.
        - А конкретнее можно? Я ещё сплю просто…
        - Смотри, - девушка пальцем подозвала меня, - узнаёшь человечка?
        Зевая и дрожа от холода, я подошёл к столу и взглянул на фотографию. Это был портрет сорокалетнего мужчины с широким лицом и высокой залысиной. Его огромные глаза застыли в самоуверенном прищуре. В цепком взгляде скользила насмешка.
        Я восхищенно присвистнул.
        - Вижу, что узнаёшь, - кивнула Аня.
        - Трудно не узнать. Особенно, если учишься на юрфаке.
        - Так вот, слушай. Этот дядечка, которого здесь в шутку зовут Ришелье, начинал стремительную карьеру ни где-нибудь, а в славном городе Омске. Кстати, как и наш сегодняшний герой. Они даже были приятелями. Ну да не суть. В общем, в Омске этот тип успел отметиться распилами, тесной дружбой с ворами и прочими сомнительными достижениями.
        Я слушал девушку рассеяно, то и дело косившись в сторону двери. Та была закрыта, но в помещении стоял холод, словно ещё недавно здесь гулял ледяной ветер.
        - …а перед отъездом в столицу он и вовсе выдал аферу на зависть, - продолжала Аня. - Если вкратце, поимел всех омичей - от младенцев до стариков. Наш фонд копал под него последние два года, но, стоит отдать этому жулику должное, ума ему не занимать. Всё было сделано настолько чисто, что до недавнего времени мы могли лишь причитать и с обиженным видом курить бамбук в сторонке.
        Аня перевела дыхание. Я смотрел на неё, совершенно не понимая, о чём она талдычит, но видимо это было что-то очень важное. Голос девушки дрожал от волнения.
        - И всё-таки есть справедливость в этом мире, - сказала она. - Наша сегодняшняя публикация взорвала сеть. Люди услышали о фонде. Пару минут назад Оле позвонил человечек и сказал, что может дать просто убойные доказательства, которые отправят Ришелье за решётку. Ну или хотя бы лишат погон.
        - Ришелье? Господи, что за тупая кличка? Это что-то из «Трёх мушкетеров»?
        - Почти, - усмехнулась Аня, - там на самом деле страшная история.
        - Не солидно как-то.
        - Не важно. Важно то, что теперь мы можем обыграть его. Сорвать маску и показать истинное лицо на всю страну.
        - Окей-окей. Я всё понял. Кроме одного. Я-то чем могу вам помочь?
        Аня посмотрела на часы, подумала немного. А затем заговорщицки мне улыбнулась и произнесла:
        - Ты должен поехать в Омск.
        - Завтра?
        - Прямо сейчас.
        Пару секунд я просто бездумно смотрел на девушку, переваривая полученную информацию. А потом закрыл глаза и обречённо выдохнул.
        Кто ж меня так проклял? Уже вторую ночь подряд, когда, казалось бы, с ночлегом складывается всё как нельзя лучше, мне приходится собирать вещи и уходить впотьмах. Что ж тут поделать… С крепким здоровым сном у меня всегда были натянутые отношения.
        - Все инструкции я скину тебе сообщением, - сказала Аня. - Поезд отходит в пять-ноль пять. У тебя есть полтора часа, чтобы добраться до вокзала. Вот держи, это деньги на билет. А это дебетовая карта, что с ней делать скажу потом. Ближе к утру с тобой свяжется Оля, она объяснит весь план в деталях…
        - Ань, - перебил я девушку.
        - Да? Слушаю тебя.
        - Скажи, почему я? Вы знаете меня всего день.
        Она усмехнулась, потрепала меня по волосам и, положив руку на плечо, сказала:
        - Оля умеет разбираться в людях. А я доверяю ей. И тебе доверяю. Ни я, ни Оля, ни ребята не можем поехать сейчас. А перспектива, которую мы имеем, перекрывает все риски. Это действительно важное дело, Юр. Ты помнишь, что я говорила тебе вечером? Про то, что каждый должен когда-то выйти в море и прочувствовать шторм на себе. Так вот, Юра. Авантюра, которую мы затеваем - это не просто шторм…
        Аня немного подумала, а затем, глядя мне в глаза, добавила:
        - Это, чёрт возьми, настоящий девятый вал.

* * *
        Погода в то утро испортилась. За окном, не переставая, накрапывал мелкий дождь. Его барабанная дробь вместе со стуком колёс сливалась в монотонный шум и никак не давала уснуть.
        Почти всю дорогу я проворочался на неудобной полке плацкарта. Было душно. В вагоне нестерпимо воняло мочой и грязными носками. Вдобавок на правой ноге начал ныть вчерашний порез, и от этого я почувствовал себя совсем паршиво.
        Где-то к восьми утра позвонила Ольга и дала необходимые инструкции. Сквозь полудрему, хоть и не с первого раза, но всё-таки понял, что именно от меня требуется.
        Больше всего план действий напоминал старые фильмы о разведчиках. В шесть вечера я должен был встретиться в сквере с информатором и, представившись сотрудником фонда, договориться о цене компромата и условиях работы. После этого мне следовало позвонить Аваловой и с помощью заранее придуманных кодовых фраз передать информацию ей. Если Ольга давала добро, то вместе с информатором мы шли к ближайшему банкомату. Получив пин-код, я снимал деньги и передавал их человеку. После чего забирал папку с документами и ехал в гостиницу. Там я должен был оставаться ближайшие пару дней, пока Ольга не сможет лично приехать в Омск, чтобы забрать у меня бумаги.
        Прокручивая в голове план действий, я думал лишь об одном:
        «И во что я ввязался, Господи? Какой к чёрту компромат? Какие информаторы? Да на хрена мне это всё сдалось?»
        Ночью казалось удачей - получить бесплатный билет до Омска и решить вопрос с ночлегом на несколько суток. Теперь же понемногу до меня начало доходить. Мало того, что я влез в чужую игру, так ещё теперь и рискую застрять в городе на неопределенное время.
        Раздосадованный собственной глупостью, решил не думать о том, что будет. Всё, что нужно сейчас - хоть немного вздремнуть…
        Когда в очередной раз открыл глаза, то понял, что в обстановке что-то изменилось. С трудом поднявшись, я присел на край полки и глянул на часы. Электронные «Casio» на запястье показывали половину первого.
        Размяв затекшую шею, я обратился к пенсионеру на соседней полке:
        - Не подскажите, где мы сейчас?
        Тот оторвался от чтения дешёвого детектива. Посмотрел на меня со странной усмешкой.
        - Всё там же. Только Барабинск проехали.
        Я попытался вспомнить карту, но понял, что подобного города никогда не слышал.
        - Это далеко от Омска?
        Пенсионер ответил не сразу. Он отложил книгу в сторону, и стал с любопытством меня рассматривать.
        - Где-то часа три-четыре.
        Я решил, что ослышался.
        - Четыре часа?! Но в билете написано…
        Я вдруг осёкся. Стало понятно, что именно показалось мне странным: колёса поезда больше не стучали. За окном всё так же шёл дождь.
        - А почему стоим?
        - Хах! Тут вагон весь этим вопросом мучается, - вновь усмехнулся пенсионер.
        С верхней полки донёсся низкий голос:
        - Велика страна, а порядка в ней нету! Зуб даю, мужики, - ночью кто-то рельсы спиздил!
        По плацкарту прокатился хохот. Не смеялся лишь я. В голове начала вырисовываться ситуация.
        - И долго уже?
        - Третий час примерно. Проводницы ходят туда-сюда с хмурым видом. Ничего не говорят.
        - А чё тут скажешь? Нет дороги - нет и движения! - добавил всё тот же голос наверху. - Опасная ситуация, скажу я вам. Я в соседнем вагоне жида видел.
        - И что?
        - Как что? Пока мы стоим, он ведь и позади рельсы продаст! Встанем, на хуй, намертво!
        Мне было не до антисемитских шуточек. Я судорожно начал проводить расчёты. Встреча назначена в шесть. Сейчас половина первого. Если верить попутчику, ехать ещё, как минимум, три часа. Значит, в запасе оставалось примерно два. Но это с учётом времени, которое предстоит потратить на передвижение по городу и поиски места встречи.
        Главное, чтобы поезд тронулся в ближайший час. Иначе…
        Постойте-ка… А где Мириам? Я вдруг понял, что не чувствую её присутствия.
        «Мэри, ты здесь? - мысленно позвал я девушку. - Ответь мне».
        Тишина. Странно.
        «Мириам, слышишь? Дай знать, что ты рядом».
        И вновь никакой реакции. Я забеспокоился. В голове пронёсся вчерашний сон… Мириам было плохо. Она едва не плакала, пока хриплый шёпот гулял по офису ледяным ветром. Я помню, как изменилось лицо девушки, когда она посмотрела в ту чёрную бездну. Это было ненормально.
        Почему Мириам умоляла не открывать дверь? Кто мог так сильно напугать её? В конце концов, это ведь был осознанный сон. Её владения. Неужели кому-то под силу…
        - Товарищи пассажиры, просьба не покидать вагон! - донёсся голос проводницы. - Курите в тамбурах!
        - Я же говорил! - заржал сосед наверху. - Жид пошёл гайки откручивать!
        Проводница недовольно глянула в нашу сторону:
        - Молодой человек! Соблюдайте приличия!
        - Это вы, вашу мать под хвост, соблюдайте приличия! - не унимался мужик. - Три часа стоим! Когда поедем?!
        - Скоро, молодой человек, скоро. Имейте терпение!
        - Имейте совесть!
        - Я свою совесть давно имею!
        - Оно и видно, - снова загоготал мужик.
        Я решил пройтись до тамбура. Там стоял такой дым, что можно было даже не доставать сигарету.
        Дождь усилился. Под дверьми вагона поползли ручейки.
        «Мириам, прошу, ответь. С тобой всё хорошо? Просто дай знак». И вновь тишина… Тревога в груди засвербела сильнее.
        Ну хорошо, даже, если предположить, что Мириам не хочет со мной разговаривать, - должен же быть хоть какой-то отклик. Искра, мысль, эмоция - хоть что-нибудь.
        Бывало так, что Мириам исчезала на пару дней. Она никогда не объясняла, куда и зачем уходит, - просто прекращала со мной общаться и неожиданно пропадала из сновидений. Потом возвращалась, как ни в чём не бывало. Но даже в такие моменты я ощущал её присутствие. Не было ни единого случая, чтобы Мириам вдруг полностью стала меня игнорировать и перестала бы отвечать на адресованные ей мысли.
        - Мириам, - вслух произнёс я, - скажи, где ты?
        Тишина… Поезд заскрипел. Из вагона донёсся голос проводницы:
        - Товарищи пассажиры! Мы трогаемся!
        - Давно уж тронулись.
        Я лишь усмехнулся и закурил. Серый пейзаж за окном начал движение, постепенно набирая разгон. Колёса поезда вновь застучали.
        Мириам молчала.

* * *
        На привокзальной площади толпился народ. Ежеминутно из широкого бирюзового здания выходили десятки, сотни людей. Лавируя сквозь толпу, я пошёл в направлении таксистов.
        Моросил дождь. На часах было шестнадцать-десять.
        - Добрый день. До сквера Дзержинского подкинете?
        Мужик, сидевший в вишнёвой «девятке», посмотрел на рюкзак за моей спиной.
        - Пятихатка и поехали.
        - Сколько?!
        Ну хер с тобой. Четыреста пятьдесят.
        Не то чтобы у меня совсем не было денег, но водитель явно переоценивал свои услуги.
        - У меня только сотка, - нагло соврал я.
        - Угораешь, да? За сотку можешь на автобусе кататься. Двести пятьдесят не меньше.
        - А что, если я совершенно случайно найду ещё сотку?
        Таксист состряпал кислую физиономию. Он побарабанил пальцами по рулю, а затем махнул рукой и сказал:
        - Да похер, садись.
        - О! А вот и соточка нашлась. Представляете, под машиной валялась!
        Водила усмехнулся. Я прыгнул в салон, кинув рюкзак на заднее сидение. Стряхнул воду, текущую по растрёпанным волосам.
        - Ну, ты аккуратнее тут, а то утонем, - полушутя проворчал таксист. - Тебе куда именно? К администрации?
        - Эм… Я вообще первый раз в Омске. Мне сказали, к какому-то фонтану.
        - Ну понял, - кивнул мужик. - Я тебя напротив мэрии выкину, там увидишь.
        - Без проблем. Далеко ехать?
        - Как раз на двести рублей.
        Я достал из кармана две смятые купюры и положил их сверху на бардачок. Посмотрел на часы.
        Шестнадцать пятнадцать. Вагон времени.
        - Сам откуда? - спросил водитель, выруливая на проспект.
        - Из Красноярска.
        - Хороший город, как-то бывал там. Сюда к родственникам?
        - По делам.
        Мужик вновь кивнул. Он резко перестроился в другой ряд. Сзади неодобрительно просигналили.
        - В очко себе погуди! - крикнул таксист, приоткрыв в окно. - Вы посмотрите, подрезал я его, ну надо же! Все, блин, правильные такие стали, куда деваться. Походу один Петя-Апостол, как был мудаком, так и остался.
        Мне стало любопытно:
        - Кто такой Петя-Апостол?
        Мужик ухмыльнулся и ткнул себе в грудь пальцем.
        - А почему апостол? - спросил я.
        - Я священником был. На войну ездил, пацанов там отпевал.
        Я присвистнул и уважительно закивал. Минут через десять «девятка» остановилась на автобусной остановке. Таксист махнул рукой налево, указав на сквер.
        - Сейчас, короче, по пешеходному переходу и вон туда. Там увидишь свой фонтан.
        - Понял, спасибо.
        Я вылез из салона. Таксист уехал.
        Накинув капюшон, я поудобнее перехватил рюкзак и спрятался от дождя под пластиковым козырьком остановки. Нужно было позвонить Ольге, отчитаться о том, что добрался до места встречи. Засунул руку в карман джинсов, и тут душа моя ушла в пятки.
        Нет, телефон был на месте. Не было пластиковой карты. Видимо, выронил её в салоне, когда доставал наличные. Закрыв глаза, я попытался успокоить дыхание. Не смог.
        - Да твою ж ты мать!
        Ну как? Как можно было потерять самую важную из всех вещей?!
        На часах было шестнадцать-тридцать. До встречи оставалось всего полтора часа. Я не мог прийти на неё без денег.
        Взялся за голову и несколько раз глубоко выдохнул.
        Давай, Юра, думай…
        Нужно искать таксиста. Но где? Как отыскать в городе-миллионнике одну единственную машину, не помня даже её номеров? Как успеть сделать это за девяносто минут?
        Думай, Юра, думай… Куда он мог поехать?
        Да куда угодно! Я же вообще не знаю этот город.
        На меня обрушилось отчаяние. Я абсолютно не представлял, куда теперь идти и что делать. Может, позвонить Ольге? Но что я ей скажу? То, что умудрился потерять карту, на которой остались сто пятьдесят тысяч, и теперь мне нечем расплатиться с информатором? Тем более, при всём желании Ольга не успеет снять эти деньги со счёта и отправить их мне иным способом.
        Должен быть другой выход. А что если…
        Недалеко от остановки стояло трое парней. Я подошёл к ним:
        - Привет, ребят. Не сориентируете?
        - Валяй, - ответил смуглый.
        Он и ещё двое приятелей сосали бутыль пива на троих и закусывали лежавшими на скамейке сухариками. Выглядела компания, как нелепая карикатура на провинциальных гопников. Я думал, такие кадры выродились давно, но нет - пожалуйста. Вот они, во всем великолепии. С другой стороны, подумал я, только такие пацаны с района мне сейчас и могут помочь.
        - В общем, проблема такая, - осторожно начал я, - мне тут человека нужно найти. Зовут Петя-Апостол, бомбит на вишневой «девятке». Не слышали про такого?
        Парни переглянулись. Один из них, что был в чёрной толстовке, едва заметно указал второму на рюкзак за моей спиной.
        - Неа… - ответил смуглый. - А чё? Какие проблемы?
        - Да ладно. Если не знаете, то не важно, - махнул я рукой.
        Да не, погоди, не стартуй. Ща поможем, если нужно. Ты ситуацию только обрисуй.
        В сердце зазвенел колокольчик. Интуиция подсказывала, что ничего обрисовывать не надо. Надо валить. Я быстро понял, что зря подошёл к этой компании.
        - А ты сам откуда? - спросил третий.
        Из всей троицы он единственный был одет не в спортивные штаны, а в джинсы. Да и по виду этот светловолосый скорее напоминал обыкновенного студента, чем гопника. Я решил ответить:
        - Из Красноярска.
        Смуглый присвистнул и как-то не очень хорошо усмехнулся.
        - Далековато, - протянул он.
        - Не близко, ага, - кивнул я. - Ладно, парни, я пошёл. Сам разберусь.
        - Не-не-не! Тормози! Слышь?
        Я беззвучно выматерился. Что ж за день такой.
        - Сколько время, слышь?
        Я посмотрел на часы.
        - Без двадцати пять.
        - Пиздатое время.
        - Ну да… неплохое, - растерялся я.
        Смуглый подошёл ближе.
        - Это, слушай… Давай.
        - Что «давай»?
        - Котлы снимай.
        - Чего?
        - Котлы, говорю, давай сюда.
        Мне определенно это снилось. Такого просто не бывает в настоящей жизни. Чтобы всё так быстро полетело к чертям… Я даже проверил реальность. Зажал пальцами нос и вдохнул.
        - Ну чё ты сопли трёшь? Давай по-быстрому.
        Вдох не удался. Я понял, что дела действительно плохи. Смуглый стоял на полусогнутых, вполоборота ко мне. Я знал: если он решит ударить, я просто не успею увернуться. Но отступать было некуда. Третий, в чёрной толстовке, уже обошёл сзади.
        Я никогда не был уличным бойцом. За всю жизнь дрался от силы раз пять - так, по мелочи. И в драке против трёх гопников у меня не было шансов. Тем не менее, часы снимать я не собирался. Они слишком многое для меня значили…
        - Ну шустрее давай!
        - Нет.
        - Чё сказал? - рыпнулся смуглый.
        - Не сниму.
        - Чё смелый?
        Я промолчал. Сзади грубо толкнули.
        - Ты чё тишину поймал, когда с тобой базарят, а? Ты слышь? - вновь толчок. - Ты тупой что ли?
        - Пошёл на хуй, - не выдержал я.
        Смуглый ударил молниеносно, вложив в удар весь свой вес. Сначала я не почувствовал боли. В ушах громко зашумело, а перед глазами закружились мушки. После второго удара, прилетевшего откуда-то сзади, начал судорожно хватать ртом воздух. Казалось, будто что-то лопнуло у меня в голове. Из носа фонтаном хлынула кровь.
        Сквозь звон в ушах донёсся голос смуглого:
        - Че, сука, ещё? Смелый нашёлся?
        Тот, что в джинсах, подошёл ближе и приобнял меня за плечо. Приятельским тоном он произнёс:
        - Давай, братишка, не наглей. Снимай часы, и разойдёмся.
        - Ты тоже на хуй иди, - ответил я.
        Этот бил слабее. Но точнее. Кулак прилетел снизу прямиком в солнечное сплетение. Я задохнулся от боли. В следующую секунду кто-то срубил меня, пнув по больной ноге. Я потерял равновесие. Оказался лицом на асфальте. Тут же посыпались удары со всех сторон.
        Всё происходило, словно в тумане. Я сжался в комок, прикрыв голову и живот. Пинали сильно и много. Кто-то едва не сломал мне пальцы, с размаху ударив в ладони: видимо, целился в лицо. Пару раз попали точно по почкам; мне показалось, что они едва не лопнули.
        Изредка я замечал прохожих. Они торопились пройти мимо и старались не смотреть в мою сторону.
        Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем избиение прекратилось.
        - Ну чё, сука? Хватит тебе?
        - Хватит…
        - Снимай котлы.
        Лежа на мокром асфальте, я сплюнул кровью перед собой. Попытался встать, но не смог - по всему телу пульсировала тупая ноющая боль.
        - Не дёргайся, братишка. Снимай часы, и мы тебя не тронем больше.
        - Не сниму… - сказал я чуть слышно.
        Смуглый пнул меня в живот.
        - Чё ты мямлишь, сука?!
        - Они от отца.
        - Да поебать вообще. Давай сюда!
        - Пошёл…
        Смуглый прыгнул сверху, втоптав меня ногами в тротуар. Он орал на всю улицу, пинал в живот, харкал сверху, матерился и снова пинал. Больше всего на свете я жалел, что не могу встать, чтобы врезать ему в ответ. Как же мне хотелось взять железную арматуру и переломать ноги этому ублюдку, чтобы он никогда больше не смог ходить.
        Куда там… Я от его пинков-то защищался с трудом. Пару раз кроссовок проскочил между ладоней и угодил в лицо. Я захлебывался собственной кровью и ничего не видел из-за тёмной пелены, застелившей глаза.
        Кто-то схватил за волосы и приподнял над землей. Затем ударил головой об асфальт. Не сильно. Но этого хватило, чтобы я выключился на несколько секунд.
        Когда я пришёл в себя, двое уже меня держали, прижав лицом к стене. Третий заломил левую руку за спину. Он снимал часы.
        - Нет…
        - Да не дёргайся ты, сука!
        - Слышь, Мамай, трубку тоже у него забирай. А то сильно дерзкий.
        - Ща.
        На телефон мне было плевать. Единственное, что я не мог отдать этим выродкам, - так это часы. Отец подарил их мне в мой шестнадцатый день рождения. За пару дней до того самого задержания.
        Я дёрнулся, пытаясь вырваться, но тут же вскрикнул от боли. Заломленная рука едва не хрустнула. Часы с меня всё-таки сняли.
        Не помню, как я вновь оказался на земле. Я увидел, как смуглый убирает отцовские «Casio» себе в карман, и меня захлестнула волна безысходного гнева.
        - Верни! - что есть сил закричал я. - Верни часы, сука!
        Смуглый харкнул рядом со мной и повернулся к светловолосому:
        - Слышь, Костян, может его обоссать? А то он чёт вообще берега путает.
        - Да хрен с ним. Хватит ему.
        - Рюкзак забираем?
        - Да на хрен нужен, - махнул рукой блондин. - Глянь, если там бабок нет, то фиг с ним.
        Ублюдки начали потрошить мой рюкзак, вываливая из него всё подряд. Смуглый залез в боковой карман и достал оттуда смятые купюры.
        - А вот и лавэ! Смотри, Костян, два куска!
        - Нормально. Будем считать, что это компенсация за базар.
        - Может всё-таки обоссым? Он меня послал всё-таки.
        - У тебя недержание, что ли? Пойдём, пока мусоров не вызвали.
        Смуглый ещё раз пнул в лицо.
        - Будем считать, что тебе повезло, петушок. Ты понял, сука? - снова удар.
        - Верни часы…
        - Чё? Че ты вякнул?
        - Мамай хорош! Надо валить!
        - Погоди, это сука хочет мне что-то сказать!
        Смуглый поднял меня за волосы и поставил на колени. Держа за голову, второй рукой ударил в висок.
        - Верни часы… - продолжал повторять я.
        - Ты походу вообще не втупляешь, петушок! Ты счастлив должен быть, что так легко отделался. Ты понял? А? Не слышу, сука! Ты счастлив!? Отвечай!
        - Мамай! Счастлив он, счастлив! Заканчивай уже!
        - Ща закончу, - кивнул выродок, - ща я его так закончу…
        - Верни часы… - прошептал я.
        Смуглый отошёл на пару шагов.
        - Счастливые часов не наблюдают, мразь, - почти дословно процитировал он классика.
        А затем разбежался и вырубил меня одним ударом ноги.

* * *
        Я с трудом разглядел собственное тело, валяющееся на асфальте. Весь мир вращался и плыл, будто меня раскрутили на карусели.
        - Вижу… Вижу…
        Все краски исчезли. Тьма окружала со всех сторон, подобно туману.
        - Я вижу твою боль… Вижу, как тебе плохо…
        Тот же свистящий шёпот. Тот же ледяной ветер. Та же пропасть, раскрывшаяся в груди.
        - У тебя ничего не осталось… Ничего… Они забрали последнюю память… Но ведь я предупреждал… Я предупреждал…
        Я не понимал, откуда звучит голос. Он высасывал последние силы и давил на виски.
        - Тебя ждут одни лишь страдания… Равнодушие… Безразличие… Посмотри вокруг… Никому нет до тебя дела…
        Мимо прошли несколько людей. Их силуэты были смазаны, словно на размытой фотографии. Они двигались, как призраки, не обращая никакого внимания на избитого парня, что лежал на тротуаре.
        - Им всё равно… Ты для них пустое место… Для всех них… Я вижу, как они боятся взглянуть в твою сторону… Вижу их мысли… Им не нужны проблемы… Им не нужен ты…
        Тьма загустела и стала вязкой, словно смола. Она разговаривала со мной хриплым свистящим шёпотом:
        - Почему ты ещё здесь?.. Почему не закроешь глаза?.. Твоё сердце устало биться… Твоё тело не хочет жить…
        Я хотел что-то сказать. Что-то чрезвычайно важное… Какая-то фраза крутилась на языке и рвалась наружу, но я не мог произнести её, потому что внезапно забыл все слова. Я лишился способности мыслить.
        - Зачем ты продолжаешь искать?.. Ведь я вижу, как ты устал… Останься со мной… И я подарю покой… Подарю исцеление… Не будет ни боли, ни тоски, ни раздумий… Страдания исчезнут…
        Ну давай же, чёрт возьми. Вспоминай пока не поздно! Всего одна фраза. Какая?!
        Темнота начала поднимать меня над землей. Она тащила в свои объятия.
        - Я вижу… Ты хочешь остаться со мной… Я вижу твою тоску… Она выпивает тебя до дна… Затягивает во мрак… Заглянув однажды, уже не вернешься…
        Я не мог. Не мог вспомнить! Свистящий шёпот в моей голове мешал сосредоточиться. Мешал собраться с…
        Стоп.
        - Ведь ты сам открыл дверь… Сам заглянул в эту бездну… Ты сам пустил меня в свою душу…
        Голос не звучал извне.
        - Ты… Мой создатель…
        Он звучал в моих собственных мыслях. Я вспомнил.
        Я всё вспомнил.
        Время остановилось, и мгновение растянулось в целую жизнь. Передо мной пронеслись обрывки воспоминаний и миллионы видений - те самые, что были давно стёрты из памяти и отброшены в сторону. Когда-то мой мозг посчитал эти образы бесполезными и принял единственное рациональное решение - забыть о них.
        Но теперь они вернулись. Теперь я всё вспомнил…

* * *
        Надо мной сияет диск полной луны. Небо усыпано звёздами. У них странный бледно-голубой свет. Не знаю, откуда, но я помню: настоящие звёзды выглядят совсем иначе. Настоящие похожи на серебряные крупицы, которые кто-то неаккуратно разбросал по тёмному небу. У настоящих звёзд нет треугольных концов, как у тех, что светят надо мной сейчас.
        Это всего лишь игрушки. Красивые игрушки. Папа подарил их мне, чтобы я не кричал во сне.
        Вокруг меня деревянные колоны. Наверху они соединяются четырьмя балками. Я так мал, что стенки колыбели кажутся мне сводами Парфенона.
        Странно… Откуда я знаю о Парфеноне?
        Впрочем, я многое знаю и многое помню. Помню, как видел свет в конце чёрного тоннеля. Как кто-то огромный и сильный поднимал меня к ослепительным лучам искусственного солнца. Я чувствовал боль, вдыхал огонь и кричал. Мама прижимала меня к себе. Я помню, она плакала вместе со мной.
        Помню события, которые произошли давным-давно, и даже те, что ещё не успели случиться. Помню, что через шестнадцать лет мы с мамой вновь будем плакать вдвоём. Мой папа куда-то уедет и больше никогда не вернётся.
        Я помню, как зовут черноволосую девушку, что стоит сейчас у моей колыбели.
        Мириам улыбается мне. Она сияет тем же бледно-голубым светом, что и игрушечные звёзды, подвешенные над детской кроваткой. Я знаю, Мириам бережёт мой сон.
        И лишь поэтому я не кричу.
        Надо мной сияет диск полной луны. Небо усыпано звёздами Папа курит, сидя у костра, и щурит глаза от дыма. Мне нравится, как он это делает.
        - Не замерзли? - спрашивает он у нас с Андреем.
        Мы с другом отрицательно машем головами. Нам тепло. Тепло не от того, что мы сидим под шерстяным пледом, прижавшись друг к другу; не от того, что нас согревает пламя костра. Нам тепло на душе. Папа впервые взял нас в поход.
        - Дядя Олег, а расскажите ещё историю, - просит мой друг.
        - Какую? - улыбается отец.
        - Про путешествия.
        - Ну, хорошо. Слушайте…
        Отец рассказывает. Раскрыв рот, мы слушаем удивительные легенды о людях, которые поднимались на такие высокие горы, что могли прикоснуться к звёздам, лишь вытянув перед собой ладонь. Мой друг ничего не говорит. В душе он уже обещает себе, что когда-нибудь станет таким же смелым и сильным, как эти герои из рассказов. Однажды он тоже сможет дотянуться до звёзд…
        Андрей растёт в семье без отца. После похода «дядя Олег» станет ему таким же папой, как и мне самому. И отныне мы будем не просто друзьями, а настоящими братьями.
        В двадцать лет я узнаю, что Андрей погиб. Он упадет в ледяную расщелину, поднимаясь на свой первый семитысячник. Это станет для меня ударом даже большим, чем потеря отца.
        Но всё это будет потом.
        А пока мы совсем воробьята - сидим, укутавшись в шерстяной плед. Нам тепло. Мы слушаем отца.
        - До вершины доходят лишь герои, - говорит он. - Путь наверх охраняют страшные звери, и множество испытаний ждёт тех, что решит прикоснуться к мечте. Лавины. Камнепады. И страшные, чёрные тени, что блуждают в горах. Порой при свете полной луны в туманных ущельях рождаются миражи, и тогда даже самые смелые замирают от ужаса, увидев перед собой горного призрака. Это чёрная человеческая фигура размером с самое высокое дерево, она смотрит на путников сквозь облака и нагоняет страх и тоску. Слабые убегают… Сильные же понимают, что призрак - это лишь их собственная тень, порожденная облаками и лунным светом. И в этом заключается мудрость. В самом страшном чудовище иногда нужно увидеть собственное отражение. Быть героем - значит, быть готовым к сражению с самим собой.
        Мы увлеченно слушаем папу, но понемногу начинаем клевать носом. Отец замечает, что мы почти уснули. Улыбнувшись, докуривает сигарету и начинает тушить костёр. А за его спиной на фоне звёздного неба стоит девушка в фиолетовом платье.
        Мириам улыбается мне. Я знаю, она бережет мой сон. И лишь поэтому мне тепло.
        Над нами сияет диск полной луны. Небо усыпано звёздами. Мы стоим на крыше высотки, прижавшись друг к другу. Я чувствую её горячее дыхание. Запах сирени.
        - Я люблю тебя, - шепчет Яна на ухо.
        Голова кружится от услышанных слов. Счастье переполняет, и сердце готово выпрыгнуть наружу. Поцелуй. Короткий и сладкий, как и все наши встречи.
        - Я люблю тебя, - шепчу в ответ.
        Моя первая любовь.
        Как много моментов мы разделим в последующие пять лет. Будем сбегать из дома, как герои подростковых любовных романов. Будем гулять и целоваться под проливным ливнем, чтобы потом вместе лечиться от ангины, укутываясь в шарфы. Однажды мы уедем в другой город на несколько дней. Просто так. Сядем в проходящий поезд и пропадём из дома на целых три дня. Ох, и достанется же нам от родителей.
        Я помню, как мы расстанемся на целый год. Дурацкая ссора. Гордость и нежелание сделать первый шаг. Лишь много позже, уже в университете, мы случайно столкнёмся с ней в коридоре. И всё снова заиграет красками.
        А через какое-то время я узнаю о её предательстве. Но всё это будет потом.
        Пока же мы, ещё совсем подростки, стоим на крыше, прижавшись друг к другу. Я чувствую её горячее дыхание. Запах сирени.
        - Я люблю тебя, Юра.
        - Я люблю тебя, - отвечаю тихо.
        В какое-то мгновение на лице девушки появляется тень сомнения. Яна замечает, что я не называю её по имени.
        Я же и сам не знаю, кому на самом деле признаюсь в любви. Яне? Или той, что стоит у неё за спиной?
        Мириам улыбается мне. Не так, как раньше. На её губах впервые появляется язвительная усмешка.
        Но я знаю: Мириам будет беречь мои сны, несмотря ни на что. И лишь поэтому я чувствую себя счастливым.
        Надо мной сияет диск полной луны. Небо усыпано звёздами. И зачем я держу в руках эту дурацкую бритву? Это ведь смешно и нелепо. В конце концов, если уж забрался на крышу, то почему выбрал именно такой способ? Было бы логичнее шагнуть с края. Но я знаю, что не смогу спрыгнуть. Глядя в лицо смерти, гораздо труднее решиться. Намного проще сделать несколько надрезов и, закрыв глаза, почувствовать, как засыпаешь в последний раз. Засыпать я любил…
        Мириам садится рядом. Мы болтаем ногами над пропастью.
        - Ну что? Не передумал? - спрашивает она, кивая на лезвие.
        - Нет, - тихо отвечаю я.
        Мириам пожимает плечами и отворачивается. Она не говорит больше ни слова и лишь смотрит в ночное небо. Весенний ветер играет её чёрными локонами.
        - Мэри… Ты будешь рядом?
        - Если захочешь.
        Мне тепло от мысли, что Мириам останется до конца. Она сбережёт мой последний сон.
        Я смотрю на лезвие. Пришло время закончить этот бесконечный бег на месте и избавиться от вечных потерь. Мне больше нечего здесь искать. Отец и Андрей погибли. Яна ушла к другому. Мать предала последнюю память. Пора и мне отправиться в последний путь. Я знаю: не будет ни боли, ни тоски, ни раздумий… Страдания исчезнут… И я обрету покой в прохладных объятиях темноты.
        Над нами сияет диск полной луны. Небо усыпано звёздами.
        - Прям как в ту ночь, - говорю я, вглядываясь в бледно-голубое сияние.
        - В какую из них?
        Голос Мириам становится тихим. Слишком тихим.
        - Мэри…
        Она не отвечает. Я вдруг понимаю, что происходит.
        - Мэри, посмотри на меня, пожалуйста…
        Она поворачивается, и я вижу блеск в её иссиня-чёрных глазах.
        - Мэри… Ты… Ты плачешь?
        - Всё хорошо. Просто ветер.
        Она прикусывает нижнюю губу и поспешно вытирает слёзы. Она хочет казаться сильной, но я вижу, как дрожат её руки.
        Над нами сияет диск полной луны. Небо усыпано звёздами.
        - И правда красивая ночь, - кивает Мэри, улыбаясь, как в последний раз.
        И вдруг мне становится невообразимо стыдно. До меня, наконец, доходит.
        - Мириам…
        Я выбрасываю лезвие и обнимаю девушку, что есть сил.
        - Чёрт возьми, Мириам… Я… Я такой идиот…
        Я понимаю, что только что едва не убил её. Последнюю из тех, кто мне по-настоящему дорог.
        Пусть я не слышу её дыхания. Пусть не чувствую сладости поцелуя. Пусть сердце Мириам не бьётся, и её холодные прикосновения - всего лишь иллюзия. Но она - единственное, что у меня осталось.
        Девушка читает мои мысли и тихо произносит:
        - И сёстры. О них ты подумал?
        - Мириам… - крепко сжимаю её в объятиях и шепчу на ухо: - Прости меня. Пожалуйста, прости… Я обещаю, мы отправимся в поиски. Слышишь, Мириам? Мы найдём этот чёртов Рецепт, вот увидишь! Минерва должна дать подсказку, я уверен. Я заставлю самодовольную кошку заговорить.
        - Будешь пытать её? - Мириам смеётся сквозь слёзы.
        - Ничего-ничего, пора уже устроить усатой морде небольшую взбучку. В конце концов, она живёт в моих снах. Какого чёрта она ведет там себя, как королева?
        - А я?
        Немного подумав, я отвечаю:
        - Тебе можно. Ведь ты и есть королева. Это твои владения.
        Мы сидим на крыше высотки. Болтаем ногами над пропастью. Над нами сияет диск полной луны. Небо усыпано звёздами.
        - Мириам…
        - Да, мой дорогой.
        - Помнишь, той ночью… Мои слова… Я сказал их тебе.
        Она улыбается и тихо шепчет мне на ухо:
        - Я знаю.
        Молчит немного. А затем едва слышно произносит:
        - И лишь поэтому я так счастлива.

* * *
        В одно мгновение образы пролетели перед глазами. Я всё вспомнил и понял.
        Призрак, который душил меня в детстве. Настасья, терзающая воспоминаниями.
        « Страж пал второй и третий пробудился».
        Прошлое было отброшено. Страх побеждён. Теперь меня ждал третий враг. Тот самый, что сводил с ума хриплым свистящим шёпотом. Чёрная пустота, раскрывшаяся в груди. Тоска, от которой опускаются руки, и исчезает желание жить. Однажды я слишком близко подпустил её к себе. И теперь демон уныния вновь вернулся.
        - Мириам, - услышал я свой отдалённый голос. - Ты нужна мне.
        Ветер усилился, закручиваясь холодным смерчем. Шёпот звучал всё громче:
        - Ты напрасно зовешь её… Она больше не придёт…
        - Мириам!
        - Ей нет места в твоей голове…
        Я вновь позвал Мэри. Но в этот раз и сам не услышал собственных слов.
        Темнота окончательно сомкнулась, и весь свет исчез. Остался лишь голос:
        - Ты ещё не понял?.. Её больше нет… Ты убил её… Утопил в пустоте… Ты сам заглянул в эту бездну… Сам открыл дверь… И теперь ты мой… Теперь я вижу тебя… Теперь ты останешься со мной навсегда…
        В глубине души я знал - голос говорит правду. Мириам не придёт. Она исчезла после кошмара в офисе.
        Но если так… Значит, умер и я?
        - Добро пожаловать в темноту, мой создатель…

* * *
        В офисе звенела тишина.
        Аня Луконина посмотрела на часы. Почти пять часов. Он давно должен был позвонить.
        Девушка повернулась к Ольге и спросила:
        - Что думаешь? Неужели кинул?
        Авалова сидела темнее тучи и нервно стучала пальцами по столу. Перед женщиной лежал мобильный. Он молчал.
        Ольга покачала головой.
        - Сомневаюсь, Ань. Я доверяю своей интуиции. Полянский не из тех, кто подставит. Тем более, какой смысл? Код от карты я ему не отправила.
        Аня кивнула. Она думала так же, но хотела услышать собственные мысли из уст старшей подруги.
        - И что будем делать? Может, набрать ещё раз? Вдруг снимет.
        Ольга протянула руку к телефону. И в этот момент раздался звонок.
        Аня подскочила на месте:
        - Он?
        Авалова посмотрела на дисплей, и на её лице отразилось недоумение.
        - Этому-то хрену что надо… - мрачно произнесла Ольга и сняла трубку. - Алло. Привет, мой родной. Да-да, всё работаем… Неужели?.. И что за информация?
        Аня поняла, что Аваловой позвонил один из бывших клиентов. Благодаря услугам, которые Ольга оказывала в своей первой фирме, у фонда накопились связи, и иногда такая дружба помогала в расследованиях. Вот и сейчас, видимо, кто-то решил слить знакомого конкурента.
        Правда, судя по побелевшему лицу Ольги, разговор зашёл о чем-то менее приятном…
        - Это точно? Хорошо… Будь на связи ближайшее время, окей?.. Спасибо.
        Авалова отложила мобильный. Она сглотнула вставший в горле ком и произнесла:
        - Кажется, у нас проблемы, Ань.

* * *
        «Я мыслю, следовательно, я существую».
        Вот та самая фраза.
        Мой мозг ещё работает и строит логические цепочки. Я ещё чувствую холод и ветер. Следовательно, ещё жив.
        Мириам не придёт. Она просто не может прийти. Тогда на крыше я был готов покончить с собой, но она не произнесла ни слова. Третий страж подавляет её. Не знаю почему, но она не в силах бороться с ним. Она вынуждена отступить.
        А значит, лишь мне одному предстоит справиться с бездной, которая окружила со всех сторон.
        - Хватит сопротивляться… Просто останься… Останься и обрети исцеление…
        Темнота. Ветер. Шёпот.
        Я ещё жив. Я ещё могу переломить исход.
        Это сон. Я знаю - это лишь сон. А раз знаю, значит, могу управлять им.
        Темнота. Она умирает от света. Бледно-голубое сияние может меня спасти. Как и в прошлый раз. Как и всегда…
        - Ты так устал… Тебе пора отдохнуть… Отдайся покою…
        Я больше не слушаю этот голос. Я сосредоточен.
        Надо мной сияет диск полной луны. Небо усыпано звёздами.
        Я создал их.
        Луна сияет всё сильнее. Её серебряные дороги разрезают мрак, как лезвие… Как меч…
        - «У тебя это точно получится… Я верю…»
        Россыпь звёзд и диск полной луны. На протяжении всей жизни они были со мной. Их бледно-голубое сияние стало моим вечным спутником. Сияние, изгоняющее темноту.
        - Останься… - едва слышно шепчет мрак.
        Демон ещё борется, но уже проиграл. Потому что свет становится всё сильнее. А значит, она возвращается.
        - Мириам… - я снова слышу свой голос.
        - Я рядом, мой дорогой.
        Она здесь. Она рядом. Она бережёт мой сон. Как и всегда…
        И лишь поэтому я изгоняю из себя хриплый свистящий шёпот.

* * *
        Я очнулся. Над головой было безоблачно и светло. Дождь закончился.
        С трудом поднявшись, по привычке посмотрел на запястье. Часов не было. Правый глаз полностью заплыл. Было страшно представить, на кого я сейчас похож. Собрав разбросанные по асфальту вещи, достал из рюкзака воду и смыл с себя кровь.
        - Молодой человек, с вами всё нормально? - остановилась проходившая мимо женщина.
        Судя по выражению её лица, выглядел я действительно не очень.
        - Всё в ажуре, - махнул рукой и тут же скривился от боли.
        Ушибы. Сильные, болезненные, но всё же ушибы. Кости остались целыми. Меня немного подташнивало, впрочем, голова не кружилась. Скорее всего, и сотрясения серьёзного нет.
        - Не подскажете, который час? - спросил я.
        - Семнадцать-ноль-ноль. Может, позвонить в скорую?
        - Нет-нет, спасибо. Скажите лучше, как добраться до ж/д вокзала?
        Женщина какое-то время сомневалась, но затем объяснила, где и на какой автобус мне следует сесть. Слава богу, оставалось немного мелочи на проезд. Гопники побрезговали забрать монеты.
        Что ж… Был целый час, чтобы найти «девятку». Вокзал - первое место, которое стоило посетить. И почему я сразу не подумал об этом? Ведь именно там я поймал таксиста. Высадив меня у сквера, он наверняка вернулся на привокзальную площадь, чтобы ловить клиентов.
        Там мы его и найдём.

* * *
        Часы на бирюзовом здании показывали семнадцать-двадцать.
        Вишнёвой «девятки» не было.
        - Мужики, - обратился я к таксистам, - нужна ваша помощь.
        - Ебать меня в плешь, - ахнул один из них. - Это кто тебя так обработал?
        - Не важно. Вопрос в другом. Нужно найти коллегу вашего. Я у него в машине кредитку оставил. Петя-Апостол зовут. Таксисты переглянулись и пожали плечами.
        - Не, пацан, не слышали.
        Я не сдавался:
        - На вишневой «девятке» катается.
        Один из водителей вдруг замер, а затем закатился в приступе смеха.
        - Петя-Апостол? Это он так представился?
        - Ну да…
        - А почему апостол не сказал?
        Другие таксисты, видимо, тоже что-то сообразили, начав громко смеяться.
        - Ну, он что-то про церковь говорил. Мол, священником был, на войне солдат отпевал.
        Мужики уже не смеялись, а просто ржали, как наевшиеся белены лошади. Один даже прослезился.
        - Ай, сука-а-а… Ай, Иуда! Ай да фантазёр! Ты представляешь, каждый раз этот жулик что-нибудь новенькое придумывает, лишь бы погоняло своё не называть!
        - Так вы его знаете? - воспрянул я духом.
        - Да, конечно, знаем! Это ж Петя-Иуда! Он за лишний грош маму родную продаст.
        - Ага… Теперь понятно, почему он меня до центра за пятихатку хотел довезти.
        - Ну точно наш Иуда! Сейчас, погоди, пацан. С минуты на минуту должен вернуться.
        Кажется, удача снова мне улыбнулась…

* * *
        Семнадцать сорок на привокзальных часах.
        Петя-Апостол, который оказался вовсе и не апостол, приехал площадь. Карта лежала там, где я и думал - под пассажирским сидением.
        Один из таксистов, узнав о том, что я опаздываю, согласился подвезти меня до сквера. Бесплатно.
        Да, удача определено на моей стороне.

* * *
        Смотрю на электронные часы на здании мэрии. Семнадцать-пятьдесят пять.
        Я стою у фонтана в сквере Дзержинского. В моих руках пластиковая карта.
        - Мириам… Кажется, меня не спасти…
        Девушка сидит на краю фонтана, щурясь от солнечных зайчиков, играющих в водяных брызгах. Мэри уже успела прочитать мои мысли, и теперь не может сдержать смех. Мне и самому смешно.
        - Нет, Мириам. Это правда. Меня не спасти. Я безнадежный кретин. Ну вот и что мне делать с этой кредиткой?
        Девушка улыбается и произносит:
        - Можешь приставить её к горлу информатора. Пригрози, что тебе терять нечего. Может, сработает, и он выложит всё, что знает.
        Я скидываю рюкзак и присаживаюсь рядом с Мэри. Она кладёт голову мне на плечо.
        - М-да… Ситуация… - тяну я, и мы смеёмся.
        У меня нет пин-кода. Мобильный, в котором остались телефоны Ани и Ольги, отобрала гопота. И теперь я не могу ни заплатить человеку, ни связаться с фондом.
        - А знаешь, Мэри, - улыбаюсь я, - да и гори оно всё синим пламенем. Мы сделали всё, что могли.
        Девушка поднимает большой палец вверх.
        - Отличная позиция, - говорит она. - Кстати… Тебе не кажется, что место выбрано довольно забавно? Сквер Дзержинского. Вы вроде собирались ломать систему.
        - Действительно абсурд, - соглашаюсь я.
        Справа раздаётся низкий голос:
        - Добрый вечер, молодой человек. Я так понимаю, вы от Аваловой.
        Я поворачиваюсь. Передо мной трое мужчин. Им лет по тридцать-сорок. Мне хватает одного коротко взгляда, чтобы безошибочно определить их профессию. И понять - место встречи выбрано очень даже символично.

* * *
        Дрожащими пальцами Аня вновь и вновь набирала один и тот же номер. Сначала трубку сбрасывали, а потом телефон и вовсе стал недоступен.
        - Оля! Он не снимает!
        Ольга Авалова сидела за столом, держась руками за голову. Она смотрела в одну точку и не слышала подругу.
        - Оля, блин! Он не снимает трубку! - Аня была близка к истерике. - Кто-то выключил его телефон! Ты понимаешь, что это значит?
        В тишине офиса было слышно, как тикают часы на стене. Восемнадцать-ноль-ноль.
        Ольга не знала, что делать. Осипшим голосом она произнесла:
        - Господи, Юра… Как же мы тебя подставили…

* * *
        Пристегнутый наручниками к стулу, я думал о том, как удивительно могут разворачиваться события. Ещё три дня назад я был в полутора тысячах километров отсюда. Сидел себе на диване и пил чай, бездумно уставившись в телевизор. Казалось, что с того момента, как я поймал первую попутку, прошли целые годы.
        Три дня. Всего три. А ощущения такие, будто объездил весь мир. Я ночевал на крыше. Попал в аварию. За один вечер успел переспать и поругаться со школьной подругой. Встретил двух внутренних демонов и одержал над ними верх. Я видел, как разоблачают коррупционеров, и сам зачем-то вписался в эту подковёрную игру. В конце концов, я был избит и лишь чудом остался цел.
        Впрочем, насчёт последнего загадывать было рано. Всё ещё могло встать на свои места. Те трое гопников били больно - это бесспорно. Но трое мужиков, которые по виду напоминали то ли бандитов, то ли чекистов - это проблема уже гораздо серьёзнее. Особенно учитывая тот факт, что мы сидели в какой-то халупе на окраине города.
        Больше всего мне не нравился лысый. У него было тупое лицо и целая гора мышц. Он выглядел так, будто в детстве его кормили стероидами, а вместо погремушек над колыбелью подвешивали штангу.
        Второй был то ли казахом, то ли якутом. Вот этот точно вылитый браток, подумал я. Кожаная куртка, остроносые туфли, золотая цепь и барсетка. Бог мой, барсетка! В две тысячи четырнадцатом! У них тут в Омске время остановилось?
        А вот главный, тот самый, что обратился ко мне у фонтана, пожалуй, мог сойти за сотрудника. Когда-то мне доводилось общаться с друзьями отца. С теми самыми, что работали в «конторе». Ещё тогда я заметил, что чекистов всегда выдают детали. Глубокие морщины на лбу, мешки под глазами от вечного недосыпа. Уголовники никогда так не выглядят. Они либо до желтизны запитые, либо свежие и румяные, потому что умеют хорошо отдохнуть. Измученный вид имеют те, кто привык коротать ночи в прокуренном кабинете, склонившись над кипами документов.
        Кроме того, у мужчины в сером свитере были типичные жесты оперативника - мягкие, но абсолютно точные и выверенные. Такие бывают у человека, который легко втирается в доверие, но в случае необходимости может и нос сломать.
        Именно этот третий и нарушил затянувшуюся тишину. Он присел на край стола, посмотрел на меня и спросил:
        - Ну давай знакомиться. Как зовут?
        - Юра.
        - Лет сколько?
        Двадцать.
        Хороший возраст. Горячий. Безмозглый правда.
        Я неуютно поерзал на стуле. Нет, этот тип точно чекист. В каждом его слове сквозила сырость подвалов.
        Мужик кивнул собственным мыслям и усмехнулся.
        - Скажи мне, Юра. На хрен ты в это ввязался? Скучно жить что ли?
        - Во что?
        - А ты не в курсе?
        - Не в курсе чего?
        Самая простая и очевидная тактика в подобной ситуации - это изображать идиота. Ничего не знаю, ничего не понимаю, отпустите Христа ради. Так безопаснее.
        Мужик быстро понял игру. Он кивнул. Подошёл ближе и достал из моего кармана пластиковую карту.
        - Ну-ка прочитай мне, что здесь написано.
        М-да… Быстро же я погорел. На кредитке красовалась надпись, выполненная серебристыми буквами: «ОLGA AVALOVA». Ну что? Будем дальше играть в дурачка?
        - Я промолчал.
        - Ладно, - вновь кивнул мужик, - давай поступим так. Ты расскажешь мне всё. Подробно и в деталях. На кого копает ваш фонд? Какая есть тема? По кому конкретно? Расскажешь всё и без утайки, и можешь гулять на все четыре стороны.
        В этот момент мне стало смешно. Я вдруг понял, в какой глубокой клоаке сейчас нахожусь.
        - Чё ржёшь? - прикрикнул на меня лысый.
        - Вы не поверите… - выдавил я сквозь смех. - Но я ничего… абсолютно… вот вообще нихренашечки не знаю! Не повезло вам, мужики. Я, блин, не работаю в этом фонде!
        Чекист нахмурился. Не то чтобы он тут же мне поверил, но на его лице отразилось сомнение.
        Тем не менее, он продолжил:
        - Конечно, Юра. Ты ничего не знаешь. Ты честный парень. Ты случайно оказался в назначенном месте в назначенное время. Ты случайно приехал из Новосибирска ночным рейсом, судя по билету в твоём рюкзаке. И, разумеется, совершено случайно, как роковое совпадение, в твой карман сама собой запрыгнула кредитка этой проплаченной шлюхи Аваловой. Всё это случайности, Юра. Мы верим тебе. Ты честный парень.
        Ох… Я знал, что обычно бывает после таких слов. Вот и лысый подошёл ближе. Явно не с благими намерениями.
        Превозмогая боль по всему телу, я напрягся что есть сил. Но удара не последовало. Странно…
        - Я же говорил, не поверите, - чуть расслабился я и пожал плечами, - впрочем, если хотите, я могу рассказать вам, как всё было на самом деле.
        - Давай-ка послушаем, - заинтересовался чекист. Осторожно, пытаясь не ляпнуть лишнего, я начал свой рассказ. Почти всё, что я говорил, было правдой. Кроме одного. Я изменил имя человека, на которого фонд надеялся получить компромат.
        - Красиво, - кивнул мужик, - очень красиво. Серьёзно, Юра, я почти поверил.
        Он устало выдохнул и посмотрел на меня:
        - Ну что? Догадаешься сам, где прокололся?
        Я задумался. В моей истории лишь одна деталь была ложью. Но откуда им знать?
        Господи, ну конечно! Оттуда же, откуда они узнали место и время встречи!
        - И как? Быстро информатор раскололся? - спросил я.
        Казах, стоявший в углу комнаты, почему-то засмеялся.
        - Хм… А ты не такой умный, как мне показалось сначала, - покачал головой чекист. - А скажи мне, Юра, кто должен был слить вам инфу? М.?
        - Он не представился… Сказал, что…
        Я вдруг осёкся.
        Твою мать… Как всё просто…
        - Никого не было, да?
        - Ну почему же не было?! Были. Мы были. Мы очень ждали тебя, Юра. Очень хотели послушать, что же интересного ты нам расскажешь про вашу проплаченную контору.
        Точно чекист. Уже второй раз повторяет слово «проплаченную». Но, если это и впрямь так, то сюда его мог отправить только…
        М-да…
        Клоака стремительно сужалась.
        - И что теперь? - спросил я. - Закатаете меня в бетон? Или ещё что-нибудь повеселее?
        - Посмотрим, - пожал плечами мужик.
        Страха не было. Тоски тоже. Я лишь прикидывал в уме, какие перспективы меня ожидали. Если разобраться, мы ведь не в средневековье. Просто так убивать никто не станет. Да и зачем? Я абсолютно ничего не знаю. Ни я, ни фонд. Если нет информатора - нет и сведений, за которые можно лишиться жизни.
        Значит, ничего страшного меня не ждало. Максимум, изобьют для профилактики. Ну и хрен с ним. Я уже привык.
        - Если и изобьют, то не сильно. Они сами не знают, что делать, мой дорогой.
        Я улыбнулся. Мириам сидела на подоконнике и играла с локонами. Теперь мне и вовсе стало весело.
        Помню, когда Андрей был жив, он вечно повторял одну и ту же фразу: «Когда помрём, будет, что рассказать друзьям на том свете». Сейчас эти слова прозвучали бы как нельзя кстати.
        Я решил проверить зародившуюся догадку.
        - Послушайте, уважаемый, - обратился я к лысому, - не могли бы вы ответить на один вопрос?
        Бугай некоторое время моргал своими рыбьими глазами. Видимо, он не сразу поверил, что кто-то назвал его «уважаемым». Осознав, наконец, что речь адресована ему, гневно на меня зыркнул, плюнул на пол и процедил:
        - Чё надо?
        - Рафинада, блядь! Скажи мне, чё у твоего шефа погремуха такая убогая? Это он типа кардинал Ришелье, а вы, дебилы, его гвардейцы?
        Сердце пропустило пару ударов. Лысый побагровел и метнулся ко мне. Я зажмурился, но удара не последовало. Его остановил чекист.
        Мириам засмеялась.
        - Гав-гав, - сказала она.
        - Гав-гав, - взглянул я на девушку, и мы засмеялись. Троица смотрела на меня, как на конченного психа. Мне было всё равно.
        Мужчина в сером свитере явно был растерян.
        - Ты увидел что-то смешное? - спросил он.
        - Ага. Вон на шее болтается. Что это? Ну-ка, ну-ка, погоди… Неужели ошейник? Господи, боже мой, да вы же - собачки! Ручные собачки!
        Меня до сих пор не ударили. Ни разу. И теперь я был уверен.
        - Что, мужики? Команда не кусаться, да? Приказали полаять немного и отпустить? Понимаю… Тяжело вам, наверное. Хочется отмудохать как следует этого дерзкого мальчишку, но страшно. Вдруг хозяин узнает? Да вы бейте, не бойтесь. Меня сегодня уже обработали, как сказал один добрый человек.
        Они стояли. Стояли и не трогали меня. А я понял всё до малейших деталей.
        Никто меня не убьёт. Максимум, дадут пару раз под дых так, чтобы следов не осталось, - и всё на этом. Так получилось, что сегодня я неприкосновенен.
        Когда кусочки пазла сошлись в единую картинку, я понял, что всё дело во вчерашнем материале, прогремевшем на всю страну. Разоблачив одного жулика, Ольга случайно напугала кое-кого посерьёзнее.
        «…Ришелье начинал свою стремительную карьеру ни где-нибудь, а в славном городе Омске. Кстати, как и наш сегодняшний герой. Они вроде даже были приятелями…»
        Я представил, какой переполох произошёл прошлым вечером. Никому неизвестный фонд вдруг взрывает сеть. О коррупционных схемах пишут гребаные вездесущие журналисты! Что делать? А что, если эти любопытные носы из Новосибирска знают и о его тёмных делах? Что если старый приятель не выдержит давления, расколется и расскажет об омских схемах, которые они раскручивали, будучи молодыми. А что, если фонд и вовсе уже докапывает ему могилу? Какая информация у них есть? Вопрос нужно решать. В срочном порядке. И где оказываются ближайшие знакомые, на которых можно положиться?
        «В Омске этот тип успел отметиться распилами, контактами с местными ворами и прочими сомнительными достижениями».
        Дело за малым. Нужно отправлять ручных псов в Новосибирск. Но, если подумать, зачем куда-то ехать? Жадные до компромата активисты сами прискочат, как миленькие! Дай только приманку, и они стремглав полетят, куда потребуется. Ночным рейсом.
        Но вот незадача… Делать-то с ними ничего нельзя. Слишком много шума в газетах. Если с активистом хоть что-нибудь произойдёт, журналисты моментально пронюхают. Будет следствие. Знакомый из «конторы», конечно, направит ищеек в нужное русло, но грязи не оберёшься. Пойдут разговоры. Нет, активистов трогать нельзя… Их можно попугать, избить немного, но не больше. Да и избиение - это уже проблемы. Вся надежда оставалась лишь на чекиста. Тот умел вытягивать информацию.
        Правда, не умел как следует её скрывать…
        - Ну что, чистые руки и горячее сердце, - улыбнулся я, - догадаешься сам, где прокололся?
        Мужчина в сером свитере устало выдохнул. Я понял, что победил. Так легко и просто…
        Напоследок мне всё-таки знатно навешали. Били так, чтобы не осталось новых синяков. Было больно, но я знал, ничего серьёзного со мной не случится. Потом меня ещё долго спрашивали. О каких-то вещах и людях, о которых я не имел ни малейшего представления.
        А потом отпустили. Легко и просто.

