Библиотека / Фантастика / Русские Авторы / AUАБВГ / Алеников Владимир : " Очень Тихий Городок " - читать онлайн

Сохранить .
Очень тихий городок Владимир Михайлович Алеников
        Новый роман мастера «Очень тихий городок» представляет собой густой замес из трёх жанров - триллера, детектива и хоррора. Читателя ждёт захватывающая история из жизни золотой молодёжи, живущей в лесном городке Приозёрске на берегу живописного озера Красавица. Алеников вновь доказывает, что он не только блестящий режиссёр, но и талантливый писатель, обладающий даром приковывать читательское внимание.
        Книга содержит нецензурную брань
        В.М. Алеников
        Очень тихий городок
        Авторская серия Владимира Аленикова

* * *
        Несколько слов для читателя
        Дорогой мой читатель!
        Если ты следуешь за мной, а вернее, за моими историями, то, полагаю, ты вполне подготовлен к тому, чтобы посетить один очень тихий, прелестный городок. От души желаю тебе славно провести время в этом замечательно красивом месте. И пусть в нелёгкую минуту (если таковая случится!) тебя поддержит и утешит мысль о том, что всё нижеизложенное - на самом деле не более как плод разнузданной авторской фантазии.
        Очень надеюсь встретиться с тобой, живым и невридимым, по окончании моей следующей книги, работа над которой уже идёт. В противном случае она, как ты понимаешь, будет лишена всякого смысла.
        Заодно хочу воспользоваться возможностью и выразить свою благодарность моему сыну, сценаристу и кинорежиссёру Филиппу Волкену, с которым мы вместе написали сценарий на сходную тему, что, безусловно, весьма помогло мне в работе над книгой.
        И, разумеется, я крайне признателен издательству «РИПОЛ Классик» иего генеральному директору Сергею Макаренкову за идею издания этой серии книг, открывающейся «Очень тихим городком».
        А теперь, дорогой читатель, до новых встреч и удачного тебе пребывания в Приозёрске!
        Твой Владимир Алеников

«Папаня выпучил глаза и всей пятернёй почесал заросший жёсткой щетиной подбородок. - Это оскорбляет моё чувство реальности, - глубокомысленно произнёс он. - В таком случае тебе лучше застрелиться! - пожал плечами Фил».
        Ф.Волкен «Умирающий город»
        Пролог. Конюшни
        Они уже теперь и сами не понимали, как их занесло в эти заброшенные конюшни. Собственно, конюшнями вереница переходящих друг в друга полуразрушенных сараев называлась по чистому недоразумению, в связи с устоявшейся в этих местах традицией. На самом деле никаких лошадей тут уже по меньшей мере лет сто как не было.
        А что было, так это куча прогнивших досок, погнутых шпал, всевозможный мусор, из-под которого высовывались скособоченные ящики и пустые отчего-то сильно воняющие болотом бочки.
        Фонарик, как назло, потух. Только луна светила теперь через дыру в разрушенной крыше, прорезала светлую дорожку в окружающей их тьме.
        - Это всё из-за тебя! - гневно сказал один.
        Ему уже исполнилось тринадцать, он чувствовал себя старше и вёл себя соответственно.
        - Это твоя сраная идея!
        - При чём здесь я! - обозлился другой, двенадцатилетний. - Ты сам мудак, Пузырь! Ты же точно такую записку получил!
        - Тс-с-с! - Первый приложил палец к губам.
        Они прислушались.
        В звенящей ночной тишине явственно раздался странный металлический щелчок, при звуке которого оба переглянулись. Необъяснимый ужас окатил их всепоглощающей ледяной волной.
        - Бежим! - задыхаясь, прошептал второй.
        Спотыкаясь, наталкиваясь на бегу на что-то острое и колющее, они бросились прочь.
        Мерцающий луч света привёл их к полуоткрытой двери. Они забежали внутрь, оказались в небольшом, заваленном ржавыми инструментами помещении - то ли подсобке, то ли какой-то мастерской. В четыре руки навалились на дверь.
        Она поддалась не сразу, но они давили отчаянно, изо всех сил, и дверь в конце концов дрогнула, поехала, захлопнулась с отвратительным скрипом.
        Теперь они оказались в полнейшей тьме, только слышали свистящее тяжёлое дыхание друг друга.
        - Я здесь не останусь… - тоскливо прошептал один. - Я не могу…
        - Заткнись! - прервал его другой.
        Из-за закрытой двери донёсся жутковатый звук, напоминающий жужжание огромного шмеля. Он приблизился, застыл на какое-то время на одном месте, потом стал удаляться и неожиданно пропал.
        Снова наступила зловещая, сдавливающая горло тишина.
        Так прошло очень много времени, а может быть, и очень мало, на самом деле они понятия не имели, как быстро оно идёт. В молчащей липкой тьме всё теряло смысл, привычные понятия становились зыбкими, неверными, а вокруг таилась, подстерегала угроза, запах которой они чувствовали очень остро.
        - Жопен! - чуть слышно прошептал первый.
        - Что? - не сразу откликнулся другой.
        - Я больше не могу! Мне плохо. Давай выйдем отсюда. Там уже никого нет. Давай, а?
        Второй молчал, думал.
        - Ладно, - через какое-то время пробормотал он. - Пошли!
        Они нащупали ручку двери, наткнулись на руки друг друга.
        - Ты какой-то мокрый! - брезгливо прошептал первый. - Давай, взяли!
        Они рывком потянули дверь на себя. Всё с тем же душераздирающим скрипом она открылась.
        Толкаясь, они шагнули вперёд и тут же остановились, замерли, боясь шелохнуться…
        Что-то страшное зрело в окружавшей их тишине.
        Неожиданно жуткое жужжание раздалось совсем рядом. Они разом вздрогнули.
        Б-З-З-З-З-З-З-З!!!
        В тусклом свете сочившегося откуда-то сверху лунного луча блеснули две пары распахнутых в отчаянном ужасе глаз.

1.Инвалид
        На стене висел отрывной календарь, их опять стали ностальгически выпускать в последние годы, как когда-то, в прежние времена. Чья-то рука резко оторвала вчерашнюю страницу, скомкала, бросила её в мусорную корзинку.
        Палец привычно пробежался по новой открывшейся странице, выискивая нужную информацию. Ткнулся в искомые строки:
        ГОРОСКОП. СКОРПИОН. ВОСКРЕСЕНЬЕ.
        В НЫНЕШНЕЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ СКОРПИОН ДОЛЖЕН БОЛЬШЕ ДОВЕРЯТЬ СВОЕЙ ИНТУИЦИИ. ВАШИ ИНСТИНКТЫ ВАС НЕ ПОДВЕДУТ, ДОВЕРЬТЕСЬ ИМ, ВЫ ОКАЖЕТЕСЬ НА ПРАВИЛЬНОМ ПУТИ.
        Тихий городок Приозёрск расположился в самой глубинке на юге страны, в Святопольском районе, у озера Красавица, откуда и получил когда-то своё название. Бесконечные задумчивые леса окружали это маленькое спокойное озеро.
        Впрочем, несмотря на красоту, вода в озере была загрязнена каким-то режимным заводом, расположенным на другой, противоположной от города стороне и в течение десятилетий сливавшим в Красавицу все свои отходы. Так что постепенно рыба в озере почти вся перевелась, если кто и вылавливал худосочного окунька, то считалось это большим событием. Местные жители купаться здесь воздерживались: считалось, что в воде этой можно заразу подхватить, а то и ещё хуже - какую-нибудь болезнь неизлечимую. Правда, мэр в «Приозёрских новостях» красноречиво объяснял, что с водой всё в порядке, недавно, мол, приезжали специалисты, брали пробы, всё в пределах нормы. Однако же факт оставался фактом: рыбы стало намного меньше.
        В общем, никто толком ничего не знал, но так уж повелось, что взрослые, несмотря на увещевания мэра, вообще не лезли в воду, а пацанва и подавно предпочитала ездить на велосипедах на пруд - хоть вода слегка и пованивает, но зато потеплее и как-то поуютней, что ли.
        Городок вытянулся вдоль северного берега Красавицы. По сути и городком-то Приозёрск стал недавно, в прежние годы считался посёлком городского типа. Ничем особенным примечателен тогда не был - невзрачные серые здания, несобранный мусор, стаи голодных собак в поисках еды.
        Однако же перемены девяностых в конце концов докатились и сюда. Новые русские, открыв для себя живописное местечко, стали бурно скупать здешнюю землю, сносить старые дома, строить новые, к тому же самой причудливой архитектуры, кто во что горазд.
        Причём если поначалу они планировали использовать Приозёрск исключительно как дачное место, то впоследствии многие, рассудив, что для собственного их бизнеса и личного времяпрепровождения куда сподручнее растить подрастающее поколение вдали от шумного, полного всяческих соблазнов большого города, оставили тут своих детей с жёнами и мамками-бабками. Сами же наезжали навестить чадо, как правило, раз в две недели, а то и того реже.
        С удовольствием оседали здесь и кавказцы, и братья-славяне, разными ветрами занесённые в эти благодатные места после распада Союза. Короче говоря, всякий, кто бы ни попал сюда, старался всячески зацепиться, пустить корни, редко кто уезжал с тем, чтобы вскорости не вернуться опять.
        Древний Приозёрск быстро преображался, чему способствовало и бурное развитие заново открытой деревообрабатывающей фабрики, купленной каким-то голландцем Ван Ховеном, предки которого якобы были родом из Святопольска. Доподлинно этого никто не знал, равно как и самого Ван Ховена приозёрские в глаза никогда не видели. Городок, однако же, рос, в последнее десятилетие население его увеличилось чуть ли не вдвое.
        Под руководством избранного уже на третий срок мэра несколько в стороне от города была построена новая просторная двухэтажная школа. Опять же на отшибе, поскольку в центре места уже не осталось, открылся трёхзальный кинотеатр «Берёзка», где теперь регулярно шли как американские блокбастеры, так и отечественные новинки. В городке появились новые магазинчики, рестораны, была заново отремонтирована старая больница. Если раньше здесь передвигались главным образом на мотоциклах и велосипедах, то теперь вокруг было полно машин, причём зачастую иномарок.
        Прежде всего привлекал людей, конечно, здешний замечательный мягкий климат плюс первозданная, русская природа вокруг. К тому же таинственный завод на той стороне Красавицы давно уже перестал работать, годами стоял заброшенный, а местные власти обещали вот-вот начать большие работы по очистке озёрных вод. (Не потому, мол, что она загрязнённая, а для того, чтобы сделать её просто кристально чистой, питьевой.)
        Стояли превосходные майские дни, весна, забегавшая вначале как суетливая соседка, теперь основательно расположилась на правах хозяйки. Рядовые приозерчане проводили воскресенье на дачных участках да огородах, что же касалось подрастающего поколения, то оно почти полностью переместилось на небольшой пляж, отменно оборудованный в этом году благодаря неусыпным заботам всё того же энергичного мэра.
        В озеро, как обычно, никто не лез, хотя вода уже давно нагрелась, вполне можно было купаться. Но на лодочках плавали и на песочке тоже валялись с удовольствием, грелись под ласковым приозёрским солнышком.
        Четверо молодых людей играли двое на двое в волейбол, энергично перебрасывали мяч через сетку. Все они были одного возраста, учились в выпускном классе городской школы.
        Одна команда состояла из Дикаря, то бишь Олега Дикого, светловолосого высокого парня с атлетической фигурой, с лица которого не сходила самодовольная усмешка, и худосочного прыщавого Ромки Заблудшего по прозвищу Заблуда. Им противостояли Саня Колосков, наголо бритый, всегда чем-то заведённый, в любой момент готовый полезть в драку, и Алина Трушина, коротко стриженная, вполне привлекательная в своём роде девушка, густо обсыпанная красочными татуировками, с торчащими из ушей, носа и пупка кольцами. Вокруг талии Алина повязала полотенце, что придавало ей ещё более экзотический вид.
        Саня размахнулся, взлетел над сеткой, мощно послал мяч. Олег прыгнул навстречу, но промахнулся, мяч пролетел мимо, упал вдалеке на песок и покатился к воде.
        - Я принесу, не парься, - небрежно бросила Алина.
        Легко переступая тонкими ногами, пошла за мячом. Полотенце ритмично подрагивало на узких бёдрах.
        Ромка и Олег повернулись, смотрели ей вслед.
        - Ты её уже трахнул? - завистливо спросил Ромка, большей частью обречённый на унылый онанизм с разглядыванием порнухи.
        Олег отрицательно покачал головой.
        - Ты чего, Дикарь, серьёзно? - поразился Ромка. - Сколько ты уже с ней тусуешься? Полгода? И чего, за всё время ни разочка не дала?
        - Заглохни, Заблуда! - раздражённо сказал Олег. - Отсоси! Тебя это воще не колышет, понял? Может, полгода, а может, и год, тебе-то что! Может, она того стоит!
        Раздражение его было вызвано тем, что Ромка задел за больное. Причина столь затянувшихся платонических отношений заключалась вовсе не в Алине, а в нём самом. Вызывающий повсеместное восхищение школьный супермен Олег Дикий на самом деле испытывал сильный комплекс в связи с постоянным дурным запахом изо рта, от которого он не мог избавиться, как ни старался, чего только не перепробовал. Именно этот проклятый запах мешал ему перейти к активным действиям, так как Олег отчаянно боялся насмешек со стороны всегда независимо державшейся девушки.
        Ромка пожал плечами, развернулся в другую сторону, туда, где загорало ещё несколько девочек из их класса. Среди них выделялась Тамара Станкевич, интересная яркая блондинка с тонкими чертами лица и пышной копной на голове.
        - Воще я тебе удивляюсь, - рассудительно продолжил он. - Чего она тебе далась, эта Алина! Чего ты, к примеру, Тамарку не трахнешь? Она, во-первых, покруче будет, а потом она стопроцентно так не выёживается. Там без проблем проканает.
        Теперь уже Олег поневоле повернул голову, оценивающе взглянул на Тамару. Та лежала на животе, ближайшая её подруга - довольно невзрачная, склонная к полноте шатенка Таня Родина - мазала ей спину кремом для загара. Рядом, не обращая ни на кого внимания, увлечённо читала книжку Света Коновалова, хорошенькая зеленоглазая брюнетка с двумя тугими косичками, закинутыми на спину.
        - Кочемай, Заблуда! - лениво протянул Олег. - Меня такие варианты не колышат. Больно уж просто!
        Саня Колосков, сходивший с ума по Тамаре и прекрасно слышавший весь разговор, подошёл поближе к сетке.
        - Слышь, Заб-б-блуда, - сказал он, как всегда слегка заикаясь в минуты волнения, - ты л-лучше нам п-про свою ж-жопу расскажи!
        - Чего-о? - напрягся Ромка.
        - Да, н-ничего. Я п-просто тебя н-никогда с тёлкой н-не видел. Может, ты воще п-педрила? Ну, с-скажи н-нам, своим п-пацанам?
        Ромка напрягся, в поисках защиты взглянул на Олега. Но тот уже ржал вовсю, даже приплясывал от смеха.
        - Ты, Саня, мне просто глаза открыл, - произнёс он, отсмеявшись. - А то я ему всё время в жопу засаживаю и думаю, к чему бы это, а теперь наконец до меня дошло - он же педрила!
        - Н-не, я серьёзно, - настаивал Колосков. - Чего я этого л-лоха н-никогда с б-бабой н-не видел?
        - Пошёл ты! - возмутился задетый за живое Ромка. - Сам-то ты кто! Пиздострадатель, больше ничего.
        Саня угрожающе сжал кулаки. Глаза заблестели, по лицу заходили желваки.
        - Ну-ка п-п-повтори! - процедил он.
        - Да ладно тебе, Сань, - примирительно сказал Олег. - Ты чего, не знаешь? Вся школа в курсе. Заблуду по полной прёт от Седы.
        Седа - Седа Магометовна Костоева - была молодой учительницей физики, появившейся в Озёрске сравнительно недавно. Ромка и вправду умирал по ней уже второй год подряд.
        - Спорим, я Седу трахну ещё до конца четверти! - вызывающе заявил он Сане. - На что хочешь, спорим? Ну? Или бздишь?
        - Да мне н-насрать, т-трахнешь ты её или н-нет, - отозвался Колосков и для убедительности сплюнул.
        Тут они вынуждены были прервать эту интересную беседу, так как вернулась Алина.
        Олег забрал у неё мяч, потом насмешливо покосился на Ромку и демонстративно поцеловал Алину в губы, вроде как в благодарность, после чего игра наконец возобновилась.
        Поцелуй этот, разумеется, ни для кого не прошёл незамеченным.
        - Понятия не имею, чего он нашёл в этой металлистке-динамистке! - презрительно бросила Тамара Станкевич.
        - Неужели Олег не видит, что ты в тыщу раз красивей, чем Алина! - тут же поддакнула Таня, тщательно растиравшая крем по её спине.
        - Он, дурачок, просто понятия не имеет, что значит со мной трахаться. Я бы ему такой минетик закатила, что эта Алина-блядина навсегда бы у него из головы вылетела!
        Света Коновалова отложила книжку, повернулась к Тамаре:
        - Вы, девки, просто офонарели с этим Диким. Вы что, не видите, что у них с Алинкой любовь? Она ж тебя убьёт, Томик! Ты туда даже не суйся!
        - Да пошла ты! - огрызнулась Тамара. - Я у тебя совета не просила, правда? Страну советов у нас в девяносто первом году отменили, ты что, не в курсе?
        Она замолчала, обдумывая, что бы ещё такое язвительное сказать Свете (недолюбливала её с первого момента появления в Приозёрске - до неё достойных соперниц в школе у Тамары не было), но в это время вылетевший с волейбольной площадки мяч угодил ей прямо в лицо. Тамара охнула и закрыла лицо руками.
        Почти в то же мгновение Саня Колосков нагнулся, проскользнул под сеткой, подскочил к Ромке и одним ударом сшиб его с ног.
        - Ты чего д-делаешь, п-придурок! - злобно заорал он ему. - М-моргала открой, когда луп-пишь!
        - Ты чё, Саня, охренел? Я ж случайно! - оправдывался Заблудший. Он вскочил на ноги, подошёл к Тамаре: - Ты как, а? Извини, так вышло…
        Та отняла руки от лица. Одна щека заметно покраснела.
        - Смотри, куда бьёшь, Заблуда! Ничего, нормально, жить буду.
        - Ты понял? - Торжествующе повернулся Ромка к Колоскову. - Она нормально. Давай подавай!
        Он бросил ему мяч.
        Саня ловко поймал его одной рукой. Прежде чем подавать, покосился на Тамару, хотел понять, заметила ли она, что он бросился её защищать.
        - А ты сразу в морду! - всё никак не мог успокоиться Ромка. - Кто ж так делает! Мы ж свои пацаны!
        Игра опять возобновилась.
        - Голова не болит? - заботливо спросила Таня у подруги. - Вот придурки грёбаные!
        - Да нет, нормально, - отмахнулась Тамара, переворачиваясь на бок, спиной к играющим. - Ни фига себе! Девки, вы только посмотрите на это! - воскликнула она в изумлении. - Я ещё такого не видела!
        Все окружавшие её девчонки немедленно приподнялись и воззрились на действительно невиданную ранее в Приозёрске картину.
        У самого пляжа припарковался старенький, ещё прежнего рижского производства, микроавтобус «RAF», проще говоря - рафик, когда-то голубого, а ныне грязно-серого цвета. Крупная розовощёкая женщина с чёрной, закрученной на голове косой не без труда вытащила из него парня-инвалида.
        Парню на вид казалось лет шестнадцать-семнадцать. На голове у него красовалась бейсболка с буквами NY, половину лица закрывали широкие тёмные очки. Одет он был в синюю майку-тенниску с надписью: «Спартак - чемпион!» Правый короткий рукав майки висел, так как одна рука у парня отсутствовала. Так же свободно на нём болтались и трусы-плавки, поскольку ног у него тоже не было. Единственной своей рукой парень держал надутый резиновый круг.
        Женщина волоком тащила его к воде.
        - О, господи! - ахнула Таня. - Она его купаться тащит! Совсем крыша поехала! Неужели не знает, что вода грязная?
        - Можно подумать, это имеет какое-то значение, - скривилась Тамара. - Будто этому обрубку что-то ещё может повредить!
        - От меня бы зависело, я б вообще запретила таким приходить на пляж! - заявила Таня. - Только людей пугать…
        - Не гони, Тань! - резко прервала её Света Коновалова. - Слушать тошно, ей-богу!
        - Тошно, не слушай! - огрызнулась та.
        - Всё-таки её надо предупредить, что вода заражена! - не обращая внимания на Таню, озабоченно добавила Света.
        - Лежи спокойно, Светик, не парься. Это не твоё собачье дело, - осадила её Тамара. - И вообще, чего ты в каждой дырке затычка? Самой не надоело? Пусть каждый сходит с ума по-своему. Хочет она купать своего инвалида, пусть купает!
        Пока они так препирались, женщина зашла в воду, втащила туда парня, (судя по всему - сына), поправила на нём круг.
        Он закачался на воде, поплыл вдоль берега, нелепо загребая одной рукой. Женщина брела рядом по мелководью.
        Игра давно прекратилась. Все как прикованные следили за странной парой.
        - Твою мать, надо же! - произнёс Ромка, в откровенном ужасе разглядывавший инвалида. - Во урод!
        Ни Саня Колосков, ни Олег Дикий против обыкновения не возразили ни слова.
        - Блин! Ни хрена себе! - только поддакнул Олег.
        Женщина вышла из воды, спокойно села на песок, внимательным, заботливым взглядом смотрела на плывущего.
        Тот поймал этот взгляд, слегка, еле заметно, улыбнулся.
        Сквозь тёмные очки он прекрасно видел, как смотрят на него отдыхающие. Например, на лице широкоплечего длинноволосого блондина, стоящего у волейбольной сетки, ясно прочитывалось отвращение.
        Инвалид отвернулся, стал грести в сторону.
        Неожиданно громко зазвонил мобильный телефон.
        - Это мой! - засуетилась Света. Порылась в сумке, достала мобильник, открыла: - Аллё! Аллё!
        Телефон молчал.
        Света раздражённо захлопнула аппарат:
        - Во достали! Какой-то придурок всё-время звонит, молчит. Только деньги из-за него уходят!
        - Кто же это может быть? - удивилась Таня.
        Света ничего не ответила, считала Таню полной дурой, в разговоры с ней старалась вступать пореже. Молча убрала телефон, покачала головой.
        - А чё ты ментам не сообщишь? - покосилась на неё Тамара.
        - Мне же никто не угрожает, - пожала плечами Света, - просто молчат, и всё. А даже если б угрожали, то чего б менты сделали?
        Вопрос остался без ответа. Никто не знал, чего б менты сделали в такой ситуации.
        - Светка права, - неожиданно сказала Таня. - Ничего они не сделают. Только бабки слупят с неё ни за что, и всё. Вот чего бы менты сделали! И потом, знаешь, как они нас называют?
        - Как? - поинтересовалась Тамара Станкевич. - Говори, чего ты?
        - Выблядки, вот как! То есть матери наши - бляди, а мы - выблядки!
        Тамара скривилась, неодобрительно покачала головой. Её мать, парализованная после дорожной аварии, уже десять лет пребывала в полной неподвижности. Ей не понравилось, что менты называют её мать блядью.
        - Сами они козлы недоделанные! - резюмировала она, брезгливо наблюдая за удаляющимся на резиновом круге инвалидом.
        Инвалид с явным удовольствием грёб вдоль берега.
        Лёгкий ветерок обдувал его закрытое очками лицо, ласково покачивал на волнах обрубленное, изуродованное тело.

2.Новичок
        Рука оторвала новую страницу настенного календаря. Палец быстро уткнулся в нужные лаконичные строки:
        ГОРОСКОП. СКОРПИОН. ПОНЕДЕЛЬНИК.
        В ЭТОТ ПОНЕДЕЛЬНИК СКОРПИОН ДОЛЖЕН ОСТЕРЕГАТЬСЯ НОВЫХ ЗНАКОМСТВ. ОНИ МОГУТ ДОСТАВИТЬ ЕМУ МНОГО НЕПРИЯТНОСТЕЙ.
        В старших классах Приозёрской общеобразовательной средней школы полным ходом шли последние уроки перед началом летних экзаменов. Школьный двор после звонка опустел, только пара прогуливающих биологию девятиклассников лениво курила, скрываясь от зорких директорских глаз в тени могучего раскидистого дуба.
        На уроке физики в одиннадцатом «А» царила расслабленная тягучая атмосфера, чему нимало способствовал вливавшийся в открытые окна тёплый, насыщенный весенними запахами майский воздух. Часть учеников лениво следила за тем, как колышется при порывистых движениях туго обтянутая бирюзовой кофточкой грудь учительницы, Седы Магометовны, остальные занимались кто чем горазд, только не физикой, которая совершенно не усваивалась в такую погоду.
        Павло Горошевич, накачанный белорус с аккуратно приглаженными льняными волосами, разместился в последнем ряду, с неослабевающим интересом наблюдал оттуда за Светой Коноваловой, сидевшей за четыре ряда от него, а если точнее, то за двумя её косичками, которые периодически подрагивали на Светиной спине. Иногда, когда Света поворачивалась, удавалось увидеть её чётко очерченный профиль, больше в его поле зрения ничего не попадало.
        Павло безнадёжно вздохнул, на секунду перевёл взгляд на вздувшийся бицепс на своей правой согнутой руке. Вид такого мощного бицепса несколько утешил его. (Павло Горошевич страдал плоскостопием, старался возместить этот недостаток ежедневными изнурительными тренировками, постоянно увеличивал нагрузку, добавлял на штангу всё больше веса.)
        Затем Павло снова посмотрел вперёд, и лицо его посуровело: то, что он увидел, ему активно не понравилось.
        Чуть впереди, через два ряда от него, давились от смеха два брата-армянина - Арам и Геворк Асланяны. Арам тыкал брата локтём, многозначительно показывал смеющимися глазами вперёд и вниз. Прямо перед ними сидела Тамара Станкевич, которая в эту минуту склонилась над партой, и её трусы-стринги сильно высунулись из джинсов. Именно на эти трусы с нескрываемым удовольствием и взирали братья.
        Павло уже открыл было рот, чтобы призвать к порядку хачиков, но передумал, сдержался. По большому счёту это его не касалось, так что он решил не вмешиваться.
        В конце концов, подумаешь - трусы!
        Говна пирога!
        Геворку же захотелось ещё кого-то порадовать таким изысканным зрелищем, и он стал спешно озираться вокруг. Хотел окликнуть сидевшего в соседнем ряду своего дружка Саню Колоскова, но в последнюю секунду одумался. Как только дело касалось Тамары, Саня напрочь терял чувство юмора.
        Так что в конечном счёте он позвал Заблуду, сидевшего на соседнем ряду. Тот обернулся, Геворк многозначительно повёл чёрной бровью.
        Теперь уже все трое с большим интересом разглядывали Тамарины стринги.
        - Подобный металлоэлемент является хорошим проводником тепла и электричества, причём надо учитывать, что атомы в данном случае соединены внутри кристалла довольно необычным образом, - говорила тем временем двадцатисемилетняя Седа Костоева, сама с нескрываемой тоской периодически поглядывавшая в открытое окно.
        Она попала в Приозёрск довольно случайно, стараниями своих родственников по материнской линии, которые подыскали для неё безопасное место, подальше от чеченских или каких-либо других властей. Покойный муж Седы был боевиком, его убили три года назад во время очередной зачистки, затем постепенно оказались арестованы и погибли все его близкие, никого не осталось из их клана. Детей ей с мужем аллах не дал, что было её постоянной болью.
        Седа, всё же ухитрившаяся в годы войны получить высшее педагогическое образование, с радостью ухватилась за работу в школе, уехала в незнакомый город, старалась постепенно забыть всё, что ей пришлось пережить за прошедшие страшные годы.
        Ромка Заблудший, сидевший в четвёртом ряду у окна, ничего этого не знал, не сводил с неё затуманенных глаз, незаметно для окружающих онанировал через давно проделанную дыру в кармане джинсов. Необычное соединение атомов волновало его сейчас меньше всего. Он мечтал совсем о другом необычном соединении.
        На третьей парте в левом ряду пух от скуки Олег Дикий, периодически поглядывал на Алину, которая сидела впереди, но одна - из-за Олега никто из парней не решался сесть рядом. Сам же Олег по известной причине тоже избегал непосредственного соседства.
        Неожиданно дверь в класс распахнулась, вошёл директор школы, Эдуард Николаевич Погребной. Все встали.
        Директор махнул рукой, разрешая сесть. Был он видным мужчиной лет пятидесяти, с седыми висками и сытым лицом. Носил, как ему казалось, хорошие дорогие костюмы и модельную стрижку.
        В открытую дверь вслед за ним вкатился на специальном электрическом кресле замеченный накануне на пляже инвалид. Только вид у него на этот раз был куда более благопристойный. Джинсы скрывали неподвижные искусственные ноги, обутые в кроссовки и упирающиеся в подножку кресла. Из правого рукава клетчатой рубашки также высовывалась затянутая в чёрную кожу рука-протез.
        Инвалид умело управлял сложным механизмом кресла левой здоровой рукой. На голове его красовалась всё та же кепка, которую он, очевидно, никогда не снимал, лицо по-прежнему закрывали затемнённые солнечные очки.
        Класс замер, все развлечения мгновенно оказались забыты. Да и в самом деле, что могло быть интересней, чем этот загадочный однорукий парень, восседавший на супернавороченном кресле, подобное которому они видели разве что в американском кино.
        Всё в этом кресле было сделано основательно, сразу видно - фирменно. Толстые шины на колёсах, блестящие, отливающие сталью спицы, трубчатые диагональные перекладины с каждой стороны кресла, широкие подлокотники с массой таинственных кнопок.
        Тамара Станкевич переглянулась с сидевшей рядом Таней Родиной. Вытаращила глаза, слегка повела бровями, плечами:
        Не могу поверить, что этот тип здесь, в нашем классе!
        Таня выпятила нижнюю губу, демонстрируя возмущение и солидарность с подругой, энергично закивала головой.
        Пока шёл этот немой обмен впечатлениями, Эдуард Николаевич обошёл сидящего на кресле инвалида сзади, закрыл за ним дверь и обратился к учительнице:
        - Извините за внезапное вмешательство, Седа Магометовна, я хочу представить классу нового ученика - Рудольфа Новикова. Он только что перевёлся в нашу школу. Надеюсь, Седа Магометовна, что вы возьмёте Рудика под свою опёку. А вы, ребята, - повернулся он к классу, - будете ему хорошими товарищами, поможете во всём.
        Седа с удивлением взглянула на директора. Слова вроде бы звучали правильные, именно те, что говорят в таких случаях, но тон, которым он их произносил, был очень сухой, предельно формальный.
        Погребной поймал её взгляд.
        - Седа Магометовна, - сказал он, - зайдите ко мне после урока, мы побеседуем поподробней. Потом посмотрел куда-то в сторону, поверх голов, и так же сухо добавил: - Ну, Рудик, надеюсь, ты обретёшь здесь друзей и будешь хорошо учиться.
        С этими словами Эдуард Николаевич, не дожидаясь ответа новичка, повернулся и вышел из класса.
        - Добро пожаловать в нашу школу, Рудик! - приветливо улыбаясь, сказала Седа.
        - Спасибо, - в гробовой тишине отозвался инвалид.
        Голос у него оказался низкий, какой-то скрипящий, будто разговаривал не живой человек, а плохо смазанный механизм.
        Седа оглядывала класс, прикидывала, где разместить нового ученика с его громоздким креслом. Решила, что лучше всего впереди, за левой партой.
        - Алина, - обратилась она к Трушиной, - тебе не трудно подвинуться, чтобы Рудик мог расположиться рядом?
        Алина невозмутимо подвинулась, ни малейшего интереса к новому соседу не проявила.
        Рудик нажал единственной рукой на какой-то рычажок, ловко развернулся на своём кресле и после нескольких тырканий взад-вперёд в конце концов занял место рядом с ней. Правда, при этом основательно загромоздил проход, поскольку сидел теперь слегка сбоку (между столами кресло не влезло бы), но это был наилучший выход.
        Олег Дикий, нахмурившись, следил за манипуляциями новичка. Всё это ему совсем не понравилось. Ещё больше не понравилось, когда он увидел, что Алина вдруг повернула голову и почему-то улыбнулась калеке.
        - Ну что ж, продолжим, - сказала Седа, когда всё наконец успокоилось. - Почти три четверти известных в природе элементов составляют металлы…
        Рудик единственной рукой достал тетрадь из висевшей через плечо сумки, положил её на стол, открыл и быстро начал конспектировать.
        Класс с любопытством поглядывал на него. То и дело бросал неприязненные взгляды в его сторону Олег. Периодически косилась на новичка и сидевшая рядом Алина.
        Эдуард Николаевич Погребной, морщась, шёл по пустому коридору. Всего несколько лет, как открылась школа, а уже вокруг грязные, исписанные стены, поцарапанные шкафы. Часть повешенных в прошлом году ламп дневного освещения работает плохо, мигает, а некоторые и вообще уже не работают. Всё это из-за того, что в город понаехало всякой черножопой швали, понакупали домов, квартир!
        Всю страну скупили на корню!
        Странно, повсюду обязательно какая-нибудь пакость. В Америке - негры, во Франции - арабы, в Германии - турки (в Америке и во Франции Эдуард Николаевич не был, но в Германию в турпоездку ездил, так что знал доподлинно!), а тут эти, носатые!
        Между прочим, школа хоть и большая, но не резиновая, мест не хватает! А он обязан принимать всех кого ни попадя, за просто так. Прав Балабин, в большинстве своём все они выблядки. Или ублюдки, один чёрт! Особенно эти чурки-хачики!
        От них, кстати, и запах какой-то другой, острый, неприятный!
        Потому что готовят они всё время какое-то говно! Вот от них вонь и идёт.
        Эдуард Николаевич невольно потянул носом. (Он был чрезвычайно чувствителен к запахам.) Печально вздохнул.
        Ничего тут не поделаешь, развалили страну!
        Вот если б удалось сделать из школы частный лицей, совсем другая получилась бы история. Да и деньги, разумеется, совсем иные. Но он над этим работает, ведёт кое с кем в области переговоры. И похоже, что лёд тронулся, идея частного лицея явно понравилась. На прошлой неделе ему намекнули, что в самое ближайшее время возможны некоторые благоприятные изменения в его судьбе.
        Неожиданно из-за угла выскочил ученик, кажется десятиклассник. Увидел директора, резко остановился, вылупил бессмысленные глаза.
        Эдуард Николаевич всмотрелся, опознал прогульщика, грозно нахмурился:
        - Ты, Сычёв, куда это разогнался? А ну марш в класс!
        Пойманный на месте преступления Сычёв шмыгнул носом, ни слова не говоря, развернулся и поплёлся обратно.
        Директор недовольно смотрел ему вслед.
        - А ну-ка, вернись! - приказал он.
        Сычёв всё так же безмолвно повернул обратно. Подошёл, встал, глядя в сторону.
        - Ты чего это ходишь с такими спущенными штанами! - возмущённо заговорил Погребной. - Вон, аж трусы видны! И штаны какие-то широкие, на три размера больше чем надо! Что, фильмов насмотрелся? Мы, Сычёв, не в Америке живём! Да и там только негры-бандюки так одеваются, нормальный парень никогда в жизни так ходить не будет.
        - А чё, хачики вон ходят! - обиженно процедил прогульщик.
        - Кто? - громыхнул директор. - А ну говори!
        - Ну чё, Асланяны из одиннадцатого «А», - совсем струхнул Сычёв. - Им чё, хачикам, всё можно?
        - Ах вот как! - вконец разозлился Эдуард Николаевич. - Тебе, значит, эти чурки всё покоя не дают! А ну пройдём ко мне в кабинет! Давай, давай быстро!
        Сычёв опять горестно зашмыгал носом и поплёлся по коридору, подгоняемый взбешённым директором.
        А в одиннадцатом «А» продолжался до смерти всем надоевший, бесконечно тянущийся урок физики. Класс гудел как пчелиный улей, все бурно обсуждали появление нового необычного ученика.
        - …они также имеют способность очень быстро расплавляться при воздействии на них высоких температур, - звучал над гулом монотонный голос Седы. - Например, алюминий расплавляется при температуре 1540 градусов Цельсия, или 2800 градусов по Фаренгейту.
        Неожиданно новичок поднял свою единственную руку.
        Седа с удивлением взглянула на него, прервалась:
        - Пожалуйста, Рудик, слушаю тебя.
        - Седа Магометовна, - медленно заговорил инвалид своим низким скрипучим голосом, - я прошу прощения, но мне кажется, что вы оговорились. Это железо расплавляется при такой температуре, а алюминий расплавляется при температуре 660 градусов Цельсия, или 1200 по Фаренгейту.
        Класс поражённо притих.
        Ловко поддел Седу инвалид!
        Ромка Заблудший даже вытащил из кармана мокрую, пахнущую спермой руку, с любопытством воззрился на учительницу.
        Класс с интересом ждал, как вывернется физичка.
        Седа и в самом деле испытывала сильное смущение.
        Неужели так ошиблась?!
        Она быстро оглядела класс. Со всех сторон на неё смотрели насмешливые глаза. Признаться в ошибке было совершенно невозможно.
        - К сожалению, у нас нет времени сейчас рассматривать характеристики всех металлов и температуры их плавления, - сказала Седа. Понимала, что плетёт какой-то бред, но ничего лучше в голову не приходило. - Кроме того, мы должны успеть пройти новый материал. Так что давайте все вопросы и обсуждения на потом. А сейчас записывайте!..
        Класс, даже не пытаясь прятать усмешки, склонился над тетрадями.
        Спустя полчаса наконец раздался долгожданный звонок. Пустой школьный коридор мгновенно заполнился орущими, несущимися в разные стороны учениками.
        Рудик Новиков выкатился из класса, под мышкой сжимал тетрадь с конспектом. Был поневоле со всех сторон окружён плотной толпой ребят, пытавшихся обойти, обогнать его.
        Кто-то, протискиваясь, неловко толкнул кресло, и от этого толчка Рудик выронил тетрадь, которую как раз собирался засунуть обратно в сумку. Беспомощно заёрзал на сиденье, пытался дотянуться до лежащей на полу тетради. Подскочившая сзади Алина нагнулась, подняла её и сама положила ему в сумку.
        - Спасибо, - с благодарностью проскрипел Рудик.
        - Не за что, - пожала она плечами.
        Наблюдавший эту сцену Олег Дикий не выдержал, быстро подошёл, обнял Алину за плечи, увлёк в сторону.
        Рудик успел увидеть, что лицо его при этом опять (как тогда, на пляже!) было искажено плохо скрытой гримасой отвращения.
        - Не бери в голову! - внезапно раздался голос у него над ухом.
        Рудик резко повернулся.
        Рядом стоял Ромка Заблудший, с восхищением рассматривал его кресло.
        - Я же не заразный! - простодушно сказал Рудик. - Чего он так кривится?
        - Я тебе говорю, не бери в голову. Дикарь в гробу всех видел, понял? Он делает только то, что хочет. Для него мы все хуже говна! Он реальный придурок. А эта его Алина воще крезанутая, больная на всю голову, психопатка. Говорят, её папаша трахнул, а потом в психушку засунул. Так что неадекват у неё. Да у нас в классе все такие, привыкай! - захихикал Ромка. - Кстати, Ромка. Заблудший.
        Новичок удивлённо поднял брови.
        - Не, ты не понял, - ухмыльнулся Ромка. - Это фамилия у меня такая. А погоняло - Заблуда.
        - Понятно, - кивнул инвалид. - Рудик!
        - Кресло у тебя охренительное, никакая тачка не нужна! - не выдержал Ромка. - Круто!
        - Это мама через международный Красный Крест получила, - пояснил Рудик. - Два года назад прислали. У них есть такая специальная благотворительная программа - помощь инвалидам разных стран. Ей посоветовали, она туда написала, и вот через полгода прислали. Действительно, очень удобное, немецкая фирма «Чемпион»…
        Но Ромка уже давно не слушал. Его заинтересовало другое - мимо, оживлённо беседуя, проходили Тамара и Таня.
        - Эй, матрёшки, - окликнул он их, - подите сюда, я вас с Рудиком познакомлю.
        Обе даже головы не повернули, продолжали идти, беседуя, как ни в чём не бывало.
        - Тамара Станкевич - реальная сучка! - тут же прокомментировал Ромка, глядя им вслед. - Танька Родина - тупая, как жопа. А вон, видишь, братаны идут? Армяшки-деревяшки. Это Асланяны, поменьше Арам, а тот, чуть повыше, Геворк. Странно, да? Вроде близнецы, а разные!
        - Бывает, - вежливо поддержал разговор Рудик.
        - Ты, воще, как к ним, к чуркам? - поинтересовался Ромка.
        - Я - нормально, - пожал плечами новичок.
        - Не, а я тоже считаю, что они нормальные пацаны.
        Ромка замолчал. Больше говорить было не о чем. Сильно хотелось спросить, кто это поотрывал инвалиду ноги и руку, но он решил с этим повременить.
        В другой разок перетрём!
        - Ты, воще, насчёт наездов не бзди! - дружелюбно посоветовал он. - У нас это не катит. Я тоже, считай, новичок, только второй год здесь. Главное, не залупайся, и всё будет хоккей!..
        Ромка иссяк, окончательно потерял интерес к беседе.
        Увидел Павло Горошевича, окликнул его:
        - Павло, погоди, разговор есть! Ну, ладно, я погнал, - повернулся он к Рудику. - Потом ещё побазарим. Покешник!
        - Пока!
        Рудик отъехал в сторонку, из-под тёмных очков с интересом наблюдал, как Ромка и Павло, о чём-то оживлённо беседуя, исчезают в толпе ребят.
        К нему подошла Света Коновалова, чуть застенчиво улыбнулась.
        - Привет, Света.
        - Рудик, - ответил он.
        И, подумав, добавил:
        - Новиков.
        Света прыснула.
        - Очень приятно. Неслабо ты опустил Седу, Рудик.
        - На самом деле я не хотел, - проскрипел он. - Просто…
        - Да ладно, чего там, ей полезно! А то у неё гонора выше крыши! Противная баба! Да ты скоро и сам всё просечёшь.
        Света ещё раз улыбнулась, хотела даже дружески похлопать Рудика по плечу, поддержать его, но не решилась. Никогда раньше не дотрагивалась до инвалидов. Стояла, не знала, что ещё сказать, как выразить своё сочувствие к нему, расположенность.
        Но Рудик и так уже был тронут. Неожиданно тоже улыбнулся в ответ.
        Улыбка эта поразила Свету. Выражение лица калеки совершенно преобразилось, стало каким-то просветлённым, мягким и даже, призналась она себе, оттяжным, то бишь чем-то привлекательным.
        Хотя глаз его она по-прежнему не видела.

3.Котлетная
        Новиковым повезло. Сравнительно дёшево удалось купить вполне сносный дом на Лесной улице, всего в трёх остановках от Центральной школы. Дом был старый, одноэтажный, деревянный, но очень им подошёл. Мария с присущей ей деловитостью за короткий срок привела его в полный порядок, отремонтировала, подкрасила, переоборудовала.
        В мэрии сравнительно легко получила разрешение на открытие в доме закусочной без права продажи спиртного. (Учитывая, разумеется, суммы, которые она добавляла всякий раз к официальным расходам за перевод части дома в нежилое помещение, регистрацию пищевого учреждения, одобрение Горсанэпидемстанции, Горпожарнадзора, Приозёрскгаза и пр.) Сама же с сыном разместилась тут же, во второй половине, там были ещё две комнаты.
        Старый дом на глазах обретал новую жизнь. Над ним появилась новенькая, написанная весёлыми оранжевыми буквами вывеска -

«КОТЛЕТНАЯ»
        Передняя комната сильно преобразилась. Часть её теперь занимала кухня, отрезанная от остального помещения пластмассовой прозрачной стойкой наподобие магазинной. Желающие могли рассмотреть небогатый ассортимент, купить с собой котлеты или бутерброды. Для тех же, кто хотел закусить прямо здесь, Мария поставила три столика со стульями (эта часть котлетной стала называться у неё залой), покрыла их голубыми в цветочек клеёнками, короче говоря, уют навела предельный.
        И не зря потрудилась. Дешёвая «Котлетная» быстро стала популярным в городе местом.
        Энергии Марии было не занимать, в руках всё горело. Мужа у неё никогда не было, привыкла всё делать сама. Целыми днями крутилась на кухне, подавала, готовила, заворачивала.
        Сегодня Мария отвлеклась от этих хлопот только дважды - когда отвозила и привозила Рудика.
        Её очень беспокоило, как примут сына-калеку в новой школе, как пройдёт этот его первый день. С облегчением увидела, что вроде бы сын доволен, никаких жалоб она не услышала. Впрочем, Рудик всегда был довольно скуп на слова, особо делиться своими эмоциями не любил и раньше, а после беды совсем замкнулся в себе, разговорить его удавалось редко.
        Но тут уже ничего не поделаешь, Мария к этому привыкла. Главное, что в конце концов всё у них будет хорошо. Им, безусловно, очень везло в Приозёрске.
        А дальше, как задумано, так и случится.
        Начальнику приозёрской полиции Борису Дмитриевичу Балабину перевалило уже далеко за полтинник. Был он человеком солидным, с большим животом, службу свою нёс с достоинством. В Приозёрске служил шестнадцатый год, знал всех жителей поименно.
        Вернулся он в родной город после увольнения в запас, когда с развалом Союза военных стали пачками отправлять в отставку. Знал кое-кого в области со старых времён, вот и обосновался в полиции. Чувствовал себя полноправным хозяином на своей территории. Всех, кто по каким-либо причинам внушал подозрения, сразу брал под свой непосредственный контроль, чтобы никаких неожиданностей в городе не происходило. Областное начальство выгуливал по полной программе. Короче говоря, всё у него шло по плану, тихо-спокойно. Да по-другому и быть не могло, пока он, Балабин, здесь работал.
        А работать в Приозёрске Борис Дмитриевич предполагал ещё долго, пока ноги носят. Место хлебное, нужда в его начальственном покровительстве возникает постоянно. Правда, и хлопотно тоже - то глаза надо на что-то закрыть, то разрешить что-то неположенное в порядке исключения. Работа с людьми, никуда не денешься!
        Ну, а как же иначе! Надо помогать друг дружке.
        Со многими новыми приозерчанами состоял Балабин в тёплых отношениях. Ведь каких только проблем не приходится вместе решать!
        Вот взять, к примеру, хотя бы молодёжь эту зелёную, отпрысков уважаемых горожан. Многим ещё восемнадцати лет нет, а они уже за рулём, гоняют почём зря без всяких прав. Родители-то чего только не делают, чтоб их чадо тут без них не скучало, уж и не знают, какую ещё игрушку им в жопу засунуть. Разве в его, балабинскую, юность можно было мечтать о собственной машине? Лично он о мопеде мечтал, но так его никогда и не получил. А тут, пожалуйста, ещё молоко на губах не обсохло, а уже раскатывают!
        Выблядки, одно слово!
        Так что по негласной договорённости, идя, так сказать, навстречу родительским просьбам полезных для города граждан, приозёрская полиция этих юных бесправных водителей вроде как и не замечает. Но, конечно, с условием, что ездят они аккуратно и только в пределах города.
        Ещё не хватало, чтобы в области про такие дела узнали!
        Однако же стражам порядка при этом дано строгое указание за ездой малолеток следить в оба, курировать их. Ведь ежели кто правила нарушит, так от этого опять же Балабину только прямая выгода. Родители-то сразу тут как тут, инцидент улаживать. Ставки известны, с каждым новым нарушением цена за индульгенцию нарушителю резко подскакивает. А нарушают эти пацаны постоянно, кровь-то играет, охота свою удаль показывать.
        Про появившихся в Приозёрске мать с сыном-калекой и новую «Котлетную» начальник знал уже давно, с момента, как Мария приходила в полицию регистрироваться. Начальник паспортного стола младший лейтенант Шмыров сразу, по давно заведённому порядку, всё о приезжих ему доложил.
        При этом не удержался, поделился впечатлениями, глазищи у этой Новиковой, сообщил, чернущие и коса вокруг головы тоже чёрная, как смоль. И даже предположение высказал, что, скорей всего, вновь прибывшая - молдаванка.
        Балабин, помнится, удивился, с чего это вдруг молдаванка. На что Шмыров пояснил, что она, судя по паспорту, из Армавира, там, значится, родилась. А в Армавире, известное дело, полно молдаван. Тут у них даже спор вышел, потому как Балабин про Армавир знал совсем другое, у него там свояк жил. Там у них в Армавире армян полно и евреев прямо пропасть. Евреев, впрочем, всюду хватает, то не новость, а вот теперь, свояк сказывал, развелись эти, «кавказской национальности», просто житья от них нет.
        С этим Борис Дмитриевич в принципе соглашался, много их чего-то стало последнее время. А главное, стоит появиться где-то чуркам, как они сразу шахер-махеры свои разводят, возникает источник повышенной опасности. Глаз да глаз за ними, в любой момент могут под монастырь подвести.
        Короче говоря, скорей всего, Новикова эта, рассудил он, несмотря на русскую фамилию, армянка, больше ей быть некем. Шмыров, правда, не согласился, но что он в этом смыслит.
        В общем, на том разговор и кончился. Борис же Дмитриевич, тем не менее, про себя отметил, что, раз Мария больно чернява, значится, надобно всё же познакомиться на всякий случай. Но визит свой в новую «Котлетную» всё время откладывал - заедала текучка. Сегодня, однако же, ехал мимо и решил заскочить.
        Вымытый и до блеска отполированный полицейский газик (Балабин строго требовал от подчинённых держать автопарк в неукоснительном порядке) лихо подрулил ко входу в «Котлетную». Начальник грузно вывалился из машины, крякнул, приосанился и вошёл внутрь.
        Сидевший за рулём худосочный, с мелкими чертами лица сержант полиции Виктор Сушкин следил за начальством преданным взглядом, пока оно не исчезло за захлопнувшейся дверью. После чего незамедлительно извлёк из заднего кармана небольшую плоскую фляжку с коньяком (подарок продавца фруктами Гурджиева), отвинтил крышечку и с видимым удовольствием сделал большой глоток.
        Внутри «Котлетной» Мария, напевая свою любимую песню про перевозчика у переправы, убирала со стола, наводила очередной лоск. С уважением, но без особой робости уставилась на вошедшего.
        - Добрый день, - поздоровался Балабин. - Я - начальник городского отделения полиции, Балабин Борис Дмитриевич. Вот, заехал познакомиться. Добро пожаловать в наш город.
        (Про себя отметил, что всё-таки прав был Шмыров, на армянку хозяйка «Котлетной» никак не походила. А что глаза чернючие, так это правда. Но всё-таки не армянские, скорей южнороссийские. У одной молодухи из Краснодара были такие же глазищи, Балабин с ней в Крыму познакомился, в одном санатории отдыхали.)
        - Здрасьте, - отозвалась Мария. Улыбнулась, блеснула золотым зубом в нижней челюсти. - Новикова Мария. - Потом, подумав, поправилась: - Мария Анатольевна.
        Балабин подошёл к прилавку, с интересом оглядел выставленные там котлеты.
        - Значится, котлетками торгуете, Мария Анатольевна? - уточнил он.
        - Ну да, - отвечала Мария. - Есть с грибами, есть свиные, говяжьи. Из смешанного фарша тоже есть. С жареной картошечкой не желаете? Угощайтесь, товарищ начальник.
        - Да нет, спасибо, сыт. Только отобедал с мэром, - солидно сказал Балабин. - Ну и как бизнес, нормально?
        - Да не жалуюсь, - снова улыбнулась Мария. - Я должна работать на дому, чтобы при сыне быть. Он же у меня калека. Мы и живём здесь же, в задних комнатах.
        - Понятненько, - процедил Балабин. - А откуда сами будете, Мария Анатольевна?
        (На самом деле от того же Шмырова прекрасно знал, что Новиковы сюда переехали из Новгородской области.)
        - Из Коврова, - сказала она. - Это под Новгородом.
        - Ясно, - буркнул Балабин. - А до этого где жили?
        - До этого в Александрове, - охотно начала рассказывать Мария. - А ещё раньше в Южинске, под Самарой. Мы с сыном последние годы часто переезжаем. Понимаете, родственников у нас нет, родители мои померли давно. Одна всё и тяну, мать-одиночка ж я. А Рудик мой - необычный ребёнок. Так уж случилось, что калека он у меня. Беда у нас была, когда он ещё совсем маленький был. Пожар случился, Рудик весь обгорел. Ему ноги и руку пришлось ампутировать. А в нынешнее время очень непросто ему подходящее место найти, ну, вы понимаете?
        - Понимаю, - кивнул Балабин.
        На самом деле не очень понял, что она имеет в виду.
        Ну, калека, дальше-то что?
        Чем ему не годилось в Коврове или где там они ещё жили, непонятно. Вслух спросил:
        - Кстати, где он Рудик ваш, дома?
        - А то! Конечно, где ж ему быть. Он без меня никуда. Я вас познакомлю. Руди-и-к! - зычным голосом заорала она куда-то в глубь дома. - Выйди, покажись!
        Прошло полминуты.
        Балабин уже начал недовольно хмуриться, но тут наконец хлопнула дверь, заскрипели половицы, в помещение вкатился на своём кресле Рудик. В кепке-бейсболке, сильно нахлобученной на голову, и солнечных очках.
        - Вот это мой Рудик! - с нескрываемой гордостью произнесла Мария. - Познакомься, Рудик, с начальником.
        - Здрасьте, - низким голосом проскрипел Рудик.
        - Здравствуй, - кивнул Балабин.
        Поначалу думал пожать инвалиду руку, но тут же отказался от этой идеи. Вообще в присутствии этого калеки в тёмных очках странным образом чувствовал какую-то тягостную неловкость.
        - Знатное у тебя кресло, - проговорил он (просто чтобы что-то сказать).
        - Да, очень удобное, - поддержал разговор Рудик.
        Но Балабин уже отвернулся от него.
        - Значится, надолго к нам? - спросил он у Марии. - Или опять временная остановка?
        - Ну, мы посмотрим, как нас тут принимать будут, - снова блеснула золотым зубом Мария. - Нам вообще-то тут нравится. Хотелось бы остаться.
        - Приозёрск - хороший город. Тихий, спокойный. А главное, люди у нас хорошие. Я уверен, что вы здесь осядете, - добродушно сказал Балабин.
        - Может, всё-таки угоститесь? - снова предложила Мария. - Я вам котлетку прямо со сковородочки с собой заверну. Вы таких вкусных никогда не ели. Попробуйте.
        - Ну, разве что попробовать, - согласился начальник.
        (Больно уж соблазнительно пахло вокруг.)
        Мария ловко подхватила поджаристую котлетку с огромной сковородки, положила в бумажный пакет с логотипом:

«КОТЛЕТНАЯ
        УЛ. ЛЕСНАЯ, 12
        Г.ПРИОЗЁРСК»
        Балабин одобрительно покачал головой.
        Во баба, молодец!
        Уже и пакеты фирменные успела где-то заказать. На ходу подмётки рвёт!
        Мария тем временем сунула туда же, в пакет, кусок хлеба, салфетку:
        - Вот, угощайтеся! Может, вам картошечки ещё положить? Или кетчупа?
        - Нет, нет, спасибочки! Больше ничего пока не надо. Как-нибудь ещё заскочу при случае.
        - Заезжайте, мы гостям рады.
        Балабин кивнул обоим и вышел на улицу.
        Только тут наконец почувствовал некое облегчение. Этот калека в идиотской американской кепке определённо вызывал у него какое-то неприятное чувство.
        Тяжёлый случай!
        Мария и Рудик смотрели в окно, наблюдали, как он неспешно садится в свой полицейский газик.
        Рудик отвёл рассеянный взгляд от отъезжающей машины, неожиданно замер, плотно сжав губы, что свидетельствовало о крайней степени сосредоточенности.
        - Мама, видишь в окне напротив девушку? Вон там, где занавески цветные. Видишь, как она на меня вылупилась?
        - Ну, вижу, - тут же отреагировала Мария. - Ты чего, её знаешь?
        - Она из моего класса. Таня Родина её зовут.
        (Таня на той стороне улицы заметила, что её увидели, тут же отвернулась, стала усердно поливать стоящие вдоль подоконника цветы.)
        - Ну и что она, хорошая девочка? - ревниво спросила Мария, поворачиваясь к Рудику. - Умная?
        - Да нет, - усмехнулся сын. - Наоборот, говорят, дура набитая.

