Сохранить .
Берегись вурдалака Елизавета Абаринова-Кожухова
        # Уважаемый читатель! Если Вы знакомы с разными произведениями Е. Кожуховой, то уже привыкли к тому, что они отличаются друг от друга как по стилистике, так и по жанру. Не станет исключением и предлагаемая повесть - в ней гораздо меньше характерного кожуховского юмора, но что поделаешь - тема к тому не располагает, но зато здесь гораздо больше глубины, раздумий и даже трагизма…
        Елизавета Абаринова-Кожухова
        БЕРЕГИСЬ ВУРДАЛАКА
        ГЛАВА ПЕРВАЯ
        ТАЙНАЯ ЗЕМЛЯНКА
        - Ну, прощай, князь, - злорадно пробормотал волк. Сделав правой передней лапой какой-то быстрый жест, он превратился обратно в царевну.
        Краем покрывала царевна утерла лицо и со злорадной ухмылкой в последний раз посмотрела на князя, лежащего в луже крови.
        Как ни в чем не бывало выйдя из княжеской опочивальни, Татьяна Дормидонтовна оглянулась - нет ли кого в полутемном длинном коридоре - и, безошибочно выбрав ключ, заперла массивную стальную дверь, за которой на собственном ложе возлежал с перегрызенным горлом князь Григорий Первый Адольфович Лукашеску, граф Цепеш, владетель Белопущенский и прочая и прочая и прочая, так и не прибавивший к своим титулам еще один - царя Кислоярского.
        (Елизавета Абаринова-Кожухова, «Холм демонов»)
        Тесная землянка была полна народу. Вернее сказать, народу было не так уж много - не более пяти-шести - но и эти пятеро-шестеро едва в ней умещались.
        Возле небольшой самодельной печурки сидел некто высокий и худощавый, в длинном плаще с капюшоном, закрывавшим большую часть лица, так что в полутьме, изредка озаряемой вспышками, можно было разглядеть только его усы и кончик носа.
        Все выжидающе молчали. Господин в плаще вздохнул, подкинул в печь сыроватую ветку, медленно сдвинул с головы капюшон, и окружающие смогли увидеть его чуть вытянутое лицо с властно сжатыми губами, сильно выдающимся вперед носом, высоким лбом и усами, закрывавшими уголки рта. Остатки рыжевато-седоватых волос были зачесаны назад, прикрывая обширную плешь.
        - Князь! - вскричал сидевший рядом с ним. - Князь Григорий!
        - Князь Григорий! - с изумлением подхватили остальные. - Живой! Не может быть!..
        Тот, кого называли князем Григорием, властно поднял руку, и возгласы смолкли.
        - Да, я князь Григорий, и я живой, - заговорил он негромким, чуть скрипучим голосом. - Владыка Тьмы приотворил для меня двери из Преисподней, чтобы я смог вернуться и завершить недоделанное.
        Князь Григорий замолк. Остальные тоже почтительно молчали, словно переваривая услышанное.
        Когда услышанное было, по мнению князя Григория, переварено, он решил продолжить свою речь.
        - Да уж, дорогие мои господа упыри и вурдалаки, не на высоте вы оказались, ох как не на высоте, - чуть насмешливо говорил он, буравя всех вместе и каждого в отдельности маленькими хищными глазками. - Я оставил вам государство у таком порядке, о каком и сам не мог даже мечтать, а вы что? Даже года не смогли власть удержать! И какие же вы после этого вурдалаки? Тьфу на вас!

«Господа упыри и вурдалаки» пристыженно безмолвствовали, низко опустив лица - князь Григорий был кругом прав.
        Насладившись уничижением своих нерадивых соратников, князь Григорий продолжал чуть веселее:
        - Ну да ладно уж, что с вас, бестолочей, возьмешь? Если начистоту говорить, то я сам больше вашего виноват. Слишком много на себя брал, а усех вас за детей малых держал. А вы, как без батьки остались, так и пошли кто у лес, а кто и по дрова. Но теперь усе будет иначе. Согласны вы начать сызнова?
        - Согласны, князь! Ты единый наша надёжа и опора! - загалдели все, кто был в землянке.
        - У таком разе, слушайте. А ты, барон Альберт, пиши.
        Сосед князя Григория поспешно достал из сумы чернильницу, гусиное перо и листок бумаги и, кое-как примостившись, приготовился записывать.
        Тот, кого князь назвал бароном Альбертом, был на этом сборище главным. Естественно, до появления князя Григория. Барон во всем старался походить на своего повелителя - носил такие же усы, а волосы точно так же зачесывал на плешь. Но на этом сходство заканчивалось - увы, не обладал исполнительный барон Альберт тем неуловимым обаянием сильной личности, которое делало князя Григория по-своему привлекательным даже для его злейших врагов.
        - Значит, так, - приступил князь Григорий к делу. - У-первых, я должен знать обо всем, что и где происходит. Записал?
        - Про-ис-ходит, - повторил Альберт, прилежно записывая услышанное. - Всё, записал.
        - Очень хорошо, что записал, потому как это у первую голову тебя касается. Поелику ты был главой моего Тайного приказа, то сбор сведений поручается тебе лично.
        - Рад стараться, - почтительно пискнул Альберт.
        - Погоди радоваться, душа чернильная, - отмахнулся князь. - Ты скажи лучше, усе ли наши люди на своих местах, ждут ли они возвращения прежних времен?
        - Люди на местах, а чего они ждут, того я доподлинно не ведаю, - честно сознался Альберт. - Но ты, князь, не изволь беспокоиться - ежели что, быстро порядок наведу.
        - Будем надеяться, - князь скупо улыбнулся, обнажив в углах рта небольшие, но острые клыки. - Я в твои делишки соваться не буду, но ежели что - лично передо мной головою своей глупой ответишь… Теперь у-вторых. Свои люди на местах - это нужное дело, но без воинства, как ни крути, не обойтись. - Князь кинул пристальный взор на низенького подслепаватого вурдалака, скромно сидевшего напротив барона Альберта. - Чего ж ты молчишь, бывший мой воевода Селифан? Скажи что-нибудь!
        Селифан горестно прокашлялся:
        - А чего тут скажешь, князь? Как свергли нашу власть, так и разбежалось воинство кто куда. Но я точно знаю - многие хоть сейчас готовы вернуться и встать за наше общее вурдалачье дело.
        - Ну, тогда тебе и стяг в руки, - подхватил князь. - Даю тебе год сроку… Нет, пол-года, чтобы восстановить нашу доблестную рать у прежней готовности. Сумеешь?
        - Раз надо - сделаем, - кратко, по-военному отчеканил Селифан.
        - Вот это настоящий разговор, - одобрил князь Григорий. - Теперь у-третьих. Я знаю, что мой народ всегда любил меня, а усякие шалапуты его на меня науськивали. Теперь настала пора напомнить народу об его князе Григории. Но прежде, как я сам объявлюсь, надобно их подготовить, чтобы у штаны не наделали. От радости.
        - Как это - подготовить? - Альберт, все время усердно заносивший слова князя на скрижали, даже оторвался от своей писанины и нечаянно посадил на листок огромную кляксу.
        - А то мне вас учить, - ухмыльнулся князь Григорий. - Эй, Гробослав, не прячься с глаз моих, я тебя вижу!
        - Чего тебе надобно, княже? - прогудел мрачного вида вурдалак, сидевший в самом темном углу землянки.
        - Сам знаешь, чего, - со злобной усмешкой ответил князь. - Того, в чем тебе нету равных. Пусти слушок, будто жив князь Григорий и что скоро все вернется взад на круги свои. То есть своя. Ты, главное дело, не усё сразу вываливай, а постепенно. А то упрямь народу от счастья дурно сделается!
        - Да уж знаем, не впервой, - пробурчал Гробослав.
        - Вот и прекрасно, - подытожил князь Григорий. - Главное, что я с вами, вы со мною, а до власти четыре шага. Так что пущай народ потерпит - без меня он будет жить плохо, но недолго.
        - А с тобой? - раздался чей-то голос.
        - А со мной - тоже плохо, - не стал скрывать князь. - Но зато совсем недолго. Да, кстати! Есть такие дела, в которых мы, вурдалаки, не можем обойтись без человеческой помощи. Думаю, барон Альберт, ты знаешь, о ком я говорю.
        - О ком я го-во-рю, - старательно записал Альберт.
        - Да хватит тебе бумагу марать, - прикрикнул князь. - Скажи лучше, можешь ли привесть ко мне Анну Сергеевну?
        Барон озабоченно почесал плешь:
        - Попытаться можно, князь. Знаю только, что уважаемая Анна Сергеевна теперь как бы не принадлежит к нашему миру, и связаться с нею будет не так просто.
        - Я не спрашиваю, так просто или не так просто, - с нетерпением перебил князь Григорий. - Я спрашиваю, возможно ли вообще?
        - Думаю, что да, - не очень твердо ответил барон.
        - В таком случае, доставь ее ко мне. А заодно и этого бездельника Каширского.
        - Постараюсь, - кивнул барон и поставил еще одну кляксу.
        - А теперь мы подымем чары за успех нашего грядущего похода! - провозгласил князь Григорий и извлек из-под плаща крупную бутыль с красной жидкостью. Откуда-то появились не совсем чистые чарки, и князь щедро налил каждому по полной. - Ну, за победу!
        - За Родину, за князя Григория! - выкрикнул воевода Селифан и первым опрокинул в себя содержимое чарки. Остальные незамедлительно последовали его примеру, кроме одного упыря, самого пожилого и матерого, который осушил чарку медленно, цедя и смакуя каждый глоток.
        - Хорошая кровушка, - похвалил он, вылизав чару до последней капельки. - И видно, что выдержка не меньше ста годов.
        - Бери выше - все двести, - удовлетворенно посмеиваясь, проурчал князь Григорий. - Из старых запасоу. А ежели точнее - кровушка моего высокородного тестя, сиречь князя Ивана Шушка.
        - Ух ты! - восхитился вурдалак помоложе. - А я слыхивал, будто кровь высокородных особ голубого цвета!
        - А она и есть голубая, погляди внимательнее, - и князь Григорий плеснул юноше еще пол чарки.
        - Точно, голубая! - восхищенно выдохнул вурдалак, хотя жидкость была ярко-красной.
        ГЛАВА ВТОРАЯ
        НЕ БУДИТЕ СПЯЩУЮ АННУ СЕРГЕЕВНУ
        Альберт искоса глянул на Гробослава, пытаясь определить, говорит ли он всерьез или со скрытой издевкой, но тут не выдержала Анна Сергеевна.
        - Да что вы тут, - далее она подпустила несколько не совсем цензурных выражений, - всякой фигней занимаетесь! Да если вы не дадите войск, то я такое учиню, что все вы, трам-тарарам, в гробу перекувыркнетесь!
        В возбуждении чувств Анна Сергеевна схватила со стола баронскую кружку и залпом выпила. Гробослав, который пришел раньше всех и успел подлить туда некоего отравного зелья, даже привстал на стуле, ожидая быстрой, но мучительной смерти, однако Анна Сергеевна лишь встряхнула белокурой головкой и как ни в чем не бывало опустилась в кресло. Видимо, на нее яд воздействовал как успокоительное.
        (Елизавета Абаринова-Кожухова, «Дверь в преисподнюю»)
        Многие знают, каково это - подыматься рано утром, когда так хочется еще немного поспать.
        По роду занятий Анне Сергеевне приходилось вставать в шесть утра, но с недавних пор ровно за пол часа до будильника ее будил телефонный звонок. Это происходило почти каждое утро, и если даже телефон молчал, то Анна Сергеевна все равно просыпалась в половине шестого и уже не могла заснуть. Из-за того, что ее лишали предутреннего сна, Анна Сергеевна весь день ходила одновременно и сонная, и раздраженная, но втайне сознавалась себе, что уже ждет утреннего звонка, и если его не было, то чувствовала себя еще более опустошенной.
        В первые дни человек на том конце провода молчал и, выждав минуту, клал трубку, а через неделю заговорил. Но заговорил такое, что Анна Сергеевна решительно не могла понять, о чем, собственно, идет речь. При этом все ее попытки выяснить, чего от нее хотят, оставались без ответа. Знакомые советовали ей прибегнуть к помощи милиции, чтобы раз и навсегда прекратить это телефонное хулиганство, но Анна Сергеевна предпочитала без особой нужды не вступать в сношения с государственными органами, и в милицию не обращалась, надеясь разобраться сама.
        В это утро Анна Сергеевна, как всегда, ждала звонка, и даже заранее включила торшер. Но телефон молчал. Подождав до без двадцати пяти шесть, Анна Сергеевна погасила торшер в надежде если и не поспать, то хотя бы подремать до шести часов, но тут раздался звонок.
        - Да! - рявкнула Анна Сергеевна, нащупав в темноте трубку.
        - Госпожа Глухарева? - раздался привычный вежливый голос, довольно высокий, который мог принадлежать и мужчине, и женщине, и даже ребенку.
        - Погодите минутку, - попросила Анна Сергеевна. Сегодняшний звонок она решила встретить во всеоружии, одолжив у соседей магнитофон и телефонный аппарат с громкоговорителем.
        Анна Сергеевна зажгла свет и включила все эти достижения техники:
        - Слушаю вас. И вообще - или скажите, кто вы и что вам нужно, или перестаньте хулиганить. А то вам не поздоровится!
        - Ну ладно, - решились на том конце провода. - Вы правы, Анна Сергеевна, пора переходить к делу. А дело в том, что известная вам высокопочтенная особа нуждается в вашей помощи и велела передать, что в долгу не останется.
        - Какая особа? Что за услуги? - тут же с напором стала расспрашивать Анна Сергеевна.
        - Ну, вы понимаете, что это разговор, мягко говоря, не совсем телефонный, - зажурчал голос в динамике. - Могу только сказать, что ваша помощь нужна по ту сторону известного вам городища.
        - Я должна подумать, - сказала Анна Сергеевна, пропустив мимо ушей последние слова.
        - Да-да, разумеется, - засуетился ее собеседник. - Надеюсь, недели вам хватит? Поверьте, если бы не особые обстоятельства, то мы не стали бы вас тревожить!
        - Ладно, позвоните через неделю, - милостиво разрешила госпожа Глухарева, невольно включаясь в не совсем понятную игру. - Но не звоните больше по утрам, дьявол вас побери!
        - Миль пардон, мадемуазель, я не предполагал, что это будет вам столь неприятно, - рассыпался в извинениях невидимый собеседник. - Больше такое не повторится, уверяю вас!
        Из динамика раздались короткие гудки. Анна Сергеевна положила трубку, выключила запись, прокрутила пленку чуть назад и поставила на воспроизведение.
        - А ведь я узнала голос! - воскликнула Анна Сергеевна, прослушав запись. - Ну, теперь он у меня получит, артист недоделанный!
        Анна Сергеевна выключила магнитофон и глянула на часы - они показывали без десяти шесть. Ложиться уже не имело смысла, и Анна Сергеевна, накинув халат поверх темного ночного белья, поплелась на кухню готовить завтрак.
        ГЛАВА ТРЕТЬЯ
        ГРОБ ДЛЯ ОЛИГАРХА
        - …так покойся же, боярин Василий, с миром, - вещал дворецкий. И со слезами завершил: - И суждено душе нетленной В веках скитаться по Вселенной.
        (Очевидно, сочиняя погребальное напутствие, Грендель все-таки не удержался от того, чтобы вставить туда парочку своих гениальных строчек).
        Промокнувши глаза платочком, дворецкий отошел в сторону, а его место занял квартет плакальщиц-кикимор, Кузькиных знакомых. Обступив гроб, они жалостно заголосили:
        - Ох ты батюшка боярин свет-Васильюшка,
        На кого ж ты нас покинул, горемычныих,
        В путь далекий ты собраисся,
        Во неродную землю-матушку,
        Во землю-матушку во болотную…
        (Елизавета Абаринова-Кожухова, «Дверь в преисподнюю»)
        Таких похорон городское кладбище не видало давно. А может быть, и вовсе никогда. Площадка перед входом была вся уставлена автомобилями, среди которых преобладали
«Мерседесы», «Вольвы» и «БМВ», из чего можно было определить социальный статус пришедших проводить покойного в последний путь: крупный бизнес, крупное чиновничество и крупный криминал. На фоне иномарок весьма сиротливо смотрелись старенький синий «Москвич» и не менее пожилая «Волга» кофейного цвета, служебная автомашина мэра.
        Покойник, лежавший в роскошном гробу из карельской березы с позолоченными скобочками, петельками и прочими финтифлюшками, считался человеком авторитетным во всех трех категориях городского бомонда - это был банкир и общественный деятель Иван Владимирович Шушаков, которого пресса желтого и всех иных оттенков уважительно именовала «нашим олигархом».
        Пока ораторы произносили приличествующие случаю речи, родные утирали слезы, а бизнесмены, скорбно почесывая бритые затылки, тихонько переговаривались друг с другом по мобильным телефонам, несколько человек, сгрудившись в кучку под старым дубом, обсуждали что-то свое. Все они были служащими банка «Шушекс», возглавлявшегося покойным, и ко вполне понятному чувству скорби по любимому шефу примешивалась тревога о дальнейшей судьбе банка и, следовательно, о своем собственном будущем. По большей части они принадлежали к среднему звену банковских служащих и искренне считали себя ответственными за деятельность банка, но, не имея доступа к более или менее конфиденциальной информации, были вынуждены довольствоваться более или менее проверенными сплетнями.
        Естественно, главным предметом обсуждения служили обстоятельства кончины босса, ибо сама мысль о том, что бизнесмен, да еще столь высокого полета, может умереть своей смертью, казалась им абсурдной.
        - Точно говорю вам, что-то тут нечисто, - вещал Петр Иваныч, малоприметный человек средних лет в темном костюме с чуть сбившимся набок галстуком. К его мнению прислушивались особо, так как он регулярно контактировал с пресс-службой банковского руководства. - Даже там, - он неопределенно указал куда-то вверх, - никто не верит, что Иван Владимирыч просто так скоропостижно коньки отбросил. Простите, скончался.
        - А что, Петр Иваныч, кого-то уже подозревают? - стрельнула глазками старший кассир Марья Николаевна, почтенная дама, чей стаж в банковском деле составлял уже почти сорок лет, три четверти из которых она просидела за окошечком в советской сберкассе.
        - Много кого, Марья Николаевна, много кого, - с видом знатока ответил Петр Иваныч. И, приняв таинственный вид, понизил голос: - Это, конечно, не для широкой огласки, но вам я скажу - милиция крепко «копает» под Ольгу Ивановну.
        - Под какую Ольгу Ивановну - старшую или младшую? - попросила уточнить Зиночка, молодящаяся особа из Отдела межбанковских сношений. Вопрос был к месту - Ольгами Ивановнами звали и супругу покойного, и его дочку. Обе Ольги Ивановны, в почти одинаковых черных нарядах, скорбно стояли у разверстой могилы и, утирая слезы, внимали надгробным речам.
        - Старшую, естественно, - тут же ответил Петр Иваныч. - Хотя я бы и младшую тоже
«пощупал». В смысле, проверил.
        - Обе они те еще штучки, - проворчала Марья Николаевна. - Что мамаша, что дочка…
        В беседу вступил доселе молчавший молодой человек, которого все звали Вадиком:
        - Извините, Петр Иваныч, но вашу конфиденциальную информацию я сегодня утром слышал по радио. Этот мерзавец ди-джей Гроб уже постарался - расписал во всех подробностях, как Ольга Ивановна «замочила» супруга!
        - И как такое возможно! - искренне возмутилась Зиночка. - У нас горе, а они балаган устраивают. Ничего святого!
        - А этот Гроб, он что, не боится, что его притянут к суду за клевету? - осторожно заметила Марья Николаевна.
        - Да ну что вы, тетя Маша, - Вадик беззаботно рассмеялся, но, вспомнив, где находится, напустил на лицо печально-меланхолическое выражение. - Он всегда что-нибудь такое придумает, что и не подкопаешься. Вот хоть сегодня - сперва наговорил всяких гадостей, а потом добавил, что это лишь одна из версий, и ежели она не оправдается, то мы заранее приносим самые искренние извинения. Ну как такого в суд потащишь?
        - А как же журналистская этика? - наивно возмутилась Марья Николаевна.
        - Чья, простите, этика? - переспросил Вадик с таким видом, что продолжать эту тему никому уже не хотелось.
        - Ольга Ивановна или нет, но кто-то наверняка помог нашему Ивану Владимировичу покинуть сей бренный мир, - гнул свое Петр Иваныч. - Иначе бы милиция вчера в банке не крутилась. Да кстати, гляньте туда - нет-нет, чуть правее, возле того черного креста. Не узнаете? Старший инспектор господин Рыжиков собственной персоной. Между прочим, считается в горотделе милиции лучшим сыщиком. Ему всякую мелочевку не поручают! Да и наш доморощенный Пинкертон тоже где-то тут крутится, и тоже явно неспроста…
        - Зато Семенова не видно, - отметил Вадик. - Странно, он ведь был ближайшим сподвижником Ивана Владимировича, а на похороны не пришел.
        - Удивительная душевная черствость! - всплеснула руками Марья Николаевна. - Ведь Иван Владимирович его, можно сказать, из грязи поднял и в князи, то есть в люди вывел, а он… Нет, ну это просто ни в какие ворота!
        - Друзья мои, вы напрасно катите бочки на Семенова, - охолодил праведный пыл коллег всезнающий Петр Иваныч. - Он не пошел на похороны вовсе не из-за душевной черствости, а потому что должен же кто-то оставаться в банке! Так что Семенов, можно сказать, пожертвовал собой ради общего дела. К тому же сегодня прибывает делегация наших партнеров из Германии, ее еще Иван Владимирович пригласил. И гостей нужно принять так, чтобы они поняли: хоть капитан и скончался, но корабль уверенно плывет прежним курсом.
        - Это уже что-то из Феллини, - не удержался блеснуть эрудицией Вадик.
        - Петр Иваныч, а правда, будто Семенов с Ольгой Ивановной… Ну, вы понимаете, - понизила голос Зиночка.
        - Вы бы, Зинаида Петровна, уточнили, с какой именно, - хихикнула Марья Николаевна.
        - Со старшей или младшей. Или с обеими сразу?
        Петр Иваныч уже открыл было рот, чтобы удовлетворить неуемное любопытство дам, но тут грянул марш Шопена, и мрачные могильщики стали осторожно опускать гроб в землю. Коллеги подняли огромный венок «Незабвенному Ивану Владимировичу Шушакову от благодарного коллектива», стоявший прислоненным к стволу дуба, и, придав лицам приличествующее выражение, понесли его к свежей могиле, над которой уже понемногу вырастал песчаный холмик.
        ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
        СЛЕДСТВИЕ ВЕДЕТ ИНТЕРНЕТ
        Войдя в Бизнес-центр, Василий, как обычно по утрам, поинтересовался у Родионыча, нет ли ему чего.
        - Есть! - радостно ответил вахтер и протянул Дубову несколько листков с аккуратной распечаткой. - Нет, это не почта, а Маша просила передать. Говорит, получила поздно вечером по Интернету.
        Детектив отметил, что на сей раз Родионыч произнес это слово хоть и не без запинки, но правильно.
        (Елизавета Абаринова-Кожухова, «Забытые письма»)
        Кто не забыл годы своего учения в школе, тот вспомнит, как трудно порою бывало воспринимать материал в конце дня, особенно по таким предметам, как физика или математика.
        Но расписание есть расписание, и по расписанию последним, шестым уроком в девятом
«А» стояла геометрия. Объясняя сложную теорему, учительница чувствовала, что ребята плохо понимают ее, а главное, даже и не пытаются вникнуть в сущность.
        Кое-как завершив урок, она задала домашнее задание, и когда ученики уже запаковывали учебники, тетрадки и линейки в портфели, объявила:
        - Завтра первым уроком контрольная по алгебре, так что извольте не опаздывать.
        - И, что-то вспомнив, добавила: - А тебя, Сидоров, я попрошу задержаться.
        Класс опустел, лишь перед учительским столом переминался с ноги на ногу невысокий паренек в джинсах и вязаном темном свитере. Учительница грозно взглянула на Сидорова, но отчего-то вместо того, чтобы приступить к «внушению», сказала почти миролюбиво:
        - Миша, я оценила твое чувство юмора, но прошу тебя по-хорошему - кончай это дело.
        - Какое дело? - искренне изумился Миша. - О чем вы, Анна Сергеевна?