* * *
        Я добрался до трассы лишь после заката. На западе догорали последние багряные полосы, и на небосводе одна за другой зажигались звёзды.
        Позади оставался Омск. Из его вечерних огней родилась и поползла по небу серебряная луна. Мимо проносились машины, разрезая сумерки ослепляющим светом фар. Я не поднимал руку. Мне хотелось просто идти по дороге и чувствовать приятную тяжесть рюкзака за спиной.
        Всё тело болело, а правый глаз заплыл окончательно. В карманах не было ни рубля, запястье непривычно пустело без тугого обхвата часов, и вся одежда была перепачкана смесью грязи и высохшей крови. И всё-таки я чувствовал себя счастливым. Пожалуй, впервые за полгода. Счастливым и свободным, как ветер. Было ясно, что впереди ещё большие трудности, но я знал, что иду верной дорогой.
        Я почувствовал её за плечом. Неуловимые вибрации воздуха выдали её присутствие.
        - Надо же… - раздался бархатный голос, - ты перестал вздрагивать от моего появления.
        Улыбнулся и остановился, позволив Мириам обойти меня. Она встала чуть впереди, и, вглядываясь в последние отблески заката, задумчиво произнесла:
        - Ну как? Не пожалел, что ввязался в эту авантюру?
        - Ты говоришь о фонде или…
        - Ты знаешь, о чём.
        Мне не пришлось долго думать, чтобы дать честный ответ:
        - Нет. Не пожалел.
        Я не видел лица Мириам, но интуитивно знал - она улыбалась краешками губ. Видимо, я и сам начал читать её мысли.
        - Скорее всего, так и есть, - согласилась она.
        Я подошёл ближе, и теперь мы стояли плечом к плечу. Стояли и смотрели в одном направлении. На запад.
        - Знаешь, Мэри… Во всей этой истории я не понял лишь одну вещь.
        Она прочитала мои мысли и тихо усмехнулась.
        - Серьёзно, этот вопрос не даёт мне покоя, - продолжил я. - Почему, чёрт возьми, «Ришелье»? Это, пожалуй, самое тупое из прозвищ, которые я когда-либо слышал.
        - Согласна, - кивнула девушка. - Даже «Петя-Апостол» звучало куда изящнее.
        Мы засмеялись. Она шагнула вперед, но лишь для того, чтобы повернувшись, оказаться со мной лицом к лицу.
        - Где будем ночевать? - спросила она с улыбкой.
        Я развёл руками, показывая во всех направлениях сразу.
        - У тебя же нет палатки, - сказала девушка.
        - Зато есть подушечка. Маленькая надувная подушечка.
        Мириам стояла и улыбалась. Как когда-то раньше - без тени упрёка и высокомерия. Она улыбалась искренне, любяще, словно между нами и не было никаких ссор. Страхи, прошлое, опустошающее уныние - всё это осталось позади.
        А впереди нас ждал запад. Где-то там уже лились в воздух дороги луны, по которым нам предстояло прогуляться. Где-то там ждал Рецепт.
        Я смотрел на Мириам, словно видел её в первый раз. Она была прекрасна, как в ту самую ночь, когда окружённая бледно-голубым светом спустилась в мои сновидения и навсегда разогнала темноту. Вихрь чёрных волос, белая кожа, правильные, чуть заостренные черты лица. Чарующий взгляд иссиня-чёрных глаз. Непостижимая вечность, бесконечный хаос и основа самого мироздания. Королева снов и всей моей жизни. Мириам Ларейн де Рев.
        И пусть я не слышу её дыхания. Пусть не чувствую сладости поцелуя. Пусть её холодные прикосновения - всего лишь иллюзия…
        Стук… Стук… Пауза.
        Я замер на месте, боясь спугнуть наваждение. До моих ушей доносился тихий ритмичный звук.
        Неужели кажется?
        - Мириам… твоё сердце…
        Она взяла мою ладонь и осторожно приложила к своей груди.
        Стук… Стук… Пауза.
        Я не просто слышал тихие пульсирующие удары. Я чувствовал их вибрацию.
        - Оно бьётся, - шёпотом произнесла девушка.
        - Но ведь это… Мэри… - я знал, что не сплю, но не мог поверить в реальность.
        Она приложила палец к губам.
        - Тише, мой дорогой… Просто послушай…
        Стук… Стук… Пауза.
        Ладони девушки дрожали. Мириам прикусила губу, но не сумела сдержать выступивших слёз. Она слушала удары собственного сердца.
        - Мириам…
        - Оно бьётся, мой дорогой… Ты ведёшь меня… - её бархатный голос околдовывал и сводил с ума. - Помнишь, я говорила о чёрной реке, что разделяет миры? Под моими ногами мост, и я всё ещё меж двух берегов. Но теперь я ближе к тебе. Теперь я рядом…
        Я чувствовал, что вот-вот потеряю дар речи. Поэтому обнял девушку что есть сил, и, вслушиваясь в удары ожившего сердца, тихо произнёс:
        - Ты всегда была рядом…
        Стук… Стук… Пауза.
        Сердце Мириам билось.
        - И лишь поэтому я так счастлив.
        Часть 2. От моря до моря
        - Всем пламенные приветствия и лучи добра! Вы слушаете радио «Армстронг», и я - его ведущая Таня Кравец. Взгляните на календарь и удивитесь, друзья! Уже двадцатое июня, только подумать! Казалось, ещё вчера к нам нерешительно постучалось лето, и вот его первый месяц уже подбирается к закату. Я надеюсь, вы не растрачиваете эти солнечные деньки понапрасну, и наполняете их яркими незабываемыми моментами…
        Я усмехнулся, вытащил наушник и посмотрел вниз. Там стояла Мириам. Она сдула со лба непослушную прядь и запрокинула голову назад. Щурясь от солнца, девушка прикрыла глаза ладонью и попыталась меня разглядеть.
        - Ну что, Полянский? Как там? Нашёл уютное дупло?
        - Очень смешно.
        - Спасибо. Может, снизойдёшь на землю?
        Спускаться я не спешил. Ухватившись покрепче за шершавый ствол дерева, слегка приподнялся и пересел удобнее. Мышцы окаменели, рюкзак тянул вниз. Вот уже полчаса я сидел на ветке рахитной берёзы, изогнувшись в позу подстреленного дятла. До земли было метра три - не меньше.
        - Не снизойду.
        - Полянский, не испытывай мое терпение.
        - Мэри, я сказал: нет. Жизнь дороже.
        - И ты решил закончить её, сидя на ветке?
        - Можешь издеваться, сколько угодно. Я не спущусь, пока эта рыжая тварь не уберется с глаз долой.
        Речь шла об огромной немецкой овчарке, непонятно каким образом оказавшейся здесь - в перелеске, раскинувшемся неподалеку от посёлка Крестцы. Раньше я думал, что такие собаки гуляют лишь под присмотром хозяев: бегают себе за палочкой и прыгают через препятствия в специально отведённых парках. Но никак не рыскают по захолустьям, словно бездомные дворняги, и не кидаются на проходящих мимо людей, загоняя их на ближайшее дерево.
        Овчарка лежала, положив голову на передние лапы, и время от времени лениво поглядывала в мою сторону.
        - Че ты вылупилась, животина? - обратился я к ней с ветки. - Давай уже, свали куда-нибудь! Ты же друг человека, в конце концов.
        Безмозглая животина зевнула и вновь опустила голову, продолжив с безразличным видом греться на солнышке. Уходить она не собиралась.
        Каким-то образом я умудрился достать из кармана пачку сигарет. Изрядно помучившись и едва не свалившись вниз, всё-таки поджёг спичку. Закурил.
        М-да… Ситуация.
        Спускаться прямиком к одичавшей псине было страшно, поэтому мне ничего не оставалось, кроме как сидеть наверху и терпеливо ждать. Правда, чего ждать? Людей в этой глуши не видно даже с моей наблюдательной точки. До трассы метров триста, и вряд ли кто-то из проезжающих меня заметит.
        - Юра, спускайся, пожалуйста, - стояла на своем Мириам. - Посмотри, ей совсем-совсем наплевать на тебя.
        - А если это её коварный план?
        Мэри закатила глаза и выругалась одними губами.
        Уверен, будь Мириам реальным человеком, она вела бы себя совсем по-другому. Наверняка, уже сидела бы на соседней ветке и молила о спасении. А я бы ещё подумал, помогать этой высокомерной мадам или оставить её куковать на берёзе. В воспитательных целях.
        - Полянский. Ты - сволочь.
        - Хватит читать мои мысли! - возмутился я. - У меня должно быть личное пространство.
        - Скворечник себе там построй, - не смутилась Мириам, - мы ведь никуда не спешим, правда?
        - Блин, я-то здесь причём? Это тупое создание не хочет уходить.
        - Нет, мой дорогой. Тупое создание сидит сейчас на дереве. Вот скажи мне, Полянский, зачем ты побежал от этой собачки?
        - Собачки?! Мэри, ты ослепла?! Взгляни на это чудовище! Она размером с полярного волка!
        Чудовище неодобрительно гавкнуло в мою сторону. Видимо, собаке не понравился повышенный тон, доносящийся с дерева. От неожиданно громкого лая я вздрогнул и выронил сигарету.
        Мириам засмеялась.
        - Умница, собачка. Не давай себя обижать!
        - А меня, значит, можно?
        - Нельзя, мой дорогой. Нельзя обидеть того, кто самой жизнью обижен.
        - Ой, Мэри, знаешь что?
        - Что?
        - Иди ты к чёрту, вот что! Проваливай к дьяволу вместе со своей блохастой бестией!
        Готов был поклясться, что овчарка, сидевшая внизу, также относилась к прекрасному полу. Любой нормальный мужик уже давно бы развернулся и оставил несчастного туриста в покое. А женщины - нет. Женщины - они терпеливые. Уверен, наглая псина будет охранять меня хоть до завтрашнего утра.
        Судя по всему, я оказался жертвой коварного бабского сговора. Обложили суки вольного путешественника.
        Нет, нужно было, определенно, валить отсюда. Причём валить быстро и тихо, чтобы сонная животина не успела заметить моего исчезновения. Осторожно, стараясь не издавать лишнего шума, наклонился и оценил пути отхода. И сразу понял, что дела плохи. Подо мной была ещё пара толстых веток, а вот дальше к земле… Два метра гладкого ствола дерева и не единого сучка. Бог мой! Как я вообще сюда залез?!
        Придётся прыгать.
        Я опасливо ступил на самую нижнюю ветку. Ветка прогнулась, но выдержала.
        В этот момент рюкзак, как назло, зацепился за что-то наверху. Я поднял голову, пытаясь разобраться, в чём проблема. В лицо полезли листья и мелкие прутья, то и дело угрожая выткнуть глаз. Стоило открыть рот, как туда заполз какой-то муравей. Кое-как отплевавшись от наглого насекомого, я всё-таки разглядел, где именно застряла лямка, и сумел освободить сумку из цепких лап берёзы.
        - Юра… не хотелось бы тебя расстраивать, но… эм… - неуверенно начала Мириам.
        - Что?
        Я повернулся. И замер.
        Так. Ну и где эта чёртова псина?
        Мэри кивнула, указав под меня. Я посмотрел вниз и обреченно выдохнул.
        - Чтоб тебя блохи сожрали, ей богу.
        Высунув язык и весело виляя хвостом, неугомонная овчарка уже сидела под моей веткой и с любопытством следила, что же я собираюсь делать дальше.
        Кажется, это действительно надолго…
        Всё, что оставалось - это обустраиваться на дереве поудобнее. Что я, собственно, и сделал. Повесив рюкзак на торчащий сучок, присел поближе к стволу и вновь закурил. Поглядывая вниз, время от времени показывал собаке неприличные жесты. Сам не знаю зачем.
        Прибавив громкость на плеере, вновь вставил наушники. На радио играла знакомая попсовая песня. Отдавшись её незатейливому мотиву, перестал обращать внимание на окружающий мир и полностью погрузился в воспоминания.
        А вспомнить было о чём. С того дня, как я покинул Омск, прошло полтора месяца. Каждый день я шёл на запад, но, несмотря на это, Рецепт не становился ближе. Он всё также оставался иллюзорным Граалем, каким виделся и в начале пути. Каждый день я убеждал себя, что путь не напрасен. Каждый вечер закрывал глаза и слышал, как бьётся сердце Мириам. Но стоило сумеркам обратиться в ночную мглу, как в груди вновь рождались сомнения и окутывали меня паутиной отчаянных мыслей. Просыпаясь каждое утро, я чувствовал, что источник моей веры оскудел ещё на одну каплю. Надежда таяла в воздухе, словно пустынный мираж.
        Я шёл на запад, пытаясь не умереть с голоду. Две недели провёл в Тюмени, работая грузчиком на товарном складе. Туда меня пристроил один из дальнобойщиков, повстречавшихся на пути. Уже и не вспомню, как его звали. Те две недели я жил в огромном ангаре посреди коробок и ящиков. Питался чем попало, и мылся в автомойке неподалеку. Сотню раз на дню хотел бросить всё и вернуться в Красноярск. И только лукавые иссиня-чёрные глаза, что сводили с ума по ночам, не позволили дать слабину. Я работал, как проклятый, пытаясь наскрести денег на дальнейшее путешествие. Каждый вечер, ложась спать, был уверен, что наутро не смогу вылезти из спальника. Спина, ноги и руки, не успевшие восстановиться после омского избиения, болели от постоянной нагрузки. Чёртовы коробки и ящики начали даже сниться. Вскоре яркие осознанные сны исчезли, и на смену им пришла серая пелена беспамятства. К началу третьей недели я понял, что дальше так продолжаться не может, и, подсчитав свой скудный заработок, решил продолжить путь. Всего за несколько дней я совершил настоящий марш-бросок, пролетев по федеральным трассам через Екатеринбург,
Пермь, Киров и Кострому. Ощутив скорость, с которой, подобно ветру, я летел в направлении запада, оставляя за спиной сотни километров, на какое-то время ощутил эмоциональный подъём. Казалось, ещё чуть-чуть, и Рецепт заиграет на горизонте. Ещё немного, и мне останется лишь протянуть руку, чтобы овладеть сокровенными тайнам мироздания. Казалось, что совсем скоро я, наконец, подарю Мириам жизнь.
        Но дни проходили, а прогресса всё не было. Минерва отказывалась меня принимать. Её прошлые советы так и остались нерешёнными загадками. И я вновь почувствовал себя слепым беззащитным котёнком, которого бросили в переплетение асфальтных артерий страны, заставив двигаться по одному лишь чутью.
        Тоски не было. Страха тоже. Но меня терзало странное ощущение недостатка событий. Каждый день я проезжал удивительные места. Каждый день знакомился с удивительными людьми. И каждый день был похож на предыдущий. Я был уверен, что вот сейчас, ещё немного, и что-то обязательно произойдёт, что-то кардинально изменится. Но нет… Города и дороги. Дороги и города. И постоянное ощущение голода.
        Голод. Мой новый спутник. Прошлое, страх и уныние - внутренние демоны, что изводили меня в начале пути, были, безусловно, страшны. Но, победив их однажды, я знал - они никогда не вернутся. Голод же всегда возвращался. Порой, когда дни выдавались особенно неудачными, чувствовал, как желудок сокращается, пытаясь переварить сам себя. Тогда я забывал обо всех моральных устоях, и не гнушался банального воровства. Мне пришлось переступить через закон.
        Это бывало по-разному. В первый раз всего лишь украл несколько картофелин из супермаркета. Поспешно покинув город, запёк картошку в наспех разведённом костре и жадно съел её без соли и хлеба. Во второй раз я осмелел и совершил настоящую кражу со взломом. В Ярославле отогнул металлический лист, служивший крышей продуктовому павильону, и, наплевав на все запреты, проник внутрь, чтобы вынести оттуда целый пакет продуктов и несколько блоков сигарет.
        Мучили ли меня угрызения совести? Первое время - да. Особенно, когда вспоминал разговор с Игорем в первый день путешествия. Однако это не мешало мне наслаждаться украденной едой, да и дым похищенного табака не становился от этого менее сладким.
        Самое смешное, что всё это время в моём рюкзаке лежала карточка Ольги, на которой, возможно, оставалась куча денег. К сожалению или к счастью, я не мог ей воспользоваться. Что касается самой Аваловой, то её фонд словно провалился сквозь землю. Несколько раз я пытался выйти на связь с Олей и Аней и, пользуясь телефонами подвозивших меня водителей, искал в интернете хоть какую-нибудь зацепку. Но ни одна из попыток не увенчалась успехом. Да, я без труда нашёл тот самый сайт фонда, на котором публиковались итоги расследований. Но ни один из указанных телефонов не был доступен. Набирая номер, я каждый раз слышал в трубке монотонный женский голос, сообщавший о том, что телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети. Поиски в социальных сетях также провалились. Удивительно, но ни у Ани, ни у Ольги не было страниц ни в одной из сетей.
        В какой-то момент я даже начал сомневаться, что Ольга и Аня вообще когда-либо существовали. Если бы ни шрам, оставленный осколком во время аварии, и ни карточка, валявшаяся в сумке, возможно, я всерьёз бы решил, что вся эта история была лишь очередным сновидением.
        Сновидения… Теперь они стали другими.
        Раньше я без труда мог различить реальность и грёзы, но граница, разделяющая эти два мира, становилась всё тоньше и эфемернее, и сны перестали быть простым развлечением, превратившись в отдельную не менее правдоподобную жизнь. А ещё в них поселилось кое-что, не дававшее мне покоя. В последние дни я часто видел один и тот же образ - всадника, облачённого в серебряный римский доспех и тёмно-пурпурный плащ. Восседая на белом коне, всадник сжимал копьё с тонким древком - оружие сияло бледно-голубым светом и было направлено на чёрного крылатого змея, что извивался на грязной земле. У чудовища было семь омерзительных глав, из раскрытых пастей которых стекала вязкая слюна. Головы издавали кошмарные звуки, и каждый из них не был похож на другой. Здесь были и поросячьи визги, и жуткий змеиный шёпот, и гневные безумные крики, и маслянистые влажные всхлипывания, и пьяный безумный хохот. Семиглавый крылатый змей рычал, шипел, изрыгал тёмную грязную слизь и сыпал богохульствами, ругаясь человеческим голосом. Чудовище и всадник на белом коне сошлись в смертельной битве, и не было ясно, кому из них суждено
одержать верх. Я никогда не мог досмотреть этот сон до конца, каждый раз просыпаясь в холодном липком поту.
        И тем не менее, несмотря на трудности и преследовавшие кошмары, я всё также упорно шёл на запад.
        Не без удовольствия думал о том, что почти добрался до Санкт-Петербурга. Не знаю почему, но мне казалось, что этот город должен стать ключевым поворотом на пути к Рецепту. Он виделся мне, как некий последний рубеж, как точка невозврата, после которой всё должно было измениться. Я почувствовал это ещё в тот день, когда впервые вышел на трассу с рюкзаком на плечах, не имея в голове ни четкого плана, ни приблизительного маршрута. Уже тогда интуиция мне подсказывала, что северной столицы не миновать. Какая-то неведомая сила упрямо манила меня в этот город дворцов, площадей и каналов. Мне казалось, что если в нашей стране и в самом деле где-то живёт мистическая сила, способная подарить жизнь иллюзорному образу, то она непременно должна оказаться там - на берегу Балтийского моря. Там, где первый император когда-то прорубил знаменитое окно в Европу - окно на запад.
        От Питера меня отделяли три сотни километров. Три-четыре часа пути, и я окажусь на берегах Невы.
        Однако оставалась небольшая проблема. Чтобы поймать попутку, нужно было для начала выйти на трассу. Желательно целым и невредимым. И огромная овчарка, сидевшая под берёзой, рушила все мои планы своим присутствием.
        Я вытащил наушники.
        - Мириам…
        - Да, мой дорогой.
        - Я не знаю, что делать, Мириам.
        - Как и всегда. Ничего удивительного.
        Я устало вздохнул.
        - Иди к чёрту, Мириам.
        Девушка показала мне средний палец.
        Мэри сдалась и больше не уговаривала меня спуститься. Теперь она просто лежала на лужайке рядом с овчаркой и нежно гладила собаку по лоснящейся холке. Не знаю, чувствовала ли собака прикосновения девушки, но, очевидно, какая-то энергия передавалась животному, потому что овчарка выглядела довольной и время от времени смотрела в сторону Мириам, усердно принюхиваясь.
        - Она тебя чувствует? - заинтересовался я.
        - Похоже на то, - улыбнулась девушка.
        - Но ведь это невозможно…
        - Как и всё моё существование, - пожала плечам Мэри.
        Я кивнул, согласившись с таким аргументом. Действительно, пора бы уже было привыкнуть, что во всей веренице событий, которые связаны с моей черноволосой подругой, не было невозможных вещей. Для нас с Мэри не существовало ничего невозможного.
        - Мириам…
        - Да, мой дорогой.
        - Ты можешь её придушить?
        Девушка бросила в мою сторону гневный взгляд.
        - Я могу придушить тебя, - сказала она. - И непременно сделаю это, если ты ещё хоть раз попросишь меня о чём-то подобном.
        - Мэри. Я не могу больше здесь сидеть. Кажется, я не чувствую ног.
        - Не ври, Полянский. Твои мысли - по-прежнему открытая книга. И хватит называть меня этим мерзкой кличкой, сколько можно повторять.
        - Мириам…
        - Что?
        - Ты - безжалостная стерва.
        - Спасибо за комплимент.
        - Это не комплимент.
        - Не ври, Полянский.
        Я устало улыбнулся. Уже собравшись вновь воткнуть наушники, вдруг замер, услышав низкий хрипловатый голос, что доносился из перелеска.
        - Джесси, Джесси! Куда ты опять запропастилась, чертовка?!
        Я в момент оживился, сообразив, что голос, скорее всего, принадлежит хозяину злополучной собаки. В пользу догадки говорило и то, что овчарка вдруг приподнялась и навострила уши.
        - Джесси! А ну иди сюда!
        Я крикнул, что есть сил:
        - Эй, друг! Твоя собака здесь!
        Голос на секунду замолк. Затем в перелеске раздался треск ломаемых веток, и на лужайку, продравшись сквозь заросли кустов, вышел парень в светлых джинсах, майке и кедах. В руке он держал оборванный кожаный поводок, и это окончательно развеяло мои сомнения.
        - А, Джесси, вот ты где!
        Овчарка завиляла хвостом и с радостным лаем побежала к хозяину. Тот погладил её по спине и несколько раз удивлённо оглянулся по сторонам.
        - Хм… И кто же был с тобой, Джесси?
        - Соловей-разбойник, - буркнул я. - Можно мне уже спуститься?
        Молодой человек поднял голову и, наконец, заметил меня на ветке. Он не выдержал и засмеялся.
        - Ох, друг… Прости, пожалуйста. Это Джесси тебя так напугала?
        - Ничего страшного, - махнул я рукой. - Люблю, знаешь, посидеть вот так на берёзе, подумать о жизни. Ты привязал её?
        - Спускайся, она не тронет.
        - Э-э-э нет, дружище. Сначала зафиксируй своего цербера.
        - Парень пожал плечами и привязал поводок к ошейнику. Хотя, судя по рваному концу ремешка, это действие не очень-то и добавило безопасности.
        - Ладно, - кивнул я, - иду на посадку.
        Я бросил рюкзак на землю и, помедлив немного, прыгнул следом. Собака гавкнула в мою сторону, но осталась стоять на месте. Я сделал пару осторожных шагов в направлении парня. И вдруг замер. Только сейчас как следует рассмотрел его лицо. Из-под длинных тёмно-русых волос на меня глядели выразительные, неправдоподобно золотые, чуть прищуренные глаза.
        Мириам застыла рядом со мной.
        - Ты видишь? - прошептала она. - Юра, ты видишь?
        Парень чуть смутился, заметив моё недоумение.
        - В чём дело? - спросил он, удивлённо вскинув брови.
        Я был готов поклясться, что он сделал это точно так же, как…
        - Это невозможно, - произнесла Мириам, - просто невозможно…
        Вместе с Мэри мы стояли как вкопанные и не могли поверить в происходящее.
        Парень решил нарушить неловкое молчание. Протянул мне руку.
        - Не знаю, что тебя так удивило, дружище, - сказал он. - В любом случае, меня зовут…
        - Андрей. Тебя зовут Андрей.
        Теперь пришла его очередь удивляться. Растерявшись, хозяин собаки выдавил несколько нечленораздельных звуков. Потом кивнул, и, внимательно всмотревшись в мои глаза, спросил:
        - Откуда ты знаешь?
        Я не ответил. Было слышно, как взволнованно шепчет Мириам:
        - Невозможно… Это невозможно…
        «Как и всё наше существование», - ответил я мысленно.

* * *
        Андрей Воронцов был за рулём и направлялся в Санкт-Петербург. Узнав, что нам по пути, парень предложил подвезти меня. Я согласился, не раздумывая.
        Когда я садился на пассажирское кресло, то ещё не подозревал, что в эту минуту решается судьба всего путешествия. Не догадывался, что наша встреча окажется ключевой точкой - главным поворотом на пути к Рецепту.
        Ведь я не знал, что эта встреча была вовсе и не случайна, а явилась закономерным результатом череды совпадений…
        Всё началось сегодня утром, когда на Воронцова вдруг одна за другой свалились неудачи. В шесть утра он планировал выехать из Москвы в Петербург. Едва проснувшись, парень понял, что будильник не сработал, и он проспал лишние два часа. Потом он не смог найти ключи от машины, хотя точно помнил, как вечером оставлял их на полочке в коридоре, но там было пусто.
        Проведя битый час в безуспешных поисках и, перевернув всю мебель в квартире, он выругался и присел в кресло, чтобы как следует всё обдумать. И в этот момент из коридора донёсся лай Джесси. Андрей встал и подошёл к собаке. Увидев, куда именно она смотрит, Воронцов замер и ещё минуту стоял на месте, не в силах пошевелиться и произнести хоть слово.
        Ключи лежали на полочке в коридоре.
        Затем, когда парень с трудом вырвался из утренних московских пробок, произошло ещё одно событие, которое впоследствии он так и не смог объяснить. Посреди трассы двигатель его верной «Камри» вдруг ни с того ни с сего заглох. Не было ни дыма, ни хлопков. Какая-то неведомая сила просто отключила все системы в машине.
        Андрей вышел, открыл капот и несколько раз проверил аккумулятор. Потом заглянул в топливный бак. Всё было в полном порядке. Провозившись с полчаса, парень так и не нашёл причину поломки, и поэтому решил звонить в сервис. Повернувшись к автомобилю спиной, достал телефон, набрал номер… И услышал, как завелась «Тойота».
        Он повернулся. Фары горели, двигатель работал. Автомобиль словно просил продолжить путь.
        Выругавшись, парень убрал телефон, сел в машину и поехал дальше.
        Когда Воронцов добрался до Новгородской области, часы на приборной панели показывали шестнадцать часов. К этому времени желудок начал нескромно напоминать о том, что пора бы и перекусить. Проехав посёлок Крестцы, парень остановил машину у придорожного кафе, привязал Джесси у входа и вошёл внутрь.
        В кафе играла музыка, посетителей почти не было. Заказав чай и две порции шашлыка, Андрей присел за обшарпанный столик и начал копаться в телефоне, вполуха слушая радио. Примерно через десять минут принесли еду. Он вынес одну порцию мяса на улицу, чтобы покормить Джесси, но вместо собаки обнаружил лишь оборванный поводок.
        Полчаса ушло на то, чтобы оббежать все закоулки. Так и не обнаружив собаку, Андрей вернулся в кафе, надеясь, что кто-нибудь из вновь зашедших посетителей мог заметить овчарку неподалеку.
        К этому времени на радио началась вечерняя передача.
        - …Казалось, ещё вчера к нам нерешительно постучалось лето, и вот его первый месяц уже подбирается к закату, - жизнерадостно вещала девушка. - Я надеюсь, вы не растрачиваете эти солнечные деньки понапрасну, и наполняете их яркими незабываемыми моментами. Кто знает, быть может, именно сегодня судьба приготовила для вас удивительную историю или нежданную встречу. Может, именно сегодня пришло время забыть о серой рутине и, доверившись сердцу, смело отправиться на территорию сказки…
        Воронцову повезло. Один из дальнобойщиков сказал, что видел, как какая-то здоровая рыжая собака бегала в перелеске неподалеку. Поблагодарив водителя, Андрей вылетел из кафе и устремился в указанном направлении.
        - Джесси! - кричал он. - Где ты, Джесси?!
        Продираясь через кусты, он уходил всё дальше от кафе.
        - Джесси! Куда ты опять запропастилась, чертовка?!
        Андрей осмотрелся по сторонам. Отсюда не было видно дороги. Кругом росли похожие одна на другую берёзы, и если б не шум автомобилей на трассе, Воронцов бы решил, что окончательно заблудился.
        - Джесси! - вновь крикнул он, - А ну иди сюда!
        И тут до ушей Андрея долетел отдалённый крик незнакомого парня:
        - Эй, друг! - голос незнакомца доносился откуда-то сверху. - Твоя собака здесь!

* * *
        Автомобили проносились мимо с громким шипением покрышек. Воронцов остановил машину на обочине. Посмотрев на меня, спросил:
        - Так ты говоришь, твоего друга звали Андреем?
        - Да, - кивнул я.
        - И он был похож на меня?
        - Очень.
        Парень на секунду задумался, затем взял с бардачка телефон и начал листать в нём фотографии.
        - Не Андрей Иванцев случайно? У меня перехватило дыхание.
        - Ты знал его?
        Смотри.
        Молодой человек протянул мне телефон. На фотографии были двое парней. Они сидели за деревянным столом в какой-то избушке, одетые в горные ветрозащитные куртки, и, судя по стаканам и фляжкам в руках, согревались спиртным после непогоды.
        - Это с Эльбруса, - сказал Воронцов. - Два года назад.
        - Южный подъём?
        Андрей кивнул.
        Несколько минут мы просто сидели в машине, не в силах произнести ни слова. Что-то невероятное, что-то роковое витало в воздухе, и каждый из нас чувствовал, как в этот самый момент переплетались две судьбы, связанные дружбой с одним удивительным человеком.
        - Я не знал его также близко, как ты, - нарушил тишину Воронцов. - Мы познакомились там, на восхождении - попали в группу. Для меня это была первая вылазка. Андрюха же, как я понял, поднимался регулярно. Я удивился ещё, когда он успел? На два года младше меня был. Восемнадцатилетний паренёк, а по опыту и сноровке - уже бывалый… Нас постоянно путали. Говорили, мы очень похожи. Мы и сдружились-то с ним на этой почве.
        Воронцов отложил телефон. Он помолчал немного, а затем посмотрел на меня и произнёс:
        - Кстати, теперь я вспоминаю, он рассказывал… Да, точно. Помнится, на одном из привалов у нас зашёл разговор о всякой эзотерике, в общем. Он сказал, не сильно разбирается в этой теме, но, мол, в Красноярске у него живёт друг - специалист по таким вопросам. Юрой зовут. «Приезжай, - говорил, - к нам в Сибирь, я вас двоих познакомлю». Это ведь ты, верно?
        - Верно.
        - Офигеть, если честно. Не верится…
        - Да. Мне тоже.
        - Я тогда пообещал, что приеду. Но за два года так и не вырвался. То одно, то другое… А весной я узнал… Про Пальмиру… Какое-то время мы сидели молча. Не потому, что нас оставил дар речи или сковала неловкость. Просто в одну секунду все разговоры стали ненужными, и наши мысли, попавшие в резонанс, были ясны друг другу без слов.
        Иногда людям, чтобы общаться, достаточно просто быть рядом. Это был именно такой случай.
        - Так он был твой лучший друг? - спросил Воронцов.
        - Он до сих пор остаётся им.
        Андрей посмотрел на меня. Затем протянул ладонь. И мы пожали руки так крепко, словно были знакомы всю жизнь.

* * *
        На заднем сидении, высунув язык, сидела Джесси. Она часто дышала и смотрела то на своего хозяина, то на парня с копной светлых волос, что недавно прятался от неё на дереве. Джесси не понимала, почему эти двое вдруг остановились и стали такими задумчивыми.
        Людям было грустно. Она чувствовала это. Не выдержав, Джесси заскулила и опустила голову на передние лапы.
        В следующую секунду рядом с Джесси появилась черноволосая девушка. Та самая, необычная, что была на поляне. Девушка была заботливой. Она нравилась Джесси. Она заботливо гладила Джесси по спинке и шептала на ухо успокаивающие слова.
        Но Джесси не могла понять, почему руки девушки были так холодны. Почему они светились этим странным бледно-голубым светом? И самое главное, почему эта добрая и молчаливая девушка, которую не замечал хозяин, не имела даже собственного запаха?

* * *
        Трёх часов, проведенных в дороге, оказалось достаточно, чтобы составить примерный портрет нового знакомого.
        Признаюсь честно, в первые минуты общения мне было трудно не сравнивать Воронцова с тем - другим Андреем. Слишком сильно он напоминал его внешне. Те же длинные русые волосы, расчёсанные на две стороны, те же острые скулы и подборок, та же трехдневная щетина на лице. А самое главное - золотые глаза, вечно улыбающиеся из-за лёгкого хитрого прищура. Как и старый друг, Воронцов был чуть ниже меня ростом, но заметно шире в плечах.
        Впрочем, на этом сходство заканчивалось, и уже через пару минут я полностью осознал, что рядом со мной сидит не погибший товарищ, а совершенно другой, не менее интересный человек.
        Из рассказа Воронцова следовало, что он родился в Питере, вырос в обеспеченной интеллигентной семье, и после окончания школы переехал в Москву, где сейчас заканчивал предпоследний курс лечебного факультета. Однако что-то в его характере упорно не вязалось с образом чопорного петербуржца, каким Андрей пытался себя представить. У него была необычная манера общения - открытая, искренняя и даже немножко дерзкая. Для человека, выросшего в семье, где ценились манеры и холодный академизм, Воронцов был слишком прям и порой груб в выражениях. Его раскованность, непоколебимая уверенность в собственных словах и готовность ответить за них, выдавали в Андрее человека, получившего уличное воспитание.
        Несмотря на это мне почему-то казалось, что, будучи подростком, Воронцов не слишком-то стремился к уличному авторитету. Он больше напоминал тех людей, что всегда могут дать сдачи, но стараются не лезть лишний раз в драку. Внутренняя доброта и мягкосердечность в этом парне поразительным образом сочетались со смелостью, острым умом и разоружающей прямотой. Андрей напоминал мне странствующего рыцаря, который успел повидать многое, но сохранил при этом истинное понимание человечности.
        Была ещё одна деталь в его образе, которая не давала мне покоя. Пожалуй, именно она и заинтересовала больше всего. Складывалось ощущение, что в сердце у этого парня поселилась какая-то навязчивая идея. Великая цель, известная лишь ему одному, ради которой Воронцов шёл по жизни с твёрдым упрямством и, несмотря на внешнее сопротивление, продолжал гнуть свою линию. Ни семейные традиции, ни осуждающие взгляды товарищей не могли заставить его свернуть с намеченного пути. Какова была эта цель? К сожалению или к счастью, на тот момент она оставалась для меня загадкой.
        Не знаю, догадывался ли Воронцов о том, что пламя великой идеи горело не только в его груди. Заметил ли он, как мы были с ним в этом похожи? Два человека, идущие на зов путеводной звезды. Два странника, чья встреча была предначертана судьбой.
        Два друга, чьи жизни вскоре должны были полностью измениться…

* * *
        Стоило Андрею открыть дверь, как Джесси тут же забежала внутрь и принялась обнюхивать каждый угол. Виляя хвостом, она забавно фыркала и чихала от поднятой пыли.
        Судя по всему, в квартире давно не бывало людей.
        - Располагайся, - сказал Воронцов. - Чувствуй себя как дома.
        Он кинул сумки в коридоре. Я последовал его примеру и сбросил с плеч тяжёлый рюкзак. Мы прошли в гостиную.
        - Уютная у тебя берлога, - признался я, оглядевшись.
        - Досталась от родителей.
        - А они?
        - Уехали жить в Германию.
        - Неплохой выбор. Покурить можно где-нибудь? - спросил я.
        - На крыше.
        - Э-э-э… Где?
        - На крыше, - повторил Воронцов, - к окну подойди, поймёшь.
        Я отодвинул шторы и восхищённо присвистнул. За старой деревянной рамой начиналась не улица, как можно было ожидать, а крутой жестяной скат, обрывавшийся над двором-колодцем. По надломанному подоконнику можно было догадаться, что Андрей и сам частенько лазал наружу.
        - Будь осторожнее, - предупредил Воронцов, - легко упасть.
        - Окей. Принял к сведению.
        - Там лестница есть, - сказал Андрей, - лучше поднимись по ней чуть выше. Там пологий скат. Да и вид на город открывается неплохой.
        - Хорошо.
        Открыв окно, я вылез из квартиры, осторожно ступил на ржавый жестяной лист, затем забрался вверх по металлической лестнице и оказался на самой высокой точке здания. Сигарета, которую я держал в зубах, выпала и покатилась по крыше.
        - И это ты называешь «неплохой вид»? - тихо сказал я. - Это же… Это просто… Сказка!
        До самого горизонта раскинулся Петербург. Калейдоскоп бледноцветных построек напоминал архитектурное море, что пенилось волнами крыш и играло высокими шпилями, словно мачтами кораблей. Над ним, подобно рифовым скалам, возвышались купола храмов, и солнце, отраженное в их позолоте, падало на стены домов тёплой мозаикой бликов, отчего город был охвачен пожаром.
        Я достал новую сигарету и закурил, наслаждаясь закатом.
        Через какое-то время позади меня появился Андрей. В руках он держал чёрный пакет. Внутри оказались два стеклянных стакана и бутылка спиртного. Парень сел на крышу и ловко распечатал тару.
        - Добро пожаловать в Санкт-Петербург, - произнёс Воронцов, - город особо окультуренных людей. Только представь, дружище, но за триста лет здесь ни разу не помочились в подъезде! Как тебе такое достижение, а? Европа, мать её! Одна беда - в парадных ссут всё так же.
        Я покачал головой. Присев рядом, я произнёс:
        - Андрей.
        Парень не ответил.
        - Андрей, - повторил я.
        - А? - очнулся он. - Извини, задумался.
        - А ты знаешь, что Пётр любил европейскую моду? Хотел, чтобы всё у нас как на западе было.
        - Слышал такое.
        - И однажды издал указ, которым вводился налог на бороды.
        - Да, об этом, кажется, в школе рассказывают.
        - Так вот тебе пришлось продать бы свою квартиру, чтобы расплатиться за последнюю шутку.
        Андрей засмеялся и дружески хлопнул меня по спине.
        - Что поделать? - пожал он плечами. - Такой уж мы народ. Для нас хорошая вещь - та, что проверена временем. Поэтому и в парадных ссым. Привыкли так.
        - Не изжить влиянию запада наших бородатых традиций.
        - Слава отечеству. Выпьем за это.
        Андрей разлил ром по стаканам, и мы выпили. Напиток обжёг нёбо и заструился по телу жидким огнём. Я зажмурился, чтобы сдержать выступившие слёзы, и до боли сжал кулаки.
        - Мать твою, что за дерьмо!
        - Особый «Бакарди», - ответил Андрей. - Адская штука прямиком с Карибских островов. В ней семьдесят пять оборотов, улавливаешь масштаб? Этот ром на семьдесят пять процентов состоит из пиратского счастья.
        - Как будто сам дьявол помочился мне в глотку, - сказал я. - Наверное, принял её за парадную.
        - А ты думал, - хмыкнул Андрей. - Напиток для настоящих мужиков. Налить ещё?
        - Наливай.
        Воронцов плеснул. Я глубоко выдохнул и выпил залпом.
        - Как ощущения?
        - А-а-а!!!
        - Чувствуешь, как тепло струится по венам?
        - Чувствую, как в желудке взорвался атомный реактор.
        - Точнее и не скажешь, - Андрей засмеялся и тут же налил по новой. - Твоё здоровье!
        Я выпил в третий раз.
        Весь мир вокруг неожиданно переменился и заиграл новыми красками. В голове зашумел спирт. Через полчаса до меня вдруг дошло, что я уже не сижу, а танцую. Если это, конечно, можно было назвать танцем. Вместе с Андреем мы прыгали на жестяной крыше, как прыгают подростки на рок-концерте, предварительно убив себя смесью кислоты и таблеток. В голове играла громкая музыка, и я не понимал, откуда звучат эти скребущие гитарные рифы, откуда кричит хриплый голос Курта Кобейна.
        Алкогольные призраки подняли меня над кровлей старого здания и раскружили так сильно, что я потерял последние остатки разума и целиком отдался опьяняющему угару. Трезвая воля вступила в схватку с семидесятиградусным ромом и проиграла.
        Не знаю, сколько это длилось по времени. В какой-то момент из выходящего во двор окна показалось сморщенное лицо престарелой женщины. Старуха визгливо и недовольно прокричала нам что-то. Из-за трёхэтажного мата, которым она приправила свой монолог, я не понял всей сути, но, мне показалось, её тирада была связана с тем, что в мире развелось слишком много человеческих особей, и природа уже не в состоянии обеспечить всех их мозгами. Было что-то и про усатого советского диктатора, которого «на нас нет». В основном же, она призывала к тому, чтобы мы не засоряли человеческий генофонд и, разбежавшись с крыши, познали радость свободного полёта.
        Честно признаться, нам стало немного стыдно, но остановиться мы уже не могли, и поэтому вновь разлили алкоголь по стаканам.
        - Поджигай! - крикнул Андрей.
        - Что? Зачем?
        - Жги, говорю! Ну, давай! А, чёрт побери, дай сюда зажигалку. Вот так! Взгляни: перед тобой союз воды и огня. Что может быть прекраснее, чем это мимолётное единство двух противоположных стихий?!
        - Мужское и женское начало, - сказал я, с трудом удерживаясь на ногах.
        - Именно так! А теперь накрой стакан ладонью. Смелее! Перекрой кислород, и пламя угаснет. Вот! Отлично! Пей!
        И я снова выпил, оставив всякую надежду вернуться обратно.
        - Андрей…
        Молчание.
        - Андрей!
        - А? Что? Чёрт, я опять задумался.
        - Андрюх, мне кажется, я - святой Георгий.
        Воронцов уставился на меня. Затем с подозрением взглянул на полупустую бутылку.
        - Эка тебя унесло, дружище. Пора, пожалуй, приспустить паруса, - сказал он, закручивая пробку.
        - Нет-нет, со мной полный порядок… Ай, чёрт! - я оступился и едва не свалился вниз.
        - Аккуратнее! Присядь-ка лучше. Вот так, молодец. Что ты там говорил про Георгия?
        - Я… Моё имя… Семь испытаний…
        Я вдруг понял, что не могу связать слова в предложения. Алкоголь действовал слишком быстро. Последний раз я пил полтора месяца назад, в день, когда болтал с Аней о молодости и счастье, и теперь мой организм, отвыкший от спирта, явно не справлялся с его экстремальной дозой в крови.
        Все мысли путались, и вместо подходящих слов в голову лезли лишь навязчивые куплеты «Нирваны». Одна и та же песня играла на телефоне Андрея, сбивая с толку.
        - Соберись, дружище, - сказал Воронцов, похлопав меня по плечу. - О чём ты хотел рассказать?
        - Понимаешь… Есть легенда… О человеке, который бросил всё… Он поверил в невозможное…
        I’m so happy. Cause today I found my friends…
        - Нет… - покачал я головой, - начну с другого…
        They’re in my head…
        - Чёрт. Выключи, пожалуйста. Я не могу сосредоточиться.
        Воронцов ткнул пальцем в телефон. Стало так тихо, словно вместе с песней он выключил все звуки окружающего нас мира.
        - Спасибо, - кивнул я. - Так вот… Возможно, моя история покажется тебе немного странной. А! Чего уж там! Ты, верно, решишь, что я съехал с катушек. Но я расскажу. Понимаешь, Андрей, мне кажется… Как бы это сказать… Мне кажется, я нашёл Бога.
        Воронцов присвистнул.
        - Хрена себе находка! Ну и… как он выглядит?
        - Это она… У неё чёрные волосы. Она высокая. И очень красивая. Её зовут Мириам Ларейн де Рев.
        - А я так и знал, что Бог - еврей, - махнул Андрей рукой. - Правда, не думал, что женщина. А почему фамилия французская?
        - Что?
        - Ну фамилия. Если, конечно, у Бога может быть фамилия. La reine de reves. Переводится, как «царица грёз». Или «королева сновидений».
        - Андрей…
        - Да?
        - Налей-ка мне ещё.
        - Уверен?
        - Абсолютно. Кажется, я только что протрезвел.
        - Сейчас исправим… Держи.
        Уже привычным движением я опустошил стакан.
        - А-а-а! Чёрт! Эту штуку, наверное, подают в аду.
        - Не уходи от темы. Мы говорили о Боге, а не о дьяволе.
        - Да… О Боге… Хотя иногда мне кажется, Бог, дьявол - всё это одно и то же. По крайней мере, в случае с Мириам так и есть.
        - Кто такая эта Мириам?
        - Она - королева сновидений… Моих сновидений. В общем, слушай. Это довольно долгая история…
        Закончив рассказ, я ожидал, что Андрей покрутит пальцем у виска. Но парень лишь громко присвистнул и покачал головой. Он отодвинул стакан, отхлебнул прямо из бутылки, а затем произнёс:
        - Это самая охуительная история, которую я когда-либо слышал. Ты же не врёшь мне?
        - Ни капли.
        - «Ни капли» - не наш девиз. Держи. Надо добить эту штуку. Твоё здоровье!
        - Мы его точно потеряем сегодня.
        - Не страшно. Лучше скажи, как ты с этим живёшь? Ну то есть… Тебя это не напрягает?
        - Напрягает? - удивился я. - Нет, Мириам меня не напрягает. Понимаешь, Андрей… Я люблю её.
        - Так и думал, - кивнул Воронцов, - значит, нужно найти Рецепт, да?
        - Да. Только я не знаю, где именно его искать. Зацепок слишком мало. А! Что я тут тебе заливаю! Зацепок вообще нет! Ни одной! Только тупая фраза из сновидения. «Иди по лунной дороге на запад» - что это вообще такое? Ну вот - я в Петербурге. И что? Это ещё не запад? Может быть, нужно ехать в Калининград? Или вообще из страны? Испания? Америка? Как далеко я должен уйти?
        - Слушай, а ты не думал, что это метафора?
        - Думал, а как же, - хмыкнул я, - только толку от этой думы нет никакого. Смыслов может оказаться так много, что искать среди них один правильный - всё равно, что пытаться найти иголку…
        - Подожди-подожди! - перебил меня Андрей. - А эти внутренние демоны, или как ты их назвал?
        - Стражи?
        - Да, точно. Эти стражи. Тебе не кажется, что всё может оказаться связанным именно с ними? Ну, то есть… Это ведь типичная сказка, понимаешь? Путник отправляется искать то, не знаю что. Туда, не знаю куда… Подожди-ка… - Андрей щёлкнул пальцами. - Ну да, конечно! Ты ещё не понял?
        - Продолжай.
        - «Туда, не знаю куда» - это же классический литературный архетип! Загадочное тридесятое царство, что лежит за дальними лесами, морями. Место, в котором должен побывать герой, чтобы принести оттуда сокровенное знание. Герой отправляется в путь, он сражается с чудовищами, что охраняют дорогу. Параллельно знакомится с помощниками, которые помогают ему преодолеть тяготы. И в итоге он достигает цели. Но есть один момент… Из путешествия герой возвращается другим человеком. Как бы не совсем живым, понимаешь? И это неудивительно, ведь «тридесятое царство» - вовсе никакое не царство. Это территория смерти. Территория, которую от нашего мира отделяет…
        - Мост.
        - Да, именно! Мост. Или радуга. Или лунная дорога. Или что-то ещё, по чему герой сможет пройти сквозь границу и оказаться на другой стороне. Сможет прийти туда, не знаю куда, понимаешь?
        - Теперь да.
        - А раз понимаешь, то скажи, мой друг. Что в представлении людей всегда являлось «территорией смерти»?
        - Кладбище?
        - Не тупи, дружище.
        - Эм… Сейчас, дай-ка подумать… Подожди-подожди… Ах! Твою же мать! Сновидение!
        - Бинго!
        Я вытер вспотевший лоб и подвинул стакан.
        - Налей-ка мне ещё. Кажется, мы на верном пути.
        - Ещё бы. С нами мудрость Карибских островов.
        - Что ж… Теперь всё стало складываться в более-менее понятную картинку. Святой Георгий, нашедший веру. Его семь дней, наполненных пытками - семь испытаний на пути к Богу.
        - Семь стражей, охраняющих лунную дорогу, - кивнул Воронцов. - Троих ты сумел победить.
        - Значит, остались четверо.
        - Есть представление, что это может быть? - спросил Андрей. - Ну, то есть… ты понимаешь? Страх, уныние, прошлое - они остались позади. Что дальше?
        - Если б я знал… - покачал я головой.
        Андрей призадумался о чём-то, а затем хмыкнул и снова похлопал меня по спине.
        - Тебе определенно везет, дружище. Завтра у нас будет возможность пообщаться с людьми, которые могут поделиться дельным советом.
        - Ты о чём?
        - Знаешь, какой завтра день?
        - Дай-ка вспомнить… Вроде двадцать первое июня.
        - Ага. А что у нас происходит в ночь с двадцать первого на двадцать второе?
        - Эм… На нас нападают фашисты?
        - Типун тебе.
        - Выпускные в школах?
        - Опять мимо. Завтра летнее солнцестояние. Будет купальская ночь!
        - Подожди. Разве Иван Купала не в июле?
        Воронцов поморщился и неодобрительно покачал головой.
        - Ну-ну, дружище, - произнёс он. - Пусть тебя не вводит в заблуждение та ерунда, что случилась с нашим календарём. Настоящий герой должен помнить бородатые традиции своего рода. Купальская ночь - самая короткая ночь в году.
        - Допустим… И что из этого следует?
        - А то, что завтра будет шабаш!
        - Что?
        - Шабаш! Праздник! Территория сказки! Короче, будет оргия!
        Я поперхнулся ромом.
        - Я для этого сюда и приехал, - засмеялся Андрей. - Завтра вечером мы с тобой отправимся к одному озеру, где соберутся такие же психонавты.
        - Кто? Наркоманы что ли?
        - Ага, и они тоже. Эзотерики там, хиппари всякие. Среди них иногда попадаются ценные кадры. Может, кто скажет что-нибудь дельное. А вообще, лично я собираюсь встретиться там со старыми приятелями. А тебе, как видишь, сама судьба велит отправиться вместе со мной. Ведь неслучайно мы встретились по дороге. Ох, неслучайно, дружище…
        - Не до конца понимаю, о чём ты. Но слово «оргия» перевешивает все возможные против.
        - Так значит, завтра едем?
        - Едем, - кивнул я.
        - Вот и отлично. Выпьем за это! И знаешь, пожалуй, пора идти спать. Три часа ночи, как-никак.
        - Сколько?! - не поверил я. - Ещё ведь светло!
        Андрей громко засмеялся.
        - А вот эта шутка гораздо бородатее, чем моя, - сказал он, заглядывая на дно бутылки. - Вот что я скажу тебе, дружище. Ты ошибся, думая, что Петербург - это запад. Петербург - это север. И как в любом северном городе, в летние месяцы здесь царит чёртов свет.
        - Белые ночи… Ну да, как я мог забыть.
        - Добро пожаловать в Санкт-Петербург, - произнёс Андрей и в один присест осушил остатки рома. - Добро пожаловать на территорию сказки.

