Библиотека / Фантастика / Русские Авторы / AUАБВГ / Батыршин Борис : " Внеклассная Работа " - читать онлайн

Сохранить .
Внеклассная работа Борис Борисович Батыршин
        Современные московские школьники Сёмка Воскресенский и Света Ларина, приоткрыв загадочную дверь, оказываются в 1904 году, в осаждённом Порт-Артуре. Попав в самое горнило русско-японской войны, они пытаются уцелеть под обстрелом тяжёлых орудий, принимают участие в спасении адмирала Макарова, попадают в руки жандармов. Ребята находят новых надёжных друзей и знакомятся с теми, о ком лишь читали в романах. Что это такое - необычное приключение или вступительный экзамен в лицей хронопутешественников?
        Содержание
        Борис Батыршин
        Внеклассная работа
        Часть первая. Чужой февраль
        I
        - Так, дети, ещё раз последнюю сцену! Сёма, Лёша, по местам! Как девочки закончат диалог - сразу вступаете вы. И не прозевайте, как в прошлый раз!
        Сёмка тяжко вздохнул и поплёлся на своё место. Ему нравилось играть в театре, но сколько можно прогонять один и тот же эпизод! Тем более, такая пьеса…
        Английский театр 284-й школы города Москвы ставил «Чарли и шоколадную фабрику». Выбора Сёмка не одобрял - неужели мало английских пьес и книг, чтобы перепевать голливудскую лабуду? Вон в прошлом году ставили «Робин Гуда»… И, к тому же, скажите на милость, кому в восьмом классе интересна эта конфетная история? Взрослые ведь люди - можно выбрать и что-нибудь посерьёзнее. Вот, к примеру, рассказ О'Генри про мошенника, который разводит «продвинутого» фермера, сразу отбивает охоту смотреть фигню, вроде «Магазина на диване»! Увы, не поняли. Вот и приходится изображать теперь «шоколадного короля»…
        Сёмка, как мог, отбивался от этой чести. Но всё зря - высокий, стройный, с неизменно насмешливым выражением на лице, он как нельзя лучше вписался в экранный образ. Цилиндр и фрак из театрального проката завершили трансформацию - оставалось лишь саркастически ухмыляться, приправляя реплики изрядной толикой яда. Людмила Ивановна недовольно качала головой, хмурилась, но молчала: хватало возни с другими исполнителями, не столь артистичными.
        - Вознесенский! Проснись! Твоя реплика!
        Сёмка вздрогнул.
        - Да, Людмилванна, простите, сейчас…
        Англичанка у них классная. Пожилая, сухонькая, она в свои шесть с лишним десятков сохранила юношескую порывистость движений. «Шестидесятница» - говорит про неё дядя Витя. Это мамин друг; отец Сёмки давным-давно живёт в другом городе, а дядя Витя одинаково охотно обсуждает и обновления к онлайн-играм, и новости политики, до которых Сёмка с недавних пор сделался большим охотником. Дядя Витя и в школу захаживает - это он помог соорудить декорации для спектакля. А в прошлом году притащил для «Робин Гуда» охапку луков, настоящих железных кольчуг со шлемами и тяжёлых, упоительно оттягивающих руку мечей и кинжалов.
        Школа у них замечательная. Старое, довоенной постройки четырёхэтажное кирпичное здание; фасад украшен алебастровыми медальонами с профилями Менделеева, Ломоносова и других светил. Высоченные потолки, пол из старинного - сразу видно! - тёмного дубового паркета. Диван с кожаными валиками и резной деревянной спинкой, стоящий в учительской бог знает с каких времён. И неповторимый, сладковатый аромат: Татьяна Леонидовна, классная руководительница восьмого «В», рассказывала, что раньше полы в их школе натирали самым настоящим воском. И его запах никак не может выветриться, хотя с тех пор прошло почти семьдесят лет. Из-за этих полов учителя особо свирепствовали по поводу сменной обуви. Раньше, в младших классах, это раздражало Сёмку несказанно: до дома на Верхней Радищевской две минуты бега, а тут - переобувайся каждый раз! Потом привык - полы слыли предметом всеобщей гордости, а Сёмка, конечно, был патриотом родного учебного заведения.
        - Так, всё, перерыв. - Англичанка устало взмахнула рукой. - Лямова, Овчинникова - неужели трудно наконец выучить текст? Через неделю премьера!
        Из-за двери актового зала раздалась бархатная мелодия - закончился четвёртый урок. Раньше в школе звонок был дребезжащим, металлическим, пронзительным. Теперь не то - каждую неделю выбирается новая мелодия, оповещающая о начале и окончании занятий. Сёмка назло поставил на телефон старомодный сигнал - звонкий, задорный, как на старых-старых телефонах с наборным диском. Дома, в коридоре, висит такой - в белом пластиковом корпусе. Маман наотрез отказывается менять его на современный. Дисковый старичок служит, скорее, элементом интерьера - Сёмка не припомнил бы, когда последний раз пользовался этим анахронизмом. А вот звук аппарата ему нравился и к тому же позволял выделиться на фоне мяукающих песенок и попсовых мелодий.
        - Все свободны, до завтра! - Людмила Ивановна укоризненно, поверх очков взглянула на «актёров». А те, сгрудившись на краю сцены, преданно смотрели на неё: англичанку в школе любили, загонять палкой в английский театр никого не приходилось. - И, прошу вас, выучите, наконец, слова!
        С облегчением выдохнув: «До свиданья, Людмилванна!» - «актёры» кинулись к своим рюкзачкам. От перемены осталось минут десять, не больше - англичанка сняла их на репетицию только на один урок. Сегодня прогон был «костюмным»; девчонки, хихикая, удалились в тесную каптёрку за сценой, а мальчики принялись стаскивать нелепые цветные пиджаки прямо в зале.
        - Сём, напомни - что у нас сейчас по расписанию?
        Это Балевский, одноклассник. Давний сосед по парте и приятель, в основном на почве онлайн-шутеров.
        - История. Сегодня доклад про этот… Порт-Артур, да! Старшеклассники делают - типа юбилей войны с японцами.
        Балевский наморщил лоб.
        - Порт-Артур? Это чё, про американских летчиков? Авианосцы там, крутые камикадзе?
        Недавно они посмотрели дома «Пёрл-Харбор» и «Тонкую красную линию» - в общем-то я бы оставил как было, «в основном» ради кроваво-натуралистических боевых эпизодов, безжалостно проматывая на экране компа всё остальное. Балевский, похоже усвоил материал фрагментарно - как и сам Сёмка. К сожалению, то же относится и к внеклассному заданию, выданному по случаю сегодняшнего доклада: из четырёх рекомендованных книг Сёмка лениво пролистал одну. В электронном виде, разумеется, не особо вдумываясь в прочитанное.
        - А кто его знает. - пожал плечами мальчик. - Но вряд ли - с чего это школе отмечать штатовские юбилеи? Пиндосов вон как кроют по телеку…
        - Ну ладно, я побежал. - невпопад ответил Балевский, закидываяна плечо рюкзак. - Может, успею ещё заскочить в буфет…
        Приятель обладал удивительной способностью поглощать пишу. Прихваченные из дома бутерброды и глазированные сырки он приканчивал на первой же перемене и к третьему уроку с вожделением думал о буфете.
        Оставалось убрать аккуратно сложенный фрак и цилиндр в каптёрку - не таскать же громоздкий пакет с собой целых два урока. Для этого пришлось торчать в актовом зале чуть ли не всю перемену: девчонки, как всегда, копались и с негодованием отвергли предложение приоткрыть дверь, чтобы принять Сёмкин костюм. Но наконец управились и пропорхнули мимо чирикающей смешливой стайкой, оставив мальчику пустую каптёрку.
        Справа до потолка - облезлый шкаф с реквизитом; вдоль стен разномастные стулья, на спинке одного белеет девичья футболка с забавной мультяшной тварюшкой. Это Светки Лариной - она играет в пьесе одну из девчонок-экскурсанток. Светка в их классе с прошлой четверти: её предки работают в системе «Газпрома», и Ларины перебрались в Москву откуда-то с Дальнего Востока. Чуть ли не с Сахалина.
        Сёмка подумал, что надо бы вернуть вещь хозяйке; но стоило взять футболку, как его ноздрей коснулся лёгкий аромат то ли духов, то ли дезодоранта и ещё чего-то, незнакомого, сладкого. Мальчика будто током ударило, он поспешно бросил тряпочку на стул. Не хватало ещё, чтобы сейчас вошли, а он, как извращенец, нюхает девчачью майку!
        Светка Ларина нравилась Сёмке, неделю назад он даже решился проводить её до дома и поднести рюкзак. Поскорее, чтобы не было соблазна, мальчик отвернулся от стула со скомканной футболкой. Надо поторапливаться: вот-вот гомон школьных коридоров прорежет музыкальная трель звонка.
        Внизу что-то брякнуло. Сёмка наклонился. Возле ножки стула валялся большой ключ.
        Такие ему приходилось видеть разве что на винтажных развалах Вернисажа, куда они пару раз ездили с дядей Витей. Массивный, со сложной гребенчатой бородкой… Бронзовый? Пожалуй, да - для латуни слишком глубокий красноватый оттенок, а благородная тяжесть в руке отметает версию о напылении поверх дешёвого цинкового сплава. Интересно, кто это притащил в школу такой раритет? Может, для спектакля? Нет, в сценарии никаких ключей не предусмотрено.
        В любом случае, старый ключ - это вам не девчоночья футболка. Его можно и прибрать - хозяин наверняка сыщется в самом скором времени.
        Уже первый звонок! Что-то он завозился, историчка Татьяна Георгиевна наверняка посмотрит с упрёком. И ничего не скажет: кСёмке она благоволит, хотя и поругивает порой за слишком вольное отношение к программе. «У тебя, Вознесенский, язык подвешен - дай бог каждому, ты за счёт одного этого можешь ответить на любой вопрос. Но не надейся - на ЕГЭ это не поможет!»
        Это мы ещё посмотрим - поможет или нет… И кто сказал, что он собирается брать для ЕГЭ историю? Физика с химией - дело другое. Наслушавшись рассказов дяди Вити, Сёмка видел своё будущее в технике. Даже скачал на планшет подборки старых журналов «Моделист-конструктор» и «Техника - молодёжи». Особенно любопытными оказались статьи по истории техники - как раз сейчас Сёмка изучал серию, посвящённую советским тракторам. Необычно для современного подростка? Да, Сёмка, в отличие от большинства сверстников, обожал фыркающее, движущееся и плюющееся выхлопными газами железо.
        Недавно они с мамой побывали в железнодорожном музее возле Павелецкого вокзала, и Сёмка, обманув бдительность музейных тётенек, вдоволь полазил по «овечке» - паровозу серии «О» дореволюционной постройки. К сожалению, рубка локомотива оказалась задраена фанерными щитами - а ему так хотелось покрутить штурвалы парового котла, подёргать рычаги управления удивительной ретро-механики. Это вам не стеклянная блямба айпада… в тот день Сёмка твёрдо решил связать жизнь с железными дорогами и даже скачал на планшет ещё одну журнальную подшивку - «Локомотив», издание МПС. Решение это продержалось почти два месяца, пока дядя Витя не отвёз его к своему приятелю, подмосковному фермеру с повадками калифорнийского сноба. Там Сёмке дали посидеть за рычагами антикварного, 49-го года выпуска, гусеничного трактора ДТ-54. Вот где настоящий драйв! С тех пор мальчик с презрением косился на лакированные внедорожники, при каждом удобном случае вворачивая: «Танки грязи не боятся».
        Интервал между звонками - минуты две; кабинет истории располагался сразу за рекреационным залом, заставленным по периметру стеклянными шкафами с вымпелами и грамотами. Стены коридора увешаны доходчиво-яркими постерами с портретами русских полководцев, видами Москвы и батальными картинками.
        От угла рекреации до двери кабинета таких было три: большая репродукция с Петром Первым, вышагивающим вдоль ряда строящихся галер, портрет маршала Рокоссовского и фотоплакат с чёрно-белой панорамой морской бухты, уставленной военными кораблями. Надпись внизу, старославянской вязью, сообщала - «Порт-Артуръ».
        Сёмка на бегу затормозил, да так, что чуть не споткнулся.
        Рядом с плакатом, почти что впритык к двери кабинета, в стене возникла ещё одна. Низкая - чтобы пройти в эту дверь, Сёмке, с его 175-ю сантиметрами, пришлось бы согнуться.
        Пройти? Куда, скажите на милость? За стеной - кабинет истории; Сёмкины одноклассники уже расселись за парты, и Татьяна Георгиевна привычно поглядывает на часы.
        Странно: коридор будто вымер - никого, словно уроки уже идут полным ходом. Может, звонок был вторым, а он просто зазевался, разглядывая в каптёрке Светкину футболку? Да нет, не может быть…
        - Сём, ты чего в класс не идёшь?
        Мальчик вздрогнул. Светка. Вот ведь… ноги внезапно подкосились, и, чтобы не упасть, он машинально упёрся рукой в неизвестно откуда взявшуюся дверь.
        И чуть не заорал: руку до самого плеча пробило будто электрическим разрядом. А в ладонь отдалось жёсткой, затухающей пульсацией. Ключ? Да. Оказывается, всё это время Сёмка сжимал его в правой руке… Но он ведь убирал ключ в рюкзак? Да, конечно, - в верхний кармашек, украшенный логотипом «Сплава» на липучке.
        - Сём, что с тобой? - в голосе Светки прорезалась лёгкая тревога. - Ты весь побледнел!
        - Не, Свет, всё в порядке, не надо. Ты чего не на уроке, опоздала?
        - Меня биологичка в холле задержала. Сём, ты чего как будто на ногах не стоишь? И бледный такой…
        Мальчик с усилием выпрямился. Взгляд неумолимо притягивала дверь - вся в вертикальных ровных желобках. Она что, из досок сколочена? Не бывает таких дверей!
        - Гхм… Свет… - выговорить имя удалось со второго раза: в горле стоял колючий комок, будто там застряла свёрнутая клубком сухая мочалка. - Слушай, ты дверь эту видишь? Откуда она здесь, а?
        Девочка недоумённо посмотрела.
        - Какую дверь, Сём? Ты о чём? Решил на историю не ходить, хочешь, чтобы я тебя отмазала? Не надейся, не буду ради тебя перед всем классом дурочку валять! Разве что очень попросишь… - и девочка, кокетливо улыбнулась.
        «Как это - какую? Да вот эту самую, из досок, покрытых глубокими морщинами, будто обветренное лицо старого моряка… и цвет подходящий - красновато-бурый. Ручки нет, зато имеется замочная скважина - массивная, окантованная позеленевшей медью… стоп! Если есть ключ - значит, найдётся и замок? Вот и нашёлся…»
        Не слушая щебета одноклассницы, Сёмка принялся нашаривать бородкой ключа отверстие. Руки плохо слушались, в ушах отдавался скрежет бронзы по металлу. Краем глаза мальчик заметил, как глаза Светланы удивлённо расширились. Протянув руку, она прикоснулась к его запястью.
        - А что это у тебя за ключ? Какой интересный… Можно посмотреть?
        Выходит, ключ она видит?
        …И не провернуть - туго…
        - Сём, это что? Какая-то дверь… Откуда она здесь?
        Дверь распахнулась. В глаза ударил дневной свет, пахнуло холодным ветром. Что-то непонятное, чужое накрыло ребят - будто покрывало, наброшенное на пристроившегося на хозяйской постели щенка. Накрыло - и тут же отпустило, забрав с собой всё привычно-знакомое. Пропал школьный коридор, пропал дубовый паркет под ногами.
        Светка и Сёмка стояли, ошалело вертя головами и щурясь от яркого утреннего солнца, бившего навстречу сквозь переплетение мачт.
        Бред? Галлюцинация? Мальчик крепко зажмурился, досчитал до десяти. Открыл глаза.
        Не помогло. Всё на месте - и солнце, и мачты, и чужой воздух, совершенно неуместные в московской школе…
        Сёмка изо всех сил, ногтями, ущипнул себя у основания большого пальца и взвыл от неожиданной боли.
        Не бред. А самая что ни на есть реальность.
        Светка? Она рядом - потрясённо озирается по сторонам и тоже ничегошеньки не понимает.
        Номер два - тоже книжный рецепт, из советской фантастики. «Понедельник начинается в субботу», может, читали?
        Нажимаем пальцем на глазное яблоко, и…
        Картинка, как ей и положено, раздвоилась.
        И никакая это не галлюцинация…
        Тогда - что? Виртуальная реальность? Матрица в действии? Ожившая история про онлайн-игры с невозможно глубоким погружением? Так Сёмка вроде не подключался ни к каким незнакомым устройствам? И капсулы не глотал - ни красной, ни синей… вообще никакой не глотал!
        Значит, Матрица отпадает? Кто её знает… Будем считать, что да.
        Остаётся третий вариант: новая серия «Мы из будущего», популярный жанр о попаданцах во времени.
        Вздор? Ещё какой! Они-то сейчас не в книжке и не в кино! Всё это - взаправду!
        Ой ли? «Взаправду» так не бывает! НЕ БЫВАЕТ!
        А это что? Прямо перед тобой, идиот? И со всех сторон? Ветер, водная гладь, усеянная лодками, небо над головой - вместо потолка школьного коридора. Высокого такого, отделанного старомодной лепниной…
        Воздух, пропитанный ароматами порта - рыбой, угольной гарью, гниющими водорослями, - пронизал отдалённый гул. Бам-м! Бам-м! Бам-м! Звук накатывался со стороны далёкой горной гряды; вдогон ему вырастал из голубого купола над головой заунывный, протяжный вой. Светка крупно вздрогнула, взвизгнула и больно вцепилась в Сёмкину руку повыше запястья.
        - Зря вы тута гуляете, барышня! - раздался из-за спины добродушный голос. - Эвон как макаки шпарят! Аккурат сюды, по Западному бассейну! Тогов-адмирал с моря подошёл, со всею силой. Оченно не терпится ему кораблики наши утопить. А сейчас Электрический утёс ответит…
        И точно: вдали, там, откуда слышался грохот, со стороны высящейся над морем пологой сопки, ухнуло - и почти сразу на глади воды, далеко от пирса, выросли два грязно-пенных столба.
        - Это он стрелит, япошка-то - прокомментировал неожиданный собеседник. - Двенадцатью дюймами жарит с броненосцев. Ну да ничо, батарейцы с Утёса его приголубят. Вы бы шли до дому, а то, не дай бог, снаряд залетит - маменька ваша убиваться станут!
        II
        Сёмка обернулся. За спиной обнаружился матрос. Никем другим этот человек просто не мог быть - обветренное, будто выдубленное лицо, изрезанное смешливыми морщинами; короткая чёрная куртка грубого сукна, с жёлтыми блестящими пуговицами с якорями. Бушлат?
        Кажется, да, бушлат и есть…
        На голове бескозырка - чёрная, с атласной ленточкой, на которой золотыми буквами значится: «Петропавловскъ». Название корабля? Наверняка. Понять бы ещё, откуда этот корабль. А заодно и матрос, и всё, что находится вокруг. Одно ясно - если это и правда «провал во времени», то их занесло куда-то в начало прошлого века. Надпись-то на ленточке - на старый манер, с твёрдым знаком в конце…
        И что делать? Рыдать? Виновато оправдываться: «Мы этого не проходили»? Перед кем, интересно? И, главное, зачем? Это и на уроках не всегда сходило за оправдание…
        - Скажите, дяденька, - подала голос Светка, - а что это за… - девочка запнулась, - …пароход? Выведь нанём, наверное, плаваете?
        И кивнула на трёхтрубный корабль, стоящий напротив пристани. Силуэт, полускрытый рядом нелепых дощатых лодчонок, был Сёмке смутно знаком. Можно спорить, что он его видел - причём совсем недавно.
        «А быстро Светка сориентировалась… Кстати, она хотела спросить о чём-то другом, а насчёт корабля поправилась в самый последний момент. Может, „что это за город?“ Молодчина, вовремя сообразила: вопросик того… опасный. С таким и в дурку недолго угодить…»
        - Не пароход это, барышня! - Улыбка у матроса оказалась щербатой - нижний ряд зубов вызывающе зиял прорехой. - А вовсе даже крейсер первого ранга «Паллада». Чинють его чичас, опосля того как в феврале япошка миной подорвал. Уж скоро совсем починят… А я с «Петропавловска» - первого башенного плутонга старший комендор, боцманмат Иван Задрыга!
        Светка прыснула - не смогла удержаться, несмотря на дикость ситуации. Матрос - то есть боцманмат, слово-то какое! - поняв причину смеха, нахмурился, но тут же состроил гримасу, которая должна была изображать добродушие - видимо, привык к насмешкам над своей фамилией.
        Сёмка вежливо улыбнулся.
        - «Паллада», говорите? А это… гхм… русский корабль?
        И тут же прикусил язык - надо было отыскать НАСТОЛЬКО тупой вопрос!
        Поздно. Иван Задрыга недоумённо воззрился на собеседника:
        - А чей жа ишшо? Не японский же, раз под нашенским флагом ходит! Самый что ни на есть исконный расейский крейсер, строенный в городе Санкт-Петербурхе, на Галерном острове, - во как! «Палашка» сама и есть, не сумлевайтесь…
        - «Палашка»? А-а-а, это вроде как ник… то есть прозвище, да? - уточнил Сёмка и снова испугался собственного вопроса: а вдруг моряк с непонятным, но солидно звучащим званием «боцманмат» сочтёт его интерес подозрительным и задержит, как шпиона?
        - Прозывается так промежду матросов, - охотно объяснил Задрыга. Похоже, старая истина «болтун - находка для шпиона» ему незнакома. - И сестрица ейная, «Дашка», «Диана» то есть, - во-о-он она, под самым Тигровым! - и боцманмат ткнул пальцем в сторону кораблей, лениво разворачивающихся на противоположной стороне гавани. - Вона, вместе с «Петропавловском» нашим укрывается от япошкиных гостинцев! А я вот стою жду, потому как на катер не поспел! Будет теперь от старшого… Броненосец-то наш того гляди в бой пойдёт, а Иван Задрыга - здрасьте пожалста, на берегу околачивается, будто крупа худая!
        Со стороны гор вновь докатился гул; между берегом и кораблями выросло три столба воды. Задрыга разразился длиннейшей матерной тирадой, от которой у Светки, девочки домашней, глаза сделались похожими на автомобильные фары.
        - Ишшо третья ихняя сестрица имеется, «Аврора», - Задрыга как ни в чём не бывало, продолжил выдавать военные тайны. - Только она на Балтике сейчас, а енти две туточки, в Артуре…
        Ну конечно! Вот откуда знаком Сёмке силуэт этой «Паллады» - «Палашки!» Он почти в точности повторяет линии крейсера «Аврора» - его мальчик видел на зимних каникулах, во время поездки с классом в Санкт-Петербург. Экскурсовод рассказывал, что крейсер, успешно отстрелявшийся в семнадцатом году по Зимнему дворцу, побывал в морском сражении на Дальнем Востоке, где потонул почти весь русский флот.
        А здесь флот ещё не потонул? Мало того, «Аврора» даже не успела ещё приплыть сюда с Балтики. Логично - раз два таких же крейсера здесь, то и третий, наверное, скоро прибудет.
        Сёмка еле сдержался, чтобы не выругаться. Вот осёл! О чём должен был быть доклад десятиклассников? О Порт-Артуре, верно? О войне с японцами? А боцманмат только что обмолвился - «Артур»… и что стрельба по гавани - это дело рук японцев. Так это, значит, и есть Порт-Артур? Ещё бы знать, где он находится… Что стоило в кои-то веки выполнить внеклассную работу и прочитать те четыре книги? Сейчас бы и пригодилось! А ещё лучше - не лезть в незнакомые двери. Собирался ведь на урок - вот и шагал бы своей дорогой! Тоже мне, краевед…
        - А во Владивосток пароходы ходят, дяденька моряк? - жалобным голоском спросила Светка. - а то у нас там родители…
        Мальчик от неожиданности закашлялся. Ну Светка! Вовремя сообразила - родители во Владивостоке! Стоп! А ведь она, похоже, понимает, где мы. Точно, ведь её семья перебралась в Москву с Дальнего Востока, с Сахалина?
        Вскоре после своего появления в классе Светка подробно рассказывала на уроке о природе далёкого острова. Географичка, узнав, что новенькая из таких краёв, специально вызвала девочку к доске. Теперь Сёмке припомнилось, как она говорила о поездках во Владивосток, на пароме. Ну да, Светка и должна хорошо помнить историю родных мест. Почему?
        - Да какое там, барышня! - ответил Задрыга. - Разве что в Дальний китайские джонки бегают, да вот ещё миноносцы али угольщики когда прорвутся. Дюже япошка стережёт, да и мин на внешнем рейде понакидано - не море-окиян, а чисто суп с клёцками. Уж их тралят-тралят - а он всё новые подсыпает по ночам, и неймётся окаянному, - и матрос сплюнул под ноги. - А зачем вам пароход? И по чугунке можно уехать, со всем удовольствием. Как же вы так, от родителев отбились? Нехорошо, время сейчас лихое…
        - Чугунка? - не понял Сёмка. - А это что?
        И замолк, ойкнув: Светка чувствительно припечатала его кроссовку каблучком.
        - Да-да, мы как раз по железной дороге и приехали. - затараторила девочка. У нас дядя… родственник служит здесь, вот мама нас к нему и отправила. А как война началась - мы здесь, в Порт-Артуре застряли.
        - Что ж ваш дядька-то не отправит вас домой? - недоумённо спросил боцманмат. - Там-то небось спокойнее. А то видите, какие страсти творятся?
        И моряк кивнул в сторону недалёкой горной гряды, за которой снова начало погромыхивать.
        Сёмка внутренне сжался - а ну как Светка вот так, с ходу, выложит новому знакомому всю их подноготную?
        Но, похоже, она и сама сообразила, что о путешествии во времени стоит помолчать. Пока. А лучше - совсем. Во избежание, так сказать…
        - Наш дядя заболел. Грипп у него… то есть лихорадка! Вторую неделю в больнице!
        Ты смотри - сочиняет на ходу, аж глазёнки заблестели! От вдохновения, надо полагать… Ай да Светка!
        - Занемог, значить, страдалец? - посочувствовал Задрыга. - Ну, господь даст, поправится. У нас на «Петропавловске» минный офицер тоже малярией мается. Как лихоманка прижмёт - так лежат их благородие в каюте и хину ложками глотают. Вестовой ихний, Захарка, только успевает простыни менять - так лейтенанта на пот прошибает! Страшное дело!..
        - Задрыга! Бегом сюда! - раздался вдруг высокий недовольный голос.
        Ребята обернулись. Шагах в десяти от них стоял офицер - в чёрном то ли пальто, то ли длинном кителе, в фуражке с козырьком, почти вертикально спускающимся на лоб. На груди - две шеренги пуговиц; нога в изящном лакированном ботинке недовольно притоптывает по доскам.
        Боцманмат мячиком поскакал к начальству. Добежал, вытянулся в струнку, лихо вскинул ладонь к бескозырке:
        - Здравжелаю вашбродию! Носового антиллерийского плутонга старшой комендор Иван Задрыга…
        - Молодец, молодец… - офицер оборвал доклад ленивым движением ладони. - Что, Задрыга, ккатеру припозднился? Вот и я, как видишь… теперь придётся ждать, пока эта оперетка не прекратится.
        - Да, вашбродие! - поддакнул боцманмат - Не дай бог, наши с якоря сымутся, с Тогой воевать - а мы с вами тута…
        Сёмка перехватил взгляд, который офицер бросил на его спутницу. На лице моряка промелькнуло удивление и какая-то кривоватая улыбка. Он мельком скользнул взглядом по ногам девочки и поспешно отвёл глаза.
        - Так что, вашбродие, я вовремя явился, службу знаю! - распинался меж тем боцманмат. - Только катера у пирса не было - ни нашего, ни с «Дашки», ни каких других. Баянцы-то у пирса с самого утра стоят, когда «Баян» с «Новиком» в море выходили. Только-только катер ихний ушёл - вона ещё ковыляет! Потому я и решил, что с якоря снимаемся…
        И правда - поперёк взбаламученной падением снарядами гавани спешил отчаянно чадящий катерок - прямиком к длинному кораблю с четырьмя высоченными трубами.
        - Да, катерок баянский! - кивнул офицер. - Они сегодня с утра с адмиралом в море бегали, миноносников выручать - те к острову Эллиот ночью ходили. Говорят, япошки «Стерегущего» потопили, не слыхал, Задрыга?
        - А как жа, вашбродь! - кивнул унтер. - Баянские всё как есть обсказали - и как «Решительный» в гавань прибежал, и как их высокопревосходительство господин адмирал флаг подняли на «Новике» и вместе с «Баяном» в море вышли, «Стерегущего» выручать. Да только поздно - он уже утоп. Япошки, говорят, его чуть не захватили!
        - А «Решительный», значит, целым вернулся? - недобро протянул офицер. - Выходит, Фёдор Эмильевич бросил Сергеева? Вот уж никогда бы не подумал…
        - Он сам весь избит, живого места нет! - заторопился боцманмат. - Баянские говорили - как доложился, что потерял «Стерегущего», так и повалился. И не слышит ничего, потому как шимозою контуженный. У «Решительного» дырок в бортах, как у кастрюли худой, - паропровод перебило, и, как только починиться сумели…
        - Ладно-ладно, хвалю за усердие! - прекратил излияния Задрыги офицер. - Ты, брат, вот что - сбегай-ка посмотри - может, ещё с каких кораблей катерки у пирса найдутся? Негоже нам с тобой тут прохлаждаться. И не переживай, в море без нас не выйдут - вон, дыма нет, значит, пары разводить не собираются…
        Боцманмат, выпалив: «Слушш, вашбродь!», козырнул и со всех ног кинулся вдоль пирса. Пробегая мимо ребят, весело подмигнул Сёмке - не унывай мол, перемелется - мука будет.
        - Сём, это же «Стерегущий»! - Светка сильно сжала ладошку мальчика. Тот вздрогнул: не заметил, когда его успели ухватить за руку. - У нас в школе, на Сахалине, был открытый урок - историк из краеведческого музея рассказывал про подвиг этого миноносца. Он, как «Варяг», - знаешь, конечно? - сражался один с несколькими японцами. Те его совсем разбили, а потом хотели захватить - так матросы заперлись в трюме и пустили воду! Сами утонули, но корабль врагам не достался! Это что ж, о том самом «Стерегущем» Задрыга сейчас говорил?
        Сёмка кивнул. Он и сам кое-что припомнил - памятник в Петербурге, виденный в последний день экскурсии. Массивный, клёпанный из броневой стали крест, весь избитый вражескими снарядами, и у его подножия двое моряков, по колено в волнах. Один тянет руку вверх, к рваной пробоине, через которую льётся солнечный свет, а другой отворачивает кремальеру кингстона, впуская в отсек безжалостное море.
        - О том самом. - ответил мальчик. - О каком же ещё? Знаешь, по-моему, мы с тобой попали в прошлое - ну как в сериале про войну. Знаешь, наверное? «Мы из будущего» называется. Только мы с тобой очутились не в сорок втором году, а в самом начале прошлого века, в этом самом Порте Артуре.
        - В тысяча девятьсот четвёртом, - отозвалась Светлана. - И правильно говорить «в Порт-Артуре».
        Девочка помолчала и вцепилась в запястье спутника ещё и другой рукой. Сквозь ткань Сёмка ясно ощутил, как дрожат её пальцы.
        - Сём, я боюсь… Как же мы теперь? Навсегда останемся здесь?
        III
        - Слушай, холодно что-то… - Сёмка осознал, что погода стоит отнюдь не летняя. С залива ощутимо холодит ветерком, так что Светкина дрожь - это, пожалуй, не только от нервного потрясения. А ведь она замёрзает…
        - Вот, держи, а то вон как закоченела!
        - Спасибо, Сём! - и девочка принялась натягивать толстовку.
        Всё-таки нервничает - даже в рукава попасть не может…
        Он бережно помог своей спутнице. Светлана робко улыбнулась, кутаясь в тёплую ткань, и мальчик сразу почувствовал себя увереннее.
        Ничего, прорвёмся… В том фантастическом фильме героям пришлось куда хуже: они угодили прямиком в сорок второй год, на самую линию фронта, под обстрел…
        Хотя здесь тоже стреляют, и ещё как!
        Ожидая, пока Светлана приведёт себя в порядок, Сёмка порылся в рюкзаке. Так, что там у нас? Учебники - информатика, ОБЖ, география… так, ещё история. Пенал, пластиковая коробочка с бутербродами и глазированными сырками - мама всегда кладёт её рюкзак, чтобы не толкаться в очереди в буфет. Планшет? Сёмка забыл, когда засунул девайс в рюкзак: обычно он старался не таскать его в школу, разделяя ироническое отношение дяди Вити к повальному увлечению гаджетами. Сунул, между прочим, не просто так: собирался поснимать репетицию, но забыл. Ну ничего - нашлась натура и поинтереснее…
        Сёмка шагнул поближе к краю пирса, к здоровенной металлической тумбе, похожей на гриб лисичку, только многократно увеличенный и не рыжий, а чёрно-чугунный, лишь кое-где тронутый пятнышками ржавчины. Поймал в рамку экрана силуэт крейсера… как там называл его Задрыга, «Паллада»?
        - Снимаешь, да? Думаешь, сможем дома показать? Сём, мы ведь вернёмся, да?
        Светка надела толстовку и теперь подворачивала чересчур длинные рукава. Она была заметно ниже своего спутника - голова на тонкой шейке смешно торчала из воротника. Вид у девочки был жалкий и в то же время трогательный - как у нахохлившегося на холодном ветру птенца.
        Сёмка медленно обвёл объективом гавань, снова вернулся к «Палладе», потом, схватил камерой стоящие у противоположной стороны гавани корабли. Перевёл кадр на берег, прошёлся вдоль линии набережной, пакгаузов. Что-то неуловимо знакомое угадывалось в этом пейзаже, будто он уже видел нечто подобное. Вот только где? Ладно, потом…
        И запихнул планшет обратно в рюкзак.
        - Пошли, а то вон офицер этот на нас как-то странно косится! Может, заметил, что я снимаю, а здесь это запрещено?
        - Не! - помотала головой Светка. - Я видела в Музее техники старинные фотокамеры: они большие, как… как пылесос! И с такими чёрными гармошками. Ну ничуточки не похоже на планшет!
        - А что же он тогда на нас пялится? - упорствовал Сёмка. - Смотри, прям глаз не отводит!
        - Ладно, пошли. - вздохнула девочка. - Да и дует здесь сильно, я вся замёрзла. Ноги заледенели совсем…
        Сёмка вдруг хлопнул себя по лбу:
        - Точно, ноги! Слушай, я всё понял! Видела, как он на них уставился?
        - А что у меня не так с ногами? - с подозрением спросила Светка и принялась вертеться, осматриваясь.
        - Да стой ты! - зашипел мальчик. - Сама же говорила - в каком мы году?
        - В четвёртом, тысяча девятьсот. Ну и что? Сём, я не понимаю…
        - А то, что тогда… тоесть сейчас женщины носят длинные юбки! До земли - как в фильме «Статский советник», помнишь? А если из-под юбки видна хотя бы лодыжка, это считается неприличным. А у тебя вон даже колени!
        Светка недоумённо взглянула - и вдруг стремительно покраснела. И принялась беспомощно озираться по сторонам.
        «Осознала, - сообразил Сёмка. - А я тоже хорош! Нет чтобы как-то помягче или вообще потом… Как бы в слёзы не ударилась! Хотя - чего тут такого? Дома, летом и не такое носит - и хоть бы что!»
        Девочка и точно чуть не плакала - она мёртвой хваткой вцепилась в Сёмкин рукав и теперь тащила его прочь, подальше от иронически усмехавшегося (никаких сомнений!) офицера, подальше от открытого пространства, от людей…
        Вдали ухнуло, и над головой опять пропели дальними перелётами снаряды с японских броненосцев. Грохнуло - близко, дребезжаще, рассыпчато; над крышами дощатых сараев вырос пыльно-дымный столб близкого разрыва. Но Светка будто ничего не замечала - только бы убежать, скрыться от позора, а уж там…
        Мальчик тяжко вздохнул и поплёлся за спутницей. Вот уж действительно - свяжись с девчонками!
        До сараев они добрались - и тут же об этом пожалели.
        Навстречу, из узких, заваленных невообразимым хламом проходов, бежали люди - мужчины, женщины, перепуганные, в испачканной, очень бедной одежде. Многие кричали; на глазах Сёмки двое проволокли под руки перемазанного кровью парня. Раненый мотал головой и охал: «Полехше, дорогие, родимые, а то помру!», перемежая жалобы чёрной матерной бранью. Тётки, молодые женщины - все как одна в платках, многие с корзинами или тряпичными кулями. Повсюду лица китайцев; то тут, то там мелькают лохматые папахи солдат.
        Укрываясь от людского потока, ребята прижались к дощатой стене. Снова бухнул взрыв, на этот раз куда ближе. Земля под ногами дрогнула, зазвенели разбитые стёкла, и все звуки перекрыл многоголосый вой толпы. Громко, заполошно звучали женские голоса; Светка, и думать забывшая о «неприличной» юбке, тихо скулила, намертво вцепившись в спутника. Неожиданно на них налетел мужичонка в коротком, топорщившемся по краям клочками овчины жилете. Под мышкой дядька волок амбарную книгу в картонном переплёте, а другой рукой судорожно сжимал большие конторские счёты.
        - Последний день настал! - орал он. - Всем нам погибель назначена, потому - господа прогневили! Говорили, предупреждали святые старцы, а мы, неразумные…
        В чём провинилась эта толпа перед непонятными «святыми старцами», Сёмка так и не узнал: владельца счётов и амбарной книги унесло толпой, а за сараями снова солидно бабахнуло. На фоне узкой полоски неба, между низкими крышами, пролетели, медленно вращаясь, какие-то обломки.
        Толпа снова взвыла. Ребят чуть не смяло; Сёмка, изо всех сил упираясь в разгорячённые тела, пытался оградить спутницу от панической ярости перепуганных людей.
        - Осторожно, мальчик! Вы мне так руку сломаете! Право, как медведь, разве так можно?
        От неожиданности Сёмка отпрянул, спиной вдавив несчастную Светку в стену сарая. Перед ними стояла невысокая девочка - скорее, уже девушка, - в тёмно-зелёном, бутылочного цвета пальто со смешной накидкой на плечах. Ярко-рыжие волосы растрепались; шляпку или иной головной убор она, видимо, потеряла в давке. На шее незнакомки алела свежая царапина; в руке девушка держала стопку книг и тетрадей, стянутых ремешком.
        - Что же вы смотрите? - возмутилась незнакомка, отшатнувшись от несущегося на неё детины в разодранном пиджаке. Для этого ей пришлось впечататься в грудь Сёмке. - Сделайте что-нибудь, вы же мужчина!
        Грохнуло в очередной раз, с крыши на голову ребятам посыпался мусор. Улица мигом опустела; люди, бежавшие от разрывов, вырвались из лабиринта между сараями, и теперь крики доносились со стороны пристани.
        - Да не стойте вы столбом! - рыжая освободилась из объятий Сёмки - он и не заметил, когда успел прижать случайную встречную к груди. - Смотрите, вы совсем затоптали вашу даму, носорог вы эдакий!
        «Теперь ещё и носорог… - обозлился мальчик, потирая грудь, чувствительно ушибленную уголками книг. - Интересно, дальше она меня гоблином назовёт или, скажем, мамонтом?»
        Но виду не подал, а обернулся к Светке, которая уже была готова лишиться чувств.
        - Ну-ну, дорогуша, ничего страшного… - заворковала незнакомка. - Сейчас мы пойдём к гимназии. Скоро за мной должен прийти Казимир - это папин денщик, - он отведёт нас домой, на Тигровку…
        Ещё и Казимир какой-то… час от часу не легче! Хотя убраться отсюда подальше - это мысль. Может, хоть на этой Тигровке отыщется бомбоубежище?
        - А вы всё стоите столбом? - гневно прикрикнула рыжая на Сёмку. - И возьмите, наконец, у меня книги, вот бестолковый, право слово!
        И чуть ли не швырнула мальчику свою ношу, бережно подхватывая обмякшую Светлану.
        - Топольская, Галина Анатольевна. Можно просто Галина, сейчас не до церемоний. Ну-ну, голубушка, не надо… - это уже Светке, - …вот всё и прошло! - Сёмкина спутница шумно всхлипнула, посмотрела по сторонам - и неудержимо разрыдалась на плече новой знакомой.
        - … А когда в Новом городе стали падать снаряды, в гимназии поднялась паника. Один разорвался совсем рядом, и Танечку Больц поранило осколком стекла. Тогда я выскочила на улицу и побежала куда глаза глядят - очень уж было страшно!
        - Вы здесь ещё и учитесь? - удивилась Светка. Она уже отошла от потрясения после встречи с перепуганной толпой - щёчки порозовели, бодро оглядывается по сторонам, не забывая расспрашивать рыжую Галину. «Вон и о слишком короткой юбке забыла, - подумал Сёмка». Хотя Галина нет-нет да и покосится на слишком уж экстравагантный наряд новой знакомой.
        - Мы приехали в Артур меньше года назад, - продолжала девушка. Наш папа, штабс-капитан Топольский Анатолий Александрович, попросился сюда, потому что у нас в Екатеринославе много говорили о войне. Вот папа и вызвался защищать эти края. Видели бы вы, как его провожали! Папа со своей ротой прошёл через весь город с оркестром; на вокзале открыли царские покои, вся знать города, старшие офицеры - все собрались! Проводы были с шампанским, а когда поезд двинулся, играла музыка и солдаты кричали ура. Так, что стёкла в здании вокзального дебаркадера чуть не повылетали! - с удовольствием добавила Галина. Видно было, что она не на шутку гордится отцом.
        - А вы с ним приехали? - уточнил Сёмка, скорее из вежливости. Его так и тянуло достать планшет и снимать, снимать, снимать…
        Вон проскакали по улице несколько верхоконных - сразу ясно, что казаки. Мохнатые папахи, лампасы на шароварах, сабли - или шашки? - бряцают о стремена. Лошади невысокие, все в тёмных пятнах пота; острый запах шибанул в ноздри, когда кавалькада пронеслась мимо.
        Дальше - китаец в синей робе и смешной круглой шапочке; бежит трусцой, впрягшись вместо лошади в тонкие оглобли лёгонькой коляски. Седок - тучный офицер в тёмном кителе - сидит напряжённо, одной рукой вцепившись в низкий бортик, а другой придерживает зажатую между колен саблю.
        Рикшас седоком поравнялись с ребятами. Офицер приподнял фуражку, приветствуя Галину. Та слегка присела.
        - Капитан Биденко, - пояснила гимназистка. - Папин сослуживец по Седьмой Восточно-Сибирской стрелковой дивизии генерала Кондратенко Романа Исидоровича. У него ещё дочка, Ниночка, моих лет. Мы с ней вместе танцевали, когда в честь нашего прибытия устроили бал в полковом собрании. Сёстры ещё маленькие, мы с Ниночкой да Вера Скрыдль - вот и все барышни.
        Сёмка проводил рикшу взглядом. Что-то подобное он не раз видел по телевизору, правда, те возчики не бегали на своих двоих, а крутили педали велосипедов. Такие «велорикши» появились даже в центре Москвы и на ВДНХ, только там мускульной силе помогали ещё и электромоторы.
        - А приехали мы - нет, не сразу. - Галина вспомнила о Сёмкином вопросе. Сначала мы с мамой и сестрёнками, Лёлей и Ларочкой, остались в Екатеринославе; но папа так хорошо отзывался о Порт-Артуре в письмах, что мама наконец собралась ехать. Совсем мы решились, когда узнали, что здесь тоже есть хорошая гимназия и меня даже пообещали принять во второй класс без экзаменов!
        Сёмка хотел было спросить, почему только во второй - на вид рыжей гимназистке никак не меньше лет, чем им самим - четырнадцать, а то и все пятнадцать. Но не стал: кто их знает, в каком возрасте тут в гимназии принимают?
        - Вот и приехали! - фыркнула совсем успокоившаяся Светка. - Угодили прямо на войну! Наверное, мама теперь отца пилит, что он вас сюда затащил?
        Галина возмущённо фыркнула:
        - Что вы такое говорите?! Мы же дочери офицера, да и мама с папой где только не побывала, прежде чем его перевели в Екатеринослав! Такая у нас планида - следовать за папенькой, где бы он ни нёс службу!
        - Да ведь и вы, - продолжала девочка, - вы же с родителями тоже приехали сюда из России? Где вы раньше жили - в Москве, в Петербурге?
        - В Москве - машинально ответила Светка. - Но мы туда совсем недавно, с Сахалина.
        Брови рыжей гимназистки удивлённо взлетели:
        - Так вы сначала из наших краёв в Москву - и сразу назад, да ещё и в Артур? Тогда я вас понимаю - непросто, наверное, вот так, через всю страну, мотаться туда-сюда! Мы сами с какими трудами добирались из Екатеринослава до Читы…
        И немедленно поведала попутчикам, как онисматерью и с двумя девочками - четырнадцатилетней Верочкой и девятилетней Варей, дочерьми инженера Шварца, - пересекли на поезде всю Российскую Империю, от малороссийского Екатеринослава до самого Тихого океана. И хоть в дороге их сопровождали денщик Казимир и присланный инженером Шварцем человек, пришлось нахлебаться лиха. В Иркутске, в привокзальной гостинице, где больше двух суток ждали пересадки, они чуть не угорели. Казимир и посланец инженера лежали как мёртвые; замок на двери как назло заело, и, если бы не морозный воздух из распахнутого окна, всё могло окончиться весьма печально.
        Галина рассказала, как тяжело было перебираться через покрытый льдом Байкал. Сёмка с удивлением узнал, что железная дорога, оказывается, не огибала озеро и пассажирам - как и грузам - приходилось преодолевать его на санях или, в тёплое время, на пароме. Галина и её спутницы так замёрзли в пути, что не могли сами вылезти из саней. И плакали от боли, когда их отогревали на станции, на другой стороне Байкала.
        Зато какой приём устроили им в Артуре папины сослуживцы! И какой хорошей оказалась новая гимназия! Галине там понравилось решительно всё: и внимательное, ласковое отношение учителей, и огромный светлый класс, в котором оказалось всего-навсего восемь парт и столько же учениц. После уроков девочку забирал из школы Казимир, к которому она успела привыкнуть во время долгого пути из России. Да и раньше, в Екатеринославе, поляк старательно опекал дочерей своего штабс-капитана.
        Идиллия, увы, продолжалась недолго - посреди четвёртой ночи, после первого учебного дня, новоиспечённая гимназистка проснулась от ужасного грохота. Хотела было встать, но потом решила, что это всего лишь гроза, а что посреди зимы - так мало ли что бывает здесь, на краю света, в Китае? Галина уснула, накрыв голову подушкой, а утром узнала, что на эскадре была «учебная тревога» и папа ночью ушёл, позабыв вложить в кобуру револьвер.
        - Только никакие это были не учения! - вздохнула рассказчица. - Когда мы с Казимиром с утра направились к пристани, чтобы ехать в гимназию, то услышали разговоры. Все вокруг спорили, шумели: то и дело - «война», «японцы» и другие страшные слова. Стала прислушиваться, и тут подошёл баркас, но я всё же сумела разобрать, что ночью началась война. Что подлые японцы без предупреждения, против всех правил напали на Порт-Артур и их флот стрелял по нашему. А вечером папа вернулся и рассказал, что в гавани подорваны три корабля, а один броненосец приткнулся к берегу, чтобы не потонуть!
        Говоря о вероломстве японцев, без объявления войны напавших на русские корабли, Галина возмущённо сверкала глазами и нервно стискивала кулачки. Сёмка же усмехался - про себя, конечно. Знала бы эта наивная девочка, как будут начинаться войны через каких-то пятьдесят лет!
        - Млада пани[1 - Молодая госпожа, барышня (польск.)]! Галина Анатольна! А я бегаю, вас шукаю по этому клятому Артуру! Куда же вы пропали, голубушка?
        Навстречу ребятам торопился невысокий тощий солдат. В шинели с подвёрнутыми к поясу полами - чтобы ловчее бегать; на ходу он придерживал рукой плоский блин фуражки без козырька.
        - Казимир! - обрадовалась Галина. - Это папенькин денщик! Он всегда меня из школы забирает. Как хорошо, Казимир, что ты нас нашёл! Надо нам срочно домой, а то мои друзья потерялись при этом ужасном обстреле. Видите - Светлана… м-м-м… - как вас по батюшке?..
        - Андреевна. - отозвалась Светка. - Только зачем, не надо…
        Сёмка предупредительно сжал ей руку: молчи и делай, что говорят!
        - Светлану Андреевну сильно напугала стрельба, так что давай-ка поспешим, голубчик Казимир. Что, баркас ещё не ушёл?
        - Так что, пани Галина, баркаса нигдзе нема до холеры ясны![2 - Нигде нет, чёрт его побери (польск.)] - развёл руками денщик. - Как бомбы на город стали падать - он и ушёл Езус ведает куда. Придётся нам с вами теперь пешедралом вокруг бухты. В гавань-то снаряды тоже залетают - ни одна шампунька от стенки теперь не отойдёт, попрятались, бензвартошчёвы тхуже, пся крев[3 - Негодные трусы, сукины сыны (польск.)]…
        Ничего! - храбро ответила Галина, но Сёмка уловил, что голос девушки дрогнул. - Дойдём. Не так уж тут и далеко, до темноты должны поспеть… И вот что, Казимир… Светлана Андреевна, как видишь, одета неподходяще. Дай ей свою шинель, что ли…
        Светка пыталась протестовать, но её не слушали и накинули на плечи солдатскую шинель. Та оказалась велика, и девочка не стала вдевать руки в рукава - скрестила на груди, под сукном, радуясь долгожданному теплу.
        Дорога вокруг бухты на полуостров с забавным названием «Тигровый хвост», или, по-простому, «Тигровка», где располагались казармы стрелкового полка и офицерские квартиры, заняла немало времени. Обстрел вскоре прекратился; вода во Внутреннем бассейне уже не взлетала к небу пенно-грязными столбами, но китайские лодчонки, любая из которых могла бы переправить путников на другую сторону гавани, жались к берегу. Галина, прыгала через лужи, как самая обычная шестиклассница московской школы. На ходу она поведала, что недавно ещё дальний конец бухты был забит льдом, но теперь снег сошёл совсем, земля подсохла - а то старый китайский город весь утопал в грязи. Навстречу всё чаще попадались люди: рабочие, угрюмые пехотные и артиллерийские солдаты и китайцы, китайцы - в одинаковых тёмно-синих робах, с забавными косичками, спускающимися на затылки из-под круглых шапочек. Многие были почти неразличимы под неподъёмными на вид тюками; китайцы тащили из с ловкостью, говорящей о немалой практике.
        Попадалась публика поприличнее: продефилировал морской офицер под руку с барышней; прошествовал господин азиатской наружности, но в европейском платье - котелок, тросточка, золотая цепочка часовая цепочка поперёк круглого живота. За господином, оскальзываясь, поспешали трое китайцев. Каждый из них тащил короткую бамбуковую палку и бесцеремонно пускал её в ход всякий раз, когда надо было расчистить дорогу среди толпы соотечественников.
        Строения, теснящиеся вокруг гавани, да и сам город - та часть, которую довелось увидать ребятам во время недолгого путешествия, - вызывали только лишь уныние. Бесконечные ряды дощатых сараев (Галина назвала их «пакгаузы»), покосившиеся домишки, будки, горы хлама. Повсюду копошатся китайцы; немногочисленные европейцы, по всей видимости, русские, в основном важно? надзирают за работами. Грузы китайцы перемещают либо на себе, либо на мелких неказистых лошадёнках или ослах. Несколько раз ребята миновали команды солдат и матросов; один раз прошли весёлые краснолицые казаки с узелками и вениками под мышками. «В баню ходили», - сказала Галина.
        В общем, смотреть в Порт-Артуре оказалось не на что - если бы не стоящие в гавани корабли. Сёмка не мог оторвать взгляда от этих красавцев: то и дело поднимал планшет, фиксируя корабли на видео и на фото. Конечно, они куда скромнее тех, что показывали по телику; мальчик не разбирался в мудрёных «водоизмещениях», но и так понимал, что рядом с атомным авианосцем самый большой корабльв этой гавани - не более чем речной трамвайчик. И всё же они красивы, эти русские крейсера и броненосцы, по воле царя оказавшиеся на краю света. Галина знала их наперечёт - вот «Диана», вот «Баян», там, дальше, «Победа» с «Пересветом», за ними - длинный, узкий, как клинок нахимовского палаша, «Новик». О нём и его командире, капитане второго ранга Эссене, девочка говорила с таким упоением, что Сёмке показалось, она неровно дышит к этому неизвестному им моряку.
        Вообще, осведомлённость гимназистки в военно-морских делах была удивительна; Сёмка даже рискнул высказать это удивление вслух. Галина только усмехнулась: «Чего же вы хотели? Артур - база флота, здесь каждый китаец наперечёт знает и корабли русской эскадры, и старших офицеров…»
        За разговорами обогнули гавань; перемазали обувку в ледяной каше у раздолбанных бревенчатых пирсов, где теснились баржи-грязнухи и шаланды, принадлежащие управлению порта. Гнилой угол, дальний конец гавани, полностью оправдывал своё название: всякий раз в отлив вода уходила, обнажая покрытое жидкой грязью дно. На берегу грязи оказалось не намного меньше - разве что через особо глубокие колдобины были переброшены доски.
        Казимир предлагал то одной, то другой девочке перенести их через очередную канаву на руках; предложения были с негодованием отвергнуты. Пришлось денщику и Сёмке вязнуть в грязи, поддерживая барышень, пока те перепархивали с доски на доску.
        К казармам пехотного полка, за которыми стояли дома офицеров, подошли уже в темноте - об уличном освещении здесь, похоже, вовсе не слыхали. У казарм было почище: дорожки выложены булыжником, через особо большие лужи перекинуты дощатые мостки. Казимир поведал, что недавно и здесь грязь была непролазная, но генерал Кондратенко, к чьей дивизии причислялся расквартированный на Тигровке стрелковый полк, посетил расположение, изгваздал генеральские брюки и устроил полковому командиру «распеканку». С тех пор солдаты выложили дорожки натасканным с берега булыжником.
        - Пришли! - Галина остановилась перед небольшим аккуратным домиком с веселенькой ажурной верандой. - Здесь мы и живём. А с другой стороны вход на половину Скрыдлей. У них ещё дочка, Вера, помните, я вам рассказывала?
        - Галина? Куда ты подевалась, негодная девчонка? - на веранду вышла стройная, лет тридцати пяти, не больше, дама в персиковом платье до пола. - Мы места себе не находим от волнения - решили, что тебя убило во время обстрела! Зачем, скажи на милость, понадобилось уходить из гимназии? Отец сразу, как началась бомбардировка, поехал за тобой, а ты… А уж от вас-то, Казимир, не ожидала такого легкомыслия! - дама закончила гневную тираду, обращаясь к денщику.
        - Пани ясновельможна, Татьяна Еремевна, то не моя в?на, Езус сшвядкем![4 - Господь свидетель (польск.)] - принялся оправдываться солдат. От волнения он густо пересыпал свою речь польскими оборотами. - Я паненку по всему городу искал, а тут япошка, пся крев, бомбы бросать принялся!
        - У-у-у, предатель! - Галина состроила недовольную гримаску. - Всенепременно маменьке надо рассказывать, не мог помолчать…
        Хозяйке препирательства, похоже, надоели.
        - Ну довольно, Галина, уймись, марш переодеваться и мыть руки! Ужин уже остыл…
        И тут только заметила спутников дочери:
        - А это кто с тобой? Простите, господа, сразу не заметила… Что же ты не представишь меня свои друзьям?
        - Светлана и Семён… э-э-э… - девочка виновато улыбнулась. - Представляешь, мам, мы встретились возле пакгаузов, в порту. Там такие толпы были, паника, меня чуть с ног не сбили! А мадемуазель Светлане даже дурно сделалось!
        - Ну ладно, потом расскажешь. - решительно заявила хозяйка дома. - Проходите, молодые люди, проходите, сейчас велю горячего чаю! Дуняша, неси поскорее плед, а то наша гостья совсем зазябла…
        Ребята вслед за новой знакомой шагнули в уютное, пахнущее печёным хлебом тепло.
        IV
        - Скажите-ка, юноша, что у вас во Владивостоке говорят о начале войны? - отец Галины, ловко подцепил палочками пельмень. Пельмени были не простые - китайские; Топольские сразу по приезде взяли местную кухарку. Супруга хозяина дома успела уже посетовать на то, что русской прислуги в Артуре днём с огнём не найти; по её словам выходило, что китайцы трудолюбивы, вежливы и почти не воруют. А вот кухня их выше всяких похвал, хотя русскому человеку и непривычна. Да вот сами попробуйте…
        Пельмени, носящие название «дим сум», полагалось подавать к чаю. Начинку этого лакомства составляли креветки и отваренные побеги бамбука. На стол «дим сумы» подавала кухарка Топольских, миниатюрная китаянка Киу Мийфен, что, как тут же объяснила Галина, означает «осенний аромат сливы».
        Матушка Галины готова была часами рассуждать о достоинствах китайской еды; глава семьи относился к этому с некоторой иронией, но супруге поддакивал во всём. Похоже, штабс-капитан Топольский дома являл собой законченный тип подкаблучника, что, кажется, нисколько не мешало семейному счастью. Галина же то и дело фыркала в чашку, слушая маменькины сентенции о пользе восточной кухни, но вслух возразить не решалась.
        Сёмка отложил палочки (спасибо суши-барам, не опозорился!) и солидно откашлялся. Назревал серьёзный мужской разговор - о политике, конечно, тем более что кроме самого Анатолия Александровича мужчин за столом не было: в семье Топольских росли одни девочки. Знать бы только, что тут за политика…
        «Что ж, - рассудил Сёмка, - вряд ли причины конфликтов между Японией и Россией сильно изменились за эти сто лет. Дядя Витя рассказывал как-то, что у народов-соседей претензии друг к другу копятся веками и никак не могут разрешиться. Из-за чего японцы всё время наезжают на нас? Северные территории, острова какие-то - Шикотан и этот, как его… ну да ладно, наверняка эта проблема так или иначе присутствует и здесь…[5 - Наш герой путает - он имеет в виду спор из-за «северных территорий», островов Шикотан, Кунашир и Хабамаи, отторгнутых СССР после разгрома Японии во Второй мировой войне.]»
        - Да вот, - начал Сёмка, - говорят, японцы из-за островов не могли успокоиться, всё требовали вернуть назад. Вот потому, наверное, и напали. Хотят себе забрать, потому что мы после войны их заняли и не…
        Сёмка прикусил язык - туфелька Светки под столом больно врезалась ему в лодыжку.
        «Вот болван - какая война? До неё ещё лет сорок…»
        - Только не острова, а полуостров, - поправил штабс-капитан. - Ляодунский полуостров достался Японии по Симонсекскому договору 1895-го года[6 - Симоносекский договор - заключён между Японской империей и Империей Цин 17 апреля 1895 года в результате поражения Китая в японо-китайской войне. Положил начало борьбе империалистических держав за территориальное расчленение Китая.], а потом мы, Россия, вместе с Германией и Францией, у них его отобрали. Да и насчёт войны… это вы зря, юноша, - войны-то, как таковой, не было. Хотя, конечно, на грани, на грани… Правительства трёх европейских держав обратились к япошатам, требуя отказаться от аннексии Ляодуна - вот бедным макакам и пришлось уступить. Очень они, знаете ли, сердились - в японо-китайскую войну Порт-Артур, тогда ещё китайский Люйшунь, достался армии микадо немалой кровью. Ну а европейцы, ясное дело, теряться не стали - за год протянули через Маньчжурию железную дорогу[7 - Китайско-Восточная железная дорога (до 1917 года - Маньчжурская) - железнодорожная магистраль, проходившая по территории Маньчжурии и соединявшая Читу с Владивостоком и
Порт-Артуром. Дорога построена в 1897 -1903гг. как южная ветка Транссибирской магистрали.], а немцы в Циндао построили базу для своих военных кораблей.
        - Правильно япошек из Маньчжурии вытурили! - фыркнула Галина. - Вон наша Киу Мийфен, - и девочка кивнула в сторону кухни, - всё время твердит: «Руссики уходить нет, японци приди, китайси рис нет, чумиза нет. Китайси умирайло, японси живи…»
        - Да, верно - согласилась с дочерью Татьяна Еремеевна. - Местные китайцы такое порассказали о японском владычестве - кровь в жилах стынет! Они тут на площадях головы людям десятками рубили. Ставили в ряд - иодного за другим, саблями…
        - Катанами, - вставил Сёмка. Уж в этом-то он разбирался. - Это меч такой, японский. Лезвие изогнуто, как у шашек, и острое, не хуже бритвы, - их ещё в миллион слоёв куют!
        - Миллион?! - ахнула Галина. - Это же сколько надо работать? Лет сто, не меньше…
        - Не так уже и много, - солидно ответил мальчик, радуясь случаю продемонстрировать эрудицию. - Берут лист стали и сгибают его пополам, проковывают - и так раз двадцать. Сами посчитайте - как раз получается почти миллион слоёв!
        - Двадцать? - недоверчиво переспросила Галина? - Всего-навсего? И целый миллион? Подождите, сейчас… - и девочка, закатив глаза к потолку, принялась беззвучно шевелить губами, старательно загибая пальцы.
        - Ну, это надолго - усмехнулся Анатолий Александрович. - Уж в чём-в чём, а в математике наша Галка никогда не блистала.
        - И вовсе нет, папенька! - вспыхнула гимназистка. - Вот только в уме никак не выходит… Сейчас принесу карандаш и тетрадку и посчитаю столбиком! - и, не обращая внимания на протесты матери, выскочила из-за стола.
        - Вот ведь упрямица! - покачал головой штабс-капитан. - Теперь не уснёт, пока не подсчитает. А вы, молодой человек, оказывается, недурно осведомлены в вопросах японской культуры. Похвально, похвально. Как вы полагаете, станут они воевать против России всерьёз? А то у нас тут кое-кто надеется, что дело ограничится перестрелками на море - ещё месяц-другой, и япошки сами запросят мира, трудновато им против России на суше…
        - Ещё как станут! - оживился Сёмка. - Они ж отморозки, упоротые - вон когда с америкосами на островах в Тихом океане буцкались, никогда в плен не сдавались. Приходилось их огнемётами из подземных бункеров выжигать. А женщины с детьми и вовсе с обрыва в море бросались, чтобы не попасть в плен! А камикадзе…
        И запнулся, сообразив, что снова ляпнул что-то не то.
        Поздно.
        За столом повисло неловкое молчание. Ошеломлённая хозяйка поперхнулась чаем; брови её супруга поползли вверх.
        - С какими, простите, пиндосами? Я не совсем… кажется, в Одессе так называют местных греков? Мне случилось лет пять назад побывать там… но при чём здесь японцы? И, кстати, - что такое «огнемёт»?
        - Пиндосами у нас в школе американцев зовут, - принялся объяснять Сёмка - и встретился глазами со Светкой. Она то ожесточённо крутила пальцем у виска, то хлопала себя по губам: «Заткнись, идиот несчастный!»
        - Вы ничего не путаете, Семён? - продолжал недоумевать штабс-капитан. - Разве САСШ[8 - Северо-Американские Соединённые Штаты. Так до 20-х годов XX века в России называли США.] когда-нибудь воевали с Японией, и тем более на каких-то островах?
        Надо было срочно выкручиваться - и Сёмка, вспомнив киплинговскую «Балладу о трёх котиколовах», которую так любил дядя Витя, бросился в рассуждения о стычках американских и японских браконьеров из-за котиковых лежбищ, о древнем китайском оружии в виде трубы, выбрасывавшем во врага струю горящего масла… и с каждой фразой понимал, что увязает всё глубже. Анатолий Александрович оказался безжалостен - цеплялся то к одному, то к другому неосторожному слову; Сёмка, пытаясь выбраться из очередной словесной ловушки, в которую сам же себя и загонял, всё сильнее путался в тенетах вежливых вопросов капитана. Светка даже перестала пинаться под столом - только смотрела на своего бестолкового спутника; в широко распахнутых глазах её застыло отчаяние.
        - Один миллион сорок восемь тысяч пятьсот восемьдесят шесть! - победно провозгласила Галина, появляясь в столовой. - А вы, папенька, не верили! Вот вам! - и гимназистка совершенно по-девчачьи показала отцу острый язычок.
        Анатолий Александрович улыбнулся, сразу подобрев лицом.
        - А ну-ка, егоза, покажи нам свои расчёты, - и потянулся за тетрадным листком, которым, будто захваченным вражеским знаменем, размахивала дочь. - Небось ошибок наделала?
        - И ничего я не ошиблась! - возмущённо вскинулась Галина.
        Сёмка, обрадованный неожиданной сменой темы, решил помочь спасительнице.
        - Давайте проверю на калькуляторе - увидите, что Галина Анатольевна права!
        И вытащил из кармана смартфон. Вспыхнул рабочий стол, усеянный значками «андроида», и Сёмка принялся тыкать пальцем в экран.
        - А ну-ка, молодой человек, что это у вас за приспособление? - штабс-капитан привстал и потянулся через стол к Сёмкиному гаджету. - Не позволите посмотреть?
        Светка закрыла лицо руками - это было уже слишком. Сёмка застыл словно громом поражённый. Что за помутнение на него нашло? Вот и засыпались. Теперь всё… И дёрнул его чёрт ляпнуть про этот «миллион слоёв»…
        Но - обошлось без тяжёлых взглядов в упор и вопросов в стиле «Кто вы, мистер Бонд»? Анатолий Александрович повертел в руках смартфон, удивлённо хмыкнул и потребовал разъяснений - пока, слава богу, лишь о том, «как эта штука работает». Сёмка, обмирая, непослушными пальцами нашарил в списке приложений инженерный калькулятор, растянул окошко на весь экран и принялся демонстрировать примеры вычислений. Сгорающая от любопытства Галина пристроилась сбоку и дышала мальчику в правое ухо. Матушка её, и та не сочла зазорным поинтересоваться, что это за диковинку принесли в дом странные гости.
        Штабс-капитан пытался сохранять невозмутимый вид, но хватило его ненадолго. Не скрывая восхищения, офицер крутил гаджет в руках, завистливо охал и дивился, где это сумели изобрести такую изумительную штуку и почему он, офицер русской армии ничего о ней не слышал. Сёмка невразумительно мямлил про американского изобретателя, стараясь отвлечь внимание слушателей демонстрацией очередных возможностей чудо-устройства.
        - Поразительная машинка! - в который раз повторил Анатолий Александрович, с неохотой отдавая смартфон. - И ведь какая полезная! Нам, пехотным, и то пригодилась бы, а уж артиллеристы - те, наверное, за неё душу продадут! А то всё копаются в своих таблицах да логарифмических линейках. Как удобно - раз-раз и готово дело!
        - Так смартфон… то есть эту машинку нужно подзаряжать от электрической сети! А у вас ведь тока нет, верно? - Сёмка покосился на керосиновую лампу с медным шаром.
        - Электричество в Артуре есть только в управлении Квантунской крепостной артиллерии и в порту, в мастерских, - согласился штабс-капитан. - Но, если надо, можно заряжать и там. А скажите, молодой человек, вы не знаете - можно ли выписать такое устройство из Америки? Я бы посоветовал друзьям-артиллеристам - они служат на батарее Золотой Горы, им такое устройство весьма пригодилось бы.
        Сёмка беспомощно открыл и закрыл рот, так и не придумав, что бы соврать поправдоподобнее - и тут вдруг хлопнул себя по лбу и, чуть не уронив стул, кинулся к рюкзачку. Тот лежал на узком коротком диванчике, который Галина назвала «канапе».
        - Вот возьмите, Анатолий Алексаныч! - Сёмка протянул Топольскому свой школьный калькулятор «Ситизен». - Его даже заряжать не надо, просто держите так, чтобы на эту вот пластинку свет падал, - и он сам будет работать. От солнца. Или от другого света. Умеет он, конечно, поменьше, но всё равно корни можно, и уравнения, и косинусы с синусами всякие - вот, видите, значки?
        С недавних пор в московских школах появились глушилки сотовой связи, чтобы ученики не пользовались гаджетами на контрольных и экзаменах. Так что Сёмка таскал теперь в школу «научный» калькулятор с монохромным ЖК-экранчиком и крупными удобными кнопками.
        Отец Галины запротестовал; сама же она, наоборот, вцепилась в подарок обеими руками: «Если вы, папенька, не хотите - мне пригодится, в гимназии». Мать немедленно устыдила не в меру предприимчивую дочку: офицерам на батарее удивительная машинка, конечно, нужнее.
        Топольский внезапно заявил, что не может принять в подарок столь ценный предмет и предпочёл бы за него заплатить. В связи с чем и поинтересовался ценой американской диковинки.
        Сёмка, отлично помнивший, что калькулятор стоил в «Комусе» сущую ерунду, чуть не ляпнул: «Фигня, рублей пятьсот», - но вовремя прикусил язык. В памяти у мальчика отложилось, что «до революции в России корова стоила три рубля» - выходит, он затребует с гостеприимного хозяина дома целое состояние? Подумав, Сёмка неуверенно ответил:
        - Долларов десять, кажется, когда был новый, - и с облегчением выдохнул, когда штабс-капитан понимающе кивнул:
        - Недешёвая игрушка. Ну да, наверное, стоит таких денег. Это, выходит, двадцать рублей, так, Танюша?
        - Около тридцати пяти, - отозвалась супруга, а Сёмка ещё раз отметил, что настоящей хозяйкой в доме является как раз она. - Сейчас, по случаю войны, курс обмена что фунта, что доллара взлетел до немыслимых высот - совсем эти банкиры обнаглели…
        Да уж, - невесело усмехнулся офицер. - То не беда, если за рубль дают полрубля, а то будет беда, когда за рубль станут давать в морду.[9 - «Во дни чрезвычайного упадка наших денег совершенно несправедливый русский человек встретился с Салтыковым-Щедриным в Париже и горько жаловался ему на низкий курс. „Я этого не нахожу, - патриотично заметил Михаил Евграфович“. - „Помилуйте! - воскликнул собеседник. - Ведь нам дают всего только полтинник за рубль!“ - „Так ведь всё-таки дают полтинник, это превосходно! Вот когда за наш рубль будут давать в морду, тогда курс будет плохой“». Санников В.З. Русский язык в зеркале языковой игры.]
        Сказано было сильно. Сёмка подивился: что, и здесь рубль падает? Нет, решительно ничего не изменилось за эти годы… Гаджеты напридумывали, а по сути - всё то же самое. Что за неустроенная такая страна - Россия?
        Больше века прошло, а инфляция как была, так и есть! Хотя при Советском Союзе её, вроде бы, не было… Или была? Надо бы уточнить у дяди Вити, - подумал Сёмка и тут же вспомнил, что и дядя Витя, и курс Центробанка, и родная школа, и мама остались в будущем и нет никаких гарантий, что он их когда-нибудь увидит…
        Тем временем Татьяна Еремеевна принесла кошелёк - старомодный, бархатный, с замочком в виде двух блестящих металлических шариков. Из кошелька извлекли монеты - три жёлтых, неожиданно тяжёлых кружочка с мужским профилем и другие, покрупнее, из белого металла. Жёлтые кружочки, оказавшиеся золотыми, именовались непонятно - «империал»; белые были из серебра. Всего в руки смущённого Сёмки перекочевали 36 рублей. Мальчик поначалу отнекивался, а потом сообразил: получится или нет вернуться домой, а здешние деньги им точно не помешают. Если придётся застрять здесь, хоть будет что-то на первое время, а нет - так можно будет сувениров прикупить. В конце концов, надо же захватить из прошлого какое-нибудь весомое доказательство этого невероятного путешествия!
