1941. Друид. Второй шанс Руслан Агишев
        Юный друид не смог спасти жителей своего селения. Он не смог защитить доверившихся ему людей. Вместо позора и бесчестия, он выбрал смерть. Но Боги Великого Леса дали ему еще один шанс проявить себя, отправив его в новый мир. Здесь также много боли, смерти и Ложные боги проводят кровавые гекатомбы. Он угодил в проклятый 41-й год, оказавшись на пути рвущихся к Москве немецких штурмовиков. Что он сможет сделать против многочисленной коричневой орды, возомнившей себя равным Богам? ведь, в его руках лишь немногие навыки целительства и секрет невероятного напитка, о котором нельзя вспоминать…
        1941. Друид. Второй шанс
        Глава 1
        Пролог.
        На обширных территориях дремучего леса, простирающегося от Хладного моря на севере и Великих гор на юге, издревле жило большое племя высоких светлокожих людей, известных своим радушием к друзьям и ненавистью к врагам. Отвергавшие злачные и тесные города, они селились в небольших укрепленных поселениях, затерянных в самой гуще лесов. Сеяли хлеб, растили скот и птицу. Охотились на лесного зверя, но не брезговали и выловленной в реке рыбой.
        В священных дубравах поклонялись духам всего сущего - дэвам неба, земли и воды, у которых черпали свои невероятную силу и жизненную мудрость. Общаться с духами им помогали те, кого чужеземцы называли друидами и кому приписывали знание сокрытых магических тайн. Хотя сами они предпочитали звать себя детьми Великого леса и верили, что именно Лесу обязаны своим рождением на рассвете жизни и своей смертью на ее закате.
        Друиды считались защитниками селений, лечившие его жителей и их скотину от разных хворей, помогавшие мудрыми советами и защищавшие от непогоды и дикого зверья. Надо помочь женщине разрешиться от бремени - приготовят особый отвар, придающий силы матери и ее ребенку. Охотника «порвал» кабан в лесу - присыпят рану измельченной целительной травой. Пришли лихие люди с недобрыми намерениями - наведет на них порчу и заставит кружить по лесу, пока силы не оставят их.
        О местных друидах ходила одна легенда, в которую уже мало кто верил. Рассказывали, что несколько веков назад на эти земли вторглись жестокие захватчики. Чужеземцы, владевшие секретов огненного порошка, с легкостью ломили сопротивление местных племен. Без жалости сжигали села и деревни вместе со всеми их жителями. Тогда старейший друид Торин Седобородый отправился в священную дубраву, где провел без сна, еды и питья три дня и три ночи. Вернувшись, он сварил в огромном чане особое зелье, которое придавало мужчинам, женщинам, старикам и детям неимоверные силы. Дряхлый старик, сделав всего лишь один глоток, мог переломить ударом кулака ствол дерева. Худосочная девица после этого зелья с легкостью поднимала и тащила на своих плечах могучего быка-трехлетку.
        С тех пор на земли местных племен больше никогда не ступала нога врага. А история с таинственным зельем стала постепенно забываться, медленно переходя в разряд старинных небылиц. Многие из парней и девиц уже со смехом слушали эту легенду, когда-то бывшую былью. Лишь друиды бережно хранили память о необычайном снадобье, придававшем обычному человеку силу древних божеств, и передавали тайну напитка из поколения в поколения. Ведь, час, когда народ Великого леса мог оказаться в беде, мог наступить тогда, когда его и не ждешь.
        1. Знакомство с Гвэном
        В селении Рамини, раскинувшемся на северо-восток от Бычьего холма, царила непривычная тишина, которую редко где встретишь. Скуластая ребятня испуганно выглядывала из окон на опустевшую улицу. Самые смелые даже приоткрывали двери, чтобы высунуть в получившуюся щель головы. Только их все равно матери затаскивали обратно и награждали заслуженными шлепками.
        Взрослые тоже старались без особой надобности не выходить во двор, пытаясь все свои дела делать под крышей. Даже скотина в сараях притихла, словно прочувствовала тяжелую атмосферу. Лишь петухи, никогда не отличавшиеся сообразительностью, то и дело начинали перекликаться друг с другом.
        Причина всей этой мрачной плотной тишины, опустившейся на селение, в этот самый момент тихо и мирно умирала в небольшой бревенчатой хижине. Сельский друид Ируин, давно уже отмеривший полуторавековой срок на этой грешной земле, сильно занемог почти неделю назад, и сейчас готовился «отойти в мир иной». При нем оставался лишь его ученик, не испугавшийся древних поверий о тяжкое доле умирающего лесного мага. Легенды гласили, что магические силы нельзя унести с собой, а нужно обязательнокому-то передать.
        - Не надо печалиться, мой мальчик, - на лице лежавшего на медвежьей шкуре старца появилась грустная улыбка, придававшая ему особенно умиротворенный вид. Всем своим видом он говорил, что готов завершить здесь свой жизненный путь, и спокоен за своих соплеменников. - Смерть - это не конец пути. Впереди меня ждет новая дорога… Точно также старый дуб засыхает от удара молнии и превращается в труху, а после прорастает из желудя в новое, столько же могучее дерево.
        Стоявший на коленях перед его постелью, молодой широкоплечий парень, не говоря ни слова, сжал руку умирающего. Правда, тут же отпустил ее, испугавшись, что сделал больно.
        - Не надо грустить, Гвэн. Я ухожу с легким сердцем… Мой век был полон всего, о чем можно только мечтать. В воспоминаниях я вижу матушку, расчесывающую мои непослушные кудри и корившую меня за шалости. Помню прекрасных девиц, за которыми бегал в соседние селения… И, знаешь, мой мальчик, твое ученичество было для меня большой радостью. Я ведь, до встречи с тобой, уже и не чаял, что найду достойного этой тяжелой ноши. Из всех моих учеников лишь ты показал, что сможешь…
        Продолжал улыбаться старый друид, смотря куда-то в закопченный потолок. Его взор затуманился, словно он, и правда, видел все, о чем только что говорил. Голос становился все тише и тише, пока, наконец, не превратился в невнятное бормотание.
        Парень, не отпуская руки старика, тяжело вздохнул. Его плечи опустились ниже и ниже. Агония учителя причиняла ему страшную боль.
        - Гвэн… - старый друид вдруг открыл глаза и требовательно посмотрел на него. - Гвэн, чувствую, мне осталось совсем немного. Наклонись ближе.
        В глазах ученика блеснула слеза.
        - Теперь ты не мой ученик, а новый друид селения, - парень всхлипнул, с трудом сдерживаясь, чтобы не зарыдать. - И должен знать нашу общую тайну. Слушай меня внимательно. История о тайном снадобье, придающем силы Богов, не древняя легенда, а произошла на самом деле. Свиток с ингредиентами я храню под седьмой половицей от двери.
        Рука старца медленно поднялась, и его скрюченный темный палец уткнулся в сторону двери их хижины.
        - Но… помни, уче… - его язык уже заплетался, говорил он с трудом. - Готовить его можно лишь в годину тяжелых испытаний… Поклянись в этом, Гвэн… Только, когда случится самое страшное…
        От душивших его слов, парень так и не сказал ни слова. Схватил руку старца и поцеловал ее.
        - Клянусь, учитель. Клянусь, - горячо зашептал он, когда справился со слезами. - Клянусь, учитель, только не покидайт…
        Но старец уже покинул этот мир. Его голова откинулась на лежанку, борода задралась к верху.
        - Как же так… Учитель… Зачем? - «прорвало» Гвэна, уткнувшегося в медвежью шкуру. Глухие рыдания сотрясали его. - Почему ты ничего не сделал? Ты же мог… Учитель…
        Еще долго парень вел этот бессмысленный разговор, в котором звучали и безграничная любовь, и жалобы, и даже страх перед одиночеством. Все тут смешалось в одно целое, став для него спасительной отдушиной.
        Выговорившись, он так и уснул рядом с телом своего учителя, по-прежнему, не выпуская его руку. Теперь только время и целительный сон могли’сгладить' боль от его утраты.
        Рассвет следующего дня Гвэн встретил уже на ногах. Ему предстояло отдать последнюю дань своему учителю, похоронив его в священной дубраве.
        - Прощай, учитель. Ты всегда был слишком добр ко мне…
        С этими словами парень стал обертывать тело старца в серое холщовое полотно. Метр за метром ткань закрывала ноги, туловище, руки. Самым последним скрылось с глаз бледное лицо друида, которого Гвэн касался особенно осторожно.
        - А теперь, учитель, я отнесу тебя в священную дубраву к месту твоего упокоения.
        Гвен, быстро вышагивал по утоптанной дорожке. Высохшее от болезни тело почти ничего не весило или он просто не ощущал его тяжести. Позади него в десяти - двадцати шагах держались и остальные жители селения, старавшихся, правда, близко к нему не подходить. Боялись, что тут говорить. Они и до этого с большой опаской поглядывали на старого друида и его ученика, считая их не от мира сего.
        - Вот мы и на месте, учитель.
        У одного из развесистых дубов, кряжистых, мощных, каким раньше и был сам друид, была же вырыта яма. Почти у самых торчавших корней, словно готовых принять в свои объятья непутевого отпрыска.
        - Сейчас, учитель, сейчас… - парень осторожнопридал уже коченеющему телу коленопреклоненную позу. Ведь сын Леса возвращался в свою настоящую обитель, что могло происходить лишь таким способом. - Потерпи.
        Именно так и появились первые деревья в священной дубраве. Под каждым из этих огромных дубов, перед которыми жители села изливали свои тайные чаяния, был похоронен друид, хранитель и защитник местных традиций и обычаев. Самый первый из них, Арникон Целитель упокоился здесь уже больше двадцати веков назад, когда поселился здесь в самой лесной чащобе. Его сменил Виттор Мудрый, до сих пор воспеваемый в легендах, как мудрец, способный найти выход из любой ситуации. Были и другие друиды, что, как и отцы-основатели, жили в этом селении и служили его жителям. И вот пришел черед Гвэна.
        - Спи спокойно, учитель, - бросив последний ком земли, парень мимолетно коснулся коры дуба. - Ты вернулся домой.
        Больше он ничего не сказал. Не приняты были среди них долгие и красивые речи, полные пустых и ничего не значащих слов. Лучше что-то сделать стоящее, чем много и велеречиво об этом рассказывать. Так его учили, так парень и поступал.
        Он еще долго так стоял. В голове было совершенно пусто, тоскливо, словно все недавние эмоции оказались погребены вместе с телом учителя. Стоял и слушал, как шумит листва на деревьях, как щебечут птицы.
        - Почтенный Гвэн… Друид… - кто-то его несколько раз позвал. Сначала голос звучал тихо, затем чуть громче. - Почтенный!
        Углубившись в себя, парень не сразу понял, что обращаются к нему. Встрепенулся, развернувшись назад.
        - Почтенный Гвэн, я… это… - перед ним стоял кряжистый мужик, по самые глаза заросший густой курчавой бородищей. Он что-то пытался сказать, напряженно косясь в сторону свежей могилы. - Ну… того! Сговорились ведь… Э-э-э про медведя - шатуна. И как?
        До Гвэна с трудом дошло, чего от него хотели. Насилу разобрались. Оказалось, этот самый Митрил, сговорился с его учителем по поводу помощи в охоте на медведя-шатуна, который бродил в близости от селения. Местные, как прознали про такое, вообще, перестали в лес ходить. Особенно плохо только, что пора сейчас была самая подходящая для заготовки лесных богатств.
        - Да, Митрил, учитель говорил мне. Пойдем, посмотрим на этого зверя, - парень, поправив на плече кожаную суму с особыми зельями, решительно шагнул в сторону леса. Ему как раз сейчас нужно было отвлечься. Охота на зверя же могла оказаться хорошей встряской. - Или тебе еще в дом нужно вернуться?
        Охотник пожал плечами. Зачем ему домой? Он всегда был вооружен всем, что могло понадобиться в лесу. За спиной мешок с немудреными припасами. Там же саадак с луком и колчан с десятком стрел. За поясом был небольшой топорик, в руках - массивная рогатина с широким стальным наконечником.
        - На, в дороге пожуй, - Гвэн вытащил из сумы пару сушенных корешков, источавших странный пряный запах. - Пригодится.
        Несмотря на свой весьма неприглядный вид, снадобье было довольно хорошим подспорьем для охотника. Делали зрение зорче, а слух лучше. Да и сон, как рукой снимало. В таком деле очень помогало и зверя выслеживать, и в засаде сидеть.
        - Благодарствую, почтенный Гвэн, - Митрил, явно знакомый со снадобьем, жадно схватил корешки и тут же отправил их в рот. Через мгновение от него стал раздаваться громкий хруст. - Теперь эту паскудину в раз найдем.
        Едва они вступили в лес, Митрил преобразился. Его неуклюжесть, угловатость вмиг исчезли. Шаг приобрел упругость и легкость. Ступал так, что ни единый листочек или травинка не шелохнулись. Рогатина, крепко зажатая в руках, казалась продолжением тела. Сразу было видно, что лесной житель и с самого рождения знает эту стихию.
        У одного из деревьев, кора которого была исполосована следами громадных когтей, он остановился и начал шумно вдыхать воздух. Обострившееся после приема снадобья обоняние ему могло многое сказать о зверях, что сейчас бродили поблизости. Ведь, могло и так статься, что ни они моментально из охотников в жертву превратятся. В лесу все может случиться, если «ухо востро не держишь».
        - Там он, почтенный Гвэн, - наконечником рогатины Митрил показал на север в сторону раздвоенного дерева. - В малиннике сидит. Обожрался малины и гадит, что есть духу. Самое время с ним разобраться.
        Охотник быстро оглядел парня, на какое-то мгновение задержавшись на его серповидном кинжале на поясе. Недовольно что-то буркнул, а затем проговорил:
        - За мной держись, друид. С твоим ножичком здесь делать нечего. Нашего зверя им только пощекотать можно. И за это благодарствую…
        Усмехнувшийся Гвэн протянул ему еще один корешок с парой засохших ягодок на нем. Точно такой же и сам сгрыз. Если охотник прав, то острота реакции им сейчас точно не помешает. Эти корешки были корнями одного растения, что росло лишь на болоте и на самой трясине. И добраться до них всегда было не самым простым делом, оттого и особенно ценились они. Снадобье из этих корешков на некоторое время резко повышало реакцию охотника, придавая ему невероятную скорость.
        - А тапереча молчком… - донеслось до парня из-за широкой спины охотника, медленно исчезавшего в густом кустарнике.
        Следующие две или три сотни шагов они продвигались медленно, осторожно. Еле-еле ноги переставляли, чтобы, не дай Боги, разморившегося на солнце зверя не потревожить. Обходить пришлось с наветренной стороны, отчего еще столько же пришлось пройти.
        Гвен уже успел взопреть, пока они через кусты пробирались. Рубаха по кафтаном стала мокрой, хоть выжимай. Вдобавок, спина так чесаться началась, что едва в глазах не потемнело.
        Оказавшись в овраге, Митрил молча показал на один из склонов, густо заросших дикой малиной. Откуда-то оттуда раздавись довольно странные звуки: то ли похрюкивание, то ли ворчливое бормотание. Судя по всему, медведь пребывал в весьма благодушном состоянии, продолжая гадить.
        С выставленной вперед рогатиной, Митрил невероятно ловко взобрался наверх. Едва не взлетел, отталкиваясь от стволов деревьев. У Гвэна получилось хуже. Случайно зацепился за один из корней, потерял равновесие и с шумом влетел в малинник.
        - Хр-р-р-р-р! - тут же раздалось недовольное ворчание, мгновенно превратившееся в громкий рев. - Р-р-р-р-ра!
        Парень кубарем пролетел с десяток шагов и оказался прямо перед носом вздыбившегося медведя. Громадная туша, разглядев нежданного пришельца, заревела еще сильнее.
        Закрывший собой солнце, зверь оказался так близко, что можно было рассмотреть его большие желтоватые клыки и ощутить невыносимый смрад из его пасти.
        - Поберегись! - со спины парня уже несся Митрил со вскинутой перед собой рогатиной. - Беги, друид! Беги! - не переставая орал он. - Беги!
        Как бежать? Он валяется на карачках в шаге от разъяренного зверя. Ни встать, ни отпрыгнуть нельзя. Даже с принятым снадобьем нельзя было перехитрить само время, которого просто не было.
        И Гвэн сделал единственное, что сейчас мог. Молниеносно выхватил серповидный нож и с неимоверной скоростью замолотил им по медвежьему брюху.
        - А-а-а-а-а-а-а-а-а! - орал друид, исступленно рубя ножом. - А-а-а-а-а!
        Заточенное до бритвенной остроты, лезвие с легкостью резало и густую шкуру медведя, и плотный подшерсток, и толстый слой жира, и мышцы. Во все стороны летели ошметки плоти, бил кровавый фонтан.
        Особое снадобье так ускорило восприятие, что движения Гвэна размылись. Его удары едва угадывались, превратившись в серебристые пятна.
        Когда же дикая усталость сковала его тело, парень просто свалился на землю. И только сейчас услышал испуганный вопль Митрила, который, похоже, уже давно пытался докричаться до него. Его голос охрип, едва не превратившись в сипение.
        - Друид, хватит! Хватит! Друид! Святые дэвы! Друид!
        Хрипел охотник, стоя на безопасном расстоянии. Явно опасался подходить ближе к нему. Слишком уж страшнее был вид друида.
        - Очнулся! Святые лэвы, очнулся! - несказанно обрадовался Митрил. Замахал рукой, хотя рогатину так и не выбросил. - Я ужо думал, что задрал тебя шатун. А ты вона как… Сам его…
        Стерев с лица что-то липкое, Гвэн огляделся по сторонам. Вокруг него все - деревья, кустарники, трава - было залито кровью и покрыто ошметками медвежьей шкуры.
        - А зверь? - очумело смотря по сторонам, спросил парень.
        И тут его блуждающий взгляд наткнулся на то, что еще недавно было медведем и наводило ужас на их селение. Громадный хищник выглядел так, словно над ним поработали десятки мясников с топорами. Его брюхо было вскрыто до самого хребта, а содержимое - сердце, кишки, легкие и другое - изрублено в фарш и колыхалось в виде кровавой жижи.
        - Э-э-э…Я даже углядеть не смог… Ты, как стал махать ножичком, как стал махать… Давай, подымайся, - Митрил стал ему помогать встать на ноги, правда, косясь на его нож. Теперь этот инструмент друида ему уже не казался таким безобидным, как раньше. - Великое дело сделали, почтенный Гвэн. Эта тварюга же никому жизни не давала. Почитай, уже троих из села задрала - кузнеца и двух баб. А сколько скотины извела и не сосчитать. Всем обчеством тебе в ножки кланяться будем… Завтрева своей супружнице накажу, чтобы тебе медвежьих потрошков сготовила. Потрошки после такого дела самое первейшее дело, почтенный Гвен. Мужики же ядреной медовухи принесут, что с того месяца настаивается. В самую силу должна войти…
        Под это бормотание довольного Митрила они и ковыляли по лесу. Тот все продолжал расхваливать медовуху и угощения, то и дело переходя на прелести какой-то вдовой Миры. Парень же улыбался и молчал, вспоминая свой первый день в личине настоящего друида. Ведь, теперь он уже не ученик, а самый настоящий друид, хранитель селения, за спиной которого больше двух сотен душ соплеменников.
        - А ты, правда, силен, друид, - расчувствовавшийся охотник похлопал парня по плечу. - Как куренка медведя разделал. Кому рассказать, не поверят. Ведь, такого зверя по-хорошему целым охотничьим сквадом брать нужно. Мы же вдвоем его осилили… Такой праздник таперича закатим, - от предвкушения Митрил даже глаза закатил. - С десяток поросей точно резать нужно… Хм, почтенный, ты чувствуешь это?
        Вдруг охотник встал, как вкопанный. Руку вытянул, хватая парня за рукав.
        - Чуешь дым? - шумно втянул ноздрями воздух. Затем еще раз. - Не мыльня, не кострище. И коптильня не так пахнет.
        В его голосе отчетливо звучала тревога. Ведь, дым в лесу о многом мог сказать. У каждого случая был свой. Если заблудившийся охотник развел огонь, то дымок был слабенький, едва-едва заметный. Другой костер хороший добытчик и не разведет, чтобы зверя не спугнуть. При копчении дичи или рыбы тянет пряным дымом, от которого тут же слюни появляются. Ни с чем не спутаешь и дым, что идет при топке мыльни. Хороший хозяин всегда в печь можжевеловые дрова кидает, чтобы огонь был жарче. Тут же другое было.
        - Сичас на дерево слазию, - с этими словами охотник ловко полез на развесистую березу, стоявшую немного особняком от остальных деревьев. Значит, отсюда и обзор был получше.
        Через мгновение Митрил уже скользнул на землю. Вид у него был без меры нахмуренный, тревожный. Видать, что-то плохое увидел.
        - Беда, друид. Три дымных столба над селением видел. Еще один над дальней заставой поднимается, - Митрил кивнул в сторону востока, где располагался срубленный из огроменных бревен острог. Там небольшая дружина сторожила дорогу, чтобы лихие люди по их землям не ходили. - Видно, совсем плохо там.
        Не говоря ни слова, Гвэн быстро достал из сумы два пучка знакомых корешков. Силы им сейчас совсем не помешают. Переглянувшись, быстро схрумкали снадобье.
        - Вдвоем туда не след идти. Коли враг на наши земли пришел, все равно не сдюжим, - Митрил выразительно посмотрел на парня. Мол, уходи, пока есть возможность. - Беги-ка лучше к нашим соседям за помощью. Пусть на выручку к нам поспешают.
        Бросив это, быстрым шагом скользнул в лесную чащу. Почти не раздумывая, за ним последовал и друид, не решившийся бросить охотника одного. Хотя, будь он немного постарше, то неминуемо принял бы его предложение. Кто-то из них обязательно должен был предупредить ближайшее племя, иначе и они сгинут.
        Добежав до знакомых мест, они остановились. Митрил тут же по удобнее перехватил рогатину. Сейчас не охотиться на несмышленого зверя нужно была, а на смерть биться с людьми, врагами.
        - Коли еще что-то есть из снадобий друид, то сейчас доставать их самое время, - тихо прошептал охотник, раздвигая кусты и всматриваясь в появившееся селение. - Смотри. Это же караванщики, что в прошлом году с юга к нам приезжали. Все шкуры у нас тогда скупили. Обещались снова приехать и еще больше взять. Вот тебе и караванщики, паскудины…
        Гвэн тоже высунулся из кустов. Пришлых караванщиков, что часто ходили по этим землях с обозами, он сразу узнал. Все всадники были в добротных стальных нагрудниках и наручах. На голове у каждого сидел шлем с кольчужной бармицей. К седлу приторочен круглый щит и копье. В руках же изогнутая дугой сабля.
        - Хорошо, ироды, снаряжены. Значит, сразу грабить шли, а не торговать. Обозная стража такое оружие не носит, - бормотал Митрил, продолжая разглядывать пришельцев. - Ой, Малка! Доча…
        Дочку увидел. Всем телом сразу же задрожал. Ввытянулся, словно струна.
        - Куда же ты, дуреха, бежишь? - зашипел он, словно дикая кошка. - К реке уходи, к реке. Тута все равно не пройдешь. Место же открытое.
        Но рванувшая от крайнего дома босоногая девчушка не слышала, да и не могла слышать его шепот. Бежала, размахивая руками, ровно в их сторону, будто все видела.
        - Нет! Нет! - шептал Митрил
        Один из всадников, показав своим товарищам на бегущую пленницу, расхохотался. Одним движением сдернул с плеча лук, наложил стрелу и, почти не целясь, выстрелил.
        Как подстреленная уточка, выгнулась девочка и упала в траву. Даже не вскрикнула, бедняжка.
        - Убили Малку… - потрясенно пробормотал Митрил, мотая головой. Убили, друид. Ты же видел… - в его глазах плескалось такое горе, что руки опускалось. Выть хотелось. - Бляжьи выродки! Вы у меня сичас получите…
        Перехватив рогатину на манер копья, он решительно пошел вперед. Через мгновение уже бежал, делая огромные прыжки. Наконечник рогатины сверкал на солнце, дрожал, словно жаждал крови. Только и его сразила стрела.
        Смотревший на все это широко раскрытыми глазами, Гвэн рванул с плеча суму и вытащил небольшой, тщательно завязанный мешочек. Остальное просто выбросил. Вряд ли ему что-то еще пригодится. Последнее снадобье, приготовленное еще учителем, было самым крайним средством и никогда не должно было использоваться. Слишком уже разрушительное воздействие оно оказывало на человека. Собранные в третью ночь полной луны и тщательно вываренные в молоке черной козы, грибы-буровики позволяли избраннику впадать в безумную ярость, у которой не было предела.
        - Прости, Учитель… Но я должен это сделать, - шептали его бледные губы. - Прости… И мы скоро встретимся.
        Положил в рот несколько сухих корочек и тщательно их разжевал, чувствуя медленно нарастающее жжение. Внутри «разгорался» самый настоящий огонь, пожиравший его изнутри. Все его чувства, эмоции и желания тонули в жуткой жажде разрушений, крови и смерти. Мгновение, и ничего больше не осталось. Не стало больше Гвэна.
        Парень выгнулся с громким хрустом костей, шумно втянул воздух и клацнул зубами. Глазами, в которых не осталось ничего человеческого, уставился на окраину селения.
        - Х-р-р, - рыкнул он, теряя изо рта слюну.
        А после «ломанулся» прямо через густой кустарник, по пути с легкостью сшибая молодые деревца. От невероятной скорости его туловище размазалось в воздухе. Руки и ноги с такой силой ударяли о землю, что тело подбрасывало на десятки метров вперед.
        Всполошившиеся чужеземцы, сразу же заметившие невиданное существо, схватились за луки и стали осыпать его стрелами. Смертоносные «молнии» со свистом проносились мимо, не успевая за движением друида. Все время оказывались там, где его уже не было.
        Первого воина друид просто снес вместе с гигантским черным жеребцом, словно и не заметил, вовсе. Переломанной грудой плоти они так и остались лежать вместе. Другому воину, что пытался пустить новую стрелу, оторвал всю верхнюю половину тела.
        - Копья! Копьями его бейте! - на разные голоса орали воины. - Копьями!
        Кто-то даже успел достать боевое копье, трехсаженное, с широким наконечником. Прикрывшись орущим от боли товарищем, ткнул в метавшегося между врагами друида.
        Только не было от этого никакого толку! Удары воинов казались медленными, неуклюжими, хотя все они и были опытными рубаками. Оружие в их руках, словно едва двигалось, никак не успевая за друидом. Тот был везде и нигде, всякий раз с легкостью уходя от сабли ил копья.
        Весь покрытый кровью с головы и до ног, парень их рвал одного за другим. Не различая ни человека, ни животного, он ломал хребты, вырывал конечности, вспарывал животы.
        Когда же вокруг него не осталось ни единой живой души, Гвэн медленно поковылял в сторону священной дубравы. То, что в нем еще было от человека, вело его именно туда.
        Оставляя за собой кровавый след, парень взобрался на пригорок и обессилено свалился у первого же священного дуба.
        - У-у-у-у… - скулил он. - У-у-у-учи… У-у-у-читель, - что-то человеческое все же еще теплилось глубоко внутри него. Не все смогло уничтожить проклятое снадобье. - У-у-учитель.
        На его глазах показались слезы, медленно прочертившие дорожки на красно-бурой коже.
        - Учитель, я не справился… Я виноват… Не спас людей… Никого больше не осталось…
        Друид начал грести землю к себе, стараясь засыпать свое тело. Земля была рыхлой, песчаной и легко подавалась его усилиям. Вскоре почти все его туловище оказалось погребено.
        - Я иду к тебе, Учитель…
        Его выбрали хранителем селения, а он не справился. Он должен был спасти жителей, но не смог. И сейчас Гвэн жаждал умереть, лишь бы не чувствовать этого всепоглощающего жуткого чувства вины внутри себя.
        Закрыл глаза и затих, вверяя свою жизнь Великому лесу. Но оказалось, что у последнего на парня были совершенно иные планы. Ведь, искупить вину можно было не только смертью, но и невыполнимым заданием. Таковы шутки Богов, и не нам, смертным, судить о них.
        Глава 2
        -//-//-
        Он сидел лесной поляне, залитой ярким солнечным светом. Ладони утопали в мягком изумрудного цвета мху, похожем на воздушное одеяло. Кругом порхали невероятно крупные бабочки с крыльями настолько сочного окраса, что казались нереальными. Где-то совсем рядом на разные голоса пели соловьи.
        - Гвэн, - юный друид удивленно вскинул голову. Разве на этой поляне еще кто-то был? И почему ему так знаком этот добродушный, чуть дребезжащий, голос? - Гвэн, мой мальчик, неужели ты уже позабыл своего учителя? Вот уж не ожидал от тебя такого…
        Юноша тут же подскочил, словно его укололи чуть пониже спины. Развернулся назад и сразу же обомлел, не веря своим глазам.
        - Учитель? Это ты? Ты жив? Как же так? - голос дрожал. Он никак не мог поверить, что видит своего учителя стоящим в паре шагов от себя. Старый друид выглядел точно таким, каким он себе его и запомнил - высоким, худым с длинными седыми волосами, обрамлявшими вытянутое лицо. Окруженные морщинками глаза, по-прежнему, смотрели на него с особой теплотой и едва заметной печалью. - Я же сам опустил тебя в могилу у того самого дуба, что ты выбрал. Как же такое может быть? Подожди, неужели я сплю, и ты мне снишься?
        Рассмеявшийся старец кивнул и с кряхтением присел на заросший мхом пень. Как и всегда делал, неторопливо, тщательно огладил длинную седую бороду. Затем перевел взгляд на Гвэна.
        - Ты очень близок к истине, мой мальчик. Сейчас встретиться с тобой мы можем лишь здесь, да и то лишь изредка, - в его голосе звучала такая глубокая грусть, что у юноши встал ком в горле. Ведь, он тоже сильно переживал. - Прости меня, Гвэн, что оставил тебя в такой час. Я думал, что наше расставание произойдет не так скоро, и ты еще многое сможешь узнать. Присядь.
        Он махнул рукой, и юноша опустился на мох. Значит, предстоял тяжелый разговор, понял Гвэн. Хотя, может ли быть тяжелее, чем есть на самом деле?
        - Тебе предстоит непростые испытания, Гвэн, ибо твой путь друида еще только начат. Молчи! Молчи и слушай, времени слишком мало для пререканий и обид, - юноша хотел было что-то возразить, но был остановлен строгим окриком старца. - Скоро ты проснешься в новом мире, который тебе совершенно незнаком и чужд. Но здесь, как и в нашем мире, есть те, кто нуждаются в твоей помощи и заботе. Они ждут своего хранителя, Тебя, пусть и не понимают этого.… К сожалению, не вправе раскрывать всего, что тебя ждет. Могу сказать лишь одно, дэвы Великого Леса всегда будут рядом с тобой. И не бойся, мой мальчик. У тебя все получится.
        Старец улыбнулся ему и начал подниматься.
        - А теперь мне пора, мой мальчик.
        - Учитель! - с криком вскочил на ноги Гвэн. - Подожди, не уходе! Мне так много тебе нужно сказать.
        Юноша пытался схватить учителя за рукав плаща, но ухватил лишь воздух. Фигура учителя, продолжавшего печально улыбаться, медленно расплывалась в дымке.
        -//-//-
        Новое пробуждение Гвэна было не в пример хуже. Солнечной поляны среди зеленой дубравы не было и в помине. Изумрудного мха, укрывавшего не хуже превосходного овечьего одеяла, тоже.
        - Бр-р-р, - поежился юноша, с изумлением оглядывая огромную хвойную лапу над своей головой и нависшую на ней снежную шапку. - Это же снег? Но откуда снег летом?
        Он сидел на крошечном пятачке, окруженном огромными белоснежными сугробами. Со всех сторону к нему подступали громадные ели, тянувшиеся в разные стороны широкими ветвями.
        Снег был куда ни брось взгляд. Таких сугробов юноша еще ни разу не видел. Их зима была совсем другой - мягче, малоснежной. Выйдешь в теплом плаще, не замерзнешь. Здесь же другое.
        - Х-холо-дно, - не заметил, как зубы стучать начали. Посильнее закутался в плащ. Капюшон натянул на голову так, что одни глаза сверкали. - Что это за место такое? Куда идти? Где людей искать? - вопросов было множество, а ответов ни одного. - Где-то же они есть…
        Поднялся на ноги и стал осматриваться по сторонам. Повсюду его взгляд натыкался на снег и деревья. Непонятно было куда идти.
        - А это что такое?
        Гвэн завертел головой. Кажется, откуда-то дымком потянуло. Где-то рядом, похоже, было жилье, до которого, правда, добраться еще нужно было.
        Еще раз поглядев на высоченные сугробы перед собой, юноша вздохнул и, покрепче вцепившись в сумку, шагнул вперед.
        - Ого-го!
        Провалился едва ли не до пояса. Дальше еще хуже стало. Пушистый снег проваливался, крепко цепляя ноги. Каждый шаг давался с трудом. Уже через десяток шагов Гвэн так взопрел, что с головы капюшон снял.
        - Уф, тяжеловато… Это я так до вечера тут ползать буду. Надо бы взбодриться немного.
        А в сумке у него, как раз, было одно средство, которое в его мире так полюбилось торговцам и охотникам. И тем и другим каждый день приходилось проходить много верст, и сутками быть на ногах. Поэтому особые корешки, ненадолго лишавшие усталости, раскупались ими особенно хорошо.
        Схрумкав чуть горьковатый корень Серебристой купалы, Гвэн сразу же хватанул снега. Запить травяным раствором было бы лучше, но где его тут взять.
        - Вот, так-то лучше, - юноша улыбнулся, почувствовав, как по телу начало расплываться тепло.
        Эффект от снадобья, правда, был не долгим. Но ему много и не нужно было. До жилья вряд ли осталось много идти. Там-то он обогреется, горячего отвара выпьет, с добрыми людьми познакомится.
        То ли от снадобья, то ли от нарисованной в уме картины, идти стало гораздо легче. Юноша уже почти не провалился. Шел быстро, делая размашистые шаги. Даже руками себе помогал, загребая на очередном сугробе.
        - Слава, Великому Лесу! А вот и добрые люди! - вдруг вскрикнул Гвэн, резко вскидывая над собой руки. - Эй! Я здесь!
        Примерно за версту от него показались сани с бодро тянущей их лошадью. Там же парень и дорогу разглядел, которая уходила на север.
        - Эй! Люди! Я здесь! Подождите меня! - еще громче крикнул Гвен, испугавшись, что его не заметят. Остаться здесь и замерзнуть ему совсем не хотелось. - Я сейчас!
        Собравшись с силам, он припустил, как можно быстрее. В снег ласточкой нырял, тут же выпрыгивая вперед. Затем все повторялось.
        - Здесь я, здесь! - выскочив на дорогу, парень растянулся прямо на утоптанной санями колее. Сил совсем не осталось. Отмахать чуть ли не версту по глубокому снегу даже с его снадобьем не просто. - Уф-ф, как же пить-то захотелось… А вот и вы!
        Увидев приближавшиеся сани с парой мужчин в тулупах и мохнатых шапках, он с трудом поднялся. Негоже перед людьми на снегу валяться, как какой-то неуч и захребетник. Он же друид и должен блюсти свою честь, даже если смертельно устал.
        - Пусть прибудет с вами благодать Великого Леса, добрые люди, - громко проговорил Гвэн, с достоинством наклонив голову. - Я хранитель Гвэн и прошу вашего гостеприимства, - еще раз склонил голову, показывая свое уважение жителям неведомого для него мира. Вежливость еще никому не мешала, всегда говорил его учитель. И с этим он всегда соглашался. - Я немало искушен в целительстве. И если у вас завелась какая-то хворь, то я готов помочь.
        Произнося эту вежливую и полную дружелюбия речь, Гвэн был весьма доволен собой. Учитель, всегда коривший его за излишнюю заносчивость в общении с простыми людьми, был бы очень горд за него.
        - Позвольте спросить, где я оказался? Есть ли поблизости какой-то город? - видя, что молчание затянулось, а местные бородачи особенно угрюмы, парень продолжил разговор. Не могли же они молчать вечно. - Если мне здесь не рады, может вы покажете или продадите мне карту. Я готов заплатить весьма ценными снадобьями.
        И тут началось такое, что ему и в кошмарах до этого не снилось.
        Возница, мордатый амбал с сизым носом, который и душегуб бы постеснялся иметь, вдруг бросил поводья и рявкнул во все горло:
        - Санька, дурень, что зенки пучишь? Не видишь, что он с ними! Вяжи его стервеца!
        Второй, высокий парнишка с простоватым лицом, тут же слез с саней, и, поигрывая, странной дубиной, направился к друиду.
        - А ты, комунячье отродье, не балуй! Стрельну сразу и отправишься к Господу Богу! - Сизый нос почему-то выставил в сторону Гвэна какую-то палку, словно боевой посох. - Хотя нечего тобе там делать. В геену адскую пойдешь, где всем вашим и место! Стоять, сказал!
        Только Гвэн даже и не думал сопротивляться, настолько был удивлен таким порушением законов гостеприимства. В его мире даже лиходеи в пустошах путнику предлагали чашку с водой, кусок хлеба и крышу над головой. Пусть и был этот хлеб прогоркшим и черствым, но предлагался от чистого сердца. Обидеть гостя значило призвать на свою голову все мыслимые и немыслимые божьи кары.
        - Всех вас бесов изловим! Таперича-то, господин лейтенант, будет доволен, - ухмылялся возничий, дыша смрадной вонью прямо в лицо Гвэна. Наклонился и давай шарить по его одежде, найти что-то думая. А заглянув в сумку, тут же скривился. - Смотри, Санька! Бесенок-то большевистский как оголодал, полную суму кореньев набрал! Вот блазень-то! Что, сучонок, плохо вас кормит усатый антихрист? Шоколады и монпасье закончились? Чаво рожу кривишь? Чичас супцом с кровяными клечками накормим! Санька, вдарь-ка яму разом несильно.
        Друид и опомнится не успел, как «схлопотал» оплеуху. И кубарем полетел на другой конец саней, где так ударился о доску, что искры из глаз посыпались.
        - Совсем ничего не бойтесь, лиходеи? - прошипел Гвэн, сплевывая кровь. Повезло же ему «нарваться» на душегубов, что на дорогах промышляют, обирая путников и торговцев. Надо как можно скорее о нихстаросте ближайшего селения или бургомистру города сказать. - Я друид, хранитель Великого Леса!
        С этими словами Гвэн вытащил из-за пазухи серебряный амулет с выгравированным на нем резным кленовым листом, знаком служителей-друидов. Во всех известных землях, еще учитель рассказывал, уважают этот знак и относят к его носителю с особым почтением. Даже самые отпетые негодяи опасаются чинить обиды друидам. Сейчас-то до них дойдет, кого они встретили в зимнем лесу.
        Гвэн сразу же приосанился, когда у возницы от удивления вытянулось лицо. Даже его сизый нос приподнялся. Сразу видно, что узнал священный знак и проникся случившимся. Друид даже успел представить, как будет снисходительно выслушивать их мольбы о прощении. Но не тут-то было!
        - Ах ты, паскудина! Серебришко спрятал! - пришел в ярость возница и медведем на него попер. - Совсем, сучий портах, страх потерял! Чичас я покажу тобе, как над властью насмехаться! Мать родная не узнает! Санька, опять, ирод, столбом стоишь!
        Второй раз Гвэн не в пример больнее получил. С обеих сторон на него навалились. От молодого, которого Санькой называли, по загривку и в глаз получил. Сизый нос ему своей палкой-посохом так в живот врезал, что еле-еле отдышаться смог.
        - Смотри какая вещичка, - возница с жадностью вертел амулет перед глазами, любовно оглаживая пальцами гравировку. - Сразу видно, что немалой цены. Санька, нравиться? - кивнул второму, который тут же радостно замотал головой. Слова не говорил, все довольно мычал. - Вот, даже дурню понятно, что вещица дорогая.
        Сизый нос наклонился к друиду, тыкая амулетом в глаза. Лицо при этом такое сделал, словно лучшего друга встретил.
        - А ты, паря, городской поди, раз такую вещичку имеешь. Коли еще что есть, мне отдай, а я тобе отпущу на все четыре стороны. Хучь туда иди, хучь сюда, - махнул возница рукам по сторонам. Мол, не сомневайся, отпущу. - На Саньку-дурака не смотри. Он тронутый с малолетства, никому ничего не скажет. Не бойся, господин лейтенант с зондеркоманды не дознается. Скажу ему, что больше никого из ваших не нашел. По рукам?
        Только Гвэн даже в его сторону не смотрел. Не о чем ему теперь с этим душегубом говорить. Амулет хранителя Великого Леса, что его душа. Его не то, что чужими руками касаться, бранного слова близко говорить нельзя. За кражу же запросто жизни можно было лишиться, если друид еще милостивым окажется. Если же в гневе будет, то ворье заживо гнить заставит.
        - Что буркалами своими сверкаешь? Идейный, значит? В своих Ленина-Сталина веруешь? Ничаво, ничаво, господин лейтенант, тобе устроит веселую ночку. Вмиг от всех отрекешься, - ощерился возница, показывая гнилые пеньки зубов. - А коли упрешься, как девка ваша будешь. Ее-то знатно оприходовали… Санька, смотри за этим, чтобы никуда не убег! А я тобе за то сахарку дам.
        Дорогу до селения Гвэн особо и не видел. Санька, считай, всю дорогу чуть не на нем сидел, прижав его к борту саней. Только-только друид пытался пошевелить и выглянуть, как душегуб начинал недовольно мычать. Приходилось снова опускать головы.
        На месте они оказались, когда уже начало темнеть. Сани остановились, а возница с кем-то начал разговаривать. Причем, говорил подобострастно, явно заискивая. Отвечавший же, наоборот, цедил «через губу».
        - Полный гут, господин капрал! Исчо одного из этих пымали с моим племяшом. Вот Санька, племяш мой! Санька, дурак, сымай шапку! Видишь, перед тобой сам господин капрал!
        - Это есть диверсант? - Гвэна вытащили из соломы и поставили перед высоким человеком в странной одежде мышиного цвета. Шлем на голове у него был, а доспехов почему-то не было. Хотя за спиной угадывалось какое-то оружие - не то меч, не то сабля. - Почему кровь и синяк? Кто его бить? - парня ухватили за щеку и повернули сначала в одну сторону, потом в другую. - Русская скотина! Господин лейтенант дать ясный приказ: искать, ловить, привозить сюда!
        А с возницей во время этой отповеди настоящее преображение произошло. Сизый нос весь сгорбился, отчего сразу же сделался ниже ростом. Голову отпустил к земле, и смотрел с видом побитой собаки.
        Только Гвэну от этого не было никакой радости. Ясно же было, что ничего хорошего ему здесь не грозило. Как бы из огня да в полымя не попасть. Слишком уж плохим духом несло от этого места - земляным, кровавым, словно у места смертоубийства.
        - А сейчас веди его к остальным. Господин лейтенант уехать в комендатур до утра, - высокий повелительно махнул рукой в сторону невысокого бревенчатого сарая, возле которого горел костер. - Шнель, шнель!
        Сизый нос тут же вытянулся и что-то рявкнул в ответ. После повел Гвэна к сараю.
        - Живи пока, комуняка проклятый! Твое счастье, что господин лейтенант в отъезде. Пшел! - прогромыхал засов, дверь отворилась, и парня толкнули в черный проем. - Можешь напоследок с этой помиловаться, коли не побрезгуешь. Завтрева все равно сдохните.
        От сильного толчка друид пролетел несколько шагов и распластался на земле, чуть присыпанной сеном.
        - Кто… здесь? - вдруг донесся до его уха хрипящий голос. Глаза еще не привыкли к темноте, поэтому он ничего не видел. - Товарищ… Алексей… ты? За мной пришел? Леша…
        Наконец, Гвэн разглядел в противоположном углу лежащую фигуру, прикрытую какой-то мешковиной.
        - … Лешенька, командир, уходи… Задание… Уходите. Я смогу, я вытерплю… - голос бы, несомненно, женский, но невероятно жесткий, непреклонный. Силы, которая в нем была, с легкостью хватило бы и на десяток воинов. - Я ничего им не сказала, командир. Только, что меня зовут Таней… Лешенька, ты еще здесь?
        Друид осторожно подполз ближе. В шаге от него в соломе лежала девушка, почти девчонка, накрытая жесткой мешковиной. На ее лице и выглядывавших плечах не было живого места - сплошные багровые кровоподтеки, свинцовые синяки. Тяжелые хрипы в голосе говорили, что не лучше было и с ее внутренностями.
        - Я не сказала фашистам, что мое настоящее имя Зоя. Слышишь, Леша? Эти нелюди ничего от меня не узнали, - и сказано это было с такой неприкрытой гордостью, что у Гвэна ком подступил к горлу. Что же это за люди такие, которые не боятся смерти?
        Стараясь не причинить ей боль, друид осторожно отогнул мешковину. Нужно было осмотреть раны. Вдруг он сможет ей помочь. С исцелением в этом месте вряд ли что-то получится, а вот заживить некоторые раны можно было попробовать.
        - А-а-а-а, - еле слышно простонала девушка, когда еще немного сдвинул ткань. - Больно… Мамочка, как же мне больно…
        Ее тело было полураздето. Легкая сорочка совсем ничего не скрывала. Открытая шея чернела синяками и потеками крови. Едва оформившиеся груди покрывали десятки порезов в виде странных многоугольных пентаграмм, очень похожих на знаки некромантов пустошей его мира. Если и здесь осели маги-некросы, то ему будет совсем не весело. Некроманты испытывают просто животную ненависть к ним, магам жизни.
        - Мам, почему мне так больно? - металась она в полузабытье. Скорее всего от ран «подхватила» лихорадку. Лицо «пылало» алыми пятнами. - Вызови пожалуйста врача, мамуль… Слышишь?
        Гвэн быстро подтянул к себе сумку со снадобьями и начал в ней шевыряться. Слава Великому Лесу, лиходеи, что его схватили, ничего отсюда не выкинули. Эти глупцы не узнали магические зелья, тем хуже для них.
        - Тише, тише, - прошептал друид, прикладывая палец к ее рту. Лишни шум им сейчас совсем не нужен был. - Сейчас полегчает. Потерпи немного.
        Бросил в рот несколько корешков мандрагоры, сваренных в щавелевом отваре, и быстро зажевал. Получившуюся кашицу нужно было как можно скорее приложить к ее ранам, чтобы спало воспаление и унялся жар. Поможет снадобье и с восстановлением сил. Если дэвы Великого Леса будут благосклонны, то уже к утру ей станет гораздо лучше.
        От другого корешка синего цвета Гвэн отщипнул самую малость. Ему тоже не помешает немного сил. Примешь больше, можно и не проснуться.
        - Ничего, Гвэн, ничего. Могло быть и хуже. Ты жив и здоров… И, кажется, нашел ту, которая нуждается в твоей защите.
        Чуть потянувшись, он поправил мешковину на девушке. Покрывало, конечно, не овечье, но другого здесь и не было.
        Глава 3
        -//-//-
        Сводка Совинформбюро за 29 ноября 1941 года.
        'В течение ночи на 29 ноября наши войска вели бои с противником на всех фронтах.

* * *
        Наши лётчики, действующие на Западном фронте, за один день уничтожили 89 немецких танков, 430 автомашин с боеприпасами и пехотой, 11 автоцистерн с горючим и истребили около 2.000 солдат и офицеров противника.