* * *
        Мне показалось, что я успел только прилечь на диван, как вдруг кто-то бесцеремонно тряхнул меня за плечо. Издалека донёсся знакомый бархатный голос:
        - Не время прохлаждаться, Полянский. Вставай быстрее и полетели!
        - Ага… - пробурчал я в подушку. - Уже взлетаю…
        Меньше всего на свете мне хотелось подниматься с постели и куда-то идти. Я надеялся, что если изображу умирающего человека, то Мириам сжалится надо мной и оставит в покое. Я совсем забыл, что для моей подруги не существовало понятия жалости.
        - Вставай, Полянский! - крикнула Мэри так громко, что я испытал жгучее желание кинуть в неё подушкой. - Вставай немедленно!
        Я открыл глаза и несколько раз моргнул, чтобы вернуть зрению фокус.
        Мириам стояла передо мной, одетая в короткое пурпурное платье. Завитые чёрные пряди лились по открытым плечам, ниспадая до глубокого выреза на груди. Исчезли её любимые туфли на высоком каблуке - девушка была боса и от этого казалась беззащитной и хрупкой. Мэри прикусывала нижнюю губу и смотрела на меня с лукавым прищуром.
        - О, Мириам. Выглядишь, как богиня.
        Девушка довольно кивнула и улыбнулась. Она поставила ногу на кровать, после чего нескромно погладила меня стопой между бёдер.
        Я же решил, что комплимента будет достаточно, и с чувством выполненного долга перевернулся на другой бок, укутавшись в одеяло.
        - Полянский! Свинья!
        Девушка вновь ткнула меня в плечо. Той самой ногой, которую я посмел так нахально проигнорировать.
        - Мириам, имей совесть! - возмутился я, отодвигаясь к спинке дивана. - Я хочу спать!
        - Ты и так спишь, бестолочь затраханная!
        Я обернулся и недоверчиво посмотрел на подругу. Затем зажал пальцами нос и вдохнул.
        - Чёрт… Действительно… - я немного подумал, и затем вновь отвернулся. - Это очень дурной знак, Мэри. Я хочу спать даже во сне. Мне срочно необходим отдых.
        - Отдых? - голос Мириам стал опасно нежным. - Что ж, хорошо… Отдыхай, мой дорогой…
        Я не успел среагировать на угрозу. Над головой из ниоткуда материализовалась чёрная блестящая верёвка и с шипением упала в постель.
        - Что за…
        Я замер на полуслове. Увидев перед глазами раскрытую пасть и два огромных клыка, понял, что это была никакая не верёвка.
        - А-А-А!!! Твою мать!! - я взлетел с дивана, как на реактивной тяге. - Мириам!!! Ты охерела?! Это кобра! Это, блядь, настоящая кобра!!!
        Девушка громко расхохоталась, глядя, как я прыгаю по квартире в одних трусах.
        Тем временем рептилия, ловко извернувшись, сползла на пол и заскользила по лакированному паркету. С громким шипением она бросилась мне в ноги. Одним лишь чудом успел отскочить в сторону, и чёрная стрела пролетела в сантиметре от щиколотки.
        Мириам сделала неуловимый жест. В следующую секунду змея оказалась рядом с девушкой. Кобра медленно поднялась по обнаженной ноге Мэри, обернувшись в несколько чёрных блестящих колец.
        - Ну как? Мне идёт?
        - Сделай из неё новые туфли, - буркнул я недовольно.
        Я был слегка раздражен, и ещё не успел полностью осознать, что никакой опасности мне не грозило. Слишком стремительно и агрессивно начался этот сон. Однако стоило признать, картина была действительно сексуальной.
        Мириам прочитала мои мысли и по-змеиному облизнула губы. В следующую секунду кобра скользнула вверх по бедру и скрылась под подолом пурпурного платья. Меня передёрнуло от сладостной смеси страха и возбуждения.
        - Всегда знал, что в тебе есть что-то ядовитое.
        Мириам подошла ближе и приложила палец к моим губам.
        - Хватит болтать, Полянский, - сказала она низким грудным голосом. - Полетели!
        Девушка раскрутилась на месте и выпорхнула в открытое окно. Вслед за ней взмыл к небесам и я.

* * *
        Андрея разбудило рычание собаки.
        - Джесси? - пробормотал Воронцов хрипло. - Что случилось? Овчарка сидела около кровати, оскалившись и прижав уши.
        Шерсть у неё стояла дыбом. То ли со злобой, то ли со страхом собака неотрывно следила за тем местом, где на диване, укутавшись в одеяло, мирно спал гость.
        - Что, Джесси? Кто тебя напугал?
        Андрей осмотрелся по сторонам. Он не заметил в комнате ничего необычного и лишь растерянно пожал плечами.
        «Наверное, опять коты по крышам лазят…»
        Однако прежде, чем Воронцов успел окончательно успокоиться, произошло нечто, что заставило его сердце сжаться от страха. Джесси чуть повернула голову, и, проследив за её взглядом, Андрей заметил, как в открытое окно вылетели две белые тени. Они были призрачными и едва уловимыми, но Андрей был готов поклясться, что различил в них две человеческие фигуры.
        Это были худощавый парень и девушка в коротком платье.

* * *
        Они пролетели сквозь переплетение электрических проводов. Раскачиваясь на воздушных потоках, пронеслись над красно-коричневыми крышами, из которых торчали кресты телевизионных антенн и прямоугольники печных труб. Затем взмыли к небесам, решив прикоснуться к перистым облакам. Они сделали это всего за минуту. И когда город остался уже далеко позади, парень и девушка вдруг развернулись и полетели вертикально вниз.
        - Быстрее. Я знаю, ты можешь быстрее.
        - Могу… но зачем?
        - Ты должен лететь быстрее. Иначе так и не догонишь меня.
        Гранитная набережная стремительно приближалась. Казалось, черноволосая разобьётся, столкнувшись с холодным отшлифованным камнем. Но в последний момент она вышла из пике, и, разрезав воздух, заскользила в сантиметре над мостовой. Парень слегка промахнулся. Упал парой метров правее. С громким всплеском он обрушился в течение Невы, подобно метеориту. Несколько секунд было слышно, как журчат рожденные падением волны, а затем поверхность реки вспенилась, и светловолосый вылетел, громко ругаясь и по-собачьи отряхиваясь.
        Издалека донёсся смех Мириам.
        - Как водичка, Полянский?
        - Попробуй сама…
        Нева вдруг вскипела и затряслась. Подчинившись воле сновидца, река встала на дыбы, и взметнувшаяся волна, размером с девятиэтажный дом, накрыла черноволосую. Раздалось короткое взвизгивание, но его тут же заглушил грохот низвергнувшейся стихии. Вода растеклась по улицам десятками новых рек. Через какое-то время вдалеке послышались ругательства. Сновидец полетел на звук, и нашёл девушку на одном из старинных домов. Она сидела на рельефном карнизе, и рукой расчёсывала мокрые волосы, пытаясь избавиться от впутавшихся водорослей.
        - Это за кобру, - улыбнулся парень, присаживаясь рядом.
        - Должна признаться, было красиво.
        - Спасибо.
        - Не за что, мой дорогой. Держи ответ.
        Карниз неожиданно лопнул в том месте, где сидел светловолосый. Кусок камня оторвался, и юноша вместе с ним свалился в поток грязной воды. Но прежде, чем это произошло, сновидец успел вскинуть руку и отдал мысленный приказ.
        Карниз рухнул целиком.
        - Чёрт бы тебя разодрал, Полянский!
        - Око за око, Мириам. Зуб за зуб.
        - Вообще-то у нормальных людей они растут в ряд.
        - Вообще-то нормальные люди не летают над Петербургом.
        - Согласна. А ещё они не пытаются утопить друг друга.
        Парочка выпорхнула из воды и зависла над крышами домов.
        - Ну что, полетели?
        - Полетели.
        В ушах вновь засвистел ветер. Мимо проносились дворцы и фонтаны; архитектурные памятники сменяли друг друга, как кадры на ускоренной киноплёнке. И среди этого великолепия летели они - счастливые и свободные. Они летели без конечной цели. Летели лишь для того, чтобы чувствовать сопротивление воздуха; чувствовать, как он обтекает конечности, становясь упругим и плотным; как с набором скорости тело теряет свой вес и остаётся далеко позади. Они летели, постоянно меняя высоту - то над проспектом, едва не касаясь асфальта, то над самыми облаками, оставляя смелейших из птиц далеко внизу.
        - Быстрее, Полянский. Ты можешь лететь быстрее.
        - Мы куда-то опаздываем?
        - Не болтай, Полянский. Лети.
        Свист нарастал с каждой секундой. Они скользили по переулкам, кружась и петляя меж зданий. Фасады домов уже невозможно было разглядеть - глаз не успевал сфокусироваться. Контуры растекались. Воздух становился плотнее.
        Они летели. Они набирали скорость.
        Их силуэты превратились в две полосы серебристого света. Закручиваясь в спираль, они прошивали предрассветную дымку. Пронзали серый воздух, пропитанный выхлопными газами. Летели, сверкая бледно-голубыми искрами, и разрезали само пространство и время.
        Они были богами. Они одни были настоящими в этом танце; всё остальное - сновидение и игра их богатого воображения. Иллюзия, призванная забавлять их век от века.
        Они летели и набирали скорость. Две души. Два сознания.
        Две серебряные нити в лунном сиянии.
        Одной из нитей был я. Другой - Мириам.

* * *
        - Быстрее, Полянский, лети быстрее!
        Свист, ветер и вязкий воздух. Дворцы, проспекты, переулки, каналы.
        За пару секунд мы обогнули город, и, снизившись над Невой, пролетели сквозь арки разведённых мостов. Лавируя между за стывшими кораблями, пронеслись над водой и вылетели из каменного капкана города.
        Впереди раскинулся Финский залив. В его зеркальной глади было что-то неправдоподобное. Что-то неестественное. Вода застыла подобно металлу и, отражая сияние неба, стирала линию горизонта. Мне вдруг стало беспокойно, и я испытал чувство, будто и в самом деле куда-то опаздываю.
        Мы отдались от берега. Все ориентиры исчезли, и теперь мы летели в бледно-голубой пустоте.
        - Посмотри наверх, Полянский.
        - Я не знаю, где верх.
        - Следи за мной.
        Мэри, а точнее серебряная нить, в которую превратилась её фигура, вдруг резко изменила направление. Я поднял глаза и увидел тонкий растущий месяц.
        - Видишь?
        - Да.
        - А теперь взгляни вниз, - девушка вновь развернулась. Внизу оказалась точная копия месяца, неподвижно застывшего на поверхности залива.
        - Мириам…
        - Да?
        - С месяцем что-то не так…
        Девушка помолчала какое-то время. Она словно хотела, чтобы я как следует всё обдумал. Затем произнесла:
        - Нам пора возвращаться.
        - Так быстро? Сон ещё не закончился.
        - До восхода осталось чуть меньше часа. Времени мало…
        Мириам пролетела рядом, оставив после себя шлейф бледно-голубого света. А через секунду я почувствовал её запах.

* * *
        Удивительный феномен - осознанное сновидение. Оно дарит человеку всё, о чём можно только мечтать: полёты, путешествия, бесконечную силу и мгновенное перемещение во времени и пространстве. Ни один голливудский супергерой не обладает тем арсеналом возможностей, что доступен опытному сновидцу. Единственные пределы, существующие во сне - это пределы фантазии спящего. И, пожалуй, это главная проблема осознанных сновидений. Проблема ограниченности нашего воображения.
        Мне казалось, что за два года, проведённых с Мириам, я узнал её со всех сторон. Я смотрел на неё, и видел изгибы совершенного тела. Видел непослушные тёмные локоны, что бурной рекой лились по белой обнажённой спине. Я слушал её, и слышал низкий вкрадчивый голос, от которого перехватывало дыхание, слышал, как тихо и ритмично бьётся её ожившее сердце. Благодаря сновидениям, я мог даже ощутить тепло её нежных ладоней. А во время любви её дыхание становилось горячим и сбивчивым, и я чувствовал, как оно обжигает мне шею. После того, как мы падали счастливые и изнеможенные, я любил целовать её лицо, и на моих губах оставался солёный привкус испарины, что выступала на её зарозовевших щеках.
        Тем удивительнее был мой промах. Ведь я хорошо знал, что в реальной жизни вкусовые ощущения невозможны без обоняния. Но это не было реальной жизнью, это было сновидением - территорией сказки, на которой логика уступала воображению. И за эти годы мне так и не хватило воображения вспомнить о последнем - пятом чувстве.
        Но сегодня всё изменилось…
        - Мириам…
        - Да?
        - Ты пахнешь моими грёзами.
        - Я и есть твои грёзы.
        Мы сидели на крыше храма. Вид на город, открывавшийся отсюда, мало меня волновал. Меня волновала Мириам. Окунувшись в вихрь чёрных волос, я уткнулся носом в её шею и жадно вдыхал этот колдовской запах.
        Тёмные цветы с шоколадным оттенком. Жасмин, бергамот и смородина.
        Запах был таким же сладостным и губительным, как и лукавый взгляд иссиня-чёрных глаз. Он был бархатным, как её чарующий голос.
        Когда верхние ноты отступали, на их место приходили пряно-фруктовые ароматы орхидеи и лотоса, напоминавшие о дальних странах, в которых я никогда не бывал.
        А когда и эти ароматы развеивались по ветру, оставался последний - самый мистический и сводящий с ума запах. Смесь ладана, шоколада, сандала и кожи.
        Аромат красоты, колдовства и любви. Запах самих сновидений.
        - Может, хватит меня обнюхивать? - засмеялась Мириам.
        Ей было щекотно от того, что я дотрагивался ресницами до её шеи. Наслаждаясь ароматом Мэри, я делал глубокий вдох, задерживал дыхание, а затем медленно выдыхал. Девушка закрывала глаза и выгибала спину. От наслаждения по её коже бежали мурашки.
        - Хочешь, чтобы я перестал? - сказал я ей на ухо. - Мне показалось, тебе нравится.
        Указательным пальцем Мириам подняла мой подбородок и нежно поцеловала. Она сделала это так скромно и неуверенно, будто это был её первый поцелуй. Но оба понимали - это лишь игра. Уже через минуту робость переросла в пламенные прикосновения. Её ногти резали мне спину, и от боли становилось горячее в груди. Не в силах больше сдерживать себя, я заскользил ладонью по внутренней поверхности бедра Мириам.
        Дойдя до того места, где начинался шёлк пурпурного платья, я остановился…
        - В чём дело? - прошептала девушка.
        - Я тут кое-что вспомнил…
        Мириам заглянула в мои глаза. Прочитав мысли, она громко и искренне засмеялась.
        - Чёрт, Полянский! Ты умеешь испортить момент!
        - Просто не хотелось бы… Ну, ты понимаешь, Мэри… Найти у тебя между ног…
        - Заткнись. Просто заткнись.
        Девушка сковала мои губы поцелуем и лишила возможности говорить. Она перевернула меня на спину, а затем села сверху и начала медленно поднимать подол платья.
        - Видишь? - сказала она. - Никакой кобры, мой дорогой.
        - Я рад. Очень рад… Правда, Мэри, я безумно счастлив, что…
        - Да замолчи ты уже, наконец.
        Она вновь опустилась для поцелуя. А затем я закрыл глаза и целиком растворился в её горячих прикосновениях.

* * *
        Солёный привкус испарины. Румянец на её щеках.
        - Мириам.
        - Да, мой дорогой?
        - Я попаду в ад.
        - С чего ты взял?
        - Я овладел тобой на крыше собора.
        Мириам засмеялась и укусила меня за плечо. Потом промурлыкала на ухо:
        - Расслабься. Это лишь сон.
        Девушка задумалась о чём-то. Затем лукаво улыбнулась, посмотрела куда-то в вверх и произнесла:
        - К тому же… Это большой вопрос…
        - Продолжай…
        - Ещё не ясно, кто именно здесь кем овладел.
        - Хорошо, - засмеялся я, - пусть будет так. Меня поимели на крыше кафедрального собора.
        - Во сне.
        - Да, во сне. Как думаешь, пойдёт за смягчающее обстоятельство на страшном суде?
        - Откуда я знаю? - пожала плечами Мэри. - Ты здесь юрист.
        - Думаю, не пойдёт. Это всё-таки осознанный сон. Моя воля управляет им.
        - Да, но ты не управляешь мной.
        Я поднялся и оглянулся по сторонам. Силуэты города были зыбкими, словно пустынный мираж. Очертания зданий тряслись, как раскалённый воздух в жаркий день.
        Я закрыл глаза. Представил воду и прохладный ветер. В следующую секунду мы сидели посреди пешеходного моста, что перекинулся через Фонтанку.
        - Так гораздо лучше.
        - Поздно, - улыбнулась Мириам, - всё уже произошло, грешник бессовестный.
        - Я собираюсь повторить. Не хочу, чтобы на небесах меня посчитали рецидивистом.
        Мэри вновь укусила меня за плечо. Затем она поднялась и подошла к металлическому парапету. Прислонившись к перилам, девушка посмотрела вниз, где журчала тёмно-зелёная вода.
        - Мириам…
        - Да, мой дорогой.
        - Ты ведь слышала наш разговор с Андреем.
        - Конечно.
        - Скажи, это правда? Его теория. О путешествиях… О мостах… Девушка помолчала, вглядываясь в течение реки. Затем повернулась ко мне и сказала:
        - Не знаю. Честно. Я не знаю больше, чем знаешь ты.
        - Брось, Мэри. Ты видела мои страхи ещё до того, как я их осознал. Ты помогла победить их.
        - Юра… - девушка грустно улыбнулась. - Зачем ты спрашиваешь об этом? Ты ведь понимаешь…
        - Не понимаю, Мириам.
        - Не надо себя обманывать. И меня не надо. Хотя, по правде, это одно и то же, - голос Мэри стал тихим и слабым. - Всё, что я знаю - находится в твоей голове. Я просто способна заглянуть чуть глубже - в те уголки бессознательного, о которых ты не догадываешься. Но я не знаю больше. Ничего, что уже не находилось бы в твоих мыслях. Я лишь твой проводник, Юра. Ты ведь понимаешь… Я сама…
        Мириам прикусила губу и отвернулась. Её спина замерла, и я понял, что девушка задержала дыхание, чтобы успокоить нахлынувшие эмоции. На неё вдруг обрушился страшный груз понимания собственной эфемерности. Я знал это, потому что испытывал то же самое.
        - Мириам… - я обнял её за плечи. - Перестань. Не нужно этих мыслей.
        - Я сама - всего лишь мысль.
        Она повернулась и уткнулась мне в грудь.
        - Это не так, Мириам. Это совсем не так, - гладил я её по спине. - Да, ты живешь в моей голове. Да, ты - территория сказки. Но это не означает, что тебя не существует в действительности. Ты - не плод моего воображения, Мириам. Ты… Ты настоящая.
        - Надеюсь, что ты не ошибаешься… - тихо произнесла она.
        - Разумеется, не ошибаюсь. Иначе и быть не может. Или ты хочешь сказать, что я сошёл с ума? Стою тут, успокаиваю собственную галлюцинацию? А, Мэри? Что скажешь?
        Девушка тихо засмеялась и легонько ткнула меня в плечо.
        - Скажу, что обязательно сведу тебя с ума, если не перестанешь называть меня этой мерзкой кличкой.
        - Хочешь, буду называть тебя Мораной? - улыбнулся я. - Так тебе больше нравится?
        - Полянский. Ты бессмертный что ли?
        - Ладно-ладно, забыли. Хотя в тебе есть что-то от языческой богини.
        - К чёрту, - махнула рукой девушка. - Оставим эти бесконечные разговоры. Хватит терять время. Каждая секунда этого сна может оказаться последней…
        На северо-востоке занималась заря. Первые лучи солнца рассекли петербуржское небо, и, смешавшись с его бледно-голубой дымкой, окрасили мир в тёплые розовые тона.
        - Юра…
        - Да, моя дорогая.
        - Языческая богиня хочет на ручки.
        - Значит, пора отправляться на крышу собора.

* * *
        Мэри положила голову мне на грудь и закрыла глаза. Она была похожа на кошку, что, приластившись, уснула рядом с хозяином. В какой-то момент мне показалось, что она вот-вот замурлычет.
        Мириам улыбнулась сквозь сон.
        Я смотрел на неё и не мог наглядеться. Ветер играл её тёмными волосами, разбрасывая по белой спине. Я вдыхал чарующий сладостный запах, и он напоминал мне ароматы сказочных стран, что раскинулись на берегах бескрайнего моря. Такой запах мог принадлежать лишь истинной королеве снов.
        Я слушал тихие удары её ожившего сердца. И сквозь эту пульсацию до меня доносилась одна и та же песня, что крутилась в голове, подобно заевшей пластинке:
        I love you. I’m not gonna crack…
        - Надеюсь, что это действительно так… - произнёс я шёпотом. А потом закрыл глаза и проснулся.

* * *
        На следующий вечер мы с Воронцовым отправились на озеро. Джесси была с нами. Всю дорогу овчарка дремала на заднем сидении и время от времени скулила сквозь сон, будто её преследовали кошмары.
        Когда прибыли на место, солнце уже опустилось к холмам. Его покрасневший диск прощально выглядывал из-за деревьев. Оставив машину неподалеку от съезда, мы с Андреем прошли по тропе, петляющей сквозь берёзовую рощу. На полпути Воронцов вдруг хлопнул ладонью по лбу и сказал:
        - Чёрт, забыл кое-что взять. Можешь идти, я догоню, - и, развернувшись, зашагал обратно к автомобилю. Джесси побежала вслед за ним.
        Пожав плечами, я пошёл дальше. Вскоре лес расступился, и открылась поляна, раскинувшаяся на берегах тёмного озера. Теперь я понял, что имел в виду Воронцов, когда говорил про шабаш.
        Это было дикое зрелище. Настоящий дьявольский карнавал. Поляна светилась отблесками костров, и воздух дрожал от криков и песен. Отовсюду доносились визги, смех, стоны. Народ пил и гулял - кто-то плясал, кто-то топил разум в вине, кто-то занимался любовью на глазах у десятков пьяных людей. Где-то неподалеку стучали барабаны. Звенела лютня. У нескольких девиц, облачённых в полупрозрачные белые сарафаны, я заметил в руках флейты.
        Мне показалось, что я попал в эпоху средневековья - на древний языческий праздник, который люди отмечали, несмотря на все церковные запреты. Если б среди огней и всеобщего кутежа я вдруг разглядел бы рогатого чёрта, который отбивал бы чечётку на корявом пне, стуча по нему козлиными копытами, то, наверное, ничуть бы не удивился. Воздух был пропитан безумием, экстазом и магией, и вместе с дымом костров я вдыхал атмосферу древних обрядов.
        Озеро пенилось и ходило волнами. Люди купались в нём, смеялись и обливали друг друга; на многих не было одежды, и то ли из-за царившей тут всеобщей свободы, то ли из-за игры света и тени, мне казалось, что все женщины здесь неправдоподобно красивы. Они напоминали древнегреческих нимф, явившихся из тёмного леса ради общей забавы, - великого праздника солнца. Когда девушки выходили из озера, их тела блестели, отражая пламя костров. Обнажённые, в одних лишь плетёных венках, нимфы танцевали, ступая босыми ногами по мокрой траве, падали на шеи парням, чтобы скрыться в темноте берёзовых рощ.
        Появилась Мириам. Она стояла слева от меня, скрестив руки на груди, и разглядывала всю эту картину с выраженной смесью надменности и любопытства.
        - Ну, ты взгляни, Полянский, - усмехнулась девушка. - Их что, комары вообще не кусают?
        - Они пьяны и счастливы, Мэри. Им всё равно.
        - Уверена, наутро они обнаружат у себя пару клещей в интересных местах, и тогда им станет не всё равно.
        Я поморщился и покачал головой.
        - Чёрт, и это я ещё умею испортить момент?
        - Мириам не ответила.
        - Ты с кем разговариваешь? - спросил Андрей.
        Я не заметил, как он подошёл. Через плечо у Воронцова была перевешана спортивная сумка, а в руках парень крутил телефон.
        Андрей смерил меня пристальным взглядом и произнёс:
        - Только не говори, что общался со своей… ну… Ты понял…
        - Так и есть.
        - Андрей поёжился.
        - Брр! Жутко это, - сказал он. - Особенно в такую ночь. Особенно здесь.
        - А что здесь? - заинтересовался я.
        - Позже расскажу, - у Воронцова завибрировал сотовый. - Прости, мне снова нужно ненадолго отлучиться. Осваивайся пока.
        Андрей махнул рукой и, разговаривая с кем-то по телефону, растворился в толпе. Джесси, забавно виляя хвостом, побежала вслед за хозяином.
        Я огляделся по сторонам, обдумывая, к какой компании можно присоединиться. Внимание привлекла группа у одного из дальних костров. Там было относительно спокойно - молодые люди сидели полукругом и слушали, как играет на гитаре светловолосая девушка. Она сидела спиной ко мне. Из одежды на ней были джинсы, кеды и легкая светло-зелёная майка. На запястьях болтались бесчисленные браслеты и фенечки.
        Подошёл ближе. Услышав голос, замер и не смог поверить ушам. Только сейчас заметил, что рядом с девушкой лежит соломенная шляпа с подвязанной чёрной лентой.
        - …станут кристаллами тебе мои слёзы. Вряд ли когда-нибудь вновь свидимся мы.
        Девушка закончила песню печальным перебором гитарных струн. Приняв аплодисменты слушателей, она отложила инструмент в сторону.
        - Всё ты врёшь, Луконина, - сказал я, подойдя ближе. - От меня просто так не отделаешься.
        Аня повернулась и пару секунд смотрела на меня недоуменным взглядом. Затем её глаза округлились до размеров пятирублёвой монеты, и она завизжала, словно маленькая восторженная девочка:
        - Юра! Юра! Ты! Как ты… Но ведь… А-а-а! Иди сюда немедленно!
        Аня бросилась мне на шею. Крепко обняв девушку, я чуть приподнял её и закружил над поляной.
        - Поверить не могу! - кричала Луконина, - Ты! Здесь! Да такое только в сказках бывает!
        - Считай, что мы в сказке, - улыбнулся я.
        - Как я рада тебя видеть, Юрка! Только это… какого чёрта?! Как ты здесь оказался?
        - Не поверишь, у меня тот же вопрос, - я опустил девушку на землю. - Разве у тебя не медовый месяц?
        Аня подмигнула мне и показала ладонь. На её безымянном пальце отсутствовало кольцо. Девушка бросила пару слов ребятам, сидевшим у костра, а затем вновь повернулась ко мне и кивнула в сторону озера.
        - Пойдём, прогуляемся, - сказала она. - Думаю, нам нужно многое обсудить.

* * *
        Поваленное бревно было поседевшим от старости. Годы высушили его, очистили от коры и укутали в мягкое мшистое одеяло.
        Сидя на нём, мы кидали в озеро мелкие камешки, и смотрели, как на зеркальной глади разбегаются и исчезают круги. Крики гуляний были едва слышны отсюда, но воздух насквозь пропитался дымом костров.
        Я рассказал Ане, что произошло в Омске весной. К концу моей истории солнце уже окончательно опустилось и спряталось за лысой опушкой на другом берегу. Небо оставалось светлым. Я знал, что темнота сегодня так и не наступит.
        - Юра… - девушка сжала мою ладонь. - Прости… Если б мы только знали… Мы, правда, пытались предупредить. Но твой телефон…
        - Брось, Ань, - улыбнулся я. - Это ерунда. Знаешь, даже весело вышло. Ты, может, и не поверишь, но те приключения пошли мне на пользу. Помогли разобраться в некоторых вещах. Скажи лучше вот что, Ань. Куда вы пропали? Где ваш фонд? Я пытался связаться, но ты, Оля - все словно сквозь землю провалились.
        Девушка покачала головой.
        - Это просто фееричный песец, Юрка, - сказала она. - Даже не знаю с чего начать… Знаешь, ты был офигительно прав тогда.
        - По поводу?
        - Помнишь, ты говорил про палки в колёса? Так всё и вышло. Оказывается, не только мы умеем создавать проблемы. По ту сторону баррикад делают это ничуть не хуже. Нет, мы, конечно, ожидали, что рано или поздно всё должно завертеться, но чтобы так быстро и масштабно…
        - А поподробнее?
        - Если поподробнее, то всё началось в тот же вечер. Пока мы пытались выяснить, что произошло с тобой в Омске, к нам фонд нагрянули люди в погонах. Ща офигеешь. Знаешь из-за чего пришли?
        - Из-за чего?
        - Из-за катаны!
        - Не понял.
        - Ну типа оружие!
        - Подожди, а она разве не сувенирная?
        - Фиг там! Настоящий клинок. Ольке её один из бывших клиентов подарил - из Японии нелегально привёз. Никакого разрешения, ясен ёжик, на неё не было, ну да мы и не парились особо. Но, видимо, кто-то из своих же и стуканул… Прости, Юр… Мы даже вначале на тебя подумали. Потом, конечно, быстро смекнули, что ты не при чём - всё было спланировано заранее. С обыском заявились буквально через десять минут после того, как тебя должны были скрутить в Омске. Олю задержали и отвезли в отделение. Катану изъяли. А вместе с ней из офиса вынесли все компьютеры и документы. Даже чистую бумагу из принтеров забрали, прикинь?
        - Масштабно, - присвистнул я. - Но не совсем законно.
        Аня взмахнула руками и горячо воскликнула:
        - О чём ты, Юр?! Крутили они закон, сам знаешь где! Козлы! Дело возбудили - якобы Оля эту катану в целях сбыта у себя держала, представляешь?! Но Олька не была б собой, если б сломалась так просто. После того, как её выпустили под подписку, она подключила всех, кого можно. Заявила в прессе о похищении человека…
        Я округлил глаза.
        - О каком похищении?
        - О твоём похищении! Ты газеты, вообще, не читаешь?
        - Да как-то не особо.
        - Никто ведь не знал, что тебя отпустили целым и невредимым. Ну-у… почти невредимым. Из соцсетей ты пропал. Трубку не снимаешь.
        - У меня телефон украли. Да и времени не было.
        - Да не важно. В общем, ты исчез, и мы решили, что с тобой произошло что-то плохое, понимаешь?
        - Ага, понимаю, - сказал я и, пожевав травинку, добавил: - Хреново.
        Я начал догадываться, как разворачивались события. Аня рассказывала:
        - И не говори. После заявления Ольги начался кошмар.
        Луконина отвела взгляд. Она начала нервно перебирать ленточку на соломенной шляпе.
        - Нас раздавили за пару дней… - произнесла девушка. - Сначала сгорела квартира Оли. Её самой, к счастью, не было дома. Разумеется, Олю это не остановило, и тогда через пару дней какие-то отморозки избили до полусмерти двух наших сотрудников. Парней ограбили, сломали рёбра и бросили в канаву. Всё выглядело так, словно это был обыкновенный гоп-стоп, но ни у кого не оставалось сомнений, чьих рук это дело. Тот случай Олю и подкосил. Она готова была жертвовать чем угодно, но не могла допустить, чтобы страдали мы - её команда, её друзья… Она свернула деятельность фонда. Убрала из блога запись о твоём похищении. А нам сказала, чтобы мы на какое-то время исчезли. Лучше всего, уехали из города. Так я и оказалась в Питере…
        Голос Ани стал слабым. Он был совершенно не похож на те звонкие жизнерадостные напевы, которыми девушка имела привычку говорить в минуты беспечности.
        Аня помолчала мгновение, а затем продолжила:
        - Я, конечно, давно хотела здесь побывать… Но знаешь, Юр… Я живу у знакомых уже больше месяца, а так до сих пор и не могу спокойно гулять по городу. Глупо, конечно… Но порой я вспоминаю, что произошло там, в Новосибирске, и мне становится действительно страшно. Ведь, если этот человек смог дотянуться из столицы до наших сибирских краёв, то что ему помешает выследить меня здесь - почти что под самым боком. Я, конечно, понимаю, я - далеко не ключевая фигура в фонде. Так, мелкая сошка. Но те двое парней вообще работали у нас пару недель! И главное - я даже Оле позвонить не могу, не могу поговорить с ней, чтобы узнать, что с ней всё хорошо. Она обрубила все контакты. Не хочет, чтобы я светилась… Чёрт! Даже сейчас я не могу позвонить ей и сказать, что нашла тебя, что ты жив, что с тобой всё хорошо.
        Подумав немного, я всё-таки не выдержал и спросил:
        - Ань, скажи, а что произошло с Сашей? Ты так и не упомянула, куда делось кольцо.
        Лицо девушки переменилось, словно я напомнил ей о чём-то крайне неприятном. Луконина гневно пнула первый попавшийся под ногу камень. Тот покатился по берегу и с коротким всплеском скрылся в пучине озера.
        - Ну его к чёрту! - зашипела Аня. - Я терпела его! Правда, Юра, я как могла терпела! Старалась не замечать его чёрствый голос, его сухость, его напыщенную важность на вечно кислой физиономии. Но моё терпение лопнуло. Однажды я пришла к нему в слезах. Это было в тот самый вечер, когда избили наших ребят. И знаешь, что он мне сказал? Знаешь?!
        Я вопросительно посмотрел на девушку. Она произнесла:
        - Этот самодовольный урод сказал, что мы страдаем из-за ерунды. Нет! Не так! Он сказал, что наш фонд страдает ерундой! Понимаешь?! Мы пытаемся что-то делать… ребят едва не убили… А он…
        Я не нашёл слов, чтобы подбодрить Аню. Поэтому я просто обнял девушку и позволил ей спрятать слёзы, которые вдруг заблестели в её прекрасных ярко-голубых глазах. Так мы и сидели - молча, слушая, как вдалеке разносятся крики купальских гуляний, как шумит ветер, играя листвой на печальных берёзах, пока до нашего слуха не донёсся знакомый мне лай. Это была Джесси, а вместе с ней к нам шёл и её длинноволосый хозяин.
        - А, вот ты где! - крикнул Андрей, подходя ближе. - Я гляжу, ты не терял времени даром. Держи. Ты забыл взять куртку в машине. Здесь становится прохладно, - парень повернулся к Ане. - Позвольте представиться. Меня зовут Андрей Воронцов.
        - Аня Луконина, - девушка мило улыбнулась.
        На её лучистом лице не было и следа недавней слабости. Аня протянула ладонь, и они с Андреем пожали друг другу руки.
        - Очень приятно, - сказал Воронцов.
        Взглянув на меня, он добавил:
        - У тебя безупречный вкус, дружище.
        - Мы с Аней давно знакомы, - усмехнулся я, догадавшись, о чём тот подумал.
        - И всё же, - Андрей поднял указательный палец, - твоя спутница не становится от этого менее очаровательной.
        Воронцов лукаво подмигнул девушке, и та засветилась ещё сильнее. Я лишь улыбнулся и передал Ане куртку, решив, что девушке наверняка зябко сидеть в одной летней майке. Сам я был шерстяной рубашке, поэтому прохладный ветер не доставлял мне особых проблем.
        - А рыжего красавчика как зовут? - Аня кивнула в сторону собаки.
        - Джесси. Это девочка, - ответил Воронцов, не переставая улыбаться. - Кстати, именно благодаря Джесси мы и познакомились с Юрой.
        - Правда? И как это было? - заинтересовалась девушка.
        - О, всё просто! - ответил я. - Эта рыжая красавица хотела меня сожрать.
        - И загнала на дерево, - кивнул Андрей, и мы засмеялись.
        Джесси, словно догадавшись, о ком идёт речь, подбежала к Ане, положила передние лапы ей на колени и завиляла хвостом, часто дыша и высунув язык наружу. Луконина погладила овчарку по лоснящейся шерстке, а затем взглянула на нас с Андреем и спросила:
        - Может, и нам развести свой костёр? М-м? Что думаете, парни?
        - Отличная идея, - сказал я, поднимаясь с бревна. - Пойдём, Воронцов, наберём дров, пока местные хиппи не сожгли весь лес подчистую.
        - Согласен, костёр нужен. Сегодня как-никак купальская ночь. Ночь воды и огня…
        Парень помолчал немного, потом посмотрел в сторону озера, и, всматриваясь в тёмные холмы на другом берегу, произнёс уже иным, чуть хрипловатым и загадочным голосом:
        - Вслушайтесь… Нет, вы только вслушайтесь… Переплетение двух миров.
        Андрей вдруг улыбнулся краешками губ.
        - Да… - сказал он. - Сегодня будет волшебная ночь.

* * *
        Крики на поляне постепенно затихли. Лишь изредка до нашего слуха доносился чей-то глупый смех, да стучали порой барабаны.
        Обложенный крупными камнями костёр гудел и потрескивал, щедро одаривая нас теплом. Огонь танцевал, отражаясь в тёмном зеркале озера. Изредка он выстреливал снопом искр, и тогда яркие огоньки взмывали в бледно-голубое небо, словно пытались присоединиться к сиянию звёзд, окруживших собой молодой месяц. Но стоило искрам отделиться от пламени, как они тут же гасли, исчезая в сгущающемся тумане.
        Табачный дым смешался с дымом костра. Внезапно он закружился, поддавшись дуновению ветра, и ударил меня в лицо. Глаза заслезились. Я закашлялся.
        - Кхе-кхе… Тьфу!.. А-а-а, вот чёрт!
        Я бросил сигарету в огонь и поднялся с бревна, чтобы глотнуть свежего воздуха.
        - Зато комары не кусают, - улыбнулась Аня, глядя, как я отмахиваюсь от едкого дыма.
        Девушка сняла с обугленной палочки недожаренную сосиску и скормила её Джесси. Та уже давно не отрывала взгляд от разложенных на газете продуктов.
        Еду раздобыл Воронцов. Пока я колдовал над костром, а Аня ходила на поляну за забытой гитарой, он каким-то образом сумел договориться с местными ребятами и раздобыл нам полноценный ужин. Помимо сосисок здесь были консервы, свежие помидоры, несколько стручков зелёного лука, картофель и хлеб. Соль мы взяли из моего рюкзака, оттуда же достали и чай, который заваривался теперь в армейском котелке, что висел над костром.
        - По-моему, кипит, - сказала Аня.
        Пользуясь палочкой, она аккуратно сняла котелок с огня и поставила на землю. Из-под зелёной алюминиевой крышки валил пар. Я разлил чай по пластиковым стаканчикам и сел обратно к костру.
        Нас было пятеро. Мы с Аней сидели на поваленном бревне, прижавшись друг другу и накинув одну на куртку на двоих. Рядом расположился Воронцов - он прикатил из леса здоровенный жилистый пень и теперь восседал на нём, словно на троне. В ногах у парня лежала Джесси. Влажными глазами овчарка неотрывно следила за тем, как Луконина жарит сосиски, и Ане стоило большого труда не растаять под этим взглядом и не скормить овчарке все порции до единой.
        А чуть в стороне расположилась Мириам. Невидимая для других, она сидела на берегу озера, и, повернувшись спиной к костру, безмятежно болтала ногами в воде. Рядом валялись небрежно брошенные чёрные туфли. Из одежды на Мэри была лишь фиолетовая рубашка на голое тело. Причём рубашка была полностью расстёгнута, и её нижний край потемнел от воды. Волосы Мириам лились свободно. В их чёрном блеске плясало пламя.
        Взяв из костра обугленную полешку, я подкурил новую сигарету и повернулся к Воронцову:
        - Андрей…
        - Да?
        - Если мне не изменяет память, ты хотел рассказать какую-то историю, когда мы приехали. Или мне показалось?
        - Не показалось, - ответил Воронцов. - У этого места действительно есть история. Таинственная история… И связана она с сегодняшней ночью.
        - Отлично, - оживилась Аня. - Байки у костра. Это я люблю. Валяй, Воронцов.
        Андрей улыбнулся.
        - Видите ли, - сказал он, - дело в том, что ночь летнего солнцестояния - это особое событие. Это одна из тех редких ночей, когда закат оборачивается рассветом, и вода на короткий миг сливается с огнём. Сегодня царствует заря, а на заре зыбкие невидимые завесы рушатся, и два параллельных мира становятся открытыми друг для друга.
        Я заметил, как у Лукониной заблестели глаза. Позабыв о горячем чае, девушка встрепенулась было, но тут же ойкнула, пролив кипяток себе на джинсы.
        Мириам язвительно усмехнулась.
        - Ай, чёрт! - Аня закатала штанину и подула на обожженное колено. - Как больно!
        Воронцов быстро достал из кармана платок и, подойдя к озеру, промочил его в холодной воде. Стоя на берегу, Андрей невольно оказался в паре сантиметров от Мириам.
        Черноволосая не удержалась и игриво дрыгнула ножкой, чтобы оплескать парня.
        - Ай! Что за хрень?! - выругался облитый Воронцов.
        Сигарета выпала из моего раскрытого рта. Капли падали вниз, скатываясь с куртки Андрея.
        - Наверное… рыбы… - промямлил я, не отрывая взгляда от Мэри.
        Черноволосая ошарашено смотрела на воду. По озеру расходились круги.
        - Больше похоже на крокодила, - пробурчал Воронцов, возвращаясь к нам.
        - Сам крокодил… - еле слышно пробормотала Мириам.
        И тут произошло то, чего я совершенно не мог ожидать. Андрей вдруг подпрыгнул на месте, выронил из рук платок и с безумным видом уставился в сторону озера. Аня, позабыв об обожжённом колене, подскочила на бревне и пронзительно взвизгнула.
        Мириам зажала рот ладонью и испуганно посмотрела на моих спутников.
        Повисла тишина. Я услышал собственный пульс. Сердце пропустило несколько тактов, а затем застучало с удвоенной скоростью.
        Они услышали её…
        Я глядел на замершего Андрея. Глядел на перепуганную до смерти Аню, и всеми силами пытался понять лишь одно - видят ли они её сейчас? Прочитав мои мысли, Мириам запахнула рубашку, потом медленно подняла ладонь и помахала из стороны в сторону. Ничего не произошло. Мои спутники смотрели сквозь девушку. Тогда Мириам осторожно и едва слышно произнесла:
        - Я здесь.
        Помолчала немного, а затем повторила громче:
        - Я здесь!
        Наваждение рассеялось. Больше мои товарищи не слышали голоса Мириам. Но сердце моё всё ещё бешено колотилось. Как и сердце Мэри.
        - Что это было? - чуть дыша, пролепетала Аня.
        Андрей пару секунд стоял молча, словно обдумывая что-то. Затем поднял платок с земли и повернулся к Лукониной.
        - Ты о чём? - спросил он.
        - Слышал голос из озера?
        - Не было никакого голоса.
        - Что?! - воскликнула Аня. - Да я собственными ушами слышала, как кто-то сказал: «Сам крокодил»!
        Андрей засмеялся. Довольно правдоподобно.
        - Тебе показалось, Анют.
        - Да ну? - не поверила девушка. - Тогда какого фига ты подпрыгнул?
        - Ты завизжала, вот и подпрыгнул, - улыбаясь, ответил Воронцов.
        - А ты? - Аня повернулась ко мне. - Ты слышал?
        - Не понимаю, о чём ты.
        Девушка смерила нас подозрительным взглядом, а затем осторожно села обратно. Крепко сжимая мою ладонь, она то и дело косилась в сторону берега.
        Воронцов повторно промочил платок и вернулся к костру. Прикладывая мокрую ткань к раскрасневшемуся Аниному колену, парень на секунду заглянул в мои глаза, словно искал там ответ на терзающий его вопрос. Поймав взгляд Воронцова, я едва заметно опустил ресницы.
        - Что ж… - поёжился Андрей. - Кажется, я обещал вам историю. Так слушайте…
        Воронцов вновь уселся на свой деревянный трон. Устроившись поудобнее, он бросил короткий взгляд на озеро, затем наклонился ближе к огню и начал рассказ, говоря причудливым витиеватым слогом…
        - Странные вещи происходят в здешнем лесу. Каждый год слышно от отдыхающих, мол, место это нечисто и насквозь пропитано колдовством. Бывает, что кто-то, выйдя ночью из палатки, различит среди шелеста листьев и ветра отдалённые крики, что долетают с холмов на другом берегу. Кажется, будто там, за озером, происходят страшные вещи, будто доносится гул барабанов, будто смеются десятки женщин, заливаясь в животном хохоте. Они выкрикивают грязные, непристойные фразы, а затем вновь кричат все вместе и разом, но уже по-другому, возбужденно и страстно, будто отдаваясь неизвестному божеству, и порой среди этих откровенных криков и стонов вдруг ясно слышится козлиное блеянье, и топот копыт, и крики птиц, и нечеловеческие голоса, а в конце всегда раздаётся кошачье шипенье.
        Всё это время на поляне, где до недавнего времени гудел праздник, было относительно тихо. Но стоило Воронцову начать свой рассказ, как где-то неподалёку, будто намеренно нагнетая и без того напряжённую обстановку, вновь застучали барабаны. Их размеренный рокот гулким эхом доносился до нашего слуха, и, сливаясь с ударами сердца, он становился всё быстрее и быстрее, словно неведомая сила поторапливала Андрея, не позволяя ни на секунду остановить рассказ.
        - А порой на той лысой опушке, куда не ведёт ни одна дорога, кто-то и вовсе видит огни костров. И в свете их пламени появляются белые силуэты девушек, что танцуют и купаются в озере, и тогда несчастный свидетель, перепуганный до смерти, вдруг замечает, что девушки эти насквозь прозрачны и сотканы все из утреннего тумана, и танцуют они, не касаясь ногами земли, а летают по воздуху, словно не имеют никакого веса, и порой, взявшись за руки, девушки слетают с опушки и оказываются над самой водой, после чего кружат над озером в призрачном колдовском хороводе. И тогда вода под их ногами вдруг начинает темнеть и, несмотря на отсутствие всякого ветра, заходится волнами, и волны бьются беспокойно о берег, а озеро, бывшее до сего спокойным, вдруг превращается в кипящее бурное море.
        Голос Воронцова стал низким и мелодичным, а его хрипловатое звучание вызывало тревогу. Аня до боли сжала моё запястье. Придвинулась ближе.
        Всё громче разносился над лесом бой барабанов.
        - Поговаривают, что всё началось в те времена, когда здешних мест ещё не коснулась поступь христианского мира. В те времена леса и озёра были священными, и местные жители поклонялись живущим в них духам. Каждое лето они устраивали великий праздник, приходившийся на самую короткую ночь в году, и тогда на берегу разжигались костры, и в них бросали разные травы, чей дым одурманивал голову. И в самый разгар праздника, когда опьянённые люди уже не видели разницы между реальным миром и сном, озеро вдруг закипало и из его недр выходило великое божество, знающее ответы на все вопросы, что могут терзать человека. И было оно огромным чёрным котом.
        Стоило Андрею произнести эту фразу, как всё перевернулось внутри меня.
        Воронцов продолжал:
        - Всё изменилось с приходом христиан. Несколько лет они жили мирно, пока однажды группа фанатиков не узнала о празднике, что происходит в здешних лесах. И тогда, объявив его дьявольским шабашем, они поклялись истребить язычников всех до единого, и в самый разгар праздника окружили поляну, устроив здесь бойню. По неизвестной причине на поляне в ту ночь гуляли одни лишь девушки, и поэтому некому было их защитить. Девиц окрестили ведьмами, после чего отловили всех до единой и предали смерти. Дым, исходивший от костров, застелил и без того затуманенное сознание фанатиков. Девушек насиловали, избивали, душили, выдирали им волосы, топили, накинув на шеи камни, протыкали вилами и рвали берёзами, а некоторых заживо сжигали на ими же разведённых кострах. И когда озеро потемнело и вспенилось от пролитой крови, палачи вдруг увидели, как из его пучины выходит гигантское чудище, напоминающее чёрную кошку. Испугавшись, фанатики бросились прочь, а те, кто из них оглядывался, видели, как от растерзанных девичьих тел отделяются белые силуэты, что скользят над озером, навсегда улетая на другой берег - туда, к лысой
опушке… И с тех пор каждую купальскую ночь, когда переплетаются вода и огонь, можно услышать, как на другом берегу кричат девушки, убитые во время великого праздника. Их души навеки застыли в бесконечном гулянии, и теперь они каждый год танцуют на лысой горе, каждый год разжигают костры, и каждый год, когда приоткрываются призрачные завесы между мирами, случайный свидетель может увидеть истинный шабаш, что длится от заката и до рассвета на том другом - на западном берегу…
        Пару секунд звенела тишина. Молчали барабаны. Оборвался шелест травы. Даже костёр на мгновение перестал трещать сухими дровами.
        А потом раздалось громкое жужжание, от которого вздрогнула даже Мириам, а мы с Аней подскочили на бревне.
        Андрей закатился в приступе смеха.
        - Спокойно! - парень поднял ладонь. - Спокойно, товарищи! Это всего лишь мой телефон.
        Он достал из кармана сотовый и показал нам. Телефон светился и вибрировал.
        - Ну ты и сука, Воронцов! - воскликнула Аня.
        - Соглашусь, пожалуй, со светленькой, - сказала нехотя Мириам. - Сучоныш испугал даже меня.
        Андрей поднялся с пня и, давясь от смеха, ответил на звонок. Какое-то время он говорил по телефону, потом положил трубку и, повернувшись к нам, произнёс:
        - Простите, я покину вас ненадолго. Появилось небольшое дело.
        - Даже не надейся, что мы оставим тебе сосисок, мерзавец, - буркнула Аня. - Напустил тут жути, а теперь, понимаешь, линяет!
        - Я скоро вернусь, - улыбнулся Андрей. - Джесси, за мной!
        Овчарка не послушалась хозяина и решила остаться с нами. Видимо, она посчитала, что не стоит покидать тёплое место, где ко всему прочему остаётся еда. Пожав плечами, Андрей развернулся и скрылся в берёзовой роще.
        Я подбросил веток в костёр. Пламя загудело с новой силой.
        - Хоть бы его там напугали до усрачки, - буркнула Аня. - Лавкрафт хренов.
        Девушка потянулась было к еде, но потом передумала, и, всплеснув руками, воскликнула:
        - Да блин! Я теперь здесь уснуть не смогу!
        Чтобы успокоиться, Аня взяла гитару и, подкрутив колки, начала медленно брать аккорды. Мелодия выходила спокойная и усыпляющая. Вслушиваясь в звучание нейлоновых струн, я смотрел, как завораживающе танцует огонь, и думал о рассказанной Андреем истории. Я даже не заметил, как все звуки вдруг начали растворяться в блуждающих мыслях, пока в какой-то момент не наступила абсолютная тишина.
        А в следующую секунду снова раздались гулкие барабаны и послышались крики гуляний. Но теперь они звучали с другой стороны озера. Летели над тёмной гладью.
        Поднял глаза и увидел, как на лысой опушке один за другим засветились костры.

* * *
        Объятый мелкой электрической дрожью, я поднял руку. Затем вторую. Движения давались с трудом, будто весь воздух превратился в прозрачную вязкую массу, и понадобилась целая минута, чтобы окончательно оторваться от тела.
        Воспарив над костром, я увидел, что лес скрылся в молочной завесе, а озеро стало ослепляюще чёрным. Оно напоминало огромный провал. Если б не застывшее отражение полумесяца, я бы непременно решил, что передо мной и в самом деле пропасть, а не вода.
        Я подошёл к краю. За спиной появилась Мириам.
        - Ты хочешь? - спросила она.
        Я прекрасно понял, что имеет в виду Мэри, но всё-таки переспросил:
        - Хочу чего?
        - Перейти на тот берег.
        - А я смогу вернуться?
        Мириам подошла ближе и оказалась рядом. Вместе мы наблюдали за тем, как пылают костры на лысой опушке, как в их сиянии появляются бледно-голубые силуэты девушек. Девушки кричали голосами лесных птиц и зверей, танцевали под пугающий ритм барабанов. А ещё я отчётливо слышал гитару. Её звучание было далеко позади.
        - Разумеется, ты вернёшься, - ответила Мириам. - Когда взойдёт солнце, завеса захлопнется, и тебя выбросит обратно в тело. Вопрос в другом… Сможешь ли ты пройти туда?
        В этот раз смысл слов девушки ускользнул от меня. Впрочем, стоило сделать шаг к озеру, как всё стало ясно. Вода оттолкнула, и я упал на спину.
        - Не понял… - произнёс, поднявшись.
        Попробовал вновь. И вновь меня отбросило на берег. Озеро не пускало. Чёрная водная гладь оставалась недвижимой. Каждый раз, когда я заносил над ней ногу, в глазах вдруг мутнело, словно после бурной попойки, а тело переставало слушаться, отчего, пошатнувшись, я падал на землю.
        Попытка пролететь над водой также ничего не дала. Тогда я решил попробовать другой способ. Закрыв глаза, я представил, как жар костров обжигает лицо, представил, как барабаны стучат у самого уха, представил, как я уже стою на другом берегу… И опять ничего не вышло. Я всё также парил в молочном тумане.
        Мириам покачала головой.
        - Смухлевать не получится, мой дорогой. Тебе придётся пройтись по озеру, если хочешь заглянуть на ту сторону.
        - Но как?! - воскликнул я. - Оно не пускает!
        - Думай, мой дорогой… Думай и действуй…
        Я недоуменно взглянул на Мириам. Черноволосая стояла, чуть отдалившись, и сквозь белую пелену проступали лишь контуры её силуэта.
        - Ты ведь знаешь? - спросил я.
        - Знаю.
        - Так почему не скажешь?
        - Потому, что это твой страж.
        Слова изумления застыли на губах. Я резко обернулся и окинул озеро взглядом. Чёрная зеркальная гладь. Отражение растущей луны.
        - И где же он? - произнёс я. - Здесь никого нет…
        - Думай и действуй… - повторила Мириам из тумана.
        В этот момент безумно захотелось проснуться. Загадка казалась слишком сложной, и для её решения, наверняка, потребовалось бы много времени. Но внутренний голос подсказывал, что времени у меня как раз и не оставалось… Была лишь одна попытка… Лишь одна ночь.
        Самая короткая ночь в году сулила редкую возможность пройти сквозь миры, но я до сих пор не понимал, что именно от меня требуется. Более того, даже не понимал, в чём именно заключается эта возможность. Не понимал, о каком страже говорит Мириам, не понимал, почему я непременно должен пройти через проклятое чёрное озеро, в котором неподвижно застыла луна.
        Внезапно вспомнил, что недавно уже видел похожую картину. Да, точно… Прошлой ночью, когда мы с Мириам летели над Финским заливом. Черноволосая специально показала мне отражение растущей луны на бледно-голубой глади. Но зачем? Помнится, во время полёта Мириам твердила одну и ту же фразу: «Лети быстрее, Полянский. Лети быстрее, иначе так меня и не догонишь».
        Что-то неправдоподобное было тогда в увиденной мною воде. Залив казался мне неестественным. Сейчас, глядя на озеро, я не испытывал похожего чувства, и поэтому никак не мог понять, что же именно послужило причиной столь резкой разницы восприятия. Какая-то деталь ускользала от моего внимания, и я знал, что как только удастся её ухватить, всё сразу же станет очевидным…
        На востоке загорелась заря.
        Я начал вспоминать вчерашний сон в мельчайших деталях. Мириам не случайно заставила меня летать над Петербургом. Она хотела о чём-то мне намекнуть…
        Ну хорошо, чертовка, будь по-твоему. Поиграем.
        Итак. Что было в том осознанном сновидении? Пурпурное платье, босые ноги и чёрная кобра. Затем полёт, разбуженная моей волей Нева, огромная волна, оторванный карниз, снова полёт, две серебряные нити, неестественный Финский залив, отражение полумесяца, запах Мириам, крыша собора, поцелуй Мириам, её стоны, солёный привкус испарины, румянец… Стоп! Солёный привкус… Меня озарило. Я понял, в чём заключалась разница. Сегодня передо мной было озеро. Вчера же я летел над заливом - над частью моря. А море, чёрт его раздери, никогда не бывает спокойным! Его поверхность не может быть гладкой, как у пресноводного озера, и поэтому… О боги, ну конечно! Луна на его поверхности никогда не будет выглядеть, как застывшее отражение! Она не будет оставаться неподвижным кругом или полумесяцем, потому что волны беспокойного моря преломляют испускаемый ею свет и тем самым рождают…
        - Умница, мой дорогой, - отозвалась Мириам из тумана. - Думай дальше… Думай и действуй.
        Причина вчерашнего беспокойства стала ясна… Или всё-таки нет? Почему в то мгновение я испытал чувство, будто куда-то опаздываю? Почему Мириам постоянно меня поторапливала?
        « - Так быстро? Сон ещё не закончился.
        - До восхода осталось чуть меньше часа. Времени мало…»
        Заря на востоке горела всё ярче. Риск не решить загадку и потерять момент увеличивался с каждой секундой. А я не имел права терять момент. Я слишком долго ждал…
        «Слишком долго ждал…»
        «…и каждый день был удивительно похож на предыдущий…»
        Мириам вышла из тумана и положила руку мне на плечо.
        - Продолжай, мой дорогой… - сказала она. - Продолжай и ни в коем случае не останавливайся…
        Её слова эхом прокатились в моей голове.
        «Не время прохлаждаться, Полянский…»
        Времени оставалось мало, но я вдруг понял всё разом. Теперь я знал, где притаился четвертый страж.
        «Их души навеки застыли в бесконечном гулянии…»
        «Думай, мой дорогой…»
        «Оставим эти бесконечные разговоры…»
        «Думай и действуй…»
        «Я надеюсь, вы не растрачиваете эти солнечные деньки понапрасну…»
        «Вставай, Полянский!»
        «Хватит уже терять время…»
        «Думай…»
        «…ведь каждая секунда сна может оказаться последней…»
        «…и действуй!»
        - …и ни в коем случае не останавливайся, - докатилось эхо. Не останавливаться… Ни на секунду не останавливаться. Иначе застынешь, подобно металлу, потеряешь все ориентиры. Нельзя бесконечно ждать. Нельзя жить в вечном предвкушении праздника. Нельзя, потому что праздность - это палач. Праздность топит надежду и разрывает бесценное время на части. Праздность насилует твою волю, убивает решимость и заживо сжигает на кострах упущенные возможности. Праздность - это подлинный демон. Праздность - это четвёртый страж.
        - Я горжусь тобой, мой дорогой, - улыбнулась Мириам. - А теперь действуй!
        И я поднял руки. Сконцентрировав волю, собрал все силы в одно мысленное усилие, а затем отдал приказ. И озеро вспенилось и забурлило так же, как вскипела Нева прошлой ночью, и моя воля заставила воду заходить волнами, и, несмотря на отсутствие всякого ветра, озеро зарябило, став похожим на беспокойное море. И луна больше не отражалась неподвижно в застывшей глади, но превратилась в бледно-голубую полосу света. И вела она на другой берег - туда, где накануне опустилось солнце.
        Это была лунная дорога на запад. Я повернулся к Мириам.
        - Идём со мной?
        Девушка лишь улыбнулась и покачала головой.
        - Нет, мой дорогой, - сказала она. - Я давно там. К тому же, сегодня волшебная ночь… Вслушайся… Нет, ты только вслушайся… Все завесы между мирами открыты. Позволь мне насладиться моментом. Я так редко бываю на твоей стороне…
        Черноволосая села на берег, и взглянув на меня, указала глазами на воду. Она игриво дёрнула ножкой, словно обливала кого-то, и во все стороны полетели брызги.
        - Так вот в чём дело, - догадался я.
        - Да, мой дорогой, - кивнула Мириам. - А теперь не теряй времени и иди. Рассвет близко и костры уже догорают.
        Я осторожно ступил на полосу лунного света. Ощущения были такие, словно идёшь по хрупкому вибрирующему стеклу, которое того и гляди рассыплется. Но бледно-голубой свет выдержал мой вес, и я устремился в сторону лысой опушки. Там гремел истинный шабаш.
        - Иди, мой дорогой! - голос Мириам звучал позади. - Кто знает, что ждёт тебя на том берегу? Какие тайны откроют тебе древние ведьмы? Что скажет Хозяйка миров? Есть лишь один способ узнать. Так иди же, мой дорогой.
        Достигнув середины озера, я оглянулся. Мириам уже не было видно, и её силуэты скрылись в молочном тумане, и только доносился с берега низкий бархатный голос:
        - Иди, мой дорогой! Иди по лунной дороге на запад!