4.Разъезд
        Утренний солнечный луч осветил висевший на стене календарь. Всё та же рука протянулась, оторвала очередную страницу. Глаза с интересом уставились на сегодняшний гороскоп. Надпись была лаконичная и более чем странная:
        ГОРОСКОП. СКОРПИОН. ВТОРНИК.
        В ЭТОТ ВТОРНИК СКОРПИОН ДОЛЖЕН БЫТЬ КРАЙНЕ ОСТОРОЖЕН, ВЫБИРАЯ ЛЮДЕЙ ДЛЯ ОБЩЕНИЯ.
        Прозвенел звонок, возвещавший конец уроков, и после секундной паузы из школы гурьбой повалили радостные ученики. Некоторые направились к расположенному неподалёку пустырю, в последнее время превращённому одиннадцатиклассниками в импровизированную автомобильную стоянку.
        Ромка Заблудший стоял около машины Павло Горошевича, завистливо рассматривал старый, местами поржавевший «Запорожец», который недавно подарил Горошевичу отец.
        Какая-никакая, а тачка!
        На своём кресле рядом проехал Рудик, подкатил к уже поджидавшему его рафику. Навстречу вышла Мария, изготовилась запихивать сына внутрь.
        Мимо на велосипеде порулила Света Коновалова, приветливо махнула Рудику:
        - Пока, до завтра!
        Рудик поднял единственную руку, помахал в ответ.
        - Это кто? - подозрительно спросила Мария, провожая Свету взглядом.
        - Света, - проскрипел Рудик. - Из моего класса. - И, предупреждая материнский вопрос, добавил: - Хорошая девочка.
        - Все они хорошие, когда спят! - пробурчала Мария и рывком подняла сына на руки.
        Хорошая девочка Света миновала пустырь и уже было выехала на дорогу, когда у неё зазвонил телефон.
        Света остановилась, достала мобильник:
        - Аллё! Аллё! Я слушаю!
        В телефоне снова молчали, слышно было чьё-то сдерживаемое дыхание.
        - Тебе что, делать нечего? - разозлилась Света. - Займись уже наконец чем-нибудь, придурок! Козёл сраный!
        Раздражённо захлопнула мобильник, сунула в карман и покатила дальше.
        Света не знала, что со стоянки за ней пристально наблюдали Тамара Станкевич и Таня Родина.
        - Кто, интересно, ей всё названивает! А ты заметила, как она с этим Рудиком? - возбуждённо говорила Таня (старалась сделать приятное Тамаре). - Ручкой ему махала! Я чуть не обоссалась, когда это увидела. Не, народ вообще поехал! Тамар, а может, она извращенка? Может, её уроды возбуждают, а? Ой, я бы не смогла с инвалидом!
        (Таня была девственница, никто пока ни разу на неё не посягнул.)
        Тамара усмехнулась:
        - А чё, может, ты и права, Танюсик. В тихом омуте черти водятся.
        Сзади подошёл Саня Колосков. Заговорил с плохо скрываемым волнением:
        - Н-ну чего, Т-тамар, м-может, ч-чего-нибудь сообразим веч-черком?
        Тамара равнодушно пожала плечами:
        - А ты что предлагаешь, Санёк? Чем тут, в этой дыре, заняться?
        - М-м-можем в «Б-берёзку» д-двинуть, - чуть покраснев, сказал Саня. - В-вот Т-танька нас проведёт.
        Таня Родина по вечерам подрабатывала в кинотеатре, проверяла билеты. Там же, в «Берёзке», в кассе и в буфете, работали ещё несколько девочек из их школы, в том числе и Алина Трушина.
        - Некислая идея, - скривилась Тамара. - Обломался ты, Санёк. Придумай чего-нибудь поинтересней. А в киношку без меня сходи. Пока, Танюсик.
        И, небрежно махнув ключами, прошествовала к своей машине - «Тойоте-Королле» серебристого цвета (зависть всей школы, несмотря на то что «Тойота» была правосторонняя, отец привёз прямо из Японии).
        Саня смотрел ей вслед, уши у него горели.
        Таня тоже озадаченно провожала взглядом подругу, морщила лоб, пыталась понять, что случилось. Обычно Тамара её подвозила, а сейчас даже не предложила. Чем она её рассердила?
        Может, чего не так сказала?..
        Таня вздохнула. Иногда она совсем не понимала подругу. Но что уж тут сделаешь.
        - А чего, правда подваливай на последний сеанс, - сочувственно предложила она Сане. - Я и сама с тобой посижу.
        - Т-теб-бя эт-т-то к-кино ещё не д-д-дост-тало? - резко повернулся к ней Саня. Заикался он теперь сильней прежнего. - Т-т-т-ы ж-же н-неб-бось уж-же все ф-ф-фильмы в-видела!
        - Ну ладно, ну и видела, чего ты окрысился-то? - примирительно сказала Таня. - Не хочешь, не надо, никто ж не заставляет. Ты же сам навязался. До дома-то хоть подбросишь?
        Саня неожиданно успокоился. Ничего, будет и на его улице праздник. Он упорный, от своего не отступится.
        Никуда эта красавица не денется!
        А пока у него есть превосходное утешение - тачка, которую он наконец-то получил на день рождения. Новенький внедорожник «Нива-Тайга», даже на слух приятно, звучит неслабо, почти как «Тайгер». И вправду не тачка, а реальный зверь, тигр!
        - Л-ладно, д-давай! - кивнул он Тане и пошёл к машине.
        Та обрадованно затрусила за ним.
        Алина Трушина садилась на здоровенный мотоцикл с коляской, известный на весь город.
        Про мотоциклы Алина знала всё. Гоняла на своём уже полтора года, он являлся предметом её особой гордости. Это была достаточно редкая модель - «ИМЗ-Волк», фактически первый отечественный чоппер, не так давно пришедший на смену другой тяжёлой машине - «ИМЗ-Урал», который до этого выпускался почти без изменений лет шестьдесят подряд.
        - А на хрена его там было менять, модернизировать, - объясняла интересующимся Алина, - если «Урал» - это тот же нехилый довоенный БМВ Р75, убойная вещь, улёт. Его когда-то скоммуниздили у немцев, и всё - недушно, милое дело. От добра добра не ищут, так ведь?
        Что же касалось её «Волка», то он представлял собой совершенно особый тип мотоцикла: дефорсированный двигатель большого объема, длинная передняя вилка, высокий руль, весь отделан кожей и хромом. Алина, счастливая обладательница этой роскоши, сидела на нём вертикально, вытягивала ноги вперед.
        Конечно, не «Харлей-Дэвидсон», но класс-то тот же.
        Так что все могут заткнуться, понятно?
        Рядом притормозил Олег Дикий. У Олега автомобиля не было, он, как и Света Коновалова (и многие другие), ездил на велосипеде. Объяснял всем, что это очень полезно для поддержания спортивной формы. А если по правде, то не мог дождаться, когда ему купят машину, но отношения у матери с отцом были скверные, тот показывался в Приозёрске всё реже и реже, так что четырёхколёсное счастье ему пока что не светило.
        - Слушай, Алька, - громко, перекрикивая мощный мотор «Волка», заговорил он, - я когда думаю, что ты сидишь рядом с этим уродом, мне прямо блевать охота, к горлу подкатывает, ей-богу! Тебе самой-то не противно? Я тебе что хочу сказать…
        - Не надо меня лечить, Олежек! - резко прервала его Алина. - Без тебя докторов хватает! - Неспешно сунула в рот жвачку, окинула его насмешливым взглядом: - А я чего-то думала, что ты покруче будешь!
        Крутанула ручку газа и унеслась прочь.
        Олег разочарованно сплюнул. Никак он не мог подобрать нужный ключик к этой девке. Вроде она и с ним, а всё равно дистанцию держит, не подпускает. Может, прав Заблуда, давно надо было трахнуть её, и все дела.
        А как же запах…
        Подумаешь, запах. В конце концов, можно перед этим освежитель зажевать.
        Нет, откладывать больше нельзя, надо решаться!
        Тамара Станкевич сидела в «Тойоте-Королле», якобы красила глаза. На самом же деле с живым интересом следила за всем в зеркальце заднего вида. Видела, как уехали Саня с Танюсиком, теперь её внимание было полностью сосредоточено на Алине и Олеге.
        Убедившись, что Алина умчалась на своём грохочущем мотоцикле, Тамара быстро вышла из машины, подняла капот, покопалась там пару секунд.
        - Олег! - окликнула она Дикого, который уже выезжал с пустыря.
        Тот услышал, оглянулся.
        Тамара стояла около своей «тойоты», призывно махала рукой.
        Олег нажал на педали, подкатил поближе:
        - Чего случилось?
        - Не знаю, - огорчённо пожала она плечами. - Машина, типа, не заводится. Прямо не знаю, чего делать. Хренотень какая-то!
        - Стартёр, что ли, барахлит? - с видом знатока спросил Олег.
        - Почём я знаю. Она как мёртвая. Сам попробуй. Может, у тебя получится.
        Олег прислонил велосипед к столбу, взял у Тамары ключ зажигания, сел в машину.
        Она нагнулась, всунула голову в салон, вроде как смотрела, что он будет делать. Олег вынужден был отклониться, так близко от него она оказалась.
        Он вставил ключ в замок, повернул. Машина и в самом деле была как мёртвая.
        - Пусти-ка!
        Он начал вылезать из машины. Тамара неохотно выпрямилась, отступила, пропуская его.
        Олег обошёл машину, заглянул под капот, сразу увидел отсоединённую клемму.
        - У тебя же аккумулятор отсоединён! - сказал он. - Вот она и не работает!
        - Ну да? - поразилась Тамара. - Ты серьёзно? Где? Покажи!
        Она опять стояла совсем рядом, развевающиеся волосы задевали его щёку. Олег покосился на неё, усмехнулся, до него наконец дошло.
        - Ну, ты даёшь, Томик!
        И одним движением соединил клемму.
        Как раз в этот момент мимо них проезжал рафик, в который Мария наконец-то усадила Рудика. Тяжёлое кресло было компактно сложено, лежало сзади.
        - Мам, этот парень чего-то против меня имеет! - пожаловался Рудик. - Вчера кресло нарочно толкнул. Хамит… Невзлюбил он меня за что-то. А я ему ничего такого не сделал…
        Мария притормозила, внимательно посмотрела на юношу, про которого говорил сын:
        - Вот этот блондинчик? Как его звать-то?
        - Олег Дикий, - мстительно проскрипел Рудик.

5.Перепих
        Алина Трушина жила почти на самой окраине Приозёрска. Жила одна: мать уже шесть лет как померла, а отец с новой женой поселился в прошлом году в Святопольске, здесь теперь почти не показывался. Зато деньги, ублюдок, присылал регулярно, и на том спасибо. Главное, что мотоцикл не забрал, оставил.
        Об отце Алина вообще старалась не думать, в противном случае опять начинала отчаянно болеть голова, накрывала полнейшая депрессуха, что, в свою очередь, грозило возвращением в психушку, где она побывала уже дважды (первый раз почти пять месяцев проторчала, второй - три) за свои семнадцать лет.
        Те два с половиной года, когда она оставалась жить вдвоём с отцом, превращаясь из угловатого подростка в девушку, исчезли в чёрном провале её памяти, и у Алины не было ни малейшего желания извлекать их оттуда. Всё, что касалось того страшного времени, являлось для неё табу, нарушать которое не следовало ни под каким видом.
        Домик у неё был небольшой, но вполне уютный. Особенно нравился ей сад, сейчас в нём уже бурно цвела черёмуха, разрастались, наливались соками кусты смородины, малины. Алина стояла в самой их гуще, подрезала кусты небольшой электропилой с тонкой шиной. Аппарат был полупрофессиональный, качественный - Partner 4600. Она управлялась с ним вполне умело, чувствовалось, что делает подобную работу не в первый раз.
        Из-за жужжания пилы не сразу расслышала окликавшего её Олега. Он прислонил велосипед к забору, открыл калитку, подошёл поближе. Чувствовал себя более-менее уверенно. Всю дорогу жевал мятные освежающие таблетки, надеялся, что они перебьют противный запах.
        - Привет!
        Алина выключила пилу, молча смотрела на него, ждала, что он скажет.
        - Слушай, не хочу я с тобой в непонятки играть, - возбуждённо заговорил Олег. - Зачем нам эти напряги? Ну, может, я чего не так перетёр, перегнул палку, как говорится. На самом-то деле мне до лампы. Раз такие заморочки, тусуйся с этим уродом на здоровье, мне-то чего.
        - Ну, спасибо за разрешение, - усмехнулась Алина. - У тебя всё? Ты только ради этого прикатил?
        Олег наконец решился:
        - Давай по-честному, без базара?
        - Давай, - кивнула она.
        - Мы с тобой уже, считай, полгода тусуемся, с осени…
        - Ну, - подтвердила Алина.
        - Вот тебе и ну. Баранки гну. Время идёт, а ни хрена у нас не происходит. Все уже смеются. Сама знаешь, я от тебя прусь. И тебя вроде тоже от меня клинит. Так чего мы тянем-то? Я к тому, что, может, трахнемся, а?
        Алина, прищурившись, смотрела на него, вроде как размышляла.
        Олег решил, что она не поняла или не расслышала.
        - Может, типа, перепихнёмся? - уже менее уверенно предложил он.
        - А я думала, ты не хочешь, - сказала она.
        - Да нет, - обрадовался Олег. - Я просто тебя торопить не хотел, ждал…
        - А чё ждал-то? - усмехнулась Алина. - Ишь, какой хитрый…
        Она опять задумчиво разглядывала его, что-то соображала, кумекала.
        Олег прикусил губу, отвернулся.
        - Ну ладно, - сказала она тихо. - И правда, чего резину тянуть. Пойдём, Дикарь! Перепих, так перепих!
        Олег вскинул голову, глаза заблестели.
        - Только у меня условие, - тут же осадила его Алина. - Всё будешь делать, как я скажу.
        - Я согласный, - хрипло проговорил он.
        Они вошли в дом.
        Алина закрыла дверь на замок, уверенно направилась в спальню.
        Олег с бьющимся сердцем шёл за ней. Оба не произносили ни слова.
        В спальной комнате царил полнейший бардак: постель была смята, разбросана, на прикроватной тумбочке валялись какие-то полупустые пузырьки с лекарствами.
        Алина нагнулась, вытащила из-под кровати ящик, порылась в нём, достала ремни, цепи.
        Потом повернулась к нему и коротко приказала:
        - Раздевайся и ложись!
        Олег посмотрел прямо в её чёрные, с расширенными зрачками глаза и начал медленно расстёгивать рубашку.

6.Драка
        Полетел в мусорное ведро очередной оторванный скомканный листик настенного календаря. Гороскоп на новой странице опять не сулил читавшему ничего хорошего:
        ГОРОСКОП. СКОРПИОН. СРЕДА.
        СКОРПИОН ДОЛЖЕН БЫТЬ ОСОБЕННО ОСТОРОЖЕН СЕГОДНЯ, ПРЕДПРИНИМАЯ КАКИЕ-ЛИБО АКТИВНЫЕ ДЕЙСТВИЯ. ЛУЧШЕ БЫ ИХ ВООБЩЕ ИЗБЕЖАТЬ В ЭТУ СРЕДУ. В ПРОТИВНОМ СЛУЧАЕ СУДЬБА МОЖЕТ ПРЕПОДНЕСТИ ВАМ МАЛОПРИЯТНЫЙ СЮРПРИЗ.
        На этот раз в одиннадцатом «А» шёл урок психологии - новый предмет, введённый Минобразования в школьную программу в этом году. Из-за нехватки учителей психологию Погребной в конце концов поручил вести сорокалетнему, крепко сложённому Андрею Степановичу Лаптеву, благо тот сам вызвался (нужны были дополнительные заработки в связи с рождением второго ребёнка). До этого года Лаптев нёс на себе две нагрузки - был учителем физкультуры и одновременно тренером школьной футбольной команды. Звёзд Андрей Степанович с неба не хватал, это директор понимал, но, с другой стороны, человек был старательный, исполнительный, так отчего ж не попробовать.
        Класс слушал Лаптева вполуха - кто из недоверия к тренеру, кто просто из-за полного отсутствия интереса к предмету. Стоял унылый, ленивый гудёж. Света Коновалова и Рудик Новиков были, пожалуй, единственными, кто что-то записывал на этом уроке.
        - Короче говоря, в результате исследований природы и окружающей среды учёные в конце концов пришли к выводу, что связь между геном и человеческим поведением совсем иная, чем между причиной и следствием, - бубнил Лаптев, сам не очень отчётливо понимая, о чём говорит.
        К уроку он готовился вчера поздно вечером, под бесконечный крик ребёнка, которого мучили газики, и теперь в голове у него царил полный сумбур. Вообще проклятая эта мудрёная психология была постоянной головной болью, Андрей Степанович уже тысячу раз пожалел, что взвалил её на себя, но отступать поздно - взялся за гуж, не говори, что не дюж. Вот он и мучился.
        У Рудика неожиданно закончилась паста в шариковой ручке. Он потряс ею, надеясь оживить умершую ручку, но ничего не вышло, она бессмысленно скребла по бумаге, не оставляя следов.
        Рудик нахмурился, полез в сумку в поисках другой ручки.
        Света со своей парты, находившейся через ряд от него, заметила, как он крутится, тут же протянула ему свою.
        - Спасибо, - благодарно прошептал Рудик.
        Олег Дикий, по-прежнему ревниво наблюдавший за сидящей рядом с калекой Алиной, неодобрительно хмыкнул. После вчерашнего чувствовал себя настоящим суперменом, любое физическое несовершенство теперь его особенно раздражало.
        И как только бабы могут общаться с этим уродом!
        Алина его, конечно, удивила, не ожидал от неё такого. Поначалу ему даже не по себе было, струхнул малость, если честно. А потом понравилось.
        С нехилой фантазией тёлка!
        Правда, остались следы на запястьях и на спине, но они скоро пройдут. Зато все страхи оказались позади, он не подкачал, показал себя в лучшем виде. Теперь, главное, можно было бы и пересесть к Алине, так нет, место прочно занял калека со своим мудацким креслом.
        Олег недовольно покачал головой.
        Вот уж мутный чувак!
        Светка - ладно, она, в конце концов, не его герла, но Алина как может с этим инвалидом контачить! Особенно теперь. После того, что между ними было.
        Она что, не догоняет, что ли? Добьётся, что он до неё больше пальцем не дотронется, иначе его просто стошнит.
        - В то время как ген в определённом смысле даже усугубляет человеческое поведение, - тоскливо продолжал Лаптев, поглядывая в конспект, - он в то же время не до конца контролирует действия людей…
        Он остановился, попытался осмыслить то, что произнёс. Не без труда, но всё же это ему удалось.
        - Короче говоря, несмотря ни на что, люди сами выбирают, кем им быть, когда вырастают, - подытожил тренер.
        И тут, к его искреннему облегчению, наконец-то раздался звонок. Класс немедленно наполнился жизнью, зашумел, задвигался.
        - Дикий, зайди ко мне в тренерскую, - обратился Лаптев к Олегу. - Поговорить надо насчёт соревнований. Неделя осталась.
        - Хорошо, Андрей Степанович, - вежливо улыбнулся Олег.
        Тренер собрал конспект, упругой походкой вышел из класса.
        Тут же в дверь с разных сторон ринулись ученики.
        Рудик, обычно ждавший, пока основной поток схлынет, на этот раз не рассчитал, двинулся с места чуть раньше и оказался в самой гуще выходивших. С обеих сторон в дверь протискивались, в результате чего кресло его намертво заблокировало вход.
        Сзади немедленно возникло волнение. Раздались возгласы:
        - Вот, блин, баррикада!..
        - Чё там застряли?
        - Да новенький с его грёбаным креслом!
        - Дикарь, да протолкни ты его! - не выдержала Таня Родина. - А то я сейчас уссуся, честное слово!
        Олег Дикий не заставил себя долго упрашивать. Поднял мускулистую ногу, с силой пнул инвалидное кресло в спинку. Оно вылетело из двери, прокатилось через коридор, врезалось в стену напротив.
        Таня издала победный вопль, нырнула в освободившееся пространство, помчалась в туалет. Остальные стали вываливаться из класса.
        Света Коновалова и Ромка Заблудший подошли к Рудику, который, плотно сжав губы, выравнивал кресло.
        - Ты как, нормально? - заботливо спросила Света.
        Рудик молча кивнул, поправил сбившуюся бейсболку на голове.
        - Я тебе говорил, Дикарь - реальный придурок, - заметил Ромка, глядя вслед спокойно удалявшемуся по коридору Олегу. Потом посмотрел на других ребят, несущихся мимо с оголтелыми криками, глубокомысленно добавил: - Впрочем, как и все остальные в этой долбаной школе.
        На большой перемене Олег Дикий пришёл в просторный школьный буфет (гордость Погребного!) с небольшим опозданием: пришлось задержаться из-за разговора с тренером о команде, о грядущих районных соревнованиях. В левом углу зала по негласной традиции ели одиннадцатиклассники, больше туда никто не совался - знали, что за это и схлопотать можно.
        Олег нахмурился. За одним из столов сидели Света Коновалова, братья Асланяны, чёртов инвалид Рудик и, самое неприятное, Алина.
        Мало того, Алина помогала уроду, в данный момент разрезала ему сосиску.
        Может, она его ещё с ложечки кормить будет?
        Или грудь ему даст?
        А может, отсосёт у него по доброте душевной?..
        Олег почувствовал, как от этой картины подкатывает к горлу, невольно сжал кулаки.
        Алина заметила его появление. Повернула голову, махнула рукой, приглашая сесть рядом.
        Но это было уже слишком.
        Не пошла бы она!..
        Пусть сама возится с этим уродом!
        Олег взял поднос с едой и, игнорируя удивлённый взгляд Алины, демонстративно уселся за другой стол. Тут ели Ромка, Павло Горошевич, Таня с Тамарой и, само собой, Саня Колосков, старавшийся тусоваться рядом.
        - Я смотрю, Трушина себе нового пацана нашла, - ехидно заметил Павло, как только Олег уселся.
        - А чё, классный пацан, - заржал Ромка. - Главное, со своим транспортом. Подвезти может, если что.
        При этом посматривал на Олега, всё это говорилось ради него.
        Тот не выдержал, нагнулся к Ромке, сказал вполголоса:
        - А мне насрать на неё теперь. Я ей вчера засадил по самые помидоры!
        - Да ты чё! - восхищённо ахнул Ромка. - Нехило! - Но тут же отодвинулся: уОлега неприятно пахло изо рта. - Ну ты герой, Дикарь! - сказал он с безопасного расстояния. - Наконец-то! И года не прошло! Поздравляю! - Потом повернулся, с ехидцей оглядел Алину. - Ну и как прокатило?
        - Нормалёк, - небрежно бросил Олег, засовывая в рот кусок курицы. - Карасём по стене ходила.
        Он невольно глянул в сторону Алины.
        Та неожиданно поняла, о чём они говорят, отвела блеснувшие ненавистью глаза, ткнула вилкой в макароны по-флотски с такой силой, что зубья погнулись.
        - Я чуть не обоссалась сегодня из-за этого Рудика-хуюдика, - откровенничала тем временем Таня Родина. - Весь выход забил своим креслом мудацким. Задолбал, честное слово! Он к тому же ещё и живёт напротив, прямо через дорогу эта их сраная «Котлетная». Вот ужастик, да? Ночью приснится - испугаешься!
        Все сочувственно слушали. И правда, не повезло Родиной с таким соседством. Мало того что в классе то и дело на инвалида натыкается, так теперь ещё и дома.
        - Может, вам переехать оттуда? - не без ехидства спросила Тамара. - Раз такие дела, а, Танюсик?
        Тане шутка не понравилась.
        - Нет уж, пусть инвалид сваливает! - пробурчала она.
        Павло же тем временем пытался поймать взгляд Светы Коноваловой, разговор Олега и Ромки сильно его вдохновил. Чего он теряется, в самом деле? Только дурью мается.
        Действовать надо!
        Так, как Дикарь! Чтоб потом можно было бы так же небрежно бросить: «Я ей засадил вчера по самые помидоры!»
        Араму Асланяну не понравился пристальный взгляд Горошевича. Он решил, что Павло уставился на него, и отреагировал мгновенно.
        - Ты чё пялишься? - с вызовом спросил он.
        Говорил с заметным армянским акцентом.
        Павло недоумённо посмотрел на Арама, не сразу понял, что тот хочет.
        - Чего-о? - протянул он.
        - Я спрашиваю, на чё ты пялишься, козёл?
        На этот раз до Павло дошло. Он отвернулся, продолжил есть, раздумывал, стоит ли заводиться здесь, в буфете. Асланянов Павло не боялся, был уверен, что справится с обоими, но лишняя драка в школе не нужна, и так проблем хватает, лучше дождаться более подходящей ситуации.
        - Остынь, - лениво отозвался он, - не парься. Не на твою чёрную жопу любуюсь, это уж точно!
        Арам в бешенстве переглянулся со своим братом Геворком.
        - Кочумай, - сказала ему Алина, - не бери в голову. Он думает, раз качок, так всё может. Он своё рано или поздно получит. На вот лучше, траванись!
        Достала пузырёк, вытряхнула на ладонь несколько таблеток. Братья взяли по одной, она подумала, протянула раскрытую ладонь Рудику:
        - Бери.
        - Что это? - спросил он.
        - Колёса, - спокойно ответила Алина. - Бери, не стремайся, по кайфу будет.
        Рудик покачал головой:
        - Спасибо, я не хочу.
        Алина подозрительно взглянула на него, сунула в рот сразу две таблетки. Может, и прав Дикарь, мутноватый какой-то парень этот инвалид. Что он там себе думает, на что таращится из-под своих тёмных очков, никому не известно.
        Прямо сыч лесной!
        Вроде как ни в чём не участвует, сидит тихо, а по ходу всё сечёт, ничего не пропускает…
        Тем временем за соседним столом Саня Колосков собрался с духом, предпринял очередную атаку на Тамару Станкевич:
        - С-слушай, Т-тамар, ты ч-ч-чего д-делаешь в в-выходные? М-м-может, т-тусанёмся у оз-зера?
        - Да охренела я уже от этой вашей тусовки, - небрежно отвечала Тамара. - И вообще у меня другие планы были…
        Саня растерялся. Его неприятно резануло слово вашей. Оно словно ставило его на место, вровень со всеми остальными.
        Тамара же перевела взгляд на Олега Дикого и вдруг передумала. В голове мгновенно выстроился план, как можно использовать этого, сильно запавшего на неё заику.
        Она повернулась к Сане, растянула пышные губы в своей самой очаровательной (прекрасно это знала) улыбке.
        - Хотя раз ты так хочешь, то почему бы и нет. Давай тусанёмся.
        - Т-ты чё, реально? - не поверил своему счастью Саня.
        Тамара повела плечиком, усмехнулась:
        - Ну да. Беспонтово.
        - А можно и я с вами? - как всегда неуклюже, влезла в разговор Таня Родина.
        Все, включая Олега, рассмеялись, стали вставать из-за стола, собирать тарелки.
        - Вы чего? - захлопала глазами Таня.
        - Ты, Танюсик, всегда скажешь, как в лужу пёрнешь, - любезно объяснил ей Ромка Заблудший. - Ты чё, не знаешь, что третий - лишний?!
        В конце концов закончился и этот невыносимо долгий школьный день. Рудик Новиков, наученный горьким опытом, дождался, пока все вышли, только потом выкатился из класса.
        Коридор уже почти опустел, последние школьники тянулись к выходу. Он не спеша катился к входной двери, когда неожиданно перед ним возник чей-то высокий силуэт. Из-за полумрака, царившего в коридоре, тёмных очков, а также из-за того, что тот стоял на контровом свету, Рудик не сразу распознал Олега Дикого.
        - Слышь ты, клешня! - грубо обратился к нему Дикий. - Хочешь спокойно жить, держись подальше от моей тёлки, понял?
        Рудик оценивающе смотрел на него, молчал.
        - Ты чё, не понял? - повысил голос Олег. - Мне насрать, что тебя с ней посадили. Я сказал, не клейся к Алине, а то я тебе последнюю руку оторву!
        Опять повисла пауза.
        Олег ждал.
        Рудик наконец открыл рот, пожевал губами.
        - Да, ты большой и сильный парень, - произнёс он без всякого выражения своим скрипучим, напоминавшим несмазанный механизм голосом.
        После чего потянул за рычажок, дал задний ход, ловко объехал Олега и устремился к выходу.
        Олег растерянно смотрел ему вслед, чувствовал себя абсолютно оплёванным. С этим уродом всё было как-то не так, сплошные непонятки.
        Сзади подошла Тамара Станкевич. Нарисовалась почти беззвучно, незнамо откуда. То ли из туалета вышла, то ли сверху спустилась, из учительской.
        Олег покосился на неё, надеялся, что она не слышала разговора.
        - Чё ты ему брякнул? - спросила Тамара.
        Он равнодушно пожал плечами:
        - Да так, просто поздоровкался. Нужен он мне больно.
        - А меня он чего-то пугает, - неожиданно призналась Тамара. - Я вообще калек не люблю. А с этим точно что-то не то. У меня прямо от него мурашки бегают.
        - Да ты чё, - рассмеялся Олег, - нормальный парень, только безногий. И ещё руки нет, а так всё путём.
        На самом деле прикрывал смехом смущение. Тамара сказала чистую правду, попала в десятку. Дело было вовсе не в Алине, а в том, что в присутствии Рудика он ощущал какую-то непонятную тревогу, смятение. Именно это его и раздражало предельно. Был бы чёртов Рудик здоров, он бы ему показал, а так что с ним сделаешь, с калекой, он и так на ладан дышит…
        Вслух же сказал нарочито бодрым голосом:
        - Не бзди, старуха! Тебе просто кажется. Не забивай голову.
        - Да нет, - томно улыбнулась Тамара, - я с тобой, Олежек, ничего не боюсь.
        Он отвёл глаза.
        А чё, можно попробовать!
        После вчерашнего успеха почему бы не рискнуть и с Тамаркой. Просто для сравнения.
        Нащупал в кармане пачку освежающих таблеток «Холодок», достал её, небрежно сунул одну в рот, предложил Тамаре:
        - Хочешь? Это мятные.
        Та отказалась, мятные таблетки в её планы не входили, совсем других ощущений ей сейчас хотелось.
        - Ой! - вдруг вскрикнула она. - Смотри, ты пуговицу потеряешь.
        И, прежде чем он успел что-либо сказать, наклонилась, чтобы откусить нитку.
        Рудик доехал до выхода, остановился.
        Чуть развернул кресло, оглянулся, чтобы посмотреть, что делает Олег.
        Тот был хорошо виден в глубине коридора, стоял, прислонившись к стенке, Тамара Станкевич (Рудик тут же узнал её) нагнулась, тесно прильнула к нему.
        Тамара не спеша откусила нитку, снизу вверх посмотрела Олегу в глаза. Тот ответил долгим призывным взглядом. Больше она не раздумывала, выпрямилась, со вздохом облегчения впилась в его губы, закрыла глаза.
        Олег ответил на поцелуй, был доволен, что успел пожевать таблетку, можно не опасаться, что она почувствует дурной запах.
        Тамара, постанывая, целовала его всё сильнее, прижималась к нему всем телом, всё глубже засовывала ему в рот свой гибкий язык. Удивительно, что при этом она целовалась совсем по-другому, чем Алина, куда нежнее, мягче, не пыталась доминировать, наоборот, старалась сама раствориться в нём.
        Олег тоже в истоме опустил веки, в паху у него всё напряглось, одеревенело.
        Поцелуй становился всё более продолжительным и страстным.
        Неожиданно он получил мощный удар в лицо, голова дёрнулась, сильно ударилась затылком о стену. Олег в изумлении открыл глаза.
        Напротив, злобно оскалив зубы, стоял Саня Колосков, готовился врезать ему ещё раз. Но Олег уже опомнился, ответил резким хуком слева, потом тут же ударил справа, прямо в висок. Саня успел чуть отклониться, удар прошёл мимо. Они сцепились, повалились на пол.
        Олег был выше, тяжелее, поначалу одолевал он, но затем Саня исхитрился как-то вывернуться, оказался сверху, безжалостно начал колошматить его, не разбирая куда бьёт.
        Тамара стояла чуть в сторонке, с горящими глазами следила за дракой. На такой эффект она даже не рассчитывала, хотя и предполагала небольшую стычку. Знала, что Саня, не дождавшись её на стоянке, обязательно вернётся за ней в школу.
        Олег всё-таки напрягся, сбросил Саню, вскочил, в бешенстве стал лупить его ногами.
        Тот волчком вертелся на полу, прикрывая бритую голову.
        Восхищённо следившая за дракой Тамара услышала чьи-то торопливые шаги, оглянулась. Подбежал Андрей Степанович Лаптев, сильным рывком отшвырнул Олега, поставил на ноги Саню.
        Лицо у избитого превратилось в сплошное месиво. Он тяжело, порывисто дышал, не мог произнести ни слова.
        Олег тоже был весь в крови, даже рубашка оказалась залита кровью. Один рукав почти оторвался, болтался на маленьком отрезке ткани. Он рванул его, оторвал окончательно, стал вытирать им лицо.
        - Дикий, иди умойся! - приказал Лаптев.
        - Он первый начал! - разбитыми губами проговорил Олег. - Я к нему не приставал!
        - Иди, тебе говорят! - прикрикнул тренер. - Ты бы лучше на поле так выступал.
        Саня нагнулся, выплюнул окровавленный зуб. Злобно повернулся к Олегу:
        - Эт-т-о ещ-щё н-не к-конец!
        Тамара подошла поближе, спросила невинным голосом:
        - Чего ты хочешь, Саня? Ну чего ты завёлся?
        - Я? - в бешенстве зыркнул глазами Колосков. - Ему ч-ч-ч-его, уже Ал-лины м-м-ало, д-да?
        Тамара пожала плечами. Подумала про себя, что Саня с разбитой мордой и бешеными глазами выглядит сейчас очень даже интересно.
        - Пусть тебя это не колышит, придурок! - проревел в ответ Олег. - И не зыркай тут на меня, а то я тебе глаз на жопу натяну! Идём, Тамара!
        Он взял её за руку, она с удовольствием подчинилась:
        - Пойдём, Олежек, я тебя умою!
        Они пошли по коридору.
        Это ещё больше взбесило Саню, он рванулся за ними, Лаптев еле успел перехватить его.
        - С-сука! - выкатив глаза, орал им вслед Саня. - Коз-зёл упп-пакованный! Я теб-бя ещё сд-делаю!!!
        Олег оглянулся, передразнил его.
        Саня взвизгнул в истерике, забился в сильных руках тренера.
        - Дикий! - на весь коридор закричал Лаптев. - Немедленно уходи! Иди, иди, не оглядывайся! И попробуй мне не появиться сегодня на тренировке! А ты, Колосков, пойдёшь со мной!
        И, не отпуская Саню, потащил его в сторону лестницы.
        Коридор окончательно опустел.
        Рудик, наблюдавший всю эту красочную сцену, повернулся и выехал из дверей на залитую солнцем площадку.

7.Сумерки
        На Приозёрск опустились сумерки. Дневное очарование ушло, городок наполнился таинственными тенями, серым маревом, тихими шорохами. С озера потянуло сыростью, бледный электрический свет стал то и дело вспыхивать в тёмных окнах.
        Световая полоса пролегла и под гаражной дверью в доме Колосковых на улице Константина Скуратова, названной по имени когда-то родившегося в Приозёрске Героя Советского Союза. Что именно совершил Скуратов и когда, приозерчане толком не знали, никого это особо не заботило.
        Гараж же Саня давным-давно переоборудовал в собственную студию, которая стала самым его любимым местом во всём доме. Разместил тут старый продавленный, не раз испытанный диван, повесил боксёрскую грушу. Здесь же стояли динамики, валялись две электрогитары, ударная установка, во всю стену красовался купленный за немалые деньги плакат из вестерна «Непрощённый» слюбимым Саниным актёром Клинтом Иствудом.
        Родители в очередной приезд повозмущались экспроприацией гаража, но в конце концов махнули рукой, Сане они ни в чём не отказывали. Тем более что в Приозёрске бывали редкими наездами, главным образом мотались по ближнему зарубежью, занимались бизнесом, о котором он имел весьма смутное понятие.
        Саня сидел на диване, хмурый, раздражённый. Забинтованной рукой брал из миски лёд, прикладывал к разбитой, распухшей физиономии.
        С улицы донёсся приближающийся звук мотоцикла, затих у самого гаража. В дверь кто-то постучал.
        - Открыто! - крикнул Саня.
        Одетая в чёрную куртку и кожаные штаны, вошла Алина Трушина, сняла шлем, беспокойно взглянула на Саню. Зрачки были сильно расширены, сама бледная, на верхней губе капельки пота.
        - Привет!
        Саня молча кивнул, отвёл глаза.
        - Кто кого коцал, Санёк? Только без прогона!
        Саня всё так же безмолвно пожал плечами, говорить был явно не расположен.
        Алина нервно качнулась на каблуках, закусила губу. Была явно в сильно заведённом состоянии.
        Саня это почувствовал, примиряюще предложил:
        - К-курить б-будешь?
        - Ты мне непонятки не гни! - разозлилась Алина. - Не хочу я курить! Я хочу знать, с чего у вас началось!
        - У к-козла своего сп-проси! - огрызнулся Саня.
        - Не напрягайся, я уже спросила.
        Он вопросительно покосился на неё:
        - Н-ну?
        Она резко мотнула коротко стриженной головой:
        - А ни хрена. Молчит. Не мечи икру, говорит. Говорит, я ему кайфолом устраиваю своими вопросами. А я чую, что-то не то… - Алина подошла поближе, тихим голосом попросила: - Чё было-то, Сань? Ну, колись!
        Саня криво усмехнулся разбитыми губами:
        - Н-ничё! С Т-т-тамаркой сосался, б-больше н-ничё. Я их засёк!
        Голова у Алины мелко затряслась. Она была на грани истерики, еле сдерживалась.
        - Я так и знала, - стуча зубами, как от озноба, заговорила она. - Вот блядун! А эту сучару я урою! Убью её! Сучка!
        Алина повернулась к двери.
        Саня тут же вскочил, преградил ей путь:
        - Т-тамару не т-трогай! Она не п-при чём!
        - Да пошёл ты!
        Она сильно толкнула его, освобождая себе дорогу.
        Саня пошатнулся, крепко схватил её за руку:
        - П-п-прекрати! Я с н-ней с-сам разберусь! И с Дикарём т-тоже! Он мне з-зуб выбил! Вон!
        Он отпустил её руку, открыл рот, ткнул пальцем в зиявшую в верхней челюсти дырку от выбитого зуба.
        Алина оглядела дырку, почему-то вдруг резко успокоилась, удовлетворённо кивнула:
        - Ничё, тебе твои золотые вставят!
        - Я ей п-подлянку устрою! - пообещал Саня. - Но сначала с Д-дикарём п-перетру! Мало не п-покажется!
        - Чего ты прибурел, Санёк? - тихо, почти шёпотом, сказала она. - Остынь, нужна мне больно твоя дура! А с этим козлом это уж мои дела, понял?
        Он ничего не ответил.
        Оба стояли молча, как борцы перед схваткой, оценивающе смотрели друг на друга.
        Света Коновалова бежала вдоль озера. На ней был голубой спортивный костюм «Адидас», чёрные волосы завязаны в тугой хвост, ритмично болтавшийся при беге. Она очень любила эти свои пробежки, завела себе за правило непременно хоть полчаса, но только чтобы каждый день. Старалась делать это на закате, когда вода в озере золотилась, а на душе устанавливался удивительный покой, дневная накипь начисто сходила с неё.
        Но сегодня Света припозднилась, пришлось бежать в сумерки, отчего какое-то неясное беспокойство владело ею. Возможно, потому, что вокруг никого не было, лес с каждой секундой всё темнел, птицы попрятались, смолкли насекомые. Опустившуюся тишину нарушали только готовившиеся к вечернему концерту лягушки, и какой-то одинокий собачий вой горестно доносился с того берега.
        Света тяжело дышала, поглядывала по сторонам, невольно ускоряла бег. С озера тянулся туман, заволакивал тропинку, лез под куртку, холодил разгорячённое потное тело.
        Она ещё прибавила ходу, с облегчением увидела на открывшейся полянке свой прислонённый к дереву велосипед. Выгнутый металлический руль тускло вырисовывался в серой мути.
        Света заставила себя перейти на шаг, постаралась успокоить дыхание. Подошла к велосипеду, и как раз в это мгновение ожил, зазвонил мобильник. Она невольно вздрогнула, вытерла испарину на лице, достала из кармана телефон.
        Срывающимся голосом сказала:
        - Аллё, аллё!
        Телефон молчал, дышал как затаившийся зверёк.
        У Светы перехватило горло.
        Туман сгущался, подкрадывался, клубился вокруг неё. Сердце стучало от страха и ненависти к этому неизвестному придурку, изводившему её бессмысленными звонками.
        Она отключила телефон, сунула его в карман, села на велосипед и что было сил нажала на педали.
        Вымотанные тренировкой, одетые в одинаковую, купленную родительским комитетом форму, футболисты тяжело передвигались по полю, над которым ядовитым светом засияли фонари, ярко высветив измождённые потные лица.
        Тренер Андрей Степанович Лаптев с металлическим свистком во рту недовольно наблюдал за игрой.
        - Эй, Дикарь, старайся больше пасовать, да? - раздражённо крикнул Арам Асланян Олегу.
        Олег ничего не ответил - слишком устал.
        Вместо него немедленно отреагировал Павло Горошевич.
        - Слава богу, наконец-то у нас новый нефиговый тренер появился! - издевательским тоном объявил он. - А ко мне какие у тебя замечания, Арамчик?
        - Греби отсюда, Горошевич! - запыхаясь, бросил подбежавший Геворк.
        - Тебя забыть спросили! - задиристо ответил Павло. - Может, твой братан сам за себя скажет? Или ему слабо? Подбздеваешь, да, Арамчик?
        - Не о чем мне с тобой говорить, - разозлился Арам. - Пословицу знаешь - не тронь говно, вонять не будет!
        - Я тебе, сука черножопая, покажу говно! - мгновенно завёлся Павло. - У тебя сейчас между ног яичница будет!
        - Ну, давай покажи, раз ты такой борзый!
        Игра остановилась.
        Арам сжал кулаки, напрягся, внимательно следил за каждым движением Горошевича. Тот пригнулся, легко, пружинисто двигался вокруг, переносил тяжесть с одной ноги на другую. Оба тяжело дышали - всё-таки тренировка шла уже полтора часа.
        Остальные, включая Олега Дикого, подошли поближе, с удовольствием предвкушали драку, которой особую остроту придавала национальность обоих парней. Уж больно они были разные даже на вид: смуглый Арам с чёрными жгучими глазами и голубоглазый светловолосый Павло.
        - Ну чё, очко играет? - осклабился Горошевич.
        - Не гони мульку! Давай иди сюда! - отвечал Арам.
        Павло сжал кулак и бросился вперёд.
        Но ударить не успел - прямо перед ним вырос Лаптев, оглушительно засвистел в свой металлический свисток.
        - Прекратить немедленно! - заорал он. - Дикий, это опять ты завёл?
        - Я-то тут при чём, Андрей Степаныч! - возмутился Олег. - Я воще тут не при делах. Это эти придурки, а совсем не я!
        - Сам ты придурок! - тут же огрызнулся Павло.
        - Я сказал, прекратить! - окончательно взбеленился тренер. - Надоели вы мне все до смерти, идиоты! Тренировка закончена. Дикий, ты в игре в субботу не участвуешь!
        - А я-то за что? - поразился Олег.
        Но тренер уже шёл к раздевалке, не слушал.
        - Чтоб не выступал много, - усмехнулся Горошевич.
        - Заткнись, Павло!
        Олег резко повернулся к нему. Тот стоял, нагло ухмылялся ему в лицо.
        Нет, вторая драка за день - это будет слишком.
        Олег выразительно сплюнул, развернулся и зашагал в раздевалку. Остальные, окончательно потеряв надежду на бесплатное развлечение, потянулись за ним.
        Олег тщательно вымылся, обмотался полотенцем, вышел из душевой (новенькая душевая была очередным недавним достижением Погребного!). Сел на скамеечку, открыл свой шкафчик. Почти сразу же затрещал мобильник.
        Он полез в карман джинсов, вытащил его наружу, посмотрел на определитель. Звонила Алина.
        - Что, малыш? - коротко спросил Олег.
        (Первый раз он так назвал её тогда, в тот вечер, после того как всё случилось, - так разговаривал крутой парень в одном французском фильме, - сейчас же как бы утверждал своё право на покровительственный тон.)
        Она никак не отреагировала на это обращение, ответила так же лаконично:
        - Поговорить надо.
        Он взглянул на часы. Алина наверняка уже давно в кинотеатре, проверяет билеты вместе с Таней Родиной.
        - Ты на работе?
        - Ага.
        - Ну и чего там?
        - Ничего, я здесь долго базлать не могу. Последний сеанс сегодня в семь тридцать. Так что в десять могу запросто отсюда свалить. Подгребёшь?
        - Можно, - кивнул Олег.
        - Жди меня у входа. Пешком приходи, чтоб с велосипедом напряга не было. Куда его потом девать!
        - Ладно, замётано. Пока, малыш!
        Олег опасливо поглядел по сторонам - не хотел, чтобы кто-то слышал, как он разговаривает с Алиной таким нежным, несвойственным ему тоном.
        Тут же наткнулся на ироничный взгляд Лаптева. Тренер, уже одетый, с сумкой в руке, стоял неподалёку.
        Олег выругался про себя, отвёл глаза.
        Всё сегодня шло как-то тухло, как раньше говорили, наперекосяк.

