Загадка тетрадигитуса Борис Борисович Батыршин
        Коптский крест #7
        Седьмая книга из цикла «Коптский крест». Попаданцы и их друзья пытаются разгадать тайну происхождения межвременных порталов. Для этого Иван Семёнов со своими друзьями отправляется в Лондон - им предстоит раздобыть сведения о местонахождении древнего артефакта, похищенного бельгийским авантюристом ван дер Стрейкером для британской разведки.
        А тем временем отец Ивана отправляется на юг Франции, чтобы найти секретное убежище эзотерического ордена «Золотой Зари»…
        Борис Батыршин
        Загадка тетрадигитуса
        
        Пролог
        Российская Империя,
        Кронштадт.
        Издали воздушный корабль походил на толстую, слегка изогнутую колбасу с широкими плавниками-килями в кормовой оконечности. В таком виде он напоминал то ли рекламные дирижабли, то ли аэростаты воздушного заграждения, сторожившие в небо столицы в далёком сорок первом.
        Семёнов опустил бинокль. Вот уж действительно - «в далёком…» Когда сегодня утром он заглянул в стоящий на столе календарь - на нём значился сентябрь 1888-го года. Девятнадцатый век, и до событий, потрясших Россию, а заодно и весь мир, ещё очень далеко.
        Впрочем, это ещё как посмотреть. Здесь могут случиться - и непременно случатся, не стоит испытывать иллюзий! - другие, свои потрясения.
        Знать бы ещё, какие…
        - На стендовых испытаниях мотор работал исправно два часа без перерыва. - говорил стоящий рядом молодой человек в тужурке инженерного ведомства, обращаясь к лейтенанту Никонову - теперь уже капитану второго ранга, поправил себя Олег Иванович. Растёт старый знакомый, растёт - того гляди, ещё одну звёздочку словит на погоны.
        - …затем обнаружилось сильное разогревание масла, - продолжал инженер, - вследствие чего произошла порча картера. Вчерашний пробный полёт длился часа полтора, мотор работал, как часы. Вот и сегодня они в воздухе почти час, и рапортов о неполадках пока не поступало.
        Семёнов покосился на говорившего. Один из «новоприбывших» попаданцев - звали его Александр, Шурик, и лет ему было около двадцати восьми. Айтишник по специальности и авиаинженер по зову души, он решительно отверг предложение барона Корфа заняться компьютерными премудростями в офисе Д.О.П. и напросился к дяде Юле в помощники. Быстро вошёл в курс, внедрил к немалому удивлению Костовича, проектирование и разработку отдельных узлов воздухоплавательных аппаратов на компьютере и очень скоро стал незаменимым.
        Познакомиться с ним Олег Иванович толком не успелА вот о бурной деятельности, развёрнутой другим «новоприбывшим», Юлием Александровичем Лерхом, семидесятилетним инженером-механиком, заведовавшим до выхода на пенсию пенсии учебной лабораторией в одном из московских ВУЗов, он был немало наслышан. Мало того, что старик сумел пропихнуть через открывшийся на считанные секунды половинку старых «Жигулей», гружёную массой полезных технических приспособлений, от физических приборов до солидного запаса недорогой электроники - он ещё и оказался настоящим мастером на все руки. Эдаким Левшой и Кулибиным в одном лице с поправкой на век научно-технического прогресса. Включившись с энтузиазмом в работу Костовича, Юлий Александрович поначалу долго мучился с попытками довести до ума грандиозный проект аэроскафа «Россия», напичканный передовыми для своего времени техническими решениями но увы, труднореализуемый на практике - пока не сумел убедить сербского самородка «урезать осетра», взяв за основу работы проверенную временем британскую конструкцию лёгкого патрульного дирижабля мягкого типа. Результат их совместных
усилий сейчас плыл на высоте двенадцати тысяч футов над батареей «Князь Меншиков» со скоростью около тридцати узлов, успешно справляясь со встречным трёхбалльным ветром. Спроектированный и построенный в рекордные сроки, аппарат получил название «Новороссия»; ещё два его близнеца, «Гатчина» и «Таврида», были заложены в ангаре при охтинской казённой верфи, и должны войти в строй до конца года. Бензиновые двигатели для них в количестве пяти штук (совместная разработка Костовича и дяди Юли, в основу которой положен движок, снятый с мотоцикла «Днепр», трофея прошлогодних уличных боёв в Москве) собирали сейчас на Обуховском заводе. Пока из деталей, заказанных в Германии, но дядя Юля клялся и божился, что в течение полугода, года, от силы, их изготовление наладят и в России - пусть и крошечными, установочными сериями по две-три штуки в месяц.
        Воздушный корабль снизился, описал широкую дугу над мачтами кораблей, стоящих на бочках в Военной гавани, и поплыл по направлению к узкому молу, где на стылом сентябрьском ветру выстроились зрители. Теперь и без бинокля хорошо различалась висящая под корпусом гондола с кургузыми рулями высоты в кормовой части, позади которых неспешно перемалывал воздух большой пропеллер. В передней части гондолы чернели крошечные головы аэронавтов. Сейчас «Новороссия» особенно походила на британский «блимп» из числа тех, что в годы Великой Войны охотились за германскими субмаринами на подступах к островам Метрополии.
        Здесь, подумал он отстранённо, до этой войны остаётся ещё больше четверти века. Да и состоится ли она вообще? Слишком много изменений уже произошло… и ещё произойдёт. Например, государю Александру Александровичу, прозванному в народе Миротворцем, полагается сейчас маяться от болезни почек, вызванной страшным сотрясением при железнодорожной катастрофе на станции Борки, когда взрыв бомбы отправил императорский поезд под откос, и император, подобно мифическому атланту, держал сминающуюся вагонную крышу, давая выбраться из смертоносного хаоса жене и детям. Но здесь этой катастрофы не случилось, государь вполне здоров, что напрочь опровергает измышления иных историков о том, что причиной смертельной болезни стала отнюдь не травма, а банальный алкоголизм.
        Так что, хочешь - не хочешь, а неповоротливая телега мировой истории со скрипом сменила колею, и теперь катится… знать бы ещё - куда?
        «…Кстати, о государе…»
        К молу, немного опередив приближающийся дирижабль, подходила трёхмачтовая винтовая яхта «Царевна». Этот элегантный кораблик британской постройки начинал службу четырнадцать лет назад, в качестве «собственной его императорского высочества государя наследника паровой яхты». После вступления Александра Третьего на престол «Царевна» сменила статус, став личной яхтой императрицы Марии Фёдоровны, совершавшей увеселительные морские прогулки по Финскому заливу. Случались, впрочем, и исключения - например, год назад государь выбрал яхту своей супруги (в девичестве Дангмары Датской) для неофициального визита в Копенгаген, где состоялась его встреча с датским и сербским «коллегами»[1 - Это событие описано в четвёртой книге цикла, «Дорога за горизонт».]. Но это дело прошлое, а сейчас на флагштоке «Царевны» плещется жёлтый, с чёрным имперским орлом и длинными синими косицами брейд-вымпел - знак того, что лицо, которому этот вымпел принадлежит, находится на борту, но «не желает получить салюта». Государыня Мария Фёдоровна изволит наблюдать за полётом воздушного корабля, управляет которым её родной сын. Сам же
государь следит за этим событием с борта стоящего на рейде крейсера «Владимир Мономах». В подобной отстранённости есть смысл - полёт считается пробным, практическим, так что инженер Костович, как и барон Корф, курировавший «воздухоплавательный» проект от имени своего департамента, сочли пока преждевременным придавать ему чересчур официальный статус.
        Дирижабль неторопливо, со снижением проплыл над Военной гаванью, развернулся, отработав реверсом, и направился к «Царевне». Семёнов поднял бинокль - со шканцев воздушному кораблю махали сложенными зонтиками женщины в светлых платьях, предназначенных для морских прогулок. Государыня Мария Фёдоровна в компании фрейлин изволит приветствовать лихие воздушные подвиги сына.
        В ответ из гондолы вырвались, разбрасывая красные и зелёные искры, две сигнальные ракеты. На пирсе зааплодировали, в воздух полетели матросские бескозырки, фуражки и офицерские шляпы.
        Тоже, между прочим, знак происходящих тектонических изменений, подумал Семёнов. И фокус даже не в дирижаблях с прорывными для текущего уровня развития техники двигателями внутреннего сгорания и бортовыми радиостанциями. Дело в том, кто сидит в гондоле, в цесаревиче Георгии. В прошлой версии истории, третий сын императора Александра был, как принято говорить здесь, «слаб грудью» - страдал от хронического туберкулёза, который в итоге и свёл его в могилу. Но сперва болезнь поставила жирный крест на его флотской карьере - во время кругосветного путешествия в 1890-м году, в Бомбее, он слёг с сильнейшим приступом и вынужден был вернуться в Россию.
        Здесь же болезнь удалось победить на ранней стадии благодаря противотуберкулёзному препарату, массовый выпуск которого наладил ещё один попаданец, старинный друг Олега Ивановича, доктор медицины Колесников. В результате юный Великий князь сумел отличиться в заграничном походе на клипере «Разбойник» и канонерской лодке «Кореец», во время которого русским морякам пришлось померяться силами с новейшим крейсером Роял Нэви «Комюс». Кроме того, он всерьёз увлёкся такими техническими новинками, как радиодело и воздухоплавание, и теперь бредил созданием воздушного военного флота. Достижения Георгия были замечены и по достоинству оценены Государем, его отцом, в результате чего юноша был объявлен наследником-цесаревичем, потеснив при этом старшего брата Николая. Тот воспринял подобное изменение своего статуса чуть ли не с облегчением, несказанно удивив этим двор, Петербург, да и всю Россию - но только не Семёнова. Олег Иванович хорошо помнил «предыдущую версию» истории и ту роль, которую сыграл в ней Николай Второй. Не в последнюю очередь - из-за того, что всегда относился к своему положению самодержца, как
к нежеланному бремени и обузе.
        - У цесаревича сегодня праздник. - негромко заметил Никонов. - Всем известно, как он мечтал об этом полёте. И вот, пожалте бриться: летит, и ещё как летит!
        Семёнов кивнул. О страсти Георгия ему было известно, считай, из первых рук: из рассказов сына, который вместе со своим закадычным другом Николкой Овчинниковым сблизился с цесаревичем ещё в Морском Корпусе. Во время недавнего похода эта связь стала только сильнее; молодые люди всерьёз строили планы стремительного развития российской науки и техники.
        - А у вашего-то сына как дела, Олег Иванович? - Никонов словно прочёл мысли собеседника. - Наверное, снова в Морском Корпусе?..
        - Как бы вам сказать… - Семёнов покачал головой. - Не совсем. Барон предложил ему и его друзьям принять участие в секретной программе своего Департамента - и те не нашли ничего лучшего, как согласиться. В Джеймсов Бондов им вздумалось, видите ли, поиграть, соплякам…
        Часть первая
        Пойди туда, не знаю куда,
        