* * *
        На лысой горе сияли костры. Вороны кружились в их дыме. Средь примятой травы извивались змеи. Они ползали меж деревянных барабанов, на которых танцевали черти. Бесы плясали, отбивая копытами сумасшедший сбивчивый ритм.
        Озеро пенилось и бурлило. Из его пучин выходили мёртвые девушки, наряженные в белые сарафаны и травяные венки. Кожа ведьма была бледна, как саван, а очи темны, как бездонная пропасть. Все до одной были безбожно прекрасны. Девушки смеялись и веселились, они танцевали и падали на шеи козлоподобных демонов, чтобы тут же предаться любви.
        Среди ведьм я разглядел одну - светловолосую с лёгким румянцем на щеках. Венок она носила не на голове, как остальные, а на груди, словно ожерелье. Белое летнее платье ведьмы опоясывал тонкий зелёный ремешок.
        - Настасья? - неуверенно произнёс я.
        Ведьма обернулась на голос. Увидев меня, улыбнулась, но сделала это совсем не так, как прежде. Она улыбнулась добро и искренне, словно встретила старого знакомого, да и весь вид девушки теперь совершенно переменился. Она была светла и безумно красива.
        - Здравствуй, мальчик мой, - сказала она. - Гляжу, ты далеко забрался в своих сновидениях.
        Её голос был всё таким же маслянистым и влажным, но теперь звучал нежно, словно заботливая мать убаюкивала любимого сына. Настасья подошла ближе и прикоснулась к ладони.
        - Не бойся, - сказала она. - Я не причиню тебе зла. Чувствуешь? Моя ладонь тепла.
        - Как ты здесь оказалась? Ведь они… Они погибли сотни лет назад.
        Девушка тихо засмеялась. Она пригладила мои растрёпанные волосы, а затем сказала:
        - Брось, мальчик мой. Неужели ты веришь в глупые сказки? Да и к тому же, это лишь сон. Твой сон, мальчик мой. Разве я могла не прийти в этот дивный сон в летнюю ночь?
        - Ты изменилась, Настасья.
        - Потому что ты изменился. Теперь ты и сам знаешь: я не принесу тебе страданий. Теперь я твой друг и союзник.
        Девушка обняла крепко, и я почувствовал, как на душе стало легко и спокойно. Затем Настасья заглянула в глаза и спросила:
        - Скажи, мой мальчик. Что ты ищешь здесь в эту волшебную ночь?
        - Я ищу Рецепт.
        - Значит, ты хочешь оживить ту, что царствует в сновидениях? Ту, что обитает на западном берегу?
        - Да. Хочу оживить Мириам.
        - Но ты ведь понимаешь, - покачала головой Настасья, - во всём и всегда должен оставаться баланс. Если ты хочешь унести что-то с одного берега, ты должен предложить что-то взамен. Ты понимаешь, о чём я?
        В горле у меня пересохло, когда смысл слов девушки полностью дошёл до уставшего разума. Но всё-таки я кивнул.
        - Прекрасно, - сказала Настасья. - Значит, ты и вправду сможешь. Но постой… Рано радоваться, мальчик мой. Увы, я не вправе подарить твоей возлюбленной жизнь. Лишь Хозяйка миров может сделать это. Идём. Поговорим с ней.
        Девушка взяла меня под руку и повела сквозь беснующуюся толпу. Мы поднимались к середине холма, где горел самый большой костёр, и чем дальше мы шли, тем больше становилось чертей и ведьм, тем плотнее они жались друг другу. К концу пути уже невозможно было ничего различить из-за мельтешащих белых саванов и рогов, отовсюду раздавались козлиные крики и девичьи стоны, и вот, наконец, толпа расступилась, и мы увидели её.
        Хозяйка миров сидела на огромном жилистом пне. Поверх сгнившего дерева было набито зелёное сукно, и Хозяйка безмолвно восседала на лесном троне, неотрывно глядя в одну точку высоко в небе.
        Она не была чёрной, как пугал нас Андрей. Она была сиамской.
        - Здравствуй, Минерва.
        Я давно уже понял, что встречу её. Ведь именно Минерва указала мне направление, именно она поведала о таинственных стражах, что охраняют лунную дорогу на запад.
        Кошка едва заметно повела хвостом, и все звуки тотчас же стихли. Черти и ведьмы замерли, обратив взгляды на меня и Настасью.
        - Хозяйка хочет, чтобы ты говорил, мальчик мой, - прошептала на ухо девушка.
        На холме из ниоткуда появился чёрный стул, точно такой же, как в древней библиотеке. Присев на него, я оказался лицом к лицу с всезнающей богиней.
        - Я выполнил твоё указание, Минерва. Прошёл по лунной дороге на запад и готов пойти на любую сделку, если позволишь оживить Мириам.
        Какое-то время стояла тишина. Затем засвистел ветер и, когда он стих, Настасья прошептала мне на ухо:
        - Хозяйка говорит следующее…
        « Страж пал четвертый, пятый пробудился. Не скоро встреча с сонной госпожой. У лунной радуги расцветка та же».
        Я узнал фразу, которую прочитал полтора месяца назад в сновидении. Поменялись лишь пара слов.
        - Прошу, объясни мне, Минерва. Куда теперь следует двигаться? Неужели это ещё не конец?
        И вновь ветер, и вновь Настасья шепчет мне на ухо:
        «Теперь ты ближе стал. Теперь луна, туман и чёрный силуэт, в котором себя видишь. Они да жертва в закате полнолунья. И Мэри оживёт…»
        Я замер, не в силах вымолвить ни слова.
        Минерва вновь повела хвостом, и на холме разразился хохот. Ведьмы залились в истеричном смехе; бесы попадали на землю, и, катаясь по траве, заблеяли и захрюкали. Они визжали, как резаные свиньи. Черти бешено колотили кулаками по своим мохнатым животам и никак не могли остановиться. Я почувствовал, что меня выставляют на посмешище, и поэтому крикнул, что есть сил:
        - Заткнитесь, твари!
        Но шабаш лишь взорвался новой волной безумного хохота, и мне ничего не оставалось, кроме как просить совета у Минервы сквозь всеобщий шум и гам.
        - Я должен принести в жертву человека? Это так, Минерва?
        Порыв ветра. Шёпот Настасьи:
        «Лишь смерть дарует жизнь».
        Шум. Отчаянный крик. Я словно слышал чьи-то предсмертные стоны. Над лысой горой кружили вороны.
        - Хорошо! Я понял, Минерва! Как именно я должен сделать это?
        «Вода или огонь. Выбор твой».
        - А дальше? - спросил я нетерпеливо. - Что будет дальше?
        Я вдруг почувствовал, как предрассветное зарево схлопывает невидимые завесы, увидел, как расплываются в воздухе очертания ведьм. Чьи-то руки потащили меня обратно на другой берег - туда, где у костра ждало опустевшее тело.
        - Что дальше, Минерва?!
        Но кошки уже не было на холме, как не было ни костров, ни толпы, ни гулких пугающих барабанов. Лишь Настасья стояла на лысой горе, а над нею летали чёрные вороны. Светловолосая улыбнулась, и её кожа начала стремительно стареть, превращая прекрасную девушку в безобразную полуразложившуюся старуху.
        - А дальше всё просто, мой мальчик… Дальше всё просто…
        И прежде, чем первый солнечный луч коснулся озера, окончательно возвратив меня в реальный мир, в голове разнесся вкрадчивый маслянистый голос:
        - Иди по лунной дороге на запад…

* * *
        Аня Луконина держала в руках гитару и смотрела на меня с нескрываемым весельем.
        - Куда-куда идти? - спросила она.
        Я потряс головой, сбрасывая дремоту. Огляделся вокруг. На востоке поднялось солнце, и клубящийся над озером молочный туман таял в его лучах. Костёр почти догорел. В кучке белого пепла ещё дымили редкие угли, но и они уже едва тлели.
        - Задремал немного, - сказал я охрипшим голосом.
        - Я заметила, - улыбнулась Аня, - ты разговаривал во сне.
        - Серьёзно? Что я наговорил?
        - «Иди по лунной дороге на запад». Что это значит?
        - Понятия не имею. А больше ничего?
        - Больше ничего.
        Я надеялся, что Аня не обратила внимания на то, как я облегченно выдохнул.
        - Долго я спал?
        - Минут сорок.
        Я кивнул. Заметив у озера Джесси, спросил:
        - Кстати, а где Воронцов?
        - Он так и не появлялся, - ответила девушка. - Может, его и вправду перепугали до смерти?
        - Скорее пьёт с кем-то. Он говорил, у него здесь знакомые.
        Я подкинул в костёр немного дров и раздул угли. Пламя взвилось с новой силой, разогнав сырость, витавшую в утреннем воздухе. Я посмотрел на небо и понял, что день будет серым и пасмурным - над головой проплывали низкие давящие облака. Собираясь в тёмные тучи, они плыли на запад и скрывались за лысой опушкой. От их мрачного вида мне становилось не по себе. Я вдруг вспомнил увиденный сон в мельчайших деталях, и в моей голове зашевелились беспокойные мысли.
        «Это не то, чего я ждал, - подумалось мне. - Совсем не то. Я был готов ко многому, к любым трудностям. Но принести в жертву человека… Нет, на такое я не способен».
        Я закурил последнюю сигарету. Кинул пустую пачку в костёр. Картон, пожираемый пламенем, тут же сморщился и почернел, и я представил, что на месте сигаретной пачки корчится и умирает объятый огнём человек. Меня передёрнуло.
        «Нет, не могу, - подумал я. - Никогда и ни при каких обстоятельствах я не смогу убить. Тем более так жестоко… Огонь или вода… Гореть заживо или тонуть, чувствуя, как вместо воздуха лёгкие обжигает вязкая жидкость. Огонь или вода… Две самые мучительные смерти, какие только можно представить… Нет, только не так…»
        Я вдруг одёрнул себя:
        «Чёрт! Да вообще никак! И о чём я только думаю?! Господи, наверное, так и сходят с ума».
        Костёр снова гудел и трещал. Комары, которые досаждали нам с Аней последние полчаса, замолкли и разлетелись, испугавшись дыма.
        Через какое-то время пришёл Воронцов. Вид у парня был настолько довольный, что я даже не стал спрашивать, где именно он пропадал.
        - Чего грустите? - спросил Андрей. - Неужели спать захотели?
        - Один уже отрубался, - кивнула Аня в мою сторону.
        - Никакого сна! - сказал Воронцов. - Праздник ещё не закончился!
        В правой руке Андрей держал коробок спичек. В левой сжимал какой-то продолговатый предмет, обёрнутый в чёрную тряпку.
        - Что у тебя там? - с интересом спросил я.
        - О-о, мой друг! Это чистый адреналин! - Воронцов подмигнул мне. - Пришло время настоящих мужских игр.
        Андрей достал из коробка шесть спичек. Надломав одну, передал Ане. Девушка с любопытством осмотрела их, а затем вопросительно взглянула на меня. Я улыбнулся и пожал плечами. Я не понимал, что затеял Воронцов.
        - Итак, Анюта, - сказал друг, - ты будешь нашим секундантом. Перемешай спички и протяни их так, чтобы мы не знали, какая короткая.
        - Окей, босс, - наигранно отдала честь Аня. - Будет исполнено!
        - Андрей…
        - Да?
        - Ты решил устроить дуэль?
        - Лучше, дружище! Гораздо лучше!
        Воронцов взял стакан, лежавший рядом с бревном, протёр его краем футболки и поставил на пенёк между нами.
        - Ты ведь хотел попасть на территорию смерти? - спросил он. - Так позволь мне исполнить твоё желание и предложить лучшую игру, которую придумали люди. Внимание… - Андрей протянул свёрток. - Русская рулетка!
        - Отбой, приятель. Я не собираюсь здесь стреляться.
        Андрей поморщился.
        - О чём ты, друг? Никакого оружия! Осквернять такую ночь холодным металлом - это грубо и пошло.
        - Уже утро, Воронцов.
        - Не важно, - отмахнулся друг. - Важно, что наша пуля - не свинец, не латунь и не сталь. Наша пуля - это единство! Единство двух враждебных друг другу стихий…
        - О нет.
        - Единство огня…
        - Пожалуйста, нет. Только не это.
        - …и воды!
        Бутылка рома, которую Андрей прятал под тканью, с глухим хлопком опустилась на пень. Это был тот самый напиток. Непочатая тара.
        - Андрей…
        - Да?
        - Я согласен на револьвер.
        - Поздно, дружище. Аня, открывай.
        - Умоляю, только не эта адская херня.
        - Аня, лей полный стакан.
        - Полный?!! Ты с ума сошёл?!
        - Не дрейфь, дружище! Русская рулетка - это игра со смертью! До краёв, Анюта! Вот умничка!
        - Спасибо, - Аня мило улыбнулась. - Я так понимаю, пьёт тот, кто вытянет короткую?
        - Именно, моя радость! Ты всё схватываешь на лету!
        - Твою мать… - произнёс я, глядя, как Воронцов поджигает напиток. - Твою мать…
        От одного запаха рома стало дурно. Вдохнув ядовитые испарения, смешавшиеся с дымом костра, я в одну секунду опьянел, затем протрезвел, а потом вновь опьянел.
        - Итак, - улыбнулся Андрей. - Передаю тебе право выбора. Кто стреляет первым?
        - Гори в аду, Воронцов, - сказал я и вытянул спичку.
        На секунду повисло молчание. Было слышно, лишь как гудит и потрескивает костёр.
        - Чик! - Аня сымитировала звук спущенного курка. - Тебе повезло, Юрка! Как ощущения?
        - Словами не передать.
        - Что ж, теперь шансы один к пяти, - кивнул Андрей.
        Девушка повернулась к нему. Протянула кулак. Воронцов какое-то время думал, а затем решительно вытянул одну из спичек.
        Она оказалось длинной.
        - У-ух! - Андрей радостно сжал кулаки. - Вот это я понимаю, накал страстей! Ну, дружище. Твоя очередь. Жми на спуск, пока наша пуля не сгорела к чертям собачьим!
        Я вытер вспотевшие ладони о джинсы. Закрыл глаза. Вытянул на ощупь.
        Секунда молчания. Вторая.
        Третья…
        Я понял, что тишина затянулась. А затем раздался крик Воронцова:
        - О-о-о!!! Ты сделал это!!!
        - Бабах!!!
        Открыл глаза и посмотрел на спичку, хотя уже знал, что мне досталась короткая.
        - А теперь пей! Быстрее, дружище!
        - Пей! Пей! Пей! - Аня захлопала ладонями по коленям.
        Я накрыл стакан рукой. Пламя обожгло, но тут же погасло.
        - Прощайте, друзья, - сказал им так трагично, будто и вправду решил застрелиться.
        Глубоко выдохнув, поднял стакан. Зажмурился. И выпил до дна. А затем…

* * *
        Колокол. Большой колокол. Огромный бронзовый колокол. Гребаный колокол размером с трансатлантический круизный лайнер. Его раскатистые удары звенели в моей голове.
        Это был пульс.
        Когда открыл глаза, то подумал, что солнце испепелит мне сетчатку. Поморщился и прикрыл лицо ладонью. Мышцы слушались с трудом.
        - Воронцов, ненавижу тебя.
        Ответом был громкий храп, доносившийся с водительского кресла. Только сейчас понял, что нахожусь в машине.
        Я лежал на заднем сидении. Что-то давило на грудь. Опустив голову, увидел Аню. Девушка раскинулась на мне безвольной куклой: правая рука свисала вниз, левая согнута в локте - Аня уткнулась в неё лицом, словно в подушку. К счастью, одежда на девушке присутствовала.
        В машине было душно. Нестерпимо воняло перегаром. Свободной рукой я нащупал позади ручку и толкнул дверь из последних сил. Уличный воздух показался арктическим ветром. С переднего пассажирского сидения сорвалась и выпрыгнула, пробежав по моему лицу, полумертвая Джесси.
        Осторожно, стараясь не разбудить Аню, попытался вылезти из-под девушки. Луконина что-то промямлила во сне, а затем повернулась набок. Воспользовавшись её движением, я упёрся рукой в переднее сидение и постарался выползти наружу. Извиваясь, как контуженый удав, в конце концов, вывалился из машины. Какое-то время просто лежал на траве, не в силах пошевелиться. Мышцы и кости болели. Тошнило. Кроме того, я ещё и не видел ни черта, потому что слепило солнце.
        Спустя пару минут понял, что нужно перебираться в тень. Как оказалось, воздух на улице вовсе не был прохладным. Наоборот, день сегодня выдался чертовски горячим. Солнце палило в зените.
        С трудом поднявшись, облокотился на «Тойоту». В салоне заметил бутылку воды и в несколько глотков осушил её наполовину. Стало немного лучше. Сощурившись, осмотрелся по сторонам, выискивая место, где можно спрятаться от солнца. Увидев небольшую берёзку, кое-как доковылял до неё и, облокотившись о ствол дерева, закрыл глаза.
        Вновь потянуло в сон. Отдавшись апатии, я слушал, как поют птицы. Вокруг, не переставая, жужжали комары. Где-то неподалеку шумела трасса, и непрерывный гул автомобилей убаюкивал меня, словно волны прибоя.
        Стоп.
        Я открыл глаза.
        Какая к чёрту трасса? Какие автомобили?
        Я встал и вновь огляделся, на этот раз, соображая, где нахожусь. Озера не было. Лысой опушки тоже. Машина Андрея стояла на просёлочной дороге, а вокруг растянулась равнина. Вместо священной чащи глазу открывались лишь редкие хиленькие берёзы да болотистые кустарники. В паре сотен метров от меня шумела автомобильная магистраль.
        - Та-а-ак… - протянул я, поднимаясь на ноги. - Отлично. Просто отлично. И где мы находимся?
        - В похмелье, - раздался голос в голове. - Слышишь меня, алкоголик?! В похмелье!!!
        Я схватился за виски и упал на колени.
        - О господи, Мэри! Не так громко!
        - Не так уж много!
        - Что?
        - «Не так уж много я выпил». Твои вчерашние слова. Именно так ты говорил Воронцову, когда соглашался сыграть в рулетку в пятый раз.
        Осколки воспоминаний начали проступать через белую пелену беспамятства, и я застонал. Правда не понял, от стыда или от тошноты.
        - Я хоть выиграл?
        - О да, Полянский! Три стакана из пяти!
        - Умоляю, Мириам, не кричи…
        Девушка материализовалась слева, и теперь её голос хотя бы не звучал изнутри раскалывающейся черепной коробки. Впрочем, черноволосая уже успокоилась и говорила чуть тише:
        - Что было дальше, можешь не спрашивать, - сказала Мэри. - Я бы и сама хотела взглянуть на твои вчерашние воспоминания, но, видишь ли, на их месте теперь зияет провал. Ты убил кусочек мозга, Полянский.
        - Звучит паршиво, - сказал я, ковыляя обратно к машине. - То есть ты не знаешь, где мы?
        - Понятия не имею.
        - Ладно. Спросим у водителя.
        Я открыл переднюю дверь «Тойоты» и потряс Воронцова за плечо. Тот промычал что-то бессвязное. Затем с трудом разлепил глаза и несколько секунд смотрел на меня пустым взглядом.
        - Доброе утро, - сказал я. - Или добрый день, хрен знает. Скажи мне, гусар, куда ты нас привёз?
        - А? Где?
        - Вот именно! Где?! Где мы, блядь, находимся?!
        Воронцов вытер стекавшую по подбородку слюну и огляделся вокруг. Стоило приятелю повести головой, как он тут же сморщился от боли. Андрей хрипло выматерился и потянулся к бутылке с водой.
        - Подожди, - сказал он, - сейчас вспомним всё.
        Утолив жажду, Воронцов вылез из машины и, покачиваясь, дошёл до багажника. Открыв его, Андрей порылся в вещах и нашёл спортивную сумку. Расстегнул её до половины, затем украдкой заглянул внутрь, и, кивнув сам себе, захлопнул багажник.
        - Так, - сказал Воронцов. - Где мы находимся, я не скажу. Сам не помню. Но зато я помню, куда мы едем.
        - И куда же?
        - В Крым.
        - Куда?!!
        - В Крым, - повторил Андрей. - Не знаешь что ли полуостров такой? Он нынче на слуху.
        - Да плевать! - разозлился я. - Какого чёрта ты повёз нас туда?! Как тебе вообще пришла в голову такая идея?
        Андрей взял бутылку, в которой плескались остатки воды, и опустошил её в несколько больших глотков. Затем покачал указательным пальцем.
        - Не мне, - сказал он. - Тебе. Поехать в Крым было твоей идеей. Мы с Аней лишь решили составить тебе компанию и отправились вместе на поиски брокенского призрака.
        - Какого ещё призрака? Что ты несёшь, Воронцов?!
        - О-о-о… - протянул Андрей, - Я гляжу, ты вообще ни хрена не помнишь? В общем, рассказываю. Утром мы победили две бутылки рома…
        - О боже, - простонал я.
        - Даже не так. Мы с Аней выпили одну, а другую победил ты.
        Я почувствовал, как горлу подступает тошнота.
        - Сначала тебе не везло в рулетку, - сказал Андрей. - А потом мы просто не сумели тебя остановить. Ты напился и начал нести какую-то бессвязную чушь: про туман, про луну. Про непонятную чёрную фигуру…
        Сердце рухнуло вниз после слов Воронцова, и я почувствовал, что не могу пошевелиться. Неужели проболтался? Неужели рассказал им о жертвоприношении? Да нет, быть не может… Разве Андрей разговаривал бы со мной так просто?
        - Что я ещё наговорил? - спросил я.
        Мой голос охрип от волнения, но Андрей, кажется, не обратил на это внимания. Видимо, он списал всё на последствия похмелья.
        - Сперва ничего, - сказал Воронцов. - Но когда Аня ушла ненадолго, ты поманил меня пальцем да и рассказал всё, как есть. Про ритуал, который оживит твою подругу.
        Я сглотнул вставший в горле ком и оперся на дверцу автомобиля. «Он знает, - пронеслась мысль. - Он всё знает».
        Андрей отёр пот с взмокшего лба.
        - Чёрт, ну и жара.
        Парень наклонился к машине и принюхался. Из салона несло перегаром. Андрей с отвращением поморщился и сказал:
        - Пахнет так, словно кто-то умер, - Воронцов взглянул на спящую Аню. - Как думаешь, она жива?
        Я натянуто усмехнулся в ответ:
        - Вроде дышит.
        - Это ненадолго, - покачал головой Воронцов. - Если не проветрить машину, девочка может и не проснуться…
        При этих словах он задержал на мне взгляд. «Точно знает, - подумал я. - Всё знает и теперь будет меня испытывать. Хочет понять, говорил ли я всерьёз или просто бредил по пьяни… Или всё-таки нет? Может, не знает? Почему он так легко и непринужденно общается со мной, будто не видит ничего ужасного в моих намерениях?»
        Стоило об этом подумать, как Мириам, стоявшая в стороне, и о которой я уже успел позабыть, вдруг округлила глаза и удивлённо спросила:
        - В твоих намерениях? И давно ты намерился убить человека, Полянский?!
        Я промолчал в ответ. Не потому что рядом стоял Андрей, а лишь по той причине, что сам не понял, откуда в моей голове появилась подобная мысль. «Я ведь несерьёзно, - подумалось мне. - Быть не может, чтобы серьёзно. Всё чёртово похмелье виновато. Мысли путаются, вот и собираю всякую чушь».
        Воронцов сел на водительское кресло и повернул ключ в замке зажигания. «Тойота» моргнула фарами и едва слышно зашумела.
        - Включу кондиционер, - сказал парень, - пусть поработает немного.
        Выйдя из машины, Андрей захлопнул все двери и спрятался от палящего солнца в тени хилой берёзы.
        - Двигатель не закипит? - спросил я.
        - За пять минут не закипит.
        - Как знаешь, - пожал я плечами, а затем спросил: - Так и всё-таки? Какого чёрта мы едем в Крым?
        Андрей нахмурился и взглянул на меня.
        - То есть, ты так и не вспомнил наш разговор? Про брокенского призрака?
        Едва уловимый образ коснулся моей памяти, но тут же исчез, утонув в головной боли и белой пелене, застилающей глаза.
        - Ни черта не помню, - признался я. - Расскажи всё, как было.
        - Ну хорошо. Слушай…

* * *
        У бревна валялись две пустые бутылки. Третья стояла на пеньке, и в ней ещё оставалось немного рома. Я чувствовал, что больше не смогу выпить ни капли.
        Зато у Полянского, сидевшего напротив, наоборот словно сорвало тормоза. Светловолосый пил, не останавливаясь. На мои просьбы взять паузу он вначале не обращал внимания, а затем и вовсе стал отвечать с нескрываемым раздражением. Поэтому, когда Аня ненадолго удалилась в лес, я посчитал, что так продолжаться не может, и решил прояснить ситуацию:
        - Так, дружище, - сказал я, забирая из рук Юры стакан. - Давай-ка выкладывай, что у тебя случилось. Ты пьёшь, как будто умирать собрался.
        Полянский посмотрел на меня затуманенным взглядом. Затем оглянулся, ища глазами Луконину. Убедившись, что девушки нет на горизонте, светловолосый вновь повернулся и поманил меня указательным пальцем.
        - Я нашёл… - сказал он. - Понимаешь, Андрюх? Нашёл!
        - Что нашёл?
        - Ну как что?! - воскликнул Полянский. - Рецепт! Ты был прав… Сновидения… Смерть! Понял?
        - Нет.
        Юра с досадой пнул стоявший перед ним пень. Бутылка свалилась на землю и закатилась в потухший костёр.
        - Ну ты сам говорил! - начал объяснять мне Полянский. - Про мост на другой берег. Про лунную дорогу. Про то, что сны - это королевство… как его… три… три…
        - Тридесятое царство?
        - Да! Смерть!
        - И что?
        Юра снова поманил меня пальцем, и, наклонившись ближе, прошептал…
        - Я был там. Был на другом берегу… И нашёл Рецепт.
        Я отстранился и внимательно посмотрел на друга, стараясь понять, сколько правды в его словах. Пожалуй, ещё вчера я посчитал бы, что светловолосый окончательно сошёл с ума. Ещё вчера история о невидимой подружке казалась просто байкой - красивой, продуманной, оригинальной, но всё-таки байкой. Поэтому и воспринял рассказ Полянского так легко: я не верил ни единому его слову. Но в фантазиях светловолосого было то, что я так долго и упорно искал - сюжет. Удивительная история о прогрессирующем сумасшествии, которая цепляла с первых предложений. Ещё вчера Полянский казался мне помешанным фантазёром, непонимающим какую гениальную историю он случайно придумал.
        Теперь же я верил Юре. Я помнил, как прошлой ночью из окна моей комнаты вылетели две призрачные фигуры. В одной из них без труда различил Полянского. Помнил, как сегодня кто-то невидимый обрызгал меня у озера, а затем из ниоткуда донёсся бархатный голос, который не мог принадлежать ни одной земной девушке. Теперь я знал - Мириам Ларейн де Рев существует.
        И теперь я точно не мог отпустить Полянского, не узнав, чем закончится его история.
        - Нужно провести ритуал, - сказал Юра. - Она оживёт!
        - Какой ритуал?
        Полянский покачал головой и закурил.
        - Не знаю, Андрюх… - сказал он, немного подумав. - Я сам не знаю… Знаю, что должны быть туман и луна. И чёрный силуэт. Возможно, моя тень… И всё должно произойти в полнолуние.
        - Откуда ты это взял?
        Полянский указал глазами на противоположный берег.
        - Там… - сказал Юра. - Я был там… Мне так сказали.
        - Кто сказал?
        Полянский проигнорировал вопрос.
        - Знаешь, Андрюх, - сказал он, - мне кажется, я уже слышал о чём-то подобном… И ты слышал.
        - Я?!
        - Да. Мне кажется, будто кто-то рассказывал нам похожую историю… Что-то связанное с горами…
        Юра вдруг замер, будто нежданная мысль озарила его затуманенный алкоголем рассудок.
        - Горный призрак! - воскликнул он. - Точно! Отец рассказывал нам о горном призраке!
        - Тормози, дружище. Я не знаю твоего отца.
        - Нет-нет, - махнул рукой Полянский, - я перепутал. Это было с тем - с другим Андреем. В детстве отец рассказывал нам легенду… О горном мираже…
        Я вдруг понял, о чём ведёт речь светловолосый.
        - Брокенский призрак, - произнёс я.
        - Как ты сказал?
        - Брокенский призрак. Он же брокенский мираж, - немного подумав, я сказал: - Ну да… В этом есть логика… Горный призрак появляется в тумане. Альпинисты видят собственную тень, которая рождается в облаках из-за солнечного света. Выглядит довольно жутко…
        - Ты видел?
        - Сам нет. Мне рассказывали.
        - А что если… - Полянский вновь наклонился ближе, - что если, вместо солнца будет луна? Такое возможно?
        - Я не уверен… Но теоретически… Если будет достаточно света…
        - Полнолуние! - воскликнул друг.
        Он подскочил на месте и начал ходить кругами. Его беспокойство передалось и мне.
        - Есть несколько мест, - сказал я, - где такое можно увидеть. Мне известны два. Во-первых, сам Брокен - гора в западной Германии. Во-вторых, Джемерджи - небольшая гора на юге Крыма.
        - То, что надо!
        В глазах Полянского заблестел жутковатый огонь. Светловолосый посмотрел на тусклый полумесяц, который уже почти спрятался за лысой опушкой, а затем подошёл ко мне и спросил:
        - Сколько ехать отсюда до Крыма?
        Я поднял с земли тонкую ветку и начал чертить схему на золе потухшего костра.
        - Смотри сюда, - сказал я. - Если напрямую, то выйдет примерно часов тридцать. С учётом остановок - за двое суток можно добраться.
        - Отлично!
        - Не торопись, - покачал я головой, - напрямую у нас, скорее всего, не получится. Новости не смотришь, что ли? Нас не пропустят через границу. Придётся ехать через Тамань. Оттуда переправой в Керчь. Учитывая, что сейчас лето, на переправе мы можем проторчать несколько суток. Хотя, в принципе, можно бросить машину и двигаться дальше автобусом. Так мы сэкономим время.
        - В любом случае, - нетерпеливо сказал Полянский, - мы успеваем до полнолуния!
        - Да, - кивнул я, - успеваем. Ближайшее, кажется, будет в первых числах июля. Значит, у нас в запасе почти две недели.
        - Куда это вы успеваете?
        Мы с Полянским подняли головы и повернулись на звонкий голос. Анечка смотрела на нас с любопытством, и в её взгляде читалось беспокойство, будто что-то интересное проходит мимо неё.
        - Мы тут решили ехать в Крым, - улыбнулся я. - Будем искать горного призрака. Поехали с нами?
        Я сказал это в шутку, не ожидая, что блондинка воспримет мои слова всерьёз. Но, видимо, я плохо знал Аню.
        - Поехали, - кивнула девушка, ни секунды не поколебавшись. - А на чём?
        Мы с Полянскими обменялись удивленными взглядами. Нас поразила лёгкость, с которой девушка согласилась на авантюру.
        - Машина недалеко, - сказал я. - Можно выезжать хоть сейчас.
        - Тебе нельзя за руль, - покачал головой Юра, - ты пьян.
        - Ой, на себя посмотри! Не ночевать же нам здесь? Поехали!
        - Можно посадить за руль Джесси, - поддержала меня Аня, - она трезвая.
        - Не пойдёт, - сказал я с серьёзным видом. - У неё прав нет.
        Мы с Аней засмеялись. Полянский даже не улыбнулся. Некоторое время он мучительно думал о чём-то, будто его терзала невысказанная важная мысль. Я чувствовал: у этого парня за душой ещё полным полно секретов, о которых он не расскажет даже будучи смертельно пьяным. Как бы я ни пытался проникнуть в голову Юры, как бы ни накачивал его семидесятиградусным ромом, заставляя играть в «рулетку», светловолосый так и не открылся мне до конца. Он скрывал от меня какую-то важную вещь. И в этом мы с ним были похожи…
        - Чёрт, я ведь несерьёзно, - сказал Полянский. - Быть не может, чтобы я серьёзно решился.
        - Конечно, несерьёзно, Юрка, - Аня похлопала его по плечу. - А ты думаешь, я серьёзно? Ага, блин! Думаешь, сяду сейчас в машину с малознакомыми парнями и укачу с ними в Крым?
        Я улыбнулся и ответил за друга:
        - Думаю, да.
        - Правильно думаешь, - подмигнула мне девушка. - Сяду и укачу. Но всё это будет несерьёзно.
        Я не выдержал и засмеялся. Подобрав с земли бутылку, в которой ещё оставалось немного рома, наполнил протянутые Аней и Юрой стаканы, а затем поднял бутылку вверх и торжественно произнёс:
        - Итак, друзья! В это праздничное утро, находясь не в самом здравом уме и уж точно не в трезвой памяти, я объявляю, что мы сию минуту, без малейшего промедления, отправляемся из Ленинградской области в Крым! На поиски горного призрака!
        Полянский пробормотал ещё что-то несвязное, кажется, про то, что он не готов к подобным жертвам, но его уже никто не слушал. Через десять минут мы сидели в машине и направлялись на юг.

* * *
        Из машины донёсся короткий, едва различимый стон. Воронцов подошёл, открыл заднюю дверь, и мы увидели, как Аня безуспешно пытается подняться с пассажирского кресла. Она чуть-чуть приподнималась, опираясь на локти, но затекшие мышцы отказывались повиноваться. Девушка вновь и вновь падала лицом в обивку сидения.
        - Доброе утро, радость моя! - сказал Андрей.
        Лежа на животе, девушка подняла руку и согнула пальцы в неприличном жесте. Затем что-то хрипло пробормотала, но мы не разобрали ни слова.
        - Что ты говоришь, солнышко? - переспросил Андрей.
        - Дайте попить, ублюдки! - повторила Аня низким осипшим голосом.
        - Прости, принцесса. Запасы пресной воды истощились.
        - Я вас прикончу… Обоих… Сейчас… Только встану.
        - Не издевайся, Воронцов. Я видел бутылку в багажнике.
        - Ну ладно-ладно… - махнул рукой Андрей. - Уже и пошутить нельзя. Держи, принцесса!
        Воронцов протянул Ане холодную минералку. Пока девушка пила и пыталась прийти в себя, я отошёл от машины. Подозвал Андрея.
        - Слушай, - тихо сказал я, - ты случайно не помнишь: мы обсуждали сам ритуал? Ну, то есть… Что делать, когда мы увидим этого «призрака»?
        Андрей пожал плечами.
        - Вроде нет, - сказал он. - А ты сам не знаешь?
        - Да… В смысле - нет. Не знаю.
        - В любом случае, у нас ещё куча времени. Мы разберёмся в твоих сновидениях, дружище.
        - Да, - кивнул я. - Разберёмся.
        Воронцов ободряюще хлопнул по плечу и вернулся к машине. Они о чём-то разговаривали с Аней, и я, пользуясь случаем, повернулся к Мириам.
        Черноволосая сидела, опустившись на колени рядом с Джесси, и нежно трепала овчарку за ухом. Я говорил тихо, чтобы мои слова не долетели до спутников:
        - Мэри… Что же с нами происходит?
        Черноволосая пожала плечами. Она ответила, не взглянув на меня:
        - Со мной всё в порядке. А тебя что-то беспокоит, мой дорогой?
        - Ты знаешь, о чём я.
        - Понятия не имею.
        - Мэри… Прошу, не играй.
        Девушка подняла голову и смерила меня долгим изучающим взглядом.
        - Ну хорошо, - сказала она, - давай поговорим серьёзно. Во-первых, я нахожу сомнительным удовольствием путешествовать с этими людьми.
        - С Андреем и Аней? - поразился я. - Но почему? Они ведь помогают нам… Они…
        - Твои друзья? - Мириам ядовито усмехнулась.
        - Да.
        - И кого из них ты принесёшь в жертву?
        - Мэри, я не собираюсь…
        - Может, златоглазого? А что, будет забавно! Он ведь сам тебе и поможет! Судя по всему, мальчишка увлёкся нашей историей. Из кожи вон лезет, пытаясь попасть в твои мысли. Ты бы, Полянский, поосторожнее выпивал с ним. Однажды проснёшься, и обнаружишь, что он из твоего вскрытого черепа пассатижами извилины вытаскивает.
        - Мэри, прекрати…
        - Да ладно. Я знаю: ты думаешь не о нём. Воронцов слишком похож на старого друга, чтобы стать жертвой. Ты думаешь об этой недалёкой… Правда, Полянский? Кажется, светленькая неравнодушна к тебе? Так почему бы не воспользоваться девичьей слабостью и не…
        - Мэри, хватит!
        Я чувствовал, как во мне закипает злость.
        - Зачем ты всё это говоришь?
        - А зачем спрашиваешь?
        - Я думал, ты поможешь…
        - Помогу что? Принять решение? Убивать или нет? Хочешь, чтобы я тебе сказала?
        - Нет. Не хочу.
        - Ну так будь мужчиной, Полянский! Не лезь ко мне со своими соплями, пока не сделаешь выбор!
        Мириам встала с земли и, поправив юбку, медленно растворилась в воздухе.
        Я выругался и начал ходить кругами, осматривая невзрачные пейзажи: болотистую равнину, редкие перелески из рахитных берёз, густые кустарники. Странно… Местность казалась мне до боли знакомой.
        В это время из машины вылезла Луконина. Вид у девушки был помятый - лицо заспанное и опухшее, под глазами темнели круги. Прическа смахивала на разграбленное птичье гнездо. Девушка нетвёрдо стояла на ногах, и, щурясь от солнца, прикрывала глаза ладонью.
        - Так, товарищи, - сказала она. - Признавайтесь, куда вы привезли королеву?
        - Понятия не имеем, - ответил Воронцов.
        - Отлично, - кивнула Аня. - А куда везёте?
        - В Крым.
        - А… Ну да…
        Луконина сделала шаг вперёд, но тут же согнулась, ухватившись рукой за живот.
        - Господи, как же мне херово, - простонала она.
        - Может, тормознём в ближайшем мотеле? - предложил Воронцов. - Я думаю, надо привести себя в порядок.
        - Отличная идея, - кивнула Аня, с трудом распрямившись, - только у меня денег нет. И вещей… - девушка вдруг переменилась в лице. - Твою мать! У меня же вещей нет! Всё осталось в Питере! А-а-а, чтоб вас!
        - Спокойно, принцесса! - засмеялся Андрей. - Всё организуем! Позвольте мне побыть спонсором путешествия!
        - Откуда у тебя деньги, Воронцов? - спросил я. - Студентам-медикам что, повысили стипендию?
        - Пусть это останется моей маленькой тайной. Ведь у каждого должны быть небольшие секреты, правда?
        Андрей вновь испытывающе посмотрел на меня. На этот раз я не поддался панике и спокойно ответил:
        - Да. Пожалуй, ты прав. Какая, в конце концов, разница, если ты платишь?
        - Согласна с Юркой, - подняла руку Аня.
        - Значит, решено, - кивнул Воронцов. - Джесси! Ко мне! Пора ехать!
        Минуту спустя мы сидели в машине. Аня заявила, что сохранять вертикальное положение - выше её сил, и поэтому легла обратно на заднее сидение. Там же расположилась и Джесси. Мне досталось пассажирское кресло впереди.
        Андрей какое-то время тыкал пальцами в навигатор, а затем вдруг замер и громко захохотал.
        - Ты не поверишь! - смеялся парень, тыча пальцем в монитор. - Смотри!
        Я посмотрел в навигатор, где отображалась карта, и улыбнулся. Посреди экрана светилась синяя стрелка, указывающая наше местоположение. А рядом горела надпись: «Посёлок Крестцы».

* * *
        Через час мы остановились у придорожного отеля. Это был двухэтажный кирпичный дом с облупившейся краской на жёлтом фасаде. Вытянувшись параллельно дороге, здание смотрело на проезжающие мимо автомобили узкими грязными окнами и выцветшим рекламным щитом на крыше. Парковка была крошечной, но на ней оказались всего пара автомобилей, и Воронцов без труда нашёл место.
        Полумёртвые мы прошли внутрь. Пришлось снять комнату на четверых, поскольку трёхместных номеров не оказалось, а снимать сразу два выходило дороже. Администратор долго не хотел пускать в гостиницу Джесси, но путём небольшой взятки Воронцов смог решить и эту проблему.
        Наш номер был на втором этаже. В нём оказались две двухъярусные кровати, расположенные у стен слева и справа от входа, несколько шкафов, тумбочка с телевизором и крошечный письменный стол, рядом с которым одиноко стоял табурет. Окна комнаты выходили на задний двор, и всё, что открывалось нашему взгляду - это серое небо, ряды мусорных баков и болезненные берёзы, при одном виде которых мне становилось дурно. Зато в ванной комнате оказалась на удивление чистая душевая, а на полочках лежали свежие полотенца.
        Аня осмотрелась и указала пальцем на верхнюю полку одной из кроватей.
        - Я сплю там, - сказала девушка.
        - Какое совпадение! - сказал Андрей. - Клянусь богом, именно там я и собирался лечь. Что ж, принцесса, придётся нам спать вдвоём.
        Воронцов приобнял девушку чуть ниже талии, но Луконина тут же скинула его ладонь. Улыбнувшись, Аня погрозила пальцем и произнесла:
        - Закатай губу, молодой человек. Мы знакомы лишь сутки, поэтому держи себя в руках.
        - Глупость какая. Держать в руках себя, когда в них можно держать прекрасную девушку? Разве я похож на кретина?
        Аня толкнула Воронцова в бок.
        - Пошляк, - сказала она. - Фу-фу таким быть. Всё, решено. Теперь я точно не прыгну к тебе в кровать.
        - Я прыгну. Даю слово будущего врача. Я вылечу тебя от одиночества этой ночью!
        Девушка расхохоталась от топорной шутки Андрея, а затем украдкой взглянула на Воронцова и наградила его едва заметным кивком.
        Пока парочка наслаждалась взаимными подколками, вышедшими на уровень откровенного флирта, я бросил рюкзак рядом с кроватью, достал свежее бельё и отправился в душ. Шум воды заглушил доносившийся из комнаты смех, и вскоре я полностью погрузился в мысли:
        «Какая ирония, - думал я. - Впервые за два года мне удалось так близко подобраться к мечте и разгадать тайну Рецепта, и именно теперь мне меньше всего хочется двигаться дальше. Господи! Так зачем же я еду? Даже подумать об этом страшно… Чёрт. Как же всё было просто день назад. Я думал, впереди чудо и новая жизнь… Теперь же я знаю: в конце пути меня ждёт лишь грех и смерть».
        Потоки тёплой воды падали сверху, тонкими струями стекая по телу. Они смывали пот и дорожную пыль, но не могли вычистить грязные и гнусные мысли, что незаметно начали зарождаться в тёмных уголках сознания.
        «А что, если пойти до конца? - подумалось мне. - Что, если и вправду найти горного призрака и сделать всё, как велела Минерва? В конце концов… Ведь это нельзя считать убийством. Как там учили нас на юрфаке: убийство - это умышленное причинение смерти другому человеку. Но ведь я не собираюсь причинять смерть. Я собираюсь лишь передать жизнь одного человека другому… Разве будет это убийством?»
        Меня охватило мелкой ледяной дрожью, и ноги стали ватными от застелившей глаза пелены.
        «Господи! - закричал я мысленно. - Ну конечно же, конечно же будет! О чём я только думаю? Не может здесь быть двух разных мнений! И тебе ли, Полянский, не знать, как ты будешь себя ненавидеть, если решишься на подобную мерзость! Убийство! Предательство! Эти вещи ты пытаешься оправдать? Ради этого ты преодолевал в себе страх, уныние, лень и тёмные воспоминания? К этому ты шёл два долгих года, когда пытался перенести Мэри в реальность?»
        Стоило мне подумать о Мириам, о её бездонных иссиня-чёрных глазах, о лукавой улыбке чувственных губ, стоило вспомнить низкий бархатный голос и таинственный аромат тёмного волшебства, как чаша весов вновь покачнулась в другую сторону.
        «Нет, - отвечал я себе, - не ради этого. Никогда я не шёл к смерти осознанно, но всегда заходил на её территорию. Я блуждал в королевстве сновидений два долгих года, пытаясь отыскать «то, сам не знаю что», и всё это время я искал лишь жизнь. Жизнь, которую обещал подарить Мириам. И вот теперь появился момент, теперь Рецепт найден. И разве ты не видишь, Полянский? Сама судьба ведёт тебя навстречу тайному ритуалу, сами боги требуют сыграть в придуманную ими игру. И если правила этой игры требуют баланса… Что ж… Я должен сделать всё, что от меня потребуется».
        Я закрутил краны. Из комнаты вновь послышались разговоры друзей, и теперь к ним добавилось ещё и тихое бормотание телевизора. Обмотавшись полотенцем, я вышел из ванной комнаты.
        - Ну наконец-то! - воскликнула Аня, спрыгивая с кровати. - Мы думали, ты уснул. Я уже предлагала Воронцову выбить дверь, а то мало ли, вдруг ты там захлебнулся?
        - Это была бы не самая приятная смерть, - сказал я.
        - Утонуть в душевой кабинке? - спросила девушка, стягивая с себя майку. - Ну да, приятного мало. Лучше потерпи до Крыма, на море оно как-то посолиднее будет. Ладно, товарищи, я мыться. Воронцов, не пялься, я всё вижу!
        - И я всё вижу, принцесса моя!
        Уже зайдя в ванную комнату, Аня обернулась и посмотрела на Воронцова томным манящим взглядом. Придерживая грудь рукой, она расстегнула бюстгальтер и начала медленно стягивать лямку. Когда до заветной картины оставались считанные миллиметры, девушка вдруг сложила пальцы в фигу и, подмигнув Андрею, резко захлопнула дверь.
        - Я протестую! - крикнул Воронцов. - Это бесчеловечно!
        Он кинул в дверь подушкой, чем заставил вздрогнуть задремавшую Джесси, а затем засмеялся, и, раскинувшись на кровати, мечтательно произнёс:
        - Чёрт возьми, как мне это нравится, дружище!
        - Что именно?
        - Ну, всё это, - Андрей обвёл комнату рукой, - приключения, авантюры… Отсутствие всяких забот. Скажи, Юра, разве это не здорово - ночевать вот так в богом забытом мотеле в компании добрых друзей?
        Я забрался на свободную верхнюю полку и залез под одеяло. Стоило мне прилечь, как по телу тут же разлилась усталость, а в сердце закралась лёгкая грусть. Глядя в потолок, я медленно произнёс:
        - Да. Пожалуй, ты прав. Есть в этом что-то волшебное.
        - Древняя магия путешествий, - сказал Воронцов. - Как ни крути, а дорога меняет личность. Мудрейшие люди всегда писали об этом. Тот, кто однажды покинул свой дом, уже никогда не вернётся из путешествия. На его место придёт другой, искалеченный и награждённый странствиями человек, чьи мысли отныне не станут прежними… Ох, дружище, сердцем чувствую: эта поездка ещё преподнесёт нам сюрпризов.
        Я повернулся лицом к стене, задумался и невесело усмехнулся.
        - Да… - тихо повторил я. - Пожалуй, ты прав.

* * *
        Наутро пришла гроза. Оглушительный грохот заставил Воронцова проснуться. В оконных рамах дрожали стёкла. Дребезжала оставленная на столе посуда. Перепуганная до смерти Джесси тихо скулила, забившись в угол. В голове Андрея уже успела пронестись мысль о землетрясении, как вдруг за окном полыхнул голубой свет, и через секунду всё сотряслось от нового трескучего раската грома.
        Чёрные свинцовые тучи застелили небо, и в комнате было темно, словно ночью. Во мраке Андрей не сразу разглядел, что в кровати он лежит уже не один. Только почувствовав тёплое размеренное дыхание на своей шее и уловив цитрусовый цветочный запах, витавший в воздухе, Воронцов понял, что спит вместе с Аней. Сначала удивившись, парень тут же вспомнил, как ночью его разбудили теплые прикосновения девушки и волнующий полушёпот, донёсшийся из темноты…

* * *
        - Не открывай глаз. Не распускай рук. Вообще не шевелись, Воронцов. Я лягу рядом, но ты считай, что тебе это снится.
        - Принцессе стало одиноко?
        - Умоляю, не болтай. Просто спи…
        Аня залезла под одеяло и прижалась к Андрею спиной. Немного помолчав, она тихо произнесла:
        - Мне кажется, в комнате кто-то есть.
        - Не волнуйся. Он спит.
        - Я не про Юру.
        - А про кого?
        - Женщина… Она здесь, в комнате.
        Андрей задержал дыхание и вслушался в ночное безмолвие. За окном свистел ветер, шелестели листья деревьев и шумели редкие автомобили на трассе. Внутри номера раздавалось лишь тихое свистящее дыхание, но оно принадлежало Полянскому, который спал на верхнем ярусе.
        - Тебе показалось, Анют, - сказал Воронцов. - Здесь никого нет.
        - Есть.
        - Ты кого-то видишь?
        - Я чувствую её взгляд.
        Воронцов приподнялся на локтях и покрутил головой, рассматривая каждый угол. Ему померещилось, будто у противоположной кровати мелькнула чёрная тень. Наваждение было неясным и мимолётным, и в тусклом лунном свете нельзя было разобрать никаких очертаний, но Андрею хватило и этого. Парень сглотнул вставший в горле ком и постарался успокоить расшалившиеся нервы.
        - Тебе показалось, - повторил он как можно спокойнее, но голос предательски дрогнул. - Здесь никого нет.
        - Хорошо, - тихо сказала Аня. - Нет, так нет. Но спать я буду с тобой.
        Воронцов обнял девушку и закрыл глаза. С большим трудом он переборол в себе отчаянное желание взглянуть ещё раз украдкой на ту кровать, что стояла у противоположной стены.
        А там, в метре от Андрея и Ани, недвижимо сидела черноволосая. Невидимая для всех, она сидела, словно высеченная из мрамора статуя, безупречно выпрямив спину и сложив руки на сведённые вплотную колени, и пристально наблюдала за уснувшей парочкой своими бездонными, чёрными как уголь глазами. Кожа Мириам была бледна, словно саван, а на тонких губах застыла язвительная усмешка.
        - Засыпайте, - нараспев сказала черноволосая. - Увидимся на другой стороне.