8.Туман
        Кинотеатр «Берёзка» был единственным освещённым местом на всей пустой Озёрной улице. Олег подошёл к нему ровно в десять. Сильный туман расползался вокруг, окутывал здание кинотеатра белёсой мутной дымкой, сквозь которую пробивался какой-то нереальный, потусторонний свет горящих около входа фонарей, да ещё тускло мерцала красная неоновая реклама нового фильма.
        Двери здания оказались заперты, в фойе было почти темно, только в самой глубине виднелся отблеск дежурной лампы. Впрочем, Олег не удивился - знал, что там, внутри, в просмотровых залах, вовсю идёт уборка. Алина, с которой он ещё раз разговаривал час назад, перед самым выходом из дому, предупредила его об этом.
        Пролесок находился совсем рядом, почти примыкал к кинотеатру. В кустах и деревьях, призрачно вырисовывающихся в тумане, шло какое-то движение, тихое шебуршение, кто-то наблюдал за ним оттуда.
        Но Олег на это никак не отреагировал, как всегда, был слишком сосредоточен на самом себе. Он вообще редко обращал какое-то особое внимание на окружающее. В отличие, к примеру, от той же Светы Коноваловой, остро чувствующей любой посторонний взгляд, запах, изменение в атмосфере, Олег Дикий никогда этого ничего не замечал.
        Он спустился по ведущей к дороге широкой лестнице, потянулся, присел на ступеньки. Ждать предстояло недолго, Алина должна была появиться с минуты на минуту. Он взглянул на часы. Они показывали 10.13. Олег полез в карман куртки, неспешно извлёк оттуда маленького калибра пистолет с белой костяной ручкой, который в свой последний приезд подарил ему отец.
        За одним из ближайших к нему находившихся у него за спиной деревьев послышался лёгкий шорох, и тут же всё замерло. Олег оглянулся, мельком взглянул туда, но по-прежнему нисколько не озаботился. Вынул из другого кармана пачку сигарет с ментолом, сунул сигарету в рот. Затем наставил на себя пистолет, спустил курок.
        Вспыхнул огонёк, пистолетик оказался зажигалкой. Олег закурил, надеялся ментоловой сигаретой перебить запах во рту, предвкушал очередное нулячее (это было недавно появившееся в обиходе словечко, означало - совсем новое) приключение интимного плана. Округлил рот, выпустил кольца дыма, которые тут же растворились в туманном воздухе. Потом затянулся ещё разок, более глубоко, закашлялся.
        За деревом опять началось осторожное движение, кто-то, еле слышно ступая, перешёл к другому дереву, поближе, а затем стал медленно приближаться к нему.
        Олег всё ещё кашлял, ничего не замечал.
        В конце концов успокоился, вытер выступившие слёзы, опять посмотрел на часы, удивлённо пожал плечами. Уже 10.16, а Алина так и не вышла.
        Что у них там, собрание, что ли?
        В горле всё ещё першило, он снова попытался прокашляться.
        Кто-то, скрытый от Олега уходящей вверх эстакадой, стоял уже почти сзади, совсем близко, их разделяло не больше двух метров.
        Олег снова затянулся, на этот раз неглубоко, но курение явно шло не в кайф, вкус во рту был даже противней, чем обыкновенно. Он, безусловно, чувствовал неприятный запах, никак не мог его перебить.
        Расстояние между ним и тем, кто бесшумно подходил сзади, сократилось ещё больше, оставался буквально один шаг, когда Олег вдруг резко встал и раздражённо выбросил сигарету.
        Движение за его спиной мгновенно прекратилось, кто-то затаил дыхание, плотно прижался к стене.
        Олег, так ничего и не заметив, оглянулся на кинотеатр. Двери были по-прежнему закрыты, ни Алина, ни Таня Родина, никто другой оттуда не выходил.
        Он поморщился, его заботил непроходящий запах изо рта, к тому же ощутил, что мочевой пузырь переполнен. Лучше было бы опорожнить его, пока Алины нет рядом, скинуть с себя хотя бы эту проблему.
        Олег озабоченно поглядел по сторонам.
        Вокруг - никого!
        Но, с другой стороны, девчонки могли появиться каждую секунду, не хотелось, чтобы его засекли в такой неподходящий момент.
        Он принял решение, быстро направился в сторону леса.
        Когда проходил мимо контейнера с мусором, какая-то ободранная собака неожиданно выскочила оттуда. Олег шарахнулся от неё, но собака сама испугалась, взвизгнула, побежала прочь. Её порывистое дыхание тут же затихло где-то вдали, растворилось вместе с нею в белёсой мути.
        Олег усмехнулся, сделал ещё несколько шагов, убедился, что отошёл достаточно далеко (свет фонарей почти не доходил сюда), расстегнул ширинку и с удовольствием пустил струю.
        Звук приближающихся шагов заставил его обернуться. В туманной полутьме появился тускло освещённый силуэт, к нему приближался человек.
        Олег спешно заправился, застегнул штаны, с улыбкой шагнул навстречу:
        - Алина?
        Человек не отвечал, молча подходил всё ближе. Олег встревожился, тщетно пытался рассмотреть лицо идущего.
        Если это Алина, то почему она молчит?
        Неожиданно он уловил какой-то необычный звук.
        БЗ-З-З-З-З-З-З!!!
        Но тут же сообразил, что звук обыкновенный, знакомый.
        Это жужжит большой шмель.
        Хотя всё-таки странно, что шмель жужжал вечером, в темноте. Ведь других насекомых не слышно, откуда же этот вдруг взялся?..
        Олег с опаской покрутил головой, пытался определить, откуда летит шмель. Когда-то в детстве его укусила оса, он запомнил это на всю жизнь, терпеть не мог всех этих ос, пчёл, шмелей.
        Тем временем Алина (или кто бы там ни был) подошла совсем близко.
        Б-З-З-З-З-З-З-З-З-З!!!!
        - Ты чё… - начал было Олег.
        Но не договорил, что-то остро воткнулось ему в правую руку, чуть пониже плеча, пронзило тело жуткой раздирающей болью, опалило всё предплечье нестерпимым огнём.
        - А-а-а-а-а-а! - в ужасе заорал Олег. - А-а-а-а-а-а-а-а!!!
        Судорожно схватился за пылающую руку и с изумлением, краем затуманенного болевым шоком сознания, понял, что она отделилась от плеча, что он просто держит её.
        Олег в ужасе разжал пальцы, рука упала на землю.
        Сквозь свой безумный, прерывающийся на доли секунды крик он слышал, что шмель опять приближается, жужжит всё настырнее, всё громче.
        Олег повернулся, побежал. Вернее, он думал, что бежит. На самом же деле еле ковылял, кровь хлестала из обрубка руки, пульсирующими толчками выбрасывалась наружу, и с каждым подобным толчком он слабел, ноги подгибались, отказывались нести его.
        Сквозь адскую боль он всё же улавливал, что кто-то неспешно, но упорно двигается за ним, судорожно дышит ему в спину. Он рванулся вперёд, пытаясь оторваться от преследователя, пошатнулся, нелепо взмахнул оставшейся рукой, но не удержался на ногах и упал.
        Невидимый шмель тут же подлетел, зажужжал над самым ухом.
        Олег судорожно глотнул воздуха, закричал снова, но тут же захлебнулся, потому что в это мгновение что-то яростное вонзилось ему в шею, перерезало её и заткнуло его навсегда.
        Таня Родина уходила из здания последней. Алина торопилась на свиданку со своим Дикарём, поэтому уже минут десять как выбежала. Обещала подождать её снаружи, подвезти домой. Обычно Таню подвозил киномеханик Серёга Дворяк, но сегодня была их с Алиной очередь пылесосить в залах (а это лишние минут сорок, которые в конце рабочего дня никто терять не хочет!), так что и Серёга, и все остальные ушли ещё раньше.
        Таня погасила дежурную лампу, кинотеатр окончательно погрузился в темноту.
        Она вышла на улицу, удивлённо посмотрела вокруг, полагала, что внизу с зажжённой фарой уже стоит мотоцикл, её ждут. Но никакого мотоцикла не увидела. И даже мотора его работающего тоже не услышала.
        Теперь Таня вспомнила, что ещё в зале ей показалось, будто снаружи донёсся крик. Она прислушалась.
        Было тихо, тёмный туман окружал здание.
        Таня пожала плечами, тщательно заперла ключом входную дверь, начала спускаться по широкой лестнице. Вглядывалась в туманную мглу, по-прежнему пыталась рассмотреть там Алину с Олегом.
        Из-за угла раздались поспешные шаги, появилась какая-то фигура, но кто это был, Таня пока разглядеть не могла. Она заторопилась, запрыгала через ступеньки:
        - Алина, это ты? Вот сволочной туман! Ненавижу такую погоду.
        Фигура вышла на свет, это и в самом деле оказалась Алина. Лицо хмурое, встревоженное.
        - Что с тобой? - испугалась Таня. - Что случилось?
        - Ты Дикаря не видела? - не отвечая, спросила та.
        - Нет. А чё, он тебя не встретил?
        Алина мрачно покачала головой.
        - А ты ему звонила?
        - Мобильник не отвечает, - раздражённо повела Алина плечом. - Но я знаю, что он пришёл.
        - Откуда?
        - Я его зажигалку нашла. Прямо здесь лежала. Вот.
        Алина протянула руку, показала Тане пистолетик с белой костяной ручкой.
        - Странно, - сказала Таня. - Где же он? А ты его звала?
        - Конечно, а как ты думаешь! Чуть горло не сорвала.
        - Так это ты кричала! - обрадовалась Таня. - Господи, я так и знала.
        - Чего?
        - Да ничего, это я так.
        Обе замолчали.
        Алина нагнулась, подобрала недокуренную сигарету:
        - Это ж его, ментоловая. Он здесь сидел, курил. Куда ж он пропал? Не мог же он уйти, козёл!
        - Может, обиделся, что ты опоздала, долго не выходила? - предположила Таня.
        - Ну прям! - скривилась Алина. - А чё не позвонил тогда? Что за игры воще!..
        Опять наступила пауза.
        Таня вдруг остро почувствовала, что вокруг пусто и они здесь совсем одни. Лес мрачно и подозрительно шумел, враждебно поскрипывал ветками.
        - Так чего будем делать? - спросила она внезапно осипшим голосом. - Нет его… Мне чего-то это не нравится.
        - Нравится, не нравится, спи, моя красавица! - усмехнулась Алина. - Пошли обойдём, глянем с той стороны и домой попрём. Может, это он так шутит мудацки.
        Таня шмыгнула носом.
        - Слушай, я не хочу, - решилась она. - Там слишком темно.
        Алина презрительно хмыкнула:
        - Ну, ты даёшь! Ладно, жди меня здесь.
        Она повернулась, сделала несколько шагов и пропала, словно провалилась в сырую темноту.
        Таня какое-то мгновение стояла неподвижно, потом ей стало совсем не по себе.
        - Алина!!! - заорала она в отчаянии.
        Та появилась почти сразу. Спросила, запыхавшись:
        - Чего ты?
        - Я с тобой пойду, - пристыженно сказала Таня.
        - Идём, - пожала плечами Алина. - Хотя знаешь что, постой секунду, я фонарик возьму, у меня в коляске есть.
        Она опять исчезла.
        Таня ждала.
        Зябко тёрла руки, переминалась с ноги на ногу, обеспокоенно, до боли в глазах, вглядывалась в подступающий со всех сторон туман.
        Потом из него внезапно вынырнула Алина с фонариком в руке. Фонарик горел, хотя почти ничего не освещал, свет рассеивался в густой мути.
        - Лучше чем ничего, - сказала она. - Пошли.
        Алина шла впереди, поводила перед собой фонариком.
        Таня, озираясь по сторонам, следовала за ней. Они миновали контейнер с мусором, и сгустившаяся белёсая тьма поглотила их полностью, растворила звуки шагов.
        Стало совсем тихо, и в этом туманном пустом безмолвии вдруг раздался отчаянный, чудовищный женский крик.

9.Первое дело
        Артём Раскатов был коренным москвичом, хотя родился при этом, как ни странно, в Байрам-Али, в Монголии, где в этот момент служил его отец, полковник военно-медицинской службы Георгий Филиппович Раскатов.
        Вообще, военная служба была для семьи Раскатовых традиционной, знаменитый предок, генерал Фёдор Иванович Раскатов, когда-то весьма успешно участвовал в кавказской кампании, за что получил высшую награду российской империи - орден Святого апостола Андрея Первозванного. По семейному преданию, Государь лично надел Фёдору Ивановичу голубую ленту через плечо и прикрепил на грудь храброго воина восьмиконечную звезду с бриллиантами.
        Другим результатом долгого нахождения генерала Раскатова на Кавказе (несмотря на безупречную службу, подверженного определённым романтическим флюидам) оказалась привезённая им в Москву юная прелестная черкешенка. Именно таким образом смоляные волосы и чёрные жгучие глаза стали переходить по мужской линии из поколения в поколение, унаследовал их и Артём.
        Одновременно перешёл к нему и ряд других, свойственных его древнему роду качеств, как то: уже упомянутый выше романтизм, граничащая с отчаянностью храбрость, стремление во что бы то ни стало добиваться успеха в задуманном предприятии. При этом, однако, Артём, вопреки давней семейной традиции, по отцовской линии не пошёл. С детства, с момента, как прочёл Конан-Дойла, а потом ещё и посмотрел по телевизору фильмы о Шерлоке Холмсе, где великого сыщика впечатляюще играл артист Василий Ливанов, запала ему в душу мечта стать следователем, разгадывать запутанные, составленные хитроумными преступниками кроссворды, с тем чтобы в конечном счёте уличать злоумышленников и привлекать их к суду во имя Великой Справедливости.
        Поэтому, несмотря на семейное сопротивление, Артём поступил в Московскую юридическую академию, которую и заканчивал успешно в этом году (оставалась по сути формальность - стажировку пройти по выбранному им профилю). Кумиром его теперь был другой великий сыщик (на этот раз уже реальный, не вымышленный!) - начальник сыскной царской полиции Аркадий Францевич Кошко, мемуары которого и трактат о сыскной работе Артём изучил досконально. Опять же и сериал соответственный с красивым названием «Короли российского сыска» посмотрел с большим энтузиазмом, тем более что великого Кошко там замечательно играл его любимый артист Армен Джигарханян.
        Вдохновлённый Джигарханяном и его персонажем, Артём ещё в прошлом году с воодушевлением проходил практику на Петровке. Туда его устроил близкий друг отца, с которым они вместе когда-то начинали в Афганистане, выросший за это время до звания генерал-лейтенанта, Сергей Николаевич Вольных. Артём уже предвкушал, что вскоре окончательно посвятит себя борьбе с преступностью, как случилась неприятность, связанная с работавшей в том же отделе Катей Зарубиной, молоденькой женой крупного полицейского начальника. Тайный и неожиданно возникший роман Артёма с этой Катей каким-то образом выплеснулся наружу, стал общеизвестным. Всё закончилось крупным скандалом, и Катя, заливаясь слезами раскаяния, бросилась в ноги мужу вымаливать прощения.
        Неверная жена в конечном счёте была прощена, относительно же Артёма стало понятно, что место, где он предполагал стажироваться, ему теперь не светит, а затем Вольных и вовсе настоятельно порекомендовал ему уехать на время из Москвы, пройти стажировку где-нибудь в спокойной провинции, далёкой от столичных страстей. А там, глядишь, и ситуация изменится, да и опыт уже какой-никакой появится, будет проще двигаться вперёд.
        После тщательных поисков и обзвонов знакомых нашли в конце концов для Артёма тихое подходящее местечко - славный городок Приозёрск, куда он благополучно и прибыл две недели назад. После пары дней пребывания на новом месте будущему сыщику стало совершенно ясно, что более безнадёжного в смысле сыскной работы города на территории Российской Федерации, пожалуй, не было. В том смысле, что повода для неё здесь не предоставлялось уже много лет.
        Артём повздыхал, погоревал, но деваться некуда, хочешь не хочешь, пребывание его в Приозёрске раньше чем через три месяца не кончится, так что надо приспосабливаться. Так и потянулись сутки за сутками. Днём он околачивался в отделении, выполнял мелкие, малоинтересные балабинские поручения, а вечерами валялся в номере единственной приозёрской гостиницы, с упоением читал недавно изданное в Москве полное собрание мемуарных рассказов Кошко, а также Агату Кристи, Честертона, Акунина и многое другое, связанное с выбранной профессией, благо книг он с собой привёз полный чемодан.
        Другой страстью Артёма Раскатова был баскетбол. Довольно быстро и неожиданно вымахал он аж метр девяносто один (перерос отца на голову!); длинноногий, поджарый, казалось, он родился для того, чтобы стать баскетболистом. Все данные для этого налицо - быстрота, реакция, прыгучесть. Ну, и успехи соответственно. Одно время он даже думал полностью сосредоточиться на спорте, но мечта стать новым Аркадием Кошко превысили. Однако же баскетбол не бросал, играл в команде Академии, а то и просто во дворе, как только выдавалось свободное время.
        В Приозёрске, как он вскоре выяснил, баскетбольной команды не было и в помине, играть оказалось не с кем и негде. Но Артём нашёл выход, взял обруч из-под старой бочки, с разрешения Балабина приспособил его на дереве на заднем дворе отделения и теперь за милую душу носился с мячом (мяч, разумеется, привёз с собой), забрасывал в импровизированное кольцо.
        Этим вечером он сильно припозднился, в гостиницу идти совсем не хотелось (всё там обрыдло, достало до печени!), так что Артём уже второй час кряду с удовольствием носился по пустому двору, в красивых прыжках взлетал вверх, делал умопомрачительные броски, компенсировал активным движением унылую, убивающую всякую инициативу работу.
        Внезапно ожил, заработал лежавший в сторонке радиотелефон (уоки-токи), торжественно вручённый новому стажёру Балабиным в самый первый день со строгим наказом не расставаться с ним ни днём ни ночью. Зелёный огонёк на уоки-токи замигал, и искажённый голос дежурного, Миши Сердюкова озабоченно произнёс:
        - Тёма! Раскатов! Срочно зайди в отделение!
        Артём подошёл, постарался успокоить дыхание и ответил как можно более солидно:
        - Сейчас буду.
        При этом скептически покачал головой.
        Что там может быть за срочность поздно вечером!
        Наверняка чушь какая-нибудь, очередная придурь начальника. То, что Балабину периодически приходят в голову всякие бредовые идеи (как, например, неотложная замена старой металлической кровли на крыше здания, где расположилось отделение, на шиферную!), Артём уже на собственном горьком опыте убедился.
        Он вытер пот со лба, стал натягивать рубашку. Аккуратно заправился, застегнулся, надел куртку. В последний момент не удержался, снова бросил мяч. Но на этот раз не попал. Мяч пробежал по обручу, однако же внутрь круга так и не свалился, упал снаружи.
        Артём скривился, вздохнул, подхватил прыгающий мяч и с заднего входа вошёл в здание.
        В отделении он быстро сунул мяч в выделенный ему шкафчик, заскочил в туалет, пригладил волосы и направился к дежурному.
        Миша Сердюков с серьёзным видом проверял выложенные перед ним на столе фонарики. Фонариков там лежало с полдюжины. Миша поочерёдно включал их, зачем-то раскручивал, вынимал батарейки, потом вставлял обратно.
        Позади него, за другим столом, сержант Виктор Сушкин (которому давно полагалось быть дома) с не менее сосредоточенным видом смазывал своё табельное оружие, пистолет ТТ. При этом периодически выдвигал ящик стола, где лежала его любимая фляжка, аккуратно отвинчивал крышечку, прихлёбывал и прятал фляжку обратно в ящик.
        - Что происходит? - удивлённо спросил Артём. - Что за срочность такая?
        Полиционеры переглянулись.
        - Ничего особенного, Артёмка, - несколько насмешливо произнёс Сушкин. - Убийство. А так всё путём.
        - Как убийство? - ахнул Артём. Внутри у него что-то ёкнуло, он почувствовал, как мышцы наливаются силой, невольно расправил плечи. - Какое убийство? Когда? Где?
        - У кинотеатра, - на этот раз ответил Миша Сердюков. - Там тело нашли. Школьника грохнули. Мы сами толком ещё ничего не знаем. Пятнадцать минут назад сообщили. Там сейчас Сеня Храпченко и Вовка Ольшанский.
        Артём перевёл дух.
        Сейчас важно не суетиться, не показывать своей чрезмерной заинтересованности.
        - А начальник в курсе?
        - Только что приехал.
        - У себя?
        - Ага, - кивнул Миша.
        Как ни хотел Артём вести себя степенно, с достоинством, но ничего из этого благого намерения не получилось. Моментально развернулся, прыгая через две ступеньки, помчался по лестнице на второй этаж, в кабинет Балабина.
        Полиционеры, посмеиваясь, посмотрели ему вслед. Потом переглянулись, и каждый вернулся к своему занятию.
        Артём остановился около кабинета, приосанился, постучал.
        - Войдите! - донёсся до него бас начальника.
        Он вошёл.
        Балабин сидел за столом, около уха плечом держал телефонную трубку, что-то записывал. Сделал знак, чтобы Артём закрыл за собой дверь, подошёл поближе, сел.
        - Понял тебя, Володя, - говорил он тем временем. - Смотри, чтобы там никто ничего не трогал, близко никого не подпускай. «Скорая» пусть ждёт, скажи, я сейчас приеду, через пять минут. Пусть пока девчонкам этим какой-нибудь укол сделают успокоительный. Всё, я еду. - Он положил трубку, хмуро взглянул на Артёма: - Плохие дела, Тёма. Страшные. Такого у нас никогда не было. Городок у нас вообще-то очень тихий. А тут парня аж на кусочки порезали. Голова отдельно, рука отдельно.
        Артём невольно выпрямился, в горле мгновенно пересохло. Сразу вспомнился случай, описанный у Кошко, - голову убитого нашли в печи, а тело и руки были спрятаны в разных местах. Жизнь в Приозёрске поворачивалась к нему совсем новой, многообещающей стороной.
        - Значится так, Тём, - вздохнул начальник. - Я пока в область решил ничего не сообщать. Попробуем покамест сами справиться, как ты считаешь?
        Артём кивнул.
        Конечно, ещё бы!
        Но Балабин в его ответе и не нуждался, спросил чисто формально.
        - И ты пока тоже молчок. Никому, понял? Будешь вести расследование. Ребята помогут. Если мы всё правильно и быстро сделаем, то получим повышение - и ты, и я. Сразу из стажёра в оперативники прыгнешь. Я тебе обещаю.
        Артём перевёл дух. Время, ещё недавно еле ощутимое в этом сонном городке, вдруг перестало ползти, тянуться, полностью поменяло ритм, понеслось с невероятной скоростью.
        Всё-таки решил спросить (больше из вежливости):
        - А прокуратура как же? Тоже не будем сообщать?
        - Ты хочешь следователем стать или нет? - ответил вопросом на вопрос Балабин. - Ты, Артём, кажется, об этом мечтал, если я не ошибаюсь. Вот тебе твой шанс. Значится, будет твоё первое дело. Но действовать надо очень быстро, пока звон не пошёл. Что скажешь?
        Артём отвёл горящие глаза, медленно проговорил:
        - Приозёрск - городок маленький, Борис Дмитриевич. Не должно быть так уж тяжело найти убийцу.
        - Вот это я и хотел от тебя услышать! - усмехнулся начальник. - Поехали!

10.Откровение
        На этот раз календарный листок был оторван с большими предосторожностями. Человек, который его отрывал, явно не хотел видеть никаких грозящих неприятностей на открывшейся страничке.
        Но ничего не помогло. Новый гороскоп гласил:
        СКОРПИОН. ЧЕТВЕРГ.
        ПУСТЬ СКОРПИОН БУДЕТ НАСТОРОЖЕ. НЕ ПРЕДПРИНИМАЕТ НИЧЕГО, В ЧЁМ НИ БЫЛ БЫ УВЕРЕН. ПОМНИТЕ, НИКОГДА НЕИЗВЕСТНО, КТО И С КАКОЙ ЦЕЛЬЮ НАБЛЮДАЕТ ЗА ВАМИ.
        Сырое утро медленно проявило лишённые красок дома, обнаружило серое, низко опустившееся на Приозёрск небо.
        Около двери «Котлетной» жалко крутилась лохматая, похожая на тощую овцу собака. Дверь распахнулась. Появилась Мария Новикова, шуганула испуганного пса, выкатила Рудика в его фирменном инвалидном кресле. Он, как всегда, был в американской бейсболке, тёмные очки держал в единственной руке. Опасливо поводил вокруг большими настороженными глазами, походил на сломанный ключ.
        Мария выкинула из рафика специальную подножку, по ней втащила кресло с Рудиком внутрь. Перед тем как скрыться внутри салона, Рудик поднял глаза, уткнулся в пристальный встречный взгляд.
        В окне дома напротив стояла Таня Родина, внимательно следила за ним. Увидев, что он её заметил, тут же отвернулась, демонстративно задёрнула занавески.
        Рудик ничего не сказал, медленно нацепил очки. Лицо сразу застыло, превратилось в непроницаемую маску.
        К дому Тани подъехала белая «Нива-Тайга». Оттуда выскочил Саня Колосков. Оглянулся, увидел Рудика, приветственно махнул ему. Рудик вяло помахал в ответ. То ли не хотел, то ли было трудно шевелить рукой.
        Мария оглянулась, чтобы увидеть, кому он машет. Подозрительно оглядела Саню, захлопнула дверь салона и села за руль.
        Микроавтобус отъехал.
        В это же самое время Артём Раскатов лихо подкатил к школе, выскочил из срочно выделенных ему служебных «Жигулей» (давно устаревшей, тринадцатой модели) и бодро направился к входу в здание.
        Войдя внутрь, тут же наткнулся на шедшую по коридору Свету Коновалову. Они были знакомы, встречались в городе. (Приозёрск - городок маленький, не встретиться просто невозможно.)
        - Привет ментам! - задорно улыбнулась Света.
        - Привет! - блеснул ответной белозубой улыбкой Артём.
        Девушку эту он приметил сразу, на второй день своего появления в городе. Осторожно выяснил, кто такая, но как только узнал, что несовершеннолетняя школьница, дал себе зарок близко не подходить. Ничего, школьный год скоро закончится, а торчать ему ещё здесь всё лето.
        А пока никаких лишних неприятностей не надо!
        Света Коновалова ему, безусловно, нравилась, он всякий раз провожал её долгим взглядом, когда случайно встречал на улице. В свою очередь, и Света чувствовала эти взгляды, уходила всегда неспешно, с напряжённой спиной, до последней секунды ждала, что он её окликнет.
        Сейчас они с удовольствием смотрели друг на друга, не знали, с чего начать разговор.
        Пауза затягивалась, становилась нарочитой.
        - Вот хорошо, что я вас встретила, - спохватилась Света. - Мне надо с вами посоветоваться.
        Артём коротко и почтительно склонил голову. Этим кивком выразил всяческую готовность дать девушке самые лучшие советы, на какие только был способен.
        - Странная вещь, - продолжила она. - Мне всё время кто-то звонит. Каждый день всю эту последнюю неделю.
        - Вот как? - поднял чёрную бровь Артём. - Очень интересно.
        Отойдём в сторонку, ладно? Я хотел бы поподробней всё это услышать.
        Саня Колосков стоял у двери, оглядывался по сторонам, нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Не особо ему хотелось заезжать за Таней, но она с утра стала ему названивать, ныла чего-то, упрашивала. Он согласился, не такой уж большой крюк, не проблема.
        Наконец дверь открылась. Таня стояла на пороге. Выглядела хреново. Лицо бледное, помятое, под глазами тёмные круги.
        Саня, впрочем, решил в подробности не вдаваться. Переживания Тани Родиной ему по большому счёту были глубоко до лампочки.
        - П-привет! - произнёс он. - П-поехали?
        Но Таня решительно покачала головой.
        - Я не иду в школу, - сказала она. - Я тебе не за этим звонила.
        Саня нахмурился. Какого хрена, спрашивается, она его тогда просила заехать. Он-то был уверен, что её надо подвезти.
        - Зайди, пожалуйста, - попросила Таня. - Надо кое-что перетереть.
        Саня пожал плечами.
        О чём тут толковать?
        Тем более с Таней Родиной. У неё и так сплошная дурость в башке. А из-за этой истории с Диким, видимо, совсем крыша поехала.
        Он взглянул на часы, решил, что школа подождёт, зачем-то ещё разок оглянулся и вошёл в дом.
        Таня тщательно закрыла за ним дверь на замок.
        Сане это не очень понравилось.
        - С-слушай, мы с Д-дикарём малость поцап-пались. Но эт-то одно, а уб-бийство - совсем д-другое д-дело. Ты п-понимаешь?
        - Нет, я ничего не понимаю, - честно призналась Таня.
        Он заметил, что её передёрнуло. Она вообще дрожала так, будто находилась не в тёплом доме, а стояла посреди продуваемой морозным ветром улицы.
        Саня расценил это по-своему:
        - Т-ты ч-чего, дум-маешь, я им-мею отношение к т-тому, что случ-чилось?
        - Ничего я не думаю, - всё с той же безнадёжной интонацией сказала она.
        - А т-тогда ч-чего? - удивился Саня.
        Таня взяла себя в руки, перестала дрожать.
        - Саня! Санечка! - горячо зашептала она. - Я умираю от страха, Саня. Поклянись, что никому не скажешь то, что я тебе сейчас скажу.
        - Чтоб мне п-падлой б-быть! - торжественно поклялся ошеломлённый Саня. - Н-ну?
        - Я знаю, кто убийца.
        - Кто? - поразился он.
        Но Таня уже опять молчала. Из глаз выкатились слёзы, быстро побежали по щекам.
        Саня взял её за плечи, встряхнул, посадил на стул. Она безвольно подчинилась, была как большая кукла.
        - Г-говори! - велел Саня. - К-кто это?
        - Алина, - наконец не столько выговорила, сколько выдохнула она.
        - Т-ты что?! - недоверчиво сказал Саня. - От-ткуда т-ты знаешь?
        Таня шмыгнула носом, вытерла слёзы:
        - Я уверена на все сто, что это она. Я видела.
        - В-видела чт-то? - уточнил Саня.
        - Я видела, как она выглядела, когда вернулась из аллеи, - объяснила Таня.
        - К-как? - строго спросил он.
        Его уже начинал раздражать этот дурацкий разговор.
        - Она была на себя непохожа, - начала сбивчиво объяснять Таня. Теперь она говорила громко, во весь голос - На ней лица не было. Я же не дура. Я сразу почувствовала - что-то не так. Она вела себя так, будто искала Олега. А на самом деле она его убила. Клянусь, Санёк, она его убила! Это сделала она!
        Саня вдруг оглянулся. Ему показалось, что кто-то наблюдает за ними.
        А эта дура, как назло, болтает и болтает!
        Он со значением приложил палец к губам.
        - Ты чего? - удивилась Таня.
        - Тс-с-с-с-с-с! - зашипел на неё Саня.
        Сейчас, безусловно, следовало помолчать.

11.Допрос
        Приёмная директора школы выглядела этим утром несколько необычно. Все свободные стулья занимали вызванные на допрос, ждущие своей очереди ученики. Секретарша Леночка сидела не за привычным своим столиком, а в углу приёмной. Держала на коленях блокнот, нервно покусывала карандаш, поправляла то и дело сьезжающие на кончик носа очки.
        За столиком же расположился лично Эдуард Николаевич Погребной. Одет был, как всегда, с иголочки. Галстук тёмно-красного цвета красиво гармонировал с синим в тонкую полоску костюмом. Эдуард Николаевич тихо переговаривался о чём-то с Андреем Степановичем Лаптевым и периодически бросал возмущённые взгляды на закрытую дверь собственного кабинета.
        В его голове никак не укладывалось, почему он должен был уступить кабинет этому длинноногому мальчишке с нагловатой физиономией. Однако же другого, более удобного места для следовательской работы в школе не нашлось, и после недолгого сопротивления (и короткого телефонного разговора с Балабиным) Эдуард Николаевич вынужден был пойти на попятный. Так что теперь его кресло (между прочим, кресло отменное, подарок спонсоров, новодел, конечно, но весьма качественный, работа мастеров местной деревообрабатывающей фабрики!) самым нахальным образом оккупировал этот столичный выпускничок, без году неделя следователь. Явно блатной парень, как все они там, в Москве.
        Скорей всего, купил себе диплом!
        В принципе можно было бы, конечно, здесь не сидеть, а пойти в учительскую или ещё куда-нибудь. Но директору казалось важным находиться как можно ближе к центру событий, поэтому он решил занять именно этот, вовсе не соответствующий его положению пост.
        Погребной вздохнул, покосился на сидевшую напротив Тамару Станкевич.
        Тамара заметила директорский взгляд, вежливо улыбнулась пышными губами, небрежно дунула на падавшую на лоб чёлку. Жест был с практической точки зрения довольно бессмысленный (чёлка тут же опустилась на прежнее место), но зато отработанный, безусловно привлекал внимание.
        Дверь кабинета неожиданно распахнулась, оттуда вышла Алина Трушина.
        Погребной кинул зоркий взгляд в глубину кабинета, успел разглядеть, как вальяжно развалился в его любимом кресле Артём Раскатов.
        К тому же ещё и яблоко жрёт, наглец!
        Тамара же пристально оглядела проходившую мимо Алину. Не без удовлетворения отметила, что та выглядит чудовищно. Коротко стриженные немытые волосы нелепо торчат в разные стороны, лицо измученное, под глазами мешки, идиотски оттопыриваются проколотые в нескольких местах уши.
        Чистая креза, видно, что коматозит по-чёрному!
        Артём доел яблоко, задумчиво оглядел кабинет и через всю комнату бросил огрызок в стоявшую в углу корзину для использованных бумаг. Огрызок ударился о край корзины, но внутрь не попал, свалился рядом.
        Артём недовольно сморщился, встал из-за стола, подошёл, поднял огрызок и выбросил его в мусорку.
        Потом мельком оглядел приёмную.
        - Тамара Станкевич! - объявил он в открытую дверь.
        Тамара повела плечами, встала, одёрнула юбку и, выпрямив спину, вошла в кабинет.
        Дверь закрылась.
        - Нет, это чёрт знает что! - недобро усмехнулся ей вслед Эдуард Николаевич. - Этот мальчишка хозяйничает здесь, как у себя дома. И всё это он делает, сидя в моём кресле. Я уверен, что он понятия не имеет, как надо поступать в таких случаях. Не понимаю, почему Балабин ему доверил такое важное дело. Это крайне легкомысленно с его стороны.
        - Вы совершенно правы, Эдуард Николаевич, - подобострастно подддержал его Лаптев. - Это как-то совсем непонятно.
        Артём внимательно рассматривал Тамару Станкевич. Безусловно, красивая девушка, но несколько не в его вкусе.
        Слишком холёная, пожалуй.
        Подобные девицы всегда очень высокого мнения о собственной персоне. Особенно, как он заметил, в провинции. Здесь они просто чувствуют себя королевами.
        Артём наклонился над столом, пристально посмотрел прямо в лицо Тамаре. (Так делал Джигарханян в одном из фильмов об Аркадии Францевиче Кошко.)
        - Ну, хорошо, Тамара, - мягко сказал он. - Давайте всё же пойдём дальше. У Олега Дикого были враги? Если да, то кто это? И пожалуйста, как можно подробней.
        Тамара дунула на падающую на лоб чёлку, взглянула на Артёма чистым, проникновенным взглядом.
        - Даже не знаю, с чего начать, - сказала она. - Столько всего надо вам рассказать…
        Спустя час в приёмной почти ничего не изменилось, разве что несколько уменьшилось количество ожидающих.
        Сидевшая в углу секретарша Леночка усердно делала вид, что записывает в блокноте что-то важное. На самом деле изо всех сил прислушивалась к тихому разговору директора с учителем физкультуры.
        Уши у неё горели, Леночка просто умирала от любопытства. Ей на редкость повезло, что убили не кого-нибудь, а ученика из их школы. Жалко, конечно, Олега Дикого, видный был парень. Но зато ужасно интересно, как всё это теперь развивается.
        Прямо чистое кино, ей-богу!
        - Я это, конечно, сразу прекратил, - тем временем возбуждённо говорил Лаптев. - Позже, во время тренировки, он опять полез в драку, и я опять вынужден был вмешаться. Вот такие дела, Эдуард Николаевич.
        - А что за причина была у этой второй драки? - спросил Погребной.
        Лаптев пожал плечами, потом показал глазами на сидевшего неподалёку Геворка Асланяна:
        - Толком не знаю. Что-то они с его братом не поделили.
        Погребной повернулся, не скрываясь, с ног до головы пристально оглядел Геворка.
        - Понятненько, - многозначительно проговорил он вслух.
        Геворк тут же занервничал.
        - Что вы на меня так смотрите! - возмутился он. - Вы что хотите от меня, Эдуард Николаевич? Ни я, ни мой брат никакого отношения ко всему этому не имеем!
        Погребной насмешливо кивнул головой, перевёл недобрый взгляд на широкие, спущенные штаны Геворка.
        - А это мы скоро узнаем, - сказал он.
        Дверь кабинета распахнулась, оттуда вышел Павло Горошевич. Оглядел всех сидящих вызывающим взглядом. Лицо возбуждённое, покрасневшее.
        - Геворк Асланян! - раздалось из кабинета.
        Геворк встал, направился к двери. По дороге якобы случайно (на самом деле точно рассчитанным движением) толкнул Горошевича. Тот немедленно развернулся, открыл рот.
        Но сказать, однако, ничего не успел, поскольку в эту самую секунду в приёмную влетел запыхавшийся Ромка Заблудший.
        - Следователь здесь? - тяжело дыша, спросил он.
        Секретарша Леночка открыла было рот, но ничего не сказала, только кивнула на открытую дверь.
        - Мне срочно надо… - виновато пробормотал Ромка и мгновенно исчез в кабинете.
        Геворк Асланян озадаченно уставился на плотно захлопнувшуюся перед самым его носом дверь. Растерянно оглянулся, уткнулся взглядом в возмущённого по-прежнему Павло.
        - Ну чего вы встали как бараны? - властно вмешался в ситуацию Эдуард Николаевич. - Горошевич, он с тобой уже закончил?
        - Да, - коротко ответил Павло.
        - Тогда иди в класс! - распорядился директор. - А ты, Асланян, садись, жди, пока тебя опять вызовут.
        Геворк подчинился, сел на место.
        Горошевич ушёл.
        Леночка в своём углу поправила очки и ещё больше напрягла слух.
        Если бы можно было хоть чуточку услышать, о чём сейчас говорит этому молодому следователю Заблудший!
        Ромка сидел напротив Артёма, всё ещё тяжело дышал, вытирал пот грязным платком.
        - С чего ты это взял? - спросил Артем.
        - Так Танька ж Родина видела, как она это делала, - горячо заговорил Ромка. - Я вам говорю, это Алина его пришила, верняк, даже не сомневайтесь. Депан у неё.
        - Чего-о? - не понял Артём. - Это что значит?
        - Ну в смысле депресняк. Словечко такое. Типа, колбасится она. Вот и замочила его.
        Артём подвинул к себе блокнот, взял ручку:
        - Ты-то как об этом узнал? Тебе Таня рассказала?
        - Да нет же. - Ромка досадливо повёл головой. Следователь был проблемный, тормозил, сразу не догонял. - Я ж объясняю, - нетерпеливо произнёс он. - Она всё Сане Колоскову рассказала, а он - мне.
        Время в приёмной тянулось чертовски медленно. Секретарше Леночке, регулярно поглядывающей на часы, казалось, что оно просто окончательно застыло на месте.
        - Будьте на всякий случай готовы, Андрей Степанович! - тихо прошептал Погребной на ухо Лаптеву. - Может быть, вам придётся взять класс Седы Магометовны.
        - Понимаю, - со значением отвечал Лаптев. Хотя на самом деле ничего не понял. Костоева вроде бы не болела и никуда уезжать не собиралась, речи об этом ни разу не было. Но задавать вопросы воздержался. Лишние часы ему только на руку, к тому же за классное руководство шла дополнительная оплата. - Разумеется, Эдуард Николаевич. Проблем нету. Вы можете спокойно на меня положиться. Вы же знаете, я вас не подведу…
        Он хотел сказать что-то ещё в этом духе, но осёкся. Дверь кабинета открылась, оттуда с важным видом вышел Ромка Заблудший.
        Вслед ему тут же высунулся озабоченный Артём.
        - Эдуард Николаевич, - обратился он к директору. - Я бы хотел немедленно поговорить с Колосковым и Родиной. Разыщите их, пожалуйста.
        Погребной с трудом подавил раздражение. Этот юнец смеет отдавать ему приказания.
        - Сколько это ещё всё займёт? - строго спросил он. - Мне нужно вернуться в свой кабинет.
        Артём лучезарно улыбнулся:
        - Надеюсь, недолго. Ещё раз извините за причинённое беспокойство. Я вам сразу дам знать, как только закончу.
        И он снова скрылся в кабинете, аккуратно закрыл за собой дверь.
        Погребной проводил его бешеным взглядом.
        Наглая московская рожа!
        - Эдуард Николаевич! - пискнула из своего угла Леночка.
        Директор обернулся:
        - Что вы сидите? Вы же слышали!
        - Дело в том, что Родина сегодня отсутствует в школе, - робко доложила секретарша. - Причины неизвестны.

12.Шанс
        Причина отсутствия Тани Родиной на самом деле была только одна - страх. Причём Таня не могла бы внятно сформулировать, чего именно она боялась. Она только знала, что ей очень страшно выходить на улицу, а тем более показаться в школе, поэтому единственным выходом для неё оставалось сидеть дома и не высовываться.
        Таня бесцельно слонялась по комнате, периодически подходила к окну, осторожно поглядывала в щёлочку между закрытыми занавесками.
        Ничего особенно интересного она там не видела. На улице шла обычная жизнь - проезжали машины, шли прохожие. Через дорогу, в окне «Котлетной», Таня видела мать своего нового одноклассника Рудика Новикова. Судя по всему, она жарила котлеты.
        Дверь «Котлетной» открылась, вошёл посетитель, маленький, лысоватый человек, стал что-то говорить Новиковой. Скорей всего, попросил завернуть ему несколько котлет. По крайней мере, Новикова именно это и стала делать.
        Таня с тоскливым интересом наблюдала за ней.
        Так, обыкновенные дела.
        Мутки, как сказали бы в школе.
        Неожиданно раздавшийся телефонный звонок заставил её вздрогнуть.
        Таня отпрянула от окна, подозрительно посмотрела на разливавшийся пронзительной трелью телефон.
        Он всё не замолкал. Она не выдержала, сняла трубку:
        - Алло?
        - Таня? - раздался в трубке приятный низкий тембр.
        Она сразу узнала этот обаятельный голос. Он принадлежал молодому высокому следователю, который с ней разговаривал там.
        - Да, - ответила она. - Я вас слушаю.
        - Таня, это Артём Раскатов. Таня, нам надо срочно поговорить. Я буду у тебя через двадцать минут, договорились?
        - Ага, - сказала Таня.
        Это было всё, что она могла сейчас из себя выжать.
        Трубка разразилась короткими гудками.
        Таня положила её на рычаг.
        Неожиданно она успокоилась. Страх ушёл. Этот высокий симпатичный следователь защитит её от всего. Почему она, дура, действительно ему всё не сказала?.. Тем более он такой… кручёный!
        Внезапно Таня поняла, что всё, что произошло, это не случайно. И то, что она не рассказала ему сразу всё, тоже имело свой смысл.
        Может, это так нужно было.
        Для того, чтобы высокий красивый мужчина из Москвы приехал к ней в дом. Чтобы они с ним оказались наедине. Чтобы у неё тоже наконец появился шанс.
        Таня представила себе, как умрут от зависти все, включая Тамару, и щёки её порозовели.
        Шанс этот ни в коем случае нельзя упустить!
        Она резко повернулась, побежала в ванную. Времени было очень мало.
        Он сказал, через двадцать минут.
        Таня внимательно оглядела себя в зеркало.
        Ужасный вид!
        Кошмарическая морда - бледная как смерть! Испугаться можно.
        Она достала косметику, разложила тушь для ресниц, тени для век, начала энергично краситься. Постепенно лицо стало оживать, принимать более-менее пристойный вид.
        Когда красила ресницы, раздался звонок в дверь.
        Таня заметалась.
        Чёрт! Чёрт! Чёрт!
        Вот это залепуха! Как же он быстро приехал! Она ведь даже переодеться не успела…
        Звонок не давал думать, настойчиво зазвенел снова.
        Она в последний раз взглянула на себя в зеркало и вышла из ванной.
        Подошла к двери, перевела дух, спросила нежным голосом:
        - Это вы, Артём?
        За дверью молчали.
        Таня нахмурилась.
        - Артём? - переспросила она.
        Ответом по-прежнему была тишина.
        Она приложила ухо к двери, ничего не услышала.
        Подбежала к окну, прижалась лицом к стеклу, скосила глаза. Пыталась увидеть, не стоит ли кто за дверью. Обзор был затруднён, видна была только левая часть двери, возможно, кто-то и стоял с другой её стороны.
        Таня недоумённо пожала плечами.
        Странные игры…
        А может, он её испытывает?.. Хочет проверить, действительно ли она такая жуткая трусиха, как говорят? Небось уже наслышан от Санька.
        Что ж, она ему докажет!
        Таня решительно открыла замок, правда, в последнюю секунду чего-то опять испугалась, дверь распахнула уже медленно.
        На пороге никого не было.
        Всё это были чьи-то мудацкие шутки!
        Она почувствовала, как от обиды к горлу подкатывает ком. В глазах защипало, выступили слёзы.
        Оставляя грязные следы на щеках, потекла краска.
        Таня шмыгнула носом, взяла себя в руки. Глаза сердито блеснули. Больше она на такое не попадётся. Подумаешь, растаяла от одного звонка!
        Хватит!
        Она решительно мотнула головой, но, прежде чем обратно захлопнуть дверь, всё же высунулась наружу (на всякий случай).
        Неожиданно выражение лица её резко изменилось. Тонкие, выщипанные брови поползли вверх, глаза мгновенно просохли, широко открылись. Теперь в них не осталось ничего, кроме отчаянного, безумного страха.

13.Игры
        Кружась, полетел в мусорное ведро очередной листок настенного календаря.
        Неумолимый гороскоп гласил:
        СКОРПИОН. ПЯТНИЦА.
        НЕ ЗАБУДЬТЕ ВЗЯТЬ С СОБОЙ ФОНАРИК, ЕСЛИ СОБИРАЕТЕСЬ СЕГОДНЯ ВЫЙТИ ИЗ ДОМУ. ВЫ МОЖЕТЕ ОКАЗАТЬСЯ В ТЁМНОМ ПОМЕЩЕНИИ БЕЗ СВЕТА.
        Седа Магометовна закончила писать, повернулась, оглядела притихший класс. Она была вполне довольна собой. Вела урок спокойно, уверенно, как будто ничего не случилось. Так и надо, настоящий учитель раскрывается именно в подобных критических ситуациях. Потому что ученики, как бы они ни хорохорились, ни изображали из себя взрослых, всё равно по сути ещё дети, всё равно нуждаются в защите, в опоре. Вон как они все смотрят на неё! Куда только подевался вчерашний гонор.
        Просто какие-то напуганные кролики!
        - Ну что ж, давайте проверим, насколько мы с вами готовы к экзамену, - сказала она вслух. - Я хочу, чтобы вы заполнили пробелы, которые я оставила. Кто пойдёт к доске? Есть желающие?
        Желающих не было.
        Кролики молчали, таращились на неё испуганными глазами.
        - Ну, хорошо, - снисходительно усмехнулась Седа. - Тогда я вызову сама. - Она склонилась над журналом. - Трушина, попробуй ты. У тебя дела очень плохи, ты же знаешь. Даже на тройку пока не натягиваешь.
        Класс облегчённо выдохнул.
        Алина нахмурилась, с шумом встала, медленно пошла к доске. Ей сейчас было совершенно не до физики и не до этих душных экзаменов.
        Когда проходила мимо Ромки Заблудшего, тот протянул руку, дружески похлопал её. На самом деле ловко приклеил ей на спину листок с нарисованным черепом и скрещёнными костями.
        По классу тут же пронёсся одобрительный шепоток. Намёк был предельно ясен.
        Алина обернулась на шум, но ничего не поняла. Все старательно отводили глаза, прятали насмешливые взгляды.
        - Ты что, Алина? - спросила учительница.
        Она недоумённо покачала стриженой головой:
        - Ничего.
        - Тогда давай пиши.
        Алина подошла к доске, взяла мел, начала заполнять пустые места в таблице.
        Только тут Седа заметила рисунок у неё на спине. Шагнула к ней, сняла листок.
        Та резко повернулась, выхватила бумагу из рук учительницы. Вспыхнула, окинула класс бешеными, мгновенно наполнившимися влагой глазами.
        Все замерли, ждали, что она сделает.
        - Трушина, спрячь этот свой листок, - приказала Седа, - и продолжай!
        Тут же осознала, что невольно спорола глупость.

«… этот свой листок».
        Она взглянула на класс. Все уже оживлённо перешёптывались, нагло ухмылялся Ромка Заблудший.

«Свой листок» прозвучало просто ужасно, получилось, что она присоединилась к классу.
        Алина - убийца, какая чушь!
        Но слово уже вылетело, ничего нельзя было поправить.
        Алина с ненавистью взглянула на учительницу, одним движением скомкала рисунок, бросила на пол и выбежала из класса.
        Опять воцарилась полнейшая тишина.
        Седа мучительно думала, что делать. Снова она влипает в какое-то дерьмо.
        Но не заниматься же расследованием происхождения рисунка!
        Это уж совсем глупо. Нет, наилучший выход сейчас - сделать вид, что ничего особенного не произошло.
        - Ну что ж, - пытаясь загладить неловкость, проговорила она, - раз все такие нервные, мне придётся самой заполнить таблицу. А вы перепишите себе в тетради.
        Седа внезапно почувствовала сильную усталость. Нагнулась, подобрала скомканный листок, положила на стол. Затем повернулась к доске, стала быстро заполнять пустые места. Спиной чувствовала напряжение в классе.
        Но все, к счастью, молчали, только слышно было, как скрипят по бумаге ручки.
        Неожиданно низкий скрипящий голос прервал воцарившуюся в классе тишину:
        - Я думаю, то, что вы сделали, было не очень хорошо, Седа Магометовна.
        Седе поначалу показалось, что она ослышалась. Никогда до сих пор ученики не позволяли себе делать ей замечаний.
        Она развернулась.
        Инвалид Рудик Новиков в своей дурацкой бейсболке подался чуть вперёд, смотрел прямо на неё сквозь свои затемнённые очки.
        - Видишь ли, Рудик, - звенящим голосом начала Седа, - я знаю, что ты новенький и, может быть, не в курсе правил, которые тут у нас приняты. Поэтому мне придётся тебе кое-что объяснить. Во-первых, у нас в школе ученики не учат учителей. Это происходит с точностью до наоборот. А во-вторых, в классе не сидят в головных уборах. Тебе всё ясно? Так что сними кепку, будь добр.
        Класс оживился, с интересом следил, как теперь поступит новичок.
        Рудик оглянулся, но никакой поддержки не почувствовал, только заметил откровенно насмешливый взгляд Тамары Станкевич.
        - Я не слышу ответа, Рудик! - повысила голос Седа.
        - Да, всё понятно, - проскрипел он.
        Однако же при этом не шевельнулся, бейсболку снимать не стал.
        В это время раздался звонок.
        - Мы продолжим в следующий раз, - с облегчением сказала Седа.
        С большой натяжкой можно было считать, что этот непростой раунд она всё же выиграла.
        Ученики с шумом повалили из класса. Седа ни на кого не смотрела, озабоченно стала перебирать бумаги на столе.
        Класс опустел.
        Она подняла голову, уткнулась в стоящего рядом Рому Заблудшего:
        - Ты что-то хочешь, Рома?
        Он неожиданно улыбнулся:
        - Я просто хочу, чтобы вы знали, Седа Магометовна. Я - на вашей стороне. Ну, типа, во всех этих разборках. Я считаю, что вы всё правильно делаете.
        Седа удивлённо рассматривала Ромку. Что-то в его тоне насторожило её.
        Уж не заигрываешь ли ты со мной, мальчик?
        - Спасибо, Рома, - осторожно сказала она. - Но я не нуждаюсь в твоём одобрении. В школе существуют правила, которым обязаны подчиняться все без исключения. - Чувствовала, что говорит фальшиво и не про то, но выхода не было. Не пускаться же в откровения с этим мальчишкой. - У тебя всё, Рома?
        - Не совсем. - Он хмыкнул, подошёл чуть поближе. - Вообще-то, я хотел попросить вас помочь мне разобраться с новым материалом, Седа Магометовна. У меня там непонятки сплошные. Может, я к вам забегу в выходные, когда у вас время будет?
        И снова что-то кольнуло её. Была безусловная двусмысленность и в улыбке Ромки Заблудшего, и в его тоне.
        - Значит, тебе нужна консультация? - уточнила она.
        На самом деле тянула время, пыталась сообразить, как ему лучше ответить. Непростое дело были эти ученики. Всё-таки одиннадцатый класс.
        Совсем непростое!
        - Ага, - нагло подтвердил Ромка. - Вот именно, консультация.
        Артём Раскатов пробирался по школьному коридору сквозь оживлённую толпу учеников, искал нужный ему класс. Неожиданно мелькнули знакомые косички, зелёные глаза - навстречу, вытянув тонкую шею, шла Света Коновалова.
        Артём остановился, с удовольствием смотрел, как она подходит. Мгновенно осознал, что невольно ждал этой встречи, надеялся на неё.
        - Привет, Света! - сказал он с улыбкой.
        (Постарался, чтобы это прозвучало как можно небрежней.)
        Света вскинула на него зелёные глаза, явно смутилась, не ожидала его увидеть.
        - Вы кого-то ищете? - вежливо поздоровавшись, спросила она.
        - Да, мне нужна Седа Магометовна.
        - По коридору налево, господин детектив, - чуть насмешливо улыбнулась Света.
        - Следователь, - мягко поправил её Артём. - Детективы - это у них на Западе.
        Ромка Заблудший стоял рядом с учительским столом, с удовольствием пожирал глазами всё более смущавшуюся Седу.
        - Нет, в эти выходные я, к сожалению, сильно занята, - мямлила она.
        В очередной раз обозлилась на себя за эту извиняющуюся интонацию. Надо было вообще разговаривать совсем по-другому. Всё не так и не то. - Так что давай договоримся в понедельник после уроков. Я специально задержусь…
        Какие-то это всё идиотские игры!
        Почему только она позволяет втягивать себя в них?..
        Ромку, однако, этот предложенный вариант совсем не устраивал. Нужно было добиться, чтобы консультация прошла у неё дома.
        Он уже открыл рот, чтобы предложить встречный план, но в это время в класс заглянул Артём Раскатов:
        - Здравствуйте, я к вам, Седа Магометовна. Если вы ещё не закончили, я подожду в коридоре.
        - Добрый день! - искренне обрадовалась Седа. Артём с первой же встречи вызвал у неё безусловный интерес. Такие высокие, уверенные в себе мужчины ей всегда очень нравились. К тому же его появление избавляло её от дурацкого тягостного разговора с прыщавым и наглым Ромой Заблудшим. - Нет, пожалуйста, заходите, я уже освободилась. Значит, договорились, Рома, хорошо?
        - Ага, - кивнул Ромка. - До свидания.
        Обломался по полной!
        Он кинул неприязненный взгляд на Артёма и поспешно ретировался.
        - Есть какие-то новости? - спросила Седа. - Да вы садитесь, не стойте.
        - Всё под контролем, Седа Магометовна, - уклончиво ответил Артём.
        Сел напротив неё, вытянул длинные ноги.
        - А что вы думаете про Алину Трушину? - не выдержала Седа. - Все уверены, что это сделала она.
        Артём пожал плечами. Ещё раз как следует допросить Алину конечно же не мешает. Он так или иначе собирался это сделать. Но откровенничать с учительницей совсем не входило в его планы. То, что он думал, никого не касалось.
        - Давайте поговорим о другом, Седа Магометовна, - начал он.
        - Вы можете называть меня просто Седа, если хотите, - тут же прервала она. - И о чём же вы хотели со мной поговорить?
        - Хорошо, Седа, - улыбнулся Артём.
        Улыбка у него была замечательная, она окончательно растаяла.
        Этого мужчину упускать нельзя ни при каких обстоятельствах!
        - Я бы хотел задать вам пару вопросов о Тане Родиной, - сказал Артём, доставая блокнот.
        - Что, всё ещё неизвестно, где она?
        Он покачал головой:
        - Пока нет.
        Седа взглянула на часы:
        - Перемена через две минуты заканчивается. Может, поговорим попозже? Почему бы вам не заскочить ко мне домой сегодня вечерком?
        Артём поднял голову, посмотрел на неё с нескрываемым удивлением.
        - Да перестаньте, - улыбнулась Седа, - не съем же я вас. Я приготовлю свою фирменную уху, уверена, вам понравится. Вы же, наверное, домашнего давно не ели?
        Артём размышлял над этим предложением ровно секунду.
        - Это правда, - подтвердил он. - Питаюсь в основном в столовой. Так что уху бы съел с удовольствием. - Он окинул её оценивающим взглядом: - А вы уверены, что вы со мной не заигрываете, Седа?
        Седа выдержала взгляд, гордо отвернулась. (Знала, что профиль у неё отменный, точёный.) Сказала с нарочитой сухостью:
        - Размечтались. Это будет строго деловая встреча.
        На самом деле он был совершенно прав, она, конечно, с ним заигрывала.
        Игры продолжаются!
        - Ну что ж, в таком случае можно считать, что мы договорились! - нахмурившись, подыграл ей Артём. И, чуть понизив тон, деловито добавил: - Если, разумеется, это будет строго по делу.
        Алина Трушина сидела в углу пустого школьного буфета, невидящим взглядом тупо уставилась в пространство. Глаза были покрасневшие, зарёванные.
        Она давно не чувствовала себя такой несчастной.
        И Седа тоже!.. Такая же, как все!
        Алина шмыгнула носом, встряхнула головой, уже более осмысленно поглядела по сторонам.
        Убедившись, что вокруг никого нет, достала из кармана ключи. На связке болтался необычный брелок - кроличья лапка.
        Алина быстро раскрутила брелок. Он оказался полый внутри. Она аккуратно высыпала на стол содержимое - горстку мелкого порошка.
        С помощью ножа ловко выложила порошок в две небольшие белые дорожки. Наклонилась над столом и умело втянула в нос одну из них. Глубоко вздохнула.
        Глаза её затуманились.
        Алина проглотила слюну, выровняла вторую дорожку, наклонилась над ней и повторила процедуру.
        - Трушина? - раздался у неё за спиной звучный мужской голос.
        Она вздрогнула, стала судорожно прятать ключи с брелоком. Одновременно повернулась, подняла голову.
        Рядом стоял Эдуард Николаевич Погребной, жёстко смотрел ей прямо в глаза.
        Алина не отвела взгляд, наоборот, вызывающе шмыгнула носом. (Ноздри всё ещё были в белой пудре.) Ей сейчас было совершенно наплевать, что скажет и как поступит директор.