        I
        1889, апрель Англия, Портсмут.
        Группа «Алеф» на задании.
        Стылый весенний ветер пронизывал до костей даже сквозь пледы, которые принёс прямо на палубу стюард. Варя закуталась в шерстяную ткань, так, что торчал только кончик носа - так и стояла, обхватив себя руками за плечи. Иван старался держаться независимо и мужественно: перекинул угол пледа через плечо и жалел только, что у пояса не висит палаш с витым, в форме корзинки, эфесом. Тогда он смотрелся бы как настоящий хайлендер - вроде шотландских гвардейцев в алых мундирах и высоченных медвежьих шапках, стоявших по обе стороны от парадного трапа королевской яхты. Сейчас яхта «Виктория и Альберт», шлёпала плицами колёс в паре кабельтовых[2 - КАБЕЛЬТОВбританский (адмиральский) -1/10 адмиральской мили = 608 футов = 185,3184 метров] от «Новой Каледонии», обходя строй эскадры.
        Низкое дождевое небо нависало над Портсмутским рейдом, сливаясь у горизонта со свинцовыми водами. Старая добрая Англия - туман, дождь, клетчатый твид… и броненосцы. И золото, конечно: жёлтым металлом тускло блеснул брегет в руках одного из джентльменов, беседовавших у борта, под выгнутой на манер лебединой шеи, шлюпбалкой. Тот, что повыше в цилиндре и плаще-макинтоше; второй, коренастый, с простоватым круглым лицом, опирается на трость чёрного дерева. Вместо цилиндра - котелок, головной убор, недавно вошедший в моду в деловых кругах Лондона.
        Такова она, Британия. Элегантность и неброский вкус во всём: и в круглом, слоновой кости, набалдашнике трости, инкрустированной скромным серебром, и изящных обводах винтовых корветов, маячивших за бронированными утюгами Ройял Нэви.
        Броненосцы изрыгали залпы, приветствуя королеву. Пушечный рык заглушал величественные звуки «Правь Британия…» Над рейдом плыли клубы сизого порохового дыма. Орудиям вторили зрители - не хуже фанатов «Манчестер Юнайтед» на финале Лиги Чемпионов. Варя с Иваном отчаялись перекрикивать канонаду и восторженных подданных Её Величества.
        На королевский смотр в Портсмут съехалась праздная публика из Хэмпшира, Лондона, со всей Южной Англии. Но если бы кто-то попытался отыскать на «Новой Каледонии» пассажиров из простонародья, то его ждало бы горькое разочарование. Рядовые клерки из Сити, владельцы пабов и мелкие торговцы колониальными товарами любовались мощью флота с бортов пароходиков, буксиров, рыболовных шхун и прочей плавучей мелочи, битком забившей гавань. Роскошная яхта, принявшая на борт родовитых гостей и семьи офицеров Королевского Флота, заняла место в стороне от плебейской водо плаваю щей мелочи, в стайке таких же элегантных красавиц. Приглашения на «Новую Каледонию» отпечатаны на плотной бежевой бумаге с золотым обрезом; под силуэтом яхты, в обрамлении геральдических символов - затейливая надпись:
        «The Royal review at the personal invitation of Vice-Admiral of the Royal Navy, Sir Geoffrey Thomas Phipps Hornby».*[3 - (англ.) Королевский смотр, личные гости вице-адмирала сэра Джеффри Томаса Фиппса Хорнби.]
        «Личные гости вице-адмирала, вон оно как! Любопытно, как Корф сумел раздобыть столь солидные приглашения? Впрочем, персонал посольства Российской Империи (и, в первую очередь, наверняка имеющийся тут резидент военно-морской разведки) в Лондоне наверняка не зря ест свой хлеб, и уж с такой пустяковой задачей им справиться по силам…»
        Он посмотрел карточку на просвет, любуясь водяными знаками. Королевские львы и единороги чередовались на них с цветками чертополоха и хитро переплетёнными буквами латинского алфавита.
        Под факсимильным оттиском с подписью вице-адмирала, вписаны имена и титулы тех, кому, собственно, выданы приглашения. Троюродный племянник и внучатая племянница господаря Черногории Николы Первого Петровича, не больше и не меньше! При разработке легенды барон беззастенчиво воспользовался родственными связями Николки Овчинникова по линии матери - та приходилась дальней роднёй нынешнему сербскому королю, а уж через него и черногорскому господарю. Никол, таким образом, оказывался сколько-то там…юродным брат коронованной особы. Ещё на заре знакомства с Ваней он показывал ему фотографию матери: та покинула Сербию с семьёй, спасаясь от преследования турок. Сначала жила в Италии, а потом, когда Греция получила свободу, перебралась в Афины. И совсем, было, собралась на родину - но тут на рейде появился русский военный корабль, на котором служил старший лейтенант Овчинников.
        Надо сказать, что Николка изрядно расстроился, когда выяснилось, что в этой операции группе «Зайн», в которую он входит, отведена роль скорее вспомогательная. А что поделать, если придётся пользоваться техникой совсем из других времён, и во владении ею Иван даст другу даже не сто, а всю тысячу очков вперёд?
        Черногория, это же надо! Для британского обывателя, подобный титул - примерно то же, что вождь племени Мумбо-Юмбо - ну, может, самую малость пореспектабельнее. В Метрополии привыкли к туземной знати из отдалённых уголков мира. Да и где она, эта Черногория? Вот и помощник капитана, которому они предъявили карточки-приглашения, не слыхал о такой стране…
        С полуюта «Новой Каледонии», были прекрасно видны и королевская яхта, и флагманский броненосец. Ещё до начала смотра Иван и Варя познакомились со словоохотливой дамой лет тридцати пяти. Её супруг служил на одном из кораблей; от неё они узнали, что строй броненосцев возглавляет «Александра», любимый корабль вице-адмирала Хорнби. Он ещё в 1877 году прошёл на «Александре» через пролив Дарданеллы, чтобы устрашить русских варваров, намеревавшихся подло и вероломно захватить турецкую столицу. А девять лет спустя, в 1886-м, орудия «Александры» громили форты Александрии - с её выстрелов, собственно, и началась англо-египетская война. Получив новое назначение, вице-адмирал, конечно, не забыл о своём флагмане.
        «Сэр Хорнби снова будет наводить страх Божий на русского царя - трещала супруга моряка - Одиннадцать лет назад он напугал отца нынешнего императора России - справится и теперь!»
        Дама размахивала платком, приветствуя королевскую яхту, и кричала - громко, визгливо, не уступая публике на пароходиках. Варвара недовольно косилась на чересчур энергичную миссис. Где ты, знаменитая британская сдержанность? Остальные пассажиры «Новой Каледонии» тоже не отставали от военно-морской дамы - с кормы неслись приветственные крики, в воздух летели шляпки, котелки, цилиндры. Некоторые пропадали за бортом, подхваченные порывом ветра, и тогда толпа разражалась насмешливыми криками.
        А вот два джентльмена, с которых уже четверть часа не сводил глаз Иван, не торопились присоединяться к восторгам прочих пассажиров. Может, они и есть настоящие британские аристократы, а остальные так, случайные люди, раздобывшие приглашения на престижные «ВИП-трибуны?
        Он, как бы невзначай, приблизился к молчаливым господам. Те не заметили соседства - для них подростки, кутающиеся от морского ветра в пледы, как бы и не существовали в природе. Впрочем, как и все прочие пассажиры, толпящиеся на полуюте яхты.
        - Что ж, лорд Рэндольф, - произнёс джентльмен в цилиндре, защёлкнув крышку часов. Элегантная вещица отозвалась мелодичным звоном. - Эскадра готова к походу. Вопреки усилиям ваших сторонников, должен заметить: они сделали всё, чтобы Адмиралтейство отказалось от этой затеи.
        - Вынужден не согласиться, сэр Артур. - отозвался тот, кого назвали лордом Рэндольфом. - В принципе, я разделяю ваши намерения, только вот методы полагаю негодными. Поправьте меня, если я ошибаюсь: это ведь уже третье соединение, предназначенное для военной экспедиции против Кронштадта за последние двенадцать лет? Первой была эскадра сэра Купера Ки, собранная во время Балканской войны, когда понадобилось срочно убедить русских не входить в Стамбул…
        - …а вторая в восемьдесят пятом, после инцидента у Кушки, когда правительство Её Величества - в которое, кстати, входили и вы, лорд Рэндольф! - вздумало осадить русских, чтобы те не зарились на Афганистан.
        - В первом кабинете маркиза Солсбери я был министром по делам Индии, и, конечно, афганские дела касались меня напрямую. Мы потребовали тогда, чтобы Россия уступила афганскому шаху земли кочевых туркмен и Пендже, но император Александр, узнав об угрозе войны, только и ответил: „Да хоть бы и так…“
        Да, этот „государь-миротворец“ настоящий ненавистник Британской Империи. - покачал головой высокий. - И в тот раз эскадра не произвела впечатления на императора - не то, что на его венценосного папашу в 1877-м.
        - Давайте не будем обманывать себя, сэр Артур. - невесело усмехнулся бывший министр по делам Индии. - Три года назад наш добрый друг Джеффри Хорнби собрал на рейде Портленда не боевую эскадру, а сущий паноптикум. Чего там только не было… К тому же, его планы прорыва к русской столице мимо фортов Кронштадта сильно напоминали авантюру - нельзя же строить все расчёты на одном-единственном корабле, да ещё и не проверенном в бою! И, боюсь, в этот раз он повторяет ту же самую ошибку.
        Очередной броненосец (это был башенный „Агамемнон“) окутался дымом приветственного залпа. Публика восторженно взвыла. Лорд Рэндольф слегка поморщился - джентльмены, похоже, ни разделяли всеобщего энтузиазма. Что же получается - британское правительство сомневается в успехе военной экспедиции на Балтику? И, кстати, о каком корабле речь? Что за сюрприз приготовили для диких русских казаков „просвещённые мореплаватели“?
        Королевская яхта, описав дугу по рейду, миновала „Агамемнона“ и следующего за ним в ордере „Монарха“. За „Викторией и Альбертом“ пристроился мателотом ещё один корабль, теряющийся на фоне грозных броненосцев. „Такому место во второй шеренге, - прикинул Иван, - с миноносцами, торпедными канонерками, винтовыми шлюпами и прочей вспомогательной мелочью“. Но зрители считали иначе: кораблику махали и кричали так, словно это нёс вымпел вице-адмирала, а не „Александра“, дымившая трубами в голове колонны.
        Снова загрохотали орудия, и Иван, в который уже раз, оглох. Когда пальба немного стихла, и стало можно разобрать отдельные слова, он обнаружил, что их новая знакомая что-то горячо втолковывает Варе. С сожалением покосившись на джентльменов (те прервали беседу и молча взирали на королевскую яхту с её неказистым спутником), Иван отошёл к дамам.
        - … И представьте себе, милочка, он будет топить русских тараном! Вы не смотрите, что корабль такой маленький - муж говорил, что почти весь он скрыт под водой. А таран - огромный, восьми футов в длину, перед ним никакая броня не устоит!
        „Под водой? С тараном? Что это за чудо такое у англичан? - забеспокоился Иван. - „Наутилус“ капитана Немо? Хотя, тот, помнится, воевал как раз против Британии…“
        - Вода - лучшая защита от пушечных бомб! - продолжала щебетать супруга артиллериста. - Этот новейший корабль должен отправить все русские корабли на дно прямо у них в гавани! Царь Александр не решится вывести флот в открытое море для сражения и спрячет броненосцы в своём Кронштадте, муж только об этом и твердит! Конечно, куда русским до нашей морской мощи… Тут и пригодится таран! Толща воды спасёт его от снарядов, а в ту часть, что видна над волнами, артиллеристы попасть не смогут - корабль мал размерами и очень быстр, русские не успеют прицелиться в него из своих огромных крепостных пушек. К тому же, палуба покрыта бронёй…
        „Так это же „Полифемус!“ - с опозданием понял Иван. - Самый необычный корабль Королевского флота, предназначенный для прорыва мимо кронштадтских фортов. И как он только не вспомнил сразу, в ведь сколько о нём читано… Приплюснутый, почти целиком скрытый под водой корпус, низкая надстройка и грозный кованый таран - воплощение экстравагантных идей Натаниэля Барнаби, главного кораблестроителя Королевского флота.
        - Так он будет на самом деле таранить? - удивлялась тем временем его спутница. - Но зачем, это же очень опасно! Неужели нельзя как-нибудь по-другому - например, взорвать миной?
        Иван солидно хмыкнул - пора вмешиваться в беседу. А то спутница решит, что он полнейший лох и ничего не понимает в кораблях - это онто, гардемарин Императорского Морского корпуса, имеющий за плечами самое настоящее океанское путешествие! Выслушивай потом её подколки…
        - Самодвижущие мины или как мы называем их, „торпеды“, у „Полифемуса“ тоже есть. Но главное оружие - таран, этот корабль так и называется - „торпедный таран“. Такие ещё американцы строят, и французы тоже, и….
        - Правда? Как интересно. - отозвалась Варвара, и по тону её было ясно, что ей ну ни чуточки не интересно. И вообще, она будет крайне благодарна спутнику, если он немедленно, прямо сейчас избавит её от экскурсов в военно-морскую тактику и кораблестроение.
        Но Ваня не собирался сдаваться так легко.
        - Кстати, о нём ещё и Герберт Уэллс писал! - заявил он. - Помнишь, „Войну миров“? Там есть эпизод, когда миноносец „Сын грома“ сражается с марсианскими треножниками и даже уничтожает два. Так вот, этот „Сын грома“ и есть „Полифемус“… ой!
        Варин каблучок чувствительно припечатал носок ботинка к доскам палубного настила.
        - Простите, мэм, нам надо идти. - девушка уже мило улыбалась собеседнице. - Боюсь, родители нас уже обыскались!
        - Ничего, дорогуша, продолжим беседу в салоне. - не стала спорить дама. - Вон, как раз, колокол к чаю…
        Оставалось только неловко раскланяться и бочком-бочком проследовать за Варей.
        - Это же надо - снова оказаться таким идиотом! - шипела сквозь зубы девушка, утаскивая спутника за рукав, подальше от словоохотливой собеседницы. - Ни чему тебя не научить! Это надо додуматься - Герберт Уэллс! Когда он, по-твоему, написал „Войну миров“?
        Крыть было нечем - тем более, что он сам приохотил и Николку и Варю и прочих своих друзей к ещё не написанной в этом мире беллетристике.
        - А когда? - неуверенно спросил Иван. - Я думал, она здесь уже написана. Жюля Верна же здесь знают… наверное?
        - Это у вас все читали и про нашествие марсиан, и „Машину времени“! А здесь Уэллс напишет свой роман только лет через десять, сейчас он, как писатель, никому не известен! Сколько можно ходить по одним и тем же граблям? Говорил же господин барон - „не уверен - промолчи, лучше вообще язык прикуси!“ А ты начитался про свои кораблики, вот и стараешься к месту и не к месту знаниями блеснуть! Как ребёнок, честное слово…
        „А сама-то очень взрослая! Нет, туда же, поучает….“
        Иван раздосадовано сопел. Варвара права, разумеется, а он снова сел в лужу. Теперь точно не спастись от насмешек и язвительных замечаний…
        По яхте снова пронёсся густой медный звон - третий колокол к чаю. Военно-морская дама, сделала на прощанье ручкой новым знакомым, направилась вслед за стюардом в салон, где для пассажиров „Новой Каледонии“ были поданы лёгкие закуски. Вслед за ней потянулись и остальные, и вскоре на полуюте яхты оставались только Варя с Иваном и два давешних лорда. Джентльмены продолжали беседовать, но Иван не решался приблизиться - палуба пуста, заметят, заподозрят! Воровато оглянувшись - не видит ли кто? - Ваня сунул в ухо кнопку микронаушника. Пока продолжалась пальба, толку от направленного микрофона толку было чуть, но теперь голоса в ухе вполне отчётливо.
        - …что ж, Артур, было весьма приятно с вами побеседовать. - бывший министр по делам Индии снял котелок и принялся отряхивать его от водяной пыли. - Надеюсь увидеть вас завтра в Лондоне, в клубе, там и продолжим.
        - Что ж, договорились, Рэнди! - лорд Артур, вслед за собеседником, перешёл на доверительный тон. - Я слышал, в клубе подают замечательную спаржу, уже этого года?
        Джентльмены раскланялись - уже без следа прежней чопорности, как добрые знакомые.
        „Клуб значит… сделаем зарубку…“ Ване было досадно, что он пропустил завершение беседы. Хотя, и повод для оптимизма имелся - они с Варей, похоже, попали в цель. С первой попытки услышать именно то, что нужно - разве это не успех?
        Похоже, придётся ехать в Лондон. Что ж, он ничего не имел против небольшого путешествия - лишь бы прок был.
        Иван спрятал в карман мягкую кнопочку наушника и вслед за напарницей поплёлся в салон. Группа „Алеф“ в полном составе отправляется на файф-о-клок. Британские традиции, ничего не попишешь.
        „А ведь всего две недели назад мы и знать не знали ни о файф-о-клоке, ни о Лондоне, ни об этой эскадре, будь она трижды неладна! Вся эта чехарда началась сразу после урока фехтования - помнится, в гимнастическом зале Корпуса было на редкость душно…“
        II
        Полугодом раньше.
        Морской корпус, Санкт-Петербург.
        …в гимнастическом зале душно. Только-только закончились занятия у младших классов, и обширное помещение, окна которого толком никогда не открывались, не успело проветриться. Под высоченными сводами, кажется, всё ещё висят вместе с запахом мальчишеского пота, звон тренировочных рапир и восторженные крики кадетов - они третий день на ушах стоят, празднуя долгожданное переименование Морского Училища в Морской Корпус[4 - В реальной истории это случилось лишь в 1891 году.]. Слухи об этом ходили давно, и вот - сподобились же? Строгие наставники хмурятся, пряча довольные улыбки - в эти дни воспитанникам позволено куда больше вольностей, чем обычно.
        Барон Евгений Петрович Корф появился в Корпусе незадолго до этого знаменательного события. Увидав его, Иван с Николкой обрадовались - и тут же насторожились, узнав, что теперь он будет преподавать у их класса фехтование по какой-то особой программе. Кому-кому, как не им знать, насколько плотно загружен начальник Департамента Особых Проектов, и сколько ему привалило забот после возвращения африканской экспедиции Ваниного отца! А в особенности - после фанфаронской авантюры, предпринятой Евсеиным. Помнится, Корф, узнав о вылазке в будущее, два часа орал на доцента, угрожая страшными карами, и в первую очередь - безусловным и пожизненным отстранением от проекта.
        Но - победителей, как известно, не судят.
        В Корпусе барон получил прозвище Маэстро. И было с чего: облик и платье нового педагога являли собой разительный контраст с внешним видом прежнего преподавателя гимнастики и фехтования, ротмистром Самойленко. Ротмистр пришёл в Корпус из Николаевского Кавалерийского и за три года так и не сумел побороть несколько пренебрежительное отношение к этому роду войск, царящее в среде морских офицеров.
        Смотрелся Корф, что и говорить, эффектно донельзя: высокий лоб с залысинами, „мушкетёрская“ бородка, тонкие стрелочки усов. Одежда под стать внешности, никакой военной формы: чёрные бриджи, чулки, кожаные башмаки, громко стучащие каблуками по полу физкультурного зала. Чёрный, наглухо застёгнутый на латунные застёжки фехтовальный жилет, простёганный мелкой клеткой, под ним - белая шёлковая рубашка. К такой подошли бы кружевные манжеты, но их всё равно не будет видно под длиннющими, до локтя, кожаными крагами.
        И - монокль! Как Маэстро ухитряется не терять его во время своих стремительных репримандов и выпадов?
        - Так, довольно, молодые люди. Прошу вас запомнить - то, чем мы с вами сейчас занимаемся - это основа основ, фундамент, на котором зиждется высокое искусство фехтования. Да, это непривычно для вас - и стойка мастера клинка, его манера перемещаться, мало напоминают свойственные обывателю позы и телодвижения. А, следовательно, пребывая в тоже же душевном состоянии, в каком обыкновенно находится обыватель, вы ни за что не сможете освоить эти премудрости!
        Слово „обыватель“ барон произнес до того характерно, что Варя, не удержавшись, хихикнула. Педагог строго посмотрел на дерзкую ученицу, дёрнул щекой, отчего стеклянный кругляш едва не выпал из глазницы, и продолжил:
        - Представьте, что вы на молитве или исповеди; вообразите себя художником, создающим самое главное полотно всей своей жизни…
        Иван вовремя скрыл смешок. Если за мольбертом он себя ещё кое-как мог представить (правда, то, что получится в результате…), то молитва и исповедь так и остались для него не более, чем тягостной повинностью, которую необходимо соблюдать, дабы не выделяться из рядов.
        - Да-да, юноша, именно так! - Маэстро пронзил его раздражённым взглядом, словно отточенным клинком. - А если вас затрудняет представить себя в церкви, вспомните о своей первой любви, наконец, и только тогда - только тогда, повторю я вам! - встаньте на боевую линию, лицом к лицу с самым главным человеком в вашей жизни, с вашим противником! Пока, правда, воображаемым.
        Иван сглотнул и часто закивал. И постарался не думать о том, какие ехидные мины скорчили спиной Николка и Воленька Игнациус - уж они-то отлично знают о его отношениях к Вареньке… А он-то чем виноват? Ну да, она нравится Ване, всегда нравилась, ещё со времён их с отцом попадания в прошлое. В какой-то момент показалось даже, что чувство это взаимно - вот только в последнее время она предпочитает держаться с ним по-приятельски: смеётся шуткам, охотно засиживается вместе в кабинете Николкиного отца, где во время увольнений в город они смотрят на ноутбуке фильмы, привезённые из будущего. Даже берёт под локоток во время прогулок по Петербургу и иногда - изредка! - по-приятельски чмокает в щёку… И всё это, чем дальше, тем больше, утверждает его в невесёлой мысли - они только друзья, и таковыми впредь и останутся.
        - Не отвлекайтесь, молодые люди!
        На этот раз монокль выпал-таки - и повис бы на чёрном шнурке, пристёгнутом ко второй сверху жилетной пуговице, если бы барон ловко, заученным движением не подхватил его. Это было признаком крайнего недовольства. Иван сделал постную физиономию и подобрался - не хватало выслушать очередную порцию нравоучений… Хотя, Маэстро порой интересно послушать, да и его словесные обороты сами собой западают в мозг - не заметишь, как начинаешь сам вставлять такие же. Ничего дурного в этом нет, изъясняется педагог изящно, грамотно, только очень уж старомодно.
        - А теперь, вспомните, как вы, уставшие, приходите домой после долгой прогулки по лесу, и опускаетесь в кресло, совершенно обессиленные. Вот так вам и надо сейчас сесть в боевую стойку - не „встать“, как Вы до сих пор пытались это делать, а именно „сесть“! Сесть, как в удобное, привычное старое кресло!
        Николка вслед за Иваном старательно исполнил указание. Маэстро оглядел результат, обошёл ребят, разглядывая и, как манекены в магазине одежды, поморщился и несколькими лёгкими шлепками стека поправил стойки. Николка, получив тросточкой пониже спины - не отклячивайся! - недовольно дёрнулся, поджал губы, но смолчал. К методам Маэстро приходилось привыкать - щадить своих учеников он не собирался…
        - Что ж, недурно, недурно… А теперь - выпад. Как я показывал в прошлый раз? Потянитесь рукой вперед - мягко, но уверенно, так, как будто просите милостыню у прохожего, будто всего лишь собираетесь коснуться края его одежды. А затем резко, внезапно выстрелите ногами! Ноги должны стать взрывом пороха в стволе ружья, который выбросит снаряд, руку с оружием, вперёд, к цели!
        Иван как следует замахнулся, и ринулся на воображаемого противника, намереваясь пронзить того клинком. Сегодня в руках у гардемаринов - не тростинки рапир, как на обычных занятиях, а инструмент посолиднее. Матросские абордажные палаши образца 1856 года - такие рядком красовались в оружейных стойках на нашем „Корейце“ - покрытые слоем оружейного сала во избежание ржавчины и закреплённые в своих гнёздах стальными цепочками, пропущенными через эфесы. Чуть изогнутый, расширенный к острию, клинок, снабжённый выступающими рёбрами жёсткости; гарда в виде узкого щитка с дужкой, защищающей пальцы, прямая рукоять, обтянутая чёрной грубой кожей. Никакой полированной латуни и изящных долов, как на кирасирских и лейб-гусарских клинках - голая простота и функциональность настоящего боевого оружия. Палаш тяжко оттягивает руку, так и просясь в замах, словно они не в вычурно-элегантном гимнастическом зале с дубовыми панелями и веерами рапир на стенах, а на залитой кровью палубе, посреди яростной абордажной схватки…
        Маэстро поморщился:
        - Должен вас огорчить, молодой человек, вы выполнили никуда не годное движение. Но хуже всего то, что вместо показа укола вы сделали замах, поправ все каноны фехтовальной культуры. Извольте повторить, как я вам показывал!
        Кто бы сомневался… Иван опасливо покосился на стек в руке Маэстро и снова принял стойку. Впереди был ещё час издевательств, и единственное утешение - что и прочим его однокашникам по гардемаринскому классу достаётся ничуть не меньше.
        III
        Из дневника гардемарина Ивана Семёнова.
        „..Пожалуй, самое время освежить в памяти перипетии невероятной истории, что привела меня и моих товарищей по приключениям в гимнастический зал Петербургского Его Императорского Величества Морского Корпуса. И для этого придётся обратиться к дневнику.
        Отец начал фиксировать свои путевые впечатления ещё во время нашего перового путешествия на Ближний Восток; я, ознакомившись с его записями, проникся и сначала делал заметки в электронном планшете. Но вскоре, по примеру отца, перешёл на местные письменные принадлежности - бумагу и перо, стальное, на деревянном черенке, которое приходится то и дело макать в стеклянную, тяжёлую чернильницу. У нас имелся некоторый запас шариковых и гелевых ручек, созданный в ту пору, когда портал между прошлым и будущим был распахнут - таскай, не хочу! Но после поступления в Морской Корпус, я столкнулся с тем, что приходится не только учиться писать, старым стилем, с ятями и фитами, но и осваивать прочно забытую в наши дни у науку чистописания - причём именно с помощью этих варварских, выматывающих душу приспособлений. Вот и стараюсь, и даже клякс уже почти не ставлю.
        Задайте себе вопрос: мог ли московский старшеклассник двадцать первого века мечтать о том, чтобы надеть форму императорского гардемарина века девятнадцатого? Представлять себе это в красках, видеть во снах, даже плакать украдкой в подушку от невозможности оказаться на палубе парусного корвета "Варяг" приписанного к Корпусу, ощутить в ладонях колючую жёсткость сизале вых тросов, а под босыми пятками - выскобленные до белизны тиковые доски? Слушать трели боцманских дудок, добродушные (а порой и не очень) загибы дядек-наставников, у каждого из которых за плечами не одна "русская кругосветка"? Отстаивать "собачьи вахты", кошкой карабкаться на марсы и нащупывать ступнями ниточки пертов, стараясь добраться до нока фор-марса-рея - и не смотреть на кипящую в пятидесяти футах внизу бездну?
        Да бросьте - мои современники и Станюковича-то с Сабатини не читали, о морской, парусной романтике судят исключительно по приснопамятным "Пиратам Карибского моря". А в плане экстрима предпочитают сноуборд, скалодромы и трюки на роликах. Что до знания реалий девятнадцатого века - то тут дело обстоит на уровне книг Акунина и, снятых по ним сериалов - это в лучшем случае. Э-э-э, да что там говорить - посмотрите, сколько места отведено в учебнике истории всему периоду царствования Александра Третьего!
        Но я отвлёкся. Итак, всё началось в один прекрасный московский день, когда мы с отцом, прогуливаясь по центру Москвы в районе улицы Казакова, (это, если кто не знает, недалеко от Курского вокзала, в сторону Лефортова) встретили мальчишку. Обычного такого пацана, моего ровесника, ничем особо не примечательного - если бы не паника в глазах, тяжёлый ранец телячий кожи, да старомодная суконная гимназическая форма, в которой он маялся тёплым майским деньком.
        А дальше началась форменная чехарда. Или пердимонокль, как принято говорить здесь - словечко ёмкое, но у нас в двадцать первом веке, увы, прочно забытое. Это ведь только в книжках про попаданцев, которые с недавних пор заполонили книжные прилавки, главный герой сразу знает, что делать на много шагов вперёд. И - следует своему плану, не отклоняясь, выбирает наилучшие варианты из возможных, уверенно идёт к успеху, следуя советам завсегдатаев бесчисленных альтернативно-исторических форумов, давным-давно разобравших все возможные ситуации и нашедших оптимальные решения.
        Увы, мы с отцом жестоко разочаровали форумных знатоков и критиков. Не кинулись прогрессорствовать, перекраивать историю, вводить единые патроны и изобретать командирские башенки, а занялись презренным с их точки зрения делом: стали, не торопясь, со вкусом, устраивать собственную жизнь. А заодно - жизнь тех, кто вслед за с гимназистом Николкой Овчинниковым оказался втянут в орбиту наших приключений.
        И не то, чтобы это оказалось результатом осознанного выбора. Скорее уж - следствие череды случайных событий, наскоро, не слишком обдуманно принятых решений и их последствий, исправлять которые приходилось уже на ходу. Вот, к примеру: нужны попаданцам деньги? Конечно нужны, куда ж без них - ни извозчика нанять, ни в кофейне позавтракать, ни пирожок у уличного разносчика купить. Что ж, есть очевидное решение: давайте принесём из нашего будущего какой-нибудь достаточно безликий, компактный и легко реализуемый товар, который уже известен в девятнадцатом веке, но на более скромном техническом уровне. А чтобы обеспечить себе средства на закупку этого хлама в веке двадцать первом, наладим встречный поток военно-исторического антиквариата - благо отец хорошо знаком с сообществом исторических реконструкторов и без труда найдёт покупателей.
        А потом, когда денег понадобится больше, постараемся обеспечить их постоянный приток, создав небольшую велосипедную мастерскую, где из доставленных из будущего деталей будут собирать круизёры и горные велики - на радость только нарождающегося в России спортивного сообщества. Правда, это неизбежно сделало нас объектом пристального внимания если не спецслужб (еще неизвестно, имеются ли они тут в привычном для нас значении и интересуются ли подобными вещами?), но, уж точно, общественности - тех же спортсмэнов, которые рано или поздно зададут себе вопросы о происхождении новинок?
        Ну и мелкие огрехи, куда ж без них? Пустяки, вроде, но при некотором стечении обстоятельств способные заставить задуматься человека неглупого и любопытного. Задуматься - и однажды задать вопрос, на который очень трудно будет найти непротиворечивый ответ.
        В общем, пары месяцев не прошло, как круг посвящённых разросся неуправляемо, что с той, что с этой стороны. А уж какими коллизиями это сопровождалось - даже вспоминать не хочется. Чего стоит хотя бы побег лейтенанта Никонова в двадцать первый век, завершившийся тем, что в прошлое попала шайка леваков-радикалов из наших времён. Сколько лиха мы с ними потом хлебнули…
        Иногда я жалею, что нет возможности описать наши приключения в виде фантастического романа и опубликовать в нашем времени. Прямо предвкушаю вал злобной, пополам с банановой кожурой и помётом критики: "какие-то идиоты ваши попаданцы!" "за кого нас считает автор, за придурков?" "Да чтобы действовать так, надо быть имбецилами и недоумками, не способными предвидеть последствий хотя бы на полшага вперёд…."
        Прочее додумайте сами. Ну да, дров мы наломали изрядно, и последствия своих опрометчивых действий расхлёбываем до сих пор. Например, покушение на государя Александра Третьего, устроенное теми самыми радикалами, спевшимися с местными студентами-народовольцами, и последовавшее за ним "схлопывание" межвременных порталов, в результате чего мы остались здесь с жалкой горсткой технологий двадцать первого века и под вполне доброжелательной, хочется верить, опекой властей… А как бы ещё мы с Николом смогли попасть в недоступный подавляющему большинству мальчишек Российской Империи Морской Корпус, учебное заведение, где выращивают элиту элит, флотских офицеров, опору державы? Так вот и попали - чтобы и под присмотром находиться, и наибольшую пользу извлечь для державы. Ну и без высокого покровительства не обошлось, разумеется - сама императрица озаботилась тем, чтобы нас, героев мартовских событий, приняли туда в обход всех правил, да ещё и весной, незадолго до окончания учебного года.
        Дело в том (и это, несомненно, вызвало бы наибольшее возмущение читателей нашего ненаписанного романа), что мы довольно быстро расставили для себя приоритеты - и не в пользу прогрессорства с перекраиванием истории. Нет, нас с отцом интересовало другое, то, о чём книжные попаданцы, как правило, не задумываются: как вообще всё это стало возможно? И для начала - откуда взялись порталы, через которые мы повадились ходить из двадцать первого века в девятнадцатый, и обратно, словно в соседний супермаркет?
        Благо, концы, за которые требовалось потянуть, чтобы распутать этот клубок загадок, у нас имелись. Древние чётки с коптским крестом, отдельные бусинки которых как раз и служили своего рода ключами, открывающими порталы. Затем - найденные нами с Николом записки первого открывателя порталов, доцента Евсеина, подвигнувшие нас с одной стороны, пуститься по следам его путешествий на Ближнем Востоке, а с другой - разыскать самого доцента, бесследно сгинувшего некоторое время назад. Для этого пришлось создать частную сыскную контору во главе с юным энтузиастом детективного дела Яшей - и тот превосходно справился со своей задачей…
        А мы с отцом тем временем отправились в Сирию, затем в Ирак и Египет - и отыскали-таки новые, весьма важные сведения. Оказалось, что на втором конце безнадёжно запутанной ниточки - загадка то ли древних допотопных цивилизаций, этот портал создавших, то ли вообще пришельцев из космоса. В итоге, отец оправился во вторую экспедицию в Чёрную Африку, а мы с Николом остались в России, поступили в Морской Корпус - и тоже не сидели, сложа руки.
        Как говорил папаша Мюллер в известном телесериале, "что знает двое - знает свинья". Довольно скоро отыскалось немало желающих приобщиться к нашим тайнам. И не просто желающих, а представителей могущественных организаций, чей интерес к выпрыгнувшим, словно чёртики из табакерки, попаданцам, был профессионально обусловлен.
        Не буду вдаваться в детали, поскольку для этого пришлось бы превратить дневник в тот самый ненаписанный попаданческий роман. Скажу только, что отец вернулся из своего африканского вояжа, разузнав и раздобыв немало ценного, но и крепко схлопотав от конкурентов в лице бельгийского авантюриста ван дер Стрейкера и его британских покровителей. Доцент Евсеин, первооткрыватель порталов, выкинул трюк, которого от него не ждал решительно никто - такой, что даже барона Корфа, руководителя Департамента Особых Проектов, пробрала оторопь. Ну и мы с Николом и Воленькой Игнациусом (ещё один посвящённый…) благополучно вернувшиеся из океанского похода, и теперь ожидающие дальнейшего развития событий. Прямо сейчас - в гимнастическом зале Морского Корпуса, где тот самый барон Корф преподаёт нам азы фехтовальной науки…
        IV
        1889, апрель Англия, Гэмпшир.
        Группа «Алеф» на задании.
        Старая добрая викторианская железная дорога, поезд от Портсмута до Лондона! Впору вспомнить "Хогвардс-экспресс" с его красным локомотивом и купе со столиком, где так удобно рассматривать ожившие вкладыши к шоколадным лягушкам. Здесь всё похоже: пышущий паром локомотив, двухосные вагончики малахитового цвета с чёрной окантовкой и крупными, жёлтой краской, буквами: London and South Western Railway. Но кое-что и непривычно - двери купе открываются прямо на перрон, сквозного прохода по вагону нет. Билеты в кассе продаются без мест, куда хочешь, туда и садись. Хорошо, Варя вовремя сообразила (а на самом деле, просто внимательно прочитала примечания к железнодорожному расписанию), что половина вагонов поезда отправляется не в Лондон, а в Рединг, и на одной из станций их должны прицепить к другому составу.
        Наконец-то вокзальная суета осталась позади, и за окнами вагона "Лондонских и Юго-Западных железнодорожных линий" замелькали пейзажи Гэмпшира. Болота, каменистые осыпи, оплывшие приземистые холмы. И - поля, прорезанные кое-где узкими каналами, на которых нет-нет, да и увидишь, барку, влекомую меланхоличным битюгом. Иван припомнил вычитанный где-то метод: если от одного столба до другого можно, не торопясь, сосчитать до шести - значит, поезд разогнался до шестидесяти километров в час. В будущем с такой скоростью бегают дачные электрички. Но, то ли техника не позволяла, то ли британцы полагали, что торопиться некуда, а только пассажирский состав "Портсмут-Лондон" плёлся как черепаха - между столбами было десять. И к тому же, останавливался на каждом полустанке, так что в дороге предстояло провести больше двух часов. В "купе" кроме Ивана и Вари, никого не было - вагон первого класса отошёл от перрона полупустым, хотя "парламентский" третий трещал по швам.
        - Уродливые они всё же, эти броненосцы. Не то, что клипера в Кронштадте. Те красавцы, элегантные стройные, а эти - сущий кошмар. Приплюснутые, угловатые, ни красоты, никакого изящества…
        Иван оторвался от окна. Вот уж не ожидал, что напарница заговорит на такую тему!
        После смотра они даже слегка повздорили. Юноша не отрицал своего ляпа с "Войной Миров" - но разве это повод, чтобы изводить человека два часа кряду? Не такой уж и серьёзный прокол. Скорее всего, та миссис, о Уэллсе вообще слыхом не слыхала. А Варвара завелась из-за того, что её заставили мёрзнуть на палубе, глохнуть от пальбы, дышать пороховой вонью, а потом ещё и выслушивать лекцию о военном судостроении.
        Броненосцы ей, видите ли, уродливы…
        - Ну, положим, британские фрегаты и шлюпы тоже красивые, только они на смотру стояли без парусов… - начал Иван, и прикусил язык. Станешь возражать - прицепится к слову, и пошло-поехало самого Лондона.
        - …хотя да, ты в чём-то права. Нынешние броненосцы в плане эстетики подкачали. Что поделать, совсем другая эпоха в судостроении.
        - Эпоха! - раздражённо фыркнула девушка. - А почему они из воды еле видны? Палубы почти вровень с волнами, а на ней сараи какие-то понатыканы! И пушки дурацкие: короткие, словно обрубки, дыма от них…. В фильмах, которые ты показывал, совсем другие - длинные, могучие даже с виду. Взглянешь - дрожь пробирает!
        В числе прочего, готовясь к этой поездке, Иван прокрутил напарнице несколько роликов из военно-морской истории.
        - Так они же стреляют чёрным порохом! - принялся объяснять он. - И заряжаются с дула, потому и скорострельность низкая: иногда один выстрел в десять минут! Думаешь, от хорошей жизни придумали специальные таранные корабли? Орудия здоровенные, это да, но вот попасть из них по кораблю, когда тот маневрирует - полная безнадёга. Торпеды появились недавно, они слабые, медленные, вот и приходится изворачиваться. Во всех флотах мира считают таран чуть ли не главным оружием, даже тактику специальную разработали…. Помнишь, я показывал - "Руперт", "Хотспур", они стояли во втором отряде, подальше от нас? Их главный калибр может стрелять только вперёд, на сближении с противником, а потом надо таранить! И в России такие строят.
        - Делать нечего - уродство такое копировать! - фыркнула Варвара. - Нет, чтобы покрасивее выбрать! Вот, королевская яхта - как она называется?
        - "Виктория и Альберт". Виктория - это в честь нынешней королевы, а Альберт её муж, принц-консорт. Кстати, царская яхта "Держава" построена по её образцу.
        Напарница снова фыркнула, но не нашла, к чему придраться.
        - Вань, а ты обратил внимание, что англичане корабли называют "she"? Они, выходит, для них все женского пола, даже уроды вроде этого… "Агамемнона"?
        Иван кивнул. Среди броненосцев Ройял Нэви "Агамемнон" и его систершип "Аякс" отличались самым нелепым видом. Широкие, тупоносые, низкобортные, с приземистыми цилиндрическими башнями, из амбразур которых едва высовывались стволы орудий неимоверного калибра. На носу и на корме, перекрывая сектора обстрела, высились громоздкие надстройки, соединённые поверх башен переходными мостиками. Венчала это нагромождение кургузая дымовая труба, а над ней будто в насмешку, паутина мачт, реев, такелажа - броненосцы этого типа несли полное парусное вооружение.
        Но даже такое чудище британцы называют "она". Для них любой корабль - леди.
        - Ну да, так и есть. Конечно, эти корабли не самые красивые на свете. Они уже устарели, в прошлом году вошёл в строй "Коллигнвуд", первый из "Адмиралов". Жаль, мы не видели этот броненосец, ты бы поняла….
        - Сдались мне эти железные коробки! - огрызнулась Варвара. - Хоть старые, хоть новые, хоть какие! И помолчи уже, голова раскалывается! Затоковал, как глухарь - пушки, чушки… уши вянут!
        И демонстративно отвернулась к окну.
        Иван от обиды опешил. Сама ведь спросила - и на тебе! Поди, пойми этих женщин…
        Поезд нырнул в лес. Деревья вплотную подступили к железнодорожному полотну, ветки то и дело хлестали по стеклу. Ваня невольно отодвинулся; его спутница наоборот, радостно взвизгнула и, вскочив с диванчика, принялась теребить задвижку.
        Варя, в сущности, не была ни врединой, ни занудой. На неё порой накатывали приступы раздражения, и тогда девочку лучше было не трогать. Но Иван знал, что и четверти часа не пойдёт, как она пожалеет, что наговорила колкостей и станет искать пути к примирению.
        - Не откроешь окошко? - попросила девушка. - Душно что-то…
        Ещё бы не душно - кондиционеров здесь нет и в помине. А откроешь окно - есть риск, что вагон захлестнёт пеленой угольной гари из трубы локомотива, отплёвывайся потом и отчихивайся…
        Но - не спорить же с упрямой девчонкой ещё и из-за этого? Иван встал и толкнул вверх дубовую раму. Окна в английских вагонах конца позапрошлого века, открывались так же, как и в привычных плацкартах.
        Рама поддалась и послушно скользнула вверх. В окно ворвался громкий стук колёс и запах листвы. Иван опустился на диванчик - Варя, как ни в чём ни бывало, листала газеты. В Портсмуте они запаслись целой кипой: "Дэйли Телеграф", "Монинг Кроникл", "Пэлл Мэлл Газетт", "Таймс" и ещё десяток вечерних листков. Задача проста: вычислить по сегодняшним газетам, кто такие эти сэр Рэндольф и сэр Артур, чей разговор они подслушали на яхте. И придумать, как найти этих джентльменов в Лондоне.
        И как же? "Элементарно, Ватсон": сэр Рэндольф - он, между прочим, бывший министр, это хорошая зацепка - назначил встречу собеседнику в своём клубе. Книги и фильмы о британской жизни приучили ребят к мысли о том, что любой английский аристократ привержен традициям. А значит, можно вычислить по газетам, по разделам клубных новостей - ребята уже знали, что многие издания регулярно публикуют подобные сведения. Даже в официальной "Лондон Газетт" есть столбец о клубной жизни британской столицы. Итак, открываем "Монинг Кроникл", и на третьей странице, в разделе официальной хроники…
        «Бывший министр по делам Индии сэр Рэндольф Генри Спенсер, лорд Черчилль и сэр Артур Вильям Окленд Худ, первый морской лорд, собираются присутствовать на Королевском смотру Эскадры Особой службы. Лорд Черчилль и первый морской лорд будут наблюдать за смотром с борта яхты „Новая Каледония“, а не с борта яхты Её Величества, где будет присутствовать и премьер-министр маркиз Солсбери. Что, несомненно, косвенно подтверждает сообщения о наметившемся охлаждении между действующим кабинетом и Адмиралтейством…»
        "Ничего себе, - поразился Иван, - и за такими персонами предстоит шпионить? Бывший министр и действующий командующий ВМФ, если переводить на российскую табель о рангах двадцать первого века! У нас к таким шишкам не подступиться, а здесь - пожалуйста, стоят и беседуют, как ни в чём ни бывало, и вокруг никаких бодигардов или референтов…
        Итак, "фигуранты расследования" оказались Очень Важными Персонами. Это играло на руку: из третьей по счёту газеты удалось выяснить, что лорд Рэндольф Черчилль состоит в клубе "Уайте", адрес - Сент-Джеймс стрит, 37. Самый известный "клуб для джентльменов", основан в 1693 году, в списках клуба аристократы, политики, члены царствующей династии. Вряд ли лорд Черчилль станет посещать второсортное заведение… Если верить газете, этот клуб - настоящее гнездо партии тори, а сэр Рэндольф всегда отличался консерватизмом. Там и встретятся оба джентльмена, и у группы "Алеф" есть сутки на то, чтобы придумать, как проникнуть в цитадель приватности, каковой, несомненно, является политический клуб британских аристократов.
        Осознав сложность задачи, Иван растерялся. Впору было опускать руки. Ну, хорошо, они прыгнут выше головы и подслушают разговор - а далыпе-то что? Не факт, что дело прояснится; не факт, что предмет беседы лорда Рэндольфа и сэра Артура Худа вообще имеет отношение к их заданию, не факт… Хитроумный Корф, который, как обычно, дал своим подопечным туманные намёки вместо ясных инструкций, на этот раз явно перемудрил - и с тех пор жизнь Ивана и Вари превратилась в сплошную череду головоломок.
        V
        Из дневника гардемарина Ивана Семёнова.
        Головоломки начались гораздо раньше - аккурат, после того самого урока фехтования, проведённого в Корпусе бароном Корфом. Урок был последним в расписании; за ним следовали часы, отведённые для самостоятельных занятий, но нам с Николкой и Воленькой Игнациусом не суждено было ни повозиться с однокашниками на заднем дворе, ни посидеть в тишине библиотеки. Явившийся за нами дежурный офицер предложил следовать за ним - разумеется, приведя себя в надлежащий вид, на что было отведено три минуты.
        Признаться, я бы удивился, случись оно как-то иначе - едва увидев барона в гимнастическом зале, я понял, что жизнь готова отколоть очередное коленце.
        И не ошибся, разумеется.
        "Хочу лично заняться вашей физической формой. - заявил барон. - Отточить навыки во владении оружием тоже не помешает, особенно холодным - со стрельбой, как мне докладывали, у вас всё в порядке. К тому же, в скором времени мы возобновим занятия офицерских классов - подготовку специалистов для работы с техникой будущего с вас никто снимать не собирается…"
        Кто бы сомневался: технический отдел Д.О.П. получил солидное вливание в виде самой разнообразной аппаратуры, а натаскивать будущих айтишников Его Императорского Величества некому. Так что мы, как и в прошлом году, три раза в неделю тратим по нескольку часов на работу с курсантами. Здесь, правда, это словечко не в ходу, предпочитают нейтральное "слушатели курсов". Но мы из соображений сугубо хулиганских, употребляем именно его.
        Есть и новшество:, в структуре Д.О.П. организованы секретные учебные классы. Цель - подготовить группы, способные выполнять особо важные задания с использованием технологий будущего. Мы - я, Николка, Воленька Игнациус и есть первые слушатели или курсанты. Время от времени нас навещает Георгий. Ему, как царскому отпрыску и официальному наследнику Государя, негоже заниматься шпионскими делами - но уж больно интересным вещам учат на этих курсах. Вот он и находит время, чтобы посидеть на занятиях, повозиться со спецаппаратурой (смех и грех - простейшие диктофоны, направленные микрофоны и подслушивающие устройства, которые у нас можно без проблем приобрести через Интернет), пострелять из револьвера с глушителем и снайперской винтовки, поупражняться в рукопашке. А что, дело хорошее, глядишь, когда и пригодится…
        Д.О.П. овские курсы располагаются в неприметном особнячке на Елагином острове - с собственным парком, обнесённым крепким забором. До дворца вдовствующей императрицы Марии Фёдоровны оттуда рукой подать; в большом дворцовом парке по выходным проводятся гуляния и даже соревнования Санкт-Петербургского императорского клуба любителей бициклов. Мы с Николкой не раз наблюдали, как спортсмэны в твидовых костюмах в английскую клетку проносятся по дорожкам на великах московской фабрики "Дуке" или рижского велосипедного завода - тех, что клепают свои знаменитые на всю Европу, самобеглые аппараты по образцам двадцать первого века. Ещё один вклад попаданцев в развитие местной цивилизации.
        На Елагином острове мы проводим по два дня в неделю. Вечером, в пятницу, паровой катер забирает нас с пристани напротив Морского Корпуса, а поздно вечером, в воскресенье доставляет обратно. Об увольнительных с выходами в город пришлось, таким образом, забыть и, похоже, надолго - наше время расписано по минутам между Корпусом, офицерскими классами и курсами Д.О.П. Именно там, в особняке на Елагином острове, и поджидал нас главный сюрприз.
        Девушки-курсистки! Да-да, не институтки-смолянки, которых приглашают на корпусные балы и прочие открытые мероприятия, где подразумевается женское общество (будущие морские офицеры должны уметь вести себя с дамами!), а самые настоящие слушательницы Елагиных курсов. В отличие от нас троих, появлявшихся здесь только на выходные, они жили в небольшом флигеле почти постоянно и проходили ускоренный курс специфических наук с упором на иностранные языки, современную политику и физическую подготовку. Все они, как и мои друзья, входили в круг посвящённых - и угадайте, с кого начинался короткий, всего в семь строк, список наших курсисток?
        Ну, конечно: Варенька Русакова и её подруга Марина Овчинникова, двоюродная сестра Никола. Барон Корф, подбирая женский "контингент" для спецкурсов, прежде всего, обратился к ним. Вполне логичный выбор: девушки знают насчёт "гостей из грядущего", дали соответствующие подписки о неразглашении. И, главное: у обеих свежи ещё раны от прошлогодней потери, гибели во время мартовских событий Варенькиного кузена, юнкера и командира "волчат" Серёжи Выбегова. И когда поступило предложение заняться серьёзным, хотя и не слишком типичным для благовоспитанных московских барышень делом, они долго не раздумывали.
        Перевод из Елизаветинской женской школы, где обе учились, и где преподавал Николкин дядя Василий Петрович Овчинников, в некое частное, чрезвычайно закрытое учебное заведение оформили быстро. Больше всего Варю и Марину поразило, что ради нескольких слушательниц на Елагиных курсах содержали полный штат преподавателей, обучавших девушек, в числе прочего, и по обычной гимназической программе. Свободное же время, которых у учениц Елизаветинской школы всегда было в достатке, теперь дочиста съедали занятия по иностранным языкам и "спецпредметам". Стрельба, фехтование, навыки рукопашного боя - могло ли такое привидеться им даже в страшном сне?
        Когда мы с Пиколкой насели на барона с вопросом - "что тут делают девчонки"? - он ответил, что готовят нас не к роли пластунов-ухорезов, снимающих вражеские посты и взрывающих пороховые погреба (хотя и этими навыками овладеть не помешает), а к работе в качестве оперативников, тайных агентов, в том числе и за границей. "Неужели вы, молодые люди, - насмешливо осведомился Корф, - думаете, что на этом поприще вы сможете обойтись без помощи соратниц женского пола? Во многих из предстоящих вам миссий помощь девушек окажется незаменимой, и моя прямая обязанность, как начальника Департамента, подготовить для нас боевых подруг. Причём часть подготовки вы будете проходить вместе - юноша и девушка. Пары эти будут составлены специалистами Д.О.П. а с учётом соображений, вникать в которые вам, молодые люди, незачем…"
        Так и вышло, что на грифельной доске в преподавательской комнате появилась таблица с малопонятными непосвящённым надписями: "Группа Алеф", "группа Бейт", "группа Гимель" - и далее, по буквам древнееврейского алфавита. И всё: никаких фамилий, только расписание занятий. Почему были выбраны именно такие обозначения, я не знаю, а барон в ответ на вопрос хмыкнул и ничего не сказал. Так что, группа "Алеф" - это теперь мы с Варей. Группа "Бейт" - Воленька Игнациус и незнакомая мне девица из Смольного института, а группу "Зайн", седьмую и последнюю в списке, составили Николка Овчинников со своей кузиной Маринкой. После окончательного утверждения списков все мы получили блестящие, никелированные двуствольные пистолеты "Дерринджер" под мощный смит-вессоновский револьверный патрон с выгравированными литерами своей группы. У нас с Варей это "Алеф", похожая одновременно и на кириллическую "Ж" и на латинскую "N".
        Когда барон вручал нам оружие, собрав всех в небольшом зале на первом этаже учебного корпуса, я на миг почувствовал себя членом то ли масонской ложи, то ли тайного ордена, проходящего церемонию инициации.
        Впрочем, так ли уж сильно я ошибся?
        VI
        Англия, Лондон.
        Группа «Алеф» на задании.
        За окнами - Лондон, 1888 год. Столица Империи, над которой не заходит солнце. Викторианская Англия, времена Шерлока Холмса, детей капитана Гранта и диккенсовских персонажей. Мир паровых машин, угля, клёпаного железа и первой промышленной революции.
        Что приходит в голову, когда речь заходит о Лондоне? Футбольный клуб "Челси", колесо обозрения на берегу Темзы, Вестминстерское аббатство, Тауэрский мост и… туман.
        Это не тот экологически чистый продукт, слегка сдобренный бензиновой, стандарта Евро-5, гарью и ароматами "Макдональдса", который вдыхает житель двадцать первого столетия. Туман викторианского Лондона - густая смрадная субстанция цвета горохового супа - поражал все органы чувств, заставляя горько пожалеть, что вы явились в этот город, в эту страну, и вообще родились на этот свет. После такого не придёт в голову сетовать на неблагополучную экологию какого-нибудь Кемерово, Череповца или, скажем, Пекина.
        "… здесь что, поблизости большой пожар?
        О нет, мистер! Здесь поблизости Лондон."
        В наше время житель мегаполиса почти не знаком с запахом угольной гари - если, конечно, не живёт неподалёку от металлургического комбината или угольной ТЭЦ. Раньше так пахло в вагонах поездов дальнего следования, где углём топили титаны-водонагреватели. А в старом Лондоне уголь повсюду - от паровоза до чугунной кухонной печки. Его пыль скрипит на зубах; он вторгается в дома печной копотью и каминной гарью. Порой его запах перебивает едкая вонь дёгтя, креозота и неистребимое амбре конского навоза. Мостовые усыпаны конскими яблоками; повсюду шныряют мальчишки с корзинами. Они собирают эти отходы жизнедеятельности и продают их по домам.
        Из здания вокзала Виктория вышли в сумерках, и Иван сразу же стукнулся лбом о фонарный столб. Больно было ужасно, а ещё больше - обидно: никак не ожидал, что окажется в положении героя немой комедии. Но он и правда, не заметил этого треклятого столба! Фонарь где-то далеко вверху светил тусклым жёлтым светом, с трудом рассеивая вязкую мглу; из неё зыбкими тенями появлялись то люди, то нелепые, на паре высоченных колёс, повозки, называемые "кэбами". Они занимали в Лондоне нишу такси.
        Были и автобусы, точнее омнибусы - громоздкие двухэтажные экипажи, запряжённые парой лошадей. В омнибус набивалось человек по тридцать, и оставалось только удивляться: как несчастные савраски не околевают под таким грузом?
        А ещё - в Лондоне, оказывается, есть метрополитен! Если можно, конечно, назвать этим словом закопченные, душные, провонявшие угольной гарью катакомбы, где под низким потолком покрытым наслоениями копоти, непрерывно клубится дым. А как иначе, если поезда в Лондонской подземке ходят на паровой тяге? Иван с Варей рискнули спуститься на станцию - и выскочили наружу, как ошпаренные, а потом долго глотали свежий воздух. Впрочем, какое там - "свежий"? Туман…
        Пропитанный копотью, он оставлял серый налёт на одежде, и оставалось только удивляться, как это лондонцы ходят в крахмальных сорочках, с кипенно-белыми манжетами. А если провести пальцем по любой поверхности, как на нём тут же оставался чёрная каёмка - копоть, всюду копоть!
        "Сюда бы фанатов стимпанка из двадцать первого века, - бурчал Иван, ожесточённо откашливаясь. - Понюхали бы, в буквальном смысле, чем пахнет их любимый мир угля-и-пара…"
        В гостинице, в десятке кварталов к западу от вокзала Виктория, куда группу "Алеф" доставил опасно раскачивающийся на ходу кэб, дышать было ещё труднее. По всему дому чадили свечи и отвратительные, опасные приспособления, называемые "газовыми рожками". В них горел светильный газ - тоже, как выяснилось, продукт перегонки угля. В каждой комнате имелся камин, который разжигала унылая горничная в платье мышиного цвета; рядом с камином, на плетёном коврике стояла корзинка с углём и кованая из меди лопаточка. Иван с трудом подавил желание потребовать убрать осточертевшую субстанцию из своего номера. Уголь так уголь. Это, как ни крути, основа здешней цивилизации. Пусть будет уголь.
        В гостинице - здесь это называлось "пансион" - они сняли два двухкомнатных номера, отдельно для Ивана и отдельно, для его спутницы. О том, чтобы поселиться в одном, разумеется, не могло быть и речи, они и без того всю дорогу ловили на себе недоумённые, порой осуждающие взгляды. Молодой человек и барышня, путешествующие вдвоём, без взрослых, без слуг - такое воспринимается добропорядочными британцами как скандальное нарушение всех возможных приличий. Спасал статус приезжих из дикой Черногории - чего ожидать от невоспитанных аборигенов? Странный акцент, дурные манеры - кому ещё придёт в голову таскать на поясе страховидный тесак в обшарпанных ножнах? Ваня, как мог, отбрыкивался от экзотического аксессуара - лучше бы оставили штатный "Дерринжер", - но инструктор, готовивший группу "Алеф" к переброске настоял на своём. По его словам выходило, что мужчины из рода черногорских господарей не выходят за порог без верного гайдуцкого ножа.
        Костюм Ивана состоит из кургузой суконной курточки и шаровар, заправленных в нелепые кожаные приспособления на медных застёжках, называемые "крагами". Их полагается носить поверх башмаков. Инструктор объяснил, что это так называемый "охотничий" стиль, приправленный, с учётом разработанной для ребят легенды, черногорским колоритом. Пресловутый ножик полагалось пристроить за широкий кушак из плотного тёмно-бордового шёлка. Чтобы надеть такой аксессуар, надо было обернуть его вокруг талии несколько раз - при этом владелец кушака вертелся волчком, подняв руки, а добровольный помощник стоял в другом углу комнаты, держа конец шёлковой полосы натянутой. Свободный конец, украшенный золотой кисточкой, следовало заткнуть за намотанную вокруг пояса ткань.
        Варя облачилась в дамское платье викторианского стиля, - башмаки, подвязки, корсет, многослойные юбки и уйма разнообразных штучек, в которых сам чёрт ногу сломит. Юноша подозревал, что спутница люто завидует его сравнительно удобному и практичному костюму особенности дамского гардероба позволяли заподозрить местных кутюрье в садистских склонностях. Иван с опозданием сообразил, что истинная причина того, что его спутница огрызалась всю дорогу от Портсмута до Лондона именно в деталях туалета, напоминавших пыточные приспособления. К концу дня Варя напоминала разъярённую до состояния невменяемости сиамскую кошку, готовую вцепиться в кого угодно просто за косой взгляд.
        Но ничего, думал Иван, это всё можно пережить - и смог, и уголь, и неудобную одежду. Они в Лондоне, и остались сущие пустяки: отправиться на Сент-Джеймс стрит, зайти в дом номер тридцать семь и спросить: "Это у вас собираются обедать сэр Рэндольф Черчилль и сэр Артур Худ? Нам, видите ли, непременно надо послушать, о чём они будут беседовать…" И постоять четверть часика за портьерой, которую укажет заранее подкупленный лакей.
        Шутки шутками, а делать-то что? Никакого "элементарно, Ватсон" пока в голову не приходит. Остаётся махнуть на всё рукой и надеяться, что правило "утро вечера мудренее" действует и в столице Британской Империи. Будет утро, будет овсянка на завтрак (или это тоже выдумки авторов романов об английской жизни?), и тогда, может, рассеется, наконец, туман?..
        А вот взять отправиться с утра, по известному всему миру адресу! Конан Дойль уже публикует рассказы о Шерлоке Холмсе; если верить знаменитому писателю, великий сыщик живёт сейчас один - его неизменный спутник и жизнеописатель женился и съехал с Бейкер Стрит. Куда было бы проще - деньги есть, предложить Холмсу щедрый гонорар, сочинив предварительно эффектную историю в стиле "Скандала в Богемии" - глядишь, знаток и создатель дедуктивного метода и поможет группе "Алеф" справиться с головоломной задачкой? Жаль только, Холмс - персонаж вымышленный, а доктор Джозеф Белл, с которого Конан Дойль списал своего героя, вряд ли возьмётся за столь сомнительное поручение.
        Постойте, что-то в этой мысли есть! От волнения Иван вскочил с постели и забегал по комнате. Что он знает о Шерлоке Холмсе? Дедуктивный метод… химия, скрипка… Вот оно: великий сыщик вовсю пользовался услугами целой армии малолетних помощников - уличных мальчишек, газетчиков, чистильщиков обуви, рассыльных. Рассыльных, конечно же! Они здесь при каждой лавочке, при каждом магазине - готовы доставить на дом покупку, которая не помещается в кармане. Кроме того, есть особая категория рассыльных, в форменных куртках, лампасных брюках и смешных круглых шапочках с номерами. Этих можно нанять возле отеля на улице, или в специальной конторе. Рассыльный передаст письмо, документы, доставит посылку, букет цветов даме. Он безлик, его не замечают до момента, пока не придёт время давать чаевые - но именно поэтому его и пускают куда угодно. Конечно, в клуб рассыльному вряд ли позволят войти, предложат передать через швейцара, но если сочинить убедительную отмазку, вроде "велено непременно лично в руки"…
        Ладно, пора спать. А завтра что-нибудь обязательно придумается.
        VII
        Из дневника гардемарина Ивана Семёнова.
        Начало ноября, октября, суббота, вечер, Елагин остров. День выпал длинный и на редкость насыщенный. После занятий мы долго гуляли по парку, а потом устроились в гостиной и проговорили чуть ли не до полуночи. К чему нас готовят? Какая миссия будет первой? Во Франции, где недавно провернул непростую операцию сам Корф? В Германии? Может, в какой-нибудь другой европейской стране?
        В итоге, мы так ни до чего и не договорились. Спать хотелось зверски; когда мы покинули гостиную и разошлись по своим комнатам, на часах была уже половина первого ночи.
        Комнаты у нас отдельные, делить их с соседом нет необходимости. Мы вообще мало общаемся с однокашниками - напарники по группам, разумеется, не в счёт. Учебные программы индивидуальные, за исключением общеобразовательных уроков - впрочем, мы с Николом и Воленькой от них избавлены и отдаём это время, по большей части, физподготовке.
        Корф как-то обмолвился, что собирается расширить курсы, набрав талантливых учеников столичных гимназий и кадетских училищ. Но до этого пока далеко, и первым выпускникам, то есть нашим группам сперва предстоит доказать, что идея подобного учебного заведения имеет право на существование. И сделать это можно только на практике, а значит - с замиранием сердца ждём первого задания. Если верить туманным намёкам барона - ждать осталось уже недолго.
        Осеннее утро выпало на редкость тихим и тёплым - бабье лето, да и только. На часах половина восьмого утра, занавески раздвинуты, столб света падает на изголовье кровати.
        Я подошёл к распахнутому окну. В парке орала звонкая птичья мелочь - будто в густой листве колыхалась завеса стеклянных иголочек. Сильно, терпко пахло сосновой смолой, и липы по обеим сторонам аллеи, ведущей к учебному корпусу, стояли дымные, светло-зеленые. Солнце ярко вспыхивает на окнах; я рассмеялся - так было радостно в это утро! - и как был, в синих боксерах, выскочил в окошко и припустил вокруг домика, к озеру. Завтрак начинается половине восьмого, и можно успеть окунуться в воду, вместо того, чтобы лезть в душ.
        Озерко в нашем парке крошечное, но проточное, и вода в нём всегда ледяная, особенно, подальше от берега, там, где бьют ключи. Октябрь на дворе, купальный сезон давно закрыт. Тем не менее, я дважды переплыл озеро и как был, не вытираясь, босиком, побежал назад. От флигеля уже тянулись курсанты и курсистки - завтракать здесь принято в столовой, расположенной в главном корпусе. Это пообедать или поужинать можно в своей гостиной, взяв из столовой "на вынос" блюда в жестяных ванночках. Тут их называют смешно, на старомодный манер - "судки".
        Когда я влетел в комнату, стрелка уже подползала к восьми. Натянув широкие "спортивные" шаровары и гимнастёрку, я попрыгал на одной ноге, зашнуровывая туфлю. Мелькнула мысль, что стоило бы одеться поофициальнее - всё же предстоит визит в преподавательскую. Конечно, Корф не слишком-то гоняет нас в плане формы одежды, но мало ли кто ещё туда заглянет? Да и Морской Корпус приучил в этом плане к строгости и порядку.
        Из гостиной доносились ароматы кофе - кто-то из курсантов воспользовался установленной в углу жаровней с белым кварцевым песком и медными чеканными турками. Эту моду принесли сюда мы с Николкой - в России конца девятнадцатого века практически не известен подобный метод приготовления ароматного напитка. Я звучно сглотнул - кофе хотелось чрезвычайно, - и выкатился на крыльцо. Может, барон сжалится и нацедит чашечку?
        Сколько раз говорил себе: доверяй интуиции! Кроме Корфа в преподавательской присутствовало ещё двое - оба в строгих, с блестящими пуговицами, гвардейских мундирах. Барон был, как всегда безукоризненно подтянут, убийственно элегантней - и столь же убийственно презрителен по отношению к мельчайшей неопрятности. Ни слова упрёка, как можно - но взгляд его жёг меня не хуже крапивы. Я попытался сделать вид, что ко мне это не относится и поджал ноги под стул, пряча пыльную обувь.
        Варя украдкой показала мне язык - она-то была в длинной юбочке из красно-коричневой шотландки и тёмно-синей, на манер школьниц двадцатого века, жилетке. Я чуть заметно пожал плечами - ну виноват, виноват. Исправлюсь.
        Вообще, эти двое суток на Елагиных курсах - чуть ли не единственное время, когда я могу не заморачиваться одеждой предков, позволяя себе некоторые вольности. Возьмём, к примеру, сорочки. Здесь их надевают как старые солдатские гимнастёрки, через голову - привычные, застёгивающиеся спереди по всей длине, появились только в начале двадцатого века, в Америке. Те, кто победнее, носят не сорочки, а манишки - особые нагрудные вставки, которые пришиваются или пристёгиваются к внутренней части пиджака или сюртука. С этим аксессуаром приходится быть осторожным - не дай Бог, сделаешь резкое движение, и манишка отстегнётся, сомнётся складкой, завернётся вверх. Выглядит это на редкость нелепо.
        А воротнички? Не понимаю, как люди могут по своей воле обрекать себя на такую пытку! Воротнички пристёгиваются особыми штучками - "запонками". Из накрахмаленного белого полотна, пяти сантиметров в высоту, со стоячими кончиками, воротнички безжалостно, в кровь, растирают шею. Кроме них к костюму непременно полагаются манжеты, тоже на запонках. Они порой заменяют записную книжку: на крахмальном манжете можно нацарапать пару слов карандашом. Хоть какая-то польза от бестолкового аксессуара…
        Обувь: тесные чёрные ботинки с узкими носам, порой с суконным верхом - для города. Другие, посвободнее, коричневые, с закруглёнными носами - для сельской местности. Парусиновые прогулочные туфли, вроде тех, что на мне сейчас, вполне удобны, но в городе в них ходить не принято. Ну и сапоги, разумеется - особенно, когда собираешься на верховую прогулку. Этому нас здесь тоже учат, и надо было слышать проклятия, которые адресовала Варвара "дамской" посадке - боком, в особом седле и платье-амазонке.
        На улице шагу нельзя не ступить на улице без головного убора. Котелки, цилиндры, соломенные шляпы-канотье, британские кепи и каскетки. Помните, как в сериале про Шерлока Холмса? Вот такие же, с одним или двумя козырьками; к нижнему канту крепится шёлковый шнурок, при ветреной погоде его пристёгивают к пуговице сюртука или пальто.
        И - перчатки! Это обязательно, вне зависимости от погоды, появиться на улице с непокрытой головой и без перчаток - дурной тон, все равно, что выйти из дома без одежды. Тонкие кожаные на каждый день; из белого или светло-бежевого шёлка при параде; из толстой кожи или замши для верховой прогулки. А трости, стеки, зонтики - никто не ходит с пустыми руками! В трости могут скрываться стилет или короткая шпага. Или не столь опасный секрет: стеклянная колба с виски, миниатюрная подзорная труба, часы-луковица или даже перьевая ручка с чернильницей. Чего только люди не придумают!
        Что до Вариных "взрослых" дамских нарядов - тут я умолкаю. За что ей такие мучения? Хотя не стану отрицать, выглядит она в них очень даже привлекательно…
        - Итак, молодые люди, - заговорил один из гостей, - Вот вы и дождались своего часа. Регулярные занятия на курсах продолжаются согласно утверждённого плана, однако три группы мы вынуждены снять для выполнения срочного задания. Основной будет группа "Алеф" - она проявила себя лучше других, да и навыки… хм… по основной специальности у них посолдиднее.
        Я ухмыльнулся - про себя, разумеется. То, что деликатно названо "навыками по основной специальности" - не что иное, как умение владеть записывающей, подслушивающей и прочей аппаратурой, доставленной из двадцать первого века. Разумеется, тут я серьёзно опережаю однокашников из других групп, да и напарницу успел поднатаскать.
        …а потому, принято решение, - продолжал меж тем гвардеец, - дать вам шанс проявить себя не в учебной миссии, а в настоящем деле.
        - И дело это нешуточное. - подхватил Корф. - Недавние события в Африке… - тут он многозначительно глянул на меня, - привели, к тому, что нашему противнику достались некие артефакты. Мы выяснили, что в скором времени они будут перемещены из нынешнего хранилища на Британских островах куда-то ещё, скорее всего, в континентальную Европу. Ваша задача - выяснить, куда именно.
        Я понимающе кивнул. Разумеется, речь идёт о хрустальной статуе "тетрадигитуса", добытой отцом в джунглях Центрального Конго и потом похищенной ван дер Стрейкером, отчаянным авантюристом, работающим на британскую военно-морскую разведку. Правда, толку англичанам от этой добычи немного: чтобы заставить статую ожить, требуются иные приспособления, а их-то отцу удалось сохранить. Но ведь и нам теперь от них никакого проку, во всяком случае, пока с "тетрадигитус" остаётся у англичан.
        Значит, пока мы тут учились сами и учили других, агенты Д.О.П. вышли на след таинственного артефакта - и теперь мы, группа "Алеф", должны закончить работу? Отец, узнав об этом, наверняка обрадуется - в конце концов, разве не предстоит мне исправить его упущения, в результате которых драгоценная добыча попала в руки наших оппонентов?
        …а кофе мне так и не предложили…
        VIII
        Англия, Лондон Сент-Джеймс стрит
        Группа «Алеф» на задании.
        «Рано утром, до того как трубы зданий и фабрик, железнодорожных машин и пароходов успеют заполнить воздух дымом, Лондон представляет необычное зрелище. Он выглядит чистым». - писал немецкий путешественник, и был прав. К утру туман над городом рассеялся. Запахи никуда не делись, но стали не такими пронзительными: сырая мгла впитывала их, накапливала, обволакивая людей лондонским амбре. Над крышами показалось бледное солнце; улицы наполнились гомонящей публикой, повозками, кэбами, омнибусами.
        - Ещё рано идти на Сент-Джеймс стрит. - сказала Варвара, подбирая юбки, чтобы перепрыгнуть через очередную навозную кучку. - Сейчас утро, в клубе, наверное, никого.
        Иван задумался. Резон в этом был: вряд ли лондонские джентльменские клубы похожи на ночные заведения Москвы двадцать первого века, но по утрам жизнь замирает и здесь - завсегдатаи разъезжаются, персонал отдыхает от трудов праведных, и одни только уборщики возятся в клубных гостиных и курительных комнатах.
        - Давай, хотя бы пройдёмся мимо, приглядимся, что к чему? До вечера времени вагон, устроимся потом где-нибудь, и в спокойной обстановке всё хорошенько обдумаем. Считай, что это у нас с тобой экскурсия с осмотром достопримечательностей.
        - Достопримечательности! - скривилась напарница. - Лучше бы улицы убирали нормально, а то развели грязишу…
        Лондон стал первым английским городом, который они рассмотрели вблизи. Портсмут не в счёт; его видели только из кэба, по дороге на вокзал.
        "Видимо, - думал Иван, вышагивая по замусоренному тротуару, - внешнее благополучие, сытость и чистота европейских городов появились только в двадцатом столетии. А улицы этого Лондона мало отличаются от трущоб Мумбая. Тесные, заваленные навозом улочки, невообразимая грязь. Запущенные, некрасивые дома, неблагополучные, болезненные лица. На перекрёстках и площадях толпятся бедно одетые люди, бродяги в поисках случайного заработка. Тут же бесчисленные торговцы всякой мелочёвкой, продавцы печёного картофеля и овощей. Точильщики, чистильщики обуви, стайки мальчишек, которых не назовёшь иначе, как беспризорниками. Лондон. Столица величайшей Империи Мира. Средоточие цивилизации. Глаза б на него не глядели…"
        Сзади раздалось бряканье колокольчика и протяжное "Старье берем! Старье меняем!" Юноша обернулся - кричал старый еврей, погонявший лошадь. Убогая повозка завалена проломанными настенными часами, разваливавшимися стульями, вылинявшей одеждой, разношенной обувью, гнутыми каминными щипцами, куклами без волос. Повозку облепили дети, и старьёвщик отдавал за доставленный хлам яркие книжки, бумажные фонарики, шарики из зелёного бутылочного стекла - бросовые сокровища, способные покорить детские сердца.
        Стоило тележке старика-еврея тронуться с места, как её сменила другая, собиравшая металлический лом. Ею управлял коренастый рыжеволосый тип с обветренным до красноты лицом. Он кричал, оповещая о своем прибытии:
        "Утюги, сковородки, кочерги! Кружки, миски, ложки! Железные обода! Есть старые подковы? Ненужный металл? Скорей неси сюда!"
        Варя раздражённо фыркнула, уловив волну запахов, которые распространяла тележка уличного торговца рыбой. Дары моря там были навалены грудой, и по тусклой чешуе ползали крупные зеленоватые мухи. Но ни сам разносчик, ни покупатели не обращали на них ни малейшего внимания. Вот покупательница в высоком чепце, юбке из клетчатой шерсти и блёкло-коричневом жакете, подошла к лотку; хозяин лениво помахал над прилавком рукой - мухи снялись гудящим облаком и повисли над лотком. Женщина повторила его жест, и принялась перебирать товар. Мальчишка лет десяти, тащивший следом за ней огромную корзинку, наблюдал за мушиным роем, ковыряясь в носу.
        Девушку передёрнуло.
        - Пошли, Вань… - она вцепилась в локоть спутника. - Сент-Джеймс стрит в четырёх кварталах отсюда, пойдём скорее, ну их всех…
        "Это она зря, - подумал Иван, послушно прибавляя шаг. - Ну, мухи и мухи - а то над лотками московских разносчиков их мало! И ведь ничего, не обращали внимания, и даже пирожки у них покупали и ели тут же, на улице…
        Пэлл-Мэлл и Сент-Джеймс стрит, расходящиеся от Сент-Джеймского дворца, разительно отличались от неухоженных улочек, что тянулись всего в нескольких кварталах отсюда. Здесь был настоящий, имперский Лондон - чистые мостовые, строгие, как министры, констебли, великолепные лошади в дорогих экипажах. Район слыл джентльменским оазисом, оплотом холостяцкой жизни лондонского общества. Его так и называли: «Клабленд». Тринадцать джентльменских клубов, оплот традиций политической и общественной жизни лондонской элиты. Точнее, мужской её части - женщинам в заведения Клабленда хода нет.
        Клабленд начинается от площади Ватерлоо, у мемориала гвардейцам, погибшим в Крымской войне. Фигуры в громоздких шинелях и лохматых медвежьих шапках напомнили Ване партизан двенадцатого года - только вил и топоров не хватает! Рядом с солдатами - Флоренс Найтингейл, первая, если верить британским историкам, профессиональная сестра милосердия.
        Иван напомнил себе, что фигуры отлиты из бронзы русских пушек, взятых в захваченном Севастополе. А это весьма злободневно, если вспомнить недавний визит в Портсмут - во время Крымской войны, английская эскадра тоже заявилась на Балтику. Её пушки громили деревеньки и мызы на берегах Финского залива, но попытки штурма Свеаборга и Кронштадта с треском провалились - англичане, не решившись лезть на минные банки, под огонь береговой артиллерии, убрались восвояси.
        Памятник гвардейцам остался позади, Иван и его спутница ступили на мостовые Клабленда. Именно здесь - средоточие лондонской политики: "Реформ-клуб" лейбористов и оплот их политических недругов, консервативный "Карлтон-клуб". А неподалёку - "Клуб Путешественников", членам которых вменялось в обязанность хотя бы раз в год удаляться от Лондона не менее, чем на пятьсот миль. Другая достопримечательность этого клуба - комната, под названием "Кофейная", единственное место в клубе, где нельзя пить кофе.
        Готовясь к заданию, Иван закачал на планшет массу полезных материалов, в том числе - справочник "Дебре", пособие по британскому этикету. И за завтраком успел пробежать раздел с рекомендациями тем, кто хочет вступить в клуб или посетить его в качестве гостя:
        "…Если вы уже стали членом клуба - примите наши поздравления, однако не стоит привлекать излишнее внимание к этому. Даже если клуб входит в число знаменитых - сообщить о своем новом статусе полагается как бы между прочим, спокойно, слегка небрежно.
        Если вы пригласили в клуб гостя, имейте в виду, что он может быть не знаком с его правилами, и лучше рассказать о них заранее. Встречайте гостей у входа, а еще лучше, приходите вместе с ними. Если же пригласили Вас - лучше заранее уточнить у приглашающего нюансы.
        Недопустимо обсуждать в публичных беседах доходы, семью, детей; о политике тоже лучше не говорить, для этого есть специально отведенное время и место. Не стоит так же блистать неумеренным остроумием. О чем же говорить, о погоде? Как ни удивительно, но именно о ней. Погода - очень важная тема для, и ее можно обсуждать с различными нюансами и примерами, не боясь никого задеть…"
        Что и говорить, чрезвычайно полезно! Осталось найти того, кто даст ему рекомендации - а это, с учётом аристократических традиций клуба, проходит по разряду ненаучной фантастики. Недаром лорд Дизраэли, (он был премьер-министром Соединённого королевства во время Балканской войны 1877-78 годов, и вырвал у России плоды победы, послав в Мраморное море броненосную эскадру), как-то сказал: «есть только две вещи, над которыми англичанин не властен - это статус рыцаря Ордена Подвязки и членство в White's.» Некоторые ждут заветного членства по четверть века - и не всегда дожидаются. Не помогают ни благотворительные взносы, ни обеды с представителями королевской фамилии. По каждому кандидату голосуют в особой книге; заветные двери открываются только по единогласному решению действительных членов клуба.
        В White's закрыта дорога тем, чья биография запятнана коммерцией, бизнесмены здесь не в почёте. А вот британское подданство не обязательно, другое дело - принадлежность к узкому кругу выпускников Итона или Оксфорда.
        White’s находится в конце Сент-Джеймс-стрит, у самой Пикадилли. У входа старейшего из лондонских клубов нет, разумеется, никакой таблички или вывески. Лишь неприметная дверь и лестница в несколько ступеней за лёгкой решётчатой оградой, отделяющей крохотный палисадник от тротуара. Иван с Варей прошли мимо, слегка замедлив шаг. Никого - ни швейцара, ни привратника, только бронзовое кольцо дверного молотка на тёмной дубовой двери.
        Напарники дошли до перекрёстка с Пикадилли и так же неспешно направились назад. Иван чувствовал себя чрезвычайно глупо - сколько ещё бродить туда-сюда, изображая праздную парочку? А в голове пусто, хоть ты тресни - одни только наставления из "Дебре":
        "…Привычным развлечением джентльменов - членов клуба бы являются пари, порой довольно забавные, условия которых тщательно заносятся в огромный фолиант, хранящийся в библиотеке. Из нее можно узнать, например, что два джентльмена однажды поспорили на три тысячи фунтов о том, какая из двух капель на окне упадет первой, а пари двух других касалось того, за сколько ударов клюшкой для гольфа один из них, член парламента, докатит мяч от Английского банка до дверей клуба. В итоге докатил за 197 и выиграл пари. Это не так глупо, как может показаться стороннему наблюдателю: подобное лишенное прагматики, но не азарта провождение времени свойственно в принципе высшему классу, что вызывает в памяти известные слова Ницше о том, что должен быть назван рабом тот, кто не располагает двумя третями дня для себя лично.
        Рассказывают, что некий джентльмен, только что избранный членом White’s, поинтересовался однажды, открыт ли бар, на что получил следующий исчерпывающий ответ: «Благословите мою душу, сэр, этот бар не закрывался последние 200 лет». Традиции стоят дороже денег - вот та мораль, которую выносим мы, заглянув в White’s; можно сказать больше: нечто становится традицией тогда, когда не продается…"
        Постойте-постойте!.. Пари, ну конечно! «Дебре» приводил список самых известных пари, заключённых в White’s., и одно из них как раз датируется сегодняшним числом.
        Иван, как назло, не запомнил подробностей. Что-то насчёт записи в клубной книге и рассыльного, который должен сообщить результаты пари. Рассыльный, точно! Нестерпимо зачесались руки - так хотелось вытащить планшет и открыть нужный файл. Нет, нельзя, сперва надо найти местечко поукромнее, и уж там…
        Стоило им поравняться с особняком White’s, как из неприметного переулка, вынырнул малый лет пятнадцати, в фирменной куртке и шапочке с номером "двенадцать", и быстрым шагом направился в сторону площади Ватерлоо. Иван заглянул в переулок - так и есть, скромная дверь без крыльца. Служебный вход? Он с трудом подавил в себе желание дёрнуть за ручку двери.
        - Варь, давай скорее, вон за тем типом! Я, кажется, знаю, что делать!
        IX
        Россия, Санкт-Петербург, Елагин Остров
        Незадолго до событий в Лондоне
        …надо найти способ подобраться поближе к одному высокопоставленному джентльмену. - неторопливо говорил Корф. - Зовут его лорд Рэндольф Черчилль, и по нашим сведениям он в курсе всего, что происходит с интересующим нас… э-э-э… предметом. Дело в том, что именно лорд Рэндольф курирует деятельность «Братства Золотой Зари», тайного общества, непосредственно вставлявшего палки в колёса в африканских делах господина Семёнова, вашего, Иван, батюшки. И есть основания полагать, что ван дер Стрейкер действовал по их наущению.
        - Значит, статуя тетрадигитуса сейчас у этой самой… "Золотой Зари"?
        - негромко осведомился один из гвардейцев. Корф представил его, как ротмистра Нефёдова.
        Корф усмехнулся.
        - В том-то и дело, что пока нет - к вящему неудовольствию господ эзотериков и в особенности некоего мистера Мак-Грегора. Есть там такой
        - идеолог этой компании и, если верить донесениям наших агентов, готовый буйнопомешанный.
        - Странно, что сэр Рэндольф допускает подобных типов к серьёзным делам. - недоверчиво покачал головой Нефёдов. - Я-то полагал его весьма прагматичным и разумным господином.
        - Похоже, у него не было другого выхода. Общество "Золотой Зари" - движущая сила всей этой интриги: это они добились от английской разведки послать ван дер Стрейкера по следам вашего, Иван, батюшки, и они же, как я понимаю, следили за покойным профессором-археологом.
        - Вы о том немце из Александрии? - уточнил кавалергард.
        - Да, герр Бурхардт, хранитель собрания редкостей египетского хедива - ныне, увы, покойный. Он погиб при взрыве подземелья, при нападении людей. Большая потеря для нас. Хорошо хоть, ваш батюшка, - кивок в сторону Ивана, - уцелел сам и сумел вынести записи, позволившие обнаружить статую и прочие артефакты.
        Ваня кивнул в ответ. Отец давно успел посвятить его в детали своей африканской эскапады. Варя сидела в кресле, тихая, как мышонок, и исподволь рассматривала беседующих.
        - Так вы хотите, чтобы наши юные друзья подобрались не к сэру Рэндольфу, а к этому… Мак-Грегору? Или, не приведи Бог, к самому ван дер Стрейкеру? Не слишком ли это опасно - соваться прямо в зубы такому волчаре?
        Барон покачал головой
        - Нет, на этот раз именно к лорду Рэндольфу. Я могу только догадываться о его соображениях, но факт есть факт: заполучив в свои руки статую, этот джентльмен всячески уклонялся от того, чтобы передать её "Золотой Заре" - хотя по нашим сведениям у них была договоренность на этот счёт.
        - Не доверяет?
        Корф усмехнулся.
        - А вы бы доверились подобным личностям? Полагаю, лорд Рэндольф нашёл своих специалистов, и лишь после того, как они потерпели неудачу, вынужден был вернуться к договоренностям с "Золотой Зарёй".
        - Но зачем куда-то перемещать статую? - не сдавался кавалергард. Не получилось у этих самых "своих специалистов" - ладно, случается, прогнали бы их в шею и допустили бы к тетрадигитусу МакГрегора с Уэскоттом. А тут нагородили огород с перевозом статуи неизвестно откуда неизвестно куда…
        - Вы правы, ротмистр. - согласился барон. - Признаться, я тоже не совсем понимаю, что движет сэром Рэндольфом. Но ясно одно: чем бы он не руководствовался, это даёт нам шанс, который нельзя упускать.
        И все трое посмотрели сначала на Ивана, потом на его спутницу. Члены группы "Алеф" немедленно почувствовали себя неловко. Как на экзамене, что ли?
        - Позвольте вопрос, барон?
        Корф согласно кивнул.
        - Разумеется, гардемарин.
        - Господин ротмистр только что упомянул, что лорд Рэндольф человек прагматичный и разумный, верно?
        - Точно так. - кавалергард нахмурился. - А что вы, юноша, имеете против?
        - Нет, ничего. - Иван выпрямился в кресле. Неловкость как рукой сняло. Великое всё же дело - знание будущего… - Просто я вспомнил некоторые необдуманные решения, принятые его сыном на разных ответственных должностях. Одни приключения в Южной Африке чего стоят, а уж Дарданелльская операция или безумная идея послать на Балтику, в помощь Финляндии, покрытые слоем бетона линкоры! А вы говорите - прагматичный…
        - Ах вот вы о чём! - Корф негромко рассмеялся и сделал успокоительный жест кавалергарду, который недоумённо смотрел то на Ивана, то на самого барона. - Не волнуйтесь, ротмистр, я вам потом всё объясню. Да, пожалуй, я вас понимаю, гардемарин. Конечно, юному Уинстону сейчас всего пятнадцать лет, и он безуспешно борется с дисциплиной в колледже Харлоу но… Может, вы и правы, юноша, такие моменты тоже следует иметь в виду при планировании нашей операции. Яблочко от яблони, знаете ли…
        Из дневника гардемарина Ивана Семёнова.
        …в этой миссии, кроме нас, будут задействованы ещё две "литерные" группы из числа проходящих подготовку на Елагиных курсах: "Бейт" - Воленька Игнациус со своей напарницей Настей Туголуковой (та самая смолянка), и "Зайн", в которую входит Николка и его кузина Марина Овчинникова. Последняя, по словам инструкторов, продемонстрировала недюжинные успехи в стрельбе из винтовки. Для неё я позаимствовал у отца его "Лебель" с оптическим прицелом - и не местной длиннющей латунной трубкой, а мощным, с переменной кратностью и просветлённой оптикой, оптическим прицелом, который отец ещё на заре нашей "деятельности" вывез из двадцать первого века. Винтовка эта вместе с нами путешествовала в Сирию, а потом каким-то чудом уцелела во время его африканской эскапады.
        Впрочем, надеюсь, до подобных крайностей дело не дойдёт. "Бейт" и "Зайн" ступят на берег туманного Альбиона позже нас; одна из групп составит резерв, вторая же - будет нас дублировать и страховать по ходу операции. А пока - до старта чуть больше двух недель, все шестеро старательно зубрят легенды, подготовленные спецами из Д.О.П. и Министерства иностранных дел, а так же подбирают снаряжение. Николка, кроме того, занимается со мной и Варей черногорским языком. Сам он выучил его, благодаря матери - та, пока была жива, дома говорила с сыном исключительно на родном наречии. Разумеется, никто не ожидал, что мы от в овладеем языком за оставшееся время - достаточно выучить десяток-другой фраз. Да и трудно ожидать, что в Лондоне вот так, с ходу, найдётся кто-то, способный отличить черногорский язык от сербского или русского.
        За два дня до отправления нас, всех шестерых, собрали в зале на первом этаже учебного особняка. При разговоре кроме Корфа опять присутствовал ротмистр Нефёдов, назначенный руководителем операции прикрытия. Предполагается, что мы не увидим ни ротмистра, ни его подчинённых - а вот они в свою очередь ни на миг не выпустят нас из поля зрения. Что ж, с одной стороны приятно чувствовать за спиной незримую поддержку. А с другой…
        Я набрался наглости и рискнул высказать барону свои сомнения. Нет, я не ставил под вопрос профессионализм ротмистра и его сотрудников - но поймите меня правильно, это всё же не оперативники ГРУ или КГБ, собаку съевшие в тайных операциях. Навык не тот - а вот англичане будут работать на своей территории, где знают буквально всё. Что, если негласная опека, вместо того, чтобы обеспечить группу поддержкой, наоборот, засветит нас?
        Барон тяжко задумался - и с ходу перекроил планы. Теперь команда Нефёдова, вместо того, чтобы "топтать" (его собственное выражение, позаимствованное, надо полагать, у инструкторов-филеров из Третьего отделения) за нами следом, будут находиться на расстоянии пары миль от группы, имея под рукой транспорт и средства связи в виде коротковолновой рации. А поскольку возможности перехватить передачу у англичан нет и быть не может, то за надёжность связи опасаться не стоит. Можно даже выходить в эфир открытым текстом, всё равно никто не услышит.
        И уже под конец инструктажа Корф окончательно уточнил для нас задачу. Добраться до сэра Рэндольфа и его коллег, выяснить, как и когда они собираются переправлять статую тетрадигитуса, а вот потом…
        А дальше начинался тёмный лес. Продолжение операции придётся планировать с ходу, на коленке, привлекая к этому Нефёдова с его живорезами и обе резервные группы. Но другого шанса перехватить бесценный артефакт может и не представиться, нас не будет, так что окончательные решения придётся принимать нам, группе "Алеф"…
        …помню, как Варя поджала губы и вскинула голову. Лицо её стало упрямым - я хорошо знал это выражение.
        - Знаете что, господин барон? Всё это смахивает на задание из сказки. Из русской народной, про Ивана-дурака: "поди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю, что".
        В ответ на что Корф улыбнулся и развёл руками:
        - Вы правы, милая барышня. Так оно и есть.
        X
        Англия, Лондон.
        Группа «Алеф» на задании
        - Погоди, Варь… - прошипел Иван. - Я подойду и поговорю с ним, а ты понаблюдай издали.
        Девушка кивнула. Она не понимала, что затеял спутник, но спорить не стала. Только недовольно поджала губки - опять её заставляют ждать…
        Они проследили за рассыльным от White’s до площади Ватерлоо. Иван сразу заприметил кучку подростков в характерной униформе и дурацких номерных шапочках. Они сгрудились возле памятника маршалу Клайду - у основания невысокой колонны, под которой расположилась скульптурная фигура - Британия, сидящая на льве. Здесь у рассыльных было нечто вроде биржи: пока Иван наблюдал, подошло три человека, и после короткой беседы с клиентом, один из рассыльных срывался с места и убегал. Номер двенадцать сидел на бордюре у передних лап льва. Похоже, у рассыльных был установлен порядок: когда подходил очередной клиент, к нему тут же подбегал тот, чья очередь подошла, и договаривался от работе. Двенадцатый пока отдыхал - видимо, его очередь была далеко.
        Когда Иван приблизился, навстречу ему вскочил щуплый чернявый паренёк с латунной цифрой "девять" на бордовой шапочке. Но "клиент" замотал головой, каркнул с чудовищным акцентом: "Нет! Нон! Найн!" - и ткнул пальцем в "двенадцатого".
        Чернявый пожал плечами и слинял. За спиной Ивана захихикали другие рассыльные, потешаясь над забавным иностранцем. Затребованный "двенадцатый" подошёл, пряча ухмылку - с клиентом надо держаться почтительно, иначе не видать чаевых.
        А придумал Иван вот что. В "Дебре" подробно описывалось пари, заключённое вчера в White’s. Двое джентльменов поспорили о достоинствах прогулочных паровых катеров, на которых им довелось прокатиться в прошедший уикенд. Спор было решено разрешить, устроив гонку по Темзе. Сказано-сделано; за владельцами катеров послали, обговорили условия состязания, назначили распорядителя. И, как водится, сделали запись в клубном фолианте, специально предназначенном для таких целей. К назначенному часу и участники пари вместе с распорядителем и компанией любопытствующих отбыли к Вестминстерскому причалу, откуда должна была стартовать гонка.
        Ничего особо примечательного в пари не было, если бы не ставка. Три тысячи фунтов - это очень, очень солидно даже для White’s! А потому, многие из тех, кто не пожелал ехать, тем не менее, живо интересовались исходом состязания. И приехали в White’s раньше обычного, в середине дня. Распорядитель гонки должен прислать рассыльного с известием, как только определится победитель.
        "Дебре" сообщал, что этот рассыльный прибыл в клуб ровно в 15.23, о чём, конечно же, была сделана запись в книге. Иван поглядел на часы - стрелки показывали 14.05. Посланец с сообщением об исходе гонки прибудет на Сент-Джеймс стрит через час двадцать. Обычно рассыльных в White’s не пускают дальше двери чёрного хода, а письма, пакеты и прочее полагалось передавать через швейцара. Но на этот раз от правила отступят; мало того, рассыльного в библиотеку, где джентльмены, ожидающие сообщения об исходе гонки, сначала прочтут записку, а потом расспросят его самого, как свидетеля.
        Оставался сущий пустяк: уговорить рассыльного уступить на пару часов свою форму. Задача непростая - что бы ни задумал клиент, рассыльный, согласившийся на такую авантюру, рискует лишиться места.
        "Двенадцатого" звали Билли. Узнав, что хочет иностранец, он поначалу наотрез отказался, но, увидев в руках клиента жёлтый кругляш, призадумался - и снова отрицательно помотал головой. Иван пропустил между указательным и большим пальцами вторую гинею. Билли вспотел. Иван чуть помедлил и добавил третью.
        Ого, как вспыхнули глазёнки! Вряд ли простому пареньку хоть раз в жизни пришлось держать в руках одну из тех монет, в которых традиционно исчисляется стоимость особых, элитных товаров и услуг - предметов искусства, яхт, драгоценностей, скаковых лошадей, редких антикварных книг. С 1817-го года гинеи официально выведены из обращения, их заменили золотые соверены, но название осталось, традиция есть традиция. Лондонский рассыльный не разбирался в подобных тонкостях - но номинал гинеи, двадцать один шиллинг, был ему прекрасно знаком. Тяжкий служебный проступок мог принести Билли шестьдесят три шиллинга, жалованье и чаевые рассыльного за три месяца беспорочной службы.
        А ещё - малый успел оценить увесистость мешочка, который Иван извлёк из кушака (черногорский колорит!) Увидев, как алчно уставился на кошель рассыльный, он поспешно спрятал деньги и выругался про себя - не стоило открыто светить своё богатство. Да, кончено, центр Лондона, закон-порядок, констебли - но очень уж подозрительно забегали у Билли зрачки…
        - И ещё одна… две гинеи - добавил Иван. - Вы, молодой человек, только что были в клубе White’s? Получите сверх условленного ещё две гинеи, если подробно расскажете, с кем там говорили и как при этом себя вели. Но условие: эти деньги я отдам после того, как выйду из клуба. Хочу убедиться, что вы меня не обманули.
        - Конечно, сэр… простите, не знаю вашего имени! - зачастил пройдоха. - Я вошёл с чёрного хода, как было велено - чтобы передать пакет мистеру Фёргусу. Это шеф-повар клуба… нет, с швейцаром не знаком, имени тоже не знаю. Пришлось дожидаться в прихожей, пока швейцар относил пакет. Да, сразу за дверью чёрного хода, под лестницей. Зато потом швейцар дал тапенс[5 - ТАПЕНС - монета в 2 пенса.] на чай. Что? Нет, в White’s раньше ни разу не посылали, это впервые. Да, слышал, конечно, и немало, да и кто не слышал? Нет, обычно в клубах в это время дня никого не бывает, но кто знает, я ведь не прошёл дальше лестницы… Конечно-конечно, никому ни слова - и пусть мистер хорошенько повеселиться. Дураку ведь ясно, что дело пахнет отменной проказой. Ах, пари! Тогда, тем более, всё понятно. Удачи, мистер… откуда вы, из Черногории? Где-то рядом с Турцией? Нет, не слыхал, но всё равно - удачи!
        "Вот так, - думал Иван, шагая прочь. - Это Лондон, джентльмены. Здесь все, даже рассыльные привыкли к экстравагантным выходкам состоятельных чудаков. Пусть чудит, лишь бы было чем заплатить за свои чудачества. Конечно, Билли по всему Лондону разболтает о забавном то ли турке, то ли греке, который взялся на пари проникнуть в клуб White’s. Ну и пусть, хуже от этого не будет. Наоборот, сработает на легенду - Иван уже решил, что будет отвечать, если его схватят и передадут полиции.
        Он посмотрел на часы и прибавил шагу. Варя едва поспевала следом. Следовало торопиться - через сорок минут в White’s прибудет настоящий рассыльный с известием об исходе пари, а ведь ещё предстояло влезть в полученную от Билли форму, а потом добираться до особняка на Сент-Джеймс стрит. Времени в обрез: надо оказаться в клубе хотя бы за четверть часа до посланца. А потом? Иван подумал о том, что его почти наверняка, разоблачат, и поёжился: могут сгоряча и накостылять. Джентльмены, конечно, не опустятся до мордобоя, а у швейцаров кулаки тяжёлые, в солидных заведениях Лондона нередко служат отставные армейские и флотские унтера. Получить по шее от бывшего капрала или боцмана - удовольствие ниже среднего.
        Значит - что? План "Б", как в американских сериалах.

