Крым-2. Остров Головорезов Никита Аверин
        «Метро 2033» Дмитрия Глуховского - культовый фантастический роман, самая обсуж­даемая российская книга последних лет. Тираж - полмиллиона, переводы на десятки языков плюс грандиозная компьютерная игра! Эта постапокалиптическая история вдохновила це­лую плеяду современных писателей, и теперь они вместе создают «Вселенную Метро 2033- серию книг по мотивам знаменитого романа. Герои этих новых историй наконец-то выйдут за пределы Московского метро. Их приключения на поверхности Земли, почти уничтоженной ядерной войной, превосходят все ожидания. Теперь борьба за выживание человечества будет вестись повсюду!
        Казацкие разъезды бесследно исчезают в Степи. Во дворец крымского хана в Бахче-Сарае прокрались диверсанты. Питьевые колодцы Союза Вольных Городов отравлены. Все чаще на улицах Симферополя мелькают рясы приверженцев Серого Света. Все жители острова схо­дятся в одном - в своих несчастьях они винят клан Листонош. Бывшие враги стали друзья­ми, а верные друзья совершают предательства. Крым превратился в остров головорезов. Вот и думай, что важнее: очистить доброе имя клана, или попытаться найти секретные бункеры возрождения? В любом случае, одним листоношам против всего Крыма не выстоять…
        Никита Аверин
        Остров Головорезов
        КРЫМ - 2
        
        
        МАГИЯ ЦИФРЫ
        ОБЪЯСНИТЕЛЬНАЯ ЗАПИСКА
        Вячеслава Бакулина
        Так уж вышло, что в нашей серии подряд увидели свет две кни­ги, в названии которых одновременно присутствует и цифра «2» и слово «остров». Сравнивать романы Сергея Антонова и Никиты Аверина я не стану, разумеется. Во-первых, романы эти совершен­но разные: и по авторскому стилю, и по локациям, и по героям, и по конфликту, и даже по развязке. Пожалуй, объединяет их вооб­ще лишь два момента - обе книжки интересные, и описываемое в них, при всей своей непохожести, происходит в единой вселенной, рожденной фантазией Дмитрия Глуховского. «Вселенной Метро 2033». Не стану я говорить и об островах. И в одном, и в другом случае, беря в расчет особенности сеттинга, вышли те еще местечки. Соваться в них - себе дороже (особенно если ты не листоноша). «Не советую. Съедят». (с)
        Так о чем же? О башмаках, о кораблях, о сургучных печатях, о капусте и о королях?
        Нет. О продолжениях.
        Ведь та самая цифра «2», которую столь любят киношники, а литераторы до недавнего времени считали (некоторые, впрочем, считают и поныне) признаком дурного вкуса, говорит, - да нет, буквально кричит! - именно об этом.
        Продолжениями поклонника нашей серии не удивить. Особен­но если вспомнить, что, затевая ее, мы изначально ориентировали авторов-участников на трилогии - прямые, в которых описывают­ся последовательно приключения одного персонажа (как у все того же Сергея Антонова, Андрея Дьякова или Андрея Буторина), или смысловые, в которых автор через разные истории, разных ге­роев и разные приемы пытается донести до читателей некую об­щую идею, мысль, концепт, как сейчас модно говорить (трилогии Анны Калинкиной и Андрея Гребенщикова). Так за что же чита­тель так любит продолжения? Почему настолько ждет новой встречи с полюбившимися героями и локациями? В чем магия по­рядкового номера?
        Проще всего тут было бы написать: «На это вопрос пусть каж­дый ответит себе сам» и удалиться, демонически хохоча. Но я не стану. Отвечу за себя. Да, я люблю смотреть и читать иные (не все и не сугубо как жанр, боже сохрани) сериалы. При этом предпо­чтения отдаю тем, в которых каждый эпизод, будучи связан с пред­шествующим и последующим, все-таки является более-менее са­мостоятельной, законченной историей (совсем как в нашей серии). И для меня тут важны два момента, две просьбы, которые я обра­щаю к создателю сериала: 1) удиви и увлеки меня; 2) продолжай делать это постоянно. Выкладывайся по полной. Интригуй. Раз­вивай. Шокируй. Заставляй негодовать и сопереживать снова и снова. До тех пор, пока ты поступаешь так, ты можешь на меня рассчитывать.
        Вот и вся магия.
        Часть 1.
        ТЕНИ СГУЩАЮТСЯ
        ГЛАВА 1.
        ЦИТАДЕЛЬ
        Вечер в степи - зрелище завораживающее. Солнце, еще совсем недавно палящее, ослепительно-белое, выжигающее, беспощадное, вдруг наливается багрово-малиновым и начинает опускаться за горизонт. Линия горизонта подрагивает в жарком мареве. Небо сначала синеет, потом становится фиолетовым. Последние лучи засыпающего светила отбрасывают розовые отблески на выгоревшие ломкие степные травы.
        Спадает ненавистная жара. Начинают стрекотать цикады.
        Пошта смахнул пот со лба, взвалил на спину самодельное коромысло с двумя пластиковыми бадейками воды из колодца и побрел в сторону конюшни. Всем хороша цитадель листонош в Джанкое - но с водопроводом тут, как и во всем Крыму, туго. Приходит­ся таскать на своем горбу.
        Верный восьминогий конь-мутант приветствовал Пошту негромким ржанием. Конь, неизменный спутник листоноши во всех опасных странствиях, ожидал хозяина в стойле, переминаясь с ноги на ногу и нетерпеливо взбрыкивая. Пошта налил верному другу воды в корыто, насыпал овса, потрепал коня по холке. Тот благодарно фыркнул и приступил к вечерней трапезе.
        Теперь можно и самому поесть.
        Последние две недели Пошта только и делал, что ел и спал, да еще парился в русской баньке, построенной специально для тех членов клана, что вернулись из тяжелого похода - изможденные, израненные, измученные. Судьба Пошты в последнее время была щедра на приключения. Не будь он листоношей - выносливым, устойчивым к радиации, сильным и быстрым мутантом (против правды не попрешь, хотя сам Пошта не любил, когда клан листонош приравнивали к безмозглым жертвам радиации; с его точки зрения, те мутации, что листоноши переживали в подвалах цита­дели, скорее делали членов клана новой ступенькой в эволюции людей, чем жертвами Катастрофы) - так вот, будь Пошта простым человеком, давно бы помер, и даже не от ран, а от обычной усталости, от переутомления.
        Поэтому свой отпуск Пошта считал заслуженным. Тем более, пока Филателист, глава клана, вместе со своими криптоаналити­ками не расшифрует содержимое добытых с таким трудом перфо­карт, делать Поште, в общем-то, пока нечего.
        Листоноша неторопливо брел по цитадели, обмениваясь кивка­ми со встречными коллегами. Кто-то заступал в караул, кто-то готовился к походу - доставлять сообщения в самые удаленные уголки Крыма, кто-то просто чистил оружие и проверял снаряже­ние. Из окон столовой тянуло аппетитными запахами - каши, мяса и тушеных овощей.
        Столовая, как всегда, служила неформальным центром цитаде­ли - не казармы, не штаб Филателиста, не арсенал, обшитый железными листами внахлест, не конюшни и не сортировочная для писем и посылок, а именно место приема пищи (которое Кайсанбек Алано­вич пафосно именовал трапезной) собирало всех незанятых делом листонош в свободное время. Тут ели, пили и, конечно, общались.
        Готовили в столовой сносно; не что бы очень вкусно, но съедобно, хотя и однообразно. Если бы еще не проклятый песок, приносимый степными ветрами и проникающий повсюду, скрипящий на зубах и налипающий на тарелки...
        Заведовала столовой Раиса Петровна. Неделю назад, исполняя свое обещание, Пошта с огромным трудом, но все же смог вывести кухарку из Тортуги и устроил её на кухню. Пошта взял на раздаче тарелку каши с мясом, кружку пива и подсел к друзьям - Штем­пелю, Бандерольке и Кайсанбеку Алановичу.
        - Вечер добрый, - поздоровался он.
        - А добрый ли? - хмуро отозвался Штемпель.
        Пошта отхлебнул пива:
        - Есть причины думать по-другому?
        Кайсанбек Аланович произнес, как всегда, велеречиво:
        - Есть основания полагать, что затишье, которым мы имеем удовольствие наслаждаться последние пару недель, есть явление временное, и предвещает череду недобрых событий, как полный штиль предвещает шторм.
        - Ты же сам говорил, что на острове сейчас неспокойно, - за­метил Штемпель, - что будет война. Листоноши, которые верну­лись из Судака, Севастополя, Феодосии, Евпатории и Керчи, в один голос говорят, что надвигается большая драка.
        - Прямо так и говорят - драка? - поинтересовался Пошта, уминая кашу и запивая пивом.
        - Да, - сказала Бандеролька. - Народ стал нервный. Оружие покупают. Боеприпасы в дефиците. Медикаментов не достать. И общая атмосфера как перед грозой. Душно, давит. И все будто чего-то ждут. Чего-то нехорошего.
        Пошта пожал плечами.
        - Может быть, это все и глупости, - в задумчивости произнес Кайсанбек Аланович. - Но история знает много случаев, когда войны начинались именно по глупости.
        - Говорят, что Катастрофа случилась тоже по глупости, - вста­вил Штемпель. - Мы этого, конечно, никогда не узнаем, но по­следствия будем расхлебывать долго.
        Бандеролька буркнула:
        - А я вот думаю, что не глупости. Меня мое чутье никогда не подводило. Просто мы же не знаем всего - так, крупицы данных, обрывки информации. А может быть, кому-то нужна война. Кому-то она выгодна. И пока мы тут кашу едим да пиво пьем, кто-то где- то готовится.
        Пошта допил пиво и сказал:
        - Никогда не следует приписывать злому умыслу то, что мож­но объяснить глупостью и разгильдяйством. В любом случае, листоноши - не солдаты, нам суждено не воевать и разрушать, а объединять и восстанавливать. Что же до войны - я всегда к ней готов. Все-таки в Крыму живем, тут совсем мирно и не было ни­когда после Катастрофы...
        На этой не самой оптимистичной ноте Пошта собрался было закончиться беседу, но ему помешал посыльный - мальчишка лет четырнадцати, прыщавый и курносый. Он влетел в столовую, взволнованный важностью своего поручения, и выкрикнул:
        - Листоношу Пошту вызывает к себе глава клана Филателист!
        - Та-ак, - мрачно прокомментировал Штемпель. - Накаркали!
        - Да погоди ты паниковать, - ответил Пошта, поднимаясь из-за стола. - Рано еще...
        Пошта встал, вышел из столовой и быстрым шагом направился к штабу.
        На улице уже успело стемнеть. На небе зажглись первые звез­ды. Воздух посвежел, стрекотание сверчков вплеталось в гул за­сыпающей цитадели. Мальчишка-посыльный шел чуть позади Пошты. Через некоторое время парнишка все же осмелился задать мучивший его всю дорогу вопрос:
        - А правда, что вы в Балаклаве были? - не выдержав, спросил посыльный.
        - Правда, - усмехнулся Пошта. - Я много где был.
        - А мутантов видели?
        - Я много чего видел, - многозначительно ответил листоноша и внимательно посмотрел на посыльного. Этого парнишку он уже встречал в цитадели. Он то ли чей-то сын, то ли внук, то ли племянник. И судя по слабо развитой мускулатуре, явно не состоял в числе рекрутов - будущих листонош.
        Пошта вдруг остановился. Неспешному течению праздных мыслей в его голове помешало внезапно возникшее чувство трево­ги. Что-то было не так. Какой-то посторонний звук - или запах - или мелькнувшая тень - насторожили Пошту.
        Другой бы отмахнулся - ну что может случиться здесь, в самом сердце цитадели, когда вокруг сотни друзей, а на стенах стоят ка­раульные со снайперскими винтовками - но Пошта, наученный горьким опытом, сосредоточился на своих ощущениях, усилием воли обострив слух, зрение и обоняние.
        - А поподробней можете рассказать? - не унимался мальчиш­ка, подпрыгивая от нетерпения. - И почему мы стоим? Филате­лист ждет!
        Мальчишка мешал. Слишком много звуков, слишком много лишних движений.
        - Беги обратно в столовую, - прошипел Пошта. - Быс-с-стро!
        Нехорошо, конечно, обижать детей - но, как выяснилось позже, решение это было единственно верным. Посыльный надулся, развернулся и убежал в неизвестном направлении, оставив Пошту наедине со своими чувствами.
        Итак, диспозиция. Узкая улочка с деревянными тротуарами по бокам. Ветерок гоняет маленькие пыльные вихри по центру, где телеги разъездили колею. Дома по бокам - переделанные грузо­вые контейнеры с ветряками и баками для воды на плоских кры­шах. Впереди - штаб, двухэтажное здание из белого песчаника под наклонной крышей из бурой черепицы. Перед штабом - два автомобиля, «УАЗ-Патриот» кого-то из шифровальщиков и «Ма­родер» Филателиста. Людей на улице нет - и правильно, что им тут делать после заката. Движения особого тоже нет, все дневные твари давно спят, а ночные - пауки и прочая живность - еще не выползли. Пахнет, как во всей цитадели - бензином и степными травами.
        Что же не так?!
        Движение.
        Возле машин. Там, где его быть вроде не должно.
        Очень медленное - так движется часовая стрелка на цифер­блате. Не будь Пошта листоношей, он бы и не заметил. Одна из теней двигалась. Слишком крупная для бродячей собаки, коих листоноши любили и подкармливали. Слишком медленная для человека.
        Но тень двигалась. Теперь уже точно не показалось: Пошта сфо­кусировал взгляд на черном силуэте, почти не различимом на фоне сгущающихся сумерек. Ага, а вон там еще одна такая же.
        Поднять тревогу? Закричать, позвать на помощь? А вдруг это кто-то из своих - те же шифровальщики-криптоаналитики выш­ли покурить? Глупо может получиться.
        Сунуться на разведку? В одиночку? Еще глупее. Пошта почти без оружия, и если это враг - его просто убьют по-тихому и труп спрячут, после чего вернутся к исполнению своей вражеской мис­сии, каковой бы та ни была.
        Пошта принял решение. Самое умное - сделать вид, что ничего не заметил. Двигаться дальше к штабу, как ни в чем не бывало. Дать противнику, если это противник, сделать ошибку первому. Тем более, пацан-посыльный, судя по доносящемуся сопению, ушел недалеко, дуется где-то за углом, тщится понять, с чего вдруг Пошта стал такой грубый. Если Пошту убьют, мальчишка подни­мет тревогу.
        Листоноша спокойно приблизился к штабу. Одна из теней за­мерла, вторая будто бы уменьшилась в размерах. Человек - а те­перь Пошта был уже уверен, что это человек, - присел, как перед прыжком. Пошта сунул руку в карман и нащупал нож - старин­ный «ка-бар», подарок от Штемпеля по случаю удачно выполнен­ного задания.
        Чего они ждут?
        «Пока я постучу, - подумал Пошта. - Мне откроют дверь, и тогда лазутчики неведомого врага ворвутся в штаб. А пока затаи­лись, как зверь в засаде. Ну что ж, будем выманивать».
        Пошта наклонился, будто бы завязать шнурки, вытащил из но­жен на голени второй клинок - метательный, выкованный джанкойскими умельцами из рессоры, подобрал камешек и, выпрямив­шись, подкинул его на ладони.
        Потыкаем в зверя палочкой. Спровоцируем на ошибку.
        - Эй, - громко сказал листоноша. - Ты, в тенечке! Ноги не за­текли? - И швырнул камешком в присевшего врага.
        Как Пошта и ожидал, противник не шелохнулся. Зато напарник его, засевший за «Мародером», начал заходить со спины. Пошта зажал «ка-бар» в правой руке, метательный клинок - в левой, и повторил:
        - Выходи, я тебя вижу. Ты кто такой? Что тебе тут надо?
        Он нарочно говорил громко - чтобы было слышно и в штабе, и мальчишке-посыльному.
        Собеседник упорно прикидывался невидимкой - мол, я не я, и тень не моя. Почудилось тебе, листоноша.
        Второй тем временем выбрался из-за «Мародера», и Пошта краем глаза уловил отблеск стали. Ага. Все серьезно.
        Пошта развернулся, и метательный нож будто бы сам вырвал­ся из его руки, серебристой молнией вонзившись в плечо нападавшего.
        Бить на поражение Пошта не стал - вдруг это кто-то из своих озорует. Бывали случаи, когда молодые листоноши, только-только получив нашивки клана, перебирали со спиртным и бродили по цитадели в поисках приключений. Конечно, за подобные шутки следовало жестко наказывать. Но не убивать же! Пошта до послед­него момента не мог поверить в то, что в самое сердце его клана могли пробраться лазутчики.
        Листоноша тут же ушел в кувырок, сокращая дистанцию между собой и первым - и очень кстати, потому что первый вскинул пи­столет с толстой сарделькой глушителя. Выстрелы были похожи на громкое шипение потревоженной змеи.
        «Копать-колотить, - выругался про себя Пошта. - Это точно не захмелевшие рекруты, а самые настоящие диверсанты!».
        Поэтому дальше Пошта действовал уже без всяких сантимен­тов и ограничений. Поднырнув под ствол, схватил глушитель, от­вел пистолет в сторону и ударил «ка-баром» снизу вверх, в район паха. Удар этот смертелен - человек умирает от болевого шока раньше, чем от потери крови.
        Противник Пошты - листоноша наконец-то смог его разгля­деть вблизи - был одет во все черное. Комбинезон, маска-балаклава, перчатки, разгрузочный жилет с прочно набитыми кар­манами (но не магазины, что-то другое, квадратное - скорее всего, брикеты пластиковой взрывчатки).
        Смертник? Диверсант?
        Некогда разбираться. Под разгрузочным жилетом на противни­ке был еще один - кевларовый, с керамической пластиной внутри. А значит, у его напарника, скорее всего, такой же.
        Выдернуть «ка-бар». Кровь хлынула рекой, черная при таком освещении.
        Еще один кувырок. Подбить противника под ноги, свалить, оседлать, выбить из руки пистолет, приставить нож к горлу. Этого желательно взять живым.
        Противник оказался на диво сильным - он вцепился Поште в руку, будто тисками сжал, и одним рывком перевернул листоношу на спину. За полсекунды ситуация в корне изменилась, и не в поль­зу Пошты. Листоноша сжал ребра врага своими ногами, скрестил лодыжки, сдавил коленями. Противник захрипел, но продолжал давить обеими руками на кисти листоноши, пытаясь зарезать джанкойца его же ножом.
        Хотя у противника был свой - рукоятка кинжала торчала из ножен на плече разгрузочного жилета. Листоноша решил риск­нуть. Вложив всю свою силу в левую руку, Пошта правой выдер­нул из ножен кинжал диверсанта и всадил обоюдоострый клинок над ключицей врага.
        Кевлар хорошо останавливает пулю, а вот против холодного оружия он не так эффективен.
        Кинжал вошел в тело, как в масло. Видимо, Пошта пробил под­ключичную артерию - кровь ударила фонтаном. Противник задергался и обмяк. Листоноша оттолкнул труп ногами и встал.
        Да уж, взять живым не получилось. Впрочем, в одиночку про­тив двоих, с ножом против пистолетов - не такой уж плохой результат.
        Кто же вы, ребятки, такие? Пошта нагнулся и сорвал балаклаву. Бритый череп, сломанный нос, расплющенные уши. И татуировка за ухом - змея и казачья шапка.
        Пластуны! Казачий спецназ, ниндзя, убийцы-невидимки!
        Какого дьявола они тут делают? Казаки объявили войну листоношам? Мир сошел с ума?
        - Сверху! - раздался крик сзади.
        Пошта вскинул взгляд. Третий! Как же я его прозевал!
        Третий пластун залег на крыше штаба и уже выцеливал листоношу из короткого автомата, тоже с глушителем. Времени на ма­невр не оставалось. Пошта рухнул на труп врага, прижал его к себе и перекатился, прикрываясь бездыханным телом. Треск короткой очереди - и тело мертвого пластуна приняло на себя град крошеч­ных пулек, дырявящих кевлар так же легко, как бумагу. Благо тело они пробить не сумели.
        Пошта, прикрываясь трупом (кровь из того все еще текла, но уже не хлестала - сердце остановилось), попытался подобрать с земли выбитый ранее пистолет. Куда там! Следующая очередь уда­рила в землю, взбив фонтанчики пыли, как раз между Поштой и пистолетом.
        «Кажется, мне крышка», - успел подумал Пошта.
        В небе что-то прожужжало, раздался глухой удар. С крыши до­несся приглушенный матерок. Пошта улучил момент, схватил пи­столет и, оттолкнув труп, вскинул оружие. Третий пластун озада­ченно уставился на бумеранг, попавший ему в руку и почти выбив­ший автомат. Пошта не стал дожидаться, пока пластун придет в себя и опять начнет палить. Листоноша выстрелил трижды - два заряда в грудь, третий в голову.
        Пластун упал с крыши, как мешок с картошкой. Рядом с ним упал и бумеранг. Интересно, кто его метнул?
        Пошта поднялся с земли, весь в пыли и крови, продолжая дер­жать поверженного противника на прицеле, и огляделся.
        Мальчишка-посыльный стоял возле «уазика», бледный, с горя­щими глазами и страшно взволнованный.
        - Вот это да, - прошептал он. - Во блин!
        - Спасибо тебе, пацан, - сказал Пошта. - Если бы не твой бумеранг...
        Вся схватка, она же перестрелка, заняла от силы минуту и про­текала почти в полной тишине, если не считать приглушенных вы­стрелов и предупредительного вопля мальчишки.
        Поэтому когда дверь штаба распахнулась, оттуда донесся раз­драженный вопрос:
        - Что за шум-гам? Кому там не спится в ночь глухую?
        Не иначе, парень разбудил задремавшего вестового.
        - Это Пошта, - раздраженно ответил листоноша. - И спать, похоже, нам сегодня больше не придется.

***
        У Филателиста были длинные седые усы, седая же косица и шершавая, будто потертая кожа на лице. Глаза, глубоко посажен­ные, смотрели хитро и насмешливо. Руки с длинными, как у пиани­ста, пальцами, перебирали четки, вырезанные из можжевельника.
        - Та-а-ак, - протянул глава клана листонош. - Что тут у нас?
        Трупы лазутчиков выволокли на открытое пространство и сло­жили рядышком, сорвав с них маски и жилеты со взрывчаткой. Включили прожектор на крыше штаба, и мертвецы лежали, вы­ставленные на всеобщее обозрение, будто на столе в морге.
        - Трое, - констатировал очевидный факт Контейнер, началь­ник службы безопасности клана. Имя его полностью соответствовало внешности: квадратный, угловатый, с тяжелой походкой и мощной шеей борца. - Проникли через северный блокпост. Часо­вого убили. Ножом. С собой имели суммарно тридцать килограмм пластита.
        - Ого! - удивился Филателист. - Именно пластита? Не само­пальных бомбочек из аммонала?
        - Пластит, - подтвердил Контейнер. - Чешский. «Семтекс». Видимо, из каких-то армейских складов.
        «Известно, каких», - подумал Пошта, но промолчал. Он и мальчишка-посыльный стояли в сторонке, наблюдая, как Филате­лист, Контейнер и трое охранников изучают трупы. Пошта даже не вытер вражескую кровь с лица, и теперь та подсыхала - кожу не­приятно пощипывало. Мальчишка вертел в руках бумеранг.
        - Кто такие, установили? - спросил Филателист.
        - Пластуны, судя по татуировкам.
        - Хреново, - сморщился Филателист. - Казачий спецназ. Что они тут забыли?
        - Ну, если брать в расчет то количество взрывчатки, что они на себе притащили, - предположил Контейнер, - то, скорее всего, пластуны намеривались взорвать половину Джанкоя. Нашу базу - так точно.
        - Ага, - кивнул Филателист. - И остановили их случайно, листоноша и мальчишка-посыльный. Плохо работаете, охрана. Мы­шей не ловите.
        - Виноват, - хмуро потупился Контейнер. - Но они - профи.
        - Мальчонке это расскажи... Тебя как звать, малой?
        - Костя, - подал голос паренек.
        Филателист хмыкнул.
        - Молодец, Костя. Сколько лет-то тебе?
        - Четырнадцать.
        - Далеко пойдешь... Вот что, Контейнер. Убери этих красавцев куда-нибудь на холод, чтобы не завоняли. Пластит - в арсенал. Охрану на блокпостах - удвоить, бдительность усилить. Но кипеш пока не поднимать. А ты, Пошта, иди со мной. Разговор есть.
        - А я? - обиделся Костя.
        - А ты погуляй пока. Мал еще.
        Костя надулся, сунул бумеранг за пояс и побрел по улице, бор­моча себе под нос что-то раздраженное вроде «как пластунов мо­чить, так не мал, а как разговоры разговаривать - так мал, не пой­мешь этих взрослых». Пошта молча усмехнулся и пошел следом за Филателистом в штаб.
        Там, среди складных брезентовых стульев и огромного пись­менного стола, некогда бывшего биллиардным, их ждал плюга­венький человечек в толстых очках. В руках у человечка была стопка бумаги и до боли знакомая Поште перфокарта.
        - Знакомьтесь! - Филателист запер дверь и махнул рукой. - Это Пошта. Тот самый молодой человек, что добыл перфокарту в Балаклаве. А это - Шифр, наш главный криптоаналитик. Он ее декодировал.
        Шифр кивнул. При виде окровавленного листоноши кабинет­ный ученый слегка побледнел. Пошта дождался приглашающего жеста Филателиста и присел в кресло. Страшно хотелось вытереть лицо.
        - Держи, боец, - Филателист самолично протянул листоноше полотенце и кувшин с водой. - Умойся.
        - Что там произошло? - спросил Шифр.
        - Казаки к нам пожаловали. Взорвать нас хотели.
        - Казаки?! Это что же? Война?!
        - Пока нет, - ответил Филателист. - Но все может быть.
        - Это точно? - спросил Пошта, закончив утирать лицо. Поло­тенце стало бурым. - Точно - война?
        - К тому все идет.
        - Зачем? - удивился Пошта. - Кому оно надо?
        - Хотел бы я знать... - вздохнул Филателист.
        - Я знаю, - встрял Шифр. - Кажется...
        - Ну, выкладывай!
        Шифр поправил очки, перетасовал стопку распечаток и начал:
        - У нас ушло около двух недель на расшифровку данных с пер­фокарты из-за того, что был использован очень старый и сложный шифр, основанный на двойном ключе... - когда криптоаналитик заговорил на знакомые темы, глаза его загорелись юношеским за­дором. - Его использовали военные в конце двадцатого века, на заре компьютеризации...
        - Короче, - оборвал его Филателист. - К черту технические подробности. Переходи к делу.
        - Если короче, то перфокарта - это еще и карта. Вернее, коор­динаты расположения трех бункеров. Так называемых «объектов восстановления».
        - Это мы уже знаем! - Филателист нетерпеливо махнул ру­кой. - Но что конкретно представляют собой эти бункеры?
        - К сожалению, на самой перфокарте лишь кодовые обозначе­ния бункеров и их координаты. Но! Я порылся в архивных докумен­тах и нашел кое-какие сведения. Бункеры «РД2», «КП7» и «АВ5» построили на случай ядерной, бактериологической и климатиче­ской войны. На случай полной гибели цивилизации. Задача бунке­ров - способствовать восстановлению научно-технической базы после Катастрофы. Для этого там, в этих трех бункерах - хотя на самом деле, я подозреваю, их гораздо больше - складировано ору­жие и технологии, которые дадут владельцу серьезное, я бы даже сказал, глобальное преимущество в новом витке гонки вооружений.
        - Ясно-понятно. Я правильно вас понял, Шифр? - подклю­чился к разговору Пошта. - Там может быть оружие сродни тому, что привело к Катастрофе?
        В кабинете повисла тревожная тишина.
        Филателист отложил четки, вытащил трубку, набил ее табаком- самосадом, чиркнул спичкой и выпустил облако сизого дыма:
        - Полагаю, ты все правильно понял. Тот, кто овладеет хотя бы одним из бункеров, сможет с его помощью привести мир на грань новой, еще более страшной Катастрофы.
        - Да, - кивнул Шифр. - Или возродить цивилизацию в том виде, в каком она существовала до начала третьей мировой.
        - Веселенькие дела, - вздохнул Пошта. - Думаете, что сегод­няшнее нападение пластунов как-то связанно с этой перфокартой?
        - Больше не из-за чего, - Филателист стиснул зубами мунд­штук трубки. - И где эти бункеры располагаются?
        Шифр опять суетливо поправил очки и порылся в распечатках.
        - Два из них - на материке, за Донским проливом. Один... сей­час, секундочку... вот, в жерле затопленного вулкана Кара-Даг, что под Коктебелем.
        Пошта расслабленно выдохнул. На материке - все равно что на Луне, фиг туда доберешься. А уж про подводный бункер и думать нечего. Туда с аквалангом не нырнешь, слишком глубоко. Так что мир может спать спокойно - новая Катастрофа, как и возрожде­ние, ему не грозят.
        Но Филателист, похоже, придерживался прямо противополож­ного мнения:
        - Что скажешь, листоноша? - спросил он почти ласково. - Сможем мы туда добраться? До этих самых волшебных бун­керов?
        - Нет, - покачал головой Пошта. - Донской пролив преодо­леть еще можно - чисто теоретически, на хорошем судне, да с под­готовленной командой, а вот что нас будет ждать на материке - это вопрос. Всем вопросам вопрос. Мутанты? Дикари? Заражен­ная зона? Нет же сведений.
        - А подводный бункер? - прищурился Филателист.
        - Забудьте, - махнул рукой Пошта. - Как? С аквалангом? Там глубина метров сто. И неизвестно, какие подводные твари там обитают.
        - Простите, что вмешиваюсь, - Шифр, словно первоклассник, поднял согнутую в локте руку, - Но мне кажется, я могу подска­зать вам решение данной проблемы. Для доступа к подводному бункеру следует использовать батискаф Карадагской биостанции. Если, конечно, он ещё в рабочем состоянии.
        У Пошты вдруг зародилось нехорошее предчувствие. Все, от­дых кончился. Собирайся-ка ты, брат листоноша, в очередную не­выполнимую миссию. Пойди туда - не знаю куда, принеси то - не знаю что.
        «Что ж за судьба у меня такая? - спросил Пошта сам себя и сам ответил: - Нормальная судьба листоноши. Кто-то же должен это делать».
        - Ну, Пошта, - хмыкнул Филателист, - вот и настало твое вре­мя. Неспокойно нынче в Крыму, сам видишь. Большая буча зате­вается. Кровопролитная и бессмысленная. И если кто из участни­ков, кто угодно - казаки, татары, да хоть инопланетяне - до бун­керов доберутся, не миновать нам большой беды. Второй Катастрофы человечество не переживет. Поэтому сроку тебе даю - день на сборы. Команду выбирай сам, мешать не буду. В арсенал заходи, как к себе домой, только ногой дверь не открывай, Контей­нер обижается. Бери что надо. Транспорт - любой. Бензину много не дам, потому что много нету. Но ты парень находчивый, найдешь. Выдвигаетесь завтра после обеда.
        - Задача? - спросил Пошта.
        - Первая - и главная - пересечь Донской пролив. Найти бун­керы. Вскрыть. Содержимое переправить в Джанкой.
        Пошта мысленно присвистнул. Ничего себе... Приятно, когда в тебя верят. Но чтобы настолько?!
        - Вторая, - продолжил Филателист, - добраться до бункера в Кара-Даге. Выпотрошить. Не получится - затопить, чтобы нико­му не достался. Понятно?
        - Сколько людей дадите? - уточнил Пошта.
        - Много не дам. Нельзя базу обескровливать. Бери самых луч­ших. Проверенных.
        - Сроки выполнения?
        Филателист нахмурился.
        Глава 2.
        СБОРЫ
        После разговора с начальством Пошта сразу же отправился на поиски своих друзей. Профессор и Штемпель убивали время за партией в шахматы, а Бандеролька с вялым интересом следила за этой битвой интеллектов.
        - Ну что, друзья, вы готовы отправиться в увлекательное путе­шествие? - с порога спросил Пошта.
        - Для ответа на этот вопрос, - заметил Штемпель, - неплохо было бы знать, куда, собственно, нам предстоит идти?
        Пошта улыбнулся.
        - Как говорится - на кудыкину гору. А если серьезно, - Пошта взял стул и подсел за их столик, - То мне поручено сформировать и возглавить небольшую экспедицию по поиску трех бункеров, где хранятся вооружение и технологии, способные возродить - или снова погубить - цивилизацию.
        - Всего-то делов-то! - хмыкнула Бандеролька. - Так, апосле обеда чем займемся?
        - Все тебе шуточки, - проворчал Штемпель. - Что за бункеры, где находятся?
        - Два - на материке, за Донским проливом. Один - под водой, в вулкане Кара-Дат.
        Профессор вздохнул.
        - Возможно, я плохо знаком с морским делом, - сказал он, - Но каким образом вы планируете форсировать Донской пролив? На своих восьминогих чудо-конях?
        Пошта поднял руку.
        - Проблема в том, профессор, что кроме нас найдется очень много желающих добраться до бункеров. И если мы будем сидеть сложа руки, то можем прозевать начало второй Катастрофы. Поэ­тому надо выдвигаться немедленно.
        - Но как мы доберемся до материка? - спросила Бандеролька.
        - Я вижу три варианта, - ответил Пошта. - Первый. Угоняем корабль у пиратов Тортуги. Самоубийственный вариант. Второй - отправляемся в Севастополь, пробуем договориться с тамошними моряками. В принципе, на их кораблях это возможно, вопрос, что они потребуют взамен. И третий - едем в Керчь, переправляемся паромом. И - не забывайте - есть еще подводный бункер. Конеч­но, соваться на Кара-Даг и биостанцию - не лучший вариант, но не менее реальный, чем паромная переправа.
        - Ни фига себе крюк, - удивился Штемпель. - А почему не попробовать через Красноперекопск? Он же ближе всего к Джанкою!
        - Боюсь, что в свете последних событий с Летучим Поездом нам там будут не рады. Не идти же на них войной, в самом деле...
        Штемпель покивал.
        - Согласен. Мне кажется, что вариант с Керчью самый реаль­ный из нереальных. Второй вариант - подводный бункер в жерле Кара-Дага. Но время в дороге... Пока доберемся, пока договорим­ся... Я предлагаю разделиться.
        - Я сам хотел это предложить. Вместе добираемся до Феодо­сии, там - смотрим по обстановке. Один отряд направляется в Керчь, второй - в сторону Коктебеля, потом - через горы или в обход гор к биостанции.
        - Мне не нравится идея разделять отряд, - возразила Банде­ролька. - Любой мутант захарчит и не подавится. И к тому же, сколько бойцов планируется в отряде? Не пойдем же мы втроем?
        - Что значит «втроем»? - возмутился профессор, - Вы плани­руете выполнить эту миссию лишь силами простых солдат? При всем моем уважении, как вы планируете обойтись без высококвалифицированного ученого? Тем более что я очень хорошо знаю биостанцию, так как мне посчастливилось некоторое время рабо­тать на ней в качестве молодого специалиста.
        - Простите, Кайсанбек Аланович, - ответил Пошта, - но я просто не имею права рисковать вашей жизнью. Вы больше нужны здесь, в Джанкое. Ваш педагогический опыт...
        - Молодой человек, позвольте мне прервать поток вашего крас­норечия, - прервал листоношу профессор, - Но если я правильно понял вашу мысль, то найти эти бункеры раньше остальных жиз­ненно важно не только для нас, но, возможно, и для всего Крыма, и даже нашей многострадальной планеты? И вы хотите, чтобы я ти­хонько отсиживался в тылу? Ну уж нет!
        - Хорошо, я сдаюсь, - Пошта поднял руки вверх, - Прошу вас войти в состав нашей экспедиции.
        - Благодарю, - с достоинством ответил Кайсанбек Аланович.
        - Теперь нас четверо, - резюмировал Штемпель. Но все равно, маловато для столь серьезной операции.
        - Поэтому мы возьмем с собой подмогу, - сказал Пошта. - Принуждать я никого не могу, но вот добровольцев собрать попро­бую. Хорошо бы ещё пять-шесть бойцов в наш отряд, для, так ска­зать, огневой поддержки. Согласны?
        - Угу. А как быть с Кара-Дагом? Я нырять не буду, я медуз бо­юсь! - заявила Бандеролька.
        - Нырять не придется, - вновь вклинился в разговор профес­сор, - там есть батискаф. Я умею им управлять. Могу и вас научить, это не очень сложно.
        - Чтобы мы без вас делали, профессор! Значит, после Феодосии мы разделяемся. Бандеролька со Штемпелем поедут в Керчь, а я с Кайсанбеком Алановичем пойду на биостанцию. Так, брифинг окончен, три часа на поиск добровольцев - и выступаем. Надо еще с транспортом разобраться...
        - Так кони же есть! - удивился Штемпель. - Твой Один поди застоялся, да и мой Сирко не прочь меня покатать.
        - Кони - это хорошо. Только как мы верхами будем трофеи в Джанкой возвращать? Телегу соорудим? Мы же не разведку едем, а брать бункера и вывозить все ценное, чтобы другим не досталось. Но ничего, Филателист с транспортом обещал помочь.
        - А бензин? - спросил Кайсанбек Аланович. - Где мы бензин- то возьмем? Бензин не овес, на каждом углу не нарвешь!
        - Знаю, - мрачно кивнул Пошта. - Но «Мародер» Филатели­ста ездит и на соляре, и на угле, и даже на подсолнечном масле. А грузоподъемность у него - будь здоров, как и проходимость.
        - Ну правильно, - пробурчал Штемпель. - Как себе - так «Мародер» главы клана. Как нам - так небось «уазик» какой-нибудь подсунешь или еще какую рухлядь.
        Пошта хлопнул его по плечу.
        - Копать-колотить! Не волнуйся, я тебя не обижу, брат! Иди, ищи людей. Желательно - с боевым опытом и без морской болезни. А с транспортом я разберусь. Пока предлагаю сходить в арсенал.
        Здание арсенала клана листонош представляло собой старин­ное, чуть ли не позапрошлого века одноэтажное строение из ти­пичного для Джанкоя белого песчаника. Стены тут были толщи­ной в полметра, что позволяло сохранять прохладу даже жарким крымским летом. Окна, узкие и высокие, были забраны решетка­ми из толстых прутьев, а дверь была обшита листовым металлом. Замок, громадный, древний, с фигурным ключом длиной в две ла­дони, оберегал запасы оружия клана. Ключ от замка, естественно, хранился лично у Контейнера.
        - Ну, - неприветливо поздоровался начальник безопасно­сти, - заходите, коль пришли.
        Дверь протяжно скрипнула, из арсенала дохнуло холодом. Кон­тейнер посторонился, пропуская гостей.
        Пошта, Бандеролька, Штемпель и Кайсанбек Аланович ступили внутрь. В руке Пошта держал письменное распоряжение Филателиста «предоставить личному составу секретной экспедиции все необходимое». Бумажку он эту всучил Контейнеру, и тот взгляну на нее свирепо, будто на свой смертный приговор. О прижимисто­сти и бережливости Контейнера в Джанкое ходили анекдоты.
        Изнутри неказистый, снаружи арсенал внушал благоговение.
        В сумрачном освещении - окна-бойницы не пропускали много света - тянулись бесконечные стеллажи и ящики с оружием.
        - Выбирайте, - буркнул Контейнер. - Что угодно для души.
        - Я - пас, - сразу сказал Кайсанбек Аланович. - Мое ору­жие - мозги, а не пушки. Я вообще пацифист. Ну разве что для самозащиты, - добавил он, беря с ближайшего стеллажа длинно­ствольный револьвер с рукояткой орехового дерева и матово-­черным покрытием. Глаза у профессора заблестели, как у маль­чишки в кондитерской лавке. - «Кольт-Питон»! Магнум-триста пятьдесят семь! С ума сойти! Откуда? Такая редкость, его еще до Катастрофы сняли с производства!
        Контейнер хмыкнул. Жадность рачительного хозяина уступила место гордости.
        - Тут еще и не такое найти можно, - сказал он довольно. - Го­дами копилось.
        Пошта медленно побрел вдоль стеллажей. Глаза разбегались. Оружейные запасы клана листонош отличались разнообразием - тут смешались разные эпохи, разные страны, разные концепции оружия, от самооборонных девайсов до армейских штурмовых винтовок. Рядом с «Калашниковым» стоял древний «томпсон», охотничья двухстволка соседствовала с короткоствольным револьвером «детектив спешиел», снайперка Драгунова стояла возле короткого бельгийского ФН-П90, разнообразные клоны знаменитой М-4 теснились на одной полке с помповыми дробовиками, пулеметы, винтовки, ружья и пистолеты безо всякой системы загромождали полки. Похоже, Контейнер тащил все в свою норку, как жадный хомяк, не удосужившись систематизировать и каталогизировать коллекцию. Теперь придется рыться.
        - Ух, ты! - выпалил Пошта, схватив устрашающего вида ружье с барабанным магазином. - АА-12, автоматический дробовик! Круто!
        - Поставь на место, - велел Штемпель.
        - Что не так? - Хотя Пошта и числился номинальным коман­диром в этой экспедиции, но в вопросе выбора оружия и снаряже­ния он безоговорочно уступал роль лидера Штемпелю, как стар­шему и более опытному члену клана.
        - А ты прикинь, - предложил Штемпель. - У него скоро­стрельность - 300 выстрелов в минуту. В барабане - 32 патрона. То есть один барабан ты расстреляешь секунд этак за десять.
        - Я возьму больше патронов! - решил Пошта.
        - Угу. Только каждый патрон весит грамм пятьдесят, так? С нормальной пулей или навеской картечи. Значит, десять патро­нов - полкило. Сто патронов - три барабана, или тридцать секунд ведения боя - уже пять килограмм. И сколько ты упрешь на себе? Нет, ружье, конечно, классное, но больше для оборонительной вой­ны. А нам в поход.
        - Зато патроны двенадцатого калибра везде достать можно! - парировал Пошта. - В отличие от «магнумов» револьверных, - под­колол он профессора, не выпускавшего из рук «Питон». - В край­нем случае - самом накрутить, машинка-то наверняка тут есть!
        - Согласен, - кивнул Штемпель. - Дробовик возьмем обяза­тельно. Но не автомат, и даже не полуавтомат - поставь «Вепрь» на место, а самую обычную помпу. «Моссберг-590» или «Реминг­тон-870». А лучше даже - пятисотый «Моссберг», укороченный. Патронов всего пять, но зато под курткой спрятать можно. И бу­дешь дважды думать, перед тем как стрелять. Есть у вас в запасах «пятисотки»? - спросил Штемпель у Контейнера.
        - Мало, их часто берут, - пожаловался тот. - Но для вас найдем.
        У найденного дробовика оказался никелированный дырчатый кожух на стволе (и хорошо, и плохо: с одной стороны - блестит, может выдать, с другой - ржавчина ему не страшна) и прикрепленный к ствольной коробке патронташ на пять гнезд (однозначно хорошо, существенно ускоряет перезарядку). «Моссберг» Штемпель вручил Поште, а потом крепко задумался, чем бы вооружить Бандерольку. С ее-то субтильной комплекцией!
        - Как у тебя с терпеливостью? - спросил он девушку.
        - Чего? - не поняла та.
        - С выдержкой как, говорю?
        - Да вроде нормально, не жаловался никто, - пожала плечами Бандеролька.
        - На животе спать умеешь?
        Бандеролька от удивления открыла рот и хлопнула ресницами,
        - Не в смысле - слюни на подушку пускать, - пояснил Штем­пель, - а в смысле - спина не болит, если долго лежишь на животе в одной позе?
        Бандеролька густо покраснела.
        - Не болит, - тихо ответила она.
        - Прекрасно. Тогда дам я тебе, красна девица, снайперскую винтовку. Только не Драгунова, а что-нибудь с ручным перезаряжанием. Дабы не повадно было жечь боеприпасы. «Ремингтон-700» есть у вас?
        Контейнер насупился и покачал головой.
        - А что есть из болтовок?
        - «Баррет М-98» - съязвил Контейнер. - Под патрон «Лапуа-338».
        Штемпель хмыкнул.
        - Ну да, ну да. Один выстрел - одно вывихнутое плечо. А ме­нее злобное что есть?
        Контейнер задумался.
        - Есть «Блейзер-93», - сказал наконец он, выдержав длинную паузу.
        - О! Годится. Берем!
        Футуристического вида винтовку Штемпель покачал в руках, проверил работу затвора, заглянул в прицел (не забыть пристре­лять!) и протянул оробевшей Бандерольке.
        - И запомни, Бандеролька. Один выстрел - один труп. Что чувствует снайпер, когда стреляет в человека?
        - Не знаю...
        - Отдачу винтовки!
        Пошта улыбнулся, а Кайсанбек Аланович нахмурился.
        - Не нравится мне все это. Вы же листоноши, а не головорезы какие-то! И мы в экспедицию собираемся, а не на войну!
        - Вполне возможно, - возразил Пошта, - что война сама при­дет к нам.
        О вчерашних казаках-пластунах он пока друзьям не рассказал, отложил на потом. Чтобы не сеять слухи и панику.
        - Но ведь задача клана листонош - восстановить связь, а зна­чит - возродить цивилизацию! - с жаром сказал профессор. - Снайперская винтовка, знаете ли, доставляет только один вид со­общений - некрологи!
        - Зато уж наверняка, - угрюмо подтвердил Пошта. - Пони­маете, профессор, пока мы восстанавливаем связь, а значит - ци­вилизацию, очень много людей в Крыму желают обратного. И бу­дут стараться нам помешать.
        - Но зачем?! - изумился Кайсанбек Аланович. - Цивилиза­ция несет благо всем!
        - Не всем, - встрял в разговор Штемпель. - Вам ли не знать, профессор! Каждый уездный царек, местный феодал, возомнив­ший себя богом - ну кем он будет при возрожденной цивилиза­ции? Никем, и звать его будут никак. Вот они и сидят по своим норам, управляют стадом таких же кретинов, и наша миссия им поперек горла.
        - Ну да, ну да, - погрустнел профессор. - Лучше быть первым в деревне, чем вторым - в Риме...
        - Где? - удивилась Бандеролька.
        - Был такой город... Плохо кончил.
        Штемпель решительным жестом прервал беседу.
        - Мы отвлеклись. Продолжим. «Кольт-Питон», конечно, это прекрасно, профессор, но, как справедливо заметил Пошта, с патронами к нему в Крыму напряженка. Поэтому я бы вам рекомендовал что-то более распространенное и скорострельное. «Глок», найдется?
        - «Глоки» разбирают первыми. Есть «Зиг-Зауэры».
        - Тоже сгодится. И пару запасных магазинов.
        Профессор разочарованно вернул харизматичный револьвер на место и взял угловатый, но куда более практичный пистолет.
        - А кобуру? - застенчиво спросил он.
        - Снаряжение - потом, - отрезал Штемпель. - Вообще-то, всем надо бы взять по пистолету. Запасное оружие не повредит. Перейти с автомата на пистолет - всегда быстрее, чем заменить магазин в автомате. И желательно, чтобы все оружие было одного калибра, чтобы не таскать с собой ящики разных патронов. Что еще есть под девять миллиметров?
        - «Парабеллумы» есть, не желаете?
        - А посовременней?
        - Есть «Беретты» девяносто вторые. И «Чезеты».
        - Мне со Поштой по «Беретте», - решил Штемпель, - а Бан­дерольке «чизу» - у нее ладошки-то поменьше будут. Так, а чего это я без основного ствола остался? Дайте-ка мне, уважаемый Кон­тейнер, во-он тот «Тавор». Израильский? Оригинал, не клон?
        - Оригинал.
        «Тавор» приглянулся Штемпелю из-за компактности (схема булл-пап - магазин в прикладе позади рукоятки, укорачивает оружие почти вдвое) и из-за удобной кнопки сброса магазина. Да и коллиматорный прицел - штука полезная, раздобыть бы еще к нему батареек...
        - Ну что, все укомплектованы? - Штемпель оглядел отряд. Вроде все. Теперь боеприпасы. Берем по две сотни патронов к основному стволу, по сотне - на пистолет. На первое время хватит, прав профессор, не воевать едем, оружие только для самозащиты.
        По три магазина. Кобуры, ремни двухточечные. Гидросистемы. Противогазы и химзащита. Знаю, что нам не надо, - предупредил он возражения Пошты. - Профессору понадобится. Да и нам не по­мешает, мало ли куда занесет. Мы, листоноши, конечно, существа живучие, но зачем зря организм насиловать? Да и для маскировки хорошо, от окружающих не будем сильно отличаться. Рюкзаки...
        Штемпель крепко задумался. Был соблазн взять крутые такти­ческие рюкзаки - были у Контейнера трофейные, и «5.11», и «Макспедишн» - да только со всей этой системой «молле» и про­чими прибамбасами по Крыму ездить - все равно что с флагом «Мы идем в секретную экспедицию». Поэтому листоноша остано­вил свой выбор на неприметных, но вместительных туристических рюкзаках - достаточно поношенных, чтобы не возбуждать нездо­рового интереса у грабителей и мародеров, но все еще крепких, с хорошими жесткими каркасами.
        Для запасных магазинов, светошумовых гранат, фонариков и прочих мелких радостей (вроде «герберовского» ножа-мультитула, который Пошта откопал в завалах холодного оружия) Штемпель выбрал компактные разгрузочные системы Д-3, которые легко можно было спрятать под курточкой.
        Штемпель надел разгруз, рюкзак, сунул в кобуру пистолет, за спину закинул «Тавор» и попрыгал. Тяжеловато, зато ничего не бренчит. Спутники, глядя на манипуляции Штемпеля, неуклюже повторили ту же процедуру.
        - Ну что, - бодро спросил Пошта. - К походу готовы?
        До предела нагруженные листоноши и профессор вышли из ар­сенала. После сырого полумрака («Как там оружие не ржавеет? - мимоходом удивился Пошта, и сам себе ответил: - В смазке оно, Контейнер масла не жалеет») крымское утро ослепило их ярким солнцем и дохнуло в лица раскаленным воздухом.
        - Возьмите меня с собой, - раздался ломающийся подростко­вый голос.
        - Костя! - удивился Пошта при виде вчерашнего посыльно­го. - Ты что тут делаешь? Подслушивал небось?
        - Нет... - как-то неубедительно ответил Костя. - Но я никому не расскажу. Только возьмите меня с собой. Я стрелять умею. И бу­меранг метать. Машину могу чинить, я движок «Мародера» раза три перебирал, с дядькой, он у меня механик!
        Профессор улыбнулся.
        - А не мал ты еще?
        Мальчишка побагровел.
        - Я, между прочим, вчера вон ему, - он яростно ткнул пальцем в Пошту, - жизнь спас!
        - Это правда, - подтвердил Пошта. - Но мы все равно тебя с собой не возьмем. Экспедиция - не место для детей.
        - Я не ребенок!
        - Об этом пусть судят твои родители.
        - Нет у меня родителей! Только дядька! И он разрешит!
        - Ага, конечно, - хмыкнул Штемпель. - Забудь, пацан. Под­растешь - станешь листоношей, и находишься еще по Крыму. На твой век приключений хватит.
        - А будешь болтать про нашу миссию, - добавил Пошта угро­жающе, - отдам тебя Контейнеру. Он запрет тебя в арсенале и за­ставит чистить стволы. Все.
        - Не заставит, - Костя едва не плакал, осознав, что его все-таки не берут. - Контейнер - это мой дядька. Он меня скорее заставит конюшни чистить, к оружию не подпустит.
        - Ну вот видишь...
        Глава 3.
        ВРАГ У ВОРОТ
        - С ума спятили, что ли? - пожилой листоноша Телеграф по­жал сутулыми плечами. - Какая еще экспедиция? Я только из рейса, почту доставлял в Симфер. Вы вообще в курсе, что на остро­ве творится? Татары лютуют, казаки воюют, бандиты грабят. По­рядка нет и скоро совсем не будет. Не, мужики, не пойду. Если б Филателист велел - другое дело, приказ есть приказ, а доброволь­цем не пойду. Я бы до своих лет не дожил, если б вызывался добро­вольцем во всякие опасные авантюры.
        Пошта вздохнул. Требовать от Филателиста приказать он не мог; да и Филателист, будь он хоть трижды глава клана, не имел права посылать листонош не в регулярные рейды, а в самоубий­ственные экспедиции. Да и толку от рекрутов, идущих в бой из- под палки? Листонош, особенно таких, как Телеграф, надо было уговорить, замотивировать - но как это сделать, не выдав тайны бункеров?
        - Телеграф, - сказал Пошта. - Ты мужик взрослый и серьез­ный. Видал виды, как говорится. И Филателиста давно знаешь.
        - Ха! - Телеграф ухмыльнулся. - Да мы с ним вместе начинали эту цитадель возводить!
        - Вот-вот, - кивнул Пошта. - А теперь подумай. Будет Филателист впустую рисковать своими людьми? В такое сложное время - отправлять лучших в непонятную экспедицию?
        - Ну... Нет, - пожал плечами Телеграф. - К чему ты клонишь?
        - А если на острове дело идет к войне, как ты думаешь, надо листоношам что-то по этому поводу предпринять? - продолжал интриговать Пошта.
        - А что мы можем сделать? - Телеграф поднял брови.
        - Многое. Ты пойми, Телеграф. Пока ты не согласишься - я тебе не могу рассказать все подробности. Не потому, что не дове­ряю, а потому что права не имею. Не моя это тайна.
        Телеграф хохотнул.
        - Ни черта себе расклад. Пойди туда - не знаю куда, принеси то - не знаю что, а пока не подпишешься, даже не скажу, зачем идем. Ох, темнишь брат Пошта! Ох, темнишь!
        Пошта улыбнулся.
        - Ясно-понятно, что темню. На то есть свои причины.
        Очень Поште хотелось завербовать Телеграфа - тогда процесс рекрутинга прочих листонош пошел бы гораздо легче. Пошта не знал, как обстояли дела у Штемпеля и Бандерольки, но его самого уже четыре раза послали вежливо, и дважды - в грубой форме. Если Телеграф согласится, дальше пойдет легче. Во-первых, Телеграф отличался феноменальной везучестью, был этаким живым амулетом любой экспедиции. А во-вторых, если такой матерый член клана, как Телеграф, на что-то соглашается, молодым следует брать с него пример.
        - Эх, - Телеграф отхлебнул пива, - нравишься ты мне, Пошта.Есть в тебе что-то похожее на меня, каким я был лет двадцать назад. Пожалуй, что подпишусь. Двум смертям не бывать, а одной не миновать.
        Пошта радостно поднял пивную кружку и замер - странный высокий звук (почти на пределе слышимости) донесся с улицы. Вой? Писк? Гул? Нет, что-то другое.
        Телеграф вдруг вскочил и заорал:
        - Ложись! Воздух!
        И прежде чем Пошта понял, что старый листоноша имел в виду, Телеграф схватил его за шкирку и сунул под стол. На улице глухо ахнуло, земля вздрогнула, и зазвенело битое стекло. Моментально запахло пылью, дымом, разрытой сухой землей и кровью. Кто-то истошно завопил, и поверх крика опять раздался этот странный звук - вой падающих бомб.
        - Артобстрел! - сообразил Пошта, уже сидя под столом. Теле­граф кивнул, прикрывая голову руками. С улицы донесся еще вой, потом взрыв. И еще. И еще.
        Остро и кисло запахло кровью. Листоноши, кто успел, попрята­лись под столами и рухнули плашмя на пол. Осколки битого стек­ла устилали все горизонтальные поверхности, и если бы не пыль от взрывов, оседавшая сверху, все вокруг бы сверкало и перелива­лось. От грохота звенело в ушах. Пошта вспомнил, что при близ­ких взрывах надо открыть рот, чтобы уравнять давление воздуха внутри носоглотки - иначе повылетают к чертям барабанные пе­репонки. А оглохнуть ему совсем не улыбалось.
        Телеграф приподнялся на локтях, огляделся и по-пластунски пополз к выходу.
        - Ползи за мной, - скомандовал он Поште. - А то накроют нас тут, как цыплят в курятнике! И вы тоже, - прикрикнул он осталь­ным листоношам, оцепеневшим и растерявшимся. - Ползите да­вайте, здесь вам не бомбоубежище! В арсенал, брать стволы и по боевым позициям! За артподготовкой наверняка будет штурм!
        Пошта мысленно согласился со старым собратом. Это не разо­вая атака из разряда «проезжали мимо - дай, думаю, шмальну из гранатомета» каких-нибудь одичалых кочевников. Нет, бомбили плотно и серьезно, чуть ли не пытаясь раскатать цитадель листонош в плоский блин.
        Но кто? Казаки? Вчера заслали диверсантов, сегодня решили разбомбить? Смысл тогда слать лазутчиков-пластунов?!
        Когда листоноши доползли до дверей столовой, снаружи раз. дались первые автоматные очереди. Итак, штурм. Пошта осторожно выглянул: улицы поселка были пусты и изрыты воронками - но в целом пострадали гораздо меньше, чем можно было ожидать учитывая количество взрывов.
        Прямо перед столовой на земле валялась неразорвавшаяся ми­нометная мина - этакий вытянутый черный лимон с хвостовым оперением, пузатый, смертоносный.
        Минометы? Ни фига себе! Это не РПГ, который на плечо взва­лил - и стреляй. К каждому миномету полагается три человека обслуги, стреляли часто - значит, минометов много, следователь­но, численность противника высокая.
        Пошта привстал на четвереньки, быстро посмотрел по сторо­нам - никого! - и с низкого старта рванул в арсенал.
        Над крышами домов виднелись столбы дыма: противник об­стреливал окраины цитадели, скорее всего, пытался разрушить не­приступные стены. Где-то кипел ожесточенный бой: трещали авто­маты, басовито гудел пулемет, слышались одиночные хлопки руч­ных гранат. Сухо щелкали снайперские винтовки.
        - Копать-колотить! - Пошта добежал до угла, выдохнул, выглянул.
        Инстинкты велели прижаться к стене, чтобы не зацепило шальной пулей, но Пошта знал, что делать этого не следует. Пуля - не биллиардный шар, угол падения которого всегда равен углу отра­жения. Пуля же, остроконечная автоматная пуля со стальным сер­дечником, попадая в стену, рикошетит под непредсказуемым углом и чаще всего летит дальше вдоль стены, на расстоянии где-то в полметра. Поэтому ближе, чем на полметра, к стене во время боя прижиматься опасно - не пуля, так осколки кирпича заденут обя­зательно.
        - Чего встал? - прикрикнул на него Телеграф.
        - Вроде можно, - оценил обстановку Пошта и крикнул: - Вперед!
        Короткими перебежками от укрытия до укрытия Пошта, Теле­граф и еще трое молодых листонош добежали до арсенала. Там ца­рил хорошо организованный бардак: все, кто успел добраться до складов оружия, спешно хватали хоть что-нибудь, что под руку подвернется, и спешили на посты. Контейнер, ошалевший от тако­го наплыва клиентов, проявлял чудеса щедрости и ловкости, следя за тем, чтобы листоноши не схватили, скажем, патроны не того ка­либра, или что-нибудь совсем уж эдакое, из чего только стрелять полгода учиться надо, а попадать - так целых два.
        То, что Пошта, Штемпель и Бандеролька отобрали для экспеди­ции, сейчас хранилось уже в багажнике «Мародера», то бишь - слишком далеко. Поэтому Пошта, оценив иронию ситуации (выбирали-выбирали, выбрали, спрятали, а теперь будем воевать чем попало) схватил с полки первый попавшийся «калаш», старый «лифчик» с четырьмя кармашками - в каждом по два магазина, итого восемь и один в автомате, двести семьдесят патронов, долж­но хватить на какое-то время - и выскочил на улицу.
        По боевому расписанию Поште следовало охранять Южные во­рота. По идее, Штемпель и Бандеролька уже должны были быть там. Телеграф, подписавшись на экспедицию, тем самым признал главенство Пошты и последовал за ним.
        Когда они добежали до Южных ворот цитадели, их ждал сюр­приз: ворот больше не было. Их разбомбили в щепки, и только два блиндажа из мешков с песком уцелели. В одном блиндаже сидела Бандеролька с древней трехлинейкой в руках, а в другом - Штем­пель с пулеметом и парочкой выстрелов для РПГ. Самого гранато­мета у него не было.
        - Прибыл! - доложил Пошта, врываясь в блиндаж Штемпеля. Краем глаза он увидел, что Телеграф решил пойти на помощь Бан­дерольке.
        - Ленту подай, - спокойно попросил Штемпель, отрываясь на секунду от стрельбы.
        Пошта схватил с пола цинк с патронами, откинул крышку и протянул другу ленту. Штемпель прекратил стрелять длинными очередями, откинул затвор пулемета - изнутри пыхнуло жаром, как из доменной печи - и деловито стал менять ленту. Пошта за­нял позицию и начал постреливать короткими, в три выстрела, очередями по бегающим в дыму фигуркам.
        - С кем воюем? - осведомился он.
        - Фиг их знает, - ответил Штемпель, возвращая пулемет на бруствер. - По-моему, татары...
        - Татары? Египеткая сила! - удивился Пошта. - С какого пе­репугу? Чего им здесь надо? Я бы еще понял, если казаки...
        - А почему казаки? - спросил Штемпель.
        - Да так... Был вчера один инцидент, - уклончиво ответил По­шта, не вдаваясь в подробности. - А почему ты решил, что это та­тары?
        - Лопочут не по-нашему. Тут один пробрался через стену - кошку закинул, по веревке залез, двоих наших успел положить, ножом, прикинь! Так вот он перед смертью - Бандеролька ему башку прострелила - крикнул чего-то типа «аллах акбар». Ну кто еще, если не татары?
        «Совсем хан Гирей с ума спятил, - решил Пошта. Додуматься надо - на листонош нападать! Чего ж им всем у нас надо?».
        Как чего! Перфокарта им нужна. Карта бункеров. Технология. Власть над миром.
        Но откуда они о ней узнали?!
        Возможно, среди листонош завелся «крот».
        Самая мерзкая мысль на свете. После нее перестаешь доверять братьям, товарищам, друзьям. Начинаешь всех подозревать. Пара­лизуешь весь клан одной фразой.
        «Нет, об этом я подумаю завтра, - решил Пошта. - Если дожи­ву. И вслух пока произносить не буду. Потому что это пока дажене предположение, а так - догадка, основанная на интуиции».
        Пока займемся делами насущными.
        - Сколько их, не прикидывал? - спросил Пошта, меняя магазин
        - Сложно сказать, они пока особо не высовываются, - ответил Штемпель.
        - А где наша артиллерия?
        В клане листонош было целых две пушки - обе стреляли, но ездила только одна. Постоянный предмет шуток и повод для на­смешек над Контейнером - ему еще предлагали подводной лод­кой обзавестись, куда ж без нее в степи! А вот и дошутились - сей­час бы пальнуть по позициям противника парочкой подкалиберных, а потом еще парочкой осколочных - и вопрос бы снялся сам собой.
        - Кончилась артиллерия, - Штемпель резко дернул подбо­родком. - Первую гаубицу накрыли первым же залпом из мино­мета, как будто специально целились и знали, где она стоит. А вто­рая - безоткатка - взорвалась при собственном выстреле. Что-то в стволе.
        «Пахнет диверсией», - подумал Пошта, но промолчал.
        - Эти черти, - продолжал говорить в перерывах между очере­дями Штемпель - разбомбили все сторожевые вышки и блокпо­сты, взорвали ворота. Но саму цитадель не трогали - видно, что-то им тут надо. Или кто-то. Но, я думаю, у них с боеприпасом напря­женка. Видно, нашли где-то армейский склад, да весь и выпуляли. Сейчас в штыковую пойдут, мы их и положим. У нас-то патронов поболе будет, да и обороняться всегда легче, чем наступать.
        Но тут случилось непредвиденное. Атака татар вроде захлебнулась, сменившись короткими наглыми вылазками, которые листоноши пресекали в зародыше. Татары залегли и вяло постре­ливали по блиндажу, Бандеролька отвечала точными выстрела­ми из трехлинейки (все-таки Штемпель в ней не ошибся - дев­чонка прирожденный снайпер). Казалось, вот-вот и татарское начальство, какой-нибудь там юз-баши или он-баши - Пошта не помнил, как точно в Ханстве называются десятники и сотники - даст команду отступать, но у мусульман нашелся свой козырь в рукаве.
        БТР!
        Древний, весь побитый, латаный-перелатаный, пятнистого серо-буро-малинового цвета, он выполз из клубов дыма, натужно воя движком и фыркая выхлопом.
        На башне БТРа стоял, как и полагается, пулемет КПВТ - калибра двенадцать целых и семь десятых миллиметра. Такая дурища разнесет блиндаж из мешков с песком с одной очереди.
        - Где РПГ?! - заорал Пошта, хватая выстрелы к вышеозначен­ному оружию.
        - За воротами валяется, - ответил Штемпель. - Гранатометчик, салага неопытный, выскочил - вот его и убило.
        - Прикрой меня, я сгоняю!
        - С ума сошел?! - закричал Штемпель, но Пошта уже выско­чил из блиндажа.
        В беготне под пулями есть один секрет: каждые два шага надо менять направление бега, а каждые пять-шесть - уровень своей головы относительно поверхности земли, то бишь приседать, ку­выркаться, ползать по-пластунски и так далее. От шальной пули это, конечно, не спасет - но на то она и шальная; а вот от снайпе­ра - очень даже.
        На том месте, где когда-то были Южные ворота цитадели листонош, сейчас зияли воронки от бомб. Возле одной из воронок лежал убитый. Пошта кувыркнулся в сторону трупа, спрыгнул в воронку и стащил тело противника за собой. Над головой рассерженным осами гудели пули.
        Пошта сорвал с трупа маску. Точно, татарин! Так, а что у тебя» разгрузе? Аптечка, сухпай, малая пехотная лопатка, ошибочно именуемая саперной, ты что, дружок, не на войну, а на строительные работы собрался? Ага, вот они. Дымовые шашки. То, что мне нужно.
        Каждая дымовуха представляла собой алюминиевый цилиндр сантиметров двадцати в длину и около пяти - в диаметре. Пошта выдернул зубами оба запальных шнура и швырнул дымовые шашки в сторону неторопливо приближающегося БТРа.
        Когда поле боя основательно заволокло серым дымом, Пошта продолжил свой бег с кувырками и так далее к убитому гранато­метчику. Тому на вид было лет двадцать. Неудивительно, что пацан сглупил и решил идти в атаку. А вот и РПГ, заряженный, маль­чишка даже выстрелить не успел.
        Пошта подхватил гранатомет, встал на одно колено, поймал в прицел уродливую тушу бронетранспортера.
        Выстрел! И ракета, оставив после себя густой белый след, про­неслась в паре сантиметров от брони.
        Мимо! Ну что ж за день сегодня такой!
        Бронетранспортер, оценив угрозу, начал разворачивать башню с КПВТ в сторону Пошты.
        А взять с собой пару запасных выстрелов Пошта, конечно же, не догадался. Вот что значит принимать решения впопыхах!
        Пошта стремглав метнулся обратно, когда басовито зарокотал КПВТ. Каждая пуля взбивала из земли фонтан грязи метра в пол­тора. Пошта бежал, как заяц, петляя и прыгая, и только благодаря этому ни одна из маленьких, но стопроцентно гарантированных смертей его не задела.
        Пробегая мимо второго блиндажа, Пошта услышал, как Телеграф ругается с Бандеролькой:
        - Не трать зря патроны! - отчитывал девушку пожилой листоноша. - Все равно броню не пробьют!
        - Я по смотровым щелям стреляю! - азартно отвечала Бандеролька.
        Когда Пошта кувырком ввалился в блиндаж Штемпеля, тот приветствовал его восхищенным выдохом и отеческим подзатыльником:
        - Ну ты и дурак! Везучий, конечно, но такой дурак!
        - Подай гранату, пожалуйста, - как ни в чем ни бывало попросил Пошта. - А то забыл с собой захватить.
        Дальнейшее было просто: зарядить РПГ, проверить, нет ли чего позади стрелка на расстоянии пару метров, взять упор о бруствер, подпустить бронетранспортер поближе. Прицелиться. Выстрелить.
        В этот раз Пошта не промахнулся - реактивная граната попала точно в тупое рыло бронетранспортера. Кумулятивный заряд про­жег броню, волна сжатых раскаленных газов убила экипаж, а по­том сдетонировал боезапас и баки с соляркой.
        БТР превратился в огненный шар.
        От взрыва содрогнулась земля. Потеря столь ценной техники, очевидно, деморализовала противника и послужила сигналом к началу отступления. Листоноши проводили убегающего против­ника дружескими очередями из пулеметов и автоматов.
        Пошта закинул «калаш» за спину и резюмировал:
        - Ну что, вроде отбились?
        - Ф-фу, - выдохнул Штемпель. - Отбились. Но с трудом. Если бы не ты и твоя дурная везучесть...
        - Ладно, - отмахнулся Пошта, - не надо оваций. Пойдем, про­верим, как на остальных постах. Кстати, я Телеграфа уговорил с нами пойти, а значит, и остальные подтянутся. Вот он-то как раз везучий, мне до него еще расти и расти.
        Клану удалось отбить набег татар, но с существенными потеря­ми - и в личном составе, и материальными. Минометный и ракет­ный обстрел полностью уничтожил Южные и Северные ворота цитадели, серьезно пострадал склад провианта и сортировочная станция. Через Северные ворота, вернее, то, что от них осталось, в Джанкой прорвались разрозненные группы татар, но были уни­чтожены листоношами в ожесточенных уличных боях. Диверсан­ты успели обстрелять арсенал, прежде чем Контейнер смел их ура­ганным огнем из шестиствольного пулемета на крыше здания. Также татары попытались штурмовать офицерский барак, он же штаб клана, и, если бы не племянник Контейнера, шустрый маль­чишка Костя, нападение бы удалось. Пацан успел подать сигнал тревоги и даже срубил одного из нападавших своим бумерангом после чего на помощь поспешил отряд листонош и выкосил дивер­сантов всех до единого, не взяв, к сожалению, ни одного пленного. Хотя и без «языка» было очевидно, что именно штаб Филателиста интересовал нападающих больше всего...
        Детали головоломки складывались в одну картину.
        Филателист отозвал Пошту и, пока остальные члены клана убирали тела своих и чужих убитых, подметали гильзы и укрепля­ли поврежденные здания, сказал мрачно:
        -Началось. Даже раньше, чем мы предполагали. Сначала каза­ки, теперь татары. Чует мое сердце, следующими будут бандиты Рыжехвоста. Времени нет совсем. Вам пора выдвигаться, пока нас не смяли. Долго мы не продержимся.
        -Мы не успели толком набрать отряд, - возразил Пошта. - Снаряжение, оружие, карты...
        - Выезжайте прямо сейчас, - Филателист был непреклонен. - Скорость прежде всего. Или мы доберемся до бункеров первыми, или нам - конец.
        - Понял, - кивнул Пошта и пошел собирать своих людей, по­трепанных, усталых, жаждущих холодного пива и сна - чтобы об­радовать, что им прямо сейчас в экспедицию.
        Что поделать, не всегда лидера любят. Иногда и матерят сквозь зубы.
        Интерлюдия.
        Позывной «Буревестник»
        Словно ленивый неповоротливый зверь, баркас «Буревестник» пытался уйти от погони, неспешно маневрируя среди обросших кораллами спин горбатых китов. Капитан Воха уверенными дви­жениями крутил штурвал то вправо, то влево, бросая баркас в узкие просветы между многотонными тушами животных. В ма­шинном отделении, ругаясь благим матом, орудовали лопатами матросы Железняк и Бакула. Отработанными за долгие годы службы на флоте практически до автоматизма движениями, ма­тросы закидывали в топку древесный уголь, не забывая при этом поглядывать на датчики давления и пара.
        Капитан, спокойный, словно индейский вождь, пристроил бар­кас параллельным курсом меж двух китов, самцом и самкой. Ле­виафаны то и дело появлялись из воды, чтобы совершить очеред­ной глубокий вдох, прежде чем вновь уйти на глубину. От каждого подобного всплытия на баркас обрушивались мощные волны, грозящие того и гляди перевернуть судно на бок. Но Воха слыл бывалым моряком и всякий раз успевал отвести баркас чуть в сторону, чтобы с противоположного борта его поддержала волна от всплы­тия второго кита. Таким образом он не только поддерживал баркас на плаву, но и весьма успешно прикрывался китовыми тушами от пушек и пулеметов преследователей. Единственным недостатком подобной тактики было то, что в результате страшной болтанки всех членов экипажа и единственного пассажира «Буревестника» безжалостно мотало по палубе. Если бы, перед тем как укрыться в китовой стае, Воха не отдал приказ всем обвязать себя страховоч­ными тросами, то к этому моменту капитан мог бы не досчитаться нескольких человек.
        Почуяв небольшую передышку, капитан включил рацию и в очередной раз попытался призвать кого-нибудь на помощь.
        -Всем, кто меня слышит. Говорит капитан корабля «Буревест­ник». В водах неподалеку от Гурзуфа мы подверглись нападению пиратской флотилии. Нужна помощь. Повторяю. Всем, кто меня слышит...
        Радиоэфир отвечал лишь помехами и шумами. Капитан было подумал, что пираты глушат его сигнал, но потом отбросил эту мысль. Откуда у морских падальщиков подобные технологии? Скорее всего, у его рации просто не хватает мощности для того чтобы пробиться сквозь эфирные помехи, доставшиеся в наслед­ство от Катастрофы.
        - Капитан! Хватить глотку драть. Лучше сдай свой «Буревест­ник» нам и, возможно, мы сохраним жизнь тебе и твоим людям.
        Голос, обратившийся к нему по рации, капитан Воха знал гораз­до лучше, чем ему бы хотелось. Рыжехвост, один из главарей от­ребья, что называет себя пиратами. Много лет назад сотни воров, убийц, насильников и прочих маргинальных элементов общества собрались в городе Краснопресненске и переименовали его в Тор­тугу. Собрав уцелевшие после Катастрофы катера, яхты и другие оставшиеся на плаву суда, так называемые пираты стали промыш­лять в водах вокруг острова. Далеко от берега они не ходили, так как там могла встретиться живность, которая запросто могла бы использовать прогулочный катер вместо зубочистки. Вот и промышляли пираты набегами на прибрежные поселения или грабе­жами цивилизованного флота.
        К последним и относился баркас капитана Вохи. В этот раз «Бу­ревестник» совершал не вполне стандартный для него рейс из Ялты в Судак. Судно зафрахтовал молчаливый парень, оплатив­ший проезд настоящими драгоценными камнями. Но за такой щед­рый куш он потребовал выйти из порта глубокой ночью, не зажи­гая огней. Как говорится, хозяин-барин. «Буревестник» шел вдоль берега медленно и степенно, делая узлов десять, не больше. Но ранним утром из неприметной бухты наперерез баркасу бросился пиратский лайнер на подводных крыльях.
        У баркаса ещё был небольшой шанс дотянуть до Гузуфа и укрыться там, но в этот момент на мостик ворвался наниматель и принялся уговаривать капитана Boxy не пытаться уйти от погони, а тихо-мирно сдаться на милость пиратам.
        - У меня ещё есть горсть золотых цепочек с бриллиантами, мы легко и безболезненно откупимся от пиратов. Больше на ва­шем баркасе нет ничего ценного. Они пороются в трюме и отпу­стят нас.
        - Во-первых, плохо ты знаешь повадки пиратов, приятель, - как всегда невозмутимо ответил капитан, - во-вторых, у нас не­плохие шансы оторваться от этих бакланов.
        Но пока капитан и пассажир пререкались, со стороны Гузуфа появились ещё несколько лодок и катеров с черными полотнища­ми на флагштоках.
        - Грот-мачту вам всем в задницу по самый такелаж! - выругал­ся Воха, разворачивая баркас прочь от береговой линии. После чего капитан склонился к медной трубе рядом со штурвалом и за­кричал: - Железняк! Бакула! А ну подкиньте угольку, у нас гости нарисовались!
        - Есть, капитан! - откликнулся из трубы искаженный глухой голос то ли Железняка, то ли Бакулы.
        Шансов у «Буревестника» уйти в открытом море от быстро­ходного судна не было никаких. Но Воха заметил водяные фонтаны и черные силуэты выныривающих из воды горбатых китов. Эти древние млекопитающие каким-то образом смоги противо­стоять мутациям и практически не отличались от своих довоен­ных сородичей, вот только размерами стали побольше. Другое дело, что поблизости от китов вполне мог обнаружиться кракен или другой морской хищник. Но капитан предпочитал об этом не думать.
        - Что вы делаете? - взвыл дурным голосом пассажир, по­нимая, что сдаваться капитан не намерен. - Заглушите двига­тель!
        Пассажир успел сделать всего один шаг в сторону застывшего у штурвала капитана, как тут же путь ему преградил шкипер Куркулис. Старый морской волк, служивший когда-то на сухогрузах в водах Прибалтики, вырос перед пассажиром, словно неприступ­ный утес.
        - Капитан знает свое дело. Попрошу покинуть мостик.
        Сказано это было таким тоном, что пассажир не посмел ослу­шаться, лишь, злобно сверкая глазами, выбрался на палубу и сел рядом с бухтой якорной цепи.
        - Спасибо, шкипер, - не оборачиваясь, поблагодарил капи­тан, - передай всем на палубе, что нужно закрепить груз. И про­верь, чтобы каждый обмотался страховочным тросом. Сейчас нас слегка покачает.
        - Да, капитан.
        Шкипер отправился выполнять поручение капитана, а Воха тем временем пристально вглядывался в просветы между черны­ми китовыми тушами. В небе появились десятки огромных чаек, пикирующих одна за другой в воду и подбирающие оглушенную и дезориентированную движениями китов рыбу. Одной из птиц не повезло. Стоило ей приблизиться к водной глади, как навстре­чу ей взлетела толстая, покрытая блестящей на солнце чешуей морская змея. Гадина буквально слопала чайку на лету и рухнула обратно в воду. Пернатые недолго оплакивали неудачливую товарку и вскоре вновь принялись опускаться на воду в поисках добычи.
        Капитан счел развернувшуюся на его глазах драму хорошим знаком. Если вода кишела морской живностью, следовательно, крупнее китов в этом районе никого не было. Отбросив послед­ние сомнения, Воха смело повел «Буревестника» в центр кито­вой стаи.
        И вот уже час как баркас укрывался за горбатыми спинами. Бы­строходный пиратский лайнер неотступно сопровождал их, следуя параллельным курсом и между китами и береговой линией, таким образом отрезая баркасу всякую возможность прорваться и укрыться в одной из многочисленных бухточек. Остальные пират­ские суденышки уже давно отстали, не способные поддержать за­данный «Буревестником» и китами темп.
        Но Фортуна - капризная женщина, переменчивая, словно роза ветров. Вскоре она оставила капитана Boxy.
        Пираты, утратив терпение, открыли огонь. Целились они не в баркас, а в одного из горбатых китов. Вспенив морскую гладь, от лайнера в сторону кита устремилась торпеда. Бум! На этот раз во­дяной фонтан окрасился алым. Вместе с каплями на палубу «Бу­ревестника» посыпались куски китовой плоти. После чего море словно обрело возможность разговаривать.
        Отчаянные протяжные завывания буквально заставили людей закричать от боли, упасть на колени и пытаться заткнуть уши лишь бы не слышать этот леденящий душу звук. Горбатый кит умирал и плакал от непонимания. За что? За что эта стальная рыба причинила ему такую адскую боль? Его сородичи, горбатые киты, отвечали ему. И вся эта какофония была просто невыносима для человеческого слуха.
        Киты остановились и закружили на месте.
        Капитан Воха, пытаясь не потерять сознание, из последних сил маневрировал между горбатыми исполинами, стараясь увести баркас как можно дальше от умирающего левиафана. Заметив это, пираты обошли стаю по широкой дуге, и буквально через несколько минут их лайнер догнал баркас. Закинув абордажные крючья, пи­раты ловко подтянули судна борт к борту.
        Поняв, что дальнейшее сопротивление бесполезно, Воха скло­нился к переговорной трубе.
        - Железняк! Стоп машина!
        -Есть! - судя по голосу, матросы в кочегарке были только рады окончанию погони. Скорее всего, они просто рухнули на ме­сте, обессиленные и уставшие.
        Утирая со лба пот, капитан Воха вышел на палубу, чтобы пер­вым встретить захватчиков.
        С лайнера на баркас уже перекинули деревянные сходни, по которым на узкую палубу «Буревестника», словно тараканы, высыпались пираты. Грязные, в засаленной одежде, они больше напоминали бездомных, нежели моряков. Однако в руках они держали вполне работоспособное новенькое оружие - автоматы Калашникова, охотничьи ружья и дробовики. Один рослый пат­латый пират зачем-то притащил с собой ручной пулемет. Стои­ло экипажу баркаса сделать хоть одно неосторожное движение, как их тут же превратили бы в нашпигованную свинцом отбив­ную. А если учитывать наличие пулемета, то сразу в кровавый фарш.
        Экипаж захваченного баркаса встал вдоль борта, угрюмо погля­дывая на пиратов. Пассажир так и остался сидеть у бухты, словно происходящее на палубе его не касалось в принципе.
        Капитан лишь покосился на пассажира и встал перед своими подчиненными, словно пытаясь закрыть их своим телом. Воха до последнего не терял надежду на то, что пираты их отпустят, но стоило ему увидеть главаря захватчиков, как настроение его резко ухудшилось. Вальяжной походкой на палубу баркаса ступил сам Рыжехвост, один из самых прославленных среди пиратской фло­тилии душегубов. Не узнать его было просто не возможно. Огнен­ная грива была его визитной карточкой.
        Рыжехвост вскользь посмотрел на экипаж и уставился на си­девшего к нему спиной единственного пассажира «Буревест­ника».
        - Ещё кто-нибудь на судне есть? - спросил главарь властным голосом.
        - В машинном отделении два кочегара, - капитан Воха по- прежнему был невозмутим. Он смело смотрел в глаза Рыжехвоста, в отличие от своих подчиненных, старавшихся не привлекать к себе ненужного внимания. - Остальные все здесь.
        - Хорошо, если так, - весело цыкнул языком рыжеволосый главарь и бросил одному из подчиненных, - Проверь!
        Сразу трое пиратов ринулись в трюм, через несколько минут на палубу выползли чумазые от угольной пыли Железняк и Бакула. У последнего, видный даже под толстым слоем копоти, под глазом наливался синяк. Было ясно, что просто так подчиняться коман­дам захватчиков матросы не пожелали.
        Вслед за кочегарами появились пираты и отрапортовали.
        - Чисто, капитан.
        - Хорошо, - повторил Рыжехвост и обратился к притихшему пассажиру. - Позвольте узнать, любезный, вы чьих будете?
        Пассажир наконец-то обернулся и посмотрел на Рыжехвоста снизу вверх.
        - Моё имя Мирон. Я простой путешественник, плыл домой вСудак.
        - Да-да, всего лишь простой путешественник, - расхохотался в ответ Рыжехвост, и пираты тут же поддержали своего главаря дружным гоготом, - у которого хватило средств, чтобы нанять баркас. Любезный, вы мне тут не лепите горбатого. А то мои ребята уже продемонстрировали, как у нас принято поступать с такими.
        Рыжехвост ткнул толстым пальцем в сторону плавающей непо­далеку туши мертвого горбатого кита. Пассажир взглянул в ука­занном направлении и неприязненно поморщился.
        - Капитан, мы могли бы поговорить с вами наедине?
        - Я что, по-твоему, красна девица, чтобы со мной наедине раз­говаривать? У меня от моей команды секретов нет! - палуба вновь затряслась от всеобщего приступа пиратского веселья.
        - Хорошо, раз вы настаиваете, - пассажир потянулся достать что-то из внутреннего кармана своей куртки, и тут же ему в лоб уперся ствол капитанской беретты.
        - Не так шустро, любезный, - в голосе Рыжехвоста зазвенел металл.
        - Простите, капитан, - миролюбиво ответил пассажир и как можно медленней достал из кармана связку золотых цепочек, на каждой из которых сверкали бриллианты. По палубе пронесся об­щий восхищенный вздох, бриллианты заблестели во взглядах пи­ратов искрами алчности.
        - Тихо! - рявкнул Рыжехвост и вырвал драгоценности из руки пассажира. - И что вы за это хотите, любезный? Чтобы я удовлет­ворился этими побрякушками и убрался восвояси?
        Пассажир напряженно смотрел на пиратского капитана, пони­мая, что его затея может с треском провалиться.
        - Можно и так сказать.
        Рыжехвост ещё некоторое время полюбовался игрой света на драгоценных камнях, после чего, не глядя, швырнул их за спину. Цепочки ещё не успели упасть на палубу, как в том месте тут же образовалась куча мала. Пираты отчаянно дрались за добычу, от­вешивая друг другу увесистые тумаки и зуботычины. Рыжехвост даже не взглянул на эту безобразную свалку, продолжая допрос пассажира.
        - Мне кажется, у вас найдется что-то гораздо ценнее этих цацек. Взять его, тащите на наш корабль и бросьте в трюм.
        Четверо дюжих пиратов бросились выполнять приказ капита­на. Но скрутить пассажира они смогли с большим трудом. Не­счастный сдался лишь тогда, когда в затылок ему вновь уперся ствол пистолета. Пираты быстро связали пассажира по рукам и ногам и словно ценный груз понесли на руках на свой лайнер.
        Проводив их взглядом, Рыжехвост подошел к бухте якорной цепи и внимательно осмотрел её изнутри. После чего радостно хмыкнул и жестом фокусника достал из неё небольшой стальной чемоданчик с кодовым замком.
        - Джек-пот! Это как раз то, что мы искали.
        Фальшиво насвистывая какую-то мелодию, главарь пиратов поднялся на сходни. Кинув последний взгляд на застывшую вдоль борта команду «Буревестника», Рыжехвост отдал распоряжение своему помощнику.
        - Экипаж связать и оставить на палубе. Как только отойдем подальше, пустите им торпеду по ватерлинии. Будет им наука, что не стоит пытаться убежать от капитана Рыжехвоста.
        - Будет сделано, - радостно осклабился помощник и бросился выполнять приказ.
        Когда пиратский лайнер отошел на безопасное расстояние, установленная на его корме крупнокалиберная пушка плюнула ог­нем, послав снаряд в сторону беззащитного баркаса. Пираты одо­брительно загудели, глядя на то, как обреченное судно начинает медленно погружаться в холодную морскую воду. Взревев двига­телем, пиратское судно умчалось прочь.
        Стоило лайнеру исчезнуть из виду, как из-под воды рядом с баркасом показался аквалангист. Облаченный в допотопный кос­тюм для подводного плаванья, шкипер Куркулис медленно заби­рался по специальным поручням на борт «Буревестника».
        - Я уж думал, тебя катраны съели, - ворчливо поприветство­вал шкипера капитан Воха.
        - Я сам кого хочешь съем, - отмахнулся Куркулис, скидывая тяжелый баллон с дыхательной смесью. Разоблачившись, шки­пер достал из ножен на поясе узкий нож и перерезал путы на руках капитана. Вдвоем они быстро освободили остальных членов экипажа.
        - Так, Железняк и Бакула, пулей дуйте в трюм и включайте на­сос. Шкипер, ты зачем костюм снял?
        - Что значит «зачем»?
        - А кто пробоину снаружи латать будет? Натягивай костюм обратно и лезь в воду! Раз тебя катраны есть не хотят, твоя канди­датура лучше всего подходит на роль подводного ремонтника.
        - Вот так всегда, - заворчал в ответ Куркулис, - даже элемен­тарного «спасибо» от тебя не дождешься.
        - «Спасибо» я тебе выставлю в жидкой валюте по возвраще­нию в порт. А сейчас марш за работу, бездельники!
        Матросы приступили к ремонту судна. Глядя на их слаженные действия, капитан испытал чувство гордости. Жаль, конечно, что пираты захватили в плен пассажира. Но судя по тому, что они зна­ли о чемоданчике с кодовым замком (о наличии которого даже Воха был не в курсе), действовали пираты по чьей-то наводке.
        - Мы ещё встретимся, Рыжехвост, - пробормотал капитан Воха, - обязательно встретимся.
        Глава 4.
        ЗАЯЦ И МЫШИ
        Шоссе номер М-17, соединяющее Джанкой с Феодосией, знавало и лучшие времена - хотя, как говаривали знающие люди, идо Катастрофы не отличалось качеством асфальта. Сейчас же, много лет спустя после чудовищного катаклизма, от шоссе осталось толь­ко название да направление. По сути, это была разъезженная колея посреди степи, отличавшаяся от окружающей пустоши лишь чуть более серым цветом из-за рассыпавшегося в мелкую крошку древнего асфальта. На обочинах колеи росли дикие травы, желтые, зе­леные, даже красные - сухие и ломкие от жары. Само шоссе пересохло и растрескалось, местами зияли рытвины и выбоины.
        Если бы листоноши ехали верхом, наверное, скорость была бы даже выше: кони-мутанты легко бы скакали что по степи, что по шоссе, срезая углы и перескакивая через препятствия. Но, увы, Один и его собратья остались в конюшне клана, а Пошта сидел за рулем «Мародера», рядом с Бандеролькой, на заднем сиденье дремал профессор Кайсанбек Аланович. Телеграфу и Штемпелю достался старый, но еще крепкий «Тигр» с переделанным под грузовик кузовом - туда сложили все наспех собранные припасы, в том числе бочки с солярой и мешки с углем.
        Обе машины, теоретически, считались внедорожниками - но Пошта не хотел рисковать и гнать напрямую через степь. Влетишь в какой-нибудь овраг и русло пересохшего ручья, и дальше при­дется идти пешком. Поэтому ехали по дороге.
        Вскоре на горизонте показался старый покосившийся знак «Азовское». За ним виднелись десятка полтора полуразрушенных строений из белого песчаника. Пошта притормозил на въезде в по­селок - хоть и заброшенный, тот мог служить прибежищем каким-нибудь мутантам или бандитам - и поехал очень медленно, погля­дывая по сторонам.
        Со слов Филателиста Пошта знал, что здесь, в ближайшем на­селенном (поправка: некогда населенном) пункте, у листонош был тайный склад с горючим. Филателист, будучи трезвомыслящим человеком, не складывал все яйца в одну корзинку, и, обустраивая цитадель клана, предвидел возможную эвакуацию в случае масси­рованного нападения.
        Поэтому на черный день в Азовском были зарыты в условлен­ном месте несколько цистерн с дизельным топливом - достаточ­но, чтобы дозаправить караван с эвакуированными листоношами. На черный день, так сказать.
        «Вот он и настал, черный день», - подумал Пошта грустно. Ему было больно и горько покидать родную цитадель в таком состоя­нии - разбомбленную, обстрелянную, залитую кровью. Еще гор­ше было потрошить запасы клана, сделанные на всех.
        Но ведь и миссия у Пошты - одна на всех. Важнее дела нет ни у кого в Крыму.
        Условленным местом была, как ни парадоксально, бывшая за­правка. Ну логично - кто же станет искать запасы топлива там, где уже все давным-давно обыскали и выкачали до капельки.
        Пошта остановил «Мародер» возле здания заправки - оно, как ни странно, практически уцелело, только окна разбили, и из рам торчали острые, как клыки, осколки стекла, и вылез из машины, с наслаждением размяв ноги.
        Телеграф припарковал «Тигр» чуть сзади и сбоку, чтобы не перекрывать выезд, если придется удирать, и тоже вылез наружу. Следом выбрался Штемпель. Судя по настроению, они всю дорогу ругались из-за чего-то не слишком серьезного - то бишь не ругались по-настоящему, а так, переругивались для поддержания беседы.
        - Что, приехали? - осведомился Телеграф.
        - Почти, - сказал Пошта. - Пополняем запасы.
        Телеграф скептически выгнул бровь:
        - Здесь? В этих руинах?
        - Угу, - кивнул Пошта. - Именно здесь. Под этим зданием Филателист и Контейнер спрятали цистерну с соляркой. На вся­кий случай. Здесь мы наполним бочки - мы же взяли пустые боч­ки, да, Бандеролька? - и поедем дальше, в Советский. А там уже будем думать, как нам одной задницей сесть на два стула и успеть и в Керчь, и в Феодосию...
        - Ай да Филателист, - восхитился Телеграф. - Старый лис, все предусмотрел. И главное - место какое выбрал, заправку! Ха!
        Кайсанбек Аланович степенно выбрался из «Мародера» и ту­манно заявил:
        - Где умный человек прячет лист...
        - Чего? - не поняла Бандеролька.
        - А, - отмахнулся Кайсанбек Аланович. - Была такая фраза из старого рассказа. Где умный человек прячет лист? В лесу. Че­стертон.
        Бандеролька ничего не поняла, но на всякий случай сказала:
        - Круто, - после чего принялась выкатывать пустые бочки из кузова «Тигра».
        - Что обидно, - продолжил рассуждать профессор, - что в тех злополучных бункерах, из-за которых заварилась вся эта кровавая каша, мы наверняка найдем массу оружия и технологий для смертоубийства - но вряд ли хоть одну художественную книгу. Так было заведено до Катастрофы (а впрочем, и после нее), что важ­нейшим из искусств считалось убийство себе подобных. Загото­вить бункер с боеприпасами, ну или там с соляркой - это правиль­но, это мудро. А вот заготовить библиотеку на случай ядерной вой­ны - об этом как-то не думали.
        - А толку с той библиотеки, - хмыкнул Штемпель, - если жрать нечего и все хотят тебя убить?
        - Ты не прав, - перебил его Телеграф. - Жрать нечего и все хотят убить - проблемы сиюминутные, легко решаемые при на­личии оружия. А вот отсутствие книжек - это очень хреново. От­сиживались мы как-то в бункере под Симферополем, пережидали набег муранчи.
        - Кого? - переспросила Бандеролька.
        - Муранча. Мутировавшая саранча. Страшная хрень в виде огромных насекомых. Слава богу, рой тогда прошел стороной и больше в Крыму не появлялся, - пояснил Телеграф, - так вот. Че­ловек семь нас было, и провианта достаточно, и воды, наружу не сунешься, сиди себе да в ус не дуй. Неделю сидели. На третий день скандалы начались, склоки. На пятый - драка. К концу недели чуть не поубивали друг друга. Страшное дело, когда сидишь вза­перти и почитать нечего. С ума сходишь.
        - Ну сейчас-то мы не взаперти! - хохотнул Штемпель. - Еще чего не хватало, книжки читать!
        - Еще как взаперти, - возразил Телеграф. - Только не в бунке­ре, а в Крыму. Он побольше будет, конечно, но все равно с него нам деваться некуда...
        - Ну ты еще скажи - взаперти на этой планете! - завелся Штемпель.
        - Я не про то, - перебил их Кайсанбек Аланович. - Я про воз­рождение цивилизации. Технологии и оружие - это, конечно, хо­рошо. Это важно. Без этого нельзя. Но цивилизация не сводится к оружию. Цивилизация - это еще и культура. Традиции. Музыка, литература, поэзия, живопись. Мы же все это потеряли. Безвоз­вратно.
        Пошта не выдержал:
        - Ну вы даете, мужики! Пока вы тут о культуре-литературе рассуждаете, там маленькая щуплая девушка бочки разгружает. А ну-ка отставить дебаты, марш Бандерольке помогать!
        - Не такая уж она и щуплая, - прокомментировал Штемпель и тут раздался истошный женский вопль из кузова «Тигра».
        Листоноши на миг оцепенели, потом сорвали с плеч автоматы и, взяв их наизготовку, начали обходить грузовик с двух сторон.
        «Надеюсь, Бандеролька просто уронила пустую бочку себе на ногу», - подумал Пошта.
        Визг оборвался так же внезапно, как начался, а потом сменился другим звуком, больше всего напоминающим хныканье. «Совсем не похоже на Бандерольку», - успел подумать Пошта, прежде чел кувырком выкатиться из-за машины и взять на прицел кузов.
        В кузове происходило следующее. Валялась опрокинутая боч­ка. Стояла Бандеролька. Держала в руке - за ухо - хныкающего и вырывающегося пацаненка, чумазого, как черт, который дергался и причитал:
        - Пустите, тетенька, ухо больно!
        - Ухо вспухнет, - добавил Кайсанбек Аланович, со вздохом об­легчения убирая пистолет в кобуру.
        Телеграф и Штемпель чуть ли не хором выматерились и опу­стили оружие.
        - Что тут у нас? - осведомился Пошта, тоже убирая автомат за спину.
        - Заяц! - доложила Бандеролька. - В пустой бочке прятался. Напугал меня до... э... дрожи в коленках, вот!
        - Я не заяц, я Костя! - возразил пацан, размазывая грязь по лицу. - Я же вам жизнь спас, Пошта, помните?
        - Костя? - Пошта прищурился. В чумазом, как негритенок, мальчишке с трудом узнавался племянник Контейнера. Впрочем,верный бумеранг торчал у парня за поясом. - Чего ж ты грязный-то такой, Костя?
        -Так это все бочка, - пожаловался Костя. - Она ж оказалась из-под мазута!
        -Ну да, ну да, - покивал Кайсанбек Аланович, - а должна была быть из-под яблок. Чтобы ты ехал, так сказать, с комфор­том и собственным продовольствием, подслушивая разговоры пиратов.
        -Каких еще яблок? - не понял Костя ни черта. - Каких пира­тов? Тортуга? Они здесь? За нами следят?!
        Профессор разочарованно махнул рукой.
        - Проехали. Долго объяснять.
        Пошта скрежетнул зубами. Манера профессора давить интел­лектом временами раздражала. Вот так живешь себе спокойно, мир спасаешь, а потом перекинешься парой слов с Кайсанбеком Алановичем - и чувствуешь себя неграмотным идиотом. Ведь на­верняка профессор опять какую-нибудь книжку имел в виду.
        -Что ж с тобой делать, Костя? - задумался Пошта. - Вроде и отъехали от Джанкоя недалеко, а возвращаться неохота - темп по­теряем, полдня впустую. Не с собой же тебя тащить. А может, бро­сить тебя здесь, а?
        -Бросайте! - дерзко вскинул мальчонка, чье ухо наконец-то отпустила Бандеролька (и теперь брезгливо вытирала пальцы ветошью). - Все равно я вас догоню! За бампер уцеплюсь - и поеду!
        -Дурак ты, Костя, - вздохнул Пошта. - Ну куда тебе в экспе­дицию? Тебе учиться надо, испытания проходить, нормативы сда­вать и ещё много чего другого сделать, прежде чем тебя одного за ворота цитадели выпускать можно будет. Нет, не проси. Не можем мы тебя с собой взять. Да меня Контейнер прибьет!
        - А если вернете меня в Джанкой, - парировал хитрый па­цан, - дядя Контейнер прибьет меня. Неужели вам не жалко ре­бенка?
        -Ни капельки! - сказал Телеграф. - Я сейчас сам тебя при­бью - и дело с концом. Нет мальчишки - нет проблемы.
        - Не прогоняйте меня, я вам пригожусь! - взмолился маль­чишка.
        - Пригодишься, - решил Пошта. - Вылезай из кузова, выка­тывай пустые бочки и ставь их возле во-он той колонки. Потом берись за насос и качай соляру. Как всю выкачаешь - подумаем, что с тобой делать дальше.
        - Понял, командир! - расцвел Костя и метнулся выполнять за­дание.
        Листоноши с удовлетворением наблюдали, как вкалывает пар­нишка. Щуплый, он оказался на диво выносливым, качал насос так, что работа споро близилась к финалу.
        - И что, - негромко спросил у Пошты Телеграф. - Ты серьезно хочешь тащить пацана с нами?
        - Чего я, сдурел? - ответил Пошта. - Сейчас он докачает - и домой отправим, Штемпель на «Мародере» завезет, а потом нас нагонит.
        - А зачем тогда работать заставил?
        - А чтоб была мальцу наука...
        Листоноши негромко захихикали.
        - Готово, - отрапортовал Костя, вытянувшись по стойке «смирно».
        - Молодец, - оценил его работу Пошта. - А теперь умойся, и дядя Штемпель отвезет тебя в Джанкой.
        - Сам ты «дядя», - ругнулся Штемпель и побрел прогревать «Мародера».
        - Так нечестно! - лицо у Кости было - как будто лимон съел.
        - Зато разумно, - парировал Пошта, понимая, что выглядит в глазах мальчишки последним гадом - но оно и к лучшему, меньше будет творить себе кумиров.
        Костя вдруг прищурился, хищно пригнулся и схватился за бу­меранг. «С ума он спятил, что ли», - подумал Пошта, судорожно размышляя - педагогично или нет будет поймать сопляка и отхо­дить ремнем, если тот вдруг решит метнуть бумеранг в его, Пошты, голову?
        Но Костя круто развернулся, отводя плечо для замаха, и запу­стил бумеранг по пологой дуге. Раздался тупой удар и почти не­слышный, зато пробирающий до костей ультразвуковой вопль.
        Остроглазый мальчишка сбил на лету гигантского нетопыря - опаснейшего мутанта, оглушающего жертву ультразвуком, а потом выпивающего из него всю кровь.
        Листоноши и профессор собрались возле бьющейся в конвуль­сиях твари и с отвращением смотрели на кожистые крылья с пере­понками (размах этих крыльев был - метра два, не меньше), про­тивной, похожей на свиную, мордой и трубчатыми ушами- локаторами. Клыки у твари были сантиметров по десять длиной.
        - Ого! - сказала Бандеролька. - Откуда он днем?
        - Ходили слухи, - сообщил Штемпель, - что в Советском этих тварей - целая колония. А нам туда ехать. Ох, чует мое сердце, добром это не кончится. Может, в объезд? Представляешь, сотни две таких гадов, пикирующих с неба?
        - Нет, - покачал головой Пошта. - В объезд - время потеря­ем. Попробуем пробраться через Советский по-тихому, не разбу­див нетопырей.
        - Это как? Машина - не конь, ей копыта тряпками не обмота­ешь. Перебудим мышек - и они нас сожрут.
        - А мы их всех убьем! - запальчиво выкрикнул Костя. - Вон как я этого!
        - Боюсь, что сделать это будет не так-то просто... - пробормо­тал Кайсанбек Аланович. - Если они будут драться за потомство и свою территорию, то драться будут до последнего. Законы приро­ды в этом смысле распространяются и на мутантов.
        -Пацан-то молодец, - вполголоса сообщил Поште Телеграф. - Не растерялся, не промахнулся. Горяч, конечно, но это нормально в его годы. Может, с собой возьмем? Как талисман экспедиции.
        Пошта вздохнул. К черту такие талисманы. Сначала выбраться в экспедицию впопыхах, даже толком не собравшись. Потом по­терять пару часов на возврат Кости в любящие руки дяди Контейнера.
        Потом - вляпаться в колонию нетопырей в Советском либо потерять часов десять на объезд.
        Да что ж это такое! Вот уж, ей-богу, экспедиция не задалась.
        - Поехали, - решил Пошта. - Поедем напрямик, через Советский. На малых оборотах, тихонько-тихонько. Костя с нами, но слушаться меня во всем: скажу прыгать, будешь прыгать, скажу падать - сразу падай, понял?
        - Понял! - расцвел Костя, подобрал бумеранг и воинственно заткнул его за пояс.
        - И не радуйся раньше времени, - сказал ему Пошта. - У нас просто нет времени возвращать тебя в Джанкой. Доберемся до Фе­одосии, найдем там листонош - и отправлю тебя домой заказным письмом. Или двумя, если будешь плохо себя вести, понял?
        Костя кивнул.
        - Если разбудим нетопырей, - продолжал инструктаж По­шта, - в бой не вступать, профессор правильно сказал - им отсту­пать некуда, полный газ и идем на прорыв. Главное - не потерять друг друга. Но до заката еще далеко, а летучие мышки - твари ночные, пока крепко спят, есть шанс проскочить. Поэтому - по ма­шинам и в путь!
        - Не нравится мне это, - пробурчал Штемпель. - Нехорошее у меня предчувствие.
        - Ничего не могу с этим поделать, - пожал плечами Пошта. - Ехать-то надо!