14.Визит
        Света Коновалова, потряхивая косичками, шагала по Лесной улице. На носу у неё красовались тёмные очки Prada (подделка, разумеется, но вполне качественная!), сквозь которые она с удовольствием ловила на себе любопытные взгляды встречных прохожих мужского пола.
        Конечно, ужасно то, что произошло с Олегом Диким, но всё-таки жизнь на этом не останавливается, в ней по-прежнему немало привлекательных сторон.
        В частности, этот высокий брюнет Артём!
        Да, он, безусловно, очень интересный мужчина! И самое важное, что она явно ему нравится, тут вопросов нет.
        Света улыбнулась, ускорила шаг. Она решила навестить Таню Родину, поскольку Таня уже второй день не появлялась в школе, а на звонки упорно не отвечала.
        Не то чтобы они были близкими подругами с Таней, скорей наоборот, Света относилась к ней вполне презрительно. К тому же Таня была подпевалой у Тамары Станкевич, а Тамара её - это уж Света точно знала - терпеть не могла. Просто Родина несколько дней назад попросила у неё переписать конспекты по литературе и до сих пор не вернула. А конспекты ей теперь очень нужны: экзамены неумолимо приближаются. Так всегда получается - сделай доброе дело, потом сам же и расхлёбывай. Главное, не хотела ведь давать, но отказать не смогла, такая уж она дура!
        Света подошла к дому Тани, позвонила в дверной звонок. Никто не ответил, в доме царила полнейшая тишина. Она позвонила ещё, потом настойчиво постучала. Результат оказался тот же - нулевой.
        Света раздражённо повела плечами. Попыталась заглянуть в окна, хотя смысла в этой попытке ни малейшего не было. Если в доме никого нет, то что, собственно, она надеялась там увидеть?..
        Впрочем, в любом случае разглядеть ничего не удалось: занавески закрывали окна достаточно плотно.
        Заскрёбся, зазвонил мобильник в сумке.
        Света достала его, посмотрела на дисплей. Номер, как это часто бывало в последнее время, не определился. Она осторожно, с непроизвольной брезгливостью приблизила телефон к уху.
        Там опять молчали, еле слышно улавливалось чьё-то напряжённое дыхание.
        На другой стороне улицы, в «Котлетной», Мария Новикова стояла у плиты, переворачивала жарившиеся на огромной сковороде котлеты, одновременно с интересом поглядывала в окно.
        - Рудик! - зычно крикнула она в глубину дома.
        - Что, мам? - откликнулся скрипучий голос.
        - Помнишь, ты мне брюнетку показывал из твоего класса, ну, такая симпатичная, с косичками? Она напротив крутится. Слышишь?
        - Наверное, Таню пришла навестить, - через паузу отозвался Рудик. - Таня в школу не ходит уже второй день.
        - Ну да, я тоже так решила, - глубокомысленно заметила Мария, подливая масла на сковородку.
        Через окно ей было прекрасно видно, как Света раздражённо захлопнула мобильник, сунула его обратно в карман и, оглядевшись по сторонам, начала переходить улицу.
        - Она идёт сюда! - оповестила Мария сына. - Слышь, Рудик?
        - Я слышу тебя, мама! - с лёгким раздражением ответил сын.
        Света открыла дверь в «Котлетную», переступила порог, сдвинула очки на голову (так было даже лучше, чем на носу, очки смотрелись поинтересней!), любезно улыбнулась Марии:
        - Добрый день!
        Мария взяла полотенце, вытерла руки, вышла в залу:
        - Здрасьте, я Мария Анатольевна, тётя Маша, стало быть. Ты с моим Рудиком в одном классе учишься, правильно?
        - Да, тётя Маша, - кивнула Света. - Я - Света. Очень приятно познакомиться. Я на самом деле пришла к нашей однокласснице Тане Родиной. Она живёт прямо напротив, через дорогу, вон её дом. Но там никого нет. Я звонила, звонила, никто не открывает… И в школу она уже два дня не ходит. Так я просто хотела узнать, вы или Рудик её сегодня не видели?..
        В задней, тускло освещённой комнате Рудик Новиков внимательно прислушивался к разговору. Как всегда, сидел в своём инвалидном кресле, лицо по обыкновению наполовину закрывали затемнённые очки. Правда, на этот раз он снял неизменную кепку-бейсболку, она лежала неподалёку, на письменном столе.
        Голый череп Рудика был сильно обожжён, покрыт уродливыми шрамами, потемневшая шершавая кожа выглядела отвратительно. В нескольких местах, очевидно там, где делалась пересадка, виднелись более светлые, розоватые пятна.
        - Я никого не видела, - доносился до него голос матери, - может, Рудик видел. Да ты сама можешь у него спросить. Он только рад будет. К нему ведь никто не приходит…
        Рудик нажал на кнопку, быстро подкатил к столу, схватил кепку.
        - Конечно, с удовольствием, - услышал он ответ Светы.
        - Вон туда пройди, прямо по коридору. - Голос матери явственно потеплел.
        Рудик судорожно нахлобучил бейсболку, резко развернул кресло. При этом неловко дёрнул шеей, и от этого движения кепка на голове не удержалась, сначала слетела на плечо, а потом и вовсе упала на пол.
        - Рудик! - закричала Мария. - К тебе Света идёт!
        Он занервничал, закрутился на кресле вокруг кепки, безуспешно пытался дотянуться, поднять её.
        В приоткрытую дверь донеслись приближающиеся лёгкие шаги, потом в проёме показалась тень.
        Рудик оставил безрезультатные попытки, откатился в угол комнаты.
        Дверь открылась, вошла Света.
        - Привет! - весело поздоровалась она. - К тебе можно?
        - Привет, Света, - проскрипел в ответ Рудик. - Заходи, конечно.
        Она увидела валявшуюся на полу бейсболку, нагнулась, подняла её, протянула Рудику. Только тут ей бросились в глаза страшные следы ожогов у него на голове. Света тут же отвела взгляд, не хотела, чтобы он заметил, как её ужаснули эти жуткие шрамы.
        Однако от него ничего не скрылось. Рудик ждал этой реакции, привык к ней.
        - Спасибо, - сказал он, забирая бейсболку.
        На этот раз натянул её на голову основательно, даже подёргал за козырёк, проверил, как держится.
        Света молчала, не знала, что сказать: вид его обожжённого черепа сильно поразил её.
        - Что, неужели так ужасно? - усмехнулся он.
        - Извини, - окончательно смутилась Света. - Просто я никогда не видела тебя вот так…
        Он поднял руку, прервал её:
        - Я понимаю. Всё нормально. Садись.
        Она робко присела на краешек кровати, огляделась по сторонам. Комната как комната, ничего особенного.
        Только света мало!
        Рудик спокойно наблюдал за ней.
        - Я рад, что ты пришла, - неожиданно сказал он.
        Она улыбнулась:
        - Я к Таньке заходила, а её нет. Не пойму, куда она пропала. Ты её не видел?
        Рудик помотал головой:
        - Нет.
        Света вздохнула, не знала, о чём ещё говорить. Чувство неловкости, которое она испытала, войдя сюда, по-прежнему не покидало её, только усиливалось.
        - Я не знаю насчёт Алины, правда или нет, что там про неё болтают… - начала она просто потому, что сидеть молча было невыносимо, - но ты оттяжно Седе выдал. Я тебя за это очень зауважала, честное слово.
        - Оттяжно? - переспросил Рудик.
        Это было новое словечко, как и ряд других, принятых в этой школе, он его раньше не слышал.
        - Ну да, в смысле офигенно, - подтвердила Света. - Седа была не права. Она иногда ужасно противная. Так ей и надо. Ты так выдал, что она сразу обломалась.
        Рудик молчал, никак не реагировал.
        Света снова остро почувствовала неловкость, заёрзала, стала глядеть по сторонам. Но смотреть было особенно не на что: стены голые, неуютно.
        - Вообще, говорят, Седа на коксе сидит, - продолжила она.
        - Вот как… - индифферентно отозвался Рудик. - Интересно.
        И всё, больше он ничего не сказал.
        Разговор явно не клеился.
        - Ты не обидишься, если я у тебя спрошу… - вдруг решилась Света. - Что с тобой случилось?
        Рудик ответил не сразу.
        - Я не думаю, что ты хочешь знать все эти подробности, - наконец проскрипел он.
        - Хочу! - тут же заявила она. - Я же не просто так спрашиваю. Я, может, спрашиваю, потому что хочу больше знать о тебе. Ты всё-таки новенький, правильно? У тебя небось и друзей-то тут нету…
        - Вот как… - опять почему-то сказал Рудик. При этом голос заметно дрогнул, Светины слова его явно тронули. - Ты права, тут нету, но вообще-то друзья у меня были, - медленно начал он. - Друзья-корешки… Давно, правда… Мы тогда в Южинске жили, под Самарой… Нам было по десять лет, когда я и трое корешков моих - Жопен…
        - Жопен? - улыбнулась она. - Это его так звали?
        - Ну да, у него такое погоняло было, потому что он дома французский учил, тётка у него была повёрнутая на этом французском. Потом Пузырь…
        - Пузырёв, это понятно, - кивнула Света. - Правильно?
        - Ну да, - подтвердил Рудик. - И Тощий…
        - А почему Тощий? - прервала она.
        - Худой был очень, - пояснил он. - В общем, мы залезли в один старый дом… Там никто не жил уже много лет… Мы там классно играли…
        Рудик откинулся в кресле, прикрыл глаза, спрятанные за тёмными очками. Воспоминания одолевали его.
        Света терпеливо ждала.
        - А у тебя какое погоняло было? - наконец не выдержала она.
        Он усмехнулся:
        - Немец. Я ведь блондин был, а в это время по телику сериал крутили про Штирлица, так все про меня говорили - чистый ариец. - Потом прокашлялся и продолжил своим скрипучим, поневоле завораживающим её голосом: - Ну, короче, мы там лазали везде, носились, клад какой-то искали… Костёр развели… Всё было, как ты говоришь, оттяжно… До тех пор, пока Пузырь не надыбал кое-чего в подвале…

15.Заброшенный дом
        Дом был старинный, деревянный. Когда-то здесь располагалась господская усадьба, но со временем всё пришло в полнейшую негодность. Восстанавливать же былое у местных властей ни денег, ни желания не находилось.
        Большая комната с высоким потолком завалена остатками старой дешёвой мебели, поломанными игрушками и прочим разнообразным, никому не нужным хламом. Посреди комнаты пылает костёр, вокруг которого сгрудились трое мальчиков. Горящими глазами рассматривают порванный, неизвестно как сюда попавший номер журнала «Playboy», российское издание.
        - Слышь, Немец, ты когда-нибудь такое видел? - восторженно спрашивает один из них, худенький паренёк.
        - Не а, - честно признаётся второй. При этом выразительно шмыгает носом от переполняющих его эмоций.
        - А ты, Жопен?
        - Я у Кольки, у братана, видел, у него такого говна полно, - небрежно говорит третий, не отрывая при этом пристального взгляда от красочной фотографии «девушки месяца». - Давай дальше листай, Тощий!
        - Вон, глянь! - Тощий тыкает грязным пальцем в место, где сходятся ноги девушки. - Это называется «верблюжьи губы».
        - Я чего-то никаких губ не вижу, - замечает Немец.
        - Пацаны, глядите, чего я нашёл! - раздаётся откуда-то снизу восторженный голос. - Пацаны!
        - Чего ты там нашёл, Пузырь? - откликается Жопен. Фонариком освещает уходящую вниз лестницу.
        - Убери свет, мудила! Глаза слепит! - орёт оттуда Пузырь, появляясь с деревянным ящиком в руках. - Помогите, не видите, тяжело! А то уроню!
        Жопен и Немец бросаются на подмогу. Тощий с неохотой отрывается от журнала, тоже подходит поближе.
        - Чего там у тебя, Пузырь? - спрашивает он.
        Общими усилиями ящик подтаскивают поближе к костру и наконец аккуратно ставят на пол.
        - Клад, что ли, нашёл?
        - Может, кое-что и получше, - гордо отвечает Пузырь. - Тебе, Тощий, такое и не снилось!
        - А что может быть лучше, чем клад? - удивляется Немец.
        Никто ему не отвечает.
        Пузырь достаёт перочинный нож, поддевает лезвием крышку и открывает ящик.
        Все четверо нагибаются над ним, с интересом следят, как луч фонарика обшаривает содержимое.
        - Что это? - спросил Немец.
        - Динамит, мудила! - небрежно отвечает Пузырь. - В кино, что ли, никогда не видел?
        - Во, прикол! - восторженно бормочет Жопен. - Настоящий?
        - А то нет! - с достоинством говорит Пузырь. - Хочешь проверить?
        Тощий протягивает руку, достаёт из ящика динамитную шашку.
        - Ну ты дал, Пузырь! - с уважением произносит он. - Молоток! - И свободной рукой одобрительно хлопает его по плечу.
        - Чего ты хочешь с этим делать, Тощий? - осторожно интересуется Немец.
        - Ты чего, не догоняешь? - поражается тот. - Это же настоящая силища! Если мы захотим, можем весь город подорвать. Такую колбасню устроим! Во кипежу будет, представляешь?
        Он замечает грязь на своих новых кроссовках. Хмурится, подбирает какую-то тряпку, начинает аккуратно очищать их. Динамит при этом по-прежнему сжимает в руке.
        - Слышь, Тощий, - беспокоится Жопен, - а вдруг он уже испорченный? Может, он здесь провалялся сто лет, а может, и все пятьсот.
        - Ну сказал, пятьсот, - ржёт Тощий. - Ты, Жопен, скажешь, как в лужу пёрнешь! Пятьсот лет назад никакого динамита не было.
        - Но вообще-то Жопен прав, надо проверить, - вступается за него Пузырь. - Вдруг он и в самом деле накрылся?
        - А как мы проверим? - оживляется обидевшийся было Жопен.
        - Да очень просто, - деловито отвечает Тощий. - Сейчас бросим эту херовину в костёр и посмотрим, чего будет.
        Все переглядываются. Идея хороша, но всё-таки несколько стрёмная.
        - Не, одной шашки мало, - заявляет Пузырь. - А вдруг именно эта одна штука испорчена! Надо хотя бы две бросить, чтобы быть уверенными.
        - Клёво, Пузырь! - одобряет Тощий. - У тебя котелок варит! Так и сделаем!
        - А то! - с гордостью отзывается тот. - У меня не голова, а целая Госдума!
        - Пацаны, может, не стоит? - вмешивается молчавший до этой минуты Немец. - Что, если мы весь дом взорвём?
        - Ну, и чего ты забздел? - презрительно бросает Тощий. - Прикольно же будет! А потом его всё равно будут сносить. Нам только спасибо скажут.
        - Может, даже наградят чем-то, - поддакивает Жопен. - Медаль дадут. Классно было бы, а?
        Тощий восторженно хлопает его по плечу:
        - Медаль - это нехило! Я лично хочу награду! Без вопросов! А вы, пацаны?
        - Я обойдусь! - заявляет Немец. - Мне это всё не нравится.
        - Ты чего, не врубаешься? Такая пруха редко бывает! - поворачивается к нему Пузырь. - Это будет полный писец!
        - У тебя что, очко заиграло, Немец? - насмешливо спрашивает Тощий. - Не ссы, всё пройдёт мазяво! И воще, один за всех и все за одного, так, пацаны?
        - А то, - поддерживают его остальные. - Ты чего, Немец? Мы ж тут все корешки.
        Немец вздыхает, дальше спорить не решается.
        - Так, значит, я главный по сносу, - тут же назначает себя Тощий. - Когда я скажу: «Фаза номер один!», Пузырь и Жопен берут шашки, готовятся. Когда говорю: «Фаза номер два!», бросаете их в огонь. «Фаза номер три!» - мы все делаем ноги. Всем всё ясно?
        - Ага, - кивает за всех Пузырь.
        - На, держи!
        Тощий отдаёт ему динамит, сам отходит, запасливо подбирает брошеный номер «Плейбоя».
        - Фаза номер один! - объявляет он.
        Мальчики беспокойно переглядываются.
        Жопен нагибается над ящиком, начинает доставать вторую шашку. Когда вытаскивает её, не замечает, что она зацепилась ещё за одну. Та, третья шашка на какое-то мгновение зависает в воздухе, потом отрывается, но падает не обратно в ящик, а рядом, прямо в костёр.
        - Ты чего делаешь, мудак? - орёт Пузырь. - Рванёт же!
        Жопен растерянно смотрит на огонь, лижущий динамит.
        - Бежим! Фаза номер три! - вопит Тощий и несётся к дыре в прогнившей двери дома.
        Жопен приходит в себя, бросает в костёр первую шашку и мчится вслед за Тощим. Пузырь ударом ноги переворачивает весь ящик и кидается следом. Шашки катятся в огонь.
        Немец ещё секунду расширенными глазами разглядывает пляшущее на динамите пламя, потом тоже бросается бежать.
        По обе стороны входа в дом стоят две покосившиеся гипсовые колонны грязного цвета, с облупленной краской. Правую из них поддерживает ржавый железный прут.
        Тощий появляется в дверной дыре. Извиваясь, как червяк, отчаянно лезет сквозь неё. Жопен толкает его сзади.
        Тощий вываливается прямо на ступеньки, вскакивает на ноги, быстро отбегает в сторону.
        В дыру тут же высовывается Жопен, который повторяет те же манипуляции. Его нетерпеливо проталкивает вперёд Пузырь.
        Как только лаз становится свободен, Пузырь сам с трудом протискивается в него. Выкатывается наружу, начинает вставать на ноги, но зацепляется за что-то, теряет равновесие и падает прямо на железный прут, поддерживающий колонну.
        Пузырь весит немало. Прут от его падения прогибается, сдвигается с места, и колонна начинает медленно заваливаться набок; сильно ударивший колено Пузырь воет от боли, но всё же проворно встаёт и, хромая, отбегает в сторону.
        В дыре тем временем уже появился Немец, в свою очередь изо всех сил лезет наружу. Он падает на ступеньки и только начинает приподниматься, как колонна окончательно рушится и прижимает его правую руку.
        Немец истошно орёт. Его жжёт незнакомая, сумасшедшая боль, рука полностью раздроблена.
        Сзади громыхает - взорвалась первая динамитная шашка.
        Немец пытается выдернуть руку, но ничего не выходит - гипсовая колонна придавила её всей своей тяжестью.
        Раздаётся ещё один взрыв. Немец, почти теряя сознание от чудовищной боли, с ожесточением пытается освободиться.
        - Ребята, помогите! - кричит он слабеющим голосом. - Помогите!
        Ребята, все трое, неподвижно стоят у покосившейся ограды, в полусотне метров от входа, смотрят на него расширенными глазами.
        - Да помогите же! - из последних сил продолжает орать Немец. Новый взрыв заставляет его опять рвануться. - Ребята-а-а!..
        Но ребята по-прежнему не двигаются. В ужасе смотрят, как на этот раз взрывается всё.
        Огромный огненный шар раздирает на части старый дом и поглощает несчастного Немца.

16.Прикосновение
        В полутёмной задней комнате на Лесной улице внезапно стало очень тихо. Даже было слышно, как на кухне шипят жарящиеся на сковородке котлеты.
        - Вот так я превратился в того, кто я есть сейчас, - скрипуче заключил Рудик. - Это всё, что от меня осталось.
        Света смотрела на него не отрываясь. Миловидное лицо исказилось мучительной гримасой, в глазах застыли слёзы. Рассказ по-настоящему потряс её.
        Она достала платок, вытерла глаза. Некоторое время сидела опустив голову.
        Потом с болью спросила:
        - И что же, твои друзья не могли тебя спасти?
        Тут же поняла, что вопрос дурацкий, отвечать на него не надо.
        Но Рудик ответил. Равнодушно пожал плечами:
        - Могли, конечно. Времени было достаточно. Они вполне могли столкнуть эту колонну с меня. Но не захотели. Я стараюсь об этом не думать. Что было, то было.
        - А что тогда случилось с ними? После взрыва.
        - Они погибли, - коротко сказал он.
        - Как это? - не поняла Света.
        - Взрыв был такой сильный, что убил их.
        - Что, всех? - поразилась она.
        - В радиусе двухсот метров ничего не осталось, - спокойно пояснил он.
        - А ты…
        Она не договорила, но он понял.
        - Как я спасся? Мне просто повезло. Из-за этой колонны я потерял свою руку и ноги. Но знаешь, что забавно? В то же время она сохранила мне жизнь. - Он усмехнулся: - Как-то всё это немножко через жопу, правда?
        Света молчала, пыталась осознать всё, что услышала.
        Через какой кошмар ему пришлось пройти! Как он только это всё выдержал!
        Бедный парень!
        - Значит, ты оказался самым удачливым из всех? - тихо сказала она.
        Скорее утверждала, чем спрашивала.
        Рудик с горечью ухмыльнулся.
        - Конечно, я самый удачливый, - ответил он. - Разве не видно?
        Слова эти окончательно добили её, она почувствовала, как по телу прокатилась боль, холодом осела где-то в ногах. Жалость к нему заполнила всё её существо.
        Слёзы уже нельзя было удержать, они хлынули потоком. Она хотела сказать ему, что теперь он не один, что она будет рядом, что он может опереться на неё.
        Но ничего не сказала, слова не складывались. Только вдруг судорожно всхлипнула и инстинктивно схватила его за руку, крепко сжала её.
        Рудик почувствовал горячие, жгущие пальцы, с изумлением посмотрел на её белеющее в полутьме лицо.
        Удивительное прикосновение!
        Он никогда раньше не ощущал ничего похожего.
        Они сидели не двигаясь, молчали.
        Каждый боялся проронить хоть слово, нарушить ту хрупкую связь, которая неожиданно возникла между ними.

17.Уха
        Домик Седы Костоевой находился на самой окраине Приозёрска, одной своей стороной смотрел прямо в лес. Седу это месторасположение очень устраивало, ей нравилась тихая дачная жизнь, к тому же подальше от посторонних глаз, которые ей совсем не нужны. Были у неё свои секреты, и она вовсе не собиралась делиться ими с согражданами.
        К тому же Седа вполне отдавала себе отчёт в том, что её далеко не славянская внешность, незамужество и происхождение могут вызывать излишнее любопытство у местных жителей, и потому даже обрадовалась, когда ей предложили этот стоящий на отшибе дом. Одиночества она не боялась. Седа вообще была не из пугливых, а после всего, что пережила, ни звери, ни люди уже никакого особого страха ей не внушали.
        Да и кому на самом деле придёт в голову тащиться на окраину города, чтобы нарушить её покой?..
        Однако же кому-то пришло. Нынешним вечером кто-то осторожно прятался за деревом, внимательно наблюдал оттуда за её одиноко стоящим в конце пустой дороги домом, из окон которого лился в темноту жёлтый таинственный свет.
        Постояв так некоторое время, прячущийся, видимо, потерял терпение, не выдержал. Медленно, стараясь двигаться как можно бесшумней, вышел из-за дерева, приблизился к стене дома. Потом прокрался вдоль неё и осторожно заглянул в окно.
        Ни о чём не подозревавшая Седа зажигала свечи на столе, сервированном на две персоны. Была одета в своё лучшее чёрное платье, подчёркивающее тонкую фигуру.
        Закончив, она придирчиво оглядела стол и пришла к выводу, что всё к визиту молодого столичного следователя готово. Её с детства учили, что мужчина - хозяин жизни, и потому принимать его, мужчину, следовало самым наилучшим образом.
        Она погасила свет. Теперь только свечи освещали стол, отбрасывали пляшущие тени на белоснежную скатерть. Седа подошла к печке, с удовольствием потянула тонким носом. В печке горели сосновые дрова, их приятный запах вносил дополнительный уют в атмосферу дома. Она продумала каждую деталь.
        Похоже, всё сделано правильно.
        Седа взглянула на часы. Без двадцати двух минут восемь. До прихода Артёма было ещё немного времени. Оставалось одно небольшое дело.
        Она взяла с полки овальное зеркало с ручкой, достала из ящика стола какой-то пузырёк, высыпала на блестящую поверхность немного белого порошка, с помощью бритвы умело выстроила его в тонкую дорожку. Ловкими пальцами вскрыла новую пачку жевательной резинки, вытащила одну. Развернула, выбросила нутро, а из фольговой обложки умело свернула трубочку. Вставила её поочерёдно в обе ноздри и быстро втянула в себя порошок.
        В этот самый момент кто-то, наблюдавший за ней снаружи, отошёл от окна и бесшумно растворился в темноте.
        Седа, не подозревая об этом, вдохнула полной грудью. Блестящими глазами с удовольствием посмотрела на себя в зеркало. Усталость начисто прошла, теперь она была полностью готова.
        Пусть приходит, не пожалеет!
        Она включила музыку (аргентинская певица Адриана Варело поёт танго - любимый её диск!), ещё раз взглянула на часы и отправилась на кухню.
        Там Седа сняла крышку с большой, стоящей на огне кастрюли, опустила в неё ложку, чтобы попробовать суп. Готовить она умела и любила.
        Он не сможет это не оценить!
        Однако же уха показалась ей недостаточно ароматной. Седа добавила ещё немного специй, снова попробовала. На этот раз с удовлетворением кивнула. Уменьшила огонь, прикрыла крышку и оставила суп томиться на маленьком огне. Сама же решила вернуться в гостиную.
        Когда проходила через коридор, соединявший гостиную со спальней, оттуда донёсся какой-то странный, вроде бы металлический звук. Седа нахмурилась, зажгла свет.
        В коридоре никого не оказалось.
        Она сделала несколько шагов, осторожно открыла дверь в спальню.
        Там тоже никого не было.
        Попутно отметила, что спальня, между прочим, выглядит отменно. Маленькая лампа с шёлковым абажуром, стоявшая на прикроватной тумбочке, отбрасывала замечательную узорчатую тень на застеленную розовым покрывалом кровать. Всё призывало к интиму и неге.
        Просто шикарно!
        Можно было поручиться, что Артёму здесь понравится. Седа аж поёжилась при сладкой мысли о том, что её одинокая постель скоро примет молодое сильное тело столичного красавца. Ещё раз с удовлетворением оглядела спальню, пожала плечами, прикрыла дверь.
        Снова пошла в гостиную, по дороге выключила свет в коридоре. На ходу зачем-то обернулась, что-то всё же не давало ей покоя.
        Но так ничего и не заметила в полутьме.
        А между тем в дверной щели позади неё внезапно возник чей-то глаз. Кто-то внимательно наблюдал за ней.
        В тёмном зрачке на секунду блеснуло, отразилось плящущее над свечой пламя.
        Седа, не дойдя до стола, вдруг снова резко обернулась, замерла, прислушиваясь.
        Что-то неладное!
        Теперь она чётко услышала - из спальни явственно доносился шум, там кто-то был.
        Она поспешила назад.
        Почти бегом дошла до двери спальни, сильным рывком распахнула её, зажгла верхний свет…
        Артём Раскатов подъехал к дому ровно в восемь. Особой его гордостью был тот факт, что он никогда и никуда не опаздывал.
        Артём вышел из машины, приосанился, легко взбежал по ступенькам. Из-за молодой своей беспечности даже не счёл нужным обернуться.
        А зря. Увидел бы исчезающую за углом дома худую фигуру, в которой, присмотревшись, непременно узнал бы Ромку Заблудшего.
        Ромка Заблудший зашёл за дерево, прижался горящей щекой к пахнущему хвоей стволу.
        С возмущением наблюдал он, как Артём стучит в дверь, потом, не дождавшись ответа, открывает её и заходит внутрь.
        Ромка злобно сплюнул, повернулся и, уже не стараясь двигаться бесшумно, энергично зашагал прочь.
        Через секунду он исчез в ночной тьме, и шаги его окончательно затихли.
        Романтические звуки танго разносились по дому. Сладкий голос певицы завораживал, настраивал на прекрасный незабываемый вечер.
        Артём зашёл в гостиную, оглядел зажжённые свечи, прекрасно сервированный стол. Улыбнулся, но тут же убрал улыбку, громко сказал нарочито серьёзным голосом:
        - Добрый вечер. Я чего-то не пойму, о каком деле вы хотели со мной поговорить, Седа Магометовна?
        Он подождал, но никто не ответил.
        В глубине коридора под дверью лежала полоска света. Скорей всего, там располагалась спальня, и, стало быть, оттуда сейчас должен был появиться сюрприз в лице разодетой хозяйки дома.
        Артём снова улыбнулся в предвкушении замечательного приключения, потянул носом и пошёл на кухню, куда его безошибочно вёл потрясающий запах готовой к потреблению ухи. В животе у него заныло, он вспомнил, что с утра ничего толком не ел.
        На кухне был приглушён свет.
        Артём проглотил слюну, потом ещё раз и… не удержался. Кинув быстрый взгляд в сторону закрытой двери спальни, снял крышку с кастрюли, с вожделением принюхался, вдохнул изумительный аромат свежей ухи. Потом, не в силах более противиться искушению, быстро взял ложку и попробовал суп.
        Райское наслаждение!
        Артём сделал ещё глоток, потом сунул ложку поглубже, зачерпнул мягкую гущу. Но на этот раз ложка упёрлась во что-то. Он потянул её назад, она не поддалась. Артём попытался дёрнуть ложку чуть посильней, но выдернуть её всё равно не смог, она в чём-то крепко застряла. В темноте, однако же, разобраться в этом было невозможно, равно как и вытащить ложку, не расплескав, не запачкав всё вокруг.
        Не оставлять же здесь эту проклятую ложку!
        Артём снова беспокойно посмотрел в сторону спальни. Если мгновенно всё сделать, то он успеет всё вернуть в прежний вид до того, как Седа появится, - вынет ложку, накроет кастрюлю крышкой.
        И всё будет хорошо, она не узнает, что он здесь хозяйничал.
        Артём дотянулся до выключателя, зажёг свет и тут же замер в оцепенении.
        Ещё через секунду его одолела непреодолимая тошнота.
        Большую часть кастрюли занимала погружённая в суп голова Седы Магометовны Костоевой. Чёрные её волосы веером лежали на жирной кровавой поверхности супа. Из левой глазницы торчал черенок ложки, которой он пользовался, а рядом в красноватом водяном облачке плавал неподвижно уставившийся на него глаз.

18.Похороны
        На этот раз гороскоп выглядел чуть более оптимистично. На открывшейся страничке календаря было лаконично написано:
        ГОРОСКОП. СКОРПИОН. СУББОТА.
        СКОРПИОНУ НЕ СЛЕДУЕТ ЧУРАТЬСЯ ЛЮДЕЙ, КОТОРЫЕ ОКРУЖАЮТ ЕГО, ЭТО МОЖЕТ ИМЕТЬ НЕПРИЯТНЫЕ ДЛЯ НЕГО ПОСЛЕДСТВИЯ. СТАРАЙТЕСЬ СЕГОДНЯ БЫТЬ ПОЛЮБЕЗНЕЙ СО ВСЕМИ.
        Похороны закончились. Люди постепенно начали расходиться, оставляя за собой засыпанную цветами могилу. Народу на кладбище было много - ученики, родители, школьная администрация, городские власти. Вторая страшная смерть за несколько дней окончательно потрясла город, полностью лишила его прежней безмятежности и покоя.
        Люди шли молча, с мрачными, испуганными лицами. Те, кто мог, готовились к отъезду, предпочитали уехать по крайней мере до тех пор, пока не будет пойман сумасшедший маньяк.
        Было известно, что директор до выяснения обстоятельств (то бишь до поимки убийцы!) по согласованию с мэром школу закрыл. Всё равно родители детей на уроки не пускали, предпочитали держать их дома.
        Алина Трушина отошла от могилы одна из последних.
        Подняла голову, проводила ненавидящим взглядом шедшую по параллельной аллее Тамару Станкевич.
        Выглядела Алина ужасно, лицо пылало, кожаная куртка на ней как-то обвисла, тянула вниз. Она горбилась, беспрестанно курила, нисколько не заботилась о том, что скажут окружающие.
        Артём Раскатов цепко и нервно поглядывал вокруг, старался наилучшим образом выполнять свои профессиональные обязанности. Запоминал взгляды, жесты, обращал внимание на мельчайшие нюансы. Балабин вместе с мэром срочно уехали в область, давать пояснения в связи с произошедшим, так что вся ответственность сейчас за ход расследования лежала на нём.
        Давалось ему это всё с трудом. Впервые обычный румянец сошёл с его щёк, он был очень бледен, тёмные круги на лице выдавали бессонные ночи. Отрезанная голова Седы Магометовны, плавающая в кастрюле с торчащей в глазнице ложкой, по-прежнему постоянно маячила у него перед глазами. Он всё ещё чувствовал во рту вкус этой кровавой ухи.
        Артём пропустил несколько человек, славировал, поравнялся со Светой Коноваловой, подбадривающе кивнул ей:
        - Как ты, Света?
        - Я боюсь, - откровенно призналась она. - Этот город меня пугает. Зачем только мы сюда приехали!..
        Она осеклась, захлебнулась, в глазах показались слёзы.
        Артём обнял её за плечи, слегка прижал к себе:
        - Ничего, всё скоро нормализуется, убийцу поймаем, посадим, всё будет хорошо.
        Слова прозвучали формально, бессмысленно, но ничего другого он сейчас из себя выжать не мог.
        Шедший сзади них Саня Колосков злобно прищурился, повернулся к Ромке Заблудшему, сказал, кивая на Артёма:
        - С-смотри, Заб-блуда, наш м-мент и т-тут не т-теряется, к С-светке кадрится.
        - А я его не осуждаю, старичок, - осклабился Ромка. - Чего-то в ней есть, в Коноваловой. Я к ней давно присматриваюсь. Смотри, как буфера торчат. Прямо облизать её хочется.
        Он и вправду облизнулся, глаза замаслились, на лице появилось сальное выражение.
        Саня молчал, было непонятно, разделяет ли он Ромкины чувства.
        Ромка, однако же, воспринял его молчание как поддержку, с энтузиазмом продолжал разглагольствовать:
        - С Седой, видишь, полный облом, не проканало. А теперь чего? Поезд ушёл. С концами! - Он криво усмехнулся. - Так что я думаю на Коновалову переключиться. Рульная тёлка, да? Ты как, одобряешь?
        Саня опять промолчал, но Ромке и не нужен был его ответ.
        - Вот именно. Только надо конкретно делать, - загорелся он, - пока этот москвич свою лапу на её жопу не наложил. Похоже, он собирается. Но я его обломаю. У меня, между прочим, день рождения скоро. Я думаю, приглашу её, а там разберёмся… Ну, ты просекаешь, да?
        Саня кивнул, по-прежнему никак не выражал своих эмоций на эту тему.
        - Слышь, Сань, мы ведь кореша, да? - таинственно снизил голос Ромка.
        - Н-ну? - неопределённо отреагировал тот.
        - Я тебе хочу кое-чего рассказать. Я знаю, кто прикончил Седу.
        Саня остановился, удивлённо взглянул на него:
        - К-кто?
        Ромка опасливо оглянулся по сторонам:
        - Поклянись, что никому не скажешь.
        - Чт-тоб мне п-падлой б-быть! - поклялся Саня.
        Для убедительности зацепил ногтём большого пальца передний зуб и щёлкнул.
        - Это он и есть, - кивнул Ромка на идущего впереди Артёма. - Шерлок Холмс грёбаный!
        - Т-ты от-ткуда знаешь? - недоверчиво скривился Саня.
        - Да я там был вчера вечером, - ещё тише произнёс Ромка. - Ну, у Седы.
        Саня посмотрел на него с подозрением, не верил ни единому слову.
        - Какого хрена т-ты т-там д-делал, Заб-блуда?
        - Ты на меня так не смотри! - обозлился тот. - Я, может, с ней договорился, что подгребу вечерком. Ну там, типа, на консультацию. Сам понимаешь…
        Он хитро ухмыльнулся, сплюнул.
        - В-вечерком? - уточнил Саня.
        - Ну да. Слушай дальше. Когда я только к дому подгрёб, увидел, как этот долбаный москвич на «Жигуле» подруливает. Я сразу за дерево. Если б он меня увидел, точно бы тоже замочил. Ещё одно месилово было бы. Верняк!
        Саня с сомнением покачал головой:
        - У тебя, Заб-блуда, с-совсем к-колпак п-поехал. К-коксанул, что ли, вчера? Под к-колёсами с-сидел, с-скажи честно?
        - Да я даже не курил! - возмутился Ромка. - Чего ты наезжаешь! Я тебе говорю, если б я не спрятался, мне бы кранты были!
        Саня только пожал плечами, зашагал дальше.
        Ромка озадаченно посмотрел ему вслед, потом быстро догнал, пошёл рядом.
        - Ну, хорошо, не залупайся, - миролюбиво сказал он. - Может, это просто совпало так… Но тогда, - он снова понизил голос, - только один человек может всё это мочилово устраивать… Ты сам знаешь…
        - Ал-лина? - покосился на него Саня.
        - Да ты что, Сань, ошизел! Алина не при делах. Сам раскинь мозгой, куда ей, она ж знает, что за ней всё время следят после Дикаря. Нет, тут дела другие, позаковыристей.
        - Н-ну? - заинтересованно уставился на него Саня.
        Ромка выдержал паузу и потом с гордостью прошептал одно слово:
        - Погребной!
        - Д-директор? - поразился Саня. - П-пошёл ты!
        И, отмахнувшись, зашагал прочь, к автомобильной стоянке, устроенной рядом с кладбищем.
        Ромка опять догнал его, горячо затараторил:
        - А я тебе говорю, это он. Он Седу на дух не переносил. Уволить её хотел! Я точно знаю, что он её на работу принял, потому что его из области заставили, надавили как следует, а так он ни за что не хотел. Он воще хачиков не переносит! Я тебе говорю, он нас всех ненавидит!
        - Т-ты-то не хачик, м-мудак! - бросил Саня.
        Его уже стал сильно раздражать разговор с придурком Заблудой. К тому же он заметил, как в нескольких метрах от них Арам Асланян, стоя рядом с Тамарой, ненароком обнял её за талию.
        - Вот с-сука! - пробормотал он.
        И, уже ни о чём больше не думая, в два прыжка одолел разделявшее их расстояние и одним резким толчком отшвырнул Арама в сторону.
        - Ты чего, сбрендил? - заорал возмущённый Арам.
        - Д-держись от неё п-п-подальше! - яростно крикнул Саня.
        - Ты б-б-больной! - передразнил его Арам. - Тебе лечиться надо!
        Это окончательно вывело Саню из себя. Намёков на своё заикание он просто не переносил, никому не прощал.
        - Я т-тебе сейчас п-покажу, кто б-больной! - взбеленился он. - Чурка черножоп-пая!
        Сжал кулаки и бросился вперёд. Подбежавший Ромка еле успел перехватить его.
        - Остынь! - уговаривал он, с трудом удерживая тяжело дышавшего Саню. - Не ищи себе на жопу приключений! Хрен с ним!
        - Ты чего, Саня, сбрендил? - вмешалась Тамара. - Совсем офонарел? Ты чего тут распоряжаешься? Ты что, мой хозяин, что ли? Подумаешь, распсиховался здесь! Или, может, тебе Олега мало? Может, вообще это ты его зарезал, а, псих? С тебя станется! Иди сюда, Арам, садись в машину! Пусть он только попробует что-нибудь…
        В эту минуту мимо на своём инвалидном кресле проезжал Рудик. С любопытством повернул голову, остановился посмотреть на свару.
        Тамара тут же переключилась на него.
        - А ты что уставился? - заорала она. - Это вообще не твоё собачье дело! Давай двигай отсюда на своей каталке! Катись, говорю! Весь этот бардак начался, когда ты тут у нас появился, придурок недоделанный!
        - А он-то здесь при чём? - усмехнулся Ромка. - Чего ты развыступалась!
        - Тебя не спросили! - отрезала Тамара. - Как-нибудь без сопливых обойдусь!
        И, не давая Ромке ответить, повернулась к нему спиной.
        Он презрительно сплюнул ей вслед, повернулся к Рудику:
        - Не бери в голову, понтуется она.
        Но тот уже не слушал, сам поспешно катился прочь, к стоянке.
        Мать на кладбище не пошла, ждала около рафика. Нервно курила, озабоченно поглядывала в его сторону, тревожилась из-за сына.
        На другом краю стоянки Артём распрощался со Светой, сел в «Жигули» ипоехал в отделение.
        Она тоскливо смотрела ему вслед.
        Как только машина скрылась за поворотом, ожил её мобильник. Света неприязненно посмотрела на него, медленно поднесла к уху.
        - Аллё! - с опаской сказала она. - Аллё!..
        Телефон молчал.
        Так и знала!
        - Какого хрена тебе надо? Ублюдок! - злобно выкрикнула она и отключила мобильник.
        Арам гордо уселся рядом с Тамарой в её «тойоту», и они укатили.
        Саня, позеленевший от злости, не отрываясь, смотрел, как серебристая машина выруливает со стоянки.
        - Ч-чурка хренов! - прорычал он. - Чтоб ты п-провалился!
        Эдуард Николаевич Погребной, наблюдавший всю сцену из окна своей чёрной «Волги», открыл дверцу, подозвал его к себе:
        - Колосков, подойди сюда!
        Саня понуро приблизился.
        - Я всё видел, - сочувственно сказал Эдуард Николаевич. - Не переживай. Они сильно распустились за последнее время, эти хачики, но скоро они своё получат, поверь мне. Уже недолго осталось ждать.
        - Да я что, я - н-ничего, н-нормально, - растерялся Саня.
        Он совершенно не понимал, о чём толкует директор.
        - Молодец! - похвалил его Погребной. - Так и надо. Главное, не прогибайся, Колосков, не унижайся перед ними. Если что, приходи ко мне, не стесняйся. Я тебя всегда поддержу.
        Он дружески похлопал Саню по плечу и уехал.
        Саня побрёл к своей машине.
        - Ну, видишь, - подскочил к нему Ромка. - Что я тебе сказал! Теперь ты мне веришь? Он расист, не выносит черножопых. Я его заложу! Пока он ещё кого-нибудь не замочил, этот сучара!
        Саня вздохнул.
        Голова у него шла кругом. Лично ему было глубоко плевать, кто какой нации, лишь бы к Тамаре не приставали. А так, в принципе, ничего против хачиков там, евреев или ещё кого-то он не имел.
        Тем более что с братом Арама, Геворком Асланяном, они уже давно корешили, были у них всякие свои общие дела.
        Вообще, с его, Саниной, точки зрения, весь этот мутный городишко окончательно съехал с рельсов.

19.Мотив
        Вот уже битый час Артём допрашивал Алину Трушину. Балабин даже уступил ему свой кабинет для такой важной миссии. Сам же и настоял на этом немедленном допросе после того, как Артём доложил ему об инциденте между Трушиной и убитой Костоевой. Вроде пустяшная история с этим листком, но Балабин в неё тут же вцепился мёртвой хваткой, велел во что бы то ни стало вытрясти из Алины всю правду.
        Артём в успех этой затеи изначально не верил, слишком уж всё казалось притянутым за уши. Однако же спорить не стал, понимал, что начальник сильно нервничает, что ему позарез нужно раскрыть эти жуткие преступления. И как можно скорее, желательно сегодня, в крайнем случае завтра. Иначе им не поздоровится. По головке за то, что сразу не забил тревогу, не доложил кому следует, не обратился за помощью к профессионалам, Балабина не погладят, это уж точно. А тот, разумеется, всё начнёт валить на него, на московского стажёра. На этом ещё не начавшаяся карьера следователя Раскатова и закончится.
        И вправду развил самодеятельность!
        Знал ведь, что совершает незаконные действия, одно за другим, но уж больно хотел отличиться, поймать убийцу. Если всё это в Академию сообщат, он тогда и диплом не получит, никакой Вольных не поможет.
        Надо срочно звонить отцу!!!
        Помимо убийств ещё и пропажа Тани Родиной на нём повисла. Из-за трагедии с Костоевой эта тема как-то отошла на задний план, но родители её вчера вернулись, сразу примчались в отделение, забили тревогу. Теперь уже не слезут, такую бучу поднимут, если она не найдётся.
        А как она найдётся?
        Шансов на это всё меньше. Одна надежда, что Родину так напугала смерть Дикого, что она, никому не сообщив, тут же умчалась из города.
        Куда?
        Не сообщив родителям?
        Вряд ли.
        Артём тяжело вздохнул, хмуро поглядел на допрашиваемую. Как он думал, так и получилось: вытащили пустую карту.
        За всё время часового допроса они не сдвинулись ни на йоту. Бледная, усталая Алина с чудовищными синяками под глазами тупо повторяла одно и то же - никого она не убивала, в час убийства учительницы находилась у себя дома, готовилась к экзаменам. Артём с трудом сдерживался, злился на неё, на себя, понимал, что они бессмысленно ходят по замкнутому кругу.
        - Ну хорошо, Алина, - устало произнёс он. - Давай ещё разок с самого начала. Ты сама мне сказала, что Седа Магометовна не раз унижала тебя перед всем классом, так?
        Алина нервно поджала тонкие губы.
        - Ну так, - с вызовом ответила она. - Ну и что? Это что, достаточный мотив по-вашему?
        - Накануне убийства, - терпеливо, как с ребёнком, заговорил Артём, - Седа Магометовна перед всем классом передала тебе рисунок с черепом. То есть косвенно подтвердила, что считает тебя виновной в смерти Дикого, правильно?
        - И что из этого следует? Что я после этого пошла и её грохнула? Туфта какая-то, вы что, не видите? Из-за этого не убивают.
        - Тогда за что ты её убила? - сорвался Артём. - Говори, за что? За что ты ей голову отрезала?
        - Слушай, ты что, больной? - в свою очередь визгливо заорала Алина. - Да никого я не убивала, тебе понятно? Вы же мой дом осматривали, что ещё?
        Артём вытянулся, пристально посмотрел ей в глаза.
        Алина ответила хладнокровным, чуть насмешливым взглядом.
        Артём опустил голову, задумался.
        У него на руках не было ни-че-го против неё. Кроме каких-то неясных, ничем не подтверждённых сомнений.
        Обыск в её доме (между прочим, тоже незаконный, хорошо, взрослых не было, а то бы наверняка шум подняли!) оказался бесполезной затеей: они не нашли ни малейшей зацепки. Все режущие инструменты, которые там обнаружились, он лично осмотрел самым тщательным образом. С сожалением вынужден был признать, что никакого отношения к произошедшим убийствам эти орудия труда по своим параметрам иметь не могли, сразу видно, тут никакой экспертизы не нужно.
        Да и не по силам этой хрупкой девчонке такое.
        Чтобы резать людей на части, нужно иметь и серьёзные физические данные, и хладнокровие невероятное, не то что у этой истерички. Нет, здесь безусловно работал настоящий зверь, маньяк.
        К тому же она, как ни обидно, права - самого главного, то есть мотива для убийства, у неё нету.
        И всё же Алина Трушина ему активно не нравилась. Ему не нравилось в ней решительно всё - манера одеваться, разговаривать, краситься. Его донельзя раздражали её татуировки, проколотые уши, ноздри, губы.
        Женщина (и особенно юная девушка) не должна так выглядеть!
        Но разве можно идти на поводу у своего раздражения?
        Разве этому он учился?!
        Артём перевёл дыхание, ткнул пальцем в протокол:
        - Прочти и подпиши, - сказал он.
        Алина быстро пробежала исписанные страницы, размашисто расписалась.
        - Я могу идти? - спросила она.
        Он кивнул.
        Она резко встала. Не прощаясь, вышла из кабинета. При этом как следует грохнула дверью.
        Артём сжал голову обеими руками, мучительно застонал.
        Давай, а то это уже становится невыносимо!
        Думай, думай, думай!
        Он подвинул к себе папку, разложил перед собой фотографии учеников 11-го «А».
        Симпатичные, открытые лица. Вот и Алина Трушина. Вот Павло Горошевич. Пропавшая Татьяна Родина. Арам Асланян. Его брат-близнец Геворк Асланян. Убитый неизвестным маньяком Олег Дикий. Слегка нахмуренный наголо бритый Александр Колосков. Нагловато ухмыляющийся Роман Заблудший. Надменная красавица Тамара Станкевич. Несчастный калека Рудольф Новиков. Светлана Коновалова с её милой, застенчивой улыбкой…
        Света…
        Ведь явно кто-то из них имеет самое непосредственное отношение ко всему творящемуся здесь кошмару. Сомнений в том практически нету. Всё так или иначе крутится вокруг этой славной компании.
        Но кто же?..
        Ну кто?!