* * *
        - Ну, как всё прошло? - спросила Варвара. - А то замучилась уже тебя ждать!
        Юноша понимающе хмыкнул. Напарнице в последнее время приходится довольствоваться вторыми ролями. Он носится, как ошпаренный - договаривается, хитрит, пробирается в элитные клубы, - а ей остаётся только ждать результатов, волноваться и нервно покусывать губы. А что делать, если с равноправием полов здесь полный швах? Тем более, для юной леди из приличной семьи…
        - Да всё хорошо. Вошёл, сделал, вышел. - как можно небрежнее сказал он. - Сама видела, никто за мной не гнался и взашей не выталкивал!
        - Я, как увидела рассыльного, чуть с ума не сошла от беспокойства. - призналась напарница. - Ну, думаю, всё, засыпался! Спряталась в переулок, и жду, когда полиция подъедет, тебя арестовывать! Вот что бы я тогда делала?
        - Да ничего страшного, настоящий рассыльный явился, когда всё уже кончилось. В итоге, посмеялись и отпустили.
        Действительно, события развивались именно так, как и обещал "Дебре". В клуб Иван проник легко - швейцар, открывший дверь чёрного хода, выслушал его, сделал знак следовать за ним и направился вверх по узкой лесенке. Ему, видимо, и в голову не могло прийти, что рассыльный ослушается или поведёт себя неподобающе.
        Иван знал, что сейчас его отведут в библиотеку, где члены клуба терпеливо ожидают результатов вчерашнего пари. Он шагал вслед за швейцаром - похоже, и правда из бывших боцманов, вон какие ручищи высовываются из рукавов ливреи! - и гадал, что делать дальше. Он в клубе - но как выяснить, в какой комнате будут встречаться сэр Рэндольф и его вчерашний собеседник? Спросить у швейцара? Бред, тот просто не поймёт, о чём речь. А если поймёт, то немедленно вытолкает взашей, и никакая записка не поможет. Да и нет никакой записки - в конверте, который нёс мнимый рассыльный, пусто. Да это и ни к чему - если план сработает, конверт вообще не придётся вскрывать.
        Мысли мелькали бешеным калейдоскопом: "…Сбежать? Нырнуть в один из коридоров? А дальше куда?.."
        Высокая дверь распахнулась; за ней большой зал, в интерьере которого господствовал бордовый цвет. Бордовые стены, декорированные в тон бордово-серым узорчатым ковром. Низкий, цвета тёмного шоколада, потолок резного дерева. Окна распахнуты настежь, бордовые портьеры тяжёлого бархата сдвинуты в стороны и чуть заметно колышутся.
        "…Вот оно!.."
        Воровато оглянувшись, Иван нырнул за ближайшую портьеру. Провожатый величественно проследовал дальше, мимо портретов, развешанных на стенах зала. Лакеи, накрывавшие столики скатертями и расставлявшие массивные серебряные подсвечники, тоже ничего не заметили.
        Уф-фф-ф… а дальше? Шагов через десять швейцар обернётся, обнаружит пропажу и поднимет тревогу. Его отыщут, самое большее, минут через пять - и больше не позволят и шагу ступить по клубу. А то и в полицию сдадут. Единственная надежда - на план "Б".
        - …нет-нет, Джоунси, никакой говядины! Сэр Рэндольф предпочитает дичь, подадим фрикассе из рябчика. Он и его гость будут обедать в Малой курительной. Вот, отнесите туда и возвращайтесь в буфетную.
        Говорил представительный, лет пятидесяти с лишним, мужчина господин, одетый в безупречно чёрный фрак. Распорядитель клуба или дворецкий - слуги косились на солидного господина с почтением. Стоящий перед ним слуга (официант, лакей, кто их разберёт?) угодливо улыбался и кивал при каждом слове начальства.
        Со своего наблюдательного пункта за портьерой Иван видел, как "дворецкий" указал на стойку со столовым серебром и хрусталём, возле камина. Официант взял с полки графин и заторопился к двери.
        "…вот, сейчас! Если не обернётся - можно проскочить…"
        Иван выскользнул из-за портьеры и с независимым видом двинулся за официантом. Лакеи, мимо которых он проходил, удивлённо поднимали головы, но ни слова не говорили, и возвращались к своим скатертям.
        "…Спасибо английским традициям - им и в голову не может прийти, что в этой цитадели порядка, покоя и приватности может оказаться посторонний, тем более, соглядатай. Вот и не останавливают - если идёт, значит так надо. И правильно, и пусть…"
        "Малая курительная" оказалась совсем рядом. Официант поставил свою ношу на столик и принялся поправлять безделушки на каминной полке. Иван увидел на скатерти тёмно-бежевый квадратик картона в бронзовой рамке. На нём значилось - "сэр Рэндольф Черчилль".
        Удача: похоже, столик зарезервирован для беседы бывшего министра по делам Индии и первого морского лорда. А может, это его постоянное место - кто их знает, эти клубные традиции…
        Кроме официанта, в Малой курительной никого не было. Иван оглянулся, воткнул в косяк двери кнопочку микрофона, и тут в коридоре раздались громкие, недовольные голоса. Швейцар? Точно - рассержен и требует, во чтобы то ни стало, отыскать пропавшего рассыльного.
        Ну, была - не была! Юноша набрал в грудь воздуха и, проскочив мимо ошеломлённого официанта, нырнул под длинные, до пола, складки скатерти.
        - …. а из-под стола меня извлёк швейцар. Схватил за шиворот, и поволок за собой, урод…
        - А жучки не найдут? - спросила Варя. - Не может быть, чтобы под стол не заглянули!
        - Чтобы найти, надо знать, что искать, а они тут понятия не имеют об электронная прослушке. Найдут один, посмотрят, поковыряют, да и выкинут. А я успел три штуки всадить, и снизу, в столешницу, и в ножки.
        Микрофонами он запасся заранее. Горсть тёмных пластиковых штучек: крошечная таблетка на острой иголочке длиной в полсантиметра, диапазон действия - метров триста, работать будет дня три, потом сдохнет питание. Более чем достаточно - уже сегодня, лорд Рэндольф и сэр Артур Худ усядутся за круглый столик у камина в Малой курительной и продолжат беседу, начатую на Портсмутском рейде.
        - … Ну а дальше - план "Б" сработал! Швейцар приволок меня в библиотеку, и я представился джентльменам, которые там собрались, племянником черногорского князя… то есть, тьфу, господаря. Якобы я учусь в Германии, в Геттингенском университете, и на каникулы приехал в Англию. А потом взял, да и ляпнул, что в White's забрался на пари, которое заключил с приятелями по студенческой корпорации, что смогу проникнуть в самый закрытый клуб Британии!
        - И что они, это проглотили? - недоверчиво спросила Варвара. - Даже полицию не позвали?
        - Представь себе, нет. Они же все заядлые спорщики, обожают подобные экстравагантные пари. Эта история пришлась джентльменам по душе, тем более, что я выходил какой-никакой, а аристократ, человек их круга, хотя и с диких Балкан. Стали смеяться, хлопать меня по плечам, даже чаю предложили!
        - И как тебе в голову пришло про пари? - удивилась напарница.
        - Я и сам не знаю. Машинально ляпнул. И - в самую точку! Джентльмены тут же составили "комитет" и принялись спорить, как надо поступить в таком исключительном случае. Решили сделать запись о происшествии в фолианте, куда заносятся сведения обо всех заключённых в клубе пари, а мне выдать официальное свидетельство. Вот, гляди!
        И предъявил лист плотной кремовой бумаги, украшенный замысловатыми вензелями.
        - Это фирменный клубный бланк. Для приглашений, писем, всяких официальных рассылок. Тут написано, что мистер Лазар Драгнчевич - это я - действительно проник в клуб White's во исполнение своего пари, что и подтверждается членами клуба в составе… тут длинный перечень, одиннадцать имён. Каждый, честь по чести, расписался, и даже клубную печать приложили, чтобы уж никаких сомнений!
        - А зачем ты под стол залез - не спросили? - поинтересовалась девочка.
        - Спросили, а как же! Я ответил, что это тоже было условие пари. Вот, они это отдельно записали, прочти…
        Кэб миновал площадь Ватерлоо. До пансиона было довольно далеко, и у Ивана не было сил возвращаться пешком, эскапада с клубом окончательно выбила его из колеи. Варя же, наоборот, была энергична и деятельна. Ей надоело отсиживаться на вторых ролях, и она решительно брала дело в свои руки.
        - …осталось вернуться и записать всё, что они будут говорить. А сейчас - поехали обратно, тебе надо переодеться и хоть немного отдохнуть. Когда ты обещал вернуть этому Билли форму?
        - В десять-тридцать пополудни. - лениво отозвался Иван. - Вечером то есть.
        Не хотелось шевелиться, и даже говорить было неохота. Он изо всех сил боролся со сном; голос напарницы звучал глухо, как сквозь слой ваты. Ехать бы так и ехать, не останавливаясь - и будь что будет.
        - А если эти двое до того времени не закончат беседу? - немедленно заволновалась Варя. - Хотя, я могу посидеть, а ты пойдёшь на встречу…
        - Никуда я не пойду! - запротестовал Иван. - Ничего, не барин, подождёт. Даже рад будет - я обещал ему, в случае опоздания, накинуть гинею. Так что у мальчика Билли сегодня удачный день.
        - Ну и зря! И так кучу денег, отвалил, подозрительно! А вдруг побежит за констеблем?
        - Ага, как же! - хмыкнул юноша. - Не видела ты эту хитрую рожу - чтобы такой добровольно отнёс свои деньги копам? Да ни в жисть!
        - В Лондоне постовых полицейских называют "бобби" а не "копы" - учительским голосом сказала девушка. - Меньше надо американские боевики смотреть и лучше готовиться!
        Иван замолк. Напарница права - подготовка у него, и правда, хромала. Во всяком случае, в том, что касается лондонской полиции.
        Девушка потёрла переносицу. Лицо её приобрело озабоченное выражение.
        - Я вот что думаю, Вань: ты же видел, на Сент-Джеймс стрит ни ресторанов, ни кафешек, ни даже пабов. Где мы там устроимся?
        А вот это действительно проблема! Иван с усилием стряхнул с себя полудрёму. Как же он сам раньше не подумал? Сигнал электронного "жучка" ловится метров с трёхсот, не больше. Здесь нет мощных электрических сетей и радиопомех, но дома сами по себе помеха для связи. Он-то рассчитывал найти поблизости от особняка White's уютный ресторанчик - посидеть, поужинать, скоротать вечерок, пока планшет будет писать всё, что уловят микрофоны в Малой курительной. И, на тебе: на всей Сент-Джеймс стрит ни одного подходящего заведения, сплошные особняки! А через пару часов начнёт темнеть, и в Клабленд потянутся экипажи с завсегдатаями клубов… Надо срочно изыскивать запасной вариант, а в голову, как назло, ничего не приходит! Иван завозился, устраиваясь поудобнее на жёсткой скамейке кэба.
        Ногу что-то кольнуло. Он пошарил в кармане - оловянная кокарда от гимназической фуражки, с остроконечными листочками и буквами "5.М.Г." Николкин подарок, ещё с тех самых первых дней - Иван привычно таскал кокарду с собой в качестве сувенира и талисмана. Вон, куда вместе с ним добралась, аж в самый Лондон…
        По-хорошему, от кокарды следовало поскорее избавиться - для человека знающего она была неопровержимым свидетельством связи владельца с Российской Империей. Но… пусть уж лежит, талисман есть талисман. За эти годы Иван научился относиться к подобным вещам весьма трепетно.
        XI
        Из дневника гардемарина Ивана Семёнова.
        Итак, Британия и Россия снова на грани серьёзного конфликта. И наша миссия - не более, чем рутинный эпизод в непрекращающейся войне разведок. А что речь не об очередном восстании афганских племён, не об играх в догонялки корветов и броненосных фрегатов на океанских просторах - ну, так мир же меняется! Таинственная история со статуей тетрадигитуса уверенно легла на своё место - место ещё одного кирпичика, из которых складывается само здание Большой Игры двух противостоящих друг другу империй. И сильных мира сего не интересует, что за этой загадкой могут в любой момент открыться такие бездны, что перед ними сущей ерундой покажутся все прежние конфликты…
        Но я, пожалуй, несколько нагнетаю. Пока ничего наверняка не известно ни нам, ни, тем более, нашим оппонентам на туманном Альбионе. А политика для главных действующих лиц в данный момент куда актуальнее загадок допотопных в самом буквальном смысле цивилизаций или ещё более древних пришельцев из космоса.
        В прошлый раз до вооружённого конфликта между Россией и туманным Альбионом чуть не дошло в 1885-м году. А до этого - в 1882-м, когда британцы решили запереть русскую эскадру во Владивостоке. Для этого они даже высадили десант на островах Комундо в Корейском проливе. Острова эти, лежащие всего в двадцати пяти милях к югу от корейского побережья, принадлежали вообще-то, Корее, но просвещённых мореплавателей это нисколько не волновало. Над островами взвился британский флаг, и сразу же развернулось строительство военно-морской базы Порт Гамильтон. Англичане даже протянули оттуда подводный телеграфный кабель до Гонконга. Но… случился большой облом: Россия, Китай, Корея и Япония заявили решительный протест, и двумя годами спустя британцам пришлось убираться. Но ещё раньше, в 85-м, они развернули настоящую охоту за русскими кораблями.
        Клипера и броненосные фрегаты Российского Императорского Флота должны были, чуть запахнет войной, выйти в море и перекрыть океанские торговые пути. Ясное дело, Британия не могла оставить этого без внимания - за русскими следовали теперь крейсеры под "Юнион Джеком", а то и целые соединения боевых кораблей. Их команды были готовы в любой момент вступить в бой, и когда броненосец "Агамемнон" под командованием кэптена Лонга, вошёл на рейд японской Йокосуки, наведя орудия на надстройки броненосного фрегата "Владимир Мономах", его тогдашний командир, адмирал Кроун, с трудом удержался от соблазна открыть по наглецам огонь.
        Пока пушки молчали, в британском Адмиралтействе царили сугубо панические настроения. Предполагалось снова, как во время Крымской войны, послать эскадру через Босфор и Дарданеллы и высадить на черноморском побережье России экспедиционный корпус. И опять не срослось: турецкий султан, который до сих пор не может опомниться от разгрома, учинённого Блистательной Порте русскими войсками во время Балканской кампании, наотрез отказался пропускать английские броненосцы в Чёрное море.
        Оставалась Балтика. Кораблям Гранд Флита, оказавшимся на тот момент в водах метрополии, велено было изготовиться к бою. Сформированная заново эскадра Специальной службы представляла собой грозную силу: броненосцы "Минотавр", "Эджинкорт", "Геркулес", "Султан", "Пенелопа", "Айрон Дюк", "Лорд Уорден", "Рипалс", "Девастейшн"; крейсера, броненосные тараны и уйма мелочи вроде винтовых шлюпов, канонерок и миноносцев. Но приказ это одно, а жестокая действительность - совсем иное дело. На одну только предварительную подготовку бронированных калош Её Величества для броска в Финский залив понадобилось не меньше трёх месяцев, в течение которых русские подновили ряжевые заграждения у Кронштадта и Свеаборга, пополнили запасы якорных мин - и теперь ожидали визита незваных гостей, коварно ухмыляясь со своих фортов поверх жерл новейших крупповских четырнадцатидюймовок.
        И вот сейчас история готова повториться. Британская армада неспешно, как и в прошлый раз, готовится к походу. Русские, как три года назад, рвутся на морские коммуникации владычицы морей, и на охоту за ними выходят из баз крейсера Роял Нэви - защитники торговли, этого фундамента Империи, над которой никогда не заходит солнце. Вот-вот над просторами Тихого и Индийского океанов, над балтийскими мелководьями и атлантическими глубоководными желобами загремят пушки, поползёт по волнам пороховой дым. И группе "Алеф", предстоит сыграть в разворачивающейся грандиозной драме свою, пусть и не слишком заметную, роль.
        И хорошо, если она сведётся к тому, о чём говорил барон: сугубо шпионская миссия, основанная на использовании невиданной для этого времени аппаратуры. А если нет? Что, если принимать решение по треклятой статуе придётся на месте, в самый последний момент - и не только принимать, но и приводить в жизнь своими скромными силами? Конечно, есть резерв, группы "Бейт" и "Зайн", да и ухорезы Нефёдова под рукой - но готовы ли мы устраивать игрища со стрельбой и погонями прямо в логове британского льва? Ох, сомнительно…
        И, кстати, об аппаратуре. После того, как совещание завершилось, Корф попросил нас с Варварой задержаться и выдал ещё одну новость. Оказывается, не следует исключать, что противник имеет-таки представление о наших технических возможностях - мало того, не стоит исключать вероятности (пусть и крайне малой), что он располагает определёнными образцами технологии. Теми же переносными радиопередатчиками. И это логично - мы уже давно в этом мире, и принесённая из будущего информация (а то и материальные предметы) неизбежно должны были расползтись. Как ни усердствовало жандармское управление, как ни надрывались сыщики из Яшиной конторы - выловить всех, до единого радикалов, устроивших мартовские беспорядки в Москве не удалось. Существует вероятность, что кому-то удалось утечь за границу, и отнюдь не с пустыми руками - тот же ван дер Стрейкер, или покойница Вероника, успевшая основать в Париже модный дом, пользуясь информацией из увезённого с собой ноутбука? Да и сбежавший из России вожак разгромленных террористов Геннадий наверняка прихватил кое-что из электроники. Так что задуматься есть над чем…
        Вывалив на нас всю эту "информацию к размышлению", Корф поспешил нас успокоить. Конечно, кое-что могло и утечь за границу, в том числе, и в руки к нашему противнику. Но не стоит ждать, что там сумеют быстро разобраться с этим богатством и уж тем более, освоить его в той мере, чтобы полноценно противостоять нам на высокотехнологичном фронте. Переживать пока рано - довольно будет соблюдать некоторые простейшие правила безопасности, связанные, в том числе, и с режимом оперативного радиообмена и хранения данных. Вот, господа "Алеф" инструкция, ознакомьтесь и поставьте свои подписи - туточки и туточки…
        Надо же, "режим оперативного радиообмена" - и где они набрались таких словечек в своём пасторальном девятнадцатом веке?..
        XII
        Британия, Лондон.
        Группа «Алеф» на задании.
        Завсегдатаи съезжались в клубы не раньше девяти вечера; стрелки часов указывали без пяти восемь. После фанфаронского набега на White's группа "Алеф" вернулась в пансион, и там Иван вернул себе привычный облик. Пора было отправляться на рекогносцировку. Варя пошутила, что их, как убийц, тянет на место преступления; Иван хмыкнул, но про себя подумал: в словах спутницы есть резон. Светить свою физиономию не стоило; мало ли кто мог узнать его - хотя бы из клубной прислуги, выбравшейся из особняка по какому-нибудь мелкому делу?
        Кэб высадил их на углу Пикадилли и Риджент-стрит. Дальше пошли пешком; Варя, как и подобает приличной девице, держалась между спутником и стеной дома - этикет требовал от кавалера, чтобы он в любой момент мог оградить спутницу от любой напасти, проезжающей, проходящей или пробегающей мимо. Впрочем, Пикадилли, одна из центральных улиц британской столицы, выгодно отличалась от других чистотой, респектабельностью прохожих и заведений.
        Возле угла Сент-Джеймс Стрит и Пикадилли высилось здание отеля "Ритц". До White's оттуда было рукой подать, и сигнал "жучков", ловился здесь превосходно.
        Отель поражал роскошью. Простые путешественники здесь не останавливались - зато черногорского аристократа, готового выложить за номер кругленькую сумму, ждал гостеприимный приём. Если гостиничные лакеи и удивились тому, что гость прибыл без багажа, то никак это не показывали, и заселение Ивана в апартаменты на втором этаже прошло с фантастической быстротой. Напарница ждала в кэбе; ей предстояло вернуться в пансион и появиться на Пикадилли лишь к девяти вечера. Иван собирался провести это время в номере, после чего, выйти из отеля, якобы, на прогулку, - и исчезнуть.
        Варя была очень недовольна - опять ей отводилась роль ожидающей на скамейке запасных. Лондон надоел девушке до зубной боли; её раздражала угольная вонь, толпы народу на улицах, грязь, длинный, поразительно неудобный подол юбки, подметавший мостовую и собиравший с неё всю пыль. Не помогали ни особые, подвешенные к поясу щипчики, которыми полагалось поддерживать подол, не пачкая рук, ни мальчишки с метёлками, спешившими очистить тротуар перед важной дамой в надежде на медный фартинг[6 - Самая мелкая монетка, четверть пенса.]. И вот - снова ждать, трястись в опротивевшем кэбе, а напарник будет сибаритствовать в роскошном номере! Удивительно несправедливая штука - жизнь…
        Но сначала ей предстояло ещё одно важное, дело. Следовало прогуливаться по Сент-Джеймс Стрит и дожидаться, когда сэр Рэндольф или его гость подъедут к White's. Задача была непростой - прилично одетой юной леди не пристало в одиночку разгуливать по Клабленду, этой цитадели мужской жизни аристократического Лондона. Конечно, никто не станет ей мешать, но зачем лишний раз привлекать к себе внимание? Варя взяла кэб - на этот раз, закрытый, четырёхколёсный экипаж, так называемый "кларене" - вручила вознице полкроны, и велела встать напротив клубного особняка. Заподозрил кэбмен что-то, или нет, так и осталось загадкой; "кларене" простоял на противоположной Сент-Джеймс стрит битых полчаса, не вызвав у окружающих ни малейшего интереса. Разве что, пару раз подходили прилично одетые мужчины в поисках свободного экипажа. Но кэбмен решительно мотал головой - "занят"!
        Секундная стрелка в очередной раз обежала циферблат. Варя вглядывалась в подъезжающие особняку экипажи. А если она не опознает сэра Рэндольфа и его гостя? На яхте она не слишком хорошо их разглядела, и теперь, через улицу, со спины, в сумерках, немудрено и перепутать…
        Тревоги оказались напрасными. Девушка сразу узнала круглое лицо бывшего министра по делами Индии. Пройдя через палисадник к ступенькам парадного входа, он небрежно кивнул швейцару и исчез за дверью. Артур Худ прибыл вслед за ним, и Варя торопливо зашуршала складками платья, где пряталась рация.
        - П-ш-ш-ш… Вань, оба на месте.
        отлично, езжай оттуда, в девять тридцать жду. Конец связи.
        И никакой тебе культуры радиообмена! Похоже, напарник забыл строгие предупреждения Корфа…
        Ну и ладно! В конце концов, если мужчине нет до этого дела - с чего она, девушка, должна забивать себе голову подобной ерундой?
        "Кларенс" тронулся, прокатился до конца Сент-Джеймс стрит, свернул на Пэлл Мэлл и затарахтел по брусчатке в сторону площади Ватерлоо - туда, где замерли фигуры королевских гвардейцев в высоких медвежьих шапках, на века отлитые в русской пушечной бронзе.

* * *
        - Как ваш отпрыск, Рэнди? Помнится, многообещающий юноша… вы, кажется, отдали его в Хэрроу?
        - Да, Арчи, я нарушил семейную традицию. До сих пор многие поколения рода Мальборо учились в Итоне, но Уинстон не блещет успехами в учёбе. Да и здоровье он, откровенно говоря, не очень - в позапрошлом году едва-едва выкарабкался после жесточайшей крупозной пневмонии.
        - Ничего, Рэнди, господь и Святой Георгий хранит Англию и род Мальборо! - успокоительно прогудел голос первого морского лорда. - Хэрроу - отличное учебное заведение, и оно, уверен, станет первым шагом к блестящему будущему.
        В наушнике послышалось стеклянный звон и металлическое бряканье - нож или вилка задела бокал с кларетом, или краешек тарелки тончайшего китайского фарфора. Иван поморщился - звук заглушил начало фразы лорда Рэндольфа. Не страшно, потом можно прогнать через компьютерный фильтр, отсеять посторонние шумы…
        - … задумался о карьере военного. Даже увлёкся фехтованием - слава Богу, у нас не в ходу ужасные манеры германских буршей.
        - Да, не хватало ещё ему щеголять шмиссами[7 - БУРШ - член студенческой корпорации в немецких университетах,ШМИСС - шрам на лице, полученный во время традиционной студенческой дуэли, вменявшейся членам таких корпораций в обязанность.], как иные молодые люди, польстившиеся на континентальное образование. Геттинген - это солидно, но настоящее знание жизни приобретаешь, только надев красный мундир и пробковый шлем.
        - Ваша правда, Арчи. Служба в колониях даёт нашей молодёжи то, чего не получишь даже в Королевском флоте. Я имею в виду, прежде всего, навыки администрирования - и в этом плане служба в Индии или в Южной Африке особенно полезна.
        Снова тонко звякнуло - серебро, фарфор, хрусталь.
        А ведь они говорят о Уинстоне Черчилле, сообразил Иван. Старшему сыну лорда Рэндольфа сейчас четырнадцать, и всё у него впереди - и война в Судане, и бурский плен, и Нобелевка по литературе и главное, политическая карьера величайшего политического деятеля Великобритании всех времён. И непримиримым врагом России он тоже пока не стал, это у юного Уинстона впереди.
        - Кстати, о флоте, Рэнди. Французы из Jeune Ecole[8 - JEUNE ECOLE(фр.) - «Молодая школа» - французская военно-морская теория конца XIX - начале XX веков. Предполагала отказ от броненосцев в пользу миноносцев и крейсеров, истребляющих морскую торговлю противника.] оказались правы - броненосный флот не может надёжно блокировать побережье противника. «Родней» и крейсера, игравшие за французов, сумели прорваться в океан. Будь это не манёвры, а настоящая война - они бы уже сеяли панику на побережье и налагали бы контрибуции на порты западной Шотландии. Ваши броненосцы, дорогой мой, пожирают слишком много угля, а пополнять запас в открытом море моряки, оказывается, не умеют. Я уж не говорю о мытарствах команд миноносцев и торпедных канонерок - они измотаны постоянной болтанкой в открытом море, треть кораблей нуждается в доковом ремонте. А миноносцы условного неприятеля отстаивались на своей базе и могли атаковать, когда им вздумается! На броненосцах блокирующего флота не спали ночей, ожидая торпедной атаки, и уже через несколько дней команды напоминали сборище живых мертвецов. Офицеры до того истрепали
себе нервы, что совершали непростительные ошибки при маневрировании - остаётся удивляться, что наши «большие мальчики» не перетопили друг друга таранами!
        - У королевы много![9 - Традиция британского флота - моряки провожают тонущий английский корабль фразой «У короля (королевы) много».] - со смешком ответил собеседник. - Да, кое-какие из скелетов повылезали из шкафов и вдоволь погремели косточками. Низкобортные «адмиралы» не могли использовать орудия главного калибра при волнении - стволы зарывались в волны, захлёстывающие полубак. На достраивающиеся «Нил» и «Санс Парейль» надежда тоже плоха. Вы правы, лорд Рэндольф, нам нужны другие корабли.
        В наушнике раздался вздох.
        - А это снова деньги. Радует хотя бы то, что первый морской лорд сознаёт, сколь иллюзорна наша военно-морская мощь. Так что, простите, я не верю в успех экспедиции на Балтику. Да и в океанах у нас не всё в порядке: русские уже два с лишним десятка лет строит клиперы и броненосные фрегаты для разбоя на наших торговых линиях, а их Сибирская флотилия…
        Остаток фразы заглушили стук, шуршание, скрип. Голоса зазвучали глуше, будто говорившие отошли от микрофона. Иван принялся тыкать пальцем, переключая канал на другие «жучки». Лучше не стало.
        "Отодвинули кресла от стола, поближе к камину…"
        - … базируются во Владивостоке и постоянно курсируют между Балтикой и Тихим океаном. И, случись что, они превратятся в крайне опасных рейдеров.
        - Как и некоторые торговые суда. - раздался голос Худа. - Вы слышали о "Доброфлоте"? Формально, это пароходное общество, созданное для снабжения русского Дальнего Востока - но их пароходы отличаются отменной скоростью и изначально имеют подкрепления палубы под артиллерию. Подними из трюмов пушки - и вот вам готовые рейдеры!
        - У России, слава богу, нет угольных станций ни в Красном море, ни в Персидском заливе - отозвался с небольшой заминкой лорд Рэндольф. - А на нейтральные порты надежды мало: стоит зайди в любой из них, и через день-другой туда явятся крейсера Ройял Нэви, спасибо подводным телеграфным кабелям. И тогда останется либо интернироваться, либо прорываться с боем - а это, при любом результате, конец рейдерства. Ещё никто не научился выигрывать морские сражения, не получая повреждений, не расходуя боезапас!
        - Разве что, на бумаге, Арчи - в голосе лорда Рэндольфа сквозила насмешка. - Недавно мне презентовали забавную книжку, как раз в тему нашей беседы.
        В наушнике глухо стукнуло. Ага, сообразил Иван, положил книгу на стол. И тут же, в подтверждение этой мысли, зашелестели страницы.
        - Занятно, Рэнди… что, даже лондонское издательство? Смотрите-ка, у нас эту книгу перевели сразу, как она вышла в Санкт-Петербурге!
        - Хвала небесам, в Форин Офис хватает разумных людей. Кто-то из ведомства маркиза Солсбери[10 - ФОРИН ОФИС - внешнеполитическое ведомство Великобритании.Выполняло так же функции разведки. В 1888 г. Его возглавлял маркиз Роберт Солсбери, совмещавший эту должность с постом премьер-министра] вовремя сообразил, что эта беллетристика отражает подлинные планы русского Адмиралтейства, и позаботился, чтобы офицеры Ройял Нэви могли с ней ознакомиться.
        - "Крейсер "Русская надежда". - продолжал лорд Рэндольф. - Автор - некто Конкевнтш[11 - Александр Конкёвич - писатель, основоположник русской «военной» фантастики.] - с этими русскими фамилиями язык сломаешь! Судя по предисловию, бывший морской офицер, а значит, знает, о чём пишет. В этой книге русскому крейсеру, охотящемуся за нашими торговыми судами, дают приют во французских портах - видимо, Петербург ещё не оставил мечту рассорить нас с Парижем. Они будто живут в своём, выдуманном мире - даже дилетанту от политики ясно, что после Седана лягушатники наши, с потрохами!
        - Тем не менее, французы проектируют свои боевые корабли именно для борьбы с Гранд Флитом. - заметил первый морской лорд. - Я изучил проект крейсера, который вот-вот заложат в Бресте - это новая эпоха в военном судостроении[12 - Французский броненосный крейсер «Дюпюи-де-Лом» - первый в мире крейсер с полностью забронированным надводным бортом. Оказал серьёзное влияние на крейсеростроение в других странах.]!
        - Французы "молодой школы" - ярые сторонники идеи рейдерской войны против коммерческого судоходства, и русские перенимают их идеи.
        - Да, этим вопросом стоит заняться, Арчи. - голос лорда Рэндольфа по-прежнему звучал спокойно и доброжелательно. - Ио… не пора ли нам обсудить то, ради чего мы, собственно, встретились? Я жду от вас отчёта по поводу подготовки к транспортировке известного вам предмета.
        Лорд Рэндольф откашлялся. Снова зазвенел хрусталь, до слуха Ивана донеслось бульканье. Снова звякнуло.
        "…наполнил бокал и заткнул пробку. Интересно, это тот самый графин, что принёс давешний лакей?.."
        - Что ж, как скажете, Рэнди, дружище. Собственно, всё готово, осталось только дать команду - и шестерёнки послушно закрутятся. В этой папке все документы по нашему с вами делу - просмотрите, а я пока отдам должное здешнему односолодовому виски. Не знаю, как вам, а по мне оно лучшее во всём Лондоне.
        Раздался скрип ножек по дубовому полу и шаги. Видимо, за упомянутым напитком пришлось идти в буфет, а прибегать к услугам клубного стюарда собеседники не захотели. Что ж, тем лучше…
        Иван покачал головой. Кто бы мог подумать, что весь разговор о перспективах Королевского Флота, а заодно и о новейших кораблестроительных программах французов (который сам по себе представлял немалый интерес для господ из-под шпица) окажется не более, чем своего рода вежливой беседой о погоде перед тем, как перейти к главной теме? Что ж, как говорится, в каждой избушке - свои игрушки; может, в аристократическом клубе White's так принято? В конце концов, благородные джентльмены имеют право на некоторые чудачества, а запись их "беседы о погоде" всё равно попадёт, куда следует…
        Удивительно только, подумал Иван, что сэр Рэндольф собирается обсуждать судьбу статуи тетрадигитуса с морским офицером. Или они собираются переправить её куда-то морем? Вопросы, вопросы…
        Впрочем, ждать осталось недолго. Иван кончиками пальцев тронул верньеры настройки. Так или иначе, ответы на вопросы будут сейчас получены. А уж что с ними делать - придётся решать потом.
        XIII
        Из дневника гардемарина Ивана Семёнова.
        Оружия нам не полагается. Нормального огнестрела, хотя бы "бульдога" с глушителем - их выпуск которых для нужд жандармов и оперативников Д.О.П. уже налажен в России. В ответ на мою просьбу, барон напомнил, что предстоящая группе миссия такого рода, что первый же выстрел будет полным и безоговорочным провалом. Так что не выделывайтесь, молодые люди, и полагайтесь на прикрытие, осуществляемое специально обученными людьми - к примеру, ротмистром Нефёдовым или группой "Зайн", в состав которой входит отлично подготовленный снайпер мадмуазель Мария Овчинникова. А вам придётся обходиться подручными средствами самообороны - да и те лучше не пускать лишний раз в ход…
        Вот я и тискаю ладонь рукоятку ножа на поясе - непроизвольно, стоит только отвлечься на посторонние мысли. Попавшийся навстречу темнокожий тип в грязно-белой чалме (араб или индус, в Лондоне девятнадцатого века таких, оказывается, хватает) заметил мой жест и напрягся: лицо заострилось, глаза сверкнули страхом, он поспешно шагнул в сторону. Как там говорил Чёрный Абдулла? "Кинжал хорош для того, у кого он есть. И горе тому, у кого его не окажется в нужное время".
        Что ж, кинжал у меня есть. И на том спасибо…
        На Елагином острове нас обучали основам рукопашного боя. На двух последних занятиях Корф продемонстрировал мне приёмы испанской и мексиканской школ ножевого боя. Горячие латиноамериканские парни - их называли "махо" - лихо орудовали своими огромными складными навахами с рукоятями, сужающимися и загнутыми к концу. Гайдуцкий нож, прилагающийся к черногорскому национальному костюму, уступает навахе размерами, но при правильном обращении тоже может стать грозным оружием. Барон показал традиционные приёмчики "махо" с ножом и плащом, намотанным на левую руку. Стойка - левым плечом к противнику; левую руку, защищённую плащом, выставляли вперёд. Ею следовало отбивать удары, а при некоторой сноровке плащ можно набросить врагу на голову…
        Корф демонстрировал и кое-что из андалузской школы - там вместо плаща пользовались шляпой. Следовало пригнуться к земле по-кошачьи и кружить перед противником, ловя на шляпу удары клинка и постоянно держать руку с оружием в движении - "шевелить нож", как говорил барон. Можно упасть на колени и, в падении, ударить клинком снизу; или, наоборот, в прыжке, справа сверху вниз, лезвием к себе.
        Конечно, за два-три занятия многому не научишься, но уверенности в себе мне они добавили - судя по тому, как отпрянул в сторону давешний индус, вид у меня был весьма угрожающий. А это, между прочим, лишнее, поскольку следующим встречным может оказаться и полицейский в штатском. Объясняйся потом в местном участке… '

* * *
        Британия, Лондон.
        Группа «Алеф» на задании.
        От Пикадилли возвращались пешком: Варвара категорически отказалась ехать в кэбе - так надоели ей тряские, тесные экипажи. Пансион располагался к западу от вокзала Виктория, в районе Челси. Спешить, в кои-то веки, было некуда, и Иван уже во второй раз во всех подробностях, пересказывал содержание беседы в Малой курительной клуба White's. Говорил он по-русски; прохожие, заслышав незнакомую речь, косились.
        - …а потом лакей подал фрикасе из рябчика, и больше к делам они не возвращались. Пообедали, сэр Артур извинился и откланялся. Всё, что мы узнали - это то, что статую собираются переправить во Францию. На пароходе, из Ливерпуля, через три дня.
        - Три дня… - напарница задумалась. - Времени, считай, нет. Надо как можно скорее дать знать Нефёдову и ждать, когда он назначит встречу.
        Иван согласно наклонил голову. Так и было условлено заранее: в случае возникновения непредвиденных обстоятельств информация передаётся ротмистру, а тот уже связывается с руководством операции. Благо, средства для этого в виде мощного радиопередатчика у Нефёдова имеются.
        - И всё же, почему именно на юг Франции? - продолжала гадать девушка. - Ну, хорошо, не справились "специалисты" сэра Рэндольфа с загадкой статуи - смените их на других, из "Золотой Зари" и работайте дальше! Но тащить через Ла-Манш, а потом ещё через половину Европы?
        - Как я понял, это категорическое требование Мак-Грегора и его коллег. Эти джентльмены помешаны на средневековой мистике и эзотерике. На юге Франции, в Провансе и Лангедоке ещё в двенадцатом веке был центр движения катаров и альбигойцев - а все нынешние масоны, розенкрейцеры и прочие иллюминаты, так или иначе, выводят свои традиции именно от них. Судя по тому, что я успел услышать, "Золотая Заря" приобрела там какой-то древний замок, связанный с альбигойцами, и устраивает в нём свои мистические игрища. Именно туда они и намерены переправить статую.
        - Ладно, доберёмся до пансиона - ещё раз послушаем запись. - согласилась Варя. - Темная всё же история, непонятная. Одно хорошо: если бы не этот замок, или что там ещё, то вряд ли статую вытащили на свет божий и, тем более, рискнули везти куда-то по морю… ой!
        Заговорившись, девушка не заметила прислонённой к фонарному столбу лестницы - и едва не уткнулась прямо в неё.
        - Эй, полегче, мисс! - раздалось сверху. Себе нос разобьёте, и меня сверзите с верхотуры - а ежели я руку сломаю, кто будет кормить Салли и ребятишек?
        Пожилой мужчина в засаленном цилиндре стоял на верхней ступеньке стремянки. Одной рукой он держался за столб, а другой подкручивал что-то скрипучее в недрах большого фонаря. Раздалось шипение; мужчина отстранился от фонаря, и чиркнул спичкой. Фонарь вспыхнул тускло, жёлто; мужчина подкрутил огонёк, закрыл дверцу и, полюбовавшись немного на плоды трудов своих, спустился по ступенькам.
        - Простите, мистер… э-э-э… не знаю вашего имени. Мы не хотели!
        - По вечерам надо глядеть себе под ноги, а не то наживёшь беду! - прокряхтел фонарщик. - А вы, видать, приезжие, выговор у вас не наш? С материка?
        И, не дожидаясь ответа, крякнул, взвалил на плечо лестницу и зашаркал к следующему столбу.
        Иван взглянул на часы и присвистнул - стрелки подбирались к десяти вечера. На Лондон опускалась мгла, и город оживал тусклыми огоньками, в которых сгорали несчётные кубометры светильного газа, и только набережная Темзы возле Вестминстерского аббатства сияла новомодными электрическими фонарями
        В сумерках на улицах появились шарманщики. Они торчали на каждом углу, крутя ручки своих пёстрых ящиков и выводя жалостливые мелодии. Шарманщики совмещали роли бродячего магнитофона и гадалки: у каждого на плече сидел попугай или обезьянка, которые за мелкую монетку вытаскивали жаждущим узнать свою судьбу карточку с заветным словом, а то и целое послание, запеченное в трубочку из пресного теста.
        - Ой, Вань, давай попробуем! Так интересно - а я думала, что шарманщики только в Париже бывают - ну, знаешь, как в старых фильмах? Я тоже хочу такой конвертик! Давай, тебе жалко, что ли?
        Юноша пожал плечами и полез за пояс. Тьфу, как неудобно без карманов… чёртов "черногорский колорит"! Тапенс звякнул о фаянс чашечки, пристроенной сверху на шарманке. Владелец "музыкального автомата" благодарно забормотал и погладил по спинке крупного серого попугая. Умная птица перебрала когтистыми лапами на плече хозяина, наклонилась к коробке с конвертиками, выудила один. Потом вытянула шею - та стала, чуть не вдвое длиннее, встопорщилась перьями, как посудный ёршик - и отдала добычу клиентке. Девушка захлопала в ладоши и зашуршала бумагой.
        - Ну что, мисс, узнали судьбу? А там, случайно, не сказано, что надо проявлять щедрость, и тогда Господь отвратит от вас все напасти?
        Иван обернулся. Перед ними стояли три типа - руки в карманах, воротники подняты, головы втянуты в плечи. Впереди - вожак; плоское лицо, волосы налипли на лоб, щербатая пасть растянута в ухмылке. За ним невысокий крепыш в мятом котелке, и ещё один, рыжеволосый, длинный как жердь. Глаза насторожённые, злые, бегают по сторонам.
        А это кто? Ну, точно, рассыльный Билли! Иван всего полчаса назад, вручил ему свёрток с униформой - и обещанную гинею за просрочку. Решил сорвать джек-пот? Ну, прохвост…
        Щербатый главарь вытянул руку из кармана. Тускло блеснула сталь. Короткие, грязные пальцы нервно тискают рукоять ножа, у основания большого пальца - вытатуированный лиловый якорь.
        Моряк? Неудивительно, половина, лондонских бродяг - бывшие матросы. А то и беглые - те, кому грозит пеньковая верёвка. "Высоко и коротко", старая формула британского правосудия…
        - Мой вам совет, мистер - выворачивайте карманы, если не хотите познакомиться со ржавым шэнком!
        - Точно! - поддакнул Билли. - У него от соверенов кошель лопается, пускай поделится с бедными людьми!
        - Это ты-то бедный? - разозлился Иван. - Совесть поимей, я же тебе целых шесть гиней отвалил!
        Бродяги уставились на рассыльного. Тот стушевался, принялся что-то бормотать, потом заорал, что "мистер всё врёт, он и дал-то два паршивых шиллинга!". А Иван, пользуясь тем, что визави на какое-то время отвлёкся, осторожно нащупал у пояса "гайдук". И, едва двигая кончиками пальцев, потянул из ножен, рукоятью вверх, в рукав. Стоит разжать пальцы - и нож послушно скользнёт в ладонь…
        Шляпа в левой руке, просительно прижата к груди - перепуганный подросток перед толпой гопников.
        "..Ну, ничего, я вам покажу, кто тут перепуганный…"
        - Это вас так зовут, мистер… Шэнк*? - спросила вдруг Варя. Она нервно тискала в руках платок, и Ивану показалось, что в него завёрнут какой-то предмет. Небольшой, угловатый, размером… с пистолет? Вздор, откуда, ведь им запретили…
        Бродяги заржали.
        - Нет мисс, это его так зовут! - щербатый подкинул на ладони нож, лезвие которого и правда, было тронуто ржавчиной. - Старина шэнк умеет убеждать самых упрямых, так что вы уж его не злите, совет вам даю!
        - Что-то многовато советов, любезный. - не сдержался Иван. - Пожалуй, я тоже дам совет - идите-ка вы своей дорогой вместе со своим Ржавым Хэнком… или Шэнком!
        И на чистом русском языке добавил, куда щербатому следует отправляться. Варя, услышав то, что выдал напарник, слегка зарделась - она не терпела матерщины.
        То ли моряку доводилось встречать их соотечественников, то ли он сам бывал в российских портах - щербатая пасть расплылась довольной ухмылкой.
        - Русский, значит? Ну, за это вы мне заплатите вдвое, мистер! Думаете, я забыл, кто выбил мне три зуба в кабаке, в поганом французском Тулоне, чтоб его Дэви Джоунз[13 - ДЭВИ ДЖОУНЗ(матросск. сленг) - дьявол, повелевающий злыми духами пучины.] сволок в пучину целиком? Ваш, русский боцман и выбил, а вы, мистер, мне за это заплатите, или я не декки Бэнди, и не глотал пять лет кряду синюю книгу![14 - БЭНДИ - обычное прозвище моряка, чья фамилия Эванс;ДЕККИ(deckie) - палубный матрос.«ГЛОТАТЬ СИНЮЮ КНИГУ»(служить в Королевском Флоте) - зубрить адмиралтейский устав, который традиционно имеет синий переплёт.]
        И добавил пару оборотов по-русски, от которых напарница Ивана сделалась совсем пунцовой.
        Р-раз! - шляпа полетела в ухмыляющуюся рожу. Два! - «гайдук» звякнул, отбивая в сторону Ржавого Шэнка. Три! - безжалостный удар ногой в пах свалил завывающего главаря на мостовую.
        Налётчики, получив отпор, не собирались отступать разошлись в стороны, прижимая Ивана к стене дома. Их ножи тускло поблёскивали в отсвете газового фонаря. Поганец Билли держится позади, а старик-шарманщик, невольный свидетель стычки, торопливо ковыляет по переулку. Длинная палка, на которую опирался его инструмент, путается в ногах - бедняга споткнулся и чуть не свалился на мостовую, серый попугай забил крыльями и хрипло заорал. Иван отскочил назад; "гайдук" он перехватил на испанский манер, лезвием к себе. Долговязый вдруг оказался совсем рядом - Иван отшатнулся, но кончик ножа успел пробороздить щёку полоской боли.
        "…вот гад, в горло целит!.."
        Влево, прыжком, чтобы оба были на одной линии….
        Долговязый дёрнулся вслед, но едва не упал, налетев на подельника. Тот прошипел что-то невнятное, присел и боком, по-крабьи, пошёл на Ивана. Нож в его руке выписывал восьмёркии дуги, отсвет газового фонаря играл на клинке.
        "…влипли! С двоими нипочём не справиться, а бежать нельзя
        - Варька в этих дурацких юбках…"
        - Вань, глаза! Берегись!
        Ударило - раз, другой. Он едва успел зажать глаза ладонями. Сдвоенный грохот прокатился по улочке, где-то зазвенело стекло, рассыпался пронзительный женский визг - как сквозь три слоя ваты, уши заложило акустическим ударом. Иван отнял руки от лица - перед глазами плавали чёрные круги. Боковым зрением увидел, как напарница поднимает руку - и зажмурился изо всех сил.
        XIV
        Из дневника гардемарина Ивана Семёнова.
        - …я едва успел зажмуриться, а когда открыл глаза - Билли, гад такой, улепётывает, а двое других мечутся, как вспугнутые курицы. Два светошумовых патрона, с трёх шагов, в физиономии - тут кого угодно переклинит!
        Я говорил торопливо, взахлёб, придерживая у щеки марлевый тампон. После стычки в лондонской подворотне не прошло и четверти часа. Мы с Варей так напугались, что пробежали три квартала, свернули в переулок между домами с вывеской зеленщика и облупленными железными воротами - и нос к носу столкнулись с ротмистром Нефёдовым. Нас прикрывали, как и было обещано, и спасибо моей напарнице, которая, перед тем, как кинуться наутёк, нажала кнопку на брелоке экстренного вызова.
        Подъехал кэб, на козлах которого сидел тип атлетического телосложения - ясное дело, один из нефёдовских оперативников. Варя в полуобморочном состоянии повалилась на сиденье; я уселся рядом, чувствуя, что ноги, внезапно сделавшиеся ватными, вот-вот откажутся держать. Едва я хлопнулся на тощую кожаную подушку, как кэб тронулся и затарахтел по вымощенным булыжником лондонским мостовым. Куда мы ехали, где оказались в итоге, я так и не понял; помню только двухэтажный, тёмно-бордового кирпича, особняк в глубине запущенного сада, и воздух, густо напитанный влагой, креозотовой вонью и амбре подгнившей рыбы, помоев и водорослей от Темзы, несущей свои гнилые воды неподалёку.
        - Этому "декки Бэнди" ещё повезло - усмехнулся Нефёдов. - Ну, получил ботинком по чувствительному месту - бывает, зато глаза не пострадали. Оглох, конечно, на время, не без этого…
        - А я не оглохла? - возмутилась напарница. - До сих пор в ушах звенит! А как я перепугалась, вы бы знали! Вот набежали бы констебли - что, и от них прикажете отстреливаться?
        Она повернулась ко мне
        - А всё из-за тебя: я же говорила, нельзя давать этому прохвосту столько денег!
        "…ну вот, приехали… Кто бы сомневался, что во всём окажусь виноват я…"
        - Ладно, господа, хватит ссориться - примирительным тоном сказал Нефёдов. - А вы, барышня, молодчина, чётко действовали.
        Варя слабо улыбнулась. Ротмистр тем временем подошёл ко мне, осторожно, по одному, разжал мне пальцы правой руки и забрал нож. И только тут я осознал, что всё это время держал, выставив перед собой "гайдук". Выходит, я так и бежал по улице с ножом в кулаке, распугивая добропорядочных лондонцев?
        - Кстати, откуда вы взяли эту штуку? - поинтересовался Нефёдов. - Насколько я помню, господин барон ясно сказал: никакого огнестрельного оружия, тем более… мнэ-э-э… не отсюда.
        Я потупился. Сам же пару месяцев назад подарил Варе этот "сувенир из будущего" - и вот, забыл…
        А она, выходит, не забыла. Ну, припомнит мне это Корф, стоит только вернуться. Впрочем, это зависит от того, с чем мы вернёмся. Здесь ещё действует правило "победителей не судят".
        Нефёдов взвесил контрабандную "Осу" на ладони.
        - Ладно, будем считать, что я этого не видел. Только условимся: больше никаких сюрпризов!
        Мы одновременно кивнули, а я незаметно показал Варе большой палец.
        - Надеюсь, в город вам больше не нужно? - продолжал ротмистр - Полиция уже на ушах, да и репортёры утренних листков не дремлют: наверняка тиснут статейку насчёт бесчинств, которые учинили обитатели доков совместно с приезжими с Балкан.
        Я пожал плечами.
        - Да нет, что нам там делать? Всё что можно, мы уже узнали, больше нам до сэра Рэндольфа не добраться.
        - Они и так немало интересного наговорили. - поддакнула Варя. Теперь бы послушать ещё разок и понять, что делать дальше.
        - Послушаем, не сомневайтесь. - заверил девушку ротмистр. - Нам с вами, молодые люди, крепко думать сейчас надо, потому как времени у нас нет, да и возможностей не густо. Сделаем так: сейчас перекусите, приведите себя в порядок, и через час встречаемся в гостиной. С удовольствием дал бы вам выспаться два-три часика, но тут уж извините: каждая минута на счету, потом будете отсыпаться.