        V
        Сёмка закинул руки за голову и потянулся. Этот безумный день отнял у него все силы: загадочная дверь в школьном коридоре, Порт-Артур, артобстрел, прогулка по городу в обществе новой знакомой и наконец смахивающая на допрос застольная беседа. По-хорошему ему полагалось провалиться в сон, едва щека коснулась подушки. Но не спалось; как только хозяйка, милейшая Татьяна Еремеевна, поправила напоследок подушку и со словами «Спите, Семён, приятных сновидений!» вышла прочь, мальчик испытал острое желание вскочить и забегать по комнате. Тусклая полоска под дверью - от керосиновой лампы, которую женщина унесла с собой, - давно исчезла. По потолку гуляли пятна электрического света, пробивающиеся сквозь плотные гардины. Они не были похожи на те, что отбрасывал уличный фонарь, стоявший под самым окном Сёмкиной комнаты. Той комнаты, в двадцать первом веке… Интересно, улица-то их уже есть? Скорее всего, да: Таганка всё-таки район старый, это каждому москвичу известно. Мама тоже всегда заходила в комнату, целовала маленького Сёмку и заботливо задвигала шторы - чтобы свет фонаря не мешал сыночку спать. Потом он
вырос, и мама стала заходить реже…
        К горлу подкатил комок - ещё чуть-чуть, и он обернётся самыми, что ни на есть банальными слезами. Комната… мама… отсветы уличного фонаря…
        Полосы света на чужом потолке (Сёмку уложили в кабинете Анатолия Александровича, на пухлом, обтянутом кожей диване с валиками) - это, оказывается, от прожекторов военных кораблей на рейде. Японцы каждую ночь испытывают на прочность боевое охранение русской эскадры: забрасывают внешний рейд минами, пытаются в темноте прокрасться на рейд внутренний, чтобы пустить торпеды. Здесь торпеды почему-то называют тоже минами, причём самодвижущимися или вовсе минами Уайтхеда. Сёмка даже не сразу понял, о чём идёт речь, когда отец Галины стал рассказывать, как февральской ночью японцы незаметно проникли в гавань и минами подбили несколько кораблей. Нападения никто не ждал: война не была объявлена, и в городе решили, что моряки устроили учения. С тех пор японские миноносцы еженощно рыщут у Артура и корабли, обвешанные противоминными сетями, бдят, шаря по воде лучами прожекторов.
        И чего только не узнаешь! Когда Галинин отец упомянул про эти сети, Сёмка ужасно удивился и стал расспрашивать, как вылавливать ими мины, если корабли стоят на месте. Оказывается, это огромные тяжеленные сетки, которые вывешивают вдоль борта корабля на стоянке. В них и должны запутаться торпеды, пущенные подкравшимся противником. Но в ту роковую ночь сети почему-то не поставили…
        С моря доносился далёкий глухой грохот - стрельба. Опять корабли на внешнем рейде. Татьяна Еремеевна предупредила, чтобы Сёмка не пугался - стреляют каждую ночь, но обычно по воображаемым целям: мало ли что привидится матросу у орудия. Только спать людям мешают! Сёмка хмыкнул про себя - вот они, женщины! Везде одинаковы: война, а им подавай домашний уют, и чтобы спать не мешали. А то взяли моду стрелять по ночам…
        А ведь девочкам - Галине и остальным - стрельба, наверное, давно стала привычной. Вряд ли мать предупреждает их вот так каждый вечер - девочки и сами всё уже знают, верно? А если так - выходит, что Топольские раскусили странных гостей, только оставили серьёзный разговор на потом. Утро вечера мудренее, но наивно было бы думать, что штабс-капитан, увлёкшись электронной игрушкой, позабудет и о Сёмкиных оговорках, и о странной его неосведомлённости в самых обычных вещах.
        «За шпионов примут! - с тоской думал мальчик. - Хотя если бы приняли, то, наверное, не стали бы укладывать спать, да ещё так заботливо. Сразу же сдали бы жандармам - или как здесь называется контрразведка?»
        Скрипнула дверь, Сёмка вскинулся, садясь на постели. Створка слегка приоткрылась, в проёме мелькнула фигурка, закутанная во что-то вроде белой простыни. Шаги лёгкие - будто сквозняк неслышно прошелестел по комнате. Светка?
        - Сём, ты не спишь? Я дождалась, пока Галка заснёт, вышла из комнаты - и к тебе. Давай поговорим?
        Девочку уложили в одной комнате с их новой знакомой. А Светка - ничего, смелая…
        Аккуратно, стараясь не скрипнуть петлями, она прикрыла створку и присела на краешек дивана. Одета Светка была в длинный, до пят, то ли халат, то ли платье и поверх него закуталась в тёплый платок. У Сёмкиной мамы был точно такой. «Оренбургский» - так она, кажется, его называла. Сёмка недовольно поморщился и уселся, завернувшись в одеяло и обхватив обеими руками колени. Поговорить и правда надо, тут Светка права. Тем более что сна ни в одном глазу - да и откуда, раз за окном стреляют из пушек? Причём не просто так, а по тому самому городу, в котором ты сейчас пытаешься заснуть…
        - Ну давай поговорим… - буркнул Сёмка. - Хотя чего там - говори не говори, вляпались мы, кажется, капитально.
        Светка слегка поморщилась, недовольно дёрнув плечиком, и он тут же припомнил: дома она сторонилась не то что матерщины, но даже сравнительно безобидных скабрезностей, которыми так и сыпали одноклассники. Кое-кого злило такое «чистоплюйство»; Сёмка сам, бывало, посмеивался над новенькой, но быстро перестал - его странным образом стала привлекать эта её особенность.
        - Сём, что делать-то будем? - продолжала девочка. - Ну ты дал за столом! Я думала, у Галки глаза вылезут, когда ты начал плести про американцев, - так она на тебя уставилась. А уж папаша её…
        - А чего он? - огрызнулся Сёмка. - Я, если хочешь знать, вообще запутался, всё в голове перемешалось. Порт-Артур, Пёрл-Харбор… и вообще, мы этого ещё не проходили! Даже на презентацию эту не успели, а то бы знали, что тут творится!
        Светка кивнула. Коварная дверь, забросившая их с Сёмкой в начало прошлого века, появилась как раз в тот момент, когда они собирались на открытый урок, посвящённый русско-японской войне. Жаль, так и не дошли - теперь эти сведения пришлись бы им весьма кстати…
        - Так что делать-то будем? - повторила Светка. Она сразу сделалась какой-то беспомощной, куталась в свой платок, будто мёрзла. - Сём, я ужас как боюсь! А если японцы снова станут стрелять по городу и в нас снаряд попадёт?
        - Не станут, - неуверенно отозвался мальчик. - Анатолий Алексаныч говорил, что флот не позволит.
        За ужином - до того как Сёмка увяз в своих выдумках, - отец Галины подробно изложил домашним последние артурские новости. Всё - и о гибели «Стерегущего», и о том, сколько снарядов с батареи Электрического утёса угодило в японские броненосцы. А самую главную - о разносе, который адмирал Макаров, командующий Первой Тихоокеанской эскадрой (а что, есть ещё и вторая?), устроил командирам броненосцев, не успевшим вовремя вывести свои корабли из гавани, - штабс-капитан пересказал даже два раза.
        О геройской гибели «Стерегущего» ребята уже слышали от Ивана Задрыги - о чём и не замедлили рассказать.
        «Нет чтобы на этой теме и остановиться, - подумал с досадой Сёмка. - И надо было Галкиному отцу начать расспросы! Ну кому, скажите на милость, интересно мнение школьника о причинах войны? Или въедливый штабс-капитан уже тогда что-то заподозрил? А что, очень даже может быть…»
        - А ты тоже хорош! - Светка будто прочитала его мысли. - Кто, скажи, пожалуйста, надоумил тебя ляпнуть, насчёт этого несчастного миноносца? Тоже мне, знаток нашёлся - всё-то он понимает, потому как в кораблики играл!
        Мальчик виновато втянул голову в плечи. Когда Анатолий Александрович рассказал, что «Стерегущий» погиб в бою с японскими истребителями, Сёмка тут же ощутил себя как рыба в воде. Ещё бы - не далее, как вчера он до двух ночи гонял кораблики в новой онлайн-игре и отлично помнил, чем может закончиться атака пары эскадрилий самолётов на одиночный эсминец. Но он же понятия не имел, что здесь в 1904-м году истребителями - точный перевод английского «destroyer» - называют миноносцы с сильным пушечным вооружением, чья задача - бороться с вражескими миноносцами и минными катерами.
        Всё это объяснил ему даже не штабс-капитан, а Галина. Изрядно, надо сказать, удивлённая тем, что четырнадцатилетний юноша не знает таких очевидных вещей. Это, наверное, и помешало ей обратить внимание на странную реакцию Сёмки, а вот отец, услышав: «Точно, звено палубников, с бреющего, пушками и эрэсами, особенно если зайти с носа или кормы, вдоль - легко расколотит эсминец вдребезги и пополам, тем более когда ПВО не прокачано…», сразу насторожился. И стал задавать вопросы, в которых Сёмка запутался, как муха в паутине. Он видел таких на даче - здоровенные, чёрно-зелёные, с тошнотворным металлическим блеском, они вязли в серой паутине и долго ещё жужжали в ней. А потом от мухи оставался ссохшийся в пыльный уголёк трупик.
        Сёмка поёжился. Невесёлое сравнение в нынешней ситуации: если сейчас расслабиться, то жужжи не жужжи, а из ловушки не выбраться. Да и куда выбираться? Кто знает, какие силы забросили их в прошлое и чей коварный ум подсунул им эту дверь в школьном коридоре? Стоп! Дверь… Ключ?!
        Сёмка, отбросив одеяло, как был, в одних боксерах, начисто забыв о сидящей на диване Светке, пошлёпал к висящим на стуле джинсам.
        Ключ оказался на месте - в кармане, куда мальчик сунул его, обалдев от неожиданного перемещения во времени. Массивный, угловатый, он лёг в ладонь успокаивающей тяжестью. Раз есть ключ - значит, найдётся и замок. В прошлый раз нашёлся - так, может, и здесь где-то прячется дверь, ведущая из чужого опасного города назад, домой, в мирный двадцать первый век?
        - Ой, это тот самый? - Светка схватила увесистую бронзовую штуковину, да так ловко, что Сёмка не успел запротестовать. - Так мы сможем вернуться домой?
        И закружилась по комнате. Прижимала драгоценный ключ к груди, к щеке, тискала его, как пушистого котёнка, мурлыча под нос незамысловатую вальсовую мелодию. Глаза её лучились от радости, пуховый платок развевался, подобно шлейфу бального платья.
        - Сёмочка, миленький, мы ведь вернёмся, правда-правда?
        И, прежде чем он успел ответить, Светка обеими руками - ослепительно-белыми, в тревожных отсветах, прорывающихся через гардины, - обняла его и поцеловала в щёку. Сёмка в смущении отшатнулся, диван коварно ударил под колени, и мальчик с размаху шлёпнулся на одеяло. Светка проделала ещё несколько па и замерла у окна. Где-то вдали затрещало - часто-часто, словно какой-то великан на бегу провёл палкой по щелястому забору из досок.
        Только уж очень большой должен быть этот забор…
        - Свет, ты погоди радоваться! - выдавил из себя ошарашенный столь бурной реакцией Сёмка. - Ещё неизвестно, какую дверь этим ключиком отпирать! И вообще - может, завтра нас из этого дома вовсе не выпустят? Тебе Галина по этому поводу ничего не говорила? Вы вообще о чём трепались перед сном?
        Светка озадаченно нахмурилась.
        - Знаешь, я как-то не подумала… Она пыталась меня разговорить, но я сделала вид, что очень хочу спать, - чтобы, когда заснёт, сразу к тебе…
        Сёмка с досадой помотал головой.
        - Ну да, конечно, как под столом лягаться - это ты подумала! А чтобы по делу расспросить - нет, ты вид делала! Ясно же, что нас заподозрили и завтра примутся выяснять, кто мы такие. Здесь, на секундочку, война. А вдруг у них тоже шпиёнов ловят, как в том фильме про милицию?
        Недавно классу вместо урока ОБЖ показывали старый чёрно-белый советских ещё времён фильм про оборону Москвы. Ребята потом долго обсуждали, как милиционеры в фильме ловили на улицах мародёров и фашистских шпионов - и расстреливали без суда, прямо в подворотне.[10 - Похоже, школьникам показывали одну из серий замечательной телеэпопеи «Рождённая революцией» - про службу московской милиции в тяжёлые дни осени 41-го года.] Светка поёжилась.
        - Нет, там же Сталин приказал расстреливать, верно? И вообще, Москва тогда была на осадном положении…
        - А мы здесь на каком? - Сёмка, возмущённый непонятливостью спутницы, чуть не завопил. - Ты что, не помнишь, как называлась та презентация, на которую мы так и не попали? «Осада Порт-Артура» - вот как! ОСАДА, понимаешь? А раз так - положение тут самое что ни на есть осадное! Вон по городу из пушек стреляют!
        - Так что же делать? - растерянно пролепетала Светлана. Глаза её набухли слезами. - Сём, придумай что-нибудь, ты же мужчина!
        Несмотря на отчаянное положение, Сёмка чуть не расхохотался. Вот они, женщины: чуть что - «придумай что-нибудь, ты же мужчина!» Хотя, это даже приятно, тем более когда Светка дрожащими ладошками сжала его руку. Ключа она при этом не выпустила, и бородка больно впилась Сёмке в ладонь.
        Мальчик осторожно забрал артефакт назад.
        - Для начала - не паниковать и хорошенько выспаться, - солидно заявил он. - Давай-ка иди к себе, а то Галина проснётся и что-нибудь заподозрит. А утром будь готова сбежать в любой момент. Перед завтраком, пока душ, то-сё - может, получится.
        - А если прямо сейчас? - предложила девочка. - Пока в доме все спят? Чего утра дожидаться? Я за вещами сбегаю, а ты одевайся!
        - Нет, не стоит. - решительно помотал головой Сёмка. - Темно, города мы не знаем, какая тут грязь - сама видела. Светает поздно, пока дождёмся утра - замёрзнем. И как в темноте эту дверку искать? Нет уж, лучше завтра. Выберемся на улицу, добежим до пристани - помнишь, дощатая такая, за сараями? Казимир говорил, что с неё китайцы-лодочники пассажиров возят в Новый город, через гавань. Деньги у нас теперь есть, наймём лодку - и в порт. Я так думаю - дверь надо искать недалеко от места, где мы появились в первый раз.
        - Ладно, - вздохнула Светка, кутаясь в платок. - Тогда я - спать. Правда глаза слипаются…
        И упорхнула лёгкой тенью.
        А Сёмка, укладываясь на диван, всё вспоминал этот нечаянный поцелуй. Щека горела, но он боялся прикоснуться к ней рукой, чтобы не стереть это удивительное ощущение. Так и заснул, положивнаподушку другую щёку.
        VI
        Утро принесло яркий свет - будто и не было вчерашней дождливой хмари! - и некоторое успокоение истерзанным недобрыми ожиданиями путешественникам во времени. Отца Галины за завтраком не оказалось; супруга его любезно пояснила, что Анатолий Александрович ушёл ещё затемно вместе с вестовым из штаба полка. Неприятное объяснение, таким образом, откладывалось, поскольку штабс-капитан то ли не счёл нужным поделиться сомнениями с супругой, то ли… да какая разница? Во всяком случае, хозяйка была приветлива, доброжелательна, а после завтрака огорошила ребят, заявив, что Казимир проводит их в город, в некое загадочное «Управление Квантунской дистанции Маньчжурской железной дороги». Сёмка вовремя прикусил язык - он начисто позабыл, что Светка вчера ляпнула, будто их дядя служит на железной дороге. Галина вызвалась сопровождать гостей; Татьяна Еремеевна попыталась было возразить, но, услышав, что непременно надо разузнать, как дела в гимназии, уступила, наказав быть к обеду. Галка прощебетала: «Конечно, маменька» - и, прихватив Светку, побежала собираться.
        На причале их подобрала лодка с китайцем-перевозчиком. Ребята успели узнать, что местные жители называют эти лодочки «шампуньками» - от китайского «сампан», как пояснил штатский господин с петлицами почтового ведомства. Подошли ещё двое пассажиров; хозяин лодочки ловко оттолкнулся веслом от щелястой пристани и направил свою незамысловатую посудину через вход в гавань, прочь от Тигрового Хвоста, к далёкой портовой стенке.
        Недолгая поездка оказалась нешуточным испытанием: на китайских шампуньках и гребцы и пассажиры передвигаются стоя, всё время перебирая ногами в такт движениям весла китайца-лодочника. Впрочем, как пояснил тот же почтовый служащий (он направлялся в контору Управления порта), владельцы шампунек знали своё дело - на такой скорлупке можно выходить и в открытое море даже в свежую погоду.
        Бухту пересекли за четверть часа - китайские лодочки роились у пирса, подхватывая обитателей Тигрового Хвоста, у которых нашлись дела в Новом городе. Порой к их услугам прибегали офицеры и матросы с эскадры. Таким клиентам лодочник мелко кланялся, а его коллеги завистливо косились на счастливчика. Возвращающиеся с берега матросики частенько были в изрядном подпитии, а потому не считали медяков - сколько зачерпнут из кармана, столько и отсыплют в угодливо подставленную ладонь. Тем более не мелочились офицеры - расплачивались, считая неприличным поминать о сдаче.
        На внутреннем рейде курились дымками многочисленных труб боевые корабли; водную гладь во всех направлениях рассекали паровые катера, шампуньки, джонки с нелепо задранными носом и кормой; пыхтящие портовые пароходики волокли низко сидящие баржи. В дальнем конце рейда к небу тянулся лес мачт, перечёркнутых многочисленными реями, - изящные даже здесь, у пристани, парусники, стояли плотной группкой. На палубах высились одинокие закопчённые трубы и пушки на тумбах. Возле одного такого орудия возился матрос, натягивая на него белый парусиновый чехол.
        Пожилой матрос, возвращавшийся с Тигровки «от кумы», охотно пояснил ребятам, что это старые, построенные три с лишним десятка лет назад клиперы и винтовые корветы. Ещё не было русской военной базы в Порт-Артуре, а они уже бегали вокруг света, с Балтики во Владивосток, неся службу в Сибирской флотилии. Сейчас её место заняли Первая тихоокеанская эскадра в Артуре и Владивостокский отряд крейсеров, а парусно-паровые «старички» дослуживают свой век в качестве брандвахт[11 - Брандвахта - судно (обычно старое и негодное для иной службы), поставленное на рейде для наблюдения за входящими и выходящими судами и соблюдением ими судоходных правил.]. Услышав о них, Светка радостно вскинулась и принялась поддакивать рассказчику: оказывается, она читала об этих кораблях в какой-то книжке. Сёмка же путался в незнакомых, но щемяще заманчивых названиях: «Рюрик», «Богатырь», «Громобой».
        Ну корабли кораблями - а вот в «Управлении Квантунской дистанции» делать точно нечего. Идти туда от порта, по словам Казимира, всего ничего - полверсты, так что, оказавшись на твёрдой земле, Сёмка стал озираться, прикидывая, как бы половчее смыться. Народу вокруг была уйма, много солдат и матросов, так что просто взять и драпануть - и думать не стоит, поймают. Мало ли какие инструкции дал своему денщику штабс-капитан Топольский. А вдруг поляк отведёт их не в железнодорожную контору, а прямиком в контрразведку?
        Ни Галина, ни её мать, ни сам хозяин дома не производили впечатления коварных заговорщиков, и всё же Сёмку одолевали сомнения.
        Лодочник высадил их в полусотне шагов от того места на пирсе, где они оказались вчера. Да, точно - вон чугунные тумбы для канатов, и даже катерок с военного корабля тычется форштевнем в брёвна пристани. Но, как ни крутил Сёмка головой, ничего похожего на контур загадочной двери не разглядел. Мальчик до боли стискивал в кармане ключ, даже вытащил его наружу, зажав в кулаке, - может, хоть дверь «почует» знакомый предмет и покажется?
        Ничего. А Казимир с Галиной тем временем направились в проход между пакгаузами, за которыми теснились неопрятные домишки. Вот стена, по которой их вчера чуть не размазала толпа… штабель бочек, старая, щелястая лодка днищем вверх. За ней вправо уходит узкий переулок. Казимир увлёк Галину к противоположной стене пакгауза, давая дорогу тележке, что волокли двое китайцев. Тележка нагружена высоченной пирамидой тюков - они на мгновение скрыли ребят от посторонних глаз.
        - Бежим! - прошипел сквозь зубы Сёмка и воровато оглянулся.
        Светка, с круглыми от азарта глазами, нырнула в узкий переулок между двумя развалюхами. Мальчик последовал за ней.
        Они свернули за угол, и Сёмка чуть не полетел кувырком: под ноги подвернулась некстати выбравшаяся погулять кошка. Хвостатая разбойница с возмущённым мявом метнулась из-под ног. Мальчик выругался - так и ногу вывихнуть недолго…
        Снова поворот; щелястые доски прикрывают дыру в заборе; крошечный, заваленный бухтами канатов двор, едучий запах смолы. Ещё проход - на этот раз на довольно широкую улочку, карабкающуюся в горку, от моря. По мостовой шагает - не в ногу, вразнобой, кто во что горазд - отряд из пары десятков матросов. Слева боцман - широкий воротник матроски, бескозырка с надписью: «Пересв?т». Идёт вальяжно, заложив руки за спину, покрикивает нечто невразумительное, но не слишком цензурное. Матросы отзываются довольным гоготом.
        Вправо, влево - ни Казимира, ни Галины на горизонте нет. Оторвались?
        - Сём, а теперь куда? - запыхавшаяся Светка вцепилась в рукав. Сёмка машинально отметил, что сегодня его спутница одета подобающе. Видимо, Галина Топольская поделилась с гостьей длинной, до лодыжек, тёмно-коричневой в крупную складку юбкой - такой же, как та, что была вчера на ней самой.
        «Как потом вернуть юбку хозяйке?» - подумал мальчик и тут же осадил себя. Тоже мне, нашёл проблему! Найти бы дорогу домой, а не волноваться о тряпках, которые, надо полагать, сгнили сто лет назад.
        - Туда! - Сёмка махнул рукой в сторону, противоположную порту. - Ты по сторонам-то смотри - вдруг наша дверь объявится? Если пропустим - так и будем искать до ночи…
        И, подхватив рюкзачок, зашагал вверх по улице.
        Следующие три часа прошли в беспорядочных метаниях по городу. Беспорядочных и бесцельных - как ни всматривались они в стены домов и в узкие грязноватые переулки, заветную дверь отыскать не удалось. Порой мелькало что-то знакомое, но, увы, каждый раз это оказывалось пустышкой. Один раз за массивной деревянной дверью нашлась лавка колониальных товаров и в нос ударила волна густых одуряющих запахов: чая, кофе, благовоний. В другой раз - в китайских кварталах, куда их занесло после трёх часов бесплодных скитаний по Старому городу, - за очередной дверью оказалась прачечная, и Светка как ошпаренная вылетела из тесного, невероятно грязного, заполненного удушливыми клубами пара помещения. Потом они долго выбирались из лабиринта кривых улочек, где валялись в пыли похрюкивающие от удовольствия свиньи да бродили ободранные псы с поджатыми хвостами и жалкими, заискивающими мордами. Из подворотен тянуло удушливыми ароматами кунжутного масла, чеснока и пряностей; прямо на улице трудились цирюльники в тёмно-синих робах, с украшенными чёрными тугими косицами головами. Хватало здесь и русских - судя по облику,
рабочих, которые уверенно прокладывали себе путь через гомонящую толпу местных обитателей.
        Повсюду копошились, визжали, бегали китайчата; несколько юных аборигенов, увидав Сёмку со Светланой, сначала молча уставились на них, а потом хором завопили, взяв гостей в плотное кольцо. Десятки грязных ручонок вцепились в рукава и полы одежды; сквозь гомон на чужом языке то и дело прорывались знакомые русские слова «Дай!» и «Деньга!»
        Перепуганная Светка нашарила в кармане горстку российской, из двадцать первого века, мелочи и швырнула под ноги попрошайкам. Те немедленно кинулись к добыче и принялись подбирать заветные монетки. Кому не досталось подачки, принялись мутузить более удачливых собратьев. Пользуясь тем, что противник временно отвлёкся, ребята выбрались из толпы и бросились бежать. На углу улицы, ведущей, как смутно помнил Сёмка, в Новый город, грелись на солнце рикши. Мальчик увлёк спутницу к одной из повозок - и вот они уже трясутся на жёсткой скамеечке, а впереди, между двумя тонкими жердинами-оглоблями, мелькают чёрные пятки китайца-возчика.
        - Куда ты велел везти? - поинтересовалась Светка, едва переведя дух. - А то я совсем уже запуталась - не понимаю, где мы!
        - На Этажерку, - отозвался Сёмка. Это была одна из немногих знакомых им местных достопримечательностей - небольшой бульвар в виде ряда спускающихся к морю террас; чахлые, голые в феврале деревца, грунтовые дорожки, разделённые травянистыми откосами, аккуратные скамеечки на гнутых железных ножках. Посреди этого парадиза ни к селу ни к городу торчали покосившиеся телеграфные столбы, увенчанные гроздьями фарфоровых изоляторов.
        От Галины ребята узнали, что Этажерка служит своего рода центром вечерней светской жизни Порт-Артура. Девочка не раз, и с изрядным неудовольствием упоминала, что гимназическое начальство строго-настрого запрещает ученицам посещать Этажерку. Особо возмущало Галину распоряжение городского полицмейстера, согласно которому городовым предписывалось отлавливать юных «нарушительниц». Распоряжение это было отдано по личному настоянию Стессельши, супруги генерал-губернатора Стесселя, дамы строгих нравов.
        «Как бы не попасться какому-нибудь ревнителю порядка, - запоздало подумал Сёмка. - Юбка-то у Светки гимназическая. Но, кажется, Галина упоминала, что запрет действует только в вечерние часы, когда Этажерка наполняется фланирующими парочками, офицерами и дамами местного „полусвета“. Кстати, надо заодно выяснить, что это значит - „полусвет“. Видимо, что-то не очень лестное, если судить по тому, какую гримаску скорчила Галина…»
        Порт-Артур оказался совсем маленьким городом - особенно по меркам их родного двадцать первого века. Он притулился между громадой Ляотешаня и полукольцом высоких лесистых сопок. Почти пополам Артур разрезал Внутренний рейд. С одной стороны раскинулся Старый город - беспорядочное месиво китайских лачуг - фанз - и европейских домов. За рейдом, укутанным дымами эскадры, лежал Новый город - чисто европейский, сширокими, правильно расчерченными улицами. Главным украшением Артура служил дворец наместника Алексеева - вполне петербургское здание с вычурным фасадом и богатой кованой оградой.
        Китаец-рикша миновал набережную, и коляска поравнялась с большим военным кораблём, стоявшим у пирса. С кораблём явно было что-то не так - он осел в воду носом, да так сильно, что корма заметно задралась. Даже отсюда было видно, что к борту прилажено некое деревянное сооружение, почти полностью погружённое в воду.
        Подробностей Сёмка не разглядел; увидел лишь, как на досках, у борта, вяло копошатся трое рабочих-китайцев, а над ними, на палубе, прохлаждается матрос. Стоит, лениво опершись на поручень, время от времени сплёвывая за борт. На ленточке его бескозырки Сёмка сумел разобрать надпись: «Р?твизанъ»; то же самое он увидал секундой позже на высоко задранной корме - огромными золотыми буквами, полукругом, поверх рельефного двуглавого орла с изрядно ободранной позолотой. Офицеров поблизости не наблюдалось.
        «Тот самый броненосец, что был подорван при первом нападении японцев! - вспомнил Сёмка. - А деревянная конструкция у борта - это, наверное, кессон, приспособление, чтобы заделывать подводные пробоины, не загоняя корабль в сухой док. На плаву, так сказать… А что, остроумно придумано: прилаживают снаружи к борту деревянную коробку, открытую сверху, откачивают воду - и можно чинить!»
        Сёмка потянул из рюкзака планшет - запечатлеть для истории этот, без сомнения, любопытный кадр. Нет, ну точно - замени китайцев на таджиков, броненосец на недостроенный торговый центр - и готово, знакомый московский пейзаж. Работают точно так же, ни шатко ни валко. Да и качество, можно не сомневаться, точно такое же. Халтура, однодневка. Война ведь - по идее, все должны суетиться, бегать как ошпаренные, пахать в три смены - всё же боевой корабль! А эти ползают, как сонные мухи, - вредительство да и только! Интересно, они хоть вспоминают, что на дворе - война?
        Рикша встал - так резко, что Сёмка чуть не вылетел из коляски головой вперёд. Но гневная тирада застряла у мальчика на языке: причина задержки оказалась более чем веской. Разглядывая броненосец, он не заметил кортежа, перекрывшего набережную. Несколько колясок, казаки в лохматых чёрных папахах, целый выводок верховых офицеров. На мостовую один за другим сходили люди в белоснежной морской форме. Суетились вестовые; узкая полоса набережной мгновенно заполнилась. Возле пирса обнаружился вдруг изящный катерок с лакированной, сверкающей надраенной медью рубкой. Ребята вылезли из коляски и, расплатившись с китайцем, - до Этажерки осталось несколько десятков шагов - присоединились к толпе зевак.
        - Адмирал Макаров, Степан Осипович, - объяснял соседу пожилой солидный господин в казённой фуражке с имперским двуглавым орлом, сжимающим в когтистых лапах изогнутые рожки. - Из самого Петербурга, личным распоряжением Государя к нам на эскадру назначен. Говорят, науки превзошёл, на Северный полюс плавал и ледокол какой-то новомодный изобрёл. А сейчас инспектирует ремонт «Ретвизана». Пора бы уж, сколько можно в гавани отстаиваться - перед Европой стыдно, право слово!
        Сёмка припомнил уныло копошащихся китайцев-мастеровых и сплёвывающего за борт матроса. Кому-то сегодня точно достанется от высокого начальства! И правильно, и нечего…
        - На, держи! Как подойду к адмиралу - снимай!
        Сунув спутнице планшет, мальчик зашарил в клапане рюкзака.
        У Светки самым натуральным образом отвисла челюсть, глаза сделались круглыми - такого она не ожидала.
        - Это тебе что, знаменитость на кинофестивале, или Тимоти? - возмущённо прошипела она. - Тут война, а не тусовка со звёздами!
        Один из их одноклассников месяц назад хвастался на всю школу, как взял на Московском кинофестивале автограф у знаменитого рэпера.
        - Ну и что? - резонно возразил Сёмка. - Я же не собираюсь военные секреты выспрашивать! Попрошу адмирала расписаться на листочке и всё! А ты давай снимай, потом будет что показывать! Это вам не виды города, такое на компе не сляпаешь!
        И в самом деле - видеозапись, на которой он, Сёмка, берёт интервью у знаменитого адмирала, памятник которому уже больше ста лет стоит в Кронштадте, - да ещё на фоне настоящего броненосца! Да этот ролик взорвёт UTube!
        А вот и блокнот… Сёмка выдохнул и, бесцеремонно расталкивая зевак, полез вперёд.
        - Команда броненосца работает сверх человеческих сил, ваше превосходительство! - распинался невысокий, с высоченным лбом, залысинами и аккуратной бородкой офицер. - Покоя невидимни днём ниночью. При прожекторах работают, при ручных лампах. Три раза волна разбивала кессоны и все работы приходилось начинать с пустого места. Каждую ночь по рейду шастают японские миноносцы - в иную ночь приходилось отбивать до десяти минных атак!
        «Ваше превосходительство? Запомним…»
        - Поведение команды броненосца, и в особенности господ офицеров, выше всяких ожиданий, - продолжал меж тем «докладчик». - Если будет на то ваше разрешение, то я, как командир, войду в штаб с представлением о наградах офицерам и нижним чинам команды.
        Макаров недовольно поморщился. Полная энтузиазма филиппика командира «Ретвизана» его, похоже, не вдохновила.
        - Вы, Эдуард Николаевич, прежде выведите судно в линию, а там и о наградах поговорим. - сварливо отозвался адмирал. - Ваш «Ретвизан» - один из сильнейших броненосцев эскадры, без него нам с японцами не справиться.
        И повернулся к коляске. Стоящий рядом с начальством офицер - высокий красавец в безупречно белом мундире, с плеча свисают витые золочёные шнуры, кортик на поясе - предупредительно открыл низенькую дверь экипажа и ловко откинул подножку.
        - Да, и объявите нижним чинам - по вводу броненосца в строй всем выдать не в зачёт по полумесячному окладу!
        Вот, сейчас!
        - Товарищ адми… простите господин адмирал, ваше превосходительство! - Сёмка нахально оттеснил адъютанта. - Если можно, дайте, пожалуйста, автограф, мне нужно для школьного музея!
        Позади раздалось негодующее шипение. Светка старательно фиксировала происходящее на планшет, который держала перед собой обеими руками, однако, не могла не отреагировать на столь вопиющую глупость.
        «„Товарищ адмирал!“ Ну-ну, и что я ещё ляпну!? Идиот…» - подумал Сёмка.
        Макаров обернулся. Адъютант, опомнившись, протянул руку, чтобы сграбастать наглеца за плечо, но замер, подчиняясь начальственному взору. Сёмка, оторопев от собственной наглости, протянул адмиралу блокнот с яркой картинкой, изображающей горный пейзаж, и листками, скреплёнными красной пластиковой спиралью.
        Макаров недоумённо покосился на странный предмет. До новоиспечённого охотника за автографами постепенно стало доходить, что он, пожалуй, погорячился. Но задний ход давать уже поздно…
        - Автограф? - флотоводец с удивлением воззрился на Сёмку. Фигура Макарова, весьма монументальная - адмиральский мундир, сабля, старорежимная раздвоенная борода, - выглядела до ужаса солидно, если не сказать - пугающе. Лишь в глазах плясали весёлые искорки, да уголки губ, скрытых в густой растительности, едва заметно дрогнули.
        «Улыбается!»
        - Автограф, значит? А позвольте осведомиться, в каком учебном заведении вы состоите, юноша?
        Сёмкино сердце ухнуло вниз, в желудок, и дальше - в ледяную бездну. «Ну попал…»
        - В Порт-Артуре имеются мужская и женская казённые гимназии, - неожиданно пришёл на выручку адмиральский адъютант. - Обе в одном здании, в четырёх кварталах от пристани. Кроме того, есть реальное училище и Пушкинская школа - при ней действуют курсы для мастеровых порта и Квантунской дистанции. Вы, ваше превосходительство, давеча дали разрешение посещать курсы матросам береговых команд, не занятым по службе, - ежели те проявят охоту к учёбе.
        Сёмка выдохнул - про себя, конечно. Ноги вдруг сделались ватными. «Интересно, если я сейчас завалюсь, меня в местную больницу сдадут или в лазарет, на этот самый „Ретвизан“?».
        - Да-да, спасибо, голубчик, помню, как же! - кивнул адмирал. - Ну-с, молодой человек, давайте сюда вашу тетрадку. Как, простите, вас звать-величать?
        - Сёмка… простите… Семён Вознесенский! - ответил мальчик, протягивая адмиралу блокнот. Макаров обернулся к адъютанту, и тот зашарил в папке.
        - Вот ручка госп… э-э-э… Степан Осипович!
        Слава богу, хоть имя-отчество вспомнил, спасибо господину в почтовой фуражке!
        Макаров взял у мальчика гелевую ручку и недоумённо повертел в пальцах. Сделал на бумаге несколько росчерков, словно пробуя незнакомое приспособление.
        - Забавная вещица… - пробормотал он, разглядывая ровные чёрные линии. - Что же, у вас в гимназии такими теперь пишут? Поди, британская работа?
        На прозрачном корпусе отчётливо выступали рельефные латинские буквы «Crown».
        «Китайская», - чуть не ляпнул Сёмка, но вовремя прикусил язык. Макаров же восхищённо почмокал губами и несколько раз расписался. И чуть ниже, на том же листке написал:
        «Учащемуся портъ-артурской гимназіи Семёну Вознесенскому. Съ пожеланіемъ достойно служить отечеству на всякомъ избранномъ поприще. Вице-адмъ. Макаровъ»
        Получилось! А если… чем чёрт не шутит?
        Сёмка набрал полную грудь воздуха и выпалил, снова поражаясь собственному нахальству:
        - Ваше превосходительство! Мы с одноклассником решили после гимназии поступать в военно-морское училище, а потому очень интересуемся военным флотом. Может, вы позволите посетить один из кораблей вверенной вам эскадры?
        И откуда только выскочил этот замысловатый оборот? «Вверенной вам…»
        - В Морской корпус собрались? - закивал адмирал. - Похвально, похвально. России нужны знающие и храбрые моряки. Хотя это и нелегко, должен вас предупредить. Прилежно изучайте математику и физику юноша, современный флот весь держится на машинах, гальванике и точных науках!
        Сёмка слушал, всем видом выражая почтение. Адмирал пожевал губами и добавил:
        - Что до кораблей… не положено, конечно, во время военной кампании. Ну да не беда, сделаем для вас исключение - раз уж вы проявили такую решительность. Лейтенант…
        Красивый адъютант ловко подсунул Макарову папку с листком бумаги и карандаш. Несколькими быстрыми росчерками Макаров набросал записку, с соизволением «гимназисту Семену Вознесенскому въ сопровожденіи одного лица того же возраста, что указанный Семенъ Вознесенскій, пос?тить съ ц?лями образованія военный корабль Россійска-го Императорскаго флота изъ состава Тихоокеанской эскадры». Адъютант пришлёпнул пропуск лиловатой печатью - и откуда только успел её извлечь?
        Ошеломлённый неожиданной удачей, Сёмка благодарно кивнул. Принял из рук адмирала бумагу, старательно сложил, засунул в нагрудный карман. И, подчиняясь внезапному порыву, протянул Макарову ручку.
        - Прошу, Степан Осипович! На память!
        Адмирал усмехнулся - борода, и без того раздвоенная, расползлась в стороны. Положительно, нахальный мальчишка ему нравился! Адъютант смотрел на Сёмку, как на помешанного, по адмиральской свите прошелестел недоумённый шепоток. В толпе зевак повисло гробовое молчание - все жадно смотрели на юного наглеца.
        Макаров наконец взял презент и, не глядя, сунул носителю аксельбанта. Тот послушно принял. Адмирал сделал лёгкий жест двумя пальцами - адъютант почтительно склонился к начальству, выслушал - и рысцой двинулся в сторону пришвартованного неподалёку катера. Сёмка не успел сообразить, что задумал адмирал, а адъютант уже торопился назад. В левой руке он держал матросскую бескозырку с чёрной атласной лентой, украшенной золотой старославянской вязью.
        - А это вам, молодой человек, - Макаров протянул бескозырку Сёмке. В глазах адмирала снова плясали весёлые чёртики. - На память. - И добавил, садясь в коляску:
        - Как соберётесь со своим товарищем - прошу в гости, на эскадру. Обратитесь к любому матросу или офицеру - вам укажут, на каком корабле я держу флаг. Покажите записку на шлюпке, и вас проводят. Жду в гости, юноша!
        И адмиральский кортеж покатил в сторону Этажерки. Сёмка повертел в руках адмиральский подарок - по муаровой ленте, опоясывающей бескозырку, змеилась узнаваемая вязь: «Петропавловскъ». Сам не зная зачем, мальчик перевернул головной убор и заглянул внутрь. На белом прямоугольничке, аккуратно пришитом к вытертой подкладке, старательно, крупными печатными буквами было выведено: «Иванъ Задрыга». Буквы лиловые - химический карандаш? Мама рассказывала про такие - грифель, кажется, надо слюнявить, отчего язык становится лилово-анилиновым…
        Сёмка растерялся: точно, фуражка их старого знакомого! Боцманмат с флагманского броненосца, первый, с кем ребята заговорили, придя в себя на пирсе порт-артурской гавани! И недаром надпись показалась знакомой - Сёмка впервые заметил её как раз на бескозырке бравого унтера. Вот на этой самой! И бывают же в жизни совпадения…
        VII
        Чань Ли, разносчик, нерешительно мялся на пороге. Войти не решался, ждал, когда позовут. Чань Ли, подобно любому из своих соплеменников, живущих в Люйшуне, понимал своё место.
        Кто не знает дядюшку Ляо? Его слово в квартале - закон; старейшины всех китайских кварталов весьма уважают дядюшку Ляо. Любому китайскому обитателю Люйшуня известно, что старик может рассудить любой спор так, что все спорщики останутся довольны. Поможет попавшему в сложное положение соплеменнику, найдёт ответ на любой самый заковыристый вопрос. А его, Чань Ли, дело - проявлять почтительность и слушать; недаром дядюшка Ляо проживает в Люйшуне уже больше шести десятилетий.
        Люйшунь - так назвали город, основанный в царствование императора Чжу Ди, почти семьсот лет назад, в самом начале эпохи правления династии Мин. Будущий император, возглавлявший тогда оборону северо-восточных границ Поднебесной, направил в эти края двоих посланников. Путь оказался спокоен и удобен - люйту шуньли, а добравшись до цели, посланники обнаружили меж гряд сопок удобную гавань. Как полагается, они послали обстоятельный доклад своему повелителю - и по приказу Чжу Ди местность эта была названа Люйшунькоу[12 - Бухта спокойного путешествия - с китайского.].
        Двадцать с лишним лет назад Бэйян дачэнь Ли Хунчжан повелел строитьв удобном заливе Люйшунь порт для военных судов. Повеление было выполнено: уже через четыре года в городе разместился отряд стрелков, для охраны от высадки с моря хищников-французов. Командир китайского военного корабля «Вэйюань», доблестный офицер Фан Боцянь, возвёл на берегу земляную батарею. Она получила название «Вэйюань паотай» - так Люйшунь стал крепостью. Позже приглашённые немецкие инженеры усилили её оборону; одновременно их коллеги под руководством надменного баварца майора фон Ганнекена (тётка супруги Чань Ли служила в его доме кухаркой) же возвели два дока - большой, для ремонта броненосцев, и малый, для москитного флота. Землечерпалки сутки напролёт исходили паром, вычерпывая со дна бухты чёрный ил - Люйшунь стремительно превращался в базу Бэйянского флота империи Цин.
        А десять лет назад началась война с захватчиками, явившимися с островов за Восточным морем. Защитник Люйшуня, генерала Цзян Гуйти, дезертировал; злобные людишки из страны Ниппон захватили город и вырезали двадцать тысяч жителей. Потом другие варвары, пришедшие с запада и с севера, вынудили захватчиков уйти прочь. Эти варвары дали городу новое название - Порт-Артур, в честь никому в Китае не интересного английского лейтенанта Уильяма Артура, чей корабль чинился здесь сорок три года назад. Нынешние хозяева Люйшуня, русские, пришельцы из страшных северных земель, тоже использовали это название. Как будто Люйшунь звучит хуже!
        И в любое время был здесь свой дядюшка Ляо, к которому жители квартала шли за советом и справедливостью.
        Большой он человек, дядюшка Ляо. У такого не грех и на пороге постоять. В конце концов, он Чань Ли, тоже не побродяжка. Его знает весь квартал: семья Чань Ли обитает в Люйшуне уже не одно поколение; его отец, и дед, и отец деда, как и он, торговали пирожками из рисовой муки на этих кривых улочках. Чань Ли хорошо помнил ту, десятилетней давности, резню - ему довелось пережить её совсем мальчишкой, спрятавшись в груде навоза возле дома своего дедушки Вана. Сам дедушка погиб - ниппонский палач отрубили ему голову изогнутым, бритвенно-острым мечом. Как и почти всем остальным жителям квартала, кто не сумел или не догадался вовремя покинуть Люйшунь. Маленький Чань Ли выбирался по ночам из смрадного убежища и своими глазами видел некоторых из трёх дюжин бедолаг, на чью долю выпало захоронение тел казнённых. Японские командиры приказали написать на шапках этих китайцев иероглифы, читающиеся как «корера ва коросу там райд ва аримасэн» - «этих не убивать».
        Будущий разносчик рисовых колобков прятался в навозе целый месяц - и весь этот месяц тридцать шесть невольников таскали трупы; потом японцы приказали облить огромную груду тел масломиподжечь. Огонь пылал целых десять дней, а пепел и обгоревшие кости пришлось хоронить в четырёх огромных гробах у подножия горы Байюйшань.
        Дядюшка Ляо как раз и был в числе этих трёх дюжин. Старик не захотел покидать обречённый город, оставшись с теми, кто привык полагаться на его мудрость и справедливость. Да… дядюшка Ляо. Такой дурного не посоветует. Слушать надо. Тем более, как говорят в квартале, дядюшка Ляо знает десять тысяч иероглифов - как писец губернатора провинции! Сосед Чань Ли, Сынь Гуай, составляющий за медную монету письма и жалобы для неграмотных соотечественников, знает куда меньше иероглифов - всего-навсего две тысячи. Оно и неудивительно - уличному писцу Сынь Гуаю очень далеко до дядюшки Ляо!
        Скрипнули циновки. В проёме двери возникла - как всегда, неслышно - сухонькая согбенная фигура. Дядюшка Ляо мелко семенил, опираясь на толстую лакированную трость работы бейджинских мастеров. Этой трости, как рассказывали, больше трёхсот лет. В квартале поговаривали, что в ней скрыт особый, гибкий, тонкий, как полоса рисовой бумаги, и острый, как японский меч, клинок. Об этом Чань Ли предпочитал не задумываться - не его ума дело. Всякий должен знать своё место, и только тогда можно жить в мире и спокойствии.
        - Разносчик Чань Ли? - голос хозяина дома сух и рассыпчат, как песок на морском берегу. - Проходи, присаживайся.
        Чань Ли благодарно склонился, сложив руки перед лицом, и замер. В дом не вошёл - приглашение было всего лишь знаком вежливости, не более. Чань Ли знал своё место.
        - С чем ты пришёл, разносчик Чань Ли? - песчинки снова просыпались на укрытый циновками пол.
        Чань Ли слегка разогнулся и протянул дядюшке Ляо небольшую тёмно-жёлтую монету. Золото? Нет, это дядюшка Ляо понял сразу - догадался Чань Ли. Конечно, лицо старика ничего не отразило, но вот лёгкий наклон головы… Не золото, что и говорить.
        - Вот, это мне дал вчера вечером торговец рыбой Ван Люй. Он заплатил за рисовые колобки, заказанные на день рождения его жены. Мы с домашними всю ночь готовили рисовые колобки, не спали, но успели в срок. Вы ведь знаете, дядюшка Ляо, у меня самые вкусные рисовые колобки в квартале!
        Дядюшка Ляо степенно кивнул.
        - Рыбник Ван Люй заплатил мне русской медной монетой - тридцать семь копеек, как договаривались. Но среди монет оказалась вот эта. Я не заметил, потому что давно знаю Ван Люя - он честный человек и никогда не платил мне негодной монетой.
        - Почему ты считаешь эту монету негодной? - прошелестели песчинки.
        - Я не считаю! - поспешно отозвался Чань Ли. - Кто я такой, чтобы считать? Я всего лишь пеку рисовые колобки, а на свете так много самых разных монет!
        Дядюшка Ляо снова кивнул, соглашаясь. Воодушевлённый разносчик продолжал:
        - Дома я пригляделся повнимательнее и увидел, что надпись на монете какая-то странная. Вот смотрите, уважаемый Ляо, - и выложил на ладонь другую монетку. Грубой работы, густо-медного цвета, с когда-то выступавшими, а теперь почти сточенными от долгого употребления кромками. Надпись гласила: 1/2коп?йки. Ниже цифры - «1870» - и нечитаемые буковки под ними. Разносчик подождал, затем перевернул полушку. Императорская корона, а под ней - замысловатый, наполовину стёртый сотнями пальцев вензель «А II».
        - Видите, дядюшка Ляо? А монета рыбника совсем другая - и вензель не такой, и знаки другие! А без неё в плате, которую отдал мне Ван Люй, недостаёт целого алтына! Три копейки - это немалые деньги, для такого бедняка, как я!
        Снова кивок.
        - Вот посмотрите, как стёрта русская полушка! А эта монета совсем целая, а ведь в Люйшунь редко попадают новые русские деньги!
        Если я пойду сейчас к Ван Люю и попрошу заменить монету, он может на меня обидеться. А кому нужны ссоры с соседями? К тому же Ван Люй и сам мог не разглядеть монету - у него покупают рыбу солдаты с батареи на Золотой горе и платят русской медью. Я маленький человек, откуда мне знать, что за монеты чеканят в казначействе русского царя? Вот я и решил показать монету вам. Посоветуйте - принять мне её или всё-таки пойти к Ван Люю и попросить замену? Если я скажу, что поступаю так по вашему совету, он не затаит на меня злобы. Вы всегда говорили, что мир между соседями ценнее любой выгоды.
        Пауза - и снова посыпался песок:
        - Ты хорошо сделал, что принёс эту монету мне. Тебе дадут за неё не один алтын, а алтын и ещё две копейки - чтобы ты запомнил, как важно и впредь поступать правильно и осмотрительно. Иди, разносчик Чань Ли, и продолжай жить в мире со своим соседом-рыбником - он не желал тебе зла и сам обманулся. Монету же я заберу себе. Это будет разумно. Ты доволен, разносчик Чань Ли?
        Гость с готовностью закивал. Мальчик лет десяти неслышно возник из-за спины дядюшки Ляо и протянул визитёру три медные монетки. Чань Ли схватил их и попятился, мелко-мелко кланяясь - каждый раз он сгибался чуть ли не до пояса. Песок больше не шелестел - хозяин дома так же неслышно растворился. И как это он ухитряется ходить с тростью совершенно бесшумно?
        Что ж, «меньше знаешь - крепче спишь», как сказал однажды один знакомый Чань Ли русский варвар.
        Разумеется, Чань Ли остался доволен. Он уйдёт от дядюшки Ляо обогащённым истинно конфуцианской справедливостью, на которой уже многие тысячелетия только и зиждется Поднебесная. Да, только так: с самых низов, из трущоб, - и до волшебных дворцов Запретного города!
        Что будет дальше с загадочной монеткой, он не задумывался. Да и какое дело ему до того, что металлический кружочек с неожиданным для подобной монеты достоинством в 10 рублей и цифрами «2014» осядет в особой шкатулке у дядюшки Ляо, чтобы когда-нибудь, при подходящем случае, быть извлечённым, приобщённым и ОБДУМАННЫМ - вместе с новыми фактами.
        Да когда это будет… Уж кому-кому, а дядюшке Ляо торопиться некуда.
        Но дело, оказывается, ещё не закончено: в самом скором времени торговца Ван Люя навестят двое дальних родственников дядюшки Ляо. И рыбник, конечно же, не станет скрывать от таких больших людей, что получил монетку от своего племянника семи лет от роду, которого Ван Люй взял из милости после того, как его деревню сожгли бандиты-хунхузы. Мальчуган старательно помогает благодетелю, порой пополняя семейную казну несколькими медяками, что удаётся раздобыть на улице.
        Родичи дядюшки Ляо навестят и шайку оборванных ребятишек, к которой прибился племянник Ван Люя, - и те в свою очередь расскажут о русских подростках, облагодетельствовавших юных попрошаек целой горстью таких монет. Тем временем сам дядюшка Лю встретится за чайником молочного улуна с господином Минем, самым известным менялой Люйшуня, и тот лишь усугубит его сомнения, заявив, что никогда и нигде не видал монет, подобных этой. После чего рассказ о расследовании, записанный на полоске тонкой рисовой бумаги, - вместе с двумя другими монетками, столь же необычными, - присоединятся к ней в шкатулке дядюшки Ляо. Пусть себе лежат - мало ли когда пригодятся.
        Мудрый он, дядюшка Ляо. И мудрости его вполне хватит на то, чтобы не делиться такими непонятностями ни с кем - ни с ниппонскими, ни с русскими варварами. Скрыть, спрятать и неторопливо обдумать - а когда ещё для этого найдётся время? У дядюшки Ляо хватает забот.
        Что тут скажешь? Китай…
        VIII
        - Ну и зачем тебе это понадобилось? - кисло осведомилась Светлана. - Полчаса не можешь прожить без идиотской выходки?
        Вопрос был риторическим и прозвучал по меньшей мере раз в десятый. Сёмка промолчал, остро переживая свою вину, - лишь втянул голову в плечи и зашагал быстрее.
        Сбежать от неё, что ли? Достала уже!
        Ребята понуро шли вверх от Этажерки. Адмиральский кортеж давно укатил. Сёмка с удивлением подумал, что не заметил, как день склонился к закату. Набережная постепенно заполнялась фланирующими парочками; вечерний прилив ещё не начался, и изрядная часть акватории внутренней гавани обнажила дно. Вода далеко отступила от береговой линии, и особенно сильно - в Гнилом углу, правее Нового города. Корабли лениво курились дымками, выстроившись рядами вдоль Тигровки, до самого прохода на внешний рейд. Сколько же времени прошло, в самом деле? А завтракали они… когда? Давно, ох давно…
        - Что-то мне есть захотелось. - Светка будто угадала его мысли. - Жаль, тут «Макдональдса» нет, верно? Сейчас бы по бигмаку и деревенской картошечке…
        - Ага, и по большой коле!
        Ребята рассмеялись, а Сёмка вспомнил ароматы кунжутного масла, тухлой рыбы и прогорклого жира - запахи китайских кварталов, откуда они убрались с такой поспешностью. Интересно, а где в этом городишке обедают белые люди? Неужели только у себя дома?
        Подходящее заведение скоро нашлось - кофейня располагалась через площадь от длинного здания с чугунной оградой. «Портъ-Артурская женская гимнаыя», как гласила вывеска слева от парадного, размещалась в одном из крыльев здания. Увидав этот храм науки, Сёмка решительно увлёк спутницу прочь - не хватало ещё натолкнуться на Галину! Нет уж, хватит на сегодня неожиданных встреч…
        Дом на углу площади, наискосок от местного заведения общепита, оказался повреждён. Перед выщербленным наверху фасадом копошились четверо китайских рабочих, нагружая битыми кирпичами ручную тележку. Неподалёку, возле низкого дощатого барьера, прилаженного прямо на мостовой, прохаживался туда-сюда стрелок в длиннополой серой шинели, с винтовкой за плечом. К длинному стволу примкнут тонкий, как шило, штык - колышется над папахой в такт шагам. Ребята переглянулись и несмело приблизились.
        Загородка - несколько перекрещенных горбылей - ограждала яму в мостовой. Среди битого булыжника и свежевывороченной земли торчало нечто чёрное, цилиндрическое, наискось уходящее в землю. Плоское донце непонятной штуковины смотрит в сторону раненого дома. Сёмка пригляделся и, поняв, что это такое, невольно попятился.
        - Что это, дяденька солдат? - поинтересовалась Светка с подобающей барышне робостью.
        - Бонба это, с японского броненосца, барышня, - охотно пояснил стрелок. - Вчера днём как зачали косорылые по городу палить - сюды, значить, и прилетело! Вона какая здоровая будет, с хорошего поросёнка! Большая, видать, в ей сила, да Господь уберёг, не разорвалася, окаянная!
        Вот он какой - калибр двенадцать дюймов! И Сёмка проследил взглядом траекторию, по которой мог прилететь тяжёлый снаряд. Так и есть - скользнув по пологой дуге с неба, снёс часть верхнего этажа дома, возле которого копошились сейчас китайцы, и, продолжив полёт, уткнулся вот сюда, в землю. Но взрыватель не сработал, а то очень большой вопрос, устоял бы дом, а заодно и соседние постройки.
        Сёмка поёжился, припоминая поднимающиеся над крышами пакгаузов столбы взрывов. Перед глазами, как наяву, замелькали вдруг кадры старой чёрно-белой кинохроники: заваленные сугробами улицы, высокие дома с окнами, перечёркнутыми косыми белыми крестами. И люди - сгорбленные, закутанные в платки женщины, тянущие за собой санки с вёдрами и бидонами. Стена дома вдруг обрушивается - неестественно медленно, накрывая лавиной битого кирпича и клубами пыли мостовую и людей.
        И - неприметная табличка, которую он сам не так давно видел - на экскурсии. Под табличкой пристроены несколько пожухлых красных гвоздик и алюминиевые ванночки от догоревших свечей.
        ПРИ АРТОБСТРЕЛЕ ЭТА СТОРОНА УЛИЦЫ НАИБОЛЕЕ ОПАСНА
        Вот оно, значит, как…
        Еда оказалась вполне приличной - пироги с луком и рисом, что-то вроде котлет и по глубокой тарелке густых щей. Вдохнув божественные ароматы, ребята осознали, насколько проголодались. Разбитной малый, подававший заказ (не китаец, самый что ни на есть русский!) лишь усмехнулся в усы и отправился за истребованной Сёмкой бутылкой загадочной «сельтерской» - официант предложил её в качестве замены пиву, которое Светка с возмущением отвергла. Сёмка настаивать не стал, хотя и считал, что возраст вполне позволяет ему подобные вольности.
        Съесть всё выставленное на стол оказалось делом непростым, даже невозможным - здешние порции рассчитаны то ли на пузатых трёхметровых великанов, то ли на правозащитников, три недели кряду державших голодовку и вдруг получивших вожделенную уступку властей. Разлив по высоким стаканам «сельтерскую» (обычная минералка, только подавали её в керамических, терракотового цвета бутылках с круглым штампом и готическими буквами на боку), ребята взялись за сахарные коржики - жизнь определённо налаживалась! После вкусного обеда Светка подобрела настолько, что даже перестала шпынять Сёмку за идиотскую выходку с адмиралом. Сёмка расслабленно закинул ногу на ногу и болтал кроссовкой, неспешно размышляя: как странно - сидят они в осаждённом вроде бы городе - но вот и кафе работает, и сахарные рогалики с лимонадом подают, и никакого тебе голода. С Этажерки доносятся вздохи полкового оркестра; дамы с морскими офицерами, проезжающие мимо в колясках, кажутся вполне беззаботными. Будто вчера не валились с низкого неба на город двенадцатидюймовые «чемоданы» японских броненосцев, будто не вырастали над крышами дымные
столбы разрывов!
        - А знаешь, Галка, оказывается, тоже журнал ведёт! - заявила вдруг Светка. Оказывается, она давно уже что-то взахлёб рассказывала, но Сёмка только сейчас услышал. - Ну не ЖеЖе, конечно, обычный дневник, в тетрадке, и даже картинки есть - вырезает из газет и наклеивает. Она мне показывала, когда мы собирались спать, - я даже несколько страничек сфоткала, когда она пошла в ванную. Вот, смотри!
        «Въ одинъ изъ первыхъ дней войны папа предложилъ мам? вернуться въ Екатеринославъ, но мама ргьшительно отказалась. Папа настаивалъ, говоря, что ради дгьтей мама должна угьхать и не рисковать нашими жизнями. Тогда мама сказала: „Чему быть, того не миновать. И какая ужъ у насъ будетъ жизнь безъ тебя?.. А если ужъ умирать, то умремъ вмхьстхь. А можетъ быть, Господь и сохранить насъ всгъхъ. Да и не догъхать мнгъ одной въ такое время, съ такими малышами, какъ Ларочка и Леля. И можетъ быть, я здгьсъ смогу быть полезной и нужной не только тебгъ, но и другимъ“».
        - Я так удивилась, когда Галка сказала мне, что ей всего двенадцать лет, - продолжала меж тем Светлана. - Говорит, она всегда выглядела старше - ведь и мы решили, что она наша ровесница. А оказывается - совсем маленькая, у нас в шестом классе училась бы! А пишет здорово - совсем как взрослая!
        - Да, любопытно… - задумчиво протянул Сёмка, возвращая гаджет. - Интересно, её дневник сохранился до наших дней? Ну то есть мы, там, у нас, могли бы найти и прочитать, что потом будет с Галиной?
        Он осёкся, увидав, как Светкины глаза наполнились слезами. Девочка нервически мяла в пальцах платок.
        - Сём… - голос её предательски дрожал. - А ты правда веришь, что мы сможем вернуться? А то уже целый день ищем эту проклятую дверь, и всё напрасно…
        - Конечно, сможем! - преувеличенно бодро заявил Сёмка, хотя совсем не испытывал такой уверенности. Неважно - сейчас главное, чтобы Светка поверила.
        - Куда мы денемся? Ключ-то у нас. А раз есть ключ, значит, и дверь должна найтись.
        - Должна, да… - вздохнула девочка. С дрожью в голосе она кое-как справилась и теперь украдкой вытирала глаза уголком салфетки. - А вдруг не найдётся? Мы ведь не знаем, как она должна выглядеть! Да, в школе дверь была, но здесь, на этой стороне, мы с тобой вышли прямо на набережную - как на той фотографии!
        Сёмка резко выпрямился на стуле. Дыхание перехватило от внезапной мысли.
        - Повтори, что ты сказала!
        - Что? Я говорю, может, и двери-то никакой не будет, просто место, куда надо шагнуть. Круг на земле или…
        - Нет, это потом. Что ты сказала про фотографию?
        - Набережная, на которой мы оказались, она и была на фотографии - на постере, в коридоре, возле кабинета истории, - ответила Светка. - Ты что, не помнишь? Дверь как раз возле этого постера и появилась!
        - Точно! - Сёмка хлопнул себя по лбу, да так звонко, что барышня, сидевшая через два столика от них, вздрогнула и оглянулась на шумных соседей. - То-то я сразу, когда мы там оказались, подумал - где-то я это уже видел! Оказывается, на том самом постере и видел - на старой фотографии!
        - И что? - непонимающе уставилась на него девочка. - Ну видел и видел - какая разница?
        - А такая! - Сёмка разозлился на бестолковую собеседницу. - Дверь появилась рядом с фотографией, на которой изображены гавань и причал. Мы вошли в неё - и оказались точнёхонько в этой самой гавани, на этом самом причале! Неужели не ясно?
        - Так ты думаешь…
        - Да! Нам надо найти где-нибудь фотографию или картину с видом Москвы - возле неё наверняка и отыщется наша дверь!
        - То есть я думаю, что отыщется, - добавил он, увидев, как Светка скептически скривила губы. - Что мы, в конце концов, теряем? И так целый день впустую пробегали по городу - сколько можно? Вечер уже! Что нам, идти к Топольским и проситься переночевать: «Пустите нас пожалуйста, мы больше не будем убегать»?
        Светка неожиданно хихикнула, стрельнув глазами из-под ресниц. Сёмка хмыкнул в ответ и принялся гадать, чего это он сказал такого смешного.
        Послеобеденная расслабуха пропала без следа; мысль о том, что впереди - полнейший туман и неясность, изводила ребят, подобно соринке под веком. Стулья в кафе стали вдруг жёсткими, веранда - неуютной, открытой всем сквознякам. И когда проходивший мимо офицер скучающе поглядел на подростков, Сёмка испытал острое желание забраться под стол: а вдруг их уже ищут по наводке Галкиного папаши?
        Нет, пора брать себя в руки…
        - Так, - решительно заявил он. - Фотография - это идея, будем искать. Только вот где? Мы же ни в один из домов не заходили, верно? Только к Топольским, в это кафе да в пару китайских лавочек. И фотографий Москвы я там что-то не замечал.
        Светка беспомощно пожала плечами: Сёмка был кругом прав.
        - Разыскивать фотографию или картину, забираясь во все подряд дома, мы, как ты понимаешь не можем, - продолжал мальчик. - Но у нас, на счастье, имеется подсказка, где надо искать.
        - Подсказка? - переспросила Светка. - Какая?
        - Да школа же! - Семён стукнул себя кулаком по коленке, да так, что собеседница невольно вздрогнула и слегка отодвинулась. - Где мы нашли дверь? В нашей школе, верно?
        Девочка спорить не стала - да, верно.
        - Так, может, и сейчас надо искать дверь в здешних школах? Помнишь, адъютант Макарова говорил, что в Порт-Артуре их несколько? Две гимназии и это, как его… реальное училище!
        - Да, и какая-то Пушкинская школа! - Светка наконец вспомнила. - Только она, кажется для взрослых. А если никаких картинок Москвы там не окажется?
        - Быть того не может! - уверенно отозвался Сёмка, жестом подзывая официанта. - Ты вспомни - в школах всегда висят на стенах всякие плакаты, постеры, верно? Здесь, у них, наверняка то же самое. Вот и у нас в школе есть целый стенд - «Москва - столица нашей Родины». Помню, дядя Витя, когда был у нас на репетиции, увидел его и сказал, что и в его школе - когда он ещё учился, во времена СССР, - был точно такой же и с тем же названием. Говорил, даже картинки похожи! Так, может, и при царе было то же самое?
        - Здесь столица не Москва, а Санкт-Петербург! - резонно возразила девочка. Уж в этом-то она была уверена.
        - Хм… верно. - Сёмка почесал переносицу. - Ну всё равно есть, наверное, кабинет истории или географии. Там тоже может быть!
        - Скорее уж, истории! - заявила девочка. Сёмкина идея начинала ей нравиться. - Только в какую гимназию идти сначала?
        - А вот в эту, - Сёмка указал на противоположную сторону площади, на здание за витой железной решёткой. - Не найдём там - поищем в следующей. Не так уж тут много этих самых школ, всего-то четыре! Спросим - покажут…
        Санктъ-Петербургская книжная писчебумажная торговля. Литографiя. Содержишь мгыцанинъ Померанцевъ съ разргьшешя властей
        Надпись украшала фасад двухэтажного домика по соседству с кафе. То есть с «кофейней» - как значилось на синей с золотыми завитушками вывеске. Кофейня «Пари-Бонъ». Очень мило.
        - Сём, давай заглянем! - жалобно попросила Света. У тебя ведь остались ещё деньги? Посмотрим, какие тут книжки, может, на память что-нибудь купим, а? А то у тебя вон бескозырка, а у меня что? Никакого сувенира!
        - Как это - что? У тебя юбка Галкина! - попытался отшутиться Сёмка, но тут же был наказан. Его обвинили в жадности, бесчувственности, чёрствости, после чего Светлана, решительно ухватив спутника за руку, толкнула дверь лавки мещанина Померанцева.
        «Хорошо хоть успокоилась… - уныло думал Сёмка. - Только что чуть не рыдала - и уже собирается закупаться сувенирами! Ну ладно, как там говорил дядя Витя? „Никогда не становись между бегемотом и его рекой и между женщиной и её шопингом!“».
        В лавке оказалось всего двое посетителей. У полок стоял высокий, подтянутый моряк с аксельбантом - тоже, наверное, чей-нибудь адъютант! - перебирал пухлые, карманного формата томики с заглавиями на французском. А у прилавка копошился в стопке ярких листков солдат самого простецкого вида. Сёмка, которого наконец оставили в покое (Светка немедленно принялась разглядывать большие альбомы с чёрно-белыми изображениями дам в старомодных нарядах), заглянул солдату через плечо. Ясно - лубки, или как их там называют? Местная пропаганда: кричаще-яркие картинки, на которых ражие молодцы - как и сам покупатель, бородатые, в мохнатых папахах, - поднимают на штыки мерзких желтолицых карликов. По трое за раз. Карлики корчатся, вопят, роняют винтовки и знамёна, украшенные лучами восходящего солнца… На заднем плане, над разбитыми пушками, встают аккуратные треугольные кустики разрывов.
        Солдат отобрал два листка, расплатился парой монеток и вышел. К продавцу тут же подошла Светка с целой стопкой книг: два модных альбома, а поверх - тоненькая книжка в жёлтой бумажной обложке. На верхнем листе значилось:
        Антонъ Чеховъ
        Остров Сахалин
        (изъ путевыхъ записокъ)
        Изданiе редакции журнала
        Русская мысль
        И пониже, мелкими буковками:
        Москва, Высочайше утвер. Т-ва Кушпоровъ и Ко, Пименовская ул., собственный домъ. 1895г.
        Что за «высочайше утв.»? Наверное, цензура, решил Сёмка. Что там учительница литературы рассказывала про Пушкина? Царь, кажется, заявил: «Я буду его единственным цензором». Видимо, и Чехова император так же «высочайше утвердил»[13 - Увы, герой ошибается. Возможно, Николай I и читал лично все новинки, выходящие из-под пера Пушкина, но уж чеховские путевые заметки точно проходили цензуру установленным порядком, в соответствующем департаменте, у чиновника-цензора не слишком высокого ранга.]…
        Сёмка испытал некоторую гордость. Не зря, значит, учился, запоминал - пригодилось!
        - Это же первое издание, Сём! - восторженно защебетала Светка. - У нас - очень большая редкость! Мы проект по литературе делали, и я как раз реферат писала, по Чехову. Он закончил «путевые заметки» в1893-м, а издал полностью только через два года. Но раньше вышли отдельные главы в журнале «Русская мысль». Это он самый и есть! То есть не сам журнал, а литературное приложение, тогда так было принято. Видишь - без обложки, владелец сам отдавал такие книжки в переплёт.
        Вот почему книга в таком виде… понятно. А Светка - тоже мне, Википедия ходячая! И всё-то она знает…
        Сёмка попытался перевернуть страничку. К его удивлению, ничего не вышло - книжка оказалась будто сшита из бумажных листов, согнутых во много раз и не разрезанных по линии сгибов. Брак? Мальчик недоумённо воззрился на продавца.
        - Не разрезана-с! - с готовностью пояснил тот. Книжки «Русской мысли» и «Нивы» всегда неразрезанными присылают. Вот, пожалте, ножик для бумаг - моржовая кость, японской работы, довоенные поставки из Нагасаки.
        И подал изящный желтоватый нож. Полупрозрачная кость, тончайшая, несомненно, ручная резьба - фигуры воинов со зверскими лицами и сложными причёсками, длинные изогнутые мечи в руках. Прямо ритуальный кинжал, музейная вещь - и этот шедевр запросто продают в местном «КОМУСе»! Сувенир, нечего сказать, классный…
        - Заверните! - решительно попросил Сёмка. - И ещё все эти постеры, пожалуйста. Сколько с нас?
        И указал на стопку пропагандистских плакатов, что рассматривал давешний солдат.
        Из лавки вышли, обеднев на восемь рублей двадцать семь копеек. В последний момент Сёмка решил добавить к покупкам большой, переплетённый в бархат альбом «Русский военный флот» - роскошное благотворительное издание с золотым обрезом. Его страницы украшали литографии с планами сражений, портретами флотоводцев и картинами военных кораблей - от ботика Петра Первого до многотрубных красавцев вроде «Аскольда» или «Цесаревича», которые ребята имели удовольствие лицезреть на артурском рейде. Приобретение было сделано по совету лейтенанта, посетителя книжной лавки, - тот представился Константином Александровичем Унковским и долго листал вместе с Сёмкой военно-морские тома.
        Альбом стоил втрое больше, чем остальные покупки, и предназначался, по замыслу Сёмки, в дар школьному музею. Он представил, как вручит монументальный том историчке Татьяне Георгиевне, по совместительству заведовавшей этим заведением. Наверняка альбом будет лежать на видном месте, под стеклом. А в уголке - маленькая, неприметная табличка: «Дар ученика 8 „В“ класса Семёна Воскресенского».
        Простенько и со вкусом. Осталась самая малость - вернуться домой.
        Сёмка вдруг поймал себя на мысли, что, как и Светка, нисколечко не сомневается, что нужная им фотография окажется в первой же гимназии - вот в этой, женской, где учится Галина. И, конечно, заветная дверь будет рядом. Кстати, о Галине…
        - Свет, а Свет, - мальчик слегка тронул собеседницу за локоть. - Галка не говорила, в котором часу у них заканчиваются уроки? Как бы нам на неё не наскочить…
        - В два часа пополудни - ответила Светка. - Это четырнадцать-ноль-ноль по-нашему. И она ещё сказала, что часто остаётся в гимназии после занятий - в библиотеке занимается или помогает учителям. Ждёт, когда Казимир заберёт её домой. Иногда часов до семи вечера!
        - Паршиво, - поморщился Сёмка, сверившись со смартфоном. - Сейчас как раз восемнадцать ноль три, она вполне может оказаться ещё в гимназии…
        - Может, постоим снаружи, дождёмся, когда Казимир заберёт Галку? - неуверенно предложила девочка.
        - А как мы потом сами попадём в гимназию? Видела, какой там важный швейцар? Запрёт дверь и всё! Не стекло же нам бить!
        Гимназический швейцар оказался персоной весьма представительной. Ребята заметили его, когда в первый раз подошли к этому учебному заведению. Благообразный старик с раздвоенной, как у адмирала Макарова, бородой обмахивал метёлкой из птичьих перьев рамы картин, висящих в гимназическом вестибюле. А может, среди них найдётся и завалящий московский пейзажик?
