Сотник и басурманский царь Андрей Олегович Белянин
        Задумал как-то басурманский царь себе гарем обновить. И отправил он своих лучших воинов на Русь. Ну, те сразу-то с задачей не справились и позвали на подмогу злющую ведьму с чертями и разбойников лесных. Кстати, Баба-яга тоже в сторонке не осталась. Вот тут-то всё и завертелось, тут-то всё и началось… Казаки прыгнули на коней - и в погоню за разбойниками! А хитрые басурмане тем временем наворовали русских красавиц, да и домой повернули, только вот, на свою беду, позарились на жену и дочерей казачьего сотника. Он, ясное дело, им этого не простил! Заручился советом Бабы-яги, да и встал поперёд дороги с шашкой самого Степана Разина - один против всех!
        Но ить недаром люди говорят: казаков много не бывает - но и мало не покажется!
        Андрей Белянин
        Сотник и басурманский царь
        Было то или не было, честно говоря, я уже и сам толком не помню. Вроде как мой дед мне про это рассказывал, а ему его дед, стало быть, дело давнее. Однако ж навроде как и по сей день актуальное! А потому расскажу-ка я вам, братцы, сказку старую, казачью, астраханскую, где смешную, где грустную, а отдельными местами и совсем неполиткорректную, но…
        Не будем раньше времени с извинениями кланяться, нехай на нас потом в Страсбургский суд подают, а нам полно языком зазря молоть, пора сказку сказывать…
        На земле нашей, астраханской, на границе с лютым Кавказом, коварной Персией да хищной Хивой, уже почти три столетия живут казаки. Приказом царским с Дона да Терека переселённые, здесь обженились, хозяйством обзавелись, станицы поставили, церкви построили, ну и службу государеву несли, как положено.
        Астрахань-то наша, белый город, Кремлём златоглавым украшенная, на самой окраине России-матушки стоит. Добрым людям завсегда ворота открыты, а злые об её башни неприступные не раз зубы волчьи ломали. Сами астраханцы- народ работящий, осетра да белугу добывали, икру чёрную к столу императорскому ставили, арбузы огромадные выращивали, а меж собой со всяким народом дружбу водили. Калмыки овец да коней пасли, татары лавки с тканями открывали, караваны водили, армяне широкую торговлю вели, греки кофейни строили, и никому обид и урону не было. Покуда лихой набег не случался…
        Налетали из широкой степи бешеные всадники с пустынь да с гор, хватали людей без спросу, без разбору и навеки в полон уводили, на невольничий рынок. Не только русских, а и своих единоверцев грабили. Тут только одна надежда, что услышат казаки слово грозное: «сполох!», прыгнут на верных коней, догонят врага, да и отметелят так, чтоб впредь неповадно было! Вот про то и сказка наша будет…
        Про толстого султана басурманского и войско его чёрное, про ведьму злую да чертей-прислужников, про Бабу-ягу хитрую, про разбойников, про простого казачьего сотника да дочку его малую, про войну и любовь да про землю нашу русскую…
…Высоко в небе синем горит-палит яркое степное солнышко. От края до края чист горизонт, только окоём маревом золотым колеблется. Август месяц, жара смертельная, а по выжженной земле идёт-бредёт невольничий караван. Верблюды, поклажей гружённые, кони в мыле, всадники на них, словно хищные коршуны, сидят, русских пленниц перед собой бичами гонят…
        - Абдулла, пить хочешь, э?
        - Пить хочу, вина хочу, зарезать кого-нибудь тоже хочу, очень!- С этими словами один из всадников, чернобородый, с кривой ухмылкой и редкими зубами, принял из рук товарища кожаную флягу.
        Измученные девушки смотрели, как жадно он пьёт, а вода льётся ему по шее на грудь…
        - Что встали, ослицы?!- взмахнул бичом второй всадник.- Пошли давай, быстро!
        - Эй, Мамбек,- со вздохом подозвал начальника охраны пожилой басурманин, хозяин каравана.- Уйми своих воинов, они опять портят мой товар!
        Плечистый батыр, в богатых доспехах, с лицом загорелым до черноты, только громко рассмеялся в ответ:
        - Ничего, Бекул-ага, смирнее будут…
        - Но кто купит избитую до крови красавицу? Говорю тебе, урезонь своих людей. Наш господин берёт себе в гарем только самое свежее и лучшее!
        - Так мы и добыли ему десять лучших девушек! Посмотри, как они хороши, как горят их глаза, а то, что их немножко побили… Сами виноваты! Зачем сопротивлялись, да?
        - Пусть твои джигиты лучше смотрят по сторонам!
        - И кого же нам бояться, разбойников?! Никто не смеет противиться нашим клинкам!
        Бекул-ага промолчал. Будучи опытным работорговцем, перенявшим семейную традицию от отца и деда, он прекрасно знал, когда надо уступить, а когда проявить власть. Сейчас им не стоило ссориться, а вот когда караван покинет проклятые волжские степи, тогда, в родной пустыне, он разберётся с этим молодым наглецом…
        - Что ты всё время озираешься, старик?
        - Мы идём по казачьей земле.
        - Казаков мало, они побоятся напасть на нас. Мой отец всегда смеялся над ними!
        - Да, он был весёлый человек. Поэтому и остался лежать в этих степях навечно…
        - Не будь ты седым, Бекул-ага, я бы наказал тебя за такие слова о моём отце,- с раздражением прошипел начальник охраны и вдруг замер.
        Прямо перед ними из-за невысокого холма выехал всадник на рыжем коне. Белая гимнастёрка, синяя фуражка, штаны с жёлтыми лампасами, на поясе шашка, погоны серебряные, усы рыжие, а глаза строгие…
        - Казак? Ка-за-аки-и!!!- не своим голосом взвыл мудрый работорговец, нахлёстывая своего коня плетью.
        - Куда, старый трус?!- презрительно фыркнул Мамбек, хватаясь за рукоять дамасской сабли.- Где ты видишь казаков? Он всего лишь один!
        - Вот вы и разберитесь с ним,- не оборачиваясь, прокричал Бекул-ага.- А я пока подожду. Где-нибудь в тени. Подальше отсюда, да…
        - Убьём его!- Шесть кривых клинков взлетело в воздух.
        А казачий сотник только коня каблуками пнул, нагайку в правую руку взял да и поскакал на врага. Один на всех! Да ему-то что- врагов бьют, а не считают. Смысл заранее париться? У нас говорят: сначала побьём, потом разберёмся!
        Казачья нагайка не коня хлестать, она для боя предназначена. Из двенадцати ремней плетённая, а на конце пуля свинцовая- раз по башке прилетит, так и не копошись, пыль степную нюхай и не высовывайся, коли добавки не хочешь…
        Первого- свалил в висок, второму- по чалме, третьему- все зубы выбил, четвёртого за ногу поймал да из седла на пятого кинул, а у шибко храброго Мамбека его же саблю отобрал, на коне развернул, да и по заднице от души отшлёпал!
        На колени пали басурмане, пощады просят, кто над девицами да детьми изгаляться привык, того в настоящем бою не ищи, такие всегда друг за дружку прячутся.
        - Ушёл, зараза,- глянув из-под руки, решил сотник, видя, как тает на горизонте облачко пыли вслед за лошадью сбежавшего работорговца.- Ничего, в другой раз всё одно поймаю!
        Спрыгнул с седла, разрубил шашкой верёвки пленниц да этими же верёвками басурман в один букет увязал. А девки ему уж и в ноги кланяются, плачут от счастья, благодарят казака за спасение…
        - Спасибо, дяденька-а!
        - Сами-то откуда будете?
        - С Волги, станичник! Кто с Астрахани, кто с села, кто с хутора…
        - До дома-то доберётесь?
        - Доберёмся, дяденька!
        - Вот и ладушки,- улыбнулся сотник.- Разбирайте лошадок басурманских, да и двигайте на закат. У меня ещё служба не закончена…
        - А с этими что делать?- Девушки грозно топнули ногой на связанных басурман.
        - Да что хотите, не убивать же…
        Прыгнул сотник в седло и поехал своей дорогой.
        А пленницы на врагов своих посмотрели, посовещались да всей толпой дружно и накинулись! И пяти минут не прошло, как возвращался в родные края отбитый караван, смеялись астраханские девчата, подгоняя верблюдов, осликов да боевых коней. А в широкой степи по раскалённому песочку, ругаясь, прыгали связанные цепочкой басурмане- все как есть в одних исподних штанах! И руки не развяжешь, и не почешешься, и солнце палит нещадно, и до родных аулов им в такой связке как раз только к Рамадану и допрыгать. Если суслики не съедят да тушканчики не защекочут…
        - Какого шайтана мы вообще попёрлись в русские земли?! Вай дод, какие они негостеприимные!
        - Это нас Мамбек сманил! Грабили бы себе спокойно на больших дорогах…
        - Молчите, дети шакалов! Я хотел, чтоб вы стали на стезю праведности! Не разбойничать, подобно волкам, а честно охранять караваны…
        - Ну вот и наохранялись! Надо было бежать, как мудрый Бекул-ага…
        - Он старый трус! Мой отец всегда говорил, что…
        - Вай мэ! Заткнись уже со своим папой!
        - Я заткнись?!
        - Бейте его, мусульмане-э!!!
        Уж чем там у них мордобойное дело закончилось, достоверно неведомо. Знаю лишь, что больше ни о банде Мамбека, ни об одноимённом «охранном агентстве» никто в наших краях не слышал. Да и кому они, по сути, интересны, так, проходящие персонажи…
        А хитрый старый работорговец гнал и гнал коня до самого Басурманского султаната. Там уже отдышался, опомнился, в ближайшей чайхане запрещенным вином отпоился, нервозность притупил и твёрдо решил, что с беспределом казачьим надо что-то делать. Сколько можно на его караваны нападать, пленников отбивать, так и вообще скоро вся работорговля на корню завянет, и как дальше жить прикажете, э?!
        Ну, выпил он, видать, лишнего и притупил неслабо, потому что за справедливостью пошёл во дворец самого султана! А басурманский султан, Халил его звали, был человеком суровым, большим да толстым и по-своему даже общительным. Принимал ласково, персиками угощал, халвой делился, но чуть что не по нему, сразу голову с плеч рубить! Да и чего похуже мог отчекрыжить, не постеснявшись. Восточный деспот, сами понимаете, они там все такие…
        И вот идёт премудрый Бекул-ага, бородёнкой трясёт возмущённо, глазки от пыли да алкоголю соловенькие уже, но себя кулаком в грудь стучит несильно, чтоб не ушибиться, и всё громче на проклятых казаков управы требует. Подошёл он к султанскому дворцу- высоченное здание, этажей в пять будет, ей-богу! Дал стражникам по монетке, чтоб в предбаннике не томили, да и шасть внутрь. Благо в тот день у государя особых дел не было, и как ему визири доложили про визит с последствиями, он сразу ножками засучил:
        - Рабаторговец, гаваришь, да? Жён мне хател новых привезти, а ему не дали? Очень интересная история. Паучительная история, прямо записать нада. Ну зови, зови его, всё сам хачу паслушать. Э-э!
        Стражники копья раздвинули, и пал к ногам владыки на пёстрый восточный ковёр горько обиженный в России честный работорговец. Без стыда крокодильими слезами обливается, на груди рубашку рвёт, по чалме кулаками стучит, сам себе щёки осторожно царапает и стенает дюже жалостливо, на персидский манер:
        - Вай мэ, вай мэ! Совсем меня, сироту, ограбили, товар отняли, чести лишили-и…
        - Слушай, пагади, а?- султан поморщился.- Давай ещё раз, медленна. Ты сирота?
        - Мне шестьдесят два года, о владыка неба и земли! Конечно, сирота уже…
        - А как тебя чести лишили?!
        - Э-э… это образное выражение, фигура речи. Ограбили меня!
        - А, эта я понял уже… Что у тибя отобрали, сирота шестидесятидвухлетняя?
        - О, опора праведных и бич всяких меньшинств,- продолжая кланяться, старый хитрец потихоньку-потихоньку подползал поближе к трону,- я укра… купил! Купил тебе в гарем целых деся… двенадца… двадцать и восемь, двадцать девять роскошных русских красавиц! С телом белым, как снег, с волосами золотыми, как солнце, с ресницами длинными, как… как не знаю что, но ты представил да? То есть очень все такие симпатичные! И добрые, главное, да, сами умоляли меня их купить, так хотели лицезреть тебя, о мой повелитель! Веришь, нет?!
        - Верю, верю, да,- с интересом поёрзал на подушках султан Халил.- Придставил уже себе всё такое в объёмах и красках. А пачему ты их мне не привёз?
        - А потому что- казаки!
        - Зачем так кричишь, э? Где казаки?
        - Там.- Бекул-ага неопрёделённо показал рукой сначала на север, потом на юг и на всякий случай, до кучи, на запад. Показал бы и на восток, но там сидел султан, и махать руками в его сторону было чревато…
        - Везде казаки! Их было целых оди… одиннадцать!
        - Всего одиннадцать?- поморщился владыка мира, и его стражи презрительно фыркнули.
        - Одиннадцать сотен!- мигом выкрутился опытный торгаш.- И у них у всех были пушки! Мои воины дрались, как снежные барсы с гор Гиндукуша, каждый из них убил по сто казаков, но силы были слишком не равны…
        - А ты?
        - А я убил целых двести!
        - Не, я не про эта.- Султан Халил приподнял зад, давая возможность визирю быстренько взбить пуховые подушки на троне.- Пачему ты геройски не погиб в бою за мой гарем?
        - О, сотрясатель основ и феникс милосердия, а кто бы тогда принёс тебе эту печальную весть?- Бекул-ага вновь пустил фальшивую слезу, избегая смотреть властителю в глаза.- О мои бедные девушки, как они рыдали, как рыдали, понимая, что злая судьба отнимает у них единственный шанс лицезреть великого из величайших! Неужели за мой скромный подвиг мне не будет никакой, даже самой ничтожной, награды, э?
        Тиран задумчиво переглянулся с визирем и поманил его пальцем.
        - А ты рассказывай, рассказывай… Слушай, эта кто такой?
        - Работорговец и поставщик невольниц в султанский гарем,- шёпотом напомнил визирь.
        - Уважаемый человек?
        - Не очень…
        - Отлично!- даже захлопал в ладоши султан.- Тащи сюда шкатулку. Щас на нём пробовать будем. Э-э, пачтеннейший, ты всё мне рассказал, да? Ничего не утаил, не абманул меня?
        - Как можно, о столб света и венец многобрачия?!! Я верный раб моего господина!
        - Тагда гатовься, мы тебя мала-мала награждать будем.
        - О Всевышний, сегодня праздничный день! Великий султан хочет осенить меня своей щедростью?- обомлел Бекул-ага, поскольку, честно говоря, не очень-то верил, что ему хоть что-то обломится.- Как кладезь мудрости узнал, что завтра я уже совсем умру с голоду, и кто же тогда возложит на себя почётное бремя поставлять новых рабынь в твой гарем…
        - Слушай, я сам дагадался, да,- утомлённо зевнул владыка.- Мы всё панимаем, плахие казаки, подлое нападение, нет, какие они все мерзавцы, э… Нехарошие люди, зачем так паступили? А ты хароший! Ты ради маих новых наложниц и жён прошёл через все лишения?
        - Да, да…
        - Через эти жуткие испытания?
        - Вай мэ…
        - Всё это ради того, чтобы твой гаспадин узнал, что покусились на его рабынь? Именно паэтому ты ещё жив, да?- уныло спрашивал султан, меж тем как подоспевший визирь с поклоном доставил ему серебряный ларец.- Пачему так долго? Видишь, человек ждёт, абижается, наверна?!
        - Не, не, не, заступник справедливости, я не в обиде!
        - Честно?
        Бекул-ага чуть не перекрестился в воодушевлении, но вовремя вспомнил, что он в султанате, здесь такое не катит. Поэтому просто покивал…
        - Скромный какой, да? Не, ну тут обязательно нада наградить! Нада, и всё!- Владыка Халил самолично открыл серебряный ларец.- Иди сюда!
        - Да, мой господин…
        - Я тебе окажу величайшую честь. Я тебе такое сделаю, что ещё никому из придворных не делал, мамой клянусь!- Султан достал из ларца странного вида перчатку, больше похожую на человеческую руку, испещрённую шрамами и татуировками.- Но после стольких лишений гатов ли ты принять эту честь? Ты харашо себя чувствуешь? Может, отложим?
        - Ни за что! Любой дар наищедрейшего будет для меня великим благом!
        - Сам просит!- Султан Халил обернулся к подданным, и все согласно закивали.- Харошо, дарагой! Так ты готов, да?
        - Готов, владыка мира!
        - Точно готов?
        - Да!
        - Маладец, э?
        - Да-а-а!!!
        - Тагда лови!- Коварный Халил выбросил вперёд правую руку с перчаткой, и с его ладони сорвалась зелёная молния!
        Один миг- и от хитрого работорговца осталась только кучка пепла, осыпавшаяся в упавшую одежду. Исчез бедолага в зелёной вспышке, даже вякнуть на прощанье не успел. Ну да туда ему и дорога, никчёмный был человечишка, непорядочный, без него лучше…
        Едкий смрад заволок всю залу, а многоопытная челядь изобразила радостный восторг, на деле кривясь и стараясь хоть как-то спрятать нос под мышку. Кто-то чихал, кто-то склонялся в нижайшем поклоне, кто-то громче всех хвалил великую милость султана, главное, чтоб самому не попало…
        - Слушай, а какая харошая вещь, а?- восхищённо рассматривая волшебную перчатку, вскрикнул султан Халил.- Не зря мы купили кожу с руки абиссинского колдуна, работает же, э?! А теперь быстро пазовите ко мне воеводу! Пажалуйста, да?
        Визирь, видевший, что произошло с Бекул-агой, рысью сорвался с места и сломя голову кинулся исполнить приказ владыки. А тот поманил пальцем кальянщика и прилёг парить в стране ароматов. Это только кажется, что кальянное курение безобидное, но подсаживаются на такое дело быстро и курят каждый раз что повкуснее, а вкуснее даров Чуйской долины ещё нигде на Востоке не придумали. Так что оставим, братцы, эту заразу тягучую для эмиратов да султанатов, а нам свежий воздух дороже и пользительнее…
        В то время воевода, бог знает, как его там по батюшке звали, во внутреннем дворе охрану тренировал. Внешне он был мужчина видный, высокий, с бородой, лысый как коленка, мускульно силён до жути и глаза такие даже страшные…
        Стоит воевода посреди двора, ятаганом иранским импортным поигрывает. Вызывает себе супротивников, да что-то мнутся стражники, под тумаки лезть кому охота?
        - Так, ты, ты и вот ты! Нападайте!
        - Смилуйся над нами аллах,- пробормотали бедные стражники, взялись за копья и кинулись на воеводу.
        А он над ними словно измывается, на одном месте пританцовывая. Тут ускользнёт, там пригнётся, да и ятаганом так небрежно полоснёт по руке, по ноге, вот уж и лежат все трое с копьями переломанными, кровью обливаются.
        - Глупцы! Трусы! Бездельники!- В последний момент взлетел ятаган в грозной руке и…
        - Великий султан Халил призывает своего верного воеводу!
        Только это и спасло зажмурившихся воинов от верной смерти. На приказ султана бегут со всех ног, медлить нельзя, будь ты хоть трижды герой Арабских Эмиратов и самый страшный воин во всей Персии. Сплюнул наземь воевода, огорчился искренне, что не успел три души загубить, и пошёл быстрым шагом к владыке. Надо ж узнать, чего ему понадобилось? Может, в поход военный пошлёт, а может, и просто прямо сейчас прирезать кого-нибудь, благо как раз настроение подходящее…
        Пробежался он по мраморным ступеням, растолкал челядь дворцовую лизоблюдствующую, развеял перед собой дым вонючий кальяновый и на одно колено перед султанским троном упал:
        - Повелитель звал меня?
        - А? Что? Кто эта, я не понял, э…
        - Твой верный воевода, о владыка! Я прибыл по твоему первому слову! Прикажи мне убить всех врагов, и я залью их кровью все города, на которые падёт тень твоего гнева!
        - А-а… это ты.- Султан выплюнул мундштук кальяна, зевнул и с трудом сосредоточился на деле.- Слушай, такое дело… Абидели меня.
        - Кто посмел?!!- вскочил воевода, как бы в порыве праведной ярости хватаясь за рукоять ятагана. Тоже, видать, театральщиной не брезговал, перед вышестоящим себя показать всегда умел ненавязчиво…
        - Значит, так. Бери своих лучших воинов и сабирайся в поход. Казаки савсем стыд потеряли, напали на мой караван! Новых рабынь отобрали, представляешь?
        - Они пожалеют об этом, повелитель!
        - Э, канечно, пожалеют, мы же им отомстим страшной местью! Ты меня знаешь, я такие вещи не спускаю. Но! Как только закончишь там всех убивать, не забудь набрать мне их женщин. Много не нада, штук десять- двадцать. Ну там пасимпатичнее посмотри, на свой вкус. Гаварят, в казачьих станицах очень красивые девушки…
        - Приведу всех до единой,- гнусно усмехнулся воевода, но султан его поправил:
        - Не-э, всех не нада. Ты пасматри, чтоб не было там толстый-молстый, кривой-мривой и чтоб бюст не нулевого размера, да? Всё понял? Иди давай, не томи, у меня и так гарем пустой…
        Пока владыке подносили новый кальян, воевода тихо, с поклонами, начал сваливать, пятясь к дверям. Восточная традиция, если у тебя неуправляемое начальство с психическим креном на всю чалму, задом к нему не оборачивайся, мало ли…
        - Я исполню приказ величайшего!
        - Маладец, маладец,- пробормотал султан Халил и вдруг, вспомнив что-то важное, хлопнул себя по лбу:- Эй, визирь! Напомни точно, когда мы изволили казнить свой гарем?
        - Ровно неделю назад владыка дня и ночи раскрыл заговор недостойных женщин, помышлявших о смене очерёдности и недозволительном женском оргаз…
        - Да, да, харашо, дальше я сам! Вот слышал, дарагой мой воевода, неделю назад! А две недели уже будет савсем-савсем вредно для маего организма. Так что у тебя есть шесть дней. Нет, лучше пять. Ну ты всё панимаешь, да? Если не успеешь, или девушек не найдёшь, или что-то там не так пойдёт, не знаю, э-э… Ты тагда лучше сам себя где-нибудь тихо зарежь.
        - Да, владыка. Я всё понял,- покорно кивнул опытный воин, и впрямь прекрасно понимая, что за этим толстым волюнтаристом не заржавеет…
        А султан басурманский поудобнее на широком троне улёгся, всех разогнал, вроде придремнуть собрался, да как-то всё не убаюкивался. Поэтому решил он позвать своего верного убаюкивателя, главного придворного льстеца и восхвалителя, ибо сладкие слова великой силой обладают. Хоть хвала и не халва, но действует безотказно: и настроение поднимает, и самооценка не падает…
        - Бирминдулла! Бир-мин-дулла!!!
        В одну минуту из-за ковров да занавесей выбежал ловкий старичок в дорогом халате и чалме- сам с седой бородой до пояса, глаза хитрые, и хоть прихрамывает этак на левую ногу, но двигается быстро.
        - Я здесь, о властитель Вселенной и всех межгалактических планетарных систем!
        - Вай, какие мудрые слова… Давай скажи уже про меня что-нибудь, никак уснуть не могу.
        - Все знают, что даже солнце на небе, рыбы в воде, звери в лесу, люди и животные- все они существуют в этом мире лишь благодаря неизмеримой милости нашего повелителя!- звонким и торжественным голосом начал старичок, а недовольные морщинки на лбу султана Халила быстро разгладились.- Им любуются луна и звёзды, ибо они от рождения лишены такой неземной красоты! Да и есть ли кто, могущий сравниться с величайшим и уникальнейшим в уме, в силе, в храбрости, в богатстве и красноречии, спрашиваю я? И не нахожу ответа! Ибо как же можно объять необъятное, постичь непостижимое, оценить неоценимое и осознать неосознаваемое…
        В общем, и пяти минут не прошло, как под водопадом лести тиран Халил положил подушку на подлокотник трона, устроился поудобнее, скинул тапки с загнутыми носами и задремал, сладко посапывая, как избалованный ребенок.
        Тут мы его и оставим, а усталый Бирминдулла, убедившись, что султан спит, так же тихо прихрамывая, исчез в потайной двери за пакистанским ковром. Боясь потревожить венценосный сон, все вели себя тихо, как положено. Не вовремя разбуженный повелитель страшен в гневе, так что дураков нет…
        Наверное, поэтому никто и не обратил внимания на то, как из одного маленького оконца вылетел белый голубь. Да и что его замечать, мало ли голубей кружит над дворцом в синем небе? Но этот кружить не стал, полетел стрелой в сторону далёкого севера…
        Много ли времени прошло, мало ли, мы в голубиной скорости несведущи. А только в свой срок и час сел голубь на знакомую голубятню не где-нибудь, а аж в самом стольном Санкт-Петербурге. И подошёл к нему специально отряженный чиновный служащий, на руки взял, нитку на лапке распутал да секретное донесение на записочке малой добыл. В тот же день побежал он с докладом к начальству, те к своему, и вот уже идёт шагами быстрыми молодой да стройный царский адъютант к нашему государю императору, важнейшую информацию с голубиной почтой под мышкой, в папочке, держит…
        А русский царь в это время в своём кабинете скучал. Не то чтоб ему там одиноко было, с генералом да послом, совсем даже наоборот, просто дело уж больно неприятное- о своих же подданных гадости выслушивать. Но куда денешься, скандал-то международный! Вот и стоит перед государем французский консул, нотой протеста машет, без акцента ругается, без совести врёт:
        - Вследствие вышеизложенного инцидента посольство великой Франции выражает свою крайнюю озабоченность произошедшим. Мы вынуждены убедительно просить ваше величество незамедлительно вмешаться, дабы остановить эскалацию прямого насилия в отношении свободных граждан Франции и сопредельных европейских государств!