* * *
        Британия, Лондон.
        Группа «Алеф» на отдыхе.
        Негромкий медный звон заполнил гостиную. Он исходил из высокой, тёмного резного дуба, башенки напольных часов рядом с камином. Удар, другой, третий - час тридцать пополуночи. Или три склянки согласно счёту времени, принятому на кораблях Российского Императорского флота. В конце концов, гардемарин он, или нет - хоть и приходится теперь заниматься не слишком почтенной по меркам изысканно-высокомерных морских офицеров шпионской работой?
        Не шпионской, а разведывательной, поправил себя Иван. С детства, со времён знакомства с "Бондианой" и романами Юлиана Семёнова накрепко вбито в мозг: "шпион" - это их "плохой парень", а вот "разведчик" - это всегда наш офицер. Только так, и никак иначе. А значит, никакие они не шпионы, и уж тем более, не жандармы. Хотя, род их занятий порой весьма напоминает то, чем занимаются сотрудники соответствующего ведомства - того, где в ходу лазоревые мундиры.
        Ладно, помотал головой Иван, не хватало ещё комплексовать. В конце концов, Д.О.П. - особое, уникальное ведомство, и занимаются там вещами, далёкими от обычных жандармских забот. И во все детали этой деятельности их, конечно, не посвятят - ни его самого, ни Николку ни Воленьку Игнациуса. Разве что Георгия - ну так на то он Великий князь, наследник царствующего самодержца….
        Иван покосился на друзей. Несмотря на объявленный Нефёдовым отбой (сейчас ротмистр выполнял роль командира объединённой группы) после завершения совещания по спальням разошлись не все. Вот, к примеру, Воленька Игнациус: сидит в кресле возле камина и бездумно глядит в огонь, забытая глиняная кружка с глинтвейном остывает на дубовом подлокотнике. Варя свернулась в кресле калачиком и листает номер "The Illustrated London News"[15 - первая в мире иллюстрированная еженедельная газета. Издавалась в Лондоне с 1842. Популярнейшее печатное издание викторианской Англии.] - видно, что она не вчитывается в текст, рассеянно проглядывая гравюры и литографии. Отблески каминного пламени подсвечивают волосы - тёмно-золотые, почти медовые в таком освещении. Лицо же в тени, отбрасываемой газетным листом, но Ваня и без того знает, что девушка рассеянно покусывает нижнюю губу - как делает это всегда, пребывая в задумчивости.
        "…да уж, подумать им есть над чем…"
        В кои-то веки некуда спешить. Ну, почти некуда. Нефёдов объявил, что им отводится три дня на отдых и изучение материалов к операции, пока агенты Д.О.П. будут отслеживать "объекты" здесь, на территории Соединённого Королевства. Никакие акции - ни силовые, ни разведывательные - не имеют смысла, пока джентльмены из "Золотой Зари" не доберутся до своей цели на юге Франции. И, конечно, пока не удастся выйти на след ван Стрейкера, без которого в этой истории никак не обойтись. Но этим будут заниматься другие, и в первую очередь, их старый знакомец Яша, успевший освоиться во Франции не хуже, чем в еврейском квартале Первопрестольной. Конечно, в Д.О.П. хватает надёжных и подготовленных сотрудников, но полностью посвящать ещё кого-то в суть сверхважной и сверхсекретной операции нельзя, так что придётся обходиться имеющимися силами - группами «Алеф», «Бейт», Зайн", командой ротмистра Нефёдова да Яшей и немногими доверенными сотрудниками. Негусто, конечно, а что поделать? Хорошо хоть, в их распоряжении эти три дня - отдыхать и думать, думать, думать…
        А ведь есть ещё британская эскадра, изготовившаяся к визиту в Кронштадт, и в её составе - грозный "Полифемус", ключ, таран, которым лорды Адмиралтейства намерены вышибить бронированные ворота Кронштадта и Свеаборга. Как гардемаринам, хотелось встретить эту угрозу на палубах балтийских броненосцев и миноносок, показать просвещённым мореплавателям где раки зимуют!..
        Но - не судьба. Сейчас у них другое задание. Не менее, если не более ответственное.
        Николка клюёт носом с соседнем кресле, долгое совещание его утомило. А вот его кузина и не думает спать - пододвинула к креслу журнальный столик, застелила его чистой тряпицей и, разложив части разобранного механизма винтовки, старательно протирает их промасленной тряпицей. Зрелище по-своему завораживающее: сверкающий полированной сталью затвор, напоминающий изысканное ювелирное изделие, аккуратно разложенные на хлопчатой ткани детали, жестяная маслёнка с тонким хоботком, неторопливые, точные движения девичьих рук, ловко обращающихся с холодной сталью.
        Кто бы мог подумать, что благовоспитанная московская барышня, воспитанница Елизаветинской женской гимназии, увлечётся снайперским делом? Пока, правда, её не приходилось стрелять по живой мишени, но Иван не сомневался - в решающий момент палец не дрогнет на спуске, отправляя к цели тяжёлую остроконечную пулю в мельхиоровой оболочке. "Пепел Клааса стучит в моё сердце" - горькая память о погибшем Серёже Выбегове, в которого Марина была когда-то влюблена, ещё жива, и девушка точно знает, кто стоит по одну сторону баррикад с его убийцами.
        Сидели молча, только шуршали газетные страницы в Варенькиных руках, да негромко клацал затвор "Лебеля". Говорить не хотелось - о чём? Время для обсуждения нового задания придёт позже, завтра. Недаром ведь говорят: утро вечера мудренее. А пока информации надо устаканиться, уложиться в голове, давая простор интуиции. Здесь, на вражеской территории, она работает особенно остро, и недаром барон Корф учил их доверять этому чувству - не забывая, впрочем, о холодном расчёте.
        Иван перевёл взгляд на напарницу. Та опустила газету на колени и смотрела на огонь - оранжевые язычки играли на радужке глаз, сделавшихся вдруг необычайно серьёзными. Юноша на секунду представил, что перед её взором сейчас - лазурное небо Прованса и Лангедока, серые доломитовые скалы, увенчанные руинами стен древнего замка, хранящих, кроме вековых тайн, ещё и новые загадки.
        Вот уж точно - "принеси то, не знаю что…"
        Конец первой части.
        Часть вторая
        Крипта еретиков
        I
        Юг Франции,
        департамент Арьеж.
        «…в апреле 1229-го года в городе Мо граф Раймонд VI Тулузский и король Людовик IX поставили свои подписи под документом, отдавшим Лангедок под власть Франции. Этот трактат, называемый так же Парижским, фактически поставил точку в Альбигойском крестовом походе, продолжавшемся долгие двадцать лет и залившем юг Франции реками крови. Уцелевшие катары массово уходили в подполье, но свою деятельность отнюдь не прекратили. Средоточием и престолом их церкви, объявленной папским престолом еретической, стал замок Монсегюр; случилось это после того, как тамошний синьор Раймонд де Перейль предоставил своё покровительство и убежище катарским епископам. В замок стали стягиваться их сторонники, единоверцы, и, главное - аквитанские рыцари-файдиты, у которых крестоносцы и французская корона отобрали наследные владения, и жаждущие силой оружия вернуть своё. Но прошло ещё долгих двенадцать лет, прежде чем королевский сенешаль Каркассона Юг дез Арси с отрядом французских рыцарей и оруженосцев раскинул шатры у подножия скалы, на которой высилась твердыня Монсегюра…»
        Виктор тяжко вздохнул и захлопнул книгу. Сразу стало легче. Опостылевший фолиант ему всучил джентльмен, представившийся как Сэмюэль МакГрегор - невысокий сухопарый тип с породистым лицом, украшенным седоватой бородкой, судя по характерному выговору, уроженец Шотландии. МакГрегор чрезвычайно походил на голливудского актёра Шона Коннери, если бы не фанатичный блеск в глазах. Виктор опасался людей с такими глазами и предпочитал держаться от них подальше. Но сейчас выбора не было - Уэскотт, доставил молодого человека в маленькую старинную деревушку между отрогов Пиренеев, на юге Франции, а сам, пробыв там около недели, исчез, бросив спутника на попечение МакГрегора. Виктор пытался завести разговор о том чего, собственно от него хотят и почему вместо обещанной Англии его засунули в эту дыру. В ответ МакГрегор скривился, будто откусил лимон, и вручил собеседнику большую книгу, содержащую выдержки из многочисленных исторических трудов. Все они повествовали о старинном замке, чьи руины живописно рисовались на верхушке скалы неподалёку от деревушки. Зачем нужно изучать эти байки седого прошлого, МакГрегор
не объяснил. Только процедил сквозь зубы: "когда русский джентльмен прочтёт всё это, мы вернёмся к теме, а пока и говорить-то не о чем…"
        Увы, шотландец выглядел достаточно упёртым, чтобы выполнить своё обещание. Что ж, если другого пути нет, придётся овладевать бесполезными знаниями, а то ведь у МакГрегора достанет, пожалуй, подлости учинить ещё и экзамен…
        "…прямой, лобовой штурм представлялся делом безнадёжным - казалось, защитников твердыни, гнездящейся на верхушке высоченной скалы с отвесными стенами, не проймёшь ничем, кроме голода и жажды. Так что французы перекрыли все ведущие наверх тропы, предоставив жаркому летнему солнцу опустошить водяные цистерны замка. По расчётам защитники Монсегюра должны были запросить пощады к концу лета - но они, вопреки всякой логике, продержались до начала дождей, избегнув, таким образом, жажды. Голод так же не грозил защитникам замка: начиная с 1235-го года из обильных приношений жителей окрестных поселений, многие из которых искренне сочувствовали катарам, создавался солидный запас провианта. Убийство инквизиторов, в которых местные жители видели чужаков и захватчиков (с полным, надо сказать, на то основанием), подняло престиж еретической цитадели до небес, и вскоре деревушка у подножия скалы превратилась в рынок. Туда стекались окрестные купцы; из Тулузы и Каркассона шли и шли обозы с хлебом. И даже когда замок был взят в осаду, всё равно находились смельчаки, ухитрявшиеся просачиваться мимо аванпостов и
доставлять провиант на вершину скалы.
        Этим путём защитники Монсегюра получали не только припасы. Огромную, изрытую ущельями гору со скальными гребнями и уходящими до самой долины известняковыми обрывами было невозможно блокировать наглухо. Французы не в состоянии были сутки напролёт держать под наблюдением и охраной все горные тропки, по которым защитники замка выходили и возвращались, получали провизию и свежие новости. Сторонники катаров, подвергающиеся гонениям по всему Лангедоку, пробирались через лагерь осаждающей армии и, рискуя жизнью, карабкались на головокружительные утёсы, чтобы с оружием в руках присоединиться к защитникам замка.
        И всё же, это не могло продолжаться долго. Ни сочувствие окрестного населения, ни отсутствие угрозы голода и жажды, ни даже замешанные на фанатизме храбрость и самоотверженность (Монсегюр был для катаров чем-то вроде Масады для зелотов) не могли помочь пятнадцати рыцарям и полусотне солдат и оруженосцев отстоять замок против десяти тысяч опытных, хорошо вооружённых врагов к которым то и дело подходили подкрепления. В ноябре к осаждавшей Монсегюр армии прибыл епископ Альби Дюран, который, кроме того, что умел своим пастырским словом разжечь боевой дух солдат, оказался ещё и отменным инженером, знатоком осадных машин. Под его руководством осаждающие затащили на верхушку расположенной по соседству с замком скалы доски, брусья для катапульты, а так же тёсаные каменные ядра весом в несколько сотен фунтов каждое. После того, как метательная машина была готова, французы начали обстрел деревянного барбакана, который, нависая над пропастью, защищал единственную тропу, пригодную для штурма твердыни.
        Но положение осажденных не стало ещё совершенно отчаянным. Они сумели протащить в замок своего сторонника, инженера Бертрана де Баккалариа из Капденака, и тот тоже соорудил катапульту, установив её на барбакан. Теперь противники могли вволю обмениваться ядрами и камнями, но у осажденных имелось одно весьма серьезное преимущество: они могли укрыться в замке, в то время как прислуга французской метательной машины изнемогала от холода на открытой всем ветрам скальной площадке. И только красноречие, пыл и неукротимая решимость епископа Дюрана заставляли их терпеть и дальше - и делать своё дело, невзирая на ледяной ветер и снежные заряды, на которые щедра декабрьская погода.
        Подобная настойчивость должна была рано или поздно принести плоды. Под Рождество барбакан удалось взять, после чего до стен замка оставалось всего несколько десятков шагов. Но Монсегюр по-прежнему был неприступен: эти шаги предстояло пройти по узкому, шириной в десяток футов, скальному гребню, обрывающемуся в обе стороны пропастями. И только после того, как осаждающие перетащили катапульту в захваченный барбакан, они взяли под обстрел южную и восточную стены цитадели - и тогда положение защитников стало скверным по-настоящему. Французы были почти у цели, катапульта епископа Альби без устали долбила восточную стену замка, стараясь пробить пригодную для решающего штурма брешь…"
        Как же надоело! И, главное - зачем ему всё это? Похоже, уныло подумал Виктор, чёртов островитянин таким образом попросту отделался от чересчур навязчивого подопечного, чтобы посвятить всё своё время другому обитателю дома. С ним Виктора не сочли нужным знакомить, а приставленный к молодому человеку охранник (угрюмый плечистый тип сюртуке и с револьвером за поясом) всячески старался не допустить, чтобы они встречались - ни за трапезами, ни в каминной зале, ни во время ежедневных прогулок по саду. Но это не помешало Виктору узнать кое-что о соседе: Бурхардт, немецкий учёный, историк и профессор археологии, судя по тем крохам информации, что удалось выудить из подслушанной беседы МакГрегора и Уэскотта, оказался здесь не по своей воле. И теперь его будущее, как и будущее самого Виктора, представлялось весьма туманным.
        Что ж, книга так книга, раз уж пока больше нечем заняться. Виктор поудобнее устроился в плетёном кресле - он настоял, чтобы ему позволили читать в саду, в тени вишнёвых деревьев - и со вздохом раскрыл кожаный переплёт.
        II
        Апрель 1889 г.
        Российская Империя,
        Петербургско-Варшавская ж\д.
        Где-то на подъездах к Вильно.
        - Никак не могу привыкнуть к вашей чугунке. - проворчал Олег Иванович. - Уж, казалось, сколько вёрст исколесил, а всё никак!
        Яша согласно опустил голову. Ему самому не пришлось близко познакомиться с железными дорогами потомков, ограничившись парой поездок в московском метрополитене двадцать первого века - но для того, чтобы составить впечатление, с лихвой хватило и этого. Зубодробительная тряска, грохот на скверно подогнанных рельсовых стыках… Хуже всего духота, от которой не спасает примитивная вентиляционная система, встроенная в горб, идущий вдоль крыши классного вагона. Особенно летом, когда солнечные лучи быстро нагревают крышу, превращая вагон в сущую душегубку. Тогда приходится сдвигать вниз стёкла в тяжёлых дубовых рамах, и тогда вместе с оглушительным колёсным лязгом в вагон врываются клубы паровозного дыма, густо сдобренного золой и угольной пылью. И тогда надо щуриться, прикрывать глаза носовыми платками, чтобы потом не мучиться в тщетных попытках извлечь острый уголёк, въевшийся в слизистую века. Но и сейчас, когда поля кое-где ещё покрыты ноздреватым апрельским снегом, в вагоне немногим легче. От холода его протапливают железными, похожими на бочонки, печками, по две на вагон - и чтобы не задохнуться, не
одуреть от гари, приходится опять-таки открывать окна. С известным уже результатом.
        Но хотя бы от неизбежной даже в первом классе тесноты и скученности они были избавлены. Предвидя частые поездки в Европу, соответствующий отдел Д.О.П. а (потомки, кроме электроники и прочего оборудования, принесли ещё и малопонятное название "логистический), сразу отказался от того, чтобы каждый раз приобретать плацкарты для избранных сотрудников в кассах железнодорожного вокзала, как делают это добропорядочные пассажиры. В Бельгии были закуплены полдюжины пассажирских вагонов первого и второго классов. Внешне неотличимые от своих собратьев с надписью "Compagnie Internationale des Wagons-Lits"[16 - «Международное общество спальных вагонов и скорых европейских поездов»], курсирующих по всем железнодорожным магистралям Старого Света от Лиссабона до Екатеринбурга, внутри они имеют с ним весьма мало общего.
        Четыре увеличенных одно - и двухместных купе для ВИП-пассажиров (ещё одно словечко от потомков!), со стенками, блиндированными стальными листами, ружейная комната, содержащая солидный арсенал, медпункт, кухня с буфетом и ледниками для скоропортящейся провизии, помещения охраны и рядовых оперативников. Сейчас одно из них занимала группа, в составе которой был ещё один гость из будущего, Ярослав Онуфриев. Там, у себя он заканчивал Московскую Государственную Юридическую Академию и стажировался в следственном отделе Басманного ОВД - а здесь стал одним из доверенных сотрудников Яшиного детективного бюро.
        Что до внешних приличий, то они соблюдены скрупулёзно: при каждом вагоне числится положенное количество кондукторов и проводников, исправно таскавших важным пассажирам и их свите чай и пиво из буфета; в формулярах имеются все необходимые записи, подтверждающие передвижения вагонов по всему континенту - в то время, как на самом деле большую часть времени они отстаиваются в "спецдепо" столичного Николаевского вокзала. При необходимости нужный вагон цепляют к нужному составу, и отправляется он туда, куда было намечено умными людьми в высоких кабинетах.
        На этот раз вагон прицеплен к экспрессу, три раза в неделю курсировавшему по маршруту Петербург-Варшава-Берлин. В столице Второго Рейха его присоединят к другому составу, вагон и отправиться дальше, в столицу Третьей Республики. Париж был первой из остановок, намеченных для Яши и Олега Ивановича начальником Департамента Особых Проектов, бароном Корфом.
        - И как вы, Олег Иваныч, собираетесь искать свою…м-м-м… мадмуазель Берту? - осведомился Яша.
        - Знать бы заранее… - Семёнов озадаченно крякнул. - Вроде бы, мадемуазель Фролова сообщила, что её видели в Париже. Попробуем разыскать там, хотя я, честно говоря, слабо представляю, как за это браться.
        "Мадемуазель Фролова", новая владелица популярного модного дома "Вероника", взятого под крыло Д.О.П. а после трагической гибели его основательницы, была ещё одной "гостьей из будущего". А так же - пассией барона Корфа, что немало удивило всех его близких знакомых. Особенно их озадачило то, что барон с такой лёгкостью оставил девушку в Париже, поручив ей далеко не самое простое дело, а сам вернулся в Петербург. Впрочем, осталась мадмуазель Фролова не в одиночестве. К ней стекались сведения о работе полудюжины доверенных агентов, двое из которых были завербованы Яшей ещё во время его пребывания во французской столице, в роли русского студента.
        Теперь эту легенду предстояло обновить - как и иные полезные связи, которыми он успел обзавестись за время своего недолгого пребывания в стенах Сорбонны.
        - Розыск предоставьте мне, это я умею. - ответил Яша. Он отхлебнул чаю из стеклянного стакана в массивном серебряном подстаканнике с литым вензелем Петербургско-Варшавской железной дороги, и зашипел, обжёгшись. - А вот дальше, Олег Иванович, ваш черёд. Со мной ваша Берта вряд ли будет разговаривать - не та я для неё фигура. Аристократия, яти их…
        Олег Иванович пожал плечами. Яша прав: утончённая аристократка, владелица собственной роскошной яхты (разбившейся в щепки на камнях у побережья Западной Африки), знакомая с половиной титулованных фамилий Европы и Британии, не придёт в восторг от перспективы общения с еврейским студентом из России. Хотя, если вспомнить, с какими типами ей пришлось общаться во время их африканского путешествия…
        - Она сейчас единственная наша ниточка к ван дер Стрейкеру, другой извините-с, нет. - продолжал Яша. - Да и то, при условии, что вы с бароном правы, и она действительно работает на бельгийца.
        Этот момент был самым тонким в их с Корфом умопостроениях. С одной стороны, ни барон, ни сам Семёнов ни на секунду не сомневались, что встреча с Бертой, последовавшие за ней бегство из Александрии и её участие в экспедиции было умело подстроено, и как раз Стрейкером. Роль Берты в захвате экспедиции в джунглях Конго вполне это подтвердила - и тем удивительнее было то, что позже, когда пленникам удалось бежать, Берта предпочла присоединиться к вроде бы преданным ею спутникам - и так и оставалась с ними до самого прибытия в Санкт-Петербург.[17 - Эти события описаны в четвёртой книге цикла, «Дорога за горизонт»]Поначалу Олег Иванович списывал это на возникшее вроде бы между ними чувство, но эта иллюзия развеялась как дым, после того, как бельгийка, проведя в столице Российской Империи около двух недель, внезапно исчезла. Розыски, спешно учинённые жандармским ведомством и агентами Д.О.П. а не дали существенного результата - выяснили только, что Берта отбыла через Финляндию в Швецию, где её следы и затерялись. Доказать, что это столь поспешное бегство было как-то связано с действующими в столице
британскими агентами или сторонниками «Золотой Зари» тогда не удалось, но пищи для размышлений оставило по себе немало.
        И вот теперь Берта обнаружилась снова. И ни где-нибудь, а Париже, в подозрительной близости к эпицентру недавних событий, закончившихся исчезновением ещё двух действующих лиц этого "спектакля с переодеваниями" - основателя эзотерического ордена "Золотая Заря" англичанина Уильяма Уэскотта и айтишника Виктора, похищенного из штаб-квартиры Д.О.П. вожаком шайки радикалов Геннадием Войтюком. Самому Геннадию в Париже крепко не повезло: получив тяжёлые увечья и лишившись ноги, он угодил в руки дознавателей Д.О.П., был тайно вывезен в Россию, где и порассказал много чего интересного. Увы, среди полученных от него сведений не было ни слова о том, куда могли направиться Уэскотт с Виктором - и уж тем более, где искать бельгийского авантюриста ван дер Стрейкера, которого Корф, да и сам Олег Иванович считали одной из главных пружин, приводящих в действие механизм этого запутанного дела. А вот какое место занимает в нём Берта - работает ли по-прежнему на Стрейкера, или затеяла какую-то свою игру - об этом оставалось только гадать. Олег Иванович надеялся на второе, но даже ему не хватало воображения представить,
какой modus operandi[18 - (лат.) Способ, образ действия] она изберёт на этот раз…
        - Давно хотел спросить вас, Олег Иваныч… - Яша рассеянно покрутил в пальцах чайную ложку. - Что вы думаете о нашем бароне?
        Брови Семёнова непроизвольно поползли вверх. От хитроумного спутника можно было ожидать любого вопроса, в том числе и с подвохом - но только не это.
        - Нет-нет, вы меня неправильно поняли. - Яша поднял перед собой ладони. - Я глубоко уважаю барона, как, впрочем, и вас, и безмерно благодарен за то, что вы для меня сделали…
        Слова эти не были простой данью вежливости. В своё время Олег Иванович буквально подобрал Яшу на Сухаревом рынке и сделал из него своего доверенного помощника, поначалу в делах сугубо коммерческих, а позже - и в куда более деликатных вопросах.
        Но, главное - он сумел разглядеть в еврейском юноше страсть к сыскному делу, которую приходилось держать на голодном пайке детективных опусов господина Ашхарумова и романов вроде "Макарка-душегуб" и "Фабричная рота" писателя Животова[19 - Популярные в конце 19-го века авторы детективного жанра.], выходивших на скверной серой бумаге с крикливо-аляповатыми обложками. И пошло-поехало: Олег Иванович познакомил Яшу с отставным кавалергардом и владельцем фехтовального клуба бароном Корфом, и юноша вместе с ним принял самое активное участие в противостоянии с группой радикалов из будущего. Так исполнилась его заветная мечта: создать собственное, первое в Российской Империи частное детективное агентство, главным клиентом которого стал возглавляемый бароном Департамент Особых Проектов. По его поручению Яша провёл год во Франции под личиной студента - а позже, в Санкт-Петербурге, приложил руку активное к разгрому «масонског-эзотерического» подполья.
        - Я никогда не забуду, чем обязан вам и барону. - продолжал меж тем Яша. - Ио думать-то мне никто не может запретить?
        - Ни в коем случае. - Семёнов усмехнулся. - Какой бы тогда был от вас прок?
        На эту реплику Яша отреагировал усмешкой - несколько, как отметил Олег Иванович, вымученной.
        - Вот я и задумываюсь время от времени. Барон Корф при всех своих высочайших нравственных и волевых качествах, всё же живой человек. Вы никогда не задумывались, что бремя власти, которое свалилось на него с появлением Департамента, может оказаться непосильным? Возглавить сверхсекретную службу, имея в своём распоряжении технические средства и методики, позаимствованные из будущего… Власть, как известно, развращает, а абсолютная власть развращает абсолютно. Так что рискну повторить свой вопрос: вам не бывает порой тревожно за нашего барона?
        - Вот вы о чём… - Олег Иванович покачал головой. - В таком случае, Яков Моисеевич, позволю себе присвоить прерогативу ваших единоверцев и ответить вопросом на вопрос. Вы когда-нибудь сталкивались с реальными, весомыми и зримыми подтверждениями своих страхов?
        - Нет, но всё случается однажды впервые.
        - Кто бы спорил! Но ваши, скажем так, сомнения опираются на предположение, что над нашим дорогим бароном нет сколько-нибудь эффективного контроля. А это не так… вернее сказать, не совсем так.
        - Насколько мне известно, он, как начальник Департамента Особых Проектов подчиняется лично государю и более никому.
        - Это так. - согласился Семёнов. - Но, скажите, вы слышали что-нибудь о Священной Дружине?
        - Тайная организация монархического толка, созданная после убийства народовольцами отца нынешнего императора. - кивнул Яша. - В смысле, считалось, что тайная, а так-то о ней только ленивый на Сухаревке не судачил. Мол, знатные господа собираются террористов вылавливать по одному и резать по-тихому, без суда и прочей ерунды.
        - Ну, до такого, слава Богу, не дошло. Хотя первоначально идея была похожей: первая в истории Российской Империи организация, созданная для борьбы с революционным террором на общественных, так сказать, началах. В нашей истории существовал довольно близкий аналог в виде аргентинских "эскадронов смерти" - ну да вы об этом читали…
        После того, как Яша оказался втянут в противостояние с террористами-радикалами, явившимися из будущего, Олег Иванович позаботился о том, чтобы молодой человек изучил историю вопроса - в том числе и то, что здесь ещё не случилось.
        - Но ведь Священную Дружину упразднили ещё в восемьдесят третьем? Дела, архивы, передали в полицию, туда же ушли некоторые из её членов. Говорят, даже сведения о секретных агентах уничтожили - вот уж глупость-то! Неужели тому же жандармскому управлению такое богатство не пригодилось?
        Олег Иванович невесело усмехнулся.
        - Даже слишком пригодилось бы, потому и уничтожили. Дело в том, что немалая часть агентов относилась к высшему свету, а государь император не желал выносить сор из избы. Но я сейчас не об этом…
        Он сделал паузу. Яша внимал.
        - Но я сейчас не об этом. Да, Священную Дружину официально упразднили шесть лет назад, но доверенные люди, входившие в Совет Первых Старших, остались. Граф Шувалов, московский генерал-губернатор князь Долгоруков, генерал-адъютант Дурново, да и другие, рангом пониже вроде нашего общего знакомца ротмистра Нефёдова. Вот к ним и обратился Государь, когда осознал, какой мощный и, по сути, бесконтрольный инструмент он позволил создать в виде Д.О.П.а.
        - То есть вы хотите сказать…
        - Негласный контроль за деятельностью барона и его Департамента осуществляет заново воссозданная Священная Дружина, по прямому распоряжению Государя. - отчеканил Семёнов. - И барону это, конечно, известно. Но это, как вы, надеюсь, понимаете, Яков Моисеевич, относится к высшим секретами Империи, и не стоит…
        - Ну что вы, конечно! - испуганно зачастил молодой человек. - Что я, совсем без понятия? Я… я никому, ни слова!
        - Ну, зачем же сразу - никому? - Олег Иванович улыбнулся. - Например, с тем же бароном вы вполне можете об этом при случае поговорить. Уверен, он будет рад, что этой недомолвки между вами больше нет. А вот с кем-то ещё - действительно, искренне не советовал бы. Не поймут-с…
        ILL
        Юг Франции,
        департамент Арьеж.
        «Замок Монсегюр пал шестнадцатого марта 1244-го года (по юлианскому календарю). Около двух сотен катарских священнослужителей, не согласившихся под угрозой мученический смерти отречься от своей веры, взошли на костёр. Согласно свидетельствам, оставленным хронистом-инквизитором Гийомом Пюилоранским, „Среди них был Бертран Марти, которого катары сделали своим епископом; и все они отказались обратиться, как им предложили, и были заключены в ограду, сделанную из кольев и свай, и, сожжённые в ней, перешли из огня казни в огонь Тартара“. Также на костёр отправлена была престарелая маркиза де Аантар, её дочь Корба де Перейль и молодая внучка Эсклармонда де Перейль. Сейчас место массовой казни называется „Prat dels Cremate“ - Поле Сожжённых»…"
        - Все эти люди имели возможность спастись. - раздался за плечом Виктора сумрачный голос. Он обернулся
        МакГрегор. И как шотландец сумел так беззвучно подойти?
        - Они могли сохранить если не свободу, то жизнь. - повторил шотландец. - Для этого следовало всего лишь воспользоваться одним из принципов, исповедуемых катарами: "Лги, предавай, лжесвидетельствуй, но не выдавай тайну!". Но, видимо, победители требовали от них не только отречения, но и выдачи чего-то, что несчастные сочли гораздо ценнее, нежели собственные жизни.
        - Кх-кх… что же именно, вы вероятно знаете? - Виктор откашлялся, прочищая горло. Он уже два часа сидел в саду обнимку с книгой, и кружка с колодезной водой давно опустела.
        - Во всяком случае, догадываюсь. - МакГрегор пододвинул к себе второй стул и присел. Я вижу, вы внимательно изучаете историю Монсегюра? Только вот в этой книге не сказано, что руины, которые так любят осматривать путешественники, возведены гораздо позже, в шестнадцатом веке и не имеют к тем, древним, никакого отношения.
        И он кивнул в сторону скалы, на которой в весенней дымке угадывался зубчатый контур крепостной стены.
        - Тот, древний Монсегюр был разрушен до основания победителями в том же 1244-м году. И, хотя в последующие три века на его месте были заново возведены кое-какие укрепления, всё же дальше фундамента новые строители не продвинулись. А ведь именно там скрывалась до недавнего времени главная тайна замка!
        Виктор слушал и гадал - с чего это шотландец, до сих пор избегавший любых объяснений, вдруг разоткровенничался?
        - Три года назад один из наших братьев - имя его вам ничего не скажет, - проводил тут раскопки и наткнулся на похороненный под толстым слоем слежавшегося грунта и скальных обломков вход в подземелье. Он не стал предавать находку огласке - наоборот, тщательно замаскировал раскоп, придав ему первоначальный вид, и сообщил о своём открытии только мне и мистеру Уэскотту. Мы сразу поняли, какие перспективы перед нами открываются - ведь именно в подземельях Монсегюра могла быть скрыта главная тайна катаров. Та самая, из-за которой они без колебаний взошли на костёр.
        И он начал читать - заунывно, с лёгким завыванием в голосе, столь характерным для неопытных декламаторов:
        «… когда стены Монсегюра еще стояли, катары охраняли Священный Грааль. Но Монсегюр был в опасности. Рати Люцифера расположились под его стенами. Им нужен был Грааль, чтобы снова заключить его в корону их властелина, из которой он выпал, когда падший ангел был повержен с небес на землю. В момент наивысшей для Монсегюра опасности с неба явился голубь и своим клювом расщепил гору Табор. Хранительница Грааля бросила ценную реликвию в недра горы. Гора сомкнулась, и Грааль был спасен…»
        - Значит эта самая тайна - и есть Святой Грааль?
        Виктор никогда особо не интересовался средневековой историей и мифологией, но о Граале слышал. Какая-то чаша, имеющая отношение к казни Христа - так, кажется, говорил герой Харрисона Форда в фильме "Индиана Джонс - последний крестовый поход"?
        - Именно так! - на этот раз в голосе шотландца прорезались не заунывные, а пафосные нотки. - Величайшая и главная тайна, источник могущества, истинной мудрости и даже, как верят некоторые, бессмертия. Впрочем… - он встал, отодвинув плетёное кресло. - Впрочем, вы скоро сможете в этом убедиться. Сегодня к вечеру возвращается наш общий друг мистер Уэскотт, а назавтра мы наконец переберёмся отсюда в убежище, подготовленное нашими братьями в развалинах Монсегюра. Там, кроме всего необходимого для сносного существования, имеется лаборатория, и в ней вы, наконец, сможете заняться делом - тем, ради которого мы вас сюда и доставили.

* * *
        …в процессе раскопок на одной из стен были найдены многочисленные значки, насечки и чертеж. Поначалу нам показалось, что это план подземного хода, идущего от подножия стены к ущелью. Но, тщательно изучив находку, мы сделали неожиданный вывод: это схема отдельного, особо секретного подземелья, о котором никто до сих пор не встречалось упоминаний. Разумеется, раскопки продолжились - и вот, полгода назад нам улыбнулась удача.
        Слушателей было двое - Виктор и тот самый профессор Бурхардт, немецкий историк и археолог, о существовании которого молодой человек до сих пор только догадывался. Уэскотт сухо поздоровался, представил обоих друг другу и начал свою лекцию, решительно пресекая любые попытки задавать вопросы. Впрочем, исходили они только от немца - Виктор предпочитал слушать, исподволь бросая взгляды на плотно занавешенное окно. Оттуда доносились шаги, шум и распоряжения, отдаваемые по-английски с сильным шотландским акцентом: МакГрегор распоряжался охранниками, грузившими на ручные тележки всяческий скарб. Похоже, адепты "Золотой Зари" действительно готовились к переезду на новое место.
        - …раскопки быстро принесли результаты. - продолжал Уэскотт. - В подземных лабиринтах мы нашли мумифицированные тела воинов - вероятно, стражей подземелья, ржавое оружие и доспехи, а так же вделанный в каменную кладку свинцовый пятиугольник и изображение пчелы. Для катаров пчела была одним из священных символов, олицетворяя собой тайну оплодотворения без телесной близости. Что до пятиугольника, то это тоже один из отличительных знаком апостолов "совершенных" - они, как известно, не признавали католический крест, полагая его символом пыток и мучений, и обожествляли именно пятиугольник - символ рассеивания, распыления материи, в том числе, и человеческого тела. Вот и сам замок Монсегюр тоже имел в плане пятиугольную форму…
        Уэскотт сделал паузу, давая возможность слушателям оценить сказанное. Те терпеливо ждали.
        - …когда разобрали стену, за ней открылся тайный проход в обширное, уставленное низкими колоннами помещение, напоминавшее крипту католического собора. Сходство усиливали три каменных саркофага в центральном нефе.
        Уэскотт открыл лежащий на столе бювар и извлёк из него два больших листа с искусно выполненными карандашными рисунками. На них изображались каменные, украшенные грубой резьбой параллелепипеда, стоящие на каменном полу посреди леса тонких колонн. Немец-археолог привстал и наклонился к листу, едва не уронив пенсне. Виктор тоже стал рассматривать схему, хотя особого интереса не испытывал. Мелькнула мысль, что стоило бы, когда Уэскотт отвернётся, незаметно сфоткать и рисунки, и схему замковых подземелий на крошечный карманный цифровик, припрятанный в кармане. Хотя - сделать это можно и не таясь - никто не собирается чего-то от него скрывать.
        И тут же пришла тревожная мысль: а ведь это, пожалуй, дурной знак! Выходит, адепты "Золотой Зари" уверены, что ни Бурхардт, ни Виктор никому ни о чём не расскажут - раз уж выкладывают им все свои секреты. То есть живыми их отсюда, скорее всего, не выпустят…
        "…да, но стволы-то у него не отобрали? Может, он, и правда, так им нужен? Тогда стоит подумать об условиях - и хорошенько подумать, чтобы не прогадать…"
        - Судя по форме колонн, создатели крипты были далеки от канонов католического зодчества. - с энтузиазмом заговорил Бурхардт. - Обратите внимание, скажем, на капители - тут явно угадываются куда более древние мотивы!
        - Вы совершенно правы, профессор. - ответил Уэскотт, уважительно
        глянув на археолога. - Если верить преданиями, в древнейшие времена на месте Монсегюра стояло святилище богини
        Белиссены, кельтиберского аналога Астарты-Артемиды-Дианы.
        Астарта в финикийской мифологии являлась женским соответствием, или паредрой, бога Ваала, в греческой мифологии была известна как Артемида, сестра Аполлона, а в кельтиберской теогонии - Белиссена, богиня Абеллиона. - подхватил Бурхардт. - Интересно, очень интересно…
        Виктор от обилия незнакомых слов - "кельтиберский", "теогония", "паредра"[20 - в древнегреческой культуре - заместитель или соправитель божества или представителя власти.] - слегка загрустил. Как всё же неудобно, когда под рукой нет Википедии, где отыщутся ответы на любые вопросы.
        - Уверен, вы найдёте там ещё немало любопытного. - Уэскотт извлёк из жилетного кармашка часы. - А сейчас, извините, я вынужден прерваться. Ваши соотечественники, - лёгкий поклон в сторону Виктора, - не оставляют попыток отыскать и вас, и нас заодно, так что надо поскорее ликвидировать все следы нашего пребывания здесь. Впрочем, мои друзья уже приняли кое-какие меры. - англичанин изобразил многозначительную улыбку, не обещающую тем, о ком он говорил, ничего хорошего. - И вряд ли преследователи сумеют до нас добраться… во всяком случае, в добром здравии.
        IV
        Королевство Бельгия,
        Провинция Льеж.
        Удар был такой силы, что Олег Иванович вылетел из-за стола головой вперёд, и не успей он выставить руки перед собой - непременно свернул бы себе шею. Вагон подбросило фута на три, потом он с оглушительным грохотом вернулся на грешную землю, угодив колёсами мимо рельсов. Состав разорванный в нескольких местах, уже сыпался под откос, вагоны становились дыбом, их сминали в гармошку другие, накатывающие сзади по инерции. Д.О.П. овскому вагону повезло - он сполз на обочину, избежав, таким образом, всеобщей давильни, в которой искорёженный металл рвал, калечил человеческие тела, сделавшиеся вдруг такими мягкими и уязвимыми.
        Вагон пробороздил крутую гравийную надпись и замер. Семёнов попытался приподняться - его сверху придавил саквояж и слетевший с верхней полки портплед - и едва не взвыл от боли в отбитом боку.
        "…ребро сломано? Ерунда, могло быть и хуже. Руки-ноги, вроде, целы… Голова, правда, гудит, но крови нет, и это радует. Но что же там рвануло? Бомба в вагоне? Фугас, заложенный на балласте? Да нет, вздор, с какой стати?.."
        - Олег Иваныч, вы живы?
        Он повернулся - Яша лежит, сложившись чуть ли не вдвое, под столиком и ошалело таращится на спутника.
        - Не дождётесь! - Семёнов закряхтел от боли рёбрах, но всё же исхитрился принять вертикальное положение. Это оказалось непросто - вагон лежал на боку, и оконная рама, ощетинившаяся зубьями разбитого стекла, была теперь у них под ногами.
        - Поезд, видимо, сошёл с рельсов. - сказал он.
        "…поздравляю, капитан Очевидность, вы, как всегда, угадали самую суть…"
        Яша кивнул и, кряхтя, выбрался из-под столика. Правый рукав его сюртука висел на одной нитке, лоб пересекала глубокая кровоточащая полоса.
        - Ударились головой, Яков Моисеевич? - всполошился Семёнов. - Дайте-ка гляну…
        Яша провёл ладонью по лбу и скривился.
        - Ерунда, царапина. Наверное, осколками стекла посекло. Вы мне вот что скажите…
        Договорить он не успел. Дверь купе дёрнулась и с натугой, отчаянно скрипя, отползла вбок - и заклинила примерно на половине. В образовавшуюся щель просунулась физиономия Ярослава.
        - Вы как, живы, господа? - осведомился молодой человек. - А то снаружи хрен знает, что твори…
        Окончание фразы потонуло в гулком грохоте и последовавшем за ним оглушительном шипении. Вагон содрогнулся, Ярослав влетел в полуоткрытую дверь купе и всем веслом обрушился на Яшу только-только выбравшегося из-под столика. Несколькими секундами позже из освободившегося дверного проёма пахнуло горячим паром с угольной копотью, а следом в купе ворвалась дикая какофония воплей, криков, полных ужаса и мучительной боли.
        - Похоже, взорвался паровой котёл. - прокомментировал Олег Иванович. - Представляю, что за ад кромешный сейчас в голове состава…
        Их вагон был предпоследним, как требовала инструкция, составленная в Д.О.П.е. Видимо - как раз на подобный случай.
        "Что ж, надо признать, предосторожность сработала. Понять бы ещё, что там стряслось на самом деле? И, прежде всего: на самом деле был взрыв, или ему померещилось?.."
        - Как твои бойцы, все целы? - спросил он, имея в виду оперативников.
        - А что им сделается, лбам здоровенным? - ухмыльнулся Ярослав. Они с Яшей кое-как разобрали, где чьи ноги-руки и приняли осмысленное положение в пространстве. - Мы с ребятами сидели в купе: достали со скуки картишки, раскинули винтик[21 - Карточная игра «винт», весьма популярная в 19-м веке, напоминающая преферанс. После каждой сдачи игроки «назначали взятки» - объявляли, сколько карт противника они побьют.], и как раз стали назначать взятки, когда долбануло. Ну, полетели кубарем, побились, рожи расквасили, одного крепко чаем ошпарило. Про проводников, буфетчика, связистов не знаю, я сразу к вам.
        - Долбануло, говорите? - Яша резко выпрямился, врезался макушкой в угол нависающего над головой столика и зашипел от боли, - Ох, ты ж холера ясна… Значит, вы тоже слышали взрыв?
        - А то! - кивнул Ярослав. - рвануло впереди. Под под локомотивом, скорее всего. Ну и началось…
        "…значит, не показалось - понял Семёнов. - Был взрыв, был! Интересно, кому же это мы так помешали?.."

* * *
        Из опрокинутого вагона они с Яшей выбрались с помощью Ярослава и двух оперативников - изрядно ободрав платье, исцарапавшись и перемазавшись в пыли, крови и копоти. Попутно выяснилось, что персонал и пассажиры Д.О.П. овского вагона все живы, только у буфетчика и одного из проводников переломы и глубокие рваные раны, но ими уже занимается фельдшер. Он наскоро осмотрел ссадины и царапины Яши и Олега Ивановича, смазал остро пахнущей жидкостью, прилепил пластыри и буркнул: «ничего страшного господа, а теперь простите - сами видите, сколько раненых, надо помочь…»
        Картина, представшая их глазам, была удручающая: большая часть вагонов валялась на насыпи; ещё три, в голове поезда, встали дыбом, вскарабкавшись один на другой. Паровоз, как ни странно, остался на рельсах, но передняя его часть превратилась в нечто, натолкнувшее Олега Ивановича на мысль о взрыве в кастрюле со спагетти - из развороченного парового котла во все стороны торчали пучки исковерканных, скрученных трубок. Здоровенная воронка, отгрызшая часть насыпи там, где стояли тендер и первый вагон, разнесённые взрывом на мелкие кусочки, указывала место, где был заложен фугас.
        - А ничего так бабахнуло… - Яша оценивающе оглядел разрушения. - Пуда три динамита они там закопали, не меньше.
        Олег Иванович кивнул и отвернулся. Его мутило - то ли от последствий удара головой о вагонную полку (не хватало сейчас ещё и сотряса!) то ли от того кошмара, что творился вокруг. На гравийной насыпи то тут, то там валялись растерзанные, переломанные, словно куклы из папье-маше, тела в дорожных сюртуках, дамских платьях, макинтошах. Двое пронесли мимо них человека на куске брезента - лицо несчастного превратилось в жуткую маску из белёсых пузырей и голого мяса, едва прикрытого свисающими лохмотьями кожи.
        - Раскалённый пар. - прокомментировал один из оперативников. _ Страшное дело! Случилось мне однажды видеть последствия взрыва парового котла на одной фабричке в Пскове - так там человек десять заживо сварились, и ещё две дюжины вот таких же…
        Отовсюду нёсся многоголосый вой, стон, плач. Проехала верхами тройка полицейских - их старший испуганно озирался по сторонам и, похоже, не знал, что делать. Яша окликнул его; и состоявшейся короткой беседы выяснилось, что катастрофа - "какой ужас, мсье, здесь не меньше четырёх десятков погибших, женщины, дети!" - случилась в двух с половиной милях от границы с Германией, близ городка Эйпен, населённого, по преимуществу, валлонами; что за солдатами из местного гарнизона уже послано, и помощи следует ожидать в самое ближайшее время; что больница при монастыре святой Женевьевы - вон она, рукой подать (полицейский указал на возвышающийся за рощицей шпиль католического собора) и уже отдано распоряжение доставлять туда пострадавших. Вам не нужна помощь, мсье? Ах, у вас свой медик имеется, и он готов помочь другим раненым? Вот и замечательно, пусть идёт в голову состава. А теперь извините, у нас масса дел…
        Полицейский - судя по нашивкам, в ранге сержанта - козырнул и пришпорил своего Букефала. Прочие стражи порядка потрусили за ним туда, где крики были особенно громкими. Олег Иванович вытер платком губы (он всё же не выдержал и опорожнил желудок на гравий) и почувствовал в ладони что-то металлическое, округлое, холодное.
        - Коньяк. - пояснил Яша. - Глотните, Олег Иванович, и давайте уже, поскорее приходите в себя. Нам сейчас надо срочно решать, что мы будем делать дальше. Каждая минутка на счету…

* * *
        Гнедой меринок трусил по присыпанной мелким щебнем дорожке, оборачиваясь и мотая головой каждый раз, когда Яша щёлкал над его ушами длинным и тонким, как удочка, кнутом. Справа и слева тянулись живые изгороди, из-за которых поднимались красные черепичные крыши. Вдали торчала колокольня католического собора в окружении двух - и трёхэтажных построек - типичный сельский пейзаж провинции Льеж. Позади, из-за железнодорожной насыпи поднимались столбы чёрного масляного дыма - Олегу Ивановичу не хотелось оборачиваться и смотреть туда.
        Колокольня, как и окружающие её строения, принадлежали монастырю святой Женевьевы, о котором упоминал давешний полицейский сержант. Местные власти сработали чётко: меньше, чем через полчаса после катастрофы к насыпи уже прибыл взвод солдат из соседнего городка, а вслед за ними стали подтягиваться местные крестьяне на тележках, бричках и двуколках. Полицейские с помощью солдат грузили на экипажи раненых; трупы сносили на насыпь и укладывали рядком, прикрывая их найденными в вагонах простынями. Так они и лежали - Семёнов насчитал не меньше трёх десятков, причём солдаты всё время приносили новых.
        Пока Олег Иванович ужасался последствиям разыгравшейся трагедии, его спутник не терял времени даром. Наскоро переговорив с одним из возчиков, он за непомерную сумму в наполеондорах приобрёл у него двуколку на паре тонких подрессоренных колёс, с двумя большими медными калильными фонарями по бокам, запряжённых вот этим самым гнедым мерином. Владелец экипажа, сумрачный тип с траурно-чёрными кромками ногтей на заскорузлых пальцах и обвислыми малороссийскими усами попробовал золотые кругляши наполеондоров на зуб, крякнул и, буркнув что-то по-немецки себе под нос, вложил повод в руку покупателя, скрепляя тем самым сделку. Яша же, препоручив скотинку заботам проводника из Д.О.П. овского вагона, вместе с Ярославом извлёк из купе чемодан, портплед, пару саквояжей - свой и спутника - и стал пристраивать всё это в багажную корзину двуколки. На вопрос Олега Ивановича, что он затеял, последовал нетерпеливый жест - "всё потом!" Не прошло и четверти часа, как экипаж уже катил по гравийной дороге в сторону ближайшего городка.
        - И всё же, Яков Моисеевич, за каким рожном вы велели Ярославу поджечь наш вагон? - спросил Семёнов. - А заодно: куда мы всё же направляемся?
        Эти вопросы он задавал уже в третий раз и был изрядно раздражён тем, что молодой человек всякий раз уходил от ответа.
        - Элементарно, Ватсон, как говорил англичанин Шерлок Холмс из вашей фильмы! - ухмыльнулся в ответ Яша. - Сами подумайте: ну зачем кому-то могло понадобиться взрывать этот поезд? Я далёк от того, чтобы считать нас с вами персонами, по значимости близкими к Государю Императору, да и городишко этот, Эйпен, что ли, мало походит на станцию Борки Змиевского уезда - хотя, колокольня с монастырём и здесь имеется… Однако факт остаётся фактом: кроме нас достойных целей в поезде, скорее всего, не было. А террористы, кем бы они ни были, во-первых, начисто лишены человеческих чувств, раз уж решились отправить вместе с нами на небеса такую уйму народа, а во-вторых - не испытывают недостатка в средствах. Тут одного динамита сколько должно было уйти!
        Семёнов не смог скрыть улыбки: мало того, что его спутник пересмотрел на видео массу детективных фильмов из будущего, он ещё и неплохо изучил "предыдущую версию" истории российского террора. В той реальности взрыв царского поезда случился в 1888-м году; здесь же это событие не состоялось - как хотелось думать Олегу Ивановичу, и его стараниями тоже.
        Впрочем, кто знает? Наука, как известно, умеет много гитик, а несуществующая пока хронофизика - так и тем паче…
        - Значит, вы полагаете, что это было покушение на нас?
        Яша энергично закивал.
        - Никаких сомнений. Потому я и велел Ярославу поджечь вагон и закинуть туда под шумок пару мужских трупов. Потом он сообщит бельгийским властям о гибели двоих пассажиров, назовёт наши с вами имена и фамилии, и если повезёт - неведомые террористы будут считать, что добились своей цели.
        - А если не повезёт?
        - В любом случае, мы постараемся выскользнуть из-под наблюдения - она ведь наверняка следили за нами от самого Петербурга. Даже если нас будут искать - доберёмся по-тихому до Парижа и там займёмся своим делом. Документы на другие имена у нас есть, и не по одному комплекту, деньги, оружие, средства связи и всякие полезные штучки - тоже.
        Он ласково похлопал ладонью по выпуклому боку саквояжа, который не стал укладывать в багажную сетку вместе с прочим их скарбом, широко улыбнулся и сказал с внезапно прорезавшимся одесским говорком:
        - Иу как, Олег Иваныч, ищем до здрасьте тех уродов, шо подумали они умнее нас?
        И щёлкнул кнутом-удочкой, оставив Олега Ивановича гадать, что это было - тяжкое наследие детства, проведённого в черте оседлости, или всё же результат просмотра на ноутбуке сериала "Ликвидация"?
        V
        Апрель 1889 г.
        Юг Франции, департамент Арьеж.
        Подземелье - крипта, как назвал его Уэскотт - выглядело в точности, как представил его себе Виктор. Разве что, потолок оказался ниже, сильнее давил на психику, порождая приступы клаустрофобии - а ведь раньше он не замечал за собой этого недуга… Всё дело в массиве скальной породы над головой - судя по тому, каким длинным был спуск в крипту, они сейчас почти на уровне долины - и вся эта чудовищная масса давит, прессует, плющит и без того издёрганные событиями последних нескольких месяцев нервы. А Бурхардту хоть бы хны - привык сидеть в подземелье в своей Александрии, и даже то, что ему пришлось просидеть в кромешной тьме под завалом несколько не самых приятных часов, ничуть на него не подействовало. Всё же у людей прошлого психика куда крепче, чем у выходцев из двадцать первого века - самого Виктора мутило от попытки представить себя в подобном положении.
        Против ожидания Уэскотт обошёлся без театральных эффектов вроде смоляных факелов в руках угрюмых охранников, сопровождавших их и под землю. В крипте повсюду были расставлены треноги с калильными лампами, дающими яркий белый свет - и только в дальних углах залы, за частоколом колонн, скапливалась удушливыми подушками тьма. "Любопытно, - подумал молодой человек, - а как здесь устроена вентиляция? - Калильные лампы, конечно, не факела - но и не электрические фонари, кислород они жрут прилично. Однако же, особой духоты тут не ощущается - разве что, как следствие клаустрофобии, а это явление сугубо психологическое. Похоже, древние строители знали своё дело и предусмотрительно пробили в толще камня вентиляционные шахты. Интересно - можно ли по ним, в случае чего, будет выбраться наружу?.."
        Они с Бурхардтом переминались с ноги на ногу в нескольких шагах от каменных саркофагов - в точности как те, что были на предъявленных Уэскоттом рисунках. Англичанин обозначил черту, за которую не следует переступать, никак это не объяснив - просто поставил сбоку одного из "церберов", чтобы тот следил за порядком. Тот и следил, недобро поблёскивая глазами на "гостей" из-под толстых, густо поросших волосом надбровных дуг.
        Четверо других охранников, подчиняясь знаку англичанина, взялись за дубовые брусья, подсунутые под крышку ближнего к ним саркофага, с натугой приподняли её и опустили на пол. Потом повторили эту операцию со вторым сооружением. Виктор и Бурхардт молча ожидали; немец нетерпеливо вытянул тощую, в бледных веснушках шею, в попытке заглянуть внутрь. Англичанин, заметив этот его жест, спрятал усмешку. Похоже, он с самого начала поставил их именно на таком расстоянии от саркофага в расчёте на такую реакцию.
        "…До чего же все эти эзотерики с масонами склонны к показухе! Или это особенность эпохи, склонной к пафосу и театральным эффектам?.."
        Уэскотт, подтверждая мысль Виктора, выдержал театральную паузу и заговорил.
        - Открывая впервые эти саркофаги, мы ожидали увидеть кости рыцарей, защитников Монсегюра, оружие, истлевшие свитки, возможно, даже драгоценности - те самые, о которых столько веков твердят искатели катарских кладов. Но мы точно не ожидали найти здесь вот это!
        Он наклонился и извлёк из каменного ящика стопку металлических пластин, каждая размером примерно с половину листа писчей бумаги. Пластины по одной из сторон были скреплены в подобие блокнота медными, покрытыми зелёной патиной, кольцами.
        В повисшей тишине Виктор услышал, как изумлённо охнул Бурхардт.
        - Да, вы совершенно правы профессор. Точно такие же "металлические книги" хранились в собрании редкостей хедива, порученном вашим заботам, не так ли? - осведомился Уэскотт, с трудом скрывая своё торжество. Немец торопливо закивал.
        - Что ж, рад, что не ошибся. А вот такого предмета у вас наверняка не было.
        И продемонстрировал слушателям плоскую пластину размером с планшетный компьютер, из тёмно-серого металла - Виктор отметил, что из такого же сделаны и листы "металлических книг". Поверхность пластины была сплошь испещрена крошечными отверстиями, Уэскотт повертел её в руках, что-то нажал - из торца выскочила ещё одна пластина, потоньше, и тоже вся в дырочках, образующих спиралевидный узор. Англичанин повернул "планшет" так, чтобы Виктор с Бурхардтом смотрели сквозь него на одну из ламп и несколько раз вставил и снова вытащил вкладыш. Отверстия при этом перекрывались, перемигивались световыми точками, вызывая в памяти у Виктора что-то мучительно знакомое, но совершенно здесь неуместное.
        "…ну конечно - с помощью очень похожей штуки забавный инопланетянин из фильма "Кин-дза-дза" пытался втолковать дяде Вове и Скрипачу насчёт тентуры, антитентуры и прочих галактических координат!.."
        - Насколько нам известно, похожий предмет был найден Семёновым в Конго - найден и вывезен в Россию.[22 - Эти события подробно описаны в четвёртой книге цикла, «Дорога за горизонт»,] Но не он оказался главной, самой ценной нашей находкой.
        Загадочный "гаджет" глухо звякнул, когда англичанин положил их на край саркофага, рядом с "металлическими книгами". Зрители ждали, затаив дыхание. Виктор покосился на Бурхардта - профессор нервно мял в руках носовой платок, на бледном, изрезанном старческими морщинами лбу выступили крупные капли пота. Уэскотт снова наклонился - и выпрямился, держа руки перед собой. В ладонях у него покоилась небольшая полусферическая чаша из напоминающего то ли мутное стекло, то ли полупрозрачный камень, фиолетового материала. Виктор разглядел в чаше горку мелких тёмных зёрнышек, в точности таких, что он извлёк на улице парижского предместья Понтуаз из кармана искалеченного Геннадия.
        "…но как это может быть? Немыслимо…"
        - Перед вами, джентльмены, чаша Святого Грааля. - торжественно произнёс англичанин и откровенно театральным жестом поднял чашу над головой. - Древние легенды не лгали: чаша действительно была спрятана от инквизиторов в недрах скалы Монсегюра, и всё это время находилась здесь. И вы попали в число немногих избранных, допущенных к этой тайне.
        Он опустил чашу и продолжил, уже нормальным голосом:
        - Теперь вам предстоит выяснить, что именно представляют из себя эти находки, и сделать это надо как можно быстрее.