* * *
        Бойцы товарища Федюнинского за два дня боёв на одном из участков Ленинградского фронта уничтожили 4 немецких танка, 11 бронемашин и истребили свыше 300 солдат и офицеров противника'.
        -//-//-
        Боль на нее накатывалась волнами. Одна за другой, одна за другой, грозя утопить, растворить без следа. Зое дико хотелось кричать, плакать. Но всякий раз, когда на нее особенно накатывало, она держалась, ещё сильнее кусая губу.
        - А-а-а, - лишь изредка с багро-черных губ срывался еле слышный стон. - Мамуля, мне больно…
        От нестерпимой боли Зою то и дело бросало в забытье. Она слышала голоса знакомых и родных, разговаривала, спорила с ними, хотя бы ненадолго забывая о страшном.
        - …Мамуля, что ты такое говоришь? Как тебе не стыдно? Я же комсомолка! - в этот раз Зоя спорила со своей мамой, которая пыталась отговорить ее от желания записаться в ряды диверсантов-разведчиков. - Я не буду прятаться, когда моя страна воюет. Слышишь, не буду! Передай Лёше, что я его очень сильно люблю… Не плачь, мамуля, все будет хорошо, обязательно будет хорошо. Мы победим…
        Через мгновение измученная девушка уже видела седого плотного мужчину с майорскими шпалами, командира их диверсионных курсов. Тот, сдвинув брови, пугал ее жестокими пытками и смертью.
        - …Товарищ майор, не надо нас пугать, - упрямо нахмурились Зоя. - Мы не боимся ни капельки. Если нужно для дела, для нашей страны, с радостью отдадим наши жизни…
        Позже перед ее глазами встала высокая фигура крепкого парня с окровавленным лицом, старшего ее группы. Он лежал в снегу, зажимая рану на бедре.
        - …Лежи, Саша, Лежи. Я сама выполню задания. Не сомневайся, все сделаю, как надо. Ты не гляди, что я маленькая, как воробушек. Я сильная, все могу вытерпеть, - Зоя сняла с себя укороченную шинель и накрыла ею ноги парня. - Мне не холодно. У меня же ещё свитер теплый есть…
        Но на нее накатывалась очередная волна нестерпимой боли, и ее снова выбрасывало в страшный мир. Зоя со стоном открывала глаза, едва различая постылый пейзаж - заледеневшие доски старой овчарки и сено.
        Зубы сжимались с такой силой, что начинали крошиться.
        - Мамуля, мне холодно… Прости меня за все… - на глазах показались две крошечные слезинки. - Я обманула тебя… Я не смогу вернуться… Мама, это ты?
        Перед ее глазами вдруг мелькнул тонкий силуэт с длинными черными волосами. Зоя вскинула голову, узнавая маму.
        - Мамочка, ты за мной пришла?
        Лица девушки коснулась теплая ладонь. Конечно, это мама! Она всегда так делала, когда Зоя температурила.
        - Мамулечка, мне очень больно… Не могу я больше…
        Ей так хотелось пожаловаться, что она с трудом сдерживалась. Снова до крови закусила губу. Только стон все равно вырвался.
        - А-а-а… - тоненько простонала она.
        Теплая рука нежно потрепала ее по волосам. Как же это было приятно. На какое-то мгновение боль отступила, и она смогла вздохнуть полной грудью.
        - Потерпи немного. Сейчас тебе полегчает, - услышала Зоя чуть грубоватый голос, совсем не похожий на мамин. - Потерпи.
        Она вздрогнула и попыталась оттолкнуть незнакомца. Уже подняла руку, но сразу же замерла. На ее раны на затылке и плечах вдруг легло что-то влажное.
        - Сейчас все будет хорошо.
        И тут ее затопило тепло. Боль, все это время терзавшая ее, исчезла, словно по мановению волшебной палочки. Стало невероятно хорошо, спокойно, как в далеком детстве.
        -//-//
        Под самое утро друид все-таки задремал. Не хотел, терпел, но все-таки не выдержал. Усталость, да и нервы сказались. От принятого ночью снадобья потеплело. Тело, как печка, жаром пылала.
        - Товарищ? Эй, товарищ? - Гвэна разбудил чей-то тихий шепот, отчего он тут же открыл глаза. Прямо на него с бледного девичьего лица смотрели большие карие глаза, в которых застыл немой вопрос. - Ты кто такой?
        Ничего ей не отвечая, друид внимательно осмотрел ее лицо. Задержал взгляд на уже подживших царапинах и почти рассосавшихся синяках. Отметил, что полностью спала опухоль от ударов. Корень касьян-травы, хоть и действовал, как малое исцеление, вновь сработал.
        - Заснул, что ли? Ты местный? Или из отряда? - в нетерпении ерзала девушка, пытливо заглядывая ему в глаза. - Из пятого или девятого? Что ты молчишь?
        Он непонимающе качнул головой. Какой еще отряд? Про что она говорит?
        - А ты что сделал? За что тебя взяли? - не унималась она, пытаясь прочитать на его лице ответ. - Партизан? Из партизанского отряда?
        - Партизаны… А кто это? - недоуменно спросил друид, разводя руками. Мол, не понимает ее. - Я не из этих земель. Партизаны - это баронские воины? Или стражники местного маркграфа?
        У девушки при этом аж лицо от удивления вытянулось. Удивилась, похоже, очень сильно. Вон даже ротик приоткрыла, язычок показывая.
        - Ты что совсем… Какие стражники, какой маркграф? Партизаны же за нас, за советских людей, за Красную Армию? - едва не прокричала она, с вызовом ловя его взгляд. - Или ты… - вдруг задохнулась девушка, зло сверкая глазами. - Враг? Ты враг? Отвечай!
        - Почему? Что ты такое говоришь? Я, вообще, ничего не понимаю, - друид вздохнул и примирительно поднял руки. Мол, подожди, не спеши с выводами, дай объясниться. - Какой я тебе враг? Я же тебя исцелил. Посмотри на себя. Ничего не замечаешь? Ты же умирала…
        Девушка тут же осеклась. Качнула головой, словно не верила ему.
        - Чего? Ой! Мамочки! - удивленно вскрикнула, поднимая руки к лицу. - Мои пальцы… Ногти… целые…
        Гвэн понимающе улыбнулся. Еще бы она не удивилась. Странно, что орать от радости не начала. У нее же на большей части пальцев руки ногтей не было. Одно кровавое месиво. Да и некоторые пальцы поломаны так были, что смотреть страшно. Сейчас же, другое дело. Сгибаются и разгибаются, раны начали розовой кожицей затягиваться.
        - А ноги… Как же это так? - и тут ее взгляд упал на босое ноги, которые до этого были укутаны в мешковину-покрывало. Она вытащила их наружу и чуть к себе подтянула. - Я же помню, что было вчера… Что это такое? Гипноз? Я сплю?
        От темной, почти синей, обмороженной кожи не осталось и следа. Даже пальчики ног почти поменяли цвет с черного на бледно-серый. Подстегнутый целительным зельем организм произвел настоящее чудо, сконцентрировав все ресурсы организма на восстановлении самых поврежденных участков и органов. Могло быть и лучше, но девушка была измученной, уставшей. Для малого исцеления же силы берутся из самого человека. А вот, если использовать большое исцеление, то все было бы иначе. Но ей еще рано об этом знать, покачал головой друид.
        - Поняла теперь, что я тебе не враг? - Гвэн кивнул девушке, все еще с шоком рассматривавшей свое тело. Касалась руками то щек, то плеч, то коленей. Именно там вчера и были открытые кровоточащие раны, от которых сейчас не осталось и следа. - А теперь расскажи, что здесь происходит? В лесу на меня напали какие-то разбойники. Ваш барон совсем на своих землях за порядком не следит. Тут и десятка стражников хватило бы, чтобы разогнать всех душегубов и лиходеев. И, главное, почему с тобой сотворили такое? Что ты такое страшное сделала? Я, конечно, слышал, что у людей воды за оскорбление Бога сжигали заживо, но про такие пытки ни разу не слышал. Ты убила какого-то знатного человека? Уж не правителя ли этих земель?
        Друид пытался понять, чего такого эта хрупкая с виду девушка могла совершить. Ведь, совсем девчушка еще. Руки тонкие, шея, как у куренка. Глаза огромные, как озеро. Никак она не похожа на жестокого душегуба.
        Наконец, налюбовавшись на свои целые пальчики, она подняла взгляд на парня и сразу огорошила его:
        - Ты дурак что ли? Совсем с ума сошел? - с каким-то надрывом спросила она.
        Причем интонации были такими, словно он нем полную чушь. А что такого странного Гвэн спросил? Ведь, схватившие его люди, правда, были похожи на стражу какого-то правители. Все они носили одинаковые длинные суконные плащи, похожие бляхи на ремнях. Даже странные посохи в их руках были очень похожи.
        - Какие ещё стражники? Маркграф, барон? Что это за полная чушь? - не переставала возмущаться она, потрясывая кулаками. - Это же немцы, фашисты! Они напали на нас и хотят всех убить! Дошло?
        Друид честно пытался понять происходящее, но получалось пока не очень. Сведений не хватало. Ясно было одно - здесь шла жестокая война и эта девушка отчаянно нуждалась в его помощи.
        - Ты откуда, вообще, такой явился? С Луны свалился что ли? Война уже два месяца идёт. Фашист прёт, как заведённый. Бомбит города, сжигает села и деревни…
        В этот момент с улицы послышался громкий собачий лай. Затем хруст снега. Кто-то шел мимо и отчаянно зевал. Похоже, кто-то из стражников решил их проверить, догадался Гвэн.
        - Ой! Скоро немцы за мной придут, - резко подобралась она, натягивая холстину до самой шеи и закрывая свою голые плечи. Ведь, под холщовой накидкой, по-прежнему, была лишь тонкая сорочка. - Вчера их главный сказал, что меня сегодня повесят. Вон даже табличку, что на шее будет, со мной кинули.
        Она кивнула на небольшую дощечку с какими-то письменами.
        - Испугать хотели, - подняла табличку и сама повесила себе на шею. - Не-по-лу-чит-ся, - с вызовом произнесла она по слогам и поднятым куска угля что-то начала дописывать. - Я все равно не боюсь. Я поджигала фашистов…
        Свет через щели в двери упал на нее, выделяя гордый силуэт лица. Голова вскинута, губы непреклонно сжаты, глаза смотрят куда-то далеко-далеко отсюда. Такая с легкостью взойдет на эшафот и сама накинет удавку на свою шею, мелькнула в мыслях у Гвэна.
        - Подожди… - друид коснулся ее руки. - Не будет никакой казни, если будешь меня слушать.
        Ему было наплевать на то, что она совершила. Сейчас перед ним сидела юная девушка, недавняя девчонка, явно еще не познавшая ни радости любви, ни счастья материнства. Даже хуля местного Бога или Богов, она не могла заслужить те кары, что выпали на ее долю. Гвэн помнил эти раны, во множестве покрывавшие ее руки и ноги. Страшно вывернутые нежные девичьи пальчики, сорванные с мясом ногти на них, измочаленная палками спина. По-звериному измывались над ней, стараясь причинить как можно больше боли. И разве может настоящий друид пройти мимо? Учитель бы точно не прошел, кивнул парень будоражащим его головы мыслям. Он тоже не пройдет.
        - Слушай меня внимательно, - раздельно, по слогам, произнес Гвэн, смотря прямо в девичьи глаза. - Сейчас я приготовлю одно снадобье и дам его тебе. От него ты очень крепко заснешь. Никто, даже самый искусный лекарь, не поймет, что это сон. А вечером я приду за тобой.
        Та неверяще хмыкнула в ответ. Ясно было, что не верила она в то, что такое может получиться.
        - Не считай немцев за болванов. Они ни за что в это не поверят. Если бы все было так просто. Фашисты - страшный, матерый враг, которого на мякине не проведешь.
        Только Гвэн уже был на ногах и быстро шарил в куче сена, что была навалена рядом. Как это было ни смешно, но все ингредиенты для этого необычного и довольно редкого снадобья можно было найти буквально за домом, на лугу. Это были четыре самых обычных растения, про которых ничего особого и не подумаешь - хвощ, дикая рожь, подорожник и простенький вьюн с крошечными цветочками.
        - Вот, - через несколько минут в его руки уже было искомое, правда, выглядевшее очень неприглядно. Как говориться, без слез не взглянешь. в ладони лежали какие-то сушенные листики, стебли и пара скрюченных небольших корешков, к счастью оказавшихся в соломе. - Я пока истолку все это, а ты приготовь немного воды. Вон, через дыру снега набери и пусть у тебя в руках растает.
        От уверенного тона и, главное, делового вида друида скепсиса у девушки явно поубавилось. Дотянулась до небольшого пролома в стене и захватила с улицы целый ком пушистого снега, от которого тут же начала неметь рука. Пришлось поднести к лицу и усиленно дуть, чтобы все это начало таять.
        Гвэн же, найдя пару камней, усиленно крошил сухие растения в порошок, тщательно перемешивая получавшуюся смесь. Время от времени нагибался и шептал особый заговор, которому его еще учитель научил. От этого снадобье быстрее набирало силу.
        - Плотнее ладони прижимая, вода просачивается, - парень осторожно высыпал смесь из сушеных растений в ее ладони и начал медленно перемешивать. Не спешил, старался, чтобы не получались твердые комки. - Почти готово. Теперь медленно прожуй эту кашицу и проглоти все, без остатка. Давай, давай. Это поможет тебе спастись. Верь мне.
        Она внимательно поглядела в его глаза, казалось, заглядывая в самую его душу. Чуть помедлила и тихо прошептала:
        - Не обмани меня, ведь я поверила тебе… И меня зовут Зоя… Зоя Космодемьянская, - девушка робко улыбнулась.
        Затем вздохнула и положила влажную кашицу в рот. Начала жевать, кривясь от появившейся горечи. Но не останавливалась, делая все так, как и сказали.
        - А теперь, Зоя, ложись. Глаза обязательно закрой, а то можно и с открытыми уснуть.
        Ее глаза медленно закрылись, а через мгновение она уже спала. Хотя сном это было сложно назвать, скорее необычной формой очень глубокой каталепсии, вызванной специфическим действием веществ на центральную нервную систему. Нервная деятельностью угнеталась, практически сводясь на нет. Даже со специальной измерительной аппаратурой сложно было зафиксировать какие-то сигналы от головного мозга. А про полевые условия и говорить было нечего. Конечно, друид ничего из этих мудреных веще не знал. Его знание было иным, основанным на тысячелетней истории развития древнего учения Жизни. Все секреты, которые ему передал Учитель, копились веками сотнями и сотнями подвижников-друидов.
        - Спи,… Зоя, - Гвэн с некоторой заминкой произнес это странное имя. Странным оно было потому, что в его мире означало неприступный скальной выступ, которому не страшна никакая природная стихия. Похоже, своим характером она полностью оправдывала имя. Такой человек, если уверен в своей правоте, и против целого мира выйдет, глазом не моргнет. - Я обязательно вытащу тебя отсюда… А пока посмотрю на тех, кто тебя так мучил.
        В его голосе просквозила явная угроза. Никто в его селение никогда бы не назвал его жестоким, но сейчас все внутри него кипело от возмущения. Хотелось найти этих людей, посмотреть им в глаза и спросить, как они могли сотворить такое. В его мире о таких страшных пытках Гвэн и слыхом не слыхивал. Как можно было измываться над совсем юной девчушкой? Что она такого совершила? Украла перстень у супруги местного барона? Может убила этого самого барона? Но даже за такое преступление нельзя причинять такую боль.
        - А вот и они, кажется, - судя по скрипучим шагам, к двери кто-то шел.
        Дверь резко отворилась и на пороге возникла высокая фигура в серой шинели и железном шлеме. В руках стражник держал неизменный посох с железным наконечником.
        - Девка выходить! Бистро, бистро! - простуженным высоким голосом пролаял стражник, тыкая посохом внутрь сарая. - Девка!
        Не дождавшись никакого ответа, вошел внутрь. С недовольным сопением начал оглядывать сарай, пока, наконец, взглядом не наткнулся на лежавшее девичье тело. У него тут же округлились глаза.
        - Вставайт! Бистро! Не притворятся! - подойдя, несколько раз довольно сильно ткнул по телу посохом. - Ты, говори! Что происходить?
        Парень, внимательно следивший за стражником, развел руками. Мол, его нечего сказать. Спал всю ночь и ничего не видел.
        - Брать девка! Бистро! Нести за мной! - буркнул ему стражник после недолгого раздумья. - Идти!
        Едва Гвэн замешкался, как в спину прилетел сильный удар.
        - Бистро, свинья!
        Бережно подняв невесомое тело, друид вышел из сарая. У порога немного замешкался, от солнечного света и лежавшего повсюду снега в глазах потемнело. Пришлось чуть постоять, пока глаза привыкнут.
        Оказалось, идти было недалеко. Сотня шагов, не больше. Через высокое деревянное крыльцо с необычной крышей попал в просторную горницу, в которой пылала жаром огромная печка.
        - Класть девка лавка! - по его спине снова ударили, явно приказывая ускориться. - Сам встать у окна! Бистро!
        -//-//-
        Лейтенант Курт Золинген, командир второй роты, расположившейся в этом русском селе, пребывал в отвратительном настроении. Всю ночь его мучила изжога от давно уже заработанной язвы, отчего поспать толком так и не удалось. Вдобавок, и позавтракать утром ему нормально не дали. Отчего тут иметь хорошее расположение духа?
        - Совсем распоясались тут! Ничего сами сделать не можете! - начал орать он, едва войдя в избу. - Что еще тут стряслось? Что это еще такое? - выйдя из небольшого коридора, лейтенант вдруг наткнулся взглядом на неподвижное женское тело, лежавшее на лавке у окна. - Какого черта вы притащили сюда эту русскую потаскушку? Ее уже допрашивали, а вешать еще рано. Вот когда прибудет господин генерал, тогда…
        Тут до него наконец доходит, что позвали его совсем не спроста.
        - Рядовой, только не говори, что она сдохла. Слышишь? Меня же генерал Гепнер с дерьмом съест… Вот же проклятье! Где врач? Где эта пьяная скотина? Живо его сюда! Пусть эту осмотрит…
        Прибывший вскоре полноватый мужчина, полковой доктор, бывший явно навеселе, особо не усердствовал. Потрогал запястье и шею девушки. Оттянул веки. Несколько раз с силой нажал ей на живот. После чего, чуть пошатываясь, махнул руками. Мол, умывает руки.
        - Русская диверсантка мертва, дружище. Вы явно вчера переусердствовали, когда ее допрашивали, - слово «допрашивали» он особо выделил, похоже намекая на методы этого самого допроса. - Без вскрытия сказать сложно, но скорее всего вы ей повредили какие-то внутренние органы.
        - Она точно не притворяется? - поморщился Золинген от панибратского обращения доктора. Хотя они и были в одном звании, но по должности он считался выше. - Вдруг решила перехитрить? От этого отребья всего можно ожидать.
        - Ха-ха, - расхохотался врач, вытаскивая из внутреннего кармана шинели небольшую металлическую фляжку. Одним движением раскрутил крышку и по комнате тут же поплыл тонкий аромат превосходного французского коньяка. - Обижаете, мой друг. Я, конечно, немного, совсем малую часть, пьян, однако все же могу отличить мертвого человека от живого.
        Он сделал глубокий глоток, даже зажмурившись от наслаждения.
        - Эх, старина Курт, а помнишь Францию? Как мы вечерами гуляли по этим запутанным улочкам Парижа, сидели в уютных кофейнях и знакомились с милыми барышнями, от которых не было отбоя… - с грустью протянул врач. - Как же я скучаю по этим временам. Мне иногда кажется, что это было тысячу лет назад.
        Запрокинул фляжку и сделал новый глоток, с жадностью допив остатки.
        - А в этой варварской стране мне больше приходится копаться в трупах, чем общаться с живыми, - бросил тоскливый взгляд на девичье тело, нательная рубаха на которой задралась. Показались длинные ноги, густо покрытые синяками и порезами. На окровавленной ткани едва проступали бугорки грудей. Вот это его теперь ждало вместо флирта с юными и готовыми на все француженками. - Курт, дружище, брось ты все это! Пошли лучше ко мне. У меня еще немного осталось этого божественного напитка, - доктор выразительно тряхнул фляжкой. - Если она живой тебе ничего не сказала, то мертвой уже точно этого не сделает. Пошли.
        Лейтенант, ничего не отвечая, бросил на него ненавидящий взгляд. Если бы не его важные родственники в гестапо, он бы уже давно начистил рожу этому пьянице. Сволочь, напьется, а ему тут приходится за него все расхлебывать. Не мог вчера предупредить, чтобы он не слишком старался на допросе.
        Золинген посмотрел на лицо диверсантки, спокойствием напоминавшее лица нимф на античных статуях. Вчера там были совсем другие эмоции. Эта девка смотрела на них с презрением, как на грязь под ее ногами. И это особенно его бесило. Как эта тварь, вообще, могла так на него смотреть? Он немецкой офицер, военный в третьем поколении, представитель победоносной армии Третьего Рейха! А кто она? Немытая сумасшедшая потаскуха! Он «заводился», приказывая своим солдатам не останавливаться. Пару раз даже сам принимался лупить ее палкой. Она же в ответ молчала, лишь изредка кривясь.
        - Прав, тысячу раз прав фюрер. Славяне нелюди, а самые настоящие животные. Они даже ведут себя, как животные.
        Отвернувшись, лейтенант прошел к середине комнаты. И здесь заметил странного одетого паренька с длинными черными волосами.
        - Капрал, это еще что за чудо? - тычок пальцем в сторону окна.
        - Задержанный, господин лейтенант. Его полицаи вчера у леса встретили. Я вам докладывал, - Золинген кивнул, что-то такое припоминая. Вчерашний день из-за празднования дня рождения их командира у него немного выпал из памяти. - Они сказали, что он скорее всего тоже диверсант. Только, по моему мнению, он дурачок местный. Эти же просто решили награду получить за него, как за настоящего партизана.
        Лейтенант криво усмехнулся на это замечание. Очень даже правдоподобная мысль. Местные полицаи, ведь, тоже были русскими, а, значит, не далеко ушли от остальных. Такие же свиньи, лишь на немецкой стороне. Вполне могут выдать придурка за настоящего опытного диверсанта.
        - Спроси, кто он и что делал в лесу, - кивнул Золинген, внимательно наблюдая за парнем.
        Тот при этом вел себя совершенно спокойно. Вертел по сторонам головой, разглядывая половик на полу, старые фотографии на стенах, беленный потолок. Иногда останавливал свой взгляд на самом лейтенанте и солдатах. Казалось, совсем не боялся.
        Капрал быстро что-то спросил. Русский, почти не раздумывая, ответил.
        - Э-э, господин лейтенант, он точно дурачок. Какой-то бред несет, - замялся капрал, сморщив недоуменно рябое лицо. - Говорит, что он друид, хранитель Великого леса и зовут его, кажется, Гвэн.
        У лейтенант дернулась щека. Явный признак скорого наступления бешенства. После контузии с ним уже не раз случался такой приступ.
        В этот момент задержанный парень сам что-то спросил. Причем говорил с необычной требовательностью в голосе. Звучало так, словно он имел право так говорить.
        - Что он там бормочет? - поморщился Золинген, стараясь успокоиться. Только нового приступа ему сейчас не хватало. - Переводи слово в слово.
        - Я бы не хотел, господин лейтенант, - начал было капрал, но тут же наткнулся на встречный бешенный взгляд командира. - Так точно, господин лейтенант! Спрашивает, почему мы жестоко пытали ту девушку? Не боимся ли мы кары местных Богов? Он точно умом тронулся, господин лейтенант…
        А задержанный к удивлению Золингена и не думал молчать. Снова заговорил. Причем речь оказалась весьма пространной.
        - Ну? - лейтенант вопросительно взглянул на капрала, который уже и не рад был, что знал русский язык. - Что это животное еще несет? Мне даже занятно стало, как далеко он может зайти. Переводи все в точности, - сам же расстегнул кобуру.
        - Он сказал, что мы недостойны быть воинами. У нас нет чести, раз мы так издевались над беззащитной женщиной, - повторяя это, капрал то и дело пытался что-то смягчить или даже не договорить. Но всякий раз недовольный рык командира заставлял его переводить дальше. - Предлагает нам отдать ему тело этой девушки и отпустить его. Взамен даст нам… э-э-э какое-то лекарство или снадобье. Говорит, в этом мире нет ничего похожего и мы обязательно будем довольны.
        Сказав это, капрал замолчал и с явным испугом уставился на бледного, как смерть, лейтенанта. Точно вот-вот должен был последовать взрыв ярости. Но, к счастью, случилось другое.
        - Ха-ха-ха-ха! - Золинген вдруг перегнулся от смеха. - Бог мой, это же натуральный идиот! Надо сегодня же остальным рассказать об этом! Надо же, я встретил настоящего кельтского друида, способного приготовить волшебный напиток! Похоже, этот придурок тоже читал легенду Гофмана о великом друиде Амергине и его чудодейственном зелье. Ха-ха-ха! Знатно повеселил он меня. Ха-ха-ха!
        Капрал, радуясь, что «буря прошла мимо», тоже заулыбался.
        - Такой недоумок определенно не может быть диверсантом. Большевики слишком умны, чтобы тратить свои ресурсы на такое дерьмо. Вот, что капрал, - на мгновение лейтенант задумался. - Прикажи полицаям взять этого идиота с его мертвой девкой и идти на кладбище. Пусть этот недоумок выкопает там для них двоих могилу. Кстати, раздеть его. Если он друид, то обязательно найдет способ согреться. Ха-ха-ха!
        -//-//-
        К обеду разыгралась самая настоящая метель. Вьюжило так, что в десятке шагов ничего не видно было. Тем страннее было то, что от крайней избенки в сторону погоста тянулся длинный след, постепенно исчезающий под снегом.
        Эта троица, что не испугалась бурана, была уже на полпути. Позади шли двое местных мужиков с белыми и старыми советскими берданками в руках. Один из них немилосердно ругался, то и дело сплевывая снег. Берданкой нет-нет да и тыкал впереди бредущего обнаженного парня с тяжелой ношей на плечах.
        Глава 4
        -//-//-
        Ихний погост и раньше дурной славой пользовался. Многие даже своих покойников к соседям в Малую Свербеевку возили, чтобы похоронить по-человечески. Поговаривали, что в незапамятные времена здесь одну ведьму заживо похоронили. Та же возьми и прокляни всех окружающих и само место. Мол, с тех пор на погосте и стали всякую погань видеть.
        - О, батюшки, воет-то как, воет, аж все внутри обмирает, - замерла у окошка женщина, с испугом встраиваясь в темень за стеклом. - Спиридон, ты бы зажёг бы лампадку-то, а то боязно очень… - она бросила быстрый взгляд в угол, где на полке с иконами стояла потухшая лампадка. Оттого лики на иконах казались особенно нерадостными, строгими. Женщина тут же начала в пол голоса молитву читать.
        Ее муж, сидевший в этот момент за столом, презрительно крякнул. Быстро опрокинул стакан с мутноватой жидкость в рот и тут же занюхал его куском хлеба.
        - Дура-баба! - хмыкнул он, отворачиваясь от нее. - Сколько раз тебе говорил, то метель воет. Нет никаких гулящих покойников! В газетах про то уж столько писано, что и не перечесть, - Спиридон снова наполнил стакан, ставя его рядом с собой и с предвкушением рассматривая поднявшуюся в жидкости взвесь. Затем перевел взгляд на притихшую женщину и глубокомысленно добавил. - Эх, Марфа, не мертвых бояться надо, а живых…
        Только в этот самый момент, словно опровергая все его умствования, прямо под самым их окном такой стон раздался, что кровь в жилах стыла. Женщина обмерла вся Едва с ног от ужаса не брыкнулась на пол. Стоит не жива не мертва. А хозяин побледнел, как смерть, за топор схватился.
        - Спирюшка, смертушка наша пришла, - пискнула Марфа, вжимаясь в печь. Начала уже в полный голос молитву читать. - Господи иди еси на небеса…
        - Замолкни! - зло рявкнул на нее мужик. - Эй, кто там? Отвечай, паря! Чичас из винтаря стрельну, мало не покажется, - естественно, не было у него никакой винтовки, но разве это важно было. - Отвечай!
        А из-за двери продолжался раздаваться протяжный стон. Причем стон уже и не страшный был, а какой-то жалобный, чуть ли не кошачий. Такого и бояться совестно было.
        Мужик, перехватив по удобнее топор, подошел к двери и чуть-чуть приоткрыл ее, пристально уставившись в появившуюся щель.
        - Санька, вот же ты, дурная башка, напугал нас до усрачки! - вдруг с облегчением выдохнул он, на распашку открывая дверь. Внутри тут же появился местный дурачок, высокий детина в заиденевшем исподнем, усердно размазывавший слезы. - Чаво воешь-то да исчо в одних подштанниках? Упился горькой что ли? Заходь, заходь!
        Воющего и отчаянно жестикулирующего, парня ввели в горницу. Усадили на лавку и дали в руки кружку с самогонкой.
        - Пей, паря. Самогоночка, родимая, только на пользу пойдет, - Санька глотнул и сразу же закашлял. - Ничего, в другой раз сама пойдет. А таперича рассказывай.
        Дурачок говорить толком не мог уже с рождения. Больше мычал что-то неопределенное, активно помогая себе руками и отчаянной жестикуляции. Вот и сейчас «говорил» именно так. К счастью, местные уже научились более или менее разбираться в его неразборчивых россказнях.
        - … На погосте, гутаришь твой дядько остался? Замерз поди ужо? - морща лоб, разбирался Спиридон. - Подожди, подожди! Нежто про упырей гутаришь? Аль покойников? Як так забрали дядьку?
        При каждом новом мычании Саньки Марфа, прятавшая за печкой, испуганно вскрикивала. Похоже, что-то страшное себе представляла.
        Когда все закончилось, и дурачок успокоился, Спиридон решительно поднялся с лавки. Нашел глазами супружницу и бросил в ее сторону:
        - Собери-ка мне поминок для гаспадина лейтенанта. Пойду расскажу про все это. Клятые коммуняки, получается, сбежали. Людей собирать нужно скорее…
        -//-//-
        Темнота медленно опускалась на заснеженный лес. Острые тени прочь тянулись от деревьев. Не смолкавший ветер снова и снова бросал колючий снег в сторону бредущего человека, горбившегося под тяжестью ноши.
        Глухое, нехорошее здесь место, да и время, для человека без ружья и припасов. Даже опытные охотники, промышляющие зайца или кабана, не ходят через эту чащу. Заблудиться и сгинуть бояться. Тут такой бурелом с оврагами, что сам черт ногу сломит. К тому же от компаса никакого толку нет: стрелка, как заведенная, вертится вокруг своей оси. Оттого местные и дали этой части леса прозвание «Гиблый угол», наказав себе и другим держаться отсюда подальше.
        Только пришельцу из другого мира не было ни жарко, ни холодно от всего этого. Родившийся среди бескрайних лесов Меллоу и с рождения поклонявшийся дэвам Великого Леса, Гвэн был в родной стихии. Даже оставшись полностью обнаженным, не имея ножа и куска хлеба, он не смог бы пропасть здесь. Дома, как известно, и стены помогают.
        …Гвэн сделал еще несколько шагов по глубокому снегу и остановился. В паре шагов от него к верху резко поднимался склон оврага, густо заросший деревьями. Место было самое подходящее для его планов.
        - Кажется, здесь.
        Бросив на снег тулуп, осторожно положил на него спящую девушку. Сам же направился к вывороченному бурей дубу, «смотревшего» в небо развесистыми корнями. Тут обычно медведи берлоги устраивали - сухо, с наветренной стороны толстый земляной склон, а сверху крыша из корней. Им же сейчас не помешало такое жилище, а то метель и не думала стихать. Вдобавок и мороз крепчал. Если так пойдет, то к ночи может стать совсем зябко.
        - Так я и знал… - наклонившись к корням, он с удовлетворением нащупал под ними немалое пустое пространство. - Чуть веток сюда набросать, у стены камней для очага положить, и будет совсем хорошо. Можно будет непогоду пересидеть.
        Собственно, этим он и занялся. Быстро очистил вход в убежище от снега, и ужом проскользнул внутрь, где пришлось еще немного потрудиться. Обломком ножа, взятым у одного из сельчан, обрезал во множестве торчавшие корни из земли. Собрал и выбросил валявшиеся куски окаменевшей земли, вымел оставшуюся мелочь.
        Оставалось совсем немного. Камни для очага нашлись тут же - два здоровенных плоских песчаника серого цвета плотно легли чуть в стороне от лаза. Несколькими движениями расчистил небольшое отверстие вверху для дымохода.
        - Сейчас костер разожжем, все прогреем, - бормотал он сам с собой. Ученичество всегда было тесно связано с одиночеством, оттого и вел довольно часто такие беседы. - А там и о еде подумаем.
        Отрубленные корни настрогал в невесомую стружку, из овчинного тулупа надергал немного волосьев для огненной затравки. В одном из карманов вдобавок нашелся обрывок какого-то удивительного тонкого пергамента со странными четкими письменами. В его мире пергамент был плотным, толстым и шершавым на ощупь, отчего свитки и книги из него редко кому оказывались по карману. Они с учителем, вообще, березовую кору предпочитали. Здесь же, по всей видимости, все было иначе.
        Подивился немного на это чудо, а потом разорвал пергамент на множество мелких клочков. Теперь осталось только огниво достать, с которым друид никогда не расставался.
        - Вот и славно, - улыбнулся Гвэн, когда крошечный огонек заиграл в очаге. - Чуть погреет, и совсем хорошо станет.
        Жадно пожирая ветки, огонек быстро окреп. Дым мгновенно улетучивался через дымоход, оставляя в берлоге лишь тепло.
        Вновь юркнув в лаз, через мгновение друид вернулся обратно с девушкой в руках.
        - Зоя? Просыпайся.
        Уютно свернувшаяся калачиком девушка сладко потянулась. С чувством зевнула и приподнялась над тулупом. С округлившимися от удивления глазами оглядела земляные стены, обрывки корней в потолке. Затем остановила взгляд на очаге, от которого тянуло приятным теплом.
        - Где мы, Гвэн? - недоуменно спросила она, поднимая глаза на парня. - А немцы? Нам удалось? - до нее вдруг дошло, что вокруг не было ненавистных врагов. А это значило, что им удалось сбежать от немцев. - Но как так? Это ты сделал?
        - Этих лиходеев больше нет, Зоя. Забудь о них, - улыбнулся парень, подкладывая еще веток в костер. - Тебе отдыхать нужно. После сонного снадобья нельзя волноваться. Оно все силы из человека тянет, оттого и сильная слабость после пробуждения.
        Девушка кивнула, вновь ложась и кутаясь в тулуп. Подложив руку под голову, она стала наблюдать за Гвэном.
        - Отдыхая, я за едой. Не волнуйся, мигом обернусь, - он подвинул к костерку еще немного веток, показывая ей на этот запас. Мол, как нужно будет, еще подбросишь.
        Бросив напоследок на нее взгляд, друид выскользнул наружу. Для ослабленного организма девушки нужна была еда. Ему, кстати, она тоже бы не помешала. Судя по ощущениям, последний раз он ел еще в прошлом году.
        - А мороз-то усилился, - выдохнул он клубок пара и поежился от кусачего холода. - Но ничего…
        Казалось бы, где и как можно было раздобыть что-то съестное в промороженном ноябрьском лесу. Тайных схронов с продуктами и магазинов здесь и в помине не было. Попробовать поохотиться в такое время тоже было бы глупейшей идей.
        - Великий Лес, позволь мне прикоснуться к твоей благодати. Клянусь, не брать больше, чем нам нужно, - горячо прошептал друид, с закрытми глазами обхватив стоявшую перед ним березу.
        Наклонил голову, почувствовал, как бархатистая кора щекочет щеку. Сразу же на него нахлынуло привычное ощущение приобщения к чему-то безграничному. Это чувство было сродни тем эмоциям, которые вызывало плавание на волнах.
        - Великий Лес, я твой сын, твоя плоть и кровь. Открой мне себя…
        Широкая улыбка раздвинула его губы. Великий Лес и здесь признал его своей частью, как и в том мире, щедро делясь своей силой.
        - Великий Лес…
        Друид открыл глаза, зрачки в которых теперь напоминали кошачьи. Желтые, с вертикальной черной полоской.
        Вся его фигура сразу же подобралась, сгорбилась, сделавшись меньше. Голова мотнулась сначала в одну сторону, затем в другу. Ноздри расширились, с шумом вдыхая воздух.
        Окружающей лес стал его частью, стал им. Друид, слышал то, что видит Лес. Видел то, что видел Лес. Знал то, что знал Лес.
        Неожиданно вскинул голову вверх, пристально всматриваясь в небольшое черное пятно на одной из веток дерева. Согнулся и одним движением подпрыгнул на три - четыре метра в высоту. Быстро перебирая руками, взобрался по голому стволу еще выше. Добравшись до черного зева дупла, засунул туда руку.
        - Хр-р-р, - фыркнул Гвэн, доставая оттуда беличий запас орехов и сушеных грибов. Одну половину спрятал в карман фуфайки, а вторую засунул обратно. Нельзя было забирать все, беличьему семейству еще нужно было зиму пережить. Ничего, таких кладовок здесь было еще немало.
        В несколько скачков он спустился на землю и снова замер, внимательно оглядывая верхушку высоченной осины. До ближайшего беличьего дупла было с полсотни шагов, не меньше.
        По-кошачьи легко перескочил высокий сугроб, и оказался на стволе поваленного дерева. Быстро пробежал по нему, едва касаясь ногами. На мгновение замер перед прыжком, и тут же взвился в воздух, с силой цепляясь за ветку осины.
        Новой его добычей стали не только орехи с грибами, но и кусочки вяленных яблок. Видимо, местное семейство грызунов где-то наткнулось на яблоню-дичку, плоды которой и натаскали в свой погребок на дереве.
        - Хоррошо, - едва не урча от удовлетворения, друид спрятал часть добычи. Карман уже раздулся от найденного. Вряд ли туда еще что-то влезло бы. Значит, нужно было возвращаться. Великий Лес дал им все, что было нужно для выживания. Взять лишнего значило нарушить равновесие. - Порра.
        Раскачиваясь, повис на ветке. Уже собирался спрыгнуть вниз, как вдруг его ноздрей коснулся необычный запах. Пахло дымом и чем-то странным, едким, раздражающим, отчего скребло в носу.
        - Хм…
        Еще послышался стон. Не женский и не со стороны их убежища.
        Нельзя было так все оставить. Нужно было проверить. Вдруг там какая-то опасность, которая рано или поздно придет и к ним. Великий Лес просто так не подает знаки, что юный друид усвоил уже давно и крепко. И все, что случалось, случалось не просто так.
        Быстро спустился вниз. Повертел головой, вслушиваясь в звуки. Стон ему точно не почудился. Кому-то было очень плохо. Так звучащую в голосе боль было сложно подделать.
        Определив направление, нырнул прямо в сугроб. Снега здесь было, столько, что приходилось даже не идти, а плыть, помогая себе руками.
        Через сотню или немногим более шагов вышел к крохотной поляне, в самом центре которой заметил небольшое кострище. Огонь уже давно потух, а подбросить еще дров у лежавшего рядом человека, похоже, не было сил.
        Гвэн подошел ближе. Свернувшийся калачиком, человек был мужчиной в пухлой одежде, перевитой кожаными ремнями. Голову обтягивала шапка с длинными ушами, на макушке которой сверкнула круглые стеклышки в оправе. Что-то похожее в своем мире Гвэн уже видел у одного купца, который очень гордился ими и постоянно протирал их шелковой тряпочкой. Хвастался, что они даже слепцы могут вернуть зрение.
        - Мессер, командир, мессер сзади заходи… Прикрой, командир… - найденыша явно ломало в лихорадке. По бледному лицу гуляли красные пятна, тело тряслось от дрожи. С губ срывались бессвязные слова. - Горю, товарищи, горю… Жарко, жарко…
        Мертвенно белые пальцы тянулись к горлу, пытаясь сорвать с шеи шарф. Гвен не дал этого сделать, взвалив дергающееся тело себе на плечи. И этого тоже нужно было срочно в тепло.
        - Как бы не пришлось расширять берлогу, - ухмыльнулся он, кладя в рот и тщательно разжевывая небольшой корешок из своих запасов. Этот вечер, да и следующая ночь, у него предстояли тяжелые. И своих собственных сил могло просто не хватить.
        -//-//-
        Тепло, уютно. Пахло легким дымком и еще чем-то невероятно вкусным. Зоя уже давно проснулась, но глаза не открывала. Ей впервые за много-много дней было очень хорошо, и она боялась спугнуть это редкое ощущение.
        - Пить… Эй, кто-нибудь? Дайте попить.
        Вдруг услышала она хриплый и совершенно незнакомый голос, отчего сердечко сжалось от страха. Это точно не тот странный парень, что ее спас! Голос совсем другой! Неужели их снова нашли немцы?
        Осторожно открыла глаза и в слабом свете затухающего костра увидела лежавшего рядом мужчину в летном комбинезоне и шлеме. Пилот был невероятно обросшим, грязным, словно много дней провел в лесу.
        - Пожалуйста, дайте попить… Горит все внутри…
        И тут заметила небольшую алую звездочку, что сверкнула на его шлеме. Ее взгляд тут же потеплел. Значит, наш, советский.
        - Сейчас, родненький, сейчас, - поднялась она со своей лежанки. Прямо под ее рукой лежала самая настоящая миска из криво обрезанной бересты, наполненная водой с какими-то веточками. - Есть водичка, есть.
        Едва искусанных губ летчика коснулась миска, как тот сразу же стал с жадностью из нее пить.
        - Я летчик… Сбили меня… в октябре, кажется, - его воспаленные глаза остановились на девушке. - Потом я полз, полз. Не помню уже, сколько полз. Долго, кажется целую вечность… Я Леша… Маресьев… лейтенант, - он попытался повернуть голову, чтобы осмотреться. Не сразу получилось. - А где наши? У меня важные данные…
        Не надолго замолчав, летчик жалобно посмотрел на миску из бересты. Там еще оставалось немного воды. Зоя вновь поднесла миску к его губам.
        - Я нашел ее! Понимаешь? Я старший лейтенант Алексей Маресьев нашел ее! - вдруг с какой-то непонятной горячностью зашептал он, вцепившись в ее руку. Глаза при этом едва не горели. Девушке даже не по себе как-то стало от такого зрелища. - Никто не нашел, а я нашел. Чуть не по головам летал… Нужно срочно сообщить командованию. Ты не понимаешь меня? Я нашел новую ставку Гитлера…
        Глава 5
        -//-//-
        Утренний мороз был особенно крепок. Воздух едва не звенел от него, заставляя все зверье прятаться.
        Гвэн крепко прижался к стволу дуба, сливаясь с его бугристой темной корой, хотя, по-хорошему, мог бы этого и не делать. Кабан, на которого он сейчас охотился, отвратительно видел, обладая, в то же время, прекрасным обонянием. Поэтому пришлось натереться измельченной корой рябины, которая хорошо перебивала человеческий дух.
        Ожидание немного затянулось, и парень начал подмерзать. Осторожные топтание на месте потряхивание рук уже не помогали.
        Вдруг в тишине леса раздалось глухое похрюкивание, через мгновение сменившееся громкими шуршащими звуками. Похоже, глава кабаньего семейства решил почесать бок об одно из деревьев.
        Вскоре на полузасыпанной снегом узкой звериной тропке показалось небольшое кабанье семейство из пяти голов. Первым, как и всегда, появился матерый кабан под центнер весом, покрытой жесткой коричневатой с подпалиной щетиной. Крупная морда с вытянутой мордой и торчащими из губ желтоватыми клыками поворачивалась из стороны в сторону в поисках неведомого врага. Время от времени морда задиралась к небу, и кабан начинал шумно дышать.
        За ним шла самка такого же окраса, но существенно меньшего размера, и трое поросят. Гвэн тут же встрепенулся, вглядываясь в крохотных кабанят. Те испуганно жались к матери и жалобно похрюкивали при этом.
        - Последнего, - одними губами произнес он, обозначая для самого себя цель атаки. Подсвинок подходил для него, как нельзя лучше - мясо нежное, противник слабый. С кабаном такое может и не выгореть.
        Медленно отвел назад руку с длинным дротиком, на конец которого тщательно примотал ножик. Другого оружия у него не было, да и не нужно оно было здесь. Для лука слишком детская дистанция, для отсутствующего огнестрела - шумно. Самодельный, но от этого не менее смертоносный, дротик его полностью устраивал.
        - Ху! - выдохнул Гвэн, когда семейство оказалось прямо рядом с его деревом, и резко кинул дротик.
        От удара подсвинка отбросило с тропинки в сугроб. Лезвие дротика вонзилось точно в брюхо, отчего белоснежный снег вокруг тут же покраснел.
        Друид не спешил выходить, по-прежнему, прячась за толстым стволом. Нужно было выждать немного времени, чтобы кабанье семейство успокоилось и ушло. Самец сейчас был особенно опасен и готов, не раздумывая, броситься в атаку. Нечего было его провоцировать.
        - Дэвы Великого Леса, благодарю вас за добычу, - когда все опустело и тишина снова опустилась на лес, друид склонился над тушей. Прежде чем распотрошить добычу, следовало воздать почести духам Великого Леса. Ведь, он только что отнял жизнь одного из его созданий. - Я сделал это не для развлечения, а из-за голода. Благодарю вас…
        Лишь после этого Гвэн приступил к разделке. Из-за мороза туша быстро коченела, поэтому приходилось спешить. Резкими ударами, он вскрыл подсвинка и очистил его от внутренностей. Чуть дольше провозился со снятием шкуры.
        - Знатная должна получиться похлебка…
        Для тех двоих, о которых он теперь заботился, лучше и не придумать. Для девицы, которая назвалась странным именем Зоя, можно и жирное мясо, а для воина - пока только горячий бульон. По дороге, как раз, он и кое-каких веток наберет для похлебке, чтобы она по духовитее и полезнее стала. Только плохо, что до кореньев сейчас не добраться.
        - А потом и моим делом займусь…
        Именно сегодня, когда его оба болезных уснут, Гвэн думал предпринять нечто такое, что должно было очень многое определить в его дальнейшей судьбе. Слишком уж многое сейчас было для него неясно и не понятно. В чем-то все происходящее с ним напоминало ему хождение в потемках, когда толком не видишь ни начала, ни конца пути.
        - В чем же тут истина еще разобраться следует…
        Весь его дальнейший путь, как друида и хранителя Великого Леса, зависел от того, на чьей стороне истина. Ведь, увиденные и услышанное им до сегодняшнего дня оставляло слишком многое непонятным. Даже слова спасенной им девицы о великой войне и бесчеловечном враге открывали перед лишь один кусочек всей истории. А что с другой стороны? Как там видится война?
        - А точно ли это война?
        Сложив разделанную тушу в берестяной короб и закинув его за плечи, парень направился к себе, не переставая размышлять обо всем происходящем.
        - Вдруг два маркграфа поссорились из-за курицы или какой-нибудь девки? А теперь их воины остервенело режут друг друга…
        Ему нужно было знать точно, чтобы не совершить ошибку и выбрать для себя правильный путь в этой «темноте».
        - Узнаю, тогда и будет ясно.
        С этой мыслью парень добрался до места.
        Отряхнулся и скользнул в лаз, через мгновение оказавшись внутри.
        - Вот мясо и берестяной туес вместо котла, - немногословно проговорил он, посмотрев на Зою. - Свари похлебку, пока меня не будет. Вам сейчас горячее нужно поесть.
        Девушка с растерянностью взяла в руки коробку из берестяных полос, искусно скрепленных между собой. Рядом на хворост с ней шлепнулись куски окровавленного мяса.
        - А как? Это же сгорит на огне… Береста же… - недоуменно вертела в руках туес.
        Ухмыльнувшись, Гвэн поднял с земли несколько камней. Странно ему было видеть такую беспомощность. В его мире девица о таком даже спросить бы постеснялась. Не в каждой ведь семье есть большой железный котел. Многие еще по старинке варят похлебку в плохих глиняных горшках, которые даже на очаг ставить нельзя.
        - Кидаешь эти камни в костер. Ждешь, пока они не нагреются, - начал терпеливо объяснять он. Ведь, терпение великая добродетель, которая обязательно вернется к тебе. - После кидаешь в берестяной короб, чтобы они воде тепло отдали. И так делаешь до тех пор, пока вода не закипит.
        С каждым новым словом глаза у Зои становились шире и шире, пока, наконец, не стали размеров с большую медную монету. Точно никогда о таком не слышала, догадался Гвэн. Значит, в богатой семье жила, где железа вдоволь было.
        - И еще… - парень из-за пазухе вынул небольшой мешочек. - У него чернянка началась, оттого «горит» он, - Гвэн оттянул брючину найденного воина и показал на чернеющую кожу. - В мешочке есть снадобье, которое нужно замочить в кипятке и давать ему пить. Слышишь? Зоя, очнись?
        У той почему-то губы задрожали при виде почерневшей кожи. Странно. Чернянка, конечно, не простая хворь, но лечится. У девицы же аж слезы на глаза навернулись, словно хоронить собралась.
        - Э-э-это же гангрена. У товарища лейтенанта гангрена… - начала шмыгать она носом. - Он же умрет, если срочно ноги не отрезать…
        Со вздохом друид подвинулся ближе. Видно было, что девка вот-вот в слезы ударится. А известно, если женщина плачет, то лучше к ней не подходить. Ей же еще похлебку варить нужно.
        - Зо-я! - громко и раздельно произнес парень, хватая ее за плечи и крепко встряхивая. - Зоя! Успокойся! Ничего плохого с ним не будет! Я его живо на ноги поставлю! Держи снадобье, оно обязательно поможет.
        Она тут же вцепилась в этот мешочек с сушеными травами и кое-какими грибами, чтобы тело само чернянку побороло.
        - Начинай варить похлебку, а я скоро приду…
        -//-//-
        Немецкий офицер, раскорячившись, осторожно шел по узкой тропке, протоптанной в глубоком снегу. Цель, покосившийся туалет из сосновых горбылей, виднелся в сорока - пятидесяти шагах, которые еще нужно было осилить. А попробуй, если тебе так живот прихватило, что никакой мочи нет.
        - Сволочная страна, сволочные люди, не могли клозет в доме сделать… У-у-у-у, - шипел лейтенант Золлинген, еще на дороге начиная расстегивать китель. А последняя пуговка в этот момент, словно специально, застряла. Пришлось с мясом ее вырвать. - Дикари, настоящие дикари.
        Все-таки удалось добраться туалет без потерь. Даже не закрыв за собой дверь, лейтенант влетел внутрь и одним движением застыл в «позе орла».
        - Ох-х, - стонал он, оглашая окрестности стонами. - Как же хорошо… Сегодня же… нет завтра, прикажу теплый клозет сделать…. Ох, хорошо…
        Через мгновение его мысль уже перескочила на другое - недавний разговор с камрадом из соседней роты о том, что каждый из них за службу получит в России участок земли. Тогда крепко они поспорили о том, где лучше ставить свое имение. Камрад про Белорусию говорил. Мол, там леса хорошие, а, значит, и охотничьи угодья знатные. Он же настаивал на Украине с ее плодородными землями.
        - К черту эту охоту… Построю каменный дом с колоннами, заведу сви…
        И тут в его горло уперлось что-то холодное и острое. Богатое воображение Золлингена тут же нарисовало ему огромный тесак с ярко красной ручкой, которую держал здоровенный комиссар-еврей в кожанке и огромной звездой на фуражке.
        - Ты главный среди своих воинов? - вдруг прямо у его уха раздался спокойный ровный голос. Одновременно, острое лезвие еще ближе оказалось у горла. - Десятник? Сотник? Или тысяцкий голова? Отвечай?
        По-немецки говорили коряво, с ошибками, но общий смысл вопросов улавливался.
        - Да, да, я лейтенант вермахта Курт Золлинген, черт, то есть сотник, - лезвие было у самого горла, оттого и говорил он с большим трудом. - Что тебе нужно? Ты партизан? Диверсант? Ты же понимаешь, что в случае моей смерти солдаты тут камня на камне не оставят. Все разнесут, а что останется сожгут.
        Захвативший его незнакомец молчал, что лейтенанту прибавило смелости. Он почти уже поверил в испуг русского, чувствуя, как лезвие ножа отошло от его горла. Осталось лишь дожать его.
        - Генерал Бигнер пообещал за каждого немецкого солдата вешать по семь русских. За офицера будет повешено два десятка человек, - в последней цифре Золлинген приврал немного, решив повысить своюценность. - Понимаешь, что будет в случае моей смерти? Что ты молчишь? Здесь, вообще, никого в живых не оставят - ни старых, ни малых.
        Золлингена уже «несло». Ощущение, что ему удастся выпутаться живым из этой передряги, превращалось в настоящую уверенность.
        - Тебе лучше отпустить меня и сдаться. Тогда останешься жив. Я лично гарантирую тебе хорошее отно…
        Неожиданно холодок металла вновь оказался у его шеи. Лезвие чуть чиркнуло по коже, заставляя царапину кровоточить.
        - У-у-у-у-у, - еле слышно завыл лейтенант, чувствуя как его «выворачивает» снизу. Если бы уже не спущенные брюки, то был бы полный конфуз. - У-у-у-у.
        От всего происходящего его охватил просто дичайший стыд, превзошедший даже страх смерти. Не дай Господь его, немецкого офицера, найдут со спущенными штанами и перерезанным горлом посреди этого дерьма. Это же прогремит по всей дивизии. А может и до его родных дойти…
        - Ты слишком быстро говоришь. Я не все твои слова понимаю. Действие снадобья, которое позволяет нам разговаривать, уже заканчивается, - вновь раздался ненавистный голос этого русского. - Ответь, почему идет война? Зачем вы здесь?
        Немцу бы не торопиться с ответом, подумать немного. Ведь, захвативший его был очень странен и совсем не походил на тех русских, которых ему доводилось встречать. Его вопросы казались вопросами иностранца, который издалека сюда прибыл и совсем ничего не знает. Но Золлинген был в ярости, которая никак не давала ему успокоиться. Наоборот, изнутри него рвались оскорбления, проклятья и угрозы.
        - Что? Ты, чертов коммуняка, издеваешься надо мной? Почему мы ведем войну, спрашиваешь? Вот, поэтому и ведем! - с жаром говорил немец, едва сдерживаясь, чтобы не начать орать во весь голос. - Вы, русские, дикари, варвары, недочеловеки, которые по великой случайности занимают столько места. Вы монголы, не создавшие ничего великого! Вся ваша история - это история зависти, предательства и коварства!
        Он и не заметил, как стал выдавать за свои собственные мысли цитаты фюрера, с которыми был полностью согласен.
        - Вы же даже проигрывать цивилизованно не можете. Ваша армия разбита, сотни тысяч солдат сдались в плен, ваши города и заводы в руинах. Не сегодня - завтра Гудериан со своими танками войдет в Москву, а вы все стреляете, - продолжал Золлинген. - Вы звери, животные, которые не понимают ценность своей жизни! Тысячу раз был фюрер, когда призывал кастрировать всех славян, чтобы они не размножал…
        Больше он ничего не успел сказать. Голову его пронзила резкая боль, которая вдруг сменилась ощущением чего-то склизкого копошащегося в самой его макушке. Словно клубок змей самым невероятным образом оказался внутри него…
        -//-//-
        Уходя из деревни по глубокому снегу, друид то и дело сплевывал. Но избавиться от мерзкого ощущения все никак не удавалось. Сейчас он уже глубоко жалел, что решился опробовать на том странном воине тайное умение друидов - чтение памяти. Настолько сильный эмоциональный удар в ответ получил, что до сих пор отойти не получалось.
        - Странно… И они называют себя высшей расой, - та часть чужих воспоминаний, которые ему удалось «увидеть» никак не отпускали его, возвращаясь снова и снова. Всякий раз краски становились более яркими, живыми, вызывая еще большую тошноту. - Они объявили себя равными Богам, а других пылью под своими ногами…
        Перед его глазами появлялись жуткие по эмоциональной силе картины… По улицам катились странные повозки с корчащимися внутри них людьми… В печах сжигались сотни и сотни синюшных тел… У маленьких деток, похожих на скелетики, высасывали кровь… С людей сдирали кожу и делали из нее сумки для вещей.
        В какой-то момент Гвэн остановился, не в силах больше идти. Он опустился на колени и, выдохнув, с головой зарылся в снег. Надеялся, что хоть так немного встряхнется и выбьет из головы все это.
        - А если это Место скорби? Если я в ад попал? Ведь, тот отражение нашего мира, его изнанка, - посетила его странная мысль, заставившая подняться на ноги. - Где еще, как не в аду, может быть такое? Они делают из человеческой кожи сумки, Великий Лес! - потрясенно добавил он, хватаясь за голову. Перед глазами как раз стояла именно она, небольшая изящная кожаная сумочка телесного цвета. - Они хуже каннибалов и некромантов пустоши. Эти нелюди убийство сделали обыденностью.
        Резко тряхнув головой, Гвэн пошел в глубь леса. Теперь ему, по крайней мере ясно, на какой он стороне, и что он должен делать
        - Вот, значит, какое испытание мне выбрал Великий Лес, - шептал он, пробираясь по глубокому снегу. - В кровавом мире защитить чистую душу…
        -//-//-
        Еще несколько дней назад Зоя считала, что ее жизнь разделилась строго на две части - до 22 июня и после него. Там осталось все самое светлое, что только было у нее - школьные товарищи, праздники, вечерние прогулки, веселые игры с братом. Здесь же, наоборот, собралось все самое тяжелое, страшное, неподъемное и печальное.
        Она уже не ждала ничего хорошее от каждого нового дня, как это было раньше. Новое пробуждение становилось для нее очередным испытанием на прочность и веру в себя, родных, товарищей и Отечество. И, скрепя зубами, Зоя шла вперед, давя глубоко внутри себя страх, жалость к себе, боль и стыд. Выбранный ею путь вел к жертве, что она знала и ждала.
        Только теперь все изменилось…
        Впервые за долгое время девушка начала улыбаться. Все чаще исчезали тяжелые морщины на ее лбу, взгляд теплел, а в глазах появлялась надежда. И связано это все было с появлением в ее жизни одного загадочного человека со странным именем Гвэн.
        - В самом деле, какое необычное имя… Может испанское? Кажется, есть в нем что-то такое восточное, их жарких стран, - раненный пилот все еще спал, поэтому говорила Зоя сама с собой. Тем более за домашними хлопотами и разговорами время летело совсем незаметно. - Похоже, оттуда и эти его вопросы. Он же самого простого не знает. Ха, надо же про Владимира Ильича не слышал… Правда, чудной какой, как будто из дремучего леса вышел. Точно! Как Маугли!
        Зоя едва не закричала. Пришедшая в голову догадка очень хорошо объясняла все эти странности. Она же читала про такие случаи, когда староверы или преступники долгое время в тайге жили в дали от всех. Когда же выходили к другим в большой город, то вели себя именно так. Прямо как малые дети: про все спрашивали, не понимали самых обыденных вещей.
        - Именно так. Жил, наверное, с родителями в лесу с самого рождения. А с началом войны вышел, - с загоревшими глазами продолжала размышлять она, не переставая размешивать похлебку в туеске. - Скорее всего, там и научился всяким своим штучкам…
        Упоминая «всякие штучки», девушка изобразила неопределенный жест в воздухе. Сейчас все ей казалось складным и укладывалось в понятный образ лесовика-отшельника: и удивительно целебные снадобья, и необычные знания, и странные разговоры про Великий Лес.
        - Вот бы все эти штучки нашим врачам, чтобы раненных на фронте спасать… Ой, - вскрикнула Зоя, вспомнив, что нужно как можно чаще раненного летчика поить отваром. - Совсем заболталась.
        На четвереньках подползла к лейтенанту, прихватив небольшой туесок. Тот еще спал, а будить его не очень хотелось. Когда спал, почти не стонал.
        - Хм… А как там интересно… - не удержавшись, Зоя оттянула вверх штанину. Ей ведь до сих пор не верилось, что гангрену можно было вылечить какими-то там травками и корешками. Это же старые суеверия, сказочки, в которых Баба-Яга варила в казане волшебное снадобье. Только наука может помочь человеку. Только с гангреной даже советская наука не может справиться. - Ой, мамочки!
        Ее брови медленно поползли вверх. Открывшееся ее глазам зрелище было поистине невероятным.
        - Как же это так? Я же собственными глазами видела, что там все черным-черно было, - она еще выше подтянула брючину. Пальцами снова и снова касалась чистой розовой кожи. Гладила, не веря своим глазам. - Гангрену же невозможно вылечить… Мама еще про это говорила.
        И когда она вновь коснулась ноги летчика, тот тяжело вздохнул. С губ сорвался протяжный стон.
        - Эй… Ты… Как тебя зовут?
        - Зоя, - девушка уже наклонилась к нему с отваром. - Зоя меня зовут, товарищ лейтенант. Вы не говорите, молчите. Вам сейчас отдыхать нужно. Вот, отварчику лучше выпейте. Он мигом вас на ноги поставит.
        - Зоя, говоришь… Хорошо. Скажи мне, Зоя, что там с ногами? Гангрена, да? Говори, не молчи. Я же знаю, что гангрена. Еще в лесу их не совсем чувствовал. Колю ножом, а боли совсем нет. Гангрена. Теперь точно оттяпают, клистерные душонки! Им ведь только отрезать… А мне нельзя без ног. Слышишь? Никак нельзя. Я пилот, я небом живу, - в голосе пилота звучало такое отчаяние, что плакать хотелось. Вообще, страшно было видеть, как взрослый мужчина, командир, рыдал, как ребенок. - Я же сам… Понимаешь, сам хочу этих тварей бить… А кому я без ног нужен?
        Дослушав, Зоя вцепилась в его руку.
        - Что вы такое говорите, товарищ лейтенант? Как без ног? Нет у вас никакой гангрены! Нет! Смотрите, смотрите! - не скрывала она радости, задирая штанину еще выше. - Видите! Кожа чистая, без единого намека на черноту! Вы ходить, летать будете! Обязательно! Вы еще врежете немцам по первое число!
        Маресьев тяжело согнулся и долго смотрел на ноги. Наконец, дрожащими руками коснулся кожи.
        - Чувствую, я чувствую их. Невероятно… Я снова буду летать, - его голос уже не дрожал, звучал твердо, уверенно. - Обязательно буду летать. Я сам… Сам эту тварь разбомблю. Зоя! - вдруг повернулся к ней. - Зоя, милая, мне срочно к нашим нужно! Мне секретные данные передать нужно!
        - Про Гитлера? - не сдержалась девушка, вспоминая, что то и дело повторял летчик в беспамятстве.
        - Слышала, выходит, - помрачнел пилот. Опустил голову, но тут же ее вскинул. - Тогда понимаешь, как это сейчас важно. Это координаты его временной ставки, которая очень хорошо замаскирована. Мы ее почти неделю искали… Нужно, Зоечка, нужно идти. Я себе костыль вырежу, ползти буду. Мы же эту сволочь прямо в его логове разбомбить сможем. Помоги, прошу тебя.
        Зоя молчала, не зная что и ответить. С одной стороны, всей душой хотела помочь. На себе была готова его тащить по сугробам, лишь бы командование скорее узнала про ставку Гитлера. Только полный дурак мог не понимать, как это было важно для них всех, для всего Советского Союза. С другой стороны, также ясно ей было и то, что вдвоем им через линию фронта не перейти. А вот втроем…
        - Нужно Гвэна попросить, товарищ лейтенант. Если кто и сможет помочь, то только он.
        - Это в чем я могу помочь, Зоя? - ткань на входе шевельнулась, пропуская внутрь того, о ком только что говорили.
        Глава 6
        -//-//-
        - Гвэн, ты ведь поможешь нам вернуться?
        С одной стороны на друида умоляюще смотрела Зоя, с другой стороныего буравил взглядом спасенный им воин.
        - Опасно, ты можешь пострадать, - буркнул парень, и, откинув полог, выбрался на улицу.
        Вот и думай, что и как делать. Сторону-то в этой войне он выбрал, но бросаться в ее пекло по первому слову не собирался. Он - друид, а не простой воин, что бросается в бой с мечом или копьем. Его стезя совсем другая - хранить ее жизнь.
        - Опасно… Больше ста верст по глубокому снегу, - бурчал друид, пробираясь по узкой натоптанной топке к небольшой уютной полянке. Здесь особенно чувствовалось единение с лесом, оттого частенько сюда и заглядывал. - Нам сейчас в свой нору забиться и сидеть там, пока все не успокоиться. Воины немецкого маркграфа все равно когда-нибудь уйдут…
        В его мире войны так и велись. Один маркграф нападал на земли другого. Разорял села и городки, тащил все, до чего руки дотягивались - скот, умелых мастеровых, повозки с зерном, тюки с тканями. После же убирался восвояси. И здесь также будет, думал Гвэн. Главное, выждать немного.
        Только ее взгляд говорил, что не будет она ни в какой норе прятаться. Не такой у девушки характер. С таким нравом ей бы воином родиться и с мечом в руке рубиться с врагом, а не девкой в юбке. Не-е, не станет прятаться. Если ей не помочь, сама с тем воином уйдет.
        - Телом дева, а душа воина, - прошептал друид, опускаясь на очищенное от снега поваленное дерево. Нужно было подумать, а место здесь самое для этого подходящее место. - Тяжело будет с ней… Очень тяжело…
        Казалось, при мысли обо всем этом Гвэн должен был хмуриться и злиться, но все было совсем, наоборот. Думая о девушке, он по-доброму улыбался. Снова и снова представлял, как Зоя наклоняет в бок голову и, покусывая губу, смотрит куда-то вдаль. И что-то теплое и радостное, чего никогда с ним не случалось, зарождалось внутри него, заставляя забыть обо всех заботах и страхах.
        Похоже, юный друид вкусил новое чувство, сила которого во много - много раз превышала силу его тайного напитка. Гвэн влюбился, но еще не догадывался об этом.
        - Но я должен быть рядом с ней… Так велели дэвы Великого леса.
        Решение принято, а, значит, сомнении прочь. Он пойдет за Зоей туда, куда нужно. И ни один волос не упадет с ее головы.
        - … Завьюжит скоро. И сильно завьюжет - друид поднял голову, по-собачьи вдыхая морозный воздух. Уже ночью погода начнет меняться, и им как раз выходить нужно будет. - А значит, ни одна живая душа на улицу не выйдет. И люди и зверье попрячутся.
        Оставалось лишь придумать, как до Зоиных друзей добраться. По словам спасенного воина до них больше ста верст, которые совсем не просто будет осилить. По хорошей дороге да на скакуне такой путь особо не почувствуешь, а зимой и с болезным на руках тяжко будет.
        - Сани да мохноногую лошадку к ним в придачу…
        К сожалению, лошадей в лесу днем с огнем не сыскать. В селение тоже соваться нельзя. Если, где и искать повозку с четвероногим, то только здесь.
        - Хм… - нахмурившийся было Гвэн вдруг просветлел лицом. Пришла идея, которую ему тут же захотелось проверить. - На одних лошадях ведь свет клином не сошелся. Сейчас, сейчас приготовлю кое-что… Учитель, кажется, говорил, что они без ума от болотной кулятки и корня чертополоха…
        До болота как раз было рукой подать. Только вчера он там чуть не провалился. Если хорошо поискать, то стебли болотной кулятки обязательно отыщутся. А про чертополох, вообще, можно было не беспокоиться. Почитай, вблизи каждой березы рос.
        Добыв и то и другое, в небольшой каменной ступке растолок. Прямо здесь же и крошечный костерок соорудил. В небольшом овраге устроился, закрыв своей спиной огонь, чтобы ветром не задувал.
        - Вот и славно, - слабенький огонек жадно накинулся на кусочки бересты, которые он заботливо накидал на глиняную поверхность. Еще немного, и можно будет прожарить приготовленную им растительную смесь.
        Прошептав древнее приветствие-просьбу к Великому Лесу, Гвэн поставил железную миску прямо в огонь. Немного помешал смесь, чтобы кусочки стеблей и корня подрумянились, и сразу же снял с огня. Лишний жар не в пользу был, а во вред, лишая смесь ее особой силы.
        - А теперь можно и наших гостей встречать…
        Приготовленная им растительная смесь имела старинный рецепт, который, по словам его учителя, был составлен еще в незапамятные времена друидом Атолом Великомудрым. Считавшийся непревзойденным целителем, тот использовал снадобье для привлечения зверья. Для каждой птицы, гада и зверя добавлял новую травку или корешок в смесь, усиливая ее Зов. Поэтому Гвэн и вспомнил об этом снадобье, решив попробовать.
        - Среди всех детей и дочерей Великого Леса, плавающих, летающих, ползающих, скачущих и ходящих, лишь вы нужны мне… - раздались древние слова призыва, тут же подхваченные ветром и понесенные в самые его далекие уголки. Пришедшие из другого мира и времени и здесь они находили свой отклик. - Придите и исполните мою просьбу…
        Взяв небольшую щепотку порошкообразного снадобья, друид резко подбросил его вверх. Воздух тут же наполнился едким пряным ароматом, полным особых веществ. Ученые могли бы подсказать, что эти вещества представляют собой удивительной силы афродизиаки, во много раз превышающие их синтетические аналоги. Несколько грамм такого вещества, развеянные по ветру, могли накрыть площадь в десять - пятнадцать квадратных километров.
        - Я жду вас, дети Великого Леса…
        Тихо шепча слова Призыва, Гвэн возвращался к убежищу. Нужно было собираться. Каждая потерянная минуту позже могла им выйти боком.
        По пути он срубил несколько слег, из которых должна была выйти волокуша. Для сбруи надрал лыка, из которого тут же начал плести плотные ремни-канаты.
        - Услышала, как ты идешь, - встретившая его Зоя, тоже принялась помогать. Особенно лыком плести ей понравилось. Ремень-плетенка у нее просто загляденье получался. - А для чего это все? Странно, на лошадиную сбрую похоже. Вот постромки, поводья, подпруга, уздечка…Зачем это, Гвэн?
        - Доделаем, и к вашим поедем, - друид оторвался от почти доделанной волокуши и махнул рукой куда-то за ее спину. Мол, сама смотри. - А это все для них.
        Девушка в ответ недоверчиво хмыкнула. Решила, что шутит. Откуда здесь могли лошади появиться? Но любопытство пересилило ее, и она повернулась.
        - Ой, мамочки! - пискнула Зоя, от неожиданности теряя равновесие и падая в сугроб. - Это же…
        -//-//-
        Лейтенант Маресьев давно уже перестал бояться. В страшных переделках, где другие валились без чувств или от ужаса не могли двинуть ни рукой, ни ногой, летчик лишь хмурился и скрипел зубами.
        Весь свой страх он потерял еще в первые недели войны. По каплям из него вышел, когда первый раз, а через сутки второй раз горел в своем штурмовике. С пришедшим по почте известием о гибели в бомбежки старенькой матери и двух школьниц-сестренок внутри него уже поселилась тягучая ноющая боль, от которой не было спасения ни днем, ни ночью. А после семидневного скитания с гангрензными ногами по лесам и болотам Алексей окончательно уверился в то, что его страх пропал.
        Однако, все оказалось не так просто. Где-то глубоко внутри него страх еще теплился, и ждал для своего появления удобного момента, который именно сейчас и наступил.
        - От же, мать моя женщина, какая страхолюдина! - скороговоркой вырвалось у Маресьева, едва он откинул полог норы и выбрался на улицу. - Сплю что ли? - не утерпел и со всей силы ущипнул себя за ухо. - Не-е, не сплю, - в голосе появилась растерянность, чего рядом и в помине не было.
        Прямо перед их логовом растянулась целая вереница крупных буро-коричневых вепрей, от шерсти которых шел горячий пар, и остро тянуло тяжелым мускусным запахом. Это были невероятно крупные звери, в холке едва до груди ему не достающие. Особенно мощным выглядел первый зверь, на выступающий загривок которого уже успели накинуть уздечку. Весом под два с половиной - три центнера, он казался живым танком с благородной серебристой полосой поверху. Угрожающе выглядывали здоровенные клыки-тесаки под два десятка сантиметров. Такими «ножами» запросто можно человеку брюхо распороть от промежности и до самой шеи.
        - Как это так? Это же… дикие звери, - лейтенант от неожиданности даже заикаться начал. -
        Особенно его поражало, что все шесть зверюг, пока на них накидывали ременную сбрую, ластились к лесовику, который его нашел на болоте. Словно домашние животные - дворовые собаки или кошки - они тыкались здоровенными мохнатыми мордами в ноги, бока и руки парня. Возмущенно повизгивали, а то и лезли друг с другом в драку, когда тот начинал тискать кого-то одного из них.
        - Зой, я ведь не брежу? Может это галлюцинации от потери крови…. Мне ведь в лесу, когда я полз, уже начинала всякая чертовщина мерещиться, - Маресьев схватил за руку девушку, что тоже возилась с ремнями. Просительно взглянул ей в глаза. Мол, хоть ты мне объясни, что тут происходит. А то боюсь, что с ума схожу.
        Завязав последний узел, девушка ласково потрепала одного из хряков по загривку. А тому это так по нраву пришлось, что он всей тушей на нее навалился. Видно, просил ему и бок почесать.
        - Ни какие это не галлюцинации, товарищ лейтенант, - улыбнулась Зоя, продолжая начесывать свиной бок.
        Вепрь даже повизгивать от наслаждения начал, до ужаса напоминая разомлевшего от ласки дворового пса. Лейтенант, наблюдавший все это, тут же начал глаза тереть, с трудом веря в то, что видит.
        - Это Гвэн их позвал, - а потом чуть тише девушка добавила. - Я уверена, товарищ Маресьев, что он обладает просто какими-то невероятными способностями. Вот вы что-нибудь слышали о товарище Мессинге Вольфе Григорьевиче? - летчик отрицательно покачал головой. - Он до войны выступал в нашем доме культуры железнодорожников и разные номера показывал с угадываниями мыслей. Я тогда запомнила его слова о том, что некоторые люди обладают поистине безграничными способностями. Думаю, Гвэн именно из таких…
        Следующие несколько часов, пока их необычный звериный обоз пробирался по глубокому снегу в сторону дороги, ему пришлось помолчать. Тяжело было и им, и зверям. То и дело приходилось слезать с самодельных саней и выталкивать их из очередной ямы или из-за препятствия. Взмокли все, пока до тракта не добрались.
        - Добрались. Ночь на носу, поэтому по дороге пойдем, - выдохнул тяжело дышавший лесовик, кивая на хорошо утоптанную грузовиками снежную дорогу. - Садимся и крепко прижимаемся друг к другу, а не то замерзнем…
        Маресьева, как еще окончательно не выздоровевшего, посадили между Зоей и лесовиком. Вот тогда, хорошо пригревшись между ними, лейтенант снова вернулся к своим мыслям обо всех происходящих вокруг него событиях. Начал одну за другой вытаскивать из памяти всякие разные странности. Самым главным для него, пожалуй, было незнание лесовиком самых элементарных вещей - часов, пистолета с патронами, очков. Вдобавок, настораживали его вопросы, которые мог бы задавать ребенок или, что особенно тревожно, человек из дальних стран.
        У Маресьева вызывали также опасения необычные знания и способности этого человека. Если верит всему, что рассказывала Зоя, то перед ним был самый настоящий колдун из сказок. Взять хотя бы ту историю с гангреной. Если его, лейтенанта Маресьева и в самом деле вылечили от гангрены, то этого лесовика он должен до самых последних дней водкой поить. Но ведь такого просто не могло было быть! Советская и зарубежная наука не могла лечить от гангрены. Мертвую плоть сразу же удаляли, чтобы заражение не шло дальше.
        Да, что далеко ходить? Другое доказательство безумности всего происходящего пыхтело совсем рядом! Это здоровенные мохнатые туши вепрей, что тащили волокуши с ними не хуже лошадей. Только пар поднимался над разгоряченными телами. Как было вот это объяснить? Кто мог заставить диких зверей бежать в упряжке, словно лошади? Цирковой артист?
        - Слышите? - вдруг раздался встревоженный голос лесовика, вырвавший лейтенанта из дремотного состояния. - Воин, проснись. Слышишь? Что сюда идет.
        Встрепенувшийся Маресьев сначала схватился за кобуру с пистолетом, а потом стал вглядываться в темноту дороги. И в самом деле слышался какой-то нарастающий шум, в котором угадывался звук…
        - Б…ь, это же мотоцикл! - наконец, дошло до него. - Немцы! Кто еще ночью ездить будет? В лес нужно срочно сворачиваться, пока не постреляли нас!
        Только поздно уже было. Из-за поворота появился свет фар. Вот-вот должен был появиться и сам мотоцикл.
        - Зо…
        Крик лейтенанта оборвался, когда его ногой просто выпихнули с волокуши. Следом, но в другую сторону, полетела и девушка.
        - Куда он попер? - отплевывался от снега лейтенант, хватая девушку за рукав шубейки и таща ее к обочине. Им только перемахнуть за высокий сугроб, где и можно было бы отсидеться.
        - Немцем отвлечь хочет, - всхлипнула Зоя, не сводя глаз с уезжающих волокуш.
        - Подожди… Он же на таран идет… Черт! Стой здесь! - Маресьев выхватил из кобуры пистолет и рванул к повороту. Если мотоцикл один, то у них точно есть шанс. Лесовик отвлечет немцев, а он ударит по ним с тыла. - Лишь бы только один мотоцикл был…
        Не пробежав и десятка шагов, он услышал душераздирающий человеческий вопль. Следом раздался скрежещущий грохот металла.
        - Б…ь! Убили, похоже, пацана, - прикусив губу от боли в ногах, Маресьев прибавил ходу. - Суки! Я вам устрою… выставив вперед пистолет, он приготовился стрелять.
        Перемахнув через высокий сугроб, срезая поворот, летчик со всей силы впечатался во что-то большое и мохнатое. Оглушенный, хотел уже было нажать на курок, но вдруг его кто-то облизал горячим шершавым языком.
        - Хряк, вашу мать… - буркнул он, разглядев мохнатую морду вепря прямо над собой. Она дружелюбно хрюкала и норовила снова обслюнявить. Пришлось несколько раз махнуть рукоятью пистолета. - Иди отсюда, ходячий холодец!
        С трудом поднявшись на ноги, Маресьев замер. В паре шагов от него прямо на обочине дороги лежал искореженный немецкий мотоцикл с тускнеющей фарой. Чуть дальше от него валялась мотоциклетная люлька, из которой выглядывала постанывающая туша в серой шинели.
        - Ай да лесовик! Ай да, сукин сын! Немецкий мотоцикл на таран взял! Лоб в лоб! - восхищенно прокричал летчик, от души пиная изуродованный немецкий пулемет. - Сидя на кабане! Охренеть! Кому рассказать, не поверят! А ты, кусок сала, иди сюда! - его взгляд упал на сидевшего по-собачьи здоровенного вепря с седой прошлепиной на загривке. Похоже, это и был тот самый герой, что немца вместе с мотоциклом на запчасти разобрал. - Иди, иди, обниму!
        Кабан недоверчиво смотрел на лейтенанта. Видимо, сомневался. Пришлось подойти ближе и пощекотать его за ухом, отчего этот телок тут же брякнулся на брюхо и начал похрюкивать от удовольствия.
        - … Хороший ты человек воин, - откуда-то сзади появилась фигура лесовика, присевшего на снег рядом с ним. - Дети Великого Леса это особенно хорошо чувствуют. Человека можно обмануть, а их нельзя. Держи вот, подарок от меня.
        Оторвавшись от теплого мохнатого бока, Маресьев взял с ладони лесовика небольшой коричневый желудь с блестящей скорлупкой, и начал его недоуменно рассматривать. И зачем ему это? Съесть, когда совсем голодно станет? Как-то по юности, когда голод пришел в село, матушка готовила им лепешки из желудевой муки. На всю жизнь тогда запомнил он этот горький выворачивающий вкус…
        - Спрячь куда-нибудь подальше, - лесовик накрыл его ладонь своей, показывая, что нечего с подарком играться. - Когда поймешь, что твое время закончилось, проглоти не разжевывая. Понял?
        Летчик кивнул, по-прежнему, ничего не понимая.
        - Зачем?
        - Потом поймешь…
        -//-//-
        Передовая линия, где держат оборону бойцы 324-ого стрелкового полка.
        Старший лейтенант Синицын, уполномоченный особого отдела полка, расстегнул ворот гимнастерки. В жарко натопленной землянке стояла такая духота, что никакой мочи не было. А ему еще было работать и работать.
        - Натопили черти, как в аду, - со вздохом помянул он местных. - Алиев, давай следующего! - крикнул в сторону выхода, где маячила фигура часового. - Работы по горло, а ты спишь!
        Работы, действительно, хватало. Последние несколько дней немец рвался к Москве, как одержимый. Не считаясь ни с какими потерями, вводил в бой все новые и новые роты, полки, поддержанные большим числом танком и бронетранспортеров. Бомбардировщики каждый день по несколько раз утюжили советские окопы. Естественно, оборона трещала. Где-то с позиций бежали два - три бойца, а где-то целые подразделения. Вот и приходилось особистам со всем этим разбираться: кого снова в строй, а кого и к стенке.
        Как говориться, война - не мать родна, а злая тетка. Не успеешь оглянуться, уже не боец с медалями и орденами, а зэка или, вовсе, убитый.
        - Алиев, черт тебя дери! - снова крикнул, чтобы часовой поторопился.
        - Слушаюсь товарища командира, - донесся до него гортанный голос рядового. - До ветру водил…
        Старший лейтенант смерил взглядом сгорбившегося бойца в возрасте и с потухшим взглядом, больше похожим на какого-то мастерового с завода, чем на военного.
        - Садись… Ты чего же наделал, отец? - вдруг спросил Синицын, даже не открывая красноармейскую книжку бойца. - Ладно, те сопляки побежали, а ты что? Ты же коммунист, должен был на месте стоять. Знаешь же, что нельзя. Чего молчишь?
        Заметив обветренные губы бойца, подвинул в его сторону алюминиевую кружку. Тот сразу же схватился за ручку, и едва ли не залпом ее опустошил.
        - А чего говорить-то? Знаю, что виноват, - не поднимал взгляда боец, буравя стол перед собой. - Не выдержал, испугался, как снова такни пошли… Третья атака за день. Стреляешь, а немец прет и прет, прет и прет, - он говорил глухо, безэмоционально, словно о ком-то чужом рассказывал. Чувствовалось, что смертельно устал человек. Со всем смирился: скажут «стой» - станет, скажут «ложись» - ляжет. - Потом ротного убили, а связи еще с утра не было. Кто-то взял и слух пустил, что посыльный из штаба полка был с приказом отступать. Вот мы и пошли…
        Синицын шумно вздохнул, прекрасно понимая, что там случилось. Сам как-то оказался в подобном положении. Рация в дребезги, юнкерсы целыми днями висят над головой, немец прет со всех сторон. А тут крик о приказе отступать. Как устоишь?
        - Ладно, отец, иди во вторую роту, - старший лейтенант протянул бойцу красноармейскую книжку. - Там как раз пулеметчику второй номер нужен. Только… - сделал небольшую паузу, придавая своим словам нехорошую тяжесть. - Второго шанса, отец, не будет. Понял, рядовой?
        Тот неверяще поднялся со стула. Кивнул.
        В этот момент в землянку влетел часовой Алиев, оказавшийся высоким кавказцем с иссиня черными волосами и крупным носом.
        - Товарища командира, еще троих взяли! Оттуда шли! - боец махнул в сторону линии фронта. - Два мужика и девка с ними. Говорят, какой-то бред несут - про особое секретное задание, про диверсии в тылу, про какой-то живой лес и лекарства.
        Грязно выругавшийся, Синицын откинулся спиной к стене. Чувствовал, что теперь точно поспать не удастся. Все, кто приходил с той стороны, были потенциальные, а скорее всего реальные диверсанты. Такие сказки рассказывали, что заслушаешься. Слезу даже можно пустить от жалости.
        - Смотри-ка, а эти про особое задание будут рассказывать. Ну, ну, - усмехнулся старший лейтенант. - Неужели должны были самого Гитлера убить? Может даже бумагу от самого товарища Сталина покажут?
        Глава 7
        -//-//-
        С самого утра завьюжило. В лесу кружила поземка, наметавшие у деревьев и без того немаленькие сугробы. Шагнешь с дороги - запросто по самую грудь провалишься.
        - Ой, не к добру все это, - бормотал плотно сбитый комбат, напряженно вглядываясь в окуляры бинокля. - Как такая тишина виснет, сразу же мне тошно.
        Стоявший рядом с ним, высокий ротный, соглашаясь, кивнул. Ему тоже было не по себе. Все внутри него сжалось, словно в нехорошем предчувствии, что было верным признаком грядущих неприятностей.
        - И связь, словно обрубили… Проклятье, - чертыхнулся комбат, со вздохом убирая бинокль в чехол и поворачиваясь к соседу. - Связисты еще не вернулись? - тот отрицательно мотнул головой, укоризненно смотря при этом. Мол, чего спрашиваешь, если уже знаешь. - Тогда шли новых, Алексей. До обеда чтобы связь полком была. Иди, иди.
        Высокая нескладная фигура ротного уже давно исчезла за поворотом промерзлой траншее, а он все не уходил. Вытащив кисет, медленно скрутил крупную цигарку и в глубокой задумчивости закурил. Ему было о чем поразмыслить, а с цигаркой на таком морозе и думалось легче.
        - Да… - негромко протянул он, затягиваясь дымком. Горький, правда, но голову хорошо прочищал. А другого ему и не надо. - Считай, вторые сутки в полуокружении бьемся.
        Их соседа слева, батальон капитана Завьялова, с позавчера уже не слышно. Стрельба и канонада затихли, словно там все вымерли. Из двух нарочных, лишь один вернулся. Сказал, что почти сразу же наткнулся на немцев.
        Справа от них, по донесениям разведки, немцы прорвали оборону полка и сейчас утюжат их тылы.
        - … Значит, не сегодня - завтра, жди в гости. Похоже, надо занимать круговую оборону, - догорев до самых пальцев, погасла и вторая цигарка. - Если только не будет приказа отходить…
        Только такого приказал не было. Не было и связи, чтобы прояснить обстановку.
        - Труба… - сплюнув со вздохом, комбат развернулся и пошел в сторону своей землянки.
        Чуть дальше за склоном притоптывал от мороза смуглый часовой. Явно не русский, с сильно раскосыми глазами, он энергично размахивал руками и что-то гнусаво подпевал себе под нос. Немного согревшись, снова замирал у заледеневшего полога землянки.
        - Товарища комба… - завидев командира, часовой тут же вытянулся и начал было докладывать.
        Но комбат махнул рукой, прерывая его.
        - Там? - показал в сторону землянки особиста. Часовой кивнул. - Один?
        -//-//-
        Опешивший особист замер. С вытянувшимся от удивления лицом он смотрел на сидевшего перед ним парня, кажется, впервые не зная что и сказать.
        - Ты что такое несешь? Ваньку валять вздумал? Думаешь, дурачком прикинулся и в тыл отправят? - в его голосе отчетливо слышались нотки раздражения. - Ты эти сказочки про кабанов для других оставь! Ясно?
        Таких историй от задержанных, пришедших с той стороны, Синицын еще не слышал. Были на его памяти слезы с упоминаниями старенькой матушки или умирающей жены; были гневные отповеди о страшных боя и тяжелых ранениях; были героические рассказы о рукопашных схватках. Все, кто оказывался перед ним, сотрудником особого отдела, всячески пытались оправдаться. Но такого откровенно бреда еще не было.
        Синицын внимательно вглядывался в черты лица, сидевшего напротив него человека. Кем же он был? С виды совершенно обычный парень: среднего роста, отросшие черные волосы, немного скуласт, прямой нос. Выделялся, пожалуй, только взгляд - пронзительный, глубокий и все понимающий. Встречая этот взгляд, словно ощущаешь свою беспомощность, неправоту.
        Мотнул головой, прогоняя эти глупые мысли. Все ему было ясно и понятно. Задержанный не хочет ни в чем признаться, а откровенно смеется над ним.
        - Какие друиды? Какой еще к черту другой мир? - политрук встал с места и навис над сидевшим человеком, который, словно специально, все сильнее и сильнее оговаривал себя. - Или это ты так Германию называешь? А у нас тут тогда что?
        Особист почувствовал холодок между лопаток. Это же была откровенная антисоветская клевета. Задержанный даже не скрывал своих убеждений. Значит, перед ним сидел никакой не оступившийся сельчанин или случайно попавший в плен красноармеец, а самый настоящий враг.
        - … Ты зря гневаешься, воин. Я друид и не могу говорить не правду, - парень удивленно развел руками. Казалось, искренне не понимал, что уже «наговорил» на расстрельную статью. - Повторюсь, я прибыл из другого мира, одного из многих - многих тысяч миров. В мироздании одновременно существует великое множество миров, подобных нашим. И в этом нет ничего удивительного…
        С кривой усмешкой слушал все это политрук. Сейчас у него отпали последние сомнения. Враг просто издевался над ним, тратя его время на выслушивание откровенного бреда.
        - … Почему ты не веришь моим словам о приручении лестных тварей и исцелении от чернянки, воин? Друидам подвластны многие тайны мироздания. И приручение дикого зверя лишь самая меньшая из этих тайн.
        Синицын подвинул к себе листок для протокола и кивнул. Мол, пой, птичка, пой. Все равно не долго осталось. Нужно было лишь закончить оформление протокола допроса и отправить его в особый отдел дивизии.
        - Или твое неверие вызвали мои слова об исцелении от чернянки? Лекари вашего мира еще не умеют делать этого?
        Бред продолжается, вздохнул политрук. Он оказывается еще и гангрену может лечить. Просто невероятная глупость. Разве резали бы тогда в медсанбатах раненных с гангреной налево и направо?
        - Если не веришь моему слову, то проверь. У воина, что пришел вместе с нами, чернянка доходила до самых коленей, - не сдавался черноволосый парень, почему-то снова и снова продолжавший нести эту чушь. - Пусть тогда он скажет свое слово. Вы сразу же все поймете.
        Рука у особиста в этот момент дрогнула, и хрустнувший карандаш оставил некрасивую загагулину на листе. Усмехнувшийся Синицын тут же поднял оторвал взгляд от стола.
        - Ну, зачем все это? - с нехорошей улыбкой на губах спросил он. - Зачем? Ты уже наговорил на высшую меру. Шлепнем тебя и вся недолга. Так… Алиев?
        Через мгновение после громкого окрика, в землянку спустился раскосый часовой и вытянулся на входе по стойке смирно.
        - С этого глаз не спускать! - политрук ткнул пальцем в сторону задержанного. - Дернется - стреляй! Я курить, а то уши уже пухнут…
        -//-//-
        Синицын одним махом взлетел по ступенькам и, оказавшись на улице, с наслаждением вдохнул морозный воздух.
        - Ты здесь, Иваныч? - политрук неожиданно наткнулся на комбата с кисетом в руках. Тоже видно курить собрался. - Покурим? А то я свои папиросы выкурил.
        С Кисилевым они с начала войны вместе служили. Считай, от самой границы к Москве бок о бок шагали. Оттого и звал его уважительно Иванычем, правда, когда рядом никого не было.
        - Чего там? - комбат кивнул в сторону землянки.
        - А… - махнул рукой политрук, недовольно скривившись при этом. - Какой-то сумасшедший дом, если честно…
        Некоторое время они сосредоточенно скручивали бумажные папиросы из газетных лоскутков, которые тут же набивали духовитым табаком.
        - Сначала деваху допрашивал, что ночью от немцев пришла. Говорит, член диверсионного комсомольского отряда и была почти месяц назад заброшена в немецкий тыл. Документы, мол, в плену отобрали, когда в засаду попала, - затягиваясь, рассказывал особист. - Я, думал, запрос по ней в Москву отправить. Даже бумагу подготовил, честь по чести. А потом следующие двое были, что с ней пришли…
        Чувствовалось, ему высказаться нужно было. Голос его едва не звенел от возмущения, с каждой секундой все больше и больше набирая силу.
        - Второй-то, летун, оказывается, вообще, герой, б…ь, пробы ставить негде! Ты, знаешь, что он мне заявил? - прищурившийся комбат мотнул головой и развел руками. - Я, говорит, выполняя, секретное задание партии и правительства, был сбит и взят в плен. Имею, мол, сведения стратегической важности для высшего командования и поэтому срочно должен быть эвакуирован в тыл! Ты понимаешь? Трепло сыкливое, тыкает мне своим особо важным заданием! Спрашиваю, где твои документы? Отмалчивается. Сам, скорее всего, закопал в лесу или сжег. Может и летную форму где достал. Знает же, что к летчикам особое отношение…
        От охватившего его возмущения Синицын смял цигарку в ладони и закинул ее за бруствер окопа.
        - А чего он не приказал мне самому товарищу Сталину позвонить? Не сдержался я, Иваныч. Врезал ему разок, - особист потер сбитые костяшки на правой руки. Судя по всему, ударил он не раз, и не два. - Только это все цветочки. Ягодки еще впереди будут. Третий, вообще, в наглую передо мною дурку валять начал. Смотрит в глаза и настоящий бред несет про какое-то мироздание, единые миры, Великий Ле…
        Не договорив, вдруг перегнулся пополам и с натугой начал кашлять. Перхал, едва не все тело выворачивало. Пришлось даже на бруствер опереться.
        - Опять, значит? - поддержавший его за локоть, комбат показал на пару алых капель на снегу. Похоже, на болезнь намекал. - А говорил, что врачи добро дали. Обманул, выходит, - покачал головой командир. - Тебе в тыл нужно, Гена. Как только связь наладим, собирайся.
        Тот некоторое время постоял, пережидая приступ слабости. После резко оттолкнул руку комбата, взглянув на него со злостью.
        - Какой, к черту, тыл? Зачем? Кому я там нужен? В больничке подыхать? Здесь мое место, Иваныч! Слышишь меня? Здесь! - снова и снова исступленно повторял он. - Буду вот этими руками немчуру рвать, пока не сдохну. А подыхать буду, еще зубами напоследок вцеплюсь… Некуда мне больше идти, Иваныч. Не ждет меня больше дома никто.
        Они долго так стояли на улице, выкурив еще не по одной папиросе. Толком не говорили, молчали больше, рассматривая лес на немецкой стороне.
        - Ты, Геннадий, мне их отдай, - вдруг ни с того ни с сего сказал комбат. - Может и правда, что ты про них сказал, а может и нет. Мне же бойцы нужны в роты. Скоро все по новой закрутиться, а связи, по-прежнему, нет, - политрук вскинул голову, и хотел было возразить, но не успел. - И не смотри на меня так! Все мы сейчас в одной лодке - и мы, и они. Девушку в санитарки определю, а этих двоих во вторую роту под надзор лейтенанта Герасимова пошлю. А у того, сам знаешь, не забалуешь.
        Некоторое время они так «пободались» взглядами. Наконец, Синицын сдался и махнул рукой. Забирай, мол, кого хочешь и куда хочешь.
        - Вот и славно, Гена. Пойду, распоряжусь… А ты береги себя. Нам еще немца обратно гнать, -
        -//-//-
        Гвэн откинулся спиной к доскам лежанки и стал с любопытством осматриваться. Их привели в яму, накрытую сверху бревнами и заваленную землей. Прямо над головой торчали еловые лапы, сквозь которые то и дело сыпалась земля. У стен крепились колченогие палати, укрытые каким-то суконным тряпьем. Освещалось все это небольшим светильником, масляной лампой по виду.
        Осматриваясь, парень не переставал размышлять о случившемся несколько часами раньше. Все это ему казалось очень и очень странным. Почему к ним так отнеслись? Ведь, по всем писанным и неписанным обычаям к сбежавшим из рук врагов было особое отношение. В его мире таких воинов уже бы чествовали, славя их силу, хитрость и отвагу. А в племени, откуда Гвэн родом, о таких людях слагали бы героические саги и годами воспевали бы их. А здесь?
        Здесь же те, кого они считали своими, приняли их, не лучше врагов. Зою сильно напугали. До сих пор сидит нахохлившись, как мокрый воробушек. Воина, что чуть ног не лишился, разукрасили так, что челюсть распухла. С ним тоже, как с последним душегубом разговор вели. Разве правильно это? Не по воинским, и не по человеческим законам это.
        Почему тогда так происходит? С такими друзьями и врагов не нужно.
        - Странно… Думал, здесь ваши друзья, - друид перевел взгляд на своих товарищей по несчастью, которым явно немало досталось. У воина лицо залито кровью, которую он все никак не мог оттереть. Девушка с мрачным видом куталась в плащ, стараясь ни на кого не смотреть. - Вы же говорили, что нам обязательно помогут…
        Но в ответ не раздалось ни звука. Девушка, по-прежнему, молчала. Воин же кривился, осторожно дотрагиваясь до разбитой губы.
        Вздохнув, Гвэн потянулся к потолку, где между досок выглядывало несколько колючих веток. Набрал в ладонь немного душистой хвои и тут же раскрошил ее куском дерева. Хвоиная живица, смоченная слюной, самое первое дело от мелких ран. Даже лихоманку прогоняет, если вовремя принять.
        - Смочи слюной и приложи к ране, - друид протянул зеленоватую массу, показывая на разбитую губу воина. - Хорошо тебе досталось. Видно руку мастера. Знает, куда и как бить. Такой в следующий раз может и плетью поработать. Пытки, знаешь ведь…
        В этот момент из угла, где сидела Зоя, раздался возмущенный выкрик.
        - Гвэн? Как ты такое можешь говорить? Как у тебя только язык поворачивается? Какая плеть? Какие еще пытки? - девушка соскочила с палатей и с осуждающим видом нависла над ним. Ее пальчик обвиняющее смотрел на друида. - Случившее просто ошибка! Понимаешь меня, о-ши-б-ка! Ошибка! - последнее слово она даже несколько раз повторила, специально выделяя его. - Товарищ политрук обязательно во всем разберется! И еще извинения попросит! Так ведь, товарищ лейтенант?
        Гвэн с любопытством повернулся в сторону воина, явно не спешившего с ответом. Тот лишь промычал в ответ что-то неопределенное, продолжая держать хвойную кашицу у разбитой челюсти.
        - Видишь, и товарищ лейтенант со мной согласен! - ее голос едва не звенел. - Обязательно разберется. Он сказал, что сделал запрос в Москву и скоро придет ответ. Вот увидишь, что все будет хорошо.
        Она села рядом с Гвэном и коснулась его плеча.
        - В Москву поедем. Покажу тебе, какая она красивая… - Зоя мечтательно закатила глаза. - Ахнешь, когда увидишь. Поедешь?
        Друид молча кивнул. Конечно, поедет. О существовании таких громадных городов он раньше даже не представлял, а посмотреть очень хотелось.
        Прильнувшая к его плечу, Зоя еще долго рассказывала о жизни в большом городе. В красках расписывала невероятно широкие дороги, по которым ездили невиданные самобеглые повозки. Читала непонятные «рваные» стихи о высоких каменных домах, достающих до облаков.
        - … А знаешь, Гвэн, какие вкусные пирожки в булочной у моего дома продавали? М-м-м, пальчики оближешь, - девушка со вздохом облизнулась. - Эх, о булочках заговорила, и кушать тут же захотелось, - и словно специально ее живот отозвался громкими булькающими звуками, заставив ее смущенно хихикнуть. - Хлебца бы хоть кусочек…
        Встрепенувшийся друид хитро подмигнул ей и, быстро поднявшись, прошел в самый угол землянки. Коснулся глинистой земли руками и замер каменной статуей.
        - Зоя, - через некоторое время тихо позвал ее. - Подними ножки. Подними, подними.
        Она непонимающе вскинула голову.
        - Зачем? - спросила, но ноги все же подняла. Поджала под себя и внимательно стала оглядываться по сторонам.
        - На стену гляди… Я только что попросил Великий Лес помочь нам…
        Рядом с палатями вдруг что-то зашуршало. От стены отломилось несколько высохших кусков глины и свалились вниз. Затем еще, и еще.
        - Ух ты! - восхищенно прошептала Зоя, вытянув шею вперед. - Это же звере…
        Из образовавшейся норки появилась маленькая коричневая мордочка с усиками. Осмотрелась и… вытолкала кусок горбушки черного хлеба размером с кулачок ребенка. Через мгновение оттуда же вылез еще один бурундучок, носом толкавший точно такой же кусок хлеба.
        - Великий Лес милостив, - улыбнулся друид, складывая пальцы в особой благодарственной фигуре. - И всегда приходит на помощь к тем, кто обращается к его милости.
        Тем временем у ног девушки уже лежал каравай хлеба, сложенный, словно мозаика, из десятков хлебных кусочков. А зверьки все продолжали вылезать из норы, толкая перед собой все новые и новые лакомства - чуть обгрызенная головка сыра, высохшее яблоко, орешки.
        - Благодарю тебя, Великий Лес, и твоих верных слуг…
        Гвен встал на корточки и осторожно потянулся к одному из зверьков, самому крупному с седой полоской на спинке. Бурундук-патриарх настороженно замер, усиленно принюхиваясь к приближавшемуся пальцу. Наконец, наклонился и стал усиленно о него почесываться, при этом издавая громкие урчащие звуки. Чисто кот.
        Глава 8
        -//-//-
        Старшина Сидорчук, лысоватый мужчина с хитрым прищуром и густыми буденовскими усами, расстелил на бруствере серый платок, куда затем пристроил кисет с махоркой. Из-за пазухи достал боевой листок и ловко скрутил из него просто исполинских размеров козью ножку, истратив на нее едва ли не весь газетный разворот. Его закадычный друг, рядовой Ганжа, пристроившийся в окопе рядом, недовольно хмыкнул. Сразу видно, что не одобрял такое расточительство.
        - Вижу, богато живешь, Мыкола. Из такого листа можно зараз три цигарки свернуть, а у тебя только одна получилась. Даже графья в Париже так не делают, - укоризненно проговорил Ганжа, с наслаждением принюхиваясь. Запах у махорки был ядреный, духовитый, пробирающий до самых печенок. Не то, что немецкие сигареты, от которых только одно название и вонь, словно одеколона наглотался. - Поберег бы бумагу. Когда еще многотиражка приедет… Может и не приедет вовсе.
        Явно, на окружение намекал, нахмурился старшина. Кого другого за такие пораженческие разговоры он бы сразу же отчитал, да еще и пару нарядов вдогонку назначил. Семен же свой в доску. Как облупленного знал его. Никогда тот труса не праздновал. Когда надо в разведку или в дозор, всегда первым вызывался.
        - Покурим, Мыкола, а то к вечеру холодать начинает. Глядишь, согреемся немного, - кивнул Семен, кивая на зажигалку. Мол, раскуривай, чего ждешь. - Да и брюхо может успокоится… Черт, как же есть охота.
        - Не чертыхайся. Нечистого нам еще не хватало, - старшина стал с тревогой всматриваться в заснеженный берег реки, на котором были немецкие позиции. Больше суток там уже было тихо. Весь шум стороной пошел. Только это совсем не успокаивало, а, наоборот, пугало до чертиков. Затишье на войне, всегда не к добру, каждому известно. Лучше бы артиллерия или авиация работала - Готовят что-то, ироды.
        Сделав глубокую затяжку, он передал козью ножку товарищу. Скребущий горло дым окружил обоих, даря ненадолго тепло.
        - Добрый табачок, - у Ганжы запершило в горле, и он зашелся скрипучим, долгим кашлем. - Аж в глазах темнеет. Такой махоркой только крыс травить… Ты чего?
        Старшина на его глазах весь подобрался, напрягся, как охотничий пес перед добычей. То в одну, то в другую сторону повернется. Засопел еще, вдобавок, что совсем чудно было. Неужели, немцы заметил.
        - Сема, чудится мне, что харчами запахло, - удивленно пробормотал он, оглаживая усы. - Убери-ка ты цигарку, а то она весь запах перебивает. Понюхай, Сема.
        Тот затушил козью ножку и, заботливо обернув ее в платок, спрятал в карман. Позже докурит. Ночь длинная, а на посту без табака уши запросто опухнут.
        - Кулеш, кажется… С салом, - голос у старшины задрожал. сглотнув набежавшую слюну, он тяжело вздохнул. - От немчуры что ли тянет? Поди, суки, ужинать собрались.
        - Это тебе с голодухи, кажется, - усмехнулся Ганжа, тоже начиная усиленно принюхиваться. - Точно с голодухи. Я, когда не жрамши, такое бывает вижу, что ни в жисть…
        И тут саркастическая ухмылка на его лице стала исчезать. Рядовой тоже почувствовал запах горячего варева. Кто-то, действительно, варил похлебку, пряный аромат которой во всю выбивал слюну и кружил голову. Пришлось даже на бруствер опереться, чтобы не упасть.
        - У нас это Мыкола. Христом Богом, клянусь у нас, - от волнения Ганжа даже Бога помянул, чего в другое время никогда бы себе не позволил. - Подожди… Во второй роте, кажется…
        Удивленно переглянувшись, они тут же по извилистой траншее двинули в ту сторону. Кто же интересно тут припасами разжился? Ведь, весь батальон уже третий день без горячего сидит. Как связь с соседями пропала, так они кухню и не видели.
        - … Точно, они! - вскрикнул рядовой, шедший первым. Вскинул руку, показывая в сторону еле видного огонька в овраге. - Похоже, почти вся рота там собралась… Сколько осталось.
        Пригнувшись, они быстро перебежали открытое пространство, и оказались за небольшим холмом. Здесь можно было уже не бояться пули снайпера или шальной мины. Через такой слой земли и танковым снарядом было не пробиться.
        - Здравия желаем, товарищ старшина! - перед старшиной тут же вытянулся один из рядовых, высокий, жилистый грузин. Грязный, как черт, а все равно орел. Смотрит бодро, уверенно. - Давайте к нашему столу! Ну-ка, парни, двигайтесь! Место старшине! Сейчас такой кулеш будем кушать, товарищ старшине, пальчики оближешь! С мясцом, с кусочками сальца! - грузин даже глаза закатывал, когда перечислял. Сразу было видно, кто в этой роте балагур. - Еще с пшенкой, да с луговыми травами! А-а-а, держите меня семеро! Гвен, дружище, не томи! Без слюней уже остались…
        Аромат, и правда, такой стоял кругом, что, у не евших уже вторые сутки бойцов, ноги подкашивались. Кое-кто к дереву привалился, чтобы не свалиться, и жадными глазами следил за здоровенной бочкой, которую находчивые бойцы приспособили под кастрюлю. Другие уже котелки, консервные банки приготовили. Все ждали.
        - Еще немного, воины, совсем немного, - негромко приговаривал невысокий парень в необычном сером полушубке и меховой шапке, «колдовавший» у бочки с длинной деревянной ложкой. - Сейчас пару корешков добавлю для бодрости. К завтру, все как огурчики будете…
        Из большой холщовой сумки на плече он вытаскивал то одну щепотку каких-то скрюченных корешков, то другую, и кидал их в бочку-котел. Всякий раз оттуда поднималось густое облако пара, и во все стороны тут же расходился одуряющий аромат пряной похлебки, вызывающий полустон-полувсхлип у стоявших вокруг.
        - Вот теперь готово, - наконец, выдал парень, стукнув ложкой по железу. - Кому первому?
        Естественно, снять пробу дали старшине, как старшему по званию. Не успел он огладить свои усы, как в его руках уже оказалась обжигающе горячая миска с похлебкой.
        - У-у-у, - не сдержавшись, застонал старшина. От похлебки шел такой умопомрачительный аромат, что голова кругом шла. Хотелось завыть по-звериному и одним махом опрокинуть всю миску в рот.
        Дрожащей рукой вытащил ложку из-за голенища сапога и зачерпнул самую гущу со дна. Осторожно, чтобы ни капли не пролить, поднес ко рту и медленно поднес ко рту.
        - Господи… братцы, - прохрипел он с выступившими на глазах слезами. Как же вкусно было, что и словами не описать. Ведь, больше трех суток горячего во рту не было. Сухарями спасались. - Мяско, мужики. Свинина…Где, мать вашу, взяли?
        Никто не ответил. Только ложки стучали по котелкам, да челюсти клацали. Но потом…
        - … Это новенький, товарищ старшина, кабана поймал, - как все поели, ротный, пожилой сержант, рассказывал старшине. Говорил негромко, кивая время от времени на того самого красноармейца. - Говорят, товарищ политрук хотел его в особый отдел дивизии отправить. Мол, подозрительный очень, без документов с той стороны пришел. А комбат вроде настоял, чтобы его во вторую роту определили, пока все не прояснится…
        Старшина кивал, поглядывая по сторонам. Он тоже эту историю слышал.
        - Мы его поспрашивали, как пришел. Говорит, в лесу с самого рождения живет… - продолжал сержант, вертя в руках ложку. Видно, что от добавки он точно бы не отказался. - Скажу, товарищ старшина, не врет. У меня глаз на такое наметанный. Поглядите, как ходит. Точно, охотник. Такого бы в разведку, цены бы ему не было. Мимо часового пройдет, тот и ухом не поведет…
        Дождавшись, как ротный закончит, старшина покачал головой.
        - Ты пригляди за ним, сержант, как немец попрет. Шустрый, похоже, больно.
        -//-//-
        Гвен смотрел на окружающих его воинов и качал головой. Не понимал он этих людей. Казалось бы, они достигли просто невиданных высот во всяких механизмах и поделках с ними: летают на железных птицах, плавают на огромных кораблях, ездят на невиданных повозках и стреляют из дальнобойных самострелов. В остальном же, что в его мире известно и сопливому мальчонке, они совсем ничего не понимают. Ведут себя, как неразумные телята, тыкаются носом во все стороны и оглашают окрестности истошным мычанием.
        - Несмышленыши, право слово, - шептал он, глядя на толпящихся у бочки с похлебкой воинов. - Не понимаю, как в лесу голодать можно…
        Нужно было быть полным глупцом, чтобы здесь голодным оставаться. Если знать, лес и накормит, и напоит, и вылечит, и даже оденет. Оглянись вокруг себя, сразу же увидишь нужное. Вон под той сосной можно найти особый мох, который жар и ломоту в костях, как рукой снимает. Под березой, если кривая и в низине растет, обязательно пара крепких боровичков найдется. Если же от голода совсем невмоготу, то ищи сухую осину или дуб. Под корой там столько личинок жучков-короедов, что два-три дня легко протянуть можно.
        Для Гвена же, как и для его собратьев друидов, лес, вообще, родной дом. Под сенью дуба они рождались и посвящались своими родителями Великому Лесу, проживали жизнь и здесь же, в корнях священной дубравы, заканчивали свой путь.
        В этом мире, чувствовал он, все было совершенно иначе. Люди избрали другой пути, начав поклоняться не жизни, а смерти. Как, вообще, можно было окружать себя таким количеством металла? Всюду, куда не брось взгляд, натыкаешься на неживое, твердое, металлическое. Это мир железа, которое не чувствует, не понимает, в отличие от Великого Леса.
        - Ой, - сидевший в стороне от всех, друид вдруг почувствовал прикосновение к ноге. Кто-то настойчиво снова и снова толкал его. - Ты?
        Прямо из сугроба, блестя черными глазенками, на него смотрела нахальная бобриная мордочка с седой проплешиной на самой макушке. Бобер-патриарх был одним из тех существ Великого Леса, которых Гвен призвал утром к себе на помощь. И если мыши, белки и лисы оказались исполнительны, но глуповаты, то этот совсем, наоборот. Бобер, едва только появившись, сразу же показал свой норов, требуя непременного почесывания и сахара.
        - Иди отсюда, - еле слышно зашипел парень, незаметно толкая обнаглевшее животное в сугроб. Не хватало еще, чтобы кто-то увидел это. И так на него смотрели косо. - Уходи, я сказал… Ах ты, маленький поганец…
        Недовольный бобер, который, похоже, окончательно потерял терпение, вдруг цапнул его за ногу. И тут же в ответ получил сильный пинок, смачно приложившийся по его хвосту. Хрюкнув от обиды, животное исчезло в сугробе.
        - Иди, иди. Принесешь что-нибудь полезное, почешу брюшко…
        Проводив его взглядом, друид улыбнулся. Вспомнил, как давным давно учитель показывал ему этот самый призыв. Тогда Гвен еще был совсем, и призыв оказался для него самым настоящим откровением. С открытым ртом он смотрел на то, как по зову учителя из леса выходили животные и без всякого страха садились рядом с ними. Здесь были и целый вывод ярко-рыжих лис, с десяток взъерошенных белок, кабанье семейство со старым вепрем во главе.
        - Я помню, учитель, все помню… - шептал Гвен, опустив голову. Нельзя, чтобы кто-то видел сейчас его лицо. Слишком уж выразительным оно было сейчас.
        Парень, стараясь не привлекать ни чье внимание, шагнул в темноту, оставляя за спиной освещенные костром деревья. Ему нужно было сделать кое-что, чего никто не должен был видеть.
        - Великий Лес, - размеренно зашептал друид, прислоняясь в узловатой коре громадного дуба. Коснулся лбом дерева, крепко обхватив его руками. - Даруй, мне, твою защиту; а под защитой твоей - мудрость; а в мудрости - понимание; а в понимании - истину…
        Учитель не раз говорил, что друид должен уметь чувствовать и понимать Великий Лес. Говори с ним, снова и снова повторял он. Пусть не сразу, а со временем, ты услышишь его, станешь его частью.
        -//-//-
        Особист выскочил из жарко натопленной землянки в одной гимнастерке и сразу же махнул в сторону оврага. Чаю травяного напился, а теперь по нужде бегал.
        - Хорошо, что этого пришибленного не шлепнули, а то бы попили чайку, - пробормотал старший лейтенант, до сих пор ощущая во рту вкус ароматного травяного настоя. Лучше всякого чая получилось, что им в пайке выдают. Он, наверное, три или четыре кружки одним махом выпил. - Надо будет потом спросить, что это за травы положил…
        У поворота траншеи свернул вправо, где бойцы нужник оборудовали. Притоптал снежок, схватился за ремень, а то совсем невмоготу стало. И тут за спиной послышался странный шорох, словно кто-то крался. Несмотря на сильный мороз у него тут же спина промокла.
        - Стоят… - рявкнул он, резко разворачиваясь с выхваченным пистолетом.
        И замер на месте с открытым ртом и выпученными от удивления глазами. С другой стороны в таком же удивлении застыл здоровенный бобер. Стоял на задних лапах, упершись в снег длинным хвостом, и водил вытянутой мохнатой мордочкой, с шумом принюхиваясь к человеческому запаху.
        - Вашу маму, бобер? - охреневая от увиденного, пробормотал Синицын. - Бобер тащит сна…
        В черных лапках животного был зажат золотистый продолговатый бочонок, сильно смахивавший на снаряд от противотанкового немецкого орудия. Не веря своим глазам, особист с силой растер глаза руками. Сомнений не было, бобер нес снаряд от 37-мм противотанковой пушки РАK. 35/36! БОБЕР В ЛАПКАХ ТАЩИЛ МЕТАЛЛИЧЕСКИЙ СНАРЯД! НИЧЕГО БОЛЕЕ БЕЗУМНОГО В ЭТО ВРЕМЯ И В ЭТОМ МЕСТЕ НЕЛЬЗЯ БЫЛО И ПРИДУМАТЬ!
        - Б…Ь!
        ОТ РУГАТЕЛЬСТВА ОТОРОПЬ ЖИВОТНОГО ТУТ ЖЕ ПРОШЛА, И ОНО НЕМЕДЛЕННО ЮРКНУЛО В СУГРОБ, НЕ ЗАБЫВ ПРИХВАТИТЬ С СОБОЙ СНАРЯД. НИСКОЛЬКО НЕ РАЗДУМЫВАЯ, СЛЕДОМ БРОСИЛСЯ И СТАРШИЙ ЛЕЙТЕНАНТ. УПУСТИТЬ ШАНС ВО ВСЕМ ЭТОМ РАЗОБРАТЬСЯ, ОН ПРОСТО ФИЗИЧЕСКИ НЕ МОГ.
        - Вот же сайгак… - задыхаясь от бега по глубокому снегу, фырчал парень. - Куда же ты так несешься, лохматый черт?
        Из снежной шапки то и дело выглядывала бурая башка. Тоннели в сугробах у животного рыть не получалось, поэтому ему и приходилось снова и снова выпрыгивать.
        Оторвался, к сожалению. Синицын с досады пнул сапогом по снежному бугру. Бобер, словно сквозь землю провалился. Следы кончились. Дальше были только землянки с личным составом второй роты. Не могло же животное там спрятаться…
        - Не привиделось же мне это в самом деле? - особист наклонился и, захватив снежный ком, с силой растер лицо. Только колючий холод так ничего и не прояснил. - Не-ет, я точно видел этого проклятого бобра, тащившего самый настоящий снаряд.
        Особист напоследок огляделся по сторонам, но необычного животного так и не увидел. Бобер пропал.
        Махнув рукой, Синицын развернулся и пошел к ближайшей землянке. Нужно было бойцов опросить обо всем этом. Вдруг, это дело рук немцев. Собак же обучают мины к танкам таскать. Может немецкие дрессировщики научились такое же проворачивать с бобрами? Правда, это очень дико звучало, не мог не отметить политрук.
        - Бойцов опрошу, а потом все в рапорте изложу. Еще бы бобра этого поймать и командованию предоставить, - прикидывал мужчина, что ему делать дальше. - Тут даже не медалью пахнет, а кое-чем больше…
        Оказавшись у землянки, Синицын остановился. Внутри, похоже, кого-то отчитывали. И прислушавшись, он разобрал кое-что.
        - …Тебе что было сказано? Еда! Вкусно, ням-ням! А ты что притащил? - возмущенный голос показался особисту очень знакомым. Правда, он никак не мог вспомнить, где его слышал. - Это же нельзя есть. Отойди от меня! Я сказал, отойди! Больше не буду чесать тебя за ушком! Я тобой очень недоволен!
        Ничего не понимая, старший лейтенант шагнул к холщовой плащ-палатке, висевшей вместо двери. На всякий случай вытащил пистолет. Ведь, внутри происходило что-то странное.
        - Что-то эти самые странности множатся. Размножаются что ли…
        Резко откинул ткань и шагнул внутрь землянки, в которой к его удивлению никого не оказалось. Пусто. Совершенно пусто.
        Синицын осмотрелся по сторонам. Не поленился, заглянуть под полати у земляных стен. Опять никого.
        - Эй, кто тут есть? Выходи, черт тебя дери! За такие шутки к нарядом не отделаешься…
        Глава 9
        В расположении батальона…
        Смеркалось. Тени от деревьев становились все длиннее и длиннее, постепенно напоминая лапы и когти диковинных зверей. От усиливавшегося к вечеру мороза сильнее хрустел под ногами снег. Ступишь раз - два, а хруст будет такой, словно взвод солдат промаршировал.
        Из землянок, укрытых большими снежными шапками, потянулись бойцы с котелками в руках и ложками за голенищами сапог и валенок. Днем лишний раз с позиции не отлучишься, а сейчас можно. Немец тоже ужинаться собирался, а, значит, затишье продлиться еще немного.
        - Это что же такое твориться, братцы? - у кухни, здоровенного столитрового бачка на колесах, уже стоял высокий детина с рыжим чубом, выбивавшимся из под теплой шапки. В руках алюминиевый котелок ходуном ходил, а сам приплясывал от нетерпения. Аромат по поляне такой шел, что и другие едва в пляс не пускались. - Чуете какой запах? Слюна так и течет. Прямо сейчас Богу душу отдам! Гвен, братишка, где же ты раньше-то был? Да с таким поваром мы теперь…
        Не договорив, рыжий обернулся. Краем уха услышал, как старшина покряхтывает. Начальство идет, значит.
        - Семенов, опять ты балаган развел? Вдобавок, и Бога через слово поминаешь. Что ты за комсомолец такой? По нарядам соскучился? - начал было отчитывать бойца старшина. Чувствовалось, точно Семенову пару нарядов «прилетит». Но не случилось. - Хм… Пахнет-то как. Никак ушицей?
        В его голосе слышалось немалое удивление. Сам ведь кухонным делом заведовал и знал, что с продуктами в батальоне совсем негусто. Крупы и тушенки с мерзлой картошкой немного оставалось. Словом, не разгуляться повару. А он, смотри-ка, исхитрился уху приготовить.
        - Ну-ка, Гвен Иванович, сказывай, чем сегодня бойцов кормить будешь? - подозрительно прищурившись, старшина посмотрел на нового батальонного повара. Контуженному, судя по всему, парню они уже и отчество дали - Иванович, в честь комбата. Фамилия «Лесной», из леса, значит, вышел. - Ну?
        А тот, загадочно улыбаясь, уже доставал из бачка полный черпак с ароматной жижей. Старшина еле-еле успел подставить свой котелок. Чуть промедли, и все варево бы оказалось на снегу.
        - Ты, суки…
        Раскрыл было старшина рот, чтобы обложить по матери неумеху косорукого, как замер. С наслаждением вдохнул пар от котелка и, потянулся за ложкой, которой тут же зачерпнул похлебки.
        - Что же ты, паскудник, делаешь… - просипел он, едва не застонав от наслаждения. Похлебка удалась: густая, пряная. Рыба так уварилась, что разваливалась и таяла во рту. - Прямо, как матушка в детстве делала… Всамделишняя ушица. Где же ты рыбу взял?
        Знал, что спрашивать. Еще неделю назад, как последний обоз с припасами разбомбило, старшина с бойцами на речку ходил. Думал, рыбы наловить, чтобы батальон ноги не протянул с голоду. Но ни тут-то было. Ноябрьские морозы оказались такими, что лед топорами рубить пришлось. Вдобавок, немцы никого к речке не подпускали, насквозь ее простреливая.
        - Наловил… - развел руками новый повар, показывая, что ничего необычного не делал. Мол, сладил удочку и пошел к речке ночью, чтобы враг не заметил. Прорубил лунку, из которой и натаскал пескарей с ведерко и карпов штук пять - шесть.
        А что было Гвену еще ответить? Не рассказывать же, как было на самом деле. Не поверят ведь, что Лесные дети ему помогали: в прорубленную во льду лунку старый знакомец, бобер, нырял, за немцами совы с воронами следили, матерый кабан помогал улов тащить. Всем досталось.
        - И перца где-то раздобыл, во рту аж горит. Прямо по мне, - довольно огладил усы старшина, когда опустошил котелок. - Свое что ли положил? У нас-то давно ничего не осталось. Соли только подмоченной пару горстей…
        Гвен сделал вид, что не расслышал вопроса. Нагнулся к одному из бойцов, что со своим котелком за добавкой тянулся. Не скупясь, полный половник самой гущи ему зачерпнул.
        Нечего все свои секреты раскрывать, уже понял друид. Не понимают здешние люди еще многого. Вроде бы взрослые, сильные, а простое сложным видят. Рассказываешь им про благодать Живого Леса, а они словно ничего не слышат. Не поймут они и про его поварские премудрости: про жучков-короедов, придающих особую пряность пище; про наросты на дубовых корнях, от которых травяной отвар кислить начинает. Словом, лишнее все это. Правильно говорят, от многих знаний многие печали.
        Будет он здесь кухарскую службу нести, да за Зоей приглядывать. В медсанбат ее определили…