        Адъютант в двери тихонько проскользнул и к генералу седому рядышком пристроился. Сам на царя косит, а генералу на ушко шепчет:
        - Из-за чего сыр-бор? Чего лягушатник так разоряется?
        - Жаловаться пришёл,- так же шёпотом ответил генерал в усы.
        - На кого сегодня?
        - Да всё на того же… Ох, боюсь, в этот раз дело каторгой закончится!
        - А-а, понятно, снова на атамана астраханского шишки сыплются.
        - Так ведь он сам виноват по совести-то. Угораздило ж подраться с якобинцами…
        А консул французский всё не успокаивается, свою линию гнёт, на гильотину парижскую намекает, чуть ли не военным вторжением в ответ грозит, хамло провансальское…
        - Мы нижайше просим участия вашего величества в законном разрешении сложившейся ситуации и самого сурового наказания виновных! То есть, пардон, виновного!
        - Хорошо, барон дю Валон, мы разберёмся,- устало выдохнул царь, краем глаза посматривая на часы.
        - Не смею больше отнимать времени у вашего величества,- подчёркнуто официально поклонился француз и откланялся.- Всего наилучшего!
        Вышел консул гордо, ни на кого не глядя, а государь генерала и адъютанта пальчиком поманил.
        - Ну что, всё слышали?
        - Ток точно, ваше величество.
        - Тогда как это понимать?- начал постепенно заводиться наш царь-батюшка, ибо нервы его были на пределе.- Выходит, наш казачий атаман совсем распоясался, что послам иноземным вместо «здрасте» морды бьёт? Может, ему жить тут вольготно стало? Так я ему мозги-то быстро вправлю!
        - Воля ваша, государь.
        - Где этот бузотёр?
        - На гауптвахте,- вытянулся в струнку адъютант.- Как и всегда…
        Царь аж пятнами красными пошёл от гнева праведного, но тут двери в кабинет распахнулись, и вошла матушка царица. Адъютант с генералом сразу кланяться, она им кивает эдак приветливо. Государыня у нас в сказке происхождения австрийского, поэтому говорит чуток акцентированно, но всё понятно, чай, не первый год в России, выучилась, что к чему…
        - Александер, свет мой, ты не забыть о приёме в честь годовщины моей-твоей-нашей внучка?
        - Помню, душечка, помню,- нежно улыбнулся ей царь.
        - И ещё, милый, ко мне на аудиенц-приём весьма настойчиво просится супруга французского посла. Право, я не знать, что там за беда? Принимать или нет, удобно ли?
        - А вот это мы сейчас у генерала нашего и спросим,- опять помрачнел царь.
        Надулся и смотрит скептически, дескать, давай выкручивайся, попривык на войне от международной политики прятаться, так на тебе прямо тут азы подковёрной дипломатии! А царица не отступает, хоть и смотрит ласково:
        - Будьте так добры, мой друг, пролейте свет на сие пришествие. Что угодно госпоже баронессе от личный визит к нам?
        Генерал и краснеет, и мнётся, а отвечать-то по-любому надо, не абы какая тётка с улицы спрашивает- сама матушка императрица!
        - Право, смущаюсь и ответить, государыня…
        - Ах, найн, не смущайтесь. Нам всем интересно!
        - Слушаюсь. Итак, не далее как вчера с послом Франции произошёл досаднейший случай. Собрался он с соплеменниками что-то национальное у нас в кабаке отпраздновать. То ли день взятия Бастилии, то ли коронацию Наполеона, то ли победу при Аустерлице- им, французам, лишь бы выпить, а повод найдётся…
        - Можно подумать, у нас не так,- с пониманием вставил царь, но государыня покосилась на него с упрёком.- Всё, всё, молчу, не перебиваю…
        - Так вот,- постепенно воодушевляясь, продолжил генерал.- Сидят они в кабаке и, видать, приняли уже крепко. Песни свои поют французские: «Постель из ландышей пуста, лети в мой сад, голубка-а…» и это, заводное: «Зай, зай, зай, зай-й!» Мужики их не трогают, отдельно сидят. Кабатчик тоже, тока свою выгоду блюдёт, а вот девка, что им поднос с колоннадой бутылок несла, чем-то вдруг послу понравилось. Ну и щипанул он её за задн… за мягкое место! Все французы в хохот! А девка-дура взвизгнула, да и поднос не удержала, одна бутылка опрокинулась, и послу на штаны коллекционное шато-бордо-совиньон хрен их разберёт какого года…
        - Но-но!- Царь пальчиком пригрозил.- Повыражайся у меня тут, не в казарме же!
        - Виноват,- отмахнулся генерал, а у самого уже и лицо горит, и щёки красные, и воодушевление ораторское так и прёт.- Посол от ярости вскочил, грязным французским матом выругался, официантку нашу за косу хвать, а другой рукой как замахнулся и…
        - И?- дружно спросили царь, царица и даже адъютант.
        - И чует, держит кто-то его руку. Крепко так, словно клешнёй железною. А это атаман казачий, что в том же кабаке мирно холодец кушал, в драку влез. «Ты бы это, - говорит,- лягушатник, без фанатизма, а? Всё ж не у себя в Париже бардачном мамзелей под лифчиком щупаешь…» Посол от боли окривел да на пол приседать начал в страшных муках совести. Атаман же кивнул остальным вежливо, дескать, гулять гуляйте, но не балуйте, и к своему столику развернулся. А тут его сзади кто-то ка-а-ак табуреткой по голове- хрясь! И вдребезги!
        - Голова?!!- чуть не упала в обморок впечатлительная императрица.
        - Табуретка! Вдребезги, в щепки, в пыль! Ну, сами понимаете, у казаков кровь горячая, так что атаман тоже слегка погорячился. Его можно понять, допустимо ли, чтоб в наших кабаках какие-то шесть французов позволяли себе…
        - Значит, французов шестеро было,- отметил государь.- Ты лучше скажи, трупов сколько насчитали?
        - Не было трупов! Было четыре выбитых зуба, пара сломанных рёбер, вывихнутая рука у писаря посольства, порванный кафтан, три разбитых носа, один весьма сильно, до сих пор как у бульдога. Ну и немецкий посол лишился двух телохранителей и хромает на обе ноги в те редкие минуты, когда вообще встаёт с постели…
        - Молодец, а?! Каков орёл!- восторженно подпрыгнул царь, в порыве гордости за отчизну кружа по кабинету смущённую царицу.- Э-э… стоп. А немцы-то, немцы чем ему не угодили?
        - Ваше величество, посланник канцлера тоже был приглашён в числе гостей французского посла, но прибыл с опозданием. И, к всеобщему огорчению, не разобравшись в ситуации, решил сделать атаману тактичное замечание. Но почему-то шпагой… И его телохранители тоже. А у атамана под рукой был стол, ну и…
        - И?- ещё раз спросили все, хотя ответ в целом уже знали.
        - В общем, после короткой баталии, завершившейся полной победой русского оружия, он приказал им всем раздеться до исподнего и, игнорируя интимные надежды французов, вытолкал всех участников посиделок на улицу. Последнее послужило причиной серьёзного расстройства здоровья у немецкого посланника, который, перед тем как выйти, упирался и почему-то два раза бился лбом о дверной косяк. Вышел через стену спиной вперёд, но кто ж ему виноват?
        - Какой конфуз, Александер! Что же теперь делать?
        - А ничего, милая! В Сибирь его отправлю, смутьяна, будет мне каторжан строевой подготовке учить! Подготовьте немедля все необходимые бумаги, я сей же час подпишу.
        - Слушаюсь,- грустно вздохнул генерал.
        Адъютант голову опустил, да и у матушки царицы тоже сердце не каменное…
        - Александер, свет мой, не есть ли это очень сурово? В конце концов, атаман лишь вступился за честь дамы. А это очень благородный поступок!
        - Прошу тебя, Натали! Этот рыцарь из Ламанчи мне по дипломатии дел навертел на два года вперёд. Так вот пусть в Сибири голову поостудит…
        - Разрешите обратиться?- подал голос адъютант, щёлкнув шпорами.
        - Да говори, что там у тебя?
        - Государь, получено тайное донесение: к нашим границам движется отборный отряд войск басурманского султана Халила.
        Переглянулись царь с царицей. Это известие поважнее какой-то там кабацкой драки будет.
        - Вот те раз! А этому-то что неймётся?
        - По нашим разведданным султан Халил решил набрать себе новый гарем из наших русских девушек. Под угрозой находятся несколько приграничных казачьих станиц и город Астрахань, южный форпост Российской империи.
        - Так в чём, собственно, дело? Срочно мобилизуйте казаков, разработайте план манёвров, а их атаман пусть… хм…
        - Всё правильно, солнце моё,- нежно прильнула к груди мужа государыня.- Раз атаман уже постоял за девичью честь, то пусть он и продолжать стоять в том же духе!
        - Истинно так, матушка!- воспрянул генерал.- Какая, к лешему, Сибирь? Он же вам любую каторгу своим поведением испортит. Пущай уж, как говорится, искупит вину на поле боя!
        - Ваше величество,- продолжил дожимать адъютант,- до басурманской границы нашим регулярным частям не менее двух недель ходу. Атаман же верхом доскачет меньше чем за сутки! Да и местность он знает прекрасно, сам родом оттуда. Позвольте ему отличиться!
        - Александер, ну же…
        - Да что вы на меня все накинулись? Можно подумать, я один против?!- махнул рукой царь.- И что за беда, потом на гауптвахте досидит! А сейчас пусть прямыми служебными обязанностями займётся. А послам скажите, что если я за каждого француза с немцем по атаману сажать начну, так завтра границу охранять некому будет. Исполняйте! Все свободны!
        - Рады стараться, ваше величество!- радостно гаркнули генерал с адъютантом, пожимая друг другу руки.
        Государыня, поцеловав супруга в щёку, тоже собралась к выходу:
        - Я пора идти, дорогой. Не задерживайся долго…
        - Хорошо, хорошо, родная… Я скоро.
        Когда все вышли, оставшийся в одиночестве император походил взад-вперёд по кабинету, паркетным полом похрустел, в окошко глянул задумчиво, бумаги на столе поворошил, а потом и говорит вслух:
        - Девять иноземцев и один казак… Вот тебе и под дых дышлом! Хм, а ведь это… Один против девятерых! Один- девятерых! Адъютант! Ко мне!
        - Да, ваше величество.- В дверях мгновенно возник адъютант, словно бы и не уходил никуда.
        - А глянь-ка, любезнейший, не завалялась ли где у нас подарочная шашка?
        - Разумеется, государь!
        - И чтоб как следует, в золоте, Златоустовского заводу, с печатями, со всеми прибамбасами!
        - Будет исполнено!- Адъютант заторопился исполнять приказ, а царь неспешно налил себе стопочку вишнёвой, для лучшего пищеварения, гордо посмотрел на большущую карту мира на стене кабинета и улыбнулся:
        - Один- девятерых, и всех в полный драбадан! Вот ведь не хвост собачий, а сын казачий!
        Ну, покуда он наливочкой балуется, нас сказка другой дорогой ведёт, через весь дворец, мимо Сенатской площади, на старую гауптвахту…
        Скромное такое зданьице, одноэтажное, коричневого цвету. Рядышком будка часовая стоит, а в ней солдатик ружьишко со штыком обнимает, спит на посту, скотина! Хотя, по совести говоря, чего ж не спать-то? Кого тут охранять особенно, офицериков пьяненьких? Так они отоспятся, рубль серебряный охране за уют заплатят и на свободу с чистой совестью!
        Вот разве атаман казачий в который раз залетает, но и он себя ведёт прилично. Денег на откуп не имеет, честно улицу пятнадцать суток метёт, никакой работой не гнушается, сидит себе до окончания судебного приговора, в ус не дует. Оно понятно, что в военное время его только на театре боевых действий и видно, но ить и война не на каждый день. Приходится порой в стольном Санкт-Петербурге, при царской свите, орденами погреметь, положение обязывает…
        А в этот раз и положенного срока отсидеть не получилось. Пришёл приказ с Дворцовой площади, подарок императорский и высочайшее повеление выдвигаться на границу южных рубежей отчизны для защиты города Астрахани от диких орд бесчинного басурманского султана.
        Ну кто ж с прямыми служебными обязанностями спорить станет? Тем паче что подзадержался атаман в столице, пора и до дому до хаты…
        - Ты что ж, Василь Дмитрич, покидаешь нас?
        - Пора, долг зовёт,- вздохнул бывший узник, садясь на подведённого молодым денщиком коня.
        - Храни тебя Господь,- отдал поклон солдатик у будки.- Ты заходи, ежели что…
        - Нет уж,- прокашлялся атаман, головой качая,- уж лучше вы к нам. Казаку от столицы подальше и дышится вольнее…
        - Ух ты шашка какая,- удивился денщик, когда он и атаман тронули поводья.- Золотая, поди? А дали-то за что?
        - За вклад в международную политику.
        Дал атаман коню шпоры под бока и вперёд помчался.
        - Милейшей души человек,- пустил скупую слезу солдат в будке.- Скучно без него будет.
        - Ничего, вернётся,- улыбнулся казачок.- Атаман сюда завсегда возвращается…
        И следом за начальством во весь опор дунул. Так и полетели они вдвоём верхами через Сенатскую площадь да по набережной, а там и Невским проспектом отметились- давай Бог коням крылья по пути на астраханскую землю!
        Красив Санкт-Петербург, величественны его храмы, роскошны дворцы, прекрасны улицы, а только нет и не будет в нём жаркого южного солнца, открытых сердец казачьих, задушевных песен, широкой степи да возвеличенной у простого люда матушки-Волги. Кто к вольному ветру привык, того в коробке каменной не запрёшь. Кто родину грудью защищает, тот по императорским залам паркет не трёт. Кому честь дороже жизни, не будет за сто вёрст под троном прятаться, когда враг жестокий на пороге…
        Помогай им Господь вовремя успеть, а мы взором мысленным расстояния преодолеем да сами вперёд их в станицу Атаманскую пожалуем. Хорошо в конце августа в Астрахани. Жары уж нет, но теплынь душевнейшая, повсюду азиаты арбузами пудовыми торгуют, девки красные у ворот семечки грызут, с парнями молодыми языки чешут, старики на завалинках сидят, детям малым сказки рассказывают. Один работой занят, другой торговлей, третий в поле, четвёртый на низах осетров добывает, а пятый гармошкой народ веселит. Мы же к сотниковой хате подойдём, помните такого? Ну, он ещё в начале нашей сказки басурманских работорговцев побил, а девушек-пленниц от страшной судьбы избавил. Вот в основном о нём-то и дальше вся история будет…
        А во дворе сотника страшная картина- пыль да гром: стоит крепкий казак в гимнастерке неподпоясанной, шаровары закатаны, ноги босы, да хлопцев молодых, от шестнадцати годков, кулаками потчует! Один супротив двадцати! И все с вилами, дубьём, палками на него с разных сторон, аки волки на медведя, кидаются.
        - Не робей, братцы! Вместе и тятьку бить веселей!
        Ну уж и сотник их тоже катает от всего сердца- кому по шеям, кому в дышло, кому коленом под зад, вот она казачья школа. С малолетства должны ребята уметь и сами драться, и оплеухи получать. А в такой драчке привыкают казачата до последнего стоять, за друга биться, своих не сдавать да перед сильнейшим противником не трусить.
        Раскидал их казачина по разным углам- кого в крапиву, кого в плетень, кого через забор, к хате подошёл, от порога две шашки из ножен вытянул.
        - Ну, что разлеглись-то, словно студенты после демонстрации? Чуток размялись, теперь давай всерьёз. Нападай со всех сторон!
        - Да ну тя, дядька, ещё отрубишь чего…
        - Не боись, до свадьбы заживёт!
        - Дак энто смотря чё отрубишь, а то в свадьбе и смыслу нет,- гогочут хлопцы, но за колья берутся.
        Завертел сотник двумя шашками так, словно вокруг него сплошной щит из сверкающей стали- ни пикой проткнуть, ни стрелой пробиться, подступиться-то и то страшно…
        - Давай, давай, не робей- кого не убью, того выучу!
        А тут сзади голосок женский нежный, но медью позванивающий:
        - Ага, попался, мил-дружок! Я весь день у печи, к столу его жду, а он с хлопцами дурью мается?!
        Всё, кончен бал, погасли свечи, пришла жена казачья, строгая, «кирдык ханум», ежели по-татарскому выразиться. Обернулись все, хлопцы дубины побросали, сотник шашки в землю уткнул.
        - Никакой такой дурью мы не маялись. Так, пошутковали чуток…
        А жена казачья меж хлопцев прошлась взглядом внимательным и руки в боки упёрла:
        - Вот я те дома пошуткую! Опять у казачков фонари под глазом светятся! Иллюминация, как в самом Санкт-Петербурге, а ко мне вечером их мамки жаловаться набегут…
        - Да мы не выдадим!- хором откликнулись казачата.- Скажем, сами подрались! Обычное дело, чё сразу к мамке-то?!
        - Да чтоб они вам ещё и от себя добавили! А ты марш домой, девки без тебя за стол не садятся…- рявкнула грозная супруга, цапнула мужа за рукав и до хаты потащила.
        А парни уж и вслед им хохочут, один громче всех:
        - Не робей, дядь Андрей, не убьёт, так выучит!
        Сотник только зубом скрипнул. А вот жена его с полузавода обернулась…
        - Ой, Митька! А я думаю, чё я ещё сказать-то хотела? Ты вчера вечером за мельницей был?
        - Да что вы, тёть Насть! Не был я нигде! И это… пойду-ка я…
        - А вот моя малая говорит, что ты вчерась за мельницей с моей Ксюшей целовался! Это как?
        - Кто? Я?! Не-э-э…- поспешил спрятаться за товарищей голубоглазый Митька.- Не я это!
        - Не ты, говоришь? Значит, я дура, да? Так, а ну, хлопчики, дайте-ка мне вон ту палочку…
        - Дак то оглобля…
        - А мне без разницы.- Жена сотника улыбается, дубьё тяжёлое одной левой поднимает.- Иди-ка сюда, Митенька…
        - Насть, да брось,- всерьёз встревожился сотник.- Чё ты завелась-то?
        - А я его сейчас пристукну да сердцем и отойду! А ты марш домой, не видишь, чё ли, что я вся в нервах…
        Старый казак только руками за её спиной и машет, дескать, разбегайся, братва, без оглядки, покуда всем не досталось. Хлопцы так и сыпанули горохом во все стороны!
        - Митька, стой! Не доводи меня… Стой, говорю, зять будущий, догоню, хуже будет!
        Подняла жена сотникова над головой оглоблю двухпудовую, с места раскручивает и с размаху в сине небушко запускает. Со свистом пушечным полетела оглобля вверх, в облаках кучевых теряясь…
        А Митька со товарищи в кустах бузинных спрятался. Сидят, как мыши под веником, тихо, и глаза круглые. Митькин-то друган меньше страху терпит, он первым и подначивает:
        - Ух и грозна ж тётка Настя!
        - Да я с ейной дочкой всего-то пару раз и чмокнулся, чё сразу-то…
        А тут сверху свист протяжный. Парни прислушались, над кустом приподнялися и… хрясь обоим оглоблей по башке! Митька, тот сразу без чувств рухнул носом землю рыть, а товарищ его простонать успел, держась за голову:
        - Да мне-то за что?!
        - А до кучи!- раздалось издалёка, и пал второй хлопчик рылом в лопухи.
        Вот такая жена была у нашего сотника. С мужем нежная да любящая, но, случись что, за драгоценных дочек и сама с любого три шкуры спустит! Казачка, мать её, волшебницу…
        Ну да мы их на том и оставим покуда. Нас фантазия своевольная вновь через леса, поля, реки и горы на сопредельную территорию завлекает. И вот уж глазу верь не верь, а стоят перед нами горы Кавказские, высокие, в шапках белых, в туманах синих, и звуки зурны слышатся, и посвист черкесский, звон клинков лихих абреков и распевные мелодии в ритме стука копыт по горным тропам. Однако в этот раз картина иная вырисовывается…
        Горный аул на взгорье. Близ аула маленькое кладбище, где скупыми плитами каменными память об умерших чтят. Вот у могилы свежей шестеро человек стоят, мулла старенький по памяти Коран читает, люди лицо в ладони склоняют, мужчины молчат, женщины плачут, стоя поодаль,- традиция такая. И ближе всех к могиле молоденький юноша стоит, лет семнадцати от силы. Сам в черкеске синей, материнской рукой аккуратно залатанной, на поясе кинжал старый, на ногах чувяки разбитые, а глаза карие большущих слёз полны…
        Закончил чтение мулла, Коран священный захлопнул, вздохнул сострадательно, да и в аул пошёл. За ним и другие потянулись. Остался только юноша у могилы да дядя его родной с женой стоят, не уходят. Смотрят на юношу, переговариваются тихо:
        - Керим, поговори с ним…
        - Не сейчас, Фатима.
        - Нет, сейчас! Я всё понимала, когда он ухаживал за больной матерью, но теперь…
        - Теперь он исполнит волю умершего отца и отправится на поиски своего безумного дяди. Он с детства об этом мечтает.
        - Вот этого я и боюсь, Керим. Он же пропадёт! Он совсем ещё ребёнок! Как можно ему идти в отряд дяди-абрека?! Умоляю тебя, Керим, ради аллаха, запрети ему!
        - Хорошо, Фатима… Я попробую.
        Подошёл дядя сзади, обнял племянника за узкие плечи, прижал к сердцу по-мужски. Попросил в сторону отойти, разговор есть. Встали они у засохшего дерева один на один. Два кавказца с разной судьбой и родной кровью…
        - Юсуф,- со вздохом начал дядя,- ты последний из нашего рода. И поэтому всё, что есть у нас, останется тебе. Сакля- твоя, конь- твой, пашня- твоя, все шесть баранов- твои. Живи у нас, прошу тебя. Продли нашу старость.
        - Спасибо, дядя Керим. Вы с тётей Фатимой всегда были добры ко мне, и я с благодарностью приму вашу помощь, но сначала мне надо уйти из аула. Ненадолго… Но я должен…
        - Я знаю, что ты хочешь найти его. Не надо, Юсуф. Твой дядя избрал свой путь, и теперь он сам в ответе за свои грехи перед Всевышним.
        - Какие грехи?!- вспыхнул юноша.
        - Аллах запрещает отнимать жизнь. Даже у иноверца. А у Сарама руки по локоть в крови…
        - Мой дядя сделал это ради всех нас!
        - Юсуф, он сделал это только ради себя. Он ни с кем не делился награбленным золотом…
        - Ради себя?! Он там, в землях гяуров, бьётся один за всех нас! Он сражается с врагами! И только благодаря ему мы столько лет живём без войны…
        - Юсуф,- терпеливо продолжал мирный кавказец,- ты был мал, мы многое тебе не говорили. На самом деле он выбрал не стезю защиты, а путь нападения… Послушай меня…
        - Нет, дядя Керим,- яростно перебил его молодой Юсуф,- я не хочу это слушать! Как вы можете такое говорить?! Ведь он ваш брат! И я всё равно к нему уйду! Отпустите меня- уйду с миром. Запретите- сбегу!
        - Я не могу тебя отпустить, мой мальчик,- повесил голову мудрый Керим.- Ты же знаешь. После смерти твоей матери мы с женой несём за тебя ответственность…
        - Да знаю я! Знаю, что вы его никогда не любили! И я ещё ребёнком не понимал почему? Как можно не любить человека, сражающего за свой род? Рассуждать, какой путь достоин, а какой нет,- удел слабых женщин. А дядя Сарам настоящий мужчина!
        Помолчал добрый родственник, понял, что ни силой, ни уговорами не удержишь орла в курятнике. У каждого в этом мире своя дорога. Если молодости свойственно упрямо набивать себе шишки, то старость не всегда может подать руку помощи, чтобы спасти безумца от самого себя. Да и всегда ли оно нужно? Хоть и говорят, что умные люди учатся на чужих ошибках и лишь дураки на своих собственных, вот только свои лучше запоминаются.
        Так что уж пусть Юсуф идёт своим путём, как и предписано Небом, как задолго до его рождения предрешил Всевышний в Книге судеб.
        Отступил в сторону дядя Керим, поклонился ему в ноги горячий юноша, попросил обнять тётю Фатиму и бросился бегом по горной дороге от родного аула. Ничего больше не держало его, в сердце горела жажда подвигов, а в быстро темнеющем небе уже пробивалось серебро молодого месяца…
        А далеко-далеко от гор Кавказских звучит над притихшей станицей грозной медью колокольный звон. Спешат казаки на площадь перед храмом Божьим, созывает всех на круг старый колокол, от простых станичников до седых георгиевских кавалеров, кто конным, кто пешим- со всех ног бегут, никто опаздывать не хочет, опоздунов в казаках не держат!
        На площади у храма уже атаман с денщиком верхами, на конях взмыленных. Видать, сразу, как скакали, так в станицу и влетели, с седла не спрыгивая, чтоб ни минуточки не терять. Дело-то серьёзное, не каждый день сам султан басурманский на Русь идёт…
        - Здорово дневали, братцы казаки!
        - Слава богу, батька атаман!- хором отозвалась площадь.
