Клокард Игорь Алимов
        Пластилиновая жизнь #3
        Полицейский инспектор Дэдлиб не оставляет попыток разгадать, кто же (какое лицо или группа лиц и в чем состоит их преступный умысел?) скрывается за торговой маркой «И Пэн». На сей раз ему приходится действовать в глубоком подполье - одному, безо всякой опоры на полицию и армию города Тумпстауна. Жизнь не без добрых людей, и у инспектора появляются помощники - придурковатая хакерша Жужу Цуцулькевич и славный своей мудротой яурэй Поликарпыч. Но хлопот от них не меньше, чем помощи…
        Игорь Алимов
        Клокард
        ЛенеП. иДжонуШ.- их чудовищной самобытности посвящается
        Предисловие
        Господин Дройт пробудился среди ночи от шума: с первого этажа доносились громкие голоса. Потом что-то там упало с грохотом. Звякнуло стекло.
        Одевшись и вооружившись, г. Дройт печально покачал головой - ну отчего людям не хватает для молодецких забав дня? Почему усталому путнику, остановившемуся скоротать ночь на захудалом постоялом дворе с сомнительным названием «Крупный гризли», не дают обрести покой и полноценно восстановить силы перед завтрашним изнурительным переездом в очередном дрянном дилижансе? И вообще - пора уже в конце концов отказаться от этих допотопных средств передвижения, у которых чуть что отлетают колеса. Да и трясутся они на ухабах мерзких дорог так, что самая мысль о пище становится отвратительной. А эта пыль!.. Приспело время ставить вопрос ребром, и по возвращении в Тумпстаун г. Дройт непременно ознакомит нарождающуюся Палату лордов, а также представителей местных деловых кругов с прогрессивной идеей железной дороги…
        Крутая темная лестница изрядно скрипела, но г. Дройт еще днем изучил все ее особенности и ступал тихо. Меж тем шум в общем зале приобрел совершенно нерядовые очертания, и если сначала можно было подумать, что кто-то просто решил среди ночи выяснить отношения, то теперь стало ясно - внизу явно происходит нечто большее. Г.Дройт на всякий случай приготовил свой верный «уидли».
        Неслышно выйдя на галерею, г. Дройт с любопытством, но не привлекая однако же излишнего внимания, посмотрел вниз.
        В центре зала, за столом, сидел дюжий толстый субъект со свирепой красной мордой, которую ничуть не украшали вислые усы и спутанные бакенбарды. Перед ним на столе валялся «винчестер» и плеть с блестящей ручкой. Рядом стояли еще шесть человек с оружием и в идиотских мексиканских шляпах: лица их излучали звериную свирепость, а грубые ручищи сжимали исцарапанные рукоятки револьверов, заткнутых за широкие пояса, изукрашенные медными бляхами. Сущие разбойники с большой морлемской дороги.
        - Ты, гад,- внушал толстый субъект (видимо, предводитель злодеев) владельцу «Крупного гризли» Тому Вильямсу, застывшему напротив.- Гони деньги и поживее, а потом мы почистим твоих постояльцев.
        - Какие такие деньги?- Вильямс отвечал таким голосом, будто вообще никогда денег не видел и в руках не держал.- Нет у меня никаких денег!.. И лучше бы ты уходил, Билли, потому что тебя ждет виселица!
        Упоминание о виселице, видимо, задело Билли за живое, потому что он вдруг ухватил плеть и огрел ею с размаху Вильямса по лицу, а его приятели, тоже очень впечатлительные люди, стали с гоготом палить из своих револьверов в зеркала и бутылки, нанося заведению ощутимый урон.
        - Я тебе не Билли, а Большой Билл. И я не люблю говнюков. В этом все дело, Том,- разъяснил главарь Вильямсу, свалившемуся от удара на пол.- В последний раз тебе говорю, засранец, гони деньги. Они мне нужны.
        Вильямс издал стон согласия.
        - Ну то-то!- удовлетворенно заметил Большой Билл и извлек из специального кармашка на поясе кубинскую сигару в металлическом футлярчике. Его приятели довольно загалдели и стали перезаряжать оружие.
        Г.Дройт решил воспользоваться образовавшейся паузой, взял бандитов на мушку и уже совсем было собрался гуманно предложить им сдаться, как вдруг входная дверь постоялого двора распахнулась и на пороге явился весьма объемный господин в сером - потрепанном, но дорогом - костюмчике «сафари», пробковом шлеме и с автоматической винтовкой М-16 наизготовку. Винтовка была знатная: с оптическим прицелом, глушителем, а также подствольным гранатометом.
        Распахнутая куртка господина позволяла видеть ремень толстой кожи с зарядами для подствольника, подсумками для магазинов к винтовке, большой кобурой (которая висела как раз на причинном месте), а также со всяким другим полезным снаряжением. Ремень перетягивал дородный мускулистый живот, обтянутый шелковой майкой с надписью «Don't», живот незаметно переходил в очень широкую грудь, а сразу из груди, без шеи, росла большая голова.
        Лицо у господина было флегматичное, лишенное растительности, зато украшенное огромными черными очками с процарапанными в центре крестиками. В углу рта агрессивно торчал пустой мундштук.
        Появление господина с винтовкой стало для Большого Билла некоторой неожиданностью, однако он не оценил всей важности этого события, поскольку, видимо, совершенно не разбирался в людях, а потому безо всякого интереса оглядел пришедшего и спросил скорчившегося на полу Вильямса, швырнув в него для убедительности пустым футлярчиком от сигары:
        - Это еще кто? Эй, Вильямс, что это за чучело притащилось сюда?
        Вильямс всем телом выразил недоумение и с трудом поднялся, зажимая кровоточащую рану на щеке.
        - Ну, ты!- со свойственной ему грубостью обратился Большой Билл к господину.- Тебе что тут надо? Уматывай!
        - Я хотел бы снять комнату,- ответил господин в очках, грызя мундштук, и мизинцем расстегнул висевшую у него на брюхе кобуру. Показалась рукоятка тяжелого браунинга.
        - Ну ты даешь!- удивился Билли.- Не видишь разве, что хозяин маленько занят?
        - Вижу,- спокойно отвечал господин.- Не слепой.- И без всякого предупреждения дал очередь из своей замечательной винтовки поверх голов собравшихся. Зазвенели стекла.
        Бандиты опешили и предусмотрительно застыли.
        А решительный господин в одно мгновение пересек зал и вбил ногою стол прямо в грудную клетку Большому Биллу, после чего дал еще одну очередь в пол перед его дернувшимися было приятелями и поглядел на них со значением.
        Бандиты все же не до конца осознали серьезность своего положения: они настороженно следили за незнакомцем, сжимая револьверы, и, по всей вероятности, не расставались с мыслью пустить их в ход. Господин задним ходом неторопливо взошел на стол, под которым был погребен Большой Билл, отчего последний стал хрипеть и таращить глаза, и положил руку на подствольный гранатомет. Такого аргумента оказалось достаточно.
        - Э…- просипел самый сообразительный из сообщников Большого Билла.- Э-э… куда сложить оружие, сэр?
        - Туда,- господин подбородком указал на стойку.
        Когда оружие было сложено и бандиты с поднятыми руками выстроились у стенки, господин поставил винтовку на предохранитель и обратился к Большому Биллу, на котором стоял, с речью:
        - Слушай, ты,- сказал он.- Я очень не люблю, когда стреляют ночью. Я ночью привык спать. А ты тут расстрелялся… Я в этом месте намерен снять комнату, и пока я здесь пребываю, чтобы духу твоего вонючего в радиусе мили не было. Иначе я тебя пристрелю и закопаю на заднем дворе. Я понятно излагаю?
        Большой Билл захрипел утвердительно.
        Вдруг в зале невесть откуда появилась маленькая черная собачка с огромными, торчащими в разные стороны ушами-локаторами и глазами навыкате. Собачка была гладкошерстная, не больше среднего размера кошки, и производила самое мерзкое впечатление. Стуча в установившейся гулкой тишине коготками, она уверенно подбежала к выстроившимся у стены бандитам, внимательно оглядела их, а потом уселась напротив одного и сказала удивительно противным - хриплым и низким для такой собачки - голосом:
        - Гав.
        Увидев собачкины манипуляции, господин с ружьем улыбнулся счастливой улыбкой и сказал:
        - Молодец, Борман!- И потом сурово, бандиту: - А ну, вытащи ту пакость, что у тебя в кармане!
        Бандит достал двумя пальцами маленький «вальтер», собачка ловко, в прыжке выхватила пистолет и отнесла на стойку. Там она уселась на груде оружия, раздраженно принюхиваясь.
        - Да. Вот так,- возобновил речь господин.- Ты все понял?- спросил он еще раз Большого Билла.
        - Да…- запузырил тот слюнями.- Вы не могли бы, сэр… Это… Переступить на другую ногу… Стол грудь пронзил,- пояснил злодей.
        - Это можно.- Господин выполнил просьбу и продолжал.- Теперь вот что. Гони сейчас же выкуп в тысячу долларов, потому что ты тут всю посуду перебил, а я не привык жить в свинарнике. Оплачивай, одним словом, посещение и проваливай. Я хочу спать. Понял?
        - Понял,- отвечал Большой Билл.
        - Вот и славно,- молвил господин, спрыгнув с Билла.
        Предводитель разбойников представлял собой трагическое зрелище - то была фигура крушения надежд и идеалов. Из размахивающего плетью лихого налетчика он превратился в простого пузатого дядьку с посиневшим от пьянства лицом. Господину Дройту даже стало немного жаль мерзавца. С другой стороны, он пожалел, что не захватил с собой в путь Люлю Шоколадку,- тот очень порадовался бы этой сцене.
        С кряхтением усевшись, Большой Билл стал неловко копаться в карманах и извлекать из них мятые доллары. Он долго и сосредоточенно, слюнявля пальцы, считал, а потом разложил на стуле груду бумажек и кучку мелочи:
        - Вот, сэр… Десяти с половиной долларов не хватает…
        - Ладно,- резюмировал господин.- Потом занесешь. Плетку и оружие я конфискую. А теперь проваливай, пока я не передумал.
        - Да, сэр.- Большой Билл, хромая, покинул помещение. За ним хмуро последовали его сообщники.
        - Ну-с,- обратился тогда господин с винтовкой к Вильямсу.- У вас, хозяин, найдется какая-нибудь комната на день? Я тут проездом в Тумпстаун и…
        Закончить ему не дала собачка, унюхавшая наконец господина Дройта. Она задрала вверх свою противную морду и высказалась:
        - Гав.
        - Кто там, Борман?- спросил господин. Будто эта мерзкая тварь могла ему ответить!
        - Аллен Дик Дройт, если позволите,- отвечал за собачку граф Винздорский и, не таясь более, вышел на простор лестницы.- Уже десять минут наблюдаю, как вы тут всех морально уничтожаете. Очень своевременное и поучительное зрелище. Собственно, я и сам направлялся сюда с теми же целями, но вы меня несколько опередили.
        - Извините, если помешал,- галантно отвечал господин, прислонив свое основное оружие к стенке и застегивая кобуру.- Я, видите ли, здесь проездом. Направляюсь в Тумпстаун, ибо наслышан о тамошних великих делах. Остановился у этого постоялого двора, вдруг - стрельба, крики…- Он вставил в мундштук «житан» без фильтра.- Меня зовут Джордж Лупински, барон Такбелл. А это - Борман. Еще у меня с собой есть шимпанзе, попугай и две кошки, но они ленивые и спят со слугой в машине. А вот Борман пришел мне помочь. Молодец, Борман! Хозяин, плесните Борману вполовину разбавленного «Чинзано», вон у вас бутылка стоит целая. Он сегодня заслужил «Чинзано», да, Борман?
        Клокард
        1
        Предводитель бабуинов Патрик выглядел неважно.
        Оно и понятно.
        Никто не может сохраниться в первозданной неприкосновенности, когда его преследует, а потом неизбежно настигает сержант Джилли Эванс.
        Даже такой крупный господин как Патрик. Потому что Джилли Эванс еще крупнее.
        Внешне Патрик и Джилли - приблизительно одной комплекции и веса, но понимающий человек смотрит в корень и видит, что природная мощь Патрика давно и безнадежно подорвана неправильным образом жизни и регулярными злоупотреблениями разной градусности и разнузданности.
        Любой скажет, что возомнивший о себе многое Патрик напрасно махнул рукой на ежедневные тренировки и обленился, почивая на лаврах серьезного рахиминистического авторитета и самого крупного (по размеру) завсегдатая кабака «У гиппопотама». А вот Джилли - Джилли оказался в этом смысле гораздо дальновиднее, и пока Патрик простодушно распивал спиртные напитки, курил гашиш и сокрушал кулачищами всех тех, кто ниже ростом, Джилли терпеливо отдавал должное тренажерам, спаррингу и многокилометровым пробежкам трусцой в легкие часы утренней прохлады. Ибо что может быть лучше на рассвете, чем джоггинг?
        Патрик еще мог надеяться временно вывести Джилли из строя - особенно если бы напал на того из-за угла и огрел по голове железной палкой - но в прямом столкновении у предводителя бабуинов шансов практически не оставалось. Его заплывшие жирком разнузданной политической борьбы мозги вполне были в состоянии подсказать верный путь - бегство, но увы!- когда Джилли кого-нибудь ловит, то это - всерьез. Джилли вообще относится очень ответственно ко всему тому, за что берется. Тем более если один раз уже так позорно подставился и дал укусить себя за ухо, тем самым упустив мерзавца Патрика.
        И сержант отыскал-таки беглеца в закоулках метро, а когда настиг, то минут через пятнадцать Патрик был уже надежно связан: он сопротивлялся - о да! он пинался, он кусался, он даже бил противника животом. Но тщетно. В результате Джилли сломал Патрику правую руку, выбил все передние зубы и вообще основательно попортил Патриковский организм, что особенно отразилось на лице рахиминистического авторитета, которое практически превратилось в один большой красивый синяк, сформированный по всем правилам высокого кулачно-прикладного искусства. О сломанных ребрах мы тактично умолчим.
        Так что Патрику было нехорошо.
        - Ну что, милый,- задушевно обратился я к плененному, открывая холодную бутылку «Гиннеса».- Ты настроен немного поговорить о главном? Выдать мне прямо сейчас всякие там поганые рахиминистические секреты? Ведь ты - большой босс у этих жертв непорочного зачатия. Это мне в доверительной беседе поведали твои… как их? соратники. И вот я думаю, что пришло времечко, пришло прекрасное, чтобы и ты поделился со мной порцией сокровенного знания, потому что твои… как их? соратники были как один разговорчивы, милы и вежливы.- Произнеся эту удивительную по мощи убедительного воздействия речь, я откинулся на спинку стула и произвел первый, самый приятный глоток из горлышка.- Колись давай.
        Какие эмоции охватили Патрика - а они просто неизбежны после таких проникновенных слов, эмоции то бишь - сквозь синяки разглядеть не представлялось возможным; он лишь пожевал тем, что совсем недавно называлось губами, издал легкое носовое мычание, шумно вздохнул и принялся рассматривать пол.
        Похоже, проняло не до конца, понял я.
        - Вижу, мысли твои разбежались, и ты не знаешь, с чего начать поток своей очистительной речи. Я тебе помогу, милый. Расскажи мне буквально все, что знаешь про смычку рахиминистического, гм, движения с преступным элементом: где, когда, кто с кем и сколько. Покайся. А тебе за это скидка выйдет. Я же не зверь какой-нибудь, я понимаю.
        Ведь это правда: я совершенно не зверь. Могу, конечно, в расстройстве чувств врезать пару раз по всяким болезненным местам в организме, но это же меня довести надо, да и потом - только пару раз. Не больше. Ну в самом крайнем случае - три раза. И все.
        - Нисего не снаю,- выдал наконец Патрик сиплым от переживаний голосом. С дикцией у него было плоховато. Сказывалось отсутствие зубов.
        - Да как же так?- ласково улыбнулся я.- Любой человек что-нибудь да знает. Скажу тебе больше: человек обычно до фига всего знает. Номер карточки социального страхования, девичью фамилию бабушки, размер своих носков, цену на бутылку бурбона в ближайшей лавке… Человеческая жизнь сопровождается получением самых бессмысленных, на первый взгляд, знаний. Так что насчет «ничего не знаю» ты явно погорячился.- Я снова отхлебнул из бутылки.- Но, как ты сам догадываешься, твои родственники и носки меня интересуют мало - особенно последние, тем более что к текущему моменту я знаю про сии материи все, что только можно знать. Меня интересует расположение, а главное - скрытые подходы к вашей поганой плантации опийного мака, а также место, где вы гоните из мака героиновую отраву. Вот быстренько расскажи мне про это и я отправлю тебя в камеру, куда к тебе незамедлительно придет доктор и вставит новые зубы за государственный счет. Не первый класс зубы, конечно, но чего ты хотел? Предыдущие у тебя были еще гаже, я видел обломки.
        Патрик метнул в меня яростный взгляд и пошевелил могучим задом, пробуя крепость стальной табуретки, намертво приваренной к полу. Звякнули толстые цепи, надежно принайтовывающие предводителя бабуинов к сидению. Видимо, зубами Патрик дорожил.
        - Еще поимей в виду, сколько на тебе всего висит, милый. Собственно, я с тобой разговариваю только из природного интереса ко всяким уродам. Потому что ты столько натворил, ну столько натворил! Ужас. На десятерых легко хватит.- Я отставил бутылку и принялся неторопливо загибать пальцы.- Сопротивлялся при аресте. С оружием в руках. Убил несколько сотрудников полиции. При большом стечении свидетелей, между прочим! Попортил чужую собственность в особо крупных размерах. И наконец - ты уже семь лет нагло не платишь налоги. Собственно, это главное. Так что сидеть тебе - не пересидеть. Что с тобой вообще разговаривать?
        Патрик снова задышал - и в дыхании его явно слышалось глубокое сочувствие к себе, любимому - но вслух не произнес ни слова. Крепкий рахиминистический орешек.
        - Но я, человек невиданной гуманности, хочу дать тебе шанс. Не знаю уж почему. Такой я сентиментальный. Люблю живое. Сочувствую ему. Ну и пока ты жив, я и тебе сочувствую. Короче, так. Ты мне все-все рассказываешь, а я тебе оформляю добровольную помощь следствию, новые фарфоровые зубы и двадцать пять лет в «Голубой птичке». Идет?
        Патрик снова взглянул на меня, но теперь в его заплывших глазах читалась явная заинтересованность. «Голубая птичка» - не курорт, конечно, но там все камеры одноместные, с телевизором, гулять на поверхность выводят два раза в день, а по праздникам дают двойной виски в пластмассовом стаканчике. В «Голубой птичке» у Патрика с его достоинствами были очевидные шансы если не на побег (за все время существования этой милой тюрьмы из ее глубоких подземелий сумели убечь только двое и это были поистине выдающиеся люди! Патрик им не чета), то уж по крайней мере на относительно непыльное существование в качестве местного бугра.
        - Ну…- прошепелявил Патрик.- Я… это…
        - Чудесно! Чудесно!- всплеснул я руками и ухватил бутылку.- Говори, говори, милый!
        - Я шасто налушал сакон… Я толговал налкотиками… Я фосглавлал панду…- Предводитель бабуинов даже покраснел от нахлынувшего в виду светлых перспектив приступа откровения.- Мы с длузями часто плали чушое… Мы фылащивали опиум…- Слова давались Патрику с трудом, свежеперебитый нос непрерывно шмыгал.
        - Ах ты преступник!- погрозил я пальцем.- Ну-ка, взгляни сюда.- Из казенной пластиковой папочки я выхватил мятый, исчирканный карандашом листок бумаги.- Смотри: здесь ваши плантации?
        Патрик по возможности вытянул то, что у него называлось шеей, вгляделся.
        На бумажке схематично, но довольно ясно была набросана схема - плод картографических усилий Мишеля Сакстона, сломлен-ного-таки целебным воздействием магической группы «Кретинос бэнд» - кривые стрелки недвусмысленно указывали направления правильного, то есть скрытного выдвижения; жирные кружки метили опорные пункты и места охранительных постов; вверхнем дальнем углу неправильным четырехугольником была обозначена лаборатория по переработке полученного сырья. У Мишеля оказались на редкость кривые руки и полное отсутствие способностей к рисованию, но общее положение вещей вполне улавливалось: сюда ходить не надо, эти и эти посты лучше обогнуть тут и тут, а здесь расположена небольшая, но очевидно стратегическая высотка, украшенная кустами, в гуще которых расположен, вестимо, офигенный пулемет, и если ее захватить, без труда получишь господствующее положение над прочей местностью, вплоть до пальмовой рощицы, что на севере. Вполне понятный план. Если он соответствует действительности.
        Здесь-то основательно и порылась собака: мы уже провели предварительную аэрофотосъемку, однако же она дала до обидного мало - над плантациями практически постоянно царила высокая облачность, а когда однажды облака разошлись, оказалось, что некое возделанное поле и живописная стайка пальм просматриваются достаточно хорошо, а вот все прочие пункты - нет. Или замаскированы прилично, или Сакстон нарисовал какую-то не соответствующую действительности фигню. Правда, там, где по его показаниям должна была стоять лаборатория, действительно красовался какой-то большой барак, но… Передвижений на местности не наблюдалось. Что вполне объяснимо: я бы тоже не стал бегать среди наливающихся соком маков, когда на небе ни облачка и над головой черт знает что может пролететь.
        Честно говоря, я не очень понимал господина шерифа - ведь именно он повелел допрашивать всех этих смрадных типов в кожаных трусах, добиваясь от них точного плана скрытного проникновения на удаленную базу; г. Дройт не сказал еще ничего определенного, но у меня возникло справедливое подозрение, что в его планы входит захватить все это героиновое хозяйство, причем - с минимальными потерями с обеих сторон. Но мой вкус занятие пустое и зряшное: расположение поля мы уже установили, диспозицию сфотографировали, и все, что теперь требовалось,- послать туда крыло штурмовиков, которые, выйдя из-за дальних холмов, покрошат НУРами в мелкую капусту и мак, и местных трудящихся, и их лабораторию, сравняют с грунтом, засеют крупнокалиберными пулями, и вот тогда можно будет спокойно, не торопясь, подъехать и посмотреть, что там осталось. Если осталось, что вряд ли. Но господин шериф иногда любит все усложнять. Потому что у него есть разного рода государственные мотивы, в чем я не раз уже имел возможность убеждаться и к чему давно привык. Видимо, так надо…
        - Да,- довольно уверенно подтвердил Патрик, покончив с созерцанием рисунка Сакстона.- Это сдесь… Все плавильно…
        Вот ведь мерзавец! Сказал - и глазки в пол спрятал. Вонючий самец бабуина. Думал, я не замечу легонькой такой искорки, промелькнувшей в его бандитском взоре. Думал, я не обращу внимания, как он заметно расслабился, растекся задницей по табуретке, рассмотрев как следует план. Думал, я, опьяненный победой, не придам значения ехидной ухмылке, на долю секунды исказившей его разбитую морду, которую он сейчас так старательно от меня прятал. Радовался Патрик. Радовался!
        Ах Сакстон, Сакстон!..
        Ну молодцы.
        Затейники.
        2
        На первый взгляд, все выглядело достаточно просто: скрытно подобраться к основной огневой точке противника, тихонько перебить всех, кто там сидит, овладеть пулеметом и под его прикрытием с трех сторон - по дороге и с флангов - подкатить к лаборатории. А дальше - по обстоятельствам.
        - Робсон, вы и ваши люди ожидаете сигнала здесь,- ткнул я пальцем в карту.- Сержант Вильямс заходит отсюда. Я иду в центр. Вертолеты поддержки ждут моего сигнала. Действуем строго по плану. Ясно?
        Мы сгрудились у головного армейского джипа, который я на время операции избрал своим штабом, и впереди, за покрытой кустами пологой возвышенностью начиналась та самая долина, где злые люди беспечно выращивали мак, а позади, примерно в полукилометре, под прикрытием холмов неслышно притаились пять хорошо вооруженных «Хью-Кобр».
        Утро было солнечным, безветренным и, как следствие, жарким. Впрочем, кого в Тумпстауне и особенно ок(рестностях) удивишь жарой?
        - Мы с Джилли захватываем основную огневую точку, вы нейтрализуете этих ребят здесь и здесь. Что, Майлс?
        - Шеф!- Майлс погладил любимый «Томпсон».- Разрешите мне пойти с вами, шеф! Хочу быть на передовой.
        - Сегодня всюду передовая, Майлс. Отставить. Ваша позиция - джип, и я на вас надеюсь.- Сержант вытянулся браво, насколько возможно. Я обвел подчиненных значительным взглядом.- Выдвигаемся скрытно. Без сигнала не стрелять. Умело пользоваться глушителями, но по возможности брать злодеев живьем. Вперед!
        Я всегда удивлялся, как Джилли при его неслабой комплекции в случае необходимости удается передвигаться бесшумно и скрытно: казалось бы, эта двухметровая гора мускулов, увешанная к тому же всяким полезным боевым снаряжением, должна издавать как минимум лязг боевой машины пехоты, а поди ж ты - Джилли скользил среди чахлой растительности с ловкостью прыткой ящерицы, ни одну травинку не пошевелил, и если бы я не знал, куда сержант движется, то, пожалуй бы, со стороны и не заметил, где он. Пролетавшие птички посматривали на Джилли с дружелюбным интересом, однако же безо всякой опаски: ну ползет что-то крупное, стелется по земле, перетекает от бугорка к бугорку - но резких, вызывающих желание с криками прянуть прочь движений не делает, так что и пусть его, мало ли.
        Я тоже показал себя молодцом и взял дистанцию без особых происшествий - за исключением некрупной, но явно ядовитой змеи, на которую чуть не наступил по невнимательности. Змея попыталась меня цапнуть, но я увернулся и умело пригвоздил ее башку малым ножиком к земле. Так она там и лежит где-то. Уже извялилась, наверное.
        Аккуратно раздвинув ветки стволом «хеклера-коха MSG-90», я выглянул и увидел метрах в ста от себя тот самый возвышающийся над местностью холмик: в кустах на его вершине просматривались серые мешки с песком - должно быть, укрепления этого импровизированного редута, а в просветах между мешками торчала пара внушительных стволов, направленных в нашу сторону. Ну естественно: тут не один пулемет, а несколько! Толстые стволы смотрели не прямо на нас с Джилли, а в стороны: направо и налево.
        Приложившись к оптическому прицелу, я принялся изучать расположение противника и тут же вычислил две ярко выраженные цели: один бездельник торчал рядом с правым пулеметом и его бритая башка ярко блестела на солнце; мерзавец увлеченно читал газету и потягивал какое-то бандитское пойло из металлической фляжки. Другой, в легкомысленной розовой кепочке, самозабвенно курил у левого пулемета потрясающий размерами косяк и возмутительно демаскировал свою позицию сизыми клубами дыма, за эволюциями которых наблюдал, счастливо раззявив рот.
        Оба, судя по всему,- стопроцентные идиоты.
        - Вижу двоих,- прошелестел в наушнике голос Джилли.- Один курит траву, другой пьет.
        - Аналогично…- шепнул я.- Подождем. Может, у них там третий есть…
        Солнце медленно лезло к зениту, жирная муха села на оптический прицел, погуляла по стеклу и улетела.
        И тут действительно обнаружился третий - пузатый здоровяк с небритой наглой рожей и в несвежей майке, он возник из-за мешков откуда-то сбоку, совершенно не скрываясь, и первым делом отвесил подзатыльник придурку с косяком, отчего розовая кепка описала красивую дугу и шлепнулась оземь далеко за пределами редута; вприцел было хорошо видно, как гневно шевелятся мясистые губы пришедшего: надо полагать, начальник огневой точки был недоволен поведением подчиненных на посту и сейчас распекал ближайшего. Наказуемый смущенно загасил косяк в ближайший мешок и, выставив перед собой руки, принялся оживленно оправдываться. Тем временем к ним подтянулся, бросив свой боевой пост, и бритый - фляжку он предусмотрительно спрятал и теперь с интересом наблюдал события.
        Все трое были как на ладони.
        Лучшего момента ждать не имело смысла.
        - Джилли, бери толстого, я уложу остальных. Давай!
        «Хеклер-кох» упруго ткнул меня в плечо два раза; толстяк, не успев как следует изумиться, с пулей в башке рухнул рядом со своими подчиненными.
        Минус три.
        Через несколько секунд мы с Джилли уже осваивались за мешками. Придурки во главе с пузаном кучно валялись рядом с ближайшим пулеметом неизвестной мне системы; неподалеку, на ящиках, заменявших беспечным засадникам стол, попискивала солидная полевая рация; ивообще они свили здесь себе удобное гнездышко, в котором можно было некоторое время продержаться без особых усилий: куча оружия и боеприпасов - все, правда, в некотором беспорядке и даже в небрежении, но вполне работоспособное. Неплохо, черт возьми, совсем неплохо для придурков! Интересно, много их тут еще?
        - Майлс, Майлс!- пробормотал я в воротник спецжилета.- Давай сюда джип!
        Увлекшийся разглядыванием в трофейный бинокль долины и макового поля Джилли Эванс неодобрительно покачал головой: эта часть плана казалась ему сомнительной с самого начала. Джилли полагал глупым ехать на джипе к лаборатории - полкилометра в объезд маков, по совершенно открытой местности, не зная, какие меры предосторожности и какая система опознавательных знаков предусмотрены у бандитов, короче - откровенно, с его точки зрения, подставляясь под выстрел. Даже несмотря на то, что фланги уже в руках Вильямса и Робсона - они доложили о готовности через минуту после того, как мы захватили главный форпост.
        Но Джилли не знал всего.
        Весь план во всей его первозданной красотище был известен только мне.
        И самое сложное в нем было - отделаться от Джилли.
        В Джилли Эвансе и в его несгибаемой воле к победе и заключалось самое уязвимое место. Ибо вся практика моей служебной деятельности показывала, до какой степени достойный сотрудник полиции не любил оставлять меня на произвол судьбины лютой.
        Когда Майлс на моем командирском джипе со всей возможной осторожностью подъехал к захваченному редуту, на поле и в его окрестностях царило прежнее спокойствие. К этому времени я уже наметил безболезненный объезд холмика - с выходом на дорогу к лаборатории: в меру раздолбанную, извилистую, там и сям поросшую травкой, ибо колеса машин баловали ее не так часто. Но как поступить с Джилли - еще не придумал.
        - Итак, шеф,- Майлс сгорал от нетерпения, огонь предвкушения битвы вольготно гулял по его организму, будоража кровь и прочие жизненно важные жидкости. «Томпсон» прямо-таки прыгал у сержанта в руках.- Итак, шеф, вперед?
        - Вперед, сержант, вперед…- Я отер пот и украдкой глянул на ничего не подозревающего Эванса.- Вы, Майлс, остаетесь здесь и надежно прикрываете наши тылы. Для чего у вас тут полно пулеметов.- Майлс взглянул на пулеметы с презрением и огладил приклад «Томпсона».- Словом, чтобы муха не просочилась.- Я склонился к воротнику.- Робсон, Вильямс, вертолеты! Внимание!- Судорожно оглядел машину: времени практически не оставалось.
        Что делать? Как быть?
        Решение пришло само собой.
        - Готовность номер один!
        Джилли плюхнулся на соседнее сидение и изготовил свой «хеклер» к бою, щелкнул предохранителем.
        - Пошел! Пошел! Пошел!- И я взревел мотором.
        Где-то сзади в небо поднялись «Хью-Кобры».
        Джип изрядно трясло и болтало, но несмотря на ухабы и рытвины, мы легко выскочили на дорогу, попали в колею и, вздымая пыль, понеслись, вихляя и подскакивая, к цели - баракообразному приземистому сооружению, у которого уже забегали, засуетились смутно различимые на таком расстоянии мелкие фигурки. Слева и справа зарычали машины фланговых отрядов.
        Из ближайших зарослей мака высунулся отвратный черный тип и выпалил в нас с Джилли из двустволки, но конечно же промазал, остолоп, и Джилли, привстав, уложил его одним красивым выстрелом.
        Воспользовавшись случаем, я дернул за рычаг его сидения, и ничего не подозревавший сержант покинул авто на всем скаку вместе с креслом - лишь мелькнуло огромное тело, на глазах группирующееся в полете: «Ше-е-е-еф!!!» - но я уже несся дальше в долгожданном одиночестве, крутя руль одной рукой и паля во все стороны из «беретты», зажатой в другой. Вряд ли я в кого попал, но выглядело мое наступление ужасно эффектно. По крайней мере, повод говорить, что Дэдлиб окончательно свихнулся, теперь был у многих.
        Оставалась самая малость, и, вогнав пистолет в подмышечную кобуру, я рывком перетянул к себе неприметный серый мешок, болтавшийся среди всяких полезных вещей сзади, пристроил его между ног и ухватился за руль обеими руками. И если все произойдет так, как я и подозревал…
        И - произошло.
        Коварный Патрик не подвел, лживый Сакстон оправдал надежды: кустики слева по курсу вдруг плавно отъехали в сторону и прямо на меня уставилась среднего калибра пушечка - хорошая такая пушечка, красивая, ухоженная, и рядом два человечка усиленно суетятся, а в ухо орет срывающийся голос Джилли: «Осторожно, шеф!!!» и что-то кричат еще другие мои старые соратники, но все это мелочи, потому что я упорно несусь прямо на выстрел, будто потерявший последнее соображение камикадзе, внимательно - еще бы!- слежу за движениями расчета и в тот самый момент, когда пушечка стреляет, подхватываю универсальный армейский рюкзак с полезным содержимым и лечу кубарем в заросли мака; итут же мой джип превращается в красивый огненный цветок, и совсем рядом злобными пчелами жужжат разнообразные осколки, рубят мак, вспахивают землю, а меня настигает волна грохота…
        Вот так я героически погиб.
        Хороший план, правда?
        3
        Когда однажды я давал интервью - а это, увы, случается со мной не так часто: я даю интервью не каждый день, отнюдь нет, мои интервью можно пересчитать по пальцам одной руки, и не скажу, что мне такое положение вещей кажется нормальным, ибо я дико интересный собеседник, а уж коли правильно задать вопрос, то могу такое выдать, такое! не одна сенсация и даже не два десятка, а больше, несоизмеримо больше взбаламутят умы броскими заголовками на первых полосах газет и журналов, ведь мне есть что порассказать, да-да!- так вот, когда я в последний раз давал интервью, Роб Чаплин, ведущий вечерних новостей канала «ATT» спросил меня, как бы между прочим этак спросил, они это умеют, журналюги,- а вот, спросил Роб, скажите, господин Дэдлиб, вы действительно верите в демократию, которая якобы царит в Тумпстауне и ок(рестностях), или поддерживаете этот миф по долгу службы?
        Нет, каково, а?
        Поскольку вокруг нас с Робом вертелся тип с камерой и все это снимал, я не мог попросту дать ведущему в лоб или там в коленную чашечку (что действует еще лучше), а напротив - был вынужден продолжать улыбаться, хотя, верно, кому-то из самых искушенных зрителей и была заметна искусственность моей улыбки,- однако отвечать было надо, и я решительно заявил (и даже взмахнул рукой для убедительности), что если где и царит демократия, так это именно в Тумпстауне, ибо что есть демократия как не процветание большинства при твердой государственной власти (то есть меньшинстве, добровольно несущем ответственность за большинство), каковая дарит народу все новые и новые свободы, тем самым непрестанно указанную выше демократию и развивая?
        В ответ на это Роб пустился в рассуждения об исконном значении слова «демократия», принялся возводить его смысл к греческим корням и толковать о народе, но я моментально пресек эти малодушные, достойные лишь лживых рахиминистов попытки. Пристально глядя в глаза Робу, отчего он почему-то засмущался, я сказал: давайте не будем, мистер Чаплин, давайте не будем. Не позорьте фамилию. Есть люди, которые разговаривают, а есть - которые делают. История движется вторыми и талантливо, пост - извините - fuckтум комментируется первыми. Откройте хотя бы «Большую тумпстаунскую энциклопедию», практически на любой странице откройте, и вы тут же убедитесь в справедливости моих слов: сплошное обсуждение поступков тех, кто без лишних разговоров мог и умел действовать вовремя. Да вы это и без меня знаете, не так ли? Так вот, совершенно очевидно, что вторые - то есть те, кто совершает поступки,- взваливают на свои несовершенные, но крепкие плечи ответственность, несоизмеримо большую в сравнении с первыми, которые только и могут, что спустя время обсудить произошедшее и в промежутках между кружками пива сделать
глобальные выводы вселенского значения. И им всегда виднее, как надо было поступить, какое решение следовало принять и какие действия - правильные. Но вот эти самые вторые - они-то как раз и есть первые, ибо от их человеческих качеств зависит та самая демократия, о который мы с вами, мистер Чаплин, так долго и очаровательно беседуем и которой буквально каждый день наслаждаемся, а вы эдак вскользь, между прочим, назвали ее мифом. Улавливаете мою мысль? Не запутались в стройных логических построениях?..
        К чему я это все рассказываю?
        А к тому, что однажды утром во мне вызрело твердое убеждение, что уже пора немного пожить своим умом. Тем более, что уж чего-чего, а ума у меня полно - хватало же мне сообразительности долгие годы не лезть туда, куда не просят, и выполнять расплывчатые указания государственно мыслящего начальства, то есть господина шерифа, на забивая голову разной ерундой вроде глубоких размышлений! Всяк сверчок знай свой шесток - тем более при демократии - но что делать, коли ты однажды проснулся с совершенно ясным ощущением, что буквально вчера этот самый шесток ты перерос - перерос окончательно и бесповоротно? Тут могут быть варианты: от кардинальной смены образа жизни и занятий (вот Люлю Шоколадка вдруг не на шутку увлекся компьютерами, так что забросил прочие дела, подался в глубинку Сарти и теперь в весьма удаленной и дикой хижине стучит по нескольким клавиатурам сразу; мне, кстати, недавно пришло письмо с десятком печатей на волосатых веревочках - от короля Мандухая, вестимо,- где монарх высказывал пожелание, чтобы я поскорее вернулся к исполнению своих важных обязанностей по охране трона и конкретно его
драгоценной особы; подзапустил Люлю дела, подзапустил! все надо делать самому!)- до расширения уже имеющегося поля деятельности, но на качественно ином уровне.
        Ну опыт Люлю - он не совсем для меня, потому что бравый Шоколадка всю жизнь делал, что хотел, ничем себя не стесняя и уж тем более не обременяя свою тонкую натуру какой-либо службой, особенно службой государственной. А если ему надоедало то, что он делает, Люлю мигом находил себе новое занятие, храня, впрочем, неизменную верность ножам. Я - не таков: каждый раз, когда шаловливая судьба разлучала меня с ненаглядными моими подопечными (бандитами и прочими закононарушителями), а случалось это, скажем прямо, редко, мне очень быстро становилось неуютно. Однажды я даже сбежал из отпуска на две недели раньше - до того захотелось врезать в морду какой-нибудь бандитской сволочи.
        Так что - сами понимаете. А не понимаете - ваши проблемы.
        Но именно поэтому я так героически погиб.