        - Ждать не будем! - решил Сёмка. - Идём прямо сейчас. Ты первая, я за тобой, со стопкой книг. Привяжутся - соври, что несёшь книги в дар гимназической библиотеке от сослуживцев Галкиного отца. Проглотят, куда денутся…
        В швейцаре за версту чувствовалась военная выправка, и Сёмка надеялся, что старый служака проникнется почтением к офицерскому подарку. Ну а Галина… Ладно, будем решать проблемы по мере их возникновения. Может, она давно уже дома.
        - Сём… - Светка вдруг остановилась и снова вцепилась Сёмке в запястье. - Давай изо всех сил захотим, чтобы эта дверь там оказалась! Если сильно-сильно хотеть, то всё так и будет!
        - Давай! - согласился он, неловко высвобождая руку и нашаривая тонкие Светкины пальчики. Голос его предательски дрогнул. Да что такое, в самом-то деле? Подумаешь - за руки взялись…
        …Ты сам-то в это веришь, идиот?
        Светкины пальцы слегка подрагивают… холодные. Замёрзла?
        Не разжимая рук, ребята зашагали к гимназическому крыльцу.
        IX
        В вестибюле оказалось пусто и просторно. Швейцар, против ожидания, не встретил их у дверей: старикан обнаружился, только когда они сделали несколько шагов - копошился в дальнем углу, возле узкой, выложенной кафелем печки. Рядом, на аккуратно подстеленной рогоже, - небольшая горка дров и топор.
        - Чего вам, господа хорошие?
        Служитель отложил полено и встал, отряхивая колени мундирных брюк.
        - Занятия уже закончились, барышни по домам разошлись. - И добавил, неодобрительно косясь на Сёмку: - А вашему брату здесь появляться не велено, потому как гимназия женская! Порядок должен быть! Ступай себе на улицу, оглоед, там хулиганничай сколько душа пожелает!
        Сёмка хотел было возразить, но не успел: Светлана торопливо выпалила заготовленное объяснение.
        Сторож с подозрением оглядел Сёмкину ношу.
        - А что ж их благородие господин штабс-капитан денщика не прислал? Он завсегда за барышней Топольской приходит - вот и занёс бы.
        Надо срочно выкручиваться…
        - А…э-э… Казимир сейчас с Анатоль Алексанычем в штабе полка! - нашлась девочка. - А книги рассыльный только сегодня доставил, из лавки Померанцева!
        - Охота была туды-сюды таскать! - не унимался въедливый дед. - Померанцевская книжная торговля - она туточки, на углу, за площадью. Прямо сюда бы и принесли, чего ноги зря бить? Чай, не казённые!
        - Так ведь не додумались, дяденька! - отозвалась девочка. - Господа офицеры, когда книги по подписке заказывали, не сказали, что они для гимназии. Ничего, в другой раз их вам прямо сюда принесут, из лавки!
        - В другой… - закряхтел старик. - Когда это случится другой-то раз? Война, барышня! Нынче вон госпожа начальница объявила, что гимназия закрывается и здесь таперича будет устроен солдатский лазарет. Раненых будут лечить, а они, известное дело, книжки на цигарки и скурят!
        - Ну, не знаю… - покачала головой Светка. - Нас просили передать - вот мы и принесли. Куда их?
        - Библиотека дальше, вправо по коридору, - принялся объяснять швейцар. - Да вот как раз дочка их благородия пожаловали, они вас и проводят!
        Сёмка обернулся, полный дурных предчувствий. Так и есть - в конце длиннющего коридора появилась Галя Топольская.
        Увидев ребят, да ещё и нагруженных стопкой книг, Галина остановилась. Брови её поползли вверх, губы удивлённо округлились.
        «Сейчас спросит - и всё, - обречённо подумал Сёмка. - Швейцар нас на пинках отсюда вынесет, ещё и полицию позовёт…»
        Светка, кинулась гимназистке на шею и принялась что-то быстро шептать на ухо. Лицо Галины сперва сделалось недоумённым, потом барышня улыбнулась и зашептала в ответ. Швейцар с Сёмкой наблюдали за переговорами, каждый на свой лад: Сёмка - тревожно, а в вот страж гимназического порядка - со скукой. Ну встретились две подружки, и что? Дело обычное, было бы из-за чего волноваться…
        - Пошли, Сём! - помахала рукой Светлана. - Галка покажет нам библиотеку.
        Галина тоже сделала ручкой швейцару - и заговоршицки подмигнула Сёмке.
        Что, они вот так, с ходу, и договорились?
        Сделав с десяток шагов, девочки остановились. Сёмка выжидающе уставился на свою спутницу.
        - А вы не слишком-то вежливы… э-э-э… Семён! - заявила Галина. - Или вас в вашем будущем не учили здороваться с дамами?
        «В вашем будущем»? - Сёмка оторопело уставился на девочку.
        - А вы решили, что я совсем уж бестолковая - не замечаю всех ваших странностей, оговорок, не задумываюсь, откуда ваша счётная машинка, от которой в таком восторге рара? - продолжала Галина. - Я, к вашему сведению, «Машину времени» господина Уэллса ещё год назад прочла, на английском!
        - Да ладно, не смущай его, а то видишь - сейчас совсем крыша поедет, - примирительно сказала Светлана. - Сём, ты прости, но я после нашего ночного разговора разбудила Галину и всё ей рассказала. Тебе не стала говорить, чтобы зря не тревожить, - всё равно нам предстояло назавтра искать дверь. Так бы ты стал увереннее в себе, правда?
        - Уве… кх… ренее? - Слова застревали у Сёмки где-то в районе гланд. - С чего это ты взяла?
        - Мама говорит, мужчина должен верить, что всё зависит только от него, - невинно улыбнулась девочка. - Тогда будет надеяться только на свои силы - и у него непременно всё получится. А стоит понять, что есть на кого спихнуть проблему - сразу начнёт искать отговорки, отлынивать и вообще…
        - Это когда я отлынивал? - Сёмка задохнулся от возмущения. - Целый день ношусь тут по городу, как дурак, переживаю, как бы твою драгоценную особу доставить домой, к мамочке - а вы, оказывается, за моей спиной уже столковались!
        - Ну почему же - «как дурак»? - возразила Светлана. - Эта твоя мысль про школу и фотографию Москвы очень даже толковая. Кстати, Галь, есть тут у вас…
        Пока девочка описывала подруге что им понадобилось в гимназии, её спутник стоял красный, надутый и донельзя разозлённый. Девчонки! Стоит только отвернуться - и нате пожалста, уже сговорились! Ну Светка, ну змеюка!..
        Галина выслушала подругу, покивала и задумалась, сосредоточенно покусывая нижнюю губу. Потом вдруг щёлкнула пальцами:
        - Есть то, что надо! И как раз в библиотеке: три гравюры на стене - виды Москвы. Сейчас, только у Агафеича ключ возьму…
        - А он даст? - запоздало крикнул Сёмка в спину убегающей гимназистке. Та только отмахнулась - мол, куда денется!
        - Агафеич - это кто, швейцар? - повернулся Сёмка к Светке. Та пожала плечами.
        - Откуда я знаю? Наверное… - и, после крошечной заминки: - Сём, ты на меня не сердись, хорошо? Мы с Галиной договорились, что если мы в городе ничего не найдём, то вернёмся к ним домой. А она тогда заранее маму подготовит, и они вместе объяснят всё Галкиному отцу, когда он со службы вернётся. А тебе ничего не сказала, чтобы ты об этом не думал, а только как дверь найти. Домой очень хочется… - и девочка всхлипнула, пряча предательски покрасневшие глаза.
        «Ну вот, опять! Верно говорят - глаза на мокром месте… Но сердиться на неё решительно невозможно. В самом деле - попасть вот так в прошлое, в осаждённый город, под японские снаряды… Другая бы в истерике билась, а Светка очень даже хорошо держится, раз уж на девчачьи хитрости сил хватает…»
        По коридору снова застучали башмачки. Прибежала Галина - с ключом от библиотеки. Сёмка облегчённо выдохнул.
        Гимназистка распахнула высоченную, с полукруглым окошком наверху, дверь с тусклой медной табличкой: «Библіотека». Пара секунд на то, чтобы глаза привыкли к полумраку - и…
        У Сёмки подкосились ноги.
        Вот она. Будто всегда тут была… В длинном простенке между библиотечными шкафами - три гравюры в тяжёлых золочёных рамах: «Васильевскій спускъ», «Ново-д?вичій монастырь», «Таганская площадь». Дверь пристроилась точно под третьей. Ну да, правильно - Сёмка живёт на Таганке, и там же находится их со Светкой школа.
        Мальчик шумно выдохнул - оказывается, с того момента как Галина принялась отпирать библиотечную дверь, он не дышал. Рука, сжимающая заветный ключ, занемела - не заметил, когда успел вытащить его из кармана. Семён разжал ладонь - бородка, как в тот, первый раз, впилась в кожу, оставив на ней глубокий, быстро наливающийся краснотой отпечаток.
        - Ну что? - прошипела Светка. - Есть? Видишь?
        Сёмка снова прокашлялся. Это уже входит в привычку?
        - Вот она, передо мной. Видишь картины на стене, напротив? Дверь под третьей.
        По прошлому опыту Сёмка помнил, что Светлана увидела дверь лишь в самый последний момент. Или показалось? Они ведь тогда вообще не проходили через эту дверь! «Провал в прошлое» произошёл тогда, когда он, Сёмка, провернул ключ в скважине. А спутница, кажется, держала его за руку?
        «Это, наверное, очень важно!» - он похолодел от мысли, что сам может вернуться домой, а Светка останется здесь, за закрытой дверью.
        Но почему это дверь должна закрыться? А если и закроется - что мешает открыть её снова? В любом случае суетиться сейчас не стоит. Надо продумывать каждый шаг - «медленно и методически», как говорит дядя Витя. Очередная фраза из очередной любимой книги…
        Всё словно тонет в липкой патоке. Звуки исчезают, полосы света из окон сливаются в невыразительный серый фон, окружающие предметы расплылись. И только Дверь выделяется на этом размазанном фоне невыносимой фотошопной чёткостью.
        Галина шагнула вперёд, обходя застывшую в дверном проёме подругу. Светка стоит, будто боится даже шорохом нарушить навалившуюся тишину, - и шаги гимназистки звучат в ватной тишине, как колокольный звон.
        - Ну что, нашли, что искали? Сём, Свет, что вы молчите, в самом деле?
        Сёмка встряхнулся, как мокрый спаниель. Нормальный мир вернулся - привычные уличные шумы, топот копыт, голоса, далёкий гудок паровоза. Но и дверь никуда не делась - хотя и перестала быть воплощённым, зримым центром мироздания. Дверь как дверь…
        - Да. - Спасибо, хоть откашляться не тянет… - Да, нашли, всё хорошо. Спасибо за помощь!
        - Так вы не уверены, сможете ли вернуться? - расстроенно спросила Галина. Она повторяла это снова и снова, и всякий раз Светка отчаянно мотала головой, не выпуская ладони подруги. Глаза у обеих были зарёванными.
        Когда Сёмка рискнул прикоснуться к Двери, он снова, как в тот, первый раз, испытал укол неведомой энергии, проникшей в тело через ключ. На этот раз мальчик не испугался: он того и ждал - нет, даже жаждал, мучительно мечтая о короткой судороге, пронзающей руку до самого плеча. Теперь вставить бородку ключа в скважину - и всё, путь домой открыт!
        «Удивительно - отстранённо подумал он, - а ведь Светка, осознав, что всё в порядке, не кинулась к двери с воплями „Хочу к маме!“ Нет, она повисла на Галкиной шее, и уже полчаса девчонки прощаются, уверяя друг друга, что непременно встретятся снова».
        Ему бы эту уверенность…
        Галина, разумеется, попросилась «сходить туда, с вами, хоть на минуточку посмотреть на будущее». Сёмка решительно воспротивился: конечно, Москву не обстреливают из пушек - но как быть, если Дверь всё-таки закроется навсегда?
        - Свет, так я буду ждать, - в который уже раз повторила Галка. - Сегодня нам объявили, что гимназия закрывается. Если японцы подойдут к Артуру с суши, здесь будет солдатский госпиталь. А я поступлю в него добровольной сестрой милосердия и буду каждый день заходить сюда и проверять, не появилась ли ваша дверь. И картинку никому снять не позволю!
        Сёмка вздохнул. Сто раз ведь говорил: они «вошли» в1904-й год не здесь, а на пирсе. В гимназической библиотеке только выход; а где окажется на новый вход - кто его знает? И окажется ли вообще…
        Но промолчал: зачем расстраивать человека?
        Всё, пора…
        Ребята взялись за руки. Сёмка нарочито медленно поднял ключ. Вот, сейчас…
        - Подождите! - Галина схватила мальчика за рукав, будто стремясь удержать. - Я так и не успела спросить: скажите, японцы нас не одолеют? Крепость устоит? И флот - он тоже победит?
        Глаза гимназистки вспыхнули такой надеждой, что Сёмка, не выдержав, отвёл взгляд.
        - Конечно, Галь, - ответила Светлана. - Русские побьют японцев и прогонят прочь из Маньчжурии. И острова на Курилах захватят, и все японские корабли потонут. А сама Япония так испугается, что их парламент примет закон, запрещающий японцам иметь армию. И японцы будут делать для всего мира красивые товары, а в Москве откроют специальные японские рестораны. А ещё они придумают такие книжки с картинками - мангу. Я тебе в следующий раз привезу!
        «Ну да, только Светка не сказала, что произойдёт всё это на сорок лет позже. А до тех пор случатся ещё две страшенные войны. А в эту войну Россия будет побеждена и корабли - те, что горделиво дымят сейчас в гавани Артура, - уйдут на дно. И крепость падёт, и…
        Но ведь Светка не солгала? Они всё равно одолеют, пусть и через много лет. И правильно, нельзя подрывать веру в победу у тех, кому предстоит сражаться…»
        Сёмка ощутил мимолётный, но болезненный укол совести: Галина, хрупкая, большеглазая девочка в гимназическом переднике, остаётся на войне, а он, здоровый лоб, бежит прочь? А если…
        - Ладно уж, ступайте! - Галина отпустила его рукав и шагнула назад. Голос её предательски дрожал. - И… спасибо вам! Я только скажу родителям, пусть знают, что всё будет хорошо, можно?
        - Ну вот мы и дома, - сказал Сёмка. Прозвучало это до ужаса обыденно. Собственно, оно и было до ужаса обыденно - привычный до последней чёрточки на полу школьный коридор, двери кабинетов, ровный свет люминесцентных ламп. И постеры на стене. Царь Пётр, шагающий вдоль строящихся галер, парадный портрет Рокоссовского. И чёрно-белая фотография, сделанная с возвышенности: гавань между грядами сопок, россыпь низких домиков… И - корабли. Низкий, увенчанный частоколом труб, на фоне Тигровки - это «Аскольд». Чуть дальше - приземистый, длинный «Баян», а за ним маячат туши броненосцев.
        «Снимали со стороны Нового города. - думал Сёмка. - Видимо, с Орлиного гнезда. Но уже много позже нашего визита; за старыми винтовыми корветами виден „Ретвизан“, а ведь он только сегодня стоял у стенки, на ремонте, с кессоном у борта. Его трёхтрубный силуэт ни с чем не спутать - разве что с „Пересветом“. У остальных броненосцев эскадры по две трубы…»
        - Сём! - зашептала Светка. - Сём, получилось! Мы дома!
        - Ура, - коротко ответил он. - А ты сомневалась?
        - Да нет, но… - девочка растерялась. - Но я думала… Ты что, не рад?
        - Да рад я, рад… - вздохнул Сёмка. - Всё нормально, Свет, дай только в себя прийти. И вообще - чего шепчешь? Никто нас не тронет!
        Поклажа, оттягивающая руки, сделалась вдруг ужасно неудобной. Сёмка понял, что они так и стоят, уткнувшись носом в стену, - как будто снова собираются шагнуть в ту, первую Дверь.
        Кстати - а Двери-то здесь и нет…
        - Вознесенский? Ларина? Что вы тут делаете?
        Классная руководительница восьмого «В», географичка Татьяна Леонидовна. В глазах, прикрытых старомодными очками, - раздражение. И принесла же её нелёгкая…
        - Почему не на уроке? Опаздываете? А это что у вас?
        - Книжки, - торопливо ответил Сёмка. - И плакаты. Это для внеклассного задания, на сегодняшний доклад…
        - Да, по обороне Порт-Артура, - включилась Светлана. - Мы за ними к Сёмке домой на перемене бегали, потому и опоздали.
        Географичка покосилась на Сёмкину ношу - стопку пакетов из коричневой бумаги, перетянутых бечёвкой.
        - Да? Ну, ладно идите в класс, второй звонок уже три минуты как был.
        Доклад ещё не начался. Нескладный долговязый десятиклассник развешивал у доски карты. Получалось неважно - большой лист со схемой порт-артурской обороны перекосился и грозил вот-вот упасть. Старшеклассник нервничал, стараясь аккуратнее приладить лист; двое других возились с ноутбуком - на интерактивной доске мигал рабочий стол «Винды». На первой парте красовалась модель крейсера - белого, с черно-жёлтыми трубами. Сёмка недоумённо свёл брови: что за дела? Насколько он помнил, крейсера Порт-Артурской эскадры - «Баян», «Новик», или «Паллада», которую показывал им Задрыга, - несли одинаковую оливково-серую боевую окраску.
        Историчка встретила опоздавших укоризненным взглядом и махнула рукой: садитесь. Третья парта в правом ряду была свободна - на ней и устроились Сёмка со Светланой, хотя до сих пор сидели порознь, в разных углах класса. По рядам прошло шевеление, а Балевский, обычный Сёмкин сосед, удивлённо поднял брови и скорчил глумливую физиономию. Сёмка исподтишка показал ему кулак: «только попробуй!» Девчонки с первой парты прыснули в кулачки - и Сёмка понял, что его спутница до сих пор в длинной, до лодыжек гимназической юбке уныло-коричневого цвета.
        Доклада они почти не слышали. На экране менялись фотографии, заиграла бравурная музыка, потом замелькали кадры фильма «Битва в Японском море» - японской художественной ленты о Цусиме.
        Зашуршала бумага - Светка развязывала узелок на верхнем пакете. Наконец бечёвка поддалась, по парте рассыпалась стопка ярко раскрашенных картинок. Плакаты - те, что рассматривал пехотный солдат в лавке мещанина Померанцева…
        - Что там у вас, Вознесенский? - недовольно спросила историчка. Старшеклассники, оказывается, уже закончили.
        - Чем вы нас порадуете? Надеюсь, с внеклассной работой вы справились?
        Внеклассная работа? Ах да… Сёмка извлёк из пачки несколько верхних листов и на негнущихся ногах пошёл к доске. Тощий десятиклассник взял у него плакаты и принялся прикалывать их к доске.
        Огромный казак в синих шароварах и красной рубахе добродушно скалится, небрежно опираясь на толстенный ствол пушки. Ноги его вольготно раскинуты по берегам бухты, уставленной корабликами с Андреевскими флагами; вдоль берега идёт зубчатая линия крепостных бастионов, густо утыканных орудийными стволами. За стеной надписи - «Порт-Артурь» и «Маньчжурiя»; под боком у казака весело дымит паровозик, бегущий по рельсам с мелкими буковками: «Маньчжурская железныя дорога». На горизонте громоздится ощетинившийся пушками куб крепости - «Владивостокъ».
        Перед линией укреплений стоят с недоумённым видом два джентльмена. Первый, в цилиндре, украшенном синей полосой с белыми звёздочками, - высокий, тощий, с длиннющей трубкой в зубах - уставился на сапог русского великана. Второй, невысокий, толстенький, с коварной улыбкой на обрамлённой рыжими бакенбардами физиономии. Он обеими руками выталкивает под прицел чудовищной пушки маленького злобного человечка с жёлтым раскосым лицом и с саблей в руке. Человечек орёт и, судя по всему, рвётся на подвиги. Из-за спины носителя бакенбард воровато выглядывает ещё один - мелкий пакостный тип в жёлтом расшитом китайском кафтане. «Посидимъ у моря, подождёмъ погоды!..» - гласит надпись над рисунком.
        Сёмка обвёл взглядом плакаты, карту артурской обороны, развешенные вдоль верхней кромки доски фотографии, принесённые десятиклассниками: огромное осадное орудие на массивном лафете; кучка солдат и казаков, замерших перед фотографом; изрытые воронками сопки, сплошь опутанные колючей проволокой. Словно наяву увидел Сёмка бледное мартовское солнце над Внутренним рейдом, в ушах отозвалась далёкая канонада. Домишки, лачуги Старого города, террасы, взбегающие на сопки, лохматые столбы разрывов тяжёлых снарядов над крышами пакгаузов…
        «Они ведь настоящие, живые! - хотелось крикнуть мальчику. - Я сам, сам их видел! Этих людей, которых вы только что уместили в ряды цифр, в сводки забытой истории, - они живые, они говорят, дышат, это им на головы летят тяжёлые японские снаряды - вот сейчас, в этот самый момент, если эскадра адмирала Того снова подошла к Артуру! А люди занимаются своими маленькими делами: кто провожает девочку в гимназию, как денщик Казимир, кто рапортует начальству, как боцманмат Иван Задрыга, кто отправляется на службу, оставив дома жену и дочерей, как штабс-капитан Топольский. Его старшая, большеглазая гимназистка Галина, собирается поступить медсестрой в военный госпиталь. А я, мы - здесь, рассуждаем об истории, смотрим старые фотографии и вообще занимаемся какой-то унылой ерундой!»
        Светка со своего места делала страшные глаза, отчаянно жестикулировала. Сёмка успокаивающе кивнул - ничего, не страшно…
        Видение ушло. Снова кабинет истории, лица одноклассников, модель «Варяга» на первой парте. Свой, привычный, родной двадцать первый век.
        А где Порт-Артур? Непонятно. Но он же где-то есть!..
        А это что?
        Поверх стопки картинок - газета, свежая, даже пахнет типографской краской. Откуда? Ах да, приказчик в книжной лавке всучил на три копейки сдачи. Ещё назвал её как-то смешно… да, «Артурская сплетница», она же - «Новый край», официальный печатный орган Квантуна. На первой странице, крупным шрифтом:
        ВСЕПОДДАНН?ЙШАЯ ТЕЛЕГРАММА НАМ?СТНИКА ГЕНЕРАЛЪ-АДЪЮТАНТА АЛЕКСЕЕВА
        На имя ЕГО ИМПЕРАТОРСКАГО
        ВЕЛИЧЕСТВА изъ Мукдена отъ 27 февраля
        1904 года.
        Командующій флотомъ вице-адмиралъ Макаровъ доноситъ 26 февраля изъ Портъ-Артура сл?дующее: Въ ночь на 26 февраля 6 миноносцевъ, изъ нихъ 4 подъ общимъ начальствомъ капитана I ранга Матусевича, встр?тились съ миноносцами непріятеля, за которыми появились крейсера. Произошла жаркая схватка, во время которой миноносецъ «Властный», подъ командой лейтенанта Карцова, миной Уайтхеда потопилъ непріятельскій миноносецъ. При возвращеніи миноносецъ «Стерегущій» подъ командой лейтенанта Сергеева, былъ подбитъ, лишился машины, началъ тонуть. Спасти не удалось, миноносецъ утонулъ, уц?л?вшая часть экипажа попала въ пл?нъ.
        - С тобой всё хорошо, Вознесенский? - голос исторички слегка тревожный. - Может, в другой раз?
        - Нет, Татьяна Георгиевна, что вы! Я просто… кхм… всё в порядке!
        - Ну ладно… - учительница поудобнее устроилась за столом. - Итак, что же вы нам подготовили?
        Сёмка покосился на старшеклассников. Тощий, который развешивал плакаты, усмехнулся с явным чувством превосходства: «Что, восьмиклашка, покопался в Википедии - и возомнил себя знатоком?»
        В Википедии? Ну-ну…
        - Спасибо нашим гостям за интересную презентацию, - начал Сёмка. - Оборона Порт-Артура - это, конечно, интересно. Но я… по-моему, надо бы побольше рассказать о самом городе. Не о пушках и фортах, а об улицах, домах - о китайских лавочках, о женской гимназии, о казармах пехотного полка на полуострове Тигровый Хвост… - в общем, о городе и о тех, кто там жил… нет, кто там живёт! О них, обо всех. Это ведь самое главное, верно?
        Часть вторая. Следую за мателотом
        I
        Июль 2000 года, Франция, рейд города Бреста
        «Красное тревожное солнце вставало над океаном, вырвавшись из свинцовой хмари, тяжело придавившей восточный горизонт. На западе такой же причудливой сизой тучей громоздились контуры старинного порта. Паруса встрепенулись и напряглись, почуяв усиливающийся ветер. Розовым облаком скользил по морю романтический барк, а с подветра его бдительно сторожило серо-стальное, узкое, угловато-хищное порождение НТР. Расчехлённые пушки фрегата слепо уставились на парусник.
        „Будет буря“, - подумал седой капитан, вынимая изо рта обязательную по законам жанра пенковую трубку и сверху вниз разглядывая своего ничтожного собеседника мудрыми глазами морского волка. - „Что ж, будет буря - мы поспорим…“
        Между тем ничтожный собеседник всё не унимался. Он топорщил усики классического злодея, вертел на толстом пальце толстую золотую цепочку классического кровопийцы-эксплуататора и тыкал другой рукой в сторону фрегата.
        - Сопротивление бесполезно! - каркало ничтожество. - Последний раз спрашиваю: где сокровища?
        - Сокровища… - задумался капитан. - Истинное сокровище - это наш русский мятежный дух. И его у нас действительно много.
        - Какой дух? Я говорю о швейцарских сокровищах!
        О шестидесяти трёх миллионах! Капитан, куда вы дели золото Альп?
        - Какое золото? - очень натурально удивился капитан. - Наши люди, наши мальчишки - вот наше золото!
        И он обвёл рукой вокруг себя. Все свободные от вахты курсанты полукругом столпились на шканцах (вопиющее нарушение традиций, но на что не пойдёшь ради святого дела!) и угрюмо разглядывали негодяя шантажиста. Детские ручонки до посинения сжимали рукоятки кортиков и пистолетов; синие галстуки трепетали на ветру.
        - А в Альпах золота нет, - продолжал капитан. - Это даже по телевизору каждый день рассказывают…
        - Правильно! - возмутился негодяй. - Теперь уже нет! Ну вот что! Не хотите по-хорошему…
        Порыв берегового ветра накренил огромный винджаммер[14 - Виндж?ммер (с англ - «выжиматель ветра») - последнее поколение крупных коммерческих парусников, появившееся в конце XIX века.], негодяй комично зашатался. Капитан отдал необходимые распоряжения, и парусник, слегка изменив курс, пошёл быстрее. Сизые тучи приближались; город исчез за серой стеной грозы.
        - …Мы арестуем ваш корабль! Идите в порт, ссаживайте несовершеннолетних…
        - Ну уж нет, - усмехнулся капитан. - Никто не покинет корабль в беде. Изволите брать заложников? Сто пятнадцать детей?
        Он снова обвёл рукой вокруг. Дети с блеском в глазах придвинулись ближе.
        - Зачем нам заложники? - удивился негодяй. - Нам нужно наше золото! На худой конец мы удовлетворимся этим кораблём!
        - Не-ет, - покровительственно протянул капитан. - Вы не понимаете. Что к нам попало - то попало навсегда.
        Ваше золото Альп, например. Да и этот корабль, он ведь тоже когда-то к нам попал. Был немецкий „Коммодор Йенсен“, а стал - наш. Взяли - и никому не отдадим. Хотите, и вас возьмём?
        - Что? - растерялся негодяй.
        - Взять! - скомандовал капитан, и гардемарины бросились вперёд. - Лево руля! К повороту фордевинд…
        Короткая сумятица на шканцах, резкий хлопок многотонных парусов и рёв налетевшего шквала - всё слилось в одном мгновении истины. Седой капитан, как всегда, точно выбрал момент. Бушующий ливень накрыл и винджаммер, и вражеский фрегат; видимость упала до нуля; но расчёт был точен. Опасно накренившись, звеня вантами, чертя реями по волнам, шеститысячетонный парусник набрал девятнадцать узлов и форштевнем крупповской стали смял алюминиевое дитя прогресса, как пустую консервную банку. Путь в открытый океан, в нейтральные воды был свободен».
        Историк выложил на стол стопочку отпечатанных на принтере листков. Народ молча внимал.
        - Ну, у кого-нибудь есть что сказать, коллеги?
        На занятиях исторического кружка мы обращаемся друг к другу только так - «коллега». Поначалу народ хихикал, а потом ничего, привык, даже понравилось. Всё чаще слышишь не на кружке, просто на перемене: «коллега» да «вы». А что, прикольно!
        Я откашлялся. Взял, понимаешь, манеру…
        - Но ведь такого не было, Григорий Петрович?
        Новый историк - мужик классный. Он появился как раз в тот день, когда мы со Светкой провалились в 1904-й год, в Порт-Артур, осыпаемый с моря японскими снарядами. И вернулись назад - в ту же самую минуту, когда покинули «своё» время. А в прошлом - там, в девятнадцатом веке прошло, между прочим, не меньше суток…
        Георгий Петрович довольно молод - если сравнивать с тётеньками-педагогами школы. Носит потёртые джинсы и длинный, грубой вязки свитер с высоким воротником. «Водолазный» - сказала англичанка Людмила Ивановна. - «А-ля Хемингуэй. Типичный шестидесятник». Я не понял и переспрашивать не стал, но дома немедленно полез в Википедию. Хемингуэй оказался знаменитым американским писателем и крутым мужиком: и на войне был, и в море ходил… Пил, правда, неумеренно, отчего и помер. То есть помер оттого, что застрелился, побывав предварительно в дурдоме, - но ведь ясно, отчего он туда попал…
        На фотке в вики-статье он как раз в таком свитере. Они, как пояснила другая статейка (ГУГЛ мне в помощь!), были весьма популярны у студентов шестидесятых годов прошлого века - тех, что пели под гитары у костров авторские песни и строили целину. Или БАМ? Не помню, что они там строили… беззаветные романтики, грезящиеопрекрасном будущем вроде ефремовской «Туманности Андромеды».
        И увлечения эти, и грубые свитера с высокими воротами остались с шестидесятниками на всю жизнь. Дядя Витя и англичанку относил к этому поколению… Но вот историк, которому от силы лет тридцать пять?
        Дело, конечно, не в одежде - хотя кое-кто из педагогов постарше косится на него с неодобрением. О гламурных старшеклассницах и вовсе молчу - те презрительно морщат носики при виде свитера и джинсов. Завучиха уже наезжала на историка на предмет соблюдения дресс-кода. А тому хоть бы хны - ходит в чём привык. И вообще, ему ничего не стоит присесть на краешек своего стола и вести урок, болтая ногой, обутой в старую кроссовку.
        Ну и пусть, я считаю. Учитель он классный.
        Я и раньше любил историю, но теперь её оценили и другие. Скучать на уроках Григория Петровича не приходится: например, он взял манеру крутить нам старые исторические фильмы. Или читать отрывки романов. А как-то раз принёс клетчатое поле настольной игры и горсть пластиковых солдатиков - и мы всем классом радостно кидали кубики и двигали фишки.
        Несмотря на вольное обращение с программой, учить историю стало легче. Собственно, я её и не учу - нужные картинки всплывают в памяти сами по себе. По ключевым словам, так сказать. Только запоминаю главные даты, ну ещё имена…
        Исторический кружок - это тоже затея Григория Петровича. Заняв место прежней исторички, он развернул бурную деятельность. В новый кружок записались не только наши, из восьмого «В» и параллельных, но и народ постарше - семеро из девятого, несколько десятиклассников и даже двое из выпускного, одиннадцатого.
        После заседаний мы устраиваем коллективное чаепитие. Школьными правилами это не одобряется, но историку всё сходит с рук. Под конец занятия кто-то бежит в магазин за кексиками. Григорий Петрович, заговорщицки улыбаясь, извлекает из шкафа электрочайник, мы сдвигаем стулья вокруг парты с угощением. Девчонки стали притаскивать из дома пирожки и прочую бабушкину выпечку. Сегодня и я намерен удивить «коллег»: в рюкзаке ждёт кулёк с шоколадными «картошками» - самодельными микро-пирожными из какао «Золотой ярлык», сгущёнки, перетёртого в порошок печенья и ореховой крошки. Старый мамин студенческий рецепт. Правдав дни еёмолодости в эту смесь лили, кажется, ещё и коньяк - ну да мы пока воздержимся.
        Но это всё потом. А сейчас - традиционная разминка в начале заседания.
        - Так это всё не на самом деле? Просто фантастика, как в прошлый раз?
        Неделю назад десятиклассник Олег предложил для разминки отрывок из книги в жанре альтернативной истории. Тема, как не раз замечал Григорий Петрович, преданная в академических кругах анафеме. Но на наших разминках можно всё: один их кружковцев предлагает историческую развилку - точку бифуркации, говоря научным языком, - и начинается спор о том, как могли бы развернуться дела при разных вариантах событий. А вот сегодняшняя тема в обычную схему не вписывается…
        - Фантастика не фантастика, а жизнь порой позаковыристее любого романа! - отозвался историк. Он уже успел занять любимое место на краю стола. - Вот ты, Олег можешь обосновать, почему такого быть не могло?
        - А потому что это международный скандал! Наверняка об этом до сих пор помнили бы. Да и сам корабль я сколько раз по телику видел - в международных парусных регатах.
        - Ага, и каждый раз его пытаются конфисковать! - добавил Вовка Дёмин из параллельного «А». - Как вот недавно, в Норвегии…
        Я живо представил себе огромный белопарусный барк, блокированный в порту НАТОвскими сторожевиками. Нет, жаль, что это фантастика. А то бы как в старом чёрно-белом фильме: белый крейсер, рвущийся из гавани сквозь стену водяных столбов от снарядов. И неуклюжая канонерка, ковыляющая в кильватере.
        А ведь я видел собратьев этого красавца - в боевой серо-оливковой окраске, со свежими повреждениями от японских мин…
        - Признаюсь, это вымысел - фантастический рассказ, который написал один мой друг. Давно, лет десять назад. Вчера рассказ случайно попался мне на глаза - и я подумал, что любопытно было бы обсудить его с вами:
        …«„Миражи“ вылетели на поиски взбунтовавшегося барка, как только кончился шторм, - но ничего не нашли. Летучий Россиянец исчез бесследно. Это было настолько скандально, беспрецедентно, антинаучно и неполиткорректно, что в СМИ не просочилось ни намёка на злостное Нарушение Основ. Естественно, Россию тоже быстро убедили: золото Альп пропало для всех - зато вот в молчании, например, золото неистощимо! Однотипный древний парусник, полвека гнивший в немецком порту Травемюнде в должности морского музея, был в кратчайшие сроки за деньги Мирового Сообщества отреставрирован, закамуфлирован и перегнан в Петербург - исполнять роль мятежного близнеца. Курсанты тоже получили биографии-двойники… короткие, правда, зато героические.
        Казалось бы, инцидент исчерпан. Мало ли легенд бродит среди моряков! Какой гламурный журналист или элитный обозреватель пойдёт по портовым кабакам искать правду жизни? А чего нет в сознании гламурной элиты - того нет и в реальности».
        - Так не бывает! - уверенно заявил девятиклассник. - Какая-то теория заговора - «Убедили… заплатили… новые биографии…» В наше время такое скрыть невозможно, тем более в Европе! Как они, к примеру, скрыли бы гибель военного корабля, да ещё заставили молчать команду? Не все же они перетопли?
        - Моглии приказать! - откликнулся другой - Подписку взять о неразглашении. Моряки - люди военные.
        - Да при чём тут - военные, не военные?! - не сдавался девятиклассник. - У каждого сматрфон в кармане, только и знают, что на Ютюб ролики выкладывать! А если запретить - немедленно в суд! Вон как с нашей СУшкой над американским эсминцем на Чёрном море - помните? Сами матросики и сняли, и выложили, и интервью даже дали, как их флот облажался. И - никому ничего. Права человека, понимать надо!
        Историк довольно ухмыльнулся - разминка набирала темп.
        Весеннее утро прекрасно. Москва сегодня выглядит не по календарю, на котором всё ещё значится март: осевшие, подтаявшие сугробы, покрытые чёрной коростой, превратились в островки, стыдливо прячущиеся в тени. Небо по-апрельски голубое и бездонное, и кое-кто из прохожих уже отказался от зимнего утепления в пользу ветровок и жилеток. Асфальт под ногами светлее, и лишь вдоль трещин растекаются чёрные полосы сырости.
        «Жаль, ненадолго, - думал Сёмка, весело вышагивая вдоль переулка. - Апрель, наступивший недели на две раньше срока - это, конечно, приятно. Но будут ещё и похолодания, и снегопады, заметёт ещё не хуже, чем в феврале. А ведь ещё неделька такой теплыни - и можно вытаскивать ролики».
        Да, весна в этом году выдалась насыщенной. Во всех отношениях. И главное событие - их со Светкой невероятный визит в прошлое и столь же невероятное возвращение. А когда они осознали, что сутки с лишним, проведённые в 1904-м году, уложились в несколько секунд времени двадцать первого века…
        От шока их спасла, наверное, та презентация по истории. Сёмка почти не помнил своего выступления - слова путались, застревали на языке, эмоции зашкаливали. Слушали его с растущим недоумением: так можно было говорить о чём-то животрепещущем, о том, что вот сейчас обожгло, зацепило - и никак отпустит. Это так не вязалось с обычной Сёмкиной манерой - слегка ироничной, отстранённой, если не по отношению к материалу, то уж по отношению к слушателям точно, - что обеспечило тишину в классе на все десять минут, пока он наконец не взял себя в руки и не умолк.
        Как только Сёмка закончил, в классе повисла тишина. На всех лицах было написано: «Что это было?» Светкины глаза, полные слёз, приковывали к себе его взгляд, и поэтому слова Григория Петровича «Что ж, молодой человек… м-м-м… убедительно… я бы даже сказал, весьма убедительно» прозвучали для Сёмки как сквозь слой ваты. Он не знал ещё нового педагога: историк вошёл в класс до их со Светкой появления, и ребята не слышали, как Татьяна Георгиевна представляла его классу.
        Новый историк лишь покачал головой, серьёзно глядя на Сёмку; только в зрачках прыгали смешливые чёртики. Через пару минут Сёмка с удивлением обнаружил, что обсуждает с Григорием Петровичем почему-то артурские цены, причём в дискуссии участвует и Светлана, да так, будто речь идёт о походе в супермаркет, а не о событиях более чем вековой давности!
        Класс молча внимал; историчка переводила взгляд со Стёпки на нового учителя, а с него - на Светку. Та заливалась канарейкой, приипоминая, сколько стоят пирожные в кофейне Нового города и рисовые колобки в китайских кварталах. Положение спасла всё та же Татьяна Георгиевна: она ловко закруглила дискуссию, поблагодарив старшеклассников за доклад, а Сёмку со Светланой - за отличную подготовку по внеклассной работе. Григорий Петрович добавил от себя пару слов, но тут как раз подоспел звонок, и Сёмка отправился на следующий урок с полнейшей кашей в голове и персональным приглашением в исторический кружок, который собирался организовать новый учитель.
        С тех пор прошло около трёх недель. Кружок собирался четыре раза; Светка посетила лишь одно заседание, после чего сослалась на загруженность и занятия английским. Сёмка не настаивал. С некоторых пор они не то чтобы избегали друг друга - скорее, произошедшее требовало осмысления один на один с самим собой. Уже на следующий день после возвращения ребята обсудили, как вести себя дальше.
        Первое. О путешествии во времени - никому ни слова. Также следует пока припрятать книги и всё прочее, привезённое из 1904-го года: во избежание неудобных вопросов. Светлана не поленилась, покопалась на сайтах книжного антиквариата - дело оказалось даже не в стоимости книг, а в их великолепной сохранности. Оказывается, любая экспертиза (состав типографской краски, переплётные материалы, анализ бумаги) подтвердит, с одной стороны, их несомненную подлинность, а с другой - то, что вышли они из типографии не более двух-трёх месяцев назад. В плане подарка школьному музею - ограничиться пока патриотическими плакатами.
        Второе - ключ будет храниться у Сёмки, и тот даёт страшную клятву, что не станет искать заветную дверь. Во всяком случае - в одиночку; вот подготовятся, обдумают хорошенько - тогда можно.
        Третье - там видно будет.
        На том они и расстались. Что уж греха таить - после возвращения Сёмка если и не бурлил от романтических ожиданий, то уж наверняка испытывал к своей невольной спутнице весьма тёплые чувства. Светлана же, напротив, решительно обозначила дистанцию: мило здоровалась на переменках, охотно смеялась шуткам, но попыток к сближению не поощряла. Сёмка поначалу хотел обидеться, но потом, подумав, решил оставить всё как есть. В конце концов, ключ у него, а там посмотрим.
        Возможно, девочка, потрясённая всеми этими событиями, решила сделать вид, что ничего особенного не произошло, и хочет поскорее обо всём забыть? Может, оно и к лучшему - увидав, что сам Семён с головой ушёл в тему русско-японской войны, Светлана вполне могла бы забеспокоиться: а вдруг он намерен двинуться в прошлое в одиночку?
        Сёмка и правда, увлёкся не на шутку, и новый историк охотно поддерживал этот интерес. На каждом заседании кружка разговор рано или поздно заходил об этой войне, о флоте, о кораблях - «о броненосцах», как стали говорить ребята. Интересно только, с чего Григорий Петрович принёс сегодня эту сказку с ярко выраженным политическим подтекстом? Раньше от подобных тем в кружке воздерживались.
        Спорили долго - могло такое приключиться на самом деле или нет? Сёмка поинтересовался личностью автора: «Так, один малоизвестный писатель», - ответил историк, причём голос его звучал не слишком-то весело.
        Может быть, автор умер или с ним случилось что-нибудь скверное? А если они с Григорием Петровичем были друзьями… Уточнять Сёмка не стал, а попросил текст - перечитать, обдумать. И теперь тощая стопочка листков, схваченная канцелярским зажимом, лежала в рюкзаке.
        А до чая с кексиками дело так и не дошло.
        II
        «…Но однажды грозовое облако парусов вынырнуло из промозглых сумерек Ледовитого океана. Лейтенант, командовавший норвежским сторожевиком, лишь на мгновение увидел стального Левиафана старых времён - не побеждающего стихию, а танцующего со стихией. Впрочем, этого мгновения хватило для принятия единственно верного решения. Сторожевик оставил в покое русских браконьеров и резко увалился под ветер, благоразумно избежав конфронтации (как нынче модно изъясняться).
        Последнее, что увидел лейтенант, прежде чем спустился полог осенней полярной мглы…
        …Смерч. Безумный, сизый, мрачный, бешеный, как метеосводка Второго дня Творения.
        И - маленький, смешной, тупоносый серый траулер, упрямо идущий вслед за смерчем - внутрь смерча.
        И-ничего не видать больше, снежная крупа бьёт в глаза, снежная россыпь на экране безотказного радара.
        Но тут же - вестовой из радиорубки с последним перехватом: „Следую за мателотом!“[15 - Мателот - соседний корабль в строю. Может быть передним, задним, левым или правым. «Следую за мателотом» в данном случае буквально обозначает: «сопровождаю флагман».] - „Следую! Да… подождите же нас! Да… что мы… там дома в… забыли на… Достала… эта… и это… Следую… за…“
        „…Попрошу не материться при детях, - ответил винджаммер. - Держитесь в кильватере“».
        Кем бы ни был неведомый автор «Mare nostrum», недостатком воображения он не страдал. Перед глазами у Сёмки стояла эта потрясающая картина: мрачно-серый океан, вздымающий валы выше мачт траулера, свинцовая стена дождя, вихрь - и несущийся прямо в него огромный парусник. Только мрачновато - неужели тому, кто писал сказку, здешняя жизнь казалась такой беспросветной? Хотя, судя по тому, что рассказывают о середине нулевых, иначе и быть не может.
        После возвращения Сёмка перелопатил кучу книг; были среди них и такие, в которых герои проваливались в прошлое - вольно и невольно, с пустыми руками и до зубов вооружённые, порой с ноутбуками, набитыми информацией, способной повернуть ход истории. За что немедленно и брались, да с таким пылом, будто всю жизнь только того и ждали. Пролистав пару подобных книг, Сёмка почувствовал себя уязвлённым: их героям всегда всё удавалось. «Попаданцы» шли от успеха к успеху, поступая правильно, логично и разумно; заимствованные из будущего знания и навыки давали им фору в любой ситуации, а мелкие неприятности всегда оборачивались на пользу дела. А кто он, Сёмка, на их фоне? Лох и лузер, иначе не назовёшь! Подумать только, вытянул один шанс на миллион, вообще, если вдуматься, нешанс - невозмож ную возможность, нарушение законов мироздания. И что? Побегал туда-сюда, помолол языком, книжечек прикупил - и домой, к маме? Вспоминая об этом, Сёмка всякий раз чуть не плакал от стыда и презрения к самому себе. Эх, попались бы эти книжки ему раньше…
        Книжные попаданцы принимали выпавшие на их долю испытания с охотой, можно сказать, с радостью. Будто предыдущая жизнь не значила для них ровным счётом ничего. Нет, порой герой и грустил о потерянной семье, но в меру и лишь в самом начале повествования.
        Случается, что автор перемещал в чужое тело личность человека, чья жизнь, мягко говоря, не сложилась. Например, искалеченного на войне офицера. Или глубокого старика, тоскующего по молодости. Но остальные, молодые здоровые мужчины, - они-то что? Неужели жажда приключений столь сильна, что заставляет забыть обо всех, кто тебе дорог?
        Наверное, да. Писатель - тоже человек и мечтает о чуде. И, конечно, его герои не испытывают сомнений: кому, скажите на милость, интересно читать о распускающем сопли слабаке, для которого предел мечтаний - это вернуться домой, на мягкий диван?
        Например, о таком, как он, Сёмка. Можно сколько угодно воображать себя суперменом, но как до дела дошло - кто в панике бросился назад, только представилась возможность?
        То-то, брат….
        Вот бы внушить себе, что всё это - лишь неправдоподобно реалистичная галлюцинация. А что? Не надо мучиться от осознания собственного ничтожества. Галлюцинация - и всё! Куда правдоподобнее, между прочим, чем нарушающая все законы природы дверь между веками.
        Кстати, о ключе…
        Артефакт спрятан в нижнем ящике, в дальнем углу, завёрнутый в несколько слоёв бумаги и обмотанный скотчем. После разговора со Светланой мальчик убрал опасный предмет с глаз долой - и всё равно по нескольку раз на дню открывал ящик. Так и тянуло почувствовать в ладони упоительную тяжесть ключа, снова прикоснуться к Тайне, неведомо откуда возникшей в жизни обычного московского подростка.
        Свёрток привычно лёг в ладонь. Когда это он успел его взять?
        Сёмка хотел было вернуть ключ в ящик - как вдруг ощутил нечто. Покалывание? Слабое щекотание? Лёгкий зуд?
        И оно исходило от свёртка.
        Мальчик вскочил, опрокинув стул. Школьный пиджак, аккуратно - в кои-то веки! - повешенный на спинку, полетел на пол.
        Может, показалось?
        Обрывки бумаги и смятый в безобразный комок скотч присоединились к школьной форме.
        Бронза холодила ладонь, тянула руку к земле - и сквозь это ощущение отчётливо прорывалось другое… Будто в кулаке зажат жук, который отчаянно пытается вырваться на свободу.
        Сёмка разжал кулак. Ключ как ключ. Ощущение тем не менее никуда не делось - разве что ослабло слегка.
        Положить на стол, отойти… взять снова.
        То же самое. И майский жук звенит в сжатой ладони.
        Как говорил медвежонок Пух в мультике, «это ж-ж-ж неспроста». Ключ подаёт сигнал - понять бы ещё какой?
        « - У нас есть план, мистер Фикс?
        - Конечно есть, мистер Фикс!»
        Сёмка швырнул бронзовую вещицу на тахту и зашарил по карманам в поисках мобильника.
        - Сём, мы же договорились!
        Светка недовольно поджала губу.
        - Пока мы обдумываем, что делать дальше, ты не трогаешь ключ, вообще ничего не предпринимаешь!
        - Ну, Свет… Месяц прошёл, сколько можно сидеть без дела? Я знаешь сколько всего прочитал, всё обдумал…
        Я осёкся - но поздно.
        - Значит, всё обдумал? - ехидно поинтересовалась Светлана. - А потом чисто случайно вытащил ключик?
        Я пожал плечами:
        - Не хочешь - не верь. Но я правда не хотел его даже трогать. Как-то само получилось… позвал он меня, что ли?
        - Ага, позвал! «Поцелуй меня, добрый молодец, я в царевну превращусь!» Врать сперва научись, сказочник!
        - Да не вру я! Правда, я и не заметил, как ключ у меня в ладони оказался. Хотел только посмотреть, а он…
        - … сам прыгнул в руку. - ехидно закончила Светка. - Болтун.
        - Да, сам! И вообще - хватит голову в песок прятать! Время идёт, а мы…
        - Что - мы? - насторожилась моя собеседница. - Мы что, куда-то торопимся?
        - Торопимся, и ещё как! И уже почти опоздали! Помнишь Макарова? Ну адмирала, у которого я автограф брал?
        - Еще бы не помнить! Такой идиотизм захочешь - не забудешь. Это надо было догадаться: «Товарищ адмирал, извольте автограф для школьного музея!»
        - Да не в автографе дело, - отмахнулся я. - Он мне ещё пропуск на корабль дал, помнишь? А мы им так и не воспользовались.
        - Делать было нечего, как по кораблям шастать! Мы дорогу домой искали, если кто забыл!
        - Ну да, правильно. Но ведь теперь мы знаем, что дорога назад имеется! Так почему не воспользоваться приглашением? Пока не опоздали!
        - А с чего мы должны опоздать? - не поняла Светлана. - Как будем готовы - отправимся. Куда спешить-то? Сам говорил, что надо хорошенько подготовиться, изучить… Я вот две недели выбирала, в чём можно снова туда отправиться. А то эта гимназическая юбка…
        - А потому! Вот ты говоришь - «изучить». Я как раз и изучал - весь этот месяц, пока некоторые о юбках думали! Если хочешь знать, в начале апреля адмирал Макаров погибнет вместе с «Петропавловском», на японской мине. «Петропавловск» - это флагманский броненосец, с него ещё Задрыга, помнишь?
        Светка кивнула.
        - Вместо погибшего Макарова эскадру примет контрадмирал Витгефт. И тогда нас уже никто на корабль не пропустит - потребуют пропуск, выданный новым начальством, а где мы его возьмём? Снова автограф брать, что ли?
        - Значит, ты хочешь использовать пропуск, пока Макаров жив? Весьма… расчётливо. Хотя и не очень хорошо выглядит, знаешь ли! Ты что, придёшь к адмиралу в гости, будешь беседовать с ним, зная, что он вот-вот умрёт?
        «Да-да… ещё немного… ловись рыбка…!»
        - А что я могу сделать? - я пожал плечами, демонстрируя покорность судьбе. - Раз он всё равно погибнет…
        - И это говорит мужчина? - фыркнула Светка. - Другой бы на его месте пришёл к адмиралу, предупредил бы, что корабль наскочит на мину! Чтобы и его спасти, и других. Макаров ведь не один погиб?
        «Бинго!»
        - Нет, больше шестисот человек, и с ними - художник Верещагин. Слыхала про такого?
        - Ещё бы не слыхала! - гневно воскликнула Светлана. - Вот видишь, сколько людей утонули, и художник замечательный, - а тебе бы только кораблики посмотреть? У тебя вообще совесть есть?
        - Свет, я об этом думал, только решил, что ты будешь недовольна. А то можно было бы…
        - Я? Недовольна? А что, теперь за вас женщины всё должны решать? А вы пока в сторонке подождёте?
        «Только не спугнуть! Только не спугнуть! Ещё совсемсовсем немного!»
        - Я и не думал ждать! Я всё разузнал: где эта мина была, как «Петропавловск» на неё налетел, какие повреждения… Полный расклад того дня, поминутно! Хоть сейчас отправляйся и рассказывай всё это Макарову!
        Я поднял крышку ноутбука. Мигнула заставка, на экране высветилась карта - прибрежная линия, значки береговых батарей и разноцветные кривые, испещрённые пометками. Красным крестиком выделено место гибели «Петропавловска» и время трагедии - 9 -43 утра.
        - Это подробная схема маневрирования кораблей в тот самый день. Точно указаны моменты времени, положение относительно береговых ориентиров и особо - всё, что известно историкам насчёт минных постановок. Была бы эта карта на мостике «Петропавловска - броненосец ни за что не налетел бы на мины! Не знаю, поможет она Макарову разбить японцев или нет, но свой флагман он убережёт, да и сам жив останется.
        Светлана скептически обозрела экран.
        - А с чего адмирал нам поверит? Представь - заявятся к нему двое школьников и заявят: „Мы знаем, что завтра ваш корабль потонет, если вы не сделаете того-то и того-то!“ Да нас за психов примут!
        - То-то и оно! - усмехнулся я. - Ещё как примут, если будем рисовать эти схемы на бумажке. Но я-то покажу их адмиралу так же, как и тебе - на экране! У них там не то что ноутбуков - телевизоров ещё не изобрели! Он, может, сразу и не поверит, но как увидит такое техническое чудо - как минимум заинтересуется. Фантастика там уже известна: Жюль Верн, Герберт Уэллс…
        - Так тебе и будет адмирал детские книжки читать! - насмешливо фыркнула моя собеседница. - Ему что, заняться больше нечем?
        - Книги Уэллса или Жюля Верна детскими тогда не считались. Наоборот - служили предсказаниями будущего на основе науки. И относились к ним серьёзно. Был даже фильм БиБиСи про то, сколько всего эти писатели сумели предугадать!
        - Например, машину времени! - язвительно заметила Светка. - Вот уж точно, предвидение!
        - Ну… зато сколько писателей потом её в свои книжки вставили! Так что да, можно сказать, предвидение! И потом - раз мы с тобой попали в прошлое, значит, машину времени кто-то сумел построить!
        - А ты и правда веришь, что нас отправила в прошлое какая-то машина?
        - А что же ещё? Ну, может, и не машина, но уж наверняка какое-то техническое устройство. Хоть оно и выглядит для нас непривычно. Вот, скажем, у фантаста Ефремова пульт космического корабля усеян лампочками, кнопками, тумблерами, циферблатами - а ведь сейчас любая серьёзная техника оснащена сенсорными экранами. Но шестьдесят с чем-то там лет назад, когда он писал „Туманность Андромеды“, космическую технику представляли себе именно так. Неудивительно, что и машина времени не похожа на хреновину в стиле стимпанка, которую американцы в фильме сняли! И вообще - откуда мы знаем, как в будущем выглядит сложная техника?
        - В будущем? - удивилась Светлана. - Так ты полагаешь, что эта дверь с ключом - из будущего?
        - А откуда ещё? В нашем времени машины времени - это уж точно фантастика. Вот случится какой-нибудь прорыв в науке, вроде открытия на адронном коллайдере, - тогда, может, и изобретут.
        - А к нам она тогда как попала? - не сдавалась Светка. - Думаешь, это ключик потерял некий путешественник во времени?
        Я покачал головой:
        - Сам не знаю, Свет. Может, мне его нарочно подбросили? Что-то вроде эксперимента. Сама посуди - ты ведь двери не видела, пока меня за руку не взяла, так?
        Светка кивнула.
        - Вот и сейчас - спорим, ты ничего не почувствуешь? На вот, попробуй…
        Она взвесила ключ в ладони, немного подождала, потом прижала его к уху. Я невольно улыбнулся: когда мне было лет пять, я точно так же слушал жужжание зажатого в кулаке майского жука.
        - Ничего нет, - Светка даже не пыталась скрыть разочарования.
        - Вот видишь! Значит, его подсунули именно мне, и нарочно! А сейчас включили особый сигнал - чтобы я не сидел как пень, а сделал бы уже хоть что-нибудь!
        - То есть этот „кто-то“ хочет, чтобы мы снова отправились в прошлое?
        Я кивнул.
        - Но ведь это опасно, Сём! Зачем ему надо, чтобы мы опять лезли в девятьсот четвёртый год?
        - Это же эксперимент, верно? - напомнил я. - Скажем, меня специально выбрали, а это - что-то вроде тестового задания. Чтобы проверить, справлюсь я или облажаюсь.
        - Ага, вроде Гарри Поттера. Спаситель мира. Шрам на лбу не чешется?
        Я насупился. Вредная Светка попала в самую точку.
        - А можно без подколок? Тоже мне, нашла избранного! Но, может, ключ и правда как бы настроен на меня?
        - А может, у этой штуки особое свойство - телесная память, как у снитчей в „Гарри Поттере“. Это такие золотистые мячики с крылышками, их ещё ловить надо верхом на метле, помнишь? Может, и ключ тоже тебя запомнил и теперь узнает?
        - Ага, а потерял его кто-то из девчонок, которые играют в спектакле? Я вообще не понимаю, как они не заметили его на полу, в подсобке… И вообще, всё, о чём ты тут наговорила, - это магия, а её не бывает!
        - Много ты знаешь, что бывает, а что нет! - возмутилась Светка. Я не стал спорить: разубеждать девчонок в том, что эльфов, гномов и прочих Гарри Поттеров нет на свете, - занятие неблагодарное.
        - Ну не знаю… давай пока считать, что тот, кто подсунул мне ключ, знает, как он работает. И нарочно отправил нас именно в Порт-Артур, и именно в начало прошлого века, а не куда-нибудь к фараонам! Настройки там какие-нибудь… И, значит, сигнал этот, который подаёт ключ, - неспроста. От нас ждут, что мы как-то на него отреагируем!
        - Это мне и не нравится! - меж бровей у Светки появилась упрямая морщинка. - Нас будто тащат куда-то, как на верёвочке, - а мы идём!
        - Почему это - на верёвочке? В конце концов, нам решать, входить в дверь или нет! Если мы её найдём, конечно. И потом - неужели тебе не интересно? Если упустим сейчас эту возможность - всю жизнь будем жалеть!
        - Ладно… - она махнула рукой. - Раз уж тебе так неймётся… всё равно сделаешь по-своему! Ну и где теперь искать эту дверь?
        III
        - Ну вот, я же говорил - доберёмся!
        Светка раздражённо зашипела. Битых полчаса мы продирались сквозь густые заросли голого кустарника - по колено в снежно-грязевой жиже, то и дело спотыкаясь о страховидные ржавые конструкции и куски бетона. Берег Нагатинского затона, во всяком случае, тот его участок, куда привёл нас ключ, давно превратился в сплошную свалку. Пустырь, спускающийся к мутной водице, на которой кое-где ещё сереют нерастаявшие льдины.
        - Вот послушала тебя - ипридётся кроссовки выкидывать! Все ноги мокрые, теперь, наверное, заболею!
        Можно подумать, у меня сухие! А я виноват, что жужжащий вкулаке жук - ключ, уже часа три играющийснами в „горячо-холодно“, вывел нас именно сюда и теперь заставляет продираться к воде? Туда, где приткнулся к берегу насквозь проржавевший корабль…
        Ответ на Светкин вопрос „И как мы будем искать Дверь?“ нашёлся сразу же, как только мы вышли из подъезда моего дома. Щекочущая дрожь в кулаке усиливалась или слабела в зависимости от того, какое направление я выбирал. Чтобы „поймать“ это ощущение, пришлось пару раз обойти вокруг дома, сверяясь с картой на планшете. И не напрасно: воображаемая линия вела на юг, слегка забирая к востоку, в сторону метро „Коломенская“ иЮжного порта.
        Но стоило спуститься в метро - дрожь в кулаке пропала. Подземка явно не понравилась загадочному артефакту; пришлось добираться поверху, меняя троллейбус на маршрутку, потом на автобус - и так до метро „Кожуховская“. Оттуда пешком по улице Трофимова, потом по проспекту Андропова, ловя на ходу щекотные „подсказки“ бронзового гида.
        Он вывел нас на кладбище заброшенных кораблей. То есть это мы поначалу решили, что на кладбище - судя по наличию крепкого забора и хвостатой гавкающей охраны, доживающие здесь свой век ветераны речного флота ещё представляют некоторую ценность. На старых посудинах кто-то копошился; слышались удары кувалды и визг болгарки. Может, умирающие корабли и не умирают вовсе - их то ли ремонтируют, то ли разбирают на запчасти?
        Ключ упорно требовал нарушить границы этих „частных владений“. Пройдясь вдоль улицы Трофимова, мы нашли проход - тропинка между домами вывела нас к ржавой железной лестнице, которая в свою очередь спускалась на потрескавшийся бетонный пирс. Свалка корабельных полутрупов осталась справа; слева, за непролазными зарослями кустов, у самого берега, громоздилось нечто полузатонувшее и даже на вид проржавевшее насквозь. Туда и тянул нас ключ, да так, что вибрация до костей пробирала мне руку.
        Ясно - даёт понять, что цель уже близка. Но на эти жалкие сто метров пришлось потратить полчаса. Мычудом не переломали ноги, не искупались в ледяной грязи, не напоролись на одну из ржавых арматурин, коварно притаившихся в ямах и колдобинах. Пейзаж вокруг расстилался совершенно постапокалиптический - мне немедленно припомнилась Свалка из игры „С.Т.А.Л.К.Е.Р“. Светка держалась позади и шипела не хуже разъярённой сиамской кошки. Как будто я мог знать, что вместо сравнительно чистых в марте московских улиц нам придётся преодолевать эдакую полосу препятствий! Часовые стрелки упорно стремились к шести, небо посерело. Ещё часик-другой - и придётся выбираться отсюда в темноте. На ощупь. Та ещё перспектива… Хорошо хоть, Светка пока не сообразила!
        - И зачем нам это ржавое корыто?
        Я отмахнулся от очередного гневного вопроса: стоило ступить на проеденную до дыр ржой палубу, как ключ стал вести себя иначе. Резко, сразу - вибрация исчезла, бронза стремительно нагревалась. Да так, что ещё немного - и его в руках не удержать, сожжёшь ладони! Да, вот теперь пошло настоящее „горячо-холодно“…
        Так и есть! Стоило миновать провал люка, полуприкрытого покорёженной крышкой измелкой сетки, как владонь мне шибануло волной холода. Стоп - и три шага назад. Снова тепло? Да!
        - Сём… - Светкины пальчики вцепилась мне рукав. Они дрожали, я чувствовал это сквозь три слоя ткани. Светка уже не шипела - скорее, шептала внезапно севшим голосом:
        - Нам что - лезть туда, вниз? Сём, может, не надо? Я боюсь…
        - Надо, Свет. Нам туда, это точно… к сожалению. - Я вдруг, обнаружил, что и мой голос сел и звучит будто сквозь толстое ватное одеяло.
        - Ничего страшного, палуба вся в дырах, света внизу должно хватать. Только спускайся осторожно, а то вон ступеньки насквозь проржавели. Давай я первый, а ты за мной, хорошо?
        Она мелко закивала, но дрожать не перестала. И рукав мой не отпустила. Я деликатно высвободился и потянулся к ржавой скобе.
        Мятая решётка, заменяющая люк, с пронзительным скрежетом провернулась и заклинила. Проклиная всё на свете, я дёргал и пинал это приспособление, пока оно вдруг не поддалось и, хрустнув выломанными петлями, не осталось у меня в руках. Я отшвырнул ржавую дрянь, и маслянистая, стылая вода Нагатинского затона поглотила чёртову железяку.
        Я свесился вниз, подсвечивая себе смартфоном. Ничего особенного. Облезлые ступеньки из железных прутьев, поручни, один из которых выдран с мясом и торчит вбок, решётчатый, покрытый многолетней коростой грязи и ржавчины. Под ним неподвижная, угольно-чёрная вода; подтёки плесенина съеденном коррозией борту. Мрак. И - обжигающая тяжесть в левом кулаке.
        - Вот она! - прошептал Сёмка. - Нашли!
        Никаких дубовых досок и кованых петель. Неровный металл, лохмотьями свисает отслоившаяся краска - такая же дверь, как и те, что пришлось миновать, пока они шарили в нижней части заброшенного теплохода. Разве что не болтается на одной петле, не зияет вмятинами от кувалды, а висит себе там, где ей и положено по проекту.
        Что за вздор? Эта дверь уж точно не предусмотрена никакими проектами. Знать бы, что за умник её сюда воткнул…
        Чуть пониже приваренной к железу скобы, изображающей дверную ручку, чернеет замочная скважина. Просто дыра в ржавом железе - но по форме и размеру в точности совпадает с бородкой ключа.
        На осторожное прикосновение это дверь отозвалась так же, как и первая - та, что вывела на пирс Нового города. Лёгкий нервный укол пронзил руку от кончиков пальцев до плеча. Сёмка этого ждал, но всё же отдёрнул руку, подчинившись непроизвольному сокращению мышц. Да, они всё же её отыскали. Дверь. Проход в неведомое. Недостающую часть таинственной „машины времени“, созданной неизвестно кем и подброшенной ему, московскому восьмикласснику, неизвестно для чего.
        Хотя нет, не ему, а им. Светка, побелевшая от серьёзности, стояла за его спиной, ни на мгновение не разжимая ладошки. Мальчик чувствовал её пальцы - холодные как лёд и мелко дрожащие. Да он и сам ощущал противную слабость в коленках…
        И что дальше?
        - Свет… - он постарался придать голосу беззаботности и уверенности. Получилось не очень.
        - Если хочешь, можешь не ходить со мной. Давай я выведу тебя наверх, а сам потом спущусь. А ты подождёшь. Я только гляну одним глазком, куда она ведёт, - и сразу назад, чесслово! В прошлый раз здесь, в двадцать первом веке, прошло меньше минуты, в классе даже урок начаться не успел! А если вдруг задержусь - иди по нашим следам назад. Выберешься на улицу Трофимова, метро там рядом. Найдёшь сама?
        - Ну уж нет! - взвилась Светка. - Хочешь, чтобы я одна по этим ямам ноги ломала? Тоже мне, умник нашёлся! Завёл в грязную дыру, а теперь решил бросить? Вот они, мужчины!
        Сёмка и не надеялся, что его спутница согласится. Так и есть - вон как разозлилась: бледность пропала, щёки пылают праведным гневом! А глаза-то, глаза… Сёмка про себя порадовался, что не придётся бросаться в этот омут одному.
        - Ну, не хочешь - как хочешь! - буркнул он, изо всех сил стараясь не показывать этой радости. - Только одета ты не очень… опять.
        Девочка критически оглядела себя. Короткая куртка, спортивные брюки, кроссовки. Маленькая вязаная шапочка. Да, не похоже на платье чинной, благопристойной воспитанницы порт-артурской гимназии.
        - Я же не знала, что придётся отправляться туда прямо сегодня! А юбка Галкина дома осталась - мне что в ней, по улице ходить? Нашёл дурочку…
        Сёмка пожал плечами:
        - А что? Юбка как юбка, только длинная. Некоторые и не так ходят!
        - Да пусть в чём хотят ходят! - возмущённо фыркнула Светлана. - А я в ней похожа на чучело!
        „Вот они, женщины! - обречённо подумал мальчик. - Им в прошлое идти, а она думает о том, как будет выглядеть!“
        Но вслух, разумеется, не сказал.
        - Ты ведь сам говорил, что мы, скорее всего, окажемся не на улице, а на корабле, так? А в штанах будет куда удобнее - вон лесенки какие крутые - что мне по ним, в юбке карабкаться?
        „Не лесенки, а трапы!“ - хотел было поправить Сёмка, но не стал. Пусть будут „лесенки“.
        Лишь только он понял, что ключ тянет к брошенному судну, в воображении немедленно возникла картина: дверь открывается, и они попадают прямиком на борт одного из кораблей Первой Тихоокеанской эскадры. Светка, выслушав, согласилась, что так было бы лучше - не придётся искать шлюпку или катер, а потом ещё и уговаривать кого-то довезти их до броненосца. Правда, есть пропуск, собственноручно выписанный самим Макаровым, но мало ли что? Лучше сразу оказаться на месте.
        Однако на какой из кораблей выведет Дверь - на флагманский „Петропавловск“ или на другой? Например, на „Ретвизан“, возле которого они в прошлый раз встретили адмирала. Перебраться с одного корабля на другой - это задачка похитрее, чем добраться до него же, но с пристани. Остаётся полагаться на удачу - и на загадочную логику владельцев „машины времени“.
        - Сейчас, погоди… - Сёмка стряхнул с плеча рюкзак. Под клапаном обнаружилась тёмно-синяя рубаха с квадратным голубым воротником - флотская фланелька, за которой пришлось потолкаться по лавкам реконструкторов и униформистов на вернисаже у метро „Партизанская“. Ветровка с джемпером отправились в рюкзак; наряд дополнила бескозырка с золотыми буквами „Петропавловскъ“ - сувенир от адмирала Макарова и старого знакомца Ивана Задрыги.
        Светка критически оглядела спутника.
        - Хорошо, нечего сказать. А не думал, что будет, если тебя примут за матроса? „Бегом, ко мне“! - выкрикнула девочка, подражая офицеру, которого ребята встретили на пирсе артурской гавани.
        Сёмка с сомнением повертел бескозырку в руках.
        - Ну… не знаю. Скажу правду - что адмирал подарил!
        - Ага, а пока объяснишь, он тебя - в зубы. За недостаточно бравый вид!
        - Не выдумывай! - заявил Сёмка без особой уверенности.
        Подумав, он закинул на плечо туго набитый рюкзак, а бескозырку на всякий случай надевать не стал. Бережёного бог бережёт - так, кажется, говорили предки? А вдруг встреченное начальство окажется в дурном настроении? Ходи потом как дурак с имплантами…
        Что ж… дальше медлить повода нет. Осталось два варианта: с криком бежать прочь… или вперёд - и будь что будет. Что сделано, то сделано, гадать поздно. Ватная слабость в коленях отпустила, пальцы, сжимающие ключ, больше не дрожат. Светка вся подобралась, в глазах эдакий азартный блеск…
        Шаг вперёд. Поворот ключа, скрип. Пошёл. Пошёл. Пошёл.
        IV
        …В лицо, как и в прошлый раз, ударила волна просоленного морского воздуха, только на этот раз в нём было побольше угольной гари. Земля под ногами качнулась, я по инерции сделал шаг вперёд и чуть не упал.
        …Земля? Или доски артурской пристани, из щелей которой выбиваются пучки чахлой травы?
        Нет. Изжелта-белое, гладко выскобленное дерево - тиковые доски настила палубы. Двойные нити лееров, над ними высоченные, изогнутые на манер фонарных столбов шлюпбалки. А дальше, сколько хватает глаз, - морская гладь, испятнанная кое-где дымами. Напротив - на траверзе, как говорят моряки, - рассекает волны кораблик, очень похожий на академические гребные лодки. Стремительный, узкий, как нож, корпус, такой низкий, что скошенную к носу палубу заливает ходовая волна. Вместо мерно сгибающихся гребцов - четыре кургузые трубы. И маленький - побольше, конечно гребной четвёрки, но не крупнее речных трамвайчиков, что бегают летом по Москве-реке. А из всех четырёх труб валит густой дым.
        Я запрокинул голову - вверху, над ярусами надстроек, уткнулась в небеса исполинская колонна трубы. В жизни не видел, чтобы труба ТАК дымила - разве что туры-градирни на Южной ТЭЦ на окраине Москвы. Только там был не дым, а пар - белый, косматый, безвредный, как объясняли нам на уроке физики. А этот - чёрный, жирный, угольный, застилающий пеленой полнеба. Гринписа на них нет… Это сколько канцерогенной пакости попадает в атмосферу с каждым выходом эскадры?
        - С дороги, в богородицу через семь гробов… стоит на пути, аки кнехт чугунный!
        Я обернулся - и нос к носу столкнулся с крепким малым в белой матросской рубахе, таких же штанах и лихо заломленной на затылок бескозырке. На лбу знакомой вязью значилось: „Петропавловскъ“.