        Атаман папаху белую снял, на купола золочёные перекрестился и денщику подмигнул.
        - Приказ государя императора!- громко проорал атаманский казачок, разворачивая лист бумаги.- Всем нашим верным казакам Астраханского казачьего войска, а также квартирующим полкам войска Донского и Кубанского повелеваем! Выслать усиленные дозоры к границе Российской империи и воспрепятствовать проникновению вражеских отрядов на земли наши!
        Станичники слушают да в затылке чешут. У каждого своя правда, свои планы на неделю…
        - Опять, что ль, с басурманами драться?
        - Вот же неймётся людям… Мало мы им навтыкали в прошлый раз?
        - От бесовщина, а я к куме завтра собрался…
        - А я в баню!
        - Присмотр за исполнением приказа возложить на войсковых атаманов!- заканчивает денщик, а сам атаман на станичников строго посматривает:
        - Ну что, братцы, вопросы у кого есть?
        - Не-э… Никак нет! Да всё ясно…
        - Может, всё ж таки кому ещё раз объяснить?- заботливо улыбнулся атаман.- А то в прошлый раз весь полк походным маршем на Берлин пошёл и только один приказный Семёнов- галопом на Стамбул!
        От казачьего хохота аж голуби с крыш станичных взлетели. Красный как свёкла Семёнов, теребя короткие усики, поспешил скрыться в задних рядах. Ну обознался парень, с кем не бывает, а ведь так и будут помнить до самой старости, хоть пять раз георгиевским кавалером стань! Народная традиция: станичники без шуток не могут и детишек воспитывают так же, до старости внуки будут «стамбульским галопом» дедушку попрекать…
        - Отпуска и праздники отменить. На завтра назначаю смотр всего личного состава.
        - Добро, Митрич!- за всех сотник ответил.- Как в столицу-то съездил?
        - Потом расскажу: и как съездил, и кому съездил… А покуда всё! Командуй отбой!
        Сотник кивнул казакам, рукой отмашку дал, чтоб разошёлся круг, да вдруг откуда ни возьмись девичий голосок. Подпрыгивает из-за широких казачьих спин махонькая девчушка да ручонкой решительно машет:
        - Ваше благородие, дяденька атаман! А ежели у меня вопрос есть?
        Улыбнулся атаман, в седле приподнялся.
        - Ну, говори, красавица, коли накипело…
        Протолкалась вперёд девица кареокая и этак сурово спрашивает:
        - Ваше благородие, а можно моего Ваську не брать на войну?
        - А это ещё почему?
        - Да он из-за этих басурман уже третий раз свадьбу откладывает…
        Казаки так и впали в гогот! Голуби, что уже было успокоились, ещё выше воспарили: птицу легко испугать, а тут столько весёлого шуму, не до высиживания яиц…
        - От такой отчаянной только на войне и прятаться!
        - Ох и влип Васька, по самые астраханские помидоры!
        - Да это Катька боится, что от неё жених сбежит!
        - Ничего я не боюсь!- с вызовом обернулась девчушка, и глаза грозные так и пылают.- А только мне что ж, из-за вашей дурацкой войны до старости лет в девках ходить?!
        Атаман, в усы улыбку пряча, пальцем казакам погрозил, порядок навёл:
        - А ну цыц, жеребцы! Скажи, милая, жених-то твой здесь?
        - Так где ж ему быть… Тут!
        - Ну и где тот молодец, кому такая краса решительная достанется?
        Из толпы казаков нехотя выдвинулся жених, здоровенный такой детина, стыдливо глазки опустил и, вздохнув, стал перед атаманом. Катька его за руку берёт и держит крепко, чтоб не вырвался.
        - Так это ты жених будешь?
        Молча кивнул Василий. Куда деваться-то?
        - Ну что, орёл! Богатырь! А разговаривать умеет?
        - Да он, дяденька атаман, завсегда молчит,- девица поясняет радостно.- Застенчивый дюже…
        - Как же он, застенчивый, такую храбрую девку сосватал?
        Васька только плечами и пожал беспомощно, а за него Катя ответила:
        - Дак я сама его за рукав взяла, к его батьке привела, да и сосваталась!
        Вновь заржали казаки, кто верхами сидели, едва с коней не попадали. А сам атаман, губы кусая, слёзы выступившие вытер и порешил:
        - Станичники, слушай мой приказ! Раз уж тут такое дело, то велю сегодня же обвенчать молодых, а свадьбу сыграем, как вернёмся! Любо?
        - Любо!- откликнулся казачий круг.- Вот это дело, атаман! Гуляй, Васька, последний денёк холостой! Любо-о!
        Стали расходиться по хатам казаки. Разлетелась по станице весть о войне, загоревали бабы, запечалились старики, а ребятишки малые к отцам да братьям пристают, деревянные сабли в руках держат, с собой взять просят. Война- не мать родна, стерва она и с человечьей душой страшные вещи делает. Кто ж по доброй воле живую душу губить захочет? Разве маньяк какой да злодей безбожный. Не любит хороший человек войны, вот и казаки раз уж надо, то так воюют, чтоб как можно быстрей врага погнать да самой войне в грудь осиновый кол вбить!
        Потому сейчас не водку пить, не гулять время, а в храм Божий сходить, с детьми поиграться, близких обнять. Кто знает, все ли вернутся? Эх, об этом только песни петь, как предки завещали…
        Верный мой товарищ, конь горячий вороной,
        С песней разудалой мы пойдём на смертный бой!
        Вот та наша служба, чужедальня сторона,
        Буйная головушка, казацкая судьба-а…
        А близко ли, далёко ли идёт-бредёт где шагом, где бегом, где подпрыгивая, стройный кавказский юноша. Долгая дорога вела Юсуфа на поиски дяди. Многие и слыхом не слыхивали о каком-то там пожилом джигите-герое, который бьётся за родную землю с ненавистными гяурами. Зато в одной из маленьких деревень на бедного юношу с палками бросились, когда он спросил, где Сарама искать.
        - Пошёл вон, разбойник! Чтоб он шею свернул, твой Сарам! Последнюю курицу украл, шакал паршивый!
        - Мой дядя не паршивый!- праведно возмущался Юсуф.
        - Ну хорошо хоть «шакал» не отрицаешь… Всё равно иди отсюда, пока не прибили!
        Пошёл он дальше, быстро пошёл, а как не пойдёшь, когда так просят. Кирпичом вслед не запустили, и уже спасибо от всего сердца…
        Повела его тропинка узкая лесная в чащобу малопроходимую, кто его так «лесом» направил, бедный Юсуф уже и вспомнить не мог: то ли собаки дворовые, то ли дворник с метлой, то ли собственная фантазия да топографический кретинизм. Места-то незнакомые, гор нет, кругом сосны да ели- мудрено ли без карты с пути сбиться…
        Однако шёл он и шёл, песенки всякие героические сочинения собственного под нос мурлыкал, как вдруг видит, лежит поперёк дороги упавшее сухое дерево. Обошёл он его, подумал, за комель приподнял, да и сдвинул в сторону, чтоб другим путникам не мешало. Дальше развернулся и слышит вдруг дребезжащий голос за спиной…
        - Внучек! Ты не поможешь старенькой бабушке дорогу перейти?
        Обернулся Юсуф и видит горбатую старушку, с клюкой, закутанную в чёрный плащ с капюшоном. Как можно отказать пожилому человеку, на Кавказе такое не принято.
        - Конечно, почтеннейшая! Я сейчас…
        Подал он руку старушке, впилась она в его локоть словно клещами железными, и пошли они вместе через тропинку. Ни на миг бедному юноше в голову не стукнуло: а с чего это бабулька в чёрном лицо прячет, по глухому лесу шастает, не по тропинке идёт, а поперёк, да ещё и перевести её просит? Уж, поди, не столичная улица без светофора с оживлённым движением? Эх, Юсуф, Юсуф…
        - Вай мэ, какой учтивый молодой человек! Наверное, издалека, да? У нас давно таких воспитанных нет.
        - Издалека, бабушка. Я иду уже шесть дней.
        - Сколько? Шесть?! Какой молодец! И совсем не боишься один идти?
        - Кого мне бояться, ведь я джигит!
        - Это точно, такого джигита ещё поискать надо,- удовлетворённо покивала старушка, остановившись у ракитовых кустов.- Ну спасибо тебе, мой хороший! А в благодарность за твою помощь я дам тебе один мудрый совет…
        - Какой, бабушка?
        - Подойди поближе, внучек…
        Подошёл юноша, а «старушка» капюшон скинула, и глянула на побледневшего Юсуфа небритая мужская рожа, с кривыми зубами и сросшимися бровями.
        - Никогда не помогай в лесу незнакомым бабушкам!
        И тут, словно в подтверждение этих слов, кто-то страшно ударил нашего героя по затылку сзади. Юноша и охнуть не успел, рухнув, словно срубленное дерево, гордым носом мох и хвою вспахивая…
        Ухмыльнулись два разбойника, ладонями грязными хлопнулись, мешок на голову жертве надели и потащили добычу в тёмный лес. Волокли они его безо всякой жалости, без стыда и совести, на пригорок вдвоём тащили, с пригорка кувырком спускали, столько шишек да колючек наловил бедолага, что и в страшном сне не приснится. Хорошо хоть без сознания был, в полной отключке, ничего не чуял, не так обидно…
        А в самой глухой чаще самого тёмного леса, на круглой поляне, в окружении могучих дубов костёр горит огромный, да у костра того злодейские разбойники греются, добычу делят, мясо на огне жарят. Небось ту самую курицу-гриль, о которой так хозяйка в деревеньке сокрушалась. А главарь их, невысокий кавказец в чёрной черкеске, красной тюбетейке, синих штанах, голубых сапогах краденых (на два размера больше, чем надо бы), вкруг поляны расхаживает, кривым носом водит, барыши гипотетические подсчитывает…
        - Глянь, кого мы взяли, Сарам!- Двое разбойников, тощий и толстый, несчастного Юсуфа перед костром на колени бросили.
        - Э-э, зачем сюда притащили? На дороге ограбить не могли?
        - Хотели, да у него в карманах только луковица и мешочек с песком…
        - Ну дали бы подзатыльник, чтоб не искушал честных разбойников, а в наше тайное убежище кого попало водить не надо!
        - Сарам,- тощий злодей сорвал с головы юноши мешок,- ты сам посмотри! Он молодой, здоровый, давай продадим басурманам? Хороший евнух получится! Эй, ты фальцетом петь умеешь? Ничего, сейчас запоёшь, дайте ножик, пожалуйста…
        А Юсуф глазам своим не верит, вот же он, герой его снов, великий джигит, заступник всего Кавказа- благородный абрек Сарам-джан! Как кинется он к нему в ноги с душевным криком:
        - Дядя Сарам! Хвала аллаху, я нашёл тебя-а-а!!!
        - Да, это я…- невольно отшатнулся главарь.- А ты…?
        - Юсуф!
        - Юсуф! Да, конечно, Юсуф, сын Лейлы! Как она?
        - Мама в лучшем мире,- вздохнул юноша, опуская голову.
        - Это большая утрата… Но как ты здесь оказался, племянник?
        - Я искал тебя и нашёл! Никто не верил, все смеялись, а я нашёл!
        - Э-э…- смутился старый разбойник, приобнимая новоявленного родственничка.- А зачем ты меня искал? Я не крал у твоей мамы её серебряные серьги, это грязная ложь, клянусь бородой пророка, я просто позаимствовал на время и не успел отдать, но, понимаешь ли…
        - Какие серьги? Я пришёл к тебе в отряд бить гяуров!
        - Чего-чего?!- испуганно переглянулись разбойники.- Храни нас Аллах от таких фанатиков и энтузиастов…
        - А ещё я привёз тебе мешочек родной земли. Только, наверное, потерял его, когда упал…
        Главарь ещё крепче прижал к себе племянника, а соучастникам своим кулак показал. Дескать, молчать, шайтановы дети, не сметь портить романтическую картину…
        - Давай я тебя ещё раз при всех обниму, мой мальчик… Ты так похож на мать, у тебя её глаза и нежные щёки. Вай-вай-вай, как я рад! Ты ведь ненадолго приехал, правда?
        - Навсегда!!!
        Сарам отстранился и, держа Юсуфа за плечи, слегка взболтал, чтобы унять нездоровый потенциал:
        - Нет, мой мальчик! Я не могу рисковать твоей жизнью…
        - Но как же…
        - Тут очень опасно! Так что сегодня ночью ты погостишь у нас, посмотришь все достопримечательности и… Бабур!
        - Э?- зевнул толстый разбойник с голым брюхом.
        - Бабур, покажешь ему всё, да?
        - Что показать?
        - Что, что… Лес, деревья, пеньки, всё такое, достопримечательности всякие!- раздражённо пояснил Сарам.- А завтра утром он отправится домой.
        - Но, дядя!!! Я не хочу достопримечательности, я хочу воевать вместе с тобой!
        - Здесь очень опасно! Ты можешь погибнуть, а моё больное сердце этого не перенесёт…
        - Я не боюсь смерти!- гордо выгнул грудь храбрый Юсуф.
        - Хорошо-хорошо, ты не боишься смерти… Но… Понимаешь, война с неверными- это такое неблагодарное дело. Ни выходных, ни санатория, ни пенсии, ни обещанных гурий… Знаешь, сколько лет я не был в отпуске? Э-э, не знаешь…
        Сарам уже сам почти верил в ту чушь, что нёс. Нет, он, разумеется, где-то как-то был даже рад увидеть повзрослевшего племянника, но сажать его себе на шею и соответствовать романтическим представлениям горячего юноши о «геройской судьбе настоящего джигита» не собирался абсолютно! Одно дело- ни шатко ни валко грабить беззащитных прохожих на большой дороге, приворовывать кур по деревням и сёлам, вовремя сбегая от урядников и баб с вилами, а другое- корчить из себя кавказского Робин Гуда, избегая косых взглядов ржущих в кулачок товарищей по уголовному настоящему…
        - Вот, смотри сюда! Гляди на этих храбрых воинов! Они пришли на войну молодыми, здоровыми, красивыми! А во что превратились сейчас? Саид!
        Тощий разбойник, недовольно морщась, шагнул к главарю.
        - Открой рот! Видишь? У него нет половины зубов, одни пеньки… Не дыши на меня! Спасибо, Саид, садись… Бабур!
        - Да?
        - Иди сюда.- Сарам поманил толстого разбойника, печально вздохнул и похлопал его по огромному животу. Волнообразно заколыхались складки жира…- Видишь, мой благородный Юсуф, как он смертельно болен? У него… э-э… мигрениус скурпулатес ветеринарус блохус в тяжёлой форме с отрицательным резусом. Так один врач сказал, я запомнил.
        - Сарам, чё ты врё…- начал было толстый Бабур,- Слушай, я обижусь, э?!
        - Но он выживет! Иди, Бабур, иди… Он выживет, мой мальчик, потому что он- великий воин! А вот выживешь ли ты?
        - Я ничего не боюсь!
        - Вай мэ, как меня всё это достало…- шёпотом пробормотал утомлённый главарь, уже и не зная, как отвязаться от представителя активной горской молодёжи.- Хорошо. Хочешь воевать? Воюй! Но сначала мы должны испытать тебя…
        - Я готов, дядя! Что надо делать?

«Снимать штаны и бегать!»- чуть было не сорвалось с языка дяди Сарама, но он овладел собой и, сделав таинственное лицо, наклонился к уху племянника:
        - Завтра утром я передам тебе важное письмо. Очень тайное и очень секретное.
        - Понял, дядя…
        - Даже не спрашивай, о чём оно!
        - Не буду, дядя…
        - Я тебе сам скажу! По секрету. И только тебе, потому что остальные могут оказаться не готовы нести такой груз ответственности. Они воины, но это… такая тайна… Ты должен доставить письмо старейшине вашего аула! Там будет написано…
        - Я никому не скажу, дядя…
        - Э-э, а ты читать-то умеешь?- на всякий случай уточнил Сарам, который сам отродясь грамоте обучен не был, совершенно искренне считая, что все «науки от шайтана»…
        - Умею!- обрадовался Юсуф.
        - Это плохо…- пробормотал дядюшка.- Я дам тебе запечатанное письмо. Там будут секретные планы подлых гяуров по завоеванию всего Кавказа! Особенно твоего аула! Передашь его старейшине и…
        - Я всё исполню! А потом мне можно будет вернуться?
        - Конечно, можно, дорогой!- обнял племянника Сарам, прекрасно зная, что к этому времени они уже десять раз сменят место своего привала.- Мы тебя обязательно тут подождём!
        Главное сейчас- побыстрее сплавить не вовремя свалившегося на голову ретивого родственника, а потом ищи-свищи ветра в поле: шайка разбойников на одном месте долго не сидит, и дядя Сарам преспокойно избавится от всех проблем с юным джигитом…
        - Правда, дядя? Спасибо большое! Я знал, я в тебя верил!
        В порыве чувств бросился Юсуф на шею пройдохи Сарама, обнял его, прижал к груди и чуть не заплакал. Кривая улыбка набежала на лицо главаря. Вроде и не оттолкнёшь, родня же, но кому тут нужны эти телячьи нежности? Хотя…
        - Слушай, а хорошо, что мы его не убили, да?- вздохнув, обнялись в свою очередь тощий Саид и толстый Бабур. По-братски обнялись, не подумайте ничего такого.
        Ночь опустилась на лес, догорали угли костра, а утром…
        Утром отряд басурманских воинов под предводительством воеводы, никого не боясь и не скрываясь, перешёл русскую границу. Все в чёрном, на головах шлемы с чалмой, на плечах плащи короткие, на руках поручи кованые, на ногах сапоги узорные, а в ладонях кривые сабли заточенные! Сам воевода ятаганом турецким поигрывает, разведчиков к себе вызывает…
        - Докладывай, Карашир!
        - До станицы не больше трёх часов пути, мой господин!- зачастил бородатый воин.- Они не выставили кордоны, нас никто не ждёт.
        - Глупцы,- презрительно сплюнул воевода.- Их беспечность их же и погубит…
        - Да, мой господин!
        - Дождёмся темноты и войдём в станицу. Думаю, это будет легко… Что скажешь?
        - Служить под вашей рукой- великая честь для любого воина,- поклонился разведчик.
        - Не превращайся в Бирминдуллу, Карашир,- скривил губы воевода.- И вот ещё что, мы заберём только красивых девушек, другие пленные мне не нужны.
        - Понял, господин. Пленных не будет.
        Махнул рукой грозный воитель, и дальше его отряд пошёл уже крадучись, не спеша, с оглядкой. Опытные оккупанты знают, что по чужой земле идут, зря рисковать никто не хочет. Однако же, как только последний басурманин с тропы сошёл, раздвинулись кусты, и открылось свету божьему лицо скрывавшегося в лесу дозорного казака. Посмотрел он вслед врагу, кулаком погрозил бесшумно, потом ладони ко рту приложил да как крикнет громко филином:
        - У-у-ух! У-у-ух! Угу-гу-ух!!!
        Осторожно идут басурмане, да только весь их путь крик филина отмечает. Не спят дозоры казачьи, скоро, скоро зазвонит станичный колокол: «Сполох!»…
        А в станице тем временем жизнь своим чередом идёт, привычным манером, из мирной в предвоенную переходит. Казаки к походу готовятся, сегодняшний день родным посвящают, делам срочным, а завтра махом в седло- и айда громить агрессоров! Что попишешь, такая жизнь- спокон веку казаки границы государства от врагов охраняют, потому им и хозяйством толком заняться некогда. Вот за эту охрану да за ежедневный риск головой присылает царь-батюшка верным казакам и хлеб, и порох, и оружие. Денег не платит, но и податей не берёт. Жалованья нет, но в походе заграничном где как, а прокормиться всегда можно. Отчего ж не жить казаку? Вот и живут, как могут…
        Давайте-ка мы между делом заглянем в хату отца Серафима. Добрый старик, седенький уж, настоятель храма Петра и Павла, именно к нему атаман после круга коня верного завернул. Тут уж дочка попова и стол накрыла, самовар поставила, варенья всякие, плюшки да бублики, дорогого гостя потчевать. Вот покуда она густой чай по расписным чашкам Дулёвского заводу мужчинам разливает, атаману тайком стыдливо глазки строит, он её батюшке новости столичные пересказывает…
        - Да, и был там один посол французский. Редкостной интеллигентности человек! Вот я его эдак за шиворот приподнял, от пола оторвал и говорю: «Что ж это вы, эскузи муа, так досадно невежливы, сударь? В приличном, пардон, обществе!»
        - Ай-ай-ай,- батюшка Серафим поддакивает,- совсем заграница стыд потеряла, прости её господи…
        - Ну и, мон дьё, пришлось прочитать шевалье некоторые моральные наставления…
        Поповская дочь в кулачок прыскает, весело ей на жениха завидного глядеть. Да батюшка прикрикнул строго и пальцем погрозил в воспитательных целях:
        - Ну и чего лыбишься-то, орясина? Вона какая башня Иерихонская вымахала, все одёжки малы, грудь ни в одно платье не вмещается, а туда же… Смешно ей! Ещё варенья гостю подай али спроси чего умного со всей скромностью. Может, Василий Дмитревич и поведает какую-нибудь поучительную историю для благородных девиц?
        Поповна послушно на стол варенье ставит, а сама на атамана так откровенно смотрит, что тот уже краснеет стремительно. Бровь изгибает, подмигивает нешуточно, но, приличия ради, речь только с отцом Серафимом ведёт.
        - Что ж, извольте! Вот как-то раз пошли мы с хорунжим Евстигнеевым в публ… библиотеку. Заходим в роскошный дом, полы паркетные, картины рубенсовские, девицы сплошь благородные, и цены весьма приемлем… Так почитать господина Загоскина захотели! Уже и вина заказали, и комнаты выбрали, где с книжкой сесть, а тут обломись- приказ от государя императора… Как мы матерились в культурном месте, кто бы знал! Так к чему это я? А-а, мораль в том, что…
        Ну, чем сей рассказ закончился, нам доподлинно неведомо, хотя и интересно бы дослушать. Оставим-ка мы атамана с красавицей-поповной да отца Серафима, светлую душу, наивную, и свежим взглядом по станице пробежимся. Вот хатка аккуратная, дворик маленький, чистенький, а за забором стол стоит, закусками нехитрыми уставленный. Два казака сидят, вопреки уставу уже дюже «хорошие» оба…
        Чёрный ворон, что ты вьёшься,
        Да над моею голово-о-ой?
        Ты добычи-и не добьёшься-а,
        Чёрный ворон, я не тво-о-ой…
        И казачка рослая, дебелая, вторую бутыль самогона мутного перед ними ставит, сама слезу сентиментальную утирает, жалко ж хлопцев-то, вдруг и впрямь до дому не вернутся?
        На другом конце станицы- иная картина. Богатый дом, высокий, на пороге счастливые родители, тоже слёзы льют, да по другому поводу. Ваську с Катериною на долгий брак иконою родовой благословляют. Молодые на коленях стоят, очи долу опустив, аки агнцы небесные…
        - Ну уж коли сам атаман добро дал, так и мы супротив не будем,- отец прокашлялся.
        - А когда свадьбу-то назначать?- мать, всхлипывая, спрашивает.
        - Да я так думаю, что лучше поскорее,- с улыбкой Катя отвечает и будущего мужа эдак тихохонько, но чувствительно локтем в бок, подтверди, мол!
        Богатырь Васька плечами жмёт, но кивает с готовностью. Вот и ладушки, дай им Бог счастья, коли вот такая пара удачная сообразовалась…
        А через три двора на завалинке старенький дед Касилов сидит. Сам с клюкой, фуражка без кокарды, застиранная гимнастёрка навыпуск, штаны с лампасами штопаные в носки вязаные заправлены и чувяки стоптанные на ногах. Уж сам-то на ладан дышит, а на груди аж четыре Георгиевских креста горят серебром заслуженным! Рядышком внуки играются, к деду на коленки лезут…
        - Дак ить вот оно как было: мы их с флангу обошли, да и вдарили всей лавой в пики! Турки сабли побросали- и бежать! А я ж тогда исчё совсем молоденький казачок был, но собой хорош и храбрости неумеренной!- припоминает дедок с виртуозностью.- Апосля того бою сам Суворов вместях с Кутузовым ко мне подошли, обняли эдак с двух сторон и всплакнули… Герой ты наш, говорят. Орёл! Коршун! Не страшно, мол, теперь и помирать им, есть на кого матушку-Россию оставить! Не то что сейчас, сейчас казаки не те… Ныне и у меня то спина болит, то ноги не ходют, то память сдаёть…
        Не успел договорить, как на всю станицу звон тревожный колокольный и крик понёсся вдоль улиц грозовою волной:
        - Сполох! Спо-ло-о-ох!!!
        В один миг протрезвели казаки, с места сорвались, шашки схватили, только пыль столбом! Вздохнула казачка философски, сама себе стакан гранёный налила да залпом и выпила, не поморщившись. Привычное дело…
        А в комнате старого священника атаман лишь извиниться и успел, в окошко выпрыгивая:
        - Я за казаками, отец Серафим! В другой раз дорасскажу-у…
        Поповна вздохнула вслед сентиментальнейше, ручки полные на груди сложила да губку нижнюю куснула в лёгком раздражении. Ничего, потерпим, никуда Василий Дмитревич с крючка не сорвётся. Надо будет в следующий раз ещё более облегающее платье надеть…
        Дед, герой не одной войны, как слово тревожное услышал, так и взыграло в нём ретивое! Клюку бросил, с места сорвался, галопом по улице побежал, только чувяки и мелькают! Так рванул, хрена лысого и на лошади догонишь!