* * *
        За окном снова сверкнуло, и страшный грохот прокатился по небу, сотрясая всё двухэтажное здание. Осторожно, стараясь не разбудить Аню, Андрей поднялся с кровати. Он поразился, как друзьям удаётся спать, когда на улице так безумствует стихия.
        Впрочем, Воронцов тут же заметил, что постель Полянского пуста. В ванной горел свет и шумела вода. Видимо, Юра встал раньше и теперь принимал душ.
        Взглянул на часы: они показывали девять. Решив, что пора собираться в дорогу, Андрей негромко включил телевизор и под его размеренное бормотание стал одеваться и приводить себя в порядок. Он подошёл к закрытой двери ванной и хотел было постучать, чтобы спросить у Полянского - скоро ли тот закончит, как вдруг сквозь шум льющийся воды до Воронцова донеслись неразборчивые обрывки фраз:
        - Верю… смерть может подарить жизнь…
        В том, что это говорил Юра, не было никаких сомнений. Но то ли из-за эха, то ли из-за шума включенных кранов, голос Полянского звучал необычно, словно принадлежал не ему вовсе, а совершенно чужому, неизвестному человеку.
        - …я стал сумасшедшим… убил одного из них…
        Воронцов замер у двери и весь обратился в слух. Пытаясь разобрать, что именно говорит Полянский, Андрей испытывал смешанные чувства. Ему было страшно. И при этом до смерти любопытно - Воронцов прекрасно понимал, с кем именно разговаривает его друг, ведь перед глазами ещё живо стояла чёрная тень, мелькнувшая ночью. А страшно, потому что в монологе, доносившемся по ту сторону двери, отчётливо слышались нотки беспокойства и неприкрытой злости.
        - …ты издеваешься надо мной?.. полнолуние уже через девять дней…
        За окном вновь полыхнуло. Голос Полянского, и без того едва различимый, утонул в вибрирующем громовом раскате. Напоминающий камнепад грохот заполнил комнату, и когда он исчез, в помещении на пару секунд воцарилась тишина.
        В ванной больше не шумели краны. Полянский молчал. Судя по отсутствию звуков, Юра даже не шевелился.
        Осторожно, на цыпочках, стараясь не скрипеть старыми деревянными половицами, Воронцов отошёл от двери и присел на кровать. Посидев какое-то время неподвижно, он подумал немного, а затем встал и, позвав Джесси, вместе с ней вышел из комнаты. Когда дверь номера захлопнулась, Андрей услышал, как в ванной вновь зашумела вода.
        «Странные вещи происходят с этим парнем, - подумал Воронцов. - Когда мы ехали в Питер, он казался мне другим человеком. Лёгким, весёлым, полным надежд… А вчера с ним даже поговорить толком не получилось. Весь какой-то хмурый, задумчивый… Будто его подменили ночью на озере».
        Андрей спустился вниз по лестнице и поздоровался с женщиной-администратором, дежурившей у стойки. Открыв дверь на улицу, он пропустил Джесси вперёд, но овчарка замерла у порога и затряслась мелкой дрожью. Её пугали гром и завывающий ветер.
        - Не бойся, милая, - сказал Андрей собаке. - Это всего лишь гроза.
        - Такая гроза и мёртвого напугает, - заметила женщина у стойки. - Просто ужас, а не погода!
        Воронцов повернулся и, пожав плечами, сказал:
        - Ну хоть дождя нет, и то радует.
        - Это ещё ужаснее, - сказала женщина, причмокивая губами. Немного помолчав, она добавила: - Подумать только, ещё июнь, а уже сухие грозы! Ужас, просто ужас! Вот увидите, сегодня непременно случится пожар.
        - Ну да, - кивнул Андрей, - вы правы. Об этом я как-то не подумал.
        Он вновь повернулся к овчарке и слегка подтолкнул её ногой:
        - Ну же, Джесси, не бойся. Тебе нужно погулять.
        Где-то с минуту собака трусила у двери, и тогда Воронцов догадался выйти первым. Не оглядываясь, он направился к машине. Джесси громко гавкнула пару раз, а затем страх перед грозой уступил место страху потерять хозяина, и овчарка несмело устремилась вслед за Воронцовым.
        Ветер на улице рвал воздух. Поднимал с парковки пыль. Прикрывая лицо рукой, Андрей разблокировал замки «Тойоты». Он открыл багажник и, порывшись среди вещей, нашёл спортивную сумку. Внутри оказались целлофановые пакеты с таблетками и чёрными кирпичиками, две бутылки «Бакарди» и ещё один тёмный пакет, в котором лежали толстые пачки тысячерублёвых купюр. Воронцов отсчитал пять тысяч и, закрыв машину, пошёл к заправке неподалёку от гостиницы.
        Там он отыскал магазин. В нём Андрей купил пару хлебных лепёшек, мясную нарезку и плавленый сыр. Подумав немного, взял печенье и несколько пакетиков растворимого кофе. Уже подойдя к кассе, Воронцов хлопнул себя по лбу и вернулся к рядам, чтобы проверить, не продаётся ли здесь какая одежда. В конце прохода он нашёл металлическую корзину, в которой как попало были свалены футболки, шорты и дешёвые китайские кеды. Воронцов постарался по памяти прикинуть размер Лукониной. Когда понял, что у него ничего не выйдет, плюнул и купил сразу три пары футболок и шорт - все разной величины.
        Возвращаясь в гостиницу, Андрей решил, что в ближайшем же городе купит Ане нормальную одежду, а не эту китайскую дрянь. «В конце концов, - думал он, - это я подбил Аню на авантюру. Значит, я и должен о ней позаботиться».
        Воронцов вдруг улыбнулся собственным мыслям.
        «Всё-таки, она - чудо. Полянский - идиот, раз предпочёл ей свою страшную галлюцинацию… Ну хорошо, не галлюцинацию. И пусть - не страшную. Всё равно дурак. Упустил такую лёгкую, милую девушку».
        Андрей не заметил, как вместе с Джесси он оказался на лестнице гостиницы. Из размышлений его вырвал дикий крик, разорвавший тишину на втором этаже.
        Воронцов замер. Никогда прежде он не слышал подобного звука. Орала какая-то женщина, и орала так отчаянно и нечеловечески, что у Андрея зашевелились волосы на затылке. Пара секунд понадобилась Воронцову, чтобы осознать, что на втором этаже никто, кроме них троих, не жил, и единственный номер, из которого мог доноситься этот сумасшедший животный рёв - это комната, в которой находились сейчас Аня и Юра.
        Пакет с продуктами выпал из рук. Забыв обо всём на свете, парень взлетел вверх по лестнице и в несколько шагов преодолел коридор. Он не ошибся: крик раздавался из-за их двери, и теперь к нему добавился ещё и страшный грохот переворачиваемой мебели. Андрей ворвался внутрь, и его сердце застыло.
        В комнате словно разорвался снаряд. Всё лежало вверх дном - стол свален набок, на полу работал опрокинутый телевизор, и по всему номеру были разбросаны одеяла и вещи. Среди этого хаоса кричала Аня. Она кричала сумасшедше, навзрыд. Сидя на полу, одной рукой вцепилась в металлический поручень кровати, а другой держалась за живот, и всё её тело вздрагивало, словно в предсмертной судороге. Посиневшие ладони были перепачканы кровью. Рядом стоял Полянский. Он стоял голым по пояс, в одних только джинсах, и его худое костистое тело было бледным, словно у мертвеца. В затуманенном взоре Полянского читался ужас, смешанный с непониманием и растерянностью.
        Пару секунд Воронцов смотрел на развернувшуюся картину недвижимо, оглушённый и парализованный воплями Ани. Даже грозовые раскаты не могли заглушить эти звуки, но в какой-то момент Аня вдруг задохнулась в собственном крике, и в номере повисла тишина.
        Набравшись сил, Андрей произнёс сдавленным низким голосом:
        - Что, блядь, здесь происходит?
        Аня подняла голову и несколько секунд смотрела на Воронцова пустыми раскрасневшимися глазами. Она ткнула пальцем куда-то в воздух и из последних сил закричала, а точнее, захрипела сорванным голосом:
        - Убил!!! Убил!!! Он убил!!!
        Андрей вопрошающе взглянул на Юру, надеясь получить объяснение, и вдруг заметил, как что-то блеснуло в руке у Полянского.
        Приглядевшись, Андрей понял: это был окровавленный кухонный нож.

* * *
        В душевой кабинке шумела вода. Приняв душ, я не стал перекрывать краны, а, наоборот, добавил напора. Спящие в комнате Андрей и Аня не должны были услышать наш с Мириам разговор.
        - Так что, мой дорогой? Сделаешь это?
        - Не знаю. Я хочу, но…
        - Сделаешь или нет? Не молчи. Скажи мне.
        - Зачем, Мэри? Ты же видишь мои мысли.
        - Мысль - это ещё не действие. Ты сам говорил, помнишь?
        - Я не уверен.
        - Боишься меня оживить?
        - Ты знаешь, что нет.
        - Так в чём проблема?
        - В том, что это безумие.
        - Ты не веришь в ритуал.
        - Нет, не верю. И ни один нормальный человек не поверит в то, что смерть может подарить жизнь воображаемой подруге.
        - Это кто тут воображаемая?
        - Прости. Ты поняла, о чём я.
        - Поняла. Но неужели ты забыл, Полянский? Ты не нормальный человек.
        - Да. Я стал сумасшедшим.
        - Ты всегда им был.
        - Хочешь, чтобы я убил одного из них?
        - Нет.
        - Тогда какого…
        - Ты должен сделать выбор.
        - Какой, к чёрту, выбор, Мириам?! О чём ты? Я же сказал, что оживлю тебя! Сделаю, что угодно!
        - Что угодно?
        - Да!
        - Уверен, что это необходимо?
        - Мэри… Ты издеваешься надо мной?
        - Забудь. Мы слишком рано начали говорить о жертве.
        - Полнолуние скоро.
        - Я не об этом.
        - Что? А о чём же?
        - Забудь.
        - Чёрт, Мириам, ты сводишь меня с ума.
        - Всегда так было.
        - Теперь в ином смысле.
        Стены задрожали от сильного раската грома.
        - Нас подслушивают, - сказала Мириам, указав глазами на дверь.
        Я перекрыл краны. Когда грозовой раскат стих, до моего слуха донеслись приглушенные шаги. Кто-то стоял у двери всё это время, и теперь пытался бесшумно скрыться. Ему это не удалось. Я услышал, как скрипнули пружины кровати, и на какое-то время в комнате повисла тишина.
        Затем раздался голос Андрея. Тот звал Джесси на прогулку и пытался говорить как можно более устало и лениво. Видимо, Воронцов считал меня конченым идиотом, раз решил, будто я поверю в то, что он только проснулся.
        Хлопнула дверь в номере. Убедившись, что из комнаты больше не доносится никаких звуков, я вновь включил воду и, взглянув на Мириам, произнёс:
        - Как думаешь, он многое услышал?
        - Какая разница? Он всё равно поедет с тобой.
        - Не хочу, чтобы он знал.
        - Ага, так значит, ты сделал выбор? Впрочем, не отвечай. Я вижу. Ты хочешь убить девчонку.
        - С ней будет проще справиться.
        - А что с пареньком? Сомневаюсь, что он придёт в восторг от твоей идеи.
        - Ещё не знаю. Но мы придумаем, как сбросить его со счетов.
        - Мы? Какие ещё мы? Я не собираюсь помогать тебе в этом, Полянский. Не пытайся переложить ответственность на воображаемую подругу.
        - Мириам! Ты стерва! Беспринципная стерва и наглый шулер!
        - Да неужели?! Вот это открытие!
        - И для кого я, спрашивается, затеял всё это? Ради кого собираюсь провести ритуал?
        - Хм… А ведь действительно, для кого? Ты никогда не задумывался об этом?
        - О чём?
        - Брось, Полянский. Ты понимаешь, о чём. Признайся уже, наконец: ты искал Рецепт не для того, чтобы подарить мне жизнь. Ты просто хочешь, чтобы я была рядом. Улавливаешь разницу?
        - Нет. Не улавливаю.
        - Ты делаешь это ради себя.
        - Бред!
        - Неужели? А что, если став человеком, я просто возьму и уйду от тебя?
        - …
        - Что замолчал, Полянский?
        - Ты не уйдёшь…
        - Ты так думаешь? А почему я должна оставаться с тобой?
        - Ты не посмеешь…
        - Почему, Полянский?! Думаешь, мне приятно будет жить с убийцей?
        - Это нечестно, Мэри…
        - «Мэри»… Опять «Мэри»… Знаешь, почему ты постоянно называешь меня этой отвратительной кличкой? Потому что я для тебя до сих пор лишь ручная собачка. Эзотерический питомец, у которого нет собственной воли и права выбора. Признайся, Полянский, ты ведь даже не задумывался о том, что я могу уйти.
        - Потому что я люблю тебя.
        - А кто сказал, что это взаимно?
        - …
        - …
        - …
        - Теперь ты злишься, Полянский. Но какой в этом смысл? От твоей злости ничего не изменится. Ты так привык жить в мире фантазий…
        - Замолчи.
        - …что перестал отличать собственные мысли от реальности. Ты сам выдумал…
        - Хватит!
        - …будто я люблю тебя. Но я…
        - Заткнись, Мэри!
        - …никогда этого не говорила.
        Белая пелена застелила мой взор. Все звуки смешались и растворились. Слова Мириам утонули в раскатах грома. Я не хотел её слушать. Я сжимал кулаки до боли в костяшках и пытался успокоить пожар, разгорающийся в груди.
        Я закрыл глаза. Грохот грозы нарастал. Всё громче шумела вода, льющаяся из кранов. Вскоре и эти звуки исчезли. Вместо них остался лишь оглушительный гул, напоминающий рёв реактивного двигателя.
        А затем раздался крик, вернувший меня в реальность.

* * *
        Это был не просто крик. Это был безумный душераздирающий ор. Окажись на моём месте кто другой, он, безусловно, решил бы, что в комнате режут дикого зверя. Но я знал: ни один зверь никогда не издаст подобного звука. Потому что зверь, в отличие от человека, не способен переживать эту острую, кромсающую боль, которая разрывает сердце на части и, словно раскалённое железо, выжигает изнутри.
        Перед глазами, как наяву, пронёсся тот день. Мне было шестнадцать. Я сидел дома, читая ненавистный учебник. В родительской спальне зазвонил телефон. Трубку сняла мама, а через минуту я впервые услышал этот безумный, ни на что не похожий рёв. И в тот момент всё понял. Просто почувствовал, как волна ледяного холода поднимается от ступней до затылка, и в мозг, подобно игле, вонзилась мысль о том, что отца больше нет.
        Теперь я слышал, как кричит Аня. Она испытывала ту же боль. В номере раздался грохот переворачиваемой мебели. Я вылетел из душевой комнаты и увидел, как Аня опрокидывает кухонный стол. На пол посыпались вилки, кружки, тарелки с нарезанными продуктами. Судя по всему, минуту назад девушка готовила завтрак - в её окровавленной руке был зажат кухонный нож. Девушка держалась ладонью за лезвие, и по побледневшему кулаку лились алые ручейки. Я понял, что если немедленно не вырву нож из её руки, то Аня просто-напросто отрежет себе пальцы.
        Отобрать оружие у обезумевшей девушки оказалось не так-то просто. Аня кричала до хрипоты. Она отбивалась, пиналась, колотила кулаками воздух и швырялась в меня предметами, что попадались ей под руку. Луконина с ненавистью ударила по работающему телевизору, столкнув его с тумбы, а потом упала на пол и зарыдала. Воспользовавшись моментом, я всё-таки схватил её руку и, с трудом разжав пальцы, вытащил нож из ладони. Через пару секунд Аня поднялась. Сев на колени, она схватилась за металлический поручень кровати и, пытаясь что-то сказать, задохнулась в собственных всхлипываниях. Когда конвульсии прошли, девушка вновь зашлась в диком крике, надрывая глотку так, словно её убивали.
        Стоило мне об этом подумать, как в голове тут же прошептал вкрадчивый бархатный голос:
        - Да, Полянский. Именно так она будет кричать, когда ты решишься сжечь её заживо… Малоприятная картина, не правда ли? Может, будет лучше утопить?
        «Заткнись, Мэри! Я не хочу тебя слышать!»
        - Как пожелаешь, мой дорогой…
        - Что, блядь, здесь происходит?
        Я обернулся и увидел Андрея, застывшего в дверях. Аня несколько раз тяжело вздохнула, а затем закричала:
        - Убил!!! Убил!!! Он убил!!!
        Окровавленной ладонью девушка указывала в мою сторону.
        Я почувствовал, как по телу расползается страх. Как?! Как она узнала мои мысли? Нет, этого не может быть… Взгляд Воронцова был прикован к ножу.
        - Что здесь происходит? - повторил парень.
        Я уловил напряжение в его голосе. Воронцов был готов наброситься на меня. Нужно было что-то сказать, но подходящие слова никак не приходили в голову. Несколько мгновений я простоял неподвижно. Потом, наконец, догадался выбросить нож, и, отойдя от девушки на пару шагов, растерянно взглянул на друга и произнёс:
        - Я не понимаю, о чём она говорит.
        Воронцов посмотрел мне в глаза. Затем перевел взгляд на девушку.
        - Аня… - сказал он спокойно. - Объясни, что произошло? Кто кого убил?
        - Ольгу! Он убил Ольгу!!!
        Девушка вновь заревела и стала бить кулаками по кровати. На меня вдруг снизошло озарение. Обернувшись, я посмотрел на опрокинутый телевизор. Он всё ещё работал.
        По ящику передавали выпуск новостей: женщина-корреспондент стояла на фоне толпы и без умолку что-то тараторила в микрофон. Из-за криков Ани я не мог разобрать ни слова. Поставив телевизор в нормальное положение, я прибавил громкость на пульте.
        - …полиция намерена жёстко пресекать любые нарушения. Но, несмотря на все усилия стражей порядка, протесты перед зданием министерства продолжаются уже второй день, и, кажется, участники акции не намерены уходить. Напротив, за прошедшую ночь количество людей возросло в несколько раз, и с каждым часом сюда пребывают всё новые и новые толпы протестующих…
        Кадр сменился. Телестудия. Волосы ведущей зализаны и собраны в конский хвост.
        - Скажите, выдвигаются ли нарушителями какие-то требования?
        Вновь включение с улицы. Женщина-корреспондент прикладывает палец к уху и молчит пару секунд, опустив глаза. Потом снова смотрит в камеру и сбивчиво отвечает:
        - На данный момент они существенно не изменились: как и вчера протестующие требуют отставки министра внутренних дел; кроме того, толпа призывает привлечь последнего к уголовной ответственности. Организаторы протестной акции считают, что министр может быть причастен к убийству известной…
        Звук исчезает. Пару секунд женщина ещё что-то говорит в микрофон, беззвучно шевеля губами, словно рыбка в аквариуме. Затем кадр сменяется. Телестудия. Ведущая с зализанными волосами выглядит слегка растерянной, но быстро берёт себя в руки. Вновь появляется звук:
        - К сожалению, мы временно потеряли связь. Будем следить за развитием событий, а пока перенесёмся в здание министерства, где нашему коллеге удалось взять несколько комментариев у пресс-секретаря…
        Грохот! Резонирующий звук смешался с треском дерева и свистом порванных струн. Это Аня разбила гитару, ударив ею по тумбе, где стоял телевизор.
        Телевизор остался невредимым, но экран погас - Андрей выдернул шнур из розетки.
        Воронцов повернулся к нам и, отрывисто жестикулируя, произнёс:
        - Кто-нибудь… Объясните… Немедленно… Что, мать вашу, здесь происходит?

* * *
        На фоне голой кирпичной стены стояла темноволосая женщина, одетая в строгий костюм. Из-за отпечатавшейся на лице усталости, полумёртвой улыбки и измученного взгляда, женщина выглядела старше своих тридцати трех лет.
        Брюнетка поправила волосы и посмотрела в камеру. Какое-то время она молчала, собираясь с мыслями, а затем глубоко вдохнула и произнесла:
        - Здравствуйте. Меня зовут Ольга Авалова. Если вы смотрите это видео, значит, меня нет в живых.
        Женщину, кажется, напугали собственные слова. Она вдруг замолчала и отвела взгляд в сторону. Успокоив сбивающееся дыхание, продолжила:
        - К сожалению, а может быть к счастью, мне неизвестно, как именно я умерла. Скорее всего, это был несчастный случай. Упавший кирпич. Авария. Масло на трамвайных путях… По крайней мере, так вам расскажут. И если вы дорожите покоем, то послушайтесь моего совета. Проглотите эту ложь. Продолжайте жить так же, как жили прежде. Питайтесь воспоминаниями о счастливом прошлом и не пытайтесь ничего изменить. Так будет лучше для вас.
        Ольга выдержала небольшую паузу, а затем произнесла:
        - Но если этот вариант вам не нравится, если в глубине души вы так же, как и я, чувствуете неосознанную тревогу за будущее, если честь, совесть и справедливость для вас - это не просто красивые слова, то считайте, что вам повезло. Потому что смерть не помешает мне рассказать правду. А правда в том, что никакого несчастного случая не было. Меня убили, и сделал это человек, которого вы все прекрасно знаете…
        Ольга подняла табличку. На ней была фотография. Мужчина лет сорока. С широким лицом, массивным подбородком и залысиной, доходившей аж до затылка. Глубоко посаженные, умные глаза щурились, но всё равно казались несоразмерно большими. В застывшем взгляде скользила насмешка. Это был Ришелье.
        - Человек, который сегодня занимает кресло министра внутренних дел - лжец, вор и убийца. На его руках кровь десятков людей.
        В глазах брюнетки появились огненные отблески. Ольга говорила всё громче:
        - Человек, дело которого - служить закону и бороться с преступностью, занимается расхищением бюджетных средств, преследованием неугодных и откровенными криминалом… Вот одна из его последних жертв.
        Ольга потянулась за другой табличкой…

* * *
        Я провёл пальцем по экрану. Видео зависло на стоп-кадре.
        - Хватит. Не нужно смотреть это сейчас.
        - Включи, - потребовала Аня. - Включи немедленно.
        Воронцов взглянул на меня и едва заметно кивнул.
        - Хорошо, - сказал я, отдавая телефон девушке. - Но без меня… Андрей, останови машину. Мне нужно немного пройтись, покурить… Собраться с мыслями.
        - Я с тобой.
        Аня осталась на заднем сидении «Тойоты»…

* * *
        … всё это время наш фонд, как мог, боролся с творящимся беззаконием. И это даже приносило успехи. Маленькая кучка людей смогла вывести на чистую воду десятки жуликов. К сожалению, больше я не смогу вам помочь, потому что меня больше нет. Но это не важно, ведь фонд остался. Осталось дело. А главное, остались люди. Но им не справиться без вашей помощи, им не справиться в одиночку. Я прошу вас выйти на улицы не для себя. Я прошу добиваться справедливости не для себя. Я и не думаю просить вас о мести. Я прошу вас лишь об одном. Сделайте это ради тех ребят, которые погибли совсем молодыми. Пусть их смерть не будет напрасной.
        Картинка погасла. Аня смотрела в чёрный экран телефона. В какой-то момент девушка поняла, что перед глазами нет ничего, кроме собственных слёз. Только белая пелена и белый шум в ушах…

* * *
        Аня не слышала, как размеренно гудит дорога. Не слышала, как ветер свистит сквозь приоткрытые окна автомобиля. «Тойота» летела в Москву, и покрышки шипели, касаясь асфальта; багряные тучи заволокли небо от горизонта до горизонта, и земля содрогалась от громовых раскатов. Ничего этого Аня не слышала. В голове эхом разносились одни и те же слова:
        - …потому что меня больше нет.
        Воронцов и Полянский тихо переговаривались между собой. Они сидели впереди. Андрей вёл машину. Юра следил за встречным движением и часто курил.
        Аня не слышала, о чём они говорили.
        Её больше нет. Простая мысль. Она была слишком громоздкой, чтобы уместиться в сознании. Аня понимала каждое слово в отдельности, но стоило связать их в цельную фразу, как они тут же превращались в бессмысленный набор звуков.
        Её больше нет.
        Девушка мысленно повторяла эти слова вновь и вновь. Слова ускользали и прятались, подсовывая вместо себя цепочки образов и счастливых воспоминаний…

* * *
        Ане пятнадцать. Закрывшись в комнате, она сидит перед компьютером, обиженная на весь белый свет. Её раздражают разговоры, доносящиеся с кухни. К маме пришла подруга. Якобы на чай, но Аня услышала, как звенели бутылки в чёрном пакете. Опять будут пить вино и сплетничать до полуночи.
        Женщины на кухне говорят громко. Видимо, они решили, что их бабский трёп может быть интересен соседям. Иначе неясно, зачем так орать? Время от времени женщины переходят на шёпот, но лишь для того, чтобы через секунду сотрясти квартиру взрывом неудержимого хохота.
        Чёрт! И как отцу удаётся спать?
        Впрочем, отцу глубоко наплевать на шум. Ему вообще на всё наплевать. Даже на собственную дочь. Всё, что его интересует - это цифры, отчёты, квартальные сводки, авансы, оптимизация, прибыль, кредиты, сроки, счета… бла-бла-бла… Не жизнь, а бухгалтерия. На месте отца, Аня бы повесилась, не задумываясь.
        На кухне вновь раздаётся голос гостьи:
        - Я ему сказала, чтобы больше не звонил.
        - И что?
        - Представляешь, не звонит! - подруга мамы громко смеётся.
        Вот ведь глупая курица. Неудивительно, что у неё до сих пор мужика нет.
        Проходит час. Дверь в комнату Ани открывается. Внутрь осторожно заглядывает гостья.
        - Привет, принцесса, - говорит она.
        - Вы в пещере родились? - недовольно отвечает Аня. - Стучаться не учили?
        - Извини, - немного смутившись, говорит Ольга. - Я просто хотела узнать, как твои дела. Мы с мамой, наверное, спать мешаем?
        - Что, совесть замучила? Так вы ещё вина накатите, она замолчит.
        Ольга улыбается и без спроса садится на Анину кровать. Кивнув на гитару, спрашивает:
        - Играешь?
        - Для красоты поставила.
        - Как давно?
        - Вам-то какая разница?
        - Я тоже раньше играла. Правда, на фортепиано. Музыкальную школу закончила. До сих пор жалею, что забросила. Сейчас бы зажигала в какой-нибудь рок-группе на клавишных. Была бы счастлива.
        - Никогда не поздно начать всё сначала.
        - Мне двадцать семь. Если начну, придётся тут же умирать.
        Аня с любопытством смотрит на гостью. Раздражение незаметно уходит. Брюнетка уже не вызывает такого бурного отторжения.
        - А где мама?
        - Пошла в магазин.
        - Почему вы не с ней?
        - Решила остаться, чтобы поболтать с тобой. И давай на «ты», окей?
        - Окей.
        - Вина хочешь?
        Аня с недоверием смотрит на Авалову. Затем отвечает:
        - Хочу.
        - Тогда пошли. Там осталось немного.
        Вместе они проходят через тёмный зал. Идут на кухню, где горит свет. Ольга наполняет бокалы, и девушки пьют. Вино сначала горчит, но вскоре на языке появляется приятное послевкусие. Что-то неуловимо цитрусовое. Аня принюхивается к напитку. Пахнет апельсинами и цветами.
        - Ты не права, - говорит брюнетка. - Совесть нельзя усыпить алкоголем. Если она, конечно, у человека есть.
        - А у вас есть?
        - На «ты».
        - У тебя есть?
        - Возможно. По крайней мере, я слышу в себе её голос.
        - Это белая горячка. Пора завязывать со спиртным.
        Ольга смеётся и поднимает бокал. Аня поднимает в ответ, и они снова пьют.
        - Почему ты бросила играть? - спрашивает девушка у Ольги.
        - Поступила на филфак. Там не до этого было. Экзамены, сессии…
        - Жалеешь?
        - Очень, - кивает брюнетка. - Если разобраться, чёртов институт забрал мою молодость и не дал ничего взамен.
        - Родители хотят, чтобы я поступала на экономический.
        - А ты хочешь?
        - Нет.
        - Значит, не поступай, - пожимает плечами Ольга.
        Через открытое окно девушки слышат, как хлопает дверь подъезда.
        - Чёрт! Твоя мама пришла. Допивай быстрее и беги в комнату, иначе мне влетит.
        Одним махом Аня опустошает бокал и бежит в коридор. Прежде чем скрыться в темноте, она разворачивается и говорит:
        - Оль.
        - Да?
        - Фиг с тобой. Забегай почаще.
        - Обязательно, принцесса.
        Ольга подмигивает ей, и Аня, улыбнувшись, идёт в комнату.
        Впервые за долгое время она засыпает счастливой.
        Ане восемнадцать. Она сидит в зале и смотрит, как за окном сверкает августовская зарница. Молнии бесшумно вспарывают небо и бьют в горизонт. Аня смотрит на них и молча ест апельсин. Девушка пытается не слушать гневные крики родителей.
        В квартире Лукониных буря. Дочь не поступила на экономический. Два месяца назад пришли результаты школьных экзаменов, и, увидев баллы, родители Ани ещё долгое время ходили раздувшимися от гордости. Дочь-то, оказывается, умница! По всем правилам сегодня её фамилия должна была оказаться в приказе о зачислении. Но там её не было.
        Аня соврала родителям, что подала документы. Она твёрдо решила, что высшее образование - не её путь.
        - Собирай вещи.
        - Женя, перестань! - кричит мама.
        Отец лишь отмахивается.
        - Она у нас самостоятельная. Может сама за себя решать. Жильё тоже сама найдёт.
        - Катитесь к чёрту, - беззвучно шепчет Аня.
        Бросив кожуру апельсина на пол, она встаёт с дивана и идёт в комнату. Собирает вещи, берёт рюкзак и уже почти выходит за дверь, как вдруг вспоминает, что забыла гитару. Девушка возвращается, забирает инструмент и покидает дом.
        На улице ветер. Вот-вот должен начаться дождь. Аня набирает номер Ольги.
        - …конечно, приезжай, - отвечает подруга. - Только слушай, я сейчас не дома. Запиши адрес.
        Авалова диктует. Девушка ручкой пишет на запястье.
        - Готово, - отвечает Аня. - А что за место? Твоя фирма переезжает в новый офис?
        - Лучше, принцесса. Гораздо лучше.
        Голос подруги звучит загадочно. На заднем фоне слышатся удары молотка, скрежет и ещё какой-то шум. Видимо, в помещении, где находится Ольга, вовсю идёт ремонт.
        - В общем, дело такое, - говорит Авалова. - Я тут организовала один фонд и решила заняться кое-чем интересным. Приезжай, принцесса, расскажу всё в подробностях.
        - Уже лечу.
        Аня вешает трубку. Она мгновенно забывает о ссоре с родителями. Девушка мчится через весь Академгородок и чувствует, как в груди зарождается странное предвкушение чего-то нового, неизведанного и по-настоящему важного.
        Гремит гроза, и вечерняя дымка пахнет цветами.
        Ане двадцать один. Она стоит в коридоре больницы. На девушке белый халат, в руках пакет, доверху заполненный апельсинами. Спёртый воздух пахнет лекарствами.
        Из палаты выходит Ольга.
        - Живы, - говорит она и, обессилев, падает на кожаный диван.
        Аня садится рядом. Девушки молчат какое-то время.
        - Оль…
        - Нет. Сначала я скажу.
        - Хорошо.
        - Не обижайся на меня, принцесса. Но это слишком далеко зашло. Я не могу допустить, чтобы что-то подобное случилось и с тобой.
        - Оль…
        - Дослушай, - перебивает подруга. - Я понимаю, это не совсем честно, но дальше буду действовать одна. Ты и ребята - больше не сотрудники фонда.
        Тишина. Мимо проходят несколько докторов, и девушки смотрят им вслед.
        - Врачи… - задумчиво говорит Ольга. - Хорошая профессия.
        - Оль, я Сашу бросила.
        Подруга поворачивается и удивлённо смотрит на Аню. Женщина открывает рот, чтобы что-то сказать, но у неё звонит телефон.
        Ольга смотрит на экран и морщится. Затем сбрасывает.
        - Следователь, - объясняет она.
        - Насчёт квартиры?
        - Нет, другой… По катане…
        У Ольги вдруг сдают нервы. Она со всей силы швыряет телефон - тот бьётся о стену и разлетается на куски.
        - Задолбали, суки!
        Она крепко обнимает Аню и, уткнувшись ей в плечо, тихо плачет от бессилия и отчаяния. Через минуту Оля берёт себя в руки.
        - Прости, - говорит подруга. - Прости, принцесса.
        - Всё хорошо.
        - Что у вас с Сашей?
        - Уже ничего. Я его бросила.
        - Из-за Полянского?
        - Да… - Аня немного думает. - То есть, нет… - снова молчит. - А, чёрт! В общем, не только из-за него.
        - Ань, лучше подумай…
        - Уже подумала. Я не стану жить с Сашей. Он мне противен. Можно, я немного поживу с тобой в офисе? Ольга кивает и вдруг начинает смеяться.
        - Дуры, - говорит она сквозь смех. - Две бездомные дуры. Нет, ну ты посмотри на них! Ни дома, ни семьи! Почему мы не можем жить, как все нормальные бабы?
        - Потому что нормальные бабы - глупые курицы.
        - А мы?
        - Мы смелые курицы.
        - И красивые.
        - Да, безусловно, красивые.
        - Хоть и общипанные немного.
        - Да. А ещё тебе курятник сожгли.
        - А у тебя мужик - самодовольный петух.
        - Тяжело быть смелой курицей.
        - Тяжело, и не говори.
        Девушки обнимаются и смеются громко, на всю больницу, не обращая внимания на осуждающие взгляды врачей.
        - Что нам делать, Оль?
        - Не знаю, принцесса. Не знаю.
        - Я не хочу, чтобы ты оставалась одна. Я помогу…
        - Нет. Это не обсуждается. Какое-то время поживёшь в офисе, а потом тебе нужно будет уехать.
        - Уехать? Куда?
        - У меня есть знакомые в Питере. Я созвонюсь, они тебя примут. Отдохнешь немного, погуляешь по северной столице. Поверь, принцесса, это чудесный город, тебе непременно понравится. А когда я разберусь, мы снова встретимся.
        - Обещаешь?
        - Обещаю, принцесса. Мы ещё соберемся в нашем офисе. Возьмём вина, раскурим кальян, как когда-то раньше…
        - Хочу, чтобы Юра был с нами.
        Ольга молчит некоторое время. Затем прижимает Аню к себе покрепче, и тихо шепчет на ухо:
        - Они ответят за него… Вот увидишь, принцесса. Они ответят.

* * *
        Ане двадцать один. Она сидит на заднем кресле «Тойоты».
        «Тойота» летит в Москву.
        В небе свирепствует гроза, а горизонт застилает белая дымка. Непонятно - то ли это туман, то ли просто слёзы в глазах. Аня не может сообразить, почему видимость с каждой секундой всё хуже. Дышать всё тяжелее. Словно чья-то невидимая рука держит за горло и не позволяет наполнить лёгкие кислородом.
        В руках у девушки телефон. Ане хочется открыть список контактов, выбрать номер Оли. Услышать, как длинные гудки прерывает голос подруги - ровный, уверенный, безмятежный. Ольга внимательно выслушает, быстро успокоит. Ей всегда достаточно пары слов, чтобы успокоить. Наверное, у неё талант - вселять надежду в людей.
        Аня проводит пальцем по экрану, чтобы разблокировать телефон. Она уже предвкушает, как ей станет легче, когда она услышит голос Аваловой.
        Телефон выходит из спящего режима. На экране застывший кадр. Голая кирпичная стена. Ольга в строгом костюме.
        Аня вспоминает. Её больше нет.
        Чья-то невидимая рука до боли в горле сдавливает девушке шею. В небе неистовствует гроза, и воздух пахнет дымом.

* * *
        На заднем сидении тихо скулила Джесси. Прижавшись к Аниной ноге, она дрожала всем телом и, поджав уши, неотрывно глядела в окно. Гроза всё никак не стихала, и небосвод был исчерчен молниями, словно трещинами. Казалось, багряный купол вот-вот развалится на куски и просыплется на землю огненными осколками.
        Видимость ухудшалась с каждым километром. Воздух стал мутным, тяжёлым, вязким. Сначала исчезла линия горизонта. Она растворилась в грязно-серой завесе, и осталась лишь дымка, стирающая границу между дорогой и небом. Затем пропали очертания холмов… Перелески, посёлки, постройки - всё, что находилось дальше, чем на сто метров от дороги, растворялось, поглощённое дымом и пеплом.
        - Накаркала стерва, - чуть слышно сказал Андрей.
        Он опустил палец на кнопку и закрыл все окна в машине.
        - Ты про кого?
        - Баба в мотеле. Все мозги утром вынесла. «Сухие грозы! Что-нибудь загорится!» - Андрей ударил по рулю и выматерился. - Держи, мать! Загорелось!
        Воронцов злился. И я догадывался почему.
        Проблема заключалась в том, что поездка, которой грезил Андрей, была лёгкой и полной приключений. Она не имела ничего общего с тем мрачным настроем, что преследовал нас с самого утра. Воронцов злился, потому что не знал Ольгу. Известие о её смерти значило для него не больше, чем новость о какой-нибудь революции в стране третьего мира. Важное событие? Наверное, важное, раз о нём говорят в новостях. Но не для Андрея, а для общества - безымянного, далёкого общества, которое никак не соприкасалось с его личной жизнью. Воронцов не мог понять, почему, по какому такому праву, чуждое, неуправляемое событие вдруг врывается в его планы и ломает все грёзы о путешествии, разбивает надежду на возможную близость с Аней. Воронцов злился, потому что не понимал, зачем он едет в Москву, зачем Лукониной понадобилось участвовать в этом идиотском митинге, зачем я поддерживаю Аню в её безумной затее.
        Андрей злился. И я не мог его обвинить, поскольку и сам чувствовал нарастающее раздражение.
        Я вспоминал встречу с Ольгой. Думал, что должен испытывать боль утраты. Но в груди не было ничего хотя бы отдалённо напоминающего это чувство. Глядя на убитую горем Аню, не мог понять, почему же мне всё равно? Почему я не ощущаю потери? В глубине души я чувствовал беспокойство. А вдруг это отсутствие эмоций вовсе не случайно? Вспомнив вчерашние слова Андрея, подумал: а что если путешествие и вправду меня изменило? Что если мои гнусные мысли о ритуале уничтожили что-то чрезвычайно важное - ту искру, которая делает человека человеком. Может быть, теперь я не могу сопереживать и сочувствовать? Ведь кто, в конце концов, сказал, что перемены всегда происходят в лучшую сторону? Что если дорога к Рецепту окончательно сломала меня?
        Я размышлял и боялся собственных мыслей, а от этого злился ещё больше, чувствуя себя никчемным, бесполезным, пустым. Поглощённый раздумьями, я не заметил, как дым лесных пожаров окончательно окутал дорогу серой непроглядною мглой. Стало темно. Не так, как это бывает ночью, а по-другому, искусственно темно - словно наступило затмение, и какая-то преграда отрезала землю от света.
        - Торфяники горят, - сказал Андрей. - Видишь зарево?
        - Ни хрена не вижу.
        - Вон, смотри справа. Красная полоса, видишь?
        - Нет.
        - Да вон же, гляди!
        - Вижу. Чёрное - это дым?
        - Да.
        - Дело - дрянь.
        - Просто сказать, дерьмо. Не помню, когда в последний раз всё так пылало.
        - Такое уже случалось?
        - Что именно?
        - Пожары.
        - Пожары случаются каждый год. Разница в масштабах и в том, что горит. Сейчас горят торфяники, поэтому дыма много.
        - Далеко до Москвы?
        - Прилично.
        - Чёрт… Дышать нечем.
        - Меня больше беспокоит видимость. И идиоты, которые не включают фары. Как этот, например.
        Едва начав обгон, Андрей резко повернул вправо и вернулся на полосу. По встречке пронёсся минивэн. Он вылетел из тумана, словно призрак. Очертания автомобиля стали видны лишь в последний момент, когда до столкновения оставалась пара секунд.
        Я громко выругался.
        - Согласен, - кивнул Воронцов. - Не самый хороший человек.
        - Разобьётся ведь! А главное - с собой кого-нибудь прихватит!
        - Хорошо, что не нас.
        - Обгоняй по минимуму, окей? Мало ли таких идиотов.
        - Окей, постараюсь… Чёрт возьми, ну и пекло.
        Какое-то время мы ехали молча. Мгла всё сгущалась, и вскоре мы не могли различить даже машины с включёнными фарами, пока они не приближались вплотную. Всюду был дым. Плотный, вязкий как желе. Он просачивался сквозь щели автомобиля и обжигал лёгкие, оставляя на языке едкий кисловатый привкус.
        Серая пелена застелила небо. В её грязной дымке вспыхивали разрывы молний, и многие водители не выдерживали - останавливались на обочине, не рискуя продолжать путь в этом аду. Сухой шквалистый ветер заметал автомобили дорожной пылью, и аварийные сигналы тускнели буквально на глазах, покрываясь чёрным слоем грязи.
        Проезжая мимо одной из машин, мы увидели семью. За рулем сидел молодой человек, а на заднем сидении - девушка с грудным ребёнком. Одной рукой она прижимала к себе младенца, а другой прикрывала ему рот смоченной тряпкой.
        Когда мы проехали мимо, Воронцов взглянул в зеркало заднего вида и, нахмурившись, произнёс:
        - Кретин. Зачем он остановился?
        Андрею никто не ответил.
        - Это самоубийство, - сказал Воронцов. - Здесь нельзя останавливаться… Если не будет дождя, они просто-напросто задохнутся.
        - Может, стоит вернуться? - предложил я.
        Андрей отрицательно покачал головой.
        - Нет смысла, - сказал друг. - Они не станут нас слушать. Только зря потеряем время.
        Я кивнул. На секунду мне стало стыдно от того, что я обрадовался отказу Воронцова, но укол совести быстро сошёл на нет. Трудно изображать благородство, когда все твои мысли посвящены лишь тому, как бы побыстрее вырваться из этой смрадной завесы.
        Дым. Пепел. Мрак. Небо из серого превратилось в кроваво-багряное, и не было ясно - то ли это закат, то ли зарево от надвигающихся пожаров. Всё чаще сверкали розоватые молнии, и незатихающий гром катился по небосводу, заглушая шум автобана. Это был конец света, и казалось, что чёрная «Камри» несётся не в Москву, а в библейский Армагеддон.
        Я судорожно хватал ртом воздух, пытаясь заполнить лёгкие кислородом, но вместо этого лишь глотал смесь пепла и угарного газа. Удушье уже не было незначительным дискомфортом. Оно превратилось в реальную, угрожающую жизни проблему. Окружающий мир периодически темнел, а перед глазами летали яркие мушки. На заднем сидении зашлась в астматическом кашле Аня. Она была бледна как покойница. Воронцов, судя по всему, тоже пребывал в пограничном состоянии. Он то и дело тряс головой и часто жмурил глаза, словно пытался сбросить с себя наваждение.
        - Андрюх, ты как? - спросил я обеспокоенно.
        Воронцов на секунду поднял вверх большой палец, но тут же схватился за руль. Машина опасно вильнула и едва не слетела с дороги.
        - У тебя аптечка есть? - спросил я.
        - Где-то сзади лежит.
        Я посмотрел в водительское зеркало.
        - Аня… Аня, слышишь меня?
        Девушка хотела ответить, но не смогла. Приступ кашля заставил её согнуться пополам.
        - Ань, найди, пожалуйста, аптечку.
        - Мину… - грудь девушки свело судорогой, и Аня не смогла закончить фразу. - Мину… Твою мать… Минуту!
        - Это срочно, Ань!
        - Сейчас… Держи!
        Я забрал из рук девушки серый чемоданчик и разложил у себя на коленях.
        - Что ты хочешь? - спросил Андрей.
        - Сейчас, - ответил я. - Где-то должен быть… Ага, нашёл. Секунду…
        - Господи! Как воняет! Что это за хрень?
        - Нашатырный спирт, - ответил я после некоторого замешательства.
        - Закрой её быстрее.
        - Сейчас… смочу салфетку. Всё. Готово. Как только почувствуешь, что тебя начинает рубить - говори.
        - Окей, понял.
        - Как далеко до Москвы?
        - Прилично, - ответил Андрей.
        Немного погодя, он добавил:
        - Нам главное - не в Москву попасть, а выбраться из этой низины. Мы здесь, как в котле. Выберемся на холмы - будет легче.
        - Чёрт возьми, какой-то ад. Неужели и вправду каждый год такая херня?.. Слышишь? Андрюх… Андрюх? Твою мать!!!
        Я едва не сломал Воронцову нос, тыкая в него салфеткой.
        «Тойоту» вновь закидало по полосе. Раздался скрип тормозов и визг покрышек. Через секунду Воронцов сумел выровнять автомобиль.
        - Сбрось скорость, - сказал я.
        - Если сброшу - задохнёмся.
        - А если не сбросишь, расхуяримся на ближайшем столбе. Сбрось скорость!
        - Хорошо.
        Андрей отжал педаль газа, и «Тойота» поехала чуть медленнее. Через пару секунд воздух в машине стал едким и вязким. Даже современные системы фильтрации не справлялись с потоком густого дыма. Я смотрел в окно и с ужасом представлял, что сейчас чувствуют водители «Жигулей» и стареньких иномарок.
        - Как далеко до подъёма?
        - Минут пять, - ответил Андрей.
        Голос Воронцова, и без того хриплый, превратился теперь в сухой скрежет. Я с трудом разбирал слова, но следующую фразу понял с первого звука:
        - Нашатырь…
        Вновь поднёс салфетку к лицу Андрея. Тот сморщился, моргнул пару раз и потряс головой.
        - Господи, какая гадость! - сказал он.
        - Потом мятой будет пахнуть.
        - Жаль с дымом так не прокатывает.
        - Далеко ещё?
        - Почти выехали.
        Через минуту «Тойота» поднялась на возвышенность. Дышать и вправду стало легче, и в какой-то момент мы даже попробовали приоткрыть окно. Правда, тут же сообразили, что это было чересчур смелой идеей, и, задыхаясь от гари, подняли стёкла обратно.
        Так мы и ехали с задраенными наглухо окнами, думая каждый о своём, пока через полчаса на горизонте не показалась Москва. До городской местности было ещё далеко, шоссе тянулось на юг, окружённое редкими перелесками, но даже отсюда можно было догадаться о приближении к столице. К тому моменту солнце закатилось за горизонт, однако вопреки здравому смыслу небо на юге не потемнело - там было светло, словно днём.
        Третье зарево, увиденное нами сегодня, в своём величии превосходило как отблески лесных пожаров, так и вспыхнувший закат самого солнца.
        Это была Москва.
        Пылающая столица нарушила законы самой природы и загрязнила небо искусственным светом так же, как когда-то давно её фабрики загрязнили воздух и реки. Она горела, словно искусственная звезда, и притягивала взгляд переливами золотого сияния. Москва была центром мироздания. Она устанавливала правила для остального мира.
        И мы направлялись в самое её сердце, чтобы эти правила изменить.

* * *
        В столицу въехали вместе с бурей. Гроза накрыла город свинцовыми тучами, и в небе словно раскрылась дыра в океан. Дождь лился не ручьями, а стенами. Дороги превратились в грязные реки - машины утопали в них. Движение встало, и поездка превратилась в нелепое дерганье среди сигналящих автомобилей.
        Андрей нервно постучал по рулю.
        - Чёртовы пробки. Мы ещё даже не в центре.
        - Здесь всегда так? - спросил я.
        Воронцов посмотрел на приборную панель, где мерцали электронные часы - они показывали двадцать два - двадцать два. Хоть желание загадывай.
        - Обычно в это время свободно, - ответил Андрей. - Всему виной чёртов дождь. Власть закатывает тротуары под плитку, а ливневка как стояла забитой, так и стоит. Чувствую, до Садового мы доберёмся лишь к ночи.
        - Это не из-за дождя, - раздался голос позади.
        Мы вздрогнули и обернулись. Аня так долго молчала, что мы начали забывать о её существовании.
        - Город стоит не из-за дождя, - повторила девушка.
        Несколько секунд я, словно заворожённый, смотрел на Луконину. Её спина выпрямилась. С лица исчезли страдальческое выражение и бледнота. Растрепанные волосы вновь были собраны в два пышных хвоста, а глаза, ещё недавно стеклянные и опустошённые, теперь горели уверенностью. В них блестел пугающий огонёк.
        - Заметили автобусы? - спросила Аня.
        - Автобусы?
        - Когда мы въезжали в город, мимо проехали. с затонированными стёклами. На них не было табличек с маршрутами.
        - Думаешь, космонавты? - спросил Воронцов.
        - Да.
        - Вряд ли, - не согласился я. - В Москве хватает ОМОНа. Зачем везти ещё?
        Аня усмехнулась и поманила пальцем.
        - Взгляни, - сказала она, повернув ко мне экран телефона.
        Она показала запись городских беспорядков. Под проливным дождём на площади стояли тысячи митингующих. Съёмка велась с воздуха, и человеческая масса с такого ракурса напоминала копошащийся муравейник. Транспаранты и флаги, торчащие из толпы, шевелились, словно осенние листья, упавшие в гнездо бесчисленных насекомых.
        Пара секунд мне понадобилась, чтобы осознать, что это не старая видеозапись, а прямая трансляция из центра города.
        - Что вы там смотрите? - Воронцов на секунду отвлёкся от дороги.
        - Андрюх… Кажется, нам не стоит заезжать слишком близко. Оставим машину где-нибудь на задворках.
        - Да что там такое?
        Он выхватил телефон из рук Ани и несколько мгновений неотрывно глядел в экран. Затем, не оборачиваясь, протянул мобильный обратно Лукониной и молча повернул «Тойоту» вправо.
        - Остановимся около моей квартиры, - сказал Воронцов. - Дальше я не поеду.
        - Тогда нужно будет проводить Аню…
        - Без меня. Я не пойду в центр.
        - Не переживайте, - сказала девушка. - Я доберусь сама. У меня там знакомые.
        - Андрюх, в чём проблема?
        - Никаких проблем.
        - Почему…
        - Я сказал, никаких проблем. Просто не пойду в центр и всё. Подожду дома, пока ты проводишь Аню.
        - Эм… Ну хорошо, - я повернулся к девушке. - Ань, ты уверена, что тебе нужно туда прямо сейчас? Уже вечер. К тому же ливень. Может, переночуем у Андрея, а наутро…
        - Нет, - отрезала Луконина. - Это не обсуждается.
        - Да чтоб вас… - я тихо выматерился и повернулся обратно. - Ладно, пофиг. Андрюх, я оставлю вещи в машине.
        - Хорошо. Занесу.
        - Скажи точный адрес квартиры, чтобы я потом не заблудился.
        Воронцов продиктовал. Я не стал записывать, зная, что запомню и так.
        - Аня, куда тебе конкретно?
        - На Житную.
        Она немного помолчала, а потом спросила:
        - Ты пойдёшь только для того, чтобы меня проводить?
        - Да, - ответил я.
        - Тогда не иди.
        - Не дури, Ань.
        - Серьёзно. Я доберусь сама.
        - Это не обсуждается.
        Девушка не ответила. Я взглянул в водительское зеркало и увидел, как она едва заметно покачала головой, а затем усмехнулась собственным мыслям.
        Через пару минут Андрей притормозил недалеко от автобусной остановки.
        - Всё, - сказал он, - дальше я не поеду. Вам здесь недалеко, сначала по прямой, а потом повернуть направо.
        Тишина. Только ливень барабанил по крыше автомобиля.
        Я вновь взглянул в зеркало. Аня всё также невесело улыбалась. Она крутила в руках соломенную шляпу и неотрывно смотрела в запотевшее окно «Тойоты». По стеклу бежали струйки воды. Размытые пятна вечерних огней отражались в глазах девушки.
        - Отлично, - кивнула Луконина. - Я пошла.
        Больше она не сказала ни слова. Просто вышла из машины и, хлопнув дверью, зашагала по тротуару.
        Воронцов смотрел ей вслед.
        - Даже не попрощалась…
        Джесси проскулила и опустила голову на передние лапы. Печальными глазами она взглянула сначала на хозяина, а затем на Аню, чья фигура исчезла в толпе.
        - Что за день… - сказал я. - Что за дерьмовый день.
        - Беги, а то не догонишь.
        - А ты?
        - Беги.
        - Хорошо… До встречи. Постараюсь вернуться к утру.
        Мы пожали руки, и я выскочил из машины. Оказавшись под ливнем, тут же промок до нитки. Аня была уже далеко впереди. Пришлось бежать вслед за ней по скользкой брусчатке, огибая лужи и спотыкаясь о ноги прохожих.
        - Постой! - окликнул я девушку.
        Приходилось кричать. Ни черта не было слышно из-за шума автомобилей, дождя и грозы.
        - Да не беги ты!
        Поравнявшись с девушкой, я схватил её за плечо.
        - Отстань! - Аня дернулась, стряхнув мою руку.
        - Что значит, отстань?
        - Это значит, не трогай меня!
        - Объясни, что случилось.
        - Ничего!
        Луконина ускорила шаг. Теперь она почти бежала по тротуару. Расталкивала локтями проходящих мимо людей и не обращала внимания на гневные крики, сыпавшиеся ей в спину. Её летняя майка и шорты промокли насквозь. Волосы слиплись, превратившись в бесформенные сосульки. Вода ручьями бежала по её лицу, шее, открытым плечам, блестела на голых ногах, скатываясь прямиком в расшнурованные кеды, которые хлюпали и шлёпали, утопая в грязных потоках. Аня неслась по вечернему городу. Она энергично размахивала правой рукой, не всегда попадая в такт своим частым, чересчур широким шагам, а в левой держала соломенную шляпу, прижимая её к груди и прикрывая от ветра, словно ребёнка.
        Я с трудом поспевал за Лукониной. Бежал, матерился, отплёвывался от воды, убирал со лба волосы, терял Аню в толпе, вновь матерился, искал её взглядом, не находил, бежал наугад, видел её и снова терял. Я бежал и чувствовал, как тяжелеет одежда, как разваливаются швы на кроссовках, ругал себя за то, что забыл в рюкзаке куртку и дождевик, понимал, что ненавижу этот многолюдный город, этот день, эту дурацкую поездку. Ненавижу Аню, которая обиделась на меня неизвестно за что. Ненавижу Воронцова, который вместе со своей тупой собакой отправился в тёплую сухую квартиру. Ненавижу Ольгу, которая затеяла эту идиотскую, никому не нужную борьбу и позволила себя убить. Ненавижу себя за подобные мысли, ненавижу прохожих, ненавижу людей, которые стоят где-то там на площади, ненавижу весь мир и больше всего в этом мире я ненавижу Мириам, из-за которой всё и пошло наперекосяк.
        Силуэт Ани мелькнул в толпе. Девушка повернула с проспекта и устремилась направо, как и говорил Воронцов. Я побежал вслед за ней.
        Вскоре у тротуаров я заметил полицейские автомобили. Их было много. Очень много. Людей тоже становилось всё больше, и где-то вдалеке раздавался рёв, напоминающий бушующий океан. Среди прохожих начали попадаться люди с плакатами и транспарантами. Кто-то нёс таблички с лозунгами вроде «Сорвём с оборотня погоны» или «Убийцам не место во власти». Другие держали фотографии. Это были фотографии Ольги, перечёркнутые чёрной лентой в правом нижнем углу. Все эти таблички и речевки казались мне до отвращения пошлыми.
        Повсюду кричали. Уличный шум смешался с грохотом бури, и всё вокруг стало громким, слишком громким, до боли громким. Каждый выкрик, каждый грозовой раскат - словно удар по уху. Казалось, барабанные перепонки не выдержат, лопнут, и из ушей тонкими струйками засочится кровь.
        Аня петляла в толпе и постоянно пропадала из вида. Лишь когда мы оказались у площади, где невозможно было протолкнуться, я нагнал Луконину, схватил её за плечо и развернул к себе.
        - Хватит! - закричал я. - Хватит бегать! Не дергайся!
        - Отпусти!
        - Я сказал, не дергайся!
        - Я буду кричать!
        - Кричи! Кто тебя здесь услышит?!
        Луконина набрала полную грудь воздуха. Хотела было заорать, но тут её кто-то толкнул. Издав нечленораздельный звук, Аня споткнулась, взглянула на меня с обиженным видом, а потом вдруг взяла и расплакалась, словно маленькая девочка.
        Я прижал её к себе. Наклонившись, спросил:
        - Почему ты злишься? Зачем убежала?
        Ане понадобилась минута, чтобы прийти в себя. Она посмотрела на меня опухшими, раскрасневшимися глазами и сказала:
        - Вы бросили меня!
        - Что?! Никто тебя не бросал!
        - Бросили! И ты, и Андрей! Вам наплевать на меня! Наплевать на Ольгу! Наплевать на то, что здесь происходит!
        - Если бы это было так, я бы не бежал за тобой через весь город.
        - А толку?! Что толку?! Прибежал? Молодец! Очистил совесть? Думаешь - этого достаточно?!
        - Чего ты хочешь?! - начал закивать я. - Чтобы я стоял здесь?! Требовал отставки вашего министра?
        - Да!
        - Зачем? Мне хватило в Омске. Или ты просто хочешь, чтобы я был рядом, пока ты и другие хомячки будут играть в революцию? Зачем тебе это, Аня?!
        Луконина вдруг вырвалась, освободила правую руку и с размаху отвесила мне пощечину.
        - Пошёл вон! - закричала она. - Убирайся к дьяволу, неблагодарная сука! Ничтожество!
        Я не понял, как это произошло. Была лишь вспышка холодной ярости, и взметнувшаяся рука, и короткий вскрик, и испуганный взгляд зелёных глаз, зажмурившихся в последний момент, и вот Аня уже отшатнулась, выронила шляпу, и, держась руками за рассечённую губу, сплевывала кровь на брусчатку.
        Застыв на месте, я слушал, как исчезают звуки; люди, машины, ливень, гроза - всё растворилось в воздухе, и вскоре не осталось ничего, кроме бешеного пульса в висках. Я чувствовал, как покалывают костяшки пальцев, как дрожат колени, как дыхание сбивается от волны накатывающего гнева, и в эту самую секунду я понял, насколько ужасным, отвратительным и непростительным был мой поступок. Но вместо стыда я испытал странное и сладкое чувство превосходства - силу и власть, и самое страшное было то, что мне нестерпимо хотелось ударить ещё раз…
        К счастью, мне помешали. Рядом стоял мужчина, одетый в фиолетовый дождевик, который был ему чертовски мал и рвался в районе плеч. Мужчина всё увидел. Он грязно выматерился, пошёл на меня, замахнулся… но так и не смог ударить из-за всеобщей толкотни, а просто повалился сверху всем телом. В следующее мгновение я уже не видел ни Ани, ни мужчины, ни даже собственных рук. Лишь каким-то чудом сумел подняться и понял, что толпа стала слишком тесной. Люди начали жаться, а потом побежали, сшибая друг друга с ног. Мне не оставалось ничего, кроме как побежать вместе с ними. Отдавшись потоку, я потерялся, думая лишь о том, как бы ни оказаться затоптанным в этом хаосе. Прежде чем до меня дошло, что именно происходит, я успел получить с десяток тычков прямо под ребра. Наконец, из всеобщего шума я выхватил отдельные крики:
        - Мусора!
        - Стойте! Не бойтесь!
        - Позор! Позор! Позор!
        Наконец, я всё понял. Игры закончились. ОМОН начал штурм. C разбега наткнулся на чью-то спину. Бегущие впереди остановились и начали пятиться назад. На долю секунды в скоплении людей образовался просвет, и я увидел надвигающуюся стену серых щитов.
        - Отрезали! - закричал кто-то.
        Они напоминали непобедимую римскую армию. Мокрая броня, чёрные шлемы. Взгляды… Марш. Тяжёлые берцы отбивали ритм, заставляя дрожать брусчатку. Поступь войск была размеренной и неумолимой. Тиски сжимались, и мы оказались между молотом и наковальней.
        - Жмут! - раздался отчаянный крик.
        Вспыхнула паника. В беспорядочном метании я едва не оказался на земле. В первый раз лишь чудом успел вцепиться в чью-то одежду. Во второй - потерял равновесие и почти рухнул на мокрый камень. Сильные руки вдруг подхватили меня, поставили на ноги. Я взглянул на спасителя. Это был тот самый мужик в фиолетовом дождевике.
        - Крепче стой, сучонок! - крикнул он. - Держись за меня, иначе раздавят!
        С каждой секундой становилось теснее. Две чёрные стены сжимали нас, словно пружину. Я уже слышал глухие удары дубинок, слышал громкие маты полицейских, как вдруг шум разрезал дикий крик, утонувший в ликующем рёве.
        - Лови ещё, сука! Давите их, мужики!
        Толпа начала раскачиваться, словно море во время шторма. Человеческие волны подхватывали и бросали меня из стороны в сторону. Где-то вдалеке орали трескучие громкоговорители. Иногда над головой раздавался низкий прерывистый свист, и сквозь толпу проносился сбивающий с ног ветер. Это кружили над городом полицейские вертолёты.
        - Давите их, давите!
        - Ещё немного!
        - Бей!
        Уже впоследствии я понял: лучшее, что могли сделать полицейские - это расступиться, пропустить сквозь себя тонкий ручеёк протестующих. Тогда охваченная паникой толпа побежала бы, перестала сопротивляться и, рассыпавшись, оказалась бы беззащитной перед точечными ударами. Но вместо этого ОМОН продолжал сдавливать и без того напряжённую пружину. И в какой-то момент она, выстрелив кровью, разжалась.
        - Рвите их!
        - Дави, мужики!
        - Щит! Щит у него заберите!
        Через секунду стало ясно, о каком щите идёт речь. На брусчатке лежал затоптанный полицейский. Совсем молодой паренёк - с него сорвали шлем и камнем пробили голову. Кровь струилась из виска, разливалась по мокрой брусчатке чёрной блестящей лужей и тут же растворялась в потоках падающей с неба воды. Казалось, будто вместе с кровью ливень пытался смыть с улиц грязь и жестокость, но пламя, вспыхнувшее этой ночью, уже разгорелось в полную силу.
        Полицейский был жив. Спасаясь от обезумевшей толпы, он выставлял перед собой щит. Удары летели со всех сторон. Укрыться от каждого было нереально. Вскоре кто-то лишил омоновца последней защиты, и на парня обрушились сразу несколько человек, осыпая его ударами.
        Вид окровавленного полицейского разбудил в толпе гнев. Теперь ОМОН не казался нам непобедимой армией. Мы увидели, как неудобно и тесно им в мокрой броне. Как ограничивают им обзор нелепые чёрные шлемы. Мы увидели сбивчивый шаг, испуганные взгляды и поняли - перед нами стоят такие же люди, которые точно так же боятся и точно так же испытывают боль. Мы увидели это и превратились в девятибалльный шторм, который невозможно было остановить.
        Толпа качнулась раз. Затем второй. Цепочка ОМОНа сломалась и развалилась на части. Те полицейские, которые не утонули в человеческой массе, начали беспорядочно отступать, бросая щиты и дубинки на землю. Их тут же подхватили протестующие, и теперь наш отряд был вооружен.
        Почувствовав силу, толпа развернулась и двинулась на вторую стену сотрудников - ту самую, что стояла между нами и многотысячным митингом, где оставалась основная часть протестующих.
        Вторая цепочка сломалась даже легче, чем первая. Мы прорвали оцепление и вылетели на площадь. Нас встретили оглушительным ликующим рёвом. В воздух полетели файеры. В ночном небе разрывались салюты.
        И всё это происходило под неутихающую канонаду грома и ослепительные вспышки розовых молний.