«А может, зря я на него бочки качу?» - подумала Анна Сергеевна, однако решила не отступаться:
        - А ты не знаешь? Или тебе понравилось бы, если бы тебя каждое утро будили ни свет, ни заря?
        - Нет, не понравилось бы, - честно сознался Миша. - Да вы скажите, Анна Сергеевна, что случилось!
        Анна Сергеевна торжественно извлекла из портфеля кассетник.
        - Или ты, может быть, еще скажешь, что это не твой голос? - с ехидцей спросила Анна Сергеевна, когда запись была прослушана до конца.
        Сидоров выглядел весьма озадаченным.
        - Голос похож, но я вам не звонил, чес-слово! И потом… - Миша чуть смутился.
        - Я ведь немного шепелялвлю, а он говорит чисто.
        С этим трудно было спорить - дефект речи скрыть куда труднее, чем его сымитировать. Анна Сергеевна даже была рада, что «телефонным хулиганом» оказался не Сидоров: Миша считался одним из лучших учеников девятого «А», хотя собственно математика у него шла с переменным успехом. Но Анна Сергеевна видела, что мальчик старается, просто он по природе принадлежал скорее к «гуманитариям».
        - Ну извини, Миша, - вздохнула Анна Сергеевна. - Ошиблась, бывает.
        - Анна Сергеевна, по-моему, они, - Миша кивнул в сторону магнитофона, - с кем-то вас перепутали.
        - Как так - перепутали? - учительница с удивлением посмотрела на ученика. - Ты же слышал, как он меня называл: и Анна Сергеевна, и госпожа Глухарева.
        - А это, должно быть, другая Анна Сергеевна Глухарева, - подхватил Миша. - Мне кажется, тут орудует шайка преступников. Они слышали, что есть такая Анна Сергеевна Глухарева, которая способна им помочь в их темных делишках, но где она живет и как выглядит, не знают, вот по ошибке и вышли на вас.
        - Только этого мне еще не хватало, - покачала головой Анна Сергеевна.
        - Да что вы, Анна Сергеевна, - все более воодушевлялся Михаил. - Мы же теперь с вами имеем шанс вывести на чистую воду целую банду мошенников. А может быть, и шпионов!
        - Ну и как ты собираешься это делать? - улыбнулась Анна Сергеевна. Увлеченность Миши ее немного развеселила.
        - Для начала можно заглянуть в Интернет, - чуть подумав, сказал Миша. - Там все что хотите можно узнать.
        Об Интернете у Анны Сергеевны было самое туманное представление и к тому же весьма неблагоприятное - что это, во-первых, рассадник порнографии, а во-вторых, источник зловредных шпаргалок. (На днях «литераторша» Евгения Николаевна рассказывала ей, как поставила двойки половине восьмого «Б» за одинаковые сочинения по «Евгению Онегину», «скатанные» из Интернета). В школе Интернет был только у директора, точнее - у его секретарши, и использовался он почти исключительно для служебной переписки.
        - А давай сходим к Тамаре Ивановне, - неожиданно предложила Анна Сергеевна. - По правде сказать, мне и самой хочется с этим делом разобраться.
        Тамара Ивановна оказалась на месте. Правда, Анну Сергеевну и Сидорова к компьютеру она не пустила, но помочь согласилась.
        - Для начала вызовите «Яндекс», - попросил Миша. - Это один из лучших поисковиков.
        Анна Сергеевна, пристроившись за столом рядом с Тамарой Ивановной, с удивлением наблюдала, как та произвела какие-то манипуляции на клавиатуре, и на экране появилась разноцветная картинка.
        - Ну, что искать будем? - обратилась Тамара Ивановна к Мише.
        - Анну Сергеевну Глухареву, - спокойно ответил Сидоров. Тамара Ивановна изумленно посмотрела на Анну Сергеевну, та утвердительно кивнула.
        Тамара Ивановна набрала в окошечке «Анна Сергеевна Глухарева» и нажала кнопку поиска. Через несколько секунд «Яндекс» выдал результаты.
        - Это черный колдун Каширский и некая Анна Сергеевна Глухарева… и что-то говорил, а остальные - воевода Селифан, два почтенного вида упыря, господин Каширский и Анна Сергеевна Глухарева - внимательно его слушали… - медленно зачитала секретарша. Под этим не очень понятным текстом стояла совсем уж тарабарщина: Женщины удивленно переглянулись, но Миша, кажется, кое-что понял.
        Тамара Ивановна зачитала следующую ссылку:
        - «Соросовские учителя 2000. С***ая обл. Глухарева Анна Сергеевна».
        - Ага, это уже про меня! - Анна Сергеевна, словно малое дитя, захлопала в ладоши.
        - Надо же, на старости лет в Интернет попала!
        - Тамара Ивановна, пожалуйста, покажите первую ссылку, - попросил Миша.
        Тамара Ивановна подвела курсор и щелкнула мышью. Тут же на экране появилась надпись большими буквами: «Елизавета Абаринова-Кожухова. Дверь в преисподнюю».
        - А-а, так это же библиотека Мошкова! - обрадовался Сидоров. - Раздел отечественной фантастики.
        - Как - библиотека? - удивилась учительница.
        - Ну, понимаете, Анна Сергеевна, электронная библиотека - это почти то же самое, что и обычная, - попыталась объяснить Тамара Ивановна, - только книги не напечатаны на бумаге, а их нужно читать с экрана.
        - И еще - их можно брать, а возвращать не обязательно, - добавил Миша.
        - Как это - брать? - не поняла Анна Сергеевна.
        - Ну, у вас есть кто-нибудь знакомый, у кого есть компьютер?
        - Как же, есть, - вспомнила Глухарева. - У племянницы.
        Тамара Ивановна достала из стола дискету:
        - Ну вот, я вам запишу - тут как раз на дискету входит, а вы, когда у племянницы окажетесь, то почитаете.
        Михаил полез в сумку за дискетой:
        - Заодно и мне скопируйте, Тамара Ивановна. Да не беспокойтесь, все проверено - вирусов нет.
        Вскоре Анна Сергеевна и Миша Сидоров уже шли по улице, где вовсю буйствовала весна: с крыш падала капель, в скверах вовсю журчали ручейки, а в кустах оживленно щебетали воробышки. Но учительница и ученик ничего этого не замечали - они обсуждали результаты «яндексовского» поиска.
        - По-моему, Миша, в нашем уравнении что-то не сходится, - говорила Анна Сергеевна на языке привычных ей математических понятий. - Получается, что меня спутали с персонажем литературного произведения? Да еще и фантастического.
        - Это оттого, Анна Сергеевна, что в уравнении слишком много неизвестных, - возразил Миша. - Я уверен - когда мы прочитаем книгу, то их станет гораздо меньше.
        - Хорошо бы, - с сомнением покачала головой Анна Сергеевна. - Только ты пока никому не рассказывай, особенно в школе. Тем более что моя тезка, судя по отрывкам, персонаж весьма… так сказать, весьма спорный.
        - Что за вопрос, Анна Сергеевна! Буду молчать, как могила. В смысле, как рыба.
        - Ну вот и прекрасно. Тебе, кажется, налево? А мне вперед. - Анна Сергеевна протянула Сидорову руку. - Ну, до завтра. И не забудь про контрольную.
        Однако, проводив Мишу взглядом, Анна Сергеевна отправилась не вперед, а, повернув на 180 градусов, пошла в совсем противоположном направлении - туда, где стояла телефонная будка. Отчего-то оглянувшись по сторонам, Анна Сергеевна вошла в будку, достала из сумочки записную книжку, быстро нашла нужный телефон и, еще раз осмотревшись, набрала номер:
        - Алло, Вася? Ты меня, конечно, не узнаёшь?
        - Ну конечно, не узнаю, Анна Сергеевна, - раздался в трубке приятный мужской голос. - Но тем не менее рад вас слышать. Вы по делу, или просто так, поболтать?
        - Просто так, поболтать, - в тон Васе подхватила Глухарева. - А там, глядишь, и дело появится. Ты не очень занят?
        - Нет-нет, Анна Сергеевна, сегодня я свободен, как муха в полете, - заверил Вася.
        - Где вы находитесь?
        - На углу Парковой и Космонавтов.
        - Очень хорошо. Ждите меня в гастрономе. Через десять минут я к вам подъеду.
        Ну, вы помните - у меня синий «Москвич».
        Анна Сергеевна положила трубку и вышла из будки. И пока она шла до гастронома, ей казалось, что за ней кто-то пристально следит.
        ГЛАВА ПЯТАЯ
        ЛЕСНОЕ СРАЖЕНИЕ
        - О чем задумались, служивые? - возвысил голос боярин. - Али забыли призвание свое священное - стоять на защите Народа и Отечества, Царя нашего богоданного и славной царевны, быть оплотом надежным для матерей и отцов своих, жен верных и малых детушек?! Али хотите, недругов лукавых наслушавшись, отдать народ свой на поругание идолищу поганому, кровопийце бессовестному?! Кто еще спасет его, как не вы?
        Боярин Андрей закашлялся (все еще давало знать недавнее покушение), но ему на помощь пришла Танюшка. Подскочив к знаменосцу, она вырвала у него из рук хоругвь. Тот от неожиданности чуть не упал, а царевна, высоко подняв хоругвь, крикнула во весь голос:
        - Вперед, на врага!
        (Елизавета Абаринова-Кожухова, «Холм демонов»)
        В лесу наступление весны выглядело не столь явственно, как на городских и деревенских улицах. Но снег уже потемнел, покрылся настом, а сугробы начали заметно оседать. Лесные пташки приветствовали пробуждение природы развеселыми трелями, да и темные елки казались не столь угрюмыми, как зимой.
        На лесной поляне, выстроившись в ряд и опираясь на огромные мечи, стояла дюжина рослых парней. Все они были одеты в железные кольчуги и мощные кожаные сапоги - словом, это были настоящие бесстрашные воины, готовые на любые подвиги. И, судя по всему, один из таких подвигов им теперь предстояло совершить.
        Вдоль строя, давая указания перед сражением, ходил воевода - невысокий пожилой человек, одетый так же, как и его дружина, только без забрала:
        - Значит, так. Пробираемся по лесу, чтобы нас за деревьями не заметили. Или, вернее сказать, заметили как можно позднее. Наша сила - в неожиданности. И не думайте, что это пустяки. Если мы сейчас добьемся успеха и возьмем укрепление в свои руки, то тем самым приблизим победу нашего общего дела. Сегодня - маленькое лесное сражение, а завтра - решительная битва за Белую Пущу. На днях я говорил с самим князем Григорием - он очень на нас надеется. Так и сказал - мол, не будь тебя, мой верный воевода Селифан, и твоих славных ратников, то и меня бы не было. Так неужто ж мы его подведем?
        - Не подведем! Все сделаем, что он скажет! - с воодушевлением откликнулись воины. Правда, из-под забрал их голоса звучали глухо, будто из-под земли.
        - Ну, тогда с бо… с бесом, - отечески махнул рукой воевода Селифан. - Или нет, пододжите. Я старый вояка и не знаю слов, подходящих к такому случаю. Но, к счастью, с нами Гробослав, и он скажет нам напутствие. Пожалуйста, господин Гробослав, только не очень шуми, а то враги услышат.
        Гробославом звали малоприметного господина в темном длиннополом кафтане, который стоял на краю полянки, тихо беседуя с молодой женщиной, одетой в светлую шубку.
        - Иду, иду! - Гробослав поднял лопату для разгребания снега и подбежал к строю.
        - Доблестные воины! - начал он свое выступление негромким, но хорошо поставленным голосом. - Страна смотрит на вас, народ смотрит на вас. - Выдержав приличную паузу, Гробослав проговорил с трепетом: - Князь Григорий смотрит на вас!
        С этими словами он вскинул вверх лопату, к которой, как выяснилось, был приделан холст с изображением усатого человека в военном кафтане и с остатками волос, зачесанными на лысину. При виде портрета доблестные воины взметнули мечи и, вне всяких сомнений, огласили бы лес приветственными окликами, если бы не воеводин приказ хранить молчание.
        - Только вместе мы разгромим врагов, и тогда завтрашний день будет наш! - все более воодушевлялся Гробослав. - А восстановив попранную справедливость, мы построим новый порядок! Если ворог не сдается, его изничтожают! Князь Григорий - наш кормчий! Вперед, за победу нашего общего дела! Учение князя Григория праведно, потому что оно верно!
        В таком духе Гробослав распространялся еще некоторое время, пока Селифан, почувствовав, что его ратники уже достаточно «накручены», знаком не попросил его остановиться.
        - Ну, вперед! - скомандовал воевода, и воины, рассредоточившись по двое-трое, бесшумно скрылись в зарослях. Немного выждав, Селифан последовал за своими дружинниками.
        Гробослав осторожно опустил портрет, почтительно поцеловал изображение князя Григория в плечико и прислонил лопату к дереву. Затем, пошарив в карманах кафтана, выудил оттуда зажигалку и начатую пачку «Мальборо»:
        - Не желаете, сударыня Надежда Федоровна?
        - Нет-нет, спасибо, господин Гробослав, я не курю, - вежливо, но решительно отказалась сударыня Надежда Федоровна. - Только прошу вас - не зовите меня так официально. Просто Надя.
        - Ну что же, Наденька, - Гробослав закурил, - и как вам наши игры на свежем воздухе?
        - Очень интересно, - улыбнулась Надежда. - Особенно ваше яркое выступление.
        Кстати, где еще я могла слышать ваш голос?
        - По радио разве что, - с явной неохотой ответил Гробослав. - Ди-джей Гроб, к вашим услугам.
        - А-а, точно, вспомнила! - обрадовалась Надежда Федоровна. - Вы еще высказывали довольно спорные мнения о причинах смерти этого… как его…
        - Банкира Шушакова, - пришел ей на помощь Гробослав. - Но умоляю вас, Наденька - давайте не будем об этом. В кои-то веки выбрались из города, от всяких рутинных дел, а вы опять все о том же.
        - Хорошо-хорошо, не буду! - засмеялась Надя. - Не желаете - не смею настаивать. Пока.
        - В каком смысле - пока? - переспросил Гробослав, затянувшись «Мальборо».
        - Ну, вы же знаете нас, журналюг, - Надежда одарила собеседника очаровательною улыбкой. - Начинаем издалека, а потом вцепимся и не отпустим, пока своего не добьемся.
        - Да уж, - натянуто усмехнулся Гробослав. - Ведь вы же, как я понял, приехали в наше милое захолустье, чтобы написать статью об исторически-ролевом клубе, не так ли?
        - Вообще-то я журналист широкого профиля, - уклончиво ответила Надя. - Но вы угадали - о вашем клубе я хотела бы узнать побольше. - Журналистка достала из сумочки диктофон. - Как я поняла, у вас тут нечто вроде общества толкиенистов или пирумистов? - спросила она тоном заправского репортера. - Или это что-то из древнерусской истории?
        Ее собеседник сделал последнюю затяжку и, убедившись, что от сигаретки остался один фильтр, кинул окурок в сугроб:
        - У вас, сударыня Наденька, несколько прямолинейное представление. Нет, мы пошли иным путем. Те, кому интересно изображать из себя эльфов, троллей, гоблинов, драконов и прочих хоббитов - ради бога, мы ничего против не имеем. Кому нравится переигрывать Куликовскую битву или войну Алой и Белой розы - меч им в руки. А мы решили подойти к делу более творчески. Мы не повторяем историю и не разыгрываем старые сюжеты - мы сами делаем историю. Понарошку, конечно. Так сказать, в широких литературных рамках.
        - Понятно, - кивнула Надежда, хотя из путаных объяснений Гробослава она поняла очень мало. - Но какая-то основа у ваших игр все же имеется? Князь Григорий, Белая Пуща, Гробослав, воевода Селифан…
        - Основа, или, вернее сказать, отправной пункт - книги Елизаветы Абариновой-Кожуховой, - терпеливо пояснил Гробослав. - Так что ежели вы, сударыня Надежда, хотите лучше понять цели и задачи нашего общества, то вам придется прочитать «Холм демонов» и «Дверь в преисподнюю».
        - Как вы сказали - Баринова-Кожевникова? - переспросила Надя. - Что-то я о таком авторе и не слыхивала…
        - Да, на прилавке вы ее кинг не найдете, - подтвердил Гробослав. - Но в Интернете они стоят на всех крупнейших библиотеках - и у Мошкова, ну, вы знаете, , и в Российской фантастике www.rusf.ru, и на www.fictionbook.ru, и еще много где.
        - Обязательно прочту, - пообещала Надя. - И тогда уж расспрошу вас куда более дотошно. А сейчас позвольте только один вопрос. Князь Григорий, - журналистка кивнула в сторону лопаты, - это персонаж виртуальный, вроде Старшего Брата, или реальный участник ваших игрищ?
        Опытным взглядом Надежда заметила, что оруэлловское сравнение задело Гробослава за живое, но он, стараясь не подать вида, чуть натянуто рассмеялся:
        - Нет-нет, Наденька, самый что ни на есть реальный. Просто сейчас он в глубоком подполье, и мало кто имеет счастье его лицезреть. Но недалек тот день, когда Его Светлость явится во всем блеске славы и величия!
        Почувствовав, что снова сказал что-то не то, Гробослав еще раз рассмеялся:
        - Видите, Надя, как я вошел в роль - никак выйти не могу. И еще один момент. Прежде чем вы начнете читать книги, я вас должен кое о чем предупредить. Ну, во избежание недоразумений. Кажется, я уже говорил, что мы следуем не букве, а духу книг. А в книгах, как мне кажется, имеет место некий зазор между духом и буквой…
        - Извините, господин Гробослав, но вы изъясняетесь очень уж учено, - со всей возможной вежливостью перебила Надежда. - Я как-то не совсем поняла, что вы имели в виду.
        - Ну, проще говоря, авторша писала князя Григория однозначно отрицательным персонажем, а для нас он - столь же однозначно положительный. И именно так мы его и играем.
        - А-а… А правильно ли идти против воли автора? - осторожно заметила Надя.
        - Дело в том, что сам автор идет против собственной воли, - тут же возразил Гробослав. - И это становится ясно чуть не с первых страниц: умом госпожа Абаринова терпеть не может князя Григория и его соратников, а все-таки, даже помимо своего желания, любуется ими. Да когда вы прочтете, сами поймете: князь Григорий получился будто живой, а так называемые положительные персонажи, вроде сыщика Дубова и вашей коллеги Чаликовой - по большей части будто говорящие формулы из учебника арифметики.
        - Да, я так чувствую, что надо будет почитать, - закивала Надя. - Вы меня по-настоящему заинтриговали!
        Здесь беседа прервалась: на полянку, весело помахивая картонными мечами, возвратились доблестные воины князя Григория. Судя по тому, как они возбужденно перекликались, можно было понять, что поход завершился успешно и что до полной и окончательной победы князя Григория рукой подать.
        Не в силах сдержать чувства, Гробослав взметнул ввысь лопату со священной особой не то положительного, не то отрицательного персонажа писательницы Кожуховой и кинулся обнимать воеводу и ратников. А Надежда, приглядевшись внимательнее, не без восхищения установила, что воинские кольчуги искусно сплетны из крупных и мелких канцелярских скрепок.
        ГЛАВА ШЕСТАЯ
        ГРОЗНОЕ ОЖИДАНИЕ
        Анна Сергеевна быстро шагала по дороге, петляющей среди болот, а за ней, то и дело отставая, семенил Каширский.
        - Да что вы там плететесь?! - бранилась госпожа Глухарева. - Хотите, чтобы нас рыцари схватили, туды их растуды!
        - Анна Сергеевна, а куда мы идем? - робко спросил Каширский, с трудом догнав свою спутницу.
        - А если б я знала! - раздраженно бросила Анна Сергеевна. - В Кислоярск нам хода нет - мы там на три года вперед «наследили». В Белую Пущу - нельзя. Мы ж все ихние задания завалили к чертям собачьим, теперь на глаза упырям лучше не попадаться…
        - А что так?
        - Вам напомнить? Извольте. Дубова мы упустили? - упустили. Покровского не застрелили? - не застрелили. Наконец, самозванку не зарезали? - не зарезали, черт побери!
        - Но ведь нам всякий раз препятствовали объективные обстоятельства, - осторожно возразил Каширский.
        - Это вы объясняйте не мне, а барону Альберту, - желчно хмыкнула Анна Сергеевна. - Но лично я в Белую Пущу больше не ходок…
        (Елизавета Абаринова-Кожухова, «Дверь в преисподнюю»)
        Прошла ровно неделя со времени последнего звонка, и Анна Сергеевна ждала продолжения. Естественно, вооружившись звукозаписывающей аппаратурой. И ждала не одна, а в компании того самого Васи, которому она позвонила, распрощавшись с Мишей Сидоровым.
        Собственно говоря, Васей он был только для Анны Сергеевны Глухаревой, своей классной руководительницы четвертьвековой давности, а в обществе его знали как Василия Щепочкина. Имея очень свободный режим работы, Василий имел все возможности предаваться своему любимому увлечению, за которое его в некоторых городских кругах прозвали «нашим доморощенным Пинкертоном». Хотя правильнее было бы его называть
«нашим патером Брауном» или «нашей мисс Марпл», так как Щепочкин из своего хобби не думал делать профессию, а расследованиями занимался даже не столько «из любви к искусству», как он сам говорил с легкой доли самоиронии, сколько из любви к истине и справедливости, о чем из скромности предпочитал умалчивать.
        В ожидании звонка Анна Сергеевна и Вася пили чай с вареньем и неспешно беседовали.
        - Знаешь, Вася, я пыталась читать «Дверь в преисподнюю», когда на выходных гостила у племянницы, - говорила Анна Сергеевна, - но, по правде сказать, недалеко продвинулась. Когда с экрана читаешь, то с непривычки глаза устают. Хотя довольно интересно. Правда, я не поклонница фантастики, но это на фантастику не очень-то похоже…
        - Здесь немножко другой жанр - так называемое «фэнтези», - пояснил Щепочкин.
        - Что-то среднее между фантастикой и сказкой. За эти дни я ознакомился с книгами Елизаветы Абариновой-Кожуховой, хотя и довольно бегло. Но если понадобится, то буду штудировать более основательно.
        - А что, может появиться такая надобность? - чуть удивилась Глухарева.
        - Боюсь, что да, - отчего-то понизил голос Вася. - Когда я читал про вашу тезку, Анну Сергеевну Глухареву, то меня просто смех разбирал - с вами ну ничего общего. Вы - заслуженный, уважаемый человек, Учитель с самой большой буквы, а Анна Сергеевна из книги - вы уж извините - просто какая-то авантюристка и истеричка, да еще с садо-мазохическими наклонностями. Хотя свой шарм в ней, пожалуй, есть. Спутать вас с нею - это надо иметь очень уж богатое воображение.
        - Так все это дело, может быть, и не стоит нашего внимания? - с надеждой вопросила учительница. - Просто кто-то похулиганил, и все?
        - Что похулиганили - не спорю. Но не думаю, что это обычное хулиганство. В телефонном разговоре, который вы записали, помнится, были такие слова - «по ту сторону известного вам городища»?
        - Ну да, что-то припоминаю. Чепуха какая-то!
        - И вовсе не чепуха, Анна Сергеевна. Дело в том, что городище с двумя столбами - это как раз то место, где от нас можно попасть в параллельный мир.
        - Погоди, Вася, - Анна Сергеевна встряхнула седеющей головой, - ты меня совсем запутал. Выходит, меня приглашают отправиться в параллельный мир, описанный в книгах Абариновой-Кожуховой?! И что я там должна делать?
        - Совершать всякие злодейства, - совершенно серьезно ответил Щепочкин.
        - И кому ж я там понадобилась?
        Вася на миг задумался:
        - Ясно, что не королю Александру и не его славным рыцарям - они вас… то есть вашу тезку терпеть не могут. Скорее всего, что в ваших услугах нуждаются сподвижники покойного князя Григория - барон Альберт, воевода Селифан и прочая шушера.
        - Кто они такие?
        - Упыри и вурдалаки. - Щепочкин рассмеялся. - Анна Сергеевна, дорогая моя, не смотрите на меня, как на сумасшедшего. В данном случае сумасшедший не я, а обстоятельства, просто я стараюсь рассуждать, из этих сумасшедших обстоятельств исходя.
        - Ну хорошо, а что мне-то делать, когда они опять позвонят? - задалась Анна Сергеевна практическим вопросом.
        Василий задумался уже надолго. Анна Сергеевна терпеливо ждала.
        - Знаете, Анна Сергеевна, ни с чем подобным я еще ни разу не встречался, - прервал молчание Щепочкин. - Дело может оказаться очень опасным. Так что для вас лучше всего было бы туда не ввязываться. Но я им займусь во что бы то ни стало.
        Анна Сергеевна даже рассердилась:
        - Вася, за кого ты меня принимаешь? Втянула тебя, а сама в сторону? Нет уж, теперь мы с тобой в одной команде!
        - Ну что ж, тогда я изложу свои предложения. Раз они - пока не знаю, кто - принимают вас за книжную Анну Сергеевну Глухареву, то вам придется на время ею стать.
        - Кем - авантюристкой и садо-мазохисткой? - возмутилась Анна Сергеевна.
        - Для начала просто Анной Сергеевной Глухаревой, - улыбнулся Щепочкин. - Тем более, что вы и на самом деле Анна Сергеевна Глухарева. Когда вам позвонят, то ведите себя как можно уверенней, если хотите, нахальней, как и положено вашей тезке, не давайте никакого определенного ответа и требуйте встречи с их главным. Словом, набивайте себе цену и не бойтесь перегнуть палку - это будет в полном соответствии с характером «книжной» Анны Сергеевны.
        - Ну а если они предложат встретиться лично? - осторожно спросила Глухарева.
        - Только на вашей территории, - рубанул Василий ладонью по воздуху, едва не задев при этом чашку. - Даже если вам скажут, что воскрес их главарь князь Григорий и хочет с вами повидаться - только у вас, и больше нигде!
        - Ну ладно, как скажешь. - Глухарева бросила взор на настенные ходики. - Странно, уже восьмой час, а звонка все нет. Или они решили кинуться из одной крайности в другую - звонить поздно вечером?
        И тут, словно по заказу, затрезвонил телефон. Анна Сергеевна потянулась к трубке, но Вася ее остановил:
        - Не спешите, Анна Сергеевна, не давайте им понять, что ждали звонка. И помните - вы теперь никакая не соросовская учительница, а знаменитая авантюристка и садо-мазохистка.
        Пока Щепочкин все это произносил, звонок успел прозвонить раза четыре. И лишь тогда он разрешил взять трубку. Ну а магнитофон уже был наготове - оставалось лишь кнопочку нажать.
        - Да! - бросила Анна Сергеевна, включив громкость.
        - Анна Сергеевна? - раздался почтительный голос, на сей раз определенно мужской. - Простите, что тревожим, но вы сами назначили через неделю…
        - Чего надо? - грубовато перебила Глухарева. - Говорите скорее, у меня нет времени!
        - Я относительно давешнего предложения…
        - Знаю! - рявкнула Анна Сергеевна. - Кто вас послал - Альберт, Селифан, или кто другой из шайки князя Григория?
        - Что вы, Анна Сергеевна, как вы можете?! - перепугался собеседник. - Такое - и по телефону!
        - А мне плевать! - надменно процедила Анна Сергеевна. - Или ты, кусок дерьма, скажешь, кто тебя послал, или я бросаю трубку. Считаю до трех. Раз, два, два с половиной…
        Анна Сергеевна посмотрела на Васю - мол, не слишком ли я круто завернула? Но тот в ответ восхищенно поднял большой палец.
        - Нет-нет, не бросайте! - взмолились на том конце провода. - Давайте лучше встретимся и лично все обговорим. Не могли бы вы подойти к…
        - Только на моей территории! - вспомнив предупреждения Щепочкина, категорически отрезала Анна Сергеевна. - Адрес знаете?
        - Конечно, знаю, почтеннейшая Анна Сергеевна, - залебезил собеседник. - Если я буду через пол часика, вас это устроит?
        Глухарева глянула на Василия, тот кивнул.
        - Ладно, черт с вами, приезжайте, - милостиво дозволила Анна Сергеевна. - И чтобы без фокусов!
        Глухарева царственно швырнула трубку и обернулась к Щепочкину:
        - Ну как?
        - Прекрасно. Вы очень точно вошли в образ. И знаете что, Анна Сергеевна… Когда он придет сюда, то должен встретить ту Анну Сергеевну, с которой говорил по телефону.
        - В каком смысле?
        - Читая Абаринову, я словно воочию представлял себе блондинку в черном кожаном пальто, таких же сапогах и цигаркой в углу рта. Эх, знал бы, что события будут развиваться так быстро, то заранее раздобыл бы весь этот реквизит…
        - Кое-что можно и на месте сварганить, - утешила Васю Анна Сергеевна и полезла в шкаф. Вскоре оттуда появились: светлый парик, черный болониевый плащ и кожаные сапожки, правда, красные. Нашлась и початая пачка сигарет.
        - Отобрала у своих оболтусов, когда курили под лестницей, - пояснила учительница.
        Прихватив весь этот инвентарь, Анна Сергеевна вышла в соседнюю комнату и через несколько минут вернулась совершенно преображенной.
        - Ну как? - спросила она, неумело закуривая.
        - Колоссально! - выдохнул Вася. - Прям вылитая Анна Сергеевна. Только немного приосаньтесь, чуть прищурьтесь, голову выше, грудь вперед…
        - Грудь? - переспросила Анна Сергеевна. - Ах, вы мне льстите.
        Щепочкин отошел на несколько шагов и взглянул на Анну Сергеевну, словно художник на только что написанную картину:
        - Да, прекрасно. Жаль, плетки не хватает.
        Анна Сергеевна на миг задумалась:
        - Погоди, как же я забыла - есть плетка!
        - У вас - плетка? - изумился Вася. - Вы что, решили обратиться к устаревшим педагогическим приемам?
        - А ты, Васенька, вспомни, - засмеялась Анна Сергеевна. - Шестой класс, драмкружок и ты в роли Карабаса-Барабаса… Хотя ты, как я слышала, и теперь занятия самодеятельностью не оставил?
        - Так, значит, у вас все сохранилось! - обрадовался Щепочкин.
        - А я ничего не выкидываю, - с гордостью заявила Глухарева.
        Еще раз заглянув в шкаф, она открыла какой-то старый чемодан и безошибочно извлекла оттуда карабасовскую плетку.
        - Браво! - зааплодировал Вася, когда Анна Сергеевна лихо щелкнула плеткой по полу.
        - Теперь даже великий Константин Сергеич Станиславский сказал бы - верю!
        Анна Сергеевна глянула на часы:
        - Он придет через десять минут. Как я должна себя вести?
        - Так же, как по телефону. Если что, можете и плетку в ход пустить - это у вас здорово получается.
        - Не смейся над старшими! - прикрикнула Анна Сергеевна. - Расскажи хоть вкратце, что это за Анна Сергеевна Глухарева и как она, то есть я, должна принимать их предложения?
        - Анна Сергеевна - это аферистка из нашего мира, попавшая в параллельный мир, где она занимается всякими темными делишками в паре с шарлатаном Каширским, - объяснил Дубов. - Иногда они выполняют поручения всяких злодеев, вроде князя Григория, а иногда действуют на свой страх и риск. И почти всегда терпят фиаско - как и полагается злодеям в сказках. Глухаревой и Каширскому противостоят «наши люди» - частный детектив Дубов, журналистка Чаликова и еще несколько человек, причем как из нашего, так и из параллельного миров. И им, в отличие от отрицательных героев, обычно сопутствует удача. Но это в сказках, а как у нас пойдет - от нас же и зависит. Теперь о возможных предложениях. Думаю, что сегодня состоится, так сказать, вручение верительных грамот, а до прямых предложений дело вряд ли дойдет.
        - А если?
        - Ну, тогда торгуйтесь отчаянно, но не говорите ни «да», ни «нет». Ваша задача - вытянуть как можно больше информации.
        - Не беспокойся - вытяну, - зловеще поигрывая плеткой, пообещала Анна Сергеевна.
        ГЛАВА СЕДЬМАЯ
        И ГРЯЗЬ СМЫВАЕТ ВСЕ СЛЕДЫ…
        Филиал банка «ГРЫМЗЕКС», куда в срочном порядке прибыл частный детектив Василий Дубов, представлял собою весьма живописное зрелище: на полу с обоих сторон барьера, отделявшего кассира от клиентов, лежало по окровавленному трупу, а вокруг них суетились медэксперты и оперативники, руководимые и направляемые инспектором Кислоярского ГУВД Лиственицыным. В уголке на стуле рыдала дама ярко выраженной богемной внешности, каковую не мог скрыть даже строгий форменный костюм банка
«ГРЫМЗЕКС».
        (Елизавета Абаринова-Кожухова, «Месть призрака»)
        Инспектор Рыжиков даже не замечал, что стоит коленями в мокрой холодной грязи, а его руки и новенький плащ в крови. У него на руках истекал кровью совсем молодой парень и, как назло, никого рядом не было. Конечно, инспектор сразу вызвал по мобильнику и милицию, и скорую помощь, и теперь злился на их медлительность, а больше на самого себя, что ничем не может помочь человеку, которого и видел-то впервые в жизни. Хотя в сумерках, да еще и при полном отсутствии освещения, лица было почти не разглядеть. Вообще-то обычно Рыжиков ходил через этот пустырь, спрямляя дорогу со службы до дома, и вот на тебе, такая беда.
        Инспектору показалось, что юноша пытается что-то сказать, и нагнулся поближе к его лицу, но тут тишину разрезала сирена, и на краю пустыря остановилась машина скорой помощи. Не выпуская голову потерпевшего из рук, инспектор закричал:
        - Сюда, сюда! Скорее!
        Бригаду скорой помощи возглавляла опытная врачиха Софья Васильевна, с которой инспектор был давно знаком.
        - Серьезная черепно-мозговая травма, - тут же определила Софья Васильевна, едва глянув на потерпевшего.
        - Но жить будет? - с надеждой спросил Рыжиков.
        Доктор ничего не ответила.
        Пока санитары укладывали пациента на носилки и осторожно, стараясь не поскользнуться, несли в его к машине, инспектор вновь обратился к доктору:
        - Софья Васильевна, я должен ехать вместе с вами. Надо установить личность потерпевшего, да и вдруг он придет в себя и что-то скажет. А то еще меня же запишут в главные подозреваемые…
        - Ну и шуточки у вас, Георгий Максимыч, - буркнула Софья Васильевна.
        Уже перекладывая мальчика на койку в машине, один из санитаров разглядел его лицо:
        - Так это же Мишка Сидоров, он с моей сестренкой в одном классе учится…
        - Где он живет, знаете? - Рыжиков резко обернулся к санитару.
        - Точно не скажу, где-то в районе Садовой.
        - Странно… Что он делал на другом конце города, да еще в таком месте и в такое время? - вслух задумался Рыжиков. - Ладно, это мы выясним.
        И тут, мигая синей лампочкой, подкатила милицейская машина.
        - Георгий Максимыч? - удивился глава оперативной группы, увидав инспектора. - Вы-то здесь откуда?
        - Я должен сопровождать потерпевшего, а вы тут все внимательно осмотрите, - распорядился Георгий Максимыч, залезая в «скорую». - Следы, вещдоки и все прочее. Учтите, это дело я беру под личный контроль.
        Скорая помощь укатила, а оперативники, тихо чертыхаясь, принялись ползать в полутьме по окровавленной слякоти. Однако результаты осмотра оказались явно неадекватны затраченным усилиям: ни орудия покушения, ни чьих-либо подозрительных следов, кроме самого Миши Сидорова и инспектора Рыжикова, обнаружить не удалось. Да и вряд ли удалось бы, если бы это даже было возможно.
        ГЛАВА ВОСЬМАЯ
        ПРЕДЛОЖЕНИЕ, ОТ КОТОРОГО НЕЛЬЗЯ ОТКАЗАТЬСЯ
        Барон Альберт при виде входящей в кабинет Анны Сергеевны был сама любезность:
        - Ах, дорогая моя, как я рад вас видеть! Хорошо ли доехали?
        - Премерзко, - бросила Анна Сергеевна. - И я вообще предпочла бы сюда не ездить!
        - Ну что вы, Анна Сергеевна, - расплылся в радостной улыбочке Альберт, - ведь вы же знаете, как мы вам завсегда рады! Вы для всех наших начинаний - как соль, необходимая в любом кушанье.
        Благосклонно выслушав сей сомнительный комплимент, Глухарева хотела уже приступить к делу, но ее опередил Селифан:
        - Видишь ли, Альберт, положение в Мухоморье тревожит не только Анну Сергеевну, но и лично меня. Я уверен, что и ты всполошился бы, если бы узнал истинное положение вещей!
        - Я прекрасно знаю истинное положение вещей, - холодно ответил барон. - Мой тайный приказ работает без сбоев. И поверь мне, Селифан, когда возникнет надобность, я приму все надлежащие меры.
        (Елизавета Абаринова-Кожухова, «Дверь в преисподнюю»)
        В дверь позвонили.
        - Входите, не закрыто! - крикнула Анна Сергеевна. Когда гость вошел в комнату, он увидел хозяйку, сидящую в кресле, закинув ногу на ногу, и небрежно поигрывающую хлыстом.
        - Ах, Анна Сергеевна, вы совсем не изменились! - восхищенно воскликнул гость, галантно опустившись на одно колено и целуя хозяйке носок сапожка.
        Анна Сергеевна чуть растерялась - такое приветствие предполагало давнее знакомство, а она впервые видела этого неприметного господина с тараканьими усами и зачесанными на плешь остатками волос.
        Однако раздумывать было некогда, и Анна Сергеевна, отдернув сапожок и щелкнув плеткой перед носом незнакомца, брезгливо проговорила:
        - Хватит комедию ломать! Или говорите, кто вы и что вам, черт побери, от меня нужно, или выметайтесь к такой-то матери!
        Выпалив все это, заслуженная учительница в глубине души ужаснулась - до нынешнего дня она никогда в жизни так не выражалась.
        Посетитель кряхтя поднялся и согнулся перед хозяйкой в угодливом поклоне:
        - Ну разумеется, сударыня, вы можете и не вспомнить столь ничтожного холопа, как ваш покорный слуга…
        - Хватит дерьмо в ступе толочь! - перебила Анна Сергеевна. (Это выражение она иногда использовала в разговоре с нерадивыми учениками, только вместо «дерьмо» говорила «воду»). - Ближе к делу! Кто вы такой?
        - Я - барон Альберт, - чуть приосанившись, представился гость. - Глава Тайного приказа в Белой Пуще. И поверьте мне, почтеннейшая, я никогда бы не решился докучать вам, кабы не был к тому призываем моим высоким повелителем, Его Злодейством князем Григорием…
        - Каким еще князем Григорием? - презрительно вскинула брови Анна Сергеевна. - Он же давно сдох!
        Барон Альберт почтительно хихикнул:
        - Нет-нет, уважаемая Анна Сергеевна. Имею сообщить вам радостнейшую новость - слухи о кончине князя Григория оказались сильно преувеличены. Князь не токмо жив, но и собирается вернуть себе престол, столь велоро… вероломно у него отъятый.
        - Ну и пускай себе возвращает, что хочет, - раздраженно бросила Анна Сергеевна, все более вживаясь в образ. - От меня-то ему какого беса нужно?
        - О-о, Анна Сергеевна, вы - самая неотъемлемая часть его замыслов, - почтительнейше осклабился Альберт. - Он мне лично так и сказал: найди госпожу Глухареву во что бы то ни стало, потому как она, то есть вы - та соль, без коей любое самое изысканное блюдо останется пресным и безвкусным!
        - Ну и где он, этот ваш князь Григорий? - как бы между прочим поинтересовалась Анна Сергеевна. - И вообще, раз я ему так нужна, то мог бы встретиться со мною лично, а не подсылать… - Хозяйка чуть было не назвала гостя «шестеркой» или даже
«холуем», но удержалась: - А не подсылать помощников.
        - Дело в том, достопочтеннейшая… Будьте здоровы!
        - Спасибо, - буркнула Анна Сергеевна, хотя вовсе и не чихала. - Ну, и в чем же дело?
        - К сожалению, теперь это невозможно, - вздохнул Альберт. - Ибо князь Григорий по вполне понятным причинам пребывает в глубоком подполье, и даже ваш покорнейший слуга далеко не всегда имеет возможность его лицезреть. Но уверяю вас, достопрепочтеннейшая Анна Сергеевна, что князь Григорий знает обо всем, и наша встреча происходит по его ведению и повелению.
        - Ну ладно, хватит болтать, - оборвала его Анна Сергеевна. - Выкладывайте, чего надо вашему князю Григорию. Небось, опять какие-нибудь темные делишки, а?
        - Ну что вы, Анна Сергеевна, разве князь Григорий способен на темные делишки? - бурно возмутился барон. - Его дело правое, и своего он добивается исключительно благородными средствами!
        Анна Сергеевна нетерпеливо щелкнула хлыстом - ей явно надоело словоблудие гостя. Они уже четверть часа беседовали, но собственно по делу не было сказано ни слова.
        - А теперь послушайте меня, - заговорила Глухарева, властно поглядывая на Альберта, который стоял перед ней, съежившись и опустив глаза, будто проштрафившийся первоклассник. - Если вы прибыли, чтобы обменяться верительными грамотами, то будем считать, что эта часть вашего дипвизита выполнена. Есть конкретное дело - выкладывайте. А нет - будьте здоровы, мне еще… - Анна Сергеевна чуть было не сказала: «Мне еще домашние задания проверять надо». - У меня дел невпроворот!
        Однако барон Альберт, кажется, был патологически неспособен говорить о деле без предисловий и экивоков:
        - Видите ли, достопочтеннейшая, дело до вас у князя Григория действительно есть, но я, право же, не знаю, с чего начать… Ну ладно, попытаюсь. Вам, несомненно, известно имя главного погубителя князя Григория. - Альберт выжидающе уставился на Анну Сергеевну. Но так как Анна Сергеевна даже не удостоила его кивком, то он нехотя уточнил: - Некто господин Дубов.
        Это имя называл и Щепочкин, перечисляя абариновско-кожуховских персонажей, но Анна Сергеевна продолжала хранить непроницаемое молчание.
        - И вы его уже как-то пытались, гм, так сказать… - продолжал мямлить барон, не решаясь произнести решительные слова.
        - Замочить, что ли? - пришла ему на помощь Анна Сергеевна.
        - Устранить, - мягко уточнил Альберт. - Но увы, в тот раз вас постигла неудача. Или, вернее, негодяя Дубова постигла удача - он остался жив и продолжает свои козни. И вот теперь, как бы это сказать…

«О Господи, во что я вляпалась!» - тоскливо подумала Анна Сергеевна, а вслух произнесла:
        - Все ясно - доделать незавершенку.
        - Да-да-да, конечно! - закивал Альберт, радуясь, что ему самому не пришлось говорить главных слов. - И поверьте, почтеннейшая, князь Григорий в долгу не останется.
        - Я должна подумать, - сквозь зубы процедила Анна Сергеевна. И как бы между прочим полюбопытствовала: - Ну и где же этот мерзавец Дубов обретается - небось, за городищем?
        - О, нет-нет, Анна Сергеевна, за городищем вас ждут куда более важные поручения, - рассыпался мелким бесом Альберт. - А Дубов сейчас находится в вашем городе. Кстати, он знает, что за ним охотятся поборники справедливости, и поэтому сменил имя и даже внешность.
        - Ну и как же его теперь зовут? - зевнула Анна Сергеевна.
        Альберт понял, что, пожалуй, для первого раза сболтнул лишку, но отступать было поздно. Воровасто оглянувшись, он достал из внутреннего кармана ручку и записную книжку, выдернул листок, что-то на нем нацарапал, показал Глухаревой и тут же поспешно сжег в пепельнице.
        Анна Сергеевна хранила холодное молчание и лишь легким кивком дала понять, что все поняла и все запомнила.
        - Ну и как? - выжидающе глянул на нее барон Альберт.
        - Раз надо - сделаем, - бросила Глухарева. - Надеюсь, не очень срочно?
        - Нет-нет, ну что вы, - залебезил повеселевший барон Альберт. - Никакой срочности, главное - надежность. А все наводки мы вам дадим, и насчет задаточка не извольте беспокоиться - всё будет в наилучшем виде!
        Когда барон Альберт, кланяясь и рассыпаясь в любезностях, покинул жилище Анны Сергеевны, дверь шкафа отворилась, и оттуда вывалился Василий Щепочкин.
        - Да уж, Анна Сергеевна, я и не представлял себе, что у вас там столько пыли, - сказал он, снимая с плеча оренбургский пуховый платок цвета темно-вишневой шали. - Еле от чиханья удержался.
        - Один раз не удержался, - усмехнулась Анна Сергеевна.
        - Но зато вы, Анна Сергеевна, были великолепны, - восхитился Вася. - Вам бы в театре выступать, право же!
        - Мне и в школе цирка хватает, - пробурчала Анна Сергеевна, хотя Васин комплимент пришелся ей по душе. - Эх, увидал бы меня мистер Сорос - точно бы исключил из своих лауреатов.
        - Или наоборот - представил бы к еще одной премии, - шутливо возразил Щепочкин.
        Но Анна Сергеевна резко посерьезнела:
        - Шутки шутками, а дело-то совсем не шуточное. Похоже, Миша был прав - мы имеем дело с шайкой преступников и убийц!
        - А по-моему, просто взрослые дяди начитались сказок и решили поиграть «в князя Григория». Этот барон Альберт вам случаем не сказал, каким способом вы должны
«мочить» литературного персонажа Дубова?
        Анна Сергеевна строго посмотрела на Щепочкина:
        - Вася, ты еще в школе имел привычку невнимательно слушать на уроках. Или ты не понял, что они под литературным Дубовым подразумевают вполне реального человека?
        - Да, что-то такое припоминаю.
        - А теперь догадайся с трех раз, кого именно они предложили мне «замочить»!
        Щепочкин даже присвистнул:
        - Вот это да! Право же, Анна Сергеевна, удача сама плывет к нам в сети.
        - Какая удача?! Ты что, не понимаешь, что они собираются тебя убить, к тому же моими руками!.. И вообще, - продолжала Анна Сергеевна, немного успокоившись, - я потому согласилась так быстро, что иначе бы они сами это сделали.
        - Анна Сергеевна, вы поступили совершенно правильно - такой заказ никак нельзя выпускать из рук, - продолжал балагурить Щепочкин. - Раз уж устранить меня они наняли, шутка сказать, саму Анну Сергеевну Глухареву, то и заплатят за мою голову по-царски. Так что требуйте с них по полной программе…
        - Если ты не прекратишь дурачиться, то я тебя прибью совершенно бесплатно! - не выдержала Анна Сергеевна. - Мы должны немедленно обратиться в милицию!
        - А что мы ей скажем? - вмиг успокоившись, отвечал Вася. - Что барон Альберт
«заказал» вам Василия Николаевича Дубова, которого на самом деле зовут Василий Юрьевич Щепочкин? Да нас с вами просто на смех подымут!
        - Ну и что же делать - ждать, пока…
        - Я обращусь в милицию частным образом. На днях увижу инспектора Рыжикова в неофициальной обстановке и все ему расскажу.
        - Где, если не секрет?
        - На репетиции в нашей художественной самодеятельности. Мы ж теперь ставим
«Ревизора»!
        - И вы с инспектором репетируете Бобчинского и Добчинского? - предположила Анна Сергеевна. Щепочкин рассмеялся:
        - Не совсем. Инспектор - Городничего, а я - Держиморду… Ну ладно, пора собираться. Я так чувствую, что у вас еще дел невпроворот. - Вася кивнул на кипу тетрадок. - Вы, Анна Сергеевна, главное дело, торгуйтесь и тяните время - мы должны вывести этих сказочников на чистую воду еще до того, как вы меня… Ну ладно, не буду, не буду, - засмеялся он, заметив, что госпожа Глухарева не в шутку потянулась за
«садо-мазохической» плеткой.
        Из дома учительницы Щепочкин ушел в наилучшем расположении духа, размышляя о том, как использовать обстоятельства в свою пользу. Или, вернее, во вред тем, кто затеял совершать преступления «по книге», олицетворяя себя с литературными злодеями. И первое решение, которое принял Василий - не торопиться и подождать, что еще выкинут «упыри и вурдалаки», а пока что внимательнее перечитать книги Абариновой-Кожуховой.
        А Анна Сергеевна, проводив Васю, принялась за свои терадки. Хотя, конечно, мысли ее меньше всего были заняты косинусами, биссектрисами и прочими логарифмами.
        ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
        СОБАЧЬЯ РАДОСТЬ
        ПУШКИН. А чего мне бояться? Я тут живу мирно, никого не трогаю, заговоров противу правительства не замышляю…
        ВУЛЬФ. Так вот, сидим это мы с господином Пещуровым, беседуем о том о сем, а потом Алексей Никитич что-то увидал, подвел меня к окну и указал на некоего господина - мол, вот он, тот особый чиновник. (Понизив голос) Но я его узнал - это страшный человек!
        АРИНА РОДИОНОВНА (испуганно крестится) Прости, господи!..
        ПУШКИН. И чем же он такой страшный?
        ВУЛЬФ. А тем, что стоит ему где-то появиться, то тут же что-нибудь приключается.
        ПУШКИН. Прошу тебя, Алексей Николаич, не надо меня стращать - ты же знаешь, что я не из пугливых. Говори напрямую.
        ВУЛЬФ. Напрямую? Пожалуйста. Если ему не удастся найти на тебя чего-то порочащего, чтобы законным путем отправить в крепость или Сибирь, то… Ну, сам понимаешь. Так чисто сработает, что и не подкопаешься.
        АРИНА РОДИОНОВНА. Александр Сергеич, голубчик ты мой, да беги ты отсюда, пока эти супостаты тебя не загубили!
        ПУШКИН (озадаченно) Ну и дела. Что ж делать-то?
        ВУЛЬФ. Как что? Бежать, пока не поздно! Мне не веришь, так вот хоть Арину Родионовну послушай, уж она-то тебе зла не пожелает!
        (Елизавета Абаринова-Кожухова, «Поэтический побег»)
        Зеркала в гостиной, как и во всем особняке покойного банкира Шушакова, все еще были затянуты черным крепом. Во все черное была одета и Ольга Ивановна, вдова Ивана Владимировича, лишь поверх платья был накинут цветастый «цыганский» платок - подарок покойного супруга.
        Кроме вдовы, в гостиной находились ее дочка, тоже Ольга и тоже Ивановна, и господин Семенов, ближайший помощник Шушакова, ныне временно управляющий делами банка.
        Единственным современным предметом в гостиной, отделанной слегка «под старину», был радиоприемник «Панасоник». Музыка, негромко льющаяся из стереодинамиков, замаскированных под греческие вазы, ничуть не мешала хозяйкам и гостю, расположившись на диване а-ля Ришелье, обсуждать свои дела. А точнее, дела Ольги Ивановны-старшей, которые обстояли мягко говоря, отнюдь не лучшим образом. И дочка, очень похожая на мать лицом и станом, и господин Сидоров, вальяжный господин лет тридцати с небольшим, с вьющейся темной шевелюрой, как могли, пытались ее утешить.
        - Ну не убивайтесь так, Ольга Ивановна, - говорил Семенов приятным, чуть распевным баритоном. - Все устроится, все уляжется. Вы, главное, сами себя не накручивайте.
        - Да как же я могу себя не накручивать, - чуть не плача отвечала Ольга Ивановна, - когда меня обвиняют в убийстве, да еще собственного мужа! Это ж просто уму непостижимо…
        - Если читать все, что пишут в газетах… - начал было Сидоров, но его прервала Ольга Ивановна-младшая:
        - А вы еще не знаете, Григорий Алексеич? Сегодня маму вызвали в милицию, и инспектор Рыжиков объявил, что она официально объявлена подозреваемой, а в качестве меры пресечения избран домашний арест!
        - Да, так и сказал, - всхлипнула Ольга Ивановна. - А когда я спросила, какие у них основания считать, что Ванечку убили, и почему именно я под подозрением, он ответил, что эта информация не для разглашения. Такое впечатление, что на него кто-то надавил. - Ольга Ивановна поднесла к глазам кружевной платочек.
        - Не кто-то, а что-то, - резко произнесла Ольга-младшая. - Общественное мнение, которые создают всякие подонки вроде этого мерзкого ди-джея Гроба!
        Тут, словно в ответ на ее слова, музыка смолкла, а из греческих ваз раздался характерный мужской голос:
        - Господа слушатели, у микрофона по-прежнему я, ваш любимый и незаменимый ди-джей Гроб. Передаем сводку криминальной информации. Подтверждаются подозрения о причастности безутешной вдовушки к безвременной кончине нашего олигарха Ивана Владимирыча Шушакова…
        - Григорий Алексеич, выключите эту гадость! - почти выкрикнула девушка.
        - Нет, пусть говорит, - неожиданно твердо и спокойно велела Ольга Ивановна. - Григорий Алексеич, сделайте погромче.
        - Своими действиями наша доблестная милиция признала, хоть и косвенно, что мадам Шушакова таки виновна в инкриминируемом ей преступлении, - с апломбом вещал ди-джей Гроб. - А вообще-то преступность распоясалась вконец - она уже и до нашего светлого будущего добралась. Я имею в виду наших детей. Девятиклассник Михаил Сидоров, которого чуть ли не среди бела дня бабахнули по чайнику железякой, до сих пор не пришел в сознание. А то, что это покушение, как и подозрительную смерть олигарха, взялся расследовать наш комиссар Мегре, сиречь инспектор Рыжиков, означает одно - истина так и останется где-то рядом. Ну а теперь для стимуляции умственной деятельности уважаемого инспектора Лестрейда мы поставим прелестную песенку о фаллоимитаторах «Пластмассовый рай» в исполнении любовеобильной Лады Корольковой…
        - Ну что я им сделала? - исторгся вопль из души Ольги Ивановны. - За что они меня так ненавидят?!
        - Ольга Ивановна, поймите, этот ди-джей Гроб говорит то, что ему заказали, - стал терпеливо объяснять господин Семенов. - И то, что пишут про вас в газетах - все это, извините, типичнейшие заказные материалы. Просто кому-то вы очень мешаете. То есть не вы как гражданка Ольга Ивановна Шушакова, а вы как основная наследница покойного Ивана Владимировича и держательница контрольного пакета акций банка. Поверьте, ставка слишком высока, и они ни перед чем не остановятся. А если понадобится… - Григорий Алексеевич не договорил, но и так все было понятно.
        - Что же делать? - совсем пригорюнилась вдова.
        - Что, что! Бежать надо, вот что! - вдруг брякнула дочка.
        - Да что ты, милая! - всплеснула руками Ольга Ивановна. - Куда бежать?!
        - Знаете, Ольга Ивановна, а ведь в словах Оли есть свое рациональное зерно, - после недолгого молчания раздумчиво заговорил Семенов. - А что они вас в покое не оставят, в этом я не сомневаюсь. То, что я скажу, конечно, конфиденциальная информация, но в скором времени из банка начнут постепенно увольнять всех сподвижников Ивана Владимировича, с которыми вместе он начинал, и заменять их людьми совершенно посторонними.
        - И вас тоже? - как бы между прочим спросила Ольга.
        - Меня, скорее всего, оставят до поры до времени, - не очень уверенно ответил Григорий Алексеевич. - Пока замену не найдут. По-моему, я у них на подозрении…
        - Простите, Григорий Алексеич, вот вы говорите - «они», «у них», - не выдержала Ольга Ивановна. - А кто они такие, эти «они»?
        - Увы, дорогая Ольга Ивановна, этого даже я доподлинно не знаю, - вздохнул господин Семенов, то ли впрямь не зная, то ли не желая говорить. - Но знаю одно…
        Тут зазвонил стоявший на хрустальном столике телефон - как и все в гостиной, он был сделан «под старину»: по такому телефону вполне мог бы вести великосветские беседы какой-нибудь по счету Людовик с мадам де Помпадур. Или Екатерина с князем Потемкиным.
        Ольга Ивановна-младшая взяла трубку:
        - Мама, это тебя.
        Старшая Ольга Ивановна подошла к столику и приняла трубку.
        - Григорий Алексеич, вы это серьезно? - почти шепотом спросила Ольга.
        - О чем?
        - Что вы согласны - маме надо бежать? Неужели все и впрямь так плохо?
        - Боюсь, даже хуже, чем даже мы себе представляем, - не стал утешать девушку Григорий Алексеич. - А оставаясь здесь, Ольга Ивановна может потерять не только свободу, но и…
        - Что же делать? - побледнела Оля. - Ведь за домом наверняка следят!
        - Скажите, вы читали «Графа Монте-Кристо»?
        - Подкоп?!
        - Тише, Олечка. Что ж, можно и подкоп…
        Но договорить Григорий Алексеич опять не успел - Ольга Ивановна закончила разговор и вернулась к дочке и гостю.
        - Это кто - снова из милиции? - бесцветным голосом спросила Оля. - Наверное, проверяют, не сбежала ли ты?
        - Да нет, на этот раз какая-то московская журналистка. Зовут Надежда, а фамилию я не расслышала. Хочет взять у меня интервью.
        - И что вы ответили? - пристально глянул на нее Семенов.
        - Ни да, ни нет, - вздохнула Ольга Ивановна. - Вот с вами хочу посоветоваться.
        Так как дочка молчала, то свое мнение решил высказать Григорий Алексеич:
        - Ольга Ивановна, я понимаю ваши обиды на СМИ, но здесь случай особый. Решать, конечно, вам, но я бы на вашем месте непременно с нею встретился и убедил, что вас просто оклеветали. И это будет нетрудно по двум причинам: во-первых, потому что правда на вашей стороне, а во-вторых, любимая тема всех московских масс-медиа - насквозь коррумпированная провинция.
        - Ну и что это даст? - безнадежно махнула рукой Ольга Ивановна.
        - Мама, ну как ты не понимаешь! - не выдержала Ольга-младшая. - Ведь если в столичной прессе появится нормальная, объективная статья, то наши городские шавки хоть чуть-чуть да примолкнут!
        - О Господи, ну о чем вы говорите! - возопила безутешная вдова. - Все, чего я хочу, так это спокойно умереть, и чтобы меня похоронили рядом с Ванечкой!..
        Господин Семенов вздохнул. Его породистое, гладко выбритое лицо отразило одновременно и искреннее сочувствие, и легкую досаду на женщину, которая в отчаянии не может или не хочет сама себе помочь.
        Но тут высокая резная дверь приоткрылась, и в гостиную, поскальзывая широкими лапами по цветному паркету, ввалился огромный черный лабрадор. Обнюхав безупречно чистые туфли Григория Алексеича и шерстяные чулки Ольги, пес радостно замахал пушистым хвостом и уткнулся мордой в колени Ольги Ивановны.
        Увы - появление четвероногого друга не только не утешило, но еще более закручинило вдову:
        - Иван Владимирович так любил Фредика, и когда… когда его не стало… - На глазах Ольги Ивановны вновь выступили слезы. - Он так тосковал, бедняжка, что чуть сам не помер.
        - Только в последние дни опять повеселел, - поспешно добавила дочка. - Вот ведь как получается - пока папа был жив, так все вокруг вились, а пришла беда, только два верных друга и остались: вы да наш малыш.
        Словно услышав, что о нем говорят, «малыш» преданными глазами посмотрел на Ольгу.
        - Спасибо вам, Григорий Алексеич, за все, что вы для нас делаете, - сдерживая слезы, сердечно проговорила Ольга Ивановна. - Если бы не вы… да не Фредик…
        - Ну-ну-ну, Ольга Ивановна, держите себя в руках, - подбодрил ее господин Семенов.
        - Помните, вы должны жить и бороться за свои права. Если не ради себя, то хотя бы ради дочки.
        - Да, Григорий Алексеич, вы правы, нельзя так распускаться. - Ольга Ивановна решительно выпрямилась. - Ванечка бы мне этого не позволил.
        - Вот это совсем другой разговор! - обрадовался Семенов. И как бы вне всякой связи с вышесказанным переспросил: - Так вы говорите, Фредик чуть не умер с тоски? - Наклонившись к собаке, он соторожно тронул ее за огромное благородное ухо. - Не горюй, малыш, ты еще пригодишься…
        ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
        ПОКА НЕ ПОЗДНО
        Сняв с пакета внешний слой жесткой бумаги, детектив к некоторому удивлению обнаружил под ним другой пакет, а поверх него - записку:

«Уважаемый Василий Николаевич! Это послание придет к Вам не совсем прямым путем - через Санкт-Петербург, куда его отвезет на поезде надежный человек. Такова была просьба моего брата Григория Александровича Иваненко, трагически погибшего через два дня после возвращения из поездки в Р***. Оксана Иваненко.
        Если Вам необходимы подробности, то Вы можете связаться со мной по известному Вам электронному адресу или по телефону…» Далее следовал номер.
        Дрожащими пальцами Василий вскрыл внутренний пакет. В нем оказался целый ворох бумаг и фотографий. А сверху - вырванный из тетрадки в клеточку двойной листок с рукописным текстом.
        (Елизавета Абаринова-Кожухова, «Забытые письма»)
        Анна Сергеевна нажала кнопочку звонка. Дверь открыла женщина с заплаканным лицом. Увидев учительницу сына и с ней незнакомого молодого человека, она молча пропустила их в квартиру. Всю дорогу Анна Сергеевна твердила слова сочувствия и поддержки, которые от своего имени, а также от имени учительского коллектива и одноклассников собиралась сказать Мишиной маме Галине Павловне, но теперь почувствовала, что любые слова, даже идущие из глубины души, будут звучать фальшиво и неискренне. Потому Анна Сергеевна просто молча обняла Галину Павловну.
        - Как хорошо, что вы пришли, - сказала Галина Павловна, проводя нежданных гостей в небольшую комнатку, где едва помещался диванчик, самый минимум другой необходимой мебели, а у окна - письменный стол с компьютером. - Это Мишина комната. Только бы он вернулся… - И, пересилив себя, добавила почти по-деловому: - Доктора говорят, что положение очень тяжелое, но все-таки есть надежда…
        Почувствовав, что Галина Павловна вот-вот вновь заплачет, молодой человек поспешно спросил:
        - А что говорит милиция?
        - Это Василий Юрьевич Щепочкин, - представила его Анна Сергеевна. - Он ведет расследование, так сказать, в частном порядке.
        Галина Павловна посмотрела на Василия одновременно и с надеждой, и с недоверием:
        - Спасибо вам, конечно. Но мы люди небогатые, заплатить нечем…
        - Нет-нет, Галина Павловна, у меня в этом деле собственный интерес. Или, вернее, общий интерес с Анной Сергеевной. Это долго объяснять, но вы поверьте, пожалуйста, что мы искренне хотим вам помочь.
        - Я понимаю, - тихо вздохнула Галина Павловна.
        - Я тоже понимаю, как вам тяжело, но прошу вас - вспомните, что Миша делал, куда ходил, о чем говорил за последние…
        - Полторы недели, - подсказала Анна Сергеевна.
        - Совершенно верно, полторы недели. Это очень важно. Есть основания считать, что за нападением на Мишу стоит нечто большее, чем обычный грабеж или хулиганство.
        - А инспектор Рыжиков сказал как раз, что это и есть либо грабеж, либо хулиганство, - чуть слышно проговорила Галина Павловна.
        - Вы с ним встречались? - чуть удивился Щепочкин.
        - Да, он сюда приходил. Расспрашивал о Мише, чего-то здесь искал, даже компьютер включал.
        - Компьютер? - переспросила Анна Сергеевна.
        - Ну да, - кивнула Галина Павловна. - Миша делал какие-то записи, но не на бумаге, а сразу на компьютере. Это в директории «Мои документы», папка «Дневник». Инспектор скопировал к себе на дискету, говорит, может быть, там будет что-то, что поможет найти того, кто…
        - Галина Павловна, а мы можем посмотреть? - тут же подхватил Вася. - Не беспокойтесь, я с компьютерами обходиться умею.
        Галина Павловна молча кивнула, и Щепочкин, словно опасаясь, что она передумает, нажал кнопку включения. Папка «DNEVNIK» была на месте, но когда Вася ее открыл, она оказалась пуста.