* * *
        - Пока я могу выдвинуть две версии. Первая: крипта вообще не имеет отношения к катарам, а устроена в недрах скалы ещё во времена римского владычества, когда не было в помине ни Лангедока, ни графства Тулузского, а была римская провинция Нарбоннская Галлия…
        Бурхардт говорил торопливо, то и дело переходя с немецкого языка на английский и почему-то на латынь. Виктор с трудом поспевал за беспорядочным бегом его мысли. Уэскотт с МакГрегором, похоже, испытывали аналогичные трудности.
        После эффектной "презентации", устроенной англичанином, они поднялись наверх и продолжили беседу уже при свете дня. К полуразрушенной стене здесь была пристроен небольшой дощатый домик, сооружённый якобы для работающих здесь археологов - адепты "Золотой зари", как сообщил Уэскотт, раздали местным чиновникам немало денег, прежде чем получили разрешение на эти работы. В нём и расположился сейчас импровизированный "научный совет".
        - Вторая версия такова…
        Профессор, сделав глоток из стакана, в котором нагревалось в солнечных лучах кислое провансальское вино, которое здесь употребляли вместо воды.
        - Предъявленные нам артефакты спрятали здесь именно катары, к которым они попали после Первого Крестового Похода. Тогда крестоносцы возвращались в Европу из вновь созданного королевства Иерусалимского, и многие из них были как раз из Лангедока и графства Тулузского. Впоследствии часть из них приняли альбигойскую ересь и яростно сопротивлялись крестоносцам Монфора и ищейкам Святой Инквизиции, возглавляемым папским легатом Арно Альмариком. Возможно, именно они и вывезли чашу и прочие предметы из Святой Земли. В конце концов, те "металлические книги", что я в своё время передал герру Семёнову, тоже были найдены в Сирии - и где гарантия, что не было других находок, нам неизвестных? Что до чаши, двойника той, которую русский вынул из четырёхпалой руки статуи в Конго, и имеет ли она какое-то отношение к подлинному Святому Граалю - это вопрос отдельный. Я, с вашего позволения, воздержался бы от поспешных выводов до тех пор, пока не буду знать все подробности. В том числе, и то, каким образом часть найденных русскими артефактов попала к вам? Вы ведь, если мне память не изменяет, обещали мне всё        Упрёк был адресован Уэскотту. Англичанин досадливо скривился.
        - В своё время, герр Бурхардт, всему своё время. Поверьте, ждать осталось недолго. Вы получите самые исчерпывающие объяснения, причём из первых рук.
        За окном раздались голоса, среди которых Виктор с немалым удивлением разобрал и явно женский. Незнакомка, кем бы они не была, говорила на французском, и в голосе её сквозило раздражение.
        Уэскотт подошёл к окну, отодвинул занавеску - и повернулся к Бурхардту.
        - Ну вот, герр профессор, а вы опасались! Закончилось ваше ожидание, закончилось! Не пройдёт и часа, когда я предъявлю вам настоящую героиню этой удивительной истории - она и ответит на все ваши вопросы. Только должен предупредить: мадемуазель Берта - дама весьма своенравная и экстравагантная. Этой особе палец в рот не клади, так что настоятельно рекомендую вам взвешивать каждое слово…
        VI
        Франция,
        Департамент Луаре
        Где-то на подъездах к Орлеану
        Это была поездка в стиле Дюма-отца, с удовольствием думал Семёнов. Тёплая, почти летняя апрельская погода, весёлая зелень живых изгородей и фруктовых рощиц, крестьянские повозки и двуколки с монашками в крахмальных чепцах на козлах. Ночлеги в придорожных трактирах, блюда с жареными каплунами, кислое вино вместо воды. Монах в пыльной рясе в углу зала трактира и деревенские мальчишки, предлагающие за медную монетку в пять сантимов напоить коня или посторожить повозку - пока путешествующие господа побеседуют с сонным почтовым чиновником.
        С Алисой мы встретились в одном из пансионов Латинского Квартала Парижа - том самом, где Яша обитал в бытность свою студентом Сорбонны. Комната, оплаченная на год вперёд, сохранялась за ним; можно было, конечно, и самим отправиться на бульвар Капуцинок, где обитала новая владелица модного дома "Вероника" - оставить на попечение прислуги пансиона мерина с двуколкой и нанять фиакр. А то и просто прогуляться по весенней столице Франции пешком - благо расстояние не так уж и велико, а каштаны уже цветут на бульварах, перестроенных стараниями барона османа. Однако Яша решил не рисковать и вызвал Алису на встречу запиской, содержащей условную фразу; записка была передана по адресу через рассыльного. Олег Иванович не возражал - о том, что новая хозяйка модного дома связана с русскими секретными службами, наверняка уже знают те, кому положено знать такие вещи. Знают - и не спускают с особняка на бульваре Капуцинок глаз, а значит, вполне могут взять на карандаш и гостей - просто так, на всякий случай.
        Самой же Алисе избежать слежки куда проще - она ежедневно делает множество визитов, ездит по делам, бывает в театрах и на выставках модных художников. Что ей стоит задержаться и выпить чашечку кофе в одном из заведений латинского квартала, на втором этаже которого расположен маленький пансион для тех из студенческой братии, кто не может похвастаться богатством - но и не слишком стеснён в средствах?
        Разговор не затянулся. Алиса мило раскланялась с двумя подошедшими к её столику мужчинами, завела с ними ничем не обязывающий разговор, во время которого незаметно передала Яше флешку и подключаемый блютуз-модем для ноутбука. А когда приезжие попрощались и удалились к себе в комнату, разыграла небольшую сценку: ахнула, схватилась за виски и умело изобразила лёгкое недомогание. На вопрос встревоженного официанта ответила, что ничего страшного, просто ей стало дурно - и, если можно, она хотела бы немного прийти в себя, отдохнув в отдельной комнате. У вас ведь найдётся такая? Просьба сопровождалась беспомощной улыбкой и серебряным кругляшом с номиналом "5 франков" на аверсе и чеканным женским профилем на реверсе.
        Остальное было делом техники. Устроившись подальше от чужих глаз, Алиса и визитёры достали свои гаджеты, установили связь - и дальнейшая беседа продолжалась уже в электронном формате. Причём обе стороны предпочитали обмениваться текстовыми сообщениями - у стен, как известно, есть уши, а в Латинском квартале эти уши особенно развесисты и внимательны. А так - ни малейшего риска, никакой необходимости в кодовых фразах и недомолвках.
        В первую очередь Яша расспросил её о Берте. Да, действительно, подтвердила девушка, она объявилась в Париже месяца полтора назад: делала визиты в аристократические дома, ходила по театрам, модным салонам, крутила необременительные романы, по большей части, с французскими офицерами - в общем, вращалась в приличествующих её положению кругах. А потом вдруг исчезла - отправилась покататься с очередным поклонником на прогулку в Булонский лес и пропала. Поклонник, капитан спаги, что характерно, пропал вместе с ней.
        Конечно, её искали. Два агента Д.О.П. а землю рыли - и нарыли-таки, что Берта отправились куда-то на юг, и неделю назад вроде, была замечена на вокзале в Лиможе. Но там её след был снова потерялся и новых сведений пока не поступало.
        Семёнов на всём протяжении беседы отмалчивался. Они не раз обсуждали с Яшей предстоящие поиски Берты - но вот теперь, когда появились свежие сведения он ней, оказалось вдруг, что старая душевная рана отнюдь не зажила и саднит. Яша косился на спутника с пониманием и не настаивал на его участии в разговоре.
        Что касается ван дер Стрейкера, то тут Алисе нечем было порадовать посланцев Корфа. Бельгийский авантюрист как в воду канул. Зато несколько дней назад в Париже появился подручный Уэскотта - тот самый, что вместе с ним засветился во время стычки в Понтуазе, а потом, вроде бы, покинул французскую столицу вместе с англичанином и Виктором.
        Агенты Д.О.П. а быстро установили его личность - это казался чешский мошенник и взломщик Ян Прохазка; к имени-фамилии прилагался так же детальный бертильонаж[23 - Словесный портрет, составленный по методу французского юриста Бертильона], доставленный прямиком из Пражского управления сыскной полиции. Услыхав фамилию подручного Уэскотта, Семёнов скептически усмехнулся: назваться в Чехословакии Прохазкой - это примерно то же самое, что в России назваться Петровым или Сидоровым… Но ничего другого не было, не считая длинного списка уголовных похождений, а так же сообщения, что пять дней назад Ян Прохазка взял билет на поезд, идущий в Льеж, в Бельгию.
        Семёнов тут же сделал стойку: а не этот ли тип ответственен за взрыв на железной дороге? Яша, однако, с ним не согласился: не того полёта птица, чтобы организовать такое сложное мероприятие. А роль подручного или связного он вполне мог исполнять - при том же Стрейкере. Пуркуа па, как говорят французы и Михаил Боярский?
        Больше в Париже делать им было нечего. Оставив сообщение для Ярослава, чтобы тот со своей группой ждал в Тулузе, Олег Иванович и Яша распрощались с Алисой и уже в шесть вечера выехали из Парижа. Миновав городок Монруж они по засыпанному мелким щебнем шоссе покатили на юг.
        - Так вы уверены, Яков Моисеевич, что слежки за нами не было?
        Кнут легонько щёлкнул над ушами мерина. Тот обернулся - "Чего пристал? Делаю всё, как велено: в стороны не дёргаю, иду лёгкой рысью…"
        За последние несколько дней Семёнов вполне овладел мудрёным искусством управления повозкой и теперь считал себя опытным путешественником - в стилистике девятнадцатого века, разумеется.
        Яша пожал плечами. Спутники меняли друг друга на козлах каждые два-три часа, и сейчас была его очередь наслаждаться заслуженным отдыхом.
        - Пожалуй, что и уверен, Олег Иваныч. Я ведь постоянно проверяюсь, хотя вы этого и не замечаете. Мадмуазель Алису опять же, попросил послать за нами человечка - он до самого Этампа следовал за нами, наблюдал. А потом дал по линии телеграмму на моё имя. Не было слежки, можно не волноваться.
        Этамп, средневекового облика городок, полный архитектурных достопримечательностей, среди которых выделялась развалины башни Людовика Толстого начала двенадцатого века, лежал верстах в пятидесяти от Парижа. В Этампе они переночевали, а с утра, отказавшись от завтрака и прихватив вместо этого с собой корзину с разнообразной снедью и полудюжиной бутылок кислого божоле с виноградников долины Луары, отправились дальше, в сторону Орлеана.
        - Тогда, может, в Орлеане пересядем на поезд? - предложил Семёнов. - Виды, конечно, видами, но что-то надоело трястись в двуколке. Душа и афедрон, извините за мой французский, требуют комфорта.
        - Афедрон - это по латыни. - ответил, подумав, Яша. - А насчёт поезда, то тут вы, пожалуй, вы правы. От Орлеана до Тулузы без малого пятьсот шестьдесят вёрст - сядем на вечерний экспресс к полудню следующего дня будем на месте. Только сойти придётся не доезжая до конечной станции - скажем, в Монтабане. Там наймём экипаж и к темноте будем в самой Тулузе.
        - Дуете на воду, Яков Моисеевич? - усмехнулся Семёнов. - Нет-нет, я только "за". А вот дальше, уже в Тулузе, чем займёмся?
        - Для начала, дождёмся Ярослава с его молодцами. У него, надеюсь, будут новости от мадемуазель Алисы, да и телеграф никто не отменял. Осмотримся на месте, решим. Я так думаю, надо искать следы вашей пассии… простите, мадам Берты. Особа она яркая, приметная, не то, что шаромыжник Прохазка. Тулуза, конечно, город немаленький, но если она там побывала - наверняка успела наследить. Начнём с гостиниц и пансионов - путешествует она с комфортом, а значит, в деревенском трактире, как мы с вами, останавливаться не будет. На вокзалах невредно поспрашивать, особенно носильщиков - эта публика всё примечает, а багаж у этой дамочки немаленький, одних шляпных картонок, небось, не меньше полудюжины…
        Олег Иванович скептически покачал головой. Год назад, во время их африканских странствий Берта, подобно прочим членам экспедиции, довольствовалась саквояжем, портпледом и карабином Holland & Holland. Этот карабин да небольшое, в серебряной оправе, зеркальце, по сути, и были единственными предметами роскоши, которые она себе позволяла. Впрочем, Франция и саванна между озёрами Виктория и Альберта - это, как говорят в Одессе, две большие разницы. Пожалуй, Яша прав: богатая, аристократического облика, путешественница не может обойтись без обширной поклажи. Вот по ней и будем её искать, если никак иначе не получится.
        Рыжий мерин мотнул башкой и сделал попытку свернуть к обочине, где зеленели свежей зеленью кусты акации. Олег Иванович строго прикрикнул на чистом французском «Н-но, балуй, холера!» и щёлкнул кнутом. Разочарованная скотинка презрительно фыркнула и вернулась на прежнюю траекторию, и Олег Иванович, поёрзал, устраивая поудобнее свой многострадальный зад на жёсткой скамейке.
        Как там пел Боярский в "Человеке с бульвара Капуцинов"?
        "…Впереди ещё полпути,
        Позади уже полдороги.
        Так молись богам, сколько есть их там:
        Впереди ещё полпути…"
        VII
        Апрель 1889 г.
        Юг Франции, департамент Арьеж.
        - Нет, меня меня позвали не сразу. Сначала возле раскопа началась какая-то возня, послышались крики. Туда побежал этот азиат, топограф экспедиции, и только потом подоспел Жиль, мой стюард, и сообщил, что они там что-то нашли.
        Берта сделала глоток воды из высокого стеклянного бокала - она не прикасалась к спиртному до вечера, не делая исключения даже для лёгких столовых вин, которыми здесь, в Провансе запивали любые блюда.
        - Как я уже говорила, раскопки вели в недрах невысокого земляного холма посреди джунглей. Тоннель, ведущий вглубь, заканчивался проходом высотой примерно в человеческий рост. Я вошла - и оказалась в небольшом, куполообразной формы, зале, стены которого были словно отлиты из какой-то полупрозрачной стекловидной массы мутно-зелёного цвета. Мсье Семёнов возился у стены, ковыряя этот материал ножом и что-то бурча по-русски. В середине зала имелся невысокий постамент, словно отлитый из того же самого материала, из которого состояли стены. А на постаменте…
        Она выдержала недлинную паузу.
        - …на постаменте стояла скульптура примерно шести футов высотой из чего-то вроде стекла или хрусталя густо-аметистового оттенка. На первый взгляд это была человеческая фигура в ниспадающих одеждах до самых пят. Лица видно не было - голову скрывал капюшон, и фиолетовая тьма под ним была особенно глубокой и непроницаемой. Руки фигуры были раскинуты в стороны, и я не сразу заметила, что на руках её было по четыре, а не по пять пальцев - длинных, тонких, такие пошли бы профессиональному скрипачу или пианисту.
        - Отсюда и этот идиотский термин, "тетрадигитус"? - сварливо осведомился МакГрегор. Уэскотт с досадой покосился на шотландца.
        - Наверное. - Берта пожала плечиком. - Насколько я помню, название возникло к вечеру этого же дня, когда участники экспедиции собрались за ужином и принялись обсуждать находки. Я только помню, что была потрясена хрупкой красотой этой статуи, а когда картограф принёс и включил мощную гальванический светильник, она засияла, как огромный драгоценный камень, как аметистовая друза необыкновенной формы.
        - Чаша была у фигуры в ладони? - перебил её Бурхардт.
        - Да. Поначалу мне показалось, что она составляет с кистью руки одно целое, но как раз в этот момент мсье Семёнов вынул чашу из руки, и я поняла, что ошиблась. И ещё - чаша полна крошечными тёмными зёрнышками, похожими на высохшие, сморщенные ягоды.
        - Вот такими?
        Виктор выложил на столешницу одну "бусинку". Берта наклонилась и принялась рассматривать её, не делая попытки прикоснуться.
        - Да, очень похоже. Только их было много, не меньше сотни. А во второй руке статуя держала прямоугольную пластину, усеянную крошечными дырочками. Но самое поразительное случилось не в этот день, а неделей позже, когда рабочие экспедиции завершили раскопки и готовились вытащить статую из холма, чтобы подготовить к транспортировке…
        Новая пауза, новый глоток воды. Слушатели терпеливо ждали, и только МакГрегор сердито зыркал на "докладчицу" из-под нависших бровей.
        - Начальник экспедиции все эти дни не оставлял попыток понять, какой цели служат чаша и пластина в руках статуи. Зёрнышки он давно пересыпал в крошечный кожаный мешочек, и всё время носил при себе, с чашей же непрерывно экспериментировал. Я уже говорила, что изначально она как бы стояла на выставленных пальцах - и вот однажды мсье Семёнов попробовал вложить её между пальцами несколько иным способом. К его удивлению, она угнездилась там, словно и была для того предназначена…
        Ещё глоток воды, ещё пауза.
        - ..я присутствовала при том, как он продолжил свои эксперименты. Мсье Семёнов взял фонарь, провернул в нём что-то, от чего свет сделался таким ярким, что причинял боль глазам, и принялся подсвечивать статую и чашу с разных сторон. Поначалу ничего не происходило, лишь в глубине прозрачной фиолетовой массы, из которой состояла статуя, вспыхивали и гасли световые сполохи необыкновенной красоты. Но когда он случайно поместил лампу позади чаши, так, что луч, проходя сквозь неё, падал на пластину, произошло нечто поистине поразительное: свет вырвался из отверстий пластины снопом крошечных ярких иголок и образовал шагах в трёх позади статуи нечто вроде светового полотна. Мы пригляделись, пытаясь уловить контуры возникающих в нём светящихся узоров. Потом мсье Семёнов что-то с делал со своей лампой, и изображение стало отчётливым, превратившись в поразительной красоты двойную спираль, словно сотканную из мириад световых точек. Позже он объяснил, что это - ни что иное, как объёмное изображение Галактики, великого звёздного скопления, в котором находится и наше солнце вместе с кружащими вокруг него
планетами - но тогда я пропустила его слова мимо ушей, захваченная фантастической красотой того, что открылось моему взору.[24 - События, о которых рассказывает Берта, детально описаны в четвёртой книге цикла, «Дорога за горизонт».]
        - Голограмма! - изумлённо выдохнул Виктор. - Ну конечно! Чаша - это линза, особым образом поляризующая падающий на неё свет. Проходя через фильтр, образованный комбинацией отверстий пластины, он порождает множественные дифракционные пучки, и они, накладываясь один на другой, создают объёмное изображение! Надо полагать, разные комбинации отверстий пластины и вкладыша могут создавать различные голограммы. Да там может быть… да что угодно!
        Он обернулся к англичанину.
        Мистер Уэскотт, вы говорили, что статую тетрадигитуса планировалось доставить сюда, в Монсегюр? Так вот, я прошу вас: ускорьте этот процесс, как только сможете! Пока мы не получим её - не сдвинемся с места!
        Уэскотт откашлялся - похоже, он не ожидал от русского гостя такого энтузиазма.
        - Я делаю всё, что в моих силах. Могу вас заверить, через три, самое большее пять дней статуя будет в вашем распоряжении. А пока…
        Он нашёл глазами Бурхардта. Профессор, поймав взгляд англичанина, выпрямился на стуле, всем видом демонстрируя независимость.
        - А пока - не попросить ли нам герра профессора рассказать, как попал к нему манускрипт, который в итоге привел русскую экспедицию в джунгли Конго? Ведь именно с него, как я понимаю, началась эта запутанная история?
        - Не думаю, что нам стоит жаловаться на этот факт. - буркнул МакГрегор. - В конце концов, если бы не этот въедливый русский, мы бы не узнали о существовании артефактов. А значит, не смогли бы…
        - Тогда тем более, нам следует восстановить цепочку событий целиком! - торопливо сказал Уэскотт. Виктору показалось, что англичанин поспешил перебить своего коллегу, пока тот не ляпнул лишнее. - Нисколько не сомневаюсь, что подробности этой истории могут пригодиться нашим учёным друзьям.
        - Что ж… - Бурхардт пожал плечами, - если вы так настаиваете, пожалуйста. Собственно, мне и рассказывать-то особо нечего. Приняв должность хранителя собрания редкостей египетского хедива, я с головой ушёл в составление каталогов и классификацию экспонатов. Это было такое время…
        И он мечтательно причмокнул, вспоминая что-то очень для себя приятное.
        - Сведения об интересующем нас предмете содержались в одном из тысяч пергаментных свитков, от которых буквально ломилось собрание. Никто и никогда не делал попытки их разобрать и упорядочить, так что я буквально блуждал в потёмках. Прошло не меньше трёх лет, прежде чем я наткнулся на упомянутый манускрипт. Он был составлен неким египетским учёным в семнадцатом веке, после посещения древнего христианского монастыря в сирийской Маалюле. Он провёл в там долгих пятнадцать лет, и всё это время пядь за пядью обшаривал склоны ущелья - того самого, возникновение которого приписывалось силе молитвы святой Фёклы. И в итоге добился успеха: нашел засыпанную обвалом пещеру и сумел, пробившись сквозь сплошные завалы, проникнуть внутрь. Надо сказать, что пещеры в тех краях не редкость - склоны по соседству с монастырём источены ими, как швейцарский сыр дырками. Что именно он там нашёл, египтянин никому не сказал, а заперся в дальней келье и не выходил из неё три года. А когда вышел - при нём были два пергаментных свитка. Один из них он оставил монахиням, второй же забрал с собой в Александрию, причём в
монастырских хрониках отмечено, что кроме свитка он забрал с собой некий ковчежец, найденный, видимо, в той пещере. Монахини ему не препятствовали, их мало интересовали древние находки.
        Позже до матери-настоятельницы дошли слухи, что тот египтянин, добравшись до Александрии, пошел в хранители библиотеки халифа. Он прослужил в этом качестве почти тридцать лет - срок более, чем почтенный, если учесть, что к моменту отъезда из Маалюли ученому было не меньше семидесяти. Позже библиотека халифа перешла во владение Ибрагима-паши, деда нынешнего египетского хедива, Тауфик-паши. Где и пребывали в забвении вместе с прочими редкостями…
        Немец мелко заперхал, сгрёб со стола свой стакан и надолго приник к нему - в отличие от стакана Берты, в этом было разведённое водой кислое красное вино из местных виноградников. Похоже, подумал Виктор, старик отвык произносить длинные речи. Неудивительно - слушатель из МакГрегора никакой, ему только дай волю самому поораторствовать….
        Стакан стукнулся о столешницу - профессор, наконец, закончил утолять жажду.
        - Когда я заинтересовался манускриптом и ковчежцем то обнаружил, что кроме них египтянин оставил ещё и письмо. Если вкратце, то суть его сводилась к следующему: автор сумел разобрать письмена, оставленные древними, мудрыми обитателями нашего мира еще до Всемирного Потопа - разобрал, прочёл, а прочтя, ужаснулся. После чего потратил долгие годы, изыскивая способ исчислить меру Добра и Зла, которые способны принести в подлунный мир знания, изложенные на металлических листах. И потерпев неудачу, уничтожил плоды своих незавершённых трудов, а вместе с ними и некий "ключ", позволивший прочесть данный текст, поскольку ничего общего с известными языками тот не имеет, и скудный человеческий разум бессилен проникнуть его тайну.
        Бурхардт сделал паузу.
        - Я едва не помешался, пытаясь проникнуть в тайну этого "ключа", но все мои усилия оказались напрасны. И тут стоит вернуться к свитку, оставленному в Маалюле. Его, разумеется, прочли - египтянин писал на классическом коптском языке, так что проблем с переводом и пониманием не возникло. Смысл прочитанного остался для монахинь тёмен, однако, они аккуратнейшее сохранили свиток в собрании монастырских рукописей - так он и лежал том, пока в документу не проявил интерес некий итальянский путешественник, случайно оказавшийся в монастыре.
        Согласно строгим монастырским правилам, доступ к документам мог получить любой желающий, но снимать копии, как и делать любые записи, было категорически запрещено. Итальянец, ознакомившись с манускриптом, тоже отправился в Александрию, видимо, намереваясь продолжить расследование. Лучше бы он этого не делал…
        Бурхардт снова мелко закашлялся и зашарил по столешнице в поисках стакана. Уэскотт торопливо наполнил его вином из оплетённой тростником бутыли. Немец благодарно кивнул и стал пить - долго, жадно.
        - …итак, принимая дела в качестве хранителя собрания редкостей хедива, я наткнулся на весьма любопытную запись.
        Профессор закатил глаза к потолку.
        - …В месяце Зуль-каада 1162-го года Хиджры некий романец покусился на собственность тогдашнего владельца коллекции, паши Египта, был схвачен и при большом стечении народа предан мучительной казни. Следуя к месту экзекуции, несчастный отчаянно ругался и пытался проповедовать насчет рая земного, который по недомыслию своему отвергают те, кто не позволяют ему исполнить некое "предназначение". Разумеется, это не возымело никакого действия - жизнь бедолага закончил на колу. Я же, потратив немало времени и усилий на разгадывание тайны манускрипта, в итоге, отступился. И так бы и забыл о нём, если бы не ещё один русский учёный, доцент Московского Университета герр Евсеин - и лишь благодаря его появлению в этой истории события приняли именно тот оборот, который они, в итоге, приняли…[25 - События, о которых рассказывает Бурхардт, подробно описаны во второй книге цикла, «Египетский манускрипт».]
        Бурхардт замолчал и в два глотка прикончил свой стакан.
        - Но об этом, с вашего позволения, поговорим в следующий раз. - сказал он, и Виктор отметил, что голос его вдруг стал скрипучим, каким-то надтреснутым. Простите, господа, это всё годы, будь они неладны - я весьма утомился и хотел бы немного передохнуть.

* * *
        Виктор проводил взглядом Бурхардта, дождался, пока за ним закроется дверь. Вместе с профессором ушла и Берта - она категорически отказалась от комнаты, выделенной ей во временных постройках, возведённых для нужд «экспедиции», и, несмотря на бурные протесты Уэскотта и МакГрегора, устроилась внизу, в деревеньке, в том самом доме, что они снимали раньше. Вместе с ней там были горничная и стюард - плечистый молчаливый тип, выполнявший, похоже, заодно и функции телохранителя.
        - Если предположить, что профессор прав, и найденные здесь артефакты имеют то же происхождение, что и те, что были извлечены из пещеры близ Маалюли - я уверен, что ещё одной статуи четырёхпалого там не было. - заявил Виктор. - Будь это не так - легенда о чаше Грааля, доставленной из Святой Земли и скрытой в Монсегюре, вообще не возникла бы. Конечно, крестоносцы обладали буйной фантазией, да и катары мало им в этом уступали, но вообразить, что Иисус был четырёхпалым - это слишком даже для них.
        МакГрегор хмуро посмотрел на молодого человека.
        - Ну почему же? Они могли счесть, например, что статуя изображает одного из ангелов Господних, а те могут иметь любой облик. Да и количество пальцев - не более, чем условность. Если обратиться к росписям готических соборов двенадцатого-тринадцатого веков, то там и не такое встречается.
        - В таком случае, статую вместе могли вывезти с чашей и остальным - но позже она была утрачена. Скажем, досталась после падения Монсегюра инквизиторам, а те, недолго думая, уничтожили её, как заведомое творение еретиков.
        - А почему тогда записи об этом отсутствуют? - не сдавался МакГрегор. Похоже, шотландцу претило хоть в чём-то соглашаться с русским собеседником.
        - Это-то как раз вполне объяснимо. - пожал плечами Уэскотт. - Инквизиторы много чего тогда уничтожили, чтобы стереть с лица земли саму память о катарах и их ереси. Книги, предметы культа, манускрипты, предметы с изображениями священных символов - всё испорчено, расколото, разбито вдребезги, отправилось в огонь Статуя - не чаша, не горсть бусин, и даже не металлические книги; спрятать предмет такого размера оказалось посложнее, вот она и разделила участь своих временных владельцев.
        - Что ж, с чашей и пластиной мы разобрались. - продолжал Виктор. - Это, судя по всему, части единой оптической системы, с способной в определенных условиях воспроизводить информацию в виде голограмм… простите, объёмных изображений. С металлическими книгами тоже всё более-менее понятно: это записи, сделанные либо самими… хм… тетрадигитусами, либо теми, кому они оставили свои артефакты. Можно предположить, что некоторые из них содержат, к примеру, подробные описания того, что демонстрирует чаша со статуей, или же какие-то дополнительные инструкции. А вот чёрные бусины, способные, как мы знаем, открывать "червоточины", проходы между прошлым и будущим - что они такое?
        Уэскотт вскинул голову и внимательно посмотрел на молодого человека. Тот выдержал взгляд англичанина, не моргнув.
        - У вас, надо полагать, есть предположения на этот счёт?
        Виктор улыбнулся - в первый раз за этот день.
        "…приятно, когда чувствуешь уверенность. Теперь-то они точно ничего ему не сделают, побоятся упустить что-нибудь важное. И правильно, пусть боятся…"
        - Представьте себе, есть. Но тут я, пожалуй, последую примеру герра Бурхардта. Голова не варит совершенно, надо отдохнуть, переварить всё услышанное. Предлагаю продолжить нашу беседу завтра, а сейчас - не прикажете ли подать обед? С утра маковой росины во рту не было. Я, с вашего позволения выйду, подышу воздухом, а вы пока распорядитесь…
        Он снова улыбнулся адептам "Золотой Зари" - на этот раз не без некоторого сарказма - и вышел из комнаты во двор, не обращая внимания на раздавшееся вслед злобное шипение МакГрегора.
        VIII
        Франция,
        департамент Верхняя Гаронна,
        Тулуза
        - Лет пятнадцать назад здесь случилось сильнейшее наводнение. - сообщил Яша, сплюнув в струящий между опорами поток. - Затопило весь "розовый город", человек двести потонуло. Гаронна поднялась на тридцать футов и смыла все мосты - Эмпалот, Сен-Пьер, Сен Мишель. Только вот этот Старый Мост, и устоял.
        - Сколько ему, лет триста? - осведомился Олег Иванович. Они стояли на мосту уже с четверть часа и откровенно маялись бездельем. - Умели всё же строить предки!
        - Двести тридцать пять, если считать с момента окончания строительства. - подумав, ответил спутник и снова сплюнул в воду. - А если с начала строительства, то прибавьте ещё сто лет. В те времена работали неспешно, зато на века. Мне вот интересно: знаменитый Бруклинский мост в американском Новом Йорке столько простоит?
        - Насчёт трёхсот лет не поручусь, а сто пятьдесят простоит точно. Во всяком случае, я ничего насчёт обрушения не слыхал. Разве что в фильмах на тему постапокалипсиса частенько его руины показывают - ну так на то и кино…
        Следующие несколько минут спутники увлечённо обсуждали только-только нарождающийся в этом мире, синематограф. До первого публичного показа фильмов братьев Люмьер в Гранд Кафе на парижском бульваре Капуцинок, в трёх домах от здания, занимаемого сейчас модным домом "Вероника", оставалось ещё шесть лет. Прямо сейчас Огюст и Луи Люмьеры занимались тем, что налаживали выпуск на своей фабрике в Лионе новомодных желатиновых фотопластинок с покрытием из бромида серебра. Но у них практически не оставалось шансов войти в местную историю в качестве прародителей кино - аналогичные работы шли в России уже год, а на сентябрь был запланирован первый сеанс "фильмы" в присутствии самого Государя Императора. Деятельность попаданцев вносила в течение событий всё больше корректив - хотя далеко не все они относились к области научного и технического прогресса.
        - Может, пойдём, перекусим? - предложил Яша. Видимо, ему надоело плевать с моста в полноводную Гаронну и наблюдать за расходящимися кругами - пусть это занятие и свидетельствует, по утверждению Дюма-отца, сделанного устами Портоса, о склонности к рассудительности и созерцанию.
        - А что, и пойдёмте! - легко согласился Олег Иванович. - Хозяйка обещала к обеду виноградных улиток, тушёных в горчичном соусе и зажаренных в сметане карпов. Признаться, каплуны мне уже несколько надоели.
        Путешественники прибыли в Тулузу три дня назад - как и договаривались, сев на вокзале в Орлеане на экспресс. За эти три дня они успели обойти весь город, навели справки в отелях и пансионах о мадемуазель Берте (надо сказать, без малейшего результата: дамочка то ли не стала задерживаться в Тулузе, то ли вовсе объехала её стороной) и успели соскучиться. Ровно настолько, чтобы, потолкавшись к несказанному удовольствию Олега Ивановича среди букинистов на набережной, перейти к осмотру достопримечательностей и дегустации блюд провансальской кухни. С последним проблем не было - небольшой, в старинном стиле, трактир "Саламандра", где они остановились, располагался в "розовом городе", историческом центре Тулузы и славился рыбной кухней и огромным выбором блюд из морепродуктов. К каковым после недолгих колебаний, Олег Иванович отнёс и знаменитых виноградных улиток, которые мамаша Тернье, владелица заведения и бессменный шеф-повар, готовила двумя дюжинами разных, порой, весьма экзотических способов.
        От моста Пон-Нёф до улицы Кюжет, где располагался трактир, было не более десяти минут пешком. И первое, что они увидели, спустившись по низким ступеням в обеденный, выдержанный в средневековом стиле, зал, был Ярослав, помахавший им рукой из дальнего угла.
        Яша и Семёнов переглянулись и заторопились к столику. Похоже, отдыху и безделью пришёл конец.

* * *
        - Это точно был Стрейкер? - спросил Олег Иванович. Вернее, переспросил, уже в третий раз.
        - Он. - с готовностью подтвердил Ярослав. - Сам видел, и по фотке узнал. Он самый и есть.
        Фотографиями ван дер Стрейкера любезно снабдил Д.О.П. беглый вожак радикалов-террористов Геннадий Войтюк. Они хранились на отобранной у него флешке, и после соответствующей обработки были переданы всем оперативникам и агентам, работающим по этой теме.
        - Сам я сфоткать его, правда, не смог. - продолжил Ярослав. - На вокзале полно народу, не хотелось рисковать, да и видел я его минуты полторы, не больше. Потом оттёрли в толпе.
        - А отследить не пробовали? - хмуро осведомился Яша. - И чему вас только в вашей Академии учат?
        - Пробовал, а как же… - молодой человек сокрушённо развёл руками. - Ушёл, прямо там, на Северном вокзале. Ловкий, сволочь, до чрезвычайности.
        - И что же вы предприняли?
        - Обыскать вокзал мы втроём, конечно не могли. Я поговорил с носильщиками, и удалось раздобыть вот это. Цена вопроса - десять франков серебром. По моему, недорого.
        На стол легла замызганная бумажка - бланк багажной квитанции, заполненный карандашом. В углу имел место лиловый нечитаемый штамп.
        - Одно место багажа, четыреста восемьдесят фунтов. Габариты не указаны, но багажный кондуктор припомнил - длинный такой ящик, деревянный, обшитый парусиной, с лиловыми штампами британской и французской таможен. Когда его поставили стоймя, он оказался футов шести с половиной футов в высоту. Владелец, то есть сам Стрейкер, носился с ним, как курица с яйцом - даже отсыпал грузчикам пятнадцать франков серебром, только чтобы ворочали поосторожнее.
        Олег Иванович жадно схватил квитанцию и чуть ли не уткнулся в неё носом.
        - Она самая, статуя. - объявил он минуту спустя. - У нас, конечно, не было точных весов, но по приблизительной оценке, статуя тянула фунтов на четыреста. Если добавить вес ящика и упаковочных материалов, то всё сходится.
        - Северный вокзал, говорите… - Яша в задумчивости потёр подбородок. - Значит, Стрейкер только что прибыл в Париж. Куда он отправился дальше, не выяснили?
        - Пробовали. Его вместе с багажом, видели на Лионском вокзале. Мы всего на полчаса опоздали к отправлению вечернего Марсельского почтового. Ио в Марселе его не было, это установлено точно.
        - То есть, сошёл где-нибудь по пути. - сделал вывод Яша. - А марсельский вечерний следует, между прочим, и через Тулузу.
        - Вы что, расписания всех вокзалов помните наизусть? - восхитился Ярослав.
        - Нет, только те, что отправляются с Лионского вокзала. Чуть помедлив, признался Яша. - Изучил вот, пока было время.
        - Вовсе необязательно, что Стрейкер направлялся в Тулузу. - заметил Олег Иванович. - Может, в Монпелье, или в тот же Авиньон.
        - Если верить вот этому, - Яша постучал пальцем по листку с донесением, полученным из Лондона, - а у нас нет оснований не верить, то из Англии статую тетрадигитуса должны были переправить в какой-то старинный замок, то ли приобретённый, то ли арендованный адептами "Золотой Зари". Какой именно - пока выяснить не удалось. Агенты барона работают, но сделка наверняка заключена на подставное лицо, так что быстрого результата я бы не ждал. Но есть нюанс: в информации из Лондона упоминается, что замок связан с историей подавления катарской ереси. А таких мест особенно много здесь, в Окситании, в Лангедоке. Один Монсегюр чего стоит!
        - Вот с него бы я и начал. - согласился со спутником Олег Иванович. Все эти эзотерики-розенкрейцеры и прочие оккультисты - публика весьма предсказуемая. А Монсегюр для них вроде Мекки для правоверного мусульманина.
        - Так и поступим. - кивнул Яша. - В Лондон, Нефёдову дали знать?
        - Сразу, как опознали Стрейкера, по рации. - ответил Ярослав. - Ротмистр ответил, что группы "Алеф" и "Зайн" отбыли на континент, группа "Бейт" последует за ними сутками позже. Сейчас ребята, надо полагать, уже в Париже.
        Услыхав это слово, "Алеф", Олег Иванович непроизвольно дёрнулся. В состав группы вместе с Варенькой Выбеговой входил его сын Иван.
        - Свяжитесь и уточните. - распорядился Яша. - А мы с господином Семёновым прикинем пока, под каким соусом появиться в самого Монсегюре - так, чтобы не слишком при этом светиться.

* * *
        - От Тулузы до Монсегюра вёрст пятьдесят на юг. - говорил Яша. Поедем через городок Вильфранш-де-Лораге, там свернём на Фуа, а оттуда уже на запад, до самого места.
        Олег Иванович вздохнул и мысленно потёр пятую точку.
        - Снова трястись в двуколке?
        - Я уже попросил матушку Тернье нанять для нас подходящий экипаж. - Яша сделал вид, что не заметил тоски в голосе спутника. - Через час будет готов, тогда и можем отправляться. А сейчас - вот!
        Он предъявил почтовый конверт со штампом почты Третьей Республики поверх налепленных марок.
        - Получено сегодня утром, из Марселя - сообщил он. - Прислано на моё имя до востребования - собственно, мы с бароном так и договаривались. Писано на борту военного корабля Российского Императорского Флота "Змей Горыныч". Полюбопытствуйте…
        Олег Иванович торопливо зашуршал бумагой.
        - Никонов? - радостно охнул он. - Получил-таки свой корабль? И то верно, засиделся на штабной да технической работе, надо и ценз выплавать. А что за посудина такая - "Змей Горыныч", вы, случайно, не в курсе?
        Яша довольно ухмыльнулся.
        - Как же-с, в курсе, и даже не случайно. Как мне объяснили, судёнышко непростое. Там много чего интересного, но главное - на "Змее Горыныче" базируется два малых дирижабля, для этого у него есть даже складная причальная мачта. А кто командует авиагруппой - нипочём не догадаетесь!
        - Неужели Великий князь Георгий? - сказал Семёнов. В уголках глаз у него притаились смешинки. - Вот уж не думал, что государь отпустит наследника…
        - Ничем вас не проймёшь! - Яша не скрывал разочарования по поводу неудавшегося сюрприза. - Признайтесь, знали заранее?
        - Откуда? Просто, если подумать - кому ж ещё? Других пилотов дирижаблей с опытом полётов над морем в Росси нет. А чтоб ещё с Морским Корпусом и океанским походом за плечами - так тем паче.
        - "Змей Горыныч" пришёл на Средиземное море в составе отряда из броненосного фрегата "Владимир Мономах", бронепалубного "Адмирала Корнилова" и корвета "Рында". Начальником отряда был назначен командир "Мономаха" капитан первого ранга Фёдор Васильевич Дубасов.
        Официально объявленная цель похода - визиты в порты Франции, Италии и Австро-Венгрии с целью демонстрации Андреевского флага. Сейчас отряд в Марселе - зашли туда и задержались на неделю, якобы из-за неполадок с котлами на "Корнилове".
        - А на самом деле?
        - А на самом деле у Никонова приказ Корфа, подтверждённый указанием из-под шпица: при необходимости оказывать нам помощь всеми имеющимися средствами. Заодно они проведут в Марселе несколько демонстрационных полётов "Новороссии", а "Таврида" так и вообще должна выполнить рекордный перелёт по маршруту Марсель-Монпелье-Тулуза и обратно. Между прочим, через три дня должны быть здесь.
        _ Ваша идея? - сощурился Семёнов. - Чего ж раньше-то не сказали?
        - Барон предложил. - вздохнул Яша. - Зачем именно, я так и не понял, говорит - на всякий случай. Я так думаю: пусть летит, не помешает. А военный корабль в Марселе - это хорошо, это удачно. В крайнем случае, и ноги есть на чём унести, и подкрепление можно затребовать. У Никонова на борту проходят практическое плавание два с десятка гардемаринов выпускного курса Морского корпуса. Все с французским языком, если что, можно на них положиться.
        - Ну, и то хорошо. - согласился Олег Иванович. - Кстати, там, на улице, у крыльца трактира - не обещанная ли двуколка?
        Яша выглянул в окно и довольно крякнул.
        - Она самая! Смотрите-ка, парой запряжена, быстро поедем… Ну что, можем собираться? Если поторопимся - заночуем в Фуа, а там уж с утра прикинем, как быть дальше.
        Но далеко они не уехали. На выезде из Сент-Оренс-де-Гамвиль, крошечного городка, приткнувшегося по обе стороны шоссе в десяти верстах к югу от Тулузы, они едва не столкнулись с повозкой, которой правила усталая, растрёпанная, очень красивая женщина - и в ней поражённый до глубины души Олег Иванович узнал Берту.
        IX
        Франция,
        департамент Арьеж.
        Руины замка Монсегюр
        Стрейкер прибыл в Монсегюр даже раньше, чем обещал Уэскотт. К вечеру второго дня после памятного совещания на узкой дороге, ведущей наверх, к руинам, появилась пароконная подвода, влекомая парой медлительных мохноногих тяжеловозов. На подводе возлежал старательно укрытый парусиной длинный, узкий ящик. Бельгиец сопровождал груз, собственноручно правя небольшой двуколкой, и когда он вылезал из неё, чтобы обменяться рукопожатиями с Уэскоттом и МакГрегором, Виктор заметил заткнутый за пояс бельгийца автоматический пистолет явно не местного производства. Надо полагать подарок Геннадия Войтюка - полученный в тот недолгий период, пока их отношения не успели ещё испортиться. Впрочем, у бельгийского авантюриста могли быть и иные источники оружия "потомков" - уж глубоко он в этой теме, и здесь не стоило отметать любые, самых неожиданные варианты. Включая, например, то, что Стрейкер обнаружил где-нибудь ещё одну, скрытую червоточину, ведущую в двадцать первый век - и потихоньку использует её для собственных нужд.
        Виктор помотал головой. Такое предложение граничило с паранойей - впрочем, оно и неудивительно, после таких-то событий! Уэскотт тем временем принялся распоряжаться: ящик сгрузили с подводы вместе с прилаженной поверх основной поклажи небольшой тележкой, склёпанной из металлических трубок. Ящик со статуей тертрадигитуса взгромоздили на неё и закрепили ремнями - в таком виде тару вполне мог перемещать один человек.
        Как ни хотелось Уэскотту с МакГрегором немедленно, своими глазами увидеть драгоценное содержимое ящика, решено было не торопиться. Груз затащили в домик, приставив к нему одного из громил, вооружённого револьвером и охотничьей двустволкой; остальные под руководством Уэскотта и Стрейкера принялись стучать молотками, сколачивая из досок настил поверх каменных ступеней, ведущих вниз, в крипту - по нему предполагалось скатить тележку с ящиком. Виктора с Бурхардтом к грузу не подпустили, велев ждать. МакГрегор, который при плотницких работах только путался бы под ногами, ни на шаг не отходил от запакованной статуи - прикасался к парусиновому чехлу, что-то шептал себе под нос и даже улыбался - злобной, хищной улыбкой, предвкушая что-то, понятное ему одному.
        Стук молотков стих только под утро. К девяти подали завтрак, но Виктор едва прикоснулся к тостам и яичнице с беконом. Всех, а в особенности Бурхардта, трясло от нетерпения, и лишь Берта так и не соизволила появиться на людях, демонстративно проигнорировав долгожданное появление таинственной статуи.
        За операцию по спуску взялись ближе к полудню. Обвязанный канатами ящик медленно спускали по дощатому пандусу. Четверо охранников, вцепившись в верёвки, придерживали его сверху, а внизу, в конце очередного отрезка лестницы, стоял Уэскотт и отдавал команды - с великолепным равнодушием игнорируя тот очевидный факт, что если грузчики оплошают и упустят тросы, то тяжеленный ящик размажет его по стенке, как таракана под башмаком. Но - обошлось; за три с половиной часа преодолели двенадцать крутых пролётов, отломав по дороги колесо от тележки и, надрываясь, втащили в крипту. Там, между двумя саркофагами был заранее сооружён из каменных блоков невысокий постамент - на него взгромоздили стоймя ящик и Уэскотт, переведя дух, скомандовал охранникам - "давайте"!
        Застучали молотки, заскрипели, вылезая из досок, гвозди, и наконец, перед зрителями предстала ОНА. В свете расставленных по кругу калильных ламп статуя сияла бесчисленными сполохами - свет играл в прозрачной глубине, и Виктор задохнулся от восторга, заворожённый игрой отражённых бликов на острых складках хламиды, укутывавшей фигуру с головы до пят. Фиолетовая мгла под глубоким капюшоном оставалась непроницаемой как и в тот момент, когда члены русской экспедиции впервые увидели её в глубине холма где-то посреди джунглей Конго - и лишь кисти разведённых четырёхпалых рук, казалось, жили своей жизнью - нервные, длинные, с крупными узловатыми суставами пальцы, казалось шевелились. Но это, конечно, была иллюзия, порождённая игрой света. Статуя высилась посреди крипты, волшебно прекрасная, сияющая изнутри - и вместе с тем, хранящая ледяное равнодушие к окружившим его человеческим букашкам. Потому что именно букашкой, ничтожной соринкой почувствовал себя сейчас Виктор, стоя перед… чем? Перед гостем из вечности?.. Творением чужой цивилизации?.. Подарком из иного измерения?..
        В любом случае, именно это им и предстоит выяснить в самое ближайшее время.

* * *
        Напрасно Бурхардт закатил скандал, требуя немедленно, прямо сейчас доставить в крипту чашу и планшет и приступить к делу. Уэскотт с МакГрегором были непреклонны: всё начнётся завтра, а сейчас всем посторонним (к каковым они отнесли, кроме Виктора и Бурхардта, ещё и Стрейкера) следует немедленно отправиться наверх и заняться чем-нибудь полезным по своему усмотрению. Виктора это не слишком удивило: адепты «Золотой Зари» явно собирались провести в крипте один из своих тайных ритуалов, как делали это уже не раз. Следы их бдений он обнаруживал на древних камнях в виде полустёртых пентаграмм и незнакомых символов, нанесённых на камень мелом. Другими, не менее очевидными следами, были лужицы чёрного воска на месте сгоревших свечей и, конечно, запах - тяжёлый, одуряющий аромат незнакомых благовоний. Этот запах, впрочем, быстро рассеивался, хотя в замкнутом подземелье должен, казалось, сохраняться надолго. Но в древней крипте царствовали сквозняки, до того пронзительные, что Бурхардт чуть ли не в первый день ухитрился простудиться и теперь спускался вниз, лишь предварительно замотав горло кашне,
позаимствованным у одного из охранников - за неимением шарфа или шерстяного платка. Лёгкая шёлковая ткань помогала мало, профессор непрерывно чихал, кашлял и на все лады проклинал «чёртово подземелье» и «средневековых мракобесов», не давших себе труда найти место, не столь губительное для его здоровья, и без того изрядно подорванного «всеми этими идиотскими приключениями».
        Виктор удивлялся: откуда берутся вездесущие сквозняки? МакГрегор, снизошедший в кои-то веки до ответа, объяснил, что двумя уровнями ниже сохранились тоннели, выходящие к подножию скалы - те самые, по которым во время осады в Монсегюр попадали сторонники еретиков и припасы. Конечно, они давным-давно закупорены завалами, но щели между каменными глыбами кое-где остались и порождают ток воздуха снизу вверх - подобно тому, как печная труба порождает постоянную тягу. На вопрос, а не пробовал ли кто-нибудь разобрать этот завал, МакГрегор лишь недоумённо пожал плечами - зачем? Жители близлежащей деревеньки давным-давно забыли о тайном ходе, каменная осыпь надёжно скрыла все следы снаружи, а изнутри завал можно пробить разве что, динамитными взрывами - что, в свою очередь, чревато новыми обрушениями, губительными для самих взрывников. Виктор припомнил рассказ Бурхардта о жутких часах, проведённых под завалами в взорванном александрийском подземелье, и согласился с шотландцем: пожалуй, от подобных экспериментов лучше воздержаться.
        Так что, спорить не приходилось. Виктор пропустил вперёд себя сначала Стрейкера, потом недовольно бурчащего что-то по-немецки Бурхардта. У порога крипты он обернулся и увидел, что МакГрегор, успевший облачиться в подобие монашеской рясы, ползает на коленях по камням, воспроизводя мелом пентаграмму, окружённую густой вязью переплетающихся кругов, треугольников и эзотерических символов.
        "…да, если судить по плотности "картинки" - это надолго…"
        Он не ошибся. Адепты "Золотой Зари" провели в крипте не меньше трёх часов, а когда вышли - выглядели донельзя вымотанными, осунувшимися, посеревшими. Что ж, похоже, на сегодня действительно можно забыть и о статуе и о прочих загадках - Уэскотт наверняка позволит взяться за дело без него, а сам он сейчас явно нуждается в восстановлении сил. Ну что ж, пусть отдыхает; Виктор же собирался воспользоваться неожиданной передышкой и побеседовать, наконец, с немецким профессором без свидетелей.

* * *
        Разговора не получилось - видимо, Стрейкер был заранее проинструктирован и не сводил с профессора глаз, сопровождая старика чуть ли не в нужник. В итоге им едва удалось обменяться десятком фраз, касающихся грядущего эксперимента - в-основном, касались они выбора источника света, что Бурхардт считал к успеху. У Виктора на этот счёт имелись свои соображения, но делиться ими он не спешил - археолог попросту не понял бы, о чём речь. Попробуйте-ка в двух словах объяснить жителю девятнадцатого века, не отягощённому физическим образованием, смысл понятий «когерентный поток излучения», «энергия накачки», «квантовый пучок», - в общем, всё то, что и составляет суть привычного для обитателя века двадцать первого термина «лазер».
        Уэскотт и МакГрегор появились только к ужину. МакГрегор в ответ на попытки Бурхардта снова заговорить о доступе в крипту заявил, что до завтрашнего утра ни о чём таком и речи быть не может. А если кому-то вздумается проявить инициативу, добавил он, то меры на этот счёт приняты: у входа в подземелье стоят двое вооружённых охранников, и ещё один дежурит внизу, возле самой статуи. Бурхардт, как обычно, буркнул что-то под нос, на чём дискуссия и закончилась бы - если бы Стрейкеру не вздумалось отпустить в адрес шотландца язвительный комментарий до которых бельгиец был большой охотник: "мол, вы до сих пор опасаетесь, что за вашей драгоценной статуей явятся русские и отберут её вместе с прочими реликвиями "Золотой Зари"? Не стоит: они больше не представляют угрозы, поскольку в данный момент пребывают в лучшем из миров…"
        И в доказательство выложил на стол газету полуторанедельной давности с описанием страшной железнодорожной катастрофы, случившейся недалеко от границы с Германией, близ городка Эйпен. В обширном, на половину газетной полосы, списке погибших значились имена двух русских репортёров, направлявшихся в Париж из Петербурга через Берлин и Брюссель.
        "Можете спать спокойно, дорогой Сэмюэль! - усмехнулся Уэскотт, изучив статью. - Как и обещал наш друг, эти джентльмены - разумеется, никакие они не репортёры, а агенты нового русского Департамента - более не опасны. А завтра, с утра…"
        Что будет завтра с утра - он не договорил. Берта, услыхав о катастрофе, взорвалась, как паровой котёл. В адрес англичан и бельгийца посыпались обвинения в жестокости и бесчеловечности - "столько живых душ, дети женщины, и всё ради ваших грязных делишек!"
        Смолчи в этот момент Стрейкер, удержись от колкости, и всё могло ещё обойтись, прикидывал позже Виктор. Ну пошумела бы дамочка, ну хлопнула бы дверью и заперлась бы у себя в комнате - так она и без того старалась избегать их общества, а все сколько-нибудь ценные сведения об экспедиции Семёнова уже успела пересказать, и не по одному разу. Но нет - бельгиец как бы между делом заметил, что мадемуазель Берта переживает вовсе не из-за невинно убиенных пассажиров, до которых её, по большому счёту, нет никакого дела, а бурная реакция вызвана гибелью её бывшего русского любовника. И - язвительно осведомился, какими именно постельными подвигами "мсье Семёнофф" удостоился того, что мадемуазель Берта, женщина, безусловно, искушённая, никак не может выбросить его из головы?
        Результат получился…предсказуемый. Взбешённая Берта уже через пять минут она отдавала распоряжения своему стюарду и горничной собирать вещи и закладывать лошадей - "ноги моей здесь больше не будет!" Попытка Уэскотта урезонить её успеха не имела - изящное ландо, на котором женщина прибыла в Монсегюр, выкатилась из ворот, а спустя четверть часа вслед на ней отправился подручный Уэскотта, чех с забавной фамилией Прохазка. Его сопровождали двое громил из числа охранников, и Виктор слышал, как англичанин вполголоса инструктировал посланцев: "Верните её прежде, чем она доберётся до города. Если станет упираться - можете не церемониться. Слишком многое сейчас поставлено на карту, и мы не можем рисковать из-за бабских истерик…"
        Чех ответил ухмылкой, не сулившей беглянке ничего хорошего. Что будет дальше предсказать несложно: наёмные головорезы либо скрутят взбунтовавшуюся дамочку и приволокут назад, либо попросту пристукнут на пустой дороге и припрячут труп. Что ж, это её дело - Виктор не собирался забивать себе голову чужими проблемами, а вот о своих позаботиться наоборот, стоило. Раз уж Уэскотт со Стрейкером так легко разбрасываются чужими жизнями, в том числе и своих сторонников, имеет смысл заранее принять кое-какие меры разумной предосторожности. Например - почистить, привести в порядок "ЧеЗет" и с этого момента постоянно носить его с собой. Не помешает.
        X
        Франция,
        департамент Верхняя Гаронна,
        Сент-Оренс-де-Гамвиль.
        За окнами царила весна - по-летнему жаркий май французского Юга. Перекликались трелями пташки, им вторили весёлыми голосами работники во дворе гостиницы, куда Олег Иванович и Яша сопроводили неожиданно объявившуюся знакомую. В первый момент Семёнову показалось, что Берта вот-вот бросится ему на шею и разразится рыданиями. Но нет: то ли аристократическая сдержанность не позволила, то ли неуверенность взяла верх - а только женщина ограничилась вежливым кивком и даже не стала принимать поданную Олегом Ивановичем руку, покидая своё ландо. Сейчас все трое сидели за столом в обеденном зале придорожной гостиницы, единственной в крошечном городке. Здесь отдыхали по вечерам сельские буржуа и арендаторы, останавливались по дороге в Тулузу и обратно проезжие мелкие торговцы, сидели крестьяне, направляющиеся на рынок с плодами своих садов и огородов, да редкие жандармские разъезды, следящие за порядком на оживлённом тракте.
        Гостиничный слуга, поймав брезгливый взгляд, брошенный гостьей на потемневшую, отполированную сотнями простонародных задниц скамью, немедленно испарился и приволок обитый плюшем стул на гнутых резных ножках. Похоже, это был единственный изысканный предмет меблировки во всём заведении, на который она и уселась с мученическим выражением на лице - "любуйтесь, господа, каким испытаниям вы подвергаете несчастную, поручившую себя вашим заботам!" То, что Берта всего час назад и в мыслях не имела вверять свою особу Олегу Ивановичу и, тем паче того, Яше, разумеется, роли не играло.
        Семёнов устроился на скамье напротив и лихорадочно прикидывал, как себя вести. От волнения он не знал, куда девать руки, и после нескольких непроизвольных попыток сгрести со стола ложку или солонку, засунул ладони между колен, чувствуя себя совершеннейшим школяром. Берта, прямая, бледная, словно статуя в сказочном ледяном доме, сидела, смотря прямо перед собой, и тонкие, кисти её рук лежали на полотняной скатерти. Яша устроился сбоку и усиленно делал вид, что происходящее не имеет к нему никакого отношения. Но уходить не собирался - человек при исполнении, тут уж не до деликатностей.
        Пауза тянулась, как показалось, Семёнову, целую вечность - и нарушила её Берта. Казалось, она читала в глазах своих визави вопросы, и отвечала на них раньше, чем те успевали их задать: О Уэскотте с МакГрегором и о затеянных ими в подземельях замка изысканиях; о Стрейкере и доставленной им статуе, о распорядке дня и установленном на "объекте" режиме охраны. А когда она заговорила о Викторе и Бурхардте, её прервал Яша. Его интересовало, в каком качестве эти двое присутствуют в Монсегюре - как единомышленники и сторонники адептов "Золотой Зари", или как пленники? Берта задумалась, после чего сказала, что насчёт Виктора с уверенностью ответить не может. За ним присматривают, но не слишком пристально. Уэскотту же Виктор помогает по своей воле, хотя то, что он вообще оказался в Монсегюре, похоже, стало для него сюрпризом, и не слишком приятным. Что касается немецкого археолога, то тут сомнений быть не может: люди, посланные Уэскоттом, выкопали из-под завалов в Александрии, потом долго держали взаперти где-то в Австрии - и вот, переправили сюда. Уэскотт с МакГрегором держат его на крючке научного
любопытства, но, как показалось Берте, старик себе на уме, и если англичане за ним не уследят - способен преподнести парочку сюрпризов.
        Затем Берта спросила холодной воды, залпом осушила высокий бокал - Семёнов заметил, что пальцы у неё дрожат - и ледяным, как колодезная вода, голосом поведала о том, что случилось после её бегства. В трёх милях от деревни ландо догнал экипаж, битком набитый подручными громилами Уэскотта. Их старший что-то кричал, требовал остановиться - но женщина, шестым чутьём угадав, что дело грозит обернуться скверно, достала из ридикюля кургузый бельгийский "бульдог" и открыла огонь. И не промахнулась: проходимец Прохазка кувыркнулся в пыль с пулей между глаз, а его подельники, обалдевшие от неожиданного и жестокого отпора, ответили нестройным залпом из револьверов. И тоже попали в цель: на спине у горничной расплылось большое кровавое пятно, стюард, правивший лошадьми, полетел под колёса с пулей между лопаток. Сама Берта осталась невредимой - она едва успела перехватить поводья и так пронзительно завизжала на лошадей, что те побили все рекорды Большого Дерби. До деревеньки Монгайаяр она долетела за считанные минуты; преследователи отстали, а может и не решились продолжать погоню, и Берта, сдав хрипящую в
предсмертной агонии служанку на руки местному кюре, покатила на север, в сторону Тулузы. На вопрос Яши - "что вы собирались делать дальше?" - женщина равнодушно пожала плечами и ответила, что так далеко она не заглядывала.
        На этом, однако, маска холода и невозмутимости, нацепленная Бертой, дала трещину. Да что там - разлетелась мелкими осколками, засыпав всё вокруг, включая, конечно, обоих мужчин. Затем последовала неизбежная истерика и слёзы в три ручья. Деловитая (небось, видели и не такое!) горничная провожает Олега Ивановича и повисшую на его руках женщину наверх; хозяин суетится со связкой ключей в руках: "отдохните, господа хорошие, а если что - в комнате звонок, всё сделаем в лучшем виде…" И - облегчение в глазах Яши, который, оставшись один, вышел во двор, свернул в глухой переулок за гостиницей и, оглянувшись по сторонам, извлёк из кармана портативную рацию. Ярослав ответил сразу и, выслушав короткие, словно щелчки кнута, распоряжения начальника, ответил - "Ясно приступаю" - и отключился. Теперь можно было выдохнуть: хоть ситуация и изменилась кардинальным образом, группа была готова среагировать согласно одному из планов, неважно, "Б", "В", или даже "Ж", заранее составленных в кабинетах Д.О.П.
        В том числе - и на такой вот непредвиденный случай.