20.Ненависть
        Света Коновалова и Рудик Новиков сидели в его комнате, пытались готовиться к экзамену по математике.
        - Ладно, я, пожалуй, пойду, - вздохнула Света. - Уже поздно, да и в голову больше ничего не лезет. Спасибо тебе, ты мне очень помог.
        - Не за что, - проскрипел Рудик.
        Она захлопнула учебник, потянулась к сумке.
        - Ты знаешь… - Он замялся, не сразу подыскал нужные слова. - Я очень рад, когда ты приходишь.
        - Да ладно, - улыбнулась Света. - Я с удовольствием это делаю, ты же знаешь. Так что не грузись. Пока!
        Она встала, намереваясь выйти из комнаты, но в этот момент из передней части дома, из залы, донёсся знакомый громкий голос.
        - Добрый день, Мария, - произнёс голос.
        - Это же наш директор! - удивлённо прошептала Света.
        - Здрасьте, Эдуард Николаевич! - раздался в ответ голос Марии.
        Рудик приложил палец к губам, осторожно подъехал на своём кресле поближе к открытой двери, прислушался.
        Жестом поманил к себе Свету.
        Эдуард Николаевич стоял, опершись о стойку, наблюдал, как Мария ловко лепит котлеты.
        - Заверните мне парочку с собой, - попросил он. - Те, что поподжаристей.
        Мария вытерла руки, подхватила со сковороды две котлеты, аккуратно завернула их в специальную промасленную бумагу. Затем положила свёрток в фирменный бумажный пакетик с надписью «Котлетная». Туда же сунула пару салфеток.
        Погребной взял пакет, поблагодарил, расплатился. Однако же уходить не спешил.
        - Мария, вы вообще-то в курсе того, что происходит вокруг? - издалека начал он.
        Пришёл он сюда вовсе не за котлетами, но дело было деликатное, следовало вести себя осторожно.
        - Конечно, - отозвалась Мария. - Ужас какой-то! Я очень волнуюсь из-за Рудика.
        - Это как раз то, о чём я хотел с вами поговорить, - мягко сказал директор. - Я имею в виду вашего сына.
        Мария подняла голову, удивлённо взглянула на него:
        - Я чего-то вас не понимаю. Это вы о чём? При чём здесь мой сын?
        - Видите ли, Мария, - любезно улыбнулся Эдуард Николаевич, - может быть, он будет в большей безопасности и будет чувствовать себя гораздо более комфортно в какой-нибудь другой школе. Наша-то всё равно сейчас закрыта. И когда откроется, неизвестно. Ну, вы сами знаете…
        - Все дети, по-моему, в одинаковой ситуации, - закипая, ответила Мария, - и я не понимаю, почему нас с сыном это касается больше, чем кого-то другого.
        Погребной печально покачал головой:
        - Как бы вам это объяснить… Вы знаете, есть очень мнительные люди, и ваш сын…
        Мария не дослушала. Тяжёлый подбородок выдвинулся вперёд, глаза злобно заблестели.
        - Пошёл вон! - тихо сказала она.
        - Не понял! - опешил Эдуард Николаевич.
        Ему показалось, что он ослышался.
        - Моему мальчику и так приходится очень тяжело, - яростно заговорила она. - Если ты, козёл, посмеешь выбросить его из школы, я тебя заживо сгною, понял?
        Погребной в ужасе попятился к выходу.
        - Как вы смеете так разговаривать! - взвизгнул он.
        - А вот так и смею! - Мария схватила в руки огромную тяжёлую сковородку, замахнулась ею, выдвинулась из-за стойки. - Если ты хоть что-то плохое сделаешь моему сыну, я тебе голову оторву и в жопу засуну! Понял меня, говнюк?
        - Хамка! - прокричал поражённый Эдуард Николаевич. - Жлобиха! Я это так не оставлю!
        И, поспешно ретировавшись, захлопнул за собой дверь.
        В задней комнате Света в ужасе переглянулась с Рудиком.
        - Ну и дела! - прошептала она. - Нехило она его. Тебе небось обидно, да?
        Рудик пожал плечами, неопределённо хмыкнул:
        - Да нет, не бери в голову, я привык!
        - В этом городе почему-то все ненавидят друг друга, - с горечью сказала Света. - Этот город прямо полон ненависти. Я вообще думаю, что ты, может, здесь единственный нормальный среди всех нас… Мы тут все какие-то… выблядки.
        - Но ты ведь другая, правда? - подумав, спросил он. - Ты ведь непохожа на них?
        Света криво усмехнулась.
        - Нет, Рудик, - медленно ответила она, - я точно такая же, как они все. Откуда мне быть другой?!
        Повисла мучительная пауза, оба не знали, как её прервать.
        - Ну ладно, я погнала, что ли? - сказала в конце концов Света.
        Фраза прозвучала как-то фальшиво - и интонация, с которой было сказано, и, главное, это словечко - «погнала». Она сама это почувствовала, но исправить уже не могла.
        Рудик кивнул:
        - Пока.
        Молча смотрел, как она уходит, прислушивался к затихающим шагам, к голосам из передней комнаты.
        - До свиданья, тётя Маш!
        - До свиданья, Света. Приходи.
        И стук захлопнувшейся двери.
        Рудик вздохнул. Смотрел в коридор, ждал, что мать сейчас придёт.
        Но она не приходила.
        - Мама! - проскрипел он.
        Прислушался, шагов не было. Мария с чем-то возилась на кухне.
        Может быть, она не расслышала?
        Он снова позвал её, нетерпеливо, как маленький ребёнок:
        - Мама-а-а!!!
        На этот раз тяжёлые приближающиеся шаги раздались почти сразу.
        На пол и стену коридора легла длинная, массивная тень.

21.Кино
        На экране кинотеатра Стивен Сигал кивком головы отбросил назад свой знаменитый конский хвостик и приготовился к драке. Было ясно, что всем этим скверным ребятам на заброшенном заводе придётся очень туго, несмотря на то что их много, а Стивен Сигал совершенно один. Никаких сомнений его победа у зрителей в зале не вызывала.
        Зрителей, впрочем, в кинотеатре на этот раз оказалось всего ничего - какой-то веснушчатый мужичок неопределённого возраста в середине третьего ряда лузгал семечки, не отрываясь от экрана, и беспрестанно целующаяся парочка на самом последнем ряду.
        Парочкой этой были Арам Асланян и Тамара Станкевич.
        - Слушай, что мы тут зависли? - срывающимся голосом проговорил Арам. В паху у него всё ныло от этих страстных поцелуев, джинсы топорщились так, что чуть не рвались. - Хватит этой хреновины, да? Погнали отсюда! Я знаю, куда мы можем завалиться!
        - Ну ты конкретный! - усмехнулась Тамара. - Не хочешь зря время терять, да?
        - Не надо понты кидать, ладно? - добродушно посоветовал Арам. - Я уже большой мальчик, да?
        Но Тамаре нравилось его заводить, она не спешила, хотела довести его до предела, полюбоваться этим всласть.
        А потом уже можно будет и факнуться.
        Торопиться с этим финальным этапом сейчас вовсе не входило в её планы.
        - А что, если я от Сигала торчу? - лениво сказала она. - Я, может, хочу знать, чем кончится.
        Арам обдумал это высказывание, потом раздражённо пожал плечами.
        Как будто неясно, чем это может кончиться! Сигал уделает всех этих отморозков, вот и всё.
        Но спорить не стал, гордость не позволяла. Решил сходить в туалет.
        Может, полегчает, если немножко слить, а то прямо стоит колом, зараза такая!
        - Ладно, - сказал он. - Ты пока поотвисай тут со своим Сигалом, а я сейчас приду.
        Но так просто Тамара его не отпустила. Притянула к себе, ещё раз подставила мягкие, податливые губы. Арам всосался в эти губы, не выдержал, полез к ней за пазуху.
        Она тут же резко оттолкнула его:
        - Иди, а то ещё обоссышься здесь.
        Он молча встал.
        Поплёлся к выходу, чувствуя, как распирает джинсы в шагу.
        Тамара проводила его насмешливым взглядом, потом повернула голову и впервые за весь сеанс взглянула на экран.
        Там Плохие парни пока что брали верх над Стивеном Сигалом. Они привязали его к верстаку и завели электрическую пилу.
        Эта пила приближалась к бедному Стивену всё ближе и ближе, предполагалось, что она разрежет его на две части снизу доверху.
        Тамара открыла рот, напряжённая сцена всерьёз заинтересовала её.
        Арам стоял перед писсуаром, с интересом наблюдал, как по мере облегчения падает напряжение в его разбухшем до предела члене.
        - Ты сегодня оттянешься по полной, старичок! - пообещал он ему. - За что тебе такой кайф отвалился, даже не знаю. Сегодня даже не твой день рождения, да. Просто такой компот получился.
        Закончив эту философскую сентенцию, Арам застегнул ширинку, спустил воду.
        Подошёл к зеркалу, полюбовался на себя.
        В принципе остался собой доволен, разве что смущал набухший прыщик на лбу. Арам растрепал волосы, уложил прядь так, чтобы она закрывала некрасивый прыщик. Затем приложил ладонь ко рту, проверил своё дыхание. Решил, что не мешает немного освежить его.
        Полез в карман, вытащил оттуда презерватив в мятой упаковке. Аккуратно распрямил, переложил его в другой карман, потом достал оттуда пачку жевательной резинки. Вынул одну пластинку, развернул и сунул её в рот.
        Потом встряхнул головой, в последний раз оглядел себя.
        Теперь он был полностью готов продолжить затеянную с Тамарой игру.
        До самого её победного финала!
        На экране тем временем Стивен Сигал непостижимым образом опять начал побеждать. В последнюю секунду он ухитрился порвать связывавшие его верёвки, извернулся, ловко схватил самого главного из Плохих парней и уложил его на своё место на верстаке, прямо перед пилой.
        Главный Плохой парень теперь орал от страха как сумасшедший. Пила вот-вот должна была разрезать его на части.
        Но Арама, вернувшегося в зал, переживания парня трогали очень мало. Его занимало совсем другое.
        Он подошёл к Тамаре, сел рядом.
        - Ну как ты? Прибалдела, старуха? - любезно поинтересовался он. - Я гляжу, ты от него просто по-чёрному ведёшься, да?
        Тамара не отвечала, вперилась завороженным взглядом в экран.
        Арам убрал разделявший их подлокотник, обнял её за плечи правой рукой, осторожно притянул поближе. Тамара покорно поддалась, наклонилась, голова её легла к нему на колени.
        Лицо Арама неожиданно исказилось от охватившего его страха.
        Тело Тамары продолжало наклоняться.
        Оно медленно сползало на пол.
        При этом её голова отделилась, осталась лежать у него на коленях. Он почувствовал, как намокли, набрякли джинсы от тёплой, хлещущей из среза крови.
        - А-а-а-а-а! - отчаянно заорал Арам.
        Он вскочил, дёрнулся, голова с отвратительным стуком упала на пол, покатилась под рядами, оставляя кровавые следы.
        На экране тем временем захлёбывался от крика Плохой парень, пила разрезала его пополам.
        Арам продолжал истошно голосить, не отдавая себе отчёта в том, что он делает.
        Когда тело Тамары окончательно сползло на пол, он в ужасе обнаружил, что её левая рука тоже валяется совершенно отдельно от него.
        Мужик с семечками, сидевший в третьем ряду, раздражённо обернулся.
        - Заткнись, ты, мудак! - крикнул он. - Дай кино посмотреть!
        Арам внезапно перестал орать, задыхаясь, повернулся к мужику и в это время заметил, что какая-то тёмная фигура выскальзывает из зала, ныряет за портьеру, закрывавшую боковой выход.
        - Стой! - завопил Арам. - Стой, сука! Я тебя достану!
        И он что было сил бросился вслед за убегавшим.
        Арам выбежал в фойе, остановился, тяжело дыша.
        Огляделся вокруг.
        Никого нигде не увидел, даже стойка буфета пустовала. Это было странно. Арам знал, что после убийства Дикого всех девушек уволили, теперь здесь работали только мужчины. Однако сейчас и мужчин не было видно.
        Ему что-то почудилось, он судорожно оглянулся.
        По-прежнему никого.
        Арам попятился назад. Спиной наткнулся на что-то. Отпрыгнул в сторону, но ничего разглядеть не успел, потому что получил сильный удар по голове.
        Ноги у него подогнулись, сознание замутилось, он упал на колени. Но всё же успел при этом заметить тёмную фигуру в чёрной лыжной маске.
        Фигура размахнулась и снова ударила его чем-то железным. Кровь брызнула во все стороны, и Арам Асланян окончательно отключился от реальности. Больше его уже ничего не волновало.
        Человек в маске, однако же, продолжал бить его своей железной палкой куда попало - по лицу, по рукам, по желудку. Неожиданно открылась служебная дверь, в фойе появились двое служащих. Нападающий замер.
        Секунду-другую все трое молча смотрели друг на друга, потом человек в маске бросился бежать. Он вылетел наружу через стеклянные двери центрального входа, пронёсся вниз по ступенькам широкой лестницы и растворился в темноте.
        Один из служащих подбежал к плававшему в крови Араму, другой схватился за телефон.
        - Полиция? - заорал он. - Скорее! Срочно!

22.Кетчуп
        Основательно построенный, хорошо обставленный дом Эдуарда Николаевича Погребного находился в прекрасном месте, на вершине холма. Оттуда открывался великолепный вид на Красавицу и на большую часть города. Рядом с домом живописно росла высокая раскидистая сосна.
        В этот вечер Эдуард Николаевич сидел около телевизора, рассеянно внимал мировым новостям. Куда больше, чем обстановка на Дальнем Востоке, его интересовало то, что происходило сейчас в Приозёрске. Он повернул голову к окну.
        Что скрывал этот переливающийся огнями город?
        Какое новое преступление готовилось в нём?
        Где затаилось это выплёскивающееся наружу зло?
        Неожиданно Эдуард Николаевич почувствовал сильное беспокойство. В низу живота появилось неприятное томление, ноги похолодели.
        Кто-то смотрит в комнату с той стороны тёмного окна.
        Погребной резко встал с кресла, подошёл к окну. Ему показалось, что какая-то фигура быстро исчезла во тьме, но он не был уверен, случилось ли это на самом деле или же ему просто померещилось.
        Эдуард Николаевич подумал секунду, затем решительно распахнул окно. Высунулся наружу. Тщательно вгляделся, вслушался в темноту.
        Однако же никого не увидел и никаких необычных звуков, кроме шума деревьев, стрёкота кузнечиков и каких-то заурядных ночных шорохов, не услышал. Тишина была мирной.
        И всё-таки что-то по-прежнему тревожило директора.
        Позади него, изнутри дома, донёсся дверной звонок.
        Эдуард Николаевич закрыл окно и поспешил навстречу неизвестному гостю.
        Как только он исчез в глубине комнаты, кто-то вышел из-за ближайшего дерева, приблизился к окну, осторожно заглянул внутрь.
        - Кто там? - спросил Погребной, подойдя к входной двери.
        - Это я, Эдуард Николаич, откройте дверь! - последовал тихий ответ.
        Погребной, уже не медля, один за другим открыл все три замка. Быстро вошёл Павло Горошевич.
        Директор посмотрел вокруг, убедился, что никого нет, и захлопнул за ним дверь.
        Горошевич шагнул в комнату. Он тяжело дышал, лицо было бледное, мокрое от пота.
        - Садись! - коротко бросил Эдуард Николаевич.
        Павло сел.
        Погребной достал из буфета бутылку пятизвёздочного коньяка, плеснул немного в бокал, протянул гостю:
        - Выпей, полезно.
        Тот залпом вылил в себя всё содержимое.
        Директор невольно поморщился.
        Вот быдло!
        - Ты машину где поставил? - спросил он.
        - Как вы сказали, внизу.
        - Хорошо, - кивнул Погребной. - Ну, говори!
        Павло перевёл дыхание. После коньяка ему сразу стало легче, в груди разлилось замечательное тепло.
        - Короче, всё сделал, как вы просили, - сказал он. - Ну и рожа у него была! Вы бы только видели!
        - Где это случилось? - уточнил Погребной.
        Глаза его довольно заблестели.
        Ну наконец-то! Это только начало!
        - Я его прямо там, в кинотеатре, выпас, - начал излагать подробности Павло. - Он там с Тамаркой Станкевич тусовался. Ну, я подождал, пока он в туалет пойдёт, ну и…
        - Отлично! Молодец! - похвалил директор. - Кто-нибудь тебя видел?
        - Да ну что вы, - осклабился Павло, - у меня же вот это было надето. - Он вытащил из кармана, с гордостью продемонстрировал чёрную лыжную маску. - Так что не волнуйтесь, никто ничего не узнает!
        - Молодец! - повторил Эдуард Николаевич.
        Плеснул в бокал Горошевича ещё коньяку, подвинул к нему конфеты. Подумав, налил себе тоже.
        С учениками пить, конечно, не следует, но это всё-таки особый случай.
        Начало! Это - начало!
        - Давай выпьем за будущее, сынок! За правильное будущее! Просто, чтоб оно стало таковым, мы должны немножко подкорректировать настоящее, вот и всё. Будь здоров!
        Они выпили, закусили.
        - Это будет им всем хорошим уроком! А то эти чурки совсем сели на голову! Хуже евреев, ей-богу! - разоткровенничался директор. - Те хоть не такие наглые. А эти думают, что они хозяева жизни. Их обязательно надо поставить на место, Павло! В моё время всё было по-другому. И девушки наши относились к ним, как они того заслуживали. Моей покойной жене Оленьке, например, в голову бы не пришло так себя вести, как этой вашей Станкевич и другим. Никогда б она не прикоснулась к армянину, грузину или ещё к какому-нибудь черножопому! Её от них просто воротило, честно тебе скажу…
        Некто, наблюдавший снаружи за этой сценой, тихо отпрянул от окна и, бесшумно ступая, отошёл в тень большой сосны, растущей в двух десятках метрах от дома директора. Прижался спиной к пахнущему смолой стволу.
        Разглядеть наблюдателя в густой вечерней тьме было теперь крайне сложно.
        На другом конце города Саня Колосков сидел на перевёрнутом ведре посреди своего гаража, в котором, как обычно, царил полнейший кавардак. На полу валялась разобранная на части электрогитара. Саня покрутил колки, натянул на гриф серебристую струну. Щёлкнул тумблером, подключая электричество. Потом осторожно провёл подушечкой пальца по струне. Она была такая тонкая, что при порывистом движении легко могла разрезать палец.
        - З-З-З-З-З-З! - опасно запела струна.
        В гараж тем временем тихо всунулся коренастый черноволосый парень. Вопросительно посмотрел на Саню. Это был Геворк Асланян, брат Арама. Саня жестом показал ему, чтобы он вошёл.
        Геворк приблизился, с интересом воззрился на звенящую струну.
        - Ты чего на этот раз мастеришь? - спросил он.
        Саня, не отвечая, резко поднял голову, недобро взглянул на него:
        - Д-давай нап-прямую?
        - Давай, - недоумённо согласился тот.
        - Т-ты мой к-кореш, - хмуро начал Саня. - Я с т-тобой рассираться не х-хочу.
        - А чего нам делить-то? - по-прежнему недоумевал Геворк.
        - Д-дело не в т-тебе, а в Араме, - пояснил Саня. - С-скажи ему, чтоб он д-держался от Т-тамары п-подальше. П-понял? Иначе всем б-будет х-хреново!
        Геворк лучезарно улыбнулся:
        - Всё понятно. Не волнуйся, хорошо? Я всё на себя беру. Я тебе обещаю, друг, он больше к Тамаре не подойдёт! Я старший брат, на минуту раньше родился, Арам против меня никогда не пойдёт! Лады? - И он протянул Сане руку.
        Тот помедлил, потом молча пожал её.
        Геворк посчитал инцидент исчерпанным, ухмыляясь, вытащил из-за пазухи пакетик с тёмно-зелёной травкой.
        - Нюхни? - предложил он. - Кайф!
        - Нюхало с-склеется, - ответил Саня.
        Он всё ещё пребывал в сумрачном состоянии.
        - Ты чего, не будешь курить? - удивился Геворк.
        Саня вздохнул. Хотелось сохранить ясную голову, но, с другой стороны, отказаться от марихуаны было невозможно.
        - Ладно, д-давай! - сказал он.
        Эдуард Николаевич попрощался с Горошевичем, крепко пожал ему руку:
        - Ещё раз спасибо тебе, Павло. Хорошо сработал. Не высовывайся пару дней, ладно?..
        Они уже стояли в дверях, но Павло, однако, мялся, не уходил.
        - Дело вот в чём, Эдуард Николаевич, - забубнил он. - Я это… без копья, понимаете? Как насчёт бабок? Помните, мы говорили?
        Погребной нахмурился:
        - Тебе не стыдно, Горошевич? Во-первых, я не помню, чтоб я тебе что-то обещал. Ты меня, наверное, не так понял. Я поддержал тебя, потому что видел, что тебя как нормального парня, славянина, раздражают эти засранцы, эти обнаглевшие вконец хачики. Я тебя очень понимаю в этом смысле. И ты, повторяю, молодец, не побоялся, дал как следует просраться этому чурке! Так что не разочаровывай меня, Горошевич. Не заставляй меня думать о тебе хуже, чем ты есть. Ты - отличный парень. Только не надо всё переводить на деньги. Есть вещи куда более важные в нашей жизни.
        Так говоря, Эдуард Николаевич постепенно двигался вперёд, надвигался на Павло, исподволь вытеснял его. Тот вынужден был отступать назад, пока не оказался за дверью.
        - Посиди пару дней тихо, ни с кем не общайся, а потом мы с тобой встретимся, всё обсудим, - туманно пообещал директор. Потом ласково, по-отечески, улыбнулся: - Будь здоров, Павло.
        И прежде чем Горошевич успел ещё раз открыть рот, захлопнул дверь.
        Павло растерянно потоптался на пороге, потом злобно сплюнул и зашагал вниз, в сторону оставленной там машины.
        Избавившись от чересчур надоедливого посетителя, Эдуард Николаевич пришёл в отменное настроение, налил себе ещё немного коньяка, пригубил, закусил конфеткой. После чего подошёл к фотографии светловолосой женщины средних лет, висевшей на стене.
        - Я знаю, Оля, я всё знаю, - прикрыв глаза, несколько загадочно произнёс он.
        Затем допил коньяк, поставил рюмку и, насвистывая одну из своих самых любимых мелодий - песню «Русское поле» из старого советского фильма «Новые приключения неуловимых», - направился к холодильнику. Вынул оттуда коричневый бумажный мешочек, на котором красовалась надпись:
        КОТЛЕТНАЯ
        УЛ.ЛЕСНАЯ, 12
        Г.ПРИОЗЁРСК
        Эдуард Николаевич достал из мешочка пакет с котлетами, развернул его, засунул котлеты в микроволновую печь немецкого производства. Фирменный мешочек из бережливости не выбросил, оставил лежать на кухонном столике.
        Мало ли, может, ещё для чего сгодится!
        Он приготовился к приёму пищи, положил на обеденный стол бумажную тарелку.
        Не очень эстетично, конечно, но зато потом мыть не надо!
        Рядом разместил нож, вилку, хлеб, бутылку кетчупа.
        Микроволновка звякнула, давала знать, что котлеты подогрелись.
        Эдуард Николаевич досвистел до конца песню, выложил котлеты на тарелку и уселся за стол. Котлеты выглядели весьма аппетитно, он почувствовал обильное слюновыделение.
        С кетчупом будет совсем славно!
        Саня и Геворк валялись рядом на продавленном старом диване, блаженно покуривали, молча передавая друг другу специальную, искусно сделанную Саней трубочку.
        Откуда-то издалека донёсся трезвон мобильника, хотя он лежал совсем рядом, на полу гаража. Саня поморщился, нехотя протянул руку к телефону:
        - Алло?
        - Сань, это я, Заблуда. Я тебе сейчас такое скажу!.. - раздалось в трубке.
        - Ч-чего у т-тебя? - лениво пробурчал Саня.
        К болтовне Заблуды он всегда относился недоверчиво, считал его пустобрёхом.
        - Догадайся с трёх раз - кто? - возбуждённо звучал голос в трубке.
        Заблуда аж задыхался, слова налезали друг на друга:
        - Короче, я был прав, Погребной - убийца! Я его выпас! Ох и хитрожопый, сука! Чужими ручонками всё шурует! Но я его расколол. Я ведь сразу впрыгнул, помнишь, я тебе ещё на кладбище сказал! А ты всё не догонял! Знаешь, кто на него работает? Ты лучше сядь, а то обосрёшься, когда услышишь. Знаешь, кто? Павло Горошевич. Представляешь? А я ещё, главное, этому козлу пятихатку одолжил, чтоб он свои сраные колпаки на колёса купил.
        Саня нахмурился, тряхнул головой.
        - Т-ты г-гонишь, Заб-блуда! - засомневался он.
        - Чтоб мне падлой быть! - горячо заговорила трубка. - Я тебе говорю, я сам всё видел.
        - Ч-чего? - поразился Саня.
        - Да нет, не убийство, конечно, - поправился тот, - это я не видел, но я слышал, как он говорил Погребному, что только что кого-то замочил в кинотеатре. Я тут сейчас рядом с его домом отвисаю. В смысле, у директора.
        На этот раз Саня даже уселся от удивления.
        - К-кого зам-мочил? - спросил он.
        - Непонятки пока, скоро выясню. Ты пока об этом никому, понял? Я их всех прищучу! Полный отпад будет!.. Ладно, я погнал. А то ещё пропущу что-нибудь… Покешник.
        - П-пока.
        Саня отключил телефон. Протянул руку, резко, чуть ли не изо рта, вырвал дымящуюся трубку у недоумённого Геворка.
        - Ты чего это?
        Саня не ответил. Глубоко, с наслаждением затянулся. Дела были мутные, но события нарастали с невероятной скоростью, неизвестно, что могло произойти в самое ближайшее время.
        Может быть, даже сегодня.
        Эдуард Николаевич энергично взболтал кетчуп с целью полить им котлеты. Но кетчуп, как назло, загустел в бутылке, не лился.
        Он начал было трясти бутылку посильнее, и в этот момент раздался звонок в дверь.
        - Чёртов мудак! - пробормотал директор.
        В этом была проблема каких-либо деловых отношений с учениками, даже с самыми продвинутыми: они были слишком зелёными, незрелыми, их требовалось постоянно стимулировать. Ни на кого нельзя было полностью положиться.
        Ни на кого!
        Он оставил в покое бутылку и пошёл открывать.
        Пока шёл, уже придумал, что скажет этому назойливому Горошевичу, подыскал правильные, внушающие уважение слова.
        Но это оказался вовсе не Горошевич.
        - Здравствуй… - несколько растерявшись, произнёс Погребной. Этого посетителя он сейчас никак не ожидал увидеть. - Проходи…
        В тенистой кроне высокой сосны спокойно устроились на ночлег лесные птицы. Но этот мирный покой оказался вскоре нарушен. Внезапно из дома донёсся такой чудовищный крик, что птицы мгновенно переполошились и, тревожно хлопая крыльями, разлетелись в стороны.
        Лесистый холм мгновенно наполнился галдежом и шумом. Неизвестно откуда взявшийся ветер шевелил ветки деревьев, теребил кустарник.
        Одновременно некто с перекошенным лицом, не разбирая дороги, мчался прочь от дома.
        Эдуард Николаевич стоял рядом с обеденным столом. Рот его был широко открыт, но крика уже не было, оттуда нёсся один сип. Поперёк его живота, чуть выше талии, сразу под грудной клеткой, шёл большой разрез, и из этого широкого разреза вываливались наружу окровавленные внутренности. Эдуард Николаевич тщетно пытался удержать их, запихнуть обратно. Обычно голубые глаза директора на этот раз были белыми от ужаса и боли.
        Мерзкий жужжащий звук оглушительно раздался у него над ухом, и почти сразу же лежащие на белой бумажной тарелке котлеты обильно оросила красная, густая, как кетчуп, кровь.

23.Расследование
        Артём Раскатов сидел за журнальным столиком в фойе кинотеатра «Берёзка», аккуратно записывал в блокнот то, что говорил ему единственный по сути свидетель - веснушчатый мужик, который находился в зале во время сеанса. Двоих служащих он уже допросил, толку от них было мало, показания их почему-то разнились, хотя видели оба одно и то же и к тому же одновременно.
        - В общем, он вдруг начал орать как сумасшедший, - говорил веснушчатый. - Это в первый раз. Я тогда повернулся и попросил его заткнуться. После этого я какое-то время его не слышал… Ну, в том смысле, что он больше не орал… Я же не знал… - виновато долдонил мужичок. - Кабы я знал, я б, конечно, присмотрелся бы… Но мне ж даже в голову не пришло, что там что-то не так. Я думал, это он от фильма так завёлся. Там, в фильме…
        - Ладно, это я уже слышал, - раздражённо прервал его Артём.
        - Ну да, - охотно подтвердил мужичок. - Это я уже говорил. А когда он во второй раз начал орать, я уже не выдержал…
        - Хорошо, Чернов, спасибо, вы можете идти.
        Чернов неопределённо повёл плечами, с места не тронулся.
        - У вас что-то ещё? - спросил Артём.
        - Вообще-то должны деньги за билет вернуть, - глядя в сторону, произнёс свидетель. - Я ж не виноват, что сеанс прервали.
        - Я не сомневаюсь, что деньги вам вернут, - уже еле сдерживаясь, сказал Артём. Что ж это за народ такой! - Подойдите к администратору, он всё уладит.
        Мужичок удалился.
        Санитары тем временем погрузили на носилки неподвижного, залитого кровью Арама Асланяна, понесли его к выходу. Артём подошёл к ним, нагнулся над раненым:
        - Кто это был, Арам? Кто?
        Но Арам только смотрел на него бессмысленными чёрными глазами, шлёпал ртом, вокруг которого возникали кровавые пузыри.
        - Бесполезно, он без сознания, - сочувственно сказал один из санитаров, молоденький, рыжеволосый парнишка, огненные кудри которого падали прямо на плечи.
        Арама унесли.
        Артём вернулся в зал. Чувствовал себя отвратно. Кошмар, в котором он вдруг очутился, продолжался, наращивался с каждым днём. Ему казалось, что он сходит с ума, что всё это происходит в каком-то безумном сне.
        Не распускаться!
        Артём усилием воли взял себя в руки, сосредоточился. Обычно приглушённый свет в кинозале на этот раз горел на полную катушку, ярко высвечивал все тёмные закоулки.
        Его команда уже трудилась вовсю. Миша Сердюков с крайне сосредоточенным видом фотографировал безголовый труп Тамары Станкевич. Витя Сушкин шёл по рядам, внимательно осматривал всё вокруг. Сеня Храпченко с лицом бледно-синего цвета стоял чуть в сторонке, держал руку около рта. Было видно, что он прилагает неимоверные усилия, чтобы сдержать рвоту
        - Да вот же она! - вдруг обрадованно закричал Сушкин. - Ни хрена себе! На три ряда вниз скатилась.
        Он нагнулся и торжествующе поднял двумя руками в резиновых перчатках отрезанную голову Тамары.
        Сеня Храпченко, больше не в силах сдерживаться, шагнул было к выходу, но не дошёл. Его обильно вывернуло наизнанку.
        - Хорошо, - сказал Артём Сушкину. - Засунь её в пластиковый пакет.
        В этот момент в кармане ожил, затрещал мобильник.
        Артём приложил телефон к уху:
        - Раскатов слушает. Да, Саня, я тебя прекрасно помню. Слушаю тебя, что ты хочешь? Поговорить? Хорошо, но давай попозже, я сейчас очень занят. - Внезапно выражение лица его изменилось. - Кто? Погребной? - изумлённо переспросил он. - Директор? Та-ак. Ты уверен, что это был Горошевич? Откуда тебе это известно? Ну, хорошо, я всё понял. Спасибо за звонок.
        Артём разъединился, быстро нашёл в телефоне номер Эдуарда Николаевича, набрал его.
        На другом конце заработал ответчик. Он включился немедленно, после первого гудка.
        - Я не могу сейчас подойти к телефону, - послышался характерный, раскатистый голос Погребного, - оставьте ваше сообщение после гудка, и я вам перезвоню.
        Артём отсоединился, сунул телефон обратно в карман. Взволнованно обратился к Мише Сердюкову, который уже закончил щёлкать фотоаппаратом:
        - Миш, надо срочно найти и задержать Павло Горошевича. Возьми Ольшанского, и поезжайте к нему, пожалуйста. Если его нет дома, дождитесь его.
        - Хорошо, - без обычной бравады сказал Сердюков и направился к выходу.
        На него тоже вид отделённой от тела головы Тамары произвёл довольно удручающее впечатление.
        Сеня Храпченко наконец перестал блевать, с извиняющимся видом повернулся к Артёму.
        - Полегчало? - сочувственно спросил Артём.
        Сам с трудом подавил в себе такие же рвотные позывы.
        - Ага, - кивнул Сеня.
        - А ты тогда поезжай за Алиной Трушиной. Справишься один?
        - Конечно, чего там!
        - Привези её в отделение. Если что не так, сразу звони.
        - Понял.
        Храпченко с видимым облегчением вылетел из зала.
        - Ты здесь заканчивай, - повернулся Артём к Сушкину, - а я пока съезжу к Погребному.
        - К директору школы? - удивился Виктор.
        - Да. Довольно интересную информацию я сейчас получил. Надо проверить. Встретимся в отделении…
        Артём хотел сказать что-то ещё, но передумал, не закончил фразу. Нервы у него уже не выдерживали. Он резко повернулся и почти выбежал из зала. Ему срочно нужно было вдохнуть свежего воздуха.
        Павло Горошевич уныло подъезжал к своему дому. Несмотря на совет директора ни с кем не общаться, он всё же сделал пару попыток нарыть бабок, то бишь стрельнуть деньжат. Но везде получил полнейший отлуп.
        Потому настроение у Павло было на самом низком уровне. Он выехал из-за поворота и сразу увидел полицейский газик, припаркованный прямо у его дома.
        Вот это лажа, прикол так прикол!
        Но уже ничего нельзя было сделать, не разворачиваться же после улицы!
        Павло как следует выругался про себя, вжался в кресло, низко натянул кепку и, стараясь не смотреть в ту сторону, неторопливо проехал мимо газика.
        В боковое зеркальце успел заметить, что один мент сидит в машине, а другой разговаривает перед входом с соседом, лысым пьяницей Зобиным, одетым в замызганный спортивный костюм.
        - Хрен тебе! - злобно произнёс Горошевич и нажал на газ.
        У него не было ни малейшего представления, куда теперь ехать. Он решил, что самое важное сейчас - это выбраться из города.
        Дом Погребного на вершине холма был погружён в полную темноту. Хозяин, видимо, уже спал.
        Артём вышел из машины, подошёл к входной двери, нажал на кнопку звонка, прислушался. Никто не ответил, стояла полнейшая тишина.
        Он подёргал за ручку. Дверь оказалась открыта.
        Артём осторожно просунул голову внутрь.
        - Эдуард Николаевич! - позвал он. И, подождав немного, повторил ещё громче: - Эдуард Николаевич!
        Ответа не было.
        Нехорошее предчувствие охватило Артёма. Он бегом вернулся к машине, вынул из бардачка фонарик и пистолет, которым Балабин снабдил его перед отъездом.
        Вернулся обратно, глубоко вздохнул и решительно открыл дверь.
        Первым делом он нашёл внутри выключатель, щёлкнул им. Но свет не работал. То ли пробки перегорели, то ли какой-то общий рубильник был отключён. Артём осторожно начал двигаться в глубь дома, лучом фонарика поводил вокруг, старался ничего не пропустить.
        Он прошёл через кухню, обратил внимание на лежащий на кухонном столике бумажный пакет с фирменным логотипом:
        КОТЛЕТНАЯ
        УЛ.ЛЕСНАЯ, 12
        Г.ПРИОЗЁРСК
        Потом вошёл в гостиную, луч фонарика пробежался по книжным полкам. Бросилась в глаза выпущенная на русском языке «Моя борьба» Адольфа Гитлера. Артём видел это издание в Москве.
        Внезапно он остановился как вкопанный. Хотя подобная картина уже должна была бы стать привычной, его всё равно тут же начало мутить.
        Луч фонарика упёрся в голову Эдуарда Николаевича Погребного. Она покоилась на тарелке посреди обеденного стола и безжизненными глазами смотрела прямо на него. По обе стороны от головы аккуратно лежали две вымазанные кровью котлеты.
        Артём подавил рвотный позыв, посветил фонариком вокруг, снова замер.
        Безголовое, однорукое тело директора приозёрской школы с вывалившимися наружу кишками валялось прямо тут же, около стола.
        На этот раз сдержаться Артёму не удалось. Он даже не успел отойти в сторону, его вывернуло наизнанку прямо на месте.

24.Прощание
        Когда очередной скомканный листок настенного календаря полетел в мусорное ведро, оторвавшему открылась весьма туманная, сильно озадачившая его надпись:
        ГОРОСКОП. СКОРПИОН. ВОСКРЕСЕНЬЕ.
        СЕГОДНЯ СКОРПИОН ДОЛЖЕН БЫТЬ ГОТОВ К ЛЮБЫМ НЕОЖИДАННОСТЯМ, ДАЖЕ САМЫМ НЕПРИЯТНЫМ. В ЛЮБОМ СЛУЧАЕ, ЧТО БЫ НИ СЛУЧИЛОСЬ, НЕ ТЕРЯЙТЕ ПРИСУТСТВИЯ ДУХА, В КОНЦЕ КОНЦОВ ВСЁ ОБРАЗУЕТСЯ.
        Мария Новикова вполне могла поздравить себя. Несмотря на жуткие дела, творившиеся в городе, её продукция с каждым днём пользовалась всё большим успехом. Похоже было, что аппетит у горожан повышался параллельно росту преступности в Приозёрске. В это тихое воскресное утро, например, в «Котлетную» зашёл уже восьмой по счёту посетитель, и это ровно в четыре раза больше, чем в это же время неделю назад. Мария на радостях даже положила ему в бумажный мешок лишнюю котлету.
        - Подарок, - сказала она. - Как это теперь говорят, бонус.
        Посетитель с благодарностью принял коричневый пакет с надписью: «КОТЛЕТНАЯ», любезно распрощался. Уходя, чуть не столкнулся в дверях с тонкой темноволосой девушкой. Удивлённо повернулся ей вслед. Его поразило, что зелёные глаза девушки смотрели очень устало и печально.
        - Доброе утро, тётя Маша, - сказала Света Коновалова, переступив порог заведения. - Рудик у себя?
        - Привет, Света! - откликнулась Мария, слишком занятая своими котлетами, чтобы обращать внимание на подавленный вид вошедшей. - У себя, конечно. Проходи. - И тут же закричала зычным голосом: - Рудик! К тебе гостья!
        Света поспешно направилась в заднюю комнату.
        Рудик уже ехал к ней навстречу.
        - Ты слышал новости? - спросила она после того, как они обменялись приветствиями. - Тамара, Эдуард Николаевич и Арам. Мегакошмар! Просто тихий ужас, креза какая-то! Я в таком отпаде от всего этого, ты не представляешь! Меня прямо плющит по полной, честное слово, Рудик! Я всю ночь не спала!..
        - Да, я слышал, - в своей обычной манере невозмутимо проскрипел Рудик.
        Она взглянула на него с некоторым недоумением. Ждала совсем другого. Никогда нельзя было понять по его интонации, как он реагирует на сказанное.
        - Я попрощаться с тобой зашла, - тихо объявила Света. - Предков всё это как следует пробило, они хотят, чтоб мы по крайней мере на несколько недель вообще отсюда сорвались. Я тоже думаю, правильно. Я и сама перестремалась, не могу тут больше, правда…
        Она подняла глаза, с удовлетворением отметила про себя, что Рудик всё-таки прокололся.
        Он даже не попытался скрыть охватившее его огорчение. Наклонил голову, долго и уныло молчал. Потом наконец спросил:
        - А когда ты уезжаешь?
        - Завтра, рано утром.
        Света взглянула на часы. Дел ещё до отъезда было полно. Родители завалили её заданиями.
        - Ладно, Рудик, - сказала она с извиняющейся интонацией, - мне надо идти. Пока.
        Он не шелохнулся:
        - Счастливо, Света.
        Ей вдруг стало совсем неловко, неуютно. Зачем она пришла сюда? Чего хотела от этого несчастного калеки?
        Хренотень какая-то!
        Она изобразила улыбку и повернулась, чтобы уйти.
        - Подожди! - раздался сзади скрипучий голос.
        Света остановилась:
        - Что?
        Рудик ответил не сразу, с усилием:
        - Я буду скучать по тебе.
        Света посмотрела на него с искренним удивлением. Подобные выражения были совсем не приняты в их среде. Тем более странно слышать такое от немногословного Рудика. Равно поразило её, как это было сказано.
        Хорошо, что она не открыла ему всей правды, что, скорей всего, уезжает навсегда. Неизвестно, как бы он отреагировал. Она вовсе не хотела доставлять ему лишнюю боль. Его и так жалко, а ещё, не дай бог, плохо бы ему стало, что бы она тогда делала?..
        - Я тоже буду скучать по тебе, Рудик, - каким-то чужим голосом сказала Света.
        Эта её фраза (как это частенько случалось с ней в их беседах) прозвучала неправильно, крайне искусственно.
        Она почувствовала фальшь, резко отвернулась.
        А может, и вправду буду!..
        - Пока.
        И, не оглядываясь, вышла из комнаты.
        Света быстро прошла через переднюю залу, на ходу попрощалась с занятой новым посетителем Марией и с облегчением выскочила на улицу.
        И тут же наткнулась на сидевшего в припаркованной рядом машине Артёма Раскатова.
        Дверь «Жигулей» была открыта. Артём устроился на пассажирском месте, быстро что-то писал в разложенном на коленях блокноте. Он сильно изменился за эти несколько дней. Был небрит, щёки ввалились, глаза смотрели жёстко, цепко. Недавний юноша окончательно превратился в мужчину.
        Света тут же ощутила эту перемену, оценила её. Нашла, что он стал гораздо интересней.
        - Привет! - с приятным удивлением сказала она.
        - Привет! - отозвался Артём, вылезая из машины.
        Тоже вовсе не ожидал её встретить.
        - Слушай, смешно, что мы всё время где-то сталкиваемся, - усмехнулся он.
        - Да, смешно, - подтвердила Света.
        Однако ни тот, ни другой даже не улыбнулись.
        - Только боюсь, это уже ненадолго, - продолжила она после небольшой паузы. - Мы с предками завтра сваливаем отсюда.
        - Это хорошая идея, - одобрил Артём. - Тут чёрт знает что творится. Сегодня всё полицейское начальство понаедет - и областное, и даже региональное… Вся гостиница уже забронирована. - Он озабоченно взглянул на часы. Через двадцать минут будет опять звонить Балабин, а ещё ничего толком не сделано. - Послушай, у меня к тебе просьба. Я сейчас спешу, но мне очень надо с тобой поговорить. Есть несколько важных вопросов. Ты не можешь заскочить ко мне в отделение попозже, скажем, часов в двенадцать?
        - Это вы мне свидание назначаете или на допрос вызываете? - уточнила Света.
        - Будем считать, что это свидание, - улыбнулся Артём. - И давай будем на «ты», ладно?
        - Хорошо, - кивнула она. - Тогда я постараюсь.
        - Постарайся, пожалуйста. Буду тебя ждать. Пока.
        И он скрылся в дверях «Котлетной».
        Мария через окно с неодобрением поглядывала, как Света улыбается высокому молодому брюнету. Парень был смазливый, тем самым сразу ей не понравился. Света хорошая девушка, тот факт, что она подружилась с Рудиком, безусловно, говорил в её пользу.
        Тем более нечего ей кокетничать с чужими парнями!
        Из-за всего этого Мария встретила вошедшего довольно неприветливо. Буркнула что-то и сразу отвернулась к плите.
        Брюнета, впрочем, это нисколько не смутило. Он вытащил из кармана тёмно-красное удостоверение с гербом, открыл его, терпеливо подождал, пока она изучала содержимое.
        - Я, как видите, из полиции, - сказал он. - Артём Раскатов. А вы, насколько я понимаю, Мария Анатольевна Новикова, да? Приятно познакомиться. Я хотел бы задать вам пару вопросов.
        - Хорошо, - согласилась Мария. - Задавайте.
        Предъявленное удостоверение резко изменило её отношение к посетителю.
        Артём уселся за столик, вынул блокнот, приготовился писать. Мария вытерла руки, села напротив.
        Хорошо, что пока в «Котлетной» никого нет.
        Посетителям вряд ли понравится, что какой-то мент устраивает здесь допрос.
        - Вы знакомы с директором школы, Эдуардом Николаевичем Погребным? - спросил Артём.
        - Угу, - кивнула она.
        - Когда вы в последний раз его видели?
        - Вчера днём. Он заходил котлеты купить.
        - Вы ничего не заметили необычного в его поведении вчера?
        - Нет, - пожала она плечами.
        - Странно. - Артём оторвал голову от блокнота, пристально посмотрел на неё своими жгучими чёрными глазами. - А ваша соседка сказала, что Эдуард Николаевич буквально вылетел отсюда, хлопнул дверью. Говорит, был красный как рак, а вы что-то вроде бы кричали ему вслед.
        - Какая такая соседка? - нахмурилась Мария.
        - Морозова Алла Семёновна. Проживает по адресу Лесная, 16. Она случайно проходила мимо.
        - Да она врёт всё! - возмущённо повела плечами Мария. Ещё не хватало проблем из-за этого сволочного директора! - Она всё всегда врёт, это ж все знают. Больная просто какая-то!
        - Понятно, - задумчиво сказал Артём. - Ну, хорошо. Мария Анатольевна, а я могу поговорить с вашим сыном?
        - С Рудиком? - Мария резко встала из-за стола, подбоченилась. - А зачем вам с ним говорить? О чём? Рудика в это время здесь вообще не было. Что вам вообще всем от него надо? Вы можете наконец оставить мальчика в покое!
        Она прошла на кухню, швырнула на сковородку кусок сбитого фарша, добавила огня. Сковородка яростно зашипела.
        - Да вы успокойтесь, Мария Анатольевна, - миролюбиво сказал Артём. - Я ничего плохого Рудику не хочу. Прекрасно знаю, что он ни при чём. Знаете что, давайте пока о нём забудем. А вы сейчас лучше скажите мне следующее. Вы знаете одноклассников Рудика? Тамару Станкевич или Арама Асланяна.
        - Ну, видела, - хмуро, не поворачивая головы, отозвалась Мария.
        - А скажите, они сюда к вам не заходили в последнее время?
        На самом деле Рудик находился совсем рядом, в коридоре, в трёх метрах от Артёма. Как только услыхал сквозь открытую дверь своё имя, сразу бесшумно подкатил поближе.
        Хотя в принципе мог подслушать весь разговор, даже находясь в собственной комнате. Слух у Рудика был превосходный.

25.Летальный исход
        В пустом коридоре приозёрской городской больницы сидели четверо: Саня Колосков, Геворк Асланян и чуть поодаль старшие Асланяны - Фрунзик Ашотович и Асмик. Фрунзик Ашотович, усатый, краснолицый, с круглым животиком, говорил по-армянски что-то утешительное, нежно прижимал к себе плачущую, периодически издающую протяжные стоны жену.
        Саня выглядел жутко - взгляд дикий, лицо зарёванное, волосы торчком. Известие о смерти Тамары совершенно доканало его, он был абсолютно не в себе. Геворк настоял, чтобы Саня поехал с ним в больницу, потому что боялся оставить его одного: был уверен, что тот что-то с собой сделает. К тому же произошедшая трагедия внезапно сблизила их ещё больше.
        Геворк тяжело вздохнул, покосился на Саню. Убедился, что даже сейчас, по прошествии многих часов, того по-прежнему коматозило.
        Саня внезапно подобрался, встал, отошёл в сторонку. Вытащил из кармана телефон, судорожно набрал номер.
        Разговор был короткий, он почти сразу вернулся обратно к Геворку. Покосился на его скорбных родителей, нагнулся к нему, сказал вполголоса:
        - Я з-звонил Артёму. Г-горошевич п-п-пропал. Ищут.
        - Только б он мне попался, это говно собачье! - яростно зашептал Геворк. - Пидор гнойный! Морда белорусская!.. Если только Арам…
        - Не зав-водись. - Саня успокаивающе положил руку ему на плечо, крепко сжал. - Не д-думай о п-плохом. Арам в-выживет.
        Геворк удивлённо взглянул на него. Саня впервые со вчерашнего вечера переключился на чужие переживания.
        Но это продолжалось недолго. Глаза Сани закрылись, по лицу снова заструились слёзы.
        - Не м-м-могу п-п-поверить, что Т-т-тамары н-н-нет, - с трудом выговорил он. - Х-х-хренов м-маньяк! Я в-в-всегда з-з-знал, что он б-б-больной на всю г-г-г-олову. Но т-т-такое…
        Теперь снова наступила очередь Геворка успокаивать друга.
        Дверь в операционное отделение внезапно распахнулась, оттуда вышел худой небритый человек средних лет в белом халате - доктор.
        Рыдания и стоны сразу прекратились, все встали, ждали, что он скажет.
        - Вы - Асланяны? - уточнил доктор.
        - Да, мы - родители, - ответил Фрунзик Ашотович, - а это - брат. Что с Арамом?
        Доктор помедлил, потом произнёс сочувственным тоном:
        - Кровоизлияние в мозг слишком сильное. Ничего сделать нельзя. К сожалению, исход летальный. - Он сделал паузу. Добавил тихо: - Мне очень жаль.
        - Я ничего не понимаю, - громко сказала Асмик. - Что он говорит? Какой такой исход?
        - Арам не выжил, - мертвенно побледнев, пояснил Геворк. - Умер.
        Асмик охнула и тяжёлым кулём осела в руках мужа. Он не удержал её, она упала на пол.
        Доктор поспешно шагнул назад, в отделение, крикнул в приоткрытую дверь:
        - Сестра! Нашатыря! Срочно!
        Саня крепко сжал руку Геворку.
        Тот повернулся к нему, смахнул слёзы, сверкнул полными ненависти глазами.
        - Я убью его! - прошептал он.
        Саня согласно кивнул:
        - М-мы его уб-бьём!
        Посреди огромного, засеянного овсом поля стоял старый «Запорожец». Внутри него, безмятежно посапывая, крепко спал Павло Горошевич.
        Он и сам толком не знал, куда его занесло во время ночных скитаний. Когда понял, что сил мотаться по бескрайним родным просторам у него больше нет, остановил машину прямо на просёлочной дороге в кромешной тьме.
        Луч солнца сквозь пыльное лобовое стекло добрался до спящего, ярко осветил его бледное, усталое лицо.
        Горошевич сладко потянулся, открыл глаза и недоумённо посмотрел вокруг.