«Доморощенный Пинкертон» ничуть не удивился:
        - Ага, ну, все ясно. Наверное, Георгий Максимыч вместо F5 нажал F6, и информация не скопировалась, а перенеслась на дискету. У неопытных компьютерщитков такое сплошь и рядом случается. Галина Павловна, вы нам позволите немного порыскать по хард-диску?
        - Да ради бога, - печально улыбнулась Галина Павловна. - А я вам пока чаю сварю.
        Едва хозяйка вышла, Вася резко вскочил со стула:
        - Анна Сергеевна, будьте так любезны, постойте у двери «на шухере».
        - Что ты собираешься делать? - забеспокоилась госпожа Глухарева.
        - Кое-что поискать. И отнюдь не в компьютере. - С этими словами Щепочкин распахнул дверцу письменного стола и просунул туда руку.
        - Разве тебя не учили, что так поступать нехорошо?! - зашипела Анна Сергеевна, встав тем не менее на вахту у двери.
        - Ну да, Анна Сергеевна, всякие мерзавцы людей убивают, а мы будем в белых перчатках чистоплюйствовать, - зло проговорил Щепочкин, продолжая шарить в столе.
        - Ага, вот оно!
        Василий вынырнул из стола, держа дискету с наклейкой, но без подписи. Недолго думая, он всунул дискету в дисковод.
        - То самое, - радостно выдохнул Вася. - Все, Анна Сергеевна, «шухер» закончился, гляньте сюда.
        На дискете была всего одна директория - «DNEVNIK» - а в ней множество файлов, имена которых состояли по преимуществу из цифр. Последний назывался 27-03.txt, и его-то Вася открыл.
        - «27-ое марта, - зачитал он. - Похоже, мои поиски начинают приносить результаты. Только что мне позвонил кто-то неизвестный и назначил встречу в восемь вечера на пустыре близ Надеждинской улицы. Объяснил, как туда проехать, и обещал дать важные сведения. Жалко, что я „засветился“, но иначе вряд ли бы что-то узнал. Одно ясно - все это гораздо серьезнее, чем считает Анна Сергеевна…» - Щепочкин вынул дискету и положил в карман. - Дома изучу во всех подробностях. Ясно одно - нападение на Мишу было тщательно подготовлено и спланировано. Так что никакое это не банальное хулиганство и не примитивный разбой.
        - Странно… - неуверенно проговорила учительница.
        - Что странно?
        - Если милиция считает, что Миша стал случайной жертвой, то для чего инспектору понадобилось рыться в его вещах и в компьютере?
        Ответить Вася не успел - в комнату вошла Галина Павловна, неся на подносе чай и скромную закуску.

…Пол часа спустя, сидя в салоне щепочкинского «Москвича», Анна Сергеевна и Василий подводили итоги визита к Сидоровым.
        - Как я и ожидал, Мишина мама знает совсем немного, только то, что Миша в последние дни был какой-то задумчивый и надолго уходил из дома, - говорил Вася. - Ну что ж, куда он ходил и что делал, мы узнаем из его записей.
        - Вася, а как ты ухитрился так быстро найти дискету? - спросила Анна Сергеевна. Чувствовалось, что этот вопрос ее очень интересует.
        - Элементарно, Анна Сергеевна, - засмеялся Щепочкин, заводя «Москвич». - В том, что она где-то существует, я не сомневался. Это уже такое правило у всех, кто работает на компьютере, особенно если что-то пишет. Твердый диск может в любой миг сломаться, и тогда вся информация пропадет, поэтому нужно делать копию на дискете. Конечно, и с дискетами всякое случается, но чтобы и то, и другое сразу - это уж совсем редко.
        - Ну и как ты ее отыскал? - не отступалась Анна Сергеевна. - Интуиция сыщика?
        - Да не совсем, - еще более развеселился Щепочкин. - Просто у меня у самого когда-то был такой же письменный стол. Там за верхней шуфляткой имеется углубление, вроде тайничка. Конечно, если бы инспектор Рыжиков поискал, то без труда нашел бы. Кстати, завтра у нас репетиция, нужно будет с ним потолковать.
        - И ты ему расскажешь о дискете? - усмехнулась Анна Сергеевна.
        - Да нет, наоборот - постараюсь что-нибудь из него вытянуть. - И вдруг вся его напускная веселость словно куда-то улетучилась. - Анна Сергеевна, а вам пора выходить из игры. Пока не поздно.
        Анна Сергеевна покачала головой:
        - Нет, Вася. Я втянула Мишу в эту, как ты говоришь, игру, а сама в сторону? Такого ты мнения обо мне?
        Вася помолчал. Потом нажал на сцепление, и машина медленно стронулась с места:
        - Барон Альберт больше не проклевывался?
        - Нет, я и сама удивляюсь.
        - Ничего, скоро появится. И не сомневаюсь, что будет вас поторапливать с моим убийством.
        - Ну и что же мне делать? - пригорюнилась Анна Сергеевна.
        - Как что? Выполнять заказ! - с мрачным воодушевлением откликнулся Вася.
        ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
        ПРОВОДЫ НА ЛИПОВОЙ УЛИЦЕ
        - Ах я болван! - хлопнул себя по лбу князь Святославский. - У нас же уха стынет!
        И князь, прихватив с собой Антипа, отправился в сени, где они впопыхах оставили котел и корзину. А вернувшись, они увидели, как Василий и боярин Андрей, установив закрытую бочку на подоконнике, живо обсуждают, как ее сбросить вниз, но так, чтобы она попала точно на телегу, а не на мостовую или, не дай Боже, на кого-нибудь из
«Идущих вместе».
        (Если бы князь Святославский был знаком с устным творчеством Ираклия Андронникова, то непременно вспомнил бы его яркий и образный рассказ, в котором Сергей Есенин точно так же высчитывал, в какой момент ему лучше всего сбросить из окна бочку с керосином, чтобы ненароком не пришибить двух старушек, движущихся по улице навстречу друг дружке).
        - Возьми чуть левее! - кричал Василий кучеру. - А вы, ребята, расступитесь, а то и до греха недалеко.
        - Еще бы! - подхватил боярин Андрей. - Охота мне из-за вас опять в темницу садиться!
        - Да тебе, злодей, голову отрубить мало! - крикнула боярышня Глафира.
        - Лучше о своей голове озаботься, дуреха! - не остался в долгу боярин Андрей. И это могло показаться весьма странным - доселе он ни в какие пререкания с митингующими не вступал и во время их акций даже к окну старался не подходить.
        Наконец, вычислив, что теперь бочка уж точно не упадет мимо телеги, Дубов и боярин Андрей решительно спихнули ее с окна. Бочка тяжело упала на солому, постеленную на телеге, возница свистнул кнутом, и лошадка с резвым ржанием понесла ее мимо терема градоначальника.
        (Елизавета Абаринова-Кожухова, «Царь мышей»)
        Надежда шла в шушаковский особняк, чтобы вручить Ольге Ивановне несколько экземпляров только что полученной из Москвы газеты с ее статьей. И хотя статья получилась очень хлесткой, особенно в той ее части, где журналистка брала под защиту вдову, безосновательно обвиненную в убийстве мужа, «родная» газета под благовидным предлогом публиковать ее не стала, и Надя передала статью в газету не то чтобы «желтую», а так - слегка желтоватую. Но, по мнению Надежды, даже и эта публикация должна была хоть сколько-то поднять душевный настрой Ольги Ивановны, к которой она во время их недолгой встречи несколько дней назад прониклась искренней симпатией.
        Однако, оказавшись на Липовой улице, Надежда увидела перед особняком роскошный
«Мерседес»-катафалк из бюро похоронных услуг. А из дома несколько человек с трудом спускали по мраморным ступеням не менее роскошный гроб.
        - Неужели Ольга Ивановна!.. - ахнула журналистка, вспомнив, в каком подавленном состании она застала вдову и как та в минуту откровенности даже высказала желание наложить на себя руки.
        - Ха, размечтались! - раздался прямо над ухом чей-то очень знакомый голос. - Да ваша Ольга Ивановна еще простудится на наших с вами похоронах!
        Надя обернулась - рядом стоял Гробослав. Правда, теперь он был одет не в строгий кафтан, а в яркую курточку с многочисленными цепочками и наклейками, на одной из которых значилось: «Радио FM Голубая волна». Судя по всему, теперь он был не соратником князя Григория и воеводы Селифана, а радио-ди-джеем Гробом.
        - А кто же тогда? - удивилась журналистка. - Неужто Оля?
        - Фредик, - с немыслимым сарказмом ответил Гроб. - Извините, Наденька, я на минутку - работа.
        Ди-джей извлек из бокового кармана мобильный телефон, набрал номер:
        - Алло, вы меня слышите? Да-да, сразу в прямой эфир… Уважаемые радиослушатели
«Голубой волны», это я, ваш любимый ди-джей Гроб, и на сей раз говорю с вами не из студии, а с Липовой улицы, где, как вам всем хорошо известно, расположен особняк нашего покойного олигарха Ивана Владимирыча Шушакова. Ну да, того самого, которого его же благоверная женушка и «пришила». Не прошло и месяца, как отсюда выносили гроб ее супруга, и вот вам пожалуйста, новые похороны. На сей раз хоронят шушаковского любимца Фредика. Для тех, кто не знает - водолаза. Как говорят, он был единственным приличным человеком в этой разухабистой семейке. Знаете, дорогие радиослушатели, я лично не присутствовал на похоронах Шушакова, но мне кажется, что гроб у Фредика не менее шикарный, чем у его хозяина. Говорят еще, будто Ольга Ивановна хотела похоронить его рядом с супругом, но из этой затеи ничего не вышло. А так как собачьего кладбища в нашем городе пока что нет, то погребение состоится в загородной усадьбе Шушаковых… Я, конечно, как всем прекрасно известно, не люблю распространять сплетни, но из источников, близких к достоверным, на днях почерпнул, что будто бы госпожа Шушакова сожительствовала с Фредиком, и
покойный супруг ей в этом приятном занятии вовсе не препятствовал, а очень даже наоборот.
        Надежде стало противно слушать весь этот мутный словесный поток, и она отошла в сторонку. Глянув вверх, она увидала Ольгу Ивановну, стоящую на балкончике второго этажа. Она была в том же темном платье с ярким цыганским платком. Время от времени она утирала слезы, а когда катафалк, дав протяжный гудок, отъехал, печально замахала рукой. Заметив Надежду, Ольга Ивановна величественно кивнула ей и медленными шагами покинула балкон.
        Решив, что безутешной вдове теперь не до нее и не до газетных статей, Надежда решила отложить визит на другой день. А так как беседовать с ди-джеем Гробом ей, мягко говоря, не очень хотелось, Надя поспешила прочь с Липовой улицы.
        ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
        ГОЛУБОЙ РЕВИЗОР
        Немного поразмыслив, режиссер нехотя согласился с доводами Дубова:
        - Ну хорошо, текст подкорректируем. Значит, так…
        - И потом, если Сальери на сцене, то где же Моцарт? - спросила баронесса фон Ачкасофф. Тут уж Святославский не выдержал:
        - При чем тут Моцарт? Ну скажите, при чем тут Моцарт, если предмет нашего исследования - Сальери? Да Моцартов сейчас что собак нерезаных, а Сальерей - единицы! - Немного успокоившись, Святославский продолжал: - Извините, господа, я погорячился. Но как вы не понимаете, что в данный момент Моцарт на сцене просто неуместен. В том-то и дело, что он не должен знать, что он Моцарт. То есть что он может быть отравлен.
        - Отравлен? - с подозрением переспросил инспектор Столбовой. - Вы что же, собираетесь травить Моцарта по-настоящему?
        - О боже мой! - всплеснул руками Святославский. - Ну что за непонятливые люди!.. Объясняю в сто двадцать десятый раз: все будет по-настоящему, как в жизни. И при любом исходе эксперимента вопрос о том, отравил ли один композитор другого, будет закрыт раз и навсегда. - Обернувшись к Щербине, режиссер заговорил уже сугубо по-деловому: - Ради чистоты эксперимента мы вынуждены отказаться от пушкинского текста. Значит, наша с вами задача, господин Щербина, несколько усложняется, но тем интереснее будет ее решать.
        (Елизавета Абаринова-Кожухова, «Недержание истины»)
        Святослав Иваныч, руководитель кружка художественной самодеятельности при городском Доме культуры, постоянно бурлил творческими идеями, малой толики которых с лихвой хватило бы на всю творческую биографию Станиславскому, Немировичу, Мейерхольду и Вахтангову, а кое-что перепало бы и самому Бертольду Брехту.
        Последним достижением Святослава Иваныча на ниве театрального искусства стала постановка бессмертной шекспировской трагедии «Ромео и Джульетта», к которой он подошел не только с творческой, но отчасти и с практической стороны: поскольку в пьесах Шекспира большинство ролей мужские, а в драмкружке было немало представительниц прекраснейшего из полов, то Святослав Иваныч принял революционное решение - все мужские роли отдать женщинам и, соответственно, наоборот. Ради такого случая Святослав Иваныч даже сам раздухарился и сыграл роль Джульетты, о которой, как он признался в интервью местной газете, мечтал последние пятьдесят лет.
        После шумного успеха, который поимела эта удивительная постановка, Святослав Иваныч обратился к творческому коллективу с новым призывом - дескать, а не замахнуться ли нам теперь, дамы и господа, понимаете ли, на Николая нашего дорогого Васильевича Гоголя? Артисты, всерьез поверившие в свои силы, с радостью согласились замахнуться, и теперь общими усилиями, в муках творчества, рождался новый театральный шедевр - «Ревизор».
        Исполнитель роли Держиморды Василий Юрьевич Щепочкин в сегодняшней репетиции занят не был, но тем не менее пришел, имея желание и необходимость побеседовать с инспектором Рыжиковым, которому Святослав Иваныч после триумфального дебюта в роли госпожи Монтекки поручил роль Городничего.
        Бегая по скрипучей сцене и то и дело натыкаясь на своих актеров, Святослав Иваныч раздавал новые гениальные идеи, касающиеся раскрытия главных образов.
        - Городничий и Хлестаков составляют как бы взаимодополняющую пару, и мы должны довести это до сознания зрителя. - Святослав Иваныч окинул артистов слегка безумным взором. Артисты благоговейно молчали, ожидая, что на сей раз выдаст их режиссер. И режиссер не обманул ожиданий: - Так вот, мы придадим их взаимоотношениям некоторые черты гомосексуального влечения!
        Городничий-Рыжиков воспринял это предложение спокойно - после того, как его шекспировская героиня, согласно режиссерскому замыслу, испытывала тайные лесбийские чувства к своей сопернице мадам Капулетти, инспектор был готов воплощать все, что угодно.
        Увы, того же нельзя было сказать о Хлестакове, чью роль репетировал Вадик - тот самый юноша, что нес венок от осиротевших сослуживцев на похоронах банкира Шушакова. Не то чтобы Вадику было стыдно или неловко играть «голубого» на сцене, но он, при всем уважении к Святославу Иванычу, полагал, что «голубой» Хлестаков - это уже явный перехлест.
        Однако Вадик знал верный способ, как отвлечь Святослава Иваныча от нежелательных идей - подбросить ему какую-нибудь другую идею, причем не менее «чумовую». В таких случаях режиссер обычно увлекался ею и забывал о предыдущей.
        Свежих идей у Вадика на данный момент не имелось, но, к счастью, было нечто иное:
        - Святослав Иваныч, вот вы все кручинились, что не можете подобрать исполнителя на роль доктора Христиана Ивановича Гибнера? По-моему, я нашел подходящую кандидатуру.
        Вадик кинул взгляд в зрительный зал. Улыбчивый молодой человек с копной светлых волос, сидевший в восьмом ряду и внимательно следивший за репетицией, встал и вежливо поклонился.
        - Это господин Мюллер, - представил его Вадик. - Но вы, Святослав Иваныч, можете звать его запросто - Герхардом Бернгардовичем.
        - О-о, замечательно! - обрадовался Святослав Иванович. - Именно таким я себе его… то есть вам себя… то есть себя вам… В общем, таким доктора Гибнера я и представлял. Да что вы там сидите, Гретхен Бертольдович, давайте сюда, к нам!..
        Герхард Бернгардович поднялся с места и, на ходу привычно поправляя галстук, легким шагом поспешил к сцене. Господин Мюллер был членом той самой делегации германских партнеров, которая прибыла по приглашению покойного Ивана Владимировича Шушакова, но успела как раз на его похороны. Через несколько дней делегация отбыла на родину, а Герхард Бернгардович по предложению и. о. директора банка «Шушекс» Григория Алексеича Семенова задержался на неопределенное время «для обмена опытом». Поскольку в банке Герхард Бернгардович оказался не очень-то загружен, то Вадику без особого труда удалось «раскрутить» его на участие в художественной самодеятельности.
        - Исфините, Святослафф Иванофич, я никогда не быль артист и не отшен знайт, как у меня получаться, - честно предупредил Герхард Бернгагдович, едва взойдя на сцену.
        - Получится, еще как получится! - радостно заверил его Святослав Иваныч. - Главное, что у вас есть желание и готовность. Я всегда говорил: нет маленьких ролей и нет маленьких актеров - есть маленькие концепции! А концепция вашей роли вовсе не так проста и однозначна, как это может показаться на первый взгляд. Даже великий Гоголь, при всей своей прозорливости, не до конца понимал персонажей своих пьес, и лишь мне в какой-то степени удалось расшифровать то, что он хотел, но не сумел сказать. И роль Христиана Ивановича в этом ряду занимает наипервейшее, хотя внешне и не очень заметное место…
        Вадик мог радоваться - переключившись на Герхарда Бернгардовича и его роль, Святослав Иваныч, казалось, забыл обо всем остальном, в том числе и о «голубом» Хлестакове. Но еще больше мог радоваться Василий Щепочкин - у него появился случай переговорить с инспектором Рыжиковым.
        Инспектору не очень-то хотелось пускаться в разговоры, связанные с его службой - куда охотнее он послушал бы витийствования Святослава Иваныча - но Рыжиков понимал, что от Щепочкина все равно отвязаться не получится, и со вздохом позволил ему отвести себя в сторонку.
        В надежде получить взамен от инспектора какие-то эксклюзивные сведения, Василий кратко, но исчерпывающе проинформировал его о своих встречах с Анной Сергеевной Глухаревой, о ее переговорах с бароном Альбертом и, наконец, о том, как барон Альберт «заказал» Анне Сергеевне частного детектива Василия Дубова. Инспектор терпеливо слушал, хмурился, но не перебил ни разу. Когда же Василий закончил свое повествование и выжидающе уставился на Рыжикова, тот нехотя произнес:
        - Ну и к чему вы клоните, уважаемый Василий Юрьевич? Налицо глупые игры каких-то великовозрастных балбесов. Ничего хорошего я в этом не вижу, но и состава преступления не усматриваю.
        - Простите, я вам забыл сказать - под Василием Дубовым балбесы подразумевали меня.
        - А вы с гражданкой Глухаревой, случаем, ничего не перепутали? - подозрительно посмотрел на Щепочкина инспектор.
        - На днях Анна Сергеевне опять звонил барон Альберт и напомнил, чтобы она была готова к возложенной на нее миссии, - бодро доложил Василий.
        - Какой миссии - убить вас?
        - Нет-нет, мое имя не звучало. И даже имя литературного героя Дубова. И даже слово
«убить». Но то, что они досаждают ей снова и снова, говорит о том, что все это отнюдь не глупые шутки!
        - И у вас есть доказательства? - как бы между прочим спросил Рыжиков.
        - Доказательств нету, - начиная понемногу раздражаться от неоправданного спокойствия инспектора, отвечал Щепочкин. - Их вы получите, когда в следующий раз наткнетесь уже не на Мишу Сидорова, а на меня!