        - А ничё, бодрый исчё наш дедушка,- завистливо вздохнули внуки.

…Родители почтенные тихого Василия и сами только-только с задачей определились, как новобрачная решительно поводья в свои руки взяла:
        - Свадьбу тоже хоть сегодня сыграем! Ежели только…
        Да тут крик «сполох!» эхом донесло. Ваську в единый момент ровно корова языком слизнула, вот был, а вот уж и нет его. Скрипнула зубом Катя страшно, вздрогнули родители.
        - …ежели только не опять, блин, война-а!!!
        Война… И вот уже летят с площади, с общего сбора, казаки на верных конях за своим атаманом. Лица суровые, брови сдвинуты, на боку шашки позвякивают, все, как один, за отчизну любимую головы сложить готовы! Да только каждый знает: кровь казачья не водица, задаром не расплескаешь, просто так не прольёшь. Уж коли доведётся сойтись в сабельной рубке с врагом, то ещё не раз посмотрим, чья возьмёт.
        Ну а в тех же краях, как раз на границе меж Россией и Басурманией, стоял себе невысокий, но очень богатый шатёр. И жила в том шатре натуральнейшая ведьма. В обоих смыслах ведьма - и по профессии, и характер стервозный до икоты. Бывают такие женщины, и ведь не сказать даже, чтоб редко…
        Нашу звали Агата Саломейская. То ли от библейской героини фамилия пошла, то ли от корней её западенских, типа «сало имеющая», кто ж сейчас разберёт-то? Но собой, чисто внешне, дамочка была весьма соблазнительная- годков двадцати трёх- двадцати четырёх на вид, брюнетка жгучая, кудрявая, профиль орлиный, грудью обильна и очи огромные, карие, с ресницами длиннющими, так и пламенеют!
        Вот стоит она в чёрном платье модельном, в сапогах на шпильках, пальцы с ногтями загнутыми все в перстнях магических, на груди в ложбинке интригующей зелёный медальон магическим светом переливается. Перед ней в шатре котёл медный объёма впечатляющего, и чегой-то в нём подозрительное булькает. Ведьма себе что-то под нос напевает грустное и поварёшкой в котле помешивает…
        Не уходи, побудь со мною,
        Здесь так отрадно, так светло.
        Я поцелуями покрою
        Уста и очи и чело.
        В сторонку отошла, руками эдакий жест разгребающий сделала, и в тот же миг показалась в котле картинка дивная- воочию видно лицо атаманское, за ним сотник, другие казаки, все куда-то скачут, шашками над головой крутят, коней нахлёстывают.
        Усмехнулась Агата таинственно, видать, и ей интересно, что это за волшебная история закручивается и можно ли ей будет с того свою выгоду поиметь? Как вдруг принюхалась она, брови грозно сдвинула, рявкнула сурово:
        - Так?! Отошли оба от котла! Оба, я сказала! И ты, толстый, и ты, тощий, тоже!
        Щёлкнула она пальцами, озарился в единый миг шатёр синим светом, и оказались с другой стороны котла два чёрта. Один толстый и кудрявый, в руке вилку держит, в котёл ею целит. Другой тощий, с чернявой бородкою, у него миска деревянная. А морды у обоих счастливые, как у котов блудливых, что вот-вот хозяйскую сметану сопрут и ничего им за это не будет. Да только после заклинания ведьминого замерли без движения оба, как суслики замороженные…
        - Вот ведь говорила тысячу раз: поймаю на кухне- утоплю в том же супе! И никакая невидимость вас не спасет! А это у тебя что?
        На морде толстого чёрта замерла нервная улыбка, а в руке вилка серебряная, двузубая.
        - Хряк! Ах ты, скотина кучерявая, я эту вилку уже неделю ищу! А он её спёр, оказывается… Отомри!
        Толстый чёрт с испугу великого и шока аж на коленки брякнулся, двигательность обрёл, верещит, как кабан недорезанный, да что теперь, не отмажешься…
        - А я всё думаю, откуда у меня взялась эта вилочка? Так она ваша?! Мадам, если б я знал! Это нелепая ошибка… Ну неужели вы могли подумать, что я… Я?!…мог у вас… украсть…
        - Молчи, свинота! Всё, вон из моего шатра в своё вонючее болото!
        - Смилуйтесь, мадам!- взмолился Хряк.- Только не в болото! У меня же юношеская травма, вы знаете… Там эти жуткие создания…
        Ведьма Агата глаза от него отвернула, в зеркале своё отражение нашла, решила прядку растрепавшуюся на место зачесать. Хряк бедный и так и сяк рядом вертится, всеми силами надеется хоть как-то положение исправить…
        - Взрослый обалдуй! До сих пор боится лягушек! И самому не смешно?
        - Нет… это была детская травма, они на меня прыгали-и…
        - Да знаю я,- раздражённо отмахнулась ведьма.- Уже миллион раз слышала, как твоя чёртова бабушка младенцем уронила тебя в болото и тебя там чуть не съели лягушки. Надоело! Пора взрослеть, беби. Развернулся и строевым шагом марш в трясину!
        - Мадам!!!
        - Всё, я сказала!
        - Да я не про это… я…- В глазах хитрого чёрта появилось обожание, а в голосе придыхание восхищённое.- Я просто сражён вашей красотой! Какая причёска, какой стиль… Вы сменили имидж?
        - Ну-у так, немного… А что?
        - Ослепительно, просто ослепительно! Как вам идёт! И это восхитительное платье, так подчёркивающее благородство обтекающих линий!
        - Чего обтекающих?!
        - Я имел в виду, как оно оттеняет глубину ваших глаз!
        - Ты находишь?- Агата задумчиво поправила корсет, взбивая груди повыше.
        - Ну конечно, мадам!- продолжал извиваться Хряк.- Вы только посмотрите, какие у вас глаза! Это же просто чёрт его знает какие глаза! Две геенны огненные!
        На последней фразе ведьма затормозила чуток, подумала, представила, но, видать, решила, что сравнение имеет место быть, а поэтическую вольность тоже ещё никто не отменял.
        - Льстец!
        - Ах, мадам.- Облегчённо выдохнув, чёрт поцелуйно припал мокрым пятачком к ручке своей хозяйки. Стало быть, сегодня не убьёт, а до завтра ещё простить может…
        - Ладно, мерзавец. Приберись тут и можешь пока жить.- Агата нежно коснулась зелёного медальона на шее и потянулась к чёрному плащу.- Так, я в лес. У казаков с басурманами какая-то заварушка, посмотрю, чем всё дело закончится.
        - Э… но, мадам, а как же…- Хряк смущённо указал на нерасколдованного Наума.
        - Ах да.- И, не оборачиваясь, ведьма щёлкнула пальцами…
        Вспыхнул голубой свет, и второй чёрт от неожиданности рухнул на пол. Лежит, болезный, затылком об котёл мазанулся, руки-ноги затекли, бородёнка дыбом встала, глаза, и без того косые, в кучку сошлись. А Хряк дождался, пока ведьма за порог, да как пнёт боевого товарища ногой в бок:
        - Вставай, тунеядец бракованный!
        - Ты чего?! Я чуть было не задохнулся…- слабо простонал тихий Наум.- Что это было, Хряк? Как она нас нашла? Ведь ты говорил, что порошок невидимости должен нас…
        - Ну, бывает, должен, да не сработал.- Толстый чёрт уныло, скрестив ноги, присел рядышком, а мешочек с порошком за спину выбросил.- Видать, просроченный. Но не о нём речь. Ты даже не представляешь, чего мне стоило сейчас тебя спасти…
        - Меня?! А почему меня?
        - Да потому что она рвала и метала, когда узнала, что ты собирался съесть её суп!
        - Я?!- поразился тощий чёрт.- Но, Хряк, это же ты хотел съесть суп!
        - А кто стоял с миской в руках? Вилкой много супа не зачерпнёшь…
        - Это ты меня попросил! А я отговаривал, помнишь, помнишь?..
        - Какая ж ты всё-таки неблагодарная, Наум, скотина! Ему говорят, что его спасли, причём рискуя собственной жизнью,- она меня чуть в болото не закинула! А этот знай себе гнёт: «Это ты хотел съесть суп, это ты хотел съесть суп…» Да какая теперь разница, кто чего хотел?! Главное, что ты жив, дружище!
        - Но ведь это правда, Хряк, это же ты хотел…- слабо отбивался Наум от могучих объятий толстого друга, который упорно гнул свою версию. С наивной туповатостью тощего чёрта это было не так уж трудно…
        - Да ладно, братан, не извиняйся!- Толстяк беззастенчиво, до хруста смял узкие плечи своего тощего приятеля.- Разве ж я не понимаю… У тебя стресс, нервы, шоковая заторможенность реакций и всё такое… В общем, я на тебя не обижаюсь.
        - Спасибо,- неуверенно кивнул Наум, но Хряк продолжил:
        - Однако дружба дружбой, но есть проблема.
        - Какая?
        - Теперь тебе неделю придётся убираться в хозяйкином шатре.
        - Мне? Одному?! За что?!!
        - Да, да,- обречённо развёл руками брехливый толстяк.- А мне велено тебя контролировать. И тут уж… прости! Мы, конечно, друзья, корефаны, приятели, но не могу же я постоянно спасать тебя, рискуя собственной жизнью.
        - Понимаю…- повесил пятачок Наум и кончиком хвоста слезинку вытер.
        - Это хорошо. Так, а чего тогда сидим? Давай работай! Веник в зубы и арбайтен!
        - Ну ладно, ладно, в ухо не ори… Сейчас дух переведу и…
        - Как, ты ещё здесь?!- сделав страшное лицо, закричал Хряк, да так громко, что его слабовольного товарища отнесло в другой угол шатра.- Иди трудись, не сачкуй! Я всё вижу!
        Вздохнул Наумка жалостливо, да и поплёлся за веником. А куда денешься, с кем спорить будешь? Хряк хоть и друг, но на подзатыльники не скупится. А ведьме Агате только заикнись про выходные или сверхурочные- вообще под березой закопает да ещё и плюнет ядом на могилу! Злющая - страсть, лучше уж не нарываться…
        Сам-то Наум был чёрт тихий. Не спешите путать с «безобидный»! Свою работу по пакостям и вредностям добрым людям он выполнял со всем старанием, не зазря его ведьма держала. Но в сравнении с крепким, хамоватым вруном Хряком тощий чёрт выглядел если и не ангелом, то уж, по меньшей мере, интеллигентом. То есть гадости творил направо-налево, но с тёплой улыбкой и даже неким чувством неосознаваемой вины перед всем русским народом. Хотя, надо признать, глубокий внутренний протест перед пинками Хряка и диктатурой Агаты у него внутри зрел.
        Ну да и пусть, сколько можно о чертях балакать? Мы лучше к другим главным героям сказки вернёмся…
        Воевода басурманский со своим отрядом как раз на отдых расположился, ну чтоб до темноты выспаться слегка, перекусить сухим пайком да портянки просушить. Всё честь по чести, согласно немалому опыту на театре военных действий и часовых выставили, и оружие держали под рукой, да только не помогло ничего…
        - Каза…- только и успели вякнуть часовые, когда их за горло брали.
        - Какая коза? Не понял…- покривил губы воевода.- Карашир, разберись с козой!
        - Слушаюсь, мой господин!
        Чернобородый разведчик и двух шагов ступить не успел, как налетела на басурман лава казачья и такую «козу» показала, что приходи кума любоваться! Смяли степные кони копейщиков, а станичники, с сёдел спрыгнув, в шашки да на кулачки пошли, так и валяют захватчиков! А в тесном бою копья длинные басурманские скорее помеха, рубят их казаки на дрова, только в поленницу складывать успевай. Да и нагайка вёрткая, со свинцом на конце, похлеще кривой сабли будет - на взмах легче, а на удар по шлему медному, считай, куда как тяжелее. И уж коли разок так словил, то уж звону в голове-э, ровно в Царь-колоколе. То исть второй раз под горячую руку лезть ни дури, ни желания…
        Басурмане, конечно, старались, как могли. Они тоже ребятки не слабые, закалённые в боях, пытаются в строй встать, организованной обороной собраться, количеством задавить, их же по-любому вшестеро больше, чем наших. Да уж больно неожиданной атака была: окружили казаки противника, а в окружении завсегда биться страшнее. У страха глаза велики, паника головы туманит, руки сабли не держат, колени сами подгибаются…
        - Шайтан-казаки! Сдаёмся! Мы больше не будем!
        Воевода, кого успел, собрал и давай бог ноги!
        - Уходим! Все уходим!
        И побежало всё войско басурманское! Как не побежишь, когда самым первым герой-воевода несётся, через кусты перепрыгивает по-козлиному, на казаков лается по-собачьему, а на тех, кто его обогнать пытается, так и рычит по-тигриному! Дескать, куда поперёд командира?!
        В общем, почти всех повязали наши, оружие отобрали, в рыло несогласных отметили, но воевода с малым отрядом всё ж ушёл-таки…
        Вот эту битву-сражение и наблюдала, скрываясь за деревьями, злая ведьма мадам Саломейская. Покривила губки Агата, ствол древесный ноготками порасцарапала да и призадумалась. Зачем приходили басурмане? Что должен был сделать на Руси сбежавший воевода? Нельзя ли теперь хоть через него на великого султана Халила выйти? И решила она проследить за утёкшими басурманами. Пошла тропами тайными и не прогадала. У ней в этом деле давний интерес был и план коварный да хитрый…
        А в степи широкой, ближе к лесочку редкому, у костров невысоких сидят казаки. Кто товарищу рану на руке перевязывать помогает, кто шашку сухой травой чистит, кто коня усталого рассёдлывает. В сгущающихся сумерках и басурмане пленные видны. Тоже сидят себе на сырой земле, пучками по пять штук, спиной к спине связанные, хозяйство мужское простуживают. Ну так сами виноваты, кто их сюда звал? Не в гости пришли, чаи распивать,- с оружием да злобой на чужие земли позарились…
        В сторонке, у самого большого костра, наш знакомый сотник стоит. Хоть и лихо рубился дядька Андрей, а нет на нём самом ни царапинки. Надёжно защищали две шашки хозяина своего заботливого, когда опытный казак два клинка разными вывертами вокруг себя крутит, так, бывало, и пули отбивал, не то что стрелы да пики! А сам сотник двух казаков помоложе вызвал и говорит:
        - Всех пленных завтра поутру в Астрахань отконвоируете, там сдадите куда надо. Приказ атамана.
        - Добро. А вы сами-то как? Война же…
        - Как скажут, так и повоюем. А покуда атаман решил в станицу возвернуться, отдых дать коням да людям.
        - И то верно,- кивнули молодые казачки.- Уж ежели что сурьёзное нагрянет, так дозорные завсегда предупредят.
        - Точно. Но смотри у меня, хлопцы! За пленными бдить строго! Военное положение никто не отменял.
        Сотворили казаки суровые брови, руки на шашки положили и пошли свой пост у басурман нести. А что ж, про субординацию военную ничего сказано не было? А просто к чему она нам, казакам? Все с одного войска, одной земли, одной станицы. Отношения простые и честные. Что есаул, что простой казак во время службы друг дружке руку подают, на «ты» обращаются, а на погоны да чины и не смотрит никто, кровь-то у всех одна, красная. И до одного дома всем после боя возвращаться, так смысл перед своими же братьями понтами армейскими да солдатчиной уставной выделываться…
        Полно вам, снежочки, на талой земле лежа-ать, -
        завёл атаман, сидя у костра. Лица станичников светлеют, ведь с доброй песней и дышится легче.
        Полно вам, казаченьки, горе горевать, -
        дружно подхватили те, кто поближе.
        Полно вам, казаченьки, горе горевать,
        Оставим тоску-печаль во тёмном во лесу-у!
        Оставим тоску-печаль во тёмном во лесу,
        Будем привыкать мы к азиатской стороне-э!
        Эх, будем привыкать мы к азиатской стороне,
        Казаки-казаченьки, не бойтесь ничего-о-о…
        А и вправду, чего бояться казаку? На своей земле живём, чужого не просим, по миру не побираемся, хозяйствуем, как можем, детей растим, а при первой же опасности- с верной шашкой на коня и галопом на любого ворога! Не себя защищая, а всех и каждого, кто в беду попал, кому помочь требуется, кто в суды да законы не верит, в рабской доле жизни не видит, для кого казачий посвист последняя надежда…
        Слаженно, душевно поют станичники. Тихо щиплют траву стреноженные кони, горят в ночи яркие костры, а ветерок с Волги искры оранжевые до самых звёзд доносит. Сидят в стороне пленные басурманские воины, гадают: вот какого шайтана лысого их тупоголовому султану так понадобился новый гарем? И главное, какому иблису бесхвостому стукнуло в башку переться за этим гаремом именно на русскую территорию? Мало было других сопредельных государств, что ли?! Нет, надо непременно на Русь! А здесь казаки! И что теперь? Ведь сошлют за вооружённую агрессию куда-нибудь в Сибирь на каторгу, лес валить, у волков хвосты отмороженные по тайге подбирать. О, Аллах, избавь от такой судьбы нас, людей восточных, теплолюбивых, мы больше не будем, нас заставили, э-э…
        Воевода-то с десятком воинов сбежал, помните? Бегал он быстро, тренировался, наверное. А за ним и разведчик Карашир увязался, и другие, кто успел. Запыхавшиеся, растерянные, но оружие не потеряли, значит, воинами остались. Каждый знает: затаившийся зверь- опаснее…
        Воевода на пенёк сел, дыхание выровнял, ятаган свой в руках покрутил, ища, кого бы зарезать, душу отвести, да не успел. Вспыхнула красными глазами слоновья голова на рукояти клинка, и в тот же миг повисло прямо в ночном воздухе суровое лицо султана Халила.
        - Ну, что там у тебя, дорогой мой? Давай уже докладывай, да…
        - Мы… разбиты,- склонив голову, с трудом выговорил воевода, а щёки султана заметно налились краской ярости.
        - Что ты сейчас сказал? Моё непобедимое войско разбито? И кем?!
        - Казаками…
        - Слушай, я тебя сейчас сам убью. Вот честное слово,- задумчиво пообещал султан. - Видишь, какая у меня перчатка волшебная? Это из кожи с руки самого чёрного мага! Я по ней с тобой говорить могу, могу тебя найти везде, могу испепелить вот прямо тут, хочешь?
        - Я не виноват, о повелитель! Мы бились как львы, но они подло напали сзади, их было тысячи и тысячи…
        - И каждый с пушкой, да?
        - Да!- окончательно губя себя безбожным враньём, сорвался воевода. Но, по совести говоря, чего ему было терять, всё и так шито белыми нитками…
        - Ладно, всё, надоел…- Милостивый султан уже собрался было испепелить неугодного подданного на расстоянии, но передумал.- Вот что я тебе скажу. Ты сейчас поспи, отдохни, покури там чего-нибудь, а утром пойдёшь и приведёшь мне казачьих девушек. Не приведёшь, я казню и тебя, и всех твоих людей. Они же все трусы, да? Никто не захотел умереть за мой новый гарем, э?! Я вас сам убью, очень хочется, ты меня понимаешь…
        - Да, владыка мира. Всё будет исполнено!
        Один миг, и исчез светлый лик повелителя. Остался едва уловимый запах серы да кислый запах пота перепуганного воеводы. Вытер он лицо краем плаща, сунул ятаган в ножны и крепко задумался, обхватив голову руками…
        Подошёл к нему сбоку осторожный разведчик Карашир. Стоит, мнётся с ноги на ногу, не знает, как начать. На Востоке за плохие вести головы лишают на раз!
        - Мой господин! У нас большие потери. Нужно возвращаться…
        - Собери оставшихся воинов,- не оборачиваясь, приказал воевода.- К утру мы повторим атаку или погибнем.
        - Но, мой господин, у нас почти не осталось людей… Мы не можем…
        Раненым барсом вскочил воевода, быстрее молнии выхватил ятаган и, приставив его к горлу разведчика, бешено прошипел:
        - Повтори! Повтори мне ещё раз, что ты не можешь, и ты узнаешь, чего могу я! Я приказал тебе собрать оставшихся бойцов! Исполняй, или ты навеки ляжешь со всеми другими трусами в этой проклятой земле…
        - Да, господин, простите…- почти задыхаясь, прохрипел Карашир.- Я лишь хотел сказать, что не знаю как…
        - Зато я знаю как!- мелодично раздалось за их спинами, и шагнула на освещённую луной сцену танцующей походкой злая ведьма Агата Саломейская…
        Вот тут-то, как вы понимаете, всё уже всерьёз и завертелось. Перешёл маленький локальный конфликт, бытовая пограничная стычка, в глобальную войну, с привлечением союзников, магическими поединками, волшебством да чародейностями всякими. С переходом на личности, клятвами-обещаниями, взрывами, подлогами, чёрными обрядами, кладбищенскими призраками, предательством и холодной местью! Заинтриговал я вас? Ну так продолжим, не откладывая…
        Воевода в сторону ведьмы и головы не повернул. У него другие задачи были- на ком злость сорвать, а тут так кстати Карашир со своим мямленьем подвернулся. Держит он ятаган под чёрной бородой бледного разведчика- сейчас зарезать или погодя?
        - Отпусти его, и я дам тебе то, что ты хочешь.
        - А если я хочу пролить чью-то кровь?
        - Завтра ты прольёшь реки крови!- мурлыкнула Агата, не спеша подходя к воеводе с Караширом.- Если, конечно, ты захочешь меня выслушать…
        - Продолжай,- бросил воевода, опуская ятаган.
        - Я Агата Саломейская, ведьма в седьмом поколении, живу тут очень давно и знаю нравы казаков не понаслышке. Твой великий султан попросту глуп как пробка, если решил, что сможет так легко отобрать их девушек.
        - Женщина, ты ищешь смерти? Укороти свой длинный язык, говоря о моём повелителе!
        - Ты мне угрожаешь?- изумлённо захлопала глазами коварная красавица.- Ты? Тот, кому осталось жить пару дней, пока твой хозяин, раздосадованный тем, что так и не получил новых наложниц, не превратит тебя в пыль и пепел…
        Воевода чуть яростью не захлебнулся: по восточным традициям не принято всяким ханум лезть в мужские дела. Но и правоту её слов не признать не мог.
        - Отпусти своего человека, пусть он исполнит твой приказ. А сам выслушай, что я скажу. И клянусь самой глубокой бездной преисподней, тебе это понравится!
        Глянул ей воевода в глаза глубокие, помолчали они минуту долгую, в гляделки играя, и опытный воин, к своему изумлению, первым отвёл взгляд. Бросил он клинок в ножны, и счастливый Карашир, пригнувшись, облегчённо выдохнул…
        - Собери всех, кто остался.
        - Слушаю, господин…
        - А теперь говори, женщина,- приказал воевода, когда разведчик, пятясь и кланяясь, исчез в ночи.
        - Если утром ты повторишь набег на казачью станицу- ты погибнешь. Если вернёшься к султану, не выполнив приказ, твоя смерть будет скорой и мучительной! Но я могу помочь тебе, воин…
        - Как ты можешь мне помочь?
        - Я дам тебе возможность украсть лучших девушек из ближайшей станицы.
        - А взамен?
        - Ты мудр, если понимаешь, что ничего не даётся даром,- ласково улыбнулась злобная ведьма.- Мне нужна волшебная перчатка твоего повелителя…
        - Что?!- взревел воевода.- Ты предлагаешь мне предательство?
        - Я?- удивилась Агата, подумала и признала:- Да. В обмен на твою жизнь. По-моему, не самая плохая цена.
        Ну, собственно, воевода так не счёл. Он, видать, думал, что ведьма на него за пирожки или за выпивку пахать наймётся, а потому от крушения надежд озверел быстро…
        - Ты, ведьма!
        - Уточняю, это профессия.
        - Ты посмела подумать, что я, неумолимый воевода Семи царств, каждый день смотрящий в лицо смерти, проливший океаны крови, топчущий поверженные народы, приму жалкую жизнь изменника из твоих рук?!
        - А из чьих примешь?
        - Ты умрёшь первой, грязная тварь!
        Выхватил он из ножен верный ятаган иранской стали да как зашвырнёт его на пять шагов, прямо ведьме в голову! А она, коварная, только бровью повела, медальон зелёный на шее вспыхнул магически, и замер клинок заточенный в одной ладони от её лица. Побледнел воевода от таких фокусов, он, конечно, всякого на войне повидал, но таких чудес побаивался…
        Не касаясь лезвия, развернула мадам Саломейская ятаган в обратную сторону, да и бросила в воеводу. Не увернись он, не быть бы ему живу, а ведьму уже понесло-о…
        Язык длинный змеиный раздвоенный меж зубов высунула, воеводе ухо щекочет, у самой глаза горят направленным светом на три шага вперёд и волосы дыбом- умопомрачительно жуткое зрелище! Вам рассказываю, а самому страшно, вдруг ночью приснится такое…
        - Тоже мне великий воевода! Глупец! Ты жив до сих пор только потому, что нужен мне… И клянусь всеми силами ада, ты сделаешь всё, как я скажу, ты исполнишь любую мою волю, каприз, желание! Иначе смерть от перчатки твоего недалёкого султана покажется тебе просто райским наслаждением в сравнении с тем, что для тебя приготовила я…
        Воевода так и встал столбом мраморным. Если чего и хотел чирикнуть перед смертью, то сто раз резко передумал. Всё-таки у басурманских военных голова работает, им определенные вещи по два раза повторять не надо, и так соображают. А ведьма лик свой прежний приняла, волосы кокетливо поправила и продолжила как ни в чём не бывало:
        - Вижу, что мы поняли друг друга. Это приятно. Ты- храбрый воевода, брутальный мужчина, проливший океаны крови, великий кто-то там и прочее бла-бла-бла… Но я- Агата Саломейская! Лучше не забывай об этом.