* * *
        Было далеко за полночь, когда на площади загорелись покрышки. Ливень закончился, и, словно грибы после дождя, начали одна за другой возводиться палатки. Если в начале у полиции ещё были какие-то иллюзии о том, что народ разбредётся, то теперь стало ясно - протестующие не уйдут.
        Вернувшись на площадь, я не знал, что делать дальше. Устраивать революцию не входило в мои планы, однако уйти, не убедившись, что с Аней всё хорошо, я тоже не мог. Да, это было странно. Ещё утром я хотел лишить девушку жизни, полчаса назад ударил её в припадке гнева, а теперь искал в многотысячной толпе, чтобы удостовериться, что ей не угрожает опасность. Я рыскал по площади среди грязных, мокрых людей, которые выкрикивали нелепые лозунги, и безуспешно пытался найти Луконину в этом сумасбродном шабаше.
        Я не представлял, где мне искать Аню. Было темно, и темнота кишела людьми так же, как гнилое тряпьё кишит насекомыми. В этой темноте невозможно было отличить мужчину от женщины - лишь силуэты, все как один мокрые, злые, с охрипшими голосами. Ливень уже закончился, но на многих ещё висели разноцветные шуршащие дождевики. Вначале я обрадовался, потому что решил, что Аню будет проще найти, ведь на ней дождевика нет. Но потом вспомнил - девушка говорила, что идёт к знакомым. А раз так, то они могли дать ей и дождевик, и вообще любую другую одежду взамен мокрой майки и коротких шорт.
        Но ведь причёску, причёску-то я должен был разглядеть! Трудно перепутать её прическу. Пшеничного цвета волосы, собранные в два хвоста по бокам. И соломенная шляпа. Аня непременно должна надеть свою шляпу, если только… Если только не потеряла её, когда начался штурм. Чёрт! Она ведь выронила её из рук. Из-за моего удара…
        Я снова вспомнил её испуганные глаза.
        Боже, как я мог поднять руку?
        Я ведь даже не понял, как всё это произошло, не хотел её бить… Не хотел? Не ври себе, ты помнишь то чувство, то странное чувство, напоминающее щекотку в груди, родившееся в момент, когда ты смотрел на Аню, на слабую беззащитную Аню, которая плевала кровью на землю и держалась за лицо, и смотрела на тебя со страхом. Тебе было мерзко, страшно, но тебе нравилось, Полянский. Да, тебе это нравилось, и ты хотел ударить её ещё раз, и только тот мужчина не позволил тебе замахнуться. Ведь правда, Полянский? Ты непременно бы ударил её ещё раз. Куда на этот раз? Вновь по лицу? Чтобы видеть, как она в панике отворачивается, закрывает глаза и выставляет вперёд ладони, и безуспешно пытается защититься. Но она не сможет, нет, мой дорогой, она не сможет защититься, потому что ты сильнее её, и она непременно заслужила тот удар…
        Заслужила? Чем она заслужила? Господи, что ты несёшь, Полянский, что ты несёшь…
        Я не понимал, откуда берутся эти мысли, и шёл, поглощённый тревогой и раздражением, не думая ни о чём, кроме того, как бы побыстрее найти Аню. Я хотел увидеть её, извиниться… Извиниться? За что извиниться, Полянский? За то, что ударил? Или за то, что хотел сжечь её заживо? Ты ведь хотел убить её, предать огню, ради того, чтобы ожила…
        - Мириам! - закричал я. - Хватит! Убирайся прочь!
        Я упал на колени и схватился за виски. Чей-то голос смешался с моим собственным, я не понимал, где проходит грань между моими мыслями и тем, что внушало мне чужое, коварное сознание, живущее в голове.
        Я вновь почувствовал эту щекотку в груди, где-то в районе солнечного сплетения, мерзкую, отвратительную, но вместе с тем сладостную щекотку, словно какой-то жучок копошился под кожей и дотрагивался до нервов тонкими чёрными лапками, перегрызал жвалами, отрезал их по маленькому куску и, выпрыскивая кислоту, растворял их вместе с душой. Я чувствовал, как что-то чужое, грязное и мерзкое извивается внутри меня, и знал, что когда-то видел это чёрное отвратительное создание, и видел не раз, и оно было до боли знакомым, и почти что родным, словно старый заклятый враг.
        - Парень, ты как?
        Кто-то похлопал меня по плечу. Затем щёлкнул пальцами несколько раз перед глазами. Я поднял голову и увидел темноволосую женщину в зелёном плаще. В руках она держала пластиковый стакан, над которым клубился пар. В воздухе потянуло запахом кофе.
        - Держи, согрейся, - сказала женщина, протягивая мне стакан. - Ты чего так по-лёгкому? Заболеешь ведь.
        - Не успел собраться. Всё слишком быстро началось.
        Женщина посмотрела на меня. Понимающе кивнула. Я взял напиток из её рук и несколько раз отпил. Кофе был горячим и крепким.
        - Спасибо, - сказал я, протягивая обратно. - Так гораздо лучше.
        Женщина взяла стакан. Она не отводила взгляда от моего лица. Внимательно рассматривала и постоянно хмурила брови, словно пыталась что-то вспомнить.
        - Блин, где я тебя видела?
        - Может, в толпе?
        - Нет-нет… Где-то в другом месте, совсем недавно. Ты откуда?
        - Издалека, - усмехнулся я. - В Москве всего пару часов.
        - Странно…
        Женщина задумалась.
        - Ладно, мне пора, - сказал я.
        - Уже уходишь? Самое интересное впереди.
        - Я девушку ищу. Кстати… Вы случайно не видели блондинку с двумя хвостами?
        - Хвостами?
        - Эм… В смысле волосы… Причёска у неё необычная… А, ладно…
        Я махнул рукой, но женщина вдруг воскликнула:
        - А у неё была шляпа? Соломеная.
        - Да…
        - Тогда точно она! Пойдём! Тут недалеко!
        Женщина схватила меня за руку и повела за собой. Я прошёл пару метров, а потом вдруг остановился. До меня дошло, что сейчас, прямо сейчас, я встречусь с Аней.
        Как она отреагирует, когда увидит меня? Как посмотреть ей в глаза? Что сказать?
        - Ну, пойдём же, чего застыл?! У нас там тепло! Пойдём!
        - Подождите, я, кажется, кое-что забыл…
        Женщина не слышала меня, упрямо тащила за собой. Через минуту я увидел отблески огня. На площади неизвестно откуда взялась металлическая бочка, и языки пламени вырывались из неё вперемешку с тёмным, густым дымом. Вокруг бочки образовалось что-то вроде полевого лагеря - рядом с возведёнными палатками лежали сваленные в кучу доски; отдельно, чуть в стороне, валялись охапки флагов, баннеров и свернутых транспарантов. Люди держались ближе к теплу и сидели - кто на автомобильных покрышках, кто на раскладных туристических стульях. В полумраке, словно светлячки, мерцали белые экраны смартфонов. Здесь почти не было слышно человеческой речи. Только щелчки и короткие сигналы-уведомления, напоминающие звук ксилофона. Однообразное, электронное бряцанье доносилось со всех сторон, и его хаотичный ритм сбивал с мыслей и не позволял сосредоточиться. Поэтому я так и не успел найти подходящих слов и, когда увидел Аню, сидящую рядом с огнём, то просто-напросто испугался, вырвался из руки ведущей меня женщины и растворился в толпе.
        - Куда?! Ты куда?!
        Я убегал от лагеря. Надеюсь, Луконина не успела меня увидеть. Впрочем, какая разница… К чёрту! Всё к чёрту! Я проводил Аню. Убедился, что с ней всё в порядке. Чего же ты ещё хочешь, Полянский? Давай, пора выбираться отсюда.
        Я устал, замёрз, промок и к тому же безумно хотел есть. Я знал - стоит поесть, согреться, и я почувствую себя гораздо лучше. На душе станет уютно. Мысли улягутся. Вновь превратятся в стройные цепочки. Раздражение исчезнет. Нужно всего лишь поесть и согреться…
        Я вспомнил, что до квартиры Андрея мне добираться не меньше часа. А то и двух. Может, всё-таки вернуться к импровизированному лагерю? Там тепло. Наверняка у кого-нибудь отыщется еда. Но Аня… Она обязательно обо всём расскажет знакомым. А если не расскажет, так они сами поймут. Нет, обратно нельзя.
        С другой стороны… Можно просто извиниться…
        Нет. Я не буду унижаться перед этой истеричкой. Пошла она к дьяволу вместе со своими припадками.
        А может, стоит разобраться? Почему она вдруг обозлилась на тебя, Полянский?
        Нет, нет, нет. К дьяволу. Я в собственной-то голове разобраться не могу, а теперь ещё должен возиться с её загонами, выяснять, почему она вдруг обиделась. Спасибо, не надо! Одной неадекватной женщины мне вполне хватает.
        Неадекватной?
        - Да, неадекватной! - закричал я вслух. - Не лезь в мою голову! Не лезь!
        Прохожие отшатнулись, посмотрели на меня, как на безумца. Их можно было понять. Я сам чувствовал, что начинаю сходить с ума. Мысли рождались из темноты, путались, перемешивались, прыгали с места на место, совсем как блохи на теле больного пса. Они резали и скребли по мозгу, пульсировали, словно воспалившиеся зубы. Я понял, что не смогу добраться до квартиры Андрея. Не смогу выбраться с этой чертовой площади. Ещё пара минуту, и я упаду на брусчатку, закрою глаза и умру.
        Нужно поспать. К чёрту еду. К чёрту тепло. Всё, что сейчас требуется - это пара часов крепкого беспробудного сна.
        Стиснув зубы, я подавил волну нарастающего раздражения, сделал пару шагов и огляделся по сторонам, ища глазами место, где можно лечь. Моё внимание привлекли двое мужчин, которые несли в руках охапку деревянных обломков. Костёр. Они несли дрова для костра. Значит, рядом был ещё один лагерь…
        Я увязался вслед за мужчинами. Через пару минут они вывели меня к настоящему городку, выросшему на площади. Здесь не было бочек с огнём, но зато в несколько рядов стояли серые армейские палатки. В них горел слабый свет, и из металлических труб печек-буржуек валил дым. Изнутри доносились громкий свист, крики и маты.
        Рядом с одной сидели трое парней в тёмно-зеленых камуфляжных костюмах. Они курили и что-то горячо обсуждали. Подойдя ближе, я почувствовал вонь табака и перегара.
        - Можно? - спросил я, кивнув на палатку.
        Парни окинули меня беглым взглядом. Один из них кивнул и, ухватившись за болтающийся брезент, потянул его на себя, приоткрывая вход.
        - Забегай.
        Я кивнул в ответ и, пригнув голову, зашёл внутрь.
        Внутри воняло ещё сильнее. Запах спирта и сигарет смешался с потом и едким дымом, что тянулся из проржавевшей печки в углу. На скамейках за деревянным столом сидело не меньше двадцати человек. Все пьяные, мокрые, грязные - они смеялись и пили при свете парафиновых свечек. Водка проливались из металлических кружек, лилась на пол, на одежду, на стол, на ту скромную закуску, что валялась на расстеленных старых газетах.
        В правой части палатки, на мокрых камнях были беспорядочно навалены спальные мешки. На них лежало ещё с десяток людей. Кто-то храпел, кто-то бормотал во сне. В тёмном углу я заметил копошение. Оттуда доносились томные вздохи и судорожное постанывание.
        Пожалуй, лягу в противоположной стороне.
        Подойдя к столу, взял кусок хлеба, сыр и половину разрезанного помидора. В общем шуме никто даже не обратил на меня внимания. Найдя свободное место, уселся на спальники и начал жадно есть. Я бессмысленно окидывал взглядом окружающее безумие и не понимал, что вообще здесь происходит.
        Хлеб оказался залитым водкой. Поморщившись, я сплюнул мякиш на пол. Заел сыром. Чувствуя, как по телу разливается усталость, отложил остатки еды и упал на спину. Закрыв глаза, я слушал, как кричат пьяные люди, и выхватывал из шума отдельные фразы.
        - Завтра опять будут прессовать. Ближе к рассвету.
        - Говорят, завтра будут не менты.
        - В смысле? А кто?
        - В город стягивают активистов.
        - Этих прокремлёвских? Которые на портреты молятся? Да ну на хуй, какие из них бойцы?
        - Костя прав, - донесся хриплый женский голос. - Я тоже слышала тему, что сегодня в город шли непонятные автобусы. Знаете, что я думаю? Это очень похоже на Ришелье.
        - О чём и речь. Вот увидите, завтра окажется, что мы тут не против ментов стоим, а против гопников кремлёвских.
        - Сука… Хитрая сволочь.
        - Понимаешь, да? Это уже не революция, а разборки хулиганские.
        - Не, погоди… Ну сколько их? Сотня? Две? Они же, когда к площади подойдут, обосрутся.
        - Там не только кремлёвские, - вновь раздался женский голос. - Есть и просто гопники купленные. В сети пишут, что сегодня все омские рейсы были забиты непонятными молодчиками.
        - Точно наш клиент. Решил родную сибирскую братву подтянуть.
        - Главное, чтобы кавказцев не подтянули.
        - Кто знает… В любом случае, завтра будет не ОМОН. Менты вмешаются, только если мы начнём побеждать.
        - Дожили! До чего, мать твою, дожили! Менты воров спасают!
        - Так сказал, будто это что-то удивительное. Они сами воры.
        - Не надо так говорить, - донесся четвёртый голос.
        - С хера ли?!
        - Есть нормальные.
        - Хуйня!
        - А я говорю, что есть.
        - Может и есть, но главный у них - вор и убийца. А они его защищают.
        - Им деваться некуда. У них семьи, дети…
        - Гнилые отмазки! У Аваловой, может, тоже мужик был! Может, она детей хотела родить!
        - Разумеется, хотела.
        - А они её убили! И пацана того красноярского.
        - Он ещё, может, жив…
        - Хера с два, жив! Не отпустили бы.
        - А может, жив. Может, пожалели…
        - А я говорю, убили! Убили пацана просто так! Потому что суки они бессердечные, и нет у них ни совести, ни жалости.
        - Если убили, то не менты.
        - Какая разница! Всё равно по указу этой суки министерской. А все менты под ним ходят…
        - Хотите прикол? - раздался пятый голос. - Вот вы тут спорите, а у пацана того батя тоже ментом был…
        На какое-то мгновение я потерял возможность слышать, видеть, думать и вообще хоть как-то воспринимать окружающую обстановку. Широко раскрыв глаза, уставился в потолок. В голове родилась ужасная, бросающая в холодный пот мысль:
        «Конечно… Ну конечно… вот, что было на том видео…»
        Я подскочил на месте и вылетел из палатки. Огляделся по сторонам, ища глазами то, что мне было нужно.
        Вот они! Охапки флагов, баннеры, смятые ватманы. Я начал рыться среди этого хлама, одну за другой перебирая таблички.
        «Долой убийц!», «Воры во власти - позор России», «Не забудем! Не простим!» Чёртовы лозунги… Мне не нужны ваши лозунги. Мне нужны фотографии. Ага, вот… Ольга на фоне кирпичной стены. Ольга в новосибирском фонде. Опять лозунги… Другие фото Аваловой - те, что с чёрной лентой внизу. Лозунги. Фото Ришелье. Фото Ольги. Лозунги. Фото Ришелье. Фото…
        Я замер. На очередной табличке была моя фотография. С чёрной полосой в правом нижнем углу.
        Я в белой рубашке и галстуке. На заднем плане Коммунальный мост. Фотография годичной давности, сделанная по случаю окончания третьего курса. Она стояла в моём профиле социальной сети.
        В сети, в которую я не заходил последние два месяца. Внутренний голос на мгновение исчез. А затем вдруг вспыхнул мыслью:
        «Они считают меня трупом! Все они… Мама, сёстры!»
        Теперь ясно, почему та женщина в зелёной куртке так пристально на меня смотрела. Ей показалось, что она видела меня раньше. Это действительно было так. Авалова… Авалова использовала меня… Показала в том видео. Рассказала о похищении… Ольга догадывалась, что одной её смерти будет недостаточно. Люди не выйдут на улицу просто так. Толпе нужны жертвы. Невинные жертвы. Те, кто был бы далёк от борьбы с режимом, но пострадал бы от него. Снимая предсмертное видеобращение, Авалова не знала, что я жив. Луконина не могла позвонить ей. Чёрт! Да Аня бы и не успела! Ольгу убили в то самое время, когда мы встретились на озере…
        Значит, все они считают меня мёртвым… Всё это случилось, в том числе из-за меня. Всё - и многотысячная толпа, и беспорядки, и полицейское оцепление, и то, что будет завтра: разбитые витрины бутиков, перевернутые вверх дном автомобили, чадящие чёрным дымом покрышки. И тот молодой паренёк, полицейский… Ему разбили голову из-за меня. Ведь если б я вышел на связь с фондом, если бы постарался получше… Достаточно было просто не полениться - попросить у кого-нибудь телефон в тот же день в Омске. Чёрт возьми, да хоть в следующий! У меня была куча времени, прежде чем фонд залёг на дно.
        И Ольга… Она была бы жива. Если бы я связался с ней в тот же день, не было бы никакой истории о похищении. Не было бы уголовного дела. Не было бы сожжённой квартиры и избитых до полусмерти сотрудников фонда. Ничего бы этого не было.
        Теперь стало ясно, почему так странно вела себя Аня. Почему она смертельно обиделась, когда узнала, что я не собираюсь участвовать в протестах.
        Я схватился руками за волосы и потянул со всей силы. Хотел, чтобы стало больно. Это не помогло.
        Что делать? Что мне теперь делать?! Господи, ведь я не звонил сёстрам с того самого дня, как выехал из Красноярска. О чём думает мама? Ведь она видела… Конечно, видела. Вся страна видела. Даже если мама не открыла видеозапись сама, кто-нибудь из знакомых, наверняка, показал ей, когда услышал про Юру Полянского - паренька из Красноярска, который был убит кровавым монстром, сидящим во власти. И фотография… Раз эта фотография есть на табличке, значит, Ольга показывала её в видео. Так же, как показывала фото Ришелье. Для наглядности. Для эффекта. Для того чтобы вызвать эмоции.
        Они все думают, что я мёртв. И что мне теперь делать?
        - Мириам…
        Черноволосая ответила. Холодная отрезвляющая волна пронеслась по телу. Мэри требовала, чтобы я взял себя в руки. Успокоился.
        Успокоился? Как, чёрт возьми, я могу успокоиться? Ответь мне, Мириам, какого дьявола я должен быть спокойным, если все вокруг считают меня покойником?! Мама считает меня покойником! Алиса и Олеся считают меня покойником! Я не могу позвонить им. Не могу сказать, что всё это - неправда! Потому что, если я сделаю это, весть о моём воскрешении моментально разлетится по стране, и Ольгу выставят обманщицей, опозорив на весь мир. Журналисты с удовольствием будут смаковать эту новость: «Мошенница Авалова придумала смерть мальчишки, чтобы раскачать лодку».
        С другой стороны, какая разница? Почему я должен беспокоиться об этом?
        Потому что Ольга была твоим другом…
        Я знал её пару часов!
        Ты сам говорил, что время не играет роли…
        Но сёстры! Я не могу их бросить!
        Уже бросил.
        Это неправда!
        Правда, Полянский. Ты прекрасно понимаешь, о чём я. Неужели ты надеялся вернуться? Неужели думал, что сможешь оживить меня и при этом возвратишься домой? Как ты себе это представлял, Полянский? «Знакомься, мама. Это Мириам, моя девушка. Мы встретились с ней в сновидении. Кстати, я убил человека, чтобы она обрела плоть». Так ты это видел?
        Мириам материализовалась в паре шагов от меня. Положила ладонь на плечо.
        - Смирись, мой дорогой. Теперь ты мёртв для семьи.
        Рука Мириам была холодна, как и бледно-голубое сияние, которым светилась черноволосая.
        - Взгляни на это с другой стороны. Есть и плюсы.
        «Плюсы? - спросил я мысленно. - Какие могут быть плюсы?»
        - Теперь ты свободен. Никем и ничем не связан. Признайся, что в глубине души ты мечтал об этом. Мечтал стать мертвецом. Хотел превратиться в тень, что идёт по миру, не оставляя следов. Ведь это правда, мой дорогой… Смерть всегда преследовала тебя, всегда шла по пятам. Закравшись в мысли однажды, она рождала сомнения.
        «Я победил тот свистящий шепот».
        - Речь не о третьем. Совсем не о нём. Тот, кто был побеждён, уже не вернётся, ты прав. Но есть и другие стражи. Они ещё внутри. Они раздирают твоё сознание когтистыми лапами. Выжигают душу. Ты не сможешь победить всех, цепляясь за жизнь. Ты должен освободиться, мой дорогой.
        «Чёрт, Мэри! Почему ты вечно говоришь загадками? Почему никогда не говоришь напрямую? Зачем нужны эти ребусы, аллюзии и недосказанности? Почему ты морочишь мне голову?»
        - Потому что я и есть морок. Я - лишь твой сон.
        «Это неправда! Неправда. Ты всегда была настоящей, не нужно передёргивать».
        - Я настоящая. Разве я отрицаю?
        «Не понимаю, Мириам… Ничего не понимаю. Мы просто ходим кругами. Повторяем одно и то же. Умоляю, скажи, что от меня требуется?»
        - Спи, мой дорогой, - ласково прошептала Мэри. - Ты очень устал и должен поспать. Посмотри на небо. Видишь? Солнце давно опустилось за горизонт. Сияет луна. Это значит, что наступило время для сновидений. Отправляйся спать, мой дорогой… Возвращайся в палатку. Завтра мы начнём всё с начала.
        И я подчинился. Сделал то, о чём она просила. Как и всегда.
        Зашёл в палатку и, едва коснувшись щекой мокрого спальника, с наслаждением почувствовал, как весь мир растворяется, погружаясь в сладкое безмолвие и темноту.

* * *
        А потом была дрожь. Оглушающая, парализующая, выбрасывающая из тела дрожь. Мышцы оставались в покое и вместе с тем вибрировали так, словно через тело пропустили всё электричество города. Я не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, ни даже зрачками глаз. Я видел, как надвигается темнота брезентового потолка, чувствовал, как неведомая сила поднимает вверх… Чьи-то руки легли на плечи. Медленно потянули по воздуху, раскручивая над землей.
        Это был паралич. Чертовски сильный сонный паралич. От вибраций закладывало в ушах, а тело отказывалось повиноваться. Точнее, оба тела. Сознание прыгало то к физической оболочке, то к астральной проекции, и я не мог сосредоточиться. Не мог отдать мысленный приказ и вернуть контроль над движениями. Вместо этого лишь наблюдал, как ежесекундно меняется картинка - то видел чёрный потолок и собственные ноги, то вновь лежал на спальниках и смотрел, как моя душа, обезумев, кружится по палатке - как панночка, только без гроба.
        Наконец, мой призрак сделал последний вираж и стрелой вылетел из палатки. Вместе с ним вылетело и сознание. Я вернулся в привычное состояние сновидения. Вот только двигаться всё ещё не мог, как бы ни напрягал волю.
        На площади клубился туман. Невидимые руки тащили меня головой вперёд. Я смотрел в небо. А может быть и вниз, чёрт его знает. В этой белой завесе я не смог бы разглядеть землю, даже если б она находилась на расстоянии вытянутой руки.
        Я хотел позвать Мириам, но губы не шевелились. Тогда позвал её мысленно. Ответа не последовало. Невидимые руки ещё сильнее сжали плечи и впились ногтями под кожу. Или когтями. Эти руки волокли меня по воздуху. А туман сгущался, сгущался, сгущался, обволакивая тело подобно тому, как дымка на кладбище обнимает холодный гранит. Та самая дымка, что поднимается над жухлой травой и похожа на пар, идущий из-под земли… Пар, порождаемый дыханием мертвецов. Но в отличие от тумана погостов, пелена на площади была обжигающей. Едкой и вязкой, словно дым от пожара.
        Я увидел, что вокруг горит лес. Кривые березы стояли объятые пламенем. Они не падали, не ломались, но беспрерывно горели, исходя зловонной серой массой, по запаху напоминающей плавленую резину. Я увидел, что вокруг раскиданы чадящие чёрным покрышки и стоят металлические ржавые бочки, внутри которых тлеют сырые штакетины. Отовсюду доносилось бряцанье ксилофона и летали белые электронные светляки; и на деревьях висели драные баннеры, плакаты и флаги, а рядом с ними висели люди в полицейской одежде, и щиты валялись под безвольно тянущимися к земле берцами. И дым сгущался, сгущался, чернел, обретал форму, превращаясь в длинное, извилистое существо с семью головами и склизкою чешуёй.
        Смотри на него. Смотри.
        Одна из глав уже тянется ко мне, щёлкает зубами, и из пасти её вырывается пламя и дым, обжигая ноги. Невидимые руки держат меня всего в паре метров от змея. Я вижу каждую чешуйку, каждый коготь на жилистых лапах. Его шеи извиваются, словно клубок запутавшихся гадюк, и я замечаю, что не на каждой есть головы. Не хватает четырёх. Там, где они должны быть - не до конца зарубцевавшиеся, гноящиеся культи. Из оставшихся глав я вижу лишь две.
        Последняя - позади меня.
        Невидимые руки сжимают так сильно, что чувствую, как ногти царапают мне кости.
        Змей подползает всё ближе, и одна из голов - та самая, из которой валит пламя и смердящий дым, нависает над лицом. Глаза чудовища затянуты белой пленкой. Они плотные, словно бусинки. Такие глаза бывают у зажаренной на сковородке рыбы.
        Чудовище раскрывает пасть. Я чувствую жар и удушье.
        «Мириам, - молюсь я, - где ты? Приди, Мириам. Мне нужна твоя помощь».
        Змей вдруг застывает. Через секунду его голова дергается и, прижавшись к моему лицу, кричит:
        - Заткнитесь, твари! Хватит! Заткнитесь!
        Чудовище кричит знакомым мне голосом…
        - Заткнись, Мэри! Замолчи!
        …моим голосом.
        - Убирайся прочь! Убирайся прочь, Мириам!
        Нет, нет… Не слушай его, Полянский. Он ничего не сделает. Ты управляешь этим сновидением. Просто смотри на него.
        - Зачем ей был нужен этот дар, если она с ним так страдала?!
        Не слушай его, Полянский… Он отвратителен…
        - Не лезь в мою голову! Не лезь! И всё? И всё? Это всё, что ты скажешь? Верни часы, сука! Какие они ему нахер доченьки?! А?! Заткнись! Убирайся, Мириам! Пошла вон!
        Просто не слушай его, мой дорогой…
        - Выслушай меня, истеричка гребаная!!! - захлебываясь собственным дымом, кричит чудовище.
        Что-то не так… Что-то явно не так…
        - А сейчас, сука, я тебе ноги буду ломать.
        Что? Этого не было…
        - Сдохни!
        Не было! Я не говорил! Пусть всё это прекратится!
        - Сдохни! Сдохни! Сдохни!
        Хватит! Кто-то должен это остановить! Всадник… Где всадник?! Почему нет всадника?! Почему, чёрт возьми, нет всадника, а есть только змей?!
        Чудовище вьётся клубками, кричит, изрыгает огонь… Всё вокруг затянуто беспросветною мглой.
        Невидимые руки вдруг ослабили хватку и исчезли.
        - Вставайте! Прессуют, суки!
        Моя душа вздрогнула и с бешеной скоростью помчалась обратно. Ворвавшись в палатку, сделала круг, а затем камнем упала в тело.

* * *
        Джесси подняла голову и зарычала. Она почуяла постороннего. Кто-то прокрался в квартиру, пока они спали.
        Нет, дверь не открывалась. Хозяин никого не впускал. Но Джесси знала: кто-то невидимый стоит в темноте коридора. Чужой, незнакомый запах разливался по комнатам.
        - Тише, милая, тише.
        Джесси подскочила на месте. Оскалилась. Мягкий женский голос лился из воздуха, но не было никого, кому он мог бы принадлежать.
        - Я здесь, милая. Смотри…
        Лунный свет, заливавший комнату, в какой-то момент стал ярче, и из бледно-голубого сияния возникла высокая девушка. Джесси успокоилась. Эту черноволосую она знала. Гостья подошла ближе и погладила Джесси по шерстке. Затем наклонилась и тихо прошептала:
        - Разбуди его.
        Джесси не сдвинулась с места.
        - Прошу, милая. Разбуди своего хозяина… Потому что моему, как никогда, нужна его помощь.
        Джесси заскулила. Подбежала к кровати.

* * *
        Овчарка громко гавкнула. Стащила одеяло.
        - Твою мать, Джесси, - проворчал Воронцов. - Какие черти тебе спать не дают?
        Джесси залаяла, а затем убежала в коридор. Андрей присел на кровати и сонным взглядом окинул комнату. Квартира была залита бледно-голубым светом. Странно… Так ярко, словно сейчас полнолуние.
        - Что ты там тащишь?
        Собака заскочила на кровать и бросила перед Андреем ключи от машины. Воронцов поднял связку, повертел в руках. Недоуменно взглянул на овчарку.
        - Куда? Зачем?
        Джесси гавкнула. Вновь скрылась в темноте коридора. Начала там что-то скрести. Андрей поднялся с постели и включил свет.
        - Какого…
        Джесси царапала когтями рюкзак Полянского. Схватив зубами одну из лямок, она потащила сумку к двери.
        - Что ты творишь? Успокойся! Он придёт утром.
        Собака стала лаять громко, без остановки. Она смотрела куда-то за спину парню, и когда Воронцов обернулся, он вдруг поймал дежавю. Такое уже было… В питерской квартире.
        Андрей щёлкнул выключателем и погасил свет. Несколько секунд всматривался в пустоту комнаты.
        Бледно-голубое сияние замерцало. Сначала медленно. Потом всё быстрее. Оно то разливалось, освещая помещение так, словно наступило утро, то исчезало вовсе. Казалось, будто внутри квартиры кто-то балуется с невидимой лампой, раскручивая регулятор яркости из стороны в сторону.
        Воронцов почувствовал, как немеют его конечности, охваченные холодной волной страха.
        - Это ты? - хрипло прошептал Андрей. - Чего ты хочешь?
        Джесси перестала лаять. Сияние исчезло.
        Несколько секунд стояла тишина…
        Под ноги упали ключи от машины, брошенные из темноты.

* * *
        Всё началось на рассвете. Я проснулся, услышав крики - сначала редкие и отчаянные, через минуту они слились в рёв, и я почувствовал, как подо мной задрожала земля.
        В палатке стало тесно. Люди повыскакивали из спальников и, словно ошпаренные, начали носиться, ища свою одежду и обувь. Во всеобщей неразберихе кто-то случайно опрокинул стол, и пустые бутылки с грохотом разбились, упав на брусчатку.
        С трудом я пробился к выходу. Оказавшись на улице, в первую секунду зажмурился, и глаза на удивление быстро привыкли к свету. Над площадью клубился туман, перемешанный с городским смогом и дымом пожаров. Видимость была всего на пару метров.
        Мимо пронёсся парень. Я успел заметить кусок арматуры в его руках.
        Женский крик. Мат. Шуршание падающего на землю брезента. Обрушилась одна из палаток. Из тумана донёсся топот приближающейся толпы. Позабыв обо всём на свете, я побежал наугад, лишь бы оказаться подальше от этой проклятой площади.
        - Все сюда! Держитесь плотнее!
        Крик раздался прямо передо мной. Не успев затормозить, я вылетел на горстку людей, жмущихся друг к другу в тумане. Это были протестующие. Какой-то парень в синей футболке, увидев меня, замахнулся штакетиной, но тут же опустил руку.
        - Свой?
        - За Авалову.
        Парень кивнул.
        - Нас окружили, - сказал он. - Давай с нами, а то забьют.
        - Спасибо, ребят. Но я как-нибудь сам.
        - Да куда ты? Стой!
        Я обернулся.
        - Там активистов - полная площадь! - крикнул парень. - Иди сюда! Нужно пробиваться к министерству. Там все наши.
        Выматерившись, я примкнул к толпе.
        - Далеко это?
        - Метров пятьдесят. Но эти черти повсюду. Смотри внимательнее, у них на рукавах нашивки с гербами.
        - Сколько их?
        - Не знаю. Ни хуя не понятно в этом тумане.
        - Мало, - сказал мужчина, стоявший рядом. - Было бы много, не стали б нас вылавливать поодиночке.
        - Может и так, - согласился парень. - В любом случае, не хрен клювом щёлкать, нужно двигаться!
        - Кольцо. Займём круговую и аккуратненько к нашим.
        - Умно, - кивнул парень. - Встаём кольцом! Хватайте, что потяжелее, и двигаем!
        Вместе с незнакомцем я замкнул заднюю часть круга. Идти пришлось спиной вперед, постоянно оборачиваясь, чтобы не споткнуться. Через пару мгновений к нашему кольцу присоединились ещё трое - двое парней и короткостриженная рыжая девушка в армейских берцах. Она наотрез отказалась идти под защитой, а вместо этого вместе с мужчинами встала в цепочку.
        - Боевая, - улыбнулся парень.
        - Коня остановит.
        - И замуж выйти заставит.
        - Я, сука, вообще-то всё слышу! - раздался низкий голос из тумана.
        - Не ругайся, зайка! Мы любя!
        - Слушай, - шепнул я парню, - у министерства ведь оцепление?
        Парень нахмурился, сжал посильнее штакетину и плюнул на брусчатку.
        - Других вариантов нет. Идём вперёд.
        Мы шли. Медленно, неуклюже, но всё же шли. Знали, что упрёмся в омоновцев, и всё-таки шли. Шум побоища нарастал с каждой секундой. В тумане вспыхивали разрывы петард с громкими, похожими на выстрелы хлопками. Горели файеры, окрашивая туман огненным заревом. Отовсюду летели камни. Бились бутылки. Одна упала передо мной и лопнула, разлетевшись на сотни острых осколков. Я поблагодарил судьбу, что в бутылке не было горящей смеси бензина и масла.
        Вскоре мы увидели первого. Отбившись от отряда кремлёвских, из тумана вылетел перепуганный мальчишка лет пятнадцати. Не разобравшись, он с разбега нарвался прямо на наше кольцо и тут же лёг на брусчатку, не успев увернуться от куска железа, прилетевшего ему в голову. Прежде, чем его тело растворилось в тумане, я успел заметить московский герб, неумело пришитый к рукаву серой куртки.
        Мужчина, стоявший слева от меня, покачал головой и тихо произнёс:
        - Блядь… Совсем пацан… Ну ничего. Жить будет. Нечего было ввязываться.
        Мы шли дальше. Судя по крикам, до протестующих оставалась метров двадцать. Понадобилась целая минута, чтобы преодолеть это крошечное расстояние. Бесконечная, растянувшаяся в часы минута. Когда силуэты огромной толпы, наконец, проявились в тумане, в нас полетели камни и деревянные обломки. Один из булыжников прилетел в ногу короткостриженной, после чего та зашлась трёхэтажным матом.
        - Суки! Чтоб вас менты щитами драли! Мы свои!
        - Извиняйте. Не признали.
        Кольцо рассыпалось, слившись с огромной стеной людей. Вместе с парнем в синей футболке мы подошли к одному из протестующих - немного помятому, не выспавшемуся мужчине со свежими ссадинами на костяшках пальцев.
        - Это все? - спросил парень. - Сколько нас? Сколько тех?
        Почесав щетину, мужик харкнул на брусчатку, а затем развёл руками и с чувством ответил:
        - А я, бля, тебе бабка Ванга что ли? Не видно ни хуя! Нас много. Их много. У нас половина уже разбежалась.
        - А примерно? Хоть что-то известно?
        - Известно. Известно, за спиной у нас хуева армия!
        Мужик показал пальцем туда, где чёрная стена полицейских охраняла здание.
        - Твою мать.
        - Они пока не дергаются. Держат оцепление.
        - Это ненадолго, - сказал парень. - Нас окружили. Как только сгонят в одну кучу, прихлопнут. Надо прорывать ОМОН.
        - Забудь.
        - Надо.
        - Я сказал, забудь! Сделаем шаг к ментовке, нас тут же положат.
        - Он прав, - сказал я парню. - Групповое нападение на здание органов. Сами же узаконим огнестрел.
        - Тогда строим баррикады.
        - Из чего, блядь? Щиты, мешки - всё осталось на площади.
        - Грёбаный туман. Он нас погубит.
        - Трусость.
        - Что?
        - Трусость нас погубит, а не туман. Вы единственные, кто догадался идти хоть каким-то строем. Остальных тупо выдёргивают из толпы, пиздят и отдают ментам. А те упаковывают по автозакам, - мужик помолчал немного, а затем добавил: - К хуям всё покатилось! Люди сдают друг друга за милую душу, лишь бы самим не досталось.
        - Яйцо у тебя по земле покатилось. Давай соберись! Пока стоим, ничего не потеряно. Ну?! Держим строй и смотрим, кто бежит. Всех, кто с нашивками кладём, не задумываясь. Передай по цепочке, чтобы…
        - Тихо! - мужик поднял руку.
        Вместе с парнем мы обернулись, посмотрели в туман. Сквозь общий шум до нас донёсся топот приближающейся оравы. Всё громче… громче. Земля заходила под ногами.
        - Наши? - тихо спросил кто-то позади меня. Ответа не последовало.
        - Плотнее. Держитесь плотнее…
        Я сделал пару шагов назад. Упёрся спиной в чьи-то руки. Нервно сжал пустые кулаки. И вдруг почувствовал, как накатывает паника.
        Безоружен. Беззащитен…
        Глаза лихорадочно забегали в поисках хоть какой-нибудь палки. Взгляд остановился на обломке деревянного флагштока, лежавшего на брусчатке. До него было метров пять. Как раз то расстояние, на которое позволяла видеть завеса дыма. Дальше начиналась белая пелена.
        Я застыл в нерешительности. Нужна-то всего пара секунд. Сорваться вперёд, схватить оружие, вернуться в строй… Но топот был совсем рядом. Если не успею…
        Успею.
        На счёт три.
        Раз…
        Два…
        - Вот они!
        Воздух взорвался от рёва. В тумане появились силуэты. Сотни силуэтов.
        Я неотрывно смотрел на приближающегося бритоголового в спортивном костюме. Злобный собачий взгляд - мне в переносицу. Прыжок… Я выставил руки. Тяжёлый ботинок ударил в ладони. Боль. Я пошатнулся, но плотный строй не позволил упасть. Кто-то толкнул меня в спину. Началась рубка. Бритоголовый уже лежал на земле с пробитой головой. Его схватили свои и потащили назад. Мимо уха пролетела бутылка. Вместо звука разбитого стекла - глухой удар. Стоило отвлечься на долю секунды, и я пропустил ещё один тычок. На это раз в ногу. Выматерившись, ударил наотмашь стоявшего передо мной. Вышло удачно. Кремлёвский схватился за разбитую губу, а через секунду между нами были уже десятки людей. Перед глазами мельтешили кулаки, ботинки, мерзкие рожи. Нашивки на рукавах. Я пропустил ещё несколько ударов, но все - вскользь. Адреналин глушил боль.
        До меня быстро дошли правила массовой драки. Главное - чувствовать спиной своих и не пытаться попасть по кому-то конкретному. Гораздо важнее - просто стоять на ногах и, чуть отклоняясь назад, бить по возникающим целям.
        Но даже соблюдение этих нехитрых правил не гарантирует, что в твой висок не прилетит кусок брусчатки.
        Что-то качнулось внутри головы. Была яркая вспышка, а затем - темнота.
        Когда пришёл в себя, надо мной, склонившись, сидела та самая короткостриженная рыжая девушка.
        - Лежи, не дергайся, - сказала она, убирая от виска окровавленную тряпку.
        Мы находились на крохотном островке безопасности, с трёх сторон окруженные толпой протестующих. Впереди всё ещё продолжалась драка. С трудом приподнявшись на локтях, я посмотрел назад и увидел стену серых щитов. Полицейские стояли недвижимо, лишь изредка переступая с ноги на ногу. Из-под защитных экранов на шлемах в нас уперлись десятки озлобленных взглядов.
        - Ну что, наигрался в революцию, дурачок? - спросил один из бойцов.
        Я открыл было рот, но девушка тут же одёрнула меня.
        - Не ведись.
        Стоявшие в оцеплении полицейские засмеялись. Кто-то кинул в адрес рыжей несколько непристойностей.
        - Идти можешь? - спросила девушка. - Ничего не плывёт?
        - Всё в порядке. Такое уже бывало.
        - Постой позади. Не суйся в первые ряды.
        - Хорошо. Как долго я здесь…
        Мой вопрос утонул в победном крике. Протестующие сделали шаг вперёд, потом ещё один, затем продвинулись на пару метров и вдруг сорвались с места, преследуя отступающего неприятеля. Девушка растерялась. Она посмотрела сначала в сторону площади, затем обернулась, уставившись за спины омоновцам. У самого здания полицейский в офицерской форме получал какие-то распоряжения по рации.
        - Бежим! - закричала девушка. - Быстро!
        Не теряя времени, я вскочил на ноги и, перебарывая подступающую тошноту, устремился в туман. Сзади началось какое-то движение, однако, вопреки ожиданиям, ОМОН не бросился в атаку.
        В дымке я потерял свою спасительницу, и вновь оказался один.
        Вокруг продолжалось побоище.
        - Помогите!!!
        Я обернулся на знакомый голос и почувствовал, как меня обожгло изнутри.
        Аня.
        Она кричала. Какой-то смуглый гопник вцепился ей в волосы и пинал девушку ногами.
        Дико закричав, я в три прыжка налетел на активиста, схватил за куртку и, развернув к себе, ударил лбом в переносицу. Луконина вырвалась. Мы со смуглым покатились по земле. Наконец, я сумел остановиться и, забравшись сверху, начал бить его кулаком, целясь в подбородок. Смуглый пытался прикрываться руками. Что-то сверкнуло на его запястье…
        Часы. Часы, которые у меня отобрали в Омске.
        «…точно наш клиент. Решил сибирскую братву подтянуть…»
        «…все омские рейсы…»
        Кровь кипела. Дрожащей рукой я держал смуглого за волосы, а другой бил. Бил без остановки, бил, чувствуя, как пальцы скользят по мягкому горячему месиву, в которое превратилось лицо ублюдка.
        - Юра! Хватит! - закричала Аня.
        - Остановись, Полянский! - набросилась Мириам.
        Я отмахнулся. Увидел железный прут, лежавший неподалеку. Свалившись с тела смуглого, я сжал рукой арматуру и, пошатываясь, поднялся на ноги.
        - А сейчас, сука, я тебе ноги буду ломать. За эти самые часы.
        Стоя над окровавленным, полуживым гопником, я замахнулся…
        - Смотри! - закричала черноволосая. - Смотри на него!
        Прут потяжелел.
        - Смотри на него!
        Нашивка на рукаве. Грязный кусок ткани, пришитый к рукаву олимпийки. Московский герб - Святой Георгий поражает змея.
        Чьи-то руки легли мне на плечи, впились ногтями под кожу.
        - Смотри на него… Смотри…
        Я не видел ничего, кроме белой пелены, застелившей глаза. Пелены, напоминающей дым от пожаров. Той самой - обжигающей, едкой и вязкой, что ослепляла и мешала дышать. Я вспомнил взгляд змея, затянутый белой плёнкой. Вспомнил жар и удушье. Вспомнил пожары. Почувствовал, как меня заживо съедает огонь. Я вспомнил, как дым валит из головы змея - чёрного, покрытого склизкой чешуёй чудовища. Я вспомнил, как змей извивался на брусчатке, вспомнил, как он копошится под моей кожей, и вспомнил щекотку, которая возникла в груди в тот момент, когда кровь закипела, и я, ослеплённый собственным гневом, ударил Аню.
        «…ты молод, Юра. Очень молод и очень горяч. В тебе бушует пожар, и дым от него застилает твои глаза, не позволяя увидеть свет…»
        - Смотри на него… Смотри…
        Сколько раз я не мог досмотреть этот сон, который ожил теперь на нашивке. Площадь, змей, всадник. Копьё светится бледно-голубым светом…
        « - Андрей…
        - Да?
        - Мне кажется, я - святой Георгий…»
        Копьё светится бледно-голубым светом…
        «…понимаешь, Андрей… Как бы это сказать… Мне кажется, я нашёл бога…»
        Запах ладана, сандала и кожи вдруг пробился сквозь едкую кислоту дыма. Холодные чёрные волосы прикоснулись к моей разгоряченной шеи.
        - Смотри на него… Смотри, мой дорогой…
        «…понимаешь, Андрей… Я люблю её…»
        «…а кто сказал, что это взаимно?»
        Я вспомнил, как сжимал кулаки, стоя в душевой кабинке. Вспомнил, как разгоралось пламя в груди, и белая дымка туманила сознание.
        А потом вспомнил, как исчезает запах гари. Как дым выветривается и растворяется в темноте ночи, прогоняемый потоками чистого воздуха…
        «…люди злятся, если не получают доказательств любви. Но ведь согласись, Юрка, любовь не нуждается ни в каких доказательствах…»
        «…а бог, хоть и молчит, но всё же любит…»
        - Смотри на него… Смотри…
        «…и тот, кто уверует в эту любовь, способен победить любого демона…»
        Мириам отпустила меня.
        Пелена ушла. Железный прут выпал из рук.
        - Смотри на него…
        Передо мной лежал смуглый парень. Абсолютно незнакомый. Я взглянул на его запястье. Часы были другими.
        Раздался громкий лай. Словно заколдованный, я обернулся и увидел Джесси.
        - Андрей, помоги! - закричала Аня. - Успокой его!
        - Что ты творишь, Полянский?!
        Я поднял глаза и непонимающе уставился на Воронцова.
        - Откуда ты взялся?
        - Неважно, потом объясню. Нас окружают менты. Валим!
        - Постой…
        - Валим, блядь, быстро! Не хватало ещё, чтоб нас здесь приняли.
        - Подожди. Возьми его куртку.
        - Зачем?
        - Нашивка. Они не трогают активистов.
        - Что? Давай, уходим отсюда!
        - Просто надень куртку!
        - Хер с тобой! Вот! Доволен?
        - Да. Уходим.
        - Аня, ты как?
        - Нормально.
        - Вы вообще в курсе, что здесь произошло? - спросил Воронцов.
        - Не знаю. Никто не знает.
        - Если в двух словах - вас поимели. Давайте, я оставил тачку неподалеку. Нужно исчезнуть из города.
        - Что? Зачем? Борьба ещё не закончена.
        - Анюта, опомнись! Посмотри вокруг! Вашему протесту конец! Если ты не уедешь, то скоро окажешься в изоляторе!
        - Он прав, Ань. Нужно уходить.
        - Но мы погнали их! Мы победили!
        - Господи, Аня! - закричал Воронцов. - Почему ты такая наивная? Да вас развели, как лохов! Смотри туда! Видишь?! Нас окружает ОМОН. Сейчас будут всех принимать! Вас никто не поддержит. Понимаешь?! Они выставили вас отморозками!
        - Но… Ольга…
        - Юра, веди её!
        - Нет! Не прикасайся ко мне! Только не ты!
        - Чёрт бы вас побрал! - закричал Воронцов. - Не стойте на месте, идиоты! Мне нельзя попадаться ментам!
        - Успокойся. Мы идём… Идём. Подожди секунду…
        Ещё один кремлёвский сидел на брусчатке. Он держался руками за разбитую голову, что-то бормотал и раскачивался вперёд-назад. Я насильно стащил с него кофту и нацепил на себя.
        - Всё. Готово.
        - Зачем ты забираешь у них одежду?
        - Видишь нашивки? Это опознавательный знак.
        Воронцов задумался на секунду, а затем нервно кивнул.
        - Понял. Я понял… Анюта, повернись ко мне. Юра, у тебя руки в крови. Измажь ей висок.
        - Что вы со мной делаете?!
        - Не дёргайся. Ты будешь раненой. Юра, хватай её слева, я - справа. Анют, сделай вид, как будто умираешь.
        - Я и так второй день умираю!
        - Где машина?
        - Там, - махнул рукой Воронцов в сторону улицы, перекрытой полицейскими. - Нас уже отрезали.
        - Ничего. Пройдём. Главное, чтобы нас свои же не отмудохали в этих куртках.
        - Нет у нас здесь своих. Валим.
        Сквозь крики мы продирались к противоположному концу площади. Нас вела Джесси. Она ловко огибала самые опасные участки и уверенно петляла сквозь толпу. Стоило нам отстать, как овчарка останавливалась, дожидалась нас и снова бежала вперёд. Я знал, кто ведёт собаку. Время от времени силуэт Мириам, словно призрак, появлялся впереди. Черноволосая махала рукой, зовя за собой.
        Когда мы приблизились к стене ОМОНа, Воронцов на секунду остановился.
        - Ты уверен, что нас пропустят?
        - Нет.
        - Отлично. Просто отлично.
        - Просто доверься ей.
        Полицейские подняли и свели щиты. Я повернулся боком. Выставил вперёд левое плечо и глазами указал на нашивку.
        - Свои, - сказал я одному из бойцов.
        - Что за девчонка?
        - Наша. Эти звери чуть не убили. Где скорые?
        Полицейский несколько секунд смотрел то на меня, то на Луконину. Затем задержал взгляд на Воронцове.
        - Курточка-то маловата. Не твоя, что ли?
        - Брат старую отдал, - ответил Андрей. - Нормальные вещи жалко портить.
        - Ясно… Ладно, пробегайте. Неотложки стоят правее, - полицейский показал в сторону соседнего переулка. - Много там этих отмороженных?
        - Порядочно, - кивнул я. - Удачи, пацаны.
        Проходя через оцепление, мы чувствовали недобрые взгляды у себя на спинах. Хотелось сорваться на бег. Но мы вытерпели и медленно вышли из чёрной стены бойцов, закованных в бронезащиту.
        - Вон там. Машина, - тихо сказал Андрей.
        - Вижу. Вещи?
        - Всё уже собрано.
        - Значит, в Крым?
        - Поехали. Главное, подальше отсюда.
        - Аня, ты с нами?
        - А… Что?
        - Ты едешь с нами?
        - Да-да… Я с вами.
        - Запрыгивай назад.
        - Андрюха, давай быстрее. Чую, нас запалят.
        - Да завожу я, завожу. Господи, помоги мне снять эту драную куртку.
        - Потом снимешь.
        - Сейчас-сейчас…
        - Андрюха, поехали, твою мать! Поехали! Они уже смотрят.
        - Всё-всё, едем. Грёбаная Москва! С детства её ненавижу!
        - Ты же из Питера.
        - Что? А… да. Поэтому и ненавижу. Всё, сваливаем к херам.
        - Аня, ты как?
        - Нормально.
        - Анют, мы заедем в магазин. Возьмём тебе вещи. Только не здесь, позже.
        - Хорошо.
        - Воронцов.
        - Да?
        - Как тебя зовут?
        - Чего?
        - Я спрашиваю, как тебя зовут по-настоящему?
        - …
        - …
        - Давай не сейчас.
        - Твоя сумка. Что в ней?
        - Не сейчас, дружище.
        - То, что я думаю?
        - Прошу, давай обсудим позже. Когда выберемся из города.
        - Хорошо. Пусть так.
        - Всё. Валим отсюда. Поехали искать твоего призрака.
        Через полтора часа мы добрались до кольцевой и навсегда покинули пределы столицы.