        Получилось, выходит?
        - Погодь-погодь, да ить я ж вас знаю! Гимназёр, верно? И вас тоже, барышня. Припоминаете, как про кораблики меня расспрашивали? Про „Дашку“ с „Палашкой“? Когда же вы на наш „Петропавловск“ пожаловали?
        Ещё как получилось! В тот раз Иван Задрыга встретил нас на пристани, а сейчас - прямо на палубе броненосца „Петропавловск“, где он и служит на какой-то совершенно незапоминаемой должности.
        - Здравствуйте, дяденька матрос! - тонким голосом пропищала из-под моего локтя Светлана. - Конечно, помним - мы ина следующий день вас видели, когда господин адмирал в порт приезжал, на броненосец. На тот, который японцы взорвали!
        Задрыга осклабился щербатым ртом, имне немедленно припомнились Светкины пророчества насчёт мордобития. Хотя, с чего это я решил, что Задрыге выхлестнул зубы кто-то из офицеров? Может, он в портовом кабаке подрался, как и полагается матросу?
        - Как же, помню! - ответил моряк. - В запрошлом месяце, когда их превосходительство на „Ретвизан“ с инспекцией приезжали. Я тогда на адмиральском катере фалгребным - так господин вице-адмирал у меня для вас, господин гимназист, безкозырочку и позаимствовали. В подарок, значить!
        Фалгребной - искаженное „фалрепный“. Матрос или унтер-офицер, держащий фалреп - трос, заменяющий поручень у входных трапов судна. По морским традициям фалрепные назначаются для этого при входе офицеров или почётных лиц на судно.
        Я кивнул и продемонстрировал Задрыге памятный сувенир. Тот довольно ухмыльнулся.
        - Точно, моя и есть! А вы, барышня, напрасно меня матросом величать изволили. Не матрос я вовсе, а боцманмат! Потому как два срока выслужил, начальством аттестован, как положено, доверие ко мне имеется. Нашивка, опять же! - и он ткнул пальцем себе в плечо. - К нам особое уважение, енто понимать надо!
        Светка закивала, всем своим видом изображая раскаяние.
        - Задрыга, мать твою! - донёсся слева сердитый молодой голос. Чего ты там копаешься, так тебя разэдак? - и длиннейшая нецензурная тирада - да такая, что я понял не больше трети, а Светка сделалась пунцовой.
        Умели же люди…
        Слева, шагах в десяти, громоздилась цилиндрическая орудийная башня. Она перегораживала узкую палубу от края до надстройки и даже выступала немного, нависая над вздутым, подобно цистерне, бортом. Из овальных амбразур торчали два длинных пушечных ствола. Правый слегка качнулся вверх-вниз.
        - Виноват, вашбродь! - Боцманмат кинулся к офицеру, стоявшему у башенной брони. Мы переглянулись и неуверенно шагнули за ним.
        Задрыга лихо вытянулся и принялся рапортовать, но слова его утонули в грохоте - по мостику, над нашими головами бодро простучали десятки матросских ног. Офицер махнул рукой; башня повернулась с низким скрежещущим звуком, уткнув пушки в далёкий горизонт.
        Из-за наших спин эхом отозвался механический гул - куда ниже и сильнее, чем тот, что издавала, вращаясь, шестидюймовая башня мичмана Шишко. Гул этот дрожью отдавался в колени, сотрясал палубу, заставлял мелко вибрировать крашенное в серо-оливковый цвет железо. Мы обернулись: плавно изогнутая броневая стена проворачивалась на невидимых роликах; в узкую полосу света на стыке воды и неба уставились два огромных ствола. Светка слабо охнула и привычно вцепилась в мой рукав. Мне тоже стало не по себе: пушку ТАКОГО калибра я видел один-единственный раз - на железнодорожной артиллерийской установке, в московском парке Победы на Поклонной горе.
        Знакомьтесь - главный калибр броненосца. Двенадцать дюймов, или триста пять миллиметров, - голову можно просунуть, причём без труда. А кто посубтильнее, вроде, скажем, Светки, - так и целиком поместится. Из подобных чудовищ были выпущены те „чемоданы“, что летали над нами во время нашего прошлого визита в Порт-Артур. Один снаряд, по счастью, не разорвавшийся, торчал в покалеченной брусчатке перед гимназией, где учится Галина. Хотя вряд ли она и теперь здесь учится: помнится, в здании собирались устроить госпиталь. А может, прилетел другой снаряд и в отличие от того, что застрял в мостовой, исправно взорвался? Стоит ли гимназия, или на её месте высится безобразная груда битого кирпича и расщеплённых досок?
        Толстенные стволы двигались вверх-вниз, будто нащупывая на горизонте невидимую цель. Они что, стрелять собрались?
        - Сёмочка, как же так?! - торопливо зашептала Светка. - Я боюсь! Сейчас бой начнётся, да? А как же мы?
        - Подойдите-ка сюда, молодые люди! - позвал офицер, нетерпеливо постукивая носком ботинка по доскам палубы.
        Мы подошли. Стройный, худощавый молодой человек с высоким лбом и аккуратными, слегка подвёрнутыми вверх усиками. Серые глаза смотрят с недоумением.
        - Откуда вы взялись на нашей Богом и святыми угодниками спасаемой посудине? - поинтересовался офицер, не скрывая иронии. - Ещё и барышня? Задрыга, где ты откопал этих визитёров?
        - Мы находимся на борту по личному приглашению адмирала Макарова! - выпалил я заранее заготовленную фразу. - Вот, господин лейтенант, убедитесь! - И протянул адмиральскую записку.
        - Рановато вы меня в чин произвели, юноша, - заметил он, принимая документ. - Мичман Шишко второй, Борис Оттович, младший артиллерийский офицер. Заведую вот этим орудием разрушения, сиречь правой носовой шестидюймовой башней… - И по-хозяйски похлопал ладонью по шершавой броне.
        Услыхав забавное „Шишко второй“, Светка хихикнула. Я строго покосился на неё - откуда девчонке знать, что по традиции офицеров-однофамильцев было принято именовать по номерам. Скажем, адмирал с редкой русской фамилией Иванов - „Иванов первый“, капитан второго ранга - „Иванов второй“ и так далее. А какой-нибудь мичман вполне мог оказаться „Ивановым шестнадцатым“.
        Мичман тем временем изучил документ:
        - Верно, приглашение посетить корабль выдано Степаном Осиповичем. Подпись узнаю, да и печать с пометкой флаг-офицера, лейтенанта фон Кубе, на месте. Тем не менее это не объясняет, как вы, юноша, сумели попасть на борт перед боевым выходом, да ещё и… хм… с дамой. Я сам принимал последние шлюпки и вас что-то не припоминаю.
        Что бы такое соврать, и, желательно, поубедительнее?
        Положение спас Задрыга:
        - Так что не сумлевайтесь, вашбродь, я самолично видал, как их высокопревосходительство господин вице-адмирал мальцу бумагу выписали! Они у меня ишо бескозырку взяли, в подарок ентому самому гимназёру!
        И боцманмат кивнул на бескозырку, которую я продолжал сжимать в левой руке.
        - Ну допустим… - согласился мичман. - Но это не объясняет, как вы, молодые люди, оказались на броненосце. И уж тем более непонятно, почему вы решили нанести визит в такую рань - когда „Петропавловск“ снялся с бочки, пробило только пять склянок.
        Какие ещё „склянки“? В книгах что-то такое, кажется, мелькало, но уточнять я, как обычно, не стал - отложил на потом. Вот и дооткладывался…
        Заметив моё недоумение, Шишко снисходительно усмехнулся:
        - Желаете изучать морское дело, юноша? Вот вам первый урок:„бить склянку“ - значит отмечать ударами колокола каждые полчаса. Счёт начинают в половине первого пополуночи: один удар - одна склянка; два удара - две склянки, в час. И так до восьми склянок, в четыре часа пополуночи. Затем счёт начинается снова. Сами подсчитаете, сколько это - пять склянок?
        Я пожал плечами - поди сообрази вот так, с ходу…
        - Пять склянок - это шесть тридцать пополуночи. Ну да ладно, привыкнете…
        Башня чуть дрогнула; оба ствола синхронно опустились, потом задрались - и снова вниз, пока не замерли, уткнувшись в невидимую точку на горизонте. Клацнув петлями, в боку распахнулся овальный люк, и из жаркого нутра башни появился офицер. Вся физиономия у него была в пятнах машинного масла; фуражку он прижимал локтем, протирая ладони ветошью. Где-то я его уже видел… но вот где? Нет, не вспоминается…
        - С тебя завтра коньячок в „Звёздочке“, дюша мой! - жизнерадостно заявил новоприбывший. - У них там как раз бесподобный шустовский доставили, из Читы. Восьмилетний! И не сочти за труд - вразуми боцмана, пускай наведёт страх Божий на своих храпоидолов. Они, когда окатывали палубы перед боем, струёй из брандспойта угодили прямёхонько в амбразуру. Вот и пришлось тебе выцеливать япошат на два лаптя правее солнца. Но благодари моё доброе к тебе расположение - сгоревший предохранитель в цепи вертикальной наводки я отыскал. Сейчас гальванный старшина его поменяет, так что валандаться с ручным приводом вам больше не придётся.
        Ну да, верно! Дерево перед боем обильно поливали водой, чтобы доски палубного настила не загорались от раскалённых осколков. Если верить книгам, это не очень помогало - многие русские корабли страдали в бою как раз от пожаров, причём в первую очередь горел деревянный палубный настил. Посоветовать, что ли, отодрать настил и покидать за борт? Нет, сначала надо добраться до адмирала, а уж потом давать советы. Но, выходит, они собрались идти в бой? Надо выяснить, какое тут сегодня число…»
        - Да непереживай тытак, Константин Александрыч! - отозвался мичман. - Будет и коньяк в «Звёздочке», и всё прочее, чего душа пожелает, - сподобит только Создатель стать на бочку. А за цепь наводки спасибо, мои башенные будут за тебя Бога молить и даже свечки поставят у отца Алексея - конечно, если не забудут за трудами праведными. Верно, Задрыга?
        - Как можно, вашбродь! - с готовностью ответствовал боцманмат. - Оченно мы благодарные, потому как службу понимаем!
        Офицер, которого назвали Константином Александровичем, полез из башенной двери на палубу. Выбравшись из-под брони, он извлёк из кармана платок и принялся вытирать лицо. И тут я его узнал - с этим офицером мы познакомились в книжной лавке Померанцева. Он ещё назвал фамилию… Унковский кажется? Да, точно, минный лейтенант Унковский, Константин Александрович. А про то, что служит на «Петропавловске», лейтенант не упоминал.
        Опять совпадение? Не многовато ли - после Задрыги?
        - З-здравствуйте, господин лейтенант. Вы меня не помните? Я ещё покупал книжки, и вы помогли выбрать…
        Минёр с недоумением уставился на меня, затем лицо его озарилось улыбкой:
        - Как же, как же, припоминаю! Вы, юноша, интересовались боевыми кораблями и приобрели, если мне память не изменяет, благотворительный альбом «Русский военный флот»? Солидная покупка! А теперь вот решили углубить знания практически, нанеся визит на наш «Петропавловск»? Ну вот, сподобились в бою побывать, поздравляю! Но как вы сумели попасть на броненосец, когда эскадра выходила в море? Куда ваши родители смотрели, хотелось бы мне знать?
        - Вот и мне это крайне любопытно, - заметил за нашей спиной мичман Шишко. - Несмотря на то, что у молодых людей имеется личное приглашение адмирала - всё честь по чести, подпись, печать - «дозволяется посетить с образовательными целями военный корабль Тихоокеанской эскадры».
        - Дивны дела твои, Господи! - покачал головой Унковский. - Так вы заблудились? У нас здесь это очень даже просто, особенно для непривычного человека: палуба броненосца похлеще иного лабиринта. А бродить вне брони, одним, без присмотра, да ещё перед боем - занятие самое отчаянное!
        - Раз уж вы такие знакомцы - может, Константин Александрович, отведёте наших гостей куда-нибудь, где за ними присмотрят? Всё равно вам на мостик, рапортовать по поводу неполадок с цепью наводки? Вот и сдадите флажкам - и пусть разбираются, каким ветром этих молодых людей занесло на «Петропавловск». Полна рубка бездельников, хоть делом займутся!
        - Да ты у нас, оказывается, якобинец! - ухмыльнулся Унковский. - Как так можно про цвет нашего флота, да ещё и с главным украшением в лице самого Великого Князя Кирилла Владимировича, пребывающего при адмирале в должности начальника военно-морского отдела его штаба!
        - Якобинец, якобинец… - недовольно буркнул Шишко. - Как придёте на мостик - не забудьте оттуда проверить синхронизацию, прежде чем рапортовать!
        - А и то верно, - согласился минёр. - Нечего вам на палубе торчать, мало ли что может случиться. Боевой корабль - не место для праздных прогулок.
        - А ты, Задрыга, чего встал? - прикрикнул мичман на ожидающего в сторонке боцманмата. - Вали в башню и крути стволы в диаметральную…
        Задрыга откозырял и полез в люк. Стволы шестидюймовок дрогнули, провернулись и замерли у нас над головами. От жерл воняло чем-то тревожным. Артиллерийский порох… кордит, производное нитроглицерина, - он и должен пахнуть вот так, эфиром. Если верить авторам исторических книжек, разумеется.
        Значит, броненосец недавно вёл огонь? Но никаких особых повреждений не заметно - значит, враги и не сумели попасть в корабль. Это хорошо…
        Сзади снова зарокотало. Я обернулся; башня главного калибра вращалась, возвращая орудия в исходное положение - вперёд, по курсу корабля.
        - Ну что, молодые люди, пойдёмте? - Унковский убрал измаранный чёрным платок в рукав кителя. - Время дорого, знаете ли…
        V
        - Вы хоть осознаёте, что ваше появление непременно навлечёт на головы кое-кого из моих сослуживцев грандиозную распеканку? - говорил лейтенант, галантно помогая Светлане преодолеть очередной трап. Медные поручни, истёртые тысячами башмаков ступени - одна за другой, крутые железные лесенки уводили ребят вверх, на ярусы носовой надстройки.
        - Господин адмирал не в духе, да оно и неудивительно: японцы потопили «Страшный» и к тому же «Пересвет» исхитрился, выходя на внешний рейд, сесть на мель. Так что Степан Осипович непременно попеняет флаг-офицеру, мичману Яковлеву, - как так вышло, что он не знает, что вы воспользовались адмиральским приглашением и оказались на «Петропавловске» в столь неудачный момент? А тот уж, будьте благонадёжны, донесёт начальственное недовольство до лейтенанта Ладыгина, старшего офицера броненосца, ибо, - тут Унковский сбавил шаг и произнёс отчётливо, повторяя заученный наизусть текст: - Старший офицер должен всегда знать о приездах на корабль и об отъездах с оного посторонних лиц и вообще о приходе и отходе всяких шлюпок.
        - Наш Александр Николаевич - милейший человек, если не брать в расчёт его собачью должность, - продолжал он с той же лёгкой иронией, что всё время сквозила в его речах. - Старший офицер броненосца, иначе никак нельзя. Так что он, при всём своём добросердечии, от души взгреет вашего знакомца, мичмана Шишко. Какже вы, друзья мои, исхитрились обмануть бдительность Борюсика? Сегодня, когда принимали с берега шлюпки, как раз он и был вахтенным офицером. И наипрямейшая его обязанность - быть в курсе того, кто и зачем является на корабль.
        - Ну я не знаю… - промямлил Сёмка. - Может, не заметил? Я хотел сказать кому-нибудь, но мы заблудились. Потом началась стрельба, мы испугались, хотели спрятаться - и только сильнее запутались. Когда всё стихло, мы выбрались на палубу - а там господин мичман и вы!
        - Да уж, заплутать у нас сухопутному человеку - милое дело, - согласился Унковский. - Удивительно только, как это мичманец ещё у трапа проглядел столь очаровательную барышню.
        Светка слегка зарделась, потупив глазки.
        - Вот уж не похоже на Бореньку Шишко! Впрочем, извините… - добавил лейтенант, заметив смущение девочки. - Распеканки, и преизряднейшей, ему не избежать, вот и смотрит эдаким букой. Он милый молодой человек, однако ж, морской Устав по сему поводу категоричен: «… никому из служащих на корабле не дозволяется брать на оный для житья или плавания своих жен и вообще женщин».
        - Я вам не женщина! - вспыхнула Светка, смутилась, снова вспыхнула, но запала не утратила: - То есть… я ничья не жена, а на корабле потому, что нам адмирал разрешил! Сами почитайте, что в записке написано - «…и с ним ещё одного»! Вот Сёма и позвал меня с собой - на корабле он не служит, а значит - на него запрет не распространяется!
        - Да читал уже, читал я вашу записку. И, благодарение Создателю, сей пердимонокль разбирать не мне. Вот сдам вас на попечение «флажкам», пусть сами адмиралу и докладывают.
        «Флажками», как успел уже понять Сёмка, называли флаг-офицеров из штаба адмирала.
        Когда ребята вслед за лейтенантом выбрались на крыло мостика, Сёмка принялся с любопытством озираться. Вид с этой верхотуры - пятый этаж, не меньше! - открывался великолепный. Парусиновые обвесы мостика хлопали на ветру; за спиной громоздилась коробка боевой рубки. Длинные, почти в две ладони шириной, прорези в её стенах слепо пялились на горизонт. Из-за брони доносились голоса.
        «И правда широченные! Наверное, морские историки не зря сетовали насчёт слишком широких смотровых щелей рубок русских военных кораблей. Эти прорези будут пропускать внутрь бритвенно-острые осколки японских фугасов, и те, рикошетя от брони, превратят живое содержимое железной коробки в кровавую кашу…»
        В рубку гостей не пустили - пришлось дожидаться снаружи, на мостике, на сквозном морском ветру. Ожидание не затянулось - броневая дверь распахнулась с тяжким скрипом, и до Сёмки донеслось глухое многоголосье, из которого слух едва выделял отдельные фразы - не слишком понятные и оттого кажущиеся крайне значительными. Вслед за Унковским в проёме двери появился высокий представительный офицер с крошечным пенсне на мясистом носу и тут же был представлен как флагманский офицер лейтенант Кубе. Лейтенант передал, что адмирал весьма удивлён появлением гостей на борту. Но рад и препоручает визитёров вниманию одного из младших флаг-офицеров, мичмана Лёвочки Шмидта, какового и предлагается немедленно разыскать в кают-компании броненосца. Сёмка тут же подумал, что мичман Шмидт видимо, ОЧЕНЬ молод. Во-первых, если судить по игривому «Лёвочка», а во-вторых - с чего бы иначе ему торчать в кают-компании, когда корабль идёт в бой? Дела, значит, другого не нашлось для мичмана Шмидта, кроме как пасти двух несовершеннолетних «зайцев»?
        Броневая дверь захлопнулась, отсекая гул начальственных голосов и прерванную на середине фразу «Александр Александрович, голубчик, а просмотрите-ка ещё раз сегодняшнюю прокладку, как бы нам не запороться на пельмени, что „Амур“ давеча накидал…», - и ребята двинулись вслед за лейтенантом Унковским. На ходу Сёмка соображал, что под «пельменями» имеют в виду, наверное, мины и что он сам проявил себя нелучшим образом - стоял, раскрыв рот, и слушал, хотя надо было прорываться к Макарову, размахивая драгоценным ноутбуком.
        Прокладку, значит, посмотреть? Наверное, сказано штурману - может, даже самим Макаровым. А не этой ли прокладке, то есть заранее нанесённому на карту курсу корабля, предстоит совсем скоро вывести броненосец на японские мины? Сёмке ещё не выяснил, какое сегодня число - но он точно помнил события, предшествовавшие гибели «Петропавловска».
        Дело было так: отряд русских миноносцев отправился в ночной набег к острову Эллиот. Но в дождевой пелене «Страшный» и «Смелый», оторвались от соседей по строю. На обратном пути, уже по утро, их у самого Артура перехватил отряд из четырёх японских миноносцев. «Страшный», под командой капитана второго ранга Юрасовского, и «Смелый», которым командовал лейтенант Бакирев, пошли на прорыв; «Смелый» сумел вырваться из смертельных тисков, а «Страшному» не повезло - избитый японцами, он потерял ход и погиб, повторив подвиг «Стерегущего».
        На помощь гибнущим кораблям Макаров вывел из Артура отряд в составе броненосцев «Петропавловск» и «Победа» и крейсеров «Диана», «Аскольд» и «Новик». Макаров так торопился навстречу врагу, что не стал ждать запаздывающих и не отдал приказа протралить рейд.
        Русскую кильватерную колонну возглавил броненосный крейсер «Баян» - он и кинулся на помощь гибнущему «Страшному». Залпы крейсера отогнали японцев, но было уже поздно - из воды удалось поднять лишь пятерых уцелевших русских моряков.
        А из полосы тумана, в которой скрылись чужие миноносцы, стали появляться японские крейсера - шесть вымпелов, один за другим. «Баян» вступил бой; его поддержали огнём подходившие броненосцы, и японцы сочли за благо убраться. После чего макаровский отряд выполнил разворот и отправился обратно в Порт-Артур, прямиком на поджидающие его мины. Между прочим, кое-кто из историков полагает, что мины эти были русскими - те самые «пельмени», что накидал давеча минзаг «Амур».
        Об этих событиях и упоминал лейтенант: «Японцы потопили „Страшный“, а потом „Пересвет“ исхитрился сесть на мель…»
        А ведь Сёмка хорошо помнил: «Пересвет» сумел присоединиться к эскадре лишь незадолго до гибели флагмана. Выходит, и симпатичный лейтенант Унковский, и сердитый мичман Шишко, а с ними и все, кто находится на борту флагманского броненосца, вот-вот уйдут на дно вместе с «Петропавловском»! А с ними - и двое московских школьников, невесть как угодивших сюда из двадцать первого века. А он, Сёмка, покорно топает в совершенно ненужную ему кают-компанию… и неизвестно ещё, будет ли слушать их этот Лёвочка Шмидт!
        Сёмка до боли ясно представил, как он раскрывает ноутбук, тычет пальцем в цветные линии на экране, а бестолковый мичман вглядывается в них с недоумением и лепечет что-то вроде: «Не сомневайтесь, непременно доложу, вот только господин адмирал освободятся…»
        Эта картина так поразила мальчика, что он остановился как вкопанный. Светка, не успев затормозить, налетела на него и с досады чувствительно заехала ему острым кулачком между лопаток. Ребята снова стояли на открытой палубе; над головами пагодой высилась надстройка, доски едва ощутимо дрожали под ногами, напоминая о несчитанных табунах лошадиных сил, скрытых в паровых машинах. От горизонта навстречу броненосцу катились длинные ровные валы, то там, то тут пенившиеся бурунами. Таранный форштевень «Петропавловска» врезался в них, и веера брызг взлетали выше бортов, засыпая солёной водяной пылью носовую башню главного калибра.
        В тени громадных пушек устроился невысокий господин в невоенной длинной шубе и круглой меховой шапке. Среди офицерских мундиров и матросских бушлатов, в этом замкнутом мирке механизмов и клёпаной стали он смотрелся весьма неожиданно. Господин был невысок ростом; благообразное его лицо («старообрядческое» - подумалось почему-то Сёмке) было украшено окладистой, с изрядной проседью бородой. Перед господином примостился раскладной мольберт на коленчатых деревянных ножках, совсем уж чужеродный здесь, в царстве военного металла. Рядом с мольбертом - табурет, на котором возлежала большая, зелёного бархата папка с бронзовыми уголками.
        - Это господин Верещагин, живописец, - угадал Сёмкин невысказанный вопрос лейтенант. - В шестьдесят седьмом году он состоял художником при генерале Кауфмане, в Туркестане. Потом в Балканскую кампанию семьдесят седьмого былсо Скобелевым при Плевне. Отчаянный господин, хоть и занимается изящными искусствами! А теперь вот у нас - Степан Осипович привёз его с собой из Петербурга. Ни одного выхода в море не пропускает! Правда, на «Петропавловске» они оба нечастые гости: адмирал предпочитает ходить в море на крейсерах и выбирает лучших ходоков, «Новик» или «Баян». Ну и Василий Васильевич с ним. Замечательный, доложу вам, юноша, баталист! Не случалось видеть его работ?
        Мальчик кивнул. Он и сам вспомнил о знаменитом авторе «Апофеоза войны». А заодно и о том, что погибнуть Верещагину суждено прямо здесь, может быть, на этом самом месте, - и совсем скоро, может быть, через час или два! Если, конечно, он, Сёмка, не сумеет выполнить того, что задумал.
        …В общем, я не справился. Облажался по полной программе. Духу мне не хватило, вот что. Как навалилась на меня броневая махина «Петропавловска», а вместе с ней и все эти люди - уверенные в себе, сильные, делающие своё дело, - у меня будто дар речи пропал. «Бе» да «ме» - и ни слова по делу, ради которого я здесь. Позор, позор! Выпендривался перед Светланкой, растопыривал пальцы веером: «Да я, да изменю историю, да спасу…»
        И что, спас? Нет? А чего время тогда теряю? Оно ведь идёт, часики тикают, песчинки в корабельных «склянках» сыплются с неотвратимостью почти космической. Ещё час, два, ну, может, три - и «Петропавловск» заденет своим обросшим всяческой морской дрянью днищем свинцовый колпак гальваноударной мины. Тот послушно сомнётся, - для того и сделан! - и лопнет пузырёк с электролитом, и зальёт сухую угольную батарею… Ток от её разового срабатывания поступит на платиновый запал, порождая вспышку, которая в свою очередь выпустит на свободу взрывную силу пироксилина, наполняющего смертоносный рогатый шар.
        А дальше - сдетонирует мина Уайтхеда в подводном аппарате, и сразу рванёт боезапас в погребах носовой башни главного калибра - вот этой, возле которой устроился художник со своим мольбертом. И последняя точка трагедии - хлынувшее в развороченный корпус море захлестнёт раскалённые паровые котлы. Огромный броненосец, плавучая фабрика войны - машины, орудия, команда, наконец, - всё это исчезнет с поверхности воды, да так быстро, что люди, наблюдавшие за этой трагедией со стороны, не сразу поверят собственным глазам. А виноват во всём этом ужасе буду я, и никто другой - потому что даже сейчас жую сопли и не начинаю действовать решительно, как только и надо в такой момент…
        Мои невесёлые размышления прервал вестовой: что-то ему срочно понадобилось от нашего провожатого. Выслушав, Унковский отпустил его (матросик немедленно умотал прочь) и обратился к нам со Светкой:
        - Вот что, молодые люди, меня требуют в рубку беспроволочного телеграфа. Что-то случилось с катушкой Румкорфа, всё она из меня кровь пьёт! Если вы не против, сперва заглянем туда, а потом уж сдам вас в кают-компанию.
        - Так вы же, вроде, минёр? - удивился я. - А беспроволочный телеграф - это ведь, кажется, радио так называется?
        - Верно, юноша, радио. А точнее - новая искровая станция системы Попова. Спасибо Степану Осиповичу - после того как его назначили к нам командующим эскадрой, такие получили почти все корабли первого ранга. Он вообще большой энтузиаст беспроволочного телеграфа в управлении флотом - сейчас по его приказу сооружают цепь искровых станций по всему побережью Тихого океана. А в Петербурге формируют сразу две искровые роты, по восемь станций Маркони в каждой, - для Дальнего Востока. И вскорости эти роты отправятся к нам сюда - дай Бог, чтобы только не припозднились.
        Я задрал голову. В вышине, растянутые между верхушками мачт, едва виднелись ниточки проводов - антенна корабельной радиостанции.
        - Увы, поповских станций на всех не хватает, - продолжал Унковский. - На многих кораблях стоят германские искровики «Слаби-Арко» производства фирмы «Телефункен», а кое-где французские «Дюкрете». Техника это капризная, вечно с ней неполадки. А поскольку вся гальваническая часть на корабле находится в ведении минных офицеров, то и возиться с треклятой катушкой предстоит вашему покорному слуге.
        Мы поспешили за Унковским. Радиорубка - станция беспроволочного телеграфа - располагалась в кормовой надстройке, позади двух огромных дымовых труб, непрерывно извергающих клубы жирной угольной копоти. Палуба броненосца - настоящий лабиринт из шлюпбалок, световых люков, лебёдок, площадок малокалиберных орудий так называемого «противоминного» калибра. Это сорокасемимиллиметровые револьверные пушки Гочкис и тумбовые трёхдюймовки, предназначенные для отражения атак миноносцев.
        Мимо нас то и дело пробегали матросы, на бегу приветствуя офицера. Похоже, нижние чины вообще не ходят нормальным шагом: либо бегут трусцой, либо несутся сломя голову. И стоит боцману или иному унтер-офицеру увидеть кого-то перемещающегося неспешным аллюром - немедленно следует окрик, а то и «поощрение» в виде удара длинной цепочкой боцманской дудки по филейным частям. Матросы не обижаются - вид у них бравый, и тиковая палуба гудит под их ногами не хуже барабана.
        Рубка беспроволочного телеграфа оказалась загромождённой оборудованием самого что ни на есть ретро-облика. Медь, стекло, деревянные панели, снова медь - в виде проводов, катушек, торчащих из стен шин, металлических ободков циферблатов. Стрелки, эбонитовые рукоятки, что не всякая рука сумеет провернуть, - и над всем этим стойкие запахи озона, разогретого металла и канифоли.
        Катушка Румкорфа, из-за которой мы явились в радиорубку, оказалась здоровенным цилиндром на деревянной подставке; её железный сердечник был обмотан многими слоями тонкой медной проволоки. От обмотки попахивало горелым; учуяв этот запашок, Унковский недовольно скривился. Я понял, что на быстрый ремонт надеяться не приходится: не похоже, что в этом царстве сумасшедшего изобретателя можно просто вытащить дефектный блок из прибора и заменить его новым, запасным. Радиотелеграфист, гальванёр с унтер-офицерскими лычками, затравленно глядел на лейтенанта, предчувствуя свою нелёгкую судьбу. Унковский покосился на Светлану, буркнул под нос нечто невнятное и предложил радиотелеграфисту «попробовать ещё разок». Тот послушно крутанул ручку; раздался треск, озоном запахло сильнее. Между обмоток брызнуло фиолетово слепящими электрическими искрами, остро завоняло горелым. По телу прошло неприятное шевеление - будто волосы, от паха до макушки, встали дыбом. Я попятился прочь от подозрительной электрической штуковины; Светка привычно спряталась за мою спину, вцепившись мне в рукав. Унковский безнадёжно присвистнул
и покачал головой.
        - Да, тут придётся повозиться. Давай мухой на мостик - и отрапортуй, что искровая станция раньше чем к вечеру не заработает. Пускай пока флажками семафорят. А мы с вами, - лейтенант обернулся к нам, - пойдём наконец в кают-компанию.
        VI
        Ноут, прошуршав жёстким диском, выдал на экран грустный смайлик и сообщение о необходимости перезагрузки. У меня будто оборвалось что-то внутри. Замерев, я ткнул пальцем в пусковую кнопку - экран мигнул, сделался чёрным… то же самое! И ещё. И снова…
        Мичман Шмидт и ещё двое офицеров помоложе с неподдельным интересом следили за моими манипуляциями. Унковский, сдав нас на руки «флажку», посидел немного и отправился чинить горелую катушку Румкорфа. Вот мне урок - не злорадствуй! Где же теперь то злорадство, с которым я разглядывал оборудование радиотелеграфной станции… может, и допотопное, и примитивное - зато лейтенант с унтером вооружатся сейчас паяльниками и пассатижами, покопаются в медных кишочках - глядишь, к вечеру передатчик заработает. Если, конечно, не потопнет вместе с радиорубкой. А как ему не потопнуть, если МАК при очередной перезагрузке уныло выдаёт один и тот же сбой, а загрузочный диск лежит себе в ящике стола бог знает в скольких километрах и в ста с лишним годах в будущем отсюда?
        - Что-то не в порядке, Семён? Ваш прибор испортился?
        Это Лёвочка Шмидт. Отлично понимаю сослуживцев, приклеивших парню такое несолидное имечко, - юношеский пушок над верхней губой, почти девичья кожа, тонкая шея никак не создавали мичману мужественного облика моремана. Увы, сейчас мне не до того, чтобы изучать облик офицеров Императорского Флота.
        Осознав, что ноут забастовал всерьёз, я вспомнил о смартфоне. Материалы по «Петропавловску» предусмотрительно закачаны на Яндекс-диск, вот я их сейчас и…
        Идиот! Какой Яндекс? Откуда тут сеть? Совсем ошалел от этих сюрпризов, соображать перестал! Дурные привычки информационной эпохи - все мы, если вдуматься, инвалиды на цифровых костылях, и если уж нас почему-то лишат их…
        Шмидт сотоварищи молча наблюдали, как я запихиваю так и не заработавший ноут в рюкзак. Спасибо, хоть смартфон вытащить не успел… Интересно, а психиатр на броненосце предусмотрен? Священник точно есть - вон он, наблюдает за нами из глубокого кресла возле ребристой трубы минного аппарата.
        Фиаско оказалось полным. Сперва Лёвочка Шмидт, изо всех сил пытавшийся вести себя и учтиво и предупредительно (ещё бы - как-никак личные гости адмирала!), выслушал мой сбивчивый монолог о печальной судьбе, которая ожидает броненосец. Уж не знаю, на какой минуте этого словоизвержения он записал меня в буйнопомешанные; во всяком случае, перебивать не пытался, а только кивал и смотрел добрыми глазами. Народу вокруг прибавилось - после утомительной утренней тревоги, вызванной гибелью «Страшного» и боем «Баяна», ежеминутного ожидания возможной схватки с японской эскадрой, начальство, что называется, ослабило вожжи. Офицеры один за другим потянулись в кают-компанию - перекусить и влить в себя чего-нибудь горячего. Так что слушателей у меня оказалось достаточно: батюшка уступил кресло возле минного аппарата инженеру-механику Стейпелю, весёлому малому, который начал задавать нам со Светкой вопросы об учёбе и гимназии. Мои пророчества о судьбе броненосца отскакивали от него как от стенки горох.
        Рядом со Шмидтом устроился другой мичман; он немедленно выложил на крахмальную скатерть допотопный фотоаппарат-гармошку марки «Фолдинг» и принялся вдумчиво ковыряться в нём тонюсенькой часовой отвёрткой. Его представили нам как мичмана Николая Иениша, коллегу Унковского по минно-гальванической части. Имя показалось мне знакомым: то ли воспоминания встречал в Сети, то ли, наоборот, читал о нём в чьих-то мемуарах.
        В отличие от балагура Стейпеля Иениш в разговоре не участвовал - копалсявнутре фотокамеры ипоглядывал искоса. Проникая через иллюминаторы, открытые для разгона возможных ядовитых газов шимозы (это взрывчатка такая, японская, начинка фугасных снарядов), прохладный сквознячок прогуливался по помещению.
        Исчерпав аргументы, я снова вытащил из рюкзака ноутбук. Кают-компания заинтересовалась, господа мичмана даже привстали, разглядывая диковину. Но, увы - футуршока не случилось, проклятый агрегат так и не заработал.
        Это был удар ниже пояса - я сидел красный как рак, лихорадочно соображая, что делать. Ясно как день, что разговора с адмиралом теперь не получится, поскольку убойного аргумента в виде набитого бесценной информацией ноутбука больше нет. Адмирал же, человек крайне занятой, не сможет уделить и минутки своего драгоценного времени странным гимназистам. А уж Лёвочка Шмидт наверняка в красках распишет Макарову, что детишки то ли от восторга, то ли от ужаса помутились рассудком и мелют чушь. Остаётся что? Сидеть здесь, в кают-компании обречённого корабля, и слушать воркование Светки?
        А она времени не теряет: ловко переключила внимание на себя. После моего позорного провала ей хватило пары реплик, чтобы и Шмидт, и Стейпель забыли обо мне и принялись наперебой излагать ей события последних дней. Даже Иениш оставил своё фото-чудище иотправился за свежими газетами. Светлана рада стараться - хлопает длиннющими ресницами, брызжет на офицериков искрами из глазищ… А голосок-то какой медовый! Всё, им уже не до меня - Шмидт предупредительно пододвигает барышне чашечку чаю, а Иениш самолично устраивает выволочку вестовому, за то что в буфете не нашлось свежего лимона.
        - Японцы вознамерились закупорить наш флот в артурской луже, - распинался Лёвочка. - Отчаянное дело - взяли четыре коммерческих корыта, насыпали в трюма бутового камня и угля, чтобы тонули порезвее, да и полезли в проход!
        - Болтают, эти пароходы накануне в море осматривал «Аскольд», - заметил Иениш, успевший уже отцепиться от вестового. - Когда подбитые брандеры осмотрели, под свежей краской разобрали надписи на английском. И на борту, рассказывают, отыскали английские флаги. Подлый народ, только и жди от них пакости…
        - Кто подлый народ - японцы? - уточнила Светка.
        - Да нет, барышня, англичане. Вечно они России свинью пытаются подложить - вот и теперь япошкам, как могут, способствуют в их пакостях. История с брандерами тёмная, и, боюсь, правду мы узнаем не скоро.
        Ох как прав мичман Иениш! До сих пор, между прочим, спорят, хотя прошло больше века…
        - Ну команда уж точно была японская, - продолжал Шмидт. - Храбрецы, что тут скажешь! На невооружённых пароходиках - так, по паре мелких скорострелок на каждый, от миноносцев отстреливаться - и в самый ад, под огонь береговых батарей, под пушки всей эскадры! И ведь не первый раз…
        - Да, четырнадцатого марта они удачно выбрали момент, - отозвался с дальнего конца стола минёр. - Безветренная ночь, туман - вполне могли бы и проскочить. Но не вышло: в итоге один воткнулся в брандер, что ещё раньше затопили у маяка, и до половины корпуса сел в воду. Другой и сейчас торчит из воды у Электрического утёса. А ещё два, связанные между собой, выкинулись на берег у Золотой Горы. Молодцы батарейцы, постарались!
        - Всё равно чуть не проспали японцев! - упрямо повторил Шмидт. - С батарей разглядели брандеры, только когда те были у самого прохода, - и не кинься на пересечку два наших миноносца, ещё неизвестно как бы дело обернулось. А так - мина с «Сильного» оторвала головному брандеру нос, а остальные сбились в кучу, по которой батареи били, как в стаю сидячих уток!
        - Ну да, - хохотнул лейтенант. - И первым делом залепили шестью дюймами в самог? «Сильного». - Отчего на том взорвался один из котлов и даже, как я слышал, кого-то убило. Спасибо Криницкому, командиру миноносца, - не растерялся и выкинулся на берег прямо под батареей Электрического утёса. А то бы кормить им рыб вместе с японцами!
        - Они успели на шлюпках уйти, - заметил Иениш. - Одну только и потопили. А потом, говорят, на одном из брандеров записку нашли, ругательную…
        - Вовсе даже не ругательную! - возмутился Лёвочка Шмилт. - Японцы - народ вежливый, хамства не допустят, во всяком случае - на словах. Я, если хотите знать, сам видел эту записку в штабе адмирала.
        Мичман вытащил из кармана записную книжку в бордовом кожаном переплёте:
        - Вот, прошу:«Помните, уважаемые русские моряки. Мое имя - капитан-лейтенант японского флота Токива Хиросэ, мне здесь уже третий раз…»
        - «Мне», - уточнил Шмидт, - так было в оригинале. Я скопировал текст в точности, для истории.
        Услышав это «для истории», минёр иронически усмехнулся. Мичман Лёвочка заметил, слегка покраснел и попытался сделать вид, что к нему это не относится.
        - «…первый раз был на пароходе „Ходкоку Мару“ в феврале, буду еще, если проход останется незакрытым. Привет адмиралу Макарову. Хиросэ».
        - Адмирал припомнил - он, оказывается, знаком с этим Токивой[16 - В Японии Токива Хиросэ почитается одним из канонических героев этой войны. Считается чуть ли не первым камикадзе и основоположником фигурного катания в Японии. Он едва ли не первым из японцев научился кататься на коньках - естественно, в Петербурге. Об этой романтической истории написан роман «Облако над холмами» известного японского писателя-историка Сиба Рётаро.] по Петербургу. Тот несколько лет назад был там военно-морским агентом. И где вы видите хоть одно ругательное слово? Исключительно вежливый человек писал…
        - Я тоже его знаю, - вставил другой «флажок», мичман Яковлев. - Этот японец ухаживал, хотя и безнадёжно, за красавицей дочкой… сейчас не скажу точно, кажется, полковника Вилькицкого из Гидрографического департамента. Тот, если помните, ещё составлял карты Карского моря. Сын его, Боря Вилькицкий, здесь, у нас на эскадре, - на «Цесаревиче», мичманом.
        - Это, дорогой мой, сплетни, - перебил мичмана сосед, которого представили как корабельного доктора Волковича. - Бедняга Хиросэ волочился не за барышней Вилькицкой, а за младшей дочерью генерала Ковалевского Ариадной. Эдакая прелестница восемнадцати лет, смешливая, с пухлыми щёчками. Она тогда училась в Институте благородных девиц. Представьте, японский гость увлёкся катанием на коньках и не раз посещал вместе с мадемуазель Ковалевской каток. Что ничуть не помогло ему в сердечных делах.
        - Да в том ли дело, с кем он на коньках раскатывался? - раздражённо перебил доктора Шмидт. - Хоть бы и с самим чёртом, какая разница? Я только хочу сказать, господа, что японец весьма обходителен и вежлив.
        - Ве-е-жлив он… - неприязненно скривился лейтенант. - «Уважаемые русские моряки…» Все они зубы скалят да раскланиваются, а потом ночью, без объявления войны - миной в борт, на самый подлый манер!
        - Такая уж они, японцы, нация, - вздохнул Лёвочка. - Хоть и приняли европейские военные обычаи, но больше для видимости. Сами же верны своим традициям: для самурая опередить противника, нанести удар раньше, чем тот успеет выхватить меч, - первое дело!
        - Воти махали бысвоими мечами! А токораблей понастроили, лезут куда не просят. Да ещё англичане с североамериканцами подзуживают…
        «Англичанка гадит, - усмехнулся я про себя. - Вечная тема, не утратившая злободневности даже за век с лишним. Включи телик - и на каждом втором канале непременно будет что-нибудь про козни коварных англосаксов. У нас, правда, во всех бедах винят Америку, но это неважно, они, можно сказать, подхватили старую добрую манеру англичан пакостить России, чем только можно».
        Тема международных отношений набирала обороты, обнаруживая согласие большей части кают-компании с позицией, принятой в двадцать первом веке:
        - Все европейские страны так или иначе выступали против России! При Наполеоне двунадесять языков к нам явились; вКрымскую кампанию французы с англичанами и, прости Господи, сардинцами…
        «Будто и не уезжал никуда… Вас бы, ваше благородие, в телевизор, на политическое шоу, - имели бы успех!»
        - Это вы, положим, лишку хватили, дорогой мой! Вон германский кайзер к России вполне дружественно настроен. И из Циндао, базы германского флота, угольщики к нам то и дело бегают!
        - Лицемерит ваш кайзер, Лёвочка! Россия с её интересами им всегда была, простите, до лампады - лишь бы хлеб русский грести невозбранно, и подешевле! Не припоминаете, как ваши разлюбезные германцы на пару с австрияками предали Россию на Берлинском конгрессе[17 - На международном Берл?нском конгрессе 1878 года были пересмотрены результаты победоносной для России Русско-турецкой войны (и тут?) 1877 -1878 годов. Россия лишилась многих результатов победы, уступив давлению со стороны Англии и Австро-Венгрии, при молчаливом попустительстве Германии.]? Да-да, конечно, вы немец-перец-колбаса и немецкое превозносите. А вот мне капитан Лилье, - вы его знаете, господа, инженер-фортификатор, умница, - так вот, он давеча рассказывал, что недавно высокому артурскому сухопутному начальству, генерал-лейтенанту Стесселю, было представлено занятное письмецо:
        «Его Превосходительству адмиралу Того[18 - Маркиз Того, Хэйхатиро - командующий Объединённым флотом Японии в Русско-японской войне. Вот зачем с большой буквы?]в Порт-Артуре от Лео Хердана.
        Брюнн - Астория - Моравия - Фердинанде - Фердинандгассе, 25 -27.
        Ваше Превосходительство!
        В твердом уверении, что победоносный флот Японии до получения этих строк прогнал из Порт-Артура последне го русского, позволяю я себе передать наисердечнейшие благопожелания к геройскому состоянию (стойкости) вашего флота и с вами молить у неба скорой победы над врагом.
        С почтением, Лео Хердан».
        Генерал, прочтя сей курьёз, лично распорядиться изволил напечатать его в «Артурской сплетнице», причём со следующими комментариями: «Дабы видели все, какими сведениями обладают господа иностранцы. Хердан-то этот ведь получил же откуда-нибудь подобный нелепый адрес, ну и с большого ума поверил этим сведениям. Генерал-лейтенант Стессель». В сегодняшнем номере должно быть!
        «Артурская сплетница» - это местная официальная газета, «Новый край». В тот наш вояж мы захватили с собой из прошлого один из номеров, с телеграммой императору Николаю Второму о гибели «Стерегущего».
        Мичман Шмидт не нашёлся что возразить, лишь упрямо подобрал губы, всем своим видом выражая несогласие.
        Хотелось вскочить и заорать: «Опомнитесь, что вы плетёте?! Какие кайзеры? Какие газеты, девицы и коньки? Вы все через час потопнете, идиоты!»
        Удерживало ощущение нереальности происходящего да жгучий стыд за сцену с неработающим ноутом. И тут я поймал Светкин взгляд - не переставая улыбаться своим визави, она слегка подмигнула мне и едва заметно кивнула на дверь.
        Ага… молодые офицеры, собравшиеся в кают-компании, старательно распускает хвосты перед Светкой - на меня ни один не смотрит. Даже желчный лейтенант, споривший недавно с Лёвочкой Шмидтом, занят - уткнулся в газету и ничего вокруг ему не интересно. Грех не воспользоваться…
        Я бочком-бочком подвинулся к двери и, улучив момент, выскочил вон. Никто не пытался меня задержать, лишь вестовой, который как раз приволок хрустальное блюдце с лимоном, посторонился, давая дорогу.
        Так. Теперь главное - незапутаться вмешанине шлюпбалок, лебёдок, вентиляторных раструбов и прочей палубной машинерии, отыскать дорогу к боевой рубке. А уж там… понятия не имею, как убедить Макарова выслушать меня, но больше ничего не остаётся, верно? Можно, конечно, и дальше слушать болтовню в кают-компании, но тонуть вместе с этими блестящими господами меня почему-то не тянет.
        И, конечно, я заблудился. Выскочив после бесцельных метаний по гулким железным коридорам на широкую, почти совсем открытую палубу, я сразу понял, что оказался далеко от своей цели - на корме. Башня главного калибра, такая же огромная и грузная, как и на носу; морская ширь, по которой за кормой разбегаются длинные пенистые «усы» полного хода. В кильватере, прямо в этой белой дорожке, - силуэт следующего в ордере корабля. Это, наверное, «Победа» - второй из броненосцев макаровского отряда. За ним - ещё один. В отдалении маячат крейсера; за каждым из кораблей тянется низко, над самой водой, шлейф угольного дыма. А может, это они нарочно так стараются - что-то вроде дымовой завесы? Но противника вроде бы не видно, горизонт чист - хотя откуда мне знать? Бинокль бы сейчас…
        Итак. Если броненосец, следующий за «Победой», - это «Пересвет», припоздавший к первой части боя и только что занявший место в ордере, то дело совсем худо. Значит, Макаров уже отдал приказ «миноносцам войти в гавань» и вот-вот начнёт поворот навстречу неприятелю. Или отряд уже повернул? Сидя в кают-компании, невозможно было понять, поворачивает «Петропавловск» или идёт по прямой. И если поворот позади, то, значит, броненосец идёт прямо на мины и предпринимать что-либо уже поздно; если же нет, то времени впереди целый вагон (а я бы оставил. Подсмотрел оборот, какжется, у Стругацких, понравилось… - четверть часа, а может, и больше.
        Ну хватит, хватит! Это уже истерика, надо взять себя в руки, а то я вообще соображать перестал! Какой бинокль? Я что, собираюсь опознать «Пересвет», который видел только на картинках, с такого вот неудобного ракурса? Да и зачем это вообще - опознавать? Все остальные броненосцы стоят в ремонте: и «Севастополь», и «Цесаревич» и «Полтава» - ничем иным, кроме как «Пересветом», тот корабль быть просто не может.
        - Поставь-ка, голубчик, вон туда, у самой башни! - раздался позади пожилой, почти старческий голос. - Нет, нет, подальше, подальше, вот так будет хорошо…
        Я обернулся. Верещагин! Заложил руки за спину и озирает горизонт; под локтем - всё та же зелёная папка. Круглая меховая шапка сдвинута на затылок, свежий ветерок треплет роскошную бороду.
        Зачем он перебрался с носа на корму? Наверное, хочет сделать наброски с кораблей, следующих в кильватере «Петропавловска», - они так контрастно вырисовываются на фоне пологих вершин Ляотешаня. Матрос, сопровождающий художника, пристроил на указанное место табурет и теперь раскладывает мольберт. Одна из кисточек упала, покатилась по доскам палубы; матрос нагнал беглянку, подобрал и почтительно вручил владельцу.
        Стоп, стоп! Если Ляотешань, а следовательно, и Порт-Артур позади, то… это означает только одно - роковой поворот уже пройден и флагманский броненосец катится на мины. На нос, на нос! В боевую рубку, к адмиралу, скорее! Может, попросить помощи у матросов - вон как раз один рысит мимо, недоумённо косясь на бегу на необычного гостя. Нет уж, спасибо - отведёт, как Задрыга, к ближайшему офицеру, объясняйся потом с самого начала! А времени нет, оно вытекает, будто вода из треснувшего стакана - стремительно и неотвратимо.
        Кинуться к борту, заполошно заорать: «Мина! Мина по правому борту»?! А если не по правому? Я с ужасом осознал, что не помню, каким бортом «Петропавловск» должен налететь на рогатую смертоносную дрянь. А если ЭТО должно случиться не сейчас, а через несколько минут? Тогда - классическая история о мальчике, который зовёт волка: послушать меня, может, и послушают, но мины никакой не обнаружится… да и какая разница? Так или иначе, броненосец уже вошёл в опасную зону и в любой момент рискует нарваться на минный букет. И где гарантия, что вот сейчас у самого его борта не болтается в воде начинённый смертью сюрприз? Нет, надо останавливаться, спускать шлюпки и потихоньку, по-черепашьи выползать из опасного района. Но кто же поверит мне до такой степени?
        И вообще - что за вздор? Стою тут, умничаю, а между тем корма корабля - не самое подходящее место для того, чтобы поднимать тревогу по поводу минной опасности. На нос, срочно! Вот там, чем чёрт не шутит, можно и попробовать.
        VII
        Палуба жёстко поддала в подошвы, да так, что Сёмка подлетел вверх и, не устояв, покатился по дощатому настилу. Оглушительный грохот - звук, сильнее которого ему не приходилось слышать ни разу в жизни, - ватой залепил уши. «Взорвалось прямо подо мной! - мелькнула паническая мысль. Ну всё, теперь точно не успел…»
        По кораблю прокатилась долгая вибрация. Мальчик попытался встать и понял, что броненосец с сильным креном садится носом. Мимо, чуть не сбив Сёмку с ног, пронеслась кучка матросов; один с разбега нырнул в люк, вслед за ним, придерживая фуражку, кинулся весельчак Стейпель. Откуда он здесь? - отстранённо подумал Сёмка. - Он же должен сейчас быть в кают-компании…
        Светка! Там, внизу, в броневой ловушке!
        И, не думая больше ни о чём, бросился вслед за машинным мичманом в открытый зев люка.
        Бесполезно - его тут жевынес наружу встречный поток матросов. Они бегом взлетали по трапу, и Сёмка успел заметить, что внизу, у подножия его, образовалась пробка. Никакой паники - люди один за другим взбирались вверх, подсаживая друг друга, даже если в этом не было нужды. Волной разгорячённых тел мальчика прижало к стенке надстройки, и в этот момент ударило снова - так же страшно и неожиданно, как и в первый раз. «Петропавловск» опять пронзило пугающей дрожью, и Сёмка, отлепившись от стенки, кинулся вслед за спинами в синих форменках. Куда? Он и сам не понимал, но очень уж мучительно было оставаться на месте и всем телом, прижатым к железу, ощущать, как взрывы рвут сталь корабля.
        Раскат нового взрыва прокатился по «Петропавловску». На этот раз ударило где-то под соседней башней; палуба рядом с ней раскрылась, мимо Сёмки пронеслась стена огня. Он едва успел вжаться в какую-то нишу, пропуская мимо себя опаляющую всё вокруг смерть.
        На корме - картина полной катастрофы. Справа, среди взметающихся под самые облака огненных столбов и клубов дыма, рвущихся из задней трубы, разлетаются обломки. Борт быстро пошёл вверх. Сёмка бросился к лееру и повис, сжав трос до судорог в пальцах. По ушам хлопало - «умф-умф-умф», - и он догадался, что это огромные винты, поднятые креном из-под воды, бессмысленно перелопачивают воздух.
        Несколько матросов и высокий нескладный офицер в белом кителе перелезли через леер и кинулись в воду.
        Ещё один, доктор Волкович, - тот, что рассказывал в кают-компании о романе японского офицера с русской барышней, - неуклюже карабкался к обрезу палубы, путаясь в полах своего длинного пальто.
        В палубу, в трёх шагах от ползущего доктора, воткнулся зазубренный, дымящийся кусок железа. Осколок снаряда? По броненосцу стреляют? Да нет, конечно, нет, - японцев поблизости быть не должно…
        Невозможным усилием Сёмка оторвал себя от леера. Вдали, над свинцовой полосой моря, высились освещённые солнцем вершины Золотой Горы и Электрического Утёса. «Наверное, с батареи, сейчас видят гибель броненосца и глазам своим не верят - всё именно так, как у Степанова в „Порт-Артуре“…»
        Мальчик коротким броском добрался до рамы люка - и в тот же момент массивная шлюпбалка с пронзительным скрипом повернулась и рухнула, скосив ползущего на четвереньках доктора. Тот упал навзничь, на раскинутое пальто, разбросав руки, - на лице ни кровинки, скрюченные пальцы слепо шарят по палубе, в безнадёжной попытке зацепиться. Сёмка выбросил руку навстречу Волковичу, но лишь скользнул кончиками пальцев по сукну - и беднягу унесло вниз, по встающей дыбом палубе.
        Ближе к корме, шагах в двадцати, у самого борта, теснилась большая, человек в тридцать, группа матросов. Среди них виднелась благородная голова Верещагина, окаймлённая барашком высокой шапки и воротника; под мышкой у художника - знакомая папка. Люди стояли, будто прикованные к месту не затихающим ни на миг «умпф-умпф-умпф» винтов, вращающихся вхолостую.
        Новый взрыв выбил, как пробку из бутылки, кормовую шестидюймовую башню - ту самую, которой командовал мичман Шишко. Соседняя с башней стрела Темберлея - так, кажется, называется эта уродливая штуковина? - со скрежетом сорвалась со своего места. Сёмка в ужасе вжал голову в плечи, но смертоносная железяка пролетела над головой и, будто кегли, смела группу, где был Верещагин. За миг до удара художник, нелепо взмахнув руками, повалился на бок, папка хлопнулась на доски и заскользила к Сёмке.
        Не задумываясь, мальчик отцепился от рамы и, как вратарь в броске, перехватил папку. Вскочив, еле-еле устоял на ногах: крен был такой сильный, что держаться почти не было возможности, - и, судорожно хватая воздух ртом, прижался спиной к броне.
        - Семён! Куда тыпропал?! Сколько можно тебя искать?
        Это прозвучало таким диссонансом с разверзающейся вокруг преисподней, что Сёмка не поверил своим ушам. Глазам он тоже не поверил - цепляясь рукой за броню, неловко переставляя ноги по уходящей вниз палубе, к мальчику боком карабкался историк Григорий Петрович в форме морского офицера. За его спиной - Светка, бледная, как бумага, рот упрямо сжат в чёрточку, в глазах не слезинки. У Сёмки отлегло от сердца - ну хоть эта цела…
        - Где тебя носит, дурак ты такой?! - закричала она. - Ты что, не видишь, что творится? Сейчас мы тут из-за тебя потонем!
        «Точно, из-за меня… - мелькнуло в голове. - Если бы я не бродил по броненосцу, раскрыв рот, и не пялился по сторонам, а прорвался бы вовремя к адмиралу… если бы проклятый ноутбук не сдох… если бы…»
        Историк добрался, наконец до него, больно схватил за плечо и сильно встряхнул. Зубы клацнули, Сёмка чуть не прикусил язык.
        - Синхронизатор! Где синхронизатор? Доставай скорее, не копайся!
        - Синхро… какой синхро… затор? - переспросил мальчик. - Григорий Петрович, вы здесь зачем, откуда? Вы…?
        - Да ключ, господи ж ты боже мой! - плачуще выкрикнул историк. - Тот, которым вы открыли проход сюда!
        Доставай, пока ещё на ногах стоим!
        Светке надоело смотреть, как её спутник беспомощно, словно выброшенный на берег карп, открывает и закрывает рот, силясь понять, что ему говорят. Она решительно стряхнула руку историка и вцепилась в Сёмкину форменку, охлопывая карманы его брюк. От такой бесцеремонности Сёмка немедленно пришёл в себя.
        - Да, конечно, вот… - и вытащил из-за пазухи ключ, завёрнутый в полиэтиленовый пакет. Историк потянулся - но тут корабль вздрогнул от нового толчка, и Георгий Петрович чуть не полетел с ног. Броненосец стремительно заваливался на левый борт, мимо скользили вниз, в воду, отчаянно вопящие люди. Трое пришельцев изо всех сил пытались удержаться на ногах. Сёмка едва смог устоять - одной рукой вцепился в Светку, а другой - в драгоценный ключ, ухитряясь притом прижимать к груди папку. Историк согнулся, оторвался от башни и сделал несколько неверных шагов. В руке его фиолетово сверкнуло, на миг ослепив Сёмку, - и тут же в броневой стенке появилась дверь, точнее - овальный, тронутый ржавчиной люк с двумя изогнутыми рычагами запорных механизмов по углам. Между ними бездонным зрачком чернела замочная скважина.
        - Ну давай же, открывай! - взвыл историк. Он обеими руками ухватился за верхний рычаг и почти повис на нём; палуба кренилась под углом не меньше сорока пяти градусов, с каждым мгновением заваливаясь ещё круче. Сёмка переполз к заветной двери; Светку пришлось отпустить, и теперь он одной рукой вцепился в рычаг, поверх горячих пальцев Георгия Петровича. Другой рукой мальчик елозил ключом по железу. Папку с трудом удавалось прижимать к груди подбородком, отчего никак не выходило скосить глаза и понять, почему ключ не попадает, куда ему положено. На правом локте висел рюкзак; ноша эта моталась из стороны в сторону, отчаянно мешая. И как это он не потерял рюкзак в такой свистопляске? Бородка ключа вдруг нырнула в отверстие, руку до локтя пробило знакомым разрядом - и Сёмка, собрав остатки сил, обеими руками повернул ключ. В последний момент он понял, что не может удержать проклятую папку и она вот-вот выскользнет и полетит на палубу, веером рассыпая листы по…
        …по изъеденной рыжей ржой решётке. Сёмка, не удержавшись на ногах, рухнул лицом вниз, сжатый в кулаке ключ громко лязгнул по металлу, больно прищемив пальцы. Светка навалилась на спину, и не было больше сил встать или хоть поднять голову, чтобы оглядеться…
        В ушах протяжно звенело. Что это - последствия перехода или отголоски взрывов? Сёмка с трудом перекатился на живот и встал - сначала на корточки, а потом и на ноги, придерживаясь рукой за стену. На локте по-прежнему гирей висел рюкзак. Палуба под ногами - никакая не палуба, а ржавый решётчатый пандус в трюме заброшенного речного теплоходика - не делала попыток уйти из-под ног, не вздыбливалась, предательски поддавая в пятки. Сёмка для верности потопал ногой - ничего, держится. Засаднило колено - ушиб, когда, провалившись в чёрное ничто, соединяющее прошлое с будущим, с размаху приземлился на четвереньки.
        Звон в ушах утих сам собой - мальчик даже не заметил когда. Навалилась вязкая тишина, нарушаемся лишь размеренным стуком капель, падающих в воду. В гулком железном ящике этот звук почти оглушал.
        Рядом завозились. Светка? Да. Ну и вид у неё… Рукав кофточки разорван, физиономия в чёрно-рыжих пятнах, щека алеет свежей ссадиной - похоже, приложилась об решётку. Перехватив Сёмкин взгляд, Светка ойкнула и, совершенно по-домашнему зашарила по карманам в поисках носового платка. «А где сумочка? - вспомнил мальчик. - Да, где? Маленькая такая, под змеиную кожу - Светка ещё положила её на стол в кают-компании. Наверное, там и осталась и раскисает теперь в солёной воде Жёлтого моря. Кажется, года четыре назад остов броненосца отыскала на глубине примерно сорока метров российско-китайская экспедиция. Интересно, они сумели проникнуть во внутренние помещения затонувшего корабля? Вот забавно будет, если водолазы отыщут в кают-компании женскую сумочку родом из двадцать первого века! Наверняка у Светки там какие-нибудь пластиковые карточки, мелочь, наконец - с ними в морской воде ничего не сделается. Тьфу, что за вздор лезет в голову! Какая разница, что там найдут?».
        - Ну что, как прогулка? Поделитесь впечатлениями, или оставим разбор полётов на потом?
        Георгий Петрович подошёл к ребятам, отряхивая сложенными перчатками рукав кителя. Удивительно - историк улыбался, будто и не было этих страшных минут на обречённом броненосце. Морская форма, такая уместная на палубе боевого корабля, здесь, среди ржавых перекрученных железяк и потёков плесени, смотрелась дико и чужеродно. А ведь сумел сохранить щегольской вид - даже фуражку не потерял… Мундир носит так, будто получил его при выходе из Морского корпуса - вместе с теми мичманами и лейтенантами, с которыми они четверть часа назад беседовали в кают-компании «Петропавловска». И, так же как они, пристегнул к поясу золочёный, с имперским двуглавым орлом и якорями кортик - символ принадлежности к элите Российской Империи.
        Сёмка помотал головой. Какая империя? На дворе двадцать первый век, сейчас они выберутся из этого ржавого ящика и увидят многоэтажки над берегами Нагатинского затона, огни прибрежных ангаров и сараюшек, редкую цепочку жёлтых фонарей…
        Он наклонился, собирая с железа листы, разлетевшиеся из верещагинской папки. Света почти не было, и Сёмка понял только, что перед ним - пачка карандашных и акварельных рисунков, наброски к последним, незаконченным работам. Папка с трудом поместилась в рюкзаке, а бронзовый уголок так и остался торчать наружу.
        - Георгий Петрович, мы уже дома или ещё нет? - жалобно спросила Светка.
        - Дома, Светлана, дома, не переживай. Всё уже позади. Снаружи темнеет, а нам предстоит выбираться из этой дыры. Согласись, обидно было бы напоследок переломать ноги…
        Сёмка кивнул. Ещё бы не обидно: уцелеть в мешанине взрывов, обломков и ледяной морской воды - и покалечиться в грязной канаве?
        - Я хорошо помню дорогу, Георгий Петрович. Давайте я пойду вперёд, в вы со Светкой - за мной, след в след.
        - Вот и ладненько, - согласился историк. Лицо его было еле-еле различимо в скудном свете, падающем через люк в провалившейся палубе. - Давайте, что ли, выбираться - только, пожалуйста, осторожнее. Ты, Сём, сначала пробуй ступеньку, прежде чем поставить ногу, а то тут всё прогнило - обвалится ещё. Вылавливай тебя потом!
        Сёмка бросил взгляд вниз, на чёрно-маслянистую жижу, заполняющую трюм брошенного судна. Нет уж, спасибо, не надо ему такого купания!
        - А я смартфоном посвечу, Георгий Петрович! Вот, сейчас…
        И тут же вспомнился вырубившийся ноут. А если и со смартфоном то же самое? Тогда, в кают-компании, он так и не успел его достать…
        Аппаратик пискнул и послушно высветил загрузочную панель Андроида. Порядок, работает, даже три «ступеньки» Сети есть. Время - восемнадцать-двадцать две; они спустились сюда… в восемнадцать-ноль пять, Сёмка нарочно засёк. Выходит, по здешнему времени они отсутствовали несколько минут? Даже меньше - пока спустились, пока нашли дверь… и в прошлый раз суткислишним, проведённые в прошлом веке, обернулись считанными секундами в веке нынешнем…
        Ладно, о парадоксах времени подумаем потом. Есть пока дела поважнее, например - выбраться из этой затхлой консервной банки.
        Сёмка поднял руку; свет экрана выхватил из мрака ржавые потёки на борту, гнутые поручни и перекрученные трубы под потолком.
        - Ну что, пошли? Только осторожно, тут ступеньки не хватает!
        И, закинув за спину рюкзак, полез по трапу наверх, навстречу темнеющему московскому небу.
        VIII
        Сентябрь 20… года, Франция
        «Рассказывают, что ещё через несколько лет, солнечной осенью, маленький неказистый траулер видели поднимающимся по Сене. Капитан, говорят, недовольно морщился, вдыхая бензиновую гарь горящих парижских предместий; отмачивал усы в „Божоле нуво“ последнего (уже во всех смыслах - последнего) розлива и всё допытывался у белого беженца, взятого на борт за неимением лучшего лоцмана:
        - Ну хоть какая рыба ценных пород у вас там ловится, возле вашего Сен-Дени? А то что же выходит - опять пустой рейс?
        Однако по всему было видно - доволен новой жизнью. Так себе ворчит, не со зла.
        Вечно юным гардемаринам десантной группы, прячущимся на палубе под сетями и мешковиной, „Божоле“ не полагалось. Но они тоже не грустили. Шпаги остры, сердца пламенны, кожа на черных барабанах - обновлена после недавнего дела в Нигерии, аж лоснится… И вообще, ребята, как там гласит народная мудрость? „Увидеть Париж - и пусть все умрут!“
        …Опять же? рассказывают, что российских туристов удалось вывезти всех, а халиф Аль-де-Франс даже уплатил компенсацию. Но это, наверное, уже врут. В устном пересказе преувеличения неизбежны, а письменные источники - они нынче сами понимаете где…»
        - Вот, Георгий Петрович, спасибо, - я протянул историку пачку листков. - Дочитал.
        Листки исчезли в дипломате.
        - Дочитал, значит… Ну и как впечатление?
        - Всегда мечтал стать гардемарином. - искренне заявил я. - Жаль, что история про «Летучего россиянца» - сказка. А как было бы хорошо…
        - Нашёл о чём жалеть… - ухмыльнулся историк. - Уж кому-кому, но не вам с Лариной сетовать на нехватку чудес!
        Я пожал плечами. Два путешествия во времени - это вам не жук чихнул. Бронзовый ключ со сложной фигурной бородкой, загадочный «синхронизатор», открывающий путь в прошлое, по-прежнему хранится в ящике моего стола. Выбираясь из трюм?в заброшенного теплохода, я не сомневался, что Георгий Петрович - не кто иной, как агент загадочной организации путешественников во времени. И явился он на «Петропавловск» для того, чтобы изъять у меня вот этот самый ключ. Может, кто-то из его коллег потерял прибор, а я нашёл - вот меня и выслеживали, пока мы со Светкой шастали в 1904-й год и обратно? Как тут не вспомнить булычёвское «Сто лет тому вперёд»? Или, если кто не читал - фильм «Гостья из будущего». Там всё очень доходчиво показано, можно считать - наш случай.
        Но, увы - когда мы выбралисьиз прибрежной помойки Нагатинского затона к цивилизации, Георгий Петрович поймал такси, развёз нас со Светкой по домам и распрощался, упорно не замечая наших недоумённых взглядов. Не было и обещанного «разбора полётов».
        Ну не было - и не надо. Наскоро переодевшись и с трудом увильнув от обеда, - «Сёма, куда, сегодня твой любимый грибной суп!» - я выскочил из дому и на четвёртой скорости рванул к остановке. Ехать до Светки всего ничего, минут десять, и я чуть не сошёл с ума, ожидая троллейбуса.
        Не знаю, как в других школах, а у нас не принято ходить друг к другу в гости. И мама, и дядя Витя рассказывали, что они в мои годы просиживали вечера у одноклассников. А мама припоминала очередную романтическую историю из своей школьной жизни, поглядывая на меня с вызовом: уже большой, почти пятнадцать, чего ждём? И расспрашивала о девчонках из нашего класса - с кем общаюсь, симпатичные ли и почему я до сих пор не пригласил какую-нибудь из них в кино.
        Нет, мамочка, у нас иные развлечения. В духе времени, прости за каламбур, - эксклюзивные путешествия в прошлое. На сто с гаком лет назад, бонусом прилагается тур по тонущему броненосцу. Или по осаждённому городу, под обстрелом из орудий крупного калибра. С риском для жизни и уж точно - для рассудка. В голове у меня была к тому моменту полная каша, и я чувствовал, что вот-вот запою заплетающимся языком весёлые песенки и пойду - сам, добровольно! - сдаваться дядям и тётям в белых халатах и с профессионально доброжелательными взглядами.
        Светкина маман, которая открыла дверь, встретила меня недоумённым взглядом, но в дом пустила и даже пригласила к обеду. Отказываться я не стал: в животе уже давно противно бурчало. В прошлом мы провели часа три, не меньше, да ещё дверь искали и потом… короче, я проголодался как волк.
        После обеда мы удалились в Светкину комнату. Дверь она предусмотрительно оставила полуоткрытой - чтобы предки не подумали чего лишнего. По мне, так пусть лучше думают что угодно - лишь бы не слышали, как их дочурка обсуждает с одноклассником подробности вылазки в прошлое. Или нового школьного историка, оказавшегося - вот неприятность! - то ли пришельцем из будущего, то ли суперагентом Службы Охраны Времени.
        Проговорили мы часа полтора - и, увы, почти без результата. Резюме: Георгий Петрович водил нас на поводке, как несмышлёнышей; пока мы корчили из себя отважных исследователей Хроноса, он следил за каждым нашим шагом. И, стоило оступиться - вытащил из беды, в которую мы угодили по собственной дурости.
        Особое мнение Светки: ключ подкинул мне тоже он. И вообще, вся история с путешествиями в 1904-й год - не что иное, как часть эксперимента. В котором нам отведена незавидная роль подопытных кроликов. А то я раньше не твердил то же самое! И хоть бы признала, что я такой проницательный…
        Короче, утро вечера мудренее, как написано в сказках, - было решено не дёргать историка ни по телефону, ни в Скайпе, благо у всех «кружковцев» имелись контакты Георгия Петровича в соцсетях, а подождать до завтра. Завтра история, так что в школе мы его в любом случае увидим… а там видно будет.
        На том и расстались. Дома я сразу полез в Фейсбук. На страничке школьного исторического клуба - рассылка: «Внеочередное заседание состоится…» Значит, завтра. Явка обязательна. И - послание мне в личку от историка: «Сёма, пожалуйста, не забудь захватить бумаги. Ты знаешь какие».