26.Свидание
        Артём Раскатов вытянул длинные ноги, поудобней расположился в кресле начальника. С сожалением подумал, что недолго ещё тут кайфовать.
        Балабин скоро появится!
        Его чёрные выразительные глаза неотрывно наблюдали за сидевшей напротив тонкой девушкой с двумя тугими косичками.
        Света Коновалова в свою очередь, отбросив стеснение, откровенно разглядывала Артёма. Про себя очень жалела его. Лоск, который запомнился ей при первой встрече, с него полностью сошёл за это время. Теперь вид у него был крайне измученный, глаза покрасневшие, под глазами образовались большие тёмные мешки. Он, похоже, совсем не спал.
        - Наконец-то ты решился меня куда-то пригласить, - с некоторой долей сарказма сказала она. - Спасибо за свидание. - Повернула голову, нарочито медленно осмотрела начальственный кабинет. - А что, симпатичное местечко ты выбрал!
        - Я старался, - поддержал игру Артём. - Я был уверен, тебе понравится.
        Света не выдержала, улыбнулась. Артём, даже такой измождённый, с каждой минутой нравился ей всё больше. Она тоскливо думала о предстоящем отъезде.
        Зачем куда-то бежать, когда он здесь?!
        Вот тут, совсем рядом.
        Ведь с ним совсем не страшно, он сильный, красивый, умный.
        - Скажи, эти телефонные звонки, о которых ты мне говорила, всё ещё продолжаются? - посерьёзнев, спросил Артём.
        Она тут же помрачнела, кивнула.
        - Всё так же звонят и молчат? А номер не определяется?
        - Ну да, - оживлённо заговорила Света. - Иногда думаю, меня просто глючит. Это ещё одна причина, из-за которой мы отсюда сваливаем.
        - Понятно.
        Артём что-то быстро записал в блокноте, снова поднял на неё свои жгучие глаза.
        - Я боюсь до смерти! - тихо призналась она.
        - Когда ты вернёшься, это всё уже будет закончено, - искренне пообещал он. - Преступник будет арестован, всё вернётся в свою колею.
        Она печально покачала головой:
        - Я уже сюда не вернусь. Папан меня прессует, говорит, что организует все экзамены в Святопольске или ещё где-нибудь. Осталось-то всего ничего. Так что потрясу картонкой в другом месте. А потом всё равно надо куда-то ехать в институт поступать. Не куковать же здесь всю жизнь. Оттяг закончился. Финиш.
        - И куда же ты хочешь?
        Она скривила губы, усмехнулась:
        - А мне по фигу. Куда папан устроит.
        Артём вздохнул. Не поверил ни словам, ни интонации. Девушка явно из себя что-то изображала.
        - Да-а, это место, конечно, какое-то особенное, - задумчиво сказал он. - Милый, тихий городок, что и говорить… Я такого ещё не видел… - Света наклонила голову, слушала его с жадностью. - Какая-то тут аура… - он подыскал слово, - душная. Я, когда только приехал, сразу почувствовал, что-то не то. Я, честно говоря, тоже не хочу здесь оставаться. Как только поймаю этого сукиного сына, дуну отсюда как можно дальше.
        Она отвела печальный взгляд.
        Значит, решено, они расстанутся. Этот красивый парень не станет её первым мужчиной. А она никогда не будет его девушкой.
        Не судьба!
        Вслух сказала:
        - Я тебе желаю… Надеюсь, всё у тебя покатит.
        Он ждал совсем не этих слов. Отозвался уклончиво:
        - Может, да, может, нет. Кто знает. Они помолчали.
        Артём нахмурился. Разговор по душам, на который он рассчитывал, у них явно не клеился. Девушка ему нравилась, но это ровным счётом ничего не значило, никаких видов на неё он не имел.
        Это было бы полным безумием!
        Однако же полагал, что некий контакт у них установился. В связи с чем и надеялся на более откровенную беседу. Но, кажется, просчитался.
        - А всё-таки, Света, - спросил он, - чем ты хочешь заниматься? Если честно. Если забыть про это «мне по фигу».
        Она взглянула на него с удивлением. Так с ней никто никогда не разговаривал.
        Неожиданно для себя ответила серьёзно, без обычного, прикрывающего искренность сленга:
        - Психология или социология. Меня интересуют люди. Они для меня загадка.
        Артём оценил ответ, похвалил:
        - Классно сказала. Я тебя понимаю.
        Настольные часы легонько щёлкнули. Он скосил глаза - уже час. Вот-вот вернётся Балабин.
        Пора начинать!
        Артём сделал над собой усилие, оторвался от её лица, взглянул в блокнот:
        - Послушай, ты не против, мы поговорим немного о Новикове?
        Она равнодушно скривила губы:
        - Конечно. Как скажешь.
        Артём улыбнулся. Пытался этой улыбкой скрасить переход разговора к деловой части.
        В это время зазвонил её мобильник. Света нервно вытащила аппарат, посмотрела на определитель номера.
        - Ну что? - спросил он.
        Она раздражённо повела плечами:
        - Заблокирован, как всегда. Как меня это достало!
        Артём перегнулся через стол, вытянулся, почти коснулся её лица. Выразительно повёл глазами и бровью, чтоб она включила связь.
        Она нажала на кнопку:
        - Аллё!
        - Здорово, Светик! - послышалось в телефоне.
        Тут же озабоченное выражение на её лице сменилось облегчённым, даже радостным. Она жестом показала Артёму, что всё в порядке, откинулась на спинку стула:
        - Привет, Заблуда! - Несколько секунд слушала говорившего, потом прервала его: - Слушай, не разминай. Я в ментовской конторе, не могу долго базарить. Я ничего не забыла. Буду. Хорошо, пока.
        Она отключилась, взглянула на Артёма.
        В ответ на его немой вопрос пояснила:
        - Ромка Заблудший. У него сегодня тусовка - день рождения. Я обещала подгрести ненадолго, поторчать с ними на прощание.
        Артёму эта идея почему-то совсем не понравилась.
        - Лучше бы ты дома посидела до отъезда, - сказал он. - Тебе же спокойней будет.
        - А тебе? - тут же полюбопытствовала Света. - Только без прогона?
        - Мне тоже. Ну, ладно, в конце концов, это твоё дело, ты уже взрослая девочка. Если тебе будут опять звонить и молчать, дай мне знать, хорошо?
        - Угу.
        Он помялся, боялся её обидеть. Потом всё же решился:
        - И ещё одно. У меня к тебе маленькая просьба. Давай будем разговаривать нормальным русским языком, а?
        - А тебя что, ломает? - улыбнулась она.
        - Ага, ломает. Ну что, согласна?
        Она пожала плечами:
        - Хорошо, как хочешь. Я постараюсь.
        - Скажи мне, как часто ты ходишь к Новиковым?
        - Ну, в общем… - замялась Света, - последнее время каждый день… - И через паузу добавила: - Мне очень жалко Рудика. Хороший парень, и так ему не повезло по жизни.
        - Вчера ты там в котором часу была?
        - Днём.
        - А поточнее?
        - В районе часа.
        - Ты там не видела вашего директора?
        - Не видела, но зато слышала. Я сидела у Рудика в комнате, там вся эта свара была прекрасно слышна.
        - Свара? - поднял брови Артём.
        - Ну да. Тётя Маша орала на него как зарезанная.
        - И в чём было дело?
        - Эдуард Николаевич попросил её перевести Рудика в другую школу. Сказал, что ему в другом месте будет лучше. Ну, а тётя Маша его как следует отшила, а потом вообще выгнала к чёрту. - Она засмеялась, припоминая. - Если, говорит, ты что-то моему Рудику плохое сделаешь, я тебе голову оторву и в жопу засуну!
        - Так и сказала? - поразился Артём.
        - Ну да, именно так.
        Артём положил перед собой бланки допроса, быстро записывал.
        - Что ты вообще знаешь об этой семье? Ну, о Новиковых?
        Она задумалась.
        - Да ничего особенного. Знаю, что они всё время переезжали с тех пор, как произошёл этот несчастный случай. Искали подходящее место для Рудика. Ну, сам понимаешь, чтоб ему было удобно…
        - Несчастный случай? - уточнил Артём.
        - Ну да. Он же как стал инвалидом? Его друзья подожгли ящик с динамитом. Они все погибли, а Рудику оторвало конечности. - Она поёжилась.
        - Ты, случайно, не знаешь, когда и где это произошло? - небрежным тоном поинтересовался Артём. - Он не говорил?
        - По-моему, лет семь назад. Он говорил, что им было по десять лет. Кажется, они тогда в Южинске жили. Это вроде где-то под Самарой.
        - Очень хорошо, спасибо.
        Артём взглянул на часы, подвинул к ней исписанные листы. Хотел закончить допрос до появления Балабина.
        - Прочти и подпиши, пожалуйста.
        - Ты что, подозреваешь тётю Машу? - удивлённо спросила Света.
        Артём подумал, как ответить. Сказал вполне искренне:
        - Каждая мелочь сейчас имеет значение. В данный момент я подозреваю всех.
        - И меня тоже? - тут же с изрядной долей женского кокетства отреагировала она.
        Артём встал, посмотрел прямо в её замечательные, тёмно-зелёные, вяжущие глаза.
        - Нет, - произнёс он невольно. - Тебя - нет.
        Тут же понял, что говорить так не следовало. Это прозвучало как какое-то обещание.
        Глаза её вспыхнули, зажглись зелёным огнём.
        - Пока нет, - добавил он, отводя взгляд.
        По лицу Светы мгновенно пробежала и тут же исчезла обиженная гримаса. Это произошло очень быстро, Артём даже решил, что ему показалось.
        Больше, однако же, она ничего не сказала. Взяла ручку, сдвинула тёмные брови и молча нагнулась над протоколом.

27.Новости
        Снизу, из полуподвального этажа, где находилась единственная камера приозёрского отделения полиции (но зато большая, целых восемнадцать квадратных метров), доносился отчаянный шум.
        Алина Трушина до боли в пальцах вцепилась в железные прутья в зарешеченном окошечке, сапогами с металлическими носками изо всех сил лупила по двери.
        - Ты, придурок, выпусти меня отсюда! - орала она. - Мне плохо! Слышите? Я скажу вам, кто убийца! Только выпустите меня! Я тут кони нарежу!
        На лестнице раздались шаги, в подвал спустился Сеня Храпченко.
        С опаской подошёл к камере.
        - Ну чего ты разоралась? - начал увещевать он. - Нельзя, понятно? Приедет скоро начальник, разберётся. А до этого времени сиди спокойно.
        - Сеня, выпусти меня отсюда! - взмолилась Алина. - Я тут задыхаюсь. У меня эта… клаустрофобия. Я тут скоро ласты склею, а ты будешь отвечать! Я же ничего не сделала, Сень! Мне надо с этим вашим следователем поговорить! Срочно. Прямо сейчас! Ты понял?
        - Сейчас он не может, занят, - сочувственно продолжал уговаривать Сеня. - Как освободится, я ему скажу. А ты пока сядь, остынь, а то скоро горло сорвёшь! Вон уже сипишь! Хочешь, я тебе воды принесу? Только я тебя прошу, не выступай, хватит, а то ведь только хуже будет…
        Двумя этажами выше Артём Раскатов, крепко призадумавшись, стоял у окна. С виду был спокоен, на самом же деле страшно нервничал. Безумие вокруг продолжалось, раскручивалось по спирали.
        Невидящим взглядом Артём смотрел на другую сторону улицы, где с полдюжины бродячих собак раздирали что-то возле мусорки. Чуть прихрамывая, подошла ещё одна, лобастая, особо лохматая, с ходу бросилась расчищать себе дорогу. На неё злобно огрызнулись. Тут же началась отчаянная драка, раздался лай, перемешанный с рычанием и визгом.
        Но Артём уже отвернулся, ничего этого не видел. Быстро просмотрел свои записи, потом сел к компьютеру. Набрал код, вышел на особый информативный сайт, которым пользовались оперативники.
        В графе «Поиск» напечатал «Взрывы в Южинске», поставил примерные даты. Стал просматривать появляющиеся на мониторе названия интернетовских страниц.
        После нескольких неудачных попыток он наконец наткнулся на то, что его интересовало. Заголовок гласил:

«ЮЖИНСКИЕ НОВОСТИ. АРХИВ»
        Среди южинских новостей Артём уже быстро разыскал именно ту, которая ему была нужна.

«ДЕТСКИЕ ИГРЫ ПРИВЕЛИ К ТРАГЕДИИ!» - называлась статья журналиста, подписавшегося В.Савраскин.

«Трагический взрыв динамита навсегда превратил здорового мальчика в неполноценного инвалида, - с пафосом излагал события В.Савраскин. - Всё началось с обычной детской игры в бывшей усадьбе князя Мещерского, которая, к сожалению, никем не охранялась и пришла в полнейший упадок, несмотря на то, что наша газета неоднократно призывала обратить внимание на этот памятник архитектуры…»
        Артём быстро пробежал текст, остановился на фотографии сгоревших руин взорванного дома. Ещё одна страшная фотография демонстрировала мальчика, лежащего с закрытыми глазами в луже крови. Ноги и правая рука мальчика были раздавлены всмятку.
        Артём пригляделся, не без труда узнал в мальчике маленького Рудика Новикова. Вернулся к статье, уже более внимательно продолжил чтение:

«… в результате этого чудовищного взрыва Витя Залевский потерял обе ноги и руку. Можно считать, что он выжил просто чудом. Три других мальчика, Валерий Ксенжик, Юрий Орешкин и Роман Кондаков, к сча-стью, не пострадали. Этот вопиющий случай должен стать серьёзным предупреждением…»
        Артём оторвался от монитора, хмуро вперился в дальний угол комнаты, как будто именно там сейчас должно было появиться нечто, отвечающее на все возникшие у него вопросы.
        Например, каким это образом Витя Залевский превратился в Рудольфа Новикова?
        Он встряхнул головой, курсором закрасил интересовавший его текст, сделал копию в отдельном файле, нажал на кнопку «Печатать». Низко загудел, заработал принтер.
        Артём не стал ждать, набрал ещё один код. Открылась специальная поисковая программа «ГРАЖДАНЕ РОССИИ».
        Он набрал имя «Виктор Залевский» инажал на кнопку «Поиск».

28.Подозрения
        Борис Дмитриевич Балабин основательно уселся в своё кресло, подтянул к себе лежащие на столе бумаги. Брови были сдвинуты, губы плотно сжаты, глаза смотрели серьёзно и озабоченно.
        Вот уехал на пару дней, и нате вам, до чего дело дошло! Краснел там, бледнел как мальчик, плёл чего-то, обещал, что вот-вот всё раскроет. Мэр его чуть ли не при всех там хуями покрыл, открестился от всего, сам чистенький вышел, как всегда. А сейчас уж совсем деваться некуда, скоро здесь будут все. Город полностью вышел из-под контроля. Сплошные трупы… и головы отрезанные везде валяются, прямо фильм ужасов какой-то!..
        И что теперь ему делать? Разве он виноват, что какая-то гнида завелась в его родном Приозёрске?.. Что вся так хорошо налаженная жизнь в одночасье идёт под откос?!
        Да, виноват.
        Положился на заезжего москвича, думал, так будет для дела лучше. Всё ему доверил, даже собственный кабинет. Думал, столичная выучка, разберётся что к чему, плюс связи его семейные лишними не будут. А в результате влип по уши!
        С другой стороны, как не влипнуть, такого ведь в их тихом городке ещё не бывало, чтобы маньяк завёлся, да ещё с извращениями. Теперь ему, Балабину (Борис Дмитриевич понимал это вполне отчётливо), всё припомнят, за эту самодеятельность пропишут по полной программе. На его место ведь многие зарятся.
        Он тяжело вздохнул, постарался взять себя в руки. Очень хотелось выпустить пар, но на самом деле понимал, что Артём не виноват, кто мог ожидать такого разворота событий!
        Ничего не поделаешь, придётся отвечать.
        Сейчас главное - не распускаться, точно оценить обстановку. Понять, как себя правильно повести. Пока ещё есть немного времени до приезда высшего начальства и всех этих мудацких массмедиа.
        На всю страну ославят!
        Балабин нажал на кнопку селектора:
        - Раскатов, зайди!
        Вошёл Артём, поздоровался. В руках держал блокнот.
        Взволнованно, с прямой спиной, сел напротив стола, туда, где не так давно сидела Света.
        На то самое место.
        - Что происходит, Тёма? - сдержанно спросил начальник.
        - Вот что я выяснил, Борис Дмитриевич, - быстро заговорил Артём. - Старался говорить ровно, держать себя в руках, не выдавать дикого внутреннего напряжения, в котором жил все эти последние дни. - Директор школы Погребной, последняя жертва, за несколько часов до того, как его убили, заходил в «Котлетную» на Лесной. Там он сильно поругался с Марией Новиковой из-за её сына, инвалида Рудольфа Новикова. Есть свидетельница, Светлана Коновалова, которая была в это время в гостях у Рудика и слышала всю ссору. Погребной предложил Новиковой перевести сына в другую школу, она это восприняла в штыки и выгнала его. Однако же сама Мария Новикова всё это категорически отрицает. Интересно почему? Светлана Коновалова, которая дружит с Рудиком, рассказала мне, что Рудик Новиков был единственным, кто выжил в результате неосторожного обращения с динамитом и сильного взрыва в городе Южинске, в Самарской области. Во всяком случае, так ей об этом рассказал сам Рудик. А сейчас взгляните вот на это.
        Артём выложил на стол отпечатанную страницу со статьёй из «Южинских новостей».
        - На самом деле всё совсем не так, как он рассказывает, - продолжил он. - Всё наоборот, Рудольф Новиков вовсе не был единственным, кто выжил в этой трагедии. На самом деле остальные три мальчика даже не пострадали. Идём далее. Знаете, что я выяснил? - Артём выдержал небольшую драматическую паузу, а потом объявил: - Двое из них - Юрий Орешкин и Валерий Ксенжик - убиты. Пять лет назад, одиннадцатого ноября. Одновременно, в одном и том же месте. В старом сарае - бывшие конюшни. Как их туда занесло, так и осталось неизвестным. И убийца так и не найден.
        - Ни хрена себе! - не сдержался Балабин.
        Артём приосанился:
        - Есть ещё один очень интересный факт. Мальчика, который лишился ног и руки во время взрыва, звали вовсе не Рудольф Новиков. Его имя было Виктор Залевский. Но Виктор Залевский и наш Рудольф Новиков - это одно и то же лицо.
        - И что это всё значит, по-твоему? - ошарашенно произнёс Балабин. - Я чего-то вообще уже ничего не понимаю.
        Артём загадочно улыбнулся:
        - На самом деле всё очень просто, Борис Дмитриевич. Послушайте, что я вам сейчас скажу.
        Он снова выдержал драматическую паузу - чувствовал себя премьером на сцене.
        - Убийца - Новикова Мария Анатольевна, - произнёс звучным голосом. - Ну, где аплодисменты?
        Но аплодисментов не было.
        - Мамаша? - поразился Балабин. - Артём, а не охуел ли ты?
        Артём, однако, глазом не моргнул, жестом показал, что всё в порядке, он в норме.
        - Давайте разберёмся, Борис Дмитриевич. Вы же эту Марию Новикову видели. Я с ней тоже познакомился. Согласитесь, у неё явные признаки психической нестабильности.
        Балабин слегка пожал плечами. Никакой такой особой неадекватности он при посещении «Котлетной» вМарии Новиковой не приметил. Но признаваться в этом сейчас вовсе не хотел.
        - Дальше, - приказал он.
        - Дальше следующее. Я думаю, что у неё, наверное, слегка крыша поехала, когда она увидела, что произошло с её сыном. Она обвинила в этом его друзей. Затаилась, задумала отомстить и потом, выждав, улучила удобный момент и убила этих пацанов в Южинске за то, что они завели её сына в этот дом. Ведь они сами-то ухитрились выскочить, а он не успел. Его колонна придавила. А потом, после того как она с ними расправилась, она фиктивно вышла замуж, а может, кстати, и не фиктивно, роли не играет. Важно, что она поменяла себе и сыну фамилии, а сыну заодно ещё и имя и смоталась оттуда вместе с ним…
        Артём перевёл дух, покосился на начальника.
        - Это всё? - поинтересовался тот.
        - Не совсем. Послушайте ещё кое-что. Каждый, кто был убит в эти дни - Олег Дикий, Тамара Станкевич, Седа Магометовна Костоева, Эдуард Николаевич Погребной, - все имели какую-то небольшую стычку с Рудиком Новиковым. Вот здесь у меня всё записано. - Артём потряс блокнотом. - Почитать?
        - Сейчас не надо. Короче, ты к чему ведёшь?
        - К тому, что у каждого из них была какая-то проблема с Рудиком. Прекрасный мотив для его сумасшедшей мамаши. Вполне достаточный, чтобы их всех поубивать. Рудик ей наверняка жаловался, а может быть, даже и помогал как-то. Это ещё предстоит выяснить. Вот теперь у меня всё! - торжествующе закончил он.
        Наступила долгая пауза.
        Балабин молчал, пытался осмыслить всё, что услышал.
        - А как насчёт Арама Асланяна? - наконец спросил он. - У него что, тоже была проблема с Новиковым?
        - Нет, Арам здесь ни при чём. Смерть Арама Асланяна в результате избиения и кровоизлияния в мозг должна быть выделена в особое дело, - невозмутимо ответил Артём. - Подозреваемый - его одноклассник Павло Горошевич - объявлен мною в розыск. Дома не ночевал.
        - «Объявлен мною в розыск!» - раздражённо передразнил его начальник. - Да кто ты такой, чтоб принимать такие решения?
        - Но у меня были все основания, - начал оправдываться Артём. - Есть свидетели…
        - Ну, хорошо, - прервал его Балабин. - О нём потом. - Что, действительно, наехал на парня? Вон он какую работу проделал! - А что про эту слышно, как её, Родину? Не нашлась?
        - Нет. Никаких пока следов.
        - А она под какую у тебя категорию подходит?
        - Насчёт Татьяны Родиной не знаю, Борис Дмитриевич, - честно признался Артём. - Тут у меня пока никаких версий нету. Сплошной туман.
        - То-то и оно, - с непонятным удовлетворением сказал начальник.
        Приятно было, что хоть в чём-то стажёр признал свою несостоятельность.
        А то больно умничает!
        - Всё равно, - продолжил Балабин, - всё это немножко, знаешь, попахивает подтасовочкой. Нам факты нужны, Артём. Факты, понимаешь? Ну, хорошо, двое пацанов были убиты три года назад. А что случилось с третьим мальчишкой?
        - Третий - Роман Кондаков - исчез. Куда-то переехал вместе с семьёй за пару лет до этих событий. Я пока не успел его разыскать. Попросил Мишу Сердюкова послать соответствующий запрос в Южинск.
        Снова возникла пауза.
        - Так что ты предлагаешь? - устало спросил Балабин.
        - Я предлагаю немедленно арестовать и допросить Марию Новикову.
        Начальник посмотрел на часы. Времени было в обрез. Конечно, проявлять дальнейшую самодеятельность крайне рискованно. Но если парень окажется прав, то ситуация может резко измениться. В этом случае можно и на повышение рассчитывать.
        Ладно, была не была!
        - Только не арестовать, а задержать, - поправил он. - Арестовывать мы без санкции прокурора никого не имеем права. Значится, так…
        Балабин выдержал весомую паузу. Вроде как размышлял, хотя всё уже решил.
        Артём терпеливо ждал, понимал, что пауза необходима, субординация должна соблюдаться, дистанция подчёркиваться.
        - Давай действуй, - в конце концов произнёс начальник. - Задерживай её. Может, чего и выясним. По крайней мере, будет выглядеть, что мы здесь что-то делаем, а не хуи тут валяем. Возьми ребят, поезжайте за ней.
        Артём кивнул головой:
        - Хорошо. - Встал, собираясь уходить. - Да, Борис Дмитриевич, а как насчёт Алины Трушиной? Можно её выпустить? Ясно, что она ни при чём.
        Балабин поскрёб подбородок:
        - Успеется. Пусть пока посидит. На всякий случай.
        Артём пошёл к двери.
        Балабин смотрел ему вслед, размышлял, стоит ли поехать самому на задержание.
        Если парень прав, то и так все лавры достанутся ему как начальнику. А в случае, если эта версия развалится, можно будет всё списать на дурацкую инициативу стажёра. Зато если поедет сам, то тогда, понятное дело, ответственность на нём.
        Нет, определённо не стоит.
        - Слышь, Артём! - окликнул он уходившего.
        Артём повернулся, вопросительно поднял тонкую бровь.
        - Ты, это, побрейся, что ли! Чего это ты себя так запустил! Ты же представитель власти! Нечего тут людей пугать! И так все уже напуганы.
        Артём коротко кивнул:
        - Хорошо.
        - И вот ещё что. Когда я в армии служил, санитары максимум за десять минут добирались, если что-то случалось. Но здесь не армия, имей в виду, если что не так, долго ждать придётся.
        - В смысле? - уточнил Артём.
        - В том смысле, что ты там поосторожней. Если ты говоришь, у неё совсем крыша съехала.
        Артём улыбнулся, блеснув белыми зубами:
        - Не волнуйтесь, Борис Дмитриевич! Всё будет в порядке.
        И твёрдой походкой он вышел из кабинета.

29.Задержание
        Пока собирались да ехали, уже начало смеркаться. На Лесную прибыли на двух машинах - Артём в своих дребезжащих «Жигулях» иСушкин с Сердюковым на новеньком полицейском газике.
        Вооружены были серьёзно. Ещё в машине Артём на всякий случай вынул пистолет, взвёл затвор, сунул оружие обратно в карман. Миша Сердюков расстегнул кобуру, держал руку на рукояти своего ТТ. Сушкин сжимал в руках короткоствольный автомат.
        Сквозь витрину «Котлетной» они никого не увидели, такое впечатление, что в зале было пусто. Артём подал знак, и они вошли внутрь. Там и в самом деле никого не оказалось, плита была выключена, свет приглушён - из четырёх ламп горела только одна.
        Артём кивнул на вход в коридор.
        Сжимая в кармане пистолет, пошёл туда. Оба его помощника с напряжёнными лицами последовали за ним.
        - Кто там? - донёсся до них скрипучий голос из-за полуоткрытой двери в конце коридора.
        - Полиция, - ответил Артём.
        Дверь распахнулась, навстречу выкатился Рудик. Как всегда, в тёмных очках, в кепке-бейсболке.
        - Здрасьте, - произнёс он, не высказывая никакого особого удивления.
        - Здравствуй, Рудик, - вежливо поздоровался Артём. - Твоя мать дома?
        - Нет, - лаконично ответил тот.
        Из-за тёмных очков было непонятно, куда он смотрит. От этого у Артёма возникло какое-то неприятное чувство.
        - А где она? - спросил он.
        - За продуктами уехала, - так же без выражения, монотонно проскрипел Рудик.
        - Куда?
        - Я не знаю.
        - Когда она уехала?
        Рудик на секунду задумался, пожевал губами, потом тихо сказал:
        - Где-то около часа назад.
        - Понятно.
        Артём озабоченно переглянулся со своими, следовало срочно что-то решать.
        Позвонить Балабину, что ли?
        С другой стороны, чего звонить, ситуация вполне ясная. С Рудиком этим, безусловно, тоже дело нечисто, он конечно же замешан в делах своей безумной мамаши, так или иначе надо забирать обоих.
        - Вот что, Рудик, - решился он, - тебе придётся сейчас проехать в отделение.
        - Зачем это? - хмуро отреагировал Рудик.
        Артём прокашлялся.
        - Ты задерживаешься в связи с подозрением в пособничестве в убийстве, - официальным тоном произнёс он. - Тебе всё ясно?
        Задержанный как-то неопределённо дёрнул плечом - то ли выразил согласие, то ли удивление, Артём не понял.
        Подождал ещё чуток, но Рудик молчал, больше никакой реакции от него не последовало.
        Артём повернулся к Сердюкову:
        - Миш, отвези его в отделение. А мы с Витей подождём Марию Анатольевну. Поезжай с ним, Рудик. Витя, помоги им погрузиться, пожалуйста.
        Рудик больше ничего не спросил, всё так же молча нажал на какую-то кнопку на своём кресле, не поворачивая головы, проехал мимо посторонившегося Артёма. Электрический моторчик, на котором работало его кресло, издавал тихий жужжащий звук. Полицейские тоже прижались к стенке, пропустили инвалида, гуськом пошли за ним.
        Артём посмотрел им вслед, потом шагнул вперёд, в комнату задержанного. Осмотрелся вокруг, пытаясь сообразить, что искать. На обыск у него никакой санкции не было, но, с другой стороны, глупо было не использовать эту ситуацию - вдруг он натолкнётся на какие-то важные улики?
        Какие именно?
        Ну, например, дневник, который мог вести подозреваемый, или ещё что-нибудь в этом духе.
        Да, дневник - это было бы классно!
        Но действовать следовало быстро: преступная мамаша могла вернуться в любой момент.
        Неожиданно завибрировал, затрещал в кармане телефон.
        Артём вздрогнул, спешно схватился за него, даже не посмотрев на высветившийся номер:
        - Раскатов слушает.
        - Привет! - раздался в ответ милый девичий голос. - Это я.
        - Света! - обрадовался он. Но тут же нахмурился, озабоченно спросил: - Тебе что, опять звонили?
        - Нет, слава богу, нет. Я просто так. Хотела попрощаться. - Она сделала паузу, потом решилась: - Знаешь, чего-то мне не хочется теперь уезжать. Странно, правда?
        Артём улыбнулся:
        - Ничего странного.
        Тут же опомнился, стёр улыбку с лица. Он не имел никакого права поддерживать этот тон.
        Так можно далеко зайти!
        Если ко всему происходящему добавится ещё роман с малолеткой, то это будет полный компот. Можно будет надолго поставить крест на карьере.
        А может, даже и навсегда!
        Он вздохнул, сказал сдержанно:
        - Может, ты и вернёшься. Мало ли как всё сложится.
        - Может быть, - нежным эхом отозвалась она.
        - Слушай, извини, я не могу сейчас разговаривать, давай попозже перезвоню, хорошо?
        - Хорошо.
        На этот раз Артём явно услышал в её голосе печальные нотки.
        Главное, не поддаваться!
        - Ну ладно, тогда пока, - небрежно сказал он.
        - Пока.
        Он отключился, задумчиво спрятал телефон.
        Очень славная девушка.
        И очень молоденькая, о чём не следовало забывать ни на секунду. А сейчас хорошо было бы вообще выкинуть её из головы.
        Надо сосредоточиться совсем на другом, куда более важном!
        Страшная маньячка, убийца, с невероятной жестокостью уничтожившая уже с полдюжины человек, вот-вот появится. Нельзя, чтобы она захватила его врасплох. Её надо встретить во всеоружии.

30.Закат
        Вода в Красавице была окрашена в тёмно-бордовые, кровавого оттенка тона. Павло Горошевич подъехал к самому берегу, остановился, закурил.
        Уныло смотрел, как солнце исчезает за холмами и тьма начинает поглощать озеро. Он ждал вечера, чтобы попробовать осторожно вернуться в город.
        Может, хоть каких-то бабок удастся нарыть!
        Или хотя бы как-то исхитриться документы из дому забрать. После этого можно и срываться отсюда. На время надо обязательно свалить, другого выхода нет. Сука-директор его заложил!
        И зачем только он, Павло, полез во всё это? Подумаешь, глаза ему черножопые мозолили! Зато жил бы себе спокойно. А теперь, как последний мудак, в собственный дом должен огородами пробираться.
        А может, сдаться?
        Тут же отрицательно помотал головой.
        Нет, нельзя ни в коем случае.
        После отпадных новостей, которые он услыхал по местному радио, пока мотался по округе, об этом не может быть и речи. Его всюду ищут, по всему району.
        Если захоботают, он уже никогда не отбоярится, это ясно, закатают надолго.
        В это же самое время к дому Заблудших на Старой улице подъехала бежевая «Лада-десятка». Оттуда выпорхнула Света Коновалова в на-рядном, светлом, с голубыми цветочками платье. В руках держала перевязанную бантом коробку, обёрнутую в золотую бумагу.
        - Спасибо, пап, - нагнулась она к сидящему за рулём. - Я позвоню через парочку часов.
        - Не больше, Света, - донёсся из машины строгий мужской голос. - Не задерживайся. Мы сегодня должны рано спать лечь.
        - Хорошо, папа, не волнуйся.
        - Я подожду, пока ты войдёшь.
        Света повернулась, сделала большие глаза - как вы мне надоели! (это, разумеется, было невозможно увидеть из машины), - лёгкой походкой дошла до калитки, открыла её, затем по асфальтовой дорожке сделала несколько шагов до двери, поднялась на ступеньки и позвонила в звонок.
        Ромка, одетый в свою лучшую бирюзовую рубашку и новенькие джинсы Levi’s, сидел, вперившись в экран телевизора, смотрел порнуху. Знал её наизусть, каждый кадр, но всё равно смотрел с неизменным интересом. В данный момент терзался, никак не мог решить, то ли начать онанировать, то ли всё-таки дождаться Светку.
        А вдруг всё же сегодня обломится?
        Ромка проглотил слюну. Страсть как хотелось ему кого-то трахнуть, а после смерти физички Света Коновалова, безусловно, возглавляла секретный список потенциальных секс-партнёрш Романа Заблудшего.
        А если нет?
        Сомнения его прервал звонок в дверь.
        Он быстро выключил видюшник и побежал открывать.
        Света стояла на пороге в нарядном платье, выглядела шикарно.
        - Привет! Ну ты конкретная! - восхитился Ромка. - Заходи!
        - Привет! С днём рождения! Это тебе!
        Она чмокнула его в щёку, сунула в руки коробку, потом повернулась, махнула кому-то рукой, давая знать, что всё в порядке. Ромка тоже не удержался, изобразил на лице улыбку, помахал.
        Валите, валите побыстрей!
        Одновременно небрежно спросил у Светы:
        - Это кто там, скелеты твои?
        - Ага. Папахен.
        Машина, стоявшая около дома с заведённым мотором, отъехала. Света зашла внутрь.
        Ромка пропустил её, огляделся.
        На всякий пожарный!
        Никого на улице не увидел и тщательно закрыл за собой дверь.
        Павло сплюнул, бросил окурок.
        Тот покатился, подхваченный лёгким ветерком, рассыпался искрами, потух.
        Надо же так обломаться…
        Он нагнулся, вынул из-под сиденья железную палку. Ту самую, которой орудовал в кинотеатре.
        Открыл дверцу машины и, размахнувшись, забросил опасную железяку подальше в воду. Она исчезла с тихим плеском.
        Ромка Заблудший ещё раз с удовольствием осмотрел гостью.
        - Клёвый прикид! - оценил он и помахал полученной коробкой. - Чего там?
        - Увидишь, Заблуда, - улыбнулась Света. - Ничего такого. Галстук. И ещё кое-что.
        - О! - отреагировал Ромка. - Галстук - это прикольно. Крутой какой-то?
        - Кристиан Диор. Тебе понравится.
        - Нехило. Ну, спасибо. Ты не стой, проходи.
        Он подошёл к бару, достал рюмки, бокалы:
        - Чего плеснуть? Выбор неслабый, сама видишь.
        Света равнодушно оглядела строй бутылок:
        - Я пока не хочу. А чё, ещё никого нет? Я думала, я опоздала.
        - Не а, - усмехнулся Ромка, - ты первая. Давай вот вискаря плесну! Я только дэцел, не стремайся. Отпадная вещь, попробуй. Бери вот конфеты. Или, может, фрукты хочешь? Вон я грейпфруты купил. Любишь грейпфруты? Самый конкретный закусон для вискаря. И полезный. Сплошной витамин. Ну чего, я налью?
        Света пожала плечами. Никакого веселья, на которое она рассчитывала, здесь пока не было и в помине.
        А через два часа уже уходить!
        - Ладно, - вздохнула она, - наливай!
        Солнце окончательно село. С озера сразу потянуло сыростью и прохладой.
        Павло поёжился, захлопнул дверцу, закрыл окно.
        Бабки, только бабки! Без них труба!

31.Камера
        Алина Трушина в своей камере уже не стояла, сидела на полу. Раскачивалась взад-вперёд, монотонно выла тонким, высоким голосом.
        Вдруг она перестала выть, прислушалась.
        До неё донёсся какой-то необычный шум, пыхтение, лёгкий беззлобный матерок.
        Алина вскочила, прильнула к окошку в двери. Показался Сеня Храпченко, тяжело дыша, тащил вниз по ступенькам инвалидное кресло с сидящим в нём Рудиком. С другой стороны ему помогал ещё один полиционер, Серёга Агапов.
        Общими усилиями они спустили кресло с лестницы, поставили на пол.
        - Тяжёлое, зараза! - отдуваясь, произнёс Сеня. - Ты мне, Серёга, чуть ноги не отдавил, мудила! Представляешь, если бы эта махина на меня наехала! Я бы точно тоже калекой стал.
        - Да оно вдруг вниз как потянуло, чуть не выскользнуло, - оправдывался Серёга. - Я не думал, что такое тяжёлое.
        - Не думал! - передразнил Храпченко. - Именно что не думал. А надо думать, у тебя ж башка-то есть, иначе на хрена она тебе - только, чтоб пить и жрать, что ли?
        - Не, ещё чтоб фуражку носить! - заржал Серёга.
        Рудик никак на всю эту возню и диалог не реагировал, сидел неподвижно, прямо. Будто какой-то восточный божок, которого носят на носилках под балдахином.
        Кресло подкатили к камере.
        Храпченко достал ключи, открыл дверь.
        - Вот, Трушина, одноклассника тебе привезли! - объявил он. - Так что тебе уже не скучно будет.
        - Только он теперь не одноклассник, а однокамерник! - хихикнул Серёга, у которого оказалось повышенное чувство юмора.
        - Мне надо срочно поговорить с Артёмом! - тихо произнесла Алина.
        - С кем, с кем? - прикинулся валенком Храпченко.
        Развлекался, делал вид, что не расслышал.
        - Со следователем! - разозлилась Алина. - Вы же обещали!..
        - Обещанного три года ждут! - внушительно объяснил Сеня. - Правда, Серёга?
        - Иногда и дольше бывает, - опять заржал тот.
        - Суки! - заорала взбешённая Алина. - Менты грёбаные!
        - Ладно, не возникай! Поговоришь, поговоришь с ним, - примирительно сказал Сеня. - Он сейчас отъехал ненадолго. Вот вернётся, и побеседуете. Помоги, Серёга.
        Они впихнули в камеру Рудика на его кресле, захлопнули дверь и ушли, весело переговариваясь.
        Рудик некоторое время сидел всё так же неподвижно, не поворачивал головы. Потом шевельнул единственной рукой, нажал на какую-то кнопку в подлокотнике. Кресло ожило, тихо зажужжало.
        Рудик отъехал в дальний угол камеры, там развернулся и снова замер. По-прежнему не произносил ни слова.
        Алина с внезапным, непонятно откуда взявшимся страхом смотрела на него, не отрываясь. Зрачки у неё были сильно расширены, занимали почти всю сетчатку глаз.

32.Подарок
        Ромка выключил люстру, оставил только один источник света - торшер, состоящий из длинной ножки, заканчивающейся чёрной металлической тарелкой, внутри которой находилась маленькая галлогеновая лампочка. Теперь освещение стало приглушённым, кайфовым.
        Он включил музыку - что-то тягучее, восточное.
        - Крутизна! - объяснил Ромка. - Сейчас заторчишь!
        Но Света вовсе не заторчала.
        Правда, от выпитого немного кружилась голова, но никакого кайфа не было. Время шло, а другие гости почему-то по-прежнему не показывались, она всё ещё была первой и единственной. Ситуация складывалась крезовая, то бишь идиотическая.
        Света сидела на диване, листала старый журнал «Карнавал историй» сдурацкими фотографиями известных людей, преимущественно артистов, имитирующими старинные картины. Всё это её раздражало донельзя.
        Она чувствовала, что постепенно впадает в неадекват. Ей было откровенно скучно.
        Ромка крутился рядом, нёс какую-то ахинею, иначе говоря, гнал по-чёрному. Регулярно нахваливал и подливал виски.
        Света кривилась, но пила, делать всё равно было нечего.
        - Давай, за нас! - предложил Ромка.
        - Давай, - вяло согласилась она.
        За них, так за них, не всё ли равно.
        Какая разница, за что пить?
        Она сделала глоток, прозрачная жидкость просочилась внутрь, отозвалась тёплым жжением в груди, голова задурманилась ещё сильнее.
        Ромка лихо опрокинул очередную рюмку. Глаз у него постепенно становился совсем шальной.
        - А чего ты подарок не откроешь? - поинтересовалась Света.
        Хоть какое-то развлечение!
        - Можно, - согласился Ромка.
        Он развязал ленту, сорвал с коробки золотую бумагу, открыл. Извлёк оттуда тёмно-бордовый в крапинку галстук в фирменной упаковке и большую фотографию в красивой рамке.
        На фотографии был весь их класс - одиннадцатый «А». Красиво стояли в три ряда. В середине классная руководительница - Седа Магометовна.
        - Ну как? - спросила Света.
        - Офигенная фотка! - отреагировал он. - И рамка нехилая.
        Он отставил фотографию в сторону, полюбовался. Она была сделана совсем недавно, пару месяцев назад.
        А скольких уже нет!
        Нет Тамары Станкевич, которая насмешливо улыбается в первом ряду. Бесследно исчезла лучшая Тамаркина подруга Танька Родина, стоящая рядом. Нету больше Дикого, гордо высовывающегося из второго ряда сразу за ними. Из братьев Асланянов, торчащих в третьем ряду, остался только один. Нет и Седы Магометовны. Где-то в бегах Павло Горошевич…
        Ромка нахмурился.
        Может быть, этот отморозок, маньяк Павло, который мочит всех подряд, каким-то образом узнал, что он, Заблуда, его засёк. Может, ему грозит очень серьёзная опасность. Может, Павло уже караулит где-то рядом…
        Лучше вообще не высовываться!
        Это чмо недоделанное, крезанутый терминатор Павло не задумается ни на секунду, отправит его вслед за остальными, на кусочки порежет, к гадалке не ходи!
        Ромка поёжился, представил себе, что с ним сделает безумный Горошевич.
        - Давай дёрнем за наш класс? - предложил он. И, не дожидаясь ответа, опять наполнил рюмки. - Ты чего-то слабо выпиваешь! - заметил он Свете. Поднял её рюмку, поднёс ей прямо ко рту. - Ну, давай, понеслась душа в рай!
        Света вынужденно пригубила.
        Ромку это не устроило. Он уже забыл про свои тревожные мысли, продолжал настаивать:
        - Тебя чего, клинит? Давай, давай пей!
        Она оттолкнула его руку, чуть не расплескала при этом остаток виски. Ей что-то всё это совсем перестало нравиться.
        Ромка поставил рюмку, решил не настаивать.
        Тише едешь - дальше будешь!
        Зорко следил, как постепенно затуманиваются её глаза.
        Ещё немножко, и дойдёт до кондиции!
        Тогда можно будет и приступать. Уж тогда-то он своего не упустит!
        Жадным быстрым взглядом Ромка пробежал по её высокой груди, остановился на тонкой белой шее, на которой поблескивала изящная серебряная цепочка.
        - Нехилая цепура! - сказал он.
        Потянулся, с видом знатока пощупал серебряные звенья. На самом деле хотел потрогать её нежную кожу, но пока не решился, сделал вид, что его интересует украшение. Его также сильно привлекало углубление между её грудей, в котором исчезала невидимая часть цепочки.
        - Ага, - согласилась Света. - Я тоже от неё торчу. Папахен подарил на день варенья.
        Она сунула руку в декольте, полностью вытащила цепочку наружу. На конце её оказался искусно сделанный знак Скорпиона.
        - Мой знак! - с гордостью сказала Света.

33.Сюрприз
        Артём остановился на пороге, в последний раз уныло оглядел комнату. Ничего важного он при этом беглом осмотре не нашёл. Никакого дневника не обнаружилось. В ящиках стола лежал всякий малоинтересный хлам, то, что можно найти у любого подростка. Определить какое-либо увлечение Рудика по стоявшим на полке книжкам и фильмам тоже не удалось - всё было разрозненное, почти случайное. Разве что немного удивило полное собрание сочинений Стивена Кинга на русском языке.
        Он вернулся в торговый зал. Сушкин торчал у входной двери, жевал украденную со сковородки котлету.
        Артём прошёл за буфетную стойку, на кухню, огляделся вокруг. Взгляд его упал на большой промышленный холодильник в углу помещения.
        Он направился к нему, открыл дверцу.
        Виктор Сушкин ел котлету, тоскливо всматривался в вечернюю тьму. Прошло уже около часа, а подозреваемая Мария Новикова всё никак не появлялась. Одна радость, что котлета была вкусная, холодная. Виктор с детства терпеть не мог, когда мать котлеты подогревала, обожал именно холодные, вечно втихаря таскал их из холодильника.
        - Сушкин! - донёсся из кухни странно звучавший голос. - Пойди сюда!
        Виктор повернулся, увидел спину Артёма, стоявшего перед огромной открытой морозильной камерой. Как следует откусил от котлеты и, энергично работая челюстями, подошёл поближе.
        И тут же застыл с открытым ртом. Недожёванный кусок котлеты чуть не вывалился на пол.
        Холодильник был полон. На верхних полках находилось в основном сырое мясо, на нижней разместилось с полдюжины кочанов капусты. Среди этих кочанов в прозрачном пластиковом пакете лежала отрезанная девичья голова.
        Сушкин опомнился, закрыл рот, с трудом проглотил кусок.
        - Ни хрена себе сюрприз! - сказал он внезапно осевшим голосом. - Кто это?
        - Это пропавшая Татьяна Родина! - тихо не сразу ответил Артём.
        Тоже не мог оторвать взгляд от находки.
        Сушкин окончательно взял себя в руки, даже ещё раз куснул котлету.
        - Больше уже не пропавшая! - философски заметил он. - Хотя бы одна хорошая новость!
        Артём недовольно покосился на него.
        Виктор понял, что сморозил глупость, решил исправиться.
        - Жалко девчонку! - нахмурившись, произнёс он.
        Кивнул в сторону жуткого пакета.
        Артём вздохнул, энергично потряс головой, словно надеялся, что страшная находка от этого исчезнет. Но она не исчезала.
        Он повернулся к Сушкину. Тот спешно доедал котлету. Артём внутренне поморщился.
        Как можно спокойно есть в такой момент!
        - Знаешь, я теперь совсем не уверен в том, какое мясо использует Новикова для своих котлет, - заметил он.
        Выражение лица Сушкина резко изменилось. Он вдруг почувствовал, что съеденная котлета сейчас полезет у него обратно. Резко бросился к раковине, нагнулся над ней. Еле успел, его тут же начало рвать.
        Когда рвотная масса наконец освободила горло и ему стало немножко легче, Сушкин выпрямился, повернулся. В ту же секунду получил сильнейший удар по морде. Огромная сковородка, войдя в тесное соприкосновение с его лицом, сломала ему нос, разбила губы, выбила передний зуб.
        Сушкин удержался на ногах только благодаря упиравшейся в спину раковине. Стоял, покачиваясь, весь измазанный смешанной с кровью блевотиной.
        - Вы, ублюдки! - зазвенел у него в ушах разъярённый голос Марии Новиковой. - Где мой сын?
        Артём начал разворачиваться в тот момент, когда услышал звук удара у себя за спиной. Но до конца повернуться не успел. Всё та же огромная чугунная сковородка ударила его по лицу с не меньшей силой, чем Сушкина. Разница состояла в том, что на этот раз удар пришёлся не плашмя, а слегка под углом, поэтому не нанёс Артёму такого сокрушительного ущерба. Однако оказался достаточно силён для того, чтобы сбить его с ног.
        Артём упал, ударился головой. Всё же ухитрился при этом сунуть руку в карман, выхватил пистолет.
        Мария моментально снова взмахнула тяжёлой сковородкой, с размаху ударила его по руке.
        Он закричал от дикой боли, пистолет вылетел, сломанное запястье повисло под нелепым углом. Артём попытался подняться, и Мария ещё раз со всей силой обрушила сковородку ему на голову.
        В то же мгновение мир вокруг стал тёмным и безмолвным. Он без сознания вытянулся на полу.
        Мария в бешенстве подскочила к нему, снова занесла над ним своё тяжёлое оружие. Новый удар сковородкой, скорей всего, оказался бы последним, добил бы его окончательно, но в этот самый момент громыхнул выстрел.
        Мария замерла на секунду, бессмысленно оглянулась по сторонам, сковородка с грохотом выпала из её рук. Она сделала шаг вперёд и кулём рухнула прямо на Артёма. Коса её, закреплённая на голове, при этом свалилась на сторону, развернулась, чёрной змеей заскользила по кафельному полу.
        Сушкин одной рукой держал пистолет, другой сжимал сломанный нос.
        Убедившись, что Мария не подаёт больше признаков жизни, сунул пистолет обратно в кобуру, подошёл поближе. С большими усилиями сдвинул с Артёма огромное окровавленное тело Марии.
        - Тём! Тёмка! - жалобно позвал он.
        Артём лежал неподвижно, остекленевшими глазами смотрел в пространство.
        Сушкину стало страшно. Мария неожиданно задвигалась, замычала, забилась в мелких конвульсиях. Ему показалось, что она сейчас встанет и набросится на него. Он снова схватился за пистолет, ещё дважды выстрелил ей в голову.
        Она окончательно замерла. Из простреленной головы текли перемешанные с кровью мозги, заливали застывшее лицо Артёма.
        - Сумасшедшая сучка! - всхлипывая, проговорил Сушкин. - Психопатка грёбаная!
        Он почувствовал, что ноги больше не держат его, и уселся на белый, скользкий пол, прямо в растекавшуюся кровавую лужу.