        Для особо непонятливых поясню дополнительно: господин шериф не санкционировал, конечно же, моей смелой экспедиции на опиумные поля. То есть мы об этом разговаривали, и г. Дройт высказал неопределенное пожелание похватать бандитскую сволочь без особенных разрушений и шума (в иных обстоятельствах я бы даже рискнул подумать, что он хочет сохранить все это героиновое производство по возможности нетронутым для себя), но сегодня операция совершенно не планировалась. Сегодня планировались множественные допросы захваченных рахиминистических активистов с целью выбивания информации и дальнейшего ее анализа. А уж потом, когда все будет основательно разведано и откроется истинная правда про «где у них, как и что» - вот тогда уже можно подъехать и разобраться на месте. Господин шериф, мне показалось, даже собрался лично принять участие в грядущем великом походе.
        Но - г. Дройт предполагает, а я в данном случае - уж извините!- располагаю. Потому что меня внезапно пробило пожить своей головой. Непривычное ощущение, что и говорить, но весь мой измученный накопившимися в последнее время непонятками организм призывал меня именно к этому: тайно, никому ничего не говоря и никого о своих намерениях не извещая, но напротив - стараясь, чтобы даже случайный комар носа не сумел никак подточить, уйти в подполье и там, незримо, маневрировать до тех пор, покуда разрозненные кончики не сойдутся в пучок крепкой, недвусмысленной уверенности, а уж она-то даст мне комплексное и глубинное понимание того, что же в конце концов происходит в окружающем прекрасном мире. Потому что: все эти бегающие туда и сюда роботы-двойники разной степени совершенства; ведущие черт знает куда и невесть когда и как появившиеся подземные тоннели, где шныряют цельные поезда; все эти боевые механизмы, стоящие уйму денег и требующие довольно высокого технологического уровня развития общества; все эти Вайперы-Зухи с их совершенно нечеловеческой логикой поведения и боевые действия в Клокарде - одним
словом, все эти кошки-мышки настолько взяли меня за живое и я почувствовал, что не могу больше ждать скупых и туманных разъяснений господина шерифа, а должен разобраться во всем сам, лично, на месте. И так - чтобы никто не мешал. И поскольку технические возможности неведомого врага подчас поражали не только мое воображение, лучше всего не делиться планами ни с кем - даже с моей боевой подругой Лизеттой Энмайстер. Проще всего неожиданно погибнуть - причем так, чтобы на то не было санкции руководства, но зато была куча неоспоримых свидетелей: инспектор Дэдлиб умер, его больше с нами нет, а осталась кучка разрозненных фрагментов, по которым меня практически невозможно опознать. (Фрагменты, вестимо, были приготовлены заранее и ждали своего выхода в сером мешке.)
        …Начнут меня горестно оплакивать, соскоблят мои фрагменты с грунта и прочих поверхностей, сложат в маленький ящичек или даже, может, в коробочку, соберут все управление полиции, г.Дройт толкнет прочувственную речь, моя без пяти минут вдова прослезится на узкой груди сдерживающего рыдания Юллиуса Тальберга, а Люлю - великолепный Люлю!- будет в первобытной злобе сжимать кулаки и цедить сквозь крепко сжатые губы: Сэм, мы отомстим за тебя, Сэм… Мне, возможно, даже орден за заслуги перед Отечеством дадут. Посмертно. Потом маленький ящичек или, может, коробочка отправится в зев печи крематория, а в вестибюле управления вывесят мой цветной портрет в траурной рамочке. Быть может, моим именем даже назовут улицу в Тумпстауне!..
        Скотина я все-таки бесчувственная.
        Лизи меня точно убьет, когда я неожиданно воскресну.
        Но разве не талантливо придумано?
        4
        Замечательный «стэтсон» с дырочками и умилительно прекрасные сапожки из крокодильей кожи!.. Всю жизнь мечтал вот так, по-простому, как в старое доброе время, пройтись в «стэтсоне», в линялых, подшитых в паху кожей джинсах с бахромой по низу штанин, в жилетке с одной пуговицей, да и той выше петли на два дюйма чем нужно - и справа «кольт», и слева «кольт»… (Ах нет, прошу прощения, все же справа - «беретта», а слева - ну очень крупнокалиберный револьвер системы «слон».) И дождался наконец момента счастья - вот он я, ковбой-красавец, каких можно увидеть только лишь на окраинных землях Тумпстауна, вроде владений Жана-Жака Леклера, да еще на разного рода сельскохозяйственных фестивалях, коими иногда радуют себя жители нашего замечательного городка и его (ок)рестностей - а делать себе приятное, как известно, они любят и умеют. Подобный фестиваль обычно всегда бывает отмечен каким-либо происшествием (и не одним; во многих я принимал участие по долгу службы): то кого-нибудь случайно утопят в бочке с вином - «да он сам туда свалился, а еще говорил, что мы, Джонсоны, в вине ничего не понимаем!»; то выйдет
ссора из-за того, кто на самом деле победил в соревнованиях по плевкам в длину или в каком-нибудь другом, не менее достойном виде спорта (и здесь всегда бывают разные мнения, подкрепленные солидными аргументами); то у добрых фермеров почему-то разбежится по городу стадо племенных коз, и все, включая полицию, их ловят («здесь козел не пробегал?» - «да-да, именно козел, вон туда он побежал, вон туда!.. Смотри-ка, Билл, а он поверил!»); аоднажды - опять же совершенно случайно - сгорело деревянное здание цирка братьев Хапстонов, и никто не мог вразумительно объяснить, как в цирк попали три бочки керосина и отчего этот керосин вдруг загорелся… Фестивали собирают массу народа, горожане радуются коллегам из сельской местности, а ковбои и прочие фермеры в свою очередь не прочь взглянуть свысока на «городских придурков, которые и земли-то не нюхали», но обычно к одиннадцати вечера все противоречия между городом и деревней сами собой исчезают, и множество глоток уже орет общую песню с разными словами и очень сложным мотивом, совершенно не смущаясь присутствием племенного скота со свойственными ему запахами и
привычками. А позже, на горе живущим поблизости домохозяйкам, выясняется например, что ночь - самое подходящее время для стрельбы на деньги по освободившейся в результате фестиваля стеклотаре или для иных, весьма поучительных и содержательных занятий. Словом, бывает очень весело. Почти как в Клокарде.
        А! Клокард!
        Как много в этом слове!..
        Если вы неравнодушны к старине-матушке и мыслями живете в славном прошлом, если вы хотите прочувствовать правду жизни до самых печенок, если вы устали от городской суеты, автомобилей и соблюдения прав человека - немедленно поезжайте в Клокард. Здесь в баре вам не нальют выпить, если на вас нет ковбойских сапог, соответствующей шляпы и пушки на боку; тут вам живо дадут в морду, если вы не учтивы с дамами; аразногласия между джентльменами в Клокарде решаются на ближайшей улице посредством того, кто быстрее достанет и выстрелит; иуж если в кабаке вдруг начинается общая потасовка, то тех, кто не принимает в ней участия, специальные люди безо всяких дополнительных разговоров выкидывают прочь, напутствуя пинками. Словом - рай.
        Нужно сказать, что город Клокард естественным образом - рекой - делится на две части. Правобережная часть - деловая, возникшая и выстроенная уже на моей памяти - это Сити: банки, конторы, фешенебельные отели, небоскребы, асфальт, воняющие бензином машины, суета, то есть все прелести обычной цивилизации плюс почему-то довольно обширный китайский рынок, который так кстати разогнали ребята Пита Моркана во главе с Гербертом Прайком, когда громили билдинг «И Пэна». Эту часть города никто иначе как Сити и не зовет, в том числе и ее коренные обитатели. Но не о ней я веду свои изысканные речи.
        Потому что есть еще левобережная часть - собственно Клокард. Привольно раскинувшийся вдоль реки массив - по большей части до сих пор деревянный - из основательных, помнящих еще варварские войны домов с черепичными крышами и не выше трех этажей, с узкими, мощенными брусчаткой улицами, над которыми протянулись переходы, соединяющие галереи вторых этажей домов. На левом берегу полно заведений под названием «Saloon», и перед ними в креслах-качалках, попыхивая сигарами, предаются полезному послеобеденному отдохновению заслуженные ветераны правильного образа «жизни с виски», и если вы при них заикнетесь про Сити, то в лучшем случае удостоитесь презрительного, длинного, как змея плевка, под ноги. У коновязей лениво машут хвостами бравые ковбойские жеребцы и не дай вам Бог приехать сюда на машине, позору не оберешься! Но вот вы наконец спрыгнули со своего горячего скакуна - шустрые местные мальчишки всего за один серебряный доллар в момент проводят вас в «лучшую-наилучшую» гостиницу в городе - с ванной в виде лохани, куда горячую воду таскают с первого этажа кувшинами смешливые девушки в платьях до самого
пола. А вашего злобно косящего бешеным оком коня - Сполоха, Росинанта или там Гнедка - отведут в конюшню, обиходят, вычистят и зададут ему отборного овса.
        Вот это и есть самый что ни на есть правильный Клокард - город, который наравне с Винздором и Тумпстауном активно противостоял варварским немытым ордам и где с тех пор, время, кажется, практически не сдвинулось вперед, поэтому если ночью вы вдруг проснетесь от выстрелов, не пугайтесь: это очередная парочка джентльменов при свидетелях выясняет, у кого из них длиннее.
        (Сознаюсь: когда я, итожа, так сказать, прожитое, обдумываю туманное, но безусловно светлое будущее, то рядом с образом благоустроенной виллочки у океана, на крыльце которого, любуясь на закат, мы с Лизи когда-нибудь будем сидеть, нет-нет да и возникнет картинка с добротным двухэтажным клокардским домиком - и чтоб обязательно «Saloon» через дорогу. Сказать честно, я так и не решил, чему же отдать предпочтение. Может, все же учесть мнение Лиззи?)
        И вот я шел по простой клокардской улице - простой же клокардский парень - и дивное лицо мое фиг бы кто из знакомых сейчас опознал: на мне выросли усы, короткие и черные, а еще я стал носить очки с оконными стеклами и контактные линзы, изменяющие цвет глаз, ну и все такое прочее - специальная пленка-маска была на рожу мою натянута, в результате чего подбородок несколько удлинился и приобрел несвойственную ему ямочку, скулы немного расширились, а цвет кожи сделался приятно бронзовым, как у настоящего индейца. Индейцев в Клокарде любят. Главным образом потому, что их там нет.
        Это все от того, что я хорошо подготовился к смерти, и в сумку сложил много чего полезного. Сама сумка, путем перестегивания ремней превращенная в рюкзак, приятно отягощала мои плечи, и единственное, чего мне не хватало,- так это косящего яростным глазом боевого жеребца в поводу, но я надеялся как-нибудь выкрутиться или - в крайнем случае - прикупить лошадь в ближайшей конюшне, хотя я лошадей не люблю: они ржут, от них навоз, и вообще…
        В Клокарде я бывал неоднократно и прилично знал центральную часть города - вот и сейчас я неторопливо и уверенно вышагивал, цокая подковками о брусчатку, по Хичхайкерс-стрит, одной из самых широких (и потому считавшейся центральной) улиц, на которой раньше помимо всего прочего помещался дивный пивной бар под названием «Пауланер».
        Пройдя мимо трехэтажного здания «Бэнк оф Клокард», я аккуратно обошел жилистого белокурого джентльмена в короткой кожаной жилетке на голое тело и в неизменной шляпе: джентльмен развлекался метанием ножей в прислоненный к стенке дома на противоположной стороне улицы гроб; заметив мой интерес, он быстро, почти незаметно мне подмигнул и вернулся к своему увлекательному занятию. Наблюдавшие за мельканием ножей и по мере необходимости приносившие их обратно мальчишки при виде меня дернулись было, но тут же разочарованно вернулись на место - или от меня не исходил одуряющий аромат лишнего серебряного доллара, или они, что более вероятно, приняли меня за местного; ито, и другое было мне на руку, ибо привлекать к себе лишнее внимание я пока не собирался.
        Славно - «Пауланер» оказался там, где и должен был стоять: Хичхайкерс, сорок семь. Я замедлил шаги, скинул сумку, перехватил ее в руку и неторопливо поднялся по пяти широким, унавоженным временем и бесчисленными подметками ступенькам.
        На галерее у входа сидели пятеро пожилых господ самого умудренного жизненным опытом вида: их сигары дымились, а пивные кружки в руках исходили каплями приятной прохлады. При моем появлении господа прервали неспешную беседу и доброжелательно на меня уставились.
        - Добрый день, джентльмены.- Я учтиво коснулся полей шляпы, слегка кивнул, принял ответные кивки и прошел мимо - в сумрачные, наполненные гвалтом и табачным дымом недра старинной пивной.
        Здесь все было по-прежнему: широкие исцарапанные столы и вековые скамьи рядом с ними, а у противоположной от входа стены - обширная стойка с пятью кранами, из которых производился налив живительных жидкостей, с пирамидой чистых литровых кружек и целым выводком высоких табуреток.
        Когда-то «Пауланер» в Клокарде держал Зигфрид Штайнер по прозвищу «Хальт», розовощекий, плотный, но на редкость проворный баварец, обыкновенно, правда, спокойный до флегмы. Еще он удивительным образом удерживал непременный «стэтсон» - далеко на лысом затылке. Зигфрид повышал голос только в тех случаях, когда чинился урон стойке с кружками, и именно тогда изрыгал «хальт!» - подобное случалось редко, можно сказать, вообще не случалось, но если Штайнер все же рявкал, успокаивались даже самые отъявленные буяны: всем было ведомо, что последует за этим «хальтом» для тех, кто не внял, ибо бравый Зигфрид держал под стойкой пистолет-пулемет «калико» с магазином на сто патронов и безо всяких раздумий пускал его в ход со скоростью семьсот пятьдесят выстрелов в минуту. Магическое слово «хальт» было намертво усвоено клокардцами после пары эпизодов, в ходе которых огневая струя из «калико» практически разрезала пополам троих особо ретивых, чуждых иностранным языкам посетителей.
        Я был немного знаком с Зигфридом и сейчас испытал некоторое облегчение, не увидев его за стойкой: там трудился молодой человек, неуловимо на «Хальта» Штайнера похожий,- но выше, шире в плечах и в шляпе, надетой как обычно.
        Протолкнувшись сквозь шумную, пеструю толпу,- день клонился к закату и пивная была полна,- я углядел освободившийся табурет и, ввинтившись между двумя пузатыми господами, ловко оседлал его.
        - Сэр,- не прерывая наливания, коснулся шляпы бармен и глянул на меня одним глазом.- Что для вас, сэр?- Бухнул на стойку целых шесть литровых кружек, ловко принял деньги и звякнул кассой.- Я весь внимание.
        Я раздумчиво оглядел краны. Ближе всего оказался источник «Пауланера непроцеженного» и это было прекрасно. Прекрасно!
        - Вот его.
        Бармен кивнул и принялся по всем правилам высокого искусства наполнять литровую кружку. Вскоре сосуд, на глазах запотевая, занял место на круглой картоночке, на которой бармен быстренько поставил галочку невесть откуда взявшейся ручкой, после чего послал всю конструкцию вдоль по стойке - ко мне.
        Я отрицательно покачал головой.
        - Айн маль ист кайн маль,- сообщил я бармену.- Поэтому будьте так любезны сразу цвай маль и бросьте в каждый маль по дольке лимона.
        Сказать, что я тут же подружился с барменом,- значит, ничего не сказать.
        5
        Определенно, в положении погибшего геройской смертью есть масса плюсов. В метрополии, например, нет разливного «Пауланера», только бутылочный. Мне могут возразить, что «Пауланер» - пиво на любителя, тем более с лимоном, и я соглашусь: с чем тут, собственно, спорить? Кто-то любит «Хольстен», кто-то - текилу, а кому-то и свиной хрящик - дар небес. И если я прикипел сердцем к японским сортам вроде «Саппоро» или «Асахи», то это, поверьте, не от хорошей жизни - тем более что пить все время приходится из горлышка и часто на бегу - но от крайней загруженности трудами на благо общества и во имя демократии. Меня можно и даже нужно пожалеть. А испытывающий непреодолимое желание хорошо отдохнуть человек - тем более человек понимающий, каковым я, вне всяких сомнений, и являюсь,- идет в пивную, где наливают живое пиво; тут уж каждому - свое, а мне - «Пауланер».
        Иными словами, остаток дня я провел на табуретке у стойки.
        После требования лимона в пиво бармен полюбил меня как родного, то есть выставил мне еще айн маль за счет заведения, сообщил, что его зовут Вальтер Штайнер; что он - сын своего отца, а папа в отъезде (тут я возблагодарил небо); что дела идут прекрасно, несмотря на те происшествия в Сити, ну слышали, наверное, когда там небоскреб взорвали и кого-то давили танками; что завтра в полдень известный дуболом Гарри Янкерс стреляется насмерть перед его пивной с каким-то Цуцулькевичем, и дело тут темное, но шериф все равно будет присутствовать, чтоб все по-честному; что праздник по случаю второго урожая кукурузы перенесен на следующий четверг… а вы вообще надолго к нам? ато я же вижу - приезжий.
        Я не стал таиться от бесхитростного Вальтера и воздал должное его немецкой проницательности; вответ Штайнер-младший тут же предложил мне остановиться у него: на втором этаже как раз освободилась комната - съехал один постоянный жилец, и налил нам еще по кружечке, опять же за счет заведения. Не желая оставаться в слишком большом долгу у этого замечательного господина, я тут же выставил цвай маль за свой счет и угостил Штайнера леклеровской сигарой, после чего Вальтер, видя, что, разрываясь между хорошим человеком и долгом бармена, с долгом может не совладать, призвал на помощь вертлявую худющую девицу, одетую по всем канонам местной моды (в глубоком вырезе ее шикарного платья, несмотря на все старания, груди не было видно вовсе, видимо, по причине отсутствия, а лишь болтался серебряный крестик на витой цепочке)- и прочно обосновался напротив меня. Появление девицы было встречено приветственными криками; выяснилось, что имя ей Бритта, что она младшая сестра Вальтера и наливает пиво чуть ли не быстрее самого Штайнера-младшего.
        Словом, вечер прошел прекрасно.
        Выпитые кружки я перестал считать после пятой - то ли сбился, то ли просто устал, ведь не каждый день героически погибаешь от пушки, да и Вальтер позабыл ставить на подставке свои отметки; так что в результате я авансировал его двумя сотнями долларов за пиво, комнату, а также все, что понадобится впредь, и, сопровождаемый писклявоголосой, весь вечер кидавшей на меня исполненные значения взгляды Бриттой, направил неверные стопы по скрипучей лестнице на второй этаж, в отведенный мне номер. Краешком сознания я понимал, что у двери надо будет как-то тактично отделаться от сопровождавшей, чересчур длинный нос которой не вызывал у меня никаких эмоций,- причем отделаться так, чтобы не обидеть ни саму девицу Штайнер, ни ее старшего брата; но все вышло как нельзя лучше: после того, как я переступил порог вновь обретенного прибежища, Бритта испарилась сама, пожелав мне спать хорошо и крепко. В ее напутствиях я, собственно, уже не нуждался, так как начал спать буквально на подступах к широченной мягкой кровати, и меня хватило лишь на то, чтобы скинуть сапоги.
        (Я замечаю, что в последнее время как-то ослабел. Раньше, бывало, мог пить практически что угодно в огромных количествах, а нынче меня срубают какие-то… э-э-э… семь? восемь? ачерт его разберет, сколько там его было!- литров пива. Неужели старость?! Как это неожиданно, печально и по-предательски - если дела обстоят действительно так!)
        …Утро наступило как всегда внезапно: где-то рядом зацокали копытами лошади, забурлили глухо голоса этажом ниже, прямо в ухо заорала какая-то птица - я открыл глаза и огляделся.
        Жизнерадостные лучи солнца свободно проникали в окно: по случаю жары были открыты не только тяжелые ставни, но и обе створки - нараспашку; на подоконнике обуютились две некрупные в общем-то пичуги и с оживлением обсуждали свои важные птичьи проблемы, совсем не считаясь с тем, что буквально в полутора метрах от них тяжелым пивным сном спит и не видит снов стойкий работник правопорядка, глубоко погрузившийся в подполье.
        Чертовы птицы!
        Лошади, впрочем, тоже не лучше: шляются с утра пораньше туда и сюда по этой гадской брусчатке и цокают, цокают, цокают! Нет бы спокойно стоять в конюшне и жрать свой овес,- как же! уних утренний моцион, видите ли! Они прогуливаются. Иногда я всей душой ненавижу лошадей.
        И местные жители ничем не лучше - им что не спится? Зачем они так рано вскакивают и начинают есть, пить, разговаривать и ездить на этих поганых лошадях? Звенеть шпорами, топать, ронять на пол что-то тяжелое и пушечно смеяться?
        Дикие люди обитают в Клокарде! Никакой демократии.
        Ах да! Ну конечно.
        Сегодня же должна состояться смертельная дуэль с возможным летальным исходом - Вальтер что-то говорил про полдень… Вот черт! Сколько же там? Уже половина двенадцатого! Еще бы было тихо: небось, зрители уже собираются. Весь город попялиться пришел.
        Чем я хуже?
        Я быстренько скатился с кровати, прошлепал босиком через всю комнату к двери, где на стене висело старое овальное зеркало, и принялся созерцать себя, любимого.
        Ну что же… Спецнабор «Фантомас» прекрасно справился с испытаниями в сложных полевых условиях: моя бронзовокожая рожа практически не повредилась во время беспробудного сна. Все на месте - и кустистые брови, и усы, и контактные линзы, и маска ничуть не сдвинулась… Вот только немного съехала эта дурацкая, прилепленная на шею микросхема, призванная менять тембр голоса с настоящего на приятный. Небольшая конструктивная недоработка, и мы это потребуем устранить. Позднее. Когда вернемся к легальной жизни.
        Я привел себя в порядок и даже почистил зубы - настоящие, собственные, а не те вставные вампирские клыки, которые были предусмотрены стандартным комплектом «Фантомаса»,- натянул сапоги и, проверив оружие, двинулся вниз по лестнице, томно обмахиваясь шляпой.
        В общем зале пивной было многолюдно, но далеко не все из собравшихся пили пиво - большинство, обмениваясь приветствиями и дежурными репликами, столпилось у окон и выхода, явно ожидая появления главных фигурантов предстоящего дуэльного действа. В углу, за маленьким специальным столиком толстый очкарик в развесистой шляпе потел, принимая ставки.
        - Доброе утро, сэр!- улыбнулся мне Штайнер-младший, свежий как огурчик (будто это не он пытался вчера на сон грядущий исполнить для меня баварскую народную песню, но все время забывал слова! хорошая все же у сына своего отца печень…). И хотя вчера Вальтер называл меня запросто «Люк», утром он снова надел маску природной учтивости.- Как спалось, сэр? Не желаете ли яичницу с беконом?
        Яичницу я желал, даже очень, и в ожидании трапезы взгромоздился на вчерашнюю, уже освоенную и прирученную табуретку.
        - Стреляться будут?- кивнул я на собравшуюся толпу.
        - Точно, сэр,- подтвердил Вальтер, споро наливая пива ярко выраженному ковбою в длинном, несмотря на жару, плаще.- Уже скоро.
        - А из-за чего все вышло?
        - Трудно сказать, сэр.- Штайнер выдал жаждущему кружку и придвинулся ко мне. Добавил тихо.- Поговаривают, у них возникли разногласия на почве электроники.- На последнем слове Вальтер слегка поморщился.- Если раньше люди стрелялись по существенным поводам, то нынче дерутся из-за всякой ерунды!
        - Не скажите, сэр!- Я принял громадную тарелку с глазуньей и пятью крупными ломтями жареного бекона, посыпанными кари.- Электроника - это важно. Она прочно вошла в жизнь и уже стала существенной ее частью. Так что если кто-то не сошелся во взглядах на диаметр сечения каких-нибудь там проводов, то в наши дни это вполне достойный повод, дабы обнажить стволы. Вы меня понимаете?
        Вальтер неопределенно хмыкнул и отошел к очередному клиенту.
        …Едва я покончил с последним куском бекона, как на улице послышались крики, которые Штайнер-младший прокомментировал кратко: «Шериф приехал!»
        Шериф действительно уже стоял напротив входа в «Пауланер», рядом с одноместной, запряженной белой лошадью коляской: квадратный джентльмен в длинном черном сюртуке, украшенном справа шестилучевой, сверкавшей на солнце звездой - символом полномочий, в белейшей жилетке, в сложно завязанном шейном платке приятного кремового цвета и в черной шляпе с высокой тульей. Лицо у шерифа было трудное - кусок веками обдувавшегося свирепыми ветрами красного гранита, со всеми сопутствующими этой горной породе пятнами и прожилками, а также тремя узкими щелями: одна подлиннее - практически безгубый рот и над ним белые пшеничные, агрессивно топорщащиеся усы, и две покороче и пошире - в них сверкали черными бусинами, цепко озирая внешний мир, маленькие живые глазки, прикрытые сверху мохнатыми, тоже пшеничными бровями.
        С тех пор, как я его видел, шериф постарел.
        Вместе с прочими посетителями я вышел из пивной и пристроился сбоку от коновязи: отсюда открывался неплохой обзор, а нависающий козырек давал убежище от палящих лучей полуденного солнца.
        Вдоль домов с обеих сторон улицы равномерно распределились переговаривающиеся зеваки обоего пола, а в середине - метрах в пятидесяти друг от друга - застыли дуэлянты. Здоровый, грубого вида мужик в потрепанных, заправленных в сапоги джинсах, ковбойке, несвежем, кое-как повязанном шейном платке и с небритой три дня минимум рожей (круглый блин с бесформенным носом картошкой), по которой не съездил бы от души только очень ленивый, скалился отвратительной улыбкой пожирателя младенцев, а налитые кровью глаза так и впивались в застывшего напротив соперника. Правая рука нетерпеливо подрагивала рядом с «магнумом» на боку - единственной вещью, к которой владелец относился бережно и даже с любовью. Типичный Гарри Янкерс.
        Проследив его взгляд, я с удивлением обнаружил, что стреляется Гарри совсем даже с женщиной. То есть «какой-то Цуцулькевич» оказался дамой примерно моего - если меня не подводит зрение, а уж опыт по этой части у меня богатейший, можете поверить!- возраста, невысокого росточка, светловолосой - непослушные пряди выбивались из-под широкополой шляпы - миловидной и даже, возможно, красивой, если бы не блаженная, благостная улыбка (которую другой, поспешный на выводы человек, назвал бы, быть может, идиотической) и не аура глубокой доброжелательности к окружающему миру во всех его проявлениях, ощутимо окружавшая дамочку, и если эта аура не была видна простым глазом, так только потому, что являлась, вне сомнения, весьма тонкой материей.
        И вот это хрупкое - разглядеть подробности мешало расшитое несусветными индейскими орнаментами пончо - совершенно не от мира сего существо спокойненько и даже расслабленно стояло себе посреди пыльной улицы, напротив монстра с хорошо вычищенным «магнумом» и мирно ждало, когда его застрелят!
        Я огляделся: зрители вполголоса обсуждали противников, не позволяя себе однако же ничего лишнего, и спокойно ждали развязки кровавой драмы, что вот-вот начнется на их глазах. Ни на одном лице я не заметил даже признаков возмущения происходящим! Удивительно. Потому что в метрополии уже нашлось бы полтора десятка человек, безо всяких разговоров заменивших бы собой приготовившуюся биться на дуэли даму, даже против ее воли. И я, наплевав в душе на зарок не привлекать внимания, уже совсем изготовился было выйти на огневой рубеж, как прямо над ухом прозвучал вкрадчивый голос:
        - Не желаете сделать ставку?
        Живо обернувшись, я обнаружил сзади давешнего толстяка; от него остро пахло потом и чесноком; вруках пузан держал пачку мятых долларов и книжку отрывных билетиков.
        - Сэр?- Толстяк сладко улыбнулся и поправил сосиской пальца очки на влажном носу.
        - Да, пожалуй…- протянул я, усилием воли возвращаясь к действительности.- Двадцатку на даму.
        - О, сэр!- Хилые брови очкарика изумленно поползли вверх.- Это ваше дело, сэр, но… Вы уверены?
        - Совершенно!- кивнул я и оскалился.- Абсолютно. Люк Аттертон всегда уверен в том, что делает. Ну так что, вы принимаете ставку или как?
        Толстяк сочувственно вздохнул и посмотрел на меня как на душевнобольного, а одного этого в Клокарде было достаточно, чтобы вызвать наглеца прогуляться к барьеру или вообще без разговоров закопать позади конюшни; но я списал недостойное поведение местного букмекера на охватившее его волнение. К тому же я не заметил у толстяка ни пистолета, ни револьвера: непонятно, как его вообще пускают в приличные места? Быть может, он вообще не джентльмен?!
        Расставшись с двадцаткой и сунув билетик с нацарапанными на нем цифрами в жилетный карман, я повернулся к дуэлянтам и - вовремя: шериф как раз неторопливо извлек из кармана серебряные часы, щелкнул крышкой, взглянул на циферблат и поднял вверх правую руку.
        Монстр по фамилии Янкерс напрягся и слегка согнул расставленные на ширину плеч ножищи, все так же пожирая соперницу взглядом; Цуцулькевич же беспечно откинула за плечо край пончо: стал виден широкий ремень, перетягивающий тонкую талию, и большая кобура на нем - не на боку, а немного левее пупка. Из кобуры торчала смутно знакомая массивная рукоять.
        На расположенной неподалеку городской ратуше часы ударили первый раз.
        Все замолчали и тоже напряглись - все, кроме Цуцулькевич: дамочка продолжала стоять все в той же расслабленной позе, слегка согнув левую ногу. Словно ждала, когда наконец вся эта докука закончится и можно будет пойти по магазинам.
        Часы ударили трижды.
        Переводя взгляд с одного дуэлянта на другого, я вдруг заметил легкое движение на крыше противоположного дома: какой-то волосатый тип без шляпы, но зато с винчестером показался из-за ее конька и сейчас старательно выцеливал из своего орудия Цуцулькевич.
        Седьмой удар.
        Интересно, если я остановлю действо, что мне скажут местные?
        Десятый удар.
        Удивительные нравы! Мало того, что они тут позволяют женщинам биться на смертельной дуэли, так еще и стреляют в спину!
        Одиннадцатый.
        С двенадцатым ударом замершая картинка пришла в движение.
        Произошло сразу много всего.
        Гарри Янкерс со скоростью молнии цапнул свой «магнум», прыгнул в сторону и принялся палить в полете.
        Дама Цуцулькевич, не двигаясь с места и не прерывая благостной улыбки, легким, непринужденным движением - быстрее молнии - выхватила из кобуры десятизарядный пистолет «бэби игл» (ну конечно!) и от бедра - изящного, надо признать, бедра - засадила в летящего к обочине Янкерса весь магазин; ствол «бэби игла» следовал за Гарри как приклеенный.
        Одновременно со всем этим я разнес из «слона» грудную клетку стрелку на крыше.
        Грохот выстрелов наполнил улицу, я на мгновение зажмурился, а когда открыл глаза - увидел направленные на меня со всех сторон стволы, но наиболее впечатляющее выглядел «уидли» шерифа, нацеленный прямо мне в лоб. Ну любят шерифы эти пистолеты, любят!
        Я миролюбиво поднял «слона» стволом вверх.
        Присутствующие молчали и смотрели на меня осуждающе.
        Пауза затянулась. Наконец шериф издал сдержанный кашель и щель его рта чуть приоткрылась - служитель закона собрался огласить обвинение, и тут прямо к его ногам с крыши свалился волосатый злоумышленник, а следом брякнулся и его «винчестер».
        По толпе пронеслось сдержанное «а-а-ах-х-х-х…».
        Шериф окинул внимательным взглядом распростертое перед ним тело, «винчестер» с оптическим прицелом, цепко оглядел меня (разумеется, не узнал) и револьвер в моей руке - я невинно пожал плечами - сложил все эти разрозненные элементы воедино, кивнул и убрал «уидли» под мышку.
        - Это было нечестно,- зычно объявил он, и под разом вспыхнувшие возбужденные выкрики с мест «да, да, нечестно!» не спеша двинулся к бездыханному Гарри Янкерсу, изрешеченному пулями по всей - ото лба до правой ноги - длине немалого организма.
        Зрители стали успокаиваться и убирать оружие; ко мне подходили какие-то люди и уважительно говорили «сэр!», кланялись, стремились пожать руку; потом все расступились: не обращая особого внимания на окружающих, прямо ко мне, меняя на ходу магазин в своей девятимиллиметровой пушке, двигалась улыбчивая дама Цуцулькевич.
        Подойдя вплотную, она протянула узкую, затянутую в тонкой кожи перчатку ладонь:
        - Жужу.- Аккуратно вставила «бэби игл» в кобуру, запахнула пончо.- Спасибо, сэр. Это и правда было нечестно. Хотите блинов?
        6
        Нельзя сказать, чтобы я хотел таинственных блинов - природная смекалка подсказала мне, что блины едят, а я завтракал всего полчаса назад, неплохо притом завтракал, плотно - но отказать себе в удовольствии принять предложение дамочки, только что вот так запросто уложившей - между прочим, ни одна пуля не прошла мимо!- громадного бугая с офигенным «магнумом», я оказался не в силах. Так что вскоре уже сидел на табуретке у большой плиты кухни «Пауланера» и наблюдал, как не расстающаяся с улыбкой Жужу Цуцулькевич самозабвенно размешивает что-то жидкое в большой миске. В ожидании я достал из жилетного кармана сигарку. Жужу немедленно потребовала себе такую и жизнерадостно задымила.
        Мадам Цуцулькевич - да, именно мадам, ибо Жужу уже в третьей фразе поведала мне, что она замужем, и даже показала пальчик с тонким золотым кольцом - мадам Цуцулькевич добилась всего шутя: вошла в «Пауланер», приблизилась к стойке, улыбнулась Штайнеру-младшему и приятным тихим голосом спросила, будет ли ей позволено угостить своего нового знакомого блинами, которые она немедленно приготовит, если ее проведут в кухню. Не знаю, нашелся бы на свете человек, который смог бы отказать мадам Цуцулькевич; во всяком случае Вальтер к таким людям определенно не относился - и перед Жужу распахнулась дверь служебного входа, и один из поваров был отогнан прочь от плиты; тут же возникла пара табуреток, большая миска, чугунная сковорода, ложка, а также немногочисленные потребные ингредиенты: мука, молоко, подсолнечное масло и три яйца.
        Жужу, предварительно освободившись от пончо, все это последовательно бухнула в миску и начала, не переставая радоваться окружающему и несомненно доброму миру, возить там ложкой, одновременно сообщая мне всякие мелкие подробности из своей жизни.
        Выяснилось, что Жужу в Клокарде проездом - как, собственно, и везде, ну, быть может, за исключением собственного дома, хотя лично у меня сложилось впечатление, что и там она тоже практически в гостях. Цуцулькевич путешествует - ею с детства владеет неодолимая страсть к перемене мест - и за свою короткую жизнь она успела побывать в такой чертовой уйме стран и местностей, что аж дух захватывает. Раньше ей не сиделось на месте больше недели; но потом оказалось, что мир на самом деле не слишком уж и большой и если двигаться по нему такими темпами, он скоро закончится, поэтому срок пребывания в новом месте был вынужденно продлен до двух недель, в чем мадам со свойственным ей оптимизмом тут же нашла свои прелести: ведь если пожить на одном месте подольше, то можно и узнать про него побольше, и даже сходить в театр или на выставку. Жужу со всех сторон окружали интересные люди, хотя - тут она вздохнула счастливо - некоторых из них вскоре после знакомства случалось и пристрелить, правда, Жужу такие вещи не нравятся, но это все равно здорово, а кроме того - большой жизненный опыт и новые впечатления,
которых никогда не бывает много, ведь правда? Хотите помешать тесто?
        Я согласился и принял миску с ложкой, а мадам Цуцулькевич грациозно опустилась на вторую табуретку, устремила на меня исполненный неподдельного восторга взгляд и спросила «а как вас зовут?»
        Сообщив ей свое нынешнее весьма звучное имя, я в свою очередь признался, что в Клокарде тоже проездом, ах, какой это замечательный город, что за дивное пиво подают в «Пауланере», надо бы купить новую лошадь, хорошая погода, а долго еще мешать эти блины?
        Вопрос о блинах вызвал у Жужу приступ счастливого смеха, к которому я, сам не понимая почему, тут же присоединился. Отсмеявшись, мадам Цуцулькевич отобрала у меня миску, опасливо потыкала ложкой в получившуюся массу и вынесла заключение: хватит.
        Дальше в ход пошла сковородка: Жужу бухнула ее на плиту, врубила жуткий огонь, капнула масла, а когда сковорода по ее мнению достаточно раскалилась, зачерпнула ложкой порцию теста и быстро размазала его тонким слоем по поверхности. Буквально через несколько секунд она схватила сковородку и оптимистично взмахнула ею - будущий блин описал красивую дугу и шлепнулся обратно - дожариваться.
        И процесс пошел: блины летали как ненормальные и стопка готового продукта на фарфоровом блюде неизменно росла. Один блин, впрочем, прилип к потолку, что вызвало новый приступ радостного смеха: «отдерите его, пока никто не заметил» - и я, воровато поглядывая по сторонам, забрался на табуретку и кончиком ножа принялся соскабливать гадское тесто. Удалось.
        Вскоре с приготовлением блинов - процессом несложным, но, надо признать, требующим особой сноровки,- было покончено и мадам Цуцулькевич, весьма гордая собой, на вытянутых руках торжественно понесла блюдо в общий зал. Я следовал в ее кильватере, предвкушая, как отреагирует местный народ на подобное диво. Реакция оказалась вполне предсказуемой: посетители пивной недоуменно вытаращились - а некоторые даже замерли, не донеся кружку до рта,- когда Жужу тонким голосом провозгласила: «Блины-ы-ы!» и бодро направилась к ближайшему столу. Народ на ее пути потрясенно расступался.
        Установив блюдо на стол, мадам Цуцулькевич торжествующе оглядела присутствующих и, подозвав меня, хлопнула ладошкой по скамейке рядом с собой.
        - Сэр,- лучезарно улыбаясь, обратилась она к Штайнеру-младшему, невозмутимо возвышавшемуся рядом с источниками пива.- Найдется ли у вас сметана?
        Сметана нашлась - в пузатом низеньком горшочке - и Жужу тут же запустила в него ложку, смазала сметаной верхний блин, скатала его в трубочку, взяла двумя пальчиками и принялась есть. Сидевшие напротив джентльмены, забыв про пиво, смотрели на нее с мрачным недоумением, но мадам Цуцулькевич это ничуть не смущало: закрыв глаза, она погрузилась в смакование блина, совершенно не обращая внимания на установившуюся в пивной тишину.
        Когда с первым блином было покончено, Жужу вытерла губы салфеточкой, открыла сияющие глаза и пригласила всех жестом:
        - Угощайтесь!
        Столпившиеся у столика ковбои принялись нерешительно переглядываться, и я, глубоко вздохнув, показал пример того, как надо угощаться: старательно повторил все манипуляции Жужу и смело погрузил истекающий сметаной блин в рот.