        - Н-не забуду…
        - Очень хорошо.- Ведьма привычно взяла его под локоток.- Теперь хватит заикаться, пойдём. Нас ждут.
        На этот раз воевода даже вздохнуть жалобно не решился. Приказал кивком головы Караширу и прочим следовать за собой и с похвальной послушностью пошёл, куда ведьма повела.
        А она, уж поверьте, знала куда идти. Эта коварная женщина прекрасно разбиралась в международной и межнациональной политике, то есть понимала, кого и как надо подключить к решению ситуации, чтоб казаков из станицы выманить да и увести подальше. А там уж всё совсем несложно будет, и заветная перчатка из кожи чёрного колдуна Зохраба наконец-то будет её…
        Холодно ночью в лесу, страшно… Дорог нет, тропинки в глуши ни луной, ни звёздами не освещаются, идёшь на ощупь, и каждая ветка еловая, выпрямляясь, так и норовит по сопатке заехать случайному туристу. Осторожно крадутся басурмане, дороги не знают, вытянулись в цепочку, впереди ведьма Агата, за ней воевода, за ним Карашир- верный пёс, а там уж и все остальные. Хочешь не хочешь, а приказ есть приказ…
        Долго ли шли, коротко ли, а только замаячило впереди пламя большого костра. И сидят вкруг того костра лесные разбойники. Рожи помятые, небритые, одеты во что попало, у кого чего награбили, даже оружия приличного не имеют, больше всё кривые ножи да суковатые дубины. Средь них кавказский юноша, стройный да красивый, смотрит на всех раскрыв рот, гордится причастностью, а сам выделяется в этой шайке, ровно белая ворона в чёрной стае…
        Вот Агата Саломейская воеводу с воинами басурманскими в засаде оставила, а сама бесстрашно к главарю пошла. И хоть бы её кто окликнул, остановить посмел, куда там- все только кланялись подобострастно да дорогу уступали. Явно знали разбойники эту ведьму чернявую преотличнейшим образом и связываться с ней лишний раз не хотели. По всему видать, были случаи, нарывались и нарвались…
        Завела она с Сарамом разговор тайный. Объяснила ситуацию, определённую сумму денег предложила за содействие. Славой, почестями, титулами «наиглавнейших разбойников года» не соблазняла, понимала, что не купятся. Главарь тоже не дурак был, быстро просёк собственную нужность и важность, однако, как и всякий подлец, «слово чести» держать не намеревался.
        Да и откуда честь у куриного вора и грабителя бедных? Для виду сразу согласился, а в уме только и держал, как бы эту красавицу-ведьму обмануть- и денег слупить, и не работать, и, может, даже пару раз с ней, как с интересной женщиной, шуры-муры покрутить. Оно чисто по-человечески и понятно: сидишь в лесу, никакой цивилизации, кругом одни мужики, а в ближайших к лесу сёлах бабы, мягко говоря, неласковые…
        - Итак, твоё слово, Сарам.
        - Я всё понимаю, Агата, но времена сейчас очень тяжёлые…- бесстыже врал главарь, набивая себе цену.- Бесчеловечные времена, согласись. Это раньше я бы отдал тебе десяток моих лучших воинов и даже не спросил, зачем они тебе, убить кого-нибудь или евроремонт в шатре сделать. Не важно, мы же соседи, должны помогать, в конце концов. Но сейчас… мамой клянусь, Агата, каждый человек на счету… Как я могу ими рисковать?
        - Ты, кажется, не понял меня,- терпеливо поясняла ведьма.- Это воины басурманского султана сделают всю основную работу. Вы же должны сидеть в засаде и следить, чтоб никто из казаков не вырвался в другие станицы за подмогой. Неужели это вам не по силам?
        - Да почему не по силам? Мы джигиты, нам всё по силам, конечно! Но ты тоже меня пойми, как военачальник нашей банды, я должен предусмотреть все случайности… А вдруг воины султана Халила не справятся с этими бесчестными казаками и вам потребуется помощь наших грозных клинков?
        - Сарам, твоя помощь потребуется только при дележе добычи. Грабь всё, что попадётся под руку! Мы заберём лишь молодых девушек.
        - Там что, какие-то особенные девушки?
        - Нет, самые обычные.
        - Тогда не понимаю… подозрительно это как-то…
        - Что подозрительного, Сарам?- уже начиная слегка заводиться, гнула свою линию ведьма.- Басурманский султан набирает себе новых девочек в гарем. Для этого его воины должны взять казачью станицу. Что тут может быть непонятного и подозрительного, а?
        - Э-э, ты не дави на меня, ладно…
        - Да пожалуйста!- всплеснула руками коварная Агата.- Если ты устал, если твои мозги заплыли жиром, если ты больше ни на что не способен… Ну что ж, найдём других!
        Развернулась ведьма, пару шагов сделала, стоит, считает в уме: один, два, три… ап! Подбежал смущённый главарь, боясь, что рыбка сорвётся с крючка…
        - Хорошо, хорошо, зачем так нервничать, я же не сказал «нет».
        - «Нет» сказала я! Счастливо оставаться.
        - Агата, ну что ты так близко всё принимаешь к сердцу?- вприпрыжку побежал за ней дядя Сарам.- Ты же знаешь, дорогая, как я к тебе отношусь! Я готов работать на тебя бесплатно, днями и ночами, в любое время, когда пожелаешь… Это был тонкий намёк, ты поняла, да?! Но мои люди… Они простые трудяги, лишённые чувства прекрасного, им всё-таки надо что-то платить. А в казачьих станицах не бывает много золота. Получится, что они работали даром? Обидно…
        - Пять монет каждому,- не оборачиваясь, бросила Агата.
        - Пять монет?- как вкопанный остановился Сарам.- Ты сказала - всего пять?! Воистину, даже змея не могла глубже уязвить меня в печень!
        - Хочешь сказать, это несерьёзно?
        - Хочу! Это несерьёзно.
        - Хорошо, шесть,- скрипнула зубом ведьма, вынужденно признавая, что разбойники ей сейчас всё-таки нужны.
        - Семь! Семь и отдельно овёс для лошадей.
        - Шесть! Но тебе- восемь! И никакого овса.
        - А-а… ячмень? Он дешевле.
        Издала Агата тигриное рычание, повыла с минутку на луну, чтоб нервы успокоить, и согласилась. Достала из сумочки кошелёк с золотом, рассчитала по сегодняшнему банковскому курсу и скрепила преступный сговор фактом передачи денег. Жутко обрадовался главарь, в ритме лезгинки перед ней ходит, грудь колесом выгибает, пальцы веером растопыривает, глазки строит, заигрывает всячески. Бонуса любовного к денежкам хочет, раз уж такой фарт попёр…
        - Вот хорошо, вот это уже совсем другое дело! Ты же умнейшая женщина, Агата! И поверь, это была очень честная цена. Только посмотри, каких красивых орлов ты получаешь за такие, можно сказать, смешные деньги… Эй, Юсуф! Иди сюда, дорогой мой!
        Вскочил кавказский юноша, легче лани бросился на дядин зов. Тот его за плечи обнял, по спине похлопал, папаху на голове поправил и к ведьме лицом развернул:
        - Вот! Юсуф! Орёл! Горный, свободолюбивый весь! Мой племянник, между прочим. Юсуф, дорогой, скажи нашей гостье, зачем ты покинул родной аул и присоединился к нам?
        - Я хочу совершать великие подвиги, драться с бесчестными врагами и умереть настоящим джигитом!- гордо ответил юноша.
        Ведьма мило улыбнулась одними губами, типа ещё один романтичный дурачок…
        - Иди, родной.- Сарам спровадил племянника и вновь обернулся в Агате.- Слушай, ну прямо как я в молодости! Скажи?
        - Да, ничего так, красавчик…
        - Весь в меня!- томно прошептал главарь, осторожно приобнимая ведьму за талию.- Звезда моя! Сегодня такая ночь! Такие звёзды, такой воздух, и вообще всё такое… Ты здесь, я здесь. Как писал бессмертный кавказский поэт Авас Саакашвили?
        Твои глаза горят, как эбониты,
        А я несу, несу любовный вздор…
        И, как луна, круглы твои ланиты,
        И губки - персик, ротик- помидор!
        - Впечатляет, особенно про помидор,- нервно прокашлялась красавица Агата, прекрасно понимая, куда клонит этот небритый Ромео.- Короче?
        - Давай скрепим наш обоюдный договор долгим, крепким и по-восточному сладостным…
        - Ещё короче?
        - Дай поцелую!- вытянул губы дядя Сарам.
        - Нет.
        - Один раз?
        - Нет!
        - Но, дорогая, такая ночь и звёзды, чего ты упираешься, э?!
        - Я сказала, нет! Завтра жду тебя с твоими людьми на опушке леса. Пока…
        - Стой, женщина!- Главарь разбойников попытался было удержать её за запястье, но ведьма посмотрела ему в глаза таким взглядом, что он испуганно отдёрнул руку.
        - Ещё раз прикоснёшься ко мне и умрёшь страшной смертью!
        - Ладно, ладно, моя пугливая газель…
        - Я повторять не буду.
        - Да понял я, э-э…
        Развернулась ведьма и пошла узкой тропинкой в глубь леса. Потом голову повернула и напомнила:
        - Помоги нам разбить казаков, Сарам, и ты получишь свою награду…
        - Вай мэ, неужели…- вновь воспрянул любвеобильный главарь, а коварная ведьма ушла в ночь, демонстративно покачивая бёдрами.
        - Ай, какая ведьма-а…
        - Я всё слышу!
        - Это был… комплимент!- крикнул Сарам, но никто ему уже не ответил.
        А в двадцати шагах от разбойничьего костра стояли в полной боевой готовности воины басурманского султана. Воевода отлично видел всё, что там происходило, и разбойников ненавидел всем сердцем, как только может ненавидеть бандитскую вольницу кадровый военный.
        Но при этом вынужденно не мог не признать изворотливый ум этой коварнейшей женщины. Просто так, абы кому, диплом профессиональной ведьмы не вручается. Тут и учиться не один десяток лет надо, да ещё и меж подруг стервой себя проявить, каких поискать. Впрочем, в наше время таких мадамок всё больше и больше становится. Откуль ни возьмись, а повсюду берутся, в каждом коллективе имеются. Не ведьмы, конечно, стервы…
        Ну, как только Агата Саломейская в лесу скрылась, дядя Сарам кошелёк с золотом на ладони подбросил, за пазуху спрятал и к костру вернулся. А там его уже любопытный Юсуф ждёт, интересно же парню: неужели вправду пойдут завтра эти храбрые лесные герои на врага? Может, и ему разрешат присоединиться? А письмо старейшине в аул он и после боя отвезёт, главное же подлых гяуров побить…
        - Дядя, кто была эта женщина?
        - О, это наша сестра. У неё большое сердце, она помогает нам вести борьбу за нашу свободу!
        - Какая достойная женщина-а…
        - Да, да, у неё много всяких достоинств,- задумчиво пробормотал дядя Сарам, поглаживая кошелёк за пазухой.- Ну, пойдём, дорогой, надо со всеми поговорить. Сейчас будет очень важное собрание.
        Вышел Сарам к костру, встал в многозначительную позу, одну руку за спину, другую за отворот черкески, невольно копируя неизвестного ему императора Наполеона. Посмотрел свысока на своих бандюганов и велеречиво начал:
        - О мои благородные братья! Отважные джигиты и бесстрашные воины! Завтра я поведу вас в великий поход на неверных! Это будет достойный и славный день, день, о котором мы всегда мечтали…
        А разбойники недоумённо на главаря уставились. Вроде до сегодняшнего дня нормальный был человек, а тут какую-то хрень несёт псевдопатриотическую, знамя национализма и фанатизма религиозного поднимает. Раньше-то спокойно грабили себе всех подряд, паспортов и вероисповедания не спрашивая, и вдруг на тебе…
        - Чего это он?- спросил толстый Бабур у кривозубого Саида.- Какой великий поход, почему славный день? И это мы, что ли, отважные джигиты?! Я особенно…
        - Да плюнь, это спектакль для племянника. Щенок считает его героем, вот наш Сарам и пыжится…
        - Завтра мы идём с вами на казачьи земли, вершить справедливую месть!- продолжал разливаться главарь.- Мы отомстим им за покорение Кавказа, за наши сожженные аулы, за проклятые имена Ермолова и Бакланова, которыми до сих пор пугают детей!
        - Сарам, ты… как это, в своё уме?!- не выдержал Саид, хотя Бабур пытался удержать друга за руку.- Идти на казаков- это же верная смерть!
        - Согласен, мой отчаянный брат,- мигом обернулся к нему прожжённый лжец, а сам глазами на Юсуфа показывает, дескать, помолчи, потом объясню.- Это будет беспр… беспрен… беспрецедентный подвиг! Но мы разделим эту славу с военными союзниками. Нашу священную войну вторым фронтом поддержат отважные воины басурманского султана Халила!
        - А-а, так мы не одни туда попрёмся?!- сразу обрадовался толстяк Бабур.- И уж тогда пограб… ой, понасовершаем святую месть!
        - Так бы сразу и сказал,- поддержал его воодушевлённый Саид.- Басурмане- это очень серьёзные союзники. Тогда другое дело, тогда мы тоже за эту, за твою… за священную войну!
        - Покажем этим подлым гяурам!- загомонили, приплясывая, и остальные разбойники.- Сожжём казачью станицу! Возьмём богатую добычу! Отомстим за всё! А там и до белой крепости Астрахани доберёмся-а-а!!!
        Юсуф, конечно, мало что во всём этом понимал. С одной стороны, он был рад, что его берут в настоящий поход. С другой, какая уж тут честь для джигита станицы грабить? Там же, наверное, не только казаки, но ещё и женщины, и старики, и дети. Неужели у них тоже надо всё отобрать и в этом смысл всего подвига? А он-то по наивности думал, что за сожженные аулы воевать надо с регулярной русской армией, нет?
        Ну хорошо, дяде виднее, он человек опытный и настоящий вожак, вон как его все здесь любят и уважают…
        Так вот, покуда разбойники лесные сами себя к завтрашней битве настраивают, шкуры неубитых медведей друг с дружкой шумно делят, мы с вами в ту самую станицу и вернёмся. Ночь ведь ещё, а ночи в степи тихие, долгие, глубокие, только комарики кусачие да гром далёкий спать мешают. Однако же в хате сотника шаги детские слышны, вы ж помните, что были у дядьки Андрея две дочки- старшая Ксения и малая Дашка. Ну, та самая, что сеструху большую мамке заложила насчёт поцелуев с Митькой за мельницей. Вспомнили? Так вот о них и речь пойдёт…
        Ещё до рассвета вскочила Дашка со своей кроватки да осторожно, чтоб сестру не разбудить, к мамке прокралась. Встала рядышком, за плечо маму теребит…
        - Ты чего, Дашенька?- проснулась сотникова жена.- Сон страшный приснился?
        - Нет. Я к папке хочу.
        Подняла её Настасья к себе на кровать, обняла, одеялом укрыла, вздохнула понимающе:
        - А как я к твоему папке хочу… Ничего, не бойся, он скоро приедет.
        - Да где ж его черти носят?
        - Ты как об родном отце говоришь?! А по губам?!
        - А мне Ксюшка сказала, что ты так сказала- «где его черти носят»…
        - Та-а-ак… Ксения! Вижу, что не спишь, а ну иди сюда! Ты чему малую учишь, а?
        - А что я? Сразу я, чуть что…- зевая, подошла дочка старшая и с другого бока к маме угнездилась.- Ничего я такого не говорила, врёт она…
        - Я вру?!- аж подпрыгнула младшая.- Я не вру! И про Митьку за мельницей не вру, и про Сашку за забором, и про Петьку на скамейке, и про…
        - Ябеда!
        Как кинется старшая Ксения Дашку подушкой бить, та он неё по кровати кругами бегает, визжа счастливо. Жена сотникова терпела-терпела, да и сгребла обеих в одну охапку. Поприжала так, что пискнули, и по разным углам развела.
        - Так, всё! Покуда батьки дома нет, я за него! Вона нагайка на стене висит, долго спрашивать не буду, отхожу за милую душу. А ну, кайтесь обе…
        Перепугались сестрицы, друг на дружку косятся, а ссориться более не решаются. Да тут уже и рассвет золотой в оконце пробился, а с рассветом донеслась издалека удалая походная казачья песня…
        Астраханские казаки
        Да астрахански казаки!
        Отечеству служат,
        На границе разъезжают,
        Ни о чём не тужа-ат!
        Просветлели лица у всех троих…
        - Папка вернулся-а-а!!!
        И впрямь, только одеться да причесаться успели, как возвращается в станицу казачий отряд. Высыпали люди навстречу. Впереди атаман на боевом коне, рядом денщик его верный, за ними и сотник со товарищами. Обнимают жёны мужей, дети отцов, старики сынов храбрых. Кто плачет от счастья, кто смеётся в радости, кто дитя малое к себе на седло поднимает- расти, казак!
        Удачей военный поход закончился. Все живы, хоть не все здоровы. Однако ж раны-то сабельные зарастут, дело привычное, а средь казаков лишь тот атаман особым уважением пользуется, что не только победы одерживает, но и станичников в бою не теряет. Сколько взял от матерей, стольких и верни- вот тогда тебе настоящая честь и слава…
        Сотник-то у своих ворот с коня спрыгнул, старшей дочери поводья передал, жену милую к сердцу прижал, а малая уже и сама на шею лезет к папке.
        - А меня мамка отругала!
        - Да за что ж отругала-то?
        - А я всю правду сказала про Ксюшку, которая с парнями целуется!
        - Вот оно как?!- выгнул бровь сотник, посмотрел на старшую, та аж до ушей краской залилась. Снова к младшей обернулся:- Но ябедничать тоже нехорошо. Права мамка: сестру старшую уважать надо. Иди мирись.
        Посмотрели друг на дружку девчонки, принахмурились, потом сами со смеху прыснули и обнялись! Вот и вся ссора исчерпана, кабы всегда так, проблем в семейной жизни на порядок меньше было бы…
        Дома, ясное дело, умыться бы и за стол, позавтракать, да сотник от трудов военных вздремнуть решил. Со степи-то выехали ещё до солнышка, так пару часов доброго сна отчего ж не урвать на рассвете? Поцеловал он дочек, прилёг на кровать, одеялом прикрылся, да и придремал. Жена Настасья подошла к нему осторожненько, чтоб половицами не скрипеть, в щёку чмокнула, обернулась и палец к губам приложила:
        - А ну, тихо вы, сороки! Папка с похода усталый, ему выспаться надо.
        Да куда там… Обе красавы вновь на кураже, шило в одном месте свербит, ни пить, ни есть не хотят, на одной скамье сидят, за столом ложками дерутся.
        - Она первая начала!
        - А чего она опять врёт, что я с…
        - Я сказала, цыть обе!- строгим шёпотом рыкнула на них мать.- Ксюшка, ты ж старшая, тебе умнее быть положено! Дашка, отпусти косу сестры, оторвёшь- никто замуж не возьмёт!
        Ну а те мартышки не обращают внимания на мамку, продолжают себе безобразничать, ручки сложили невинно, а сами ногами босыми друг дружку под столом пихают. Жена сотникова бельё нестираное в корзину сложила, подняла - тяжело, да куда же без стирки-то?
        - Я на реку. А вы… вот только разбудите мне папку…
        И в энтот миг роковой как рухнули обе дурынды на пол вместе со скамьёю! Грохоту на всю хату! Сотник, не просыпаясь, руку из-под одеяла выпростал да на стену указал. А на стене казачья нагайка висит, плетёная, суровая…
        - Так, девоньки,- жена прошептала.- Уходим тихо. И все!
        Все трое, друг за дружкою, на цыпочках к дверям направились. И правда, не буди лихо, пока тихо. Пусть уж лучше выспится казак, чем с недосыпу недовольный ходить будет, под горячую руку попадать кому охота…
        Вышли из хаты мамка да старшая сестра, а Дашка малая подолом юбки на пороге подзацепилась, освободилася да дверью, видать, чрезмерно и хлопнула. От хлопанья того метла упала, стол задела, со стола за метлой скатерть поползла, а на скатерти крынка с молоком стояла. Недолго…
        Бдз-дынь!!!- об пол хряпнулась вдребезги.
        Сотник с полусна-полудрёмы так и вскочил, как подброшенный. Да прямо босыми ногами в лужу молочную! Равновесия не удержал, вместях с половиком мокрым навзничь брякнулся и башкой об стенку! А на подоконнике горшок с геранью от того стенного сотрясения тоже, видать, самоубийством покончить решил- прямо сотнику по лбу!
        Лежит он, бедный, ноги в молоке, тело в синяках, голова в чернозёме с кустиками зелёными, тихо думает про себя: «Вот и выспался ваш папка…»
        А семейство его к тому моменту уж из станицы к реке успешно лыжи навострило. От матушки-Волги по земле астраханской тысячи рукавов да ериков тянутся. Уж и не припомню, как этот назывался, да и важно ли? Главное дело, что отошли они от станицы подальше, зато там место на излучине, и вода почище, и скотину на водопой не сюда гоняют. Разложились на старых мостках с бельём, жена сотникова кофту сняла, осталась в нижней рубахе белой да юбке. Сестра старшая мамке полоскать помогает, а малой такая работа ещё не по силам, в воде гимнастёрка казачья ох как тяжела…
        - Дашка-а!- мать ей кричит с берега.- Ты там цветочки у леса пособирай, да только далеко не уходи!
        - Хорошо-о! Я рядом!
        И впрямь куда не надо не лезет, собирает ромашки на опушке, себе венок на голову сплести. А жена сотникова за другую дочь берётся, всё ж доподлинно выяснить надо…
        - Ну и как тебе Митька?
        - Какой Митька?
        - Да тот самый, с которым ты за мельницей целовалась. Может, его родителям к нам уже сватов засылать надо?
        - Да мы всего разок, в щёчку.- Ксюшка вновь красная стала, но не врёт матери.- Не надо никаких сватов, дурак он и зубы не чистит…
        - А с Сашкой да Петькой тоже в щёчку?
        - В щёчку!
        - Ой, смотри, скажу папке, он тебя нагайкой-то поучит. Целоваться после свадьбы надо.
        - А можно подумать, ты с папкой до свадьбы не целовалась?!- съехидничала Ксения.
        - Эх, да мы с твоим папкой…- мечтательно отвлеклась жена сотника, но вовремя опомнилась.- Ты вон помогай давай, а не болтай зря! Валик для белья взяла?
        - Нет, я думала, ты взяла. Ты ж мне не сказала.
        - Ох уж, думала она! Как с хлопцами целоваться, так она не думала, а как валик взять, так памороки?! Марш в хату за валиком!
        - Ну, мам… пусть Дашка сбегает!
        - Дашка! Даш-ка-а-а!- обкричалась мать.- И эту мелкую как половой тряпкой смыло. Ну а ты чего встала? Я кому говорю, марш за валиком!
        Надулась старшая, подол подоткнула, да и припустила в станицу. Папка добрый, пожурит да простит, а у мамки рука тяжёлая, проще уж и впрямь самой сбегать…
        В станице мирная жизнь течёт своим чередом. Казаки, из похода вернувшись, отдыхают по хатам, на главной улице детишки в догонялки играют, девки от колодца воду на коромыслах несут, старики на завалинках кости греют, меж собой о былых временах балакают. В небе синем голуби парят белые, утречко душевно и ясно, ничего беды не предвещает, а беда близко…
        На окраине станицы, в лопухах у изломанного плетня, лежат в засаде лесные разбойники. Лошадей подальше поставили, за рощицей, чтоб своим ржанием казачьим лошадям не ответили да тем нападение не выдали. Главарь совсем близко к окраинным хатам подполз, Бабура к себе поманил. Ну, тому толстяку что ползти, что идти- всё едино, ровно шар в папахе огромной катится. Кое-как добрался, рядом прилёг, отдышался с трудом…
        - Слушай, Бабур, как ты думаешь, сколько там казаков? Ну, таких, чтоб сразу в бой…
        - Не меньше двадцати, может, и больше.
        - Это много…
        - Очень много,- со вздохом кивнул Бабур.- А ещё у них даже старики и женщины умеют драться. Слышал про Черноярскую станицу?
        - Нет, а что там было?- заинтересовался Сарам.
        - Двенадцать женщин и два старика целый день защищали станицу от сотни конных киргизов.
        - И?
        - Отбились,- как само собой разумеющееся заключил толстый разбойник.
        - Слушай, какая неприятная история…- поморщился Сарам, будучи уже и не особенно рад, что позволил втянуть себя в эту авантюру.- Ладно, давай просто подождём. Пусть Агата с басурманами вступит в бой, а когда завяжется рубка, мы тихо, без шума, войдём в станицу и возьмём, что захотим.
        - Как это?
        - Просто! Если басурмане будут побеждать, хорошо, мы им поможем. А если нет… Тоже хорошо, мы уйдём тихо, казаки нас и не заметят.
        - А вот это очень правильный план,- горячо поддержал главаря толстяк Бабур.- Ты великий полководец, Сарам!
        - Я знаю, знаю… и вот ещё что…
        Обернулся Сарам на шорох сзади и вовремя прикусил язык: к нему быстро полз его неугомонный племянник. «О небо, за что мне это наказание? Почему я ещё вчера не отправил его назад в аул? А теперь что с этим чудом делать?!»- только и успел подумать главарь, когда счастливый кавказский юноша с горящими глазами втиснулся между ним и Бабуром…
        - Дядя-а…
        - Тсс!- приложил палец к губам несчастный старший родственничек, быстро оглядываясь по сторонам.- Не шуми! Чего ты хочешь, Юсуф?