***
        Уже на подступах к Советскому начало темнеть.
        - Нехорошо, - сказал Пошта. - Ой как нехорошо!
        - Погоди причитать, прорвемся, - обнадежил его Телеграф. - Если колония большая, то гнездиться они должны где-то в центре,а мы - огородами, по окраинам, тихонечко-тихонечко.
        По машинам листоноши распределились следующим образом: Пошта, Телеграф и заяц-Костя ехали в «Мародере», Штемпель, Бандеролька и Кайсанбек Аланович - в «Тигре». Пошта сидел за рулем, Телеграф - на пулемете, Костя старался не отсвечивать лишний раз и не напоминать о себе, нервно поглаживая бумеранг.
        Небо над горизонтом стремительно темнело, наливалось сине­вой. Черной громадой маячили предгорья - заканчивалась степь, начинались крымские горы с их обманчиво пологими склонами и громадными плоскогорьями-яйлами. В свое время Пошта протоп­тал не одну сотню километров по горам и тихо их ненавидел.
        Дорога вильнула, свернув к Советскому. Даже в лучшие време­на этот поселок не насчитывал и десяти тысяч жителей; после Ка­тастрофы его одно время использовали в качестве базы бандиты - уж очень удачно он был расположен на пересечении торговых пу­тей, потом захватили полуразумные мутанты, которых в итоге истребили нетопыри.
        Теперь листоношам предстояло проехать сквозь логово гигант­ских летучих мышей - и в сумерках, после заката, идея уже не представлялась Поште такой удачной. Скорость скоростью, но до­бровольно соваться в это логово совсем не хотелось.
        Впрочем, было уже поздно менять решение.
        Пошта заглушил двигатель, выбрался наружу, открыл капот. Поколдовал над движком, переключившись с соляры на уголь, проверил, есть ли уголь в топке. Во-первых, так будет тише, во- вторых, соляру надо экономить.
        -Значит так, - сказал он подошедшему Штемпелю. - Ехать за мной, держать дистанцию три метра. На самых малых оборотах. Огонь не открывать, вернее, открывать при самой крайней необхо­димости. В первую очередь использовать бесшумное оружие - у профессора и Бандерольки есть глушители, вот их пусть и исполь­зуют. Словом, крадемся и не шумим. Понял?
        - Понял, - угрюмо подтвердил Штемпель.
        Въезжали в Советский, словно похоронная процессия на клад­бище, - степенно, мрачно и неторопливо. Название поселка довольно точно отражало его внешний вид: обшарпанная статуя Ленина на въезде, угрюмые панельные пятиэтажки, невесть почему называемые «хрущобами», разбитый асфальт, разбитые окна, разбитые фонари, пустынные улицы и непонятные белые пятна земле и стенах домой.
        - Что это? - шепотом спросил Пошта.
        - Очевидно, помет летучих мышей, - вполголоса пояснил Телеграф. - Дерьмо, проще говоря. Главное, в него не вляпаться...
        С центральной улицы, носившей, разумеется, название «ул. Ле­нина» они почти сразу свернули в сторону, в какой-то узенький переулок, потом выехали на дорогу чуть пошире - и опять свернули, уже на грунтовку, тянущуюся среди покосившихся заборов, за которыми виднелись приземистые одноэтажные домики. Заборы были оплетены густыми зарослями дикого винограда, у домиков местами прохудилась и провалилась крыша.
        «Мародер», попыхивая угольным котлом, полз неспешно и грузно, как большая черепаха. Похрустывала щебенка под могучими покрышками. Сзади постанывал на низких оборотах движок «Тигра». Пошта, судорожно всматриваясь в темную дорогу (фары он решил не зажигать), периодически поглядывал в зеркало задне­го вида.
        И не зря! «Тигр» вдруг замер и отчаянно замигал поворотниками.
        - Черт, - выругался Пошта. - Неужели заглохли? Только этого не хватало!
        Он остановил машину, вылез наружу. Штемпель уже стоял пе­ред «Тигром» с автоматом наперевес и беззвучно матерился.
        - Что такое? - спросил Пошта.
        - Радиатор закипел. Перегрелся.
        - Блин. Ну что поделать, - решил Пошта. - Надо обождать.
        - Не нравится мне тут, - поежился Штемпель. - Нехорошее у меня предчувствие, - в который раз повторил он.
        Словно поддерживая его разгулявшуюся к ночи интуицию, счерного неба на исходящий струйкой пара «Тигр» спикировала черная же тень размером с крупную птицу.
        - Не стреляй! - прошипел Пошта.
        Нетопырь - маленький, размах крыльев меньше метра, дете­ныш, наверное - уселся на крышу грузовика, растопырил свои ко­жистые крылышки и беззвучно заклекотал.
        Мороз прошел по коже, засвербило внутри черепа, заныли зубы. Ультразвук!
        «Как бы он не позвал сюда маму и папу, гаденыш маленький», - успел подумать Пошта, с трудом преодолевая желание выстрелить в мерзкую тварь.
        Раздалось тихое жужжание - и бумеранг (когда только Костя успел вылезти через люк в крыше «Мародера»?) с чавканьем снес уродливую башку нетопыря. Тушка, судорожно забившись, свали­лась с крыши на землю.
        Ультразвуковая атака тут же прекратилась.
        - Детеныш? - поинтересовался Кайсанбек Аланович.
        - Он самый, - подтвердил Пошта. - Молодец, Костя, - доба­вил он, возвращая мальцу перемазанный кровью бумеранг. Оказы­вается, пацан успел заточить края метательного снаряда, и теперь бумеранг, ставший еще более смертоносным, следовало брать ак­куратно, чтобы не остаться без пальцев.
        - Тогда родители его должны быть поблизости, - сказал про­фессор и оказался прав.
        Два нетопыря - взрослые особи, раза в три крупнее детеныша, спикировали с неба, оглашая окрестности беззвучным ультразву­ковым воплем. От акустического удара зазвенело в ушах, Пошта испугался было, что полопаются барабанные перепонки, - и экс­педиция, начавшаяся славно, погибнет тут же от проклятых нето­пырей - но профессор (кто бы мог ожидать от интеллигента!), преодолевая нагнетаемую ультразвуком панику, вытащил «Зиг-Зауэр» с заранее прикрученным глушителем и снял первую мыш­ку, что называется, влет, положив полмагазина экспансивных пуль прямо в отвратительную морду.
        А вот Бандеролька подвела. Она, конечно, успела высунуть дуло снайперской винтовки в окно и выстрелить, но промазала - не так-то просто пользоваться оптикой, тем более в сумерках - а потом не смогла быстро передернуть затвор.
        «Надо было ей полуавтоматическую винтовку дать», - успел по­думать Пошта, уходя кувырком от атакующего нетопыря. Сложнее всего было удержаться и не срезать тварь очередью из автомата.
        Профессор выстрелил еще пять раз, звуки выстрелов были по­хожи на шипение змеи - но промахнулся. У Бандерольки, видимо, заклинило гильзу - девушка судорожно дергала затвор, но безре­зультатно. Костя метнул бумеранг, тот пролетел в сантиметре от нетопыря и с жужжанием описал дугу в воздухе, после чего вот­кнулся в землю. Телеграф выхватил нож - здоровенный тесак с клинком полметра длину и пилой на обухе и приготовился всту­пить в рукопашную.
        И тут у Штемпеля сдали нервы. Листоноша вскинул дробовик и выстрелил.
        Грохот двенадцатого калибра разорвал тишину поселка Совет­ский на миллион осколков. Заряд картечи превратил нетопыря (папашу или мамашу невинно убиенного детеныша) в мясной фарш, но ночь уже огласилась хлопаньем кожистых крыльев.
        - Заводи! - заорал Пошта. - По машинам! На прорыв!
        Телеграф метнулся в «Мародер» и уже через мгновение торчал в пулеметном люке, сжимая рукоятки управления огнем. Банде­ролька, отчаянно матерясь, перебралась на водительское сиденье «Тигра» и повернула ключ. Стартер беспомощно заскрежетал. Пе­регревшийся радиатор пыхнул паром.
        Пошта рванул к «Мародеру», открыл капот, вернул кабели за­жигания на дизель, после чего вытащил из багажника трос и на­кинул на задний форкоп.
        - Держи! - крикнул он, протягивая буксировочный трос Штемпелю. - Мы вас вытащим!
        - Нет, - покачал головой Штемпель. - Езжайте, я прикрою. Это моя вина. Я стрелял. Я их разбудил.
        - Кончай фигню нести! - рассвирепел Пошта. - Выберемся все! Привязывай!
        Вдвоем с профессором Штемпель закрепили трос на бампере «Тигра» и залезли внутрь.
        - Костя, водить умеешь?
        - Обижаешь, командир! Меня дядька в прошлом году научил.
        - Тогда садись за руль! - скомандовал Пошта. - Телеграф, прикрывай!
        Телеграф послушно полоснул по небу с мельтешащими тенями длинной очередью. Звук был похож на треск разрываемой ткани. Каждый пятый патрон в ленте был с трассирующей пулей, от чего небо озарилось сполохами и стало видно, сколько тварей перебу­дил неосторожный выстрел Штемпеля.
        Тысячи их!
        «Мародер» натужно взревел, трос натянулся как струна - и мо­гучая машина потащила за собой заглохший «Тигр». «Да, с такой скоростью мы далеко не уйдем», - понял Пошта. Он запрыгнул в кузов «Тигра», схватил ближайшую бочку с бензином и, крякнув от усилия, вышвырнул ее наружу, после чего выскочил сам, выхва­тил нож и начал дырявить толстую жесть.
        Бензин хлестал во все стороны, от паров закружилась голова. Это хорошо, это славно, пары нам и нужны - без паров фиг ты пулей бензин воспламенишь...
        Отстреливаясь из «Тавора» короткими очередями по пикирую­щим нетопырям, Пошта запрыгнул обратно в «Тигр» и, дождав­шись, пока возле бочки соберется достаточное количество тварей, выстрелил по ней.
        Тщетно! Крошечные пульки «Тавора» пробили бочку, удари­лись об асфальт - но не высекли ни единой искорки. Эх, были бы бронебойно-зажигательные, или хотя бы трассеры.
        - Так не получится, - констатировал очевидное Штемпель, методично пополняя патронами магазин дробовика. - Погоди, я сейчас.
        Он как-то очень спокойно, почти меланхолично выпрыгнул из еле ползущего на буксире «Тигра», пару раз выстрелил из «Моссберга» и пошел к бочке.
        - Штемпель, стой! - заорал Пошта, но друг не обратил на него внимания.
        В руке у Штемпеля появился фальшфейер. Штемпель дернул шнур, сигнальный патрон вспыхнул и загорелся, разбрасывая искры. Штемпель коротко размахнулся и швырнул факел в бочку.
        Взрыв был до неба. Огненный столб взметнулся метров на пятнадцать вверх, превращая кружащих нетопырей в обугленные скелеты - и, что более важно, привлекая к себе всех остальных, летя­щих на шум и на тепло.
        На фоне пылающего бензина даже ревущий движок «Мародера» и кипящий радиатор «Тигра» казались нетопырям слишком незначительной мишенью.
        Штемпель стоял перед гигантским пламенем, широко расста­вив ноги, и стрелял по нападающим мутантам из дробовика.
        - Надо остановиться! - заорал Пошта. - Посигналь им! - ве­лел он Бандерольке. - Надо его подождать!
        - Не надо, - мягко, но настойчиво возразил профессор. - Он не затем выпрыгнул. Если мы остановимся - они нас догонят. И все будет напрасно!
        - Но же его сожрут! - едва не всхлипнул Бандеролька.
        - Это его решение, - сказал Кайсанбек Аланович. - Он жерт­вует собой, чтобы спасти нас. Давайте уважать его выбор.
        - Твою ж мать, - простонал Пошта, глядя как пикируют на Штемпеля все новые и новые твари.
        «Мародер» ревел, пулемет в руках Телеграфа огрызался корот­кими очередями. Пошта и профессор стреляли по шальным, оду­ревшим от громкого звука и яркого света нетопырям. Буксируе­мый «Тигр» подпрыгивал на ухабах.
        А в поселке Советский отстреливался, прикрывая отход това­рищей, листоноша Штемпель.
        Пошта искренне надеялся, что старый друг сможет выбраться из этой передряги хотя бы живым.
        Глава 5.
        ЛЮДИ В ЧЕРНОМ
        Для есаула Николы Дорофеева это был уже сотый выезд на па­трулирование; для хорунжего Данилы Осадчего - первый. Разу­меется, Данила нервничал, но виду старался не подавать. Суетился перед выездом, все проверял и перепроверял по двадцать раз, при­крикивал на подчиненных, то и дело заставлял их прыгать, чтобы проверить, не звенит ли снаряга, переупаковывал свой рюкзак трижды, а то и четырежды - словом, вел себя точно так же, как До­рофеев перед своим первым выездом в Степь.
        Сам есаул Дорофеев, глядя на всю это возню, только посмеи­вался в усы. «Чай, не пластуны, не в разведку идем», - ругались казаки, но приказания хорунжего выполняли. Наконец, Данила Осадчий остался удовлетворен итогами сборов и скомандовал.
        - По коням!
        По коням сели только рядовые казаки - молодые, необстре­лянные еще бойцы оседлали полтора десятка понурых лошадок, навьюченных патронами и тюками с провизией, а есаул и хорунжий заняли места в «уазике», запряженном четверкой першеронов.
        - Ну, с богом! - сказал Данила и перекрестился.
        - С богом так с богом, - кивнул Никола.
        И казачий разъезд тронулся в путь. Было их всего восемнад­цать человек, считая Кирилла по кличке Дебил - умственно от­сталого парнишку взяли с собой как амулет, этакий оберег, для везучести, а в обязанности вменили роль кучера в «уазике» и по­вара на привале. В последнем есаул сомневался: вряд ли умствен­ных способностей Дебила хватит даже на то, чтобы сварить кулеш; ну да ладно, зато посуду мыть будет!
        Хорунжий Данила тоже, с точки зрения Дорофеева, особым умом не отличался - зато бредил оружием и рвался повоевать хоть бы с кем, и все мечтал, что гетман определит его в пластуны. Молод, рвется с поводка, надо приглядывать, как бы не натворил глупостей.
        Пятнадцать же казаков, не нюхавший пороха, были отправлены в легкий степной разъезд именно с этой целью - понюхать выше­означенный порох и приобрести хоть какой-нибудь опыт настоя­щего патрулирования.
        - Ну и где эти бандиты? - спросил Данила Осадчий уже на третьем часу патрулирования.
        Окружающий пейзаж не отличался разнообразием: ровная, как стол, степь тянулась от горизонта до горизонта, и лишь колыхание трав на ветру придавало жизни мертвой крымской равнине.
        - Гы-гы! - отозвался с водительского сиденья Кирилл-Дебил. Это был самый популярный звук в его лексиконе.
        - Потерпи, - сказал Дорофеев назидательно. - У нас выход - на две недели, а ты хочешь сразу бандитов найти. Сами нас найдут, не переживай.
        - Ну да, ну да, - заныл Данила. - Эх, поздно я родился, все самое интересное пропустил! Войну с мутантами - пропустил. Войну с татарами - пропустил. Катаклизм - тоже пропустил.Даже налет на Летучий Поезд неделю назад - и то пропустил. Как скучно мы живем, хлопцы!
        - Ы? - не понял Кирилл.
        Никола усмехнулся.
        - Ничего, и на наш век приключений хватит...
        Начинало темнеть, небо наливалось багрянцем. Остановились на привал. Никола вытащил из багажника толстый моток джуто­вой веревки и протянул Даниле:
        - На, разложи по периметру лагеря.
        - Это зачем еще?
        - Чтобы змеи не заползли!
        Осадчего передернуло. Змей он боялся. И не напрасно - в Сте­пи встречали твари до двенадцати метров длиной, способные за­глотить человека целиком; есаул видел однажды, как такая гади­на, похожая на пожарный шланг, лежала неподвижно, перевари­вая крупную добычу - одна половина змеи была раза в три толще другой...
        - Тогда тут не веревка, а канат нужен, или цепь якорная!
        - Где я тебе посреди Степи цепь найду? Используй что есть.
        Наконец, разбили лагерь, вырыли яму под костер - огонь в
        Степи виден издалека, а вот дым ночью почти незаметен, постави­ли Кирилла варить кашу. Потом выбросили горелое месиво, нада­вали Дебилу подзатыльников и заставили песком драить казан, сами же открыли консервные банки с тушенкой.
        - Тысяча девятьсот семьдесят девятый год, - прочитал Дани­ла на дне банки и облизал ложку. - Надо же. А вкусно, не испор­тилось.
        - Умели делать, - веско сказал Никола. - Не то что нынче. В дерьме живем, дерьмо жрем, дерьмом станем.
        - А отчего так, Никола Богданович?
        - А оттого, что после Катастрофы людей и так осталось мало, а с мозгами и того меньше. Повыбили их. До Катастрофы как оно было? Есть мозги - иди в ученые, нет - иди в солдаты. Вот тупые умных за жратву и поубивали. Правильно один умный человек говорил: ежели в государстве отделяют умственное воспитание от физического, то править этим государством будут трусы, а охранять его будут дураки. Ну вот, так и вышло.
        - Но ведь сколько лет уже прошло после Катастрофы! Неуже­ли новых умных не нарожали?
        - Может, и нарожали, да только смысл-то в их уме? Сколько всего утеряно, сколько забыто! Даже тушенку делать разучились, только и можем, что старые склады искать да потрошить. А как кон­чатся запасы? Закрома Родины, они знаешь ли, тоже не бездонные.
        - Эх, - мечтательно вздохнул Данила. - Вот бы найти такой склад, чтобы на всю жизнь хватило!
        - Я и говорю: только про свою жизнь и думаем. О будущем надо думать...
        Из темноты донесся условный свист - часовые кого-то засек­ли. Есаул и хорунжий подскочили, схватились за автоматы. Но пришельцы, похоже, попались мирные и дружелюбные: не кра­лись, а шли в полный рост, и издалека приветствовали казаков кличем:
        - Э-ге-гей, служивые! Пустите к костру переночевать?
        - Кто такие будете? - строго осведомился есаул Осадчий.
        - Листоноши мы, - ответили из темноты. - Я - Марка, а это - Конверт. В Судак идем.
        - Не ближний свет... Ладно, проходите. Хоть новостями поде­литесь...
        Листоноши оказались парнем и девушкой - коротко стрижен­ная, худенькая, она издалека казалась ребенком. Дорофеев сразу определил: любовь у них, зуб даю! - вон как друг на дружку зыр­кают, молодежь!
        Присели к костру, разговорились. Особых новостей из мира ли­стоноши не знали, потому что уже почти месяц шли из Джанкоя. своей цитадели, в полуразрушенный Судак - заходя в каждый по­путный хутор и собирая корреспонденцию.
        Никола Дорофеев листонош уважал. Смелые ребята, хоть и мутанты. Нужное дело делают.
        - Глядишь, так и связь наладится, потом газеты начнем выпу­скать, - посмеивался он.
        - Что газеты, - отвечал Конверт. - Журналы! Альманахи! Книги - почтой!
        Кирилл издавал звуки «гы» и «ага».
        Ближе к полуночи стали укладывать спать. Бедняга Данила, перепуганным россказнями про гигантских змей, решил ночевать в «уазике», для верности обложив веревкой и его. Никола про­верил, стреножены ли лошади, и расстелил спальник под откры­тым небом. Конверт и Марка споро поставили небольшую палатку-черепашку, забрались внутрь и начали возиться - тихо, но слышно.
        Часовых сменили. Кириллу налили рюмку водки, чтобы креп­че спал - а то совсем разошелся Дебил на ночь глядя. Никола задремал.
        Разбудило его бормотание Кирилла - традиционные «гы-гы» да «угу-угу». Чего Дебил разбушевался, оставалось непонятно, но спать под это было невозможно. Наверное, на водку так его де­бильный организм отреагировал... Никола, мысленно матерясь, вылез из спальника и пошел бить Дебилу морду - но тот вдруг за­тих, да как-то странно, очень резко затих. Словно стукнули его чем-то тяжелым по затылку. Наверное, кто-то из разбуженных ка­заков опередил есаула...
        Ну, раз уж вылез - не грех и посты проверить. А то казаки-то совсем зеленые, такие любят и подрыхнуть на посту, дуралеи. Ни­кола тихо прошел через спящий лагерь, нашел веревку и прошел вдоль нее.
        Первого часового он обнаружил почти сразу и, как и ожидалось, в горизонтальном положении. Спишь, собака, злорадно подумал Дорофеев. Ну, сейчас я тебе устрою. Он подошел к спящему казаку и со всей дури пнул того по ребрам. Казак не проснулся.
        Он и не мог проснуться. Когда Дорофеев присел на корточки и перевернул тело, голова молодого казака запрокинулась под стран­ным, неестественным углом.
        Горло часовому перерезали мастерски - повыше кадыка, чтобы не смог заорать, и глубоко - почти до позвоночника. Очень-очень острым клинком.
        Дорофеев подобрал уже ненужный мертвому казаку АК-74, бесшумно сдвинул вниз флажок предохранителя, аккуратно оття­нул затвор на полдлины и пальцем проверил, есть ли патрон в па­троннике. Есть.
        По уставу следовало дать очередь в небо, трассерами, заорать: «Тревога!», поднять лагерь на уши, найти проклятых бандитов и перебить, но Дорофеев - старый охотник - нутром чуял, что лазут­чики где-то поблизости. Зарезанный бедолага даже остыть не успел.
        Начнешь шуметь - получишь пулю с вероятностью сто про­центов. Да и взыграло старое, тоже охотничье: загнать гадов и по­ложить наверняка, без шума и пыли, пока они не поняли, что обна­ружены.
        Дорофеев поудобнее перехватил автомат и начал красться об­ратно в лагерь, высматривая врагов. В темноте лучше смотреть чуть вниз, так угол периферийного зрения больше - а именно оно и работает в полумраке, замечая резкие движения.
        Вот оно! Слева, на десять часов. Что-то черное шелохнулось в траве. Дорофеев вложил приклад в плечо, позиция «патрульной готовности» и развернулся на движение. Предохранитель он опу­стил в крайнее нижнее положение, одиночные выстрелы - нечего палить очередями, только патроны переводить, все равно только первая пуля летит в цель, остальные куда придется...
        И в этот момент кто-то набросился на него сзади. Грамотно, надо сказать, набросился - не стал сбивать с ног или пытаться перерезать горло, а схватил за ремень автомата и дернул. Автомат вырвался из рук и ударил есаула в горло. Тот захрипел и попытал­ся развернуться, но не тут-то было: нападающий уперся ему коле­ном в спину, аккурат в позвоночник.
        «Доигрался, старый хрыч, довыпендривался, - в отчаянии по­думал Дорофеев. В глазах у него потемнело, ноги ослабли. - Сей­час додушит меня - и всех ребят вырежет, гад!».
        Из последних сил Никола рванулся вперед, падая на одно коле­но и уходя в кувырок. Горло, придавленное ствольной коробкой автомата, едва не хрустнуло - но выдержало, такие мы, казаки, жестоковыйные, а невидимый лазутчик, не успев выпустить ремень, полетел кубарем над головой есаула.
        Вот теперь мы повоюем, мрачно подумал Дорофеев, поднима­ясь с колен.
        - Тревога! - попытался заорать он, но из полураздавленной гортани вырвался лишь неясный хрип.
        Ладно, придется своими силами. Нагибаться за автоматом еса­ул не стал - в руках одетого во все черное бандита в маске свернул кинжал. Есаул прыгнул и вцепился в руку бандита, пока тот не успел подняться с земли. Держа запястье двумя руками, Никола начал колотить этим запястьем об землю, твердую, спекшуюся на солнце крымскую землю - и нож все-таки вылетел из ослабевшей ладони. Но бандит оказался тоже не промах - ловко извернулся, обхватил есаула ногами и так сдавил ребра, что те затрещали.
        Есаул размахнулся и от души врезал по черной балаклаве. И тут же пожалел об этом - бандюга подставил под удар лоб, у Николы заныли разбитые костяшки кулака. Ведь знал же, старый дурак, что в драке лучше бить открытой ладонью. Ну ладно!
        Локтями Никола ударил по бедрам бандита, тот расцепил ноги, и Дорофеев тут же вскочил. Черный сбил его подсечкой и уселся сверху, пытаясь задушить. Бедное горло саднило дико, сил терпеть не было.
        Краем глаза Никола увидел, как из «уазика» выскочил Дани­ла - в одних трусах и с автоматом наперевес. С перепугу и недо­сыпу хорунжий лупанул длинной очередью - и, разумеется, про­мазал. За спиной у него нарисовался еще один черный - схватил Данилу пятерней за глаза, запрокинул голову и полоснул по горлу.
        Данила упал и даже не захрипел.
        Никола напрягся из последних сил, сопротивляясь удуше­нию - сейчас должен был проснуться весь лагерь, но никакого движения вокруг не наблюдалось.
        «Оглохли они, что ли», - угасающим сознанием удивился Ни­кола - и тут до него дошла страшная правда: некому было просы­паться.
        Загадочные люди в черном перерезали всех.
        «Двое в черном, - пронеслось в голове у Дорофеева, - листонош тоже было двое! Неужели это...»
        Лишенный кислорода мозг наконец-то отключился, и есаул ка­зачьего войска Никола Дорофеев умер. Поэтому он не узнал, что к нападавшим присоединился третий человек в черном, чье лицо скрывалось за искусно выкованной серебряной маской.

***
        В гареме хана Арслана Гирея Второго после полуночи наступа­ла тишина. Укладывались спать даже самые непоседливые налож­ницы, понукаемые старшими женами, разбредались по кельям ев­нухи, прекращал бренчать на гитаре невольник-музыкант, возвра­щался в свои покои сказитель по прозвищу Телевизор. И даже охрана, грозные янычары, начинали потихоньку кемарить на по­стах - спокон веков дежурить в гареме означало для янычар хоро­шенько выспаться на работе, потому что ну кому в здравом уме и трезвой памяти придет в голову нападать на гарем?
        Никаких государственных секретов жены и наложницы хана не знали, сам хан здесь бывал редко - все дела, дела, все некогда, а когда есть время, проще вызвать кого-то к себе в покои, чем при­ходить в курятник лично и выслушивать кудахтанье почти сотни сексуально неудовлетворенных цыпочек. В общем, с точки зре­ния захватчика, буде таковой отыщется, гарем был не целью, а до­бычей.
        Вот и дремали янычары, поставив автоматы на предохранители и спрятав традиционные ятаганы в ножны.
        Спали наложницы вповалку - отдельных спальных мест млад­шему обслуживающему персоналу не полагалось, один общий матрас на десять-пятнадцать человек. На время сна были забыты дневные распри и дрязги, девушки сопели и обнимались, чтобы было теплее, ночи в этом году в Бахче-Сарае стояли холодные.
        Спали любимые жены Арслана Гирея - было их пять, но осо­бенно хан выделял двух, Диляру и Таглиму, за красоту, молодость и ум; чаще других приглашал он их к себе в спальню, что вызывало нездоровую зависть среди прочих. Диляра и Таглима, в свою оче­редь, терпеть не могли друг дружку, и всячески боролись за звание самой любимой, самой желанной, самой главной жены. Хан Арс­лан Гирей Второй об этом знал и всеми силами вражду между же­нами поддерживал, искренне полагая, что здоровая конкуренция между поставщиками услуг всегда на пользу потребителю.
        Спал жирный, как и полагается, евнух по прозвищу Гусь, фор­мальный глава гарема, он же - завхоз, он же - прораб, он же - внештатный психолог и жилетка для рыданий.
        Замерло все в гареме. Замерло все до рассвета.
        И только одинокая тень отделилась от стены, почти неразличи­мая на фоне узорчатого персидского ковра, и бесшумно двинулась в сторону опочивален жен. Шаги тени были медленны и плавны, как у ленивого кота.
        Тень миновала посапывающих наложниц, не обратив внимания на обнаженные руки и ноги, торчащие из-под куцего одеяла, про­шла мимо сопящих янычар. Возле одного из них, здоровенного ам­бала, спящего стоя, словно боевой конь, у дверей в покои жен, тень задержалась.
        Янычар, огромный, как скала, прислонился к дверям, сложил руки на автомате и тихонько похрапывал. Если бы он стоял чуть левее, и выбрал бы в качестве точки опоры дверной косяк, а не саму дверь, тень бы не обратила на него особого внимания.
        Но он стоял в дверях.
        Тень шагнула к янычару, в руке черного человека сверкнул ко­роткий клинок. Ладонью тень зажала рот несчастному охраннику, а ножом пырнула снизу вверх, под челюсть. Клинок пробил кость, пригвоздил язык янычара к небу и достал до мозга. Самым сложным для тени было удержать падающую тушу амбала и его авто­мат одновременно - чтобы ничего не загрохотало.
        Тень справилась.
        Уложив труп часового, тень переступила через него и вошла в женскую спальню. Здесь посапывала Диляра - пышнотелая блон­динка лет тридцати, изощренная в искусстве любви. На мгновение тень замерла над спящей женщиной, потом убрала кинжала и вы­тащила небольшой флакончик.
        Стянув черную маску с прорезями для глаз, тень (а это оказа­лась девушка лет двадцати, с наголо бритой головой) надела ре­спиратор и открыла флакончик, после чего поднесла горлышко кносу Диляры. Через пару секунд Диляра перестала дышать.
        Тень нарочито небрежно уронила флакончик на кровать и по­шла к выходу.
        Только Аллах, Всеведущий и Всемогущий, ведает, что понадо­билось Таглиме в спальне своей конкурентки и заклятой соперни­цы, но именно в эту минуту Таглима, стройная и изящная брюнет­ка, решила проведать уже покойную Диляру. То ли спереть у той косметичку, то ли подсыпать битого стекла в пудреницу...
        Столкнувшись в дверях с крадущейся тенью, Таглима успела лишь коротко взвизгнуть - тень зажала ей рот, скрутила голову набок и резким рывком сломала шею.
        Но взвизга было достаточно, чтобы растревожить гарем.
        Пока янычары просыпались и матерились, евнух Гусь - бли­жайший к покоям жен хана - бросился выяснять, что случилось.
        Его тень убила быстро и почти бескровно: когда колышущаяся туша евнуха пронеслась по коридору навстречу лазутчице, та лег­ко запрыгнула на стену, оттолкнулась ногой, повисла на люстре и - спрыгнула вниз, целя обеими ногами в затылок Гуся.
        Треск ломаемого позвоночника был почти не слышен. В отли­чие от звука падения стокилограммой туши.
        Янычары начали орать: «Тревога!» - но было уже поздно: тень, порхая по стенам, точно призрак, добралась до ближайшего окна, выскочила за него и растворилась в ночи.
        Спустя минут десять, когда улеглась паника, верещащих и бе­гающих наложниц загнали кнутами обратно под одеяло, янычарам пригрозили расстрелом, а жен обрадовали известием о гибели хан­ских любимиц Диляры и Таглимы, в гарем вошел Телевизор, при­глашенный ханом Арсланом Гиреем в качестве эксперта-криминалиста - потому что основу репертуара сказителя состав­ляли именно детективные истории-сериалы.
        - Ну? - спросил хан, нависая над трупами любимых жен. - Кто это сделал? Казаки? Пластуны? Они?!
        Телевизор присел на корточки, осмотрел Таглиму и ее сломан­ную шею, потом обнюхал синюшное лицо Диляры и заметил ва­ляющийся под кроватью флакончик.
        Зажав нос платком, Телевизор взял флакончик и посмотрел на этикетку.
        - «Сделано в Джанкое», - прочитал он. - Нет, мой хан, это не казаки. Судя по почерку и мастерству исполнения, это сделали ли­стоноши.
        Хан Арслан Гирей Второй насупился и угрожающе щелкнул ко­стяшками.