        Нельзя сказать, что на вкус это оказалось плохо (хотя я и опасался, памятуя соскобленное с потолка): нет, вполне даже ничего - в блине со сметаной что-то определенно было, а самый блин напоминал варварскую лепешку, которые иногда, желая тряхнуть стариной, приготавливал в своем трактире Жак Кисленнен. Только очень тонкую. Правда, варвары были изрядные придурки, чуждые таких проявлений оседлого образа жизни, как сметана, а потому жрали свои лепешки как придется, в лучшем случае положив на них кусок жареного мяса с пучком подножной зелени.
        Увидев, что со мной ничего особенного не произошло и я даже остался жив, к невиданному диву потянули руки и другие смельчаки; икакое-то время в «Пауланере» было слышно исключительно вдумчивое чавканье; потом кто-то испустил одобрительное мычание и потянулся за добавкой; асидевший сбоку от нас с Жужу господин в рыжей шляпе и галстуке-бабочке пошел неизмеримо дальше и завернул в блин жареную говяжью сардельку, обильно сдобрив ее перед этим горчицей. В таком виде блины очень даже подходили как еда, сопутствующая пиву, и вскоре под почтительные возгласы «мэм!» блюдо перед мадам Цуцулькевич совершенно очистилось, а новатор в бабочке испросил у Жужу рецепт и, старательно мусоля карандашик, записал его в потрепанный блокнот. К нему с возгласом «извините, сэр!» устремился Штайнер-младший и предъявил свои права на рецепт, упирая на то, что блины впервые явились на свет в Клокарде именно на его кухне; Жужу весело засмеялась и тонким голосом велела им не ссориться, ибо совершенно не настаивает на копирайте; более того - блины по ее рецепту может готовить кто угодно, где угодно и в каких угодно количествах,
внося при этом любые изменения как в сам рецепт, так и в способы употребления готовых блинов; «у этих блинов совершенно открытые исходники»,- благодушно объявила она.
        Меня эти «исходники» навели на определенные размышления, но оформиться мысль не успела, потому что ко мне с несчастным видом приблизился давешний пузан-букмекер и, трагически вздыхая, отсчитал двести долларов мятыми купюрами: на Жужу почти никто не ставил и ее шансы оценивались как один к десяти. Да и я, признаться, поставил двадцатку на дамочку исключительно из вредности.
        Ну что же - никогда не знаешь, где на тебя свалятся деньги.
        - Пойдемте в город, сэр?- предложила мадам.- Я еще не была у ратуши.
        - Люк,- прикоснулся я пальцем к шляпе.- Просто Люк.
        И мы отправились к ратуше.
        Мадам Цуцулькевич покидала «Пауланер» триумфатором. Еще бы: за короткое время она умудрилась пристрелить довольно крупного и грозного Янкерса, ничуть при том не пострадав, а потом сразила аборигенов новым, простым и эффективным блюдом, способы употребления которого совершенствовались на наших глазах,- пока мы с Жужу шли к двери, только я услышал как минимум пять вариантов того, что можно завернуть в блин. Жужу сияла.
        - Какие милые люди!- сообщила она, когда мы наконец раскланялись со всеми и выбрались на улицу.- Хотя блины по дефолту едятся со сметаной, но и с салатом тоже должно быть рулез.
        - По дефолту?- уточнил я.- Гм. Простите, мэм, за нескромный вопрос, а из-за чего у вас вышла ссора с этим грязным Гарри?
        - А!- Цуцулькевич благодушно взмахнула рукой.- Суксь. Он залил пивом клаву моего компа и совершенно вывел машину из строя.
        Я сочувственно щелкнул языком.
        - Это просто ужасно!- продолжала Жужу.- Я сидела в баре, а тут приперся этот ламер и стал нести всякую чушь про то, как я ему понравилась, а потом опрокинул на комп целую кружку пива!
        Я совершенно не мог себе представить эту сцену: мадам Цуцулькевич взирала на мир до такой степени ясными и простодушными глазами, что испытать к ней низменные сексуальные эмоции мог, кажется, только законченный идиот - слепой, глухой и с полностью атрофированным головным мозгом.
        - Прямо не знаю…- пригорюнилась Жужу.- Мне так надо проверить почту! Я без компа как без рук.
        - Ну…- я достал новую сигару.- У меня есть один…
        - Правда?!- Цуцулькевич круто развернулась на каблуках.- Это правда, Люк? Кул! А он у вас далеко? Можно мне выпасть в сеть с вашего компа?
        - Совсем рядом,- улыбнулся я.- На втором этаже «Пауланера». Я тут снимаю комнату. Разрешите вас проводить?
        7
        У клокардской ратуши мы в тот день так и не побывали. Да оно и к лучшему: я и так уже принял деятельное участие в событиях, которые обратили на себя внимание всего города - пусть и не в главной роли. Для одного дня было более чем достаточно.
        А мадам Цуцулькевич оказалась хакером.
        Лишь только я достал из сумки свой ноутбук - небольшое, но мощное изделие компании «Шелд» без малейших признаков «И Пэна» - Жужу устремилась к нему с такой скоростью, что я еле успел незаметно отстрелить из гнезда специальную плату, с помощью которой компьютер общался с крошечными видеокамерами слежения, установленными мною еще вчера как в общем зале пивной, так на лестнице и в самой комнате. Цуцулькевич благоговейно приняла ноутбук из моих рук, положила на стол, уселась и, ласково огладив ладошкой умную машину, открыла крышку.
        Когда операционка загрузилась, Жужу даже не стала пробовать войти под запароленным именем «Люк», а совершенно справедливо ткнула в «Гостя»; если бы она не сделал это сама, мне пришлось бы вмешаться: обнажать перед малознакомой дамочкой файлы Дэдлиба я вовсе не собирался.
        Мадам Цуцулькевич выхватила из кармана мобильник и, не глядя, плюхнула его рядом с инфракрасным портом, из другого кармана извлекла прозрачную мышь и - тоже не глядя - воткнула ее в соответствующий порт на заднице ноутбука; застрекотала клавишами, приживляя внешнюю мышь и линкуясь с мобильником, произвела дозвон и запустила браузер.
        Я ощутил себя лишним на этом празднике жизни и опустился на кровать, откуда тем не менее мог видеть происходящее на экране. Мелькали незнакомые сайты. Цуцулькевич полностью ушла в себя и в сеть - лишь пальцы молниеносно бегали по клавишам и изредка хватались за мышь; каждый аккорд завершался ударом правого мизинца по «энтеру».
        - Клёво,- порадовала меня Жужу.- Не будем светиться.- И снова застрекотала. Пошла какая-то закачка.
        - Йес!- Цуцулькевич распаковала скачанное и обернулась ко мне.- Я вам сбросила свою прогу, которую храню на серваке в Зимбабве. Если вам и правда не параллельна настоящая анонимность в сети, Люк, то юзайте на здоровье.- Надо ли говорить, что на лице Жужу была написана совершенно неподдельная радость?- Лежит в корне, я там создала каталог «Цуцу». Интуитивно понятная и хелп дружественный, легко разберетесь. Только никому другому не давайте. Прога кульная, но не для всех.
        - Спасибо,- отвечал я, потрясенный такой щедростью. Неужели я так действительно похож на человека, озабоченного анонимностью? Или это она случайно? Или?.. У меня на компьютере жило несколько анонимайзеров, главным образом строящих цепочки из анонимных прокси. И когда только успела рассмотреть? Ой, надо держать ухо востро с этой Цуцулькевич!
        - Ну вот, теперь можно спокойно почту почитать!- пришла тем временем к выводу Жужу и запустила свой чудо-продукт.
        Не знаю, кто как, а я привык под почтой понимать письма, написанные буквами; вкрайнем случае - приаттаченные файлы. У Цуцулькевич на сей счет определенно было свое, особое мнение. Сколько я мог судить, мадам занималась сейчас тем, что перегоняла с одного сервера на другой объемные массивы данных; все это сопровождалось мечтательными возгласами «клёво!»; только один раз у Жужу вышла некоторая заминка - она резко вырубила связь, перезвонила, застрекотала в удвоенном темпе и запустила что-то такое, от чего экран мигнул и стал черным - пропала стандартная фоновая картинка - а в верхней его части поплыли медленно всякие цифры, щедро пересыпанные неведомыми мне символами. Но потом, видимо, все сладилось, потому что прозвучало финальное «клёво», и Цуцулькевич, разорвав и восстановив связь в третий раз, зашла на сайт банка с незнакомым названием и, введя заковыристый пароль, проникла к анонимному счету; подождала с минуту, постукивая пальчиком по столу, обновила экран - счет пополнился на двести с чем-то тысяч долларов.
        - Кул!- кивнула сама себе Жужу, вышла из сети и выключила компьютер.- Огромное спасибо, Люк.
        Ага. Спасибо. Что да - то да. Ведь я только что присутствовал при незаконном вторжении на чужие сервера с целью кражи информации, последующей ее посылке заказчику и - финальной расплате за оказанные услуги. Хорошо зарабатывающую Цуцулькевич можно было сажать прямо сейчас. Тюрьма по милой Жужу определенно плакала горючими слезами. Вот уж спасибо! И что мне с ней теперь делать?..
        Но додумать эту интересную мысль я не успел: в дверь решительно постучали.
        - Войдите!
        Дверь распахнулась и на пороге появился… я.
        То есть не я - Люк Аттертон, а я - Сэмивэл Дэдлиб.
        В черных джинсах, в замшевом пиджаке и в подобающем Клокарду «стэтсоне». Немного бледненький, но ничего, похожий.
        (Спрятанный за ухом индикатор напичканного электроникой железного хлама уже пять минут сигнализировал о том, что один такой хлам шляется где-то поблизости. И все равно я немного опешил. Не каждый день встречаешь себя самого!)
        - Полиция. Инспектор Дэдлиб,- объявил вошедший и продемонстрировал нам с мадам Цуцулькевич свой жетон. То есть - мой жетон.- Только что здесь совершено…- Взгляд инспектора остановился на лежащем на столе ноутбуке.- …компьютерное преступление. Вы имеете право хранить молчание, любое ваше слово или действие…
        Ждать продолжения хорошо знакомой, но так часто мною пропускаемой за недостатком времени речевки я не стал: замешательство сменилось законным возмущением - и, не вставая, прямо с кровати я засадил лже-Дэдлибу в грудь половину обоймы «беретты». Дэдлиб даже не дрогнул - пули со звоном отскочили от его груди и заметались по комнате, ища, куда бы вонзиться; мадам Цуцулькевич ойкнула, цапнула со стола ноутбук (инстинкт!) и соскользнула на пол - а Дэдлиб мгновенно выхватил из-под мышки аналогичный пистолет, и ствол его прочертил короткую кривую, нацелившись мне в лоб. Загремели выстрелы, но за мгновение до этого я успел откинуться на спину, сильно ударившись головой о стену, и пули легли сантиметрах в двадцати от моей макушки; ая уже нащупал рукоять «слона» и из позиции лежа пальнул в агрессора, не вытаскивая револьвер из кобуры.
        Удачный выстрел: Дэдлиб лишился глаза - на месте глаза зияла приличная дырка - в голове его что-то громко скрежетнуло, из дыры посыпались искры, а тело, выронив пистолет, звучно брякнулось об пол и засучило конечностями.
        Мадам Цуцулькевич звучно икнула.
        Я живо вскочил на ноги и со «слоном» наголо выглянул в коридор: пусто.
        - Быстро, быстро, быстро!- Покидать в сумку ноутбук и всякие мелочи было делом считанных секунд и очень скоро я, таща за руку недоумевающую, но все равно улыбающуюся (хотя и обалдело) мадам Цуцулькевич, понесся по коридору, выскочил на галерею второго этажа и по навесному мостику перебежал через улицу на галерею противоположного дома - и так далее. Хорошо они это придумали - аборигены: весь город можно пройти поверху.
        Я несся вперед, не давая Жужу опомниться,- улицы и недоумевающие лица клокардских обывателей так и мелькали мимо - и остановился только кварталах в трех от «Пауланера», да и то потому, что Цуцулькевич споткнулась и чуть не хряпнулась лицом о ближайшие перила.
        - Все, все!..- Жужу улыбалась вымученно и дышала как загнанная лошадь.- Тайм-аут!
        Следующие полквартала мы преодолели скорым шагом и лишь за две улицы до набережной спустились вниз.
        Я внимательно огляделся: все было спокойно. Мы стояли между баром под хорошим звучным названием «Сикоку», у входа в который сидела пара погруженных в газеты ковбоев преклонных лет и с трубками в зубах,- и коновязью с одиноким рыжим мерином, тоже весьма пожилым. Мерин доброжелательно покосился на нас тусклым глазом, поднял хвост и навалил кучу.
        - Ой, лошадка!- обрадовалась мадам Цуцулькевич.
        8
        Бар был маленький, но зато с отдельными кабинетами - небольшими полутемными загончиками с двух сторон от стойки, исполненной бутылок и стаканов с рюмками. За стойкой клевал носом старый, плешивый бармен в железных круглых очках. Посетителей почти не было.
        Разбудив ветерана и спросив у него бутылку текилы - Жужу отказалась от виски и прочих напитков, а вот текила ей пришлась по вкусу,- мы уединились в самом дальнем от двери загончике и окончательно перевели дух.
        - Люк,- неуверенно улыбнулась мадам Цуцулькевич.- Вы всегда стреляете в полицейских?
        - Нет, мэм,- я вытащил сигару и предложил даме, но она отказалась. Прикурил.- Только по особым дням. У меня бывают, знаете ли, такие специальные дни, когда мне позарез необходимо пристрелить какого-нибудь полицейского, иначе я ночью спать не могу и вкус к пиву теряю. Это у меня с детства. Иной раз хожу и ищу: ну где же полицейский? Где? Хоть один? А они все не попадаются и не попадаются. Вот сегодня как раз такой день. И заметьте: повезло. Сам пришел. На ловца, так сказать, самостоятельно набежал зверь…
        - Люк!- Мадам Цуцулькевич взялась за стакан, основательно хватила текилы и заела ее кусочком лайма.- Не пудрите мне мозги, пожалуйста.
        Нет, вы видели? Не пудрите ей мозги! Я даже рассердился.
        - Я и в мыслях такого не имел, мэм. Напротив, я как раз только что хотел спросить, Жужу: у вас правда руки из жопы растут, или сегодня такой особый день, что вы непременно должны немного посидеть в камере? Ничего, что я так запросто?
        - Вот!- Мадам Цуцулькевич воздела к низкому потолку острый пальчик с наманикюренным ноготком.- Хороший вопрос рождает правильный ответ, Люк. Руки у меня растут откуда надо. Еще никто не жаловался. Вы что-нибудь сечете в компах?
        - Умею нажимать на кнопочки.- Я уклончиво пожал плечами.
        - Клёво… Тогда все равно не поймете.- Цуцулькевич задумалась на мгновение.- Скажем так: меня еще ни разу не ловили. Ни одного разу.- Она хлебнула еще текилы.- Дайте затянуться, Люк.
        Я передал ей сигару.
        - Так вот,- выпустив дым, продолжала Жужу.- Я не так часто занимаюсь левыми операциями. Вообще-то я - бета-тестер и спец по сетям и безопасности. Очень хороший специалист. Но иногда… Я свободный художник, одним словом.- И она обезоруживающе мне улыбнулась.- А полицейского в последний раз видела год назад. Он на улице движение разруливал, палкой махал.
        - Понятненько,- вежливо ухмыльнулся я в ответ и отпил из стакана. Текила попалась неважнецкая. Надо было требовать «Ту фингерз».- Значит, с руками у вас все в порядке? И в тюрьму пока неохота? Тогда скажите мне, моя милая Жужу, каким-таким образом этот доблестный полицейский вас столь мгновенно вычислил? Буквально за каких-то полчаса? А?
        - Я вам вот что скажу.- Цуцулькевич ухватила свой стакан обеими руками и подалась вперед.- Это чудо!
        В течение последующих двадцати минут, позабыв, что я в «компах не секу», Жужу подробно и взахлеб рассказывала мне, каким образом она сегодня зашла туда, куда зашла - неважно куда, но куда надо - через какие сервера при этом залинковалась, подробно описала задействованные сетевые ресурсы, объяснила, что при этом делала ее клёвая прога…- я и половины не понял. Вот Люлю - Люлю Шоколадка сейчас же бы включился в беседу как минимум на равных. Или та же Лиззи, моя нежная боевая подруга - она тоже. А я… Мне бы побегать да пострелять на свежем воздухе, отловить три-четыре десятка злостных негодяев, отъявленных мерзавцев и упаковать их за решетку. Впрочем, компьютеры я тоже очень люблю, потому что они полезные. Я ими пользуюсь. А такие люди, как Жужу, Люлю и Лиззи - они с компьютерами дружат и даже ими повелевают.
        И выходило, по словам мадам Цуцулькевич, что произошедшее в «Пауланере» - просто невозможно. Внимательно ее выслушав, собрав завалявшиеся в голове сведения об ай-пи, фареволах и прочих хостах с хитами, а также подкрепившись добрым глотком текилы, я был склонен согласиться с раскрасневшейся от текилы и переживаний хакершей. Действительно, даже если и нашелся бы человек - нет, одного человека мало! целая группа, которая взялась бы отслеживать Цуцулькевич - причем, этим очень целеустремленным людям желательно было бы знать, когда примерно мадам ломанется в сеть,- то они скорее пальцы по самые уши о клавиатуры стерли бы, чем за полчаса определили действительное местоположение сетевой разбойницы. И если все же допустить малюсенькую вероятность, что гипотетическая группа поиска Цуцулькевич, задействовав совершенно фантастические технические ресурсы, все же обнаружила бы, что мадам коннектится из моей комнаты, то для того чтобы с такой скоростью возникнуть на ее пороге, группе следовало иметь своего человека наготове чуть не под каждым кустом в мире.
        Невозможно, но факт: Жужу выследили и на пороге моей комнаты возник не кто иной как произведенный под руководством поганца Вайпера робот - мой двойник, между прочим. У меня просто голова кругом пошла, когда я вдруг понял: то, что невозможно и с вполне аргументированной точки зрения мадам Цуцулькевич, и с точки зрения любого человека, обладающего необходимым набором соответствующих знаний,- очень даже легко и просто для Вайпера, или кто он там.
        Что мы, собственно, о Вайпере и этом самом «И Пэне» знаем? Так мало, что плакать хочется. Но - судя по размаху, с которым данные ребята подходят к решению своих совершенно непонятных простому уму задач, у них за пазухой может быть еще и не такой силы козырь, плавно превращающийся в огромный булыжник для всех, кто не с ними.
        Ладно, будем считать установленным: вайперова работа. Тогда - еще два вполне вероятных предположения: робот явился не по мою душу, то есть врагу не ведомо, кто такой Люк Аттертон, по мою душу прислали бы (я льщу себя надеждой) или больше механизмов, или что-нибудь посовершеннее, вроде модели «би» (хотя кто их знает, чего эти умельцы понаделали за прошедшее время); идругое - мадам Цуцулькевич сперла информацию, которая находится в зоне интересов Вайпера с «И Пэном». В обоих случаях охота идет не на меня.
        Значит, я поступил, мягко говоря, непрофессионально, когда не совладал с инстинктом и шлепнул заглянувшего к нам робота. Надо было поднять руки вверх, отойти в сторонку и сказать: это все она. Не бейте, дяденька. А потом проследить, что будет дальше. Прогуляться за роботом, если бы он оставил меня в покое, или вместе с ним - если бы он решил со мной пока не расставаться.
        Я посмотрел на сиявшую простодушной радостью Цуцулькевич - даже в этой, прямо скажем, поганой ситуации она, похоже, находила свои прелести!- и понял: нет, не смог бы я так поступить. Никак не смог бы. Сентиментален я что-то стал. Или - все же старость?..
        - Жужу,- спросил я, задумчиво пуская дым, когда поток слов мадам несколько поиссяк.- Скажите мне, что же вы все-таки поперли? У кого? И кому оно надо?
        9
        Вкратце славная история замечательного города Тумпстауна и его ок(рестностей) такова.
        В те незапамятные времена, когда динозавры еще были маленькие, а рахиминисты не слезли с деревьев или даже, может, вовсе не зародились, в мире существовало еще не так много вещей, на которые просвещенному человеку хотелось бы без отвращения бросить искушенный взгляд. Иными словами мир был хаотичен и по большей части неприятен как для проживания, так и для времяпровождения. Но уже тогда среди порожденного непредсказуемой матушкой-природой хаоса отчетливо выделялось несколько населенных нормальными людьми островков, первым из которых все единогласно признавали Винздор. Сей очаг цивилизации, на который круглый год с неослабным вожделением косились лохматые варварские орды, породил из своих недр ряд самых что ни на есть исторических личностей, немало способствовавших тому, чтобы мир принял привычные, теперь кажущиеся нам безусловными формы. Я имею в виду в первую очередь господина Алена Дика Дройта, графа Винздорского, а также давно покинувшего нас герцога дю Плесси и ныне здравствующих и до сих пор вносящих посильную лепту буквально во все Люлю Шоколадку и Юллиуса Тальберга, не говоря уж о прочих.
        И получилось так, что, создав определенные предпосылки для последующего развития цивилизации, природа вымыла руки - а возможно и ноги - в ближайшем ручье и неслышно отошла в уголок, где и принялась усиленно почивать на лаврах, предоставив миру выкручиваться самостоятельно.
        Вот тут в дело и вступил граф Винздорский. Он начал с того, что принялся ездить по редким городам и обширным весям, внимательно приглядываясь к новшествам и загружая их с дальним прицелом в цепкую память, а также походя уничтожая туповатых варваров, имеющих глупость встречаться на его не всегда прямом пути.
        В один из таких вояжей - дело как раз было на побережье - господин Дройт натолкнулся на очередную бревенчатую стену (а надо вам знать, что постоянное присутствие под боком орущих зычными голосами толп вонючих мужиков с разнообразным дубьем и неудержимой страстью к чужому имуществу породило множество таких стен, в разной степени высоких, но все как одна мощных, сработанных из здоровых стволов), а за стеной оказался городок - небольшой, боевитый, даже местами ухоженный, но несколько безалаберный в смысле способов наведения порядка.
        Господин Дройт сотоварищи покинул рейсовый дилижанс и живо вник в местные проблемы: подрался с таможней, нанес визит в банк, навел дружбу с Кисленненом и случайно прибил забором местного шерифа, что следовало сделать уже давным-давно, ибо этот толстый пьяница любил только собственный револьвер, до такой степени длинноствольный, что варвары почитали его за предмет культа и называли - в грубом переводе - «Далеко-Стреляй-Быстро-Убивай». Револьвером достоинства шерифа Гопкинса, собственно, и исчерпывались, так что после того, как его - дрыхнувшего глубоким пьяным сном - задавило рухнувшим забором, тумпстаунское сообщество в большинстве своем вздохнуло с облегчением.
        Так и вышло, что граф Винздорский сделался тумпстаунским шерифом - а кто бы еще, собственно? Приглядевшись к местным делам, г.Дройт сделал выводы и записи в блокнотике, наладил трехсменную охрану городских стен и возобновил поездки по местам. Его вояжи со всей неизбежной закономерностью привели к тому, что через довольно короткое время в метрополии у власти встала Палата лордов, понаехавших в Тумпстаун по приглашению нового шерифа,- он прельстил баронов и маркизов блестящими перспективами развития, железной дорогой и стремительным развитием демократии (в правильном понимании этого слова)- а после этого городишко стал расти как на дрожжах и строиться как одержимый.
        И все было хорошо - даже замечательно - и варвары уже не накатывали на город так часто, как раньше, присмирели варвары, присмирели!- и тумпстаунская биржа бурлила, и Пит Моркан взялся за строительство комбината по производству электрических пишущих машинок с памятью на двадцать четыре страницы,- но тут неожиданно выяснилось, что любая форма правления имеет свой исторический предел даже при вопиющей, тотальной демократии: престарелый герцог приказал нам всем долго жить собственным головным мозгом уже без него, и мудрый г. шериф, как всегда посоветовавшись с японским князем Тамурой, воспользовался этим обстоятельством для внедрения в тумпстаунское общество очередных перемен.
        В городе было провозглашено президентское правление, которое вначале мало кто одобрил, но которое быстро доказало свою состоятельность и немалую жизнеспособность. Единственным существенным недостатком нового положения вещей стало чрезмерное обилие разных политических партий, расплодившихся как опята на сыром пне; но и это оказалось по вкусу тумпстаунским обывателям, быстренько и со вкусом включившимся в политическую жизнь. Добавлю, что демократия в славном городке Тумпстауне развилась уже до такой степени, что никому - кроме, разве что, самых оголтелых рахиминистов - и в голову не приходило переизбрать вечнозеленого президента О’Рейли.
        А вот в Клокарде управляло так называемое городское собрание: раз в пять лет, на две недели - и в эти дни стрельба на улицах гремела непрерывно - город делился на округа, от которых выдвигались депутаты, избиравшиеся в это самое собрание всеобщим тайным голосованием. Позднее прорвавшиеся в собрание, из своего числа - опять-таки тайным голосованием - выбирали президента, коему предстояло в течение последующих пяти лет разруливать все клокардские проблемы, соотноситься с сопредельными городами и делать тому подобные немаловажные вещи от лица города. Через пять лет петрушка с выборами начиналась по новой: новые члены городского собрания, новый президент и все такое. Бах-ба-бах! У нас такого никогда не было. И это странно, ибо всем известно, как охочи тумпстаунцы до активных развлечений - виски не наливай лишний стаканчик, а пострелять дай непременно, лучше по движущимся целям - а что такое выборы, как не две-три недели здорового отдыха, полного разнообразных развлечений?
        Резиденцией клокардского президента и его администрации была ратуша - именно туда я и направился. Мне были нужны подробные карты города, включая сюда всякого рода коммуникации, типа канализации и оптоволоконных линий. После казуса, приключившегося с мадам Цуцулькевич, искать карты в компьютерной сети я почел неразумным - так что оставалось позаимствовать потребное иным способом и в ином месте.
        Напустив на себя самый простецкий вид, я по всем правилам местного этикета справился у могучего, торчащего столбом справа от входа констебля, как пройти в отдел регистрации предпринимательства, получил исчерпывающие объяснения - «вверх по лестнице на второй этаж, направо по коридору, шестая дверь» - и проник в ратушу.
        Здесь было прохладно и пустынно: редкие посетители и служащие (мало различающиеся меж собой по внешнему виду) неторопливо шествовали по ковровой дорожке, устилающей широкую мраморную лестницу, передвигались по коридорам; ана площадке второго этажа, у высокой металлической плевательницы, под огромным, в тяжелой тусклой раме портретом какого-то исторического лица курила сигары, оживленно беседуя, группа из четырех джентльменов самого делового вида.
        Никто не обратил на меня ровно никакого внимания и я, талантливо отворачиваясь от камер слежения, а кое-где непринужденно заслоняя лицо шляпой, обследовал сначала второй этаж - как и было велено констеблем,- а потом спустился на первый, где, как я и подозревал, располагался архив и разные технические службы городского хозяйства.
        В длинном темном коридоре, простиравшемся по обе стороны от лестницы, оказалось и вовсе безлюдно. В конце, правда, светилась красным глазком очередная камера, но я - деревенский простак с глупой рожей - не вызвал никаких подозрений: из двери с надписью «Охрана» ко мне на встречу никто не вышел и не поинтересовался, какого, собственно, черта я сюда приперся, оставив в небрежении любимые сельскохозяйственные угодья и тучный скот.
        Удачно вытягивая шею и изо всех сил тараща глаза на вывески, я медленно прошествовал по коридору и скоро обнаружил искомый архив, однако же стойко пренебрег нужной дверью и постучал в следующую - с потрясающей по глубине табличкой «Служба коллекторов».
        На стук никто не вышел, не откликнулся и вообще никак не отреагировал - и я на всякий случай постучал еще раз, а затем, сделав вид, что таки да, меня пригласили, повернул бронзовую ручку, открыл массивную дубовую дверь (в клокардской ратуше вообще все было капитальное, выстроенное на совесть) и, сорвав с головы шляпу, проник внутрь.
        Моему взору предстало обширное помещение, уставленное шкафами и столами - всего столов я насчитал три: широких, заваленных бумагами; из шкафов торчали аккуратные рулоны чертежей или чего-то в таком роде, а на столах мерцали экранными заставками мониторы компьютеров. Самое забавное было то, что в коллекторной службе не оказалось ни служителей канализации, ни камер слежения: совершенно возмутительная, надо вам сказать, беспечность! А вдруг сюда заберется злобный рахиминист, желающий совершить политическую диверсию в трубах - среди отходов и прочих вторичных продуктов? Засунет в какую-нибудь важную трубу свой кожаный носок? Это же весь город может залить дерьмищем, а кто будет виноват? С рахиминистов станется, да-да!
        Но я-то не собирался чинить препятствия текущему под городом говну, а потому быстренько присел к ближайшему компьютеру и тронул его за мышь. Бегущая строка «Жизнь становится все более настоящей» сменилась хорошо обжитым рабочим столом - и я еще раз про себя выругался: ну надо же! уйдя по своим немаловажным делам, местные труженики коллекторов и очистных сооружений даже не озаботились запаролить экранные заставки, не говоря уже о самих компьютерах - приходи, кто угодно, и делай, что хочешь! А я-то уже приготовится взламывать!..
        Здание было опутано локальной сетью, и это меня особенно порадовало, потому что изначально я планировал вылезти на карниз и забраться в соседний архив через окно. Однако же прогресс и здесь оказался к моим услугам, и через пару минут я уже уверенно шарил в архивной базе данных, выуживая и сбрасывая на захваченный с собою диск все карты, которые только сумел отыскать.
        Карт оказалось много и - разные. Диск заполнился почти под завязку. Я как раз отстрелил его, поднялся и стоял уже у самой двери, когда она распахнулась и в помещение мелкими шажками вошла миловидная молодая дама в обтягивающем жакетике темно-синего цвета, с длинными, уложенными в высокую прическу белыми крашеными волосами и с папкой под мышкой. Дама выглядела немного, на мой вкус, комично, потому как к такому короткому кокетливому жакетику скорее полагалась бы не менее короткая и именно что обтягивающая юбка; на ней же юбка была длинная и широкая - до самого пола, как и водится в Клокарде; при этом белая блузка дамы обладала таким изрядным вырезом, что если бы не кружавчики и всякие рюшечки, я бы ее не заметил - в разрезе незастегнутого жакета царили высоко поднятые розоватые налитые корсетом груди - перси!- и на них возлежали три нитки крупного жемчуга. Перси готовы были выпрыгнуть из жакета и броситься прямо на меня, и я замер, пораженный этим сногсшибательным зрелищем. Даже рот открыл от восторга.
        - Кто вы?- подняла выщипанные брови пришедшая прелестница.- Кто вы и отчего здесь?
        - Мэм!- Я сорвал шляпу, и склонился в легком поклоне, не будучи в силах отвести взгляд от дивного зрелища.- Я бедный фермер, которого привели в ратушу мелкие хозяйственные дела… Но только не спрашивайте меня о них, ибо все вылетело из моей крайне бестолковой головы в тот миг, как вы появились передо мной! Позвольте ручку?
        Зардевшаяся от моих огневых взглядов дама секунду помедлила, но потом заиграла ямочками улыбок и ручку позволила, и я к ней припал в долгом поцелуе.
        Все же хорошо, что Лиззи меня сейчас не видит, хотя я и умер!
        Но… друзей надо заводить везде и всегда.
        - Ну полно вам, полно…- смущенно произнесла белокуро-крашеная, неторопливо - нехотя!- отняла у меня руку и, шелестя юбкой, сделала несколько шажков в обход; захлопнула дверь.
        - Ах нет, нет, не полно, совсем не полно!- разворачиваясь следом, жарко произнес я.- Вы так очаровательны! Так красивы! За всю жизнь я не видел ничего подобного!- Грудь дамочки должна была бы уже, по логике вещей, дымиться.- Я просто не знаю, как теперь буду жить! Еще утром все кругом было обыденным и пресным, а теперь… О скажите же мне скорее, как вас зовут, прекрасная?
        - Кэтти,- поведала она, кокетливо опустив ресницы, и я тут же воспользовался этим, дабы снова завладеть ее рукой.
        - О Кэтти! Кэтти…- бормотал я, покрывая руку поцелуями, словно в забытьи.- О Кэтти…- И я замер, вновь упершись взглядом в ее впечатляющего размера вымя.- Вы позволите?..
        На лице покрасневшей Кэтти читалось некоторое сомнение - так ли она меня поняла? но сомнение тут же сменилось уверенностью: да, именно так!- и прелестница с грудями в изнеможении подняла руку к полуприкрытым глазам, практически готовая «позволить» пылкому сельскому джентльмену прямо тут, как в глубине коридора раздались голоса и шаги.
        Кэтти неохотно встрепенулась, выдернула руку.
        - Сегодня вечером, в «Карбункуле», в девять,- горячо прошептала она, косясь на дверь.- А теперь идите, идите! Нас не должны застать вместе!
        В этом я с ней был глубоко согласен. Подарив Кэтти еще один исполненный животной страсти взгляд, я ловко проскользнул мимо дамочки к двери - на ходу таки чмокнул ее молниеносно в левую грудь, вызвав полузадушенное ойканье, и оказался в коридоре.
        Навстречу важно двигались несколько джентльменов официального вида - тоже с папками в руках,- попыхивающих неизменными сигарами; джентльмены оживленно переговаривались, я раскланялся и миновал их безо всяких осложнений.
        А вот дверь в комнату охраны оказалась приоткрыта; оттуда доносились разные интересные звуки и я позволил себе мимоходом заглянуть в щелочку.
        Укрепленный на стене телевизор передавал выпуск тумпстаунских новостей, коим внимал пожилой охранник, сложивший на стол ноги в роскошных сапогах.
        Я пригляделся.
        С экрана вещал Роб Чаплин.
        - …Вчерашних событий. Лучше других их прокомментирует хорошо нам всем знакомый инспектор полиции Сэмивэл Дэдлиб, возглавлявший эту победоносную операцию, в результате которой очередное гнездо бандитского элемента было стерто с лица земли!- Чаплин горел неподдельным энтузиазмом.- Доблестные силы тумпстаунской полиции в очередной раз доказали, что безнаказанно нарушать закон у нас не позволено никому! Прошу вас, инспектор!
        Под одобрительное «так! вот это так!» охранника на экране появился я - собственной персоной, немного поцарапанный, с куском пластыря на лбу, но вполне живой и веселый.
        - Спасибо, Роб!- кивнул Сэмивэл Дэдлиб Чаплину.- Наказание действительно неотвратимо, дамы и господа. Мы обещали их всех переловить - и мы их переловили. Со всей уверенностью могу вам сегодня сказать, что с бандой пресловутого Патрика покончено раз и навсегда!..
        Совершенно обалдев от увиденного, я медленно отлип от щели и механическими шагами двинулся к выходу; даже налетел ненароком на высокого, меланхолично жевавшего табак господина с тощим портфелем в жилистой руке.
        Если Роб Чаплин берет интервью у Сэмивэла Дэдлиба в Тумпстауне, то кого же тогда убило прямой наводкой из пушки в маковом поле и - кто же в таком случае я, если вот он, Дэдлиб?..
        10
        - Вот что, Жужу,- сказал я, входя в номер гостиницы «Зеленый попугай», что стоит рядом с баром «Сикоку».- Нам надо крупно поговорить.
        Мадам Цуцулькевич поднялась мне на встречу с кровати, преисполненная очевидной доброжелательности.
        - Отчего же не поговорить, Люк? А что вы имеете в виду под «крупно»?
        Я наклонился к холодильнику и извлек из него бутылку мочевинного пива «Миллер». Что делать! В Клокарде к моему визиту совершенно не подготовились, «Асахи» не завезли, приходится пить что найдешь. Даже такое. Уселся в кресло, сопровождаемый внимательным взглядом Цуцулькевич, неторопливо закурил сигару и откупорил бутылку.
        - Я имею в виду следующее. Благодаря стечению неумолимых обстоятельств, мы с вами оказались в идиотской ситуации. Вы что-то там сперли у очень непростых ребят. Причем, работая на моем ноутбуке. К нам тут же явился полицейский и я его нечаянно, скажем так, застрелил. С места происшествия мы с вами скрылись. Нравится мне это или нет - но таковы факты. Нас наверняка ищут. Поправьте меня, если я ошибаюсь.
        Жужу согласно кивнула.
        - Я вижу два выхода из наших скорбных обстоятельств. Первый - мы с вами немедленно выбираемся из Клокарда и с криками «ой-ой-ой» бежим прочь до ближайшей границы - с максимально возможной, будто нам фитиль в задницу вставили, скоростью, чтобы больше сюда никогда не вернуться.
        - Я не люблю бегать,- поставила меня в известность мадам Цуцулькевич.- Можно поехать на велосипеде. И вообще напрягаться - это такой суксь!
        - Да, я вас понимаю, мэм. Что может быть пошлее, чем напрягаться, особенно по мелочам, тем более - из-за какого-то шерифа, который уже послал, несомненно, людей на наши поиски! Фигня какая!
        - С чего вы взяли, Люк?
        Нет, эта наивность меня просто поражает! Божий одуванчик! И эта женщина беззастенчиво тырит чужие файлы, умудряясь при этом озаботиться заметанием следов! Пришлось взять из холодильника еще один «Миллер».
        - Видите ли, мэм…- Я глубоко затянулся.- Ведь в «Пауланере» хорошо запомнили и вас, и меня. К тоже же, на пороге моей комнаты валяется хладный труп с дыркой в башке! Нужно быть полным дауном, чтобы не сложить эти вещи вместе. А местный шериф никогда не производил на меня впечатление дауна. Постарел - да, но еще вполне бодренький. По крайней мере, в том, что законно, а что - нет, разбирается неплохо. Между нами, я еще не встречал ни одного города в мире, где было бы принято стрелять в полицейских. Вы следите за моей мыслью?
        - Пока да,- Жужу обезоруживающе улыбалась.- Но… может, они поищут-поищут да и перестанут? Они же не знают, что мы тут, верно? Не найдут и успокоятся, подумают, что мы сбежали, а мы пойдем посмотрим на ратушу. Кстати, Люк, вы не в курсах, тут есть какой-нибудь музей? Лучше исторический?
        - Нет музея!- Я начинал медленно свирепеть. Да в конце концов! Зачем она мне вообще сдалась, эта мадам Цуцулькевич? Пусть себе шляется по музеям, а я пойду своим путем.- Жужу, поймите, что мы в жопе. В глубокой. Если мы не сбежим, то нас найдут. Рано или поздно. Но - поскольку Клокард город маленький, думаю, что скорее рано, чем поздно. В маленьких городках все друг друга знают, и обнаружить приезжих не составляет особого труда.
        На лице Жужу отразилась работа мысли.
        - Допустим, вы правы, Люк…
        - То есть как это - допустим?!
        - Ну вы правы, правы, хотя это все и крайний бэд… Вы что-то говорили про два выхода? Или мне показалось?