34.Звонок
        Ромка с силой поставил очередную выпитую рюмку на столик. Его уже как следует повело.
        Он покосился на Свету, удивился, что до сих пор не раздел её. Она сидела рядом точно такая же, как и пришла, - красивая, нарядная, соблазнительная. Всё это было очень странно.
        Давно пора засадить ей по самые помидоры!
        Ромка обнял Свету, потащил её к себе, вытянул губы, чтобы поцеловать. Она резко оттолкнула его, отодвинулась.
        - Ты чё? - удивился Ромка.
        Света молчала, с опаской смотрела на него.
        - Стебаешься, да? - догадался он и опять попытался ухватить её.
        Она снова отодвинулась, вжалась в самый край дивана:
        - Нет, Ромка, не надо!
        - Просто поцелуй меня один раз! - жалобно попросил он.
        Пересел поближе, спнова потянулся к ней.
        Света резко ударила его по руке, вскочила с дивана.
        - Не струя себе фонтан! - разозлился Ромка. Он тоже встал, шагнул к ней. Сказал вроде бы миролюбиво, но с затаённой угрозой: - Слушай, чего ты шары катишь? Я тебе ничего плохого не сделаю.
        - Ромка, я ничего не хочу! - отступая, предупредила Света.
        Ей уже всё стало ясно. Весь этот день рождения - чистая подстава!
        Никто больше не придёт!
        Но Ромку уже невозможно было остановить. Он чувствовал, как в штанах у него всё напряглось. Нет, так просто он эту тёлку отсюда не выпустит. Не позволит чайника из себя сделать!
        Сначала поманить, а теперь!..
        Ну уж нет, это у неё не проканает!
        Он рванулся вперёд, схватил её, поцеловал в приоткрытые манящие губы. Пытался пролезть языком в глубь её рта, но Света крепко сжимала зубы, не давала это сделать, отталкивала его.
        Ромка злобно швырнул её обратно на диван, всей тяжестью навалился сверху. Она отчаянно сопротивлялась, плевалась, пыталась его укусить.
        Это завело его ещё сильнее.
        Вот сучка!
        Он изворачивался, целовал её лицо, шею. Жадной рукой залез в лифчик, в восторге почувствовал под пальцами упругую нежную грудь.
        Света вдруг с ужасом осознала, что это не игра, что её насилуют самым непосредственным образом.
        - Пусти, козёл! - в ярости заорала она. - Пусти, говорю!
        Павло Горошевич остановил машину на окраине города у первого же телефона-автомата. С надеждой посмотрел на разукрашенную дурацкими надписями, стоявшую с разбитыми стёклами будку. Мобильника у него не было.
        Хоть бы автомат работал!
        Павло выскочил из машины, внимательно огляделся (вокруг - никого), быстро вошёл в будку, с осторожностью снял трубку и вздохнул с облегчением.
        Работает!
        Он набрал номер. Ловко соединился, пользуясь специальной плоской металлической палочкой (из женского маникюрного набора, только слегка заточена специальным образом!), заменявшей ему действующие в городе жетоны.
        Раздались долгие телефонные гудки. Никто не подходил.
        Павло ждал, нервничал, поглядывал по сторонам.
        - Ну, давай же, твою мать! - бормотал он. - Бери трубку, мочок!
        Телефон стоял совсем рядом с диваном, на столике, трезвонил вовсю. Но мочок, то бишь нерешительный человек Ромка Заблудший, был в этот момент так возбуждён, что ничего не слышал. Его рука безостановочно шарила по Светиной груди.
        Платье под рукой натянулось, затрещало. Он и на это не обратил внимания. Тяжело дыша, полез ещё глубже в лифчик, хотел потрогать сосок. Разодрал платье окончательно, вывалил грудь наружу.
        Света в отчаянии поняла, что ей с ним не совладать.
        Пыталась вырваться, одновременно прикрывалась остатками платья, дико кричала, звала на помощь.
        - Да заткнись ты, дура! - задыхаясь, проговорил Ромка. - Я ж тебе сказал, ничего плохого не сделаю!
        Свободной рукой уже лез к ней под юбку, тянулся к трусикам. На его светло-голубых джинсах проступило тёмное мокрое пятно.
        Света напряглась, исхитрилась ударить его коленом в пах. Он взвыл, ослаб на секунду, и ей в результате удалось стряхнуть его с себя. Он скатился с дивана, упал на пол. Она тут же вскочила, перепрыгнула через него. Ромка попытался схватить её, но неудачно - она выскользнула, бросилась к двери.
        Он мгновенно встал на ноги, кинулся ей наперерез. Света поняла, что, пока она будет открывать замок, он опять схватит её. Тут же изменила направление, свернула в коридор, забежала в первую попавшуюся дверь (оказалось - ванная!).
        Ромка рванулся за ней, схватился за ручку, но опять слишком поздно, она уже закрыла дверь на задвижку.
        - Блин! - прорычал он в бешенстве. Хотел было ломать дверь, но в последний момент опомнился. Закричал примиряюще: - Светка, открой! Ты чё перестремалась? Я ж просто пошутил!
        Какой-то раздражающий звук доносился из комнаты.
        Ромка перестал орать, прислушался.
        Это навязчиво звонил телефон.
        Какой мудак звонит так не вовремя!
        Он сплюнул и пошёл обратно в гостиную.
        Яростно схватил трубку с навязчивого аппарата:
        - Да?
        - Заблуда, это Павло, - раздался в трубке напряжённый голос.
        Ромка мгновенно забыл про Светку, про мокрое пятно на джинсах. Волна страха прокатилась по телу, ноги похолодели, на лице выступили крупные капли пота.
        - Здорово, Павло, - сказал он как можно радостней. - Ты откуда звонишь?
        - Да из жопы какой-то, - пробурчал Павло, поглядывая по сторонам. - Слушай, Заблуда, у меня попухалово сплошное. Помоги, а? Кроме тебя, некому. Ты один нормальный пацан. Я больше никому не верю, одни лепила вокруг. Поможешь?
        - Не ссы в компот, Павло, - приподнятым голосом ответил на другом конце Ромка, - ты же знаешь, я на измену не сажусь! А что за дела?
        Павло приободрился, хотя всё ещё изрядно нервничал.
        Неужели Заблуда не поможет, кинет его?
        - Ты слыхал, что вчера в кинотеатре было? - осторожно спросил он.
        - Само собой. Кто ж не слыхал!
        Ромка почувствовал, что его немножко отпустило. Похоже, прямо сейчас этот психопат Павло его мочить не будет.
        Он вытер пот, заговорил спокойней:
        - Весь город теперь только всё это и перетирает.
        - В общем… я там был, - с жаром начал объяснять Павло, - но я Станкевич не убивал. Чтоб мне падлой быть, Заблуда, я этого не делал! Всё, что сделал, это я Арама отметелил. Но я не думал, что он от этого кони нарежет… Слышь, Заблуда? Ты тут?
        - Да тут я, - отозвался Ромка. Слушал очень внимательно, аж до боли прижал трубку к уху. - А за что ты его?
        - Да из-за директора. Погребной знал, что я этих черножопых братанов не терплю. Ну и сказал, что пятьсот зелёных мне даст, если я их полечу как следует. Ну, чтоб они к нашим метёлкам не клеились. А мне бабки нужны позарез. Я как раз хотел с тобой расплатиться. Но эта сука подлая меня наколол, ни хрена не дал!..
        Павло перевёл дыхание. Ему было не по себе. Такие длинные монологи он произносил чрезвычайно редко, терпеть не мог чесать языком. К тому же с голодухи отчаянно кружилась голова.
        Пора к делу, хватит резину тянуть!
        - Так ты его за это грохнул? - осторожно спросил Ромка.
        - Ты чё, Заблуда! Совсем опух? Не трогал я его, на хрен мне это надо! Сам сегодня узнал, прибалдел. Говорю тебе, сам в непонятках, кто это всё мутит, слышь?
        - Да слышу я. Ну и чего?
        - Да ничего. Влетел я, вот чего. Домой попасть не могу. Там менты пасутся. Арам ведь откинулся. Плюс они думают, что я Тамарку замочил. А теперь ещё директор добавился… Непруха в общем. Если меня увидят, упакуют по полной. Ты мне должен помочь, Заблуда!.. Мы же корешки с тобой, правда?
        Павло снова выдохнул, прислонился пылающим лбом к холодному стеклу будки. Этот разговор давался ему с большим трудом.
        - Не парься, я тебя понял, - сказал Ромка. - Что надо?
        - Мне надо валить, пока не поздно. А у меня тухляк, ни гроша. Займи мне ещё три сотни. Я тебе всё пришлю! Чтоб мне падлой быть, За-блуда! Сделай, а? Ты же конкретный пацан! Я ведь знаю, у тебя бабки есть. Я для тебя потом что хочешь…
        - Говорю, не парься, - прервал его Ромка. Он уселся на диван, закинул ногу на ногу. Голос его теперь звучал уверенно, в нём даже появились повелительные нотки. - Бабки самому нужны, сам понимаешь, но для тебя сделаю. Можешь прямо сегодня подгрести, я тебе дам. Скелетов нету, не стремайся.
        - Я знал, что ты реальный мужик! - обрадовался Павло. - Спасибо тебе, Заблуда! Я только бабло возьму и сразу схиляю, не боись.
        - Некисло, - подвёл итог Ромка. - Когда подвалишь?
        - Реально через полчасика. Я тебе век не забуду!
        - Ладно, разберёмся.
        Павло повесил трубку.
        Повеселевшим взглядом посмотрел по сторонам. Впервые за этот долгий день ему полегчало. Он не ошибся в своём друге.
        Заблуда - классный пацан!
        Конкретный.

35.Перезвоны
        Света стояла в ванной, в ужасе смотрела на себя в зеркало.
        Ну и видок!
        Лицо красное, глаза измученные, платье порвано.
        Она достала мобильник, быстро набрала номер Артёма. Прошла долгая томительная секунда, и наконец раздались гудки.
        - Ну же, - взмолилась Света, - сними трубку, ну, давай же сними трубку, ну, пожалуйста!..
        Она держала телефон очень долго, потом отключилась и снова набрала тот же номер.
        Телефон в кармане у лежавшего навзничь Артёма Раскатова продолжал звонить, но Виктору Сушкину было сейчас не до этих назойливых звонков. Он судорожно пытался привести в сознание бесчувственного Артёма. Звал его, тормошил, поливал водой.
        Когда он уже совсем отчаялся, Артём наконец кашлянул, открыл глаза. Сушкин с облегчением вздохнул.
        В ту же секунду бесконечно трезвонивший телефон внезапно замолчал.
        За три минуты до этого классный пацан Ромка Заблудший уселся на диван и, кусая ногти (что он всегда делал в момент сильного умственного напряжения), лихорадочно набрал номер.
        - Саня! - заорал он в телефон, как только услышал, что на другом конце сняли трубку. - Это Заблуда.
        - Зд-дорово! Что за д-дела? - раздался голос Сани Колоскова.
        - Догадайся с трёх раз, - быстро заговорил Ромка. - Павло мне сейчас звонил. Сам раскололся. Без понтов. Он Тамару и Арама замочил, а потом Погребного грохнул за то, что тот ему полтыщи гринов не отдал, как обещал. Я тебе говорил, что он отморозок полный, маньяк грёбаный!
        - А г-где он? - лаконично поинтересовался Саня, когда Ромка закончил свою тираду.
        - Сюда чешет. Давай, Сань, дуй ко мне по-скорому. Мы его тут за-ломаем и сдадим…
        - Еду, - успокоил его Саня. - Не п-парься!
        - Только ты это… не подведи… - заволновался Ромка. - И пока никому, лады? Мы с тобой на всю страну загремим! Нас по ящику показывать будут! О’кей?
        - Хок-кей! - невесело усмехнулся на том конце трубки Саня. - Не ссы, м-мужик!
        Ромка отключил телефон и перевёл дух.
        Только теперь он наконец вспомнил о закрывшейся в ванной Свете. С сожалением посмотрел на часы. Времени до появления новых гостей оставалось очень мало. Скорей всего, уже ничего со Светкой не выйдет.
        А завтра она сваливает…
        Так что обломался он. Можно сказать, пролетел, как фанера над Парижем.
        Ромка растерянно задумался.
        Внезапно глаза его блеснули.
        Разве что совсем по-быстрому.
        Саня закончил разговор, сунул мобильник в карман. Он сидел за рулём своей «Нивы-Тайги», гнал, как всегда, километров под сто. Рядом на пассажирском сиденье расположился Геворк Асланян. Был одет во всё чёрное - чёрная шёлковая рубашка, чёрный галстук, чёрный костюм.
        - Кто это был? - поинтересовался он.
        - П-придурок Заб-блуда.
        - Чего он хочет?
        - П-павло к нему п-пилит. С-сейчас.
        Симпатичное лицо Геворка исказилось, приняло холодное, жёсткое выражение.
        - Развернись, Саня! - не столько попросил, сколько приказал он. - Мне надо кое-что захватить с собой.
        Саня глазом не моргнул. Тут же ударил по тормозам, круто развернулся посреди улицы и помчался в обратном направлении.
        Света в отчаянии смотрела на телефон.
        Ну почему же он не подходит?
        Ничего не оставалось, как звонить родителям. Этого ей совсем не хотелось делать. Отец - вспыльчивый, непредсказуемый. Начнутся бесконечные разборки, которые неизвестно чем могут кончиться.
        Нет, надо попытаться ещё раз набрать Артёма.
        Вдруг он всё же ответит?
        Она потянулась пальцем к кнопкам телефона, и в ту же секунду он внезапно зазвонил сам.
        Света просияла.
        - Аллё, Артём, это ты? - радостно закричала она. - Аллё!
        В трубке молчали.
        Улыбка сползла с её лица. Она уже поняла, что ошиблась, поторопилась. Так обрадовалась звонку, что даже не взглянула на определитель.
        - Аллё, кто это? - спросила Света.
        Прошла ещё одна долгая пауза, и в конце концов прозвучало:
        - Привет!
        Голос был очень знакомый, но от волнения никак не получалось вспомнить, кому он принадлежит.
        - Кто это? - снова прошептала она.
        - Это Павло, - мягко ответил голос.
        Света занервничала ещё сильнее. Знала от Артёма, что Горошевич в розыске, его везде ищут.
        Это убийца! Маньяк!
        Что он хочет от неё? Надо вести себя крайне осторожно, дипломатично.
        Она взяла себя в руки, спросила:
        - Это ты, что ли, мне всё время звонил?
        Ответом опять была тишина. Павло молчал.
        - Зачем ты это делал?
        - Я не звонил, - наконец сказал он. - Не знаю, о чём ты. Я отсюда валю, Свет. Совсем. Ты всегда мне очень нравилась… Без базара…
        Он хотел ещё что-то сказать, но осёкся, опять замолк.
        - Ты гонишь! - возмутилась она. Тут же забыла про своё решение быть осторожной. - Гонишь! Я тебе не верю! Подонок! Это же ты! Ты их всех убил!
        Телефон неожиданно отключился. Рисунок пустой батарейки на дисплее продемонстрировал, что заряд кончился, батарея совсем выдохлась.
        Света растерянно смотрела на внезапно умерший аппарат. Вдруг с ужасом осознала, что это - всё, она лишилась единственной надежды и защиты.
        Как же быть?
        Попыталась набрать 02, но даже из этого ничего не вышло, телефон окончательно сдох.
        Неожиданный громкий стук смертельно напугал её, заставил вздрогнуть, вывел из состояния прострации.
        - Свет, открой! - раздался просящий Ромкин голос.
        Она прижалась к стене, расширенными глазами уставилась на дверь, за которой он стоял. Слышала его напряжённое дыхание.
        - Свет! Ну, извини! Заколбасился я! Кирнул лишка, ну и понесло! Я ж не хотел ничего плохого! Думал, перепихнёмся по-быстрому, и всё, нормалёк. Ну, не хочешь, так и хрен с ним. Выходи, Свет! А то неудобняк будет. Народ уже подваливает. Выходи, ну!
        Она судорожно сжимала кулачки, не произносила ни звука, ничему уже не верила.
        Прошло несколько бесконечных мгновений.
        Потом Ромка не выдержал.
        - Открывай, твою мать! - в бешенстве заорал он. - Выходи по-хорошему, сука! А то дверь сломаю!

36.Секреты
        Со стороны лестницы раздались шаги. Двое спускались вниз, в полуподвал.
        Рудик, по-прежнему не обращая ни малейшего внимания на Алину, подъехал как можно ближе к двери камеры, вытянул шею. Пытался в зарешеченное окошечко разглядеть, кто идёт.
        Но никого не увидел. Оба скрытых от его глаз мужчины стояли на лестнице, завершали начатый наверху разговор.
        - Короче, Храпченко, езжай давай, - говорил начальственный голос. - Надо ребятам помочь всё там оцепить, подчистить в этой чёртовой «Котлетной».
        - Всё сделаем в лучшем виде, Борис Дмитрич, - живо отозвался второй голос, помоложе. - Надо же, какое у вас чутьё… Вы прямо как в воду смотрели.
        Рудик в камере замер, напряг слух, боялся пропустить хоть одно слово.
        - Да, так я и думал, - продолжал Балабин. - Давно подозревал, что Новикова эта маньячка. Вот сука бешеная! Напала на ребят, как фурия какая-то. Тёмку чуть не убила. Вот Сушкин её и грохнул.
        - Туда ей и дорога, Борис Дмитрич, - с облегчением вздохнул Сеня Храпченко.
        Балабин говорил ещё что-то, но Рудик уже ничего не слышал.
        Он окаменел, из-под тёмных очков выкатились слёзы, побежали по щекам, оставляя мокрые дорожки.
        Потом его неожиданно затрясло.
        Алина смотрела на него в ужасе. Впервые на её памяти Новиков не контролировал себя.
        - Рудик, ты чего? - позвала она. - Рудик!
        Но он не реагировал, продолжал трястись.
        Его колотило так ещё секунд десять, потом он вдруг остановился, резко выпрямился, нажал на какую-то кнопку в подлокотнике и откатился в сторону, в самый угол камеры.
        Там, наклонив голову, снова замер.
        Алина некоторое время оцепенело разглядывала его онемевшую спину, потом бросилась к окошечку.
        - Сеня! - громко позвала она. - Иди сюда скорее! Сеня-а!
        Сеня Храпченко услышал крик, с сожалением прервал столь интересную для него беседу.
        - Нет, она меня просто достала за сегодня! - пожаловался он начальнику. - Прямо не знаю, что с ней делать, Борис Дмитрич! Подай ей Артёма, и всё тут!
        - Ладно, ты уже езжай, а я с ней разберусь! - распорядился Балабин и грузно пошёл вниз по лестнице.
        Алина стояла, вцепившись в решётку, ждала его.
        - Ты чего орёшь? - строго спросил начальник. - Чего случилось?
        - Он не дышит! - взволнованно сказала она, кивая на Рудика.
        Тот по-прежнему сидел без движения, уронив голову.
        - Тьфу ты, пропасть! - озабоченно сплюнул Балабин. - Только этого не хватало!
        Он быстро достал ключи, открыл дверь. Подошёл к инвалиду, наклонился над ним. Алина маячила у него за спиной, пыталась оттуда заглянуть Рудику в лицо. При тусклом свете единственной лампочки это неподвижное лицо, прикрытое тёмными очками, странно блестело, казалось оледеневшим. Слёз на нём уже не было.
        Балабин обеспокоенно схватил единственную руку инвалида, начал проверять пульс.
        Алина вдруг с удивлением увидела, как глаза начальника недоумённо расширились. Он внезапно поперхнулся, закашлялся и почему-то начал медленно оседать на пол. По светло-голубой рубашке Балабина, по серому пиджаку его тёмной змейкой заструилась кровь.
        Алина как завороженная следила за этой змейкой. Не шелохнулась до тех пор, пока кровь не стала капать на носок её сапога. Только тогда она убрала ногу и наконец поглядела на Рудика. Увидела, что из его правого, заканчивающегося чёрной перчаткой протеза необычно торчит стальной окровавленный клинок.
        Рудик шевельнул головой. Она внезапно поняла, что он смотрит на неё из-под своих тёмных очков. Открыла рот, чтобы закричать.
        Рудик быстро поднял протез вверх, поднёс нож к своим губам в знак молчания.
        - Тсс-с-с! - предостерегающе прошипел он.
        Крик замер у Алины в горле, она так и застыла с открытым ртом, в ужасе наблюдая за его странными действиями.
        Рудик тут же словно забыл про неё. Левой рукой взялся за запястье протеза, что-то повернул там. Клинок с лёгким, еле слышным щелчком ушёл в перчатку, оставил маленькую, почти незаметную прорезь. Таких разного размера прорезей в чёрной коже Алина успела заметить несколько. Кроме того, она с изумлением обнаружила, что протез далеко не так неподвижен, как ей всегда казалось.
        К тому же Рудик прекрасно управлялся с ним. Он без каких-либо видимых усилий приподнял искусственную руку ещё выше, а затем опустил её вниз. На конце руки теперь торчали два длинных, сильно согнутых крючка. Этими крючками Рудик неожиданно ловко ухватил и крутанул толстую стальную трубку, которую Алина принимала за обыкновенную диагональную перекладину кресла, неотъемлемую часть его сложной конструкции. (Перекладин таких было две, по одной с каждой стороны.) Трубка тут же легко отсоединилась, свободно повисла в воздухе.
        Одновременно Рудик здоровой рукой задрал свободно болтающуюся штанину. Показался обрубок правой ноги, который плотно входил в обхватившую его металлическую чашу. Конусовидная чаша эта, в свою очередь, в том месте, где должно было быть колено, заканчивалась стальными шарнирами с нарезкой. Рудик поднёс туда трубку, теми же уверенными движениями присоединил её. Свободный же конец он вставил в прикреплённый к подножке кресла ещё один небольшой протез, представлявший собой стальную ступню ноги, обутую в чёрный ботинок. После чего опустил брючину на место. Сразу возникла иллюзия почти полноценной ноги.
        Алина наконец закрыла рот, проглотила слюну. По-прежнему не могла оторвать глаз от его манипуляций. Поражало, как быстро он действует, как точно подходят друг к другу, защёлкиваются, завинчиваются все металлические части.
        Рудик ловко проделал ту же операцию со второй стальной трубкой и своей левой ногой. Закончил сборку, щёлкнул каким-то рычажком. Зажимы в подножке, которые держали внизу кресла его ножные протезы, тут же ослабли, сложились, чёрные ботинки освободились.
        Он опять повёл рычажком, и сама подножка резко ушла, утопилась в специальную прорезь в основе кресла. Ботинки с тупым звуком стукнулись подошвами о пол камеры.
        Рудик положил обе руки - искусственную и настоящую - на подлокотники, опёрся на них и… встал на ноги.
        Каждый раз, когда он собирал себя, с благодарностью вспоминал дядю Костю Новикова. Вот уж правда золотые руки были у человека. Весь Южинск у него ремонтировался. Работал дядя Костя токарем на заводе Дзержинского, а по вечерам либо пил, либо рукодельничал. Но уже если брался за что-то, то доводил до полной кондиции, любо-дорого поглядеть. Не однажды дядю Костю хотели в Москву посылать, на выставку достижений, как самородка-изобретателя. Но всякий раз мешал очередной запой, кончалось тем, что начальство ехало, все лавры себе забирало. А дяде Косте завсегда хоть бы хны, плевать с большой колокольни.
        Когда беда случилась (тот треклятый взрыв!), он сразу к маме пришёл, плакал, сочувствовал, очень был жалостливый. Уже в те дни начал мозговать насчёт протезов, кое-что сразу и сварганил. Уж больно, видно, хотел на маме жениться, вот и старался.
        А когда кресло из Германии прислали, то тут уж взялся как следует. Недели три мастерил, а то и больше, но всё сделал по первому разряду, в точности как они с мамой хотели. Плюс сам кое-что добавил.
        Заодно и его, Рудика, научил в металлах разбираться. Интересная эта оказалась штука, металлы. И ещё много чему научил. Был уверен, что, пользуясь всеми этими хитроумными приспособлениями, Рудик, несмотря на инвалидность, тоже станет таким же мастером, рукоделом. Так что потрудился над креслом на славу.
        И кресло, чего говорить, получилось важное, с секретами. Нигде больше такого не сыщешь, это уж стопроцентно.
        Да и дядя Костя уже ничего подобного никогда не сделает, поскольку пять с половиной лет назад умер в одночасье: сердце остановилось.
        Собственно, неожиданности в этом особой для них с мамой не было. Они знали, что он очень плох, постоянно болеет. Потому ничего и не предпринимали, пока он был жив. Понимали, что ему недолго осталось.
        Только после его смерти они с мамой наконец осуществили всё, что задумали. А вскорости и вообще уехали из Южинска.
        Так что дяди Кости, фамилию которого он теперь носит, больше нет.
        И мамы нет.
        Рудик медленно повернулся к Алине, шагнул к ней.
        Она тихо ахнула, застыла окончательно. Стояла ни жива ни мертва, боялась дохнуть.
        Он протянул к ней протез в чёрной перчатке, левой рукой опять повернул какой-то механизм на запястье. Торчавшие из чёрного кулака крюки вошли в специальные пазы и исчезли. Вместо них из другого отверстия выскочило длинное, зазубренное лезвие, почти коснулось её шеи.
        Алина вдруг почувствовала, что маячившее перед нею лицо в тёмных очках расплывается, а пол уходит у неё из-под ног. Она нелепо взмахнула руками и, теряя сознание, упала на пол.
        Сильно разбила при этом коленку, но боли уже никакой не ощутила.
        Рудик секунду размышлял, глядя на неё, потом отвернулся. Быстро, ловко оперируя одной левой рукой, сложил своё кресло.
        Легко, словно какой-то невесомый предмет, подхватил его, перешагнул через неподвижную Алину и, не оглядываясь на лежащих, вышел из камеры.

37.Пистолет
        Дежурный по отделению Серёга Агапов сидел за столом, тупо смотрел на лежавшие перед ним металлические части, непосредственно относившиеся к его личному табельному оружию. Этот козёл, Вова Ольшанский, которого он сменил, перед уходом решил продемонстрировать, как быстро он может разобрать пистолет на части. Предполагалось, что потом Серёга так же быстро соберёт пистолет обратно. Он, собственно, и пытался, но, как назло, одна из частей почему-то ни за что не хотела становиться на место.
        За спиной раздался какой-то шум. Серёга поднял голову, повернулся и с изумлением обнаружил рядом с собой незнакомого парня в кепке-бейсболке и тёмных очках. Хотя глаз парня за тёмными стёклами он не видел, но было ясно, что тот смотрит прямо на него.
        - Ты как сюда попал? - нахмурился Серёга.
        Незнакомец ничего не ответил, смотрел мимо, на входную дверь. Серёга проследил за его взглядом. Почему-то ему всё это очень не понравилось.
        - Ты кто такой? - угрожающе спросил он.
        Одновременно снова попытался собрать пистолет, и на этот раз всё, к счастью, получилось, защёлкнулось.
        Однако странный парень в это же время поднял руку, и оказалось, что из руки у него каким-то непостижимым образом высовывается длинная тонкая пила. Она несколько напомнила Серёге ту пилу, которой заканчивалась голова рыбы-пилы на иллюстрации в книге Жюля Верна. Эта рыба-пила распиливала на части лодку с главными героями.
        Саму книгу Серёга не помнил, уж больно давно читал, но зато страшная картинка запала ему в голову навсегда. Его, как правило, впечатляли подобные вещи.
        Так и сейчас, словно заворожённый, Серёга наблюдал, как парень левой рукой поворачивает что-то на запястье. Раздался жужжащий, похожий на полёт шмеля звук, и полотно пилы с мелкими острыми зубьями быстро завертелось по овальной окружности.
        Серёга опомнился. Мгновенно вздёрнул затвор пистолета и направил его на жуткого парня, твёрдо вознамеревшись нажать на курок.
        Однако же ничего из этого не вышло. Пила, разбрасывая кровь во все стороны, вонзилась ему прямо в горло, с пронзительным визгом закрутилась в его шее. Пистолет, которым он так и не сумел воспользоваться, упал из разжавшейся руки обратно на стол.
        Ещё через три секунды голова и тело Серёги Агапова развалились в разные стороны.
        Рудик левой рукой вынул из кармана платок, аккуратно протёр стёкла очков, на которых осели капли крови. Потом спрятал платок обратно и повернул что-то на запястье. Пила перестала жужжать, остановилась.
        Он вытер её о задравшуюся штанину на нелепо торчавшей кверху Серёгиной ноге и снова крутанул механизм. Пила с кликаньем ушла обратно в искусственную руку.
        Рудик взял собранный Серёгой Агаповым пистолет, сунул его за пояс. Опять подхватил своё сложенное кресло и спокойно направился к выходу.
        Походка у него была необычная, немного птичья. Он шёл небыстро, чуть раскачиваясь и как бы слегка подпрыгивая на ходу. Однако же ступал при этом вполне уверенно.

38.Выход
        Дверь Ромка всё же ломать не стал, поостерёгся. Во-первых, папики потом покоя не дадут, за Можай загонят из-за этой вонючей двери. Во-вторых, это вообще ни к чему, сломанная дверь - лишняя улика, если что не так. Ну, а в-третьих, смысла никакого в том не было, времени уже всё равно не оставалось.
        Пыл у него прошёл, пятно на джинсах просохло. Теперь Светке надо было бы убраться отсюда, мало ли что.
        Сейчас будет воще не до неё!
        Лучше всего, чтоб она по-быстрому успокоилась и свалила домой.
        Ромка снова осторожно постучал в дверь ванной:
        - Свет! Ну чего ты? Ну, извини! Крышняк у меня съехал малость, вот и прибурел чуток. А сейчас нормалёк, на место встал. Ну, выходи уже! Я тебя не трону, клянусь!
        Света не прислушивалась к тому, что он говорил. Сидела на полу в ванной, безнадёжно покачивала головой, тихо плакала.
        Тупое отчаяние овладело ею. Мир, в котором она жила, и до последних событий был далёк от идеала, а теперь стал просто ужасен.
        Где же выход из всего этого?
        Да и есть ли он вообще?
        - Ну, пожалуйста, Свет! - взывал за дверью Ромка. - Нет больше времени на эту хреновину! Павло подкатит с минуты на минуту.
        Света услышала имя Павло, вздрогнула, перестала плакать. В ужасе уставилась на закрытую дверь.
        Выхода нет.
        Единственный человек, который мог бы помочь ей - это Артём Раскатов. Но он находился далеко от неё и ни о чём не подозревал.
        Вечерний ветер набирал силу, разносил мусор по пустым улицам, теребил тёмные деревья. Стая бродячих собак всё ещё грызлась между собой из-за костей с остатками мяса. Бледно-жёлтый свет фонарей тускло освещал Лесную улицу.
        Около «Котлетной» было припарковано несколько машин - полицейские газики, «скорая помощь», служебные «Жигули». Вокруг толкалось с дюжину зевак, они с интересом следили за происходящим.
        Дверь открылась, санитары выкатили носилки.
        Рудик на другой стороне улицы снял очки, вытянул шею, застыл. До боли в глазах вгляделся в неподвижное, прикрытое простынёй тело.
        Сидел так до тех пор, пока тело не погрузили в машину. Теперь он остался один. Мамы больше нет. Мамы, которая всегда понимала его, разделяла его чувства. Она прекрасно знала, что он не сможет спокойно жить, пока не разберётся со всеми, пока не отомстит. И во всём помогала ему. Всю его жизнь она помогала ему. Особенно эти годы после беды.
        Он ей всем обязан.
        Это она сделала его сильным, заставила дядю Костю изготовить специальные спортивные снаряды, чтобы он мог тренироваться…
        Это мама помогла ему выбрать новое, так понравившееся ему, придающее силы имя - Рудольф.
        А теперь её нет.
        Теперь придётся всё делать самому.
        Он справится. Он должен справиться. Сначала надо довести до конца задуманное, а там…
        Там будет видно.
        Он вытер слёзы, медленно вернул очки на место.

«Скорая помощь» фыркнула простуженным мотором и уехала. Напоследок громко, на всю улицу, выстрелила выхлопным газом, напугала рычащих собак.
        Рудик по-прежнему не двигался в своём кресле, укутанный плотной тенью раскидистого клёна. Увидеть его там, не подойдя совсем близко, было почти невозможно.
        Что же теперь делать?
        Он просидел так ещё некоторое время, наблюдая за выходившими из «Котлетной» людьми.
        Потом плотно сжал губы, потянул на себя рычажок в подлокотнике, развернул кресло и покатил прочь.
        Выход был найден, решение принято.

39.Начальник
        Сеня Храпченко осторожно въезжал во двор приозёрского отделения полиции, сочувственно поглядывал на сидевшего рядом опухшего, белого, без единой кровинки в лице, Артёма. Голова у его молодого начальника была перевязана, правое запястье утопало в полиэтиленовом мешке со льдом.
        Артём в отличие от Вити Сушкина в больницу ехать категорически отказался, в первую очередь потребовал отвезти себя в отделение. Хотел лично обо всём доложить Балабину, важно было обсудить все детали перед появлением высокого начальства, выработать совместный план. Его, Артёма Раскатова, дальнейшая карьера также зависела от того, как будет преподнесена вся эта история. Понятно, что пальму первенства Балабин заберёт себе. Но он хотел понять, как Борис Дмитриевич собирается отметить его роль в деле, может быть, даже дипломатично подсказать кое-какие нюансы. Здесь каждая минута дорога, начальство должно было появиться вот-вот.
        Так что больница может и подождать.
        Сеня Храпченко остановил машину, выключил мотор.
        - Я немного тут посижу, ладно? - застенчиво спросил он.
        Артём кивнул, левой рукой открыл дверцу, выскочил из машины, перескакивая через ступеньки, влетел внутрь отделения.
        Сеня, глядя ему вслед, безнадёжно покачал головой. Остался задумчиво сидеть на месте. После всепго, что он увидел в «Котлетной», сил на какие-либо действия у него совсем не оставалось. Два последних дня полностью перевернули его понятия о жизни вообще и службе в полиции в частности.
        Так больше нельзя!
        Единственное, чего он хотел теперь, - это очутиться сейчас как можно дальше отсюда и чтобы вся жуть, в которую он поневоле оказался втянут, забылась, как страшный сон.
        Не заходя в дежурную, располагавшуюся со стороны улицы, где лежал разрезанный на части Серёга Агапов, Артём сразу поднялся по лестнице наверх, на второй этаж.
        Миша Сердюков, не имевший ни малейшего понятия о том, что происходило внизу, преспокойно сидел в общей комнате за компьютером, старательно выполнял данное ему поручение. Покосился на влетевшего Артёма и застыл в изумлении. Перемены, произошедшие с его непосредственным начальником за столь короткое время, были весьма разительны.
        - Ни хрена себе! - только и сумел сказать Миша.
        - Ничего, жить буду, - усмехнулся Артём. - Балабин у себя?
        - Вниз пошёл, к задержанным. Что было-то? Смотрю, тебе там мало не показалось! А Сушкин где?
        - Сушкин в больнице. Нос сломан. Потом расскажу.
        Артём развернулся, направился к выходу.
        - Слышь, Тёма, - остановил его Миша. - Я получил ответ на наш запрос по поводу Романа Кондакова… И потом ещё кое-что нашёл. Очень интересно…
        - После расскажешь, - прервал его Артём. - Всё это уже не актуально. Дело закрыто.
        И вышел из комнаты.
        Артём шёл по лестнице куда медленней, чем хотел. Вверх ещё ничего, но вниз идти было настоящей пыткой - каждый шаг отдавался в голове сильной болью. Когда спустился в полуподвал, голова уже просто раскалывалась.
        В полуподвале оказалось на удивление тихо, дверь в камеру была приоткрыта. Артём нахмурился, тут же забыл про пульсирующую в голове боль, здоровой рукой выхватил пистолет.
        Как всё же неудобно его держать в левой руке!
        Он осторожно приблизился к камере, заглянул внутрь.
        Начальник отделения, полковник полицейской службы Борис Дмитриевич Балабин, скорчившись, лежал на полу камеры, остекленелым взглядом уставился куда-то вдаль.
        Артём ни на секунду не усомнился в том, что Балабин мёртв. Вся поза начальника, тёмная лужица крови рядом с телом красноречиво подтверждали это.
        Он покрепче сжал рукоять пистолета, вошёл в камеру.
        В углу сидела Алина, бессмысленно раскачивалась взад-вперёд.
        - Кто это сделал? - спросил Артём.
        Она молча шевельнула рукой, ткнула пальцем куда-то вниз.
        Он посмотрел в указанном направлении, слегка нагнулся и, к своему удивлению, разглядел на полу камеры странный след - две параллельные кровавые дорожки, явно оставленные колёсами. Следы от колёс напоминали велосипедные, но были несколько шире, к тому же дорожки находились совсем рядом, как будто колёса почти примыкали друг к другу. В длину этот параллельный след тянулся не более метра, а потом исчезал.
        Такой отпечаток, скажем, мог бы оставить на полу проехавший по луже крови игрушечный грузовик, прежде чем игравший взял его в руки…
        Или инвалидное кресло, которое потом сложили и подняли в воздух…
        Артём, всё ещё пытаясь осознать увиденное, оторвал взгляд от кровавой дорожки, повернулся к Алине.
        Та подняла голову, исподволь посмотрела на него тёмными глазами с огромными расширенными зрачками.
        - Ну теперь-то я свободна? - хрипло спросила она.

40.Гость
        Ромка рыскал по дому, искал, что бы такое потяжелее и поудобней взять в руку. Павло здоровый - вдвое крупнее, на голову выше, широкоплечий, - так что следовало запастись серьёзным оружием. Он примерился к кочерге от камина, но её некуда было спрятать, а держать рядом, под рукой, сразу бы выглядело подозрительно.
        В конце концов выбрал топор, ничего лучшего не нашёл. Озабоченно взглянул на часы.
        По всему уже было пора! Крезанутый Павло мог появиться в любую секунду.
        А Сани всё ещё нету!
        Поигрывая топором, Ромка подбежал к ванной, крикнул через дверь:
        - Слышь, Свет! Уже всё, поздняк метаться. Сиди теперь там и не чирикай. Я, когда с Павло разберусь, скажу, тогда выйдешь.
        Он прислушался.
        Света по-прежнему молчала, никак не реагировала.
        - Короче, я тебя предупредил!
        Он вернулся в гостиную, сунул топор под диванную подушку. Пару раз проверил, как будет хватать его в случае чего. Получалось вроде неплохо.
        Лучше не вставать, сидеть здесь, так безопасней!
        Ромка, волнуясь, уселся на диван.
        Тут же вспомнил, что дверь заперта, значит, придётся вставать, открывать. А потом, может, уже и не удастся так сесть, рядом с топором.
        Нет, лучше сейчас открыть, чтобы после не вставать!
        Он сбегал, суетливо открыл дверной замок. Вернулся обратно, взял в руки журнал, приготовился.
        Сидел якобы развалясь, на самом же деле напряжён был предельно. Главное, потянуть время, пока не подъедет Саня. Саня драться умеет, у него пояс по карате.
        Ну, а если что, то топор вот он тут, прямо под рукой.
        Как хрястну по балде!
        Ромка даже поёжился в предвкушении того, как лихо он управится с гостем.
        И в эту секунду в дверь постучали.
        Он сразу же сильно занервничал, растерялся.
        Но всё же взял себя в руки, крикнул вполне уверенно:
        - Входи, Павло, открыто!
        Дверь, скрипнув, медленно открылась. Гость вошёл в дом.
        Выражение лица Ромки Заблудшего вдруг резко изменилось. Он, оторопев, уставился на вошедшего.
        Потом недоверчиво спросил:
        - Рудик? - От изумления даже встал с дивана, шагнул навстречу гостю. - Ты что, ходишь?
        - Да, я опять стал ходить, Тощий! - проскрипел Рудик.
        - Как ты меня назвал? - поразился Ромка.
        Неожиданно страшное воспоминание, то самое, от которого он все эти годы пытался освободиться, с необыкновенной яркостью снова всплыло перед глазами.
        Он, Тощий, стоит у покосившейся ограды. Рядом маячит Пузырь, за спиной толкается Жопен, он чувствует на шее его дыхание. Все трое, не отрываясь, в ужасе смотрят, как в полусотне метров от них, на ступеньках старого дома, корчится от дикой боли Немец, рука которого прижата тяжёлой колонной. Немец безрезультатно пытается освободиться.
        - Ребята, помогите! - кричит он. - Помогите-е-е!
        Он отчётливо видит его глаза. Умоляющие, полные отчаянного страха глаза.
        И в ответ на эту безумную мольбу отрицательно качает головой.
        Ромка покачал головой (почти так же, как тогда), никак не мог поверить.
        - Не может быть! - прошептал он, замерев на месте. - Немец?
        Рудик медленно шёл к нему.
        - Да, Тощий! Это я. Я так обрадовался, когда наконец нашёл тебя! Я ведь так долго тебя искал, так ждал этой нашей встречи! Она должна была произойти гораздо раньше, но, как это говорят, человек предполагает, а бог располагает, кажется, так, Тощий? Жизнь всё поправляет, корректирует… Так что и мои планы она малость поменяла. Ты неожиданно исчез в неизвестном направлении, поэтому ушло, как видишь, довольно много времени, пока я тебя нашёл. Но зато видишь, как хорошо получилось, в конце концов мы опять вместе… Как говорится, как верёвочке ни виться… Я, когда наконец узнал, что ты здесь осел, уже ни о чём больше не думал, только бы с тобой опять встретиться. Не слезал с мамы, пока мы сюда ни переехали…
        Рудик неожиданно осёкся, из горла его вылетел странный звук - то ли всхлип, то ли стон. По лицу прошла судорога. Он остановился на секунду, почувствовал, что сильно устал. Помимо всего прочего он давно не говорил так долго.
        Передохнув, Рудик снова двинулся вперёд.
        - Какого хрена тебе от меня надо? - срывающимся голосом спросил Ромка, отступая назад, к дивану.
        Он вспомнил про топор и тут же почувствовал, как дикий страх сковывает все его движения.
        - Зачем ты так, Тощий! - укорил его Рудик. - Ты же был мой самый лучший друг. Правда, ты меня не узнал, но я тебя прощаю, столько лет прошло. И потом я и вправду сильно изменился, даже голос у меня поменялся, как ты слышишь. Что-то случилось с горлом во время взрыва. Я тогда несколько недель вообще не говорил, мама уже и не надеялась… - Он подходил всё ближе, их разделяло уже не больше двух метров. - Когда я наконец тебя увидел, Тощий, я так обрадовался, ты себе не представляешь! Очень боялся, что ты меня узнаешь, очки не снимал. Но, как видишь, всё получилось, ты меня не узнал. А я решил не спешить признаваться тебе, куда теперь было торопиться, правда? Я решил, что лучше подождать специального подходящего момента.
        - Какого момента? - в ужасе прошептал Ромка.
        Ему показалось, что он ослышался.
        - Подходящего, - ласково повторил Рудик. - Я хотел некоторое время пожить с тобой рядом, понаблюдать за тобой. После стольких лет поисков не хотелось сразу с тобой расставаться. Всё-таки это такое удовольствие, согласись, находиться всё время рядом с другом. Особенно если друг об этом не знает… - Рудик неожиданно хихикнул. Ромку передёрнуло. - Мы с мамой договорились, что этот самый моментик должен наступить во время выпускного вечера, как раз перед тем, как ты, Тощий, уедешь из города. Так мы с ней задумали. Я хотел, чтобы ты получил полный кайф от окончания школы. Это ведь большое событие, правда, Тощий?
        Ромка проглотил слюну, во рту вдруг сильно пересохло.
        - Я признаю, Немец, прокололся я тогда… Ну и чего теперь?
        - К сожалению, не всё получается так, как мы с мамой планировали. Кое-что изменилось, так что, извини, выпускного вечера дождаться уже не удастся. Но я зато помню, что ты очень хотел получить награду, Тощий! - насмешливо процедил Рудик. Он сделал ещё шаг вперёд, оказался теперь совсем близко. - Вот ты её и получишь наконец!
        Ромка внезапно вышел из оцепенения, быстро нагнулся, выхватил из-под подушки топор, угрожающе взмахнул им:
        - А ну греби отсюда, пока я тебе репу не проломил!
        Рудик никак не отреагировал на эту угрозу, молча смотрел на него в упор. Ромка почти физически чувствовал, как он шарит по нему насмешливым взглядом из-под тёмных очков.
        - Я говорю, вали! - уже не так уверенно повторил он.
        Рудик покачал головой.
        - Надо же! - заметил он с некоторым удивлением. - А Пузырь и Жопен так не выступали! Совсем, помню, обосрались, бедные. Обломались по полной. Так что ты молодец, Тощий! Я от тебя не ожидал.
        - Пузырь и Жопен? - тихо повторил Ромка. Он внезапно сильно побледнел, снова сглотнул слюну. - Так это ты… Там, на конюшнях… Я передачу видел… Им головы поотрезало… Значит, это ты?
        Рудик снова хихикнул:
        - Два мудака! Попёрлись ночью хрен знает куда… Я каждому по записочке послал, велел потом уничтожить, когда прочтут. Они думали, Ирка Нечкина им там отсосёт, я ведь ею подписался. А это оказалась вовсе и не Ирка… Это я, старый друг…
        Он захихикал ещё сильнее, воспоминание явно доставляло ему удовольствие.
        Ромка следил за ним с ужасом, изо всей силы сжимал топор. От этого жуткого хихиканья по телу забегали мурашки, похолодели ноги.
        - Знаешь, какой последний звук они услыхали, прежде чем отъехали? - отсмеявшись, спросил Рудик. И, не дожидаясь ответа, продолжил: - Вот этот!
        Он резко поднял вверх свою правую руку-протез, повернул металлический браслет на запястье. Из черного кожаного кулака с еле слышным щелчком выскочила узкая пила с острыми зубцами.
        Он тут же повернул браслет ещё раз, и пила заработала, зажужжала!
        Б-З-З-З-З-З-З-З-З-З-З-З!!!
        - Нравится? - поинтересовался Рудик. И, не дождавшись ответа, спокойно объявил: - Итак, фаза номер один! Тощий остаётся без правой руки!
        Больше Ромка ничего ждать не стал. Одним прыжком вскочил на диван, ещё сильней размахнулся топором.
        - На, сука! - заорал он. - Получай!
        И с размаху обрушил топор на голову Рудика.
        Тот и не подумал отклониться. Лёгким движением пилы преградил путь смертельному удару. Рукоятка топора, наткнувшись на жужжащее острие, тут же развалилась на части.
        Теперь Ромка сжимал в руке одну бесполезную деревяшку.
        - Вот засранец! - растерянно проговорил он.

41.Информация
        Миша Сердюков гордился своей аккуратностью. Это качество он растил и лелеял в себе с ранних школьных времён. Оно, по его убеждению, должно было рано или поздно крайне положительно повлиять на его карьеру. А пока что все служебные поручения независимо от их значимости Миша исполнял с неизменной тщательностью.
        Так и теперь он аккуратно сложил полученный из Южинска ответ на запрос, равно как и всю распечатанную с компьютера информацию, в отдельную папочку. Красивым почерком надписал: Роман Кондаков.
        Содержимое папочки, по мнению Миши, должно было сильно повлиять на идущее расследование. А он, добывший все эти сведения, мог, в свою очередь, рассчитывать на серьёзную благодарность начальства, которая наверняка выразится в чём-то существенном, как, например, внеочередной отпуск, премиальные или даже представление к офицерскому званию. Дальше этого Мишины мечты пока не заходили.
        Оставалось решить, кому передать эту важную папочку. Его непосредственный начальник Артём Раскатов вроде бы уже потерял интерес к собственному запросу, так что выгодней, наверное, было бы доложить о своём открытии самому Балабину.
        Но, с другой стороны, прыгать через голову Артёма как-то нехорошо…
        Пока Миша терзался этой проблемой, дверь открылась, и в комнату вошли Артём и задержанная Алина Трушина. Ему бросилось в глаза, что Артёму за прошедшие десять минут стало ещё хуже.
        Видимо, сломанное запястье давало себя знать. Нахмуренное, заросшее густой трёхдневной щетиной лицо аж позеленело. Артём внезапно постарел лет на десять.
        Он дошёл до своего письменного стола, медленно опустился на стул. Алина, тяжело переступая, плелась за ним, она тоже выглядела ужасно.
        - Тебе в больницу надо! - сочувственно сказал Миша. - Может, отвезти тебя?
        Артём отрицательно покачал головой.
        Сейчас не до больницы!
        Но вслух ничего не сказал, пытался сообразить, что сейчас делать в первую очередь.
        Миша решился, положил ему на стол заветную папочку.
        - Вот посмотри всё же, - сказал он со значением. - Кое-что очень интересное…
        При этом покосился на Алину - не хотел говорить при ней.
        Артём на папочку даже не взглянул, сказал устало:
        - Там внизу ужас что творится, Миш! Всё это говно продолжается. Звони в область, где там они все? Скажи, нужна срочная помощь. Скажи, убиты начальник полиции и дежурный по отделению. Убийца сбежал.
        Миша застыл, он не мог поверить в услышанное.
        - Как убиты? - тупо переспросил он. - Кто сбежал?
        - Так, очень просто, убиты. Убийца - Рудольф Новиков.
        - Инвалид? - на всякий случай уточнил Миша.
        - Инвалид, - подтвердил Артём.
        - Как это… - опять начал было Миша, но вдруг его осенило.
        Информация, которую он надыбал, теперь становилась ещё более важной. - Ты был прав, Тёма! - заволновался он. - Открой папку!
        - Что тут?
        - Посмотри, я тебя прошу!
        Артём открыл папку, стал пролистывать документы. Миша, уже не обращая внимания на Алину, быстро пояснял:
        - Южинск на наш запрос ответил, что Кондаковы пять лет назад продали дом и уехали в неизвестном направлении. Вроде бы тупик. А дальше, как говорится, случай помог. Я искал адрес своего приятеля в Святопольске, хотел ему открытку послать с днём рождения. Женька Кондратьев, мы с ним вместе в армии служили. Ну и полез в адресную книгу. А там рядом с Кондратьевым увидел фамилию - Кондаков Юрий Фёдорович. Могло быть, конечно, и совпадение. Но я, раз уж наткнулся, решил проверить. Оказалось, что Роман Кондаков по отчеству Юрьевич, а инициалы отца - Ю. Ф. В общем, я стал искать. И вот в конце концов нашёл. Это распечатка с архивного сайта Святопольского загса. Видишь, Кондаков Юрий Фёдорович, проживающий на Партизанской, 24, скончался четыре года назад от инфаркта миокарда. Между прочим, купил он квартиру на Партизанской всего за год до этого. Это вот из Горимущества информация. А теперь смотри дальше. Через год после смерти Юрия Фёдоровича его вдова Варвара Максимовна Кондакова, в девичестве Окунь, выходит замуж за Филиппа Афанасьевича Заблудшего, проживающего у нас в Приозёрске. - Миша сделал паузу и
торжествующе закончил: - И переезжает сюда вместе с сыном Романом. Роман поступает в школу, в девятый класс, но уже под фамилией Заблудший. Всё ясно?
        - Заблуда? - удивлённо пробормотала Алина.
        Артём посмотрел на неё невидящим взглядом, он сосредоточенно думал.
        - Рома Заблудший? - медленно проговорил он. - Вот, значит, кто ты такой! Послушай, Миш, так теперь мы знаем, куда отправился Рудик Новиков!
        - Куда? - озадаченно спросил Сердюков.
        До него, как правило, всё доходило не сразу.
        Артём вдруг изменился в лице.
        - Чёрт! - заорал он.
        Здоровой рукой достал мобильник, быстро набрал номер, напряжённо прислушался к гудкам.
        Гудки прекратились, тут же включился ответчик.
        - Я, к сожалению, сейчас не могу вам ответить, - виновато зазвучал нежный голос Светы Коноваловой. - Но, если вы скажете, кто вы, я вам обязательно перезвоню, как только смогу.
        Артём раздражённо бросил телефон на стол. Потом спросил у Алины:
        - Ты знаешь, где Заблудший живёт?
        Она кивнула:
        - Конечно. На Старой улице. Зелёный двухэтажный дом с башенкой. Там один такой.
        Артём кивнул, хмуро посмотрел на свою распухшую руку. Лёд в полиэтиленовом мешке уже почти растаял, держать её дольше в этой холодной воде было довольно бессмысленно.
        Сушкин проследил за его взглядом, сообразил:
        - У нас в аптечке есть пластиковый бинт!
        - Давай! - обрадовался Артём.
        Когда заматывали кисть, ему стало совсем плохо, боль была дикая. Он почувствовал, что ещё немного - и потеряет сознание.
        Спросил, еле двигая одеревенелыми губами:
        - Выпить нету?
        - Конечно есть, - тут же ответил Миша. - У Сушкина в столе всегда есть.
        Так и оказалось. Фляжка Сушкина была почти пуста, но Артёму хватило и пары глотков. Водка обожгла нутро, ему сразу стало легче.
        - Звони, Миша! - распорядился он.
        - Куда? - уточнил тот.
        - Всюду звони, куда можешь. Ольшанского вызови! Поднимай всех на ноги, отправляй на Старую улицу! Да, проследи, чтоб трупы внизу не трогали и не следили там. Я поехал!
        Артём быстрым шагом направился к выходу.
        - Как же ты машину поведёшь? - спросил Миша.
        - Там Храпченко ждёт, он довезёт, - на ходу ответил Артём.
        - А я как же? - крикнула Алина.
        Артём остановился на секунду, оглянулся:
        - Её можешь отпустить.
        Артём ушёл.
        Миша посмотрел ему вслед, озабоченно взялся за телефон. Однако прежде чем звонить, не удержался, спросил у Алины:
        - Слушай, а как это инвалид их убил?
        - А ты сходи вниз, позырь! - насмешливо отозвалась она. - Сразу фишку просечёшь!
        Артём выбежал во двор, распахнул дверь «Жигулей». Машина была пуста.
        На пассажирском сиденье белел исписанный крупным корявым почерком листок:

«Начальнику отделения полиции г. Приозёрска,
        полковнику БалабинуБ.Д.
        от ХрапченкоС.И.
        Заявление.
        В связи с невозможностью дальнейшего прохождения службы прошу досрочно с сегодняшнего дня уволить меня из органов общественной безопасности…»
        Дальше Артём читать не стал. Громко выругался, обежал машину, сел за руль. Ключ самовольно оставивший службу Храпченко, слава богу, с собой не забрал, он торчал в замке.
        Артём завёл мотор, придерживая руль коленом, переключил левой рукой скорость. «Жигули» срёвом рванулись со двора.