        - Я готов, дядя, мы идём в бой?
        - Идём, идём, конечно, идём,- страдальчески оглянулся на все понимающего толстяка дядя Сарам.- Ты только не спеши. Тут торопиться не надо… Мы ждём сигнала, чтобы ударить по врагу! Это называется тактика. А пока сигнала нет, сиди под лопухом и даже не дыши!
        - Это долго и недостойно джигита,- разочарованно надул губы Юсуф.- А можно тогда я пойду на разведку и выведаю планы этих коварных гяуров?
        - Юсуф… ну сколько тебе лет? Детский сад, клянусь аллахом…
        - Мне уже восемнадцать! А что не так, дядя? Я проползу, как змея, туда и обратно, они даже не заметят. Ну пожалуйста-а… Я не могу просто так сидеть в засаде, память предков стучит в моё сердце!
        - Ладно, всё!- перебил его утомлённый Сарам.- Можно. Иди. Но очень осторожно-о…
        - Я всё сделаю,- обрадовался Юсуф.- Вот увидишь, ты ещё будешь мной гордиться!
        Обнял он дядю в порыве чувств и пополз вдоль плетня, только голубая черкеска меж зелёных трав мелькает. А главарь, чуть не сплюнув с досады, вновь повернулся к верному Бабуру.
        - Сам видишь, да?
        - Свалилось же такое на нашу голову…- кивнул толстяк.
        - И не говори! А отказать нельзя, он всё-таки мой племянник. Бабур-джан, как брата прошу, присмотри за ним, э?
        - Не беспокойся, дорогой. Сделаем,- кивнул Бабур, попробовав было отправиться вслед за юношей, но Сарам успел перехватить его за ногу:
        - Не, не сейчас. Как вернётся. А мы его пока тут подождём, здесь мне как-то спокойней…
        Вновь улеглись рядышком два разбойника, траву раздвинули, листья лопуха над головой, как зонтики, держат. Ждут, когда басурманские воины пойдут в лобовую атаку на казачью станицу.
        Но у ведьмы Агаты были на тот день немного другие намерения…
        Стоит она в лесу, в глубокой задумчивости. А перед ней навытяжку два верных чёрта, Наум и Хряк. Ведьма две драные казачьи фуражки в руках держит и так и сяк рассматривает, на свалке мусорной подобрала, не иначе. Губки покривила, вздохнула тяжко, брови сдвинула, сразу видно, новый план в её хорошенькой головке созрел. И план этот страшно коварный…
        - Ладно, сойдёт для сельской местности. Наум! Хряк!
        - Мы здесь, хозяйка.- Рогатые аж в струнку вытянулись.- Чего изволите, мадам?
        - Стоять тут. Щас я из вас…
        - А может, не надо?- жалобно всхлипнул Наум, но кто его послушает…
        - Надо!- твёрдо рявкнула ведьма.- И учтите, это я ещё не зверствую.
        Нахлобучила она им фуражки на головы. Посмотрели черти друг на друга- у Хряка едва на затылке держится, у Наума аж до ушей сползла. А снять головные уборы нельзя, хозяйка явно не в настроении, так колданёт по заднице, потом неделю на хвост сесть не сможешь. Лучше уж потерпеть…
        - Ну что я могу сказать… Ну типа ничего так, вполне себе казаки. А теперь- кругом!
        Развернулись бедолаги себе на приключения. Как рванёт ведьма у каждого по пучку шерсти с хвоста! Взвыли черти матерно, не своим голосом, в небо на полверсты подскочили! Ведьма их внизу дождалась спокойненько, зевнула, ротик ладошкой не прикрывая, и своё чёрное дело продолжила…
        - Цыц! Чего разорались, как оглашенные?! Ну, допустим, позверствовала немного. Ещё раз- кругом! Смирно!
        Плюнула она на клочки шерсти, кое-как чертям под пятачки пришлёпнула, под казачьи усы закрутила и отошла на шажок своей работой полюбоваться.
        - Во-о-от! Теперь же совсем другое дело! Красивые вы мои, казачки-станичники… Задачу поняли?
        Кивнули затравленно Хряк с Наумом.
        - Тогда чего стоим, кого ждём? Пинка? А ну, вперёд!
        И в тот же миг дунули по направлению к станице красный от натуги Хряк и всхлипывающий Наум. Легче лёгкого копытцами перебирают, спешат в лучшем виде исполнить коварные замыслы своей госпожи. Посмотрела им вслед Агата, улыбнулась кривенько, чертей всегда много, если что, этими недоумками и пожертвовать не жалко…
        А храбрый кавказский юноша меж тем где ползком, где бегом, где нырком, а где кувырком под плетнями, заборами, узкими тропками, огородами в станицу проник. У самого от воодушевления уж и дыхание спёрло, сердце, того и гляди, из груди выскочит. Рыщет он глазами по сторонам, ищет, где бы подвиг совершить, себя как джигита отважного на весь белый свет прославить!
        У старенького деда клюку отнять? Ребятишек босоногих кинжалом напугать? К церкви пройти, за ограду плюнуть? Вроде как-то мелко всё, не героически…
        Коня донского могучего за забором увидел, решил, вот, коня украсть- это вполне кавказский подвиг! Подошёл поближе, присмотрелся, руку протянул, а конь казачий на чужака как клацнет зубами - тот еле руку спасти успел и ещё потом три раза пальцы пересчитывал.
        - Нет, коня любой украсть может,- задумчиво решил побледневший юноша.- Я что-нибудь такое совершу, что-нибудь совсем-совсем такое украду, что все только рты раскроют…
        Тут выбежала на порог хаты дочка сотникова старшая, и уже сам Юсуф рот раскрыл- отродясь он ни в одном ауле таких красавиц не видывал! Ксении-то уже семнадцать годков, в самом расцвете девка, щёки алые, губки бантиком, фигуркой ладная, талия имеется, коса длинная и ноги не колесом. Валик для стирки белья на крыльцо положила, а сама кота серого гладит.
        - Васька, Васенька…
        Не выдержало сердце юноши, высунулся он из-за забора, откровенно любуясь русской девушкой. Вот тут-то его судьба будущая медным тазом и накрыла…
        А с другого конца станицы бодренькой рысью показались два странных бегуна. Один тощий, высокий да чернявый, бежит себе, словно поле циркулем меряет. Другой, сам толстый да кучерявый, семенит, но скорости не сбавляет. Одеты оба в рванину несусветную, из того, что хозяин рачительный и на пугало надеть постыдится. Сами явно не местные, но вроде как тоже казаки, раз усы имеются и фуражки синие с околышем жёлтым потрёпанные…
        - Хряк, я боюсь!
        - Молчи, скотина, я сам боюсь!
        - Может, не будем?
        - Ага, вернись к хозяйке и прямо в лицо ей это заяви… Давай, давай!
        - Не-э-эт, лучше будем…- вновь всхлипнул трусоватый Наум, когда оба чёрта вырвались на финишную прямую, то есть на главную улицу станицы. Народ не сразу понял, что тут, собственно, происходит, куда спешат два ряженых «казака», чего им вообще тут надо? Но заинтересовались все…
        - Хряк, мы не слишком медленно бежим?
        - Нормально.
        - Может, прибавим ходу?- предложил Наум.
        - Нельзя, надо, чтоб нас все заметили.
        - На меня и так все смотрят!
        - Кто на тебя смотрит, кому ты нужен, ипохондрик…- фыркнул Хряк.
        Толстый чёрт, поняв, что сию минуту бить не будут, как-то быстро подуспокоился, подбоченился и настолько обнаглел, что даже попытался строить глазки изумлённым девчатам с семечками.
        - Хорошо сидим, красавицы! А что делаем сегодня вечером?
        - Здрасте, здрасте!- Наум с перепугу на обе стороны улицы кланяться начал.- Мы тут на минуточку, собачку не спускайте, пожалуйста… И вам здрасте!
        - Слушай, хватит уже, на нас теперь все смотрят!
        - А я тебе говорил, говорил?! Нас побьют. Вот увидишь, побьют… Давай быстрее побежим?
        - Нельзя, блин,- тоскливо огрызнулся мрачный Хряк.- Ведьма сказала, убьёт, если мы не… Здрасте! Здрасте! И вам здрасте! Надо примелькаться и потянуть время…
        Кое-как, держась друг за дружку, добежали они через всю станицу до противоположной окраины, той самой, где в лопухах разбойники прятались. По совести стоит сказать, что с задачей своей нечисть рогатая справилась- так примелькались оба, что за ними вслед и молодые казаки разобраться пошли, поглядеть, каковы из себя эти два шута гороховых? Фуражки забекренивают, рукава засучивают, нагайки из голенищ тянут, верный знак, что прямо сейчас знакомиться будут…
        - Всё… не могу больше.- Наум столбом встал и за сердце схватился.- Второе дыхание не открывается. Давай прямо тут кричать?
        - Ща, минуточку!- Хряк уверенным жестом остановил приближающихся казаков и начал шарить по кустам, пока не наткнулся на обалдевших от такого дела Сарама и Бабура.
        - О! Как удачно мы вас нашли, господа…
        - Эй? Вы кто такие? Вам чего надо?!- испуганно зашипел на него главарь, да поздно.
        Набрали полную грудь воздуха черти да как заорут на два голоса:
        - Сполох!!!
        Вздрогнули казаки, вперёд шагнули: разобраться-то надо, нет?
        - Какого шайтана?!- взвыл Сарам, но Наум с Хряком уже старались наперегонки, прыгая от одного разбойника к другому.
        - Сполох! Сполох! А вот тут ещё один сполох!
        - А у меня ещё два! Сполох! Сполох! Все сюда-а!
        - Ну всё!- вскочил красный от ярости главарь, выхватывая кинжал.- Зарежу сейчас всех их! Обоих зарежу, честное слово!
        - Не надо, Сарам!- вцепился в него Бабур, но удержать не смог.
        - Сам не хочу! Но за такое обязательно надо зарезать. Иди сюда, сволочь!
        Встал он в полный рост, бросился на чертей, кинжалом размахивая, тут-то взглядом с казаками и встретился…
        - Тю-у, смотри-ка, Петро, никак к нам гости нежданные пожаловали?
        Изменилось гневное лицо дяди Сарама. Вместо сердитости улыбку вымученную натянул старый разбойник, кинжал обратно в ножны сунул, поклонился вежливо, присел даже в реверансе:
        - Э-э, здравствуйте, пожалуйста… День какой, а? Замечательный день! Мы тут немножко гуляли, погуляли и уже пойдём, да? Бабур, уходим!
        - А-а, да…- попятился задом толстяк, улыбаясь ещё шире Сарама.- Да мы тут уходим, конечно… до свидания!
        - Погода какая, воздух какой… ну, мы уже ушли, э?
        Повылезали все разбойники из травы и на глазах изумлённых казаков вслед за главарём своим дёру дали! Скорей, скорей, без боя, к лошадям, лишь бы ноги подальше унести…
        - А ну стой!- опомнились казаки и уже сами во всю глотку грянули:- Спо-ло-ох!!!
        Над всей станицей разносится боевой клич тревоги! Вот тут уже все казаки вместе с атаманом вновь бросаются седлать лошадей. Враг-то, оказывается, едва в станицу не прорвался! Если б не странные ряженые клоуны в казачьих фуражках, так и прокрались бы морды разбойничьи прямиком на главную улицу! Ну да где Бог, там и правда…
        Теперь бы только догнать, навалиться и так холки намылить, чтоб вовек зареклись на русской земле безобразничать!
        А во дворе сотниковом Ксения от кота взгляд подняла да кавказского юношу и заприметила. Как вспыхнет она гневно, как схватит валик тяжёлый да как пульнёт прямиком в Юсуфа, силы не соизмеряя…
        - Попался, разбойник!
        Парень едва увернуться успел, но две доски в заборе выломало напрочь. На крик дочери и сотник при всём оружии из дому выскочил, видит, кавказец молодой огородами утекает. Кинулся коня седлать…
        - Ничего, далеко не уйдёт. И не таких ловили. А ты беги за мамкой да сестрёнкой, скажи, что напали на станицу! Пусть от реки не идут.
        - Бегу, папка!- обняла она отца на ходу и со всех ног к реке дунула.
        Своих остановить надо, в лесу укрыться, дождаться, покуда опасность минует. Вона по всей станице, все дети по хатам спрятались, старики ворота закрыли, ставни заперли, круговую оборону держат, знают, как быть во время набегов разбойничьих. Бежит Ксюшка, торопится, а лицо того парня молодого навсегда запомнила. И ведь, что странно, смотрел он на неё без злости, без наглости, словно на цветок какой или зорьку рассветную. Да кто их разберёт, что у них в голове, у этих кавказских разбойников…
        Ну а сами разбойники, как перепуганные вороны, наперегонки побежали за рощицу, к стреноженным коням. Все на нервах, лезут втроём на одну лошадь, дерутся, толкаются, никто уступать не хочет, каждый спешит убраться подальше, пока казаки не навалились…
        - Бабур, дорогой!- с чувством прорычал дядя Сарам, тяжело влезая в седло.- Напомни мне, пожалуйста, при следующей встрече разорвать эту противную Агату на миллион маленьких вонючих кусочков! Обманула-таки ведьма!
        - Напомню и даже сам тебе помогу! С удовольствием! Так меня бегать заставила, э…
        Тут и кавказский юноша подоспел. Смотрит на всё выпученными глазами, ничего не понимает, где же тут героическая война за свободу?
        - Что случилось, дядя? Мы уже уходим?
        - Да, мой мальчик! Прыгай сзади на моего коня, быстро!
        - А как же наша священная война? Мы ведь можем наконец-то встретиться с этими гяурами лицом к лицу и дать им честный бой!
        - Юсу-у-уф!- скрипя зубами, простонал Сарам.- Я сказал, на коня, быстро! Не денутся никуда твои гяуры. Сейчас мы сделаем маленький круг…
        - Большой!- поправил Бабур, разворачивая свою кобылу.
        - …большой круг и ударим им в тыл! Ясно?
        - А-а!- обрадовался юный горец.- Значит, это наш тактический ход?
        - Да. Ход. Очень тактический. О, Аллах, за что?! Дай мне терпения…
        Хлестнул он кумыцкой камчой коня, и рысью пошёл жеребец, неся на своей спине двойной груз. Что скажешь, мало было лошадей у разбойников. Большей частью пешими пошли они в этот поход, как раз и надеялись в случае победы казачьими лошадьми разжиться. Да эвона как всё обернулось. Сарам, Юсуф, Бабур да тощий Саид верхами утекают, а прочие соучастники неудавшегося набега за ними бегут, остановиться просят, к себе взять. Но кто ж остановится, когда казаки на хвосте? Нет, в такой ситуации каждому своя шкура дороже…
        А из станицы уже вылетает грозная конная лава и несётся в погоню за врагом.
        - Гони их, братцы! Не отставай!
        Впереди атаман золотой царской шашкой над головой машет, за ним сотник и все прочие. Если б только знали они, что именно сейчас басурманский воевода даст приказ воровать девушек…
        Успешно забытые всеми черти Наум и Хряк подбежали с докладом к ожидающей их в лесу Агате Саломейской. Стоит себе ведьма спокойненько, прислонясь спиной к стволу ивовому, ноготочки пилочкой чешской подравнивает. Не волнуется ни капельки, понимает, зараза, что всё идёт по её плану…
        - Всё исполнено!- Наум кричит.
        - Всё сделано в лучшем виде, мадам!- Хряк ему вторит.
        Оба собой довольные. Живыми из казачьей станицы выбрались, а узнай хоть кто, что они черти,- и всё, хана, пятачки б начистили за милую душу, а то и нагайками отходили по примеру гоголевского кузнеца Вакулы.
        Взглянула на них презрительно ведьма, пальцами щёлкнула, дескать, отвалите покуда. Когда понадобитесь, позову…
        - Ну что, великий воин? Я выманила казаков из станицы. Теперь тебе никто не помешает. Сам девушек наберёшь или и в этом помочь?
        - Мы справимся,- пробормотал воевода и разведчика поманил:- Карашир, вперёд!
        Чернобородый воин собрал всех, кто остался, не более десятка басурман, да и скорым шагом повёл их приказ султана исполнять. Не думали не гадали басурмане, что даже эта простенькая задача обернётся для них ещё одним безжалостным боем…
        Ещё толком и пыль за казачьим отрядом не улеглась, а уже вошли в станицу на главную улицу хищные волки Карашира. Местные как раз только ворота раскрыли, тревога-то снята, погнали наши разбойников, чего ж бояться, чего зазря дома торчать? Вот этим басурмане и воспользовались. Первыми-то любопытные девки на улицу вышли, за ними уж старики да дети. Хитрые восточные воины шума поднимать не стали- вдруг казаки услышат?- решили всё по-тихому произвести да как начали красть направо-налево…
        Вон из ворот русоволосая красавица-поповна вышла с коромыслом на плече, басурмане к ней вежливо так подкатываются:
        - Девушка, а девушка, не подскажете, как пройти в библиотеку?
        - Да за-ради бога,- мигом всё поняла дочь батюшки.- Я ещё и дорогу показать могу!
        Сняла с плеча коромысло да как махнёт наотмашь! Двух желающих аж в забор впечатало, вот только третий сзади подъехал, мешок на голову накинул, ну и повязали её, короче.
        Через три хаты на скамеечке двое подружек присели, посплетничать, семечки полузгать. Басурмане, уже печальным опытом отмеченные, ползком, как змеи-гадюки, вдоль забора к ним подкралися. Встали позади с мешками, заслушались…
        - А чё, Катька-то и вправду за Ваську выходит?
        - А то! Она ж перед самим атаманом на кругу его засватала!
        - Ох, а я б перед атаманом…- не договорила девица- мешок ей на голову, саму через плечо и по улице бегом припустил басурманин.
        - И чё б ты перед атаманом?- Вторая умничка шелуху сплёвывает, по сторонам не глядя.- Мань, я говорю, чё б ты перед атаманом-то? Мань, чё молчишь? Мань, Ма-а-ань?!
        Пока она озиралась, и ей сзади мешок, и её тем же макаром на плече да вдоль улицы галопом. Рыщут басурманские воины в поисках девиц, уж на посимпатичнее и не смотрят, всех подряд гребут, небось султан сам выберет, а на его вкус никогда не знаешь чем и угодить…
        Вот одна у себя во дворе в курятник пошла, корму задать. Так сразу трое басурман через забор и за ней. В курятнике шум, драка, крик, один кубарем вылетел, весь в скорлупе, желтках да курином помёте. Следом за ним другие двое вышли, пленницу в большом мешке волокут, сами перьями отплёвываются, а из мешка тока ноги босые взбрыкивают… Последним петух-плимутрок вышел, общипанный, но непобеждённый!
        Ещё одну дурынду любопытную прямо на её воротах и взяли. Шли себе басурмане, мешок несли, а она на скамеечку со двора встала да нос конопатый на улицу высунула:
        - Ой, а вы куда это идёте? Ой, а чё это у вас в мешке? Ой, а вы, вообще, кто?
        Ну, один к ней подошёл, улыбнулся во весь рот, руку протягивает, говорит ласково:
        - Ай, какая красавица… конфетку хочешь?
        Та кивнула недолго думая. Потянулась за конфеткою, ну и… уже трёх пленниц тягают на себе басурмане, отрабатывают приказ, как могут. Вон уж скольких девушек наворовали…
        Но вот у последней хаты, где дед Касилов жил, нарвались они: нашла коса на камень! Сидит дедок, тот самый, что внучатам про турецкую войну рассказывал, у себя на завалинке, бородёнкой трясёт, на клюку опирается. А от соседнего двора к нему девушка спешит в красном платке и синем платье, пригожая да нарядная. Рукой машет радостно:
        - Дедушка Назар!
        - Да, внученька?
        - А мне мамка сказала отнесть вам пирожков и горшочек масла!
        Дед в ответ и слова вымолвить не успел, как пробегавшие мимо басурмане и этой мешок на голову накинули да за собой потащили. А Карашир, по житейской глупости, в корзинку девичью свою руку сунул, пирожок достал да и в рот…
        - Ах ты, сукин кот!- Тут-то и прорвало деда Касилова, героя трёх войн, полного георгиевского кавалера, ветерана на пенсии.- Мою внучку красть? Мои пирожки трескать?! Да мы таких, как вы, на турецком фронте…
        Коршуном степным накинулся он на басурман и ну гвоздить клюкой, куда попадёт, без спросу и извинениев! Кому в глаз, кому по зубам, по спине, снизу по… тоже ай-ай-ай, очень больно! А следом за ним и дети малые палки из плетней вытащили, бабы с вилами да ухватами из соседских хат понабежали - крику на всю станицу:
        - Бей, поганцев!
        Всей толпой так отходили вражеское войско, что басурмане едва сами утекли и чудом пленниц наворованных не растеряли! Навек зареклись по чужим станицам с дурными намерениями шариться, еле-еле от погони оторвались да, высунув язык на плечо, к воеводе с ведьмой добрались…
        Глянул изумлённый воевода на подошедшие остатки своего жалкого воинства- побитые, поцарапанные, едва на ногах стоят, а и добыли-то всего шесть ревущих девушек. Кошмар и позор на весь Восток, хоть домой не возвращайся…
        - Карашир!
        - Да, мой господин.
        - И это всё?!
        - Сколько успели,- нащупывая пальцем качающийся зуб, отвёл взгляд разведчик.
        - Что тебе помешало?
        - На нас напали.
        - Но там же остались только женщины, старики и дети!!!
        - Это не просто старики и дети, мой господин… Они все - КАЗАКИ…
        И оставшиеся басурмане всем своим видом, синяками да шишками с гематомами честно это подтвердили. Вырвал в сердцах воевода три волоска из собственной бороды, но делать нечего, надо уходить, покуда атаман с отрядом не нагрянул.
        - Все за мной. Мы возвращаемся!
        А по степи широкой казаки разбойников гоняют. Тех, что пешими в лес убежали, покуда не стали преследовать, но главаря с приближёнными упускать никак нельзя. У Сарама самый лучший конь был, но уставать стал, всё ж таки двойную ношу нёс на спине. Вот у ручейка малого хрипеть стал конь, а с холма уже атаман на своём гнедом донце несётся. Понял кавказский юноша, что от погони не уйти, и принял решение. Глупое, конечно, но, как ему казалось, единственно правильное…
        - Дядя Сарам, уходите! Я их задержу!
        - Чего?
        - Я задержу их!- пояснил Юсуф, собираясь спрыгнуть с крупа коня.
        - Нет, мой мальчик! Сейчас не время для геройства,- прорычал было Сарам, на приближающихся казаков оглянулся и сам, своей рукой, племянника на землю спихнул. - Хотя знаешь, да, задержи их немножко. Мы тебя потом… обязательно спасём, клянусь мамой, э-э…
        - Ты будешь гордиться мной, дядя!
        - Глупый щенок,- пробормотал главарь, поспешно разворачивая коня за Бабуром и Саидом.- Вот из-за таких, как он, нас и обвиняет пресса в бездушии и игнорировании проблем современной молодёжи…
        - Сарам,- даже остановились его подельники,- ты с кем сейчас разговаривал?
        - Э-э? Ничего я не говорил, валим отсюда, да!
        Вздохнул конь Сарама с облегчением, перескочил ручей, и разбойники скрылись за поворотом. Юсуф только колени отряхнуть успел да выпрямиться, как вот она, погоня. Налетели казаки на горячих степных конях, окружили со всех сторон, не поняли: с чего это враги своего бросили? А наш отчаянный джигит брови нахмурил, зубы оскалил, кинжальчик маленький из ножен выхватил да как закричит:
        - Ну, подходите ближе, подлые гяуры! Клянусь Аллахом, я вас всех отправлю в ад!
        Хлопцы расхохотались только, ить смешно ж, когда котёнок стае волков грозит…
        - И впрямь поехали отсюда, братцы, укусит ещё за ногу, потом год чесаться будет!
        - Где ж они таких убийц страшных выращивают, в отаре али на ферме?
        - Кто дитю зубочистку дал? Не ровён час, муху заколет, у таких жалости нет…
        Один изловчился да шашкой плашмя Юсуфа по заднице шлёпнул, так пылкий горец от обиды и ярости вообще ум потерял, чуть не расплакался:
        - Трус! Вы все трусы! Можете нападать только со спины, да?
        Атаман головой лишь покачал да кивнул сотнику:
        - Взять малолетка!
        Сотник с коня спрыгнул, поводья другу передал, а сам к Юсуфу направился. Тот аж взвился весь: вот оно, наконец-то настоящий бой с коварным неверным! Замахнулся на сотника кинжалом, охнуть не успел, как уже сам лежит на земле с рукой завёрнутой, песок нюхает…
        - Ну всё, орёл, откукарекался…
        - Пленного доставить в станицу! Дальше мы и без тебя управимся.
        - Добро,- сотник кивнул.- А вы-то куда?
        - А мы в погоню.- Атаман в седле выпрямился, казакам рукой махнул.- Если сейчас задницу взгреем, в другой раз к нам не сунутся!
        Свистнули казаки, нагайками взмахнули, и ускакал отряд по свежему следу за горизонт. Догонят, можно не сомневаться, ещё и тех, кто в лесу спрятался, по одному выкурят. Недобитого врага не бросают, залижет раны и вновь вернётся, стало быть, надо дело до конца довести.