        - А!- Я сделал приличный глоток из горлышка. Положительно, пиво - вода жизни. Даже «Миллер». Раздражение снимает, по крайней мере. Хотя «Миллера» для этой цели явно надо в два раза больше.- Второй выход более сложный, чем просто смотаться. Он следующий. Мы с вами выбираемся из этой гостиницы и находим магистральную линию - желательно в достаточно уединенном месте, то есть там, где нас никто не увидит.
        - Тогда придется лезть в люк, Люк,- мило, как ей показалось, скаламбурила Жужу и засияла глазами.- Потому что такие линии обычно прокладывают под землей. Я поняла вашу идею. Мы не можем сконнектиться с мобильника, потому что мой уже засвечен и выключен, а у вас его вообще нет, так ведь? да и вообще мобильник легко засекается. Поэтому вы хотите подключиться к кабелю. Клёво! И что?
        Как приятно, когда ты находишь понимание! Для себя я выбрал этот путь с самого начала, иначе зачем мне было светиться в ратуше?
        - И то! Мы, как вы метко выразились, коннектимся, идем в сеть и стараемся выяснить, кому вы наступили на хвост. Что это были за файлы такие, которые вы поперли. А уж там - смотря по результату. Может, по варианту номер раз, то есть побежим с громкими воплями к границе. А может - и по-другому обернется…
        - Да, я тоже об этом подумала. Надо глянуть в файло. Я обычно этого никогда не делаю. У меня правило: заказчик говорит, что ему надо пробить, какие данные, я пробиваю и никогда не сую нос в чужие дела. Мне просто выдали список необходимых файлов. Всего их было двадцать три, общий вес - почти сто мегов. Текстовая инфа и картинки. Тифы… Может, меня подставили?
        - А кто заказчик? Все же не скажете?
        - Да не знаю я, Люк! Правда! В таких делах - никаких имен, вы понимаете? Сетевой адрес сервака, куда файло слить, и - все. Работаем на доверии.
        - Хорошенькие дела…- Я встал и прошелся по комнате. Еще что ли «Миллера» достать?- Ну а как вы на тот сервер попадете?
        Мадам Цуцулькевич улыбнулась с откровенным превосходством:
        - И попаду, и файло качну, и никто - ни слуху, ни духу. Оки-доки?
        - Оки,- я легонько шлепнул мадам по подставленной ладошке.- Тогда вот что…
        Левое оконное стекло с громким звоном разлетелось, в комнату всунулся ствол здоровенного винчестера и заходил туда-сюда; одновременно с этим в закрытую на щеколду дверь грубо забарабанили и раздался решительный голос:
        - Служба шерифа! Бросьте оружие на пол и выходите с поднятыми руками, по одному!
        - Вот видите, Жужу,- заметил я, прижавшись спиной к простенку между окнами.- А вы говорили - не найдут!
        Недооценил я службу шерифа, недооценил! Думал - тихий, сонный городок с вековыми традициями, а поди ж ты! По моим прикидкам, нас должны были обнаружить только часа через три. За это время мы бы успели смотаться.
        - И что теперь?- Мадам Цуцулькевич мгновенно оказалась рядом, вне досягаемости винчестера.
        - Что-что…- Я достал «беретту».- Лично я собираюсь покинуть эту гостиницу. А вы?
        - Ну я…
        - Последний раз повторяю! Это служба шерифа! Выходите с поднятыми руками!
        - Суксь когда перебивают!- И Цуцулькевич засадила в окно пару пуль из своего «бэби игла».
        Посыпались осколки стекла, ствол винчестера исчез, раздался топот и в дверь из коридора несколько раз выстрелили. Но двери в «Попугае» были прочные и толстые, так что пули бессмысленно застряли в старой древесине.
        А потом началось: на галерее поднялась жуткая пальба из крупных калибров, в мгновение были разнесены и остатки стекол, и рамы в обоих окнах,- теперь служба шерифа могла войти в номер беспрепятственно, но смельчаков пока не наблюдалось. Все же вооружены мы с мадам Цуцулькевич были неплохо, а в том, что Жужу стрелять умеет(хотя и не любит), многие могли убедиться не далее как в минувший полдень перед «Пауланером».
        - И что же теперь?- Цуцулькевич все еще улыбалась, ибо мир был по-прежнему хорош, интересен и крайне добр; атакие пустяки, как арест, не стоит принимать близко к сердцу. И все же рука ее сжимала «бэби игл» решительно и твердо.- Как мы выберемся?
        - Я опять же вижу два способа. Геройский и дурацкий. Вам какой по сердцу, Жужу?
        - Расскажите подробнее.
        В дверь принялись колотить чем-то очень тяжелым. Дверь тряслась и потрескивала.
        - Некогда, мэм. Выбирайте!
        - Тогда дурацкий!
        - Прекрасно!- Я засадил пару выстрелов в дверь и еще три в окно. Колотить на пару секунд перестали, но, убедившись, что пули дверь не пробили, взялись с еще большим воодушевлением.- Раз так, вешайте на себя мою сумку. Повернитесь. Замечательно.- Я вжикнул молнией и вытащил из одного кармана тюбик с пластитом, так хорошо зарекомендовавшим себя в Сарти.- Смотрите за окнами!- И кинулся на середину комнаты, где быстренько нарисовал пластитом неровный круг метра полтора в диаметре, ткнул в серую массу взрыватель и, разматывая тонкий проводок, отпрыгнул обратно, к Жужу. Повалил ее на пол.
        - Сейчас будет немного шумно, мэм!
        Выхватив «слона», я разрядил его в дверь и близлежащие стены.
        Как и следовало ожидать, пули из «слона» легко пробили и то, и другое и вызвали у скопившейся в коридоре службы шерифа самый настоящий ступор, который я дополнил, активировав взрыватель.
        Пластит ахнул, обвалив кусок пола в комнату первого этажа,- в облаке поднявшейся пыли я ухватил потерявшую дар речи Цуцулькевич за руку и кинулся в дыру.
        - Извините, сэр! Обстоятельства,- раскланялся я с потрясенным нашим появлением седым, голым по пояс джентльменом (он, видимо, предавался водным процедурам),- и под громкие азартные крики «вниз! все вниз!» мы с Жужу вылетели в коридор и понеслись в сторону кухни с оружием наголо («Куда?!- взвизгнула Цуцулькевич.- Не туда! В другую сторону!» - «Не будем спорить, мэм, не время сейчас!»), где без труда отыскали черный выход, оставив поварскую обслугу в полном обалдении от нашей героической прыти.
        Мы выскочили в узкую щель между домами, а сзади, уже не так далеко, грохотала, ругаясь и паля нам вслед, погоня. По счастью, слева - всего в паре метров - в брусчатке матово блеснула крышка люка, и я с помощью ножа - знатного, ковбойского, с двадцатисантиметровым клинком - тут же ее вскрыл. Дернул за руку мадам Цуцулькевич, легко опустил ее во мрак, слез сам и аккуратно придвинул крышку на место.
        Вовремя - тут же по люку загремели подковки служителей местного порядка, раздались огорченные крики «где?.. где?.. куда делись?» - а в это время я, на ощупь развернув Жужу рюкзаком к себе, нашарил штатный фонарик, включил его и прицепил к жилетке.
        - Славно,- заключил я, переводя дух.- Еще один последний штришок - и все.- И с помощью миниатюрной горелки принялся аккуратно заваривать крышку люка изнутри. Горелки хватило как раз на полный круг, после чего полезный инструмент прощально пыхнул и погас.
        - Кто вы, Люк?- счастливым голосом вопросила мадам Цуцулькевич, когда с люком было покончено.
        - Предусмотрительный человек, старающийся все свое носить с собой,- пожал я плечами.- Ну что, пошли?
        - Пошли,- кивнула Жужу.- Кстати… если этот план был дурацкий, то что же такое героический?
        11
        Не знаю, как вы, а я терпеть не могу канализацию.
        Нет, я совершенно не капризничаю, ничуть не бывало! Просто мне канализация не нравится. И вообще: шляться под землей, ползать во всяких тоннелях, внюхая миазмы,- такие удовольствия не для меня. Есть у нас, в Тумпстауне, специальные ребята под названием «диггеры» - вот им пива не наливай, а дай спуститься в какой-нибудь люк и потом лазать там и лазать: все ищут оставшиеся с прежних времен варварские артефакты фантастической силы, а то и просто банальные клады. Ничего пока не нашли - кроме крыс да Слепого Пью, активиста движения по борьбе за права животных, который давным-давно ушел добровольно в подвалы дома господина шерифа и с тех пор ни разу не выходил на поверхность. Пью, правда, легко от них отбился и убежал в глубь земли… Ну так это диггеры! Где диггеры и где - я? Еще с рахиминистами меня сравните.
        Клокардская канализация оказалась теплой и вполне ухоженной. Даже крысы тут были упитанные и степенные. Лоснящиеся, довольные жизнью крысы с мускулистыми длинными хвостами. При нашем приближении они не разбегались, нет - неторопливо расступались, давали дорогу, с любопытством разглядывая меня и Жужу. Увидев первую, мадам Цуцульуквич кинулась к ней с криком: «Ой, крыска!», но хвостатая обитательница не пожелала разделить восторги веселой дамочки с «бэби иглом» и на всякий случай утекла в какую-то щель. Оставив, впрочем, соблазна для на поверхности свой хвост. К хвосту Жужу теплых чувств не испытывала, а потому спокойно прошла мимо.
        Когда по моим расчетам мы удалились от заваренного люка на приличное расстояние, я остановился и присел на трубу: надо было сориентироваться.
        - Что дальше?- широко открыла глаза Жужу. Очередное приключение доставляло ей массу удовольствия.
        - А вот!- отвечал я и достал ноутбук.- Вы пива случайно не прихватили, мэм?
        Как же!
        Где-то вдалеке что-то глухо стукнуло и мы полминуты всматривались в темному.
        Ничего.
        Наверное, крысы. Крупные. Неприлично разжиревшие.
        Я сунул диск с картами в чрево ноутбука, и вскоре мы с Жужу в неярком свете одинокого фонарика изучали схему очистных сооружений Клокарда, а равно и сопутствующие коммуникации.
        - Дивно!- заключил я.- Мы здесь. А вот тут - о-о-очень подходящий узел. И электролиния, и телефонные и прочие кабели, а в пяти метрах прекрасный сток в реку, куда запросто можно слиться, если что.
        - Пожалуй,- согласилась мадам.- Тем более что ваш комп, Люк, срочно нужно запитать от сети. Батарейка садится.
        Чертовски верное замечание!
        Вскоре мы были на выбранном месте - здесь узкий ход заметно расширялся, образуя что-то вроде проходной комнатки, выход из которой был забран толстой решеткой. Именно за ней располагался сток в реку, и журчание вод доносилось вполне отчетливо, но что такое решетка для подготовленного человека, у которого еще осталось полно пластита?
        По стенам комнатушки проходили многочисленные толстые кабели, к которым были подведены панели и датчики, закрытые на замочки; очевидно, помещение использовалось во время ремонтных работ для проверки исправности систем и прочих коммуникаций клокрадского подземного хозяйства.
        В потолке был люк с воротом - чтобы проникать сюда с поверхности - и я тут же завернул ворот до отказа и дополнительно заблокировал снятым со стены красным молотком.
        При более подробном рассмотрении в комнатке обнаружились две зарешеченные лампы, которые мадам Цуцулькевич тут же и зажгла, щелкнув маленьким рубильником. Она же, внимательно оглядев панели, своротила с двух из них крышки и без долгих размышлений подключила к одной блок питания компьютера, а к другой - сетевой шнурок.
        - Ну,- потерла ладошки Жужу,- теперь посмотрим!
        Я воспользовался моментом, чтобы налепить пластита на решетку - никогда не знаешь, что тебе понадобится в следующий момент!- и только воткнул взрыватель, как Цуцулькевич с несвойственным ей раздражением воскликнула:
        - Вот собака! Суксь! Суксь! Суксь!
        - В чем конкретно состоит суксь, мэм?- поинтересовался я.- Не получается? Все же - руки из жопы, а?
        - Это можно было предположить, Сэм. Нет, я не про руки… Заказчик получил файло, слил его куда-то, а сервер вообще отрубил от сети. Даже если мы найдем, где он стоит,- пользы от этого ноль! Понимаете?
        - Чего ж тут не понять? Я бы сам так поступил. Так сходите туда, где вы информацию поперли, мэм, и поприте ее еще раз!- В глубине тоннелей далеко-далеко раздались голоса.- И поторопитесь, прошу вас: погоня уже переместилась под землю. Скоро придется нырять в реку.
        Шумы - шаги и голоса - между тем быстро приближались к нашему убежищу: похоже, идея взглянуть на схемы канализации пришла в голову не только мне - и я, перезарядив «слон», шагнул к темному проходу, оставив прильнувшую к компьютеру мадам Цуцулькевич за спиной.
        - Боюсь, придется погасить свет, мэм,- тихо бросил я через плечо и изготовил револьвер.
        Жужу тут же щелкнула рубильником и установилась почти полная темнота, разрываемая лишь слабым мерцанием экрана ноутбука, по клавиатуре которого мадам Цуцулькевич колотила вслепую так же быстро и свободно, как и на свету.
        - Похоже, сюда, сэры…- донесся до меня уже близкий голос и за углом мелькнул отблеск фонаря.
        - Осторожнее!- посоветовал другой.
        - Жужу!- еле слышно шепнул я в темноту.
        Гробовая тишина. Даже стрекот клавиш умолк. Лишь далекий плеск воды.
        - Мэм!
        Обеспокоенный, я обернулся: из-за решетки выскользнули беззвучно два массивных черных силуэта, но больше я не успел разглядеть ничего; последнее, что я увидел,- была массивная рукоятка «бэби игла», которую мадам Цуцулькевич с неизменной улыбкой обрушила на мою многострадальную голову.
        12
        Господи! Ну что за фигня! Рок просто какой-то! Уже второй раз меня лупят по голове - самым подлым образом, сзади. У меня голова не казенная, между прочим. Я ею мно-о-ого пользы еще принести сумею… Вот не хватало только полного дежавю в виде скотины Вайпера, кресла с ремнями, пива в рожу…- обрывки примерно таких мыслей посетили меня, когда я стал приходить в себя и ощущать окружающее.
        - Это случайно не ваше любимое пиво, милейший господин инспектор?- услышал я до боли любимый голос и тут же в лицо мне чем-то плеснули. Ну да, как же: чем-то! Пивом. Причем - пивом хорошим.
        - А… Это опять вы, Вайпер…- устало выдохнул я, отплевавшись.- Слушайте…- Я попытался открыть глаза, но не смог: в лицо светила очень яркая лампа.- Слушайте, отверните лампочку, я вам одну умную вещь скажу…- Голова в области удара болела чертовски. Вот тебе и мадам Цуцулькевич! Верь после этого людям. Хотел же ее бросить…
        - Да? И что же вы мне скажете такого, ду-шеч-ка?- издевательским тоном спросил невидимый Вайпер, но лампу отвернул.
        - Только вы не обижайтесь? Ладно?
        Ну конечно: опять комната без окон, кресло - на сей раз металлическое: учится, скотина!- прочные и толстые ремни, стол с парой бутылок пива на нем и - с моим нехитрым барахлишком: сумкой, оружием и даже мобильником, которым я, сам не знаю почему, остерегался пользоваться. На столе брошена маска, содранная с моего лица. Порванная, кстати. Ужасно неаккуратные люди! Никакого уважения к государственной собственности. А это - еще одна статья. На дополнительный год тянет.
        И на мне из одежды - одни трусы. Смоченные пивом.
        - Ну слушаю вас, слушаю, душечка! Говорите же, порадуйте умным меня, старенького!
        - Вайпер… Я вас долго уже наблюдаю в естественной, так сказать, среде и пришел к однозначному выводу. Вы - идиот. Стопроцентный. Законченный. Клинический. Клеймо некуда ставить. Давно вам хотел это сказать, да вы все убегаете куда-то.
        Вайпер засмеялся гаденьким смехом:
        - А вы знаете, милейший господин инспектор, я с вами даже в чем-то согласен. Я действительно идиот, ибо чересчур долго проявлял в отношении вас поразительное по беспечности милосердие. Надо было шлепнуть вас после самой первой встречи!- Сказав это, он перестал лыбиться и посмотрел на меня пронзительно и злобно.- На худой конец - дать вас четвертовать в Сарти, и все дела! Нет, я был так непростительно добр, что думал - мы с вами договорились! Вы не суетесь в наши дела, а мы - не суемся в ваши. Раз уж вы не хотите играть на нашей стороне и управлять жизнью, что, кстати, я вам тоже предлагал. Да, я идиот. Идиот! Но только в этом.- Вайпер отошел к столу, взял бутылку пива и принялся жадно пить, как всегда обливаясь. Видно, горло пересохло после такой жаркой речи. Не иначе.
        - Да перестаньте вы…- Я по мере сил поморщился.- Ну что вы так стараетесь показать, что настоящий? И можете пить пиво с удовольствием? Вам это совершенно не идет, Вайпер.
        - Неужели, ду-шеч-ка?- Вайпер навис надо мной, приблизил свое лицо к моему. Прошипел.- Так, вероятно, вы - настоящий? Живой? Из плоти и сопутствующей ей крови?
        - Вот тут вы правы!- Я хотел было плюнуть ему в рожу, да раздумал: ни к чему попусту расходовать слюну, может, еще пригодится.- В этой широкой груди равномерно, без напряжения бьется удивительно благородное сердце. И если вы сейчас начнете мне рассказывать, какие у вас есть замечательные и блестящие ножички для того, чтобы эту грудь вскрыть и сердце извлечь…
        - Не буду,- невежливо перебил меня Вайпер. У него вообще с вежливостью очень плохо. Мерзавец невоспитанный.- Вы же все равно не боитесь, душечка? Вы же у нас храбрый и готовы подохнуть за своего любимого Дройта и за свой вонючий Тумпстаун? Ведь правда, правда ведь? Я угадал? Угадал?- Он захлопал в ладоши и вообще принялся веселиться.
        - Да, я такой,- по мере сил, стараясь не тревожить болящий затылок, кивнул я.
        - Вот!- в полном восторге воздел палец к серому потолку Вайпер.- Вот! Поэтому мы не будем делать с вами всех тех гадостей, которых вы от нас ждете. Это неэффективно и грязно. Есть вещи, гораздо более совершенные, милейший господин инспектор! Гораздо! Мы просто просверлим в вашем черепе маленькие дырочки, вот здесь, здесь и здесь,- легкими касаниями эта скотина обозначила места предполагаемых дырочек,- вставим туда проводочки и просканируем ваши мозги. После этого вас, правда, придется выбросить на помойку, и никто не узнает, где ваша могилка, но зато мы будем знать все-все, что нас интересует. И притом - из первых рук! Ну как вам это?- Вайпер откровенно торжествовал.
        - Погодите-погодите…- Меня охватило внезапное озарение.- Ну конечно же… Как же я сразу-то… Так это у вас… Бог мой! Вайпер, я говорил вам, что вы - идиот?
        - Говорили. И что? Я даже согласился с этим. Потому что надо было от вас избавиться гораздо раньше, и только такой идиот, как я, мог позволить вам и дальше невозбранно разгуливать по белому свету.
        - Увы. Должен вас тотально огорчить. Вы не поэтому идиот.
        - А почему же?- заинтересовался Вайпер.
        - Вы же считаете, что это я попер у вас файлы? Или не я, но по моему заказу? Вот поэтому вы и идиот. Абсолютный.
        - То есть?- Вайпер опешил и забыл улыбаться.- Не пойму я вас что-то, милейший господин инспектор…
        - Ясное дело: вы же идиот!
        Вайпер схватил со стола полную бутылку и шагнул ко мне, воздев ее над головой. Похоже, я несколько переборщил - еще треснет!
        - Ладно-ладно! Опустите пиво, лучше мы его выпьем… Специально для вас поясняю: даже если вы засунете мне в голову свои любимые проводки, все равно не узнаете больше. Я не имею никакого отношения к краже ваших файлов. Да, я присутствовал при этом, но даже не подозревал, что на самом деле происходит. Если бы знал - то с удовольствием бы помог. Но - не знал.- Вайпер опустил бутылку и тупо уставился на меня.- И Жужу Цуцулькевич ничего не знала. Она - хакер, понимаете? Некто, кого и она не знает, дал ей адрес сервера и заказ. Она заказ выполнила, файлы украла и закачала их на сервер заказчика. Получила за это немалые деньги, между прочим. Но ни что это за файлы, ни чьи они, ни кто заказчик - все это ей неизвестно. Они так работают, эти хакеры, понимаете вы своей идиотской башкой?.. Так что зря вы ее поменяли на свою девочку (модель «би», я надеюсь?), и если уже успели просверлить Жужу в башке дырочки, то совершенно напрасно изнашивали сверла.
        Некоторое время Вайпер смотрел на меня отсутствующим взглядом, а потом снова оживился и погрозил пальцем.
        - Э-э-э, милейший господин инспектор! Ведь вы все это и выдумать могли, а? Я вас зна-а-аю, вы такой выдумщик!- Заложил руки за спину и вприпрыжку прошелся по комнате туда-сюда.- Но проверить все равно надо. Если вы сказали правду, это несколько меняет дело. А если нет… Лоботомия от вас никуда не денется, понимаете? Она может подождать, лоботомия. Да.- Он подошел к двери и ткнул в кнопочку на небольшом пульте у косяка.
        В комнате появились два здоровенных молодца в темно-синей военного вида униформе, с пистолетами на поясе и в глухих шлемах с опущенными дымчатыми забралам, за которыми не было видно лиц.
        - Увезите!- указал на меня Вайпер. Молодцы подхватили кресло, чем-то сзади щелкнули: образовались колесики, и меня выкатили из комнаты в длинный, хорошо освещенный и совершенно безлюдный коридор.
        Мы проехали мимо десятка дверей и наконец у одной остановились - видимо, прибыли.
        Один амбал открыл дверь - за ней царил мрак, а другой принялся отвязывать сначала мои ноги, потом руки; второй тут же присоединился к нему: вытащил из кобуры большой пистолет неизвестной системы и нацелил мне в лоб.
        И все это молча.
        Потом они слаженно подхватили меня и мощным рывком втолкнули в дверной проем; прежде чем я успел что-то предпринять, мягко хлопнула дверь и я остался в абсолютной темноте.
        13
        Камера, в которую меня так невежливо засунули, оказалась небольшой: шесть шагов наискосок. Это я выяснил в первые пятнадцать минут, на ощупь.
        Потом зажегся ослепительный свет и одновременно громко заиграла песенка «Квин» «We’re the champions». Когда-то я любил эту песню, она мне нравилась - но скотина Вайпер приложил все усилия, чтобы я исполнился отвращения к вокалу Меркьюри: еще бы, ведь песню крутили непрерывно в течение нескольких часов! Кто хочешь озвереет. И самостоятельно полезет в петлю.
        Но и на этот счет Вайпер позаботился: камера - и стены, и пол, и потолок - все было покрыто прочным, но упругим и мягким материалом, не позволяющим разбить себе голову даже при большом желании; не говоря уж о петле - отодрать даже малюсенький кусок у меня тоже не получилось, только зря ноготь сломал, хотя и очень старался. Возникла, правда, надежда поживиться чем-нибудь у видеокамеры, неотступно поворачивавшейся следом за мной, но ее предусмотрительно расположили так высоко, что нормальному человеку никак добраться. Еще можно было сделать петлю из трусов, но я не видел, к чему такую петлю можно было бы привязать. На двери даже ручка отсутствовала.
        Короче, все было плохо. Но не так, как могло бы. Ибо в голове моей пока оставалось ровно столько отверстий, сколько повезло получить при рождении. Уже плюс, не так ли?
        Да и вообще: хотя многие знания и влекут за собой многие печали, я все же чувствовал себя приподнято - пусть затылок мой и украшал здоровый и крайне болезненный синяк, а из одежды я располагал всего лишь трусами в веселый цветочек, и снаряжение, включая сканер роботов, осталось в кривых руках придурочного Вайпера. Все потому, что я в очередной раз не потерял веру в человечество. Думать о том, что Жужу Цуцулькевич талантливо водила меня за нос - меня! такого крутого! да что там: такого суперского и опытного!- было абсолютно невыносимо и даже унизительно. Потом я немного поупражнялся в прыжках к видеокамере (безуспешно!) и решил еще немного поразмышлять. Когда я со всей очевидностью понял, ибо Вайпер косвенно подтвердил, что Жужу подменили на очень хорошую модель «би» (скорее всего тогда, когда я вышел в ратушу), у меня камень с души свалился.
        Данное обстоятельство радовало меня целых полчаса.
        Но чем дальше я предавался этому увлекательному занятию, тем меньше оставалось воодушевления в моем многострадальном организме.
        Посудите сами.
        Я торчал неведомо где, но, судя по привычкам Вайпера,- определенно под землей, не просто в какой-то, наспех подготовленной к содержанию пленников клетушке, а именно что в камере!- в камере, специально оборудованной для сложных, вроде меня, случаев. Коридор, в котором я и мои сопровождающие побывали до того, произвел на меня самое благоприятное впечатление: достаточно обширный для того, чтобы по нему спокойно проехал крупный армейский грузовик; сокруглым потолком, по которому шел ряд матовых, ярко светящих плафонов - коридор тянулся, слегка отворачивая вправо. Пол был залит ровным слоем бетона - не как-нибудь наспех, а аккуратно и тщательно. В коридор выходила уйма похожих как братья глухих дверей с номерами, аккуратно вытисненными на круглых белых табличках. А когда меня швыряли в камеру, я успел заметить выворачивающий из-за угла легкий синий электромобильчик с тремя седоками.
        Значит - что? А вот что: хорошо оборудованная подземная база, которую строили не одну неделю и которая настолько поместительна, что для удобства и скорости по ней перемещаются на колесах. Где есть даже специально оборудованные камеры, из коих без специального инструмента не сбежать; ивсе это нашпиговано системами визуального наблюдения.
        Очень мило.
        Скорчив камере рожу, я двинулся дальше.
        Мадам Цуцулькевич - если, конечно, ей уже сгоряча не вскрыли голову - тоже, наверное, где-то здесь. Но где? Даже если я чудом выберусь в коридор, вряд ли мне позволят полностью обыскать данный подземный дворец.
        Да и сам я… такое ощущение, что задержался я здесь надолго. Где, где мои любимые лифты вертикального взлета с одной-единственной кнопкой?! Пора признать, что моя затея подпольного рейда в стан врага с ужасающим треском провалилась.
        - Дайте пива!- перекрикивая «Queen», потребовал я.- Дайте немедленно холодного пива! У меня тоже есть права!
        Как же!
        Сделав пару дополнительных пробежек из угла в угол, я присел у стенки и уткнулся подбородком в колени.
        Вилы.
        Главное - не терять самообладания и жизненного оптимизма. Думать положительно. Вот тот же Слепой Пью, добровольный узник подземелий, разве бы он столько продержался без света и вообще безо всяких жизненных радостей, если бы не думал положительно? Поначалу - ясное дело!- Пью было фигово и он негодовал, и даже, пожалуй, регулярно впадал в отчаяние; но потом нашел поводы для оптимизма, скрасившие его жалкое существование до такой степени, что Слепой Пью вовсе не захотел выходить наружу!
        Правда, Пью залез в подвалы особняка г. шерифа самостоятельно, по личной инициативе. Поперся отстаивать права обитающих там диких хомяков. И, надо признать, как-то умудрился найти с хомяками общий язык, иначе хомяки просто сожрали бы Пью вместе с его мосластыми костями. Ибо, если задуматься, хомяки - крайне непростые животные, при необходимости способные сбиваться в стаи…
        Тут свет померк и Меркьюри заткнулся.
        Опа!- подумал я в кромешной темноте. Опа.
        Свет снова возгорелся и песня продолжилась с той ноты, на которой оборвалась. Вероятно, сбой электропитания?..
        Но все это было отнюдь не так интересно в сравнении с глухим щелчком, раздавшимся от двери. Я быстренько метнулся к ней и - о радость!- увидел, что дверь открыта!
        Терять - кроме, пожалуй, целостности черепа - мне было уже практически нечего, а перспектива быть выброшенным на помойку и вовсе наводила тоску, так что я решительно выглянул в коридор. Лучше умереть стоя.
        Где-то далеко справа слышались неопределенного характера шумы, но в целом коридор был пуст и по-прежнему ярко освещен. Пригнувшись, я выскользнул из камеры и потрусил влево, подальше от шума.
        И тут же наткнулся на следующую дверь - также приоткрытую. Я старался не взвешивать свои шансы на победу, если в комнате окажется преобладающий противник, ибо на моей стороне была правда, а также неожиданность, из чего следовало, что мы победим, а враг - побежит. Но не бегать же по лабиринтам неведомого подземелья в одних трусах и с голым торсом, даже с таким красивым, как у меня! Хотелось одеться по-человечески, взять в руки что-нибудь тяжелое (лучше пулемет) и уж совсем прекрасно было бы выпить пива.
        И я распахнул дверь, изготовившись взвиться в победном прыжке и перекрошить всех, кого увижу, с помощью чудовищных боевых приемов, которым научил меня на досуге Люлю Шоколадка.
        Но кулаки разжались сами собой: кроме скорчившейся в углу мадам Цуцулькевич, в камере - совершенно такой же, как и моя,- никого не было.
        - Добрый день, сэр!- безмятежно улыбнулась мне эта великолепная особа, поднимаясь с пола.- Проходите. К сожалению, не могу предложить вам сесть.
        Жужу, похоже, совершенно не смущало, что из видимой глазу одежды в ее распоряжении имелась лишь серая майка на несколько размеров больше, чем нужно,- майка свободно болталась на мадам Цуцулькевич, прикрывая ее хрупкий организм почти до самых коленок.
        - Не время сидеть, мэм,- усмехнулся я, весело ее разглядывая.- Есть мнение покинуть этот роскошный чертог, и если вы согласны, то спешно и без лишних разговоров следуйте за мной.
        14
        Я однажды заметил, что в жизни мне здорово везет.
        Может, это потому, что, оценив по достоинству мою крайнюю доблесть и вообще исключительные человеческие качества, древние боги - возможно, даже варварские - взяли меня под свою опеку и с тех пор старательно отводят все кирпичи, которые по недомыслию могут свалиться на мою ничего не подозревающую голову; но мне самому гораздо приятнее думать, что все дело в моей редкой интуиции и природной смелости, которая, вестимо, берет не только города и разные укрепленные пункты, но и менее вещественные, но подчас куда более важные жизненные эвересты. Ну вы понимаете…
        Так или иначе, но мы с Жужу, никем не замеченные, дотрусили - заметьте: босиком!- до первого же бокового коридора, уже без дверей и куда более узкого, и, углубившись в него, вскоре безо всяких происшествий оказались перед железной дверью с непонятным красным значком и стеклянным глазком - незапертой. За дверью раздавались близкие шумы механического происхождения: будто равномерно функционировал некий агрегат; шумы иногда прерывались звучным буханьем и пронзительными трелями свистков.
        Глянув в глазок, я увидел, что за дверью расположена небольшая комната: три стены ее представляли собой широкие окна, и из них открывался вид на обширное, залитое светом помещение - с лебедками, проводами, а один раз по рельсу на потолке проехал по своим делам электрокран с опутанными тросом ящиками на крюке.
        В комнате было пусто.
        Оценивающе взглянув на жизнерадостную мадам Цуцулькевич, я глубоко вдохнул и осторожно приоткрыл дверь. Как мышки мы просочились внутрь. Изнутри на двери была щеколда, и я тут же аккуратно задвинул засов.
        В комнате были также: пульты с рычагами, кнопками, лампочками и датчиками - по одному у каждого окна, и лампочки мигали, живя своей внутренней жизнью,- а также широкий, квадратный люк в полу. И железный узкий шкаф у двери.
        - Смотрите, сэр!- прошептала присевшая у одного из окон Жужу.- Клёво!- Я дополз до нее и незаметно выглянул.
        Внизу, под комнаткой, куда мы с таким успехом проникли, располагалась самая натуральная станция метро, а сама комнатка оказалась кабинкой, нависавшей над рельсами, на которых ждал отправления банальный поезд из трех открытых платформ и с небольшим локомотивом впереди. К локомотиву скучающе прислонился какой-то тип в красном комбинезоне; курил задумчиво.
        На платформе кипела работа: доставляемые двумя электрокранами ящики грузили на платформы - с помощью приземистых, с человека ростом механизмов на двух массивных ногах и со здоровыми, слегка напоминающими грабли лапами. Механизмы и издавали те самые промышленные шумы: завывали двигателями, поднимая ящики, топали ногами по бетону и с визжанием выдвигали свои грабли, пристраивая ношу на отведенное ей место.
        Всем этим хозяйством управляли несколько человек с пультами в руках: двое руководили электрокранами; остальные контролировали топтунов с граблями. У последних не все получалось гладко - один из механизмов по недосмотру своего оператора попер с ящиком в проем между вагонами, что вызвало приступ ругани, перекрывшей все прочие звуки.
        Короче, внизу были очень заняты погрузкой: одна платформа - как раз под нашей кабинкой - была упакована под завязку, и ее укрыли брезентом. Другие две наполнялись на глазах.
        - Мэм,- шепнул я Жужу,- нам надо попасть на этот поезд.
        - В таком виде?- развела руками мадам Цуцулькевич.- Суксь.
        - Вы, пожалуй, правы.
        Я огляделся.
        Ну конечно: мы еще не смотрели вон в том шкафчике!
        Что такое китайский висячий замочек для серьезно настроенного джентльмена в развеселых трусах? Пустяк! Дужка тихо хрустнула в моих руках.
        Да-да, вы правы: в шкафчике нашлись два комбинезона - по счастью, синих, а не красных, а также четыре пары легких китайских тапочек из вельвета и на пластиковой подошве; дрянь конечно, но лучше, чем ничего.
        Некоторое время мы, пыхтя, одевались: это надо было делать практически лежа, чтобы не заметили случайно в окно, и тот из вас, кто хоть раз влезал в подобной позиции в комбинезон, к тому же тесноватый, знает, насколько увлекательно это занятие. Впрочем, Жужу и здесь повезло: ей-то комбинезон оказался велик.
        Еще в шкафчике обнаружилась пара разводных ключей - один довольно увесистый - и я их взял себе, а также отвертка.
        Облачившись в местную униформу, нацепив тапочки, подвернув штанины и рукава у одеяния мадам Цуцулькевич, пребывающей в очередном приступе восторга,- ну как же, такие впечатления!- мы вернулись к наблюдениям.
        Работать здесь определенно умели: пока мы извивались на полу, грузчики справились со второй платформой и сейчас заканчивали с третьей - уже накидывали брезент; тип у локомотива оживился и что-то говорил в рацию, поглядывая на процесс.
        Я потрогал люк в полу - не заперто.
        День открытых дверей. Просто праздник какой-то!
        А вот интересно: отчего нас до сих пор не хватились и не ищут, а? Есть в этом что-то ненормальное и даже подозрительное. Одно из двух: или у Вайпера внезапно появились более существенные проблемы - например, кто-нибудь его опять пристрелил; или то, что мы сбежали,- очередной план внутри плана. В последнем случае мадам Цуцулькевич вновь может оказаться вовсе не мадам Цуцулькевич. Тогда я ее - отверткой в глаз.
        А какой, собственно, у меня выбор?
        И я открыл люк: в метре - или чуть больше - под нами виднелся брезент, прихваченный для надежности толстой веревкой.
        - Мэм,- я обернулся к мадам Цуцулькевич, упоенно разглядывавшей открывшиеся виды.- Сейчас мы спустимся вниз, залезем под брезент и будем лежать тихо-тихо и так неподвижно, как только сможем. Ясно?
        - Да, сэр!- в полном восторге кивнула Жужу и поднесла ладонь к виску: отдала честь.- Кул!
        Так мы и сделали.
        И нас никто не заметил.
        Повезло?..
        15
        - А как вас зовут, сэр?- наконец спросила мадам Цуцулькевич.
        Мы уже три часа перли по степи, обычной местной степи, песчаной, с кустиками и пальмами - и хорошо, что уже спустилась ночь, а то я прямо и не знаю, выдержала бы Жужу такое путешествие под немилосердно жалящими лучами солнца днем; сдругой стороны, если бы выдержала и глазом не моргнула, то сразу стало бы ясно, что это никакая не Цуцулькевич, а очередной биоробот (или что там еще). Хотя от этой дамочки всего можно ожидать. Всего. Но в настоящий момент выглядела Жужу довольно заморенно - правда, бодрилась изо всех сил и продолжала улыбаться, пусть и несколько вымученно.
        Ночью же стояла прохлада - и горели яркие, удивительно близкие звезды, по которым я легко сориентировался и определил направление на метрополию. Конечно, можно было бы дойти и пешком - что такое, собственно, два-три дня по бездорожью в китайских тапочках? так, легкая разминка!- но я рассчитывал выйти или к какому-нибудь поселению, предпочтительно ферме, или на шоссе, где можно будет изловить попутку: селяне сердобольны и простодушны, подвезут с удовольствием, ибо, соскучившись в обществе любимого скота, будут рады возможности поговорить с новыми людьми; анам только того и надо. Еще и ночевать зазовут, и кукурузным самогоном напоят.
        Да, после таких приключений стаканчик самогону мне определенно не помешал бы. Не был бы лишним стаканчик. Да не такой, как подают в барах - низенький и широкий, а нормальный граненый.
        …Потому что спуск на поезд прошел без сучка и без малейшей задоринки: никто не закричал, не замахал руками, не забегал и не стал хвататься за оружие. Погрузчики-топтуны успокоились и замерли, машинист зашел в свою дверку, мерзко гавкнул черный репродуктор на стене, поезд легко дернулся и пополз в тоннель, медленно и плавно набирая скорость. Поехали. Над нами мелькнул свет прожекторов, который тут же сменился сумраком близких сводов. А потом понеслись через равные промежутки, как водится, дежурные лампочки на потолке - состав набрал приличную скорость и летел вперед, подергиваясь на стыках рельсов. Мы с Жужу вцепились в края платформы, дабы раньше времени не вывалиться. Хотелось думать, что поезд идет в нужную нам сторону.
        Так продолжалось довольно долго: поезд, светя перед собой фарами, равномерно разрезал темноту тоннеля, а мы молча тряслись на ящиках, периодически выглядывая из-под брезента. И мне - ввиду спокойствия и даже относительной безмятежности обстановки - уже захотелось пустить в ход тот разводной ключ, что потяжелее: разбить крышку и взглянуть, что в ящиках перевозят, как сзади нас догнал звучный рев сирены. Поезд дернулся и стал замедлять ход.
        Наконец-то! Спохватились. Нет, ну скажите: разве Вайпер не идиот?
        Когда состав окончательно встал, я помог мадам Цуцулькевич выбраться наружу и мы заспешили прочь от поезда: из локомотива уже вылез, гремя подметками, машинист - вооруженный, с офигенным фонарем - и звучно клацнул затвором. Можно было, конечно, прибить его гаечным ключом и завладеть оружием, но немного подумав, я отбросил эту идею как малоперспективную.