* * *
        Ехали мы недолго. Уже к полудню остановились в очередной гостинице и, побросав вещи в номере, вышли пообедать во двор. Летняя беседка, в которой мы ждали заказ, пахла смолой и опилками. Видимо, её построили совсем недавно.
        Сидеть в тени было приятно. Рядом зеленел искусственный пруд, неумело вырытый посреди поляны, и от мутной воды поднималась прохлада, несущая запах болота.
        Вскоре принесли еду, и запах жареного мяса перебил все прочие ароматы. Воронцов с трудом сдерживал улыбку, глядя на то, как мы с Аней жадно набросились на шашлыки. В отличие от нас, он успел поужинать прошлым вечером.
        - Коварный ты человек, Воронцов, - сказал я, покончив с мясом. - Ставишь меня в неловкое положение.
        - Не понимаю, о чём ты, - ответил Андрей.
        Он пил кофе и выводил зубочисткой невидимые круги на лакированном столе.
        - Ты подкупаешь нас, - сказал я. - Как можно разоблачать человека, который тебя только что накормил?
        - Кто-нибудь объяснит мне, о чём идёт речь? - спросила Аня.
        Воронцов, сидевший напротив, поднял глаза. Несколько секунд мы смотрели друг на друга.
        - Ладно, - усмехнулся он, - давай. Мне интересно, как ты догадался.
        - Если честно, не сразу. Были некоторые подозрения, но окончательно прокололся ты только сегодня.
        - Когда сказал про Москву?
        Я отрицательно покачал головой.
        - Раньше. Когда показал, насколько сильно боишься полиции.
        Воронцов вновь усмехнулся. Он отвёл глаза и закивал собственным мыслям.
        - Тебя ищут, ведь так? - спросил я. - Поэтому ты и не поехал в центр. Слишком много людей в погонах.
        - Ищут. Вернее, искали.
        - А я ещё думал: ну какой ты нафиг интеллигент? Врачом назвался, а сам не знаешь, как нашатырь пахнет. В общем, сегодня утром у меня всё и сошлось. И то, почему ты по имени не всегда откликался. И деньги твои. И сумка, с которой ты по поляне носился, звонки принимал. Там ведь гадость какая-то, я прав?
        - Прав.
        - И из-за неё ты прячешься. Как давно?
        - Полгода. Точнее семь месяцев.
        Аня ударила ладонью по столу.
        - Стоп! - выкрикнула она. - Вы можете нормально объяснить, что происходит? Андрей, о чём он говорит?
        - Да, Андрей, - кивнул я. - Давай, объясни, почему ты так щедро раскидываешься деньгами. Кстати, ты так и не сказал, как тебя зовут по-настоящему.
        - Олег. Олег Воронин.
        Аня вскинула брови и посмотрела на парня.
        - Это имя в прошлом, - сказал тот. - По документам я действительно Андрей Воронцов.
        - И давно ты им стал?
        - Весной, - ответил друг. - Повезло со знакомым - один паренёк делал липовые документы. Точнее, как сказать… Не совсем липовые. Данные проводятся по базам, и на руки приходит чистый паспорт. На выдуманное имя, разумеется. То же самое и с правами.
        - Ты в розыске?
        - Был. Теперь я - другой человек.
        - За что был?
        Андрей кивнул в сторону припаркованной на стоянке машины. Я напрягся.
        - Только не говори, что она угнанная.
        - Не, машина моя.
        - Значит, всё-таки в сумке? - спросил я.
        - Воронцов кивнул.
        - И что там?
        - Ты сам знаешь.
        - Что именно?
        - Какая разница?
        - Что именно? - повторил я.
        - В основном, лёгкие.
        - В основном?
        Воронцов промолчал.
        Аня, наконец, сообразила, о чём идёт речь.
        - Серьёзно? - воскликнула девушка. - Ты чё, блин, наркотики возишь?!
        - Тише! - зашипел Андрей, оглядываясь по сторонам. - Не стоит кричать о них так громко. Они могут испугаться и убежать.
        Воронцов натянуто улыбнулся, но никто не оценил его топорную шутку. Я покачал головой и сказал:
        - Андрей… или Олег. Не знаю, как тебя называть.
        - Андрей.
        - Хорошо, Андрей. Расскажи всё. На этот раз правду.
        - Нечего рассказывать. Я в розыске. Живу по липовым документам. Зарабатываю тем, что продаю остатки этой херни, из-за которой чуть не сел.
        - Какого, на хрен, чёрта?! - завелась Аня. - Ты ведь шутишь? Зачем тебе это? У тебя же хорошая семья, родители!
        - Анюта, - остановил её Воронцов. - Нет у меня никаких родителей. Я их не видел никогда.
        - Ну не начинай, - перебил я. - На жалость решил давить?
        - Да нет, почему? Ты же просил правду, вот тебе правда. Я вырос в московском детдоме. Все квартиры: питерская, московская - все съёмные. Машину купил сам. После того, как мне сделали документы.
        - И сколько же ты зарабатываешь на этой дряни?
        - Это была разовая акция. Не подумайте, будто раньше я жил честно, нет. Просто в один день подвернулась возможность получить всё и сразу. Я согласился. Не скажу, что долго думал или совесть меня мучала. Нет. Просто взял и согласился. В итоге получилось, что всех приняли, а мне повезло. Я остался с деньгами на руках. И с этим, - Андрей вновь кивнул в сторону машины. - Первые месяца три прятался по съёмным квартирам. Из дома почти не выходил. Потом осмелел немного, нашёл человека, который сделал документы. Начал распродавать остатки. Потом встретил вас.
        - Там у озера. Ты ведь тоже…
        - Ага.
        - Замечательно…
        - Ну, извини. Так вышло.
        - То есть получается, всё это время мы колесили по стране с полным багажником этой дряни?
        - Документы чистые. Нас бы не стали проверять.
        - Твою мать! - воскликнула Аня, подскочив на месте. - С кем я связалась?! Господи, зачем я поехала, зачем я поехала?!
        Она несколько раз громко и грязно выругалась.
        - Аня, успокойся. Всё хорошо.
        - Хорошо?! Ты издеваешься, Воронцов?! Тебя менты ищут! Ты, блин, кофеёк тут попиваешь, а должен на нарах сидеть!
        - Как и вы, - спокойно ответил Андрей. - Если я не ошибаюсь, этим утром кто-то участвовал в массовых беспорядках. Сколько за это дают, Полянский? Ты же юрист.
        - Меньше, чем за сбыт наркотиков.
        - И всё-таки это незаконно, я прав?
        - Прав.
        - Не сравнивай нас, Воронцов, - злобно сказала Аня. - Не надо. Это абсолютно разные вещи.
        - Не спорю.
        - Я выходила на улицу не из-за денег.
        - Не спорю.
        - И я не преступница.
        - Не спорю.
        - А ты нас подставил!
        - Спорю. Я вас вытащил.
        Аня задохнулась в ярости - подняла руку, погрозила в воздух пальцем и хотела что-то сказать, но так и не смогла произнести цельную фразу:
        - Ты… Воронцов… ты просто… Какой же ты мудак!
        - Не спорю.
        Аня развернулась и убежала в гостиничный домик. Мы проводили её взглядами.
        - Она забавная, когда злится, - сказал Андрей.
        - Ей нужно время, чтобы всё обдумать. Лучше не иди к ней сейчас.
        - Да… я понимаю. Хочешь кофе?
        Я подкурил сигарету и встал из-за стола.
        - Нет, спасибо. Придётся тебе побыть одному. Мне тоже нужно время, Андрей, мне тоже.

* * *
        Ближе к вечеру эмоции улеглись. Весь день мы провели порознь, пребывая каждый в собственных мыслях.
        Аня оставалась в номере. После нашего разговора она так ни разу и не вышла на улицу. Андрей же, наоборот, целый день гулял с Джесси и время от времени общался с тормозящими у кафе водителями. Когда я уходил от гостиницы, чтобы прогуляться по лесу, он выспрашивал у семейной пары, что им известно насчёт ситуации на крымской переправе.
        До самого заката я бродил по осиновой роще. В какой-то момент появилась Мириам. Взявшись за руки, мы пошли вместе, плутая среди деревьев и наслаждаясь прохладным ветром. За несколько часов мы не проронили ни слова, однако к концу прогулки я почувствовал себя так, словно побывал в церкви.
        Когда мы возвращались к гостинице, черноволосая остановилась.
        - Теперь тебе лучше?
        - Да. Спасибо.
        - Не за что, - улыбнулась она. - Ты был молодцом, там - на площади. В самом конце.
        Я подошёл к девушке и поправил непослушную прядь, которая лезла подруге в глаза. Мэри прикусила нижнюю губу и, захлопав ресницами, подступила ближе, словно захотела поцеловать. Но стоило мне наклониться, как она вдруг тихо присвистнула, отшагнула и засмеялась.
        - Не сейчас, мой дорогой. Ночью.
        - Ведьма лукавая, - улыбнулся я.
        - Спасибо.
        - Думаешь, нам удастся, наконец, выспаться?
        - Возможно. Не будем загадывать.
        - Кстати, ты заметила? В номере две кровати. Боюсь, как бы Луконина не заставила нас лечь с Воронцовым.
        - Насчёт этого можешь не переживать. Сегодня они уснут вместе, вот увидишь.
        - Ты думаешь? Мне показалось, она на него… кхм… как бы сказать помягче. Слегка обижена, нет?
        - Не будь наивным, Полянский, - усмехнулась черноволосая. - Ты прекрасно знаешь, что эта дурочка…
        - Мириам.
        - Прости. Ты прекрасно знаешь, что светленькая любит острые ощущения. Она вспыльчива, но отходчива. А златоглазый в её глазах теперь ещё и благородный авантюрист-разбойник. Приплюсуй к этому эмоциональное состояние девчонки, и получишь весёлую ночь.
        - Не вижу в Воронцове ничего благородного.
        - А она видит. Может, и не понимает пока, но бессознательно чувствует привязанность. Хитрый лис ведь и вправду её опекает. К тому же он ещё обязательно расскажет вам красивую легенду, после которой вы посчитаете его чуть ли не Робин Гудом.
        - Да, - согласился я, - этот может.
        Я вдруг замолчал, прислушиваясь к внутренним ощущениям.
        - Необычное чувство, правда? - улыбнулась Мириам.
        - Будто буря внутри улеглась.
        - Так и есть, - кивнула девушка. - Гнев ушёл. Ты молодец, Полянский. Большой молодец.
        - Может, стоит навестить Минерву в честь такого события?
        Черноволосая покачала головой.
        - Сомневаюсь, что она поведает что-нибудь новое. Всё, что имеет значение, давно было сказано. Остались лишь мы с тобой. Мы и твои решения.
        - Я давно решил. Ты знаешь.
        - Знаю. По крайней мере, теперь это более осознанный выбор.
        Мы постояли ещё немного, слушая, как ветер шумит осинами. Я закурил и, вглядываясь в причудливые узоры табачного дыма, почувствовал зябкую дрожь, пробежавшую по спине.
        - Становится холодно, - сказал я девушке. - Пойдём внутрь.
        Черноволосая не ответила. Оглянувшись, я увидел, что Мириам уже нет рядом.
        - Как обычно, - покачал я головой и, затушив сигарету, направился в сторону гостиницы.

* * *
        На проходной я на секунду опешил, встретив себя. Близнец стоял недвижимо, вылупившись на меня испуганными глазами. Лишь пару долгих мгновений спустя я понял, что смотрю в зеркало, целиком занимавшее стену.
        - Бляха-муха. Что за идиот его сюда повесил, - пробурчал я, удивляясь, как не заметил зеркало, когда заходил в первый раз.
        В номере я нашёл лишь Аню. Она лежала на кровати и вялой рукой сжимала пульт от телевизора. Затуманенными глазами девушка смотрела в экран, где шли новости, посвящённые утренним событиям.
        Я заметил, что Аня успела переодеться. На ней были чистые вещи - судя по виду, недавно купленные. Майка на несколько размеров больше и шорты, которые, мягко говоря, не сидели. Видимо, покупал Воронцов.
        - Не в курсе, где наш дилер? - спросил я, включая стоявший на подоконнике чайник.
        - Не знаю. Забежал, принёс еду и опять ушёл, - ответила Аня, даже не посмотрев в мою сторону.
        Она подняла перед собой пульт, ткнула на кнопку и переключила канал. Там тоже шли новости.
        Я подошел к столу, на котором валялись пакеты с продуктами. Покопался в них немного. Потом не выдержал и развернулся:
        - Может, поговорим? - предложил я.
        - Извини, не хочу.
        - Я просто… Хотел попросить прощения. За тот инцидент на площади.
        - Забудь. Сама брякнула лишнего.
        - И всё же… Этому нет оправданий.
        - Забудь. Никаких обид, Юр.
        - Хорошо, - кивнул я после небольшой паузы. - Забыли так забыли.
        Минуту мы сидели в неловком молчании. Аня, уставившись в телевизор, я - в ожидании, пока закипит чайник.
        - Тебе налить? - спросил я.
        - А есть?
        - Я про чай. Если, хочешь покрепче, это тебе к Воронцову.
        - Ну его на хрен. Попрошу вискаря, а он мне туда фен подмешает.
        Я улыбнулся. Всё не так уж и плохо, как могло показаться. На всякий случай я всё же налил девушке чаю. Отрезав от лимона пару долек, кинул их в кружку.
        - Держи. Витаминчики, чтобы не заболеть после сегодняшней ночи.
        - Спасибо.
        - Где ты ночевала? У вас были палатки?
        - Были. Ты, кстати, почему убежал?
        - Не понял.
        - Мне там женщина сказала, что меня искал какой-то блондин. Это ведь ты был?
        - А… да… Не знаю. Наверное, испугался.
        - Бывает, - пожала плечами девушка.
        Мы вновь помолчали немного, слушая, как по новостям рассказывают о подавлении беспорядков в центре столицы. На пару секунд в репортаже промелькнули кадры задержаний, и среди протестующих я разглядел знакомое лицо.
        - Вот чёрт… Помню эту рыжую. Она меня спасла. Привела в чувство, когда я умудрился поймать головой кусок брусчатки.
        - Сильно досталось? - спросила Аня.
        - Терпимо. Бывало и хуже.
        - А мне ногу чуть не проткнули.
        Она подвернула шорты, и я увидел красную полосу, идущую по внешней стороне бедра. Поморщившись, я вспомнил, как это бывает больно.
        - Тот смуглый?
        - Не, - махнула рукой Луконина. - Раньше… Да пофиг, шрам не должен остаться.
        - Жаль, что всё так закончилось в итоге.
        - Ещё не закончилось. Борьба продолжается.
        - Хорошо… Это хорошо, что ты настроена по-боевому.
        Впервые за всё время Аня взглянула на меня. Какое-то время она смотрела в мои глаза, а затем подмигнула и слабо улыбнулась.
        - Долей мне ещё чаю, покойничек.
        Я засмеялся. Взял кружку из рук девушки и подошёл к столу. В этот момент позади распахнулась дверь, и в помещение, громка фыркая, заскочила Джесси. Вся мокрая, она пробежала через комнату, оставив следы на паркете, и с разбега запрыгнула на кровать к Лукониной.
        - Нет, нет, нет! - завизжала Аня, закрываясь руками.
        Джесси гавкнула и стала отряхиваться, забрызгивая всё вокруг. Аня засмеялась, прикрылась подушкой и случайно столкнула на пол стоявшую на тумбочке вазу.
        - Оп-па! - успел подхватить Воронцов.
        - Отличная реакция, - поднял я большой палец. - Где пропадал?
        - Эм… Гулял. Общался. Наводил справки. Кстати, там, на проходной такое идиотское зеркало.
        - Да, мы тоже заметили.
        Парень с некоторой растерянностью огляделся, посмотрев сначала на Луконину, потом на меня. Я неприметно кивнул, дав понять, что всё хорошо. Воронцов сразу повеселел.
        - В общем, если вам интересно… Мы тут с Джесси нашли речку неподалёку.
        - Да ладно? А я прям не заметила, - Аня снова взвизгнула: - Ай! Брысь! Брысь от меня!
        - Джесси! Хватит делать принцессу мокрой.
        - О Боже. Заткнись, Воронцов.
        - Молчу-молчу, - Андрей присел на другую кровать. - Так вот. О чём это я? Ах да. Мы с Джесси нашли речку. И утопили в ней остатки… ну вы поняли.
        - Мы должны тебе медаль выдать? - спросила Аня. - Или позвонить в наркоконтроль? Сказать, чтобы тебя назначили почётным сотрудником?
        - Нет, просто хотел, чтобы вы знали.
        - Ай! Джесси, фу! Хватит!
        Я подошёл к Андрею и похлопал его по плечу.
        - Правильное решение.
        - Всё в порядке? - спросил он тихо, чтобы Аня не услышала.
        - Насколько это может быть, в нынешней ситуации.
        Воронцов кивнул и, поднявшись с кровати, подошёл к столу.
        - Сегодня у нас будет торжественный ужин, - сказал он, разбирая пакеты. - Прощание со старой жизнью.
        - Не слишком пафосно звучит? - спросил я.
        - Тебя это тоже касается. Если я правильно понял, ты не собираешься звонить родным.
        - Правильно понял.
        - В таком случае, поздравляю.
        Теперь уже Воронцов положил ладонь мне на плечо. С трудом сохраняя серьёзное лицо, он произнёс:
        - Теперь ты тоже в розыске, дружище!
        - Рано ещё, - усмехнулся я. - Потеряшек сразу в федеральный не ставят.
        - В любом случае, могу помочь с документами.
        - Иди к чёрту, Олежа.
        - Так. Забыли это имя. Лучше помоги разобраться с продуктами.
        - Юра, не давай ему острые предметы! Вдруг он захочет устранить свидетелей?
        - Судя по твоей ноге, у тебя слабость к острым вещам, принцесса.
        - Как хорошо, что это не относится к твоему юмору, Воронцов.
        Я вдруг почувствовал, как в номере стало уютно…
        До поздней ночи мы сидели за столом, пили вино и обсуждали дальнейшую дорогу, рассуждая о вещах, которые непременно стоит сделать в Крыму. Времени до полнолуния оставалось достаточно, и мы решили, что свободные дни следует потратить с пользой. Луконина упорно настаивала на том, что мы должны посетить Лисью бухту - знаменитый на всю страну пляж, где ежегодно собираются ребята, подобные тем, что были на озере. Андрей так яро поддержал эту затею, что на секунду мы усомнились в том, что он и вправду выбросил наркотики в реку. Кроме поездки в Лисью бухту, мы запланировали пробовать три сорта вина ежедневно, а ночами сидеть с кальяном на пляже и рассуждать на философские темы. Воронцов пообещал законспектировать результаты дискуссий и по итогу издать научный сборник.
        - Назовём его «Резолюции предброкенской конференции». Никто не сможет прочитать название, и все подумают, что это серьёзный научный труд.
        - А кстати, - спросила Луконина, - кто-нибудь объяснит мне, зачем мы вообще ищем этого призрака?
        - Чуть позже, Ань, - ответил я. - Давай, не сегодня.
        Девушка махнула рукой.
        - Ну ладно. Мне вообще пофиг - надо так надо.
        - На самом деле, принцесса, - сказал Воронцов, - я просто хочу договориться о поставках травки и гарика в иные миры. Время расширять рынки.
        - Это хорошо, - кивнула Аня. - Может, они заодно подгонят тебе нормальное чувство юмора. Серьёзно, Воронцов, гашиш не пройдёт. Тебе один выход - душу продать за умение шутить.
        - И за умение подбирать одежду, - сказал я, кивнув на болтающуюся на девушке майку.
        - О-о-о, ты как никогда прав, Юрка! Выпьем за это!
        Мы выпили, и почувствовали, как сладость вина приятно растекается по телу, обнимает и ласкает теплом. смотрел на смеющуюся светловолосую Аню. На улыбающегося Андрея, который лукаво щурился и украдкой следил за девушкой.
        Я вдруг остро почувствовал, что меньше всего на свете мне хочется убивать кого-то из них.

* * *
        Простынь взметнулась и плавно опустилась на двуспальную кровать. Аня бросила сверху подушки, а затем провела рукой посередине матраса.
        - Смотри внимательно, Воронцов, - сказала она чуть заплетающимся от вина языком. - Вот здесь, видишь? Это граница. Её переходить нельзя.
        - А переползать?
        - Переползать тоже нельзя. Также как и перекатываться, перепрыгивать или заходить с другой стороны. Любое нарушение границы твоими, этими… органами будет воспринято как военная интервенция. Наказание - мгновенный удар по наиболее уязвимым и стратегическим частям противника.
        Андрей поморщился. Он задумчиво посмотрел на комплект постельного белья, а затем вдруг улыбнулся.
        - Подожди-подожди, принцесса! - воскликнул он. - Но у нас всего одно одеяло. В любом случае, придётся потесниться.
        Девушка распустила хвосты на голове, потрясла пышной шевелюрой, а затем, сощурившись, посмотрела на Андрея и, погрозив пальцем, произнесла:
        - Даже не думай залезать на мою половину, мерзавец. Я предупредила.
        Слегка пошатываясь, Луконина развернулась и блуждающим взглядом окинула комнату. Наконец, она обнаружила бокал вина и, осушив его одним махом, поставила точку сегодняшнему вечеру. Потом Аня зачем-то ещё раз погрозила пальцем в воздух и направилась к выходу.
        - Я в душ, - сказала она.
        - Аккуратнее. Не убейся в темноте.
        - Не дождешься.
        Когда девушка вышла, Андрей бухнулся на кровать, но тут же вспомнил о чём-то и, подскочив, начал хлопать себя по карманам.
        - Проклятие!
        - Возьми у меня в рюкзаке, - сказал я. - В боковом отделе.
        Воронцов наградил меня благодарным взглядом и достал из сумки то, что ему было нужно.
        - Спасибо.
        - Не за что. Думаю, ночью мне захочется прогуляться. Подышать свежим воздухом.
        - Ты настоящий друг, - улыбнулся парень.
        В этот момент из проходной донёсся крик. Затем посыпался трёхэтажный мат, и мы услышали недовольный голос Ани:
        - Ублюдское зеркало! Какой мудак его сюда повесил?!
        Мы с Воронцовым засмеялись. Зеркало в коридоре и вправду было ублюдским.
        - Ладно, - сказал я. - Подремлю немного, прежде чем вы устроите первую брачную ночь.
        - Я случайно уроню вазу, - предупредил Воронцов. - Это будет сигнал.
        - Договорились.
        Я не стал раздеваться и прямо в одежде упал на свободную кровать. Через минуту Андрей выключил свет, и комната погрузилась в густую тихую темноту.
        Девушки долго не было, и понемногу я начал засыпать. За окном, словно океанские волны, шумели проезжающие автомобили. Из леса доносился стрекот цикад, смешанный с шелестом осиновых листьев. Холодный свет луны пробивался из-под ситцевых занавесок и серебряными лучами падал на паркет, наполняя комнату мрачными силуэтами.
        Через какое-то время в проходной послышались шаги. В комнату, осторожно ступая, зашла Аня. Она скинула с себя одежду и, что-то прошептав Андрею, забралась под одеяло. Нарушив ею же установленные границы, она всем телом прижалась к парню и, спустя секунду, из темноты донёсся влажный звук поцелуя. Шелест одеяла не мог скрыть громкое прерывистое дыхание девушки, и я решил, что не стоит дожидаться условного сигнала.
        Пробормотав какую-то ерунду, я встал с кровати, изобразив, будто только проснулся, а затем вышел из номера. За дверью донёсся тихий лукавый смех, затем перешептывание и звук упавшей вазы.
        - Пора и нам, - сказал я в темноту.
        Напротив огромного зеркала стоял кожаный диван, и я подумал, что он послужит неплохой альтернативой кровати. Едва я рухнул на него, как в голове тут же зашумело, и тело начало раскачиваться, словно на волнах…
        Ветер. Тень на стене. Черноволосая обрушилась, словно коршун. Возникнув из темноты, она дёрнула меня за воротник рубашки и подняла над землёй.
        - Сколько можно разгуливать чёрт знает где?! - зашипела Мириам и тут же поцеловала. - Я жду целую вечность!
        Мэри укусила меня за плечо, и мы закружились под потолком, словно две чёрные птицы.
        - Летим. Покажу тебе ночь.
        Мириам выпорхнула через окно, потащив за собой. На девушке была тёмная сорочка, шёлковая ткань которой развевалась по ветру, словно вороньи крылья. Чёрные пряди вились и блестели в сиянии лунного света. Ведьма несла меня сквозь холодный загустевший воздух, пока мы не достигли дороги. Мэри вдруг нырнула головой вниз, после чего мы камнем рухнули на асфальт.
        - У тебя необычные прелюдии.
        - Тшш… Молчи.
        Она смотрела в конец дороги, пытаясь разглядеть что-то во тьме. Через мгновение на горизонте вспыхнули фары автомобиля. Это был приближающийся грузовик. Мириам наклонилась к моему уху и, прикусив мочку, тихо прошептала:
        - Поиграем в призраков.
        - Какие правила?
        - Держи меня за руку и смотри.
        Многотонный грузовик надвигался. Асфальт дрожал под тяжестью колёс. Фары слепили, но сквозь лобовое стекло я каким-то неведомым образом различил серое небритое лицо водителя. Туманными глазами мужчина смотрел на дорогу, и его взгляд проходил сквозь нас, словно сквозь пустоту.
        В последнюю секунду свет полностью ослепил меня, а затем грузовик тягуче пролетел через тело. Мы с Мириам вновь оказались вдвоём посреди ночной дороги.
        - Это было… необычно.
        - Тебе понравилось?
        - Да… Скорее да.
        - Это не всё. Летим.
        Она снова взметнулась, закружившись, словно смерч, оторвала меня от земли и перенесла над лесом, отпустив у берега реки. Окружённые шумным осинником, мы стояли по колено в мокрой траве, и над нами светили мириады голубых звёзд с королевой-луной во главе.
        - Помнишь, как ты целовал меня под дождём? - спросила Мириам, заглядывая в глаза.
        - Помню, - я наклонился чуть ближе.
        - А в рождественскую ночь? Когда город светился гирляндами, и мы стояли посреди дороги, объятые светом вечерних фонарей? Ты помнишь тот снегопад?
        - Помню…
        Её губы оказались рядом с моими. Я почувствовал горячее размеренное дыхание, и воздух наполнился запахом тёмных цветов.
        - Постой… не целуй, - сказала она. - Ещё минуту… В прошлом году, та ночь у высоких костров, когда мы лежали в траве и в воздух летели искры. Деревья вокруг шумели так же, как и сейчас. Ты помнишь?
        - Помню, Мэри. Я помню каждое мгновение каждой ночи с тобой.
        Черноволосая улыбнулась краешками губ. Она медленно подняла руки и взялась за бретельки ночной рубашки.
        - Все эти поцелуи, объятья… Ты мог бы повторить их с любой другой девушкой, - шёлковая ткань заскользила вниз и упала на мокрую траву. - Но то, что я покажу тебе сегодня… Посмотри наверх. Эту ночь ты никогда не забудешь.
        Я поднял голову и увидел, как созвездия закружились на небосводе. Звезды задрожали, а затем вдруг посыпались на нас, словно сияющее конфетти. Миллионы ослепительных искр вращались, порываемые ветром, звенели хрустальными переливами, мерцали и падали с неба, отражаясь в тёмной воде реки. Словно стая светлячков, голубые огоньки окружили нас искрящимися спиралями, и в их падении я слышал небесную музыку, какую прежде слышали, наверное, только боги.
        - А теперь поцелуй меня. Поцелуй под звездопадом.
        Руки Мириам переплелись у меня за спиной, и я прижал черноволосую к себе, чувствуя, как дрожит её тело, как вздымается грудь в нервном, неровном дыхании. Горячий ток пульсировал в её венах и сводил ноги сладкой нетерпеливой судорогой.
        Обжигающий воздух вырвался из ведьмы низким протяжным стоном, и черноволосая впилась в мои губы, прикусив их до крови. Я вспомнил крышу собора. Хотел было перенести нас туда, но Мэри тут же прочитала мои мысли. Она отстранилась, ударила меня ладонью и вновь припала к губам.
        - К чёрту соборы. К дьяволу церкви! - выдохнула она, сбиваясь. - Сделаем это здесь, посреди леса.
        Я схватил её волосы, потянул назад и поцеловал в шею. Черноволосая застонала, затем зарычала и укусила меня за плечо.
        - Хочешь крови? - спросил я.
        - Молчи и целуй, - оскалилась она. - Ты меня не за нежность любишь.
        - Нет. Не за нежность.
        Я повалил её на землю и, прижав телом к мокрой траве, ощутил, как мой огонь переходит в неё, как наши души сливаются под нескончаемым звездопадом. А черноволосая впивалась когтями мне в спину и, запрокинув голову назад, прикрывала глаза и громко стонала, отдавая мне всю себя. Её тёмные пряди переплелись и спутались, а лицо и грудь налились кровью так сильно, что выступивший румянец был виден даже в лунном холодном свете.
        Мириам прижала меня к себе, закинула ноги, а затем вдруг дёрнула в сторону, и, оказавшись сверху, выгнула спину. В свете луны её белая кожа приобрела бледно-голубоватый оттенок, глаза стали похожи на две бездонные пропасти. Тонкие пальцы сжимали мне плечи, а от ладоней ведьмы шёл холодный огонь. Мириам была многоликой богиней - женой, любовницей, смертью. Сверху падали звёзды, и растущая луна мелькала на небосводе, и мы тонули в росе до тех пор, пока первый луч солнца не коснулся горизонта, и на востоке не загорелась заря.
        И тогда мы ещё долго лежали, прижавшись друг к другу, и я слушал, как успокаивается её дыхание, и целовал раскрасневшееся лицо, чувствуя на губах вкус солёной испарины.
        - Я люблю тебя, Мириам.
        - Тшш… Молчи, мой дорогой… Слушай, как звёзды возвращаются на небосвод.
        Больше я ничего не сказал. Уставившись в небо, глядел, как миллионы голубых огоньков растворяются в рассветной заре, и думал о том, что никогда и ни с кем не смогу быть таким же счастливым, как с Мэри.
        Не помню, как мы вновь оказались в гостинице. Напоследок я поцеловал черноволосую и нежно прошептал ей на ухо:
        - До следующей ночи, ведьма.
        - До следующей ночи.
        Мириам растворилась, и я остался наедине с собственным опустевшим телом. Наклонившись к дивану, я протянул руку, чтобы вернуться в физическую оболочку… И в этот момент позади раздался въедливый тягучий голос:
        - Славься-славься, ночной король. Ты вернулся с охоты, поимев королеву.
        Я резко обернулся. В проходной никого не было.
        Никого.
        Кроме отражения в зеркале… Отражение подняло руку. Помахало мне.
        - Иди сюда, не бойся, - сказал зеркальный близнец. - Ты знаешь, кто я.
        Я не двинулся с места. Отражение начало гримасничать, выражая презрение.
        - Фи-фи-фи, ночной король! Ты боишься собственной тени!
        - Кто ты?
        - О-о-о, соизволил с собой заговорить? Раньше у тебя получалось гораздо быстрее. Что ж, позволь представиться, король, - отражение отвесило мне театральный поклон. - Я - Юрий Олегович Полянский.
        Я подошел ближе к зеркалу. Отражённый близнец остался стоять на месте.
        - Ты страж, - догадался я.
        - Он самый, - кивнул тот. - Шестой, стало быть.
        - Так просто? Даже не будешь скрываться?
        - Зачем мне скрываться, ночной король? Я - это ты. Ты - это я. Мы прекрасно знаем друг друга. Видишь ли, я не такой, как все прочие стражи. Я гораздо честнее и сильнее, и мне нет нужды прятаться. Я то, что ты видишь в себе без всяких сомнений. Я - это я.
        - Всё ясно. Тщеславие.
        Отражение улыбнулось - нагло и самодовольно.
        - Не совсем так, ночной король. Не совсем так. Но очень близко к цели.
        Я присел на диван и спокойно посмотрел в зеркало, где прикуривал сигарету мой близнец. Страж выдохнул дым. Он ловко потушил спичку и, сощурившись, посмотрел на меня, словно оценивая делового партнера.
        - Давай сразу на чистоту, - сказал он. - Я уже сказал, что прятаться и обманывать не собираюсь. Но и вредить тоже не буду.
        - Интересное начало…
        - Нам по пути, король. Без тебя не будет меня, а лишившись меня, ты потеряешь собственную личность. Смекаешь? Без меня ты не дойдёшь до конца. Всё, чего ты добился на сегодняшний день - результат моей работы. Кто формирует цели? Я. Кто ставит задачи? Я. Кто помогает сделать правильный выбор? Я.
        - Головка…
        - Давай без этих бородатых шуточек, король. У нас тут вроде как деловой разговор. Так вот, о чём это я? Ах да! Слушай внимательно. До полнолуния осталось немногим больше семи суток, а у тебя до сих пор нет плана, кроме того, что утопил в реке твой приятель. Ты не знаешь, как провести ритуал. Я могу помочь, король.
        - А что взамен?
        - Ты не трогаешь меня.
        - И всё?
        - И всё. Зачем усложнять, король? Я хочу жить, нет смысла этого отрицать. Я не хочу закончить, как те пятеро, которых ты прикончил. А потому я предлагаю помощь.
        - Похоже на сделку с дьяволом.
        Страж в отражении скривил лицо и сделал вид, что вот-вот плюнет на пол.
        - Зачем эти шаблоны, король? Ты прекрасно знаешь, никакого дьявола не существует. Я - не призрак прошлого. Я не стану пугать тебя бурлящими котлами и другими заезженными образами. Я не буду рассказывать тебе, что Мэри - какая-то опасная страхолюдина. Ведь мы оба знаем, что она хоть и опасна, но если назвать её страхолюдиной, то остальных женщин мира придётся признать грязью. Нет, король. Мэри - твоя женщина. Ты хочешь, чтобы она была с тобой, и это естественное желание. Такое же естественное, как и моё желание жить. И в этом вся сделка, король.
        - Допустим. И в чём заключается твоя помощь?
        - Вот это другой подход, - хлопнул в ладоши близнец. - Послушай, король, ты и сам знаешь, что делать. Хозяйка миров всё тебе рассказала. Ты знаешь - всегда и во всём должен оставаться баланс, и кому-то вместо Мэри придётся оказаться на том берегу. Поэтому, когда придёт время, ты должен принести жертву. Вода или огонь, король. Вода или огонь. Я же покажу тебе, что именно нужно сделать, когда ты найдёшь горного призрака.
        - Сейчас?
        - Нет, король. Не сейчас. Я вижу, ты готов провести ритуал. Но ты до сих пор не выбрал. Ведь я прав?
        - Прав, - кивнул я. - Нужен конкретный человек?
        - Это твой выбор, король. Но я должен знать, на кого он падёт этот твой выбор. Решай, время ещё есть, но постарайся не затягивать. Мы должны как следует всё продумать. Понимаешь?
        - А что, если я откажусь?
        - Я не стану тебе вредить, король, - пожал плечами страж. - Зачем? Ведь ты - это я. Продолжу тебе помогать, как делал это и раньше. Убив меня, ты лишь разобьёшь надежду обрести счастье.
        Несколько долгих секунд я смотрел в зеркало, вглядываясь в собственные голубые глаза. Неужели у меня и вправду такая наглая рожа?
        Что ж, по крайней мере, я знал, что страж не врёт. Всё - от первого до последнего слова, всё - правда. Да и как он мог бы соврать? Ведь это - действительно я. Моё отражение в зеркале.
        - Хорошо, - сказал я. - Дай мне время до следующего сновидения. Я выберу жертву.
        - Договорились, король. С нетерпением жду твоего решения. Пожмём руки в знак договора?
        Отражение подошло ближе и протянуло ладонь. Я привстал с дивана и, приблизившись к зеркалу, осторожно прикоснулся к стеклу. Моя рука скользнула за гладкую поверхность, оказавшись внутри отражения, и вместе с близнецом мы пожали руки.
        - До следующей ночи, король.
        - До следующей ночи.

* * *
        «Тойота» летела по трассе, превышая скорость.
        Прохладный ветер трепал светлые волосы Ани, сидевшей на переднем сидении. Девушка держала ладонь рядом с коробкой передач, и Андрей то и дело опускал свободную руку, чтобы дотронуться до Лукониной, прикоснуться к её тонким пальцам, запястью, на котором болтались браслеты и фенечки.
        - Сегодня доедем до Ростова, - сказал Воронцов. - В сам город заезжать нет нужды, поэтому остановимся где-нибудь в мотеле, а завтра двинем в Анапу.
        - В Анапу? - спросил я. - Мне казалось, ты говорил про Тамань. Переправа там.
        Андрей кивнул и ответил:
        - Переправа действительно там. Но мы туда не поедем.
        - Почему?
        - Там пограничный контроль.
        - Какой контроль? - удивилась Аня.
        - Пограничный, - повторил Воронцов.
        - Подожди-подожди. Какая граница? Весной же всё поменялось.
        - Всё да не всё. Я вчера поспрашивал у проезжающих. На переправе полно чекистов. Жёсткий паспортный контроль. Мне это уже не страшно, а вот ты, Юра, можешь засветиться.
        - Не понял, - покачал я головой. - И что ты предлагаешь?
        - Оставим машину в Анапе. Оттуда идёт катамаран прямиком до Ялты, билеты тоже по паспортам, но, судя по отзывам, всё не так жёстко, как на переправе. Обычное дело - всё, как на простом вокзале. Нужно будет сделать тебе временное удостоверение на вымышленное имя, и мы в Крыму.
        - Опять толкаешь на преступления?
        - Решать тебе, дружище. Можешь, конечно, купить билет по настоящему паспорту, только не удивляйся потом, как на тебя вышли менты.
        - Ладно, - кивнул я. - Чёрт с ним. Пусть будет так, как ты говоришь.
        Аня призадумалась о чём-то и вдруг широко улыбнулась. Повернувшись к Андрею, она сказала:
        - Аня Воронцова.
        - Что?
        - Анна Евгеньевна Воронцова. У меня тоже нет паспорта, всё осталось в Питере.
        - Окей, принцесса. Пусть будет так. Будешь моей двоюродной сестрой.
        - Почему это? - нахмурилась девушка.
        - Потому что женой ты быть не можешь, штампа у меня нет. А родная сестра из тебя не получится в силу отчества.
        Аня подумала, а затем махнула рукой.
        - Фиг с тобой. Буду кузиной.
        - Корзиной.
        - Дрезиной.
        - Резиной.
        - Баб Зиной.
        - Твою мать, ребята, - поморщился я.
        Они засмеялись.
        А «Тойота» летела на юг, оставляя позади города, дороги, деревни и сёла. Мимо проносились поля, лесополосы и бесчисленные придорожные забегаловки. Я смотрел в окно, и этот дорожный калейдоскоп гипнотизировал меня, усыплял, но я не позволял дремоте взять вверх. Рядом сопела Джесси, и время от времени я расталкивал собаку, чтобы она своей беготней по салону мешала мне уснуть. Я пытался до последнего оттянуть момент следующего засыпания.
        Луконина пристально посмотрела на Андрея:
        - Грузином, - сказала она.
        И они снова засмеялись, наслаждаясь своим милым дурачеством.
        Я же неотрывно смотрел в водительское зеркало и видел, как оттуда мне ухмыляется собственное отражение.

* * *
        В тот вечер заря на западе горела так ярко и горячо, что воздух, пронизанный солнечным светом, казалось, наполнился искрами пламени. Удивительно, но чем ближе мы подбирались к морю, тем суше становилось за окном машины. С юга уже долетал свежий солёный ветер, и карта подсказывала, что до побережья осталось немного, но мы до сих пор чувствовали себя так, словно находились в пустыне.
        Днём беспощадно сушило и жгло. Над высокой травой кружилась мошка, пахло жухлой полынью. Только с заходом солнца, когда ночь опустилась над степью, в воздухе, наконец, потянуло прохладой, и мы с удовольствием вышли на улицу, расположившись на крыльце деревянного двухэтажного дома.
        - Последняя остановка перед отплытием, - сказал Воронцов, оторвавшись от рисунка. - Завтра будем на месте.
        Аня, стоявшая рядом, с интересом наблюдала за тем, как Андрей аккуратно выводит двуглавого орла на белой бумаге. Это был уже второй герб, который Воронцов успел нарисовать за сегодня - второй эскиз лежал рядом и блестел свеженамалеванными реквизитами.
        Луконина аккуратно взяла готовый рисунок. Подняла на свет и начала вглядываться в очертания поддельной печати.
        - В тебе пропадает талант художника, Воронцов, - сказала девушка, убедившись, что печать идеальна. - Признавайся. Ты был зачат принтером?
        Андрей поднял голову и недовольно махнул рукой.
        - Отойди от света, принцесса. Немного осталось.
        Луконина положила рисунок на крыльцо и встала так, чтобы не загораживать свет фонаря.
        - Рисовать мне никогда не нравилось, - пожал плечами Андрей. - На самом деле, я мечтаю стать писателем.
        - Ты слышал, Юрка? У нас тут Михайло Ломоносов! Талантлив, как чёрт, и выглядит также.
        - Как Ломоносов?
        - Как чёрт.
        Андрей запустил в Луконину шариковой ручкой. Девушка увернулась и засмеялась.
        - Да ладно, красавчик-красавчик, - сказала она, возвращая ручку парню. - Если б ещё подстригся, цены б тебе не было. Может, чем помочь?
        - Да. Свари, пожалуйста, пару яиц.
        - Э-э… что?
        - Нужно перевести печати, - ответил Андрей. - Только вари подольше. Яйца должны получиться вкрутую.
        - Как скажешь, босс.
        Аня поднялась в дом. Из кухни донесся шум воды и зазвенели кастрюли. Я услышал, как девушка запела какую-то неизвестную мне песню. Скорее всего, собственного сочинения.
        - Действительно, кругом одни таланты.
        Воронцов задумался о чём-то, а затем спросил:
        - Как думаешь, может, купить ей новую гитару?
        - Решай сам, - ответил я, пожав плечами. - Главное, будь осторожнее. Это может выглядеть так, будто ты покупаешь не гитару, а Аню. Она свободолюбива. Хотя уверен, гитаре обрадуется.
        - Понял тебя, - кивнул Воронцов. - Подумаю, как сделать это ненавязчиво.
        Андрей порылся в кармане и достал ключи от машины.
        - Будь другом, - сказал он. - Принеси бланки и фотографии. Они в бардачке.
        - Ещё что-нибудь?
        - Можешь захватить бутылку вина.
        Я прошёл через широкий двор гостиницы, ступая по тропинке, петляющей между гостевыми домиками. Вдоль тропы шумели листвой деревья, и на их ветвях поскрипывали вечерние лампы, вокруг которых роились мотыльки.
        На парковке было темно. Сигнализация два раза пискнула, и замки «Тойоты» открылись. Порывшись в бардачке, я нашёл файл с бумагами. Затем наклонился к заднему сидению, достал бутылку вина, и, уже собравшись выходить из машины, на секунду задержал взгляд на водительском зеркале.
        - Твою мать!
        - Время бежит, ночной король. Пора делать выбор.
        Моё лицо в зеркале улыбалось. Самоуверенно и гадко.
        - И без тебя помню, - огрызнулся я.
        Страж ухмыльнулся, и отражение вновь приняло обычный вид.
        Когда я вернулся к домику, Аня уже сидела на крыльце, а Андрей снимал скорлупу с варёных яиц.
        - Надеюсь, прокатит, - сказал он. - Последний раз я так справки в интернате подделывал. Юра, где бланки?
        - Вот, держи.
        - Ага, спасибо. Так. Где-то был клей… Ага, нашёл. Принцесса, начинай наклеивать фотографии. Вот сюда.
        - Так?
        - Да, умница. Теперь держи края, чтобы не поехало. Та-а-ак… А сейчас немного уличной магии.
        Андрей прокатил горячее очищенное яйцо по рисунку поддельной печати, а затем перенес изображение на бланк временного удостоверения. Получилось так, словно паспортистка секунду назад подняла штемпель с бумаги.
        - Гражданка Воронцова, распишитесь в получении вашей временной карточки.
        - Ва-а-ау! Как настоящая!
        - Ещё бы, - усмехнулся Андрей. - Так теперь ваши документы, товарищ Лиддский.
        Парень повторил операцию, и через пару секунду всё было готово.
        - Прошу, Георгий Олегович. Ваше удостоверение личности. Юридически подэтованный документ.
        - Ты опасный человек, Воронцов.
        - Всё ради друзей.
        Я покрутил в руках бумажку со своей фотографией. Печати выглядели правдоподобно. Если не вглядываться, подделку и не различишь.
        - Пусть немного подсохнет, - сказал Андрей. - А пока открывайте вино. Аня, тащи бокалы!
        Воронцов выдохнул и потёр ладони, счищая прилипшую яичную плёнку. Яйца он кинул Джесси, и та с превеликим удовольствием их съела, невзирая на остатки чернил.
        - Ну что? - спросил у меня Андрей. - Расскажем принцессе твою историю?
        - Почему бы и не да? Только вряд ли она поверит.
        - Я же поверил.
        - До сих пор этому удивляюсь.
        - Так что?
        - Ну хорошо… Давай расскажем. Только не знаю, с чего начать.
        - Начнём с вина, - сказал Андрей.
        Из дома вышла Луконина, неся в руках три гранёных стакана.
        - Бокалов не было, - пожала плечами девушка.
        - Хм… Может, тогда откроем… ну… Вы поняли?
        - ВОРОНЦОВ!!!
        - Ладно-ладно! Никакого рома. И не орите сразу оба! Пусть будет вино.
        Я вытащил из кармана швейцарский нож и штопором выдернул пробку. В тусклом свете фонарей напиток казался тёмным, чуть ли не чёрным. На вкус он немного горчил, но затем появилось приятное цитрусовое послевкусие.
        Отпив немного, Аня вдруг замерла и, закрыв глаза, принюхалась к стакану.
        - Что это? - спросила она.
        - Ну, здравствуйте. Приехали. Ладно, так уж и быть, открою тебе тайну, принцесса. В далёких тёплых краях под нежными солнечными лучами растёт чудесная ягода. Имя ей - виноград. Однажды, мудрые люди додумались…
        - Выключи клоуна, Воронцов. Что за вино?
        Андрей посмотрел на этикетку и прочитал название. Девушка ещё несколько секунд не открывала глаз. Она вновь сделала глоток, и её ресницы задрожали, а дыхание стало частым и сбивчивым.
        - Когда мы с ней познакомились… - Аня вдруг замолчала и отвернулась, рукой прикрывая лицо. - Простите…
        Несколько секунд мы сидели в замешательстве, прежде чем поняли, что происходит. Первым сориентировался Андрей. Он быстро передал мне свой стакан, а сам подошёл к девушке и, чуть приобняв её за плечи, тихо прошептал:
        - Я здесь, принцесса.
        - Прости…
        - Не за что прощать, принцесса.
        Аня взяла его за руку. Не оборачиваясь, девушка спросила:
        - Андрей.
        - Да?
        - Почему ты меня так называешь?
        - Потому что ты - принцесса, разумеется.
        - Я серьёзно.
        - И я серьёзно. Но если тебе не нравится, могу перестать…
        - Нет. Пусть так.
        Они ещё что-то прошептали друг другу, что-то безумно важное для них двоих, и я вдруг почувствовал себя неловко. Поднявшись, чтобы уйти, я посмотрел на Андрея, но тот отрицательно махнул головой. Кивнув ему в ответ, встал чуть в стороне, закурил и постарался не привлекать к себе внимания.
        Аня быстро успокоилась. Когда она вновь повернулась, только влага в её светлых глазах выдавала недавнюю слабость. Впрочем, вскоре исчезли и слёзы, и вот уже Луконина разговаривала с нами, как ни в чём не бывало.
        - Простите, - сказала Аня, отпив немного из стакана. - Просто накатило. Это вино… Когда мы с Олей познакомились, они пили его с мамой. И потом в офисе… она всегда покупала именно его.
        Несколько секунд девушка помолчала. Потом она, видимо, заметила, что мы с Андреем не знаем, что ей ответить.
        - Мне нравится его вкус, - продолжила она. - Оля как-то шутила, что вино напоминает жизнь - сначала кажется гадким и горьким, но если не испугаешься и продолжишь пить, то вскоре почувствуешь, что внутри, оказывается, целая палитра оттенков.
        - Она была мудрой женщиной, - осторожно произнёс Воронцов.
        - Брось. Она была дурой. Как и я, - Аня чуть улыбнулась. - Сильной и умной дурой. Будь Оля мудрой, она давно перестала бы думать и бороться; не пыталась бы изменить этот чёртов мир. Она бы бросила фонд. Будь Оля мудрой…
        Аня посмотрела на дно стакана. Грустно усмехнувшись собственным мыслям, она закончила фразу:
        - Будь Оля мудрой, она была бы жива.
        Тишина повисла над двором, и только цикады нарушали её своим стрекотом. Несколько долгих мгновений мы сидели в молчании, задумавшись каждый о своём, а затем Аня, встряхнувшись, произнесла:
        - К счастью, Оля не была мудрой. Именно поэтому она и прожила жизнь так, как хотела бы прожить её я. И знаете что? Однажды они за неё ответят. Вот увидите.
        Я поднял свой стакан и сказал:
        - За Ольгу.
        - За Ольгу!
        Мы выпили, и в этот же миг всем стало легче. Разговор пусть медленно, неловко, со скрипом, но всё же вернулся в непринужденное русло. Андрей, то ли из своих собственных интересов, то ли и вправду из любопытства, стал выспрашивать у девушки про Авалову.
        - Почему вы подружились? У вас же разница в возрасте вроде приличная.
        - Не знаю, - ответила Аня. - Наверное, я видела в Оле себя. Она была хулиганка - сумасбродная, лёгкая, только чуть более и ответственная, - подумав немного, Луконина сказала: - И она была непостоянная.
        - В смысле?
        - В смысле жизненных ориентиров. Мы с ней вечно спорили, что важнее - тихое счастье или борьба. При этом самое смешное, что позиции у нас постоянно менялись. В один день Оля была по одну сторону границы, я по другую, а спустя время всё переворачивалось с точностью до наоборот. Это была бесконечная ходьба по кругу - игра, которая доставляла нам удовольствие и, если разобраться, не имела никакого смысла. Но мы были счастливы, играя в неё. Вечерами мы сидели в офисе и пили это вино, и нам было так хорошо, словно весь мир был игрой нашего воображения.
        Я закрыл глаза и мысленно перенёсся в новосибирский офис. Передо мной предстала картина - две девушки сидят на диване, и, раскуривая кальян, шутят, смеются и сплетничают, и в воздухе витает цитрусово-цветочный запах, и нет никого, кто мог бы их потревожить… Но вдруг одна из девушек падает, и в глазах её застывает ужас. А в следующую секунду всё исчезает в огне.
        - Ау-у! - Аня щёлкнула пальцами у меня перед глазами. - Ты опять ушёл в транс?
        Я дрогнул и стряхнул с себя наваждение.
        - Да, прости.
        - Ничего страшного, - махнула рукой Луконина. Повернувшись к Андрею, она сказала: - Ну, давай, Воронцов. Теперь ты расскажи нам что-нибудь о себе.
        - Что именно тебя интересует, принцесса?
        Аня посмотрела вверх, закусила губу в раздумьях, а затем снова щёлкнула пальцами и сказала:
        - О! Придумала. Объясни, какого чёрта ты катаешься с нами? Неужели у тебя совсем-совсем нет близких?
        Воронцов вздрогнул, словно его ткнули иглой, а затем отвёл глаза в сторону.
        - Да ладно? - удивилась девушка. - Должен же хоть кто-то быть? Друзья? Девушка? Дальние родственники?
        - Джесси.
        - И всё?
        - И вы, - улыбнулся Андрей.
        Луконина поджала губы, словно собиралась пожалеть ребёнка, а затем вдруг набросилась на Воронцова с распростёртыми объятиями.
        - Иди сюда, мой маленький! Дай я тебя обниму!
        - Осторожнее, - засмеялся Андрей, убирая стакан.
        - Юра, присоединяйся к обнимашкам! Затискаем его до смерти!
        - Перестань, не надо, - взмолился парень.
        Аня лишь громче засмеялась и, крепко сжав Андрея, воскликнула:
        - Стоять на месте! Это управлением по борьбе с одиночеством! Вы обвиняетесь в превышении допустимого уровня грусти, и теперь вам светит от двух до пяти обнимашек каждый вечер.
        - Принцесса, хватит!
        - Вы имеете право прекратить ворчание!
        - Принцесса…
        - Всё, что вы проворчите, будет использовано… Ай!
        Парочка упала и покатилась по крыльцу. Стаканы полетели во все стороны, а бутылка свалилась на землю. К ней тут же подбежала Джесси и начала слизывать вытекающее вино.
        - Смотри-смотри! - захохотала Аня. - Какой хозяин, такая и собака!
        - Она любит сухое.
        - Может вынести ей стакан? - предложил я.
        - Лучше ещё бутылку.
        Я поймал кинутые Андреем ключи, подмигнул ему и снова отправился на парковку.
        На этот раз страж встретил меня ещё до того, как я открыл машину. Подойдя ближе, я увидел, как отражение в боковом стекле дернулось и, приблизившись к разделявшей нас границе, воскликнуло:
        - Выбор, король! Сделай, наконец, выбор!
        - Какого чёрта?! Мы ведь договорились до следующего сна!
        Страж пригрозил мне пальцем.
        - Уже скоро. А ты до сих пор сомневаешься, кого из них отдать в уплату.
        - Не влезай не в своё дело, - огрызнулся я, открывая дверь «Тойоты». - Скажу, когда придёт время.
        Вернувшись, я обнаружил, что Андрей о чём-то увлеченно рассказывает Лукониной. Всё в той же витиеватой манере, которую он любил порой включать. Аня слушала его, раскрыв рот, и время от времени дергала руками, отгоняя лезущую в глаза мошкару.
        - …потом был Эльбрус. Там я познакомился с лучшим другом Юры. Признаюсь честно, восхождение было непростым, но и там, в горах, не встретилось ничего, что поразило бы меня и о чём захотелось бы написать.
        - О чём это вы? - спросил я, присаживаясь рядом.
        Аня повернулась ко мне, и с жаром начала объяснять:
        - Нет, ну ты представляешь? Оказывается, мы тут с будущим писателем пьём! - воскликнула девушка, показав на Андрея. - Если в двух словах, то наш Ломоносов только и делает, что пишет рассказы и бродит по миру в поисках достойного сюжета для романа.
        - Ага, - кивнул я. - Так вот в чём дело.
        Теперь стало ясно, почему Воронцов так заинтересовался моей историей. Покачав головой, я открыл новую бутылку и разлил вино по стаканам.
        - Ну вот, - продолжил Андрей. - А потом… Потом вышла вся эта нехорошая ситуация. Я хотел взглянуть, как выглядит тот мир изнутри. Хотел написать об этом. И всё завертелось. Да так быстро, что я и сам не понял, в какой момент точка невозврата вдруг оказалась позади, и вместо сюжета для книги я приобрёл целый вагон проблем.
        - Вороноцов, - перебил я парня.
        - Да?
        - Ты только поэтому едешь в Крым? Хочешь узнать, чем всё закончится, чтобы потом выпустить книгу?
        Андрей посмотрел на Аню, потом перевёл взгляд на меня. Терзаемый невысказанным противоречием, парень выглядел неуверенно, смущенно - так, будто его уличили в каком-то тайном, давно забытом грешке.
        - Теперь и сам не знаю, дружище, - произнёс, наконец, Андрей. - Всё поменялось за последние дни.
        - Понимаю, - кивнул я, но переспросил: - И всё-таки ты хочешь написать об этом книгу?
        - Да, - признался Андрей. - Хочу.
        И в эту секунду я сделал выбор.
        «Ты прав, король, - зашептал голос в голове. - Нельзя, чтобы люди узнали о том, что произойдёт в полнолуние. Это должно остаться секретом - нашим секретом, король».
        Луконина, по которой было заметно, что она не понимает, о чём идёт речь, наконец, не выдержала и, подняв руку, воскликнула:
        - Стоп-стоп-стоп, товарищи! Я что-то пропустила?! - она посмотрела на Воронцова. - Так получается, ты нашёл сюжет?
        - Мне подарил его Юра.
        - Та-а-ак… Это становится интересно. А тот призрак, которого мы едем ловить? Он как-то связан?
        Воронцов посмотрел на меня и едва заметно повёл головой, словно спрашивая моего разрешения.
        «Подумай хорошенько, Полянский, - раздался голос Мириам. - Если девчонка узнает…»
        «Это не важно, король. Совсем неважно. От неё в любом случае придётся избавиться».
        «Полянский! Не вздумай! Нужна лишь одна жизнь!»
        - Рассказывай, - кивнул я Андрею.
        И почувствовал, как из мозга по позвоночнику прокатилась волна гнева, ненависти и осуждения. Это была Мэри. Она ругалась так сильно, что каждая клеточка тела ощутила на себе её ярость.
        А Воронцов уже начал рассказ. Он говорил причудливо и красиво, совсем как тогда ночью на озере, и я с трудом узнавал в его повествовании собственную историю. Аня сначала улыбалась и морщила брови, потом смотрела на нас с нескрываемым скепсисом, потом вдруг перестала шевелиться, словно что-то вспоминая, и когда Андрей дошёл до того всплеска на озере, она вдруг подскочила на месте и воскликнула:
        - Ах вы, сукины дети! Так значит, всё-таки там был голос!
        Впрочем, даже тогда Аня не поверила в то, что рассказывал Воронцов. Она переглядывалась со мной, словно ждала, что я засмеюсь, и вся эта история окажется лишь байкой, и вот тогда-то Андрей и напомнил ей про женскую тень, увиденную ночью в мотеле.
        Аня застыла.
        - Полянский.
        - Да?
        - Так это правда?
        Я кивнул.
        - Сука… - глубоко выдохнула девушка. - Я вас убью.
        - Не переживай, Ань, беспокоиться не о чем, - соврал я без всякого стеснения.
        - Где она сейчас?
        Воронцов вдруг поднял руку и показал в сторону Джесси. Собака бегала по поляне, играясь с кем-то невидимым. На первый взгляд казалось, что овчарка просто гоняется за мухой, однако, присмотревшись, можно было заметить, как животное изгибается, подставляет шею и спину - так, словно Джесси требовала, чтобы её погладили.
        - Чёрт, - сказала Мириам, на секунду смутившись. - А впрочем… какая теперь разница?
        Мириам лишь на секунду задержала на мне взгляд, холодный, полный презрения, а затем вновь продолжила дразнить овчарку, играя с ней в паре метров от нас.
        Мои спутники не видели черноволосую, но чувствовали её присутствие. Они неотрывно следили за тем, куда смотрит Джесси, и когда собака повернулась в нашу сторону, Аня вновь подскочила и прижалась к Воронцову:
        - Умоляю, скажи, что вы всё это выдумали! Пожалуйста, Андрей!
        - Не бойся, принцесса.
        - Андрей, пожалуйста!
        - Ань, не переживай.
        - Юра, скажи, что это неправда!
        - Это правда.
        - Умоляю!
        - Это правда. Но, если хочешь, я попрошу Мэри, чтобы она ненадолго ушла.
        Я повернулся к черноволосой. Та посмотрела на меня с пренебрежительной усмешкой и, пожав плечами, исчезла.
        Джесси остановилась. Оглянулась по сторонам, ища свою спутницу. Затем грустно проскулила и улеглась спать.
        Понадобилось около четверти часа, прежде чем Аня, наконец, сумела прийти в себя. Но даже когда первый испуг прошёл, девушка всё ещё продолжала коситься в сторону тёмной поляны, и при малейшем шорохе вздрагивала, прижимаясь ближе к Андрею.
        - Сегодня спим с включённым светом, - сказала она.
        - В этом нет необхо…
        - Сегодня! Сука! Спим! С включённым! Светом!!!
        - Как скажешь, принцесса. Только не шипи.
        Аня допила остатки вина, плескавшиеся на дне стакана. Затем ещё раз посмотрела в сторону поляны и, поднявшись, нерешительно сделала пару шагов, приблизившись к Джесси. Та повела ухом, но осталась лежать на месте. Тогда Луконина осмотрелась по сторонам, пытаясь уловить присутствие Мириам, но, так и не обнаружив в воздухе ничего подозрительного, повернулась к нам и спросила:
        - Хорошо… Чёрт с вами. Пусть всё так… Ну а когда мы найдём этого призрака? Что потом? Не обижайся, конечно, Юр, но ведь это бред! На свете нет магии, которая могла бы создать человека из пустоты. На свете вообще нет магии.
        Я долго смотрел на девушку и, как следует обдумав каждое слово, наконец, произнёс:
        - Послушай, Ань… С той ночи - с той самой ночи на озере, когда тайна мне приоткрылась, и я окончательно и бесповоротно потерял покой, - не было ни мгновения, чтобы я не спрашивал у себя: «О чём ты, Полянский? Куда ты идёшь? В мире нет силы, что способна воплотить твою мечту в жизнь». Я думаю об этом каждую секунду и постоянно повторяю: «Ты безнадежный кретин, Полянский! Ведь это идиотизм! Зачем ты ведешь своих друзей на чёртову гору, если сам не знаешь, что делать? Неужели ты веришь, что они помогут тебе преодолеть законы природы?» И когда уже кажется, что нет ни малейшего шанса, когда не остаётся сомнений в том, что затея обернётся провалом, я вдруг вспоминаю наш с тобой разговор. Там в офисе ты говорила мне, что каждый должен и море увидеть, и до небес достучаться, и что-то такое сделать, чего даже во сне себе представить не мог. И кто знает, может и правда, я смогу провести вас по лунным дорогам? Может быть, вместе мы сотворим что-то настолько волшебное и нереальное, чего по всем законам физики, если разобраться, и сделать-то невозможно… И поэтому я прошу, Ань - доверься мне. А вместе мы
доверимся лунному свету и пройдём по нему. Вот увидишь, мы обязательно пройдём.
        Аня какое-то время смотрела на меня, прищурившись. Казалось, будто она прокручивала в голове список психиатрических клиник. Не ясно только было, хочет ли Луконина определить в психушку меня или, напротив, сама решила обратиться за помощью. Ведь как бы ни была напугана Аня, в её глазах за смесью недоверия, сомнений и страха, читалось лишь одно чувство. Восторг. Восторг перед неизведанным, таинственным и запредельным. Восторг перед мыслью о том, что одной человеческой воли достаточно, чтобы перевернуть всё мироздание.
        Эта мысль вдруг пронеслась в голове каждого из нас. И на мгновение каждый почувствовал силу, что зародилась глубоко под сердцем.
        Черноволосая, стоявшая за спиной у девушки, лукаво повела уголками губ.
        - Посмотри на них и запомни, Полянский. Ты только что подарил им надежду. В светлое будущее, которого у них нет.