«Ага, проняло!» - не без некоторого злорадства отметил Вася, увидев, что инспектор чуть заметно вздрогнул.
        - Кстати, как он? - спросил Щепочкин уже вслух.
        - Вам, Василий Юрьевич, это очень важно знать? - хмуро глянул на него Рыжиков.
        - Не столько мне, сколько Анне Сергеевне, - объяснил Василий. - Ведь Миша - ее ученик.
        - Вот как?
        - И даже более того - у меня есть основания считать, что на Мишу напали именно за то, что он попытался проникнуть в тайны тех, кого вы так снисходительно именуете балбесами.
        - Откуда вы это взяли? - удивился Рыжиков.
        Щепочкин понял, что на сей раз инспектор отчего-то вовсе не склонен пускаться с ним в какие-либо откровения. Из «электронного дневника» Миши Сидорова неоспоримо следовало, что занимался он именно слежкой за ролевиками из клуба друзей князя Григория. И тот факт, что Георгий Максимыч Рыжиков отказывался это подтвердить, яснее ясного говорил об одном: кнопку F6 вместо F5 на Мишином компьютере он нажал не по неопытности, а совершенно осознанно.
        Угадав по лицу Щепочкина, что тот знает больше, чем положено человеку, не связанному с официальными следственными органами, инспектор решил как бы пойти навстречу.
        - Знаете, состояние Михаила стабилизировалось, но по-прежнему очень тяжелое. Хотя непосредственной опасности для жизни вроде бы нет, - сказал он, понизив голос и как будто открывая Щепочкину очень-очень конфиденциальные сведения. - А за себя и Анну Сергеевну не беспокойтесь - я вам обещаю, что лично предприму все, чтобы установить подлинную личность этого барона Альфреда…
        - Альберта.
        - Тем более. И мы добьемся, чтобы он оставил заслуженную учительницу в покое. А не угомонится - и власть употребим!
        - Буду вам очень благодарен, - Василий искренне затряс руку инспектора. - Профилактика - великое дело. Хотя и не всегда срабатывает.
        Рыжиков тяжко вздохнул - сам того, может быть, и не желая, Щепочкин наступил ему на больную мозоль, напомнив о недавнем прискорбном происшествии: посаженная в профилактических целях под домашний арест Ольга Ивановна Шушакова каким-то чудом ухитрилась исчезнуть из собственного особняка, за которым велось самое тщательное наблюдение.
        - Георгий Максимыч, вы когда-нибудь видели, как работают наперсточники? - попытался Вася утешить Рыжикова. - Люди следят за шариком, не отрывая глаз ни на миг, а шарик все равно оказывается не там.
        - Но Ольга Ивановна же не шарик и не наперсток, - проворчал Рыжиков. - По-моему, это ребус как раз для вас, уважаемый Василий Юрьевич.
        - А что, я не прочь поразгадывать, - тут же загорелся Щепочкин. - При каких обстоятельствах это произошло?
        - Обстоятельства самые обычные. Единственное, что выходило за рамки обыденности - безвременная кончина и погребение лабрадора Фредика.
        - Ну, о похоронах газеты писали с разной степенью смакования. Пожалуйста, Георгий Максимыч, расскажите о том, что в прессу не попало.
        - Уведомив о кончине четвероногого любимца, мадам Шушакова обратилась к нам с ходатайством, чтобы ей дали возможность лично проводить покойного в последний путь, но, получив отказ, не настаивала…
        - Ну да, эта фотография обошла всю нашу желтую прессу: катафалк отъезжает, а Ольга Ивановна в черном платье и своем любимом цветастом платке с балкона машет вослед,
        - подхватил Щепочкин. - Очень трогательная картинка. А вы не выясняли, где в это время находилась ее дочка, Ольга Ивановна-младшая?
        - Ее в это время дома не было, - сообщил Рыжиков. - Ольга находилась в загородной усадьбе Шушаковых, где ожидала останки Фредика, дабы предать их земле. А затем отправилась в некий собачий питомник, где приобрела для матери собаку той же породы. Все это заняло порядка трех дней, и когда гражданка Шушакова-младшая воротилась в отчий дом, то свою матушку там не застала, о чем незамедлительно сообщила нам.
        - И что, Ольга Ивановна-старшая так и исчезла, будто под землю провалилась? - с недоверием спросил Щепочкин.
        - Нет, не под землю, - ответил инспектор. - В тот же день, когда дочка обнаружила ее пропажу, безутешная вдова объявилась в Лондоне. Так сказать, по натоптанным следам Герцена и Березовского.
        - Ну, тогда мне все ясно, - заулыбался Щепочкин. - Ольга Ивановна-старшая покинула особняк, извините, в гробу, предназначенном Фредику, а Ольга Ивановна-младшая, чуть подгримировавшись и набросив знаменитый цветной платок, вышла на балкон и изображала свою мать. Потом уехала из города, а когда узнала, что ее мамаша благополучно достигла брегов туманного Альбиона, то вернулась и заявила о ее пропаже.
        - Да, вроде бы сходится, - должен был согласиться Рыжиков, настолько это объяснение казалось убедительным. - И главное, теперь даже ее выдачи так просто не потребуешь! Ведь Ольга Ивановна корчит из себя чуть ли не политэмигрантку, жертву произвола, а в подтверждение всюду размахивает статейкой, которую накатала эта московская репортерка, Надежда, как ее, фамилию все не запомню…
        - Чаликова? - как бы между прочим подсказал Вася. (Надеждой Чаликовой звалась журналистка, одна из главных действующих лиц Абариновой-Кожуховой).
        Инспектор как-то странно и чуть искоса посмотрел на Василия:
        - Нет-нет, не Чаликова, как-то иначе. Ну и черт с ней. Если вдовушка не виновата, то пускай наслаждается заслуженной свободой на вольном Западе. А коли виновата, так пусть англичане с ней маются.
        - Да уж, Георгий Максимыч, железная логика, - усмехнулся Щепочкин.
        - По правде сказать, мне во всей этой истории жалко одного - Фредика, - нахмурился Рыжиков. - Выходит, чтобы провернуть монтекристовский побег, эти мерзавки убили своего любимца! Ужас какой-то. И потом, если вдова уехала в гробу, то куда же они девали труп собаки?
        Василий уже отворил рот, чтобы высказать свое мнение и по этому поводу, но тут раздался резкий голос Святослава Иваныча:
        - Ну вот, милейший Герцен Бардакович, надеюсь, вам ясна концептуальная канва вашей роли в свете широкой панорамы всего замысла! А теперь с места в карьер пройдем самую первую сцену. Господин Городничий, хватит вести посторонние разговоры, возвращайтесь взад на сцену и в образ.
        Рыжиков с облегчением кивнул Щепочкину и картинно лег на стол посреди сцены, задрав ноги чуть не к потолку - по замыслу Святослава Иваныча, знаменитый монолог Городничего «Господа, я пригласил вас, чтобы сообщить вам пренеприятнейшее известие» он должен был начинать именно в таком положении.
        А Вася Щепочкин, который как Держиморда в этой сцене занят не был, задумался над тем немногим, что ему удалось «вытянуть» из инспектора. Не меньше раздумий вызвала необычная скрытность Георгия Максимыча - обычно он бывал с Василием куда разговорчивее.
        ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
        ДАМА С СОБАЧКОЙ БАСКЕРВИЛЕЙ
        Запершись в туалете, Ибикусов извлек свой знаменитый мобильник и позвонил на коммерческую радиостанцию «Икс-Игрек-Зет-плюс» ведущему Якову Кулькову, который, едва заслышав знакомый голос, с радостью пустил его в прямой эфир передачи «Ночной кошмар». Выдержав многозначительную паузу, Ибикусов начал:
        - Всем, всем, всем! Имеющий уши да услышит. Говорит Ибикусов из особняка банкира Грымзина. Ползучий переворот, о котором я столько говорил, наконец-то начался. Начался этой ночью. И начался в доме Грымзина под аккомпанемент генеральной репетиции завтрашнего благотворительного спектакля. Темные силы похитили жену хозяина дома, оставив от нее лишь панцирь черепахи Тортилы. Уже нет сомнений, что Лидия Владимировна стала жертвой ритуального приношения тем идолам, которые хотят захватить власть в нашем городе, а затем и во всем мире. Не удивлюсь, если ее окровавленные останки завтра мы увидим на центральной площади Кислоярска. Далее, некто неизвестный совершил нападение на исполнительницу лисы Алисы, проломил ей череп, и ее, посчитав мертвой, отвезли в морг. Морговские эскулапы пытались ее изнасиловать с тем чтобы в дальнейшем расчленить и съесть, а кровью запить, и лишь чудом ей удалось сбежать из этого дикого дома. Но вернулась она в другой дикий дом
        - в Грымзинский особняк, и не нужно быть ясновидящим, чтобы предсказать ее дальнейшую судьбу. Пассивность присутствующих в доме инспектора милиции Столбового и его подчиненных наводит на мысль и на их причастность к этим темным силам. Не сомневаюсь, что следующей жертвой стану я - единственный человек, имеющий смелость открыто говорить о бесчинствах, творящихся в нашей стране. Я воочию вижу, как они перережут мне глотку, а потом, насладившись потоком моей крови, разрубят тело на куски, освежуют и съедят под стук барабанов, обитых моею же кожей. Поэтому, чтобы не допустить вакханалии насилия во всем городе, вы, дорогие земляки, обязаны принять меры. Берите оружие, вилы, топоры, и идите на Незнанскую улицу кдому Грымзина. Лишь решимость всего общества противостоять темным силам способна заставить их отступить. И если вы больше не услышите моего голоса, то знайте: люди, я любил вас - будьте бдительны!
        Ибикусов сунул телефон в карман и в задумчивости присел на унитаз. «Все, это за мной, пришел мой последний миг», подумал репортер, заслышав, как ломятся в дверь. Ибикусов встал и со вздохом обреченности откинул крючок.
        - Ну, убивайте, злодеи, - спокойно сказал он. - Я не страшусь ни вас, ни смерти.
        На пороге, поддерживая пышный песцовый хвост и переминаясь с ноги на ногу, стояла поэтесса Софья Кассирова.
        - Ах, извините, я не знала, что занято.
        - Да ничего страшного, - ответил разочарованный Базилио-Ибикусов и побрел в залу.
        (Елизавета Абаринова-Кожухова, «Искусство наступать на швабру»)
        Когда Гробослав в разговоре с Надеждой предположил, что она приехала из Москвы, чтобы написать репортаж об историко-ролевом клубе, он был довольно близок к истине. Но и Надежда, ответив, что вообще-то она журналистка широкого профиля, тоже не очень сильно кривила душой. Хотя в действительности круг ее интересов был еще шире - оказавшись занесенной из московской круговерти в небольшой провинциальный город, она обнаружила, что и в провинции жизнь порой бурлит не хуже, чем в блистательных столицах.
        Естественно, Надежда не могда пройти и мимо таинственного исчезновения Ольги Ивановны Шушаковой. Многочисленные версии, выдаваемые местными газетами и радиостанциями, Надю не очень удовлетворяли - их фантазии не простирались далее подземного хода, прорытого еще покойным Иваном Владимировичем, или банального подкупа стражников. А Наде хотелось знать истину - даже не для очередной сенсационной статьи, а, скорее, для себя.
        Не то чтобы Надя стремилась еще раз попасть в шушаковский особняк, но, когда она просто прогуливалась по городу, наслаждаясь солнечным весенним деньком, ноги сами принесли ее на Липовую улицу. Проходя мимо небольшого безымянного скверика, Надя замедлила шаги - по прошлогодней травке степенно прогуливался огромный черный водолаз, очень похожий на покойного Фредика, только с небольшим светлым пятнышком на шее, которого у Фредика не было. Надежда вздохнула - она вспомнила, как Фредик сразу потянулся к ней, едва Надя в первый раз явилась в дом Шушаковых, чтобы взять интервью у Ольги Ивановны. Увидев это, вдова печально проговорила: «Он хороших людей за версту чует».
        - Ага, так это же та собака, которую приобрела Ольга на замену Фредику, - смекнула Надя. Оглядевшись, она увидела и саму Ольгу - девушка сидела на скамейке и читала книжку.
        И вдруг пес сорвался с места и с радостным лаем бросился к Наде. Журналистка уже решила, что черное чудовище вот-вот вцепится ей в глотку, словно сэру Генри, но вместо этого он положил лапы ей на плечи и лизнул в щеку.
        - Фре… Джорджик, как ты себя ведешь! - закричала Ольга, вскочив со скамейки. - Ах, Надежда Федоровна, это вы? Извините его - такой глупый пес!
        Услышав это, Джорджик опустил лапы на землю и укоризненно глянул на хозяйку.
        - А знаете, Ольга Ивановна, я его сыздаля приняла за Фредика, - засмеялась Надя.
        - И не удивительно, они ведь родные братья, - закивала Ольга. - Или даже вообще близнецы.
        - А-а, понятно, - закивала Надежда. - И, видимо, чуять хороших людей за версту - это у них семейная черта?
        Ольга обернулась и, убедившись, что никого поблизости нет, заговорила, понизив голос:
        - Надя, вы так помогли маме и вообще нашей семье, что я не хочу вас обманывать: Фредик и Джорджик - один и тот же человек.
        - А кого же вы тогда хоронили? - изумилась Надежда.
        - Никого, - рассмеялась Ольга. - Все это мы затеяли, чтобы вывезти маму из дома.
        - В гробу?!
        - Ну да, в гробу. А Фредику я только пятно пририсовала, и все дела… Но это строго между нами!
        - Конечно, что за вопрос! - закивала Надежда. - А вы молодцы, такую операцию вдвоем провернули.
        Ольга лишь загадочно улыбнулась - до того, чтобы назвать Наде имена сообщников, ее откровенность не заходила.
        И тут девушка резко переменилась в лице - прямо в их сторону вразвалочку шел собственной персоной ди-джей Гроб.
        - Мерзавец, он еще смеет являться мне на глаза, - прошипела Ольга. - Ну, я ему покажу!
        - Оленька, успокойтесь, - пыталась увещевать ее Надя. - Мы, журналисты, люди подневольные, что нам закажут, то и поем.
        - Вот сейчас и узнаем, под чью дудку он визжит, - зловеще пообещала Ольга и, схватив Джорджика за ошейник, изобразила на лице самую разлюбезную улыбочку, на какую только была способна.
        Тем временем Гроб добрался до девушек, как ни в чем не бывало сердечно поздоровался и с ходу сунул под нос Ольге микрофон:
        - Ольга Ивановна, позвольте один нескромный вопросик. Наши радиослушатели жаждут поиметь эксклюзивную информацию. Поведайте нам, сколько миллионов награбленных у народа денег ваша матушка утащила с собой в Лондон?
        Но Ольга, вместо того, чтобы честно удовлетворить здоровое любопытство ограбленного народа, все так же любезно улыбаясь, шепнула Джорджику:
        - Фас.
        Джорджик с самого появления ди-джея поглядывал на него без особых симпатий, а услышав долгожданную команду, задергался и грозно залаял на Гроба. Тот невольно отшатнулся.
        - А хотите, я спущу его на вас? - любезно осведомилась Ольга.
        - Н-нет, не надо, - дрожа, пролепетал ди-джей. - Он же меня на куски разорвет!
        - Тогда отвечай, продажная шкура, какая сволочь наняла тебя распускать гадости про нашу семью, - все так же улыбаясь, предложила Ольга и как бы невзначай немного ослабила хватку на ошейнике.
        - Все, все скажу, - залепетал Гроб, покосившись на Надежду. Ольга схватила собаку в охапку, и ди-джей что-то шепнул ей на ухо.
        - Что-о?! - вспылила девушка. - Ты еще на честных людей будешь напраслину возводить? Урод, я тебя из-под земли достану! И твоих хозяев тоже!..
        Но Гроб уже улепетывал прочь, даже не замечая, что его микрофон, будто хвост, волочится по лужам и прошлогодней траве.
        Надежде, конечно, очень хотелось узнать, что же сказал ди-джей Ольге, отчего она пришла в такое негодование, но приходилось сдерживать жуналистское любопытство: если бы Ольга пожелала, то сказала бы сама.
        Однако вместо этого девушка заговорила о другом:
        - Надежда Федоровна, у меня к вам будет деловое предложение. На днях состоится расширенное собрание акционеров «Шушекса», и, скорее всего, меня изберут главой правления. Поверьте, мне лично это совсем ни к чему, но я согласилась из уважения к памяти отца. А предложение у меня к вам вот какое. Наш банк известен и во Франции, и в Швейцарии, с Германией так и вообще очень тесные контакты. А вот в собственном Отечестве, за пределами области, никто о нем и не слышал. Разве это справедливо?
        - Конечно, несправедливо, - с готовностью закивала Надя, уже догадываясь, к чему клонит ее собеседница.
        - Нет-нет, упаси Боже, никакого «пиара», никакой «джинсы» - так ведь это, кажется, называется у вашего брата-журналиста? Но если вы опубликуете где-нибудь в московской прессе статью, в которой объективно расскажете о нашем банке, не скрывая всех его достоинств и недостатков, то мы вам будем очень-очень благодарны!
        Надя задумалась. Все-таки, как ни крути, Ольга предлагала ей заказную статью. Однако было что-то такое, что не позволяло Надежде вежливо, но твердо отклонить заманчивое предложение.
        - Пожалуй, Ольга Ивановна, я попытаюсь выполнить вашу просьбу, - не очень уверенно заговорила Надежда. - Но для этого я должна основательно ознакомиться не только с витриной банка, но и с его внутренним устройством. Нет, конечно, я не собираюсь лезть в коммерческие тайны и все такое прочее, однако… Ну, вы меня понимаете.
        - Да-да, разумеется, - тут же ухватила мысль Ольга Ивановна. - Я поговорю с Григорием, и он… с Григорием Алексеичем Семеновым, нашим временным управляющим, и он вам выдаст пропуск. Постойте, Наденька, куда вы? Я хочу пригласить вас на чашку чаю.
        - Ну что вы, Ольга Ивановна, право же, не стоит, - принялась было отнекиваться Надя.
        - Хорошо, не на чашку чая. А как насчет эксклюзивного интервью с будущей главой банка?
        От такого искушения ни один журналист не смог бы отказаться, и минуту спустя девушки уже всходили на мраморное крыльцо банкирского особняка. Джорджик, весело виляя пушистым хвостом, не спеша поспешал следом за ними.
        ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
        ЛЮДОЕДСТВО: В КАЖДОЙ ШУТКЕ ЕСТЬ ДОЛЯ ШУТКИ
        За ужином обстановка была совсем безрадостной. Все, кто находились за столом, ели мало, угрюмо уткнувшись в тарелки, и даже неуклюжие попытки короля Александра развеселить своих сотрапезников никак не могли повлиять на их настроение. Скорее, наоборот.
        - Кушайте, господа, - радушно потчевал Александр, - а главное, запивайте. Конечно, пьянство - дело негодное, но стаканчик старого доброго винца на сон грядущий, знаете…
        Первой не выдержала госпожа Сафо:
        - Это чтобы послужить одновременно и выпивкой, и закуской?
        - Не понимаю, о чем вы, сударыня, - благодушно глянул на нее король.
        - Ну так я вам объясню, Ваше Величество, - запальчиво вскочила поэтесса, грозно уперев ручки в полные бедра, но король жестом усадил ее на место:
        - Не нужно, не нужно, Ну зачем такие мрачные мысли? Может быть, нынче ночью, гм, ничего и не произойдет… Перси, налей мне вина!
        Паж, внимательно наблюдавший за госпожой Сафо и прочими, кто был за столом, вздрогнул и, конечно же, опять пролил мимо.
        - Ну, за ваше здоровье, господа! - поднял кубок Александр. - И чтобы нынешняя ночь прошла спокойно.
        - Предупреждаю, что со мной это дело не пройдет! - вдруг заявила доселе молчавшая донна Клара. - И если господин людоед сунется ко мне в опочивальню…
        - То сам будет съеден! - докончил мысль синьор Данте.
        - Я предупредила! - высокомерно бросила донна Клара, окинув всех пламенным взором черных очей.
        - Такова есть наша жизнь, - философически заметил Иоганн Вольфгангович. - Сначала мы кого-то кушаем, а потом червячки кушают нас.
        (Елизавета Абаринова-Кожухова, «Дверь в преисподнюю»)
        Хотя господин Семенов уже второй месяц временно исполнял обязанности главы банка, привычки он сохранил самые демократические. К примеру, обедать Григорий Алексеич продолжал в банковском буфете, где любой сотрудник мог запросто к нему обратиться со своими вопросами.
        На сей раз Григорий Алексеич обедал в обществе Герхарда Бернгардовича Мюллера, который все более осваивался и в Шушаковском учреждении, да и за его пределами. Поглощая вареники с вишнями, Герхард Бернгардович увлеченно рассказывал Григорию Алексеичу о своих успехах в театре: режиссер Святослав Иваныч был очень доволен им в «Ревизоре» и уже намекал, что если бы герр Мюллер задержался в городе подольше, то вполне мог бы сыграть Мефистофеля в намечаемой постановке гетевского «Фауста».
        - Ну так оставайтесь, Герхард Бернгардович, куда вам торопиться? - подхватил Григорий Алексеич. - Вот скажите, вам в вашей Германии кто-нибудь предлагал сыграть Мефистофеля?
        - И бин не артист, а работник банк, - резонно возразил Мюллер.
        - А разве одно другому помеха? Ну ладно, я вам открою то, что пока что не для широкой огласки. - Григорий Алексеич огляделся, не подслушивают ли. - На днях наш банк возглавит Ольга Ивановна Шушакова, наследница покойного Ивана Владимировича, после чего в должности управляющего делами она утвердит вашего покорного слугу. А вас, дорогой Герхард Бернгардович, мы с Ольгой Ивановной хотели бы видеть на посту советника по зарубежным связям!
        - Менья? Затшем? - изумился господин Мюллер.
        - Затем, что вы толковый специалист, - объяснил Семенов. - Да не беспокойтесь, друг мой, с вашим руководством я уже договорился, и как только пожелаете, то сможете вернуться к себе в Штутгарт на прежнюю должность… Хотя я бы на вашем месте домой особо не торопился. Ну вот кто вы у себя на родине? - продолжал искушать будущий управляющий. - Обычный клерк, каких много. Ну, может быть, лет через десять сделаетесь каким-нибудь столоначальником, а там, глядишь, и до пенсии недалеко. А здесь… Да вы сами видите! - Семенов заговорщически прищурился. - А девушки у нас - вашим не чета. И вообще, Герхард Бернгардович, ежели вы не согласитесь, что девушки нашего города - самые красивые в мире, то вы мой злейший враг. Да вот взгляните - разве это не прелесть?
        Последние слова относились к Любочке - секретарше покойного Ивана Владимировича, перешедшей «по наследству» к Григорию Алексеичу. Она уже с минуту стояла возле столика и, улыбаясь, слушала, как Семенов уговаривал господина Мюллера остаться.
        - Григорий Алексеич, только что принесли почту, - Любочка положила перед шефом стопку писем, а одно послание подала Мюллеру: - Это для вас, Гер… Хер… Бер…
        Так и не выговорив трудного имени, Любочка отошла от столика, звонко цокая туфельками на высоких каблучках.
        - Да вот хоть Любочка - чем не невеста? - говорил Григорий Алексеич, покамест потенциальный жених распечатывал конверт. - И умница, и красавица, а что про нее гуторят, будто с Иваном Владимировичем шуры-муры крутила, то вы не верьте, это все из зависти… Ах, что с вами, Герхард Бернгардович?
        Мюллер резко выскочил из-за стола и, прикрывая рот, побежал прочь из буфета.
        - Неужто варениками, бедняга, объелся? - озабоченно вздохнул Семенов. - Вот уж верно говорят: что одним здорово, то другим - смерть.
        Через несколько минут господин Мюллер вернулся. Бледный и тяжело дыша, он плюхнулся за столик напротив господина Семенова и молча пододвинул к нему письмо.
        Григорий Алексеич негромко, но с выражением зачитал:
        - «Многоуважаемый Герхард Бернгардович! Извещаем Вас, что котлетки по-киевски, которыми Вы вчера обедали, были изготовлены из человеческого мяса. Впредь будьте более разборчивы в еде. С наилучшими пожеланиями, Ваш искренний доброжелатель». - Григорий Алексеич рассмеялся и положил послание на стол. - Да ну что вы, Герхард Бернгардович, не берите в голову. Есть у нас тут в банке шутники, меня тоже сколько раз по-всякому разыгрывали, и ничего - жив-здоров. Главное, воспринимайте все это с юмором.
        - Дас ист отшень глюпий шутка, - проворчал Мюллер, понемногу приходя в себя.
        - Да уж, шутка не из удачных, - согласился Григорий Алексеич. - Думаю, что доморощенный юморист решил вас «подколоть» тем, что один ваш соотечественник съел другого человека, причем с его же согласия.
        - Мне есть стыдно, что он мой сооче… что у меня и он айн фатерлянд! - не без пафоса заявил Герхард Бернгардович.
        - Ну не волнуйтесь вы так, - принялся успокаивать Григорий Алексеич. - Мне так же само бывает неловко, когда я слушаю в новостях о том, что происходит в моей стране. Так что забудьте об этой глупой записке, и если что-то похожее получите, то выбрасывайте в мусорник, не глядя.
        - А самый большой шутка в это дело, что обышно их бин вегетериан, то есть не кушат мясо, - доверительно сообщил Герхард Бернгардович, вновь принимаясь за вареники. - Просто фчера Вадик мне уговориль покушат эти… как их, киевски котлеттен. Сказаль, как будто дас ист фирменный блюд в ваш буфет. И вот что означайт один раз нарушайть установленный орднунг!
        - Да-да, порядок лучше не нарушать, - посочувствовал Григорий Алексеич. И вдруг, чуть подавшись в сторону сотрапезника, понизил голос: - Герхард Бернгардович, а может быть, ваше вегетерианство - это подсознательное бегство от неких тайных желаний?
        - В какой смысле, Григори Алексеевитш? - недоуменно глянул на него Мюллер.
        - Неужели вам никогда не хотелось полакомиться свежим человеческим мясцом? - продолжал Григорий Алексеевич не то почти в шутку, не то почти всерьез. - И лучше всего - человека, близкого вам. Например, молодой девушки, которая вам очень нравится?
        - А-а-а, фройляйн Люботшка! - радостно закивал Герхард Бернгардович. Он понял, что Григорий Алексеич, подобно неизвестному шутнику, тоже его разыгрывает, и решил поддержать игру. - Отшен аппетитный девушка, это есть правда.
        - Нет-нет, Любочка мне самому нужна, - поспешно перебил Семенов. - Как секретарша, не более того. Но если бы к вам пришла другая девушка и сказала: «Герхард Бернгардович, давайте займемся любовью, а потом вы меня расчлените и съедите». Или нет, это слишком просто. Лучше так - давайте бросим жребий, и кому выпадет, тот зажарит и съест другого. Неужели вы отказались бы?
        Господин Мюллер доел последний вареник, аккуратно вылизал кусочком хлеба оставшуюся сметану:
        - Данке шон, херр Григори Алексеитш, я очень оценить ваше чуфство хумор.
        Григорий Алексеич успокаивающе положил ладонь на руку собеседника:
        - Простите, Герхард Бернгардович, я не знал, что с вами о таких вещах шутить нехорошо. Обещаю, что с моей стороны подобных шуток больше не будет. - Мюллер молча кивнул. - Кстати, мое предложение насчет поста советника - это не шутка!
        - Я буду подумать, - сдержанно ответил Герхард Бернгардович, вставая из-за стола.
        Григорий Алексеевич задумчиво посмотрел в стакан с остатками чая, перечитал забытую Мюллером «людоедскую» анонимку, усмехнулся и, вложив ее обратно в конверт, небрежно сунул в карман.
        ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
        СГОВОР
        В коридоре на Дубова чуть не налетела Анна Сергеевна.
        - Здравствуйте, Василий Николаич! - скривив губки, деланно обрадовалась она.
        - Добрый день, Анна Сергеевна, - как ни в чем не бывало поздоровался детектив. Теофил деликатно прошел вперед и дожидался боярина Василия в конце коридора.
        - Явились, чтобы вредить мне? - сощурившись, продолжала Анна Сергеевна. Дубов вздохнул:
        - Вы сами себе вредите и своими действиями, и всем образом жизни. А я сюда явился в поисках истины и справедливости!
        - Слова, слова… - покачала головой Глухарева. - А я вам предлагаю действовать заодно - у меня уже есть парочку заманчивых делишек на примете!
        - Этого не будет никогда, Анна Сергеевна, - тихо, но непреклонно ответил Дубов. A госпожа Глухарева уже решительно запускала руку за корсаж.
        - Если вы отвергаете меня, - с пафосом говорила она, откупоривая скляночку с прозрачной жидкостью, - то и жизнь мне ни к чему! - C этими словами Анна Сергеевна основательно приложилась к бутылочке и, крякнув, вытерла рукавом рот. - Ах, я умираю! - решительно заявила она.
        - Ну и на здоровье, - улыбнулся Дубов.
        Анна Сергеевна начала плавно оседать, томно закатывая глаза и издавая предсмертные стоны. Василий галантно подхватил даму одной рукой, другой же незаметно ущипнул ее.
        - Ах вы противный! - взвилась лже-покойница, и тут же, изогнувшись, как кошка, прошипела: - Значит, война?
        - Между нами другие отношения просто невозможны, - усмехнулся Василий. - Извините, Анна Сергеевна, если у вас ко мне все, то я должен спешить - меня ждет Его Высочество.
        Анна Сергеевна посторонилась, и Дубов поспешил вслед за Теофилом. Но даже затылком он ощущал полный холодной ненависти взгляд госпожи Глухаревой.
        - Вздорная женщина, - заметил Теофил. - Его Величество Александр такую и на порог не пустил бы.
        (Елизавета Абаринова-Кожухова, «Дверь в преисподнюю»)
        Анна Сергеевна брела домой из школы, едва разбирая дорогу. Ее угнетали даже не столько собственные неприятности, сколько то, что она, сама того не желая, впутала в них совершенно непричастных людей. Слегка утешало лишь последнее сообщение из больницы, что здоровье Миши Сидорова медленно, но верно идет на поправку.
        Зато накануне вечером снова зазвонил телефон, и тот же голос, который Анна Сергеевна месяц назад приняла за Мишин, осведомился, готова ли Анна Сергеевна выполнить возложенное на нее почетное поручение. Несомненно, речь шла о предстоящем убийстве Дубова-Щепочкина.
        И хотя сообщение об этом звонке Вася воспринял со своими обычными прибауточками, Глухарева поняла, что он встревожился не на шутку. И даже не столько за себя, сколько за нее.
        Когда Анна Сергеевна, вся в невеселых раздумьях, шла по малолюдному переулку, кто-то ее негромко позвал по имени-отчеству. Глухарева оглянулась - в подворотне ее поджидал барон Альберт.
        Анна Сергеевна предполагала, что встреча с бароном состоится в самое ближайшее время. И означать она могла одно - от общих разговоров о готовности к действию вурдалаки переходили к практическому выполнению. Вернее, к уточнению деталей: где, когда и каким способом Анна Сергеевна Глухарева должна «замочить» частного сыщика Василия Дубова.
        Вообще-то Анна Сергеевна ожидала, что Альберт, как и в прошлый раз, пожалует к ней на дом. «Светиться» с ней на улице, пусть и столь малолюдной, его могли заставить лишь некие особые обстоятельства.
        - Вы уж извините, милейший барон, что я сегодня без кожаной одежды и прочего садо-мазохического антуража, - ухмыльнулась Анна Сергеевна, мгновенно входя в роль. - Сами понимаете, конспирация. Но плетка при мне, не беспокойтесь!
        Анна Сергеевна сделала вид, будто лезет в сумку за плеткой, чем вызвала на лице Альберта непритворный ужас:
        - Нет-нет, не надо. У меня к вам один вопрос. И от вашего ответа, уважаемая Анна Сегреевна, зависят дальнейшие распоряжения Его Злодейства князя Григория.
        - Ближе к делу! - прикрикнула Анна Сергеевна, будто плеткой хлестанула.
        - Тише, пожалуйста, нас ведь услышат! - взмолился барон Альберт. - Речь пойдет об известном вам лице…
        - О Дубове, что ли? - Анна Сергеевна словно и не слышала призыва говорить потише.
        Поняв, что госпоже Глухаревой на конспирацию плевать с высокой башни, Альберт, боязливо озираясь, увлек ее в подворотню:
        - Анна Сергеевна, вам было поручено, гм, так сказать, произвести некоторые действия над известной особой, а вы вместо этого вступаете с означенною особой в некие не совсем понятные сношения…
        Этого разговора Анна Сергеевна ждала - и она, и Василий Щепочкин предполагали, что за ними наблюдают, а следовательно, людям князя Григория известно и об их встречах.
        Анна Сергеевна надменно посмотрела на Альберта:
        - Замочить? Это всегда успеется. Дубов - ценный кадр, он еще нам пригодится. Я решила перетянуть его на нашу сторону.
        - Но князь Григорий…
        - Князь Григорий сам еще мне спасибо скажет.
        - Да, разумеется, но…
        - И потом, это даже в книге написано, - как бы не замечая баронских возражений, столь же самоуверенно продолжала Глухарева. - «Дверь в преисподнюю», часть третья,
«Золотая стрела», глава первая. Место действия - Новая Ютландия, королевский дворец.
        - Анна Сегреевна, книгу и я читал, - с трудом вклинился Альберт. - Но, насколько я помню, ваши попытки ничем хорошим так и не кончились.
        - А теперь я его уже почти уговорила, - пробурчала Анна Сергеевна. - Так и передайте вашему пахану. То есть, пардон, Его Злодейству.
        - Передам, конечно, - осторожно ответил барон. - Хотя, право, не знаю, даст ли он добро на такую самодеятельность…
        - Не даст - замочу, - отрезала Анна Сергеевна, не уточняя, кого она «замочит»: сыщика Дубова, барона Альберта, или князя Григория. - У вас все?
        - Все, Анна Сергеевна, - растерянно пролепетал Альберт.
        - А у меня не все, - вспомнила Глухарева. - Могу вас обрадовать: к нам едет Каширский.
        Однако барон Альберт особой радости не выразил:
        - На что мне этот бездельник?
        - Зато установки дает - будь здоров, - хмыкнула госпожа Глухарева. - А без установок я «мочить» не согласна, так и доложите вашему боссу!
        - Ладно, доложу, - нехотя пообещал Альберт.
        - Тогда счастливо оставаться. - Анна Сергеевна высокомерно кивнула барону и, не оглядываясь, поспешила прочь, оставив сообщника в подворотне и в самых растерянных чувствах.
        ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
        СЛЕДСТВИЕ СО ВЗЛОМОМ
        После бурного интервью у товарища Разбойникова и не совсем приятного общения с соседями по гостиничному коридору Надежде требовался отдых с горячим душем. Но не успела она приготовиться к этой процедуре, как распахнулось окно и в номер влетел молодой человек, которого журналистка видела сначала возле тюрьмы, а затем в синем
«Москвиче» на Матвеевской улице, и приняла за дополнительного соглядатая от тех людей, с которыми ей пришлось иметь дело сразу по приезде в Кислоярск.
        Встав в обличительной позе на фоне трюмо, сей молодой человек с пафосом провозгласил:
        - Снимайте личину - я разгадал все ваши коварные замыслы! Ваша карта бита, товарищ соучастница!
        - Чего вам от меня еще надо? - устало произнесла Чаликова. - Я все сделала и все передала…
        - Ага! Значит, вы передали! - радостно вскричал непрошеный гость. Но тут у него из кармана пиджака раздались некие непонятные звуки. Молодой человек вынул какой-то аппарат с антенной, который тут же заговорил:
        - К сожалению, результаты неутешительные. Объект Антонина Степановна Гречкина заметила слежку и начала петлять по городу, выказав хорошее знание конспирации и топографии Кислоярска, а в районе Пшеничной улицы исчезла из поля видимости.
        - Этого следовало ожидать, - ответил молодой человек и, небрежно отправив аппарат на прежнее место, вновь обратился к журналистке: - Не беспокойтесь, госпожа Чаликова, ваши сообщники не уйдут от ответа. A теперь сознавайтесь, что вы делали у Разбойникова!
        - Да кто вы, собственно, такой?! - только теперь пришла в себя от столь бурного налета Надежда Чаликова.
        - Вы хотите знать, кто я? - гордо приосанился гость. - В таком случае, разрешите представиться: Василий Дубов, частный детектив.
        (Елизавета Абаринова-Кожухова, «Искусство наступать на швабру»)
        По темному коридору городского Дома культуры медленно крался человек в длинном плаще с накинутым на голову капюшоном. Отсчитав пятую дверь справа, он остановился, вытащил из кармана электрический фонарик и, прикрывая его рукой, посветил. На листке из ученической тетрадки в клеточку, прикрепленной к двери четырьмя кнопками, значилось: «Литературно-ролевой клуб имени Елизаветы Абариновой-Кожуховой».
        Человек удовлетворенно кивнул и, задрав полы плаща, извлек связку ключей, более похожих на отмычки. Одну из них он приладил к замочной скважине и осторожно попытался повернуть. Дверь поддавалась медленно, но верно.
        Как, вероятно, читатель уже догадался, этим человеком в плаще был ни кто иной, как Вася Щепочкин. Так как чуть ли не всё, с чем он в последнее время сталкивался, имело некоторую причастность к книгам известной фантастки (или, вернее, фэнтэзерки), то он просто не мог не войти именно в эту дверь, и именно ночью, когда лишь случайность могла помешать ему узнать то, что нужно было узнать.
        Вламываясь в запретную дверь, Василий ощущал себя не только Щепочкиным, ведущим очередное частное расследование, но еще и немного Дубовым, пытающимся проникнуть в страшные тайны князя Григория. (Тем более, что и преступники, возомнившие себя литературными антигероями, принимали его, Василия Юрьевича Щепочкина, за Василия Николаевича Дубова).
        Такое сравнение льстило Щепочкину, хотя он видел и определенные различия между Василием Дубовым и собою. В отличие от Дубова, имеющего собственное сыскное агентство (состоящее, впрочем, всего из одного человека, то есть самого Дубова), Щепочкин принадлежал к классу наемных работников - он служил в страховой компании
«Харитонов и сыновья». Правда, его деятельность иногда выходила за обычные рамки рядового агента: в тех случаях, когда Харитоновы подозревали клиентов в том, они мухлюют, Василий проводил негласное расследование и без особого труда выводил нечистых на руку господ страхуемых на чистую воду. Другим различием, пожалуй, более существенным, были несколько разные методы, которыми Щепочкин и «книжный» Дубов достигали своих благородных целей: если Василий Николаевич, за редчайшими исключениями, действовал строго в рамках закона и человеческой порядочности, стараясь не уподабливаться тем, кого он ловил, то Василий Юрьевич прекрасно понимал, что реальность сильно отличается от книжек и что зло не всегда можно победить, оставаясь в белых перчатках.
        Именно поэтому сегодня, после очередной репетиции «Ревизора», он спрятался в укромном уголке за сценой, и теперь, вооружившись инструментами отнюдь не из джентельменского набора, штурмовал дверь историко-ролевого клуба.
        После нескольких неудачных попыток замок поддался, и Щепочкин оказался в небольшой комнате, заваленной всяким хламом: картонными мечами, кольчугами из канцелярских скрепок, знаменами, на которых был изображен усатый человек, а также кубками, подсвечниками и чем-то еще, чего в полумраке Василий разглядеть не мог.
        Щепочкин прикрыл дверь и стал изучать содержание комнаты, хотя делать это было нелегко: даже ступать следовало очень осторожно, чтобы ненароком что-нибудь не опрокинуть. Разумеется, его интересовали не мечи и не кольчуги, а более серьезные предметы, которые могли бы послужить уликами, а еще лучше - любого рода документальные свидетельства. Хотя, конечно, сыщик-любитель не надеялся обнаружить, например, ломик со следами крови Миши Сидорова, или чек об авансовой уплате Анне Сергеевне Глухаревой за убийство Василия Дубова. Но в том, что какие-то зацепки найдутся именно здесь, Василий Юрьевич был свято убежден. Иначе не пошел бы на это предприятие, не только рискованное, но и сомнительное с точки зрения законности.
        Больше всего детектива привлекал сейф, занимавший добрую четверть помещения, но Щепочкин понимал, что «взять» его не удастся: для этого нужны были совсем другие отмычки и, главное, более высокая квалификация взломщика. Оставалось лишь ходить вокруг сейфа да облизываться.
        И тут Щепочкину показалось, что еще кто-то пытается открыть дверь. Он уже хотел было крикнуть: «Входите, не заперто!», но вместо этого выключил фонарик и затаился за сейфом.
        Дверь открылась, и тьму прорезал луч фонарика. Пошарив по комнате, он в конце концов остановился на Щепочкине.
        Поняв, что далее скрываться бесполезно, Вася включил свой фонарик. Два луча встретились, и Щепочкин увидал молодую женщину, которую лицезрел каких-то пару часов назад - перед репетицией она оживленно беседовала со Святославом Иванычем, а потом сидела в зале и что-то записывала в блокнот. Когда Щепочкин спросил у всезнающего судьи Аммоса Федоровича Ляпкина-Тяпкина, в свободное от репетиций время служащего дворником в горсуде, что это за милая барышня, тот ответил, что вообще-то он не совсем в курсе, но, может быть, она - из областного Управления по делам культуры и инспектирует работу драмкружка.
        И вот теперь барышня стояла в дверях историко-ролевого клуба и взирала на Щепочкина с не меньшим изумлением, чем Щепочкин - на нее.
        Молчать в обществе дамы Василий не считал приличным, а о чем говорить, он не знал. Поэтому сазал первое, что пришло в голову:
        - Гражданочка, кто вы и что здесь делаете?
        - А вы? - пролепетала гражданочка.
        - Я первый спросил.
        - Журналистка, - нехотя выдавила из себя девушка. - Из Москвы. Собираю информацию.
        - И как вас прикажете величать?
        - Надежда. Можно просто Надя.
        - Чаликова? - вырвалось у Василия.
        Надежда с легким испугом поглядела на Щепочкина - он понял, что фамилия абариново-кожуховской героини ей хорошо известна.
        - Нет-нет, Заметельская, - поспешно ответила журналистка. - А теперь, может быть, вы тоже назовете себя?
        - Детектив-любитель, - приосанился Щепочкин, насколько это было возможно в его положении между сейфом и подвесной полкой, уставленной бутылями с какой-то темно-красной жидкостью, не то вином, не то кровью. - Василий. Можно просто Вася.
        - Дубов?! - невольно вырвалось у Надежды.
        - Щепочкин. - Василий, или просто Вася чуть вскинул голову и задел-таки полку. Одна из бутылей, стоявшая на самом краю, свалилась на пол и разбилась. Комнату заполнил приятный, чуть дурманящий запах.
        - Киндзмараули? - неуверенно предположил Василий.
        - Скорее, Каберне, - определила Надежда. Правда, в тонких винах она смыслила не больше, чем Щепочкин. То есть как бы и совсем ничего.
        Видимо, винные испарения подействовали и на журналистку - сделав неверный шаг, она в полутьме наткнулась на стол и смахнула огромный фарфоровый кубок с портретом того же человека, что и на лопате, которой благословлял Гробослав идущих на битву княжеских дружинников.
        - Ай, как нехорошо, - огорчилась Надя. - Что ж теперь делать?
        - Теперь уже ничего не поделаешь, - раздумчиво проговорил Вася. - Как я понимаю, Наденька, вас привел сюда чисто журналистский интерес, не так ли?
        - Пожалуй, что так, - уклончиво подтвердила Надя.
        - Лично меня сюда привел свой интерес - сыщицкий. И раз уж так случилось, что мы здесь оказались одновременно и так насвинячили, пардон, наследили, то нам с вами уже ничего другого не останется, как действовать заодно. Вы не против?
        - Что поделаешь, Вася, - как бы нехотя вздохнула Надежда. - От судьбы не уйдешь…
        И невольные сообщники протянули друг другу руки, опрокинув при этом на столе вымпел, повторяющий в миниатюре стяг князя Григория: всадник на белом коне с притороченной к седлу волчьей головой.
        - Да уж, Васенька, теперь нам скрыть свой визит никак не удастся, - заметила Надежда, оглядев произведенные ими беспорядки. - Поэтому вношу предложение: собрать как можно больше информации и уходить, а там будь, что будет.
        - А что нам еще остается? - согласился Василий. - Хотя, похоже, главная информация
        - там, - он показал на заветный сейф, - а нам туда не добраться…
        Надя сочувственно покивала, хотя она, в отличие от своего нового знакомца, явилась сюда во всеоружии, и даже с ключом от сейфа. (Как она его заполучила - это оставалось профессиональной тайной). Но открывать сейф в присутствии человека, которого видела впервые в жизни, если не считать репетиции «Ревизора», Надя все же не решалась.
        Тем временем Василий собрал с пола остатки кубка, расколовшегося на три-четыре части, и в неверном свете двух фонариков разглядывал портрет князя Григория:
        - Кого-то он мне очень напоминает. И видел вроде совсем недавно…
        - Кто, князь Григорий? - переспросила Надя, которая в это время обследовала другой угол комнаты - правда, без особого успеха.
        - Из последних записей в дневнике Миши Сидорова следовало, что он почти узнал, кто такой князь Григорий на самом деле, - задумчиво продолжал Щепочкин.
        - Миша Сидоров - это тот мальчик, которого…
        - Да-да, тот самый. И если они так поступили с ребенком, то сами понимаете, Надя, что ждет нас с вами. Если они, конечно, узнают, кто именно побывал в ихнем логове.
        - Что же делать? - забеспокоилась Надежда.
        - Ну, меня-то они и без того приговорили к высшей мере, - беспечно махнул рукой Вася, опрокинув старинную масляную лампу. - А вот вам, Наденька, надо бы сварганить какое-нибудь алиби. Хоть самое завалященькое.
        - Каким образом?
        - Свалим на кого-то из литературных персонажей. Кроме Дубова и Чаликовой. Ну и, разумеется, Анны Сергеевны Глухаревой.
        - А почему бы и нет? - удивилась Надежда. - Ведь Глухарева вполне могла бы их грабануть. Хотя бы, чтобы поживиться на сокровищах князя Григория.
        Подобно Наде, Василий не был готов открывать уже при первом знакомстве свои карты, тем более, когда речь шла о безопасности третьего лица. Поэтому пришлось на ходу искать другие доводы против Надеждиного предложения:
        - Видите ли, Анна Сергеевна обладает весьма своеобразным характером. Поскольку здесь явно нет золота, драгоценностей и прочих сокровищ, то госпожа Глухарева должна была бы каким-то образом высказать свое «фе».
        - Каким?
        - Ну, например, извините, накакать на пол.
        - А если Петрович? - педложила Надя, имея в виду еще одного абариновского персонажа, Соловья-Разбойника. - Все же, как-никак, лиходей и душегуб!
        - Вот именно, лиходей и душегуб, - подхватил Щепочкин. - Если бы он подкараулил где-нибудь барона Альберта с кухонным ножом, то это было бы достоверно. А так - не очень.
        - А если кто-то из доблестных рыцарей короля Александра?
        - Да ну что вы, Наденька! Рыцарь - и ночью с отмычкой? Не верю, как сказал бы наш милейший Святослав Иваныч.
        Так они перебрали еще с дюжину персонажей, выказав друг другу хорошее знакомство с творчеством прославленной писательницы, но не нашли ни одного приемлемого. При этом, как ни странно, ни Василий, ни Надежда не вспомнили имени Каширского - еще одного злодея, именующего себя то человеком науки, то магом и чародеем, а на самом деле жуликоватого гипнотизера, воздействующего на людей так называемыми
«установками».
        И вдруг Надю осенило:
        - Иван Покровский.
        Вася задумался. Представить себе поэта Ивана Покровского, человека слегка не от мира сего, вламывающимся ночью в чужое помещение, было довольно сложно. Но не перебирать же персонажей до утра - и Щепочкин согласно кивнул, дескать, ладно уж, Покровский так Покровский, все равно ничего лучше не придумаем.
        - Постойте, Вася, - вдруг спохватилась Надежда, - а не «подставим» ли мы невиновного человека? Вдруг они уже присмотрели кого-то на эту роль, а тут - такое!
        - Да нет, не думаю. - Щепочкин не махнул рукой только потому, чтобы еще чего-нибудь не разбить.
        Объяснять журналистке, почему он так думает (или, вернее, не думает), Василий не стал, но ход его мыслей был таким: Согласно литературному первоисточнику, вурдалаки поручили Анне Сергеевне убить и Дубова, и Покровского, каждого по разным причинам. Но так как «в реале» барон Альберт «заказал» Анне Сергеевне только Дубова (то есть Щепочкина), то из этого следовало, что кандидата в Иваны Покровские они себе еще не приглядели.
        - Скажите, Надя, как у вас с поэзией? - поинтересовался Щепочкин.
        - Поэзию я люблю, - призналась Надя. - «Евгения Онегина» наизусть помню. Пожалуйста - «Мой дядя самых честных правил…»
        - Нет-нет, я имел в виду, сочиняете ли вы сами, - поспешно перебил Вася, не дожидаясь, пока его новая сообщница продекламирует весь роман до конца. - Ведь если мы оставим господам вурдалакам послание в прозе, то они не поверят, что его и впрямь написал поэт Иван Покровский.
        - Ну, раз надо… - вздохнула Надя. И, будто по наитию, выпалила:
        - Гнусный сей притон воровский
        Посетил Иван Покровский
        И взломал замок дверей
        Вурдалаков-упырей!
        - Гениально! - восхитился Василий и даже захлопал в ладоши, забыв, что время и место к тому не очень-то располагали. Увидав на столе незаполненный бланк историко-ролевого клуба, детектив прямо на нем записал печатными буквами Надеждин экспромт и оставил посреди стола, прикрыв верхний уголок тяжелым подсвешником.
        Оставалось ждать, что теперь предпримут «вурдалаки-упыри». А в том, что они такой наглый «наезд» не оставят без достойного ответа, Щепочкин не сомневался.
        ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
        ШТРАФНАЯ ЧАРКА
        - Кто вы такой и что вам от меня нужно? - резко подалась вперед Чаликова.
        - O, вот это уже деловой разговор, - радостно осклабился Иоганн Вольфгангович. - Разрешите представиться: барон фон Херклафф, большой друг князя Григория и почетный бюргер славного города Рига.
        - Какой Риги? - переспросила Надя. - Столицы Ливонии или Латвийской Республики?
        - A вы, мадам, умнее, чем я ожидаль, - уважительно хмыкнул барон. - Разумеется, столицы Ливонии. Но и в «вашей» Риге я тоже, как это сказать, не последний херр. В смысле, господин. Или кунгс, как там теперь говорят.
        - И вы тоже путешествуете туда-сюда через столбы на Гороховом городище? - спросила Надя.
        - Ну нет, я путешествую не настолько примитивным образом, - поправил жабо господин Херклафф. - У меня есть другие способы передвижения из одного мира в другой.
        - И вы столь откровенно говорите мне об этом? - слегка удивилась Чаликова.
        - O я, я! - радостно закивал барон. - C вами, фройляйн, я могу быть - как вы сказали? - откровенным. Ведь это ваш последний разговор!
        - В каком смысле? - нахмурилась Надя.
        - В том самом, - заявил Херклафф. - Я буду вас кушать.
        - Что? - вскрикнула Чаликова.
        - Ням-ням, - уточнил барон. - Но поверьте, фройляйн, вы самая интересная собеседница, каковую я встречал в последние… Ну так сто пятьдесят лет, и я буду очень радостен с вами побалакать. В смысле, перед ням-ням. Приятная беседа есть полезно для аппетит.
        (Елизавета Абаринова-Кожухова, «Дверь в преисподнюю»)
        Кончина основателя и главы банка «Шушекс» Ивана Владимировича Шушакова отнюдь не означала кончину самого банка. И, как бы закрепляя преемственность, собрание акционеров единодушно избрало новым главой банка дочку покойного Ольгу Ивановну, а управляющим - Григория Алексеевича Семенова, который был правой рукой Ивана Владимировича с самого основания «Шушекса». Таким образом, не оправдались пессимистические прогнозы Григория Алексеевича о неких мафиозных силах, желающих прибрать банк к рукам и оттеснить всех соратников Шушакова.
        По такому случаю Ольга Ивановна устроила у себя в особняке небольшую корпоративную вечеринку - задавать настоящие приемы было бы не совсем удобно после недавней подозрительной смерти отца и столь же подозрительного исчезновения матери.
        Званы были только ближайшие друзья и самые верные сотрудники банка. Получила приглашение и Надежда Заметельская, но она с благодарностью отказалась, так как именно в этот вечер собиралась присутствовать на репетиции самодеятельного театра и интервьюировать его руководителя Святослава Иваныча. Впрочем, это больше выглядело отговоркой, так как Герхард Бернгардович Мюллер, занятый в «Ревизоре» в роли доктора Гибнера, после репетиции на вечеринку успел, хотя и не к самому началу.
        Когда Герхард Бернгардович явился, ему тут же, по старинному русскому обычаю, налили штрафную чарочку. Потом еще одну - чтобы не хромал. Затем третью, потому что Бог Троицу любит. Потом четвертую, ибо даже лошадь на трех ногах не ходит. Словом, через каких-то пол часа господин Мюллер «созрел» для разговора с господином Семеновым, на который никак не мог решиться в официальной обстановке банка.
        - Но не о делах, любезнейший Герхард Бернгардович, - весело предостерег его Григорий Алексеевич. - А если о личном, то завсегда пожалуйста.
        - О лишном, только о лишном, - говорил Герхард Бернгардович, отводя управляющего в сторонку, к резному мраморному столику.
        - Ну, что на душе, дорогой Герхард Бернгардович? - поинтересовался Григорий Алексеевич. - Подозреваю, влюбились-таки в какую-нибудь нашу дивчину и меня в свахи зовете? Говорил же я - мы вас женим, непременно женим!
        - О найн, Григори Алексеевитш, дело есть совсем другое, - досадливо поморщился Мюллер. - Я отшень хорошо понимать чувство юмор и высоко оцениль ваш гроссе сатирически писатель Гоголь, но у все есть свой дер лимит!
        - Простите, о чем вы? - встряхнул кудрями Семенов, словно бы пытаясь освободиться от легкого шампанского куража.
        Герхард Бернгардович открыл дипломат, с которым никогда не расставался, и выложил на стол несколько конвертов:
        - Снова какой-то дер шутник делает мне провокацион на едолюдство.
        Григорий Алексеевич извлек из первого попавшегося конверта послание и с чувством зачитал:
        - «Дорогой Герхард Бернгардович! Всякий раз, когда я встречаю Вас, в моей душе поднимаются чувства, которые я не в состоянии унять, хотя и понимаю всю их порочность и несбыточность. Я представляю, как вы отрезаете у меня грудь и, подогрев в электропечке, съедаете…» Так-так-так, далее следуют разные анатомически-гастрономические подробности, - усмехнулся Григорий Алкесеевич, пробежав письмо. - Ага, «…простите мне мою откровенность и примите уверения в высоком уважении, ваша Н.З.»
        - Ну и што вы, Григори Алексеитш, мошете на это сказать? - спросил Мюллер, искоса глядя на Семенова.
        - М-да, если это шутка, то не очень удачная, - согласился Григорий Алексеевич, стараясь не обидеть собеседника недостаточной серьезностью, с которой он воспринял эти письма. - Как я понял, послания пришли по внутрибанковской почте, значит, писал кто-то из своих. Н.З., Н.З… Ольга Ивановна, - возвысил он голос, - как бы вы расшифровали сокращение «Н.З.»?
        - Неприкосновенный запас, - откликнулась хозяйка, которая в это время в другом конце гостиной занимала гостей, не без гордости показывая им висящее на стене полотно художника Валентина Серова «Девушка с ананасами», которое Иван Владимирович, по его словам, приобрел за штуку баксов у самого Серова.
        - Нет-нет, это может быть некая особа, скорее всего женского рода, вхожая в наш банк.
        - Что-то я таких не припомню, - чуть подумав, ответила Ольга. - Хотя погодите, вот вам Н.З. - Надежда Заметельская. Ну, московская журналистка, которая…
        Григорий Алексеевич громогласно хлопнул себя по лбу:
        - Ну конечно, Надежда Заметельская, как я забыл! Ведь сам же выписывал ей пропуск внутрь банка.
        - А-а, дас ист та самая фройляйн, который везде ходить и всех спросить? - припомнил Герхард Бернгардович. - Их бин видеть она севодня на репетицион, хотель позфать идти вместе к Олга Ивановна, но она куда-то исчезайть.
        - Скажите, Герхард Бернгардович, в ее поведении не было ничего такого, ну, странного, необычного? - пытливо спросил Григорий Алексеевич.
        - О, найн, я ничего такое не был замечать, - твердо ответил господин Мюллер. - Мне кажется, это не есть она. То есть, не она хочет, чтобы я ее есть.
        - Ну, в таком случае возможны два объяснения, - сказал Григорий Алексеевич. - Либо Надежда умеет скрывать свои противоестественные стремления и дает волю чувствам только в эпистолярном жанре, либо она и впрямь не при чем, а просто это чья-то глупая шутка. В таком случае я проведу служебное расследование, и виновный будет строго наказан. Вплоть до увольнения с работы.
        - Нет-нет, Григори Алексеевитч, никто не надо увольнять, - поспешно возразил Герхард Бернгардович. - Лутше будет, если я буду возвратиться на майн фатерлянд.
        - И не мечтайте, мы вас никуда не отпустим, - бурно возмутился Григорий Алексеевич. - У меня на вас особые виды… То есть, я хотел сказать, что очень дорожу вами, как ценным специалистом! И Ольга Ивановна тоже.
        - Данке шон, либер Григори Алексеевич, - растроганно молвил Герхард Бернгардович и даже слегка прослезился от избытка то ли чувств, то ли выпитого.
        Когда гости расходились, благодаря хозяйку за прекрасный вечер, Ольга Ивановна незаметно шепнула новоназначенному упавляющему:
        - Григорий Алексеич, а вас я попрошу задержаться.
        Так как, простившись с гостями, госпожа Шушакова пригласила Григория Алексеевича в рабочий кабинет покойного Ивана Владимировича, то Семенов решил, что она желает поговорить с ним о делах.
        - Ольга Ивановна, вы просили меня разработать концепцию дальнейшего развития нашего банка, - прокашлявшись, не без важности начал Григорий Алексеевич. - Вообще-то я скорее практик, чем разработчик концепций, но кое-какие теоретические наработки готов вам представить. Мне кажется, что до сих пор наш банк работал как некая «вещь в себе», словно он находится где-то на необитаемом острове, а не в городе, не в средоточии социального общества.