* * *
        Чуть позже, когда поляна опустела и бойцы разбрелись по землянками и постам, у потушенного кострища остались двое. Луна уже скрылась за облаками, оттого лиц совсем не было видно. Угадывались лишь их плотные фигуры: одна в потрепанной фуфайке, другая в командирском полушубке.
        - Ты что мне тут мнешься, Сидорчук, как девка на сеновале? У нас с тобой был уговор. Ты мне обо всех разговорах в роте докладываешь, а я забываю про твое кулацкое происхождение, - с угрозой говорил один, сидевший на поваленном дереве. Второй, напряженный, сгорбленный, рядом стоял. - Я, как видишь, свое слово держу. Никому про твоих родителей не рассказывал, в полк не докладывал. А должен был сообщить, что взводный второй роты скрыл сведения о родителях-кулаках. И что, думаешь, тогда случилось бы?
        Молчавший боец горбился еще сильнее. Казалось, еще немного, и вообще, в снег свалится.
        - Я тебе задание давал за новеньким в твоем взводе следить. Сделал? - в голосе говорившего уже слышались нотки раздражения. Похоже, терпение терял. - Ну? Что он за птица, чем дышит? Все выкладывай, пока я ход бумаге не дал.
        Второй не долго молчал. Прежде пару раз кашлянул, словно горло прочищал. А после начал говорить.
        - Помню я все, товарищ политрук, - голос звучал глухо, простужено. Казалось, раздавался откуда-то из глубины земли, а не из человеческого горла. - Приглядывал я за этим человечком, как вы и сказали. Поселил к своим парням в землянку, чтобы и ночью пригляд был.
        Первая фигура кивнула на это. Мол, правильно сделал.
        - Скажу, странный это человек, товарищ политрук. Вроде бы, обычный - две руки, две ноги, голова с ушами и глазами. А присмотришься внимательнее, чужой совсем. В простых вещах теряется, как в трех соснах, - голос на ненадолго прерывался, но почти сразу же начинал звучать снова. - Я ведь его про пионерию и революцию спрашивал. А тот в ответ только глазами хлопает, как будто и не слышал вовсе такое.
        Говорил с искреннем удивлением. Чувствовалось, что поверить не мог, что кто-то сейчас ничего не знал про советскую пионерскую организацию и Великую Октябрьскую революцию. Ведь, даже буржуи за морем слышали.
        - А когда я его про товарища Сталина спросил… - казалось, говоривший задохнулся. Голос упал до шепота, стал едва слышен. - То он засмеялся. И сам спросил, а не мой ли это родственник.
        Второй человек, что сидел на бревне до этого, вдруг вскочил и начал топтаться рядом. Пару шагов в одну сторону сделает, потом развернется и назад пойдет.
        - Контра, - сдавленно прошипел он, а затем громко спросил. - Еще что, Сидорчук? Неужели, больше ничего не заметил? Это же настоящий враг! Пришел с той стороны, ничего толком не знает, пытается к нам втереться в доверие. Вспоминай, вспоминай! Сейчас любая мелочь может быть важна.
        - Есть вроде бы кое-что, товарищ политрук, - вдруг оживился второй, хлопнув себя по шапке. - Рядом с ним все время какой-то зверек крутится. Черный такой. Я поначалу думал, что он мерещится мне.
        Выходила, и правда, самая настоящая чертовщина. За новым бойцом, словно привязанный, ходил старый бобер. Объяснение здесь могло быть лишь одно - зверька приручили.
        - Точно диверсант, - веско сказал, словно отрезал, политрук. - Такого, наверное, специально для нашей местности готовили. Ты, Сидорчук, погляди, как ведь складно выходит. Морозов он не боится. В лесу ходит так, что ни какому следопыту за ним не угнаться. Еду себе даже в голом поле найдет. Такой в самый наш тыл пройдет, ни один часовой не заме…
        А Сидорчук вдруг дергается. Еще что-то очень важное вспомнил, не иначе.
        - Забыл, товарищ политрук. Вот же я, дурья башка! Про такое забыл! - опять стукнул себя по многострадальному лбу. Причем от души ударил, ни чуть себя не жалея. - Я же до ужина слышал, что комбат его в разведгруппу включил. От наших-то лейтенант с сержантом остались, остальные сгинули все. Вот его и предложили. Мол, проводником пойдет, через лес и болото группу поведет.
        - Твою-то мать! - с чувством выдал политрук, тут же срываясь с места.
        Ломанулся прямо по сугробам в сторону штабной землянке. По тропинке, что вилась между деревьями, с километр идти, а так - метров триста, от силы.
        Не хуже сохатого ломился по заснеженному лесу. Только снег в стороны летел, и тяжелое дыхание с хрипами слышались. Казалось, не один человек бежит, а целый десяток.
        - Стой, кто идет? Стой, говорю! - у самой землянки комбата политрука чуть часовой не пристрели. Несколько раз крикнул, и уже пальнуть готовился. - Я тебя…
        Обошлось, к счастью. В самый последний момент, когда уже палец часового коснулся спускового курка пистолета-пулемета, он узнал политрука. Повезло, выходит.
        - Товарищ комбат! Товарищ комбат! - заорал Синицын, чуть ли не кубарем слетая вниз. - Иваныч! Где разведка? Ушла уже?
        Сдернул полог землянки и оказался внутри. Тут же наткнулся на сидевшего на скамье комбата в одном исподнем, держащего в руках нитки и брюки. Прореху, значит, чинил, пока затишье установилось.
        Посмотрел он на взмыленного политрука. Качнул головой, показывая на соседнюю лавку. А сам отложил в сторону нитки с галифе. Понимал, что только неотложное дело могло довести всегда невозмутимого политрука до такого состояния. Неужели плохие вести с тыла, кольнуло у него сердце от нехорошего предчувствия.
        - Ты чего наделал? Это же замаскированный враг! Наверняка опытный диверсант! - прямо «с места в карьер взял» политрук, наседая на комбата. У того аж челюсть от удивления отвисла. - Это же настоящий подарок для него! На первой же ночевке скрутит наших бойцов сонными и немцам сдаст. Его нужно было здесь, на виду у всех держать, а лучше под замком…
        Комбат только сейчас начинал понимать, о чем, вообще, шла речь. Неужели, весь этот сыр-бор произошел из-за его решения включить в группу разведчиков нового бойца?
        - Ты чего разорался, Гена? Опять вон кровь носом пошла. На, утрись, - подал платок политруку, который недоуменно смотрел на красные пятна на полушубке. - Что ты там себе напридумывал? Какой к черту еще диверсант? Говорил я с ним, долго и обстоятельно. Обычный мальчишка с какого-то лесного хутора. У нас таких в Белоруссии, знаешь, сколько? Сотни. А если хутор на кордоне, то, вообще, пиши пропало. Там кругом одно зверье непуганое. Бывает по полгода живого человека не видишь.
        Бледный Синицын медленно вытирал с лица кровь, продолжая буравить взглядом комбата. Видно, было, что никак не успокоится.
        - Гена, что толку с твоих подозрений? - махнул на него рукой командир. Мол, чего тебе объяснять. Все равно бесполезно. - Нам все равно больше некого послать. Почти весь разведвзвод в лесу остался. А этот Гвен по лесу ходит так, словно родился там. Пройдет рядом, не заметишь.
        Политрук все равно молчал, лишь изредка недовольно шмыгая носом.
        - Знаешь, же, что нам до зарезу нужна информация. Ни хрена не ясно, что позади и впереди нас. Поэтому, - голос у комбата окаменел. Стало ясно, что спорить больше он был не намерен. - Я сформировал две группы усеченного состава. Первая пойдет в наш тыл в сторону штаба полка, чтобы восстановить связь с командованием. Вторая группа, куда и вошел этот твой боец, должна походить вдоль немецкой линии обороны. Если получится, то проникнет в их ближний тыл и возьмет языка… Чует мое сердце, не к добру все это затишье. Третий день, как канонада утихла, спать не могу. Веришь, как орудия долбили спал, словно младенец. А сейчас не могу.

* * *
        Предчувствия комбата не обманывали. Оставшийся в окружении батальон оказывался на острие атаки немецкой военной машины, которая, собравшись с силами, готовилась рвануть вперед с еще большей силой и мощью…
        Установившееся затишье было частью недельной передышки, во время которой части и соединения группы армий «Центр» после ожесточенных боев совершали перегруппировку. Войска приводили в порядок материальную часть, изрядно потрепанную в осенней наступательной компании. Поступали новые танки, бронетранспортеры, орудия, ремонтировались поврежденные. Выбитые почти на половину части пополнялись личным составом.
        Для возобновления наступления вермахт развернул пятьдесят одну дивизию, в том числе тринадцать танковых и семь моторизованных. В небе наступающие войска прикрывал восьмой авиакорпус генерала авиации фон Рихтгофена, насчитывавший более шести сотен самолетов разных модификаций.
        Установившиеся на московском направлении морозы сковали грязь и слякоть, открывая для механизированных немецких соединений широкое поле для маневра. Планировалось, двумя мощными танковыми кулаками наступать на флангах, чтобы отрезать Москву от северо-западных и южных районов страны.
        Противопоставить ударным соединениям врага советское командование могло лишь сильно потрепанные пехотные части, концентрировавшиеся на направлениях основных ударов. Здесь же тянулись незаконченные фортификационные сооружения - противотанковые рвы, доты, дзоты и минные поля. Новейшие танки - Т-34 и КВ - поступали единицами, отчего их берегли, как зеницу ока.
        И в момент кульминации битвы за столицу никому не было никакого дела до оставшегося в окружении пехотного батальона. Ведь, на карту было поставлено столько, что жизни нескольких сотен израненных бойцов уже ничего не стоили.

* * *
        В это же самое время к западу от расположения батальона
        Честно говоря, Гвен не сразу согласился вести воинов. Переживал за Зою. Вдруг, в его отсутствие с ней что-нибудь плохое случиться. Разве ее кто-то сможет защитить? Вряд ли.
        Именно так он и сказал воеводе, ожидая после этого всевозможные кары на свою голову. Но тот, кого все называли товарищ комбат, объяснил, что именно от него и тех воинов сейчас зависит и жизнь Зои, и жизнь всего их воинства. Только они смогут выяснить, что собирается сделать враг, а, значит, и дать им возможность подготовиться.
        Поэтому сейчас друид и вел троих воинов вдоль реки, ища место для переправы. Будь Гвен один, то давно бы уже оказался на той стороне. Ни одна ветка бы не шелохнулась, ни один камешек не качнулся. С теми же, кто шел следом за ним, все было наоборот.
        - … Тише я сказал, - шипел парень на незадачливого разведчика, совсем «зеленого» парня, задевшего ветку ели и этим вспугнувшего ворона. Птица тут же разразилась хриплыми криками и, взлетев, начала кружить над ними. - И это лучшие следопыты? Да, нас за десяток с лишним верст слышно… А теперь, скидывайте… э-э-э свои лыжи.
        Парень показал на длинные плоские доски на ногах воинов. В его мире их называли снелли, что означало «скользящие». Хорошая приспособа для охотника в зимнем лесу или поле, но сейчас им нужно было нечто другое.
        - Сейчас через болото пойдем. Небольшой кружок сделаем, и в нужное место выйдем. А тут снегоступы нужны, а то все потопнем.
        Гвен вытащил нож и нарезал с ближайшей ивы десятка три подходящих веток. Из них и предстояло сплести снегоступы. Нехитрое дело, если руки привычны, а не из одного места растут.
        - Ничего мудреного здесь нет. Сначала толстый куст сгибаешь под каркас, который после оплетаешь длинными ветками, - воины с завистью смотрели, как быстро мелькали в его руках ветки. Одна шла туда, другая сюда, третья в сторону. В итоге, на снег лег первый снегоступ, который так и просился на ногу. - Как дети малые, в самом деле…
        Пришлось, и им помогать, иначе так и остались бы здесь стоять.
        - Как по болоту пойдем, глазами не хлопать, - наставлял он их. - Наступать только на кочки с травой. Про лед даже не думайте, вмиг ко дну пойдете. На хорошем болоте лет некрепок.
        Сделав пару десятков шагов по болоту, всем стало ясно, что без Гвена они здесь так и остались бы. Больно уж коварным это место оказалось, полным ловушек, словно специально ждавших добычу.
        - … Всегда на звериные следы смотрите, - Гвен показал на неровную цепочку следов, которые тянулись чуть в стороне от них. - Они все вам о дороге расскажут. Знающему человеку и верную дорогу в чаще покажут, и про опасности предупредят, и на съедобные припасы укажут.
        Через несколько шагов парень уже на другие следы показывал.
        - Беличьи… Значит, где-то поблизости ее кладовая, - быстро осмотревшись, Гвен приметил небольшое дупло. К удивлению остальных оттуда удалось вытащить почти три горсти орехов. - Угощайтесь. С орехами никакой мороз не страшен… А остальное оставим. Нельзя все забирать, а то зверек зиму не переживет.
        К вечеру, когда они все-таки вышли из болота и оказались на той стороне, все четверо уже были сыты. Орехи, сушеные грибы и даже яблоки оказались очень даже кстати. После них есть совсем не хотелось.
        - Темнеет уже, привал пора готовить, - лейтенант кивнул, уже давно признав в Гвене более опытного человека. - Тогда елового лапника несите для постели. Только берите нижние ветки, что у самой земли растут. От них дереву только тяжесть, а нам они в самый раз будут…
        Вскоре между двумя дубами, где они решили заночевать, уже лежала целая охапка душистого лапника. В разные стороны торчали ветки с иголками, норовя уколоть неумеху.
        - Сейчас такую постель соорудим, что вы ни разу и не видели. На такой перине в самый трескучий мороз спать можно, - улыбнулся он, глядя на удивленные лица бойцов. - Сейчас сами все увидите.
        Устроившись посреди пышных еловых ветвей и прикрывшись от ветра стволами дубов, они скоро пригрелись.
        - И правда, тепло, - удивился лейтенант, зарывшись в еловую кучу с головой. - Не Крым, конечно, но тоже хорошо… Объявляю тебе, товарищ боец, благодарность.
        Гвен в ответ кивнул. Мол, принимает благодарность.
        Глава 10

* * *
        СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО
        Приказ командования группы армий «Центр» № 2250 от 10 ноября 1941 года на продолжение операций на московском направлении / оперативный отдел.
        '… Начиная с 14 ноября 1941 года:
        1) 2-ой армии продолжить выполнение прежней задачи: овладеть общей линией Курск, Малоархангельск и к северу от нее продвинуть без замедления свои моточасти в направлении Воронеж.
        2) 2-ая танковая армия наносит удар через р. Оку в направлении между Рязанью и районом Каширы. Поскольку еще позволяют условиях дорог, необходимо выбросить вперед особо подвижные, хорошо снабженные достаточным количеством горючего, подразделения для систематического разрыва линий железных дорог и для внезапного захвата переправ через р. Оку.
        3) 4-ая армия ведет наступление на Клин. В дальнейшем намечается продвижение 4-ой и 3-ей танковых групп, усиленных пехотой, в направлении на Ярославль, Рыбинск.
        4) 9-ая армия очищает от противника района Калинина. После этого, как приказано, должна отбросить части противника на участке р. Лама и захватить переправы на западном берегу Волжского водохранилища'.

* * *
        14 ноября 1941 г.
        23 часа 15 минут.
        Москва, Кремль.
        Невысокий плотный мужчина с побитым оспинами лицом неподвижно стоял у настенной карты и, не отрываясь, смотрел на тянувшиеся с запада на восток огромные черные клинья. Враг уже был у самой столицы. Оставалось каких-то полсотни километров, один - полтора дневных перехода для моторизованных соединений.
        - Хм… - скрипнул зубами Сталин, взглядом снова и снова возвращавшийся к самой большой точке на карте. Судорога исказила лицо, на мгновение выдав поселившийся в его душе жуткий ужас. Ведь, на его глазах рушилось его то, чему он посвятил всю свою жизнь. Жуткое ощущение, рождавшее внутри него глубочайшее отчаяние. - Шегеци[1]…
        Тяжело вздохнув, скользнул взглядом вправо. С восточной оконечности карты уже на запад тянулись другие стрелы, ярко-красного цвета. Их целью тоже была столица, которая не собиралась сдаваться и отчаянно ждала подкреплений.
        - Товарищ Жюков, ви хорошо подумали? - в минуты волнения его акцент звучал особенно жестко. - Переброска дальневосточных частей уже закончена, что позволило сформировать три полностью укомплектованные армии - две общевойсковые и одну танковую. Мы готовы начать контрнаступление уже завтра, а вы предлагаете ждать еще целых две недели?
        В голосе слышалось обвинение, но человек, к которому оно было адресовано, даже глазом не моргнул. Генерал смотрел уверенно, не отводя взгляда. Чувствовалось, Жуков был готов отстаивать свое мнение до самого конца.
        - Ви же понимаете, что каждый день промедления стоит нам огромных потерь? - продолжал Сталин, делая шаг в сторону генерала. - Людских потерь…
        Сделал еще один шаг. Оказавшись у стола, оперся на столешницу и пристально посмотрел на Жукова.
        - Они солдаты, товарищ Сталин. И у них есть приказ: ни шагу назад, - твердо произнес генерал, не без труда выдерживая пронизывающий взгляд всемогущего хозяина кабинета. - Контрнаступление должно состояться ни днем раньше и ни днем позже, в чем и состоит неумолимая логика войны. Начнем раньше - враг не будет измотан и сохранит свежие резервы, начнем позже - он успеет подготовиться и предпринять предупреждающие меры.
        Сталин, держа в руке уже давно потухшую трубку, кивнул. К сожалению, все обстояло именно так. И как бы ему не хотелось отдать приказ о мощном ударе по врагу, сейчас он не мог этого сделать. Такова логика войны.
        - Они смогут удержать немцев? Резервный фронт, прикрывающий направление на Москву, едва стоит. В частях и соединениях осталось менее половины численного состава, выбиты почти вся артиллерия и танки. Если не удержат, то случится катастрофа…
        Жуков вновь почти не раздумывал:
        - Удержат, товарищ Сталин. Будут грызть землю зубами, но удержат. И враг должен это почувствовать, увидеть собственными глазами. Должен поверить, что еще один полк, еще один батальон, еще одна рота и Красная Армия побежит. Только тогда в бой будет брошено все, что есть под рукой, - и после всего еще раз с убежденностью добавил. - Обязательно удержат…
        Верховный, внимательно смотря на генерала, снова кивнул, давая понять, что полностью согласен с его словами. Советским рядовым бойцам и командирам придется еще немного подождать до того момента, как немцы окончательно втянуться в сражение.

* * *
        Гвен резко вскинул голову и настороженно огляделся по сторонам.
        - Хм, тихо…
        Что-то его потревожило, хотя вокруг все было спокойно.
        Ночной мороз сковал деревья, ни одна ветка не шевелилась. Тихо потрескивали ветки в костре, отблески которого причудливо блестели в снегу.
        - Хм…
        От товарищей тоже не раздавалось ни звука. Спали без задних ног, с головой зарывшись в лапник. Даже часовой клевал носом. Наклонился над самым костром, того и гляди в угли свалится.
        Все равно что-то было не так. Гвен, стараясь никого не потревожить, сполз с лапника и подошел к дереву. Прислонился, коснувшись ладонями к узловатой коре. Великий Лес все знает, главное знать, как спросить.
        Закрыв глаза, друид расслабился. Почти сразу же почувствовал волну тепла, привычно окутавшую его тело. После пришло особое чувство сопричастности к чем-то очень большому и необъятному. Великий Лес откликнулся.
        - Есть! - вдруг понял он, что его так беспокоило. - Идут…
        Гвен дернулся к остальным, чтобы предупредить. Однако разведчики уже были на ногах.
        - Что случилось? - подошедший командир группы, плотный невысокий парень в маскхалате, встревожено косился в темноту. Способности Гвена видеть и чувствовать то, что не могли другие, он уже давно оценил. Поэтому сразу же поднял группу. - Немцы?
        Парень мотнул головой. Этих он бы стразу почувствовал. Они здесь совсем чужие, что ощущается очень явно. Здесь, похоже, местные.
        - Девять человек, кажется… Нет, десять человек. Все мужчины, крупные, тяжелые. Идут быстро, почти не стоят. Значит, хорошо знают эти места…
        Быстро описывал Гвен то, что почувствовал. Лицо у разведчика при этом вытягивалось все больше и больше. Он уже и не скрывал, что удивлен. Как обо всем этом можно узнать? Темень же, хоть глаза выколи! Тут в десяти шагах ничего не видно, а он такое говорит.
        - Запах… Двое курили недавно, - продолжал друид описывать приближавшихся людей. - Еще чем-то пахнет… едким. Смазка! У них оружие!
        Окружившие Гвена, разведчики тут же помрачнели. Если до этого момента и была надежда, что в лесу могли бродить местные жители, то сейчас все изменилось. Ночью и с оружием могли быть лишь военные.
        - Понятно. Отряд, к бою! - тут же махнул рукой командир. - Гвен, откуда идут? Окружают, значит. Черт… Занять круговую оборону!
        Сам присел на колено, выбрав ствол здоровенного дуба в качестве укрытия. Чуть дальше занял позицию пулеметчик, выставив ствол дягтеря в сторону неприятеля. С тыла их прикрывали оставшиеся двое разведчиков.
        - Командир, я же говорю, что это свои, - Гвен присел рядом с разведчиком. - Там точно немцев нет.
        И тут словно в подтверждении его слов откуда-то из темноты прилете громкий окрик:
        - Эй, тама, замерли! Замерли, я сказал, а то гранату кину! А таперича оружие в сторону кинули! Ну? Хенде хох, немчура!
        - Свои, боец! - облегченно отозвался разведчик, осторожно выглядывая из-за дерева. - Смотри не стрельни там.
        Из темноты появилось несколько силуэтов с винтовками в руках.
        - Может и свои, а может и чужие, - буркнул первый голос, принадлежавший, как оказалось, немолодому бородачу. На встречу к разведчикам медленно шел незнакомец в тулупе, настороженно посматривающий по сторонам. - Кто такие?
        Командир разведчиков тоже сделал несколько шагов навстречу, не спеша представляться. Слишком непростая сложилась ситуация. А если это переодетые враги? У немцев сейчас полно всякого отребья, которое мастерски выдавало себя за партизан и советских разведчиков. Может не говорить, кто они такие?
        Напряженную дуэль взглядом между двумя мужчинами прервал Гвен, вышедший из-за спины разведчика.
        - Командир, это точно не враги. Сильно пахнут потом и махоркой. От оружейной смазки тоже особый запах. Немецкая пахнет совсем по другому, - быстро заговорил друид, кивая на угрюмого бородача напротив. - А еще вот те двое на русском языке переговариваются, - друид показал в сторону развесистой ели, топавшей в снегу едва ли не по самую макушку. - Говорят, если мы немцы, то нужно прямо здесь нас кончать…
        Бородач удивленно крякнул. Быстро развернулся в сторону своих и кому-то там показал кулак. Мол, языки прикусите, а то слышно на весь лес.
        Разведчик выдохнул, убирая руку с автомата. Значит, точно свои.
        - Сержант Карпов. Алексей, - сделал шаг к бородачу. - 324-й стрелковый полк. Ведем разведку переднего края немцев. А вы кто, братцы?
        Угрюмо сверкнув глазами, Борода что-то прогудел в полголоса. Мол, посмотрим еще, что вы за разведчики.
        - Кхе, кхе. Василь Георгиевич? - после крикнул в сторону. Похоже, звал главного. - Энти гутарят, что нашинкие. 324-й стрелковый полк.
        Раздался скрип снега. Из темноты появился невысокий мужчина в ватных штанах и белом полушубке, перетянутом ремнями портупеи. На вороте сверкнули три красных квадратика, что соответствовало званию ротного политрука.
        - Здравствуйте, товарищи, - политрук смотрел уверенно, спокойно. - 324-й полк, говорите? Как там полковник ваш, Михаил Дмитриевич оклемался от ранения?
        Улыбнувшийся было, разведчик нахмурился. Никакого Михаила Дмитриевича он и знать не знал. Командира полка у них звали Геннадий Петрович Мелехов. А это означало, что…
        - Но-но! Отставить, оружие! - рявкнул политрук, видя, как все тут же напряглись. Он убрал руку от кобуры и вытянул ее вперед. - Проверка это! Вдруг, вы немчура. Те бы точно начали кружева плести. Мол, знаем такого полковника… Давайте, знакомиться, товарищи. Василий Георгиевич Клочков, политрук 1075-го полка. Далеко, смотрю, вы забрались…
        После перевел взгляд на Гвена.
        - А ты, боец, шустрый. В разведке такие на вес золота. Всех моих людей, наверное, заметил?
        Гвен кивнул. А чего скрывать правду. Ему таить нечего.
        - Всех. Еще когда подходили, почувствовал. Не сложно было. У каждого свой особый шаг, свое дыхание и говор.
        К костру начали подходить остальные.
        - Вот ты, - друид показал на массивного, смахивающего на медведя, бойца, что вышел из темноты с пулеметом наперевес. - Когда идешь, сильно на правую ногу припадаешь, оттого и шумишь. Ногу, скорее всего, подвернул или поранил.
        При этих словах пулеметчик перенес тяжесть с одной ноги на другую, скрипнув при этом зубами. И правда, ему больно было на правую ногу наступать. Всю дорогу мучился. Думал уже, что не дойдет до места, свалится прямо в снег.
        - А ты слишком много куришь, оттого твои дыхание и подводит тебя, - Гвен уже стоял возле другого бойца, то и дело хрипло перхавшего в кулак. - В морозную ночь очень далеко слышно твое дыхание.
        Со своей стороны удивленно хмыкнул бородач. Впечатлился, похоже, такому.
        - Вижу, умен больно. А про меня что скажешь? - с вызовом посмотрел на Гвена. Руки сложил на груди, одну ногу вперед выставил. Гадай, мол. - Ну?
        - А чего тут гадать-то? - усмехнулся друид, сразу же приметив особую сноровку бородача. - Видно, что из лесовиков ты. По лесу правильно ходишь. Ногу по-особому в снег ставишь, дышишь правильно, оттого и не устаешь в дороге. Еще скажу, что охотник хороший. Глаз у тебя хороший, белку прямо в глаз бьешь, звериные следы читаешь, как раскрытую книгу. Так ведь?
        Бородач и не думал скрывать своего удивления. Глаза выпучил, ни одного слова не мог из себя выдавить. Не понимал, откуда про него все это знал совершенно незнакомый ему человек. Они же раньше, вообще, не виделись.
        - Хорошо он уел тебя, Петрович. Все, как есть, рассказал. Ни в чем не ошибся, - смеясь, политрук хлопнул бородатого бойца по плечу. - Я, сержант, вот что предлагаю. Давайте, дойдем до нашего НП, где разведданными поделимся.
        После недолгого колебания сержант Карпов кивнул. Предложение было в самый кон. Они бы не только узнали, что соседям известно, но и сообщили о своем полку командованию.

* * *
        Утро Гвен встретил на позициях чужого полка, хлебая из глубокой миски наваристую похлебку. Рядом расположился его новый товарищ - тот самый вчерашний бородатый боец.
        - Хороший ты следопыт, Гвен-ка. Только темный какой-то, будто из лесной берлоги вылез, - бордач со вздохом отложив опустевшую миску, основательно облизал ложку и, обернув ее в чистую тряпицу, спрятал за голенище сапога. После, хитро улыбнувшись, повернулся к друиду. - Про какой-то великий лес талдычишь, про живые деревья, про душу растений. Суеверия все это, Гвен-ка! Са м Ильич говорил, что Бога и души нет! Знаешь поди товарища Ленина? Что?
        Оторвавшись от похлебки, друид изобразил недоумение. Мол, человек он здесь новый и еще не со всеми успел познакомиться.
        - Как так? Не знаешь про товарища Ленина? - возмутился бородач, вскакивая с места. Взглядом ожег, не хуже удара плетью. - Это же вождь мирового пролетариата…
        Гвен еще раз недоуменно пожал плечами. Вот про короля королей Гаральда Превосходного, правителя Гильденской империи, он слышал. Про властителя Северных степей хана Зуфу, хранителя великих курганов, ему рассказывали заезжие торговцы. А никакого вождя Ленина он не знает.
        - Это же… наше все! - с трудом подбирал слова ошарашенный боец. Похоже, у него даже в голове не укладывалось, что кто-то мог не знать товарища Ленина. - Он же за трудового человека жизнь положил! Ты знаешь, как раньше работяги жили? Белого света не видели! От восхода до заката горб гнули то на барина в селе, то на фабриканта в городе. За жалкие медяки, за кусок плесневелого хлеба горбатились, дети от голода мерли…
        - Что же тогда они от плохого господина не уходили? - удивился друид. - Земли же много вокруг. Собрали бы пожитки и двинули куда-нибудь подальше. У нас любой волен идти туда, куда хочет. Не по нраву тебе вождь или старейшина селения, уходи. Разве не так у вас?
        Вопрос бойца, похоже, поставил его в тупик. Замолк, насупился весь, только глазами зыркает. Кажется, даже покраснел от натуги, не зная что и ответить.
        - Ты… Ты что такое языком мелешь? - наконец, нашелся, что ответить. - Тебе здесь не твоя тайга! Здесь город! Понимать должен…
        Только Гвен его уже не слушал. Резко развернулся в сторону поля, которое тянулось от их траншей далеко-далеко на запад. Что-то страшное надвигалось оттуда.
        - Говорю, темный ты Гвен-ка и тупой, как бревно. Слышь, я тебе говорю? - боец встал со снарядного ящика, на которой сидел все это время.
        - Тихо, - не поворачиваясь, шикнул на него друид. Застыл без движения, внимательно всматриваясь в горизонт. - Я что-то слышу.
        К брустверу подошел и умолкнувший боец, сразу же полезший за биноклем. Разговоры разговорами, а наблюдение за врагом никто не отменял. И так немчура сегодня что-то припозднилась.
        - Мать твою, - бинокль едва не выпал из его рук. - Танки, дери их за ногу. Один, два, три, четыре, пять, шесть… Сколько же их…
        Вот уже невооруженным глазом были видны десятки черных угловатых коробочек, медленно выползавших из-за линии горизонта. И с каждой минутой их становилось все больше и больше.
        - Командиру доложить треба, - бросил побледневший боец, ныряя за угол окопа. А через мгновение уже слышался топот его сапог по промерзлой глине.

* * *
        Жуткое чувство накрывало его, окутывая темной пеленой с головы и до самых пят. От страха ком вставал в горле, стягивало грудь, не давая вздохнуть. Хотелось согнуться в три погибели и забиться в какую-нибудь дыру, чтобы ничего не слышать и не видеть.
        - Кровь… - пробормотал Гвен, опуская взгляд вниз.
        Его пальцы с такой силой вцепились в мерзлую, словно камень, землю, что полопалась кожа. Алые ручейки бежали между черными и коричневыми комьями земли и глины.
        - Это страх? - удивился друид нахлынувшему на него жуткому ощущению. Его сила и напор были таковы, что заставляла трястись поджилки, обливаться потом с головы и до ног. - Как так…
        Ведь он помнил, как прежде не раз испытывал страх. В момент посвящения Великому Лесу Гвен в одиночестве провел целую неделю в Священной пещере, имея лишь кувшин с водой и краюху хлеба. В моменты отчаяния его посещали жуткие видения, от которых стыла кровь в жилах. Не меньший ужас испытал Гвен, когда на лесной тропе наткнулся на издохшего медвежонка и разъяренную медведицу. В то мгновение вся жизнь пронеслась перед его глазами. Были и другие случаи, когда его жизнь висела на волоске.
        Но сейчас все было иначе. В охватившем его страхе не было ничего знакомого, понятного. Он был чуждым, инфернальным.
        - Великий Лес, помоги, - прошептал парень, пригибаясь к брустверу. - Защити…
        Стонала, кривилась земля. Надвигалось что-то тяжелое, ужасное, остро вонявшее кровью, железом и земляным маслом[2]. Растущие на горизонте угловатые черные механизмы со странными белыми символами рождали у него чувство неотвратимой гибели, от которой нет никакого спасения.
        - Как рыжие муравьи…
        Их размеренное механическое приближение напоминало нашествие рыжих муравьев, несущее гибель всему живому. Там, где проходили эти крошечные существа, не оставалось ничего, кроме холодного камня. Все остальное - живая плоть, растения и деревья - густо заливалось кислотой и превращалось в питательное жиле для все новых и новых муравьиных орд.
        Гвен снова и снова пытался ощутить эту чуждую ему силу, но всякий раз терпел неудачу. Результат всегда был один и тот же - чувствовалось мертвое железо, лишь в самой глубине которого едва-едва теплилась жизнь.
        - Великий Лес, защити… - сами собой шептали его губы.
        Попятился назад, пока спиной не уткнулся в мерзлую землю окопа. Тогда стал озираться, ища путь к спасению. Что было делать? Если бежать, то куда? Кругом было узкое, открытое всем ветрам, поле, с двух сторон зажатое лесом. Покажись только он из траншеи, как сразу же окажется у всех на виду. А враг только этого и ждет.
        Атаковать он тоже не мог. Ведь, он - друид, проводник Живого, служитель Великого Леса. Мертвое, неживое - не его стезя.
        В еще большее отчаяние Гвен впал с первыми разрывами снарядов, звучавшими, как гром среди ясного морозного неба. Прогрохотав сначала где-то вдали, они мерно и неумолимо начали приближать к нему. Словно великан топал своими ножищами, всякий раз сотрясая землю и поднимая в небо кучу земли и снега.
        Грохотало так, что закладывало уши. С широко раскрытыми глазами, он молча развел рот, будто рыба, выброшенная на сушу. Не помогало. Волны от разрывов все равно били так, что ощущалась физическая боль.
        - А-а-а-а, - застонал друид, забившись в углубление окопа. Руками крепко-крепко обхватил уши, плотно закрыл глаза. - А-а-а-а.
        Он уже не молил Великий Лес о спасении. С его губ срывался лишь бессвязный лепет, в котором вряд ли что-то можно было разобрать.
        И, наверное, все бы и закончилось на этом. Очередной разрыв танкового снаряда похоронил бы его прямо здесь, в окопе, разметав внутренности во все стороны. Или пулеметной очередью разорвало бы напополам при попытке бежать к лесу. Но судьбе было угодно другое…
        - Вот же, б…ь! Подъем, сучий потрох! - через грохот разрывов и выстрелов едва пробивался хриплый вопль. - Встать, сука! Винтарь в зубы и на позицию!
        Гвена кто-то пнул с такой силой, что едва дух из него не выбил. Потом еще раз и еще раз.
        - Встать, я сказал! Боец! - парня, словно соломенную куклу, вздернули вверх и несколько раз так встряхнули, что клацнули зубы и искры из глаз полетели. - Отсекай, б…ь, пехоту!
        Перед глазами Гвена оказалось перекошенная от ярости бородатая харя, перемазанная землей и кровью. Ничего не соображающему парню бросили в руки винтовку и толкнули к брустверу.
        - Отсекай пехоту, сука! - снова заорал бородач, сам хватаясь за пулемет и пристраиваясь рядом. - Отсекай!
        Дрожа всем телом от страха, друид прильнул к земляному брустверу, выставив вперед оружие. Трясущиеся пальцы нащупали курок и с силой вдавили его. Винтовка тут же вырвалась из рук и лягнула его прямо в плечо, выбивая слезы из глаз.
        Приготовленный патрон выскользнул из пальцев. Второй золотистый бочонок тоже полетел на землю. Гвен никак не мог зарядить непослушное оружие.
        - Б…ь, как мыши прут… Проклятая немчура! - орал рядом сосед, то и дело ворочай пулемет из одной стороны в другую. - Получите, твари!
        В какой-то момент Гвену удалось ухватить непослушный патрон, и он поднял голову, взглянув на поле боя. И в первые мгновения ему тоже показалось, что оно полно серых мышей.
        - Великий Лес…
        Между черными железными гигантами, изрыгающими пламя, сновало бесчисленное множество серых существ, удивительно напоминавших самых обычных лесных или полевых мышей. Они также резко дергались в разные стороны, потом замирали на одном месте, затем вновь начинали бежать. Что-то ли пищали, то ли лопотали.
        - Мыши… Это же всего лишь мыши…
        Удивительно, но именно это странное ощущение вернуло его в колею. Конечно, соображал Гвен еще плоховато, но страх уже не сводил его с ума, как раньше. Да и дрожь почти прошла.
        - Просто обычные мышки, - снова и снова, как мантру, повторял он в пол голоса. Чувствовал, как с каждым новым повторением, страх все больше и больше отпускал его. - Крошечные серые мышки… - даже пробовал улыбнуться, хотя получалось не очень. Губы изгибались в нечто, напоминающее гримасу, до неузнаваемости искажавшую лицо.
        Сразу же патрон, словно сам собой, влез в патронник, удобно устроившись в ствольной коробке. Пятка приклада уперлась в его плечо, а цевье винтовки легло в ладонь. Осталось лишь нажать на курок.
        - Раз мышка, - прозвучал сухой выстрел, и небольшая фигурка немецкого пехотинца рухнула на землю. - Два мышка, - после нового выстрела упал еще один солдат. - Три мышка.
        И тут его локтя что-то неуловимо коснулось. Легонько, едва ощутимо. Друид бы и не заметил, если бы это не повторилось еще раз. Словно кто-то пытался обратить на себя внимание.
        - Чт… - повернул он голову, и застыл.
        Прямо у его локтя стоял на задних лапках мышка-полевка. Довольно крупная, с бурой шерсткой и черной полоской по холке. Мордочку подняла и недовольно щурила глазки-бусинки, словно мышка была чем-то глубоко возмущена. Позади нее выжидало еще несколько ее собратьев поменьше.
        - Малыш, чего тебе… - его взгляд случайно упал вниз. - Черт, получается, вам нужно?
        У самых его ног колыхался живой серо-коричневый ковер из сотен и сотен мышей, настороженно водящих мордочками из стороны в сторону. Ногу некуда было поставить, везде были они.
        - Пришли, значит, на мой зов, дети Великого Леса, - улыбнулся Гвен. Получалось, что Великий Лес откликнулся на его зов о помощи. - Только что вы сможете сделать?
        Наклонился к мышиному патриарху, самому крупному и хмурому из всех. Похоже, если с кем-то и «говорить», то это только с ним. Остальные, словно китайские болванчики, лишь кивали мордочками, глядя на самого главного «мыша».
        - Как от вас толк-то? - вздохнул парень, окидывая глазом мышиное воинство - бесчисленное и в тоже время крохотное. Что оно может против железных механизмов? - Там ведь железные короба на колесах, а враг внутри спрятался. Пока до него доберешься… Да и как добраться?
        Вновь вздохнув, Гвен перевел взгляд на поле боя. По нему тянулись густые клубы черного дыма, распространявшие вокруг себя неимоверную вонь. То там то здесь полыхали пламенем застывшие железные коробки с опушенными орудийными стволами. Но еще больше танков продолжало ползти вперед.
        - Видишь, малыш, сколько их? Вам с ними все равно не справиться.
        Но старый мышь упрямо качнул мордочкой, словно был не согласен. Следом точно также качнули головами и остальные.
        - Упрямый, значит.
        Гвен хотел погладить мыша по макушке, но тот извернулся и куснул его за палец.
        - Ладно, упрямец, веди свое воинство… - парень все же смог коснуться его мягкой шерстки, передавая свою благодарность. - И спасибо, маленький брат.
        Проводив взглядом, мышиного патриарха, Гвен снова взялся за винтовку. Сейчас лишь этот кусок дерева и железа отделял его от смертельной опасности.