***
        Матрос Воловик вязал на спицах. Увлечение это, несколько странное для молодого парня атлетического сложения, зачастую служило предметом насмешек со стороны сослуживцев - но не­долго. Помимо вязания на спицах Воловик занимался рукопаш­ным и ножевым боем, хорошо стрелял и все свободное время с эн­тузиазмом качал мышцы, что отбивало желание подшучивать над безобидным хобби.
        Благодаря которому, между прочим, Воловик к вящей зависти коллег, щеголял долгими и промозглыми крымскими зимами в теплом свитере плотной аранской вязки. А зимы в Севастополе выдались длинными и холодными, хоть и бесснежными.
        От бухты постоянно дул сырой холодный ветер, заметая весь город капельками соленой мороси. Трупы дохлых медуз плавали на маслянистой поверхности моря. Судоходства не было, пираты Рыжехвоста лютовали на каботажных маршрутах, матросы Черноморского флота дурели от тоски и спускали все деньги на гладиаторских боях на атомном крейсере «Адмирал Лазарев». Пришвар­тованные к флагману три десятка прочих судов покачивались на медленных волнах Севастопольской бухты, матросы жрали медуз во всех видах и способах приготовления, глушили «Боцмановку», а капитан Воронин продолжал провоцировать американцев, зазы­вая их бойцов-гладиаторов на призовые схватки.
        Воловик боев не любил, ему было жалко зверушек. Хоть и му­танты, хоть и уроды, а живые, чего ради их убивать? То ли дело твари из развалин города, нападающие на караваны, или бандиты, захватывающие заложников ради выкупа.
        Так неторопливо протекала жизнь в плавучем городе.
        Капитан Воронин поставил Воловика присматривать за глади­аторами, кормить их, поить и чистить клетки. Работа не самая чи­стая, но и не тяжелая (если соблюдать осторожность), да и возить­ся со зверями Воловику было по душе.
        А в перерывах между кормлениями Воловик вязал на спицах.
        Прозвенел старый, откопанный в руинах механический будиль­ник, и Воловик отложил спицы, встал, взвалил на широкие плечи коромысло с двумя ведрами с едой для мутантов (которую кок «Адмирала Лазарева» называл просто и незамысловато - хавчик) и пошел кормить питомцев.
        Мутантов держали в клетках в трюме атомного крейсера, в два ряда по десять клеток. Шагая мимо голодных тварей под жадное рычание, скуление, подвывание и верещание, Воловик машинально осматривал подопечных.
        Первым по левую руку сидел медведь-мутант по кличке Балу. Тварь медлительная и крайне опасная. Обычные животные перед тем, как броситься, скалят зубы, вздыбливают шерсть или еще каким способом проявляют агрессию; Балу же атаковал всегда внезапно, с тем же меланхоличным выражением на морде, что и всег­да. И фиг поймешь, что у него в голове.
        Напротив Балу обитала Погремушка - полусобака, полуобезья­на, проворная, хитрая, злобная и умеющая пронзительно верещать, за что бои с ее участием пользовались особой популярностью.
        Рядом обитал Крекер - нечто малопонятное, смахивающее на гибрид алабая и маламута, ласковое, умильное существо, способ­ное сбить с ног и не загрызть, а задушить оппонента мощным хвостом.
        Его соседом был Данди - мускулистая тварь, по виду напоми­навшая помесь крокодила с ротвейлером. Вывести его из себя было крайне трудно, первые пару минут боя он спокойно сносил наско­ки и укусы противника, не особо их чувствуя мощной чешуйчатой шкурой, зато потом... Словом, те, кому все же удавалось сделать Данди больно, жили недолго, зато умирали быстро.
        Следующая клетка пустовала - там некогда обитала Химера, разорванная напополам конем-мутантом по кличке Один, принад­лежавшему классному парню Поште из клана листонош.
        Хороший он был мужик Пошта, честный, цельный. Воловик хо­дил с ним в рейд - вместе с мичманом Зиняком и доктором Ста­сом - и понял, что листоноше можно доверять. К сожалению, По­шта ушел по своим загадочным делам, а Воловик остался на «Ад­мирале Лазареве», прозябать в вонючем вольере...
        «А чего это я вдруг про листоношу вспомнил?» - удивился Во­ловик, и тут же понял: возле пустой клетки Химеры стояла холщо­вая сумка для писем и висели защитные очки-гогглы вроде тех, что носил Пошта.
        «Откуда они здесь?» - удивился матрос, но обдумать эту мысль как следует не успел.
        Кто-то спрыгнул на него сверху - кто-то, одетый во все черное. Видимо, черный человек что-то делал с клетками, когда Воловик пошел кормить животных, и спрятался, уцепившись за балки на потолке - а про сумку и очки забыл (или нарочно оставил), и те­перь торопился убрать свидетеля.
        От удара Воловик полетел вперед и врезался в прутья клетки. Навстречу ему метнулся Стригач - смесь камышового кота со скунсом, больше всего любивший жевать шерсть противника - но Воловик отпрянул от клетки до того, как мерзкая тварь вцепилась ему в бороду, и сразу обернулся.
        Человек в черном стоял в боевой стойке, выставив перед собой руку с кинжалом. Воловик же, как назло был почти безоружен. Почти - потому что коромысло для ведер с хавчиком тоже вполне себе оружие, особенно в умелых руках. А руки у Воловика были умелые.
        Он раскрутил коромысло над головой, сделал ложный выпад, выманивая противника на атаку - тот не поддался, опытный, гад, и рубанул наотмашь по колену. Черный подпрыгнул и коротко ужалил клинком, едва не достав Воловику до лица.
        Бойцы закружили в узком коридоре, переступая мягко и осто­рожно. Звери бесновались в клетках. Воловик пнул ведро с хавчи­ком, разливая содержимое - густую жижу с кусками мяса - под ноги врагу, а потом футбольным ударом отправил ведро в лицо противника, скрытое черной балаклавой.
        Черный отскочил, вцепился в прутья ближайшей клетки (там сидел Данди) и до того, как ротвейлер-крокодил оттяпал ему паль­цы, ловким изящным прыжком перескочил на клетку Погремуш­ки. Воловик прыгнул следом через скользкую лужу разлитого хавчика и ударил коромыслом, как копьем. Промазал, прутья клетки зазвенели, Погремушка заверещала. Черный крутанул сальто ввоздухе и приземлился за спиной у матроса.
        «Вот же ловкий, сволочь», - восхитился Воловик, нанося тыч­ковый удар назад. Черный попятился. Еще два шага - и он по­скользнется на хавчике. Воловик закрутил коромысло мельницей, наступая вперед. Черный присел, уклонился и выбросил ногу в стремительном ударе в пах. Но Воловик успел поставить блок.
        Наступила пауза - как оно всегда бывает в драке, ежели та длится дольше пяти секунд. Воловик перехватил коромысло, ачерный сделал странное - поглядел на часы.
        «Интересно, кто ты такой? - подумал Воловик. - Простой бан­дит? Не похоже. Лазутчик букмекеров, хочешь притравить наших бойцов, чтобы были сонные и вялые на арене? Вряд ли. Тогда что ты забыл в вольере?!».
        И почему он смотрит на часы?!
        Черный взмахнул кинжалом и перешел в наступление. Корот­кий клинок в его руке порхал как бабочка и жалил как пчела. Судя по интенсивности атаки, черный торопился удрать из вольера. Опаздывал, наверное. На званый ужин.
        Воловик ответил серий коротких отбивов и парой выпадов контратак. Тактика матроса была проста - если враг торопится, надо его задержать. А там, глядишь, и свои подтянутся. Тот же мичман Зиняк, например.
        Но черный все никак не хотел задерживаться. Он отступил, пе­реводя дыхание, опять глянул на часы, потом - на потолок, где раньше прятался, а потом - на дверь ближайшей клетки.
        Это, конечно, могло оказаться хитростью - типа как посмо­треть через плечо врага и сделать удивленное лицо, мол, гляди кто у тебя за спиной, но дистанция позволяла, и Воловик тоже скосил глаза.
        Мать моя женщина!!!
        На шпингалете клетки Балу висел крошечный брикетик пла­стиковой взрывчатки и с прикрученным к нему таймером из деше­вых электронных часов. И таймер помигивал. Воловик окинул взглядом остальные клетки. М-мать...
        Так и есть, черный человек, псих ненормальный, заминировал все клетки в вольере! Когда заряды взорвутся, мутанты- гладиаторы вырвутся на волю! И драться они станут отнюдь не друг с дружкой.
        Воловик вдруг вспомнил, что не запер дверь, ведущую из волье­ра в трюм. Матрос на миг представил себе, как это будет - рыча­щая волна пронесется по кораблю, сметая все на своем пути, раз­рывая людей в мелкие клочья, отрывая головы и руки зубами, ког­тями и шипастыми хвостами; озверевшие от сиденья в клетках, натасканные на агрессию, бойцовские мутанты не пощадят нико­го. А когда атомный крейсер «Адмирал Лазарев» опустеет, гладиа­торы переметнутся на пришвартованные к нему корабли - и вода в Севастопольской бухте станет красной от крови.
        Этого нельзя было допустить. Матрос пошел ва-банк - он мет­нул коромысло в лицо черному и прыгнул следом. Черный чело­век отбил метательный снаряд, а вот Воловика отбить не сумел, и рухнул на пол под его весом.
        Воловик тут же схватил его за горло и спросил требовательно:
        - Как их отключить? Таймеры?
        Черный промолчал.
        И тут бомбы взорвались. Два десятка негромких - с пистолет­ный выстрел - хлопков слились в один, оглушительный в замкну­том пространстве, и двери клеток распахнулись.
        Воловик кормил тварей два раз в день, приносил им воду и уби­рал клетки, но не питал иллюзий насчет благодарности мутантов. Отпустив черного, матрос подпрыгнул и вцепился в балки под по­толком, поджимая ноги.
        Черный подпрыгнуть не успел. Данди, первым выскочивший из клетки, походя снес ему голову ударом могучей лапы. Следом за Данди наружу хлынули остальные.
        И не было на свете силы, способной остановить освобожденных (и очень голодных) гладиаторов.
        «Пропал атомный крейсер «Адмирал Лазарев»», - подумал ма­трос Воловик и пополз в сторону вентиляционного отверстия.
        Надо было выбираться на берег, пока оставался шанс.
        Глава 6.
        НЕОЖИДАННАЯ ВСТРЕЧА
        Остаток пути до Феодосии листоноши и примкнувший к ним профессор Кайсанбек Аланович проделали в гробовом молчании. Героическая гибель Штемпеля подействовала на всех удручающе, а на Бандерольку, которой прежде не доводилось терять друзей в бою - и вовсе гнетуще. Периодически девушка начинала беззвуч­но рыдать, и тогда профессор обнимал ее за плечи и нежно гладил по голове.
        Радиатор «Тигра», единожды закипев, в себя так и не пришел; вдобавок полетели свечи зажигания и карбюратор. Старую колы­магу пришлось бросить прямо на дороге, перегрузив запасы в мно­гострадальный «Мародер». Ехали в тесноте, да не в обиде: Теле­граф за рулем, Пошта рядом, профессор с Бандеролькой и Костей на заднем сиденье. Все, разумеется, в багажник «Мародера» не влезло, поэтому взяли только самое необходимое - патроны, про­визию и бензин. Бензина оказалось до обидного мало - одну боч­ку Пошта пожертвовал в качестве зажигательной бомбы против нетопырей-мутантов, а в другую, видимо, прилетела шальная пуля во время схватки в Советском, и половина бензина вытекла.
        Горючего оставалось впритык. Патронов, как выяснилось, тоже оказалось не так уж много (Пошта вспомнил, как любил говаривать Контейнер - патронов много не бывает, патронов бывает слишком мало или некуда класть). Стрельба длинными очередям из пулемета основательно проредила боезапас.
        Больше всего места занимала еда - под грузом консервных банок даже могучий «Мародер» натужно ревел, взбираясь под горку.
        На привал остановились на окраине Феодосии. Дырчатые ске­леты домов возвышались на холмах, просвеченные насквозь захо­дящим солнцем. Торчали башни Генуэзской крепости, где, по слу­хам обустроили логово местные мутанты. Сам же город более- менее плотно заселили местные - не сильно отличавшиеся от мутантов ни по характеру, ни по интеллекту. Соваться туда ночью не было ни малейшего желания.
        - Помянем Штемпеля, - предложил Телеграф, когда листоно­ши развели костер и откупорили банки с консервированными ово­щами. В руке у Телеграфа появилась фляжка с коньяком. - По пять капель, пусть земля ему будет пухом.
        Налил всем, кроме Кости. Бандеролька, возившаяся с похлеб­кой, украдкой всхлипнула. Выпили. Кайсанбек Аланович крякнул и сказал:
        - Эх, разве это коньяк. Вот, помнится, пил я в Коктебеле...
        - Не надо, - попросил Пошта. - Не время для историй. Мож­но, я скажу?
        Все промолчали, и Пошта расценил это как знак согласия.
        - Сегодня погиб наш друг и собрат Штемпель. Погиб героиче­ски. Спас всех нас. Спас экспедицию. Благодаря ему мы можем продолжать выполнять нашу миссию дальше. И поверьте мне - наша задача того стоит. Потому что если мы ее не выполним, если мы не доберемся до бункеров первыми, в Крыму начнется такая бойня, какой мир не видел со времен Катастрофы. Ради нашей миссии стоит погибнуть, уж простите за высокопарные слова. Спа­сибо тебе, Штемпель.
        Телеграф доразлил коньяк из фляжки, все пригубили.
        - И о делах наших насущных, - продолжил Пошта, когда Бан­деролька наконец-то сварганила ужин. - Я провел инвентариза­цию. Последняя схватка нам дорого обошлась. Мы потеряли одну машину, почти все горючее, много патронов. Завтра утром надо бу­дет заехать в Феодосию - знаю, что не хочется, но надо, и как сле­дует прибарахлиться. Поедем все вместе. Вопросы? Нет? Тогда всем спать. Сегодня был тяжелый день, а завтра, возможно, будет еще тяжелее.
        Спал Пошта эту ночь глубоко и крепко, без сновидений. Будто провалившись в бездонную черноту.
        Утром двинулись в Феодосию.
        Руины города производили удручающее впечатление. Он, гово­рят, и до Катастрофы не отличался ровными улицами и красивы­ми домами. Некогда это была древняя греческая колония (как рас­сказал профессор Кайсанбек Аланович) совершенно немыслимого возраста - то ли две, то ли три тысячи лет, успела побывать и гену­эзским форпостом, и частью Османской империи, потом вошла в состав Империи Российской... Профессор все вещал и вещал, пока листоноши медленно ехали по кривым и захламленным до невоз­можности улочкам Феодосии, а Пошта слушал его вполуха.
        Во-первых, ему ничего не говорили эти названия - Генуэзская, Османская, Российская... Да, когда-то это были Империи, могучие образования, диктовавшие свою волю остальному миру. И что? И где они все теперь? Додиктовались до Катастрофы, сволочи. Так и нынешние царьки - хан Арслан Гирей Второй, гетман Дорошен­ко, пират Рыжехвост - все они хотят править Крымом, повелевать, приказывать, а через пару веков от них не останется даже пыли...
        А во-вторых, как-то трудновато было поверить в великое про­шлое Феодосии, глядя по сторонам. По грязным переулкам между покосившимися домами с выбитыми стеклами слонялись мест­ные - тоже грязные, покосившиеся, опустившиеся. Кое-кто толкал перед собой тележку с барахлом, кто-то прикладывался к бутылке, кто-то кололся. Аборигены стремительно вырождались, прозябая в окружающем убожестве и не делая никаких попыток из него вырваться.
        - Ф-фу, - сказала Бандеролька. - Ну и уроды. Мутанты и то лучше!
        - Чем это они лучше? - осведомился Костя.
        - Мутант не виноват, что он мутант. Он таким родился. Радиа­ция, гены, и все такое. А эти когда-то были людьми. Надо же так опуститься!
        Наконец, выехали на привокзальную площадь, где раскинулся блошиный рынок. Костю и профессора листоноши оставили сто­рожить «Мародер», а сами двинулись за покупками.
        Цены, мягко говоря, не радовали. Все тут было раза в два доро­же, чем в Севастополе или, скажем, в Симферополе. Бартер совер­шали неохотно, и вообще смотрели на листонош недобро, с подо­зрением, как на воришек.
        - Чего это они? - удивился Пошта. - Совсем тут озверели, всвоей Феодосии? С каких это пор к листоношам такое отношение? Придурки...
        - Давай-давай, - прикрикнул на них случайно услышавший разговор местный торгаш. - Иди отсюда, почтальон недоделан­ный. Вам тут не рады, понял? Козлы вы, листоноши!
        - Бред какой-то, - заявила Бандеролька. - Нет, я понимаю, конечно, что алкоголь в больших дозах приводит к необратимым изменениям в мозгу, но не до такой же степени! Идиоты! Почем патроны? Семь шестьдесят два на тридцать девять?
        - Один патрон - одна банка консервов, - расплылся в хитрой улыбке другой торгаш. - Берите, вам скоро много понадобится.
        Бандеролька удивленно выпучила глаза, а Телеграф уточнил:
        - Это еще что значит?
        - Значит - кирдык вам, листоноши. Всех уже достали ваши выходки. Скоро вас резать будут, как баранов.
        Пошта схватил Телеграфа за рукав (тот уже порывался бить мор­ду торгашам) и оттащил от прилавка. Ошарашенная Бандеролька догнала их несолоно хлебавши - то бишь без боеприпасов.
        - Что вообще в Крыму происходит? - спросил Телеграф. - Сначала этот дурацкий штурм Джанкоя. Теперь - такое вот отно­шение людей. С чего это вдруг?
        - Позже разберемся, - махнул рукой Пошта. - Сейчас глав­ное - боеприпасы, но с такими ценами много мы не купим. А без патронов нынче в Крыму придется туго. Похоже, наш клан резко перестали уважать.
        - Ничего, - мрачно насупился Телеграф. - Это мы поправим. Может, силой отнять? Нам же для хорошего дела, сам говорил - миссия, то да се...
        - Мы не бандиты, - отрезал Пошта. - Придется покупать.
        - Тс-с-с! - раздался звук из-за угла ближайшего дома. - Моло­дые люди! Уважаемые листоноши! Минуточку вашего внимания!
        Листоноши переглянулись, на всякий случай привели оружие в боевую готовность и заглянули за угол.
        Там их ожидал крайне колоритный субъект. Высокий, широко­плечий, одетый в невообразимой расцветки пиджак в горошек, узкие брюки и галстук на голое тело, в толстых очках и с гривой взъерошенных волос.
        - Уткин, - представился он. - Изобретатель. Готов решить вашу проблему с боеприпасами.
        - Это каким образом? - поинтересовался Пошта.
        - Тише, тише, умоляю! - зашептал изобретатель, судя по все­му - совершенно безумный. - Если конкуренты прослышат о моем ноу-хау, я не смогу защитить патент и пойду по миру! Надо быть осторожнее с коммерческой тайной!
        «Точно псих», - решил Пошта.
        - Слушайте меня очень внимательно! - вещал Уткин. - Как известно, до сего дня инженерная мысль в области военного дела двигалась исключительно в сторону удорожания боеприпасов. Всякие хитрые пули с разной степенью экспансивности, самонаводящиеся бомбы, умные ракеты, термобарические боеприпасы и так далее... В результате процесс стрельбы становился все более и более накладным. Но! Я! Нашел решение!
        - Пойдем отсюда, - негромко сказала Бандеролька. - Он сумасшедший, сразу видно.
        - Я - сумасшедший? Я?! - возмутился Уткин. - Я изобрел оружие, которое может стрелять чем угодно, лишь бы из металла! Пуговицами, гвоздями, железным ломом! Мое изобретение может разогнать любой металлический предмет до такой скорости, что никакие бронебойные пули и рядом не валялись! Пробивающая способность чудовищная! Клянусь вам - пробивает даже керами­ческую плиту от бронежилета! Четвертый класс - вдребезги!
        Пошта усомнился:
        - Четвертый? - Он знал, что этот класс бронезащиты держи даже утяжеленную пулю от СВД. - Верится с трудом!
        - Пари! - загорелся Уткин. - Готов держать пари! Если не ра­зобьет - с меня ящик патронов! Идет?
        - А если разобьет? - осторожно поинтересовался Телеграф.
        - Тогда вы купите мое изобретение! Вам, листоношам, оно ско­ро ох как понадобится!
        «Что ж они все заладили одно и то же, как попугаи, - подумал Пошта раздраженно. - Понадобится, понадобится... Войну, что ли, против их клана кто затевает? Так она уже вроде началась. И ниче­го, справились».
        - Договорились, - сказал Пошта. - Показывайте свое ноу-хау!
        Изобретатель Уткин жил в старом двухэтажном доме из серого песчаника в самом центре Феодосии. Дом напротив - панельная пятиэтажка, носил на себе следы многократных попаданий самых разных снарядов всевозможных калибров; проще говоря, фасад дома был рябым, как лицо переболевшего оспой человека. Стоит ли говорить, что пятиэтажка давно была необитаема? Даже аборигены Феодосии сохраняли те остатки инстинкта самосохранения, что не позволяли им лезть в зону испытания нового чудо-оружия.
        - Я сейчас! - заявил Уткин, на минуту забежал к себе домой и тут же вернулся со слегка изогнутой металлокерамической пла­стиной. - Секундочку!
        Вприпрыжку он добежал до пятиэтажки и очень скоро появил­ся в окне второго этажа, закрепив там пластину с помощью пары кирпичей.
        - Мишенная обстановка готова! - доложил он. - Прошу на ог­невой рубеж!
        Листоноши прошли в дом Уткина - запущенный и замусо­ренный, но вполне жилой. Под ногами валялись обломки ста­ринных микросхем и мотки проволоки, обрывки изоляции и горы батареек.
        - А псих-то, похоже, не шутит, - вполголоса прокомментиро­вал Телеграф. - Ты стену напротив видал? Чем это ее так разу­красил?
        - Скоро узнаем, - пожал плечами Пошта.
        Бандеролька же, отвесив челюсть, ошеломленно смотрела по сторонам.
        В комнате, носившей гордое название «Зал испытаний» (так, по крайней мере, гласила рукописная табличка на двери), стоял длин­ный верстак, накрытый черным полотном.
        - Прошу! - торжественно провозгласил Уткин и сдернул с верстака покрывало. - Гиперболоид инженера Уткина, хе-хе!
        Шутку никто не понял. А вот под покрывалом обнаружилось странного вида труба, со всех сторон увешанная магнитами- соленоидами и белыми цилиндрами конденсаторов. От трубы тянулись толстые силовые кабели в соседнюю комнату.
        - Это же пушка Гаусса, - сказал Пошта удивленно. - Офигеть. Я такие только на кораблях видел, причем на НАТОвских, в Севастопольской бухте! Зенитки у них такие были, бесполезная в наше время вещь...
        - Я попрошу! - взвился обиженный Уткин. - Это не просто пушка Гаусса! Это пушка Гаусса-Уткина, в конструкцию которой я внес серьезные изменения!
        Бандеролька пожала плечами:
        - Я думала, что пушка Гаусса - это типа лазера. Ну там пиу-пиу, все дела...
        - Глупости! - отрубил Уткин. - Пушка Гаусса - великий, кстати, был математик, кривая Гауссиана, слыхали? Тоже его изо­бретение! Так вот, пушка Гаусса - это последовательно соединен­ные электромагниты, которые, включаясь по очереди, могут разо­гнать любой металлический предмет до сверхзвуковой скорости, Пушка же Гаусса-Уткина отличается от классической тем, что ра­ботает на суперконденсаторах. Была такая старая, но основатель­но подзабытая технология, дающая возможность моментально вы­свобождать огромное количество энергии!
        - Короче, - перебил его Телеграф. - Мы стрелять будем или нет? Вроде поспорили...
        Уткин чуть не подпрыгнул от восторга.
        - Конечно, будем! Еще как будем! Сейчас как жахнем!
        Он склонился над своим изобретением, пощелкал тумблерами, что-то подкрутил, поправил, заглянул в перископический прицел и закричал:
        - Всем отойти! Стрельбище под огнем! - после чего нажал большую красную кнопку.
        Пару секунд ничего не происходило. Потом пушка негромко за­гудела, на ней загорелась красная лампочка, потом желтая, и, на­конец, зеленая.
        Выстрел был похож на хлопок в ладоши. Сразу после выстрела раздался еще один звук, больше смахивающий на щелчок кнута - снаряд преодолел сверхзвуковой барьер, или, образно говоря, обо­гнал свой собственный звук. А потом со стороны многострадальной пятиэтажки донесся звон бьющейся керамики.
        - В яблочко! - обрадовался Уткин.
        Пошта посмотрел. От металлокерамической пластины не осталось буквально ничего. Только пыль.
        «Крутая вещь», - подумал Пошта.
        - А чем стреляли? - поинтересовался он.
        - Вот! - Уткин протянул металлический шарик около санти­метра в диаметре. - Шарик от подшипника. Обыкновенный. Себе­стоимость - нулевая. Поражающее действие - ну, вы видели...
        - Впечатляет, - признал Пошта. - И сколько вы хотите за свою пушку?
        Уткин задумался.
        - Ну, вообще-то это прототип, - сказал он чуточку стеснитель­но. - Коммерческое производство я еще не запустил... Знаете что? Я вам ее подарю. В обмен на маленькое одолжение.
        - Какое еще одолжение?
        - У нас в городе есть одно нехорошее место... Генуэзская кре­пость, слыхали? Ну видели так точно - этакая махина торчит пря­мо на побережье. Обитает там всякая дрянь - мутанты, выродки, пушистики всякие.
        - Кто-кто? - переспросила Бандеролька.
        - Пушистики, не сталкивались? Столкнетесь - поймете, - ту­манно объяснил Уткин. - В общем, по моим данным, в крепости есть схрон. Чуть ли не во время Катастрофы или сразу после нее умные люди спрятали там почти весь книжный фонд городской библиотеки. Если вы достанете мне некоторые из книг... Мне нуж­ны лекции Фейнмана по физике, таблицы Брадиса, и подшивка бюллетеня Академии наук СССР за тысяча девятьсот восемьдесят второй год...
        Пошта вздохнул. Все они - от хана Арслана Гирея Второго до полубезумного изобретателя Уткина - хотят добраться до знаний, практически утраченных с Катастрофой. И добраться с одной це­лью - чтобы научиться лучше, больше, дешевле, эффективнее убивать.
        А с другой стороны, пушка Гаусса-Уткина, заряди ее гвоздями и настрой на стрельбу очередями, могла бы спасти жизнь Штемпе­ля, скосив полчища мутантов-нетопырей одной очередью... Да, та­кая штука могла бы им пригодиться в экспедиции.
        - По рукам, - сказал Пошта. - Добудем мы вам библиотеку.

***
        Генуэзская крепость Феодосии - даже после Катастрофы, много­численных осад, выветривания соленым морским бризом и разру­шений, причиненных мутантами и, даже в большей степени, мути­ровавшей флорой Крыма - все еще внушала уважение, не столько своими размерами, сколько стойкостью к внешним воздействиям.
        - А ведь построили ее бог знает когда, - прокомментировал Кайсанбек Аланович. - Четырнадцатый век, кажется. И до сих пор стоит. И до сих пор - крепость, с наскока не возьмешь. Хоро­шо хоть гарнизона там сейчас никакого нет, а то бы держать нам осаду до скончания времен.
        «Что не так уж долго, - мрачно подумал Пошта, - учитывая обстановку на острове». В крепость выдвинулись полным соста­вом: Пошта, Телеграф, Бандеролька, профессор и прибившийся ккомпании Костя. Непонятно было, что это за мутанты такие - пу­шистики, поэтому каждый ствол (в случае Кости - бумеранг) был на счету.
        - А почему она Генуэзская? - спросил Костя.
        - Был такой город в Италии, славился своими мореплавателя­ми, - пояснил Кайсанбек Аланович.
        - А что такое Италия? - продолжал любопытствовать Костя.
        - Была такая страна в Европе...
        - А что такое Европа?
        Вместо ответа профессор только вздохнул:
        - О времена, о нравы... Знаете, любезный Пошта, надо поскорее добраться до бункеров. Господь с ним, с оружием, знания, знания надо вернуть! Которое уже поколение невежд растет!
        На «невежду» Костя не обиделся - просто не понял, что это значит, и предпринял попытку сорвать гигантский, в человеческийрост сорняк с шапкой густых, как у одуванчика, перьев сверху, за что тут же получил по рукам от Бандерольки:
        - Не трогай, он же ядовитый! И вообще, без команды - ника­ких действий! Понял, сопляк?
        Похоже, Костя пробудил в Бандерольке дремавший до сих пор материнский инстинкт.
        - Значит, так, - сказал Пошта решительно. - Двигаемся сле­дующим порядком. Я - первый. Профессор за мной. Бандеролька и Костя - идете боковыми, ваши сектора - лево и право. Телеграф замыкает. Коммуникация жестами, стараемся не шуметь. По сло­вам нашего безумного изобретателя, библиотека находится во-он в той башне, - Пошта указал на квадратное строение из серого из­вестняка.
        - Башня святого Климента, - подсказал Кайсанбек Аланович.
        - Вопросы? Нет? Тогда двинулись. Оружие привести в боевую готовность.
        Клацнули затворы. Группа листонош ступила на территорию крепости, пройдя сквозь полуразрушенные ворота. Внутренний двор крепости густо зарос вышеупомянутые ядовитым сорняком, кое-где были протоптаны дорожки - и, судя по размеру, совсем не человеческими ногами. Солнце припекало, сорняки источали дур­манящие ароматы. Земля была густо усеяна битым стеклом и стре­ляными гильзами.
        - Ой! - вскрикнула Бандеролька, нарушая режим молчания. - Извините, - тут же сконфузилась она. - Тут череп и кости...
        - Будешь шуметь, - назидательно сказал Пошта, - и кто-нибудь ойкнет, наступив на твои череп и кости. Ясно?
        До башни святого Климента добрались без приключений - ви­димо, полуденный зной загнал всех мутантов в спасительную тень сводов крепости. У ворот разделились на две группы - Пошта, Бан­деролька и Костя встали слева, Телеграф и профессор - справа.
        - Заходим на счет три, - шепотом приказал Пошта и начал за­гибать пальцы. Раз, два, три!
        Пошта и Телеграф ворвались в крепость первыми, и тут же прошли внутрь, чтобы не загораживать проход остальным. Банде­ролька и Костя вошли следом, профессор слегка замешкался - и тут с потолка оборвалось что-то напоминающее густую паутину, только живое и злобно верещащее.
        Костя метнул бумеранг, но промазал. Пошта влупил по паутинной твари очередью из «Тавора», профессор и Бандеролька выстрелили из пистолетов, и тварь буквально разорвало на куски.
        - Это что, и есть пресловутый пушистик? - поинтересовалась Бандеролька, брезгливо пиная ботинком ошметки твари.
        - Не думаю, - сказал Пошта. - Это что-то вроде наших знако­мых нетопырей, местный подвид. Мы его разбудили. Профессор, а зачем вы стреляли?
        - Не понял? - удивился Кайсанбек Аланович. - Она же пер­вая напала!
        Пошта вздохнул.
        - Профессор, нам предстоит двигаться по опасному помеще­нию - фактически, лабиринту, группой вооруженных людей. Мыне можем себе позволить стрелять во все, что хочется. Вы обрати­ли внимание, что Телеграф не стрелял? А потому что он следил, чтобы никто другой не выскочил в его секторе обстрела. А вы, про­фессор, должны были прикрывать тыл, а вместо этого отвлеклись на чужую мишень. А вдруг на нас напали бы сзади? Да, я понимаю, когда возникает угроза, хочет палить по ней из всех стволов, но делать этого нельзя. Каждый боец держит свой сектор и доверяет спину товарищам. Ясно?
        - Ясно, - вздохнул профессор.
        Времени было слишком мало, чтобы продолжать читать лек­цию об азах ведения боя в замкнутом пространстве, поэтому По­шта скомандовал продолжать движение. На второй этаж подня­лись без приключений. Мутантов не было. Попрятались? Пере­дохли от жары? Были уничтожены одним доминирующим видом? Последнее казалось наиболее вероятным.
        - Ну и где эта чертова библиотека? - проворчал тихонько Те­леграф, пока они поднимались на третий этаж.
        - Должна быть здесь... - ответил Пошта.
        - Ой, какая прелесть! - вдруг воскликнула Бандеролька.
        На подоконнике узкой бойницы сидела зверушка размером с котенка, с огромными, как у лемура, глазищами, белой пушистой шерсткой и толстыми смешными лапками. Не устояв перед обая­нием зверушки, Бандеролька убрала пистолет в кобуру и погладила лемурчика по голове. Тот совершенно по-кошачьи заурчал и подставил шею - чесаться.
        Костя тоже убрал бумеранг и потянулся гладить зверька. В гла­зах парнишки читалось неумолимое желание забрать находку и сделать своим питомцем. Даже Пошта не смог сдержать улыбку при виде умильной зверушки.
        - Какое милое создание, - сказал Кайсанбек Аланович, - надеюсь, его родители столь же милые. Кися-кися! Кто у нас такой пушистый?
        - Пушистик? - запоздало сообразил Пошта.
        И стоило только листоноше произнести это злополучное сло­во - как зверушка выпустила длинные, сантиметра по три, загну­тые когти и бросилась Бандерольке в лицо. Грохнул выстрел - Те­леграф не утратил бдительности, снял милое создание влет, круп­нокалиберная пуля оторвала зверьку голову.
        - Так вот они какие, пушистики, - произнес Пошта. - Теперь понятно.
        Снизу донесся топот маленьких лапок. Милые пушистые зверь­ки живым ковром покрыли лестницы и резво взбирались наверх, стремясь растерзать пришельцев и отомстить за собрата.
        - Копать-колотить! - заорал Пошта. - Огонь! Огонь из всех стволов!
        «Сюда бы огнемет», - успел подумать он, опустошая магазин за магазином в живую волну смертоносной миловидности. Телеграф, похоже, пришел к той же идее - выдернул из разгруза пару гранат и метнул вниз.
        От взрыва вздрогнули стены. Лестница обвалилась в клубах пыли, унося с собой полчища мутантов.
        - Круто, - сказал Костя. - А как мы теперь будем спускаться?
        - Придумаем что-нибудь...
        Отрезав себе путь к отступлению, листоноши продолжили подъем. Наконец, на пятом этаже они увидели ящики с книгами. Та самая злополучная библиотека, ради которой им пришлось рисковать жизнями. Кайсанбек Аланович, сверяясь со списком, при­нялся с энтузиазмом рыться в ящиках, периодически издавая вос­хищенные вопли:
        - Надо же: Стивенсон! Майн Рид! Булычев! Стругацкие! Да это просто клад! Надо будет обязательно взять что-нибудь с собой. Костя, ты читать-то умеешь?
        - Умею, - буркнул мальчишка.
        - Прекрасно! Я подберу тебе те книги, которые обязательно должен прочитать юноша в твоем возрасте! О, как я тебе завидую! Сколько дивных открытий тебе предстоит!
        - Отставить, - скомандовал Пошта. - Не хватало только кни­ги с собой тащить. Ликвидацией безграмотности среди молодежи займемся потом, дома, в безопасности. Брать только то, что просил Уткин. Никакого лишнего груза! Телеграф, подумай, как бы нам отсюда спуститься... И не попасть в мягкие лапки пушистиков.
        Телеграф задумался.
        - Ну, можно отцепить ремни от оружия. Плюс наши пояса. Плюс у меня есть десять метров паракорда, как раз на такой слу­чай, - Телеграф продемонстрировал браслет и темляк от ножа, сплетенные из тонкого, но сверхпрочного шнура, способного вы­держать нагрузку до трехсот килограмм.
        - И как бы будем по нему спускаться, с оружием без ремней?
        - Спустим первую Бандерольку, она легкая. Скинем ей стволы и Костю. А потом сами. Книги придется сбросить вниз, ничего ил не сделается.
        - Варварство, - проворчал профессор. - Смотрите, карты! Ат­лас Крыма! Подробнейший!
        Карты Пошту заинтересовали. На древнем ветхом атласе были подробным образом отображены скалы Кара-Дага со всеми посел­ками. Пошта свернул атлас трубкой и запихал себе в карман, по­том начал отцеплять ремни от антабок и скреплять их в одну си­стему. Из поясов они соорудили систему наподобие альпинистской «беседки», усадили в нее Бандерольку, пристегнули карабином и аккуратно спустили с высоты пятого этажа. Пушистых монстри­ков пока не наблюдалось.
        - Теперь ты, - велел Пошта Косте.
        Парень ловко, как обезьянка, соскользнул вниз по импровизи­рованной веревке. Листоноши сбросили стволы (Пошта без ору­жия почувствовал себя голым) и очень осторожно спустили про­фессора. Телеграф пошел следующим. Перед тем как спуститься самому, Пошта перевязал узел крепления на двойную восьмерку - теперь, оказавшись внизу, он сможет просто дернуть, и сложная си­стема из ружейных ремней и паракорда просто упадет к его ногам.
        Спускался Пошта дюльфером, пропустив ремни под левой но­гой и правой подмышкой, отталкиваясь ногами от стены башни святого Климента и раскачиваясь, как маятник, под злобное кур­лыканье няшмяшей внутри.
        Наконец, ощутив под ногами твердую почву, Пошта хитрым об­разом дернул конец шнура и едва успел отскочить, чтобы все рем­ни не упали ему на голову.
        Когда он принялся распутывать и расцеплять ремни, над голо­вой у него прожужжала пуля.
        - Египетская сила, - ругнулся он, падая на землю и выставляя перед собой «Тавор».
        Листоноши заняли круговую оборону у подножия башни, ока­завшись между молотом и наковальней. За спиной у них беснова­лись пушистики, спереди и сбоку залег неизвестный противник с огнестрельным оружием.
        Причем противник весьма настойчивый. Листонош обстреляли еще трижды, с разных направлений, короткими очередями, не столько стараясь попасть, сколько заставляя приникнуть к земле. Хотят подойти поближе и закидать гранатами? «А почему тогда не стреляли, пока мы спускать из башни», - недоумевал Пошта. Или хотят взять в плен? Но кто? Татары, казаки, пираты?
        Эх, попали мы, как кур во щи!
        Пошта ответил парочкой выстрелов наобум - мол, не лезьте, у самих стволы найдутся, Телеграф поддержал его из дробовика. Бандеролька поползла занимать более выгодную позицию для снайпера, то бишь на пригорок, но была встречена зарядом карте­чи в землю перед носом - мол, сиди и не рыпайся. Костя порывал­ся сунуться в разведку по-пластунски, но был остановлен Кайсанбеком Алановичем.
        Ситуация складывалась патовая. Нападающие, кем бы они ни были, не рисковали соваться под пули листонош. Осажденные, в свою очередь, не могли ни атаковать, ни отступить.
        Пошта решил вступить в переговоры.
        - Эй, вы! - заорал он, меняя магазин в «Таворе». - Какого ле­шего вам надо?! Давайте поговорим!
        - С предателями и убийцами не разговариваем! - ответил ему странно знакомый голос.
        «Что за бред?! - поразился Пошта. - И откуда я знаю этот голос?»
        - Господа! - закричал Кайсанбек Аланович. - Вы нас ни с кем не перепутали?
        - Нет! - однозначно ответили ему другим голосом, тоже зна­комым.
        - Тогда может быть вы поясните, в чем причина вашей непри­язни? Это что-то личное, или может быть профессиональное?
        Нападающие затихли, потом раздался третий голос.
        - Ха! Можно подумать, вы не знаете!
        И тут Пошта вспомнил. Это «ха!» ни с чем не перепутаешь. Док­тор Стас из Севастополя. Память услужливо подсказала - перво­го говорившего звали Воловик, матрос Воловик, а второго - мич­ман Зиняк. По поручению капитана Воронина с атомного крейсера «Адмирал Лазарев» они вместе с Поштой зачищали от бандитов руины Севастополя.
        Какого дьявола?! Боевые товарищи вдруг решили выстрелить в спину?!
        Пошта подумал и принял решение. Двум смертям не бывать, а одной не миновать. Будь что будем.
        Листоноша отложил «Тавор» и встал в полный рост.
        - Если вам есть что сказать, - выкрикнул он смело, - и в чем меня обвинить, сделайте это в лицо. А не стреляйте в спину, как трусы!
        - Это мы трусы?! - Матрос Воловик тоже вскочил, размахи­вая «Калашниковым». - Это вы, листоноши, трусливые твари! Предатели!
        - Я ничего не понимаю, - пробормотал Кайсанбек Аланович. - Откуда такая неприязнь к клану листонош?
        Пошту не убили сразу - и это был хороший знак. Теперь оста­валось выяснить, из-за чего весь сыр-бор. И поскорее, пока пуши­стики не выбрались из крепости, из-под рухнувшей лестницы, и не сожрали всех к чертям.
        - Воловик! - рявкнул Пошта. - Зиняк! Доктор Стас! Мы с вами дрались плечом к плечу! Я заслуживаю объяснений! Ну?!
        Воловик подошел поближе. Левую половину лица его уродовал свежий шрам, на плече и предплечье виднелись следы укусов.
        - Несколько дней назад, - прошипел он. - Севастополь. «Ад­мирал Лазарев». Кто-то - я его убил, не успев расспросить, кем он был, - выпустил из клеток мутантов-гладиаторов. Звери убили всех на крейсере и пришвартованных к нему судах. Почти четыре­ста человек. Разорвали на куски. Я чудом спасся, успел вытащить мичмана и доктора. Из улик - сумка листоноши и очки-гогглы вроде твоих, Пошта.
        - Что за бред, - побледнел Пошта. Он представил себе сцену чудовищной резни. Узкие корабельные коридоры, лестницы, па­лубы. Подчищая разъяренных тварей, натасканных на убийство. Реки крови, оторванные конечности, стоны умирающих.
        - Это еще не все. В Степи под Судаком. Двое ваших вырезали казачий разъезд. Подчистую. Но казаки смогли постоять за себя и убили парочку нападавших. Ими оказались листоноши. Кон­верт и Марка, так их звали. Тут уже не отвертитесь, при них были жетоны.
        - Я их знал, - сказал Телеграф негромко. - Молодые хорошие ребята. Нафига им резать казаков?
        - Вчера. Бахче-Сарай. Гарем хана Арслана Гирея Второго. Листоноши отравили его первую любимую жену и зарезали вторую. Яд был из Джанкоя.
        - Безумие, - прошептала Бандеролька. - Какой яд? Мы же не ассасины, мы листоноши...
        - И таких случаев за последние пару недель, - продолжал Во­ловик, глядя на листонош с ненавистью, - почти две дюжины. И все улики против вас!
        - Теперь понятно отношение к нам в Феодосии, - прокоммен­тировал Телеграф.
        - Но зачем?! Зачем нам это надо? - почти завопил Пошта.
        - Говорят, - сказал мичман Зиняк, - что листоноши задумали захватить власть над островом. Выдавить татар, казаков, пиратов и даже Союз Вольных Городов Крыма подчинить себе. Говорят, ваш глава клана Филателист бредит мировым господством. Ищет чудо-оружие, чтобы получить перевес в тотальной войне.
        За спиной у Воловика что-то зашевелилось в траве. Что-то ма­ленькое. И наверняка - умильное, с огромными глазищами и не менее огромными когтями.
        Пушистики выбрались на улицу и заходили с тыла к матросами с «Адмирала Лазарева». У Пошты встали дыбом волосы на затыл­ке. Достать пистолет? Пристрелят к чертовой матери. И так все на взводе, у Воловика глаза белые от ярости. Попытаться предупре­дить? Не поверят, сочтут военной хитростью. Дать мутантам рас­правиться с матросами?
        Этого Пошта сделать не мог. Пусть они и считали листонош бездушными тварями, какие-то понятия о чести у Пошты останав­ливали его от этого поступка. Да, матросы хотят нас убить. Но не отдавать же их на растерзание мутантам.
        Пока Пошта размышлял, Костя действовал. Проворный маль­чишка кувырком выкатился из-под прицела мичмана Зиняка и пустил бумеранг по пологой дуге. Отточенный стальной буме­ранг скосил высокие сорняки и, судя по визгу, парочку умильных голов.
        - Берегись! - завопила Бандеролька.
        Матросы обернулись и открыли огонь. Листоноши схватили отложенное оружие и присоединились.
        Пушистики набегали со всех сторон - расплодилось их тут, в Генуэзской крепости, совершенно безумное количество. Объеди­нившись перед общей угрозой, листоноши и моряки начали орга­низованное наступление. Безумно жалко было тратить драгоцен­ные патроны на мелких тварей, и доктор Стас решился пожертво­вать самым дорогим - вытащив из-за пазухи флягу с прозрачной жидкостью («боцмановка», вспомнил Пошта название напитка, а потом, вспомнив его вкус и крепость, содрогнулся), плеснул само­гону на заросли сорняка и бросил туда спичку.
        Сухой тростник вспыхнул, няшмяши заверещали. Вскоре весь двор Генуэзской крепости заволокло дымом и пламенем, жар сто­ял адский.
        Покрытые потом, кровью и копотью листоноши и моряки вы­рвались из ворот наружу и, тяжело дыша, рухнули от усталости на землю.
        - Ну, - отдышавшись, сказал Пошта, - не придурок ли ты, матрос Воловик? Стали бы мы вас предупреждать, будь мы таки­ми сволочами, как ты думаешь? А?
        Воловик не ответил, дыша тяжело и неровно.
        - Нас подставляют! - сказал Пошта. - Хуже того: я подозре­ваю, что среди клана листонош завелся предатель! А вы и повери­ли, салаги... Нехорошая каша заваривается сейчас в Крыму, и кому- то очень выгодно, чтобы листонош возненавидели все действую­щие стороны. Это надо прекратить. Пресечь на корню. Пока не поздно.
        - У нас вообще-то есть другая миссия, - напомнил Телеграф, набивая магазин дробовика патронами.
        - Если мы не остановим волну клеветы и ненависти - не для кого будет выполнять эту миссию.
        - Что вы предлагаете? - спросил Кайсанбек Аланович.
        - Разделиться. На две группы. Одна продолжит искать бунке­ры, вторая - постарается разобраться, кто подставляет наш клан.
        - Нас слишком мало, - подал голос Телеграф.
        - Мы с вами, - сказал доктор Стас. - Я тебе верю, Пошта. Мне с самого начала вся эта фигня с листоношами-убийцами показа­лась странной. Что скажете, Воловик, Зиняк?
        Матрос и мичман кивнули.
        - Поможем, чем сможем...
        - Тогда сделаем так. Телеграф, бери Бандерольку и доктора, Возьмете «Мародер» и поедете в Керчь. А мы, профессор, Костя, Воловик и Зиняк, пойдем через горы в Старый Крым. Там располо­жен штаб Союза Вольных Городов Крыма - начнем с них как са­мых вменяемых. Заручимся их доверием - постепенно разберемся с остальными обиженными. С татарами, казаками и прочими.
        - Хороший план, - сказала Бандеролька. - Только есть одно «но». У нас почти нет бензина для «Мародера».
        - Не беда, - махнул рукой Пошта. - Попросим Уткина. Помо­жет, выменяет на какое-нибудь свое изобретение. Зря мы, что ли, жизнями рисковали ради этих книжонок?
        И объединенная команда двинулась обратно в Феодосию.
        Обратный путь занял у них чуть больше получаса, но вернулись они совсем не в тот город, из которого уходили. Да, Феодосия - вернее, руины Феодосии - была сонным, унылым, выпаленным солнцем городком, где обитали медленно вырождающиеся абори­гены, склонные впадать в алкогольное или наркотическое оцепе­нение уже ближе к обеду (это называлось у них сиестой), а к зака­ту - и вовсе достигать состояния коматоза. Но сегодня, после оже­сточенной схватки с пушистиками в Генуэзской крепости, будто какой-то вирус поразил жителей Феодосии.
        Все они - а оказалось их совсем не так мало, как думал По­шта - вывалили на улицы Феодосии и молча слонялись, погляды­вая на листонош и матросов с плохо скрываемой ненавистью. Про­сто молча проходили мимо, недобро глядя и сплевывая сквозь зубы. Немое напряжение было разлито в воздухе.
        - Чего это с ними? - удивилась Бандеролька. - Как будто эпи­демия запора! Рожи-то, рожи какие напряженные!
        - Не знаю, - негромко ответил Кайсанбек Аланович. - Но мне это не нравится. Очень напоминает начало массовой истерии.
        Листоноши и матросы шли медленно, украдкой перетягивая оружие со спины на грудь, в позицию патрульной готовности. Так люди идут мимо стаи собак на незнакомой территории - те еще не рычат и не лают, но в любой момент могут броситься.
        - Слушай, - спросил вдруг Пошта матроса Воловика. - А фиг ли вы в крепости делали? Случайно, что ли, забрели?
        Воловик хмыкнул.
        - Как же, случайно! - ответил он угрюмо. - Вас искали. Мы же когда из Севастополя сбежали - еле ноги унесли, сначала от мутантов-гладиаторов, потом от бандитов. Ну и пошли листонош искать.
        «Ну да, - подумал Пошта, - все наши тогда в Джанкой стяги­вались, по особому распоряжению Филателиста. Старый лис что- то знал наперед. Или предчувствовал».
        - Бродили-бродили, - продолжал Воловик, - и выбродили в Феодосию. И тут нате: цельных отряд вашего брата только что ушли в Генуэзскую крепость за какими-то своими листоношьими делами. Ну мы и погнали. Расспросить вас хотели - что за фигня, зачем вам это надо? А уже на подходе, когда пальбу и взрывы услы­шали, решили, что конструктивного разговора не получится. А уж когда я тебя, сволочь такую, опознал, не удержался...
        - Ясно-понятно, - пробормотал Пошта и за шкирку подтянул к себе поближе Костю.
        Пацан все порывался выяснить, почему окружающие смотрят волком, причем собирался сделать это в типично пацанской мане­ре с традиционным вопросом: «Че зенки вылупил, козлина?»
        Это могло плохо кончиться. Толпа вокруг собиралась - как рыбки-прилипалы вокруг акулы. Отряд почувствовал себя в окру­жении - как-то незаметно все отходы, все улочки-переулочки вдруг оказались забиты феодосийцами.
        В толпе началось недоброе гудение. Много-много тихих, почти неразличимых фраз начали сливаться в монотонный неодобри­тельный гул.
        - Надо смываться, - совсем не изысканно сформулировал про­фессор Кайсанбек Аланович. - Иначе нам труба. Сейчас они мо­гут кинуться в любой момент. Это называется «эффект зараже­ния», когда много людей собираются в одном месте, поступок одного может спровоцировать аналогичную реакцию всех осталь­ных. «Все побежали - и я побежал».
        - Да чего это они? - громко возмутилась Бандеролька, не вняв предостережению профессора. - Чего вам надо?! - крикнула она в толпу.
        - А то ты не знаешь! - ответили ей и толпа тут же загомони­ла: - Листоноши! Приперлись! Сволочи! Из-за вас все!
        Листоноши и матросы на чистом инстинкте самосохранения образовали защитный строй, или, проще говоря, встали в круг и ощетинились стволами.
        - Что вы несете! - возмущалась Бандеролька, хотя профессор дергал ее за рукав и умолял заткнуться. - Что из-за нас?
        - Война! - прозвучало страшное слово.
        - Война из-за вас!
        - Весь Крым поднялся!
        - Хватит вас терпеть!
        - Мутанты проклятые!
        - Выродки!
        Особенно пикантно последнее звучало из уст опустившихся наркоманов и алкоголиков.
        - Молчать!!! - рявкнул Пошта, и толпа испуганно затихла. - Р-разойтись! По домам! Быс-стро!
        - Хрен тебе, листоноша! - выкрикнул кто-то и из толпы поле­тел первый камень.
        Пошта с трудом удержался, чтобы не ответить очередью из «Та­вора». Дурное дело нехитрое - покрошить толпу безоружных лю­дей, залить улицы Феодосии кровью. Но сейчас такой поступок будет только на руку тем, кто хочет подставить клан. «Кровавая резня в Феодосии!» «Листоноши-убийцы!» «Расстрел мирного населения!»
        Пошта увернулся от камня, потом от второго. Третий отбил прикладом. Остальные члены клана и матросы поступали анало­гично. Профессор удерживал Костю с его смертоносным буме­рангом.
        «Эх, сюда бы пушку Гаусса-Уткина, - злобно подумал Пошта. - Зарядить мелкой дробью - и по ногам. В миг бы размело эту шу­шеру!».
        - Назад! - орал он. - Назад, а то буду стрелять!
        И тут из толпы вылетело что-то горящее. Бутылка с торчащим из горлышка куском пылающей тряпки. Прежде чем мозг понял, что это, руки среагировали сами. Пошта выстрелил, «коктейль Молотова» взорвался в воздухе, горящая смесь масла и бензина огненным дождем пролилась на головы толпы. Люди завопили и бросились в рассыпную.
        Улица опустела в мгновение ока.
        - Сейчас они вернутся, - сказал мичман Воловик. - Воору­жатся и придут. Делаем ноги! Быстро!
        - К Уткину! - велел Пошта. - Берем «Мародер», меняем книжки на пушку и валим!
        К дому изобретателя пришлось бежать, что в полном снаряже­нии делать не так-то просто. Пока феодосийцы готовились к про­должению линчевания неугодных гостей, запасаясь оружием и боеприпасами, листоноши и матросы ворвались к Уткину - взмы­ленные, уставшие, запыленные.
        Уткин аж рот разинул от удивления.
        - Ну надо же! - только и сказал он. - Добрались! Живые!
        «Ах ты гад, - подумал Пошта. - Удивляется еще».
        - Что происходит в городе? - спросил Телеграф. - Нас чуть не растерзали!
        - А вы не в курсе? - пожал плечами Уткин. - Ах, ну да, вы же были в крепости, когда прибыл гонец. Война, друзья мои, большая война в Крыму началась. Объединенные силы хана Арслана Гирея Второго, гетмана Дорошенко и Союза Вольных Городов Крыма выдвинулись к Джанкою.
        Пошта похолодел. Опоздали. Надо во что бы то ни стало очи­стить доброе имя клана листонош - иначе не будет больше такого клана. Против всего Крыма им не выстоять.
        - Позвольте спросить, - продолжал Уткин, - а добыли ли вы ту литературу, о которой я имел скромность упомянуть?
        - Добыли, - сказал Пошта и швырнул к ногам изобретателя мешок с книгами. - Радуйтесь.
        Уткин упал на колени и принялся рыться в мешке, издавая вос­хищенные вопли. Прямо как Кайсанбек Аланович в Генуэзской крепости. Интеллигенция. Не от мира сего. Война на острове, а им все книжечки подавай.
        - Мы забираем вашу пушку, - продолжил Пошта. - Как дого­варивались.
        - Да-да, конечно, берите! - бормотал Уткин, листая ветхие страницы. - Договор дороже денег.
        Пошта сдернул с пушки Гаусса-Уткина покрывало и критиче­ски ее осмотрел. Ага, кронштейн стандартный, как от станкового пулемета. Можно будет смонтировать на крыше «Мародера», Бан­дерольке может пригодиться. Боеприпасы хоть в ящик ссыпай, ме­таллолома тут достаточно. А что у нас с электропитанием? Бата­рейки где? Или аккумуляторы?
        - Где источник питания? - спросил Пошта.
        - В соседней комнате, - махнул рукой Уткин.
        Предчувствуя недоброе, Пошта пошел по силовому кабелю к ближайшей двери, распахнул ее и обомлел.
        Его взору предстал чудовищный механизм - с дровяной топ­кой, паровым котлом и динамо-генератором. Все это пыхтело, коп­тило, свистело, щелкало клапанами высокого давления и жужжало. Копать-колотить! Пушка Гаусса-Уткина на дровах!
        И как мы это упрем?!
        - Уткин, - негромко сказал Пошта. - Сдается мне, вы нас ки­нули. Как мошенник на базаре.
        - Почему же кинул? - возмутился изобретатель. - Договор есть договор. Вы мне книги - я вам пушку. Забирайте вместе с ге­нератором. Видите ли, - начал оправдываться он, - у меня не по­лучилось создать достаточно мощную батарею, ничего сложнее лейденской банки в кустарных условиях не сделаешь, ну где я возьму азотную кислоту? Суперконденсаторы я добыл в Симфе­рополе, был там один военный заводик, а вот электричество при­ходится извлекать старым дедовским способом...
        Пошта присел на корточки и почесал в затылке. Ситуация скла­дывалась - хуже некуда. Весь Крым возненавидел листонош - раз. Чудо-оружие Уткина нетранспортабельно - два. Феодосийцы собираются нас разорвать на части - три. Что он забыл?
        - У меня плохие новости, - доложила Бандеролька, входя в комнату.
        - Я не удивлен, - ответил Пошта. - Что там еще?
        - Солярки почти нет в «Мародере». Кто-то слил. И уголь сты­рил. Ехать не на чем.
        - Копать-колотить...
        Пошта открыл атлас и посмотрел на карту. Да-с, вляпались. Ладно, им с профессором, Костей и матросами всяко придется идти пешком - через горы даже «Мародер» не проберется, так, собственно и планировалось. А вот Бандерольке, Телеграфу и док­тору до Керчи будет далековато. Могут не успеть, и бункеры по­падут не в те руки. И - все, пиши пропало.
        Гонка со временем, гонка со смертью. И листоноши ее прои­грывали.
        - Уткин, - спросил он. - Где в Феодосии можно достать соля­ру? Или уголь?
        - Нигде, - ответил изобретатель. - Тем более в сложившейся острой политической ситуации я бы вообще не рекомендовал вы­ходить на улицу.
        Пошта выглянул в окно. По улицам рыскали группы озлобленных аборигенов, вооруженные кто чем - палками, граблями, двуствольными ружьями.
        - Как глупо, - сказал Кайсанбек Аланович. - Отправиться в экспедицию с благородной миссией, пытаться остановить новую Катастрофу и возродить человечество - и погибнуть из-за отсут­ствия солярки и мозгов у толпы озверелых аборигенов. Ирония судьбы.
        Пошта ощутил острое желание долбануть по толпе из пушки Гаусса-Уткина. Приманить побольше туземцев и превратить в мел­кий фарш. Примитивное кровожадное желание убивать. С трудом листоноша отогнал эту мысль.
        - Ну почему же так пессимистично, коллега? - спросил Уткин. - Не все потеряно. Если ваш автомобиль способен ездить на угле, значит, поедет и на дровах, а уж дров у нас достаточно. Надо только слегка модифицировать котел, уж поверьте мне, я на эти паровых технологиях собаку съел. Возьмем запчасти от гене­ратора - и поедет ваш броневик как миленький!
        Пошта почувствовал робкую надежду.
        - Сколько на это надо времени? - спросил он.
        - Час-полтора, - ответил Уткин.
        Как раз стемнеет. Хорошо. Очень хорошо. Главное - продер­жаться.
        - Приступайте, - велел Пошта. - Ночью будем вырываться из города.
        Глава 7.
        КОШКИН ДОМ
        Бандеролька считала себя опытным листоношей. Операций и экспедиций - десятка два, везучесть повышенная, наглость про­качанная. Она умела стрелять, но предпочитала разруливать кон­фликты на словах, и уж точно не нуждалась в защите.
        Однако разделение отряда далось Бандерольке тяжело.
        Неспокойно было за Пошту. И за себя, что уж там говорить, тоже было неспокойно: отряд маленький, хотя Телеграф в бою десятерых стоит, а в экспедиции - и всей сотни; места незнакомые. Раньше Бандерольке не приходилось посещать Керчь. Говорят, город и до катастрофы был мелким и богом забытым, а теперь - и подавно.
        Севастополец Стас весело насвистывал, пакуя вещи. И бросал на Бандерольку жадные взгляды.
        Вообще она была бы не против - при других обстоятельствах. Мо­ряк - мужчина видный, а к врачам Бандеролька питала слабость.
        Но речь шла о выживании не конкретных людей даже - всей Цивилизации, всего человечества. А значит, амуры и интрижки стоило отложить до мирного времени.
        Развалины Феодосии, кажется, затаились в ожидании отъез­да листонош. Автомобиль, доставшийся в наследство от Пошты, уже фырчал, изрыгая облака дыма, а Бандеролька все медли­ла, не отдавала приказ выходить. Телеграф кашлянул в кулак, в очередной раз проверил, удобно ли приторочен груз, и про­изнес:
        - А не пора ли нам пора?
        - Вообще да, - откликнулась Бандеролька, - но что-то мне не нравится, а что - не пойму.
        - Мало нас, - кивнул Телеграф, - но ты не переживай, оно и хорошо. Большой отряд издалека видно. А парочку молодоженов спожилым дядюшкой, кочующих в Керчь, никто и не заметит. Толь­ко не забывайте в людных местах защиту надевать. Сами видели, как к листоношам относятся. Последние времена настали: мы бьемся, значит, чтобы цивилизацию защитить, а разное топливо для биореактора нам палки в колеса ставит.
        - Хорошо, не кидает палки, - хохотнул Стас. - А то топливо такое. Оно может.
        - Отставить пошлости, - покраснела Бандеролька. - Тихо оба два. Не чувствуете?
        Что-то было не так.
        Она не могла бы сформулировать, что именно «не так». Слиш­ком тихо? Но извилистая древняя улица с дворами столь старыми, что они казались продавленными (культурный слой нарастал, и местным приходилось откапываться, чтобы окна и двери под зем­лю не ушли), с раскидистыми абрикосами и шелковицей всегда, видимо, была тихой. Где-то заблеяла овца - лениво так, сонно. Было жарко. От близкого моря к городу поднималось томное ма­рево. Воздух над сопками чуть дрожал, небо светилось выгорев­шей синевой.
        Жителей не видно?
        Те, кто приспособился, мутировал, ясно, укрываются от взгля­дов листонош.
        Остальные же сидят по убежищам, в противогазе и костюме за­щиты ходить по солнцепеку - мучение. А зверей здесь вообще мало.
        Пошта выдвинулся в сторону генуэзской крепости, Бандероль­ке же надо было идти в противоположном направлении.
        Но она медлила.
        Сонный покой города казался ненатуральным. Бандеролька планировала ехать вдоль железнодорожных путей, идущих по кромке моря, чтобы потом свернуть на шоссе и быстро добраться до Керчи. И вот сейчас ей активно не хотелось к железной дороге.
        Она надеялась, что опытный Телеграф сформулирует неявное ощущение опасности, но листоноша молча крутил носом, будто принюхивался, и молчал. «Мародер» пыхтел, крякал и чихал, как животное - двигатель гениального, но сумасшедшего ученого Уткина переваривал дрова. Бандеролька принюхалась к выхлопу и поняла наконец: поблизости жгли костер.
        Приморские города пахнут водорослями, йодом, выгоревшим на солнце разнотравьем. Жильем, костром они пахнуть не могут - мутанты огня не знают, а люди не живут на открытой местности, если не мутировали, как моряки из Севастополя.
        Если бесшумных засад не бывает по определению, то не вонючих засад не бывает по правде.
        Бандеролька не выдержала - обернулась в сторону крепости, куда отправился Пошта. Он близко, если выстрелить в воздух - прибежит. Только не дело это - начинать операцию, полагаясь на подмогу. Своими силами надо.
        - Засада, - тихо, едва шевеля губами, произнесла она.
        Объяснять не понадобилось. Телеграф сунул руку в приторо­ченный к «Мародеру» куль и выдернул ее обратно уже с пистолетом. Стас никуда руку совать не стал - два «Блока» были у него в кобурах - поясной и набедренной. У Бандерольки винтовка висела на груди, и девушка лишь подняла ее, переведя рычажок с одиночных выстрелов на очереди по три.
        - Во дворах, - прошептал Телеграф.
        А может, и не засада. Но проверить не мешало. Бандеролька внутренне собралась, готовясь взять на себя командование опера­цией. Командиру и идти первым. Она сделала шаг по направлению к ближайшему дому - дряхлой развалюхе, еще до Катастрофы пришедшей в нежилое состояние. Кажется, именно за ней и рас­положились неизвестные.
        На огромном кряжистом абрикосе, усеянным зелеными ягода­ми, висела, неприятно поскрипывая, полустершаяся от дождей и зимней непогоды табличка.
        - Опять скрепит потертое седло... - довольно сносно пропел Стас и хохотнул.
        Бандеролька шикнула на него. Стиль боя севастопольцев - на­падать нагло, весело и не думая о тактике и стратегии - ей не очень нравился. Листоноши действуют по-другому.
        Она указала спутникам на дом, дав понять: обходим с двух сторон.
        Идти первой совершенно не хотелось. Бандеролька сердито ду­нула вверх, убирая с глаз челку, и на полусогнутых как можно тише двинулась вперед. Телеграф сопел сзади.
        За домом, в заросшем дворике, расположилась компания. Уви­деть всю сразу Бандерольке не удалось: она выглядывала, «вскры­вая» угол, и тут же пряталась под защиту стен, нарезая простран­ство секторами.
        Горел костер, на нем булькал походный котелок, и рядом сиде­ли четверо: одна женщина и трое мужчин. Все одеты в черное. На шее у женщины, обритой наголо, болталась «балаклава». Рыжий, с небольшим хвостиком, бородатый мужик, узколицый, в очках, по­мешал в котелке длинной ложкой.
        - Не пора снимать, Иванович? - спросила женщина.
        Бандеролька машинально отметила, что фырчанье «Мародера» сюда не доносится: это бывает в складках местности, звук будто блуждает и уходит в сторону. В саду было полутемно из-за переплетенных веток деревьев и увившего их винограда.
        - Осмелюсь предположить, что не пора, - подчеркнуто вежливо ответил Иванович.
        Второй мужчина, полный, короткостриженный шатен, интеллигентно улыбнулся.
        - Этот спор лишен смысла, проверить можно только эмпири­ческим путем.
        - Однако, уважаемый Артем, ваш ответ, как обычно, лишен смысла.
        Бандеролька спряталась за угол и оттуда прислушивалась к вежливому диалогу.
        - Почему это лишен? Нет, Иванович, тут я с вами не согласен!
        - Тихо вы, - лениво бросила барышня, - подумаешь, каша. Орете, как потерпевшие, а поблизости листоноши шастают.
        У костра замолчали. Бандеролька обернулась и обменялась взглядами и жестами с Телеграфом. Бывалый листоноша давал по­нять: нападаем и берем тепленькими, желательно взять «языка». Бандеролька, в принципе, не возражала, хотя предпочла бы еще немного посидеть в засаде.
        - А что мне листоноши?! - горячился Артем. - Подумаешь, листоноши! Богдан рассказывал, как их делал - ну чисто котят раскидать.
        - Не накликай! - в унисон оборвали его спутники.
        Все интереснее и интереснее.
        Телеграф тронул Бандерольку за плечо: пора. Она прижалась к стене, пропуская Телеграфа вперед: конечно, командир в отряде - Бандеролька, но боевой опыт в данной ситуации важнее.
        Листоноша скользнул за угол. У костра стало очень-очень тихо, а потом с другой стороны раздался вопль:
        - Полундра! Всем лежать, руки за голову, и бояться! Ты, морду опустил! Кастрирую, разделаю, как папа Карло Буратино!
        Это в бой вступил Стас. Стрельбы не последовало. Бандеролька осторожно выглянула: Телеграф и Стас нависали над людьми в черном, уложенными мордами в пол. Варево в котелке убежало, и, шипя и воняя подгоревшим жиром, проливалось на угли. Телеграф подошел к пленникам, пинками заставил их расставить ноги, вы­тащил из кармана пластиковые стяжки:
        - Руки за спины. Быстро! Кому говорю!
        Черные не сопротивлялись. Женщина подняла голову и прон­зила Бандерольку ненавидящим взглядом.
        - Не смотреть! - заорал доктор. - Глазные яблоки удалю!
        Женщина послушно уткнулась лицом вниз. Телеграф скрепил
        руки пленных за спинами.
        - Теперь можно и поговорить, - сказал он. - Кто будет хорошо себя вести и отвечать на вопросы, останется жив. Начнем с про­стого: вы кто?
        Молчание было ему ответом. Телеграф кивнул доктору, Стас подскочил к рыжему Ивановичу и дернул его за волосы вверх, приставив к горлу нож.
        - Отвечай. Быстро.
        - Проклятый листоноша, - пробормотал рыжий. - Все равно вам хана.
        - Это - второй вопрос! - обрадовался Телеграф. - Почему нам хана?
        - Вы не на своей территории, - ответила бритая женщина. - Вы здесь чужие. Шастаете, вынюхиваете по всему Крыму. Ваше время прошло.
        Бандеролька напряглась. Ей почудилось движение в заброшен­ном доме. Заглянуть внутрь не было ни малейшей возможности: окна покрыты толстым слоем паутины, дверь покосилась и ее явно не открывали десятки лет. И все же за грязно-белыми стенами, под проваленной крышей кто-то перемещался. Подмога?
        - А чье время пришло? - поинтересовался Телеграф.
        - Людей. Не мутантов.
        - Ой, как интересно! - оживился Стас. - Люди у нас, значит, могут пикники устраивать на зараженной территории? Без средств защиты? И не мрут от лучевухи?
        - Мы - люди, - продолжала женщина. Она снова подняла голову, и глаза ее зажглись фанатичным блеском. - А листоноши - погань, мутанты. Вам пора на свалку истории.
        - Продолжай, дорогуша, - мурлыкнул доктор, - слушал бы и слушал. Какой у тебя диагноз? Не паранойка ли, случаем?
        - Никто не подаст вам руки! Все люди Крыма будут вас нена­видеть!Вас уже ненавидят!
        В доме кто-то был. Бандеролька даже утратила интерес к до­просу: расколются эти черные, никуда не денутся. Гораздо важ­нее - не оставить врага за спиной.
        Она сместилась так, чтобы оказаться рядом с окном. Попыта­лась вглядеться в темноту помещения. Паутина. Но кажется, что там, за мутным стеклом, кто-то перемещается, кто-то ловкий и не­большой. Крысы? После Катастрофы крыс полно, была же теория, что эти грызуны придут на смену человеческой цивилизации.
        - А я ничего больше не скажу! Убивайте - не скажу! Я буду молчать и наслаждаться!
        - Ага, - согласился Телеграф. - Я тебе пятки из котелка по­ливать стану, а ты молчи, кто же мешает.
        - Звери! Нелюди!
        Спутники бритоголовой помалкивали. Только кареглазый пу­занчик Артем натужно сопел.
        Нет, определенно, в доме кто-то был. Бандеролька не могла ото­рвать от окна взгляда. Комната кишела мелкими созданиями, стре­мительными настолько, что не удавалось рассмотреть подробно­сти. У Бандерольки волосы дыбом встали.
        - Кто в доме? - спросила она у бритой.
        - А ты не знаешь? Вы, листоноши, делаете вид, что все знаете, а не в курсе даже элементарных вещей! - бритая рассмеялась.
        «Скорее всего они давно с ума посходили», - печально констатировала Бандеролька.
        - Запущенный случай, - похоже, Стас пришел к аналогичным выводам. - Медицина бессильна. Оперативное вмешательство оправдано в единственном случае: если удалим пораженную часть тела, сирень голову.
        Бандеролька снова отвлеклась на дом. Еле слышный звук: как будто кто-то карабкается по стенам. Кто-то некрупный, с кошку размером. Непроизвольно, она запрокинула голову: некогда в доме было печное отопление, и осталась труба. Не полезут же они, кто бы там ни скрывался, через трубу?
        - Убивай! Давай же, мутант!
        - Заткнись, Настасья, - приказал рыжий, Иванович. - Что ты с ними разговариваешь, с палачами? Разве не в курсе, что листоно­ши устроили в гареме хана? И про историю с казачьим разъездом не знаешь? Они же - больные. Они нас всех положат.
        Бандеролька не знала, что случилось с гаремом хана и казака­ми, и открыла рот, чтобы спросить...
        ...они все-таки лезли по трубе. Звук ни с чем нельзя было пере­путать: когти скребли по кирпичу.
        - Там в доме, - начала было Бандеролька, но не успела дого­ворить.
        Она все это время смотрела на крышу. И вот из трубы показа­лось первое существо.
        Приплюснутая, как у летучей мыши, и почти лишенная шер­сти лишайная морда принадлежала дальнему родственнику кош­ки. Только вот морда была раза в два больше, чем у дворовой Мурки. Глаза, затянутые розоватыми бельмами, обломанные пеньки усов.
        Тварь шевельнула рваными короткими ушами и ощерилась.Бандерольку мороз пробрал по коже.
        После Катастрофы почти все домашние животные погибли, но некоторые мутировали, приспособились - вроде как листоноши или севастопольские моряки. На характере мутации у животных отражались по-разному. Так, кони казаков и листонош были прак­тически разумными и крайне полезными в хозяйстве. Многочисленные крымские козы - по-прежнему глупыми и вредным, страшнючими на вид, но безобидными. Молоко их, правда, пить не стоило, если с детства не привык к радиации.
        А вот местные кошки желания погладить и потискать не вы­зывали.
        Под взглядами обалдевшей команды мутант вылез из трубы, выгнул спину с перепончатым, как плавник, гребнем, ударил себя по бокам облезлым хвостом с игольчатой кисточкой, и спрыгнул на ветхую кровлю. Весу в твари на вид было килограммов десять- пятнадцать, но ступала она бесшумно, только шипела и плевалась, то ли отпугивая, то ли устрашая.
        Бандеролька неуверенно подняла винтовку. Стрелять? Подо­ждать? Из пушки по воробьям...
        Следом за первым мутантом появились другие, похожие на него, как две капли воды - лишь окрас различался - и такие же злобные. Второй, третий, пятый... Стрелять или не стрелять?
        - Чего вы ждете?! - крикнула бритая Настасья. - Стреляйте, они же нас сожрут сейчас.
        В то, что кот, пусть и с половину рыси размером, может сожрать человека, не верилось. Бандеролька стояла, обмерев, под невидя­щими взглядами бельм. Ее будто приморозило к месту, руки на­лились сонной тяжестью, в ушах зашумело. Нельзя стрелять по котам, человек создан, чтобы пресмыкаться и служить, чтобы под­носить хвостатым божествам рыбу и свежее мясо, а за неимением оных - жертвовать собой.
        В конце концов, двуногое недоразумение - лишь ошибка эво­люции, но Катастрофа все исправила, расставила по местам, явив миру истинных правителей - котов.
        И вот людишки посмели вторгнуться на территорию настоя­щих хозяев города. Да еще и шумят. И вооружены.
        Впрочем, не важно, вооружен корм или нет.
        Бандеролька послушно отпустила оружие, винтовка повисла на ремне. Энтузиазма от встречи с повелителями она не ощущала, но ослушаться была не в состоянии. Выучка и опыт подсказывали: команда столкнулась с мутантами-телепатами. Освободиться очень сложно, неподготовленный человек сдастся моментально и пойдет кормить мутантов собой.
        Ее все-таки готовили - в клане листонош особое внимание уделялось накоплению, преумножению и передаче знаний.
        Она не могла даже оглянуться и понять, что с командой. Но На­стасья заткнулась и молчала, остальные не издавали ни звука, а значит, даже Телеграфа коты подмяли под себя. Телеграф - дядька опытный, авось, освободится.
        Мысли начали путаться, и Бандеролька сосредоточилась на собственном дыхании. Вдох - на четыре счета, задержка на четыре и на четыре же - выдох. Простейшая дыхательная гимнастика. Концентрация адреналина в крови снижается, сердцебиение за­медляется, а главное, контроль и сосредоточенность позволяют избавиться от присутствия своих или чужих - на выбор - мыс­лей. Этакая элементарная медитация.
        Хвостатый повелитель приказал отойти в сторону и сесть втени. Стая желала отобедать.
        Бандеролька немного пришла в себя, но решила приказам пока не сопротивляться. Целых тридцать секунд, пересекая двор и уса­живаясь рядом с Телеграфом и Стасом, она думала, что хвостатые претендуют на варево из котелка.
        Все оказалось куда проще и куда страшнее.
        Второй приказ - отложить оружие в сторону - выполнять со­вершенно не хотелось. Бандеролька заметила, что Телеграф по­слушался с небольшой заминкой и обрадовалась: бывалый листоноша тоже оставался в относительно здравом уме. Перестрелять мутантов он пока не мог, но контроль над своим разумом сумел оставить.
        Мутанты ссыпались с крыши во двор. Их было несколько де­сятков. Мельтешение гребнистых спин, облезлых боков, слепых морд. Шипение и хриплое мяуканье.
        Вожак приказал всем заткнуться.
        И медленно приблизился к пленникам. Людей в черном, види­мо, к общению с телепатами не подготовились - они валялись ли­цами вниз и беспокойства не проявляли.
        Вожак заорал и, растопырив лапы, выставив когти, кинулся на Настасью. Женщина дернулась, из сонной артерии на листья брыз­нула кровь. Жертва умирала молча, а вожак, урча, трапезничал. Потом позволил остальным присоединиться. Бандеролька не вы­держала - отвернулась.
        Мутантов стало гораздо больше, такое ощущение, что они сте­кались на пир из всех окрестных домов. Интересно, все коты об­ладают даром внушения или только вожак? Его интеллекта хвати­ло на то, чтобы сначала сожрать безоружных и обездвиженных, а остальных оставить на потом. Но понять, что Телеграф и Банде­ролька сопротивляются приказам, кот не сумел.
        К счастью.
        Бандеролька покосилась в сторону пленников - кажется, они все уже были мертвы. Тел не видно под сплошным ковром котов. Вот ведь мерзость какая! Листонош воспитывали в терпимости к внешнему облику. Самый уродливый, не похожий на человека, му­тант может оказаться разумным и гуманным существом.
        Котов Бандеролька готова была поубивать.
        Но как?
        Шанса поделиться соображениями с Телеграфом и выслушать его план не было. Коты сейчас отобедают, но ближе к ночи снова проголодаются - и закусят листоношами. А значит, будут стеречь и внимание не ослабят.
        Оставался мизерный шанс, что телепатией все-таки владел только вожак. По крайней мере, все приказы исходили только от него. Значит - убить вожака. А что потом? А потом - по обстоя­тельствам.
        То ли Бандеролька заразилась телепатией от кота, то ли у гениев мысли сходятся, но додумать она не успела - Телеграф дернул из внутрипоясной кобуры пистолет и выстрелил прямо в вожака - его облезлая, белая, в розовых проплешинах, морда, заляпан­ная кровью, как раз показалась над мельтешением спин. Кот успел отреагировать, и пуля разорвала ему ухо. Бандеролька ощутила панический приказ: убей этого негодного человека. К счастью, она достаточно пришла в себя, чтобы вместо этого прыгнуть на полу­чившего аналогичное указание и не контролирующего ситуацию Стаса. Хук у Бандерольки был хороший, особенно с левой - по крайней мере, еще никто не жаловался. Стас тоже не стал жало­ваться - обмяк и упал на траву.
        А Телеграф снова выстрелил. Бандеролька обернулась - стая кинулась врассыпную, коты карабкались по стенам, стремясь в убежище. Вожак издыхал на изувеченном трупе Настасьи. Никто из пленных не шевелился.
        Телеграф, глубоко и часто дыша, поднялся и приблизился к му­танту. Бандеролька, оставив Стаса отдыхать, последовала за стар­шим товарищем.
        Все-таки единственным телепатом на стаю был вожак - повез­ло. Сейчас он умирал, пуля разворотила грудную клетку. Мутант дышал часто, поверхностно, с хрипами, лапы его непроизвольно дергались, но в своем разуме Бандеролька все равно чувствовала присутствие кота.
        Он был уже не вполне в этом мире. Кот оказался стар, нереаль­но стар для животного - он помнил времена до Катастрофы, когда был пушистым любимцем семьи, малышом по кличке Маркиз. Сейчас шерсть у него не белая, седая. Он помнил людей, прино­сивших еду по первому требованию, помнил ласковые руки, мяг­кую теплую постель. Помнил ужас первых дней Катастрофы, ког­да хозяева умерли, а другой пищи не было... Он выжил и осознал: двуногие предали, двуногие бросили. Теперь на них можно охо­титься.
        Он собрал кошек себе в прайд, кошки принесли котят. Их разум так и не пробудился, подчинять коз, редких собак и людей по- прежнему мог только Маркиз.
        Вожак умирал, как и жил, в одиночестве.
        - Вот ведь тварь, - проронил Телеграф.
        - А мне его даже жалко.
        Бандеролька, не обращая внимания на то, что пачкает брюки человечьей и кошачьей кровью, опустилась рядом с вожаком на колени и положила руку ему на голову. Почесала за ухом. Кот по­пытался огрызнуться, но странно затих.
        В умирающем сознании родилась сладкая греза: любимая хо­зяйка вернулась, любимая хозяйка рядом, и теперь все у Маркиза будет хорошо.
        - Ты пойдешь в славное место, - то ли вслух сказала, то ли по­думала, Бандеролька. - Где вдосталь еды, где тебя любят, где люди всегда будут рядом. Спи, Маркиз. Спи, маленький.
        Мутант дернулся и затих.
        - Из-за этого «маленького Маркиза», между прочим, гибли люди, - пробурчал Телеграф. - В частности - полезные плен­ники.
        - Мы его все равно убили. Почему бы не отдать ему долг? Люди ведь в ответе за тех, кого приручили.
        - Кстати, - Телеграф покосился на дом. - О прирученных. Не можем же мы оставить в славной Феодосии гнездо кошек- каннибалов. Они теперь без руководства. Эта тварь дохлая хоть умная была. Он же тут засады устраивал, особо не светился. А без вожака стая пойдет в разнос.
        - И что ты предлагаешь?
        - Да сожжем их всех нафиг!
        - Кого? - Стас подошел сзади. - И вообще, что тут про­изошло?
        - А ты не помнишь? - удивилась Бандеролька.
        Доктор внимательно посмотрел на обглоданные трупы.
        - И не хочу знать, - твердо ответил он. - Такое чувство, что тут чайки порезвились. Чайки - редкостные твари. Зазеваешься - глаза выклюют или пальцы отхватят. Почему-то им пальцы нра­вятся...
        - Это - кошки, - просветил Телеграф.
        - Никогда кошек не любил. И что, они в доме укрылись?
        - Ну да, - согласился Телеграф. - И я предлагаю устроить им групповой погребальный костер. Только трубу завалить, чтобы не выскочили.
        Бандеролька все еще переживала смерть пленных и - гораздо больше - смерть вожака. Может быть, с ним удалось бы наладить контакт? Перевоспитать, объяснить, что люди - не корень всех бед? Одним разумом в мире, и так небогатом на интеллект, стало меньше. Печально. Поэтому она отмалчивалась и в обсуждении грядущего аутодафе участия не принимала.
        - Я на крышу не полезу, - сразу открестился доктор. - Во- первых, у меня сотрясение мозга. Голова болит. Спасибо нашей боевой подруге. А во-вторых, подо мной это сооружение просто развалится, - тут натура взяла свое и Стас заржал: - Конечно, ко­тов я при падении изрядно передавлю...
        - Не надо никуда лезть. Я выстрелю и трубу завалю. Давай-ка, доктор, обложим домишко хворостом. Строили явно из дерьма и палок, полыхать будет знатно. А Бандеролька, как натура тонкая, вернется к машине и останется ее сторожить.
        Бандеролька хотела было напомнить, что она - глава отряда и начальник операции, но не стала. Жечь животных ей не хотелось, пусть и была эта мера не просто оправданной - необходимой. По­этому она обогнула дом, залезла в машину и приготовилась ждать. Выстрел, еще выстрел, небольшой обвал - это снесли трубу. Хруст - видимо, тащат хворост, сухую виноградную лозу, напри­мер, она прекрасно горит, жарко и ярко. А главное - быстро. Как бы на другие дома не перекинулось... Но ветра почти не было, и насчет этого можно было не беспокоиться.
        Бандеролька вцепилась в руль, опустила лицо и закрыла глаза.
        Чтобы отвлечься, стала думать о миссии, возложенной на нее.
        Бункер, где укрыты секреты сгинувшей цивилизации. Путь предстоит неблизкий и опасный - одно путешествие в Керчь чего стоит, не говоря уж об остальном. От Феодосии - ехать и ехать. Потом нужно отыскать паром, договориться с капитаном, как-то уломать его пересечь пролив и попасть на материк.
        Дохнуло жаром - дом занялся. К счастью, коты не орали. Слы­шались одиночные выстрелы - наверное, кто-то из мутантов по­пытался выбраться.
        Будь с нею Пошта - Бандеролька бы не нервничала. Поште всегда везло, их отряд потерял только Штемпеля, а могли ведь все полечь в той переделке. Но с нею были Телеграф и Стас.
        Ответственность давила на плечи. Не так-то легко это - когда на тебя возложена забота о судьбе целой цивилизации.
        Бандеролька долго сидела так, уткнувшись в руль, а потом услышала, заскрипели под шагами камешки, и бодрый Телеграф окликнул:
        - Пусти-ка за руль, красавица. Дорога зовет.
        Путешествие началось.
        Глава 8.
        В ОСАДЕ
        Осада Джанкоя началась стихийно и быстро превратилась в на­туральный бедлам. Это только так называется - объединенные силы, а на самом деле, на войне, как в большой цыганской семье: кто первый встал, тот лучше всех и оделся. Первыми к цитадели листонош подоспели казаки, точнее, передовой отряд разведчиков- пластунов. Первая вылазка их закончилась неудачно, все лазутчи­ки погибли, но казаки к таким вещам относились философски, на то она и война, чтобы на место каждого павшего в бою становилось два его товарища.
        Третий эскадрон пластунов насчитывал почти восемьдесятшашек, и действуй казаки в одиночку, Джанкой бы долго не про­стоял. Да, стены, да, листоноши, да сторожевые башни и тяжелые пулеметы. Но диверсионная война - а на ней специализирова­лись пластуны - и рассчитана на то, чтобы подрывать обороноспособность противника изнутри. Поэтому пластуны готовы были изматывать оборону листонош постоянными, методичными вылазками. Там - снять часового, там - поставить растяжку, там - взорвать склад боеприпасов или заминировать гараж... В такой войне главное - не торопиться, изнурять, выводить про­тивника из равновесия и наносить следующий удар до того, как он это самое равновесие, в первую очередь - душевное, успеет восстановить.
        Словом, у пластунов был подробный план неторопливой войны на измор - но им все карты спутали татары.
        Эти любили махать саблей на скаку. Кавалерийский наскок, храбрость и пренебрежение долгосрочными стратегиями. Нам, та­тарам, все равно, что водка, что пулемет, лишь бы с ног валило! Массой задавим, шапками закидаем. Нас много, нас - орда!
        На орду, конечно, силы хана Арслана Гирея Второго, крайне обиженного на листонош за гибель любимых жен Диляры и Таглимы, не тянули, но человек триста он в Джанкой послал. Чуть ли не половина полегли при первом же необдуманном штурме. Осталь­ные разбили лагерь и стали ждать подкрепления, когда осознали, что Джанкой так, с кондачка, не возьмешь.
        Тут же вспыхнули первые распри между казаками и татарами. Вражда, берущая свое начало в незапамятные времена, не угасает со временем, а лишь тлеет, подобно горящему торфу - практиче­ски бесконечно, периодически взрываясь ненавистью и жаждой крови. Кто-то кого-то толкнул. Кто-то кого-то назвал чернозадым. Кому-то помешали завывания муэдзина с призывом к вечерней молитве. Кому-то - запах жареной свинины.
        Начиналось все с банального мордобоя - пара синяков, пара сломанных ребер. Потом в ход пошли ножи. Пролилась кровь, ка­заки и татары схватили за огнестрельное оружие. Еще чуть-чуть, и листоношам оставалось бы только убрать трупы незадачливых осаждающих. Но казачий есаул встретился с минг-баши, то есть тысячником, татарского войска, выкурили трубку (в случае минг-баши - кальян) мира и порешили распри прекратить, самых рети­вых и неугомонных - примерно наказать и сосредоточиться на осаде Джанкоя. Извечным противникам удалось достичь хрупкого перемирия. Вражда стихла.
        Осада вошла в будничное русло: татары обстреливали Джанкой из минометов, казаки засылали отряды диверсантов, листоноши по ночам минировали подступы к городу и укрепляли стены. Ар­тезианские скважины обеспечивали цитадель водой, запасы про­довольствия были солидными, и война в таком режиме могла длиться пару месяцев.
        Такой расклад не устраивал инициаторов осады - Союз Воль­ных Городов Крыма, во главе которого стояли управители Симфе­рополя.
        Вольные Города, копирующие по своей сути древние средневе­ковые независимые бюргерские поселения с Магдебургским пра­вом, регулярной армии не имели, но собрали ополчение - вчераш­них фермеров и ремесленников, относящихся к войне как к оче­редной работе - грязной, нудной, но необходимой.
        Ополчение СВГК прибыло под стены Джанкоя на разномаст­ном транспорте - от автопоездов до караванов мулов, и тут же за­нялось строительством собственного лагеря. Транспорт поставили кольцом, вырыли колодцы и отхожие места, обустроили караулы и приступили к инженерной войне.
        Каждый вечер после заката бригада копателей начинала рыть туннели под стены Джанкоя с целью их заминировать. Листоно­ши, быстро сообразив, что к чему, ответили симметрично. Тун­нельная война происходила невидимо и неслышно, лишь изредка над степью раздавались приглушенные хлопки подземных взры­вов, да порой ополченцы возвращались, притаскивая с собой тру­пы - когда два туннеля случайно соединялись, и в узкой норе завязывался ожесточенный бой между ополченцами и листоношами.
        Ополченцы в лагере держались особняком, ни с татарами, ни с казаками не контактировали, ни о каком взаимодействии родов войск слышать не хотели - и в результате за заложенных ими ми­нах подорвался разъезд пластунов. Есаул и минг-баши позвали полковника ополчения на очередной совет. Постановили: хотя бы раз в день собираться и обмениваться планами - дабы татары не бомбили казаков, те не рубили ополченцев, которые, в свою оче­редь,обещали не подрывать ни тех, ни других.
        Война, казалось бы, вошла в нормальное русло, Джанкой атаковали и днем, и ночью, и грубой силой, и хитростью, и инженерной мыслью - и цитадель листонош неминуемо бы пала, если бы в ла­гере (точнее, во всех трех лагерях) объединенных сил не появи­лись бы странные личности в сером.
        Это были сектанты Серого Света, у которых имелись свои ста­рые счеты с кланом листонош.
        У них даже палаток с собой не было - сектанты, точно серая пыль, равномерным слоем оседали на чужой территории и начина­ли мутить воду. Сами они в атаку не ходили, предпочитая вести просветительскую работу по ночам, у костра, агитируя людей. Вскоре стали происходить странные вещи: десятка два татар не явились на намаз, променяв муллу на гуру Серого Света; трое ка­заков пошли в самоубийственную атаку на Джанкой, обвязавшись динамитными шашками; ополченцы-саперы начали строить храм Серого Света...
        Прежде чем руководство объединенных сил успело решить про­блему сектантов, возникла еще одна трудность: к осаде Джанкоя примкнули пираты Рыжехвоста. Вместе с пиратами к стенам цита­дели стянулись бандиты чуть ли не со всего Крыма. За ними под­тянулись торговцы наркотой и, разумеется, маркитантки.
        В лагере началось полное моральное разложение. Грабежи, дра­ки, азартные игры и глупые смерти по пьянке происходили чуть ли не ежедневно. Осада отошла на второй план после разборок «кто кого пырнул» и «кто что украл».
        Есаул отреагировал решительно и молниеносно. Отряд пласту­нов за одну ночь вырезал большую часть сектантов (некоторым удалось сбежать), а татарская сотня вынесла самых безбашенных бандитов, едва не спровоцировав крупномасштабную бойню с пи­ратами.
        Словом, осада Джанкоя при таком развитии событий имела не­много шансов на успех.
        Поэтому, когда клан листонош предложил переговоры, весь руководящий состав осаждающих - есаул, минг-баши, полковник ополчения и капитан пиратской баржи - с радостью согласились.
        Каково же было их удивление, когда парламентером оказался не кто иной, как сам Филателист!
        Могучий старец в просторном белом балахоне (заменяющем белый флаг переговорщика) явился в штабной шатер один, без оружия, и абсолютно спокойным.
        - Приветствую, - сказал он. - Салам алейкум!
        Первым отреагировал пират.
        - Давайте его скрутим! - взвился он. - Это же Филателист! Самый главный! Без него они не продержатся и дня!
        - Погоди, - сказал ополченец. - Не торопись. Не дурак же он являться сюда один и без козыря в рукаве.
        Филателист улыбнулся в усы:
        - Верно мыслите, уважаемый.
        Листоноша распахнул свой бурнус и продемонстрировал два десятка брикетов пластиковой взрывчатки, закрепленных на жилете.
        - Стоит мне отпустить эту кнопку, - сказал он, показал зажа­тый в руке детонатор, - и от вашего лагеря останется только боль­шая воронка. Я свое пожил, смерти не боюсь, а умереть во имя кла­на - большая честь.
        - Чего вы хотите? - спросил есаул.
        - Прекратить эту дурацкую войну.
        - Это не в наших полномочиях.
        - А в чьих же тогда?
        - Хана Арслана Гирея Второго, гетмана Дорошенко, адмирала Рыжехвоста и совета управителей Симферополя, возглавляющих Союз Вольных Городов Крыма, - прилежно перечислил полков­ник ополчения.
        - О-хо-хо! - вздохнул Филателист. - Правду говорят - у семи нянек дитя без глаза, а у четырнадцати - без двух. Ну и где я могу видеть всех этих уважаемых личностей?
        Осаждающие замялись, а потом минг-баши сказал:
        - В Старом Крыму. Там ставка командования.
        - Прекрасно. Тогда я прошу права беспрепятственного проезда по вашей территории - для меня и моей охраны. И прекращения огня на время ведения переговоров. Идет?
        - Удрать хочешь? - ощерился пират.
        - Дурак, - искренне сказал Филателист. - Это у вас, пиратов, удрать - нормально. А я листоноша. Таким родился, таким и умру. Без клана меня нет. Куда я удеру?
        - Идет, - кивнул есаул, и вслед за ним выразили свое согласие минг-баши, полковник ополчения и, чуть погодя, пират. - Неделю перемирия мы вам дадим. Заодно порядок наведем. Бандитов к ногтю, сектантов на кол... Поэтому если у нас будут пострели­вать - не обращайте внимания, это не по Джанкою, это так, уборка территории. Но если кого из ваших поймаем, или из цитадели хоть один выстрел в нашу сторону раздастся - не обессудьте, ответим всем, чем сможем, невзирая не перемирие.
        Интерлюдия.
        Сигнальные ракеты
        Степной ветер принес с собой не только прохладу, но и тучи красного песка. Песчинки оседали за ворот широкой рубахи Па­хома, смешивались с потом и моментально превращались в подо­бие наждачной бумаги, натирая плечи и спину погонщика. По­чесываясь и чертыхаясь на каждом шагу, Пахом побрел к своему рюкзаку, притороченному к раме самодельного велосипеда. Не­много покопавшись в рюкзаке, мужчина нашел то, что искал - видавшую виды арафатку. Платок этот достался ему от деда, а тот привез его из далекого Египта, ещё до катастрофы. Что это за место такое, Египет, Пахом не знал. И почему дед называл клет­чатый платок столь необычным словом, «арафатка», тоже не ве­дал. Однако он любил хвастаться последним подарком от деда во время очередного возвращения в Джанкой, пропуская стаканчик в одной из харчевен в компании таких же простых работяг, как и он сам.
        Укрыв лицо и шею от надоевшего песка, Пахом поразмышлял несколько мгновений, и решил укомплектоваться по полной программе. Отцепил от одного из поясных карабинов обмотанные изолентой гогглы и нацепил их поверх арафатки.
        Теперь порядок, можно и оглядеться в поисках напарника и браминов.
        Пахом и Ярик уже третий год пасли многочисленное стадо бра­минов, двухголовых коров, принадлежавших джанкойской общи­не. Стадо было общим, на его содержание собирались средства не только с рядовых обитателей Джанкой, свою лепту вносил и клан листонош. Ведь только ученые мужи из клана умели обрабаты­вать мясо браминов так, чтобы не только удалить из него все ток­сины и радиацию, но и оставить его после обработки пригодным для употребления в пищу. Эта говядина высоко ценилось не толь­ко внутри стен цитадели или в Джанкое, но и далеко за их преде­лами.
        А Пахом и его напарник вносили плату своим трудом. Они, как и ещё несколько погонщиков, посменно приглядывали за брами­нами, перегоняя стадо с одного пастбища на другое. Конечно, рас­тительность в окрестностях Джанкой сейчас небогатая, но для прокорма нескольких сотен хвостов её хватало. Почему хвостов? Да ведь хвост у брамина один, а головы - две.
        Пахом оглядел раскинувшиеся перед его взглядом степные про­сторы. Судя по пылевым столбам и витающим в небе птицам (по­гонщик надеялся, что это просто птицы, а не степные попугаи), стадо отошло немного на юг. Конечно, это небольшое отклонение от традиционного маршрута, но иногда погонщики позволяли жи­вотным самим выбирать куда идти. Вдруг там травы больше? А если возникнет необходимость, то погонщики всегда могли пус­тить в дело свои длинные хлысты и направить стадо в нужную им сторону.
        Где-то вдалеке громыхнуло, и Пахому показалось, что в небе он увидел отблеск молнии. Неужели гроза?
        Понаблюдав ещё какое-то время за белесым небом и так и не заметив на нем ничего подозрительного, Пахом достал из рюкзака старенькую, но исправно работающую рацию. Вытянув антенну на максимум, он щелкнул тумблером и стал прослушивать частоты. Почти все каналы были забиты помехами и шумами, но иногда сквозь весь этот гул и скрежет прорывались обрывки фраз. В основном это были частицы так называемого «радио эхо» или «радиопризраки». Слова, произнесенные десятки лет назад, все еще блуждающие в эфирном потоке. Но если найти свободную частоту, то можно обмениваться сообщениями с напарником, используя азбуку Морзе.
        Неожиданно «белый шум» в динамике рации сменился бара­банной дробью и хриплым хрипловатым мужским голосом.
        - Здорово, это диджей Алмаз! Сегодня я и мой коллега эмси Топоров поставим для вас самые забойные хиты семидесятых и восьмидесятых! И первой композицией в нашей вечерней про­грамме прозвучит «АС/DC»... и их «Highway to Hell»... шьию... трррр...
        Эфир вновь заполнили помехи. Пахом ещё некоторое время провозился с рацией, после чего выругался и спрятал аппарат об­ратно в недра рюкзака.
        Оседлав своего железного скакуна, погонщик направился ксвоему стаду. Стоит отметить, что велосипед у него был не про­стой, а специально модернизированный для передвижения в сте­пи: небольшие, но широкие колеса, которых насчитывалось не две, а три штуки. Конечно, в отличие от детских трехколесных велоси­педов, байк погонщика был изрядно больше размеров. Рама из прочных, но легких металлов, хорошо смазанная цепь и специаль­ные защитные полусферы на педалях, способные уберечь ноги се­дока от укусов различных ползучих гадов.
        Пахом заработал ногами, с трудом вращая педали на первых метрах своего пути. Это было нестрашно, так как стоило велосипе­ду разогнаться, на помощь погонщику приходила сила инерции. С каждым новым оборотом цепи скорость велосипеда увеличива­лась, и уже через минуту для её поддержания от Пахома только и требовалось, что совершить пару вращений педалями.
        Через некоторое время погонщик даже поймал себя на мысли, что сегодняшний день больше напоминает ему прогулку, нежели рабочую смену. Но судьба не прощает подобные приступы безза­ботности.
        Что-то пошло не так. Пахом понял это в тот момент, когда осо­знал, что стадо не приближается к нему, а отдаляется, все быстрее и быстрее двигаясь в южном направлении. А ещё через минуту Па­хом увидел первого мертвого брамина.
        Кто-то буквально располовинил бедное животное. На острый запах крови уже слетелись тысячи насекомых и птицы-падальщики, чьи силуэты в небе Пахом приметил ещё издалека. Времени на осмотр туши брамина у погонщика не было, поэтому он просто объехал его по широкой дуге, намереваясь как можно скорее на­гнать стадо.
        Бешено вращая педалями, Пахом молился степным богам, что­бы погибший брамин стал единственным. Возможно, это всего лишь какой-нибудь мутант выполз из-под земли и убил двухголо­вую скотину, напугав тем самым остальных браминов и вынудив сорваться с места в карьер. Такое редко, но случалось. Так почему Ярик не подал напарнику условный сигнал, выстрелив в небо из ракетницы? Решил, что справиться в одиночку? Это на него не по­хоже - Ярик опытный погонщик и никогда не стал бы рисковать понапрасну, особенно если дело касается общинного стада.
        Вскоре Пахом понял, что все гораздо хуже, нежели он предпо­лагал. На его пути все чаще и чаще стали попадаться трупы живот­ных. Вот ещё один брамин, разделенный неведомой силой на две равные половины, только на этот раз не вдоль, а поперек. Следую­щему оторвали обе головы. А эту парочку словно накрыло испо­линского размера стальной сеткой, порубившей их тела на ровные аккуратные квадраты из мяса и костей.
        Глядя на эти расчлененные трупы, Пахом почувствовал себя не­хорошо. В глазах у погонщика помутилось, а к горлу подкатил ком. Погонщику стоило невероятных усилий побороть рвотный позыв. В этом ему, как ни странно, помогла мысль о том, что если его вырвет, то прямо на арафатку деда. А совершить подобное неуважение к памяти предка любящий внук не мог себе позволить ни при каких обстоятельствах.
        Оставляя за собой хвост ярко-оранжевого цвета, в небо устремилась сигнальная ракета. При взгляде на неё у Пахома немного отлегло от сердца - значит, Ярик ещё жив. Но почему он медлил и не подавал сигнал раньше?
        Вслед за первой ракетой взвилась вторая, а затем и третья.
        - Да ты что там, грибов объелся? - закричал Пахом, - Нахрена ты все ракеты разом запустил?
        Быть может, он предупреждает меня об опасности?
        Холодная неприятная мысль словно парализовала Пахома. За­думавшись над ней, он перестал вращать педали и дальше ехал лишь по инерции. Что если напавшие на стадо - это не монстры, а люди? Мало ли в степи бандитов и мародеров. Конечно, нужно быть последним идиотом, чтобы напасть на собственность клана листонош. Но в степи может случиться все что угодно.
        Из ступора погонщика вывела грянувшая громкая музыка. Чей- то голос, под аккомпанемент ревущих гитар, запел на незнакомом погонщику языке.
        No stop signs, speed limit
        Nobody’s gonna slow me down
        Like a wheel, gonna spin it
        Nobody’s gonna mess me round.
        Hey Satan, payed my dues
        Playing in a rocking band.
        Hey Momma, look at me,
        I’m on my way to the promised land,
        I’m on the highway to hell,
        I’m on the highway to hell,
        Highway to hell.
        I’m on the highway to hell
        Наконец, до Пахома дошло, что песня играет из динамика его рации. Похоже, что когда он убирал её обратно в рюкзак, погонщик просто забыл её выключить. Держа руль велосипеда одной рукой, вторую Пахом засунул в рюкзак и попытался на ощупь отыскать истошно верещащую рацию. Выполнить подобную задачу на полном ходу было непросто. Тогда погонщик отпустил руль и стал искать рацию двумя руками.
        And I’m going down, all the way down
        Highway to hell
        I’m on the highway to hell,
        I’m on the highway to hell,
        I’m on the highway,
        I’m highway to hell
        Highwaytohell!
        Именно в этот момент на пути велосипедиста возник раненый брамин. У животного не хватало задней пары копыт и одной из голов. Обессиленное создание просто лежало на земле и безмолвно смотрело на приближающегося к ней велосипедиста. Лишь перед самым столкновением брамин протяжно замычал.
        - Твою же!.. - только и успел крикнуть Пахом, врезаясь на полном ходу в истекающее кровью животное. Переднее колесо приняло форму знака бесконечности, руль и рама велосипеда едва заметно погнулись, но выдержали удар. А вот погонщик просто вылетел из седла и, совершив в полете несколько кувырков, с грохотом упал на твердую землю с противоположной от велосипеда стороны.
        При ударе у Пахома клацнула челюсть, а перед глазами вспыхнули искры. Приземлился он относительно удачно, отделавшись несколькими ушибами, ссадинами и синяками. К его счастью, обошлось бес переломов. Но при этом он чувствовал, что его легкие словно уменьшились в два раза, и каждом вдох или выдох сопровождался сильной болью.
        Погонщик не знал, сколько времени он вот так пролежал на земле, судорожно хватая ртом воздух. Боль накатывала на него волнами, проходя через все тело и словно циркулируя от затылка пальцам на ногах и обратно.
        От удара стекла в гогглах покрылись трещинами. Пахом смотрел сквозь них на исчерченное причудливым узором небо и думал лишь об одном: кто же первым найдет его, раненого и не способного оказать маломальское сопротивление? Друзья или враги?
        «Скорее всего, это будут птицы или змеи, - с некой безысходностью подумал Пахом, прежде чем изломанное небо над его головой не сменилось темным силуэтом. - А вот и смерть за тобою пришла, Пахоша...».
        Но почему-то вместо того, чтобы вцепиться погонщику в горло или вонзиться в его тело ядовитыми зубами, нависший над ним силуэт заговорил:
        - Копать-колотить, это же Пахом. И долго ты тут собираешься в пыли валяться?