«Эк меня занесло», - с удивлением подумал Семенов, но продолжал:
        - Такое могут себе позволить банки в спесивых столицах, но нам ни в коем случае не следует забывать, что «Шушекс» - неотъемлемая составная часть нашего города, нашей области, нашей страны. Даже при том, что он не государственный, а частный. Я считаю, что мы должны идти к людям, объяснять им, что наша главная цель - их благо; нужно предлагать услуги, доступные и выгодные не только денежным мешкам, но и простым клиентам; необходимо наладить оплату коммунальных услуг через наши филиалы, хоть это и принесет дополнительные хлопоты и заморочки. И тогда люди станут доверять нам, а не всяким демагогам наподобие ди-джея Гроба. Кстати, о филиалах. В районе Водокачки до сих пор нет нашего отделения, а в здании бывшего заводоуправления освобождаются подходящие помещения…
        - Григорий Алексеич, все это очень важно и очень правильно, - перебила его Ольга Ивановна, слушавшая концептуальные рассуждения управляющего как-то не очень внимательно. - Если вам не трудно, изложите ваши идеи письменно, и в самое ближайшее время мы их рассмотрим на расширенном правлении.
        - Слушаюсь, - кивнул Семенов, пряча свои прожекты в черную папку.
        - Я хотела с вами поговорить совсем о другом. Все время дела, все время люди… Вы и представить не можете, как мы с мамой вам благодарны.
        - Ах, Ольга Ивановна, да ну что вы, какие пустяки, - скромно махнул рукой Григорий Алексеевич, хотя эти слова были ему весьма приятны.
        - И вовсе не пустяки! Ведь вы продумали всю эту комбинацию с похоронами, да и документы для заграницы тоже достали. Конечно, Григорий Алексеич, я прекрасно понимаю, что все это вы сделали не ради корысти, а из преданности нашей семье - и все-таки. Что я могла бы сделать для вас?
        - Ну, Ольга Ивановна, по-моему, вы уже тем сделали для меня очень много, что рекомендовали на пост управляющего. Право, и не знаю, смогу ли я оправдать ваше доверие?
        - Батюшка всегда был очень вами доволен, - возразила Ольга. - Я всего лишь официально утвердила то положение, которое вы при нем занимали. Скажите, что я могла бы сделать для вас лично?
        - Ну, разве что выйти за меня замуж, - пошутил Григорий Алексеевич и сам же первый захохотал своей не очень умной шутке.
        - Вы это серьезно? - Ольга поглядела на Семенова лучащимися от счастья глазами.

….
        - У нас будет самая-самая чудесная свадьба, - говорила Ольга Ивановна пол часа спустя, все так же счастливо глядя на возлюбленного. - Давай сыграем ее уже на будущей неделе!
        - Ольга Ивановна, не забудьте, что у вас траур, - сдержанно возразил Семенов. - Да и исчезновение вашей матушки еще у всех на памяти. Если вы не против, то повременим хотя бы с месяц.
        - Как скажешь, любимый, - Ольга жарко поцеловала Григория Алексеевича прямо в губы. - Знаешь, я сегодня так счастлива, что готова любить весь мир, всех людей!
        - И даже ди-джея Гроба? - усмехнулся Григорий Алексеевич.
        - И даже его! Не один же он виноват в том, что он такой.
        - Это верно - не один, - подтвердил Семенов. И глянул на старинные часы с позолоченным маятником. - Как раз десять, только что началась его передача
«Предполуночный эфир». Не хотите послушать?
        Сказав это, Григорий Алексеевич вовсе не предполагал, что Ольга Ивановна согласится. Но Ольга Ивановна, почувствовав, что Григорий Алексеевич просто хочет ее немного поддразнить, будто несмышленую девочку, упрямо ответила:
        - Да, хочу!
        Делать нечего - Григорию Алексеевичу пришлось включить приемник. И из дорогих стереоколонок карельской березы, сделанных по индивидуальному заказу покойного Ивана Владимировича, полился противный голосок ди-джея Гроба:
        - Итак, дорогие слушатели, мы только что осветили три вопроса, долгие годы волнующие умы всех нас, то есть всей многострадальной российской интеллигенции: кто виноват, что делать и беременна ли Пугачева. А если да, то от кого. А теперь перейдем к менее актуальным вопросам общественной жизни нашего города. Как всегда, мы ждем ваших звонков, на которые попытаемся ответить в прямом эфире. А так как звонков пока что нету, то я хотел бы сказать пару ласковых слов об обстановке в городе. Как вы уже наверняка догадались, речь пойдет о коррупции в высших слоях городского общества, по сравнению с которой даже предполагаемое убийство банкира Шушакова его супружницей кажется пустяком, недостойным нашего внимания. Тем более, что вдовушка, кажется, все-таки не при чем - банкир и впрямь откинул коньки естественным способом. Поэтому, если Ольга Ивановна-старшая в славном граде Лондоне, что на брегах туманного Альбиона, сейчас слушает «Голубую волну», в чем я ни на миг не сомневаюсь, то я хотел бы принести ей извинения и искренние соболезнования по случаю двух невосполнимых утрат - Ивана Владимирыча и Фредика.
        - Ну вот видите, Григорий Алексеич, даже у этого фигляра иногда совесть пробуждается, - с победным видом произнесла Ольга. - Завтра же пошлю маме депешу в Лондон, чтобы возвращалась!
        - Решать, конечно, вам, Ольга Ивановна, однако я бы на вашем месте не торопился, - осторожно возразил Григорий Алексеевич. - Может быть, все это лишь уловка, чтобы вернуть ее, так сказать, в добровольном порядке. А потом вдруг «обнаружатся» некие дополнительные обстоятельства, и вашу матушку запрут уже не под домашний, а под самый настоящий арест.
        - Надо же, а я и не подумала, - сокрушенно развела руками Ольга. - Что бы я без вас делала!
        - Совсем пропали бы, - Григорий Алексеевич шутливо погладил невесту по голове.
        А ди-джей Гроб продолжал вещать:
        - Речь, как я сказал, о другом - о коррупции, пронизавшей весь наш город сверху донизу. Под верхом я имею в виду нашего мэра и его, извините за выражение, камарилью. Они чувствуют, что их время вот-вот пройдет, и поэтому воруют уже по-черному, без оглядки на закон и уж тем боле на такой пустячок, как общественное мнение. Как мы знаем, через несколько месяцев состоятся муниципальные выборы, и у нынешних «отцов города» нет ни малейших шансов удержаться у власти. Вернее, не было, пока был жив Иван Владимирыч Шушаков. Конечно, и он был далеко не безупречен в смысле законности и правопорядка, но только покойный олигарх, с его миллионами и пиар-ресурсами, мог на выборах составить конкуренцию нынешнему вору. Простите, мэру.
        - Что за чушь! - не выдержала Ольга. - Папа ни разу и не заикался, что хочет стать мэром!
        - А не потому ли господин Шушаков так скоропостижно скончался незадолго до начала предвыборной кампании? - продолжал «поливать» неугомонный Гроб. - Не в этом ли направлении следует покопаться нашей славной милиции? Впрочем, к нам поступил телефонный звонок. Алло, мы вас слушаем, вы в прямом эфире. Пожалуйста, представьтесь.
        - Меня зовут профэссор Каширский, - зажурчал в динамиках приятный бархатистый голос. - Я психотэрапэут и ученый широкого, можно сказать, энциклопедического склада…
        - Как он сказал - Каширский? - удивленно переспросил Григорий Алексеевич.
        - А что, вы с ним знакомы?
        - Да нет, просто где-то слышал. Или даже читал в «Науке и жизни». Только там его, кажется, звали как-то чуть по-другому…
        - Слушая ваши передачи, я пришел к выводу, что в них непропорционально высока концентрация темной энэргии, выплескивающейся в виде так называемой «чернухи», - наукообразно вещал профессор Каширский, - и в качестве своего рода противоядия хотел бы попотчевать уважаемых радиослушателей своими целебными устаноуками.
        - Одну минуточку, господин Каширский, - с трудом перебил психотэрапэута-энциклопедиста ди-джей Гроб. - Большое вам спасибо, но, к сожалению, подобные сеансы не совсем вписываются в формат нашей передачи. Однако на радио «FM Голубая волна» есть немало программ, куда вас охотно пригласят. Не могли бы вы перезвонить мне после двенадцати?
        - Непремэнно позвоню, - охотно отозвался Каширский. - Как говорится, почту за честь.
        - А мы продолжаем нашу передачу «Предполуночный кошмар». То есть, пардон,
«Предполуночный эфир». Это была оговорка по Фрейду. А если бы я сказал
«Предполуночный дозор», то это была бы оговорка по Лукьянеко. Ха-ха, шутка. И специально для наших дорогих слушателей мы зашпулим ваш любимый шлягер «И целуй меня везде, восемнадцать мне уже», после чего продолжим ковыряться в наших общественных язвах.
        Однако с первыми аккордами бессмертного шедевра вокально-инструментального искусства Ольга Ивановна решительно выключила радио: любимое занятие ди-джея Гроба ее совершенно не привлекало, а вот слова песни она готова была осуществить прямо здесь и сейчас, вместе с Григорием Алексеевичем, хотя возраст новоявленной банкирши давно миновал число, указанное в шлягере.
        ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
        РАЗМЫШЛЕНИЯ К ИНФОРМАЦИИ
        - Татьяна Борисовна… Семен Петрович… Там, там… - запричитала баронесса.
        - Подождите, Хеленочка, сейчас позовем хозяина, - перебила ее Татьяна Петровна, но тут по скрипучей деревянной лестнице со второго этажа собственной персоной спустился Иван Покровский. На нем был все тот же старенький свитер, а в руках он держал гусиное перо и мелко исписанный лист бумаги.
        - Вы живы?! - хором удивились баронесса и Чаликова. Иван же Покровский ничуть не удивился:
        - Извините, что покинул вас в самый разгар поминок. Тут на меня, знаете ли, снизошло вдохновение - вот послушайте. - И господин Покровский с чувством зачитал:
        - O нет, не дорожи любовью мертвеца,
        Прошедшего свой век нелегкий до конца
        Достойной поступью велением Творца.
        Что есть любовь и жизнь? - один лишь прах и тлен,
        Чреда ненужных чувств, да низкой страсти плен…
        - Значит, это были не вы! - догадалась Чаликова. - Ах, извините, что перебила.
        - Да ничего страшного. - Покровский свернул листок в трубочку и сунул перо за ухо.
        - В каком смысле не я?
        - Не вы лежите с пулей в голове на краю кладбища, - пояснила Хелен фон Ачкасофф.
        - A, так это, наверное, призрак бедной Аннушки, - сообразил помещик.
        (Елизавета Абаринова-Кожухова, «Дверь в преисподнюю»)
        Драматические обстоятельства, при которых впервые встретились сыщик-любитель Василий Щепочкин и московская журналистка Надежда Заметельская, были отчасти схожи с теми приключениями, что столкнули нос к носу литературных персонажей Василия Дубова и Надежду Чаликову. Правда, произошло это не в «фэнтезийном» «Холме демонов», а в детективно-приключенческом романе «Искусство наступать на швабру». В книге между главными героями сразу возникли доверие и симпатия, даже нечто большее. Справедливости ради нужно отметить, что госпожа автор, увлекшись приключенческой канвой, отодвинула (и, может быть, напрасно) лирическую линию их отношений далеко на периферию своего повествования.
        Но то в художественном произведении, а в жизни, как известно, все бывает куда сложнее и неоднозначнее. Нет, конечно же, мы не будем бросаться в другую крайность и объяснять союз Щепочкина и Надежды лишь общим интересом к «Клубу князя Григория» и, чего греха таить, не совсем правовым деянием, которому были обязаны своею встречей. Но и сказать, что между ними сразу что-то вспыхнуло, или, более того, проскочила какая-то искорка, мы тоже не сможем, ибо в таком случае сильно погрешили бы против истины.
        Что ж, как говорится, неволей мил не будешь. Хуже другое - согласившись объединить усилия, Щепочкин и Заметельская отнюдь не во всем доверяли друг другу. Василий полагал, что Надежду, как репортершу, интересуют прежде всего «жареные факты», и лишь потом поиски истины, а Надежда отчего-то подозревала, что Щепочкин работает на конкурирующую, но тоже преступную группировку. Разумеется, все эти предубеждения друг против друга не имели под собой никаких оснований, но разговор Надежды и Василия напоминал беседу двух дипломатов, когда каждый стремится что-то выведать у другого, не сказав ничего по сути дела.
        Беседа проходила в небольшой кофеюшне поблизости от городского управления милиции
        - в обеденный перерыв к сыщику и журналистке должен был присоединиться инспектор Рыжиков. Зная о заинтересованности как Щепочкина, так и Заметельской, Георгий Максимыч обещал поделиться с ними кое-какой информацией «не для широкой публики».
        - Господа, я явился, чтобы сообщить вам пренеприятнейшую новость - дело о возможном убийстве банкира Шушакова закрыто за отсутствием состава преступления, - заявил Рыжиков, едва появившись в кафе и приземлившись за столик. - И новость номер два: я признаю, что недооценивал всю эту историю с так называемыми князем Григорием, бароном Альбертом и прочей бесовщиной, и теперь решил заняться ею лично и вплотную.
        - По какой статье будет возбуждено уголовное дело? - будничным тоном спросила Надя.
        Рыжиков вздохнул:
        - Видите ли, дорогая моя Надежда Федоровна, с возбуждением дела пока что придется повременить - нет формальных оснований связывать работу клуба с преступными намерениями и, тем более, преступными деяниями.
        - А нападение на Мишу Сидорова? - перебил Щепочкин.
        - Да, теперь я могу определенно сказать, что он действительно собирал материалы о клубе, - понизив голос до почти конспиративного, сообщил инспектор то, что Василию и так было хорошо известно. - Однако дело осложняется тем, что вчера вечером потерпевший Михаил Сидоров бесследно исчез.
        - Что?! - вскочил Василий, едва не расплескав остатки кофе.
        - Был вывезен из больницы в неизвестном направлении, - уточнил Рыжиков. - В нейрохирургическое отделение явился некто в форме, предъявил какие-то документы, и не успели сестрички с санитарками очухаться, как уже не было ни Миши, ни похитителя. Право, и не знаю, как мне теперь смотреть в глаза его родителям…
        - Родители уже в курсе, - как о чем-то само собой разумеющемся, сообщила Надежда.
        - Простите? - Инспектор резко обернулся в ее сторону.
        - Дело в том, уважаемый Георгий Максимыч, что это похищение организовала я, - скромно призналась журналистка. - Видите ли, у меня неплохие связи с МВД… Ну, я о них писала цикл статей. А в их московской клинике очень хорошие нейрохирурги, они и операцию сделают, если понадобится.

«Вот тебе и желтая репортерка», - подумал Василий, проникаясь к Наде искренним уважением. Но увы - это все еще было скорее уважение к достойному сопернику, чем к достойному союзнику.
        - И главное даже не это, - как ни в чем не бывало продолжала Надежда, - а то, что в Москве Миша будет в большей безопасности, чем здесь.
        - Ну, ему и здесь была обеспечена надежная охрана, - возразил было Рыжиков, но лучше бы он этого не делал.
        - Настолько надежная, что Мишу выкрали прямо у нее из-под носа, - с усмешкой произнесла Надя.
        - Ну хорошо, вернемся к нашим баранам, - поспешно сменил тему инспектор. - Вернее, к баронам. Василий Юрьевич, этот ваш так называемый барон Альберт больше с госпожой Глухаревой в контакт не вступал?
        - Вступал, - подтвердил Василий. - И сообщил ей, что князь Григорий отменил убийство Василия Дубова, то есть меня, и дал Анне Сергеевне новое ответственное задание: чтобы она склонила меня сотрудничать с ними. По-моему, Георгий Максимыч, это прекрасный случай инфильтроваться в ихнюю банду и разложить ее изнутри!
        Инспектор отнесся к этой идее очень сдержанно:
        - Решать, конечно, вам, но я бы на вашем месте крепко подумал, прежде чем лезть в этот гадюшник.
        Надя высказалась куда определеннее:
        - А по-моему, они вас завлекают в западню, чтобы использовать, а потом, извините, просто «подставить». И это еще в лучшем случае.
        - А что вы предлагаете - ждать, пока они еще кого-нибудь?.. - запальчиво возразил Щепочкин. - Между прочим, барон Альберт недвусмысленно дал понять Анне Сергеевне, чтобы готовилась к убийству.
        - Так ведь он же убийство, кажется, отменил, - не понял инспектор.
        - Мое - да. А вместо меня она должна будет устранить некоего Ивана Покровского.

«Вот и пошутили, - тревожно подумала Надя, имея в виду записку в стихах, оставленную ночью в клубе. - Теперь они кого-нибудь назначат Иваном Покровским и…»
        - Василий Юрьевич, а барон Альберт назвал более точные данные Ивана Покровского? - поинтересовался Рыжиков.
        - То-то, что нет! - уныло вздохнул Щепочкин. - Но можно попытаться вычислить. Если следовать литературному первоисточнику, то кандидат в Иваны Покровские должен отвечать хотя бы одному из трех условий, а лучше всем трем. Первое - поэт и переводчик. Второе - наследник здешних помещиков, восстановивший имущественные права на усадьбу предков. И, наконец, третье - человек, действительно носящий такие имя и фамилию.
        - Постараюсь выяснить по своим каналам, - кивнул инспектор.
        - А я все-таки попытаюсь внедриться к ним в банду, - гнул свое Василий. - И если со мною что-то случится, то передайте госпоже Абариновой, что я погиб, как Дубов!
        - Вам бы все прибауточки, - проворчал инспектор. - Ну ладно, поступайте, как знаете, но хотя бы держите меня в курсе дела.
        - В этом, Георгий Максимыч, можете не сомневаться, - пообещал Щепочкин. А сам подумал: на кого из двух абариновско-кожуховских милицейских инспекторов «потянул» бы Рыжиков: на Лиственницына или на Столбового?
        ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
        КОНКУРС САМОЗВАНЦЕВ
        - Ну что, Каширский, хоть это-то вы сможете? - спросил князь Григорий у чародея-недоучки, который в почтительной позе стоял перед княжеским столом.
        - А как же, Ваша Светлость! - рассыпался в уверениях Каширский. - Мне это раз плюнуть.
        - Посмотрим, - процедил князь Григорий и хлопнул в ладоши. Тут же охранники ввели в кабинет обоих Длинноруких. Оба, несмотря на ночь, проведенную в неволе, чувствовали себя бодро и уверенно.
        - В первый и последний раз призываю одного из вас признаться в самозванстве, - морщась от головной боли, произнес князь Григорий. Оба Длинноруких молчали. - Ну что ж, пускай вам будет хуже, - с угрозой продолжал князь, не дождавшись признания. - Каширский, приступайте!
        Каширский встал посреди комнаты напротив обоих Длинноруких и, сделав страшное лицо, заговорил замогильным голосом:
        - Энергия правды перетекает к вам, и вы не сможете лгать, как бы того не хотели… Даю вам установку признаться в том, что вы не тот, за кого себя выдаете…
        Один из Длинноруких внимал «установкам» чародея и даже чуть покачивался в такт его речи, другой же остолбенело взирал на Каширского, слегка приоткрыв рот.
        - Ну, говорите же! - закончил свой сеанс Каширский.
        Первый из Длинноруких прекратил раскачиваться и, положив руку на грудь поверх порванного кафтана, торжественно провозгласил:
        - Был, есмь и буду князь Длиннорукий, градоначальник Царь-Городский, заточенный во узы по вражиим наветам!
        - И я тоже! - расплылся в дурацкой улыбке второй.
        - Ну? - грозно обернулся князь Григорий к Каширскому. - Что же твои хваленые чародейства?
        Каширский с умным видом почесался там-сям, пожевал губами и в конце концов выдал резюме:
        - Они оба настоящие.
        - Что-о? - зловеще прошипел князь, скривив тонкие губы то ли от головной боли, то ли в усмешке.
        (Елизавета Абаринова-Кожухова, «Дверь в преисподнюю»)
        В логове князя Григория царил зловещий полумрак. Стол, за которым восседал хозяин и его подчиненные - упыри и вурдалаки - был уставлен бутылями и кубками с еще не остывшей кровью. В темном углу угадывались очертания сложенных штабелями осиновых гробов…
        Так, или приблизительно так следовало бы начать эту главу. Но увы - нынешнее обиталище князя Григория не напоминало ни ярко-мрачные описания, порожденные ненаучной фантазией автора «Холма демонов», ни даже ту убогую землянку в самом начале нашего повествования, где состоялось явление князя вурдалакам.
        На сей раз князь Григорий восседал во главе «офисного» стола в просторном светлом помещении, стол украшали бутылки «боржома» и «кока-колы», а вместо гробов у стен стояли компьютеры, принтеры, ксероксы и прочее офисное оборудование. Вдоль стола сидели те же упыри и вурдалаки, что присутствовали на встрече с князем Григорием в землянке. Хотя на вурдалаков и упырей они теперь вовсе не походили - все были одеты в современные костюмы, свежие рубашки с галстуками и более напоминали работников какой-нибудь процветающей компьютерной фирмы, чем сказочных кровопийц. Единственное, что их отличало - так это прикрепленные к лацканам пиджаков одинаковые значки с буквами «ИРКАК» (то есть Историко-ролевой клуб имени Абариновой-Кожуховой).
        Все молчали. Князь Григорий в упор разглядывал своих сподвижников, отчего те чувствовали себя очень неуютно, а некоторые даже отводили глаза в сторону. Когда электронные часы над дверью показали ровно 12.00, князь Григорий негромко кашлянул и постучал авторучкой по стакану. Все взоры устремились на него.
        - Ну что ж, можем начинать, - заговорил князь Григорий. - Кажется, усе в сборе?
        - Никак нет, Ваша Светлость! - вскочил самый молодой из сидевших вдоль стола. Это был тот неопытный вурдалак, что на сборище в землянке сомневался в голубом цвете аристократической крови. Теперь он, судя по лаптопу, лежащему перед ним на столе, выполнял обязанности секретаря. - Воевода Селифан отсутствует по уважительной причине: он со своею славной дружиной проводит в лесу воинские игрища.
        - Верно говорят: война фигня, главное - учения, - скупо улыбнулся в усы князь Григорий. И тут же нахмурил брови: - Однако я не вижу Гробослава и барона Альберта. Где эти бездельники шатаются?
        Юный вурдалак заглянул в лаптоп, хотя на экране, кроме какой-то скабрезной картинки, ничего не было:
        - Не извольте беспокоиться, Ваша Светлость, они вот-вот подойдут. Барон готовит для вас некую приятную неожиданность. И Гробослав - тоже, но другую.
        - Ну что же, посмотрим, посмотрим, - без особой радости произнес князь Григорий. - А пока суд да дело, приступим к повестке дня. Ну, что у нас там на сегодня?
        Юноша с лаптопом снова вскочил с места:
        - Пункт первый. Доклад ревизиононой комиссии о финансовом состоянии клуба. Пункт второй. О расследовании ночного налета на нашу штаб-квартиру и о наказании виновных. Третье…
        Тут в дверь постучали.
        - Входите! - крикнул князь Григорий. Дверь робко приотворилась и пропустила барона Альберта, одетого все в тот же невыразительный плащ, и с ним еще одного господина
        - в зеленом костюме, с длинными вьющимися волосами и небольшой бородкой.
        - Простите за опоздание, - прямо с порога принялся оправдываться Альберт, - но я выполнил твою просьбу, князь - достал-таки господина Каширского.
        - Каширский - это я, - с достоинством представился человек в зеленом костюме. - Для меня огромное счастье и немалая честь вновь встать под знамя Вашей Светлости, почтеннейший князь Григорий, и возобновить бескорыстное служение нашему общему делу. Разумеется, за самое скромное вознаграждение.
        Князь Григорий пристально посмотрел на Каширского, тот спокойно выдержал взгляд.
        - Ну что ж, это весьма похвально, что за скромное, - с едва скрываемым удовольствием проговорил князь Григорий, когда ему надоело играть «в гляделки». - Большого узнаграждения мы вам платить усе равно не сможем. Пока что.
        - Я буду доволен и малым, - обаятельно улыбнулся Каширский. И со значением добавил: - Пока что.
        - Ну вот и прекрасно. - Князь пригладил остатки волос, зачесанные на плешь. - После заседания мы с вами, господин Каширский, обсудим подробности и частности, а теперь…
        Но тут в дверь опять постучали.
        - Введите! - повысил голос князь Григорий. - То есть, входите!
        В помещение, поддерживая репортерскую сумку, ввалился Гробослав, а за ним деловой будничной походкой вошел невысокий коренастый человек с немного хмурым лицом и коротко остриженными темными волосами.
        - Князь, я исполнил твое приказание, - едва переступив порог, развязно зачастил Гробослав. - Отыскал того человечка, что ты заказывал.
        И Гробослав ткнул пальцем в своего спутника, который спокойно и даже как-то с ленцой разглядывал князя Григория и всю честную беседу.
        - Кто такоу? - переспросил князь.
        - Каширский, - представил Гробослав. Все, кто был за столом, изумленно пооткрывали глаза и рты, один лишь князь Григорий остался невозмутим.
        - О-очень приятно познакомиться, - радушно промолвил он. - Только, знаете, вот какая незадача - один Каширский у нас уже есть.
        - Кто, этот? - второй Каширский повернул голову в сторону «первого». - Разве вы не видите, что он - гнусный самозванец?!
        Первый Каширский при виде столь скоропостижно объявившегося конкурента порядком струхнул, однако нашел в себе силы огрызнуться:
        - От самозванца слышу!
        - Цыц! - прикрикнул князь Григорий. - Кто из вас самозуанец, а кто нет, мы сейчас выясним. Ну-ка, господа Каширские, покажите нам свое ремесло!
        Первый Каширский артистически тряхнул кудрями:
        - Ну что ж, господа, приступим. Вы уж какие-то больно сегодня мрачные. Веселее надо быть, радостнее. Не пройдет и минуты, как вам будет радостно и весело.
        Более он ничего не сказал, лишь доброжелательно улыбаясь глядел на присутствующих. И точно - лица господ вурдалаков понемногу делались светлее, губы сами собой раздвигались в улыбку, в глазах зажигались огоньки. Кто-то даже неуверенно рассмеялся, но, обернувшись на князя Григория, резко замолк. Однако этого хватило, чтобы через миг все собрание, включая председателя, уже зашлось в одном общем и как бы беспричинном хохоте. Каширский сделал легкое движение плечами, как бы обозначая «цыганочку», и молодой вурдалак, схватив в охапку лаптоп, вскочил с места и пустился в пляс. Остальные тут же последовали его примеру, а князь Григорий даже вспрыгнул на стол и, сшибая «Нарзан» и «Колу», не совсем прилично откинулся назад и затряс воображаемыми грудями с золотыми украшениями (тоже воображаемыми). Не участвовали в этом безобразии лишь двое: второй Каширский взирал на пляску с презрительной ухмылкой, да барон Альберт, на которого сеанс его протеже отчего-то не подействовал, лишь головой качал, глядя на столь неподобающие действия своих соратников.
        - Довольно! - крикнул князь Григорий. Каширский провел ладонью перед лицом, словно бы снимая чары, и дикие пляски тут же прекратились. Князь Григорий спрыгнул со стола и как ни в чем не бывало занял свое председательское место.
        - Да-а, - отдышавшись, проговорил князь, - это вам, понимаете ли, не хухры-мухры. Только у другой раз, любезнейший, вы таких шуток с нами не шутите… Ну а вы, сударь, чем нас порадуете? - обратился он ко второму Каширскому.
        - Я не какой-нибудь там шарлатан и на вякую дешевку не размениваюсь, - заговорил второй Каширский приятно-обволакивающим бархатным голосом. - Я психотэрапэут высшей категории и действую на сознание и на организм пациентов посредством установок. Сейчас ваши глаза закроются, но уши и другие органы будут воспринимать мои устаноуки…
        Гробослав включил диктофон, и оттуда полилась медленная успокаивающая музыка. Каширский-второй чуть поморщился - очень уж низким было качество воспроизведения - но продолжал вещать:
        - Даю вам устаноуку на добро. Все ваши тревоги улетучатся, болезни отступят, швы рассосутся, телесные и душевные раны затянутся, микробы разбегутся, будто черти от ладана…