* * *
        Разрывы снарядов все чаще и чаще накрывали позиции защитников. Первыми замолкли сорокопятки, весь бой огрызавшиеся в сторону немцев. Прямым попаданием разворотило оба орудия, не оставив там ничего живого. Следом прилетело пулеметчику, лихо прореживавшего пехоту.
        На траншее уже живого места не оставалось. Все было изрыто воронками от разрывов снарядов и напоминало мертвый лунный ландшафт. Погибшие защитники лежали прямо там, где их застали пуля или осколок. С раскинутыми в стороны руками, вскинутыми головами и потухшими глазами, они так и не покинули позиции. Лежали, словно ждали еще одного, самого последнего приказа встать и, примкнув штыки, идти в атаку. А раненные, не в силах двинуть ни рукой ни ногой, просто с бессилием смотрели в небо. Прощались с тем, кто может передать родным их последние «прости и прощай».
        Первые танки уже были в каких-то десятках метров. И, казалось, что уже ничто не способно было их остановить. Оставался последний рывок: преодолеть линию траншей и выйти на оперативный простор.
        - … Курт, что за срач ты развел в панцере? - надрывал горло механик-водитель, стараясь перекричать грохот двигателя головной машине. А стрелок-радист, к которому и обращались, в ответ лишь ржал во все горло. - Жрешь, как свинья! Я вижу мышь, твою мать! По твоей милости мы из сортира теперь вылезать не будем…
        - Тебе мерещится, Отто! Где ты видел этих тваре… Черт! Вон она! - уже орал наводчик, тыкая рукой себе под ноги. - Б…ь, еще одна! Проклятье, их же здесь сотн… А-а-а-а!
        Из под полураскрытого люка в полу вдруг рванул серый мохнатый фонтан, тут же распадающийся на десятки мелких грызунов. Юркие серые молнии стремительно вцеплялись во все, что только видели. В доли секунды экипаж четверки оказался буквально облеплен мышиным ковром. В стороны хлестнула кровь, слизь…
        Головная машина, лишившись управления, тут же встала как вкопанная. Еще через несколько минут тоже случилось со вторым танком, шедшим следом. Он вдруг сделал резкий разворот из-за агонизирующего водителя, которого пожирали заживо, и замер. Следом встал третий танк, из которого с воем попытался вылезти командир. Не успел. Взвизгнул и, испустив дух, вывалился из люка.

* * *
        По полуобвалившейся траншее, перебирая копытами, бежал матерый кабан с седой полоской, тянущейся по хребту. Время от времени секач останавливался и, вытянув морду с крупными желтоватыми клыками, начинал грозно похрюкивать.
        - Хр-хр-хр-хр, - правда, это больше напоминал рычание какого-то неведомого зверя, чем хрюканье. - Хр-хр-хр-хр.
        Наконец, кабан замер у обвалившейся стены, где из под земли выглядывала чья-то нога в грязном сапоге. Грозно рыкнув, секач начал усердно копать землю, раскидывая мерзлые комья в разные стороны.
        - Хр-хр-хр-хр-хр…
        В какой-то момент в хрюканье стало слышаться нетерпение. Кажется, клыкастый кого-то нашел.
        - Хр-хр-хр-хр-хр…
        Осторожно вцепившись в брючину откопанного человека, секач начал тянуть тело в сторону леса.
        [1] Шегеци - непереводимый грузинский мат, примерно означающий жесткий секс без согласия женщины
        [2] Земляное масло - нефть; в данном контексте бензин.
        Глава 11

* * *
        Москва, Кремль
        Вздохнул, тяжело опустившись на стул. Давно уже потухшую трубку отложил в сторону. Одна только мысль о табаке сразу же вызывала позыв к тошноте. Достаточно накурился, называется.
        Откинулся на спинку стула и закрыл воспаленные глаза, скривившись при этом. Больно, словно кто-то в лицо горсть песка сыпанул.
        - Нужно хоть немного поспать, - пробормотал Сталин, с силой растирая ладонями лицо. - Голова совсем чугунная.
        Он уже забыл, когда в последний раз ложился в нормальную постель с простыней, подушкой и одеялом. Последние трое суток, как немец собрался с силами и начал новое наступление, вообще, толком не спал. Между бесконечными совещаниями с генералами, встречами с наркомами удавалось, дай Бог, пару часов подремать. Причем спал прямо здесь на узкой неудобной кушетке, на которой и ноги-то нормально вытянуть нельзя. Одно мучение, а не сон.
        Но хуже всего было другое. Отсутствие сна еще можно было терпеть. Страшнее было ожидание, которое буквально с ума сводило.
        - Черт… Что же там происходит? - пробормотал он, сквозь зубы. - Приказал же, докладывать каждый час…
        Где-то там, всего лишь в неполной сотне километров от Кремля уже третьи сутки продолжались ожесточенные бои. Немецкое командование, уверившись в близком падении «красной» столицы, бросали в бой все новые и новые части - пехотные, моторизованные, танковые. Под их яростным натиском все сильнее и сильнее прогибалась оборона советских войск, катастрофически измотанных, несущих огромные потери. Ценой своей жизни они, недавние курсанты, рабочие заводов, крестьяне, учителя, и многие другие, давали стране так нужную отсрочку. Но сколько они еще выдержат? Час, пол дня, сутки? Хватит ли этого для организации полноценного контрудара, на который возлагается такая надежда?
        - Ненавижу ждать…
        С жгучей ненавистью мужчина уставился на телефон, стоявший на самой середине стола. Жутко захотелось расколотить его вдребезги, разбросать куски по всему кабинету.
        И в этот самый момент раздалась звонкая трель. Не успела она утихнуть, а трубка была уже у него в руке.
        - Сталин у аппарата, - твердо произнес он, хотя в душе бурлил самый противоречивый клубок эмоций - от отчаяния, страха и до надежды. - Слушаю вас, товарищ Жуков… Выдержали, говорите? Это хорошая новость, товарищ Жуков.
        Внутри него все едва не взорвалось. Оборона Москвы устояла! Бойцы смогли сдержать последний удар врага!
        - … Считаете, что враг переходит к обороне? Почему вы так решили? Серьезные потери в живой силе и танках…
        С той стороны телефонного провода звучали просто невероятные цифры немецких потерь в танках и самоходных орудий. По словам генерала Жукова, только в районе Волоколамска сегодня немцы потеряли 121 танк. Причем 2-ая танковая дивизия Вермахта лишилась не только всех своих броневых машин, но и командира - генерал-лейтенанта Рудольфа Файеля.
        - … Всех отличившихся немедленно представить к высшим правительственным наградам, - выпрямился Сталин, чувствуя невероятное облегчение. - В преддверии нашего контрнаступления это станет…

* * *
        Москва, 2-ой Горнозаводской переулок
        Толкнул тихо скрипнувшую дверь и, шагнув через порог, оказался в прихожей. Из квартиры дохнуло холодом, словно он до сих пор стоял на улице.
        - Вот я и дома… - выдохнул облако пара.
        Как был в тулупе, теплой шапке и валенках, так Симонов[1] опустился на стул. Раздеваться не было сил, да и смысла. В давно нетопленной квартире было жутко холодно, а дров для буржуйки все равно не было.
        - Дома… - в пустой квартире шепот звучал немного жутковато, отчего говорить совсем не хотелось. Собственно, поэтому он и замолчал.
        С 12 сентября Симонов не был в своей московской квартире. По заданию редакции газеты «Известия» сначала участвовал в боевом походе подводной лодки «Гарибальдиец» к берегам Румынии, после - в боях за Крым. А когда враг оказался у столицы, срочно вернулся обратно.
        Третьи сутки репортер не вылезал с передовой. Ожесточенные бои развернулись по всему фронту. Немец непрерывно атаковал, не считаясь ни с какими потерями. Накал боев был таким, что рукопашные схватки считались уже обыденным явлением.
        - Ну, Костя, дома ты побывал, а теперь пора назад. Светает уже, - усмехнулся мужчина, заметив светлеющее небо за окном. - Ничего, брат, ничего. Вот разгребем немного, и тогда…
        Правда, уверенности в его голосе было мало. Была, горечь, жуткая усталость и отчаяние.
        - Это еще кто?
        Из-за входной двери вдруг послышался громкий топот. Кто-то явно спешил, поднимаясь по лестнице.
        - Костя, слава Богу, ты здесь! - обрадовано вскрикнул ворвавшийся в квартиру бородач в сером полушубке и нахлобученной на голове шапке. Похоже, товарищ Симонова из редакции был невероятно чем-то обрадован. - Думал, ты опять умчался на передовую в какую-нибудь Тмутаракань! Быстрее собирайся!
        Симонов вскочил, с ожиданием глядя на нежданного гостя. Какие новости он принес? Что случилось?
        - Костя, немец, похоже, выдохся! Прекратил атаки, окапываться начал, сволочь, - не сдержав чувств, сорвал с головы шапку и кинул ее в товарища. После подскочил к нему и крепко обнял, с силой хлопая по спине. - Костя, дорогой ты мой человек, ты понимаешь, что мы выдержали? Ведь, им каких-то два десятка верст до Красной площади осталось! Понимаешь, Костя, два десятка…
        Симонов тоже улыбнулся. Хотел было что-то сказать, но не смог из-за вставшего в горле кома. Просто обнимал друга, тоже стуча его по спине.
        - Пошли. Машина уже у подъезда, - товарищ потянул Симонова за собой к выходу. - Срочное задание от редакции. Номер уже «горит»… И блокнот не забудь.
        - Постой! Куда едем-то? - Симонов вырвал из блокнота листок, чтобы для жены оставить записку. Та работала в госпитале и тоже лишь изредка появлялась дома. - Что за место?
        - А-а, - протянул товарищ, махнул рукой. - Ты же ничего не знаешь. На Волоколамское шоссе к генералу Панфилова едем. Это ведь его бойцы за сегодняшнее утро больше сотни танков наколотили. 121 танк, если быть точным. Срочно нужна статья. Прямо алюр два креста.
        От удивления Симонов едва карандаш не сломал, оставив на записке жирную галку. И как бы не хотелось верить, но прозвучавшая цифра казалась совершенно невероятной. В сводках Информбюро регулярно звучали немецкие потери в пять, семь или десять танков и бронетранспортеров, но чтобы сразу столько. Теперь-то ему был понятен случившийся переполох.
        - Дела-а, - протянул он, не скрывая своего удивления. - Дали панфиловцы стране угля… И как? Артиллерию из резервов фронта подтянули?
        Будучи настоящим фронтовым корреспондентом, Симонов прекрасно представлял, что такое подбить даже один танк. Когда на тебе надвигается эта грозная боевая машина весом под два десятка тонн, не только колени, но под жилки трястись начинаются. Кое-кто, вообще, под себя ходит от страха. Ведь, не случайно молодых бойцов обкатывали танками, специально заставляя сидеть в окопе на пути танка.
        - Так как?
        Когда же Симонов узнал первые подробности, то у него сразу же появилось настойчивое желание присесть. Получалось, что панфиловцы сделали это всего лишь неполным взводом. Но такого просто не могло было быть. Наверное, этот какая-то ошибка или даже глупая шутка.
        - … 28 человек? Это шутка что ли такая? - товарищ в ответ с улыбкой развел руками. Мол, за что купил, за то и продаю. - Это почти по пять штук на брата? Только за одно это героя полагается давать…
        Только правда оказалась ещё удивительнее, что выяснилось лишь на месте боя.
        …Их репортерская группа прибыла на Волоколамку только поздним вечером, когда на поле боя опустилась полная темень. Поэтому о фотографиях до утра можно было и не мечтать. Оставалось лишь опрашивать участников того боя. Вот тогда-то и начали вылезать первые странности.
        - … Подожди, товарищ Каверин, значит, и ты не видел этого? Кто же тогда все эти танки намолотил? - Симонов застыл в недоумении возле кровати с перевязанным, как мумия, бойцом. У того из под повязки лишь глаза сверкали. - С кем ещё можно поговорить?
        В этом-то и была самая главная странность: ни он, ни его товарищи никак не могли найти хотя бы одного свидетеля этого самого боя. Все, кто мог говорить, к тому времени были либо в медсанбате, либо на другом участке. Никто из них не мог ничего толком про этот бой рассказать. Возникало такое чувство, что все это самое собой произошло.
        - Вот тебе и 28 героев-панфиловцев… Стоп, мы же только 27 человек из этой роты нашли. А говорили про 28 выживших.
        Симонов тут же сделал стойку, словно охотничий пёс на дичь. Репортерское чутье почему-то было уверено, что именно этот последний боец ему и нужен.
        - … И где же этот боец?
        Сопровождавший его старший лейтенант долго копался в своих бумагах, прежде чем ответить:
        - Его в госпиталь должны были эвакуировать с тяжёлым ранением. Имеется соответствующая запись… Боец из соседней части. Их 324 полк сейчас оборону южнее держит. Смотрите, у меня, как в аптеке. Вот, боец Гвен Найденов.
        Симонов наклонился к длинному списку фамилий, рядом с которыми стояли отметки. Действительно, рядовой со странным именем и не менее странной фамилией был отправлен в дивизионный госпиталь с одной из машин. Значит, искать героя нужно там, а не здесь.
        - Тогда не будем терять время, товарищи. Я только несколько кадров для газеты сделаю. Как раз только начинает расцветать, кадры получатся особенно чёткими и контрастными.
        Поднявшись на бруствер окопа, Симонов полез за фотоаппаратом. Нужно было сделать несколько самых главных кадров.
        - Вашу мать… - только репортёр и смог из себя выдавить, когда поднял голову на залитое восходящими лучами солнца поле. - Один, два, три, четыре,… Тринадцать… Двадцать восемь… Пятьдесят шесть… Все здесь…
        Забитое вражеской техникой поле рождало в нём совершенно невероятные эмоции, которые сами собой облекались в слова и тут же просились на бумагу. Поэт внутри него пришёл в невероятное воодушевление, уже предчувствуя рождение очередного стихотворения. В голове царило совершенное буйство образов и чувств.
        - Настоящее кладбище танков… Остовы грозных боевых машин… Предвестники кровавой жатвы…
        Это был момент того самого чудесного вдохновения, рождающее гениальные творения. Симонов словно оказался в гуще того самого боя. Вокруг него расцветали яркие цветки разрывов снарядов, свистели смертоносные осколки металла, по-звериному рычали танковые движки.

* * *
        Сортировочный госпиталь.
        2 км. от передовой.
        Когда-то это был класс русского языка и литературы. Со стен до сих пор сурово смотрели бородатые классики, и безмолвно вопрошали, как же вы это все допустили. Вместо парт и стульев все было заставлено кроватями, на которых еще не были убраны окровавленные бинты и смятые простыни. Еще утром до эвакуации здесь было полно раненных. Сейчас же остались лишь самые безнадежные, на которых просто махнули рукой. Ничего не поделаешь: нужно было дать шанс другим, которых еще можно было спасти.
        - А-а-а-а, - еле слышно стонал боец у окна, ворочаясь в постели. От боли его то скручивало в узел, то, наоборот, выворачивало. - А-а…
        Замученная, с черными кругами под глазами, сестричка несколько раз подходила к нему. Смачивала тканную повязку на горячем лбу и пыталась поить. Бесполезно, вода все равно выливалась обратно из искусанных в кровь губ.
        - Потерпи, родненький, потерпи, - сухим, безжизненным голосом пробормотала она, понимая, что помочь все равно ничем не сможет. Началась агония. - Потерпи, еще немного осталось…
        Бросила последний взгляд на восковое лицо и пошла к выходу. Все равно до утра боец уже не дотянет, а ей еще соседнюю палату проверить нужно. Завтра новых раненных привезут.
        Едва она исчезла за порогом, как у бойца открылись глаза. Красные, словно раскаленные угольки в потухающем костре, они уставились в потолок.
        - Пи…ть, - едва слышно прошептали губы. В горле была такая суш, что дышать приходилось с трудом.
        Дрожащей рукой дотянулся до оставленного на тумбочке ковша. Часть расплескал, но оставшуюся воду выпил залпом. И сразу же полегчало.
        - Кхе… Жив, выходит еще, - Гвен стрельнул глазами по сторонам. Про место, где лечат раненных воинов, догадался сразу. Зоя в таком служила. - А думал, что все…
        Недавний бой еще стоял перед глазами. Жуткие взрывы вокруг него, сопровождавшиеся яркими вспышками и оглушающим громом. Свист железа в воздухе. Он даже представить не мог, что такой ужас может сотворить человек. Даже самое страшное природное бедствие - наводнение, ураган или лесной пожар - невозможно поставить рядом.
        - Страшный мир…
        Друид давно уже понял, что это место воплощает в себе самые жуткие кошмары, которые только могут присниться. Человек этого мира, перешагнув все мыслимые и немыслимые преграды, давно уже возомнил себя Богом. И самое ужасное в этом было то, что он стал Страшным Богом, творящим поистине жуткие вещи.
        - Плохой путь, ведущий в никуда…
        В его мире тоже появлялись такие люди, что считали себя равными Богам. Они всю свою жизнь клали на алтарь этого ненасытного желания возвыситься над остальными. Одни, добившись этого, создавали прекрасные города-сады, другие - заливали земли кровью людей. Учитель вторых не считал за людей, называя темными демонами в человеческом обличии и призывая нещадно истреблять. И вот, похоже, этим придется заниматься Гвену.
        - … Только прежде бы на ноги встать, - невесело усмехнулся парень, с трудом поворачиваясь на бок. Деревянное тело едва слушалось его. И на каждое движение или даже его попытку тут же отзывалось резкой болью. Где уж тут спасать мир. - Снадобий бы моих…
        Без целительных зелий ему было точно не встать на ноги. Слишком уж сильно ему досталось вчера. Даже не видя под намокшей от крови рубахой, он чувствовал, как убывают его силы. Времени оставалось все меньше и меньше.
        - Проклятье, - от попытки встать с постели, его снова скрутило. От сменяющих друг друга слабости и боли вновь рухнул в постель. - Не дойду…
        Ясно, что самому даже с кровати не встать. Чего уж тут мечтать о походе за корешками в лес или в поле. Без помощи никак не обойтись.
        - Да неужели… - вздрогнул Гвен в этот самый момент. Мелькнувшая за окном тень заставила его повернуть голову. - Великий Лес, благодарю тебя.
        На расстоянии вытянутой руки прямо за окном торчала лохматая кабанья морда, деловито тыкавшая темным пятачком в стекло. Отчетливо слышалось недовольное хрюканье зверя, явно не понимавшего, что это за преграда такая его не пускает внутрь. Кабаний патриарх снова и снова тыкался в стекло, которое уже начало подозрительно поскрипывать в раме.
        - Великий Лес, ты опять протягиваешь мне руку, - Гвен почувствовал, как к горлу подступает ком. Великий Лес не забыл о своем скромном служителе и снова пришел к нему на помощь. Разве это не знамение, что он на верном пути? - Значит, я еще поживу… Подожди, кабанья морда, не так сильно! Разбудишь всех!
        Собрав последние силы, парень дотянулся до оконной ручки и рванул ее на себя. Многократно крашенное дерево дрогнуло и с жутким хрустом отворилось. Тут же на подоконник вскочила мохнатая туша и с радостным хрюканьем начала его обнюхивать.
        - Да, хватит! Хватит сказал, блохастый! - со стоном Гвен отталкивал кабана, который все норовил облизать его лицо. Правда, здоровенные клыки секача при этом довольно больно царапали щеку. - Успокойся! Черт, кровь пошла…
        От слишком резких движений у него, похоже, кровотечение открылось. На боку на серой рубахе появилось темное пятно.
        - Кров… Слушай, кабаняра, чертополох нужен… Красные цветы, колючий… Корень…
        Мутным взглядом он смотрел прямо в кабаньи глазки, моля, чтобы тот все понял. Ведь, ему нужен был совсем крошечный корешок самого обычного чертополоха. Его как раз бы хватило, чтобы остановить кровь и чуть-чуть встряхнуться.
        - Давай, давай, клыкастый… Корешок нужен… Его везде полно. С твоим нюхом-то даже под снегом почуешь.
        Неподвижно стоявший кабан утвердительно хрюкнул в ответ, боднул пятачком его в плечо и вдруг со всей дури рванул в оконный проем. Здоровая харя, едва раму не вынес.

* * *
        Сортировочный госпиталь.
        2 км. от передовой.
        По коридору быстро шли четверо - высокий лысый генерал в распахнутой бурке, полноватый доктор с воспаленными от хронического недосыпа глазами и пара испуганных медсестер.
        - Ты что такое бормочешь, больничная твоя душенка? Как так, ничего нельзя сделать? - гремел гневный голос военного. Лицо у него раскраснелось, глаза едва из глазниц не лезли. - Это же герой! Понимаешь, твою мать? Настоящий герой!
        Вдруг резко остановился и навис над низеньким врачом. Казалось, ещё мгновение и ударит своим кулачищем. Высокий, крупный, такой места мокрого не оставит.
        - Поймите же меня! Я ведь не волшебник, не могу чудеса творить! - а врач не уступал. Снизу вверх, прямо в лицо генералу смотрел. - У этого бойца весь живот осколками располосован, всё внутренности наружу. Мы с девочками сделали, что могли… Понимаете? Нельзя было его спасти.
        Генерал несколько секунд пристально смотрел на врача с каким-то жутким выражением на лице. В дрожь от такого взгляда бросает.
        - Эх, ты, медицина… - вдруг военный машет рукой и отворачивается. - Это же герой… Его взвод самого Гудериана стреножил. Больше сотни танков… Настоящий панфиловец… Ладно, доктор, пошли. Покажешь.
        Сестричка, совсем юная девчушка с рыжими волосами, выбивавшимися из под косынки, всхлипнула. До ужаса жалко было того парнишку-героя.
        - Поплачь, дочка, поплачь, - вздохнул генерал, и сам чувствуя, как запершило в горле. Ведь, был уверен, что панфиловец жив. Лично хотел сообщить о представлении к высокому званию Героя Советского Союза. - А сюда ведь сам Симонов из Известий едет. Статью про него написать хотел. Эх…
        Генерал дернул на себя ручку двери и первым вошел в палату. Прошел несколько шагов и остановился, глядя в сторону кровати у окна. А там, энергично почесывая живот, сидел тот самый боец, которого в госпитале все уже похоронили.
        - Вот тебе и покойник, вашу мать! - не сдержавшись, выругался генерал. - Вы чего совсем тут охренели? Живого в мертвого записываете? Я вам, б…ь, пришел шутки что ли шутить?
        Врач, вылезший из-за его спины, тоже встал как вкопанный. Тот, у кого всю брюхо осколки разворотили, сидел, как ни в чем не бывало. И выглядел при этом ничуть не похожим на умирающего. Поневоле тут в Бога верить начнешь.
        - Ой! - позади него вскрикнула рыженькая сестричка, тут же словно клещ, вцепившаяся в рукав доктора. - Живой, миленький! Живой! - закричала и сразу же заревела в полный голос. - Живой!
        [1] Симонов Константин Михайлович - советский поэт, прозаик, драматург, киносценарист и военный корреспондент. Герой Социалистического Труда (1974), лауреат Ленинской премии (1974) и шести Сталинских премий (1942, 1943, 1946, 1947, 1949, 1950). Участник боёв на Халхин-Голе (1939) и Великой Отечественной войны 1941 - 1945 годов.
        Глава 12

* * *
        На рассвете пятого декабря 1941 года соединения левого крыла Калининского фронта и правого фланга пятой армии нанесли удары по немецким войскам на передовой. Шестого декабря в бой вступили первая ударная, десятая, двадцатая и тридцатая армии, седьмого декабря - шестнадцатая армия, восьмого декабря - третья и пятидесятая армии. Одновременно наступало более миллиона советских бойцов, свыше семисот тысяч танков. С воздуха советское наступление поддерживало около тысячи самолетов.
        К исходу двенадцатого декабря были освобождены Солнечногорск, Истра, Клин, Плавск, Елец, Верховье. Немецкие войска оказались отброшены в среднем на сто пятьдесят - двести километров от ранее занимаемых позиций.

* * *
        Примерно в половине пятого вечера у входа в Кремль остановился черный паккард. Постовой, придерживая автомат, внимательно изучил протянутое в окно удостоверение, и лишь после дал отмашку своему товарищу на поднятие шлагбаума.
        Охрана Кремля козырнула вышедшему из машины майору госбезопасности, который, сдав оружие и сняв одежду при входе, прошел дальше по коридору. Плотный, невысокого роста с налитыми мышцами, которых совсем не скрывал китель, он производил впечатление напряженной пружины, готовой вот-вот развернуться и рвануть вперед. Это впечатление скрываемой силы еще больше усиливала высоко поднятая голова и прямой взгляд.
        - Товарищ майор государственной безопасности, товарищ Сталин уже ждет, - у очередного поста к нему присоединился сопровождающий, высокий лейтенант, взглядом обшаривший фигуру гостя. Охрана Кремля бдила, кто бы не оказался внутри. - Прошу.
        К нужному кабинету его сопровождало уже двое сотрудников охраны, что навевало на разные мысли.
        - Добрый вечер, товарищ Судоплатов, - в приемной гостя встретил внимательный взгляд секретаря, сразу же кивнувшего на дверь. - Заходите. Он уже несколько раз спрашивал про вас.
        Одернув китель, Судоплатов дернул на себя дверь и, перешагнув через порог, оказался внутри. Найдя взглядом хозяина кабинета, стоявшего у стола с неизменной трубкой, он уже открыл рот, как его остановили.
        - Не надо, товарищ Судоплатов. Я и так знаю, что вы желаете мне здоровья, - улыбнулся в усы Сталин, кивая гостю на стул. - Присаживайтесь. Есть мнение поручиться вам одно ответственное дело.
        Уже севший на стул майор тут же вновь вскочил, вытянувшись по стойке смирно. Павел Анатольевич всем своим видом показывал, что готов сделать все, что ему прикажут.
        - Вот Лаврентий Павлович сказал, что другого такого человека не найти, - Сталин показал потухшей трубкой на еще одного человека - Берию, что скромно сидел у окна. - Дело, о котором сейчас пойдет речь, является архиважным. Вашими обязанностями временно займется ваш заместитель. Соответствующий приказ будет подготовлен. Вам, Павел Анатольевич, нужно быть срочно разыскать одного бойца. Его зовут Гвен Найденов.
        Павел чуть качнул головой. Незнакомые ему фамилия и имя прозвучали дольно странно. Особенно имя Гвен. Что это, вообще, такое? Однако, удивительным оказалось совсем не это. Самое главное его ждало впереди.
        - Вы ведь владеете немецким языком? - вдруг спросил Сталин. - Прочтите этот любопытный документ на второй странице. Я выделил.
        Взяв лежавший на краешке стола листок, майор тут же наткнулся глазами на крупные подчеркивания, сделанные синим карандашом. Это было письмо, по всей видимости, какого-то генерала, адресованное своему товарищу.
        - Нашли нужное место?
        Не поднимая головы, Судопатов кивнул. Подчеркнутое место оказалось настолько интересным, что сложно было оторваться.
        - Боец Найденов - личный враг Адольфа Гитлера? Почему? Я ничего о нем не слышал, - Судоплатов даже растерялся от прочитанного места в письме, где автор рассказывает о героическом поступке некого советского бойца Найденова. К сожалению, о самом поступке, за который сам фюрер Германского рейха объявил его своим личным врагом, ни слова не было сказано. - Что же он такого сделал?
        Видя столь искреннее удивление на лице майора, хозяин кабинета рассмеялся. Правда, через мгновение вновь предстал совершенно серьезным и даже чуть встревоженным. Видно, этот самый Найденов, действительно, очень важная фигура.
        - Вы, Павел Анатольевич, наверное, читали в «Правде» статью о подвиге двадцати восьми панфиловцах? - Сталин подошел к нему ближе, держа в руке уже газету «Правда». - Помните, что они сделали?
        Судоплатов кивнул. Конечно, он знал то, что они совершили. Сейчас, наверное, любого можно остановить на улице и спросить об этих героях. И можно не сомневаться, что они ответят совершенно правильно. Двадцать восемь бойцов дивизии генерала Панфилова, занимая рубеж обороны на Волоколамском шоссе - стратегически важной дороге, подбили больше сотни немецких танков. Такое даже слышать было удивительно.
        - Так вот… - Сталин сделал небольшую паузу, заставляя майора напрячься. Слишком уж многозначительной прозвучала эта пауза. - Изложенная в статье версия несколько, а точнее совсем не соответствует действительности. По нашим сведениям все эти танки были подбиты одним единственным человеком. И его имя Гвен Найденов. Он даже не был в составе панфиловской дивизии. Его полк занимал оборону севернее.
        Окаменевший Судоплатов не верил своим ушам. Фраза про сотню уничтоженных одним бойцом танков звучала даже не неправдоподобно, а издевательски. Как такое, вообще, было возможно? Немецкий танк, да любой, собственно, танк, не из бумаги сделан, чтобы его можно было сжечь факелом или простыми спичками. Тут даже выстрел из противотанкого оружия ничего не гарантировал. Павел и сам не раз был свидетелем, как снаряды рикошетили по башенной броне советской машины. А тут сто двадцать одна машина!
        - Это подтвержденные сведения? - негромко задал он вопрос. - Может какая-то ошибка…
        Спросил и сам же покачал головой. Глупость сморозил. Скорее всего, все это уже тщательно отработали. Чай, здесь не глупее его сидят. Наверняка, не одна и не две специальные группы все перерыли там носом, чтобы составить полную картину произошедшего.
        - Все было именно так, товарищ Судоплатов, - кивнул ему хозяин кабинета. Затем посмотрел ему прямо в глаза. Верный знак, что сейчас разговор пойдет о чем-то очень серьезном. - Хотя странного, по-прежнему, хватает… Вам, Павел Анатольевич, необходимо в самые кратчайшие сроки с довременными людьми выдвинуться на место боя, где еще раз все проверить самым тщательнейшим образом. Вы должны выяснить, как произошел бой. И главное, разыщите бойца Найденова… Дело в том, что его следы теряются в одном из сортировочных госпиталей на передовой. А в том направлении сейчас очень жарко. Именно там сейчас сконцентрированы отборные немецкие танковые и моторизованные части, которые довольно успешно противодействуют нашему контрнаступлению.
        Теперь-то Судоплатову все стало ясно. Получается, таинственный герой пропал. Скорее всего, попал в окружение, раз поднялась такая шумиха, и командованию понадобился именно он, руководитель разведывательными и партизанскими операциями на оккупированных немцами территориях.
        - Задание совершенно секретное. Связь будете держать с товарищем Берией, - произнеся имя руководителя государственной безопасности, хозяин кабинета переглянулся с ним. - И еще, товарищ Судоплатов… Вы должны знать, прежде чем покинете кабинет следующее. В части, где служил этот боец, отсутствуют сведения о нем. Словом, мы не знаем о ним ничего, кроме этого самого имени и фамилии. Возможно, необходимые документы в его батальоне, но тот еще в окружении…

* * *
        Им просто не повезло. К сожалению, на войне от случая зависит почти столько же, сколько и от тщательного расчета, если не больше. Как говорится, ни один даже самый гениально разработанный план не выдерживает столкновения с действительностью. А последняя, всем известно, полна разного рода случайностей…
        После мощного удара войсками Калининского фронта части 14-ой моторизованной дивизии под руководством генерал-майора Воша, занимавшие оборону в районе Клина, должны были отходить строго на запад. Вся тактическая обстановка говорила об этом: именно в этом направлении проходила добротная шоссейная дорога, находились несколько крупных населенных пунктов - потенциальных укрепленных районов, протекала небольшая река. Согласно планам советского командования отступающие немецкие полки и батальоны должны были попасть в крепкий огневой мешок, образуемый, в том числе и наступающими частями Резервного фронта.
        Однако, вопреки всем военным канонам генерал-майор Вош собрал все части, до которых смог дотянуться в кулак, и ударил им во фланг атакующей советской группировке. Потрепав штурмовые батальоны и не в ступая в затяжные бои, через два десятка километров немецкие колонны резко свернули на юг, где их, вообще, никто не ожидал. Здесь находился близкий тыл Красной Армии с частями технического обеспечения, госпиталями.
        План Фоша оказался гениальным по задумке и воплощению. Крупная моторизованная группировка, численность которой доходила до восьми тысячи солдат с танками и артиллерией, не только избежала разгрома, но и вырвалась на оперативный простор. И сейчас, чтобы избежать проседания фронта, советское командование было вынуждено срочно снимать с направления контратаки так нужные там военные соединения.
        И к сожалению, в этот напряженный момент на пути прорывающейся к своим немецким частям оказался самый обычный сортировочный госпиталь с охраной из потрепанного взвода красноармейцев и примерно полсотни легкораненых бойцов с одной винтовкой на троих или даже четверых.

* * *
        Гвен проснулся глубокой ночью от странного прикосновения. Что-то влажное осторожно, но настойчиво, касалось его руки. Он открыл глаза и, скосив их вниз к полу, увидел мохнатую кабанью морду.
        - Опять ты? И как только пробираешься… Окна же с трудом открываются. Чего тебе? Опять сахар? - на морде мелькнуло узнавание. Кабан оказался известным сладкоежкой и при каждом удобном случае требовал новую порцию сладкого лакомства. - Нет?
        Вытащив руку из под одеяла, потрепал животину по колючему щетинистому загривку. Тот тут же начался тыкаться башкой в ладонь, напоминая поведение ластящейся кошки. Известное дело, любая живая скотина ласку любит: хоть ты кошка, хоть дикая свинья из леса.
        - Чего тогда? Совсем что ли…
        Кабан вдруг вцепился, как заправский бульдог, в одело и начал его стаскивать. Еще и грозно похрюкивал при этом.
        - Опасность… - до друида дошло, что его хотят предупредить. С этой мыслью странное поведение кабана становилось простым и понятным. - Плохие люди?
        Свин оторвался от одеяла. Поднял морду и внимательно посмотрел на него крохотными черными глазками.
        - Понятно.
        Гвен уже был на ногах и натягивал на кальсоны штаны. Следом одел гимнастерку. Но едва потянулся за сапогами, как перед госпиталем раздался первый взрыв.
        - Проклятье, почти успел…
        Чертыхаясь, тут же рухнул на пол, закрывая голову руками. А сверху уже градом летели осколки стекла, куски деревянных рам. От следующего взрыва вырвало часть стены, засыпав комнату каменными осколками. По углам разбросало кровати с тумбочками.
        Как только перестали рваться снаряды, вокруг стала раздаваться стрельба. Уцелевшие защитники госпиталя еще пытались организовать оборону. Слышались редкие сухие выстрелы советских винтовок, на которые гулко отвечал немецкий пулемет, карабины. Доносились лающие команды немцев, топот сапог.
        Было ясно, что госпиталь обречен.
        - Надо добраться до леса, - пробормотал парень, начиная ползти в коридор. Через него можно было добраться до кухни, которая как раз и выходила к роще. А оттуда было рукой подать до леса. - О, шинель… Хорошо.
        Мороз уже сказывался. Поэтому он быстро натянул на себя чью-то валявшуюся среди кирпичей шинель, отметив полковничьи знаки различия. Хотя, какая сейчас была разница? Когда за окном хорошо за минус тридцать, то, что угодно оденешь.
        До кухни добрался никого живого так и не встретив. Из одной палаты, правда, доносился чей-то стон, но дверь туда полностью завалило. Он попробовал разворошить свалившиеся бревна, но так и не смог. Пришлось отступить.
        Среди валявшихся в беспорядке огромных кастрюль подобрал кем-то забытую винтовку с парой патрон. Теперь осталось лишь выбраться из горящего госпиталя и добраться до леса, а там можно было и подумать.
        Гвен осторожно высунул голову на улицу, чтобы осмотреться. Дверь была снесена взрывом и заброшена за околицу.
        - Хальт! - и его прямо в лоб уперся обжигающе горячий ствол немецкого карабина. Похоже, его хозяин только что стрелял, и не раз. - Стой, Иван! Стать ноги!
        Сверху вниз на друида глядел хмурый немец, тыкавший в него своим карабином. Выглядел он довольно странно, если не сказать комично. На шинель из эрзац сукна был накинут старый овчинный тулуп. Голова в пилотке обвязана женской теплой шалью. Правда, смеяться совсем не тянуло…
        - Бистро, бистро, Иван! - движением карабина немец показал, что нужно встать. - Буду пуф-пуф! - он надул обмороженный красные щеки, издав нечто похожее на выстрел. - О, майн гот! - и тут он разглядел знаки различия на шинели Гвена. Несколько мгновений удивленно разглядывал три красные шпалы на вороте шинели. Похоже, был немного знаком с советскими знаками отличия. - Оберст! Доннерветтер! Дас ист оберст!
        Точно узнал, скрипнул зубами парень.
        - Оберст!
        Повторив это еще раз, немец размахнулся и припечатал Гвена в лицо прикладом. Парень простонал и осел на снег.
        …В госпитале лишь немногим повезло так, как ему. Тех, кто уцелел после штурма, немцы быстро рассортировали на ценных пленников и остальных. Последних, куда вошла большая часть раненных и персонала, просто вывели к полуразрушенной стене и расстреляли.
        Оставшихся в живых - примерно десяток бойцов из высшего комсостава и трех молоденьких медсестер - затолкали в грузовик, который сразу же рванул догонять передовые части. Немцы спешили вырваться из советского тыла и добраться до своих. Вот-вот их должны были обнаружить советские поисковые групп и взять их в клещи.
        Поэтому остатки потрепанной дивизии рвались на запад. Без сожаления бросали технику, у которой кончилось горючее. Отцепляли орудия, чтобы вывезти солдат. Из неисправных танков или броневиков сливали горючее, чтобы заправить оставшиеся на ходу грузовики. Благодаря этому, а также промерзшей грунтовке, они смогли добраться до своих.
        Там уже части 14-ой дивизии отправились на пополнение, а пленники - в один из окружных лагерей…

* * *
        Первое, что Гвен увидел, когда очнулся, был тонкий лучик солнца, пробивавшийся через соломенную крышу. Словно яркая серебристая спица, он протянулся от самого венца и до бревенчатой стены.
        - Черт, как же больно… - тихо простонал парень, с трудом шевеля челюстью. Хоть удар прикладом и пришелся по касательной по щеке, но боль все равно была невыносимой.
        Рядом раздался шорох, и перед ним возникло смуглое лицо молодого парня. Черные, как смол волосы, в которых застыли соломинки. Но с горбинкой.
        - О, очнулся! - голос у незнакомца был грубый, охрипший, похоже, простуженный. - Думал, тебе уже каюк. Лицо вон как опухло, - он наклонился ниже, стали заметны небольшие пушки на петлицах парня. Из артиллеристов, значит. - Слушай, а ты ведь не полковник. Специально что ли полковничью шинель на себя натянул? - понимающе усмехнулся он. - Давай знакомиться. Яков, - он протянул руку. - Джугашвили…
        Глава 13

* * *
        Волоколамское шоссе. Бывшие позиции 1075-го полка дивизии генерала Панфилова.
        Бойцы из рембата облепили очередной немецкий танк, застывший почти на линии траншей. Готовили почти неповрежденную технику к эвакуации. Ее немного «подшаманить», и можно ставить в строй, чтобы идти в бой, но уже на нашей стороне.
        Лазая по броне, бойцы то и дело замирали и с любопытством посматривали в сторону. Там в паре десятком шагов от них уже больше часа разворачивалось странное действо - почти два взвода особой группы НКВД что-то искали в окопах. Их фигуры едва по земле не распластались, прочесывая метр за метром. Все найденное тут же складывали в специальные мешки с печатями, которые уносились под охраной в бронеавтомобиль.
        Обо всем этом никто ничего не знал. Лишь слухи гуляли, один чуднее другого. Одни болтали, что это репортеры работали на месте подвига 28-и панфиловцев. Мол, книгу о подвиге героев собираются писать. Вторые рассказывали, что тут проходили испытания нового сверхоружия, которым, собственно, и подбили эту сотню с лишним танков. Третьи, вообще, полную дурь несли про какого-то таинственного колдуна, что всех немцев побил. Словом, бойцам из рембата было о чем поговорить, пока технику к езде готовили.
        - …Говорю же, колдун это был. Ослепли что ли? Видите, танки целехонькие? - с жаром доказывал свое рыжий механик в грязном комбезе. Когда не хватало слов, начинал руками махать, чтобы товарищей убедить. - Кое-где только краска облупилась. В баках бензина полно и снаряды к стрельбе готовы. Эти сволочи даже пострелять толком не успели…
        - Что вы его слушаете, хлопцы? Михайло же известное трепло! - на броню лихо взобрался другой механик и громко заржал. На лице такую мину изобразил, что всем стало ясно его отношение к рыжему бойцу. - Какой к черту колдун? Где, откуда? Я же говорил вам, что здесь новое оружие испытывали! Это были особые газы, от которых мехводы сразу же засыпали. Здоровенные баллоны на грузовиках подогнали и по ветру пустили…
        - Что? По ветру? Сам ты газы по ветру пускаешь! - обиделся рыжий. - Херню несешь! Какие газы? Рот лучше закрой! Это же химическое оружие… Тут точно колдун поработал. Его рук дело. Мне Ленка из санбата сказала, что в танках все трупы обгрызенные были. Ни одного с ранениями! А пару танкистов, вообще, нашли рядом с машинами. Сбежать пытались…
        Они подняли такой гомон, что грех было не услышать. Бойцы из особой группы НКВД нет-нет да и прислушивались к ведущимся разговорам. Правда, никак на них не реагировали. Словно роботы, продолжали тщательно копаться в земле.

* * *
        Павел Судоплатов, руководитель особой группы НКВД, словно рядовой боец, «рыл носом землю». Опустившись на колени и не обращая никакого внимания на грязную жижу из земли и снега, ползал по траншее. Искал то самое место, где держал оборону тот странный боец по имени Гвен Найденов. К сожалению, пока ничего интересного не попадалось - килограммы разнокалиберных гильз, окурки цигарок, деревяшки от снарядных ящиков. А попробуй найди это место, когда тут оборону сначала рота держала, а потом тот самый взвод. После рембат все сапогами истоптал.
        А странного с этим бойцом, и правда, было столько, что диву даешься. Пальцы замучаешься загибать. Это почти полное отсутствие каких-либо достоверных документов о нем. Не получалось обнаружить ни свидетельства о рождении, ни место призыва на военную службу, ни приказа о постановке на довольствие, ни медицинской карты в сортировочном госпитале. Казалось, это был человек-невидимка или, что еще хуже, глубоко законспирированный вражеский агент.
        Не укладывались в голову и те слухи, что гуляли о нем. Судоплатов уже второй блокнот исписал, тщательно фиксируя все рассказы, даже самые фантастические. Взять хотя бы слух о том, что бойца Найденова слушалась разная живность. Мол, животные, птицы и насекомые выполняли все его желания: добывали для него пищу, приносили боеприпасы, защищали его от нападений. Чушь, естественно, но даже ее нужно было самым скрупулезным образом записать, проанализировать и сделать соответствующие выводы.
        - Хм…
        У очередного бруствера майор замер. Глаз за какою-то странность зацепился. Нужно было посмотреть.
        - Какие-то корешки, орехи…
        Насторожившись, затаил дыхание. Кажется, ему улыбнулась удача. Про снадобья из кореньев лесных и луговых трав он уже не раз слышал.
        - Все сюда! Бегом! Есть точка отсчета! - вскинув руку вверх, громко крикнул Судоплатов. Со всех сторону к нему тут же побежали остальные члены особой группы. - Прочесать круг в двадцать шагов со мной в центре! Искать вырванные коренья, орехи, амулеты!
        Найденные корни, Судоплатов тут же складывал в сумку от противогаза. Потом все это осмотрят специалисты и выскажут свое мнение. Сейчас же нужно было собрать все, что возможно.
        - Так, гильз почти нет…
        Картина, хоть и куцая, противоречивая, но постепенно вырисовывалась. Этот самый Найденом, судя по всему, необстрелянный боец. Пороха еще толком не нюхал. Гильз на его позиции почти не было, хотя в других местах такого добра хватало. Значит, растерялся и не сразу начал стрелять.
        - Точно… Здесь его стошнило.
        Это было еще одним подтверждением его мысли. Найденов, получается, еще толком не воевал. Похоже, на фронте совсем недавно появился, что было не очень хорошо для его розыска. Ибо документальных следов такой новичок оставлял слишком мало, по сравнению с бывалым ветераном.
        - Растерялся, испугался, запаниковал…
        Присел, стал внимательно осматривать земляную стенку окопа. Не поленился пальцами все ощупать, особенно небольшие выемки.
        - Похоже, пытался спрятаться… Сел на землю… Вот следы от локтей, коленей. Наверное, и голову руками прикрыл.
        С пониманием качнул головой Судоплатов. Обычное дело с новичком, который в самый разгар бой не выдерживал накала, падал на землю, закрывался руками. Словом, здесь случилось тоже самое.
        А вот дальше он оказался в тупике. Весь военный опыт ему говорил, что танковая атака немцев должна была увенчаться успехом. Здесь была ровная, как стол, поверхность. Для танков просто идеальное направление для наступления - катись, сколько и куда хочешь. Никакая рота, а уж тем более взвод, не смогли бы сдержать удар танковой дивизии. Двенадцать десятков бронированных машин так или иначе прошли бы обороны советских войск.
        Но реальность оказалась совершенно другой и противоречила всему его опыту и знаниям. В какой-то момент весь рисунок боя радикально изменился. Враг не просто не прошел, но и оказался полностью разбит. При чем большая часть немецких танков попала неповрежденной в руки наших механиков. Словом, вопросов было больше чем ответов.
        - Товарищ майор! Товарищ майор! Сюда! - в какой-то момент из задумчивости его вырвал крик бойца. Судоплатов вскинул голову: возле одного из танков, застывших у рощи, стоял солдат и махал руками. Видно, что-то нашел.
        Павел одним махом выскочил из окопа, и рысью понеся в сторону танка. Внутри него буквально зудело предчувствие чего-то необычного. Неужели, сейчас он узнает, что здесь произошло…
        И «чуйка» его не обманула.
        - Вашей мамы задери подол… - выдал Судоплатов, едва только оказался возле танка, рядовой троечки, и осмотрелся. - Что это за херня?
        Резко остановился, высоко поднимая сапоги. Под подошвами все тут же отозвалось мерзким чавканьем и поплыла тошнотворная вонь. Но Судоплатов, опустившись на корточки, и бровью не повел.
        - Товарищ майор… Павел Анатольевич, - рядом присел посеревший сержант, не выпускавший из рук автомат. Словно в любую секунду нападения ждал. - Это как же так? Мыши-полевки и хорьки какие-то…
        Хмыкнув в ответ, майор подобранной веткой подцепил из под танковой гусеницы раздавленную тушку какого-то зверька. Из кровавого месива лишь одна серая мордочка хорошо сохранилась. Все остальное едва угадывалось. С ветки свисали раздробленные косточки, кишки, шкурка.
        - Отставить вопросы! - негромко пробормотал он, останавливая взгляд на подчиненном. - Произвести примерный подсчет тушек, хм… если получится, - а могло ведь и не получиться. Вокруг танка было просто кроваво-черное болото. - Выполнять.
        Сам же, оглядевшись, медленно пошел в сторону рощи. На кое-где нетронутом снежном покрове виднелись множество звериных следом. Видимо, именно оттуда зверьки и прибежали.
        - Прямо нашествие леммингов какое-то…
        Судоплатову, человеку разностороннему и по роду службу читавшему европейские и североамериканские журналы, вспомнилась статья об американских бурундуках, леммингах, которые иногда теряли инстинкт самосохранения и толпами неслись, не разбирая дороги. Тысячи и тысячи зверьков шли через поля, села и поселки, бросались в реки и озера. Настоящее помешательство, причины которого ученые так и не разобрали до сих пор.
        - Хм… Вот тебе и байки про колдовство.
        Усмехнулся, пробормотав это. Правда, совсем невеселой получилась усмешка. Не писать же, в самом деле, в донесении на самый верх о колдовстве и колдунах? Глупость. У каждого непонятного явления или события, был убежден Судоплатов, есть совершенно нормальное и конкретное объяснение.
        - Значит, продолжим искать… Сержант! Все сфотографировать самым подробным образом! - приказал он, не оборачиваясь в сторону сержанта. - Фотографии сразу же мне в руки! Быстрее, быстрее! К вечеру нужно быть в Плещеевке. Госпиталь проверим…

* * *
        Плещеевка, некогда бывшая крупным селом, встретила их пепелищами на месте домов. К небу тянулись десятки кирпичных труб от печей, потерянно бродили псы с поникшими мордами. Госпиталь, располагавшийся в бывшей школе, тоже сгорел. Осталась лишь кирпичная коробка с обугленными балками потолка и крыши, заваленные снегом. Тела раненных, медсестер и врачей, что валялись прямо у школьных стен, уже убрали.
        - Не похоже, что здесь мы найдем ответы на наши вопросы, - грустно прошептал Судоплатов, пробираясь через завал из полусгоревших досок и железных скоб. Поворошил ногой скрученный железный остов кровати, на которой когда-то лежал очередной раненный. - Все сгорело… Ищем, что застыли?
        До самой ночи бойцы особой группы во главе с Судоплатовым разбирали завалы госпиталя. Копались в снегу, кирпичах и обугленных деревяшках, ящиках с промерзлыми документами. К сожалению, никаких следов бойца Найденова не нашлось.
        - Все, сворачиваемся, - наконец, крикнул Судоплатов, давай сигнал к отдыху. - Бесполезно. Нужно найти всех бойцов, которые прошли за последнюю неделю через госпиталь. Найти и опросить каждого, кто покинул эти стены. Выяснить, что и кого видели. Нам нужна любая зацепка.
        Однако, судьба показала очередной финт, показав, что нет ничего постоянного и в любой момент может случиться что-то необычное. Оказалось, выжила одна из медсестер, веснушчатая кроха с большими карими глазищами. Во время расстрела немецкая пуля прошла по ее голове по касательной. Сильно контузило, оттого ее и приняли за мертвую. После ухода немцев медсестру нашли наши солдаты и перевязали.
        - Где она? - Судоплатов аж подскочил на месте. Оказалось, есть свидетель, который, даст Бог, видел этого неуловимого Найденного. - Здесь?
        К счастью, в глубокий тыл ее еще не успели отправить. Девушка заартачилась. Мол, рана у нее неглубокая, и ей нужно на передовую. Вот она и была приписана к одному из подразделений, которые шли в наступление.
        - Быстро к ней! - рявкнул Судоплатов, бросаясь к палатке с большим красным крестом на борту. - Особая группа НКВД! Майор Судоплатов!
        Откинув полог палатки, майор козырнул пожилому полковнику медицинской службы. Серый от усталости, тот привстал с лавки и сразу же сел обратно. Чувствовалось, что был сильно вымотан, на ногах едва держался.
        - Что нужно майор? - полковник, отхлебнув горчий чай их кружки, махнул на соседнюю лавку. Мол, присаживайся, в ногах правды нет. - Если бы на пол часа позже явился, не застал бы. Мы скоро выдвигаемся. Там, - он кивнул на запад. - Очень жарко. Немец пятится, но сильно упирается при этом, - тяжело вздохнул врач, вытирая испарину со лба. - Раненных море.
        - Понятно, товарищ полковник. Сейчас везде жарко, - понимающе кивнул Судоплатов. - Мне срочно нужно поговорить с вашей медсестрой. Замкова ее фамилия.
        Военврач удивленно вскинул брови. Мол, что целому майору государственной безопасности понадобилось от обычной медицинской сестры.
        - Мы ведь сейчас отправляемся, - в затруднении почесал он подбородок. - Когда говорить-то?
        - Дело государственной важности, товарищ военврач, - твердо произнес майор, словно в подтверждении показывая красное удостоверение. В книжице мелькнули грозные выражения, от которых кровь стыла в жилах - «оказать полное содействие», 'возглавлять командование батальоном, полком, дивизией и др. Будоражили и подписи - Берия, Сталин. - Если нужно, задержим весь медсанбат или без нее поедите.
        Увидев подписи верховного главнокомандующего и наркома государственной безопасности вместе, полковник непроизвольно встал. Даже начал воротник застегивать на верхнюю пуговку. Проняло, сразу было видно.
        - Сейчас, товарищ майор. Подождите немного здесь. Я распоряжусь, - он пошел к выходу из палатки. - Может чайку пока выпьете, - майор нетерпеливо качнул головой. - Понял. Сейчас…
        Не прошло и пяти минут, как в палатку пошла миниатюрная девица в сером полушубке и медицинской сумкой через плечо. Из под ее зимней шапки выглядывала белоснежный бинт, намекавший на ранение. Смотрела испуганно, непонимающе. Тонкими пальчиками перебирала ремень сумки.
        - Товарищ Замкова Светлана Сергеевна? Присаживайтесь, чего стоять? - она опустилась на самый краешек скамейки. Видно было, что в любой момент была готова вскочить и вытянуться по стойке смирно. Похоже, военврач ее сильно напугал предстоящей встречей. - Успокойтесь, Светлана. Можно вас так называть? Слушайте внимательно. Вспомните, ваши последние дни в госпитале, - девушка всхлипнула, совсем по-детски, вытерла носик рукавом. - Отставить слезы!
        Та тут же выпрямилась. Замерла, внимательно смотря на майора.
        - Мне нужно знать все, что вы можете вспомнить о бойце Гвене Найденове из 324-ого полка. Его привезли к вам после боя на Волоколамском шоссе, - Судоплатов положил на стол блокнот и приготовился записывать.
        - Помню, конечно, помню, товарищ майор государственной безопасности, - девушка хотела было вскочить с места, но ее остановили. - Он же герой! К нам товарищ генерал приезжал, чтобы его наградить. Ой! - вдруг всплеснула она руками, видно, что-то особенное вспомнив. - Он же мертвый был! Его с проникающим ранением в живот привезли! Все нутро осколками посекло, даже шить нечего было. Доктор тогда сказал, что боец и до ночи не дотянет. А он выжил!
        Карандаш Судоплатова порхал, словно невесомая бабочка, над блокнотом. Листок за листком заполнялся убористым почерком майора. Сейчас ничего нельзя было пропустить. Ведь каждая деталь могла пригодиться.
        - … Утром мы приходим, а он на кровати лежит здоровенький…
        Майор задумчиво куснул кончик карандаша. Странности вокруг этого бойца лишь множились, причем в какой-то неимоверной бесконечности. Все продолжало закручиваться в неимоверный клубок удивительных событий, фактов и явлений. Здесь были намешаны и колдовство, и воскрешение, и уничтожение десятков грозных боевых машин.
        Ему все сильнее и сильнее хотелось встретиться с этим человеком.
        - Доктор точно не ошибся? Может из-за усталости просто показалось? - предположил Судоплатов, пытаясь объяснить воскрешение бойца. - Подумай хорошенько. Не спеши с ответом.
        Та, чуть подумав, покачала головой. Ничего она не ошиблась. Во время операции рядом с доктором стояла и все сама видела. Здесь не было никакой ошибки, о чем она снова и сказала майору.
        - Точно ожил, товарищ майор. Собственными глазами его раны видела, - упрямо повторила девушка. - А утром на животе только шрамы остались…
        - Уверена, значит, - недоверчиво пробормотал мужчина, ища на ее лице хоть какие-то признаки обмана. Но ничего не находил. - Где мне теперь искать этого Найденова?
        Она чуть помолчала и добавила:
        - В плену он. Я, когда упала у стенки, то все видела. Немцы вели его и товарища генерала к грузовику, а после все поехали на запад.
        Вздохнув, Судоплатов опустил голову. Ситуация была полный швах. Тот, кого он должен был разыскать, оказался в плену. Это настоящий провал задания, кто бы и что ни говорил. Он опоздал.
        - Плохо, очень плохо…
        Но он не был бы тем Судоплатовым, который вместе со своими людьми наводил ужас на немцев еще в Испании, если бы сейчас поднял руки и сдался. В голове уже прокручивался один план за другим. Весь его диверсионный опыт говорил, что еще не все потеряно и можно повернуть ситуацию себе на пользу.
        - Нужно как можно скорее доложить…
        Глава 14

* * *
        Окружной распределительный лагерь № 103. Протекторат Моравия. Дистрикт 12.
        Признаться, лагерь для военнопленных сильно впечатлил Гвена. Больше суток, пока он осваивался и приходил в себя, ходил с разинутым ртом и широк раскрытыми глазами. А он уже думал, что этот мир его больше ничем не сможет удивить. Оказалось, ошибался.
        - … Скажи мне, Я…я…ков, - имя его нового товарища было непривычным для языка и его не сразу получалось выговорить. Попозже, конечно, он приноровился и у него получалось гораздо лучше. - Почему это все так? - друид обвел рукой вокруг себя, и сразу же наткнулся на недоуменный взгляд соседа по деревянной лавке. Тот явно не понимал вопроса. - Для чего здесь все так расчетливо? Это место словно строил хороший лекарь или алхимик, у которого для каждого инструмента есть свое определенное место. Он никогда не допустит беспорядка, у него все при деле.
        Товарищ слушал, не выказывая ни малейшего желания отвечать. Хотя по лицу видно было, что сказать ему есть что.
        - … Я правда не понимаю, - продолжал Гвен. - Каждый барак выровнен по линии. Все дорожки ровные, посыпаны чистым желтым песком, выкрашены камни. Каждый день мы переносим камни с одного места на другое, а потом обратно. Все здесь словно какой-то механизм… Подожди. Или это часть их веры? Они верят в Бога, который завещает все делать именно так? Я знаю одно племя, которое поклонялось покланялось огромной человекообразной обезьяне-людоеду. Вот они и приносили ему в жертву чужаков.
        Наконец, Яков пошевелился. Похоже, созрел для разговора.
        - Вот же тебя проняло, земляк, - усмехнулся он. - Ты из какой дыры, вообще? В лесной берлоге что ли родился и жил? Это же немцы, фашисты и их проклятый орднунг. Уверен, они и в аду бы тоже все так устроили. Все котлы бы с кипятком покрасили, на чертях кители со штанами выгладили и пытки по расписанию делали.
        Выдав все это, Яков громогласно заржал. Видимо, эта шутка ему очень понравилась.
        - Единственное, что мне приходит на ум - у них нет души, - друид не очень понял, что ему хотели сказать. Про этот самый орднунг он, вообще, первый раз слышал. - Только существо без души способно убивать себе подобных таким образом. Да, да, у них нет души.
        - Есть душа, нет души. Какая разница? Суки они, - вздохнул Василий, вновь став серьезным. - Они же нас за людей не считают, Гвен. Унтерменшами, недочеловеками, нас называют, а себя - сверхлюдьми, ариями…
        Гвен качнул головой. Это ему было знакомо. Султанат Валтана в его мире тоже называл соседей животными, недостойными жизни. Мол, они - это божьи дети, а их враги - демонические отродья. Значит, такова природа человека и, к сожалению, она не зависит от мира. Наша суть в жестокости ко всему, что нас окружает.
        - Ладно, дружище, хватит болтать, - Яков хлопнул его по плечу, кивая на охранника у колючей проволоки. Тот что-то пролаял в их сторону и тряхнул карабином, недвусмысленно намекая на последствия. - Хватай этот булдыган! Ночью поговорим… Проклятье, не успели! Этот урод идет.
        К ним, и правда, с решительным видом направлялся старший охранник, полный немец с красной рожей. Обморозился, поди.
        - Хальт, св[и]нья! Плохо работать! Лень! Сталин! - стволом карабина он с силой ткнул в Якова, заставив того перегнуться от боли. - Форвертс! Идти! Штейт ауф, Сталин! Встать! Бистро!
        Слово «Сталин» охранник произносил с каким-то садистским удовольствием, всякий раз делая на нем ударение. При этом морщился всем лицом, показывая, как ему это неприятно. Пару раз даже с презрением сплюнул.
        - Идти к хер оберст Геллер! Бистро! - с трудом поднявшийся Василий сразу же получил еще один удар. немец смачно приложил его прикладом карабина, едва не бросая его на снег. - Бистро, св[и]нья! Ком, ком!
        Через несколько минут они уже были у двухэтажного бревенчатого здания администрации лагеря, где их встречал личный охранник полковника Геллера, местного начальника.
        - Хм… Сталин?
        Друид, застыв с камнем в руках, провожал их внимательным взглядом. Пытался понять то, что только что услышал. Его новый знакомый назвался Яковым Джугашвили, обычным артиллеристом, попавшим в плен уже больше двух месяцев назад. Тогда причем тут Сталин? Почему его назвали именем местного правителя? На издевательство особо не был похоже.
        - Что-то непонятно… Прозви…
        И тут здоровенный камень выскользнул из его рук, едва не раздавив ногу. Виной всему было то, что в голове вдруг мелькнула удивительная мысль, о которой мгновение назад он даже подумать не мог.
        - Лицо… Нос… Не-е, главное глаза…
        Перед глазами «встали» многочисленные картинки с местным правителем, которые он едва ли не на каждой стене встречал. И это лицо было один в один с лицом его нового товарища.
        - Получается, сын правителя был обычным воином? Воевал вместе со всеми…
        Признать, это его очень сильно удивило. Никогда еще Гвен не слышал, чтобы такой знатный человек воевал вместе с простыми воинами. Испокон веков было, что король или султан вместе со своими сыновьями стояли позади всего войска. Лишь в старинных легендах странствующие менестрели пели о том, как правители или их наследники выходили сражаться вместе с рядовыми воинами. Такого уже давно не было. Теперь все правители, возомнив себя едва ли не Богами, тряслись над своей жизнью, боясь даже взглянуть на поле боя.
        - Эй!
        Глубоко задумавшись, Гвен почти ничего не слышал и не замечал, что происходило вокруг. Вроде кто-то крикнул, а вроде и нет.
        - Что встал, как вкопанный, сукин сын?
        И уже гаркнули прямо за его спиной. Гвен сразу же узнал этот голос, принадлежавший дежурному по их бараку из таких же пленных, как и он. Михайло Стецко, добровольно перешедший к немцам в самом начале войны, сам попросился в помощники, и отличался просто нечеловеческой жестокостью. Вырезал себе особую палку из орешника, больше напоминавшую дубину, и лупил ею всех подряд. При этом издевательски ржал, явно получая удовольствие от процесса.
        - Сачкануть решил? Самый умный? Ах ты, сука…
        Очнувшись, друид только начал поворачиваться. Но поздно! Не успел!
        Прямо по хребту ему так палкой влупили, что Гвена в грязную жижу бросило. Прямо лицом в снег впечатало.
        - Я тебя, падла, сейчас так излупцую, что ноги отнимутся! Кровью харкать станешь!
        Между истошными выкриками в него летели удары. Один резче и сильнее другого. Гвен, чтобы хоть как-то защититься, свернулся клубком, подтянув к подбородку коленки и закрыв руками голову.
        - Думаешь, спелся с этим чучмеком, и теперь райская жизнь настанет? Хер тебе! Вместе сдохните! Ха-ха-ха! Сначала вас вздернем, а после и его батьку на березе повесим! Все это сталинское отродье изведем! Понял, сука? Понял?
        Под ударами Гвен извивался, ворочался, как мог. Но все равно доставалось. Стецко специально бил так, чтобы попало по шее, голове или спине. До смерти забил, если бы его один из немцев не остановил.
        - Живи, падаль, пока, - прошипел надсмотрщик, пиная парня напоследок. - Я теперь с тебя глаз не спущу. Все равно подохнешь. Доложу, что ты побег готовишь, - ощерился он, довольный своей выдумкой. В неровных зубах показалась расщелина. - Господин полковник сразу же прикажет тебя вздернуть. Эй, кто там есть? В барак эту падаль!
        Тут же послышался топот. Через мгновение друид почувствовал, как его подхватывают и тащат куда-то в сторону. Поднять голову и посмотреть куда, сил не было.
        Внесли под крышу и положили на дощатые нары, кое-как прикрытые соломой.
        - А ты, земеля, силен, - негромко прошептал один из заключенных, наклонив к нему худое, землистого цвета, лицо. Одни глаза только выделялись лихорадочным блеском. - Эта тварь, Стецко, тебя теперь загнобит, попомни мое слово. Сколько уж таких было… Мой тебе совет, повинись ему. Этот сукин кот больно сильно такое любит. В ноги поклонись, скажи, что дурной и не соображал, что говорил и делал. Может простит и отстанет. А то ведь помрешь не за грош.
        Хотел было уйти, как Гвен его схватил за рукав шинели.
        - Друг… Подожди, - говорил с трудом. Один из ударов пришелся точно по челюсти, отчего она распухла, и всякий раз при шевелении отдавала зверской болью. - Барак… из сосны? - пленный непонимающе пожал плечами. Мол, какая еще сосна? - Дерево, доски из сосны? Это все? Нары, стены?
        Тот, быстро осмотревшись, кивнул.
        - Помоги… Надо немного… Посмотри по доскам… Вроде свежие… Смолы нужно… для ран, - последние несколько слов Гвен едва выдавил из себя.
        Парень хотел еще добавить, но от стрельнувшей боли все в глазах померкло.
        - … Меля! Эй, земеля! Живой? - с трудом открыв глаза, Гвен увидел перед собой недавнего пленного бойца. - Я уж думал, ты концы отдал. Нашел твою смолу. Держи, - в ладонь положил небольшой липкий комок. - Только ума не приложу, на кой хрен она тебе? Жрать ее что ли будешь? Все равно бестолку.
        Гвен криво улыбнулся. Мол, увидишь. Не говорить же, в самом деле, что собрался ею заживлять свои раны. Рано им еще про такое знать.
        Дождавшись ночи, друид начал действовать. Осторожно подобрал ноги и сел на нары. Лежа готовить снадобье было совсем не сподручно.
        - Бедные люди… даже не знают, какое великое богатство лежит у них прямо под ногами, - покачивая головой, бормотал друид одними губами. - Это же Слезы Великого Леса, величайшая ценность на свете. А они же… - попытался сложить губы в улыбке, но тут же скривился от боли. - Бедные люди…
        После сложил руки лодочкой, чтобы хоть немного согреть сосновую живицу. Барак был промерзлый насквозь, а печка в самом углу едва грела.
        Спину выпрямил, насколько позволили раны. Несколько раз глубоко вздохнул. Снадобье из Слез от любого друида требовало немало усилий, заставляя выкладывать полностью. Зато и награда была велика. Приготовленная должным образом живица с легкостью заживляла даже самые глубокие раны. Про всякую мелочь из ушибов и порезов и говорить было нечего. Главное, приготовить правильно.
        К сожалению, здесь такое зелье было не сварить. Не было ни настоящего очага с бронзовым котелком и родниковой водой, ни знакомых трав из леса, ни времени. Сейчас сделать можно было лишь подобие настоящего снадобья.
        - Вроде, пошло…
        В воздухе появился неуловимый аромат, который ни с чем не спутать. Правда, каждый узнавал в нем что-то свое. Редко, когда двое, а уж тем более трое, чувствовали одно и то же.
        Гвен чуть пошевелил руками, ощущая приятную тяжесть. Внутреннее тепло в руках становилось все сильнее и сильнее. Сейчас бы еще нужных трав растереть и кинуть, а после потомить до самой ночи в печи. И, конечно, не забыть об особой молитве, чтобы Великий Лес остался доволен.
        - Ничего, ничего, еще сделаем, как надо…
        Раскрыв ладони, друид всей грудью вдохнул аромат снадобья. От закружившейся головы, покачнулся, и едва не свалился с нар. Но почти сразу же ему полегчало, внутри дохнуло свежестью, бодростью.
        Не спеша, нанес пару мазков густого зелья на опухшую челюсть, сразу же почувствовав облечение. Задрав гимнастерку и исподнюю рубаху, растер ребра и живот, по которым пришлись особенно сильные удары.
        - … Чувствую твою силу Великий… - в глазах проступили слезы облегчения. Боли он уже почти не чувствовал.