        А гордого юношу рука мужская твёрдая за шиворот подняла, встряхнула как следует, на ноги поставила, он и брыкаться не стал. Связал его сотник, сам в седло сел и на длинной верёвке повёл пленника за собой, как телка на верёвочке. Идёт Юсуф, спотыкается, дуется на весь белый свет, на спину казачью широкую смотрит с ненавистью, плеваться пробовал, да неудачно оно против ветра…
        Ксения, дочка сотникова старшая, быстрее быстрого до реки добежала, мамку предупредила. В четыре руки бельё в корзину покидали, в кустах укрылись, а малой-то и нет. Ускакала она, ровно козлёнок непослушный, в лес цветочки собирать, вот и не слышит, как её от берега на два голоса зовут…
        - Дашка! Да-ашка-а! Да где ж тебя носит?! Вот ужо я хворостину возьму… Дашка-а-а!
        Не слышит их, егоза… Да только, пока они носились и кричали, на беду, крик этот бдительный Карашир услышал. Доложил он воеводе, что ещё двух женщин обнаружили.
        - Видимо, уходили стирать бельё, мой господин.
        Глянул воевода из-за кустов- хороша собой Ксюшка, да и жена сотникова очень даже ничего. Улыбнулся хищно: есть шанс пополнить добычу…
        - Взять обеих!
        - Да, господин. А бельё?
        - Что бельё?
        - Тоже взять или…
        - Ну, не знаю, если только на сувениры,- на миг задумался басурманский воевода, но опомнился быстро:- Исполнять приказ!
        - Какой смысл?- презрительно фыркнула ведьма.- У нас и так полно этих куриц.
        - Султан Халил любит выбирать, а новые игрушки ему быстро наскучивают. Вперёд!
        Свистнул Карашир сквозь зубы особым посвистом, и двое воинов пошли вместе с ним за новыми пленницами…
        Ну а всеми покуда забытые черти удрали от любимой госпожи Саломейской куда подальше да спрятались на законный отдых в кустарнике, недалеко от реки. Прилегли на спину, ножки вытянули, свежим воздухом и осознанием хорошо исполненного долга наслаждаются. Как же, и разбойников обманули, и от казаков ушли, это ж за один день двойное везение!
        Ещё б бутербродов догадались набрать, винца бутылочку, костёр распалить да картошки напечь, так и вообще бы был пикник на обочине по всем правилам. А так хоть и брюхо подвело, зато впечатлений- полны штаны! Фуражки забекренили, на солнышко щурятся, обсуждают шумно всё, что им только что удалось пережить…
        - А эта баба у колодца чуть сама в ведро не села, когда я ей подмигнул и рога показал!- напропалую врал Хряк.- Изыди, говорит, сатана! А я так разворачиваюсь демонстративно и хвостом ей перед носом, типа ни-ни, поговори у меня ещё!
        - А я… а я…
        - Не было тебя там, Наумка, не умничай! Потом ещё когда казак, толстый такой, небритый, из ворот вышел, а я ему так честь отдаю и язык высовываю- бе-э-э-э…
        - А я… я же тоже… я…- пыжится вспомнить Наум.- Он на нас сразу замахнулся веником, а я у него между ног проскочил и как укушу за… за палец, но очень больно! Будет меня помнить…
        - Чё ты врёшь? Кого ты там своими шатающимися зубками укусить мог?
        - Я кусал!
        - Ой, не бреши…
        - Я никогда не брешу!- вступил было в бесполезный спор тощий черт, и зря, Хряка-то всё равно не переболтаешь.
        - Наум, Наумушка, Наумчик, вот ты вроде взрослый черт, а врать так и не научился. Не было тебя там, не-бы-ло! Ты всё время где-то трясся, чего-то боялся, от кого-то прятался, ныл постоянно, мне нервы трепал… Не, я тебе друг, я тебя сдавать не буду! Ты меня знаешь, моё слово- крепче каменного угля! Но будь на месте нашей добрейшей работодательницы я… Уж поверь, ты бы и часу на службе не…
        - Что?! Ах вот ты как? Да я, между прочим, всю работу за нас двоих…
        - Здорово дневали, дяденьки!- весело раздалось сзади.
        Замерли черти на месте, как нашкодившие щенки. Посмотрели друг на дружку, палец к губам приложили в знак молчания и только потом обернулись оба с крайней осторожностью. И видят, стоит перед ними маленькая девочка лет пяти-шести, в простом платье казачьем, в косу синяя лента вплетена, а на головёнке русой свежий венок из полевых цветов…
        А у реки бледная Настасья в полный голос орёт-надрывается:
        - Дарья! Дашка-а, иди сюда, кому говорю-у!
        - Мам,- Ксения тихонько её за руку назад тянет,- ты б потише, что ли…
        - Ты меня ещё поучи! Дашка-а! Да что она, не слышит?!
        - Зато вон они услышали…
        Обернулась жена сотникова, куда дочь развернула, и видит, идут к ним три басурманина, на ходу рукава засучивают, к речке прижимают, а больше бежать некуда.
        - Я тебя валик просила принести?
        - Так я его в разбойника кинула!
        - Ни о чём тебя попросить нельзя. Попала хоть?
        - Вроде краешком зацепила…- неуверенно соврала Ксюша, покосившись на мать.
        А та неспешно полотенце в воду окунула, узлом завязала да ей и подаёт. Ну так, те девушки, что в станицах выросли, за себя постоять умеют, и что с этим полотенцем мокрым делать, уж им-то объяснять не надо.
        Тут как раз первый басурманин на опасное расстояние подошёл…
        - Получи, гад ползучий!- Один удар, и только в речке булькнуло, а сапоги узорные на берегу остались…
        Карашир вздрогнул, ещё раз рукой махнул, подмоги попросил безо всякого стеснения. Вот уж, когда сразу семь басурман на двух женщин напали, тогда и настоящая потеха началась…
        Как бешеные волки, кидаются на жену казачью восточные воины! Как валькирия, бьётся казачка: кому корзину на голову, кому простынёй мокрой по шеям да за борт, кому ногу захлестнёт, а кого и просто лбом в лоб! Разлетаются от неё басурмане, словно горох от стенки…
        Ни на шаг не отстаёт от неё дочка старшая, полотенцем над головой крутит, визжит так, что сквозь чалму уши закладывает, дерётся, царапается, кусается, в обиду не даётся! Рука послабее мамкиной, зато дыхалка получше и вертится как юла, ни с какой стороны к ней не подступишься!
        - Ты специально взял с собой худших воинов?- недоумённо поджала губки ведьма, наблюдая за картинным побоищем.- Нет, нет, можешь не отвечать. Мне жутко интересно, как они все там храбро толкаются…
        Прорычал что-то невнятное воевода и сам пошёл разбираться. А Ксения как раз очередного басурманина притопила, его же сапогом по маковке добавила, саблю упавшую подняла да на воеводу и бросилась…
        - Зарублю-у!
        Эх, лучше б и дальше по-девчоночьи дралась, так хоть стиль был непредсказуемый. А тут что, привычным жестом перехватил воевода Ксюшкину руку, за спину завернул, саблю отнял, а её саму воинам передал:
        - Связать!
        Да и черти тем временем в себя пришли, чуют, не признали в них нечистую силу. Хвосты-то они в штаны спрятали, чтоб по станице зря не мельтешить, а из-под фуражек казачьих рога не сразу и заметны. Первым, как всегда, толстый Хряк сориентировался…
        - Здравствуй, девочка.
        - Надо отвечать «слава богу»!
        - Слава богу!- не подумав, послушно повторил Наум.
        - Ты чего, дурак?- тут же отвесив приятелю подзатыльник, зашипел Хряк.- Ещё услышит кто… из преисподней, не отмажемся же!
        - Дяденьки, а вы тоже казаки?
        - Ну, почти…- переглянулись черти.- Пожалуй что и казаки!
        - Какие-то вы ненастоящие…
        - Ты что,- громко возмутился Хряк,- самые настоящие! Мы просто… эти… заграничные казаки!
        - Импортные,- Наум поддакивает.- А ты… вы тут одна?
        - Тут? Одна, конечно!- охотно включилась в разговор Дашка.- А вон там, за камышами, мамка с сестрой Ксюшкой. Только она у нас вредная, мне папка велит её слушаться, а она всё равно со мной дерётся.
        - Ужас какой,- поддержали черти, осторожно уточнив:- А кто у нас папка?
        - У вас? Откуда же мне знать… Вы у своей мамы спросите, она небось знает.
        - Не факт,- угрюмо пробормотал Хряк.- Моя не знает точно…
        - Моя тоже,- вздохнул Наум.- Говорит, меня в капусте нашли, в квашеной…
        - А мой папка- казак!- с гордостью заключила Дашка и прислушалась.- Что-то вроде там за камышами люди шумят… Надо мне и для мамы венок сплести. Ксюшка обойдётся…
        Отвернулась она за цветочками, а коварные черти меж собой перешёптываться начали. Им же в счастье ещё одну душу загубить, думают, поймаем, ведьме на руки сдадим, за то нас по головке погладят, а может быть, и какую награду дадут!
        Обходят малышку с двух сторон, жестами задачу уточняют, шипят друг на дружку.
        - Давай же хватай её, идиот!
        - Сам хватай! Вдруг она кусается?
        - Ладно, давай вместе, заходи слева…
        - А почему не справа?
        - Потому что справа уже я!
        - Вот я и говорю, почему ты всегда справа?!
        - А-а-а, меняемся местами! Так лучше?
        - Ну не знаю…
        - Всё, бросаемся вместе на раз-два-три! Раз… два…
        - Дяденьки-казаки, а чего Ксюшка говорит, что я слишком много болтаю?- обернулась Даша.
        Черти так и замерли в полупрыжке, огляделись по сторонам, стали руками размахивать и приседать, словно физкультурой занимаются.
        - А? Что? Нет! Ты говори, продолжай, рассказывай!
        - Нам очень интересно!
        - Главное, от цветов не отвлекайся. Вот смотри, какая ромашка большая-а…
        Отвернулась от них дочка сотникова, прислушалась да как рванёт со всех ног!
        - Ой, дяденьки, меня, кажется, мама зовёт!
        Черти по инерции хватательной так и схлопнулись друг с дружкой лбами…
        Выбежала Дашка из-за камышей и страшную картину видит- схватили злые басурмане сестру её старшую, а мама из последних сил от остальных корзиной бельевой отбивается.
        - Мама-а?!
        - Дарья, беги!- на миг отвлеклась жена сотника.- В станицу беги, зови на помощь!
        Да в тот же миг накинули казачке сзади мешок на голову и повязали общей массой.
        Дашка в слёзы да бежать…
        А ведьма злая ей вслед пальцем тычет и на чертей орёт:
        - Быстро в погоню! И не упустите девчонку, болваны!
        Обернулась малая и видит, как бегут за ней «дяденьки-казаки», да без фуражек, и на голове у них рога! Тут-то и поняла она, к кому в лапы попала…
        Тем временем в степи широкой солнышко припекает. В небе жаворонки поют. Сотник к станице на коне утомлённом едет, недалеко уж осталось. Раньше он пленника молодого на верёвке вёл, но жалко стало парня, усадил позади себя на конский круп. Однако не может никак кавказский юноша спокойно ехать, ему высказаться надо, претензии выразить, поугрожать, хоть как-то пообщаться, в конце концов…
        - Ты победил меня нечестно!
        - Да ну?
        - Да! Вы не воины! У вас нет благородства и чести! А я всё равно сбегу! Умру, но сбегу!
        - Ага, не споткнись только. Вдруг нос расквасишь, потом девки любить не будут…
        - Будут!- гордо вскинулся Юсуф.- Наши девушки презирают трусов. А настоящих мужчин любят! Сильных и мужественных, как орлы!
        - Слышь, ты, орёл,- чуть обернулся сотник,- в спину мне клювом не стучи… И чего таким, как ты, дома не сидится?
        - Много лет назад вы сожгли наш аул,- вежливо отодвинулся юноша.- И за это теперь мы объявили вам священную войну!
        - Брехня. Мы степные казаки, по горам не лазаем. Зато ваши к нам частенько лезут. Такие вот разбойники, как ваш вожак…
        - Это мой дядя Сарам! И он не разбойник, он герой!
        - Угу… Что ж он тебя бросил-то?
        - Он за мной ещё вернётся!- не очень уверенно, а потому нарочито громко ответил Юсуф.- И вот тогда ты узнаешь, вы все узнаете, что…
        - Помолчи-ка,- оборвал его казак.
        Юсуф прислушался… Издалека ветер доносил детский крик: «Па-па-а-а!..»
        - Дарья?!- не поверил своим ушам сотник.- Ох ты ж господи…
        Поднял он коня на дыбы и в галоп бросил! Болтун романтический в черкеске грязной так и кувыркнулся с крупа в ковыль. Закусив удила, летит вперёд казачий конь! А за ним на верёвке летит кавказский юноша, только и молится, чтоб об землю не расшибло…
        Черти-то бегают шустро, только пятки сверкают! А уж если за добычей гнаться, так ещё и азарт охотничий скорости добавляет. Пары минут не прошло, загнали они дочку сотникову к одинокому дубу за лесом, окружили, руки вытянули, на мордах ухмылочки поганые, вот-вот сгребут…
        Дашка и так и сяк металась, да где ж ребёнку малолетнему от нечистой силы спрятаться?
        - Цыпа, цыпа, цыпа,- Наум подкрадывается.
        - Иди к дяде Хряку… Иди сюда, кому говорят?!
        - Па-па-а-а!- Дарья орёт дурным голосом.- Па-па-а-а!!!
        Черти только хихикают: надо же кого вспомнила, казаки-то давно в степь ускакали, за разбойниками гоняются.
        - Какой ещё папа, детка?- Хряк наступает.
        - Какой ещё па…- Наум ему вторит да вдруг, ухо повернув, слышит конский топот. Оборачивается, а там… несётся грозный всадник с шашкой наголо!
        - Мама-а!- взвыл тощий чёрт, бросаясь на руки товарищу.- Тикаем!
        Быстрее ветра слиняли лиходеи рогатые, только пыль столбом заклубилась. А сотник спрыгнул с седла, дочь на руки поднял, к сердцу прижал, успокоил, как мог…
        - Папа, папка мой,- Дашка ему зашептала,- там, у реки, басурмане злые! А мама с Ксюшкой бельё стирали… Мама мне в станицу бежать велела, а за мной черти погнались!
        Посадил сотник дочку на коня своего верного, поводья ей перебросил:
        - В станице нет никого. Скачи к нашим! Держись за гриву крепко, конь дорогу знает.
        Шашку в руке покачал да к Юсуфу направился.
        - Вот теперь понятно, зачем вы пришли…
        Как махнул с размаху! Зажмурился кавказский юноша, не сразу понял, что уже свободен он, не связаны его руки, а куски верёвки разрубленной на земле валяются.
        - Пошёл вон! Не до тебя сейчас…
        Поцеловал казак дочку малую, хлопнул по крупу коня, а сам к реке направился. Ускакала храбрая Дашка далеко в степь за синий горизонт, а Юсуф всё так и стоял на одном месте, растирая запястья, и никак не мог решить, куда ему-то теперь идти, что делать со своей подаренной свободой…
        Добежал казак до берега, ну и воочию увидел, что там происходит. Девушек пленных, и к ним басурманские воины ведут его жену и старшую дочь. Ну, что у него в душе в то время было, нам неведомо. Да и не стоило никому в бездну эту полыхающую заглядывать…
        - Убейте его,- бросил воевода.
        Четверо басурман сабли обнажили и на сотника пошли. Тот даже за шашку не взялся, в один миг так четверых по кустам расшвырял, что те и мяукнуть не успели, только ветки прощально хрустнули.
        Ухмыльнулся воевода, сам за ятаган взялся…
        - Неужели ты пришёл сюда умереть в одиночку?
        - Отчего же,- сотник ответил,- я вас всех с собой заберу.
        - Собака скалит зубы?- воевода спросил, видать, сам себя накручивал.
        - Ты только не убегай, как в прошлый раз…
        - Я вырву твою печень! Умри!
        - Мне на небеса без спешки…
        Принял сотник первый удар на верную шашку, от второго уклонился, на третий сам воеводе треть бороды клинком снёс!
        А кавказский юноша постоял-постоял у дуба, подумал, а потом пошел скорым шагом за тем, кто его в плен взял. Всё-таки хоть и обидно ему было то, как его этот казак повязал, но ведь он же его и на волю отпустил, как птицу! Романтичным и благородным душам не чуждо благородство, решил он посмотреть, как сотник будет с врагом биться, потом рядом встать, всех победить и доказать этому гяуру, что и на Кавказе рождаются достойные воины! А как же иначе? Иначе кто же тогда герой? Кто настоящий джигит? Вот сейчас и разберёмся…
        Прокрался он, как барс горный, к реке и видит: бьётся храбрый казак с огромным басурманским воином, только звон стали в воздухе, а сами клинки и не видны на такой-то скорости. Из кустов другие басурмане выползают, побитые, но упёртые, не сдаются.
        А в десяти шагах ещё один, чернобородый, связанную девушку к другим пленницам толкает. И не узнать её он не мог - та самая, что кота Васеньку гладила, а потом тяжёлой палкой кидалась, не попала, забор сломала, а сама такая красивая-а…
        Огляделся Юсуф по сторонам, присмотрел сук покрепче, в руке прикинул, взвесил, к чернобородому сзади подобрался и ка-а-ак хрястнет по затылку!
        - Недостойно джигита нападать на слабых женщин!
        Карашир так и рухнул где стоял…
        - Бежим!- подхватил молодой джигит спасённую девушку за локоть, верёвки развязал, а она ему с левой руки так оплеуху и закатала!
        - Негодяй!
        - Ты чего?!
        - Ничего!- И ещё с правой добавила.
        - Я же тебя спасаю! Как ты посмела меня ударить, женщина?
        - И что ты сделаешь? Вор! Своих друзей басурман на помощь позовёшь?!
        - Дура, я не с ними!
        - А чем ты их лучше?!
        Ну вот, пока эти двое друг на дружку горло драли, Карашир в себя пришёл, спасла его толстая чалма. Махнул он рукой, и трое басурманских воинов в один миг скрутили и Юсуфа, и Ксению. Глянула на них ведьма издалека, сама себе что-то в уме прокрутила и себе же под нос мурлыкнула:
        - Надо будет присмотреть за этими двумя голубками. Они могут быть очень полезны…
        Воевода басурманский в это время вокруг казака кружит, ятаганом машет, грозит всячески, словами обидными бросается, всё надеется противника из равновесия вывести. Да только сотник на болтовню не ведётся, шашкой сплеча рубит, вензеля в воздухе крутит так, словно не одна шашка у него в руках, а сразу десять! К ним уже никто и подступиться не решается, понимают люди, какие два воина сошлись в поединке…
        - Живучий, шайтан! Кто тебя учил так драться? Императорская академия, фехтовальный класс месье Жана де Маре? Или испанская школа Педро Родригеса Хуана де Сааведра? Или владение мечом в стиле бусидо великого Суси…
        - Дедушка учил. Ты только не нервничай. Вона уже и пена пошла…
        Зарычал воевода по-тигриному, зафыркал по-львиному, на одну ногу встал, другой за ухом почесал, а сам рожи корчит, чисто обезьяна в него вселилась.
        - А вот такому он тебя учил? А вот так, вот так, вот так?! Умри-и-и!
        - Делать мне больше нечего,- казак вздыхает, с лёгкостью от всех ударов уходя. Выбрал момент, запястье вывернул, кистевым ударом снизу махнул и выбил ятаган иранский из рук противника. У воеводы аж глаза круглыми стали по два царских пятака! А сотник ему подножку поставил, на колено опустил, да и приложил грозную шашку к горлу. Всё, стопорись, отвоевался, басурманское отродье…
        - Чего ты ждёшь, казак?- воевода прохрипел, давя на жалость.- Убей меня!
        - А ты куда-то торопишься?
        - Убей меня, я опозорен навек! Мне теперь только в монастырь и дорога…
        - Я могу ближайший подсказать,- кивнул сотник.- Недалеко отсюда, тюрьма называется.
        Понял воевода, что ни победить, ни обхитрить казака не удастся, и совсем голову повесил. А тут из кучки пленниц одна женщина вырвалась да по берегу бежит, кричит что есть мочи:
        - Андрей! Ми-лый! Род-но-ой!
        - Ты погоди тут. Никуда не уходи,- сотник воеводу попросил, шашку в ножны бросил и жене любимой навстречу кинулся.
        Стоит воевода на коленях, ждёт, дураком себя чувствует…
        За пленницей два басурманских воина сорвались было, однако, видя, кто им наперерез пошёл, свернули вовремя и обратно к своим ещё быстрей припустили.
        - Родной мой… живой…
        - Настя!- Сотник жену к груди прижал, в глаза её синие наглядеться не может.
        Она тоже его по лицу гладит, слова ласковые шепчет, у самой слёзы по щекам, уж до того сцена-то душещипательная. Казак глаза опустил и видит на шее у жены медальон незнакомый, красивый, с камнем зелёным. Удивиться не успел, как взлетела вверх рука тонкая, и вонзилась ему сзади в шею стальная иголка волшебная. Словно подрубленное дерево, упал он навзничь, ни мёртвый ни живой, чародейством чёрным в полон захваченный…
        А жена его Настасья выпрямилась, ногой мужа родного пнула, головой встряхнула эдак, словно кобыла гривой, и прежний лик обрела.
        - Спи, милый…
        Ну вы уж, поди, сами поняли, кто это был. А кто не понял, подскажу: это злая ведьма на себя личину жены сотниковой примерила. Да так громко хохотнула в небо коварная Агата Саломейская, очень уж собою довольная, и к воеводе обернулась с ехидцею:
        - Теперь ты дважды мой должник. Что скажешь, великий, блин, воин?!
        Молчит воевода, свой позор пережёвывает. Встал, ятаган поднял, себе за пояс сунул, к казачьей шашке руку протянул…
        - Бери,- ведьма разрешила.- Но этот казак моя добыча! Эй, Наум да Хряк! А ну, быстро ко мне! Где вас нечистая носит, остолопы?!
        Взял воевода шашку сотника, посмотрел, задумался. Потом рукой махнул своим, кивнули басурмане, толчками и пинками погнали связанных пленных вдоль реки. Кавказского юношу с собой взяли, решили не убивать пока, урезать частично и на невольничьем рынке продать, молодые и красивые евнухи на Востоке всегда в цене, да?
        А воевода, прежде чем уйти, взял шашку двумя руками и об колено переломил! Обломки в реку выбросил, чтоб и памяти о его поражении в бою не осталось… - Наум! Хряк! Третий раз повторять не буду!
        В один миг, как из-под земли, вылетели два чёрта, толстый и тонкий. Глаза горят обожанием, морды подобострастные, улыбка вполлица, и аж ножонками сучат от усердия.
        - И не надо, мы уже тут!
        - Чего изволите, мадам?
        - Вас изволю…
        - Э-э, в каком смысле?- осторожно переглянулись черти.
        Ведьма прикрыла ладонью глаза и выпустила пар из ноздрей, достали-и…
        - Мы сразу тут были,- поспешил объясниться Наум.- Просто под ногами путаться не хотели!
        - Ну, чтоб не мешать вашей злобности,- в такт поддакнул Хряк.- А так стояли и буквально любовались, как эффектно вы этого станичника уложили. У вас редкий талант перевоплощения, мадам! Не хотели бы попробовать себя на театральной сцене?
        - Возможно,- на миг отвлеклась Агата, но быстро вернула себе нить разговора.- Вот что, возьмите этого казака…
        - Вот этого? У-у, нехорошая морда…- Наум храбро пнул сотника по сапогу.
        - Осторожно, он ещё живой.
        - Живой?!- ахнул тощий чёрт и с большей осторожностью вытер сапог сотника краем своей рубахи.
        - Повторяю. Взяли вот этого казака и отнесли на кладбище…
        - Будет исполнено, мадам!- дружно гаркнули Наум и Хряк, с неумеренной энергией берясь за дело.
        Да только тяжеловат оказался сотник. Уж они его и так и сяк, и за ноги в разные стороны тянут, и на голову ставят, направо-налево роняют, по земле волокут, об кочки стукают, сами через него падают, спотыкаются- не скучно, одним словом…
        Ведьма смотрела-смотрела на это безобразие, потом глаза закатила:
        - Идиоты… И за что только такое наказание на мою голову?!
        - Хозяйка-а,- едва дыша, подполз к ней на карачках тощий чёрт,- он сли-и-ишком тяжёлый! Может, не будем его на кладбище тащить, а прямо здесь закопаем?
        - Нет, вы понесёте на кладбище и…
        - Я придумал!- радостно перебил ведьму Хряк.- Мы его здесь распилим, а потом по частям перетаскаем! Так же легче, правда, а?
        - Так, заткнись, рационализатор…- уже с нескрываемым раздражением прошипела Агата сквозь зубы.- Он мне на кладбище целый нужен.
        - Да легко!- ещё радостнее Хряка подпрыгнул оживший Наум.- Вот у меня нитки с иголкой есть. Перетаскаем по частям, на месте сошьём, и будет как новенький!
        Не сдержалась ведьма, кулаки сжала и на рык перешла:
        - А ну, заткнитесь вы оба! Дебилоиды космические, никакого зла на них не хватает… Короче, ты и ты! Взяли вот этого казака целиком, как есть, взвалили на плечи, понесли на кладбище, а там…
        - А там съедим. Да?!
        - Убью… или уволю. Нет, сначала уволю, а потом убью… Слушать меня-а-а!!!