* * *
        - Я рад, что старина Бурхардт остался в живых. - говорил Семёнов. - Никак не мог предположить, что он сумеет выбраться после того, как взорвался динамит и тоннели завалило…
        - Скажите спасибо Стрейкеру. - усмехнулся Яша. Это ведь он послал людей по вашему следу, и именно они откопали профессора из-под завала. Хотя, с другой стороны, если бы не они - то и взрывать-то ничего не пришлось бы!
        - Что верно, то верно. - согласился Олег Иванович. - Надо отбить старика, и по возможности, целым и невредимым. Кстати, к Виктору это тоже относится…
        На то, чтобы успокоить Берту, ушло не меньше часа увещеваний и лошадиная доза чего-то седативного из аптечки доктора Колесникова. Передав заботу о ней горничной, Олег Иванович спустился в обеденный зал. Он чувствовал себя вымотанным так, словно всё это время таскал туда-сюда тяжеленные мешки с мокрым песком.
        Яша дожидался напарника за накрытым столом. Семёнов решительно отодвинул в сторону кружку с местным вином и потребовал коньяку; опорожнив одну за другой две маленькие рюмки, он некоторое время сидел, вжавшись спиной в угол и прислушиваясь к ощущениям. Яша терпеливо ждал - прежде, чем вываливать на напарника очередной ворох новостей, следовало дать ему прийти в себя.
        А новостей хватало. Ярослав вышел на связь через полчаса после первого сеанса и доложил, что вагон с бочкой бензина и ещё одной, моторного масла для дирижабля прибудет в Тулузу сегодня вечером в сопровождении мичмана, двух механиков-мотористов и четырёх матросов со "Змея Горыныча". Сама "Таврида" должна появиться над Тулузой завтра к середине дня - проделать к вящим восторгам горожан парадный круг над городом и уйти на временную базу подскока, куда и предстояло доставить бочки с ГСМ. Яша уже озадачил хозяина гостиницы вопросом: где в окрестностях можно снять уединённую ферму, на которой он собирался эту базу оборудовать. Никонов велел передать, что прибывшая команда и аппарат переходят во временное подчинение группы Семёнова, попросив соблюдать разумную осторожность.
        На будущую базу решено было при первой же возможности переправить и Берту - конечно, после того, как она придёт в себя. Шутки шутками, а местная полиция наверняка отыскала уже трупы стюарда и чеха возле дороги на Монсегюр, и подстреленную горничную, оставленную на попечение сердобольного кюре - а значит, Берту начнут искать самое позднее, завтра к утру. Отдавать же её на растерзание провинциальным Эркюлям Пуаро и комиссарам Мегрэ в планы Яши не входило. Информация о том, что творится в развалинах древней твердыни, всплывёт на первом же допросе - и чем это обернётся, не взялись бы предугадать даже лучшие аналитики барона Корфа.
        Самую же главную новость Яша, как водится, оставил напоследок. Сегодня вечером - через полтора часа, уточнил он, сверившись с циферблатом карманного "Лонжина" на цепочке - на вокзал Тулузы прибывает парижский экспресс. И в нём, в вагоне первого класса - группы "Алеф" и "Зайн" в полном списочном составе.
        XI
        Франция,
        департамент Арьеж.
        Подземелья Монсегюра.
        Сырость, обычная для подземелий, здесь, в крипте почти не ощущалась. Водоносные слои залегали глубже, ниже подошвы скалы, и горячее южное солнце, хоть и не прокаливало насквозь каменный массив, но вполне высушивало воздух в пронизывающем его лабиринте тоннелей и залов. Воздух в крипте был насыщен пылью, и возня со статуей и прочими атрибутами предстоящего опыта, её только добавили. Поэтому игла рубинового света, совершенно неразличимая наверху, в особенности, днём, была здесь видна так же отчётливо, как и круги света, отбрасываемые калильными лампами, которые Бурхардт во множестве расставил вокруг.
        Но луч, испускаемый обыкновенным лазерным прицелом, переквалифицированным в лабораторное оборудование, упирался не в статую - вернее, не в её саму, а в небольшую чашу из прозрачного фиолетового материала, пристроенную между четырёх длинных узловатых пальцев. Преломляясь в этой линзе - а что чаша была ни чем иным, как специальной, очень сложной, со многими внутренними слоями, линзой, сомнений не оставалось - луч вырывался наружу снопом тончайших иголочек, падавшим на "дырчатый" планшет. Поразительным образом каждая из иголочек находила своё отверстие, и когда Бурхардт по знаку Виктора чуть приподнял вкладыш планшета вверх - позади него, футах в трёх, развернулось необычайно чёткое изображение звёздной спирали. Археолог поспешно отдёрнул руку; Виктор же, подтянув зажим, удерживающий лазерный прицел на подставке, сделал несколько шагов назад и принялся любоваться результатами эксперимента. Голограмма висела в воздухе, слегка переливаясь и перемигиваясь отдельными своими элементами - впрочем, тут же понял он, этот эффект даёт насыщенный пылью воздух, перемешиваемый неистребимыми сквозняками.
        Он подошёл к планшету и нащупал на нижней его кромке рубчатый выступ, не замеченный ими раньше, и осторожно надавил. Выступ - это оказалось что-то вроде регулятора-ползунка - с едва слышным щелчком сместился, и изображение галактики скачком увеличилось. Ещё щелчок - и её сменила картинка отдельного звёздного рукава, разделённого посредине тёмной полосой. Виктор посетовал, что в своё время не уделил внимания изучению астрономии - определить, хотя бы приблизительно, что это, он не мог, а на местные звёздные каталоги надежда была слабая - не тот уровень знаний. Возможно, что-то нашлось бы в базах данных Д.О.П. а - Семёнов и его приятели тащили в прошлое всё подряд, словно скворцы всякую блестящую дрянь - но, увы, этот источник знаний для них недоступен.
        - Если сдвинуть ползунок ещё, то будет видна отдельная звезда? - прошептал Бурхардт. Немец был явно ошеломлён открывшимся зрелищем - как и сам Виктор, как ни старался тот хранить невозмутимость.
        - Возможно, даже отдельная планета, а то и её поверхность. - ответил он. - Почему бы и нет, в самом деле? Вы же помните, как мы рассматривали планшет и обнаружили, что отверстия в нём и в пластине-вкладыше вовсе не сквозные, а заполнены какой-то прозрачной массой. Рискну предположить, что это неизвестный у нас, в будущем, тип носителя информации на кристаллической основе - скорее всего, записанной даже не на молекулярном, а атомарном уровне. Боюсь вообразить, какой объём данных там может храниться!
        "…интересно, старик понял хоть слово из сказанного? Ох, сомнительно, несмотря на то, что он кивает после каждой фразы, словно китайский болванчик. Впрочем, не стоит недооценивать учёных этого века - их образование куда универсальнее того, что получаем мы в наших ВУЗах. Недаром говорят, что узкий специалист отличается от дикаря только тем, что его невежество не всесторонне…"
        - Мадмуазель Берта не упоминала о возможности изменять масштаб изображения. - снова заговорил Бурхардт. И вообще, если верить её словам - картинка, полученная русскими исследователями, была куда менее чёткая. Что это может означать, как вы полагаете, коллега?
        "…ну вот, уже коллега! В устах профессора одного из ведущих европейских университетов - нешуточный комплимент. Или это всё магия самого понятия "будущее"?.."
        - Видимо, дело в источнике света. Семёнов, насколько я понимаю, пользовался обычной, хотя и мощной электрической лампой. А это - лазер. Подозреваю, вся эта система изначально заточена под такой вариант.
        - Система? - профессор нахмурился. - Вы имеете в виду…
        - Предположим, связка статуя-чаша-планшет - нечто вроде атласа, а лазерный луч - способ считывания и воспроизведения содержащейся в нём информации. Пока мы с вами выяснили только, как открывать этот атлас и рассматривать отдельные картинки. А вот зачем это было нужно его создателям…
        - У вас имеются на этот счёт предположения, коллега? - спросил Бурхардт. Жадно спросил, нетерпеливо.
        "…он что, ожидает от меня откровения? Зря - мне, по сути, известно ненамного больше, чем ему. Просто я привык оперировать понятиями, здесь пока ещё не существующими…"
        - Если наш "атлас", как и полагается всякому атласу, содержит "адреса", указания на местоположения разных объектов - тех же звёзд или планет - то логично предположить, что те, кто его создал, обладают так же и способом перемещаться по этим адресам.
        - Перемещаться? Но как?..
        - Это следующий вопрос. А сейчас важнее сама возможность, свидетельства того, что это не досужие выдумки, а самая, что ни на есть, реальность.
        - Свидетельства? О чём вы, герр Виктор?
        Бурхардт окончательно впал в ступор - сейчас он был похож на нерадивого студента, плавающего на экзамене, и Виктор невольно наслаждался своей ролью всезнающего преподавателя.
        - Неужели не ясно? - он снисходительно улыбнулся, не в силах выйти из роли. - О бусинах, разумеется, о тех, что были в найденной чаше и других, которые оказались в распоряжении русских. А вот что они такое - это, боюсь, можно узнать только из тех металлических листов, которые вы так неосмотрительно отдали господину Семёнову и его спутникам.
        - Бусины, бусины…… - Бурхардт недовольно скривился. - Только и слышу, что про эти треклятые бусины! Значит, и наши русские м-м-м… визави использовали их, чтобы открывать порталы или, как вы их называете, "червоточины"?
        - Не только. Когда я вынужденно сотрудничал с Департаментом Особых Проектов, то краем уха слышал, что на основе "бусин" были сконструированы некие устройства, позволяющие находить не только действующие порталы, но и следы существовавших раньше.
        - Ну, хорошо… - немец нахмурился. - Открытые порталы, устройство для поиска… как вы сами заметили, у русских были описания этих процессов и приспособлений, и они, конечно, не замедлили ими воспользоваться. Но у нас-то подобных подсказок нет - или вы собираетесь тыкаться, простите мою вульгарность, наугад?
        Виктор покачал головой.
        - Разумеется, нет. Так можно провозиться долгие годы, и всё равно ничего не добиться. А вот скажите: что, по-вашему, есть эти самые бусины? Что наделяет их такими поразительными свойствами?
        - Ну… - профессор был явно озадачен. - Я думал об этом, конечно… Артефакты какой-то допотопной цивилизации, быть может?
        - В этом-то всё и дело. - усмехнулся молодой человек. - Никто из вас не пробовал изучать сами бусины. Исследователи в Д.О.П. е что-то такое затевали, но Корф категорически запретил эти работы, когда узнал, что они, для начала, собирались разрезать одну из драгоценных бусин. Семёнов был с ним согласен.
        - И?.. - Бурхардт сощурился - он смотрел на собеседника выжидающе. - Вас, как я понимаю, этот запрет не остановил?
        - Так уж получилось, что в моём распоряжении была одна-единственная бусина, о чём не знали ни Семёнов, ни Корф, ни даже предводитель нашей группы, Геннадий Войтюк. Ирония в том, что он сам в своё время дал мне её - бусины, видите ли, служили своего рода ключом от порталов-"червоточин", а мы тогда довольно часто перемещались между нашим временем и прошлым. Но потом, видимо, запамятовал - столько всего сразу навалилось… В общем, бусина осталась у меня, и когда меня заперли в секретной лаборатории Д.О.П. а - я не мог отказать себе в удовольствии провести опыты. И вот тут-то стали выясняться удивительные вещи…
        Виктор покатал на ладони неровный чёрный шарик. Бурхардт смотрел на них, не отрываясь - как бандерлоги на удава Каа из старого мультика.
        - Вы обратили внимание, профессор, что ни в одной из них нет сквозных отверстий, какие бывают, скажем, в бисере или зёрнах чёток?
        - Хм… - Бурхардт озадаченно крякнул. - Как-то не замечал… да, наверное, вы правы. Но я держал их в руках всего раз-другой и не имел случая приглядеться.
        - Дело в том, что опасения Корфа и Семёнова были напрасны. Ни просверлить бусины, ни разрезать, ни даже поцарапать невозможно. Я применял самые твёрдые из доступных мне сплавов, пробовал даже алмазный резец. Невозможно. Их и в чётки-то составляли, обвивая тонкой проволокой, а не пропуская нитку насквозь. Но не это самое странное…
        Виктор положил шарик на столешницу.
        - Потерпев неудачу с алмазным резцом, я подумал, что хорошо бы проверить их на прочность лазерным буром - такие используют у нас в промышленности для того, чтобы прожигать отверстия в самых твёрдых материалах. Разумеется, у меня такой установки не было, а потому я попросту направил на бусину луч лазерной указки - вроде той, что мы использовали для опытов с "атласом тетрадигитусов", только послабее. Просто так направил, не ожидая особенного эффекта. Но - эффект был, и ещё какой!
        - Какой же?
        Бурхардт чуть ли не пританцовывал на месте, что совершенно не вязалось с его обликом академического учёного. Виктор поймал себя на том, что получает от этого подлинное наслаждение.
        - Луч пропал. Он вошёл в бусину - и исчез. Не отразился, не рассеялся на шершавой поверхности, а словно канул в ней. Я освещал её несколько секунд, и за это время бусина должна была бы хоть немного нагреться - но нет. А потом случилось самое поразительное. Через пару часов, когда я и думать забыл об этом опыте и занялся чем-то другим, из бусины - она лежала на столе, рядом с ноутбуком, - вдруг вырвался лазерный луч! Причём зелёный, а я-то подсвечивал её красным! Вы понимаете, что это значит?
        - Пет. - немец скривился. Его тяготила вынужденно принятая роль нерадивого школяра. - И что же?
        - А то, что луч, который я направил на бусину, пространствовал в её глубинах целых два часа, что при скорости света в триста тысяч километров в секунду аналогично расстоянию в два миллиарда сто шестьдесят миллионов километров, что немногим меньше расстояния от Земли до планеты Уран. И к тому же, по дороге изменил частоту - то есть, в нашем случае, видимый цвет. А значит, бусины это никакие не бусины, то есть, не предметы, изготовленные из некоего материала, а области иного физического пространства, свернувшегося… ну, например, под воздействием нашего пространства. Луч, попав туда, совершил некое путешествие, подвергся изменениям - неважно, доплеровской, гравитационной и космологической природы - и вырвался обратно!
        - И что это значит?
        Бурхардт не пытался скрывать потрясения. Заметно было, что он верит собеседнику, верит каждому его слову - хотя не факт, что понимает всё сказанное.
        - Пока и сам не знаю. - Виктор покачал головой. - Но очевидно, что эти "брызги" свёрнутого пространства-времени напрямую связаны с образованием порталов-"червоточин". Мало того: используя свойства "бусин" можно комбинировать их свойства и даже управлять "червоточинами"! А значит, изучив эти явления, мы сможем подобраться к этой загадке - но уже не методом тыка, как вы изволили предположить, герр Бурхардт, а на строго научной основе!
        И словно в ответ на эти слова лежащая на столе бусина исторгла из себя ярко-зелёный луч. Бурхардт вздрогнул и попятился.
        - Я подсветил её лазером ровно… - Виктор посмотрел на часы, - ровно два часа назад. Подсветка продолжалась пятнадцать секунд, а значит, через три… две… одну…
        Луч погас. Бусина лежала на ладони Виктора, словно и не с ней только что происходили все эти чудеса.
        - Как видите, всё именно так, как я вам и говорил. Так что, профессор, пора нам с вами браться за дело, пока наши… хм… работодатели не растеряли остатки терпения и не наделали ещё каких-нибудь глупостей. Устроить покушение на эмиссаров Д.О.П. а - это же надо было додуматься! Да им молиться надо, чтобы бельгиец ошибся, и Семёнов и его спутник остались в живых. Насколько я успел узнать характер барона Корфа - такого он не простит никому и будет преследовать виновных в гибели его людей, привлекая для этого все возможности своего Департамента. А их, уж поверьте, немало!
        - Так вы полагаете, герр Семёнов уцелел? - встрепенулся Бурхардт, обрадованный тем, что разговор перешёл на понятные ему материи.
        - Ну, я бы сказал, что ловкость подручных мистера Уэскотта оставляет желать лучшего. - усмехнулся в ответ Виктор. - Они даже взбалмошную дамочку не смогли заставить замолчать, и одного своего потеряли убитым - а ведь казалось, задачка-то пустяковая! Поверьте, герр профессор, мы с вами ещё услышим о господине Семёнове. А пока - не подумать ли нам о собственной безопасности?
        Конец второй части
        Часть третья
        День Холодного Железа
        I
        Франция, Марсель.
        Утро того же дня.
        На сигнальных фалах флагманского "Мономаха" дрогнули и поползли вверх флажки: белый треугольный, пересечённый красным крестом "Ща" и ещё один, "Иже" - треугольник, разделённый вдоль на жёлтую и красную половинки. "Щ-И", сигнал, означающий, что через пять минут в отряде состоится подъём флага - простой, без церемоний.
        По доскам палубы, под нависшим крылом мостика, застучали башмаки - караул с винтовками, посверкивающими примкнутыми штыками, выбежал наверх и без суеты выстроился на положенном месте, возле кормового флагштока; рядом с ними застыли горнисты. Следом вышли на полуют офицеры; матросы на палубе побросали свою работу (большая часть их драила палубу и занималась прочими ритуалами утренней приборки) и выстроились вдоль лееров, спинами к лазурной, переливающейся несчётными солнечными бликами глади моря.
        Тишина повисла над кораблём - так, что ясно слышны стали жалостливые крики чаек, скрип тросов на стоящем неподалёку итальянском угольщике, да весело перекликающиеся лодочники. Заметив построение на русских кораблях, они бросили вёсла и замахали приветственно шляпами.
        Никонов провожал взглядом флажки, ползущие по фалам флагмана. Точно в тот момент, когда верхний добрался до нока реи, вахтенный начальник нарушил набухшую над кораблями русского отряда тишину:
        - На фла-аг и гю-юйс!
        Ему ответили голоса с "Корнилова" и "Рынды", но шеренги на палубах продолжали хранить неподвижность и молчание, только вахтенный на склянках преданно ел глазами начальство - рука его, грубая, обветренная, с маленьким лиловым якорем, выколотым на мясистом треугольнике в основании большого пальца, сжимала плетёный конец, прицепленный к языку судового колокола. Стрелки на циферблате часов над головой вахтенного показывают полминуты девятого, но это неважно: команды нет, а значит указанная в уставе минута как бы и не наступила ещё.
        Флажки на один бесконечно длинный миг замерли, коснувшись нока реи, и поползли вниз.
        - Флаг поднимают!
        Вахтенный начальник, упреждая возглас сигнальщика, вполоборота обернулся к командиру и, уловив разрешающий взгляд, выкрикнул долгожданное:
        - Флаг и гюйс поднять!
        И сразу рассыпались медным звоном склянки, им ответили весело горны и, с крошечной, точнейше выверенной заминкой, серебряные боцманские дудки - все, сколько их есть на всех четырёх кораблях отряда. Шарахнулись от бортов чайки, весело загомонили лодочники, с вант итальянской посудины, облепленных матросами, понеслись приветственные крики. Сухо, резко щёлкнули приклады винтовок - "на караул!" А флажки всё ползли и ползли вниз под аккомпанемент горнов и дудок, пока не добираются до ловких рук флагманского сигнальщика. Он привычно, один за другим отстёгивает их от фала, скручивает в тугие колбаски и убирает на положенное место, в узкие деревянные лотки.
        - Накройсь! Караул вниз! Вольно! Продолжать приборку! - командует вахтенный начальник, и дробот матросских пяток знаменует начало очередного флотского дня. Струи воды вылетают сверкающими веерами из брезентовых шлангов, привязанные к коротким концам плоские куски песчаника скребут по тиковым доскам, верёвочные швабры смахивают воду в шпигаты, и оттуда она стекает звонко журчащими струйками за борт.
        - Разрешите обратиться, господин капитан второго ранга?
        Никонов обернулся. Перед ним стоял Великий князь Георгий - весёлый, загорелый, в новенькой офицерской форме, впервые надетой перед этим походом.
        - Слушаю вас, мичман.
        Это на берегу он цесаревич и наследник престола; здесь же на борту "Змея Горыныча" молодой человек всего лишь один из многих младших офицеров. Хотя, надо сказать, положение его всё же особенное - далеко не всякий удостоен честь командовать воздухоплавательным отрядом первого в Российском Императорском флоте корабля-носителя дирижаблей! Новый, невиданный тип судов, каких нет ни в одном из флотов мира.
        - На десять утра назначен демонстрационный полёт "Новороссии" над портом и городом. - браво отрапортовал Георгий. Аппарат на берегу, в ангаре, дожидается. Разрешите отбыть на берег?
        Обширный эллинг из горбыля и парусины соорудили на старом каменном моле матросы "Змея Горыныча". Именно оттуда и стартует дирижабль, чтобы поразить и зевак на берегу, и моряков на бесчисленных судах, битком набитых в гавани, и даже поклонников воздухоплавания, съехавшихся по такому случаю в Марсель. О демонстрационных полётах русских морских дирижаблей объявлено в газетах за две недели, и специалисты съезжались в город заранее. Всем любопытно: чем это русские смогут удивить французов, признанных лидеров в этой области?
        - Отправляйтесь, мичман.
        И, после крошечной паузы:
        - Надеюсь, у вас всё готово?
        - Разумеется, Сергей Алексеевич! - весело отозвался юноша. - Кони пьяны, хлопцы запряжёны - так, кажется, было, в одном из фильмов наших потомков?
        Никонов спрятал улыбку. Он и Георгий, имея по долгу службы прямое касательство к подаркам, доставленным из грядущего, имели возможность пересмотреть не один десяток видеофильмов - как документальных и сугубо технических, так и художественных. И, похоже, вкусы у них во многом совпадали.
        - Напоминаю, взлёт по сигналу со "Змея Горыныча", два пушечных выстрела. - сухо ответил он. - Удачи вам, мичман!
        Цесаревич козырнул, развернулся на пятках, лихо скатился по трапу и побежал к шторм-трапу, под которым болталась у борта четырёхвёсельная гичка. Вслед ему неслись переливы боцманских дудок - приборка на корабле подходила к концу.

* * *
        «Змей-Горыныч» начал свою службу России в качестве одного из пароходов Доброфлота. История этой организации восходит к Балканской войне 1877-78 г., когда ввиду угрожавшей войны правлением
        "Императорского общества для содействия русскому торговому мореходству" в Москве была впервые высказана мысль о приобретении быстроходных пароходов и открыта на эти цели широкая подписка. После получения высочайшего соизволения, специальная комиссия приобрела у немецкой судоходной компании гамбургско-американского акционерного общества три океанских грузо-пассажирских парохода: "Гользация", "Тюрингия" и "Гаммония", вместимостью около 3 тыс. тонн каждый. Для их вооружения у фирмы Крупп закупили пушки три 210-мм, шесть 170-мм и десять 150-мм орудий с положенным боекомплектом.
        По прибытии в Кронштадт суда были зачислены в списки флота, как крейсеры "Россия", "Москва" и "Петербург". Повоевать им, однако, не пришлось - общеевропейская не состоялась, русские клиперы и полуброненосные фрегаты так и не вырвались на океанские просторы ради истребления британской морской торговли. Новенькие вспомогательные крейсера сначала были использованы для возвращения русских войск из Турции на родину. Позже, в 188-81 гг. они вошли в состав Тихоокеанской эскадры адмирала Лесовского ввиду политических трений, возникших между Российской Империей и Китаем, и в дальнейшем выполняли функции сугубо коммерческие: возили грузы во Владивосток и доставляли ссыльных на Сахалин.
        Со временем, кроме первых трёх судов в состав "Доброфлота" вошли ещё несколько, а летом 1888-м году был куплен в Германии пароход "Августа-Виктория" - трансатлантик, всего год, как сошедший со стапелей английской фирмы "Вулкан", и успевший совершить в мае того же года единственный рейс по маршруту Гамбург-Саутгемптон-Нью-Йорк.
        Надо сказать, приобретение "Августы-Виктории" первоначально не входило в планы комиссии, занимающейся заказом новых пароходов для Доброфлота - на включении в список именно этого судна настояла "военно-морской отдел" Д.О.П. а руководствуясь своими, в высшей степени секретными соображениями. Так или иначе, новенький, с иголочки, океанский пароход прибыл в Кронштадт в ноябре 1888 г и сразу же встал к достроечной стенке Балтийского завода. Там его в пожарном порядке (явление для российского военного судостроения немыслимое!) переоборудовали; заодно, "Августа-Виктория" числящаяся с этого момента "воздухоплавательным крейсером-разведчиком", получила новое название "Змей Горыныч", и в этом качестве судно было принято капитаном второго ранга Никоновым, одним из самых "засекреченных" офицеров Российского Императорского флота.
        Так что ларчик открывался просто: Никонов, занимающийся разработкой и реализацией революционных концепций развития флота, в основу которых были положены сведения из будущего, предложил создать особый, невиданный тип военного корабля. Дело в данном случае не сводилось к организации минной войны на море, его излюбленного конька; Никонов предложил создать корабль, предназначенный исключительно для ведения разведки и управления большими флотскими соединениями. Сама идея целиком была заимствована из военно-морской практики второй половины двадцатого века, когда подобные суда появились на всех флотах ведущих морских держав. Обладающий отличными мореходными и скоростными качествами новый корабль нёс мощную радиостанцию, имел особые помещения, оборудованные для размещения и комфортной работы штаба уровня командующего флотом. Но, главное, нёс на борту два лёгких разведывательных дирижабля новейшего типа, каждый из которых был оснащён бортовой радиостанцией, способной добивать на три с лишним сотни морских миль - в зависимости от состояния атмосферы, разумеется
        Выбор именно "Августы-Виктории" для этого проекта был не случаен. Перелопатив вместе с Семёновым уйму информации, в том числе и с форумов "альтернативных историков" флота, Никонов остановился именно на этом судне. В предыдущем варианте истории "Августа-Виктория" была закуплена для переделки во вспомогательный крейсер, и именно в таком качестве, но уже под названием "Кубань", вошла в состав Второй Тихоокеанской эскадры в 1904-м году. В мае следующего года он был выделен из состава эскадры Рожественского, совершил непродолжительное и не слишком результативное крейсерство у берегов Японии, а после получения сведений о гибели эскадры, вернулся в Россию.
        Никонова привлекли, прежде всего, подходящие характеристики "Августы-Виктории": при более, чем солидном запасе угля (трансатлантик, как-никак!) судно обладало девятнадцатиузловым ходом и водоизмещением в 14 650 тонн, чего с лихвой должно было хватить для размещения воздухоплавательного оборудования и самих аппаратов. Проект по переоборудованию лайнера в дирижабленосец был подготовлен всего за две недели: для базирования аппаратов выделили просторную кормовую часть, безжалостно срезав надстройки и оборудовав на их месте площадку под раздвижной ангар из поворотных балок. Все тент-балки могли одновременно поворачиваться особыми лебедками внутрь (при хранении аэростата) и наружу (при его запуске). Стационарные передняя и разборная задняя стенки ангара были сделаны из толстой парусины, натянутой на прочные железные рамы
        Такая конструкция позволяла надежно укрывать аппарат от непогоды; для швартовки поначалу собирались установить на корме раздвижную причальную мачту, но в итоге решили ограничиться решётчатой балкой-выстрелом, закреплённом на марсе грот-мачты и парой лебёдок с паровым приводом для притягивания аппарата.
        В трюме установили две щелочные газодобывательные установки и электролизер; ещё один комплект был передвижным, и предназначался для оборудования береговой "базы подскока"
        Не забыли и о таком необходимом приспособлении, как гасители искр на второй и третьей дымовых трубах. В самом деле, когда постоянно имеешь дело с наполненными водородом оболочками - вопрос пожарной безопасности становится вопросом жизни и смерти. Так что трубы были снабжены поворотными железными сетками и кольцеобразными трубками, по которым при необходимости подавался пар для тушения искр.
        Вооружение "Змея Горыныча" было достаточно серьёзным для судна, которому вообще-то не полагалось вести бой в одиночку. Никонов с Семёновым, тщательно всё прикинув, решили ограничиться четырьмя шестидюймовками Обуховского завода образца 1877 года в спонсонах, по две на борт. Протвоминный калибр был представлен четырьмя револьверными пушками системы "Гочкис".
        В феврале 1889-го года "Змей-Горыныч" вошёл в состав флота, и после двух пробных плаваний по Финскому заливу, был включён в отправляющийся на Средиземное море крейсерский отряд под командой капитана первого ранга Дубасова. Официально целью похода были визиты в порты средиземноморских держав. Вишенкой же на торте шла демонстрация достижений русского воздухоплавания - одна из таких демонстраций была намечена на сегодняшнее утро, после чего второй аппарат, "Таврида", должен был совершить перелёт по маршруту "Марсель-Монпелье-Тулуза-Марсель". Главной же, старательно засекреченной целью похода было проведение в западной части Средиземного моря учений для практической проверки новой концепции управления флотом. Кораблям отряда, связанным невидимыми нитями радиоволн, предстояло развернуться в ловчую сеть, в центре которой пребывал, подобно пауку, "Змей-Горыныч", командир которого, Никонов, исполнял роль командующего крейсерской эскадрой. Дирижаблям предстояло обнаружить следующие из Порт-Саида к Гибралтару пароходы Доброфлота "Москва" и "Кострома", и по радио навести на них "Мономаха", "Корнилова" и
"Рынду". От успеха или наоборот, фиаско предстоящих учений зависело многое - а потому, получив от мичмана-радиста срочную радиограмму от группы Семёнова, Никонов в сердцах выругался и отправился в свою каюту. Предстояло в очередной раз перекраивать планы - буквально на ходу.
        II
        Май 1889 г. Франция,
        Где-то на подъездах к Тулузе
        Группа «Алеф» на задании
        "…Кровит на лбу материка истерзанный Прованс,
        И небо - лик Предтечи, где сентябрь на пробор
        Расчесывает облака, ненастен и гриваст.
        Он распахнул свои крыла от Арль до Иль-де-Франс…
        Но брызжет гной
        Земли родной
        Из почернелых пор…
        Эксьюз му а, вы мерзость, монсеньор!.."[26 - Стихи Е. Сусорова, 1994 г.]
        - Жуть какая… - Варю передёрнуло. - Откуда такие стихи? Что-нибудь старинное, переводное? А поёшь ты, между прочим, скверно, вот уж действительно - медведь на ухо наступил.
        Вагон экспресса "Париж-Тулуза-Монпелье" убаюкивающе покачивался. Колёса выводили свою нудную песню на рельсовых стыках - тада-так - тада-так - тада-так - но спать Ивана совсем не тянуло. Сколько можно, в самом-то деле? Так и в сурка превратиться недолго…
        - До сих пор никто не жаловался. - обиженно буркнул он. - А песня эта одного давнего знакомца отца. Они там все были увлечены этой темой: крестовые походы, альбигойцы, всякие там ереси…. Даже целую рок-оперу на эту тему сочинили, называется "Тампль".
        - Рок-опера? - Варя удивлённо вздёрнула брови. - Это что ещё за зверь такой?
        - Ну… как бы тебе объяснить… - замялся Иван. - Вроде обычной оперы, только короче, а музыка и манера петь не совсем академические. Я лучше послушать дам, когда вернёмся. Если вернёмся, конечно. - добавил он с мстительной ухмылкой.
        Острый кулачок впился ему в бок.
        - Вот покаркай ещё! - возмутилась девушка. - Что, в самом деле, за манеру взял! Лучше ещё спой.
        - А как же медведь?
        - Медведь был, даже и не сомневайся. Зато стихи такие… необычные. Ну, пой уже, или упрашивать прикажешь?
        "…Но страшен стон, и душен сон, где светом стала Тьма.
        В стране безбожных дударей теперь всегда минор.
        Летит на мертвый Каркассон тоскливая зима…
        И город Альби, где в домах ни окон, ни дверей,
        Опять распят
        Гульбой солдат
        И гордым лязгом шпор.
        Эксьюз му а, вы лживы, монсеньор!.."
        - Альби, Каркассон… - задумчиво произнесла Варвара. - Ты ведь это нарочно, да? Мы как раз в те края едем… Думаешь, наша миссия как-то связана с историей этих катаров?
        - А ты о них что-нибудь знаешь?
        - Что за дурацкая манера отвечать вопросом на вопрос! - девушка возмущённо фыркнула.
        - Спасибо, хоть не еврейская! - отпарировал Иван.
        - Между прочим, Яков Моисеевич такого себе не позволяет! - не осталась в долгу Варя. - А уж ему-то, казалось бы…
        - Так ты не сказала. - напомнил молодой человек. - Про катаров, которые альбигойцы. Откуда ты о них узнала?
        - Было что-то такое, на уроках истории, в гимназии. Только я почти ничего не помню. Вроде они то ли были двоебожцами, на манер манихеев, то ли верили в переселение душ… В учебнике больше про крестовый поход, и как их потом на кострах жгли, когда взяли главную крепость.
        - Монсегюр. - кивнул Иван. - Это-то я помню, отец рассказывал, ну и песни эти… А ещё фильм был, старый, детективный, "ларец Марии Медичи" - так там главный герой искал спрятанный одним преступником ключ от сокровищ катаров. А в школе - нет, мы такого не проходили.
        "…Но в чем, мон дъе, мой черный бог, моих лесов вина,
        Где Лангедойль и дерзкий Юг ведут с рожденья спор?
        Где Символ веры - копья в бок, где вера есть война,
        Где кровью просочился луг, и гладь озер, и бор?
        Где сеешь ты
        Кость на кости
        В горсти Альбийских гор…
        О будь же, будь ты проклят, монсеньор…" - пропел он. - А, вообще-то, ты права: я, когда те двое, из клуба «Уайте» упомянули о замках альбигойцев, я сразу подумал о Монсегюре. Так с тех пор эти песенки в голове и крутятся.
        - Тогда пой дальше. - Варенька устроилась в углу дивана, нахохлившись, словно воробушек, и Иван вдруг испытал мгновенный прилив нежности. - А на медведя не обижайся, мне на самом деле очень-очень нравится, как ты поёшь.
        ".. ну как тут, скажите, устоять?.."
        "…Но грянет час - воскреснет Юг, надменный царь миров!
        И ангел тьмы на Аангедойль низвергнет глад и мор.
        И лаем королевских сук взъярится чертов лов,
        И на один взойдут костер и папа, и король!
        Эй, ветер, взвей
        Золу церквей,
        Распятий бренный сор!
        В тот час придет расплата, монсеньор…"
        Поезд начал тормозить, лязгая сцепками. В дверь постучались, на пороге купе возник кондуктор в тёмно-синем мундире с блестящими пуговицами и щегольском, на военный манер, кепи.
        - Прибытие через тридцать минут, по расписанию. - сообщил он. Стоянка всего пять минут, так что вам, мсье и мадемуазель, лучше бы собраться заранее.

* * *
        Из дневника гардемарина Ивана Семёнова.
        …Варвара, как выяснилось, словно в воду глядела - ну и я тоже, если уж на то пошло. Встретивший нас на вокзале Тулузы Ярослав сообщил, что эзотерики из "Золотой Зари" обосновались в руинах Монсегюра полгода назад и уже успели развернуть там бурную деятельность. А чтобы скрыть происходящее от посторонних глаз - раздали немало полновесных франков и золотых соверенов с целью получить у властей округа Арьеж разрешение на проведение полномасштабных раскопок. Да, банальной коррупции никто не отменял - что в Расее-матушке, что в Третьей Республике, хоть, судя по рассказам отца, в далёкой африканской Бугандее.
        Итак, выправив все необходимые бумаги в полицейском департаменте и обильно подмаслив головку местной коммуны, Уэскотт с коллегами бодро взялись за дело: наглухо закрыли доступ к руинам для туристов и местных жителей, возвели во внутреннем дворе замка вершине скалы несколько временных подсобок и развернули раскопки, очень похожие на настоящие. По сути, они и были настоящими - ни один из прежних горе-археологов и энтузиастов, одержимых поисками катарских сокровищ, не сумел докопаться до скрытых в толще скалы подземных тоннелей и тайной крипты. А англичане сумели - и, судя по рассказу Ярослава, отыскали там немало интереснейших штучек.
        Откуда об этом стало известно нашим друзьям? Очень просто: решившись запустить свою "эзотерическую" исследовательскую программу, Уэскотт и люди свезли в Монсегюр всех, кто мог пригодиться в работе: сбежавшего из Питера айтишника-радикала Виктора, профессора Бурхардта, бывшего хранителя собрания редкостей египетского хедива, чудом уцелевшего при взрыве подземных тоннелей. И, конечно, ту, благодаря кому англичане не сводили глаз с африканской экспедиции отца - и даже сумели перехватить её на заключительном этапе путешествия!
        Мадемуазель Берта, будь она неладна! Аристократка, владелица роскошной яхты, красавица, шпионка и авантюристка - выбирайте, что вам понравится, всё будет верно. Утешает одно: нашим визави тоже сполна досталось от взбалмошной дамочки. Поцапавшись по какому-то поводу с Уэскоттом, мадемуазель Берта взбрыкнула и хлопнула дверью.
        Хорошо так хлопнула, пристрелив одного из громил, посланных вернуть её назад - и, совершенно как в авантюрных романах, встретилась нос к носу с отцом и Яшей, которые как раз собирались поискать подходы к логову "Золотой Зари". Вот и рассуждай теперь о роялях в кустах…
        Но - рояли там, или не рояли, а только именно от Берты они узнали все подробности о происходящем в руинах замка. И в первую очередь о том, что Стрейкер, не к ночи будь помянут, доставил-таки в Монсегюр ту самую статую. Случилось это всего-то сутки назад и, по словам Берты, Уэскотт и его помощники, айтишник Виктор на пару с немецким археологом, готов был приступить к её изучению, тем более, что там обнаружился ещё один рояль, да какой!
        Вот скажите, откуда в крипте древней крепости еретиков-катаров мог взяться таинственный клад, подозрительно схожий с тем, что отцовская экспедиция извлекла из недр кургана в самом сердце Чёрной Африки? "Металлические книги", копии вывезенных из Александрии, горсть зёрнышек-ключей к червоточинам. И самое главное: чаша и раздвижная пластина, такие же, как те, что отец вынул из прозрачных пальцев статуи тетрадигитуса. Так что теперь господа эзотерики имели всё необходимое для того, чтобы развернуть самостоятельные исследования - и тысячу раз правы Яша с отцом, когда решили, что ни в коем случае нельзя позволить им этого сделать.
        Всё это Ярослав поведал по дороге в пансион, где нам, группам "Алеф" и "Зайн", предстояло провести ближайшие сутки, прежде чем отправиться на уединённую ферму, где Яша с отцом сейчас спешно оборудовали базу для предстоящей операции. Третья группа, "Бейт", в состав которой кроме гардемарина Игнациуса, входила смолянка Наташа Туголукова, отправились во Францию морем на скоростном пакетботе - уж не знаю, какими соображениями руководствовался ротмистр Нефёдов, разделяя нас. Сейчас они, надо полагать, подплывали к Марселю, где их ожидал наш старый знакомец капитан второго ранга Никонов на своём "Змее Горыныче". Варенька уже посетовала, что не увидится с ним (Никонов состоял с семьёй Выбеговых в не слишком близком родстве), на что я ответил, что ещё успеется. По всему выходило, что именно Никонов на своём "воздухоплавательном крейсере" будет обеспечивать нашу эвакуацию - и, хочется верить, отнюдь не с пустыми руками. Средиземное море кишит британскими военными кораблями, но на этот раз опасаться, пожалуй, нечего - крейсерский отряд, в состав которого входит "Змей Горыныч", способен дать отпор любому
противнику.
        Ещё в Кале, куда доставил нас пароход из Дувра, мы сменили документы. Бумаги троюродного племянника и внучатой племянницы господаря Черногории Николы Первого Петровича, будь он трижды неладен, превратились в пепел в номере местной гостиницы, "этнически аутентичные" тряпки и обувь вместе с "настоящим гайдуцким ножом" упокоились на дне гавани. Теперь мы снова подданные Российской
        Империи, жители города Ковно, проучившиеся год в Сорбонне (Спасибо мадемуазель Алисе, вовремя подготовившей все бумаги) направляемся в Марсель для того, чтобы сесть там на пароход, идущий в Одессу. А что по дороге решили полюбоваться средневековыми достопримечательностями одного из красивейших городов французского Юга - ну так у путешественников, а тем более, студентов, свои причуды…"
        III
        Юг Франции, побережье,
        департамент Эро.
        - Поднимаемся до трёх тысяч футов! - прокричал Георгий. Набегающий поток свистел за бортом и в растяжках, соединяющих гондолу с несущим корпусом, заглушая порой даже тарахтение движка, а бортовое переговорное устройство с парой шлемофонов оставалось пока несбыточной мечтой. В кокпите "Тавриды" шумно, тряско и зябко - весьма мало общего с комфортабельными полётами на огромных трансатлантических дирижаблях, о которых грезил Семёнов - когда в просторной пассажирской гондоле с панорамными стёклами пассажирам обеспечиваются все удобства, не хуже, чем в вагоне первого класса. Только без угольной пыли и колёсного перестука на рельсовых стыках.
        Гондолу "малого разведывательного управляемого аэростата" - под таким названием аппарат значился во всех официальных бумагах - склеили из полос арборита и обтянули поверх парусиной. В таком виде она стала похожа на гондолы лёгких британских и французских дирижаблей, переделанных из фюзеляжей аэропланов, только двигатель стоит не в носу, а на корме, а по бокам висят медные сигарообразные баки с топливом. Ещё два бака, но не из меди, а из того же арборита, подвешены на бомбодержатели - собственного запаса топлива аппарату хватало, чтобы прокрыть расстояние, разделяющее Марсель и Монпелье, даже с учётом возможного встречного ветра, но Георгий решил подстраховаться.
        Узнав о том, что в Тулузу для участия в боевой операции направляются его однокашники по морскому Корпусу, он заявил, что в перелёт отправится сам. А когда Никонов попытался возражать - ответил, что "мы вместе гоняли контрабандистов в Финском заливе, вместе дрались с английским крейсером, и сейчас он не намерен оставить друзей перед лицом неведомой опасности!" Аргумент был вполне убедительный - в особенности с учётом того, что Георгий и в самом деле заметно превосходил и по уровню подготовки и по налёту двух других пилотов.
        Но сперва пришлось отбиваться от репортёров - утренние газеты вышли с кричащими заголовками, предупреждающими марсельцев о полёте. Всё население города высыпало на улицы и готово горячо
        приветствовать героического и такого обаятельного "prince heritier russe". И стоило цесаревичу ступить на грешную землю, как он подвергся настоящей осаде. Пришлось отвечать на вопросы газетчиков и позировать с мужественным видом перед шипящими магниевыми вспышками фотокамер - после чего, не передохнув ни минутки, готовить к вылету аппарат. Уже в шесть часов пополудни "Таврида" всплыла над гаванью и под бурные аплодисменты описала дугу и направилась на северо-запад.
        По планам им предстояло заночевать в Монпелье. Для этого на просторном лугу близ города где обычно проводились массовые гуляния и парады местного гарнизона, соорудили из досок и брёвен причальная мачта. Команда мотористов и матросов со "Змея Горыныча" заранее прибыла в город с бочками газойля и моторного масла, малой передвижной газодобывательной станцией и запчастями.
        Маршрут перелёта был проложен так, чтобы всё время идти над морем, вдоль береговой линии, поэтому к ста пятидесяти верстам, как ворон летит, следовал прибавить ещё вёрст тридцать, ушедших на повторение изгибов суши.
        - Нас сносит в сторону моря! - крикнул штурман, мичман Кухарев, приткнувшись к самой голове Георгия. - Надо принять немного левее!
        Цесаревич бросил взгляд вверх. По мягкому корпусу пробегала рябь; при особенно сильных порывах ветра, он прогибался, меняя на какие-то секунды форму, и тогда аппарат рыскал, и приходилось возвращать его на курс энергичными движениями рулей направления. "Добавить давления в баллонеты?" - подумал он, а рука уже тянулась к крану воздухонадувателя. Поворот рукоятки, агрегат затарахтел, в гуттаперчевой трубке зашипел воздух, нагнетаемый в ёмкости из "бодрюшированной" ткани. Из этого материала, шёлка, проклеенного плёнками из коровьих кишок, лёгкого и газонепроницаемого, было изготовлено и газовместилище для водорода, дающего аппарату подъёмную силу, и баллонеты - дополнительные мешки, расположенные между внешней оболочкой и газовместилищем, задача которых - поддерживать форму корпуса корабля.
        Георгий досчитал до десяти и закрыл кран - не следовало подвергать хлипкий материал чрезмерным нагрузкам. Конечно, если баллонет лопнет, это не такая уж большая беда, но тогда корпус неизбежно деформируется, и управлять аппаратом станет сложнее. Да и задержки в Монпелье не избежать: продолжать перелёт с повреждёнными баллонетами - негодная затея, а на ремонт уйдёт не меньше суток. А, если судить по телеграмме, отправленной из Тулузы, счёт времени скоро пойдёт на часы.
        Время, время… его постоянно не хватает. Вот и с Шарлем Ренаром, знаменитым французским инженером и воздухоплавателем толком не удалось побеседовать, а ведь тот прибыл в Марсель по личному Георгия приглашению. Три месяца назад цесаревич посетил Париж - всего на два дня, чтобы подняться в воздух на творении Ренара, электрическом дирижабле "Франция". И, конечно, не забыл своего наставника, имея в виду удивить его достижениями российского воздухоплавания, а заодно, пригласить в Россию. Георгий знал о незавидной судьбе, которая ожидала инженера создателя (в предыдущей версии истории Ренар покончил с собой, сломленный отказом французского правительства финансировать его эксперименты) и собирался предложить ему работу по специальности. Агенты Д.О.П. а вербовали учёных и инженеров по всей Европе, и француз, подлинный энтузиаст воздухоплавания, наверняка пригодится Огнеславу Костовичу, на Охтинской воздухоплавательной верфи.
        - Справа по курсу - Карри-ле-Руэ. - проорал в ухо цесаревичу Кухарев. - Дальше берег уходит к северо-востоку, ветер будет почти что встречный, с трёх румбов. Предлагаю срезать залив Фос-сюр-Мер над морем - если дальше пойдём точно на вест, то через двадцать две версты выйдем к устью Роны. А там примем на полрумба к норду и ещё до заката солнца вырежемся точно на Монпелье. А завтра, с утра, часиков в семь, стартуем и пойдём прямиком на Тулузу. Вдоль железной дороги, как по нитке - чего лучше-то?
        Георгий повернул голову направо. На фоне близкого берега пестрели многочисленные лоскутки парусов - Карри-ле-Руэ был, если верить лоции, рыбацким поселением. Вот от одного из судёнышек оторвался и поплыл по ветру мячик ватно-белого дыма - это французская таможенная шхуна салютовала из своей единственной пушчонки воздушному кораблю "prince heritier russe".
        - Прокладывай новый курс. - решительно скомандовал он. - Пойдём над морем, чай не впервой. Заодно и рассмотрим поближе, что там за посудина такая нарисовалась…
        И он кивнул туда, где чернела на тёмно-синем бархате моря угрюмая махина военного корабля, и от его форштевня разбегались в обе стороны длинные белые усы. Кухарев сощурился, поднял к глазам бинокль, затем протянул его цесаревичу. Корабль сразу приблизился - стала видна низкая, захлёстываемая волнами палуба, мостик, тянущийся от полубака до полуюта в обход двух отчаянно дымящих труб; различались даже стыки клёпаных броневых листов и вспарывающий волны таран. Муравьишки-матросы в белых робах суетились на палубе, и короткие стволы пушек грозно смотрели из амбразур плоских широченных башен, расположенных диагонально, по одной на каждый борт.
        Цесаревич повёл биноклем дальше, к корме. Там, на высоком флагштоке, полоскался на горячем средиземноморском ветру "Юнион Джек". Штурман завозился у себя в кокпите, прежде чем Георгий успел что-то сказать, вздёрнул на фал личный гюйс цесаревича. В набегающем потоке воздуха он развернулся и гулко захлопал. На британском броненосце его рассмотрели - с правого борта гулко ударила пушка, и звук выстрела без труда прорвался сквозь торопливый стрёкот мотора и посвист воздуха, обтекающего фанерные борта гондолы.
        Георгий поморщился. Зрелище прущего полным ходом вдоль берегов прекрасной Франции броненосца Роял Нэви не слишком его обрадовало - это был враг, с которым уже приходилось сойтись в смертельной схватке, правда, далеко отсюда, у берегов Африки. Тем не менее, о вежливости, предписанной военно-морским этикетом, забывать никак не следовало.
        Цесаревич пошарил под пилотским сиденьем, извлёк тяжёлую латунную ракетницу, засунул в казённик картонный цилиндрик, с клацаньем закрыл - и выстрелил. Ярко-зелёный огонёк с пронзительным свистом отделился от гондолы, описал пологую дугу и повис над мачтами броненосца. В ответ снова загрохотали орудия, а затем под гафель, где уже развевалось британское белое с алым георгиевским крестом полотнище, пополз императорский российский триколор. Посудина первого ранга её Величества королевы Виктории "Инфлексибл" со всем положенным пиететом приветствовала наследника престола дружественной - пока ещё дружественной! - Империи.
        IV
        Франция,
        департамент Верхняя Гаронна,
        Сент-Оренс-де-Гамвиль
        - Не ожидал, что всё сладится так быстро! - Олег Иванович удивлённо покачал головой. - Всё же, арендовать ферму - это вам не фиакр нанять. Бумаги там оформить, нотариус, зарегистрировать сделку у местного префекта, или как он тут называется… А вы, Яков Моисеевич, справились меньше, чем за сутки. Снимаю шляпу!
        - Ну… - честно говоря, кое-какие формальности я опустил. - Яша пожал плечами. - Случилась, понимаете ли, такая неаккуратность…. Дело в том, что ферма принадлежит кузену мамаши Тернье, и когда я намекнул, что она нужна нам всего на неделю, а заплатить мы готовы за месяц вперёд, причём золотом, то множество вопросов отпали сами собой.
        - Деньги, как всегда решают всё? - Семёнов ответил понимающей ухмылкой. - Или, как говорил один неглупый человек, там, у нас: "бабло побеждает зло"?
        - Примерно так. - согласился Яша. - Кстати, неплохо сказано, надо бы запомнить…
        - Только имейте в виду, что автор этого высказывания плохо кончил[27 - Авторство приписывается российскому олигарху Б. Березовскому.].
        - Его убили?
        - Сам обошёлся, без посторонней помощи. Так что, слепо подражать ему не стоит, даже в части афоризмов.
        Олег Иванович соскочил с двуколки и потянулся, хрустнув суставами.
        - Кстати, а где наша подопечная? Не стоило бы ей задерживаться в городе, на глазах у всех.
        - Один из парней Ярослава вывезет её южной дорогой. - Яша тоже сошёл с повозки и принялся расстёгивать пряжки ремней, удерживающих багаж. - Я подумал: незачем, чтобы видели, как она уезжает с нами. Отъедут от города версты на три, потом свернут в каком-нибудь неприметном месте и полями да просёлками вернутся сюда. Часика через полтора, думаю, будут.
        Семёнов кивнул. Мера предосторожности виделась далеко не лишней: полиция наверняка уже нашла трупы возле дороги, ведущей к руинам Монсегюра, и сейчас опрашивает всех, до кого может дотянуться на предмет свидетелей. Вот и пусть поищут Берту где-нибудь в О даре, Барене или что там ещё дальше по шоссе. А они за это время придумают, как переправить беглянку в Марсель, на русские корабли. Под присмотром Никонова ей ничего не будет угрожать - в том числе, и последствия собственных экстравагантных выходок. А то, в самом деле: из Африки сбежала, из Санкт-Петербурга сбежала, а теперь вот и из Монсегюра тоже. Пора бы и остановиться, Бог, как известно, троицу любит…
        За спиной заскрипели ворота - во двор фермы въезжали сразу три экипажа. С головного спрыгнул высокий молодой человек лет семнадцати, одетый по моде парижских студентов.
        - Отец!
        - Иван! Ну, наконец-то! - Семёнов заторопился навстречу, на ходу стаскивая зачем-то пенсне, которые он с некоторых пор стал носить вместо очков. - А мы вас ещё утром ждали, извелись вконец…
        Яша хмыкнул и деликатно отвернулся. Пусть отец и сын порадуются встрече - скоро им будет не до того. Он деликатно обогнул семейку Семёновых и подошёл к экипажу.
        - Бонжур, мадемуазель. - Яша приподнял за узкие поля шляпу котелок и поклонился пассажирке. - Надеюсь, вы с вашими друзьями хорошо доехали? Сейчас мы все наскоро перекусим, переведём дух и отправимся осматривать территорию. Погоды сегодня стоят чудесные, вы не находите?
        И рукой в лайковой перчатке обвёл окружающий пейзаж: - низкую, составленную из кирпичных столбов, соединённых жердями, изгородь, господский дом, сложенный из плит жёлтого известняка с островерхой черепичной крышей, сараи и конюшни, пасущихся близ небольшого, поросшего осокой пруда, гусей и виднеющуюся за просторным выгоном на холме ветряную мельницу.