* * *
        Рассвет. Звенящий от мороза воздух огласили истошные вопли старших по баракам. Громко звучало железное било. За бараками надрывались псы, рвущиеся с поводков охраны.
        - Подьем, сукины дети! Встать! На работу! Бегом, бегом! - орал коренастый красноармеец в шинели со споротыми петлицами, молотя небольшой деревянной дубинкой по дверному косяку барака. - Строиться и на выход! Подьем! На работу!
        С нар с трудом поднимались люди, кутавшиеся, кто во что горазд - в криво обрезанные шинели, рваные полушубки, даже плащ-палатки. Кое-кто внутрь гимнастерок и сапог запихивал солому для тепла.
        - Кто последний, останется без пайки! - тыкал старший по бараку в какого-то бедолагу, что никак не мог подняться с нар. - На выход!
        Едва сидельцы выстроились перед бараком, как к ним направился сам Стецко. Морда сытая, лоснящаяся, теплый овчинный полушубок нараспашку. Как говориться, сытому и в мороз не страшно. Своей ореховой дубинкой в воздухе размахивает в предвкушении.
        - Господин старший помощник, заключенные построены! - вытянулся перед ним крепыш, дежурный по бараку. - Заболевших и умерших нет! К работе готовы!
        У Стецко аж лицо вытянулось от удивления. Явно другое ожидал услышать. Ведь вчера собственными руками так отделал того наглеца, что и сам взмок от усталости. Тот же сегодня с нар не должен был подняться.
        - Что? - визгливо крикнул Стецко, нахмурив брови. От этого дежурный по бараку еще сильнее стал тянуться. - Врешь, падаль! Ну-ка…
        И тут его мечущийся по строю взгляд наткнулся на того самого пленного бойца.
        - Ты?
        Не веря своим глазам, Стецко шагнул вперед и впился в него взглядом.
        - Я же тебя вчера…
        На лице пленного виднелась лишь пара синяков, которые, судя по всему, уже к вечеру исчезнут. Почти сошла опухоль с челюсти, по которой надсмотрщик целил специально.
        - Упор лежа! Встать! Лечь! Встать! - махнув палкой, заорал Стецко. - Быстро! Быстро!
        И пленный, должный валяться на нарах едва живым, начал лихо приседать. Раз - два, раз - два, раз - два! Он, кажется, даже чуть подпрыгивал от избытка энергии! Но как это возможно?
        - Ах ты, сука… Издеваешься? Здоровья, значит, много? Отлично, - в миг ощерился надзиратель, многозначительно погладив дубинку. - Этого лишить пайки сегодня и завтра! Наглый слишком! А норму выработки увеличить на треть! Лично проверю!
        Все, кто стоял рядом с тем пленным, тут же неуловимо дернулись в стороны. Каждый понимал, что без еды здесь даже день не протянуть, а два тем более. Хуже всего было то, что от работы при этом никто не освобождал. Короче, готовый покойник, только еще пока живой.
        - Что встали? Бегом работать! - взвизгнул он, махнув палкой в сторону огромной кучи мерзлой земли. Предстояло кирками раздолбить ее, вытащив оттуда камни и кирпичи. - Эй!
        Дубинкой он остановил одного из заключенных, худого, высохшего едва не до состояния мощей. Рванная, грязная шинель на том болталась, как на вешалке. Из рукавов торчали грязные руки-спички. На худой шее с выпяченным кадыком едва держалась маленькая голова, укутанная в платок.
        - Рассказывай, - приказал Стецко, брезгливо кинув в руки зеку небольшую галету. Кусок высушенного хлеба был мгновенно схвачен и тут же съеден прямо с вощенной бумажной упаковкой. - Кто этому уроду помогал? Откуда лекарства?
        Тот, наклонившись, вперед зашептал:
        - Никто не помогал, господин старший помощник. Как вчерась приволокли яго, так на полатях и валялси, - пленный едва ли не с каждым словом кланялся. Взгляд при этом был жалобный, просящий, как у потерявшейся собачонки. - Стонал только очень сильно и все время что-то бормотал. Молился, видать, али головой тронулся. Точно, господин старший надзиратель, головой он тронулся. Все какого-то великого звал…

* * *
        Едва вечерняя проверка закончилась и дверь барака закрылась, Гвен тут же юркнул в свой угол и растянулся на нарах. Несмотря на живительное действие снадобья, к концу дня он едва стоял на ногах. Вдобавок, с самого утра во рту даже маковой росинки не было.
        - Слышь, земеля, - только парень закрыл глаза, как у самого уха раздался знакомый голос. Около его нар стоял тот самый красноармеец, что вчера помог ему добраться до барака. - Ты ведь того…
        Гвен устало качнул головой. Мол, не понимаю.
        - Ну, ты дохтур, говорю. Да? - пленный подвинулся ближе, смотрит с затаенной надеждой в глазах. - Себя вона как знатно подлатал. Может поглядишь, зём? А я уж тоже помогу, чем смогу…
        На сосновые доски нар лег небольшой, с пол детской ладошки, кусок хлеба. Серыми пальцами он подвинул его ближе к парню. Мол, это тебе.
        - Чирий, падла, на шее вскочил. Жжет, совсем мочи нет терпеть, - наклонился еще ближе и развязал на шее старый вязанный шарф. - Гляди.
        Гвен едва не отшатнулся, как повернул голову. С чужой шеи на него смотрел крупная багровая рана с отвратительными серыми наростами по краям. Вдобавок и тошнотворной гнилью тухлого мяса дохнуло.
        - Кхе-кхе, - кашлянул друид, кивая в ответ. - Иди посиди немного. Чуть дух переведу и помогу с этим…
        Едва этот бедолага, бормоча благодарности, исчез, парень полез в карман гимнастерки. Там должно было остаться еще немного живицы, которой как раз бы и хватило.
        - Есть… Вот и славно, - выдохнул Гвен, нащупав теплую массу. - Должно хватить…
        С кряхтением поднялся, запахнул поплотнее шинель. Несмотря на печь в бараке стоял настоящий колотун.
        - Браток, а меня потом посмотришь? - с соседних нар из-под какого-то тряпья на него тут же уставилась пара воспаленных глаз. - Могу курева немного дать…
        Глава 15

* * *
        Конрад Эйхард вышел на плац и на несколько минут замер, закуривая сигарету. За последние несколько месяцев службы в должности начальника лагеря это стало для него ритуалом. Неспешное курение позволяло привести мысли в порядок, настроиться на рабочий лад. К тому же было сигналом для остальных о начале традиционного обхода. Дисциплинировало, так сказать. Хотя дисциплина у настоящего немца в самой крови.
        - Еще один отличный день, - улыбнулся капитан, показывая крупные белые зубы. - Воистину, Господь Бог любит Рейх…
        Причин пребывать в столь хорошем настроении у Эйхарда, надо сказать, хватало. Доблестные немецкие войска победоносно наступали, день доказывая превосходство арийского духа над варварской иудо-большевистской сутью. Каждый день министр пропаганды Гебельс сообщал о десятка новых поселках и городах советов, занятых нашими танкистами и пехотой. Не было никаких сомнений, что еще немного усилий и Советский Союз, этот колосс на глиняных ногах, падет и окончательно канет в Лету. А на его землях раскинется новый тысячелетний Рейх.
        - … и, конечно же, его сыновей, - закончил он фразу, расплываясь в еще более широкой улыбке. - Истинная правда.
        Сомневаться в своей исключительности под этим солнцем у него тоже не было причин. Он молод, недурен собой. Его стремительной карьере (спасибо отцу генералу СС и матушке-баронессе с довольно известной в Германии фамилией) можно было лишь позавидовать. За какие-то несколько лет он дорог до гауптштурмфюрера ССв системе концентрационных лагерей административно-хозяйственного управления СС. А благодаря новым довольно влиятельным знакомым мог надеяться, что вскоре будет переведен еще выше по карьерной лестнице. Нужно было лишь показать себя в выполнении важного задания, санкционированного на самом верху.
        - И тогда передо мной откроются все двери, - победным взглядом Эйхард взирал на лагерь, с этой точки напоминавший поле с расчерченными правильными геометрическими фигурами. Четкие прямоугольники бараков, хозяйственных построек, выровненных по линейки, тянулись к горизонту. Их окаймляли ровные линии трех рядов стен с колючей проволокой, разделяемых двухэтажными наблюдательными вышками с прожекторами. - Главное, дать результат…
        А нужный результат зависел от поведения одного из пленников в его лагере, настоящая фамилия которого вряд ли что-то скажет многим жителям Рейха. Какой-то Джугашвили, что истинному немцу и выговорить-то сложно. Но узнай они как зовут его отца, то все сразу же стало бы на свои места. Отцом пленника был Иосиф Сталин, глава Советского Союза!
        - Сын самого Сталина…
        Именно в его лагере Яков Джугашвили, сын советского вождя, должен будет в присутствии представителей десятком газет и радиостанций со всего мира признать превосходство арийской расы и преклониться пред величием Германского Рейха. Каждый человек на планете в самом скором времени услышат, прочитает об этом, что станет мощнейшей пропагандистской бомбой.
        - Он будет так каяться, как никто еще не каялся, - улыбка сменилась жесткой гримасой. Относительная молодость Эйхарда не должна была обманывать. Он прекрасно умел и любил «работать» с людьми, как говорил один из его учителей штурмбанфюрер СС Хойке по прозвищу «Баварский мясник». - Но это позже… А пока обход.
        Резко взмахнув стеком, начальник лагеря позвал одного из своих заместителей, который тут же вытянулся перед ним. Эйхард кивнул, готовясь выслушать доклад о происшествиях.
        - Господин штурмбанфюрер, ночь прошла без происшествий, - четко начал докладывать лейтенант, высокий блондин с узкой полоской растительности на губе. - Умершие, больные, наказанные отсутствуют. В полном соответствие с распорядком дня заключенные заняты на работах…
        Эейхард снова было кивнул. Мол, слушаю, продолжай. Но вдруг осекся. До него только что дошла фраза об отсутствии больных и умерших.
        - Стоп, лейтенант! Как это умершие и заболевшие отсутствуют?
        Получалась несуразица какая-то, видная даже невооруженных глазом. Его лагерь - это не курорт для врагов Рейха, где они отдыхают, лечатся и занимаются посильным трудом. Весь распорядок лагеря выстроен таким образом, чтобы каждый заключенный на своей шкуре прочувствовал всю неотвратимость наказания. Каждую божию секунду они должны чувствовать боль и страдание. Проходящий через лагерные ворота, попадал в чистилище, избавлявшее Рейх от недочеловеков и очищавших столь нужное для настоящих арийцев жизненное пространство. В это главная цель и задача лагеря.
        - Список умерших за неделю и последние два дня? - лейтенант, покопавшись в своей папке, быстро вытянул нужный документ. - Что это такое?
        Его палец ткнулся примерно в середку листа, где располагались данные.
        - Каждый день на прошлой неделе умирало минимум восемь заключенных, в среднем двенадцать оказывались в лазарете. А сейчас? Ноль? Ни одного? Мой лагерь - курорт? Я вынужден, господин лейтенант, вам еще раз напомнить распоряжение обергруппенфюрера СС, главного инспектора концентрационных лагерей Рейха Теодора Эйхе: «Для заключенных, особенно выходцев из неполноценных рас, в лагере нужно создать исключительно невыносимые условия, направленные на их физическое уничтожение». Вы забыли это?
        - Никак нет, господин гауптштурмфюрера, - преувеличенно громко рявкнул лейтенант.
        - И хватит так орать, - болезненно поморщился Эйхард. - С сегодняшнего дня увеличить нормы выработки в полтора раза. Продуктовую норму уменьшить на двадцать процентов. Посещение лазарета разрешать в исключительных случаях. За любые случаи неповиновения - расстрел. Выполнять!
        Проводив глазами отходящего заместителя, капитан перевел взгляд на ближайший барак. Именно там располагался человек, который для него был сейчас важнее всех остальных двух тысяч заключенных.
        - А сейчас займемся тобой… Сталин.
        Известную фамилию он выговорил с особенным удовольствием, уже представляя, как будет происходить очередной разговор с сыном советского вождя. В прошлые их встречи к нему уже применяли особые методы воздействия и убеждения, но, к сожалению, они не возымели действия. Этот человек, по прежнему, не соглашался на сотрудничество. Стоически терпел боль, унижения, оскорбления, признаться, даже вызывая тем самым некоторое удивление. Получатся расовая теория абсолютно верна, говоря о нечеловеческой выносливости неполноценных рас. Особенно этим славились негры и славяне.
        Однако, на их новую встречу немец припас кое-что новое.
        - Посмотрим, как ты запоешь, когда познакомишься с электричеством. Поверь мне, пара оголенных проводов, одной стороной подключенных к сети, а другой - к гениталиям, творят самые настоящие чудеса. И главное, не оставляют никаких следов. Нам ведь нужно будет сделать хорошие фотографические снимки…

* * *
        Дверь барака, и так толком не державшая тепла, была распахнута настежь. Едва державшиеся на ногах и больше похожие на живых мертвецов, сидельцы даже не пытались её закрыть. Сил оставалось ровно настолько, чтобы доковылять до своей шконки и без сил на неё рухнуть. Так они и падали, тут же со стоном кутаясь в рваное тряпье, набитое для пущего тепла соломой. Мороз за тридцать не шутка. При таком и не такую рванину на себя натянешь, чтобы хоть немного согреться.
        Но удивительно то, что одного из зеков, похоже, не брали ни мороз, ни усталость, ни страх в добавок. Невысокий худощавый паренек, вошедший в барак последним, двигался так, словно и не было за его спиной изнурительного двенадцатичасового труда. Легко и непринужденно оказывался то у одних нар, то у других. И каждый из зеков, с которым он перекидывался парой словечек, неуловимо менялся. С лиц сходила усталость, землистая серость. Угрюмость и безнадежность сменялись улыбками. Уже слышались первые шутки.
        - Полегчало? - Гвен легонько коснулся лба зэка со всколоченными волосами, только что корчившегося под своей рваниной и тихо поскулившего то ли от холода, то ли от голода, то ли от всего сразу. - Посмотри на меня! Открой рот, - голова, больше похожая на череп, обтянутый пергаментной кожей, развернулась к нему и с готовностью открыла рот. - Медленно разжуй снадобье, пока оно не исчезнет. Понял? А теперь отдыхай. С утра будешь, как новенький.
        Надо было видеть, как светлело лицо зека при этом. Жуткая маска обреченности и страха, которую он уже привык носить, вдруг исчезала. Разглаживались морщины, приподнимались уголки рта. Он ощущал настоящее умиротворение впервые за много - много недель.
        - А теперь ты, браток, - друид уже стоял у следующих нар и подмигивал новому собрату по несчастью. - Ты смог добыть тот мох, о котором я просил? - тощий пленный с лихорадочным священным трепетом в глаза исступленно закивал головой. Из-за пазухи сразу же вытащил небольшой тканный сверток с серой влажной массой - мхом. Лучшего ингредиента для нового снадобья нельзя было и придумать. Им любую лихорадку, словно рукой можно было снять. - Сейчас, сейчас. Потерпи немного. Вот, готово. Расстегни немного рубаху и клади это на грудь. Теперь закрывайся и лежи. Сейчас жарко будет.
        И так он ходил от одного бедолаги до другого, пока не обошел почти всех. Оставались лишь двое - друг и, кажется, враг. По крайней мере, Гвен так думал.
        - А ты, дружище, смотрю, совсем ничего не просишь, - парень остановился у самой печки, где грелся плюгавенький мужичок с юрким крысиным лицом. Тот все это время старательно делал вид, что ему нет никакого дела до всего, происходящего в бараке. Но сам то и дело бросал в сторону друида продолжительные внимательные взгляды. - Значит, забот никаких? Жизнь хороша?
        Мужичонка при этих словах резко дернулся, но было уже поздно. Гвен с силой ткнул его пальцем в одну хитрую точку на шее, переплетение силы в человеке, и его немедленно скрючило от боли.
        - Ну-ка поглядим, что ты за птица…
        Быстро обыскав корчащегося перед ним человека, друид понимающе хмыкнул. Вот, значит, в чем было дело.
        - Упитанный, вижу. Хорошо кушаешь, значит. Ага, - потрепал его по щеке, которая совсем не казалась впалой и осунувшейся. - Хм, и даже чистый. А это что такое? Зубы? Целые?
        Чтобы в таком состоянии сохранились зубы, нужно было довольно хорошо питаться. И это в лагере?
        - Братуха! - со спины Гвена похлопали по плечу. Оказалось, там уже стояло едва ли не пол барака. - Отойди-ка, в сторонку. Мы сами с ним поговорим.
        Встретившись с иступленным, налитым ненавистью, взглядом друид понимающе кивнул. Пусть они сами все решат с иудой. Он сам выбрал эту дорогу и понимал на что шел. А его ждал товарищ…
        - Живой, Яков? - присел на край шконки, где лежал его товарищ. Его принесли больше часа назад и с тех пор ни разу не вставал. Только молча смотрел вверх. - Так худо было?
        Товарищ молча скрипнул зубами. Похоже, ему было очень больно, от того и не говорил.
        - Вижу…
        Гвен осторожно отвел ворот шинели, обнажая шею Якова. Взгляду сразу же открылись свежие багровые ожоги, напоминавшие ветви странного дерева. Такого друид еще не встречал, хотя повидал многое. Похоже, следы от какой-то новой особо изощренной пытки…
        - Ты чего, Яков?
        От товарища, всегда поражавшего своей упертостью и какой-то непреклонной надеждой на хорошее, вдруг послышался непонятный звук. Кажется, всхлип. Неужели, тот плакал?
        - Гвен… Слышишь… Не могу я больше терпеть… Проклятье, нет больше сил… Гвен, братишка, ты можешь мне кое-что пообещать? - Яков схватил друида за рукав и притянул к себе. Явно собирался сказать что-то очень важное. - Пообещай, что сделаешь… Поклянись… Поклянись самым дорогим для тебя…
        - Клянусь благодатью Великого Леса, Яков, - Гвен наклонился ниже. - И пусть духи Леса покарают меня, если я лгу.
        Притихший товарищ не долго хранил молчание.
        - Ты должен найти моего отца, Гвен… Отыщи его, обязательно отыщи, - с надрывом шептал Яков, шевеля искусанными в кровь губами. - Передай, что я держался, сколько мог… Я не предатель… Скажи, что я не сдавался в плен. Обязательно скажи это.
        Гвен вновь кивнул, внимательно слушая друга и запоминая каждое его слово. Чувствовалось, что отец для Якова был всем.
        - Еще скажи, что я лучше сдохну, чем стану предателем… Сдохну, брат…
        Лежавший еще что-то пытался прошептать, но силы его окончательно оставили. Сознание потерял.
        А Гвен еще долго сидел рядом, даже не пытаясь заснуть. В голове, словно поселился рой рассерженных пчел. Будоражили мысли о будущем, которое становилось все более и более непредсказуемым.
        - Что может быть лучше, чем спасти старшего сына и наследника великого правителя… - тихо-тихо прошептал парень, наконец-то, оформившуюся мысль. - Похоже, ничего…

* * *
        Кремль
        Поднимаясь мраморной лестнице Кремля, Судоплатов несколько раз тяжело вздохнул. Где-то на середине остановился и, сняв фуражку, вытер пот со лба. Несмотря на ощутимую прохладу в коридоре ему все равно было жарко.
        Последняя неделя, как он взялся за это задание, ему пришлось довольно тяжело. Сильно осунулся. Килограмма три - четыре потерял, не меньше. От постоянного недосыпа глаза в глазах надолго «поселились» мошки.
        Дело, которое с самого начала казалось курьезным и несущественным в такое тяжелое время, превращалось в нечто совершенно другое. С каждым днем появлялись такие подробности, что заставляли волосы дыбом вставать и со страхом оглядываться по сторонам.
        Взять хотя бы историю про то, что этого самого Гвена Найденова животные и птицы слушались. Выполняли любой его приказ: приносили вещи, разыскивали конкретных людей, следили за ними и многое, многое другое. А случившееся на Волоколамском шоссе, вообще, казалось сказочной легендой, придуманной каким-то сумасшедшим сказителем. Судоплатов, честно говоря, до сих пор не понимал, как этому бойцу удалось остановить почти две сотни танков. Ведь, такое едва ли было физически возможно. Если только он и в самом деле не владел особыми психическими способностями, как…
        - Товарищ Судоплатов, - вдруг вырвал его из задумчивости строгий голос. К замершему на лестнице подошёл лейтенант государственной безопасности и показал в сторону коридора. - Прошу Вас, проходите. Верховный уже два раза спрашивал.
        Павел Анатольевич кивнул, виновато разведя руками. Мол, устал очень сильно, задумался.
        Быстро забрался по лестнице и уже через минуту оказался перед той самой дверью. Секретарь, сидевший рядом, разрешающе махнул рукой.
        Переступив порог, Судоплатов сразу же заметил две пухлые папки на столе. Третья парка была раскрыта, рядом лежали несколько бумаг с многочисленными красными пометками. Чувствовалось, с документами плотно и основательно работают.
        - Вы хорошо поработали, Павел Анатольевич. Вижу, ничего не упустили, - Сталин сидел на противоположном конце стола, зарывшись в бумаги. Рядом с правой рукой лежала давно потухший трубка и остро отточенные красный карандаш. - Присаживайтесь ближе. Нужно решить один важный вопрос.
        Судоплатов с прямой спиной опустился на стул и приготовился слушать.
        - Насколько я понял, вы настаиваете на проведении специальной операции, - хозяин кабинета внимательно посмотрел на него. - Пишете, что для глубинного рейда в тыл врага необходимо привлечь целый десантно-штурмовой батальон. Указали на 232 - ой, гвардейский Московский. Однако, Павел Анатольевич, губа не дура. Насколько я помню, в 232-ом большая часть спортсмены-разрядники с большим военным опытом. Ещё просите помощь от партизанских соединений в тылу аж двух фронтов. Наконец, ваш отряд нужно сопровождать двумя эскадрильями бомбардировочной и штурмовой авиации.
        Сталин поднялся со своего места и медленно направился в сторону Судоплатова. Тот тоже начал было вставать, но был остановлен хозяином кабинета.
        - Прося такое, вы ведь понимаете, что у нас полным ходом идет контрнаступление, - Сталин остановился у зашторенного окна и многозначительно покачал головой. - Сейчас, когда враг шаг за шагом отступает от нашей столицы, на счету каждая часть, каждый танк и самолёт. Что вы на это скажете?
        Нельзя сказать, что Судоплатов не ждал такого вопроса. Ждал и ему было что ответить. Собранные им материалы могли удивить кого угодно.
        - Я профессиональный диверсант, Иосиф Виссарионович, и привык обращать внимание на любые, даже самые незначительные, детали. И сейчас все собраные моей командой факты говорят лишь об одном - мы должны, как можно скорее найти этого человека и доставить его в Москву.
        Фигура у окна оставалась неподвижной. Сталин, словно и не слышал его. Значит, нужно было заходить с козырей, иначе все его поиски могли оказаться напрасными.
        - Гвен Найдёнов, словно никогда не существовало. Совершенно отсутствуют данные о нём: о годе и месте рождения, о родных и знакомых. Однако совершенно точно установлено, что он обладает особыми способностями и их характер просто невероятен. Первое, Найдёнов способен воздействовать на животных и птиц способом, который так и не удалось установить. Они выполняют, как простые, так и сложные приказы. Могут карандаш принести, а могут и им рисовать настоящие картины.
        Хозяин кабинета как-то неопределённо хмыкнул на это.
        - Второе, он целитель и умеет делать лекарства удивительного свойства. Список заболеваний, которые поддаются его лечению, огромен. Более того отмечен факт и самоисцеления. Поступив впосле боя в медсанбат полностью обгоревшим, он уже на вторые сутки оказался абсолютно здоров.
        Каменное в оспинах лицо хозяина кабинета неуловимые дрогнуло. История про самоисцеление, похоже, его задела.
        - Хм, какое-то шаманство или психологические фокусы? - задумчиво проговорил Сталин. - Я уже имел встречу с товарищем Месингом, который тоже умел многое. Не мистификация ли это все?
        - Нет, товарищ Сталин. Однозначно нет. Все изложенное мною - достоверные факты, многократно проверенные, - твердо ответил Судоплатов. - И отмечу еще одно обстоятельство. Судя по всему, сила воздействия Найденнова с каждым разом возрастает в несколько раз…
        Разведчик вновь указал на факты, выстроив их в хронологической последовательности. Получилось очень наглядно.
        - Хорошо, Павел Анатольевич. Готовь операцию, - наконец, решился Верховный. - Я дам указание по тем частям и соединениям, которые ты запрашиваешь. И надеюсь, ты прав. В противном случае…

* * *
        Один из медсанбатов
        Зоя медленно опустилась на снарядный ящик и со вздохом облегчения вытянула ноги. Сама откинулась на стену и закрыла глаза. Пока не пришел очередной грузовик с ранеными можно было попробовать подремать. Когда раздаться клаксон, придется снова подниматься.
        Последние дни особенно тяжело ей дались. Она, как и десятки других медсестер и врачей, сутками на ногах оставалась на ногах, ухаживая за раненными бойцами. Линия фронта стремительно перемещалась на запад, и раненных становилось все больше и больше. Не хватало ни времени, чтобы передохнуть, ни перевязочных материалов и лекарств для бойцов.
        Но она не жаловалась. Даже думать себе запрещала о том, что все могло было быть по другому. Ведь, она не могла иначе. Только самый последний подлец мог отсиживаться в теплом местечке, пока шла война. А ведь еще недавно, когда ей торжественно вручали орден за выполнение задания в тылу врага и спасение раненного командира, Зое предлагали именно такое место. Ее звали в Москву, учиться на врача, обещали поддержку и преференции, как герою. Только она даже слушать не стала, снова рвалась на фронт. Так и оказалась здесь, в одном из медсанбатов.
        - … Мамуль, не надо… Хватит… - жалостливо забормотала, когда кто-то потрепал ее по плечу. В полудреме показалось, что нет никакой войны, а сегодня нужно идти в школу и ее будит мама. - Я еще немного посплю…
        Но кто-то снова коснулся плеча. Настойчиво, нетерпеливо.
        - Я, правда, совсем немного полежу. Самую чуточку, - отмахнулась она рукой. - Позяиста…
        Но тут ее шею начали щекотать. Видно, кто-то увидел, что по-другому разбудить ее не удастся. Что-то тоненькое неуловимо коснулось ее кожи.
        - Все, все, встаю…
        Зоя с трудом открыла глаза. Поняла уже, что никакой школы уже не будет, как и много другого из ее прошлой жизни.
        - Да, да, встаю. Что грузовик уже приеха…
        И тут, повернув голову, она вздрагивает. Прямо возле нее стоял на задних лапах здоровенный бобер с проседью на шкуре. Махал передними лапами в воздухе и недовольно пофыркивал.
        - Вот тебе и сюрприз.
        Раньше девушка обязательно бы взвизгнула и даже вскочила с места с воплем. Но сейчас даже в лице не переменилась. Жуткая усталость…
        - Ты чего это? Холодно же. Сидел бы в своем домике и нос на улицы не казал.
        В ответ бобер снова фыркнул, еще сильнее замотав передними лапками. Прямо вылитый их кот, когда хотел поиграть.
        - А это еще что такое?
        Тут Зоя замечает на шее бобра тонкий ошейник с каким-то мешочком. Осторожно, то и дело косясь на его мощные зубы, она отвязала посылку. А то, что это была именно посылка, сомневаться не приходилось.
        - Ой!
        Развернутый кусочек бересты, который она вынула из мешочка, едва не упал на снег.
        - Гвен? Это же письмо от Гвена!
        Бросив на невозмутимо почесывавшегося рядом бобра, она снова уткнулась в письмо.
        - … Мне нужна твоя помощь, - тихо-тихо читала она, с трудом разбирая каракули. - Вот, что тебе нужно будет сделать…
        Глава 16

* * *
        Концлагерь
        Осмотрев рану последнего, Гвен со вздохом опустился на своею шконку. Устал за последние дни, как собака. Еды в обрез, целый день камни ворочаешь с места на место, а вечером или даже ночью ещё нужно лечить. Но это все не страшно, улыбнулся он. Ведь, тот, кто снискал благодать духов Великого Леса, не страшится трудностей жизни. Все, что встает на его пути, ему по плечу.
        - Все по плечу…
        Со шконки он опустился на земляной пол, едва прикрытый соломой. Пришло время вознести хвалу Великому Лесу, поблагодарить за все его милости. Как Барак затих, а, значит, никто не будет мешать.
        - Великий Лес, ты есть начало и конец всего сущего, ты свет и тьма, - зашептал друид один из приветственных гимнов, восхваляющих могущество своего Божества.
        Вскоре наступило привычное спокойствие. Тело стало наполнятся лёгкостью, свежестью, быстро уходила усталось и грусть.
        - Ты даешь и отнимаешь жизнь, ты задаешь вопросы и получаешь ответы, - речь превращалась в речитатив, убаюкивая и усыпляя. Избавляя от всего тревожащего.
        Но в какой-то момент он замолчал. Что-то странное привлекло его внимание. Органы чувств уловили то ли непонятный шорох, то ли какое-то движение, то ли ещё что-то неосознаваемое.
        - Хм…
        Замолчав, Гвен открыл глаза. Несколько раз моргнул, привыкая к темноте. Вроде бы ничего странного не заметил, хотя…
        - Земляк, - одновременно с хриплым голосом из темноты барака вышел сгорбленный старик с грязными седыми патлами на голове. - Мы тут с просьбой к тебе.
        Парень дёрнул головой в сторону и удивленно хмыкнул. Слева и справа от старика появлялись все новые и новые зеки. Высокие и низкие, в дырявых щинелях и грязных ватниках с перевязанными шеями и руками, они почти окружили его.
        - Расскажи нам о своём Боге… - старик вытянул вперёд руку и из костлявого кулака выпал потертый медный крест. Урал и тут же был в давление в землю подошвой ветхого ботинка. - Я ведь думал, что Бог здесь умер… Кхе… Кхе… А ты вона как… С ним гутаришь…
        Гвен с трудом сглотнул вставший в горле ком. Такого с ним еще не было. И честно говоря, он и не знал как поступить. Ведь, друиды не проповедуют, не рассказывают о Великом Лесе на площадях. Это всегда было тайным священным знанием, которое передавалось от учителя к ученику, и никак иначе.
        - Но…
        Гвен никак не мог выдавить из себя что-то связное. Что ему делать? Неужели он должен молчать? Гляди в глаза этих бедолаг, сидеть и молчать?
        Скрипнув зубами, парень мотнул головой. Нет, не мог так сделать. Не мог и не должен отнимать у этих людей надежду. Если они обрели хотя бы самую призрачную надежду на спасение, разве можно было все это порушить? Нет, тысячу раз нет. Он все им расскажет.
        И, глубоко набрав воздуха в грудь, друид начал свою проповедь:
        - Начну со слов, которые мне впервые сказал мой учитель. Все, что вы слышали о Боге до этого, ложь и обман. Сказки о добром седобородом старые с молниями или трезубцем в руках придумали обычные слабые люди, страшившиеся жизни и окружающих нас опасностей. Такого Бога нет и никогда не было. Бог другой: он везде и нигде, он близкий и далёкий…
        Улыбнувшись, Гвен показал пальцем в угол. Присмотревшись, там в соломе можно было увидеть копошившуюся мышь. Серая мордочка с глазами-бусинками то и дело появлялась из соломы и тут же пряталась.
        - И в ней Бог. В каждой живой твари живёт его искра и благодать. Нужно лишь увидеть, почувствовать её. Поверить, в конце концов…
        На глазах у остальных он поманил к себе мышь. Причем сделал это совершенно естественным жестом, словно самого обычного человека подзывал.
        - Бог в каждом живом существе…
        Серая мордочка тут же беспокойно дернулась, начала усиленно к чему-то принюхиваться. Затем бочком стала подбираться в сторону Гвена. Делал шажок за шажком, шажок за шажком, пока, наконец, не оказалась возле его ладони. Еще мгновение, и мышь уже благополучно уселась в руку, обхватив лапками большой палец парня.
        - Народ, товарищи! - вдруг в напряженной тиши раздался громкий окрик. Расталкивая людей, вперед вышел носатый крепыш и тут же обвиняющестал зыркать по сторонам. Мол, какого черта здесь происходит. - Вы совсем ополоумели? С голода крыша поехала? Это же шарлатан! Все же в цирке были и видели, что тамциркачи творят. Он же нам голову дурит, разве не понятно!
        Зек вглядывался в глаза стоявших перед ним и не находил никакого понимания.
        - Федор! - он схватил за грудки рядом стоявшего лысого мужика, кутавшегося в серое пальто. - Ты же коммунист, командир. Что ты молчишь?
        На него кто-то шикнул, но он и не думал останавливаться.
        - Это же все суеверия и обман, товарищи! Вы что? - распался он, наседая на Гвена. - Он мошенник!
        Но друид и не думал оправдываться. Даже в лице не изменился. Просто опустил мышонка на землю и снова взмахнул рукой. Легонько, едва заметно.
        - Что ты… - крикун вновь презрительно скривил рот, готовясь выдать ещё одну порцию ругательств. Но вдруг замер с открытым ртом, так и не произнеся ни слова.
        Со всех сторон барака внезапно начал нарастать странный шум. Он то накатывал, то стихал, напоминая морской прибой. Зеки стали испуганно оглядываться по сторонам, прижимаясь друг к другу. Никто ничего не понимал.
        Лишь Гвен стоял без тени волнения на лице. Спокоен, как слон. Кажется, даже чуть улыбался.
        - Братья, нужно лишь верить. Только верить и ничего больше… - парень кивнул вниз. Мол, смотрите.
        А прямо под их ногами шевелилась солома, лежавшая ковром по земле. В темноте, едва разгоняемой светом от железной печурки, пол казался живой: он двигался, поднимался и опускался. Жуткое зрелище.
        - И в этом тоже Бог.
        Друид взмахнул руками в сторону ближайших двухэтажных нар, показывая, что и там происходит тоже самое. Грубосколоченные нары плыли перед глазами, напоминая тающий на огне воск. Деревянные столбы и перекладины были густо облеплены… сотнями и сотнями серых тушек.
        - Мать твою… - недавний крикун был белый, как мел. В губах ни кровинки. - Это же мыши. Черт…
        Он еще что-то хотел сказать, но лишь сдавленно охнул. Кто-то его локтем приложил, заставляя согнуться. Вперед выступил старик с растрепанными глазами и всклоченной бородой:
        - Дальше рассказывай,… - старый чуть помедлил, но сразу же продолжил. - Учитель. А на этого дурака не обижайся. Мы его сделаем внушение, чтобы не мешал. Говори, что нам делать дальше. Все сделаем. Так ведь, народ?
        И окружавшие его люди негромко прогудели, выражая свое полное одобрение его словам. Истощенные, больные, измученные непосильным трудом, они впервые за много - много дней страданий увидели «свет в конце туннеля». И это было совершенно осязаемая надежда, а не какие-то умозрительные мысли ил обещания. Каждый из них на своей собственной шкуре ощутил невиданную силу этого человека, который говорил от имени своего Бога. Как можно было устоять? Никак!
        - Готовьтесь, братья, - Гвен развернулся к ним. - Скоро все закончиться. Вы вернетесь домой…Все, никто не останется.
        Со вздохом удивления толпа пришла в движение. Каждый из стоявших пытался подойти ближе и дотронуться до друида. Какое-то стадное чувство, сродни помешательству, напало на зеков, заставляя идти к нему. Те, кто успевал дотронуться, тут же успокаивались и спокойно шли к своим шконкам.

* * *
        Ближе к рассвету, когда зеки досыпали последние минуты перед побудкой, Гвен осторожно растолкал своего товарища. Нужно было, пока их не выгнали на работу, поменять тому повязки на ранах.
        - Яков, повернись на бок. Вот, так лучше. Сейчас на раны посмотрим… Очень неплохо.
        Тот, морщась от боли, кряхтел. Стало получше, но все еще каждое движение отдавалось стреляющей болью.
        - … Знаешь, Гвен, - прошептал он, глядя на друида, «колдовавшего» над его раной. - Давным давно, когда я еще под стол пешком ходил, мне батя рассказал кое-что. Одна старая грузинская легенда, которую он слышал еще от своей бабушки.
        Его кривящееся от боли лицо вдруг расплылось в улыбке. Видно, детские воспоминания были добрыми, хорошими, заставлявшими хоть на мгновение забыть о происходящем сейчас.
        - Рассказывал, что Бог не на небе, не в земле и не под землей. Он ходит по земле, неузнанный никем, как самый обычный человек. Проходит по долгими дорогами, козьими тропами, мостами и площадями. Бывает в каменных домах богачей и соломенных хижинах бедняков.
        Друид заинтересовался историей. Довольно необычно. Не слышал еще такого, чтобы Бог бродил по земле, как самый обычный человек.
        - Я помню, как всякий раз задавался вопросом: а почему? Мне было до ужаса любопытно, почему так происходило. И однажды батя ответил.
        Чуть замолчал, давая себе передышку и набирая воздуха в грудь.
        - Он сказал, что Бог искал праведников… Гвен? - тут Яков приподнялся и пристально посмотрел на парня. Причем было в его взгляде какое-то детское предчувствие чего-то необыкновенного, сказочного. - Это ведь ты, да?
        Друид, честно сказать, не сразу и понял, что Яков хотел сказать. Недоуменно пожал плечами.
        - Знаешь, ты словно с Библии вышел. Тебя слушают животные и птицы, ты исцеляешь людей… А теперь у тебя и свои апостолы есть. Кстати, тоже двенадцать, как Библии. И Иуда тоже был… Ты ведь Христос, брат? Ответь! Только не ври. Скажи, ты это он?
        Яков уже не шептал, говорил громче. Еще немного и начнет кричать. Похоже, его лихорадило, оттого и возбуждение становилось все сильнее и сильнее. Лицо раскраснелось, в глазах возник болезненный блеск.
        - Ты чего? Какой еще Христос? Кто это, вообще? - отмахнулся парень, не понимая, о чем ему говорит товарищ.
        - Врешь! Это ты! Все сходится! Я все помню, как в Библии написано. Я в детстве каждый вечер читал, от бати прятал… Ты он! Признай это…
        В рукав Гвена с такой силой вцепились, что руку повело. Якову явно становилось хуже.
        - Яша, не кричи. Успокойся! Дыши глубже! - парень прижал товарища к шконке, чтобы тот не вскочил с места и не всполошил весь барак. - Слышишь? Успокойся…
        Но тот продолжал рваться, смотря при с такой дикой надеждой в глазах, что жутко становилось.
        - Ладно, черт с тобой, - Гвен махнул рукой. Чтобы угомонить товарища, придется сказать то, что он хочет услышать. Все равно завтра, когда проспится и ему полегчает, ничего толком не вспомнит. - Ты прав, братишка. Ты во всем прав. Я тот, о ком ты говоришь.
        У Якова тут же округлились глаза. Хватка ослабла и руки бессильно упали вниз.
        - Я знал… Господи, знал… Ты Христос…

* * *
        Стецко сегодня встал засветло, как и всегда поступал. Перед побудкой нужно было успеть привести в порядок недавно выданную форму хиви[1], которой он особенно гордился. Честно говоря, в мечтах уже видел и немецкий орден на груди за особые заслуги перед Рейхом, и особую поездку в Берлин, и даже похвалу от самого, страшно было подумать, генерального комиссара Вильгельма Кубе.
        - … Еще бы землицы немного выдали для житья, - бормотал он, мечтательно улыбаясь и не переставая гладить тяжеленным утюгом галифе. - Мне много-то и не нужно. Хоть бы деревеньку, да чтобы с добрым лугом и леском была. И речка обязательно…
        Тщательно выглаженные галифе и китель сели на него, как родные. В вонявших ваксой сапогах, форме и пилотке, в зеркале Стецко выглядел весьма внушительно. Даже грозно, можно было сказать. Чтобы еще больше усилить впечатление, он пристукнул каблуками о деревянной пол своей комнатке и гаркнул:
        - Герр комендант, старший помощник Стецко прибыл по вашему приказанию.
        Выкрикнул это и застыл, искренне наслаждаясь увиденным в отражении зеркала.
        - И машину тоже надо, чтобы все в деревне видели, что хозяин едет…
        Очень живо представил, как на большом автомобиле ехал по селу. Личный водитель оглашал окрестности громкими сигналами клаксона, а он в этот момент презрительно поглядывал на кланяющихся сельчан. От такой картины аж внутри все запело. Хорошо стало, что и описать невозможно.
        - А тех сук, что кланяться не будут, плеточкой охаживать. Чтобы кожа со спины лоскутами слезала… Только клеточку в солёном растворе вымочить нужно… И первым делом к учительской дочку в дом приеду. Сразу на рушнике хлеб да соль вытащит, а после, как миленькая, ножки раздвинет. Если же артачится станет, то в холодную всех…
        Сладко было это все представлять. Особенно учительскую дочку всветлом сарафане, белых носочках и туфельках, с улыбкой тянущейся к нему губами. Сразу же почувствовал будоражащий аромат чистой женской кожи, волос, от которого начала кружиться голова, пересохло во рту.
        Но тут раздался стук, тут же вырвавший его из несбыточных грез. Стецковздрогнул всем телом и испуганно втянул голову, словно его застали за чем-то поганым и постыдным. Неужели кто-то из офицеров в его каморку пришел? Хотя зачем им тогда стучаться?
        Стук раздался вновь.
        - Уф, чуть не обделался, - с облегчение выдохнул надзиратель, вытирая рукавом внезапно выступивший на лбу пот. - Это же птаха.
        И в самом деле за небольшим окошком прыгал воробушек, время от времени принимавшийся стучать по стеклу клювом. Причем делал это так бодро, что казалось в дверь стучат.
        - Вот же поганая птица… Не от тебя ни пользы ни барыша, - бормоча про себя, пригрозил воробью кулаком. - В своей деревеньке прикажу всех вас сетями ловить и в реке топить. Чтобы вашего племени и духу не осталось.
        Почти успокоившись, он вновь повернулся к зеркалу. Больно уж понравилось ему глядеть в зеркало и представлять, что вскорости будет. Еще хотелось.
        Только снова раздался стук по стеклу. За окном на подоконнике уже трое птиц сидели и деловито чистили перышки. А через мгновение их пятеро, потом уже десяток. Считай, все окно заняли, окаянные.
        - Чертовы твари, совсем заболтался, - Стецко отвернулся от окна и поглядел на часы, когда-то снятые с руки убитого им командира. Время уже к шести утра подходило, а значит вот-вот должна была зазвучать сирена. - Сейчас побудка начнется. Выходить пора, а то господин комендант опять орать будет.
        Надзиратель окинул себя критическим взглядом. Вроде бы все было в порядке. Не к чему было придраться.
        Вновь глянул на часы. Уже две минуты седьмого стукнуло. Почему же не слышно сирены? Мысль о том, что часовой, отвечавший за включение ревуна, проспал даже в голову ему не приходила. Это же знаменитый немецкий орднунг!
        - Хм, что же такое?
        Решил хоть одним глазком глянуть. Тем более вышка с сигнальным ревуном у его комнатки стояла. Практически рукой подать.
        Стецко прикрыл за собой дверь и прошмыгнул по коридору в сторону лестницы. Как раз отсюда можно и можно было попасть на нужную сторожевую вышку.
        - Эй, камрад? Это я, хиви Стецко! - несколько раз крикнул он наверх, туда, куда вела лестницы. - Не стрельни там, смотри. Нихт шиссен, говорю. Чего там случилось?
        Но оттуда ни звука не раздавалось, что было совсем уж странно.
        Вертя головой по сторонам, надзиратель осторожно начал взбираться по ступенькам. Оказавшись у двери, ведущей на открытый балкон, остановился. Дверь почему-то оказалась не заперта и хлопала о косяк из-за ветра.
        - Камрад? Гельмут, это ты?
        Толкнул дверь и чуть не заорал от неожиданности. Прямо на полу, раскинув ноги в стороны, сидел часовой. Голова наклонилась вперед, подбородком коснувшись на грудь. Похоже, спал или пьян в стельку.
        - Пьяный что ли? Нет, вроде, - Стецко даже принюхался на всякий случай. Уж он-то обязательно учуял бы запах самогона или шнапса. - Гельмут?
        Опустился рядом, дрожащими руками повернул голову солдата и тут же отпрянул.
        - А-а-а-а-а, - сам не ожидая от себя издавал тонкий, едва слышный, женский крик. Больше даже на писк похожий. - Свят, свят, свят… Батюшки, что это такое?
        Тело солдата вдруг накренилось и рухнуло на бок. Лицо с зияющими вместо глаз кровавыми ранами уставилось в небо.
        - Кар! Кар! - и тут прямо под ухом раздалось пронзительное карканье. Кар! Кар!
        На перила уселся здоровенный черный ворон и стал нагло каркать. С клюва при этом на деревянный пол капал кровь. И чья-то она гадать не приходилось.
        - Свят! Свят! - вновь забубнил Стецко, внезапно вспомнив о Боге. Даже вытащил наружу крестик, показывая его птице. - Господи, господи…
        Спиной снес дверь и понесся что есть силы по лестнице вниз, перепрыгивая через три - четыре ступеньки разом.
        Словно пуля, выпущенная из ружья, вылетел на улицу и приготовился заорать, чтобы поднять всех на ноги. Уже набрал в грудь воздуха, как поперхнулся.
        - Я… Я… Господи… Что это такое? Господи… - залепетал мужичок, сорвав с шеи крестик и выставив его вперед перед собой. - Прочь, твари! Прочь! Господь мне защита!
        Прямо над ним кружились сотни птиц - больших, малых и совсем птенцов, белых, серых и черных, галдящих на разные голоса. Сотни и сотни ворон, воробьев, голубей, филинов сливались в огромное черное покрывало, накрывшее лагерь. Они же плотным слоем покрывали крыши бараков, хозяйственных построек, казармы и дома коменданта. Облепили броневик так, что грозная машина казалась обряженной в пернатую шубу.
        - Прочь! Прочь! - Стецко до чертиков испугался Заметался по плацу, не зная куда податься и где спрятаться. А птицы, словно специально, с точностью повторяли все его перемещения: он вправо и они туда же, он влево и они за ним. - Нет… Нет… Не трогайте меня… Меня нельзя трогать…
        И в это момент все началось.
        Раздалось протяжное гортанное карканье, тут же отозвавшееся птичьими криками остальных. С неба, с крыш и земли стали стремительно срываться черные тени, атакую все то, что более или менее напоминало человека.
        Никто в лагере даже опомнится не успел. Только что удивленно таращившие глаза на этих птиц солдаты уже корчились на земле. Как сумасшедшие размахивали руками и ногами, пытаясь отбиться. Кто-то успевал выстрелить, выхватить штык ножи. На северной сторожевой вышке даже застрекотал пулемет, но быстро заткнувшийся. Все это было бесполезно. На месте каждого сбитой птички тут же появлялся десяток других, так же, если не сильнее, жаждущих человеческой плоти.
        Больше всего повезло тем, кто успел укрыться в броневике. Они вовремя закрыли люк, оказавшись взаперти, но зато в безопасности. И им еще долго пришлось слушать истошные крики своих товарищей, которых заживо раздирали птичьи клювы. В какой-то момент у них не выдержали нервы и броневик рванул с места. Снес ворота и умчался по дороге.
        [1] Хиви - добровольные помощники вермахта, набиравшиеся из местного населения на оккупированных территориях СССР и советских военнопленных. Первоначально они служили во вспомогательных частях и подразделениях механиками, кучерами, грузчиками, сапёрами, санитарами, в похоронных и спасательных командах, доставляли на передовую боеприпасы
        Глава 17

* * *
        В двенадцати километрах от Окружного распределительного лагерь № 103.
        Трясясь в головной машине своей ягткоманды[1], штандартенфюрер СС Карл Мольтке взглядом лениво скользил по окрестностям, то и дело зевая от скуки. Глазам за окном машины не за что было зацепиться. Лишь белые сугробы и чёрные деревья, белые сугробы и чёрные деревья. Ни единого яркого пятна. От однообразной тягостной картины челюсть так сводило, что того и гляди вывернет. Приходилось время от времени опускать окна, чтобы колючий морозный воздух хоть не на долго привёл его в сознание.
        - Хенрик, напомни-ка, что там еще?
        Мольтке хлопнул по плечу ординарца. Его ягдкоманду подняли с самого утра, а его самого после очередной многодневной операции, поэтому в подробности нового задания он не очень вникал. Да, честно говоря, не было особого желания. Наверняка, придется гонять по лесу еще одну группу большевиков-дезертиров или сиволапых крестьян, возомнивших себя героями. Как, собственно, и всегда.
        Скука, словом. Разве это достойное задание для его особого отряда, каждого члена которого он подбирал лично, всеми правдами и неправдами выискивал в других подразделениях и переводил к себе. Взять хотя бы капрала Крайна, за перевод которого пришлось отдать целый ящик отменного французского коньяка. Этот белокурый верзила, больше похожий на уставшего на задние лапы медведя, превосходный следопыт, буквально вдоль и поперек исколесивший всю южную и центральную Африку. Ему по старому следу идти, что высморкаться.
        - Пришел сигнал тревоги из окружного лагеря для военнопленных, - тут же отозвался ординарцем с переднего сидения, развернувшись лицом. - Вроде бы о нападении сообщили. Но без особых подробностей. Связь сразу же прервалась. Хотели роту лейтенанта Кольбера послать, но его срочно вызвали в штаб диви…
        Нахмурившийся офицер махнул рукой, приказывал замолчать. Слушать дальше про этого Кольбера не имело смысла.
        - Что же там могло случиться? - негромко, словно обращаясь к самому себе, пробормотал мужчина. - Побег военнопленных? Диверсия? А может просто проблемы со связью? Так…
        Кажется, было ещё что-то, что было связано с этим лагерем. Что-то эдакое крутились в его голове. Но, к сожалению, все это были лишь какие-то не связные обрывки.
        Глубоко задумавшись, он уставился в одну точку, ничего не видят ничего не слыша. Потому-то и не сразу обратил внимание на то, что ординарец в очередной раз пытался что-то ему сказать.
        - Э-э… Господин капитан? - Мольтке вскинул голову, наконец, его услышав. - В этом же окружном лагере сидит тот самый грузин!
        Ну, сын Стали…
        И тут капитан во второй раз вздрогнул, стукнуло себя по коленке. Как же он мог забыть об этом? Ведь, пленение сына Сталина вот уже месяц было главной темой на всех без исключения офицерских встречах и попойках. Похоже, он просто замотался. Слишком часто в последнее время его ягдкомагда оказывалась на задании.
        - Тогда все ясно, - ухмыльнувшись, он потер ладони. - Я так и знал, что большевики этого так не оставят. Похоже, сбросили десант где-нибудь в округе и внезапно ударили по лагерю. Я бы именно так и сделал. Но тогда…
        Мольтке резко взмахнул рукой, приказывая остановиться. Нужно было срочно разворачиваться а боевой порядок. Если его опасения верны, то там они могут застать русскую засаду или заслон. Лагерь - непростой орешек, был хорошо защищён, а, значит, русских было немало.
        Он кивнул своим мыслям, полностью соглашаясь с ними. Однако, дальнейшие события показали, что он глубоко ошибался во всем, точнее почти во всем.

* * *
        Окружной лагерь для военнопленных
        Ягткоманда входила в лагерь по всем правилам военной науки, готовясь к самому худшему варианту. Два лёгких разведывательных бронеавтомобиля Sd. Kfz. 221 встали прямо напротив центрального входа в лагерь, взяв на прицел видневшийся плац и ближайшую наблюдательную вышку. А случае любой угрозы они были готовы в ту же секунду обрушить в нужное направление огонь из двух тяжёлых пулемётов. Возле них рассредоточилась основная часть подразделения в ожидании приказа. Первой к воротам направилась разведка.
        - Хм, есть сигнал, - рассматривавший зияющие проемы в стене из колючей проволоки, офицер заменил поднятую к верху руку одного из разведчиков. Похоже, опасности пока нет. - Вперёд.
        Перехватив поудобнее автомат, Мольтке направился к проему. То, что осталось от массивных ворот, как раз валялись под ногами. Напоминало последствия тарана чем-то мощным, тяжёлым, грузовиком и бронеавтомобилем, например.
        - И? - капитан бросил вопросительный взгляд на подбежавшего разведчика, коренастого капрала с красным обмороженным лицом. - Было нападение? Какими силами? Есть выжившие?
        И тут капрал недоуменно пожал плечами:
        - Нападение вроде было, а вроде… и не было. Непонятно толком…
        У Мольтке поднялась бровь. Что-то он не понял. Капрал, отвечавший в отряде за разведку, всегда отличался сообразительностью и самостоятельностью. Вообще, сложно было вообразить ситуацию, вызвавшую бы у него затруднения. По крайней мере, капитан ничего такого за последнее время вспомнить не мог.
        - Охрана лагеря вся мертва. Тела в казармах, бараках, пара в сортире. Коменданта нашли в его кабинете, где он забаррикадировался с полностью пустым пистолетом. Ни единого патрона в магазине. Палил во все стороны. С остальными тоже самое. Стрелы вокруг себя. Гильз полно.
        Мольтке сдвинул автомат ближе. Ситуация оказывалась совсем не простой. Видимо, Советы сюда бросили несколько рот десанта, если не батальон. Ничем другим такую суматошную стрельбу объяснить было нельзя. Охрану здесь несли опытные ребята, от которых трусости вряд ли можно было ожидать.
        - Только странное не это, господин штурмбаннфюрер. Посмотрите на его раны, - капрал показал на лежащее в паре шагов от барака тело. Умерший скрючился в три погибели, закрыв руками голову и притянув колени к животу. - Видите. Вот здесь.
        Капрал нагнулся и перевернул тело солдата, почему-то стараясь не касаться руками. Прикладом карабина пользовался, что сразу же бросилось в глаза. Раньше тот такой брезгливостью не страдал.
        - Святая Дева Мария! - тут же воскликнул Мольтке, разом вспомнив, что он вроде бы как католик. - Что это за херня? Кто или что могло оставить такие раны?
        Лица солдата, которое он так пытался закрыть, почти не было. Кожа была почти вся содрана лоскутами, торчали куски багровых мышц и сухожилий, на морозе превратившиеся в жуткую маску какого-то чудовища. Но больше всего внимание приковывали глазницы, словно чем-то выдолбленные до костей черепа. Из самого нутра выглядывала жуткая красная бахрома из кусочков кожи и мышц.
        Застывший Мольтке внимательно фиксировал каждую деталь, чтобы понять произошедшее. Но все это у него никак не укладывалось в единую картину. Слишком уже странным казалось.
        - Ты видел когда-нибудь такое? - он повернул голову в сторону подчиненного. - Русские вроде бы таким не баловались. Слышал, парни быстроного Гейнца[2] в Африке что-то такое встречали. Брат рассказывал, что негры творили там дела и похуже.
        Наклонивший голову, капрал хмыкнул.
        - Здесь не Африка, господин штурмбанфюрер. Хотя поговаривают про каких-то бурят, что Советы заставляют воевать на своей стороне. Слышал от камрада, что буряты живут в лесах, не знаю железа и у них есть жрецы-шаманы.
        Оба ещё некоторое время смотрели на изуродованное тело.
        - Ещё раз осмотреть здесь все, - наконец офицер поднялся кивнул на тянувшиеся вдоль стен бараки. - Под каждую доску смотреть, в каждый угол заглянуть. Я, черт вас всех дети должен знать, что здесь произошло. Какая-то охрененная задница, б…ь…
        Только он и представить себе не мог, какие размеров задница была на самом деле. Все увиденное до этого, оказалось блеклыми цветочками. А ягодки были такими, что дух захватывал.
        К концу дня, когда все в лагере было более или менее осмотрено и зафиксировано, Мольтке уже и не знал, как обо всем этом докладывать начальству. В конце концов решил ограничиться минимумом, пока окончательно не разберется в произошедшем. Сообщил в дивизию, что на окружной лагерь было предположительно совершено внезапное нападение советских диверсантов, численностью до двух рот. Скорее всего нападение было поддержано восстанием военнопленных. Охрана, включая руководство полностью уничтожено. Пропали все вооружение солдат, боеприпасы со склада и весь запас продуктов. Хуже всего было то, что исчез и сын Сталина. Теперь можно было только догадываться, какой гнев это вызовет на самом верху.
        Но, едва радист закончил передавать сообщение в дивизию, как все изменилось. Был обнаружен один из пропавших броневиков, который, как считалось, был захвачен диверсантами. При попытке подойти к нему, солдаты ягткоманды были обстреляны из пулемета и покрыты отборной немецкой бранью. Оказалось, внутри заперлись трое солдат из охраны лагеря и ни в какую не соглашались открыть люк. На любое предложение поговорить открывали огонь и матерились так, что позавидовал бы и пьяный сапожник. Вдобавок, они несли какую-то непонятную ахинею, словно упились вусмерть. Так ничего не понявшему офицеру пришлось самому идти и разбираться.
        - Немецкие солдаты, с вами говорит штандартенфюрер СС Карл Мольтке! - капитан укрылся за своим броневиком, осторожно выглядывая из-за него. - Немедленно прекратить огонь, выйти из бронеавтомобиля и доложить о произошедшем в лагере!
        В ответ тут же раздалась пулеметная очередь, пули которой с противным визгом срикошетили от бортовых пластин броневика.
        - Б…ь! - от попадания в броню кусок железной окалины отлетел в сторону капитана и прочертил по еще щеке кровавую полосу. Еще немного и он бы лишился половины лица. - Сукины дети! Капрал! Если эти трусы ничего не хотят слышать, то нужно прочистить им уши.
        Тот понимающе ухмыльнулся. И тут же, вытащил из-за пояса гранат, взвел и очень точно зашвырнул ее на башню бронеавтомобиля. Ведь нужно было лишь оглушить тех, кто там спрятался.
        Собственно, так и получилось. От взрыва осколочной гранаты машину чуть тряхнуло. Непонятно, что подумали прятавшиеся, но они с воплями сразу же полезли наружу, где их уже ждали.
        - Вас всех ждет военный трибунал. Вы не солдаты! Вы по какому-то недоразумению носите форму немецкого гренадера. Вас, уродов, нужно обрядить в женские тряпки! - орал на оглушенную троицу недавних охранников лагеря, валявшихся у его ног. - Вы совсем охренели?
        Он вытащил пистолет и несколько раз выстрелил им под ноги, всякий раз заставляя вскрикивать от ужаса. Конечно же, Мольтке не хотел их убивать. Ему нужны были сведения о произошедшем, а другими средствами их страх явно было не перебить. Ясно было, как белый день, что они чего-то жутко испугались. Вот именно об этом ему и нужно было услышать.
        - Кто хочет пулю? Ну? - орал он, тыкая горячим дулом пистолета то в одного солдата, то в другого. - Говорите! Быстро, навозные черви!
        Первым не выдержал полный солдат, корчившийся ближе всего к капитану. Похоже, он-то и боялся больше всех. По крайней мере мокрое пятно, расползавшееся на штанах, было именно у него.
        - Я… скажу, господин штандартенфюрер. Я все скажу… Только не стреляйте, - умолял он, заглядывая Мольтке в глаза. - Это все птицы, господин штандартенфюрер! Это все сделали проклятые птицы! Я… Я ни в чем не виноват… Я прогревал броневик. За ночь все схватилось. А тут он закричал…
        Толстяк судорожно вращал белками глаз и дергал головой, словно на него то и дело нападала судорога или нервный тик. Речь тоже была далеко от нормальной: прерывистой, постоянно переходящей на шепот.
        - Из будки на воротах выбежал бедняга Фриц и начал орать, как умалишенный. Я, господин штандартенфюрер, сразу же повернулся к нему…
        За толстяком пришла говорить очередь второго солдата, прятавшегося в броневике. Правда, особой ясности его рассказ не добавил. Скорее все стало еще хуже.
        - Что же тут, вашу мать, происходит? - страдальчески пробормотал Мольтке, устало приваливаясь к бронеавтомобилю.
        От всего этого непонятного и пугающего дерьма ему вдруг жутко захотелось в Париж, к его уютным кафе и ласковым француженкам. Там уж точно все было просто и ясно. В городах тянулись чистые улочки со старинными каменными домиками, в воздухе стоял аромат свежесваренного кофе и удивительных круассанов. Даже самой глубокой ночью можно было зайти в любое кафе, закадрить понравившуюся девицу и остаться у ней на ночь, не боясь, что тебе выстрелят в спину или не нападут… птицы.
        - Получается, господин штандартенфюрер, это все натворили обычные птицы? - рядом появился вездесущий капрал, с подозрением посматривавший на небо. Даже ствол его карабина глядел наверх, а не вниз, как обычно. Похоже, история с взбесившимися птицами его совсем не радовала, а скорее даже пугала. - Думаете, это какие-то эксперименты русских?
        Но офицер молчал, затягиваясь сигаретой и медленно выпуская к небу причудливые кольца дыма. И лишь, когда сигарета прогорела и обожгла кончики его пальцев, ответил:
        - Найдем сбежавших и спросил… Давай связь с дивизией. Одни мы не справимся. Нужно поднимать всех в этом районе - городские гарнизоны, отряды полицаев в селах и деревнях. Летуны должны по верхушкам деревьев ходит, чтобы найти следы. Хотя… - Мольтке улыбнулся. - Сейчас зелени нет, следы должны быть хороши видны. Тем более сбежавших немало…
        За наступившей после этого суетой он не сразу вспомнил, что все это время в случившейся истории его беспокоил один вопрос. И лишь к вечеру, когда его ягдкоманда расположилась на ночной отдых в каком-то селе, Мольтке вспомнил про это. Сон после этого мгновенно пропал. Похоже, во всей этой и без того запутанной истории появился еще один непонятный элемент.
        - … Черт, а как они вынесли столько барахла? Это же доходяги, ходячие трупы, - изумился капитан, сверяясь со списком пропавшего лагерного имущества. - Тут же одних продуктов на тонную. Б…ь, а еще оружие, боеприпасы?
        Судя по следам у лагеря, никаким транспортом они не пользовались. Исключительно ручная сила.
        - Как? Раздетые, босиком они столько всего утащили?

* * *
        23 часа 12 минут
        Около пол сотни километров от Окружного лагеря для военнопленных.
        Мороз к ночи лишь окреп. Если на закате было лишь около двадцати градусов, то к полуночи стукнуло и все тридцать. Деревья в лесу, застывшие в сугробах как черные свечки, едва не звенели от холода. Не рисковали выходить и звери, для которых тоже было слишком неуютно.
        Но окажись какой-нибудь заблудший путник или припозднившийся охотник в лесных дебрях близ полузаброшенной деревушки Макаровка, не мало бы удивился увиденному. Никакой рождественской идиллии с искрящимся снегом, блестящими сосульками и торжественной тишиной здесь и в помине не было. Мимо развесистых елей и кряжистых дубов скользили черные тени, похожие на черных пауков. Слышались жутковатые звуки, в которых угадывался хруст шагов множества людей, их натуженное дыхание и хрипящий кашель. Присмотревшись, можно было увидеть тянувшуюся протяженную колонную странных людей, одетых в рванные, потрепанные обноски и выглядевшие едва живыми доходягами. Еще более странным было то, что едва ли не у каждого из этих людей на плечах лежала какая-то поклажа. У одних, это был тяжеленный патронный или снарядный ящик, у других - здоровенная коробка с блестящими металлическими банками консерв, у третьих - охапка связанных друг с другом немецких карабинов. Еще были какие-то деревянные бочки, пузатые мешки, свертки и даже здоровенная корзина с кусками рубленного замороженного мяса.
        - Подтянись, мои хорошие, еще подтянись немного. Еще чуток идти остался. Там и отдохнем, и поедим горячее, - негромко подбадривал Гвен недавних военнопленных, державшихся из последних сил после нечеловечески тяжелого марш-броска. - Браток, ты чего? Нельзя сидеть, а уж тем более лежать. Давай, соберись.
        Рухнувший прямо на снег, боец, похоже, даже не понимал его. С черепа, обтянутого кожей, на Гвена смотрели лихорадочно блестевшие глаза. Еле-еле шевелились губы, пытавшиеся что-то произнести.
        - Что? Еще снадобья дать? - на вопросы парня лежавший в снегу кивнул. - Хорошо, хорошо. Только в последний раз, иначе не выдержишь.
        Покопавшись в наплечной сумке, друид набрал щепоточку толченного зелья, приготовленного еще в лагере. Очень сильное, но в тоже время и опасное зелье, в его мире называвшееся последним шансом. Его обычно принимали воины, оказавшиеся в окружении врагов и решившие уйти со славой, захватив как можно больше врагов. Снадобье на небольшой срок давало неимоверный прилив сил и какое-то время позволяло ощущать себя едва ли не мифическим героем, обладавшим просто невероятными силами. После приема снадобья воины могли бросать во врагов целые каменные глыбы размером с телегу, с легкостью карабкались по крепостным стенам на десятки локтей, перепрыгивали при абордаже с корабля на корабль, словно умели летать. Конечно, потом наступала расплата: человеческому тело впадало в долгое оцепенение в связи с жутким упадом сил. И если не помочь в этот момент, то человек умирал. Тело, словно съедало само себя.
        - Держи, браток. Сразу же запей водой… Потерпи еще немного. Дойдем до места и станем лагерем.
        Гвен с тяжелым чувством смотрел на истощенного мужчину, который еще держался только лишь за счет чудовищной силы воли. Новая порция снадобья его могла окончательно похоронить. Похоже, эти мысли настолько явно отразились на его лице, что тот все понял.
        - Кхе-кхе… Не жалей меня… - хриплым, скрипящим голосом заговорил бывший пленный, щеря черные, искусанные, губы. - Я же моряк с «Ташкента», а нас… не так просто убить. Не зря проклятая немчура нас черной смертью называет… Еще покоптим небо… У-у-ух!
        Снадобье начало действовать.
        Его вдруг скрутило жесточайшей судорогой в дугу. Тело, словно ватное, вывернулось каким-то немыслимым образом. Когда же отпустило, моряк резко вскочил. Выпрямился, раздвинул плечи, поднял голову, словно на параде и не было за плечами страшных километров пути. С какой-то безшабашной веселостью подхватил свой поклажу - необъятных размеров мешок и пошел вслед за остальными. Причем пер по сугробам так, как не каждый трактор тянет.
        Проводив его взглядом, друид и сам принял немного своего снадобья. Слишком тяжелый выдался день, потребовавший от него большие силы. Он тоже держался на одной лишь воле. И небольшой помощи ему не помешает.
        - Главное до этой самой Макаровки добраться, а там уже можно и дух перевести…
        Об этой затерянной в чаще деревушке в три двора им рассказал один из заключенных, бывший как раз из этих самых мест. По его словам, там, вообще, глухое место, куда летом вела одна узкая дорога. Зимой же там так заметало, что ни конному, ни пешему не пройти. Самое то было для них. Поэтому туда они и направлялись.
        - … ть! Есть, товарищи! - вдруг до Гвена донесся чей-то радостный возглас. - Немного осталось! Здесь пошли знакомые места…
        Парень сразу же встрепенулся. Похоже, почти дошли. Значит, последний рывок остался.