        Снова загадки! А прямо написать, что нужно - не судьба? Я должен телепатически угадывать, что понадобилось Георгию Петровичу - экземпляр «Mare nostrum» или спасённая от гибели в волнах Жёлтого моря папка Верещагина? Если верить фантастике, то второе: в книжках сотрудники разнообразных «Патрулей Времени» старательно ликвидируют следы таких вот несанкционированных прогулок. Да Георгий Петрович вообще в первую очередь должен был убрать нас со Светкой! А не вытаскивать, рискуя жизнью, с тонущего броненосца…
        В общем, принесу и рассказ, и папку. Но сначала отсканю всё её содержимое и приму меры, чтобы информация сохранилась, даже если с домашним компом случится что-нибудь нехорошее. Например, сгорит вместе с домом. Или, скажем, его выкрадут…
        Паранойя, да? А как иначе объяснить загадочный сбой безотказного, как трёхлинейка, МАКа? Ну, предположим, ноут накрылся из-за «скачка магнитного поля вблизи катушки Румкорфа», как внушал мне по пути домой историк, - но почему тогда инфа на смартфоне осталась нетронутой? Не смешите мои тапочки - это нарочно подстроено! Но как? Я же ни на секунду не оставлял аппарат без присмотра! А с другой стороны, что стоит «экспериментаторам» хакнуть ноут дистанционно? Мало ли что они у себя в будущем понапридумывали…
        - Говоришь, всегда мечтал быть гардемарином? - спросил Георгий Петрович. - Что ж, понять можно - шпаги, приключения, паруса…
        - Роковые тайны… - ухмыльнулся я. Он что, насмехается, голову мне морочит? Наелись мы этих приключений - как вспомню скатывающегося по палубе доктора Волковича…
        История сегодня вторым уроком. Мы со Светкой нарочно сели вместе и все сорок пять минут взглядами гипнотизировали учителя. Заседания клуба я дожидаться не стал, отловил Георгия Петровича на перемене. Светка держалась в отдалении, демонстрируя готовность вмешаться в любой момент.
        Историк оценил диспозицию. И, демонстративно вздохнув, - «ну что с вами поделать?» - направился в свой кабинет, пригласив нас следовать за ним.
        В кабинете Георгий Петрович привычно устроился на углу стола и принялся в своей несолидной манере болтать ногой. Мы, не сговариваясь, примостились так же, на краешках парт. В глазах историка мелькнула насмешливая искорка.
        - Ну-с, мальчики и девочки, и что вы обо всём этом думаете?
        - О чём, о ключе? О путешествиях во времени? - немедленно среагировал я. Как будто имелся другой предмет для размышлений!
        - Вестимо, - ухмыльнулся историк. - Надеюсь, вы не вообразили себе какую-нибудь чушь насчёт эльфийской магии или Волшебного-Ключа-Короля-Под-Горой?
        Мы со Светкой так и прыснули - половина наших одноклассников (одноклассниц уж точно) помешаны на фэнтези.
        - Не считайте нас детьми, Георгий Петрович, - Светка говорила так, будто выступала с трибуны. У меня челюсть отвисла - прямо мисс Марпл с комиссаром Мегрэ в одном флаконе!
        - Мы прекрасно понимаем, что вы состоите в тайной организации путешественников во времени и посланы с заданием следить за нами. То есть не за нами обоими, а за Семёном, поскольку ключ у него. А теперь и за мной - раз уж я тоже посвящена в вашу тайну. Признайтесь - вы собираетесь заставить нас замолчать, чтобы мы не проболтались о вашей машине времени?
        Мне оставалось лишь кивать и поддакивать. Ну Ларина, ну даёт… шпарит, как по писаному! Она что, ночью речь писала?
        Историк серьёзности момента не оценил - откинулся назад и засмеялся самым бесцеремонным образом. Столько в этом смехе искренности было, что я невольно подумал: наши параноидальные версии - полнейшая чушь. Нет никаких «Патрулей Времени», нет зловещих кодексов хронопутешественников, требующих предавать нарушителя лютой смерти. Ну или хотя бы изолировать. А есть - что? Вопрос, как говорится, на миллион…
        Отсмеявшись, Георгий Петрович снова сделался серьёзным. Помолчал немного, почесал большим пальцем кончик носа - и опять заговорил:
        - Вот что, ребята, не буду морочить вам головы. Всё, что с вами произошло, - это своего рода отборочные испытания. Да, Светлана, ты права - это я подбросил Семёну ключ. И я же сделал так, чтобы он потом встретился с тобой в коридоре.
        - Верно… - припомнила Светка. - Меня тогда биологичка на первом этаже задержала, перед самым звонком… Так это вы подстроили?
        Историк кивнул.
        Вот интересно, а откуда он знает про эту нашу версию? Светка ведь ни словом не обмолвилась о подозрениях насчёт ключа… Они, что и квартиры прослушивают? А почему нет, запросто!
        - Это мы и сами догадались, - ответила Светлана. Она то ли не заметила оговорки, то ли решила пока сделать вид, что не поняла. - Но зачем это вам? И вообще - вы кто? Если не пришельцы - то, значит, какая-то секретная организация? Военная, наверное?
        - Или Внешняя разведка? - вставил я. - Испытываете новые технологии - скажем, чтобы добывать документы, которые давно утеряны. Вот вроде этих…
        И бухнул на стол верещагинскую папку.
        Историк бережно взял её, погладил бархатный корешок и принялся один за другим извлекать листы. Вот карандашный набросок - приборка на корабле, матросы окатывают палубный настил из пожарных шлангов. Вот расчёт у револьверной пушки Гочкиса; офицер с биноклем на мостике. А этот, слегка намеченный углём, - на фоне контура Золотой Горы силуэты русских броненосцев. Похоже, нарисовано в то самое утро, возле кормовой башни главного калибра, за несколько секунд до взрыва. И наискось - жирная, кривая линия; должно быть, уголь прочертил по бумаге, когда страшный толчок выбил палубу из-под ног Верещагина.
        - Замечательный был художник, - задумчиво сказал Георгий Петрович. - Знаете, ребята, ведь этих набросков никто не видел - разве что кто-нибудь из тех, кому посчастливилось уцелеть на «Петропавловске». Так что можете гордиться: вы спасли для истории ценнейший документ.
        Я выжидающе молчал.
        - Так вот, о документах, - продолжал историк. - Ты прав, Семён, организации, в которой я работаю, любопытны подобные исторические свидетельства. Хотя, конечно, не только это. У нас несколько иная задача: видишь ли, так уж получается, что нам трудно перемещаться во времени без вашей помощи.
        - Без моей? - ошарашенно спросил я. - Я что, какой-то особенный?
        - Ага, «избранный»! - фыркнула Светка.
        - В определённом смысле - да, - согласился Георгий Петрович. - Мы называем таких как ты «проводниками». Видишь ли, человеческий мозг - крайне хитрая штука, люди до сих пор не раскрыли и десятой части его тайн. Когда один… хм… наши учёные открыли способ перемещения во времени, выяснилось, что управлять процессом создания червоточины - так у нас называют тоннель, соединяющий прошлое и будущее, - может лишь человеческий мозг. Компьютеру, техническому устройству, это не по силам. И лучше всего, если это будет мозг подростка. Взрослый тоже справится, но риск неудачи слишком велик. И не спрашивайте почему - мы сами пока не знаем. Кое-кто полагает, что дело в особом восприятии мира, которое свойственно детям. Взрослея, люди теряют такое восприятие, а вот в возрасте двенадцати-пятнадцати лет оно достигает пика.
        Я жадно слушал. Выходит, Светкины ядовитые шуточки обернулись правдой? А всё это возьмёт да и развеется, как сон?
        Но Георгий Петрович и не думал развеиваться. Поудобнее устроившись на краю стола, он продолжал:
        - Наверняка мы сейчас знаем вот что: если правильно отобранный человек в возрасте до шестнадцати лет - плюс-минус, тут возможны отклонения - совершит путешествие во времени, то в дальнейшем его мозг сохранит способность управлять червоточинами. И он сможет не только пользоваться ими сам, но и брать с собой других. Подходящих кандидатов мало, один на миллион, так что мы вынуждены вести тщательный отбор. Поздравляю, Семён, ты - как раз из тех, в ком заложены нужные нам способности. Ты права, Светлана, он в определённом смысле избранный.
        Светка прижала к губам крепко стиснутые кулачки. Больше она не смеялась.
        - Отобрав кандидатов, мы устраиваем им испытание. И проходят его далеко не все.
        - А что случается с теми, кто не прошёл? - жадно спросил я. - Они что, погибают или навсегда остаются в прошлом?
        - Нет, Сёма, ничего такого не происходит. Просто мозгу кандидата не удаётся с первой попытки настроиться на червоточину. Тогда нужны новые попытки; порой вовсе ничего не получается, а порой кандидат может развить в себе эту способность позже, в процессе обучения.
        - Это таким как я, да? - спросила Светка.
        Историк кивнул:
        - Да, девочка, таким как ты. Мы умеем, пусть и приблизительно, определять уровень кандидатов, а потому устроили так, чтобы вы прошли испытание вместе. Семён стал твоим проводником, и эти путешествия через червоточину - всего их, как вы помните, было четыре, два раза туда и обратно, - разбудили твои скрытые способности. К сожалению, ты пока не можешь удерживать хроно-тоннели сама, но, как говорится, лиха беда начало. Задатки имеются, характер у тебя решительный - теперь всё зависит от тебя самой. Ну и от Семёна, разумеется, - вам лучше обучаться вместе. Проводники часто действуют парами и, как правило, добиваются отличных результатов. Главное - вовремя начать. Если способности проявляются в подходящем возрасте, то потом проводник сможет работать долгие годы.
        - Значит, теперь… - голос мой стал сиплым, мучительно захотелось откашляться. - Так что, теперь нам надо учиться в какой-нибудь вашей школе? А как же дом, родители?
        - А ты уже вообразил, что придётся уезжать из дома, в закрытую школу, как Гарри Поттеру? - добродушно поинтересовался историк. - Со временем, может, и придётся. А пока будете учиться в Москве. А я за вами присмотрю.
        - Но у меня совсем нет времени, - огорчённо охнула Светлана. - Репетитор по английскому, потом ещё подготовительные курсы…
        Светка собиралась со следующего года перейти в колледж при МГУ.
        - Насчёт английского можешь не переживать. Изучение языков - первое, чем занимаются наши «курсанты». Гарантирую, уже к концу года каждый из вас будет прилично владеть как минимум тремя земными языками - наши методики это позволяют. Так что вам ещё придётся думать о том, чтобы скрыть новоприобретённые знания от окружающих. Что до времени…
        Я вдруг осознал, что зацепило меня в последней фразе Георгия Петровича. Одно слово, брошенное будто между прочим, но такое важное…
        - «Земными языками»? Значит, есть и другие, неземные? Так вы инопланетяне?
        Историк усмехнулся.
        - Ну подловил, подловил. Нет, Семён, мы ваши земляки. Что до языков… давай пока остановимся на том, что вам предстоит очень многое узнать. Прости, больше сейчас сказать не могу.
        - Но потом нам всё равно придётся уехать, правильно? - спросила Светка. - А как же родители? Не можем же мы объяснить им, что отправляемся учиться на путешественников во времени?
        - Не забыла, с кем имеешь дело? - Георгий Петрович улыбнулся. - Да, вам придётся иногда выбираться на полевые занятия, нопоздешнему временивы каждый раз будете отсутствовать всего несколько минут, как во время этих прогулок в Порт-Артур. Родные и не поймут, что вы провели где-то несколько суток. Привыкайте мыслить по-другому, друзья, - теперь Время будет подчиняться вам!
        Я не выдержал и закашлялся. Голова пошла кругом.
        - Ну ладно. Но почему вы не позволили нам спасти адмирала Макарова? Признайтесь, это ведь вы «уронили» МАК? Кстати, сейчас он прекрасно работает!
        Это было чистой правдой - вернувшись от Светки, я первым делом проверил ноут. Работал он прекрасно, будто и не было загадочного сбоя.
        - Видишь ли, Сёма… - задумчиво произнёс Георгий Петрович. - Порой мы вмешиваемся в историю, но всякий раз тщательно просчитываем возможные последствия. Это, кстати, тоже работа «проводников» - провожать в прошлое учёных-историков, обеспечивать их работу. Десятки, порой сотни вылазок - ради крошечного, почти незаметного изменения, которое в будущем может повернуть ход истории. А ты - вот так, с бухты-барахты, не подумав…
        - Почему это «не подумав?» - возмутился я. - Ежу ведь понятно, что если бы Макаров не погиб тогда на «Петропавловске», то он мог бы разгромить японский флот. И тогда Россия победила бы в этой войне, не было бы революции и вообще…
        - Книжек ты начитался… не тех, - покачал головой учитель. - Да, у нынешних авторов, пишущих вжанре хронооперы, всё куда как просто: разгромить злобных японцев, поставить на место англичан с американцами - и Россия быстренько становится супердержавой. А если подкинуть кое-какие изобретения из будущего - так и вообще… Увы, в реальности всё намного сложнее. Ты бы удивился, узнав, что произошло бы, добейся ты своего. И, поверь, удивление это было бы не из приятных.
        - А вы знаете? - жадно спросил я. - Вы что, заранее всё просчитали, прежде чем позволить мне отправиться в прошлое? Но тогда зачем?
        - Мы хотели посмотреть, как ты поведёшь себя в подобной ситуации. Если хочешь, это было финальное испытание - причём для вас обоих.
        - Но мы же облажались по полной! То есть это я облажался, Светка - она молодчина. А я вот не подумал о самых простых вещах - к примеру, надо было кроме компа с данными захватить с собой ещё и бумажные распечатки всех материалов.
        - А что толку? - влезла Светлана. - Без компа, без видеозаписей Макаров ни за что бы не поверил, что мы из будущегоивсё наперёд знаем! Малоли что можно написать на бумажках!
        - Вобщем - разумно, - кивнул историк. - Хотянетак просто было бы убедить адмирала… Словом, это уже неважно - что сделано, то сделано. Да, верно, Сёма, мы сознательно тебе помешали. И, поверь, это было сделано не просто так.
        - «Эффект бабочки», да? Я мог поменять ваше будущее? Например, у вас там возникло бы другое государство или…
        - Ты, значит, читал этот рассказ? - перебил Георгий Петрович. - Молодчина, не многие ваши сверстники знакомы с Брэдбери. Нет, ребята, мир устроен иначе. Как бы объяснить… В общем, никто не может повлиять на собственную реальность. Что бы вы ни сделали в прошлом, истории уже не изменить.
        - Но как же так… - растерялась Светка. - Вы же сами говорили, что ваши учёные рассчитывают такие изменения! Зачем - если ничего нельзя сделать?
        Историк слегка пожал плечами.
        - Время - это не одна непрерывная линия из прошлого в будущее. Оно ветвится, образует развилки, иногда замкнутые петли. Одно и то же событие происходит в бесконечном числе разных вариантов, и при желании можно изучить их, даже сопоставить. Да, что бы вы ни сделали в 1904-м году - на ЭТУ реальность это никак не повлияло бы. Но можешь быть уверен - где-то на другой временной линии история может пойти совсем по иному пути.
        - Значит, параллельные миры? - немедленно отреагировал я. - Альтернативная история? Но тогда тем более - если это была не наша, а другая реальность, то зачем мешать? Какая вам разница, что произойдёт там, если здесь ничего не изменится?
        И тут до меня дошло.
        - Так значит… - я почему-то перешёл на шёпот, - значит, вы не из нашего мира, а из параллельного? Мы были в прошлом ВАШЕГО мира - и вы не позволили нам изменить его будущее?
        - Хорошо мыслишь, Семён. - усмехнулся Георгий Петрович. - Но, как я уже сказал, не всё так просто. Ты что, собираешься за пять минут понять всё то, что другие изучают по многу лет? Терпение, молодые люди, - всё у вас впереди. Если вы, конечно, этого сами захотите.
        Он выглядел таким обычным в этих своих джинсах и хэмингуэевском свитере, что так раздражает наших школьных тётенек. Но я-то помнил его другим: с решительным взглядом, в форме морского офицера, спиной к оливково-серой броне.
        Нет, я не подозреваю Георгия Петровича в чём-то дурном, но всё же… это уже не наш школьный историк - добродушный, немного забавный. Боец, профессионал - знать бы ещё, в какой области! Уж точно не только в педагогике.
        - Ну хорошо, - медленно произнёс я. - Ладно, наверное, всё так и есть. Но вот эта папка…
        - А что - папка? - не понял историк. - очень любопытно, спасибо, что сумели сохранить, молодцы!
        Он раскрыл бархатный, с потускневшими латунными уголками переплёт и положил папку перед собой. Вот - морской офицер в клеёнчатом дождевике, с биноклем в руках возле парусинового обвеса мостика. Комендоры у револьверной пушки Гочкиса - один двумя руками проворачивает изогнутую рукоять, другой, навалившись всем телом на приклад, ворочает орудие, ловя в вражеский крейсер в прорезь прицела. Ещё лист картона, и ещё… на этом - корма корабля, развёрнутая поперёк палубы труба минного аппарата; матросы склонились к штурвалам наводки… Я живо представил, как срез трубы окутывается лёгким пороховым дымком, как остроносая мина Уайтхеда, вылетает, нырняет в воду и идёт, идёт - до самого броневого пояса чужого корабля, до мгновения адской пироксилиновой вспышки. Карандашный набросок, эскиз - но художник точно уловил детали. За первым, готовым к выстрелу - второй аппарат, минёры ещё не успели его развернуть. Дальше, под самым полотнищем кормового флага - маленькая пушечка; в лёгких штрихах у основания орудийной тумбы угадываются стреляные гильзы сорокасемимиллиметровых патронов. Два одиночных аппарата на корме,
мелкокалиберка… миноносец типа «Сокол». «Стерегущий»? Он ведь тоже погиб в то утро…
        Видение было столь ясным, что я невольно помотал головой.
        - А вот этот - наверное, последний… - заметил Георгий Петрович… - Ты, вроде, видел, как Верещагин над ним работал?
        Всего несколько линий - но я сразу вспомнил далёкие контуры Золотой Горы и Электрического Утёса над морем. Верно, так и есть - именно это он и видел со своего места у основания башни. Едва намеченный контур у самого обреза листа - второй мателот, идущая в кильватере флагмана «Победа»? Ну конечно, Василий Васильевич всего лишь несколько минут, как перебрался на корму…
        Я захлопнул папку.
        - Вы говорите, что никто не в силах повлиять на свою историю, верно? Но вот этих рисунков в нашей истории не было, им полагалось утонуть больше века назад и давно раствориться в морской воде. Но вот они здесь - можно посмотреть, полистать… можно послать в какой-нибудь журнал, можно издать в виде книжки, и тогда люди увидят то, чего в их истории просто не могло быть!
        - Вот ты о чём… - улыбнулся Георгий Петрович. - Да, верно, хоть немножко, но вы со Светланой сумели изменить ваш мир. Правда, изменение это крохотное, неприметное - но тем более стоит задуматься над тем, как бережно надо относиться к истории. А вдруг в следующий раз вы притащите из прошлого что-нибудь не столь безобидное?
        Я невольно поёжился. В самом деле - кто его знает, это прошлое…
        Светка во все глаза глядела на папку.
        - И что же нам теперь делать, Георгий Петрович? - жалобно спросила она. - Если мы начнём учиться в вашей…
        - А вы уже начали. Можете считать, первый урок усвоен. А дальше…
        Мягко закурлыкал школьный звонок. Я взглянул на часы - ого, мы и не заметили, как проговорили всю перемену. Историк встал и сделал несколько движений локтями на уровне плеч, разминая затёкшие руки.
        - Ладно, идите на урок. Что у вас там, алгебра? Об обычной учёбе тоже забывать нельзя.
        Мы вскочили. Георгий Петрович аккуратно сложил наброски в папку. Потом добавил распечатку - «Mare Nostrum, или Сказка о Летучем россиянце».
        - А это оставьте у себя, - историк помолчал и добавил: - На память.
        Часть третья. Приближенные к боевым
        I
        - Снова Порт-Артур? Почему нас не пускают в другие червоточины?
        - Всему своё время, курсант Ларина, - улыбнулся Георгий Петрович. - Успеете ещё.
        - Ну да… - капризно сморщила губы девочка. - Вы всё время говорите «успеете-успеете…», а каждый раз - сюда! Сколько можно?
        Я промолчал. Светка прикидывается - на самом деле она ждёт-не дождётся очередной вылазки в Артур, в гости к Галине. Будто здесь, в двадцать первом веке, у моей спутницы не было нормальных подруг - так прикипела она к этой гимназистке, «маленькой медсестричке» 7-го запасного солдатского госпиталя.
        Галина Топольская (кстати, её воспоминания опубликованы в одном из исторических сборников и доступны в Интернете) прекрасно знает, кто мы. Выяснилось это под занавес нашего первого визита, и Галка неожиданно легко приняла такую поразительную по любым меркам новость. С тех пор мы не раз бывали в Артуре и всякий раз, когда представлялась возможность, навещали её. Помощь Галки неоценима - чего стоит хотя бы подбор гардероба для нас со Светкой. Больше мне не приходится отсвечивать на улицах Нового города в капроновой, кислотного цвета ветровке с надписями на английском. В лавочке, торгующей подержанным платьем, нашёлся полный «обвес» гимназиста: брюки, курточка, ремень с пряжкой, украшенной вензелем гимназии, фуражка. На ней имелась кокарда, тоже с вензелем и латинской цифрой «I». Галка рассказала, что в больших городах гимназисты нарочно выламывают их из кокард, чтобы городовые или гимназические церберы, случись какая-то уличная шкода, не знали, где искать преступника. Но во Владивостоке, откуда, по легенде, мы и прибыли, всего одна мужская гимназия - так что предосторожность эта казалась излишней.
Вот будь дело в Киеве или Москве… а здесь, в осаждённой крепости, у полиции хватает забот, кроме как ловить проштрафившихся гимназистов.
        Согласно тому же неписанному гимназическому этикету, фуражка моя старательно приведена в жалкое состояние: распиравший её изнутри железный обруч, оклеенный ржавой бумагой, безжалостно удалён, козырёк согнут пополам. В общем, несчастный головной убор приобрёл такой вид, будто найден на помойке - то, что нужно, по правилам хорошего тона местных тинэйджеров.
        Параграф тридцать девятый «Уложения о правилах поведения учеников казённых гимназий» строго предписывает гимназистам вне стен учебного заведения, куда бы ни занесла нелёгкая, находиться в положенной форме. То, что я сейчас в Артуре, а не в своём Владивостоке, роли не играет: предписано, значит, изволь быть в форме.
        Тот же параграф настрого запрещает ношение усов, бороды и аксессуаров вроде тросточек, хлыстов или, скажем, колец и перстней. Ладно, без колец и трости как-нибудь обойдусь; борода и усы начнут пробиваться у меня в лучшем случае через год. Так что мой облик вполне соответствует образу гимназиста. Правда, гимназическую куртку, официально именуемую «полукафтаном», я надеваю поверх привычной тенниски - всё равно не видно, да и надписей или подозрительных картинок на ней нет, только пара кармашков на груди.
        Георгий Петрович не стал наряжаться морским офицером, как в тот раз, когда вытаскивал нас с тонущего броненосца. Сегодня он примерил на себя образ провинциального щёголя: узкие брюки, лаковые чёрные туфли с белым верхом, несерьёзный кургузый пиджачишко в крупную клетку. Картину дополняют забавная плоская соломенная шляпа-канотье и тросточка. А также непременные напомаженные усики, закрученные колечками. Мне этот прикид кажется откровенно шутовским, живо напоминая незабвенного Бубу Касторского из «Неуловимых», но тут подобное в порядке вещей.
        Светка предпочла «цивильное» платье - узенькое, «в рюмочку», до пят, с пузырящимися плечами и лёгким намёком на шлейф. Поверх него моя спутница накинула длинный, в шотландскую клетку плащ с забавной пелериной. Предосторожность далеко не лишняя: артурская погода непредсказуема. Вот и сейчас октябрьское небо грозит дождиком, с моря тянет стылым ветром.
        У Светланы уже накопилась гора всякого тряпья, шляпок и прочего барахла. Надо ли упоминать, что они с Галкой, встретившись, непременно отправлялись по магазинам Нового города? Война войной, а дамское тряпьё никто не отменял, тем более что Георгий Петрович перед каждым выходом исправно снабжал нас солидной суммой в местной валюте - около двадцати рублей золотом или ассигнациями. Кроме российских денег полагалось ещё по нескольку беловатых десятифунтовых купюр - мало ли? В этом мире общепризнанной валютой считаются пока не зелёные баксы, а именно британские фунты. Ну и золото, разумеется, - монеты из благородного металла, что золотые, что серебряные, ценятся независимо от страны выпуска - на вес. Или это относится только к местным китайским лавочкам? Надо при случае уточнить - валютная система Российской империи, как и обменные курсы, для меня пока тайна за семью печатями.
        Почти полгода назад мы узнали, что новый историк - на самом деле агент загадочной организации путешественников во времени. На дворе сентябрь, и учебный год начался на новом месте: мы получили приглашение в «особый» лицей. Эдакую солидную бумагу от «правительственного фонда», отбирающего особо одарённых школьников. Представляю, как дивились в школе: в отличниках мы оба не числились, хотя, конечно, и в отстающие не попадали. Предки, понятно, в восторге, а вот мне не по себе - а ну как примутся наводить справки насчёт загадочного фонда «Развитие», пожелавшего вложить средства - и немалые! - в образование их чада?
        Но гости из иновремени не мелочились. Фонд существовал на самом деле, и даже лицей имелся, причём самый настоящий. Его воспитанники - те, что не имели отношения к «особым» программам, - получали очень солидное даже по британским меркам образование. За обучение здесь брали немалые деньги, так что восторги родителей понятны: такого уровня «элитного образования» нашей семье нипочём не потянуть.
        Новый лицей, спору нет, хорош - но мы-то ожидали совсем другого! Стыдно признаться - в голове у меня мелькали картинки эдакого Хогвардса, где ученикам в мантиях (комбинезонах? скафандрах?) хроноприключенцев преподают магию путешествий во времени. Я жаждал тайн, загадок на каждом шагу, чуть ли не философских камней и тайных комнат. Действительность оказалась прозаичнее: если среди новых одноклассников и были будущие «проводники», то они тщательно это скрывали. Как и мы: в первый же день Георгий Петрович строжайше предупредил, что в лицее всё под контролем и стоит проболтаться об истинных целях нашего со Светкой обучения - всё, о карьере «времяпроходимца» можно забыть. Тоже своего рода испытание: сотрудники загадочного «института Времени», или как там называется организация, куда нас готовят, должны в первую очередь уметь держать язык за зубами. Специфика работы, ничего не попишешь…
        Так что нас ждал «подготовительный курс» под неусыпным наблюдением историка Георгия Петровича. Учёба началась в июне - солидное письмо из фонда заставило родителей скорректировать планы на лето. Обидно, конечно, провести драгоценные летние деньки в Москве - но на что не пойдёшь ради будущего детей? То есть это родителям обидно - я, сами понимаете, горевал недолго. Хотя воздух Квантунского полуострова, несомненно, уступает по целебности намеченному матушкой горному Алтаю: пыль от взрывов, шимозой воняет, да и «паровозы» в воздухе, случается, полётывают. «Паровозами» вАртуре называют снаряды тяжёлых осадных мортир немецкой фирмы «Крупп Штальверке» - за характерное низкое гудение в полёте. Вот ведь немчура… а ещё союзники!
        Два первых визита в Порт-Артур обернулись для нас своего рода экзаменом. Историк так и не счёл нужным объяснить, по каким критериям нас отбирали. Но факт есть факт: мы оба получили шанс пройти подготовку на проводников - специалистов, способных открывать червоточины.
        Червоточинами называют особые тоннели во времени, по которымучёные иоперативники проникаютвпрошлое; подчиняются червоточины лишь тем, чьи «особые способности» разбужены ещё в детском возрасте. Бывают, конечно, исключения, но редко, а потому коллеги Георгия Петровича выискивают будущих «времяпроходимцев» по разным мирам.
        Именно «мирам», я не оговорился: червоточины соединяют эпохи не одной реальности, а разных, существующих параллельно. Представьте, что машина едет по дороге. А кто-то взял её и переставил на пару километров назад - чтобы она заново проделала этот путь. Ну проделать-то она его, может, и проделает, но к моменту, когда машина доберётся до точки, откуда её забрали, обстановка на дороге будет уже не та.
        Понятно? И со временем точно так же. Оказывается, вернуться в своё прошлое нельзя. Вообще. Так уж мир устроен. Но, на наше счастье, реальностей - временных потоков, как называют их хронофизики, - бесконечное множество. Какие-то из них до мелочей похожи друг на друга, какие-то во всём отличаются. Значит, надо лишь найти дорогу, строго параллельную той, по которой несётся наш автомобиль, и переставить его туда. Да не просто так, а немного назад - это и будет путешествие во времени. Ведь какие завалы ни устроит теперь «чужая» тачка на второй дороге - на той, первой, это уже никак не скажется. Так, во всяком случае, я понял эту хитрую механику.
        «Вы не сможете вернуться в собственное прошлое для того, чтобы изменить своё же настоящее и будущее, - внушал нам наставник. - Это непреложное табу, запрет, и обойти его нельзя. Накладывают его законы мироздания. А вот путешествия в иные реальности - в иные „временные потоки“, на сленге хронопутешественников, - вполне возможны, и организация этим успешно пользуется».
        «Во Вселенной, - рассказывал Георгий Петрович, - существует бесконечное число „временн?х потоков“. И при определённом умении - и желании, разумеется, - можно отыскать и такие, что будут неотличимы от „текущей реальности“. Во всяком случае, до момента появления в параллельном мире пришельцев - дальше их действия могут внести в ткань мироздания изменения, которые заставят параллельные потоки разойтись».
        Мы так и не сумели добиться ответа на простой вопрос: из какого «параллельного потока» явились наши учителя? Ведь из нашего будущего, согласно их же теории, они происходить не могут, верно? Значит, Георгий Петрович и его коллеги пришли из «параллельной ветки» истории?
        Может, я несколько сумбурно объяснил, но уж простите - как могу. Законы взаимодействия реальностей - это вам не алгебра для восьмого класса, в которой я, признаться, изрядно плавал до весенней четверти, когда запахло тройкой в году. За столь высокие материи мы сможем взяться лет через пять, не раньше. А список обязательных к предварительному изучению предметов уже сейчас ввергает в дрожь - чего стоит, к примеру, «Аналитическая геометрия в пятимерном пространстве и фрактальный анализ»! Я и с двумя-то измерениями школьной геометрии еле справлялся, а тут - целых пять!
        А пока зубрим правила поведения хронопутешественников. В порядке практического усвоения ходим вместе с Георгием Петровичем на экскурсии сквозь единственную доступную нам червоточину - в 1904 год, в осаждённый с моря и суши Порт-Артур.
        Дорогу в прошлое всякий раз открываю я; иногда ко мне присоединяется и Светлана, чьи задатки проводника развиваются раз от раза. В чём состоит «присоединение» - понятия не имею; на практике мы каждый раз берёмся за ключ-синхронизатор вместе. И дрожь от разряда при «включении» в хронопоток сливается с прикосновением Светкиной прохладной ладошки…
        Ладно, о чём это я? Если в первых прогулках Светка была, скорее, пассивна, предпочитая в острые моменты полагаться на меня, то теперь, осознав свои дарования, вошла во вкус и даже пытается командовать. А кем - угадайте с трёх раз? Да уж не Георгием Петровичем! За неимением иных кандидатов, роль подчинённого достаётся мне. Хотя в запутанном лабиринте порт-артурских улочек Светка ориентируется отлично и давно уже не путает знаки различия что морских, что сухопутных офицеров. К кораблям она по-прежнему равнодушна, но что вы хотите от девчонки?
        Зато стоит делу дойти до прогулки по артурским магазинам… Ну да об этом я уже говорил. Галка Топольская, неизменно сопровождавшая Светлану в этом шопинге, носит обычно коричневое гимназическое платье, но теперь надевает поверх него белый фартук с красным крестом и такую же косынку. От этой «униформы» неслабо разит чем-то неприятно-едким, медицинским - и почему-то гуашевыми красками, запах которых я помнюпоурокам рисования в начальных классах[19 - В состав гуаши входит фенол, который, собственно, и есть карболовая кислота.]. Так пахнет карболка - самый распространённый здесь антисептик. От неё Галкины кисти покрылись тёмными пятнами, она стесняется и всегда прячет руки под передник.
        Галина ни на секунду не забывает о том, что мы - гости из будущего, и при каждой встрече изводит нас вопросами о том, что будет дальше.
        Приходится выкручиваться - чтобы и Галку не обидеть, и лишнего не сболтнуть. Конечно, на наше будущее, как и на будущее коллег Георгия Петровича, оплошности в ЭТОМ прошлом повлиять не могут - но это ведь не повод, чтобы вести себя как слон в посудной лавке. «Осторожность - первая заповедь хронопутешественника, - твердит наставник. - Любое бездумно брошенное слово может обернуться непредсказуемыми последствиями, а уж на прямое вмешательство следует идти только в крайнем случае, тщательно просчитав возможные последствия». Мы тут, конечно, учимся, но учёба эта проходит в условиях, приближённых к боевым. А что? Война идёт, да ещё какая - вон снаряды над головами летают. И даже иногда падают…
        Так что от вмешательства пока приходится воздерживаться. Галина, в очередной раз получив уклончивый ответ, привычно дуется - и немедленно забывает об обиде, утаскивая нас на очередную прогулку по городу. Где мы только не побывали! Как-то раз Галкин отец, штабс-капитан Топольский, любезно выделил двуколку и трёх верховых солдат, и те целый день мотались за нами по фортам и литерным батареям. Это было в июле, во время седьмого нашего визита в Артур. Почему нас тогда не задержали - ума не приложу; дела с бдительностью в осаждённой крепости обстоят неважно. Трое гражданских целый день разъезжают по линии укреплений - и никто даже документов не спросит!
        Под вечер завернули на Электрический утёс - своими глазами увидеть прославленную писателем Степановым береговую батарею[20 - Исторический роман А. Н. Степанова «Порт-Артур». Неоднократно издавался, по роману поставлен спектакль.] и полюбоваться горизонтом, затянутым далёкими дымами японских крейсеров, караулящих Артур с моря. Утёс в тот день не стрелял: после гибели на русских минах сразу двух эскадренных броненосцев Того с опаской приближался к берегу на пушечный выстрел. Поглазели и на ржавеющие у маяка остовы брандеров - тех самых, о которых рассказывали в кают-компании «Петропавловска». Я хотел разыскать спасшихся после его гибели офицеров - любезного лейтенанта-минёра Унковского, мичмана Иениша, так и не успевшего в то утро починить фотокамеру. А стеснительный Лёвочка Шмидт, увы, не выбрался из смертельного водоворота, оставленного тонущим броненосцем, - как и Макаров, и Верещагин, и сотни других матросов и офицеров, нашедших могилу в Жёлтом море.
        Хотя, может, здешний Шмидт и выбрался? К сожалению, Георгий Петрович категорически запретил наводить справки, и мне оставалось лишь уныло коситься на замершие в гаванях броненосные махины.
        О том, как моряки рассчитались с японцами за гибель Макарова, нам рассказал другой флотский офицер, капитан второго ранга Карцев, командир миноносца «Властный». С ним мы познакомились на пирсе Гнилого Угла гавани, где у стенки отстаивалась большая часть Первого минного отряда. Остальные миноносцы принимали уголь со складов под Золотой Горой, при выходе из внутреннего бассейна.
        Но не буду забегать вперёд. Карцев со скучающим видом наблюдал за погрузкой мин Уайтхеда, постукивая по ранту ботинка щегольской тросточкой, неуместной в сочетании со строгим офицерским мундиром. Офицеру было скучно; боцман знал своё дело, погрузка спорилась, и Карцев обрадовался случайным собеседникам. Слово за слово - и вот мы уже в тесной кают-компании миноносца, а вестовой огромным уполовником наливает борщ с маслинами - фирменное блюдо корабельного «шефа», предмет гордости командира «Властного» и зависти других кают-компаний. Карцев хвастал, что повара пытались сманить на «Цесаревич», но тот остался верен родной посудине. По мне, так зря: в гробу и то просторнее, чем на миноносце. Никакого орехового дерева и хрусталя, как на «Петропавловске». О рояле нечего и думать. Острые углы, теснота, стальные переборки, стискивающие людей в редкие минуты отдыха и расслабухи, как шпроты в банке.
        Борщ оказался великолепен. Умеютже люди устроиться с удобствами - даже и на войне! Я не заметил, как выхлебал тарелку до донышка, с трудом отказался от добавки - мы что, жрать сюда пришли? - и постарался устроиться поудобнее. Предстояло слушать и запоминать. Георгий Петрович запрещал нам таскать в прошлое электронные устройства, так что никаких диктофонов, господа курсанты! Память надо тренировать и внимание. И попробовал бы я не повторить услышанное слово в слово!
        II
        Георгий Петрович как-то заметил, что за последние лет семьдесят люди утратили высокое искусство застольной беседы. И не только застольной - разучились неспешно рассказывать о себе сидящему в глубоком, удобном кресле человеку. И слушать тоже - вдумчиво, не перебивая, не мешая собеседнику плести изысканную ткань повествования.
        «Люди перестали испытывать вербальный голод, - говорил историк. - Газеты и журналы, радио, телевизор, наконец, Интернет - мы привыкли к обилию информации. Обмен ею перестал быть ритуалом - точнее, ритуал изменился, из него исчезла вторая сторона. Живого собеседника заменили голос из динамиков, газетные или экранные строки и, разумеется, картинка, основа нынешних СМИ. Теперь добиваются рейтингов, собирают лайки - зато совершенно разучились рассказывать о себе человеку, сидящему напротив».
        Рассуждения эти историк сопровождал примерами из классиков, главным образом английских. Знаменитое диккенсовское «Давайте присядем, и я расскажу вам мою историю» - приходилось читать? Мне вот пока нет. Из английской литературы девятнадцатого века я дорос разве что до Джерома и Киплинга, которыми меня усердно потчует мамин друг дядя Витя. А вот у самой мамы тёмно-зелёное собрание сочинений Диккенса стоит на почётном месте. А ещё, помнится, она месяцами не убирала на полку «Сагу о Форсайтах». Я попробовал полистать - чуть не заснул на третьей странице. Та же история и с «Записками Пиквикского клуба».
        Как бы ни обстояли дела в нашем информационном веке, за сотню с лишним лет до нас высоким искусством застольной беседы владели, похоже, в совершенстве. Мне с детского сада вдалбливали: «когда я ем, я глух и нем» - и остаётся удивляться, как тот же Карцев, ухитряется не прерывать повествование, прихлёбывая борщ с оливками. И притом не сбиваться, не брызгать на собеседников, не проливать борщ себе на грудь и на стол!
        Ну насчёт «проливать» - это я переборщил, простите за каламбур. Морских офицеров обучают приличным манерам с раннего детства, а потом многократно закрепляют светские навыки в Морском корпусе. Да так, что и карьерные дипломаты, и звёзды бомонда современной Москвы покажутся рядом с ними сущими австралопитеками. Вот и Карцев описывает гибель японских броненосцев, не отрываясь от тарелки и ни разу не поперхнувшись, не сбившись, да так гладко - хоть в книжку вставляй, причём без редактуры:
        - Накануне первого мая, поздним вечером, наблюдатели с Золотой Горы заметили отсутствие японских судов в виду Артура. Воспользовавшись этим, а также мглистой погодой, капитан минного транспорта «Амур» Фёдор Николаевич Иванов сумел незаметно для японцев выставить пятьдесят мин далеко в море, в месте обычных наблюдательных рейсов японских военных судов. Надо отметить, что после гибели «Петропавловска» японские корабли не подходили близко к Порт-Артурскому рейду, а вели блокаду с большого расстояния, ходя по радиусу десять морских миль от входа в гавань.
        Ночь я провёл на миноносце - был получен приказ держать готовность к выходу в море. С утра мне понадобилось в управление порта и стоило направиться в сторону угольной пристани, как один из встреченных офицеров сообщил, что большой японский броненосец наскочил на мину, накануне поставленную «Амуром». С Золотой горы просемафорили, что на горизонте видят японский броненосец под креном и вокруг него много шлюпок.
        Окончив дела, я отправился на Золотую гору. На площадке у сигнальной мачты собралось около сотни офицеров и десятка два сигнальщиков. Очень далеко можно было едва-едва заметить несколько чёрных чёрточек. По словам сигнальщиков, в этом секторе обычно и ходят японские суда, блокирующие Артур; это они и есть. Когда это случилось, к подорванному кораблю стали подходить другие. Сигнальщики, люди очень дальнозоркие и опытные, утверждали, что пострадавший корабль имеет большой крен.
        Мой прекрасный призматический бинокль Цейса, который я купил в Гвардейском экономическом обществе, утонул вместе со «Стерегущим», и я был в этот день без бинокля. Желая посмотреть на наш реванш, я попросил бинокль у соседа и стал всматриваться в горизонт. Маленькие чёрточки, едва видимые простым глазом, и правда оказались японскими броненосцами.
        Я увидел пострадавший корабль, его трубы, мачты и вокруг с десяток не то катеров, не то миноносцев, снимавших команду.
        Едва я возвратил бинокль соседу и стал простым глазом всматриваться в драму на горизонте, как вдруг увидел, что с ближайшего к пострадавшему корабля вырвалось чёрное облако с огнём.
        Раздался общий крик изумления. Секунд через десять с этого же корабля вырвалось второе чёрное облако с ярким пламенем, куда больше первого. Все замерли, потрясённые! Затем грянуло могучее «ура» и полетели в воздух фуражки.
        Невозможно было оторваться от картины страшного взрыва, свершившегося на расстоянии десяти морских миль. Звуки до нас не доходили. Затем мы увидели, как из воды высоко поднялся нос японского броненосца - сначала затонула корма - и корабль медленно, почти вертикально исчез с поверхности.
        Гибель второго броненосца в точности повторила взрыв и скорое затопление «Петропавловска». Восторгам нашим не было предела. Все восхваляли командира «Амура», так удачно выполнившего постановку мин. Рядом со мной говорили: «У них паника! Они стреляют друг в друга!»
        Офицеры повторяли, что надо скорее выйти в море всей эскадре и прикончить противника. Присутствовавший тут же капитан второго ранга Эссен[21 - Никол?й ?ттович фон ?ссен впоследствии стал адмиралом и во время Первой мировой войны командовал флотом Балтийского моря.] (бывший ранее командиром лихого «Новика», а ныне флаг-капитан при контр-адмирале Витгефте) присел на корточки возле ящика полевого телефона и крутил ручку. Он звонил на флагман, который стоял у стенки внутреннего бассейна против управления порта. А другой офицер, Сергей Николаевич Власьев, спросил у Эссена разрешения дать сигнал с искровой станции на Золотой горе по международному коду:
        «Флот извещается, что наши подводные лодки потопили японский броненосец!»
        Удивляетесь, зачем я так подробно передаю рассказ Карцева? После каждой из вылазок в прошлое приходится сдавать подробные отчёты; к ним прилагаются своего рода эссе на свободные темы. Георгий Петрович настаивает, чтобы мы сравнивали собранный материал с тем, что удаётся выловить из Интернета или библиотечных архивов. Рассказ о гибели японских броненосцев и станет темой для сравнения: услыхав фамилию нашего нового знакомого, я припомнил проштудированный вдоль и поперёк сборник воспоминаний участников обороны Порт-Артура. Автор одного из очерков, морской врач Кефели как раз ссылался на Карцева - так что грех упускать такую возможность. Или вот, скажем, роман «Порт-Артур». Автор излагает версию, что минная банка, погубившая «Ясиму» и «Хацусэ», была выставлена командиром «Амура» после того, как он сам и некий поручик с батареи Электрического утёса в порядке личной инициативы пронаблюдали маршруты японской эскадры и решили наказать самураев за повторяшки. Рассказ Карцева, кстати, эту версию подтверждает…
        Светка всякий раз прикладывает к отчёту пару страничек сравнительно анализа воспоминаний медсестры Топольской - кстати, опубликованных в том же сборнике, что и воспоминания Кефели, - и её же дневников, переснятых на смартфон в 1904-м году. Галина охотно позволяет копировать свои записи. Кажется, она призадумалась о литературной карьере. В нашей реальности Топольская не стала писательницей, но чем чёрт не шутит? Узнать, что твои строки читают через век с лишним - это ещё какой стимул.
        Светка пока не нашла особых расхождений с изданным вариантом дневника - видимо, Галина благоразумно оставила сведения о визитёрах из будущего при себе.
        Покинув «Властный» и попрощавшись с его гостеприимным командиром, мы направились к городской гимназии. То есть не к гимназии, конечно, а к госпиталю, что расположился теперь в её стенах. Кофейня, где мы когда-то так славно посидели, давно закрыта; здание зияет чёрными провалами окон. Ещё в апреле перед фасадом разорвался снаряд с японского броненосца и хозяин, восприняв это как предупреждение свыше, покинул Артур. Поезда тогда ещё ходили, но уже в мае японский генерал Оку высадился в Бидзыво, отрезав крепость от сообщений с Маньчжурской армией, а заодно и со всей Россией. С тех пор в город прорываются только миноносцы, китайские джонки да редкие, особо везучие пароходы-угольщики.
        У ворот госпиталя столпотворение: санитарные двуколки, носилки, китайские повозки на высоченных колёсах, запряжённые ослами и коровами. Среди них я с удивлением разглядел агрегаты, представлявшие, надо полагать, последний писк военно-санитарной мысли, - пара велосипедов с закреплёнными между них носилками. С одного из таких гибридов санитары-самокатчики в кожаных крагах, с повязками Красного креста на рукавах снимали охающего человека. Нога бедняги была кое-как замотана окровавленными тряпками.
        - Полехше, братцы! - причитал раненый, стрелок в некогда белой, а теперь заляпанной грязью и кровью гимнастёрке. - Мочи моей нетути, так и тянет, окаянная…
        Хмурый самокатчик подхватил стрелка под мышки и рывком поднял с носилок. Тот взвыл.
        - Осторожно, Клим! - укорил санитара напарник. - Небось, хрестьянская душа, за престол-отечество муку принял - а ты его как куль с мукой…
        - Во-во! - подхватил другой раненый, ожидавший своей очереди на соседнем велотандеме. Никакого понятия в вас нет, храпоидолы, тока б сбросить да катить дальше на лисопетах своих! А что страдальцу невмоготу - так это им до японской матери!
        Галина ждала нас на площади перед госпиталем. Удивительно, как она похудела и осунулась - с прошлой нашей встречи прошло чуть больше двух недель! Галка пришла не одна, а с матерью, и та, слабо улыбнувшись, помахала нам. За их спинами маячил другой наш знакомый - денщик капитана Топольского, как обычно, сопровождал его дочку и супругу.
        Увидав женщин, Георгий Петрович поклонился, церемонно приподняв шляпу.
        - Добрый день, дражайшая Татьяна Еремеевна! Надеюсь, мы не заставили нас долго ждать?
        Пройдя через портал, мы первым делом отправили в штаб полка, где служил капитан Топольский, китайца-рассыльного с запиской для Галины.
        Я вежливо кивнул - вот уж не ожидал встретить Галкину мамашу, и что это ей в голову взбрело заявиться? - и помахал Галине. Той было не до меня; они со Светкой, как всегда, бросились друг другу в объятия.
        - Ничего-ничего, мы всё равно собирались немного перевести дух на свежем воздухе, - успокоила историка Татьяна Еремеевна. - С утра в госпитале столько работы, никаких сил не хватит.
        - Да, верно! - затараторила Галка. - Так и везут раненых, так и везут! Подводами! И всё с фортов - говорят, японцы стреляют из каких-то особых пушек, их снаряды пробивают бетон, как бумагу!
        Светка заахала, сочувствуя подруге.
        - Это только сегодня с утра так стреляют! - продолжала Галина. - Раньше такие большие снаряды прилетали лишь с броненосцев - у них ещё звук особый, будто паровоз гудит! Но с моря японцы давно уже не бомбардируют город - сиюля, наверное. А тут - неуспелимы сутра выйти из дома, как загрохотало и над головой завыло, засвистело. И бомба - прямо у нашего дома, напротив окна детской! А там - Лёля и Ларочка…
        - Да, можете представить - я помертвела от ужаса! - вступила в разговор Галкина мама. - А Галочка, сумасшедшая девчонка, сорвалась с места - и к дому! Я за ней. Пробегаю мимо воронки и вижу - там японская бомба. Целая, неразорвавшаяся. Ну, думаю, слава Всевышнему, а то бы и дому, и дочкам моим конец!
        - А я вбегаю в детскую - никого! Бегу на кухню - а там Казимир с девочками сидят за столом и домик из карт строят!
        Поулыбались, поохали. Я кивнул, прислушиваясь: вдали, за хребтом Ляотешаня, глухо погромыхивало. Мы сегодня ещё не попадали под японский обстрел, но это пока…
        - Осадные мортиры. - Георгий Петрович посмотрел в ту сторону, откуда стреляли. - Сегодня, кажется, первое октября?
        Галка кивнула.
        - Значит, японцы уже обстреливают крепость из одиннадцатидюймовок. Перед их снарядами бетонные перекрытия фортов, увы, бессильны. Будут ещё стрелять по гавани - сегодня, кажется, должны попасть в «Полтаву» и «Пересвет».
        - Но откуда вы… - удивлённо подняла брови Галкина мама, но тут же поправилась: - Извините, я всё время забываю, откуда вы трое явились к нам.
        Татьяна Еремеевна, разумеется, знала о необычных знакомых дочери: наши визиты стали своего рода семейной тайной. И каждый раз, когда кто-то из Топольских рассказывает об очередной напасти, приключившейся в городе, мне делается не по себе - никак не могу избавиться от чувства вины. Как подумаешь, сколько всего им ещё предстоит…
        - А потом за мамой прислали солдата, - не умолкала Галка. - После бомбардировки форта номер три очень много раненых навезли. Мы бегом в госпиталь - а там ужас! На крыльце раненые вповалку, между ними бегают санитары, китайцы какие-то снимают людей с подвод. Крик, стоны - невыносимо! Из-под дверей кровь ручьём, на ступенях целая лужа натекла!
        - Да, утро выдалось тяжёлым, - кивнула Галина мама. - Но мы рады вас видеть. Галочка, если вы не против, отправится с вами в город - довольно с неё на сегодня! А мне, простите, пора. Она у меня молодчина - всё утро срезала с раненых шинели, стаскивала сапоги…
        - Устала - прямо руки отваливаются! - пожаловалась Галина. - А смрад-то какой - запах крови, грязные тела, прелые шинели воняют… Я на коленях стою возле раненого, а на меня старший врач налетел - чуть не грохнулся! Так он только носом чмыхнул, но ничего мне не сказал, стал распоряжаться, кого отправить в операционную, а кого перевязать здесь же и устроить в коридоре на полу… Я улыбнулся забавному слову «чмыхнул». Светку же передёрнуло. Всё это время она держала подругу за руку. Георгий Петрович слушал очень внимательно, изредка кивая.
        - Вы, Казимир, пожалуйста, идите с нашими гостями, - продолжала меж тем Татьяна Еремеевна. - Потом проводите Галину домой и постарайтесь вернуться до пяти пополудни. Не дай Бог, бомбардировка затянется - мы до сих пор не можем опомниться от той дикой истории у Свидерских…
        - Да, ужас! - подхватила Галка. - Аркадий Иванович Свидерский, папин знакомый, служил на железной дороге - так его в июле, во время бомбардировки с моря, убило осколком. Представляете, прямо в окно конторы залетел, даже стёкла целы остались, а бедняжку Аркадия Ивановича - наповал! А потом, уже во время похорон, - снова стреляют, и на глазах у всех собравшихся влетевший осколок, никого не задев, попадает в покойника!
        - Это как надо было нагрешить, чтобы и мёртвому не было покоя? - пробормотал Георгий Петрович. Татьяна Еремеевна, услыхав это, нахмурилась.
        - Это когда мы ещё жили на Тигровке, - продолжала Галка. - В первые месяцы японцы стреляли только с моря, двенадцатидюймовками. Обычно по ночам. Так первой просыпалась маленькая Ларочка и спокойно заявляла: «Опять понцы стреляют». Она всегда забавно коверкает это слово… А мы прятались в блиндажах. Солдаты нашего полка отрыли их в квартале от дома - так и сидели, пока японцы не умолкали или не меняли район обстрела. Стоило такой «пульке» попасть в дом, его разрушало совсем, а люди по большей части погибали - кто не от осколков, тот от напора воздуха при разрыве.
        - Да, как у несчастного капитана Биденко, сослуживца мужа, - подтвердила Татьяна Еремеевна. - Когда в их дом попал снаряд, Ниночка, его старшая, сидела у окна в кресле-качалке - так и упала на пол, без головы!
        - А волосы с мозгами всю стену запятнали! Остальных домашних убило воздухом, а не осколками. Отец семейства пришёл со службы, увидел всё это - так его двое за руки держали, револьвер отнимали, чтобы жизни себя не лишил!
        Светка, слушая Галину, сделалась белая как бумага. «Не вырвало бы её… А Галка тоже хороша! Мозги, волосы… Сама привыкла у себя в госпитале, вот и старается…»
        - Вот и пришлось нам сменить квартиру, - продолжала та, как ни в чём не бывало. - Теперь живём в Новом городе - тут, неподалёку, напротив казармы, возле хлебопекарни.
        - Ну и как, удобно? - поинтересовался историк, обрадованный переменой темы.
        - Да не очень, - вздохнула Татьяна Еремеевна. - С утра до ночи - стук; на полковую пекарню выдают муку с китайских складов, а она подмочена, закаменела - солдатики её разбивают кувалдами. Как щебёнку, право слово.
        Я снова поёжился. Вот свин - хватило совести упрекать, пусть и мысленно, Галину в кровожадных речах! Люди хлеб из закаменевшей муки едят, каждый день жизнью рискуют, а я…
        Через площадь к нам бежал санитар, на ходу махая рукой Галкиной маме.
        - Ладно, заболтались мы, - спохватилась та. - Наверное, снова раненых привезли. А вы идите. Только умоляю - поосторожнее!
        Георгий Петрович слегка приподнял своё прикольное канотье, и мы неторопливо направились через площадь. Карман гимназической куртки мотался, оттянутый тяжестью содержимого, в такт шагов шлёпал по бедру. Историк покосился на меня - заметил.
        - Что это у тебя в кармане, Семён? Браунинг?
        Это он так шутит. Знает ведь, что никакого браунинга мне не положено. Хотя я бы не отказался от упоительной тяжести пистолета. В куртке лежал ключ - нет, Ключ, наш пропуск, отворяющий проход между веками. Он же - синхронизатор, хитрый прибор, не имеющий никакого отношения к магии и закамуфлированный под ключ из соображений конспирации. Я видел другие синхронизаторы - они могли иметь какой угодно вид, от МП-3 плеера до корявого сучка или, например, патрона от противотанкового ружья. Что навело меня на мысль: этот «ключик черепахи Тортилы» - не более чем футляр, скрывающий собственно синхронизатор, таинственное изобретение учёных-хронофизиков. Пару раз я даже пытался вскрыть Ключ - без малейшего успеха. Георгий Петрович, похоже, догадывался, но виду не подавал, из чего я сделал вывод, что изыскания мои обречены на неудачу. Ладно, там видно будет, а пока у нас и других дел по горло…
        III
        Нет, не правы были офицеры, спорившие в кают-компании «Петропавловска». И зря неизвестный лейтенант укорял юного мичмана Лёвочку Шмидта, чьё тело уже три месяца как покоится в броневом саркофаге макаровского флагмана на дне моря.
        Подданные кайзера Вильгельма II никогда не выкатывали с германских заводов это громадное орудие. Его отлили в арсенале города Осаки. Чугунный двойник монстра, рождённого на заводах Круппа, пушечного короля старушки-Европы, оно, разобранное на три части, пересекло море, счастливо избежав солёной купели после встречи с русскими крейсерами «Рюрик», «Россия» и «Громобой». «Малышка из Осаки», посылавшая чугунные бомбынапять вёрст, должна была стать главным аргументом генерала Ноги, обломавшего зубы о бетон артурских фортов.
        Железная дорога между портом Дальним и позициями осадившей Порт-Артур армии никак не могла нормально заработать: предназначенные для неё локомотивы ржавели на дне морском, отправленные туда крейсерскими калибрами. Японцам пришлось впрягать в огромные повозки по три сотни китайских кули, и те, подгоняемые бамбуковыми палками капралов, надрываясь, пёрли на себе тяжеленные части орудий по скверной грунтовой дороге. На месте мортиры собрали на заранее отлитых бетонных основаниях. Огневые позиции располагались за склонами гор, в прикрытии от огня русских батарей и пушек эскадры.
        Русские корабли, сгрудившиеся в теснинах внутренней гавани, должны были стать лёгкими мишенями для восемнадцати «малышек из Осаки». Эти орудия недаром создавалось на основе германской береговой гаубицы - их фугасным снарядам предназначено было пробивать палубную броню кораблей в узких проливах Балтики.
        Японские мортиры вышли из цехов арсенала в Осаке пятнадцать лет назад и сразу же были испытаны в стрельбе по броневым палубам современных судов. Практический снаряд, пущенный с форта через пролив, легко пробивал мишень - щит, укрытый тремя слоями брони французской фирмы Крезо, точно такой, что защищает палубу броненосного крейсера «Баян».
        Снятые с батарей, защищающих Токийский залив, мортиры отправились через Жёлтое море, к стенам бывшей китайской, а ныне русской крепости, которую подданные божественного микадо считали своей. Первые восемнадцать чугунных страшилищ никуда не добрались, разделив участь паровозов для Дальнего, - работа владивостокских крейсеров, пустивших на дно пароход «Хитачи-мару». Сейчас на оборудованных позициях располагалось лишь полдюжины двадцатитрёхтонных громадин; ещё дюжину тянули из Дальнего. Скорее, скорее - надо дробить бетон фортов, топить русские броненосцы прямо в артурских гаванях. Скорее - ведь микадо требует от своих воинов победы, а экономика Японии, подорванная войной, вот-вот рассыплется, как карточный домик. А на другом конце Земли, в Кронштадте, уже дымит грозно трубами Вторая Тихоокеанская эскадра адмирала Зиновия Рождественского. Если она успеет на Дальний Восток до того, как падёт Артур и корабли Первой эскадры опустятся на дно, Страну Восходящего Солнца неминуемо ждёт позор поражения.
        Но шесть «малышек из Осаки» уже изготовились на массивных бетонных основаниях. По взмаху офицерского флажка из ровика, отрытого позади позиции, подкатили по лёгоньким рельсам тележку со снарядом - остроносой стальной чушкой, начинённой меленитовым адом. Там ждут своего часа десятки таких же снарядов - длинными штабелями, в два яруса. Скоро они, тяжко завывая, отправятся на головы защитников крепости, на броневые палубы их кораблей, тонкие, как бумага, под напором этих двенадцатипудовых кувалд.
        Скрипнул кран, подавая снарядный кокор к пасти затвора; номера с натугой налегли на прибойник. За снарядом последовал картуз с восемью килограммами кордита - самый большой заряд: стрелять предстоит на удаление в семь километров. Поршень масляно чавкнул, запирая казённую часть. Снова гортанный крик офицера, склонившегося над буссолью, - завертелись штурвалы горизонтальной и наводок, мортира неспешно повела стволом и замерла в ожидании. Орудийная прислуга отскочила прочь, зажимая уши и широко раззявив рты с тёмно-жёлтыми от пива и дешёвого табака зубами.
        Упруго ударило воздухом. Тёмная чёрточка одиннадцатидюймовой бомбы вырвалась из дымного облака и унеслась по крутой дуге - туда, за гребень горы, в подарок северным русским варварам.
        Ещё не успела осесть пыль, поднятая выстрелом, как номера забегали, заскрипели тележками, замелькали спицами штурвалов наводки - скорее, скорее, скорее! Микадо ждать не будет!
        Немецкие артиллеристы, здоровенные мускулистые парни, заряжают крупповскую гаубицу за минуту. Японцы пожиже, послабее, но дух Бусидо творит чудеса.
        Выстрел.
        Выстрел.
        Выстрел.
        «Ощущение при таких бомбардировках было самое отвратительное: видишь за горами вспышку - значит, жди гостинца», - пишет в своих воспоминаниях капитан второго ранга Сергей Иванович Лутонин, переживший оборону Порт-Артура в должности старшего офицера броненосца «Полтава»:
        «Секунд через двадцать доносится отдалённый, какой-то сухой, надтреснутый грохот, затем издалека раздаётся лёгкий свист, он переходит в шипение, точно травят пар, всё громче и громче, вот откуда-то сверху несётся всё усиливающийся и усиливающийся рёв, стук, грохот - это снаряд спускается на нас. Ощущение такое, что кажется, вот именно в меня-то и летит бомба. Секунды в это время кажутся часами. Наконец что-то грузное прорезает вблизи воздух, иногда даже волной его обдаст, слышишь шлепок в воду - ну, слава Богу, этот мимо. Но вот за горами опять вспышка, опять гул, опять свист, рёв - ну этот уж наверное в меня».
        Тяжёлые бомбы, грозно завывая, пролетали над Старым и Новым городами Артура. «Паровозы» приближались с глухим, нарастающим гулом. И разрывались, сотрясая землю, разрушая всё вокруг; иные поднимали в гавани необычайно высокие столбы грязной воды.
        В «Полтаву» попало почти сразу; потом одиннадцатидюймовый подарок пробил броню «Пересвета». Рёв снаряда в воздухе походил на шум тележки, прогоняемой по рельсовой подаче, но куда громче, а потому команды кораблей, в отличие от городских обывателей, прозвали одиннадцатидюймовые бомбы тележками. Когда первые «тележки» начали ложиться у борта, даже самым бесшабашным с броненосцев стало жутко.
        Эскадра огрызнулась: из дымных завес, затянувших корабли, то и дело вырывались огненные столбы - главные калибры принялись нащупывать осадные батареи перекидным огнём. Над городом повис неумолчный рокот; солнце, казалось, стало тусклее, хотя серьёзных пожаров пока не было. Лишь в два пополудни мортирная бомба подожгла масляную цистерну вблизи угольной гавани, и поперёк рейда лёг косматый хвост жирной нефтяной копоти.
        А на городских улицах, на Этажерке, где и теперь нашлись прогуливающиеся парочки, там и сям стояли группы мирных жителей, раненых и больных солдат, женщин, детей, китайцев. Порой возле таких группок останавливались офицеры и матросы; на всех лицах можно было прочесть одну и ту же тревогу, один и тот же волнующий вопрос: что делать теперь, под этим мортирным градом?
        Не обошлось и без курьёзов. Одна из бомб разворотила брусчатку посреди Нового города, но не разорвалась. Приехавшему для её осмотра подполковнику Меллеру, бывшему моряку, учёному-артиллеристу и математику, предстало незабываемое зрелище: трое комендоров с «Паллады» выкопали снаряд, вывинтили запал и, устроив смертоносный гостинец на паре кирпичей, развели под ним огонь.
        Подполковник, человек горячего нрава, коршуном кинулся к ним и, распинав ногой дрова, обвинил комендоров в суицидальных склонностях, а также прибег к иным оборотам, пригодным более для помещения на заборы. Крейсерские не обиделись на незнакомое ругательство - боцмана выдавали загибы и покруче - и растолковали бестолковому начальству, что слыхали, будто для извлечения шимозы нужно погрузить снаряд в бак с водой и кипятить: шимоза тогда сама собой выползет из снаряда. Бака у пытливых комендоров не нашлось, но унывать те не стали, а отыскали выход: разогреть снаряд, при этом поливая его водой. Меллер слушал, вытирая со лба холодный пот.
        Турнув горе-кулибиных, офицер вытащил из засаленного кожаного портфеля несколько тяжёлых, непривычной формы ключей, и как ни в чём не бывало принялся ковыряться в носовой части снаряда. Наконец дистанционная трубка поддалась и нехотя выкрутилась из резьбового гнезда; рассмотрев её, Меллер принялся бережно завёртывать опасную штуковину в промасленную бумагу. Худое костистое лицо его - лицо университетского доцента, а никак не фронтовика-артиллериста.
        Этот снаряд ничем не отличался от остальных. Чугунная бомба, отлитая в императорском арсенале, пролежала в казематах токийской береговой батареи лет пятнадцать, не меньше. Взрывная сила её была много слабее, чем у той, из которой комендоры пытались выплавить мелинит. Но тем не менее тысячи таких чугунных бомб были извлечены из погребов, погружены в трюмы зафрахтованных коммерческих пароходов и отправлены в корейский порт Далянь - русский Дальний, - чтобы оттуда, на железнодорожной платформе, запряжённой несколькими десятками китайских кули поползти к твердыням Порт-Артура. Здесь бомбу армейской двуколкой перевезли на огневые позиции мортирной батареи и уложили в штабель. В назначенный срок - он подошёл быстро, бомба лежала в верхнем ряду, у самого края, - две пары железных клещей подцепили её и взгромоздили на низенькую тележку. Поршневой затвор клацнул, запирая снаряд вместе с метательным полупудовым зарядом в канале ствола, и несколько секунд спустя чудовищный пинок пороховых газов отправил двенадцать пудов чугуна и взрывчатой начинки в их первый и последний полёт.
        Ранние, чугунные, мортирные снаряды отливались не так точно, как современные, стальные, начинённые пятью пудами шимозы, а потому разброс у них был куда значительнее. А может, дрогнула рука у одного из наводчиков - и в результате бомба, которой предназначено было обрушиться на внутренний рейд, преодолев крутой изгиб баллистической дуги, легла посреди одной из улиц Нового города. Взрыватель на сей раз не подвёл, как это случалось сплошь ирядом, и бомба исчезла вкоптящей вспышке чёрного пороха, разбросав вокруг веер бритвенно-острых осколков чугуна.
        Оказавшимся поблизости двум нижним чинам Седьмой Восточно-Сибирской стрелковой дивизии не повезло: осколками их посекло на куски. Погиб китаец-рикша; кухарка полковника Суховеева, возвращавшаяся в хозяйский дом, получила удар в голову куском брусчатки и скончалась в госпитале два часа спустя. Кроме неё в госпиталь привезли десяток прохожих, посечённых чугунной и каменной шрапнелью, контуженных взрывной волной. Несколько домов лишились оконных рам; стёкла дождём посыпались вдоль всей улицы. Всё же дымный порох - это вам не шимоза; разрушения могли бы оказаться куда серьёзнее, будь на месте чугунной старушки стальная, начинённая мелинитом бомба. А так разрушения оказались более чем скромные, что же до жертв - ну не повезло, бывает. Война. Осада.
        В момент взрыва Сёмка остановился, чтобы поправить подвернувшуюся штанину и присел на корточки. Волной спрессованного до каменной твёрдости воздуха его шваркнуло об жиденький заборчик палисадника. Светка же с Галиной схлопотали лишь горсть мелкого каменного крошева, хлестнувшего их по спинам, - больно, но не опасно. Основная масса осколков, предназначенных им беспощадной геометрией взрыва, досталась рикше и, похоже, третьему гостю из будущего - Георгию Петровичу, как раз и остановившего китайца, чтобы нанять его везти уставших девочек. Когда рассеялось вонючее облако порохового дыма и пыли, Георгия Петровича на мостовой не оказалось - на брусчатке сиротливо лежала соломенная шляпа-канотье, смятая так, будто побывала под колёсами ломовой телеги. Рядом кулём валялось тело денщика Казимира; осколком ему аккуратно, будто гильотиной, срезало голову, и та, словно мяч, откатилась шагов на пять в сторону. В обломках повозки хрипел умирающий рикша; по улице бегали женщины, но историка нигде не было. Подбежали трое пехотных солдат и ефрейтор; Сёмку, перемазанного кровью и землёй, уложили на шинель. Светка
молчала, вцепившись в его руку. По щекам её катились слёзы, прокладывая грязные дорожки в толстом слое белёсой пыли. Галина Топольская, бледная, решительная, распоряжалась стрелками, суетившимися вокруг раненого. Солдаты почтительно косились на красные кресты на платке и переднике «маленькой сестрички», а ефрейтор, матерясь под нос, чтобы, не дай Бог, не услышала барышня, откручивал от разбитой тележки оглобли.
        «Она ещё Казимира не видела, - мелькнула мысль у Светланы. - Вот вам изменение прошлого - в дневниках Галины о гибели денщика её отца нет ни слова! А ведь наверняка упомянула бы о таком происшествии: Казимир был очень близок семье Топольских».
        «Выходит - если бы мать Галины не отправила денщика с гостями, он остался бы жив? - Светка на всякий случай подвинулась правее, чтобы Галка не увидела лежавшего на мостовой обезглавленного трупа. Один из стрелков, помявшись, извлёк из мохнатой папахи чистую тряпицу и прикрыл голову убитого. Светлана облегчённо вздохнула и отвернулась, не выпуская Сёмкиных пальцев. Краешком сознания девочка удивлялась - как это она ещё способна рассуждать на отвлечённые темы? Это что, плоды нравственной закалки, приобретённой в путешествиях во времени? Чушь какая…»
        Однако слёзы больше не текли, и только корка подсыхающей пыли неприятно стягивала кожу. Светлана недовольно помотала головой, - очень хотелось смахнуть неприятное ощущение - но рук не разжала.
        - А ну-ка, барышни, посторонитесь, позвольте осмотреть раненого! Я провизор с госпитальной «Монголии»…
        Невысокий чернявый господин на вид лет около тридцати, в фуражке и флотском, с двумя рядами золочёных пуговиц, чёрном офицерском пальто склонился над мальчиком. Солдаты топтались за спиной новоприбывшего. Тот, ловко орудуя извлечёнными из саквояжа ножницами, распорол окровавленный рукав Сёмкиной курточки и принялся ощупывать руку выше локтя. Галина, присев, придерживала голову раненого.
        Светка, судорожно всхлипнув, подошла.
        - Вы, сестрица, не из седьмого солдатского? - быстро говорил провизор. Его длинные, покрытые пятнами, будто от химикатов, кисти, уверенно тискали предплечье раненого. - Помнится, в мае имел удовольствие вас видеть - когда возил с «Монголии» полные кислородные подушки взамен израсходованных. Мы там наладили собственный газовый аппарат - вот и делимся помаленьку с другими госпиталями, а то раненые очень страдают от отравления продуктами шимозы. Меня, если припомните, зовут Фейгельсон, Михаил Симонович, я фармацевт. А вы, кажется, вместе с маменькой в сёстрах милосердия?
        Топольская обрадованно закивала - узнала чернявого фармацевта. А тот, оставив Сёмкину руку, склонился к его лицу, задрал веко и зачем-то подул на переносицу. Галина нахмурилась: мальчик слегка дёрнул головой и невнятно что-то промычал. Фейгельсон удовлетворённо кивнул, стащил с носа пенсне и стал протирать его об сукно на груди. Галина выхватила было из рукава платок, но провизор уже извлёк из саквояжа марлевую салфетку и снова взялся за круглые стёклышки. Маленькие его усики, сильно закрученные вверх на кончиках, так забавно при этом задвигались, что Светлана против воли улыбнулась.
        - Цел ваш кавалер, барышни, - успокоил девочек Фейгельсон, покончив с пенсне. - Попорчена мякоть руки - всего и дел. Кость, слава Создателю, цела. Сейчас перевяжем, у меня, кажется, ещё остался бинт…
        И снова зарылся в саквояж.
        Галина ловко промокнула длинный порез на Сёмкином плече марлевым тампоном; один из стрелков тонкой струйкой лил из фляги воду. Фармацевт наконец оставил саквояж и принялся сдирать с аккуратной пачки бинта жёсткую коричневую бумагу.
        - Кровопотери почти нет, так что беспокоиться не о чем. Не волнуйтесь, заживёт как на собаке, а вот контузия имеется, и, я бы сказал, сильная. Так что юноша пробудет некоторое время без сознания. Надо бы его срочно в госпиталь…
        Галина встрепенулась:
        - Давайте к нам! Мама как раз на дежурстве, она…
        - Не советую, барышня, не советую, - покачал головой провизор. - Я, видите ли, как раз оттуда - сопровождал раненых с форта номер два. Ночью японцы там дважды ходили на приступ и были отбиты, с большой потерей. Наша убыль, слава Богу, невелика, но всё же побитых прилично. Да и бомбардировка эта… Госпиталь ваш под завязку, тяжёлых класть некуда.
        Светке вспомнилось заваленное ранеными крыльцо бывшей гимназии.
        - Тогда куда же? - растерялась Галина. - Надо ведь, чтобы его сразу приняли, контузия - дело опасное…
        - А давайте к нам, на «Монголию»! - предложил Фейгельсон. - Я как раз туда. Утром часть раненых свезли на берег, в Сводный госпиталь, что возле Перепелиной горы. Так что места есть, устроим вашего кавалера в лучшем виде. Младший врач нашей «Монголии», Ковалевский Владимир Павлович, - отменный терапевт, знаток нервных болезней и лучше всех в Артуре разбирается в последствиях контузий.