«Психотэрапэут» говорил и говорил, а все честное собрание во главе с князем Григорием погружалось в спячку, даже «первый» Каширский начал клевать носом. Бодрствовал один лишь барон Альберт - он с немалым удивлением взирал на «сонное царство», устроенное этим невзрачным на первый взгляд человеком.
        Насладившись видом спящих вурдалаков, Каширский скомандовал:
        - Все, сеанс окончен, подъем.
        - Ну что ж, любезнейший, вы тоже не хухры-мухры, - похвалил князь Григорий. - Теперь дело за малым: установить, кто из вас обоих настоящий Каширский, а кто самозванец. - Князь окинул взором соратников. - Какие будут мнения?
        Соратники молчали - обычно они предпочитали не иметь своего мнения, полагаясь на мнение князя Григория. Первым отважился юный секретарь. Зачем-то еще разок заглянув в лаптоп, он с важностью прокашлялся:
        - Ваша Светлость, а что если оба - настоящие?
        Князь насмешливо глянул на него, но ничего не сказал.
        - Или оба - самозванцы, - предположил кто-то из старших товарищей.
        Тут взор князя Григория упал на обоих Каширских, которые смиренно стояли в сторонке, ожидая решения своей участи.
        - А вы, достоуважаемые, побудьте покаместь там, - он указал на дверь, ведущую в соседнее помещение. Каширские безмолвно повиновались. - Ну, господа, какие еще будут мнения нашчет этих обоих кудесникоу?..
        Место, куда «сослал» князь Григорий обоих соискателей должности Каширского, оказалось небольшой подсобкой, где хранили офисную технику, которая морально устарела, а выкидывать жалко. Были там и несколько кресел на колесиках, одно из которых тут же оседлал второй Каширский.
        - Ну что, дорогой коллега, так кто из нас настоящий Каширский? - насмешливо спросил он.
        - Вы, Анатолий Михалыч, - вздохнул первый Каширский. - Не пойму только одного - как это вы, с вашей мировой известностью, сюда угодили?
        - А это из книжки «Гипнотизеры шутят», - ухмыльнулся Анатолий Михалыч. - Ну а ежели серьезно - меня пригласили. А я, дурак, «купился», думал, что встречу тут саму Абаринову. Больно уж хотелось дать ей какую-нибудь «установочку» за то, что меня в своих глупых книжках так расписала, пасквилянтка!
        - Ну и как?
        - Что - ну и как? Она, оказывается, живет совсем в другом месте, и даже в другой стране, а к этому идиотскому клубу имени себя любимой никакого отношения не имеет!
        - Ну так что будем делать? - задался практическим вопросом первый Каширский.
        - Идемте! - Второй столь решительно поднялся, что кресло откатилось в угол подсобки и чуть не опрокинуло какой-то навороченный агрегат.
        Когда они возвратились в залу заседаний, там шло обсуждение жизненно важного вопроса о задолженностях по членским взносам.
        - Ну? - князь Григорий исподлобья глянул на Каширских.
        Анатолий Михалыч не спеша прокашлялся:
        - Господа! Самозванец - это я. А вот вам истинный Каширский.
        Произнеся это, он энергично пожал руку своему сопернику, а сам покинул контору столь резво, что никто даже не успел его остановить.
        - Ну что ж, господин Каширский, добро пожаловать у наше обшество, - блеснув клыками, гостеприимно пригласил князь Григорий, после чего бросил недвусмысленный взор на Гробослава: - А с тобой, друг любезный, мы еще разберемся.
        - В каком смысле? - пролепетал Гробослав.
        - Значит, самозванцеу приводим? - задушевным голосом осведомился князь. - А я-то, наивный, считал тебя у числе самых верных сподвижникоу, на которых у трудный день могу положиться…
        Гробослав пал на колени:
        - Князь, не виноватый я! Он сам позвонил!
        - Куда он тебе позвонил? - отмахнулся князь Григорий, словно от надоедливой мухи.
        - На передачу, в прямой эфир, - совсем тихонько произнес Гробослав.
        - Ах, на переда-ачу! - обрадовался князь Григорий. - Уж не на ту ли передачу, где ты поливал грязью несчастную вдову, как ее?.. - обернулся князь к Альберту.
        - Ольга Ивановна Шушакова, - услужливо подсказал барон.
        - Сам знаю! - Князь Григорий вновь оборотился к Гробославу. - Значит, самозванцеу подсовываем - раз. Клеветой занимаемся - два…
        - Но ты же сам, князь…
        - Что - сам? Может быть, ты ешчё скажешь, что это я тебе велел вдову обижать? А?!
        - И, выдержав приличную паузу, князь проговорил, будто выплюнул: - Пшел вон.
        Гробослав, даже не пытаясь встать с колен, обреченно пополз на четвереньках к двери, волоча за собой сумку с диктофоном. Остальные сидели молча, избегая глядеть не только на опозоренного Гробослава, но и друг на друга.
        Первым прервал молчание барон Альберт:
        - Князь, а ведь Гробослав еще и…
        - После доложишь, - оборвал князь. - Ну, служивые, чего приумолкли? И вообще, на чем мы остановились - на членских взносах? Тогда продолжим, неча время терять.
        Юноша-секретарь встал и, поминутно заглядывая в лаптоп, принялся зачитывать имена должников и суммы недоуплаченных взносов. Собрание понемногу возвращалось в свое рутинное течение.
        ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
        ОПАСНЫЕ ИГРЫ
        Уже начало смеркаться, когда черная карета, запряженная рысаками, прогрохотала по каменному мосту и, миновав мощные ворота Белопущенского кремля, остановилась перед входом в Военный приказ. Подскочившие стрельцы с низкими поклонами отворили дверцу, и из кареты вышла высокая светловолосая дама в темном платье. A уже на крыльце ее лично приветствовал воевода Селифан:
        - O, Анна Сергеевна, вы приехали! - Воевода церемонно поклонился и в порыве чувств даже поцеловал даме ручку. - A мы вас так ждали… Барон Альберт готов побеседовать с вами хоть сей миг.
        - Ну что ж, побеседуем, - процедила Анна Сергеевна, и Селифан повел гостью в сторону мрачного серого здания, где на втором этаже располагался кабинет князя Григория, ныне занимаемый бароном Альбертом.
        (Елизавета Абаринова-Кожухова, «Дверь в преисподнюю»)
        Трудно было бы узнать ту опушку леса, где каких-то несколько недель назад воевода Селифан вел дружинников князя Григория на очередной ратный подвиг. Теперь здесь, конечно же, не было никаких сугробов, да и вообще ничего, напоминавшего зиму. Еще бы на несколько градусов выше, и погода была бы почти летняя.
        Но если декорации сильно изменились, то действующие лица (не считая отсутствующих Надежды и Гробослава) оставались теми же самыми, разве что поменяли наряды.
        Доблестные воины, числом десять человек, теперь были одеты не в одинаковые
«скрепочные» кольчуги, а в одинаковые кеды, красные спортивные трусы и майки. Вместо картонных мечей они держали в руках ломики - но отнюдь не картонные, и даже не деревянные, а металлические.
        Переменил внешний облик и их командир, бравый воевода Селифан. Он красовался в кителе, штанах-галифе и фуражке темно-зеленой защитной расцветки.
        Несмотря на, прямо скажем, не самую жаркую погоду, княжеские дружинники не испытывали чувства холода: только что они «для разогреву» совершили пробежку по пересеченной местности, а потом еще и серию гимнастических упражнений с ломиками.
        Удовлетворившись физической подготовкой своих подопечных, воевода решил, что пора позаботиться и об их душевном здоровье.
        - Ребята, вы не должны ни на миг забывать о своем особом предназначении, - негромко говорил Селифан, расхаживая вдоль строя и в упор разглядывая лица воинов.
        - А ваше первое и главное назначение - сражаться за дело справедливости, то есть выполнять волю нашего вождя князя Григория. Выполнять слепо, без раздумий и вопросов навроде «зачем» и «для чего».
        Селифан говорил веско и уверенно, словно вбивая гвозди. Но некоторые из его подчиненных чувствовали что-то необычное в поведении воеводы - какую-то чуть заметную суетливость и беспокойство, которые он всячески стремился скрыть, но каковые то и дело давали о себе знать.
        Произнеся краткое вступление, Селифан извлек из кармана зажигалку, высек огонь, но, похлопав себя по другому карману, папиросницы там не обнаружил.
        Селифан еще раз прошелся вдоль шеренги и остановился возле самого младшего из дружинников:
        - Володя, сбегай до третьего окопа - кажется, я там свой портсигар позабыл.
        Володя сорвался с места, чтобы выполнять приказ, но Селифан по-отечески положил ему руку на плечо:
        - Да погоди ты, торопыга, накинь что-нибудь, не лето все-таки.
        Володя послушно набросил джинсовую куртку и резво побежал по тропинке, на ходу подтягивая спортивные трусы, которые были ему явно не по размеру.
        К Володе все воины относились почти как к «сыну полка» и уважали за старательность и требовательность к себе: он всегда стремился выполнять все задания наряду со старшими и неизменно отвергал любые предложения снизить нагрузки, учитывая возраст и далеко не богатырское телосложение.
        Рассеянно проводив Володю взглядом, Селифан продолжал свою речь:
        - Вам не нужно думать ни о чем - князь Григорий думает за вас. Намедни я имел счастье лицезреть нашего Вождя и говорить с ним лично… Ну, что замолкли? Кричите - да здравствует князь Григорий!
        - Да здравствует князь Григорий! - троекратно прокричали дружинники, вскинув над головами ломики.
        - Ну вот и прекрасно, - думая о чем-то другом, невпопад сказал воевода. - Всем спасибо, на сегодня всё. Одеваемся и возвращаемся в город.
        Пока его дружинники облачались в «демисезонные» наряды и складывали ломики в спортивную сумку, Селифан внимательно наблюдал за ними, словно на что-то решаясь. И когда воины уже собрались было покинуть опушку, воевода подошел к одному из парней:
        - Аркадий, задержись ненадолго. И скажи Федору со Степаном, чтобы тоже остались. Мне с вами потолковать надобно.
        Селифан был воякой до мозга костей и свою дружину воспитывал в соответствующем духе. Но то, что ему сейчас предстояло сказать, входило в определенные противоречия с его представлениями о воинской чести и доблести. То есть вообще-то умом Селифан понимал, что без ЭТОГО в их общем деле не обойтись, но считал, что ЭТО мог бы осуществить кто-то другой, имеющий и склонность, и сноровку в выполнении подобных поручений. Однако князь Григорий настоял на том, что ЭТО должны совершить именно подопечные Селифана, а князю Григорию он привык доверять и подчиняться беспрекословно.
        И все-таки не лежала у него к ЭТОМУ душа - и оттого-то бравый воевода, как мог, оттягивал миг, когда он должен будет объявить о новом задании князя Григория; оттого-то и устроил своим ребятам кросс не на пять километров, как обычно, а на все десять.
        Но тяни не тяни, а к делу приступать надо.
        - Вот такие дела, ребятушки, - наконец-то заговорил Селифан, когда основная часть дружинников скрылись за деревьями. - Покаместь все мы делаем одно большое и общее дело, готовимся к борьбе за высшую справедливость и благо народное, в наши ряды проникла измена.
        - Смерть изменникам! - гаркнул один из воинов, которого Селифан называл Федором. И испуганно замолк - уставом такие выкрики не предусматривались.
        Однако на сей раз воевода не стал бранить своего не в меру ретивого подчиненного, более того, он был ему даже благодарен, так как тот своим возгласом как бы предварял то, что Селифан собирался объявить. Поэтому воевода ограничился строгим взглядом:
        - Под «нашими рядами» я подразумевал вовсе не нашу с вами дружину - никакой измены я бы просто не допустил. Все обстоит куда хуже - вражеский лазутчик затесался в ближайшее окружение нашего Великого Вождя князя Григория.
        - Не может быть! - ахнул Степан.
        - Разговорчики в строю! - прикрикнул Селифан. - Это не мои выдумки - мне сам князь Григорий сказывал. Личность изменника уже установлена, остается его устранить. Вот это-то ответственное задание и поручено выполнить нам.
        Произнеся это, воевода облегченно вздохнул - главное было сказано. Доблестные воины глядели на него растерянно и чуть испуганно - такого поворота они явно не ожидали.
        - Вопросы есть? - как бы не замечая общего замешательства, спросил Селифан.
        - Что значит - «устранить»? - чуть слышно пролепетал Федор. Он прекрасно понимал, что это значит, но в глубине души надеялся, что, может быть, до ЭТОГО дело не дойдет.
        - По-моему, ты уже сам только что ответил, - сухо проговорил Селифан. - Еще вопросы есть?
        - Кто он? - спросил Аркадий.
        - А вот это не вашего ума дело, - хмурясь, ответил Селифан. - И даже не моего. Про то знает один князь Григорий, да еще… Не знаю, кто еще. Завтра вам будут дадены соответствующие указания, так что будьте готовы.
        - Всегда готовы! - выкрикнул Степан, наверное, вспомнив пионерское прошлое.
        Командир посмотрел на часы:
        - Ну все, теперь возвращаемся в город… Вот черт, совсем забыл - я ж Володьку-то за портсигаром послал! Придется подождать. И еще, имейте в виду - то, о чем мы тут говорили, должно остаться строго между нами.
        Дружинники молчали, но думали об одном и том же: предстоящее «устранение изменника» - это очередная ступень клубных военно-исторических игрищ, или нечто иное? Ответ, увы, напрашивался сам собой: игры закончились ровно в тот миг, не раньше и не позже, когда они вместо картонных мечей взяли в руки железные ломы.
        ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
        WHO IS MISTER КНЯЗЬ ГРИГОРИЙ?
        ГЛАВНЫЙ СКОМОРОХ.
        Милостивые господа,
        Слушайте сюда!
        Мы вам покажем представление
        Всем на удивление.
        А коли смотреть не хотите,
        То, пожалуй, и не смотрите.
        Представляем вам князя Шушка -
        Благородного старичка.
        А вот его дочка, княжна Ольга,
        Что княжила ладно, да жаль - недолго.
        А это князев постельничий Григорий,
        После сам ставший князем который.
        А уж как овладел он престолом княжьим -
        Про то мы и расскажем, и покажем
        КНЯЗЬ ШУШОК.
        Ох, чего-то мне недужится,
        Нога болит и голова кружится.
        Скорей бы конец этому горю!
        ГРИГОРИЙ (про себя).
        Его тебе я живо ускорю.
        КНЯЖНА ОЛЬГА.
        Батюшка, я несу лекарство.
        КНЯЗЬ.
        И на кого ж оставлю я государство?
        КНЯЖНА.
        Живи, батюшка, до ста лет!
        (со слезами уходит).
        ГРИГОРИЙ.
        Тебе, о мой князь, замены нет!
        КНЯЗЬ.
        Ну, довольно предаваться болезням -
        Оборотимся к делам полезным.
        Эй, Григорий, где ты, зараза?
        ГРИГОРИЙ.
        Вот, князь, два на подпись указа.
        (Подает бумаги. Князь отворачивается подписать указы, Григорий достает из-за пазухи бутыль с надписью «Отравное зелье» и подливает в лекарство).
        КНЯЗЬ.
        Ну все, подписал их своею рукой.
        Выпью лекарство - и на покой.
        (выпивает, уходит).
        ГРИГОРИЙ.
        Желаю, князь, счастливого сна.
        Теперь на очереди - княжна.
        (Елизавета Абаринова-Кожухова, «Холм демонов»)
        Очередное заседание «антигригорьевского» штаба проходило в скромной квартирке Василия Щепочкина, в настоящее время поневоле исполняющего роль Василия Дубова. Детектив-любитель радушно угощал чаем с бубликами свою бывшую учительницу, а ныне авантюристку и садо-мазохистку Анну Сергеевну Глухареву. Журналистка Надежда Чаликова (в миру Надежда Заметельская) должна была подойти с минуты на минуту.
        Анна Сергеевна вовсе не опасалась того, что люди князя Григория будут косо смотреть на ее встречу с их злейшим врагом; более того, ее визит был согласован с бароном Альбертом, который теперь откровенно поощрял попытки Анны Сергеевны склонить Дубова на сотрудничество с вурдалаками.
        Стараясь не упускать ни одной подробности, Анна Сергеевна рассказывала Васе о своей последней встрече с барном Альбертом. Щепочкин хмурился - при всем почитании госпожи Глухаревой и даже преклонении перед ее злодейскою славой, барон Альберт отнюдь не был склонен делиться с нею ценной информацией о князе Григории и его окружении, на что Василий очень рассчитывал. Вот и на сей раз, хотя барон был на редкость словоохотлив, но рассказывал преимущественно о славных делах князя Григория в прошлом и не менее грандиозных замыслах на будущее, вроде присоединения к Белопущенскому княжеству земель далекой Америки, и тем самым с легкостью превзошел самые смелые фантазии госпожи Абариновой-Кожуховой. Но собственно по делу сказал совсем немного - чтобы Анна Сергеевна продолжала свою миссию по перевербовке Дубова и морально готовилась к устранению Ивана Покровского, причем, возможно, и неоднократно.
        - Так и сказал - неоднократно? - переспросил Щепочкин. - Да-а, ну мы и вляпались…
        - В каком смысле? - не поняла Анна Сергеевна.
        - Вот к чему приводят необдуманные действия, - все более мрачнея, пробормотал Щепочкин. - Если это случится, я себе никогда не прощу…
        Пока Василий предавался самобичеванию, Анна Сергеевна бегло осматривала более чем скромную обстановку его комнаты, самым ценным предметом которой был компьютер.
        - Вася, откуда у тебя эта вещь? - желая отвлечь Щепочкина от мрачных мыслей, спросила Анна Сергеевна, имея в виду, конечно, не компьютер, а неумело склеенный фаянсовый кубок с мужским портретом в окружении венка из осиновых листьев.
        - Слямзил, - кратко ответил Вася, не уточняя, где и когда он он его слямзил.
        - Вылитый Алексей Максимыч, - задумчиво произнесла Анна Сергеевна. - Только больно уж молодой…
        - Какой Алексей Максимыч? Горький? - удивился Щепочкин. - Ну что ж, усы, конечно, похожи, но я что-то не помню, чтоб у Горького была такая лысина.
        - Да нет, при чем тут Горький, - улыбнулась Глухарева. - Алексей Максимыч Семенов. Он был активистом родительского комитета в классе, где я преподавала.
        - Давно? - как бы без особого интереса спросил Вася.
        - Лет десять-пятнадцать назад. На днях я его в гастрономе встретила, так он своего младшенького, Гришку, все нахваливал - дескать, далеко пошел, в большое начальство выбился.
        - Так вы говорите, Анна Сергеевна, он здесь выглядит моложе своих лет?
        - Ну да, гораздо моложе. Постой, Вася… - Анна Сергеевна внимательно пригляделась к портрету на кубке. - Да, точно. Этот похож даже не столько на папашу, сколько на сына. И как раз его возраста.
        - Погодите-погодите, - насторожился Щепочкин. - Григорий Алексеич Семенов - это ведь второе лицо в шушаковском банке! Но, по-моему, ничего общего. У него, - Вася указал на кубок, - и усы, и плешь, и волосы посветлее, а у Григория Алексеича и усов-то нет, а волосы темные и вьющиеся… Хотя… Хотя овал лица, пожалуй, похож. И горбинка на носу почти такая же, - добавил Вася, восстанавливая в памяти облик Семенова-младшего, которого, правда, живьем и вблизи ни разу не видел.
        - Насчет усов ничего сказать не могу, - усмехнулась Анна Сергеевна. - А волосы у Гриши и впрямь были светлые, но уже в старших классах начали выпадать. Гриша очень комплексовал по этому поводу, а потом где-то раздобыл темный парик и стал его носить. Сначала ребята подсмеивались, а потом привыкли. После школы он уехал учиться куда-то не то в Москву, не то в Питер, а когда вернулся, то все уже давно забыли, какие у него волосы на самом деле. - Анна Сергеевна еще раз глянула на кубок. - Хотя, может быть, это вовсе и не Гриша, а просто похож…
        В прихожей раздался звонок.
        Повернув на всякий случай кубок портретом к стене, хозяин побежал открывать дверь. На пороге стояла Надежда Заметельская. Василий провел ее в комнату, познакомил с Анной Сергеевной и тут же усадил пить чай.
        - Ну что ж, все в сборе, заседание можно считать открытым, - объявил Щепочкин. - Вопрос первый - Анна Сергеевна и предстоящее гипотетическое убийство некоего пока что не известного нам Ивана Покровского. И вот какой информацией мы на данный момент располагаем. Пункт «А». Реституирование, то есть возвращение помещичьих усадеб потомкам их владельцев в наших краях не производится, так что данное направление смело можно закрыть. «Б» - поэты. Увы, этого добра у нас хватает, точно так же как и в абариновском Кислоярске, но переводами всерьез занимается лишь один, некто Игорь Иваныч Лабазов. Правда, ему уже здорово за семьдесят, так что вряд ли кто-то заподозрит его.
        - В чем заподозрит? - не выдержала Анна Сергеевна.
        - В кознях против князя Григория, за которые вы должны будете его убить, и даже не один раз, - объяснил Вася. - Теперь пункт «Ц» - собственно Иваны Покровские. Мой друг инспектор Рыжиков предоставил краткую информацию обо всех обладателях данных имени и фамилии в нашем городе и окрестностях. Таких, которые и Иван, и Покровский, оказалось трое. Один - агроном в бывшем колхозе «Заря», в десяти километрах от города. Другой - работник СМИ, третий инженер, теперь на пенсии… Как бы они еще не стали «мочить» всех подряд!
        - Ну, «мочить»-то буду я, - возразила Анна Сергеевна. - И не один раз.
        - Скажите, Василий Юрьевич, а инспектор обещал что-то сделать ради их безопасности? - вступила в беседу Надежда.
        - Он сказал, что меры будут предприняты, как только Анна Сергеевна получит конкретные указания кого-то убрать. Так что на этот счет пока можно не беспокоиться, главное - вовремя информировать Рыжикова. Теперь второй вопрос нашей повестки - что мы такого начудили с двумя господами Каширскими?
        - Начудили - это еще очень мягко сказано, - вздохнула Надя.
        - Даю отчет, - продолжал Щепочкин. - «Первый» Каширский - некто Федор Петрович Рогожкин, мой давний приятель, он живет в городке N. Это километров в пятидесяти от нас, - пояснил Вася для Надежды, - и работает в местной поликлинике. Обладая некоторыми навыками гипноза, он иногда использует их на практике, но никакой широкой огласки не имеет. Да и не стремится. Когда я ему позвонил и объяснил, в чем дело, Федор Петрович тут же согласился помочь. В окружение князя Григория ему удалось внедриться через Анну Сергеевну, которая рекомендовала его лично барону Альберту. Вот, в общих чертах, и все. - Щепочкин уставился на Надю - дескать, теперь ваш черед.
        - «Мой» Каширский - это сам… - Тут Надежда назвала фамилию известного
«психотэрапэута», который в перестроечные годы посылал свои «устаноуки» многомиллионной аудитории советских телезрителей и, по мнению некоторых критиков, отчасти послужил писательнице Абариновой-Кожуховой прототипом Каширского. - К князю Григорию Анатолий Михалыч попал через небезызвестного Гробослава, или ди-джея Гроба, позвонив ему в прямой эфир.
        Василий даже присвистнул:
        - Надя, как это вам удалось заполучить такую знаменитость?
        - Для нас, журналюг, нет ничего невозможного, - загадочно улыбнулась Надежда. - Ну, скажем так, почти ничего…
        - И надо же им было столкнуться нос к носу не где-нибудь, а перед самим князем Григорием, - с досадой заметил Вася. - Хорошо еще, что все так благополучно сошло.
        Тут в разговор вновь вступила Анна Сергеевна:
        - Простите, друзья мои, я не совсем поняла: получается, что вы действуете не совсем заодно, а каждый сам по себе? Иначе такой накладки с двумя Каширскими просто бы не было.
        - Действительно, у нас теперь нет другого выхода, как доверять друг другу, - отметила Надя. - А то просто какая-то самодеятельность получается!
        - Кстати, о самодеятельности, - вспомнил Василий. - Через пару недель состоится премьера «Ревизора», так что приглашаю всех желающих. Ну да вы, Наденька, уже в курсе - я ж видел, как вы нашего режиссера интервьюировали. Это был настоящий допрос с пристрастием!
        - Да уж, на последней репетиции милейший Святослав Иваныч был просто в ударе, - заулыбалась Надежда. - А этот немец, как его, ну, в общем, который играет доктора Гибнера - он же прирожденный артист. Ему бы на настоящей сцене выступать, а не в банке штаны просиживать… И, по-моему, он ко мне не совсем равнодушен.
        - Вот как? - от души рассмеялся Василий. - С чего это вы решили?
        - Он все время на меня поглядывал, да еще таким взглядом, как бы точнее сказать, в общем, плотоядным.
        - Ага, прямо как людоед Херклафф на журналистку Чаликову, - заметила Анна Сергеевна. - Очень была яркая сцена, только не помню где - в «Холме» или в
«Двери».
        Вася как-то странно посмотрел на Анну Сергеевну, потом на Надю, но ничего не сказал.
        - Зато инспектор Рыжиков - вне конкуренции, - продолжала Надя. - Что городничий может быть ТАКИМ, я и представить не могла!
        Тут зазвонил телефон. Вася снял трубку.
        - Алло! Георгий Максимыч? Вот уж легки на помине. Как хорошо, что позвонили, я хотел у вас кое-что уточнить…
        - После, после, - перебил инспектор Рыжиков. - Включайте скорее радио, а потом созвонимся.
        Вася несколько удивился, но радио включил. За важными разговорами детектив-любитель и его гостьи даже не заметили, как часовая стрелка подошла к десятке, а в это время по «Голубой волне» обычно начинался эфир ди-джея Гроба.
        ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
        КОНСУЛЬТАНТ ШИРОКОГО ПРОФИЛЯ
        Альберт пододвинул колдуну тарелочку с золотым яблоком:
        - Посмотрите, в чем тут дело. Ничего не показывает.
        - А что вы хотел увидайть?
        - Ну, например, князя Длиннорукого.
        - Айн момент. - Херклафф небрежным жестом произвел над тарелочкой какие-то манипуляции, яблочко покатилось вдоль кромки, однако изобразило на тарелочке лишь что-то темное, с двумя еле различимыми силуэтами. - Ничефо, сейчас добавим яркость. - Херклафф стал крутить пальцами перед блюдцем, как будто настраивая телевизор, и действительно - вскоре изображение несколько высветилось, а два силуэта оказались женскими. Они брели по болоту, тонущему во мгле, то и дело спотыкаясь о кочки и выразительно жестикулируя.
        - Ну и где же Длиннорукий? - не вытерпел воевода.
        Вместо ответа Херклафф еще немного поколдовал над тарелочкой, и изображение приблизилось - теперь лица обеих женщин занимали чуть не весь «экран».
        - Точно Длиннорукий, - изумленно выдохнул Альберт. - Вот эта, что слева. А вторая… Кто же вторая?
        - О, херр Петрович! - обрадованно вскричал Херклафф. - Вот кого я хотель кушать, но так и не скушал. Ничефо, еще успею…
        - Но что они делают на болоте? - возмутился Альберт. - Их место в королевском замке.
        - А еще лучше - у меня ф желудке, - расплылся людоед в плотоядной ухмылочке.
        (Елизавета Абаринова-Кожухова, «Дверь в преисподнюю»)
        Консультант «Шушекса» по международным связям Герхард Бернгардович Мюллер занимал небольшой кабинетик, где на прибитой к дверям табличке так и значилось: «Герхард Бернгардович Мюллер, консультант по международным связям». Будучи добросовестным работником, Герхард Бернгардович добросовестно просиживал в кабинете все рабочее время, но собственно по специальности работы у него было, увы, совсем немного: новая глава банка Ольга Ивановна Шушакова только входила в курс дел и до международных связей руки у нее пока что не доходили. Правда, это не значило, что господин Мюллер бессмысленно протирал штаны и считал ворон за окном или на экране компьютера; как человек общительный и широко эрудированный, Герхард Бернгардович готов был дать консультации кому угодно и по любому вопросу.
        Так что скучать господину консультанту не приходилось - в его закутке постоянно кто-то «ошивался». Сама Ольга Ивановна нередко запросто заходила, чтобы обсудить с Герхардом Бернгардовичем, тонким ценителем дамских и прочих мод, что теперь носят в Германии, да и вообще в просвещенной Европе. А поскольку Ольга чуть не всякий раз сводила разговор на фасоны подвенечных платьев, то Герхард Бернгардович мог сделать вывод, что уважаемая банкирша собирается в недалеком будущем связать себя узами Гименея. Не менее частой гостьей бывала и журналистка Надежда Заметельская, ставшая уже почти своим человеком в банковском закулисье. Надя забегала к консультанту просто поболтать о том, о сем, а заодно и подправить свои навыки в немецком наречии. Иногда наведывался и сам Григорий Алексеич Семенов. Не забыв поинтересоваться, не получал ли Герхард Бернгардович новых «людоедских» анонимок, управляющий развивал перед ним свои проекты расширения и углубления банковского дела, встречая в господине Мюллере внимательного и доброжелательного слушателя, всегда готового тактично направить прожектерство Григория Алексеича в
реалистическое русло.
        Вот и нынешний день прошел в столь же разнообразных хлопотах, причем особое разнообразие придал визит поэта-переводчика Игоря Ивановича Лабазова, с которым Герхарда Бернгардовича сдружила общая любовь к творчеству Гете, Шиллера и Зюскинда. Игорь Иванович засиделся у Мюллера чуть не до вечера, обсуждая сходства и различия в гетевских переводах Василь Андреича Жуковского, Михал Леонидыча Лозинского и Игоря Иваныча Лабазова, а когда гость откланялся, Герхард Бернгардович обнаружил, что его рабочее время давным-давно закончилось. Однако, едва он оделся и убрал все лишнее со стола, как в дверь постучали.
        - Битте, заходите! - крикнул Герхард Бернгардович, предполагая, что это или Ольга Ивановна, или Вадик-Хлестаков, с которым они частенько обсуждали предстоящую премьеру «Ревизора». Однако в кабинет проскользнул какой-то незнакомый лысоватый человек с тараканьими усами, а следом за ним - господин с вьющимися волосами и бородкой.
        Мюллер выжидающе уставился на гостей.
        - Альберт Альфредович, - представился усатый. - А это - мой коллега господин Каширский.
        Тот, кого назвали господином Каширским, молча кивнул и столь пристально глянул на Герхарда Бернгардовича, что тому даже стало малость не по себе.
        - Тшемм могу быть полезный? - учтиво осведомился хозяин.
        - Видите ли ли, почтенный Герхард Бернгардович, мы представляем фирму «Каннибал»,
        - торопливо заговорил Альберт, - и хотели бы с вами…
        - Простите, какую фирму? - изумленно перебил Герхард Бернгардович.
        - «Каннибал», - повторил Альберт. - Это сокращенное от «Канторович и Балашов». Нас к вам посоветовал обратиться Григорий Алексеич, он рекомендовал вас как большого знатока бизнеса…
        - Вообще-то их бин знаток в финансен унд банкен, - вежливо уточнил Герхард Бернгардович. - Бизнес не есть мой основной специализацион, однако, битте, излагайть ваше дело.
        - А дело в том, что наша фирма производит столовые принадлежности, всякие вилки, ножи, поварешки и прочее, - засуетился Альберт Альфредович, - и мы хотели бы завести взаимовыгодные контакты с коллегами в Европе и, в частности, в Германии. И если бы вы взялись стать нашим посредником…
        - Нет-нет, либе херрен, я в такое дело понимать немного, - решительно отказался Мюллер. - Но у меня есть хороший фреуде в Штутгарт, а его дер швагер занимается всякий… как это, шахер-махер, купить-продать эт цетера, эт цетера. Настоящий дер Шпекулянт! - Последние слова Герхард Бернгардович произнес с немалым пиететом, ибо вообще уважал людей, способных на что-то, к чему сам способностей не имел. - Я вам дать его адрес, телефон и эмейл, вы может с ним завязаться.
        - Да-да-да, большое вам спасибо, Герхард Бернгардович, вы нас очень выручили, - рассыпался в благодарностях Альберт, старательно переписывая из записной книжки консультанта реквизиты «дер швагера». Его же коллега Каширский во все время переговоров не проронил ни слова, лишь буравил Мюллера немигающим взглядом серых глаз и что-то бормотал себе под нос.
        Наконец, гости покинули кабинет, а следом за ними, аккуратно заперев дверь на ключ, удалился и хозяин.
        Уже на улице, законопослушно пересекая пешеходный переход на зеленый свет, Герхард Бернгардович заметил своих визитеров, что-то оживленно обсуждавших на автобусной остановке. Мюллер вежливо приподнял шляпу, бизнесмены приветливо заулыбались. Однако, если бы герр консультант каким-то чудом смог подслушать, о чем беседуют его новые знакомые, то он был бы весьма озадачен.
        - Господин Каширский, а вы точно дали ему установку? - с подозрением спрашивал Альберт.
        - Ну разумеется, дорогой барон, - спокойно отвечал Каширский. - Другое дело, что для начала установка дана была очень умеренная, к тому же в режиме долговременной протяженности. Я заложил ему в сознание пока еще не убежденность, а только сомнения в том, кто он на самом деле - банковский служащий Герхард Бернгардович Мюллер, или чародей и людоед Эдуард Фридрихович Херклафф. При следующем сеансе я постараюсь расшевелить его подсознание, а уж только потом можно будет конкретизировать: кого, когда и где кушать. И лишь тогда можно будет приступить к третьему, заключительному этапу…
        - А нельзя ли весь этот процесс как бы ускорить? - перебил барон Альберт, которому околонаучные разглагольствования Каширского остались совершенно непонятны.
        - Если вы, подобно Анне Сергеевне, считаете меня шарлатаном, то это ваше дело, - усмехнулся Каширский. - А впрочем, я вам готов доказать хоть завтра, что мои способности не уступают моим амбициям.
        - Ну и каким образом?
        - Очень просто. Мы еще раз посетим нашего нового друга, и я дам ему форсированные установки, которые сработают мгновенно. А уж кого он скушает, вас или меня - это кому как повезет.
        - Нет уж, действуйте лучше, как задумали, - буркнул барон.
        ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
        ТАЙНЫ, НЕСУЩИЕ СМЕРТЬ
        Повозка была разделена на две неравные части: меньшую заднюю, где на соломе проснулся детектив, и более большую переднюю, откуда через полупритворенную дверцу до Василия доносилось лягушачье кваканье, перебиваемое некими драматическими стихами, которые с выражением читал один из скоморохов. Причем, судя по всему, читал он как минимум за двоих персонажей, не пропуская и авторских ремарок:
        - Княжна Ольга: «Ах, Григорий, ты меня слышишь? Ты словно холодом нынче дышишь. Будто тебе я и не жена». Григорий: «Я твой супруг навеки, княжна». Ольга:
«Господи, что ты сделал со мною? Как я стала его женою? Спала с глаз моих пелена». Григорий: «Теперь ты навеки моя жена». Ольга: «Твои глаза - будто острый нож!.. Нет, меня так просто ты не убьешь. Отыдь от меня, лживая мразь!». Григорий:
«Поздно, любимая, теперь я - князь». Ольга: «Убийца ты, кровопивец, сатана!». Григорий: «Довольно! Прощайся с жизнью, княжна». Григорий бросается на Ольгу с мечом, та падает окровавленная. Ольга: «Умираю, не помолясь…». Григорий (с торжеством): «Все, теперь я полноправный князь!».
        Василий встал с соломы и, стараясь сохранять равновесие, прошел в переднюю
«комнату», наполовину увешанную разными театральными камзолами и уставленную прочим реквизитом - там Антип, высокий светловолосый человек, внешне мало похожий на артистическую натуру, расхаживая по ограниченному пространству, продолжал читать пьесу. Из чего детектив логически вычислил, что лошадьми правит Мисаил.
        (Елизавета Абаринова-Кожухова, «Холм демонов»)
        Вместо ди-джея Гроба из приемника раздался чуть грубоватый голос другой ведущей
«Голубой волны», известной как Лилия Болотная. Щепочкин отметил, что на сей раз ее речь не звучала столь самоуверенно, как обычно, и без свойственного ей апломба:
        - Добрый вечер, уважаемые радиослушатели. Вероятно, вы удивлены, не услышав в урочный час знакомого голоса, но на то есть особые причины. Сегодня, полтора часа назад, во дворе заброшенного дома на Конюшенной улице, был обнаружен труп со следами нескольких ножевых ранений, принадлежащий гражданину Ивану Вениаминовичу Покровскому…
        - Нет! Только не это! - вскрикнул Василий.
        - Но я тут не при чем, - испуганно пробормотала Анна Сергеевна.
        - …более известному нашим слушателям под именем ди-джей Гроб, - после секундной заминки продолжала ведущая. - Уже возбуждено уголовное дело, идет следствие, и о его ходе в прямом эфире «Радио FM - Голубая волна» любезно согласился расказать инспектор городского УВД господин Рыжиков. Скажите, Георгий Максимыч, располагаете ли вы какой-то новой оперативной инфорамцией?
        - Увы, пока что нового не так много, - раздался из приемника тот же голос, который Щепочкин минуту назад слышал в телефонной трубке. - Действительно, погибший - гражданин Покровский Иван Вениаминович, и на теле обнаружено до десяти ножевых ранений. По предварительному заключению экспертов, они нанесены по меньшей мере тремя режущими преметами, причем есть подозрение, что один из нападавших был левша. Но, повторяю, все это еще требует уточнения. Могу заверить вас, а также всех радиослушателей, что будет проведено самое тщательное расследование и отработаны все версии.
        - Ну а лично у вас, Георгий Максимыч, имеются какие-то подозрения? - допытывалась Лилия Болотная. - Неужели знаменитая милицейская интуиция вам ничего не подсказывает?
        - Интуицию, голубушка, к делу не подошьешь, - суховато ответил Рыжиков. - Хотя я не исключаю, что это банальные мафиозные разборки.
        Последние слова инспектора вызвали у ведущей целую бурю вдохновения. Наде даже показалось, что в ее интонациях появилось что-то «гробовское» (или гробославское? :
        - Георгий Максимыч, но ведь покойный в своих передачах неустанно разоблачал мафию, сросшуюся с коррумпированной верхушкой нашего городского руководства! Не видите ли вы здесь прямой связи, особенно в свете предстоящих выборов мэра и горсовета?
        Однако Рыжиков решительно пресек попытку втянуть себя в столь рискованные материи:
        - Извините, это не в моей компетенции. Следствие такими данными не располагает, но как только они появятся, то все материалы будут переданы в отдел по борьбе с коррупцией городской прокуратуры. А ближайшая наша задача - найти убийц гражданина Покровского.
        - А также их заказчиков.
        - И заказчиков тоже, - согласился инспектор.
        - Ну что же, Георгий Максимыч, спасибо, что вы нашли время прийти к нам в прямой эфир, - сердечно поблагодарила ведущая. - Напомню, что мы беседовали с инспектором ГУВД Рыжиковым, который ведет дело о зверском убийстве нашего коллеги, бескорыстного борца с коррупцией ди-джея Гроба. Переходим к текущим новостям. Как известно, через три с половиной месяца в нашем городе состоятся муниципальные выборы, и до нынешнего дня было известно лишь то, что на пост мэра претендует нынешний городской голова господин Вершинин. Сегодня о своем возможном выдвижении заявила Ольга Ивановна Шушакова. Так что ежели мадемуазель Шушакова и впрямь включится в избирательную кампанию, то месье Вершинин получит очень серьезного конкурента.
        - Ольга Ивановна - мэр? - искренне удивилась Надя. - Зачем ей это нужно? Что у нее, в банке дел не хватает?
        - А теперь от актуальных новостей плавно перейдем к светской хронике, - продолжала меж тем госпожа Лилия Болотная. - По сведениям из источников, близких к достоверным, уже упомянутая банкирша и, возможно, будущая градоначальница Ольга Шушакова в скором будущем свяжет себя узами Гименея. Имя счастливого избранника пока что держится в тайне, известно лишь, что это - человек из ее окружения. Увы, нам не известны музыкальные пристрастия Ольги Ивановны и ее таинственного жениха, поэтому специально для них поставим любимую песню покойного ди-джея Гроба -
«Голубая луна» в исполнении Бориса Моисее…
        Василий выключил радио. Вид его был столь мрачен, что гостьи даже забеспокоились.
        - Что с тобой, Васенька? - всполошилась Анна Сергеевна. - Или ты сам рассчитывал на ее руку и сердце?
        - Не говоря уж про состояние, - не то в шутку, не то всерьез подхватила Надя. - А что, вы бы с Ольгой Ивановной составили идеальную пару.
        Эти слова немного развеселили Щепочкина - но совсем немного. Он повернул склеенный кубок портретом к Надежде:
        - Скажите, Надя, кто это?
        - Князь Григорий, - несколько удивленно ответила журналистка.
        - А Анна Сергеевна уверяет меня, что он похож на Григория Алексеича Семенова, - продолжал Вася. - Вы часто бываете в кулуарах банка и наверняка успели его хорошо разглядеть. Так что или подтвердите, или развейте наши подозрения.
        Надя внимательно присмотрелась к портрету, мысленно стирая усы и пририсовывая на плешь темные кудри.
        - А знаете, это ведь и вправду Григорий Алексеич! - воскликнула она. - Неужели…
        - Да, Наденька, теперь ясно, что обаятельнейший управбанка Григорий Алексеич Семенов и князь-вурдалак Григорий Первый Адольфович Лукашеску и прочая и прочая - то же самое лицо. И это означает одно: если мы его не остановим, то в самом ближайшем будущем произойдет такое, что даже зверское убийство ди-джея Гроба покажется сущей мелочью.
        - О чем ты, Вася? - удивилась Анна Сергеевна.
        - Я с самого начала ощутил в этом деле некую преступную закваску, - как-то отстраненно заговорил Щепочкин, - но и думать не мог, что они способны действовать с таким нахрапом, с такой наглостью и с такими далеко идущими целями.
        - Василий Юрьевич, о чем вы? - не выдержала Надя. - Расскажите, что вам конкретно известно, и мы вместе решим, что делать.
        - В том-то и дело, что мне ничего не известно, - сокрушенно вздохнул Вася. - С теми мизерными фактами, которыми я располагаю, не сунешься ни в прокуратуру, ни в суд. Даже инспектор Рыжиков, уж на что «продвинутый» человек, да и тот, кажется, начинает на меня поглядывать, как на фантазера, если не сказать похлеще. Но с вами-то я могу поделиться и фактами, и подозрениями - надеюсь, вы меня поймете правильно.
        Вася отодвинул кубок, встал из-за стола и прошел в угол комнаты, где у него стоял стол с компьютером.
        - Для начала позвольте напомнить несколько цитат из «Холма демонов», - сказал Щепочкин и, открыв соответствующий файл, с выражением зачитал:
        - «До вашего сведения довожу, что третьего дня скончался князь Иван Шушок, сидящий на Белой Пуще. И как ни старались остальные сородичи оного, Шушки, но нехорошие слухи поползли через их холопов. Что-де не своею смертию умер князь Иван, а убит был ночью неизвестным злодеем. Но тут слухи разные имеются: то ли зелье ему в ухо было влито, когда он опочивал, то ли горло ему перегрызла тварь неведомая и кровь всю его испила. Последним живьем князя видел его постельничий Григорий, коему злые языки постыдную связь с хозяином приписывают, но он ничего о смертоубийстве не знает, так как произошло оно после полуночи. Когда слуги в соседней комнате услышали крики сдавленные и вбежали, князь был еще жив и постель его вся кровью залита. И говорят, прошептать успел он одно слово: „оборотень“, да на том и дух испустил. Всем слухам этим невероятным верить трудно, так как сильно странны они, да и, как известно, нерадивые слуги всегда глупости всяческие про своих господ говорят, а постельничему Григорию, в любимцах у Ивана ходившему, просто завидовали. Дьяк Посольского приказа Блинов».
        - Ну, так это из документов, похищенных в царь-городском древлехранилище, - заметила Надя. - Но какое это имеет…
        - Самое прямое, - перебил Вася. - А как вам такой отрывочек?
        И он зачитал:
        - «…Странным нам показалось сразу то, что мало гостей на свадьбу приглашено было, а простой народ и вовсе стрельцы отогнали подальше. А про жениха княжны Ольги, дочери Ивана Шушка, говорили только гадости всяческие, и что-де из постели в постель перелез, и родовитости он сомнительной, а иные чернокнижником его за глаза называли. В глаза же говорить опасались, так как злопамятен он. И в пример приводили как смерть князя Ивана, так и погибель странную воеводы Полкана, и боярина Перемета, и еще других, кто Григория в глаза не жаловал. И те же языки добавляли, что с тех пор как покойный князь приблизил к себе оного Григория, так среди людей его верных смерть лютая своей косой прошла. И умирали все странным образом, по большей частию с горлом перерезанным, а то и с кровью испитою. И будто бы повинен во всем некий заморский чародей, Григорием зело привечаемый. А княжна же Ольга при венчании гляделась будто спящей на ходу, и Григорий ее вел под венец своею рукой, а родственники шли сзади, чего раньше не бывало. А еще, с людьми разговаривая, слышал, что по местным лесам много всякой нечисти в последние
годы объявилось и что управы на нее нет. Боярин Петухов, Царь-Городский посланник при Белой Пуще.»
        - Очень мило, - только и смогла сказать Анна Сергеевна. - Я эти отрывки как-то смутно припоминаю - должно быть, пробежала по диагонали, не слишком вникая.
        - И очень напрасно, - заметил Вася. - В них - один из ключей к нашим загадкам! Ну и в заключение позвольте вам зачитать еще один фрагментик: «К самим похоронам никто из гостей допущен не был и потому княжну Ольгу только в гробу сыздаля при отпевании видали. Но ничего особливого не заметили. Слухи всякие промеж людей ходили, что-де сам Григорий сгубил ее, вместе с заморским колдуном, дабы на Княжий престол воссесть. Но слухи эти могли и другие из рода Шушков распускать, дабы Григория скинуть и самим править. И говорили они, что княжение после Ивана перешло к дочери его Ольге, а после ее смерти к Григорию перейти не может. Но все это слухи темные, и ходит их множество, и иные до чудных дел договариваются. И все это шепотом, потому что власть Григория сильна и строга. И Григорий множество сторонников имеет и среди бояр, и стрельцов, и простого люда. А князья Шушки любовью у холопов своих никогда не пользовались, потому как только о своем благе пеклись и, когда нечисть народ донимать стала, токмо обещали изгнать ее из Белой Пущи, да ничего не делали. А Григорий уже войско сильное набирает и отменно
вооружает его, и все видят, что он об общем благе печется и править будет твердою рукой. Не в пример Шушкам, одними разговорами пробавлявшимися. Князь Рыжков».
        Читая, Василий изредка украдкой поглядывал на дам. В то время, как учительница сохраняла полную безмятежность, лицо журналистки становилось все бледнее.
        - Но ведь это же… Это же… - проговорила она, едва Щепочкин закончил чтение. - Такого просто не может быть!
        - Увы, - вздохнул Василий. - Есть многое на свете, и так далее.
        - Ну так объясни мне, своему бестолковому другу Горацио, что все это значит, - потребовала Глухарева.
        - C удовольствием, Анна Сергеевна. Хотя, конечно, удовольствия тут немного. Все началось с того, что Григорий Алексеич Семенов, начитавшись ненаучной фантастики, вообразил себя князем Григорием из «Холма демонов». И ладно бы вообразил, так ведь он еще и начал действовать, как в книге, только не в параллельном, а в нашем мире. Или, вернее, он выстроил себе параллельный мир, но забыл отделить его от нашего. А тут еще и среда, как на грех, оказалась самая подходящая. Нужен князь Шушок - вот вам банкир Шушаков. Нужна княжна Ольга - пожалуйста, Ольга Ивановна. Он и шайку сколотил под стать себе, один Гробослав, то есть ди-джей Гроб, чего стоит.
        - Стоил, - тихо поправила Надя.
        - Но ему и этого показалось мало, - продолжал Василий. - Что он, без Анны Сергеевны Глухаревой не мог бы справиться? Но нет, раз в книге есть такой персонаж, то и у него должен быть. В этом и сила, и слабость одержимых людей. Они способны добиться своих целей, даже самых бредовых, но их, если действовать с умом, не так уж трудно убедить в чем угодно. По принципу: «Ах, обмануть меня нетрудно…» И в том, что заслуженная учительница и авантюристка - одно и то же лицо. И в том, что к нему заявился шарлатан Каширский, и даже не один, а целых два и сразу. И пускай один самозванец, зато второй - уж самый перенастоящий Каширский. Это мы, нормальные люди, вечно сомневаемся, а у сумасшедших всегда и все
«сходится».
        - То есть ты хочешь сказать, что князя Шушка, то есть банкира Шушакова, Гриша Семенов… - недоговорила Анна Сергеевна. И, на миг войдя в образ своей
«литературной» тезки, докончила фразу: - Замочил?!
        - Похоже, что так, - кивнул Вася. - Может, и не совсем таким способом, как в книге. А может, Иван Владимирович помер своей смертью, а Григорий убедил себя, что это он.
        - Или кто-то убедил Григория, - как бы вскользь заметила Надя.
        - И такое возможно, - согласился Василий. - Как бы там ни было, «процесс пошел», и теперь следующий шаг - женитьба на Ольге Ивановне Шушаковой с ее последующим устранением.
        - Зачем? - не поняла Надежда. - Мне кажется, что Григорию Алексеичу нет смысла особенно спешить - он ведь и так уже фактически глава банка.
        - Смысл как раз есть, - возразил Щепочкин. - Банк для него не самоцель, а лишь этап на пути к власти. Мы только что слышали - до муниципальных выборов три с половиной месяца. За это время ему нужно: во-первых, как можно ярче «засветить» Ольгу Ивановну соискательницей «мэрского» поста; во-вторых, сыграть свадьбу; в-третьих, сделаться безутешным вдовцом; в-четвертых, успеть самому выдвинуться кандидатом в мэры, «раскрутить» себя и выиграть выборы. И все это - в ударно-стахановские сроки. А уж как Григорий будет нами править - это у госпожи Абариновой-Кожуховой описано более чем смачно.
        - Никогда бы не подумала, что Гриша на такое способен, - сокрушенно вздохнула Анна Сергеевна.
        - Вася, а исчезновение старшей Ольги Ивановны, а покушение на Мишу Сидорова, а убийство Гробослава, в смысле ди-джея Гроба - как все это понимать? - осторожно спросила Надя. В общем-то она и сама прекрасно понимала, «как это понимать», просто ей хотелось услышать мнение Щепочкина.
        - Они устраняют любые препятствия на своем пути, - ответил Вася. И пояснил: - Не только тех, кто им мешает, но и все, что не вписывается в книжный сюжет. У Абариновой ничего не сказано про матушку княжны Ольги - вот наш Григорий Алексеич таким элегантным образом и сплавил Ольгу Ивановну-старшую за бугор, а заодно и избавился от лишнего претендента на наследство. Вообще-то ей еще повезло. В отличие от Миши Сидорова, которого отправили «в аут» самым брутальным способом.
        - Постой, Вася, - перебила Анна Сергеевна. - Я понимаю, что Миша пытался за ними следить, что-то узнать. Но не думаю, что он бы много чего добился. А ты - опытный детектив, который реально может их разоблачить. Почему же они начали с Миши, а не с тебя? По-моему, тут что-то не очень вяжется.
        Вася невесело усмехнулся:
        - Анна Сергеевна, вы - математик и мыслете логически. Но вы забываете, с кем мы имеем дело. Это преступники, воображающие себя вурдалаками. У них своя, вурдалачья логика. Я для них - Василий Дубов, часть их игры, и меня они убирать не станут. Во всяком случае, до поры до времени.
        - А как же барон Альберт?..
        - Если бы он и впрямь хотел, чтобы вы убили меня, то не стал бы крутить вокруг да около, а действовал куда решительнее.
        - Значит, и Ивана Покровского мне убивать не придется? - с заметным облегчением произнесла Анна Сергеевна.
        - А вот в этом я не уверен, - помрачнел Василий. - Тут, похоже, шутки кончились. Только что мы узнали об убийстве ди-джея Гроба, он же Гробослав, он же по чистой случайности Иван Покровский, но остались еще двое - агроном и инженер. И, судя по словам барона Альберта, эти двое - ваши.
        - Очень странно, - вздохнула Анна Сергеевна. - Ну, пусть они сумасшедшие и маньяки, но бегать по городу и «мочить» всех встречных Иванов Покровских - это уж, извините, перебор.
        Вася смутился - ему очень не хотелось сознаваться заслуженной учительнице в своем ночном налете на штаб-квартиру князя Григория, а еще более - в том, как он по недомыслию «подставил» Ивана Покровского. Поэтому детектив-любитель избрал более пространное объяснение:
        - Гробослава убрали не только как Ивана Покровского, но и как изменника: это ведь именно он попытался «подсунуть» князю Григорию самозванца под видом Каширского. Но дело даже не в этом…
        - А-а, кажется, я поняла, - подхватила Анна Сергеевна. - По книге я, то есть моя тезка, должна была убить человека по имени Иван Покровский, чтобы он не успел освободить княжну Марфу!
        (Княжна Марфа, которая томилась на болоте в шкуре лягушки, по сюжету «Двери в преисподнюю», была ближайшей родственницей Шушков и возможной соперницей князя Григория).
        - Вот именно, - с облегчением подтвердил Василий. - Но и здесь они хотят вашими руками убить двух зайцев. Нет, не в смысле инженера с агрономом, а избавиться от всех потенциальных «Иванов-царевичей» и заодно привязать вас к себе общим преступлением. - Щепочкин чуть помолчал, зачем-то передвинул на столе чашку с давно остывшим чаем. - И в этой связи убийство ди-джея Гроба педставляется мне весьма знаменательным. Что за изуверство - десяток ножевых ранений!
        - Прямо как в «Восточном экспрессе», - вставила Надя. - Или там их было аж двенадцать…
        - Не хочешь же ты сказать, что это было что-то вроде ритуального убийства! - изумилась Анна Сергеевна.
        - Насчет ритуального не знаю, - пожал плечами Вася, - но вспомните, что говорил Рыжиков: удары наносили трое, и один из них - левша.
        - Ну, тогда князь Григорий ухайдакал даже не двух, а трех ушастых зверьков, - заметила Надежда. - Убрал предателя Гробослава, троих связал круговой порукой, а заодно приобрел и козырь в борьбе за пост городского головы: как же, убит журналист, открыто выступавший против мэра-коррупционера!
        - А если Гриша еще и женится на Ольге Ивановне с ее миллионами, то его уже не остановишь, - озабоченно проговорила Анна Сергеевна.
        - Свадьбы не будет! - решительно пообещал Вася.
        ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
        ВИРТУАЛЬНОЕ КЛАДБИЩЕ
        Кушать подано! Уважаемый автор на сей раз решил попотчевать своего читателя не французским «оливье», а блюдом из той же национальной кухни - откровенным винегретом. Елизавета Абаринова-Кожухова, по всей видимости, неплохой знаток кулинарии, в отличие от так уважаемой ею Александры Марининой. И любителям особых поварских изысков данное блюдо без сомнения придется по вкусу. Особенно тем, кто не слишком себя баловал шампанскими винами времен Катерины, не развлекался ядами от Пушкина «a'la Salieri», не вкушал десерту от пресных рижских посиделок последнего времени (по-старинке себя величавшими - тусовки). Особенно, если эти любители одновременно, между делом, не листали Кристи, Конан-Дойля, ту же Маринину или Воронова, и, упаси Боже, раннюю Кожухову. Да, сегодня великая «калинарка» Елизавета превзошла самое же себя - по части ингредиентов, составляющих нынешний винегрет. Не забыты даже мельчайшие подробности слабостей, пристрастий и (о, какое горе, какое горе!) пороков завсегдатаев рижских «тусовок», которыми автор очень удачно сдобрила свое последнее произведение, как заправским соусом. Ну что ж,
Уважаемый читатель, уже наверняка заметно обильное слюноотделение в предвкушении предстоящей трапезы. И так - приятно не…, то есть - аппетита конечно же!
        (Александр Шелкович, предисловие к повести Елизаветы Абариновой-Кожуховой
«Недержание истины»)
        Находясь дома, прославленная писательница Елизавета Абаринова-Кожухова была патологически неспособна сосредоточиться на творчестве. Все свои знаменитые произведения она написала, сидя в уютных рижских кофейнях за чашечкой кофе или чая, и преимущественно на маленьких бумажках размером в 1/4 от обычного писчего листа. (Елизавета была весьма удивлена, узнав, что ее британская коллега, автор ныне всемирно прославленных и триумфально экранизированных произведений, свои первые книги сочиняла точно таким же способом и даже в те же годы, когда госпожа Абаринова писала «Холм демонов»).
        Дома Елизавета набирала написанное на компьютере, после чего многократно перечитывала и правила текст, добиваясь максимальной художественной выразительности, так что зачастую окончательный вариант той или иной главы отличался от рукописного до неполной узнаваемости. Однако черновики писательница не выбрасывала, а бережно складывала в особом комоде, полагая, что когда-нибудь они будут высоко котироваться на аукционах вроде «Сотби» или «Кристи» и станут немалым подспорьем в диссертантской деятельности грядущих абаринистов и кожуховедов.
        Нынешний день был особый - сегодня за очередной чашечкой кофе Елизавета наконец-то написала последнюю строчку новой книги «Царь мышей» (третьей из серии
«параллельного мира»), над которой работала последние два с половиной года. Обычно в такие мгновения Елизавета испытывала чувство глубокого удовлетворения и осознания своей значимости в литературе и общественной жизни. И это ощущение длилось очень долго - минут десять. После чего неутомимая труженица пера бралась за осуществление очередного замысла, коих у нее слихвой хватило бы как минимум на ближайшие двести лет. На сей раз госпожа Абаринова-Кожухова пребывала на перепутье
        - то ли сразу приступать к новому крупноформатному бестселлеру о приключениях Дубова с Чаликовой в параллельных и перпендикулярных мирах, то ли вернуться и закончить социально-детективную повесть «Убийство по телеграфу», которую оставила недописанной, увлекшись замыслом «Царя мышей».
        Елизавета сняла «шпильки», переобулась в уютные шлепанцы и включила компьютер. По заведенному обычаю, проверила электронную почту. Писем было немного - всего два. Одно из них содержало рекламу, или «спам»: некая сомнительная контора за самую умеренную плату предлагала достопочтеннейшей госпоже Абариновой-Кожуховой участок в два квадратных килобайта на престижном участке виртуального Хайгейтского кладбища. Сначала писательница не могла взять в толк, отчего столь лестное предложение постигло именно ее, но потом вспомнила: однажды, прочитав в журнале
«Гео» статью Бориса Акунина о знаменитом лондонском погосте, где в укромных живописных уголках водятся ежики, зайчики и прочая живность, сентиментальная Елизавета загорелась мечтою быть похороненной именно там, о чем имела неосторожность поделиться в интервью одному электронному изданию. И вот ее вопль души оказался услышан… Черкнув пару строк, что благодарна за предложение, но помирать в ближайшие двести лет не планирует даже виртуально, госпожа Абаринова-Кожухова перешла к следующему письму.
        Второе послание было чуть более деловым - от Александра Шелковича, редактора web-портала «RigaArt» (www.rigaart.km.ru) и одноименной электронной библиотеки рижских авторов, которой госпожа Абаринова предоставила эксклюзивные права на публикацию отрывков из своего будущего шедевра.