* * *
        А теперь слушай и смотри, король. Слушай и смотри…
        Ты стоишь посреди сумрачного коридора, и огромное зеркало в золотой раме раскинулось впереди. Смотри на него внимательно, смотри, не моргая, и ты увидишь, как чернеет его поверхность, словно серебро, покрывающееся тёмным налётом, и твоё отражение пропадает. И ты видишь тёмно-зелёное небо и грозовые тучи, что надвигаются на побережье.
        Смотри внимательно, король… Вместе со златоглазым другом ты сидишь на каменном парапете, болтая ногами над россыпью гигантских камней, чьи углы сглажены бесконечными приливами, но всё также тверды и убийственны. И златогазый говорит про светловолосую дурочку, которой нет рядом, но ты не слушаешь его, а восторженно наблюдаешь за тёмно-зелёной бурей, что оглушительными раскатами обрушивается на берег и разбивается о камни фейерверком солёных брызг. Смотри внимательно, король… Из далёкого мрака появляются волны. Эти бесконечные, тёмные, похожие на горы волны, что покрыты пеной, словно туманом, они приближаются к свету фонарей и превращаются в кипящие хребты, и ты видишь, с какой сокрушительной силой встречают их камни. И далеко на горизонте ты видишь чёрную тень.
        Смотри внимательно, король… Представь, что ты оказался там впереди, попал в лапы бушующей стихи, в руки к самому Посейдону. Ты чувствуешь, как море подкидывает твоё тело и швыряет в котлованы кипящей пены, и безжалостно бросает на мокрые скользкие камни. Ты чувствуешь запах йода и водорослей, соль на губах и беспомощную невесомость в мышцах, а потом ты чувствуешь обжигающую воду в лёгких. Беспощадное великое море уносит тебя от берега, тянет за горизонт, но вдруг ты видишь, как небо становится ближе, и ты возвышаешься над пирсом… а затем переворачиваешься, стремительно падаешь вниз, оглушённый шумом прибоя.
        Слышишь, король? Слышишь этот звук? Словно где-то глухо раскололся орех.
        Ты видишь яркую вспышку света. Она сменяется пеленой тьмы - такой же тьмы, что рождает убившие тебя волны. Шипящие раскаты бури стихают, стихают, уходят куда-то вдаль… Тёмно-зелёная вода быстро смывает кровь с холодного гранита. Словно чопорный офицер, она начищает камни до зеркального блеска, и тело качается около валунов, то появляясь, то пропадая в бесконечном бурлящем прибое.
        Видишь, король? Видишь это чёрное мёртвое тело? Разумеется, видишь… Ведь не ты, совсем не ты упал в объятья смертоносного моря, не ты расколол голову о холодные камни. Твой златоглазый приятель не успел даже крикнуть, не успел ничего понять, как ты толкнул его, бросил с каменного парапета навстречу смерти. Ты выбрал, король. Ты выбрал воду.
        И море уже светится миллионами серебряных звёзд, которые переплетаются в бесчисленные спирали, рождая лунную дорогу на запад. И по ней, по этой хрустальной волшебной дороге, к тебе уже идёт тень, превращаясь в черноволосую ведьму. Твоя любовь, что пахнет ладаном, сандалом, шоколадом и кожей.
        - Ты сделал выбор, мой дорогой. Ты убил златоглазого.
        Да, король, ты убил его. И ты снова стоишь перед зеркалом, и видишь в нём отражение себя и любимой женщины, чьи иссиня-чёрные глаза наполнены мраком, словно две бездонные пропасти.

* * *
        - Он не просыпается.
        - Чёрт. Дружище! Ау!
        - Может, всё-таки вызвать врачей?
        - К чёрту. Помоги мне дотащить его до машины. Видимо, наш ночной король перепил вчера… Зря мы всё-таки открыли ром.

* * *
        Слушай и смотри, король. Слушай и смотри…
        Ты видишь, как чернеет серебро зеркала, и ты видишь туманную лунную ночь. Белая мгла стелется над горами, а небо всё также прозрачно, и на его тёмно-синем ковре ты видишь миллион звёзд с королевой-луной во главе. Ты стоишь на пологой вершине, и под ногами у тебя скалы, что торчат из белого моря, словно маяки, укутанные ночной дымкой, и долина привидений раскинулась перед твоим пылающим взором.
        Смотри внимательно, король… Ты видишь сухую, выгоревшую под солнцем траву, и эта солома так похожа на спутавшиеся пшеничные волосы той, которую ты принесёшь в жертву. Из тумана, освещённого бледным сиянием полнолуния, на тебя уже смотрит чёрная тень, и пора начинать, король, пора начинать.
        Смотри на неё, король… Смотри на её перепуганные глаза, которыми она уставилась на охапку дров, на этот огромный шатёр из сухих, мёртвых ветвей. Ты видишь ужас в её взгляде, ты слышишь её беспомощное мычание, и девчонка катается по земле, но ей не сбежать от огня, нет, ей не сбежать от тебя, король… Ты видишь - её рот заткнут красной тряпкой, руки связаны толстой верёвкой и запястья горят от ссадин, но какая же это слабая боль… Какая же это слабая боль по сравнению с той, что ей предстоит испытать, когда ты осветишь эту проклятую долину огнём и бросишь брыкающуюся девчонку в объятья живого пламени.
        Ты слышишь, король? Слышишь этот безумный, раздирающий тишину крик, что раздаётся из вспыхнувших веток и смешивается с гулом набирающей мощь силы. Конечно, слышишь, король… Только ты и чёрная тень, что смеётся в тумане. Смотри и слушай, король… Смотри на девчонку… Она извивается и кричит, она хочет выкатиться из костра, но дрова ломаются под её телом, и девчонка падает в самую глубь - туда, где угли запекают её заживо, словно птицу в печи. И ты уже не слышишь её безумного крика и только чувствуешь, как нестерпимо воняет жареным мясом и горелыми волосами. Этот отвратительный, ни на что не похожий запах зажарившегося человека - горький, солёный, приторный запах. Ты выбрал, король.
        Ты выбрал огонь.
        Трещат дрова. И гудит, гудит жаркое пламя, и в воздух летят искры, и складываются в бесчисленные спирали, и тянутся на запад, откуда к тебе уже шагает по воздуху тень, на ходу превращаясь в черноволосую ведьму. Твоя любовь, что пахнет тёмными колдовскими цветами…
        - Ты сделал выбор, мой дорогой. Ты убил светловолосую.
        Да, король, ты убил её. И ты снова стоишь перед зеркалом и видишь в нём отражение себя и любимой женщины, чьи иссиня-чёрные глаза наполнены мраком, словно две бездонные пропасти.

* * *
        - Спит?
        - Спит.
        - Посмотри, нет температуры?
        - Вроде нет. Лоб холодный.
        - Хм… Это определенно очень и очень странно. Я бы даже сказал - ненормально.
        - Ты просто гений медицины, Воронцов. Что будем делать?
        - Давай доедем до города, а там посмотрим…
        - Хорошо.
        - Что же с тобой творится, дружище… Что же с тобой творится?

* * *
        Ты видишь, король… Тёмный коридор и зеркало, в котором сверкает отражение пламени её колдовских синих глаз. Чёрные волосы, что льются каскадом, тонкая шея и хрупкие белые плечи. Она стоит рядом, король, твоя любовь - твой призрачный сон.
        Теперь ты понимаешь, король? Понимаешь, в чём заключался смысл этого долгого путешествия? Не оглядываясь, ты шёл на запад - через пыльный асфальт, степи, болота, оставляя позади голодные дни и холодные ночи; шёл сквозь кошмары собственных сновидений, чтобы в конце пути увидеть её - черноволосую ведьму, что, улыбаясь, стоит рядом, сотканная из плоти и крови, порождённая чужой смертью.
        Смотри, король… Смотри внимательно в тёмное зеркало и наслаждайся отражением грёз. Ты заслужил это. Ты сломал законы природы и породил на свет ту, что когда-то была лишь мыслью - неуловимым образом твоего бессознательного.
        Будучи ребёнком, ты убил в себе страх. Чёрный дьявол душил тебя по ночам и не пускал в сновидения, но ты оказался сильнее, король. Ты перешагнул через его труп, и теперь ничто не напугает, ничто не остановит тебя, король. Когда придёт время и полнолуние потребует крови, твоя рука не дрогнет, и ты, не задумавшись, проводишь златоглазого по лунной дороге на запад. Когда девчонка будет молить о пощаде, ты не струсишь и не упадёшь перед ней на колени. Ты кинешь её в костёр и проводишь по лунной дороге на запад.
        И когда Мэри будет улыбаться тебе, ты не почувствуешь укола совести, и ни одно воспоминание не потревожит вашего счастья, потому что ты укротил прошлое, король… Ты вынес ему приговор в том бревенчатом доме.
        И, скрываясь от мира, ты не почувствуешь одиночества. У тебя не будет ни родных, ни друзей, и все, кого ты знал, покинут тебя, но пустота никогда не раскроется в твоей душе, король… Ведь рядом будут звёзды и луна, и та, что освещает дорогу бледно-голубым светом.
        И вместе вы пролетите сквозь время, сквозь мир, словно две серебристые нити, не останавливаясь, ни на секунду не останавливаясь, и твоя воля будет поднимать реки и вызывать бурю, король… Вместе с черноволосой ты окутаешь пламенем этот мир и на его руинах выстроишь новый - чистый и девственный, словно возродившийся феникс.
        И ты будешь мудрым, король… Ты будешь милосердным и справедливым, потому что ты победил гнев, а значит, ни одна душа не пострадает напрасно. И все, на кого обрушится твой огненный взгляд, безусловно, будут виновны, король… Они заслужили смерть.
        Они заслужили быть жертвами.

* * *
        - Ничего не понимаю… Сколько уже?
        - Без малого шестнадцать часов.
        - К чёрту. Вызывай врачей.
        - Постой… Не уверен, что это необходимо.
        - Вызывай врачей, Воронцов! Ты же видишь, ему плохо! Что, если он умрёт?!
        - Не спеши, принцесса, не спеши… Дай ему время.
        - Какое время? Для чего?
        - Он должен разобраться со своими демонами.
        - Иди-ка ты на хрен. Слышишь? Иди на хрен! Только сперва дай телефон, я сама вызову!
        - Да пойми же, врачи не помогут! Он должен проснуться сам. Разве ты не видишь? Его держит страж.

* * *
        - Теперь ты знаешь, что делать, король. Я всё показал тебе… - близнец в отражении закурил, и, выдохнув облако синего дыма, спросил: - И всё же, будь милосердным, удовлетвори моё любопытство. Что выбираешь - вода или огонь?
        Я ответил не сразу. Отошёл в сторону и, усевшись в кресло из чёрного дерева, похлопал по карманам в поисках сигарет.
        Страж усмехнулся и кинул мне пачку. Та пролетела сквозь зеркало, и я поймал её на лету.
        - Вода, - сказал я, после того, как сделал глубокую затяжку.
        Близнец в отражении одобрительно закивал.
        - Отличный выбор, король. Отличный выбор. В самом деле, паренёк заслужил эту смерть… Он ведь и сам торговал смертью, да ещё имел наглость так нелепо оправдываться.
        Страж сощурился, передразнивая Воронцова, и нарочито хриплым голосом произнёс:
        - «Я мечтал стать писателем». «Пойми, дружище, я просто искал сюжет», - страж плюнул и засмеялся. - Что ж, пусть исполнится его мечта. На морском дне он найдёт финал истории.
        - Послушай-ка… - перебил я близнеца. - Что-то здесь определенно не вяжется.
        Я поднялся с кресла и начал ходить туда-обратно вдоль зеркала.
        - Если мне не изменяет память, речь шла о семи стражах. Разве нет?
        Близнец усмехнулся, бросил сигарету на пол и произнес:
        - А ты повспоминай-ка получше, король. Откуда ты взял семерых? Разве Минерва сказала об этом? Нет. Я напомню, король… Ты сам придумал это. Там, в Петербурге, ты был пьян, и твои мысли переплелись и запутались. Когда Ольга рассказала тебе историю о Георгии, ты решил связать её с собственным путешествием. А златоглазый окончательно запутал своим фольклором. Помнишь, король? Помнишь? Ты выдумал семерых!
        - Возможно, - кивнул я. - Возможно, ты прав…
        Странное чувство, будто я попал в невидимую ловушку, вдруг зародилось глубоко под сердцем. Задумавшись, я произнёс:
        - Знаешь, страж, а ты мне даже нравишься. В отличие от предыдущих, ты честен, если, конечно, под честностью можно понимать отсутствие лжи.
        - Отражение никогда не врёт, король.
        - Да, - согласился я. - Об этом и речь… Проблема тождества субъектов. Говоря проще, ты часть меня, часть моего сознания, и даже если я попрошу соврать, ты не сумеешь. Обман невозможен, если обманывающий и обманываемый - один человек. Действительно, было бы глупым считать, что кто-то способен провести собственный мозг или перехитрить память…
        Страж кивал мне из зеркала. Его рот растянулся в той вежливо-ехидной улыбке, какой я обычно награждал неприятных и докучливых собеседников.
        - К несчастью для твоих прошлых братьев, - продолжал я, - они не понимали, что человек всегда стремится к душевному комфорту и равновесию. Если что-то терзает его, мешает и гложет, он, несомненно, попытается устранить причину этого беспокойства. И раз уж мы говорим начистоту, то признаюсь - тех пятерых я уничтожил лишь потому, что они мне мешали. Все эти стражи - они не позволяли мне быть счастливым. Что мне оставалось?
        - Ничего не оставалось… Ты поступил мудро, король.
        - Помолчи, - перебил я свой голос. - Помолчи, потому что мысль ещё не закончилась.
        Перестав ходить кругами, я остановился и, развернувшись к зеркалу, посмотрел себе в глаза.
        - Ты действительно нравишься мне больше, чем остальные. Ты не пугаешь, почти не давишь и, что самое главное, ты не нарушаешь моего внутреннего комфорта. В этом твоё преимущество перед остальными, и в этом же я вижу огромную опасность… Не в силах лгать напрямую, ты начинаешь играть символами, запутывать и лукавить. Да, ты лукав, страж. Ты говоришь, что дьявола не существует, но подразумеваешь под этим лишь придуманный церковью образ. А ведь ты прекрасно знаешь, что я имел в виду совсем другое… Но ты нарочно передергиваешь смыслы, и я в свою очередь знаю, зачем ты так делаешь. Ты оправдываешь убийство.
        - Не нагнетай, король…
        - Помолчи. Я приказал тебе помолчать.
        - Чёрта с два!
        Дымчатая угольная рука вырвалась из отражения, и, схватив меня за рубашку, подтащила к зеркалу.
        - Я буду говорить, сколько захочу, ты понял, король?! - близнец дёрнул меня, притянув ближе. - И ты не вякнешь ни слова, а будешь делать то, что я скажу! Ты понял? Надо же! Действительно понял! А знаешь что? Мне плевать! Мне плевать, что ты во всём разобрался. Я всё равно буду оправдывать убийство. Буду передергивать смыслы и водить тебя кругами до тех пор, пока ты не признаешь, что все твои мысли, все тайные желания - это и есть я. Ты прав, король, мне нет смысла тебя обманывать…
        Чёрные пальцы разжались, и демон оттолкнул меня.
        - Не надо разводить тут философию, - презрительно бросил он. - Хочешь правды? Хочешь без притворства?! Держи, король, сам напросился… Я оправдываю убийство лишь потому, что человек, как ты сказал, всегда стремится к внутреннему комфорту и равновесию. Во всём и всегда должен оставаться баланс, помнишь? Никто, абсолютно никто, даже последний проклятый безумец, не признается себе в том, что он поступает неправильно. Да, он может называть себя мерзавцем, и, возможно, даже будет мучиться уколами совести, но каждый раз, подходя к зеркалу и глядя в отражение собственных глаз, он будет слышать, как внутренний голос нашёптывает ему сладкие сказки об избранности и о том, что он имеет полное право поступать так, как он поступает. И ты никогда не убежишь от своего отражения, потому что, разглядев в себе демона, ты одновременно разглядишь себя в демоне.
        « …теперь туман, луна и чёрный силуэт, в котором себя видишь».
        - Да, король! Поздравляю! Твои мысли летят быстрее ветра, и ты вдруг начинаешь понимать, что всё это время шёл по ложному следу. Твой ритуал - пустышка! Да? Или нет? Что скажешь, король?! Ведь если чёрная тень - это я, шестой страж, то горный призрак тут совсем ни при чём? Но что тогда с ритуалом? Неужели и здесь ты всё выдумал? Неужели придумал ритуал в пьяном бреду так же, как в своё время придумал семерых стражей… Слышишь меня, король? Слышишь, о чём я тебе говорю? Ты придумал стражей… Услышал сказку о Святом Георгии и решил, что внутри тебя живёт чёрный семиглавый змей, победив которого ты пройдёшь по лунной дороге на запад. А что, если этого не было, король? Что, если всё время ты занимался чёрт знает чем лишь потому, что голос в твоей голове сказал, что ты избранный? Хочешь убить меня?! Давай, разбей зеркало! Посмотрим, чем обернётся эта проклятая сказка! Представь, ты просыпаешься и вдруг понимаешь, что не было никакой Мириам, и она точно такая же часть твоего сознания, как и я. Как ты там сказал? Тождественность субъектов? Ну, так давай, смелее, убей меня! Снеси шестую голову змею! Ты ведь
победил страх, разве нет? Так почему боишься? Что тебя останавливает? Уж не тот ли пугающий факт, что стены этого коридора превращаются в гигантские книжные стеллажи, и ты видишь, что всё это время мы стояли посреди древней библиотеки… И это чёрное кресло позади тебя. Ничего не напоминает? Именно здесь ты искал свой заветный Рецепт. И что же ты услышал? «Иди по лунной дороге на запад». Откуда эти слова, как ты думаешь? Быть может, тебе сказал их отец? Давным-давно в детстве? Или ты услышал их у себя в голове? Не помнишь? Даю подсказку и совет на будущее, король. Не стоит засыпать, когда в наушниках у тебя кто-то разговаривает. Можно перепутать с собственными мыслями. Кстати, напомни, как называется твоя любимая радиостанция? «Армстронг»? Интересное название, не правда ли? Я бы сказал, очень лунное… Так что, может разобьёшь зеркало? Ты ведь понял, что всё это - сон. Игра фантазии. Ты понял, что ничего этого не существует… Ты всё выдумал… Выдумал храм, выдумал мудрую кошку-советницу, и она поведала тебе о Рецепте, который был выдуман тобой для оживления выдуманной подруги! Ничего, ничего не существует…
Ни стражей, ни Мириам, ни лунной дороги, ни даже меня, потому что этот голос порождён твоим бессознательным, и ты слушаешь собственные мысли! Слышишь, Полянский? Ты разговариваешь во сне. В своём осознанном сне, реальность которого ты определяешь целиком и полностью…
        Понимаешь?
        Понимаешь, о чём идёт речь? Только ты устанавливаешь правила этой проклятой игры. Пока ты веришь, что отражение в зеркале - твой шестой страж, оно будет оставаться им. Оно не сможет обмануть тебя. Но ты - король сновидений, ты можешь изменить правду… Ты можешь принять демона внутрь, и тогда чёрная тень перестанет быть стражем. А значит, не нужно будет никого побеждать. И всё придуманное тобою станет таким же реальным, как и ты сам, потому что зеркало останется целым. Вот в чём Рецепт, король… Вот что даст силу жертвенному ритуалу, который изменит законы природы… Вера, король. Только вера способна подарить чудеса.
        Вера в придуманный тобою же обман.
        Так скажи мне, какую реальность ты выбираешь? Ту, в которой чёрная тень - это соперник и страж? Или ту, в которой она - горный призрак, часть магического ритуала? И перед тем, как решиться, подумай как следует и вспомни вот о чём, мой король… Отражение никогда не врёт. И если ты разобьёшь зеркало, то клянусь - никогда в жизни, с этого самого сна и до последнего вздоха, ты больше не сможешь прикоснуться к черноволосой. Убив меня - ты убьёшь мир иллюзий и станешь простым человеком, и сны перестанут быть послушны воле твоей.
        Ну, давай, король. Пора делать выбор…
        Готов ли ты отказаться от собственной мечты?
        Готов навсегда потерять Мэри?

* * *
        - Ты слышишь? Он что-то говорит.
        - Господи, ну наконец-то!
        - Давай, дружище… Возвращайся обратно.
        - Тихо, я пытаюсь разобрать слова.
        - Хм… кажется, он говорит…
        - Да помолчи ты, Воронцов! И так ни черта не понятно.
        - Он говорит, что Мириам не любит, когда её так называют.
        - Как называют?
        - Не знаю… Подожди. Кажется, что-то ещё… Вот чёрт… Слышишь?
        - Да…
        - Он прощается с ней.

* * *
        Реальность дрогнула и рассыпалась. Не было ни звона стекла, ни предсмертного крика. Голос просто исчез, всё вокруг потемнело, и я остался один посреди незримой густой тишины.
        Сначала не было ничего.
        А потом появился свет. Крохотная белая точка, напоминающая родившуюся в вечернем небе звезду, внезапно выросла и ослепила меня холодным бледно-голубым сиянием. Это продолжалось всего секунду, и когда я снова открыл глаза, то увидел, что стою посреди воды. От горизонта до горизонта ворочалось мрачное море. Под ногами светилась и переливалась прозрачная серебряная дорожка, и где-то глубоко внизу я слышал удивительную мелодию. Казалось, будто отражённые звёзды сталкиваются друг с другом и рождают космическую хрустальную музыку.
        Огляделся по сторонам. Вокруг лишь вода и холодный серебряный блеск. Дорожка тянулась до самого края и там, в небесах, сияла полная и неправдоподобно большая луна. На её фоне отчетливо вырисовывался женский силуэт.
        Мириам спускалась по небосклону. Сначала безумно далёкая, вскоре ступила на хрупкое стекло лунной дорожки, и теперь уже шагала ко мне, приближаясь всё ближе и ближе, пока я, наконец, не смог увидеть каждую чёрточку её лица. Чёрные волосы сияли, отражая колдовской свет, блестели огоньки глаз и лился шёлк пурпурного платья, огибая изгибы совершенного тела.
        Она остановилась чуть дальше, чем могла дотянуться моя рука. Я шагнул навстречу. Затем ещё раз… Расстояние между нами не изменилось. Улыбка Мириам была такой родной и в то же время невыносимо далёкой… Недосягаемой. Я понял - Мириам пришла попрощаться.
        - Почему? - спросил я. - Неужели ты не хочешь остаться?
        - Ты не представляешь, как сильно.
        - Тогда зачем уходить? Теперь, когда шестеро из семерых побеждены, и всё, наконец, стало таким простым и ясным… Зачем уходить сейчас?
        - Ты поймёшь. Ты обязательно поймёшь, мой родной. Придёт время, и в лунную ночь ты повстречаешь седьмого стража. Наши пути вновь пересекутся, и я непременно буду рядом.
        - Значит, это ещё не конец?
        - Наша история бесконечна, мой дорогой. Однажды ты это поймёшь.
        Серебряное сияние дрожало под ногами. Вокруг было море - великое тёмное море, и мы стояли, превратившись в две чёрные тени, посреди бескрайней воды и лунного света. Солёный ветер трепал одежду и нежно играл в ночных локонах Мириам.
        - Почему так больно тебя отпускать? Даже теперь, когда отражение больше не держит и зеркало самообмана разбилось… я не уверен, что смогу, Мириам.
        - Не переживай, - улыбнулась девушка. - Всё уже позади. В тот самый момент, когда ты понял, что никакая любовь не стоит чужой жизни, ты отпустил меня.
        - Так значит, не было никакого Рецепта? Всё это путешествие - лишь испытание. Ты вела меня, чтобы я победил внутренних демонов, заранее зная, что нам не суждено быть вместе.
        - Когда-то ты тоже вёл меня, мой родной. И ещё поведёшь, не раз и не два, - поведёшь на самый край света, по лунной дороге на запад. Это история бесконечна, и ты ошибаешься - нам навсегда суждено быть вдвоём.
        - Видимо, я так ничего и не понял…
        - Поймёшь. Ты обязательно поймёшь, а пока наслаждайся свободой. Стражи побеждены, и теперь ничто не помешает тебе быть счастливым. Дыши глубже, мой родной, и, пока не встретил седьмого, наслаждайся этим великолепным берегом. Не оглядывайся за левое плечо раньше времени. Ты не найдешь меня там, пока не настанет час последнего полнолуния.
        Её бархатный голос растворился в ночи. Мы ещё долго стояли, слушая тишину, прежде чем я сумел сказать:
        - Прощай, Мириам.
        - Прощай, мой родной. Ты ведь знаешь… Я люблю тебя. Всегда любила.
        И она ушла. Развернувшись, прошла невесомо по хрупкой серебристой дороге, потом поднялась по бледно-голубому сиянию и там, на небосклоне, исчезла, растворившись в ярком свете полной луны. И только запах тёмных колдовских цветов ещё какое-то время витал в просоленном воздухе, но вскоре ветер унёс и его.

* * *
        Волны размеренно бились о камни. Над морем летали чайки. Их крики смешивались с протяжными гудками кораблей в порту и шумом прохладного ветра, что трепал наши волосы, спасая от жары в этот горячий, пропитанный солнцем день.
        Мы курили втроем, сидя на пирсе. Зелёная вода плескалась под ногами, и до самого горизонта раскинулось море. Где-то вдали, за краем бесконечной водной гряды, лежал полуостров, полный древней магии и вина. Скоро туда отправятся Андрей и Аня. Они уплывут вдвоём и всегда будут вместе. Он напишет книгу, о которой так давно мечтал. Она поймёт, что шторм бывает и в тихой гавани. Усмирив внутренние противоречия, они, в конце концов, научится радоваться жизни, и как бы несправедлива та ни была, они обязательно станут самыми счастливыми на планете.
        Я наслаждался таким финалом.
        Воронцов потушил сигарету. Повернувшись, он произнёс:
        - Ты не представляешь, как сильно мне будет тебя не хватать, дружище.
        - Молчи, Воронцов. Я и так на грани, - Аня крепко обняла меня и сказала, едва сдерживая слезы: - Ты - самый удивительный человек в моей жизни, Юра. Нет, не подумай - дело не в твоих сновидениях и даже не в призрачной женщине, что ходит следом. Просто ты… Ты, как герой легенд. Я смотрю на тебя и не могу понять, откуда ты пришёл? Неужели из этого мира? Но ведь так не бывает, не бывает такого, чтобы один и тот же человек создавал такую бурю внутри и снаружи. Ты переплетаешь судьбы в единый клубок… Ты удивительный, Юра.
        - Я обязательно напишу эту историю, дружище. Обещаю.
        - Андрей.
        - Да?
        - Сделай так, чтобы мы остались с ней. Хотя бы на миг. Пусть эта книга закончится нашей встречей. А там уже неважно, что будет дальше.
        - Так и случится. Вот увидишь.
        Я благодарно кивнул и закурил новую сигарету.
        Стоял жаркий июньский день, и время близилось к вечеру. За нашими спинами суетились люди. Они бегали в летних одеждах, с чемоданами в руках, кричали детям, чтобы те не убегали далеко. Они ехали кто куда - кто в долгожданный отпуск, кто в гости к родным. Крепко сжимали в руках билеты и паспорта, готовясь сесть на корабль, который уже скоро возьмёт курс на полуостров; а, когда причалит, в Ялте наступит вечер, и всех этих людей встретит светящаяся, шумная набережная, по которой будут гулять пары в вечерних нарядах; и отовсюду будет доноситься живая музыка, и летние веранды кафе будут манить их запахами изысканных блюд и хрустальным звоном бокалов, наполненных красным вином.
        Аня с Андреем увидят, как прекрасна бывает жизнь, а все их беды останутся позади. И когда они будут сидеть на берегу моря, вглядываясь в лунное отражение, что тянется до самого горизонта, то вдруг почувствуют, как прошлое отступает и с каждой волной растворяется в шуме прибоя. И звёздное небо будет петь им песни о счастье.
        Я же буду беречь их покой. Пусть мы никогда не увидимся. В своих снах, - редких неосознанных снах, - я буду навещать светловолосую и златоглазого. Наутро никто об этом не вспомнит, но каждый проснётся с тем самым чувством, словно побывал в далёком, давно позабытом детстве, и это чувство наполнит нас силой, чтобы смело идти вперёд и не переживать о стражах, что охраняют нашу бесконечную дорогу на запад.
        - Не передумал? - спросил Воронцов, поднимаясь с каменного парапета.
        - Ты знаешь, что нет.
        - Знаю. Просто надеялся на чудо.
        - Твои чудеса ещё впереди, вот увидишь.
        Андрей грустно улыбнулся.
        - А у тебя? - спросил он.
        - Посмотрим, - пожал я плечами. - В любом случае того, что случилось, хватит для хорошей книги.
        - Я пришлю тебе экземпляр. Только скажи адрес.
        - Не стоит, Андрей. Теперь мой адрес - весь мир. Кроме того, уверен, что однажды сам увижу эту книгу на магазинных полках. Как она будет называться?
        - Чёрт. Ещё не придумал.
        - Я знаю, - сказала Аня. - «Прогулки по лунным дорогам».
        - Принцесса… По-моему, это ужасно.
        - А по-моему, кто-то сегодня ночует в отдельной каюте.
        Андрей засмеялся. Взглянув на меня, он развёл руками и сказал:
        - Прости, дружище.
        - Ничего, - улыбнулся я. - Мне кажется, хорошее название.
        - Ты так думаешь?
        С причала донёсся гудок корабля, напоминающий о скором отплытии. Андрей обернулся, затем снова посмотрел на меня, и я вдруг увидел, как тяжело Воронцову даётся прощание.
        - Пора, - кивнул я. - Уже отходит.
        - Постой. Сейчас-сейчас… У меня кое-что есть. - Андрей залез в сумку и достал оттуда чёрный пакет. - Вот, держи. Ты сам знаешь, что здесь.
        - «Вода и огонь»?
        - Он самый. Пусть его вкус напоминает о питерской крыше. И о том озере.
        - И о том, как мы пытались выжить наутро.
        - Чёрт, мальчики… - Аня обняла нас двоих, крепко прижав к себе. - Вы самые лучшие. Ну почему мы не можем побыть вместе ещё немного?
        - Потому что все истории когда-то заканчиваются, и вместо них начинаются новые. Например, сегодня начинается ваша история.
        - Я никогда тебя не забуду, Юра.
        - И я тебя, Ань.
        - Кто знает, дружище, - сказал Воронцов, - может, ещё встретимся?
        - Всё возможно. Проезжай почаще Крестцы.
        Андрей улыбнулся и похлопал меня по плечу.
        - Куда ты теперь?
        - Домой. Хочу взглянуть на сестёр, хотя бы со стороны, прежде чем вновь отправляться в путь.
        - Навести нашего друга. Скажи, чтобы одевался теплее, когда будет покорять вершины в раю.
        - Обязательно передам.
        Подбежала Джесси. Она встала на задние лапы, потянулась к нам и тихо, коротко проскулила. Как и все, она вдруг почувствовала, что это и правда финал нашей истории, и как бы нам того не хотелось, больше мы никогда не увидимся.
        - Прощай, чертовка. Не загоняй никого на деревья.
        - Она будет скучать. Как и все мы…
        - Прощай, друг. Прощай, Аня.
        - Юра, милый, ты только знай. Она ещё придёт. Обязательно придёт. Вы непременно встретитесь, вот увидишь.
        - Я знаю, Аня. Я знаю…
        Прохладный бриз, незаметно поменявший своё направление, напомнил нам о том, что скоро наступит вечер, и солнце сдастся и уступит своё место луне. Луне, которой осталось совсем немного до полнолуния.
        Мы стояли на пирсе ещё несколько бесконечно долгих секунд.
        А затем расстались навеки.
        Часть 3. Седьмой страж
        Было ли это на самом деле? Никто не узнает.
        Я помню, как шёл по вечернему городу, и фонари отражались в мокром асфальте. Красноярск был таким же грубым и ласковым, как и в те далёкие годы, которые мы провели вместе. Его широкие улицы и автомобили, тёмно-оранжевое небо и выстроенные вразнобой здания - всё осталось прежним. Всё, кроме меня самого.
        Мой призрак вернулся туда, где однажды уснул и, проснувшись наутро, обрёл смысл жизни. Я шёл по тротуару, не глядя по сторонам, полностью утонув в мыслях. Мой рюкзак, потрёпанный и перешитый на несколько раз, болтался за плечами. Вчера я прятал его за деревьями, чтобы меня не смогли узнать. Вчера я был дома. Разумеется, ни мама, ни сёстры, гуляющие во дворе, не увидели, как я смотрел на них сквозь замыленное окно подъезда. Они были так близко, и мне так хотелось выйти к ним, крикнуть: «Смотрите, смотрите! Я здесь! Живой».
        Но я знал, что не смогу остаться.
        А раз так, не стоило заставлять их терять меня снова.
        Я шёл по вечернему городу, и город разговаривал со мной далёким шумом автомобилей и гулом электрических проводов. В окнах домов мерцали огни, и на чердаках хлопали крыльями птицы. Было тихо. Было так непривычно тихо.
        В очередной раз я взглянул на запястье. В очередной раз усмехнулся, не найдя там часов. Что ж… Я давно научился определять время по луне и звёздам. Сейчас серебряный диск подбирался к зениту, и значит, скоро наступит полночь, и пойдут уже восьмые сутки без Мириам.
        Семь дней. Семь мучительных, полных тишины дней. Я не думал, что смогу прожить и пары минут без её глубокого низкого голоса, а теперь прошла неделя, и я всё ещё жив. Иду по родным переулкам. Иду навстречу последним лучам заката, что догорают на тёмном покрывале красноярского неба.
        Снова на запад. Снова за ней на самый край света. Прогулка, что превратилась в путешествие длиною в жизнь.
        Я остановился. Острая неуловимая мысль вспыхнула и тут же погасла в сознании. Мой взгляд замер на рекламной вывеске магазина, на которой была изображена радуга. Я сосчитал цвета.
        Несколько секунд мучительно прокручивал по слогам весь внутренний монолог. Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем я, наконец, понял, какая именно фраза разбудила во мне это волнение.
        «Она заманит тебя на край света».
        Вновь посмотрел на розовые лучи, тлеющие над горизонтом. Короткая летняя ночь - от зари до зари.
        «Ты поведёшь, не раз и не два - поведёшь по лунной дороге на запад».
        Солнце опускалось. Чтобы через пару часов вновь взойти на другой стороне. Вслед за ним плыл по небу серебряный диск.
        «Взгляни: перед тобой союз воды и огня. Что может быть прекраснее, чем это мимолётное единство двух противоположных стихий?!»
        Уличные фонари вдруг замерцали.
        «Мы просто ходим кругами! Повторяем одно и то же!»
        Они моргнули несколько раз, а затем, издав тихий хлопок, погасли вместе с неоновыми огнями рекламы. Город погрузился во тьму. Я запрокинул голову и увидел, что небо, очищенное от городского света, было усыпано звёздами. Полная луна заливала улицы серебром.
        Звёздная лунная ночь. Как и тогда, двадцать лет назад.
        «…не бойся всматриваться в темноту. Однажды в ночи зародится серебряный свет, мрак расступится, и все тайны мира вдруг раскроются перед тобой. И тогда ты узнаешь, как непредсказуемо бывает наше с тобой путешествие…».
        Я скинул рюкзак. Больше он был не нужен. Быстро, бесшумно я шёл по мокрому асфальту, в котором отражалось серебро полной луны - шёл на край улицы, на западный край, где стояло высокое здание, на котором однажды я встретил одного из стражей. «Я обещаю, мы отправимся в поиски. Слышишь, Мириам? Мы найдём этот чертов Рецепт, вот увидишь!» Вверх по пожарной лестнице. Пролёт за пролётом. « Страж пал второй и третий пробудился». Там, на высоте в двадцать три этажа, я когда-то был рядом с одним из хранителей лунной дороги… «Теперь луна, туман и чёрный силуэт, в котором себя видишь». Туман и чёрная тень. Страх, прошлое, тоска и праздность. Все они позади. Шесть стражей. Остался последний. «Они да жертва в закате полнолунья. И Мэри оживёт…»
        Закурить сигарету. Нет. К чёрту. Не хочу, чтобы дым мешал наслаждаться запахом этой ночи. Не хочу, чтобы его клубки закрыли фиолетовое платье, что светится бледно-голубым сиянием. Сигаретами придётся пожертвовать… В конце концов, всегда приходится чем-то жертвовать… «Я должен принести в жертву человека? Это так, Минерва?» «Вода или огонь. Выбор твой».
        В одном из окон горела свеча. Две тени - мужская и женская, танцевали на стенах незнакомой квартиры. Крепкие объятия и поцелуи. «Если ты хочешь унести что-то с одного берега, ты должен предложить что-то взамен. Ты понимаешь, о чём я, мальчик мой?»
        До крыши осталось несколько пролётов. Дыхание сбилось.
        Отдохнуть? Нет. Только наверх. Она ждёт.
        «Сделай так, чтобы мы остались с ней. Хотя бы на миг. Пусть эта книга закончится нашей встречей, а там уже неважно, что будет дальше».
        Конечно, так и будет. Я знал. Я всегда знал, чем закончится эта история.
        «…закат оборачивается рассветом, и вода на короткий миг сливается воедино с огнём».
        Последние ступени. Я вижу каменный парапет. Чувствую запах колдовских цветов.
        « - Кто ты, Мириам?
        - Я - та, кто хранит твои сны».
        Небо усыпано звёздами. Сияет диск полной луны. Крыша дома пуста, но я чувствую её запах. Воздух пропитан им. Запахом сновидений.
        « Не скоро встреча с сонной госпожой…»
        Я остановился посреди крыши.
        «…у лунной радуги расцветка та же».
        Закрыл глаза. Вспомнил цвет её платья.
        «Не оглядывайся за левое плечо раньше времени…»
        - Не передумал?
        - Ты знаешь, что нет.
        «…Ты не найдешь меня там, пока не настанет час последнего полнолуния».
        - Тогда обернись.
        И я взглянул за левое плечо.
        «Посмотри на неё, мой мальчик, посмотри. Ты видишь их? Видишь дьявольские костры в её бездонных глазах? Внимательнее, мальчик, смотри внимательнее. Рядом с тобой не простая девушка…»
        - Здравствуй, любимый.
        - Здравствуй, Мириам.
        «…перед тобой сама Смерть».

* * *
        На секунду мне показалась, что она живая, стоит, сотканная из плоти и крови, и что стоит мне протянуть руку, и я почувствую тепло её бархатной кожи, почувствую запах волос, что пахнут тёмными колдовскими цветами, и что стоит мне лишь приблизиться, и в отражении её синих глаз я увижу собственное лицо.
        Но глаза Мириам оставались всё так же темны, и не было света, который мог бы вернуться из этих чёрных глубин, как не было и тени Мириам - блеск полнолуния проходили сквозь неё, озаряя силуэт черноволосой бледно-голубым сиянием.
        Она стояла передо мной - прекрасная и призрачная. Королева сновидений. Темноглазая ведьма. Седьмой страж по имени Мириам.
        - Я же говорила, однажды всё станет ясным. Оглянись вокруг…
        Черноволосая запрокинула голову и полной грудью вдохнула прохладу.
        - Прекрасная ночь.
        Я шагнул к девушке, но её силуэт остался таким же далёким.
        - Даже теперь?
        Мириам посмотрела на меня и улыбнулась. Тепло и ласково.
        - Ещё немного, мой милый. Закат твоей луны уже близко. Вот увидишь, я буду рядом.
        - Почему ты назвала меня хранителем? Тогда, помнишь? Я лежал в колыбели…
        - Разумеется, помню, - кивнула черноволосая. - Ведь когда-то и ты вёл меня. Оберегал так же, как я оберегала тебя. Ты был моим седьмым стражем и скоро снова им станешь. Эта история бесконечна.
        Ещё пару шагов… Безрезультатно.
        - Это жестоко, не находишь? - спросил я.
        - Что именно?
        - Иметь возможность прикоснуться к тебе лишь перед самым финалом.
        - Так уж случилось, мой милый. Наши нити переплелись спиралью. И всё же это лучше, чем если бы мы летели сквозь вселенную параллельно.
        - Сколько осталось до рассвета?
        - Пара часов…
        Она подумала о чём-то, а затем сказала:
        - Если хочешь, мы можем изменить время. В конце концов, время - это игра нашего воображения.
        - Как и всё вокруг?
        - Как и всё вокруг.
        Я сделал шаг. Звёзды дрогнули и посыпались с неба.
        - Как пожелаешь, любимый.
        Я поднял руку. Протянул дрожащую ладонь осторожно - так, словно одно неловкое движение могло разрушить мираж.
        Мириам шагнула навстречу. Протянула дрожащие пальцы осторожно - так, словно хотела прикоснуться к самому ценному, что было во всей вселенной.
        Секунда… Разреженный воздух.
        И я чувствую тепло её пальцев. Удары сердца. Запах колдовских цветов.
        Потом была вспышка света и горячее дыхание на шее. И я утонул - утонул с головой, безрассудно, навеки, - утонул в объятиях черноволосой. Я вдыхал аромат её кожи, чувствовал хрупкое тело под своими ладонями, чувствовал вкус её поцелуя, и сердце девушки билось под вздымающейся в неровном дыхании грудью. Я прикасался к Мириам и знал, что через секунду она столкнёт меня с крыши, и меня встретит тугое сопротивление воздуха, в ушах засвистит ветер, и окна многоэтажек сольются в размытую ленту. Что будет потом? Взлёт к небесам? Чёрная пелена? Какая к дьяволу разница? Ведь сейчас, в эту секунду, черноволосая тонет в моих объятиях, и я чувствую её дыхание, и весь мир дрожит и рассыпается, словно мираж. Луна исчезает, уходит на запад, и на востоке уже поднимается солнце, и остаётся всего пара мгновений, чтобы запомнить, насладиться, почувствовать… Скоро нагрянет восточный ветер, что принесёт новый рассвет и снова поменяет нас берегами. Пока же Мириам со мной, здесь и сейчас, мой седьмой страж, она что-то шепчет мне на ухо, запускает пальцы в копну моих светлых волос, и я чувствую дыхание, пульс, запах,
тепло, - чувствую живую черноволосую ведьму, что целует меня на крыше под звездопадом.
        - Сколько нам осталось, Мириам?
        - Молчи… Молчи, Полянский.
        Она любит, безумно любит меня. И я понимаю, что всю жизнь шёл лишь к этому короткому мигу, когда луна вслед за солнцем уходит на запад и песочные часы снова переворачиваются; и прежде, чем я навсегда уйду в сновидения, на территорию смерти, вселенная дарит нам этот короткий миг счастья - мгновение, когда вода и огонь сливаются воедино, и Мириам вновь возвращается в мир живых.
        - Я ждал тебя целую вечность.
        - Мы всегда были рядом, мой милый.
        В её заблестевших тёмно-синих глазах отражается лунный свет.
        - И теперь мне так не хочется тебя отпускать.
        - Мы ещё встретимся, милый. Мы обязательно встретимся…
        Последний глубокий вдох. Не её, но мой.
        - До свидания, Юра…
        Первый луч солнца. Её первый восход.
        …пришло время идти по лунной дороге на запад.
        И она толкнула меня. Толкнула с высоты в двадцать три этажа, а затем прыгнула следом. И вся жизнь слилась в одну размытую киноленту. Тугое сопротивление воздуха зазвенело в ушах, и наши души вновь превратилась в две нити. Две серебряные нити, что пронзали космическое пространство, закручиваясь в спираль. Две серебряные нити, что летели сквозь чёрную пустоту, прошивая туманности и огромные звёзды, и ослепительными вспышками превращали хаос в упорядоченную материю.
        Одной из нитей - был я. Второй - Мириам.
        Протянувшиеся от начала времен до последнего апокалипсиса два сознания, что создали мир собственных противоречий.
        Это мы отделили свет от тьмы. Мы построили вселенную - не в семь дней, но в семь стремительных мгновений. Всё, что когда-либо существовало, существует и будет существовать, всё - лишь след бесконечной игры наших умов. Это мы создали первых людей. Мы убивали их в войнах. Это мы придумали лекарство от рака и свет термоядерной бомбы.
        Две серебряные нити летели, сверкали бледно-голубыми искрами, светились лунным сиянием. И кружились-кружились в спиральном танце бесконечности и божественных откровений. Это мы были богами. Лишь мы были настоящими в чёрной пустоте космоса. Всё остальное - игра нашего воображения. Иллюзии, призванные забавлять нас век от века.
        Прожившие миллиарды жизней, мы вновь и вновь строим декорации для очередного спектакля. Наша судьба - пронзать светом бесконечную бездну, но от скуки мы забываем друг друга и в очередной раз чувствуем, как отходят воды, как разгорается пожар сжимающейся плоти, выталкивающей нас наружу. Со всех сторон давят бетонные стены, угрожая смешать наши кости с разорванными сосудами. Мы слышим женский крик вдалеке. Мы видим свет в конце чёрного тоннеля. Мы чувствуем, как кто-то огромный и сильный поднимает нас к ослепительным лучам искусственного солнца. Мы чувствуем боль, вдыхаем огонь и кричим. Кричим до тех пор, пока окончательно не сотрём собственные воспоминания. И вновь начинаем играть.
        Правила не меняются никогда. Всё, что нам нужно - это вернуться обратно в пустоту космоса, вновь лететь, прожигая пространство. Но дорогу обратно стерегут семь хранителей, оставленных нами же. Созданные лишь для конфликта, в котором рождается энергия нашего света, семь препятствий - семь стражей лунной дороги домой. Тысячи лет мы побеждали друг друга, и тысячи раз ещё победим.
        Мы видели, как свет отделился от тьмы. Мы видели, как в семь стремительных мгновений возникла вселенная. Это мы были первыми людьми, это мы погибали в кровопролитных войнах. Нас лечили от рака и сжигали в свете термоядерных бомб.
        Партии начинаются и кончаются, а мы всё так же летим от начала бытия к горизонту времен. Две серебряные нити, вновь и вновь тасующие колоду придуманных судеб. Женское и мужское начала, породившие калейдоскоп звёзд, туманностей и галактик. Прямо сейчас мы затеваем новую игру.
        Прямо сейчас две девятилетние девочки бросают горсти земли на тонкий гроб, в котором лежит навсегда опустевшее тело. Но проходит осень, а за ней и зима, и рядом, через коридоры с зелёными стенами, люди в халатах катят умирающую от боли женщину. Они могут лишь догадываться, почему роды наступили на месяц раньше. Ведь им невдомек, что девочке суждено родиться именно в этот день - в первый день весны.
        Где-то плачет поседевшая мать. Она не может смотреть на улыбку сына, застывшего на фотографии в гранитной плите. Она не знает, что он стоит за её левым плечом, не знает, что он обнимает её дочерей в последний раз.
        А совсем рядом кричит женщина, ставшая матерью. Она обнимает новорождённую девочку, шепчет на ухо её имя. Женщина не знает, почему вдруг перестала плакать её дочь, не знает, на кого смотрят прекрасные синие глазки. Женщина не знает, кому улыбается её девочка.
        Ведь она не видит, как объятый бледно-голубым светом в больничную палату входит светловолосый парень в тёмно-фиолетовом костюме. Он останавливается около кровати и, наклонившись, бархатным голосом шепчет на ухо новорожденной:
        - Ну вот мы и встретились, Мэри. Слушай мой голос и учись видеть сны. Нам предстоит долгая и бесконечно прекрасная прогулка на запад.
        И жизнь начинается снова.
        Январь, 2017