        Возможно, у гостьи из будущего и было особое мнение по вопросу квалификации местных медиков, но она благоразумно оставила его при себе.
        - Но ведь внутренний рейд обстреливают из осадных пушек… - неуверенно заметила Топольская. - А если и в «Монголию» попадут?
        Фармацевт пожал плечами:
        - А вы, барышня, можете указать сейчас в крепости хоть сколько-нибудь безопасное место? На форте номер три новые бомбы прошивали шестифутовый бетонный потолок, как японскую бумажную ширму. Так что на пароходе ли, на суше - какая теперь разница? Все под Богом ходим…
        Прибежал ефрейтор с оглоблями и начал просовывать их в полы может, оставить? застёгнутой на все пуговицы шинели - готовил носилки. Галина отправила стрелков искать повозку, и Светлана приняла Сёмкину голову, подсунув ему под затылок изрезанную фельдшерскими ножницами курточку. Что-то тяжёлое, в кармане, больно стукнуло острым углом по коленке, но Светка даже не поморщилась. Слёзы давно высохли, оставив на щеках неровные полоски. Со лба, из-под чёлки, сползла тоненькая струйка крови - и застыла тяжёлой каплей над самой бровью.
        - Ну-ка, ну-ка, барышня… - Фейгельсон решительно взял запротестовавшую было Светлану за виски, и стал осматривать лоб.
        - Ничего фатального, камешком царапнуло. Не волнуйтесь, не пострадает ваша красота - если не будете лезть грязными руками. А то ведь и до заражения недалеко - вон сколько пыли! Сейчас промоем, а на «Монголии» продезинфицируем и наложим хорошую повязку.
        IV
        Всю дорогу до порта Галка рыдала. Она буквально в последний момент вспомнила о Казимире и теперь захлёбывалась слезами, уткнувшись в Светланину пелеринку. Служба в госпитале приучила девочку к виду крови и человеческих страданий, но ни разу за всю страшную артурскую страду ей не приходилось ещё терять близкого человека. Призванный четыре года назад из города Остороленка Ломжинской губернии Казимир, младший сын отставного вахмистра Волынского уланского полка, стал девочкам Топольским кем-то вроде дядьки. Он нянчил годовалую Ларочку, учил ездить верхом саму Галину, а в нелёгкие дни осады, как мог, заботился о дочках и супруге капитана Топольского. Он сопровождал Галину в гимназию, а потом в госпиталь, стараясь оградить от малейшей опасности… Светлана зажмурилась, вспомнив, как в минуты волнения денщик переходил на польский, сам того не замечая. А теперь - умер, убит!
        Вид растерзанного осколками тела, оторванной головы, прикрытой пропитанной кровью тряпицей, - на пыльной брусчатке, как посторонний предмет! - поверг Галину в отчаяние. Светлана, неудобно устроившись вместе с подругой в тряской повозке коляске, обнимала, гладила по голове, шептала какие-то слова…
        Сёмку везли на двуколке, нанятой за полтинник у китайского лавочника; Фейгельсон шагал рядом, и успокаивающе махал Светке рукой. Другой рукой он придерживал саквояж, пристроенный тут же, на двуколке, - тряска на артурских мостовых была немилосердная.
        Им повезло: у пирса приткнулся большой бело-зелёный баркас с красными крестами на бортах - отправляли партию раненых на «Монголию». Баркас было один из тех, что весной сняли с подбитых японских брандеров; по распоряжению начальника порта их починили, заделали дырки от осколков и пуль, покрыли съёмными палубами. Портовые катера и буксиры таскали теперь эти посудины, наполненные ранеными и больными, к госпитальным судам, отстаивавшимся на бочках внутреннего рейда, - «Монголии», «Казани» и «Ангаре».
        Увидав Фейгельсона, матросы, затащившие было сходни на баркас, ловко перекинули их обратно; два дюжих санитара приняли носилки с Сёмкой и помогли девочкам подняться на борт. Галина, опомнившаяся от слёз, хотела было вернуться в госпиталь, но Фейгельсон не отпустил - отправил стрелка с запиской для Татьяны Еремеевны, наказав на словах передать что с девочками всё в порядке.
        Госпитальный пароход «Монголия» встретил гостей удивительными после берега порядком и чистотой. На катер подали тали с жестяной люлькой, на манер лодочки ярмарочной карусели. В этой лодочке раненых по двое перетаскали на борт.
        Сегодняшняя бомбардировка пощадила «Монголию». Бомбы, хотя и ложились в опасной близости от его борта, не тронули транспорта. Меньше повезло кораблям эскадры: в многострадальную «Полтаву» было несколько попаданий одиннадцатидюймовыми бомбами. Одна из них проделала подводную пробоину, а взрывом второй изувечило орудие носовой башни главного калибра. Подробности эти пересказывали раненые с броненосца - по счастью, их оказалось немного.
        «Пересвету» тоже досталось - в него попало подряд девять бомб. Побитый корабль угрюмо громоздился на фоне Тигровки, напротив плавучего госпиталя. Раненых оттуда привезли как раз перед прибытием катера, доставившего на борт девочек и Сёмку; «пересветовцев» поднимали на «Монголию» на особых корабельных носилках - на таких можно перемещать раненых даже по вертикальным трапам.
        Оказавшись на палубе, девочки сразу услышали сбивчивую речь: молодой человек в мичманских погонах, один из которых был наполовину оторван и висел на живой нитке, объяснял что-то медицинской сестре. Она расстёгивала ремень на носилках, в которые, как бабочка в кокон, был зажат мичман, а раненый мешал, хватая женщину за руки, и непрерывно, взахлёб, твердил:
        - Две палубы, две палубы, представляете, мадам? Насквозь, как фанеру худую… карапасная[22 - КАРАПАСНАЯ ПАЛУБА, покатая броневая палуба, продолжение горизонтальной броневой палубы к форштевню и ахтерштевню. Применялась на крупных надводных кораблях постройки конца XIX - начала XX века.]. А мы-то… Броневую крышку - как банку консервную, сепаратор паровых труб вдребезги! Троих перегретым паром обварило, а уж как страшно кричали! Кожа, как перчатка, с живого мяса, клочьями слезала… И эта дрянная гадина начинена всего-то паршивым чёрным порохом, вроде круглых гранат, какими ещё в Севастополе мой дед, царствие ему небесное, стрелял! А ежели бы шимозы, как в морских снарядах? И так ведь - обе динамо в носовом отсеке, электрический насос, цепь Галля… Всё в клочья! Носовую башню как теперь, руками ворочать прикажете?
        Женщина слабо улыбалась, кивала лихорадочной скороговорке, стараясь незаметно освободиться от его рук, но мичман всё хватал её за фартук, за рукава, горячился, не прерывая свой бессвязный рассказ.
        Девочки вслед за провизором поднялись по трапу. На палубе суетились санитары и женщины в косынках и фартуках Красного Креста - таких же как у Галины. На «Монголии» кроме положенных по штату санитаров служили добровольные сёстры из числа жён офицеров и городских чиновников; порядок на судне поддерживался образцовый, а аптека, заботами старшего провизора Фейгельсона, была оборудована и снабжена лучше всех в Артуре.
        Под крылом мостика сгрудились десятка полтора выздоравливающих в «арестантских» шинелях без погон и суконных бескозырках. Они покрикивали на раненых пересветовцев, когда тех проносили мимо; раненые, кто мог, отзывались слабыми голосами, порой вворачивали крепкое словцо. На матершинника немедленно шикали:
        - Креста на тебе нет, храпоидол, при сестрицах такими-то матюгами! И как у тебя язык к такой-то матери не отсохнет?
        Санитары грозили кулаками размером с хорошую дыню - брали на эту должность ребят здоровенных, чтобы могли в одиночку таскать носилки с ранеными по крутизне трапов, - а сёстры в притворном смущении прикрывали усмешки уголками косынок.
        - Ничего… коли лается - значит, не помрёт, выживет. Пущай, чего там…
        Двое санитаров в сопровождении сестры спустили Сёмку в лазаретную палубу - широкое, заставленное койками подпалубное пространство в носовой части. «Монголия», грузопассажирский пароход, был построен в 1901 году в Триесте по заказу Морского пароходного общества Китайско-Восточной железной дороги. После начала войны с Японией судно, стоящее в Дальнем, мобилизовали, и оно и вошло в состав Первой Тихоокеанской эскадры.
        Быстроходную «Монголию» переоборудовали в плавучий госпиталь; на нём имелся даже рентгеновский кабинет - изрядное по тем временам новшество. В соответствии с требованиями Гаагской конвенции надводный борт, дымовая труба, шлюпбалки, вентиляционные раструбы, кильблоки, грузовые стрелы - всё палубное хозяйство было окрашено в белый цвет. На трубе и обоих бортах появились огромные красные кресты, заметные в бинокли с огромного расстояния. Традиции джентльменства на море ещё не успели стать пустым звуком - красные кресты однажды уже выручили Монголию. Во время прорыва русской эскадры из Артура пароход был остановлен японским крейсером, но отпущен после осмотра - японцы нарочито обозначали выполнение правил «цивилизованной» войны.
        На судне разместились команды шестого и седьмого подвижных госпиталей; раненых в Артуре с каждым днём становилось всё больше, и на «Монголию» принимали людей не только с эскадры, но и армейцев, и пострадавших от обстрелов горожан.
        - А хорошо здесь проветривают, не то что в нашем хозяйстве! - заметила Галя Топольская, спускаясь по широкому трапу в лазарет.
        Светлана удивлённо покосилась на подругу. Атмосфера лазарета - эта неистребимая смесь йодоформа, духа несвежих простыней, немытого, страдающего человеческого тела, вечного спутника военных госпиталей, - чуть не свалила её с ног. Девочка зажала нос платком и старалась дышать ртом, подумывая уже вылить на платок пузырёк туалетной воды, прихваченной из будущего.
        - У нас в Седьмом солдатском амбре куда гуще, - продолжала Галина. - А что делать? Повязки менять не успеваем, йодоформа, бинтов, зелёного мыла - всего не хватает. Мы-то привычные, а вот раненые жалуются…
        «Это какой дух должен стоять в палатах, чтобы жаловались даже солдаты, привычные к ядрёной казарменной атмосфере? - подумала Светлана. - Так ведь и до эпидемии недалеко… Интересно, а вши у них здесь водятся?
        - Здесь, на „Монголии“, просторно, - заметил провизор Фейгельсон. - Пароход наш ещё в бытность свою коммерческим судном на линии „Дальний - Шанхай - Нагасаки“ славился комфортом. Поначалу здесь помещалось полторы с лишним сотни душ, а сейчас уже больше трёхсот пятидесяти, и всё везут, везут… Пока как-то выкручиваемся, а дальше что?
        Аптека Фейгельсона и правда, едва-едва справлялась со спросом на лекарства, средства дезинфекции и всё остальное, необходимое в обширном медицинском хозяйстве. Провизор, впрочем, не унывал: устроив своими силами кислородную установку (для этого пришлось заказывать в портовых мастерских чугунную колбу и газомер), „Монголия“ снабжала теперь драгоценным кислородом половину артурских госпиталей. С начала сентября ожесточение боёв на сухопутном фронте крепости выросло многократно, ощущалась нехватка буквально всего, особенно йодоформа. Раздобыть его в отрезанном от Маньчжурии с начала мая Артуре стало невозможно, но Михаил Симонович итут нашёл выход - закупив в Квантунской вольной аптеке соду и йод, он сам изготовил около трёх фунтов драгоценного антисептика.
        Всё это словоохотливый провизор изложил спутницам в ожидании вердикта врача. Фейгельсон не ошибся: контузия взрывной волной оказалась довольно серьёзной; мальчика уложили в углу, под световым люком, отгородив койку лёгкой японской ширмой с драконами.
        Девочки пристроились на белых обшарпанных табуретах, которые притащил услужливый санитар. Фейгельсон вскорости ушёл, сказавшись занятым. За Сёмкиной ширмой мелькали тени сестёр и доктора Ковалевского. Галина попыталась, было сунуться туда, но её выставили - вежливо, но непреклонно, так что теперь оставалось волноваться да прислушиваться к голосам за ширмой. Сухонькая, пожилая добровольная сестра, чрезвычайно похожая на монашку, обработала царапину на Светкином лбу; перевязывать не стала, и теперь девочка щеголяла роскошным коричневым йодным пятном до самых бровей.
        - Балашов меня звать, Тимоха. Взят под ружжо из Томской губернии, Барнаульского уезда - слыхал, небось? На Зелёных горах в июле япошка стуканул меня пулею в коленку.
        Бородатый худой солдат умолк, поворочался на койке, устраиваясь поудобнее. Сосед его, круглолицый, с соломенными волосами парень, мял в пальцах самокрутку, косясь на санитара, который возился с лежачим раненым за две койки от собеседников, - курить в лазаретной палубе запрещалось.
        - Тока пулю в гошпитали вынать не стали, - продолжал Балашов. - А почему - пёс их знает…
        - Лякарствы пожалели, - сказал круглолицый. - Доктора - они такие… Кому надо на нашего брата порошки переводить? Сами небось знаете…
        Собеседники покивали - да, знаем.
        - Вот и гадаю теперя - как жить-то дальше? Ну спишут меня подчистую - и что? Калека, какой от меня дома прок? Я уж просил-просил их благородие господина поручика, чтобы не отправлял в околоток - стоять-то на ногах я верно не могу, а руки ишо здоровые, стрелять из окопа сумею. Не послушал, отправил…
        - И правильно, что отправил, - заметил сосед с третьей койки, по виду казак. - Убили бы тебя, дурья башка, и все дела. А так содержание от казны выйдет, откроешь лавочку или сапожничать…
        - Ежели кажинному покалеченному на войне лавочку открыть - в Расее денех на товары не хватит! - Балашов угрюмо почесал в бороде. - Где это видано, чтобы увечный солдат зажиточно устраивался?
        - Это верно, - вздохнул соломенноволосый. - Разве что родня не забудет…
        - Можно, конешное дело, сидельцем при лабазе… - раздумчиво продолжал Балашов. - Грамоте я учён, спасибо ихнему благородию штабс-капитану Топольскому - он нас, дурней, чуть не пинками в солдатскую школу загонял, а мы-то упирались!
        - Грамота - это дело! - согласился казак. - Наука на вороту не виснет, глядишь, и прокормишься, не придётся христарадничать! Грамота - она завсегда кусок хлеба, ежели человек увечный, но с понятием. Потому - к служивому всегда доверие!
        - У нас в Томске торговля богатая, - закивал Балашов. - Хлебные склады али скобяные - так цельными улицами, и в кажинном - от сидельцев да приказчиков не протолкнуться. Пристроюсь, Господь не выдаст…
        - Ежели бы не нога, мог бы в городовые али дворники, - влез молодой. - Место хлебное, особливо в губернском городе. Которые крест выслужили - тех завсегда берут.
        - Да, нога… - вздохнул увечный стрелок, - если бы да кабы во рту росли бобы… а лучше - цельные шанежки! Тады можно было бы горя не знать - жуёшь себе да водочкой заедаешь, чтобы скушно не стало…
        Раненые рассмеялись, а Светка толкнула Галину в бок:
        - Галка, это они о твоём отце?
        - Да, о нём, - кивнула девочка. - Солдаты папу любят. Он как-то рассказал, как офицеры полка собрали по подписке деньги на солдатскую школу - с разрешения Кондратенко Романа Исидоровича. Генерал разрешил отпускать тех, кто учится, с позиций, когда нет боёв. В этой школе раньше преподавал учитель словесности из нашей гимназии, только сейчас его нет. Когда гимназия закрылась, он сразу в Читу уехал, на поезде. Наверное, и сейчас там.
        - А здесь ничего, благодать, - продолжал Трофим Балашов. - Кормят нашего брата хорошо, грех жаловаться. А в Дальненском околотке, где мне пулю вынать не стали - там кормили совсем мусорно, хуже, чем в роте.
        - Когда нас в Артур гнали, и вовсе за свои харч покупали, - заметил раненый с дальней койки, до самых глаз заросший дремучей проволочной бородой. Над ним в рядок красовались лубочные картинки с казаками, бравыми матросами и стрелками в лохматых маньчжурских папахах, лихо громящими противных кривоногих японцев.
        - Кормовых полагалось по двугривенному на дён, а на станциях фунт хлеба - тринадцать копеечек! Как тут пропитаешься? Вот и проели все деньги, что взяли из дому. Так на своих харчах до Артура ентого треклятого и доехали…
        - А всё интенданты, - мотнул головой казак. - Они, воры, нехристи, сами вон какие дома понастроили, а люди конину жрут! Так ведь хорошо ишшо, ежели есть эта самая конина…
        Светка припомнила рассказ Татьяны Еремеевны о закаменевшей муке в гарнизонной пекарне.
        Между раненых прошествовал священник - грузный человек с окладистой, слегка раздвоенной книзу седоватой бородой, прикрывавшей массивный крест. Батюшка размашисто крестил лежащих на койках раненых; кое-кто, увидев его, пытался подняться. Священник останавливался - страдалец тут же припадал к перстам.
        - Отец Николай, иерей, „монгольский“ священник, - прошептала Галина, благовоспитанно привставая с табурета. - Он часто служит у нас в госпитале: много раненых умирает, наш батюшка не успевает отпевать - вот и зовут отца Николая.
        - А ты, Балашов, коли грамотный - почитай-ка „сплетницу“! - подал голос казак, дождавшись, когда отец Николай, раздав благословения, удалился по проходу между койками. - Мы-то сами несподобились выучиться. Чего там начальство сулит, скоро побьём япошку?
        Тимофей взял сложенный пополам лист артурской официальной газеты „Новый край“, которую в городе называли не иначе как „Артурская сплетница“. Верхний край листа лохматился - кто-то уже успел оторвать бумажную полоску на самокрутку. Тимофей оглядел изъян и строго глянул на соломенноволосого паренька. Тот виновато спрятал глаза.
        - Значицца, так, - откашлялся Балашов. - Пишут с Волчьей батареи, Пётр Николаич Ларенко. Немного левее Ручьёвской батареи виден японский воздушный шар - белый, формы тупой сигары, с придатком вроде руля…
        Солдат выговаривал слова старательно, почти по складам - как человек, недавно научившийся читать, но ещё не вполне доверяющий этому своему умению. Окружающие, затаив дыхание, слушали:
        - …Одна шрапнель с наших батарей разорвалась на воздухе, по направлению к нему, казалось, будто совсем близко от шара, но может быть и огромный недолёт. Сомневаюсь, чтобы у нас было наконец, организовано правильное наблюдение за разрывами снарядов; если бы оно было, то можно было бы расстрелять этот шар. Но по нему уже больше не стреляют - должно быть, нет надежды попасть в него.
        - Видал я такие, - прохрипел из своего угла стрелок, рассказывавший о несправедливой кормёжке по дороге на Артур. - Всякий дён ента колбаса висит над позициями. Наши, с Залитерной, уж и пуляли шрапнелью, и пуляли - ничего ей, окаянной, не делается! А япошка нас как на ладони видит и по телеграфу докладывает, куды стрелить…
        - Сказывали, у нас тоже сшили ажно три воздушных шара, - заперхал казак. - Тока никто не знал, что с ими дальше делать, вот шалавам портовым и раздали - на кофты да шали…
        На него зашикали: не мешай, мол. Тимофей Балашов принялся читать дальше:
        - Приказ генерал-адъютанта Стесселя, начальника Квантунского укреплённого района, за номером шестьсот шестьдесят шесть. Газете „Новый край“ разрешается продолжать издание, но без права…
        - Тьфу ты, напасть какая! - снова встрял казак. - Это какой поганый номер Стесселев-енерал удумал - число Зверя, на тебе! Не будет нам воинского счастья с такими начальниками…
        На этот раз никто не стал его осаживать - раненые потупились, зачесали в затылках и бородах, глухо переговариваясь. Номер приказа не понравился всем.
        - …без права какого бы то ни было участия корреспондента Ножина. Всем невольно бросается в глаза, что после отъезда иностранных корреспондентов выдворенные приказом генерал-адъютанта Стесселя ранее японцы, во-первых, усилили бомбардировку и, во-вторых, она стала точнее. Все сознают, что не следовало выпускать этих господ, тем паче после того, как они разгуливали по крепости с открытыми глазами».
        - Выдавить зенки бесстыжие! - воскликнул чернобородый раненый с угловой койки. - Шпиёны все! Повесить, и вся недолга! Наши христопродавцы подкупленные их выпустили! А мы теперя сиди, как мыши под веником…
        - Христопродавцы и есть! - подтвердил Тимофей Балашов, оторвавшись от «Нового края». - Шпиёны и воры, так в газете прописано. Вот слушайте:
        - Портовый чиновник Д., привлечённый к суду за пропажу 30 тысяч футов проводов, будто начинает обличать агента Китайской Восточной железной дороги К. и прочих, за кем имеются грешки.
        - Погибели на ихнее племя нету! - выругался казак. - Куды только жандармы смотрят? Выдать их народу - небось за всё спросилось бы!
        - Не, - рассудительно заметил молодой, - так нельзя. Ежели наш брат сам станет суд вершить - это что ж за порядки в крепости будут? Приходи да бери голыми руками…
        - Солдат завсегда правду чует, - упрямо гнул своё казак. - Потому как в Бога верует! А эти - стекляшки на глаза нацепили, больно учёные, а о Боге и позабыли. Оттого и воровство! Небось, что украсть - через стекляшки сподручнее разбирать!
        - А что за корреспонденты? - шепнула подруге Светлана. - Неужели и правда шпионы?
        Та пожала плечиком.
        - Не знаю, но скандал случился преизрядный. Вроде англичанин и американец приехали в Артур с письмом чуть не от самого наместника Алексеева, и повсюду их пускали. А потом - приказ генерала, и в двадцать четыре часа пожалуйте вон из крепости! Вот и Ножин наш заодно с ними в немилость попал. Зря, по-моему, - папа говорил, что нельзя так беспардонно затыкать рот последнему в Артуре независимому репортёру.
        Светка усмехнулась. И здесь споры о свободе СМИ… нет, решительно ничего за век с лишним лет в России не изменилось…
        V
        - Сестра Топольская!
        Окрик вывел Светлану их полусонного состояния. Она сама не заметила, как задремала - сказалось напряжение последних часов. После того как добровольная сестра принесла девочкам чай прямо сюда, на лазаретную палубу, они устроились возле одного из круглых железных столбов, подпиравших потолок, - бог знает, как они там называются на морском языке?[23 - Пиллерс - одиночная, как правило, вертикальная стойка, поддерживающая палубное перекрытие судна.]
        Горячий чай с булочками, выпеченными сегодня в корабельной пекарне плавучего госпиталя, сделал своё дело - девочек охватила истома, в глазах поплыло, и они задремали, не обращая внимания на снующих туда-сюда санитаров да обстоятельные - от госпитальной скуки - беседы раненых.
        - Топольская! Что вы там, уснули? Это вы доставили с берега своего кавалера с контузией?
        - Я, господин доктор! - вскочила Светкина подруга, отчаянно протирая глаза кулачками. - Только он никакой не мой кавалер, а…
        - Ну это вы уж сами разбирайтесь, чей он кавалер, - пробурчал доктор Ковалевский, вытирая руки. Полотенце висело на плече стоявшей тут же добровольной сестры. Та обеими руками держала перед собой эмалированный таз с водой; серые усталые глаза её неодобрительно глядели на девочек.
        - Примите у Марьи Степановны его барахлишко, да не забудьте потом зайти в конторку, заполнить лист этого вашего… как бишь его звать?
        - Сёмка, то есть Вознесенский Семён. Отчества, простите, не знаю, - откликнулась Светлана. - Это я с ним была, а Галина в городе с нами встретилась, когда начался обстрел. Мы пошли в порт и вот…
        - Вознесенский? - переспросил доктор, словно и не слыша объяснений. - Он, случаем, не родственник Николаю Фёдоровичу Вознесенскому? Тот преподаёт в сумском кадетском корпусе закон Божий. У меня там младший брат офицером-воспитателем. Перед войной я гостил у него - там и познакомился с этим господином. Большого ума, доложу вам, человек!
        - Я не… наверное, нет, - пролепетала Светка, огорошенная таким напором. - Не знаю, господин доктор. А Сёмкин дядя служит во Владивостоке. Сёмка был здесь с отцом, но тот погиб во время июльской бомбардировки…
        Всё это продумывалось заранее, и по большей части самими ребятами. Для этого в их распоряжении была гора информации, не считая Интернета, - только успевай изучать! Светке придумали дядю, мелкого чиновника владивостокского почтового ведомства, отправленного перед войной по служебной надобности в Дальний, но не успевшего выбраться из города, занятого в мае японцами. Тётка же, его супруга, вместе с которой девочка якобы и уехала в Артур, была объявлена погибшей при обстреле.
        А вот с именем возникли сложности: кто бы мог подумать, что вполне русское «Светлана» может создать проблемы? Ещё как может - раз уж его нет в святцах, церковном календаре, по которому выбирают имя при крещении. Имя это придумал малоизвестный поэт в самом начале девятнадцатого века, а популярным оно стало чуть позже, после выхода баллады Василия Жуковского «Светлана». Церковные же власти упорно не разрешали крестить этим именем; единственное исключение сделали для Светланы Эллис, племянницы командира крейсера «Светлана».
        Моя спутница категорически отказывалась менять имя, а потому легенда вышла несколько замысловатой. «По документам» Светку теперь звали Фотинья, и гимназистка, якобы стыдясь столь «простонародного» имени, выбрала более благозвучный и романтический псевдоним.
        Серьёзной - скажем, жандармской - проверки такие легенды, разумеется, не выдержат, но для случайных собеседников годятся. Да и кто станет всерьёз проверять двух русских подростков явно из приличных семей? Правда, Георгий Петрович предупреждал, что злоупотреблять такими легендами не стоит: Порт-Артур город небольшой, легко нарваться на неудобные вопросы.
        - Давайте я расскажу! Я знаю, откуда он… - Галина, уловив растерянность подруги, взялась за доктора Ковалевского сама. - А ты, Свет, забери пока Сёмкины вещички. Целее будут - в госпиталях такая неразбериха, что угодно может пропасть…
        Бумаги заполнили быстро - молоденький фельдшер с цыплячьей шеей и с круглыми очками на прыщеватой физиономии черкал пером в амбарной книге, занося сведения о пациенте Вознесенском Семёне, отчество неизвестно, тысяча восемьсот девяностого года рождения, место рождения неизвестно, православного, неизвестно, неизвестно… Помакнул запись здоровенным прессом-качалкой, подбитым фиолетовой бархоткой, и Галина, с облегчением выдохнув, отправилась назад, на лазаретную палубу. Светлана оказалась там же, где подруга оставила её, - возле табурета со сваленными в беспорядке Сёмкиными шмотками. Она старательно обшаривала накладные карманы тенниски, потом карманы брюк, снова тенниску и опять брюки - и на лице её читалось недоумение, сменяемое тревогой.
        - В чём дело, Свет, потеряла что-то?
        Та опустилась на табурет. Скомканные брюки с неопрятно вывернутыми тряпочками карманов повисли в безвольных руках. Нет, это не тревога - в глазах подруги Галина видела теперь самое настоящее отчаяние.
        - Галка, - придушенным шёпотом сказала Светлана, - ключа нет. Ну синхрониза… бронзовый такой, мы ещё им в первый раз дверь в гимназии открыли, ты же видела? Без него нам не вернуться назад!
        Галина кивнула. Она хорошо помнила тот далёкий мартовский день, когда гости из будущего ушли в дверь, возникшую в стене гимназической библиотеки. Тогда в руках Сёмки был массивный бронзовый ключ…
        - Он был, наверное, в его куртке, - шептала Светка, и глаза её набухали слезами. - Помнишь, фельдшер там, на улице, у неё рукав разрезал?
        - Конечно, помню - ты её потом пристроила Сёмке под голову. И где она теперь?
        - Там осталась, - горестно сказала Светлана. - Ключ меня ещё по коленке стукнул, только я не поняла, что это такое. Когда Сёмку положили на двуколку, я сунула куртку туда же, а потом, в порту, когда перебрались на катер, забыла! И китайчонка, который нас вёз, совсем-совсем не запомнила! Что теперь делать, Галь?
        Галина сразу поняла, какое стряслось несчастье. Можно, конечно, отыскать владельца двуколки и работника, управлявшего экипажем. Но вот как получить назад своё имущество, даже если его не спёрли с двуколки по дороге? Галине не однажды приходилось объясняться с артурскими китайцами, всякий раз начисто забывавшими русские слова, когда разговор заходил о чём-то для них неудобном. И кого расспрашивать? Хозяин лавки предъявит полдюжины мальцов - поди опознай того самого! Для непривычной Светланы все китайцы на одно лицо, да и сама Галя, прожившая в Артуре больше полугода, не взялась бы описать внешность возчика-китайчонка. И потом - ну получат они драную куртку, и что дальше? Если она, Галина, хоть чуть-чуть понимает китайцев, ключа в кармане давно уже нет, да и в лавке тоже - уж что-то, а прятать китайцы умеют. Заявят: «Русики, русики, нету, сапсем нету…» - и что делать?
        - Не знаю… - протянула она. - Но мы обязательно что-нибудь придумаем. Лавку, где нанимали двуколку, найдём - куда она денется? А там посмотрим.
        Гунь Вей неловко переминался с ноги на ногу под пристальным взглядом дяди. Сынь Чи был недоволен - нет, очень недоволен, - хотя посторонний, пожалуй, и не заметил бы. Душевное состояние хозяина лавочки выражалось разве что в чуть более резких, чем обычно, движениях пальцев: Сынь Чи был хорошо воспитан и умел скрывать чувства.
        - Почему ты не отдал русским девочкам их собственность? - осведомился дядя. - А если они приведут полицию? Мою лавку могут закрыть, а меня посадить в тюрьму - сейчас война, кто будет разбираться, виноват я или нет?
        - Но, дядя Сынь, у меня нет того, что они разыскивают, - оправдывался подросток. Я…
        - Люди хотят для себя богатства; если его нельзя обрести честно, следует избегать подобных желаний, - наставительно произнёс дядя. - Почему ты решил, что сможешь умножить своё достояние нечестным путём? Или ты надеешься найти дом, дверь которого открывается этим ключом, и ограбить владельцев?
        Гунь Вей мысленно скривился. Ну всё, если зануда дядюшка принимается сыпать цитатами из своего любимого Конфуция - это надолго. Но виду не подал, конечно. Нельзя проявлять неуважение к старшим, даже в мелочах.
        - Как я теперь могу держать в своей лавке того, кто на моих глазах солгал посетителям?Как можно иметь дело с человеком, которому нельзя доверять? Если в повозке нет оси, как можно в ней ездить?
        - Но, дядюшка… - заикнулся было мальчик. - Выведь не раз обманывали русских, а потом радовались! Вот вчера, когда зашла та кухарка…
        - Перед человеком три пути к разуму: путь размышления - самый благородный; путь подражания - самый лёгкий; путь личного опыта - самый тяжёлый путь, - назидательно сказал Сынь Чи. Произнося изречения великого учителя, он выделял их голосом, чтобы племянники (а их в лавке работало пятеро) не упустили ни капли божественной мудрости.
        - Почему ты решил, что сможешь поступать так же, как и я, не уделив прежде должного внимания размышлениям? И не прожив долгой жизни, которая позволила бы тебе обрести мудрость? Или ты считаешь, что умнее того, кто прожил на свете вчетверо больше, чем ты, и можешь решать так же правильно, как он?
        Гунь Вей считал цитаты. Пока их набралось три. Во время подобных назидательных бесед дядюшка обычно ограничивался восемью порциями конфуцианской мудрости, не больше и не меньше. Оставалось ещё пять. А потом он велит племяннику Тао поколотить Гунь Вея палкой. Или не велит. Хорошо бы не велел - Тао затаил на мальчика злобу, и как раз из-за того проклятого ключа. Когда он увидел, как Гунь Вей вытаскивает находку из куртки, забытой русскими в двуколке, то предложил вместе продать ключ и поделить деньги. Гунь Вей отказался.
        - Из всех преступлений самое тяжкое - это бессердечие, - продолжал Сынь Чи. - Я был бы бессердечен, если бы не дал тебе высказаться в своё оправдание. Хуже того, я поступил бы неразумно и несправедливо. У тебя есть что сказать?
        - Конечно есть, дядя Сынь! - заторопился Гунь Вей. - Помните, ещё весной к нам в лавку приходили двое от глубокоуважаемого Ляо?
        Сынь Чи, разумеется, помнил - визит посланцев самого уважаемого в китайских кварталах Люйшуня человека мудрено было забыть.
        - Они тогда расспрашивали меня и моего брата, - ему семь лет, и он очень хорошо попрошайничает на улице - где мы взяли монетки, которыми расплатились с рыбником Ван Люем.
        - Да, - кивнул Сынь Чи. - Ты ещё ответил, что эти монетки дали вам двое русских детей - мальчик и девочка. Неужели ты солгал таким большим людям?
        - Нет, что вы! - замотал головой Гунь Вей. - Как бы я посмел? Я рассказал им чистую правду, ничего не утаил!
        - Ты поступил разумно и дальновидно, - похвалил племянника Сынь Чи. - Того, кто не задумывается о далёких трудностях, непременно поджидают близкие неприятности.
        «Пятая, - подсчитал про себя Гунь Вей. - Ещё четыре, и, может, тогда отвяжется?»
        - Одна из русских девочек, что расспрашивали о ключе, - не сестра милосердия, а другая, в клетчатом плаще, - как раз и бросала тогда на улице монетки. Те самые, которыми интересовались посланцы глубокоуважаемого Ляо. Вот я и решил, что ему будет приятно получить и ключ тоже. Согласитесь, дядя Сынь, не всякий носит в кармане такой необычный предмет.
        Сынь Чи снова кивнул, пальцы забегали ещё быстрее. Лавочник видел малолетнего прохвоста насквозь: тот наверняка рассчитывал получить от уважаемого Ляо несколько монет в награду за ключ, а то и удостоиться благодарности старика. В Люйшуне слово дядюшки Ляо дорогого стоило, и немало мальчишек мечтали оказать старику хотя бы мелкую услугу - просто чтобы быть замеченными. В жизни всё пригодится.
        А племянник-то хорош - не мог поделиться догадкой с родственником, который его кормит, поит и даёт кров над головой! Тогда бы он, Сынь Чи, мог… Да что теперь мечтать попусту? Но и демонстрировать негодование нельзя: а вдруг пострел и вправду сумел угодить могущественному Ляо?
        - Молчание - великий друг, который никогда не изменит, - медленно произнёс лавочник. - Ты всё сделал правильно, но осталось ещё одно - промолчать о своём поступке. Ты рассказал мне - это правильно, но постарайся, чтобы никто больше не услышал от тебя об этом ни единого слова.Если у тебя не будет дурных мыслей, не будет и дурных поступков. Мало ли кто узнает об этом ключе и что из этого потом получится! Ступай, трудись усердно, Гунь Вей, и помни - человек, который совершил ошибку и не исправил её, совершил ещё одну ошибку. Так что в другой раз хорошенько подумай, прежде чем что-либо делать, и приди за советом к своему умудрённому годами родственнику.Не забывай: три вещи никогда не возвращаются обратно - время, слово, возможность. Поэтому не теряй времени, выбирай слова, не упускай возможность.
        «Восемь! - подумал довольный Гунь Вей, выскакивая из-за конторки. - Ну вот, обошлось без побоев. Интересно, какую дверь всё-таки открывает этот ключ, вокруг которого столько шума? Хотя… как говорил дядюшка:„Благородный муж в душе безмятежен. Низкий человек всегда озабочен“. Так стоит ли нагружать себя лишними заботами?»
        Дядя Сынь, как всегда, подобрал высказывания древнего мудреца удивительно к месту. Пусть, решил Гунь Вей, старый зануда избежит низких забот, порождённых излишним знанием, - он, конечно, в курсе истории с ключом, но вот об остальном ему знать незачем. Ведь и русские гостьи не упомянули о странном предмете, который нашёлся в забытой одежде. Чёрная пластина размером с ладонь. С одной стороны матовый металл, украшенный изображением чего-то смутно похожего на надкушенное яблоко, с другой - блестящее непроницаемо-чёрное стекло. Гунь Вей долго вертел непонятную штуковину в руках, и вдруг она негромко пискнула, чёрное стекло засветилась.
        Яркий прямоугольник немедленно покрылся крошечными значками, не похожими на иероглифы.
        Испуганный Гунь Вей хотел было выбросить подозрительную находку, но передумал и спрятал за пазуху, старательно завернув в плотную тряпицу. Уважаемому господину Ляо это, несомненно, будет интересно, подумал он и не ошибся. Если бы скаредный Тао знал, сколько старик заплатил за непонятный предмет, он, наверное, повесился бы от зависти! Это вам не какой-то бронзовый ключ, пусть тяжёлый и очень красивый. Это настоящая тайна, и, как всякие тайны, она дорого стоит!
        Остаётся ещё одно дело: есть человек, которому любопытно знать обо всём, что связано с дядюшкой Ляо. И это значит, что до вечера Гунь Вей заработает ещё горсть медяков. Уважаемый Сынь Чи, может, и прав насчёт «великого друга молчания», но горсть монет в кармане порой ценнее любой дружбы. Так что конфуцианская мудрость и здесь оказалась кстати - не стоит упускать возможностей. Тем более тех, что сулят такие выгоды…
        - Так мы ничего и не добились, - закончила рассказ Светлана. - Как и думали.
        - Да, вздохнула Галка. - Когда фельдфебель прикрикнул на владельца лавки и пригрозил кулачищем, - а он у него здоровенный, с дыню! - тот засуетился и пригнал пяток китайчат. Что тут началось! Вопят, кланяются, за руки хватают, один в слёзы ударился!
        - А я стою и чувствую, что сейчас тоже разревусь, - подхватила Светлана. - Просто так, от растерянности. Сёмка в госпитале, Георгий Петрович вообще неизвестно где, может убит, - а эти галдят по-своему, я только и могу разобрать: «русики, русики, нету, нету…»
        - В общем, нашли мы того, что нас подвозил. И Сёмкина куртка нашлась. Но китайцы уверяют, что ключа в её карманах не было. Фельдфебель пригрозил оттащить лавочника в полицию, но это ведь не взаправду - поди докажи, что это они припрятали ключ!
        - Может, и стоило бы… - задумчиво произнёс Анатолий Александрович. - Одно дело - в лавке с ними спорить, там они на своей территории. А вот в участке с ними церемониться не станут - враз заговорят, как миленькие, если зубов лишиться не захотят.
        - Как тебе не стыдно, папа! - возмутилась Галина. - Не ты ли твердил, что стыдно, когда наши власти обижают местных жителей?
        - Ну так я о тех, кого обижают напрасно, - рассудительно заметил штабс-капитан Топольский. - А этот пройдоха лавочник очень даже виноват. Если верить вашим словам, конечно.
        - Ну… мы думаем, что он знает, где ключ. Но, может, племянники говорят правду и он действительно выпал из кармана по дороге? Мостовые в Артуре тряские…
        - Скорее, уже продали кому-то. Но ты права, теперь спрашивай не спрашивай, ничего не дознаешься. Так что, полагаю, с ключом вам, барышни, придётся распрощаться. Что с возу упало - то пропало, а уж если в деле китайцы замешаны… Ушлый народ, куда до них цыганам!
        - Я как-то, ещё в августе, забыла в рикше кулёк с пирожками, что Мийфен напекла на дежурство. Это наша кухарка, - пояснила Галина подруге. - А когда спохватилась и побежала за рикшей - тот от меня припустил со своей тележкой! И на бегу ухитрялся ещё и оглядываться, прохвост эдакий! Так и убежал вместе с пирожками…
        - Наверное, решил, что ты хочешь отнять у него деньги за поездку, - усмехнулся штабс-капитан. - Китайцы в Артуре привыкли, что их шпыняет, обижает и грабит всякий, кому не лень, - доверия от них нам, русским, ещё долго не видать.
        - Ну вот, а ты говоришь - в участок! - торжествующе заявила Галина. - Чем мы тогда будем лучше этих… обидчиков?
        - Да ничем, наверное, - пожал плечами Анатолий Александрович. Но ведь ключ-то вам всё равно нужен? Без него вы, Светлана, и ваши друзья останетесь у нас навсегда?
        Светка кивнула. К штабс-капитану Топольскому девочки обратились после фиаско в китайской лавчонке - больше просить помощи было не у кого. Георгий Петрович, пропавший после взрыва, не объявлялся, и Светлана была близка к самой настоящей панике.
        Галкин отец знал, что за друзей отыскала себе дочь, - знал, но предпочитал без нужды не затрагивать эту деликатную тему. История путешественников во времени стала у Топольских чем-то вроде семейной тайны; к удивлению ребят, она до сих пор не вышла за пределы узкого домашнего круга, опровергая известную поговорку о секретах и свинье[24 - «Что знают двое - знает и свинья». Если верить Юлиану Семёнову и его Мюллеру из «Семнадцати мгновений весны» - баварская народная мудрость.].
        Сёмка не раз удивлялся деликатности штабс-капитана. Уж его интерес к ближайшему будущему вполне простителен: гости наверняка располагали бесценными для защитников крепости сведениями. Но воспитание не позволяло. А может, офицер просто до конца не поверил в историю, достойную пера сочинителя Герберта Уэллса, чьи романы на английском языке ему случалось листать до войны.
        - Ну-ну, барышня, не впадайте в отчаяние - это смертный грех. - Топольский деликатно потрепал совсем поникшую девочку по плечу. - Есть у меня один знакомый, он может помочь вашему горю. Правда, должен предупредить: он ничего просто так не делает.
        - Надо заплатить? - встрепенулась Светлана. Такие вещи были ей понятны. - Он что, частный детектив? У нас с Сёмкой деньги есть, не слишком много, правда… Сколько он запросит? Я сейчас посмотрю…
        И принялась судорожно копаться в своём ридикюле.
        - Частный сыщик? - усмехнулся Галкин отец. Улыбка вышла какой-то кривоватой, невесёлой. - Вы, похоже, начитались рассказов господина Конан-Дойла. Нет, мой знакомый - специалист иного рода, хотя к сыску имеет прямое отношение. И платы он потребует отнюдь не деньгами. Этот господин, видите ли, чрезвычайно любопытен.
        - А он точно сможет нам помочь? - неуверенно спросила Светка. Меньше всего ей хотелось посвящать в свои обстоятельства постороннего.
        - Ротмистр Познанский - человек в Артуре влиятельный. Он теперь состоит при штабе генерала Стесселя, заведует санитарно-велосипедной командой. Знаете, наверное, - они возят раненых прямо с позиций.
        Галина кивнула. Светка тоже вспомнила неуклюжие вело-тандемы, которые они видели на площади перед госпиталем.
        - Но это не главная забота Михаила Игнатьевича, - снова усмехнулся Топольский. И снова невесело.
        - Он, видите ли, ещё с девятьсот первого года состоит в Отдельном корпусе жандармов Департамента полиции Министерства внутренних дел. Есть, понимаете ли, такая организация… Если кто и сможет вам помочь - так это он. И учтите - у ротмистра наверняка будут к вам вопросы. Так что связываться с ним или нет - это вам решать. Должен предупредить: он человек, хоть и вполне порядочный, но всё же жандарм. И привык, чтобы ему отвечали.
        Жандарм?! Светка, испуганно закусив губу, посмотрела на Галину. Та ответила подруге тревожным взглядом и пожала плечами.
        - И вот ещё что… - штабс-капитан помедлил, будто прикидывал, стоит ли продолжать. - Дело в том, что Михаил Игнатьевич уже интересовался у меня насчёт вас. Так, вроде бы между делом: «С кем это, Анатолий Александрович, видели давеча вашу очаровательную дочурку?» Я не хотел говорить, - уж прости, Галочка, - чтобы не тревожить понапрасну. Вы ведь собирались покинуть Артур сегодня, если я не ошибаюсь?
        Светка кивнула. Пальцы у неё похолодели. Жандармы! Тайная полиция! НКВД, гестапо, пыточные подвалы, клещи, резиновым шлангом по рёбрам… Девочка зажмурилась от ужаса.
        - А теперь, боюсь, вам не миновать внимания этого господина. Так не лучше ли обратиться к нему первыми - пока вас не пригласили, так сказать, для беседы?
        VI
        - Да, вам, юноша, досталось. Но, с другой стороны, всё могло бы обернуться куда хуже - так что можете считать, в рубашке родились. В дюжине шагов от вас лопнула эдакая дурында, четверых к апостолам в рай - а вы вот живы, отделались парой царапин и контузией! Не каждому так цыганка ворожит. Хотя, говорят, что из этих одиннадцатидюймовых бомб разрывается только каждая пятая. Парочка таких, порченых, хлопнулась возле дворца наместника. Одна недалеко от Пушкинского училища, на горе, а вторая прямо во дворе, возле ограды, там теперь большая куча мусора. Я перед службой не поленился - благо утро выдалось солнечное, тёплое, - пошёл посмотреть. Самого снаряда нет, только дыра в земле; полиция вокруг неё рогатки поставила и никого не подпускает - а ну как всё же рванёт? В Новом городе, недалеко от места, где вы вчера пострадали, ещё один «паровоз» разбил будку торговцакитайца, но тоже, по счастью, не разорвался - так там и лежит до сих пор. Вокруг собирается народ и спорит, «из какой орудии его стрельнули».
        - А вы говорите - повезло. - Сёмка заворочался, поудобнее устраиваясь на узкой госпитальной койке. - Вот если быинашане рванула…Атак - столько людей побило, какое же это везение? Самая что ни на есть невезуха - один несчастливый шанс из пяти, и как раз наш!
        - Скорее, одна исправная дистанционная трубка на пять штук, - усмехнулся лейтенант. - Мой знакомец, штабс-капитан Меллер, осматривал такие несработавшие гостинцы - так уверяет, что виноваты дефекты в установке ударных трубок. Потому бомбы и не взрываются - идай Бог, чтобы японцы подольше пребывали на сей счёт в неведении.
        Сёмка припомнил утреннюю встречу перед госпиталем. Галина и её матушка тоже рассказывали о неразорвавшейся бомбе, едва не погубившей двух младших девочек Топольских.
        Лейтенант Унковский около часа пополудни прибыл на «Монголию» навестить товарища, раненого мичмана с «Пересвета», с которым был знаком ещё по Петербургу, - того самого, что вчера в полубреду рассказывал о страшных попаданиях в броненосец. На первой лазаретной палубе Унковский заметил Сёмку - и немало удивился.
        Тогда, на «Петропавловске», лейтенанту повезло: взрывом его выбросило за борт и он остался жив, подобранный шлюпками с русских кораблей. После гибели броненосца Унковский служил на берегу, в техническом управлении, - как минёр и знаток гальванического оборудования, он занимался прокладкой телефонных линий и монтировал на фортах прожекторные станции. Но история с двумя подростками, невесть откуда взявшимися на борту обречённого «Петропавловска», не давала лейтенанту покоя. Среди спасённых их не оказалось, среди выловленных из воды трупов детских тоже не было. Можно, конечно, предположить, что подростки утонули вместе с кораблём, - но что это меняло? Даже на фоне грандиозной трагедии, гибели сотен людей, адмирала история с брошенными на броненосце детьми громко отозвалась на эскадре. О ней даже порывался писать в «Новом крае» известный в Артуре Ножин, тот самый, кому личным распоряжением Стесселя было категорически запрещено посещать форты и батареи. Попавший в немилость у всесильного генерал-адъютанта, Ножин был, как сказали бы в Сёмкины времена, «лишён аккредитации». Не помогло даже то, что раньше
он состоял при особе коменданта крепости генерала Смирнова.
        Печатать материал о пропавших на «Петропавловске» детях Ножину запретили; со временем неприятная история позабылась, но продолжала занозой сидеть в памяти Унковского. И вот - такая встреча!
        - А где твоя спутница? - поинтересовался Унковский. - Та милая барышня, что произвела такое впечатление на наших мичманцов. Лёвочка Шмидт, царствие ему небесное, соловьём разливался…
        Сёмка ещё на «Петропавловске» обратил внимание, что лейтенант весьма словоохотлив, и старался теперь отмалчиваться. Но от прямого вопроса как увильнёшь? К тому же на «Монголии» знают, что Светка ушла с Галиной Топольской - найти их не составит никакого труда. И принесла же нелёгкая этого лейтенанта!
        - Мы… - он заперхал, чтобы выгадать несколько секунд, сочинить подходящий ответ. - Она в Сводном, кажется, госпитале, с подругой - у той там матушка служит. Хотят узнать, можно ли переправить меня на берег. А то здесь места мало, всё везут и везут раненых…
        Ошибка - это ведь не ложь? Подумаешь, госпиталь перепутал - контузия, можно понять. А лейтенант пускай ищет, если охота!
        - Да, брат, ты теперь тоже раненый, - добродушно заметил лейтенант. - Как и все, кому от японских снарядов ущерб вышел - что в городе, что в фортах, что на эскадре. Кстати, насчёт везения - второй раз, считай, заново родился!
        Прозрачный намёк на историю с «Петропавловском»? Унковский выжидающе замолчал. Ну уж нет, не на того напали!
        - Нут так ведь японцы вон как по гавани бьют! Того и гляди в «Монголию», попадут! Я слышал, когда она с эскадрой на прорыв выходила, так её японский крейсер вовсе чуть не утопил, верно?
        - Неверно. Японцы, друг мой, хотя бы и для виду, а соблюдают положения Гаагской конвенции о войне на море. Крейсер только осмотрел пароход и отпустил. Потому как плавучий госпиталь, некомбатанты[25 - Некомбат?нты (фр. - «невоюющие») - входящие в состав вооружённых сил лица, функции которых сводятся к обслуживанию и обеспечению боевой деятельности. К некомбатантам относятся медицинский, интендантский персонал, военные юристы, корреспонденты, духовные лица.] - а значит, неприкосновенны по всем правилам цивилизованной войны.
        - А почему наши корабли тогда вернулись? - Сёмка старательно изобразил на лице наивность пополам с горячим интересом. Он давно уже изучил сражение в Жёлтом море, когда 28 восьмого июля (по здешнему календарю, разумеется) Порт-Артурская эскадра в последний раз рискнула выйти в море, чтобы прорываться во Владивосток.
        - Адмирал Витгефт, Вильгельм Карлович, командующий эскадрой, погиб… - мрачно ответил Унковский. Видно было, что тема причиняет ему боль. - … И прямо на мостике «Цесаревича» - отказался, вишь ты, пройти в броневую рубку. А следующим снарядом поубивало и командира броненосца, и весь адмиральский штаб. На «Цесаревиче» перебило штуртросы, он покатился в циркуляцию. И, пока остальные командиры броненосцев поняли в чём дело, ордер эскадры развалился, и пришлось несолоно хлебавши отползать к Артуру. А ведь как ладно всё шло! - сгоречью добавил офицер. - Японцы не выдерживали нашего огня и вот-вот должны были откатиться назад. Тогда был бы эскадре прямой путь до Владивостока, навстречу крейсерам Иессена…
        - А «Цесаревич» - он тоже утонул, как и «Петропавловск»? - продолжил валять дурака Сёмка. И прикусил язык - он же сам старался отвлечь собеседника от разговора о гибели флагмана…
        Лейтенант никак не отреагировал на неосторожную фразу.
        - Да нет, хвала Господу, цел. Но в Артур, правда, не вернулся - дополз до Циндао, к германцам, и там разоружился. Другие корабли тоже сумели уйти: «Аскольд» и миноносец «Грозовой» - в Шанхай, ещё три миноносца добрались до Циндао, где интернировались вместе с «Цесаревичем». Кстати, с ними, на «Бесстрашном», был Коля Иениш - вы могли его видеть на «Петропавловске». Тоже повезло, уцелел…
        Сёмка кивнул. Он запомнил молчаливого мичмана, возившегося в кают-компании с фотоаппаратом.
        - Ну вот. Из всей эскадры кораблей во Владивосток попытался прорваться только «Новик». Но по дороге сжёг уголь и зашёл на пост Корсакова на Сахалине, чтобы пополнить бункера. Там его и подловила новейшая японская «Цусима» - бронепалубный крейсер, только-только с верфи. «Новик» так покалечило в бою, что пришлось его взорвать.
        Помолчали. Сёмка с тревогой ждал, что лейтенант снова начнёт задавать неудобные вопросы, но того, похоже, вконец расстроили горькие воспоминания:
        - С тех пор, друг ты мой Семён, эскадры, как боевой силы, можно сказать, нет. Матросов списывают в пехоту, корабли передают пушки и прожектора на форты да батареи. Минные аппараты с катеров - и те приспособили для стрельбы на сухом пути.
        Сёмка кивнул. Он знал о миномётах - артурском изобретении, ставшем позднее столь популярным. Спасибо капитану Гобято, приспособившему морские шестовые и метательные мины для навесной стрельбы по японским окопам.
        Вообще-то, понять Унковского можно. Моряку нелегко оказаться на сухопутной службе. К тому же он лучше многих своих коллег знает, какие стальные клещи сдавливают сейчас крепость и как стремительно, с каждым днём, тают шансы на помощь извне. Второй Тихоокеанской эскадре ещё тащиться вокруг половины глобуса; Куропаткин, главнокомандующий сухопутной армией, так и будет пятиться назад - и допятится до того, что Порт-Артур падёт задолго до прихода балтийцев. Стоит японцам занять господствующую над городом гору Высокая - и стальные красавцы, что стоят сейчас на внутреннем рейде, будут за несколько дней потоплены огнём осадных мортир. Итолько броненосец «Севастополь», канонерка «Отважный» да пять миноносцев предпочтут гибель в бою бесславному расстрелу в гавани. Ещё несколько миноносцев перед самым падением крепости прорвутся в нейтральные порты - и среди них «Статный», сумевший вывезти в Чифу знамёна порт-артурских полков и квантунского флотского экипажа Правильно - с большой буквы), а также секретные документы морских и сухопутных штабов, донесения главнокомандующему.
        Участь Второй Тихоокеанской эскадры окажется ещё страшнее - мало кто сможет прорваться мимо огненного рубежа Цусимы. Остальные лягут на дно или с позором спустят флаги перед победителями. Это станет последней точкой в неудачной войне, после чего останется только одно - просить мира, соглашаясь на условия, которые год назад невозможно было представить даже в кошмарном сне. Другое дело, что и японцам придётся несладко: война высосет все соки из экономики Страны Восходящего Солнца, и противник будет ничуть не меньше русских радоваться миру. Что никак не помешает самураям всего через три с половиной десятка лет ввязаться в новую авантюру, на этот раз мирового масштаба.
        - Ладно, рад был тебя повидать, - сказал, Унковский, поднимаясь с табурета. - Прости, дел невпроворот - я и сюда-то, на «Монголию», вырвался с трудом. Война, брат, тут не до визитов… Но, если случится какая надобность, спрашивай меня в Главном управлении квантунской крепостной артиллерии правильно с большой). Я там при штабе генерала Белого состою, офицером по связи с флотом. После «Петропавловска» меня хотели откомандировать в распоряжение коменданта Владивостока, даже приказ подписали, да я упросил оставить в Артуре. Негоже боевому офицеру бегать от войны, стыдно!
        Вот уж не ожидал, что беседа с лейтенантом вымотает меня до такой степени. Хотя чему удивляться - после контузии-то! Снова разболелась голова; после ухода Унковского я пролежал пластом ещё часа два и пришёл в себя лишь к вечеру. Соседи по палате - вообще-то, по лазаретной палубе, Галка со Светланой не придумали ничего лучше, как затащить меня в плавучий госпиталь, - рассказали, что я провалялся без сознания часа три, после того как меня сюда привезли. Девчонки свалили в город. Осмотревший меня чуть позже доктор Ковалевский полон оптимизма: как я понял, он ожидал куда более серьёзных последствий. Голова тем не менее кружилась и раскалывалась, и к тому же мутило меня не по-детски. Первая же попытка встать закончилась позорным провалом: я растянулся в полный рост, желудок вывернуло наизнанку, да ещё был безжалостно обруган медсестрой.
        Я вернулся на койку - увы, не без посторонней помощи - и попытался хоть как-то устроиться. Матрац изводил меня плотными комьями ваты, грубое, верблюжьей шерсти одеяло безжалостно кололось, во рту стоял противный кисло-металлический привкус рвоты.
        Зольдатики с ближайших коек отнеслись к происшествию добродушно; от них я узнал, что Галка со Светланой сначала сидели рядом с моим скорбным ложем, как подобает верным подругам раненого героя, потом посмурнели, зашептались и бочком-бочком удалились. Прихватив с собой моё шмотьё - от штанов до контрабандного айфона. Ключик черепахи Тортилы, надеюсь, тоже у них.
        Кстати, об айфонах - техника работает прекрасно. Странная поломка Мак Эйра, так не некстати приключившаяся во время второго путешествия, относится, похоже, к категории явлений необъяснимых - если не была подстроена коллегами Георгия Петровича. Хочется верить, что историк всё же жив, а шляпа на месте взрыва - это так, для отвода глаз.
        Унковский появился, когда я уже отчаялся дождаться хоть какого-то известия и вполне созрел для очередной глупости. Беседа с ним отвлекла меня, заставила взять себя в руки и думать рационально. Мысли в голову шли невесёлые, особенно после того, как лейтенант поведал, что наши похождения на «Петропавловске» отнюдь не забыты местной общественностью. Только этого сейчас не хватало…
        Посидев возле болящего полчаса и рассказав массу интересного, Унковский откланялся. Девчонок я прождал до вечера. И не дождался - прибежал только матрос с запиской, доставленной с берега вечерним катером. Я узнал Светкин почерк. С ними всё хорошо, она переночует у Галины дома, а насчёт ключа пусть я не беспокоюсь - они всё уже продумали и завтра, вот честное слово, отыщут пропажу.
        Если бы я не сидел на койке - точно хлопнулся бы на палубу второй раз. Как в воду смотрел! Ключ - драгоценная палочка-выручалочка, пропуск в двадцать первый век - пропал! И теперь его ищут две взбалмошные девицы - в крепости, на которую проливается дождь из тяжёлых фугасов! А вы бы на моём месте поверили в благополучный исход этих изысканий?
        Но проклятый вестибулярный аппарат продолжал мелко пакостить за причинённое мозготрясение: вторая попытка встать с койки и дойти до конторки старшей медсестры (или как она тут называется?) закончилась не намного успешнее первой. На полдороге я понял, что ещё два шага, и мне не избежать близкого знакомства с палубой. Пришлось присесть на чью-то коечку. Мутило по прежнему сильно - я с трудом сдерживал рвотные позывы. Сдержал; отдохнув минут пять, поковылял назад, ругаясь про себя последними словами. А мог бы и вслух - нравы здесь самые незатейливые…
        Итак, что мы имеем? Устройство-синхронизатор, в обиходе - «ключ», утрачено. Обстоятельства произошедшего не ясны; наставник-наблюдатель группы (так в официальных документах именовался Георгий Петрович) пропал, есть вероятность, что погиб. Подробности неизвестны, поскольку второй член группы, Светлана Ларина, четырнадцати лет, не удосужилась мне их поведать. Как и подробности утраты синхронизатора… Надо полагать, была занята - боюсь даже предположить чем.
        Старший группы, ваш покорный слуга, получил контузию средней степени (или лёгкой, кто её знает, полевую медицину мы ещё не начали изучать) и в настоящее время пребывает в военно-медицинском учреждении, а именно - на борту госпитального судна «Монголия». Что характерно, не имея ни устойчивой связи с берегом, ни даже пригодных для прогулки по оному берегу штанов.
        Упомянутая уже Светлана Ларина - убью дуру, когда вернётся! - отправилась в город, на поиски синхронизатора, причём привлекла для этого контактное лицо из числа местного населения. Лицо это, Галина Топольская (см. папку номер…), осведомлена об истинной природе членов группы, и, следовательно, можно предположить, что она…
        Интересно, контузия у всех вызывает приступ бюрократических словоизлияний или это мой персональный баг?
        VII
        - Ни к какому жандарму мы не пойдём! - категорически заявила Галина. - Не хватало ещё якшаться с этими сатрапами и душителями свободы! И вообще, мне стыдно, что у моего папеньки такие знакомства…
        Светка осторожно смолчала. Она не застала весёлых девяностых с их фальшивыми и не очень разоблачениями, с мутным наследием кухонных споров и откровений. Сериалы о благородных царских жандармах и лихих разведчиках советских времён сделали своё дело. Царские жандармы? Это же верные долгу профессионалы, не жалеющие сил и жизни ради защиты империи… А что, разве может быть иначе? И к кому, как не к ним обращаться в трудной ситуации?
        Но при этом она всей кожей ощущала - затевать подобный спор с Галиной не стоит. Не поймёт. Разный жизненный опыт… Хотя какой может быть опыт у гимназистки из сонного провинциального Екатеринослава? Был бы её папаша, скажем, университетский профессором или адвокатом - среди этой публики каждый второй революционер. Дочь офицера, а туда же… Правда, и отец её кривился, упоминая о лазоревом мундире своего знакомца. Воздержимся, пожалуй, не время…
        - Ну нет так нет, - покладисто согласилась Светлана. - Но что же тогда делать? Сама слышала, ротмистр нами уже интересуется. Что теперь, бегать от него? Тем более заподозрят в умыслах и арестуют!
        - Не посмеют! - расхрабрилась Топольская. - Папа - штабс-капитан, боевой офицер. Он самому генералу Кондратенко пожалуется, если что! А вам лучше скорее уйти к себе, в будущее. Вот найдём ключ, заберём Семёна с «Монголии» - и отправитесь. Ничего этот Познанский нам не сделает, руки коротки. Это ему не студентов хватать!
        Светка припомнила: Галкин отец говорил, что ротмистр перед войной был кем-то вроде начальника пограничной охраны. Где бы он взял студентов на китайской границе?
        - Пока ещё мы найдём ключ… тем более одни, без помощи. Вон китайцы нам только голову морочили - даже фельдфебеля не испугались!
        - Я, кажется, знаю, что делать! - тряхнула головой Галина. - Наша кухарка рассказывала как-то про одного старика - не то Лю, не то Ли. Будто бы он очень справедливый и знает обо всём, что творится у здешних китайцев. Они его очень уважают, и, если что, идут за советом. Этот самый старик приходится нашей Киу Мийфен дальним родственником - так, седьмая вода на киселе, но китайцы очень считаются родством. Может, попросим свести нас с ним - вдруг поможет?
        Ну спасибо! Вместо артурского «фээсбэшника» - местный крёстный отец! С косицей, жёлтым непроницаемым лицом и тихим, вежливым голосом. Светка не увлекалась гонконгскими боевиками, но о вездесущей китайской мафии, разумеется, слышала. Как её там - якудза? Или нет, это в Японии…
        Галина хоть понимает, в какое змеиное гнездо собирается залезть? Или это всё выдумки беллетристов и кинорежиссёров, а старик - всего лишь местный долгожитель, что помнит голопузыми ребятишками чуть ли не всех китайцев Артура и в силу этого пользуется у них некоторым авторитетом? Мало ли таких персонажей, особенно в приключенческих книжках!
        То-то и оно, что в книжках…
        - Ладно, - вздохнула Светлана. - Пошли разыщем твоего аксакала.
        Ох и влипнут они в историю…
        «Странно всё-таки… - думал лейтенант Унковский, трясясь в хрупкой китайской коляске по пути в Управление Квантунской крепостной артиллерии. - Двое подростков, загадочно пропавших с тонущего „Петропавловска“, оказались живы и сравнительно здоровы - если не считать лёгкой контузии у мальчишки, что валяется теперь на госпитальном судне. Само по себе это вопросов не вызывает: по Артуру уже которую неделю бьют пушки, госпитали переполнены ранеными и покалеченными мирными обывателями. Но вот история с броненосцем…» Унковский навёл подробные справки о необычных гостях адмирала. Оказалось, что Макаров и правда дал некоему нахальному пареньку приглашение на эскадру. Да, ещё флагманский артиллерист обмолвился о необычном сувенире, который преподнёс адмиралу наглый сорванец, - удивительной ручке, не требующей чернил, которая пишет удивительно тонко и никогда на оставляет клякс. Адмирал не расставался с ней и много раз хвалил подарок своим флаг-офицерам. А те хором уверяют, что нигде больше не видели подобных ручек.
        Как загадочные гости попали в то утро на броненосец, тоже никто не знал. Унковский хорошо помнил беседу с артиллерийским мичманом Шишко. Бедняга, к сожалению, разделил судьбу многих, погибших вместе с кораблём, и расспросить его было теперь невозможно, но Унковский не сомневался - мичман, дежуривший тогда у трапа, понятия не имел ни о каких подростках. Да и не пропустил бы он их, невзирая ни на какие записки, хотя бы и адмиральские.
        Выходила ерунда - эти двое возникли на борту ниоткуда. Вдобавок к этим странностям, мичман Иениш, тоже занимающийся теперь гальваническим хозяйством крепости, припомнил, о чём мальчишка говорил в кают-компании броненосца незадолго до взрыва. Оказывается, он твердил о бедах, ожидающих русскую эскадру и конкретно «Петропавловск», и даже собирался подкрепить рассказ некими доказательствами. Иениш уверяет, что мальчик вытащил из сумки нечто вроде альбома в металлическом, будто бы даже алюминиевом переплёте. Вместо открыток или фотографий на развороте альбома оказалась россыпь тёмных квадратиков с буквами латиницей и кириллицей. Это чрезвычайно напомнило мичману клавиши печатной машинки «Ремингтон»; на другой стороне разворота имелась тёмная стеклянная пластина.
        Юный гость тогда принялся тыкать пальцем в квадратики, но, заметив заинтересованный взгляд мичмана, густо покраснел и, захлопнув странный альбом, запихал его в сумку. Что за доказательства он собирался предъявить, так и осталось неясным. Офицеры, из деликатности, сделали вид, что ничего не случилось, а очень скоро броненосец налетел на мины и всем сделалось не до того.
        Необычно? Ещё бы, особенно если учесть, что Иениш так и не смог припомнить, куда потом делись подростки. Не знали этого и другие опрошенные Унковским сослуживцы.
        И ещё - лейтенанта не оставляло чувство, что он видел этих двоих раньше. Лишь подъезжая к штабу, он вспомнил где: конечно, в книжной лавке, в тот день, когда погиб его однокашник по Морскому корпусу лейтенант Сергеев.
        Вспомнил - и похолодел: в первый раз гибель «Стерегущего», во второй - «Петропавловск»… Совпадение? А если нет? Тогда какую беду предвещает Артуру появление этих ребят сегодня? Бомбардировка одиннадцатидюймовыми мортирами? Или это только прелюдия и случится что-то пострашнее обстрела?
        Экие глупости мерещатся… Только хроническим недосыпом и усталостью можно оправдать то, что он, флотский офицер, углядел в этих подростках чуть ли не предвестников Апокалипсиса.
        Лейтенант испытал лёгкий укол совести - будто он за глаза и к тому же напрасно обвинил тех двоих в чём-то скверном. Унковский знал за собой некоторую склонность к мистике - наследие кадетских лет, тогда в столице подобная чертовщина была весьма популярна. Четырнадцатилетний Костя не раз, несмотря на запреты, притаскивал в Корпус вот тут - ТОЧНо с большой буквы. «корпус» - корабля. А «Корпус» - учебное заведение, да ещё какое элитное… оккультный журнал «Ребус». Его, помнится, редактировал бывший морской офицер, чью фамилию Унковский, разумеется, давно забыл.
        Зато хорошо помнил, как по ночам листал журнал - таясь, при свете восковой свечки, украдкой позаимствованной в церкви корпуса. Что само по себе было в глазах кадетов проступком куда более серьёзным, чем чтение сомнительного, но всё же одобренного цензурой журнальчика. А хоть бы и вовсе запрещённого - кто тогда в Петербурге не грешил подобной малостью?
        Рикша остановился перед приземистым одноэтажным зданием штаба крепости. Здание расположилось на немощёной площади, украшенной телеграфным столбами и парой чахлых деревьев. Над крышей, на длинной мачте на растяжках, трещал на ветру флаг. Фасад с начала войны пребывал в небрежении - штукатурка успела облупиться и свисала неопрятными лохмотьями.
        Перед крыльцом выстроилось десятка два нижних чинов крепостной пехотной роты. Фельдфебель расхаживал перед строем, виртуозно сквернословя и время от времени тыкая то одного, то другого кулаком в живот. Тычки раздавались больше для убедительности - солдаты сносили их стоически, ни один не согнулся и даже не поморщился. Дерётся - ну что делать, на то оно и начальство…
        - Добрый вечер, Константин Александрович!
        Лейтенант обернулся:
        - Напугали вы меня, Михаил Игнатьевич! Что за манера - подкрадываться без единого звука? Так ведь и удар может случиться…
        - Служба такая, - усмехнулся Познанский. - От забайкальских пластунов, знаете ли, перенял привычку.
        Ротмистр, состоявший до войны начальником пешей жандармской команды жандармского полицейского управления Маньчжурской железной дороги, нередко бравировал приобретёнными на этой должности навыками, что сделалось привычным предметом шуток в офицерской среде.
        - Чем могу, господин ротмистр? Простите, сегодня дел невпроворот, генерал к себе требует…
        - По моим сведениям, Василий Фёдорович уже полчаса как отбыл на батарею Литера «Б», причём верхом, - с усмешкой сообщил жандарм. - Так что придётся вам, голуба мой, срочно искать себе Буцефала и догонять его высокопревосходительство.
        Унковский поморщился. Генерал Белый - из кубанских казаков, и не ему, морскому лейтенанту, скакать с ним вперегонки.
        - Нет уж, я лучше подожду здесь, в управлении. Доклад мой требует массы бумаг - карты, знаете ли, схемы гальванических цепей… не стоит возить всё это по позициям.
        - Вот и отлично, - одобрительно кивнул Познанский. - А пока будете ждать - не откажите удовлетворить моё любопытство касательно одного пустякового дела. Вы ведь посещали «Монголию»? У меня, видите ли, имеется там некий интерес, вот я и подумал - может, вы сможете мне помочь?
        - Здесь? - в который уже раз спросила Светка. Она трусила - оказаться здесь одной, без твёрдого мужского плеча… пусть это и плечо одноклассника! Раньше, когда им случалось бродить по этим узким, крутым улочкам, рядом кроме Сёмки был ещё Георгий Петрович. Тогда девочка ощущала себя туристкой, знакомящейся с достопримечательностями экзотического городка; они заходили в лавочки, и китайские торговцы в тёмно-синих кафтанах, отделанных витым шнуром, - все как один с коротенькими косичками, спадающими на воротник из-под круглых шапочек, - угодливо кланялись посетителям.
        Они и сейчас кланяются, но во взглядах, невзначай брошенных из-под высоко бритых лбов, Светка ловила… не угрозу, конечно, но какой-то нехороший интерес.
        - Ещё два дома, - ответила Галина. - Мийфен говорила: будет ограда с драконами, за ней садик. Туда-то нам и надо.
        Галке Топольской всё нипочём. Для неё китайцы - просто местные жители, забитые, покорные, привыкшие во всём угождать чужестранцам. «Имперское мышление в действии, - мелькнула язвительная мысль. - Никто из русских обитателей Артура и мысли не допускает, что китайцы могут проявить не то что агрессию - хотя бы неповиновение. Правда, китайские бандиты всё же имеются. Их называют смешно - „хунхузы“, и разбойничают они в сельской местности, не рискуя соваться в город. И грабят хунхузы в основном китайцев.
        Галка, помнится, говорила, что японцы вооружают бандитские шайки для нападения на русские обозы - но это далеко, в Маньчжурии, в тылах армии Куропаткина[26 - Генерал-адъютант Куропаткин, Алексей Николаевич. Командовал в 1904 -05 годах Маньчжурской армией. Его нерешительные действия считаются одной из причин поражения России на суше.], что пятится прочь от осаждённой крепости, будто не замечая отчаянных призывов о помощи.
        А здесь, в самом Артуре, неужели все китайцы действительно такие смирные? Ох не верится…»
        - Пришли! - Топольская остановилась перед изящными воротами, украшенными красными лакированными драконами. Пошарила рукой возле одной из фигур - там нашёлся витой шёлковый шнур в два пальца толщиной. Галина дёрнула - в глубине сада забрякал колокольчик.