* * *
        Только на вторые сутки бывшим сидельцам удалось более или менее прийти в себя. После диких нагрузок, оказавшись в тепле деревенских изб и напившиеся теплого бульона, люди просто падали замертво и засыпали непробудным сном.
        - …Нас ровно сто сорок шесть человек, - высокий худой мужчина с абсолютно лысой головой щурился, вчитываясь в список. Майор Воронов, в недавнем прошлом начальник штаба 317 стрелкового полка, взял на себя обязанность по учету личного состава. - Большая часть бывшие бойцы красной армии, попали в плен в бою: пехотинцы, артиллеристы, есть танкисты и даже трое летчиков. Из командного состава присутствуют один майор, один капитан и четверо старших лейтенантов. Последние, собственно, присутствуют здесь.
        Он обвел глазами крохотную комнатушку, в которой с трудом разместились командиры и Гвен.
        - Прежде чем думать, что предпринять дальше, нужно решить с руководством нашего сборного отряда, - майор Воронов, сняв очки с круглыми стеклами, вопросительно посмотрел на сидевших рядом с ним. - Я бы взял самоотвод. Командир из меня, честно говоря, получится никудышный, а вот начальник штаба неплохой. По крайне мере так говорили… Итак, кто нас возглавит?
        И тут взгляды всех, кто был в комнате, словно по команде, скрестились на Гвене, сидевшем дальше всех. Он толок в небольшой ступке очередное лекарственное снадобье, поэтому не сразу и обратил на это внимание.
        - А что тут лясы точить? - подал голос еще один командир, своим видом напоминавший оживший скелет, собственно, как и все они. Темная, словно дубленая кожа, впалые щеки и глазницы, вид у него был не очень. Но все меняли глубоко посаженные глаза, горевшие такой иступленной решимостью, что жутко становилось. И этот портрет был бы не полон без упоминания выглядывавшей из-под потрепанной гимнастерки тельняшки. - Мы уже все успели покомандовать, прежде чем в дерьмо по самую макушку сели. Хватит. И если бы не Он, сейчас бы гнили там дальше. Нас должен вести Гвен.
        Моряк показал на притихшего в своем углу друида.
        - Учитель… - встретившись со взглядом Гвена он почтительно кивнул ему, что выглядело как приветствие-поклон младшего старшему.
        Не прошло и нескольких секунд, как его поддержали остальные. Со всех сторон наперебой послышались голоса, в которых и тени сомнения не было:
        - Учитель…
        - Мы с тобой, учитель…
        - Ты главный…
        [1] Ягткоманда (Jagdkommando) - истребительные (охотничьи) команды, создаваемые в составе пехотных дивизий из специально отобранных солдат и унтер-офицеров. Отдавалось предпочтение бывшим егерям, лесникам и охотникам, имевшим опыт загонных охот. Целью ягткоманд была охота на партизанские и диверсионные советские отряды.
        [2] Быстроногий Гейнц (Гейнц-ураган) - прозвище немецкого военачальника генерал-полковника Гейнца Гудериана, отличившегося в Африканской компании за счет своих быстрых и неожиданных передвижение и ударов по английских войскам
        Глава 18

* * *
        Декабрьское контрнаступление Красной Армии к началу 42-го почти сошло на нет. Большей частью враг был отброшен от прежних рубежей на 150 - 200 км. Им оставлены десятки городов посёлков, брошены сотни единиц автомобильной и бронированной техники. Более 50-и тыс. солдат и офицеров сдалось в плен.
        К январю нового года советские войска начали активно окапываться на новых рубежах. На Московском направлении, наиболее вероятным для ответного удара врага, возводились масштабные укрепления. На десятки километров тянулись глубокие противотанковые рвы, упиравшиеся в мощные укрепрайоны. Для пополнения потрепанных полков и батальонов подтягивались резервы.

* * *
        Усиленно вгрызался в землю и 106-ой гвардейский стрелковый полк. Несмотря на крепкий мороз и твёрдую, как камень землю, ходы сообщения росли на глазах. Повсюду, куда не посмотришь, виднелись отвалы свежевыкопанной земли, слышатся солёный материк уставшего бойца.
        - Ух-ты, сестричка! - удивленно присвистнул один из бойцов, высокий брюнет в кубанке. - Куда спешишь, красавица? - он сдвинул шапку на бок, выставив залихватский чуб. Развернул широкие плечи, принимая позу поэффектнее. - А меня Федя зову…
        Только все усилия пропали втуне. Сестричка в белом полушубке, легко перепрыгивая через земляные отвалы, уже скрылась у штабной палатки. А скривившийся боец вздохнул и вновь принялся копать, попутно матеря всех штабных, которых всегда достается все самое хорошее…
        Зоя же, а это была именно она, в этот самый момент в нерешительности застыла у матерчатого навеса, закрывавшего вход в землянку полкового особиста.
        - Зайти или нет? - тихо-тихо, едва слышно прошептала она посиневшими от холода губами. - Или ничего не рассказывать?
        Этот вопрос мучил её уже не первый день. С того самого дня, как в её руках оказалась записка от Гвена с просьбой о помощи, она все пыталась решить, что ей делать. Ведь, вопрос был далеко не праздный и, что самое страшное, касался самого верха.
        Подув на замерзшие пальчики, она вынула из-за пазухи полушубка свернутый кусок бересты с письменами и, расправив, вновь стала читать.
        - … Мне нужна твоя помощь, Зоя… Я оказался в лагере врагов, а вместе со мной и много других воинов… А еще тут я встретил человека, которого зовут Джугашвили Яков Иосифович…
        Девушка несколько раз прочитала буквально по буквам фамилию, которая была знакома едва ли не каждому жителю Союза.
        - Джугашвили… Джугашвили…
        Сомнение больше не оставалось, в записке было написано о старшем сыне самого товарища Сталина. Значит, правильно шептались, что Яков Иосифович попал в плен и сейчас сидел в лагере для военнопленных. Но как теперь обо всем этом рассказать? И ещё кому?
        - На меня же, как на дурочку посмотрят, - скривилась она, в испуге оглядываясь назад. Вдруг там кто-то стоит и случайно все услышал. - Уф, нет… Что же делать? Говорить или нет?
        И тут ткань на входе резко проваливается и из-за неё появляется низенький плотный мужичок в накинутой на плечи шинели. Наткнувшись на Зою, тут же удивленно хмыкает. Видно, не часто гости сами к особисту приходят. Больше сам вызывает или приводят.
        - Ко мне? Проходи, - приглашающе махнул рукой с зажатой в пальцах сигаретой. - Космодемьянская… Зоя, если не ошибаюсь…
        В землянке он сел за сколоченный из снарядных ящиков стол и, прищурившись, посмотрел на неё.
        - Присаживайся… Так, что ты там хотела мне рассказать?
        Зоя, садясь на самый краешек скамейки, шмыгнула простуженным носом. Похоже, деваться ей было некуда. Нужно было все рассказывать, как есть. А там будь что будет, решила она, и сразу же стало легче.
        - Товарищ капитан государственной безопасности! - громко начала она, вскакивая с места. Правда, особист, поморщившись, тут же махнул на неё рукой. Громко слишком.
        - Тише. Не на параде. И садись, садись… Я сейчас тебе чаю налью…
        Капитан схватил законченный чайник, ещё отдавший жаром. А на столе как раз стояла пара кружек и немного колотого сахара в бумажном кульке.
        - Я даже не знаю, как начать, - дрогнул голос девушки, в руках которой сам собой очутился тот самый кусок берёзовой коры. - О Гвене сначала рассказать, или о лагере в немецком тылу… А может прежде о Якове Джугашвили рассказать…
        Рука у особиста, державшая чайник, при этих словах дрогнула. Носик повело в сторону и немного кипятка пролилось.
        - Черт!
        Капитан с грохотом поставил чайник на стол и, сдвинув в сторону кружки, навис над ней.
        - Товарищ Космодемьянская, что вы только сейчас сказали? - в руке у мужчины, словно по мановению волшебной палочки, оказался карандаш. Рядом уже лежал блокнот, только что вынутый из командирского планшета. - Предупреждаю Вас, что веду официальный протокол.
        Теперь он уже не выглядел добродушным дядюшкой. Сидел какой-то скованный, насупленный. Взгляд стал странный: вроде бы на тебя смотрит, а вроде бы нет. Сразу резать на месте начинаешь.
        - Слушаю.
        В его голосе уже появились нотки нетерпения.
        - Я… Я три дня назад письмо получила. Хотя, честно говоря, это был не совсем письмо, - Зоя в нерешительности вытянула рука с куском берёзовой коры. - Там Гвен просит ему помочь… Вы знаете, кто такой Гвен? Он же мертвого на ноги поднимет…
        В какой-то момент капитан почувствовал, что сильно вспотел. По землянке гулял холодный ветер, а с него вода, как из ведра, текла.
        Рассказ этой девчонки слышался ему большей частью бредом. Звучали какие-то бредни про исцеление, живой лес, общение с животными, словом всякие религиозные суеверия, за которые эту девчонку надо ссаными тряпками гнать из комсомола.
        Но потом стало ещё жарче. Эта соплячка такие имена стала называть, что его уже не в жар, а в холод начало бросать. Вдобавок, и сердце начало прихватывать, заставляя судорожно хватать ртом воздух.
        Наконец, капитан не выдержал. Понял, что, если не сделает перерыв, его удар хватит.
        - Все, хватит. Замолчи! - побагровев лицом, как помидор, он приподнялся с места. - Гражданка Космодемьянская, вы задержаны до выяснения всех обстоятельств дела. И если ваши преступные намерения подтвердятся, то…
        На Зою в этот момент и смотреть было страшно. Лица на ней не было. В какую-то жуткую маску превратилось.
        - Как так гражданка? - дрожал её голос. - Почему преступные… А вы, что товарищу Сталину или товарищу Берии звонить не будете?
        - Я сказал, молчать! - рявкнул особист, звенящим от ярости голосом. - Молчать!
        И тут со сторону входа, закрытого тканью, послышался какой-то шорох. Словно кто-то на пороге стоял и подслушивал.
        Капитан аж взвился в воздух. Если кто-то услышит про ее слова и доложит первым, похолодел он от такого предположения. Выхватив пистолет, рванул к выходу. Резко сорвал ткань, а там…никого.
        - Кто тут? Кто тут, я спросил? - выскочил из землянки и начал рыскать по сторонам. - Эй? Сгною… Под трибунал пойдешь, сукин сын…
        Но никого не было. Лишь где-то вдалеке переговаривались бойцы, копавшие траншею.
        - Сукин сын…
        Еще раз оглядевшись, он спустился обратно.
        И едва это произошло, из-под поваленного дерева тут же показалась припорошенная снегом мордочка с черными глазенками. Она несколько минут принюхивалась к воздуху, высматривая опасность. После из укрытия показалась толстое брюшко бобра, выползавшего хвостом наружу. По-другому было никак.

* * *
        К своему глубокому удивлению, граничащей с шоком, Зоя оказалась задержанной. Ее, комсомолку, награждённую боевой медалью, закрыли в землянке и выставили часового, как самого настоящего немецкого шпиона. Её? Как такое, вообще, могло было быть?
        Бедняжка, скрючившись в три погибели на ледяной лавке, обхватила колени руками и тихо дрожала. От холода в нетопленной землянке не помогала и ещё одна шинель, которую принёс ей сердобольный боец- часовой. Все равно жутко мерзла.
        - Я же сама пришла и все рассказала… Они же должны были во всем разобраться, - тихо-тихо шептала она, уставившись в одну точек. Время от времени шмыгала носом и вытирала выступавшие на глазах слезы. - Нельзя же так… Я же не враг… Я свой… советский человек…
        Она, глубоко верящая в советский строй и его идеалы, все никак не могла поверить в случившееся. Все ждала, что вот-вот скрипнет дверь и на пороге землянки появится товарищ капитан. Улыбнется виновато и начнет извинятся. И сейчас она это представила так ясно и так живо, что даже развернулась к выходу.
        Но проходили минуты часы, а так ничего и не происходило. Сколько бы она не вслушивалась а звуке, доносящиеся снаружи, ничего обнадеживающего не слышала.
        В какой-то момент она насупилась и упрямо метнул головой, отчего длинные уши шапки взлетели в воздух и тут же опали. Её зло взяло на саму же себя, что впала в уныние, что испугалась и поверила, что с ней произойдет несправедливость.
        - Нет! Нет! - снова и еще более яростно мотоклуба она головой. - Все равно они во всем разберутся… Обязательно разберутся… Не может быть, чтобы не разобрались… Так, Зайка, вытереть сопли и слезы! Ты же комсомолка!
        Злой её же собственный шепот мгновенно отрезки девушку. Убеждённость, что все обязательно выяснится и благополучно разрешится, в ней лишь окрепла. А по-другому, была убеждена юная комсомолка, в её стране и быть не могло.
        - Товарищ капитан просто решил во всем тщательно разобраться, проверить все факты. А после он доложил товарищу Берии или даже самому товарищу Сталину…
        Конечно же, её представление о власти и органах государственной безопасности было мало отражающим действительность, но она верила в это, считала это реальностью. В её мыслях все или почти все было кристально правильным, ясным и понятным, а небольшие проблемы лишь убеждали её в этом.
        - Все обязательно будет хорошо.
        И едва она произнесла, как прямо ей на шапку просыпалась земля. Девушка тут же инстинктивно втянула голову в шею. Неужели обстрел? Но почему не слышно выстрелов?
        - Что это еще такое? Ой! Мамочки…
        Зоя с трудом сдержала крик при виде чего-то чёрного, копошащегося в углу землянки над самой её головой.
        - Хм…
        Послышалось тихое то ли ворчание, то ли сопение. А через мгновение это странное четное пятно превратилось в мохнатую коричневую жопку с толстым хвостом, который нервно дергался из стороны в сторону.
        Уже обо всем догадавшись, девушка поднялась с места и осторожно придержала вылезающего из потолка её старого знакомого - бобра, который в прошлый раз ей принёс записку от Гвена.
        - Ух ты, мой хороший, - сразу же засюсюкала она едва мохнатый посланник оказался в плену её рук.
        Правда, тот и не думал вырываться. Быстро и внимательно обнюхав её руки и пощекотав её щеки своими усами мгновенно успокоился и замер.
        - Меня проведать пришёл? Молодец! Настоящий друг! - Зоя попробовала почесать его брюшко, но тут же получила по рукам его передними лапами. Старый бобер, оказалось, не очень любил такие вещи. - Ух Грозный какой… Ха-ха, - улыбнулась, отчего стало хорошо-хорошо, как уже давно не было. - С Гвеном ведь все хорошо? Так ведь? А я вот тут сижу…
        И как-то само собой получилось, что следом она и выложила все про свои недавние злоключения.
        - … Вот так все и случилось, мой мохнатый дружок после того, как ты принёс мне письмо от Гвена, - грустно улыбнулась девушка, осторожно поглаживая мохнатую боярину головку. Тот же при этом тихо-тихо, как и приличествует почтенному бобровому патриарху, пофыркивал. Нравилось, похоже. - Вот теперь жду, что будет…
        В этот момент животное вдруг пришло в движение, начав ерзать на её руках и явно что-то искать. Стал громко фыркать, теребить передними лапами один из карманов ее полушубка.
        - Ты чего? Устал сидеть что ли? Чего нужно-то? Карман-то на кой тебе сдался? Там же все равно ничего нет…
        В конце концов, она сдалась, и вытащила на стол все, что было у неё там. Возбужденный бобер сразу же сделал стойку на небольшой огрызок карандаша, которым она письма раненным писала. Начал мордочка в него тыкать, лапами гонять туда-сюда.
        - Чего? Рисовать что ли захотел? - не понимала Зоя. - Писать? Письмо?
        И тут ей в голову пришла совершенно безумная, как казалось, мысль. А что если написать обо всем самому товарищу Сталину… Даже не произнеся эту фамилию, она вздрогнула и с напряжением повернулась к двери.
        - А ведь правда, взять и написать. Мохнатик потоп отнесет. Меня ведь нашел, а Кремль, вообще, пара пустяков найти, - девушка с надеждой посмотрела на вновь притихшего бобра. Тот даже лапками перестал шевелить, словно внимательно её слушал. - Ты ведь отнесешь мое письмо товарищу Сталину, Мохнатик?
        В ответ она увидела или может ей показалось, что тот чуть качнул мордочкой. Может, и правда, показалось. Все-таки, будучи арестованным все видится совсем в другом цвете. А может, и все наоборот.
        - Ведь поможешь…. Обязательно поможешь…
        Бормоча эти слова без тени сомнения в голосе, она послюнявила кончик карандаша и начала писать письмо на небольшом блокнотном листке, случайно оказавшимся в её кармане. Даже язычок при этом от усердия вытащила.

* * *
        Кунцево. Ближняя дача В. И Сталина.
        По припорошённой снегом дорожке прогуливался мужчина в длинной каракулевой бурке, полы которой скребки по снегу. Иногда останавливался у очередной скамьи, что-то негромко бормотал, кивал своим же мыслям. Затем, попыхивая трубкой, шел дальше.
        - Хороший удар… Добрый удар, - задумчиво шептал Сталин, наслаждаясь вечерней прогулкой среди заиндевевших деревьев. - Еще бы немного и…
        Уже какой день все его мысли занимало постепенно затухающее советское контрнаступление, начавшееся больше двух недель назад. Конечно, отброшенный на 150 - 200 км. враг был успехом, но хотелось большего, гораздо большего. Он всем своим нутром чувствовал, с каким воодушевлением простые люди в тылу, бойцы и матросы восприняли новость об освобождении десятков городов и поселков. Это была настоящая волна, которая вдохнула во всех уверенность в победе. А, если бы получилось больше…
        - Эх, правду говорят, довольствуйся малым, а мечтай о великом, - улыбнулся он в усы, вспоминая цитаты одного из великих мыслителей прошлого. - Что я в самом деле? Главное мы выстояли, отстояли Москву… Теперь все будет иначе… Черт!
        Вздрогнув от неожиданности, Сталин замер. У скамейки, прямо в шаге от него было какое-то животное. Крупное, в густой меховой шубе, оно стояло на задних лапах и буравило его своими чёрными глазками-кнопками.
        - Шени дада… Это же бобер! Точно бобер.
        От удивления он даже с силой растер глаза. Вдруг, привиделось с усталости. Только животное после этого никуда не исчезло. Наоборот, сделали в его направлении крошечный шажок, словно чего-то желая. Передними лапками при этом шевельнул.
        - Это что шутка такая?
        В голову ему вдруг пришло, что это просто розыгрыш. Может кто из его частых гостей такое учудил?
        - Никитка, наверное, стервец, где-то дрессированного бобра раздобыл.
        Хмыкнув, опустился на корточки. Ему вдруг показалось, что он что-то необычное на брюшке зверька разглядел. И точно…
        - Хм…
        На бобриной шее, прячась в густом меху, прятался небольшой металлический предмет. Латунь в свете уличного фонаря сверкнула, так бы не заметил.
        - Патрон, что ли?
        Похоже, у животного на шее висел крупнокалиберный патрон с деревянной пробкой вместо пули. Мысль о взрывчатке, конечно, мелькнула у него в этот момент, но он сразу же её отмел.
        - Послание, скорее всего, какое-то…
        Почувствовав человеческие пальцы, зверёк тут же о них доверчиво потерся. Даже вроде то ли фыркнул, то мурлыкнул при этом.
        - Хм, даже волнительно как-то.
        С удивлением ощутил внутри себя какое-то детское, уже давно забытое, чувство, с которым давным-давно ждал подарка или поездки с отцом на рынок. Это было сладостной предвкушение тайны, хорошего и доброго.
        Не удержавшись, широко улыбнулся. Ну, сейчас он все узнаёт.
        - Так… Крепко пробка сидит…
        Наконец, затылка поддалась его усилиям и выскочила из патрона. Следом оттуда выпала и записка. Значит, он оказался совершенно прав - в патроне было сообщение. Осталось лишь узнать от кого и почему его доставили именно таким причудливым способом.
        - Женский, кажется, подчерк…
        Дальше Сталин уже читал написанное карандашом. Затих так, что со статуей спутать можно.
        И надо совершенно точно сказать, что сейчас от его благодушия не осталось и следа. Он постепенно приходил в ярость.
        - Неужели правда? Они что, суки, совсем страх потеряли? - листок в его руке с Христос превратился в бесформенный комок бумаги. - Да я им…
        Про эту девчонку, Зою Космодемьянскую, ещё в газете писали - про подвиг её отряда, про её личное мужество, а они её под арест? Ещё более дико в письме звучали слово про нежелание принимать действия по спасению его сына Якова.
        - Если это все правда…
        Сталин вдруг резко развернулся, пугая бедного бобра, и быстро пошел в сторону дома.

* * *
        О произошедшем в эту ночь потом еще долго ходили самые настоящие легенды. Телефонистки рассказывали друг другу под большим секретом, как сам Верховный по телефону днем с огнем искал какого-то простого капитана государственной безопасности из 106-го гвардейского стрелкового полка. Связавшись же, обложил его таким матом, что немногие, вообще, что-то подобное слышали.
        Глава 19

* * *
        В первые часы Зоя ещё была способна удивляться. Но последовавшие следом события оказались настолько стремительными и невероятными, что она напрочь лишилась этой способности.
        Ещё только вчера вечером девушка мерзла в арестантской землянке и готовилась к трибуналу, а уже через день ее выпускал оттуда сам командир дивизии. Мало того прямо на ее глазах освободившееся место занял бледный как смерть начальник особого отдела, руки которого были скованы наручниками, а лицо жутко изукрашено багровыми синяками.
        Дальше было больше. За какие-то минуты перед ней оказались новая, ещё необмятая, полевая форма с настоящими хромовыми сапогами, белоснежный полушубок с укороченным по моде низом и тёплой меховой шапкой. А на свертке с одеждой, о чудо, красовалась пушистые кроличьи варежки, о которых она когда-то мечтала!
        Едва Зоя оказалась одета, обута, накормлена и напоена, как ее тут же посадили в жарко накопленный автомобиль и с ветерком домчали до ближайшей станции. Там ее уже ждал стоящий под парами локомотив с парой настоящих купейных вагонов ещё царской постройки и почти сотня взмыленных, несмотря на мороз, бойцов и командиров государственной безопасности, оказавшихся ее охраной. Удивительно, но так, как ее, даже комдива не охраняли.
        И вот, когда удивляться она уже больше не могла, сопровождающий лейтенант, хмурый парень с шикарной челкой принёс ей чашку горячего ароматного чая и тихо произнёс:
        - Ни о чем не беспокойтесь, товарищ Космодемьянская. Товарищ Сталин приказал, чтобы с вас и волос не упал. Целый гвардейский полк с усилением для вашего сопровождения выделили…
        У девушки от этих слов все внутри аж затрепетало. Получалось, ее письмо дошло до адресата, и товарищ Сталин прочитал то, что она написала. Ах, милый, милый бобер, он все же сумел это сделать.
        - Вам это… бутерброд сделать? - парень все еще стоял рядом. Причем делал такой вид, словно готов был ее защитить от всех опасностей сразу. - С колбасой, а?
        Она, все еще находясь под впечатлением от услышанного, медленно качнула головой. Какой еще бутерброд, если скоро встретиться с самим товарищемСталиным!
        - Мне же ему столько всего надо рассказать… - тихо-тихо, одними губами прошептала она. - Он же столько всего еще не знает.
        И едва за лейтенантом, закрылась дверь купе, как Зоя тут же вытащила толстую тетрадку из сумки и пару карандашей. В песенник она записывала понравившиеся ей песни, лелея мечту, когда-нибудь их все выучить и спеть на большом концерте. Сейчас же хотела написать то, что будет рассказывать в Кремле. Слишком уж многое она знала.
        - … Главное, про Гвена рассказать, - из под грифеля выходили большие аккуратные буквы, словно на уроке по чистописанию. - Он же столько всего может…
        А закончила она писать уже глубоко за полночь, когда уже больше никаких сил не оставалось. Глаза слипались, и карандаш выпадал из пальцев. И в какой-то момент Зоя так и задремала прямо за столом, положив голову на тетрадь.
        Утром же закончить работы ей так и не дали. Стуча колесами и выдавая пронзительные гудки, поезд прибыл на московский вокзал, где ее уже встречали.
        - Товарищ Космодемьянская, прошу за мной, - прямо у вагона ей протянул руку высокий капитан с тяжелым взглядом, от которого сразу же становилось не по себе. Едва не мурашки начинали по спине ползать. - Товарищ Сталин уже справлялся о вас.
        Она едва не споткнулась, услышав такое.
        - Осторожнее, - ее тут же подхватили под руки с двух сторон.
        Её усадили в автомобиль, из окон которого она тут же принялась глазеть на окрестности уже позабытого родного города. Со слезами на глазах узнавала только ей памятные места, где ещё школьницей проводила много времени. Мимо пролетали тёмные коробки домов, обезображенные маскировкой памятники, многочисленные цепочки противотанковых надолбов. Москва встречала их угрюмо, настороженно, словно ёж, ощетинившись стволами пушек и танков.
        - Не плачь, девонька, - сидевший рядом седой, как лунь, капитан понимающе покачал головой. Видимо, решил, что она расстроилась из-за разрушившихся во время бомбежки зданий. - Не плачь. Вот прогоним фашиста, ещё лучше построим. Поверь мне, пройдет время и ты не узнаешь нашу столицу… Веришь? Краше всех городов на свете будет.
        И столько в его голосе было искренней веры, что не верить в его слова было просто невозможно. Выбирая ладошкой слезы, Зоя и кивнула. Конечно, верила, знала. Закончится война, и все-все восстановят музей прежнего. Именно так все и будет, снова с убежденностью кивнула девушка.
        - А вот Кремль…
        Их автомобиль уже проезжал через пост, попав под прицел автоматов охраны. Вот она и оказалась в святая святых своей страны, где жил и трудился Он.
        - Прошу…
        Ей помогли сначала выбраться из автомобиля, а затем снять верхнюю одежду. Дали несколько минут, чтобы привести себя в порядок. И лишь после этого повели дальше.
        Только на первых же ступеньках широкой мраморной лестницы Зое сделалось дурно. Не вцепившись в перила, точно бы упала. Слишком уж разволновалась, оказавшись здесь. Стало жарко, дышалось с трудом.
        - Не волнуйтесь, товарищ Космодемьянская. Вы же боец. Фашистов не испугались, а здесь все свои, - рядом вновь оказался ее сопровождающий. - Все будет хорошо. Обязательно будет хорошо.
        Зоя расстегнула воротничок, задышав глубже. И сразу же чуть полегчало.
        - Вот и пришли, - у неприметных дверей капитан остановился, пропуская девушку вперёд.
        Затаив дыхание, она коснулась потертой бронзовой ручки. Дернула на себя и оказалась внутри.
        Сразу ей бросился в глаза огромный стол, покрытый зелёным сукном, шеренга приставленных стульев с высокими спинками. В нос ударил резкий запах крепкого табака, отчего сразу же жутко захотелось чихнуть. Она, конечно, пыталась сдержаться, но не смогла.
        - Апч-хи! - громко чихнула Зоя, едва успев подставить ладошку.
        И тут же из-за её спины раздался хриплый, немного усталый голос, хорошо знакомый ей из радиосообщений.
        - Будьте, здоровы…
        От неожиданности девушка едва не присела. Тихо пискнула и сразу же развернулась, едва не наткнувшись при этом на хозяина кабинета.
        - Ой… Товарищ Верховный Главнокоман… - начала она докладывать громким срывающимся от волнения голосом.
        Но Сталин коротко взмахнул рукой, призывая её остановится
        - Не надо так официально, товарищ Космодемьянская, - улыбнулся он, внимательно рассматривая девушку. - Обращайтесь ко мне просто, товарищ Сталин. Итак… Это правда, то, что вы написали в этом письме?
        В его руках появился небольшой клочок тетрадного листа, в котором Зоя тут же узнала своё послание.
        Глаза мужчины сузились, превращаясь в едва не щелки. Точно пытался понять, правду или нет сейчас будет она говорить.
        - Да, товарищ Сталин, - решительно кивнула девушка, отчего обе её косички задорно подпрыгнули. - Честное комсомольское, все так и было…
        Нахмурившаяся, с решительно поджатыми губами и серьезным взглядом, она сейчас меньше всего была похожа на человека, решившего солгать. Понимая это, Сталин тяжело вздохнул. Тогда получалось, что все изложенное в письме правда. А это очень и очень… Здесь он даже подходящего слова не смог подобрать.
        - А знаете, давайте чайку попьем, - вдруг, совершенно неожиданно для Зои, предложил он, поднимая трубку телефонного аппарата. - Николай Александрович, будьте добры, организуйте нам чаю.
        После поднял голову и добавил:
        - За чаем вы мне все подробно и расскажете… А пока, товарищ Космодемьянская, скажите… мой Яков… - его голос неуловимые дрогнул, но тут же снова зазвучал по-прежнему. - Старший лейтенант Джугашвили с ним?

* * *
        Непролазную лесную чащу густо покрыл снег, сделав её тропы и вовсе, непролазными ни конному, ни пешему. Вдобавок трескучий январский мороз сковал деревья и кустарники, обернув их ледяной коростой. Словом, ледяная пустошь, без единой живой души.
        Хотя, присмотревшись, можно было кое-что и заметить. Кое-где между деревьям виднелись узкие извилистые дорожки, больше похожие на звериные тропы. В паре мест из под больших сугробов к небу тянулись струйки тёмного дыма. Принюхавшись, можно было различить ароматные запахи готовящейся похлебки.
        Ещё дальше в чаще, совсем уже невидимые глазу, располагались, настоящие бревенчатые избы, полуврытые в землю. Заваленные плотным снегом, они были и с двух-трех шагов едва различимы. Встанешь рядом с ними, и даже в голову не придет, что где-то тут живёт больше сотни человек, бывших узников фашистского лагеря.
        - Хорррошо, - растягивая слово, пророкотал Яков.
        Колючий морозный воздух неимоверно бодрил после недавно перенесённой болезни. Лагерные пытки и постоянное недоедание в полной мере сказались на нём, превратив когда-то крепкого мужчину в бледного доходят, заросшего бородой до самых глаз и от того похожего на горского абрека.
        - Красиво здесь… Тихо… Спокойно, - бормотал он, с наслаждением вслушиваясь в тишину девственного леса. - Спокойно.
        Его накрыло необыкновенное ощущение спокойствия, умиротворения, о котором он уже и забыл. Разве может только в далеком детстве что-то подобные испытал. Рот сам собой расплылся в дурацкой улыбке, закрылись глаза и потянуло в сон. Пришлось даже опереться на искривленный ствол берёзы, чтобы не рухнуть в снег.
        - Э-э, товарищ старший лейтенант? С вами все в порядке? - Яков открыл глаза, почувствовав, что кто-то дергает его за рукав. Оказалось, часовой, розовощекий от мороза, боец, волнуется. - Смотрю, вы к берёзе прильнули. Ну, думаю, сомлел товарищ старший лейтенант. Вот отвару хлебнуть. Учитель особливо наказал, чтобы обязательно три раза в день пили.
        Яков приложился к флажка, привычно скривившись от горьковатого вкуса напитка. После благодарно кивнул. Как говорится, порядок есть порядок: сказали пить, будет пить. Лишь бы быстрее в себя прийти и на ноги встать, а то как дитя малое. Другие уже полным ходом воюют, а он все бока пролеживает и отвары пьет.
        - Вы это… товарищ старший лейтенант,… больше в лес не забредайте, - чуть смущенно проговорил боец, кивая на небольшую опушки впереди. - Сегодня Учитель обещался с нами немного позаниматься. Как бы вас не задеть…
        Яков кивнул и сразу же отвернулся. Не хотел, чтобы боец увидел выражение острой зависти нашего лице. Он ведь тоже хотел, чтобы его учили…
        - Проклятье… Чертова болезнь… Кхе-кхе, - откашливаясь между бормотаниями, парень побрел обратно в лазарет, самую большую землянку в их лагере. Многие из его товарищей ещё были сильно ослаблены после немецкого лагеря и толком не вставали с палатей. - Как червяк, в самом деле.
        Добрался до узкого хода в сугробе и осторожно пробрался внутрь, где сразу же оказался в тепле. Землянка его встретила полумраке и недовольным голосом дежурного в лазарете:
        - Товарищ старший лейтенант, Учитель сказал же, что вам нужно ещё сутки лежать, а вы? - дежурный, коренастый парень в сильно потрепанном танкистском комбезе, помог ему добраться до своей лежанки. - Потерпите немного. Учите…
        И тут Яков не выдержал. Раздражение последних дней, копившееся за время вынужденного лежания и осознания собственной бесполезности, наконец-то, вырвалось наружу.
        - Что вы все лезете со своим Учителе? - в сердцах выкрикнул он. - Замучили уже! Вот где он и все с ним связанное! - Яков выразительно провёл ладонью по шее.
        В лазарете после этих слов повисла тишина, в которой тем не менее ясно ощущалось плохо скрываемое неудовольствие и даже злось. И вскоре нашелся тот, кто решил все это высказать.
        - Зря вы так, товарищ старший лейтенант, - чуть сгибаясь, что не задеть головой земляной потолок, к нему подобрался дежурный. Обиженно сопя, присел рядом на лежанку. - Не хорошо говорите, не по справедливости. Нельзя так.
        Глаза дежурного сверкнули в полумраке. Недоволен.
        - Да, если бы не Учитель, ничего этого сейчас бы не было! И нас бы скорее всего не было! Гнили бы скорее всего в земле…
        Выдав это, боец встал и ушёл в дальнюю часть землянки. А к Якову повернулся его сосед, замотанный бинтами с головы и до ног.
        - Слышь, земля, ты бы хайло запечатал, а то ведь хуже будет, - прохрипел он, показывая внушительный кулак. Такой кувалдой можно было смело в кузне работать или на стройке сваи забивать. - Не посмотрю, что ты старший лейтенант и выбью из тебя всю дурь.
        Яков, коря себя за «длинный язык» и несдержанность, молчал. Нечего было просто сказать. Дурак, не сдержался. На лежанке лишнего перележал.
        - … Ты пока без памяти валялся, Он здесь херачил, как проклятый за всех нас вместе взятых, - продолжал хрипеть забинтованный, даже не думая успокаиваться. Кулаком так и тряс, словно все еще угрожал. Был бы здоров, точно бы треснул по роже. - Я своими собственными глазами видел. Как экскаватор землю долбил… Так что заткни хавальник…
        Отвернувшись, Яков зарылся с головой в свою шинель и затих. Выздороветь хотелось, на фронт хотелось, чтобы больше не чувствовать себя бесполезным обрубком.
        Но забыться сном ему не удалось. Только стал уже засыпать, как его кто-то настойчиво потрепал по плечу. Явно будили.
        - Яша, проснись… Вставай, поговорить нужно.
        Яков открыл глаза и наткнулся на виновато улыбающегося Гвена. Тот подмигивал, показывая на выход. - Пошли, выйдем.
        На улице уже было темно. Мороз усилился, заставляя топтаться на месте в попытках хоть немного согреться.
        - Знаю, Яша, что тебе тошно и хочется с остальными поразмяться. Только слаб ты еще, тебе окрепнуть немного нужно. Мои отвары, конечно, хороши, но точно не всесильны. У тебя слишком сильная была лихоманка, воспаление легких по-вашему. Потерпи немного. Побереги себя, помоги мне тебя вылечить.
        - А потом? - Яков в надежде вскинул голову. - Я стану твоим учеником?
        - Станешь, Яша, станешь, - улыбнулся парень. - Встанешь на ноги, а после всерьез тобой займусь. Взвоешь, тогда. Смотри, после уже дороги не будет. Стать учеником друида можно лишь один раз в жизни. Отказавшись, навсегда закроешь для себя эту дорогу. Ты точно хочешь этого?
        Яков без промедления качнул головой. Потом еще раз. Конечно, он согласен. Ведь, он видел, что делали ученики Гвена. Это были просто совершенно невероятные поступки: прыжки на десятки метров в высоту, подъем голыми руками сотен килограмм веса, удары, раскалывающие стволы деревьев и камни. Кто не будет желать такого, если это может помочь победе над врагом. Да, он все вытерпит, что нужно. Скажут себе руку отрезать, зубами перегрызет. Прикажут с обрыва прыгнуть, не задумываясь, сиганет.
        - Хочу, чертовски хочу. Все сделаю, что нужно. Все вытерплю…
        - А зачем тебе эта сила, Яша? - голос товарища вдруг стал тихим, вкрадчивым, а сам он чуть наклонился вперед, словно прислушивался к чему-то. Похоже, ответ на этот вопрос для него был особенно важным.
        - Зачем? - Яков даже скрывать не стал, что удивился этому вопросу. - Ты чего, Гвен? Ты же видел, что они творят! Люди такого не делают. Это же настоящее безумие… Ты знаешь, что я там видел? - он неопределенно махнул куда-то в сторону. Похоже, про концентрационный лагерь говорил, в котором все они недавно сидели. - Они без всякого наркоза людей резали, опыты проводили. У детей пальчик за пальчиком отрезали, болевой порог изучали. Кровь по капле выцеживали… А главное, понимаешь, все у них строго, основательно, чистенько. Людей газами травят, а сами в другой комнате сидят и кофе из фарфоровых чашечек пьют, на хлебцы масло намазывают, об искусстве разговаривают…
        У Якова затуманились глаза. Когда-то виденные им жуткие картины одна за другой всплывали у него в голове, снова заставляя переживать жуткие эмоции.
        - Их всех давить нужно, как гнид, как ядовитых гадов… - он горящими глазами уставился на товарища. - Ты мне только помоги на ноги встать, братишка. Мне на фронт нужно, врага будут рвать…
        В какой-то момент Яков замолчал, пытаясь отдышаться. От недостатка воздуха рванул ворот шинели и глубоко и жадно задышал.
        - Гвен, а ты ведь мне так и не ответил на мой вопрос… Кто ты такой?
        Глава 20

* * *
        Депеша командира 32-ой пехотной дивизии «Львиная голова» генерал-лейтенанта Вильгельма Бонштедта (г. Вильно, генеральный округ Белорусия) в штаб группы армий «Центр» генерал-фельдмаршалу фон Боку (г. Смоленск).
        '… В районе поселка Кировичи северо-восточнее г. Вильно 9 января 1941 г. противник высадил крупный десант, численностью до батальона солдат. Для окружения и дальнейшего уничтожения десанты были задействованы приготовленные к отправке на фронт части вверенной мне дивизии, а именно: 4-ый, 94-ый и 96-ой пехотные полки, 32-ой разведывательный дивизион, 29-ый артиллерийский полк, 32-ой батальон самокатчиков. В течение 1 - 14 января район высадки был оцеплен, в течение 15 - 20 января ликвидированы последние очаги сопротивления.
        Уничтожено 283 десантника, взято в плен 48 десантников. Обнаружено более трехсот килограммов взрывчатки, сотни метров зажигательного шнура, 36 противотанковых мир, 362 пистолет-пулеметов системы Шпагина, три радиостанции.
        Запрашиваю разрешение на проведение дополнительных мероприятий по обнаружению и уничтожению оставшихся диверсантов. В виду большой площади территории для прочесывания прошу привлечь к операции 38-ую пехотную дивизию генерал-лейтенанта Фридриха Эберхарда и 3-ю моторизованную дивизию генерал-лейтенанта Хельмута Шломера, дислоцированные в Варшаве'.

* * *
        Депеша командующего группы армий «Центр» генерал-фельдмаршала фон Бока командиру 32-ой пехотной дивизии «Львиная голова» генерал-лейтенанту Вильгельму Бронштетду.
        '… Приказываю в самые кратчайшие сроки принять меры для уничтожения остатков советского десанта и недопущения в дальнейшем подобных эксцессов. Крайний срок 30 января 1941 г.
        В просьбе привлечь 38-ую пехотную дивизию генерал-лейтенанта Фридриха Эберхарда и 3-ю моторизованную дивизию генерал-лейтенанта Хельмута Шломера вынужден отказать. В районе Взяьмы складывается крайне неблагоприятное положение для наших войск, в связи с чем указанные силы требуются там'.

* * *
        Еще когда шасси Ли-2 зашуршали по полю и самолет с первой десантной группой начал поднимать в воздух, внутри Судоплатова уже появилось нехорошее гнетущее предчувствие в отношении всей операции. А при подлете к линии фронта оно настолько усилилось, что не обращать на него внимание, было совсем невозможно.
        - Приготовиться… Передай по цепи, - наклонился он к сидевшему рядом десантнику, стараясь перекричать шум. - Чую, неладное.
        К сожалению, предчувствие его не обмануло. После недавнего советского контрнаступления передняя линия фронта оказалась перенасыщенной зенитными орудиями. Напуганные немцы теперь стреляли едва ли не из всех орудий на любой шорох.
        Вот им в полной мере и досталось. Не помогли не ни тихоходные Ли-2, ни плотный туман, ни мастерство летчиков. Первые две машины сразу же потеряли: изрешеченные, словно дуршлаг, они мгновенно вспыхнули и свечками полетели к земле. Остальные рванули во все сторону, пытаясь вырваться из под обстрела зенитных орудий.
        Десанты повезло еще меньше.
        Часть командиров групп, стараясь сохранить личный состав, приняла решение прыгать прямо сейчас, не дожидаясь выхода на место. Но обстрел с земли и плотный туман сыграли с ними злую шутку, заставив десантироваться прямо на дислоцированную в лесу немецкую часть. Бойцов еще до раскрытия парашютов в воздухе начали расстреливать из всех видов оружия. Они, конечно, отстреливались, стараясь расчистить место для высадки. Только все это уже было бесполезно. Поразить с воздуха, крутясь на ветру, словно волчок, какую-то цель на земле практически невозможно. Словом, раненных десантников немцы добили. Тех, кто уцелел, забрало гестапо. Погибших же еще с неделю возили по окрестным селам, заставляя жителей смотреть на «жидо-большевиков».
        Сам Судоплатов тянул с десантированием до последнего. Карта передней линии фронта была словно перед его глазами, тревожно «мигая» многочисленными обозначениями немецких укреплений. Прекрасно понимал, что высаживаться здесь означало идти на верную смерть. Поэтому, до рези в глазах от ветра, всматривался в открытый люк, стараясь найти единственное спокойное место для высадки.
        - Здесь! - наконец, решился он, тыкая пальцем в большое темное пятно. Лишь в этом месте не было видно сверкающих трассеров и лучей зенитных прожекторов, жадно ищущих в небе цель. - Здесь прыгаем!
        Бойцы его группы, все пятнадцать человек (больше старина Ли-2 просто не смог взять), тут же потянулись к люку.
        - Сбор на северное оконечности этого леса, - кричал он в ухо каждому из десантников, прежде чем тот отправлялся в полет. - Пошел…
        Затем, хлопнув по плечу каждого из пилотов в знак благодарности, выпрыгнул и сам.
        - Б…ь!
        И здесь не повезло. Его понесло прямо на пару высоких дубов, похожих на ощетинившихся иголками ежей. Сначала стропы парашюта запутались и его спеленало, как младенца. После, как махнул ножом-стропорезом, так неудачно свалился на землю, что чуть дух из него не выбило.
        - А-а-а…
        В спине что-то хрустнуло, заставив его скривиться от боли. Толком ни рукой, ни ногой не двинуть. Шею-то с трудом мог повернуть.
        - Б…ь, немцы… - прошипел Судоплатов, когда стали раздаваться гулкие выстрелы немецкого карабина и громкая лающая речь. - Все…
        Значит, не повезло. Скрипнул зубами мужчина, понимая, что для него и его группы все уже было кончено. По глубоким сугробам и в незнакомой местности много не воюешь. Конец.
        - Чувствовал же… - вздохнув, он потянулся губами к вороту гимнастерки. Яд оставался его последним шансом уйти так, как он и сам хотел. Другой смерти сейчас Судоплатов и не желал. Зачем терпеть пытки и доставлять удовольствие врагам, если самому можно выбрать свою смерть. - Черт!
        В шее так стрельнуло, что даже глаза зажмурил. От дикой боли едва сознание не потерял.
        - Вот так, значит…
        Получается, не дотянуться ему до яда.
        - Сук…
        И тут за спиной раздался хруст снега, и сильный удар бросил его на землю. Тут же кто-то сильный начал вязать ему руки за спиной. Умело, со знанием дела. Опытный сучара, ничего не скажешь. Такой всю душу вымотает, просто так сдохнуть не даст.
        - Молчать, Иван! - Судоплатова с такой силой развернули, что у него зубы клацнули и во рту кровь появилась. Перед ним появился довольный немец в маскхалате с автоматом на перевес. Спец из егерей, похоже. Немцы из полевых частей совсем по-другому выглядят. - Зубы жмут? Вот в Вильно вернемся, тобой займутся. Тогда и посмеешься. А хочешь, прямо здесь тебя на ремни порежу? Вы моего отца в Латвии к стенке поставили, а я тебя выпотрошу. Справедливо ведь?
        Судоплатов с чувством харкнул в сторону латыша-перевертыша, за что тут же получил в зубы. Хороший получился удар, резкий. Видно, что хорошо поставленный. Рот у десантника сразу же наполнился кровью.
        - Ну?
        Егерь с вызовом наклонился вперед, кончиком ножа щекоча щеку десантника.
        - Скажи еще что-нибудь, жидовская морда. Дай мне повод.
        Клинок еще сильнее вдавился в кожу, выдавливая из нее пару капель крови.
        Опустив глаза, Судоплатов затих. Дальше злить немца было просто глупо. Нужно было затаиться, чтобы выждать момент. Он уже понял, что впереди плен и до яда ему не добраться. Значит, оставалось только ждать нужного часа.
        К сожалению, наступать этот час совсем не спешил.
        Скрипя зубами и едва сдерживаясь, Судоплатов смотрел, как добивали последних бойцов его группы. Больше часа в лесу развались долгие автоматные и хлесткие винтовочные выстрелы. Советские десантники умирали, но не сдавались.
        - Прости меня, братцы, - тихо прошептал он, закрывая глаза и давя в себе яростный вопль. Жутко было слышать предсмертные крики тех, кого ты отбирал лично и кого знал много лет подряд. - Простите…
        Дальше стало еще тяжелее.
        Брошенный в кузов промерзшего грузовика, Судоплатов с горечью вслушивался в россказни немецких егерей о том, как они расстреливали его парней прямо в воздухе. И даже если немцы преувеличивали, то все равно получалось, что десант разгромлен, а операция закончилась, так и не начавшись. Вот вам и итог толком неподготовленной и в спешке начатой операции. А ведь он предупреждал…
        - Эй, Иван, слышишь нас? - недавний егерь-латыш пнул его ногой, вызвав этим взрыв хохота у своих товарищей. - Мои камрады говорят, что целую кучу твоих солдат настреляли. Плохо вас готовят. Совсем не жалеют. Слышишь? Всех подряд кидаете. Не удивлюсь, если скоро и своих баб погоните. Шлите, мы их встретим!
        Латыш перевел это своим товарищам, и те вновь взорвались громоподобным хохотом. Весело, когда ты сильный и здоровый, а твой враг лежит рядом, связанный и униженный. Совсем не страшно, весело.
        - Кстати, на свой ворот не смотри. Нет там уже яда, - ухмыльнулся егерь, наклонившись к самому лицу Судоплатова. - Я вас, большевистских тварей, хорошо знаю: чуть запахло жаренным, сразу же за яд хватаетесь. Ты у меня просто так не сдохнешь, - голос у латыша едва не сочился от ненависти. Такой точно ни перед чем не остановится, чтобы его враг страдал как можно сильнее и дольше. - По капле кровь буду пускать.
        Пнув напоследок и попав точно в живот, латыш на время оставил его в покое. Откинулся к брезентовому тенту грузовика и начал о чем-то переговариваться с товарищами.
        Судоплатов же лихорадочно соображал, как ему выбраться из всего этого. Выжить он уже и не надеялся. Ясно было, как Божий день, что его крепко прихватили. Егеря парни серьезные и хорошо подготовленные, специально натасканные на особые операции в лесах и горах. Такие ошибок не допускают или почти не допускают.
        Подергал руками за спиной. Связаны на совесть, никак не расшатать, не растянуть. В голенище правого сапога был спрятан нож, но при всех до него не дотянуться. А в городе его скорее всего найдут и отберут. Что же делать?
        Он исподлобья оглядел кузов грузовика, в котором были он и семеро егерей. Единственный выход - попробовать броситься на них, чтобы спровоцировать. Повезет, и они забьют его насмерть. Особенно, если удачно шею под удар подставить. Судоплатов видел уже такое, когда работал в Губ ЧК ликвидатором. Его учителя оттуда - убийцы со стажем - обстоятельно показывали, как можно лишить себя жизни, когда прижмет. А на его недоверчивые ухмылки лишь грустно улыбались. Вот, выходит, и ему довелось все распробовать на своей шкуре.
        Значит, так этому и быть. Хреновый тот диверсант, что не готов умереть, когда придет его час. Таким нужно сидеть дома у мамкиной юбки.
        Стараясь не привлекать внимания, мужчина глубоко и часто задышал, стараясь максимально насытить кровь кислородом. Старое проверенное средство, после которого начинаешь испытывать некоторую эйфорию, приток сил и почти не чувствуешь боли. Правда, недолго, но ему должно было хватить.
        Начал осторожно напрягать и расслаблять мышцы, чтобы восстановить нарушенный кровоток. Сразу же почувствовал, как в конечностях закололо и стала появляться чувствительность. Еще немного, и можно будет действовать. Самую малость.
        И в этот момент начали раздаваться хлесткие, словно удары кнутом, винтовочные выстрелы. Бах! Бах! Бах! Бах! Один за другим, один за другим! Бах! Бах! Бах! Бах!
        Их грузовик почему-то стал вилять, задевая сугробы с обочины, и в конце концов встал, как вкопанный.
        Егеря тут же с воплями начали выпрыгивать на снег. Опытные, знали, что внутри они прекрасные мишени для стрелков. На улице же можно было занять обороны и попробовать отбиться. Последним, чуть не отдавив Судоплатову руку, выпрыгнул грузный пулеметчик со своей тяжеленной дурой и мотавшейся пулеметной лентой.
        Тут же застрекотал пулемет, с неимоверной скоростью выплевывая пулю за пулей. Рядом стали раздаваться автоматные очереди. Значит, егеря заняли оборону и начали поддерживать пулеметчика огнем. Слаженно, со знанием дела работали по цели: очереди сливались в единый смертоносный стрекот, который должен был не оставить врагу ни шанса.
        Судоплатов судорожно заерзал, понимая, что другого шансу у него просто не будет. Именно сейчас нужно было действовать. И он с хеканьем перевернулся в сторону открытого борта, чтобы тоже вывалится на снег. После же, если повезет, закатиться под грузовик, а потом и отползти дальше. Глядишь, в пылу боя егеря ничего и не заметят.
        На мгновение застыл у борта, выгадывая момент, чтобы свалиться вниз. Но тут стало происходить нечто странное.
        - А-а-а-а! Helfen! Helfen! Franz! - заорал вдруг один из егерей, занявший оборону с самого края грузовика. Отсюда были видны лишь кончики его сапог. - А-а-а-а!
        В какой-то момент иступленный голос резко замолк. Словно обрубили. На глаза изумленного Судоплатова сапоги моментально исчезли. А через какое-то мгновение в воздух взлетело тело убитого немца и, перелетев с десяток метров, с хрустом впечаталось в борт грузовика. Удар был такой силы, что машину даже тряхнуло. Это какой же силы должен был удар, чтобы полуторатонный грузовик так вздрогнул? И, главное, кто смог так кинуть тело? Какой-то атлет-тяжеловес?
        - Feurn! Feuern! - заорал тот самый латыш, извернувшись всем телом и паля из автомата в сторону нового врага. - Kamrad…
        Судоплатов, пытаясь разглядеть неожиданного помощника, потянулся наружу, помогая себе резкими движениями тела. Как червяк полз. Только вдруг потерял равновесие и вывалился прямо на снег, едва не по пояс закопавшись в сугроб.
        И пока он выбирался наружу, извиваясь изо всех сил, вокруг него установилась мертвая тишина. Причем мертвая она стала в прямом смысле этого слова.
        Перевернувшийся Судоплатов сразу же замер, едва только смог оглядеться. Белый снег, что мгновение назад покрывал все вокруг, стал ярко красным. Казалось, здесь только что прошел служитель Сатана и все вокруг окропил кровью из дьявольского кадила. Кровавые брызги разлетелись на десятки метров вокруг.
        - Эй! Кто тут есть? - сначала негромко, а потом чуть сильнее закричал мужчина. Кто бы это все не устроил, он явно ненавидел немцев. А, значит, был его союзником. - Я командир десантной группы Красной армии. Попал в плен. Слышите? Кто тут? Помогите?
        Никто не отзывался, что, мягко говоря, настораживало. Судоплатов вряд ли бы кому-нибудь сейчас признался, но нечто напоминающее страх вовсю шевелилось внутри него. Устроивший это побоище с подготовленными егерями, элитой немецких войск, мог оказаться настоящим чудовищем…
        - Эй? Оглохли что ли, вашу мать? - теряя терпение, ругнулся мужчина. - Помогите же! Скоро по дороге новая группа поедет…
        В этот момент что-то тихо хрустнуло за его спиной. Кто-то, похоже, осторожно подбирался к нему. Судоплатов затих, стараясь не провоцировать незнакомца.
        - Кто ты? Я командир десантной группы… Простой капитан…
        Но из-за его спины вдруг раздался укоризненный и поразительно знакомый ему голос. Судоплатов даже вздрогнул всем телом, когда узнал говорившего. Но поверить в свою догадку так и не смог. Ведь, такого просто не могло было быть.
        - Ай-ай-ай, Павел Анатольевич! Нехорошо обманывать тех, кто вас спас. Какой же вы простой капитан? - у говорившего был голос с небольшой горской хрипотцой, которая отличает тех, кто родился на юге большой страны. - Насколько я помню, ты уже майор государственной безопасности и целый начальник 2-го управления НКВД. По-хорошему, настоящий общевойсковой генерал. Или я не прав?
        Взмокший, как суслик, мужчина хмыкнул в ответ. Значит, он не ошибся и за его спиной стоял Яков Джугашвили, сын самого товарища Сталина.
        - Яша, ты, значит? - Судоплатову наконец удалось повернуться. Рядом с ним на корточках сидел Яков, улыбавшийся во весь рот. - Сюрприз получается! Ехали вас выручать, а получилось все наоборот… А это еще что на тебе такое?
        Освободившийся от веревок, Судоплатов синтересом начал осматривать парня. Тот, и правда, выглядел необычно, если не сказать странно. На нем был легкий белый маскхалат, весь плотно опоясанный длинными гибкими корешками. Казалось, кто-то так пошутил, обмотав человека непонятными веревками.
        - Что за сбруя такая? Не пойму что-то…
        Яков одной рукой, схватив за шкирку Судоплатова, поднял его со снега. Без всякой натуги, даже не покраснел.
        - Об этом, Павел Анатольевич, так просто не расскажешь. Учитель сказал, что это живой помощник из корня орешника, который делает тебя в несколько раз сильнее и выносливее, - в доказательство своих слов, парень подошел к грузовику и резко ударил в его борт. Его кулак без видимых усилий, словно через бумагу, прошил дерево, разворотив здоровенную доску. - Грузовик, конечно, не подниму, но тряхну его хорошенько. Это все Учитель…
        Удивленно вскинув брови, Судоплатов несколько минут рассматривал дыру. В толстенной доске торчали лоскуты, словно из ткани.
        Глава 21

* * *
        Самое начало марта. Один из тех редких для ранней весны дней, когда с утра непроницаемое свинцовое марево облаков рассеивается и появляется солнце. Сразу же мороз отступает, прячась в теним стволов деревьев, глубине оврагов и ям. Если спрятаться от все еще холодного, пронизывающего ветра и закрыть глаза, то может показаться, что уже середина мая с его жаркими солнечными лучами и дурманящим ароматом распускающихся почек.
        - Хорошо…
        Судоплатов с закрытыми глазами привалился спиной к раскидистой березе и подставил лицо солнечным лучам. Припекало так, что пришлось расстегнуть тяжелый овчинный тулуп и ослабить ворот потрепанной гимнастерки.
        - Лежал бы так и лежал…
        В другое время его бы уже давно сморило. Кинул бы на снег пару здоровенных мохнатых еловых лап, укутался бы в тулуп с поднятым воротом, и «придавил» эдак часиков шесть - семь, не обращая никакого внимания на мороз.
        Но будоражившие голову мысли никак не оставляли его, заставляя снова и снова возвращаться к событиям последних дней. Неустанно продолжал вспоминать произошедшее, обращая внимание на все, даже самые мельчайшие детали. И чем больше это он делал, тем более запутанной становилась вся эта история.
        - Хм, - неопределенно хмыкая, повернулся к солнцу другой стороной. Тот бок, что был в тени, подмерзать понемногу начал.
        Рационалист до мозга костей, Судоплатов всю свою жизнь руководствовался лишь одним постулатом - «Практика есть мерило всего», который примерял на всё и вся. С самого детства он набивал шишки, выживая в городских джунглях портовой Одессы и набирая на собственной шкуре нужный опыт. В шестнадцать юный Павел уже служит в конном полку Красной революционной армии и вместе со всеми ходит в атаку. Его мир уже прост и ясен: он сражается за народ, за бедняков, за лучшую жизнь и растопчет любую гадину на этом пути. Верный вороной жеребец под седлом, остря шашка в руке и германская граната за пазухой на крайний случай были тем, во что он верил и чему доверял.
        С годами тоже ничего не поменялось. Судоплатов рос чинами и грозными мандатами, матерел в схватках с внутренними и внешними врагами молодой Советской власти. Счет лично им убитых врагов государства уже давно перевалил за несколько десятков, ликвидированных в команде с товарищами по страшному ремеслу - за сотни. Краеугольными камнями его жизни, по-прежнему, оставались приземленная рациональность и доведенная до совершенства практичность. Он верил лишь в то, что мог «потрогать руками», увидеть собственными глазами. Ничего другого ни просто не признавал, а даже возможности на существование не давал.
        Но за последние несколько дней картина его жизни, выстроенная с такими усердием и тщательностью, начала разрушаться. Причем, не просто появились трещины, а начали отваливаться целые куски. То, что он увидел и услышал здесь, в глубоком немецком тылу, грозило, вообще, подорвать его веру в человеческий разум.
        - Как же это все сложить вместе?
        Что-то из увиденного и услышанного, конечно же, Судоплатов пытался рационально объяснить и, казалось, у него это даже получалось. Вспомнил про иллюзионистов и циркачей из своего одесского детства, которые в моменты представлений ему казались самыми настоящими волшебниками. Они глотали огонь и острые мечи, оставались невредимыми для пуль из большого армейского пистолета, задерживали дыхание на десятки минут, не чувствовали никакой боли. Только вечером у циркового костра он узнавал про всех их секреты, которые оказывались всего лишь следствием развитых человеческих способностей. И разве здесь и сейчас он не с таким столкнулся?
        - Где же тут подвох?
        Разведчик скрупулезно «разбирал», буквально до винтика, каждую увиденную или услышанную странность, пытаясь «поймать» на обмане. Но, к удивлению, у него совсем ничего не получалось. В происходящем вокруг него не было ни единой фальши!
        - Итак, факты… Во-первых, они вырвались из концентрационного лагеря. Неполные две сотни человек, обессиленных от голода и издевательски, «голыми руками» разобралась с вооруженной до зубов охраной и овчарками. Сумели перетащить оттуда больше двух тонн всякого барахла - оружия, продуктов, амуниции, одежды и рабочих инструментов, - негромко перечислял он то, что никак не укладывалось в рациональную нормальность. - Во-вторых, за какую-то неделю строят в глубоком лесу чуть ли не целый партизанский городок с просторными землянками, баней, кухней, прачечной и оружейной, где запросто может разместить полк. Честно говоря, тут даже инженерному полку работы на целый месяц в летнюю погоду, а в зимние морозы, вообще, полгода можно провозиться. В-третьих, всякие колдовские штучки с силой, когда один боец может запросто разбросать семь - восемь других…
        Словом, можно было продолжать загибать пальцы, перечисляя все новые и новые странные случаи. Взять хотя бы эту непонятную веру в живой Лес, которая, подобно болезни, распространилась среди недавних пленных бойцов. «Взрослые дяди и тети» поголовно вешали себе на шею крохотную дубовую веточку и начинали искать дерево-покровитель. И все это требовало ответов, которых, к сожалению, у него просто физически не было.
        Хотя, Судоплатов точно знал, у кого эти ответы были. Не пора ли им поговорить? Может время пришло?
        - Пожалуй, откладывать этот разговор больше нельзя, - кивнул мужчина сам себе и открыл глаза. - Нужно поговорить.
        Оторвался от нагретого коры и, решительно запахнув тулуп, двинул в сторону самой дальней землянки. Насколько, он успел разузнать, именно там чаще всего и проводил время тот человек, которого все называли Учитель.
        Вышагивая по протоптанной в глубоких сугробах тропинке, он нащупал в кармане корочки своего удостоверения, которое в этих лесах наделяло его едва ли не высшей силой. Вряд ли в этой глухомани был кто-то выше майора государственной безопасности по званию. Ну а на самый крайний случай (если разговор пойдет не так, как задумывалось) в рукаве была припрятана узкая финка, неизменно сопровождавшая его еще с Испании. Ведь, тайный приказ товарища Берии был незамысловато просто: разобраться с феноменом, убедиться в его силе и переправить в Москву живым или… мертвым. Все предельно просто и ясно.
        - Стоять!
        Вдруг прямо перед Судоплатовым возникла гибкая коренастая фигура в странном маскхалате из сотен и сотен рванных серо-белых тряпочек, делавших его похожим на сказочного лешего.
        - Нельзя туда, товарищ. Поворачивая назад.
        Спрыгнувший с дерева боец не сделал ни одного движения, но от него ощутимо повеяло угрозой. Не почувствовать такое было нельзя.
        - Если заплутал, то кухня на север у распадка с березами.
        Судоплатов, держа совершенно каменное лицо, начальственным голосом рявкнул:
        - Совсем что ли охренели тут в лесу? Я майор государственной безопасности Судоплатов, начальник 4-го управления Наркомата государственной безопасности! Пошел прочь!
        Но грозные слова, от которых в любом другом бы месте уже побледнели лица и затряслись руки и ноги, здесь ушли в пустоту, словно и не звучали, вовсе.
        - Уйди с дороги, боец! Это же трибунал, понимаешь? - к угрожающему тону прибавились и нотки удивления. Судоплатов, похоже, никак не ожидал, что его прямой приказ так легко проигнорируют. - Тебя же к стенки поставят, дубина ты стоеросовая!
        Только боец в маскхалате, который уже давно должен был краснеть и извиняться, даже с места не сдвинулся. Лишь ствол немецкого карабина в его руках недвусмысленно качнулся в сторону нарушителя. Все говорило о том, что на курок он нажмет без всяких колебаний.
        - Я выполняю специальное правительственное задание! Мое удостоверение подписано наркомом государственной безопасности товарищем Берией! - Судоплатов «давил» голосом на бойца, делая едва заметные шажки вперед. Нащупывая рукоять ножа, он готовился для броска. - Немедленно освободи дорогу!
        Весь подобравшись, разведчик замер. Еще мгновение, и он прыгнет вперед, снося часового с тропинки. Затем чуть пристукнет его рукоятью ножа и уложит спиной к дереву проспаться…
        Не вышло, к счастью.
        - Миша! - вдруг донесся спокойный голос из глубины леса. - Все нормально. Пропусти этого человека.
        Боец в маскхалате молча кивнул, и сошел с тропы, тут же слившись с местностью. Судоплатов даже не сразу двинулся, с удивлением выискивая следы часового. Сам, являясь специалистом по маскировке, сразу же оценил мастерство, с которым был проделан этот трюк.
        - Силен, ничего не скажешь, - пока шел, он еще несколько раз оглядывался назад. Все надеялся увидеть спрятавшегося «в секрете» бойца.
        Так никого не обнаружив его, Судоплатов махнул рукой. Его сейчас ждала другая, более интересная встреча.
        - Проходи, - у дальней землянки его встретил тот самый человек, вокруг которого и концентрировались всевозможные странности. - Присаживайся. Ты ведь хотел поговорить со мной?
        Не сводя глаз с невысокого худощавого мужчины, одетого в довольно странный наряд. Всю его фигуру скрывал шерстяной серый плащ, доходящий едва ли не до пят. Глубокий капюшон откинут назад, полностью открывая холоду и ветру голову.
        - Говори, - тот, кого все здесь называли Учитель, смотрел на него с ожиданием.
        Внутренне ухмыльнувшись, Судоплатов открыл рот и… через мгновение закрыл его. Он вдруг понял, что ему нечего сказать. Все заготовленные им фразы, какие-то вопросы и аргументы оказались совершенно пустыми, а где-то и смешными. И, правда, о чем было говорить, что спрашивать? Не колдун ли он? или может быть талантливый гипнотизер, как товарищ Мессинг? Попросить раскрыть секрет его фокусов? А может быть сразу же зайти с козырей, упомянув товарища Берию и товарища Сталина? Словом, с чего начать разговор и к чему его свести было не ясно.
        Главное же, он не мог его «прочитать». Опытный разведчик, нелегал с сотней сложнейших операций за плечами, никак не мог понять, что это за человек перед ним. А ведь, до недавнего времени за Судоплатовым ходила реальная слава едва ли не колдуна, который «видел людей насквозь». Благодаря своей невероятно развитой интуиции разведчик «читал» людей, как раскрытую книгу. Не раз на спор со своими коллегами по опасному и сложному ремеслу подходил в многолюдной толпе к случайному прохожему и после недолгого с ним разговора давал ему такую подробную характеристику, что впору было записывать. Даже мифический лондонский сыщик Шерлок Холмс наверняка бы спасовал перед такими способностями.
        Но сейчас, когда этот талант был особенно нужен, ничего не происходило. Все внутри Судоплатова молчало, словно перед ним стояла серая каменная плита.
        Ни единой зацепки, ни единой подсказки, из тех что оставляет сама природа, не видел. Ни огонька в глазах, нахмуренных бровей, скрипа зубов или другого, чтобы говорило о волнении или напряжении. Совершенно спокойной была поза, лишенная излишней жестикуляций, лишних движений. Отсутствовало все, что могло бы рассказать о его силе, возможностях или способностях: характерные мозоли на костяшках пальцев, излишне развитые кисти, поломанные уши или нос.
        Все в нем было естественным, самодостаточным, словно он был продолжением этого мира. Прислонившись спиной к стволу дуба, этот человек виделся его частью - ветками и корнями. Еле слышное дыхание - копировало легкий ветер. Казалось, еще немного, и он сольется с окружающим пространством.
        - Черт побери, - пробурчал Судоплатов и резко мотнул головой, сбрасывая это наваждение. - Что это еще такое… Это твоих рук дело?
        Грустно улыбнувшись, парень развел руками. Мол, все может быть.
        - Не бойся, Павел. Я ничего страшного с тобой не сделал. Просто показал кусочек этого мира таким, каким он является на самом деле. Вы ведь слишком самоуверенно решили, что подчинили природу себе, что превзошли ее. Все совсем не так. На самом деле вы и на вершок не приблизились к ее пониманию. Окружающий нас мир удивителен. Смотри…
        Парень поднес руку к поваленному дереву, на котором они сидели. Чуть подержал ее, шевеля пальцами.
        - Мир полон тайн, о которых вы даже не догадывались.
        На коре дерева началось какое-то шевеление. Зашуршало веточки, бугристые нарост. Из щелочек и укрытий начали появляться большие рыжие муравьи, которые должны были еще спасть и спать. Десятки и десятки насекомых собирались в шевелящуюся кучу, которая на глазах превращалась в быстро увеличивающийся в размерах шарик. Вот он едва возвышался над корой, а вот уже касается ладони. Еще через мгновение часть руки уже скрылась внутри шевелящейся живой массы.
        - Живые существа часть этого мира, важные кусочки огромного живого существа, которое обладает невероятным разумом… И оно везде вокруг нас.
        Стряхнув муравьев, вытащил из углубления в дереве небольшой желудь, каким-то чудом там сохранившийся.
        - Здесь…
        Желудь на его ладони вдруг треснул и с его острой верхушки к небу потянулся крохотный зеленый росточек.
        - И здесь…
        Протянул другую ладонь с небольшой отломанной веточкой, на которой неожиданно стали набухать почки. И одна из них через мгновение украсилась крошечным зеленым листочком.
        - Я показал это небольшое представление, чтобы у тебя не было лишних вопросов, и мы могли спокойно поговорить, - стряхнув руки, он стал совершенно серьезен. - Ты посланец своего правителя, его око и голос, а, значит, можешь говорить за него. Слушай меня внимательно. Я свободный друид первого круга посвящения, Гвен из Рамини предлагаю свою помощь в обмен на приют и защиту твоего правителя. Если мы придем к согласию, то уже этой весной я высажу первый меллорн священной рощи и зажгу священный костер познания…
        Судоплатов дернулся, поднимая руку. Похоже, понял, какой вопрос ему нужно задать в первую очередь.
        - Гвен, хм… Гвен, значит. А что ты можешь?
        Что-то внутри разведчика в этот момент жутко хотело верить этому странному человеку, который говорил о невероятных, просто фантастических вещах, который показывал то, чего просто невозможно было. Это нечто внутри Павла, оставшееся еще со времен далекого-далекого детства, ждало настоящего чуда из сказок любимой бабушки.
        - Служитель Живого Леса может многое, Павел. И то, что я тебе показал только что, лишь малая толика этого… Знаешь, там, откуда я родом, даже самые великие правители почитали за счастье, когда на их землях селился друид. Если же рядом появлялось роща из священных меллорнов, то на селение обрушивался настоящий золотой дождь. Ведь, на этих землях больше никогда не случится черной лихорадки или смертоносной хмари. Люди там забывают о неурожайных годах, когда приходится убиваться самых младших детей, чтобы выжили старшие… Хотя, вижу, прежнее сомнение в твоих глазах. Тогда вот.
        Судоплатов увидел перед собой небольшую немецкую фляжку, которую друид только что вытащил из сумки.
        - Попробую, и у тебя больше не останется сомнений в моей силе, - Гвен открутил крышку. - Пей.
        Едва алюминиевая фляжка оказался в руках Судоплатова, как в нос тут же ударил дурманящий цветочный аромат, едва не поваливший его на снег. Лишь каким-то чудом он усидел на бревне.
        - Что… это такое? - удивленно прошептал он, снова и снова вдыхая невероятный аромат. - Это же просто…
        Никак не мог подобрать нужные слова. Все, что приходило в голову, словно специально казалось пресным, простым и совершенно не подходящим. Нужно было какое-то особое слово, чтобы передать то поразительное состояние, которое постепенно «накрывало» его.
        - В моем мире у этого отвара много имен. Его называют «Нектар богов», «Амброзия», «Дарующий блаженство» и другие. Но друиды зовут его иначе - «Открывающий себя». Пей, и ты все сам поймешь.
        Павел взял фляжку, и осторожно пригубил ее содержимое. Немного покатал на языке странную жидкость, ощущая ее маслянистую тяжесть и невероятную свежесть.
        - А почему я ничего не чувству… - удивился было разведчик, когда ничего не происходило.
        И тут его «накрыло». Словно чем-то тяжелым ударило по затылку, встряхивая всего с головы и до ног.
        - Черт… Что… Что это… Проклятье, мои уши… Черт, что я такое слышу?
        В мгновение ока его словно окутало плотной волной, в которой причудливо смешались самые разные звуки: ритмичное постукивание по дереву дятла, гром от лопающихся от мороза деревьев, хруст чьих-то шагов, чьи-то голоса, металлическое позвякивание патронов в кармашке у часового, хриплое дыхание повара. Он слышал едва ли не все звуки, которые раньше даже не чувствовал.
        - Господи…
        Судоплатов все же не удержался и, качнувшись, свалился с бревна.
        - Это же кровь… Боже, я слышу, как во мне течет кровь… Черт меня побери… А это мыши… Мыши возятся в норах под снегом… Ни хрена себе…
        Ошеломленно бормоча, Павел с трудом встал сначала на колени, а потом и на ноги. С дико расширившимися глазами он мотал головой по сторонам, выцепляя из окружающего пространства все новые и новые звуки.
        - Б…ь, а это еще что? Лай собак? Ближайшая же деревня за шесть - семь десятков верст отсюда… Черт, черт! Гвен? Что ты со мной сделал? Я же все слышу! Понимаешь, вообще, все слышу!
        От переполнявших его чувств, Павел хлопнул кулаком по стволу ближайшего дерева.
        - Ой, мать его…
        С пронзительным хрустом дерево с бедро взрослого мужчины толщиной вдруг переломилось и, ломая ветки на своем пути, рухнула на снег.
        - Б…ь, что ты со мной сделал? Я же теперь… все могу… Боже…
        Глава 22