        Боги продолжали являть благосклонность, и удача по-прежнему нам благоприятствовала: я нашел вентиляцию, и пока обстоятельный машинист обследовал ближайшую к локомотиву платформу - даже под брезент сунулся - раскрутил винты, вынул решетку, убедился в том, что проход достаточно широк, и пихнул туда мадам Цуцулькевич. Она совершенно не возражала, но с тихой радостью получала новый жизненный опыт.
        В вентиляционном ходе было чисто, свежо и даже уютно, и мы поползли неведомо куда, но - прочь от поезда, к которому, судя по доносившимся звукам, как раз подъезжало подкрепление.
        Ничего хорошего, думал я, мрачно подталкивая Жужу в зад. Если в ближайшее время меня не посетит какое-нибудь плодотворное озарение, то наш путь закончится там же, где и начался: в камере с мягкими, но прочными стенами и с хорошей звукоизоляцией. Но когда мы выбрались на относительно светлую развилку - прямо по курсу медленно шевелился вентилятор - пришла вполне разумная мысль.
        Я дернул Цуцулькевич за ногу: следовало обдумать, куда двигаться дальше, потому что перед нами, помимо вентилятора, были еще три хода: вверх, вправо и влево, все замечательные. Но прежде…
        Прошла, верно, минута - целая драгоценная минута!- пока мне удалось убедить Жужу сделать то, что я от нее хотел; мадам Цуцулькевич, не переставая улыбаться, краснела, бледнела, отмахивалась ладошкой, говорила «суксь», показывала кольцо на пальце, но в конце концов согласилась - и я, скинув одежду, вытянулся во весь рост на животе, а она внимательно, самым тщательным образом, обследовала мой прекрасный, мой крупный организм - от макушки и до кончиков пальцев на ногах. Глубоко вздохнув и прикрыв ладонью достоинства, я было собрался повернуться на спину, как ее острый пальчик чувствительно ткнул меня в левую икру: «Есть!» Еще пара секунд ушла на то, чтобы натянуть трусы и под восхищенным взглядом Жужу отверткой выковырять из ноги маленький чип - совсем крошечный, с четверть спички; когда с этим было покончено, я обратил оценивающий взор на Цуцулькевич, и она тут же сама закатала обе штанины и - «суксь! суксь! суксь!» - обнаружила аналогичную бяку в правой ноге. Во время операции по удалению чипа Жужу вела себя крайне мужественно, улыбаясь как Жанна д’Арк на костре. Вскоре оба устройства были
извлечены, и мы принялись карабкаться вверх, поскольку и справа и слева при поверхностном осмотре были обнаружены датчики движения. Впрочем, перед этим я швырнул направо малый разводной ключ, а также оба микрочипа, стараясь, чтобы они улетели как можно дальше.
        Первые метры давались трудно и я практически тащил Жужу за собой, но потом воздуховод стал петлять: появилась благостная возможность передохнуть в очередном колене. Внизу шумели: кто-то там бродил, грохоча тяжелыми ботинками по металлу; прогремела автоматная очередь, донеслась ругань; амы удалялись все дальше и дальше, забирались все выше и выше, свежестью и природой пахло все ближе и ближе, и - в самом конце пути дорогу нам преградил крупный вентилятор.
        Тут-то и пригодился тяжелый разводной ключ: вентилятор сопротивлялся, но я с пятого удара сокрушил его, с десятого выломал крепления, а одиннадцатым выбил вместе с конусообразной крышкой на волю - и мы вышли в степь, имея в активе всего лишь отвертку, потому что в борьбе с вентилятором разводной ключ героически пал и больше ни на что полезное пригоден не был.
        Стоит, пожалуй, за все это вознаградить себя не одним, а даже несколькими стаканчиками. Виски, текилы, самогона - чего нальют. Быть может, вообще напиться в хлам… Лишь бы налили.
        - Так как же вас зовут, сэр?
        Ну как же было имя придурка, которому по затылку каждый навешать норовил? А! Вот!
        - Майк Хаммер к вашим услугам, мэм.
        - Жужу,- знакомым жестом протянула мне ладошку Цуцулькевич. И тут же проинформировала меня о том, что она замужем.- Мы, похоже, сбежали, а?
        - Вот именно, мэм.
        - Спасибо, мистер Хаммер. Без вас мне бы это никогда не удалось.
        Это точно!
        - Не за что, мэм. И называйте меня просто Майк.
        Жужу одарила меня счастливой улыбкой (я, надо признаться, уже начал привыкать к тому, что мир кругом - безусловно очень хороший, практически перестал внутренне вздрагивать и думать печальные мысли по поводу умственной состоятельности мадам Цуцулькевич) и, широко махнув рукой в сторону невидимого горизонта (на направление было, впрочем, ровным счетом плевать, ибо все равно ни черта не видно), спросила:
        - А куда мы идем?
        - Мы идем к людям. Есть у меня такой план - соединиться с людьми.- Еще бы неплохо знать, куда это нас занесло и есть вообще люди поблизости. И кто эти люди. И не дружат ли они с Вайпером, хотя, сколько я знаю, с Вайпером вообще никто дружить не хочет.
        - О, вы тоже любите планировать? Вот у меня был недавно один знакомый, так он все-все планировал.
        - И где же он теперь?
        - Остался где-то в Клокраде!- Жужу жизнерадостно махнула рукой в другую сторону. Это она, как я понимаю, про моего старого приятеля Люка Аттертона.- А кто были эти люди?
        - Которые?
        - Ну от которых мы сбежали.
        - Ах эти… Какие-то гнусные мерзавцы. Я думаю, мы им понадобились с самыми низменными целями: они хотели извлечь из нас внутренние органы и потом продать их на черном рынке за большие деньги. По крайней мере, один из них очень заинтересовался мой головой.
        - Да что вы, Майк!
        - Определенно. Вот у вас здоровая печень?
        Тут пришлось прерваться: послышался стрекот вертолета, и я быстренько зарыл Цуцулькевич с головой в песок и закопался сам.
        Вертолет, озабоченно светя прожектором, пролетел мимо.
        - Майк,- сказала Жужу, отплевываясь.- Мне все это не нравится. Почему они никак не отвяжутся?
        - Трудно сказать, мэм. Может, вы им чем-то сильно насолили?- Я выбрался из песка и посмотрел вслед вертолету.- Я-то ничего такого не делал… А может, они не хотят так просто отпускать на свободу наши внутренние органы. Может, эти гады уже привыкли считать наши органы своими? Бывают такие люди, знаете ли. Тем более, мне говорили, на черном рынке ныне чудовищный, просто-таки ажиотажный спрос на почки, печень и особенно селезенку. Селезенка идет как никогда хорошо. Просто влет!
        - Они и так отняли у меня всю одежду и пистолет!- пожаловалась мадам Цуцулькевич.- Селезенка - это уже слишком будет. Жирновато.
        - Отчего-то мне кажется, что эти люди считают иначе, мэм.
        - Да… А где мы будем спать?
        - У людей, если в ближайшее время на них наткнемся. Или под ближайшей пальмой во всех прочих случаях.
        - Вот как… А вас тоже схватили в Клокарде, Майк?
        - Точно. Набросили сзади мешок на голову и… очнулся я уже в подземелье. Потом появился один мерзавец и стал спрашивать, где мой компьютер, а у меня в жизни не было компьютера! Да зачем мне вообще компьютер, если моя задача - выдвинуться на указанный рубеж и удерживать его до подхода основных сил?..- Неподдельное возмущение из меня так и перло.- А уж потом заинтересовался, все ли у меня внутри здоровое. Ясное дело, на печень нацелился. Знаю я их!
        - Вы по военной части будете?- широко раскрыла глаза Жужу, совершенно проигнорировав компьютерную тему.- То-то я смотрю, как у вас все ловко получается!
        - А как же, мэм,- сдержанно поклонился я.- В нашем полку способам скрытного отхода и выживанию быстро учили.
        Господи, в каком-таком полку?! Но мадам Цуцулькевич, видимо, вообще не имела ни малейшего представления о любых полках, плевать ей было на полки - не удивлюсь, если Жужу до сего дня вовсе не подозревала о существовании такой шикарной вещи, как полк!- а потому с чувством произнесла:
        - Как мне повезло, что вы мне встретились! Вы позволите мне угостить вас текилой в первом же баре, который попадется на нашем пути?
        - Вне сомнений!- с готовностью угоститься прямо сейчас отвечал я, хотя в радиусе пяти миль, уверен, даже намека на бар не сыщется. Но что-то впереди явно было: мой острый глаз отчетливо уловил тусклый отсвет прямо по курсу.
        16
        Я старательно рубил дрова на заднем дворе, обливался потом и с хорошо скрытым негодованием прислушивался к веселому голосу Цуцулькевич, доносившемуся из дома, представлявшего собой настоящую крепость, выстроенную в лучших традициях - из огромных бревен и окруженную соответствующих размеров частоколом. Неподалеку от меня, на здоровенном чурбаке рядом с высокой поленницей, сидел, развалясь, розовощекий широкомордый увалень и, покуривая в свое удовольствие толстый сигарный бычок, лениво наблюдал за мной сквозь прищуренные веки, не забывая отмахиваться от мух.
        Солнце встало совсем недавно и теперь неторопливо тащилось вверх по небу, дабы занять там привычную позицию и показать всем мать Кузьмы.
        - Хьюстон! Хьюстон!- послышался требовательный голос, заставивший увальня встрепенуться, выронить бычок и проворно соскочить с насеста.- Хьюстон! Где ты там? Чтоб ты посинел, бездельник! Кто кур будет кормить, а?!
        На заднем дворе, широком и просторном, появилась тетя Холли, замечательная - пожилая, даже скорее старая - сухая и жилистая дама с некогда очень красивым, но не утратившем очарования и поныне загорелым лицом, на котором горели живые, чуть выцветшие глаза; впереди нее бежали с кудахтаньем три самые нахальные курицы; тетя Холли, метя плотной юбкой утоптанную землю, надвигалась на нас.
        - Хьюстон, видит Бог, я тебе когда-нибудь врежу! Вот так врежу, что вся дурь у тебя из пустой башки разом выскочит!- гневно провозгласила она, поднося к толстому носу означенного Хьюстона сухой кулачок; правда, для этого тете Холли пришлось выпрямиться и даже привстать на цыпочки, ибо бездельник Хьюстон был на две головы ее выше.- Сколько раз говорено: окажи уход животным, а потом уже кури! А ну марш кормить курей, сосунок!!!
        Сосунок поспешно удалился резвой иноходью, от которой затряслась ближайшая поленница, а тетя Холли поправила выбившийся из-под чепца седой локон, обернулась ко мне и уперла руки в боки, в опасной близости от рукояток двух «носорогов».
        - Никакого сладу с ним нет, с бездельником,- разъяснила она.- Только и знает курить, стрелять да драться. А с кем в нашей глуши можно как следует подраться, скажите?
        - Да, мэм, тяжело вам. Сразу видно: шустрый… мальчишка.- Я выпрямился.- Застоялся без достойных своего возраста забав.
        - А ты, я вижу, весельчак,- проницательно заметила тетя Холли и окинула взглядом поле моего каторжного труда.- Ладно. Доколешь вот до сих,- она пальцем отмерила, до каких именно,- а потом иди на веранду завтракать. Парень ты сильный, так что не возись. Долго ждать не будем!- Развернулась на каблуках и в сопровождении избранных кур исчезла.
        Какие милые люди попадаются на моем жизненном пути в последнее время! Каждый норовит пристрелить, просверлить или уморить! Знали бы они, что, быть может, только моими усилиями и жива еще до сих пор демократия! Вот дайте только до метрополии добраться! А уж там, чует мое сердце, общественное признание посыплется на меня градом спелых кокосовых орехов.
        …С тетей Холли нам несказанно повезло: она не убила нас сразу. А всего лишь продырявила каких-то три-четыре квадратных метра степи вокруг, когда мы с мадам Цуцулькевич внезапно появились из мрака ночи у ворот ее фермы. Следом в полном восторге выскочил и двухметровый заспанный сосунок Хьюстон с таким калибром в руках, что начни стрелять и он, на месте, где мы застыли, определенно образовалась бы яма. И Хьюстон уже изготовился, уже поднял ружье - а я вцепился в отвертку, готовый метнуть ее шустрому мальчишке в глаз,- но тетя Холли остановила процесс властным взмахом руки с «носорогом» и строго поинтересовалась, какого черта нам тут надо и за каким лешим мы шляемся у ее фермы среди ночи. Я тут же умело закосил под бедного-несчастного-брошенного-ограбленного на местной большой дороге, «посмотрите, все забрали! все! даже сапоги! авзамен всучили какой-то хлам!», а Жужу принялась так радостно улыбаться, что хозяева, переглянувшись, впустили нас в пределы своих владений; мадам Цуцулькевич была препровождена прямо в дом, где тетя Холли пообещала выдать ей более достойную леди одежду (и из дома немедленно
послышалось радостное «какая прелесть! хотите блинов?»); узнав, что Жужу замужем, но не за мной, тетя Холли рассудила, что приличия категорически требуют моей высылки и я обрел приют в сарае: там было полно сена и еще стоял старенький, но ухоженный двухместный самолет малоизвестной мне системы «Як». Утром, ни свет ни заря, меня разбудил Хьюстон: он приволок топор и задание от хозяйки наколоть немного дров - тетя Холли руководила хозяйством железной рукой и считала, что каждый должен в поте лица отрабатывать свой завтрак, тем более что мой социальный статус ей был пока совершенно неясен, а кормить задарма всяких бродяг она не считала возможным. Не очень понимая, зачем колоть дрова в разгар лета, я тем не менее поплелся за шустрым мальчишкой на задний двор и принялся махать топором. Хьюстон пристроился поблизости и некоторое время пытался втянуть в меня беседу, конечной целью которой имел в виду подраться, но я отделывался междометиями, ибо был зол и хмур ввиду столь непривычно ранней побудки…
        - Майк! Майк!- послышался громкий зов, и я облегченно метнул топор в чурбак, на котором совсем недавно нежил задницу Хьюстон.
        Под завтраком тетя Холли - пожилая леди велела называть себя именно так, ибо Хьюстон приходился ей племянником, а менять привычки из-за такой мелочи, как мы с Жужу, она не собиралась,- понимала основательную трапезу из громадной яичницы с устрашающими по размеру кусками бекона и вкуснейшего хлеба с маслом и сыром, а также с очередными блинами от Цуцулькевич; трапезу завершала здоровая кружка с крепким кофе без сахара, но с ромом. В практике раннего вставания и последующего физического труда на свежем воздухе определенно были свои плюсы, потому что я уверенно смел свою порцию, а хлеба сожрал даже три куска, в то время как Цуцулькевич, которой не повезло с утра поколоть дров, вяловато ковыряла вилочкой яичницу и отщипывала крошечные кусочки от бекона. На Жужу красовалось вполне хрестоматийное длинное закрытое платье веселенького зеленого цвета, а в собранных на затылке волосах торчал деревянный гребень; вцелом мадам выглядела вполне пристойно даже по клокардским понятиям, ибо тетя Холли снарядила ее также поясом с патронташем, но без револьвера. Видимо, револьвера тете было жалко.
        - И что вы собираетесь предпринять?- спросила хозяйка, когда я вытер корочкой тарелку и взялся за кружку с кофе; голос ее заметно потеплел: видимо, хороший человек ассоциировался у тети Холли в первую очередь с хорошим аппетитом.- Мальчик поедет в город только завтра и может вас подбросить.- Как раз в это время придумавший завертывать в блины яичницу Хьюстон согласно кивнул.
        - В город?
        - Ну да, в Клокард. Вы ведь оттуда?
        - Да, мэм. Мы как раз направлялись в Тумпстаун, но на нас напали и забрали все, включая мою машину.- Я был сплошное горе.- Теперь придется возвращаться.
        - Наверное, на них напали те типы, за которыми гоняется шериф, тетя,- вякнул малыш Хьюстон в промежутке между двумя богатырскими глотками.- Давай их поймаем?
        - Сиди!- Тетя Холли метнула на племянника строгий взгляд, в котором читалось скрытое одобрение.- Делать нам больше нечего!- Она поставила на стол деревянный ящичек, на крышке которого было выжжено «Jean-Jack Lekler».- Хочешь сигару, Майк?
        Сигару я хотел и с благодарностью принял. Ближе к вечеру я бы, пожалуй, выпил и пива, которое в доме тети Холли несомненно было, но как бы на это половчее намекнуть, пока не знал.
        - А что это за типы, о которых вы говорили?- добрым голосом спросила мадам Цуцулькевич.- Бандиты? Мы ничего не слышали.
        - Вам повезло, детка!- Тетя Холли раскурила сигару.- По телевизору передали, что какие-то люди сначала застрелили одного человека в пивном баре, а потом взорвали целую гостиницу у реки. Шериф очень озлился.- И пожилая леди посмотрела на нас внимательно, явно что-то прикидывая.- Бандитов было двое. Мужчина и женщина.
        Учуяв что-то в голосе тети, Хьюстон прекратил насыщаться и захлопал глазищами.
        - И это можете быть вы,- закончила свою мысль хозяйка, все так же пытливо нас с Жужу рассматривая.- Я не вызвала шерифа только потому, что и сама еще в состоянии с вами справиться. И еще я не уверена, что вы - бандиты. Хьюстон!
        В ответ на этот клич шустрый двухметровый мальчишка выхватил откуда-то из-под стола пистолет-пулемет «Узи» и направил его на нас с Цуцулькевич; другой рукой он отправил в рот завернутый в блин кусок сыра, проглотил его и весело подмигнул.
        - Ой!- радостно сказала мадам Цуцулькевич.
        - Поступим так,- тетя достойного племянника неторопливо выпустила дым.- Не дергаясь и не суетясь, вы мне сейчас расскажете, кто вы и откуда. И постарайтесь быть убедительными.
        Я прикинул, что если заехать ногой по столу, то Хьюстон так получит по роже его крышкой, что вряд ли будет боеспособен, ну а горящей сигарой я запросто успевал попасть тете Холли в левый глаз. Но подобное развитие ситуации мне не нравилось: и тетя Холли, и ее племянничек уже стали мне симпатичны, ибо были плоть от плоти этой земли, а именно на таких, верных традициям людях все в конечном счете и держится. Это как стрелять в Кисленнена или, к примеру, в Леклера. Совершенно невозможно.
        С другой стороны, если я признаюсь, кто я такой на самом деле, мне никто - включая мадам Цуцулькевич - на слово не поверит, а какие еще есть в моем распоряжении доказательства, кроме трусов в цветочек - единственной вещи, которая осталась со мной со времен клокардской эпопеи, да и те не мои, а Люка Аттертона?
        - Мы мирные люди, уважаемая тетя Холли,- вступила в беседу мадам Цуцулькевич.- На самом деле нас с Майком похитили, чтобы продать наши почки как донорские, но Майк сумел удрать и спас по пути меня тоже.- Жужу очаровательно улыбнулась.- Нас держали где-то под землей и мы сбежали через вентиляцию. Была ночь, мы вылезли посреди степи и пошли на огонек вашей фермы. В нас вставили жучки, но Майк их нашел и выбросил. Нас преследовал вертолет, но мы спрятались в песке! Это все Майк, он военный.
        - Ночью и правда летал вертолет, тетя,- подтвердил Хьюстон.
        - Слышала, не глухая!- оборвала племянника пожилая леди, не переставая сверлить меня взглядом.- Под землей, говоришь?
        - Так точно, мэм,- подтвердил я.- Там целый город: поезда и тоннели. Мы еле выбрались.
        Тетя Холли и Хьюстон переглянулись.
        - Хороших людей я сразу вижу,- изрекла хозяйка и кивнула племянничку. Тот убрал «Узи».- Может, в чем-то вы и врете, то есть не договариваете до конца. Имеете право: вы не знаете нас так же, как и мы вас. У вас тоже опаска есть. Тем более после того, как вас похитили. Эти мерзавцы!..- Тетя Холли гневно шлепнула сухой ладошкой по столу. Подпрыгнула масленка.- Я давно говорила, что приличные люди под землю закапываться не будут! Давно!- Ткнула она пальцем в Хьюстона.- Приличные люди работают на земле, а не под землей. Ну, видишь теперь ты, бестолочь? Видишь, чем все это кончилось? Органы вырезать начали!- Мы с Жужу очевидно присутствовали при продолжении каких-то давних споров между тетей и племянником; ясно было, что про хозяев подземных чертогов и он, и она слышат далеко не впервые.- Все, хватит! Завтра я поеду с тобой в город и лично поговорю с шерифом, а если понадобится, то и до самого президента дойду! Пусть наводят порядок в этом подземном клоповнике.
        Тетя Холли осеклась, устремила взгляд в сторону забора: вдали отчетливо раздавалось тарахтение приближающегося вертолета.
        - Хьюстон!- скомандовала она, вставая.- Вооружи Майка.- Протянула руку Жужу.- Пойдем, милочка, к нам гости.
        Мигом обернувшийся Хьюстон приволок целую кипу разного добра производства «Хеклера-Коха»: пистолеты, пару автоматических винтовок, а также пулемет двадцать первой модели (под натовский патрон) и мешок боеприпасов ко всему этому хозяйству. Появились и тетя Холли с мадам Цуцулькевич: они сообща несли громоздкую армейскую рацию с длинной антенной; установив рацию на стол, тетя Холли покрутила вентили настройки и требовательно сказала в микрофон:
        - Дальняя ферма вызывает шерифа Эмериха! Дальняя ферма вызывает шерифа Эмериха! Джон, поганец, немедленно ответь Холли!
        Сквозь помехи заскрежетал голос поганца Джона и тетя Холли поведала ему о том, что к ферме приближается вертолет; шериф заверил ее, что никого не посылал; тогда тетя Холли потребовала немедленно послать, потому что «эти подземные свиньи всех уже достали», и Эмерих отвечал в том духе, что немедленно разберется и примет меры. Оставайся на связи, Холли, как там малыш Хьюстон?
        Малыш тем временем со знанием дела снарядил пулемет. Я же засунул в карманы комбинезона пару пистолетов и взялся за MSG-90, проверил оптику: рожа пилота была как на ладони - хоть сейчас засаживай ему пулю в лоб. Я однако не знал еще всех тонкостей местных обычаев и подозревал, что по правилам хорошего тона следует дождаться, когда противник выстрелит первым. Так и вышло.
        Не долетев метров двухсот до фермы, вертолет завис в воздухе и усиленный мегафоном голос прогавкал:
        - Всем немедленно выйти за ворота и лечь лицом вниз!
        - Ага, щас!- ядовито буркнул Хьюстон и с пулеметом наперевес помчался к забору.
        Из вертолета мгновенно отреагировали: прямо по пятам за малышом побежала цепочка венчиков от врезающихся в землю пуль; старался тип в черном, высунувшийся из дверцы. Я моментально всадил в него половину магазина - как и следовало ожидать, типа всего лишь тряхнуло, однако он спрятался. А вертолет снизился почти до земли и разразился длиннейшей очередью из бортовых пулеметов. По забору забарабанило; Хьюстон отвернул какую-то деревяшку, выставил свой пулемет в образовавшееся отверстие и открыл ответный огонь.
        - Джон, ты слышишь?- перекрикивая грохот, заорала в микрофон тетя Холли.- Они наносят ущерб нашей собственности! Ты в состоянии что-то сделать, или я должна со всем управляться сама, черт побери?!
        17
        Старенький «Як-12», уверенно гудя мотором, бодро несся на высоте в полкилометра. Позади меня лучилась восторгом мадам Цуцулькевич: десять минут назад я пошел у нее на поводу и дал подержаться за штурвал и подергать за прочие рычаги. В результате самолет чуть не разбился, я едва не поседел, а Жужу - «прелесть какая! ку-у-у-ул!» - получила долгожданную порцию новых впечатлений.
        Собственность тети Холли общими усилиями мы от посягательств защитили: Хьюстон оказался отличным парнем и так тщательно и упорно дырявил зависший вертолет, что механизм не выдержал, задымился и упал на землю - и из него стали выпрыгивать юркие дядьки в черном и в шлемах. Дядьки, паля в нас из различного оружия и проделав гранатой дыру в заборе, ринулись на приступ; прямые попадания, понятное дело, их совершенно не впечатляли, поскольку дядьки были насквозь железные. Хьюстон, тетя Холли и мадам Цуцулькевич некоторое время недоумевали устойчивости противника, а потом племянничек сбегал в подвал за гранатометом и дело пошло на лад: только запчасти полетели. Так что задолго до прибытия шерифа все было кончено: вертолет догорал, никто из нападавших больше не шевелился, лишь Хьюстон задумчиво тыкал стволом в металлические кишочки распоротого прямым попаданием робота. Я тоже для приличия поохал и потаращил глаза вместе со всеми, а потом, взяв тетю Холли за локоток, отвел ее в сторонку и, проникновенно глядя в глаза, спросил, не могла бы она одолжить нам самолет. Так надо, с нажимом сказал я.
Государственное дело. Вы были правы, тетя, я сказал вам далеко не все, но вы же сами видите - что творится? Надо положить этому скорый конец, для чего мне очень желательно в самое ближайшее время долететь до Тумпстауна, в армии которого я имею счастье служить; авы ведь знаете, какая у Тумпстауна армия, вам ведь известно, что не было еще случая, чтобы она не помогла дружественному Клокарду, а по всему видно, что служба вашего шерифа в подобных обстоятельствах сама никак не справится? Жан-Жак Небезызвестный вам Леклер определенно пошел бы мне на встречу.
        Леклер был у тети Холли в несомненном авторитете, такой весомый аргумент оказался последней каплей и окончательно убедил недоверчивую, радеющую о своей собственности тетю Холли - она молча протянула мне ключи от самолета. Так что когда шериф приехал, мы уже были в воздухе. Очень удачно: бравого Люка Аттертона во мне без маски он никак бы не узнал, зато узнал бы инспектора Дэдлиба, поскольку пару раз мы уже раньше сталкивались - по разным служебным делам; не говоря уж о том, что вряд ли Эммерих забыл мадам Цуцулькевич, а она как-никак нахально скрылась с места преступления.
        - Ма-а-айк!- услышал я довольный голос мадам Цуцулькевич.- Ма-а-айк! Куда мы летим?
        Летели же мы не куда-нибудь, а к Жану-Жаку Леклеру. По здравом размышлении и совещании с картой, я счел это самым разумным. Во-первых, Леклер был моим проверенным боевым товарищем и личным другом. Такие люди, как Леклер, не умеют подводить по самой своей природе. Уверенное чувство долга им свойственно с рождения. Во-вторых, в Арториксе и окрестностях вайперовых ребят мы уже давно передавили, так что с ними на ранчо Леклера, вроде бы, не должно быть проблем. А в третьих… Некое, не вполне осознанное чувство, в чем-то сходное с чувством протеста, бетонной стеной стояло на моем пути в теплые объятия метрополии. Ну не хотел я пока туда возвращаться! Хотя бы потому, что почти ничего не узнал из того, что собирался узнать, а - напротив, запутался еще больше. Кто спер у Вайпера с помощью мадам Цуцулькевич секретные файлы? Что возят в ящиках по подземным тоннелям? И куда, в конце концов, подевался начальник отдела по контролю за информацией Стэн Шатл? Много еще разных вопросов, над которыми следовало подумать спокойно.
        Под крылом потянулся Лес Рептилий, чесанула прочь стая спугнутых ревом мотора птеродактилей - сделав круг почета над островком, где жил в уединении сэр Генри Эйнар Бэтс, я взял левее и снизился над табачными плантациями.
        Над ранчо Леклера я сделал еще один круг и дружелюбно покачал крыльями, чтобы Жак не дай Бог не пальнул по незнакомому самолету удивительного красного цвета,- а потом пошел на посадку.
        18
        Я планировал оставить мадам Цуцулькевич у самолета, прогуляться до «Колониальных товаров» в одиночестве и предупредить Леклера, что я нынче - совсем даже Майк Хаммер, но Жак меня опередил: он уже засел в ближайших кустах и как только самолет остановился, выступил оттуда во всей красе - на пробковом шлеме трепетало в легком ветерке яркое перышко, под джинсовой жилеткой радовала глаз свежая - белейшая - футболка с надписью «Стоять!», серебряная цепь на брюхе ярко сверкала на солнце, только что закуренная сигара воинственно торчала из правого угла рта, а гвардейские усищи были как всегда параллельны земле. Леклер порадовал нас пятью громадными, исполненными спокойного достоинства шагами, возложил длань на рукоятку револьвера системы «Элей» и прогудел:
        - А кто это ко мне пришел?
        Я выпрыгнул из «Яка».
        - Ба! Сэм! Как я рад!- возопил он, прижимая меня к своей широкой груди; при этом ноги мои свободно болтались в воздухе.- Сэм,- Леклер поставил меня на место и критически оглядел.- Во что это ты вырядился такое?
        - Да так,- отмахнулся я.- Все государственные дела, знаешь ли! Суета. Нет времени спокойно выкурить сигару.
        - Вечно ты на бегу. Нельзя так много работать,- неодобрительно покачал головой Леклер.- Надо находить время одеваться прилично. А кто это с тобой? Мэм!- Он приложил руку к пробковому шлему.
        Я обернулся: мадам Цуцулькевич успела самостоятельно выбраться из самолета и теперь стояла рядом, сияя счастливой улыбкой.
        - Позволь тебе представить, Жак… Жужу Цуцулькевич, путешественница. А это - Жан-Жак Леклер, хозяин «Колониальных товаров», автор сигар и вин, брат своего брата и вообще человек неисчислимых достоинств.
        - Рад, очень рад!- Тут Леклер внезапно засмущался.- Сэм, правда, как всегда преувеличивает…
        - Сэм?- радостно удивилась Цуцулькевич.
        - Да, это мое второе имя,- скромно потупился я.
        - Что же мы стоим?- спохватился Жак и взглянул на солнце. Потом извлек массивные часы, открыл крышку, вызвав к жизни торжественный перезвон, и сверился с ними. Снова перевел взгляд на светило. Кивнул своим мыслям.- Самое время пообедать. Но сначала… Сэм! Если ты пойдешь прямо мимо моего дома, во-о-он туда, то в полукилометре будет лавка, где ты и твоя нынешняя дама сможете приобрести подобающую одежду. Там приказчиком служит вьюнош Клайд, так ты скажи ему, чтобы записал на мой счет.- Весьма благородно со стороны Леклера, тем более, что к собственному счету в настоящее время я доступа не имел.- А я тут пока по хозяйству быстренько… Мэм,- кивнул достойный Жак мадам Цуцулькевич и скорым шагом направился к сараю, и вскоре оттуда донесся отчаянный поросячий визг.
        - Так вы Майк или Сэм?- спросила Жужу.
        Мы неторопливо шли в указанном направлении мимо изгороди из кустарника, за которой вольготно колосились будущие приправы и специи. За прошедшее время во владениях Леклера мало что изменилось - все по-прежнему цвело и пахло; правда, обитателей прибавилось: неподалеку просматривались свежевыстроенные домики, не идущие, разумеется, ни в какое сравнение с обителью Жака; очевидно, Леклер с присущей ему основательностью взял-таки в опеку местные земли и привлек на них достойных, по его мнению, людей - вот и своя лавка у них появилась! Не удивлюсь, если за каким-нибудь холмиком меня встретит небольшой пивоваренный заводик, которому Жак тоже оказывает покровительство.
        - Я и то и другое,- отвечал я мадам Цуцулькевич.- Видите ли, мэм… Мы давно знакомы с Жаком и даже воевали вместе. Это была спецоперация, и я выступал под именем Сэма. С тех пор Жак меня так и называет.
        - Да?- ехидно заметила Жужу.- А как вы объясните все эти железяки, от которых отскакивали пули? Мне почему-то кажется, что вы не впервые с ними сталкиваетесь, а?
        - Послушайте, мэм, давайте договоримся: через некоторое время, если все будет в порядке, я вам объясню - что и как, ладно? Сейчас я просто не могу, и не пытайте!
        - Оки-доки,- удивительно легко согласилась мадам.- Но только обязательно. Хотите блинов?
        В просторной и светлой лавке проворный Клайд - высокий, тощий парень в клетчатой рубахе, линялых зеленых портках и в огромных черных очках - помог нам обзавестись всем необходимым в самые краткие сроки. В тесной примерочной я избавился от изрядно загрязнившегося, в двух местах порванного комбинезона и натянул новенькие черные джинсы, черную же простую футболку, а также темно-коричневый замшевый пиджак. Сменившая меня Жужу тоже выбрала джинсы - видимо, роскошные клокардские платья ей уже наскучили - и свободную блузку приятного голубого цвета, которую в джинсы заправлять не стала.
        - Другое дело,- оценил Клайд, протягивая ей вполне достойную шляпу.- Оружие, мэм?
        По части оружия в лавке был огромный выбор, и я стал обладателем двух девятимиллиметровых «беретт» - привычной, девяносто второй и девяносто третьей-эр, с откидной передней рукояткой, удлиненным стволом с компенсатором и магазином на двадцать патронов. Все это хозяйство я разместил в надетой под пиджак сбруе из мягкой кожи. Для Цуцулькевич нашелся ее любимый «бэби игл». Наполнив карманы запасными магазинами, мы готовы уже были покинуть гостеприимную лавку, как Жужу углядела в углу небольшую стойку с ноутбуками и метнулась к ней.
        - Да, это правильно,- согласился я и двинул следом. В конце концов, Жужу молотит по клавишам совершенно не глядя и попадает именно туда, куда надо. От этого много пользы можно получить. Я, в свою очередь, прикупил пару мобильных телефонов.
        - Во! Другое дело!- воскликнул при виде нас и Леклер. Вид у него был очень деловитый, ибо Жак метал на стол: в руках он держал две огромные тарелки, на которых громоздились всякие помидоры с огурцами и прочие полезные организму овощи.- Прошу! Прошу!
        За домом у выложенного камнями очага произошли некоторые положительные изменения: Леклер прибарахлился основательным дубовым столом, ножки которого вкопал в землю; по обе стороны от стола устроил широкие лавки, также вкопанные в землю, а во главе - укоренил исполинское кресло-качалку, явно назначенное исключительно для Жакова зада. Рядом с креслом стоял небольшой приземистый холодильник и на нем несколько коробок с сигарами: Леклер был неизменен в желании иметь под рукой все необходимое.
        На столе красовалось полно всякой закуски, высились ряды разнообразных бутылок, а на вертеле над очагом доходил до полного ума дежурный поросенок.
        - У! Сила!- польстил я Леклеру, приближаясь к этому великолепию.- Жак, я поживу у тебя с недельку.
        - Расширяемся. Положение обязывает,- прогудел тот, пристраивая на стол тарелки.- Конечно, живи сколько хочешь!
        Мадам Цуцулькевич на ломящийся от яств стол не отреагировала: ее мысли были заняты вновь обретенным компьютером. Присев на уголок исполинской скамьи, она расчистила перед собой квадрат свободного места, установила на него ноутбук, откинула крышку и - дальше все пошло по накатанной колее: телефон, мышь (прозрачных у Тима не нашлось), дозвон…
        - Мэм, что вы делаете?- позволил себе поинтересоваться я. Леклер же сочувственно покачал головой и отвернулся к поросенку.
        - У меня есть пара неюзанных серваков с софтом про запас,- с милой улыбкой стуча по клавишам, отозвалась Цуцулькевич.- Сейчас солью немного полезных прог и жить будет веселее, а то машина совсем голая.
        Я поймал выразительный взгляд Леклера и пожал плечами: каждому - свое. Если учесть, сколько тут у нас психов на свободе разгуливает,- пора уже отвыкнуть чему-то удивляться. Пора.
        Обед прошел в теплой, дружественной обстановке: разгоряченный встречей Леклер был в ударе, тосты следовали один за другим, эрготоу охладился достаточно, поросенок попался на редкость вкусный, и даже Жужу, постучав-постучав, наконец принюхалась и - потребовала текилы…
        - Сэм,- придвинулся ко мне Леклер. Обед несколько затянулся: еплая ночь уже властно легла на кусты и пальмы, как сумасшедшие орали цикады, и лишь пламя выгорающего костра еще вяло боролось с темнотой.- Послушай-ка, Сэм…- Он покосился на сладко спавшую на скамье, рядом с ополовиненной бутылкой текилы мадам Цуцулькевич.- Между прочим, я тебя сегодня по телевизору видел. За полчаса до того, как вы прилетели. Я ничего такого не имею в виду, но…- Бравый Жак покосился в свой стакан и отправил остатки эрготоу в глотку. Звучно крякнул и тряхнул башкой.- Что ты скажешь по поводу того, что тебя двое? Я-то не против, у тебя работа такая, но… ты знаешь, эти обыватели, они могут тебя не так понять. Видишь ли…- Нетвердой рукой он нащупал сигару.- Обычно так не бывает, чтобы одного человека было сразу двое. Двое - это перебор. Ты не находишь?
        - Жак!- отвечал я, оторвав наконец голову от стола.- Жак, ты чертовски прав. Двое - это слишком. Я терпеть не могу, когда такое случается. Ну… ты помнишь - роботы и все такое…
        - А! Я так и знал! Этот… как его, гада? Вайпер! Он и из меня робота сделал, но ты оказался настоящим другом и его застрелил!- Леклер хлопнул меня по плечу, отчего я чуть не свалился со скамьи.- И что ты думаешь по этому поводу предпринять? Ты же не собираешься оставить все как есть?
        - Ни в коем случае! Я по этому поводу так много думаю, особенно думаю предпринять, что просто голова… пухнет. Уже всего столько напредпринимал, вот она знает, но совершенно ясно, что… как есть это оставлять ни в коем случае нельзя! Надо еще!- Я рассеянно поискал на столе пиво, не нашел и с риском для жизни навестил холодильник.- Жак… Эта проклятая бутылка… Что обычно делают, чтобы ее открыть? Что для этого предпринимают?
        Леклер со второй попытки ухватил бутылку и походя избавил ее от крышки вместе с горлышком. Некоторое время глубокомысленно смотрел на текущую по пальцам пену.
        - Забавно…- наконец решил он.- В последнее время делают какие-то удивительно хлипкие бутылки. Я тебе говорю, Сэм: не бутылки, а черт знает что!.. Так о чем мы, собственно?- И широким взмахом Жак отправил пиво в ночь.
        Из темноты раздался болезненный вопль.
        - Во!- Леклер воздел толстый палец к звездам.- Ты слышал, Сэм, ты слышал? Там кто-то есть!
        - Определенно есть, Жак!- подтвердил я уверенно, а ведь вы знаете, что с наблюдательностью у меня все в порядке.- Он кричал!
        - А вдруг это тоже ты? Еще один?
        - Есть только один способ проверить. Давай его поймаем?
        - Давай!- И поскольку у Леклера слово еще никогда не расходилось с делом, он тут же вскочил и ринулся туда, откуда, по его мнению, кричали, а я заинтересованно, но гораздо менее твердо (похоже, действительно старею) последовал за ним.
        Жак врезался в кусты, преодолел их с легкостью боевой машины пехоты и исчез в зарослях табака - только треск стоял.
        - Ага!- донесся до меня торжествующий вопль и следом невнятное, но жалобное повизгивание.- Попался, рахиминист паршивый!- И тут же мне под ноги из зарослей вылетел какой-то бородатый тип.- Держи его, Сэм, чтоб не сбег!