***
        Штемпель, возглавлявший отряд новобранцев, оказался побли­зости как никогда вовремя. Пахом не знал, какие дела обделывали в степи молодые листоноши, но был благодарен богам за то, что те привели их ему на выручку.
        Пятеро юношей и девушка, восседавшие на горячих восьми­ногих скакунах, окружили распростершегося на земле погонщика. Руководивший ими ветеран по имени Штемпель с тревогой смотрел в след удаляющемуся стаду браминов и недовольно хму­рил брови. Затем он обратился к склонившемуся над Пахомом юноше.
        - Пошта, ну как он там, живой?
        - Да жив вроде, - отозвался юноша, осторожно осматривая и ощупывая тело погонщика, - руки-ноги целы. Я его знаю, его Пахомом кличут. Один из погонщиков в Джанкое. Можешь говорить?
        Последняя фраза предназначалась лежащему на земле. Тот попытался ответить,но вместо слов получались лишь слабые стоны и хрипы.
        - Тихо-тихо, не напрягайся, - успокоил его Пошта, - Похоже, у него сильный ушиб или сотрясение. А может и то и другое.
        - Хорошо. Оставим его пока здесь. Бандеролька, приглядывай зараненым. Остальные за мной.
        - Есть, - хором ответили листоноши и бросились выполнять указания начальства. На месте Пошты возникла юная симпатич­ная брюнетка. С собой она прихватила белую пластиковую короб­ку с красным крестом на крышке.
        - Сейчас я сделаю вам обезболивающий укол, - обратилась к погонщику Бандеролька, набирая иглой лекарство в многоразо­вый стеклянный шприц, - и вам сразу же станет легче.
        Пахом вспомнил, что уже видел эту девушку прежде. Как и того паренька, Пошту. Они приходили в харчевню, где Пахом с Яриком отмечали завершение очередной трехдневной смены. Стоило па­рочке войти в зал, как все посетители разом притихли. В Джанкое к листоношам относились спокойно, даже с уважением, но все же самым сильным чувством простых горожан по отношению к оби­тателям стоящей по соседству цитадели был страх. Ведь обитатели Джанкоя практически ничего не знали о том, что происходило за стенами твердыни клана листонош. А незнание всегда порождает страх.
        Пищи для непонимания хватало. Взять, к примеру, Бандероль­ку. Когда Пахом видел её в тот раз в харчевне, её волосы были свет­лыми, как выгоревшая под солнцем солома. А сейчас они были чернее воронова крыла.
        Листоноши часто давали приют сиротам, особенно охотно при­нимали младенцев. И год от года эти дети претерпевали измене­ния, как внешние, так и внутренние. По Джанкою ходили слухи, что будущих членов клана подвергают искусственным мутациям, делающих листонош невосприимчивыми к радиации. Также горожане много раз становились свидетелями невероятной живучести членов клана. Огнестрельные ранения, укусы ядовитых змей или насекомых, ужасные раны от лап мутировавших зверей. Но проходит пара дней, и казавшийся ещё вчера покойником листоноша вновь, как ни в чем не бывало, ходил по улицам Джанкоя.
        Много чего ещё говорили о листоношах. Но все жители города сходились в одном мнении: не будь клана, Джанкой дивным давно бы превратился в руины. А пока листоноши рядом, все будет хорошо.
        - Все будет хорошо, - будто услышав его мысли, повторила Бандеролька.
        «А вдруг она и в правду умеет читать мысли?» - ужаснулся Па­хом, судорожно пытаясь вспомнить, не надумал ли он сейчас чего лишнего. Но тут боль наконец-то покинула тело погонщика, и он погрузился в благостное забытье.

***
        Отряд всадников выстроился клином. На острие атаки, само со­бой, оказался ветеран, Штемпель, жестами раздавший поручения новобранцам. В этот день листоноши как раз отрабатывали ко­мандные взаимодействия в условиях боя верхом, и сейчас им нео­жиданно выпало сдать экзамен на практике.
        Заметив в небе сразу три сигнальных ракеты, Штемпель отпра­вил в цитадель за подмогой двух самых молодых и неопытных чле­нов клана, а остальных повел вслед за собой. Для листонош охрана жителей Джанкоя входила в число первоочередных задач. Ведь если ты не способен защитить своих ближайших соседей, то как ты можешь гарантировать безопасность тем людям, которые живут на другом конце острова? Репутация - вот один из краеугольных камней фундамента клана листонош.
        Сперва отряд наткнулся на нескольких мертвых браминов, а затем на раненого погонщика. Штемпелю вновь пришлось осла­бить свой отряд, оставив приглядывать за джанкойцем Бандероль­ку. Поступил он так не из-за того, что Бандеролька была един­ственной девушкой в его отряде - в клане не было и быть не могло дискриминации по половому, национальному или расовому при­знаку.Просто из числа новобранцев позаботиться о Пахоме могла только она.
        Но вскоре эти мысли были вытеснены из головы Штемпеля впечатляющим видом новых трупов - еще пять расчлененных туш браминов и ещё один погонщик. Но этому человеку листоно­ши помочь были уже не в силах: голова и конечности погонщика были аккуратно отделены от туловища и разбросаны неподалеку от тела.
        При виде этого месива одного из новобранцев стошнило.
        - Ещё слабые животом и нервами есть? - командир сурово оглядел подчиненных, но встретил лишь взгляды, полные реши­мости догнать убийц и отомстить врагам общины. - Тогда поехали дальше. Оружие держать наготове, но без моей команды огонь не открывать. Делаем всё, как сегодня на тренировке.
        - Есть!
        Вновь загремели копыта восьминогих лошадей. Листоноши стремительно нагоняли стадо браминов, которые уже устали от столь продолжительного забега по степи. Похоже, что животные решили наконец-то остановиться и дать противнику отпор. Бра­мины сбивались в кучу, в центре которой оказались телята и сам­ки. Двухголовые самцы, грозно мыча и сверкая рогами, встали по периметру и готовы были сражаться до последнего, лишь бы не подпустить неведомого агрессора к своему потомству.
        - На три часа! - жестами просигналил Пошта, вскинул руку и указал в направлении черной точки, неподвижно стоявшей непо­далеку от стада.
        Штемпель кивнул в ответ и также, жестами, отдал отряду при­каз рассредоточиться. В степи практически негде было укрыться, и приближаться к предполагаемому противнику тесной группой являлось фактически самоубийством. Поэтому листоноши разделились на три группы по двое. Штемпель и Пошта продолжили ехать прямо к черной точке, которая при ближайшем рассмотрении оказалась автомобилем, больше всего похожим на джип с открытым верхом. На заднем сидении в машине был установлен некий аппарат, представлявший собой панель управления с рычагами и длинной широкой трубой, на конце которой блестел металлический шар.
        За панелью сидел щуплый, абсолютно лысый субъект в некогда белом, а ныне посеревшем от времени и множество стирок халате Лысый подвигал рычаги, и сфера на конце трубы налилась крас­ным цветом. Затем раздался громкий хлопок, и сфера ослепитель­но сверкнула.
        Один из стоявших неподалеку двухголовых браминов протяж­но замычал, и прямо на глазах изумленных листонош тело живот­ного развалилось на четыре части. Фонтан крови оросил землю и стоявших неподалеку от бедняги собратьев.
        Штемпель с Поштой были уже совсем близко от автомобиля, когда лысый их заметил. Хоть он и прятал глаза за толстыми очка­ми с черными стеклами и все свое внимание уделял стаду брами­нов, но каким-то образом он увидел или услышал приближающих­ся всадников. Задергавшись, лысый принялся быстро-быстро кру­тить один из вентилей на панели управления.
        Штемпель почувствовал, как волосы у него на голове встают дыбом. Лысый поворачивал свою чуду-пушку в их с Поштой сто­рону. Если они не успеют достичь джипа первыми, то их тела про­сто порубят на кусочки.
        - Расходимся! - крикнул Штемпель, потянув удила в сторону. Серко, его верный восьминогий конь, послушно изменил направ­ление. Пошта на своем Одине устремился в противоположную сторону.
        Лысый запаниковал. Дуло его пушки судорожно дергалось вправо-влево, и он все никак не мог решить, в кого из листонош выстрелить первым. Наконец, он решился и направил сферу на Штемпеля.
        - Простите, любезный, - на плечо лысого легла чья-то тяже­лая ладонь, - закурить не найдется?
        - Что? - удивленно обернулся лысый. Следующее, что он уви­дел, - кулак молодого листоноши Индекса, стремительно прибли­жающийся к его очкам с черными стеклами.