        Светлана оглянулась - прохожие-китайцы косились на чужаков и ускоряли шаг, стараясь поскорее миновать ворота с драконами. Боятся? Чего можно бояться в самом сердце русской крепости, полной солдат, пушек, полиции?
        Поди сыщи сейчас этих солдат…
        За воротами зашаркали шаги. Скрипнуло.
        - Мы пришли к достопочтенному господину Ли, - торопливо сказала Галина. - Дорогу сюда нам указала его уважаемая родственница, госпожа Киу Мийфен. Вот, прошу вас… - И подала открывшей двери пожилой китаянке полоску рисовой бумаги с иероглифами. Их написала кухарка Топольских, выслушав сбивчивый рассказ девочек о неудачной попытке вернуть драгоценный ключ.
        Кстати, иероглифы пишут или рисуют? Изящные чёрные значки столбиком выстроились на полупрозрачной полоске; Киу Мийфен наносила их лёгкими движениями кисточки, бархатно-чёрная тушь невесомо ложилась на бумагу… Кто его знает, что там написано? Может: «Немедленно убейте подателей сего…»
        Тьфу, что за пакость лезет в голову!
        Светка тряхнула головой, отгоняя не вовремя проснувшуюся подозрительность.
        - Киу Мийфен сказала, что достопочтенный господин Лисогласится выслушать нашу историю и, может быть, не откажется помочь, - решительно заявила она. - У нас очень мало времени, так что проводите нас к нему.
        «Отведите нас к вашему вождю…» После короткой паузы добавила:
        - Пожалуйста…
        Кухарка долго объясняла, как вести себя со старым китайцем и его домашними, если гостьи, конечно, не хотят, чтобы им вежливо улыбнулись и захлопнули перед носом дверь. И, разумеется, наставления напрочь вылетели у обеих из головы.
        Привратница - или кем ещё тут состоит эта бабка? - невозмутимо поклонилась и отошла, давая дорогу гостьям.
        Идти? Или заорать во весь голос, кинуться вниз, по горбатой немощёной улочке, ведущей к порту?
        Светка глубоко вдохнула и вслед за подругой пошла по выложенной терракотовыми плитками дорожке - вглубь садика, где под сливовыми деревьями, в крошечном кукольно-изящном домике обитал господин Ляо.
        VIII
        Утро началось неожиданно бодро; его не смог испортить даже завтрак. Если вы думаете, будто бы рисовая размазня без соли - это изобретение советских больниц, то зря. И попробуйте-ка то же самое, но на воде вместо молока!
        Голова почти не болела. Тошнота тоже куда-то делась - я выяснил это, после того как, героически отказавшись от утки, направился в гальюн. Ничего, дошёл - и не пришлось хвататься за спинки чужих коек. Вестибулярка наконец-то пришла в норму.
        Мило улыбнувшись добровольной сестре, бдившей у трапа, я выбрался на верхнюю палубу. Над рейдом висел тяжёлый артиллерийский грохот. Я с удивлением осознал, что почти перестал его замечать - непрерывная стрельба сделалась частью звукового фона, и, прекратись она на минуту, это стало бы таким же раздражителем, как и внезапный близкий взрыв.
        Здесь, на верхней палубе, канонада звучала куда сильнее. На фоне Золотой горы, примерно в километре от «Монголии», рисовались громоздкие силуэты «Севастополя» и «Победы»; чуть дальше виднелся пострадавший вчера «Пересвет». Стволы главного калибра обращены в сторону Нового города; из орудий раз за разом вымётываются языки пламени. Эскадра перекидным огнём нащупывала позиции осадных мортир. Те отвечали - вокруг кораблей то и дело вставали высокие грязно-пенные столбы, расходясь по воде бурлящими кругами. На моих глазах угодило в госпитальный транспорт «Ангара», стоявший ближе к нам. Бомба попала в полубак; оттуда поднялся столб пыли, полетели обломки, но японский снаряд, по счастью, не взорвался. Позже я узнал, что он даже не причинил особых повреждений: многопудовая чугунная чушка пронзила палубу, снесла форпик с боцманским имуществом и зарылась в груду угля. Так и лежит там до сих пор, и ангарские гадают, как избавиться от опасного подарка.
        На самой «Монголии» к обстрелу относятся философски: если ничего не можешь сделать, то и напрягаться не стоит. Добровольные сёстры, врачи, вздрагивают, когда очередная бомба ложится в опасной близости от парохода; матросы матерно комментируют очередной «гостинчик» генерала Ноги.
        На верхней палубе полно выздоравливающих ходячих раненых; курят, сплёвывают за борт. И, конечно, разговоры; главная тема - еда, провиант вообще.
        - Запасов в крепости всё меньше - в лавочках уже принялись распродавать лежалые консервы.
        - На позиции три скоромных дня в неделю - дают по трети банки тушёнки на брата, а в остальное время - постный борщ, сдобренный постным же маслом.
        - Надоела китайская жратва, рис взамен гречневой каши. А русскому человеку без гречи скушно. Хорошо, если заправят маслом и луком, а так - лопай пустое, как китаец…
        - Господам офицерам тоже несладко - разве на позициях у Ляотешаня можно прикупить порой перепелов у местных китайцев, но это уже деликатес. А так приходится питаться из солдатского котла; в городе столоваться получше…
        Перепела у них, понятно? Консервы у них лежалые, вот беда… Рис вместо гречки! Чтоб я ещё хоть раз поверил историческим романистам…
        Катер, не обращая внимания на обстрел, бодро проковылял через бухту, волоча на буксире одну из санитарных шаланд - начался приём раненых с берега. Из беседы санитара с матросом, караулившим сходни, я узнал, что «япошка совсем озверел - так и содит, так и содит по городу! Сегодни с утречка попало в здание Сводного госпиталя - убило и покалечило аж двадцать семь человек - и больничной прислуги, и раненых на излечении. И здесь достали проклятые самураи!»
        Я мысленно ахнул: аГалина? В нашей реальности она пережила осаду, но ведь здесь всё могло поменяться. Потом успокоился, вспомнив название её госпиталя - «Седьмой солдатский».
        На «Монголию» с баркаса подали раненого японца. Вокруг загомонили; санитары, решительно расталкивая зрителей, поволокли носилки вниз, по дороге объясняя (естественно, по японской матери), что раненый этот - волонтёр, доктор, подобранный нашими стрелками на гласисе одного из фортов после атаки японцев. Раненый этот будто бы поведал, что микадо стал посылать в армию.
        Ноги тех своих подданных, которые рискнули выразить неудовольствие войной. Это что же значит - штрафбат по-японски? Интересненько… а я-то думал, они все сплошь фанатики…
        И, конечно - наши перебежчики. Дезертиры - то есть те, кто бежит к японцам. Нет, я знал, что антисемитизм в благословенном Отечестве цветёт и пахнет, но чтоб настолько! Все сплошь уверены, что к неприятелю бегут исключительно солдаты-евреи; вот и недавно якобы дезертировал сапёр Лазарев, из евреев-кантонистов. Мрак и туман, в общем. Средневековье.
        Что ещё? Куропаткин, говорят, окружил японскую армию у Ляояна и намеревается дать сражение. Ага, как же, дождётесь вы! В Артур прибыли три шаланды со снарядами, а вот беглого мясоторговца Исаева японцы, наоборот, будто бы сцапали вместе с семьёй, продержали неделю в плену, но затем отпустили. По общему мнению - откупился, япошки тоже деньгу любят.
        Китайцы поголовно бегут из города; на улицах зловонные груды отбросов, их никто не убирает, и по китайским кварталам скоро невозможно станет ходить.
        Последнее известие не относилось к категории слухов - молодой веснушчатый стрелок, раненный в ногу, громко читал опубликованное в газете очередное распоряжение генерала Стесселя:
        «Тифъ увеличился, причина извгъстная и постоянная - вода, а я прибавлю: и свинство, грязь, загаживаніе мгьстности, отправленіе естественныхъ надобностей повсеместно; какая-то особая халатность ко всему; посмотрите, что дгьлается возлгь колодцев, вгъдь стоить зеленая грязь. Особенную клоаку представляють: оврагъ, ведущій отъ завода Ноюкса, казармы 10-го полка, гдгъ теперь моряки, - здесь у самых воротъ всё выбрасываютъ. Где наша славная санитарная комиссия, которая в мирное время исписала цгьлыя тома бумаги, а сама теперь ни за чгьмъ не смотришь? Гдгъ городской голова, первый отвгьтчикъ за санитарное состояніе города, гдгъ полиція? Не дгълая ничего, кромгъ, разумгъется, маранія бумаги, содержите продолжаютъ получать полностью. Приказываю строго и въ послтдній разъ городской администраціи немедля есть привести въ порядокъ, иначе предамъ военному суду за неисполненіе своихъ обязанностей. Городскому голови, подполковнику Вершинину ежедневно подробно осматривать городъ, считая это главнъжъ, а не писаніе бумагъ…»
        Раненые слушали, обступив парня со всех сторон, но особого осуждения на их лицах что-то не заметно. Ну грязь и грязь, дело привычное. Когда это в Расее-матушке начальство давало себе труд улицы вовремя убирать?
        Что-то мне всё это напоминает…
        Закончив читать, рыжий стрелок принялся за другую заметку. Я до сих пор слушал вполуха, но теперь подошёл поближе, стараясь не упустить ни единого слова. Уж не знаю, где в осаждённом Артуре газетчики отыскали письмо французского солдата, воевавшего полвека назад под Севастополем:
        «Нашъ майоръ говорить, что по всгьмъ правиламъ военной науки русскимъ давно пора капитулировать. На каждую ихъ пушкуу насъ пять пушекъ, на каждаго солдата - десять. А ты бы видгьлъ ихъ ружья! Навкрное, у нашихъ дгъдовъ, штурмовавшихъ Бастилію, и то было лучшее оружіе. У нихъ нгьтъ снарядовъ. Каждое утро ихъ женщины и дгъти выходятъ на открытое полгъ между укріьпленіями и собираютъ въ мгъшки ядра. Мы начинаемъ стргълять. Да! Мы стргъляемъ въ женщинъ и дгътей. Не удивляйся. Но вгъдь ядра, которыя онп, собираютъ, предназначаются нам! А онт не уходять. Женщины плюють въ нашу сторону, а мальчишки показываютъ языки. Имъ нечего гьсть. Мы видимъ, какъ онгь маленъкхе кусочки хлгъба дгълятъ на пятерыхъ. И откуда только онгь беруть силы сражаться? На каждую нашу атаку онгь отвгьчаютъ контратакой и вынуждаютъ насъ отступать за укріьпленія. Не смгьйся, Морсъ, надъ нашими солдатами. Мы не изъ трусливыхъ, но, когда у русскаго въ рукгь штыкъ, - дереву и тому я совгьтовалъ бы уйти съ дороги. Я, милый Морисъ, иногда перестаю вкрить майору. Мшь начинаетъ казаться, что война никогда не кончится. Вчера передъ вечеромъ
мы четвертый четвертый разъ за день ходили въ атаку и четвертый четвертый разъ отступали. Русскія матросы (я в?дь писалъ теб?, что он? сошли съ кораблей и теперь защищаютъ бастіоны) погнались за нами. Впереди б?жалъ коренастый малый съ черными черными усиками и серьгой въ одномъ ух?. Онъ сшибъ двухъ нашихъ - одного штыкомъ, другого прикладомъ - и уж? нац?лился на третьяго, когда хорошенькая порція шрапнели угодила ему прямо въ лицо и въ руку. Рука у матроса такъ и отлет?ла, кровь брызнула фонтаномъ. Сгоряча онъ проб?жалъ еще еще н?сколько шаговъ и свалился рухнулъ на землю у самаго нашего вала. Мы перетащили его къ себ?, перевязали кое-какъ раны и положили въ землянк?. Онъ еще еще дышалъ:. „Если до утра не умретъ, отправимъ его въ лазаретъ, - сказалъ капралъ. - А сейчасъ поздно. Чего съ нимъ возиться?“ Ночью я внезапно проснулся, будто кто-то толкнулъ меня въ бокъ. Въ землянк? было совс?мъ темно, хоть глазъ выколи. Я долго лежалъ, не ворочаясь, и никакъ не могъ уснуть. Вдругъ въ углу послышался шорохъ. Я зажегъ зажегъ спичку. И что бы ты думалъ? Раненый русскій матросъ подползъ къ бочонку съ порохомъ.
Въ единственной своей рук? онъ держалъ трутъ и огниво. Б?лый какъ полотно, со стиснутыми зубами, онъ напрягалъ остатокъ своихъ силъ, пытаясь одной рукой выс?чь искру. Еще Еще немного, и вс? мы, вм?ст? съ нимъ, со всей землянкой, взлет?ли бы на воздухъ. Я спрыгнулъ на полъ, вырвалъ у него изъ руки огниво и закричалъ не своимъ голосомъ. Почему я закричалъ? Опасность ужъ миновала. Пов?рь, Морисъ, впервые за время войны мн? стало страшно. Если раненный, истекающій кровью матросъ, которому оторвало руку, не сдается, а пытается взорвать на воздухъ себя и противника - тогда надо прекращать войну. Съ такими людьми воевать безнадежно».
        Раненые слушали раскрыв рты; кто-то яростно матерился. Здоровенный артиллерист, до самых глаз заросший курчавой чёрной бородой, даже всплакнул и принялся вытирать глаза рукавом шинели. А я смотрел и думал: сколько среди этих людей найдётся таких же, как тот матрос, о котором писал неизвестный французский стрелок? Да уж наверняка не один. Вот хотя бы бородатый артиллерист. Или вон тот, с надписью «Баянъ» на бескозырке. Или этот, с перебинтованной головой, на костыле, обмотанном грязными тряпками.
        Слава Богу, в России неизменно не только санитарное состояние улиц…
        Когда слушатели разошлись, я выпросил газету у рыжего солдатика, посулив взамен пятиалтынный - потом, когда ко мне приедут с берега. Тот поверил - нравы здесь простые.
        Кстати, о береге: девчонок что-то не видать. На часах девять-тридцать утра; мы уже восемь часов как должны были покинуть Артур. Георгий Петрович так и не объявился, и это грустно - выходит, наш историк всё же погиб или как минимум серьёзно ранен; при ином раскладеондал бы о себе знать. Перспектива возвращения, таким образом, тонет в тумане, на помощь из будущего пока лучше не рассчитывать. Выкарабкиваться из этой канавы нам придётся собственными силами.
        Или нет? Обычноя незапоминаю сны. Носутра, только проснувшись, я осознал ясно отпечатавшуюся в мозгу картинку - полутёмная лазаретная палуба, дежурная сестра, клюющая носом под лампочкой в проволочной сетке, храп раненых, кто-то жалобно вскрикивает, стонет… И неясная фигура, склонившаяся надо мной: холодное прикосновение металла, лёгкий укус, шипение… и я проваливаюсь в темноту.
        Сон? Может, и так. Но почему на том самом месте, на сгибе руки, нашёлся розовый кружок с красной точкой посредине, будто от инъекции? С утра я нарочно поинтересовался у Марии Степановны, - так зовут старшую сестру - не делали ли мне ночью уколов. Та посмотрела на меня, как на помешанного, и ласково так объяснила, что ночью было не до меня: принимали раненых с сухопутного фронта, после сильнейшей бомбардировки фортов. А шприцы на «Монголии» наперечёт, какие есть - все кипятят для инъекций морфина.
        Интересные сны снятся на этом пароходе…
        Так или иначе, а с утра я чувствую себя заново родившимся. Ни тошноты, ни головной боли; даже распоротое острой щепкой плечо почти не ноет. Тело наполнено звенящей энергией - хочется вскочить и бежать. Вернее, плыть - по-другому на берег не попадёшь. Сажёнками, через всю бухту, ага.
        Нет, обо мне не забыли. Ближе к полудню на баркасе прибыла посылка «с воли» - Светлана с Галкой передали мне одежду. В кармане офицерского френча (гимназической куртки, видимо, купить не удалось) сыскались семь рублей ассигнациями, горсть мелочи ещё рубля на полтора и записка. Из неё я узнал о вчерашних похождениях барышень, и об обломе с китайским торгашом, и о смелой идее обратиться за помощью к жандармам. И, главное, о состоявшемся под вечер визите к главе местной Триады.
        Насчёт Триады - это, я конечно, перегнул. Хотя в каждой шутке есть доля другой шутки, ещё более смешной. Ни за что не стал бы биться об заклад, что за «уважаемым господином Ляо» не стоит могущественная организация, с которой связываться - себе дороже. Или наоборот, очень даже полезно - если сумеешь найти с ним общий язык. Но в любом случае лучше старикан Ляо с его тёмным криминальным прошлым, чем жандармский ротмистр Познанский. Вот уж с кем иметь дело категорически не рекомендуется: может, мужик он и приличный, да уж больно работа собачья. Молодец Галка, отговорила романтическую дурочку Светку от опрометчивых решений.
        Итак, уважаемый господин Ляо, как и ожидалось, оказался куда как непрост. Он вежливо выслушал взволнованных барышень, угостил зелёным чаем, устроив настоящую чайную церемонию, а под занавес намекнул, что неплохо бы поделиться кой-какими сведениями. Его, как выяснилось, очень интересуют наши со Светланой персоны, и он готов оказать нам всяческое содействие, но лишь в том случае, если будет точно знать, кто мы такие и откуда взялись.
        Выразился старик более цветисто: «Ваша дорога ведёт из-за края понятного мне мира; и, прежде чем подать руку путникам на этой дороге, мудрый человек должен знать, зачем они вступили на неё и куда собираются по ней прийти».
        Понятно? Мне лично - ничего. Кроме того, что старикан знает подозрительно много - и ещё больше прячет в рукаве, на манер козырного туза. А играть с ним всё равно придётся, хочешь не хочешь…
        Я готовился удирать с «Монголии» тайком, прячась от сестёр и санитаров, и даже прикидывал, как бы половчее подкупить матросов катера, чтобы контрабандой покинуть плавучий госпиталь. Но всё оказалось проще: стоило доктору Ковалевскому услышать, что я более на здоровье не жалуюсь и намерен вернуться на берег, как он немедленно распорядился о выписке. Вид у эскулапа замученный: тёмные круги под глазами, всклокоченная бородка, халат весь в кровавых пятнах. Неудивительно - раненые идут с берега потоком, и медперсоналу «Монголии» сейчас не до ведения отчётности. Говоришь, что здоров, - иди себе, не занимай койку, они все наперечёт.
        Обошлось без обязательных в наши дни подписей: «претензий не имею, от госпитализации отказываюсь». Я оделся, всучил рыжему стрелку пару монет за газету и был таков. Полагалось, конечно, преподнести на прощанье букет и коробку чего-нибудь шоколадного медсестричкам. Но это, простите, никак: война на дворе - где найти подобающие знаки внимания? Хотя подозреваю, офицеры, покидающие госпиталь, находят и не такое.
        Через полчаса я бодро шагал вдоль пакгаузов в направлении Седьмого резервного солдатского госпиталя, где можно попытаться отыскать Светлану с Галкой Топольской.
        Если у них, конечно, не стряслось чего-то непредвиденного.
        Или у меня.
        - Добрый день, юноша! Не ожидал вас встретить на улице. Суток ведь не прошло, как вы лежали бледным телом на госпитальной койке, а теперь - весёлый, довольный… Куда путь держите?
        Унковский! Катится на рикше. То есть уже не катится, а остановился и удивлённо рассматривает меня. Ну сюрприз…
        - Добрый день, Константин… э-э-э… Александрович, да? Да вот, видите, уже выздоровел. Врач сказал, вчера был нервный шок, а теперь вот отоспался, отдохнул - и полный порядок!
        - Ну и слава Богу. Раз уж мы встретились, может, перекусим? Время подходящее - я собирался в «Звёздочку», так что если вы не против…
        Я замялся:
        - Простите, господин лейтенант, но нашему брату гимназисту в ресторанах бывать настрого запрещено.
        - Да бросьте! - рассмеялся Унковский. - Артурская гимназия уехала в Читу ещё в марте, а единственный чин по ведомству образования, которого я встречал за последние месяца два, - это прапорщик Руденко, бывший учитель математики. Его вам опасаться не стоит: во-первых, Руденко - добрейшей души человек, а во-вторых, сейчас он на форте номер два, и, поверьте, у него там заботы поважнее, чем гонять проштрафившихся гимназистов.
        Мимо. Придётся соглашаться, а там придумаем что-нибудь. Время вроде есть, а кишки после госпитальной каши подводит не по-детски.
        - Присаживайтесь, юноша! - Унковский отодвинулся на край сиденья, отчего коляска скрипнула и опасно перекосилась.
        - А этот… китаец ваш справится? - поинтересовался я, осторожно пристраиваясь рядом. - Двоих же тяжело тащить!
        - Ничего, они привычные, - безмятежно отозвался лейтенант. - Эй, ходя, давай скоро-скоро, тии кун ва![27 - …дам больше (искаж. китайск.)]
        - Вы говорите по-китайски, господин лейтенант? - удивился я.
        - Да нет, какое там! Десяток слов вызубрил, китайцы как услышат - так и рады стараться.
        И точно - услышав знакомую фразу, рикша припустил с удвоенной прытью.
        Я трясся, держась за хлипкий поручень, слушал Унковского - тот говорил о телеграммах, доставленных миноносниками из Чифу, - и гадал, с чего это словоохотливый лейтенант проявил интерес к моей скромной персоне. А если после вчерашней встречи он что-то выяснил и теперь собирается учинить мне допрос? Может, не рисковать - выскочить из коляски, да в ближайший переулок? Я даже напрягся, приготовившись к броску, и тут из-за угла навстречу нам выкатились с десяток маньчжурских казаков - все в разлапистых чёрных папахах, с карабинами за плечами. Шашки бряцают о стремена, мохнатые кони храпят, раскидывая по мостовой хлопья пены, прохожие жмутся к домам.
        Рикша тоже взял правее; казаки, разглядев в седоке офицера, разом приняли к другой стороне мостовой. Передний вскинул в приветствии руку с нагайкой; мой спутник помахал в ответ. Я же перевёл дух и выкинул из головы мысль о побеге: хорош бы я был, удирая от верховыхпо артурским переулкам - с моим-то знанием местной топографии…
        В ресторане оказалось сравнительно малолюдно. Большая часть столиков пустовала; лишь недалеко от нас обедал в одиночестве пожилой артиллерийский полковник в толстых стёклышках пенсне да у окна уединилась парочка - мичман с барышней в неприметном сереньком платье.
        - А вы как в воду глядели! - заметил лейтенант, ото двигая стул. - Вот тебе и школьное начальство! Ну-ну, не бойтесь, - улыбнулся он, увидав, как я озираюсь. - Вон та барышня, с мичманом с «Дианы», - учительница из Пушкинской школы. Её можете не опасаться - в церберских замашках сия особа не замечена, наоборот - известна своим вольнодумством.
        «Да неужели? Прототип учительниц из романа Степанова? А я-то думал - целиком вымышленные персонажи…»[28 - В романе «Порт-Артур» А.Н.Степанов вывел двух учительниц Пушкинской школы, весьма революционно настроенных особ.]
        Унковский издали раскланялся с моряком и его пассией. Я уселся на краешек стула и принялся вертеть в пальцах вилку, искоса поглядывая на лейтенанта. Тот молчал, словно израсходовал всё красноречие по дороге.
        IX
        - Ну и что, будем ещё говорить с этим Ляо? - хмуро осведомилась Галина. - Тебе решать, конечно, но, по-моему, другого выхода всё равно нет - если кто и знает насчёт ключа, так только он.
        Вчерашний день принёс одни разочарования. Бесполезные разговоры с китайцами, призрак жандармского ротмистра и неуверенный голос штабс-капитана Топольского. А уже под вечер - беседа в кукольном домике под сливами и уклончивые, ни к чему не обязывающие слова улыбчивого старика со сморщенным, как печёное яблоко, лицом.
        - Надо бы Сёмку навестить. Записку мы ему послали, конечно, но надо и самим узнать, как он там. Может, до сих пор не пришёл в сознание.
        - Контузия даёт порой самые замысловатые картины, - важно ответила Галина. - У нас в госпитале контуженные взрывной волной иногда сутками лежали без движения, а один даже память потерял - когда пришёл в себя, не знал, кто он такой и где находится. Имя, правда, не забыл.
        - Амнезия, - кивнула Светка. - Знаем, приходилось читать. Надеюсь, с Сёмкой ничего подобного не случится, иначе нам совсем плохо придётся.
        Решено было подождать известий с «Монголии» и там уже решать, куда идти - навещать товарища или продолжать поиски ключа. Хотя чего там искать? У девочек осталась одна-единственная ниточка; чтобы потянуть за неё, надо было рискнуть снова поговорить с Ляо.
        - Я понимаю глубину ваших трудностей, - ответствовал старик, - нопрошуивас понять бедного китайца - мы здесь, в Люйшуне, живём в ожидании большой беды, если только японцам удастся одолеть русских. И мой долг - думать о всех тех, кто приходит ко мне за советами.
        Напрасно девочки уверяли, что всего лишь потеряли памятный сувенир, и готовы щедро заплатить за него. Китаец смотрел на них непроницаемыми глазами, улыбался, и повторял:
        - Я должен знать, куда ведёт ваша дорога, прежде чем решить, стану ли я помогать вам преодолеть её.
        Он что-то знал, старый хитрец, и был непоколебимо уверен в своей правоте. И ему наверняка известно, где ключ. А может, драгоценный артефакт лежит сейчас в одной из лаковых шкатулок, что стоят на бамбуковой этажерке в единственной комнате домика под сливами?
        Врать старику бесполезно, это ясно. Знает он что-то или нет - но ложь чувствует лучше любого полиграфа. И если уловит неискренность - разговора не будет. Никакого. Ключ останется там, где он сейчас, а они с Сёмкой… тоже останутся. И тогда единственный путь - в отеческие объятия жандарма. Тот, может, и не столь проницателен, как Ляо, зато уж точно опаснее. Недаром Галка шипит разъярённой кошкой, стоит только вспомнить при ней о ротмистре Познанском.
        - Пошли в госпиталь, - решилась Светлана. - Ты говорила, у тебя сегодня дежурство? Вот и дежурь, я тоже помогу чем-нибудь. А там посмотрим… Как думаешь, твоя матушка не выставит меня прочь?
        - Ой, что ты! - затараторила Топольская. - У нас всегда рук не хватает, тем более сейчас, когда столько раненых! А ты справишься? Я неделю привыкала к крови и всему остальному. Страшнее всего, как раненые кричат… я даже в обморок однажды упала!
        Светка молчала. Откуда ей знать? Только вчера её чуть не вывернуло наизнанку при виде растерзанного Казимира. А госпиталь… смрад гниющих тел… заляпанные гноем и кровью бинты… крики раненых и стоны умирающих…
        - Справлюсь, - наконец твёрдо ответила Светлана. - Пошли уже скорее!
        - Жалко, у нас нет револьвера, - заявила Галина, когда девочки поднимались вверх по кривоватой немощёной улочке к бывшему зданию гимназии. - Можно было бы напугать этого Ляо и заставить всё рассказать. Как в книжке Майн Рида - читала?
        Светка с изумлением посмотрела на подругу.
        - Ты что, всерьёз думаешь, что он испугается и ответит? Скорее уж, отнимет у тебя револьвер, и уши надерёт… Или как китайцы поступают с непослушными детьми? На горох ставят?
        - Ну уж нет! - возразила Топольская. - Меня, если хочешь знать, папа учил стрелять из револьвера! Ещё дома, в Екатеринославе, на полковом стрельбище! Даже хотел подарить мне дамский браунинг - на всякий случай, только мама запретила. А как бы сейчас пригодился…
        - Не знаешь ты китайцев, - покачала головой Светлана. - Что-то мне подсказывает, что этому дядюшке Ляо твой браунинг не опаснее детской хлопушки.
        «Ну да, его кунг-фу сильнее нашего, верно?»
        - Всё равно, - не сдавалась Галя. - Надо его заставить! Ляо точно знает про ключ - а как смеет не говорить нам? Это же наша вещь, а он, получается, укрывает воришек! Ну ладно, не хочешь пугать револьвером - давай в полицию сообщим.
        «Как ребёнок, ей-богу! То пылко защищает обиженных китайцев, то сама же советует тыкать им стволом в зубы…»
        - Тогда уж сразу жандармам… - усмехнулась Светлана. - Как твой папа советовал…
        За разговорами не заметили, как дошли. Солнце уже стояло почти в зените; у крыльца госпиталя привычно толпились раненые, стояли китайские тележки, запряжённые ослами, тандемы санитарного вело-отряда. У ограды полусонный казак караулил десяток привязанных к жердям лошадей. Кони были засёдланы, морды их прятались в длинных холщовых мешках, откуда раздавался громкий хруст.
        - Скоро и нам придётся переходить на овёс, - озабоченно сказала Галина. - Говорят, муки в городе меньше чем на месяц.
        - …Вот такие дела, Семён, - Унковский достал из кармана портсигар, извлёк папиросу, подул в мундштук.
        - Познанский считает, что китаец, с которым собирались встретиться твои подруги, - глава местной бандитской шайки. И не просто шайки - ячейки преступной империи с центром в Шанхае. Я беседовал с ним вчера, после нашей встречи на «Монголии», и он просил при случае передать, чтобы вы бежали от этого Ляо, как чёрт от ладана.
        Н-да, задачка. Местный папаша Мюллер, оказывается, внимательно следит за нашими похождениями. А всё эта история с «Петропавловском», что привлекла к нам внимание самого Унковского. Видимо, шум и в самом деле, поднялся нешуточный, если происшествие взял на карандаш главный жандарм крепости. Или главный - это не он?
        - А кому подчиняется Познанский? - спросил я. - Напрямую Стесселю, или у него своё начальство?
        - Князь Микеладзе, Александр Платонович. Начальник порт-артурской жандармской команды, - ответил лейтенант. - Познанский - его подчинённый, хотя предпочитает об этом не вспоминать и иметь дело непосредственно со Стесселем. Весьма самостоятельный господин. К тому же князь, как говорят, весьма недалёк и падок на удовольствия.
        - Так у этого ротмистра всё схвачено? Здесь, в крепости, я имею в виду? Связи, свои люди и всё такое?
        - Да, и как я понял, не только в начальственной среде. Видишь ли, в бытность командиром пешей жандармской команды Маньчжурской дороги Познанский очень плотно работал с китайцами. Поговаривали, что к нему были даже претензии по части расходования казённых сумм, выделяемых на оплату местной агентуры.
        Унковский зажёг папиросу, его затянуло клубами вонючего дыма. Я поморщился - да, это вам не двадцать первый век с запретами на курение.
        - В общем, история это тёмная, но несомненно одно - у Познанского хватает связей среди китайцев, и особенно среди всяческих сомнительных типов. Контрабандисты, хунхузы, прочий тёмный народец. А этот Ляо у них - что-то вроде старейшины: заправляет всеми преступными шайками, даже держит связь сшанхайскими бандами. Слово его для местных китайцев что для нас Священное писание: как он скажет, так и будет. Вряд ли хоть что-то в китайском Артуре, Дальнем, да и вообще на Квантуне делается без ведома этого господина.
        Значит, всё-таки китайская мафия. Триада, чтоб её… или, как там говорил Унковский - «зелёные лодочники»?
        «Зелёная банда» возникла лет двести назад - то есть, конечно, никакая не банда, а своего рода гильдия лодочников, плававших по реке Янцзы. В любой прибрежной деревушке, в любом городке у этой гильдии имелась своя «хата», где можно было переночевать, поесть, перехватить деньжат на починку лодки и вообще решить любые мелкие проблемы. Скажем, уладить разногласия с местными лихими ребятами, каких хватало вдоль любого торного тракта во все времена.
        Потом, в середине прошлого, девятнадцатого, века до берегов реки добрались повстанцы-тайпины, сражавшиеся против маньчжурской империи Цин и иностранных колонизаторов, и товары стали возить морем. К тому же русло Янцзы сильно изменилось, и многие гильдейцы-лодочники остались без своей законной горсти риса. Чтобы прокормиться, они принялись возить контрабандой соль - ходкий и опасный товар: монополия на соляную торговлю была тогда в руках императора. Дальше больше - гильдия освоилась в криминальном бизнесе, а тут ещё подоспели британцы со своим опием.
        Торговля наркотой оказалась куда прибыльнее соли, и «Зелёная банда» - так теперь стала называться гильдия лодочников Янцзы - наладила сбыт наркотика от Шанхая до верхнего течения реки. Не брезговали вчерашние лодочники и рэкетом, поставляли девушек для борделей - то есть стали полноценной мафией со всеми положенными атрибутами. Штаб-квартира и самая крупная ячейка «Зелёной банды» обосновалась, разумеется, в Шанхае, но щупальца её проникли во все регионы Поднебесной.
        Артурским филиалом этой могущественной организации заправлял местный уроженец, известный всему Квантуну как дядюшка Ляо. Как и всякий «крёстный отец», он пользовался репутацией человека справедливого, защитника бедняков, в силу чего авторитет его был непререкаем. Не приходится, впрочем, сомневаться, что при необходимости у «доброго и справедливого» дядюшки Ляо найдётся пара-тройка молодчиков, которые без колебаний выпустят кишки кому угодно.
        Разумеется, подобная персона не могла остаться без внимания такого специалиста, как ротмистр Познанский. Вернее всего, он косвенно познакомился с дядюшкой Ляо, ещё будучи на прежней должности, и после перевода в Артур ишь укрепил эту связь. Особенно сейчас, когда чуть ли не единственным каналом доставки депеш между осаждённой крепостью и внешним миром остаются китайцы-лодочники, прорывающиеся на своих джонках в Чифу или даже в Циндао, к немцам. А ведь когда-то главным занятием «Зелёной банды» была именно контрабанда по воде…
        - Всё ясно с вашим ротмистром, - сказал я. - Профи. Кровавая гэбня. А ещё врали, что они у вас работать не умеют…
        - Что-что? - не понял Унковский. - Кто сочинял? И что, позвольте спросить, «кровавое»?
        - Да это я так, Константин Александрович. Хотел сказать, что ваш жандарм недурно знает своё дело.
        - Спасибо за лестную оценку, юноша. Осталось теперь понять, от кого она исходила - и дело, можно сказать, в шляпе!
        Мы с лейтенантом обернулись, будто одновременно получили укол шилом в известное место - и замерли.
        В трёх шагах от столика стоял ротмистр Познанский.
        - Весьма неосторожно, юноша. Кто же говорит о серьёзных делах по кабакам? Вы, лейтенант, дурно влияете на молодого человека. К тому же, если мне память не изменяет, пункт тридцать шестой гимназических правил настрого запрещает учащимся посещать подобные заведения.
        Я насупился - достали уже со своими нотациями!
        На город снаряды падают, а они туда же - правила! Ну, погоди, жандармская твоя… хм… физиономия…
        - В городе сейчас нет ни одной гимназии! - нахально заявил я. - Кроме того, я не в форме и, следовательно, не считаюсь учащимся. Могу ходить, куда хочу!
        - Война, конечно, вполне извинительное обстоятельство для пропуска занятий, - парировал Познанский. - Особенно если город находится в осаде. Извинительно так же и то, что учащийся вынужден, по не зависящим от него обстоятельствам, носить партикулярное платье. Ваше, кажется, пострадало при вчерашнем обстреле?
        Я кивнул. Глумится, скотина, потешается - и доволен, как слон! Ротмистр, будто прочитав мои мысли, плотоядно улыбнулся.
        - А вот оправданием распущенности это служить никак не может. Посещение же ресторана - это безусловная распущенность.
        Унковский скривился, будто надкусил лимон.
        - Хватит издеваться над молодым человеком, ротмистр. Пари держу, вам глубочайше плевать на гимназические правила - на все вместе и на каждый пункт в отдельности. И не пытайтесь делать вид, что оказались здесь случайно. Что вам надо от моего спутника?
        На ремне, стягивающем узкую талию ротмистра, - жёлтая кобура с револьвером. А вот положенного по форме шнура на шее, спускающегося к кольцу в рукояти револьвера, нет и в помине. И кто же здесь нарушает форму одежды, господин жандарм?
        - Попросил бы вас не указывать мне, господин лейтенант! - неожиданно высоким голосом выкрикнул Познанский. - Извольте не вмешиваться не в своё дело!
        - Так ваше дело - гонять гимназистов по кофейням и ресторанам? - усмехнулся моряк. - То-то в городе гадают: почему это наши доблестные жандармы никак не могут переловить японских шпионов?!
        Ротмистр побагровел.
        А если сыпануть этому держиморде в глаза перцем из хрустальной солонки - он успеет увернуться? Итак, закашляться, потянуться за салфеткой - и незаметно накрыть ладонью гранёный пузырёк с блестящей крышкой в мелкую дырочку. Только как лучше - вытряхнуть едкую пыль на ладонь, через ситечко, или сыпать прямо из перечницы, скрутив крышку? Так и так - секунды полторы. Баллончик бы сюда перцовый!
        А нету.
        Ладно, за неимением гербовой… Главное - когда жандарм схватится за глаза, успеть выдернуть револьвер из его кобуры. Унковский не в счёт, моряк с барышней тоже - вряд ли их учили действовать в таких ситуациях. Будут стоять, разинув рты, а я тем временем стул в стекло - и бегом прочь…
        Герой, да? Рэмбо? А дальше что? Найти дядюшку Ляо, перемочить полсотни боевиков «Зелёной банды» и преподнести восхищённой Светлане ключ-синхронизатор, снятый с окровавленного трупа крёстного отца артурской мафии?
        Крепко я вчера головой приложился, вот что. Рано меня из больницы выпустили. И не в том наряде - больше подошла бы крепкая полотняная рубаха, длинные рукава которой по странному капризу портного удобно завязываются за спиной.
        …Перечницу тем не менее - в карман. Никто не заметил?
        Нет.
        За окном зацокало, затарахтело - пыльная штабная двуколка, запряжённая тонконогой вороной лошадью, остановилась прямо под окнами «Звёздочки». Офицер, прапорщик в рыжих крагах, накинул повод на перила крыльца и скрылся из виду.
        - Этот молодой человек - такой же гимназист, как я - балерина Кшесинская! - завопил Познанский совсем уж неприличным фальцетом. - А насчёт вас, господин пока ещё лейтенант, тоже стоит поинтересоваться - с чего это вы принимаете в его судьбе такое участие? Или вы познакомились с этим якобы гимназистом задолго до вашей якобы случайной встречи в книжной лавке, о чём вы изволили доложить вчера?
        Орёт на Унковского и притом косится на меня. Вон как побагровел, чуть не слюной брызжет - а пальцы-то спокойные, хотя пару минут назад комкал перчатки. И не дрожат…
        Провоцирует? Очень похоже.
        Как же неудобно отвинчивать крышечку перечницы в кармане, одной рукой, на ощупь… вот чёрт, просыпал…
        Посетители «Звёздочки» во все глаза смотрят на нас. Учительница из Пушкинской школы что-то внушает своему спутнику, тот недовольно кривится. Полкан-артиллерист выбирается из-за стола - видимо, решил вмешаться в безобразную сцену. В дверях буфетной столпились официанты и повара - наслаждаются разгорающимся скандалом. Тощий, что подавал нам кофе, стоит с краю и нервно теребит перекинутую через руку салфетку.
        Познанский, заметив всю эту движуху, неуверенно заозирался.
        Сейчас!
        Жандарм дико взвыл, едва облако едкой бурой пыли расплескалось по его багровой от гнева физиономии. Боковым зрением я не отпускал Унковского - он как раз собрался ответить на последнюю реплику ротмистра.
        Простите, лейтенант, ничего личного. Вы мужик хороший - просто не повезло…
        Медленно-медленно, будто в замедленной съёмке, остатки перца выхлестываются моряку в глаза. Бережёного Бог бережёт.
        Пустую хрустальную бутылочку - с размаху в поднявшегося из-за стола полковника. Артиллерист отшатнулся и, запнувшись об ножку стула, повалился. Отлетевшее пенсне весело блеснуло на солнце.
        Официанты брызнули в разные стороны. Реакция у этой братии отменная - мичмана и армейские поручики приучили, устраивая «провороты» с битьём зеркал и рукоприкладством.
        Рыбкой ныряю через стол, на Познанского. Обхватываю невысокого ротмистра за пояс, будто американский футболист, - и мы кубарем летим на пол, круша ресторанные столики.
        Вот она, рукоять револьвера. Рубчатая, холодная… только бы не зацепился!
        Всё-таки не зря меня натаскивали на лицейских занятиях рукопашкой. Три часав день - лучше бы мозгов добавили…
        Перекатываюсь через голову и вскакиваю, едва не запутавшись в скатерти. Револьвер пляшет в руках. У окна - огромные, перепуганные глаза пушкинской училки. Поверженный ротмистр визжит за спиной. Да, горсть молотого перца в глаза - это очень больно. Хорошо, что Унковскому достались только остатки, да и то через стол.
        Окно что, уже открыто? Повезло.
        Приземление на брусчатку жёсткое, но вполне терпимое. Нырком - под брюхо вороной лошади, и в ближайший переулок.
        - Держи-и-и! - несётся из окон. Спасибо, хоть не стреляют.
        ПОКА не стреляют.
        Осталось выяснить - на кой чёрт я всё это затеял?!
        Ну ладно, проблемы будем решать по мере поступления. Верхняя в стопочке - оторваться от преследования, верно?
        Так, раций у них нет, телефонная сеть в городе в зачаточном состоянии. С военными патрулями тоже не шибко здорово. Это когда ещё Познанский с лейтенантом промоют глаза, опомнятся от жгучей боли и прокашляют раздираемые огнём бронхи… Минут пятнадцать, самое меньшее, они ничего внятного рассказать не смогут. Мичман не в счёт: он глаз не сводил со своей училки и вряд ли заметил что-нибудь, пока не поднялась буча.
        Полкан-артиллёр? Я вас умоляю… с таким-то пенсне?
        Остаются официанты - но их надо ещё допросить, обобщить показания, понять, кого следует ловить… По всему выходит, четверть часа у меня есть.
        Я остановился, переводя дух, зашарил по карманам. Револьвер зажат под мышкой; прохожий-китаец испуганно покосился на меня и шустро нырнул в проулок.
        Может, пушечку не стоит таскать на виду, гражданин уголовничек?
        Или - японский шпиён? Хрен редьки не слаще.
        Уголовник, пожалуй, предпочтительнее: шпионов тут вешают без разговоров. А револьвер и правда лучше спрятать под гимнастёрку. Фу ты чёрт, здоровенный какой… Познанский, жлоб, не мог обзавестись браунингом! Я где-то читал, что русским офицерам дозволялось покупать нештатные пистолеты из утверждённого списка на свои кровные[29 - Наш герой ошибается: лишь в 1907 году русским офицерам было разрешено приобретать вместо штатных наганов и смит-вессонов автоматические пистолеты систем «Браунинг» и «Борхард-Люгер». Хотя жандармы, надо полагать, и раньше позволяли себе некоторые вольности.].
        Вот она, Светкина записка. Место жительства господина Ляо указано точно - сэтим проблем не будет. Главное - добыть ключ. «Выходную дверь» отыщем потом, куда она денется!
        Я лишь недавно начал осваивать профессию Проводника, но основные навыки уяснить успел - можно не просто проходить через червоточину, а «формировать» её, вызывать по мере необходимости, пользуясь своего рода «ассоциативным рядом», связывающим точки отбытия и назначения. Это удаётся не всегда - если «вход» из нашего времени выбираешь сам, то дверку с заветной надписью «Exit» порой приходится поискать.
        Но это всё потом. А пока - держись, китайская мафия, русский Рэмбо идёт!
        Не потерять бы ещё штаны по дороге - а то вон как эта дура оттягивает тонкий гимназический поясок…
        X
        - Значит, японцы возьмут Люйшунь?
        Светлана кивнула. Она смотрела в сторону, не решаясь поднять глаза на Галину. Каково ей сейчас - почти девять месяцев жить в осаждённой крепости, видеть каждый день смерть, страдания защитников, самой делать всё, что в силах человеческих, - и после этого узнать от какой-то незваной гостьи, что всё напрасно?
        - Когда? - тихо спросил дядюшка Ляо. Он сгорбился, постарев разом лет на двадцать. Пальцы его, высохшие, узловатые, будто у мумии, слепо шарили по циновке. Правая рука задела чашку, стоящую на квадратном блюдце. Та опрокинулась, бледно-жёлтая жидкость залила циновку.
        Из-за спины хозяина дома неслышно возникла пожилая китаянка. Она ловко вытерла пролитый чай и исчезла, прихватив опустевшую чашку.
        - В январе. Даты не знаю, но если всё пойдёт так же, как у нас, - то в самом начале месяца.
        - А что может измениться? - горько спросил старик. - Всё в этом мире предопределено, вы же сами это подтвердили…
        Девочка замотала головой:
        - Нет! То есть… наверное, да, но, может быть, что-то ещё переменится? Не всё, что случилось здесь, было и у нас - вот, денщик отца Галины здесь погиб, а я читала в её дневнике, что он остался жив и после сдачи крепости оказался в плену. Он ещё потом…
        Светка осеклась: лицо подруги исказилось от боли, и Светлана поняла, что наделала. Теперь Галка будет думать, что Казимир мог остаться в живых, если бы не… что? Не вмешательство непрошеных гостей?
        Да ведь так оно и есть…
        Светка сильно, до крови прикусила губу - чтобы ненароком не ляпнуть ещё что-нибудь.
        Поздно. Слово не воробей, и оно уже вылетело…
        - Значит, три месяца… - вздохнул старик. - Что ж, неразумный переживает несчастье заранее, когда позволяет мысли о нём завладеть собой. А мудрый успокаивает разум мыслью о неизбежности - и убирает несчастье со своего пути.
        - Но вы можете, скажем, уехать из города? - предположила Света. - С рыбаками, например?
        - А куда уедут тысячи моих соплеменников? - покачал головой старый китаец. - Их ждёт новая резня, как в год Цзя У[30 - 1894 год по китайскому календарю; начало японо-китайской войны. Порт-Артур (Люйшунь) был захвачен японцами 21 ноября 1894 года, ровно за десять лет до его падения во время русско-японской войны.]. Люйшунь тогда был базой Бэйянского флота Китая - могучего, грозного, под командой славного адмирала Дин Жучана. Он дал бой японцам близ устья реки Ялу, и его броненосцам - так же, как и вашим, русским, два месяца назад - пришлось укрыться после сражения в гаванях Люйшуна. Бэйянский флот сдался вместе с крепостью, и, боюсь, та же участь ожидает русскую эскадру в Порт-Артуре. В ту войну японцы не считали нужным соблюдать ваши, европейские правила войны. Зачем? Они же воевали с китайцами! Японцы, конечно, не посмеют тронуть русских жителей города, а вот мои несчастные земляки… из всего населения Люйшуня в год Цзя У уцелело лишь тридцать шесть человек.
        - Вы были одним из этих тридцати шести? - тихо спросила Галина.
        - Я был одним из этих тридцати шести, - эхом отозвался дядюшка Ляо, и Светлана вдруг заметила, что он говорит по-русски почти без акцента. - Нас оставили в живых только для того, чтобы таскать тела казнённых - ниппонские палачи рубили им головы - и складывать из трупов огромный костёр. У каждого из нас на шапке был нашит лоскут материи с позорными иероглифами пришельцев: «Корера ва коросу там райд ва аримасэн» - «этих не убивать». Офицеры не хотели, чтобы солдаты марали руки столь презренным делом, как переноска трупов китайцев. Это делали мы.
        - Как же так? - голос Галины дрожал от не сдерживаемых уже рыданий. - Вы… ты ведь ещё в первый раз говорила, что Россия победит! И японцев прогонят и из Кореи, и из Маньчжурии, и даже Курильские острова все отойдут России? Выходит, соврала?
        - Да не врала я! - отчаянно выкрикнула Светлана. - Всё так и будет - только не сейчас, а позже, через сорок лет! Тогда наши вместе с американцами разобьют японские войска, потопят флот, а города разбомбят атом… В общем, всё разрушат и сожгут! И Порт-Артур у японцев отнимут! Честно-честно, в тысяча девятьсот сорок пятом году!
        Галина пожала плечами и отвернулась. Сорок лет - это целая жизнь… И знала бы она, сколько за эти годы случится такого, что напрочь затмит сегодняшние беды…
        - Стоит ли радоваться несчастьям, даже если они происходят с врагом? - еле слышно произнёс дядюшка Ляо. Светка встрепенулась - старик будто угадал её мысли. - И, наверное, во время этой войны снова погибло много русских солдат?
        - С японцами воевали ещё и американцы, и сами китайцы. А после победы правитель по имени Мао Цзедун - у вас его будут называть Великим Кормчим - создаст могучее, единое китайское государство. А ещё через семьдесят лет оно станет самым густонаселённым и богатым в мире!
        - Мао Цзедун - медленно проговорил Ляо, словно пробуя незнакомое имя на язык. - Два иероглифа - первый означает «милость, добро, благодеяние». Второй иероглиф - «дун» - «восток». Значит - «Облагодетельствующий Восток». Что ж, часто судьба человека записана в его имени… А ты, случайно, не припомнишь, где он родился?
        Светка пожала плечами и беспомощно улыбнулась.
        - Судя по имени - с юго-востока, может быть, из провинций Хунань или Цзянсу[31 - Великий Кормчий появился на свет 26 декабря 1893 года в селе Шаошань провинции Хунань, неподалёку от столицы провинции, города Чанша. То есть на момент повествования ему исполнилось одиннадцать лет.]. Но это сейчас неважно. Вы исполнили своё обещание - теперь моя очередь исполнить своё.
        Старик с трудом поднялся и заковылял в угол комнаты. Взял с чёрно-красной лаковой этажерки плоскую резную шкатулку и с кряхтением устроился на прежнем месте.
        Крышка едва слышно скрипнула. Ляо покопался в шкатулке и извлёк бронзовый ключ с гребенчатой бородкой.
        Светка вздрогнула и подалась вперёд.
        «Он! Гора с плеч…»
        «Тот?» - глазами показала Галина.
        Девочка кивнула.
        - Можете взять, - разрешил Ляо. - Мудрый человек всегда выполняет свои обещания.
        Крышку старик оставил открытой. Светлана покосилась туда - на стопке бумаг рассыпалась горсть странно знакомых монет. Это же российская десятирублёвка начала двадцать первого века, крупный, белого металла, пятирублёвик? Ну дед… Где он всё это раздобыл? Девочка запоздало припомнила, как во время первого посещения Порт-Артура они горстями раскидывали такую вот мелочь, чтобы отвязаться от назойливых китайских ребятишек. И не поленился жеотыскать… Или китайчата сами волокли диковинки достопочтенному Ляо?
        Значит, Ляо уже давно собирает сведения о пришельцах? Постойте-ка… а это что? Из-под листка бумаги выглядывает уголок до боли знакомого предмета - совершено неуместного здесь, в кукольном домике под сливовыми деревьями…
        Айфон? Видимо, был вместе с ключом в потерянной куртке. И, конечно, угодил к старику. Ведь сколько раз договаривались: никаких гаджетов, одна на всех «мыльница» - и довольно! Ну, Семён, только попадись…
        - Это ведь тоже принадлежит вашему раненому другу? Кстати, простите мою неучтивость - я забыл осведомиться о состоянии его здоровья. Надеюсь, рана не опасна?
        «А то ты не знаешь, старый лис…»
        - Всё в порядке, спасибо, - вежливо ответила Светлана. - К счастью, дело ограничилось ушибами и мелкими ссадинами. Уверена, он уже сегодня покинет госпиталь.
        - И, наверное, захочет забрать этот предмет?
        Айфон лёг на циновку рядом с ключом. Галина недоумённо вскинула брови - она-то знала, что это такое.
        - А вы, наверное, в благодарность захотите получить ответы на другие вопросы? - не осталась в долгу Светлана.
        Дядюшка Ляо согласился вернуть девочкам ключ, но взамен потребовал ответить на один-единственный вопрос. Старика, ясное дело, интересовала судьба Порт-Артура. О том, кто такие Светлана с Сёмкой, он спрашивать не стал, но девочки испытывали стойкое подозрение, что Ляо и сам в курсе.
        Неужели хитрый старикан сумел забраться в айфон? Да нет, что за ерунда! Хотя Сёмка наверняка накачал туда уйму полезной информации, в том числе и по «текущему историческому моменту».
        Но айфон же запаролен?
        Или нет? С Сёмки вполне станется… но чтобы китаец, в жизни не видевший не то что компьютера, но и лампового радиоприёмника, с ходу разобрался в работе операционки? Да нет, быть не может…
        - Нет-нет, не волнуйтесь, я не испортил вашу вещь. Признаюсь, я даже не понял, что означают появляющиеся на ней значки. Но кое-что разглядеть всё же сумел.
        Дядюшка Ляо поелозил пальцем по торцу аппаратика. Экран вспыхнул; на рабочий стол высыпали значки пиктограмм. Светка ждала, затаив дыхание. Старик пожевал губами, помедлил и неловко ткнул узловатым пальцем в одну из иконок.
        - Это всё, чего я смог добиться. Согласитесь, этого достаточно, чтобы заинтересоваться.
        Обмирая от ужаса, Светлана прочла:
        …практической стороны, то в ходе визита Б. Н. Ельцина в КНР 18 декабря 1992 года была принята Совместная декларация об основах взаимоотношений между Российской Федерацией и Китайской Народной Республикой. В соответствии с ней Россия и КНР рассматривают друг друга как дружественные государства и обязуются не участвовать в военно-политических союзах, направленных против другой стороны. Министры иностранных дел России и КНР подписали Меморандум по вопросам укрепления доверия в военной области и соглашение о сотрудничестве в исследовании космического пространства в мирных…
        Изучаем, стало быть, современное состояние вопроса? Ну да, конечно, - ПДФ-читалка открывает последний текст, к которому обращался пользователь. Ляо просто повезло. Хорошо хоть, не догадался, что текст на экране можно пролистывать…
        - Почти ничего из этого я не понял, - признался старик. - Но, разумеется, догадался, что вы с вашим спутником пришли к нам в Люйшунь из тех времён, что ещё не наступили. И, значит, вам ведомо будущее. И ещё я понял: бесполезно пытаться насильно заставить вас сделать что-то. Мудрый человек никогда не станет бороться с грядущим - его свиток уже написан, и не в силах человеческих что-то изменить.
        Старый китаец бережно положил айфон на циновку рядом с ключом, и надолго замолк, низко склонив голову. Он будто выказывал почтение лежащим перед ним артефактам. Или - самой гостье из будущего?
        А кто его разберёт…
        - Это не совсем так, достопочтенный Ляо, - осторожно начала Светлана. - Да, наверное, многое предопределено - но не потому, что какая-то там судьба… просто история развивается именно так и никак иначе. Но жизнь каждого человека в его руках, и только ему решать…
        - К великому счастью, вы не сообщили мне о том, что ожидает меня самого, - мягко перебил старик. - Никому не под силу выдержать груз знания собственного будущего. И прошу простить недостойное любопытство - поверьте, я расспрашивал вас об участи Люйшуня лишь потому, что на мне долг заботы о соплеменниках.
        «Ах о соплеменниках? А на русских, значит, плевать?»
        Ляо склонился ещё ниже. Сомнений не осталось - этот знак почтения предназначался Светлане, и только ей.
        Девочка выпрямилась. Что ж, может, оно и к лучшему? Вот он, ключ, - полдела, считай, сделано.
        Только как быть дальше? Забрать синхронизатор, айфон, - старик наверняка отдаст - потом разыскать Сёмку и открыть дверь в двадцать первый век?
        А как же Галина, её родители, маленькие сёстры? Дядюшка Ляо, упрямый китаец в лавке? Провизор Фейгельсон с «Монголии», добровольные сёстры в смешных косынках, раненые, наконец? Пусть остаются - и сами разбираются со своими делами, бедами, да и с самой этой войной?
        А ведь есть ещё пропавший историк Георгий Петрович - о нём тоже забыть?
        И как она, Светка Ларина, будет после всего этого смотреть в глаза самой себе - по утрам, в зеркале?
        Если кто-то и гнался за мной, он наверняка уже потерял след в лабиринте переулков Нового города. Хуже оказалось другое - я и сам заблудился. Потыркавшись с полчаса из стороны в сторону, я решил перевести дух. В конце концов, адрес дядюшки Ляо известен. Поймать рикшу - пускай он вспоминает дорогу. Главное - понять, зачем я туда еду.
        Как это зачем? Ответ больно впился в поясницу под гимнастёркой…
        Вот он, трофей: револьвер «Смит-Вессон», русская модель. Калибр - четыре и две десятых линии, он же десять и шестьдесят семь сотых миллиметра, спусковой механизм простого действия, без самовзвода. Принят на вооружение в дремучем 1871 году. Уж о стрелковом оружии времён русско-японской войны я читал много и охотно. И не только читал - тир лицея оборудован на удивление богато, и чего только нет в тамошней оружейке! Вот и пригодилось!
        И охота была Познанскому таскать на поясе эту гирю, когда давно имеется куда более лёгкий наган…
        Главное удобство мириканской стреляющей кочерги - ухватистость: «Смит-Вессон» сам просится в ладонь. Тяжёлый, точный… Пожалуй, ещё заряжать удобно - помню, как я на чём свет стоит поносил бельгийского оружейника, по одной вылущивая стреляные гильзы из нагановского барабана. А тут - легкое движение руки, и…
        Револьвер, клацнув, переломился надвое, в точности как охотничья двустволка. Затыльник барабана медно блеснул шестью донцами патронов. Вот и весь мой боезапас - шесть штук центрального боя, с закраиной, оснащены дымным порохом… вони от них, доложу я вам! Ладно, дарёному… то есть ворованному коню в зубы не смотрят. Обойдёмся этим раритетом, раз уж на текущем уровне не выдали «маузер» - с удлинённым магазином на двадцать патронов и автоматической стрельбой. Кстати, где-то я читал, что голливудскую манеру стрельбы, с хватом пистолета плашмя, придумали в Китае, и именно для «маузера».
        Обойдёмся - уж очень неудобно в таком положении взводить ударник, что большим пальцем, что по-ковбойски, что другой рукой.
        Вот ведь нашёл время понтоваться собственной крутостью! Которой, кстати сказать, и в помине нет…
        Рикша своё дело знает - и даже, как выяснилось лопочет малость по-русски. Четверть часа тряски по пыльным мостовым - и вот он, садик за воротами с драконом.
        Ах гривенник тебе? Ну, держи, раз обещал…
        Проверить, легко ли вытаскивается из-под рубахи главный аргумент…
        Ну что, вперёд? Как там учил герой любимого сериала?
        «Всегда и во всём действовать наикратчайшим путём, прямо и грубо…»[32 - Реплика из телесериала «Диверсант» (2003), снятого по мотивам романа Анатолия Азольского.]
        Надо прислушиваться к советам опытного специалиста. «Пьяный дебош на десять персон заказывали? Нет? Наплевать - уплочено».
        Но как же не хочется ни в кого стрелять…
        XI
        Бах! Бах! - за стеной, в саду, два раза бабахнули выстрелы. Светка вскочила, чуть не запутавшись в юбке. Галина уже стояла, прижавшись к стене: губы упрямо поджаты, кулачки плотно прижаты к груди, в глазах ни тени испуга. Ляо удивлённо посмотрел в сторону двери и стал, кряхтя, подниматься. Светлана чуть дёрнулась - подойти, подать руку старому человеку, - но сдержалась.
        Есть мнение, он и сам неплохо справится… эдакий учитель Йода. Покряхтит вот, встанет - и примется скакать по стенам, размахивая мечом…
        Ключ и айфон - на прежнем месте, перед стариком.
        С треском отлетела циновка, прикрывающая вход, и в домик спиной вперёд ввалился молодой китаец - в синем, до колен балахоне с широченными рукавами и синих же штанах. Голова брита налысо, только на затылке пучок длинных волос собран в косичку. В руке нож непривычной формы.
        - Перья, заточки, стволы - на пол! Работает ОМОН! Всех завалю, кто дёрнется!
        Сёмка?
        Ну точно он - в глазах решимость, обеими руками сжимает огромный дымящийся револьвер.
        - Девчонки! Так и знал, что вы здесь! А где…
        - У тебя под носом, балбес! - гневно заорала Светлана. - Что за цирк ты здесь устроил? Простите его, достопочтенный Ляо, он не хотел вас оскорбить…
        - Да, - хихикнула пришедшая в себя Галина. - Он у нас, видите ли, дурачок. Всегда вот так: - не подумает - и сразу принимается что-нибудь ломать. Или палить без разбору.
        - Это когда я палил? - возмутился Сёмка.
        - Молодость… - прокряхтел Ляо, опускаясь на циновку. - Время быстрых решений и медленных мыслей. Ли Фань, брось нож, русский мальчик не хочет ничего дурного.
        Бритый китаец разжал пальцы. Оружие воткнулось остриём в циновки. Китаец поклонился и бесшумно выскользнул прочь.
        «А ведь специально по-русски сказал - нарочно, чтобы нас успокоить…»
        - А ты чего ждёшь? - прикрикнула она на Сёмку. - Убирай эту пукалку! А лучше мне отдай, пока бед не натворил.
        - Вы чего? - Мальчик обиженно переводил взгляд с Галки на Светлану, потом на Ляо и снова на Светлану. - Я же хотел… я думал…
        - Что-то незаметно, чтобы ты думал. Иначе додумался бы сначала постучать и спросить разрешения войти!
        - Не ругайте его, - вставил старик. - У вашего друга, какяпонимаю, были благородные намерения - онпришёл спасать вас от жестоких хунхузов. Верно?
        - Не от хунхузов, а от этих, которые «зелёные лодочники»! Вы ведь у них главный, так?
        Старик улыбнулся и слегка поклонился. Сёмка довольно кивнул.
        - Вот видите! Мне сказали… Погодите, это что, мой айфон?
        Светка стала подбирать возвращённое китайцем имущество.
        - С неба свалился, - съязвила Галка. - Не будешь своё барахло расшвыривать по всему городу!
        - Да я… а меня кто спросил? - мальчик аж поперхнулся от обиды. - Вы же куртку с меня стащили, а потом потеряли! И я ещё, выходит, виноват?
        - Ладно, довольно! - пресекла назревающую склоку Светка. Она чувствовала себя героиней - счастливо обретённый ключ, почтение, выказанное её особе старым китайцем, и, главное, идиотское положение, в котором оказался Сёмка, придали ей уверенности.
        - Уважаемый Ляо, ещё раз прошу меня простить. Надеюсь, вы не против, если я заберу наши вещи?
        - Ну что вы, разумеется, берите! - улыбнулся китаец. - Вы же всё сделали так, как мы договорились…
        - Это о чём вы тут договорились? - не выдержал Сёмка. - Свет, хорош мне голову морочить! А ну выкладывай, что вы тут…
        Светлана только набрала побольше воздуха, чтобы поставить зарвавшегося нахала на место, как снаружи раздались крики - высокие, визгливые, на чужом языке, - и перекрывающие их родные российские матюги. Ударило громом - не револьверный хлопок, а сухой, звонкий, будто щелчок кнута, винтовочный выстрел. Загрохотали по терракотовым плиткам солдатские сапоги.
        - Терещенко, Сомов, к воротам, и чтоб ни одна сволочь!.. Фельдфебель с ротмистром, в дом!
        - Папка! - радостно завизжала Галина и кинулась наружу.
        Но не успела: с улицы навстречу шагнул Познанский. Его опухшие красные глаза, все в сетке полопавшихся капилляров, горели яростью. Увидев незваного гостя, Ляо выпрямился, взгляд его заострился.
        «Не нравится хозяину гость, ох не нравится…»
        - Вот это точно ОМОН… - пробурчал Сёмка, безуспешно пытаясь сделаться незаметным. - Здрасьте, не ждали…
        - Что? - так же полушёпотом отозвалась Светлана. - Снова фигню какую-то несёшь? Это что за офицер, ты его знаешь?
        - Ещё бы не знать! И ты познакомишься - когда арестует. Это Познанский, жандарм.
        - Ну что, юноша, поигрались? - ротмистр узнал мальчика. - Револьверчик верните - вам эти забавы ещё выйдут боком, будьте благонадёжны!
        Ствол слегка дёрнулся вверх.
        - А вы попробуйте! - предложил Сёмка. - Вот прямо сейчас и попробуйте!
        Дуло смотрело жандарму точно между глаз. В наступившей тишине звонко щёлкнул ударник.
        - Ты что, спятил? - прошипела Светлана. - Он же наш, русский! Ну да, жандарм - а нам-то он что плохого сделал?
        - Не сделал, так сделает. Эй вы, стойте, где стоите!
        Познанский неприятно усмехнулся.
        - Не терпится примерить кандалы? Фельдфебель, взять его!
        Из-за спины ротмистра полез стрелок с винтовкой. Ещё двое переминались у входа. Сёмка затравленно обернулся - за окошком, затянутым просвечивающей рисовой бумагой, - тонкий штык колышется над папахой. Обложили?..
        - Просю проситить моя сапсем есть неусьтивый… - тихо произнёс Ляо. Он снова говорил на ломаном русском - Светка с трудом понимала. - Русики малисик мой присёл в госити и нисего не взял… Засем малтсик хватайло?
        - А ты захлопни пасть, китайская твоя морда, - посоветовал ротмистр. - Фельдфебель, ежели косоглазый снова болботать начнёт - сунь прикладом в зубы.
        - Слуш, вашсокобродь! - рявкнул фельдфебель, состроив зверскую физиономию.
        В глазах Ляо мелькнуло злое удивление; он поклонился и, не разгибая спины, сделал два шага назад.
        - С китаёзами хотел сговориться, чтобы они тебя вывезли морем? - прокаркал Познанский. - Не выйдет, голубчик, без моего ведома из Артура никому хода нет. Так что револьвер на пол, и тихонечко выходим во двор.
        - Что здесь происходит, господин ротмистр? За что вы хотите арестовать этого мальчика?
        В дверях стоял штабс-капитан Топольский. Увидав его, Галка дёрнулась было, но отец предостерегающе поднял ладонь.
        - Опять вы за своё, капитан[33 - В традициях русской армии офицеры опускают в беседе друг с другом приставку «штабс…» и «под…» Подполковник, таким образом, превращается в полковника, а штабс-капитан - в капитана.]! - поморщился Познанский. - Кажется, я всё уже объяснил по дороге! Этот, как вы изволили выразиться, «мальчик», напал на двух офицеров, чуть не ослепил и вдобавок похитил оружие у жандармского чина! И, заметьте, угрожает им даже сейчас! По законам военного времени, которые, смею вам напомнить, в настоящее время действуют на территории Артура, это петля!
        - Даже несовершеннолетнему? - осведомился Топольский, отодвигая в сторону фельдфебеля. - Что-то не верится, уж простите, ротмистр. А ну-ка посторонись, Евсюков… В любом случае - это решать не вам. Уверен, сейчас мальчик отдаст револьвер и пойдёт с нами.
        - Не позволяй уводить их, папа! Им надо скорее в буду… ой! - и Галка испуганно зажала рот ладошками.
        Сёмка покосился на Светлану - та, не слушая перебранки, уставилась в стену, за спиной дядюшки Ляо. Там, в полумраке, чётко вырисовывался прямоугольник двери.
        Откуда? Не было её - он непременно заметил бы, когда ворвался в домик с револьвером наперевес. Этажерка была, подставка с вычурно расписанной вазой…
        «…Неужели?..»
        - Свет! - жарко зашептал он на ухо спутнице. - Видишь? Ключ ведь у тебя? Надо как-нибудь отвлечь этого гада, и тогда я…
        - Папочка! - Галина, сильно оттолкнув Познанского, метнулась к отцу. - Разреши Степану и Светлане уйти, они ведь никому тут зла не причинят, они никакие не шпионы!
        - Это ещё надо проверить, барышня! - ротмистр будто не заметил столь вопиющего неуважения к своей персоне. - Кто, кроме шпионов, станет нападать на офицеров и сговариваться с бандитами о побеге? Эти двое - крайне подозрительные личности, и вам, капитан Топольский, не пристало им помогать! Вы ведь, кажется, близко знакомы?
        - Точно так, господин ротмистр. И могу вас заверить честным словом офицера, что эти двое детей не имеют никакого отношения к шпионажу.
        - Разберёмся, капитан. Во всём разберёмся, дайте время… А тычто стоишь? - прикрикнул он на фельдфебеля. - Кому сказано, хватай малого!
        - Стоять, Евсюков! - В голосе Топольского лязгнул металл.
        Унтер-офицер замер, озадаченно переводя взгляд с одного начальства на другое.
        - Я вас арестую! - фальцетом выкрикнул жандарм. - За неподчинение старшему по чину и помощь разоблачённым шпионам!
        - Не говорите ерунды, ротмистр, - устало сказал Топольский. - Евсюков, ступайте прочь, мы за вами.
        Фельдфебель с облегчением выдохнул: «Слуш, вашбродь!» - и затопал на улицу. Стрелок поспешил следом, опасливо озираясь.
        - Дом окружить, чтоб мышь не проскочила! - каркнул ротмистр. - В арестантских ротах сгною, вошь худая!
        Светка ухмыльнулась - про себя. Да хоть в три ряда окружайте!
        - Обещаю вам очень крупные неприятности, - неожиданно спокойно произнёс Познанский. - О карьере можете забыть.
        - Боюсь, японцы позаботятся об этом раньше вас, ротмистр, - парировал штабс-капитан. - Вам бы не детей пугать, а заниматься настоящими, японскими шпионами. Вы ведь, насколько мне известно, боевой офицер. Стыдитесь… нашли себе врагов - детишек!
        Познанский молчал, нервно теребя папиросу.
        «И когда успел вытащить? А Топольский молодец - вон как осадил жандарма… Теперь он этого ему нипочём не простит. Бедная Галка…»
        - Чего ждёшь? - Сёмка настойчиво теребил Светлану за рукав. - Давай ключ, пока он не опомнился!
        Светка, не глядя, сунула ему синхронизатор. Галка, углядев блеск бронзы, радостно встрепенулась.
        «… Прости, что приходится бросать вас…»
        - Ладно, капитан, ваша взяла, - сухо произнёс Познанский, закуривая. - Уймите этих… детишек, и жду вас на улице. И вот что - пусть вернёт револьвер.
        Сёмка клацнул «Смит-Вессоном», вытряхивая на ладонь масляно-жёлтые цилиндрики, и, размахнувшись, отправил патроны вместе со стреляными гильзами в открытую дверь. Жандарм побагровел от обиды и схватил револьвер. Руки у него тряслись.
        «Совсем с катушек съехал, - поняла Светка. - Не натворил бы чего… вон сабля на боку…»
        Без Познанского и солдат в домике сразу стало свободнее. Топольский широко улыбнулся; Галина, оставив отца, кинулась к подруге.
        - Как я понимаю, вы можете выйти из моего жилища незаметно?
        В суматохе о старом китайце забыли. Манера коверкать слова исчезла; Ляо снова говорил правильным русским языком, в котором едва угадывался акцент.
        Лязгнул металл. Сёмка с победным видом стоял возле двери. Ключ торчал в замочной скважине - осталось посильнее надавить и провернуть на пол-оборота…
        Светка осторожно высвободилась из объятий Галины.
        - Нам пора, наверное. Он там долго ждать не будет, снова сюда припрётся…
        Галка быстро закивала. Щёки ее были мокрые, в грязных разводах.
        «…Как-то они теперь?»
        - А вы отчаянный молодой человек, - сказал Топольский, подходя к Семёну. - Поверьте, не всякий осмелился бы так, как вы, обойтись с жандармом. Когда Познанский встретил меня на площади перед «Звёздочкой», - я вёл своих стрелков в казармы - то сразу рассказал про скандал, который вы учинили в нашей лучшей ресторации. И потребовал помощи, поскольку другой команды под рукой не оказалось.
        - Потребовал? У вас? - удивился мальчик. - Странно - он ведь, знает, что Галка с нами знакома?
        - Да, и уже давно за вами наблюдает. Он тут же заявил, что вы заманили мою дочь в дом какого-то хунхуза. Я, конечно, перепугался и повёл стрелков за ним.