* * *
        По заветам Великой книги Памяти, написанной друидом Вергетором Мудрым и его первым учеником Сарогой Верным более семи тысяч лет назад, сохранение и приумножение сокровенного знания есть первейшая обязанность служителей Живого Леса. Каждый друид должен обучить ученика, передав ему не только свои знания, но и знания тысяч и тысяч других служителей, имена которых уже стерлись из истории людей. Ни в коем случае нельзя было допустить, чтобы прервалась живая цепь памяти и сакральные знания канули в Лету.
        Поэтому Гвен и спешил передать то, что он сам когда-то получил от Учителя. Пусть в учебе он и отступал от священных канонов, преступая через сроки и правила. Главное, все семена знаний, посеянные им здесь, начинали давать свои всходы.
        Этот мир, волей случая или может быть Божественным проведением ставший его домом, непредсказуем и страшен в своей первобытной жестокости. Здесь человеческая жизнь не стоила и пожухлого листка, упавшего с дерева. В любой момент его жизнь могла оборваться и вместе с ней исчезнут великие знания друидов.
        - … Не удивляйтесь, но сегодня не будет ничего геройского. Вы не станете сигать в прорубь, взбираться на самые макушки деревьев. Сейчас вам предстоит научиться ничего не делать…
        В ответ на нем тут же скрестились десятки удивленных глаз учеников. Как так ничего не делать? Это шутка что ли, читалось в их лицах.
        Естественно, после недавних открывшихся им невероятных способностей человеческого тела, они были растеряны и ни чего толком не понимали. Ведь, еще двое суток назад им приходилось прыгать в прорубь и преодолевать десятки метров под водой в жуткий февральский мороз. Сутки назад их заданием было голыми руками добыть кабана или лося. Сейчас же - ничего не делать? Смех, да и только!
        Собственно, так и сказал один из учеников, крупный, фигурой напоминавший медведя, парень?
        - Зачем это учитель? В лагере нас уже этому научили…
        Гвен, повернувшись к нему, понимающе улыбнулся. Чувствовал их нетерпение, желание стать сильнее и бить врага. Но ведь сила не главное, и это тоже нужно было донести до них.
        - Говоришь, вы уже умеете ничего не делать. Хорошо, Миша. Встань здесь, у костра, чтобы тебя было хорошо видно остальным, - друид показал на место рядом с собой. - Сейчас проверим.
        Ученик выпрямился во весь свой немалый рост, и оказавшись у костра, застыл.
        - Не двигайся столько, сколько сможешь. Полностью замри… А вы внимательно смотрите, - Гвен обвел глазами остальных. - При всей кажущейся простоте даже обычное стояние на одном месте может стать неплохим испытанием вашей выносливости, выдержки и терпения. Внимательно смотрите. Видите? Обычный человек всегда находится в движении, даже если это не видно с первого взгляда. Смотрите на кончики пальцев. Они еле заметно подрагивают. Чуть-чуть. Вот! Теперь ноги, колени. Заметили?
        Здоровяк, видя, что на него пристально смотрят, пытался сохранить полную неподвижность. Напрягал мышцы, сжимал пальцы в кулак, кривился. Только бесполезно. Его тело с налитыми мышцами само требовало движения. Как он ни старался, ничего не выходило.
        - Садись уж, хватит, - Гвен махнул рукой в сторону ученика, разрешая ему сесть. - Вы должны не просто быть неподвижными, а уметь становится камнем, деревом, земляным холмом…
        Ученик, только что севший на место, хмыкнул. Да и от остальных сквозило весельем. Похоже, восприняли его слова в качестве шутки.
        - Смотрите!
        Гвен сделал шаг в сторону причудливо изогнутой березы с раздвоенным стволом. Вытянул руки, повторяя ими ближайшие ветки. Закинул голову назад, касаясь ею коры. И пропал…
        - Мать вашу, братцы! - присвистнул кто-то из учеников. Часть, вообще, вскочила на ноги. Вытянула шеи, пытаясь все лучше рассмотреть. - Как же так? Вот был, а сейчас… Черт, вот же он! Вот!
        Никуда, друид не пропал. Это только в древних легендах герои становились невидимыми для своих врагов и поражали их молниями из глаз. Просто он в совершенстве владел искусством мимикрии, подражания живому и неживому.
        - Чтобы приблизиться к этому, вам нужно постичь таинство безмолвия или великого ничто. Вы должны услышать, увидеть и ощутить то, чего не существует, - Гвен медленно обвел глазами сидевших напротив полукругом людей. - Для начала будем просто сидеть с закрытыми глазами и слушать… Пока не услышите… Впрочем каждый сам поймет, что он должен услышать.
        И, как и его ученики, Гвен также сел рядом на сложенную шинель, и застыл в полной неподвижности.
        - Внимательно слушайте мой голос. Сейчас для вас есть только мой голос и ничего больше. Вы слышите только его, - голос друида приобрел необычную глубину, в нем появились бархатистые нотки. Он, подобно морской волне, обволакивал, заставляя в нем растворяться. - Расслабьтесь так, как никогда этого не делали… Глубоко вдохните, выдохните. Еще раз глубоко вдохните, выдохните. С каждым выдохом из вас уходит напряжение, усталость, грязь.
        С людьми, застывшими возле костра, начали происходить удивительные метаморфозы. На глазах из фигур уходило напряжение, каменная жесткость. Их очертания словно расплывались, сливаясь с корой деревьев. Казалось, все становилось единым целым.

* * *
        С того дня, как ему удалось попробовать то странное снадобье, Судоплатов стал «тенью» Гвена. Ходил за ним, словно привязанный. Внимательно следил за всем, что тот делал. Особенно, старался оказаться рядом в те моменты, когда тот готовил очередное зелье. В руках разведчика тут же оказывалась записная книжку, куда он записывал все свои наблюдения и соображения.
        Вечерами, когда этот необычный человек, уходил в свою землянку и у ее входа замирали двое угрюмых часовых, Судоплатов обращал свое внимание на остальных бойцов партизанского лагеря. Расспрашивал о том, о сем. Пытался окольными путями узнать все, что могло пролить свет на творящиеся здесь странности.
        Его до сих пор не покидало сомнение в нереальности многого из того, что здесь происходило. Несмотря на увиденные невероятные вещи и испытанное им самим настоящие «безумие» после глотка зелья, он, по-прежнему, искал всему этому рациональное объяснение. Отбрасывал любые мысли о магии и волшебстве, вслух, да и про себя, называя все это «чертовщиной», позерством или даже обманом.
        Честно говоря, чаще всего на ум ему приходила мысль о том, что Гвен или друид, как он сам себя называл, был очень талантливым гипнотизёром и мистификатором. На таких людей Судоплатов, создавая первые диверсионные подразделения в Советском Союзе, уже насмотрелся. Собранные со всей страны и даже Европы, гипнотизеры, фокусники, знахари обучали его людей, будущих диверсантов и контрразведчиков специальным навыкам, которые у обычного человека вызывали недоумение и удивление. После таких курсов бойцы могли настолько замедлять сердцебиение, что их можно было с легкостью принять за умерших. Были способным сутками обходиться без сна, отдыха, пищи и даже воды. Особо способные обезболивали свои конечности, которые можно было без всякого видимого эффекта колоть иглой, резать ножом.
        Склоняясь к мысли о некой талантливой мистификации, Судоплатов все чаще и чаще при этом вспоминал знаменитого на весь Советский Союза Вольфа Месинга, удивлявшего людей на своих выступлениях невероятными фокусами - отгадыванием мыслей, гипнозом, обезболиванием и т. д. И он никогда не назывался это магией или волшебством, а, напротив, всегда говорил о психологических опытах. Значит, и здесь, был уверен Судоплатов, дело было в науке. Нужно было лишь найти доказательства.
        И сегодня он, кажется, еще больше приблизился к решению этой задачи. Наблюдая за очередной тренировкой тех, кого Гвен называл своими учениками, разведчик заметил кое-что уже знакомое ему. Занятие было посвящено достижению некого внутреннего безмолвия, состояния, когда усиливается способность чувствовать жизнь во всем. По крайней мере именно так это все объяснял своим ученикам Гвен.
        - … Все вокруг вас пронизано течением Жизни. Но почувствовать это можно лишь тогда, когда вы выбросите из своей головы весь мусор. Она должна быть полностью чиста, без единой мысли, - сидевший у костра Гвен размеренным тоном наставлял тех, кто сидел рядом с ним. - Сначала это будет трудно. Многие решать, что это сделать почти невозможно. Но вы все сможете… Старайтесь следить за каждой своей мыслью. Думайте поочередно каждую из них: сначала одну, потом вторую, затем третью. Распутывайте свои мысли, словно клубок. И вскоре их станет на одну, на две, на три меньше. В конце концов, не останется ни одной мысли. В вашей голове останется лишь пустота и тогда…
        Застывший в укромном месте, Судоплатов качал головой. Все это он уже слышал. Именно так, или почти так, разговаривали те гипнотизеры, что работали с бойцами его диверсионных подразделений. Только они говорили не о достижении внутреннего безмолвия, а о достижении внутреннего диалога. Значит, он прав был в своих подозрениях - Гвен всего лишь очень и очень талантливый мистификатор и гипнотизер, а не пришелец в другого мира.
        - Черт… А ведь в какой-то момент я уже был готов во все поверить, - ухмыльнулся Судоплатов. - А тут гипноз…
        Вот так и разрушаются легенды. В какой-то момент нарисованная перед тобой фантастическая картина вдруг начинает рушиться под грузом научных фактов. Он даже почему-то ощутил легкую грусть, что все оказалось обманов, красивой мишурой, созданной ловкими руками и особыми психологическими способностями.
        - Просто обман…
        И тут кто-то мягко коснулся его плеча. Причем разведчик, сидевший спиной к дереву, даже ничего не почувствовал: не услышал, не увидел. Совсем ничего.
        - Ты? - резко обернувшись, он наткнулся на смеющийся взгляд Гвена. - Как так? Ты же вон там сиди… - Судоплатов еще быстрее развернулся обратно, чтобы убедиться в своих словах. Только у костра Гвена не было. - Тут же почти два десятка шагов, а даже глаз не смыкал. Опять гипноз?

* * *
        Конечно, же друид видел, что за ним тщательно следили. Человек, пришедший от советского правителя, был слишком «шумный», хотя и пытался скрыть это. Гвен с легкостью ощущал каждое его движение, совсем не препятствуя им.
        - Твердолобый… Такой поверит в чудо лишь тогда, когда сможет потрогать его руками, - вздохнул друид. Ведь, поверить этот человек должен обязательно. С его помощью Гвен планировал связаться с самим Правителем и предложить союз. Только так можно было сохранить наследие друидов его мира. - Что ж, придется показать ему еще одно чудо.
        Глубоко вдохнув, друид на мгновение закрыл глаза. Привычное ощущение пронизывающих все вокруг потоков жизненной силы накрыло, словно теплым шерстяным одеялом. Осталось лишь еще больше усилить это чувство, сделав его всеобъемлющим, полным.
        - Хорошо…
        В этом состоянии его тело становилось частью жизненных потоков, приобретая возможность скользить по ним, словно под водой. Кажущиеся здесь медленные плавные движения в реальности размазывались из-за их невероятной скорости. Человек, словно обгонял само время.
        - Павел? - через мгновение Гвен уже стоял за спиной у того, кто за ним следил, и хлопал его по плечу. - Не заснул?
        Тот тут же взвился с места, схватившись за пистолет. Но, увидев Гвена, засунул оружие обратно в кобуру. Правда, с лица у него удивление так и не сошло. Он едва только рот не раскрывал.
        - Ты? Как так? Ты же вон там сиди… Тут же почти два десятка шагов, а я даже глаз не смыкал и все равно ничего не заметил. Опять гипноз? Ты подверг всех нас гипнозу? Черт!
        Но Гвен продолжал молчать. Встал напротив него, после стряхнул снег с поваленного ствола дерева и сел на него. И лишь устроившись, он заговорил:
        - Ты можешь сомневаться, не верить в моих способностях. Можешь подозревать в каких только угодно вещах, но сначала внимательно выслушай меня… Я хочу предложить вашему Правителю выгодный союз. В особом месте я высажу первый мелорн этого мира, с которого и начнется Священная роща. И едва только там зажжется жертвенный костер, первые ученики пройти полное посвящение. Вы получите новых служителей Живого Леса, будут врачевать ваших воинов, учить их полезным воинским навыкам.
        У его собеседника в ответ дрогнули губы. Похоже, сдерживался, чтобы не засмеяться.
        - Ты сомневаешься в воинских умениях служителей Живого Леса? - неприятно удивился Гвен.
        И тот мотнул головой. В добавок, еще и руками развел.
        - Не совсем так. Ты, товарищ Гвен, и твои ученики показываете поистине удивительные вещи, которые я пока не могу объяснить, - Судоплатов выделил слово «пока», словно предупреждал, что все может извиниться. - Но, товарищ Гвен, войне не выигрываются вот такими фокусами. Поверь мне. Война - это сотни тысяч людей и тысячи тонн железа. И выиграет тот, у кого всего этого больше остальных. Фокусы же… просто фокусы.
        - А как же правитель? Если пленить правителя, война остановится? - Гвен вдруг задал вопрос, который заставил его собеседника призадуматься. Кажется, даже слышно было, как в его голове ворочаются шестеренки. - Самого главного правителя?
        После недолгого раздумья Павел хохотнул с широкой улыбкой на лице. До него только сейчас дошел весь смысл вопроса.
        - Ты… Черт побери! Ты что, предлагаешь взять в плен Гитлера?
        Только у Гвена, напротив, на лице не было и тени улыбки. Совсем.
        - Подожди, подожди! - Судоплатов взмахнул руками, словно ничего не понимая. - Ты ведь это не всерьез предложил?
        Но тот продолжал смотреть в ответ совершенно спокойно, даже не пытаясь засмеяться.
        - Ты ведь не шутишь. Так? - до Павла, наконец, доходит, что прозвучала никакая не шутка, а вполне собой серьезное предложение. - Вот же, твою мать… Не шутишь, похоже.
        Видно было, что он не просто удивился, а растерялся.
        - Ты чего? Добраться до Гитлера - это тебе не по лесу бегать и немцев по деревням гонять, - покачал он головой. - И если ты это для красного словца брякнул, то это совсем не смеш…
        Но друид взмахнул рукой, привлекая его внимание. После встал с поваленного дерева и огляделся по сторонам. На его губах заиграла широкая улыбка.
        - Ты чувствуешь это, Паша? Посмотри вокруг? Вдохни поглубже воздух, и обязательно это почувствуешь, - глядя на него, Судоплатов тоже поднялся на ноги. Правда, в толк взять не мог, что тот хочет сказать этим всем. - Ну? - улыбка парня стала еще шире. - Все равно не понимаешь?
        Гвен схватил одну из свисавших над ними веток березы и пригнул ее к себе.
        - Видишь? - показал на набухшую почку на голой ветке. - Это весна, Паша! Наступает время Жизни! Понимаешь теперь, о чем я хочу сказать? Живой Лес просыпается из спячки, и теперь его сила будет лишь умножать свою мощь. И это скоро все почувствуют…
        Друид выпустил ветку, но она зависла в воздухе, а после змеей обвилась вокруг его руки. Прильнула, словно живое существо.
        - Весна, мой друг. Жизнь сменяет смерть… И теперь все будет по-другому.
        Еще через мгновение к парню потянулись другие ветки. Десятки и десятки гибких черных плетей ластились к его конечностям, голове, шее, туловищу, формируя вокруг него настоящее одеяние из веток. Из-за непрерывного движения казалось, что Гвена обвили сотни змей.
        - Жизнь всегда победит смерть, мой друг… А твой Гитлер всего лишь человек… Самый обычный человек… В моем мире правители никогда не рисковали угрожать служителям Живого Леса. Не словом, ни косым взглядом, ни тем более делом… Потому что знали, что в противном случае неминуемая кара их могла настигнуть в любом месте. От нее не спрячешься ни в каменном замке, ни в подземной темнице, ни на просторах океана.
        Глава 23

* * *
        Дальняя землянка, по самую макушку засыпанная снегом. Встанешь рядом, ничего не увидишь. Только, пожалуй, по небольшой едва протоптанной тропинке заметно, что где-то здесь прячутся люди.
        - Товарищ майор, шифровка получена, - Судоплатова, прикорнувшего у теплой печки, стукнули по плечу. Спросонья он не сразу и понял, что происходит. Воспаленными от бессонной ночи глазами (пришлось почти всю ночь провести у рации) посмотрел на радиста. - Спец. код.
        - Странно, - потянулся разведчик, с хрустом поворачивая шеей. - Чего там? Отзывают, похоже? Что молчишь?
        Радист, угрюмый дядька совершенно замученного вида, молчапротянул ему шифровку. И лицо при этом было такое, что лучше было его, вообще, не трогать. Еще бы, тоже сутки сидел у рации, то шля шифровку, то ее получая.
        - Давай, давай, - Судоплатов едва только увидел, что там написано, как у него медленно пошла челюсть вниз. Такого сообщения он никак не ожидал. - Ни хрена себе, сам товарищ Владимиров прибудет?
        Под именем товарища Владимирова, если верить специальному коду по именованию высших должностных лиц Советского государства, скрывался первый заместитель наркома государственной безопасности, всесильный комиссар государственной безопасности 1-го ранга Меркулов. Чего - чего, а приезда «правой руки» товарища Берии Судоплатов никак не ожидал!
        - Выходит, Москва все всерьез восприняла, - кивнул он сам себе, вспоминая те его многочисленные шифровки о творящихся здесь странных делах. - Значит, не посчитали бредом…
        Невдомек ему было, что обо всем здесь происходящем Москве было известно и из других источников. Донесения Судоплатова о лекарственных снадобьях с невероятными свойствами и фантастических способностях человека, называющего себя друидом, очень удачно дополнили рассказы Зои Космодемянской, сумевший попасть в Кремль. Оттого и был такой «шум».
        - Стоп, а это что еще? - радист оторвался от попискивающей рации и протянул ему еще одну бумажку. Значит, состоялся еще один сеанс связи и получена новая шифрограмма. - Еще один сюрприз? Хотя, что может быть удивительнее этого?
        Но оказалось могло быть. Причем, судя по ухмылке радиста, именно сейчас он узнает и об этом.
        - Вашу же мать… - ладонь разведчика, с зажатой в ней шифрограммой, дрогнула. Казалось, вот-вот серый листочек, вырванный из самого обычного небольшого блокнота, вырвется из пальцев и спланирует прямо на земляной пол. - Они там что, вообще, охренели? Еще и товарищ Симонов? Два высших секретоносителя в тылу врага?
        Пожалуй, прочитать фамилию Симонова было для него еще более странно, чем фамилию Владимирова. Ведь, Симновым был не кто иной, как Николай Сидорович Власик, личный телохранитель Вождя!
        - Для полного комплекта не хватало лишь самого товарища Ста… - не договорив, он замолчал. Сейчас было совсем не до шуток. - Но зачем все это?
        Первые догадки пришли к нему в голову не сразу и стоили двух чашек с крепчайшим чаем, от которого сводило зубы. И лишь, когда крепко заваренный чай «прочистил» немного мозги, стало чуть понятнее.
        - Опять, похоже, эти подковерные игры, - задумчиво пробормотал Судоплатов, прекрасно знавший о чрезвычайно сложной внутренней кухне Кремля и соперничестве, а то и открытых конфликтах, внутри высшей советской элиты. - Значит, к нам прибудут два личных эмиссара.
        Прибывающие «гости» были именно эмиссарами, доверенными лицами двух самых влиятельных людей Советского государства: Меркулов был человеком Берии, Власик - Сталина. По всему выходило, что они должны были независимо друг от друга убедиться, что все здесь происходило именно так, как докладывалось в Москву.
        - Придется им показать, как говориться, товар лицом…
        И тут он, к своему ужасу, понимает, что это может и не случится. Ведь, именно на ближайшие несколько дней Гвен, из которого весь этот сыр-бор и случился, назначил какое-то испытание для своих учеников. Вторые сутки весь их лагерь «на ушах стоял» из-за этого. Все бурлило, ревело, словно готовилось что-то очень значительное.
        - Черт! Начальство придет, а его нема. Пидманула, б…ь, пидвела… Ия крайний буду!
        Резко вскочив с лавки, он махнул, как угорелый, в сторону выхода из землянки. Одним махом перемахнул через здоровенный сугроб, чтобы срезать расстояние и оказаться на широкой поляне.
        - Успел… Не ушли еще, - выдохнул с облегчением, увидев столпотворение на поляне.

* * *
        Гвен сейчас испытывал странное противоречивое чувство, которого уже и не помнил, честно говоря. В нём, словно в причудливом коктейле, смешались и гордость за своих учеников, и удивление от их успехов на ниве освоения тайных знаний, и трепет перед открывающиеся будущим. Он стоял перед порогом, отделяющим его от чего-то большого, невообразимо большего.
        Этот мир, сначала принятый им легкомысленно и легковерно, открылся перед ним с совершенно новой стороны. Духи Живого Леса, дающие силы друидам, здесь оказались неимоверно сильны. Их присутствие ощущалось едва ли не во всем - в деревьях, в набухших почках, журчании ручьев и тд. Оттого и ученичество давалось несравнимо легче, чем в его мире. Там неофит при должном усердии мог ощутить благодать Великого Леса лишь к концу первого года обучения. Здесь же почти все из его учеников к началу второй недели обрели своего духа-защитника. И разве это не великое чудо?
        - …Ученики, не обольщайтесь силой, подаренной вам благодатью Великого Леса, - друид с трудом унял дрожь в голосе, глядя на своих последователей. Волнение не спрячешь. - Путь за вашими плечами - это даже не начало пути по служению Великому Лесу. Вы только - только подошли к самому началу.
        Два десятка человек в белоснежных маскхалатах молча пожирали его глазами. Благоговение, граничащее со священным трепетом, читалось в их взглядах. Скажи им сейчас пустить себе пулю в лоб или полоснуть ножом по горлу, сделают это, не задумываясь.
        - … Сегодня вы сделаете еще один ваш на пути служения. Вы пройдете первой испытание в череде других, что еще ждут вас.
        Гвен подошел к первому в шеренге. Высокий боец, когда-то крупный, широкий, сейчас больше похожий на вставший из могилы скелет, вытянулся перед ним, пожирая друида глазами.
        - За двое суток вы должны принести к этому костру свою первую добычу. В другое время и в другом месте духи Великого Леса были бы рады любой добыче, но сейчас все по-другому. Льется кровь и слезы невинных людей, и духи взывают о мести. Ты…
        Его палец уткнулся в грудь первому бойцу.
        - Принесешь жандармскую бляху!
        Тот согнулся в коротком поклоне и неслышно произнес:
        - Сделаю, учитель.
        Гвен сделал шаг в сторону и оказался перед другим учеником.
        - Твоя добыча позубастее будет, Яша, - улыбнулся он. - Но ты справишься… Принеси мне серебряный погон с плетенкой[1].
        Рядом с другим бойцом друид задержался, пристально разглядывая его. Тот показал особые успехи в усвоении тайного знания и в соответствии с традициями должен был выполнить одно из самых сложных заданий.
        - Ты принесешь мне золотой погон[2], но… - после недолгого размышления Гвен добавил. - Вместе с тем, кто его носит.
        Остальным достались задания попроще. Одному, самому слабого по силе, принести немецкий карабин с патронами, второму, чуть посильнее, - пулемет. Кто-то должен был добыть гранаты, продукты.

* * *
        Наблюдавший за всем этим, Судоплатов несколько раз ловил себя на мысли о нереальности всего здесь происходящего. Ведь, даже с учетом того, что он знал и видел, это казалось бредом и несусветной чушью. Что это к черту за испытания такие? Такие задания могли ставится специально подготовленной диверсионной группе усиленного состава, в которого могло насчитываться до полусотни бойцов! Про пленение генерала, вообще, можно было не говорить! Он, диверсант экстра-класса, прекрасно понимал, что обычным разведчикам и партизанам такое просто не по плечу. Это задача для полноценной войсковой операции целой партизанской бригады или регулярной армии.
        Вдобавок, в одном из учеников Судоплатов узнал самого Якова Джугашвили. В момент у него в глазах потемнело. Пришлось даже к дереву прислониться, чтобы не свалиться в снег.
        И, когда уже казалось, что невероятнее этого ничего больше не произойдет, случилось еще кое-что, отчего, разведчик, вообще, стал щипать себя за руку. Причем делал этого со всей силой, на которую был только способен. Похоже, его знаменитое самообладание все-таки изменило ему.
        - А теперь…
        Этот самый друид смог удивить его до глубины души. Он стал показывать на оружие и предметы экипировки своих учеников.
        - Снимите оружие! В этом испытании вы должны обойтись без всего чуждого духам Леса, иначе от них не будет помощи. Ты пойдешь без ножа, - друид шел вдоль строя и время от времени показывал на кого-то из учеников, заставляя его лишиться оружия и или части амуниции. - Ты снимай маскхалат, ты - валенки…
        С отвисшей челюстью, Судоплатов смотрел, как предпоследний боец, коренастый якут, беспрекословно начал разуваться. Снял валенки и аккуратно положил их перед собой. Сам же ногами в портянках встал в снег с таким видом, словно на ногах у него была самая удобная и теплая обувь, какая только может быть. И на лице ни один мускул не дрогнул.
        - А теперь, порадуйте духов Великого Леса своей добычей, - ухмыльнувшись, друид махнул рукой в сторону леса. - Огонь будет гореть ровно двое суток, чтобы обогреть тех, кто справится задание. Идите…
        И те так рванули, что только снег во все стороны полетел.
        Придя в себя, Судоплатов на «деревянных» ногах пошел к костру. Голова, как чумная была. Кровь с такой силой бухала в висках, что самого себя не слышал. Перед глазами все эта дикая картинка стояла с босоногими и невооруженными бойцами, которых бросили на врага!
        - Ты… - шаг за шагом он подходил ближе, дрожащей правой рукой при этом стараясь вытащить пистолет из кобуры. Желание пристрелить этого чертового колдуна было таким, что полностью захватило его. - Мать твою, ты что делаешь? Колдун хренов, совсем спятил с жаренных мухоморов или что ты там жрешь? Ты что сделал с ребятами? Загипнотизировал? Они же все там передохнут! Их, как тараканов передавят! Ты понимаешь, что к немцам с батальоном соваться нужно, не меньше? В твоей башке совсем мозгов не осталось?
        За пару шагов до друида пистолет все же удалось вытащить из неудобной кобуры. Только направить его на цель не успел.
        - Я тебя, как бешенного пса, пристрел…
        С яростью прошипел разведчик, снимая оружие с предохранителя. Успел и представить, как снова и снова жмет на курок, как пули дырявят тело этого психа.
        Но его вдруг что-то сильно бьет в грудь! Ба-ах! С хрустом тело отбросило назад, прямо в лапы ели, чуть смягчившей удар. Пистолет неведомой силой вырвало из рук и зашвырнуло куда-то в стороны, а его самого приподняло над землей.
        - Ты забыл, человек, с кем говоришь? - Гвен держал мужчину, как беспомощного куренка, на вытянутой руке. - Забыл?
        Глаза друида, мгновение назад бывшие совершенно обычными, вдруг засветились зеленоватым замогильным огнем.
        - Я ДРУИД!
        Безвольно повиснув, Судоплатов с ужасом смотрел на тянущиеся к его шее гибкие еловые плети. Словно канаты с густо посаженными на них иголками, они обвили сначала его ноги, потом и руки. С каждым мгновением давили все сильнее и сильнее, пока, наконец, боль стала невыносимой.
        - Я ДРУИД! Я голос Великого Леса! Я тело Великого Леса!
        С жутким треском вокруг них затряслась земля, покрываясь глубокими трещинами. Из них, выбрасывая в воздух куски промерзлой земли и льда, вырывались хлысты корней и тут же наполняли воздух свистов ударов.
        Я ДРУИД, человек! И никогда этого не смей забывать! Никогда…
        Выплюнув эти слова, парень разжал руку. Тело ничего не соображавшего Судоплатова тут же рухнуло вниз и застыло безжизненной кучей.

* * *
        Поздним вечером тихоходный У-2 в рванной раскраске осторожно крался в глубоком немецком тылу. Летчик время от времени начинал планировать, чтобы растянуть горючее. Дополнительный бак был уже давно сброшен, а партизанских костров как не было, так и нет. Кто знает сколько было еще лететь?
        - Товарищ Владимиров, надо садиться, - летчик развернулся в сторону двух пассажиров, что, плотно прижавшись друг к другу, сидели позади. Орать приходилось во весь голос, иначе на такой высоте было просто не докричаться. - Бензина самые крохи остались. Считай, на одних парах идем. В любой момент двигун колом встанет.
        Товарищ Владимиров, а точнее комиссар государственной безопасности 2-го ранга Меркулов, махнул рукой. Мол, поступай, как знаешь.
        Летчик тут же головой уткнулся вниз, высматривая подходящую площадку. Под ними, как на грех, сплошным покровом тянулся лес. Ни единого просвета не было на десятки верст в разные стороны.
        - Есть, есть, товарищи! - не сдержал радости летчик, когда в темноте сверкнули огоньки костров. - Держитесь, сейчас немного потрясет…
        И уже в полголоса добавил:
        - Или много… Это как пойдет. Топлива-то, вообще, нема.
        Старенький биплан наклонился и стал планировать в сторону горящей огненной стрелки.
        - Пошла, пошла, родимая! - с силой потянул на себя руль летчик, заставляя машину чуть приподнять нос. - Пошла…
        И вскоре самолет оказался на земле, медленно скользя на лыжах вдоль стоявших стеной деревьев.
        - Прибыли, товарищи, - летчик первым вылез на крыло самолета с автоматом в руках и начал осматриваться по сторонам. - Смотрите-ка, у них кто-то раньше нас сел, - чуть дальше от них из темноты проступал силуэт какого-то самолета. - А вон и встречающие…
        Из-за деревьев, действительно, показались темные фигуры в маскхалатах.
        - Москва? - крикнул пароль первый из «хозяев».
        - Минск! - улыбнулся летчик, спрыгивая с крыла в утоптанный снег. - Как же я рад вас видеть! Думал, что не дотянем! На последних каплях бензина ползли. Уже парашюты приготовили…
        Замерзших гостей прямо здесь напоили душистым травяным настоем из немецких термосов, и только после этого повели в лагерь. Оба молчаливых военных, что держались особняком, с любопытством оглядывались по сторонам. Летчик, вообще, крутил головой, что самолет пропеллером, совсем не замолкая при этом:
        - Ого-го, братцы, техники тут у вас? Один, два, три, четыре… Считай на целый батальон!
        Свет фонариков, которыми они подсвечивали себе путь, то и дело выхватывал из темноты кургузые морды грузовиков. Густо покрытые инеем, они казались доисторическими животными, застывшими во льдах вечной мерзлоты. За ними, укрытый со всех сторон, прятался самый настоящий немецкий бронеавтомобиль с торчавшим сверху стволом пулемета.
        - Мать вашу! - ахнул летчик, споткнувшись на ровном месте. Прямо на их пути стоял танк. Не узнать эту громадную башню с рубленными гранями и гаубичным стволом было просто не возможно. - Клим Ворошилов, чтобы его!
        Но главное их ждало в землянке, куда как раз и направлялись сопровождающие.
        - Учитель, ждет вас, - партизан замер у утопавшей в снегу землянки, произнеся при этом очень странную фразу. «Гости» даже решили, что они ослышались. - Проходите…
        Вдруг дверь отворилась, пропуская вперед высокого человека в серой форме. Когда же он выпрямился, то свет фонарика высветил на его плечах золотые немецкие погоны - генеральские погоны!
        - Сука! - летчика аж перекосило в лице. - Немец! Б…ь, еще один!
        Следом из землянки показался еще один человек в форме немецкого генерала.
        [1] Имелся ввиду погон штабс-офицера (майор, оберст-лейтенант, оберст), которые из-за особого переплетения серебристого шнура назывались гусеницей.
        [2] Погоны, украшенные переплетенным шнуром золотистого цвета, носил исключительно генеральский корпус.
        Глава 24

* * *
        Несколько теней скользнуло между деревьями. В тишине морозного утра раздался осторожной хруст подмороженного снега. Из-за узловатого дубового ствола выглянула волчья морда, вся покрытая шрамами. Вожак был матерый, немало уже поживший по волчьим меркам, оттого и осторожничал.
        Подняв морду к небу, долго и шумно принюхивался. Что-то тревожило его, а что именно, понять не мог. Ощущался какой-то странный запах, с которым он еще ни разу не встречался. Оттого его охватывало то любопытство, то тревога, то беспокойство. Зверю одновременно хотелось и спрятаться, забившись в какой-то овраг, и броситься вперед в поисках неведомого противника.
        За его спиной все это время повизгивал от нетерпения молодняк. Стая уже вторые сутки была на ногах, но так ничего и не поймала. Звери уже начинали огрызаться друг на друга, словно проверяя власть вожака стаи.
        - Р-р-р, - что-то почуяв, вожак присел на лапах. Сейчас напоминал сжатую пружину, готовую в любой момент с силой распрямиться и бросить его тело вперед. - Р-р-р.
        Тот странный запал, что вызвал его беспокойство, становился все сильнее и сильнее. Вожак вертел мордой и с шумом втягивал воздух, пытаясь понять, где находился его враг. Рычал негромко, с угрозой, показывая желтоватые клыки. Глядя на него, ощетинилась и остальная стая. Три волчицы и четверо молодым волков глухо рычали, били себя по бокам хвостами и скалили клыки.
        - Р-р-р…
        Вожак сделал несколько шагов вперед и застыл у дерева. Странный запах сводил его с ума, заставляя дрожать от нетерпения. Жутко хотелось наброситься на жертву, вцепиться ей в горло и рвать, пока не прольется горячая кровь.
        Только никого чужого вокруг не было. Совсем никого.
        Порыкивая, волк встал на здание лапы и когтями стал с силой драть кору, разбрасывая во все стороны ошметки от нее. Делал это с остервенением, жуткой злобой.
        И в этот момент прямо с дерева свалилось нечто, источавшее тот самый, сводящий с ума, запах. Покрытая лохматой мешковиной, образина с легкостью схватила волчару и швырнула его в сторону. Сразу же бросилась в сторону остальных волков, расшвыривая их в разные стороны, как беспомощных кутят.
        - Хр-р-р-р-р! - раздавался низкий горловой звук, заставлявший искалеченных волков отзываться жалобным скулением. - Хр-р-р-р! - огромная темная фигура, покрытая непонятными лохмотьями, настигала разбегающихся волков и разрывала на части. В стороны били тугие струи крови, окрашивая снег в ярко-алый цвет. - Хр-р-р!
        А вожак с перебитым хребтом, пронзительно воя, пытался отползти прочь. Волоча задние лапы, он снова и снова царапал твердый наст, грыз твердый лед под ним, лишь бы спастись.

* * *
        Словно дикий зверь, Яков встряхнулся. С окровавленных рук в стороны полетели яркие капли, тут же на лету превращавшиеся в крошечные ледышки. Только что содранная с матерого волка шкура уже оказалась на голых ногах, перевязанных веревкой на манер средневековых поршней.
        - Хм, неплохо, - на удивление теплая и крепкая обувь получилась. - Не валенки, конечно, но тоже неплохо.
        Закончив с обувью, он осмотрелся. Вокруг него все было изрыто. Снег превратился в грязное буро-серое крошево, в котором в разных позах валялись разодранные волчьи туши, внутренности, клочки шерсти. Настоящее месиво.
        - Вот это я дал… - поморщился парень, переводя взгляд на свои руки, потом одежду. Крови хватало и там. Скорее всего таким же было и лицо. - А учитель, кажется, что-то такое говорил… Черт, что-то не помню.
        На Якова, действительно, словно какое-то затмение нашло. Последние сутки почти стерлись из памяти, оставив после себя лишь невнятные, сумбурные клочки и лохмотья. Что он делал все это время, где находился, толком и не помнил. Вроде бы куда-то бежал, прыгал и даже лазил.
        Учитель как-то рассказывал им всем, что иногда дух-хранитель, который приходил во сне к своему хозяину, становился очень силен и подчинял себе. Тогда человек впадал в беспамятство, полностью оказываясь во власти духа и его желания свободы. Связавшие себя с морскими и речными духами, могли плавать сутками напролет. Проплывали гигантские расстояния, с легкостью ныряли на десятки метров в глубину. У того, кто отождествлял себя с могучим быком, могла появляться недюжинная сила, превосходящая силу десятерых и больше человек.
        - А ты, значит, решил, что сильнее меня? - усмехнулся Яков, глядя на татуировку волчьей головы на тыльной стороне ладони. - Это ты зря, брат. Если нужно, я сам тебя в бараний рог скручу. Понял меня?
        Последнее он выкрикнул с яростью, клацнув зубами так, что звук разнесся далеко по лесу.
        - А теперь вот повоюем, - оскалился парень, медленно опускаясь на четвереньки. С хрустом позвонков потянул спину, выгибая ее самым немыслимым способом. - Хр-р-р.
        Припал к земле, напрягая руки и ноги. Мгновение и с силой бросил свое тело вперед. С легкостью перелетел громадный сугроб, приземлившись у основания следующего дерева. И вскоре понесся на запад, делая то гигантские скачки, то принимаясь перебирать руками и ногами.
        Кто бы из местных жителей увидел сейчас его, наверняка бы от ужаса сомлел. Что совсем неудивительно. Как не испугаться такого в глухом лесу? Ты идешь по тропке, а на тебя несется эдакая образина с развивающимися за ней лохмотьями. Рычит по-звериному еще в добавок. Поневоле в ступор впадешь или свалишься замертво.
        Бежал там, где наст был твердый, словно дорога. Перепрыгивал гигантскими скачками через овраги, буераки, поваленные деревья. Проламывал телом хлипкие крестьянские заборы или стены сараев, если на пути вставала очередная богом забытая деревушка.
        Иногда, оказавшись на открытом, продуваемым всеми ветрами, месте замирал и долго-долго выл на яркую луну. Дух-хранитель все равно давал о себе знать, как бы он не старался держать его в узде.
        Его тело, казалось, совсем не знало усталости. Даже оставив за спиной десятки километров, он был бодр, свеж и рвался бежать дальше. Все чувства обострились до невероятной степени. Он ясно чувствовал запах дыма от далекой деревушки, слышал рокот двигателя грузовика с железнодорожной станции за десятки километров. Однако, так нужная ему добыча, по-прежнему, была недоступна.
        - Нет… это обычный патруль. Четверо солдат… и один из них курит, - бормотал Яков, устроившись в развалинах старой избенки. Отсюда начинался небольшой белорусский городок с железнодорожной станцией и аэродромов, где он и надеялся найти свою жертву. - А там машина… две машины и броневик… Наверное, важная птица.
        «Взяв след», Яков рванул прямо по сугробам. Нырял, пробивая телом твердый наст. Вскакивал и снова нырял, словно олимпийский пловец.
        - Ого-го! Хорош гусь! - оказавший почти у самой дороги, он внимательно следил за проносящимся мимо роскошным легковым автомобилем. Тщательно отполированный Опель Адмирал казался стремительной молнией, летящей меж деревьев. - Пожалуй, мне подойдет.
        Сразу же весь подобрался, чтобы с одного прыжка перелететь через дорогу и оказаться прямо на крыше машины. Но через мгновение выдохнул. Слишком уже «зубастая» цель. Из-за поворота уже показалась машина сопровождения - еще один такой же легковой автомобиль, но выглядевший чуть постарше. Следов вывернул броневик, ощетинившийся пулеметом. И в самом конце колонны ехали два грузовика, полные солдат.
        - Подождем…
        Яков осторожно пополз назад, стараясь не высовываться из сугроба. Дорога все равно шла по окраине городка, а, значит, еще была возможность выбрать место для нападения получше.
        И, действительно, такая возможность ему еще представилась. Немецкая колонна пересекла почти весь городок и оказалась на самой его окраине, возле сосновой рощи, в которой «прятался» большой двухэтажный особняк. Похоже, здесь этот «гусь» и жил. Слишком уж роскошное жилье для простых солдат или обычных офицеров.
        - Хм… Это еще что такое? Дети? Желтые звезды? Надо подобраться поближе.

* * *
        Вильгельм Кубе, верховный гауляйтер генерального округа Белорусия Рейхскомиссариата Остланд, совсем не считал себя жестоким человеком. Нет, тысячу раз нет. Это внешне очень добродушный человек, часто шутивший, всегда говорил о себе так: «Все мои приказы и действия исходят не из любви к жестокости или бессердечности. Напротив, это результат моей любви к порядку, прусскому Однунгу, который создал нас немцев и привел к сегодняшнему величию. Порядок должен определять все: от наших мыслей и до наших действий…».
        И, став верховным гаулейтером генерального округа Белоруссия, он начал претворять эти идеи с особенным упорством и энергией. При нем в четыре раза выросло число концентрационных лагерей и в шесть раза число содержащихся в них заключенных, которые стали использоваться на самых разных работах - от разбора завалов и заготовки леса и до строительства новых дорог. Нормы пищевого довольства в лагерях были, напротив, сокращены по его прямому приказанию, ибо стоимость продовольствия была признана слишком высокой для заключенных.
        Другая его идея, которую он сам называл верхом рационального ведения хозяйства и эффективно организованного управления, привела гауляйтера этим зимним вечером сюда, в бывший детский дом имени Сухомлинского. Здесь к своим сорока с лишним воспитанникам, которых из-за неразберихи не успели эвакуировать, за эти месяцы прибавилось еще столько же сирот.
        - … Это просто гениально, ваше превосходительство! - из машины вышел высокий сухопарый мужчина в черном драповом пальто и медицинским лорнетом в руке. Он смотрел на гаулейтера с явным одобрением. - Я тут, взяв на себя смелость, сделал некоторые расчеты, чтобы все хорошенько взвесить. И вот что у меня получилось…
        Он протянул Кубе небольшой блокнот, исписанный четким ровным почерком. Похоже, это были те самые расчеты, о которых он и упоминал.
        - Смотрите сюда, ваше превосходительство. Мы сможем в целых три раза увеличить заготовку сыворотки крови для армейских госпиталей. Если же организовать сбор детей со всего округа, то показатели можно смело увеличиваться еще в три - четыре раза. Это, вообще, может закрыть потребности целого фронта. Вы понимаете, что это? - доктор, закатывая глаза от восторга, чуть не выронил лорнет. - Это обязательно отметит сам фюрер!
        Кубе в ответ вяло улыбался, довольно кивал. Конечно, он тоже обо всем этом думал. Фюрер обязательно оценит такое нововведение, особенно с учетом умножившихся потерь в личном составе. Крови для раненных нужно было все больше и больше. А тут такое предложение, за которое сам Бог велел хвататься обеими руками и ногами.
        - Да, да, доктор Абст. Все именно так, как вы говорите. А сейчас не будем терять время. Мне бы хотелось до темноты вернуться в резиденцию и доложить обо всем в Берлин, - гауляйтер взмахнул руку в приглашающем жесте. Мол, проходи. - Вам нужно все оценить на предмет, размещения пункта забора крови прямо здесь. Место подходящее и для большей численности контингента.
        По широкой лестнице они прошли внутрь здания, где сразу же оказались в огромном холе. В просторном зале, который некогда служил местному градоначальнику и гостиной, и холлом, и даже бальным залом, их встретило около сотни детей разного возраста. У стен жались несколько воспитателей, измученные женщины среднего возраста, со страхом смотревшие на целившихся в них автоматчиков.
        - Эй, малчик, иди. Ком, ком! - Кубе, вытащив из кармана пальто конфетку, поманил к себе одного из воспитанников. - Не бойся! Это вкусно! Ням-ням! Ошень вкусно![1]
        Немец поднес ко рту конфету и издал смешной чавкающий звук. Правда, улыбался при этом лишь он один.
        - Ком, ком! - один из солдат прикладом карабина вытолкал из толпы воспитанников худого мальчишку, которого трясло, как «банной лист». - Бери! Карошиймалчик, кароший!
        Кубе погладил того по голове, заставляя сильно вздрагивать всякий раз, когда рука немца касалась его волос.
        - Очень хороший экземпляр, ваше превосходительство! - доктор уже трепал пацана. То заглядывал ему в рот, то в глаза, то слушал сердечный ритм. - Сердце, как двигатель! Такой выдержит много, очень много кровосдач. А их вон еще сколько…
        Немец обернулся к остальным и обвел их жадным взглядом, заставляя первые ряды пятиться назад. Слишком уж жадные до крови были глаза у него. Как зверь смотрел.
        И в этот момент с улицы раздалась пулеметная очередь. Прозвучала и тут же захлебнулась. Словно бы пулеметчик с силой жал на курок, но в какой-то момент передумал и перестал стрелять.
        Весьма удивлённый гауляйтер недовольно посмотрел на охрану. Мол, какого черта там стрельба? По собакам что ли? Здоровяк ефрейтор тут же метнулся к двери, чтобы во всем разобраться.
        - Безобразие. Почему без приказ…
        Но договорить Кубе так и не смог. Массивная двухстворчатая дверь из дуба вдруг с хрустом разлетелась на части, а внутрь влетело тело того самого бедолаги-ефрейтора. Следом кто-то, словно бумеранг, метнул дверцу от машины, срезавшую не успевшего ничего понять солдата.
        - Охрана! Стреляйте! Какого черта никто не стреля… - Кубе пытался вытащить пистолет из кобуры, но он, словно специально, не подавался. - Стреляйте, олухи!
        Сухо защелкали карабины, затрещали автоматы! Воздух наполнился жужжанием пуль! Чьим-то выстрелом перебило электрический провод, и весь холл тут же погрузился в темноту.
        - Охрана! Охрана!
        Кубе тыкал по сторонам вытащенным пистолетом, не понимая, что ему делать.
        - Охра…
        Пытаясь издать очередной истошный вопль, гауляйтер снова открыл рот. Но его горло вдруг оказалось сдавлено.
        - Хр…
        Следом его схватили и, как маленького ребенка, забросили на чью-то спину. Конечно, Кубе пытался вырваться. Даже удачно лягнул кого-то, но от сильного удара в зубы «вырубился»…

* * *
        Темнота зимнего леса подступала все ближе и ближе. Костер медленно догорал. От горы дров почти ничего не осталось. Багровые сполохи огня жадно обгладывали несколько сиротливо лежащих веток.
        - … Мороз крепчает, - Власик, личный посланник Сталина, поежился, кутаясь в шинель. Ладони тянул к затухающему огню, пытаясь' захватить остатки жара. - Дровишек бы подкинуть, а то замерзнем. И, вообще, товарищ Гвен, чего мы ждем? Вы так ничего и не ответили на наше предложение.
        Друид, сидевший с другой стороны костра, сверкнул глазами. Его взгляд стал нехорошим, отталкивающим, и даже, кажется, угрожающим. Но через мгновение это ощущение пропало.
        - Священное пламя должно гореть ровно тот срок, который отмерен для испытания учеников. Еще час, и все закончится. Тогда и будем говорить, - глухо произнес Гвен, косясь в сторону деревьев. Он ждал еще одного ученика. - Подождем…
        Все остальные ученики, что отправились за священной добычей для Живого Леса, уже вернулись. Ни один не предстал перед костром с пустыми руками, каждый принес достойный дар. А некоторые смогли удивить даже Гвена, сделав просто невероятное. Один привел за собой почти целый взвод немецких саперов, привязанных веревками друг к другу. Крепко связанным, им оставалось лишь дорогу показывать, чтобы в лесу не заблудились. Двое других вернулись с техникой - парой грузовиков и настоящим танком. Последний из вернувшихся с испытания, отличился сильнее всех. В баке полевой кухни пробрался на аэродром и подорвал связкой гранатой столовую с солдатами. Найдя пару летчиков, заставил их поднять в воздух один из средних транспортников и отвезти его на партизанскую базу.
        - Пока горит священное пламя, мы будем ждать, - добавил парень, глядя на затухающее пламя. Как раз занялась последняя осиновая чурка, став громко потрескивать в огне. - Он обязательно придет.
        Власик, скрипнув зубами, поднял ворот шинели. Что-то ему мало верилось, что кто-то еще вернется. К вечеру мороз стал усиливаться и лазить по лесу сейчас было бы настоящим самоубийством.
        Он встал и пару раз притопнул. Ноги и в валенках мерзли. По опыту знал, скоро пальцы потеряют чувствительность.
        - Все, хватит! - решительно рубанул он рукой воздух. - Дава…
        Внезапно за их спинами раздался отчетливый хруст снега. Кто-то, похоже, быстро пробирался через лес, совсем не стараясь спрятаться. Чужой бы так ни за что не сделал. Свой, значит.
        Все, словно по команде, повернулись в ту сторону. Тишина стала совсем оглушающей.
        Хруст снега становился все громче и громче. Наконец, из темноты появилась огромная горбатая фигура, через мгновение превратившаяся в обычного человека с ношей на плечах.
        - Я успел, учитель! - снова послышался хриплый голос с неуловимым кавказским акцентом. - Священный огонь ещё горит… А это мой дар духам Живого Леса.
        Скинул свою ношу прямо к костра, а она тут же отозвалась глухим недовольным бормотанием.
        - Яша? Ты? - встрепенулся Власик, к своему дикому удивлению узнав в бойце Якова Джугашвили, сына самого товарища Сталина. А они ведь в том числе и за ним прилетели. - Яша…
        Бросился к нему, крепко обнимая. Ведь, Якова с самого младенчества знал. Считай, на его руках вырос. Нянчился с ним, споли вытирал, задницу подтирал.
        - Яша, ты живой, живой. Чертяка, мы же тебя уже похоронили! - никак не мог успокоиться Власик. Он же день и ночью, двадцать четыре часа в сутки, находился рядом с его отцом, и видел, как тот переживал плен сына. - Понимаешь это?
        Тот тоже его обнял, хлопая по спине.
        - Подожди, дядя Коля. Поговорим еще. Мне сейчас этого гада показать нужно, - Яков пнул немецкую тушу. - Вильгельма Кубе, гауляйтера всей Белорусии, приволок.
        У Власика аж язык отнялся от такого. Он быстро нагнулся к телу и стал его тормошить, освобождая от веревок. Перевернул и стал вглядываться в лицо.
        - Имя? Звание? Ну? - каждый вопрос сопровождал сильным тычком. - Быстро?
        Из нагрудного кармана пленного вытащил небольшую офицерскую книжку.
        - Мать вашу, точно Кубе! - чуть не задохнулся Власик. - Сам Вильгельм Кубе! Доверенное лицо Гитлера! Яша ты взял самого Кубе! Знаешь, что теперь будет? Мы же его, как обезьянку будем всем дипломатам показывать? Да Гитлера кондратий в своем бункере хватит! Ха-ха-ха!
        [1]В 1942 году в Минске в местечке Яма было расстреляно и закопано живьем более 3-х тысяч человек. Когда закапывали кричащих детей, гаулейтер Кубе подходил к траншее и бросал им конфеты.
        Глава 25

* * *
        Оперативная сводка СовИнформБюро от 12 мая 1942 г.
        «… С пролетарской яростью сражаются с врагом бойцы партизанского отряда „Имени маршала Советского Союза С. М. Буденнова“. Только за неделю боев партизанами уничтожено и повреждено 5 немецких танков, 14 автомашин с войсками и грузами, 3 автоцистерны с горючим, 31 повозка с боеприпасами и войсками, 19 орудий, 9 зенитно-пулеметных точек, 16 минометов, взорвано 6 складов с боеприпасами, разрушено 4 железнодорожных моста, рассеяно и частично уничтожено до двух полков пехоты противника. За грамотное руководство подразделением и личную храбрость в бою командир партизанского отряда „Имени маршала Советского Союза С. М. Буденова“ награждается высоким званием героя Советского Союза…».

* * *
        Газета Вашингтон пост за 24 мая 1942 г.
        Специальный репортаж репортера Майкла Рида с Красной площади столицы Советского Союза.
        '… Никогда еще в новейшей истории не случалось такого. В самый разгар кровопролитнейших сражений воюющая сторона по улицам своей столицы проводит шествие плененных солдат и офицеров противника. Ровно в десять часов утра огромная колонна пленных из более чем сорока тысяч человек начала свое движение, растянувшись почти на десять километров. Хвост колоны еще находился в начале своего движения, а голова уже маршировала по Красной площади.
        Это было поразительное зрелище, от которого захватывал дух и по всему телу бежали мурашки. Огромная площадь, залитая ярким майским солнцем, была заполненная многотысячной толпой людей. Застывшие в молчании, с стиснутыми кулаками и сжатыми губами, они внимательно следили за шагающими мимо них немцами. Не было слышно ни проклятий, ни ругательств, ни гневных выкриков. Звучал лишь мерный, словно отсчитывающий последний срок, топот сапог, отчего становилось еще более жутко.
        Я стоял в самой близи от святыни Советского государства - мавзолея с первым руководителем страны В. И. Лениным - и прекрасно видел растерянные лица немцев. Простые рядовые стрелки и гренадеры, унтер офицеры и штабные офицеры, полковники и генералы, явно не понимали, как это все произошло. Они не верили, что оказались на Красной площади в качестве пленных, а не победителей. Ведь, еще месяц назад их моторизованные части стояли в каких-то тридцати - сорока километрах от этого места. Через свои бинокли они видели купола московских церквей и уже решали, в каких исторических зданиях будут зимовать.
        Однако самое главное произошло в самом конце, когда поток пленных иссяк и на площади не осталось ни одного немецкого солдата. В этот самый послышалось тарахтение двигатели, и из-за храма Василия Блаженного показался самый обычный грузовик. Признаться, я с большим интересом следил за ним, гадая, что там могло оказаться. И первое, что мне приходило на ум, были, взятые у противника, трофеи или какие-то ценности. Когда же автомобиль приблизился, то я сразу же осознал свою ошибку.
        На открытом всем взорам кузове располагалась высокая железная клетка с сидевшим там человеком, одетым в китель генерала войск СС. Это был, как доносилось из громкоговорителя, руководитель оккупационной администрации Генерального округа Белоруссия, Вильгельм Пауль Кубе, лично ответственный за гибель примерно сорока тысяч советских граждан. Именно он отдавал приказы закапывать живыми еврейских детей, сжигать в печах крематориев их родителей. Одетый в грязный мятый мундир с железным крестом у ворота, Вильгельм Кубе совсем не походил на того грозного и всемогущего гауляйтера оккупационной администрации, который заставлял дрожать только от одного своего взгляда. В его глазах плескался страх, тряслись губы. Вся скрюченная поза говорила о его шоке от всего происходящего.
        Идея провести на самой главной площади страны шествие пленных и одного из высших партийных и военных чинов Германского Рейха представляется гениальной идей советского руководства, имеющей огромное идеологическое и пропагандистское значение. Нет никаких сомнений, что уже сегодня большинство самых известных мировых газет выйдет с сообщениями об этом, а фотография затравленного и опустившегося гауляйтера Кубе обойдет весь земной шар. И можно только представлять, какую злость все это вызовет у Гитлера и его приспешников…'.

* * *
        Ранее утро. Несмотря на середину мая, мороз еще кусался. Партизаны, стоявшие на поляне в две шеренги, кутались в шинели и фуфайки, терли покрасневшие уши. То и дело поглядывали в сторону командирской землянки, откуда должны были выйти посланцы из самой Москвы и сообщить нечто важное.
        О причине приезда таких высокопоставленных гостей ходили лишь слухи. Никто ничего толком не говорил. Правда, кое-что говорил, что из Москвы прилетел по душу их учителя. Мол, ему «дело шьют» за антисоветскую пропаганду и распространение религиозных взглядов. В это, естественно, никто не поверили, но осадочек остался у многих.
        - Идут, идут… - наконец, побежал шепоток по рядам, когда со скрипом отворилась дверь землянки. - Все идут…. И учитель тоже.
        Строй сразу же выровнялся, животы оказались втянуты, подбородки вскинуты к верху. Прямо образцовая часть.
        - Товарищи партизаны! - генерал Меркулов встал перед строем, твердо смотря на бойцов. - Позвольте передать вам пламенный привет от товарища Сталина и большую благодарность за вашу борьбу! В эти страшные дни, когда фашистский меч завис над сердцем нашей родины, вы не остались в стороне, не разбежались по лесам, не спрятались в лесных ямах и подвалах! Со всей пролетарской ненавистью вы обрушились на ненавистного врага, пуская под откос эшелоны с техникой и живой силой, уничтожая немецких солдат и офицеров, взрывая склады с горючим и амуницией. Только за последний месяц силами вашего партизанского отряда было уничтожено до батальона живой силы противника, уничтожено два железнодорожных моста вместе с двумя эшелонами с танками и снарядами, взорвано четыре склада с боеприпасами и горючим. В этой связи руководством Советского Союза было принято решение наградить наиболее отличившихся членов отряда правительственными наградами… Рядовой Данило Алексеевич Потапенко! За личное мужество и отвагу, проявленные при захвате трех немецких грузовиков с боеприпасами и оружием, награждается медалью за отвагу!
        Из строя вышел один из учеников друида, невысокий плотный парень в ватных штанах и серой фуфайке. Удивленный, он несколько раз обернулся к остальным товарищам. Похоже, не считал, что сделал что-то героическое.
        - Старший лейтенант Яков Иосифович Джугашвили!
        Следующим перед генералом Меркуловым вытянулся Яков.
        - За проявленные особую храбрость, самоотверженность и мужество при пленении нацистского преступника генерала СС Вильгельма Кубе награждается боевым орденом Красного Знамени! Поздравляю Яков Иосифович!
        Следом один за другим вышли из строя и оставшиеся ученики друида, также получившие боевые медали и ордена. Один - за целый взвод пленных немецких саперов, второй - за угнанный танк с военной базы, третий - за два подорванных железнодорожных эшелона.

* * *
        Но самое главное произошло позже, в командирской землянке, где начался очень странный разговор. И окажись кто-нибудь свидетелем его, явно бы оказался в полном недоумении. Слишком о чудных вещах здесь говорили.
        - … Рассмотрев вашу просьбу, Президиум Верховного Совета принял решение удовлетворить ваше ходатайство о предоставлении вам гражданства Советского Союза, - генерал Власик, встав с лавки, широко улыбнулся. В его руке появилась небольшая книжечка - паспорт с большими золотыми буквами - СССР. - Поздравляю вас, товарищ Найденов Гвен Михайлович. Теперь вы гражданин Советского Союза. За отчество и фамилию, надеюсь не обижаетесь. Придумали.
        Взяв паспорт, Гвен крепко пожал ему руку. Теперь друид стал частью этого мира, частью большой новой семьи, которая нуждалась в его помощи.
        - Это еще не все, товарищ Найденов, - генерал взял со стола большую бумажную папку и раскрыл ее на самой середине. - Мы обдумали ваше предложение о сотрудничестве и взаимопомощи и предлагаем создать закрытое административно-территориальное объединение - ЗАТО, сокращенно, в границах которого можно было бы и основать особое поселение с вашими учениками и всеми необходимыми атрибутами. После консультаций были отобраны два района - в Мордовской Автономной Советской Социалистической республике и в Липецкой области, которые полностью подходили по вашим требованиям - лесистая местность, невысокая плотность населения и отсутствие горных массивов. Вот карты, фотографии.
        На стол легли фотографии с панорамой больших лесных пространств, узких речушек меж деревьев, крошечных деревушек, затерянных в самой чаще леса. Один из снимков Гвен сразу же взял руки, принявшись пристально рассматривать. Слишком уж изображенная там поляна напоминала пейзаж его родного мира. На какой-то миг даже поверил в это.
        - Командование уже подготовило все для вашей эвакуации. В течение следующей недели войска Степного фронта начнут наступление, чтобы сковать силы противника и вынудить его стянуть все возможные резервы на это направление. Его будут поддерживать две бомбардировочные эскадрильи изтретьей воздушной армии, которые начнут бомбить глубокий тыл немцев, - генерал размашистыми движениями карандаша показывал направления ударов советских войск. - Одновременно мы начнем эвакуацию ваших людей. Подготовим полевой аэродром для дугласов, и, думаю, за четыре - пять темных ночей справимся.
        Замолчав, Меркулов вопросительно посмотрел на друида. Всей своей позой при этом выражал нетерпение. Навалился на стол, нетерпеливо постукивая пальцами по столешнице. Словно бы спрашивал: и чего молчишь?
        - Не-ет, - вдруг проговорил Гвен, отрицательно качая головой. - Сейчас нельзя.
        На нем тут же скрестились удивленные взгляды Меркулова и Власика. Похоже, оба генерала искренне недоумевали, как можно было так ответить.
        - В смысле? Подготовка уже началась. Войска выдвигаются на позиции. Уже закончилось сосредоточение резервов, - помрачнел Меркулов, всем своим видом показывая неудовольствие. - Ты понимаешь, что говоришь?
        Но Гвен и не думал отступать от своих слов.
        - Это все вы не понимаете. Сейчас нельзя уходить. Ученичество еще не завершилось. У них еще слишком сильная связь с Лесом. Они чувствуют все, что чувствует Лес. По-хорошему, они теперь и есть Живой Лес, - друид пытался разжевать гостям прописные истины. Правда, плохо получалось. Жители местного мира давно уже забыли о своих корнях, о первородной связи с духами. Они стали частью нового мира - мира вещей, которые сами же и создали. - Увезти их сейчас, значит, сделать калеками, неполноценными. Это все равно, что отобрать младенца у матери. Но гораздо хуже другое…
        Гвен кивнул в сторону отрывного календаря, висевшего на стене землянки. В неровном свете масляной лампы можно было различить дату - девятнадцатое апреля 1942 г.
        - Наступила последняя декада апреля, называемого живицей в моем мире. Только сейчас смерть уступает место жизни, долгая зима сменяется весной. Золотое время для друида. Духи Живого Леса сейчас сильны, как никогда. Смотрите!
        Парень поднял с пола крошечный бурый желудь, непонятно как оказавшийся в землянке. Поднес его ко рту и осторожно подул, словно на блюдечко с горячим чаем. После осторожно накрыл ладонью и несколько мгновений согревал теплом своего тела.
        - Скоро мои ученики смогут также.
        Желудь, положенный на столешницу, вдруг дрогнул. Перекатился с одного места на другое. Задрожал, и неожиданно выбросил крошечный зеленый росток.
        - И даже больше… гораздо больше… Особенно некоторые.
        Гвен наклонился и еще легонько дунул. Зеленый стебелек подрос еще немного. Чуть искривленный, тонюсенький, он осторожно поднимался к потолку. Сначала это было несколько сантиметров, затем уже десять и больше.
        - Увезете моих учеников сейчас, получите самых обыкновенных калек. Они станут инвалидами, полностью потерянными для нас.