        Будучи подтащен за шиворот к костру и рассмотрен, пойманный оказался вовсе не рахиминистом, а нечистым стариканом со спутанной бородой и воровато бегающим взглядом; старикан был одет в шерстистые диковинные одежды - достаточно длинные, но в то же время производящие впечатление найденных на помойке. Впрочем, приглядевшись, я понял, что на старикане - подпоясанное и равное одеяло из поезда дальнего следования; по краю даже сохранилось вышитое желтыми нитками название экспресса, неразборчивое в виду темноты.
        - Отпустите, люди добрые,- прикрывая голову руками, тоскливо забубнил скорчившийся на земле старикан. По всему чувствовалось, что к подобной формулировке он прибегает далеко не в первый раз.- Явите старцу добротолюбие.
        - А, это ты, Зяма,- на свету появился Леклер.- Опять ночами по моим плантациям ползаешь? Ну-ка, иди сюда!- Жак ухватил старикана, поднял в воздух, отчего тот тонко, заученно взвизгнул, и сильно потряс. На землю посыпались табачные листья.- Видал?- Кивнул мне Жак.- Постоянно табак ворует.
        - Ой! Ой! Ой!- причитал трясомый.- Не гневайтесь, Леклер-батюшка! Не корысти ради, а по причине крайней бедности!..
        - Молчи лучше, Зяма!- велел Жак и старикан по имени Зяма тут же заткнулся.- Не гневи меня понапрасну! Я тебе про частную собственность разъяснял? Разъяснял! Про принцип «деньги-товар-деньги» рассказывал? Рассказывал! А ты что? Дать бы тебе в лоб, Зяма…- От такой перспективы висящий в его руке старикан живо поджал ноги и вообще по возможности скорчился.- Нет на тебя моего терпения. Ночь посидишь в подвале, а утром доставлю тебя к вашему Поликарпычу, пусть сам с тобой разбирается!- И Леклер утащил верещащего «только не это! только не это!» пленника в дом.
        Хороший вечер хорошо закончился, и я, перекинув мадам Цуцулькевич через плечо, направился следом.
        - Сэм… или Майк…- раздался из-за спины ее сонный голос.- А вы знаете, что очень похожи на того… полицейского?
        А еще - Люк.
        Еще бы я не знал!
        19
        - Развел, понимаешь, тут своих этих… старцев,- раздраженно гудел Леклер. Мы тряслись по пыльной дороге в открытом авто, которое Жак назвал дежурным: широком лендровере когда-то белого цвета.- Сначала-то было ничего, я думал: пострадали люди, пусть себе живут, а их как-то постепенно стало очень много. Всюду так и шныряют. Табак вот воруют. Хуже ворон.
        - Старчество есть общественно-полезное движение, направленное на непрерывное повышение благосостояния коллектива,- подал голос сидящий рядом со мной старикан Зяма.- Старцем может стать каждый.
        - Вполне закономерный процесс,- подтвердил я и приложился к бутылке с холодным пивом.- Рано или поздно все мы станем старцами. Даже вы, мэм!
        Мадам Цуцулькевич оторвалась от созерцания горизонта и охотно улыбнулась мне.
        - Как же!- крякнул Леклер.- Сейчас, Сэм, ты увидишь тех старцев. А уж их Поликарпыч…
        Услышав это странное имя, старикан Зяма как-то подобрался и даже вытянулся; вглазах его появился лихорадочный блеск, какой обычно случается у рахиминистов при поминании вслух их идейного вождя.
        - Поликарпыч,- благостным голосом вымолвил старикан,- он весь светится. У него - настоящая мудрота!
        - Что за Поликарпыч такой?- спросила Жужу.
        - Джон Поликарпович Мозговой - вот как его зовут,- пояснил Леклер, вертя руль: дорога забирала к морю.- Сложное имя, что и говорить. Но он - беженец из Руссии, из города Жмэринка, а тамошних жителей еще и не так зовут. Уж я наслушался!
        - Джон Поликарпович Мозговой?- явно наслаждаясь, произнесла мадам Цуцулькевич.- Прелесть какая! Клёво!
        Старикан Зяма ожег ее осуждающим взглядом.
        И то верно: у самой-то, можно подумать, фамилия лучше! Надо же - Цуцулькевич!
        - Уж сколько я намаялся, пока все эти названия да имена выучил!- утер пот Леклер.- У них тут целая артель. Старцы эти в общем-то безобидные. Только шныряют, тащат все, что под руку подвернется, и называют это мудротой. А так - ничего… Приехали.
        Лендровер затормозил у покосившихся ворот, по обе стороны от которых разномастными, связанными друг с другом веревками и проволокой палками был обозначен забор. Забор двумя широкими дугами охватывал здоровый кусок побережья и оканчивался у самой кромки воды; внутри огороженного пространства стояло несколько баракообразных сооружений, между которыми на натянутых веревках были развешаны разнообразные тряпки и сети. Еще вокруг бараков громоздились всякие ящики, мотки ржавой проволоки и тому подобные, весьма полезные в хозяйстве вещи. От крайнего, стоящего ближе других к полосе прибоя барака, отходили в океан длинные мостки, и о них билось несколько не первой свежести лодок. В центре этого замечательного поселка кучно стояли три пальмы.
        - Очень мило,- заметил я, разглядывая вывеску над воротами. Там значилось: «Краболовецкая артель “Красное старчество”». В щели между створками мелькнула заинтересованная рожица пацана лет двенадцати, всего в веснушках.- Это что, тоже старец?
        - Старец, старец,- подтвердил Леклер, вытаскивая Зяму из машины.- Их тут полно. Так и кишат.- И врезав ногой по воротам, отчего они чуть не рухнули, вступил на территорию артели.- Джон! Эй, Джон!
        При этом окрике от ближайшего, выглядевшего наиболее прилично барака отделился неясный силуэт - размашисто прыгнул, шлепнулся в песок и, сноровисто загребая руками и ногами, пополз в сторону моря.
        Леклер, волоча за собой скорчившегося старикана Зяму, быстрыми шагами нагнал ползущего и встал на его пути. Ткнувшись головой в Жаков ботинок, тот замер, потом опасливо поднял голову - полысевшую башку в венчике спутанных, торчащих в разные стороны седых волос, зорко оглядел ботинок, ноги, пояс с револьвером и ножом, дошел до сурового лица и торчащей из угла рта сигары.
        - А! Это вы, господин Леклер!- елейно произнес он, приподнимаясь.- Я вас сразу и не узнал, благодетель. А я тут того… прием «толстая жаба падает в тину осеннего пруда» отрабатывал… А кто эти добрые люди, что пришли с вами?
        Мы с мадам Цуцулькевич заинтересованно приблизились и Жак нас представил.
        - Вставай, вставай Джон,- прогудел он, потрясая стариканом Зямой.- Принимай своего подопечного.
        Господин Мозговой поднялся на ноги и выпрямился - он оказался рослым, крепким стариком с лопатообразной пушистой бородой, в которой застряли рыбья чешуя и щепки, с шишковатым, испещренным прожилками носом, густыми бровями, под которыми туда-сюда бегали неопределенного цвета глазки, и с роскошными, ниспадающими на плечи пейсами. Одет Мозговой был не в пример Зяме в приличную пиджачную пару черного цвета; из-под ворота белой рубашки выглядывал слегка сбившийся в процессе отползания к морю, но тем не менее повязанный вполне кокетливо шелковый шейный платок.
        - Какие проблемы, благодетель?- отряхивая с себя песок и блестя притом камнями перстней, осторожно вопросил главный старец.- Что натворил сей неразумный отрок?
        Леклер швырнул престарелого отрока Зяму к его ногам.
        - А то ты не знаешь, Джон! Опять воровал табак.
        Из-за бараков к нам потянулись и другие обитатели артели: разномастные личности всякого возраста и вида - от выглядывавшего в ворота мальчугана до действительно дряхлых стариков, вполне бодро передвигающихся с помощью суковатых палок - в том числе и два негра преклонных годов. Облачены старцы были в сходные с Зяминой шерстистые свободные одежды, а веснушчатый мальчик так вообще щеголял голым, загорелым от старческой жизни худеньким торсом.
        Старцев оказалось и вправду много. Десятка два.
        - Как же ты так, отрок?- хлопнул себя по коленям Поликарпыч, нагнувшись над смирно лежавшим на песке Зямой.- Али не знаешь, что нехорошо брать чужое? Где твоя мудрота?- косясь на Леклера, вопросил он.
        Старикан Зяма, искательно огладил себя руками, но, видимо, мудроты нигде не обнаружил и виновато потупился.
        - Три дня без кефира!- объявил Поликарпыч старикану и торжественно расправил пейсы.
        В ответ раздался страдальческий стон наказанного: кефир Зяме был люб. Не понимаю, как можно так переживать из-за подобных вещей. Вот если бы старикана лишили пива, например!..
        - Значит, так, Джон,- упер руки в боки Леклер.- Еще раз кого из твоих на плантациях увижу, всыплю солью из обреза. Все запомните!- Обернулся он к собравшимся вокруг старцам.
        - Да, благодетель, да!- дружно закивали они, переглядываясь.
        Господин Мозговой задышал и злобно покосился на Леклера.
        - Утесняете вы сирот, господин Леклер. Куска хлебушка лишаете.
        Старцы опять согласно закивали.
        - Я тебя предупредил, Джон!- поднес к его носу толстый палец Леклер.- Я тебя предупредил.
        Поликарпыч зашевелил было губами, но тут из дальнего барака выскочил еще один старец - лет, наверное, десяти, не больше - и принялся бить ложкой в большую консервную банку.
        - Кефир! Кефир!- пронзительно орал малолетка.
        Собравшиеся оживились и спешно потянулись на зов.
        Джон Поликарпович горестно вздохнул, обвел нас взглядом и буркнул скороговоркой:
        - Вы ведь не откушаете с нами кефиру? Нет? Ну и…
        - С удовольствием!- отвечала радостно мадам Цуцулькевич, и Мозговой бросил на нее короткий неприязненный взгляд.
        - Тьфу!- плюнул на песок Леклер.- Подожду вас в машине.
        В просторном бараке с дырявой крышей покойно стояли длинные столы, и на них - через равные промежутки - стаканы с белой жидкостью: с тем самым, по всей вероятности, кефиром. Когда мы вошли, старцы уже чинно застыли каждый у своего стакана; пустовали лишь два места - во главе стола, где возвышалась монументальная, больше стакана раза в три, медная кружка, и рядом с веснушчатым пацаном - тут, видимо, обычно принимал целебный напиток наказанный за неловкость, проявленную при умыкании табачных листьев, старикан Зяма.
        Стульев в бараке не было.
        Я кефир пить не собирался: в бутылке еще оставалось глотка на три пива - тем более, что гостеприимный и от природы щедрый господин Мозговой совершенно обошел меня своим вниманием: величаво приблизившись к медной кружке, он гаркнул:
        - Лизавета! Еще стакан кефиру нашей… гостье!
        Потом оглядел застывших в торжественном ожидании старцев, взял кружку и, пробормотав «себе я всегда наливаю сам», скрылся за ближайшей дверью, от которой уже спешила, держа гостевой стакан в вытянутой тонкой руке, некая изможденная жизнью, даже местами иссохшая старуха в бесформенном балахоне и в глухо повязанном платке.
        Улыбающаяся Цуцулькевич приняла стакан, и тут возвратился хозяин: занял свое место и высоко поднял кружку:
        - Ну, будем!- провозгласил он, резко выдохнул и большими глотками принялся пить; это послужило сигналом для старцев, которые немедленно схватили свои стаканы.
        - Ложка кефира убивает лошадь,- заметил я Жужу и отхлебнул пива.- Неотвратимо.
        Единым духом поглотивший содержимое кружки Поликарпыч заметно раскраснелся и подобрел; тщательно облизал белые кефирные следы с губ и с гораздо большей теплотой взглянул на нас с Цуцулькевич.
        - На здоровье,- оскалился он на Жужу, благожелательно наблюдая, как она маленькими глоточками допивает кефир.- Не желаете ли стать старицей?
        - А можно еще стаканчик?- спросила та счастливым голосом («Кул?» - спросил я Жужу. «Клёво!» - подтвердила Цуцулькевич).
        - Увы!- в ответ на ее просьбу злорадно развел руками Поликарпыч.- Нету!.. Вы не подумайте, я не жадный!- спешно пояснил он.- Просто рачительный.
        Я тем временем внимательно изучал его замечательные пейсы и в голове моей зрела хорошая, перспективная мысль.
        - Чего? Чего?- заметив мой взгляд, забеспокоился Поликарпыч; откушавшие кефиру старцы между тем, с надеждой оглядываясь, покидали барак.- Нечего так смотреть, благодетель, нечего.- Затараторил Мозговой.- Я бедный яурэй, все силы кладущий на этих неразумных сирот, у нас ничего и нету, крабами одними пробавляемся, живем впроголодь, курить вообще не осталось, только мудротой единой и держимся, а тут ходят и ходят всякие…- Старец приблизился, дохнул на нас с Цуцулькевич густым спиртовым духом.- А то подайте на сирот, благодетели, а? Подайте! Из ваших мозолистых рук.
        - Яурэй, говоришь?- задумчиво спросил я. Поликарпыч ожесточенно закивал: яурэй, яурэй!
        - А вы, часом, не жиды?- обеспокоился внезапно он и посмотрел на нас с подозрением.- Они никогда не подают. Не люблю я их.
        Тут мысль вызрела окончательно.
        - Мы - не они, мы - подадим,- заверил я яурэя.- Но сначала мы с вами сделаем вот что…
        20
        Группа старцев с жестяными помятыми кружками в руках, жалобно - негромко, но вдумчиво - голося «пожертвуйте угнетенному старчеству, благодетели, купите изделия народных промыслов», бойко продвигалась по щербатым плитам перрона к тумпстаунскому вокзалу, тыча в нос встречным дурацкие поделки из крабьих панцирей. В тылу у старцев вышагивали два яурэя, а проще говоря, откровенных хасида - снаряженных по всем хасидским правилам: в черных круглых шляпах с широкими полями, в длинных черных, перетянутых шелковыми поясами приталенных сюртуках, из-под которых виднелись беленькие цыцысы от таласов, в черных же брюках и ботинках. Не яурэи, а загляденье. Один - седой, с белой бородищей, другой моложе, с бородой черной, но тоже длинной. Первый - Джон Поликарпович Мозговой, хозяин сокровенной мудроты, второй - Майк Хаммер, он же Сэмивэл Дэдлиб, совсем недавно считавший, что он погиб в результате прямого попадания из пушки среднего калибра, а ныне упорно не желавший возвращаться в управление полиции, так ничего толком и не выяснив.
        - Значит, еще нам муки… кукурузной, мешка три,- остро зыркая по сторонам, бубнил вполголоса Мозговой, загибая пальцы.- Маслица растительного ящичек, штанов… новых… двадцать пар, вот тут у меня размерчики, десять сумок холщовых, сетей крупноячеистых пять штук…
        - А сети зачем?- удивился я.
        - Ну как же, благодетель!- высоко задрал брови Поликарпыч.- А крабов ловить! Крабиков. Старые-то, совсем поизносились, а краб пошел нынче ушлый, так и норовит в дырку утечь. Старцы-то немощные, не поспевают за ним, аспидом проклятущим. Ты что, благодетель! Сети в нашей артели - первейшее дело. Мы без сетей никуда.
        - Ладно, сети. Три шутки,- обреченно согласился я, не будучи в состоянии понять, как можно ловить крабов сетями. Может, они тут прут стадами?
        - Нет уж, благодетель, пять. Как мы тремя-то обойдемся?
        - Ладно, пять.
        - Вот и славненько! Еще бумаги папиросной нам надобно несколько коробочек…
        - А бумага-то на что?
        - Ну ты я вижу благодетель не сообразительный!- хитро прищурился Поликарпыч.- А во что мы табачок-то будем заворачивать? В газетку? Так ведь вредная она для организма-то, газетка. В ней свинец всякий, другие элементы нехорошие.
        Проглотив - чтобы не будоражить в Поликарпыче всякие тонкие материи - вопрос, откуда возьмется табачок, который старцы будут заворачивать в папиросную бумагу, я согласно махнул рукой и под деловитое бормотание господина Мозгового, продолжавшего в соответствии с потребностями загибать пальцы, следом за старцами вступил в вокзал.
        …Очень хотелось прогуляться незамеченным по родимому городу. Неимоверно тянуло ступить на хорошо знакомые улицы. Назрела исключительная потребность произвести разведку и взглянуть на себя со стороны. И хотя Джон Поликарпович боролся с собой изо всех сил, жажда сделать жизнь лучше и удобнее - за мой, а точнее за Леклеровский, счет - в конце концов одержала уверенную победу: тяжко вздыхая, последовательный борец за старческое дело отвел меня в недра самого приличного барака, велел подождать в передней и надолго исчез - а когда вернулся, его стараниями я вышел из барака чернобородым хасидом, в котором Дэдлиба узнал бы только очень внимательный. По крайней мере, Жужу не узнала: приняла меня за очередного старца.
        Любовно поправляя на мне почти новый сюртук, Поликарпыч суетился вокруг, зримо исходя жалостью к выданному, хотя и напрокат, имуществу и я с трудом отделался от него, чтобы пообщаться с Цуцулькевич: наказал ей в мое отсутствие выйти аккуратненько в сеть и отреферировать передовицы тумпстаунских новостных сайтов; мадам восприняла поручение с восторгом - у нее как раз имелась для этого «кульная прога». Только осторожнее, попросил я, не лезьте, мэм, больше никуда. Оки-доки, улыбнулась Жужу, что ж я, не понимаю? Выйду в сеть быренько, сдеру инфу, а телефончик после этого в океане утоплю. Кул или не кул? Леклер только хмыкнул.
        Старцы резво прошли сквозь вокзал и вылились на улицу Грошека.
        - В какой магазин пойдем, благодетель?- дернул меня за рукав Поликарпыч.
        - Магазин - потом. Мы договаривались, кажется?
        - Так я же подумал, чего старцам зря ноги-то топтать? Взгляни, какие они слабые да немощные. Им ведь еще назад все это добро тащить, на себе. Пожалей сироток, благодетель!
        - А ты не жадничай, старичина. А то список составил на целый самосвал. Будешь отступать от плана, вообще ничего не куплю.
        Угроза подействовал, и господин Мозговой, обиженно насупившись, замолк. Но тут же нашел утешение: один из старцев умудрился-таки втюхать какому-то простаку пирамидку из лакированных панцирей - Поликарпыч метнулся к нему, чтобы изъять выручку.
        Не привлекая к себе особого внимания - мало ли: ну идет толпа каких-то одетых в обрывки одеял уродов с двумя хасидами в придачу, эка невидаль!- мы последовательно прошли по улице Вермонта до переулка Шерифа Гопкинса, из коего и вынырнули на моей любимой улице Третьего Варварского Нашествия - здесь, в доме тридцать четыре я жил уже десять лет, последние три вместе с Лиззи. В полуквартале отсюда располагался большой универсальный магазин «Бэнки» - и алчный взор Джона Поликарповича тут же радостно облизал его трехэтажный фасад. Старцы озирались и оживленно трясли кружками.
        Я смотрел в другую сторону: на дверь собственного дома. Знакомая до боли лесенка в пять ступенек, крепкая дубовая дверь с глазком, закрытый выезд из гаража справа от лестницы, опущенные жалюзи на окнах.
        К гаражу подкатил мой синий «Сааб», опустилось тонированное стекло, высунулась рука - неужели моя?- с пультом, палец нажал на кнопочку, и створка гаражной двери поехала вверх: оказывается, я приехал домой. Надо же!
        «Сааб» скрылся в гараже, я машинально проверил «беретты» под мышками и повернулся к предводителю старцев.
        - Так, вот вам… вот вам пять сотен,- отсчитал я купюры, которыми ссудил меня Леклер, в его дрожащие от радости руки.- Ступайте в магазин и косите там по своему списку. Меня не ждите. Если я к вам позднее не присоединюсь, значит, уже вовсе не присоединюсь.
        - Благодетель!- живо прибрав деньги, схватил меня за рукав Поликарпыч.- А если нам не хватит твоей щедрой милостыни, где нам найти тебя, чтобы ты дополнительно позаботился о жалких сиротах?
        - Больше ничего не дам!- отрезал я и, видя, что в Поликарпыче зреет протест, добавил громче.- В случае чего, старче, дойдешь вон до того угла, там ссудная и закладная лавка Дюпона, продашь какой-нибудь из своих перстней. Шалом!
        Господин Мозговой судорожно от меня шарахнулся, с испугом глянул на старцев - а те уже загудели, осваивая новую идею: «а что! продать перстень можно! можно продать!» - звучно цыкнул на них, выдал самому активному увесистый подзатыльник и устремился к «Бэнки». Переглянувшись, старцы потрусили следом. А я неторопливо перешел наискосок улицу и поставил ногу на первую ступеньку. Здесь ведь что главное? Не лезть через заборы, не ковыряться в замочных скважинах, не заходить с тыла в общем, а нахально, среди бела дня, подойти к парадной двери. Так я и сделал: подошел и постучал.
        - Да! Кто там?- через минуту после моего троекратного стука раздался из-за двери удивительно знакомый голос; ия, зная, что меня рассматривают в глазок, скорчил горестную рожу:
        - Бедный хасид Ариэль Мочман просит помощи и защиты!
        Дверь распахнулась: на пороге стоял я в моих черных джинсах, в моей любимой вельветовой рубашке - знаете, такой с двумя накладными карманами на груди, и в левом специально застроченное отделение для двух авторучек - с «береттой» под мышкой (вот в том, что это не моя «беретта», я уверен: моя осталась у Вайпера); стоял и смотрел на меня с интересом.
        - Внимательно слушаю вас, бедный хасид!
        - Дело мое такое щекотливое,- я зыркнул по сторонам и изобразил крайний испуг,- что не хотелось бы обсуждать его на пороге. Я опасаюсь за свою жизнь!- шепнул я двойнику.
        Тот выглянул на улицу и тоже огляделся. Потом сделал шаг в сторону.
        - Ну что ж, проходите бедный хасид Ариэль Мочман.
        Я перешагнул порог - дверь захлопнулась - и в нерешительности стал топтаться в прихожей.
        - Сюда!- двойник сделал широкий указующий направление жест и легкомысленно пошел вперед. Вот это он зря!
        «Беретта» сама собой скользнула в ладонь и я с превеликим удовольствием врезал по маячащему перед носом затылку (не все же мне по голове получать!), подхватил отяжелевшее враз тело (какой я, однако, мускулистый!) и поволок в кухню.
        Там все было по-прежнему: барная стойка, плита, вытяжка, сковородки. Я уронил тело на стул, быстренько вытащил из стенного шкафа широкий скотч и хорошенько примотал беспечного двойника к его сидению. Потом вернулся к двери и тщательно ее запер; сходил и к заднему выходу, замкнул также его. Потом спустился в гараж и из тайника, о существовании которого не знала даже Лиззи, достал объемную сумку с очень полезным содержимым - со специальным снаряжением и с крупной суммой наличных. Собственно, именно ради этой сумки я и навестил домашний очаг.
        На кухне за время моего отсутствия изменений не произошло: тело не подавало признаков жизни - не прибил я его случайно? нет, живехонек!- и я, достав из холодильника пару бутылок «Саппоро», занял стул напротив.
        21
        - Ну ты и здоров драться, Сэм!- заявил мой пленник, как только пришел в себя.- У меня там нет дырки, на затылке, а? Будь другом, посмотри.
        Несколько ошалев от такой наглости, я лишь молча рассматривал его - мою - улыбающуюся рожу. Все же некоторые люди никогда не учатся! С другой стороны, если он меня опознал в этом идиотском наряде, значит, я опасался не зря: маскировка далеко не идеальна. В раздумье я заправил пейсы за уши и открыл вторую бутылку пива.
        - Ну что смотришь? Протяни руку и сдери с меня эту чертову маску, дружок.
        Я придвинулся к двойнику вместе со стулом, протянул руку и ощупал его шею: действительно, там, где и ожидалось, пальцы наткнулись на край тонкой пленки. Дернув за него, я вызвал рябь полос на лице двойника - нос съехал в сторону, под глазами пролегли многочисленные складки, волосы встопорщились, и на макушке образовался противоестественный горбик.
        - Сильнее!- подбодрил меня пленный, и я, пустив в ход вторую руку, стащил с него - как перчатку - пленку-маску штатного комплекта «Фантомас»: на меня весело смотрел Ален Дик Дройт, граф Винздорский. Взъерошенный, потный, но вполне узнаваемый.
        - Привет,- подмигнул мне государственный муж.- Может, развяжешь?
        Я отрицательно покачал головой, внимательно изучая лицо шерифа.
        - Понимаю,- кивнул он и поморщился: попало ему крепко.- Я бы тоже не стал развязывать. Но как же нам в таком случае быть? Ситуация патовая.
        Я кивнул. Что толку спорить: требовалось срочно измыслить какое-нибудь приемлемое решение.
        - Что ты молчишь, Сэм?- поинтересовался г. шериф.- Так и будем сидеть?
        Я снова кивнул.
        - На самом деле рассиживаться некогда. После того, как ты столь талантливо погиб, многое успело произойти. Говоря вкратце - мы раскрыли целую, хорошо законспирированную сеть агентов «И Пэна», которая пустила глубокие корни в нашем благословенном городке и даже в его окрестностях. Произошло это кстати,- Дройт был сама доброжелательность,- во многом благодаря тебе.- Он сделал паузу, видимо, ожидая моей реакции: ну чтобы я запрыгал, принялся бить в ладоши и вообще бурно радоваться; не дождался и продолжал.- Вижу, ты не понял, Сэм. Так вот. Стоило тебе так по-идиотски исчезнуть - и они зашевелились. А знаешь, почему? Потому что нехорошие дяди решили, будто это начало какого-то обширного плана, что мы перешли в наступление. Никто не поверил, что ты умер, все думали - специально исчез. Дальше оставалось только хватать!- произнеся эту удивительную по убедительности речь, г. Дройт громко расхохотался.- Но еще несколько гадов на свободе бегают. Некогда сидеть, Сэм, надо развивать успех!
        - Ну а ты… Аллен,- вкрадчиво спросил я,- ты-то какого черта в моем лице разгуливаешь? Каких злоумышленников ловишь? Которые по моей кухне разбежались?- Я ловко прихлопнул бежавшего по стойке бара крупного таракана.- Опа! Вот один уже есть.
        - А! Это часть нашего плана! Чтобы они еще больше запутались. Так что, не пора ли нам с тобой в управление?
        - Думаю, пока рановато.- Я встал.- Что я не видел в управлении, спрашивается? И уж в любом случае я пойду туда без тебя, мой друг. Ты наверное сейчас весь в нетерпении: ну когда же приедут ваши и меня похватают, да?- Я кинул в господина шерифа тараканом.
        - Что ты себе позволяешь, Сэм!- возмутился Дройт.
        - Пока ничего. А ты не кричи. Все равно тебя не услышат.- Я кивнул на подоконник, где давно уже стояла и вовсю работала штатная глушилка.- Они конечно спохватятся: как же так, отчего помехи, но не так скоро, как тебе того хочется, дорогой неизвестный друг. Улавливаешь мою мысль?
        Господин Дройт - да какой там господин Дройт! жалкая подделка: за все время ни разу не назвал меня «дружочком»! ина кого они рассчитывают? Ну мадам Цуцулькевич - ладно, мы и знакомы-то всего ничего, но неужели я горячо любимого шерифа от постороннего изделия отличить не смогу?!- псевдо-Дройт пожевал губами и закаменел лицом.
        - Ты не железный, я проверил,- постучал я пальцем по уху, за которым уже покоился миниатюрный индикатор роботов.- Ты какой-то другой. Модель «би», да? Не дергайся!- Я положил руку на рукоятку «слона», также занявшего привычное место на поясе.- Только одного не пойму: почему вы держите у себя так много идиотов? Вот двойника Цуцулькевич программировал хороший специалист, а тебя - полный идиот. Вроде Вайпера, если это вообще живой персонаж. Ну что ты мне тут за пургу гонишь, про то, как все забегали и зашевелились? Стыдно за тебя, честное слово!- Я внимательно посмотрел на своего пленника.- А что, про Цуцулькевич ты не знал, да? Не сообщили? Так я тебе скажу: Люк Аттертон - это я был.
        - Послушай, Сэм…- начал было ощутимо напрягшийся робот, но я жестом прервал его.
        - Что-то не хочется. Ничего полезного ты мне все равно не скажешь, а предлагать мне сытное место у руля управления жизнью не стоит. Это уже делали пару раз твои приятели. Так что извини,- и доставши «беретту», я навинтил на ствол глушитель.- Пока!- Сидящий рванулся, раздирая скотч, я тут же разрядил в него весь магазин и быстренько накормил пистолет новым.
        Если стрелять из «слона», то хватило бы и пары зарядов, но для этого монстра у меня не было глушителя.
        Зрелище впечатляло: брызнула кровища - веером в разные стороны, и на стенку с легким чавканьем шмякнулась серая масса. Сначала я было подумал, что и вправду пристрелил г. шерифа и его талантливые мозги теперь украшают мою кухню, но когда замершее было тело вдруг сделало совершенно отчетливую попытку встать и нашарить меня, отбросил сомнения и разрядил другой магазин в руки, ноги и в грудь - только после этого суперробот перестал шевелиться. Хорошая вещь, надо бы потом разузнать, как их делают. Может пригодиться в оперативной работе: вперед на бандюг всяких пускать. Они же от страха обделаются, когда увидят, как на них прет такой вот Кинг-Конг с отстреленной головой!
        - Спасибо, кстати, что пополнил запасы пива!- напоследок поблагодарил я и пошел прочь из кухни в ванную, где с помощью «Фантомаса» сделал из себя самого натурального хасида, с Сэмивэлом Дэдлибом ничего общего (ну кроме горячего, стремящегося к правде и справедливости во всем мире сердца, конечно) не имеющего.
        Что еще?
        На скорую руку я убрал останки псевдо-Дройта в полиэтиленовый мешок и засунул его в большой холодильный шкаф в гараже: кто знает, вдруг для опытов каких понадобится? После чего с полезной сумкой на плече покинул свой дом через черный ход, прошел по параллельной улице до угла, свернул и оказался у магазина «Бэнки».
        Тут происходили весьма интересные события.
        Перед входом двое служащих охраны магазина крутили руки Джону Поликарповичу Мозговому; мощный старец усиленно вырывался, оглашая улицу пронзительными, исполненными подлинного страдания воплями «ветерана обижают! сироте прохода не дают!» - а по улице в разные стороны шустро разбегались старцы из его команды: отягощенные ухваченным в охапку добром, они тем не менее неслись так быстро, что преследующие их с криками «держи вора!» продавцы и охранники безнадежно отстали. По всей вероятности, при виде забытого изобилия товаров народного потребления мудрота старцев зашкалила и они принялись хватать все подряд. А теперь спешили удрать подальше с добычей.
        С ревом подкатило несколько патрульных машин, из первой выскочил сержант Майлс с «Томпсоном» наперевес и уткнул ствол в лицо господину Мозговому, а остальные поспешили за улепетывающими старцами. Джон Поликарпович испустил трагический хрип «убивают!!!», поджал ноги, пытаясь упасть наземь,- и повис, мученически закатив глаза, на руках у охранников.
        Щелкнули наручники и главный старец упокоился на заднем сиденье машины; некоторое время он сидел тихо, зажмурившись, потом приоткрыл один глаз, убедился в том, что пока еще жив, и забарабанил в стекло, пуча глаза: «Пустите старичка убогого!»
        Я покачал головой и проследил, как Поликарпыча увозят в управление. Вороватый, жадный старикан, но мне он отчего-то стал симпатичен. Ведь удавится, а штраф платить не будет, так и просидит за решеткой все те месяцы, которые отмерит щедрой рукой судья. Пропадут без него и его удивительной мудроты старцы - или, что хуже, разбредутся в поисках кефира насущного по округе, осядут в табачных зарослях или на большой дороге. Да и эти - которые разбежались и догнать их нет никакой возможности - если они прознают, что предводитель попал в кутузку, то могут по наивности влиться в ряды рахиминистов.
        Этого допустить было нельзя, и я неторопливо пошел пешком следом за машиной, на площадь дю Плесси.
        Когда я туда добрался, господин Мозговой был уже обыскан, лишен неположенных в заточении предметов (я живо представил себе картину, как с Джона Поликарповича снимают его многочисленные перстни; одного такого вполне хватило бы для безбедного существования всей своры старцев в течение полугода! наверное, весь отдел сбежался, держало же старца человека три минимум), зафотографирован, дактиласкопирован, запротоколирован и водворен в узилище; но его трагические, надрывные крики - тяжело далась старцу разлука с любимыми вещами!- отчетливо были слышны уже на улице.
        Я подошел к стойке дежурного и смиренно потупился.
        - Что вам угодно, сэр?- поднял на меня от бумаг глаза Зак Стивенс, неплохой парень и отец четверых детей.- Внимательно слушаю.
        - Мне бы по поводу задержанного недавно мистера Мозгового осведомиться,- сообщил я удивительно писклявым голосом, который без труда синтезировал модулятор на горле.
        - А что там с мистером Мозговым?
        - Он находится здесь?
        - Здесь, здесь, где же еще?- Стивенс поморщился и мотнул головой в сторону коридора, откуда доносились стенания Поликарпыча. «Засадили старичка в темницу! Морят голодом и холодом! Обобрали до нитки! Последнее сиротское добро отняли! Мудроту бесчестию предали! Над идеалами глумятся!» - упивался прелестями заточения разносчик идеи мудроты.
        - Я хотел бы заплатить за него штраф и способствовать скорейшему освобождению этого достойного человека.
        Стивенс посмотрел на меня как на полного психа, покачал головой, но все же пошел к начальству.
        Мозговой и его старцы умудрились расхитить товаров на без малого полторы тысячи долларов; еще в семьдесят пять обошлось мне большое зеркало, в которое сослепу вошел старейший член краболовецкой артели; уплатив деньги и получив квитанцию, я присел на скамеечку в ожидании узника.
        Для начала в управлении сделалось тихо: пораженный негаданно нахлынувшей свободой заключенный перестал оглашать длинный перечень своих обид. После в отдалении послышались шаги и возбужденное бормотание: то господина Мозгового вели по коридору к месту выдачи изъятого добра. Потом, очевидно, настал час приема вещей по описи; процесс сопровождался возгласами «подменили! подменили! ах нет, ошибся, простите старичка убогого…» и снова «подменили! подменили!» - Джон Поликарпович целиком и полностью отдался действу, получал свои вещи вдумчиво, тщательно и очень долго. Наконец что-то неразборчиво, но грозно рявкнул сержант Майлс, но сделал это явно напрасно, потому что Поликарпыч тут же разразился длинной тирадой, в которой для начала перечислил свои основные горести, а в завершение укорил собравшихся в том, что они хотят сиротинушку обобрать и обездолить, присвоить себе его скарб, а старичку убогому подсунуть вместо хороших вещи плохие и подержанные, для чего пускаются во всякие уловки мерзкие.
        Наконец с барахлом было покончено и Стивенс за локоток вывел ко мне неугомонного старца: Мозговой локтем прижимал к боку объемный пакет из плотной коричневой бумаги - там покоилось изъятое при обыске имущество - на ходу пробуя зубом подлинность перстней, которые спешно нанизывал на пальцы.
        - Получите!- облегченно кивнул мне Стивенс, подталкивая Поликарпыча в спину.
        Несколько секунд тот смотрел на меня недоуменно, с подозрением, потом резво шагнул и крепко обнял.
        - Брат яурэй! Благодетель!- бормотал он, не забывая в то же время тестировать последний перстень.- Выручил старичка немощного из узилища! Исторг из бездны страдания! Освободитель ты мой!- Потом резко отстранился и, зыркнув по сторонам, предложил шепотом: - Пойдем поскорее отсюда, из места этого поганого, а то, не ровен час, передумают ироды, сызнова заломают старичку белы рученьки, отберут назад кровное,- и поспешно засеменил к выходу.
        Могучий старик.
        22
        Избавиться от господина Мозгового оказалось гораздо труднее, чем его освободить, а мне надо было вернуться на ранчо Леклера, поскольку рисковать дальше, торча в Тумпстауне, я не хотел: скоро отсутствие сигналов - а если нам с Жужу первым делом воткнули по маячку, то уж модели «би» должны быть ими просто нашпигованы - и удивительное молчание выдававшего себя за Дэдлиба клона Дройта будет обнаружено, его начнут искать, поднимется незримая волна беспокойства и… Кто знает, что у Вайпера и компании предусмотрено для подобных случаев. В городе хватает конечно людей с пейсами, но мало ли что. К тому же полезная сумка теперь со мной - пора убираться.
        И я бы так сразу и сделал, если бы не Джон Поликарпович. Он не торопился. То есть вышел из управления полиции господин Мозговой быстро, даже стремительно, но при этом не упускал меня ни на мгновение из виду - как потенциальный источник долларов, я полагаю - сверкающие витрины магазинов манили его неудержимо: Поликарпыч надолго застревал перед ними, с вожделением гладил стекло загребущими пальцами, бормотал очередные призывы к жестокому миру сжалиться над сиротинушкой; при этом неистовый старец остро поглядывал на меня: не снизойду ли до благодеяния, но вслух пожеланий помочь увеличить количество предметов, находящихся в его единоличном пользовании, не высказывал.
        Таким макаром - от магазина к магазину - мы добрели до к вокзала, но у ювелирной лавки «Шпон, Дюк и Бакс» старец окончательно окаменел, ибо там в витрине были выставлены милые его сердцу перстни (у «Шпона, Дюка и «Бакса» проходила «неделя колец», как разъяснял красочный плакатик). Внешний мир - такой каменносердый и жестоковыйный - перестал существовать: ведь прямо перед носом у Джона Поликарповича, за сизоватым толстым, пуленепробиваемым стеклом располагался прекрасный случай проявить отточенную годами практики мудроту… Похоже, от спонтанного ее проявления господина Мозгового удерживали только свежие еще воспоминания о перенесенных в полицейском участке горестях, да убедительная толщина стекла, и все же мне пришлось потрудиться, чтобы оттащить старца от вожделенной витрины, ибо вокзал был уже рядом.
        В поезде трагически вздыхающий об упущенных возможностях Мозговой отвернулся к окну и принялся поспешно распихивать по многочисленным карманам сложенное в бумажный пакет барахло; сам пакет он тоже хозяйственно прибрал куда-то за пазуху, аккуратно, рачительно сложив. Воссоединение с любимыми вещами благотворно воздействовало на старца: он заметно подобрел, развернулся ко мне и - по-прежнему не узнавая - выразил готовность вступить в беседу. Я не возражал, поскольку надо же чем-то себя занять, пока поезд стучит колесами, и слова широким потоком хлынули из Поликарпыча.