* * *
        Из дневника гардемарина
        Ивана Семёнова.
        "… Золота - хозяйке, служанке - серебра,
        Медь - мастеру искусному для пользы и добра.
        "Но лишь одно железо, - в замке сказал барон, -
        Холодное железо всем правит с давних времен…"
        - Тоже песня приятеля твоего отца? - заинтересованно спросила Варя. Мы сидели в закрытом фиакре, пылящем по просёлкам Лангедока. Поначалу я не отрывался от окна - вот оно, ожившее средневековье, на расстоянии вытянутой руки! - но скоро притомился от впечатлений, откинулся на спинку сиденья и замурлыкал песенку.
        - Нет, это Киплинг, английский поэт. У вас он, правда, ещё не известен, но лет через десять станет знаменит, не хуже Шекспира. А песенку эту он напишет только в начале следующего века.
        - Жаль. - вздохнула моя напарница. - Мне понравилось. Да ты пой дальше, не стесняйся…
        - Вы просите песен? Их есть у меня! - не замедлил я с ответом. В самом деле, что мне, трудно, если дама просит?
        "…Барон возглавил войско на боевом коне
        И поднял против короля мятеж по всей стране.
        "Нет! - пушкарь воскликнул, слыша битвы звон, -
        Холодное железо сильнее с давних времен".
        Не одолело войско королевских стен:
        Летели стрелы градом, барон захвачен в плен.
        В королевском замке в темницу брошен он.
        Холодное железо решило так с давних времен…"
        - Там дальше ещё куплеты, только я их забыл. - сказал я, допев песню. - Король сажает побеждённого барона за свой стол, угощает вином и хлебом, а на закуску объясняет, что «Холодное Железо, которое правит всем» - это на самом деле железный гвоздь с Голгофы.
        - То есть, из Святого Распятия? - удивилась девушка. - Вот уж не подумала бы! Начало-то песни такое… воинственное.
        Я пожал плечами. Ей виднее: Варя в своей гимназии не манкировала уроками Закона Божия в отличие от нас с Николом, всегда находивших повод удрать, ссылаясь на особо важные дела по линии Д.О.П.а.
        - Тебя на этого Киплинга потянуло из-за нашего визита в Лондон? - спросила Варя. - Помнится, раньше ты англичан не очень-то жаловал…
        - Ничего подобного! - возмутился я. - Их литература мне всегда нравилась, как и корабли. Политика у них сволочная, в особенности, по отношению к России, что есть, есть, Но стихи-то тут при чём?
        Значит, это из-за замка, в который мы едем. - сделала вывод моя напарница. - Тоже, бароны, пушки…
        - В двенадцатом веке, когда пал Монсегюр, пушек ещё не было. - возразил я. - И вообще, хватит разговоров, мы, кажется, подъезжаем!

* * *
        А я-то гадал: с чего это отец решил уподобиться рыцарю печального образа? Нет, я не про роман с Бертой, хотя и там всё и запутано до крайности. Но мельница-то, мельница? Зачем она им понадобилась?
        Ларчик, как выяснилось, открывался просто. Романтическая башня, венчающая низкий холм на задах фермы - практически идеальная причальная вышка для дирижабля. Если, разумеется, избавиться от крыльев, чем мы с Николом в данный момент и заняты: сидим верхом на толстом бревне, изображающем ось ветряка, и шкрябаем ручными пилами-ножовками по жердям, из которых собраны решётчатые каркасы крыльев. Когда-то, пока этот образчик местной зелёной энергетики использовался по назначению, на решётки натягивали парусину, и крылья вращались, приводя через систему деревянных шестерней в действие мельничные жернова. Они и сейчас внизу - два здоровенных круглых камня на дубовой оси. Всё покрыто налётом пыли и муки, стоит чихнуть - и эта субстанция встаёт столбом. Изнутри наверх ведёт ветхая лесенка, а вдоль края крыши обустроен узенький, ограждённый хлипкими перильцами балкончик - он-то и натолкнул отца на мысль о нецелевом использовании. В самом деле, удобно: "Таврида" подходит к крыше, сбрасывает гайдроп (так называется швартовочный канат), причальная команда его крепит и подтягивает аппарат вниз - так, чтобы экипаж
мог спуститься точно на упомянутый балкончик. Вот только крылья мешаются - потому мы с Николкой и орудуем ножовками, добавляя деревянную пыль к слою муки, покрывающему наше платье, руки и волосы…
        Кондуктор и двое матросов со "Змея Горыныча" прибыли на ферму сразу после обеда (они сопровождали ломовую подводу, гружёную воздухоплавательным имуществом) и сразу принялись разворачивать своё барахло у подножия импровизированной причальной вышки. Основная группа осталась в Тулузе - готовились принимать дирижабль, которому предстояло прибыть завтра утром. Дальше по плану должен был состояться демонстрационный полёт над городом, банкет на площади, устраиваемый местными властями в честь героических русских воздухоплавателей. Далее, уже ближе к вечеру, "Таврида" снова поднимется в воздух и Георгий, сделав ручкой тулузским обывателям, повернёт на обратный курс - на юго-восток, с сторону побережья, к Монпелье.
        То есть это все будут так думать, что аппарат пойдёт на Монпелье - на самом деле, "Таврида" отклонится к югу и появится здесь, над этой самой фермой - где отшвартуется и будет ждать завтрашнего утра. Яша сгоряча даже предложил совершить вечером разведывательный полёт, рассмотреть сверху предстоящий театр военных действий. Отец резонно возразил: наши визави наверняка читают газеты, и появление русского дирижабля их насторожит.
        Я отложил в сторону пилу и вытер вспотевший лоб. Прямо перед нами, от основания холма до самой ограды фермы тянулся шагов на пятьсот выгон - там маячили три фигурки, мужская и две женские. Вот одна из женщин подняла к плечу что-то длинное, блеснувшее в лучах вечернего солнца оптическим стеклом, и спустя несколько секунд сухо щёлкнул выстрел. Маринка, кузина Николки в сопровождении Вареньки и отца пристреливают напоследок "Лебель". Что ж, дело полезное, послезавтра нам всем придётся пострелять…
        - Как вы там, господа гардемарины? - донеслось из люка. - Долго ещё возиться будете?
        Пронзительно заскрипели ступеньки под тяжестью шагов. Яша - это он распоряжается на импровизированной стройплощадке. Ну конечно, оно как бы проще, чем пилой шкрябать…
        Никол обернулся.
        - Осторожнее, Яков Моисеич, в верхнем пролёте две ступеньки гнилые, как бы не провали…
        Пронзительный скрип, треск, оборвавшийся короткий вскрик, снова треск и оглушительный грохот вперемешку с невнятными воплями… Никол метнулся к люку, из которого клубами валила пыль вперемешку с мукой; я запрыгнул на решётку ещё не подпиленного мельничного крыла и полез вниз, как карабкался когда-то по вантам "Корейца". Снизу неслись невнятные проклятия на идише, перемежаемые болезненными стонами.
        Яша лежал, придавленный обломками лестницы на груде истлевших мешков. Лицо перекошено гримаса боли, обеими руками он держался за неестественно вывернутую левую ногу.
        "…Этого ещё только не хватало!.."

* * *
        Франция,
        Сентп-Оренс-де-Гамвиль.
        Группа «Алеф» на задании
        - А дальше что было? - Варя вертела в пальцах сорванный на лугу цветок - он уже успел поднять, краешки лепестков скукожились и побурели. Цветок был большой, жёлтый, с широким бутоном, и Иван никак не мог вспомнить его название.
        "…здесь, на Юге Франции, всё не как у нас, дома…"
        - А дальше мы с Ярославом соорудили из жердей носилки и оттащили Якова Моисеевича на ферму. Он побледнел, покрылся потом и всё время стонал, и я решил, что дело совсем худо. Шутка ли, такое падение, да ещё и по дороге кучу всяких деревяшек переломать своим телом! Но Берта осмотрела и сказала, что ничего страшного: ушибы, плечо вывихнуто, правая голень сломана, но перелом, вроде, простой. Плечо ему выправили, отец вколол болеутоляющее из аптечки доктора Каретникова, и Яков Моисеевич совсем оклемался - и стал ругаться почём зря на идише. Берта наложила на голень шину и сказала, что надо бы скорее везти в больницу, где наложат по всем правилам гипс, но Яша с отцом категорически отказались. Заявили, что надо ждать до конца операции, а потом, на "Новороссии", отправить пострадавшего в Марсель. А там уж на "Змее Горыныче" корабельный доктор сделает всё, как положено. Яков Моисеевич согласился, только ругался, когда ему сказали, что в операции он участвовать не будет. Потребовал сделать ему костыль - говорит, как-нибудь доковыляю.
        - Так он что же, собирается лезть на штурм? - глаза девушки округлились. - Вот прямо так, со сломанной ногой?
        - Нет, конечно. Его довезут на повозке до сараюшки, которая стоит в начале тропы по скальному гребню. Кстати, вы с Маринкой там же будете - она с винтовкой, а ты с биноклем, как наблюдатель. Задача - прикрыть группу, которая пойдёт через ворота замка. Ну а Яков Моисеевич будет координировать атаку по рации, всё занятие…
        - Всё-то вы за нас решили! - фыркнула девушка. Смятый цветок полетел в траву. - А сам что делать будешь? И Николка?
        - Николка пойдёт в основной группе, под командой отца. А я… - Иван помедлил. - Мы с Ярославом высадимся прямо во двор, с "Тавриды", на тросах. Ну, как на скалах тренировались, на Карельском перешейке, помнишь?
        Во время обучения на Елагиных курсах группы дважды вывозили для занятий горной подготовкой. Обучением руководил Ярослав, успевший приобрести кое-какую скалолазную практику ещё в двадцать первом веке. По его чертежам в мастерских Балтийского завода изготовили пару альпинистских рулеток для быстрого спуска по висящим тросам. Теперь это снаряжение пригодится.
        - Да ты за нас не волнуйся! - торопливо добавил он. - "Таврида" сделает заход на двор замка и мичман Кухарев прикроет нас из пулемёта. С дистанции в триста футов - никто и носа не высунет, если в живых останется…
        ТПУ, "Тульский пулемёт, универсальный", изделие Тульского Императорского оружейного завода, клон безотказного ПКМ. В отличие от пулемёта системы Хайрема Максима, несколько экземпляров которого недавно были закуплены за границей - массивных, неуклюжих, с бронзовыми кожухами на стволах и артиллерийскими лафетами. ТПУ же весил пуд с четвертью вместе со станком и патронной коробкой и был по-настоящему универсален - предполагался выпуск пехотной модели с парой сошек, допускающей стрельбу с рук и даже на бегу. В отличие от изобретения американского оружейника, новинка питалась металлической, составленной из звеньев, лентой, что исключало перекосы и неподачу патронов при стрельбе. Новые пулемёты стояли в гондолах дирижаблей, приписанных к "Змею Горынычу" - во время демонстрационных полётов секретную новинку снимали с турелей, но в предстоящем штурме замка им отводилась чуть ли не главная роль.
        - Ну, если с пулемётами, тогда ничего. - милостиво согласилась девушка. - Жаль, что Воленьки нет, вот кто мастер! Как вспомню, как он со скал прыгал - дух захватывало…
        Иван согласно кивнул. Гардемарин Игнациус, их друг и однокашник по Елагиным курсам действительно лихо обращался с альпинистским снаряжением и лазил по скалам как бы не лучше самого Ярослава.
        - Да не волнуйся ты… - сказал он. - Всё будет хорошо. Пулемётчик почистит двор замка, мы с Ярославом спустимся на какую-нибудь крышу и будем работать оттуда, пока штурмовая группа ворота не подорвёт. А вы с Маринкой тем временем нас прикроете. Берта рассказывала, что у Уэскотта в Монсегюре десяток телохранителей, все вооружены до зубов. Главное - в суматохе Бурхардта с Виктором не зацепить, да и господ из "Золотой зари" лучше бы взять живыми и невредимыми. Я так думаю, барон найдёт, о чём их расспросить. Что до Воленьки - сама знаешь, они сейчас с ротмистром Нефёдовым, плывут в Марсель. Когда всё это закончится - мы их увидим… надеюсь.
        - Опять каркаешь? - возмущённо фыркнула Варвара. Смятый цветок полетел в траву. - Надеется он… И вообще, с чего ты взял, что я волнуюсь? Даже и не думала, вот ещё!
        Иван удивлённо выпрямился - он не ожидал столь бурной реакции на свою, в общем-то, невинную реплику. А девушка неожиданно закинула руки ему на шею и приникла к губам своими губами - горячими, трепещущими, зовущими. Юноша замер, потрясённый, а Варя торопливо, щекотно шептала ему на ухо, для чего пришлось подняться на цыпочки:
        - Вот попробуй только погибнуть! Тогда я… я вот прямо не знаю, что с тобой сделаю!
        V
        Франция,
        департамент Арьеж.
        Скала Монсегюр
        - Начали! - прошуршал Яшин голос в наушнике. Олег Иванович высунулся из-за камня и открыл торопливую пальбу в сторону ворот. Целей он не видел - охранники Уэскотта попрятались по щелям, и высунуться боялись на свет божий. Здесь не привыкли к таким вещам, как поддержка с воздуха. И пусть над головами у новых защитников Монсегюра висит не бронированный ударно-транспортный "крокодил", и даже не "Хьюи" с шестистволкой в боковой двери, а всего лишь лёгкий дирижабль, в фанерной гондоле которого установлен один-единственный пулемёт - легче от этого не становится. Ураган свинца с небес, от которого не спрячешься, не укроешься - это и для привычного-то человека страшновато, а уж по первому-то разу…
        Рядом с Семёновым торопливо опустошал магазин своего "тапка" Николка. Автоматический пистолет, копия старичка ТТ, недавно освоенная тульскими оружейниками… Рядом двое оперативников Д.О.П. а с американскими магазинными карабинами: зарядные скобы лязгают, выбрасывая прочь блестящие цилиндрики гильз, плечи содрогаются от выстрелов… До ворот шагов пятьдесят, видно, как пули высекают фонтанчики пыли из камней, пробивают щелястые доски. Проку от такого огня немного, да это и не важно: заглушая торопливый перестук винтовочных и пистолетных выстрелов, грохочет взахлёб, на полную ленту, ТПУ - и тем, кто рискнёт высунуться из укрытий на двор замка или узкие мостки на внутренней стороне полуразрушенной стены, придётся несладко.
        - Десант пошёл! - ожил наушник. - Вперёд, вперёд, вперёд!
        Олег Иванович увидел, как от гондолы зависшего над внутренним двором дирижабля отделились две маленькие фигурки и заскользили на тросах вниз. Он вскочил и замахал рукой - кондуктор со "Змея Горыныча" уже бежал по тропе вдоль стены, прижимая к груди сумку с подрывным зарядом. За спиной сухо щёлкнул "Лебель", и со стены вниз обрушилась фигура, вслед за ней полетела винтовка - Марина Овчинникова начеку, прикрывает штурмовую группу снайперским огнём.
        Что, больше желающих высунуться и пострелять нет? Вот и ладушки… Кондуктор уже до ворот - пристраивает свой груз на земле, возле створок, разматывает огнепроводный шнур. Набежавший матрос торопливо чиркнул спичками, шнур задымился голубой струйкой и оба шустро кинулись вбок, под защиту скального выступа. "Двадцать один, двадцать два, двадцать три…" - привычно принялся считать Семёнов. На счёте "двадцать восемь" грохнуло, ворота разлетелись в клубах пыли и каменного крошева, и он кинулся туда следом за опередившими его Николкой и Д.О.П. овскими оперативниками. Пулемёт уже молчит, лишь доносятся из-за стены одиночные выстрелы - судя по звуку, "тапки" и револьверы. Олег Иванович перескочил груду деревянного хлама, оставшегося от ворот, едва не наступил на труп охранника, а Иван уже выводил навстречу из дверей домика-подсобки высокого, худощавого человека. Руки пленника над головой, и Иван подгоняет его тычками ствола в спину - "шагайте, господин хороший, шагайте…". В другой руке юноша сжимает абордажный палаш, с кончика которого в дворовую пыль срываются тяжёлые красные капли. Что ж, это жизнь:
мальчик становится мужчиной - в том числе, и через пролитие крови. Пока, к счастью, чужой.
        "Да это же Уэскотт! " - запоздало сообразил Олег Иванович, видевший основателя "Золотой зари только на фотокарточках в кабинете Корфа. Лицо английского магистра эзотерики перемазано пылью, правую щёку украшает глубокая, сочащаяся кровью царапина белая парусиновая пара, надетая по случаю жары, безнадёжно изгваздана, измята, изодрана.
        - Второй, который МакГрегор, сбежал вниз, в пещеры! - весело сообщил Иван. - Я его слегка зацепил - вздумал, понимаешь, отмахиваться какой-то ритуальной железякой… Пошли, что ли, догоним?
        Видно было, что ему не терпится полезть в подземелье вслед за беглецом.
        - И думать не смей! - Семёнов отвёл глаза от окровавленного клинка. - Не хватало ещё на засаду там нарваться, или на фугас, как в Александрии.
        Он повернулся к англичанину.
        - Где ваши пленники - немец, профессор Бурхардт, и русский? Предупреждаю сразу: молчать бессмысленно, мы тут иллюзиями на тему гуманизма и прав человека не страдаем. Будете отвечать - обещаю, останетесь живы.
        - Они оба внизу. - торопливо ответил Уэскотт. - С утра работают, даже не позавтракали. Я как раз собирался спуститься, когда появилось это…
        Он ткнул пальцем в зависшую над двором "Тавриду".
        - Статуя четырёхпалого в крипте?
        - Да.
        - Сколько у вас было охранников?
        - Семеро. Было девять, но двое погибли в перестрелке, которую устроила эта стерва Берта во время побега.
        - Не забывайте, вы говорите о даме! - деланно возмутился Семёнов. Возбуждение и радость пузырились в каждой клетке его тела, словно в бокале с шампанским. - Я в вас разочарован, мистер Уэскотт. И это - хвалёная британская вежливость?
        Англичанин хотел ответить что-то, но передумал.
        - Во дворе четыре "двухсотых". - сообщил подошедший Ярослав. В руках у него курился пороховым дымком автоматический пистолет. - Ещё одного подстрелила Маринка у ворот и двоих мы взяли ранеными. Вроде, сходится.
        - А у нас как? Раненые, убитые?..
        - Слава Богу, все живы и даже не задет никто. Одному из матросиков прилетело в плечо булыжником, когда ворота взорвались, но, вроде, несильно.
        - Значит, внизу МакГрегор, не считая тех двух горе-исследователей. - подвёл итог Олег Иванович. - И, кстати, мистер Уэскотт…
        Он повернулся к англичанину.
        - Если внизу какие-нибудь ловушки, мины - сейчас самое время вспомнить. Вы пойдёте с нами, если что, первым и погибнете.
        Уэскотт пожал плечами.
        - Я такого приказа не отдавал. Может, Стрейкер? Он мастер на такие штучки…
        - Где он? - насторожился Семёнов. О бельгийце он забыл.
        - Не знаю, не видел с начала нападения.
        - Значит, ещё и Стрейкер… - Ярослав выругался. - Судя по тому, что я о нём слышал - тот ещё волчара, не чета этому марамою!
        И ткнул стволом "тапка" в сторону Уэскотта. Англичанин испуганно дёрнулся.
        - Да, противник серьёзный. - согласился Семёнов. - Вот, помнится, в Конго…
        Но рассказать, что именно было в Конго, он не успел. Над головой громко, по-мотоциклетному затарахтело: "Таврида" запустила движок, развернулась по широкой дуге и поплыла на северо-запад.
        "Жаль, крыльев нет, а то наверняка Георгий не удержался и покачал бы нам…" - мелькнула мысль. И словно в ответ от гондолы оторвалась и повисла над замком красная ракета. Бойцы штурмовой группы разразились приветственными криками, кто-то принялся стрелять в воздух. Ярослав кинулся наводить порядок.
        "..правильно, ещё ничего не закончилось. Зачистить голый, как коленка, двор замка - невелика хитрость, а вот догнать беглецов в подземных коридорах, в которых они, в отличие от преследователей, вполне прилично ориентируются - это, как говорят в одном приморском городе, две большие разницы…"
        - А вот и мы! - раздался девичий голос. В ворота входили Варя с Мариной; за ним с мрачным видом ковылял на костылях Яша. Николкина напарница по группе "Зайн" несла на плече снайперскую винтовку, и солнце французского Юга весело посверкивало в стёклах оптического прицела.
        Иван встрепенулся и дёрнулся, было, навстречу, но сдержался и остался на месте. Олег Иванович, от чьего взгляда не укрылась эта пантомима, торопливо спрятал улыбку.
        "…Эх, молодость, молодость! Простые чувства, простые побуждения…"
        - Похоже, идти в крипту всё-таки придётся. Иван, Ярослав - давайте обсудим, как будем действовать. Остальным - пять минут перевести дух, и спускаемся! Надо не дать им удрать, а то здесь вполне могут найтись какие-нибудь сквозные ходы, выводящие к подножию скалы. Бегай потом за ними по всей Европе…

* * *
        Из дневника гардемарина Ивана Семёнова.
        "…пистолет с навёрнутым на ствол глушителем - в руке, ещё один за поясом; на нагрудных ремнях портупеи кармашки-подсумки с запасными магазинами. Абордажный палаш в чёрных жестяных ножнах я пристроил за спину в стиле незабвенного Дункана Маклауда - полдюжины таких привезли по Яшиной просьбе с собой матросики со "Змея Горыныча", и мы с Ярославом, готовясь к "десанту", решили, что в тесном дворике Монсегюра ухватистый, не слишком длинный клинок вполне может пригодиться. Пока не понадобились - но, как говорится, ещё не вечер…
        Мы сидим на крыше сараюшки, приткнувшейся к полуразваленной стене крепости. Двое охранников забились в узкую щель между камнями напротив, и я время от времени постреливаю в их сторону из "тапка". Напрасный перевод боекомплекта - с зависшей над нами "Тавриды" грохочет пулемёт, не давая громилам и носа высунуть. А их подельник рискнул - так и валяется в паре шагов от спасительного укрытия, срезанный меткой очередью, и ярко-красная лужа расплывается вокруг подёргивающегося тела. Ещё два трупа лежат посреди двора - тоже работа пулемётчика - и один привалился к стене сараюшки. Этого достали мы - когда мы спускались на рулетках, он успел пальнуть из обреза охотничьей двустволки, но, слава Богу, промазал. А вот перезарядиться не успел, словив в разные части тела по половине обоймы от каждого.
        В наушнике зашипело, прорезался голос: "клиенты выкинули белый флаг, прекращаю огонь. Это Георгий, ему сверху виднее… Пулемёт замолкает, ватная тишина наваливается, словно прелая перина. Я щурюсь - дым щиплет глаза. Дело в том, что перед тем, как прыгать вниз на рулетках мы с Ярославом швырнули вниз парочку дымовых шашек, и тут же об этом пожалели. Дымовая завеса больше мешала нам, чем помогала, охранники Уэскотта почти не отстреливались, ограничившись несколькими револьверными выстрелами наугад…
        Ага, вон и белый флаг - обломок доски, торчащий из-за груды камней, к концу привязана грязная тряпка.
        - Я вниз, прикрой! - кричит Ярослав. Он мягко спрыгнул с крыши, перекатом ушёл вбок - и вот уже стоит на колене, поводя стволом из стороны в сторону. Я следую за ним, приземляюсь прямо напротив двери в подсобку и нос к носу сталкиваюсь с человеком - высокий, худощавый, поразительно похожий на голливудского актёра Шона Коннери. Но сейчас не до киношных ассоциаций: в руке у незнакомца сверкнула сталь, и я едва успеваю нырком уйти от рубящего удара в шею. Пистолет дребезжит по булыжнику, а я, вскакивая на ноги, каким-то невообразимым образом ухитряюсь выхватить из-за спины палаш и встаю в боевую стойку. В глазах "Шона Коннери" вспыхивает недоумение, но он справляется и идёт на меня, вскинув над головой меч. Это именно меч - длинный прямой клинок с вычурным, позолоченным эфесом в виде полумесяца, развёрнутого рогами вниз, к рукоятке. Ритуальная игрушка, вроде тех, которыми пользуются на своих посвящениях масоны? Проверять что-то не тянет - кромка лезвия сверкает, как остро наточенная бритва…
        Удар, ещё удар. Чужак пытается достать меня длинным выпадом, но не преуспевает - кто бы ни учил его благородному искусству фехтования, он явно уступает барону Корфу. Блокирую укол защитой влево-вниз, выполняю пируэт на носке правой ноги - и втыкаю острие палаша в плечо своего визави. Болезненный вскрик, пижонская железяка улетает с сторону, "Шон Коннери" пятится, поворачивается и исчезает внутри. Я выдёргиваю из-за пояса запасной "тапок" и, передёрнув затвор, кидаюсь следом. И вот она, цена секундной задержки: посредине комнаты широкий квадратный, полтора на полтора метра люк, дощатая крышка сдвинута в сторону, и снизу доносится затухающий топот - мой противник поспешно делает ноги…
        На улице грохнуло, заполошно затрещали выстрелы. Штурмовая группа ворвалась во двор замка, а я тут стою, сопли жую…
        На мой локоть ложится чья-то ладонь. Ярослав.
        - Стоять, гардемарин. Не лезьте на рожон - дождёмся начальства, тогда и решим, что делать дальше. Никуда он не денется, догоним.
        Он сплюнул и засунул "тапок" за пояс.
        - Да, тут в соседней комнате ещё один - забился, сволочь, за шкаф и вопит, чтобы не стреляли. Выводите-ка его наружу, и пусть ваш отец хорошенько его расспросит. Сдаётся мне, непростая это птица…"
        VI
        Франция,
        департамент Арьеж.
        Подземелья замка Монсегюр.
        Поворот, ещё поворот, короткая, в полдюжины ступеней лестница вниз. За ней - коридор, на полу редкая цепочка кровавых пятен, след раненого Ванькиным палашом МакГрегора… Что ж, подумал Семёнов значит, на всех встреченных развилках они повернули, куда нужно, благо, следы в толстом слое пыли, покрывавшей серые доломитовые плиты, служили самыми надёжными указателями.
        МакГрегор далеко не ушёл - спустившись ещё на один уровень, мы наткнулись прямо на него. Шотландец сидел, бессильно привалившись к стене, и зажимал рану ладонью, из под которой сочилась кровь. Увидев преследователей, он что-то безвольно промычал и повалился на бок. Олег Иванович велел Николке и Марине Овчинниковой (девчонки не удержались, и полезли в подземелье вслед за остальными) подобрать раненого и доставить его наверх. Уэскотт скривился при виде "коллеги" - похоже, он рассчитывал застать его уже мёртвым и неспособным отвечать на неудобные вопросы.
        "…Что ж, тем лучше, тем лучше…"
        - Сколько ещё до этой вашей крипты? - Семёнов обернулся к Уэскотту.
        - Ещё один уровень вниз. Там будет коридор без ответвлений, в конце дубовая дверь. Крипта за ней. Обычно дверь мы держали открытой, но если подпереть её чем-нибудь изнутри, то войти будет непросто.
        - Ничего, как-нибудь… - буркнул Семёнов. - Ярослав, подрывной заряд найдётся?
        - Пироксилиновый, сто пятьдесят граммов. - отозвался командир оперативников. - Я заранее заготовил несколько штук, пока готовились к штурму. Так и знал, что понадобятся!
        - Вот и понадобились. - кивнул Олег Иванович. - И гляди, поосторожнее, а то мне что-то неохота выкапываться из-под завалов.
        Ярослав критически оглядел стены.
        - Вроде, кладка крепкая. - вынес он вердикт. - Должна устоять.
        Дверь оказалась именно такой, какой и полагалось быть в подобном подземелье. Толстенные, изборождённые глубокими трещинами дубовые доски, стянутые массивный, зелёными от патины, бронзовыми полосами, усиленными клёпками с большими гранёными головками.
        - Такую даже из РПГ не прошибёшь… - присвистнул Ярослав. - Придётся два заряда ставить.
        - Этой двери не меньше восьмисот лет. - сообщил Уэскотт. - Она тут ещё со времён прежних хозяев подземелья, катаров.
        - А мы, конечно, вандалы, разоряющие древние реликвии. Семёнов не собирался скрывать насмешки. - Чего ещё ждать от русских? Давай, действуй, что нам, околевать тут?
        Ярослав завозился возле двери. Раздался пронзительный скрип.
        - Опаньки… - он выпрямился с озадаченным выражением на перемазанной пылью физиономии. - Олег Иваныч, а она, оказывается, не заперта! Так, прикрыта, и всё.
        В руке Ярослава ходил ходуном "тапок". Сзади залязгали затворы - остальные бойцы штурмовой группы проверяли оружие перед вероятной стычкой.
        - Что ж, тем лучше. Обойдёмся без порчи предметов старины.
        - Как входить-то будем? - поинтересовался Иван. Он бесцеремонно оттеснил в сторону отца вместе с Уэскоттом, и теперь стоял рядом с Ярославом. Тот задумался, но ненадолго.
        - "Зарю" бы туда… Давайте так: вы с Олегом Иванычем страхуете, я распахиваю дверь и занимаю позицию справа - там, судя по картинке, которую нарисовала Берта, должна быть колонна. Ты за мной, но влево, за вторую колонну - и берём под контроль подходы к двери. Палить пока погодим, но если какая сволочь будет размахивать стволом - валим без второго слова. Пойдёт?
        - Эй, погодите! - Олег Иванович понял, что пора вмешаться. - Там Виктор и Бурхардт, они не должны пострадать! Особенно Бурхардт. И ещё - не вздумайте попасть в статую! Со Стрейкером, если он тоже окажется там, можете не церемониться. Хотя, если возьмёте живым - барон наверняка будет раз возможности с ним побеседовать.
        - Я же говорю, палить без разбора не будем. - успокоил его Ярослав. - Ничего с ними не сделается, и со статуей вашей драгоценной тоже, отвечаю. Ну что, Вань, готов?
        Иван кивнул.
        - Тогда - работаем!

* * *
        Из дневника гардемарина Ивана Семёнова.
        "…я ушёл перекатом за колонну и, встав на колено, вскинул пистолет. И - едва не нажал на спуск, при виде полотнища голограммы, висящего посреди крипты, перед сияющей в её отсветах прозрачнофиолетовой статуи с раскинутыми четырёхпалыми руками.
        Потрясение было так велико, что я даже не сразу заметил стоящего перед голограммой человека - чёрно-угольный силуэт, словно вырезанный в изрезанном цветными сполохами экране. Мгновение спустя сознание зафиксировало, что картинка не имеет ничего общего с изображением спиральной галактики, про которые рассказывали отец и Берта. Разобрать, что там переливается в спутанных клубках светящихся лент, было решительно невозможно, и я только видел, как человек поднял перед собой руки - в них было что-то ажурное, всё в переплетениях чёрных то ли нитей, то ли проволок…
        - Стоять, не двигаясь, стреляю! - каркнул из-за своей колонны Ярослав, но стоящий никак на это не отреагировал - замер в неестественной позе, сильно откинувшись назад, словно со спины его поддерживало что-то невидимое - а может, и наоборот тянуло за руки к светящемуся хаосу посреди крипты, не давая повалиться навзничь.
        - Не стрелять!
        Я скосил глаза вправо - отец входил в дверь, выставив руки перед собой, пустыми ладонями вперёд. За спиной у него маячил один из оперативников и Варька с Маринкиным "Лебелем" наперевес.
        - Спокойно, ребята, спокойно, не делаем резких движений… - отец осторожно, шаг за шагом, приближался к незнакомцу. Тот словно его не замечал, как не заметил секундой раньше грозного окрика Ярослава. Висящая перед ним голограмма запульсировала, в такт этой пульсации вспыхнуло яркими лиловыми точками загадочное приспособление в его руках. В центре светящегося полотна возникла ослепительная точка, расползлась в фиолетовую кляксу с непроницаемо-чёрной, словно дырка в преисподнюю, серединой - и стала расти. Чёрная блямба ширилась, фиолетовый контур по краям дрожал, расползался, на глазах поглощая голограмму.
        "Да это же открывается портал! - меня словно ударило. - Ну конечно - нечто очень похожее мне уже приходилось наблюдать - скажем, в московской клоаке, где мы с Николкой неосторожно открыли резервную "червоточину". Тогда ясно, что этот тип держит перед собой - наподобие нашей искалки, кустарная конструкция из медных проволочек, в узлах которой закреплены бусины.
        - Не стрелять! - повторил отец тоном ниже. - Послушайте, любезный, давайте вы сейчас прекратите то, что вы делаете, и мы всё спокойно обсудим. Даю слово: никакого вреда вам не причинят, ни сейчас, ни потом.
        Незнакомец опять не отреагировал. Светящийся контур поглотил, наконец, всю голограмму, и теперь портал висел на её месте, не дотягиваясь нижним своим краем до каменных плит пола примерно фута полтора. "Чтобы шагнуть в червоточину - мелькнул у меня в голове - придётся либо прыгать, либо задирать колени по журавлиному, и отцу с его застарелым артритом это может оказаться непросто. Впрочем, в последнее время он, вроде, не вспоминает о своих болячках, кочевая, полная приключений жизнь подействовала на его организм неожиданно благотворно…"
        - Послушайте, любезный… - повторил отец. - Вы же разумный человек, верно? И если вы не собираетесь прямо сейчас прыгать в эту дыру, вам, так или иначе, придётся с нами поговорить. Так стоит ли терять время?
        А сам, шажок за шажком, приближался к незнакомцу. Я затаил дыхание - ещё пара метров, и он сможет в броске дотянуться, выбить "искалку" из рук.
        "…вопрос только: стоит ли?.."
        Возле двери раздалось копошение, придушенный вскрик. Что-то загрохотало по камню, громко, испуганно взвизгнула женщина… Варенька? Я крутанулся на колене, ловя стволом новую угрозу - и замер. На пороге корчился оперативник Д.О.П. а, в правом боку у него торчала рукоять большого складного ножа. А над ним, прижав мою напарницу к себе левой рукой, стоял Стрейкер. Правой же он упирал ей в подбородок ствол чешского "Скорпиона" с навинченным глушителем. Девушка громко всхлипывала - то ли от страха, то ли от потрясения.
        В навалившейся тишине я услышал, как длинно, матерно выругался за своей колонной Ярослав…"

* * *
        Франция,
        департамент Арьеж.
        Подземелья замка Монсегюр.
        - Бросайте оружие, или я стреляю. - негромко сказал Стрейкер. По-русски сказал, почти без акцента, машинально отметил Семёнов. Сволочь, какая же сволочь! Только заложницы сейчас не хватало… Лишь бы у Ваньки нервы не сдали, и не начал палить. Бельгийца он достанет, конечно, дистанция пустяшная, шагов пять - но ведь и умирающий может напоследок надавить на спуск…
        - Не сходите с ума, мсье. - Олег Иванович поднял руки перед собой. Пистолет он держал на указательном пальце, продев его в спусковую скобу. - Давайте успокоимся, и тогда никто не пострадает. Вы хотите, чтобы вас выпустили? Не вопрос, выпустим, и даже повозку дадим с лошадьми, а вы освободите девушку.
        - Заговариваете зубы, герр Семёнофф? - ухмылка авантюриста походила на оскал. - Не выйдет, не старайтесь. Учтите, я смотрел ваши фильмы про полицейских и террористов с заложниками… Сейчас вы все - все, ясно? - кладёте оружие и выстраиваетесь вдоль стены. Потом этот олух - ствол качнулся в сторону Виктора, заледеневшего перед порталом, - отдаёт мне то, что держит в руке, и мы расстаёмся к всеобщему удовлетворению. И помните: одно движение, и я…
        - Хорошо-хорошо, как вам будет угодно, мсье… - Олег Иванович наклонился и положил пистолет на камень. - Господа, отойдите к дальней стенке и сложите оружие - только умоляю, без резких движений! Иван, к тебе это особенно относится!
        Стрейкер боком, выставив перед собой Вареньку - Семёнов видел, что по её белому, как мел, лицу, бежит, посверкивая в отсветах портала слезинка - приблизился к Виктору. Тот испуганно попятился и сделал попытку спрятать "искалку" за спину. Стрейкер выругался по-немецки и на миг оторвал глушитель от подбородка пленницы, чтобы угрожающе ткнуть им в сторону айтишника. И это самое мгновение поймал Ярослав - выкатился из-за колонны и захлопал частыми двойками: Та-тдах! Та-тпдах! Та-тдах! Ему немедленно ответил «тапок» Ивана - пистолеты в замкнутом, низком пространстве крипты грохотали так, что у Олега Ивановича сразу заложило уши.
        Пули высекали фонтанчики осколков камня из колонны, пели рикошетами, одна чувствительно рванула руку Семёнова выше локтя. Но, должно быть, все трое стрелков слишком боялись задеть девушку, а потому мазали, мазали, мазали, рассчитывая, должно быть, на то, что Стрейкер запаникует, высунется на миг из-за своего живого щита.
        Бельгиец не запаниковал. "Скорпион" кашлянул короткой очередью в грудь Виктору. Глушитель описал дугу, нашаривая новую жертву, и Семёнов едва успел нырнуть за колонну - над головой противно взвизгнуло, за шиворот посыпалось колючее крошево от выщербленных девятимиллиметровыми пулями древних камней. Иван с Ярославом последовали его примеру, не забывая беспорядочно стрелять поверх головы бельгийца и его пленницы - только бы не задеть, только бы рука не дрогнула! Это дало авантюристу так нужные тому секунды - не больше одной-двух, но хватило и того. Он выхватил "искалку" из руки оседающего тела и снова вскинул "Скорпион". Олег Иванович увидел, куда смотрит ствол и вдруг отчётливо, со всей ясностью, понял, каким-то шестым чувством угадал, что сейчас произойдёт.
        - Не надо! - отчаянно крикнул он, понимая, что уже опоздал. Две короткие, на три патрона, очереди сначала разнесли на сверкающие осколки чашу в левой руке статуи, потом издырявили и выбили зажатый в правой планшет - он с жестяным стуком отлетел к подножию ближайшего саркофага. Стрейкер ловко сменил магазин, веером выпустил его наугад, не давая противникам поднять головы - и когда те нырнули за колонны, прячась от пуль, он попятился и, спиной вперёд, не отпуская Вареньку, шагнул в червоточину. Контур портала ослепительно вспыхнул, запульсировал - и прежде, чем Олег Иванович успел шевельнуться, стянулся в ослепительную фиолетовую точку и погас. Крипту охватила непроницаемая, первобытная тьма.
        VII
        Из дневника гардемарина Ивана Семёнова.
        "…помню только, что устроил форменную истерику. Отец пытался удержать меня, обхватив сзади и прижав руки к торсу; я вырывался, кричал, кажется, плакал, порываясь броситься вслед за Стрейкером и Варей в портал, которого уже не было. Потом подхватил с пола дубовый, окованный железом гандшпуг и кинулся на статую тетрадигитуса - и наверняка разбил бы её вдребезги, если бы не Ярослав, скрутивший меня без всяких церемоний. А дальше появилась Маринка, вколола мне ампулу-шприц какой-то желтоватой успокоительной гадости, и я сразу отрубился, с головой провалившись в вязкое медикаментозное забытьё.
        Во сне я прыгал в "червоточину" вслед за Стрейкером, каждый раз успевая схватить Вареньку за руку - и каждый раз её запястье выскальзывало из моих пальцев, исчезая, словно в зеркале колдовского пруда, в светящейся мембране портала. Причём выглядел он каждый раз по-новому: то висящий в пустоте дверной проём, к которому вела каменная лестница с искрошенными ступенями, то бесформенная клякса, зияющая угольно-чёрным провалом в центре, то огромное, покрытое незнакомыми символами кольцо, затянутое зеркальной, колышущейся, словно взбаламученная водная поверхность, пленкой - точь-в-точь, Звёздные Врата из знаменитого сериала.
        Это продолжалось раз за разом, вытягивая остатки сил: я просыпался, и едва успевал порадоваться, что всё это лишь сон, как кошмар возвращался: Стрейкер, пятящийся к световой кляксе, Варенька, бессильно тянущая ко мне руки - и отвратительное сознание полного бессилия и немощи при виде её руки, медленно, неотвратимо погружающейся в фиолетовое ничто.
        …из крипты меня вытащили на импровизированных носилках; следом подняли наверх труп Виктора и раненого оперативника. Парню повезло - наваха Стрейкера прошла в сантиметре от печени, бедняга отделался всего лишь изрядной кровопотерей.
        Ярослав вытащил из-за саркофага притаившегося Бурхардта - старик-археолог дрожал, что-то невнятно лепетал и смог заговорить только после пары глотков коньяка из отцовской фляжки. Оказывается, экспериментируя с масштабом голограммы, они с Виктором сумели получить что-то вроде изображения пейзажа. Да, чужого, да, непривычного человеческому глазу - но всё же это был именно пейзаж, обитаемая поверхность какой-то планеты, если судить по высящимся вдали силуэтам циклопических башен. Бурхардт первым заметил проявившееся на фоне изображения нечто вроде тонкой чёрной паутинки с неровными то ли комками, то ли шариками в её "узлах". Он поспешил обратить на это внимание Виктора - и тот сразу вспомнил про проволочные "искалки", с помощью которых можно не только находить, но и открывать "червоточины". Дальнейшее было делом техники и умелых рук: из подходящих кусков медной проволоки Виктор воспроизвёл проявившуюся в голограмме конструкцию, приладил на нужные места бусины и приступил к испытаниями. К их удивлению кустарная приспособа сработала с первого раза: на месте голограммы с инопланетным пейзажем возник
клубок светящихся цветных лент, который Виктор после некоторого раздумья объявил входом в "червоточину" - правда, несколько другого типа, нежели те, через которые мы путешествовали из прошлого в будущее и обратно.
        Оставалось проверить эту гипотезу на практике. Виктор, надо отдать ему должное, не колебался. Поняв, что портал стабилен и закрываться не собирается, он извлёк из-за пояса "Скорпион", передёрнул затвор, и совсем, было собрался шагнуть в неведомое, когда события понеслись, по выражению отца, "стремительным домкратом".
        И как это он ухитряется в любой ситуации найти подходящую к случаю цитату - и сплошь и рядом, именно из Ильфа и Петрова?.."

* * *
        Франция,
        департамент Арьеж.
        Подземелья замка Монсегюр.
        - …и тут появился Стрейкер. - Бурхардт говорил сбивчиво, путая немецкие и русские слова. - Наверное, он прятался в крипте, и наблюдал за происходящим - мы не смотрели вокруг, слишком были увлечены. И когда бедняга Виктуар открыл портал и собрался шагнуть в него - не самое разумное решение, но мы были, как в тумане, - Стрейкер неожиданно возник у него за спиной. Он направил на Виктуара револьвер, заставил отдать оружие и хотел отнять приспособление с бусинами - но тут на лестнице, ведущей в крипту, раздались ваши шаги. Бельгиец спрятался за колоннами, пригрозив, что если Виктуар попробует вас предупредить, то получит первую пулю. Остальное вы знаете.
        - А вас он, выходит, не заметил? - спросил Семёнов.
        - Нет… наверное. - Бурхардт помотал головой. - То ли повезло, то ли он просто не обратил внимания на мою особу, полагая, что опасности я не представляю. Что ж, он прав - я даже стрелять толком не умею.
        - Что ж, господа, подведём итог…
        Яша попытался встать со стула, опираясь на импровизированный костыль, но не преуспел. В крипту он, несмотря на все старания, спуститься не смог - ограничился тем, что добрался до двора замка и теперь участвовал в обсуждении по горячим следам.
        - Подведём итог. - повторил он, тяжело опускаясь на место. - Мы с вами имеем, как говаривал дражайший барон Корф, бледный вид и макаронную походку. Виктор убит, Стрейкер сгинул неизвестно куда, захватив с собой члена группы "Зайн" мадемуазель Варвару Выбегову. Ещё один из наших людей ранен - тяжело, но к счастью, не смертельно. К тому же, напоследок мерзавец уничтожил планшет и чашу, а так же похитил приспособление, открывающее портал. Воспроизвести его, как я понимаю, шансов нет, поскольку чертёж упомянутого приспособления так же содержался в планшете - а значит, и об организации преследования речь пока не идёт. Я ничего не упустил?
        - Дубликаты планшета и чаши мы привезли из Конго. - напомнил Семёнов. - Сейчас они в Питере, в спецхране Д.О.П.а. Как только мы доставим статую туда - можно будет повторить эксперимент Виктора, и, возможно, тогда…
        - Господа, позвольте мне. - заговорил Бурхардт. - Видите ли, я принимал участие в изготовлении этого устройства. Должен сказать без хвастовства: у меня отличная зрительная память. Изучение латыни и прочих мёртвых языков развивают её, как ничто другое, так что я мог бы попробовать воспроизвести конструкцию. Для начала - на бумаге.
        - Спасибо, конечно, герр профессор, это очень ценно и мы обязательно этим воспользуемся. - вежливо отозвался Олег Иванович. - Только есть у меня подозрение, что малейшая неточность в ваших… хм… воспоминаниях отправит нас не просто нас на другой конец Вселенной, а в какую-нибудь чёрную дыру, если не куда похуже.
        - Черную дыру? - оживился Бурхардт. - Виктуар упоминал об этом явлении, весьма, весьма увлекательно… Если вас не затруднит, герр Семёнофф, нельзя ли поподробнее?
        Олег Иванович едва сдержал ругательство. Чистое, ничем не замутнённое научное любопытство в исполнении классического "чудака-профессора" из старых чёрно-белых фильмов - это конечно, трогательно и даже мило, но надо же и меру знать…
        - С вашего позволения, в другой раз. А сейчас я возражу вам, Яков Моисеевич. Да, облажались мы крепко, но есть и плюсы. Статуя тетрадигитуса у нас и, как я уже сказал, мы имеем все шансы воспроизвести портал, открытый Виктором. Для этого надо переправить нашу добычу в Россию - и сделать это, по возможности, быстро. Ни за что не поверю, что Уэскотт и его покровители из Британского Адмиралтейства и прочих серьёзных ведомств оставили Монсегюр без присмотра…
        - Насчёт этого мы Уэскотта ещё поспрошаем. - зловеще пообещал Яша. - Но я с вами согласен, Олег Иванович: надо скорее рвать отсюда когти. Ярослав, друг мой, попрошу вас немедленно заняться подготовкой к эвакуации. Вот печёнкой чую: стоит задержаться в замке или на ферме хотя бы до завтра - и, к гадалке не ходи, дождёмся неприятностей на свои… хм… афедроны.
        - Всё сделаю, Яков Моисеич. - кивнул молодой человек. - Только статую я бы предложил вывезти по воздуху, на "Тавриде" - и не с фермы, а прямо отсюда, из замка. Цесаревич сейчас заправится, дадим ему радио: пусть возвращается, заберёт груз, и полным ходом к точке рандеву со "Змеем Горынычем", а мы уж следом, по грешной земле. Так оно спокойнее будет. Кстати, и мадам Берту с собой прихватит, нечего ей перед каждым встречным жандармом светиться.
        - Согласен. - кивнул Яша. - А мы пока тут всё обыщем - и наверху, и внизу, в крипте. Любые бумаги, записи, всё, что попадётся. Электронные носители данных особенно - покойник Виктор был айтишником и мог оставить какую-нибудь ценную информацию, в том числе, и о готовящемся эксперименте. Доберёмся до Питера - пригодится.
        VIII
        Франция,
        Средиземное море,
        близ побережья Франции
        - Четверть румба право! Привестись в фордевинд! - скомандовал Никонов. Устаревший термин, более подходящий убеждённому марсофлоту, неуместно звучал на палубе "Змея Горыныча", напрочь лишённого всего, что связано с парусной оснасткой. Но - традиция есть традиция. Штурвальный закрутил высокое, в человеческий рост, сдвоенное колесо из янтарного, с бронзовыми накладками дерева. Корма корабля покатилась вправо, подставляясь лёгкому средиземноморскому бризу.
        - Ветер?
        - Четыре с половиной узла, точно в корму! - отозвался лейтенант-руководитель полётов. Он не сводил глаз со шкалы анемометра Фусса, весело жужжащего своими чашечками.
        - Дистанция до "Тавриды"?
        - Три кабельтовых и сокращается!
        Это уже матрос-сигнальщик. В руках у него целлулоидный угольник с нанесённой вертикальной шкалой - другое сугубо "воздухоплавательное" приспособление, "швартовочный дальномер", изобретённый самим Никоновым. Пользоваться им несложно: надо совместить верхнюю точку силуэта приближающегося воздушного корабля с соответствующей риской угольника, и тогда цифра возле нижней точки укажет дистанцию.
        - Машинному - убавить обороты! Держать три узла!
        Вахтенный офицер торопливо выдернул кожаную пробку из амбушюра переговорной трубы и отдал команду. Стрелка на жестяном секторе механического лага дрогнула и поползла к цифре "три". Никонов не сводил глаз с наползающего с кормы на высоте сорока футов дирижабля.
        - Сигнал на "Тавриду" - снизиться до тридцати!
        Вообще-то и дирижабль, и судно несут радиостанции, но во время деликатного процесса швартовки в море надёжнее пользоваться проверенными средствами. Руководитель полётов прокричал команду, сигнальщик на корме вскинул "флажки" и засемафорил воздушному кораблю. Несколько секунд ничего не происходило, потом летучая сигара неторопливо просела, спустившись примерно на треть набранной высоты. При этом нос оказался футов на семь выше горизонтальной причальной балки, закреплённой на грот-мачте.
        - Швартовой команде - готовность!
        Это был самый ответственный момент. "Таврида" заглушила двигатель и, подгоняемая ветром в корму, неторопливо нагоняла судно. Изготовившиеся на причальной балке матросы замерли - сейчас всё зависит от них. Когда носовая часть воздушного корабля нависнет над их головами, надо будет багром поймать гайдроп, специальный трос, закреплённый в передней части корпуса, и быстро его закрепить его на швартовочном тросе, идущем вниз, к лебёдке. Руководитель полётов, увидев это, даст команду увеличить обороты, и дирижабль послушно, словно собачонка на поводке, потянется на буксире за кораблём-маткой. Матросы швартовой команды, работающие на палубе, поймают гайдропы, закреплённые на гондоле и в кормовой части аппарата, притянут его к палубе и заведут в ангар.
        Процедура, не раз отработанная над водами Финского Залива, но всё равно каждый раз заставляющая всех участников покрываться холодным потом: воздухоплавание, тем более, морское - дело новое и способно в любой момент преподнести сюрприз. Увы, далеко не всегда - приятный.
        Дождавшись доклада, что всё в порядке и "Таврида" надёжно закреплена ангаре, Никонов распорядился, чтобы старший офицер лично - "только обязательно лично, Константин Игнатьич, груз у них непростой, если что, с нас с вами головы снимут…" - озаботился разгрузкой, и спустился по трапу в радиорубку. Предстояли два сеанса связи: с командиром крейсерского отряда на "Памяти Азова" и с Семёновым, чья группа, по прикидкам Никонова, уже должна была выйти к точке рандеву.

* * *
        Франция,
        Департамент Од. Грюиссан.
        - Спасения нет от руин… - пробурчал Иван. - Куда ни плюнь - всюду какие-то древние развалины.
        - А ты чего хотел? - удивился Олег Иванович. - Юг Франции, здесь каждый камень дышит историей ещё древнеримских времён. Вот, к примеру, Нарбонна - чуть ли не первая колония римлян в Галлии, второй век до нашей эры. Кто тут только не побывал: и сами римляне, и вестготы, и даже сарацины. А замок поставили здесь, на холме, в десятом веке, и с тех пор много раз перестраивали. К примеру, башню Барбароссы возвели в двенадцатом веке, а четыреста лет спустя кардинал Ришелье велел замок снести - он к тому времени уже потерял своё оборонительное значение. До наших времён сохранилась только башня, её развалины теперь главная местная достопримечательность.
        - А ты откуда всё так подробно знаешь? - удивился Иван. - Вот ни за что не поверю, что заранее, перед этой поездкой вы с Яшей зубрили историю каждого мелкого городишки на средиземноморском побережье!
        - А я тут был ещё тогда, в нашем времени. - ответил Семёнов. - Случилось как-то оказаться в Марселе - взял напрокат машину и проехался по прибрежному шоссе на запад до границы с Испанией. В Грюиссане же остановился на ночь, а с утра нанял местного гида и мы с ним долго лазали сначала по известняковым пещерам в окрестностях города, а потом и по этим развалинам. Кормили в здешнем отеле, кстати, отменно, а уж какие там были устрицы!.. Я, помнится, даже задержаться хотел на денёк, насладиться…
        Олег Иванович пускался в пространные и, в общем-то, никчёмные рассуждения об истории французского Юга в попытках хоть немного отвлечь сына от мрачных мыслей. Благо, обстановка способствовала: песчаные пляжи, мало уступающие знаменитому Лазурному Берегу (впрочем, здесь Французская Ривьера ещё не успела приобрести статус общеевропейской туристической Мекки), восхитительная майская погода, бездонное голубое небо и карминно-синее море, пасторальные картинки крошечного рыбацкого городка Грюиссан, где они условились дожидаться "Змея Горыныча". Три часа назад Никонов вышел на связь и сообщил, что идёт в точке рандеву полным ходом и до вечера будет на месте. А пока предстояло убивать свободное время - никто не заинтересовался их появлением в городке, а кухня в крошечной гостинице, где члены группы разместились, заняв все свободные номера, и вправду, была великолепна.
        Стараясь всячески увести мысли сына от трагического исчезновения Вареньки, Олег Иванович заглянул на местную почту и приобрёл все свежие газеты, которые только нашлись в этой забытой Богом средиземноморской дыре. Их оказалось всего три: вчерашний вечерний листок, выходящий в Нарбонне, марсельская "Le Petit Marseillais" трёхдневной давности, и неизвестно как оказавшаяся в гостинице апрельский номер "Иллюстрированного Лондонского еженедельника". Самые интересные сведения оказались, как ни странно, в нарбоннском листке: видимо, испытывая дефицит местных новостей, редакция поместила на первую полосу большую статью о европейской политике, изрядная часть которой была посвящена назревающему военному противостоянию Российской и Британской империй. В статье ссылались на телеграммах из Парижа, в которых сообщалось, что два дня назад английский посол в Санкт-Петербурге вручил русскому министру иностранных дел ноту. По сути, ультиматум с "неприемлемыми для чести Российской империи требованиями" - именно так выразился автор. И тут же упоминал о готовящейся к походу британской эскадре под флагом вице-адмирала
Джеффри Хорнби, которая больше месяца стоит в Портсмуте и только и ждёт, подобно взятому на сворку волкодаву, команды "Фас"!
        Далее следовали пространные рассуждения о составе Королевского Флота, о шансах русских в противостоянии с ним. Заканчивалась статья пространным панегириком бывшему морскому министру Третьей Республики адмиралу Теофилю Обу и прочим теоретикам "Молодой школы", Jeune Ecole, стараниями которых французский флот владеет самой передовой военно-морской теорией в мире, а вскорости пополнится новейшими боевыми кораблями, равным которым нет у флотов прочих морских держав.
        К удивлению Олега Ивановича, Иван статьёй заинтересовался. По дороге к холму, на котором высились руины башни Барбароссы, отец с сыном обсуждали смотр флота, на котором Ивану случилось присутствовать в начале миссии в Лондоне, вспомнили подслушанные рассуждения лорда Рэндольфа и первого лорда Адмиралтейства насчёт британского и французского флотов, поговорили о русских кораблях, которые им предстояло увидеть ещё до вечера. И совершенно не удивились, когда в кармане Семёнова зашипела портативная рация - воздухоплавательный крейсер "Змей Горыныч" сообщал, что ложиться в дрейф на траверзе Грюиссана и высылает за группой паровой катер. Олег Иванович извлёк из другого кармана складной двадцатикратный бинокль и они долго шарили по лазурной водной глади, пока не обнаружили торчащие вдали, из-за горизонта мачты.