* * *
        Дверь землянки хлопнула, и Гвен снова остался один. Недовольные московские гости побежали в сторону радиоузла, чтобы доложить последние новости.
        - Все лишь во благо Живого Леса и только во благо… - негромко прошептал друид, сложив ладони в молитвенном жесте.
        Поднял взгляд на дверь и широко улыбнулся. То, что произойдет сейчас здесь и сейчас, генералам лучше не знать. Ведь, он сказал им не всю правду, точнее не совсем правду.
        - Все лишь во благо Живого Леса…
        По-хорошему, ученики уже готовы. Основные знания они получили, осталось лишь отточить полученные умения и навыки. Но опыт придет лишь со временем, тогда они и войдут в полную силу.
        Ученики же ему нужны были совсем по другой причине. Он хотел высадить семена мэллорна, священного дерева друидов. Этот мир, друид понял сразу, сильно болен. В нем почти не осталось магии, первородные духи едва отзывались на его зов. И мэллорны были способны все изменить.
        - Учитель, ты звал нас? - из задумчивости его вывел голос Якова, первым вошедшим в землянку. За его спиной виднелись еще люди. Значит, ученики услышали его зов. - Мы пришли.
        Коротко поклонившись ему, они быстро расселись на лавки вдоль стен и в молчании застыли. Ждали, что он скажет.
        - Многие из вас уже слышат голос первородных духов, устами которых с нами разговаривает Живой Лес. Вы слышите их зов? Чувствуете, как им тяжело? - Гвен переводил взгляд с одного ученика на другого, словно пытался заглянуть в самое нутро каждого из них. - Пришло время ответить на их зов. Вы должны помочь первородным духам.
        В глазах каждого из учеников он встречал лишь решительность и готовность сделать все, что им скажут. Они не должны были подвести.
        - Каждый из вас получит по три семени мэллорна и отправится туда, куда я скажу. Там высадите семена, тщательно соблюдая правила, - Гвен из нагрудного кармана вытащил небольшой холщовый мешочек и осторожно высыпал из него десятки три странных серебристых семени. - Ты, Яша, отправишься к Кобрину. На его окраине располагается небольшой сосновый лес, в центре которого и высадишь семена. Михаил, твой путь лежит дальше на север. Найдешь село Михайловку, которую немцы сожгли в самом начале войны, и посадишь семена мэллорна там… И поспешите. Семена должны оказаться в земле до дня летнего солнцестояния.
        Каждый из учеников аккуратно заворачивал драгоценные семена в бумажный листок и с поклоном покидал землянку.
        Вновь оказавшись в одиночестве, друид повторил ту же самую фразу, что и часом раньше:
        - Все лишь во благо Живого Леса…
        Он и ученикам не сказал всей правды. Они еще ученики и были не готовы узнать истину. Со временем все должно измениться, но не сейчас. Пока только он знал все, что скоро произойдет.
        - Все лишь во благо Живого Леса…
        Этот мир был сильно болен, возможно, даже неизлечимо болен. Неживое все сильнее и сильнее наступало на живое, убивая первородных духов и «выпивая» магию до самой последней капли. Разве мог истинный последовательно Живого Леса оставаться безучастным свидетелем всего этого? Конечно, же нет!
        - За этими мэллорнами поднимутся новые. С новой весной они достигнут зрелости и выпустят первые семена, которые разнесутся по этому миру до самых его дальних закоулков. И придет срок, когда неживое начнет отступать перед живым. Все вернется на круги своя…
        Ведь, прежде он друид, верный служитель Живого Леса, и лишь потом человек, и лишь потом часть этого мира. И он будет «играть» в местные игры, притворяться его частью, зная, что скоро все изменится. Неживое падет и мир снова вернется к своим истокам.
        Глава 26

* * *
        Партизанский лагерь.
        Снова в самой большой землянке отряда было шумно, весело. Под вечер, когда с многочисленными делами было покончено, сюда опять прибежала целая толпа мальчишек и девчонок - сироты и дети погорельцев с окрестных деревень, спасенных партизанами за последнее время. Расползлись в ожидании по лавкам и нарам и теперь оттуда одними глазенки сверкают. Ждут, значит, когда командир отряда начнет рассказывать разные интересные истории, что стало уже традицией.
        Если присмотреться к полумраку, то в самом углу можно было заметить и пару - тройку взрослых. Тоже пришли послушать необычные легенды и сказки, которые командир рассказывал. А почему бы и нет? Что взрослый человек никогда ребенком не был? Когда кругом смерть и холод, душа все равно к хорошему, доброму тянется. Хочется хоть на час или два забыться, от всего страшного и жуткого отвлечься.
        Командир же так рассказывал, что заслушаешься. Иногда кажется, что он все это своими собственными глазами видел. Хотя, глупости, конечно. Ведь, только в сказках по тенистым лесам бродят единороги с необычной серебристой шкурой, а в горах в глубоких пещерах живет самый настоящий дракон, способный испепелить целое село. Словом, красиво рассказывал.
        - … А сегодня хочу поведать вам о самой главной тайне тех далеких земель, про которые мы говорили вчера.
        Гвен заговорщически прищурился, всем своим видом показывая, что сейчас расскажет им что-то очень и очень важное. Выдерживая паузу, он медленно подошел к небольшой печурке и подбросил туда пару чурбачков. Затухающее пламя тут же отозвалось жадным гудением и треском. Мол, давай еще, еще.
        - Эта тайна хранилась в племени из покон веков. Никто уже и не помнил тех, кто стоял у ее истоков. Слишком много времени прошло с той поры. Однако, каждый из хранителей знал, что нет на белом свете более важного, чем эта тайна…
        Ребятишки уже подрагивали от нетерпения. Очень им хотелось узнать, какую-такую тайну имел ввиду командир отряда. В возбуждении они смотрели широко раскрытыми глазами, невольно сжимали пальцы в кулачки.
        - Все хранители, как один, клялись, что не выдадут чужим людям эту тайну. Ведь тогда на их земле нарушится равновесие и разрушится сложившийся порядок вещей. Горе придет в их дома, перестанут родиться дети, иссохнет земля и реки.
        Взрослые тоже начали выказывать нетерпение. Один из партизан, крупный дядька с лысый головой, даже стал локтем товарища в бок толкать. Мол, о чем это командир толкует? Чего резину тянет? Что там за тайна такая?
        - А скрывали от всех они тайну меллорнов - живых деревьев, которые наполняли землю особой энергией жизни. Внешне они ничем особым не отличались от других деревьев. Не знаю особых примет, обязательно пройдешь мимо, так ничего и не заметив. Весной они также одевались в плотный покров из зеленой листвы, осенью - его скидывали. Лишь одним они выделялись среди остальных деревьев.
        В землянке «висела» такая тишина, что ее можно было ножом резать. Казалось, ребятишки даже дышать перестали, так их захватила новая история.
        - … Все рядом с ними оживало - гуще росли лесные травы, ярче цвели ромашки, с охотой резвились дикие звери. Бывалые охотники, что не боялись забираться в самую гущу дремучего леса, примечали, что у некоторых деревьях даже дикие волки становятся ручными, домашними. Лисы и зайцы начинают ластиться к человеку так, словно век подле него жили. У тех же, кто был болен, все проходило: треск в голове, колики в животе, бельмо в глазах.
        Видя впечатлившихся слушателей, Гвен еще понизил голос.
        - Главное же было в другом. Мелорны лечили саму землю, наполняя ее невиданной силой.
        Много еще интересного, красочного парень рассказывал об этих деревьях: и о приключениях древних рыцарей, путешествующих в поисках семян драгоценного мелорна; и о могущественных друидах, охраняющих священные рощи с живыми деревьями; и о жестоких войнах, бушевавших из-за мелорнов. Красивый рассказ полностью захватывал ребятишек, заставляя их возбужденно переговариваться, переспрашивать и смеяться.
        Однако еще больше Гвен не стал рассказывать, многое от них утаив. Ведь, не древними легендами были его рассказы, а самой настоящей былью. Слушая его красочные истории, никто и не догадывался, что все это уже пришло сюда.
        - Скоро все начнется, - оставшись один, бормотал друид. На столе прямо перед ним лежала карта, по которой он водил пальцем. Здесь же был и синий карандаш, которым Гвен отмечал особые места. На карте синело уже больше двадцати точек, к каждой из которых отправился один из его учеников. - Места выбраны…
        Каждый из учеников направился туда, где совсем недавно отгремели страшные бои - Барановичи, Глухая Падь, Берковская застава, Хатынь, Ивенец, Кровель. В каждом из этих сел и поселков жуткой смертью умерло много людей.
        Места были отобраны такими не спроста. Специально выбирались так, чтобы семечко мелорна сразу пошло в рост и не тратило время на сбор сил. Ведь, известно, что места великих сражений и битв еще долго хранят энергию Некроса, которая так требуется саженцу мелорна. Неслучайно, сажая живое дерево, друиды совершали жертвоприношение.

* * *
        В трех километрах от Кобрина, где проходили бывшие оборонительные позиции 131-го стрелкового полка Красной Армии. Пехотные части здесь прикрывал город с запада.
        Яков, вымазавшись, как черт, вжимался в грязь. Накрытый сверху маскировочной накидкой, напоминал сейчас чуть выступающий бугорок прошлогодней пожухлой травы. По-другому никак: немецкая колонна как раз по дороге ехала.
        - …Похоже, все здесь остались, - шептал он, чувствуя, как ком подступал к горлу от увиденного. - Никто не ушел.
        В полуразрушенной траншее, что змеилась в паре шагов от него, виднелись тела бойцов, лежавших именно там, где их и застала смерть. Одни были присыпаны землей и лишь угадывались по контурами сапог или ботинок. Другие глазели на окружающий мир пустыми глазницами черепов или сверкали белыми костяками развороченных животов. От третьих оставались лишь части тел. Значит, полк почти в полном составе здесь в землю лег, раз даже похоронить павших не смогли.
        - А эти суки ржут…
        Со стороны проезжающего грузовика с немецкими солдатами раздался громоподобный взрыв хохота. Кто-то из немцев перевесился через борт со спущенными штанами, показывая голый зад. Веселились.
        Рука Якова сама собой скользнула в карман и вылезла оттуда с ребристой «лимонкой». Осталось лишь резко вскочить и, размахнувшись как следует, запулить гранату вслед последнему грузовику. И попал бы, без всякого сомнения.
        - Черт… Суки…
        Кусая губы, он крепко зажмурил глаза, стараясь успокоиться, унять дикое возбуждение. Ведь, ему никак нельзя было выдавать себя. Подорвав гранатой грузовик, он сорвет задание. А этого никак нельзя допустить.
        - Я все сделаю, учитель. Все сделаю, - прошептал Яков, так же медленно убирая «лимонку» обратно в карман. - А вот потом за все спрошу с немца…
        В таком положении - в грязи и почти не шевелясь - пришлось лежать еще несколько часов. Когда же начало темнеть и дорога опустела, он начал присматривать нужное место для посадки семян.
        - Учитель сказал, что для семени подойдет не каждое место. Его нужно почувствовать…
        И мужчина начал ползти вдоль траншеи, внимательно осматриваясь по сторонам и стараясь не издавать лишних звуков. Не ровен час, немецкий патруль появитсяи его заметит. В такой тишине любые звуки далеко разносятся, поэтому нужно ухо востро держать.
        - Где же это место? Скоро окончательно стемнеет и, вообще, ничего не разберешь, - бормотал Яков через какое-что время безуспешных поисков. Тело, окончательно потеряв остатки тепла, уже окоченело и, совсем, не желало двигаться. - Может до утра пересидеть?
        Идея была совсем не плоха. Можно было забиться в какую-нибудь нору, переодеться в сухое и вскрыть последнюю банку тушенки. Тут же требовательно заурчавший живот явно был не против такого предложения.
        - Ладно.
        Яков хотел было встать на корточки, но земля под его ногами вдруг исчезла и он рухнул куда-то вниз. Хорошо, успел руки растопырить, а то бы голову зашиб. Обошлось, к счастью.
        - Мать вашу, блиндаж! - потирая занывший бок, Яков стал оглядываться по сторонам. - Точно наш блиндаж.
        Над головой торчали размочаленные бревна, видно, пострадавшие от взрыва. Прямо под боком остатки патронного цинка, в котором сиротливо лежало с десяток патрон. Чуть дальше в темноте угадывался стол из снарядного ящика, а рядом с ним лампа из снаряда от сорокапятки.
        - Вот тебе и нора, укрытие, - ухмыльнулся Яков, хватая смятую гильзу. Решил зажечь. Вдруг получится. Здесь все равно огонь никто не увидит. - Смотри-ка, там и керосин вроде остался. Живем…
        Чуть взболтал самодельный светильник, щелкнул зажигалкой и над гильзой взвился робкий огонек. Продрогшие пальцы сами собой к нему потянулись, чтобы хоть немного ощутить тепла.
        - Хорошо, - улыбка на губах стала шире. - Еще тушенки навернуть и совсем хорошо станет.
        И он уже потянулся за сидором с пожитками, как замер. Неожиданно пришло внутреннее понимание, что нашел он то особое место. Это прямо здесь, где он устроился.
        - Тут? - Яков с удивлением огляделся, с трудом соглашаясь верить. - Как же…
        Но охватившее его ощущение и не думало исчезать, вскоре превратившись в убежденность. И через несколько минут он уже копал финкой рядом с собой небольшую ямку, куда и должен был положить первое семечко.
        - Стань началом всего живого, - еле слышно проговорил ритуальную фразу, о которой много раз предупреждал Учитель.
        После легонько чиркнул себя финкой по ладони. Ведь, семени нужно было несколько капель крови, чтобы пойти в рост. Пару капель особой крови, крови того, кто следует путем Живого Леса.
        Осторожно сжал ладонь, выдавливая из пореза кровь.
        - Стань началом всего живого, - еще раз повторил Яков, осторожно засыпая ямку. - Сейчас чуть кемарну, а потом и подкрепиться мож…
        Откинулся к земляной стене и неожиданно «отрубился».

* * *
        В окопном светильнике, стоявшем на земле, едва теплился крошечный огонек. По стенам полуразрушенного блиндажа гуляли тени, от дуновения ветра превращавшиеся в причудливые фигуры.
        К стене прикорнул мужчина, завернувшийся в маскировочную накидку. Спал беспокойно, то и дело вздрагивая. Пару раз даже просыпался: открывал глаза и хватался за оружие. Но, убедившись в тишине вокруг, вновь засыпал.
        А вокруг тем временем происходило нечто странное, непонятное…
        Началось все, пожалуй, с земли. Ни с того ни с сего начала осыпаться земля в траншеях. Куски земли и глины сами собой отваливались и падали вниз, с чавканьем ударяясь о воду. Постепенно стали исчезать костяки павших советских бойцов, с начала войны лежавших неупокоенными. Казалось, сама природа хоронила их, засыпая сверху землей.
        На этом странности и не думали заканчиваться. Наоборот, все только начиналось.
        С бревенчатого наката блиндажа просыпалось немного земли, обнажая глубокую щель. Следом оттуда капнуло пару капель дождевой воды, которой наверху уже изрядно набралось.
        Кап, кап, кап. Еще немного, и вода, расширив отверстие, уже потекла небольшой струйкой. Образовавшаяся лужица вскоре разрослась до небольшого озерца, потихоньку подбираясь до ног спящего бойца. Еще немного, и весь блиндаж окажется в воде.
        Но вдруг в самом центре появилась небольшая воронка, которая начала с жадностью поглощать воду. Прошло не больше минуты, а от воды не осталось и следа. Больше того, земля, только что до верху пропитанная влагой, начала сохнуть. На глазах от самого центра к стенам землянки потянулись трещины, словно что-то в глубине с жадностью высасывало воду. Довольно быстро из тоненьких, словно паутинки, трещины вырастали до глубоких провалов, в которые с легкостью пролазила рука взрослого мужчины.
        В какой-то момент разрастание трещин прекратилось также внезапно, как и началось. Блиндаж внутри оказался таким, словно был выкопан в твердом сухом грунте. Стены и пол по твердости напоминали собой камни. Ни единого намека на влагу не осталось, все исчезло.
        - Кхе, кхе, кхе, - вдруг раздался сухой, хриплый кашель. Боец, что спал в самом углу, наконец проснулся. С хрустом потянулся, распрямляя ноги и руки. - Вот это я и вздремнул! Мать-то вашу, а это еще что такое?
        У Якова тут же округлились глаза, сделавшись размером с натуральный дореволюционный пятак. Словно ребенок в чужом доме, он удивленно вертел головой по сторонам. Ничего толком не узнавал.
        Стараясь лишний раз не шевелиться, мужчина подтянул к себе автомат. Вдруг, все это дело рук врага. Он ведь под самым его боком расположился.
        - Что это еще за сушь великая? На улице дождь, как из ведра хлещет, а тут все сухо! - не веря своим глазам, он провел пальцем по земле рядом с ногой. Действительно, сухо. Даже пыль появилась. - Откуда?
        Не зная, что и думать, Яков начал осматривать блиндаж. Могло ведь случится так, что вчера с устатку он что-то пропустил. А, значит, сейчас это нужно было найти.
        - Трещины просто огромные, - бормотал он, ползая на коленях по земле. - Их вчера точно не было. Такое я бы не пропустил. Смотри-ка, листочек! Совсем кроха.
        Его взгляд в одной из трещин наткнулся на небольшой зеленый листочек, стебель от которого уходил в самую глубину.
        - Как же я тебя вчера не затоптал-то? Странно. Подожди-ка, я тут же посадил…
        И тут до него доходит, что это такое. Он же вчера здесь то самое семечко сажал! Именно в это место, откуда сейчас выглядывал крохотный зеленый росток!
        - Точно здесь сюда закопал.
        Наклонившись к самой земле, Яков с каким-то благоговением рассматривал растение. По всему выходило, что оно за несколько часов ночи смогло вырасти из крохотного серого семечка до небольшого росточка. А что будет дальше? Так же расти станет? Или может еще быстрее?
        Словно отвечая на его невысказанные вслух вопросы, росток дернулся и выпустил еще один листочек. Теперь было уже два листочка. Причем цвет у них был совсем не зеленый, как сначала он решил. Сейчас он скорее напоминал сероватый с серебристым отливом.
        - Мелорн, значит… Это о тебе столько всего учитель рассказывал? Что, малыш, поможешь нам?
        Чувствуя очень странное чувство, сродни отцовскому восторгу перед новорожденным малышом, мужчина осторожно коснулся пальцем крохотного листочка.
        - Ух ты! Горячо.
        Кончик пальца, словно чем-то обожгло. Бывало, прикуриваешь спичкой, а она до самых пальцем прогорает. Вот примерно так его и кольнуло.
        - Касаешься…
        Но от второго касания боли уже не было. Напротив, его накрыло странной свежестью, словно в речке искупался или только-только из душа вышел. Напрочь, всю усталость вымыло из тела. Казалось, и не было за спиной этого тяжелого многодневного похода в тылу врага, изматывающих пешеходных переходов по грязи и ночных морозов. Даже в ноге ломать перестало, хотя еще вчера едва мог на нее наступать.
        - Твоих рук дело? Точно твоих.
        Значит, учитель говорил истинную правду. Мелорн способен творить удивительные вещи, и исцеление лишь одно из них.
        - Малыш, может тебя подкормить?
        Без единой капли сомнения, Яков вытянул над росточком руку и резанул по ней финкой. Как и вчера, несколько капель крови упали вниз, окрасив листочки в бурый цвет.
        - Стань началом всего живого, - как и тогда, ритуальная фраза вырвалась у него сама собой. Чуть помолчав, он уже от себя добавил. - Набирайся сил, малыш.
        Долго он еще сидел рядом, внимательно наблюдая за крошечным росточком. Не шевелился, не говорил, а просто смотрел. Ничего не замечал вокруг, словно все исчезло: ни ветер, ни промозглую сырость, ни нарастающий голод. Все это перестало для него иметь хоть какое-то значение.
        Глава 27

* * *
        Небольшой отряд, состоящий из легкого бронеавтомобиля и двух грузовиков с пехотой, медленно ехал по лесной дороге. На камуфлированных бортах, густо покрытых липкой весенней грязью, едва различались немецкие кресты и эмблема 252 пехотной дивизии вермахта.
        - Чертова грязь! Чертовы дороги! Проклятая страна! Как же я устал от всего этого, - недовольно ворчал лейтенант Мессер, командир одного из охранных отрядов, патрулировавших эти окрестности. - Мы уже по уши в грязи! Когда же она только закончится…
        Грузовик, в котором он ехал, снова сполз в колею, где благополучно и застрял. Натужено ревел двигатель, заставляя со свистом проворачиваться колеса. Комья грязи взлетали к небу и тут же с противным чавканье падали на капот, лобовое стекло. Похоже, опять нужно было спешиваться и толкать машину.
        - Стой! - лейтенант со вздохом стукнул, рядом сидевшего водителя по плечу, и открыл дверь. - Капрал! Выгружаемся!
        И сам тоже спрыгнул на землю. Долгое сидение в кабине, как и все остальное, его уже раздражало так, что тошнота к горлу подступала. Иногда хотелось вытащить из кобуры пистолет и пустить себе пулю в лоб.
        - Чертова грязь, чертова страна… Хочу назад во Францию… - с ненавистью забормотал Мессер, сходя с дороги в лес. Найдя поваленное дерево, он опустился на него. Самое время было достать заветную фляжку с коньяком и сделать пару глотков. Может это поможет хоть немного отвлечься. - О! Неплохо…
        За первым глотком последовал второй, чуть более продолжительный. Благородный напиток его немного взбодрил, заставив смотреть на окружающий мир немного другими глазами. Мессер даже решил чуть прогуляться по дороге, пока его подчиненные пытались вытащить грузовик.
        Но сделав с десяток шагов, он уперся в невысокую поросль орешника. Тонкие стебли с набухшими почками тянулись прямо с дороги, кое-где образуя настоящую стену.
        - Хм, какие заросли… Неделю назад же здесь проезжали. Была дорога, как дорога, - лейтенант недоуменно огляделся по сторонам, только сейчас заметив, как близко деревья подступили к дороге. Чуть дальше пара дубов росла так близко, что дорога опасно сужалась. Грузовик мог и не пройти. - Что это еще за чертовщина?
        Он снова огляделся, пытаясь понять, что происходит. Может водитель ошибся и свернул не туда. Они ведь проезжали несколько ответвлений от основной дороги. Вполне могли и заблудиться. Леса здесь такие, что все могло случиться.
        - Курт! - не оборачиваясь позвал водителя. И пока тот бежал, пытался разобраться в карте. - Чертов олух, ты куда нас завел? Опять вчера шнапса надрался? Посмотри вокруг? Где дорога?
        Водитель, пухлый рябой парень, недоуменно хлопал глазами и еще сильнее тянулся перед офицером. Видно, до него не сразу смысл вопроса дошел. Непонимающим взглядом, он смотрел то на самого командира, то на карту в его руках.
        - Где дорога, идиот? - уже крикнул Мессер, пиная поросль молодого орешника. Успокаивающий эффект алкоголя уже закончился, и он вновь испытывал дикое раздражение. - Ты же нас в самую чащу везешь? Разуй глаза!
        Тот попытался было оправдаться, но него вновь наорали.
        - Где она, я тебя спрашиваю? - кожаный планшет с картой хлестко попал по щеке солдата. Того аж с сторону мотнуло. Вполне мог и с ног свалиться, если бы не был готов. - Видишь? Здесь деревья, там деревья, везде деревья! Дальше, вообще, не проехать. Тут же пару лет уже никто не ездил! Какого черта ты выбрал именно эту дорогу?
        Разозлившийся лейтенант схватил за шкирку водителя и начал его головой тыкать в разные стороны, показывая подступающий к дороге лес. В конце концов, придя в ярость, вообще, бросил солдата в грязь.
        - Ахтунг! Поворачиваем обратно! Едем до первого перекрестка! - Мессер развернулся к грузовику, который наконец-то вытолкали из исполинской ямы. Подходя ближе, махнул солдатам грузиться в кузов. - Быстро! Быстро! Через два часа мы уже должны быть в лагере… Черт, откуда тут вода? Быстрее, скоро здесь будет настоящее болото!
        … Но в лагере отряд лейтенанта Отто Мессера не появился в лагере ни через два, ни через три часа. Через сутки с момента последнего сеанса радиосвязи командование дивизии направило на поиске целую моторизованную роту, усиленную двумя бронеавтомобилями и одной танкеткой. С воздуха район патрулировало два разведывательных FW 189, широко известных у советских бойцов под характерным именем «рама». Летчики буквально по верхушкам деревьев «ходили» в надежде обнаружить хоть какие-то следы потерявшихся солдат.
        За шестеро суток, в течение которых продолжалась поисковая операция, было «прочесано» более ста квадратных километров территории, допрошены жители семи деревень. Однако, поиски не увенчались успехов. Отряд лейтенанта Мессера в количество семидесяти трех человек, как в воду канул. Обнаруженные на одной из лесных дорог следы двух грузовиков и одного бронеавтомобиля ситуацию так и не прояснили. Их удалось проследить лишь до обширного болота, в котором следы и терялись.

* * *
        Нечто подобное, только исподволь, осторожно и неторопливо, происходило почти по всей северо-восточной Белоруссии. Но из-за того, что многочисленные пропажи солдат и военной техники, исчезновения интендантских отрядов и карательных ягд-команд происходили в зонах ответственности разных военных и гражданских администраций, общая картина происходящего до поры до времени ни у кого не вывязывала тревоги и беспокойства. Все в той или иной степени списывалось на тыловую расхлябанность, случайность и редкие вылазки партизан.
        Только с каждым днем масштабы странных исчезновений и необъяснимых происшествий становились все более и более широкими, начиная выходить за рамки не учитываемой погрешности.
        …
        Из докладной записки лейтенант Фогеля из 101-ой пехотной дивизии: «23 апреля рядовой первого класса Г. Маерс пропал в ходе передислокации роты из с. Иванов Лог в районной центр Барановичи. Отсутствие Маерса было обнаружено во время привала и сразу же организованы поиски. Прочесывание леса не дало никаких результатов…».
        …
        Из журнала боевых действий штаба полка 4-го полка службы связи: «24 апреля отделение связистов под командованием капрала Г. Пабста было направлено в район железнодорожной станции Клопово для организации пункта связи. По истечению отведенного на работу срока связь не была восстановлена. Направленный на место патруль на дрезине не обнаружил никаких следов связистов. Проведенный в окрестностях поиск не дал результатов…».
        …
        Из дневника полковника Ф. Беккера из 252-го полка СС: «… 25 апреля в 18.00 последний раз выходила на связь ягд-команда капитана Р. Гауса. В соответствии с ранее разработанным планов егеря производили поиск диверсионных групп большевиков в окрестностях города Замичи, где ранее был запеленгован выход в эфир незарегистрированного передатчика. На 30 апреля ягд-команда пропустила восемь основных сеансов связи и три дополнительных сеанса…».
        …
        Из донесения начальника штаба 43-й моторизованной дивизии: «27 апреля 1942 г. во время бомбардировочного налёта на дивизионную колонну пропал без вести командир 43-й моторизованной дивизии генерал Э. Браун вместе с офицерами штаба полковником К. Штаубе, полковником В. Груберром. По словам адъютанта, как только началась бомбардировка, генерал вместе с офицерами укрылся в лесном овраге. Организованные поиски не дали каких-либо результатов…».

* * *
        Село Новые Выселки, около двухсот верст на запад от районного центра Барановичи
        Ешту Карпович, староста затерянного в лесной глубинке села, многое повидал за свои семьдесят с гаком лет. Хорошо прочувствовал и доброту пшеков в двадцатых годах, когда паны пришли в эти места устраивать свои законы. До сих пор на его спине красовались следы от плети, которой его, тогда уже зрелого мужика, попотчевал проезжий шляхтич за неуважение. Мол, как это так, немытый белорус перед ним, дворянином, шапку не ломает?
        Помнил он и местных батек-анархистов, разбойничавших в здешних лесах вплоть до двадцать первого года. Те за салом и горилкой любили поговорить о самостийности, крепком хозяине и мужицкой правде. Когда же упивались вусмерть, то превращались в животных из леса: грабили, убивали, насиловали.
        Про немца, что пришел к ним в сорок первом году, староста тоже имел свое собственное мнение. Поначалу все ему было по нраву. Даже радовался, что у земли объявился настоящий хозяин - рачительный, грамотный, строгий. Не рвань подзаборная в одни штанах на голое тело, как у большевиков. Из самого Берлина приезжал смотреть эти земли настоящий господин в хорошем костюме, дорогом плаще и настоящем котелке на голове. Говорил умные правильные слова про свержение жидовской власти красных, про порядок и спокойную работу. Но после все кверху ногами повернулось. Оказалось, что не ровня они всем им. Белорус для немца, что пес блохастый или телок неразумный. Белорус, говорили немцы, должен много, прилежно работать и славить великого фюрера. Кто же слово против говорил, то к стенке ставили. Вот такой порядок и был все это время.
        Теперь же еще начиналось. Только Ешту понять не мог, хорошее это или плохое. Слишком уж странными и непонятными были изменения. Для этого он и собрал сегодня сход жителей. Как говорится, одна голова думает хорошо, а две еще лучше.
        - Ну, друзе, поздорову всем! - Ешту коротко поклонился родичам. Ведь, по-хорошему, большая часть жителей в той или иной степени была ему родней. С одного корня все вышли. - Поговорить треба по важному делу, оттого и собрал всех.
        Внимательно оглядел стоявших перед ним баб и мужиков. Больше полутора сотен взрослых собралось на майдане. Впереди, как и всегда, крепкие хозяева. Прямо напротив угрюмо насупился Иржи-кузнец, прямо в прожжённом фартуке и неумытой роже заявился. Справа от него Вацлав-шорник, скалит щербатый рот. Похоже, думает, что снова община у него лошадей для пашни будет просить. Чуть дальше, опираясь на клюку, стоит бабка Матрениха, закутанная в десять платков и платьев. Знахарка, везде свой нос сунет… Словом, все тут были.
        - Хочу о будущем поговорить…
        Произнес эти слова и замолчал. Больно уж странно они прозвучали. Ведь, на своих собраниях они больше о практичных делах говорили: о чистке старого родника, о потраве чужих угодьев на лугу, о починке общественных бортей, о горилке на продажу, и многом другом, что руками пощупать можно. Сейчас же о таком речь завел, словно батюшка в церкви.
        - Чаво, чаво, дядюшку Ешту? О щах? А чаво о них гутарить? - с самого края тут же отозвался Кирька по прозвищу Блазень, то есть дурень или простак. Хозяин, прямо сказать, так себе. Хозяйство у него на ладан дышит. Но поговорить всегда рад. - У меня Фроська такие щти варганит, просто чудо! Никто больше таких не дела…
        Вдруг кто-то отвесил ему звонкий подзатыльник и щикнул еще в придачу. Мол, помалкивай лучше.
        Староста кивнул в ту сторону с благодарностью. Чесать языком о глупостях сейчас никак нельзя было. И без того хватало, о чем говорить.
        - Все к тому идет, что скоро немца погонят отсель. На рынке уже второй месяц гутарят про то, - продолжил Ешту после тяжелого вздоха. - Сами тоже должны видеть. Нервенным он стал. В нашем медвежьем углу, вообще, больше не появляется. Почитай уже больше месяца ни одного патруля не видели. Полицаи и те побегли все в город. Чую не с проста это… Один хозяин уйдет, другой придет.
        Народ затаил дыхание. Вести, сказать честно, не самые простые. Что теперь будет, застыл в глазах у каждого из сельчан вопрос. Кто придет вместо немца? Или никто не придет? А если придет, как жить тогда? Веру в доброго хозяина они уже давно потеряли.
        - А можа без хозяев обойдемся? - снова подал голос Кирька, протиснувшись в передний ряд. Весь взъерошенный, как кочет после драки, он с прищуром глядел на старосту. Всегда любил Ешту чем-то подковырнуть. - Что сами не смогем? Мы и сами с усами. Немцы вона сколько всяго отдавали: и сала, и мяса, и молока и яиц. Они там жрали в три горла, а мы лапу сосали. Сами проживем!
        Кто-то из толпы тоже что-то похожее пробормотал. Правда, большая часть мужиков и баб продолжала хранить молчание. Все на старосту в ожидании смотрели. Может привыкли его слушать, а может и думали еще.
        - Замолчи, дурень! - рявкнул потерявший терпение Ешту, махнув рукой на возмутителя спокойствия. - Ты что ли без хозяина обойдешься? Посмотри на себя! Взглянуть без слез страшно. Молчи уж!
        Возмущенно засопев, Кирька пролез на свое место. Не стал ничего отвечать. Почувствовал, похоже, что еще пару лишних слов и может снова по роже получить. Староста ведь не сдержан был, мог и ударить.
        - Знаете же, что свято место пусто не бывает. На всякое место свой хозяин обязательно найдется. Были у нас австрияки, потом пшеки, за ними большевики. Будьте покойны, после немца тоже кто-то придет. Может Советы, а может еще кто-то новый…
        Он снова замолчал, качая головой.
        - Люди тут гутарят, что кое-кто еще объявился, - народ снова превратился в одно большое ухо. - Слушали, наверное? - староста кивнул в сторону лесу, со всех сторон обступившего их село. На окраинах огромные дубы едва не нависали над крышами домов. - По деревням и хуторам ходят люди в темных хламидах и называют себя хранителями Великого Леса. И много удивительных вещей творят… Кое-кто хотел с ними повздорить, кулаки почесать. А теперь плачут.
        И тут «ожила» бабка Матрениха, что до этого напоминала собой сухой пенек в тряпках. Закряхтела, засопела, несколько раз стукнула своей палкой по земле. Значит, сказать что-то хотела.
        - Знаю я про то. Ведаю про этих людей и про их силу, - скрипучим замогильным голосом заговорила старуха, вцепившись в узловатую клюку обеими руками. - Иржи, то снадобье, что поставило тебя на ноги, они мне дали. Дочку Вацлава, которую уже на погост нести собирались, тоже они вылечили. А вон и человек от них. Пусть он и скажет, с добром они к нам идут или нет…
        Старуха неожиданно вытянула палец в сторону забора, у которого виднелась одинокая фигура в мешковатом балахоне. В ту же сторону повернулись и все остальные.
        - Иди к нам, человече, - бабка махнула клюкой, подзывая к себе незнакомца. - Расскажи про свое, обчество послухает. Решать всем миром будем, как жить дальче.
        Под пристальным взором сельчан чужой подошел ближе. Вблизи оказался совсем не страшным, даже симпатичным на лицо. Обычный парень с русыми волосами, нос картошкой. Сними он сейчас свой холщовый балахон, и его не отличишь от остальных.
        - Здравствуйте, - голос у незнакомца оказался мягким, добродушным. - Я Алексей, и пришел к вам с хорошей вестью. Скоро немцы уйдут с этих земель. Ни одного из них здесь не остается.
        Сказал, и замолчал.
        - А ты чьих будешь, сынок? - первым не выдержал староста, задав тревожащий всех вопрос. - И кто апосля придет?
        - Я веточка Живого Леса, часть всего, что вас окружает, - начал еще более странную, чем вначале, речь парень. - После немцев больше не будет чужих в этих местах. Наш Учитель берет эти леса под свое крыло. Живите, как живете. Рожайте детей, растите скот и хлеб. Если же понадобиться помощь, то милости просим к нам. Поможем, чем можем. Попросите, рожь такая уродится, что всадник в ней потеряется. Скот так плодится станет, что хлева новые придется строить.
        Улыбнувшись, парень коснулся рукой старого, покрытого зеленым мхом, столба, который на глазах пустил крошечные зеленые листочки.

* * *
        Сидя у мощного серого камня в самой чаще леса, друид давно уже не шевелился. Глаза были закрыты, дыхание едва ощущалось. Окажись рядом, его с легкостью можно было принять за мертвого.
        - Нельзя верить правителям… - еле слышно шевелились его губы, выдавая потаенные мысли глубоко задумавшегося Гвена.
        Еще его учитель про это говорил. Ведь, правитель, особенно, большой страны, человек совсем другого склада. Он уже не принадлежит себе, его жизнь стала частью жизни других людей. И пусть у кого-то это заметно сильнее, у кого-то слабее. Но все они другие.
        - Его зло и добро другие… Изменчивые, как весенние цветы. Сегодня они одни, завтра другие, а после завтра третьи, - вновь послышался шепот. - Но добро и зло неизменно…
        Гвен не мог и в этом мире положиться на прихоть правителей. Он, первый из друидов в этих землях, должен хранить и приумножать свои знания, чтобы передать их своим ученикам. А позволит ли ему это делать местный правитель? Кто знает, что у него на уме?
        Глава 28

* * *
        Кремль, кабинет И. В. Сталина
        Он долго уже так сидел: не двигаясь, устремив взгляд в одну точку. В последнее время это, вообще, уже стало привычкой, которую даже перестал замечать. Словно выпадал из действительности на какое-то время и после совершенно не осознавал этого.
        Вот и сейчас, Сталин, вдруг вздрогнув, очнулся. Выпрямился и несколько мгновение с удивлением оглядывался по сторонам. И лишь, убедившись, что один в кабинете, потянулся к выдвижному ящику стола. Там хранилось то, чего по определению и не должно было быть в кабинете верховного правителя первого на этой планете государства трудящихся.
        - … Эх, мама, мама…
        Качая головой, вытащил из ящика небольшой сверток. Тщательно свернутая тряпочка когда-то была куском ярко-красного полотна, но уже давно выцвела от времени и частого использования. Правда, сам он не вынимал сверток, кажется, уже больше двадцати лет.
        - Ты перестал верить в Бога, но это не значит, что он исчез… Так, кажется, ты говорила…
        Развернул лоскут ткани, осторожно доставая небольшую, потемневшую от времени иконку Георгия Победоносца. Мама Иосифа, Екатерина Джугашвили, его особенно почитала и много лет назад положила иконку своего любимого святого ему в сумку, чтобы тот оберегал ее сына.
        - Выходит, Ты есть?
        Его уже давно устоявшая картина мира закоренелого атеиста дала трещину еще в октябре - ноябре сорок первого, когда все вокруг него начало рушиться, словно игрушечное. На глазах Сталина казавшаяся несокрушимой гигантская советская империя вдруг зашаталась и начала разваливаться. То, что представлялось несокрушимым и построенным на века, оказалось призрачным миражом, из плотной дымки которого неожиданно появился инфернальный враг. И тогда впервые он вспомнил о Боге…
        - А как иначе объяснить… это?
        На столе чуть дальше от иконки лежал небольшой спичечный коробок, полный крупных светлых семечек. Казались тыквенные, закинь в рот и ощутишь их знакомый вкус. Только это лишь казалось.
        - Это же чудо, - шептал Сталин, посмотрев в сторону невысокой серой тумбы с цветочным горшком. В нем росло невысокое деревце, неопределенного вида, напоминающее кустарник, с аккуратными яркими плодами - красными помидорами, зелеными яблоками и желтыми мандаринами. Казалось, что в этом необычного? Умельцы всякое выращивали, прививая одни виды к другим. Но это же выросло в один присест прямо на его глазах из тех самых семечек, что сиротливо лежали сейчас в спичечном коробке. - Ведь, наукой здесь и не пахнет…
        Про науку сейчас, вообще, лучше было не вспоминать. Консультации с лучшими умами страны, светилами физики, химии и растениеводства лишь разводили руками, едва только оказывались рядом с этим диковинным гибридом кустарника и плодового дерева. Кто-то из них просто хлопал глазами и открывал рот, а кто-то начинал нести околонаучный бред про какие-то торсионные поля, биологическую активную энергию. Словом, лишь одно объяснение приходило на ум - божественное чудо.
        - И ладно бы только это… Ведь, есть и другое…
        Перед его глазами встали строчки из многочисленных отчетов об успешном испытании разнообразных медицинских препаратов, ставящих на ноги смертельно больных. Что об этом говорить, если Сталин лично видел, как у одного сапера после принятия особого снадобья отросла фаланга пальца! Что это, если не божественное вмешательство?
        - С такими вещами немцев можно, как котят неразумных…
        Что скрывать-то, Сталин уже строил планы на будущее, думал о том, как все изменится. С особыми снадобьями бойцы и матросы Красной армии прошли бы через немецкие порядки, как раскаленный нож сквозь масло. Урожаи стали бы такими, что люди в тылу, вообще, бы забыли о голоде и продовольственных карточках. И еще много другого можно было бы сделать для облечения жизни народа. Только все это оказалось вилами на воде писано.
        - Проклятье! - его лицо неожиданно перекосилось, едва только он вспомнил о привезенном ему послании. В руках тут же оказался лист бумаги, исписанный аккуратным витиеватым почерком. Послание доставили лишь несколько часов назад прямиком из-за линии фронта. - Ведь, обо всем договорились! Что ему еще за вожжа под хвост попала? Что это еще за бред такой?
        Еще ранним утром Сталин был в полной уверенности, что им удалось достичь договоренности с этим странным человеком, обладавшим поистине божественными способностями. Советское государство, в их лице, полностью шло ему на встречу: давала особый правовой статус, иммунитет от всего и всех, возможность набора новых учеников, разрешила основать свои собственные поселения в самом центре страны и многое, многое другое. А его аппетиты не смотря ни на что, оказались еще больше! Просто конские заявки!
        - Всю Беларусь хочет? Совсем с ума сошел? Теократию основать собирается? Просто бред…
        Снова опустил взгляд на послание, словно хотел убедиться в его реальности. Убедился: требования в письме, казавшиеся безумными, никуда не делись.
        - Значит, отдать целую республику… А харя не треснет? Добро…
        Сталин нахмурился, что-то решив для себя. Решительно подвинул к себе телефонный аппарат и снял трубку, привычно набрав номер приемной. Для Поскребышева, бессменного секретаря, появилось срочное задание.
        - Алексей Николаевич, вызовите ко мне Берию. Немедленно!

* * *
        Вскоре в кабинете оказался и Берия. Как всегда сосредоточенный, серьезный, он всем своим видом показывал, что готов выполнить любое распоряжение Верховного. Собственно, за это его и ценили.
        - Видел? - Сталин вопросительно посмотрел на непроницаемое, каменное лицо Лаврентий Павловича. - Хм, только не говори о том, что ничего не знаешь об этом. Иначе я глубоко разочаруюсь в тебе и твоих людях.
        После секундной заминки Берия кивнул, виновато разведя руками. Мол, и слышал, и знает.
        - Так то, - обозначил улыбку хозяин кабинета. - Ты оказался прав, Лавр. У всей этой истории оказалось второе дно. Наш новый союзник решил показать себя. Похоже, считает, что мы никуда не денемся и пойдем на любые его условия. Садись, Лавр, садись. Чувствую, наш разговор будет долгим.
        Выбрав ближайший стул, сел и Берия. по-прежнему, ни говоря ни слово, ждал. Идеальный исполнитель при могущественном правителе.
        - Я знаю, что ты горазд на всякие такие выдумки… - Сталин замысловато крутанул пальцами, явно намекая на участие своего подчиненными в организации замысловатых акций против своих врагов и недоброжелателей. - Что посоветуешь?
        Берия в ответ не проронил ни слова. Лишь взгляд его чуть затуманился, говоря об усиленном мыслительном процессе. Слишком уж непростым был вопрос. Его с кондачка не решишь.
        - С плеча рубить никак нельзя, товарищ Сталин. Слишком уж ценный этот кадр, - наконец, глухо произнес он. Сталин сразу же ответил кивком, полностью соглашаясь с ним. Действительно, глупо отказываться от союзника с такими возможностями. В той ситуации, в которой оказались они, нужно было хвататься за любую соломинку. - Я уже думал над этим всем. Ведь, больно все хорошо начиналось… Вот у меня есть тут кое-какие соображения.
        На глазах у удивленного Сталина, тот быстро раскрыл свой портфель и выудил оттуда тонкую папку, которая сразу же легла на стол.
        - Я так рассуждаю, товарищ Сталин, этого человека нужно привлечь на нашу сторону, как на охоте делают. А после чем-то «привязать». А что может быть лучше, чем красивая девушка?
        Раскрыв папку, показал на черно-белую фотография на самом первом листе.
        - Я помню ее, - Сталин сразу же узнал это девичье лицо, строго и чрезвычайно серьезно смотревшее на него с фотографии. - Зоя Космодемьянская, кажется. Да, она. А почему она? - он сразу же ухватил суть предложения. «Медовая ловушка» была придумана не сегодня и не вчера. Сталин очень много читал и прекрасно знал, что похожим образом государи действовали еще сотни, если не тысячи лет назад. - В Советском Союзе, что не нашлось никого красивее?
        Понимающе, усмехнувшись, Берия покачал головой. Конечно, в стране можно найти тысячи девушек, от внешности которых у мужчин начнет кружиться голова. Слава Богу, советский народ не обделен женской красотой, а, напротив, очень богато одарен. Взять хотя бы чернобровых черкешенок с огненным темпераментом или русоволосых красавиц с Русского Севера. Только дело здесь было совсем в другом.
        - Мои специалисты говорят, что между ними уже возникла, как минимум, симпатия. Возможно, было и что-то еще, о чем нам пока неизвестно. Главное, нам ясно дали понять, что товарищ Космодемьянская ему не безразлична. Наконец, и она явна не равнодушна к нему.
        - А ты уверен, Лавр, что она все правильно поймет? - прищурившись, спросил хозяин кабинета.
        Вопрос был далеко не праздный. И, честно говоря, у Берии не было на него однозначного и твердого ответа. Слишком уж прямолинейной, и по-мужски жесткой, была Космодемьянская. Школьные товарищи, подруги и сослуживцы именно так ее и характеризовали, подчеркивая ее упертость в следовании своим решениям, безапелляционность в спорах. Словом, диверсант из нее получался хороший, а вот разведчик - никакой. Правда, вслух сказал он совсем другое.
        - Думаю, товарищ Сталин, она справится. Товарищ Космодемьянская настоящая комсомолка и готова сделать все, что ей прикажет Партия и Правительство.
        - Ну-ну, - в голосе у Сталина послышались нотки сомнений. Ведь, прошлое знакомство с Космодемьянской оставило у него немного другие впечатления. Она была слишком честной. В ее мире существовало лишь черное и белое, а в этом было еще серое. - Ты отвечаешь за эту операцию, Лавр. Головой…
        Вскочив со стула, Берия вытянулся.

* * *
        Где-то над линией фронт
        Авиагруппа истребителей из 114-го истребительно полка, махнув напоследок крыльями, отвалила в сторону. Их задача по сопровождению особой эскадрильи в немецкий тыл благополучно завершилась. Ни одна немецкая сволочь в воздух не успела с ближайшего аэродрома подняться. До сих пор за их спинами ночное небо светилось заревом постоянно взрывающихся самолетов, складов с оружием и цистерн с горючим.
        Дальше особая эскадрилья из четырех самолетов - одного пассажирского дугласа и трех штурмовиков сопровождения с навесными баками - летела в одиночестве. После такого массированного, а главное удачного бомбового удара, немцам точно было не до них. По крайней мере до завтрашнего утра можно было особо не опасаться.
        - Все в порядке? - громко спросил командир дугласа, стараясь перекричать шум в салоне. Штурман взял штурвал, а он решил поговорить с десантом. Хотя больше его интересовали не здоровые угрюмые парни под два метра ростом с огромными рюкзаками, а невысокая худенькая девушка в самом конце самолета. Ведь, именно по поводу нее лейтенант получил совершенно невообразимые инструкции: доставить до нужного места под угрозой расстрела, в случае опасности попадания в самоподрыв в воздухе. - Может горячего чаю?
        Молодой лейтенант улыбнулся и потряс в воздух термосом. Мол, совсем немного горячего чая никогда не помешает. В дугласе, и правда, было довольно холодно. Не спасали ни запасённые одеяла, ни теплая одежда на пассажирах.
        - Спасибо, - еле слышно пробормотала девушка, благодарно принимая алюминиевую кружку с обжигающе горячим содержимым. - Согреться, и правда, не помешает.
        Улыбнувшись еще шире, лейтенант тут же пристроился рядом на кресле. Приготовился разговоры разговаривать. Уже в грудь воздуха набрал, как на его плечо что-то тяжелое опустилось.
        - Слышь, лейтенант, назад вертайся, - почти в самое ухо прогудел наклонившийся к нему здоровяк. - Тебе рулить нужно, а не зубоскалить? - десантник чуть отвернул ворот полушубка, показывая капитанский знаки различия НКВД, три малиновых прямоугольника. - Все понятно?
        Пилот, громко закрыв все еще открытый рот, побледнел. Быстро поднялся, и, не оборачиваясь пошел в сторону кабины. Даже термос впопыхах забыл.
        А Зоя Космодемьянская снова осталась одна, в глубокой задумчивости, дующей на горячий чай. А подумать ей, и правда, было о чем…
        - И что я теперь ему скажу? - тихо-тихо пробормотала она, не замечая ничего и никого вокруг.
        Этот странный диалог внутри нее не утихал с того самого дня, как ее вызвали на беседу в Кремль. В тот вечер она даже не могла вообразить себе то, о чем ее могут попросить. Думала - гадала, но и близко не оказалась у разгадки. Просьба, с которой к ней обратились, и во сне бы не смогла присниться, настолько невероятной она оказалась.
        - Ведь, это как-то… неправильно.
        Только тогда у нее вырвалось совсем другое слово - «обман». А как по-другому можно было назвать то, что ей предложили? Ведь, она должна была обмануть доверие Гвена, выведать у него все его планы. Словом, ей предстояло вести себя так, словно она шпионила против него.
        - Гвен же наш, советский. Он ведь столько всего сделал. Разве можно с ним так…
        Еще более гадкой ситуация становилась от того, с помощью чего ей нужно было к нему втереться в доверие. Фраза по использование ее женского обаяния показалась ей настолько невероятной, что у нее тут же лицо вспыхнуло огнем. Она, что должна была еще в придачу и соблазнить его?
        - Это же просто…
        Конечно, тогда в Кремле она сдержалась. «Наступила себе на горло», со всей силы нажала, чтобы даже бровь не дернулась. И лишь красноту на лице не смогла спрятаться.
        - … Мерзко… Он мой… - Зоя чуть помедлила, чтобы наконец-то разобраться, а кто он, собственно, ей. - Товарищ… Друг… Настоящий друг…
        Правда, глубоко в душе ей хотелось назвать Гвена совсем иначе. Ведь, к друзьям не чувствуют такого, что чувствовала она. При мыслях о товарище, подруге или сослуживцах сердце не должно так трепетать, не должно охватывать смятение и сладкая истома. Только сложно, очень сложно самой себе признаться в правде.
        - Я… все расскажу Гвену, и будь, что будет, - наконец, Зоя приняла решение, которое разрешило все ее моральные терзания. - Решено, расскажу. Я не имею права его обманывать, - упрямо тряхнула головой, словно готовилась сделать что-то очень сложное и тяжелое. - Так будет правильно, по-комсомольски.

* * *
        Лейтенант с тревогой вглядывался в темень облаков, стеной тянувшись с севера на юг. Внизу под ними не было видно ни зги, ни единого огонька - одна сплошная темень. По его расчетам они уже должны были увидеть сигнал с земли.
        - Плохо, штурман, плохо. Сам знаешь, горючего у нас в обрез. Кружить лишнего себе не можем позволить. Садиться вслепую тоже нельзя…
        Но в этот момент штурман, внимательно вглядывавшийся в стекло, вскрикнул:
        - Командир! Смотри!
        Лейтенант развернулся в его сторону и остолбенел. Прямо на боковом стекле кабины распласталась ворона, раскинув крылья в разные стороны наподобие старого царского герба. Через мгновение с легким стуком рядом прилепись к стеклу еще одна, а потом и еще одна.
        - Мать твою, я сплю? - командир с силой провел пятерней по лицу, все еще надеясь, что это ему кажется. Только картина не поменялась. - Б…ь, это еще что? Ты видишь?
        Не веря своим глазам, он наклонился вперед.
        - Ни хера себе, они головами машут! Словно вниз приглашают спуститься… Штурман, сем бок не шутит, опустись-ка немного.
        Белый, как мел, штурман осторожно стал давить на штурвал, заставляя тяжелую машину клюнуть носом.
        - Командир, вижу, - едва не шепотом про бормотал он, когда внизу разглядел цепочку огоньков. Они, похожие на крошечные желтые бусинки, тянулись прямо по их носу. Осталось лишь садиться. - Под самым носом были… А что с этими теперь дела…
        А воронье, словно по команде, стало слетать со стекла.
        - Б…ь, командир, чуть в штаны не наделал, - но судя по лицу его товарища, тот явно испытывал тоже самое. - Вот и не верь после этого в Бога.
        Кстати, уважаемый читатель, если интересует что-то из боярки, то можно заценить другую книгу - «Ненужный». Пусть название не смущает, оно не про содержание), а про судьбу ГГ. Если коротко о книге, то СЮЖЕТ НЕЗАМЫСЛОВАТ, даже прям, как доска: ГГ незнатный сирота, но с необычным талантом к технике; оказавшись за стенами приюта, пытается выжить и «вытянуть из болота» младшую сестренку. Есть интриги, магия, сложные решения. ПЕрвая книга готов, вторая - почти на половину.
        
        Глава 29

* * *
        Результаты контрнаступления Красной Армии вскружили голову советскому командованию. Бойцы и командиры смаковали последние сводки СовИнформбюро, многократно проговаривая количество уничтоженных немецких танков, бронемашин, артиллерийских орудий и солдат. В генералитете уже поговаривали о коренном переломе в войне, на военных картах рисовали красные стрелки с выходом на границу Союза, а то и самой Германии.
        В Ставке тоже царила эйфория от побед, заставлявшая строить все новые и новые планы. Заговорили уже не о новом контрударе, а о полноценном наступлении, правда, пока лишь на одном участке фронта - Южном. Планировалось здесь ввести в бой Вторую ударную армию под командованием генерала Власова, прорвать оборону противника и в течение нескольких недель выйти в тыл центральной группировке немецких войск. Последнее в свою очередь приведет к ослаблению давлению на Москву.
        К сожалению, расчеты оказались даже не чересчур оптимистичными, а в корне неверными. Немецкие возможности на южном стратегическом направлении были существенным образом недооценены. Советское командование видело лишь то, что хотело видеть: перешедшие к обороне немецкие части, значительное число санитарных потер на той стороне, много брошенной при отступлении техники, большие потери в живой силе и самолетах. В то же время не замечалось или списывалось со счетов иное: усиленное подтягивание к линии фронта свежих частей из немецкого тыла, активная перегруппировка сил, наличие значительных мобильных резервов в глубине обороны. Все эти просчеты в конечном итоге и привели к закономерному результату.
        Прорвав первую линию обороны немцев, части Второй ударной армии уперлись в глубоко эшелонированную оборону. Созданная здесь единая линия укрепрайонов с десятками мощных фортов оказалась не по зубам наспех созданным советским соединениям, в которых было крайне мало обстрелянных бойцов и опытных командиров. И уже к началу второй недели боев, когда по оперативному плану командования войска генерала Власова уже должны были развивать успех в глубине немецкой обороны, Вторая ударная армия все еще штурмовала вторую линию обороны. Были понесены катастрофические потери. Во многих соединениях оставалось в строю менее половины бойцов, была потеряна большая часть легких танков. Но командование продолжало штурмовать укрепления, бросая в бой все новые и новые резервы. Снимались тыловые и фланговые соединения, чтобы максимально насытить людьми штурмовые подразделения. В результате, ко концу второй недели боев наступление выдохлось. Наступающие части почти полностью потеряли боеспособность и были вынуждены перейти к обороне.
        Но уже на следующий день после получения приказа Ставки о переходе к активной обороне на южном участке фронта немецкие войска начали своей масштабное контрнаступление. На относительно узком участке, в десять - пятнадцать километров, ими были введены в бой сразу две три дивизии - две моторизованных и одна танковая. У оборонявшейся здесь неполной советской пехотной дивизии просто не было никаких шансов. Сильно потрепанная и почти лишенная противотанковых орудий и иных средств борьбы с танками, она уже к вечеру прекратила свой существование. Немецкие подвижные части за несколько суток продвинулись почти на сто километров на восток и юго-восток, полностью отрезая Вторую ударную армию от резервов и беря в кольцо ее основные части. Усилия по деблокаде, которые советские войска предпринимали почти неделю, так и не дали результата.
        Больше месяца советские бойцы сопротивлялись превосходящим силам противника. Лишенные боеприпасов, медикаментов, они с голыми штыками шли в атаку, чтобы забрать оружие у врага. Но самоотверженность и массовый героизм не помогли. К исходу апреля остатки второй ударной армии во главе с ее командующим генералом Власовым были загнана в болото, где и сдались немцам.
        Перед Советским командованием в очередной раз замаячила близкая катастрофа. В срочном порядке на южный фланг стали перебрасываться резервы, который были необходимы и на других фронтах. Приказ «стоять на смерть» звучал едва ли не в каждой депеши из Москвы, где прекрасно осознавали все последствия разгрома Второй ударной армии. Отсюда почти на всю стратегическую глубину фронт держала жидкая цепочка советских частей. А за ними были лишь степи, по которым моторизованные дивизии немцев за несколько суток могли оказаться далеко на востоке. Собственно, на это немецкий генеральный штаб и наметился.
        Новый план немецкой компании на середину 1942 - начало 1943 гг., заранее провозглашенный завершающим этапом войны с большевизмом, предусматривал нанесение сокрушительного удара на южном направлении советско-германского фронта, в направлении Сталинграда. В центре для отвлечения внимания было решено демонстрировать энергичные усилия по подготовке нового наступления на Москву, чтобы подтолкнуть советское командование к созданию мощного оборонительного рубежа на московском направлении.
        Подготовка к наступлению на сталинградском направлении предусматривала проведение масштабных контрпартизанских мероприятий в обширных тыловых районах. В соответствие с директивами верховного немецкого командования в прилегающих тыловых районах в течение двух, максимум четырех, недель должна быть полностью решена проблема диверсий на железных дорогах. Местные гражданские и военные администрации и комендатуры получили полномочия на любые действия в рамках выполнения полученных директив. Им передавались фронтовые части, усиленные моторизованными, танковыми батальонами и полками. Специально для борьбы с диверсионными советскими отрядами в обозначенные районы направлялись особые егерские команды, хорошо зарекомендовавшие себя в контрпартизанской борьбе в Испании и Франции.

* * *
        Восточная Белоруссия, партизанский аэродром.
        В борту медленно катящегося транспортника открылась дверца и оттуда выпрыгнула изящная фигурка. Ловко погасив скорость кувырком, она тут же вскочила на ноги.
        - Зоя! - от массивной громадины дуба отделился мужчина и высокой вверх вскинул руку, которой тут же восторженно замахал. - Зоя, ты?
        - Гвен! - с не меньшей радостью девушка, побежавшая к нему на встречу. - Гвен!
        Они встретились у самой кромки поля. Прижались друг к другу и долго-долго так стояли.
        - Ждал меня?
        - Ждал. А ты скучала по мне?
        - Скучала… Очень, очень преочень… Каждый вспоминала…
        Говорили еще о чем-то, но уже тише. Шептали друг другу на ушко так, чтобы никто этого не услышал.
        - … Очень, очень…
        - … Что теперь… Ведь мне сказали…
        - … Ничего не бойся…
        В какой-то момент Гвен коснулся ее пальчиков и, вздрогнув, тут же заключил их в свои ладони.
        - Живой Лес, они уже у тебя ледяные! Не хватало еще, чтобы ты заболела. Быстрее ко мне в землянку! Самовар еще горячий, там и поговорим…
        Уже внутри, напившись ароматного лесного чая с сахаром и немного согревшись, продолжили разговор.
        - … Они сказали, что ты не хочешь подчинятся. Мол, ты анархист, а эта дорога может завести очень и очень далеко, - тут у нее расширились глаза, и она перешла на шепот. - Сказали, что так себя вести может настоящий враг Советского государства… А еще сказали, что я, как настоящая комсомолка, должна тебя отговорить от опрометчивых поступков и привезти в Москву… Гвен, что происходит?
        Ее голос был растерянный, в глазах застыла тревога. Похоже, не очень понимала, как себя сейчас вести.
        - Не бойся, Зоя.
        Улыбнувшись, парень накрыл ее ладони своими.
        - Я все тебе расскажу. Только сначала скажи: они ничего с тобой не сделали? Не били, не угрожали?
        Она на мгновение замешкалась с ответом, а он уже помрачнел. Лицо потемнело, заходили желваки. Отзываясь на поднимавшийся внутри него гнев, «зашевелился» и окружавший их лес.
        - Ой! - испуганно пискнула девушка, когда по земляным стенам поползли трещины. Из рванных щелей показались корни, сейчас больше напоминавшие извивающихся гадов. Они живо лезли в стороны, со стен сползали на пол и взбираясь к потолку. - Гвенчик, не надо! - уже она крепко сжала его руки, пытаясь успокоить. - Все было хорошо! Никто меня не бил и не угрожал! Хватит! Успокойся!
        Видя, что крики не помогают, она крепко обняла его и поцеловала.
        - Все, все, Гвенчик… Все, хватит, дорогой… - покрывала поцелуями его лицо, продолжая при этом жарко шептать. - Хватит, все хорошо… Успокойся… Хватит…
        В какой-то момент все вокруг них замерло. Изрытые дырами стены и пол землянки напоминали дырявый швейцарский сыр. Гибкие плети корней, шевелившиеся мгновение назад, бессильно свесились вниз.
        - Гвен… - когда они с трудом оторвались друг от друга и сидели тесно прижавшись, она снова задала тот вопрос, что ее мучил. - Все же ответь, ты ведь с нами? Они мне такого про тебя сказали, что я даже не знаю, как и передать… Ты ведь не враг?
        При слове «враг» ее голос задрожал. Зоя подняла на него глаза, полные слез. Без лишних слов было ясно, что ей нужен был ответ.
        - Не враг, моя маленькая, - друид запустил ладонь в ее густые волосы и медленно стал пропускать их между пальцами. - Я всегда буду с тобой. И не верь, если кто-то тебе скажет иное.
        Но девушка хотела услышать не только это.
        - Зоя, нужно совсем немного подождать. Месяц, может чуть больше, и все изменится, все станет совсем другим.
        Судя по ее растерянному взгляду, она все равно не понимала, что он хотел сказать. Чего нужно подождать? Зачем? Что должно было измениться? Что-то очень и очень важное? Но что именно?
        - Давай, я лучше покажу тебе. Как только ты увидишь это своими глазами, то все поймешь, - друид встал, потянув ее за собой. - Здесь совсем недалеко. Но все равно оденься. Думаю, тебе захочется там постоять подольше…
        На улице было зябко и Зоя повела плечами. Он приобнял её и повёл вглубь леса по едва заметной тропе. Как только Гвен не терял тропу из виду в этой кромешной тьме, одному Богу было известно. Но шёл довольно уверенно.
        - Вот, маленькая, пришли.
        Они оказались на небольшой уютной поляне, со всех сторон окружённой высоченными соснами. Здесь почему-то было светлее, что казалось очень странным. Девушке даже различала отдельные ветки на деревьях, угловатые наросты на стволах.
        - Смотри.
        У большого валуна, почти полностью вросшего в землю, она заметила крошечный росток. Не больше локтя в высоту, похожий на веточку, он светился жутковатым мерцающим светом. Зоя даже отшатнулась назад в первое мгновение.
        - Не бойся. Присядь. Так… - они сели рядом и замерли. - А теперь коснись его. Только осторожно, маленькая. Ведь, это меллорн, воплощение Живого Леса.
        Медленно, осторожно девушка потянулась рукой. Коснулась росточка и тихо охнула.
        - Ой… Он же теплый. Как живой… Гвен, он как котик урчит…
        Она широко улыбнулась. Ощущение было неожиданным, чего никак не ожидала. Здесь же, словно маленького пушистого котенка в руках держала, который терся о ее руку и добродушно мурчал.
        - В первые два месяца меллорн растет быстро. Росточек скоро в мой рост вытянется. И тогда вокруг него начнутся изменения, - парень махнул рукой в сторону. - Все вокруг будет меняться - воздух, земля, деревья и трава. Даже животные станут другими… Ты даже не представляешь, как все здесь будет меняться… Видишь, гриб? Вон там, крошечный, с коричневой шляпкой. Если съешь его, то двое - трое суток совсем не будешь знать усталости. Можешь сотни верст за раз пробежать…
        С расширившимися от удивления глазами девушка смотрела на этот самый грибок с трудом веря в его слова.
        - Проведешь ночь рядом с меллорном, ни одна хворь тебя больше не возьмет. Закопай нож в эту землю, через двое суток он камень, как масло станет резать. Но это все мелочи…
        У нее даже рот приоткрылся. Что может быть еще более удивительным? Но Гвену снова удалось ее удивить.
        - С меллорном сила друида возрастает в разы. Рядом с ним даже недоучка становится мастером. Зоя, не хочешь сама попробовать? Помнишь, чего я тебя и Алексея учил?
        Зоя неуверенно кивнула. Кое-что она еще помнила. Особенно, как почувствовать внутри себя теплый огонек, который Гвен называл магической искрой.
        - Вспоминай, что я говорил, - шептал ей на ушко Гвен. - Почувствуй этот огонек. Здесь это будет совсем не сложно.
        И правда, не сложно. Едва только она затаила дыхание и прислушалась к самой себе, как сразу же почувствовала… не огонек, а настоящее бушующее пламя.
        - Ой, я… Как огонь… - Зоя вытянула перед собой руки, которые светились красноватым огнем. Бестелесное пламя! - Гвенчик, это же настоящий огонь!
        Через мгновение ее руки до самых плеч окутались ярким пламенем.
        - Через месяц, когда меллорн еще немного подрастет, ты сможешь металл плавить в ладонях, - друид улыбался, глядя на восторженное лицо девушки. Прекрасно понимал, какое непередаваемое ощущение сейчас охватывало ее. - У каждого из моих учеников появятся и другие способности.
        Гвен не стал рассказывать, что точно такие же ростки высажены еще в десятке самых укромных мест Белоруссии. И с каждым новым днем, пока саженцы меллорна набирают силы, магическая аура охватывает все больше и больше пространства. Изменения происходят незаметно, но кое-что было заметно уже сейчас. Глаза внимательного наблюдателя могли заметить, как возле этих небольших росточков молодая травка была гуще и имела более насыщенный зеленый цвет. Здесь едва не кишели насекомые: жучки, червячки. Приходили животные.
        Еще пройдет немного времени и изменения примут необратимый характер. В этот мир снова вернется магия, покинувшая его в стародавние времена. Гвен уже чувствовал ее «дыхание», пронизывающее все и вся вокруг.
        - Понимаешь, теперь, почему нельзя покидать это место? - Зоя с некоторой заминкой кивнула. - Здесь мы сильны, как никогда и можем принести такую пользу, о которой можно и не мечтать. Там все будет по-другому.
        Слушавшая его девушка, уже «наигралась» с огнем. Бестелесное пламя с ее рук исчезло, не оставив и следа.
        - А я знала… Гвен, я ничуточки не сомневалась, что ты наш, советский, - тихо произнесла Зоя, прижимаясь к его плечу. Мужская рука тут же скользнула вокруг ее талии, крепко притягивая к нему. - Они мне много плохого про тебя говорили, а я все равно не верила. Защищала тебя…
        Еще через некоторое время их разговор затих, и они просто сидели, крепко прижавшись друг к другу. И, честно говоря, сейчас им не нужны были какие-то слова, чтобы понимать друг друга и общаться. Все и так было ясно и понятно.
        - … А хочешь, еще кое-что покажу? - в ее глазах снова зажегся огонек любопытства. - В паре шагов отсюда растет рябина, к которой сейчас частенько слетаются дрозды. Вкус перебродившей после морозов рябины их просто с ума сводит.
        За стволом огромной сосны, действительно, росла коренастая рябина, густо усыпанная темно-красными плодами. Забродившие от рано наступившего они источали острый аромат браги, щекоча тем самым нос.
        - Ой! Птички! Мертвые?
        Прямо на бархатном ковре из мха валялись темные птичьи тельца. Одни лежали лапками кверху, вторые - растопырив крылышки, третьи - уткнувшись клювиками в мох.
        - Н-ет, - усмехнулся парень, присаживаясь на корточки и осторожно поднимая одну из птичек. - Просто спят объевшись «пьяной» рябины. Как следует выспятся и примутся по новой. А вот это, и правда, интересно…
        Чуть дальше их взглядам предстало еще более необычное зрелище - свернувшийся калачиком старенький дедушка, тихо-тихо посыпавший в небольшой ямке. С головой закутавшись в потрепанный овчинный тулуп, он спал так сладко, что они непроизвольно стали зевать.
        - Хм, а я, кажется, узнаю его! - Гвен придвинулся ближе. - Это же дед Михей из Берегово. Рассказывает нам иногда о городских новостях.
        Он уже внимательнее оглядел лежавшего старика, пытаясь понять что его сюда привело. Чего он, вообще, здесь забыл? Особенно в такое время? Всегда же новости через связного передавал. Значит, чего-то случилось.
        P/S. В книге поставлена точка, хотя вся история и не окончена. Многие из вопросов еще только заданы и ждут своего ответа. Ведь, героев впереди ожидает много такого, что сложно представить: новые бои не на жизнь, а на смерть; новые чудесные открытия; предательство близких и разочарование в друзьях; вновь обретение надежды.