***
        - И что же это ты, тварюга, тут делаешь, а? - Штемпель сопро­водил свой вопрос тяжелой оплеухой. Голова лысого мотнулась, а зубы клацнули с такой силой, что просто удивительно, как он при этом не откусил себе язык.
        - Я просто испытывал оружие! А это стадо показалось мне иде­альным вариантом. Большие животные, к тому же, у них две голо­вы. Это же просто бесценный материал для исследований! Как долго брамин сможет просуществовать без одной головы? Когда наступит летальный исход, если отделить передние копыта. А если задние?
        - Сейчас мы это и проверим, отделив тебе задние копыта, - пообещал Индекс, протягивая руки к рычагам управления смерто­носной машины.
        - Постойте, что вы делаете! - истерично заверещал лысый. - Остановитесь! Я же никому не хотел причинить вреда! Я просто экспериментировал...
        - Просто экспериментировал? Просто!? Экспериментиро­вал!? - Штемпель чувствовал, что ещё немного, и он утратит над собой контроль. Но этого нельзя было допустить ни в коем случае, особенно перед новобранцами. - Я ещё могу понять убийство бра­минов, они все равно выращиваются на мясо. Убить одним ударом, чтобы животное не мучилось, - это нормально. Но отрезать им ко­пыта и головы и смотреть, как долго они будут издыхать... Это уже болезнь, патология. Тебя что, в школе чморили? Ты небось в детстве котят и щенков мучил? Потом вырос в лысого урода и решил заняться чем-то более масштабным, а?
        Лысый молчал и лишь бросал на окруживших его листонош взгляды, полные злобы и презрения.
        - А погонщика ты зачем убил, живодер? - тихо спросил стояв­ший в стороне от остальных Пошта. Глаза у лысого забегали из стороны в сторону.
        - Какого ещё погонщика? Я никого не трогал! В смысле, из людей...
        Теряющий терпения Штемпель вновь отвесил лысому увеси­стый подзатыльник. Неожиданно лысый заплакал, из носа у него потекло.
        - Случайно! Я случайно его задел! Он полез в самую гущу бра­минов, вот и попал... попал под удар! Но я богом клянусь, что не хотел...
        Не окончив фразу, лысый вцепился зубами в держащую его за ворот рубахи руку Штемпеля. Не ожидавший такого поворота со­бытий, ветеран разжал кисть, не столько от боли, сколько от удив­ления. Воспользовавшись ситуацией, живодер рванул, что есть сил прочь от машины.
        - Стой, тварюга! - закричал ему в след Штемпель.
        - Сейчас я на нем самом эксперимент поставлю! - Индекс пло­тоядно улыбнулся и развернул трубу с шаром-излучателем в сто­рону беглеца.
        - Нет! - Пошта совершил невероятный прыжок и оказался перед смертоносным шаром, загородив своим телом лысого экс­периментатора.
        - Пошта, ты чего творишь? - заорал на него Индекс, - Ты что, эту гниду пожалел?
        - Нет, мне его абсолютно не жалко, - спокойно ответил По­шта. - Но ты не должен его убивать. Мы листоноши, мы спасаем людей, я не стреляем им в спину.
        - С ума сошел? Отойди! - ярился за пультом Индекс. - Он же уйдет!..
        - Нет, не уйдет, - все так же спокойным тоном возразил Пошта.
        Лысый изобретатель не придумал ничего лучше, как попытаться спрятаться среди браминов. Он бежал из последних сил, втянув голову в плечи и не оглядываясь. Лишь за несколько метров до сбив­шихся в кучу браминов он понял, какую он совершил ошибку.
        Хоть и лишенные интеллекта, двухголовые животные смогли опознать в лысом двуногом своего мучителя. Но может быть, они просто были взвинчены до предела и поступили бы так с любым, кто рискнул приблизиться к ним в этот момент.
        Сразу три двухголовых самца бросились на лысого, поочередно тараня тщедушное тело изобретателя и подбрасывая его в воздух при помощи острых рогов. Минуту брамины буквально не давали ему коснуться земли, перебрасывая лысого, словно волейболисты мяч.Наконец, изобретатель грохнулся оземь, словно поломанная куш. Но и этого браминам показалось мало. Они ещё долго топ­тались на теле своего мучителя, буквально втаптывая его в грязь.
        - Вот и высшая справедливость в действии, - пробормотал Штемпель, глядя на кровавое месиво под копытами разъяренных животных. После чего обернулся к новобранцам и скомандовал. - Возвращаемся в лагерь. По дороге назад подберем Бандерольку и раненого. До тех пор за браминами будет следить Индекс.
        - Почему я? - обиженно взвыл Индекс.
        - Потому что направил оружие на своего брата по клану. Когда прибудут ребята из подкрепления, дождитесь пока брамины успо­коятся, и отгоните стадо в Джанкой. Но только когда они успоко­ятся! Иначе ты видел, что будет.
        - Есть, - уныло ответил провинившийся.
        - А что с этой штукой делать будем? - Пошта кивнул на ма­шину с излучателем. Штемпель немного подумал, после чего до­стал из седельной сумки пару гранат Ф1 и протянул их юному листоноше.
        - Конечно, Филателист моего решения не одобрит, но поймет. Отгони эту дрянь подальше и взорви к чертовой матери.
        - Но как же... - опешил Пошта. Остальные новобранцы также посмотрели на командира с недоумением, - Это же новая техно­логия! Её можно использовать во благо...
        - Поверьте мне, ребята, далеко не все технологии идут во благо человечеству. Из-за подобных изобретений наш мир и оказался в этой помойке, которую вы привыкли называть жизнью. Надеюсь, Пошта, когда-нибудь ты это поймешь.
        Новобранцы поспешили выполнить поручения своего коман­дира. Поглощенные своими делами, листоноши не заметили, как в отдалении появилась одинокая фигура. Человек, задрапирован­ный черной тканью, чье лицо скрывала украшенная затейливой чеканкой серебряная маска, наблюдал за листоншами через мощ­ный бинокль военного образца.
        Человек в маске что-то бормотал себе под нос и переводил оку­ляры с одного новобранца на другого. Глядя на то, как они уни­чтожили автомобиль с излучателем, наблюдатель расхохотался. Его смех, приглушенный маской, больше напоминал глухую бара­банную дробь.
        - Ваше время ещё не пришло, листоноши. Но мы ещё встре­тимся.
        Глава 9.
        КРАБИЙ ГОН
        От Феодосии до Керчи по трассе - чуть меньше ста киломе­тров. Для пешехода - огромное расстояние, на переделанном же безумным ученым Уткиным «Мародере», делающем по тридцатке в час, его можно преодолеть очень быстро. Точнее, можно было бы преодолеть, сохранись трасса и не встречайся по пути неприятных и неизбежных неожиданностей.
        Первая часть пути шла вдоль моря - из Феодосии в сторону Берегового.
        Город прощался с листоношами и примкнувшим к ним севасто­польцем, будто с дальними и нелюбимыми родственниками - с молчаливым облегчением. Никто не вышел из домов, никто не по­любопытствовал, кто же тут рассекает на громогласном джипе, еще и дымящем, как «буржуйка», даже ограбить не попытались. Шоссе шло вдоль моря. По левую руку тянулись невысокие сопки, покрытые выжженной жесткой травой.
        Бандерольке нравились эти места.
        На уроках истории, обязательных для каждого листоноши, она усвоила: Феодосия - один из древнейших городов Крыма, грецкая колония. Был такой народ - грецки, разводили орехи, жали из них масло и торговали по всей Европе. Кажется, гречку тоже они культивировали. Как бы то ни было, зажиточные купцы основали в Кры­му поселение - Феодосию. Кажется, ссылали туда собственных ха­нов, проигравших на Олий-Пильских играх. Про игры Бандеролька запомнила потому, как видела в них пример мудрости древних: вме­сто того, чтобы устраивать Катастрофу или идти рать на рать, грецки выставляли собственных ханов и просто влиятельных людей на соревнования. Метали пушечные ядра, кидались копьями и, кажет­ся, бегали на высоких, как табуретки, сандалиях. Проигравший от­правлялся в Феодосию, бывшую тогда городом северным - то ли относительно грецкой метрополии, то ли потому, что климат был не­ласков, только-только закончился ледниковый период.
        В Феодосии ханы дичали и начинали промышлять морским разбоем. А еще писали стихи. Бандерольке запали в душу строки одного из ссыльных:
        Скоро осень, все изменится в округе…
        Смена красок этих сладостнее, Постум,
        Чем наряда перемена у подруги…
        Так обращался неизвестный хан к своей подруге-листоноше, по имени видно. И еще ниже тот же хан жаловался, упрекая девушку по имени Постум в корыстолюбии:
        Протекаю, говоришь? Но где же лужа?
        Чтобы лужу оставлял я, не бывало.
        Вот найдешь себе какого-нибудь мужа,
        Он и будет протекать на одеяло!
        На этом месте Бандеролька всегда сочувствовала древней коллеге Постум. Надо же было найти себе такого! И нытик, и еще вдобавок хан в отставке. Наверняка гарем мечтал завести, и чтобы его еще и обеспечивали.
        Как бы то ни было, в окрестностях Феодосии прямо чувство­вался грецкий дух.
        По сглаженным ветром холмам наверняка бродили печальные из­гнанники, призывая вдохновение и любуясь Черным морем - Пон­тами. как они его называли, намекая на непростой характер водоема. Здесь было удивительно спокойно и вместе с тем печально. Яркое солнце, гладкое (стоял штиль) темно-синее море, полоска галечного пляжа (среди обычных камешков попадались сердолики и халцедо­ны, а еще яшма и агаты, из которых местные умельцы делали колеч­ки и серьги) - все было не только безлюдно, но и безжизненно.
        Бандеролька тряслась на переднем сидении «Мародера» рядом с Телеграфом, и ей захотелось поделиться впечатлениями, чтобы хоть как-то нарушить смертную, сладкую тоску пейзажа.
        - Вот и до Катастрофы здесь все было таким, - пробормотала она, будто бы ни к кому не обращаясь.
        - Ошибаешься, - не без удовольствия откликнулся бывалый листоноша. - Я читал воспоминания о Феодосии и окрестностях. Тут до Катастрофы было людно и неспокойно: то ли великое пере­селение народов, уже и не поймешь, то ли оккупация, в общем, каждое лето Феодосию пытались захватить варвары-«отдыхайки». Их описывают как людей с ярко-красной, облазящей пластами, кожей, вороватых, толстых и ненасытных в удовольствиях. Коро­че, «отдыхайки» имели все, что удавалось расшевелить, жрали все, что удавалось найти, бухали и ширялись. Даже местную траву ку­рили. Я так и не понял, мутанты они были или просто другой на­род, но «отдыхайки» занимали дома коренного населения и вы­нуждали аборигенов трудиться на их благо.
        Бандеролька этого не знала и глубоко задумалась.
        - У нас в Севастополе, говорят, тоже были, - подал голос с за­днего сидения Стас. - Сам не видел, от стариков слышал. Мол, обожрутся «отдыхайки» зеленых слив - и все кусты загадят. Какое-то дикое кочевое племя, наверное.
        Бандеролька представила себе толпу облезлых толстых красно­кожих мутантов, обрывающую неспелые фрукты, и содрогнулась. Неужели Катастрофа - логичный итог цивилизации? Листоноши стараются сохранить ее - в виде истории, технологий, памяти. Не­сут идеалы гуманизма уцелевшим людям, позволяют им обмени­ваться информацией. А отличаются ли нынешние люди от про­шлых, угробивших себя и весь мир? Не завершилась ли история единственно возможным и логичным путем - всеобщей гибелью? И не принесут ли знания, сокрытые в бункере, новую войну? На эти вопросы у нее не было ответов, и Бандеролька надеялась, что умный, никогда не ошибающийся Филателист все рассчитал вер­но и действует во благо.
        Точнее, она, Бандеролька, действует.
        Дорога убаюкивала. Подвеска у «Мародера» была достаточно хорошей, чтобы не очень трясло, и солнце припекало. Бандероль­ку начало клонить в сон. Она лениво поглядывала на море, и не сразу заметила движение.
        Они уже выехали за городскую черту, поблизости не было ни жи­лых строений, ни эллингов, и опасности ожидать было неоткуда. Именно поэтому Бандеролька не сразу поняла, что море шевелится.
        Сначала ей показалось, что просто поднялся ветер или начался прилив, и к берегу прибило обломки плавника и серую пену, но уже через несколько минут дрема слетела, и Бандеролька осозна­ла: там, в едва намеченном шевелении моря, что-то копошится. Ждать от воды хорошего не приходилось.
        - Справа, - негромко сказала Бандеролька, - в воде.
        Телеграф притормозил.
        «Мародер» оглушительно чихнул, выпустив облако густого, как чернила каракатицы, и едкого дыма, и заглох.
        Стас нервно рассмеялся.
        Бандеролька подтянулась на руках, ухватившись за раму, и вы­бросила ноги вперед, выпрыгнув из автомобиля на растрескавшее­ся дорожное покрытие, сквозь которое пробивались верблюжья колючка и чертополох.
        Узкая полоска почвы между шоссе и прибоем поросла рыжей травой. Тут и там разбросаны были бледно-сиреневые звездочки бессмертника. Одинокая олива трепетала серебристыми ли­стьями.
        Бандеролька вытащила пистолет. Стреляла она хорошо, но по­падала не всегда, поэтому надеялась на огневую поддержку Теле­графа. Листоноша, однако, не встал с ней плечом к плечу. Он от­крыл капот и разразился ворчливой тирадой:
        - Ах ты ж, изобретатель! Наизобретал, мастер-ломастер, очу­мелые ручки! Черт знает что, а не двигатель! Ты заведешься или нет, скотина дровяная?! Ем-мелина печь!
        - Стас, - окликнула Бандеролька, поняв, что Телеграф слиш­ком занят, - иди-ка сюда. Я, наверное, перегрелась.
        Доктор как-то сразу оказался рядом. Огромный, на полторы го­ловы выше мелкой Бандерольки, здоровый и надежный. От него вкусно пахло нагретой на солнце и просоленной морским ветром кожей. Бандеролька сама на себя мысленно прикрикнула: нашла время мужским обществом наслаждаться, дура!
        - Ты не перегрелась, - медленно и чересчур спокойно отозвал­ся Стас. - Видали мы такое. Телеграф, дружище, ты драндулет бы­стро заведешь?
        - А черт его знает! Тут радиатор закипел. Если это можно на­звать «радиатором». Так что моментально - не обещаю. А что, опаздываем?
        - Ну как тебе сказать. Меня нервирует, когда мною пытаются пообедать. А уж если второй раз на дню... Ты про «крабий гон» слышал?
        - Слышал, - прошептал Телеграф. - Я постараюсь. А вы их держите. Возьмите оставшийся бензин.
        Бандеролька, в отличие от старшего коллеги, о «крабьем гоне» услышала только что. Но поняла, что подробностей знать не жела­ет. Подробности, однако, копошились в воде, взбивая устойчивую пену.
        - Сперва идет мелочь, - проинформировал все еще необычай­но серьезный Стас. - Миллионы маленьких крабиков. Они не очень опасны, просто неприятны. А следом за ними - особи побольше, уже перезимовавшие. У этих клешни... Их предки предпочитали падаль, а эти не гнушаются и свежей убоиной. Хищные они. Двигаются быстро, спрятаться - нереально, только уйти с линии миграции. Потому что с каждым рядом крабы становятся все больше. Я один раз видел тварь с нашу машину размером.
        - А зачем им на сушу? - удивилась Бандеролька.
        - Инстинкт сбоит. Выбираются из моря, дружными шеренгами топают в степь, там и дохнут целыми стаями. Кстати, мясо у них вкусное, только радиоактивное.
        Крабья мелочь, тем временем, выползла из моря - выглядело это так, будто галька зашевелилась и шустро поползла к дороге. Размером ракообразные были с ладошку Бандерольки, двигались боком, угрожающе подняв крошечные мягкие клешни.
        Первый экземпляр, похожий на паука, доковылял до берцев Бандерольки и попытался заползти на ногу. Она взвизгнула, под­прыгнула, стряхнула крабика и раздавила его. Панцирь влажно хрустнул. Бандерольку передернуло.
        - Фигня, - напряженным голосом сказал доктор. - Ерунда. Телеграф! Ну что там?
        - Стараюсь. Я же не Уткин, а в его машинерии сам черт голову сломит.
        Стас метнулся к «Мародеру» и вытащил канистру с остатками бензина.
        - Стрелять бесполезно, - пояснил он. - Все патроны истра­тим. Будем жечь. Что за день сегодня такой - всех жечь прихо­дится?
        Крабья мелочь огибала людей, больше не делая попыток вска­рабкаться по ногам. Телеграф ругался. Автомобиль не заводился.
        - Не поможет, - пискнула Бандеролька, - бензина слишком мало. Единственный выход - бежать.
        - Пешком далеко не удерем. Посмотри, сколько их.
        На смену мелочи пришли особи покрупнее - сантиметров по тридцать в диаметре. Клешни у них были внушительные, серые панцири казались твердыми, а глаза на стебельках свирепо вра­щались.
        Поборов врожденную женскую реакцию - завизжать и убе­жать - Бандеролька чудом сохранила хладнокровие. Кошек побе­дили и крабов как-нибудь победим. Но очень уж они похожи на пауков. Или тараканов. Короче, страшные.
        Как слепые, крабы перли в холмы, чтобы найти там свою смерть.
        Самоубийственное движение завораживало. Стас дернул за­смотревшуюся Бандерольку за руку:
        - К машине!
        Крабы уже заползли под колеса, автомобиль покачивался, Теле­граф приплясывал на месте, из-под капота шел пар. Ничего не по­нимающей в двигателях и механизмах Бандерольке стало ясно: остановка получится долгая.
        - Дави их! - скомандовал Стас.
        Бандеролька зажмурилась, чтобы набраться сил, и принялась выбивать чечетку. Крабы хрустели. Пока что они были не опас­ны - слишком мелкие, чтобы причинить серьезный вид. Клешни скользили по коже ботинок, не в силах ее прокусить. Но Банде­ролька помнила слова Стаса и понимала: когда из моря полезут по-настоящему серьезные твари, так не спасешься. И, конечно, бесполезны будут остатки бензина, единственный путь - «ноги, ноги, несите мою попу».
        Телеграф выдавал такие коленца, что завидки брали, но «Маро­дер» заводиться не желал. Положение сложилось по-настоящему опасное и глупое: погибнуть от клешней крабов еще нелепей, чем от кошачьих когтей и зубов. В полосе прибоя зашевелилось нечто с канализационный люк. Бандеролька смотрела как зачарованная: на тонких, подгибающихся ногах (которых почему-то оказалось с дюжину, многовато для краба) по мелкой гальке, переваливаясь, ступает взрослая особь. Клешни у нее были с кисть Бандерольки и выглядели достаточно острыми.
        - В машину! - рявкнул Стас. - Держим оборону. А не то они нас на крабовые палочки порубят!
        Телеграф перебрался в салон и, перевалившись животом через ветровое стекло, продолжил манипуляции с устройством. Стас втащил внутрь Бандерольку, сунул ей саперную лопату:
        - Сбивай!
        Мелочь по автомобилю не карабкалась, а вот твари покрупнее решили препятствие не обтекать, а штурмовать. Когда первый му­тант влез на дверцу, Бандеролька от неожиданности присела и за­визжала, и только потом скинула его, ткнув лопатой. На место упавшего пришло три свежих. Стало ясно: так не выстоять.
        - Телеграф, миленький! - взмолилась Бандеролька. - От нас судьба цивилизации зависит! Сделай уже что-нибудь!
        - Да вскипел он, вскипел, понимаешь? Только ждать, пока остынет. Если я смогу потом завести движок. Ну, Уткин, ну, изо­бретатель...
        Стас размахивал черенком лопаты, как древний богатырь - ду­биной. Крабы падали десятками, но количество их только росло, как и размеры - неторопливо и неотвратимо из морских глубин ползли обещанные твари «размером с дом», с джип, во всяком слу­чае, точно. И все побережье в поле зрения шевелилось.
        Неожиданно чихнул двигатель, «Мародер» окутался облаком черного дыма.
        Телеграф, не закрывая капот, рухнул на сидение, дернул рычаг переключения скоростей, повернул ключ, выжал педаль.
        - Бандеролька! - рявкнул он. - Смотри на дорогу и командуй, куда рулить, я ни черта не вижу!
        Бандеролька поднялась, уцепившись за раму. Автомобиль тряс­ло и подкидывало, крабы хрустели под колесами, как семечки на зубах. Появились птицы, точнее, то, что по традиции называлось «чайками» после Катастрофы. Бандеролька знала, что раньше чай­ки были другими: без зубов и чешуи, зато с перьями. Нынешние походили на предков (хотя Кайсанбек Аланович утверждал, что произошли они не от птиц, а от рептилий) только размерами и крыльями. Кожистыми такими крыльями, как у нетопырей. Ну и клювы имелись с зубами в три ряда.
        Чайки для людей опасности почти не представляли - не считая случаев, про которые упоминал Стас, когда выклевывали глаза или пальцы поедали. Сейчас они охотились на крабов - с исто­шными воплями пикировали на пляж и взмывали, унося в лапах и клювах добычу - мелочь, конечно.
        Дорога, к счастью, была достаточно прямая. «Мародер» разо­гнался, капот хлопал на ветру, дребезжал, Телеграф приглушенно матерился, рискуя прокусить язык, Бандеролька командовала:
        - Прямо, на одиннадцать часов, на час... Не на половину второ­го же! - автомобиль едва не вылетел в канаву.
        Впрочем, он вряд ли перевернулся бы, а шоссе было в таком со­стоянии, что без разницы - по нему или по сопкам.
        Дорога плавно изгибалась, крабов стало намного меньше, и Стас предложил:
        - Тормози, Телеграф. Хоть капот закроем.
        Остановились. Обернулись.
        Темно-голубое небо над морем кишело чайками. Ор стоял - хоть уши зажимай.
        - Хорошо, что нам не надо обратно пока что, - заметил Теле­граф. - А дальше дорога идет в стороне от моря. Мы как раз въез­жаем на Керченский полуостров.
        Бандеролька вытащила карту и уставилась в нее. Ближайший к Феодосии населенный пункт - поселок Приморский - они про­скочили, не заметив. Шоссе забирало левее, в глубь полуострова, но пейзаж вокруг оставался тем же: невысокие холмы, синее небо, и никаких деревьев. Даже оливы не попадались. Это слегка обе­спокоило Бандерольку, но причину беспокойства она поняла не сразу, а когда разместились в «Мародере» и не спеша продолжили путь.
        - А запас дров у нас большой? - спросила Бандеролька.
        Повисла напряженная тишина, прерываемая загадочными звуками мотора. Листоноши не привыкли путешествовать на «самоходной печке», как в сердцах обозвал детище ученого Уткина Теле­граф. Для коней всегда был корм, автомобили же «питались» тра­диционным бензином. Поэтому о запасе дров попросту никто не подумал.
        - Твою ж казачью мутантоматерь за левое копыто! - вдумчиво сообщил Телеграф. - Ах, чтоб тебя раскукожило и закукожило, свинтус ты, Уткин, морда твоя изобретательская! А предупредить?!
        - Сами хороши, - заметила Бандеролька, озираясь в поисках топлива. - Эдак мы до Керчи не дотянем. А ближайший лес, если верить карте, аж на Казантипе.
        - Есть еще Северокрымский канал, - заметил Телеграф. - Во­круг него тоже могут быть деревья. Хотя он вроде пересох. А мо­жет, и не пересох. В общем, свернем в районе Ленино, там посмо­трим.
        - Далеко Ленино?
        - Километров тридцать, ерунда, за час доберемся.
        «Мародер» шуршал по дороге, Бандеролька со Стасом любова­лись окрестностями, Телеграф рулил. Места были совершенно безлюдные, а главное, не контролируемые ни одной группиров­кой. Наверное, так получилось потому, что засушливый и мало приспособленный полуостров даже до Катастрофы никому не был нужен.
        Листоноши забирались сюда нечасто, поэтому никаких слухов о Керчи среди них не ходило. Про историю славного города Банде­ролька тоже ничего не знала.
        А вокруг все было обыкновенное. Изредка попадались разва­лины, покинутые сразу после войны и до сих пор не обжитые. Один раз дорогу перебежала то ли собака, то ли мелкая лисица День едва перевалил за середину, и у Бандерольки появилась на­дежда закончить путь засветло, переночевать уже в Керчи. Дол­жен же быть предел человеческому, то есть листоношьему, неве­зению?
        Где-то через час Телеграф свернул к Ленино, и за очередным хол­мом открылся непривычный для Керченского полуострова вид.
        Наверное, некогда здесь проходил Северокрымский канал, об­мелевший после Катастрофы - вода с материка больше не посту­пала по естественным причинам, но зимние дожди худо-бедно на­полняли канал, превратившийся в мутную и мелкую речушку. По берегам буйно росла зелень. Бандеролька обрадовалась было, ре­шив, что уж здесь-то дров будет достаточно, но Телеграф досадли­во крякнул и снова выругался.
        Бандеролька присмотрелась и поняла причину: то, что издалека она приняла за деревья, кусты и камыш, оказалось мхом, густо укрывшим холмы.
        Стас раньше такого не видел, и потому спросил:
        - Это что, трава такая?
        Изумрудный ковер и правда можно было сравнить с травой. Только вот был он сплошным, упругим, с редкими стрелками по колено Бандерольке. Трасса скрывалась подо мхом.
        - Дела, - протянул Телеграф. - Ну что за экспедиция такая? Ни часа без приключений.
        - Поехали вперед, - скомандовала Бандеролька. На Казантипе отмечены озера и леса. Не знаю, сохранились они или нет. Но нас вполне устроят даже сухие деревья.
        - Я по мху не поеду, - уперся Телеграф.
        - Тогда я поеду. Пусти за руль.
        - Баба за рулем, - пробормотал бывалый листоноша, - как обезьяна с гранатой. Ладно. Потрюхали потихоньку.
        Передние колеса «Мародера» подмяли мох. Трясти стало мень­ше. Телеграф сбросил скорость, теперь машина еле ползла. Банде­ролька перегнулась через борт и смотрела вниз.
        Мох как мох. На скалах иногда вырастает такой. Хорошо ему, радиация только на пользу, поэтому пласт мощный, сантиметров пятьдесят. А так - ничего особенного. Ну, пахнет странно. Будто бы пряностью какой. Сладковато-остро, уютно. И вообще, хорошо здесь, на зеленых холмах, не то, что у моря. Солнце припекает. Остановить бы машину, поваляться, поспать - в тишине и безопасности.
        Стас зевнул.
        - Слушай, Телеграф, притормози, а? Выйдем, ноги разомнем.
        - Отдохнем, пообедаем, - поддержала его Бандеролька. - Когда еще такое приятное место встретится? Пикник устроим.
        - Пикник, говоришь? Пообедаем? - сквозь зубы прошипел Телеграф. - Связался с молодежью. Влево посмотрите.
        - А что... - начал было Стас и осекся.
        Бандеролька тоже увидела то, на что указывал Телеграф. Ске­лет, отбеленный солнцем, лежал, раскинув руки, и сквозь грудную клетку проросли метелочки мха. Если приглядеться, то под каж­дым пучком спороносных метелок белели кости. Бандерольку пе­редернуло.
        - Ну и что? - голос у доктора снова стал безмятежным.
        Бандеролька саданула ему локтем под ребра. Стас закашлялся.
        - Слушай, ты весь поход меня лупишь! Сколько можно! Так, Ладно. С психопатией потом. Сейчас давайте разберемся, чего нас так прибило.
        - Испарения, - проворчал Телеграф. - Надень респиратор, если сильно действует.
        Бандеролька отследила свои эмоции: вид костей, а главное, со­знание того, что изумрудно-зеленый мох - хищный, избавило ее от желания позагорать или остановиться на обед. А вот севастопо­лец оказался внушаемым, впрочем, на него и кот-телепат сильнее, чем на других, подействовал. Поэтому Стас послушно нацепил респиратор.
        - Естественно, - пробормотала Бандеролька. - Почва здесь бедная. Воды мало. Естественно, нужно удобрение. Вот и выжива­ет мох, как умеет...
        - Ты, Бандеролька, даже маньяка-убийцу пожалеешь, - заме­тил Стас глухо - респиратор мешал.
        - Может быть. Лучше пожалеть маньяка, чем разучиться лю­бить мир, в котором живешь. Лучше в каждом видеть если не хорошее, то целесообразное. Если не целесообразное, то естественное, растения лишены нравственности. Этот мох не плохой и не хоро­ший, он - естественный. Плохими бывают только люди, и то боль­шинство можно понять. Это называется гуманизм. Мы, листоно­ши, всегда на стороне разума, каким бы он ни был.
        - Ага, - согласился Стас. - Особенно Пошта. Он сначала при­бьет, потом будет разбираться. И Телеграф...
        - А что - Телеграф? - надулся он. - По мне, Бандеролька пра­ва. Ей можно быть идейной гуманисткой. И даже нужно. А убивать будут такие, как мы с Поштой - простые ребята, не романтики. Если у нас и женщины станут циничными стервами, грош цена та­кой цивилизации. Женщины должны проявлять сострадание. Хотя мох я бы подпалил.
        - Ты бы все подпалил, - обиделась Бандеролька. - Пироман.
        К счастью, колония мха оказалась небольшой - уже минут че­рез десять автомобиль пересек то, что осталось от канала, и пока­тил дальше, на мыс Казантип.
        Глава 10.
        ВОСХОЖДЕНИЕ
        Скалы Кара-Дага возвышались на горизонте, словно огромный обеденный стол, выточенный из цельного куска камня. Извили­стая грунтовка, по которой пылил отряд Пошты - он сам, профессор Кайсанбек Аланович, Костя, матрос Воловик и мичман Зиняк, перед подножьем скалы круто забирала влево, в обход, и, судя по атласу, добытому в Генуэзской крепости, долго и нудно петляла в предгорьях, прежде чем выводила к поселку Старый Крым.
        - Умный в гору не пойдет, - изрек мичман Зиняк. - Умный гору обойдет.
        Пошта повертел в руках атлас.
        - Да, дорогу прокладывали умные. А мы зато решительные. Нам нельзя терять еще два дня на брожение по ущельям. Надо идти прямо.
        - М-да? - переспросил Костя. - Прямо - это в гору, что ли, карабкаться?
        - Угу, - кивнул Пошта.
        - Не нравится мне эта идея, - сообщил профессор Кайсанбек Аланович. - Из меня и в лучшие годы скалолаз был так себе. Акрымские горы - не из простых, камень колючий, выветренный, у меня даже перчаток нет.
        - А веревки у нас есть? - деловито осведомился матрос Воло­вик, которого, похоже, трудности не пугали, а наоборот - вдохнов­ляли.
        - Есть у нас веревки, - успокоил его Пошта. - Есть и караби­ны, и беседки, и «восьмерки». Я бывалый, я знал, куда идем. Ла­зить умеешь? - спросил он матроса.
        - А то! - обиделся Воловик.
        - Мичман?
        - Научусь по ходу, - пообещал Зиняк.
        - Тебя, Костя, не спрашиваю, в твоем возрасте любой пацан ла­зить умеет, хотя бы по деревьям.
        - Так то по деревьям! - пацан, похоже, слегка струсил при виде сорокаметровой отвесной стены.
        - А вас, профессор, мы поднимем в беседке, это не сложно, главное - не хвататься за веревку, а то останетесь без пальцев, - пообещал Пошта Кайсанбеку Алановичу. - Будете сидеть в бесед­ке, как в любимом кресле, с комфортом.
        Распаковали рюкзаки, вытащили все необходимое. Веревки перемотали, сложили аккуратными бухтами, карабины проверили и перепроверили. Когда от снаряжения зависит твоя жизнь, поне­воле будешь проверять все по пять-шесть раз. Потом Пошта нау­чил Зиняка и Костю вязать пару простейших узлов, чтобы они могли перевязываться на высоте самостоятельно.
        Раздали беседки, подцепили «восьмерки». Зиняк коротко по­молился, Костя пробормотал что-то матерное, для храбрости.
        И начали подъем.
        Скалолазание - тяжелая, изнуряющая работа, которую следует выполнять аккуратно и методично.
        - Запомните, - сказал Пошта напоследок товарищам. - Есть три кита, на которых стоит скалолазание. Три главных правила. Первое: иди ногами. Если будете подтягиваться на руках - быстро устанете, руки нужны только для того, чтобы держаться за скалу. Второе правило: всегда надо иметь три точки опоры. Две руки и нога. Две ноги и рука. Не отрывайте руку и ногу от скалы одновре­менно, а если пришлось - то всегда разноименные, иначе вас ото­рвет от скалы вашим же весом. И третье: прижимайтесь к скате, обнимайте ее, любите. Не отодвигайтесь. Чем ближе центр тяже­сти к скале - тем меньше требуется усилий, тем легче лезть. Ясно? Ну, с богом!
        Пошта шел первым, прокладывая страховочную веревку и за­бивая костыли, на которые цеплял карабины для веревки. Скала поначалу оказалась простой: Пошта всего пару раз застревал, не зная, за что зацепиться, но выручал совет одного из инструкто­ров - не знаешь, за что взяться рукой, посмотри вниз и подумай, куда можешь поставить ногу.
        Где-то на высоте четырех метров поверхность скалы, выглажен­ная ветрами, стала скользкой. Называется такое место «зеркало» и проходить его крайне сложно - надо ставить ногу не на упор (по­тому что упоров там и нет), а на трение, и пока подошва медленно скользит вниз, забрасывать руку и искать, за что схватиться.
        Зацепы на «зеркале» если и встречаются, то крошечные, с моне­ту размером. Тут на помощь пришел еще один трюк из арсенала скалолазов - если сгибать палец как обычно (как это делают все люди, когда, скажем, нажимают на спусковой крючок), руки бы­стро онемеют. Если же исхитриться и согнуть только сустав по­сле первой фаланги пальца, а второй сустав наоборот, постараться выгнуть наружу, жесткость конструкции намного выше.
        Иногда приходилось просто засовывать кулак в расщелину и растопыривать пальцы, чтобы хоть как-то удержаться.
        Добравшись до удобного места - уступа шириной сантиметров десять, этакой скамеечки на высоте метров пятнадцати, Пошта присел отдохнуть и посмотрел вниз.
        Отряд полз по скале медленно, неумело, но упорно.
        Следом за Поштой карабкался Зиняк, в его обязанности входи­ло перецеплять веревки из карабина в карабин. Потом - Костя, этот за счет малой массы тела даже не взопрел, лез себе, как муха по стеклу. Потом шел Воловик и тащил на себе беседку с профес­сором. Впрочем, Кайсанбек Аланович оказался не лыком шит, бы­стро понял все хитрости и помогал матросу, как мог, перебирая ногами и цепляясь руками.
        «Вроде нормально, - оценил Пошта. - Полмаршрута уже прошли».
        И тут, как назло, Костя сорвался.
        Дело нормальное и обычное, без срывов не бывает скалолаза­ния, для того и вяжутся в звенья и цепочки, страхуют друг друга.
        Но у Кости это был первый раз. Вместо того чтобы расслабить­ся и спокойно дать веревке остановить падение, мальчишка заво­пил, судорожно задергался и попытался вцепиться в проносящую­ся перед носом скалу.
        Естественно, безрезультатно.
        Костю закрутило в беседке, стукнуло пару раз об скалу, и вдо­бавок он вызвал небольшой обвал, ссыпав горсть мелких камней на голову Воловику, на что матрос отреагировал коротко и нецен­зурно.
        - Ты как там, живой? - поинтересовался Пошта, глядя, как пацан болтается в метре от скалы. Костыль сидел прочно, верев­ка была в карабине, карабин замуфтован, причин для паники ни­каких.
        Но Костя-то этого не знал. Он вытащил свой остро отточенный бумеранг и собрался пилить веревку.
        - Ты что, идиот? - завопил Пошта.
        - А ну прекратить! - присоединился мичман Зиняк.
        - Вы меня не вытащите, - упрямо заявил Костя. - Я для вас - только обуза. Бросьте меня. Продолжайте экспедицию. Миссия важнее!
        И вот тут матрос Воловик (вот уж от кого не ожидал Костя) продемонстрировал все богатства великого и могучего русского языка, конкретнее - матерной его составляющей, еще точнее - флотский вариант, известный как «большой шлюпочный загиб» состоящий минимум из двадцати предложений без повторения эпитетов и метафор.
        Костя - да и не только Костя - аж заслушался и перестал пи­лить веревку, на которой висел. Воловик же, завершив тираду, снял свой флотский ремень, намотал один конец на кулак и, словно лас­со, захлестнул за веревку, подтягивая Костю обратно к скале.
        - Геройствовать он вздумал, сопляк, - приговаривал матрос, отвешивая тумаки мальчишке. - Работать надо, а не самопожерт­вованием заниматься! Ползи давай, жертва! А то ремня выпишу будешь знать, как без команды погибать!
        Дальнейший путь до вершины проделали с трудом, но без при­ключений. Хуже всего пришлось на последних трех метрах - стена тут нависала над землей, так называемый отрицательный угол, когда гравитация тебе не помогает, а наоборот, отрывает от скалы. Даже Пошта едва не сорвался - но вылез, закрепился и вытащил остальных.
        Минут десять все просто лежали на спине, скинув рюкзаки, и смотрели в белое крымское небо. Потом подал голос Кайсанбек Аланович, как наименее уставший.
        - Уважаемый Воловик... Простите, не знаю, как вас по имени...
        - Алексей, - представился матрос. - Можно просто Леша.
        - Алексей. Если вас не затруднит. Будьте любезны. Не могли бы потом - как-нибудь, в приватной обстановке - повторить то, что говорили этому дуралею, - профессор кивнул на Костю, маль­чишка густо покраснел, - на скале? Я хотел бы записать, негоже такому филологическому сокровищу пропадать.
        - Да ладно, - смутился Воловик. - Я что... Вот наш боцман - тот мог загнуть, за ним даже капитан ходил и записывал...
        Посмеялись, попили воды, сложили снарягу обратно в рюкза­ки. Дальнейший путь - слава богу, прямой - пролегал через яйлу крымское плоскогорье, которое больше всего напоминало Степь, если забыть, что находишься на высоте сорока метров. Судя по атласу, плоскогорье обрывалось ущельем, носившим название Дубо­вое, а оттуда уже рукой подать было до дороги, ведущей к Старому Крыму.
        - Вроде бы дальше все просто, - прикинул Пошта.
        - Э, я бы не торопился с такими выводами, - заявил Зиняк. - Это горы, а я, морская душа, горам не доверяю. Мало ли какая не­чисть тут обитает...
        И всю дорогу через плоскогорье Кара-Дага мичман Зиняк тра­вил байки - про Черного Спелеолога, Белого Альпиниста, Жука-Глазоеда и неведомую зверюгу Бабайку, которой боялись даже мутанты-отдыхайки. Словом, дорога прошла весело. Рассказчик из Зиняка был великолепный, пару раз пришлось сделать привал просто для того, чтобы нахохотаться вволю.
        Ближе к сумеркам вышли к ущелью.
        Хорошо, что Пошта шел первым - он успел заметить, как блес­нула в траве тонкая леска. Пошта замер, вскинул кулак - отряд дисциплинированно остановился. Пошта присел на корточки и проследил путь лески в ближайшие кусты.
        Это была классическая растяжка - два колышка, вбитых в зем­лю, к одному привязана граната Ф-1, леска крепится к чеке, предо­хранительные усики заблаговременно отогнуты. Заденешь ногой леску, и через три секунды весь отряд посечет осколками, у кото­рых радиус разлета - метров двести, убежать не успеешь.
        - Так, похоже нас тут ждали. Или не нас, без разницы. Здесь ходить опасно, под ноги смотреть внимательно, обращать внима­ние на все - поврежденный дерн, слишком желтая трава, стран­ные кусты и так далее.
        В ущелье Пошта нашел и обезвредил еще четыре ловушки. Одна - тоже растяжка, но с самодельной миной-«лягушкой» (та же «лимонка», подпертая снизу пружиной от автомобильной рес­соры; перед взрывом гранату подкидывает в воздух метров на де­сять, и она убивает даже тех, кто сообразил залечь). Вторая - про­стейшая мина нажимного действия, алюминиевая трубка с патро­ном от «калаша» внутри, под капсюлем - самодельный боек. Наступаешь - и пуля отрывает полстопы. Третья - еще примитивнее, остро заточенный кусок бамбука, измазанный фекалиями. На­ступил, проколол ступню, получил заражение крови и гангрену.
        Четвертая - сложная система веревок, валиков и шкивов, заце­пишь такую - и на голову обрушится обвал здоровенных камней.
        - Серьезно ребята относятся к собственной безопасности. - оценил матрос Воловик. - Дальше, подозреваю, будет хуже...
        Поэтому на дорогу отряд выходить не стал, пошел по обочине, стараясь не шуметь и контролируя все на триста шестьдесят граду­сов. И не зря - за первым же поворотом их поджидал блокпост.
        Блокпост представлял собой лишенный колес БТР, намертво врытый в землю и окруженный со всех сторон мешками с песком. На блокпосту курили четверо людей с оружием и в разномастном камуфляже, еще один отошел в кусты, видимо, отлить. Плевое дело для отряда, но Пошта решил блокпост обойти. Ну снимут они часовых по-тихому, не проблема, но все равно ведь смена караула обнаружит тела (или их отсутствие). Поднимут тревогу, начнут прочесывать окрестности. Оно нам надо? Нет. Поэтому стали до­жидаться темноты.
        - Будем надеяться, - прошептал Кайсанбек Аланович, когда Пошта объявил свое решение отряду, - что у них нет теплови­зоров.
        - У этих-то? - усмехнулся Воловик. - Да у них даже СИБЗов нет!
        - Чего-чего? - переспросил Костя.
        - Средств индивидуальной баллистической защиты, - пояс­нил Воловик.
        - Это он выпендривается, - вмешался мичман Зиняк. - Бро­нежилеты он имеет в виду.
        - Так, тихо! - шепотом скомандовал Пошта. - Сидеть тихо, ждать пока стемнеет.
        - А пожрать можно? - осведомился Воловик. - А то так в брю­хе урчит, что за километр слышно.
        - Можно, - разрешил Пошта.
        Открыли консервы, перекусили всухомятку. Стали ждать тем­ноты. Пошта, измотанный длинным переходом по горам, умудрил­ся даже задремать. Разбудил его дружеский толчок под ребра от Воловика.
        - Машина, - прошипел матрос.
        Потрепанный жизнью «камаз», натужно взревывая движком, подъехал к блокпосту и затормозил, зашипев гидравлическими тормозами. Ополченцы нехотя оторвали задницы от земли и при­ступили к досмотру, который заключался в проверке документов у водителя и откидывании тента с кузова. Последнее водитель де­лать категорически не хотел, а когда его под дулом автомата все- таки убедили, стало ясно, почему он так сопротивлялся. В кузове ехали свиньи - пять здоровенных зверюг по тонне весом каждая, и аромат они источали соответствующий...
        - Я придумал, - зашептал Костя с энтузиазмом. - Пока они будут пропускать машину, догоним сзади по-тихому, и спрячемся в кузове, или под днищем, и проедем спокойно.
        - Не отмоемся потом, - ответил Пошта. - Нет уж, лучше нож­ками. И как раз сейчас - самое время, пока они пытаются отжать одну свинку себе на барбекю...
        И действительно, спор с водителем по поводу дорожного сбора настолько поглотил бойцов на блокпосту, что мимо них мог про­скользнуть не то что отряд Пошты, а целая татарская тысяча, при­чем верхом.
        Двинулись через кусты, цепочкой с интервалом в три метра, пригибаясь и глядя под ноги, чтобы не хрустнула сухая ветка и не вспорхнула случайно потревоженная птица.
        Глава 11.
        ПЕРЕГОВОРЫ
        Наконец, блокпост остался позади, а перед листоношами рас­кинулся поселок Старый Крым - крошечный даже в лучшие вре­мена, практически безлюдный после Катастрофы, поселок нынче переживал бурный ренессанс. Ничто так не сказывается на эконо­мике маленьких городов, как ввод войск на постой. Поселок, не­смотря на поздний час, бурлил жизнью. Где-то маршировали солдаты-ополченцы, фермеры спешно возводили палатки и казар­мы, казаки пьянствовали по кабакам и бегали за девками (те, разу­меется, визжали и старались бежать не слишком быстро), татары успели воздвигнуть походную мечеть с минаретом и внимали про­поведи муллы. Где-то далеко ревели моторы тяжелой техники, по улицам ездили БТРы и грузовики с длинными зелеными ящиками в кузове.
        - Ого! - присвистнул Кайсанбек Аланович. - Давненько я та­кого не видал. Они же готовятся к полномасштабной войне! И кто? Казаки, татары, пираты и горожане! Лебедь, рак и щука! Или нет, скорее, волк, коза и капуста... Как же им удалось объеди­ниться?
        Этот вопрос Пошту занимал в последнюю очередь. Он понимал, что вся эта силища - тысячи людей, сотни единиц бронетехники, миллионы пуль и снарядов - скоро будет обращена против его клана. Их следовало остановить. Любой ценой. Рассорить между собой, как вариант...
        Он вытащил из рюкзака бинокль и внимательно оглядел Ста­рый Крым. Больше всего патрулей и охраны было возле помпезно­го здания с колоннами - наверное, бывшего дома культуры или чего-то в этом роде. Пошта предположил, что там располагается штаб объединенных сил. Не зря же там припарковано с полдюжи­ны бронированных «хаммеров».
        Значит, нам туда и надо.
        Вопрос: как? Просто тупо пойти по улицам, выдавая себя за до­бровольцев или наемников? Не проканает, патрулей до чертиков, на каждом углу проверяют документы, и если Воловик и Зиняк еще сойдут за беглых матросов-дезертиров, то Пошту вычислят сразу. А уж Кайсанбеку Алановичу и Косте вовсе туго придется, старик и ребенок - ну какие они наемники?
        Значит, надо маскироваться. Под кого?
        За татар мы никак не сойдем. Казаков попробуй возьми в плен, чтобы завладеть оружием и униформой. Фермеры и горожане дер­жатся всегда кучками, все друг друга знают, незнакомцев сразу за­подозрят. Пираты? Нет, у этих ребят татуировок на теле больше, чем извилин в голове.
        Кого же выбрать?
        Ответ пришел сам собой: среди бродящих по улицам пьяных казаков и деловитых фермеров Пошта различил до боли знакомый силуэт человека в капюшоне.
        В сером капюшоне.
        Сектанты Серого Света!
        «Ну, голубчики, - злорадно подумал Пошта, - вот уж не думал, что буду так рад вас видеть. Очень уж у вас униформа славная».
        Он через бинокль проследил, в какой дом нырнул сектант, вы­ждал пару минут и велел отряду двигаться в ту сторону, предвари­тельно рассредоточившись.
        Костя пошел первым, вместе с Воловиком (после инцидента на скале мальчишка зауважал матроса как никогда прежде). Воловик изображал ополченца, Костя - назойливого нищего.
        Потом Зиняк и профессор потащили на себе Пошту, который старательно строил из себя пьяного - заплетающиеся ноги, неяс­ная, преимущественно матерная речь, и все такое прочее.
        Благодаря этому нехитрому камуфляжу отряд добрался до дома сектантов без приключений.
        У входа отряд собрался вместе, и Пошта послал Костю, как са­мого проворного, заглянуть в окна. Окна оказались зашторены, но парнишка, вспомнив свежеприобретенные навыки скалолазания, забрался на крышу одноэтажного домика и заглянул в слуховое окошко.
        - Молятся, - доложил он, мягко, как кошка, спрыгнув обрат­но. - Собрались в круг, зажгли лампадку и бормочут. Одни капю­шоны видать.
        - Сколько их там? - спросил Пошта.
        - Пятеро.
        - Как раз. Надеюсь, ростом они вышли. Воловик и Зиняк - вокна. Костя - через крышу. Мы с профессором ломимся через па­радный вход. Без стрельбы - услышат. И без поножовщины - пе­репачкаем балахоны кровью. Поэтому только рукопашка. И жела­тельно не убивать.
        - Чего это? - удивился Зиняк. - Тебе их жалко, что ли?
        - Нет, - сказал Пошта. - Мне их более чем не жалко. Но я при­вык не убивать людей просто так, без особых на то причин. Ясно?
        - Ясно.
        - Тогда за дело.
        Пошта выждал две минуты, пока его бойцы занимали позиции, а потом нагло и требовательно постучал в дверь, сначала кулаком, а потом - ногой. Через какое-то время из-за двери робко спросили:
        - Кто там?
        - Открывайте, патруль! - рявкнул Пошта. - Проверка доку­ментов!
        - Мы мирные люди, - залепетали из-за двери. - Религиозная община...
        - Открывайте! - крикнул Пошта. - А то вышибу дверь к чер­тям собачим! Подхорунжий, неси взрывчатку!
        - Не надо взрывчатки! - испугался сектант. - Сейчас-сейчас, открываю, минуточку.
        Загромыхали многочисленные засовы, и дверь со скрипом приоткрылась. Пошта тут же саданул по ней ногой, дверь распах­нулась и сбила сектанта с ног. Пошта ворвался в помещение, оставив профессора, как говорится, «на шухере». Тут же раздался звон разбитого стекла - Зиняк, Воловик и Костя приступили к штурму.
        Скрутить и вырубить пятерых противников - не такая уж и легкая задача, даже если преимущество внезапности на стороне нападающих. Того незадачливого сектанта, что открывал дверь, Пошта схватил за капюшон и что было силы приложил головой об стенку, сведя таким образом число противников до четверых.
        Потом он проскочил через короткий коридор и кувырком вка­тился в центральную комнату, исполнявшую роль места для богос­лужений (если этим словом можно назвать поклонение Серому Свету). Испытав короткий приступ дежа-вю - он уже бывал в свя­тилище сектантов в Бахче-Сарае - Пошта встряхнул головой и приступил к делу.
        По большому счету, чтобы привести человека в бессознатель­ное состояние, нужно воздействовать на головной мозг, либо на­прямую, либо перекрыв к нему доступ кислорода. Проще говоря, надо либо бить по башке, либо душить, стараясь пережать обе сон­ные артерии, но не сломать дыхательное горло.
        Ближайшего сектанта Пошта сбил с ног подсечкой, захватил в «гильотину», сам упал на спину, обхватил серую тушу ногами и прогнулся назад, запихивая свое предплечье под подбородок вра­га. Сектант задергался, захрипел и вырубился.
        Зиняк отдал предпочтение ударной технике: ворвавшись в окно, он рубанул серого предплечьем по затылку, а потом для верности ударил туда же локтем. Серый балахон обмяк, сектант упал.
        Воловик для начала врезал противнику под дых, в солнечное сплетение - серый сложился вдвое, хватая ртом воздух, как вы­брошенная на берег рыба, не в состоянии даже закричать - и Во­ловик отправил его в нокаут классическим апперкотом.
        Костя же, спрыгнув на своего клиента сверху, повис у того на спине, обхватив руками за шею и ногами - за корпус, заплел руки в хитром захвате «мата леон» и сосредоточенно душил. Руки у мальчишки были тонкие, и работали не хуже удавки. Через пару секунд схватка была закончена.
        Еще около двух минут ушло на то, чтобы раздеть сектантов и примерить их балахоны. Огромные капюшоны прекрасно скрыва­ли лица, просторный покрой одеяний позволял спрятать под ними любое оружие вплоть до гранатомета.
        - Что с ними делать? - поинтересовался Воловик, кивнув на белые дряблые тела раздетых сектантов. Воняло от них, как от коз­лов. - Добьем?
        Пошта покачал головой. Причин любить сектантов Серого Све­та у него не было, но резать беспомощных людей, как баранов... Он все-таки был листоноша, а не отморозок какой-нибудь.
        - Связать. Упаковать. Кляпы в пасть и пусть валяются. Придут их собратья - развяжут.
        Последний балахон Пошта вынес профессору. Кайсанбек Ала­нович нехотя его напялил и тут же стал неотличим от остальных членов отряда.
        - А сейчас медленно и осторожно идем к штабу, - скомандовал Пошта. - В режиме молчания, общаемся жестами. На вопросы по­сторонних не отвечаем.
        Впрочем, последнее напутствие оказалось лишним. От серых в Старом Крыму сторонились даже пьяные казаки, поэтому до шта­ба отряд добрался без приключений.
        Внутрь они тоже проникли без особых сложностей: у часовых на входе при виде серых балахонов вытянулись лица, они чуть ли не взяли под козырек и опасливо, суеверно скрестив пальцы, по­сторонились. Видимо, сектанты в Старом Крыму уже успели за­работать себе вполне определенную репутацию.
        Отряд занял места в зале штаба (бывшем концертном зале про­винциального дома культуры) как раз посередине между входом и сценой, где стоял круглый стол и кресла для заседающих. Из окна было видно, как подъезжают кортежи самых могущественных лю­дей Крыма, объединившихся, чтобы уничтожить клан листонош.
        Первым прибыл гетман Дорошенко. Причем прибыл с помпой, верхом на гнедом жеребце и в окружении отряда личной охраны - тоже на конях, причем исключительно вороной масти. Сам гетман был облачен в традиционные красные шаровары, вышиванку и бронежилет. На боку у него болталась кривая сабля, на поясе висе­ла деревянная кобура с древним «маузером», а на бронежилете, подцепленные прямо к стропам «моле», колыхались с полдюжины гранат.
        Войдя в зал, гетман Дорошенко обнаружил, что он первый, и всем своим видом выразил недовольство. Тем не менее торже­ственно промаршировал к сцене, бренча шпорами, и занял самое большое и помпезное кресло, смахивающее на трон.
        Хан Арслан Гирей Второй приехал на БРДМ, в который была запряжена шестерка коней-тяжеловесов, их еще называют перше­ронами. Из охраны при нем был лишь один янычар с М-4 на одно­точечном ремне, да рядом суетился жирный евнух в расшитом ха­лате. Впрочем, шитье халата блекло по сравнению с роскошью одеяний самого Арслана Гирея Второго: от золота на одежде боле­ли глаза, и даже тюбетейка сверкала алмазами и сапфирами не хуже мигалки.
        Хан занял место напротив гетмана Дорошенко и принялся играть с ним в гляделки, играя желваками.
        Потом прибыл Главный Управитель Вольного города Симфе­рополя, он же - глава Союза Вольных Городов Крыма, некто Волобуев - невзрачный, серенький человечек в сереньком же костю­ме и безвкусном кричащем галстуке. Этот был вообще без охраны, руководствуясь принципом «никому не нужен - никто и не убьет». Должность Главного Управителя была выборной, выборы прово­дились раз в месяц, и смысла убивать именно этого человечка не было никакого. Ну убьют, горожане следующего выберут...
        Управитель Волобуев присел на самый дальний стул и поста­рался не отсвечивать.
        Явление пиратского короля Рыжехвоста было достойно пера художника-баталиста. Сначала в зал вошел конвой - донельзя колоритные пираты в банданах, кожаных жилетах, кожаных шта­нах и драных тельняшках. Парочка пиратов были одноглазыми, и на кожаных нашлепках, закрывающих отсутствующий глаз, кра­совался «веселый роджер». Один был, согласно канону, одноно­гим, и ковылял на деревянном костыле. Следом явился сам Ры­жехвост. В ухе его сверкала серьга с бриллиантом, шею украшало ожерелье из засушенных человеческих ушей, эфес абордажной сабли бы инкрустирован изумрудами и рубинами, а мускулистые руки от запястий и до плеч покрывала замысловатая татуиров­ка - с русалками, драконами, якорями, голыми девками и играль­ными картами. Пресловутый же рыжий хвост, которому пират был обязан своим прозвищем, был заплетен в толстую косицу, к которой пират прикрепил хвост натуральный, тоже рыжий, но лисий.
        Пират вальяжно развалился на первом попавшемся кресле игромко спросил:
        - Ну что? Все собрались? Можем начинать!
        - Позвольте, - робко возразил Волобуев, - а кто назначил вас старшим на этом собрании?
        - Я и назначил, - хохотнул Рыжехвост. - Пока вы тут сидите, языки проглотив! Поехали, братья, пиво греется, девки томятся! Чего тянуть-то?
        - Не возражаю, - сухо ответил гетман Дорошенко.
        Хан Арслан Гирей Второй кивнул. Только тут Пошта заметил на рукаве роскошного ханского халата черную ленту. Хан носил траур, скорбел по любимым женам.
        - Итак, - продолжал Рыжехвост. - В Джанкое объявлено пе­ремирие. Взять цитадель наскоком не удалось. Глава клана листонош предложил переговоры. Мы согласны на переговоры?
        - Согласны, - по очереди кивнули Дорошенко, хан и Воло­буев.
        - Прежде чем пригласить сюда этого... как бишь его, - сделал вид, что не помнит, Рыжехвост, - А, точно, Филателиста, хотел бы спросить у вас, коллеги. А не проще ли отрубить этому мутанту голову и отправить ее в Джанкой, дабы листоноши поняли, что с нами шутки шутить не следует?
        - Не проще, - возразил гетман Дорошенко. - Во-первых, это нарушение условий перемирия. Убийство парламентера. А во- вторых, в голове Филателиста есть некая информация, которая, как я полагаю, и послужила причиной ныне происходящего кон­фликта.
        - Не знаю, как там насчет информации, - скривился хан Арс­лан Гирей Второй, - а для меня причиной конфликта послужила смерть моих жен от рук вероломных убийц. И я бы с превеликим удовольствием отрезал бы Филателисту не голову, а другую часть тела, после чего взял бы его к себе на работу. В гарем. Евнухом.
        - Ну, господа, - попытался вразумить всех Волобуев. - Это эмоции. А у нас, между прочим, война. А война - занятие не из де­шевых. Если не получается ее быстро выиграть, может быть, луч­ше ее прекратить?
        - Торгаш, - сплюнул сквозь зубы гетман Дорошенко, и с ним согласились и хан, и король.
        - Но господа! - возмутился Волобуев. - Не вы ли просили Союз Вольных Городов Крыма профинансировать ваши военные кампании? Патроны, дизельное топливо, бронежилеты. Я пони­маю, дело нужное, нужное всему Крыму, хватит терпеть этих му­тантов, но мы же не можем платить вечно! Тем более что мы были вынуждены мобилизовать почти всех трудоспособных мужчин!
        - Тихо! - хлопнул рукой по столу Рыжехвост. - Отставить торг! Не на базаре! Будем говорить с Филателистом, или секир- башка ему сразу?
        Главы объединенных сил задумались и по очереди заявили: мол, отчего бы не поговорить? Чувствовалось, что при всем своем военном энтузиазме, и татары, и казаки, и пираты, не говоря уже о горожанах и фермерах, листонош все-таки побаиваются. Вон, ци­тадель Джанкой уже сколько взять не могут, а что будет, если каз­нить главу клана? Вдруг листоноши решат отомстить?
        - Введите Филателиста, - распорядился Рыжехвост.
        Может быть, конвоиры из оцепления парламентера и верили в
        то, что Филателиста «ввели» именно они - но со стороны это вы­глядело совсем иначе. Филателист, пуще прежнего поседевший и изрядно похудевший - лицо стало острым, изможденным, и в то же время хищным, - шел первым, уверенно и размашисто, гордо подняв подбородок, а за ним семенили ополченцы, с трудом по­спевая за длинными шагами главы клана листонош.
        - Вечер добрый, - поздоровался Филателист, одним прыжком вскочив на сцену и оставив конвоиров позади. - Если он, конечно, добрый. Ну что, друзья мои, будем договариваться?
        - О чем с тобой, собака, договариваться?! - взвился татарский хан. - Ты моих жен убил!
        - Моих казаков убил!
        - Водопровод отравил!
        - Корабли потопил!
        Следом за начальством загудела и толпа, собравшаяся в зале. Ненависти к листоношам тут накопилось столько, что хоть в бутылки собирай и продавай. Народ собрался хоть и разномастный, но галдел в унисон: бей мутантов, надоели, сволочи, наших бьют, месть, месть!
        Пошта украдкой огляделся из-под капюшона (пока Филате­лист терпеливо пережидал всплеск ненависти) и обомлел. Среди толпы он увидел знакомое лицо.
        Сургуч. Листоноша из числа приближенных Филателиста. Специалист по особым поручениям. Почему-то в пиратском при­киде и с пиратской же саблей.
        Неужели это он и есть - тот самый предатель, о существовании которого Пошта начал догадываться еще во время первого штурма Джанкоя?
        Да нет. Не может быть. Не мог старый лис Филателист пригреть такую змею у себя под носом. Скорее, Сургуч тут с тайной мисси­ей, шпионит или прикрывает главу клана.
        Успокоив себя таким образом, Пошта перевел взгляд на своего командира.
        Тот поднял руку и, дождавшись тишины, заявил:
        - Нас оболгали. Нас подставили. Нас хотят уничтожить.
        Очередной взрыв негодования был короче - всем хотелось узнать, что листоноша скажет дальше.
        - Подумайте. Дайте себе труд хоть на секунду - задумайтесь. Зачем? - вещал Филателист со сцены. - Зачем нам делать все то, что нам приписывают? Убивать ханских жен. Топить пиратские корабли. Резать казацкие разъезды. Травить водопровод Симфе­рополя. Зачем?! Наш клан с момента своего возникновения тру­дился на благо Крыма. Восстанавливал связь. Налаживал контак­ты. Возрождал цивилизацию. И вдруг - волна бессмысленной жестокости.
        - Потому что вы мутанты и ненавидите нормальных людей! - выкрикнул кто-то с места.
        Филателист выкрик проигнорировал.
        - Кому выгодно уничтожение клана листонош? - спросил он. - Кто выиграет, если остров Крым опять погрузится в пучину средневековья, лишится связи, лишится торговых путей и надежды на восстановление цивилизации?
        Толпа притихла.
        - Что вы предлагаете? - робко спросил Волобуев, раздавленный авторитетом Филателиста.
        - Я предлагаю сделать перерыв. Дать людям подумать. В том числе и вам, господа главнокомандующие. Переспать с этой мыслью, как говорится. А потом - прекратить эту бессмысленную войну, пока она не переросла в ту фазу, когда месть за падших товарищей затмевает собой изначальные причины войны.
        В зале повисла гнетущая тишина. Все-таки Филателист, как с удовольствием отметил Пошта, умеет завоевывать внимание аудитории. И ведь не побоялся, старый черт, сунуться в одиночку в самое логово врага. Ну, или почти в одиночку, если допустить, что Сургуч его страхует.
        - Кажется, - прошептал из-под капюшона Кайсанбек Аланович, - ему удалось. По крайней мере самые горячие головы подостыли. Конечно, глупо предполагать, что одной пламенной речью обойдется, но было бы крайне интересно, о чем Филателист и эта разношерстная компания будут общаться в кулуарах, без свидетелей.
        - Боюсь, туда нас не пустят, - пробормотал Пошта.
        - Значит, так! - Рыжехвост встал и рявкнул во вест голос: - Объявляется перерыв! Президиум удаляется для закрытого обсуждения!
        «Надо перехватить Филателиста до того, как он уйдет в комнату для тайных переговоров», - сообразил Пошта. Другого шанса может и не быть.
        Пошта встал и двинулся наперерез Филателисту. Того якобы конвоировали, а на самом деле - уважительно провожали в сторону дальней двери, ведущей, очевидно, в тот самый закрытый зал заседаний. Пошту в сером балахоне попытались остановить, но листоноша оттер ополченца плечом и осенил остальных сложным жестом, который только что сам и выдумал.
        - Именем Серого Света, - пробормотал Пошта зловеще, - предлагаю вам, глава клана листонош, совершить таинство при­частия перед важной беседой.
        Ополченцы-конвоиры все как один начали суеверно плеваться через плечо, а Филателист, несколько офигев от такой дерзости, приготовился раздавить жалкого сектанта всей мощью своего ав­торитета. Но Пошта приподнял капюшон, показал Филателисту свою физиономию и подмигнул. Лицо у главы клана вытянулось, и он проворчал что-то:
        - Ладно, ладно, таинство так таинство... Где бы мы могли уеди­ниться, уважаемые?
        Место для совершения таинства нашлось в крошечной комна­тушке, служившей кладовкой. Пошту и Филателиста оставили наедине. Пошта запер дверь, для верности подпер ее шваброй и на­чал было что-то говорить, когда Филателист сгреб его своими ру­чищами за грудки и оторвал от пола:
        - Ты что здесь делаешь?! - прошипел рассвирепевший глава клана листонош. - Ты где должен быть?!
        - Успокойтесь, - попытался вразумить взбесившегося старика Пошта. - И поставьте меня на землю. Я все объясню.
        Филателист наконец-то отпустил листоношу, от поправил ба­лахон и начал сбивчиво говорить:
        - У меня есть предположение... точнее, гипотеза... я еще в Джанкое заподозрил... - Перед тем, как сказать самое страшное, Пошта замялся. Такого обвинения еще никогда не звучало в клане листо­нош. - Среди нас есть предатель.
        - Что-о?! - округлил глаза Филателист.
        - Кто-то в клане работает против нас. Не знаю, на кого, в чьих интересах... Но уж очень много информации утекает наружу. Вра­ги знают каждый наш шаг, постоянно нас опережают. Мы попада­ем из ловушки в ловушку, да еще и эта череда дурацких подстав, после которых на нас ополчился весь Крым...
        Филателист недоверчиво покачал головой.
        - Бред, - заявил он безаппеляционно. - Не может быть. Мы же - листоноши. Это у нас в крови, в ДНК, в наших генах и в на­ших способностях. Листоноша не может перестать быть листоношей, как волк не может перестать быть волком.
        - Но и волки превращаются в собак, - подметил Пошта. - И среди таких мутантов, как мы, могут случиться выродки.
        - Не может этого быть, - Филателист, мрачнее тучи, присел на какую-то коробку и огладил усы. - Не верю. Если такое случи­лось - тогда все зря. Весь наш клан, вся борьба за возрождение цивилизации.
        «Ох, лукавишь, старый лис, - подумал Пошта. - Красивые слова говоришь, а сам шпиона Сургуча к ополченцам небось не вчера заслал, давно он тут под прикрытием тусит, слишком уве­ренно себя чувствует...».
        - Ты мне, Пошта, лучше скажи, какого хрена тебя в Старый Крым занесло? Тебя с какой миссией отправляли? И куда? В Керчь и на Карадагскую биостанцию, так? А ты, доброхот энергичный, на что время тратишь? А?
        - Я хотел очистить имя клана, - твердо ответил Пошта.
        - Балбес! - сплюнул в сердцах Филателист. - Да если мы не доберемся до бункеров первыми, не будет больше никакого клана! И никакого Крыма, вероятно, тоже не будет!
        Пошта понурился.
        - Как далеко вы продвинулись в своей экспедиции, пока вас не потянуло на подвиги?
        - Не знаю.
        - Как это - не знаю? - изумился Филателист.
        - Я Бандерольку с Телеграфом и доктором Стасом отправил в Керчь, на связь они пока не выходили, поэтому о прогрессе не осведомлен, - доложил Пошта.
        - Та-ак, - зловеще протянул Филателист. - И кто такой этот доктор Стас?
        - Севастопольский военный врач. С атомного крейсера «Адмирал Лазарев». Хороший мужик, надежный.
        - А где Штемпель, профессор в конце концов?
        - Штемпель погиб. Еще в Советском. Прикрывая наш отход. Мутанты-нетопыри.
        Филателист вздохнул. Еще одним листоношей стало меньше в Крыму... Слишком быстро они уходили - надежные друзья и това­рищи.
        - Слыхал, - сказал глава клана неформально, по-дружески, - у Контейнера племяша похитили. Помнишь пацаненка с бумеран­гом? Того самого. И кто похитил - неясно, выкупа не требуют, условий не ставят. Прямо из Джанкоя, как - ума не приложу.
        Пошта замялся.
        - Ну, вообще-то он сам сбежал, Костя-то, - виновато сообщил Пошта. - С нами. В экспедицию.
        - Да ну? - хлопнул себя по коленям Филателист. - Ай да Ко­стя, ай да сукин сын! Весь в дядьку пошел! Ну, хоть одна хорошая новость за сегодня, жив, негодяй! А чего ж вы его обратно-то не вернули?
        - Времени было жалко, да и пацан толковый...
        - Ну да, ну да, - покивал Филателист. - Может, оно и к луч­шему. Всяко безопаснее, чем сидеть в Джанкое под бомбами и ис­пытывать на себе гнев Контейнера. Где он, пацан этот? Куда при­строили?
        - В актовом зале сидит, в сером балахоне...
        - Что-о?! - Филателист аж привстал. - Ты притащил ребенка в это змеиное логово?!
        - У меня не было выбора, - начал оправдываться Пошта.
        Филателист горестно вздохнул.
        - Ох и времена настали! Уже и дети воюют... Ладно, Пошта. Слушай меня внимательно. Твоя миссия - важнее всего на свете. Важнее тебя, меня, Кости, всего клана листонош. Ты должен во что бы то ни стало добраться до бункеров. Ты и Бандеролька, раз уж вы разделились. Проникнуть в них, добыть содержимое и сделать все, чтобы оно не попало в руки таким, как эти придурки - Рыжех­вост, Дорошенко, Арслан Гирей и прочие Волобуевы.
        Сделав паузу, Филателист опять погладил свои знаменитые усы.
        - Здесь я уж как-нибудь сам разберусь, - продолжил он. - То, что противников много, иногда играет на руку не только им. Слиш­ком глубоко гнездятся корни ненависти в их сердцах. Пираты не­навидят татар, татары - казаков, казаки презирают горожан, те, всвою очередь, боятся, а значит - ненавидят пиратов. Ты замечал, что в основе ненависти всегда лежит страх? В первую очередь - страх непонятного, чужого. Молится не так - враг. Кожа другого цвета - враг. Говорит на другом языке - архивраг! Нет, эти ребят­ки каши вместе не сварят. Нервы они нам, конечно, под Джанкоем знатно потрепали, но цитадель взять не смогли. Я так думаю, что за пару деньков челночной дипломатии рассорю я всю эту гоп­компанию к чертовой матери.
        Филателист самодовольно хмыкнул, а Пошта подумал: этот может.
        - Ты же, брат Пошта, отправляйся туда, куда шел - на Кара-Даг. Самый короткий путь лежит через Коктебель, но будь осторо­жен, по слухам, там активизировались морские гады, подводные мутанты выбрались на берег и бесчинствуют там. Когда дойдешь до Кара-Дага, найди батискаф, профессор Кайсабек Аланович должен разобраться, как им управлять. И спускайся в бункер, не медли...
        - Я все понял, - кивнул Пошта. - Я все знаю. Но у меня сердце кровью обливается при мысли, что я оставлю вас здесь одного, сре­ди врагов.
        - Иди-иди, брат, - усмехнулся Филателист. - Я ведь тоже листоноша, а значит, все будет хорошо.
        Когда Пошта и Филателист выбрались из кладовки, в коридо­рах дома культуры (ныне - штаба ополчения) царила нездоровая суета. Конвоиров отчитывал немолодой казак - «как это потеря­ли? Какой еще к чертям сектант забрал?», публика, жаждущая продолжения спектакля, нервничала, личная охрана пиратского адмирала повздорила с казаками, которые, в свою очередь, задирали татар... Обстановочка была - как открытая бочка с бензином, только спичку кинь.
        Вдобавок в зале прибавилось серых балахонов - наверное, адепты Серого Света, теперь уже настоящие, пошли искать про­павшие комплекты униформы.
        - Так, - оценил ситуацию Филателист. - Пойду я переговоры переговаривать. А ты давай-ка сматывайся отсюда, пока тебя не разоблачили, сектант липовый. И отряд уведи. А то устроите тут драку - и все переговоры коту под хвост.
        - Служу Серому Свету... - пробормотал Пошта и пошел про­бираться к своим.
        На полпути его схватили сзади за рукав - неагрессивно, но тре­бовательно.
        - Стоять, сволочь сектантская!
        Пошта обернулся, не поднимая головы. Из-под низко опущен­ного капюшона видны были только ботинки обидчика.
        - Что вам было надо от Филателиста? - спросил назойливый незнакомец.
        - Именем Серого Света, - забормотал Пошта, готовясь ляг­нуть противника в пах.
        Но тут с него сорвали капюшон, и Пошта осознал, что стоит нос к носу с братом листоношей по имени Сургуч.
        - Пошта? - изумился тот.
        - Тише, - прошипел Пошта, натягивая капюшон обратно. - Не шуми, Сургуч.
        - Ты что тут делаешь?!
        - То же, что и ты, - ответил Пошта. - Выполняю тайную мис­сию. А ты мне мешаешь.
        - Понял, - сказал Сургуч. - Расходимся.
        Листоноши синхронно развернулись и пошли в разные сторо­ны: Пошта к своему отряду, а Сургуч (как предположил Пошта) - негласно охранять Филателиста.
        - Уходим, - сказал Пошта своим. - Быстро, но тихо.
        - А как же переговоры? - осведомился голосом профессора Кайсанбека Алановича один из серых балахонов.
        - Без нас разберутся, не маленькие. Нам надо двигаться в Кок­тебель, а оттуда - в Кара-Даг.
        - По морю пойдем? - с надеждой спросил самый маленький балахон, висящий складками на тощей фигуре Кости.
        - Нет. Поверху. Через горы.
        - Опять! - заныл Костя. - Не хочу в горы, хочу в море.
        - Молчать! - чуть повысил голос Пошта. - И идти за мной. Сейчас нам надо выбраться из толпы, никого не убить при этом ине попасться настоящим сектантам на глаза. Поэтому - отряд, за мной тихим шагом марш!
        Часть 2.
        И ГРЯНУЛ ГРОМ…
        Глава 12.
        РЕСПУБЛИКА КАЗАНТИП
        Озеро Акташское, отмеченное на карте, не просто обмелело - оно перестало существовать. «Мародер» вскарабкался на очеред­ной холм, и взглядам команды предстало странное унылое зрели­ще. Вода ушла, оставив грязь. Серые наплывы местами бурлили - это на дне били грязевые фонтаны. Воняло сероводородом, ветер казался горячее, чем прежде. Густые испарения бывшего озера ту­манили воздух, и противоположный берег не просматривался.
        - Интересно, здесь есть лес? - пробормотала Бандеролька.
        - И мне интересно, - согласился Телеграф. - На нашем запасе мы не просто до Керчи не доедем - к Ленино не вернемся. Еще километр-другой - и все.
        - Значит, пойдем пешком. Невеликое расстояние - пятьдесят километров. Листоноша ты или как?! На нас такая миссия возло­жена, а ты готов остановиться в полушаге от цели, когда Пошта там рискует жизнью!
        - Успокойся, Бандеролька, не кипятись. Я разве сказал, что не дойдем? Я сказал, что не доедем. А сейчас мы попробуем в Щелкино добраться.
        Вдоль грязевого озера - по левому его берегу, потому что правый был сильно заболочен - они двинулись к городу. Довольно густой вонючий туман по-прежнему заслонял обзор. Леса не было, даже намека на деревья. Даже вездесущая крымская трава, живу­чая и жесткая, здесь не росла - только серая растрескавшаяся по­чва под колесами и серая же булькающая грязь внизу.
        Места унылее Бандеролька и представить себе не могла.
        Внезапно с обеих сторон от «Мародера» показалось море. Бан­деролька ойкнула и потянулась за картой.
        - Перешеек, - объяснил Телеграф, - он всего-то полтора ки­лометра в ширину был до Катастрофы, а сейчас, может, и того меньше.
        Они одолели невысокий перевал и оказались в долине, окру­женной холмами.
        На дне этого естественного котла виднелись остатки сооруже­ний и, как ни странно, целое кладбище автомобилей всех эпох и мастей. Кузова и крыши проржавели - наверное, зимой здесь дули недобрые сильные ветра.
        - А деревьев по-прежнему нет, - заметил Телеграф, - ни одно­го бревнышка. Придется «Мародера» тут оставлять, а дальше - пешком.
        - Может быть, бензин найдется? - предположила Бандероль­ка. - В любом случае, давайте вниз.
        Телеграф послушался, и джип, шурша по грунтовке, пополз вниз. Ветер стих, моря уже не было видно. Жара стояла липкая, душная, у Бандерольки даже голова закружилась. Воздух на дне долины дрожал, и откуда-то доносились странные ритмичные зву­ки, будто били молотком по листу железа. «Наверное, хлопаетне­закрытая дверца, - успокоила себя Бандеролька, пристально вгля­дываясь в приближающееся кладбище автомобилей, - хотя... нет же ветра!».
        Та же мысль посетила доктора Стаса.
        - Ну-ка стой, Телеграф, - попросил он, - не нравится мне это кипешение. И откуда здесь взялись автомобили?
        - Остались после Катастрофы, наверное, - предположил Теле­граф, но двигатель заглушил.
        - Да за столько лет и в здешнем климате они рассыпались бы к чертовой бабушке! Значит, кто-то их сюда свез. Не жалея на это времени и сил. А если кто-то этим занимается, значит, ему это за чем-то нужно.
        - Логично, - согласился Телеграф. - Но не обязательно нас подстерегает опасность. Хотя, конечно, лучше перебдеть. Я бы предложил оставить автомобиль и прогуляться, но не хочется цен­ные вещи без присмотра бросать. Поэтому просто подъедем по­ближе. Если кто-то стаскивает сюда автомобили, у него вполне может найтись топливо в обмен на тушенку.
        Доверились опыту Телеграфа. Автомобиль подкатил к первым брошенным машинам - и замер.
        Бандеролька аж привстала, чтобы лучше разглядеть.
        Свалкой это место язык не повернулся бы назвать, скорее, прав­да, кладбищем автомобилей - машины не были брошены кое-как, а стояли упорядоченно, и между рядами оставалось достаточно места, чтобы проехать. Вблизи в расстановке прослеживалась определенная система: по цветам - от более темного к более свет­лому, по размерам - на окраине оказались крохотные машинки, Бандеролька раньше таких и не видела, на одного или двух пасса­жиров. На земле остались отпечатки шин.
        - Ничего себе, кто-то заморочился, - пробормотала она.
        Неведомый коллекционер почему-то не казался опасным. Кто-то собирает крышечки от пивных бутылок, кто-то - книги, кто - приключения, ножи, пистолеты. А вот тут человек машины соби­рает. Похвальное и мирное занятие, если разобраться.
        - Поедем посмотрим? - спросил Стас.
        - Постоим подождем, - в тон ему откликнулся Телеграф. - Сейчас хозяин к нам сам пожалует, вот увидишь.
        Он был прав: по прямой, между рядами машин, к ним спешил невысокий темноволосый бородач в рубахе с вышитым воротом.
        - Добро пожаловать в мой музей! - издалека крикнул он. - Прошу опустить оружие! На Казантипе царит мир, не будем его нарушать!
        Только после этих слов Бандеролька заметила, что их неболь­шой отряд ощетинился стволами - совершенно автоматически - и устыдилась. Вот так и теряют последние капли человечности, превращаются в зверей, всегда готовых к убийству и только к убийству же и годных.
        Она поспешно опустила винтовку и крикнула в ответ:
        - Извините! Мы - листоноши! Мы не причиним вам вреда.
        Мужчина приблизился, и Бандеролька поняла, что это - не бо­рода, а противогаз, а вышитая рубаха надета поверх защитного ко­стюма.
        - Валентин Валентинович, - представился мужчина, - храни­тель музея и Республики Казантип. Вы привезли машину на об­мен? Это хорошо.
        - Н-нет, - Бандеролька в нерешительности оглянулась на спутников и поняла, что переговоры вести предстоит именно ей. - На самом деле мы искали топливо.
        - Бензин, дизель?
        - Дрова, - она почувствовала, что краснеет.
        Хранитель наклонил голову к плечу, стекла противогаза на­смешливо блеснули.
        - Милая барышня, вы считаете, что автомобиль ездит на дровах?
        - Этот - да. Его переделал изобретатель в Феодосии.
        - Так вы из Феодосии? Это хорошо. Может быть, пройдем в помещение? Вам, я вижу, радиация не страшна, это хорошо. Но мне бы не хотелось умереть от лучевухи на старости лет.
        - Я вещи не оставлю, - пробурчал Телеграф, поудобнее устра­иваясь на водительском сидении. - Может, у вас и правда тут мир и хорошо, но сопрут запасы - и что мы делать будем? Нет уж.
        - Оставайся, - решила Бандеролька. - А мы со Стасом прогуляемся. Интересно же.
        - Жду вас до заката, потом всех перестреляю. Понятно, Валентин Валентинович?
        - Экий вы недоверчивый. Это хорошо. Но я верну вам моло­дых людей задолго до заката.
        Бандеролька со Стасом выбрались из джипа. Доктор не стал разоружаться, только убрал пистолет в кобуру. Сама она честно оставила в автомобиле все, кроме ножа.
        - До заката, - напомнил в спину Телеграф.
        Бандерольке показалось, что он перегибает палку: хранитель выглядит достаточно безобидным, а его поведение - логичным. Люди, если они не мутировали, не способны выдерживать воздей­ствие радиации. Валентин Валентинович сначала шел прямо, по­том свернул на перекрестке - за очередным рядом машин оказа­лась дощатая будка совершенно ненадежного вида. Стас указал на сооружение и покрутил пальцем у виска: этот ящик не мог защи­тить даже от жары или холода... Хранитель открыл дверь и сделал приглашающий жест. С облегчением Бандеролька увидела, что будка выстроена над люком, ведущим, видимо, в настоящее убе­жище.
        Все подземные бункеры похожи друг на друга.
        Валентин Валентинович повозился с запорным механизмом, люк открылся. По лестнице они спустились в небольшой тамбур, где пришлось раздеться и принять дезактивирующий душ, и толь­ко потом через низкую, но тяжелую дверцу, Бандеролька, Стас и хранитель попали в коридор собственно убежища.
        Далеко гостей не повели, и представить, насколько велик бун­кер, Бандеролька не могла. Похоже было, что он совсем крошеч­ный, рассчитанный на небольшую команду или семью.
        - Прошу. - Валентин Валентинович включил свет.
        Они стояли на пороге библиотеки. Меньше всего ожидаешь в бункере встретить библиотеку с настоящими бумажными книга­ми! Или их собрали еще до Катастрофы, или же кто-то долго воз­ился, дезактивируя их. Бандеролька сразу прониклась симпатией к Валентину Валентиновичу.
        Без противогаза и защитного костюма хранитель оказался по­жилым мужчиной, сутулым, но не полным, с редкими темными во­лосами и небольшой бородкой-эспаньолкой. Глаза его светились умом и ехидством.
        - Вам нравится? Это хорошо.
        Белую вышитую рубаху он сменил на черную.
        - Присаживайтесь.
        Бандеролька с доктором устроились рядом на потертом кожа­ном диване. В библиотеке чудесно пахло старой бумагой и почему- то табачным дымом. Курить в бункере мог только крайне беспеч­ный человек, поэтому Бандеролька решила, что аромат ей почу­дился.
        - Вот, извольте видеть, мое скромное собрание. Если в мире и есть, ради чего жить, то это, конечно, книги и автомобили.
        - Можно я посмотрю? - Бандеролька нерешительно припод­нялась.
        - Конечно, милая барышня! Конечно!
        Книги Бандерольку удивили. Они оказались похожими - яр­кие переплеты, картинки с воинственными, но обаятельными де­вушками в длинных платьях и с мечами. Некоторые девушки были полуобнаженными. Названия ничего Бандерольке не говорили: «Ведьма в законе», «Трудно быть ведьмой», «Ведьмак на обочи­не», «Ведьмам здесь жить» и прочее, и прочее.
        - А почему - ведьмы?
        - Люблю, - коротко ответил Валентин Валентинович. - Ведь­мы, драки - это хорошо!
        Слегка разочарованная, Бандеролька вернулась на место.
        - А почему машины? Вы их тоже коллекционируете?
        - Именно так, милая барышня, именно так! Кстати, если не се­крет, как вас зовут?
        Доктор и Бандеролька представились.
        - Бандеролька? - поразился Валентин Валентинович. - Весь­ма необычное имя!
        - У нас просто так принято: моего друга зовут Пошта, в маши­не остался Телеграф... Ну, так принято. Символ.
        - Ясно-понятно, - неожиданно Валентин Валентинович про­изнес одну из любимых присказок Пошты. Бандеролька почувствовала в этот момент, как по коже пробежали мурашки. - Я особо не интересуюсь современными обычаями и традициями. Раз сейчас модны такие имена, то кто я такой, чтобы судить.
        Он поднялся и начал прохаживаться по библиотеке.
        - Например, совсем недавно я узнал, что здесь неподалеку была заброшенная недостроенная атомная станция. Но что толку от этих знаний? Не буду же я жить в отсеке, предназначенном для реактора. Или вот, например, я прочитал про Республику Казантип. Мысль показалась не лишенной смысла, поэтому в силу своих возможностей я решил воспроизвести благое начинание. Респу­блика - это хорошо. Это свобода, это - мир. Лето и счастье. Сюда приезжали на автомобилях - и я начал собирать автомобили. Од­нако это тоже было практически лишено смысла.
        - А как вы их собираете? - очнулся заскучавший было Стас. - У вас есть топливо?
        - У меня есть упряжка выносливых мулов. Топлива у меня, увы, нет.
        Бандеролька с доктором переглянулись, даже не пытаясь скрыть разочарование. Выносливые мулы им бы ничем не помогли.
        - Нам нужно в Керчь, - вздохнула Бандеролька, - и кончи­лось топливо. Отсюда можно как-то добраться?
        - Пешком или на дрезине по рельсам. Завтра утром как раз поедут на дрезине, думаю, вас возьмут.
        - Кто поедет? - поразился Стас.
        - Как - кто? Молодежь. Молодежь - это хорошо. Без молоде­жи Республики бы не было. Оставайтесь сегодня на дискотеку, - посоветовал Валентин Валентинович. - Все равно засветло до Керчи не доберетесь, а ночевать в чистом поле - плохая идея. Зав­тра с ребятами поедете, по времени только выиграете.
        - Ладно, - неохотно согласилась Бандеролька. - Доверимся вашим советам.
        - И это хорошо! - воскликнул Валентин Валентинович, достал из кармана брюк мятую сигаретную пачку и с удовольствием закурил.
        ***
        Уговорить Телеграфа остаться оказалось делом непростым: листоноша ото всюду ждал подвоха. К тому же, он категорически не хотел оставлять «Мародер» на хранение Валентину Валенти­новичу. Бандеролька подозревала, что Телеграф просто был не готов превратиться из автомобилиста в пешехода, вот и приве­редничал.
        - Вы поймите, - убеждал его Валентин Валентинович, сверкая стеклами противогаза, - на обратном пути топливо завезете - и заберете. Я же не вор, я даже не коллекционер, я - хранитель. У меня ничего не пропадает и ничего не портится.
        - Допустим, у вас - нет. А если налет?
        - Да какой налет! Это у вас на большой земле, - видимо, так на Керченском полуострове называли Крым, - войны, налеты. У нас же все мирно, все друг друга знают. Вот сами посмотрите, какие люди замечательные. У нас хорошо. Исторически так сложи­лось, - тут Валентин Валентинович запнулся, и глаза его забега­ли, даже под противогазом было видно.
        Телеграф шумно вздохнул.
        И вдруг откуда-то повеяло шашлыком. Бандеролька носу свое­му не поверила. Ее спутники принялись принюхиваться, недовер­чиво раздувая ноздри. Солнце было еще высоко, но тени от окру­жающих долину холмов стали длинными и густыми. Ветер сюда не задувал, дневная жара придавливала сковородкой. «А который, собственно, час, - подумала Бандеролька. - Наверняка уже около семи. А значит, до Керчи все равно не добраться до наступления темноты, и стоит переночевать в предположительно безопасном месте, где к тому же пахнет шашлыком».
        - Ну, если мирно, - внезапно сдался Телеграф.
        - Хотите долговую расписку? Что беру «Мародер» в полной комплектации и обязуюсь вернуть?
        Листоноша аж крякнул от неожиданности и удовольствия. До­кументы - признак цивилизации, письменные свидетельства ее. В нынешнем мире их признают единицы. И вдруг человек сам, по доброй воле, предлагает составить расписку!
        - Уговорили, - расплылся в улыбке Телеграф. - Если распис­ка, сразу ясно - человек серьезный.
        Оставшееся до дискотеки время провели с пользой и приятно­стью: отмылись в бункере у Валентина Валентиновича, переоде­лись в чистое. Бандеролька уломала Телеграфа выдать из запасов несколько банок консервов на общий стол.
        На танцах она была единственный раз в жизни - в Джанкое, на выпускном, когда подростки становились полноправными листоношами. И теперь очень хотелось этот опыт повторить. Расспра­шивать Валентина Валентиновича о порядках, царящих на мысе Казантип, Бандеролька не решилась, и все переживала, что в по­ходной одежде будет выглядеть глупо, а платья с собой не взяла (не только по причине полной несуразности такой идеи, но и по причине отсутствия платья в гардеробе).
        Время близилось, солнце уже не освещало долину.
        - Вы готовы? - В комнату, выделенную гостям (две двухъя­русных кровати и столик), постучался Валентин Валентинович. - Поспешим же! Дискотека вот-вот начнется, а дискотека - это хо­рошо!
        Они выбрались на поверхность. Запах шашлыка стал сильнее. Над долиной неслись ритмичные звуки, будто кто-то молотил в лист жести. У Бандерольки аж дыханье сперло.
        Следом за хранителем они пересекли долину и вскарабкались на перевал. Берег круто обрывался - песчаный пляж был в не­скольких метрах внизу, по обрыву шла еле заметная тропинка.
        Вид открывался фантастический.
        Солнце только зашло, воды моря были абсолютно спокойны, недвижны, и отражали все оттенки закатного неба - только на тон светлее. В густой синеве неба зажглись первые звезды, круглые и любопытные.
        А на изгибающейся дугой полоске пляжа уже собралась толпа.
        Там был крытый камышом навес, видимо, бар, окруженный вы­сокими скамейками. Был костер, полыхающий ярко и празднично. Было несколько мангалов с исходящим соком и запахами мясом. Была музыка - та самая, похожая на барабанную дробь. И быта целая толпа отдыхающих, уже начинающих танцевать под откры­тым небом.
        Сначала взгляд Бандерольки выхватил только вскинутые к небу руки, разноцветную, очень яркую, одежду, но потом она за­метила, что люди, танцующие на песке, пренебрегают защитными костюмами и противогазами. Мутанты. Несмотря на непредвзя­тость и на то, что листонош с трудом можно было отнести к людям, Бандерольку передернуло: населяющие Крым мутанты слыли тва­рями злобными.
        Впрочем, в танцующих агрессии не было.
        Валентин Валентинович спустился к морю, Бандеролька по­следовала за ним, обмирая.
        Чем бы ни была «Республика Казантип», которую смотритель пытался реконструировать, получилось у него симпатично. Под камышовым навесом действительно был бар, между бутылок (ста­ринных, произведенных до Катастрофы, но с явно современным содержимым) горели невысокие свечи. За стойкой хозяйничала очень улыбчивая и очень зубастая шестирукая девушка в майке снадписью «Кали». У самого обрыва находился источник загадоч­ных звуков - сложная музыкальная установка, совмещающая ударные, гитару, пианино и что-то еще. Управляли установкой и задавали ритм всему собранию сиамские близнецы, похожие боро­дами и залысинами. Правый, в черных очках и бандане с черепом, увлеченно бил в барабаны.
        - Труевая дискотека, - похвастался Валентин Валентиныч. - Братья Труи - лучшие из лучших на Керченском полуострове! Отдыхайте, друзья. Отдыхать - это хорошо.
        Он улизнул, оставив листонош в некоторой растерянности. Бандеролька аж вцепилась в руку Стаса - ладонь у доктора была мокрая и холодная.
        Вокруг бесновались. Руки и ноги, изогнутые под немыслимыми углами, локти и колени в невероятном количестве, глаза красные и светящиеся, волосы белые, как проростки картошки и зеленые, носы самых разных форм, и все это - слепленное в нелепые, фантасмагоричные вариации. Кони листонош здесь не особо выделя­лись бы.
        - Вот ведь пакость, - пробормотал Телеграф. - Нет, молодежь, стар я для этого непотребства. Идите, развлекайтесь. Только шаш­лык этот не ешьте, хрен знает из кого он приготовлен. А я пойду в машину и спать лягу, заодно имущество наше переберу, для за­втрашнего похода перепакую.
        Он ушел. Бандеролька плотнее прижалась к Стасу.
        - Может, и нам в машину? - спросила она.
        - Да ты что?! Всю тусовку пропустить? Ладно тебе, не бойся, держись рядом. Пойдем плясать.
        Плясать Бандеролька не умела, и только топталась рядом со Стасом, недоумевая: зачем ей это?
        Возле нее ритмично подергивалась молодая брюнетка абсолют­но нормального вида: две руки, две ноги, два уха и два глаза. Лицо отрешенное, волосы слегка волнистые, фигура атлетическая - сразу видно, что девушка ведет не диванный образ жизни. Банде­ролька аж залюбовалась резкими и четкими движениями. Брюнет­ка обернулась.
        - А, это вы завтра в Керчь?
        - Да, - растерялась Бандеролька, чувствуя себя мелкой, не­нужной и незначительной.
        - Кто такие?
        - Я - Бандеролька, листоноша. Это - Доктор Стас.
        - Доктор?
        - Врач, - пояснил галантный Стас и почему-то засмеялся ним бывало.
        - Тоже в Керчь?
        - Ну да. У нас там общее дело.
        Брюнетка смотрела теперь только на Стаса, Бандерольку и не замечала. Ту кольнуло ревностью: понятно же, что молодая особа положила на симпатичного доктора глаз.
        - А вы кто? - напомнила о себе Бандеролька.
        - Я? Атаман Пеева. Мне тоже в Керчь утром и у меня дрезина, Валентиныч велел вас подвезти. Так что на рассвете встретимся у выезда из долины.
        Она окатила Бандерольку презрением, отвернулась и оттанце­вала в сторону.
        - И что это было? - спросил Стас.
        - Стерва какая-то, - в сердцах ответила Бандеролька. - Впро­чем, нам с ней, кажется, по пути.
        ***
        Ближе к полуночи мутанты перепились. Бандеролька от алко­голя отказалась сразу и решительно, Стас же позволил себе бокал. Бандерольку терзали угрызения совести: мир в опасности, Пошта и остальные рискуют жизнями, а она - будто в отпуске, по гостям и дискотекам. Приходилось напоминать себе про котов-людоедов и крабов, про хищный мох - и все равно Бандеролька чувствовала себя прогульщицей.
        Сюда, похоже, сплетни о листоношах не дошли. Никто не обви­нял их во всех грехах, никто не припоминал якобы совершенные злодеяния. Может быть, здесь вообще о листоношах не знали, ка­жется, даже о Катастрофе только догадывались: память у мутантов была короткой, и занимали ее танцы, обнимашки и прочие радости жаркого лета.
        А что будет зимой, они не думали.
        И о том, что зима близко, не подозревали.
        И о бункерах за морем понятия не имели.
        Они просто наслаждались жизнью.
        Бандеролька им отчасти завидовала. Ровно до того момента, когда заметила, что большая часть танцоров уже не стоит на ногах. Патлатый и крайне грязный мутант упал посреди пляжа и начал дергаться, изображая лежачий танец. Остальные хлопали в ладо­ши и подбадривали его. Рядом с Бандеролькой нарисовался пьяный в хлам сморщенный мужичок карманного размера - едва ей по плечо.
        - Мадам, - проникновенно начал он. - Силь ву пле. Авек плезир.Мон ами.
        - Я не танцую, - наугад ответила она.
        - У меня ай-кью - сорок девять! - оскорбился мутант.
        На нем была истошно-розовая футболка. Бандеролька помор­щилась.
        - Не трогай девушку! - набычился Стас.
        И началось. Сморчок в розовом неожиданно ссутулился, под­нял руки на уровень лица, прижал подбородок к впалой груди и, пошатываясь, попер на почти двухметрового доктора.
        Тот от неожиданности опешил и просто отступил. Сморчок поднырнул, как волнистый попугайчик, и выстрелил вперед, в на­правлении доктора, сухенькой ручкой. Кулак прилетел Стасу в солнечное сплетение, доктор согнулся пополам и закашлялся. Бандеролька среагировала моментально: зашла сзади, схватила мутанта за лицо (пальцами в глаза) и аккуратно уложила агрессо­ра на спину.
        - Ах ты... - прошипел мутант и вскочил одним прыжком.
        У Бандерольки в драке сначала работали ноги, потом - руки, и только потом включалась голова. Поэтому она попыталась достать мутанта топчущим, но сморчок, проявив неожиданную сноровку, провел удар мимо, перенаправив ногу. Бандеролька пнула снова - и снова с нулевым эффектом. Мутант зашагнул вперед и в сторону, оказавшись почти вплотную к девушке - она услышала смрадное дыхание.
        Так близко к Бандерольке, особенно - Бандерольке злой и уставшей, а потом позабывшей о гуманистических идеалах - сто­ять не стоило. Локтями она била уверенно и метко.
        Но почему-то секущий с правой прошел мимо, а когда Банде­ролька попыталась ударить снизу вверх в подбородок, мутант умудрился обогнуть ее и взять на удушку. Локоть он завел грамот­но: прямо под подбородок, и свел худые руки так быстро, что Бан­деролька ничего не успела сделать. Перед глазами потемнело, в ушах зазвенело, последнее, что она подумала, было: «Мамочки, как глупо!».
        Очнулась Бандеролька в эпицентре массовой драки.
        Вокруг были ноги, и разобрать, кто с кем дерется, не представ­лялось возможным.
        Было очень светло. Сначала Бандеролька решила, что от костра, но потом рассмотрела: пылал камышовый навес. В воздухе пахло кровью и дымом, раздавались молодецкие вопли и надсадное кхеканье. Бились братья Труи, обрушивая на остальных сокруши­тельные удары. Вертелся волчком мутант в розовой рубашке. Ата­ман Пеева отмахивалась оглоблей и орала:
        - Подходи, уроды, за свежей люлечкой!
        К удивлению Бандерольки, в драке обнаружился доктор Стас - с разбитыми губами, но абсолютно счастливый. Голые барышни катались в песке, тягая друг друга за волосы.
        Бандеролька вскочила на четвереньки и поспешила убраться подальше, пока не затоптали. Видно было: это не серьезное побои­ще с членовредительством, это такой народный вид спорта, раз­влечение.
        Но принимать участие не хотелось.
        Бандеролька отряхнулась и побрела вдоль полосы прибоя по­дальше от шума и гама. Не полная, но яркая луна освещала пляж, и бежала по морю светлая ребристая полоска. И что-то шевелило прямо у кромки прибоя длинным усом. Бандеролька осторожно приблизилась, готовая в любой момент либо начать драться, либо удрать.
        Но это был всего лишь рыбак с удочкой. Похоже, он не боялся того, что может принести море. Бандеролька решила, что рыбак - достойное завершение этого безумного дня, подошла и села рядом на песок.
        - Отец, - прочувствованно говорил рыбак в темноту и пусто­ту, - отец! Ты себе не представляешь, отец!
        Был рыбак грузным, всклокоченным и усатым.
        - Извините, - решилась Бандеролька. - А с кем вы разговари­ваете?
        - Призрак отца Гаррисона, - представил невидимого собесед­ника рыбак. - А что вы здесь делаете, барышня?
        - От драки убежала.
        - Да, подраться у нас любят, - согласился рыбак. - Поэтому Валентиныч оружие и забирает. А то поубивали бы друг друга. На­долго на Казантип?
        - Завтра утром уезжаем, нам в Керчь надо.
        - Керчь! - обрадовался рыбак и обратился к призраку. - Слы­шишь, отец? Передавайте там Олегу Игоревичу привет, капитану. Скажите, Константиныч его уважает.
        - Хорошо, - Бандеролька решила, что с нее хватит, и подня­лась. - Передам. До свидания.
        Она обогнула дискотеку, где уже братались и залечивали раны, и побрела к «Мародеру» - очень хотелось спать..()
        Глава 13.
        ЗМЕИНЫЙ РАЙ
        Тихим маршем выбраться у Пошты не получилось. Из штаба вышли без приключений, несмотря на то, что на площади перед бывшим домом культуры собралось, похоже, все население Старо­го Крыма, жаждущее посмотреть на живого листоношу (ну, или на то, как он перестанет быть живым). Пробираясь сквозь толпу, По­шта и его спутники особенно тщательно следили за тем, чтобы не нарваться на других людей в серых балахонах. Пару раз Костя (из-за маленького роста и капюшона несколько ограниченный в поле зрения) едва не налетел на настоящих сектантов, но успел увер­нуться, хотя один раз ему пришлось для этого нырять под брюхо припаркованного «камаза».
        Выйдя на центральную улицу поселка, Пошта и его спутники двинулись в сторону окраины, подальше от пиратов, казаков, та­тар и ополченцев. На блокпостах и заставах на них не обращали внимания - во-первых, сектантов побаивались, а во-вторых, они же выйти из города хотят, а не зайти. Чего их досматривать-то?
        На крайней заставе - за ней начиналась двухполосная дорога, ведущая в Коктебель, их поджидал неприятный сюрприз.
        У самого шлагбаума собрались семеро сектантов. Встав полу­кругом, они обратили взоры на заходящее солнце и стали раска­чиваться в странном ритме, приветствуя угасающее светило. На­ступали сумерки, любимое время адептов Серого Света, и отряд Пошты угораздило нарваться на, если так можно выразиться, бо­гослужение.
        - Братья! - обрадованно вскинул руки один из серых. - Вас пятеро! Сам Свет послал вас! Вместе нас будет двенадцать, са­кральное число.
        - Не будет, - ответил Пошта и хлестким ударом в висок отпра­вил сектанта в отключку. - Валим всех, - прошептал он, подхва­тив падающего сектанта в братские объятия. - Только по-тихому, а то весь городишко перебудим.
        По счастью, товарищи его услышали, и уже через несколько мгновений почти все настоящие адепты Серого Света оказались в бессознательном состоянии, лишь двоим удалось укрыться за грудой мешком с песком.
        - Что вы творите, - пискнул кто-то из них. - Мы же братья!
        - Шакал тебе брат, - ответил мичман Зиняк, вытаскивая маче­те. В отличие от Пошты, он предпочитал избавляться от врагов ра­дикальными методами. - А акула тебе мама.
        Двое уцелевших адептов Серого Света выбрали единственно верную тактику из всех возможных: бросились максимально бы­стро бежать в разные стороны. Одного успел срубить бумерангом Костя; второй на ходу обернулся, капюшон слетел с головы, и ока­залось, что это девушка.
        - Ты! - завопила она, глядя на Пошту. - Убийца! Мы ото­мстим!
        Мичман Зиняк метнул мачете, но промахнулся. Девица-сектант запрыгнула на подоконник ближайшего одноэтажного домишки, схватилась за карниз крыши, подтянулась и шустро, как сайгак, поскакала к следующей крыше.
        - Вы что, знакомы? - уточнил Воловик, меняя магазин АКМ.
        - Лично - нет, - ответил Пошта. - Но у меня дурная репута­ция в их секте.
        - Заслуженная?
        - Не без того.
        - Тогда предлагаю валить быстро, - сказал Воловик. - Рели­гиозные фанатики - народ злопамятный. Сейчас эта сучка ксво­им прибежит, всех на уши поставит, и будут они за нами гнаться, пока не надоест.
        - Им не надоест, - влез в разговор профессор Кайсанбек Ала­нович. - Они готовы на все ради Серого Света, они никогда не останавливаются.
        - Ничего, - пообещал Пошта. - Остановим. Не впервой.
        По его расчетам у них была фора во времени - минут сорок.
        Пока девица доберется до святилища (коих, по идее, в Старом Крыму должно было быть несколько), пока оповестят остальных, пока те соберутся в праведный крестовый (или как там у них он называется) поход... А сорок минут - это километра три-четыре по пересеченной местности, если бегом.
        - Вперед! - скомандовал Пошта. - Бегом марш! Воловик, ты замыкающим, увидишь пригодное место для засады - свисти.
        - Как свистеть? - не понял Воловик.
        - Громко!
        И они побежали. Бег с рюкзаком - вообще увлекательное за­нятие, а уж с оружием в руках он становится еще интереснее. Не подстрелить себя - раз, не подстрелить товарища - два, не спот­кнуться и не выронить автомат - три. Поневоле все внимание со­средотачивается на том, как переставлять ноги, не до любования окрестностями.
        Сзади раздался свист. Пошта резко остановился, на него тутже налетел профессор, в которого затормозил Костя. Один лишь Зиняк мудро бежал чуть в стороне и ни в кого не врезался.
        - Ну что? - крикнул Пошта.
        - Есть хорошее место, - отозвался Воловик.
        Пошта огляделся. Они бежали по узенькой тропинке, вокруг которой возвышались покатые холмы, которые тянулись до самых предгорий Кара-Дага. Холмы густо поросли папоротником и не­высокими кривоватыми деревцами. После заката резко стало хо­лодно, на листве выступила роса. Тропинка тут делала поворот, забирая влево, и за поворотом виднелись развалины какого-то дома.
        - Ну, что задумал? - спросил Пошта матроса.
        - Сажаем профессора в дом, как ложную цель. На дороге бро­саем один балахон, зря его, что ли, пацан не выбросил. Сами са­димся по кустам, только не напротив друг друга, а то перестреляем сами себя, а так, чтобы линии огня сходились под острым углом. Когда они дойдут до этого места - тут одна дорога была все время, так что они не промахнутся, - над балахоном наверняка остано­вятся. Если у них есть с собой собаки - дадут понюхать, чтобы вернее след взяли. Кайсанбек Аланович долбанет по ним из дробо­вика, и они решат, что в домике засада, уж очень место удобное. Икогда решат домик взять штурмом - мы их покрошим в мелко нарезанный салат.
        - Не нравится мне эта идея, - заявил профессор. - А что если они решат не штурмовать домик, а, скажем, расстрелять из грана­томета?
        - Откуда у них гранатомет? - удивился Воловик.
        - Ладно, в домике посижу я, - вызвался мичман Зиняк. - А вы, профессор, постарайтесь не кашлянуть в засаде.
        План удалось реализовать в мельчайших деталях. Серое воин­ство действительно нагнало их минут через сорок (Пошта успел подремать, у профессора разнылась спина от долгого неподвижно­го лежания на животе, как вел себя Костя в другой засаде с Воло­виком, оставалось загадкой, но Пошта предположил, что вел себя пацан образцово - очень уж он зауважал матроса после случая на скале), действительно остановились при виде серого балахона и даже (опять Воловик угадал) подвели к тряпке двух доберманов, чтобы те взяли след.
        Тут Зиняк ударил по сектантам из автомата, серые залегли по обочинам дороги и начали сползаться к домику. Гранатомета у них не было, зато в избытке водилось дымовых шашек. Закидав их куда можно и куда нельзя, серые всю лощину заволокли густым черным дымом, под прикрытием котором приблизились к руинам домика почти вплотную.
        Тут в дело вступили две огневые точки - Пошта и профессор с одной стороны, Воловик и Костя с другой встретили адептов Се­рого Света кинжальным огнем. Парочку успели отправить непо­средственно в Серый Свет (или что их там ждет в загробном мире), остальные с воплями разбежались кто куда.
        Враг был рассеян, морально повержен, но не уничтожен.
        Воловик и Зиняк рвались в погоню, додавить гадину, нельзя оставлять за спиной живых врагов, но Пошта был непреклонен.
        - И так много времени потеряли. Нам в Кара-Даг надо. А тут еще до Коктебеля идти и идти! Причем ночью, через предгорья и в хорошем темпе. Не до сведения счетов.
        Идти по горам - ну ладно, еще не по горам, по предгорьям - в темноте занятие неблагодарное, скорость передвижения низкая, опасность получить травму - высокая, а даже пустячный вывих притормозит весь отряд весьма значительно, поэтому Пошта ре­шил пренебречь режимом маскировки и переломил парочку хими­ческих факелов. Прозрачные пластиковые палочки озарили окрестности призрачным зеленоватым светом, и сразу стало ка­заться, что в кустах и между деревьями таятся полчища хищных мутантов.
        Костя решил включить свой тактический фонарик мощностью в семьсот люмен и тут же пожалел об этом: листва обладает непло­хим отражающим свойством, и ночью светить в лесу таким про­жектором - верный способ ослепить самого себя.
        Шли молча, контролируя сектора. Какое-то странное гнетущее беспокойство овладело всеми.
        - Мне кажется, - сказал Костя шепотом, - что за нами кто-то идет.
        - Это нормально, - ответил мичман Зиняк. - В лесу ночью всегда что-то чудится.
        - Да нет же, - возразил пацан. - Я ж после фонарика не вижу ничего, зато слышать стал лучше. Вот послушайте! Точно чьи-то шаги.
        Отряд по команде Пошлы остановился. Все прислушались. Кроме уханья сов и сопения ежиков до них не донеслось не звука.
        - Тебе показалось, - решил Пошта и скомандовал продолжить движение.
        - Не показалось, - упрямо возразил мальчишка, но развивать дискуссию не стал.
        Миновали заброшенный поселок с милым названием Козья Балка. Дорога пошла вверх, идти стало тяжелее. «Надо бы устро­ить привал, - подумал Пошта, - но нельзя - вполне возможно, сбежавшие сектанты поднимут казаков или пиратов, и за нами уже отрядили погоню».
        Интересно, как там Филателист? Справляется? Или Сургучу пришлось выйти из-под прикрытия и спасать главу клана?
        - Пошта, а Пошта, - позвал мальчишка, которому, наверное, было немного страшновато ночью в лесу, - а мне показалось или там, в Старом Крыму, был один из наших?
        - Не показалось, - ответил Пошта. - Не думаешь же ты, что Филателист сунулся во вражье логово без поддержки?
        - Я думал, мы - его поддержка, - удивился Костя.
        - Поддержки много не бывает. Да и не ждал нас Филателист. Он был уверен, что мы выполняем миссию, а не ломимся напро­лом спасать своего командира.
        - Так тот мужик, который тебя на выходе перехватил - он наш, да? Я его, кажется, в Джанкое видел.
        - Сургуч его звать, - неохотно сообщил Пошта. - По особым делам порученец.
        - Смотрите! - прервал их беседу Кайсанбек Аланович. - Что это там, в небе?
        Горизонт перед ними полого забирал вверх, в гору, а над горой, плоской, как стол, сверкали какие-то сполохи, над которыми при­зрачно мерцали гигантские капли, похожие на светящихся медуз.
        - Свят-свят-свят, - перекрестился мичман Зиняк. - Огни Святого Эльма! Я такие только на мачтах видел, перед штормом.
        - Тьфу на тебя, - ответил матрос Воловик, - обычное атмос­ферное электричество.
        - Да нет, не похоже это на огни Святого Эльма, - возразил про­фессор. - Статическое электричество - оно же на чем-то должно скапливаться, а тут прямо в небе висят.
        Пошта вытащил атлас и сверился с ним.
        - Если мы не заблудились, это гора Узун-Сырт, она же гора Клементьева, - сообщил он.
        - А, тогда понятно! - расслабился профессор. - Колыбель крымской аэронавтики!
        - Чего-чего? - не понял Костя.
        - Планеризма и полетов на воздушных шарах.
        - Так это чего - воздушные шары? Не может быть!
        - Ну, подойдем поближе - узнаем, - пожал плечами профес­сор. - Очень на них похоже.
        Подъем на гору Клементьева, она же Узун-Сырт, занял у отряда почти два часа. Пологая-то она пологая, но, черт побери, высокая. Взобравшись на яйлу, отряд сделал привал, и Пошта поднес к гла­зам бинокль. Профессор был прав - сполохи оказались огнями горелок, что подогревали воздух в двух десятках воздушных шаров, висящих неподвижно над плоскогорьем.
        Сами шары были заякорены над землей и соединены паутиной тросов. В паутине виднелись вагончики-трейлеры, лестницы, мостки, палатки и будочки.
        - С ума сойти, - пробормотал профессор, когда Пошта молча протянул ему бинокль. - Настоящий летающий город! Лапута!
        - Интересно, - задумался Воловик, - а чего они там парят? Чем им на земле плохо?
        - Не знаю, - ответил Пошта. - Но думаю, что неспроста они выбрали в небо. Идти по плоскогорью с повышенной осторож­ностью.
        Причина тяги обитателей летающего поселка к небу выясни­лась очень скоро. Отряд не прошел и ста метров, как Костя насту­пил на змею - здоровенную такую тварь метра полтора длиной. Она встревоженно зашипела и уползла в высокую траву, а спустя пару минут травяное море, покрывавшее яйлу, заволновалось, буд­то бы колышимое ветром - только вот ветра никакого не было. Шипение начало раздаваться со всех сторон, трава гнулась под движением множества скользких чешуйчатых тел.
        - Змеиный рай! - закричал Воловик. - Бежим!
        Отряд бросился бежать, прорубаясь сквозь заросли травы с по­мочью мачете, топора и бумеранга Кости. За ними по пятам следо­вало бесчисленное множество змей, блестящих в темноте. Пошта слыхал легенду про змеиный рай - место, где змеи расплодились в таком количестве, что пожрали все живое и стали питаться друг другом, пока не остались только самые большие и самые сильные; что люди, живущие неподалеку от змеиного рая, приносят гигант­ским тварям жертвы - чтобы те не расползлись по всему острову и не уничтожили человеческое население подчистую.
        До сего момента Пошта считал эту легенду очередной страшил­кой для детей, которую следует рассказывать на ночь глядя, дабы внушить трепет подрастающему поколению.
        Но - легенда оказалась правдой. Теперь понятно, почему эти чудики не слазят со своих воздушных шаров.
        Змеи догоняли.
        - Надо поджечь траву! - предложил Зиняк.
        - Не загорится, слишком сырая, - ответил на бегу Воловик.
        - Может, расстрелять парочку, и остальные передумают? - спросил Костя, воинственно взмахнув бумерангом.
        - Не сработает, у змей нет стадного инстинкта, - ответил профессор.
        - Они ядовитые? - уточнил Пошта.
        - Не думаю, - сказал Кайсанбек Аланович, - но при таком ко­личестве и размерах это уже и не важно.
        Выхода из сложившейся ситуации не было. Змеи ползли бы­стрее, чем люди бежали; переводить на них патроны было бес­смысленно. «Эх, сюда бы огнемет», - подумал Пошта мечтатель­но; но огнемета не было и не было из чего его соорудить.
        От отчаяний Пошта сорвал с разгрузочного жилета пару гранат и швырнул в траву позади себя. Взрыв, столб земли, ошметки зме­иных тел. И тут с неба раздался протяжный вой.
        - Мать моя женщина! - Мичман Зиняк от неожиданности аж присел.
        - Это еще что за иерихонские трубы? - удивился профессор.
        - А что такое иерихонские трубы? - уточнил Костя, вертя го­ловой в поисках источника звука.
        - Потом объясню, - пообещал Кайсанбек Аланович.
        - Это сирена, - догадался Пошта. - С летающего города!
        И тут на землю обрушился огненный дождь. С каждой гондолы, с каждого шара, трейлера, кабинки и корзины вниз полетело что- то горящее - бутылка ли, бочка, баклажка, коробка или самодель­ная граната - но, пролетев положенное расстояние, метательный снаряд взрывался, уничтожая десяток-другой ползучих гадов и со­трясая землю взрывной волной.
        - Так вот зачем они там висят! - догадался профессор. - Не жертвы змеям приносить, а контролировать численность популя­ции! Наверняка это филиал какой-то биостанции, может быть, даже Кара-Датской!
        «Ох уж эти яйцеголовые, - подумал Пошта. - Что тут кон­тролировать, тут уничтожать все под ноль надо. А они, значит, только на массовые перемещения змей реагируют. Ну что ж, спасибо и на этом».
        Однако вскоре выяснилось, что судьба отряда Пошты занима­ла обитателей воздушных шаров меньше всего - зажигательные бомбы падали все ближе и ближе к листоношам, профессору и матросам.
        - Теперь нам точно труба, - обреченно заявил мичман. - Если не змеи, так бомбы. Ну что за ночка!
        «Да уж, - мысленно согласился Пошта, - попали из огня да в полымя». Впрочем, бомбы - это не так страшно, если ты листоноша и твои рефлексы лучше, чем у простых людей.
        - Уходите, - скомандовал он. - Я прикрою.
        Пошта вскинул «Тавор» к плечу и пошел в хвосте отряда спи­ной вперед. Каждую бомбу, грозящую упасть поблизости, он сби­вал на лету - обычно они взрывались метрах в двадцати над зем­лей, орошая травяное море пылающим содержимым. От гари и копоти лицо и руки Пошты покрывал слой черной маслянистой пленки, глаза слезились от дыма, но рефлексы работали исправно. Один выстрел - одна бомба.
        Пока отряд выбрался из зоны поражения, Пошта израсходовал три полных магазина. Значит, сбил девяносто бомб. Нехилый у ле­тунов боезапас оказался. Интересно, как они его пополняют... На­верняка у них есть и наземная база где-то. А вот с летающим горо­дом точно никто связываться не будет - обрежут якорные канаты, разбомбят все к дьяволу и улетят. Грозная сила, хорошо, что змея­ми занимаются, а не политикой. Пошта содрогнулся, представив себе эту махину над Джанкоем.
        - Все, вырвались, - выдохнул Пошта, когда они приблизились кобрыву. Здесь заканчивалось плоскогорье и начиналось побере­жье. Над морем вставало солнце.
        Перед отрядом лежал Коктебель.
        Интерлюдия.
        Кротовый гольф
        - Принес? - угрюмо спросил водитель. Забравшийся в салон старенького комбайна курьер утвердительно промычал в ответ и продемонстрировал угрюмому водителю брезентовый вещмешок, внутри которого что-то загромыхало. - Тогда поехали.
        Взревел двигатель, из выхлопной трубы рядом с кабиной вы­рвались клубы черного дыма и копоти. Громыхая и поскрипывая, комбайн тронулся с места и поехал в сторону холма, возвышающе­гося в центре огромного поля. На холме стояла колоритная пароч­ка: тучный усатый мужчина в цветастой гавайской рубашке и бе­жевых шортах, а рядом с ним высокий худощавый старик в синей робе. В руках у той парочки были длинные стальные трубки, кон­цы которых зачем-то расплющили в неаккуратные блины. Мужчи­ны что-то живо обсуждали, указывая руками в направлении захо­дящего солнца.
        Завидев приближающийся трактор, мужчины прервали свой разговор и спустились к подножью холма. Теперь курьер смог вблизи увидеть двух самых влиятельных управителей Союза Воль­ных Городов Крыма. Толстяка звали Иван Зарубка, но среди под­чиненных его именовали не иначе как Правдорубом. Не потому что он всегда говорил правду, а потому что мог легко за неё убить. Так что собеседники Зарубки старались не делать тому замечания касательно излишней любви Ивана к мучному и сладкому.
        Настоящее имя старика не знали даже его многочисленные жены и дети. Все звали его Ферзем. Скорее всего, это прозвище старик получил за пристрастие к плетению многоходовых интриг илюбовь к свершению неожиданных и порой весьма жестоких ходов.
        - Привезли? - Зарубка повторил вопрос водителя, и курьер вновь утвердительно промычал, протягивая Правдарубу вещме­шок. - А чего мычишь? Немой, что ли?
        - Да, - поспешно отозвался курьер и только потом сообразил, какую глупость сморозил. Но, на его удачу, Зарубка не обиделся, а наоборот, разразился громким смехом.
        - Туповаты у тебя подчиненные, Ферзь! - улыбнулся Иван, развязывая вещмешок. - Но исполнительные.
        Запустив руку вовнутрь, Зарубка принялся перебирать содер­жимое мешка. Наконец он извлек на свет небольшой круглый че­реп. Это был вываренный и высушенный череп степного крота. После Катастрофы с кротами в крымских степях случилось что-то странное. Нет, они не выросли до невероятных размеров и не от­растили себе лишние конечности. Но кости их стали тверже, чем сталь.
        Подкинув несколько раз черепок на ладони, Зарубка удовлет­воренно кивнул.
        - Пойдет!
        Закинув вещмешок на плечо, толстяк пошел обратно на холм. Ферзь задержался, давая подчиненным указания.
        - Заберете нас через пару часов у третьей лунки. Охрана, я на­деюсь, не дремлет?
        - Что вы шеф, как можно? - обиженно насупился водитель, неуклюже выбрался из кабины и взмахнул пару раз руками над головой. В ту же секунду по периметру холма стали появляться силуэты людей с оружием. Лица охранников скрывались за маска­ми респираторов или противогазами, все они щеголяли в новень­ких противорадиационных костюмах. Ферзь хорошо заботился о своих подчиненных, обеспечивая им самую надежную амуницию, какую только можно было достать на заброшенных военных скла­дах крымского острова.
        - Молодцы, - похвалил старик и пошел вслед за Зарубкой. Во­дитель вновь помахал руками над головой, и степь вокруг холма вновь стала ровной, словно поверхность обеденного стола.
        - Ферзь, давай быстрей! - прокричал с вершины холма Правдоруб. - Солнце скоро уйдет!
        Вернувшись в кабину, водитель завел двигатель и погнал ком­байн в сторону третьей лунки. Когда начальство играло в гольф, лучше не попадаться им на глаза. Иначе вместо черепа крота управители могли использовать голову провинившегося подчи­ненного.