42.Месилово
        Ромка пришёл в себя.
        Прежде чем новая волна безумной боли опять захлестнула его, он в ужасе увидел, как совсем рядом с ним, в кровавой луже, почему-то лежит одетая в рукав от его бирюзовой рубашки рука. Ещё через мгновение он сообразил, что это его собственная рука, и опять потерял сознание.
        Когда снова очухался, то услышал, что где-то далеко звонит телефон.
        Чуть приподнял голову, увидел смотрящего на него своего одноклассника Рудика Новикова. Правая рука Рудика заканчивалась чем-то жутким.
        Ромка всмотрелся и увидел, что это - окровавленная пила.
        Жужжащая пила!
        Тут же всё встало на место.
        - Прости, прости меня, Немец! - изо всех сил закричал он. - Немец! Рудик! Ради бога, прости меня!
        Ромке казалось, что он орёт на весь дом, на самом же деле он почти шептал.
        Рудик с любопытством смотрел на него, вроде как прислушивался к этому шёпоту.
        Потом грустно усмехнулся.
        Света прильнула к двери в ванной, стараясь уловить, что происходит в гостиной. Ещё недавно оттуда доносились какие-то крики, а теперь всё смолкло, только было слышно, как звонит телефон.
        Она подождала ещё чуток, затем выключила свет и осторожно открыла дверь.
        Телефон в гостиной перестал звонить.
        Стало совсем тихо, только слышно было, как на мерзкой, высокой ноте жужжит пила. Как будто незримая бормашина уныло сверлила чей-то зуб.
        - Фаза номер два! - всё с той же печальной усмешкой объявил Рудик. - Тощий остаётся без ног!
        - Нет! Нет! Не надо! - отчаянно завопил Ромка. - Не надо! Рудик! Пожалуйста! Умоляю! Нет!
        Он захлебнулся, заплакал, попытался неуклюже отползти в сторону, но не смог, уткнулся лицом в пол. Кровь толчками выбрасывалась из обрубка руки.
        Рудик приблизился.
        Ромка услышал, как громко и противно зажужжало где-то уже совсем рядом. Отвратительный звук заслонял всё, лез в уши, разрывал сознание.
        Это пила!!!
        Он снова попытался увернуться, но острые зубья вонзились в его левую ногу.
        - А-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!
        Пила въедалась всё глубже и глубже, обильно разбрызгивала вокруг кровь.
        Он задохнулся от адской боли и опять вырубился.
        В следующий раз, когда Ромка пришёл в себя, он увидел, что рядом с отрезанной рукой теперь валяется его левая, одетая в штанину джинсов и белую кроссовку нога.
        Светло-голубая штанина потемнела, промокла от крови, но больше всего его поразило, что на носке кроссовки застыло большое красное пятно.
        - Как тебе награда, Тощий? - услышал он донёсшийся откуда-то издалека голос Рудика. - Доволен?
        И почти в ту же секунду ожившая пила вошла в его правую ногу.
        Он всё же очнулся ещё разок.
        Ровно настолько, чтобы услышать последние слова Рудика, низко склонившегося над ним:
        - Фаза номер три, Тощий!
        После чего жужжащая боль врезалась в его горло, и Ромка Заблудший-Кондаков, по прозвищам Заблуда и Тощий, окончательно расстался с жизнью.
        В ту секунду, когда голова Ромки отвалилась в сторону, в гостиной раздался новый отчаянный вопль.
        Рудик недоумённо повернулся.
        Прямо за его спиной в тёмном коридоре, с перекошенным от ужаса ртом, стояла Света Коновалова, завороженно смотрела на него округлившимися глазами.
        - Света? - поразился Рудик.
        Он совершенно не ожидал увидеть её здесь.
        Света перевела безумный взгляд на работающую пилу, с которой ещё капала кровь, резко отступила назад, ударилась спиной об стенку.
        Рудик опомнился, подошёл к ней очень близко.
        - Не бойся, - тихо проскрипел он. - Он получил то, что заслужил… Зачем ты пришла? Он - говно, тебе с ним нечего делать…
        Света молчала, глядела на него со страхом, не слышала, не понимала ни слова из того, что он говорил.
        Рудик печально усмехнулся в своей обычной манере.
        - По крайней мере, теперь уж точно нечего, - добавил он.
        Открыл рот, хотел сказать ещё что-то, но неожиданно осёкся. По лицу его потекла кровь, и он повалился на пол с застывшим, слегка удивлённым выражением лица.
        Света увидела, как его ручной протез с громким стуком ударился о паркет, пила перестала жужжать, остановилась, со щелчком исчезла в прорези обтянутого чёрной кожей кулака.
        Она подняла голову, повернулась.
        Напротив стоял Павло Горошевич, сжимал в руке железную кочергу от камина.
        - Отойди-ка отсюда! - хрипло сказал он.
        Света не двигалась, по-прежнему была в шоке, всё с тем же ужасом теперь смотрела на Павло.
        Тот схватил её за руку, одним движением отодвинул в сторону. Потом примерился, снова размахнулся кочергой:
        - Подохни, ублюдок! - злобно проскрежетал он.
        Однако же нанести этот финальный удар не сумел. Раздался оглушительный грохот, и что-то сильно толкнуло Павло прямо на стенку. В голове у него образовалась большая дыра, из которой на светлые обои выплеснулась кроваво-серая мякоть.
        Света дико завизжала, забилась.
        - Ну что, Павло, нравится месилово? - раздался голос с сильным армянским акцентом.
        Павло затрясся в агонии, неуверенно шагнул в сторону и повалился вперёд, зацепив свисавшую со стола скатерть. Оттуда на него, уже мёртвого, упала корзинка с фруктами. Жёлтые шары грейпфрутов покатились, рассыпались по всему полу.
        - Это тебе за брата, сука подлая! - презрительно сказал Геворк Асланян.
        Он стоял в дверях кухни (вошёл с заднего хода), держал в руках ещё дымящееся помповое ружьё.
        Света перестала кричать, судорожно дышала, как собака во время жары. Настороженно следила за происходящим.
        Геворк передёрнул затвор на ружье, подошёл поближе, ткнул неподвижного Павло ногой. Потом набрал слюны и смачно плюнул на него:
        - Чтоб тебе на том свете места не найти, говнюк! - После чего шагнул вперёд, нагнулся к начавшему шевелиться Рудику: - Ты как, Рудик?
        Света ахнула, очнулась. Заорала истошно:
        - Геворк! Уйди! Не подходи к нему! Осторожно! Он - убийца!
        - Кто? - не понял Геворк. Недоумённо повернулся к ней: - Ты что кричишь?
        Она не успела ответить.
        - Всем стоять! - прозвучала команда, отданная звучным мужским голосом.
        В проёме открытой входной двери возник Артём, он здоровой рукой сжимал пистолет.
        - Брось оружие! - скомандовал он Геворку.
        Тот вместо этого быстро поднял ружьё, направил на него:
        - Эта сука подлая Арама убил, Тамару убил!
        - Брось оружие, говорю! - твёрдо повторил Артём.
        Геворк не шелохнулся, только ещё крепче сжал ружьё:
        - Посмотри, что он с Ромкой сделал! Он маньяк! Больной!..
        Света не выдержала, закричала:
        - Это не Павло! Это Рудик!
        - Света, уйди! - тут же откликнулся Артём. - Геворк, брось оружие! Не делай хуже… Мы спокойно во всём разберёмся… Послушай…
        - Ты первый убери! - с вызовом прервал его Геворк. - Тогда и поговорим.
        Пока шла перепалка, Рудик окончательно ожил. Вытер кровь с лица, протянул руку, повернул механизм на запястье протеза. С еле слышным звуком выскочила наружу пила.
        Ни Геворк, стоявший спиной к нему, ни Артём, находившийся на другом конце комнаты, не заметили этого. Но до Светы звук щелчка долетел. Она опустила глаза, увидела пилу, которая с тихим жужжанием опять начала работать.
        - Геворк, осторожно! - отчаянно завопила она. - У него пила!..
        Геворк не понял этого предупреждения. Слово «пила» он вообще не разобрал, так как одновременно со Светой начал кричать сам:
        - Пусть он уберёт свою пушку! Скажи ему!
        - Брось оружие! - почти синхронно с ним заорал и Артём. - В последний раз предупреждаю! Света, уйди, я сказал! Считаю до трёх. Раз!
        - Он - убийца, ты что, не догнал? - возмутился Геворк. - Павло - убийца!
        - Пила-а! - зажмурив глаза, отчаянно выкрикнула Света.
        Но опять её никто не услышал, потому что именно в эту секунду вконец разозлившийся Артём закричал во всю глотку:
        - Я сказал, брось ружьё, Асланян! Что на тебя нашло?
        - Ты брось! - упрямо ответил Геворк.
        Он сам не понимал, что творит. Знал только, что ни за что не уступит этому высокому русскому.
        Ни за что!
        Света зажмурила глаза - поняла, что сейчас произойдёт непоправимое.
        Артём вдруг опомнился, успокоился, опустил пистолет:
        - Хорошо!
        И в это же мгновение стальные зубья глубоко въелись в голень Геворку. Он дико взвыл от ужасной боли, не осознавая, что делает, нажал на курок и рухнул вниз.
        Артёма ударило в грудь, отшвырнуло назад, на открытую дверь. Пистолет выпал из его руки, отлетел в сторону.
        Перед глазами всё закачалось, поплыло. Артём стал медленно сползать вниз, на белой двери остался красный смазанный след.
        Геворк, истошно крича, крутился на полу. Пытался руками зажать обрубок голени, из которого хлестала кровь.
        Рудик медленно поднялся, крепко встал на искусственные ноги. Здоровой рукой поправил очки, сбившуюся набок кепку. Спокойно, не выключая пилу, оглядел комнату.
        Вот это да, неслабо! Конкретное месилово!
        У его ног выл, стонал, плакал лишённый стопы Геворк.
        Безголовое тело Тощего лежало в тёмной луже. Голова, рука и ноги валялись рядом.
        Мёртвый Павло уткнулся лицом в пол возле стены, по которой ещё стекали его мозги.
        Окровавленный Артём сидел на полу, приткнувшись к двери, тяжело, со свистом дышал.
        Посреди всей этой впечатляющей картины на кофейном столике красовалась коллективная фотография одиннадцатого «А» класса в узорчатой металлической рамке.
        Рудик заинтересовался фотографией, сделал даже шаг по направлению к ней, чтобы рассмотреть получше, и тут опять что-то тяжёлое обрушилось ему на голову. Очки с затемнёнными стёклами слетели с его лица, упали на пол.
        Дрожащая Света изо всей силы сжимала в руках поднятую с пола железную кочергу. Была уверена, что нанесла ему окончательный, смертельный удар.
        Вложила в этот удар всю свою боль, всю обиду за то, что он её так обманул, за то, что она поверила ему, жалела, считала беспомощным, хотела стать близким другом на долгие годы. А он оказался жутким маньяком-убийцей!
        Подлый обманщик!
        Но Света ошиблась.
        Из-за того, что Рудик двигался, удар пришёлся по касательной, почти не задел его. Он пошатнулся, но удержался на ногах.
        Неспешно развернулся, шагнул к ней. Под ногой хрустнули раздавленные очки.
        Света ахнула, судорожно отшатнулась. Не отрываясь, смотрела на него. Она впервые видела его без очков. Жёсткий, чужой, холодный взгляд.
        Беспощадный взгляд!
        Сквозь застилавший глаза красноватый туман Артём разглядел, как Рудик надвигается на Свету, как медленно поднимает вооружённый двигающейся пилой протез.
        - Не надо! - прошептал он.
        Рудик даже не оглянулся.
        Артём сжал зубы, с усилием попытался сфокусировать зрение. Это удалось: туман слегка рассеялся. Он посмотрел на свой пистолет, валявшийся неподалёку, здоровой рукой попробовал дотянуться до него. Тут же понял, что попытка безнадёжна, расстояние всё же слишком велико, сил на его преодоление у него не хватало.
        В отчаянии поднял голову.
        Вдруг его осенило. На другой стороне комнаты стоял высокий торшер - единственный источник света в гостиной. Торшер венчала смотрящая в потолок тарелка с галлогеновой лампочкой.
        Попытка не пытка!
        Другого выхода всё равно не было. Артём протянул руку, поднял с пола подкатившийся к двери грейпфрут. Примерился, собрал воедино всю свою волю.
        Как будто это баскетбольное кольцо!
        Только бы не промахнуться!
        Артём бросил…
        Он попал.
        Грейпфрут перелетел через комнату и приземлился прямо в тарелку. Лампа разбилась, погасла, всё погрузилось в полнейшую тьму.

43.Развязка

«Нива-Тайга» Сани Колоскова была припаркована на другой стороне Старой улицы, напротив дома Заблудших. Саня сидел на водительском месте, кусал ногти, не отрывал беспокойного взгляда от входа, освещённого тусклым, болтавшимся над улицей фонарём.
        Машину Павло Горошевича они увидели сразу, поняли, что он уже в доме, и тут же составили план. Геворк с ружьём зайдёт в дом с заднего входа, Саня - с главного. Если Павло начнёт убегать, Саня его перехватит.
        Но весь план полетел к чёрту. Как и договорились, Саня подождал чуток, дал время Геворку обойти дом, но в ту минуту, когда сам он начал вылезать из «Нивы», подлетела ментовская машина, оттуда выскочил этот следователь Артём и бросился в дом. Саня, разумеется, остался на месте. Влезать в историю с ментами совершенно не входило в его планы.
        Сейчас он сильно нервничал. Слышал крики, выстрелы, не понимал, что происходит. Но пойти туда всё же не решался. Раз Горошевич не выскочил, значит, скорей всего, Геворк его уделал. И Артём, вероятней всего, сейчас с ним разбирается.
        Так зачем в это лезть?
        Ладно бы ещё был один Артём, он вроде не полный мудак, что-то соображает. Но понятно ведь, что менты по одному не ездят. Так что вот-вот появятся и другие. Всем известно, как он, Саня Колосков, хотел отомстить Павло за Тамару, так что его тут же дружно запишут в сообщники, и он загремит вместе с Геворком, вопросов нет.
        Нет, лучше держаться подальше.
        Он решил выждать, посмотреть, что будет происходить.
        Неожиданно в доме погас свет.
        Это Сане уже совсем не понравилось.
        Кто мог вырубить свет?
        Зачем?
        Он не выдержал, вышел из машины.
        Однако же никуда не пошёл, остался стоять, внимательно прислушивался к доносившимся из дома звукам.
        Света, пользуясь внезапной темнотой, затаила дыхание и, стараясь ступать как можно бесшумней, попятилась в коридор. Страшный жужжащий звук вдруг исчез.
        Она остановилась, прислушалась.
        По-прежнему крепко сжимала в руках кочергу.
        Артём опустился на левый бок, еле сдержался, чтобы не закричать от пронзившей всё тело острой боли.
        Он переждал секунду, чтобы боль чуть-чуть утихла, и, опираясь на локоть, стал медленно подтягиваться туда, где, как он помнил, лежал пистолет.
        Ладонью ощупывал пол, надеясь наткнуться на него.
        Геворк понял, что ещё немного - и он потеряет сознание.
        Напряг все силы и пополз к открытой двери в конце кухни, той самой, через которую он вошёл в дом.
        - Саня, помоги! - срывающимся голосом крикнул он.
        Света вздрогнула от этого крика, и почти сразу опять раздался знакомый, внушающий ужас жужжащий звук. Но на этот раз он был гораздо ближе.
        Пила где-то рядом!
        Света в отчаянии плотно заткнула себе рот одной рукой, чтобы судорожное дыхание ненароком не выдало её.
        Артём после минутного затишья тоже снова услышал звук работающей пилы. В это же время он нащупал пистолет.
        Быстро схватил его и, всё так же опираясь на локоть, выстрелил туда, откуда доносилось жужжание.
        Раздалось металлическое кляцанье, и мерзкий звук прекратился.
        Рудик стоял крайне близко от Светы, не видел, но угадывал её, знал, что она совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки.
        Пуля, попавшая в протез, вывела из строя механизм. Он лишился своего основного оружия.
        Это очень некстати, очень плохо.
        Это - беда!
        Рудик лихорадочно размышлял. Злость его неожиданно пропала, уступила место тревоге. В конце концов, главное было сделано, с Тощим он разобрался. Сейчас уже не до Светы, следовало в первую очередь срочно позаботиться о себе.
        Исчезнуть, схорониться!
        Самое важное теперь восстановить протез, вернуть его в рабочее состояние, для чего надо будет найти ещё одного дядю Костю. Задача в принципе выполнимая. Статья в газете, которую он недавно читал, называлась: «НЕ ПЕРЕВЕЛИСЬ ЕЩЁ УМЕЛЬЦЫ НА РУССКОЙ ЗЕМЛЕ!»
        И вправду не перевелись. И он такого умельца найдёт. Тем более что и сам кое-что кумекает, помнит уроки дяди Кости.
        А затем он рассчитается с этим Сушкиным, который застрелил маму. Неважно, сколько для этого пройдёт времени, ждать он хорошо умеет.
        Никто не останется безнаказанным.
        Ну, а потом уже решит, что делать со Светой. Будет время об этом подумать. Она сама предложила ему дружбу, а теперь предала его. А предательства он не прощает. Так его научила мама - предателей прощать нельзя.
        Никуда она не денется!
        Рудик повернулся и стал на ощупь пробираться к заднему выходу.
        Саня Колосков услышал выстрел, а вслед за ним истошный крик Геворка:
        - Саня-а-а-а!
        Ему вдруг стало по-настоящему страшно. Впервые в жизни.
        Он поспешно залез назад в машину и захлопнул дверь.
        Артём продолжал стрелять наугад.
        Каждый раз после очередного выстрела замирал и прислушивался к тяжёлым удалявшимся шагам Рудика.
        Однако ему не везло, больше он ни разу не попал.
        Рудик благополучно добрался до кухни, увидел открытую на улицу дверь и тёмный силуэт ползущего к ней Геворка.
        Шагнул вперёд, с размаху ударил его стальной ножищей по голове. Тот вскрикнул, откатился в сторону.
        Рудик ринулся в освободившийся проход.
        Ещё одна пуля просвистела, не задев, прямо мимо его уха.
        Саня через окно увидел появившегося из-за дома Рудика. Тот странной птичьей походкой спешил к калитке.
        Саня в изумлении вытаращился на него.
        Ему отчего-то стало окончательно не по себе.
        Надо валить отсюда!
        Он завёл машину, зажёг фары и стал разворачиваться.
        Рудик увидел машину, но Саню в ней не разглядел.
        Он вышел из калитки, зашагал по улице по направлению к дереву, растущему в нескольких метрах от дома. Там, под деревом, он оставил своё сложенное кресло.
        Саня развернул машину и уже собирался уезжать, как заметил в свете фар окровавленную пилу, торчащую из правой руки Рудика.
        - Т-твою мать! - прошептал он.
        Страх его вдруг совершенно пропал. Наоборот, откуда ни возьмись, появилась какая-то безудержная удаль - то чувство, которое он всегда испытывал перед дракой.
        Не осознавая, что делает, Саня резко повернул руль и направил машину на Рудика.
        Рудик увидел это, заторопился, попытался ускорить шаг, но бежать на своих искусственных ногах не мог.
        Саня с горящими глазами оскалился и нажал на педаль газа. «Нива-Тайга» прыгнула вперёд.
        Рудик понял, что ему не убежать, и, сжав зубы, повернулся, чтобы встретить машину лицом к лицу.
        Почти в ту же секунду она с разгону впечатала его в ствол дерева.
        Саня ударился лбом о переднее стекло, оно разбилось, частично осыпалось. Окровавленная голова его высунулась в образовавшуюся дыру. Глаза при этом смотрели куда-то вдаль.
        Но на самом деле Саня уже ничего не видел - был без сознания.
        Капот «Нивы» смялся не слишком сильно. Потёк радиатор, из него повалил дым. Но главным образом пострадал выдающийся вперёд бампер (Санина гордость, специально приделывал!). Изрядно погнутый теперь бампер врезался в Рудика чуть выше колен, вдавил в дерево его стальные ноги.
        Искусственная рука инвалида в результате сильного удара отлетела от плеча, валялась рядом в траве. Удивительным образом пила при этом опять заработала. Она обиженно жужжала, словно какое-то ужасное металлическое насекомое.
        Сам Рудик уронил голову и туловище на капот и не двигался.
        Так прошло несколько минут.
        Дым, шедший из радиатора, в конце концов привёл калеку в сознание.
        Он поднял разбитое в кровь лицо, беспомощно захлопал ресницами, пытался сообразить, что теперь делать.
        В памяти вдруг мелькнула жуткая, постоянно возвращающаяся к нему на протяжении всей сознательной жизни картинка: намертво прижатый колонной Немец.
        Рудик испугался, рванулся, но ноги были стиснуты как в тисках.
        Неужели опять?
        Саня постепенно начал приходить в себя. Потряс головой, освобождаясь из дыры. С шумом, показавшимся ему невыносимым, посыпались вокруг осколки стекла.
        Из нефокуса возникло окровавленное лицо Рудика, уставившееся прямо на него.
        Саню поразило, что глаза инвалида оказались наполнены слезами и болью. Он выглядел совсем крантовым, отчаявшимся.
        На самом деле это было ложное впечатление. После секундной слабости Рудик уже понял, что делать, полностью контролировал себя.
        По-прежнему глядя в глаза Сане, он потянулся единственной рукой к левому протезу. Ему повезло - джинсы, к счастью, порвались при ударе. Он расширил дыру, разорвал штанину окончательно. На бедре оказалось прикреплено некое подобие плоского футляра. Он открыл его, вынул находившийся внутри стальной обоюдоострый нож.
        Положил оружие перед собой на капот и начал отсоединять, отщёлкивать ножные протезы - сначала один, потом другой.
        На Саню опять стала наваливаться тьма. Он боролся, пытался оставаться в сознании.
        Смутно увидел, как Рудик в метре от него с силой воткнул нож в капот.
        Саня услышал звук пробитого металла, успел пожалеть испорченный капот и отключился.
        Рудик полностью освободил обрубки ног от протезов.
        Напряг силы и, крепко уцепившись рукой за рукоятку воткнутого ножа, стал подтягивать тело кверху.
        Саня снова очнулся, попытался двигаться, но был всё ещё слишком слаб, погружён в тёмное переливающееся марево.
        К тому же дышал с огромным трудом и болью - сильно ударился грудью о руль.
        Рудик вытянул тело на капот, передохнул немного, полежав плашмя. Потом приподнялся на локте, не без труда вытащил из капота загнанный туда по самую рукоятку нож. Вытянул вперёд руку и снова с размаху воткнул его сантиметров на двадцать дальше, чем в первый раз.
        Стал опять не спеша подтягиваться вперёд.
        Саня по-прежнему сидел неподвижно.
        В тупом ужасе смотрел, как лицо инвалида становится всё более отчётливым, приближается к нему.
        Рудик протащил тело вперёд, снова вырвал из капота нож и повторил ту же процедуру.
        От разбитого стекла его отделяло теперь совсем немного.
        Саня окончательно вынырнул из своего марева, наконец всё ясно увидел, но было уже поздно.
        Рудик сделал последний рывок, вытащил нож, остриём разбил, обрушил в салон ещё державшиеся остатки стекла.
        Теперь он оказался лицом к лицу с Саней. Горько усмехнулся, медленно поднёс нож к его горлу, пристально заглянул в глаза.
        Саня поразился, как изменился взгляд калеки. Слёзы исчезли, он смотрел жёстко и холодно.
        Саня внутренне содрогнулся, прикрыл веки. Не хотел больше ничего видеть, ждал последнего движения острого ножа, прикосновение которого леденило ему шею.
        Всё, конец!
        В эту секунду совсем рядом раздался звук, который заставил брови Рудика поползти вверх.
        Это жужжит пила!
        Прямо над ухом!
        Он быстро повернулся и с удивлением успел увидеть у себя над головой свою собственную руку-протез с работающей пилой. Рудик попытался откатиться в сторону, но не успел.
        Света, державшая эту руку, с диким, каким-то рыдающим криком обрушила её на него. Зубья вонзились в плоть, начали разрезать грудь.
        Рудик чудовищно завопил, рванулся. Извиваясь, заливая кровью капот, всё же ухитрился вывернуться из-под раздирающей тело пилы. Зубья ударились о железо, отвратительно заскрежетали.
        Света вскрикнула, закусила губу, с усилием снова занесла над ним тяжёлый протез.
        Рудик перевернулся на спину, поглядел на неё в упор широко открытыми умоляющими глазами.
        Она замешкалась, в отчаянии застыла: без очков он вдруг опять показался ей совершенно беззащитным.
        - А ну брось это сейчас же! - раздался громкий повелительный голос у неё за спиной. - Брось, я говорю! Сейчас же!
        Света обернулась.
        С полдюжины человек, часть из них в полицейской форме, стояли вокруг. Прямо на неё смотрели дула двух автоматов и по меньшей мере трёх пистолетов.
        Дыхание спёрло. Она вдруг издала громкий, захлёбывающийся звук, и сразу вслед за этим слёзы безостановочно заструились по бледному, измученному лицу.
        Потом Света отбросила в сторону проклятую руку.
        Протез упал на тёмный асфальт. Звук жужжания изменился, стал гораздо ниже, механизм недовольно гудел. Острые окровавленные зубцы вращались теперь намного медленней, почти ползли.
        Потом пила вовсе остановилась и с еле слышным щелчком исчезла внутри чёрного кулака.

44.Протез
        Машины всё прибывали - «скорые помощи», полицейские газики и всякие чёрные начальственные автомобили - «Волги», джипы, «мерседесы».
        Полиция оцепила дом, люди в штатском и в форме то и дело заходили внутрь, потом с озабоченными лицами выскакивали наружу, негромко переговариваясь, сновали вокруг.
        За оцеплением толпился народ, уважительно перешёптывался, с любопытством следил за происходящим.
        Света, с головой завернувшись в шерстяное верблюжье одеяло, сидела на заднем сиденье бежевой «Лады», через окно наблюдала, как оба её родителя, хмурясь, беседуют с каким-то лысоватым человеком в штатском.
        Двое санитаров вынесли из дома носилки с лежащим на них Геворком. Третий бежал рядом, поддерживал капельницу. Следом выскочил Миша Сушкин, в пластиковом пакете нёс его отрезанную стопу.
        Общими усилиями Геворка погрузили в «скорую».
        Миша судорожно вдохнул свежий ночной воздух и опять поспешил в дом, помочь нести Артёма.
        Убитых в «скорые» велено было пока не грузить. Обезглавленный труп Заблудшего без руки и ног вынесли и сложили отдельно, на разложенную во дворе полиэтиленовую простыню.
        Туда же теперь укладывали Горошевича.
        Родители вернулись, сели в машину.
        - Как ты, доченька? - спросила мама.
        Света пожала плечами, ничего не ответила.
        Отец с мрачным, напряжённым лицом, ни слова не говоря, завёл мотор, и «Лада» тронулась с места.
        Они двигались медленно, осторожно проезжали сквозь толпящихся прямо на дороге людей, мимо стоящих вдоль тротуара машин.
        Света вдруг вся сжалась внутри своего тёплого кокона - увидела, как всовывают в «скорую» носилки с лежащим на них Рудиком. Она даже не сразу поняла, что это он, её одноклассник и недавний друг. И голова, и грудь - всё забинтовано, на белых бинтах выступили кровавые пятна. Он, похоже, был без сознания, совсем не двигался. Там же, на носилках, лежали его ножные протезы.
        Затем они проехали мимо врезавшейся в дерево Саниной «Нивы». Фотограф крутился около ножа Рудика, валявшегося на капоте, снимал его зачем-то со всех сторон.
        Вспышка фотоаппарата то и дело озаряла лишённый лобового стекла салон машины, из которого аккуратно вытаскивали Саню.
        Света повернула голову назад, начала смотреть в заднее окно. Сидела так, пока можно было видеть хоть что-то.
        Однако чуть не пропустила Артёма, которого везли ещё к одной, стоявшей чуть подальше машине «Скорой помощи».
        Лицо его наполовину закрывала прозрачная кислородная маска, он тяжело дышал из-за пробитого лёгкого. Забинтовали Артёма на славу, он рукой не мог шевельнуть, чувствовал себя каким-то спелёнутым младенцем.
        Рядом с каталкой шёл Миша Сушкин, заботливо поправлял одеяло.
        Артём первый заметил её, сразу напрягся, не отрывал от неё тревожного взгляда.
        Света сделала отчаянное усилие, выдавила из себя подобие улыбки.
        Лицо Артёма тут же смягчилось, он прикрыл глаза. Показал ей тем самым, что всё с ним будет хорошо.
        Света улыбнулась пошире - ей вдруг полегчало.
        А может быть, он хотел сказать - с нами?

«Лада» сприльнувшей к заднему окошку Светой прибавила газа и скрылась из виду.
        Артём, чуть повернув голову, смотрел ей вслед.
        В поле его зрения попала проезжавшая мимо «скорая». Проехав немного вперёд, она неожиданно остановилась, задние двери распахнулись.
        - Чего тебе? - закричал кому-то один из двух сидящих в машине людей в белых халатах.
        Из-под шапочки его выбивались, падали на плечи рыжие лохмы.
        Артём взглянул на лежащего внутри сильно перевязанного человека. Голова больного была хорошо видна - приподнята на специальной подставке. В отличие от Светы он мгновенно узнал Рудика. Глаза инвалида были закрыты, но Артёму показалось, что сквозь прикрытые веки Рудик смотрит на него с какой-то зловещей усмешкой. Заметил он и ножные протезы, сложенные рядом с носилками.
        К «скорой» подбежал совсем молоденький полиционер, которого Артём не сразу узнал со спины, Вова Ольшанский. В руках нёс чёрную искусственную руку.
        - Вот, - слегка задыхаясь от бега, сказал он. - Чуть не забыли! - И протянул руку рыжеволосому санитару.
        Артём забеспокоился, заёрзал.
        Идиот! Что он делает!
        Рыжий взял протез, тепло произнёс:
        - Хорошо, спасибо. А то он, бедолага, и без ног и без руки.
        Артём попытался приподнять голову, открыл рот, пытаясь что-то сказать.
        Шедший рядом Миша Сушкин нагнулся к нему:
        - Тихо, тихо, не суетись. Всё уже позади, порядок. Тебе сейчас главное не разговаривать! - И поплотнее прижал кислородную маску к его лицу.
        Артём увидел, как Ольшанский захлопнул дверь «скорой» иона уехала.
        Он расслабился, задышал ровнее. Впервые за эти сумасшедшие дни ему вдруг всё стало безразлично.
        Что бы там ни случилось дальше в той машине, он всё равно уже сейчас не в силах этому помешать.
        Поздно!
        А кроме того, что уж там такого может случиться? Чего он в самом деле себе нафантазировал! Беспомощный, истекающий кровью инвалид, обрубок, по сути, пародия на человека.
        Такой ли уж беспомощный?..
        Артёма переложили на носилки, погрузили в «скорую».
        Миша Сушкин забрался внутрь, сел рядом: решил сопровождать его до самой операционной. Артём Раскатов в его глазах был теперь настоящим героем, раньше он таких видел только в телевизионных сериалах.
        - Поехали! - скомандовал Миша.
        И «скорая» тронулась.
        В трёх километрах от неё мчалась по пустым ночным улицам другая «скорая», внутри которой с закрытыми глазами неподвижно лежал Рудольф Новиков, по прозвищу Немец.
        Его искусственную руку-протез со сжатым, затянутым в чёрное кулаком медбрат Женя Цыркун сначала заботливо разместил прямо рядом с ним, у его правого плеча. Потом, подумав, решил попробовать закрепить протез. К его удивлению, получилось очень легко, рука без всякой натуги вошла в пазы предплечья, что-то щёлкнуло, встало на место.
        Женя улыбнулся. По крайней мере, теперь протез никуда не денется. Хорошая вещь! Видно, дорогой! Незаменим для бедного инвалида.
        Слава богу, что рана на груди неопасна. Чуть глубже был бы разрез, и уже бы всё, не спасли. А так поживёт ещё бедный калека.
        Машину чуть тряхнуло на каком-то бугре, сидящие в машине медики даже слегка подпрыгнули от этого толчка.
        Рудик открыл глаза.

45.Воспоминания
        Алина достала свой любимый диск - «Классика в роковой обработке», всунула его в проигрыватель, нажала на кнопку. Зазвучала музыка - «Полёт шмеля» Римского-Корсакова.
        Глаза Алины довольно блеснули. Она прошла на кухню, положила на кухонный стол зеркало. Затем вынула из кармана ключи с брелоком в виде кроличьей лапки, быстро высыпала содержимое полого брелока на зеркальную поверхность, сделала две дорожки из белого порошка и поочерёдно втянула их в каждую ноздрю.
        Потом откинулась на спинку стула и блаженно прикрыла глаза. Ноздри её слегка трепетали, в голове одно за другим, тесня друг друга, всплывали воспоминания.
        Вот она, зверски голодная, заходит в «Котлетную», хочет купить бутерброд.
        Но ни в зале, ни за стойкой никого нет.
        - Эй, кто-нибудь здесь есть? - кричит Алина.
        Ей никто не отвечает.
        Она видит открытую дверь в заднюю половину дома, идёт туда. Но, сделав два шага по коридору, останавливается.
        Слева приоткрыта дверь, и там горит свет. Она заглядывает в щёлку и замирает, оторопев от неожиданности.
        Это небольшая комната, выполняющая функции подсобки. Почти всю её занимает большой стол. У стола на невиданных металлических протезах СТОИТеё одноклассник, инвалид Рудик Новиков. Из его искусственной руки торчит жужжащая пила, пользуясь которой он ловко распиливает большую телячью ногу.
        Алина начинает тихонько отступать назад…
        Это воспоминание тут же сменяет другое. На сей раз она в гараже у Сани Колоскова.
        Саня кричит:
        - Т-т-тамару не т-т-трогай! Она ни п-п-при чём! Я с н-ней с-с-сам разб-берусь! И с Дик-карём т-т-тоже!
        - Остынь, нужна мне больно твоя дура! - отвечает Алина. - А с этим козлом это уж мои дела, понял?
        И тут же оказывается на берегу Красавицы.
        За озером садится солнце, золотит тёмную воду.
        Вокруг никого, она одна.
        Алина в бешенстве кусает губы. Её колотит.
        Она делает какое-то непонятное движение руками, потом резко нагибается, зачерпывает озёрной воды, ополаскивает горящее лицо.
        Сидя на корточках, отбрасывает назад, приглаживает водой свои торчащие жёстким ёжиком волосы.
        Постепенно она успокаивается…
        И сразу же наступает поздний вечер.
        Густой туман окутал кинотеатр «Берёзка», из-за угла которого выходит Алина.
        Она держит в руках электрическую пилу, ту самую, которой подрезает кусты. Пила работает с мерным громким жужжанием. Звук чуть ниже и громче, чем у пилы Рудика, а вращающееся полотно - шина - несколько больше и шире.
        Из тумана проступает силуэт мужчины. Это молодой человек, юноша - Олег Дикий. Он с удивлением смотрит на неё.
        - Что ты здесь де… - начинает говорить Олег, но не заканчивает фразу.
        РАЗ! - Алина взмахивает пилой и в одну секунду отрезает Олегу руку.
        Он исступлённо орёт…
        А вечер уже сменился ярким солнечным днём.
        Алина стоит перед домом Тани Родиной на Лесной, на спине рюкзачок. Она оглядывается по сторонам и, убедившись, что вокруг никого нет, звонит в дверь.
        - Это вы, Артём? - звучит из-за двери голос Тани.
        Алина молчит.
        - Артём? - переспрашивает Таня.
        Алина по-прежнему молчит, ждёт, потом бесшумно отступает за угол.
        Таня открывает дверь, выглядывает, никого не обнаружив, собирается уже захлопнуть её, но в последнюю секунду всё же ещё раз высовывается наружу.
        В этот момент Алина, улыбаясь, выходит из-за угла.
        Таня в страхе смотрит на неё, хочет что-то сказать, но не может, слова застревают у неё в горле. Она невольно пятится назад, потом пытается закрыть дверь, но поздно - Алина крепко держится за ручку, тянет дверь на себя и заходит в дом.
        В доме она на секунду задерживается у висящего в прихожей зеркала, смотрит на себя. Глаза у неё горят, зрачки сильно расширены, ноздри чуть трепещут.
        Алина замечает на них следы белого порошка, вытирает нос.
        - Пожалуйста, не трогай меня! - умоляет Таня. - Я понимаю, почему ты это сделала, я всё понимаю… Я на твоей стороне, ты же знаешь… Мы же подруги, правда?..
        Алина не отвечает, молча снимает с плеч рюкзачок, открывает его, вытаскивает свёрнутую верёвку.
        Таня начинает рыдать.
        - Я никому не скажу! - захлёбываясь, говорит она. - Без прогона, клянусь! Я ничего не видела…
        - Я знаю, - улыбается ей Алина, - не парься. Конечно, ты никому не скажешь.
        И ловким движением набрасывает ей верёвку на шею, начинает затягивать.
        Таня задыхается, судорожно пытается ухватить верёвку, глаза её лезут из орбит.
        А Алина уже в кинотеатре.
        Он почти пуст. На экране привязанного к верстаку Стивена Сигала вот-вот должна разрезать электрическая пила.
        Алина тоже включает свою пилу, быстро пробирается к центру последнего ряда, где сидит Тамара Станкевич.
        Тамара удивлённо поворачивается к ней.
        - Это ты? - спрашивает она. - Ты разве сегодня работаешь?
        - Работаю, - с усмешкой подтверждает Алина и поднимает над ней пилу.
        Теперь Тамара смотрит на неё со страхом.
        - Ты что… - начинает она, но не договаривает, захлёбывается.
        Острые тонкие зубья врезаются ей в шею, аккуратно отделяют голову от туловища.
        Алина не ждёт, что случится в кинотеатре дальше, воспоминания несут её вперёд, теперь она в школьном буфете.
        Буфет пуст, она сидит одна. На столе перед ней две небольшие кокаиновые дорожки. Алина умело, одну за другой, втягивает их в нос.
        - Трушина? - раздаётся за её спиной голос директора.
        Алина испуганно поворачивает голову.
        - Вытри нос! - презрительно произносит Погребной.
        Она подчиняется, пристыженно опускает глаза.
        - Я тебя предупреждал, - гневно говорит он. - Если я тебя ещё раз на этом поймаю, то не просто из школы выгоню, а ещё и в полицию сдам, пусть они разбираются, где ты порошок достаёшь.
        Алина молчит, опускает голову всё ниже.
        Так проходит несколько секунд.
        - Ладно, - вздыхает наконец директор. И негромко произносит: - Я хочу тебе помочь, Алина. Я знаю, ты на самом деле неплохая девчонка, просто у тебя есть некоторые проблемы. Но, может быть, мы вместе сумеем их преодолеть… - Голос его странно мягчает, он говорит тихо и ласково. - Зайди ко мне домой вечерком, и мы спокойно поговорим обо всём. Ты и я, один на один. Никому об этом знать не нужно, хорошо?
        Она кивает, по-прежнему не поднимая глаз.
        - Посмотрим, что можно будет сделать, - заключает он. - Часиков в восемь буду тебя ждать, договорились?
        Она вскидывает на него блестящие глаза с огромными, расширенными зрачками.
        И немедленно оказывается внутри дома. Но это не дом Погребного, это чья-то женская спальня.
        Алина, подсвечивая себе фонариком, что-то лихорадочно ищет. Один за другим выдвигает ящики из шкафа, роется в белье, швыряет всё на пол. Потом, обессилев, забивается в угол, сползает, обхватывает руками голову. Её трясёт, у неё ломка.
        Открывается дверь, в спальню быстро входит женщина, зажигает свет. На женщине нарядное платье, она накрашена, причёсана. Это Седа Магометовна Костоева.
        Она видит Алину, глядящую на неё из угла, оттуда, где стоит гладильная доска.
        - Ты что здесь делаешь? - жёстко спрашивает Седа.
        - Дай мне порошочка, - срывающимся голосом умоляет Алина. - Немножко, пожалуйста! Мне нужен укольчик! Я тебя прошу!
        Но Седа не двигается с места.
        - Как ты сюда попала? - спрашивает она.
        Алина не слышит вопроса.
        - Я тебе отдам деньги, - тупо твердит она. - Ты же знаешь, я всегда отдаю…
        - Всё, Алина, лафа кончилась, - прерывает её Седа. - Найди кого-нибудь другого! Я тебе больше не помощница в этих делах. А сейчас давай убирайся отсюда! Ко мне с минуты на минуту гости придут! Ну? Что ты расселась? Давай двигайся!
        Алина смотрит на неё обезумевшими глазами.
        - Ах ты, сука! - кричит она и, как дикая кошка, с визгом кидается на Седу.
        Та падает, Алина оказывается сверху.
        - Ты что, всё ещё думаешь, что это я сделала? - брызгая слюной, орёт она в лицо Седе.
        Та, напрягшись, сбрасывает её с себя, вскакивает и изо всей силы бьёт ногой, обутой в острую туфлю, в живот.
        Алина с криком сгибается, судорожно хватает воздух. На глазах выступают слёзы.
        Седа стоит напротив, насмешливо смотрит на неё.
        - Успокоилась? - бросает она. - А теперь убирайся вон!
        Алина вдруг резко распрямляется, молниеносно хватает утюг с гладильной доски и, прыгнув вперёд, обрушивает его на голову Седе.
        - Получила! - визжит она.
        Седа со стоном оседает на пол.
        Алина бьёт её снова, и Седа валится без сознания.
        - Сука! - орёт Алина. Её трясёт всё сильнее, глаза мечутся в поисках непонятно чего. - Я тебе покажу «убирайся!»
        Она мчится на кухню и через секунду возвращается с огромным ножом.
        Седа открывает глаза, в ужасе смотрит на неё.
        А Алина уже на улице, перед совсем другой дверью.
        Она вся в крови, дрожит, то ли от холода, то ли от переживаний.
        В руках держит окровавленную электропилу.
        Дверь открывается, в проёме стоит директор школы Эдуард Николаевич Погребной.
        - Здравствуй… - растерянно говорит он. - Проходи!
        Алина заходит.
        - А что это ты вся в крови? - удивляется директор. - И зачем тебе пила?
        Алина презрительно кривится. Она порывисто дышит, по-прежнему дрожит.
        - Это кровь Тамарки! - сбивчиво объясняет она. - Эта сучка так хотела трахнуть Дикаря, прямо умирала… - Алина вдруг начинает смеяться. - Теперь она верняк сможет свою мечту исполнить, - давится она от хохота. - Так оттрахает его на том свете, что Дикарю мало там не покажется…
        Она прямо закатывается от смеха, он становится всё более безумным, у неё настоящая истерика.
        Погребной меняется в лице, тянется к телефону.
        Алина внезапно перестаёт ржать, одним резким рывком включает пилу и поднимает её вверх.
        Прежде чем директор понимает, что происходит, пила опускается и мгновенно отпиливает ему руку.
        - Ну как, сука! - бешено орёт Алина, перекрикивая его истошные вопли. - По-прежнему хочешь со мной побазлать, а? Перетереть кое-что? Один на один? С глазу на глаз? Или, может, ты всё-таки меня трахнуть хочешь, крыса мутная, педофил грёбаный?
        Кровь фонтаном брызжет вокруг, льётся на котлеты вместо кетчупа.
        Отпиленная голова Эдуарда Николаевича падает на пол.
        А Алина с рюкзачком за спиной тем временем осторожно распахивает окно.
        Но это не окно в доме Погребного, это окно «Котлетной» на Лесной улице.
        Алина оказывается в общей зале. Подсвечивая себе фонариком, она бесшумно проходит на кухню.
        Снимает с себя рюкзачок, вытаскивает оттуда голову Тани Родиной в прозрачном пакете, открывает холодильник и прячет голову на нижней полке между кочанами капусты.
        И тут же мчится на своём верном «Волке» по приозёрским улицам.
        За ней бежит свора голодных собак, и Алина, посмеиваясь, притормаживает около мусорок, запускает руку в ведро, установленное в коляске её мотоцикла. Ведро почти доверху заполнено кусками костей и свежим, сочащимся кровью мясом.
        Это необычное мясо. Если присмотреться, то можно распознать человеческие внутренности, пальцы, груди, части ягодиц, плеч, бёдер.
        Алина берёт кусок за куском и бросает их рычащим от нетерпения собакам…
        Впрочем, это уже не она бросает мясо. Это женщина в грязном переднике, надетом поверх цветастого сатинового платья, она просто очень похожа на неё, но гораздо старше.
        Это её мать.
        Алина открыла глаза, улыбнулась странной, почти безмятежной улыбкой. Жалко, что мать не видит всего этого. Не узнает, что произойдёт с её любимым муженьком.
        Очень жалко.
        Ничего она не простила матери. Никогда не смогла и не сможет забыть, как та закрывала глаза на всё, что творил отец, не желала слышать её жалоб, не хотела видеть её слёз.
        А ещё больше мать виновата в том, что умерла, оставила её одну с отцом на целых два с лишним года, позволила ему свободно вытворять с ней всё, что ему вздумается.
        Как-то по пьяни отец распустил нюни, разоткровенничался, рассказал ей, что в течение долгого времени ночью, когда она засыпала, он подсыпал ей какую-то дрянь в промежность, чтобы там всё зудело, чесалось, чтобы она остро нуждалась в его естестве. Вот что он с ней творил!..
        А теперь преспокойно живёт со своей крашеной сучкой! В тот последний раз, когда они виделись, эта его баба бросила наконец притворяться, откровенно пылала ненавистью, обозвала её дрянью обколотой, ни на что не годной дурой!
        Ничего, это их спокойствие продлится уже недолго. Посмотрим тогда, кто из нас на что годен!
        Финиш не за горами.
        Все они по-своему хороши - и мужики, и бабы. Сплошная похотливая козлятина!
        Так им и надо!
        Алина встала, не очень твёрдой походкой подошла к стене. Там висел настенный календарь. Она оторвала страницу, скомкала, выбросила её в корзину для бумаг.
        Потом какое-то время внимательно рассматривала новую открывшуюся страницу. Гороскоп настоятельно рекомендовал сегодня Скорпиону не сидеть на месте:

«… ЛУЧШЕ ВСЕГО БЫЛО БЫ СЕГОДНЯ ОТПРАВИТЬСЯ В ПУТЕШЕСТВИЕ. ЭТО КРАЙНЕ БЛАГОПРИЯТНЫЙ ДЛЯ ПОЕЗДКИ ДЕНЬ».
        В тот же момент к ней пришло решение. Ведь Скорпион - это она и есть. В их классе всего два Скорпиона - она и эта бессмысленная дура Светка Коновалова.
        Так чего она ждёт? Надо ехать, валить отсюда!
        Немедленно!
        Пока не кончился благоприятный день! Подальше из этого сраного городка!
        Алина сняла календарь со стены, сунула его в рюкзак. Туда же последовали самые необходимые вещи, которые могли ей понадобиться.
        Ещё через десять минут, одетая в обычную свою чёрную кожаную куртку, Алина вышла из дому и сунула набитый рюкзак в коляску мотоцикла.
        Нащупала в кармане связку ключей, удостоверилась, что нужные ключи на месте. Предстояло ещё заехать в «Берёзку», забрать кое-что. Кинотеатр, правда, опечатан, но кого это колышет!
        И задний вход, и дверь в аппаратную она откроет без проблем.
        Она выкатила мотоцикл из гаража, села на сиденье. Обутой в кованый высокий ботинок ногой ударила по педали, заводя двигатель.
        Мотоцикл взвыл.
        Безмятежная детская улыбка всё ещё играла на её лице, когда Алина нахлобучила шлем и рванула машину с места, с ликованием ощущая под рукой дикую мощь подчинённого ей мотора.

46.Сова
        Ночная сова тяжело помахивала крыльями, огромными удивлёнными глазами зорко разглядывала раскинувшийся далеко внизу тёмный город. Хищница вряд ли отдавала себе отчёт в том, почему вдруг оказалась на этой высоте, где трудно было рассчитывать на добычу, но, однако же, спускаться ниже не пыталась.
        Верша свой неспешный бесшумный полёт, длиннохвостая неясыть вращала большой головой, с особым интересом наблюдала, как, отдаляясь друг от друга, ползут в разные стороны два огонька.
        Один из огоньков при внимательном рассмотрении оказался светом горящих фар, принадлежавших бежевой «Ладе». Этот свет выхватывал из кромешной тьмы петляющую дорожную ленту, задевал высокие стены густого леса, с обеих сторон обступившего узкое шоссе.
        Внутри машины царила напряжённая, тревожная тишина. За рулём «Лады» сидел Андрей Георгиевич Коновалов, плотный мужчина средних лет, в прошлом военный инженер, вышедший в отставку несколько лет назад и вполне успешно занимающийся теперь частным предпринимательством. Губы его были плотно сжаты, лицо нахмурено. Он крепко сжимал руль, мрачно смотрел на разворачивающуюся перед ним дорогу.
        Рядом с прямой спиной сидела его жена, Вера Михайловна, субтильная, нервная женщина, с такими же, как у Светы, зелёными глазами, она тоже угрюмо смотрела перед собой. Лицо у неё было заплаканное, уставшее.
        На заднем сиденье расположилась плотно завёрнутая в свой одеяльный кокон Света. Прикрыла глаза, чтобы родители думали, что она спит. Как бы им ни хотелось, невозможно сейчас вести с ними какие-либо разговоры о случившемся, это выше её сил.
        На самом же деле о сне не могло быть и речи. В ушах по-прежнему стоял отвратительный жужжащий звук пилы, перемежающийся отчаянными криками, а перед глазами проносились ужасные картины, одна хуже другой. В них хорошо знакомые ей люди резали и убивали друг друга.
        Уж лучше бы Ромка её трахнул, и дело с концом, чем весь этот жуткий кошмар!
        Неужели он закончился?
        Так твердят ей родители, так сказал какой-то областной начальник.
        Но можно ли им верить?
        Неужели и правда не будет больше в её жизни оглушительных, сводящих с ума выстрелов, безумных воплей, жутких рыданий, просьб о пощаде, а главное, брызжущей во все стороны крови?!
        Неужели это всё позади?!
        Может быть, когда Артём поправится, он разыщет её, и с его помощью она избавится от этих мучающих её картинок. Он стопроцентно поможет ей, она это знает, чувствует. Врач сказал, что, к счастью, пуля не задела никаких важных органов, через пару недель его выпишут.
        И они обязательно опять встретятся.
        Он не может пропасть.
        Особенно теперь, после всего, что они вместе пережили.
        Ведь она будет ждать его.
        Очень ждать.
        Неожиданно тишину в салоне разорвал телефонный звонок.
        Света вздрогнула, не сразу сообразила, что это звонит её мобильник. Зашевелилась, выпростала руку из-под одеяла, потянулась к лежавшей на сиденье сумочке, из которой доносился настойчивый звук.
        Достала телефон, посмотрела на дисплей.
        Кто может звонить так поздно?
        Но номер не определился, был заблокирован. Звонивший не хотел, чтобы его распознали.
        С переднего сиденья нервно повернула голову мама:
        - Кто там?
        Света раздражённо дёрнула плечом.
        Без понятия.
        Осторожно поднесла трубку к уху.
        - Аллё! - сказала тихо. - Аллё! - И потом, не выдержав, во весь голос: - АЛЛЁ!!!
        Но ответом ей было всё то же внушающее тоскливый ужас молчание.
        Второй огонёк, удалявшийся от Приозёрска с противоположной стороны, тоже был светом фары, только уже одной. Его отбрасывала на дорогу фара мотоцикла «ИМЗ-Волк», на большой скорости мчавшегося по пустому шоссе.

«Волк» уже выехал за пределы городка, с каждой секундой тот становился всё меньше, уходил в темноту.
        Алина Трушина сбросила газ, притормозила и оглянулась назад.
        Обыкновенный спящий городишко!
        Она слегка пожала плечами, повернулась к коляске, задержала потеплевший взгляд на лежавшей рядом с рюкзаком сумке.
        Внутри сумки находилась электропила. Та самая - «Partner 4600». Объём двигателя сорок шесть кубиков, длина шины тридцать восемь сантиметров. Работает как от шнура, так и на батарейках.
        Всё-таки как правильно она сделала, что хранила её в шкафчике в аппаратной «Берёзки». Отнесла её туда сразу же после разборки с Дикарём, и так пила там и лежала всё это время. Ну, за исключением, конечно, тех случаев, когда она брала её оттуда для дела.
        Например, для разборки с Тамарой.
        В этом же самом кинотеатре.
        Алина не выдержала, хохотнула. Надо же, никому никогда не пришло в голову туда заглянуть! Хотя она всегда заботливо клала её обратно в шкафчик. Она любила эту пилу. Замечательный инструмент - мощный, надёжный.
        Нехилая вещь!
        Благодаря оптимально распределённому весу и удобному расположению рукояти она удивительно легка в обращении и обеспечивает абсолютно точное резание.
        С ней можно спокойно, с лёгким сердцем ехать куда угодно, она не подведёт.
        Алина посмотрела вперёд, на расстилавшуюся перед ней дорогу, и резко крутанула ручку газа.
        Сначала она заедет в Святопольск, навестит дорогих родственников, а потом…
        А потом разберёмся!

«Волк» рванулся, влетел в поворот, и город позади него исчез окончательно, увидеть его уже было невозможно.
        Сова в последний раз крутанула головой, окончательно теряя интерес к движущимся, пропадающим вдали огонькам.
        Неожиданно она издала громкий тревожный крик, взмахнула крыльями и начала снижаться. Ниже и воздух был потеплее, и потенциальную жертву найти было намного проще.
        КОНЕЦ
        Декабрь 2006 - Март 2007 Вудленд-Хиллз, Калифорния

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к