* * *
        - …он обхватил Варю рукой и шагнул вместе с ней в «червоточину». Я хотел прыгнуть за ним, но портал уже стянулся в точку и схлопнулся. - закончил рассказ Иван. - Опоздал секунды на полторы, не больше… И вообще - кто пустил в подземелье девчонок?
        Олег Иванович слушал сына, не перебивая. Он мог, конечно, возразить, что Иван и не пытался последовать за Стрейкером - он, как и все остальные, впал от неожиданности в ступор и попросту не реагировал на происходящее.
        - Поди, не пусти членов боевых групп "Алеф и Зайн"! - ворчливо ответил он сыну. - Всё боеспособное начальство само полезло в подземелье, Яша со сломанной ногой был далеко. Что до оперативников - то они, во-первых, были заняты сбором убитых и организацией охраны, а во вторых настырные девицы и не подумали бы их слушаться…
        Они сидели в кают-компании. "Змея Горыныча", приняв пассажиров на борт, развернулся на зюйд-вест и дал полный ход. Где-то далеко за горизонтом его ожидали "Мономах" и "Рында", а в полутора милях мористее резал воду таранным форштевнем "Адмирал Корнилов", выделенный командиром отряда, капитаном первого ранга Дубасовым в сопровождение. Бронепалубный крейсер был построен по французскому проекту в Сен-Назере, в Бретани, и спущен на воду полтора года назад. После доделочных работ и ходовых испытаний осенью прошлого, 1888-го года "Корнилов" прибыл в Кронштадт. Там на него установили артиллерию - как раз вовремя, чтобы включить крейсер в отряд, отправляющийся на Средиземное море. Сейчас он шёл на почти предельных для своих механизмов семнадцати узлах, едва поспевая за "Змеем Горынычем" - бывший трансатлантик при необходимости мог, не слишком напрягаясь, выдать и девятнадцать.
        - Вообще-то нам уже случалось застревать в "червоточине". - заметил Ярослав. - И выбрались, как видите! Правда, Ромка… то есть поручик Смольский после того происшествия до сих пор в коме.
        Ярослав имел в виду путешествие через "червоточину", когда из-за ошибки с "искалкой" их занесло то ли в чужой мир, то ли на чужую планету - и там ввязались в перестрелку с её четырёхпалыми обитателями. Результатом как раз и стала загадочная кома, в которой и пребывал после попадания лилового луча Роман Смольский.[28 - Эти события описаны в шестой книге цикла, «Д.О.П. - Департамент особых Проектов»]
        - В таком случае, у меня для вас хорошие новости. - заговорил Никонов. - Перед самым нашим выходом из Кронштадта Ольга сообщила мне, что её брат вышел из комы и даже уже встаёт с постели. Доктор Каретников даёт благоприятный прогноз, но выписывать Романа из госпиталя пока отказывается. Хотя, думаю, к нашему возвращению он уже будет в порядке.
        Новость действительно была замечательная. Олег Иванович совсем, было, собрался расспросить кавторанга поподробнее, но тут на пороге кают-компании возник мичман-радист с бланком радиограммы. Никонов прочитал и кивком отпустил офицера.
        - С "Корнилова" радио - заговорил он. - Обнаружен британский крейсер "Орландо". Дистанция семь с четвертью миль, идёт нам на пересечку. Я дал команду изменить курс, чтобы попробовать от него оторваться - но у "Орландо" парадный ход восемнадцать с половиной узлов против шестнадцати с половиной у "Корнилова", так что он догонит нас ещё до встречи "Мономахом" и "Рындой". У лимонников в двух барбетах по 234-миллиметровому орудию Марк-три, а эти малышки посылают десятипудовые бронебойные и фугасные снаряды на девять миль. Так что, если господам просвещённым мореплавателям вдруг попадёт вожжа под хвост, нам придётся несладко.
        В кают-компании повисла тишина. Семёнов растерянно смотрел на спутников - хоть ему и случалось уже побывать в морском бою, но что делать теперь, он не представлял совершенно. Иван с Николкой наоборот подобрались и сидели прямые, словно проглотили по металлической линейке. Где-то там, на горизонте нарисовался враг, привычный, понятный - не то, что авантюрист Стрейкер или таинственные тетрадигитусы с их парализующими лучами.
        Никонов посмотрел на цесаревича. Георгий, как и гардемарины сидел, вытянувшийся в нитку - словно и не сидел он вовсе, а стоял на полуюте во время утреннего подъёма флага.
        - Вас, Георгий Александрович, прошу заняться подготовкой обоих аппаратов к вылету. Похоже, они нам скоро понадобятся.
        IX
        Средиземное море,
        Нейтральные воды,
        близ побережья Франции.
        - С "Корнилова" пишут: "С "Орландо" требуют остановиться и спустить флаг. Иначе грозят открыть огонь". - отрапортовал сигнальный кондуктор. Никонов поднял к глазам бинокль. Британского корабля не было видно - он прятался за пеленой дыма из труб идущего мателотом "Адмирала Корнилова", и на крейсере приходилось каждый раз репетовать полученные сообщения.
        - Однако же, господа… - Никонов удивлённо покачал головой. - Подобные требования уместны во время войны. Не на грани, ни в полушаге - нет, когда ноты уже вручены, орудия заряжены и в редакциях газет спешно верстают экстренные номера. Может, я что-то упустил?
        Олег Иванович пожал плечами. Что тут скажешь? Требования "просвещенных мореплавателей" не лезут ни в какие ворота. Иван и Николка, поднявшиеся вместе с ним по приглашению кавторанга на мостик, молчали. Не подобает гардемаринам открывать рот, пока командир корабля не высказал своё мнение. Тем более, когда эти самые гардемарины даже не числятся в списках экипажа…
        Над головами раздался электрический треск, запахло озоном. Олег Иванович вскинул голову - в проволоках корабельной антенны проскакивали бледно-лиловые искры.
        Издали, со стороны кормы докатился далёкий гром. Иван вздрогнул - ему уже приходилось слышать голос тяжёлых морских орудий - и не только на учениях…
        - С "Корнилова" пишут: "Орландо" дал предупредительный, - снова подал голос сигнальщик. - Под корму, недолёт пять!
        Иван переглянулся с другом. Отсюда всплеска от падения снаряда, конечно, не разглядеть, но и без того всё ясно. "Недолёт три" - это значит, что главный калибр британского крейсера не добросил снаряд на три кабельтова до русского крейсера, причём взял точный прицел по горизонту. Для первого выстрела, к тому же, на такой дистанции - очень недурной результат. Сейчас канониры подкрутят свои штурвальчики, и следующий снаряд вполне может лечь уже близким накрытием.
        Выходит, англичанам мало грозных предупреждений, и они решились открыть огонь? Конечно, нечто подобное уже случалось - в прошлом году, в тёплых водах Гвинейского залива, когда русский клипер "Разбойник" и канонерка "Кореец" вступили в бой с британским "Комюсом". Но то на краю земли, у диких африканских берегов, а не в паре миль от территориальных вод Франции! Вон сколько парусов и дымков пароходов на лазурной глади Средиземного моря - к вечеру о перестрелке прознают газетчики, и разразится международный скандал.
        "…англичанам на это, похоже, плевать. Значит - война?.."
        Господин каперанг, Сергей Александрович! Срочно, из Адмиралтейства! Я передал подтверждение приёма, согласно инструкции…
        На мостик торопливо карабкался мичман-радист. Лицо напряжённое, тревожное, в руке - листок бумаги, исписанный торопливым почерком.
        Никонов взял бумажку, прочёл - Иван увидел, как исказилось его лицо.
        - Ну вот, судари мои, дождались у моря погоды! - пальцы командира "Змея Горыныча" нервно комкали бланк радиограммы. - Господа из-под шпица официально уведомляют нас, что с сегодняшнего утра Российская Империя и Великобритания официально находятся в состоянии войны. Любые корабли и суда, следующими под британскими торговыми или военными флагами рассматриваются, как законные объекты для нападения. В связи с этим…
        Ещё один пушечный гром долетел со стороны кормы. Никонов прервал фразу на полуслове и вскинул бинокль.
        - С "Корнилова" пишут: "Орландо" ведёт огонь по крейсеру! - снова закричал сигнальщик. - Спрашивают - можно ли отвечать?
        - Пиши: "отвечать на огонь". - коротко бросил Никонов и повернулся к старшему офицеру. - Константин Игнатьич, боевая тревога! Мы принимаем бой.
        Иван при этих словах подался вперёд; пальцы Николки вцепились в рукав товарища, костяшки побелели. А корабельный горн уже выводил тревожную трель, и ему вторили серебряные боцманские дудки и колокола громкого боя:
        "Наступил нынче час,
        Когда каждый из нас
        Должен честно свой выполнить долг…
        Долг!
        До-олг!
        До-о-олг!"
        Набежавшие номера срывали парусиновые чехлы с оружий, вытаскивали деревянные обшитые кожей, пробки со стволов, расшпиливали укрытые от сырости кранцы первых выстрелов. Дрогнули, поползли по горизонту, выискивая невидимую цель шестидюймовки; с лязгом встали на место жестяные обоймы к револьверным Точкисам" - в них тускло блестели медные гильзы сорокасемимиллиметровых унитаров. По кораблю прокатилась волна лязга и скрежета: задраивали люки и крышки иллюминаторов. «Змей Горыныч» на глазах обретал строгий, торжественный предбоевой порядок, и только двум гардемаринам не нашлось в нём подобающего места.
        - Господин капитан второго ранга! - Иван высвободил рукав из пальцев приятеля и встал смирно; Николка после крошечной, не больше секунды заминки, последовал его примеру. Оба юноши мучительно переживали тот обидный факт, что в этом царстве военного металла и неумолимой флотской целесообразности они одни облачены в жалкие гражданские обноски. Олег Иванович и прочие пассажиры не в счёт - они штатские и происходящее на корабле касательства до них не имеет…
        - Господин капитан второго ранга! - повторил Иван. Голос его звенел от напряжения. - Прошу вас указать нам с гардемарином Овчинниковым места, где мы могли бы принести посильную пользу. Желаем принять участие в бою - присягу мы принимали, имеем необходимую подготовку и даже некоторый боевой опыт.
        Ели у Никонова и мелькнула мысль отправить забывших о дисциплине юнцов в низы корабля, дожидаться вместе с прочими пассажирами исхода боя - то он быстро её подавил.
        - Вы, молодые люди, кажется, дружите с передовой техникой? - спросил он. - Я имею в виду ту, что хм… опережает время.
        Иван и Николка одновременно кивнули. Вопрос понятен: "Змей Горыныч", как ни один корабль Российского Императорского флота, напичкан техническими новинками - в том числе и созданными с помощью гостей из будущего.
        - Дело в том, что наш радист, мичман Солоухин, ещё не вполне освоился с оборудованием - радиостанция у него на этой неделе трижды барахлила, а именно сейчас надёжная связь для нас жизненно необходима. Не мог бы один из вас…
        - Я готов, господин каперанг! - вскинулся Николка. - Судовые рации знаю хорошо и даже принимал участие в их разработке в спецлаборатории Д.О.П. а!
        - Вот и славно. - кивнул Никонов. - С вами, стало быть, определились. Теперь вы, гардемарин…
        - Позвольте отправиться в распоряжение мичмана Романова! - торопливо заговорил Иван. - С воздухоплавательным оборудованием знаком, Жора., мичман Романов сам мне всё показывал. Даже поднимался с ним раза два и управлял аппаратом!
        Так оно и было: одну из редких увольнительных, полученных во время обучения на Елагиных курсах, Иван потратил на визит на Охтинскую воздухоплавательную верфь, где цесаревич, только-только получивший мичманские погоны, устроил для приятеля экскурсию с воздушной прогулкой до Кронштадта и обратно.
        - Что ж, не возражаю. - кивнул Никонов. - Георгий Александрович сейчас в экстренном порядке поднимает оба аппарата, грамотный помощник ему не помещает. Идите. Только сперва…
        Он с лёгкой брезгливостью оглядел одежду двоих друзей.
        - Ступайте к баталёру, скажите, чтобы выдал вам матросские робы и рабочие штаны с башмаками и бескозырками. Нормально обмундируетесь позже, а сейчас - право слово, смотреть противно!

* * *
        Из дневника гардемарина Ивана Семёнова.
        "..Руководитель полётов взмахнул флажками, матрос у борта отрепетил сигнал. "Движок на реверс!" - крикнул Георгий, перекрывая мотоциклетный треск. Сильный толчок, арборитовая гондола мелко завибрировала, причальная мачта неторопливо поплыла вперёд. Я обернулся - за кормой шевельнулся перепончатый плавник руля направления, округлый нос корабля покатился вправо. Цесаревич перекинул рычаг реверса, и теперь все сорок лошадиных сил, заключённых в моторе, толкали нас вперёд. Ещё несколько секунд - и дирижабль, выписав на высоте ста футов змейку, встал в параллель со "Змеем Горынычем". Цесаревич прибавил оборотов, и судно поплыло назад. Я помахал рукой матросам, размахивающим своими бескозырками с полубака, и через Жорино плечо бросил взгляд на приборную доску. Скорость - двадцать два узла, высота… обороты… температура масла… порядок!
        Явившись в ангар, я первым делом разыскал Георгия и категорически потребовал включить меня в экипаж "Тавриды". Аргументы у меня были, и железобетонные: опыт полётов, пусть и небольшой, и навык в использовании портативного радиопередатчика. На дирижабле была установлена рация, "местного" производства, на ней работал штурман - но для верности Георгий прихватил и более продвинутый гаджет. К тому же я неплохо умею стрелять из пулемёта, с чем у штурмана, мичмана по его собственному признанию, сложности. Хотя я этого, честно говоря, не заметил - во время штурма Монсегюра штурман справился с задачей огневой поддержки на пять баллов.
        Цесаревич согласился сразу. Веса во мне неполных шестьдесят кило плюс пулемёт; топлива мы взяли на борт половину от обычного запаса, и даже с учётом трёх "ФАБ-50" (ещё одно местное изделие, унаследовавшее название из других времён) подвешенных на бомбодержателях под арборитовым, усиленным продольными стальными полосами, днищем гондолы, корабль всё равно шёл с заметным недогрузом. Мичман Кухарев, штурман Георгия, так же не отличался медвежьими габаритами, так что я с чистой совестью закинул в кокпит три дополнительные коробки с пулемётными лентами. Георгий, увидев это, одобрительно хмыкнул. Похоже, и четверти часа не пройдёт, как мы получим случай расстрелять всё до последнего патрона.
        Я сидел за спиной Георгия. Пулемёт был пристроен на особом кронштейне с зажимом - по одному такому стояло на каждом борту, чтобы можно было вести огонь в обе стороны. Ещё один "ТПУ" стоял на носовой турели, у штурмана. Но сейчас мичману было не до пулемёта - он скрючился в три погибели, колдуя с верньерами бортовой радиостанции. Я потянул из нагрудного кармана лётного комбинезона (спасибо Георгию, позаботился о друге!) рацию, но штурман уже обернулся к цесаревичу и торопливо говорил что-то, неслышное за треском мотора.
        Я перегнулся через борт и навёл бинокль на английский крейсер. С высоты полторы тысячи футов было заметно, что "Орландо" уверенно нагоняет наш ордер. Баковое орудие с регулярностью примерно один выстрел в минуту выбрасывает столбы кордитного дыма в сторону "Корнилова". Звуки выстрелов не слышны, а вот всплески от падений снарядов различаются превосходно. Пока они ложатся с приличным разбросом - дистанция больше четырёх миль, а "Корнилов" время от времени выписывает коордонаты, сбивая вражеским канонирам прицел. Но скоро дистанция сократится, англичане пристреляются - и тогда крейсеру защищённому лишь двухдюймовой броневой палубой, придётся туго.
        Я перевёл бинокль на "Горыныча". Корабль резко прибавил ход, о чём свидетельствовал выросший чуть ли не вдвое бурун у форштевня, и теперь уходит вперёд. Но скоро ему придётся сбросить обороты, чтобы выпустить "Новороссию", которая сейчас готовится к вылету в ангаре. А дальше у Никонова будут варианты: занять место в ордере вместе с "Корниловым", или, пользуясь лишним узлом скорости, попробовать поставить британский крейсер в два огня. Конечно, "Орландо" защищён весьма солидно для своего класса: компаундная десятидюймовая броня на броневом поясе, почти вдвое больше на траверзах, броневая палуба до двух дюймов, - но бронебойные шестидюймовые снаряды русского главного калибра способны и ему доставить кучу проблем.
        Георгий выслушал Кухарева, кивнул и обернулся ко мне.
        - С "Горыныча" заметили дымы на зюйд-весте. Никонов считает, это подходит Дубасов со своими крейсерами. Связи у них нет, какие то помехи, пёс их знает… Просит слетать, проверить - если это действительно наши, то вместе с "Корниловым" они раскатают просвещённых мореплавателей, как Бог черепаху!
        Проверка не затянулась. Георгий поставил рули высоты на всплытие, и «Таврида» послушно, хотя и неторопливо пошла вверх. С высоты в четыре тысячи футов я отчётливо различал в бинокль знакомые силуэты: головным в ордере «Владимир Мономах», следом режет волну элегантная, словно чайный клипер, «Рында». Но в отличие от «инцидента» в Гвинейском заливе, сейчас у нас не имелось туза в рукаве в виде всевидящей «Фуруны»; оценить скорость крейсеров я не мог даже приблизительно, и лишь густой дым, валящий из труб «Рынды» подсказывал, что корвет развивает четырнадцать узлов, на пределе возможностей своих машин с их неполными тремя тысячами индикаторных сил. Не слишком впечатляюще для корабля, спущенного на воду всего четыре года назад, особенно на фоне «Орландо», который, будучи младше всего на полтора года, выдаёт парадные восемнадцать с половиной узлов. Но, что маемо, то маемо, как говорят в Малороссии, которую мои современники по странному капризу называют Украиной…
        Но скорость британской посудине уже не поможет. Ещё немного - и "Орладно" окажется зажат между нашими крейсерами, как котлета между половинками булочек гамбургера - и тогда уже не вырваться, несмотря на преимущество в скорости.
        Пока штурман отстукивал ключом эту обнадёживающую новость, пока принимал подтверждение с "Горыныча", я принялся оглядывать горизонт. И - обнаружил далеко за кормой русских крейсеров ещё два дымных шлейфа. Самих кораблей видно не было, но, судя по густоте и размерам, это были военные корабли, идущие полным ходом. О своём открытии я незамедлительно сообщил Георгию; тот поднял к глазам бинокль, задумался примерно на полминуты - после чего скомандовал поворот. "Надо проверить, кто там увязался за Дубасовым. - сказал он, и приказал Кухареву срочно отбить депешу на флагман и на "Горыныч". После этого я связался по карманной рации с "Новороссией" - она ползла на трёх тысячах футов на траверзе "Орландо", и с крейсера вяло постреливали в её сторону. Никакой угрозы этот зенитный огонь не представлял - револьверные пушки, имеющиеся у англичан, не имели достаточных углов возвышения, а что касается винтовок, то на такой дистанции о них можно не беспокоиться.
        Я передал распоряжение Георгия: "корректировать стрельбу с "Корнилова" и "Горыныча". Оба наших корабля уже описали широкую дугу и двигались навстречу "Орландо". Вот на головном "Корнилове" неслышно бабахнула баковая шестидюймовка, и снаряд поднял белопенный столб примерно в двух кабельтовых на скуле британского крейсера. Я представил, как штурман в гондоле "Новороссии" сейчас торопливо прикидывает дистанцию недолёта, отклонение по горизонту, оценивает, хотя бы приблизительно, скорость британца - и отстукивает эти бесценные сведения на "Горыныч". Что ж, господа лимонники, приготовьтесь испробовать на себе кое-какие наши новинки в плане морской тактики. Надеюсь, вам понравится.
        …сюрприз получился, да ещё какой! С зюйд-веста, следом за крейсерами Дубасова подходили сразу две посудины Роял Нэви. Головным - старый броненосец "Инфлексибл" (старый-то он, может и старый, но броня солидная, не говоря уже о чудовищных башенных шестнадцатидюймовках). Второе судно я поначалу принял за нашего старого знакомца, "Комюс" или один из его систершипов - "Клеопатру" или "Кэрифорт" которые, если верить английской прессе и сводкам нашего военно-морского атташе в Лондоне, тоже несли службу на Мальте, в составе Средиземноморской эскадры вице-адмирала Хоскинса. Но когда "Таврида" приблизилась к британскому ордеру, и я смог хорошенько его разглядеть оба корабля, то понял, что ошибся. В кильватере "Инфлексибла" шёл прямой потомок "Комюса", бронепалубный "Амфион", вступивший в строй всего два года назад, и во всём превосходящий своего предшественника.
        Георгий, оценив ситуацию, совсем не по аристократически выматерился. Место скромного гамбургера занял куда более солидный "Биг Мак" с разрезанной натрое булочкой и двумя котлетами, в роли которых выступали сейчас крейсера Дубасова - это не считая прочей начинки в виде двух дирижаблей. Ловушка захлопнулась, и теперь у русского отряда единственный выход: принимать бой с сильнейшим противником.
        Но это не страшно. Нам, первым военным воздухоплавателям Флота Российского есть, что добавить в этот расклад…"
        X
        Из судового журнала
        воздухоплавательного крейсера «Змей Горыныч».
        Напечатано в журнале «Морской вестник»
        от… ноября 1890 года.
        
        Выпустили «Новороссию». «Таврида» докладывает об обнаружении в 18 милях на Зюйд-Весте британского отряда в составе броненосца «Инфлексибл» и крейсера 2-го класса «Амфион».
        
        «Змей Горыныч» повернул на 7 румбов к Зюйду и занял положение в 9-ти кабельтовых на левом крамболе «Адмирала Корнилова».
        «Орландо» ведёт огонь по «Корнилову» орудиями главного калибра. Наш крейсер отвечает из шестидюймовых орудий левого борта. Попаданий не отмечено, снаряды ложатся близкими накрытиями.
        
        Радио на «Новороссию»: корректировать стрельбу «Корнилова». «Змей Горыныч» развил 18,5 узлов и занял место в голове ордера.
        
        «Змей Горыныч» открыл огонь плутонгом левого борта по «Орландо».
        
        Радио на «Тавриду»: возвращаться и атаковать «Орландо» бомбами.
        Дистанция до крейсеров кап.1 ранга Дубасова около 12 миль, идут четырнадцатиузловым ходом.
        
        Попадание с «Корнилова» в «Орландо». Сбита вторая труба. Британский крейсер не сбавил ход.
        
        Два подряд попадания по «Орландо» со «Змея Горыныча». На полубаке крейсера пожар. «Новороссия» снизилась до 800 футов и пулемётным огнём препятствует работе аварийных партий.
        
        «Корнилов» выполнил поворот на 2 румба к Зюйду, имея задачей сбить прицел британским канонирам.
        
        Попадание в ангар на «Змее Горыныче». Бронебойный снаряд кал. 234 мм. попал в полотняный тент, проделал отверстия в свесах и прошёл насквозь, не взорвавшись. Других повреждений нет.
        
        «Новороссия» сбросила 3 бомбы по «Орландо». Попаданий нет, близким разрывом возле левой скулы сорван со стопоров и вброшен в воду якорь. Якорная цепь разматывается на ходу крейсера, скорость упала до 14 узлов.
        
        «Таврида» сбросила 1 бомбу по «Орландо». Попадание между дымовыми трубами. Скорость упала до 9 узлов.
        
        «Таврида» снизилась до 600 футов и расстреливает из пулемётов орудийные барбеты «Орландо». Крейсер прекратил огонь и продолжает двигаться на Зюйд-Вест на скорости в 8 узлов. Сильный пожар на полуюте,
        
        Три попадания снарядов б дюймов в «Орландо». Пожар усилился. Дым из сбитых труб сносит на правый борт.
        
        Радио с «Мономаха»: "Английский отряд догнал наши крейсера. Идущий головным «Инфлексибл» открыл огонь по «Рынде».
        
        «Адмирал Корнилов» вышел из ордера и сближается с «Орландо» на 16-ти узлах. Сыграли минную атаку.
        
        «Змей Горыныч» прекратил огонь.
        «Корнилов» выпустил с дистанции 6 кабельтовых 2 самодвижущиеся мины по «Орландо» из подводных аппаратов правого борта. Попаданий нет, одна мина затонула, не дойдя до цели, вторая прошла под кормой.
        
        «Корнилов» выпустил с дистанции 4 кабельтовых 1 самодвижущуюся мину Уайтхеда по «Орландо» из подводного аппарата правого борта. Взрыв в районе мидель-шпангоута. Британский крейсер сбросил ход до 3 узлов и ложится на левый борт.
        
        Радио с «Мономаха»: "Дистанция до «Змея Горыныча» 8 миль. Англичане заняли позицию на правой раковине нашего отряда и ведут огонь по «Рынде». Корвет горит, сбиты грот - и фок мачты. «Рында» отвечает на огонь. Зафиксированы два попадания в головной «Инфлексибл», видимых повреждений нет.
        
        "Отдан приказ поворачивать на помощь «Мономаху» и «Рынде». Радио на «Тавриду» - идти к крейсерам Дубасова и обеспечивать корректировку огня.
        
        Радио с «Мономаха»: «Рында» горит от носа до кормы. Скорость упала до 6 узлов. На огонь противника отвечает единственная пушка кормового плутонга.
        
        Радио с «Мономаха»: Два попадания с «Инфлексибла» по «Мономаху». Один снаряд пробил небронированную носовую оконечность, разрушил подшкиперскую и не взорвался. Второй уничтожил спонсон восьмидюймового орудия, разрушил офицерские каюты. Крейсер держит ход 15 узлов.
        
        Радио с «Владимира Мономаха»: «Связи с „Рындой“ нет. Корвет медленно погружается, имея крен на левый борт, с поднятым кормовым Андреевским флагом и развёрнутым гюйсом. На фок-мачте виден флажный сигнал „Погибаю, но не сдаюсь!“…»

* * *
        Из дневника гардемарина Ивана Семёнова.
        "…Поворачиваем на зюйд! - крикнул Георгий. - Идём к крейсерам Бутакова. Как у тебя с патронами?.."
        С патронами у меня было неважно. Хреново, прямо скажем, было у меня с патронами: последний короб я пристегнул к пулемёту и успел дать пару коротких очередей, целя по расчётам "Гатлингов" на боевых марсах "Орландо". Это были единственные, кто хоть как-то пытался нам отвечать, поскольку у митральез, установленных на палубе и надстройках, попросту не хватало углов возвышения, чтобы стрелять по воздушным целям. Но теперь прекратился и этот жиденький "зенитный огонь" - после торпедной атаки "Корнилова" крейсер медленно валился на борт, на палубах было черно от мечущихся в панике людей, и стрелять по ним не поднималась рука - не говоря уж о бессмысленной трате боеприпасов. Мичман Кухарев в азарте выстрелил всё, "до железки", как говорили в известном фильме - так что единственный начатый короб и представлял сейчас весь наш боезапас. Это если не считать пары "полусоток" висящих на бомбодержателях. Кстати, когда вернёмся, надо будет поздравить мичмана и цесаревича: как-никак, первый в мировой истории случай успешного бомбометания по подвижной и маневрирующей морской цели. В нашей истории, если мне память
не изменяет, это случилось на четверть века позже, во время балканской войны, когда болгарские пилоты сбросили бомбы на турецкий военный корабль.[29 - 6 января 1913 поручик П. Попкрыстев и итальянец Дж. Сабели над Мраморным, морем атаковали с воздуха броненосец «Хайреддин Барбароса».]
        Пока я предавался военно-историческим размышлениям, "Таврида" описала дугу над гибнущей посудиной её Величества и с набором высоты пошла на юг. Счётчик воздушного лага указывал сорок один узел - с учётом попутного ветра мы должны оказаться над крейсерами Дубасова меньше, чем через десять минут. Я уже ясно видел чёрные коробки боевых кораблей, от которых по ветру стелились длинные чёрные хвосты. Идущая мателотом за "Мономахом" "Рында" дымила особенно сильно - к угольной копоти из труб прибавлялся дым разгорающегося по полуюте пожара. Из трёх мачт уцелела только одна, фок-мачта, на которой яростно трепетала цепочка флажного сигнала. Лазурно-голубая поверхность моря вокруг корабля испятнали белопенные круги от снарядных всплесков - "Инфлексибл" и "Амфион", пользуясь преимуществом в скорости, брали хвост русского ордера в циркуляцию и, словно на стрельбище, расстреливали несчастный корвет. "Рында" огрызалась - столбы плотного кордитного дыма регулярно вылетали в сторону англичан, и тогда уже рядом с ними вырастали высоченные фонтаны. "Мономах" добавлял к этому снаряды своей единственной уцелевшей
восьмидюймовки правого борта, и я заорал от радости, увидав грязное облачко разрыва на полуюте "Инфлексибла".
        "Снижаемся! - крикнул цесаревич. - Приготовиться к бомбометанию!" Я воткнул приклад ТПК в плечо и поймал в прорезь прицела мостик, на котором суетились сигнальщики. Пришла и наша очередь добавить в происходящее свои пять копеек.
        Кухарев всё же молодчина! С первого захода положить одну из двух бомб - и не куда-нибудь, а на крышу башни главного калибра "Инфлексибла"! Если я что-нибудь понимаю в колбасных обрезках - мичману за это должен очиститься никак не меньше, чем "Владимир" с мечами, и уж цесаревич за этим проследит. Два результативных бомбовых попадания по вражеским кораблям за один боевой вылет - подобным достижением и во время Второй Мировой мало какой пилот мог похвастать…
        Сравнительно маломощная бомба не смогла пробить шестнадцать дюймов железной брони на толстенной тиковой подкладке, защищавшие башню. Но когда "Таврида" пошла на новый заход (на этот раз бомба разорвалась у левого борта, взметнув столб пены и воды выше боевых марсов), я обратил внимание, что орудия пострадавшей башни смотрят совсем не в сторону русского ордера. Заклинило? Если да - то огневая мощь броненосца сразу упала вдвое.
        Со стороны берега уже подходили "Горыныч" с "Корниловым", и я, оставив бесполезный уже пулемёт, взялся за переговорник. Кухарев уже стучал ключом в носу гондолы, корректируя стрельбу "Мономаха", так что я связался с "Горынычем". Ответил мне Никол; я скомандовал ему бросать всё и бежать на мостик, к артиллерийскому офицеру. На такой дистанции не составляло труда отличить всплески от шестидюймовых снарядов "Горыныча" от тех, что поднимали "мономаховские" восемь дюймов. Результат не замедлил сказаться: после трёх пристрелочных выстрелов снаряд лёг близким накрытием, и канониры крейсера перешли на поражение. За пять минут в "Инфлексибл" один за другим угодили три снаряда - умница Никонов приказал стрелять фугасными бомбами, рассчитывая вызвать разрушения и пожар надстроек, которых на британской посудине было предостаточно. И не ошибся - вскоре за "Инфлексиблом" потянулся густой шлейф бурого дыма, и я увидел, как прикрываясь этой дымовой завесой, к броненосцу с левого борта подкрадывается "Корнилов". Англичане, конечно, тоже его видели, но сделать ничего не могли, так как орудия повреждённой башни
смотрели в сторону носа. На "Корнилове это понимали и держались вне зоны их обстрела, а от "Амфиона" крейсер прикрывала приземистая махина самого броненосца и густой шлейф дыма. Что до митральез - тех, у которых после моих очередей ещё остались живые канониры - то они не могли нанести бронепалубному крейсеру сколько-нибудь существенного ущерба. Я с замиранием сердца следил, как "Корнилов" накатывается на броненосец - вот до него десять кабельтовых, вот уже восемь, семь… Когда дистанция сократилась до пяти, к "Инфлексиблу" одна за другой потянулись от борта крейсера две пенящиеся полосы - "Корнилов" выпустил самодвижущиеся мины Уайтхеда.
        На этот раз удача изменила русским минёрам: обе начинённые пироксилином сигары прошли мимо - одна под самой кормой, другая в четверти кабельтова позади. "Корнилов" в упор выпалил по "Инфлексиблу" из трёх шестидюймовок - снова разрывы, снова разлетающиеся обломки надстроек и пожар - и тут я не поверил своим глазам, увидев, как крейсер меняет курс, поворачивая на пересечку курса. Я сорвал с головы шлем и замахал им, вопя так, что едва не заглушил стрекот движка - потому что понял, что сейчас произойдёт…
        Средиземное море. Нейтральные воды, близ побережья Франции. С мостика не было видно то, что происходит с «Корниловым». Массивный, похожий на утюг, корпус броненосца закрывал русский крейсер, и только три высокие мачты позволяли угадать, что он подошёл к «Инфлексиблу» на расстояние пистолетного выстрела. А то и того ближе.
        - "Таврида" передаёт, - отрапортовал Николка, - "Корнилов" таранил британца. Удар пришёлся в носовую оконечность, корабли стоят, сцепившись и без хода. С палубы крейсера частая стрельба из револьверных пушек и стрелкового оружия!
        Он стоял рядом с Семёновым, сжимая в руке рацию-переговорник - от неё к уху шёл тонкий чёрный проводок гарнитуры. Мичман-радист, перестукивающийся морзянкой с "Мономахом", отправил Николку к командиру, на мостик - "будете обеспечивать связь с нашими воздухоплавателями, у вас это ловчее выходит…"
        - Таранил? - брови Никонова удивлённо взлетели вверх, офицеры на мостике возбуждённо загомонили. - Молодчина Евгений Иванович - оконечности у "Инфлексибла" безбронные, а шпирон у крейсера здоровенный, французская постройка… Должно быть, знатную дыру проделал!
        Семёнов вскинул к глазам бинокль, силясь разглядеть, что происходит сейчас с "Корниловым". Таранный удар по броненосцу Роял Нэви - дело небывалое. До сих пор чем-то подобным могли похвастаться разве что австрийцы, чей флагман "Фердинанд Макс" утопил ударом шпирона итальянский "Ре д’Италия", американцы, часто пускавшие в дело тараны в схватках речных броненосцев в ходе войны Севера и Юга, да чилийские и перуанские моряки, прибегавшие к этому архаичному приёму во время своей "войны за гуано". И вот только что к списку этих отчаянных сорвиголов прибавилась команда русского крейсера, во главе с капитаном первого ранга Евгением Ивановичем Алексеевым. Командир "Адмирала Корнилова" (по слухам, внебрачный сын Александра Второго) опытный моряк, не раз ходивший в "русские кругосветки", был за свою долгую службу пожалован многими иностранными орденами - турецким, греческим, французским "Почётным легионом" - не считая российских "Анны", "Владимира" и "Станислава". Лихая минная атака, отправившая на дно броненосный "Орландо", а теперь ещё и таранный удар, взломавший подводный борт "Инфлексибла" позволяли
лихому моряку рассчитывать никак не меньше, чем на Святого Георгия третьей, а то и второй степени.
        Задробить стрельбу! - скомандовал Никонов. - Идём к "Инфлексиблу". Отсемафорьте Дубасову на "Мономах", пусть отгонят прочь "Амфион". Константин Игнатьич, - он повернулся к ожидающему старшему офицеру, - прикажите раздать палубной команде револьверы, карабины и палаши, и высвистать прислугу к "Гочкисам". И… - он запнулся на крошечное мгновение, - прошу вас лично возглавить абордажную партию! Будем брать британца на шпагу!
        XI
        Из дневника гардемарина Ивана Семёнова.
        "… - Майна помалу! - гаркнул боцман, распоряжающийся швартовой командой. Лебёдка затарахтела, тросы натянулись и поволокли "Тавриду к разверстой пасти ангара. Там усталый воздушный корабль зачалят, стравят водорода из газовых емкостей, вытесняя его обычным воздухом (не дело иметь на борту зажигательную бомбу, готовую полыхнуть от малейшей искры!) и заведут вглубь, освободив место для "Новороссии", которая висит сейчас в двух кабельтовых за кормой, ожидая своей очереди.
        Я спустился по подставленной к гондоле стремянке. Матрос, круглолицый здоровенный малый, весь в веснушках, с белёсыми, коровьими ресницами, подал мне руку, помогая сойти на палубную твердь. Ноги не держали после двух с половиной часов неподвижного сидения в кокпите. Правда, собственно бой длился не дольше сорока минут, а остальное время оба аппарата висели в отдалении от "Горыныча", ожидая сигнала на швартовку.
        Я, с трудом волоча ноги, выбрался из ангара и кое-как вскарабкался на мостик. Корабль покачивался на средиземноморской волне примерно в полукабельтове от "Инфлексибла", и всё, что творится на английской палубе, было видно без всякой оптики. Броненосец медленно садится носом в воду. Полуют охвачен огнём, густой дым стелется по лазурной глади, но пожар никто не тушит - зачем? Корабль и так обречён, команда трюмных машинистов с "Корнилова" только что отдраила кингстоны, готовя посудину её Величества к встрече со средиземноморской местной морской живностью. Палубы и надстройки завалены мёртвыми телами - канониры "Горыныча" при сближении окатили "Инфлексибл" из своих "Гочкисов", а потом резервный пулемёт прошёлся по палубе свинцовой метлой, расчищая дорогу абордажной партии.
        Броненосец захватили сравнительно легко, но без потерь всё же не обошлось - погиб старший офицер "Горыныча", возглавивший абордажную партию с револьвером в одной руке и абордажным палашом - в другой. Первым прыгнул на палубу вражеского корабля и первым словил пулю в сердце. Сейчас он вместе с тремя другими погибшими лежит в корабельной церкви, прикрытый полотнищем Андреевского флага. Покойтесь с миром, воины…
        В остальном "Горыныч" практически не пострадал. Пятеро легко раненых во время абордажа да дырки в парусиновых стенках ангара, куда угодил снаряд с "Орландо" - вот, собственно, и всё. Главный калибр британца мог бы наделать куда больше бед, но такого шанса им не дали - пока "Новороссия" корректировала стрельбу "Корнилова" и "Горыныча", мы с Кухаревым несколькими очередями очистили от орудийной прислуги барбеты, после чего положили тех, кто выскочил на палубу, чтобы заменить погибших. Ответной стрельбой из винтовок англичане проделали в арборите гондолы целых три дырки, но это был единственный их успех в первой в истории войн попытке отражения воздушного налёта.
        Теперь уцелевшие лайми кукуют под охраной в трюме (на бывшем трансатлантике полно свободного места, так что пленных было решено разместить у нас), а корабельный врач торопливо обрабатывает раненых. Я же стою на мостике и провожаю взглядом медленно оседающий в воду броненосец - несомненное свидетельство нашей победы, за которую пришлось заплатить немалую цену. На "Мономахе" полтора десятка убитых и не меньше тридцати раненых; на месте гибели "Рынды" из воды подняли меньше ста человек из четырёхсот. В списках погибших значатся командир корвета, капитан 1-го ранга Ф. К. Авелан, а так же мичман Александр Романов, четвёртый сын великого князя Михаила Николаевича и Ольги Фёдоровны, внук Николая I. В нашей истории Великий князь Александр Михайлович совершил на "Рынде" кругосветное путешествие, побывал в Сиднее по случаю празднования 100-летия британской колонии в Австралии - после чего с чистой совестью занялся прочими своими великокняжескими делами. Здесь же события развивались иначе: вдохновлённый примером Георгия (между прочим, тот младше по возрасту), Великий князь попросил оставить его служить на
корвете, принял участие в средиземноморском походе отряда Дубасова - и вот, стал первым, уж не знаю, за сколько лет, членом венценосной семьи, погибшим в бою. Что ж, у цесаревича, как и у всех его многочисленных родственников (не считая столичного придворного общества и высшего света) появился повод для траура, а счёт к Британии в этой едва успевшей начаться войне уже вырос на целого представителя правящего дома.
        Я слишком циничен? Зря, наверное - ведь я совершенно не знал погибшего. Возможно, тот был славным малым, ничем не уступающим тому же Георгию - одно то, что Великий князь, если верить выжившим с "Рынды", отказался уходить с гибнущего корвета и до последнего руководил погрузкой раненых в шлюпки, говорит в его пользу. Тела не нашли, так что не лежать Александру Михайловичу рядом с длинной чередой предков, в фамильном склепе Романовых. Но ничего - в море хватит места для всех, и для Великих князей и для простых матросов, и для тех, кто сложил головы под "Юнион Джеком" и для тех, кто погиб под сенью Андреевского флага. Как там у любимого поэта отца?
        "…Наше море кормили мы тысячи лет
        И поныне кормим собой,
        Хоть любая волна давно солона
        И солон морской прибой:
        Кровь англичан пьёт океан
        Веками - и всё не сыт.
        Если жизнью надо платить за власть -
        Господи, счёт покрыт!.."
        Англичане, русские - морю всё равно. Оно, как и смерть, не разбирает ни подданства, ни нации.
        Вечная память…"

* * *
        Средиземное море.
        Где-то на подходах к Гибралтару.
        Семёнов поднялся на мостик. Для этого пришлось попросить разрешения артиллерийского лейтенанта, выполняющего обязанности старшего офицера - флотская дисциплина неумолима. Разрешение было получено, и теперь он стоял на крыле мостика и смотрел на полощущийся в трёх кабельтовых впереди Андреевский флаг на корме "Владимира Мономаха". Широкая пенная дорожка расходилась по сторонам, и форштевень "Горыныча" резал её, как нож кондитера режет меренги.
        Вечерело. Иван и Николка дрыхли в своих каютах, вымотанные перипетиями этого дня, а сам Олег Иванович, остро переживавший собственную никчемность - морское сражение он наблюдал с полубака, не желая путаться под ногами у людей, занятых делом, - никак не мог найти себе места.
        - Идём к Гибралтару, Сергей Алексеевич? - спросил Семёнов. Никонов кивнул.
        - Да, Фёдор Васильевич решил рискнуть и идти на прорыв. По мне - так вполне разумное решение…
        Олег Иванович кивнул. Капитан первого ранга Дубасов, будущий вице адмирал и генерал-адъютант, московский генерал-губернатор и палач Декабрьского вооружённого восстания, искалеченный бомбами эсеров - любопытно, как сложится его судьба в этой реальности? Если он, и правда, сумеет вывести отряд из ловушки Средиземного моря, то милости и награды ему обеспечены…
        - Пока "Амфион" не доберётся до Мальты, - продолжал Никонов, - англичане будут полагать, что мы уничтожены или хотя бы сильно потрёпаны. Тогда нам остаётся одно: уходить в нейтральный порт и там либо чиниться наскоро, либо разоружаться. А о появлении русских кораблей в любом крупном порту Средиземноморья сразу станет известно, спасибо телеграфу - тогда Роял Нэви не замедлит этот порт блокировать, сил у них достаточно.
        - Но ведь мы действительно потрёпаны! "Рында" погибла. У "Мономаха" разворочен борт, разбито орудие, "Корнилов" в результате тарана получил подводную пробоину. Правда, небольшую, её уже заделывают…
        Никонов кивнул.
        - Вы правы, конечно, Олег Иванович, победа нам дорого далась. Но ход отряд сохранил, он даже несколько вырос - раньше нас сдерживала тихоходная "Рында". Так что, пока англичане не опомнились, попробуем выскочить в Атлантику. Ночи сейчас тёмные, безлунные, шанс, хоть и невеликий, есть.
        На полубаке среди белых матросских роб мелькнуло бледно-зелёный шёлк. Берта. Семёнов вытянул шею, приглядываясь, однако соблазнительный силуэт уже скрылся за колонной грот-мачты.
        Никонов спрятал усмешку.
        - Идите, Олег Иваныч, займите барышню, а то ей у нас, надо полагать, скучно. А вечером, после восьмой склянки, жду вас в капитанском салоне - адмиральский кок, которого мы сняли с "Инфлексибла" сулил приготовить какое-то необыкновенное суфле из креветок и прочих морских гадов. Закупили ещё в Марселе, с тех пор держим на льду - наш-то кок, Антип, не знает, как к сим деликатесам подступиться… Продегустируем, заодно - обсудим, как быть дальше.
        Семёнов кивнул, что-то благодарно пробормотал и, скрывая смущение, полез по трапу вниз.

* * *
        Вечер. Только что отбили семь склянок. Чёрное небо усыпано крупными средиземноморскими звёздами, тёплый, почти горячий ветер со стороны Африки пахнет песком. Позади, на мостике вахтенный офицер перекликается со штурвальными.
        - Курс?
        - Зюйд-Вест-тень-Вест, вашбродь!
        - На лаге?
        - Четырнадцать узлов!
        Берта стоит рядом - молчит, не отрывая взгляда от горизонта. Семёнову вдруг до боли захотелось повторить знаменитую сцену из "Титаника" - подхватить её, перекинуть через леер и поставить на самый нос, крепко обхватив за талию - чтобы раскинула руки, словно летит между звёздным куполом неба и его отражением в водной глади. Увы, наваждение почти сразу рассеялось - опять же, староват он для подобных романтических выходок…
        Прохладная ладонь легла на его запястье, заставив непроизвольно вздрогнуть.
        - О чём вы думаете mon cher ami?[30 - (фр.) Мой дорогой друг]
        Он помолчал. Женщина терпеливо ждала.
        - Мы миновали ещё один виток спирали. Многое узнали, многого достигли, многое потеряли, сами стали другими. И - снова стоим перед тем, что главное ещё впереди.
        эпилог
        Российская Империя, Кронштадт.
        Тремя неделями позже.
        - Значит, Костович его всё-таки достроил. - Семёнов стоял на пирсе и провожал взглядом летучую сигару, выписывающую дугу над Военной гаванью. - Признаться, не ожидал, что получится так быстро…
        - Скажи спасибо царю. - хмыкнул Иван. - После успешных полётов наших "блимпов" его воображение захватил образ огромного воздушного корабля, и он предоставил сербу неограниченное финансирование. Ну и дядя Юля помог, а как же - по большей части тем, что на корню зарубил завиральные идеи вроде приводного вала из фанерной трубы и обитаемой шахты по центру корпуса. Костович пытался протестовать, но Корф сдвинул брови, и вопросы отпали сами собой. Царский интерес - это, конечно, архиважно, но воздухоплавательный проект курирует всё же Д.О.П.
        - Да, у барона не забалуешь. - согласился Олег Иванович. - И правильно - в итоге, получился не очередной свинтопрульный аппарат сумасшедшего изобретателя, а вполне приличный дирижабль полужёсткого типа, нечто вроде итальянских Ml и М2 или германского "Парсеваля". Жаль только, все усилия теперь сосредоточены на военных аппаратах. Похоже, так и не дождусь я исполнения своей заветной мечты. Там не дождался, и здесь не дождусь…
        - Прокатиться-то и на этом можно. - резонно возразил сын. - Виды те же самые, плывёшь себе под облаками, наслаждаешься. А что на борту нарисовано, Андреевский флаг или коммерческий триколор - какая, в сущности, разница?
        - Ты не понимаешь… - сокрушённо вздохнул отец. - Вот, к примеру: помнишь третий фильм про Индиану Джонса?
        - Это где он на танке разъезжает? - уточнил Иван. - Такое, пожалуй, забудешь!
        - Я про эпизод, когда они бегут из Европы на дирижабле. Настоящий пассажирский лайнер - ресторан, столики с цветами, зеркальные стёкла в скосах пассажирского салона, бронза, хрусталь, кожа… На таком бы полетать - а военные аппараты это так, видимость, аттракцион…
        - Между прочим, Георгий говорил, будто бы государь интересовался, можно ли на основе этого красавца построить летучую яхту. - Иван кивнул на дирижабль, закончивший разворот и направляющегося в сторону Толбухина маяка. И если Костович выполнит царский каприз - там и до коммерческих кораблей недалеко. Так что, не всё ещё потеряно.
        - А Георгий сейчас там? - Олег Иванович в свою очередь указал на дирижабль.
        - Где ж ему быть? Лично вызвался испытывать аппарат - говорит, больше никому не могу доверить надежду российского воздухоплавания. А как испытания закончатся, он возглавит Первый Воздухоплавательный отряд Балтийского флота. Приказ о производстве в лейтенанты уже готов, да венценосный батюшка тянет - пусть, говорит выплавает сперва ценз. В смысле - вылетает, конечно…
        "Змей Горыныч" всего неделю, как отшвартовался в Кронштадте. Как и предсказывал Никонов, англичане, получив известие о победе русских, одержанной с применением новой, доселе невиданной техники и вооружения, растерялись и не сумели отреагировать вовремя. А когда опомнились - было уже поздно; отряд Дубасова ночью миновал Гибралтар, обогнул с севера Британские острова, избег (спасибо воздушной разведке!) встречи с британскими крейсерами, сторожившими подходы к Датским проливам, и в середине июня прибыл на Балтику. За беспримерную победу и столь же беспримерный вояж по враждебным водам Дубасов был обласкан государем, получил чин контр-адмирала и орден святого Александра Невского.
        Что до англичан, то их растерянность оказалась столь сильна, что отложили выход эскадры вице-адмирала Хорнби, рассчитывая собрать сведения о русских новинках - но, похоже, не особенно в этом преуспели. Так что, несмотря на объявленную почти месяц назад войну, боевые действия пока ограничивались редкими стычками крейсеров на океанских просторах, и дюжиной потопленных и захваченных торговых судов. Российский Императорский флот в полном соответствии с принятой задолго до войны стратегией спустил своих гончих на просторы Мирового океана - и добивался некоторых успехов.
        Никонов же (теперь капитан первого ранга и кавалер ордена святого Владимира с мечами) сдал воздухоплавательный крейсер своему преемнику и занимался формированием "особой минной дивизии" - боевого соединения нового типа, которому предстояло первому встать на пути британской броненосной армады, готовой, как тридцать пять лет назад, посягнуть на русскую Балтику.
        - Значит, Георгий теперь лейтенант… Семёнов покосился на офицерский палаш на поясе сына, украшенный алой анненской лентой - Да и тебе жаловаться грех, неплохое начало офицерской карьеры. Слышал, тебе предлагали занять место вместо Георгия?
        - Да, новый командир "Горыныча" звал нас с Николом. - отозвался Иван. - Меня командиром авиагруппы, его - начальником радиотехнической части. Только я отказался. Дело в том, что Ромка… Роман Смольский действительно пришёл в себя после комы, и сейчас занимается подготовкой спецгруппы, которой предстоит отправиться в "червоточину" на поиски Стрейкера и Вареньки. Я попросил Корфа включить меня в её состав.
        - А с морем расставаться не жаль? - спросил Олег Иванович. Вопрос был лишним, он и так знал ответ.
        - Нет. - Иван упрямо мотнул головой. - Пока я… пока мы… В общем, может и жаль, но иначе никак. С англичанами и без меня разберутся, есть кому.
        - Бурхардт с Евсеиным засели в секретной лаборатории Д.О.П. а и землю роют от нетерпения - предвкушают, как возьмутся за исследования статуи и прочих артефактов. Барон просил меня за ними приглядеть, как бы не натворили в своём научном азарте бед.
        - Эти могут. - согласился Иван. - Ты, главное, проследи, чтобы они куда надо портал открыли, а дальше пусть себе экспериментируют. Кстати, Воленька Игнациус попросился вместе со мной. Он, понимаешь ли, переживает, что не удалось отличиться во Франции, и хочет восполнить упущение.
        - Что, для этого обязательно лезть в "червоточину"? - удивился Семёнов. - Шёл бы к Яше, он на пару с Ярославом вытрясли из "Уэскотта с МакГрегором всё, что только можно, и теперь отрабатывают их связи в России.
        - Люди, явки пароли? - ухмыльнулся Иван.
        - Именно. Подготовленные оперативники ему ой, как нужны, тем более, что потом предстоит действовать и в самой Англии тоже. Корф намекнул, что Уэскотт сдал кое-какой компромат на лорда Рэндольфа, и есть мнение, что пора сделать ему предложение, от которого тот не сможет отказаться. Кстати и ты бы мог с ним - опыт, слава Богу, имеется.
        - Нет, прости. - ответил Иван после невыносимо долгой паузы. - Я должен… ты же всё понимаешь, верно?
        Семёнов видел, что отговаривать сына от безумного рейда в мир четырёхпалых (или куда там забросит их "червоточина?) - занятие безнадёжное. Он покрутил в пальцах трость (ту самую, с дамасским клинком в шафте, приобретённую на базаре в сирийской Маалюле) и вздохнул. Что ж, раз иначе никак…
        - Ты, главное, не отчаивайся, сынок. Всё у нас получится. Всегда же получалось, верно?
        Иван с изумлением воззрился на отца.
        - У нас? Значит, и ты тоже?..
        Олег Иванович собрался ответить, но в этот самый момент с моря прилетел и навалился тяжёлый пушечный грохот. "Россия" проплывала над стоящими на траверзе форта "Павел Первый" броненосными фрегатами - и боевые корабли приветствовали своего небесного собрата залпами салюта.
        Москва, май-июнь 2022 г.
        notes
        Примечания
        1
        Это событие описано в четвёртой книге цикла, «Дорога за горизонт».
        2
        КАБЕЛЬТОВбританский (адмиральский) -1/10 адмиральской мили = 608 футов = 185,3184 метров
        3
        (англ.) Королевский смотр, личные гости вице-адмирала сэра Джеффри Томаса Фиппса Хорнби.
        4
        В реальной истории это случилось лишь в 1891 году.
        5
        ТАПЕНС - монета в 2 пенса.
        6
        Самая мелкая монетка, четверть пенса.
        7
        БУРШ - член студенческой корпорации в немецких университетах,
        ШМИСС - шрам на лице, полученный во время традиционной студенческой дуэли, вменявшейся членам таких корпораций в обязанность.
        8
        JEUNE ECOLE(фр.) - «Молодая школа» - французская военно-морская теория конца XIX - начале XX веков. Предполагала отказ от броненосцев в пользу миноносцев и крейсеров, истребляющих морскую торговлю противника.
        9
        Традиция британского флота - моряки провожают тонущий английский корабль фразой «У короля (королевы) много».
        10
        ФОРИН ОФИС - внешнеполитическое ведомство Великобритании.
        Выполняло так же функции разведки. В 1888 г. Его возглавлял маркиз Роберт Солсбери, совмещавший эту должность с постом премьер-министра
        11
        Александр Конкёвич - писатель, основоположник русской «военной» фантастики.
        12
        Французский броненосный крейсер «Дюпюи-де-Лом» - первый в мире крейсер с полностью забронированным надводным бортом. Оказал серьёзное влияние на крейсеростроение в других странах.
        13
        ДЭВИ ДЖОУНЗ(матросск. сленг) - дьявол, повелевающий злыми духами пучины.
        14
        БЭНДИ - обычное прозвище моряка, чья фамилия Эванс;
        ДЕККИ(deckie) - палубный матрос.
        «ГЛОТАТЬ СИНЮЮ КНИГУ»(служить в Королевском Флоте) - зубрить адмиралтейский устав, который традиционно имеет синий переплёт.
        15
        первая в мире иллюстрированная еженедельная газета. Издавалась в Лондоне с 1842. Популярнейшее печатное издание викторианской Англии.
        16
        «Международное общество спальных вагонов и скорых европейских поездов»
        17
        Эти события описаны в четвёртой книге цикла, «Дорога за горизонт»
        18
        (лат.) Способ, образ действия
        19
        Популярные в конце 19-го века авторы детективного жанра.
        20
        в древнегреческой культуре - заместитель или соправитель божества или представителя власти.
        21
        Карточная игра «винт», весьма популярная в 19-м веке, напоминающая преферанс. После каждой сдачи игроки «назначали взятки» - объявляли, сколько карт противника они побьют.
        22
        Эти события подробно описаны в четвёртой книге цикла, «Дорога за горизонт»,
        23
        Словесный портрет, составленный по методу французского юриста Бертильона
        24
        События, о которых рассказывает Берта, детально описаны в четвёртой книге цикла, «Дорога за горизонт».
        25
        События, о которых рассказывает Бурхардт, подробно описаны во второй книге цикла, «Египетский манускрипт».
        26
        Стихи Е. Сусорова, 1994 г.
        27
        Авторство приписывается российскому олигарху Б. Березовскому.
        28
        Эти события описаны в шестой книге цикла, «Д.О.П. - Департамент особых Проектов»
        29
        6 января 1913 поручик П. Попкрыстев и итальянец Дж. Сабели над Мраморным, морем атаковали с воздуха броненосец «Хайреддин Барбароса».
        30
        (фр.) Мой дорогой друг