***
        - Как ты думаешь, Иван, есть ли выжившие кроме нас?
        - Ты сейчас о чем? - удивился Зарубка, устанавливая крото­вый череп на пластиковой подставке, нижняя часть которой глу­боко уходила в грунт холма. Ферзь стоял неподалеку, опершись двумя руками на самодельную клюшку для гольфа и глядя куда-то вдаль. - Выжившие на острове? Конечно же есть, ты и сам знаешь. Севастополь, Симферополь, Феодосия, Керчь...
        - Да нет, я сейчас не о Крыме спрашиваю. У нас-то поселения выжившие почти каждую неделю обнаруживаются, благодаря не­устанной работе листонош. Но как, по твоему мнению, обстоят дела на материке? Ты никогда об этом не задумывался?
        - А что тут думать? - Иван встал рядом с черепом-мячом, примериваясь для удара. - Если бы кто и выжил, правительство там какое-нибудь, то они давно к нам нагрянули. А уж сколько лет ти­шина! На остров никто не приплывает. Пираты и севастопольские моряки никого в море, кроме мутантов, не встречают. Погибли все, поубивали друг дружку.
        - Но если у нас на острове выжило столько людей, то почему ты думаешь, что подобное не удалось кому-то ещё? Ядерные бом­бы, конечно, мощные штуки, и слава богу, что по Крыму ими не утюжили, но и от них можно найти спасение. Укрыться где-нибудь.
        - Где?! - свой вопрос Зарубка сопроводил ударом по мячу- черепу. Вжииих! И гудящий на лету снаряд устремился в поле. Со­беседники проводили его взглядом.
        - Да мало ли где можно было пересидеть. Бункеры, бомбоубе­жища. В метро можно было спрятаться, в конце концов.
        - В метро? Ну ты и шутник! - расхохотался Зарубка, уступая Ферзю место. Старик достал из мешка черепок и установил его на подставку.
        - Зря ты так, Иван. Метро строили как бомбоубежище, и во время большого бума там наверняка оказалось огромное количе­ство людей. Переждали, освоились и начали быт налаживать. Со­всем как мы.
        - Не знаю, Ферзь, не знаю, - скептически протянул в ответ За­рубка. - Может, ты и прав. Но боюсь, ответа на этот вопрос мы с тобой не узнаем. Даже если кому-то удалось спрятаться и пере­ждать этот ядерный ад в подземных каменных бункерах, то вряд ли они в ближайшие годы они будут стремиться наладить отноше­ния с другими выжившими. Вокруг мутанты, инфраструктура раз­рушена, радиационный фон зашкаливает. Вопрос выживания для них на первом месте. Тут не до туризма.
        Старик примерился и сделал свой удар. Проследив за полетом мяча и запомнив место его падения, Ферзь достал из земли под­ставку и стал спускаться с холма. Иван двинулся следом.
        - В твоих словах есть резон. Человечество всегда стремилось к выживанию, а не к саморазвитию. Банка тушенки сейчас стоит больше любой картины Пикассо. Черт побери, скорее всего, эту картину порвут на лоскуты и бросят в огонь, чтобы разогреть ту самую тушенку!
        - О чем я тебе и толкую, - кивнул Зарубка, на ходу выбирая вмешке очередной черепок. - Это мы в Крыму, считай, как на ку­рорте! Хоть люди и мрут как мухи от мутантов и лучевой болезни, но зато под ясным солнышком. Хлеб у народа есть, зрелища мы ему обеспечиваем. Я, кстати, вчера с одним карликом, Лоренцо его кличут, контракт подписал. Сделаем передвижной цирк-шапито. Наберем гимнастов, клоунов, акробатов. А с уродами так вообще проблем не будет, ассортимент нынче широк.
        - Цирк? - удивился Ферзь.
        - Да. Думал построить что-то вроде Колизея, как в древнем Риме, но потом посчитал и понял, что цирк мне дешевле обойдется.
        - Думаешь, с помощью этого ты сможешь отвлечь горожан от насущных проблем? А что, может сработать. - Старик даже по­чувствовал легкий укол зависти, что такая блестящая идея при­шла не ему, а усатому собеседнику. - Пусть жрут свои радиоактив­ные продукты и веселятся, глядя на бородатых женщин. Меньше будут задумываться над тем, что управители живут в надежных бункерах с очищенным воздухом и чистой водой.
        - Кстати! - воскликнул Зарубка и достал из кармана шорт ма­ленькую жестяную коробочку. Старик последовал его примеру и достал точно такую же коробочку из нагрудного кармана своей робы. Внутри коробочек оказались большие желтые таблетки. Управители приняли по одной и следующие несколько минут шли молча.
        Когда таблетка окончательно растворилась, Иван сглотнул горький ком слюны и скривился.
        - Черт! Не могли высоколобые ученые придумать антинуклидовую таблетку с приятным вкусом? Клубничным или банановым, например.
        - Ты как маленький, честно слово, - укоризненно поцокал языком Ферзь. - Живешь в хоромах, питаешься здоровыми продуктами, радиация тебе не страшна. А все равно чем-то недоволен! Вот такие, как ты, Катастрофу и устроили.
        - Что значит «такие, как я»? - набычился в ответ Зарубка.
        - А такие, кому всегда мало. Мало денег, мало власти, мало женского внимания.
        - И это говорит мне человек, у которого шесть жен и черт знает ещё сколько любовниц! - поддел Ферзя в ответ Зарубка. Но ста­рик лишь примирительно поднял руки вверх.
        - Тут ты меня уел. Но в свою защиту хочу сказать, что никогда не брал женщин силой. Они сами ко мне липнут. А если силы по­зволяют, то почему же не пригреть красавицу?
        - Ох, Ферзь, шалишь. Может ты, помимо желтых, ещё и голу­бые таблетки принимаешь? - Иван заржал, довольный своей не­хитрой шуткой. Старик ничего не ответил, так как его внимание в тот момент привлек одинокий всадник, скачущий по степи по на­правлению прямо к игрокам. Гонец?
        Но пока всадник был далеко, старик не стал обращать на него внимание. Если что, охранники задержат и разберутся.
        - Не о том ты думаешь, Иван, - ответил он наконец собеседни­ку. - Нас сейчас не потенция должна волновать, а будущее. Вот успокоится, наладится жизнь в Крыму. И что дальше?
        - К чему ты ведешь, старик? Я не понимаю.
        Ферзь тяжело вздохнул и остановился, вновь используя клюш­ку в качестве трости.
        - Ты пойми, что рано или поздно наступит время передела вла­сти. Когда общество очухается от прошедшей Катастрофы и нач­нет возрождать старые связи. Думаю, что там, на материке, есть свои листоноши. И в любой момент к нам на остров могут нагря­нуть представители какой-нибудь Новой Украины или Возрож­денной России. Да хоть Объединенные Турецкие Эмираты.
        - Что с того?
        - А то, что они могут не признать самостоятельным государ­ством. Скажут: «Союз Вольных Городов? Казачья Сечь? Крымское ханство? Что ещё это за банановые республики?». И посадят тут своего наместника, поддерживаемого маленькой армией.
        Зарубка посмотрел на старика со смесью удивления и страха. Похоже, подобные мысли были для Ивана в новинку. Он-то уже решил, что его власти ничего не угрожает. Что до конца своих дней он просидит на вершине этого вывернутого наизнанку мира. И вдруг оказывается, что в любой момент этой власти может прийти конец. Наконец, Зарубка спросил осипшим от волнения голосом.
        - Ты серьезно думаешь, что такое возможно?
        - Не стал бы ставить на это свою жизнь, но отрицать подобный вариант развития событий нет смысла.
        - И что ты предлагаешь? - Зарубка уже забыл об игре. Взбудо­раженное воображение толстяка рисовало картинки высадки на крымские берега многотысячного турецкого десанта.
        - Я предлагаю быть готовым к такому повороту. Нам нужно са­мим объединить разрозненные поселения в единое государство.
        - Похоже, ты просто перегрелся на солнце, и от этого у тебя разыгралось воображение, - нервно хохотнул Зарубка. - Как ты хочешь объединить жителей острова? Пираты никому не подчи­няются. Листоноши тоже себе на уме. Казаки никогда не сядут за один стол с татарами. Я уж не говорю о бандитах и мародеров.
        - Всё очень просто. Для того, чтобы объединить столь разно­шерстную компанию, потребуется всего одна вещь. Внешний враг. Могущественный, способный уничтожить всех и вся. И един­ственный способ противостоять ему - это заключить союз.
        - И где же мы возьмем такого врага?
        - Да мы просто его придумаем. - Ферзь расплылся в холодной улыбке маньяка-убийцы, глядя на которую даже Зарубка почув­ствовал себя не в своей тарелке.
        - Охренеть, - только и нашел что ответить Зарубка.
        - Конечно, лучше всего внешний враг. Но один мой новый при­ятель подсказал мне идею, которая показалась куда более перспективной.
        - Что за приятель и что за идея?
        Зарубка с нетерпением ждал ответов на свои вопросы, но Ферзь даже не смотрел на него. Все внимание старика было обращено на подъезжающего к ним всадника в серебряной маске.
        - Идея? Она проста. Вместо того, чтобы пугать окружающих выдуманным внешним врагом, мы сделаем для них реального вра­га, но внутреннего.
        - То есть? Ты можешь объяснить по-человечески, без намеков и недомолвок? - чувствовалось, что ещё немного, и Правдоруб взорвется от нетерпения и ударит Ферзя своей клюшкой для гольфа. Но старик лишь кивнул в сторону всадника в серебряной маске.
        - Вот тот человек, что придумал этот план. Пусть он сам его тебе и расскажет.
        В эту самую минуту солнце окончательно скрылось за холмами. На Крым опускалась тьма.
        Глава14.
        ПОД ЗЕМЛЕЙ
        Растолкал Бандерольку Телеграф. Солнце только взошло, и от холмов протянулись длинные тени. Под утро стало прохладно, и Бандеролька залезла в спальник. Так себе и дрыхла, пригревшись, и снились ей мутанты.
        - Где Стас? - вместо «доброго утра» прорычал Телеграф.
        - То есть?
        События прошедшей ночи выплывали из тумана. Атаманша Пеева...
        - Ой, - спохватилась Бандеролька, - мы же с атаманшей долж­ны встретиться, чтобы на дрезине до Керчи доехать. Наверное, Стас с ней.
        - А где встретиться договаривались?
        - Да здесь вот, у выезда.
        - Я давно не сплю, и никто не появлялся, - пробормотал Теле­граф, - сдается, не к добру это. Но подождем.
        Они позавтракали. Никто не появился. Телеграф явно нервничал, хоть старался не подавать вида. Бандеролька сдалась первая.
        - Пойду я к Валентину Валентиновичу.
        Уже понятно было: что-то случилось, но Бандеролька пыталась храбриться и держаться. Телеграф угрюмо кивнул:
        - Даже идти не надо. Вон он чешет, разлюбезный ваш хра­нитель.
        Между рядами брошенных машин довольно шустро ковылял Валентин Валентинович. Бандеролька хотела пойти ему навстре­чу, но не смогла сдвинуться с места: нехорошее предчувствие сжало сердце, и колени стали ватными.
        - Если с доктором что-то случилось, - угрожающе пробормо­тал Телеграф. - Если эти твари...
        - Уважаемые! - не добегая метров пяти, Валентиныч поднял руки. - Уважаемые! Случилась небольшая неприятность. Ничего страшного, вы не переживайте, мы все исправим.
        - Куда доктора дел, сволочь?! - прорычал Телеграф, вскиды­вая ствол.
        - Собственно, я не... Опустите оружие пожалуйста, Телеграф. Дайте отдышаться.
        Голос у него через противогаз звучал глухо.
        - Дыши, - разрешил Телеграф сквозь зубы. - Пока можешь. Повторяю: ты куда нашего доктора дел?
        -Я никуда его не девал, - Валентин Валентинович выпрямил­ся и попытался сохранить остатки собственного достоинства, что трудно сделать, когда в тебя целятся. - Собственно, я не пришел бы к вам, если бы его куда-то дел. Я хочу помочь.
        - Давай-ка к делу. - Телеграф поморщился так презрительно, что Бандеролька испугалась: выстрелит.
        Сама она ничего не могла сказать и ничего не могла сделать - испугалась. Не пасовала перед мутантами и зверями, не терялась в перестрелках, а тут почему-то испугалась.
        - Похоже, вашего доктора увезли в Керчь без вас, - развел ру­ками Валентинов. - Ночью его видели с атаманшей Пеевой. А утром выяснилось, что пропала одна дрезина.
        - Не понял. В сексуальное рабство, что ли, угнали Стаса?
        - Вряд ли. Насколько я знаю, у Пеевой есть отец, его зовут Диким Барином. И он болен. Так что, наверное, атаманша просто позаимствовала у вас врача. Вреда ему не причинят...
        - Где у нее... логово? И как туда добраться?
        - В Керчи, в каменоломнях. Логово, скажете тоже. Логово - это хорошо... А добраться можно на дрезине. Собственно, я хотел вам предложить воспользоваться моей личной механической дрезиной, чтобы догнать Нату Пееву. Так и предположил, что вы за­хотите вернуть друга. Только умоляю, без стрельбы! В конце кон­цов, никто не желал ему зла.
        - Это мы посмотрим, - хмуро пообещал Телеграф.

***
        Дрезина оказалась платформой с рычагом и двумя скамейками. Она стояла на рельсах и не производила впечатление чего-то, мо­гущего ехать. Бандеролька с Телеграфом, нагруженные необходи­мыми вещами, в сомнении уставились на нее.
        - Беретесь за рычаг, - консультировал хранитель, - и качаете. Это приведет в движение двигатель. Едет довольно шустро, рель­сы в приличном состоянии, зверье еще Пеева распугала, так что доберетесь быстро. Где каменоломни, в курсе?
        - Найдем, - сказал Телеграф.
        Был он мрачнее тучи: бросать доктора не годилось, хоть Вален­тинович и утверждал, что ничего плохого со Стасом не случится, а освобождение спутника из лап неизвестных противников могло поставить под угрозу операцию. Бандеролька прекрасно это пони­мала и сама мучилась теми же размышлениями.
        - Нам все равно надо в Керчь, - сказала Бандеролька. - Мы не сильно отклоняемся от маршрута.
        Валентин Валентинович, кроме дрезины, запаса воды (немного фонит, но для листонош годится) и еды дал карту. На ней были от­мечены Аджимушкайские каменоломни, точнее, «подземный музей». Что такое музей, Бандеролька представляла, почему его надо делать под землей - не очень.
        - Валентин Валентинович, а вы там были? - решила она уточ­нить.
        - Бывать не бывал - не люблю подземелья, а слышал много.
        - Там ходы запутанные?
        - Как во всяких каменоломнях, - пожал плечами хранитель Казантипа, - говорят, ориентироваться можно. И потом, там есть отметки на стенах, чтобы не блуждать.
        Бандеролька с Телеграфом переглянулись. Задача отыскать в «подземном музее» Стаса казалась трудновыполнимой. Действо­вать стоило не нахрапом, а хитростью.

***
        На то, чтобы в деталях разработать план, времени было доста­точно: орудуя рычагом дрезины, они ехали по пустынной местно­сти: слева - холм, справа - холм, ни животных, ни людей. Видимо, дрезина атаманши Пеевой и правда распугала всех в округе.
        Дело немного осложнялось тем, что Пеева видела листонош, но Телеграф, помимо прочих достоинств, обладал навыками маски­ровки. Они остановили дрезину, не доезжая до цели три киломе­тра - не хотели сразу себя выдавать.
        Телеграф порылся в рюкзаке, вытащил респираторы, в принци­пе листоношам не нужные, клетчатые платки-арафатки и коробку грима. Им предстояло переоблачиться в бродячих торговцев.
        Расчет был на то, что Керчь - не самое посещаемое место Кры­ма, и даже ватаге атаманши Пеевой свойственно любопытство.
        Что будет, когда они проникнут в каменоломни, Бандеролька не задумывалась. Точнее, задумывалась, но гнала от себя эти мысли. Пейзаж был все тем же безрадостным и однообразным: холмы, постепенно становящиеся все ниже и переходящие в степь, синее небо с безжалостным солнцем, безлюдье.
        Переоблачившись и перетасовав рюкзаки так, чтобы лежащие сверху вещи сошли за товар, Бандеролька и Телеграф взобрались на очередной холм и увидели внизу и вдали странное нагроможде­ние камней. Телеграф сверился с картой:
        - Это, должно быть, и есть каменоломни.
        В респираторе и арафатке, закрывавшей лицо и шею, было жар­ко. К тому же Бандеролька нацепила солнечные очки и перчатки. Свободный комбинезон должен был скрыть отсутствие костюма защиты. Телеграф тоже обмотался арафаткой, но оставил откры­тым лоб и нос, на которых довольно достоверно изобразил язвы. Бедствующие странники, отец и дочь, торгующие добычей, со­бранной по всему побережью.
        Бандеролька поправила лямки рюкзака и зашагала вниз. Быстренько закончить - и в Керчь.
        Ну почему атаманша просто не договорилась с доктором? Разве Стас отказался бы осмотреть больного? Ответ на этот вопрос Бан­деролька знала: Пеевой просто в голову не пришло решить вопрос мирно и цивилизованно.
        Все-таки Катастрофа вызвала некие необратимые изменения. Раньше, до нее, люди помогали друг другу и придерживались об­щепринятых правил: например, нельзя было просто убить не по­нравившегося тебе человека, надо было сперва получить разреше­ние на оружие, а его давали не всем, только уравновешенным и спокойным. Поэтому лишних смертей почти не было. И уж точно предки не стали бы похищать врача, они бы его пригласили, и док­тор не смог бы отказаться. Теперь все это забыто, и миром правит жестокость.
        Странные камни оказались архитектурным сооружением: му­скулистые вооруженные исполины, кажется, собирались с кем-то драться.
        У скульптуры Бандеролька заметила часовых. Двое молодых парней в полной защите расположились в тени и резались в карты. «Торговцев» они заметили не сразу, Бандерольке пришлось от­кашляться.
        - Стой! - подорвался один из часовых, сверкнул стеклами противогаза и навел на Бандерольку с Телеграфом автомат. - Кто идет?
        - Мы - торговцы, - представилась Бандеролька. - Меня зо­вут Гривна, а это - мой отец, Длинный Рубль. Мы несем товары из Симферополя. Впустите нас, пожалуйста, чистая вода кончилась и папа заболел. Мы заплатим. А может быть, вы захотите что-нибудь купить?
        - Вали в Керчь, - посоветовал часовой. - Нам зараженных на базе не надо.
        - Погоди, Иванов, - встрял второй, - давай хоть посмотрим, что там у них. Любопытно же.
        - Ладно, - без всякого энтузиазма отозвался Иванов. - Только учтите, торговцы, я в вас целюсь. Открывайте рюкзаки.
        Телеграф предусмотрительно молчал и слушался, предоставив эту часть операции Бандерольке: актерских способностей бывало­го листоноши не хватило бы даже блоху обмануть.
        Бандеролька открыла клапан рюкзака и принялась нахва­ливать:
        - Вот, посмотрите, тушенка! Просрочена всего на четыре года, но банки не вздулись!
        - Зараженная, - прокомментировал Иванов.
        Второй часовой отмахнулся, взял банку, завороженно повертел
        в руках.
        «Странно, - подумала Бандеролька. - Атаманша Пеева разгу­ливала по дискотеке без защитного костюма, а эти боятся радиа­ции. Не мутанты?»
        - У нас есть не только пища, - залебезила Бандеролька. - По­нимаю, тушенку нельзя деактивировать, но мы принесли много полезного! Вот, смотрите, одежда, - она вытащила запасные шта­ны Стаса и его же тельняшку.
        - А патроны есть? - поинтересовался Иванов.
        Вопрос был провокационный. Понятно, что мирные торговцы не ходят без оружия, но покажи патроны - обыска не избежать. Бандеролька замялась было, и тут ее осенило.
        Бандеролька замялась было, и тут ее осенило.
        В каменоломнях темно. Наверняка освещают чем могут: кар­бидными лампами, свечами, факелами.
        - Вот! Специально для вас! - она вытащила фонарик.
        Часовые уставились с недоумением.
        Фонарик был не старый, а сделанный в мастерских Джанкоя. Он не требовал батарейки: для того, чтобы светилась лампочка, до­статочно было сжимать и разжимать рукоятку. Мастера называли свое создание «динамой».
        Бандеролька нажала на ручку, в фонарике что-то зажужжало, и лампочка загорелась: сперва тускло, потом - ярче. Часовые выпу­чили глаза. Иванов даже ствол опустил.
        - Один? - с придыханием поинтересовался он.
        - Три, - Бандеролька готова была расстаться не только со сво­им фонариком, но и с фонариками Стаса и Телеграфа. - Редчай­шая вещь из Джанкоя.
        - Джанкой. - Иванов подобрался, напрягся и снова прицелил­ся. - И давно ты была в Джанкое, Гривна?
        - Давно, еще в марте. Мы с отцом выменяли эти фонарики у листонош и пошли дальше. Покупателя не было до сих пор, но я будто знала, что мы к вам заглянем.
        - И листоноши вам ничего не сделали?
        - Нет, - удивилась Бандеролька. - Гостеприимные были, как всегда. Мутанты, конечно, но мирные.
        Неужели и сюда дошли нереальные слухи о листоношах, якобы нападающих на людей?!
        - И с тех пор вы в Джанкое не были? - продолжил допрос до­тошный Иванов.
        - Нет, мы по другому маршруту шли. Чаще раза в год мы не возвращаемся, если очень не попросят. Иногда заходим в новое место - вот, как к вам заглянули. А что такое случилось?
        - Неужто не знаете? - с издевкой спросил Иванов.
        «Пропали, - подумала Бандеролька, - что-то общеизвестное
        прошло мимо нас потому, что мы - листоноши».
        - Папа болел, - грустно проговорила она, - мы останавлива­лись, лечили его, почти ни с кем не общались, да и мне было не до новостей.
        - Чем болел-то? - поинтересовался второй охранник.
        - Да лучевухой, наверно, никто нам так и не сказал. Прошло, я не заразилась, но вот язвы остались, и голос у папы пропал.
        Часовые переглянулись. От лучевой болезни вообще нет лече­ния, но кто знает, какие формы она может принимать. Живут же люди, та же атаманша, без защиты, и не умирают.
        - Скурвились твои листоноши, - сказал второй, безымянный, часовой. - Решили власть над Крымом взять, вот и творят непо­требства.
        «А на Казантип все делали вид, что не в курсе, - вспомнила Бандеролька, - интересное кино получается».
        - Неужели?! - ахнула она. - Вот сволочи! Так вы фонарики, значит, брать не будете?
        - Как - не будем? - поразился Иванов. - Почему это? Вещь хорошая. Возьмем и атаманше один подарим. Еще есть листоношьи штучки?
        Бандерольке очень хотелось ответить: есть, и даже две - Банде­ролька и Телеграф, но она сдержалась.
        - Листоношьих нет, но есть хороший универсальный нож, - принялась перечислять она, выкладывая «товар», - фляжка, по­ходный котелок, огниво...
        Снаряжение часовых заинтересовало. Бандерольке жаль было расставаться с хорошими вещами, но делать нечего. Впрочем, ни­чего на обмен часовые сию секунду предложить не могли, и взды­хали горестно.
        - Так впустите? - жалобно спросила Бандеролька. - А я вам - два фонарика. А деньги потом отдадите. Папа очень устал.
        Телеграф вспомнил, что он - больной лучевухой торговец Длинный Рубль и очень натурально закашлялся.
        - Черт с вами, - решил Иванов, - пойдем, провожу. Дезакти­вацию пройдете, зараженные вещи в камеру спрячете.
        Внутри оказалось обыденно.
        Бандеролька уже много раз была в пещерах, каменоломнях, бункерах, канализационных ходах и убедилась: все они, в прин­ципе, одинаковы. Разнятся только перекрестки и ходы, где-то все коридоры горизонтальны, а где-то - в несколько уровней и связа­ны шахтами; где-то приходится ползти или идти пригнувшись, а в других - Один, конь Пошты, спокойно проскачет, но общего больше.
        Во-первых, под землей всегда тише, чем на поверхности. Мно­гометровая толща камня отделяет идущих (ползущих) по пещере от привычной суеты, от свиста ветра, шелеста листьев, шагов про­хожих, птичьих трелей, голосов людей, лая собак, шороха волн. Во-вторых, под землей пахнет только тем, что ты принес, да еще сыростью. В-третьих, одинаковая температура, здесь нет дня или ночи, нет весны и нет зимней стужи. Здесь вообще нет времени. Ну и, конечно, сама путаница ходов, изгибы и углы, кажущаяся бес­конечность темных коридоров, их повторяемость... Все системы одинаковы.
        Аджимушкайские каменоломни, естественно, не были исклю­чением из правил.
        После обычной системы очистки и дезактивации Бандеролька с Телеграфом (точнее, Гривна с Длинным Рублем) оказались в центральном коридоре. Такое ощущение, что здесь прошли бои - стены были местами обрушены и заложены известняковой клад­кой, пол - неровный, то вверх, то вниз, исшарканный шагами за десятилетия. Вдоль стен тянулись толстые жилы кабелей и горе­ли редкие светильники - тускло, в половину накала. Проводни­ком выступал уже знакомый листоношам Иванов, без противогаза он оказался мелким, по плечо Бандерольке-Гривне, белобрысым вечным мальчишкой. Ему могло бы быть семнадцать-двадцать, но носогубные складки, красные белки и нос в прожилках, а так же порядком поредевшая шевелюра выдавали мужчину хорошо за тридцать. Плечи у Иванова были узенькими и покатыми, ноги - кривоватыми, и вообще он производил впечатление крепко под­дающего(водка, говорят, от радиации спасает) и нездорового под­земного жителя. Этакая бледная поганка.
        Покинув пост, Иванов стал разговорчивым и дружелюбным - наверное, почуял наживу.
        - Аджимушкайские каменоломни - мы зовем логово «Мушка­ми» - место легендарное, овеянное славой. Тут сначала просто до­бывали камни, а потом война шла. Вроде, не та, которая перед Ка­тастрофой, а подревнее. Вот и поставили памятник при входе ге­роическим защитникам не помню чего. Какого-то союза или какого-то альянса, что ли. Потом сделали музей, а после мы уже тут заняли. Атаманша с Барином тут организовали все.
        - А не страшно под землей? - поддержала беседу Бандеролька.
        - Да чего тут бояться! - отмахнулся Иванов. - Я каждый ка­мень знаю.
        Бандерольке хотелось бы, чтобы его голос звучал несколько уверенней. Телеграф, скованный нежданным обетом молчания, только хмурился.
        - И никто тут не водится, кроме людей? - задала Бандеролька наводящий вопрос.
        - Болтушки разве что. - Иванова конкретно передернуло. - Но они не смертельные. Идиотом только стать можно.
        О болтушках Бандеролька не слышала - но мало ли, что водит­ся в Крыму. Развивать тему она не решилась - накликаешь еще.
        - Далеко нам идти? Мы к атаманше идем?
        - К ней, а к кому же. Она в штреках смерти, - Иванов произ­нес название и нервно заозирался. - Не любит публичность. Пока доберешься - проголодаешься. Атаманша, как я говорил, людей не любит. А Барин, напротив, очень любит. Почти как болтушка. Забалтывает насмерть. Поэтому любящая дочь его и держит в Штреках.
        - Название нехорошее - Штреки смерти...
        - Это чтобы люди боялись.
        - Как болтушек? - не сдержалась Бандеролька.
        Они как раз свернули с главной тропы в какой-то темный штрек, Иванов тут же зажужжал новым фонариком. Бандеролька же вос­пользовалась обычной «зеркалкой» - консервной банкой, надре­занной с одной стороны, со свечой внутри. По опыту она знала, что обитатели пещер обожают рассказывать страшные истории. Ко­нечно же, Иванов не упустил случая напугать пришлых.
        - Болтушки - страшные существа. Во-первых, они бессмерт­ные. Не, серьезно. Если кого поймают, начинают рассказывать о Сталине. Вот ты знаешь, кто такой Сталин? А я знаю, один раз еле от болтушки ушел.
        - Они разумные?
        - Не думаю. Повторяют одно и то же по сто раз, как будто заело. Про Сталина, значит, своего. Это был такой вождь в дои­сторические времена. И вот вроде, ничего болтушка не делает, только держит и говорит. Но люди не выдерживают, мозги-то не резиновые, идиотом стать можно. Так что увидишь - не здоро­вайся, беги.
        - А как они выглядят-то?
        - Как бабки.
        - В смысле?
        - Как древние бабки в синих халатах. Говорят, они тут то ли уборщицами были, еще во времена музея, то ли билетершами. А потом приключилась Катастрофа, и они мутировали. И никак не перемрут. Одно хорошо: территориальные. Где одна водится, там другие не ходят. И медленные, удрать можно, если уши вовремя заткнешь.
        Телеграф не удержался - хмыкнул недоверчиво. Бандеролька только головой покачала. Разное, конечно, существовало в подзе­мельях, но бессмертные бабки? Нет, вряд ли. Очередная страшил­ка, легенда для новеньких, чтобы не совались, куда не след.
        Штрек изогнулся и раздвоился. Иванов помедлил секунд пят­надцать - и это напугало Бандерольку больше легенды о болтуш­ках. Кажется, не так хорошо здесь проводник ориентируется. За­метив испуг спутников, Иванов поспешил объясниться:
        - Редко здесь хожу, этот путь и на карту-то не нанесен, чтобы Баринаи Пееву не тревожили. Но вы не волнуйтесь, я дорогу най­ду. Дальше каменоломен не заблудимся.
        Звучало не слишком обнадеживающе.
        Этот коридор был совсем узким - еле-еле протискивался пле­чистый Телеграф. И довольно низким - даже Бандерольке перио­дически приходилось пригибаться. Потолок не производил впе­чатления надежного: над головой нависали плиты, готовые вот-вот обвалиться, желтоватые, белые, зеленые... Под ногами - каменное крошево. Приходилось одновременно смотреть и вверх, и вниз, чтобы не упасть и не задеть какой-нибудь «висяк».
        Иванов двигался сноровисто, убегал вперед, ждал Бандерольку и Телеграфа. Они шли гораздо медленнее, осторожно. Кажется, над головой похрустывало и поскрипывало.
        Снова свернули, пришлось перебраться через завал. Иванов встревожено зыркал по сторонам, Бандеролька нервничала. Ката­строфа загнала в подземелья огромное количество людей, процен­тов восемьдесят населения, наверное. И все-таки человеку плохо без простора и свежего воздуха, без солнца и воды: начинает мере­щиться всякое.
        Бандерольке, например, уже несколько минут казалось, что не­подалеку кто-то бормочет, тянет и тянет старческую скороговорку про «а вот в наше время» и «проститутки и наркоманы». И нудит, и нудит, и гундосит, и гундосит. Сначала не замечаешь, а потом дей­ствует, как комар: вроде, и не кусает пока что, но лучше бы уже крови напился и заткнулся. Да что угодно, лишь бы заткнулся, не нудел, а то мозги закипают. И уже ничего, кроме этого звука, не слышишь, не замечаешь.
        Поймав себя на том, что злится, Бандеролька остановилась.
        - Вы ничего не слышите?
        Телеграф с раздражением мотнул головой, Иванов же напрягся:
        - Кажется...
        - Да вы прислушайтесь!
        - Водокап, - постановил Иванов. - Пойдем, заодно и попьем. Вода чистая, через много метров известняка фильтруется.
        Водокап действительно вскоре обнаружился: система пласти­ковых стоков и труб, по которым сочилась, накапливаясь в старой эмалированной ванной, вода. Прозрачная и холодная, подернутая тонкой известняковой пленкой. Но капанье воды не было тем зву­ком, который раздражал Бандерольку - тот будто бы немного от­далился или скрылся за поворотом, но никуда не делся.
        Может быть, подземные осы? Но откуда бы взяться насекомым на такой глубине? Должно быть, давящая тишина пещеры так дей­ствует - мозг обманывает сам себя, придумывает несуществую­щие раздражители.
        - А чем вы питаетесь? - напившись, спросила Бандеролька, только чтобы заглушить бормотание.
        - Грибами питаемся и кротятиной. Кротов разводим. Ну и то­пинамбур тоже выращиваем для витаминов. А то, говорят, пока не додумались, были случаи цинги.
        Навязчивый звук не прекращался.
        - Вы точно ничего не слышите?
        Телеграф попытался подать знак: покрутил пальцем у виска и сделал жест, будто сам себя душит. Кажется, он слышал.
        Иванов покрутил головой и побледнел - даже в тусклом свете фонарика было видно.
        - Болтушка, - прошептал он. - Ох, попали. Все, теперь - толь­ко драпать. Понять бы еще, откуда подкрадывается.
        Бандеролька почувствовала себя голой: оружие она оставила в камере хранения вместе со всем радиоактивным и дезактивации не подлежащим. Респиратор, кстати, пришлось оставить там же, и те­перь Бандеролька закрывала лицо арафаткой, как и Телеграф, грим которого смылся под душем.
        Иванов-то их в лицо не знал, а вот атаманша - знала.
        Впрочем, кажется, атаманша не была самой большой пробле­мой на данный момент. Они поспешили прочь от водокапа, но звук не отдалился, напротив, заполнил весь коридор, совсем низкий, пришлось идти, согнувшись. Нудели стены, стенал потолок, по­кряхтывал пол, и воздух дрожал от ненависти ко всем моложе се­мидесяти лет.
        В конце концов, неуважительно было бы просто убежать. По­жилым людям тяжело, у них вечный дефицит общения, их игнори­руют, не замечают. А обязаны замечать! Ведь не было бы нынеш­ней беспокойной молодежи, если бы не старшее поколение.
        «Стоп, - подумала Бандеролька, - это как с феодосийскими котами, не мои мысли, просто эмоции от нудежа. Что ж за болтуш­ки такие?»
        - В шкуродер, - скомандовал Иванов и принялся протиски­ваться в дырку в стене.
        Бандерольку передернуло. Каменная кишка была очень и очень узкой - верткий Иванов туда пролезал, а вот Телеграфу могло прийтись туго. Пока она размышляла, Телеграф схватил ее за шкирку, встряхнул и прорычал еле слышно:
        - Ты - следующая.
        - Вперед! - донеслось из дырки. - Здесь по прямой, не бойтесь.
        Пришлось послушаться. Бандеролька загасила свечу - все рав­но не удержишь, и нырнула в шкуродер.
        Стало очень тесно и очень страшно.
        Камень сдавил Бандерольку со всех сторон: здесь приходилось ползти по-пластунски, цепляясь коленями и локтями и рискуя приложиться макушкой о потолок. Дыхание стало громким, и, ка­жется, воздуха стало меньше. Впереди мерцал огонек: это Иванов, выбравшись, подсвечивал путь, чтобы ползущие следом не пуга­лись. Заблудиться было нереально: прямой коридорчик, недлин­ный, метров в пятнадцать-двадцать.
        Но хоть голоса болтушек заглохли.
        Бандеролька, однако, не могла заставить себя пошевелиться. Будто уже съели и переваривают, будто лежишь в могиле, и жизнь закончена.
        Мигал фонарик.
        Она приказала себе ползти: пусть руки и ноги как чужие, пусть каждое движение дается через силу, надо вперед. Обязательно надо. Глупо получится, если сейчас Телеграф начнет подталкивать в задницу.
        Бандеролька заработала конечностями, пребольно царапнулась животом о выступ и вывалилась из шкуродера в небольшой зал. где сидел Иванов и ждал ее.
        Тут же вернулся звук болтушек.
        Кажется, он стал даже ближе.
        Телеграф пролез шустро, Бандерольке показалось, что гораздо быстрее ее. Высунулся по пояс из норы, прислушался. Видно было - его разрывает, так хочется что-то сказать, но пока что стои­ло поддерживать реноме. Бандеролька отрицательно покачала го­ловой. Телеграф нахмурился, выпростал руки и повторил жест, будто его кто-то душит.
        - Длинный Рубль хочет что-то сказать, - заметил Иванов.
        - Папа, ты слышишь болтушек? - осведомилась Бандеролька.
        Телеграф энергично закивал.
        К бубнежу, уже вполне различимому - понятно было, что это слова, но разобрать удавалось лишь отдельные: «в наше время», «неблагодарные», «при Сталине» - прибавилось энергичное шар­канье. Бандеролька прям видела стоптанные тапки, шелестящие по камням. Тяжело, наверное, дряхлой бабке карабкаться по за­валам.
        - Что делать будем? - спросила Бандеролька.
        - Вы хорошо бегаете?
        - Неплохо.
        Телеграф уже выбрался наружу и теперь сосредоточенно отря­хивался. Всем видом он демонстрировал, что маскировка его за­долбала, и он с удовольствием бы принял командование.
        - Тогда надо драпать, - обрисовал стратегию Иванов.
        Бандерольке вспомнился древний анекдот: пришли белки к мудрой сове и стали жаловаться, что их все обижают; мудрая сова посоветовала белкам стать ежиками. Когда белки спросили: «Сова,но как нам это сделать?!», она ответила: «Я стратег, а не тактик». Вот и Иванов - стратег, а не тактик.
        - Куда - драпать?
        Белобрысый пожал плечами.
        - Не знаю. Мне казалось, мы выберемся в другой штрек по шкуродеру. Но оказались ближе, а не дальше.
        - Так что, обратно?
        - В системе нельзя возвращаться тем же путем, она этого не любит.
        Телеграфа прорвало:
        - Ты во все приметы веришь, моль подземная?!
        От неожиданности Иванов растерялся. Бандеролька шикнула на листоношу - бесполезно, его было уже не остановить.
        - Ты вообще соображаешь? Ты ходы хоть знаешь?
        - Каждый сталкер знает ходы, - надулся Иванов.
        - Сталкер? - переспросила Бандеролька, тщательно выгово­рив незнакомое слово.
        - Мы так себя называем. Атаманша Пеева говорит, что сталке­ры - древний мудрый народ, скрывавшийся от взглядов обывате­лей и воевавший с мутантами. А тебе, Длинный Рубль, смотрю, на пользу пошел пещерный воздух.
        - С перепугу вылечился, - подтвердил Телеграф. - Давай бы­стрее соображай, вынь голову из задницы: куда эти кошелки- балаболки не суются?
        - В Штреки смерти не заходят, в центральные ходы и в жилую зону тоже.
        - А мы где?
        - Не знаю. Системник водит, Черный спелеолог. Заплутал я немного. Сейчас сориентируюсь.
        - Так. Нафиг. - Телеграф заметался по залу в поисках выхода.
        Бандеролька затеплила свечу. При быстром передвижении зеркалка была практически бесполезна, но сейчас выручала: зал стал виден. Из него вели два хода и все - через завалы. Левее или правее? Потолок весь в трещинах, кажется, вот-вот рухнет, под ногами - плотная рыжая глина. Наверное, здесь было подтопление.
        - Главное - спокойствие, - сказала Бандеролька и не узнала собственный голос, такой внезапно рассудительный. - Ну что нам сделает одна-единственная бабка?
        - Была у меня теща, - поведал Телеграф, окончательно выйдя из образа папочки-торговца, - скажу тебе, та еще змея. Тоже - одна-единственная бабка. А хуже ядерной войны по разрушитель­ному эффекту.
        - Люди. - Иванов аж рот открыл от удивления, - вы кто?!
        - Торговцы, - мрачно ответила Бандеролька. - Юань... тьфу, Рубль и Гривна. Давай не спрашивать, а ноги уносить.
        Предложение было на редкость своевременное, но трудновы­полнимое. Совершенно неясно было, откуда движется болтушка.
        - Налево, - решила Бандеролька просто для того, чтобы что-то решить.
        Как ни странно, этот вариант всех устроил. Пропустив Иванова как самого опытного и к тому же с фонариком, вперед, они ломану­лись в левый проход. Бандеролька, карабкаясь по обломкам из­вестняка, едва не подвернула ногу и сбила локоть. Свет беспоря­дочно метался, высвечивая извивы черных трещин, белоснежную каменную крошку, разноцветные плиты. За завалом оказался штрек - прямой и довольно высокий, Телеграфу не пришлось на­гибаться.
        И прямо посреди коридора, подбоченясь, стояла бабка. Стояла и бубнила.
        Одного взгляда на нее было достаточно, чтобы понять: эта не отстанет. Линялый уныло-синий халат до середины голени обле­гал толстый живот и сдувшиеся, но все еще большие груди. На то­щих варикозных ногах были стоптанные тапочки неясно-серого цвета. Зубы высверкивали золотом, сморщенные губы шевели­лись, морщинистые щеки подрагивали. Злобно поблескивали гла­за из-под нависающих дряблых век. При этом лицо было тронуто косметикой, а крашеные короткие каштановые волосы уложены «с начесом». На пальцах - облупленный алый лак. Воплощение бабкинского духа.
        - В наше время кто попало по музею не шастал, - завела баб­ка, - нет, вы послушайте меня, в наше время оборванцев всяких сюда бы не пустили. А уж девка в штанах - позорище, проститут­ка, куда родители смотрят, и ходят тут всякие, разворовывают на­родное достояние, Сталина на вас нет!
        Всю тираду она произнесла монотонно и на одном дыхании, с плачуще-негодующими интонациями. Бандерольке стало дурно. «Нет, - подумала она, - такая сама не сдохнет, такую даже не убьешь так сразу».
        - И шастают, и шастают, а я - убирай. А раньше как? Прихо­дят вежливые, Тамал, может, чайку попьете, отдохнете, а я говорю: нет, всю жизнь трудилась и дальше буду, пока не помру, на благо родины, а то вы же без меня пропадете, грязью зарастете, у вас только гулянки на уме да мужики, проститутки вы валютные, от­куда вот у вас деньги-то на украшения да на Крым? Курвы вы, шлендры! А парни у вас - наркоманы и алкоголики, каждый вечер пьяные валяются, вот ведь непотребство, вырастили неблагодар­ных, сумку до дома не донесут, место в транспорте не уступят, только и норовят с работы пораньше сбежать, а я такой не была, в наше время таких сразу в лагеря отправляли, труд из обезьяны сделал человека...
        Бандеролька поняла, что больше не в силах выносить эту муть. Монолог гипнотизировал, подавлял волю.
        - Нет, чтобы помочь, чтобы сказать: Тамал, давайте, мы здесь уберем, а вы отдохните, научите нас, как жить, вы жизнь-то про­жили, опыта много, знания передать надо. Вот вам и передам зна­ния, вы послушайте старую женщину, я же Сталина помню...
        Захотелось кричать и колотить по стенам. Бандеролька в отчая­нии посмотрела на спутников: Телеграф бешено вращал глазами и сжимал кулаки, Иванов, кажется, поддался гипнозу, разве что слю­ну не пустил. Еще несколько минут - и они превратятся в зомби. Наверное, следуя логике бабки-болтушки, будут мести штреки и следить, чтобы не шлялись тут всякие.
        Прилив ненависти был внезапным и очень сильным.
        Бандеролька не знала бабушку, у нее не было двоюродных тету­шек, престарелых соседок и учительниц и всяких ископаемых род­ственников, нуждающихся в присмотре. Она выросла в Джанкое среди листонош, и ни разу не сталкивалась с тем, что возраст и опыт могут быть не равны мудрости. Если человек был идиотом в двад­цать, он таким и в восемьдесят останется. Раньше Бандеролька об этом не задумывалась, не задумалась и сейчас - мысли промелькну­ли в одно мгновение, ошпарив неприятием: эту тварь нужно убить.
        Она, мягко говоря, зажилась. Она - опасный мутант, по каким- то причинам получивший бессмертие, если верить Иванову, и окончательно свихнувшийся от сознания собственной значимости. Понятно, что болтушка одинока: никто не сможет выносить подоб­ное общество. И все желания бабки, прикрытые красивым пред­логом передачи знаний - только желания подчинять, унижать, не давать жить тем, кто моложе, красивее, умнее, кто - не она.
        - Старая ты сволочь, - прошипела Бандеролька, чувствуя, как что-то в ней переворачивается.
        Наивная вера в людей и победу разума, кажется, приказала дол­го жить. Бодрящий цинизм омыл восприятие.
        Бабка заквохтала. Бандеролька не вслушивалась в ее бормо­тание.
        - Старая ты облезлая развалина! Внуков, небось, заела, в моги­лу свела? Дети тебя знать не желали, ждали, когда помрешь? Не­вестка ревела по ночам, да? Да так тебе и надо!
        Болтушка, кажется, увеличилась в размерах и поперла на Бан­дерольку. Оружия не было. В способностях бабки листоноша не со­мневалась: растопчет, глаза выцарапает, а мужики, скованные куль­турным запретом на убийство пожилой женщины, и пальцем не пошевелят. Бандеролька подхватила камень и запустила в бабку.
        Обломок известняка прошел мимо - бабка уклонилась с нео­жиданной для ее возраста и комплекции скоростью. Бандеролька потянулась за следующим обломком, болтушка внезапно оказа­ласьрядом, слышен был ее запах - нафталина, приторных духов, лакадля волос и гнилых зубов.
        Бандеролька зажмурилась и опустила камень на голову бабке.
        Хрустнула кость и стало тихо. Она осторожно открыла глаза: болтушка валялась грудой тряпья у ног.
        - Хренасе, - пробормотал Телеграф, - хренасе...
        - Сильна, - подтвердил Иванов. - Из наших так только Пеева может.
        - Я ее что, убила?
        - Оглушила. Но это не беда, - обрадовал сталкер, - кровь есть, сейчас вылезет падальщик и заберет.
        - Кто?! - поразилась Бандеролька.
        - Падальщик. Насекомое с человека размером, на заду - раз­двоенный хвост, вроде вил. Накалывает раненых или больных, утаскивает к себе и личинок в них откладывает. Так что бабка те­перь - просто консерва.
        - Может, добить? - засомневался Телеграф.
        - Я не смогу, - развел руками Иванов. - А вы?
        - Нет, - сказала Бандеролька. - Не смогу. Точно унесет ее па­дальщик?
        - Абсолютно точно. Здоровых не трогают, а больных - всегда.
        - Сурово у вас здесь, - заметил Телеграф, с брезгливой миной отходя от бабки.
        - Не суровей чем у вас, листоноши, - ответил Иванов.

***
        - Но как ты догадался?
        Они убрались подальше от тела бабки, Иванов, кажется, начал ориентироваться, и Телеграф решился задать волнующий его во­прос.
        - Ну, во-первых, ты начал говорить. И язвы твои смылись. Дви­гаетесь вы не как торговцы, а как бывалые воины. Во-вторых, мало кто способен убить бабку. Я серьезно. А кто может? Правильно, другие мутанты. А вы внешне на мутантов не похожи. Значит, вы - листоноши.
        - А ты не такой дурак, каким кажешься, - вставил Телеграф.
        Бандеролька молчала. Она с трудом переживала собственный поступок. В бою - да, Бандеролька могла убить врага. Но бабку? Безоружную? Только потому, что решила - такое не должно суще­ствовать? И какой ты после этого листоноша, какой носитель идей гуманизма и радетель за цивилизацию?
        Телеграф, оказывается, был в курсе ее переживаний. Он поло­жил руку на плечо Бандерольке:
        - Добро пожаловать в реальный мир. Рано или поздно каждый из листонош понимает: не все то человек, что на двух ногах.
        - Это точно, - согласился Иванов.
        - Кстати, - очнулась Бандеролька, - Иванов. Ты нас к атаман­ше ведешь?
        - Пытаюсь. А ты боишься, что я тебя сдам? Не сдам. Вы могли меня убить, могли бросить. Не сделали. И вы безоружны, иначе ты бы болтушку мочила не камнем, а чем-нибудь более удобным.
        Бандеролька кивнула:
        - Ты пойми, мы не ссориться пришли. Нам нужен доктор. Ко­торого к Барину забрали. Он - из нашей команды, я не могла про­сто забить на то, что его похитили.
        - Похитили?! Доктора??Да он сам приехал, на Пееву слюной капая.
        Новость слегка ошарашила Бандерольку. Произошедшее пред­стало в ином свете, не лучшем для доктора Стаса.
        - Правда, - тут же добавил Иванов, - если Пеева захочет, за ней мертвый пойдет. Потому и атаманша: дар убеждения уникаль­ный. Папа ее, Барин, просто убалтывал, что та болтушка, а Пеева как посмотрит - и клиент готов. Так что вашего доктора я бы не винил.
        Телеграф задумчиво кивнул.
        - Но вы не думайте, силой его держать не будут. Тем более по­сле того, как ты, Гривна...
        - Бандеролька, - улыбнулась она.
        - Даже так? Ну хорошо. После того как ты, Бандеролька, Тамалиху прикончила. За это тебе все сталкеры в ноги поклонятся, уверяю.
        Коридоры пошли прямые, но без признаков цивилизации. Ива­нов зашагал уверенно. Откуда-то тянуло табачным дымом, карби­дом, керосином и жареным мясом, должно быть, кротятиной.
        - Штреки смерти, - провозгласил Иванов. - Мы почти на месте.
        Он свернул с тропы в неприметный отнорок, отодвинул зана­веску - кусок полиэтилена, и сказал:
        - Доброго времени, атаманша Пеева. Я к тебе гостей привел.
        У Бандерольки нехорошо засосало под ложечкой: сомнительно, чтобы Ната Пеева обрадовалась листоношам.
        - Ну заводи, раз привел, - раздался знакомый резкий голос.
        Бандеролька с Телеграфом протиснулись следом за Ивановым.
        Они оказались в просторной комнате - то ли гостиной, то ли сто­ловой. По крайней мере, там был деревянный грубый стол и дере­вянные же скамьи. По стенам висели светильники - электриче­ские, но в центре стола красовался подсвечник, с которого натекла целая лужа воска. Каменные стены были кое-где драпированы коврами, и ковер же был под ногами - истертый, но все еще яркий. Все вместе производило впечатление жилища разбойников, чего-то средневекового.
        Во главе стола, в единственном кресле, сидела атаманша Пее­ва. Под землей не бывает тепло, а эта комната не отапливалась, и атаманша была в длинном вязаном платье, а на плечи накинула шаль. Увидев столь домашний облик воинственной женщины, Бандеролька совсем растерялась. Атаманша отложила книгу (еще один диссонирующий с образом штрих) и поднялась навстречу гостям.
        - Листоноши, - удивилась она. - Зачем вы здесь? С тебя, Ива­нов, я попозже спрошу, почему ты их впустил и привел.
        - Мы пришли за своим другом, - ответила Бандеролька, чув­ствуя, что невольно поддается очарованию атаманши.
        Высокая, резкая, спортивная, с тонкими чертами лица и горя­щими черными глазами, она была очень притягательна даже для гетеросексуальной Бандерольки. Хотелось стать ее подругой, что ли. Или хотя бы не быть врагом.
        Ну и, конечно, на фоне такой яркой женщины Бандеролька ощущала себя бледной молью, что уверенности и наглости не при­давало.
        - А с чего ты взяла, что он захочет с вами уйти? Ему тут не­плохо.
        - Вообще-то, это - его долг, - заявил Телеграф, чарам атаман­ши не поддавшийся. - Вы вот сидите тут под землей... Кстати, я присяду. - Он опустился на лавку и скрестил руки на столешни­це. - И думаете, что так будет продолжаться вечно. Что вы при­способитесь - ну да, мы-то с вами, товарищ атаманша, прекрасно можем есть зараженную еду и существовать на поверхности, так что доля разумного в этом есть. Мы приспособимся. И скатимся в каменный век. Это сейчас у нас феодализм...
        - И листоноши, - с ехидной улыбкой перебила Пеева, - все делают для того, чтобы перейти к стадии централизованного госу­дарства.
        - Ерунда и провокация, - отмахнулся Телеграф, но с мысли сбился.
        - Мы скатимся в каменный век, утратим остатки знаний, - сказала Бандеролька. - Человечество перестанет существовать. И неизвестно, сможет ли когда-нибудь восстановиться. Мы пыта­емся этому препятствовать. У нас есть информация, которая мо­жет все изменить. И нам очень-очень нужно для этого в Керчь.
        - Звучит красиво, продолжайте. Люблю сказки.
        - Да не сказки это! - Бандеролька неожиданно для себя жах­нула кулаком по столу. - Что, нравится править подземным народцем? Сталкерами своими командывать? О большем и не дума­ем, папочку лечим?
        - Ты моего отца... - побледнев, атаманша поднялась Банде­рольке навстречу.
        В дальнем конце зала шевельнулся ковер, и в комнате стало на одного человека больше. Вошедший был абсолютно лыс, голову имел бугристую, нос - картошкой, фигуру атлетическую.
        - У меня есть идея, - с порога начал он, - предлагаю выслу­шать и обсудить. Если уж у вас и правда есть информация, и это не является сказкой или обычной чушью, которую цивилизованные листоноши впаривают неразумным селянам, - тараторил мужчи­на с нереальной скоростью. Бандеролька заметила, что Иванов от­вернулся и старается расслабиться, не слушать, - то давайте по­пробуем поступить следующим образом. В нашем мире надо по­могать друг другу, но бескорыстная помощь исключена - она разлагает население и...
        - Папа! - простонала атаманша.
        Барин на секунду заткнулся, но тут же продолжил, правда, с другого места:
        - Так о чем это я? О вашей якобы существующей информации. Мы готовы выделить вам еще одного человека, надежного, для по­мощи, потому что группа даже из трех обученных бойцов - это мало. Я пошел бы сам, но без моего интеллекта, если мне доведется погибнуть, здесь все рухнет, хотя генофонд и был передан дочери. Но больше одного бойца я вам не дам, а то вы будете нервничать. С вами пойдет Зяблик. Во-первых, она очень быстро бегает, во- вторых, хорошо соображает и знает Керчь.
        - Стоп. - Бандеролька тряхнула головой, чтобы собрать в куч­ку звенящие от напряжения мозги.
        Вспомнились болтушки. Монолог Барина был более информа­тивным, но все равно не мудрено было запутаться.
        - Давайте по пунктам, пожалуйста. Вы хотите, чтобы ваш че­ловек пошел с нами, и таким образом вы получили часть инфор­мации?
        - Да, и...
        - Подождите, пожалуйста. Вы даете нам одного человека в сопровождение.
        - Да, но...
        - Да подождите же! Дело в том, что толку от информации не будет. Мы ищем... место. Оно - за проливом. А когда найдем, по­делимся со всем цивилизованным миром.
        - Легенда о чаше Грааля? - улыбнулся Барин. - Которую сто­ит перевернуть - и блага посыплются?
        - Примерно, - согласилась Бандеролька, хотя и не знала, что за кружку такую упомянул собеседник. - Но это не легенда, а правдивая информация.
        - Допустим. Допустим. - Он прошелся по комнате. - Ваш доктор хорошо меня подлатал, спасибо ему большое. Прям челове­ком себя чувствую. Доктора я с вами, конечно, отпущу, несмотря на матримониальные планы Наты. Но Зяблик все равно пойдет с вами. Я же глубоко в душе идеалист, хоть и ненавижу быдло. А лю­дей люблю. И готов благами поделиться.
        - Папа! - снова простонала Пеева. - Ну помолчи ты минуту. Дай людям в себя прийти.
        Бандеролька остро пожалела атаманшу: это же с рождения та­кой психической атаке подвергаться - свихнуться можно.
        Барин, кажется, обиделся, а может, внял мольбам.
        - Ладно, - сказала Пеева с досадой, - как папа решил, так и будет. Может, вы устали с дороги и хотите отдохнуть?
        - Пожрать мы хотим, - ответил Телеграф. - Ни разу не про­бовал кротятины.
        - Хорошо. Сейчас я вас размещу, вы пообедаете, а я схожу за доктором и найду вашу сопровождающую - Зяблика.
        Бандеролька поняла, что Пеева хочет попрощаться с доктором, и возражать не стала.
        Глава 15.
        КТУЛХУ
        Улицы Коктебеля были зловеще пустынны. Нет, понятно, час ранний - только-только взошло солнце, и всем порядочным горо­жанам (за исключением тех, кто мобилизован Союзом Вольных Городов Крыма и сейчас хлебает лаптем щи под Джанкоем) поло­жено спать, но ощущение было такое, что город вымер, причем до­вольно давно.
        Конечно, после Катастрофы такое можно было сказать про любой из городов Крыма. Руины и обломки - вот что характери­зовало большинство населенных пунктов острова, но люди, жи­вучие, как сорняки, умудрялись как-то приводить эти руины в порядок, налаживать мирный быт, вешать занавески на выбитые окна, закладывать свежим кирпичом дыры в стенах, затевать какую-никакую, а все-таки жизнь. Как ни странно, для Пошты первым признаком цивилизации в незнакомом городе были дворники - казалось бы, мелочь, но если здесь озаботились чи­стотой улиц, то, скорее всего, тебе не перережут горло за понюш­ку табаку.
        Коктебель же был похож на черно-белую фотографию самого себя. Все вокруг выцвело, выгорело под беспощадным крымским солнцем, утратило фактуру, стало плоским и ненастоящим, как театральная декорация. Дома стояли пустые и мрачные, ветер го­нял по улицам засохшие клубки перекати-поля, разросшийся на стенах плющ и дикий виноград имели темно-фиолетовый, нежи­вой цвет.
        На первый труп отряд наткнулся еще на входе в город. Мумия, а не труп - иссохшийся, коричневый, весь сморщенный, в полу­истлевшей одежде. Не поймешь даже, мужчина это был или жен­щина. Профессор осмотрел тело:
        - Странно как-то, - сказал он. - Глаз нет совсем - ну ладно, птицы склевали. Но такое впечатление, что он не сам сгнил, а буд­то бы его... ну не знаю... в духовке запекли. Предварительно выка­чав кровь и лимфу. Следов разложения нет, гнили тоже. Странно.
        И чем дальше продвигался отряд по улицам Коктебеля, тем чаще профессор произносил это слово. В одном из узеньких пере­улков, где неба не видно из-за смыкающихся над головой балко­нов, они нашли тела трех человек, судя по всему, семьи - папа, мама и ребенок лет пяти. У всех на лицах лежали дохлые осьмино­ги или что-то очень на осьминогов похожее - желеистое, с присо­сками. В руке мертвый отец семейства сжимал мачете, лезвие ко­торого покрывала засохшая голубая кровь.
        - Не нравится мне эта хрень, - пробормотал Воловик.
        Три квартала спустя они снова наткнулись на голубую кровь -теперь уже на асфальте, совсем свежую, не успевшую засохнуть. На стенах домов тоже были странные потеки, больше смахиваю­щие на слизь - зеленовато-белую, как гной.
        И пахло от стен и асфальта йодом и морем.
        - Что же здесь произошло? - потрясенно спросил мичман Зиняк, когда за следующим поворотом перед отрядом предстала поистине ужасающая картина: гора трупов, разорванных на ку­ски, - руки, ноги, головы отдельно - сваленная у ворот какого-то гаража.
        - Ужас, - прошептал профессор. - Ужас. Последние слова полковника Куртца.
        - Чего-чего? - переспросил Костя.
        - Неважно, - сказал профессор. - Похоже, друзья мои, что в своих поисках мы достигли сердца тьмы.
        - Я знаю, что здесь было, - мрачно поведал матрос Воловик. -
        Я слыхал от таком. От старых моряков. Мне боцман на «Адмирале Лазареве» рассказывал. Это морской народ. Твари из моря. Они иногда приходят с приливом. Их никто не видел. Точнее, те, кто их видел, уже мертвы и никому ничего не расскажут. Они остав­ляют такие следы. Рвут людей на части. Высасывают мозг через глазницы. Пьют кровь. У них есть щупальца. С присосками. Мо­гут высосать человека досуха за полминуты. Но я думал, что все это байки...
        - И зверь выйдет из моря... - опять непонятно забормотал Кайсанбек Аланович.
        - Я тоже про это слышал, - кивнул мичман Зиняк. - Их еще называют ктулками.
        - Ктулху, - поправил профессор. - Правильно говорить - ктулху, а не ктулку.
        - Тссс! - зашипел на них Воловик. - Нельзя произносить вслух! Они услышат и придут!
        - А! - махнул рукой профессор. - Это уже, извините, детская страшилка. Очевидно, мы имеем дело с новой формой жизни, био­ценоз Черного моря после Катастрофы претерпел значительные изменения, о которых мы, к сожалению, очень мало знаем...
        Его прервал странный звук, донесшийся с соседней улицы. Чавк. И потом еще серия - чавк-чавк-чавк.
        А потом биоценоз Черного моря протянул над крышей гаража Щупальце размером с телеграфный столб - бледно-лиловое, усе­янное сотней тошнотворно-розовых присосок.
        - Тентакль! - взвыл профессор. - Бежим!
        Пошта, Зиняк и Воловик вскинули автоматы. Пули из «Тавора» и «калашей» с грохотом врезались в резиноподобное щупальце - и отскакивали, не причиняя твари ни малейшего вреда. «Если у этого осьминога, - мельком подумал Пошта, потянувшись за гранатой, - такая нога, то какого же размера он сам?».
        Граната по пологой дуге пролетела над гаражом и взорвалась. В небо ударил фиолетовый фонтан, больше всего похожий на чер­нила. Но зловещее чавканье раздавалось уже со всех сторон, а гра­наты у Пошты, как ни прискорбно, закончились.
        Отряд снова бросился бежать. Впереди бежал профессор, при­чем с таким видом, как будто знал дорогу. Матросы отстрелива­лись, Пошта держал в поле зрения запаниковавшего Костю.
        - Сюда! - махнул рукой профессор.
        Он вывел их на набережную коктебельской бухты - и тут вы­яснилось, куда подевалось все население Коктебеля. Сотни, если не тысячи людей слонялись по каменистому пляжу, а вместо лиц у них были все те же кальмары, присосавшиеся к глазам, ушам и рту. Только эти кальмары, в отличие от виденных ранее, были живые и жадно пульсировали. Люди же бродили, точно зомби, ничего не видя и натыкаясь друг на друга.
        В море раздался плеск, и над горизонтом взметнулось еще одно щупальце, больше всех прежних - диаметром метров пять и ме­тров сто в длину. Выгнувшись вопросительным знаком, щупальце, точно перископ подводной лодки, покрутилось из стороны в сто­рону и безошибочно указало на отряд Пошты.
        Все это происходило в полной тишине, завораживающе­-гнетущей. Но Пошта почувствовал странную вибрацию в черепе, и волоски на затылке зашевелились - как тогда, в Советском, где погиб Штемпель, а мутанты-нетопыри обменивались ультразву­ковыми воплями.
        Пораженные кальмарами-мозгоедами коктебельцы разверну­лись и почти организованным строем двинулись на отряд. Благо скорость передвижения у них была крайне низкая - из-за плохой координации движений.
        - И куда вы нас завели, профессор? - поинтересовался Пошта, меняя магазин в автомате.
        - Тут рядом дом Волошина... - запыхавшись, ответил Кайсанбек Аланович. - Был такой хороший поэт, - пояснил он, упре­ждая очередное «чиво» от Кости. - И дом у него славный, почти крепость, можно отсидеться, пока твари не уберутся обратно в море. Только до него надо еще добраться.
        - Ну ладно, - сказал Пошта. - Попробуем. Очередями не стре­лять, патроны экономить. Цельтесь не в голову - туда тяжело по­пасть, а в тазовую кость. С разбитым тазобедренным суставом даже эти твари не смогут двигаться.
        Под канонаду одиночных выстрелов отряд медленно продви­гался по набережной. Стреляли только в тех зомбаков, что подби­рались слишком близко. Одного коктебельца по неосторожности подпустили почти вплотную, и кальмар, присосавшийся к его го­лове, внезапно отлепился и прыгнул, метнув реактивную струю чернил, прямо на лицо Воловику.
        Если бы не Костя и его верный бумеранг - быть бы матросу еще одним источником протеина для морских гадов. Остро отто­ченный бумеранг рассек летящую тварь напополам. Завоняло страшно - как тухлыми яйцами.
        Костя брезгливо подобрал изгвазданное оружие и пробормотал услышанное от профессора слово:
        - Тентакли...
        Пошта сделал себе отметку в памяти - поинтересоваться, что это значит.
        Наконец, они добрались до пресловутого дома Волошина. Это оказался довольно-таки большой особняк на набережной, кото­рый, похоже, строился в несколько приемов. По крайней мере, ар­хитектурных стилей в нем было намешано много. Тут тебе и ше­стигранная башня из песчаника, и классическая коробка из кирпи­ча, и высокие стрельчатые окна, и пафосный фасад с колоннами, и балконы с наружной лестницей...
        - Внутрь, скорее! - скомандовал Пошта, заметив, как подтяги­ваются поближе зомби, за которыми уже маячили щупальца вы­бравшихся на землю гигантских осьминогов.
        Они едва успели заскочить внутрь и захлопнуть за собой тяжелую дверь, как в нее грузно врезалось щупальце размером с грузовик.
        - Ну, профессор, загнали вы нас в угол, - сплюнул Пошта. - И как теперь будем выбираться? Сейчас эта гадина весь дом обхва­тит своими щупальцами. Воловик, Зиняк, Костя! Марш баррика­дировать окна!
        - Если я правильно понимаю, и если фольклор не врет, мор­ские гады не очень любят ультрафиолет. То бишь солнечный свет и крымская жара им не по нраву, - заявил профессор авторитет­но. - Так что надо просто немного обождать, и они уберутся об­ратно, к себе, в глубины Черного моря.
        - Ну-ну, - скептически процедил Пошта. - А если не убе­рутся?
        - Тогда мы что-нибудь придумаем, - беззаботно махнул рукой профессор, которого в данный момент безраздельно занимала экс­позиция дома-музея. - Костя, дружочек, когда освободишься, я дам тебе почитать великолепные стихи, - причитал Кайсанбек Аланович, водя пальцем по корешкам книг в шкафу. - Это первые издания, с автографом автора!
        С улицы донеслись выстрелы.
        - Так, - нахмурился Пошта. - Это еще что такое? Зомбаки научились стрелять? Или в городе есть кто-то еще?
        - Больше похоже на второе, - кивнул Воловик.
        - А я говорил, что за нами кто-то идет! - встрял Костя.
        - После плоскогорья змей и бомбежки с летучего города вряд ли этот кто-то остался бы в живых, - сказал Пошта. - Наверное, случайно кто-то забрел.
        Окна забаррикадировали, двери подперли книжными шкафами (невзирая на протестующие вопли Кайсанбека Алановича - «как так можно обращаться с первоизданиями!»). Зомби вроде бы уго­монились и побрели на звук выстрелов. Щупальце еще потыка­лось в окна, разбило присосками пару стекол и принялось выжи­дать, пока добыча сама вылезет из ракушки.
        Отряд стал ждать, пока солнце поднимется достаточно высоко и припечет настолько, чтобы проклятый осьминог убрался обрат­но под воду.
        После бессонной ночи и марш-броска через плоскогорье все устали. Пошта назначил вахты - первым должен был дежурить Зиняк, потом Костя - и объявил привал на четыре часа.
        Уснули сразу - как в воду провалились.
        А когда проснулись - Костя пропал. Его не было нигде: ни на чердаке, где он вообще-то должен был дежурить с одолженным у Пошты «Тавором» (коллиматор позволял использовать короткий булл-пап как снайперскую винтовку на вполне приличных для го­родских условий дистанциях, до двухсот метров); ни в подвале, куда мальчишка сразу же полез с большим интересом - что-то там его дико заинтересовало; ни в библиотеке, куда профессор чуть ли не пинками загнал сорванца, приговаривая: «Читать надо больше, читать надо лучше».
        Костя как будто испарился. Самое интересное, что все двери были закрыты и забаррикадированы изнутри. Следов силового или еще какого проникновения не было. Редкие зомби все еще слонялись по прокаленным солнцем улицам, щупальца гигантских спрутов втянулись туда, откуда росли - ктулхи ушли обратно в море; окна тоже были все заперты, кроме одного, на третьем этаже шестигранной башенки.
        Пошта высунулся из окна и осмотрелся. Следов «кошки» не было, какое-либо альпинисткое снаряжение к стене тоже не крепи­ли, остались бы выбоины в песчанике. Правда, была старая, ржавая водосточная труба возле окна - но залезть по ней наверх, по-тихому скрутить Костю, а потом спустить его вниз было нереально.
        - Итак, - подвел итоги листоноша. - Это не зомби - раз. Они бы убили на месте и одним пацаном бы не ограничились. Это не ополченцы - два, те бы постарались скрутить всех или закидали бы нас гранатами. И вряд ли Костя сам удрал - три, ну не дурак же он в самом деле вылезать из безопасного места прямо в щупальца морских гадов. Вывод: ни хрена не понятно.
        - Надо искать щегла, - заявил Воловик.
        - Каким образом? - осведомился Пошта. - Следов-то нет. Зачистить Коктебель от зомби? Патронов не хватит. А к вечеру опять ктулхи полезут.
        - Ну не бросать же его! - возмутился профессор Кайсанбек Аланович.
        - Кто бы - и как бы - ни похитил Костю, его взяли живьем, без шума и пыли, и живьем же вытащили из дома. Значит, маль­чишка все еще цел, и таковым останется, пока от него не добьются того, чего хотят. А чего от него могут хотеть? Что он знает? Только наш маршрут. И если Костя не дурак - а он не дурак, маршрут он им сразу и выдаст, не будет ждать интенсивного допроса...
        - Вы имеете в виду пытки? - побледнел профессор.
        - Угу, - подтвердил Пошта. - Костя всю жизнь прожил при листоношах, так что должен знать: пыток не выдерживает никто. Поэтому лучше сразу все сказать, поберечь здоровье. Что сделают похитители, узнав наш маршрут? Пойдут по следу, а Костю возь­мут с собой как разменную монету. Вывод: оптимальная тактика - работа на опережение. Выдвигаемся на Кара-Даг, готовим засаду и встречаем гостей.
        - Рискованно, - заметил Зиняк.
        - Жизнь вообще рискованная штука, - холодно ответил По­шта. - Костя понимал, на что шел, когда за нами увязался. Я не буду рисковать своей миссией из-за одного пацана.
        Принимать непопулярные решения - одна из обязанностей ли­дера. Все члены отряда понимали, что Пошта прав, что миссия важнее всего - но каждый в глубине души радовался, что не ему пришлось это озвучить.
        Еще до того, как село солнце, выдвинулись на Кара-Даг.
        Глава 16.
        КАПИТАН И ЕГО ПЕС
        Зяблик оказалась поджарой дамой лет тридцати с короткими иссиня-черными волосами. От невзрачной птички в ней не было ничего, кроме, пожалуй, веса - ростом она была с Бандерольку, но уже в плечах и вообще значительно тоньше. Казалась она вполне приветливой, держалась ровно, и вызывала симпатию.
        - Меня с вами отправили, потому что я мутант, - с ходу пояс­нила Зяблик. - Как и вы, могу жить на поверхности без защитных средств. Понимаете? То есть мне не нужно специальных условий. И путешествия я люблю. А еще очень быстро бегаю, - тут она за­разительно рассмеялась.
        Доктор, напротив, был хмур. Бандерольке даже показалось, что Иванов не ошибся: никто Стаса не крал и не умыкал, а пошел он за атаманшей по доброй воле и вывалив язык.
        Они сидели в одной из комнат атаманши за столом. Кротятину (Бандерольке не понравилось) уже доели, печеные грибы (а это - понравилось) - тоже, и теперь Телеграф с Барином и Стасом упо­требляли самогон (который Бандеролька пить отказалась), атаманша пила наравне с мужиками, Зяблик слегка пригубила. Об­суждали план.
        - В Керчи сейчас спокойно, - утверждала Пеева. - Из моря ничего в этом сезоне не лезет, с той стороны залива только изредка приплывает. Здесь же, знаете, не далеко. А на материке всякое во­дится. Один раз по Митридатской лестнице огромный спрут полз. Представляете? От площади наверх. И как добрался-то...
        Про какую лестницу говорит атаманша, Бандеролька не знала.
        - Вам нужно в район порта, - растолковывал Барин. - Там найдете капитана Олега Игоревича - Зяблик знает, где искать.

***
        Керчь производила впечатление города деятельного и очень живого: по улицам сновали люди, у подножия той самой Митри­датской лестницы - широкой, идущей уступами от площади на холм, местами разрушенной и наверху украшенной помпезными скульптурами крылатых львов - раскинулся рынок. Чего там только не было: и посуда, оставшаяся с времен до Катастрофы, и часы с кукушкой, и украшения, и одежда, и даже продукты: часть населения, как и по всему Крыму, приспособилась к радиации и больше не нуждалась ни в средствах защиты, ни в очищенных про­дуктах.
        А вот оружия на рынке Бандеролька не заметила: максимум - столовые ножи. Подобная ситуация для дикого, в общем-то, горо­да была явно необычной. Поняв, что ничего не знает об обществен­ном устройстве Керчи, Бандеролька решила уточнить у Зяблик:
        - А почему оружием не торгуют?
        - Олег Игоревич запретил. У нас тут вам, говорит, не фронтир, у нас тут люди молодые и сильные, сами разберутся. Интеллигент­но, без оружия. И запретил.
        - И его вот так прямо сразу послушались?
        - Ну не прямо так сразу... Пришлось, конечно, изрядно повое­вать. Но зато потом все признали, что Олег Игоревич прав, и сло­жили оружие.
        - А что это за капитан такой, откуда он взялся?
        - А кто его знает. Он капитан парома, и всегда вроде им был. Хотя поговаривают, что до Катастрофы он артиллеристом служил. И еще у него есть огромная собака-мутант. Ну, скоро увидишь.
        Порт ничем не отличался от других виденных Бандеролькой портов: шумно, бестолково, все куда-то бегут и что-то кричат, тол­каются, ругают друг друга на чем свет стоит. Отыскать что-то в этом бардаке, если не знаешь, куда идти, проблематично. Зяблик, похоже, знала. Она увидела в толпе какого-то тощего подозритель­ного типа, замахала рукой и заорала:
        - Ренькас! Где кэп?
        Тип приблизился и оказался очень тонким высоким молодым человеком в черном. У него был большой нос, занимавший, кажет­ся, все худое лицо, рыжеватая бородка, солнцезащитные очки, чер­ные брюки, черная рубашка и начищенные до блеска черные кожа­ные туфли. На поясе и бедре - кобуры, из которых торчат рукоят­ки внушительных пистолетов.
        - Зяблик! - обрадовался молодой человек и поцеловал девуш­ке руку. - Вы как всегда обворожительны! А кто ваши спутники, позвольте узнать?
        - А это гости нашей атаманши. Кто они такие и по какому делу - тебе знать вовсе не обязательно.
        Молодой человек сдвинул очки на кончик носа и оглядел листонош очень пристальным недобрым взглядом.
        - А это - Ренькас, - представила Зяблик, - лучший ганфайтер Олега Игоревича.
        - То есть ему оружие можно? - уточнил Телеграф.
        - Можно, - согласился Ренькас, - но только потому, что я умею им пользоваться и никогда не употреблю не во благо.
        Листоноши переглянулись: заявление звучало, мягко говоря, сомнительно. Благо - понятие уж очень растяжимое.
        Ренькас заразительно улыбнулся.
        - Пойдемте, я вас провожу. Олег Игоревич дома.
        Бандеролька подумала, что их уведут куда-то в город, но они запетляли по порту и, наконец, выбрались к гаражам - Бандероль­ка не знала, как они называются правильно - для лодок. Еще до Катастрофы гаражи достраивали, возводя второй и даже третий этаж - жилые помещения. Перед одним из таких гаражей, глядя на лениво шевелящееся море, дремала огромная мохнатая собака.
        Не то чтобы Бандеролька боялась собак, но она их опасалась. Особенно таких. Собака напоминала помесь медведя с волосатым крокодилом.
        Она подняла длинную морду и открыла глаза.
        Взгляд был совершенно не собачьим - цепким, как у ганфайтера Ренькаса, и уставшим. Вся скорбь собачьего племени и многие знания читались в нем. Собака поднялась, потянулась и зашла в дом. Через несколько секунд оттуда высунулся мужчина. Высо­кий, лет за сорок, с длинными, темными с проседью волосами, очень правильными чертами некогда, безусловно, красивого лица.
        - Олег Игоревич! - окликнул Ренькас. - Тут к вам гости, ли­стоноши.
        - Очень приятно, - отозвался капитан. - А зачем пожало­вали?
        Все молчали, и Бандеролька поняла: признали ее главенство. Она вообще сильно изменилась с начала похода - стала не то что­бы взрослее, но ответственнее. И, кроме того, из идеалистки пре­вратилась в человека, видящего реальный мир.
        - Олег Игоревич, у нас очень важное дело, - сказала Банде­ролька. - И очень ответственное. Речь идет о судьбе человечества. Можно мы поднимемся и поговорим с глазу на глаз?
        Собака высунулась из двери и посмотрела на Бандерольку склонив голову и вывалив язык.
        - Не врете, - заключил Олег Игоревич, - ладно, поднимайтесь. И ты поднимайся, Ренькас, я тебе доверяю.