        Если отсечь многократные сетования на обездоленность и трудности старческой жизни, рефрен про «заточили сиротинушку», а также бесчисленные эвфемизмы, получалось, что в некие стародавние годы, когда старцы были молодыми, Джон Поликарпович служил в загадочной конной артиллерии, где все-все его чудовищно уважали, но иногда били за начинавшую уже проклевываться мудроту, поскольку люди терпеть не могут тех, кто умнее. Несгибаемый Мозговой упорно шел своим путем, в результате чего артиллерийская его карьера сама собой пришла к концу (укоризненно качая головой, старец сказал: «Недалекие людишки не могли осознать широты моих помыслов и глуботы идей и норовили ввергнуть мя в темницу, и потому я покинул их»), сразу после чего Поликарпыч осознал себя старцем и двинулся по миру, неся идеи в массы («то есть тыря все подряд»,- подумал я) и постепенно обрастая сподвижниками, среди которых с особенным жаром выделил старицу Лизавету - ту самую скрюченную жизнью и гонениями на мудроту бессловесную старуху с идиотическим взглядом, что по первому требованию главного старца выдала мадам Цуцулькевич стакан полезного
кефира. Из объяснений постоянно сбивавшегося на возвышенную суть мудроты господина Мозгового я так и не понял, сочетались ли он и Лизавета законным браком согласно таинствам хотя бы одной из известных религий, однако сам Джон Поликарпович несомненно рассматривал старицу в качестве ближайшей сподвижницы.
        Близ Тумпстауна великий старец нашел, наконец, пристанище, прельстившись нашими либеральными нравами и демократическими традициями, хотя и они, по его мнению, были далеки от совершенства; впрочем, в иных местах старчеству всяко приходилось труднее: «Законы установили пакостные, мудроту ограничивают»,- прокомментировал Мозговой.
        Из конной артиллерии он вынес также боевой прием «толстая жаба падает в тину осеннего пруда», умелое применение которого не раз выручало его в трудных жизненных обстоятельствах. Расчувствовавшийся от воспоминаний боевитый старец хотел было продемонстрировать сокровенную суть чудесного приема, не выходя из вагона, но тут поезд стал плавно притормаживать - мы благополучно прибыли на станцию «Арторикс». Теперь здесь располагались оптовые склады «Колониальных товаров» Леклера: сразу за вокзалом начинались огромные полукруглые хранилища, чьи металлические крыши блестели в лучах заходящего солнца; рядом скромно пристроился небольшой поселок обслуживающего это хозяйство персонала.
        Мы с Поликарпычем выгрузились из вагона и пошли через вокзал к поселку: хвала небесам - здесь оказались в наличии все признаки цивилизации, включая трактир, пару лавок, китайского доктора, парикмахерскую и - автосалон, торгующий машинами и сдающий их в прокат. И в очередной раз я возблагодарил свою нечаянную запасливость, потому что хотя наличные деньги - тлен, с ними, безусловно, легче и удобнее, чем без них, а пользоваться кредитной карточкой в моей ситуации стал бы только полный рахиминист. Джон Поликарпович не разделял моего легкого отношения к наличным и вступил было в спор с приказчиком автосалона: старец упирал на то, что мы с ним яурэи, а яурэи люди бедные, неимущие, хотя и страшно умные, поэтому яурэям всюду должны выходить немалые скидки, а еще лучше, чтобы доплачивали. «Так вам нужна машина или нет?» - поинтересовался невозмутимый, явно видевший господина Мозгового не первый раз приказчик. И старец уже воздел к темнеющим небесам мозолистый, блестящий каменьями перст и открыл рот для гневной отповеди, как я молча извлек из кармана пачку долларов - слова застряли в глотке Поликарпыча - и
отсчитал требуемую, совершенно незначительную сумму.
        Половину пути до краболовецкой артели Мозговой хранил траурное молчание - дулся, а потом возмущенно забубнил: мы же с вами яуреи, толковал он, а многие яуреи находятся буквально в одном шаге от постижения истинного смысла мудроты; вы же, благодетель,- прости, Господи - своим поведением под корень мудроту рубите, этак скоро никто подавать не будет…
        Выпихнув разошедшегося старца у ворот артели, я развернул машину и поспешно нажал на педаль газа: мне очень хотелось дать господину Мозговому в лоб, аж руки чесались, и я даже пожалел о том, что принял в старце такое участие.
        - А у нас новости!- с восторгом сообщила мадам Цуцулькевич, когда я, полчасика в целях конспирации покружив по побережью и лишь на подъезде к ранчо содрав личину Ариэля Мочмана, затормозил в тени Леклеровского сарая.- Меня ищут!
        - Что вы еще натворили, мэм?- глубоко вздохнул я.
        Жужу обезоруживающе улыбнулась и протянула мне ноутбук.
        Тумпстаун жил спокойной, размеренной жизнью благополучного, охраняемого толстым как кирпич «Уголовным кодексом» города; победоносной операции по искоренению маковых полей в новостях отводилось значительное место: в емких, исполненных сдерживаемой гордости выражениях говорилось, как долго и тщательно она готовилась, были помещены фотографии живописно дымящихся руин и задержанных злодеев с перекошенными от бессилия рожами - словом, нормальный отчет о хорошо, с чувством проделанной работе, в ходе которой не пострадал ни один сотрудник полиции. Ничего нового.
        А вот в разделе «Wanted» сайта нашего славного управления полиции, в самом верху красовались крупные две фотографии - мадам Цуцулькевич, которая по своему обыкновению безмятежно улыбалась, и Люка Аттертона, смотревшего хмуро. Смогли-таки выкачать информацию из убитого из «слона» робота. Умельцы рукастые. «Разыскиваются опасные и хорошо вооруженные преступники, совершившие ряд разбойных нападений на территории Клокарда. При обнаружении звонить 911. Щедрое вознаграждение гарантировано».
        - Поздравляю!- обрадовал я Жужу.- Что же вы такого натворили в Клокарде, разбойница?
        - Ничего,- слегка смущенно отвечала она.- Все это какая-то странная история. Странная и загадочная. Я занималась своим делом, когда в номер моего знакомого, вот этого самого,- ткнула она ноготком в Аттертона,- постучал человек, удивительно похожий на вас, Майк… Сэм… и сказал, что он из полиции. Люк тут же в него начал стрелять и убил на месте… Как-то странно это все выглядело…- Наморщила лобик мадам Цуцулькевич.
        - И что же дальше?
        - Потом мы побежали куда-то - Люк тащил меня как ненормальный. Вообще-то было клёво, но я бы не стала убивать полицейского. Зачем мне эти траблы? Мы прибежали в какую-то гостиницу, Люк ушел… Я не помню, что произошло потом - кажется, в дверь кто-то постучал, и очнулась я уже там, под землей, откуда вы меня так благородно спасли. Никаких разбойных нападений! И того полицейского вовсе не я застрелила…
        Умничка.
        Ни словом не упомянула малознакомому, хотя и немыслимо благородному дяде Майку-Сэму о «своем деле», которым спокойно, мирно занималась в гостиничном номере и за которое получила много тысяч долларов.
        Правильно.
        Я заверил Жужу, что вовсе не собираюсь, пленившись щедрым вознаграждением, звонить в полицию.
        - Еще кое-что…- продолжала мадам Цуцулькевич, ковыряя песок носком ноги: мы сидели недалеко от дома, в тени пальмы.- Возникла проблемка. Ма-а-аленькая.
        Я вопросительно взглянул на нее.
        - Так случилось, что у меня совершенно нет денег. Все отняли там, в подземелье,- она очаровательно улыбнулась.- А мне срочно нужно уехать… разобраться в одном деле… Вы не могли бы одолжить мне некоторую сумму? Или, может, ваш друг Жак? В самое ближайшее время я все верну. И еще мне нужен самолет тети Холли.- Укрытый маскировочной сетью «Як», органично вписываясь в табачные заросли, смирно стоял на краю поля, куда его между делом откатил бравый Леклер.
        - Видите ли, мэм…- я закрыл ноутбук. Понятно. Жужу не собиралась оставлять так всю эту историю и желала выяснить, каким образом ее, замечательного хакера, вооруженного кучей «кульных прог», столь быстро вычислила полиция; ситуация смахивала на банальную подставу, мадам решила, что ее сдал заказчик, и мечтала свести с ним счеты.- Денег мне не жалко. И я ничуть не сомневаюсь в ваших многочисленных способностях, но… Как вы умеете летать на самолете, я уже видел. И если вы просто хотите смыться, то скажите прямо. Я вам помогу. Мы в нашем полку никогда боевых товарищей не бросали. Да тот же Леклер вас надежно спрячет среди кофе. А если тут что-то другое - лучше вы расскажите мне о своем деле, и мы вместе подумаем, как ловчее его обтяпать…
        - Сэм! Сэм, черт возьми!- раздался тут рев упомянутого Леклера.- Где ты, Сэм?!- В поле зрения появился Жак: он что-то тащил за собой. Не Джона ли Поликарповича, застигнутого в очередном приступе мудроты, подумалось мне.- Они опять, Сэм! Они снова!- Голос Леклера дрожал от праведного гнева.
        Жак приблизился и швырнул перед нами с Жужу свою ношу - это оказался сильно пострадавший от встречи с Леклером военный: форма пришла в полную негодность, сквозь прорехи блестел металл, а голова была вывернута самым противоестественным образом. Короче, мы смотрели на переставшего функционировать робота.
        - Вот! Гляди, Сэм! Он что-то вынюхивал позади сарая! Поросят испугал!- Ткнул пальцем в валяющегося.- Мы же их всех, кажется, перебили! А они - опять!
        - Чем это ты его?- поинтересовался я, наблюдая за мадам Цуцулькевич, не сводившей ошеломленного взгляда с застывшего в безмятежности лица покореженного механизма. В первый раз вблизи робота видит, как никак.
        - Кулаком,- отвечал простодушный Жак.
        23
        Теплый ветер бил в лицо и бронированный грузовик Леклера с ревом поглощал километр за километром. Позади осталась метрополия и автобан Тумпстаун-Сарти: мы неслись по голой безлюдной степи, оставив далеко в стороне пограничные кордоны и населенные пункты.
        - Немного левее, Жак!- крикнул я Леклеру.- Видишь, вон дымок на горизонте. Это где-то там!
        Мы выехали засветло: легендарный грузовик был снаряжен всем необходимым еще с вечера, а рано утром явился призванный приглядеть за ранчо в отсутствие хозяина Смарк Бакстон. Ибо Жак решительно не желал отпускать нас с мадам Цуцулькевич одних да еще в Сарти. Лучшего спутника нельзя было и пожелать, поскольку и один-то Леклер представлял собой весьма грозную и умелую боевую единицу, вполне способную заменить пару десятков обычных бойцов, а уж в сочетании с грузовиком он был, кажется, совершенно непобедим. Так что я легко согласился. И Жужу вздохнула с облегчением - заметно расслабилась, а ведь как до того была напряжена, как напряжена!
        Все дело в том, что она сходила не только на новостные сайты.
        Этого можно было ожидать: уязвленное хакерское самолюбие и какой-то там неписанный кодекс сетевых разбойников (а разбойники всем мастей очень любят выдумывать собственные кодексы, наверное, в противовес уголовному) возобладали над здравым смыслом и необходимой осторожностью, и мадам Цуцулькевич полезла разбираться - для чего, надо отдать ей должное, удалилась на пару километров от ранчо и задействовала второй мобильный телефон. И с помощью чрезвычайно хитрых уловок довольно точно определила последнее местоположение подставившего ее заказчика. После чего мобильник последовал за первым - в океан, а Жужу исполнилась решимости потолковать с нехорошим человеком лично.
        Всех обстоятельств (и так хорошо мне известных) она так и не раскрыла - сказала лишь, что во всех ее бедах виноват один тип, которому следует немедленно прострелить башку; зрелище поверженного Леклером робота оказало решающее воздействие на мадам, и она взяла нас в компанию. Я-то нутром чувствовал, что мне просто необходимо ехать с Жужу: инстинкт ветерана звездных войн подводил меня очень редко, доберемся до заказчика, набьем ему морду и поспрошаем вдумчиво - тут-то и наступит хоть какая-то ясность, появится зацепочка; аЖаку было вполне достаточно того, что задета честь дамы.
        Поэтому мы выехали в Сарти, ибо полученные мадам Цуцулькевич координаты выводили в точку на территории замечательного королевства, плюс-минус километр. Даже не спрашивайте меня, каким образом Жужу добыла эти координаты: все равно я не смогу связно повторить всю ту абракадабру, которую она произнесла. Да и оно вам надо?
        Дымок на горизонте загустел и заметно приблизился: что-то там активно горело, пачкая синее небо черными клубами.
        - Вы уверены, что нам надо именно туда?- спросила с душевной улыбкой сидевшая между мной и Жаком мадам Цуцулькевич.
        - Не знаю!- гавкнул я в ответ.- Но нужное вам место, мэм,- оно где-то здесь.- Я передал ей планшет.- Взгляните сами.
        Пока Жужу возилась с картой, мы подъехали еще ближе.
        Грохнул орудийный выстрел.
        У одинокого каменного домика с низким заборчиком медленно ползали, вращая башнями, два «тигра», третий их собрат вяло горел неподалеку; между тиграми, в дыму бестолково метались знакомые до боли мешковатые силуэты в рогатых касках - они перебегали от танка к танку и вовсю палили по строению, в стене которого один из «тигров» только что проделал приличную, впрочем, далеко не первую, дыру. Из домика скупыми очередями огрызалась пара автоматов. Налицо была осада.
        Леклер, не снижая скорости, помчался прямо к полю боя.
        - Ну что?- спросил я Жужу.- Я не ошибся? Это здесь?
        - Да,- улыбнулась она.- Но только, кажется, нехорошего человека кто-то нашел раньше нас!
        - Такого никогда нельзя позволять!- рявкнул Жак.- Сэм, покажи им, что они вторые в очереди!
        Я покинул кабину через низкую дверь, соединявшую ее с кузовом, и, прихватив пару гранатометов «Муха», высунулся в боковое окошко. Трясло неимоверно, но оба заряда попали в цель: танки ползать перестали, и из люков посыпались дымящиеся танкисты. Я переместился к станковому пулемету «Миниган М-61», закрепленному у заднего бортика,- Леклер ударил по тормозам, одновременно выворачивая руль, и наша броневая крепость, не доехав до цели метров пятьдесят, развернулась к нападающим задом. Мужики в касках с рогами были как на ладони. Как приятно бывает нажать на гашетку!
        Шесть стволов пулемета закрутились - длинная струя огня вольготно прошла по рядам нападающих, кося их как кегли; когда лента кончилась, а дымящиеся стволы продолжали крутиться вхолостую, в окрестностях домика никто больше не двигался. Все было кончено.
        Давно хотел настрелять целую кучу этих идиотов в ватниках!
        На всякий случай я вставил новую ленту и взял домик на прицел. Ведь кто-то же палил и оттуда.
        Хлопнула дверца: высадился Леклер с неизменным дробовиком «USAS-12» в руках. С другой стороны спрыгнула мадам Цуцулькевич.
        Теперь оставалось выяснить, с кем мы воевали, и - зачем.
        Последнее особенно интересно.
        Очень своевременные вопросы, если задуматься.
        Наверное, имеет смысл задавать их себе чаще.
        Быть может, если в живых останется как можно больше народу,- причем, как можно более долгое время, сообща мы сумеем овладеть неким исключительным знанием. Например - одни ли мы во вселенной. И все такое.
        Но для этого надо будет предпринять разные радикальные меры вроде запрета на свободную продажу оружия. Что - покушение на основы демократии и существующего порядка. И чего никак допустить нельзя.
        Замкнутый круг…
        Вот всегда так!
        Мои дурацкие и - чего уж там!- возникшие так не к месту размышления прервал человек в камуфляже: совершенно бесшумно, ничем не потревожив установившуюся после нашего явления тишину, он возник в черном дверном проеме домика. Застыл, выставив перед собой ствол «хеклера-коха» и внимательно нас разглядывая. И я тут же в него прицелился.
        Но было в этой фигуре что-то удивительно знакомое…
        Я убрал палец с гашетки. И - как выяснилось - поступил правильно.
        Потому что тип с «Хеклером» опустил ствол, преспокойненько и даже беспечно, пренебрегая направленными на него дробовиком, пулеметом и «бэби иглом», вышел на открытое пространство, содрал с головы легкую, с прорезями для рта и глаз шапочку, закрывавшую лицо, заорал жизнерадостно:
        - Юлли, не вздумай выстрелить! Это Жан-Жак, а с ним какая-то симпотная леди и еще кажется Сэм!
        24
        - …Мы с Юлли как раз собирались сделать вылазку, как вы подъехали!- Люлю, уже переодевшийся в любимый верблюжий пиджак зеленого цвета, весело разливал виски по стаканам. Мы сидели за складным столом позади домика, и центре стола на полную мощность работали сразу две глушилки, моя и Шоколадкина. Из-за дома открывался хороший вид на дальние, не испорченные признаками цивилизации просторы и к тому же тут не чадили подбитые танки.- Черт возьми, Сэм, Жак, парни, я не хочу вас ни в чем упрекнуть, но мы бы и сами легко справились. Ну что вам стоило возникнуть на четверть часика попозже! Было так весело!
        Мадам Цуцулькевич, с любопытством разглядывавшая небритого Люлю и невозмутимого Тальберга, потребовала себе текилы. Текила нашлась: даже в полевых условиях и в удалении от источников правильных напитков Шоколадка и Тальберг оставались на высоте.
        - Ну извини, извини,- доброжелательно пробасил Леклер.- Извини, что так получилось. Я понимаю, это важно. Обидно, очень обидно, когда тебе мешают охотиться! Откуда нам было знать…
        - Но мы здесь по другому поводу. Можно сказать, случайно,- перебил я Жака. Даже после того, как мы все по очереди переобнимались (только Жужу воздержалась; верно, потому что замужем), я все равно, несмотря на глубочайшую симпатию к старым друзьям, был настороже: слишком много знал о возможностях Вайпера и его приятелей. А вдруг Люлю на самом деле - робот? Умеет ли он подобно настоящему Шоколадке эффективно метать любые острые и колющие предметы из всех мыслимых положений? Все может быть! Все! И я держал «слон» наготове.- То есть я имею в виду, что мы случайно вмешались.
        - Я никого не забыл?- Шоколадка осмотрел стаканы собравшихся.- Ну, за нежданную встречу!- И с обычной грацией опрокинул виски в пасть.- Что ты, Сэм, сказал про другой повод?- спросил он через мгновение, зажевав виски сухариком.- Поясни свою мысль.- И хитро улыбнулся.
        - Мы тут кое-кого ищем.
        - Да ну! Кого же? Слышишь, Юлли, они тут кого-то ищут! Сэм, вот Юлли свидетель - на милю кругом, кроме нас двоих, никого нет. То есть были эти остолопы, но теперь они все умерли.
        Юллиус, сосредоточенно цедивший виски, согласно кивнул. Я глянул на лучезарную мадам Цуцулькевич: дальше по логике вещей объясняться должна была она, и Жужу истолковала мой взгляд совершенно верно.
        - Понимаете, сэр…- Мадам поиграла стаканом.- Вы не видели тут случайно каких-нибудь людей с компьютерами? Они могли ездить в фургончике, летать на вертолете. Пару дней назад они определенно были здесь и именно отсюда выходили в сеть.
        Люлю и Тальберг переглянулись.
        - Мадам в этом абсолютно уверена?- Прищурившись, спросил Люлю.
        - Практически,- отвечала Жужу.
        - А какие у вас есть основания для такой уверенности?
        - Это связано…- Цуцулькевич замялась.- Это связано с определенными файлами, которые качнули через сервер, расположенный примерно в этом месте. Теперь его отключили от сети.
        - Сэм!- Шоколадка был серьезен как никогда.- А ты уверен в мадам?
        - Практически,- в тон Жужу отвечал я, сжимая под столом рукоятку «слона». Вне сомнений, я знал, что Люлю по-прежнему в Сарти, но встретить его именно здесь никак не ожидал.- Если мы с тобой говорим об одном и том же.
        - Практически!- добродушно передразнил меня Люлю и подмигнул. Покрутил головой, изображая недоумение.- Я все равно не пойму, мадам… А какое отношение ко всему этому имеете вы? Вот к файлам, серверу и вообще? А?
        - Потому что это я украла файлы!- гордо призналась наконец Цуцулькевич.
        Юллиус Тальберг со скворчанием втянул в себя остатки виски.
        - И вы как-то можете это доказать?- Люлю смотрел на нее в упор. Ничего не понимающий Леклер вытащил сигару, откусил ей кончик, сплюнул откусанное в степь и запалил спичку приличествующего своему общественному положению размера.
        Не могу сказать, что к этому моменту я уже все понял, однако некая догадка забрезжила в моем истомленном жарой мозгу.
        - А почему я должна вам что-то доказывать?- Цуцулькевич перестала улыбаться и глядела на Люлю исподлобья.- Вы-то тут причем?
        - А притом, что я заплатил вам деньги. Номер счета…- бравый Шоколадка, улыбаясь во весь рот, назвал первые пять цифр.- Продолжите, мадам, и мы выпьем еще по одной!
        Не ожидавшая ничего подобного Жужу машинально назвала оставшиеся цифры. Признаться, и я тоже такого оборота не ожидал.
        - Наливай, Юлли!
        По своему обыкновению не принимавший участия в беседе Тальберг с готовностью наполнил бокалы. Мадам Цуцулькевич гневно сжала губы.
        - Стоп, мадам, стоп!- вытянул вперед ладошку Люлю.- Погодите. Я всажу вам нож в лоб гораздо быстрее. Уберите руку с вашего замечательного пистолетика. Что у вас там? О, «бэби игл»! Хорошая машинка, но я бы взял ее старшего братика «дезёрт игл». Хотя это дело вкуса, да «бэби» и полегче будет… Вы конечно сейчас меня обвините в том, что я наслал на вас каких-нибудь злодеев с пушками, что и привело вас прямиком в камеру с мягкими стенами?
        - Полицейского,- оставив в покое пистолет, уточнила Жужу.- Вылитый он,- кивнула на меня мадам.
        - Еще бы! Это они умеют!- засмеялся Люлю.- Давайте все же промочим горло, а то у меня в зобу пересохло от переживаний! Сэм, ты тоже не ерзай. Не пушки убивают людей. Людей убивают люди. Поспешай не торопясь. Угощайтесь, кстати,- кивнул он на полное соленых сухариков блюдечко.- Последний писк моды в Сарти.
        Я взялся за стакан. Виски, как и все у Люлю, было отменным.
        - Так вот,- прожевав очередную корочку, продолжал Шоколадка.- Подозревать меня в том, что я вас, мадам, заложил,- просто глупо. Мне это не нужно ни с какой стороны. Хозяевам покражи известно, что файлы пошли дальше вас, уж можете мне поверить, так что ищут они именно нас с Юлли. Можно сказать, уже нашли. Иначе чтобы здесь делали все эти парни в ночных горшках и ихние танки? Сейчас, кстати, наверняка еще подъедут, да нам уж немного осталось. Как заместитель начальника охраны трона местного короля Мандухая - кстати, спасибо, Сэм! напомни мне, достаточно ли я поблагодарил тебя за это высокое назначение?- и потомственный дворянин Шаттус, я знаю, что в распоряжении местной армии осталось еще…- Шоколадка быстренько, шевеля губами, произвел вычисления.- …осталось еще восемь танков.
        - Но только это фигня, потому что - поздно!- жизнерадостно махнул он рукой.- Все вами, мадам, попертое, а мною купленное, уже с толком употреблено в дело. Вы уж извините, что втравил вас в эту историю, но нам с Юлли надо было выиграть время. А Сэма вообще никто не просил вмешиваться.- И, видя наше недоумение, пояснил.- Что, вы серьезно думаете, что двери в ваших камерах подумали-подумали, да и открылись сами собой? Особенно перед тобой, Сэм. Да? Слышишь, Юлли, неужели он правда так думал?
        Тальберг сдержанно улыбнулся и набулькал себе еще виски.
        - Дело в том, Сэм, что к тому времени я уже вовсю пасся в их системе, а они о том даже и не подозревали!- торжествующе ткнул меня пальцем в грудь Люлю.- А все с помощью файлов, которые вы, мадам, украли!.. Юлли, тебе мама не говорила, что пить в одиночку неприлично? Немедленно всем налей. Ваше здоровье, мадам! Я полюбил вас с первого взгляда!
        - Может, сигару?- предложил Шоколадке Леклер, почувствовавший настоятельную потребность принять участие в беседе.- Хочу вам сказать, что вчера на закате прибил у своего ранчо одного такого… железного. Мерзость! Настала пора поступить решительно и бесповоротно. Такие случаи мешают бизнесу и могут нанести урон деловой репутации.
        - Как ты прав, Жак! Как ты прав!- Люлю закурил.- Скоро мы сможем с этим покончить. Вырубим их всех на фиг. Еще несколько полезных усовершенствований. Всего ничего.
        - Но мои кредитные карточки и любимый компьютер?..- нерешительно спросила мадам Цуцулькевич.
        - Все будет! Все будет, мадам!- Люлю выглядел человеком, который хорошо выполнил важную для него работу.- Но для начала мы с вами окончательно обезопасим себя от разных неожиданностей. Пойдемте!- Шоколадка встал и направился к домику.- Давайте-давайте! Юлли, подежурь тут, будь другом.
        - Я надеюсь, потом вы мне объясните, Сэм, что тут происходит,- на ходу улыбнулась мне мадам Цуцулькевич.- Я сгораю от любопытства.
        - Как я и обещал, мэм,- приложил я два пальца к шляпе.- Непременно.
        Мы вошли в прохладный полумрак и следом за Люлю спустились по довольно длинной каменной винтовой лесенке в обширный, хорошо освещенный глубокий подвал: на трех больших столах, в переплетении проводов тут стояли и исправно функционировали несколько стационарных компьютеров, снабженных разнообразной периферией,- четыре монитора мерцали заставками, а на одном шли какие-то непонятные непосвященному глазу процессы, и Жужу тут же склонилась к нему; атакже были всякие ящики, в том числе со съестными припасами и напитками.
        - Клёво!- с искренним восхищением констатировала Жужу, выпрямляясь.
        - Кульно!- с некоторым самодовольством признал Люлю.- А вот тут у нас,- он пнул сиротливо стоявший в углу, ни к чему не подключенный системный блок,- тот самый сервак, куда вы, мадам, качали заказное файло.
        Он подошел к одной из клавиатур и ткнул пальцем в «эскейп».
        - Ну а теперь: обещанная маленькая проверочка,- и небрежно прогулялся по клавишам, завершив пассаж ударом по «энтеру».
        Машина потрещала жестким диском.
        Ничего не произошло.
        - Поздравляю вас, дама и господа: среди вас нет роботов!
        Чего-то в этом роде я и ожидал.
        По лестнице с грохотом скатился Тальберг и все к нему обернулись.
        - Э!- произнес с непроницаемым лицом Юллиус и сделал энергичный жест.- Э! Э!
        Мы бросились наверх и когда выглянули в дверь, нам открылся смысл лаконичного предупреждения Тальберга: со всех сторон домик окружало пока еще далекое, но медленно стягивающееся кольцо из гораздо большего, чем восемь, количества танков, а также прочей техники, не считая плотной цепи трусящих под ее прикрытием солдат.
        - А Аллен обо всем этом знает?- мельком спросил я Люлю.
        - Думаю, что нет,- отвечал он.- Или не обо всем. Мы ведь с Юлли тут тоже сами по себе,- подмигнул мне Шоколадка.
        25
        Шоколадку открывшееся зрелище удивило, но совершенно не смутило.
        - Что-то они рановато… Господа, нам необходимо время!- объявил он. И начал раздавать распоряжения.- Жак, подгони грузовик прямо ко входу! Сожалею, но тебе придется с ним расстаться: с собой его мы взять не сможем!
        - Однако…- Леклер яростно затянулся.- Обстановка представляется мне напряженной. Многих мы вне сомнений положим, какое-то количество танков взорвем на дальних подступах. Но их слишком много, а я не захватил артиллерию. Нам неизбежно придется отступить, хотя самая мысль об этом мне отвратительна. Но как мы это сделаем? Я не потому спрашиваю, что мне грузовика жалко,- хотя да, жалко, хороший грузовик и я привык к нему, но - беспокоясь о пользе дела!
        - Все учтено могучим ураганом!- победно пропел Шоколадка.- Уходить будем под землей. Но чтобы безболезненно туда попасть и главное - успешно выбраться, мне понадобится еще где-то с полчасика. Надо продержаться.
        - Так давайте свяжемся с этими… как вы их называете? своенными!- предложила мадам Цуцулькевич.- Вот Майк, то есть Сэм служит в полку, где друг друга не бросают. Пусть сюда подъедет его полк и…
        - Увы, мадам! По некоторым причинам это невозможно!- отрезал Люлю, и Леклер одобрительно кивнул: вот еще, армию звать!- И давайте закончим дискуссию, потому что мы теряем время. Одно могу сказать точно: они будут стараться взять нас живьем. Юллиус! Взорвешь заряды, когда танки достигнут второй отметки. Сэм, ты с Жаком и Юлли держишь оборону до тех пор, пока я не подам обнадеживающий сигнал! Мадам, вы меня очень обяжете, если поможете с компами…- Люлю сунул нам по гарнитуре (из наушника с миниатюрным микрофоном), схватил за руку Жужу и исчез в доме.
        Кольцо неуклонно сжималось, и, засев в кузове грузовика, я на глазок оценил наши шансы как хреновые. Противник преобладал по всем фронтам. Его было много, он выдвигался при поддержке техники и вертолетов: чтобы расфигачить нас в мелкий винегрет хватило бы десяти минут массированного огня. Ну пятнадцати, если мы очень постараемся и будем очень шустро бегать, да еще при условии, что они сразу не начнут с артподготовки. Кисло, господа! По такому случаю следует выпить пива, решил я и потянулся к бронированному холодильнику, намертво приделанному к правому борту.
        Мимо стремительно промелькнул Юллиус: он спешил от угла дома, разматывая на ходу катушку с проводом.
        И тут нас начали убивать.
        То есть не то, чтобы уж так сразу убивать - нет, но танки разом выпалили, и столбы разрывов густым лесом встали вокруг домика, а осколки градом забарабанили по железным пластинам Жакова грузовика. Надо сказать, что против нас воевали не только дряхлые «тигры»-ветераны, но и вполне современные «леопарды». Про «леопарды», состоящие на вооружении Сатри, Шоколадка ничего не говорил, значит, Вайпер двинул вперед все, что оказалось под рукой.
        Леклер рявкнул в ответ из дробовика - но прозвучало это, прямо скажем, жалко.
        - А, малохольные!- донесся до меня звериный рев достойного Жака. Леклер делал, что мог: обозначал присутствие и высокий уровень боевого духа, и я поддержал его длинной, в половину ленты, очередью, хотя для прицельной стрельбы было еще далековато.
        В ответ захлопали весьма вялые, тоже скорее обозначающие решительность намерений, нежели действительно направленные на поражение выстрелы - да один из вертолетов резанул полуразвалившуюся крышу нашей крепости косой неприцельной очередью.
        Время шло, враг приближался.
        И тут вступил Юллиус. Видимо, ворог достиг таинственной отметки «два».
        Из грузовика мне не было видно, что конкретно он сделал - то есть ясно было, что нажал на кнопочку, но созерцать этот сладостный глазу процесс мне, к сожалению, не довелось. А жаль, потому что я люблю быть свидетелем исторических событий.
        Зато результат прямо-таки бросился в глаза: по всей цепи наступающей бронетехники вспухли грибы взрывов, плеснуло огнем и слаженно бухнуло. Заряд был, видимо, очень приличный, основательный такой заряд - некоторые танки аж подскочили в воздух, а бэтээры просто летали как мухи. Эх, жалко, я не знал заранее, а то непременно попросил бы Люлю доверить честь нажатия на кнопочку мне: ничто не так не бодрит, как взрывы на свежем воздухе.
        - Сюрпри-и-и-из!- в восторге заорал я и принялся палить из своего «Минигана» наугад - туда, где не осел еще толком песок. Со своей позиции мне вторил Леклер, стреляя попеременно то из дробовика, то из гранатометов, и чуть позже к нам присоединился Тальберг. Сектора обстрела располагались достаточно удобно - мы находились в трех равноудаленных друг от друга точках по периметру дома, и теперь поливали нападающих из всего наличного оружия.
        Когда немного развиднелось, моему восхищенному взору предстало изрытое ямами поле, на котором в живописном беспорядке застыли подбитые танки. Из вертолетов - гранатометчик Леклер по-прежнему не утратил остроты глаза - остался один, да и тот спешно улепетывал в сторону горизонта. Наступление естественным образом захлебнулось, и остатки живой силы противника, попрятавшись за уцелевшими танками, вели по нам нестройный огонь. Впрочем, насчет живой силы - уверенности никакой как раз не было. По крайней мере, никто не заорал: «Это грубо!» по сартиевским обычаям, хотя сейчас даже я бы согласился с тем, что - да, это было грубо. Грубовато. Но как эффективно!
        С нашей стороны выстрелы смолкли. Что толку расходовать боеприпасы, коли враг и так деморализован и, скорее, мертв, чем жив?
        Приободрившись, я выпил еще бутылку пива и поменял ленту в «Минигане». Пока все складывалось более чем удачно, и если у Люлю с Тальбергом припасено еще несколько подобных шуточек, или где-нибудь в доме спрятана небольшая установка для запуска ракет хотя бы класса «земля-земля», то мы, пожалуй, запросто победим. В атаку перейдем, конечно, вряд ли - вот еще: бегать!- но определенно будем иметь твердый шанс стереть в порошок все, что движется в радиусе пары километров от домика.
        Я поднял к плечу винтовку и стал разглядывать врага в оптику. Враг залег, но недостаточно тщательно: я хорошо различал точащие стволы и головы в касках. Голов хватало - всех из одной снайперки, пожалуй, не перечпокаешь…
        Тут из-за ближнего танка высунулся тип с очень мужественным лицом и с гранатометом на плече: он целил прямо в мой грузовик; яплавно нажал на курок - пуля ударила стрелка в шею, он дернулся, заваливаясь, и граната улетела в чистое небо; однако смертельно раненный с виду противник тут же вскочил и шустро спрятался за танком.
        Значит, все-таки металлические, неживые, с грустью понял я.
        - Ну что там у вас?- вопросил наушник голосом Шоколадки.- Лезут?
        - Нет, Люлю, залегли.
        - Да? Ну славно, славно. Пока держитесь, уже скоро.
        За обломками возникло движение: снова поперли.
        На смену технике пришла пехота. Противник двигался зигзагами, перебегая и падая,- но целеустремленно. Мы снова взялись стрелять: пули сбивали нападающих с ног, очереди опрокидывали, а огонь из «Минигана» даже выводил из строя, но все равно наши выстрелы оказались далеко не так эффективны, как хотелось бы и - каким был взрыв у отметки «два». Лучше всех дела шли у Леклера, у которого еще не закончился запас «Мух»: в его секторе все кипело и бурлило от взрывов, поэтому нападающие сосредоточились на направлении Юллиуса, огрызавшегося всего лишь из «хеклера-коха». Вполне разумное решение.
        Когда вороги приблизились достаточно, Тальберг - подобно миномету - забросал их гранатами и на его участке возникла пауза: противник начал перегруппировываться. Мы с Леклером продолжали стрелять, но упрямые механизмы неотступно отвоевывали метр за метром. Их все же оставалось на удивление много.
        Становилось жарковато.
        К тому же из-за горизонта показалась целая стая вертолетов. Первый издали выпустил пару ракет - похоже, с нами решили больше не церемониться,- и они летели прямиком в грузовик.
        Расстреляв остатки магазина в равнодушную рожу пилота, я покинул свою позицию и вкатился в дом; прижался к стенке - и тут же сильно грохнуло: грузовик Леклера перестал существовать. И вместе с ним запасы пива. Я успел прихватить всего две бутылки. А это уже плохо. Очень плохо! Потому что какая же это война - при ограниченных запасах пива? Да что объяснять, вы и так все сами должны понимать.
        - Люлю!- позвал я в микрофончик.- Люлю, эй, Люлю! Где ты там!- Осторожно выглянул: в разрывах дыма были видны наступавшие, они бежали, уже не скрываясь, в полный рост.- Пора подумать о том, как смотаться!- Дом сотряс еще один взрыв, и в дверной проем, чуть не сбив меня с ног, влетел Тальберг: Юллиус прижимал к груди левую, обмотанную клетчатым платком руку.- Люлю, черт возьми!
        - Да, Сэм! Что-то у вас там шумно!- весело отозвался наконец Шоколадка.- Опять полезли?
        - Не то слово! Они нас собираются убивать! Насмерть!
        - Неужели? Злые, жестокие люди! Так, срочная эвакуация! Жак! Жак! Бросай все и мотай в дом!
        - Я бы не возражал…- раздался спокойный голоса Леклера; бухнул выстрел,- …если бы меня кто-нибудь, например, прикрыл…- Снова выстрел.- Малохольные!
        - Двигай к двери!- скомандовал я Леклеру, и мы с Юллиусом, высунувшись, разразились стеной огня и расшвыряли в стороны оставшиеся гранаты.
        Откуда-то сверху спрыгнул Леклер и, паля из дробовика от пояса, величавыми, исполненными достоинства шагами, спиной вошел в дверь.
        - Люлю, мы готовы!
        - Так дуйте в подвал! Крышку люка за собой только завинтите.
        Крыша оказалась основательная, толстая и железная. С чувством захлопнув ее за собой, я быстренько закрутил запирающий ворот и запрыгал через две ступеньки вослед Юллиусу и Леклеру.
        В подвале суетился Люлю: выдергивал одни провода и подключал другие. Мадам Цуцулькевич, совершенно абстрагировавшись от окружающего мира, полностью погрузилась в диалог с компьютером - армейским ноутбуком, заключенным в бронированный ящик, который, я слышал, был способен запросто, без ущерба для себя выдержать прямое попадание снаряда малого калибра.
        Люлю покончил с проводами, вытащил из бокового кармана пиджака небольшую коробочку, на что-то нажал - и из коробочки выскочила короткая блестящая антенна, а на корпусе замигали желтые и красные лампочки.
        - Как у вас, мадам?- обратился он к Цуцулькевич.
        Я воспользовался паузой и открыл пиво.
        - Уже все,- счастливо улыбнулась Жужу.- Было очень клёво. Правда! Мне так понравилось!
        Наверху раздались шумы и последующий грохот взрыва: противник ворвался в дом и активно пытался преодолеть крышку люка.
        Люлю выдернул из ноутбука сетевой шнур, захлопнул ящик и щелкнул замком.
        - Ну все, хорошенького понемногу! Пошли!- Он шагнул в угол, врезал ногой по системному блоку, сыгравшему в этой истории такую важную роль: под ним обнаружился очередной люк.
        Опять под землю?!
        Судьба…
        Преследуемые грохотом кованых ботинок по каменной лестнице, мы, заперев люк, стали спускаться по железной лесенке в узкий бетонный колодец - довольно, надо признать, длинный. Шоколадка подгонял нас криками «быстро! быстро! быстро!», так что вниз мы ссыпались как спелые бананы, практически друг на друга.