        - А откуда он узнал, куда идти? Я никому ни слова не сказал о Светкиной записке!
        - Понятия не имею. Но ему, похоже, этот адрес хорошо известен. Оно и понятно - хозяин дома, видите ли, принадлежит к какой-то лодочной банде, а Познанский как раз заведует отправкой корреспонденции из Артура - морем, на китайских джонках.
        Сёмка кивнул - конечно, главный (болван Микеладзе не в счёт) жандарм крепости не может не знать главного китайского мафиози.
        - …И привёл нас прямо сюда. Так что вам, юноша, повезло: встреть он не нас, а казачков или, скажем, полицейских - они бы с вами церемониться не стали.
        Сёмка поджал плечами - не стали бы, чего уж там…
        - А где вы научились фокусу с перцем? - продолжал Топольский. - Исключительно коварный трюк! Бедняга Познанский минут десять глаза тёр, а Унковский и вовсе сейчас в госпитале…
        - Лейтенанту я вредить не хотел, это случайно вышло! - принялся оправдываться мальчик. - Глаза тереть не надо, когда перец, - только хуже выходит! Промыть водой и перетерпеть, пока жечь не перестанет…
        - Я непременно передам лейтенанту Унковскому ваши советы, - подчёркнуто вежливо ответил Топольский. - Сразу, как только он выйдет из госпиталя.
        Сёмка поперхнулся и замолк.
        - Мальчик умудрён не по годам! - прокряхтел Ляо. - Молотый перец в глаза - это старый воровской трюк. У любого шанхайского проходимца в кармане обязательно есть коробочка с этим зельем. Да и японские лазутчики тоже не пренебрегают.
        - Японские, говорите? - Топольский притворно нахмурился. - Выходит, Познанский прав - вы и правда шпионы?
        - Надо ещё перец с тёртым табаком смешать! - весело отозвался Сёмка. Штабс-капитана он не боялся совершенно, да тот и не прятал пляшущих в глазах весёлых чёртиков. - Называется «кайенская смесь», так абверовские[34 - Наш герой припомнил повесть Богомолова «В августе 44-го»: там описан такой приём немецких агентов-парашютистов.]… то есть индейцы делали - я у Майн Рида читал!
        - У Майн Рида, говорите? - с нарочитым интересом переспросил офицер. - Это в каком романе?
        «Вот черт…», - осёкся Сёмка, который из творений писателя помнил только «Всадника без головы» Да и то по фильму.
        - А как вы объясните наше исчезновение? - Светка стояла у двери, держа Галку за руку. Та уже перестала всхлипывать и во все глаза смотрела на подругу. - Ротмистр увидит, что никто из домика не выходил, и обвинит вас с дядюшкой Ляо!
        - Пусть говорит, что хочет, - махнул рукой штабс капитан. - Я самолично помогу ему вскрыть полы и, если надо, перекопать на аршин вглубь. Посмотрим, что он напишет в рапорте. «Подозреваемые растворились в воздусех»?
        Галка хихикнула; Ляо нахмурился, представив, как буде после этого выглядеть его домик.
        - Ну, поторопитесь, друзья! - капитан мягко привлёк дочку к себе. - У Познанского вот-вот лопнет терпение. А это, юноша, вам - на память.
        И протянул мальчику плоский, почти квадратный браунинг.
        Сёмка осторожно взял оружие. Светлана с надеждой смотрела на товарища.
        - Сём, а можно мне? Я ещё никогда… а способности, есть, Георгий Петрович говорил!
        «Ах да, ещё и пропавший историк… Но это потом, а пока - надо выбираться».
        - Ну давай… - неуверенно ответил мальчик. - Только скорее, а то припрётся этот…
        Девочка прикоснулась к старой бронзе. Руку до локтя пронзило острым импульсом, но Света даже не поморщилась.
        «Я смогу! Смогу! Теперь - точно смогу!»
        - Постойте! - голос Ляо рассыпался по циновкам с сухим шуршанием, словно пригоршня риса. - Значит, вы уверяете, что не всё в грядущей жизни предопределено?
        Светка истово закивала.
        - Что ж, - прошелестел старик, - это стоит того, чтобы хорошенько обдумать. Не так ли?
        XII
        - Ну что, разбор полётов? Отчёты потом, а пока - хотя бы первые впечатления.
        Ребята молчали. Сёмка чувствовал себя выжатым как лимон. Слов не было; хотелось просто сидеть на жёстком школьном стуле и бездумно смотреть перед собой.
        С того момента, когда вишнёвая «Приора» подобрала их в самом центре Москвы, прошло чуть больше трёх часов. Сёмка запомнил свои ощущения до мельчайших деталей: прохожие оглядываются на подростков в старомодных нарядах, шум мегаполиса навалился, как толстое ватное одеяло, накрывая с головой, не пропуская ни глотка свежего воздуха. Машины, машины, люди вокруг… «дымц-дымц-дымц» акустической системы из окон внедорожника, немыслимо коротенькие юбки школьниц, весело стрельнувших глазками на симпатичного парня в потрёпанной «колхозной» одёжке и завистливо-непонимающе - на его спутницу в длинном, с осиной талией и намёком на шлейф старомодном платье.
        И браунинг в кармане - прощальный подарок штабс-капитана Топольского. Пистолет делал двадцать первый век вокруг не совсем реальным, будил тревогу - хотелось забиться в ближайшую подворотню, переждать…
        Что - переждать? Мы же дома, верно?
        А почему этот дом кажется куда более чужим, чем истерзанный снарядами город?
        Глухо взвизгнули тормоза.
        - Георгий Петрович? Так вы живы?
        Историк высунулся из передней дверцы:
        - Садитесь, ребятки. Мы вас уже заждались… Семён, прояви галантность, помоги барышне!
        …Длинное платье, приобретённое в лучшем артурском магазине «Кунц Альбрехт», мало подходит для того, чтобы забираться в нём в низкий седан…
        - Сколько времени? - невпопад спросил Сёмка. Просто так, чтобы не молчать, - какая разница? День - и день, остальное неважно.
        - Пятнадцать тридцать - историк внимательно посмотрел на ученика. - Слушай, ты хорошо себя чувствуешь? Не мутит? А то, может, зайдём посидим где-нибудь, пока немного освоишься? Контузия - штука серьёзная.
        Сёмка вспомнил про красный припухший кружочек с тёмной точкой в центре. - Так это ваша работа? Пневмоинъекция, да?
        «Всё они знали…»
        - А чья же ещё? Так-то тебе сейчас полагалось бы лежать пластом. И полежишь - неделю постельного режима врачи гарантируют, с головой, знаешь ли, шутки плохи…
        - А со снарядом тоже вы? - спросил Сёмка, забираясь в «Приору». - Зачем только было Казимира убивать?
        Светка уже сидела на заднем сиденье - демонстративно смотрела в окошко на проезжающие мимо машины.
        Георгий Петрович покосился на девочку, хмыкнул, пожал плечами:
        - Нет, Семён, тот взрыв - это чистой воды случайность. А мы решили этим воспользоваться, вот и всё. Так что не стоит подозревать меня в изощрённом коварстве.
        - Значит, мы тогда могли погибнуть?
        - Конечно, могли, - легко согласился историк. - И тогда, и в любой другой момент - от случайного осколка или снаряда. Знаешь, сколько их упало на город за эти двое суток?
        Машина тронулась, влилась в поток. В открытое окошко хлынула волна густого бензинового смрада. Светлана поморщилась и зашарила по дверке, разыскивая клавишу стеклоподъёмника.
        - А как ты догадался, что я на самом деле не погиб? - поинтересовался Георгий Петрович, когда стекло бесшумно встало на своё место, отсекая салон от звуков и ароматов проспекта.
        - А по шляпе. Если бы вас убило тем снарядом - остались бы хоть какие клочья… э-э-э… одежды. Или следы крови. А так - одна шляпа; будто её нарочно оставили, как знак.
        - Верно, - кивнул историк. - Это и был знак. Я хотел проверить, как быстро ты сообразишь, в чём дело.
        - А я и не сообразил, - признался Сёмка. - Я только под конец, у Ляо, понял, что вы живы и не надо беспокоиться. Даже и не понял - почувствовал. А объяснить почему - не мог.
        - Это называется «интуиция», - заметил наставник. - Что ж, в нашем деле - штука нелишняя.
        - Как вы могли так с нами поступить? - спросила вдруг Светка. Это были первые слова, сказанные ею с момента возвращения. «Голос сухой, надтреснутый, - подумал Сёмка, - а ведь раньше звенел, как колокольчик…»
        Историк смущённо потеребил переносицу.
        - Видишь ли, нам важно было увидеть, как вы поведёте себя в ситуации, по настоящему угрожающей. Согласись, до сих пор все ваши вылазки больше напоминали экскурсии - по сути, вы ни разу не подвергались серьёзной опасности.
        «Ага, как же, ни разу, - подумал Сёмка, вспомнив, как уходила из-под ног палуба броненосца. - Хотя он прав, в тот раз мы сами так и не успели ничего сделать. Нас просто вытащили оттуда, как котят - за шиворот…»
        - Значит, решили поставить над нами опыт? - Светка отвернулась от окна и взглянула на учителя в упор. Глаза её горели гневом. - Вернулись, выжили, прошли испытания - хорошо, нет - спишете в расходный материал? Мы вам что, лабораторные мыши?
        - А что, очень даже может быть, - буркнул Сёмка. - Беленькие такие, с красными глазками-бусинками…
        Они правы, конечно, но уж больно скверно на душе от такой правоты.
        - Не кипятись, Свет. Иначе, наверное, нельзя - а то так и пришлось бы нам ходить на верёвочке, под присмотром.
        - Видишь, Сёмка догадался, - кивнул историк. - Да, девочка, этот урок, жестокий, не спорю, был нужен, прежде всего, вам самим. И особенно - тебе. Мы давно поняли, что ты можешь стать полноценным Проводником, но, чтобы по-настоящему закрепить новые способности, недоставало как раз такого опыта. Ты должна была сыграть эту роль сама - без подсказки, без суфлёра в будке, так сказать.
        Светлана упрямо сжала губы и отвернулась.
        - Ладно, потом поговорим подробнее. А пока вам надо отдохнуть. В лицее переоденетесь, примете душ, пообедаете - а там продолжим. По горячим следам - пока впечатления ещё свежи. Нам с вами надо многое обсудить, ребятки мои…
        - Итак, если не возражаете, первый вопрос, - историк пристроил на колене пластиковый планшет с закреплённым на нём подозрительно разграфлённым листком бумаги.
        «Только анкет нам сейчас не хватало! Как там в „Диверсанте“ - „возвращение домой бывает порой опаснее самого сложного задания…“
        Но мы ведь не на войне? Во всяком случае - не на той войне?
        А кто его теперь знает…»
        - Как вы решились воспользоваться выходом, открывшимся из домика Ляо? Я так понимаю, ничего подобного вы изначально не планировали? В первом вашем путешествии привязкой стала картинка с порт-артурской гаванью, во второй раз, когда червоточина вывела нас на «Петропавловск», - ржавеющий в Нагатинском затоне теплоход. Позже мы каждый раз подбирали что-нибудь подходящее - переулок или стену склада, например. А вот куда могла вести дверь, открытая в стене китайского чайного домика? Давай, излагай, - и по порядку, если можно.
        - Гхм… - Сёмка откашлялся. - Значит, по порядку. То есть с момента проникновения нашей группы в прошлое?
        Историк кивнул.
        - Значит, так. «Входную» дверь я сформировал «на открытом воздухе». Привязкой, как и в первый раз, послужил фотоплакат с видами Порт-Артура. Его мы повесили заранее, прямо в холле лицея. А вот «выходная дверь» - это не моя работа. Я дажене первыйеё заметил - это всё Светка.
        Девочка встрепенулась, но промолчала.
        - Это ещё как посмотреть, - покачал головой Георгий Петрович. - Возможно, дело в неосознанном желании: в домике Ляо выбыли каквловушке, и появление «выхода» оказалось наилучшим из вариантов.
        - Может, и так, - легко согласился Семён. - Вы просили по порядку - вот я и рассказываю…
        - А как ты решился воспользоваться этим выходом? Китайский домик, жилище предводителя местного филиала «Зелёной банды», - кто знает, какие ассоциативные связи могли бы сработать?
        - Сколько раз мы возвращались через «случайные» двери - и каждый раз оказывались в нашей Москве, - заметила Светка. - Ау нас здесь даже китайских рынков - и то нет с некоторых пор. А вот китайских ресторанов как раз полно.
        - Только не говори, что ты вот так с ходу всё просчитала, - буркнул Сёмка. - Признайся честно - пошла, как и я, на авось…
        - А могли бы, кажется, и догадаться, - добродушно заметил историк. - «Пекинская утка» - сеть известная, в Москве их ресторанов не один десяток.
        - А вот никакого «Маленького Шанхая», слава богу, нет, - поддакнул Сёмка. - Вроде тех, что в голливудских боевиках. Не хватало ещё выбираться из китайского квартала. Тем более что там нет никакого дядюшки Ляо.
        - Есть, - уверенно заявил Георгий Петрович. - В любом китайском квартале непременно найдётся свой дядюшка Ляо. Так уж мир устроен - китайский мир, разумеется.
        - Да… - вздохнула Светка. - Ачто, есть ещё какой-то?
        - Смешно, - учитель серьёзно посмотрел на девочку. - Только учти, вашими стараниями в том мире, который вы только что покинули, может как раз и не быть такого же Китая, как наш.
        - Это ещё почему? Вы что, правда думаете, что Ляо сможет изменить будущее? Так он ничего о нём не знает - ну подумаешь, прочёл пару строк, там всё больше про договоры насчёт советско-китайской границы. Какая страничка была в читалке открыта, ту он увидел. Но ведь не понял ничего, верно? Ну что этому старому бандиту скажут слова «СССР» и «Ельцин»?
        - Погоди… при чём тут Ельцин и СССР? - удивился Сёмка. - У меня закачана книга по истории российско-китайских отношений, но я дочитал только до боксёрского восстания. Я вообще всё то, что после пятого года, даже открывать пока не собирался!
        - Значит, дядюшка Ляо сам добрался до этого места? - подняла брови Светлана. - Ну старый пройдоха… Погодите, но там ведь всё - и про войну, и про революцию в Китае…
        - …ипро Мао! - хохотнул историк. - А вы, между прочим, выложили ему, где тот сейчас обитает - в их времени, разумеется. Что теперь помешает этому вашему «дядюшке» найти и придушить будущего Великого Кормчего?
        - Зачем? - не понял Сёмка. - Ему-то что за резон? Мао у китайцев вроде нашего Ленина или Сталина - революцию устроил и всё такое. Они же до сих пор на него чуть ли не молятся!
        - То-то и оно, что устроил! - Георгий Петрович наставительно поднял палец. - К твоему сведению, «Зелёная банда» поддерживала Чан Кай Ши, против которого и была революция. Боевики этой преступной организации истребляли китайских коммунистов, сторонников Мао. Когда в стране установилась новая власть, тогдашнему главе «Зелёной банды» отомстили очень по-китайски: его сделали дворником при шанхайском отеле, который раньше ему же и принадлежал. И весь город об этом знал - такое вот изощрённое унижение. Так что резон у дядюшки Ляо имеется, да ещё какой. Или, может, не убивать юного Мао Цзедуна, а наоборот, приставить к нему подходящего учителя, из своих. Глядишь, в будущем «Зелёная банда» станет главным борцом за независимость и, соответственно, займёт руководящие посты в новом Китае. Хотя с личностями такого масштаба подобные игры - это похлеще русской рулетки, неизвестно ещё, чем оно обернётся. В нашей истории похожие деятели нередко избавлялись от своих наставников - хотя у китайцев, может быть, иной менталитет. Тут я судить не возьмусь.
        - Так что, значит, мы всё-таки изменили историю? - спросила Светка.
        - Не мы, а ты! Кто тебя тянул за язык насчёт Мао?
        - А ты думаешь, он без меня не прочёл о нём в твоей книжке?
        - Точно, прочёл… - Сёмка почесал кончик носа. Вид у мальчика был смущённый. - Там даже его краткая биография есть, видел в оглавлении. Только не понимаю: зачем тогда он тебя расспрашивал, если и сам всё знал?
        - Я так думаю - проверял, - ответил Георгий Петрович. - Хотел убедиться, что Светлана с ним искренна.
        - А если бы она ему соврала?
        - Ну тогда, возможно, он не стал бы возвращать вам ключ. Или что-нибудь похуже придумал. Китайцы - они, знаешь ли, народ с фантазией, да и опыт имеют немаленький. Так что пытаться перехитрить такого вот дядюшку Ляо - дело заведомо безнадёжное.
        - Как и напугать, - добавила Светлана. - А Сёмка туда же - револьвер, «работает ОМОН…» И как это тебе в голову пришла такая ерунда?
        - А вот так! Орал что в голову взбредёт, лишь бы погромче. Думал, он всё равно по-русски плохо понимает…
        - Это кто, дядюшка Ляо? Да он, если хочешь знать, лучше тебя по-русски говорит!
        - Ну ладно, хватит, - Георгий Петрович выставил ладони в примирительном жесте. - Вообще-то, мысль здравая - если не напугать, так хоть ошеломить. Всё же некоторое преимущество. Но признай, это всё было слишком… радикально. Мог бы и подумать, прежде чем палить!
        - «Всегда и во всём действовать наикратчайшим путём, прямо и грубо, - торжественно процитировал Сёмка. - Ни в коем случае не учитывать возможных последствий: чем эти последствия тяжелее - тем лучше для дела. Потому что только безвыходная ситуация оправдывает подобную логику борьбы и противостояния».
        - Сериалов, насмотрелся? - ухмыльнулся историк. - Ну этот ещё ничего, не то что иные прочие. Не уверен, правда, что ситуация на самом деле была безвыходной. Но сейчас речь не об этом. Если хочешь знать моё мнение, Светлана, то Ляо, я думаю, вовсе ничего не предпримет. Не тот менталитет - скорее уж, он предпочтёт с истинно конфуцианским спокойствием наблюдать за развитием событий.
        - А штабс-капитан Топольский? - не выдержал Сёмка. - Галка наверняка расскажет отцу всё, что узнала от нас. Да и жандарм тоже будет расспрашивать - и не факт, что она станет молчать. Какой смысл ей запираться?
        - Смысла, может, и нет. Сам подумай - ну знают Топольский и Познанский, что Порт-Артур падёт в начале января, - и что с того? Это и так все понимают. Конечно, точные сроки могут сыграть определённую роль, но весьма незначительную. К тому же как об этом объявить? Тут же запрут в отдельной палате, за неимением в Артуре сумасшедшего дома. Ну а Галина… Ей столько всего предстоит в самое ближайшее время - не удивлюсь, если эти приключения покажутся ей сказкой, игрой воображения. Ну, может, черкнёт пару строк в дневнике, да и то вряд ли. А издатель уж точно вымарает такую фантастическую историю, как не соответствующую канонам документального жанра. Разве что кто-то из будущих историков наткнётся в архиве на рукопись и выведет из них экзотическую крипто-теорию. Ну так таких и без того хватает. Нет, это всё несерьёзно!
        - Но Ляо-то знает куда больше! - не сдавался Сёмка. - Что мешает ротмистру выбить из него всё - насчёт будущего, войн, революций, того же Мао Цзедуна?
        - Чтобы получить правильный ответ, надо задать правильный вопрос, - ответил учитель. - Откуда ротмистру знать про то, что Ляо ухитрился прочесть твою книгу на смартфоне? Откуда ему вообще знать, что это такое? Ну допросит он китайца, ну расскажет тот о ключе и признается, что отдал его вам. И что с того? К тому же не стоит забывать - Ляо всё-таки старейшина местных лодочников, главный авторитет в китайском Артуре. Жандарму, в силу своей службы, куда важнее сохранить с ним хорошие отношения. Сами знаете, китайские джонки - чуть ли не единственная связь Артура с внешним миром, а Познанский как раз и заведует этим по своей жандармской линии. Да и без помощи китайцев любая борьба с японской агентурой - и так не слишком-то успешная - обречена на провал. Нет, ссориться с дядюшкой Ляо он не станет. Надавит, возможно, немного - но не более того.
        - Так, значит… значит, можно снова туда вернуться? - спросила Светка. Глаза её вспыхнули надеждой. - Раз ничего страшного мы не сделали?
        - Извини, Света, - историк невесело улыбнулся. - Мне очень жаль, но больше вы не увидите Порт-Артура. Во всяком случае - того. И дело не в последствиях ваших визитов, нет, - придётся вообще закрыть эту червоточину. И сделать это предстоит тебе, Светлана.
        Повисло неловкое молчание. «Не шутит, - понял Сёмка. - Какие уж тут шутки! Решение, похоже, окончательное и обжалованию не подлежит. Вон как сказал… словно отчеканил! Но почему именно Светка? И как, интересно, она будет закрывать червоточину? Про это нам ничего не рассказывали…»
        - Я… не могу. Я не буду! Я не знаю как! - заявила девочка. - Глаза её быстро набухали слезами - видимо, тоже поняла, что историк непреклонен. - Почему именно я?
        - Видишь ли, Светлана, во время последней вылазки мы окончательно выяснили, что ты в полной мере обладаешь задатками Проводника, - начал Георгий Петрович. На этот раз он говорил ровно, будто лекцию читал. - Скажу даже больше - мы склонны думать, что твои задатки много больше, и мы пока не в состоянии оценить их в полной мере. До сих пор считалось, что Проводник управляет червоточинами некоторым усилием разума, преобразованным с помощью… м-м-м… ну, об этом пока рано. Причём усилие это всегда считалось достаточно поверхностным - простое проецирование мысли. Ты же, судя по всему, включаешь некие эмоциональные механизмы - оттого и результат оказывается заметно лучше. Вы, конечно, не могли этого заметить, но наши умники утверждают, что ещё никогда не видели такой устойчивой червоточины.
        - Так зачем тогда её разрушать? Раз она такая устойчивая - пусть себе остаётся!
        - Дело не в ней, а в тебе. Видишь ли, из-за этой эмоциональной связи - уж не знаю, как правильно её назвать, - учёные ещё не описали механизм этого явления: пространственная структура червоточины оказалась накрепко связана с тобой. Иначе говоря, пока она существует, ты не сможешь ни открывать новых тоннелей, ни даже проходить через уже открытые.
        - Ну и не надо! - решительно заявила девочка. - Я и не собираюсь никуда больше ходить! Зато смогу когда угодно вернуться туда!
        - И сколько это продлится? Сами знаете, через три месяца крепость падёт, все ваши знакомые вынуждены будут покинуть Артур - кто попадёт в плен, в Японию, как отец Галины или тот же Познанский, кто в Россию. Наши временные тоннели - хорошо это или плохо, другой вопрос - достаточно крепко привязаны к определённым географическим точкам. Перемещать эти точки можно в довольно узких пределах - в радиусе примерно полутора десятков километров от тех, что были установлены в первый раз. И зачем, скажи на милость, тебе червоточина, ведущая в город, который на ближайшие лет сорок оккупирован японцами? Диверсии устраивать?
        Светка открыла было рот, но только сглотнула. Историк прав.
        Как всегда, прав…
        - Но можно хотя бы немного подождать? - она говорила уже просительно. - Ведь ещё три месяца, значит, я смогу…
        - После вашей последней эскапады вас будут ловить по всей крепости, - перебил Георгий Петрович. - Но главное не это. Что ты собираешься там делать? Я понимаю, ты крепко сдружилась с Галиной Топольской, но у неё своя жизнь. И, поверь, ей сейчас будет не до прогулок с гостями из будущего - на носу новые штурмы Артура, работы в госпитале столько… - и учитель безнадёжно махнул рукой.
        - Но я могла бы помочь! Например, лекарства привезти, антибиотики - знаете, сколько раненых умирает от гангрены? Галка вчера рассказывала…
        - И долго ты проходишь на свободе? - влез Сёмка. - Это сейчас Познанский ничего сделать не может, а узнай он, что мы снова в городе, - тут же сцапает и начнёт выколачивать сведения. В подвалы гестапо захотела?
        Светка закусила губу - крыть было нечем.
        - Вот видишь - нет у нас другого выхода, - Георгий Петрович говорил мягко, почти вкрадчиво. - К тому же червоточина, что ни день, становится всё устойчивее - есть подозрение что ты даже сейчас продолжаешь подпитывать её энергией. То есть не ты, конечно, человек в этой ситуации лишь своего рода передатчик… В общем, мы и сами не очень понимаем, как это работает, но, если не схлопнуть тоннель в ближайшие часы, его будет уже не закрыть. И сделать это можешь только ты - раз уж он так на тебя настроился. Так что давай-ка бери себя в руки - и поехали.
        - Сейчас? - потерянно спросила Светлана.
        - Да. Прямо сейчас. Это дело такого рода, что его лучше не откладывать…
        - А как я его…
        - Скоро узнаешь, - твёрдо пресёк расспросы историк. - Семён, синхронизатор, надеюсь, ещё у тебя?
        Далеко ходить не пришлось - на этот раз перед отправлением мы повесили фотоплакат с видом Артура прямо в лицейском холле. Дверь появилась точно на том же месте, только вот вызывал червоточину на не я…
        В холле было пусто. То ли время такое неурочное, то ли Георгий Петрович постарался. В лицее вообще не так много народу, а уж задний холл во время занятий и вовсе пустует. Мы были одни - длинный, гулкий зал, застланный тёмным паркетом, круглые колонны и светильники, спрятанные в их вычурных капителях.
        И - Дверь. На этот раз никаких дубовых досок и медных скреп. Обычная крашеная филёнка, незамысловатая ручка с ободранной местами никелировкой. Замочная скважина самая обыкновенная, только побольше. Скука.
        Если не знать, что там, за этой дверью…
        - И что же мне теперь делать? - растерянно повторила Светка. Она потерянно вертела в руках ключ-синхронизатор. Светка так и не стала переодеваться и стояла теперь в том же старомодном платье, в котором разгуливала по артурским улицам. Только крошечная шляпка, украшение всего гардероба, как уверяла Галина, когда они, ахая, выбирали наряды в «Кунц Альбрехт», осталась в классе.
        Или Светка забыла её ещё раньше в вишнёвой «Приоре»? Какая теперь разница…
        Историк осторожно взял у девочки ключ. Повертел в руках, перехватил половчее - и нажал одновременно тремя пальцами: двумя на выступы по обеим сторонам головки ключа, а третьим - на средний выступ сложной бородки. Ключ тихо тренькнул и распался на две половинки.
        «Вот оно, оказывается, как! А я-то старался, мучился…»
        Историк потряс нижнюю половину - на ладонь выкатился крошечный чёрный шарик. Я вытянул шею, вглядываясь.
        - Вот, - тихо сказал Георгий Петрович. - Это, собственно, и есть то, что позволяет ходить через время. Вот эта бусина. А ключ - так, бутафория.
        А я что говорил? Ещё одно очко в мою пользу…
        - Можно?
        Историк протянул ладонь. Загадочное «сердце» синхронизатора не производило особого впечатления - зёрнышко и зернышко, скорее, высохшая ягода размером чуть меньше горошины. На боку - крошечная дырочка, будто раньше оно было нанизано на нитку бус. Ничего особенного.
        - Вот это… эта штука открывает червоточины? А что это такое? И как оно…
        - Слишком много вопросов, Семён. - Учитель сжал кулак, таинственная горошина исчезла. - Сначала - дело. Светлана, бери бусину и с размаху, как можно сильнее кидай её в дверь. Дай-ка сюда руку…
        Светка послушно подставила ладонь.
        - И вот что ещё… - Георгий Петрович разжал пальцы и дал бусинке скатиться в Светкину ладошку. - Когда будешь кидать - ближе чем на три метра не подходи. Ничего опасного, конечно, но мало ли…
        Светлана спрятала кулак с бусинкой за спину и сделала несколько шагов в сторону, чтобы не оказаться напротив Двери. Брови историка удивлённо поползли вверх.
        - Ларина, в чём дело?
        - Пообещайте, Георгий Петрович, что потом всё нам объясните! - выпалила она. - И не как обычно - «об этом пока не стоит…» и «вам ещё рано…», а всё и до конца!
        Учитель кивнул. Он наблюдал за девочкой, чуть склонив голову. Спорить готов, ему стало интересно!
        - И вообще - расскажете, кто вы, откуда узнали про путешествия во времени, и где взяли эти бусинки. Они ведь спрятаны во всех синхронизаторах, верно? И не надо сказок о других мирах - вы отсюда, это точно!
        Ай да Светка! Мы не раз обсуждали происхождение наших наставников, а заодно и свои сомнения в их «не нашем» происхождении. Но чтоб вот так, в лоб… Молодчина!
        - Да расскажу я вам, расскажу. Куда деваться? Только не думай, что ты меня напугала - просто пришло время вам узнать, как всё обстоит на самом деле. А сейчас не теряй, пожалуйста, времени, хорошо? Скоро уроки закончатся, придётся ждать, пока все по домам не разойдутся…
        - Хорошо, сейчас кину. - Светка шагнула вперёд и встала шагах в пяти напротив Двери. - Только не забудьте - вы обещали!
        Она отступила ещё на шаг, размахнулась - как кидают обычно девчонки: снизу вверх, слегка отставив руку вбок.
        И в этот момент пронзительно, радостно зазвенел школьный звонок.
        Эпилог. Все только началось
        - …А учёный, отыскавший червоточину, попал в беду - его похитили и заточили в сумасшедший дом. Бусинки-синхронизаторы, собранные в чётки, он успел спрятать - и они так бы и лежали под плинтусом, если бы однажды не наткнулся на них один гимназист.
        - Георгий Петрович, я вот чего не понимаю. Вы ведь всё время твердите, что в Проводники годятся только дети, а теперь говорите, что червоточину открыл взрослый, какой-то учёный. Да и сами вы как тогда на «Петропавловск» попали? Вы же были один, без Проводника?
        Историк замялся.
        - Видишь ли, Семён… мы говорили вам правду. В полной мере управлять пространственно-временными тоннелями - червоточинами - могут только люди с определёнными характеристиками мозговой деятельности, с особым складом ума и характера. Такой встречается чаще всего как раз у подростков. Если развить и закрепить эти способности в юном возрасте, то в дальнейшем они сохраняются.
        К тому же червоточины тоже бывают разные. Простейшими - вроде той, что попалась учёному, о котором я вам толкую, - может управлять кто угодно. Но учти - не он сам её «сформировал», просто обнаружил и, так сказать, «инициировал». Ну а дальше эстафета перешла к вашим сверстникам - они-то и сделали основную работу. Сами того не зная, ребята так «укрепили» структуру ПВ-тоннеля, что им мог воспользоваться любой человек.
        - Значит, «простейшие» червоточины… - повторила Светлана. - А есть, значит и «сложнейшие»?
        - Есть, куда без них… - кивнул Георгий Петрович. - В той, о которой я только что рассказал, сдвиг имелся только во времени, пространственно же «вход» и «выход» находились в одном месте. То есть не в одном, разумеется, а в одинаковых точках двух параллельных миров. Ваша червоточина в Артур связывала разные периоды времени и разные точки пространства, но располагались они, по космическим меркам, совсем рядом. А может оказаться, что это расстояние не просто велико - громадно! Представь, что речь идёт даже не о другой планете - об ином спиральном рукаве Галактики! Такой ПВ-тоннель кому попало не открыть.
        Я непроизвольно сглотнул. Прошлое - да, к этой мысли мы уже привыкли. Но другие планеты… звёздные системы… может быть, галактики? И это всё - мне, простому московскому школьнику? Дух захватывало от сумасшедшей перспективы…
        - А такое разве может быть? То есть вы, значит, путешествуете и по космосу?
        - Пытаемся, - улыбнулся историк. - Пока делаем первые шаги, и без помощи таких как вы нам не обойтись. Да, ты права, Света, - никакие мы не пришельцы из иновремени или ино-мира. Свои мы, здешние. Как это получилось, узнаете потом, а пока скажу лишь, что открывателями первого ПВ-тоннеля стали не столько учёный, сколько такие же школьники, как вы. Совпадение, если хочешь…
        - Совпаде-е-е-ние… - я иронически хмыкнул. - Сами сколько раз повтояли, что совпадений не бывает!
        - Ещё как бывают! Совпадения, падения, попадания… порой в десятку. А то и в другой мир - это уж как повезёт.
        - Попаданцы, да? - не смог удержаться я. - Так и думал, что этим всё закончится.
        - С этого, если хочешь знать, всё только началось! - наставительно поднял палец Георгий Петрович. - Вы по-прежнему жаждете подробностей или успели передумать? Сразу предупреждаю, рассказ выйдет нескорый…
        Мы, разумеется, жаждали.
        - Ну хорошо. - Он прошёлся туда-сюда по классу и снова уселся на край стола. Нога в старой кроссовке закачалась в паре дюймов от пола. Откашлялся и начал - особенным голосом, каким рассказывают долгие истории без окончания, зато с продолжением и которые рассказчику приходится сочинять на ходу:
        - Судьба порой выбирает своим орудием неожиданные предметы. Сейчас эта роль досталась обычной тетрадке. Она коварно завалилась за письменный стол и никак не хотела оттуда извлекаться, несмотря на все усилия владельца, Николеньки Овчинникова, московского гимназиста тринадцати лет от роду…[35 - Эти события описаны в романе Б. Батыршина «Коптский крест».]
        - Тоже гимназист? - влезла Светка. - Так дело, значит, происходит тоже в тысяча девятьсот четвёртом? Но ведь не в Артуре, верно?
        - Ты правильно слушал, но неправильно перебиваешь, собиратель историй[36 - «Али-Баба и сорок разбойников» - советский музыкальный спектакль по мотивам персидской сказки. Записан в 1982-м году.]! - с забавным акцентом произнёс историк, и я понял, что это его очередная любимая цитата. Знать бы ещё откуда…
        Светка послушно замолчала, для верности зажав рот руками. Сёмка хмыкнул - уж очень по-детски это смотрелось, не годится для барышни пятнадцати лет. Девочка ответила гневным взглядом, но руки убрала.
        - Итак, на чём же я остановился? - задумался учитель. - Ах да, тетрадь!
        Да, тетрадь отражала атаки одну за другой. Сначала посмеялась над попыткой выцарапать её из-за ножки стола с помощью карандаша, потом проигнорировала циркуль, а под конец, когда Николенька сумел подцепить беглянку линейкой, коварно за что-то зацепилась. Это стало последней каплей - Николенька встал, выпрямился, отёр со лба трудовой пот и со вздохом признал своё поражение…
        Я уселся поудобнее и приготовился слушать.
        В повести использован рассказ П. Куркова «Mare nostrum, или Сказка о Летучем россиянце», опубликованный в Интернете под псевдонимом Александр Казаков.
        Приложения
        КОРАБЛИ ПОРТ-АРТУРСКОЙ ЭСКАДРЫ
        БРОНЕНОСЦЫ
        «ЦЕСАРЕВИЧ»
        Эскадренный броненосец
        Водоизмещение 13000 тонн
        Скорость макс.19 узлов при дальности плавания 1425 миль
        Вооружение:
        4?305мм
        12?152мм
        20?75\50мм
        20?47мм
        8?37мм
        6 пулемётов
        2?63,5мм. десантные пушки
        4 торпедных аппарата
        Экипаж 28/754чел.
        Построен во Франции. Вступил в строй в августе 1903г. В ночь на 27 января 1904г. при внезапном нападении японских миноносцев торпедирован на внутреннем рейде Порт-Артура. Отремонтирован. Участвовал в боевых действиях. Флагманский корабль контр-адмирала В. К. Витгефта в сражении в Жёлтом море. После боя ушёл в Циндао, где и разоружился.
        «РЕТВИЗАН»
        Эскадренный броненосец
        Водоизмещение 12.900 тонн
        Скорость макс.18 узлов при дальности плавания 4.900 миль
        Вооружение:
        4?305мм
        12?152мм
        20?75\50мм
        24?47мм
        6?37мм
        4 пулемёта
        2?63,5мм. десантные пушки
        6 торпедных аппаратов
        Экипаж 19/724чел.
        Построен в США. Вступил в строй в марте 1902 года. В ночь на 27 янв. 1904г. торпедирован на внутреннем рейде Порт-Артура. Отремонтирован. Участвовал в боевых действиях. Принимал участие в отражении первой атаки брандеров. В бою в Жёлтом море получил повреждения. 23 января 1904г. потоплен огнём осадной артилерии, сел на грунт. После войны поднят японцами и включён в состав японского флота.
        Эскадренные броненосцы типа«ПОЛТАВА»(3 шт.)
        Водоизмещение 11.500 тонн
        Скорость макс.16 узлов, дальность до 3750 миль
        Вооружение:
        4?305мм
        12?152мм
        24?47мм (10 на «Петропавловске»)
        28?37мм
        4 пулемёта
        2?63,5мм. десантные пушки
        6 торпедных аппаратов
        Экипаж 26/635чел.
        Построены в Санкт-Петербурге. Вступили в строй в 1899г
        «ПЕТРОПАВЛОВСК».
        С начала войны - флагман эскадры. Активно участвовал в боевых действиях. 31 марта 1904г. подорвался на японской мине и затонул.
        «ПОЛТАВА».
        Участвовал в бою в Жёлтом море. 22 ноября 1904г. затонул после детонации погребов от попадания снарядов осадных орудий. После войны поднят японцами и включен в состав японского флота. Во время Первой мировой войны выкуплен царским правительством, переименован в «Чесму».
        «СЕВАСТОПОЛЬ»
        В марте 1904г. протаранен «Пересветом», ремонтировался. В мае 1904г. подорвался на мине. В бою в Жёлтом море получил повреждения. 10 августа 1904г. при выходе на обстрел японских позиций снова подорвался на мине. 25 октября 1904г. вышел на внешний рейд, уклоняясь от обстрела осадной артиллерией. В декабре получил несколько попаданий торпед и снарядов осадной артиллерии, стрелял до последнего дня осады. 20 декабря 1904г. затоплен экипажем.
        Эскадренные броненосцы типа «ПЕРЕСВЕТ» (2 шт.)
        Водоизмещение 14.789 тонн
        Скорость макс.18 узлов, дальность до 5610 («Победа» - 6080) миль
        Вооружение:
        4?254мм
        11?152мм
        20?75мм
        24?47мм
        8?37мм
        4 пулемёта (только на «Победе»)
        2?63,5мм. десантные пушки
        5 торпедных аппаратов
        Экипаж 27/750чел.
        Построен в Санкт-Петербурге. В строю с 1901г.
        «ПЕРЕСВЕТ»
        Активно участвовал в боевых действиях. В бою в Жёлтом море тяжело повреждён. 28 ноября 1904г. потоплен огнём осадной артиллерии. После войны поднят японцами, включён ими в свой флот. Во время Первой мировой войны выкуплен царским правительством с сохранением названия.
        «ПОБЕДА»
        31 марта 1904г. броненосец подорвался на мине, встала ремонт. Активно участвовала в боевых действиях. В бою в Жёлтом море тяжело повреждена. 24 ноября 1904г. потоплен огнём осадной артиллерии. После войны поднят японцами, включён в свой флот.
        Третий броненосец этого типа,«ОСЛЯБЯ», погиб при Цусиме в составе Второй Тихоокеанской эскадры.
        КРЕЙСЕРА
        «БАЯН»
        Броненосный крейсер
        Водоизмещение 7802 тонн
        Скорость макс.20 узлов, дальность до 3900 миль
        Вооружение:
        2?203мм
        8?152мм
        20?75мм
        8?47мм
        2?37мм
        2?63,5мм. десантные пушки
        2 торпедных аппарата
        Экипаж 20/508чел.
        Построен во Франции. Вступил в строй в янв. 1903г. Активно участвовал в боевых действиях. 14 июля 1904г. подорвался на мине; в бою в Жёлтом море не участвовал. 26 ноября 1904г. потоплен огнём осадной артиллерии. После войны поднят японцами, включён ими в свой флот.
        «АСКОЛЬД»
        Бронепалубный крейсер I ранга
        Водоизмещение 6000 тонн
        Скорость макс.23 узла, дальность до 4300 миль
        Вооружение:
        12?152мм
        12?75мм
        8?47мм
        2?37мм
        2 пулемёта
        2?63,5мм. десантные пушки
        6 торпедных аппаратов
        Экипаж 20/559чел
        Построен в Германии. Вступил в строй в январе 1902г. Активно участвовал в боевых действиях. В сражении в Жёлтом море тяжело повреждён, ушёл в Шанхай, где и разоружился.
        «ВАРЯГ»
        Бронепалубный крейсер I ранга
        Водоизмещение 7022 тонн
        Скорость макс.23 узла, дальность до 3682 мили
        Вооружение:
        12?152мм
        12?75мм
        8?47мм
        2?37мм
        2?63,5мм. десантные пушки
        6 торпедных аппаратов
        Экипаж 21/559чел.
        Построен в США. вступил в строй в марте 1901 года. Начало войны встретил стационером в Чемульпо. Под командованием капитана I ранга В. Ф. Руднева ринял бой с эскадрой адмирала Уриу, повреждён, после боя затоплен экипажем. Поднят японцами, введён в строй. Во время Первой мировой войны выкуплен царским правительством с сохранением названия.
        Бронепалубные крейсера I ранга типа«ПАЛЛАДА»(2 шт)
        Водоизмещение 6823 тонны
        Скорость макс.19 узлов, дальность до 3700 миль
        Вооружение:
        8?152мм
        24?75мм
        8?47мм
        2?63,5мм. десантные пушки
        3 торпедных аппарата Экипаж 20/550чел.
        Построены в Санкт-Петербурге. В строю с 1902г.
        «ПАЛЛАДА»
        В ночь на 27 янв. 1904г. при внезапном нападении японских миноносцев крейсер был торпедирован на внутреннем рейде Порт-Артура. Отремонтирован. Участвовал в боевых действиях. В бою в Жёлтом море легко повреждён. 25 ноября 1904г. потоплен огнём осадной артиллерии. Поднят японцами, введена в строй.
        «ДИАНА»
        Крейсер активно участвовал в боевых действиях. В бою в Жёлтом море поврежден, ушёл в Сайгон, где и разоружился до конца войны.
        Тритий крейсер этого типа,«АВРОРА», был в составе Второй Тихоокеанской эскадры. После Цусимы вместе с другими крейсерами интернирован в Маниле.
        «НОВИК»
        Бронепалубный крейсер II ранга
        Водоизмещение 3080 тонн
        Скорость макс.25 узлов, дальность до 3200 миль
        Вооружение:
        6?120мм
        6?47мм
        2?37мм
        2 пулемёта
        1?63,5мм. десантная пушка
        6 торпедных аппаратов
        Экипаж 12/316чел.
        «Новик» Построен в Германии. В строю с декабря 1901г. Очень активно участвовал в боевых действиях. 13 марта 1904г. потопил пароход «Хань-йен мару». В бою в Жёлтом море поврежден, пошёл во Владивосток в обход Японии. 7августа 1904г. возле поста Корсакова (о. Сахалин) принял бой с крейсером «Цусима», тяжело повреждён и затоплен экипажем. Поднят японцами, введен в строй.
        «БОЯРИН»
        Бронепалубный крейсер II ранга
        Водоизмещение 3080 тонн
        Скорость макс.22 узла, дальность до 3000 миль
        Вооружение:
        6?120мм
        6?47мм
        1?37мм
        2 пулемёта
        1?63,5мм. десантная пушка
        5 торпедных аппаратов
        Экипаж 16/315чел.
        Построен в Дании. В строю с сентября 1902г. В январе 1904г. погиб на русских минах.
        «АНГАРА»
        Вспомогательный крейсер (транспорт)
        Водоизмещение 12050 тонн
        Скорость макс.20 узлов, дальность до 5260 миль
        Вооружение:
        6?120мм
        6?75мм
        Экипаж 11/158чел.
        Бывший пароход Добровольного флота «Москва». Построен в Великобритании. В сентябре 1903 года был вооружён и получил название «Ангара». Позднее - разоружён, переоборудован в госпитальное судно. 17 октября 1904г. потоплен огнём осадной артиллерии. После войны поднят японцами и введён в состав флота. В 1911 году передан России в качестве подарка микадо.
        Парусно-паровые крейсера II ранга типа «ДЖИГИТ» (2 шт).
        «ДЖИГИТ»
        «РАЗБОЙНИК»
        Два устаревших корабля этого типа были в Порт-Артуре с начала кампании. В бооевых действиях активного участия не принимали. «Джигит» использовался для корректировки артогня, «Разбойник» служил в роли брандвахты. Разоружены, орудия отправлены на сухопутный фронт. 2декабря 1904г. затоплены экипажами.
        «ЗАБИЯКА»
        Парусно-паровой крейсер II ранга
        Этот устаревший корабль не участвовал в боевых действиях. Разоружён, орудия отправлены на сухопутный фронт. 12 октября 1904г. потоплен огнём осадной артиллерии.
        КАНОНЕРСКИЕ ЛОДКИ
        Канонерские лодки типа «ГРЕМЯЩИЙ» (2 шт.)
        Водоизмещение 1700 тонн
        Скорость макс.13, 3 узла, дальность до 1760 миль
        Вооружение:
        1?229мм
        1?152мм
        4?75мм
        6?47мм
        5?37мм
        2 торпедных аппарата
        Экипаж 11/159чел.
        «ГРЕМЯЩИЙ».
        Канлодка построена в Санкт-Петербурге. Вступила в строй в июне 1893г. С 5 авг. 1904г. активно участвовала в боевых действиях. Погибла на мине на внешнем рейде.
        «ОТВАЖНЫЙ».
        Канлодка построена в Санкт-Петербурге. Активно участвовала в боевых действиях. В ночь на 29 авг. 1904г. захватила на внешнем рейде японский минный катер. 1ноября 1904г. ушла в бухту Белый волк, где и стояла до конца осады, отражая атаки японских миноносцев. Подорвана экипажем.
        Канонерские лодки типа «БОБР»(2 шт.)
        Водоизмещение 1187 тонн
        Скорость макс.11, 7 узлов, дальность до 2340 миль
        Вооружение:
        1?229мм
        1?152мм
        4?37мм
        1?63,5мм. десантная пушка
        Экипаж 11/177чел.
        «СИВУЧ».
        Канлодка построена в Швеции. Начало войны встретила на приколе, в Инкоу, служил брандвахтой. Разоружена, орудия отправлены на сухопутный фронт. Взорвана экипажем при наступлении японских войск.
        «БОБР»
        Канлодка построена на верфи Крейтона в Або. Активно участвовала в боевых действиях. Не раз выходила на поддержку войск. В октябре 1904г. разоружена, орудия отправлены на сухопутный фронт. Потоплена огнём осадной артиллерии.
        Канонерские лодки типа«КОРЕЕЦ»(2 шт.)
        Водоизмещение 1224 тонн (1213 «Маньчжур»)
        Скорость макс.11, 7 узлов, дальность 2660 миль
        Вооружение:
        2?203мм
        1?152мм
        4?107мм
        2?47мм
        4?37мм
        1?63,5мм. десантная пушка
        1 торпедный аппарат
        Экипаж 12\159чел.
        «КОРЕЕЦ»
        Канлодка построена в Швеции. Вступила в строй в декабре 1888г. Начало войны встретила вместе с крейсером «Варяг» стационером в Чемульпо под командой капитана II ранга Г. П. Беляева. Взорвана командой после боя с эскадрой адмирала. Уриу.
        «МАНЬЧЖУР»
        Канлодка построена в Дании. Вступила в строй в декабре 1887г. Начало войны встретила стационером в Шанхае, в марте 1904г. разоружена.
        «ГИЛЯК»
        Канонерская лодка
        Водоизмещение 1300 тонн
        Скорость макс.11, 6 узлов, дальность 1760 миль
        Вооружение:
        1?120мм
        5?75мм
        4?47мм
        2?37мм
        2 пулемёта
        1?63,5мм. десантная пушка
        1 торпедный аппарат
        Экипаж 7/149чел.
        Канлодка построена в Санкт-Петербурге. Вступила в строй в июне 1898г. Активно участвовала в боевых действиях. 1ноября 1904г. разоружена, потоплена огнём осадной артиллерии.
        МИННЫЕ ТРАНСПОРТЫ, МИННЫЕ КРЕЙСЕРА, МИНОНОСЦЫ
        Минные транспорты (заградители) типа «Амур» (2 шт)
        Построены в Санкт-Петербурге
        Водоизмещение 2800 тонн
        Скорость макс.17, 5 узлов, дальность 3600 миль
        Вооружение:
        5?75мм
        10?47мм
        450мин
        Экипаж 13/291чел.
        «ЕНИСЕЙ»
        В строю с авг. 1901г. 29 1904г. января подорвался на своей всплывшей мине и затонул.
        «АМУР»
        В строю с авг. 1901г. Крайне активно участвовал в боевых действиях. 1мая 1904г. на выставленных им минах погибли два японских эскадренных броненосца. 26 ноября 1904г. повреждён огнём осадной артиллерии, подорван в доке Морского завода.
        Минные крейсера типа«ВСАДНИК»(2 шт.)
        Водоизмещение 450 тонн
        Скорость макс. 20 узлов, дальность 1050 миль
        Вооружение:
        6?47мм
        3?37мм
        2 торпедных аппарата
        Экипаж 7/57чел.
        «ВСАДНИК»
        Построен на верфи Крейтона в Або. В строю с июля 1894г. Нёс тральную службу, использовался при испытании воздушного змея. Повреждён огнём осадной артиллерии. Поднят японцами, введён в состав флота.
        «ГАЙДАМАК»
        Построен на верфи Крейтонав Або. Нёс тральную службу, выходил на поддержку войск. Активно участвовал в боевых действиях. 19 декабря 1904г. затоплен экипажем. Поднят японцами, введён в состав флота.
        «БОЕВОЙ»
        Эскадренный миноносец (тип «Сом»)
        Водоизмещение 412 тонн
        Скорость макс. 27 узлов, дальность 1580 миль
        Вооружение:
        1?75мм
        5?47мм
        2 торпедных аппарата
        Экипаж 4/58чел.
        Построен в Великобритании. В строю с 1900г. Активно участвовал в боевых действиях. 11 июля 1904г. торпедирован минным катером. Отбуксирован в Артур, разоружён. Вечером 19 окт. 1904г. взорван командой.
        Эскадренные миноносцы типа«БДИТЕЛЬНЫЙ»(тип
        «Кит», 3 шт.)
        Водоизмещение 350 тонн
        Скорость макс. 27 узлов, дальность 1200 миль
        Вооружение:
        1?75мм
        5?47мм
        3 торпедных аппарата
        Экипаж 4\58чел.
        Построены в Германии. Вступили в строй в 1900 году.
        «БДИТЕЛЬНЫЙ»
        Активно участвовал в боевых действиях. В октябре 1904г. подорвался на мине на внешнем рейде. В декабре 1904г. взорван командой.
        «БЕССТРАШНЫЙ»
        Активно участвовал в боевых действиях. Участвовал в бою в Жёлтом море, ушёл в Циндао, где и разоружился.
        «БЕСПОЩАДНЫЙ»
        Активно участвовал в боевых действиях. Участвовал в бою в Жёлтом море, ушёл в Циндао, где и разоружился.
        Эскадренные миноносцы типа«БУЙНЫЙ»(тип «Акула», 2 шт.)
        Водоизмещение 350 тонн
        Скорость макс. 26 узлов, дальность 1150 миль
        Вооружение:
        1?75мм
        5?47мм
        3 торпедных аппарата
        Экипаж 5/70чел.
        Построены в Санкт-Петербурге.
        «БУЙНЫЙ»
        Вступил в строй в мае 1903г. Крайне активно участвовал в боевых действиях. Участвовал в бою в Жёлтом море. Перед самой сдачей крепости прорвал блокаду, ушёл в Циндао, где и разоружился.
        «БОЙКИЙ»
        Вступил в строй в авг. 1902г. Крайне активно участвовал в боевых действиях. Участвовал в бою в Жёлтом море. Перед самой сдачей крепости прорвал блокаду, ушёл в Циндао, где и разоружился.
        Эскадренные миноносцы типа«ВНИМАТЕЛЬНЫЙ»(тип «Форель») (5 шт.)
        Водоизмещение 313 тонн
        Скорость макс. 26 узлов, дальность 1200 миль
        Вооружение:
        1?75мм
        5?47мм
        3 торпедных аппарата
        Экипаж 4/53чел.
        Построены во Франции. В строю с 1901г.
        «ВНУШИТЕЛЬНЫЙ»
        Участвовал в боевых действиях. 12 февр. 1904г. сел на камни в Голубиной бухте и расстрелян японскими крейсерами.
        «ВНИМАТЕЛЬНЫЙ»
        Активно участвовал в боевых действиях. В ночь на 14 мая 1904г. сел на камни у о. Мурчисон, во избежание захвата уничтожен «Выносливым».
        «ВЫНОСЛИВЫЙ»
        Активно участвовал в боевых действиях. Участвовал в бою в Жёлтом море, вернулся в Порт-Артур. 11 авг. 1904г. погиб на мине на внешнем рейде.
        «ВЛАСТНЫЙ»
        Активно участвовал в боевых действиях. Участвовал в бою в Жёлтом море, вернулся в Порт-Артур. 11 авг. 1904г. погиб на мине на внешнем рейде. Перед сдачей крепости прорвал блокаду, ушёл в Чифу, где и разоружился.
        «ГРОЗОВОЙ»
        Активно участвовал в боевых действиях. Участвовал в бою в Жёлтом море, ушёл в Шанхай, где и разоружился.
        Эскадренные миноносцы типа«СОКОЛ»(12 шт.) Водоизмещение 258 тонн Скорость макс. 26 узлов, дальность 1200 миль Вооружение: 1?75мм 3?47мм
        2 торпедных аппарата Экипаж 4/48чел.
        Миноносцы этой серии доставлены с Балтикипожелезной дороге и собраны в Порт-Артуре в 1903г.
        «СТЕРЕГУЩИЙ»
        Активно участвовал в боевых действиях. 26 февраля 1904г. погиб на внешнем рейде в бою с японскими миноносцами.
        «СТРАШНЫЙ»
        Активно участвовал в боевых действиях. 31 марта1904г. погиб на внешнем рейде в бою с японскими миноносцами.
        «РЕШИТЕЛЬНЫЙ»
        Активно участвовал в боевых действиях. 28 июля1904г. прорвался с донесением в Чифу, где и разоружён. Захвачен японским десантом, включён в состав флота.
        «РАЗЯЩИЙ»
        Активно участвовал в боевых действиях. 11 авг. 1904г. Подорвался на мине. Приведён в гавань Порт-Артура. 19 декабря 1904г. взорван командой.
        «СТРОЙНЫЙ»
        Активно участвовал в боевых действиях. 31 окрября 1904г. погиб на мине на внешнем рейде.
        «СИЛЬНЫЙ»
        Активно участвовал в боевых действиях. В ночь на 14 авг. 1904г. при отражении атаки брандеров повреждён и выбросился на берег. Ремонт. 31 окрября 1904г. подорвался на мине на внешнем рейде. Введён в гавань. 19 декабря 1904г. взорван командой. Поднят японцами и введён в строй.
        «РАСТОРОПНЫЙ»
        Активно участвовал в боевых действиях. 31 окрября 1904г. погиб на мине на внешнем рейде. В июле - крейсерство в Жёлтом море, в ходе которого потоплен пароход «Гипсанг».
        на 14 авг. 1904г. При отражении атаки брандеров повреждён и выбросился на берег. Ремонт. 31 октября 1904г. подорвался на мине на внешнем рейде. Введён в гавань. 19 декабря 1904г. взорван командой. В ночь на 3 октября 1904г. прорвался в Чифу с донесениями. Там разоружён и взорван командой.
        «СТОРОЖЕВОЙ»
        Активно участвовал в боевых действиях. В ночь на 3 дек. 1904г. При отражении атак на броненосец «Севастополь» торпедирован, выбросился на берег, отбуксирован в гавань. 19 ноября 1904г. взорван командой.
        «СМЕЛЫЙ»
        Активно участвовал в боевых действиях. Перед самой сдачей крепости прорвал блокаду, ушёл в Циндао, где и разоружился.
        «СКОРЫЙ»
        Активно участвовал в боевых действиях. В авг. 1904г. на поставленных им минах погибли истребитель «Хаядори» и канлодка «Хайен». Перед самой сдачей крепости прорвал блокаду, ушёл в Чифу, где и разоружился.
        «СЕРДИТЫЙ»
        Активно участвовал в боевых действиях. 29 октября 1904г. пострадал при взрыве мины под «Бдительным». В ноябре на поставленных им минах погиб крейсер «Така-саго». Перед сдачей крепости прорвал блокаду, ушёл в Чифу, где и разоружился.
        «СТАТНЫЙ»
        Активно участвовал в боевых действиях. 29 октября 1904г. пострадал при взрыве мины под «Бдительным». В ноябре на поставленных им минах погиб крейсер «Така-саго». Перед сдачей крепости прорвал блокаду, ушёл в Чифу, где и разоружился. Доставил в Чифу знамёна порт-артурских полков и квантунского флотского экипажа, секретные документы и донесения.
        Эскадренный миноносец«ЛЕЙТЕНАНТ БУРАКОВ»
        Водоизмещение 295 тонн
        Скорость макс. 28 узлов, дальность 2000 миль
        Вооружение:
        6?47мм
        2 торпедных аппарата
        Экипаж 4/53чел.
        Построен в Германии для Китая. В 1900 году после Боксёрского восстания достался России. Название получил в честь офицера русской канлодки «Кореец», погибшего при его захвате. Активно участвовал в боевых действиях; как самый лучших «ходок» эскадры, дважды прорывался в Инкоу с донесениями. В ночь на 11 июля 1904г. торпедирован в бухте Тахэ. Сел на мель, подорван командой.
        Кроме перечисленных выше кораблей в Порт-Артуре находились:
        Три подводные лодки (сист. Дежевецкого и Губе, подводный мин. заг. сист. Налётова). В боевых действиях не участвовали, затоплены перед сдачей крепости.
        Плавучий госпиталь Российского общ. Красного Креста«МОНГОЛИЯ».Вместе с эскадрой вышел для боя в Жёлтом море. После сдачи крепости эвакуировал раненых из Артура.
        Плавучий госпиталь Российского общ. Красного Креста«КАЗАНЬ».В октябре потоплен огнём осадной артиллерии.
        Портовый буксир«СИЛАЧ»
        Транспорты«ЕРМАК»и«БОГАТЫРЬ»
        Портовые буксиры (6 шт.) и буксирные катера 95 шт.), а также шаланды землечерпательного каравана (10 шт.) и паровые портовые баркасы (6 шт.).
        КРАТКАЯ ХРОНИКА ОБОРОНЫ ПОРТ-АРТУРА
        В ночь на9 ФЕВРАЛЯ (27 ЯНВАРЯ ПО СТАРОМУ СТИЛЮ) 1904 ГОДА, до официального объявления войны, 8 японских миноносцев атаковали русские корабли на внешнем рейде Порт-Артура. В результате на несколько месяцев были выведены из строя броненосцы «Цесаревич» и «Ретвизан» и бронепалубный крейсер «Паллада».
        9 ФЕВРАЛЯ (27 ЯНВАРЯ) 1904 ГОДА японская эскадра в составе 6 крейсеров и 8 миноносцев вынудила к бою находившиеся в корейском порту Чемульпо бронепалубный крейсер «Варяг» и канонерку «Кореец». После 50-минутного сражения получивший тяжёлые повреждения «Варяг» был затоплен, а «Кореец» взорван.
        После боя в Корее высадились части 1-й японской армии под командованием барона Куроки. Взят Пхеньян, и к концу апреля японцы вышли к корейско-китайской границе по реке Ялу.
        24 ФЕВРАЛЯ (11 ФЕВРАЛЯ) 1904 ГОДА японцы попытались затопить 5 транспортов у входа в гавань Порт-Артура, желая запереть русскую эскадру на внутреннем рейде. План был сорван «Ретвизаном».
        8 МАРТА (24 ФЕВРАЛЯ) 1904 ГОДА в Порт-Артур прибыл адмирал С.О.Макаров и кораблестроитель Н.Е.Кутейников, вместе с несколькими вагонами запасных частей и оборудования для ремонта. Макаров энергично взялся за восстановление боеспособности эскадры.
        10 МАРТА (26 ФЕВРАЛЯ) 1904 ГОДА миноносцы «Стерегущий» и «Решительный» вступают в бой с четырьмя японскими миноносцами. Героическкая гибель «Стерегущего».
        27 (14) МАРТА 1904 ГОДА японцы снова пытаются перекрыть выход из гавани с помощью брандеров - четырёх старых пароходов, гружённых булыжником, углём и цементом. Но брандеры затоплены слишком далеко от входа в гавань.
        31 (18) МАРТА 1904 ГОДА русские миноносцы совершают ночной набег на остров Эллиот. На обратном пути «Страшный» и «Решительный» вступают в бой с превосходящими силами японцев. «Страшный» погибает, повторив подвиг «Стерегущего»; Макаров выводит эскадру на помощь. Во время маневров, броненосец «Петропавловск» налетает на мины и тонет. Гибнет 650 человек, в том числе адмирал Макаров. Подорвался и вышел из строя на несколько недель броненосец «Победа».
        3 МАЯ (21 АПРЕЛЯ) 1904 ГОДА японцы в последний раз попытались заблокировать вход в гавань, пустив 8 брандеров. В результате флот оказался на несколько дней заперт, что позволило японцам высадиться в Маньчжурии.
        Владивостокский крейсерский отряд («Россия», «Громобой», «Рюрик») раз за разом выходит на японские коммуникации и топит несколько японских транспортов с войсками и орудиями. В том числе транспорт с восемнадцатью осадными мортирами. По моему, в справочном материале числительные можно и цифрами.
        5 МАЯ (22 АПРЕЛЯ) 1904 ГОДА2-я японская армия генерала Оку высаживается на Ляодунском полуострове, в ста километрах от Порт-Артура. Русские части под командованием генерала А. М. Стесселя, как и эскадра, не пытаются им помешать.
        10 МАЯ (27 АПРЕЛЯ) 1904 ГОДА наступающими японцами перерезана железная дорога между Порт-Артуром и Маньчжурией.
        15 (2) МАЯ 1904 ГОДА два японских броненосца погибли на русских минах, выставленных минным транспортом «Амур». За пять дней японский флот потерял 7 кораблей (2 броненосца, лёгкий крейсер, канонерскую лодку, авизо, истребитель и миноносец), а ещё два (включая броненосный крейсер «Касуга») ушли на ремонт.
        2-я японская армия, завершив высадку, двинулась на юг, чтобы установить тесную блокаду крепости. Русские приняли бойна укреплённой позиции около города Цзиньчжоу, на перешейке, соединяющем Квантунский полуостров с Ляодунским.
        26 (13) МАЯ 1904 ГОДАБой у Цзиньчжоу. Один русский полк двенадцать часов отражал атаки трёх японских дивизий. Оборона была прорвана только к вечеру, после того как японские канонерки подавили левый фланг русских. Японцы преодолели главную естественную преграду на пути к порт-артурской крепости.
        29 (16) МАЯ 1904 ГОДАЯпонцы без боя заняли порт Дальний; верфи, доки и железнодорожная станция остались неповреждёнными, что значительно облегчило снабжение войск, осаждавших Порт-Артур.
        23 (10)июня1904 ГОДАРусская эскадра в Порт-Артуре попыталась прорваться во Владивосток. Через три часа после выхода, заметив на горизонте японский флот, контрадмирал В. К. Витгефт приказал повернуть обратно.
        14 -15 (1 -2) ИЮНЯ 1904 ГОДАВ бою у Вафангоу 2-я японская армия разбила 1-й Восточно-Сибирский корпус направленный командующим Маньчжурской армией А. Н. Куропаткиным для деблокады Порт-Артура.
        Отступающие к Порт-Артуру русские части после поражения у Цзиньчжоу заняли позицию «на перевалах», на полпути между Порт-Артуром и Дальним.
        26 (13) ИЮЛЯ 1904 ГОДА3-я японская армия прорвала русскую оборону «на перевалах», заняла Волчьи горы - позиции на дальних подступах к самой крепости. 9августа 1904 года японцы вышли на позиции по всему периметру крепости. В связи с началом обстрела гавани Порт-Артура японской дальнобойной артиллерией командование флота решило прорываться во Владивосток.
        10 АВГУСТА (28 ИЮЛЯ) 1904 ГОДАБой в Жёлтом море. Японскому флоту, из-за гибели Витгефта и потери эскадрой управления, удалось вынудить русских вернуться в Порт-Артур. Часть кораблей уходит в нейтральные порты; крейсер «Новик» гибнет при попытке дойти до Владивостока.
        12 АВГУСТА (30 ИЮЛЯ) 1904 ГОДАНе зная, что попытка прорыва провалилась, три крейсера Владивостокского отряда вышли в Корейский пролив, собираясь встретить эскадру. 14 августа 1904 года они были обнаружены шестью крейсерами эскадры Камимуры и приняли бой, в котором погиб «Рюрик».
        Оборона крепости продолжалась до января 1905 года и стоила японской армии более 90тыс. убитыми и ранеными. Потери русских - 28 тысяч убитыми и ранеными. После захвата японцами господствующих над городом высот осадной артиллерией потоплены остатки 1-й Тихоокеанской эскадры. Единственный оставшийся в строю броненосец «Севастополь» выведен в бухту Белого Волка в сопровождении пяти миноносцев и канлодки. Ночью, 19 декабря 1904г. японцам удалось подорвать «Севастополь» торпедами; ремонт в бомбардируемом порту был невозможен, поэтому было принято решение о его затоплении после снятия орудий и боезапасов.
        2января1905 (20 декабря ПО СТАРОМУ СТИЛЮ)1904 года На 329-й день войны, после гибели генерала Р.И.Кондратенко, крепость сдана японцам генералом А.М. Стесселем. Крепость была на тот момент в безнадёжном положении: не осталось шансов на помощь извне; повальная цинга, госпиталя переполнены ранеными.
        notes
        Сноски
        1
        Молодая госпожа, барышня (польск.)
        2
        Нигде нет, чёрт его побери (польск.)
        3
        Негодные трусы, сукины сыны (польск.)
        4
        Господь свидетель (польск.)
        5
        Наш герой путает - он имеет в виду спор из-за «северных территорий», островов Шикотан, Кунашир и Хабамаи, отторгнутых СССР после разгрома Японии во Второй мировой войне.
        6
        Симоносекский договор - заключён между Японской империей и Империей Цин 17 апреля 1895 года в результате поражения Китая в японо-китайской войне. Положил начало борьбе империалистических держав за территориальное расчленение Китая.
        7
        Китайско-Восточная железная дорога (до 1917 года - Маньчжурская) - железнодорожная магистраль, проходившая по территории Маньчжурии и соединявшая Читу с Владивостоком и Порт-Артуром. Дорога построена в 1897 -1903гг. как южная ветка Транссибирской магистрали.
        8
        Северо-Американские Соединённые Штаты. Так до 20-х годов XX века в России называли США.
        9
        «Во дни чрезвычайного упадка наших денег совершенно несправедливый русский человек встретился с Салтыковым-Щедриным в Париже и горько жаловался ему на низкий курс. „Я этого не нахожу, - патриотично заметил Михаил Евграфович“. - „Помилуйте! - воскликнул собеседник. - Ведь нам дают всего только полтинник за рубль!“ - „Так ведь всё-таки дают полтинник, это превосходно! Вот когда за наш рубль будут давать в морду, тогда курс будет плохой“». Санников В.З. Русский язык в зеркале языковой игры.
        10
        Похоже, школьникам показывали одну из серий замечательной телеэпопеи «Рождённая революцией» - про службу московской милиции в тяжёлые дни осени 41-го года.
        11
        Брандвахта - судно (обычно старое и негодное для иной службы), поставленное на рейде для наблюдения за входящими и выходящими судами и соблюдением ими судоходных правил.
        12
        Бухта спокойного путешествия - с китайского.
        13
        Увы, герой ошибается. Возможно, Николай I и читал лично все новинки, выходящие из-под пера Пушкина, но уж чеховские путевые заметки точно проходили цензуру установленным порядком, в соответствующем департаменте, у чиновника-цензора не слишком высокого ранга.
        14
        Виндж?ммер (с англ - «выжиматель ветра») - последнее поколение крупных коммерческих парусников, появившееся в конце XIX века.
        15
        Мателот - соседний корабль в строю. Может быть передним, задним, левым или правым. «Следую за мателотом» в данном случае буквально обозначает: «сопровождаю флагман».
        16
        В Японии Токива Хиросэ почитается одним из канонических героев этой войны. Считается чуть ли не первым камикадзе и основоположником фигурного катания в Японии. Он едва ли не первым из японцев научился кататься на коньках - естественно, в Петербурге. Об этой романтической истории написан роман «Облако над холмами» известного японского писателя-историка Сиба Рётаро.
        17
        На международном Берл?нском конгрессе 1878 года были пересмотрены результаты победоносной для России Русско-турецкой войны (и тут?) 1877 -1878 годов. Россия лишилась многих результатов победы, уступив давлению со стороны Англии и Австро-Венгрии, при молчаливом попустительстве Германии.
        18
        Маркиз Того, Хэйхатиро - командующий Объединённым флотом Японии в Русско-японской войне. Вот зачем с большой буквы?
        19
        В состав гуаши входит фенол, который, собственно, и есть карболовая кислота.
        20
        Исторический роман А. Н. Степанова «Порт-Артур». Неоднократно издавался, по роману поставлен спектакль.
        21
        Никол?й ?ттович фон ?ссен впоследствии стал адмиралом и во время Первой мировой войны командовал флотом Балтийского моря.
        22
        КАРАПАСНАЯ ПАЛУБА, покатая броневая палуба, продолжение горизонтальной броневой палубы к форштевню и ахтерштевню. Применялась на крупных надводных кораблях постройки конца XIX - начала XX века.
        23
        Пиллерс - одиночная, как правило, вертикальная стойка, поддерживающая палубное перекрытие судна.
        24
        «Что знают двое - знает и свинья». Если верить Юлиану Семёнову и его Мюллеру из «Семнадцати мгновений весны» - баварская народная мудрость.
        25
        Некомбат?нты (фр. - «невоюющие») - входящие в состав вооружённых сил лица, функции которых сводятся к обслуживанию и обеспечению боевой деятельности. К некомбатантам относятся медицинский, интендантский персонал, военные юристы, корреспонденты, духовные лица.
        26
        Генерал-адъютант Куропаткин, Алексей Николаевич. Командовал в 1904 -05 годах Маньчжурской армией. Его нерешительные действия считаются одной из причин поражения России на суше.
        27
        …дам больше (искаж. китайск.)
        28
        В романе «Порт-Артур» А.Н.Степанов вывел двух учительниц Пушкинской школы, весьма революционно настроенных особ.
        29
        Наш герой ошибается: лишь в 1907 году русским офицерам было разрешено приобретать вместо штатных наганов и смит-вессонов автоматические пистолеты систем «Браунинг» и «Борхард-Люгер». Хотя жандармы, надо полагать, и раньше позволяли себе некоторые вольности.
        30
        1894 год по китайскому календарю; начало японо-китайской войны. Порт-Артур (Люйшунь) был захвачен японцами 21 ноября 1894 года, ровно за десять лет до его падения во время русско-японской войны.
        31
        Великий Кормчий появился на свет 26 декабря 1893 года в селе Шаошань провинции Хунань, неподалёку от столицы провинции, города Чанша. То есть на момент повествования ему исполнилось одиннадцать лет.
        32
        Реплика из телесериала «Диверсант» (2003), снятого по мотивам романа Анатолия Азольского.
        33
        В традициях русской армии офицеры опускают в беседе друг с другом приставку «штабс…» и «под…» Подполковник, таким образом, превращается в полковника, а штабс-капитан - в капитана.
        34
        Наш герой припомнил повесть Богомолова «В августе 44-го»: там описан такой приём немецких агентов-парашютистов.
        35
        Эти события описаны в романе Б. Батыршина «Коптский крест».
        36
        «Али-Баба и сорок разбойников» - советский музыкальный спектакль по мотивам персидской сказки. Записан в 1982-м году.

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к