***
        Они сидели в тесной, заваленной снастями и запчастями от двигателя, комнатке над гаражом. Олег Игоревич, похоже, не при­знавал чай и прочие безалкогольные глупости: он сразу сообщил гостям, что предпочитает вести переговоры под «рюмочку крепко­го» и выставил на стол пятилитровую бутылку с жидкостью мутно­кофейного цвета. Непьющую Бандерольку передернуло от одного вида. Зато Телеграф и Стас оживились, признав в напитке «тот са­мый виски», а Ренькас облизнулся с самым плотоядным видом. Из закуски предполагались выставленные листоношами консервы «килька в томате» севастопольского завода - из личных запасов доктора Стаса. Одну банку, торжественно открыв, капитан выва­лил в собачью миску, больше напоминающую раритетную золоче­ную супницу.
        Вообще все в комнате больше предназначалось для собаки, чем для человека: у псины - шикарный матрас, покрытый пле­дом, у человека - раскладушка, у нее - две огромных чистых ми­ски, у него - заляпанные и захватанные разнокалиберные стака­ны и тарелки. При этом шерсти в комнате не было, да и сама со­бака выглядела ухоженной. Она сидела тут же, положив умную морду на столешницу. Ничего не клянчила, просто участвовала в разговоре.
        - Итак, - сказал Олег Игоревич после первых ста грамм. - Из­лагайте.
        Бандеролька принялась излагать: начала с подвига Пошты, Ба­лаклавы и получения перфокарты, потом принялась рассказывать историю расшифровки, коснулась провокаций, направленных против листонош, живописала их путь и надежды: конечно же, Олег Игоревич не откажет в путешествии на материк.
        Капитан поскреб подбородок и пригорюнился. Смотрел он только на свою собаку, а собака не мигая смотрела на него и шеве­лила носом, будто принюхивалась. Такое чувство, что они сове­щаются.
        - Далеко плыть, трудно, - наконец озвучил он. - Паром на ходу, я слежу. Я за всем здесь слежу, чтобы порядок был и каждый на своем месте.
        Не совсем понятное утверждение, но Бандеролька сделала вид, что с ним согласна.
        - Вы не представляете, листоноши, что водится в заливе. Здесь же рядом материк, а что там - вам не ведомо. И мне не очень из­вестно. Материку пришлось гораздо хуже в Катастрофу, там почти никто не выжил, там нет приспособившихся к радиации, там - мертвая пустыня, в которой обитают только мутанты. Может быть, бункеры и сохранились, но цивилизация давно умерла, люди - тоже. А то, что выжило... Зимой они переползают через пролив. Если зима особо суровая, и пролив замерзает, они ползут по дну, иначе - переплывают, видимо, спасаясь от страшных холодов и голода. Огромные, как левиафаны или кашалоты, уродливые, как моя жизнь.
        Тут капитан замолчал, налил себе и выпил. Видно было, что он переживает воспоминания заново.
        - Один раз, - голос Олега Игоревича звучал глухо, - такое от­родье выползло в рыбацкой деревушке и уничтожило всех. Детей. Женщин.
        Теперь капитану понадобилось перекурить рассказ. Все внима­ли в молчании - очень уж эмоционально повествовал Олег Игоре­вич. Собака обвела всех внимательным взглядом. Телеграф и Стас смотрели на капитана, разве что рты не открыв, Зяблик явно по­ложила на бравого мужчину глаз, а Ренькас думал о чем-то своем, покачиваясь в такт одному ему слышной музыке. Бандерольке же это лирическое отступление порядком надоело.
        - Так вы нам поможете? Всем людям?
        И тут ее осенило, тут прям вдохновение снизошло.
        - Это же ваш шанс спасти человечество, Олег Игоревич, как и подобает настоящему мужчине!
        Кажется, подействовало. Капитан встряхнулся и со стуком поставил стакан на стол.
        - Наверное, это - мой долг, - скромно сообщил он, - всегда хотел свершить нечто подобное.
        Собака приоткрыла пасть, вывалила язык и улыбнулась, Банде­ролька готова была поклясться - осознанно. Закралось нехорошее подозрение: вспомнились коты Феодосии, бабки-гипнотизерши болтушки... Собака, должно быть, была телепатом. Разумным мутантом-телепатом. Озвучивать это Бандеролька не стала - со­бака общалась только с хозяином. Или?.. А не хозяйка ли обща­лась с неразумным человеком?
        Тряхнула головой, отгоняя непрошенные мысли.
        - Мы снарядим экспедицию, - капитан встал и поднял ста­кан, - мы поплывем на материк, отстреливаясь от мутантов. Под­вергнемся множеству опасностей. Отыщем бункер, добудем ре­цепт возобновления цивилизации. И спасем человечество. Так вы­пьем же за это!..
        Даже Ренькас очнулся и выпил, и Бандеролька омочила губы в бокале. Неужели миссия почти выполнена? Неужели все почти за­кончилось?
        В дверь затарабанили.
        - Капитан! Кэп! Тут парнишка какой-то, ищет каких-то листонош. Говорит, беда. Костей его зовут!
        Бокал выпал из ослабевших пальцев Бандерольки.
        Интерлюдия.
        Предатель
        Предатель ждал. Предатель ждал уже два года - с того самого проклятого дня, когда его, опытнейшего листоношу, специалиста по тайным поручениям, взяли в плен пираты.
        И взяли-то обидно, по глупости, по ротозейству. А что поделать, и на старуху бывает проруха, и матерые шпионы попадаются слу­чайно. Предатель был в экспедиции, как всегда, с тайной мисси­ей - настолько тайной, что Филателист даже самого Предателя не стал посвящать во все детали задания. С виду все было просто и тривиально: берешь посылку в пункте А, доставляешь в пункт Б. Пунктом А служил Джанкой, пунктом Б - Судак. Банальное, на первый взгляд, задание.
        Но было в задании одно странное уточнение - в Судак следова­ло добираться морем, причем не из Феодосии, а из самой Ялты. Предатель приказы обсуждать не привык. Морем так морем, по­думаешь, крюк какой.
        В Ялте Предатель зафрахтовал небольшой баркас с командой, вышел, согласно инструкции, из порта глубокой ночью, не зажигая огней. Посылка - небольшой стальной чемоданчик с кодовым замком - была надежно спрятана в бухте якорной цепи. Шли вдоль берега, медленно и степенно, делая узлов десять, не больше.
        Под утро напротив Гурзуфа наперерез баркасу бросился пират­ский лайнер на подводных крыльях. Шансов уйти от быстроход­ного судна у баркаса не было никаких, и Предатель велел капитану не затевать дурной погони, а по-тихому сдаться. На этот случай у листоноши была горсть золотых цепочек с фальшивыми брилли­антами, дабы легко и безболезненно откупиться от пиратов. Боль­ше на баркасе не имелось ничего ценного. Однако капитан попы­тался укрыться среди проплывавшей неподалеку китовой стаи.
        Лайнер догнал баркас, закинул абордажные крючья, подтянул борт к борту. И тут случилось нечто необычное: на палубу баркаса ступил не кто иной, как сам Рыжехвост, адмирал пиратской фло­тилии, личность более чем колоритная. Предатель сделал вид, что не узнал знаменитого пирата, и предложил тому мзду за право про­хода через его владения (коими пират полагал все Черное море).
        Рыжехвост золота не взял, а велел скрутить Предателя и пере­править того в трюм лайнера. Листоноше этот расклад совсем не понравился - захват заложников с целью выкупа для пиратов дело обычное, прибыльное, но уж очень тягомотное. Порой бедо­лаги месяцами сидели в зиндане, пока пираты торговались с род­ней. А Предатель спешил. И тут он сделал глупость - в лицо зая­вил Рыжехвосту, что он-де член клана листонош, задерживать его пираты не имеют никакого права, а в противном случае будут иметь дело с Филателистом лично.
        Рыжехвост обрадовался.
        Следующие пару недель, слава богу, практически изгладились из памяти Предателя. Он запомнил только сырой и холодный зиндан, вонючее ведро, вонючий матрас, бегающих по камере крыс. Предателя постоянно и методично били - и били по голове. От несильных, но регулярных сотрясений мозга листоношу все время тошнило, кружилась голова, двоилось в глазах. Обычного челове­ка это бы сломало, но Предатель выдержал.
        Тогда его стали пытать током. Два зажима-крокодила, провода, клеммы, аккумулятор, реостат. Запах паленой плоти. Запах озона. Крики.
        Это тоже не сработало - все-таки болевой порог у листонош повыше, чем у простых смертных.
        Как уже понял Предатель, его хотели сломать психологиче­ски - но не причиняя заметного физического ущерба. По крайней мере, дальше угроз выколоть глаза и отрезать гениталии дело не пошло.
        Сломался листоноша на пытке водой. Старой как мир, но край­не эффективной процедуре. Предателя привязали к наклонной лавке головой вниз, на лицо положили полотенце и стали лить сверху воду. Через час постоянно захлебывания - вода, попадая на ткань, превращалась в мелкодисперсную пыль, Предатель все вре­мя ее вдыхал вместе с воздухом и не мог вдоволь надышаться - листоноша понял, что хочет жить. Хочет жить так сильно, что пой­дет на все - даже на предательство.
        Любовь к жизни оказалась сильнее любви к клану.
        Предатель поклялся сотрудничать с пиратами. Его отвязали и следующие трое суток (или больше, листоноша затруднялся опре­делить) пытали лишением сна, включая свет и сирену через не­равномерные промежутки времени - больше двадцати минут под­ряд спать Предателю не давали.
        Окончательно обессиленного, сломленного, едва не сошедшего с ума листоношу наконец привели к Рыжехвосту. Был укол обе­зболивающего, холодное вино, горячая еда, услужливая масса­жистка. И разговор, он же - вербовка.
        Рыжехвост задумал грандиозное. Он хотел стравить между со­бой татар и казаков, листонош и жителей вольных городов, затеять кровопролитную тотальную войну и остаться единоличным пра­вителем Крыма. Предателю за сотрудничество он предложил поп городского управителя Симферополя.
        Предатель согласился. Да, конечно, он мог обмануть Рыжехво­ста. Вернуться в клан, рассказать, как все было, посвятить Филателиста в коварные планы главного пирата. Но Предатель знал, что не быть ему после этого начальником тайной службы и доверен­ным лицом Филателиста - нет и не может быть доверия тем, кто единожды сломался под пытками. В лучшем случае, оставят в Джанкое тренировать молодежь. А то и вовсе сошлют в какую-нибудь глушь, на Тарханкут, где Предатель и будет доживать свой век вдалеке от больших и важных дел.
        Так он стал предателем. Вернулся в клан, рассказал байку про шторм и утонувшую посылку, про то, как его держали в плену какие-то местные бандиты, как сбежал и ныне готов вернуться к своим обязанностям. Ему поверили - не могли не поверить, ведь это он! Проверенный, свой, надежный листоноша!
        И Предатель стал ждать. Ждать распоряжений от Рыжехвоста, ждать удобного момента, ждать своего шанса в жизни - перестать наконец быть порученцем и стать начальником, да не чего-нибудь, а самого Симферополя - почитай, всего сухопутного Крыма.
        Пока ждал, Предатель готовил свою маленькую частную гвар­дию. Набирал всех - бандитов, бродяг, мутантов, даже расстриг- сектантов. Устроил небольшой тренировочный лагерь под Раз­дольным. В процессе подготовки отсеивалось девяносто процен­тов. Подготовка включала в себя стрельбу и рукопашный бой, скалолазание и водолазное дело, езду верхом и вождение любого транспорта, минно-взрывное ремесло и знание ядов. К концу пер­вого года обучения у Предателя осталось всего двенадцать бойцов из набранных полутора сотен.
        Но это были уже настоящие ниндзя. Скрытные, тихие, непри­метные. Ловкие и беспощадные. Отчаянно смелые. И беззаветно преданные.
        Их Предатель и пустил в ход, когда поступила весточка от Ры­жехвоста с коротким приказом: «Давай!»
        Именно Предатель отправил людей в черном убивать татар, ка­заков, горожан, сектантов, матросов - да кого угодно, лишь бы улики указывали на клан листонош. И ниндзя справились со сво­ей задачей блестяще. Всего за пару недель Крым закипел от ненависти к некогда всеми обожаемым листоношам. Каша заварилась знатная, кровавая и густая. Традиции вендетты были в Крыму как никогда сильны после Катастрофы.
        Война разразилась глобальная. Если бы татары, казаки и горо­жане не изображали бы из себя лебедя, рака и щуку, Джанкой не продержался бы и пары дней. Но ниндзя сработали и тут на отлич­но, потихоньку стравливая союзников между собой, сея вражду и раздоры, устраивая диверсии и саботаж.
        Но тут Предатель узнал о перфокарте и о бесценной информа­ции, что на ней хранилась. Информация о чудо-бункерах с чудо-технологиями особого доверия не вызывала, но была отложена Предателем в копилочку полезных знаний. Неизвестно ведь, как оно повернется после реализации плана Рыжехвоста - вдруг ста­рый пират решит обмануть Предателя или сдаст его в качестве ви­новника всего произошедшего.
        С другой стороны, Предатель не мог допустить того, чтобы ли­стоноши добрались до бункеров первыми. К сожалению, отправ­ленные им в Джанкой лазутчики не смогли достать перфокарту, и ему пришлось вновь вернуться к выполнению своей основной миссии.
        Кульминацией плана Рыжехвоста стал совет в Старом Крыму. Неслыханной удачей было появление на совете Филателиста - старый лис вылез из норы и самолично поехал наводить порядок, остужать горячие головы и щелкать по зарвавшимся носам.
        Когда Предатель узнал о приезде Филателиста, сердце его ра­достно забилось. Наконец-то. Все яйца - в одной корзине. Одним- единственным ударом можно было обезглавить весь Крым.
        А вот неприятной неожиданностью для Предателя стал Пошта. Вот уж кого Предатель не ожидал увидеть в Старом Крыму, так этого молодого проходимца. А тот возьми и припрись в Старый Крым!
        Благо Филателист в долгие дискуссии с Поштой не вступил, а в приказном порядке отправил (Предатель подслушал) того продолжать выполнение секретной миссии, то бишь поиска злосчаст­ных бункеров. Такой шанс упускать было нельзя - но и разорвать­ся Предатель не мог. Поэтому за Поштой и его друзьями, переоде­тыми сектантами Серого Света, Предатель отправил ударный отряд пиратов, оставив ниндзя для выполнения основной задачи.
        С поставленной задачей ниндзя справились. Первым убили Арслана Гирея Второго - перерезали ему горло казацкой шаш­кой, которую крайне удачно оставили на месте убийства, то бишь в походном шатре хана. Охранявших покои своего владыки яны­чар ниндзя тоже порубили грубо и неделикатно, в манере пьяных казаков.
        Когда татары нашли своего повелителя в луже крови, горячие восточные парни возжаждали мести. Как раз в это время Преда­тель лично загнал гетману Дорошенко кривой татарский кинжал аккурат между четвертым и пятым ребром, точно в сердце. Ниндзя тем временем передушили удавками пластунов.
        Татары и казаки схлестнулись страшно, прямо в зале для засе­даний. Начали со словесной перепалки и взаимных обвинений, перешли к мордобою, от него плавно перетекли на поножовщину, ну а когда загремели первые выстрелы, уже никто не выяснял, кто, кого и почему зарезал. В ход пошли автоматы и дробовики, какой- то дебил бросил гранату, управители Союза Вольных Городов Крыма со свойственной им трусостью бросились наутек - но на выходе их поджидали трое ниндзя, наряженных матросами Черно­морского флота. Бойня была короткой, но кровавой.
        Последним погиб Филателист, забрав с собой в могилу пять лучших ниндзя Предателя. Умел старый хрыч драться, у него это­го не отнимешь. Листоноша все-таки...
        Предатель с большим трудом эвакуировал из опасной зоны Ры­жехвоста - пираты, разумеется, тоже полезли в драку, просто так, кайфа ради, а их король хотел лично всех покрошить в капусту, но Предатель его остановил и вывел через окно, укрыв в единствен­ном безопасном месте - доме, где обитали его ниндзя.
        К утру население поселка Старый Крым сократилось на две трети. Кровь текла по улицам, как вода после дождя. Весь руково­дящий состав основных сил Крыма - татар, казаков и горожан - был уничтожен под корень, вместе с элитными отрядами личной охраны и спецназа.
        План Рыжехвоста был реализован почти полностью. Остава­лось взять Джанкой и добить логово листонош.
        Но Предатель - вместо того, чтобы отправляться громить свой клан - предпочел догнать пиратов, последовавших за Поштой. Из подслушанного разговора он знал, что Пошта направляется куда- то в район Кара-Дага, и двинулся наперерез. Рыжехвост, нутром чуя подвох, последовал за ним.
        Глава 17.
        ДЖУНГЛИ
        Горный массив Кара-Даг - место изумительной красоты, вы­зывающее чувство искренней и неподдельной ненависти прибли­зительно на втором часу пешего похода. Идти все время приходит­ся в гору, но угол подъема то и дело меняется, от чего дико ноют икроножные мышцы. Твердая порода все время сменяется сыпуном, подошвы скользят, на головы сзади идущим сыплется мелкий щебень. Иногда тропинка так круто забирает вверх, что приходит­ся хвататься за торчащие из земли корни кустов - а те зачастую обрываются, и, чтобы сохранить равновесие, приходится совер­шать незаурядные акробатические этюды.
        Плюс - тяжеленные рюкзаки, плюс - оружие и боеприпасы, плюс (точнее - минус) - запасы воды. В Коктебеле с водой было туго, все запасы - бочки с дождевой водой, колодцы, скважины - покрывал слой сиреневой слизи от ктулху, и профессор настрого запретил пить оттуда, поэтому в горы пришлось идти почти без воды. А по жаре такое решение - медленная и мучительная смерть от обезвоживания и гипертермии.
        Поэтому все время отклонялись от основного маршрута, искали родники и ключи, набирали фляги и кэмелбеки из луж и горных речушек, основательно пересохших по этому времени года, дезинфицировали таблетками, процеживали сквозь фильтр, пили по чуть-чуть, по глоточку.
        И то и дело совершали остановку, чтобы проверить, не идут ли по следу таинственные похитители Кости. Те самые, которых мальчишка засек еще на пути из Старого Крыма. Те самые, что стреляли на улицах Коктебеля, когда отряд Пошты забаррикади­ровался в доме Волошина. Те самые, что умудрились украсть паца­на из запертого дома, не оставив при этом никаких следов.
        - Надо было морем идти, - пробурчал Зиняк. - Срезали бы километров двадцать, да и дорога по берегу была бы легче.
        - Угу, там бы нас и сожрали, - ответил Воловик. - Или ктулхи, или карадагское чудовище.
        - Кто-кто? - заинтересовался профессор.
        - Вы что, не слыхали? - удивился матрос. - Это старая исто­рия. Еще до Катастрофы у подножия Кара-Дага, прямо на пляже Коктебеля, неоднократно находили выброшенных на берег дель­финов со следами укусов... ну, скажем так - неизвестного науке существа. Пасть у него должна была быть такая, чтобы пол дель­финьей тушки за раз оттяпать. Потом очевидцы говорили, что ви­дели какого-то морского змея с гривой - тут и на Азове. Причем замечали его разные люди на протяжении пятидесяти лет - и мо­ряки, и отдыхающие на пляже. Потом на биостанции решили его изловить, даже соорудили специальную ловушку, а в качестве при­манки использовали живого дельфина, только ничего не вышло. Ну, а после Катастрофы тварь, видимо, мутировала, потому что на­чала топить корабли. Никто ее толком не видел, но все моряки бо­ятся. Поэтому от побережья тут лучше держаться подальше.
        - Ну да, ну да, - покивал профессор Кайсанбек Аланович. - Ведь и Лаокоона растерзали подводные змеи...
        - Кого-кого? - переспросил Зиняк вместо временно отсутствующего Кости.
        - Это из греческой мифологии... У Вергилия хорошо описано. Впрочем, неважно. А вы знаете, друзья, - сменил тему профес­сор, - что мы идем по скальному массиву, который считается са­мым старым вулканом на Земле? По некоторым оценкам, ему сто пятьдесят миллионов лет!
        - Сровнять бы его с землей, - злобно пробормотал Воловик. - Задолбало уже по горам скакать! Я моряк, а не горный козел!
        - Да ладно тебе, - успокоил его Зиняк. - Ты глянь, красота-то какая кругом!
        Горы вокруг действительно отличались изумительной красо­той. Густо поросшие зеленью, величественные, одни вздымались до самого неба. Там, где от ветра и штормов обнажилась земля, сре­ди бурых и рыжих вулканических пород посверкивали вкрапле­ния кварца, халцедона и сердолика. Прямо по курсу грозно нави­сала скала Святая - самая высокая точка Кара-Дага.
        - Умный в гору не пойдет, умный гору обойдет, - заявил По­шта и вытащил атлас. - Путей обхода у нас два. Налево пойдем - пройдем через хребет Кок-Кая, мимо Чертового Пальца, через хре­бет Хоба-Тепе к Мертвому городу. Маршрут живописный, но длинный, и воды там почти нет. Направо пойдем - преодолеем Гяур-Чешме, хребет Карагач и выйдем прямо к биостанции. Там должны встретиться родники, если верить карте. Но Мертвый го­род - идеальное место для засады, раз уж мы предполагаем, что похитители Костика идут за нами.
        - А что если они выберут правую дорогу? - спросил Зиняк. - Они же знают конечную точку нашего маршрута. Значит, могут попытаться нас обогнать.
        - Да уж, - насупился Пошта. - Хоть монетку подкидывай.
        - Не будем мы ничего подкидывать, - сказал Воловик. - Мерт­вый город - это напротив скалы Золотые Ворота, правильно? Та­кая арка из воды торчит недалеко от берега. Между Львом и Иваном- Разбойником.
        - Ну да, - сверился еще раз с картой Пошта.
        - Вот там последний раз карадагское чудовище и видели.
        - Ну оно же не сухопутное! - заявил профессор Кайсанбек Аланович. - На берегу-то нам ничего не угрожает.
        - Да? - прищурился Воловик. - Только вот с берега его и ви­дели. А выжил из видевших только один, и тот с ума сошел от ужа­са. Нет уж, давайте от берега держаться подальше. Хоть я и нена­вижу горы, а в лапы к морскому змею попадать не хочу.
        - Решено, - Пошта захлопнул атлас. - Пойдем через Гяур-Чешме и Карагач. Засаду устроим непосредственно на био­станции.
        Дорога до биостанции заняла у них остаток дня и часть ночи. Привал сделали короткий, спали вполглаза. С рассветом вышли на хребет Карагач. Отсюда открывался изумительный вид: изумрудно-зеленое море (в глубинах которого обитали ктулхи и карадагское чудовище), изрезанный скалистый берег и густые за­росли джунглей на пути к частично затопленной биостанции.
        - Это еще что за дендропарк? Откуда в Крыму тропические растения? - удивился Кайсанбек Аланович и тут же сам себе от­ветил: - А! Понял! Это, видимо, ботанический сад! Эк его за годы запустения! Разросся, одичал... Боюсь, что этот отрезок пути нам дастся нелегко. Читал я про джунгли, готовьте мачете, друзья.
        Сразу после спуска с хребта отряд будто попал в другой мир. Душно, влажно, сыро. Ветвистые деревья смыкаются над головой, папоротники в рост человека полностью поглотили тропу. Тол­стые, как колонны, лианы свешиваются с гигантских стволов, за­плетаются хитрым макраме. Вздыбленные корни путаются под ногами. Земля - не земля даже, а мерзкая смесь грунта и перегноя, чавкает под ногами. Пахнет болотом, ядовитыми испарениями. Поште любая отрава была нипочем, все-таки листоноша, организм сильнее человеческого, иммунитет будь здоров, а вот Воловику, Зиняку и профессору пришлось замотать нижнюю половину лиц тряпками, за неимением противогазов, что, конечно же, комфорта прогулке не добавило.
        Шли крайне медленно. Первыми шли матросы, деловито раз­махивая мачете и с утробным хаканьем срезая особо толстые лианы. Лианы падали под ноги с тяжелым стуком. Потом осторожно ступал профессор, то и дело удивленно присвистывая при виде но­вых, неизвестных науке видов флоры. Замыкал процессию Пошта, весь мокрый, потный, уставший, с «Тавором» наперевес. За каж­дым деревом ему чудилась опасность, каждый кустарник таил в себе смерть, а еще по пятам догоняли отряд неизвестные похитите­ли Кости...
        Наконец, вышли на небольшую поляну, где можно было пере­вести дух.
        - Уф, - выдохнул Зиняк и воткнул мачете в землю. - Понаса­жали тут, мать их якорная бухта! Будто своей травы не хватало!
        - Вы не понимаете, уважаемый мичман, - возразил Кайсанбек Аланович. - Ведь это же был уникальный объект, часть карадагского заповедника! Сюда свозили культуры со всего мира, с тру­дом выращивали. Конечно же, после Катастрофы многие погиб­ли - вступил в дело его величество естественный отбор, но уж зато те, что выжили - мутировали так хитро, что теперь борются за звание доминирующего вида, за место под солнцем, так сказать...
        - Да и пусть себе борются! - махнул рукой Воловик, - лишь бы нам не мешали. Что за вонь тут стоит, кстати?
        Запах вокруг действительно стоял специфический - слегка сладковатый и донельзя противный, как от гниющего мяса.
        - Наверное, это орхидеи так пахнут, - предположил профес­сор, указав на заросли гигантских, изумительно красивых цве­тов - оранжевых, лиловых, синих, бледно-розовых.
        - Я всегда считал, что орхидеи не пахнут, - пожал плечами Пошта.
        - О, дружище, - всплеснул руками Кайсанбек Аланович, - тут вы заблуждаетесь! Орхидей, да будет вам известно, более тысячи видов - и это до Катастрофы и всех мутаций! Некоторые очень даже пахнут. А некоторые...
        - Пойду понюхаю. - Зиняк вытащил мачете и зловеще взмах­нул им. - Посмотрим, как они будут нам вонять, когда я их, своло­чей, под корень изведу...
        - А некоторые, - повторил профессор, - были даже плотояд­ными. Ловили мух, да-да, и переваривали живьем.
        С предупреждением профессор несколько запоздал. Стоило мичману приблизиться к орхидеям, как несколько тонких, но прочных веток обвили его лодыжки, а сам цветок приглашающее раскрыл лепестки, обнажив маленькую, но самую натуральную пасть - с сотней мелких зубов и потеками густой слюны.
        - Берегись! - закричал Воловик.
        Зиняк отмахнулся мачете, и зубастый цветок упал к его опутан­ным ногам. Но на место одного погибшего цветка тут же встали двое. А к побегам присоединились еще с полдюжины, оплетая ноги мичмана, будто паутиной.
        Схватка мичмана с хищными цветками происходила в полной тишине (у Зиняка не было времени даже материться), и оттого ка­залась совершенно нереальной. Зиняк махал мачете, срубая все новые и новые орхидеи, пытался распутать ноги, запутываясь еще больше, а Пошта, Воловик и профессор не приближались, чтобы не угодить в ту же ловушку.
        «Копать-колотить! Чем ему помочь? - судорожно думал По­шта. - Стрелять? Бессмысленно, пули цветкам не страшны. Ки­нуть гранату? Зиняка посечет осколками. Полезть в рукопашную и оказаться в таком же плену? Нет, это не выход. Эх, сюда бы Ко­стю с его бумерангом!».
        Выход нашел Воловик. Смекалистый матрос снял свой флот­ский ремень, намотал на запястье и, раскрутив как следует, метнул конец с пряжкой в мичмана.
        - Лови!
        Зиняк отбросил бесполезное мачете и двумя руками вцепился в пряжку.
        - Тянем! - заорал Воловик.
        Профессор Кайсанбек Аланович обхватил матроса сзади и вдвоем они, словно в сказке про репку, потащили мичмана из за­падни. Пошта же выхватил свой нож и принялся обрубать тянущиеся за ускользнувшей добычей побеги. Пару раз лепестки пло­тоядных орхидей мазнули листоношу по лицу, обдав вонью гнию­щего мяса, но в путы Пошта умудрился не попасть.
        Разорвав дистанцию до безопасной, весь отряд устало повалил­ся на землю.
        - Фига себе, понюхал цветочков, - пробормотал Зиняк. - Мо­жет, гранату туда кинуть?
        - Не надо. Не переводи боеприпас. Опять-таки, - сказал По­шта, - если за нами действительно идут те, кто похитил Костю, не будем портить им сюрприз. Все, привал окончен, в путь!
        Где-то через полчаса - солнце уже поднялось над горизонтом и уверенно карабкалось к зениту - вышли к биостанции.
        После Катастрофы уровень Черного моря значительно поднял­ся, из-за чего часть строений биостанции - в частности, старый дельфинарий, питомник для тюленей и научно-исследовательские лаборатории - оказались частично затопленными. Вообще био­станция сейчас больше всего напоминала город, который Пошта видел только на картинках в старых книгах - Венеция, что в Ита­лии. Протоки вместо проходов, каналы вместо улиц, торчащие крыши домов.
        - Вон то большое здание, - махнул рукой листоноша, - навер­няка ангар для техники. Если где-то тут и остался батискаф, так это там.
        - И что же, мы вот так с ходу полезем искать батискаф? - не поверил Кайсанбек Аланович. - А осмотреться? Место ведь уни­кальное! Какие исследования тут велись! Вы не поверите!
        - Осмотримся обязательно. И разделимся. Вы, товарищи ма­тросы, устроите засаду. А мы с вами, профессор, отправимся на поиски бункера.
        - Зверь ты, Пошта, а не листоноша, - пробурчал Зиняк. - А от­дохнуть? А поспать? Я уже не помню, когда спал последний раз. Про пожрать уже и не говорю, живот к спине прилип. А тебе все - бункер, бункер...
        - Миссия превыше всего. - Пошта был непреклонен. - Надо раздобыть какую-нибудь лодчонку, неизвестно, какая там глубина. Воловик, поищи чего-нибудь.
        - Как что - так сразу Воловик, - заворчал матрос.
        От усталости, недосыпа и голода отряд начинал проявлять признаки недовольства. Назревал бунт, Пошта это понял. Если пойти на поводу у людей - черта с два их потом заставишь что-то делать. Нет, только дело, только работа. Чтобы времени не было бастовать.
        На территорию биостанции ступили осторожно. Поначалу пы­тались пробираться верхами, чтобы не замочить ног - улицы были затоплены, где по колено, где по пояс; лезли на фонарные столбы, на подоконники, на крыши, но крыши были провалены, столбы по­косились, а из оконных рам опасно торчали осколки стекла, и от­ряд вскоре плюнул на акробатику и побрел дальше по пояс в воде. Разумеется, скорость передвижения сильно упала. Хорошо еще солнышко пригревало по-летнему, вода была теплая - но смерде­ло от нее страшно, гниющими водорослями и чем-то кислым.
        - Так мы далеко не уйдем, - заметил Пошта. - Где этот матрос Воловик?
        - Тут я, - крикнул матрос, появляясь из заброшенного ангара с легкой углепластиковой лодкой на плечах.
        - О, байдарка! - обрадовался Кайсанбек Аланович.
        - Не байдарка, а каноэ, - поправил профессора Пошта. - А еще точнее - каяк.
        - Чего ж ты ее на себе прешь, балбес! - заржал Зиняк.
        - Там на дне всякая всячина торчит, - объяснил Воловик. - Рельсы какие-то, штыри. Боюсь днище пропороть. Сейчас выйдем, где поглубже, и погрузимся.
        Когда вода дошла до груди, Воловик удовлетворенно кивнул и перевернул каяк днищем вниз. А вот залезть с такой глубины ока­залось проблематично: утлая лодчонка все время норовила пере­вернуться. В качестве балласта в лодку побросали рюкзаки и ору­жие, потом Зиняк и Воловик удерживали каяк за нос и корму, пока туда забирался Пошта и втаскивал профессора, ну а потом уже и морские души легко забрались внутрь.
        - А почему весло всего одно? - возмутился Зиняк.
        - Потому что кончается на «о», - объяснил Воловик. - Кто на­шел весло - тот и гребет.
        Зиняк негромко, но замысловато выматерился и опустил весло в воду, отправляя изрядно просевший под весом четырех человек каяк в плавание по улицам биостанции.
        - Тихо тут как-то, - заметил Пошта. - Необычно тихо.
        И действительно, лишь плеск единственного весла нарушали гробовую тишину, царившую на биостанции.
        - Ни чаек, ни бакланов, - продолжал рассуждать вслух По­шта. - Ни единой рыбки в воде. Странно.
        - Бакланов нет - и слава богу, - рассудительно заметил Зи­няк. - Местные бакланы - те еще твари, не знаю, мутанты они или нет, а глаз выклевать могут запросто, причем так - из спортивного интереса, по приколу. А вот то, что рыбок нет - плохой признак. Может, вода отравлена?
        - Вполне вероятно, - подтвердил Кайсанбек Аланович. - Тут ведь разные исследования велись в свое время, в том числе и для военных нужд. Может быть, какую-нибудь хитрую лабораторию затопило, и вся фауна всплыла к верху брюхом.
        - И где тогда дохлые рыбы? - поинтересовался Воловик. - Где медузы, где рапаны, где вообще хоть одна тварь, неважно, живая или нет?
        - Гляди! - ткнул пальцем Пошта. - Плавник!
        Метрах в пятидесяти от каяка, в узкой протоке между двумя кирпичными домами над водой мелькнул треугольный плавник.
        - Неужели акула? - испугался Кайсанбек Аланович. - Мути­ровавший катран? Но как он сюда заплыл?
        - Не акула, - покачал головой Воловик. - Хуже. Дельфин.
        Кайсанбек Аланович хохотнул:
        - Ну конечно же! Ох, и сглупил же я! Тут же был старейший и один из крупнейших дельфинариев Крыма! Конечно же, они вырвались на волю и начали размножаться... Погодите, а почему - хуже? Дельфины - милейшие животные, по интеллекту не сильно уступающие не только собаке, а, вполне вероятно, что и человеку. А сколько жизней они спасли!
        - Вы, профессор, ерунду какую-то говорите, - возразил Воло­вик. - Вы про дельфинов только в книжках читали небось. А я их живьем видел. Умные - да, еще как. Хитрые. Ловкие. Но добрые? Черта с два! Хищные и опасные твари, вот кто они такие. Хотя, говорят, мясо у них вкусное...
        - Не может быть! - заспорил профессор. - Сколько было слу­чаев, когда дельфины спасали людей, толкали их к берегу во время шторма...
        - Это потому, - заметил Воловик, - что те люди, которых дель­фины толкали от берега, никому ничего рассказать не успели. Да­вайте без романтизма, - предложил он и, когда плавник мелькнул уже метрах в двадцати, подтянул к себе поближе автомат Калаш­никова. - Нам с ними контакт налаживать незачем. Вы пасть дель­фина видели вблизи? Зубы пересчитывали? То-то же. Один укус - и нет человека. Подплывет поближе - замочу гада.
        Дельфин будто услышал матроса и приближаться не стал, вы­брав тактику патрулирования вокруг каяка. Через пару минут к дельфину присоединились еще два его сородича, и обстановка ста­ла, мягко говоря, угрожающей.
        - Надо убираться отсюда, - сказал Пошта. - Выбрать место для засады и искать батискаф. А то нас банально и тривиально сожрут.
        - Смотрите! - вскинулся профессор, едва не опрокинув каяк. - Морской котик! Тоже из дельфинария, наверное!
        - Наверное... - пробормотал Зиняк. - А что это у него на го­лове?
        Морской котик нежился на солнышке, распластав свою глянце­вую тушу на крыше затонувшего автофургона. При приближении каяка и барражирующих вокруг него дельфинов, котик вскинулся, издал немелодичный звук и захлопал ластами. На голове у морского млекопитающего была надета странная металлическая шту­ковина, больше всего напоминающая каску - только почему-то с антенной наверху.
        - Кажется, он не из дельфинария, - сказал Пошта. - Военные, говорите, эксперименты?
        Дельфины начали двигаться вокруг каяка с удвоенной скоро­стью. Появился еще один плавник. И еще. Издалека донесся от­ветный вопль котика, похожий на рассерженное курлыканье.
        - Ну да, военные, - подтвердил профессор. - Давно, еще с по­запрошлой войны. Дельфинов и котиков хотели использовать в море, как собак на суше - для разминирования, поиска пропавших людей ну и, как ни прискорбно, как камикадзе.
        - С тех пор наука значительно шагнула вперед, - сказал По­шта, глядя, как вращается антеннка на шлеме котика, и почти ки­пит вода вокруг каяка - дельфины пришли в такое возбуждение, что начали выскакивать из воды. Котик верещал уже не переста­вая, отклики доносились со всех сторон.
        - Жаль только, - продолжил свою мысль Пошта, - что это был ее последний шаг.
        - Я понял, - сказал Воловик. - Сейчас будет разборка. Дель­фины и котики враждуют. Точно вам говорю. Тот, первый, охранял свою территорию, куда мы без спросу вперлись. Он позвал коре­шей, они стали нас пасти. А мы привели их на территорию коти­ков, и вон тот радист собирает кодлу для разборки с дельфинами. Если они начнут драться в воде - нам каюк, точнее, каяку - каюк. На сушу, ясное дело, дельфины не полезут. Сейчас морские котики соберут ударную группу - и пойдут прогонять чужаков. Надо бы где-то причалить, до того как они затеют драку.
        - Греби вон туда! - скомандовал Пошта, указывая на высокое цилиндрическое здание. - Там отсидимся.
        На самом деле, выбор здания был не случаен - листоноша за­приметил торчащие из окна железные балки, больше всего похо­жие на направляющие для спуска на воду крупного судна. А какое судно будут хранить на суше? Правильно, батискаф.
        Но планам этим было не суждено осуществиться. На фоне кур­лыканья морских котиков и плеска воды под плавниками дельфи­нов, визгливо верещащих в преддверии большой драки, раздался звук, который менее всего ожидали услышать члены отряда По­шты на заброшенной биостанции.
        Звук мотора. Точнее даже - рев лодочного двигателя.
        Вспенив воду, наперерез утлому каяку из-за ближайшего дома, заросшего плющом по самую крышу, выскочил катер - обычный научно-исследовательский катерок, коих на биостанции было множество (Воловик выбрал каяк, потому что бензина-то все рав­но не было). Этот конкретный катер отличался от остальных тем, что на станине у него был закреплен крупнокалиберный пулемет, а из всех иллюминаторов и даже шпигатов торчали стволы автома­тов и дробовиков.
        На палубе же, на самом носу, сидел Сургуч со снайперской вин­товкой наперевес, окруженный десятком тяжеловооруженных пи­ратов. На корме, за штурвалом, возвышался никто иной, как сам Рыжехвост.
        - Твою мать, - пробормотал Пошта. - Так вот кто предатель... А я-то, дурак, думал - тайный агент Филателиста...
        - Вот кто за нами по горам брел, - проворчал Зиняк. - Пират­ское отродье. Ненавижу, - добавил он со всей искренностью чест­ного моряка.
        - Они же, видимо, и Костю похитили, - предположил Кайсанбек Аланович.
        Катер сбросил скорость и неторопливо подплыл поближе. Пи­раты приготовили абордажные крючья.
        - Листоноши, сдавайтесь! - рявкнул в мегафон Рыжехвост.
        - Листоноши не сдаются! - крикнул в ответ Пошта, глядя в подлое лицо Сургуча. - Тебе ли этого не знать, предатель!
        - Моряки Черноморского флота тоже! - добавил Воловик, передергивая затвор «калаша».
        - А сейчас нас потопят, - тихонько проговорил профессор.
        - Нет, - уголком рта прошептал Пошта. - Мы им нужны жи­выми.
        - Сдавайтесь! - упрямо повторил Рыжехвост и, бросив мега­фон, самолично начал раскручивать над головой абордажный крюк на длинной цепи.
        И именно в эту секунду, когда численность встревоженных мор­ских котиков достигла критической, они один за другим начали грациозно соскальзывать в воду, где их уже поджидали взбудора­женные дельфины.
        Вода закипела. Начался подводный бой. Чья-то массивная туша - не разберешь чья, то ли дельфина, то ли бронированного котика - ударила в дно каяка, тот встал на дыбы, и отряд Пошты в полном составе полетел в воду.
        Глава 18.
        МОРСКОЙ БОЙ
        Вода на затопленных улицах биостанции была аномально про­зрачной, как дистиллированная. Сверху - слой ряски и водорос­лей, а под ней - идеальная жидкость, чистая, с прекрасной види­мостью метров этак на пятьдесят.
        Поэтому Пошта, задержав дыхание - а листоноши умели это делать аж на десять минут, правда, перед этим надо было как сле­дует продышаться, помедитировать, но и быстрого вдоха при их метаболизме хватало минут на пять-шесть активной деятельно­сти - очень хорошо видел, что происходит под водой.
        А происходила там кровопролитная схватка между морскими котиками и дельфинами. Дельфины нападали стаями, окружали врага и рвали на части своими острейшими зубами. Котики же, бу­дучи индивидуалистами, предпочитали убегать, вытягивая пре­следователей по одному, били их хвостом с разворота и таранили головой, при этом антенна на шлеме каждого морского котика слу­жила своеобразным штыком.
        Вскоре прозрачная вода, взбаламученная сверху гребными вин­тами пиратского катера, окрасилась в бледно-розовый цвет.
        Сквозь эту розовую дымку Пошта разглядел, как матрос Во­ловик оплывает днище пиратского катера, держась подальше от винта и выискивая способ забраться наверх - единственное, что можно попытаться сделать, когда ты в воде, а противники - нет. Мичман же Зиняк держал под мышки профессора Кайсанбека Алановича, помогая тому периодически всплывать и жадно хва­тать воздух перед следующим погружением.
        Еще Пошта увидел, как бурлит поверхность воды - очень кра­сивое зрелище, если смотреть снизу. Сначала ему показалось, что внезапно пошел дождь; потом дошло, что дождь был свинцовый - пираты открыли огонь, разнеся в щепки каяк и пытаясь достать отряд листоноши.
        Стрелять по воде - занятие дурацкое и в корне бессмысленное; вода не поддается сжатию, пуля ее не пробивает. И чем выше ско­рость пули, тем выше вероятность того, что ее - пулю - разорвет при ударе о воду (поверхностное натяжение - великая сила!)
        Была, правда, у пиратов пара древних (или наоборот - само­пальных, кустарно изготовленных) стволов, чьи пули летели со скоростью меньше звуковой и умудрились-таки войти в воду. Один такой деформированный кусочек свинца проплыл ко дну прямо перед лицом Пошты.
        А потом в Пошту врезался дельфин. Не со зла - листоноша не дергался, не атаковал и не паниковал, лишь слегка работал ногами для сохранения плавучести - и дельфин лишь зацепил Пошту плавником, но листоношу закрутило, перевернуло вверх ногами, он дернулся - и на него тут же бросились два морских котика.
        Подводный бой не допускает резких движений. Все следует де­лать плавно. Пошта выждал до последнего, схватил первого ата­кующего котика за антенну и дернул. Шлем слетел с головы мле­копитающего, и грозная тварь будто бы растерялась, заверещала (звук под водой вышел особой пронзительности) и закрутилась на месте. Второй же морской котик совершенно неожиданно атако­вал первого, лишенного головного убора - и пропорол тому брюхо антенной.
        Хлынула кровь, и Пошта отгреб подальше, чтобы видеть, как развиваются события. Он предположил, что шлемы морских коти­ков не только стимулировали мозговую деятельность, но и обеспе­чивали взаимодействие между мутантами.
        Воловик тем временем добрался до катера - видимо, нашел трап или просто шпигат, за который можно было зацепиться - и полез наверх, пару секунд под водой болтались только его босые ноги - опытный матрос успел избавиться от обуви, в которой осо­бо не поплаваешь.
        Потом Воловик полез на абордаж. Через четыре секунды в воду упал пират со сломанной шеей, еще через две - еще один, с про­стреленным черепом. А потом рыбкой в воду нырнул сам Воловик, сжимая в зубах нож, а в руке - трофейный пистолет. Град огня сверху стал максимально интенсивным. Найдя под водой Пошту Воловик отрицательно покачал головой - мол, не, не выйдет, слишком много их там.
        Пошта огляделся. Зиняк и профессор продолжали играть в прятки со смертью: вынырни, вдохни, нырни и молись, чтобы в следующий раз вынырнуть и не нарваться на пулю. Долго так про­должаться не могло - даже у листоноши запас воздуха в легких был на исходе.
        Пошта поискал какое-нибудь убежище под водой - мог остать­ся воздушный пузырь в машине, доме, где угодно - но ничего под­ходящего не было. Котики и дельфины, всплывавшие за кислоро­дом, периодически возвращались с пулевыми отверстиями в телах, отчего остальные зверели и принимались таранить катер. Парочка дельфинов выпрыгнула из воды, чтобы расправиться с пиратами, но, судя по тому, что в воду они не вернулись, огнестрельное ору­жие победило звериные инстинкты.
        Пошта отплыл подальше, поднялся по телеграфному столбу со стороны кормы катера и сделал живительный вздох.
        Пираты, как он и ожидал, палили, как оголтелые, во все сторо­ны, выцеливая уже не столько отряд Пошты, сколько агрессивных морских млекопитающих, то бишь котиков и дельфинов. У парочки пиратов была пробита грудная клетка антеннами котиков, еще одному дельфин умудрился оттяпать полруки; но морская фауна тоже несла тяжелые потери, с полтора десятка животных уже пла­вали к верху брюхом.
        Рыжехвост орал на Сургуча, тот орал на пиратов, пираты стре­ляли, а трое странных людей в черных костюмах, которых Пошта сначала и не заметил, свисали с бортов, держа в руках не менее странное оружие - вроде гарпунных ружей, только заряженных дротиками со шприцами и оперением.
        «Сургуч хочет взять нас живьем, - понял Пошта. - Это ружья с транквилизаторами, для усыпления животных, наверняка раздо­были тут же, на биостанции. А Рыжехвост так перепугался дель­финов и котиков, что приказал открыть огонь».
        Налицо конфликт интересов. Надо этим воспользоваться.
        Пошта перетянул «Тавор» со спины на грудь, приложился к прикладу (вот где пригодилась компактная компоновка «булл-пап» - фиг такой фокус проделаешь с полноразмерным автома­том, целиться одной рукой, другой удерживаясь за столб и булты­хаясь в воде!), поймал в красную точку коллиматорного прицела одного из черных людей (интуиция подсказывала, что эти черные на порядок опаснее пиратского отродья) и выстрелил.
        Черный без звука ушел под воду, где на него набросились дель­фины.
        - Эй, на борту! - заорал Пошта, сильно рискуя. Ружья с дроти­ками на такой дистанции были ему не страшны, а вот пули... - Предлагаю поговорить!
        Кто-то из пиратов пальнул в его сторону, пуля прожужжала в метре над головой - и Сургуч самолично тут же вышиб мозги это­му пирату, чем наглядно продемонстрировал, кто на катере глав­ный. Рыжехвост только рот разинул.
        - Вылезай, Пошта, простудишься! - крикнул Сургуч весело. - Или дельфины сожрут!
        - Кончай пальбу, Сургуч! - ответил Пошта. - Я же тебе жи­вым нужен!
        - Ты - да. А друзья твои - нет. Сдашься - отпустим их.
        «Как же, - не поверил Пошта, - отпустит он их...».
        - Ты лучше подумай, - предложил Пошта предателю, - что с тобой сделает Филателист. И весь клан.
        - Филателист мертв! - крикнул Рыжехвост. - И клану ваше­му скоро крышка! Хан мертв! Гетман мертв! Я один остался! При­сягай мне, листоноша! Вот Сургуч присягнул - и как сыр в мас­ле!
        Пошта не ответил. Известие о гибели Филателиста оглушило его.
        Клан листонош, конечно же, выдержит. Вся структура клана была подчинена правилу «незаменимых нет». Но Филателист... Больше чем глава клана. Отец. Дед. Старый мудрец. Слишком много ролей он играл в Джанкое.
        На миг Пошта почувствовал себя сиротой.
        - А я тогда тебе зачем? - закричал он.
        - Сам знаешь! - ответил Сургуч, косясь на Рыжехвоста.
        «Ага, - сообразил Пошта. - Сургучу нужны бункеры. А де­литься с Рыжехвостом он не хочет. Эх, подонки вы подонки... Все вы одинаковые».
        Пока Пошта отвлекал пиратов и Сургуча с его черными чело­вечками светской беседой, Воловик предпринял еще одну попыт­ку атаковать - но уже не в лоб, а путем диверсии. Достав со дна разгрузочный жилет убитого черного человека, Воловик подплыл к корме катера и принялся деловито наматывать прочнейшую кордуру и кевлар на гребной винт. Теперь стоит запустить мотор кате­ра - и либо лопасти погнутся, либо движок сгорит. Преследовать их теперь пиратам придется на веслах.
        Профессор же, в очередной раз всплыв при помощи Зиняка, за­нимался чем-то странным - он держался за плавник курсирующего рядом дельфина и будто бы что-то тому нашептывал. Дельфин, са­мое удивительное, не атаковал и не уплывал, а внимательно слушал.
        Похоже, что Кайсанбек Аланович умудрился о чем-то догово­риться с дельфином.
        Значит, время действовать. Плохо, когда члены команды не мо­гут согласовать свои действия - но пара сотен километров, прой­денных вместе, и сотня-другая убитых мутантов сближают.
        Пошта на середине фразы Рыжехвоста - тот как раз что-то там вещал про перспективы для листоноши в пиратской среде - вски­нул «Тавор» и двумя прицельными выстрелами убил оставшихся черных людей Сургуча - после чего сразу нырнул поглубже, спа­саясь от ответного огня.
        Какой-то придурок из команды Рыжехвоста бросил за борт гра­нату, а это пострашнее стрельбы в воду. Разрыв гранаты под водой сравним с хорошей авиабомбой, ударная волна в разы сильнее и распространяется дальше. Дельфины и котики всплыли, как до­хлые рыбки, Пошту же основательно контузило и, самое неприят­ное, вышибло почти весь воздух из легких. Всплывая в полуобмо­рочном состоянии, Пошта разглядел, как уплывают от пиратского катера Воловик, Зиняк и профессор, держась за плавники букси­рующих их дельфинов.
        У Пошты шансов догнать их не было. Видимо, профессор при­нял то же решение, что и Пошта вчера - после пропажи Кости - миссия для отряда важнее, чем жизнь одного человека.
        Пираты попробовали завести мотор катера - что-то громко хлопнуло, из трубы повалил черный дым, раздался громкий мат. Диверсия Воловика увенчалась успехом.
        Пошту неожиданно вырвало в воду - причем вырвало кровью, видимо, ударная волна повредила что-то внутри. У него было та­кое ощущение, будто бы его на полной скорости сбил Летучий По­езд. А граната взорвалась у него в желудке. Мутило страшно, двои­лось в глазах, из ушей текла кровь. Слух остался, но постоянно фоном что-то свистело, гудело, выло. Барабанным перепонкам тоже пришел каюк.
        Пошта попытался отплыть в сторону - и понял, что не может шевелить ногами. Руками еще кое-как, а вот ногами - вообще. Словно их нет. Он даже посмотрел - на месте, бултыхаются без­вольно. И травма позвоночника. Для комплекта.
        Что еще? Пошта продолжил инвентаризацию полученных по­вреждений. Так, ребра целы, глаза тоже (только картинка двоится, легкое сотрясение мозга), язык слегка прикушен. «Тавор» уто­нул - ремень лопнул. Остался пистолет на бедре... поправка: уже нет, выпал из кобуры и тоже утонул. В спине временами резкая боль в районе поясницы - не перелом, иначе листоноши бы уже умер, скорее какой-то из межпозвоночных дисков вылез и заще­мил нерв.
        Итог: огнестрельного оружия нет, в рукопашной беспомощен, как котенок.
        Пошта решил сдаться. Пока его будут пытать - а в этом он не сомневался, профессор и матросы успеют добраться до карадагского бункера.
        Миссия превыше всего.
        - Эй, на корыте! - захрипел он, сплевывая кровавые сгустки. - Ваша взяла! Сдаюсь!
        Пираты, гребя прикладами автоматов, кое-как заставили катер двигаться. Сургуч склонился над бортом:
        - Правильно решение, листоноши, - одобрил он. - Не пожа­леешь!
        «Зато ты пожалеешь», - мрачно подумал Пошта. Пираты кину­ли ему спасательный круг, листоноша вцепился в него и, к счастью, когда его начали вытягивать на борт - потерял сознание от боли.
        Глава 19.
        ВОССОЕДИНЕНИЕ
        Выбор, вставший перед Бандеролькой с появлением Кости, по­трепанного, вконец отощавшего, напуганного, но живого и готово­го драться, только казался сложным. Казалось бы: на одной чаше весов - судьба человечества, на другой - жизни друзей, но для Бандерольки было очевидным - надо спасать Пошту. Бункеры обождут. Если клан листонош будет оклеветан и погибнет, миру не выстоять. А Пошта - надежда клана.
        Костя, конечно, поступил стратегически не совсем верно. Заме­тив после Старого Крыма слежку, мальчик смекнул: что-то здесь не то. Он пытался обратить внимание товарищей по отряду на это, но паренька не послушали. Тут бы ему рассказать Поште, но Костя был молод и решил сначала разведать обстановку.
        Ночью в Коктебеле, когда все спали, Костя выбрался на развед­ку. Ему повезло - он засек следовавший по пятам отряд и увидел людей в черном. Тут бы ему вернуться и все рассказать Поште, но Костя сглупил: сунулся поближе, чтобы подслушать, о чем разго­варивают. И его засекли. Поймать проворного мальца, удирающего лесом и горами - задача сложная, к счастью, с нею не справи­лись. Но Костя с перепугу перестал соображать, и, вместо того чтобы вернуться и рассказать об опасности, решил бежать за под­могой.
        Путь его лежал через Старый Крым. Когда Костя, ободрав руки и ноги, несколько раз чуть не сожранный мутантами, уставший, вернулся туда, он застал конец бойни. Все уже были мертвы. Ко­стя, как потерянный, бродил по опустевшим улицам, пытаясь по­нять, что же произошло. Толком не понял, только перепугался еще сильнее и рванул к Керчи почти без остановок. К счастью, ему по­везло, и он добрался живым.
        Кто бы ни учинил бойню в Старом Крыму, поняла Бандероль­ка, ему нужно одно: власть. А значит, ему нужны бункеры, иначе откуда бы такой интерес к миссии Пошты.
        А значит - этот некто будет ловить Пошту и пытать. Или сле­дить за ним и убивать. Надо сделать то, чего не сделал Костя - предупредить.
        Телеграф решение идти на выручку поддержал. Капитан Олег Игоревич поклялся заняться подготовкой парома и дождаться возвращения листонош. В качестве вклада в общее дело он при­писал к отряду ганфайтера Ренькаса.
        Бандеролька, Телеграф, доктор Стас, Костя, Зяблик и Ренькас выдвинулись в сторону Кара-Дага почти незамедлительно. Путь предстоял долгий, на своих двоих они бы просто не успели, а «Ма­родер» так и остался на Казантипе, заезжать куда означало поте­рять время. Но в Керчи было, как некогда в Одессе, всё. В том чис­ле - автотранспорт и неприкосновенный запас топлива. Капитан выделил отряду старый УАЗик - машину нулевого комфорта, но повышенной проходимости.
        Снаряжением занимался Телеграф. Бандеролька не могла со­средоточиться, она рвалась вперед и думала: лишь бы успеть. Они решили сначала заехать в Старый Крым, а потом спуститься к Щебетовке и биостанции - Костя уверял, что обязательно надо зае­хать в Старый Крым. Весь путь до поселка прошел для Бандероль­ки как в тумане...
        ...а в Старом Крыму ей стало страшно.
        Автомобиль, плотно набитый членами отряда, вкатился в опу­стевший городок. Вонь трупного гниения, свернувшиеся лужи крови под ногами, ржавые пятна на земле и асфальте, стаи воронья и чаек, крысы и прочие мелкие падальщики. В городе, казалось, не осталось живых.
        Остановились.
        Телеграф, сидевший за рулем, гулко сглотнул.
        Костя смотрел вперед белыми невидящими глазами.
        - Что же здесь произошло? - пробормотала Бандеролька сквозь сжатые зубы. - Кто и с кем воевал?
        - Наверное, с нашими, - прошептал Костя.
        - Нам надо спешить. Пошта, наверное, уже на биостанции. Он шел напрямик через горы и наверняка шел быстро, - пробормота­ла Бандеролька.
        - Тишина, - очень спокойно сказал Ренькас. - Замерли все.
        Его послушались. У помпезного здания с колоннами - види­мо, бывшего помещения клуба, кто-то двигался. Очень странно, учитывая, что после такой бойни выжившее население должно попрятаться. Может быть, мутант, может, собака-падальщик, а может - враг.
        Отряд немедленно ощетинился стволами, а Костя достал лю­бимый бумеранг. Ганфайтер Ренькас целился с двух рук: в ле­вой - «Беретта», в правой - «Глок». Выглядел он достаточно грозно. Бандеролька уже поняла, что этот муху на лету в глаз бьет, и не нужны ему ни дробовик, ни автомат - достаточно пи­столетов, тем более на дистанции метров в двадцать - а до здания было не больше.
        Кажется, это все-таки был человек.
        - Прошу вас, не стреляйте! - раздался знакомый голос, и из здания вышел Кайсанбек Аланович. - Как хорошо, что вы приеха­ли! Костя, как я рад, что ты жив!
        Бандеролька с Костей и Стасом выпрыгнули из машины, Теле­граф вышел степенно, и поспешили к профессору. Сердце у Банде­рольки сильно колотилось, она ждала, что вот-вот из дома выйдет Пошта, но вышли хмурые и какие-то виноватые Воловик с Зиняком.
        - Пошта? - пробормотала Бандеролька, останавливаясь.
        Она будто наскочила на невидимую стену. Ей показалось, что случилось самое страшное, Пошта умер. И сейчас ей об этом ска­жут.
        - Он жив, девочка, жив! - замотал руками профессор. - Но ранен и в плену. Мы подозреваем, где-то не далеко от Биостанции. Надо отбить его и двигаться в Джанкой - перемирие нарушено, и цитадель снова осаждают.
        Матросы молчали.
        - Погодите, Кайсанбек Аланович, - попросил Телеграф. - Мы же ничего не знаем.
        - Давайте отъедем отсюда, - предложил Воловик. - Не надо вам смотреть, что внутри. И по дороге мы все расскажем.

***
        В УАЗике стало совсем тесно: девять человек умещаются в лег­ковой автомобиль, только если их очень сильно утрамбовать. Де­вушек разобрали по коленям, Воловик пытался посадить к себе Костю, но парень уперся, и пришлось занимать это место компакт­ному Зиняку. По дороге профессор обстоятельно и подробно рас­сказал о произошедшем: о предательстве Сургуча, о смерти Фила­телиста, о бегстве на дельфинах. Втроем матросы и Кайсанбек Аланович ничего сделать против банды Рыжехвоста не могли. Но зато подсмотрели, в какую сторону уплыла лодка с Поштой, после чего двинулись в Старый Крым в надежде, что кто-то из листонош там остался.
        Надежда была тщетной. Перебили всех.
        Это означало возобновление осады Джанкоя и скорый крах ци­вилизации.
        Гибель Филателиста потрясла листонош, известие о большой войне - тем более. Ну что могут сделать девять человек против целого Крыма? Бандеролька задала этот вопрос вслух.
        - Не целого, - поправил профессор, - не единого. Не забывай, нападающие принадлежали к разным группировкам. Даже учиты­вая, что Рыжехвост вырезал главарей - ему не взять командова­ние так просто, его не станут слушаться. Но до того, как война пе­рерастет в гражданскую, в стычки между группировками, она сме­тет листонош. Этого допустить нельзя. О, я предпочел бы, чтобы вы уже входили в бункер... Но - увы. Нам предстоит действовать самостоятельно.
        - Что же делать? - пробормотала Бандеролька. - Что же де­лать?
        И тут ее осенило. Вспомнились древние истории про Ковчег.
        - Костя, - решила она. - Ты один раз добрался до Керчи, до­берешься и второй раз. Бери Зиняка и дуйте туда, спросите Олега Игоревича. Скажите капитану, что листоноши просят помощи. Он должен подогнать паром как можно ближе к Джанкою. Дайте карту.
        Ей протянули карту. Бандеролька уставилась на нее: какие-то острова, Арабатская стрелка...
        - Позвольте. - Кайсанбек Аланович мягко отобрал у нее кар­ту. - Смотрите. После Катастрофы Арабатской стрелки не суще­ствует, Сиваш стал частью моря, кроме того, там достаточно глубо­ко. Значит, Олег Игоревич может привести паром вот сюда, в Мысовое - это не так далеко, мы сумеем добраться. Костя, ты меня понял?
        - Понял, - пробурчал Костя, - опять самое интересное без меня.
        - Может быть, - проговорила Бандеролька, - ты - единствен­ный листоноша, которому суждено остаться в живых.
        - Но я же ещё не листоноша! - возразил мальчик, - Я даже основную программу не проходил, не говоря об... испытаниях.
        - Сейчас наш клан на грани уничтожения, и каждый боец на счету. А ты, Костя, настоящий боец, - грустно улыбнулась в ответ Бандеролька. - Считай, что с этого момента ты официально ста­новишься полноправным членом клана листонош.
        - А меня за что отсылаете? - возмутился Зиняк, трясясь у Во­ловика на коленках.
        - А ты поможешь мальчишке выжить любой ценой, - поясни­ла Бандеролька. - Первый раз ему повезло, но не будем полагать­ся на везение.
        - Понятно, - приуныл Зиняк. - Ну, тогда высаживайте нас. Нам много вещей не надо.
        Простились коротко, по-деловому. Проверили запасы оружия.
        - В Курортное его повезли, - сказал Воловик. - Там санато­рий заброшенный и есть лодочный причал. Значит, Пошта там. И нам туда.
        Телеграф остановился выше поселка, на холме, где некогда была деревня Щебетовка, стертая с лица земли Катастрофой и годами разрухи. Здесь открывался потрясающий вид на синее море и зе­лень, дальше холмы становились выше, и виднелась трехрогая вершина горы.
        - Спустимся тихо, - решил Телеграф. - Проникнем на терри­торию санатория. Ниндзя не может быть много, отряд был боль­шой, но мы его сильно потрепали, а подкрепления им ждать неот­куда.
        - Надо разработать план, - решила Бандеролька.
        Угроза потерять Пошту мобилизовала все ее мыслительные способности и сделала странно спокойной. Бандеролька знала: надо действовать, и действовать осмотрительно, чтобы не потерять все самое дорогое. Нельзя ни на кого полагаться, только на себя. Поэтому сейчас симпатичная голова Бандерольки работала, как вычислительные машины из прошлого: быстро, перебирая все ва­рианты и, как она надеялась, без сбоев.
        - Если мы просто заявимся и откроем стрельбу - сейчас, яс­ным днем, - продолжила Бандеролька, - нас перебьют. Нам сле­дует отвлечь противника и создать у него иллюзию нашего чис­ленного превосходства. Ренькас, у тебя только пистолеты?
        - Вообще-то - нет, - смутился стрелок, - у меня еще снайперка. Старенькая, Драгунова, но верная.
        - Прекрасно. Выберешь точку и по сигналу начнешь вести от­влекающий огонь. А сделаем мы вот что.
        Глава 20.
        ОПЕРАЦИЯ ПО СПАСЕНИЮ
        Сургуч ненавидел Рыжехвоста. Вот получить бы бункер с се­кретными технологиями - и сразу можно пирата прищучить. Но пока Рыжехвост был сильнее, и на его стороне было больше лю­дей - проклятые листоноши перебили всех ниндзя, после чего По­шта, вдобавок ко всем неприятностям этого дня, потерял сознание, лишив шанса его допросить. Листоношу погрузили на лодку и пе­ревезли в убежище - заброшенный санаторий в Курортном. Там пираты обосновались давным-давно: место уединенное, людей нет вообще, санаторный парк разросся, закрыв корпуса, и в дальнем от моря можно было почувствовать себя в безопасности. Агрессивная же флора биостанции сюда не доползала.
        Заняли «люкс». В одной комнате, заранее оборудованной для содержания пленных (конечно же, пираты не гнушались похище­ниями и требованием выкупа) - решетки на окнах, кровать с рем­нями, ведро в углу, повеситься не на чем, оружия нет - положили Пошту. Листоноша, похоже, был совсем плох, а выполнявший функции врача в отряде пират погиб от зубов морских тварей. Сургуч, как мог, осмотрел пленника. У наглого юнца сочилась кровь из ушей и рта, он дышал хрипло. Внутреннее кровотечение? Черт его знает, лишь бы очухался.
        Рыжехвост, похоже, заподозрил предательство.
        По крайней мере, догадался, что Сургуч хочет его кинуть. Но пока Сургуча не убивал - ждал, что тот выдаст себя и тайные знания.
        После трудов праведных и неправедных стоило выпить и по­мянуть усопших. Рядом с Поштой оставили караульного и закры­ли дверь. Во второй комнате, примыкавшей к камере, расположи­лись на отдых: накрыли стол, достали бутылку. Дозорные бдели на балконах и крыше и, в общем, было почти спокойно.
        - Помянем наших друзей, - предложил Рыжехвост, подняв стакан.
        Выпить не успели - раздался условный свист, вызывающий главарей на балкон номера. Дозорный кого-то засек.
        Сургуч нехотя поднялся (все-таки при пиратах он делал вид, что подчиняется Рыжехвосту) и вышел посмотреть, в чем дело.
        К санаторному корпусу по тропинке меж диких, буйно цвету­щих роз шла девушка. Черноволосая, хрупкая, в брюках и футбол­ке, завязанной на плоском животике узлом. Загорелая полоска кожи, впадина пупка, тонкая талия. Девушка остановилась, задра­ла голову и помахала рукой обалдевшему Сургучу.
        - Привет, красивые! Меня Зяблик зовут. Я вот тут гуляю. По­гуляем вместе.
        Ситуация была непонятная и потому опасная. Сургуч напряг мозги, слегка разжиженные утренним боем и предвкушением пьянки.
        - Ты откуда? - крикнул он. - Кто такая?
        - Зяблик я. Живу здесь, - она сделала широкий жест и закру­жилась, будто пытаясь обнять весь мир. - Пришла из Лисьей бух­ты, дай, думаю, посмотрю, кто с утра у биостанции развоевался. Люблю военных - красивых, здоровенных!
        - Чокнутая, - пробормотал дозорный пират.
        Сургуч с ним согласился. Безмятежная улыбка, отсутствие страха - девушка точно свихнулась. Симпатичная девушка. Реше­ние Сургуч принял моментально:
        - Поднимайся! Эй, внизу, проводите в штабной!
        Зяблик счастливо рассмеялась и танцующей походкой напра­вилась ко входу. Движения у нее были вроде плавные, но беспоря­дочные. Ну явно - психическая или слабоумная... что для целей Сургуча значения не имело. У него очень давно не было подруги, и листоноша-предатель соскучился по женской ласке.
        Сургуч вернулся в комнату:
        - Девочка полоумная, - сообщил он, потирая руки, - хоро­шенькая, но глупая. Военных, говорит, любит.
        - Понял, - кивнул Рыжехвост, - тогда я - полковник, а ты - майор.
        Сургуч хотел обидеться, но не успел - дверь отворилась и до­зорный впустил Зяблика.
        - Безоружная, - сообщил он и жадно посмотрел на стол.
        Но рядовым пиратам при пьянках начальства присутствовать не полагалось. Конвоир понял это, вздохнул и убрался.
        - Присаживайся, - проворковал Рыжехвост, подвигая к столу третий стул и наполняя еще один стакан. - Выпей с нами. Вот, и рыбка есть на закуску, и капустка морская. Любишь военных? Так я - полковник Рыжехвост, а это - майор Сургуч.
        - Ой. А я думала, вы - генералы, - округлила глаза девушка.
        - Генералы, - согласился польщенный Сургуч. - Это товарищ генерал так шутит. Генералы-адмиралы. Гуляешь, значит?
        - Гуляю, - Зяблик томно улыбнулась. - Тяжело мне в одино­честве, хочется опереться на мужское плечо...
        Рыжехвост уже чуть ли не слюну пускал, и девушка смотрела на него с интересом. Сургуч решил перехватить инициативу:
        - Выпьем же за присутствующих здесь дам!
        Выпили стоя.
        Потом как-то так получилось, что тосты пошли один за другим. Рыжехвост и Сургуч пытались перещеголять друг друга, девушка улыбалась обоим сразу и по очереди, и было так хорошо, что Сур­гуч не сразу понял: стреляют.
        По санаторию вели огонь.
        Рыжехвост хлопнулся на пол, увлекая за собой Зяблика и крикнул:
        - Что там?
        - Снайперы! - ответил дозорный. - Много, но кривые, не по­падают.
        - Откуда стреляют?
        - С холмов!
        Рыжехвост выругался. Он прижимал девушку к полу и совсем не хотел подниматься и снова воевать.
        - Я спущусь, посмотрю. - Сургуч решил показать себя ге­роем.
        Ползком он преодолел расстояние до двери, выбрался в кори­дор и по лестнице пошел вниз. Никакой дисциплины у пиратов, понятно, не было, и у входа несли вахту только двое - залегли и пялились в проем на парк.
        - Идиоты, - пробурчал Сургуч. - Если стреляют с холмов, там никого нет.
        Он вообще был осторожным, но алкоголь и ревность к Рыжехвосту, предвкушение развлечений, пленный Пошта сделали Сургуча безбашенно-смелым. Он вышел в парк, обернулся к пи­ратам:
        - Видите, никого!
        И тут его окликнули. Голос был женский, знакомый и непри­ятный.
        - Что, Сургуч, паскуда, думал, нет на тебя управы? Повернись уж, милок.
        Он медленно развернулся. Бандеролька целилась из пистолет- пулемета и нежно улыбалась. Только глаза у нее были крайне злые. Девушка стояла под защитой дерева так, что пираты ее не видели, а она видела вход и успевала выстрелить первой.
        - Ненавижу предателей, - сообщила она. - Пошта здесь?
        - Д-да, - Сургуч решил поторговаться за свою жизнь. - Толь­ко ранен. Забирай и уходи. Я сам его к тебе прикажу вынести.
        - Хорошо, - кивнула Бандеролька. - Заберу. Только ты уже ничего не прикажешь. Это тебе, дорогой Сургуч, за Филателиста.
        Боль была адская - пуля вошла в ногу. Сургуч рухнул, заорал, сжимая пробитое колено.
        - Так где, ты говоришь, вы держите Пошту?
        Сквозь боль к Сургучу пробилась дикая надежда: сейчас эта стерва узнает необходимое и отпустит его.
        - На втором этаже! В двести третьем, в люксе, в задней ком­нате!
        - Охрана?
        - Рыжехвост и один пират! Не стреляй! Отпусти меня, я при­гожусь, я много знаю, я все знаю, я тут главный!
        - А это - за Пошту.
        Вторая пуля вошла ему прямо в глаз, и Сургуч мгновенно умер.