«Денек добрый, милейшая моя Лизаветушка, - писал редактор, - как поживаете, как ваше драгоценнейшее здоровьице?..»
        Пробежав следующие полтора десятка строчек, содержащих общие рассуждения о том да о сем, коими издревле славился господин Шелкович, Елизавета добралась собственно до сути дела:

«А на сей раз, яхонтовая вы наша, мы тут с нашим техническим редактором посоветовались, и я решил в рамках очередного Слова к читателю предложить его благосклонному вниманию такой отрывочек из вашего „Царя мышей“»:

«Поминки по убиенному Государю продолжались прямо в его рабочей горнице, более того - в непосредственной близости от останков покойного. Поминальщики сидели кто где на стульях, отчасти бывших в горнице, отчасти прихваченных из приемной. Отличаясь чисто немецкой аккуратностью, господин Херклафф не только тщательно обглодал каждую косточку, но и сложил их на лежанке в углу комнаты. Поначалу вид царских костей несколько смущал пирующих, и они, случайно бросив туда взор, поспешно отводили глаза, но вскоре привыкли и воспринимали такое соседство как нечто само собой разумеющееся.
        Когда кувшин был допит, дьяк Борис Мартьяныч куда-то сбегал и притащил целый бочонок вина.
        - О, я знаю, это весьма знатное винцо, - тут же определил князь Святославский. - Оно лучше всего идет под пирог с капустой, каковой в прежние годы недурственно стряпали на Боярской улице. Но не в той харчевне, что рядом с домом купца Кочерыжкина - тоже, к слову сказать, пресвоеобразнейший был человек - а ближе к набережной. - Князь аж зажмурился от нахлынувших приятных воспоминаний. - Бывалоча, откушаешь кусочек пирога, еще горячего, прямо с печки, да запьешь винцом…
        - А без пирога можно? - прервал княжеские воспоминания боярин Шандыба.
        - Можно, - с тяжким вздохом ответил Святославский.
        - Тогда наливайте, - велел Шандыба.
        Тем временем дьяк безуспешно пытался вскрыть бочку:
        - Тут затычка особая - по правде, я даже не знаю, как ее вытащить. Наш царский виночерпий как-то умеет с ними обходиться, у него для таких бочек даже особые приспособления имеются…
        - А может, внутрь протолкнуть? - предложил Рыжий. Он уже был изрядно „под мухой“, хотя и выпил совсем немного - сказывалась непривычка к хмельному.
        - Конечно, протолкнуть, чего там с нею цацкаться! - зычным голосом подхватил Шандыба. Он стал оглядывать горницу в поисках подходящего предмета и в конце концов остановился на царской лежанке. Выбрав кость соответствующего размера, боярин приладил ее к затычке и резко пристукнул ладонью. Затычка проскочила внутрь, а Шандыба, передав бочонок Борису Мартьянычу, преспокойно положил кость на место».
        Елизавета немного удивилась - отчего господину Шелковичу пришла фантазия публиковать именно этот разухабисто-чернушный отрывок, однако в ответном письме дала редактору «добро».
        Покончив с почтой, инженерша человеческих и вурдалаческих душ принялась за работу. Замыслы замыслами, а в ближайшие месяцы предстояла кропотливая работа над текстом, прежде чем его можно будет отдать на суд читателя. А прежде всего нужно было перенести с бумаги на компьютер эпилог «Царя мышей», где Елизавета после почти миллиона байтов информации о том, «как жить нельзя», решила поразмыслить, как, по ее субъективному мнению, жить можно и должно. Для этого госпожа Абаринова смоделировала еще одну параллельную реальность, якобы возникшую около двадцати лет назад. Туда писательница, придумав хитроумный фантастический ход, отправила Василия Дубова и заставила его встретить своего друга детства по прозвищу Солнышко, который в «нашем» мире давно погиб:

«Проехав еще пару кварталов, Солнышко, а следом и Василий свернули с Виноградной на более узкую улицу, которая в советское время носила имя Урицкого, а затем была переименована в ул. Канегиссера, даром что имена обоих этих исторических деятелей кислоярцам мало о чем говорили. Здесь же, судя по вывеске на угловом доме, улица называлась Тихая, и это название очень ей соответствовало, так как на нее выходило старейшее кладбище города - Матвеевское. Вскоре вдоль тротуара показался дощатый забор, за которым темнели кресты и памятники. А у неприметной калитки Солнышко спешился и завел велосипед на территорию погоста. Василий немного удивился, но последовал его примеру.
        - Спрямим путь, - пояснил Солнышко, - а заодно от велика отдохнешь. Я ж вижу, что ты с ним не очень-то ладишь.
        Друзья вступили на широкую аллею с двумя рядами молодых елей по краям.
        - Раньше не приживались - сохли, - заметил Солнышко. - А как только военный завод закрыли, так сразу воздух стал в тыщу раз чище, и вот вам пожалуйста, елки растут, будто в настоящем лесу. Здорово, правда? А вон гляди туда. Да не туда, а левее. Видишь?
        Василий хоть не сразу, но разглядел в еловых ветвях белку - на его памяти ничего подобного на Матвеевском кладбище, да и вообще в черте города, не бывало. Словно почувствовав, что за ней наблюдают, белочка перепорхнула на более нижнюю ветку и вскоре, спрыгнув на какое-то старинное замшелое надгробие, уселась на пышный хвост и уставилась на людей маленькими глазками-бусинками.
        - Вот попрошайка! Ну извини, не захватил угощения, - виновато развел руками Солнышко. Белочка насмешливо фыркнула и, вспрыгнув обратно на ветку, куда-то исчезла.
        - Правда, хороша? И главное, никто их ниоткуда не завозил, сами завелись. А еще тут, говорят, ежики появились. Сам не видел, врать не буду, но люди видели. Правда, здорово: на кладбище - и ежики?!
        Хотя Василий и не очень понимал, для чего на кладбище ежики, он одобрительно закивал, чтобы не обижать равнодушием своего восторженного друга. Ведя велосипед, Солнышко продолжал увлеченно рассказывать о редких растениях и животных, обитающих на Матвеевском кладбище, так что Дубова так и подмывало спросить, не открылся ли здесь филиал зоо- и ботанического сада. Вполуха слушая Солнышко, Василий машинально разглядывал памятники и читал надписи, и чем дальше они продвигались по еловой аллее, тем более ему казалось, что кладбище чем-то отличается от того, которое было в „его“ Кислоярске. Сначала он не мог понять, чем именно, а потом сообразил, или, вернее сказать, ощутил, что оказался как бы на двух кладбищах одновременно. Одно, условно говоря, Старое Матвеевское, олицетворялось огромными крестами, аляповатыми оградами, а в звуковом выражении - вороньим карканьем, долетавшим откуда-то сверху, из крон вековых деревьев. Новое же кладбище как бы незаметно врастало в Старое - небольшими легкими памятниками, невысокими холмиками, засаженными зеленым дерном, оградками из кустарника, наконец, молодыми елками,
белочками и веселым чириканьем воробьев и каких-то других пташек, в названиях которых путался даже Солнышко. А сравнивая надписи на могильных камнях, Дубов установил, что „новому“ кладбищу лет пятнадцать-восемнадцать, но никак не более двадцати…»
        Вдруг Елизавета с удивлением поймала себя на мысли, что эти строчки очень перекликаются с ее мечтой о Хайгейтском кладбище (разумеется, не виртуальном), хотя она готова была поклясться чем угодно, что во время написания эпилога об этом даже не вспоминала.
        Тут раздался звонок в дверь - почтальон Петерис принес заказное письмо. (Кстати, именно Петерис послужил писательнице прообразом одного из ее сквозных персонажей - почтальонши тети Веры). Вообще-то Елизавета вела переписку в основном по «мылу», то есть по электронной почте, а по обычной получала разве что счета Латтелекома.
        Но на сей раз послание было откуда-то из Российской глубинки. Проводив Петериса, Елизавета принялась рассматривать конверт. И адрес, и имя были ее, а отправителем значился некто В.Краснов. Среди своих знакомых, а тем более российских, ничего подобного Елизавета не знала, разве что название города о чем-то смутно напомнило. И тут писательницу осенило - пару лет назад именно оттуда ей писали поклонники ее творчества. Елизавета, конечно, ответила, что очень польщена и все такое, но на том переписка и заглохла.
        Со смутной тревогой Елизавета вскрыла конверт. Письмо было написано старательным полудетским почерком на двойном листке, вырванном из тетрадки в клеточку:

«Уважаемая госпожа Абаринова-Кожухова! Извините, что отнимаю у Вас время, однако вы единственная, кто мог бы дать мне совет в создавшемся положении…»
        Здесь писательница отметила, что девяносто девять человек из ста, включая коллег по цеху, написали бы «в создавшейся ситуации», и прониклась к незнакомому ей В. раснову невольной симпатией.

«Мой старший брат, Краснов Аркадий, вступил в клуб Вашего имени и много рассказывал дома, какие увлекательные дела там происходят. Когда я прочитал Ваши книги (они ходят у нас в распечатке с интернета), то упросил брата, чтобы он замолвил за меня словечко перед руководством клуба. Вскоре меня, несмотря на несовершеннолетний возраст, приняли кандидатом в дружинники к воеводе Селифану».
        - Что за чепуха! - воскликнула Елизавета. - Они там что, отождествляют себя с вурдалаками?

«Я честно старался стать примерным воином князя Григория, а воеводе Селифану доверял даже больше, чем родителям, - продолжал Краснов-младший, - пока некоторые события не вынудили меня усомниться в благородстве его намерений. Дело в том, что клуб - весьма закрытая организация, куда не так просто попасть. И когда Мишка Сидоров из параллельного класса вдруг ни с того ни с сего принялся расспрашивать меня о нашем клубе, я, согласно уставу, тут же дал знать об этом непосредственному начальству, то есть воеводе Селифану. На мой вопрос, что можно рассказывать посторонним, а что нет, Селифан выдал мне ксерокопию статьи „Клуб по интересам“, напечатанную в прошлом году в одной из городских газет, и посоветовал не очень выходить за ее пределы. (Это, кажется, единствнная публикация о нашем клубе). Однако, едва я открыл рот, Миша сказал: „Что ты мне статью пересказываешь, я и без тебя про вашу шайку гораздо больше накопал!“. А через несколько дней его подкараулили на темном пустыре и шандарахнули чем-то по голове, кажется, ломом. Хорошо хоть не до смерти, но состояние до сих пор, как говорят, очень тяжелое. Тогда
я не связывал нападение на Мишу с его расспросами, но на этом дело не кончилось. На очередных загородних сборах дружины вместо самодельных картонных мечей нам выдали одинаковые ломики, и это странным образом напомнило мне о нападении на Мишу Сидорова…»
        Елизавета чисто по-писательски отметила, что оборот «странным образом напомнило» выглядит слишком литературным для подростка, да еще из далекой провинции, но вспомнив, что В.Краснов читал ее книги, решила, что, в общем-то, ничего удивительного тут нет: слог госпожи Абариновой как раз отличался подобными изысками. Справедливости ради нужно отметить, что словесные изыски в ее книгах очень непринужденно соседствовали с выражениями более чем простонародными, поэтому и употребленное в письме чуть выше словечко «шандарахнули» читалось тоже вполне
«по-кожуховски».
        Писательница вздохнула и продолжила чтение:

«Перед тем, как обратиться к дружинникам с обычной речью, Селифан отослал меня принести его портсигар, но у меня возникло подозрение, что он хочет сказать моим старшим товарищам нечто такое, чего я не должен знать. И тогда я впервые ослушался воеводиного приказа и спрятался за еловыми зарослями…»
        Елизавета мысленно подчеркнула слово «ослушался» - восемьдесят процентов наверняка написали бы «проигнорировал приказ», а девятнадцать - «пренебрег приказом», и признала, что юный ослушник принадлежит к тому же одному проценту носителей
«великого и могучего», что и сама госпожа Абаринова.

«…и спрятался за еловыми зарослями, откуда наблюдал за происходящим на нашей полянке. Вскоре Селифан отпустил в город большую часть дружинников, а троих, в том числе и моего брата, попросил задержаться для особого разговора. Однако находился я далеко, а говорил Селифан не очень громко, и поэтому я очень мало что смог услышать. Все, что я понял - в наши ряды проникла измена, и предателя нужно убрать. Я подумал, что это, наверное, составная часть военно-патриотческих игр, в которой должны участвовать только избранные. А спросить я не мог даже у Аркадия, ибо тогда пришлось бы сознаться, что нарушил воеводин приказ. Однако через несколько дней Аркаша вернулся домой очень поздно и в совершенно ужасном состоянии, хотя и был трезв (он вообще не пьет). Едва переступив через порог, брат кинулся в ванную, где его долго и мучительно рвало. Заглянув в его незакрытую сумку, я увидел нож со следами крови. А утром радио и газеты сообщили, что накануне был найден с несколькими ножевыми ранениями труп ди-джея местной радиостанции Гроба, он же - один из руководителей нашего общества Гробослав. Еще через несколько дней
стали известны результаты экспертизы - удары нанесены тремя разными людьми, в том числе одним левшой. А из тех троих, что задержал Селифан, левша один - Аркадий».
        - Ну и ну, а я-то думала, что такое лишь в книжках бывает, - подивилась писательница, припомнив, что сама в каком-то детективе описала нечто отдаленно похожее.
        Письмо завершалось следующими словами:

«Подскажите, пожалуйста, что мне теперь делать? Если я сообщу, куда следует, то тем самым предам своих друзей и, более того, своего брата. А если нет, то стану молчаливым соучастником, может быть, еще и новых преступлений. И этого я себе никогда не прощу.
        С искренним уважением, Владимир Краснов».
        Елизавета отложила письмо и бездумно уставилась в экран монитора. Она бы и рада была что-то посоветовать Владимиру Краснову, но что она могла сказать, кроме общих слов о том, «что такое хорошо и что такое плохо»?
        Вообще-то госпожа Абаринова-Кожухова принадлежала к той не очень многочисленной части литераторов, которые, прежде чем что-то написать, а уж тем более предать написанное гласности, задумываются о том, «как наше слово отзовется». Даже самый пристрастный недоброжелатель не мог бы упрекнуть Елизавету в потакании низменным чувствам и инстинктам, а уж тем более - в пропаганде войны, насилия, расизма, нацизма, коммунизма и призывам к общественному беспорядку. Напротив, если в произведениях Абариновой и заходила речь об этих пороках, то они подвергались самому решительному порицанию. (Заметим, порой слишком прямолинейно и публицистично, даже в ущерб художественности). Правда, одно время по интернет-форумам ходил некто, скрывавшийся под псевдонимом, который мы называть не будем, дабы не делать ему лишней рекламы, и обвинял Абаринову не более и не менее, как в разжигании национальной розни, хотя любой читатель, мало-мальски знакомый с ее творчеством, прекрасно понимает, что это невозможно «по определению». Впрочем, довольно скоро сей господин, зарвавшись в своем клеветнически-доносительском усердии,
разоблачил себя как мелкого скандалиста и провокатора-любителя, к которому вполне применима поговорка: «Лучше всего умеют подставлять ножку карлики. Это их уровень».
        И уж, разумеется, даже в страшном сне Елизавета не могла бы представить, что кого-то ее творчество подвигнет на самую элементарную уголовщину. Переняв от своего героя Василия Дубова некоторые навыки логического мышления, Абаринова-Кожухова без труда могла сообразить, что истинный размах преступной шайки «ее имени» куда шире, чем это приоткрылось юному Володе Краснову.
        Но что она могла сделать?
        ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
        УПЫРИНАЯ ОХОТА
        Тут только Дубов, придя в себя, оглядел поле боя, усеянное стражниками Григория. А сам князь так и продолжал стоять на троне, с явным страхом глядя на своих противников.
        - Вон отсюда! - внезапно выкрикнул он. Видимо, это было все, что ему пришло в голову в столь критическую минуту.
        - Я те ща покажу «вон»! - взревел Беовульф, и его грозный меч взметнулся над головой князя. И только когда он уже начал опускаться, Василий закричал:
        - Не надо! - и меч Беовульфа в самый последний момент повернулся горизонтально и опустился плашмя на голову Григория. Князь как подкошенный рухнул вниз к ногам победителей, которые толком и не знали, что делать со своей победой. А на башне часы уже начали отбивать полночь.
        - Что же делать? - с досадой проговорил Дубов, задумчиво пиная бесчувственное тело князя. - Сейчас самое время Гренделю его загрызать, а он тоже в отключке.
        Но хотя Грендель и находился в беспамятстве, тем не менее он, как по расписанию, начал превращаться в огромного тощего волка.
        - А что там думать - грызть надо! - выкрикнул Беовульф и, будто котенка, подтащил волчищу к Григорию. Деловито приложил волчью пасть к горлу князя и со всей силы сдавил челюсти оборотня, так что аж клыки лязгнули, как запоры на вратах ада. И как раз в этот момент часы пробили последний, двенадцатый раз.
        (Елизавета Абаринова-Кожухова, «Дверь в преисподнюю»)
        И вот настал торжественный день, когда самодеятельный театр представил на суд почтеннейшей публики свое новое творение - спектакль «Ревизор» по одноименной комедии Н.В. Гоголя.
        Постановщик Святослав Иваныч, который накануне бегал по Дому культуры, собачился с декораторами, что-то втолковывал актерам и даже давал ценные указания суфлеру, ныне пребывал в совершенном спокойствии и заторможенно, если не сказать сомнамбулически прохаживался по фойе, отвечая на приветствия загадочной улыбкой Моны Лизы, готовый стоически принять как шумный успех новой постановки, так и столь же оглушительный провал оной.
        Инспектор Рыжиков, который сегодня был городничим Антоном Антоновичем Сквозник-Дмухановским, в артистической гримуборной приводил себя в соотвествие с образом: намазывал губки, подкрашивал бровки и реснички, пудрил щечки и носик, и при этом игриво косил глазки на гримирующегося рядом с ним Вадика-Хлестакова: инспектор уже всерьез вошел в образ своего персонажа, который, по окончательному замыслу режиссера, должен был с первого взгляда влюбиться с петербургского гостя. Тот же, в свою очередь, предпочел не обаятельного градоначальника, а скромного лекаря Гибнера, который, по воле Святослава Иваныча, из третьестепенного персонажа сатирической комедии превратился в одно из главных лиц любовно-треугольной драмы.
        Святослав Иваныч сумел найти особые краски (и отнюдь не голубые) даже для такого, казалось бы, малопривлекательного персонажа, как Держиморда: сей последний был тайно влюблен в супругу городничего Анну Андреевну, но не должен был показывать виду, что испытывает к ней какие-то чувства. Василий Щепочкин, исполняющий роль Держиморды, не совсем понимал, для чего ему нужно изображать влюбленного, если этого не заметят ни предмет его обожания, ни зрители, однако с режиссером не спорил и в меру способностей выполнял его указания.
        Но теперь Васе было ни до Держиморды, ни до его чувств: детектив имел основания ожидать, что во время спектакля в Доме культуры могло произойти нечто неординарное, и Щепочкин должен был предупредить Рыжикова, чтобы тот был начеку.
        Конечно, тревожить артиста, когда он готовится к ответственной премьере, Василию очень не хотелось, но соображения безопасности все же взяли верх. Вопреки опасениям, инспектор воспринял появление детектива весьма благосклонно.
        - Васенька, котик мой, а ведь вы оказались правы, - промурлыкал господин Рыжиков, томно стрельнув неумело намазанными глазками.
        (Вообще-то Георгий Максимыч никогда раньше не называл Щепочкина ни Васенькой, ни, тем более, котиком, и сыщик объяснил подобную фамильярность тем, что инспектор уже крепко вжился в образ).
        - Действительно, князь Григорий и Григорий Алексеич Семенов - одно и то же лицо, - продолжал Рыжиков уже чуть более по-деловому, - так что ваши подозрения подтвердились. Нам же со своей стороны удалось установить личность еще некоторых членов клуба. Гробославом был убитый Иван Вениаминович Покровский, известный как ди-джей Гроб, а воевода Селифан - это полковник в отставке Петр Петрович Селиванов…
        - А барон Альберт? - перебил Вася.
        - Увы, личность так называемого барона Альберта установить пока что не удалось, - вздохнул инспектор. - Конечно, неплохо было бы его «пощупать» поосновательнее, но излишняя активность может их вспугнуть.
        Обычно Василий чувствовал, когда Геогрий Максимыч говорит искренне, а когда не очень. Но на сей раз никакой фальшивой ноты он в словах инспектора не уловил - похоже, что барон Альберт оставался загадкой не только для него и Анны Сергеевны, но и для милиции тоже.
        - Мы ведем за ними плотное наблюдение, - заверил Рыжиков. - И ежели вы, Василий Юрьевич, что-то пронюхаете, то не стесняйтесь, сообщайте мне лично.
        - Я уже пронюхал и сообщаю: эксцессы возможны здесь и сегодня, - кратко, по-держимордински сообщил Василий и покинул гримерку, дабы не мешать актерам готовиться к выходу на сцену.
        Спектакль начался в точно назначенный час. Раздвинулся занавес, и зрителям предстала сцена, полная чиновников во главе с городничим, который в призывной позе возлежал на столе и, не слезая оттуда, произнес знаменитый монолог «Я пригласил вас, господа, с тем чтобы сообщить вам пренеприятное известие», то и дело одергивая накинутый на нем розовый балахон покроя «а-ля ранняя Пугачева». Остальные персонажи были одеты кто во что, но ярче всех выделялся уездный лекарь Христиан Иванович Гибнер: на нем красовались кожаные штаны и «металлическая» куртка с многочисленными цепочками, заклепочками и символикой скандально знаменитой группы «Рамштайн». Один лишь режиссер Святослав Иваныч знал, скольких усилий ему стоило убедить господина Мюллера облачиться в этот наряд - музыкальные пристрастия Герхарда Бернгардовича лежали, мягко говоря, совсем в иной плоскости.
        Так как выход на сцену Держиморды имел место быть чуть позже, то Василий Щепочкин, устроившись за кулисой, через прохудившуюся материю наблюдал за залом. А публика там сидела весьма высокопоставленная, включая мэра города господина Вершинина. Вообще-то он редко посещал подобные мероприятия, но теперь, в свете предстоящих выборов, решил «засветиться» на премьере, дабы освежить имидж «лучшего друга деятелей культуры». Присутствовала и его главная соперница Ольга Ивановна Шушакова вместе со своим женихом Григорием Алексеичем Семеновым. Хотя официально об их помолвке объявлено не было, но ни для кого не оставалось секретом, кого именно банкирша выбрала себе в мужья. Вся «желтая пресса» только тем и занималась, что перемывала косточки жениху и невесте, и особо в этом преуспела госпожа Лилия Болотная, достойно заменившая на «Голубой волне» зарезанного ди-джея Гроба.
        Приглядевшись внимательнее, Василий увидел еще несколько знакомых лиц, в частности, барона Альберта. Неподалеку, на самом краю пятого ряда, сидела журналистка Надежда Заметельская в яркой розовой кофточке, которая ей удивительно шла. Сразу за ней, с края шестого ряда, расположились несколько молодых людей в одинаковых серых костюмах и одинаковых синих галстуках. А где-то ряду в десятом мелькнула характерная бородка господина Каширского…
        Но тут Щепочкину напомнили, что пора на сцену, и он с сожалением покинул наблюдательный пункт.
        О том, что творилось в этот день на сцене, мы теперь распространяться не станем, а посоветуем нашим читателям запастись терпением и дочитать до следующей главы - там будет дан подробный отчет о спектакле и событиях вокруг него в зеркале городских масс-медиа всех цветов и оттенков. А пока что мы обратимся к событиям, не нашедшим в газетах достойного отражения.
        События начались минут за двадцать до антракта, сразу после сцены любовного объяснения Вадика-Хлестакова и лекаря Гибнера-Мюллера, которую от начала до конца сочинил Святослав Иваныч и любезно подарил Гоголю. Иван Александрович остался на подмостках объясняться в любви теперь уже Марье Антоновне, а Христиан Иванович, гремя «рамштайновскими» побрякушками, под одобрительные аплодисменты зрителей удалился за кулисы. И один лишь Василий Щепочкин со своего наблюдательного пункта заметил, как Надежда встала с места и вышла из зала. А минуту спустя за нею последовали все пятеро «одинаковых» молодых людей. Василий внутренне напрягся, но ничего поделать не мог - ему еще предстоял выход на сцену перед самым антрактом.
        Едва освободившись, Василий Юрьевич побежал на второй этаж, где находились помещения театральной студии - именно там Надя договорилась встретиться с Герхардом Бернгардовичем. Она все еще писала обещанную Ольге Ивановне статью о
«Шушексе» и теперь собиралась взять интервью у консультанта по международным связям.
        Напротив дверей, вальяжно развалившись на подоконнике, полулежал господин Каширский, а прямо перед дверями нервно прохаживался туда-сюда барон Альберт. Стараясь ступать как можно тише, Вася вжался в нишу соседней двери, где он оставался невидимым для барона Альберта (но не для Каширского).
        Дабы отвлечь барона от хождения по коридору, где он мог заметить Щепочкина, Каширский решился дать ему «установку»:
        - Да не суетитесь вы так, голубчик. Все будет, как надо.
        Альберт встал, как вкопанный, и уставился на Каширского:
        - А вы все сделали, как мы договаривались?
        - Ну разумеется! - обаятельнейше улыбнулся Каширский. - Ведь я же настоящий гипнотизер, а не какой-нибудь шарлатан. Наш милейший мосье Херклафф уже, наверное, слопал очаровательную журналистку и теперь доедает десерт - ее прелестную розовую кофточку!
        - Тише, тише! - испуганно замахал руками барон Альберт.
        - Да ну что вы, друг мой, кто нас тут услышит? - беспечно возразил Каширский и незаметно подмигнул Василию. - Все зрители теперь в фойе!
        - А артисты?
        - А место артистов, как говаривал Островский А Эн, в буфете.
        Но тут дверь студии отворилась, и оттуда, сыто жмурясь и поглаживая оттопыривающееся брюшко, выплыл Герхард Бернгардович.
        - Ну как? - подскочил к нему Альберт.
        - О, я, я, отшен фкусненький фройляйн, - промурлыкал господин Мюллер. - Шалко, что так быстро кончилась…
        - Хотите добавки? - насмешливо спросил Каширский. - А ведь она перед вами!
        - Что это вы на меня так смотрите? - занервничал Альберт. - Я вурдалак, я несъедобный!
        - А вот это, либе херр Альберт, мы сейчас будем проверяйть, - почти пропел то ли консультант Герхард Бернгардович Мюллер, то ли людоед Эдуард Фридрихович Херклафф, то ли уездный лекарь Христиан Иванович Гибнер, непринужденно придвигаясь все ближе к барону Альберту. В его руках блеснули непонятно откуда появившиеся позолоченная вилочка и десертный ножик.
        Альберт понял: пробужденный в скромном банковском служащем «литературный» людоед Херклафф вовсе не собирается ограничиваться журналисткой Заметельской-Чаликовой, а готов съесть первого встречного. А поскольку первым встречным оказался сам Альберт, то барону ничего другого не оставалось, как с воплем «Спасите! Убивают!» со всех ног припустить по коридору. Поняв, что вкусная «добавка» уходит, Герхард Бернгардович с криком «Куда вы, херр Альберт? Я буду вас кушат!» кинулся следом. А позади них семенил Каширский, приговаривая:
        - Господа, остановитесь! Я просто перепутал «установку», я сейчас все исправлю…
        Но его, разумеется, никто не слушал. Через несколько минут, улепетывая от вошедшего во вкус людоеда, барон Альберт вбежал в фойе и попытался спрятаться под скамейкой. А когда туда же, бренча заклепками, вломился Герхард Бернгардович, публика зарукоплескала, узнав «металлюжного» доктора Гибнера и, разумеется, решив, что это - часть новаторского спектакля.
        К счастью для Альберта, случившийся поблизости Святослав Иваныч остановил распоясавшегося людоеда.
        - Герман Бурмистрович, что это за художественная самодеятельноть? - строго спросил руководитель театра художественной самодеятельности. - Я вас повсюду ищу, чтобы уточнить одну концептуальную деталь. Когда в заключительной немой сцене Городничий повиснет на люстре, вы должны будете схватить его не за левую, а за правую ногу, поскольку на левой у него будет башмак с портретом Че Гевары…
        Герхард Бернгардович вздохнул и, спрятав столовые принадлежности, позволил Святославу Иванычу увести себя из фойе. Альберт вылез из-под скамьи и под аплодисменты зрителей удалился. Правда, через другую дверь.
        Василий с немалым удовольствием наблюдал за этой яркою сценой, которую сам же отчасти и срежиссировал, однако в фойе следом за исполнителями не побежал; вместо этого он напрямую отправился в гримерку к инспектору Рыжикову, нимало не заботясь тем, что Городничий тяжело «отпахал» на сцене все первое отделение, а во втором ему и вовсе предстояли разные эксцентрические трюки вроде вышеупомянутого висения на люстре.
        Рыжикова Вася застал полулежащим в кресле с закрытыми глазами и крайне утомленным лицом.
        - Георгий Максимыч, дело безотлагательное. Херклафф съел Чаликову, и мы должны взять их с поличным! - выпалил Щепочкин.
        Георгий Максимыч нехотя приоткрыл один глаз:
        - Кого взять?
        - Князя Григория и его шайку. Они теперь наверняка у себя в клубе!
        Инспектор закрыл глаз и отрешенно уронил голову:
        - После, Василий Юрьевич, после. Положение под контролем, все идет своим чередом…
        Василию было совестно тормошить усталого, замотанного актера, но другого выхода у него не было.
        - Георгий Максимыч, я бы и сам их всех арестовал, но мне это не положено по статусу. Точнее, по причине его отсутсвия. Идемте же скорее, потом отдохнете!
        Рыжиков открыл оба глаза, приподнялся в кресле и глянул на Щепочкина куда осмысленнее:
        - Вы считаете, что это необходимо? Ну что ж, идемте.
        И инспектор с неожиданной легкостью поднялся с кресла.
        Перед самым входом в Клуб имени Елизаветы Абариновой-Кожуховой он остановился:
        - Василий Юрьевич, подумайте еще раз, правильно ли мы с вами поступаем.
        - Я знаю одно, Георгий Максимыч - теперь надо не думать, а действовать! - в запале ответил Вася.
        - Ну что ж, я вас предупреждал, - с едва заметной грустью в голосе вздохнул Рыжиков. - Прошу!
        Дверь оказалась не заперта. А первым, кого увидел Василий, был восседавший за столом князь Григорий - точь-в-точь такой же, как на разбившемся кубке. Щепочкин еще раз поймал себя на мимолетной мысли, что если бы не знал наверняка, то и подумать не смог бы, что мрачный князь-вурдалак и импозантный управляющий банком - один и тот же человек. Подле князя примостились барон Альберт и воевода Селифан - последнего Щепочкин узнал по Надеждиным описаниям.
        Князь Григорий благосклонно глянул на непрошеного гостя:
        - Если не ошибаюсь, господин Дубоу, Василий Николаевич? Очень хорошо, что пожаловали, дауненько вас поджидаем. Весьма рад, что почтеннейшая госпожа Глухарева уговорила вас перейти на нашу сторону. - И, обернувшись к запыхавшемуся Альберту, с укором добавил: - А ты, барон, хотел, чтобы Анна Сергеуна его
«замочила».
        Несколько опешивший от такого приема, Василий все же пришел в себя:
        - Господа, ваша песенка спета. И чтобы не усугублять вину, предлагаю вам добровольно сдаться в руки правоохранительных органов.
        Щепочкин обернулся за поддержкой к инспектору Рыжикову. Тот стоял в дверях с пистолетом, но направленным не на князя Григория и его сподвижников, а на самого Василия.
        - Оборотень в погонах! - побледнел Щепочкин.
        - Упырь в погонах, - поправил Георгий Максимыч. И, продолжая держать Васю на прицеле, подобострастно обратился к князю Григорию: - Ваше Сиятельство, отдайте его мне. Давно хотел испробовать, какая у него кровушка.
        - Не спеши, Егорий Максимыч, усему свой срок, - проскрежетал князь. - Я вижу, что Василий Николаич - человек основательный, не у пример тебе.
        - Как это, не в пример? - искренне возмутился Рыжиков. - Я же вам верой и правдой! .
        - А того не у меру любознательного мальчонку ухйдакать как следует не сумел, - ехидно подпустил князь Григорий. - Ну ладно, об этом после. Итак, господин Дубоу, даю вам последнюю возможность. Выбирайте - или вы становитесь одним из нас, или я отдаю вас вашему другу Рыжикову, а что останется - почтеннейшему господину Херклаффу.
        Василий понял, что угодил в весьма неприятную переделку; конечно, он не очень верил, что инспектор станет пить его кровь, но после всего сказанного, особенно об
«ухайдаканном мальчонке», было ясно - живым его отсюда не отпустят. Принять же заманчивое предложение князя Григория, а уж тем паче становиться «одним из них» Щепочкину хотелось меньше всего. По сравнению с этой перспективой даже мучительная смерть представлялась меньшим злом.
        Но тут случилось неожиданное. То есть неожиданное для обычной действительности, но самое обыденное в остросюжетных книгах и сериалах. Дверь стремительно распахнулась, и в комнату ворвалась журналистка Надежда Заметельская, целая и невредимая, даже розовая кофточка была в неприкосновенности. У нее за спиной маячили несколько человек в темных масках - в комнате места им не хватало, но один из них без лишних слов выверенным ударом ноги выбил пистолет из рук инспектора. В спецназовцах Вася узнал тех самых людей, что вышли из зала следом за Надей - на них были надеты все те же одинаковые костюмы и галстуки.
        Князь Григорий гневно поднялся за столом:
        - Что за безобразие?! Сударыня, кто вы такая и по какому праву врываетесь у частные владения и учиняете усякие беспорядки?
        Вместо ответа «сударыня» извлекла из-под кофточки невзрачное на вид удостоверение и продемонстрировала его всем, бывшим в комнате, включая Василия. Из напечатанного и скрепленного печатью следовало, что предъявительница сего, гражданка Надежда Заметельская, является кадровым сотрудником Федеральной Службы Безопасности с самыми широкими полномочиями.
        - Вы все арестованы, - негромко, но решительно заявила Надежда. - И попрошу без глупостей - всякое сопротивление бесполезно.
        Однако совсем без «глупостей» не обошлось: барон Альберт вскочил на подоконник и тут же скрылся за окном. Надя одним прыжком достигла окна и увидела, как Альберт с удивительной для его возраста прытью карабкается вниз по водосточной трубе.
        - Ну и черт с ним, - решила Надежда. - От нас никуда не уйдет… А этих - уведите! - скомандовала она, обращаясь к людям в масках.
        Но в это время на пороге возник режиссер Святослав Иваныч:
        - Георгий Максимыч, я вас по всему дому ищу, а вы тут! Скорее на сцену, публика ждет.
        - Подождет, - буркнул Рыжиков. - Лет десять.
        - Не меньше пятнадцати, - уточнила Надежда.
        Как ни странно, известию о задержании исполняющего роль Городничего режиссер удивился менее всего:
        - Я и не сомневался, что к этому все идет. Такие большие артисты, как вы, Георгий Максимыч, никогда добром не кончают.
        Неожиданно «железная Надежда» смягчилась:
        - Нет, ну зачем же срывать премьеру? Ребята, проводите его до сцены, а вы, Василий Юрьевич, уж будьте так любезны, все время находитесь поблизости и приглядите за Георгием Максимычем. И если что, держите его за морду в соответствии со своей ролью.
        Когда «ребята» вывели князя Григория, не проронившего при задержании ни слова, воеводу Селифана и инспектора Рыжикова, Надя окликнула Василия:
        - А вас, дорогой коллега, я попрошу задержаться. Всего на пару слов.
        Несмотря на то, что появление Нади только что спасло Василию жизнь, чувство симпатии к ней отчего-то несколько потускнело.
        Надежда извлекла откуда-то из-под кофточки ключ и без труда открыла сейф, заполненный всякими предметами, по большей части бумагами:
        - Не желаете взглянуть?
        - Желаю, - честно ответил Вася. - Но не из ваших рук.
        Надя невольно взглянула на свои руки - все было в порядке, даже ногти красиво накрашены, отчего уполномоченная решила, что Василий имеет в виду что-то другое:
        - Мне кажется, Вася, что вы слишком уж включились в игру, не мною и не вами затеянную. Может быть, вы и Дубов, но уж я-то ни с какого боку не Чаликова.
        - Спасибо, Надежда Федоровна, я это учту, - суховато кивнул Щепочкин.
        - Кстати, Василий Юрьевич, мой вам добрый совет - заблаговременно подыщите себе хорошего адвоката. А заодно и Анне Сергеевне.
        Уже в дверях Василий удивленно обернулся:
        - Зачем?
        - Очень возможно, что вы также будете проходить по делу. Госпожа Глухарева за сговор с преступной бандой, а вы - за незаконное проникновение в помещение общественной организации.
        - Насколько помню, я там… здесь был не один, - сдержанно заметил Вася, хотя внутри у него все клокотало.
        - У меня имеется удостоверение, дающее особые полномочия, - насмешливо произнесла Надя, на миг оторвавшись от бумаг. - А что у вас - визитка страховой конторы
«Хренов и сыновья»? Да и той, я так думаю, скоро не будет.
        - Позвольте вам заметить, многоуважаемая Надежда Федоровна, что мы с Анной Сергеевной ввязались в это дело вовсе не из страсти к приключениям, - уже едва сдерживаясь, проговорил Щепочкин. - И уж тем более не для какой-то личной выгоды.
        - Ага, из стремления к истине и справедливости, - едко подпустила Надя. - Вот оттого-то в нашей стране все идет через пень-колоду, что мы занимаемся чем угодно, кроме своих прямых обязанностей. А я так полагаю, что каждый должен делать свое дело. Милиционеры - ловить преступников. Страховые агенты - страховать наше имущество. Учителя - учить наших детей. А уж заботу о справедливости предоставьте нам, тем более, что мы никакие не дилетанты, а имеем опыт, отработанный веками!
        - Веками - это начиная с «Железного Феликса»? - наконец-то не сдержался Вася. - Или с графа Бенкендорфа? Или, не к ночи будь помянут, с Малюты Скуратова?
        - Начинайте, откуда хотите, - сухо бросила Надя, возвращаясь к сейфовским бумагам.
        - Хоть с Лаврентия Палыча, меня вы такими подколками не «достанете»!