        В небольшую квадратную комнатку, из потолка которой смотрел черный зев колодца (Люлю поспешно закрыл отверстие массивной крышкой), выходили две обстоятельные двери, посередине стояли четыре длинных зеленых ящика. Голый бетонный пол, голые бетонные стены, забранные решеткой яркие лампы над дверями, и лишь одинокая кнопка на деревянной дощечке - рядом с Тальбергом. От кнопки отходили провода и исчезали в свежепросверленной дырке недалеко от люка.
        - Давай, Юлли!- скомандовал Люлю, но тут уж я не выдержал и схватил потянувшегося было к кнопке Юллиуса за плечо:
        - Можно?
        - А давай!- разрешил щедрый от природы Шоколадка.- Юлли, ты что, порезался? Дай посмотрю.
        Я с удовольствием до предела вдавил кнопку вниз - наверху раздался страшный грохот, стены вздрогнули, а на головы нам посыпалась бетонная крошка.
        - Жить будешь, Юлли.- Люлю опустил на пол бронированный ноутбук.- Да отпусти ты кнопку, Сэм! Наверху больше нет зарядов. И домика нашего нет. Там теперь большая груда камня и свалка из этих придурков. Пойдем дальше! А то новые понабегут.- И он открыл компьютер. Пощелкал сноровисто клавишами.
        В правую дверь глухо стукнули, потом что-то за ней отчетливо зашипело и запахло нагретым металлом и гарью.
        - Ишь ты!- восхитился Люлю, снова закрывая компьютер.- Как торопятся! Дверь режут. Хочут нас живьем взять!- Повернулся к мадам Цуцулькевич, смотревшей на него вопрошающе. Кивнул.- Все нормально, мадам. Залинковалось как надо.- И засунул ноутбук в походный рюкзак.
        Леклер нахмурился и перезарядил «USAS», я выхватил «слона»: на правой двери появилось узкое пятно раскаленного металла.
        - Не беспокойтесь!- беспечно махнул рукой Шоколадка и показал нам свой пультик с антенной.- Мы с мадам хорошо потрудились, в четыре руки… Ну что, прекратим это безобразие?- Нажал на кнопочку.
        Шевеление за дверью мгновенно стихло, и что-то там глухо стукнулось об пол.
        Люлю шагнул к двери и стал смело вращать ее вентиль, потом, стараясь не задеть на глазах остывающую и оттого темнеющую полоску, с натугой потянул и - открыл.
        У порога валялась пара баллонов и одиноко шипела брошенная газовая горелка. А немного поодаль, в узком коридоре стояли недвижимо хорошо вооруженные люди в знакомых синих комбинезонах и глядели мимо нас пустыми глазами: не функционировали.
        - Ну?- Люлю нагнулся и завернул горелку. Шипение стихло.- Разве мы не молодцы?
        26
        - На самом деле все легко и просто,- улыбнулась мне Жужу, после того, как мы, огибая по пути там и сям застывших без движения роботов, перетащили зеленые ящики в просторный тоннель, открывшийся за поворотом бетонного коридора, что шел от распахнутой Люлю двери. Ящики были тяжелыми, требовалась передышка.- Если у тебя в руках то файло, которое заказал мне мистер Шоколадка, если ты рубишь в компах и если у тебя есть а литл бит свободного времени.
        - И такой помощник как вы, мадам!- польстил ей Люлю, сноровисто бинтуя руку Тальберга.- Умеючи все просто.
        Наша кампания расположилась прямо на ящиках - рядом с тускло поблескивающими в свете редких, но ярких ламп рельсами, на которых стоял миленькая такая самодвижущаяся платформа. Рельсы уходили в темноту тоннеля, но путь назад Шоколадка сразу же перекрыл мощной, опустившейся из потолка плитой: махнул рукой - «тупик!» - нажал на пару кнопок на стенке. Кнопки, кнопки…
        - Правильно я понимаю,- пробасил Леклер,- что ты нашел способ окончательно разобраться с этими тварями?
        - Что-то в этом роде,- кивнул Люлю.- Мы перехватили контроль, вырубили всех роботов и заблокировали к ним доступ. Сейчас у нас есть схемы подземелий, точки расположения контрольных постов и все такое…- Он почесал в затылке.- Но для того, чтобы окончательно разобраться, надо подъехать в одно место. В главный центр управления всем этим дерьмом. Давайте поторопимся. Тут ведь есть и нормальные, живые люди, а они уж точно допрут перегрузить систему и залить софт по новой. На это нужно время, не так мало времени, но лучше поспешить.
        - Так чего же мы сидим?!- величаво поднялся Леклер.- Не томи, Люлю, говори, что делать надо.
        Надо было - ехать. Выпихнув прочь пятерых металлических ребят со стеклянными взорами, мы с Леклером погрузили ящики на платформу и забрались на нее сами. Тальберг уселся у рычагов и кнопок управления, и платформа плавно, почти бесшумно двинулась в тоннель, постепенно набирая скорость.
        - Есть у нас с Юлли кой-какой запас на трагический черный день подземных войн,- хихикнул Люлю и открыл один из зеленых ящиков. Мы последовали его примеру и с любопытством заглянули в остальные. Припасенного оказалось более чем достаточно не только для солидных боевых действий, но и для того чтобы взорвать половину метрополии: от различных видов наступательного вооружения глаза просто разбегались; отдельно были сложены брикеты «С-4» и «Семтекс-А6», а также прочие симпатичные вещи вроде заковыристых, блестящих инструментов от господина Лазермана, назначенных разобрать, а потом собрать, кажется, что угодно.- Но кто знал, что нас окажется так много!- ухмыльнулся Шоколадка, протягивая Леклеру для его дробовика глушитель от фирмы «Stopson».- Надеюсь, всем хватит. Вооружаться подано, господа и дама!
        Через четверть часа все мы были снаряжены на совесть: штурмовыми бельгийскими винтовками F2000 с двухканальным телевизионным прицелом, лазерным дальномером, баллистическим вычислителем, гранатометом и с тридцатью патронами в магазине (Леклер, поморщившись, принял это диво, но и с любимым дробовиком не расстался), пистолетами-пулеметами «calico M-950», куда, не сговариваясь, всадили самые емкие - на сто зарядов - магазины, какие только нашлись в ящике с боеприпасами, а равно и прочими полезными вещами; последние мы рассовали по разным кармашкам универсальных жилетов, оснащенных бронепластинами. Мадам Цуцулькевич получила к тому же девятимиллиметровый «штейер-м», которым заботливый Люлю заменил ее любимый «бэби игл» - у них даже вышел тихий, доброжелательный спор по поводу того, какая машинка лучше, причем Шоколадка особо напирал на то, что «штейер» закрывается на ключ: пока не отопрешь, не выстрелишь, а это несомненно полезно. Наличие ключа и подкупило Жужу: «ой, прелесть какая!» На мои «беретты» Люлю посмотрел с юмором, но ничего не сказал, а вот «слон» одобрил.
        - Теперь так,- сказал он, когда все насладились новыми игрушками.- У этих ребят повсюду понатыканы опорные базы, но крупные узлы - только под городами, или в непосредственной близости от них. Мы приближаемся к первому, под Сарти. Мадам тут все вырубила, кроме электричества, так что вряд ли нам встретится техника, кроме разве боевых машин класса «кентавр» - это такая автономная фиговина на гусеничном ходу, запрограммированная на уничтожение всего, что не подаст вовремя нужный сигнал на нужной частоте. От таких фиговин лучше попросту драпать. Еще могут бегать клоны. В них механики никакой нет, так что вырубить их можно как обычных людей, лучше конечно в голову и несколько раз… Ну и живые тоже. Ясненько?
        - Клоны - это вроде моделей «би»?- уточнил я.
        - Нет,- мотнул головой Люлю. Он был конкретен и собран: от обычного балагурства не осталось и следа.- «И Пэн» пошел дальше, Сэм. Натуральные клоны. Но мы их тоже всех отловим, потому что у них датчики в башке.
        Вопросы громоздились кучами - все больше стратегического свойства; но я ничего вслух не сказал, воздержался, поскольку ближайшие задачи были просты до омерзения: ворваться, перебить все, что движется, поломать все, что еще работает, взорвать компьютеры, порубить провода - короче, оставить после себя маленькую пустыню, ограниченную размерами помещения. Что тут может быть неясного? Это я хорошо умею и люблю - и не с таким вооружением. Да я простой вилкой!.. Гм. Ладно.
        - Внимание!- Шоколадка привстал, глядя вперед.- Прибыли. Юлли!- щелкнул он пальцами и несущаяся на сумасшедшей скорости платформа стала замедлять ход.
        Мы медленно въехали на довольно просторную станцию с кучей идущих в разные стороны ходов - и тут же были обстреляны из-за серого здорового контейнера: неприцельные, хаотические выстрелы выдавали крайнее замешательство засадников. Тальберг нажал на рычаг - платформа резко рванула вперед, почти прыгнула, контейнер промелькнул мимо и Люлю длинной очередью уложил скрывавшихся там двух типов с автоматами Калашникова.
        Юлли остановил универсальное средство тоннельного передвижения и мы, оставив мадам Цуцулькевич следить за тылами, помчались к белой крашеной двери,- туда, где в больших окнах виднелись шкафы с беспорядочно мигающими лампочками и чьи-то мечущиеся силуэты. Леклер разбил кулаком ближайшее окно и пустил в помещение гранату; дождавшись взрыва, Тальберг пинком высадил дверь и кувыркнулся внутрь.
        Добивать было уже некого: троица в перепачканных кровью белых халатах - видимо, местные операторы - упокоилась среди искореженной мебели.
        - Вот оно как все устроено,- задумчиво круша прикладом чудом уцелевший монитор прогудел Леклер.- Вот отсюда они, значит, и управляют этими железками…
        - Примерно так,- кивнул Люлю, закрепляя «С-4» на шкафах с лампочками.- В Сарти у них самая большая база, я все разнюхал как следует. Правда, эти остолопы заложили в нее кучу всякой взрывчатки - на крайний случай. Чтобы разрушить все свои коммуникации, идущие до этого тоннеля. Еще у них предусмотрено автоматическое бетонирование. Чтобы никто не пробрался,- весело продолжал он.- Сейчас Юллиус вам покажет…
        Тальберг между тем с помощью инструментов господина Лазермана вовсю трудился над дверцей массивного красного ящика, глубоко утопленного в стену. Я предложил подорвать, но Шоколадка покачал головой отрицательно: в ящике важная кнопка, может повредиться, а если на нее не нажать, то потом придется прочесывать все лабиринты, чего делать не хотелось бы.
        И тут я, не зная, чем себя занять, повернул ручку неприметной двери, ведущей куда-то прочь из так славно захваченной нами комнаты: открылся темный, слегка забирающий вверх ход, в коем недалеко от порога, пялясь в никуда, как и все прочие механизмы, лежал на спине мой старый приятель, потомственный дворянин Зух, в обычном своем черном вельветовом костюмчике, со скромной золотой цепью на груди, такой же бледный и лысый, как и при последней нашей встрече. Рядом валялись выпавшая изо рта, но еще тлеющая трубка и впечатляющий компактный пулемет неизвестной мне системы.
        - Твой знакомый?- спросил подошедший Люлю.- Плохо выглядит.
        - Отчего же!- я пнул потомственного дворянина носком сапога.- По мне так просто отлично.
        Наконец, вжикнув моторчиком отвертки в последний раз, Тальберг отбросил дверцу на пол - и нашим любопытным взорам предстала панель, а на ней - кнопки, в том числе и здоровая красная, и окошечко маленького монитора.
        - Дивно!- кивнул Люлю, извлек из рюкзака ноутбук, открыл его, достал из кармана пластинку со шнуром, вставил шнур в разъем компьютера, а пластинку впихнул в прорезь: тут же раздался короткий рев сирены, и на мониторчике рядом с кнопкой засветилось приглашение «введите код».
        - А то!- И пальцы Люлю с проворностью, на мой дилетантский взгляд, пожалуй, даже превосходящей сноровку Жужу, заплясали по клавиатуре.- Счас, счас… Опс! Готово!
        Монитор вывел «спасибо» - и Люлю застрекотал дальше, а потом отсоединил шнур, вынул пластину, закрыл компьютер и решительно нажал на красную кнопку. Снова взревела сирена, и на экране появились и начали меняться цифры «5:00» - «4:59» - «4:58» - «4:57»…
        - Отсчет пошел!- крикнул Шоколадка.- Теперь нам быстренько надо покинуть этот сектор и закрыть за собой дверь.
        Так мы и сделали: погрузились на платформу и рванули дальше, не обращая внимания на металлического монстра на гусеницах, с грохотом вывернувшего из бокового прохода прямо на рельсы позади нас: «кентавр» изготовился к стрельбе, но Юллиус развил такую скорость, что мы свернули за угол прежде, чем первые пули пронеслись над нашими головами. Чудовище однако нас отпускать не желало - оно упорно скрежетало позади гусеницами, и когда мы внезапно остановились, я решил, что Люлю надоело убегать от какой-то там железяки, и что он надумал-таки ее расфигачить из соответствующего задаче орудия.
        Но нет: Шоколадка всего лишь спрыгнул с платформы и метнулся к стене, где, светя себе фонариком, нашел пульт, откинул крышку и нажал на очередную кнопку.
        В паре метров позади платформы начала опускаться толстенная плита; втоннеле как раз показались приближающиеся прожектора преследующего нас «кентавра» - не знаю уж, оценил ли робот своими микросхемами ситуацию, а только стрелять он начал издалека и заметно ускорился: моторы грозно взревели. Но плита двигалась быстрее и отрезала нас от механического преследователя раньше, чем он успел пристреляться. Со всего разгона «кентавр» ухнул в преграду - она даже не дрогнула.
        - Время,- сказал Люлю, забираясь на свое место.- Поехали.
        Платформа двинулась дальше, а сзади, помимо рева бессильно бесновавшегося «кентавра», послышались новые шумы - отдаленные взрывы, грохот и вообще все признаки большого и несомненного разрушения.
        База в Сарти перестала существовать.
        Как поведал бравый Люлю, поезда Вайпера пока курсировали лишь по одной имеющейся в наличии ветке: от Сарти, через Клокард, до Арторикса, а там к Тумпстауну - и теперь мы неслись по этому пути со всей возможной скоростью, планомерно выводя из строя сектор за сектором, то есть находя отвечающий за самоуничтожение красный ящик, вскрывая его и вводя код. Лишенная связи и привычных систем тотального наблюдения за реальностью, подземная империя «И Пэна» агонизировала: опорные базы, склады, заводы, ходы, лифты и прочие вредительские прибамбасы - один за другим - оказывались погребены и намертво забетонированы под толщей земли и камней. Сопротивления практически не было: армия Вайпера в основном состояла из роботов, которых мы встречали в изобилии и в разных позах - там, где их застигла Шоколадкина диверсия. Встречались и засевшие в засаде клоны, но Люлю определял их присутствие раньше, чем те успевали сделать хотя бы один выстрел,- по датчикам, исправно функционировавшим у них в головах. Мелкие неприятности причинила только пара «кентавров», возникшая на перегоне за Клокардом: эти сволочи
самоуничтожились, разнеся рельсы. Пришлось попотеть, продвигая платформу через поврежденный участок, и тут сильно отличился Жан-Жак Леклер.
        Сразу за небольшой станцией после Арторикса (здесь тоннель делал широкую дугу, огибая забетонированную базу,- старую, уничтоженную ранее), когда Тальберг положил руку на рычаг, готовясь выжать из нашего средства передвижения все, на что оно было способно,- с узкой, начинающейся у потолка лесенки прямо на рельсы перед платформой неожиданно свалился некий тип в синем комбинезоне, испустил истошный вопль и в свете прожектора с криками «ой-ой-ой!» шаткой рысью затрусил перед нами.
        Юллиус посмотрел на Люлю: раздавить что ли?- читалось в его честном, открытом взгляде.
        Я подвигал прожектором, ловя спину убегающего: что-то в ней было поразительно знакомое; Леклер тоже прищурился, вглядываясь, и вдруг на весь тоннель гаркнул:
        - Эй, Джон! Стой! Стой, тебе говорят!
        Бегущий вздрогнул, вжал голову в плечи и размашисто прыгнул в кстати подвернувшийся боковой проход - гремя содержимым карманов, брякнулся о землю, сноровисто пополз в темноту, и если бы не спрыгнувший следом Жак, так бы и исчез навеки в лабиринтах подземелий.
        - Поликарпыч!- радостно воскликнула Жужу Цуцулькевич.
        - Сироту обижают! На мудроту руку подняли! Ухватили старичка безобидного, норовят сгноить в подвалах каменных!- злобно, но отчетливо причитал ползущий.
        - Прекрати, Джон! Нашел, где в своей «жабе» упражняться!- осуждающе басил Леклер, волоча цепляющегося за что только возможно господина Мозгового.- Отпусти шпалу, слышишь? Джон, это я - Жак.
        Взъерошенный, перепачканный в пыли и прочей подземной дряни, разносчик мудроты опасливо поднял голову и огляделся: прямо перед ним стояла сияющая Жужу.
        - Благодетельница! Заступница!- жалобно насколько возможно заголосил Поликарпыч.- Не оставь сироту вниманием! Нет ли у тебя, например, теплых малоношеных вещей?
        27
        В тоннель Джона Поликарповича привели поиски старцев, бежавших с добычей из универсального магазина «Бэнки». Мозговой вполне обоснованно полагал, что его ушлые подопечные постараются распорядиться покраденным добром по собственному разумению, презрев коллектив краболовецкой артели,- «пропьют, окаянные, о сиротах вовсе не думая! вот ведь научил мудроте на свою голову!». Разбазаривания потенциально полезного имущества набольший старец допустить никак не мог и озаботился пресечь, а также примерно наказать беглецов, то есть лишить на три, а то, может и даже на пять дней прелести вкушения высококалорийного кефира. Для достижения святой цели возвращения блудных старцев, а также для профилактики возможных волнений в среде артельщиков, он выступил на поиски, причем в полном одиночестве, хотя двенадцатилетний старец Менахем и набивался активно в сопровождающие.
        Мозговому были ведомы все хитроумные укромы, которыми пользовались простодушные старцы, и в первой же ухоронке он с негодованием обнаружил заначку табачного листа, которую тут же хозяйственно перепрятал в другое место; но сами старцы все не находились. И тут на пути Джону Поликарповичу попался открытый люк - люк располагался среди кустиков на небольшом холмике и рядом в полной отключке лежал господин в синем комбинезоне. Старец издали объявил лежащего благодетелем и спросил, достаточно ли тот зажиточен, чтобы оказать посильную материальную помощь артели, но ответа не дождался. Не понимая, как можно столь откровенно пренебрегать обездоленными сиротами, господин Мозговой подошел ближе и обратился к господину с длинной разъяснительной речью, в которой обстоятельно, с подробностями перечислил многочисленные невзгоды, выпавшие на его долю, особо задержавшись на недавнем эпизоде с водворением в узилище, «где все-все отобрали у сиротинушки! ничего не оставили! вчем есть на улицу выгнали! помогите чем можете!» Господин по-прежнему безмолвствовал; тогда вознегодовавший Мозговой приблизился к нему на
расстояние вытянутой руки и ткнул пальцем в плечо. Когда и это не повлекло за собой никакой реакции, отчаянный старец нагнулся и увидел, что лежащий пребывает в глубоком умственном клинче и полностью прервал отношения с окружающим миром. Проявив присущую ему мудроту, Поликарпыч содрал с господина комбинезон, который тут же натянул поверх костюма, а также взял в пользование множество других нужных вещей, в том числе и хорошие, малоношеные ботинки. Затем внимание старца привлек люк. Люк вел в недра земли. Было ясно, что беглые старцы купно с имуществом сокрылись именно там и теперь в свое удовольствие втихаря пользуются похищенными товарами народного потребления. Джон Поликарпович Мозговой, кипя праведным гневом, последовал за ними по узкой металлической лесенке.
        Тут мы и столкнулись.
        Люлю некоторое время юмористически разглядывал постепенно приходящего в себя старца: Мозговой перегруппировал мышцы лица, в результате чего из потрясенного переживаниями, преследуемого и даже давимого транспортом страдальца превратился в привычного мне хитроватого яурэя - даже пейсы разгладились - зыркающего по сторонам в поисках приложения мудроты. Унизанные перстнями пальцы рук Поликарпыч, впрочем, на всякий случай держал в карманах великоватого ему комбинезона. Будучи водворен на платформу, он принялся разглядывать нас, а главное - ящики с любопытством опытного собственника.
        - Эко диво!- покрутил головой Люлю.
        Опасливо бормоча «чего? чего? старичка всякий обидеть норовит!», Мозговой на всякий случай пересел от него подальше, а увидев меня, просветлел лицом и окончательно воспрял духом; поерзал задом, придвинулся и спросил тихо:
        - Интересуюсь знать, благодетель, в порядке ли вы содержите новую пару из сюртука с брюками да пейсы ненадеванные, которые неимущий сиротинушка ссудил вам во временное пользование и с непременным возвратом?- И тут же безо всякого перерыва стырил пустой магазин от «калико», валявшийся неподалеку. Очень нужная в хозяйстве вещь, если задуматься.
        Так, вынужденно пополнив наши ряды беспокойным старцем, мы вышли на финишную прямую: впереди, под Тумпстауном, была главная база «И Пэна». Именно там, по словам Шоколадки, и располагался главный центр «контроля над жизнью», как это называл шалунишка Вайпер.
        Здесь нашего появления ждали: перед станцией тоннель делал крутой поворот и стоило платформе на малой скорости высунуться из-за него, как по ней ударило сразу несколько крупнокалиберных стволов. Тальберг сдал назад, а Джон Поликарпович при первых же выстрелах в мгновение ока умело применил в противоположном опасности направлении верный прием - «жабу, падающую в тину осеннего пруда».
        - Ну что же…- философски заметил Шоколадка, когда все мы спешились за платформой.- Мыслю так, что эти остолопы не нужны нам даже для опытов. Поэтому попрощайтесь со старушкой,- хлопнул он рукой по борту платформы.- Дальше пойдем пешком.
        Последующие минуты прошла в соединении всей наличной взрывчатки проводами и втыкании в нее детонаторов; потом Люлю кивнул Тальбергу, тот установил рычаг скорости на малый ход, зафиксировал его в таком положении ремнем и спрыгнул, гремя многочисленным вооружением, к нам - а платформа сама по себе неторопливо поехала к станции.
        - Сколько добра зазря пропадает, сколько добра…- раздалось сзади, из темноты горестное стенание разгадавшего наш замысел Поликарпыча.- Не хозяйственные вы, благодетели, не рачительные, нет у вас мудроты…
        На станции между тем вовсю гремели выстрелы, бухнула также пара гранатных взрывов: защитники последнего оплота «И Пэна» вовсю уничтожали наш импровизированный брандер. Но тут осторожно выглядывавший из-за угла Юллиус махнул рукой, и Люлю с мстительным выражением лица активировал взрыватель.
        Все предыдущие наши подземные подвиги показались рядом с этим сущей безделицей: громыхнуло так, что я не устоял на ногах и шлепнулся на пол; рядом рухнула мадам Цуцулькевич, Люлю и Тальберг присели, и лишь великолепный Леклер стоял как Атлант, прикрывая голову рукой от падающих сверху камешков. Свет мигнул и погас; потом загорелся более тусклый, аварийный.
        Конечная станция «Тумпстаун» предстала перед нами в виде потрясающих по драматичности руин: все, что могло сломаться - сломалось, что могло рухнуть,- рухнуло, обвалилась также часть стены и потолка, похоронив под собой очередного «кентавра».
        Пробираясь через обломки и перешагивая через торчащие из-под них руки и ноги,- к моменту нашего победоносного появления на станции скопилось порядочно клонов - наше маленькое войско выбралось наконец на место, разрушенное менее прочих. Леклер, пыхтя, отодвинул в сторону среднего размера металлический контейнер, закрывавший доступ к единственной оставшейся в пределах досягаемости двери,- и в дверь стало возможно протиснуться боком, в том числе и Жаку. Не спеша, по одному, мы просочились в длинный полутемный коридор (там горели красноватые аварийные лампы) и двинулись по нему вперед.
        В коридор выходило множество дверей - пришлось разделиться. Мне выпала последняя, самая дальняя и самая внушительная дверь.
        Она по счастью оказалась незапертой и, приоткрыв ее, я кувырком влетел в помещение. Над головой в стену сразу же впечатались пули; позади в коридоре тоже начали стрелять; Леклер испустил боевой клич; громко ругнулся Люлю.
        Я осторожно выглянул из-за массивного стола, за который откатился: в противоположном углу хрустнуло битое стекло и из-за шкафа выскочил господин в белом халате и с автоматом - укороченным «хеклером» - в руках; дал по мне очередь. Пришлось спрятаться обратно.
        - Сдавайся, приятель! Тебе скидка выйдет!- для порядка крикнул я и юркнул в узкую щель между столом и стенкой: на то место, где я только что был, шлепнулась граната.
        Грохнул взрыв. Стол подпрыгнул, а я с «береттой» в вытянутой руке, не глядя переставив предохранитель на огонь очередями, уже летел рыбкой из своего укрытия и на лету нажимал на курок.
        Воевавший против меня Вайпер падал картинно долго: сначала он уронил автомат, и тот брякнулся наземь, потом поднес руку к груди и внимательно освидетельствовал рвущуюся толчками наружу кровь; затем у Вайпера подкосились ноги, и он наконец рухнул на спину, высадив головой выкрашенное белым стекло в шкафу.
        - Знаю я такие штучки,- сообщил я покойному, достал «слона» и разворотил ему парой выстрелов голову и грудную клетку. Ноги Вайпера дернулись. Умер. Весь ли?..
        Путь к следующей двери был свободен: с «береттой» и «слоном» наголо я распахнул ее, вскочил внутрь и принялся, постоянно смещаясь и хоронясь за попадающейся на пути мебелью, палить по многообразным целям, рассредоточившимся в довольно большом зале.
        Продвинувшись таким образом от одной стенки к другой, я прилип спиной к дверце очередного шкафа и быстро перезарядил оружие. Увы, живые еще оставались: пуля отколола здоровую щепку возле моего уха.
        Отсюда мне была видна малая часть помещения, малая - но очень интересная: у стены напротив в несколько этажей громоздились прозрачные саркофаги, наполненные зеленоватой жидкостью, в которой хорошо просматривались вытянувшиеся человеческие тела; от саркофагов отходили в разные стороны трубки и провода. Один саркофаг был поврежден выстрелом и из него медленно истекали последние вязкие капли. Помещавшееся внутри тело скорчилось на дне, не подавая никаких признаков жизни.
        Те самые клоны.
        В процессе созревания.
        Стараясь особенно не высовываться и чутко прислушиваясь к шагам невидимых противников, я осторожно перетянул со спины F2000 и размашистой очередью разрядил весь магазин в нерестилище клонов, а напоследок послал туда же гранату из подствольника.
        Колыбели искусственной жизни лопались с противным треском, выплескивая на пол содержимое, а я, пользуясь возникшим переполохом, выскочил из-за шкафа и расстрелял тех, кто не успел спрятаться.
        Держа под прицелом развороченное пулями и взрывом помещение, я осторожно пересек его; укаждого тела останавливался и делал контрольный выстрел в голову. Еще три Вайпера и пять незнакомых лиц перестали существовать.
        И вот я стою перед очередной дверью - на сей раз металлической, запертой, с приспособлением для идентификации сетчатки глаза. Разбираться со всей этой фигней откровенно некогда; ждать появления Люлю или мадам Цуцулькевич с чудесным ноутбуком в броне также не имеет смыла - в коридоре и прилегающих помещениях по-прежнему кипят боевые действия.
        И я щедро намазал все видимые важные узлы двери пластитом, воткнул детонатор, присел за уцелевший стол и нажал кнопку.
        В середине небольшой, под завязку набитой разнообразной аппаратурой клетушки стояло массивное кресло на колесиках - непростое кресло, оснащенное двумя клавиатурами, встроенными в подлокотники, ниже располагались два системных блока - и из них торчали многочисленные провода и трубки, а в кресле сидел, скорчившись, некий бледный тип, бессильно уронивший руки между скрюченных ног, и провода и трубки уходили в разные части его высохшего тела, в том числе и в голову. Выбритый череп сидящего, поперек лба, охватывал широкий металлический обруч, голени были надежно схвачены толстыми мягкими манжетами - то ли чтобы не свалился, то ли чтобы не сбежал.
        Я сделал шаг к креслу, вгляделся в лицо сидящего - его ввалившиеся глаза были закрыты - и с ужасом узнал Стэна Шатла, начальника отдела по контролю за информацией нашего любимого управления полиции. Босса моей боевой подруги Лизетты Энмайстер.
        Шатл медленно открыл глаза и посмотрел на меня.
        - Ты что ли будешь И Пэн?- спросил я, поднимая «слона».
        Шатл прикрыл веки.
        - Ну тогда прощай,- я прицелился ему в лоб.
        Шатл вздохнул с заметным облегчением и слабо улыбнулся.
        Отчего-то никакой победной эйфории я не ощущал. Казалось бы, вот, на тебе - я вошел в святая святых, добрался до самого корня зла, стою напротив того места, куда сходятся все дорожки в этой идиотской истории. Надо спускать курок и идти пить пиво, тем более что в горле давно пересохло. Но нет: я стою, вытянув руку с тяжелым револьвером, смотрю на молчаливого Шатла (а он глядит на меня)- и думаю, стоит ли задавать Стэну самый главный вопрос: почему?..
        - А, это ты, дружочек!- вдруг раздался сзади знакомый голос господина шерифа. Он улыбался.- Я всегда возлагал на тебя большие надежды. Ну что же, добро пожаловать в наш клуб!
        28
        - Привет, дорогой.
        Я обернулся.
        Моя боевая подруга Лизетта Энмайстер - бледная, с отчетливыми темными кругами вокруг глаз - стояла на пороге, кутаясь в шелковый халат и щурясь на яркое солнце.
        - Привет!- Я похлопал ладонью по теплой ступеньке. День стремился к полудню, но в городе было удивительно тихо.- Как ты?
        - По-прежнему люблю тебя, хотя и не знаю, за что.- Лиззи присела рядом и чмокнула меня в щеку.- Чем все кончилось? Что я пропустила? Ты что-нибудь понял?
        Понял ли я что-нибудь? Я - такой сообразительный, исполненный живого, острого ума и цепкой жажды нескучной жизни? Конечно. Когда сам господин шериф пребывал в очевидном сомнении - там, под землей, подле утыканного проводами Стэна Шатла, человека, возомнившего себя достаточно готовым и знающим, чтобы встать в один ряд с избранными, но не оценившего вовремя всю ограниченность своих возможностей, ибо кто он? всего лишь обычный человек!- когда мы с Дройтом стояли там, и я целился в лоб несостоявшемуся богу, этой жертве тщеславия и самомнения, а господин шериф не очень уверенно просил не стрелять, потому как Шатл еще может для чего-нибудь пригодиться; уже тогда я понял и принял решение самостоятельно, за всех нас, в том числе и за графа Винздорского: я спустил курок, а потом прошелся из «беретты» по всему остальному, что было в комнате, перезарядил и еще раз прошелся - еще бы я не понял! Добро пожаловать в клуб.
        - Я кучу всего понял, любимая. Например, я понял, кто теперь будет начальником отдела контроля за информацией.
        - Кто же?- устало улыбнулась мне Лиззи. Она еще не пришла в себя окончательно: Люлю нашел мою девушку в подземелье, пристегнутой к стальному столу, сильно смахивающему на разделочный.
        - Ты, дорогая!
        - А как же Стэн?
        - Он умер.
        - Ты видел тело?
        Я кивнул.
        Да. Я видел тело.
        - А что с этим мерзавцем Вайпером?
        - Тоже умер. Причем, несколько раз. Такой был забавник!
        - Так что же, все кончилось?- в голосе Лиззи чувствовалось откровенное разочарование.
        - О нет, даже не жди, дорогая! Во-первых, мы с тобой еще не поженились…
        - Ну так сделай мне предложение. А во-вторых?
        В кармане рубашки запиликал мобильник.
        - Сэмивэл, дружочек,- услышал я дружелюбный голос г. шерифа.- Ты уже позавтракал? Тогда будь любезен, навести господина Тамуру. Нас ждут государственные дела.
        - Уже еду.- Я отключился и взглянул на смотрящую на меня с любопытством Лиззи: вкус к жизни просыпался в ней на глазах. Не забыть бы только выбросить из холодильника мешок с останками клона Дройта!- А во-вторых… скажу тебе по секрету, теперь это не кончится никогда!
        Послесловие
        - …Я категорически настаиваю на том, что так называемые варвары ничем не хуже прочих людей. В том числе и нас с вами, милорды! Категорически настаиваю!- Маркиз Гендеринг воздел толстый палец к теряющемуся в полумраке потолку: в Палате лордов по давней традиции горели лишь свечи, жирные основательные свечи в тяжелых старинных подсвечниках; от слепящего солнца окна плотно прикрывали ставни; бесперебойно функционировавшая система «климат-контроль», устроенная стараниями японского князя Тамуры, дарил присутствующим на заседании блаженную прохладу, будто и не было на улице изнуряющей июльской жары.- Да-да! Тумпстаун вполне созрел для общечеловеческих ценностей,- неистовствовал оратор,- настало время сказать «добро пожаловать» политкорректности и распространить на так называемых варваров,- последнее слово маркизу явно не нравилось, он даже сморщился, будто сожрал целиком лайм вместе с кожурой,- все блага цивилизации и высокой культуры. Пора положить конец бездумному истреблению этих несчастных, милорды, следует протянуть им широкую руку помощи и начать с бесперебойных поставок продуктов питания на
безвозмездной основе! Их лидеры по праву должны сидеть здесь, вместе с нами, и решать нашу общую судьбу посредством свободного волеизъявления!..
        - Как он сказал?- наклонился Люлю к Аллену Дику Дройту.- Воле… чего?
        - Волеизъявления,- тихо, но внятно пояснил хмурый граф Винздорский.- Он имеет в виду, что варварские вожаки придут в Палату, сядут рядком и поделятся горестями своего тяжкого бытия, а мы их пожалеем, погладим по головам, утрем им сопли и всяко поможем. Дадим пожрать, подарим пару ящиков «узи» и вообще создадим всяческие условия для того, чтобы они могли как можно дольше и эффективнее самовыражаться. У них, видите ли, культура очень самобытная. Красивые коврики вышивают. Спертыми у нас нитками.
        - А пару штурмовиков с комплектом ракет класса «воздух-земля» им не надо? Для полного счастья?- шепотом возмутился Люлю.- Вот сэр Бэтс предлагает держать варваров в краалях и с этим я почти согласен: держим же мы в загонах коров и всяких там коз! А этот хочет щедро поделиться благами цивилизации! Надо же! Может, нам просто повеситься или застрелиться, чтобы варварам было удобнее? Чтобы им остались общечеловеческие ценности вместе со всем нашим добром, нажитым непосильным проливанием пота.
        - Не исключено, что еще минут через пять наш борец за права человека договорится и до этого. Демократии никогда не бывает достаточно.- Господин Дройт пожал плечами и поднес спичку к потухшей трубке.- Черт знает что творится!
        - Слушай, Аллен!- Люлю заерзал на месте, вхолостую сжимая и разжимая кулаки.- Давай на него балкон уроним, пока он тут нам полную политкорректность не развел? Выйдет несчастный случай. У него в особняке дивный такой балкон есть, с завитушками. Тяжелый. Так вот я там подпилю кое-что, а потом…
        - Нет, балкон - это будет слишком,- раздался голос неслышно появившегося князя Тамуры.- Зачем же историческое здание ломать? Просто наступи ему на ногу.
        - Да!- воодушевился Люлю.- Точно! Пусть только попробует не извиниться!
        Среди собравшихся тем временем нарастал возмущенный рокот, и маркиз Гендеринг возвысил голос, заблестел тяжелой оправой очков, зачастил.
        - Отбросьте свои застарелые предрассудки, милорды! Признайте наконец, что мы уже много лет безжалостно и безо всяких веских причин истребляем несчастных коренных жителей степей и пустынь, сводим их поголовье к фактическому нулю, а разве простит нам это история и разве простят нам это потомки?! Я первый готов присоединиться к моим братьям!..- патетически воскликнул борец за права варваров.
        Собрание на глазах закипало. «Нет, вы слышали: братья! Эти вонючие мужики с дубинами - братья ему! Оно и видно!» - доносились возмущенные возгласы.
        - С потомками мы как-нибудь договоримся, сэр!- звучно вступил барон Такбелл.- А вот равенство - это интересно. Перспективно. Предлагаю начать уравниваться прямо сейчас. Когда мне попадается варвар или любая иная сволочь, я тут же даю ему в морду, после чего стараюсь немедленно свести его поголовье, как вы точно заметили, к нулю. И вы говорите, что первый готовы присоединиться. Так я прямо сейчас начинаю вас рассматривать как варвара, отбросив всякие там предрассудки. У вас нет возражений?
        Маркиз Гендеринг обомлел, под выкрики «в морду ему, в морду!» искательно огляделся, но поддержки своим передовым взглядам не нашел нигде.
        - Как он мне надоел…- Господин Дройт сокрушенно покачал головой.- Нет, Люлю, в области демократических преобразований нам еще работать и работать.
        - И не говори,- вздохнул Шоколадка, видя, что барон Такбелл безнадежно его опередил.- Демократия в очевидной опасности.
        - Однако же, господа,- задумчиво произнес князь Тамура,- надо как-то обезопасить общество от подобных инцидентов в будущем. Просто смешно даже.
        - Непременно,- кивнул господин Дройт.- Я уже предпринял шаги,- и он показал собеседникам толстую кожаную папку с бумагами.- Будущий уголовный кодекс.
        В зале тем временем страсти накалились до предела: к маркизу с обнаженными клинками двинулось уже несколько лордов.
        - Этак его, пожалуй, в окно выкинут. Вместе со ставнями,- философски заметил князь Тамура.- И поделом.
        - Довольно!- подал тут голос герцог дю Плесси, зазвонил в серебряный колокольчик, и шум пошел на убыль.- Маркиз… сколько можно! Вы нам чертовски надоели с вашими волосатыми братьями и с дурью вроде политкорректности. Скоро вы предложите применять ее к свиньям или к курам-несушкам. Так решительно не годится. И при моей жизни этому не бывать!- Герцог легко взмахнул рукой, словно отгоняя назойливую муху.- Мой дорогой барон Такбелл, чтобы нам к этому больше не возвращаться, очень прошу вас… прямо сейчас решите наши общие разногласия с маркизом Гендерингом в частном порядке, лучше на шпагах, а впрочем… как вам будет удобнее, сэр. Мы же перейдем к обсуждению проекта принципиально нового уголовного кодекса, который нам любезно подготовил граф Винздорский. Не время размениваться на мелочи.
        - Но герцог!..- воскликнул Гендеринг.
        - Пойдемте, сэр, пойдемте,- барон Такбелл, известный также как Джордж Лупински, дружески обнял Гендеринга за плечи и легко поволок упирающегося маркиза к выходу.- Пойдемте, вам понравится! Это недолго.

5-14 января 2003 года Санкт-Петербург - Тумпстаун