***
        Пираты растерялись - не ожидали нападения из парка. Ренькас, перебегающий с места на место, создавал иллюзию снайперов, ведущих огонь на подавление, и казалось, что противник засел в холмах. Поэтому у листонош появился шанс освободить Пошту.
        Воловик, засевший в розовых кустах, контролировал входы, Телеграф огибал здание по стене, Кайсанбек Аланович, ввиду не­высокой подготовки, был оставлен охранять машину и следить в бинокль, а доктор Стас сейчас прятался недалеко от Бандерольки и должен был войти в здание вместе с ней.
        Обоих вахтеров Бандеролька сняла сразу - высунулись, идио­ты, и получили по пуле. Стас появился рядом.
        - Заходим, - бросила Бандеролька.
        Она знала: Воловик будет стрелять в любого, кто высунется из окна.
        Брать укрепленную базу силами семи человек - безумие. Но безумие серберка, как говорил Кайсанбек Аланович. Были в се­дой древности такие воины - серберки. Они жрали собственные щиты, рвали на груди бронежилеты и кидались с голыми руками на амбразуру, вопя «Джеронимо!» Джеронимо - это такой бое­вой бог.
        Доктор Стас хотел оттереть ее за спину, но Бандеролька вошла первой: в конце концов, ее неплохо подготовили, да и боевой опыт у нее был большой, и к тому же она руководила операцией.
        На стрельбу начали сбегаться пираты.
        К счастью, Бандеролька давным-давно усвоила, как вести себя на лестнице: не переть вперед, а аккуратно выглядывать по секторам, контролируя несколько пролетов сразу. Пиратов, ви­димо, этому не учили. Бандеролька даже удивилась: как это ста­до умудрилось устроить в Крыму такую заварушку, победить самого Филателиста? Наверное, в Старом Крыму перебили эли­ту пиратов, а то, что осталось, было ровным счетом ни на что не способно.
        Итак, пираты шумною толпою, мешая друг другу и перекры­вая линию огня, неслись вниз. Бандеролька с доктором Стасом заняли удобную позицию - он прикрывал угол - и открыли огонь. Пулю из автомата Калашникова стена не остановит, но пи­раты были вооружены всякой ископаемой и самодельной дря­нью. Они, конечно, начали стрелять в ответ, частью попадая в своих товарищей, а частью просто в молоко - пули летели куда угодно, только не в цель. Лишь бы рикошетом не задело... Банде­ролька выглянула из-за угла и сняла еще двоих. Ряды защитни­ков санатория поредели, но опасность все еще сохранялась. К тому же часть пиратов додумалась укрыться на лестничной клетке второго этажа.
        Теперь в невыгодной ситуации оказались Стас с Бандеролькой.
        - Что делать будем? - шепнул доктор.
        - Стрелять будем, - ответила Бандеролька, - выхода у нас нет. Подождем, пока спустятся, и перемочим всех нафиг.
        Ждать, впрочем, не пришлось. Наверху произошло какое-то движение, раздались крики и выстрелы, кто-то лупанул очере­дью - раз, другой, третий, а потом с воплем: «Отстаивайте же Се­вастополь!» - бросился, видимо, в рукопашную, потому что вы­стрелы прекратились, а крики - нет. Голос Бандеролька узнала - это Воловик мстил за погибших друзей.
        Доктор Стас, взвыв обиженно:
        - Мне оставь парочку! - кинулся вверх по лестнице.
        Бандеролька едва за ним поспевала.
        Стас мог не спешить: драка была в самом разгаре. Воловика, мо­жет, и пристрелили бы, но он умудрился вклиниться в самую гущу пиратов, и пытаться достать его, не задев никого другого, было не­реально.
        - За Севастополь! За капитана Воронина! - заорал доктор и присоединился.
        Происходящее напоминало шуточную драку на Казантипе, с одной только разницей: на этот раз все было серьезно. Бандероль­ка отступила в сторону, прикрывая спины: вдруг подвернется под­ходящий пират и можно будет его пристрелить? А в рукопашном бою от Бандерольки было немного толку: главным образом, не по­тому, что она не умела драться, а потому, что мало весила и была существенно ниже противников ростом. Ее бы просто тюкнули по голове или отбросили в сторону.
        Поэтому она оставалась наблюдателем.
        Воловик, казалось, танцевал. По крайней мере, он красиво пры­гал, крутил «солнышко» и бил ногами в головы. Кажется, это ис­кусство называлось «капуэйрой». Впрочем, не гнушался матрос и простыми приемами: оплеухами, например, и восходящими ударами в пах. Стас же действовал менее изящно, но столь же эффектив­но. Здоровенными кулачищами он щедро раздавал хуки, апперко­ты, джебы и кроссы, бил коленями и локтями подобравшихся со­всем близко - в общем, пираты от него так и летели. Один вылетел спиной, шлепнулся, но тут же сел, оторопело мотая головой. Он был около Бандерольки - и, не удержавшись, она зашла к нему со спины, завела правую руку так, чтобы локоть был под подбород­ком, взяла себя за бицепс левой, ладонь левой ласково положила на затылок пирату и свела локти. Пират задергался, попытался руки сорвать - но Бандеролька была девушкой очень, очень цеп­кой, и через пару минут противник затих. Подождав немного для верности, Бандеролька отпустила труп.
        Драка, тем временем, перешла в ножевой бой. Вообще, когда противники берут ножи, скорее всего, могилы можно копать для обоих, но здесь был явно не тут случай.
        Воловик, проворный и гибкий, как змея и неотвратимый, как смерть, попросту резал пиратам глотки, а Стас колол и рубил огромным тесаком.
        Кровь заливала вытертый палас коридора. В считанные мину­ты все было кончено. Осторожно, чтобы не вляпаться в красную лужу, Бандеролька обошла трупы. Ее бойцы были в крови (Воло­вик - голый по пояс, перемазал весь торс), но живы и довольны.
        - Как ты сюда попал?
        - По стенке влез, - пожал плечами матрос. - Подумаешь, про­блема.
        Путь к люксу, где держали Пошту, был свободен.

***
        Дверь вышибать не пришлось - она была открыта, и никто не выбежал навстречу. Заглянув в первую комнату, Бандеролька по­няла, отчего: Рыжехвост валялся на полу, а на его спине, удержи­вая предводителя пиратов на болевом, расположилась Зяблик.
        - Привет, - бросила она. - Я его слегка придушила и ребра сломала, когда он на меня полез. Представляешь, только Сургуч из комнаты - а этот козел на беззащитную полоумную девочку!
        - Как - сломала? - опешила Бандеролька.
        - Как, как... Гарду закрыла. У меня ноги сильные, я же говори­ла, бегаю хорошо. Но он жив и готов дать показания. А дверь в ка­меру звуконепроницаемая, и там вооруженный пират. Я пока не заходила.
        Рыжехвост неразборчиво замычал.
        - Так, - решила Бандеролька. - Поднимаем его.
        Стоять пират мог, но морду имел ошалевшую, бледную и пот­ную, и постоянно пытался скрючиться то в одну, то в другую сторону.
        - Он безоружный, я проверяла, - похвасталась Зяблик.
        - Очень хорошо. Рыжехвост, ты знаешь, кто мы?
        - Листоноши, - просипел он (Зяблик, слегка придушив, по­вредила пирату горло), - проклятые листоноши! Все из-за вас! Ненавижу! Все равно вы подохнете, не могут мутанты заправлять людьми!
        - А ты кто? Не мутант? А радиация тебе тогда почему не страш­на? - поинтересовалась Бандеролька.
        Сзади раздался топот ног. Она резко обернулась - и увидела Телеграфа.
        - Жив? - вместо приветствия спросил Телеграф.
        - Жив. Во второй комнате. Там вооруженный охранник. Сей­час Рыжехвост откроет дверь, прикажет охраннику не дурить, а сдаваться, и мы заберем Пошту. А потом побеседуем с этим отродьем.
        - Хороший план, - одобрил бывалый листоноша.
        - Так что повернись-ка, Рыжехвост, лицом к двери, ко мне за­дом, - проворковала Бандеролька. - И помни: если что, я тебя убью.
        Рыжехвост кивнул, перекособочился и распахнул дверь.
        - Пристрели козла! - успел крикнуть пират.
        Два выстрела слились в один: Бандеролька снесла Рыжехвосту половину черепа, выстрелив в затылок, а второй прозвучал в ком­нате. Пират еще падал, Бандеролька оттолкнула его и ворвалась в комнату. Первое, что она увидела - охранник. Проблему удалось решить при помощи одной пули, разорвавшей ему горло. А вто­рое - Пошта, привязанный к кровати, с красным пятном, расте­кающимся по футболке в районе груди.

***
        - Ему нужна серьезная помощь. - Стас поднялся с колен и вы­тер окровавленные руки о простыню.
        Пошта дремал или был без сознания. Стас наложил давящую повязку на рану.
        - Я бессилен без оборудования. Кажется, у него не только эта рана, и я бы не исключил внутреннего кровотечения. Нужна хирургия. Иначе - никак. Вы, листоноши, живучие, но не на­столько.
        Бандеролька расплакалась.
        - Хирургия есть в Джанкое, - сказал Телеграф. - Мы потеря­ли Филателиста, но не потеряли пока что Цитадель. Осада идет, но я знаю подземные ходы, связывающие Джанкой с остальным ми­ром. Мы попадем внутрь.
        - Тогда шанс есть. У человека бы не было, - честно сообщил Стас. - А у листоноши - вполне есть. Но выдвигаться надо немед­ленно.
        Бандеролька присела на край койки и погладила Пошту по щеке.
        - Не раскисай, - посоветовал Воловик. - Он бы не хотел, что­бы ты ревела. И не хорони его раньше времени, наш Пошта живее всех живых. Я в него верю.
        - Я тоже, - шмыгнула Бандеролька. - Ребята, простите, что я
        - Я тоже, - шмыгнула Бандеролька. - Ребята, простите, что я Рыжехвоста убила.
        - Не ты - так я бы его убил, - признался Телеграф. - Ты про­сто ствол у его затылка держала, поэтому успела первая. И ничего бы мы нового от него не узнали. С пиратами покончено, но народ так просто не успокоить.
        - Чем беседовать, - тихо напомнила Зяблик, - давайте лучше раненого в машину перенесем. И надо как-то забрать Ренькаса с холмов.
        - Он увидит, что мы уходим, - сказала Бандеролька. - Давай­те соорудим носилки. Стас, командуй.

***
        Пошту с трудом уместили в машину наиболее безопасным, по мнению доктора Стаса, для раненого образом. Бандеролька по­чувствовала знакомую уже сосредоточенность: командование операцией все еще лежало на ней, и задача - спасти Пошту - поч­ти не изменилась. В перспективе предстояло еще спасти осталь­ных листонош, но Бандеролька так далеко не загадывала. Может быть, Пошту вылечат, и остальная часть операции станет его про­блемой.
        Кайсанбек Аланович, увидев Пошту, переменился в лице, и, что для него не характерно было, замолчал.
        - Есть несколько путей домой, - сказал Телеграф, развернув карту, - предлагаю, однако, чтобы не ехать через горы и через пе­ревал - мало ли, что там - вернуться прежней дорогой. Бензина у нас должно хватить.
        С ним согласились. Конечно, возвращаться тем же путем - плохая примета, но ничего не поделаешь, путь через перевал мо­жет быть гораздо опаснее. Когда Бандеролька проходила там по­следний раз, начался камнепад, и она едва не погибла. Кроме того, в высоких горах обитало разное, не всегда приятное. И Симферополь, через который пролегал один из маршрутов, ей не нра­вился.
        - Ехать будем быстро, но осторожно, - продолжил Телеграф, - избегать, по мере возможности, крупных населенных пунктов. Хо­рошо, машина у нас проходимая. За дорогой следите как можно внимательней, малейшее движение - стреляйте, не ждите, пока бросится. Подземный ход начинается в районе деревни «Яркое». О нем мало кто знает, прорыли как раз на такой случай - когда нужно будет тайно попасть в город или из города. А заканчивается под складом. По понятным причинам.
        - Думаешь, удастся проскользнуть? - уточнила Бандеролька.
        - Естественно. На машине, конечно, нет, поэтому придется спускать Пошту и нести. Но мы справимся, я уверен.
        - Было бы преступлением думать иначе, - очнулся от тяжких раздумий Кайсанбек Аланович. - Рассуждая и сомневаясь, мы те­ряем драгоценнейшее время! Давайте обдумаем все по дороге - пора выдвигаться.
        Глава 21.
        ЦИТАДЕЛЬ В ОГНЕ
        Телеграф явил миру истинное мастерство водителя: он гнал так, что Бандеролька, баюкающая на коленях голову раненного Пошты (он так и не пришел в сознание, лишь тихо стонал иногда, и сердце Бандерольки разрывалось от жалости), не понимала, почему до­рога «туда» заняла так много времени, а дорога «обратно» сама бросается под колеса.
        Для Бандерольки окружающей реальности не существовало. Она не видела, в кого постреливают, проносясь на полной скоро­сти, друзья, кого, матерясь и выкручивая руль, объезжает Теле­граф, только на каждой кочке стискивала зубы, переживая боль Пошты как свою, и желала одного: пусть еще немного побудет в забытьи, может, так ему не очень больно...
        То ли они всех перестреляли, когда ехали к Феодосии, то ли все обитатели Крыма двинулись в Джанкой. До Бандерольки долетал голос Кайсанбека Алановича, рассуждавшего, в чем дело:
        - Джанкой - лакомый кусочек. Толпы под стенами цитадели листонош не обладают историческим мышлением, они вообще не обла­дают мышлением и потому не могут просчитать последствия поступка даже на день, что там, на час вперед. Им кажется, стоит разгромить «врага» и «все забрать и поделить» - и наступит мир и благораство­рение... увы, опыт мировых революций показывает, что это не так. Что отобранное будет разграблено, причем начнется передел имуще­ства, и у захапавших больше все шансы присоединиться к умертвленному «врагу». Цивилизация сделает еще шаг назад, в пустоту темного средневековья. Сохранить и, тем более, восстановить цитадель толпа не сможет и не захочет - она, толпа, даже не понимает, что блага да­лись листоношам не просто так, не с неба упали. Блага надо зарабо­тать. А работать не хочется. И будет новый враг, и новая война...
        Потом машину снова подбросило, и Бандеролька, зашипев, пере­стала его слушать. Снова мир схлопнулся до бледного лица Пошты. Он верил в людей. Он все делал во имя сохранения человечества - и как человечество поступило с ним? Во что верить теперь, если даже товарищ-листоноша, Сургуч, оказался мерзким предателем?
        Черная тоска захлестнула Бандерольку, и вдруг раздался не­знакомый, слегка дребезжащий, но мелодичный звук. Матрос Во­ловик выводил на губной гармошке смутно знакомую мелодию, и Зяблик с Ренькасом внезапно начали подпевать, а потом к ним присоединился и доктор Стас, и даже Кайсанбек Аланович, обла­датель мощного баса, и насвистывать под нос принялся Телеграф. И Бандеролька поняла: вот во что надо верить. Не все - быдло, не все - толпа. Людей мало, но они есть. Есть атаманша Пеева и ее папа, Дикий Барин. Есть спешащие к Олегу Игоревичу Костя и Зиняк, и есть сам Олег Игоревич. Есть склонившийся над книга­ми по математике и довольно улыбающийся изобретатель Уткин. И даже хранитель Казантипа Валентин Валентинович.
        Листоноша шел, шел к себе домой,
        От семи смертей убежал живой!
        Письма нес он в рюкзаке по-тер-том.
        За околицей встретился мутант,
        Поднял ржавый пыльный он автомат:
        Все, прощайся с жизнью, ты теперь как мертвый!
        Песенка тянулась и тянулась, и смелый листоноша хитростью побеждал мутанта, а потом заставлял его раскаяться и грамоте на­учиться, и становился озлобленный мутант верным его другом и помощником... Песня была отчасти и про Пошту, и Бандеролька это понимала.
        Потом Воловик играл еще и еще, и все пели, и даже Бандероль­ка начала шевелить губами, неслышно повторяя слова. Пели про ежика (препохабнейшую песню), про Мурку, про Легендарный Севастополь и много всего другого. И дорога летела под колеса, и легче было переживать боль.
        Бандерольке показалось, что даже Пошта слабо улыбается в за­бытьи.
        Внезапно УАЗик остановился. Бандеролька огляделась: вокруг были поросшие лопухом остролистным развалины деревушки.
        - Приехали, - сказал Телеграф.
        Губная гармошка потянула последнюю ноту и оборвалась. Ста­ло очень тихо, только кузнечики стрекотали в выгоревшей траве. Пахло полынью и бензином.
        - Вылезаем. И вытаскиваем Пошту.
        Ноги у Бандерольки затекли - голова Пошты была умная и тя­желая. По бедрам пробегали холодные мурашки.
        Солнце садилось над степью, перистые облака расчерчивали небо, превращая его в картину. И всходила луна - красноватая, круглая, полная, очень большая сквозь жаркое марево. Налетели комары.
        Выгрузились, проверили снаряжение, возблагодарив Олега Игоревича за достаток патронов. В стороне Джанкоя, на востоке, небо подпирали столпы дыма от костров осаждающих крепость орд. Периодически слышались глухие взрывы и треск выстрелов.
        Соорудили носилки из подручных средств, уложили на них По­шту. Стас и Воловик, как самые мускулистые, взялись за ручки, а остальные ощетинились стволами. Впрочем, стрелять было пока не в кого - разве что в комаров, атакующих по всем правилам ма­лой авиации.
        Подземный ход и раньше, наверное, был замаскирован, а теперь все вокруг густо заросло кустами, и различить, куда лезть, стало и вовсе невозможно. Если бы Телеграф не знал наверняка, никто бы не подумал, что нужная им постройка - капитальный, пусть и по­косившийся, сортир, типичная такая будка, некогда беленая, с ко­сой плоской крышей и кривой дверкой.
        - Я же туфли запачкаю, - с тоской произнес Ренькас.
        Слова его вызвали всеобщее одобрение и осуждение такого вхо­да в подземелье.
        - Спокойно, - веско сказал Телеграф, - только спокойно. Там ничего такого нет, и никогда не было. Маскировка, не маленькие, должны же понимать!
        Он распахнул присохшую, скрипящую дверь сортира. Внутри обнаружилось ожидаемое отверстие прямо в бетонном, растре­скавшемся полу. Бандеролька прикинула: никто из них, даже Зя­блик, в него пройти не могли, не говоря уже о носилках с Поштой.
        На немой вопрос Бандерольки ответил Телеграф: нажал на не­заметную, укрытую паутиной, выпуклость на стене. Пол начал плавно подниматься, хорошо, что все стояли снаружи. Наконец, образовался люк, достаточный, чтобы туда прошли все, и косые лучи заходящего солнца высветили земляную, но утоптанную лестницу в подземелье.
        - Спускаемся, - распорядился Телеграф, - освещения внутри нет, поэтому первый и последний подсвечивают фонариками, остальные ориентируются...
        Зяблик тихо фыркнула и спросила:
        - Ловушек много?
        - Достаточно. Я не все знаю, поэтому пойду вперед.
        - Нет, поэтому я пойду вперед. Я выросла в каменоломнях под Керчью.
        Не слушая возражений, она скользнула во тьму, и там затепли­ла фонарик - не «динамку», принесенную в каменоломню Банде­ролькой, а самый обычный, с тусклой оранжевой лампочкой. Бан­деролька не смогла бы ориентироваться по этому свету даже в ночной степи. Следом спустился Ренькас, за ним - Стас с Воловиком, потом - Телеграф, Кайсанбек Аланович и сама Бандеролька. Она очень хотела бы идти рядом с носилками, но узкий проход не по­зволял. Бандеролька по команде Телеграфа захлопнула за собой люк, и стало совсем темно. У нее как раз была «динамка», и под ноги впереди идущим лег подрагивающий, но яркий луч света.
        В подземелье было влажно и пахло землей, с потолка (метра два) свисали корни растений, похожие на мочало. Дыхание выры­валось белыми облачками.
        - Далеко? - спросил Стас.
        - Нет. За час доковыляем.
        Тут внимание Бандерольки, уставшей от душевных терзаний, снова рассеялось. Ей казалось, они вечно шагают по коридору. Пе­риодически приходилось обходить ямы, прижавшись спиной к стене, по узкому - в стопу шириной - перешейку. Изредка из бо­ковых ответвлений веяло холодом, и Зяблик поясняла: коридоры заканчиваются колодцами. Основной ход изгибался и заворажи­вал, одинаковый, монотонный. Иди Бандеролька первой - утра­тила бы бдительность, сорвалась. Потянуло гарью.
        - Мы под лагерем осаждающих, - пояснила Зяблик, - тут вен­тиляция, иначе мы задохнулись бы. Осталось немного.
        Пол пошел под уклон, ход теперь пролегал ниже - наверное, под стеной Цитадели. Тишина подземелья по-прежнему наруша­лась только хриплым дыханием: Стасу и Воловику было тяжело. Сделали короткий привал, доктор проверил состояние Пошта - без изменений.
        Потом пол постепенно начал идти вверх. Телеграф отдал при­каз: всем молчать. Неизвестно, стоит еще Цитадель Джанкой, или же враг взял ее.
        Передислоцировались: доктор остался с раненым, носилки опу­стили на землю. Воловик, Ренькас и Телеграф выступили вперед, готовые драться. Бандеролька и Зяблик шли за ними. Медленно поднялась крышка люка, квадратная, как и предыдущая, и Ренькас отчетливо произнес:
        - Ой, блин.
        Кто-то, свесив лобастую голову, всматривался в подземелье. Прошел миг, прежде чем листоноши узнали Одина, коня Пошты. Он фыркал, принюхивался и тихо ржал, учуяв хозяина.

***
        На складе было пусто: никого, и все ценное вынесли. Естествен­но, ведь вооружали всех листонош, от мала до велика. Один пере­минался на всех своих восьми ногах, фыркая и изредка издавая короткое тихое ржание. Когда Пошту подняли наверх, в озарен­ную пожарами темноту, конь сунулся к носилкам и лизнул хозяи­на в лицо. Бандеролька немного испугалась: язык у коня был шер­шавый, как терка. Но Пошта вдруг вздрогнул и открыл глаза.
        - Один, - слабо сказал он, - дружище.
        Бандерольку швырнуло вперед, к Поште. Она упала на колени, погладила пальцами его щеку - горячую щеку лихорадочного больного.
        - Как же ты нас напугал! С тобой все в порядке?
        - Нет, - четко, но по-прежнему тихо ответил Пошта. - Про­сти, дружище, я умираю.
        Повисла неловкая и гнетущая тишина. Заплакала Зяблик. Но для Бандерольки в пустом помещении склада были только они с Поштой.
        - Ты не умираешь! Сейчас мы пойдем в хирургию, и доктор тебя заштопает!
        - У меня повреждены внутренности. И контузия. Кажется, ни­чем мне скальпель не поможет.
        - Но ты пришел в себя!
        - Это перед смертью.
        Оттеснив Бандерольку, к больному придвинулся доктор Стас. Ощупал, задал несколько вопросов, и отошел, бессильно опустив могучие руки.
        «Все», - поняла Бандеролька. Пошта прав. Ничем ему не по­можешь. Но нельзя же сдаться, нельзя же просто уйти и похоро­нить его?!
        - Бандеролька, - позвал Пошта, - Телеграф.
        Листоноши приблизились.
        - Я пока что в сознании. Недолго осталось, но я пришел в себя. Бандеролька, командование - на тебе. Прости, Телеграф.
        - Да что уж. Я - просто исполнитель. Я-то знаю.
        - Так вот. Пойдите посмотрите, что происходит. Мы в арсена­ле? В цитадели?
        - Да, - хором ответили они.
        - Со мной оставьте Одина и доктора - на всякий случай.
        Бандеролька отвернулась.
        - У меня есть морфин, - шепнул доктор Стас, - если что...
        - Рано, - отрезала Бандеролька. - Ты не слышал? Вы с Оди­ном остаетесь здесь, мы идем на разведку.
        Пошта прикрыл глаза. Отряд осторожно придвинулся к две­рям - мимо опустевших полок, под потухшими лампами. Банде­ролька распахнула створку.
        Цитадель горела, но еще держалась.
        Отсветы горящих зданий лежали на улицах, повсюду суетились листоноши, где-то плакал ребенок. Слышны были взрывы и вы­стрелы, отрывочные команды.
        «Они же осиротели, - поняла Бандеролька. - Как все мы. Фи­лателист и Штемпель мертвы, командование никому не передано. Как сказал Пошта? Командование на тебе, Бандеролька. Действуй».
        Отодвинув спутников, она вышла наружу. Ренькас, молчали­вый и смертоносный, держался за левым плечом. Кто-то заметил Бандерольку. Это был Контейнер, заведующий складом.
        - Бандеролька! - поразился он и опустил короткий автомат.
        - Я, - согласилась она, - и мои друзья. Филателист мертв. Принимаю командование Цитаделью. Доложить обстановку.
        - Контейнер, кроме прочего числившийся при Филателисте на­чальником службы безопасности, весь подобрался, даже щеки втя­нул. Из квадратного он сделался параллелепипедным.
        - Докладываю! Цитадель штурмуют превосходящие силы про­тивника! Джанкой пока что держится, но часы наши сочтены! Противник собирается применить метательное оружие! У них есть гранаты и зажигательные смеси! От разведчиков доходят слухи о напалме! Листоношам остается только погибнуть с честью...
        - Отставить, - приказала Бандеролька. - Проводи нас на стену.
        Пригибаясь и шарахаясь от снарядов и пуль, грозящих на из­лете достать листонош, они пробрались на стену. Оборона пока держалась, но противник и правда численно превосходил защит­ников цитадели. Неприятно удивило Бандерольку то, что насту­плением командовал кто-то один. Кто - она не могла понять. Ве­роятные лидеры - Сургуч и Рыжехвост, были убиты.
        Значит, за войной против листонош стоял кто-то еще.
        Кто-то по-настоящему умный и хитрый, облеченный достаточ­ной властью и любимый народами Крыма. Кто-то, сумевший напра­вить недовольство жизнью против «врага» - против листонош.
        Его не было видно, но рука его чувствовалась во всем: в слажен­ных действиях, в тактике и стратегии, в грамотном применении оружия.
        «Не выстоять, - поняла Бандеролька. - Никак. Не нашими си­лами».
        Она вспомнила про собственный план отступления, про то, что паром Олега Игоревича должен ждать листонош совсем недалеко.
        Но - как отступать? Снять со стен защитников? Тогда орда проломит линию обороны и все погибнут. Оставить кого-то? Это несправедливо, пусть каждый листоноша готов погибнуть за со­родичей.
        - Собирайте архив, - скомандовала Бандеролька Контейне­ру. - пакуйте в ящики. Кайсанбек Аланович подскажет, что брать. А вы назначьте помощников из толковых, но которым не место на стене.
        По мере того, как на степь опускалась тьма, все ярче разгора­лись огни костров и отсветы пожарищ. Бандеролька чувствовала, как жар гибнущей в лихорадке цивилизации опаляет ее лицо.
        - Мне нужно... - она запнулась. - Мне нужно посоветоваться.
        Неловко спустившись по приставной лестнице, она побежала в
        арсенал.
        Пошта, конечно же, был там, и при нем - Один и Стас. Доктор глянул на нее с выражением беспомощного отчаяния, конь - с хо­лодной уверенностью.
        - Пошта, - Бандеролька села около него на пол, - мы все по­гибнем сегодня.
        - Не все, - слабо, со свистом, возразил он.
        - Я не могу послать людей на смерть, оставить погибать, охра­няя отступление.
        - Послушай. Только не перебивай, сил мало. Есть оружие.
        Пошта замолчал на несколько секунд, восстанавливая сбившее­ся дыхание, и продолжил с неожиданным пылом.
        - Не о том. Сохрани клан, Бандеролька. И найди бункер. Спаси Крым, спаси людей. Мы ради них жили, ради них и умирать, не ради себя... Так вот. Есть оружие. Мощная взрывчатка. Я знаю, где. Даже Контейнер не знает, одному мне Филателист как-то расска­зал. На случай такого. Мы должны взорвать Джанкой. Докумен­ты - вывезти, а технологии - нельзя им оставлять. Тут, под полом. Один, отойди.
        Конь сдвинулся и цокнул левым третьим копытом по какому- то одному ему ведомому месту.
        Из пола выдвинулся с тихим жужжанием невысокий столик. На нем под стеклянным колпаком была красная кнопка.
        - Сеть бомб. Никто за пределами не пострадает. Ничто не пострадает. Джанкою - конец. Все дома. Все постройки. Помеще­ния. Коммуникации. Машинный зал. Вычислительный. Нельзя оставлять варварам, технологии погубят их.
        - Кто должен нажать на кнопку, милый? - ласково, уже пони­мая, что услышит, спросила обмирающая Бандеролька.
        - Любой. Я. Я умираю. Я заберу их с собой. Они хлынут в Джанкой, когда вы уйдете. И я нажму на кнопку. Или Один ударит копытом. Если меня уже не будет. Это - мое решение. Уводи лю­дей, ты же знаешь, куда. Ты справишься. Давай простимся.
        - Нет!
        Слезы потекли у нее по щекам сами собой.
        - Да. Ребятам скажи... Ничего не говори. Уходи. И доктора за­бери. И я взорву все это. А ты просто продолжи мое дело. И дело Филателиста. Тогда я как будто останусь жив.
        - Нет! - Бандеролька схватила его руку и сжала в своих ладо­нях. - Нет, нет, я же не смогу просто взять тебя и бросить!
        - Ты не бросаешь меня. Ты выполняешь миссию. Нашу общую миссию. Спасти это несмышленое человечество. И теперь пришла моя пора внести свой последний вклад во имя этой цели. Придет твоя. Мы встретимся там, где нет темноты. Где свет разума прогонит ее.
        - Хорошо, - Бандеролька шмыгнула носом. - Хорошо. Дого­ворились. Ты только меня там дождись.
        Она наклонилась и нежно поцеловала Пошту. Слова больше не были нужны.
        Девушка поманила за собой Стаса и вышла в кровавую ночь, под свет полной красноватой луны - готовить отступление.
        Она знала, что любовь ее погибнет в огне взрыва. И верила, что любовь ее при этом будет длиться вечно, как цивилизация и свет человеческого разума. Кайсанбек Аланович, волокущий куда-то коробку с бумагами, заглянул в ее глаза и остановился, траурно склонив голову.
        Листоноши отступали подземными ходами, неся раненых и все необходимые припасы. Бандеролька уходила последней. Возле нее был только Ренькас - ганфайтер отказался спускаться вперед, дер­жал спину. Молчали. Даже дети уже не плакали. Цитадель пала.
        Глава 22.
        ПРОЩАНИЕ
        Из последних сил Костя тащил Зиняка - хищный мох успел- таки сцапать мичмана. Тот хрипел: брось, командир: но Костя, да­ром, что тощий, с упорством муравья волок его в Керчь, к капита­ну. Взошла красная луна. Косте, голодному, страдающему от жаж­ды и перенапряжения, казалось, что еще очень, очень далеко.
        - Эй, пацан! - окликнули его. - Ты куда?
        - А ты кто? - прохрипел Костя.
        - Предположим, атаманша Пеева. Так куда ползем?
        - В Керчь. К капитану Олегу Игоревичу. Меня Бандеролька послала. Листонош бьют.
        Он не понял, почему его вдруг под мышки подхватили сильные руки.
        - Мужики! - рявкнула атаманша. - Раненого - в лазарет, со­пляка - к капитану. Быстро. Шустро. БЕГОМ!!!
        Костю несли, передавая друг другу. Он, забывшись, твердил:
        - Туда, где раньше было озеро Сиваш, паром должен пройти. Спасите листонош... Пошта... Бандеролька... спасите...

***
        Огромная собака, похожая на помесь медведя с волосатым кро­кодилом, подняла голову и шевельнула обрубками ушей, прислу­шиваясь к чему-то.
        Капитан Олег Игоревич поднялся из-за стола, отставил нача­тую бутылку и удивительно твердым шагом направился сначала к двери, потом - на пристань. Паром был готов. Он всегда был го­тов, долгие годы он ждал своего предназначения.
        Капитан ни о чем не задумывался.
        Собака шла на шаг позади него, но казалось - именно она ведет капитана.
        Ему отдали честь.
        - Приготовиться, - приказал капитан и по-собачьи дернул но­сом. - Через полчаса мы отплываем. Взять по-максимуму еды и воды, у нас будет много пассажиров.

***
        Поште не было страшно. Он сделал все, что мог, и боль, терзаю­щая его, разрывающая внутренности, должна была вскоре отпу­стить. Тогда Пошта будет свободен - от обязательств, от привя­занностей, от всего.
        - Беги, Один, - попросил он коня.
        Верный боевой друг мотнул головой. Нет, он не убежит. Хозяин не взял его в предпоследний поход, но в последний-то Один отпра­вится вместе с Поштой, должен же кто-то нести его на спине. А то пропадет ведь. Вот - пропал почти.
        - Уходи, друг. Уводи остальных... - ослабевший рукой Пошта оттолкнул морду Одина. В ответ послышалось обиженное ржание. Конь не хотел бросать своего хозяина и друга, не желал оставлять его наедине со смертью. Листоноша не мог найти в себе сил, чтобы объяснить коню, что ему вовсе не обязательно погибать вместе с ним. Что он должен жить, должен провести сквозь осаду остав­шихся в цитадели лошадей. Восьминогие скакуны просто не смог­ли бы пройти по туннелю, ведущему к тайному выходу в степи. Но это не значило, что листоноши с легкой совестью могли оставить своих помощников на растерзание захватчикам. Конечно, лошади могли постоять за себя, но сперва им следовало убраться прочь из заминированной крепости.
        Эту мысль Пошта попытался донести до Одина без помощи слов. Листоноша знал, что его конь (как и все его восьминогие со­родичи) имеет зачатки телепатии. И похоже, на этот раз Пошта вновь не ошибся.
        Один ещё ржал и разгневанно бил шипованым копытом по полу, но потом всё-таки согласился с доводами хозяина. В послед­ний раз ткнувшись мягкими губами в щеку Пошты, Один выбежал прочь. Листоноше показалось, что он успел заметить слезы, бегу­щие из огромных лиловых глаз.
        На улице послышалось громовое ржание Одина. Тут же ему от­ветили десятки не менее грозных ржаний. Это лошади клана сбива­лись в табун, для того чтобы в последний раз помочь своим хозяевам. Словно живое воплощение богов природы, табун восьминогих ко­ней бросился сквозь горящие ворота, створки которых, объятые жарким пламенем, уже развалились и еле висели на некогда мощных кованых петлях. Первым, само собой, скакал Один. Удар его мощ­ных копыт буквально разметал остатки ворот на горящие щепки. Не сбавляя темпа, табун отчаянным галопом прорвал строй противни­ка. Нападавшие даже не попытались открыть огонь по грозным ска­кунам. Лишь казаки дернулись было снарядить погоню за столь ла­комой для них добычей, но были остановлены окриками гетмана.
        Конечно, всего это Пошта уже не видел. Из последних сил ли­стоноша подтащил себя к низкому столику с красной кнопкой. От­кинул стеклянный колпак. На стенах орали - в Джанкой ворва­лись захватчики.
        Наверное, листоноши уже далеко. Пошта надеялся на это. На­деялся на то, что Бандеролька в безопасности и сумеет увести лю­дей, сумеет отыскать бункеры и возродить цивилизацию.
        Его палец лег на кнопку.
        Пошта медлил. Ему хотелось вспомнить что-нибудь по-настоящему значимое или за несколько оставшихся секунд про­жить всю жизнь. Он старательно вспоминал друзей, Бандерольку, профессора, Штемпеля, Филателиста, Буйена, свои приключения. Но никак не мог выбрать, за что уцепиться, что прижать к себе пе­ред последним шагом в пустоту.
        Он просто жил и просто выполнял свой долг.
        Он был листоношей - передавал новости и весточки, хранил знания и приумножал их.
        Он отыскал перфокарту, могущую изменить мир, по чистой случайности.
        Рядом с ним были друзья и рядом с ним были враги.
        Что же, что?!
        Ликующие вопли - штурмовики обнаружили, что цитадель сдана без боя - слышались совсем рядом.
        И Пошта вспомнил.
        Это было очень давно. Так давно, что до смертного часа воспо­минание не являлось ему ни разу.
        Он вспомнил нежное, доброе, похожее на Бандеролькино, но покрытое язвами лучевой болезни, лицо. Лицо его матери. «Ты бу­дешь великим человеком, сынок. Ты будешь человеком, что бы там ни говорили. За тобой будущее».
        «Да, - подумал Пошта. - Будущее за нами, за мной. Потому что мы разумны».
        Он улыбнулся. Еще напоследок вспомнил Бандерольку - как видел в последний раз. Конечно, он подождет ее - там, где нет тем­ноты. И нажал кнопку.

***
        - Живей-живей-живей! - надрывала голос Бандеролька. Стоя у выхода из подземного туннеля, она подгоняла растерянных и на­пуганных женщин и детей, которых в цитадели листонош оказалось довольно много. Мужчины из Джанкоя и оставшиеся в жи­вых члены клана экстренно выносили остатки арсенала, архив и самую ценную технику, которую могли унести на руках. - Не раз­бегайтесь и не толпитесь у выхода!
        В цитадели эвакуацией руководил Контейнер. Сверкая грозны­ми очами, бывший начальник службы безопасности клана рассы­лал посыльных в уцелевшие строения и объяснял, что именно им нужно вынести. Контейнер понимал, что в цитадель листоноши больше не вернутся. А если это все-таки случится, то ничего кроме пепелища и воронки от взрыва они тут не найдут.
        Мимо Бандерольки, в окружении десятка маленьких детей, прошла Раиса Петровна, тащившая за спиной циклопического размера рюкзак, отзывающийся на каждый шаг поварихи звоном посуды.
        - Раиса Петровна, вы что, половину кухни на себе вынесли? - Бандеролька в изумлении и восхищении смотрела на героическую женщину.
        - А как же иначе, дочка, - с буддийским спокойствием ответи­ла кухарка, - война войной, а обед по расписанию.
        Через некоторое время из туннеля стали появляться мужчины. В первую очередь выносили носилки с тяжелоранеными, затем мешки с документами, оружие и технику. Последним цитадель по­кинул Контейнер, весь увешанный оружием, с двумя ящиками па­тронов в руках, при этом толкающий перед собой ногами ящик с горючим.
        - Всё, я последний, - тяжело прохрипел Контейнер, передавая ящики с патронами доктору Стасу и Воловику. Потом с тоской оглянулся в темный провал туннеля и чуть слышно добавил: - Почти последний.
        Взрыв застал листонош в степи, заставив детей заплакать, жен­щин - взвизгнуть, мужчин - втянуть головы в плечи. Взрывная волна ударила по затылку, взъерошив волосы дуновением горяче­го воздуха.
        Бандеролька обернулась.
        Светящийся купол нарывом вздувался там, где некогда стоял Джанкой, оплот знаний, цитадель клана листонош.
        - Прощай, - прошептала Бандеролька.
        - Прощай, - проговорил Кайсанбек Аланович, - мой юный храбрый друг.
        И все остальные вслух попрощались с Поштой.
        Она стояла еще, наверное, минуту - облако расплылось, пыль начала оседать.
        - Какой план, командир? - рядом с Бандеролькой возник Те­леграф. Старый листоноша, наверное, самый старый из всех вы­живших членов некогда многочисленного клана.
        Бандеролька с надеждой посмотрела на него.
        - Какой из меня командир? Думаю, ты или Контейнер лучше справитесь с этой ролью.
        Но тот лишь помотал головой.
        - Мы старые развалюхи, чье место на лавке возле хаты. Нам давно пора ворчать на молодежь и вспоминать старые времена. А клану сейчас необходим молодой лидер. Пошта был прав, из тебя получится идеальный командир.
        - Но... - попыталась было протестовать девушка, но Телеграф не дал ей договорить.
        - Никаких «но», командир, - после чего вдруг неожиданно подмигнул, - да не волнуйся ты так. Ты всегда можешь обращать­ся к нам за советом. И поступить в точности наоборот. Так какой у нас план?
        Грустно улыбнувшись, Бандеролька оглядела собравшихся во­круг неё людей.
        - Сейчас нам нужно двигаться в сторону озеро Сиваш. Там нас должен ждать паром Игоря Олеговича. Ведь так, Ренькас?
        - Ага, - отозвался юноша, успевший отдать свою щегольскую куртку продрогшей от утренней сырости Зяблику. - Если ваш парнишка и матрос не подвели и добрались до Керчи, то паром уже на месте.
        - Они не подведут, - уверенно сказала Бандеролька, хотя в глубине души она понимала, что всякое могло случиться. Но пока что девушка предпочитала решать проблемы по мере их появле­ния, - На пароме мы отправимся в Керчь, отдохнем и как следует окопаемся. А потом решим, что нам делать дальше. Вопросы? Воз­ражения? Тогда выдвигаемся.
        Все отправились готовиться к трудному переходу, а к Банде­рольке подошел невесть откуда взявшийся Шифр.
        - Простите, Бандеролька, если я правильно помню ваше имя?
        - Да, все верно. А вас зовут Шифр, вы криптоаналитик, один из ближайших помощников Филателиста. Мы с вами встречались как-то в его кабинете.
        - Рад, что вы меня помните, - улыбнулся Шифр и протянул девушке сложенный вдвое лист бумаги. - Поскольку вы теперь наш командир, то я думаю, это должно быть у вас.
        - Что это? - спросила девушка, разворачивая листок и вгля­дываясь в сумраке на непонятный набор символов и цифр, пока­завшийся ей смутно знакомым.
        - Это координаты бункеров Возрождения, на поиски кото­рых отправлялась ваша группа. - Шифр встал рядом с девуш­кой и принялся пояснять, - Верхняя строчка - координаты бункера в затопленном вулкане, следующие две - бункеры на материке.
        - Спасибо, - протянула в ответ Бандеролька, - это очень важ­ная информация, но я не думаю, что у нашего клана сейчас найдет­ся время на поиски эти объектов. Сейчас нам нужно элементарно уцелеть.
        - Понимаю, - кивнул Шифр, - но перед своим отъездом Фи­лателист попросил меня передать эту информацию тому, кого вы­берут новым лидером клана. Он словно чувствовал, что может и не вернуться обратно в цитадель.
        Ещё раз поблагодарив криптоаналитика, Бандеролька спрятала листок во внутренний карман своей куртки и решила пока о нем не думать.
        А потом Бандеролька повела уцелевшие остатки клана листонош и присоединившихся к ним обитателей Джанкой дальше.

***
        Человек в серебряной маске был опрокинут взрывом навзничь. Кругом орали раненые, сверху сыпалась земля и горящие голо­вешки.
        - Твою мать! - выругался рухнувший на пятую точку Иван За­рубка. - Что это было?
        - Перехитрили-таки, - прокомментировал случившееся Ферзь, единственный, кто смог устоять на ногах во время взрыва цитадели.
        Серебряная маска не сомневался, что взрыв - всего лишь при­крытие. Наверняка члены клана успели покинуть цитадель до на­чала этого пиротехнического представления, унося с собой все ценное. И, несомненно, координаты бункеров.
        Проклятые листоноши! Всегда на шаг впереди!
        Он поднялся, отряхнулся. Посмотрел на красную, очень кру­глую луну. И под маской, на ничем не примечательном лице, поя­вилась хищная улыбка.
        Несмотря на это досадное обстоятельство со взрывом цитадели, ему удалось разыграть свой план как по нотам. Он стравил между собой обитателей Крыма, уничтожил главнокомандующих, вы­гнал с острова надоедливых листонош. Теперь осталось лишь най­ти того, кто знает координаты бункеров возрождения и тогда он станет единственным властелином этого острова. А быть может, и всего мира!
        Человек в серебряной маске подошел к черному джипу, на кото­ром он приехал полюбоваться на падение цитадели листонош. Вновь рассмеявшись гулким смехом, человек снял скрывавшую его лицо маску и убрал её в бардачок. Если бы кто-то из клана ли­стонош в этот момент оказался рядом и увидел, кем же являлся их неведомый заклятый враг, они бы не поверили своим глазам. Для них этого человека уже давно не было в живых.
        На соседнем с водителем кресле лежал небольшой стальной че­моданчик с кодовым замком. Когда-то Филателист попытался спрятать этот чемоданчик, поручив выполнение миссии Сургучу. Но человек в серебряной маске не только успел перехватить цен­ный груз, но и с помощью своего помощника, Рыжехвоста, завер­бовать Сургуча на свою сторону.
        Теперь настала пора воспользоваться содержимым этого чемо­данчика.
        Установив нужные цифры, он открыл чемодан. Салон джипа наполнился тусклым мерцанием и монотонным попискиванием электроприборов.
        Куда бы ни пошли листоноши - он будет следовать за ним. И когда-нибудь настигнет.
        И Крым навсегда погрузится во тьму!
        Эпилог
        С усилием провернув колесо затвора-замка, мускулистый казак встал в центре кабины и огляделся. Три кресла, установленные в шахматном порядке: два впереди - перед ними располагались ба­ранки штурвалов - и одно сзади. Выпуклые линзы иллюминато­ров из толстого сверхпрочного пластика. Множество цветных огоньков на всевозможных пультах и панелях управления. И пара длинных деревянных ящиков, внутри которых хранилось снаря­жение для подводного плаванья.
        Первым делом казак осмотрел датчики давления и уровня то­плива. Стрелка показывала полный бак, а вот датчик давления был сломан.
        Порывшись в карманах, казак достал спичечный коробок с ле­жащим внутри свинцовым грузиком и кусок тонкой лески с крюч­ками на концах. Протянув леску между наружной и внутренней частями коробка, казак закрепил крючки на противоположных стенках батискафа. Леска слегка провисала по центру. Тогда муж­чина перевязал крючок с правой стороны лески, чтобы увеличить натяжение. Критически посмотрев на результат своих загадочных манипуляций, казак довольно хмыкнул и занял одно из передних кресел.
        Некоторое время потребовалось казаку на то, чтобы освежить свои знания и навыки по запуску и управлению подводного судна. Хорошо, что ему не нужно было сразу же погружать аппарат на глубину, а всего лишь подогнать батискаф к пирсу, на котором его уже заждались спутники.
        - С богом! - выдохнул казак и нажал на кнопку запуска двига­теля. Батискаф качнуло. Корпус вибрировал, тонкие струйки воды просачивались сквозь обшивку. Что поделаешь, время не щадит ни людей, ни машины. Главное, чтобы батискаф смог совершить хотя бы одно погружение и, что немаловажно, хотя бы ещё одно всплытие.
        Но об этом казак старался сейчас не думать. Глядя сквозь иллю­минаторы на набегающие на батискаф со всех сторон холодные волны Черного моря, мужчина уверенно вел старенький агрегат к бетонному пирсу, на котором неподвижными изваяниями застыли силуэты его друзей.
        В свою очередь, люди на пирсе заметили приближающийся к ним батискаф, радостно замахали руками и поспешили к един­ственной стальной лестнице, по которой можно было спуститься к морской глади.
        - Вот же нетерпеливые! - заворчал казак, глядя на то, как спут­ники неуклюже спускаются вниз, перебирая руками и ногами по скользким сваям. Каждый из троих нес на себе внушительного объема рюкзак и оружие, что добавляло их спуску дополнитель­ные сложности. Наблюдая за этим со стороны, казак то и дело вздрагивал от предчувствия того, что кто-нибудь сорвется и кам­нем рухнет в холодную воду, в которой несчастного уже могли поджидать голодные морские обитатели.
        Не выдержав этого напряжения, казак увеличил скорость до максимума и через минуту уже пришвартовывал батискаф прямо под лестницей. После чего вернулся к входному люку и прокрутил колесо замка в обратную сторону.
        Тут же люк распахнулся и в кабину вполз обессиленный ста­рик. Казак подхватил его под мышки и усадил, оперев спиной о стену, на один из деревянных ящиков.
        - Доктор, вы как, в норме? - казак помог старику освободить­ся из хитросплетения лямок рюкзака. Тот, кого назвали доктором, тяжело дышал и бешено вращал глазами. На вид ему было не мень­ше семидесяти лет, седой ежик волос и исчерченное морщинами лицо. Правый глаз доктора скрывался под черной повязкой.
        - Да-да, Влад, я в порядке. Помогите остальным, а я пока от­дышусь.
        Казак Влад пошел встречать следующего пассажира батискафа. Это была девушка, обладательница некогда кудрявых рыжих во­лос, которые в данный момент превратились в тоненькие мокрые сосульки. Голову, одежду и снаряжение девушки густо покрывала бесцветная слизь. Чистым осталось только её лицо, на котором по­добно двум зелеными фонарям яростно сверкали удивительно большие глаза. Неблагодарно оттолкнув протянутую казаком руку помощи, девушка самостоятельно забралась в кабину и принялась ругаться, словно заправский портовый грузчик.
        - Вашу... так... гребаный кибастос... меня и... об забор... ненави­жу! И почему эта гусеница-переросток из джунглей решила на­пасть именно на меня?
        - Тише, Марика, - шикнул на девушку казак, - опусти пятую точку на свободный ящик и успокойся. Во-первых, с тебя какая-то овсянка капает. Во-вторых, я тут индикатор давления натянул, не порви.
        Последнюю фразу Влад сопроводил жестом, указывая на леску в центре кабины. Марика злобно зашипела, словно кошка, но все же подчинилась приказу казака. Усевшись на ящик, она скинула рюкзак и автомат, после чего сняла испачканную куртку и внима­тельно на неё посмотрела.
        - Жалко, выбросить придется. А ведь совсем новая была, я её всего месяц назад на Казантипе выменяла, - в зеленых глазах полыхала ярость пополам с разочарованием. - Может, её отстирать удастся?
        - Ща мы все постираемся в этой стиральной машине! - в люке показалась голова последнего члена отряда. Щуплый высокий брюнет с выдающимся длинным носом бросил на пол кабины свои вещи и повернул затвор внешнего люка. - Если корпус не выдер­жит давления, то будет нам и «режим ручной стирки», и «отжим», и «слив».
        - Что за чушь ты городишь? - недобро посмотрела на брюнета Марика. - Какая «стиральная машина», какой «отжим»?
        - Не забивай свою прекрасную головку моим трепом. Это я от нервов, болтаю, что первое на ум приходит, все никак не могу оста­новиться, - виновато пожал плечами брюнет, после чего втиснул­ся в кабину и помог Владу закрыть люк. - Ну, вот мы и добрались до батискафа. Док, что дальше?
        - Дальше, Игорь, мы должны как можно скорее отойти от бере­га, - старик все ещё тяжело дышал, каждое слово давалось ему с трудом, - котики сказали, что неподалеку от нас сцепились два отряда чужаков. И, что самое неприятное, похоже, что в одном из отрядов есть листоноши.
        Пока Игорь удивленно смотрел на старика, пытаясь переварить полученную информацию, Влад вернулся к штурвалу и завел дви­гатель. Подводные винты вспенили воду и понесли батискаф по­дальше от пирса.
        - Док, я конечно верю в факт того, что вы можете как-то обме­ниваться мыслями с котиками... - начал было брюнет, но тут на него вновь набросилась Марика.
        - Доктор Верховцев тебе уже сто раз говорил, что котики и дельфины на этой биостанции разумны. Чего ты такой за­нуда?
        - Молодые люди, прошу вас, не ссорьтесь, - постарался успо­коить их старик, - просто Игорь недавно в нашей компании и не знает всех подробностей этой истории.
        - Каких подробностей я не знаю? - насупился брюнет. Мари­ка демонстративно принялась рыться в своем рюкзаке в поисках сменной верхней одежды.
        - Я работал на биостанции ещё до Катастрофы, руководил од­ним проектом для наших военных. Мы тренировали морских коти­ков и дельфинов для ведения диверсионной деятельности. Мини­рование и разминирование морских судов, в основном. Но военным этого было мало. Они хотели, чтобы мы дрессировали наших подо­печных как сторожевых псов. Конструировали специальные ножи и даже пистолеты, которые закреплялись на плавники или спины котиков и дельфинов. И много чего в таком духе. Последним шагом в этой программе стала попытка стимулирования развития интел­лекта. Ты же сам видел у котиков шлемы с антеннами на головах?
        - Да, видел, - растерянно кивнул Игорь.
        - Разработанные с учетом особенностей морских котиков, шле­мы запрограммированы на развитие определенных участков коры головного мозга. У дельфинов мы использовали другой подход, вживление микрочипов.
        - Постойте, док. - замахал руками Игорь, - Шлемы и чипы я могу понять. Но каким образом они передают их по наследству? Вы хотите сказать, что те котики, плескавшиеся вокруг нашей лод­ки на биостанции, те же самые животные, над которыми вы экс­периментировали до Катастрофы?
        - Скорее всего, так оно и есть, - невозмутимо ответил Верхов­цев, - И дельфины и морские котики живут до тридцати лет. К тому же, ты заметил на биостанции хоть одного детеныша? И я нет. Если они и есть, то вряд ли чем-то отличаются от обычных со­родичей. Хотя в наше время всякое может случиться.
        - Хорошо, с этим, предположим, мы разобрались, - кивнул Игорь, хотя во взгляде у брюнета по-прежнему читалось недове­рие к словам доктора. - Но о каких отрядах говорили дельфины? И что там делали листоноши?
        - Сложно сказать. - Верховцев достал из своего рюкзака фля­гу с водой и сделал из неё несколько жадных глотков, после чего передал флягу Марике. Девушка благодарно кивнула. - Скорее всего, данные с координатами бункеров, которые мне удалось за­получить после двадцати лет беспрерывного мониторинга спутни­ковых сигналов, каким-то образом узнал кто-то ещё. В конце кон­цов, я не единственный на этом острове, у кого сохранилось необ­ходимое оборудование. Что касается листонош...
        Доктор сделал паузу, погружаясь в неприятные для него вос­поминания.
        - Несколько лет назад я был вынужден скрываться от одного субъекта, проявлявшего нездоровый интерес к моим изысканиям. Я разобрал свою лабораторию и переправил её из Ялты в Судак несколькими партиями. Часть оборудования доставляли караван­щики, часть моряки, а самое ценное я погрузил на Летучий Поезд. Но была одна вещь, которую я не мог доверить посторонним лю­дям. Чемодан с ключами доступа в бункеры.
        - Тот самый чемодан, который вы прихватили с правитель­ственного вертолета? - включилась в разговор Марика.
        - Да, тот самый, - кивнул старик, - и поскольку держать че­модан при себе было опасно, я поручил его доставку в Судак листоношам.
        - И что в итоге? - нетерпеливо спросил Игорь.
        - В итоге случилось ранее неслыханное. Листоноши потеряли посылку.
        - Или оставили её себе! - воскликнула Марика.
        - Я не исключаю такой вариант развития событий. Особенно после того, как листоноши объявились так близко к жерлу вулка­на. Хотя, это может быть всего лишь простое совпадение.
        - Как говорил один мудрец: совпадений не бывает! - безапел­ляционно заявил Игорь, перешагивая натянутую посреди кабины леску и усаживаясь в одно из свободных кресел. Следующие пол­часа экипаж батискафа провел в молчании.
        - Судя по координатам, мы на месте, - неожиданно нарушил тишину голос Влада, - сейчас мы прямо над жерлом Кара-Дага.

***
        Обшивка батискафа неприятно гудела, но зато внутрь кабины перестала течь вода. Как завороженные, Игорь и Марика следили за спичечным коробком, который все ниже и ниже опускался в сторону пола, натягивая вслед за собой леску.
        - А что случится, если леска порвется? - осторожно спросила Марика.
        - Если она порвется, то вслед за ней нас расплющит давлением. Ведь только благодаря этой леске стены батискафа и держатся, - попытался пошутить в ответ Игорь, за что получил от Марики бо­лезненный пинок. - Ай! С ума сошла?
        - Тихо там! - прикрикнул на них Влад. - И так ничего не вид­но, так вы двое ещё мешаете.
        Брюнет и рыжая виновато потупили взоры. За то время, что они опускались к тайному подводному проходу в бункер Кара-Дага, доктор и казак буквально на ощупь вели батискаф сквозь мутную толщу морской воды. В любой момент старенький аппарат мог выйти из строя и превратиться в общую могилу для их неболь­шого отряда. Не стоило исключать возможность столкновения с каким-нибудь морским монстром, которые в изобилии водились после Катастрофы в этих некогда тихих водах.
        - Я что-то вижу, - вдруг оживился Верховцев, указывая паль­цем в иллюминатор, - вот там, Влад, чуть левее скалы, внешне на­поминающей трезубец.
        Казак посмотрел в указанном направлении, но кроме упомяну­той скалы пока больше ничего разглядеть не смог. Спорить с док­тором он не решился, лишь молча повернул штурвал на несколько градусов влево и вниз.
        Свет слабенького прожектора, установленного над иллюмина­торами, выхватил провал в поверхности вулкана. Это была пещера стены, которой образовывали форму ровного квадрата.
        - Никаких сомнений быть не может! - воскликнул доктор, - Это вход в бункер! Влад, полный вперед!
        Казак не разделял оптимизма старшего товарища. Пещера мог­ла закончиться тупиком или завалом. А ещё она могла стать при­бежищем для какой-нибудь громадины, которая будет не рада столь бесцеремонному вторжению.
        На этот раз Влад решил все же поделиться своими опасениями с доктором.
        - Скажите, Влад, разве у нас есть выбор? - Старик вниматель­но посмотрел в глаза казаку. - Мы прошли столь долгий путь, пол­ный смертельных опасностей, и только ради того, чтобы в самом конце дать задний ход? Вы это мне предлагаете?
        Неизвестно, сколько бы продлилась эта молчаливая дуэль, но тут вмешался Игорь.
        - Давайте быстрее решать. А то воздуха у нас тут не много! - Брюнет демонстративно постучал пальцем по датчику запасов кислорода, в результате чего стрелка на датчике дрогнула и пере­местилась с отметки «шестьдесят» на отметку «сорок», - Ой!
        - Я же сказал, ничего руками не трогать! - рыкнул в сторону брюнета Влад. - Идем дальше. Молча. Экономим кислород.
        Спутники решили, что спорить в сложившейся ситуации неце­лесообразно и послушно замолчали. Лишь доктор Верховцев ши­роко улыбнулся, предвкушая скорое окончание своих двадцати­летних поисков.
        Квадратный коридор тянулся на несколько десятков метров в недра вулкана. Вопреки опасениям казака, коридор оказался пря­мым и необитаемым, так что вскоре батискаф достиг огромного зала, предназначенного для принятия подводных судов.
        Труд, потраченный военными на возведение столь монумен­тального тайного бункера, был воистину героическим и невероят­ным. Стены зала, выдолбленные в толще затопленного вулкана, достигали в высоту пятидесяти метров. А его длина и ширина по­зволяли пришвартоваться небольшой подводной лодке. Или ба­тискафу.
        - Всплываем, - сам себе скомандовал казак, одной рукой акку­ратно потянув штурвал на себя, а второй пощелкал тумблерами, предназначение которых было известно лишь ему и доктору Вер­ховцеву.
        - С собой берем только оружие и оборудование, - распорядил­ся доктор, - Влад, вам придется остаться в батискафе, на тот слу­чай, если нам придется экстренно уносить отсюда ноги.
        Казак кивнул, хотя такой расклад ему явно не нравился. В их группе именно он отвечал за безопасность, Марика и Игорь были лишь ассистентами доктора. Из самого Верховцева боец был со­всем никакой.
        Марика, успевшая за время погружения переодеться в чистое, повесила на одно плечо автомат, а на второе чемоданчик с инстру­ментами. Игорь закинул на спину громоздкий аппарат с множе­ством индикаторов и встроенной клавиатурой. Вдвоем с доктором они подняли эту бандуру на железный помост, служивший прича­лом в подводном бункере.
        - Пожелай нам удачи, - махнул Владу на прощание Верхов­цев, и вскоре троица ученых скрылась в темноте.

***
        - Вот мы и достигли врат Нового Эдема! - голос доктора дро­жал от возбуждения.
        Проплутав несколько минут в темных недрах бункерного при­чала, ученые догадались включить налобные фонарики и практи­чески сразу же наткнулись на вход во внутреннюю часть бункера Возрождения. Высокие железные створки полностью перекрыва­ли проход.
        - Если судить по размерам, - Игорь снял с головы фонарик и осветил дверь по периметру, - туда можно танк целиком затащить! Доктор, что же они там спрятали?
        - Надеюсь, совсем скоро мы узнаем ответ на этот и другие во­просы. Игорь, поставьте дешифратор сюда, рядом с панелью. Ма­рика, подайте, пожалуйста, мои инструменты.
        Пока его подопечные восхищенно рассматривали дверь, доктор нашел покрытую толстым слоем пыли панель кодового замка. Не желая терять времени зря, Верховцев, подсвечивая себе налобным фонариком, снял при помощи отвертки защитный кожух с кодо­вой панели, обнажив электронную плату. Затем он аккуратно под­ключил к плате дешифратор, с трудом отыскав нужные разъемы.
        - Если бы листоноши не потеряли тот чемоданчик, то нам не пришлось бы таскать с собой все это громоздкое оборудование, - в очередной раз посетовал доктор.
        - Док, а вы уверены, что ваш аппарат сможет открыть эту дверь без всяких проблем? - насторожился Игорь. - А то мало ли что эти военные могли придумать, лишь бы не допустить посторонних на столь секретный объект.
        - Не волнуйтесь, Игорь, - Верховцев постарался, чтобы его от­вет прозвучал как можно уверенней, - я сам сконструировал этот дешифратор. И я гарантирую, что...
        Закончить фразу он не успел. В кодовом замке что-то щелкну­ло, посыпались искры. Но хуже всего, что вслед за этим окружаю­щее пространство наполнилось тревожными красными всполоха­ми аварийного освещения, а из динамиков на стенах зазвучал ли­шенный всяких эмоций голос.
        - Внимание! Активирован протокол ликвидации! Введите код отмены! До начала процесса ликвидации осталось три минуты. Внимание! Активирован протокол ликвидации! Введите код отме­ны! До начала процесса ликвидации осталось две минуты сорок пять секунд.
        - Доктор, что нам делать? - Марика в ужасе оглядывалась по сторонам. Игорь в панике попытался было схватить дешифратор, но, Верховцев оттащил его в сторону.
        - Бегите, глупцы!
        Побросав все, кроме оружия, ученые устремились обратно к ба­тискафу. В налобных фонариках больше не было необходимости, все вокруг освещали многочисленные красные лампы. Брюнет и девушка подхватили приотстававшего доктора и, закинув его руки себе на плечи, буквально потащили старика на себе.
        - Влад! Запускай двигатели! - на ходу прокричал Игорь. Но в этом не было нужды, казак уже сам догадался, что что-то пошло не так, и пришла пора убираться.
        На этот раз погрузка ученых на судно заняла всего несколько секунд. Быстро задраив люки, Марика и Игорь усадили запыхав­шегося доктора в кресло.
        - Марика, пристегнись! - раздавал приказания Влад, уводя ба­тискаф под воду. - Игорь, помоги доктору, а после выброси все со­держимое одного из ящиков и полезай внутрь!
        - Зачем? Не полезу я в ящик! - заартачился брюнет, пристегивая к креслу находящегося в полуобморочном состоянии Верховцева.
        - Делай что я говорю, придурок! - закричал в ответ казак, вы­водя батискаф из подводного туннеля. - Если бункер сейчас взор­вется, то ударная волна вытолкнет нас на поверхность, как пробку из бутылки. Из-за перепада давления тебя расплющит в лепешку!
        - Хорошо-хорошо, - ответил Игорь, открывая ящик и выгру­жая из него аквалангистские костюмы. - Только я не понимаю. Если это произойдет, чем мне поможет тот факт, что я буду лежать в ящике?
        - В этом случае твои внутренности не заляпают кабину! - злобно прошипела Марика, - Лезь в ящик, тебе говорят!
        - Кругом одни командиры, - проворчал брюнет, захлопывая крышку ящика изнутри.
        В следующую минуту батискаф затрясло, а затем невидимая сила резко подтолкнула его вперед и вверх. Марика тихонько взвизгнула, из ящика раздался сдавленный стон Игоря. Спутники приготовились к тому, что сейчас их маленькое судно устремится к поверхности, а их кости и внутренние органы начнут деформи­роваться в результате резкого перепада давления...
        Но неожиданно все закончилось. Батискаф двигался не быстрее обычного. Коробок на леске медленно возвращался в горизонталь­ное состояние.
        - Неужели пронесло? - с осторожной надеждой спросила де­вушка.
        В ответ казак неопределенно пожал плечами и медленно раз­вернул батискаф. Сквозь иллюминаторы и толщу воды они увиде­ли, как та часть кратера Кара-Дата, в которой до недавнего време­ни был спрятан один из бункеров Возрождения, медленно оседает вовнутрь. Не было взрывов, всполохов пламени или потоков ог­ненной лавы. Медленно, практически в абсолютной тишине, ис­чезала одна из последних надежд человечества на спасение.
        - Неужели это конец? - подал голос Игорь. Оказывается, он успел выбраться из ящика и тоже наблюдал за раскинувшейся в иллюминаторах панорамой катастрофы.
        - Нет, друзья мои. Это только начало, - все оглянулись на оч­нувшегося доктора Верховцева, - остались ещё бункера. И на этот раз я не допущу ошибки и смогу обойти систему самоуничтоже­ния.
        - Док, вы с ума сошли? Как вы хотите перебраться через дон­ской пролив и добраться до оставшихся бункеров. На этом бати­скафе? - брюнет истерично рассмеялся, - Да нам несказанно по­везет, если эта посудина сможет хотя бы всплыть и добраться до берега...
        - Конечно, Игорь, мы поплывем не на этом судне. Нам помогут перебраться на материк и добраться до нужного места.
        - И кто же проявит такую щедрость?
        - Листоноши. У них передо мной числится один неоплаченный должок. И пришла пора его вернуть.
        01.07.2014
        Санкт - Петербург - Крым
        От автора
        Возвращение на остров Крым
        НИКИТА АВЕРИН - КТО ОН? ПИСАТЕЛЬ, ИЗДАТЕЛЬ, ПИАРЩИК?
        Мне сложно ответить на этот вопрос. Писатель? «Писатель - это не тот, кто пишет, писатель - это тот, кого читают» (с). Если при­нять во внимание, что за два года мои книги опубликованы тиражом свыше двухсот тысяч экземпляров, то, наверное, меня читают. Но писателем я бы себя не назвал. Писатели для меня это Толстой, До­стоевский и Гарри Гаррисон. Я бы назвал себя скорее автором.
        Издатель? Два года я работал в издательстве «Геликон Плюс», и по моей инициативе опубликовали несколько авторов. Позднее, когда я стал сотрудничать с издательствами «АСТ» и «ЭКСМО», я помог опубликовать десяток романов и около сотни рассказов. Сейчас веду переговоры о запуске целой серии. Но это скорее работа редактора или литературного агента, а не издателя. Ведь я не вкладываю свои деньги в производство книг.
        Пиарщик? Возможно. Довольно много времени и сил я трачу на рекламу и продвижение русскоязычной фантастики. И не ограни­чиваю круг своей деятельности лишь книгами, стараюсь рассказы­вать и о фильмах, фестивалях, играх, премиях и обо всем, что так или иначе, касается жанра фантастики. В Европе и США уже дав­но есть более точное определение для людей моего рода деятель­ности - промоутер.
        «КРЫМ»,В ОТЛИЧИЕ ОТ ДРУГИХ КНИГ СЕРИИ, ОТЛИЧАЕТСЯ НА­РОЧИТО ПОЗИТИВНОЙ АТМОСФЕРОЙ, КОГДА ВО ГЛАВУ СТАВИТСЯ НЕ СКОРБЬ РАЗРУХИ, А ЖИЗНЬ, ПУСТЬ И В РАДИОАКТИВНОМ, НО В НОВОМ МИРЕ. ЧЕМ ВЫЗВАН ПОДОБНЫЙ«НЕКАНОН»?
        Думаю, здесь уместно будет процитировать: «Я не хотел быть вторым Брюсом Ли, я хотел быть первым Джеки Чаном». Играя на поле чужой вселенной, автор волен выбирать между двух путей. Или в точности повторить оригинал, что в данном случае означает написание романа о сталкерах, бредущих во мраке московского метрополитена, или описать все совсем иначе, выведя героев на поверхность. На второй путь решаются ступить немногие.
        Если автор выбирает первый путь, то, с одной стороны, он га­рантированно оправдает ожидания массы читателей, которые ждут от книг серии «Вселенная Метро 2033» именно этого. Но, с другой стороны, сможет ли при этом автор сказать что-то новое, принести в сеттинг свое уникальное виденье? В девяти случаях из десяти - нет. Да, постоянные читатели серии не будут ругать такого автора, но на следующий день после прочтения забудут имена героев и сюжет данного произведения. Все, что они смогут сказать: там был сталкер, он путешествовал с одной станции на другую и в конце всех спас!
        Как вы понимаете, я не хотел идти по этому пути.
        Так что я решил вывернуть мир «Метро» наизнанку: события происходят в метро или в подземных бункерах - значит, у меня действия романа будут происходить на поверхности. Герой жаж­дет спасти свою станцию/любимую/метрополитен? Значит, мой персонаж движим иными целями, например, восстановлением ци­вилизации. Вокруг радиация и монстры прут из всех щелей - зна­чит, главным соперником героя будут обычные люди, а мутантом будет он сам. Обычно романы написаны в депрессивной атмосфе­ре уныния и безысходности? Следовательно, я напишу роман с юмором, в духе постапокалипсиса 70-х, 80-х годов прошлого века.
        Главная сложность при этом - суметь сохранить едва улови­мый флер оригинального «Метро 2033». Чтобы читатель, несмо­тря на все различия в этих книгах, все же мысленно соединял их в единое целое. Судя по отзывам читателей, с поставленной задачей я справился.
        ПРАВДА ЛИ, ЧТО ИДЕЯ КЛАНА ЛИСТОНОШ БЫЛА ЗАИМСТВОВАНА МНОЮ У ДРУГИХ АВТОРОВ?
        Не буду отрицать тот факт, что мои романы написаны под влия­нием классиков постапокалипсиса. Внимательный читатель най­дет в тексте отсылки к роману «Почтальону» Дэвида Брина, к цик­лу «Большой Киев» Владимира Васильева и к «Ведьмаку» Анджея Сапковского.
        О ЧЕМ БУДЕТ НОВАЯ КНИГА?
        Масштаб «спасательной операции» выйдет за пределы берегов острова Крым. Часть героев из первого романа, под руководством Бандерольки, покинут свой родной край и отправятся в долгое пу­тешествие. Их путь будет проходить через опасные и удивитель­ные территории. Для многих постоянных читателей серии в рома­не приготовлена масса сюрпризов. Листоноши и примкнувшие к ним побывают в Харькове, Киеве и многих других городах, опи­санных ранее в сеттинге «Вселенная Метро 2033». Скажу по се­крету, по количеству пересечений с другими книгами серии, «Крым-3» тянет на рекорд. Но кому-то же нужно было приступить к объединению сюжетов серии в единое полотно.
        У романа будет иная структура. Пока я не могу раскрыть вам всех подробностей. Не потому что я вредный, а по причине весьма неожиданного развития сюжета. К тому же многое меняется пря­мо на ходу, и сейчас внутренняя структура роман разительно от­личается от той, какой я ее планировал, когда только начинал над ним работу.
        Но стиль повествования останется прежним. А изменится ли внутренний мир героев, как уже произошло в первых романах, пока не знаю даже я сам. Обитатели Крыма показали себя весьма строптивыми персонажами, которые задают атмосферу и двигают сюжет вслед за собой. Я не люблю инертных персонажей, посту­пающих так, как им приказывают условия или окружающий их со­циум. Герой должен уметь взбунтоваться, пойти наперекор даже тогда, когда ему противостоит весь мир. И я не могу ручаться, что в итоге его ждет счастливый конец. Те, кто желают счастья для всех, редко испытывают его сами.
        БУДУТ ЛИ ОТОБРАЖЕНЫ НЫНЕШНИЕ СОБЫТИЯ НА УКРАИНЕ В НО­ВОЙ КНИГЕ?
        Нет. По канонам «Вселенной» ядерная война случилась летом 2013 года. И при написании романов все авторы опираются на эту дату. Так что все события, произошедшие на Крымском полуо­строве в реальности, я не учитываю. Я вообще противник исполь­зования в фантастических произведениях политических партий и сиюминутных трендов. Книга должна быть актуальна для любого читателя - и через пять, и через двадцать, и через сто двадцать лет. И все события, описываемые в ней, должны играть на сюжет. Ина­че это конъюнктура и жалкий самопиар.
        К тому же те, кто прочли роман «Крым», знают о том, что глав­ный герой далек от политических, национальных, религиозных и расовых предрассудков. Он и его товарищи заняты более важным делом - они возрождают мировую цивилизацию, и им некогда от­влекаться на глупые споры на тему того, где пролегают границы государств, которые уже давным-давно стали лишь абстрактными понятиями.
        И если кто-то из читателей жаждет прочесть в «Крыме» о май­дане или о конфликте между русскими и украинскими народами, то я вынужден вас разочаровать - этого в моих романах нет и не будет.
        «ВСЕЛЕННАЯ МЕТРО 2033» -ОДИН ИЗ САМЫХ ИЗВЕСТНЫХ КНИЖ­НЫХ ЦИКЛОВ РОССИИ. НАСКОЛЬКО РАДУЖНО БУДУЩЕЕ У ЭТОГО ЛИТЕ­РАТУРНОГО ПРОЕКТА?
        Думаю, стоит сразу разделить обсуждаемый предмет на три со­ставляющие:
        1) Межавторские проекты сейчас на пике популярности. Прак­тика показала, что межавторские циклы весьма полезны для всех участников:
        - авторы-родоначальники получают свой процент с продаж,
        - молодые авторы получают имя и довольно приличные тиражи,
        - читатели вновь встречаются с любимыми героями и мирами (писать о которых автор-родоначальник сейчас не хочет или не может),
        - издатели и продавцы получают прибыль.
        Так что появление все новых и новых межавторских циклов - явление предсказуемое и логичное. И не удивительно, что даже писатели-фантасты из первого дивизиона все чаще и чаще вступа­ют в эти воды.
        2) То, что «Вселенная Метро 2033» выходит именно как серия, то есть по одной новой книге в месяц, с одной стороны, помогает удерживать к ней интерес и привлекает новых читателей, с другой стороны, отгоняет старых любителей серии. Ведь если бы это была серия «Звездный лабиринт» или «Фантастический боевик», то по­стоянные читатели в каждой книге читали бы что-то новое, и се­рия им не приедалась.
        3) Постапокалипсис в России хоронят уже третий год, и все как-то не могут похоронить его окончательно. Конечно, тиражи у таких серий весомо сократились, и тенденция идет лишь на спад. Но создатели «Вселенной» стараются изо всех сил приостановить падение в бездну и удержать серию на плаву как можно дольше.
        У каждого из этих пунктов своя история успеха и свои перспек­тивы дальнейшего развития.
        КАКИЕ, ПО МОЕМУ МНЕНИЮ, ОСНОВНЫЕ ПРИЧИНЫ СТОЛЬ БОЛЬШОЙ И ДОЛГОВЕЧНОЙ ПОПУЛЯРНОСТИ «ВСЕЛЕННОЙ МЕТРО 2033»? ВЕДЬ В СЕРИИ ВЫШЛО УЖЕ БОЛЕЕ ПЯТИ ДЕСЯТКОВ РОМАНОВ.
        Думаю, причины в том, что серию запустили в очень удачное для нее время. Пик популярности постапокалиптической литера­туры в России, Конец Света по календарю индейцев майя, выход компьютерной игры «METRO 2033». Но, несомненно, главная за­слуга столь продолжительного успеха кроется в личном участии Дмитрия Глуховского. Он умел грамотно рекламировать и про­двигать книги серии, организовывать тематические мероприятия, находить людей, страстно и искренне желающих развивать как се­рию, так и возникшее вокруг нее сообщество. Жаль, что Дмитрию пришлось оставить личное участие в жизни проекта ради сольного творчества. И хотя такой шаг со стороны Дмитрия был неизбежен, но по итогу сотням людей следует высказать ему свою признатель­ность, ведь именно благодаря Глуховскому читатели узнали имена многих авторов, художников, музыкантов и просто талантливых людей, которые объединились в свое время вокруг «Вселенной Метро 2033».
        Никита Аверин
        Июль 2014 г