«Как же, так я тебе и поверил», подумал Щепочкин, тихо прикрыв за собою дверь. И поспешил на сцену, откуда уже явственно доносились голоса Городничего и Хлестакова.
        ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
        ПО ТЕПЛЫМ СЛЕДАМ
        - А, а вот и рецензия на спектакль, - обрадованно перебил Серапионыч. Теперь он изучал газету «Интимный театр». - Как всегда, лихо пишет наш главный театровед Гарри Петушков: «Славная была постановочка. Но об актерах солидному критику, каким является автор этих строк, даже и говорить-то тошно. Не пойму, какому болвану пришла в голову мысль пригласить на главную роль детектива Дубова - с таким же успехом Буратино могло бы сыграть обычное полено. Грымзин в роли Дуремара выглядел столь органично, что у меня закралась крамольная мысль - а не пора ли ему бросить свой банк и отправиться на болото ловить пиявок. Исполнитель Пьеро инспектор Столбовой мог бы ему составить подходящую компанию. Конечно, хорош был Мешковский в роли Сизого носа: играл столь достоверно, что алкогольный перегар валил с ног зрителей в последних рядах. Неплох Карабас в исполнении постановщика Святославского. Меньше бы наступал на бороду собственной песне, то в конце третьего акта не потерялся бы в юбках Мальвины». Ну и дальше в том же духе. Извините, я вас, кажется, опять перебил.
        - Да пустяки, - усмехнулся Столбовой, - было очень приятно услышать мнение театрального знатока о своих актерских способностях. Да, так вот о покушении на… ну, скажем так, исполнительницу Алисы. Если вы заметили, в масках, закрывающих все лицо, играли шестеро - лиса Алиса и пятеро псов-полицейских.
        - Ну да, - подтвердил Василий. - Это ведь ваши оперативники? Но на репетиции их было пять, а на спектакле всего лишь четыре.
        - В том-то и дело, - поспешно подхватил Столбовой, заметив, что Серапионыч снова собирается процитировать какой-то смачный кусок из газеты. - Из пятерых моими оперативниками были только четверо - Донцов, Блинцов, Сенцов и Воронцов. А пятый - некто Савельев, регулировщик ГАИ, причем близко никто из наших с ним не знаком. - Инспектор хотел сделать эффектную паузу, но эффектной паузы не получилось - заговорил доктор:
        - «Всякие подгулявшие дамочки, не разбирая дороги, повреждают столбы, усугубляя и без того скудное освещение нашего города. И при этом матерятся, как извозчики, на всю Незнанскую улицу». Это уже из газетки «Кислоярск - сегодня».
        (Елизавета Абаринова-Кожухова, «Искусство наступать на швабру»)
        А теперь, как мы и обещали, небольшой дайждест городской прессы с материалами о премьере «Ревизора» и сопутствующих ей событиях.

1
«Увы, наш город находится в стороне от широких путей, по которым гастролируют театры из блистательных столиц, и поклонники сего древнейшего искусства должны довольствоваться тем, что предлагает им наш любительский театр. Так что скажем спасибо самодеятельным актерам и режиссеру Св. Быдскому за их бескорыстный и самоотверженный труд, а также администрации городского ДК, за то что до сих пор не выставила малобюджетный театральный коллектив на улицу и не сдала помещение какой-нибудь фирме „Рога и копыта“. И вот вчера поклонники Мельпомены получили долгожданный дар - новую постановку „Ревизора“ по пьесе великого Гоголя. На наш взгляд, спектакль удался на славу, хотя бесспорным его не назовешь…»
        (Газета «Городские ведомости», раздел «И о культуре», из статьи «Нечаянная радость»)

2
«…Спектакль и впрямь небесспорный - в смысле „не без порно“. Нет-нет, конечно, откровенно сексуальных сцен там не было - видимо, их господин режиссер приберег для следующей постановки. (Поговаривают, что в его планах инсценировка скабрезной прозы Эммануэль Арсан). Вообще же, увидев рецензию на быдовский „Ревизор“ (гоголевским назвать его карандаш не поднимается) в разделе „И о культуре“, нам пришел на ум один анекдотец: „И в заключение последних известий - новости культуры. Сегодня был застрелен директор филармонии…“»
        (Газета «Местная правда», из полемической заметки «На чью мельницу льют помои деятели искусства?»)

3
«…Постараемся абстрагироваться от концептуальных наворотов - пускай по ним
„проезжаются“ те, кто в явлениях искусства видят лишь одно внешнее. Мы же поговорим о режиссуре и игре актеров (…) С.И. Быдский принадлежит к той породе театральных режиссеров, которые, очень тонко чувствуя и понимая актеров, помогают им максимально раскрыться в роли. А учитывая специфику народного театра, деятельность Святослава Ивановича можно даже назвать просветительской. За несколько лет ему удалось создать сплоченный коллектив единомышленников, сеющий разумное, доброе и вечное в нашем темном царстве (…) Хотя любая концепция - это палка о двух концах, и, на мой субъективный взгляд, именно концептуалистские установки Быдского привели к некоторым шероховатостям, не укрывшимся от глаз внимательного критика, то есть меня. Но все это мелочи по сравнению с теми удачами, которые, несомненно, плод усилий всего творческого коллектива. Яркий пример актерско-режиссерского сотрудничества - уездный врач Гибнер, который в исполнении начинающего актера Герхарда Мюллера из эпизодического персонажа сделался одним из ярких действующих лиц. Не могу не отметить супругу Городничего Анну Андреевну в ярком исполнении
Галины Ивановой, которая за пределами сцены более известна как заведующая городским моргом. На ее фоне, пожалуй, чуть бледновато выглядит Хлестаков (банковский служащий Вадим Петровский), но у него есть все возможности „подтянуть“ свою роль в следующих спектаклях - это, несомненно, очень перспективный молодой актер, с которым г-н Быдский связывает определенные планы на будущее. Но настоящим „открытием сезона“ стал милицейский работник Георгий Рыжиков, необычайно ярко и органично воплотивший на сцене образ Городничего. Если в первом отделении он как будто „раскачивался“, то во втором сыграл так, словно вышел на сцену в послений раз. После спектакля в беседе со мною Святослав Иванович подтвердил, что действительно, Георгий Максимович по независящим от него и от режиссера причинам не сможет участвовать в дальнейших представлениях „Ревизора“. Г-н Быдский посетовал, что теперь придется на ходу вводить в роль другого исполнителя, и высказал предположение, что таковым может стать Василий Щепочкин. Хотя лично я сомневаюсь, что он сумеет достойно заменить Рыжикова - в роли Держиморды господин Щепочкин
смотрелся, прямо скажем, не очень убедительно. Но мы-то знаем, что для Святослава Ивановича нет ничего невозможного…
        (Из театрально-критического обзора в газете «Луч света»)

4
«Когда при перезахоронении останков Гоголя вскрыли его гроб, то обнаружили писателя лежащим на боку. Однако причиною тому был вовсе не летаргический сон, в состоянии которого Гоголя будто бы похоронили, а разухабистые постановки его пьес, от коих великому Русскому драматургу не было покоя и в гробу. Остается лишь гадать, в какой позе обнаружили бы Николая Васильевича, если бы открыли его гроб после премьеры „Ревизора“ в нашем самодеятельном драмтеатре.
        Не будем говорить о том, насколько гнусно и цинично постановщик надругался и над великим замыслом, и над текстом пьесы - иного от господина Быдского никто и не ждал. Но он не просто извратил Гоголя, а еще и заставил его персонажей предаваться бесстыдным сексуальным извращениям, из которых педерастическое влечение Городничего к Хлестакову - еще не самое отвратительное.
        При других условиях мы остановились бы подробнее на таком осквернительстве Русской классики, но в тот же день в том же городском ДК происходило нечто, что затмило даже скандальную премьеру. Разумеется, мы говорим об аресте шайки заговорщиков во главе с так называемым „князем Григорием“ - управляющим делами банка „Шушекс“ Григорием Семеновым. Ни для кого не секрет, чего эти негодяи добивались - установления своего олигархо-космополитического режима, сначала в нашем городе, а потом, ползучим способом, и во всем нашем многострадальном Отечестве. Надеемся, следствие установит и то, насколько с заговором были связаны наши доморощенные магнаты - покойный Иван Шушаков, его наследница Ольга, а также вдова, сбежавшая в Лондон по проторенным следам Герцена, Березовского и прочих отщепенцев. Но, конечно, все это лишь мелкие бесы, а главарей и вдохновителей даже наши так называемые правоохранителные органы едва ли решатся тронуть. Например, борзописательницу Елизавету Абаринову-Кожухову, чьим именем был назван клуб ролевиков, под прикрытием которого действовали заговорщики. Ни для кого не секрет, что сия
новоявленная Жорж Санд проживает в Латвии, этом главном плацдарме НАТО, Евросоюза и Международного валютного фонда в нашем ближайшем зарубежье. Так что теперь даже самым наивным россиянам ясно, откуда растут ноги у наших новоявленных путчистов».
        (Из передовой статьи на городском патриотическом интернет-портале www.rodinofil. arod.ru)

5
        Уважаемые радиослушатели! Сегодня печальный день - наша радиостанция «FM - голубая волна» заканчивает свое вещание. А завтра, включив приемник на этой частоте, вы услышите тишину. Не открою Африки, если скажу, что любое предприятие масс-медиа может существовать только благодаря спонсорам. Был такой благодетель и у нас - лишь сегодня мы можем открыть имя этого замечательного человека: Григорий Алексеич Семенов. Теперь, когда он стал жертвой клеветы и неблаговидных интриг, наша радиостанция, лишенная необходимых средств, вынуждена прекратить вещание. Вы спросите, дорогие слушатели, кому понадобилось отправлять за решетку порядочного человека и доводить до банкротства честную радиостанцию? Думающим людям ответ ясен. Для остальных поясним - коррумпированным властям города, у которых мы были как бельмо на глазу… Простите, мне тут оператор показывает, что пора закругляться
        - остальные ведущие «Голубой волны» тоже хотят успеть проститься со слушателями. Еще всего пару слов. Григорий Алексеич, как истинный демократ, никогда не навязывал нам собственных музыкальных вкусов, и я даже не знаю, какую песню поставить для него, если узник совести нас теперь слышит. Но мне кажется, что замечательная песенка «Сюси-пуси, миленький мой» хоть немного скрасит Григорию Алексеичу его тюремные будни.
        (Из прощального слова радиоведущей Лилии Болотной в эфире «FM - голубая волна»)

6
        КОРР: - Павел Петрович, вы окончательно решили бороться за выдвижение вашей кандидатуры на следующий срок. Уверены ли вы в своей победе?
        МЭР: - Я надеюсь на победу, хотя решающее слово принадлежит, естественно, избирателям - жителям нашего замечательного города.
        КОРР: - Но Ольга Ивановна Шушакова, считавшаяся вашим основным оппонентом, сняла свою кандидатуру…
        МЭР: - Мне очень жаль, что у нее произошла такая ситуация - госпожа Шушакова могла бы стать достойным соперником. Но ее можно понять - действительно, нынешней ситуации Ольги Ивановны не позавидуешь.
        КОРР: - Вот об этом и хотелось бы немного вас порасспросить. В ходе следствия начинает выясняться, что Шушаковский банк не только служил прикрытием для так называемой «группы князя Григория», но и допускал серьезные финансовые злоупотребления.
        МЭР: - Да, очень возможная ситуация. И я хочу в связи с этой ситуацией напомнить о своем заявлении недельной давности о том, что муниципальное руководство готово перенять имущество банка в свою собственность. При этой ситуации, и я это подчеркиваю, если не будет доказана сопричастность нынешней главы банка к злоупотреблениям ее покойного батюшки, то интересы Ольги Ивановны будут по возможности учтены.
        КОРР: - А вы еще не знаете о последнем заявлении, с которым выступил представитель Президента в нашем регионе? Тогда позвольте мне зачитать: «Не для того мы проводили сложное расследование, рисковали нашими лучшими людьми, чтобы банковское имущество от одних мошенников перешло к другим».
        МЭР: - Пи-пи-пи… Извините, сорвалось. Конечно, я уважаю господина представителя, но что он имеет в виду под словами «мы» и «наши» - вы не в курсе?
        КОРР: - Ну, это ж ни для кого не секрет, из каких структур пришел господин представитель.
        МЭР: - Да, ну и ситуация. Против этих не попрешь. Придется делиться. То есть я хотел сказать - делиться ответственностью между местной властью и федеральным центром.
        КОРР: - А теперь, Павел Петрович, если вы не против, то поговорим о более приятных вещах. Например, о культуре.
        МЭР: - О-о, ну, культура - это наша постоянная забота. Могу похвастаться - я уже отдал распоряжение дирекции Дома культуры, чтобы расширить помещения театральной студии за счет клуба, где ошивались эти мошенники. Тут вот про меня говорят, что я ничего не смыслю в искусстве, но это же полная чушь! И вообще, томик стихов Донцовой - моя настольная книга. Живопись люблю. Могу часами глазеть на картины Глазунова, особенно на «Джоконду». А когда ситуация с городским хозяйством совсем
«достанет», ставлю «Лунную сонату» Игоря Крутого и тоже часами готов слушать. А уж что касается склюп… склеп… склептуры, то…
        КОРР: - Спасибо, спасибо, Павел Петрович, о творчестве великого Церетели мы поговорим в нашем следующем интервью. Но, к сожалению, отведенное время прямого эфира подходит к концу, как и первый срок нашего мэра господина Вершинина…
        МЭР: - До встречи, понимаете, на выборах.
        (Из интервью с мэром по городскому телевидению)

7
«Не будучи специалистом в области изящных искусств, я не буду говорить об изящных искусствах, а вместо этого скажу пару слов о спектакле „Ревизор“ в Доме культуры. Премьера прошла с огромным успехом, причем особо запомнился экс-инспектор Г.М. Рыжиков в голи Городничего, а также выразительный „рамштайновский“ мундир д-ра Гибнера, в коем актер Г.Б. Мюллер устроил блистательный хеппенинг в вестибюле, сопровождающийся поползновениями к каннибализму. Благодаря оному зрители не сомкнули глаз все второе отделение, дабы не оказаться ненароком съеденными. Но что запомнилось более всего - так это отменнейшие пирожки с яблоками, коими достопочтенную публику потчевали в буфете, за что особый решпект господам кулинарам и администрации ДК. (Отмечу, предварительно заключив сие в круглые скобочки, что после спектакля я встретил герра доктора в буфете, где он усиленно поглощал вышеупомянутые пирожки, даже не обращая должного внимания на аппетитных буфетчиц, которые, кажется, были бы отнюдь не против того, чтобы подвергнуться каннибалическому вниманию со стороны импозантного иноземца).
        Завершая словесные экзерциции, должен отметить, что они по преимуществу относятся к примитивному бытовому людоедству, воспетому столь же примитивными тевтонскими менестрелями из „Рамштайна“, а вот настоящее исконно-посконное людоедство „а-ля рюс“ началось лишь в тот день, когда компетентные органы объявили об отчуждении так называемого Шушаковского банка от его наследственной владелицы. И об этом я надеюсь поговорить в следующей статье, хотя не исключаю, что мне придется ее надиктовывать по мобильной связи из чьего-либо-нибудь желудка»
        (Максим Ястребов, из аналитической статьи «От нас уехал ревизор» в стенгазете
«Известия водопроводно-канализационного хозяйства»)
        ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
        КОНЕЦ ВУРДАЛАКА
        Тело Григория дернулось, как от удара током, и стало извиваться, словно мертвая змея, отвратительно дергая руками и ногами. Мертвые глаза князя вращались, вылезая из орбит, и вдруг он вспыхнул, охваченный адским пламенем. Дубов с Беовульфом отпрянули назад, оттащив Гренделя за задние лапы. Вонючий серный дым пополз по зале, застилая свет факелов.
        - И после смерти он еще смердит, - мрачно пошутил Беовульф и похлопал Гренделя по волчьей морде. - Эй, Грендель, ты как? Живой? Очухивайся, все кончилось!
        - Я его загрыз? - тихо прошептал приходящий в себя волк человеческим голосом.
        - Ты его загрыз, гада, - торжественно отвечал Беовульф. - Ну, правда, я тебе немножечко помог.
        - Мы его загрызли, - блаженно оскалился Грендель и снова лишился чувств.
        (Елизавета Абаринова-Кожухова, «Дверь в преисподнюю»)
        Зимою холодной шла шайка людей,
        Шла шайка людей и не знала путей…
        Разумеется, не зимою, и отнюдь не шайка, а вооруженный отряд из той самой группы, что помогала Надежде арестовать князя Григория и его, здесь это слово уместно, шайку. Но не всю - как мы помним, барон Альберт «под шумок» сбежал по водосточной трубе, и теперь сотрудники спецслужб шли за ним, так как имелись сведения, что барон скрывается за городом, в лесной землянке.
        Роль Ивана Сусанина исполнял Аркадий Краснов - старший брат Володи Краснова, писавшего автору «Холма демонов». На всякий случай командир отряда вел Краснова-старшего, приковав к себе наручниками, что, конечно, не вызывало у Аркадия никакого восторга:
        - Да тише ты, не дергай так!
        - Какие мы нежные, - ухмыльнулся командир. - Забыл, что ли, как со своими дружками корреспондента «замочил»?
        - Я, между прочим, сам к вам с повинной пришел! - взвился Аркадий. - А вы меня с порога - и в наручники!
        - А ты что, хотел, чтобы мы с тобой целоваться кинулись? - не остался командир в долгу. - Чистосердечное признание суд учтет. А также помощь следствию. Но ежели ты нас будешь за нос водить, то до суда просто не дотянешь.
        Некоторое время шли молча, пока не попали на изрытую окопами полянку. Аркадий вздрогнул - именно здесь воевода Селифан впервые дал знать доблестным воинам, что им предстоит убить изменника. Остальное вспоминалось, будто в страшном бреду - как они втроем заманили Гробослава на заброшенную стройку, как каждый по нескольку раз вонзил в него нож…
        - Ну, чего встал?! - прикрикнул командир. - Говори, куда дальше.
        Аркадий не очень уверенно махнул куда-то в сторону, где между еловых зарослей начиналась чуть заметная тропинка. Сам он видел вурдалачью землянку всего раз, да и то издали.
        - Ну, тогда шагом марш, - велел командир. Остальные гуськом потянулись следом, стараясь меньше касаться веток, мокрых от недавнего дождя. - И шумите потише - Надежда Федоровна предупреждала, что барон Альберт очень хитер и опасен.
        - Он что, и впрямь барон, или это кликуха такая? - негромко спросил спецназовец, шедший вслед за командиром и Аркадием.
        - Его подлинное имя до сих пор не установлено, - нехотя отвечал командир. - Надежда Федоровна предполагает, что он не местный.
        - Удивляюсь, что Надежда Федоровна сама не пошла его брать, - заметил тот, что шел четвертым.
        - Надежда Федоровна сказала, что с Альбертом мы и сами справимся, - объяснил командир. - Она сегодня допрашивает обвиняемых, завтра свидетелей, а послезавтра собирается в Москву. Не век же ей в этом городишке сидеть!
        (Из того, как спецназовцы даже в разговорах между собой именовали Заметельскую не иначе как по имени-отчеству, было видно, что Надежда Федоровна пользуется у них самым высоким уважением, даже несмотря на свои молодые годы).
        Но вскоре «разговорчики в строю» сами собою примолкли - тропинка вывела охотников за вурдалаками к небольшому оврагу, на краю которого приютилась убогая землянка. Да и заметна она была только благодаря тонкой струйке дыма, идущей, казалось бы, почти из земли.
        Однако, взяв штурмом по всем правилам боевого искусства сие последнее вурдалачье пристанище, спецназовцы не обнаружили там ни барона Альберта, ни кого бы то ни было еще. Лишь возле печки с почти догоревшими дровами на лавке лежал сложенный вдвое листок. На нем четким почерком было написано:

«Верно все-таки говорят - в одну реку два раза не войдешь. Особено если эта река засорена всякими бездарными писаками: слыша звон, да не зная, откуда он, берутся судить о нас, творящих мировой порядок.
        Да, я возвратился, чтобы установить его, исходя из новых условий, но неужто вы, жалкие людишки, могли всерьез подумать, что этот бездарный подражатель Гришка Семенов и впрямь - Князь Григорий?
        Увы, я должен был до поры до времени носить личину барона Альберта, „чернильной души“, как его обозвала бесталанная Лизавета. Таковы были условия моего возвращения, и я их принял. Но что-то не сработало - и пускай эти всезнайки Василий и Надежда льстят себя уверенностью, будто именно их потуги сорвали мои великие замыслы. Но я еще вернусь. Не знаю, где, когда и в каком облике, но вернусь непременно.
        Это все, что я должен заявить, прежде чем вновь буду предан адскому пламени».
        ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
        ЧУДЕС НЕ БЫВАЕТ
        Кинув взгляд на пролив, адмирал метрах в десяти от себя увидел Кисси. Ее головка грациозно покачивалась в такт музыке. Евтихий Федорович аккуратно положил скрипку на траву и, отломив кусок белого батона, кинул Кисси. Та ловко его поймала.
        - Эх, Кисси, знала бы ты, как это противно - менять внешность, имя, скрываться от всех, чтобы не попасть на мушку каким-то негодяям, истинным ничтожествам, - вновь вздохнул адмирал. - И единственный человек, с которым я мог бы поговорить начистоту, ничего не тая, далеко отсюда. В Москве. - Рябинин бросил Кисси еще ломтик и вновь, прикрыв глаза, нежно запиликал на скрипке.
        Когда адмирал вновь глянул в сторону пролива, скрипка чуть не выпала у него из рук. На берегу стояла и улыбалась Евтихию Федоровичу обнаженная молодая женщина, каждая черточка которой была до боли ему знакома. У ее ног лежала мокрая зеленоватая шкура Кисси.
        - Надя, неужели это вы?! - вскрикнул адмирал. Действительно, на берегу стояла ни кто иная, как московская журналистка Надежда Чаликова - та самая, которая составила адмиралу протекцию при устройстве на «Инессу».
        - Да, это я, - улыбнулась Чаликова, присаживаясь рядом с адмиралом. - Надежда Чаликова, она же - Кисси, грозная обитательница Кислого моря.
        - Но для чего этот маскарад? - удивился адмирал. - Ну, со мной-то все понятно: детектив Дубов должен считаться погибшим, чтобы не стать жертвой нового покушения. Но вам-то это зачем, да еще в столь экстравагантной форме?
        - A что, действительно недурно? Я нарочно приняла такой облик, чтобы быть поближе к месту действия и в то же время считаться как бы вне игры.
        (Елизавета Абаринова-Кожухова, «Искусство наступать на швабру»)
        Василий Щепочкин привык добросовестно выполнять любую работу, любое дело - будь то страхование жизни и имущества граждан, или частное расследование, или, например, отопление обширного здания 1-ой городской гимназии. Хотя отчего же «например»? Именно этим Вася теперь и занимался. Вернее, занимался не самим отоплением, так как в конце августа в этом еще не было необходимости, а осваивался на новом для себя месте.
        В кочегарке Щепочкин был не один - тут же находился без недели десятиклассник этой же школы Михаил Сидоров. Нейрохирургам московского госпиталя, куда Миша был переправлен с подачи Надежды Заметельской, удалось не только «поставить его на ноги», но и не допустить необратимых последствий в работе мозга. Так что Миша вновь был тем же «не в меру любознательным мальчонкой», как его охарактеризовал князь Григорий и каким мы помним его из первых глав нашего повествования. Лишь в глубине глаз порой мелькала тень какого-то неосознанного страха.
        Но Миша держался молодцом. И более того, был занят весьма полезным делом: составлял что-то вроде беллетризированного описания «Дела князя Григория» и теперь пытался восстановить ту часть событий, которую пропустил, будучи выключен из них самым брутальным способом. Но, к сожалению, большинство участников дела были по разным причинам недоступны и не могли изложить Мише своего видения событий. Ди-джей Гроб лежал в гробу. Барон Альберт числился бесследно исчезнувшим. Григорий Алексеич Семенов, полковник Селиванов, бывший инспектор Рыжиков и прочие заговорщики находились за решеткой и теперь давали показания не Михаилу Сидорову, а выездной сессии Верховного суда. (Миша в качестве потерпевшего побывал на одном из заседаний, где мог поглядеть в глаза своему убийце). Володя Краснов из параллельного класса, как не замешанный непосредственно в преступлениях, оставался на свободе, но к откровенностям склонен не был, хоть и по иным причинам, чем несколько месяцев назад. Надежда Федоровна Заметельская находилась в Москве, Герхард Бернгардович Мюллер в Штутгарте, а Каширский, он же Федор Петрович Рогожкин - в
родном городе N. Зато Василий Щепочкин охотно согласился помочь Мише и теперь сочетал приятное с полезным: наводил порядок в котельной и увлеченно рассказывал обо всем, что знал и помнил:
        - …И тут Анна Сергеевна как выхватит плетку да как грохнет о пол: «По делу говорите, барон, нечего тут рассусоливать!» Я этого, правда, сам не видел, только слышал, потому что в шкафу сидел…
        Его слушатель, примостившись возле какого-то агрегата, старательно записывал, положив тетрадь на коленки, едва прикрытые джинсами, переделанными в «бриджи». Из рассказа Василия выходило, что роль Анны Сергеевны во всей этой невероятной истории была куда более важной и значительной, чем Миша поначалу себе представлял, и он уже подумывал, как бы «расколоть» учительницу на эксклюзивное интервью, когда начнется учебный год.
        Но действительность, как известно, порой превосходит самые смелые наши ожидания. В тот миг, когда Василий, увлекшись, изображал, как он разбил кубок со священным ликом князя Григория (и при этом едва не расколошматил пропахшую дешевым вином старую кружку, оставшуюся от прежнего истопника), дверь распахулась, и на пороге кочегарки появилась собственной персоной Анна Сергеевна Глухарева. Не видевший ее несколько месяцев, Миша едва узнал свою математичку - настолько она постарела, поседела и как-то поблекла. Но, несмотря на все невзгоды последних месяцев, Анна Сергеевна сохраняла свою всегдашнюю энергию и жизнерадостность.
        - Вася, как хорошо, что я тебя застала - я ж как раз зашла в школу забрать кое-какие свои вещи.
        Заметив Мишу, Анна Сергеевна непритворно обрадовалась и бросилась его обнимать:
        - Мишенька, я так рада, что ты снова здоров! Я предупредила Марью Петровну, чтобы она тебя не очень спрашивала, пока не наверстаешь программу…
        - Погодите, Анна Сергеевна, какая Марья Петровна? - удивился Миша. - Разве вы у нас больше не будете?
        - Увы, - погрустнела Анна Сергеевна. - Оказывается, мне нельзя доверять подрастающее поколение. Но к тебе, Миша, это не относится - если что, звони, с математикой я тебе всегда помогу. Подумать только - за пол года до пенсии осталась безработной! Хорошо хоть соросовскую премию не всю растратила, так что как-нибудь выкручусь… Да что я все о себе да о себе - ты-то как?
        - Анна Сергеевна, давайте не будем забегать вперед, - вмешался Щепочкин. - Как я понимаю, Михаил хочет вас о чем-то спросить. И не совсем по математике.
        Анна Сергеевна заглянула в Мишину тетрадку и все поняла:
        - А-а, вот оно что! А я-то все дивлюсь, чего это Сидоров потерял в котельной. Ну, и с чего прикажете начинать?
        - О том, как вы вошли в сговор с бароном Альбертом, Миша уже в курсе, - сообщил Василий. - А от вас, Анна Сергеевна, хотелось бы узнать побольше о судебных делах. И не только Мише, но и мне тоже - я за ними почти не следил, а вы же, так сказать, находитесь внутри процесса.
        - Находилась, - уточнила Анна Сергеевна. - С учетом возраста и того обстоятельства, что я никого не успела «замочить», суд решил освободить меня от уголовной ответственности, но принял частное определение - запретил работать по специальности. - Анна Сергеевна невесело улыбнулась. - Так что зря я жалуюсь на судьбу - спасибо, хоть не посадили…
        - Еще бы не хватало, чтобы вас посадили! - не выдержал Миша. - За что?
        Анна Сергеевна покопалась в сумочке, достала свежую газету и конверт с бумагами. Газету протянула Васе, а конверт - Мише:
        - Тут копия обвинения, которое мне предъявил прокурор. Посмотришь на досуге и убедишься, какой страшный монстр учил тебя алгебре и геометрии - потенциальная убийца с садистическими наклонностями.
        Тем временем Щепочкин, развернув газету, изучал репортаж «из зала суда», который иллюстрировала крупная фотография скамьи подсудимых. Василий сразу узнал бывшего инспектора Рыжикова, зато Григория Алексеича Семенова узнать было нелегко, так как он был без кудрявого парика, но зато с усами, и не наклеенными, а отросшими уже по-настоящему. Подпись под фото гласила, что подсудимый Семенов практически никакого участия в процессе не принимает, ибо требует, чтобы его называли князем Григорием или Вашей Светлостью, и ни на какие другие обращения не откликается.
        - Знаете, ребята, а я ведь уже собиралась сухари сушить, - призналась Глухарева, - но тут вдруг прокурор ни с того ни с сего выступил с заявлением, что не настаивает на моем обвинении, и судья тут же удовлетворил его просьбу.
        - Ну, наверное, им и самим стало ясно, что вы тут невиновны, - предположил Миша.
        - Думаю, что это было ясно с самого начала, - раздумчиво произнес Василий. - Но тем не менее абсурдное обвинение какое-то время поддерживалось. Анна Сергеевна, вы помните, когда это произошло?
        - Разве такое забудешь, - вздохнула Анна Сергеевна. - Двенадцатого июля. А уже тринадцатого я написала заявление «по собственному».
        - Спасибо, Анна Сергеевна, что меня успели трудоустроить, - с чувством произнес Щепочкин. - Мне-то до пенсии чуть дольше, чем пол года.
        - Василий Юрьевич, а вас-то за что уволили? - изумился Миша. - Ведь вы же, как я понял, в вашей страховой конторе были незаменимый работник!
        - Дела судебные, - беззаботно усмехнулся Щепочкин. - Хотя на моем-то суде ни корреспондентов, ни фотографов не было - все прошло тихо и быстро.
        - Расскажи, - потребовала Анна Сергеевна.
        - Извольте. Против меня тоже поначалу возбудили «уголовку» - за налет на штаб князь-григорьевцев. Но в один прекрасный день меня вызвали в прокуратуру и сообщили, что поскольку заявление от потерпевших так и не поступило, то уголовное дело переквалифицируется в административное - о порче казенного имущества.
        - И когда же это случилось? - не выдержал Михаил. - Неужели…
        - Да, именно двенадцатого июля, - подтвердил Щепочкин. Вы скажете - совпадение. Я возражать не стану, пока не получу подтверждений в обратном. А уже через неделю Шемякинский районный суд присудил мне штраф в размере 125 рублей 88 копеек - именно в такую сумму оценили разбитый кувшин с портретом Его Злодейства Князя Григория. Хотя, если быть совсем точными, то его разбил не я, а милейшая Наденька Заметельская.
        - И что, из-за какого-то дурацкого кувшина вас выперли с работы? - Миша от возмущения даже соскочил с агрегата и чуть не выронил тетрадку.
        - Да нет, дело не в этом, - улыбнулся Василий Мишиной наивности. - Господа Харитоновы были бы рады меня оставить, да что поделаешь - репутация солидной фирмы не позволяет держать на работе скомпрометированного сотрудника.
        Анну же Сергеевну интересовало другое:
        - Вася, ты вот помянул Надежду. Но ведь ты действовал как бы заодно с нею, она прекрасно знает, как все было на самом деле. Ей же достаточно было слово сказать, и не было бы у тебя никаких неприятностей. Да и у меня тоже.
        Вася вздохнул:
        - Анна Сергеевна, вы рассуждаете как старый русский интеллигент, как типичный шестидесятник…
        - Да, я - шестидесятник, - приосанилась Анна Сергеевна. - И не вижу в этом ничего смешного!
        - Нет-нет, я ничего не хочу сказать плохого о шестидесятничестве и интеллигенции в целом, - поспешил успокоить учительницу Щепочкин. - Тем более, что и сам в душе такой же, как вы. А в случае с Надей - это, выражаясь языком математики, совсем другая система координат. Государство - все, а человек, ради которого, по идее, государство и существует - ничто. Они не потому нас с вами, извините за выражение,
«опустили», что имеют что-то лично против вас или против меня, а просто судьба человека интересует их не более, чем участь таракана, случайно попавшегося под горячую руку… - Вася немного помолчал. - Хотя у меня такое чувство, что в нашем случае машинерия все-таки дала небольшой сбой.
        - В каком смысле? - не понял Миша. Для него понятие «шестидесятники» более связывалось с 19-ым веком, и потому весьма неожиданно было узнать, что Анна Сергеевна - ровесница Писарева, Шелгунова и Михайловского.
        - Вспомните о двенадцатом июля, - несколько загадочно произнес Щепочкин. - Да и, если говорить по большому счету, Надежда Федоровна все-таки сделала много хорошего. Кабы не ее оперативное вмешательство, то кто знает, что сегодня в городе творилось бы! Да и ты, Миша, именно ей обязан тем, что жив и здоров. Если бы она тебя не «похитила» из больницы и не переправила в Москву, то григорьевцы бы тебя… Ну, сам знаешь.
        Миша со вздохом кивнул.
        - Но мы, кажется, опять забежали вперед, - по-деловому произнес Щепочкин. - На чем мы остановились? Да, на том, как я ночью в помещении клуба столкнулся с Надей. А уж потом вы, Анна Сергеевна, должны во всех подробностях поведать о ваших интригах с бароном Альбертом…
        Здесь, собственно говоря, можно было бы поставить точку в нашем повествовании - то, что могут сообщить Мише Василий и Анна Сергеевна, нам и так хорошо известно. А если по большому счету, точку можно было ставить еще раньше, сразу после драматичной сцены ареста князя Григория. И если мы этого не сделали, то только затем, чтобы сообщить читателям, что, во-первых, зло наказано (хоть суд еще не завершился, но ясно, что виновные получат по полной программе); во-вторых, что справедливость восторжествовала (и Вася, и Анна Сергеевна, хоть и лишились любимой работы, но все-таки избежали уголовного преследования, и это уже большая удача в стране «басманного правосудия»); в-третьих, что Миша Сидоров не только выжил после покушения, но и готовится продолжать учебу; ну и, в-четвертых, что все мы можем порадоваться очередному достижению Святослава Иваныча и его актеров и пожелать им новых творческих высот. Правда, пока что несколько в тумане дальнейшая судьба шушаковского банка и его пока все еще главы Ольги Ивановны-младшей, но это уже забота местной и федеральной властей, как они «разрулят» вопрос и поделят
сей лакомый финансовый кусочек.
        Словом, мы уже обдумывали, какой виньеткой «закруглить» нашу историю, но в это время непонятно откуда в котельной зазвучала мелодия некогда очень популярной песни, сочиненной замечательным советским композитором Александрой Николаевной Пахмутовой на стихи прекрасного советского поэта Николая Николаевича Добронравова.
        - Светит незнакомая звезда, - машинально подпела Анна Сергеевна.
        - Снова мы оторваны от дома, - охотно подхватил Миша.
        Здесь Василию следовало бы продолжить импровизированное караоке словами «снова между нами города, взлетные огни аэродрома», но вместо этого он пошарил в кармане засаленной спецовки, извлек мобильный телефон и, нажав на кнопочку, приложил к уху. Музыка смолкла.
        - Слушаю вас.
        - Василий? - раздался в аппарате знакомый женский голос.
        - Здравствуйте, - несколько удивленно ответил Щепочкин. - Говорите громче, плохо слышно. Вы из Москвы?
        - Нет, я здесь, в школе. Никак не могу найти вашу котельную.
        - Где вы теперь - возле учительской? Тогда идите прямо по коридору, а потом…
        Пока Василий объяснял, как попасть в кочегарку, Анна Сергеевна шепнула Мише:
        - Это она.
        - Кто?
        - Надежда Заметельская. И она где-то здесь… Вася, может, мы пойдем? - обратилась Анна Сергеевна к Щепочкину, когда тот сунул мобильник обратно в карман.
        - Как раз наоборот, я попрошу вас остаться, - возразил Вася. - Будете свидетелями, если это очередная провокация.
        Глаза Миши загорелись:
        - Так, может, мы с Анной Сергеевной пока что спрячемся, а если что, кинемся вам на помощь?
        - Хорошая мысль, - одобрил Василий. - Жалко, приличного шкафа здесь нет. Но зато есть приличная подсобка.
        - Кажется, Вася, ты опять втягиваешь меня в какую-то темную авантюру, - вздохнула Анна Сергеевна. - Жаль, плетку с собой не прихватила!
        - Ничего, Анна Сергеевна, вы сами похлеще любой плетки, - с таким комплиментом Щепочкин проводил ее и Мишу в мрачную коморку без окон и дверей. - Кстати, Миша, если бы ты каким-то чудом сумел «раскрутить» Надежду на «интервьюшечку», то она могла бы много чего порассказать. Жаль, чудес на свете не бывает - ОНИ болтать не любят…
        Как раз в тот миг, когда Щепочкин вернулся на свое рабочее место, дверь раскрылась, и на пороге явилась Надежда Федоровна Заметельская. Она была одета скромно, но со вкусом, с очень простой прической, которая ей удивительно шла. Василий поймал себя на мысли, что именно такою он представлял себе Надежду Чаликову, читая «Холм демонов».
        - Здравствуйте, Надя, - как ни в чем не бывало приветливо поздоровался Вася. - Какими судьбами? Опять какой-нибудь заговор темных сил?
        - Да нет, Вася, пока что никаких новых заговоров, - Надя открыла сумочку.
        Василий решил, что нежданная гостья собирается включить диктофон, и подумал, что теперь ему надо быть очень осторожным в высказываниях.
        Однако Надежда вместо диктофона извлекла пакет с какими-то медикаментами:
        - Скажите, Вася, вы как-то контачите с семьей Сидоровых?
        - Ну, допустим, - уклончиво ответил Щепочкин.
        - Это лекарства для Миши, - сказала Надежда. И пояснила: - Чтобы легче переносить последствия травмы и операции. Передадите?
        - Передам, конечно, - кивнул Вася. - Но, право же, стоило ли вам самим везти их сюда? Послали бы с оказией.
        - Так ведь тот доктор, что Мишу лечил, их с оказией и послал. То есть со мной.
        Поскольку Василий молчал, искоса поглядывая на московскую гостью, то ей пришлось продолжить:
        - Когда увидите Анну Сергеевну, скажите, что я виновата перед ней и прошу прощения… И чтобы первого сентября она непременно приходила в школу, потому что определение суда отменено.
        - Кем, простите, отменено? - разомкнул уста Щепочкин.
        - Ну, скажем так - вышестоящими инстанциями, - не очень охотно пояснила Надя. - И еще - вы, Василий Юрьевич, хоть сегодня можете возвращаться на прежнее место работы. И Харитонов, и сыновья ждут вас с распростертыми объятиями. А также с прибавкой жалованья.
        - Спасибо, я подумаю, - вежливо ответил Щепочкин, хотя твердо решил в страховую контору Харитоновых не возвращаться. Во всяком случае, ТАКИМ путем. - И что же, Надежда Федоровна, только ради этих радостных вестей вы проделали столь дальний путь?
        - Да… То есть нет, - чуть смешалась Надя. - То есть не совсем…
        - А-а, ну ясно, - закивал Василий. - Хотите чаю? У меня очень хороший, цейлонский.
        - Чаю? Да-да, конечно, - тихо и как-то невпопад сказала гостья.
        Медленно обернувшись, Василий впервые глянул в лицо Надежде - и все понял.
        
 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к