        - Что прикажете, хозяйка?- черти во фрунт вытянулись.- Чего сразу орать-то…
        - Так… взяли казака, отнесли на кладбище, положили на третью могилу слева,- утомлённо потирая пальцами виски, продолжила Агата Саломейская.- Не справа! Зажгли три свечи, одну в головах, две в ногах. Не перепутайте, болваны!
        - Ни-ни… Всё сделаем!- Наумка пообещался.
        - Уже берём, мадам.- Толстый Хряк вновь взялся за левую ногу сотника. Бросил её, взялся за правую. На товарища рогатого сурово глянул, тот, в свою очередь, сотника за шею потянул. Но не получается опять!
        Обернулись они оба к ведьме, тоской и горем убитые…
        Отвернулась от них Агата, руки перед грудью сложила и в небеса простонала с тихой истерикой:
        - А ведь меня ещё со школы предупреждали: не бери себе в помощники чертей! Есть же русалки, лешие, домовые, демоны, кикиморы, упыри, да кто угодно, лишь бы не черти… Так нет! Как же! Мне, чтоб меня, их жалко стало… Одинокие, бесхозные, некормленые, без хозяйской руки пропадут. Взяла. И? Сами всё видите, да? Ой, мамочка, ну вот за что мне всё это, за что?!
        - Извините, мадам,- внимательно огляделись по сторонам черти.- А вы с кем сейчас тут разговаривали?
        - Ладно, я спокойна.- Ведьма вновь взяла себя в руки, возвращаясь на грешную землю.- Повторяю, задание очень простое. Взяли, понесли, принесли, положили, зажгли свечи, прочитали заклинание.
        - И всё?
        - Всё! Вот текст. Читать-то хоть умеете?
        - Обижаете, хозяйка.- Наум церемонно принял из тонких пальцев сложенный вчетверо лист бумаги.- Мы страсть какие образованные!
        - Не волнуйтесь, мадам, исполним в лучшем виде!- разулыбался Хряк.- Мы вас тоже любим!
        Махнула ведьма Агата рукой устало, дескать, отвалите уже наконец. Поплевали на ладошки черти, прикинули геометрию, подняли сотника на манер бревна, вскинули на плечи да и понесли понемногу. Впереди Хряк основную массу прёт, позади Наум ноги казачьи придерживает. Идут, качаются, нескладно песню казачью поют:
        Мы казаки, казаки,
        Отечеству служим…
        Хлопнула себя ведьма по лбу в полном изнеможении. Ну а куда денешься, что попишешь? Сколько времени Наум и Хряк на казачьих землях, уже и по станице бегали, и фуражки с жёлтым околышем носили, и с сотниковой дочкой балаболили- всё, вот и сами оказачились, мать их за ногу да об стенку!
        А далеко-далеко по широкой степи так и разливалось от всей души:
        По границам разъезжаем,
        Ни о чем не тужим.

…Уж как в сказке время летит, где быстрей, где медленней, про то нам судить трудно. Будем верить сказанному моим дедом и его дедом, а уж они, поди, врать не станут. Я же с их слов рассказываю, от себя мало что добавляю, разве редко словечки какие новомодные, современному слушателю более понятные. Однако ж и времена изменились кардинально, так что без новых слов сейчас никак, уж простите великодушно…
        Ну так затем, с извинениями, и продолжим вроде. Черти сотника нашего на кладбище понесли… А что ж сейчас товарищи его боевые делают, почему на помощь не спешат? Мы их когда оставили? Когда сотник молодого Юсуфа в плен взял, а атаман казачий велел ему пленника в станицу доставить. Тогда ещё остальные казаки за оставшимися разбойниками погоню продолжили, помните? Так вот что дальше было…
        Долго ли, коротко ли гоняли станичники разбойное семя, но всех выловили. И тех, кто верхами утекал, и тех, кто пешим строем в прелые листья под дубом закапывался, жёлудем прикидываясь. Да и то сказать, откуда быть у Сарама с дружками добрым лошадям? Что у крестьян наворовали, на том и ездили. А казачьи кони, донские жеребцы, статные, сильные, ухоженные, в своё время аж через всю Европу до города Парижу доскакивали и с честью заграничный поход выдержали, до родимой хаты хозяев доставив. Но сейчас отдыхают кони казачьи, а сам атаман покуда разбойников пересчитывает да допрос ведёт…
        - Петрович, сколько их всего?
        - Восемь душ!- здоровый седой казачина отвечает, под чьим руководством два станичника помоложе пойманных в букеты вяжут, спина к спине, кляп в рот, а коли что не так, кулаком в рыло.
        - Главаря взяли?
        Покопался могучий Петрович в связке, извлёк за шиворот дядю Сарама, на руке взвесил:
        - Этот, что ль?
        - Он самый,- сразу признал атаман.- Примелькалась мне его поганая физиономия. Не впервой он на Руси пошаливает. А ну тащи его за шкирман пред мои грозные очи! Мы с ним по-свойски побеседуем…
        Поднял казачина разбойника, взболтал, чтоб был посговорчивей, на весу перед атаманом держит. Висит Сарам, до земли едва кончиками пальцев доцарапывается. Неуютно ему, и обидно, и страшно, в первый раз к казакам попал, что, если и в городской суд не потащат, а сами разберутся? Храни аллах…
        - Вот почему так грубо, а?- решился он для начала изобразить героя.- Вы что, совсем не читали международную конвенцию о защите прав военнопленных?
        - Читали, а как же!- согласился атаман, травинку задумчиво покусывая.- Ну так что, воровская морда, тебя за сопротивление при аресте прямо тут повесить или в Астрахани перед всем строем расстрелять?
        - Негодяи! Трусы! Подлые гяуры! Ничего вам не скажу!- громко проорал главарь в сторону связанных товарищей. Потом прокашлялся и уже атаману тихо так, доверительно:- Слушай, зачем меня так пугаешь? Мы же оба уважаемые люди, командиры, полководцы даже. Давай договоримся, э…
        - С разбойниками и ворами - не договариваюсь!
        - Вай мэ-э… Какой разбойник, где разбойник, в каком месте я разбойник, а?! Я тут чисто случайно проходил, даже не как свидетель. Это вон всё они, они плохие! А я просто на лошади катался, цветочки нюхал, песни красивые пел. Хочешь, тебе спою?
«Хасбулат удалой, бедна сакля твоя-а, золотою казной я обсыпл…»
        - В город его тащить, заявление в суд писать, на слушанье париться… Мороки сколько…- атаман вздохнул задумчиво и головой покачал.- Не, наверное, всё-таки тут повесим. Петрович, верёвочку принеси.
        Здоровый казак небрежно поставил Сарама наземь, отошёл к своему коню и достал из сумы толстенный канат.
        - Не надо! Петрович, не неси верёвку!- взвыл главарь.- Не надо, я пошутил, я всё скажу!
        - Бесполезный он нам…
        - Я полезный!- бросился в ноги перепуганный Сарам.- Я очень полезный вам, дорогой мой атаман! Петрович, иди отсюда, пожалуйста, да? Слушай, атаман, вот никому бы другому не сказал, но тебе скажу! Ты благородный, добрый, справедливый! Я тебя так уважаю, хочешь, папой своим назову…
        - Петрович, иди сюда!
        Казак демонстративно начал вязать на канате скользящую петлю. Дядя-разбойник нервно сглотнул…
        - Не надо, Петрович, не ходи сюда! Это нас злая ведьма подговорила, Агата Саломейская, отчество не знаю и знать не хочу! Она нам денег дала, чтоб мы вас от станицы увели, а басурмане в это время у вас всех девушек похитили! Да, да, вот такие они плохие люди, э…
        - Невиноватые мы!- хором поддержали воющие разбойники.- Это всё ведьма проклятая! Это всё басурмане! Мы бы сами на казаков никогда не пошли, что у нас, совсем мозгов нет?!
        Переглянулся атаман со станичниками тревожно, брови сдвинул, к пленным подошёл.
        - Та-ак, а дело-то серьёзное… Кто подскажет, где она, эта ваша ведьма?
        - Я! Я всё знаю, я всё покажу!- аж винтом завертелся пройдоха Сарам.- Всё покажу! Только потом отпусти, пожалуйста, а?
        - Подумаю. По коням, братцы!
        Приказал атаман двум казачкам разбойников без спешки в город конвоировать, а сам в седло прыгнул. Главарю Сараму его коня вернули, верхом посадили, но руки развязывать не стали. Ничего, коли Бог милостив, и так не сверетенится…
        Гикнули казаки, прянули ушами чуткими донские кони, и понеслась бешеная скачка!
        А по краю степи, к зелёным массивам поближе, чтоб за деревьями прятаться можно было, идёт себе, бредёт поредевший отряд басурманского воеводы. Впереди разведчик Карашир, за ним басурманские воины, пленных девушек одной вереницей гонят.
        Сам воевода с двумя охранниками последним идёт, а уж за ним неспешным шагом и ведьма прогуливается. Глаз с воеводы не спускает! Поскольку она-то, как ни верти, своё слово сдержала, казаков обманула, девушек украсть помогла, стало быть, теперь и воевода ей по гроб жизни обязан. А уж Агата умела взыскивать долги, как никто умела, ещё с колдовской школы…
        - Карашира ко мне!- неожиданно приказал воевода.
        По первому зову прибежал верный воин. Поклонился, ждёт приказа.
        - Сколько нам ещё идти?
        - Три дня, господин.
        - Сюда мы дошли за один?
        - Да, но теперь придётся двигаться обходными путями, за деревьями. В степи мы можем нарваться на казачьи дозоры.
        - Объяви всем привал,- подумав, решил воевода.- Через полчаса выступаем дальше.
        - Слушаюсь, мой господин.
        Быстро разнёсся по цепочке крик о привале. Устали все- и связанные пленники, и сами басурмане, им-то, как помните, не один раз за сегодня досталось. Даже сил нет над зарёванными девушками или над мрачным юношей посмеяться…
        А воевода басурманский на пенёк присел, к стволу ивовому спиной привалился, глаз сомкнуть не успел, как вновь вздрогнул его ятаган, засветилось оружие алым, и послышался нетерпеливый голос султана Халила:
        - Эй, ты где там? Какие новости, да?
        - Я здесь, владыка мира и миров! Твой приказ исполнен.
        - Ну и как всё прошло?
        - Мы взяли самых наилучших казачек,- вынужденно соврал воевода.- И уже через три дня они будут доставлены во дворец султана.
        - Кривой-мривой нет?
        - Нет. Хромых, с косоглазием или плоскостопием тоже не брали.
        - Они все девственницы?
        - Ох и…..?!!- запнулся воевода, чуть матом не выругавшись.- Я не смел об этом спрашивать, пусть столб мудрости и добродетели сам проверит их невинность.
        - Харашо! Маладец! Будешь жить. Но через три дня- эта… так долга, слушай- я сам тебя встречу на границе, у паграничного сталба! Новые пленницы, гаваришь? Хачу, хачу, хачу!
        Погасли красные глаза на слоновьей голове ятаганной рукояти. Выдохнул кое-как отважный воевода, за сердце подержался, унял дрожь в коленях. Одно дело- врать повелителю на расстоянии, а совсем другое, когда султан лично спросит: а почему это приведённых девушек так мало? Он-то небось надеялся, что его войско тысячу красавиц частым гребнем нагребёт, а тут всего шестеро девчат. А, ещё жена сотника и дочка его симпатичная. Итого восемь, значит. Кавказского юношу можно попробовать как бесплатное приложение сдать. Ну, вроде бонуса, так сказать, подарок к оптовой покупке. И самое главное, как определиться с этой… как её… сказать неудобно, с невинностью? Судя по тому, как дрались некоторые из девчат, их можно было смело признать очень даже виновными! Хотя речь не об этом, просто к слову пришлось…
        - Ну, что скажешь, великий воин?- неслышно подкралась коварная ведьма.- Теперь ты и сам понимаешь, что твои дни сочтены? Пути назад нет. Если султану не понравятся девушки, ты мертвец. Если султан сочтёт, что их мало, ты мертвец. Если хоть одна не устроит его в постели, ты мертвец…
        - Чего ты хочешь, женщина?
        - Просто напоминаю тебе о данном тобой слове.
        - Не сейчас…
        - Сейчас и всегда,- хищно улыбнулась Агата и вновь язык змеиный показала.- Мы встретим султана Халила на границе, и ты принесёшь мне его перчатку. Даже не думай пытаться обмануть меня, я могу быть очень и очень неприятной…
        Опустил голову воевода, да деваться некуда. Со всех сторон права ведьма проклятая…
        - Карашир!
        - Да, мой господин.
        - Отдых закончен, поднимай людей!
        А в это время султан Халил, развалясь на своём широком троне, позволил царедворцам поудобнее взбить подушки для султанского зада и вновь полюбовался на волшебную перчатку.
        - Слушай, Бирминдулла, извини, что перебиваю, харошая вещь, да?
        - Прекрасная вещь, о владыка Семи небес…
        - Мне тоже кажется, я за неё не переплатил,- важно подтвердил Халил, вытягивая руку, чтоб бледный визирь осторожнейше снял перчатку и положил её в серебряный сундучок.- Кагда нада - врагов убивает, кагда нада- гаварить могу с кем хачу, на любом расстоянии. Многафунциональная такая, э?
        - Очень, очень прекрасная вещь, редкость, достойная руки султана…- громко зашептались придворные, льстиво кланяясь и подобострастно улыбаясь. Нет, не то чтоб они там все были насквозь продажные и бесхребетные мерзавцы, просто восточная традиция- служишь при дворе, умей гнуть спину…
        - Ладна, спасиба. Я всё слышал,- покривил полные губы султан, поманил к себе кальянщика и милостиво махнул рукой Бирминдулле:- Продолжай, пажалуйста…
        - «И тогда сказал царь царей: «Велика Персия, а отступать некуда!» И тысячи воинов откликнулись ему в едином порыве, идя за него в бой! А наш великий и скромный султан разил своих противников направо и налево, налево и направо, спереди и сзади, сзади и спереди! И бежали они, бросив свои повозки, богатства и жён. Так одолел бесстрашный и милостивый принц Халил орду хорасанцев, и за этот подвиг весь народ султаната умолял его занять трон!»
        Не выдержал тиран Халил, пару раз хлопнул в пухлые ладошки, и в тот же миг поддержали его придворные, шумно аплодируя штатному воспевателю. На деле мало кто не знал, что «орда» состояла из двух десятков беженцев, которых на первом же привале нагнал будущий султан с десятитысячным войском. А чтобы занять трон, ему пришлось отравить отца, ослепить двух братьев и жениться на собственной матери, что в принципе в те времена так уж особо не осуждалось. Так что султан Халил был не лучше и не хуже любого другого восточного деспота…
        - Бирминдулла, ты сегодня савсем маладец! Я тебя награжу…- Султан так таинственно улыбнулся, что по виску восхвалителя побежала невольная капля пота.- Я тебя возьму с собой смотреть маих новых жён!
        - Безгранична милость моего господина к своему ничтожному рабу,- распластался на полу Бирминдулла.
        - Встань, не нада… Ты слышал, наш воевода сказал, что они красивые?
        - Воистину, наверное, он очень старался…
        - Сказал, все молодые и невинные?
        - Другие были бы недостойны ложа достойнейшего из султанов…
        - А я сказал, что сам поеду и встречу их всех!
        - Вот это зря,- неожиданно бросил Бирминдулла.
        В зале все замерли…
        - Пачему зря?- удивился Халил.
        - Так, не надо…
        - Пачему, не надо? Объяснись уже тут, э?!
        - Несолидно,- покачал бородой Бирминдулла.- Кто они такие? Какие-то девушки без роду без племени, наворованные в русских землях… Фу! Пусть сами ползут на животе к престолу прекраснейшего и возвышеннейшего!
        - Э-э…- глубоко задумался султан.- Ты, канечна, красиво сказал, но… Эта не какие-то девушки, эта, может быть, мои будущие жёны. Ты башкой думай, да? Несолидно ему…
        Бирминдулла покорно поклонился, не решаясь дальше испытывать царственное терпение.
        Султан Халил недовольным жестом отослал его, затянулся кальянным дымом и подманил к себе визиря:
        - Сейчас мы изволим кушать, немножечко так выпивать, а патом все едем встречать маих новых рабынь, наложниц или жён. Не решил ещё, э-э…
        - Слушаюсь, о повелитель!
        - И главного повара ко мне пазави сюда.
        - Не могу, его вчера казнили…
        - Кто приказал?!
        - Вы, мой господин…
        - Эта мы патарапились.- Халил напряжённо пытался вспомнить, за что он там разгневался на повара. Вроде за вкуснейшее ассорти шашлыков, в котором, оказывается, была и свинина.- А второй главный повар где?
        - В зиндане, как соучастник.
        - Он ему памагал?
        - Пока не доказано, но палач говорит, что уже утром он…- начал было визирь, но владыка мира перебил его:
        - Выпустить, отмыть, наградить и быстра сюда!
        - Слушаю и повинуюсь…
        - И эта, ещё, музыку пагромче сделай, да…
        Визирь послушно хлопает в ладоши. Вышколенные восточные музыканты начинают отбивать ритм, в зал вбегают полуобнажённые танцовщицы, услаждая взор присутствующих красотой, подведёнными бровями и возбуждающим танцем живота…
        Вот что есть хорошее на Востоке, то есть грех ругаться! И готовить они умеют, и танцевать. Как выскочат красавицы темноокие, золотым загаром покрытые, слегка одетые, всё больше в бусы, мониста да прозрачные тряпочки, да как затрясут всем чем надо спереди - так у мужиков дыхание перехватывает! А потом как развернутся да начтут вертеть округлостями возбудительными- тут уж любому мужчине полное поражение, к ногам таким танцовщиц и золото и сердца бросают…
        А покуда в тронном зале танцы, музыка, веселье и смех, султан Халил вместе с визирем, перешёптываясь, уходят через заднюю дверь. Подзывают стражу и крадутся по коридору…
        - Думаешь, сработает, да? Паймаем его?
        - Непременно, о повелитель… Слуги давно замечали чужих голубей, вылетающих из дворца.
        - Ты всех пиридупредил?- деловито уточнил султан.- Лучники внизу? Воины оцепили все выходы? Если мы его не паймаем, я хотя бы тебя казню. Не абижайся, настраение такое, э-э…
        Визирь судорожно сглатывает, бледнеет и, прислушиваясь к чьим-то скользящим шагам, прикладывает палец к губам:
        - Тсс…
        - Эта ты мне такое гаваришь, да?!
        - Шаги, мой господин, слышите?
        - А-а, слышу, да,- султан сурово смотрит на стражников.- Тсс!
        Они прячутся за углом и видят, как чья-то старчески сгорбленная фигура спешит по узкому переходу. Кто-то приподнимает край большого ковра, щёлкает ключом и исчезает. Султан дает знак идти за ним…
        Чёрный шаркающий силуэт в тайной комнате с наслаждением выпрямляет спину и движется с отработанной уверенностью движений. Он быстро пишет записку, сворачивает её в трубочку, осторожно достаёт из клетки белого голубя, привязывает ему к лапке записку и выпускает в небеса. Голубь взмывает ввысь и… камнем падает вниз, насквозь пробитый стрелой!
        - Ага, папался, пиридатель!- Дверь в комнату распахнулась, и на пороге появился султан Халил с грозными телохранителями.
        Стражники бросились вперёд, схватили несчастного и, обыскав, поставили на колени перед повелителем. Глаза султана изумлённо округлились…
        - Бирминдулла?!
        Визирь удовлетворённо ухмыльнулся в висячие усы, одним весомым конкурентом на милость владыки, дары и щедроты стало меньше. О, если бы так же легко было убрать и прочих…
        - Бирминдулла, это ты? Что ты тут делаешь?!
        - Читаю «Евгения Онегина» в подлиннике, на русском.- Понимая, что терять уже нечего, бывший восхвалитель, гордо сложил руки на груди.- Собираюсь переводить на фарси, а что?
        - Как что? Кто голубя в окошко пустил?!
        - Я.
        - Ты!
        - Я и говорю, я.
        - Э-э, не путай меня!- схватился за голову султан.- Как ты мог? Как тебе не стыдно?! Я тебе даверял, я тебя ценил, я тебя так слушал, а ты… Ты пиридатель!
        - Разведчик,- спокойно поправил Бирминдулла.
        - У-у, какой он у нас раз-вед-чик! Ну всё, маё терпение кончилось. Палача сюда пазавите, быстро, да!
        Двое стражников бросились было исполнять приказ. Сзади вежливо прокашлялся визирь:
        - Мой повелитель…
        - Да, чего тебе ищё? Ты видишь, мы в гневе…
        - Вот его записка с лапки голубя. Это шпион русского царя!
        - Кто? Бирминдулла?!!
        - Возможно, это ненастоящее его имя,- подмигнул визирь.
        Султан на минутку задумался.
        - Что он там такое пишет?
        - Что вы идёте за своими жёнами на соединение с отрядом вашего верного воеводы, и просит прислать туда русских солдат.
        - Очень недальновидна… Какой плахой шпион…
        - Разведчик,- вновь поправил Бирминдулла.
        - Э, памалчи, пажалуйста…- раздражённо фыркнул султан Халил.- Так, визирь, ну ты напиши там что-нибудь не такое, да? Что-нибудь наоборот? Не надо нам там русских солдат, зачем нам русские солдаты, они только мешать будут…
        - Я всё понял, желание повелителя будет исполнено,- поклонился визирь.
        - Палач прибыл,- доложили вбежавшие стражники.
        - Нет, стойте! Я лучше придумал,- важно поднял палец восточный тиран и деспот.- Я всё равно вазьму его с собой, пусть он увидит маих новых жён, а патом я его павешу. Да, да, прямо на их паграничном столбе! Чтоб его русский царь знал, с кем связывается. Думаю, эта правильное решение…
        - Всех не перевешаешь!
        - Э-э, ты меня ещё плоха знаешь. Я всех перевешаю, а кого не перевешаю, того… тоже что-нибудь придумаю. Эй, стража, заберите этого пиридателя!
        - Разведчика.
        - Вай мэ, как он меня дастал…. Харашо, разведчика! Иди уже…
        Увели суровые воины схваченного Бирминдуллу, а султан басурманский брови свёл. Смотрит в окно, страшную месть царю русскому придумывает, ну и заодно размышляет, где же теперь нового восхвалителя взять…
        Это ж не так просто, как кажется. Работа творческая, фантазии, образования и знания психологии требует. Сами попробуйте хотя бы день неустанно хвалить какого-нибудь надутого индюка. Да так, чтоб без подковырок, без двойного смысла, без подтекста. Попробовали? Язык не отвалился? А теперь представьте, что это надо делать каждый день, месяцами и годами. Вот именно что свихнуться можно…
        А ведь Бирминдулла справлялся!
        Чёткой военной поступью идёт по паркету государев адъютант, шаг печатает. Под мышкой папка со срочными донесениями, лицо волевое и строгое, на груди Аннинский крест. Подошёл адъютант к личному кабинету царя, подумал-подумал, постучал решительно и внутрь шагнул.
        В кабинете государь император с матушкой царицей за позолоченным столиком сидят, кофе кушают. Два лакея опытных им то сахарку подсыплют, то молочка дольют, то печенье английское имбирное, с изюмом да шоколадом на блюдечке предложат. Царь-то чёрный пьёт, а царица больше молоком, аж до кремового цвету разбавляет. Душевно пьют, размеренно…
        Поклонился адъютант, понимает, что не вовремя, но служба превыше всего!
        - Прошу прощения, ваше величество! Получено срочное донесение.
        - Извини, душечка,- царь жене улыбнулся и адъютанта поманил:- Ну что там у тебя ещё, докладывай.
        - Письмо от нашего разведчика: басурмане разбиты! Их попытка украсть с целью… мм… воздержусь от уточнения, русских подданных женского пола для пополнения, пардон, гарема басурманского владыки- полностью пресечена силами ваших верных казаков!
        - Ага!- Государь обрадовался, чуть сахарницу на себя не опрокинул.- Что я тебе говорил, душечка? Один атаман против девяти иноземцев на кулачках бился и победил! А тут какие-то непонятные басурмане да против наших казаков… Тьфу!
        - Ах, Александер, ты чуть не попадай в свой кофе.
        - Наградить! Всех героев наградить медалями и… и чем там ещё?
        - Многие казаки мечтают об отпуске,- предложил адъютант, папку захлопывая.- У них бессрочная служба на южных рубежах и…
        - Молодцы, герои, богатыри! Но отпуск не дам. Не та сейчас политическая обстановка во Франции и Германии. Кстати, во многом благодаря тому же атаману…
        - Но ведь он уже загладить свою вину,- мягко укорила царица.
        - Хорошо, хорошо, милая. Приказ о его переводе в Сибирь сохранился?
        - Так точно, вот он.- Адъютант передал государю исписанный лист гербовой бумаги с печатью.
        - Всё, загладил так загладил.- Царь кофе допил и собственноручно приказ на мелкие кусочки разорвал.- А послов новых нам так и не прислали. Ну и бог с ними, пусть хоть эмбарго накладывают, без их крохенбахена да божоле обойдёмся…
        А вечером поздним басурманский отряд воеводы на привал устроился. Костёр развели, руки погрели, перекусили чем аллах послал. Всех пленных в одну кучу согнали, водички попить дали из реки, но более ничем не потчевали, самим мало было. Бедного Юсуфа тоже к девушкам толкнули, не отдельно же его сторожить? Да так толкнули хорошо, что влетел он носом в спину всё той же дочки сотниковой. Та в горячке да раздражении коленом ему сдачи заехала…
        - Выпустите меня!- взвыл горячий кавказский юноша.- Или убейте, как мужчину!
        - Какой ты мужчина, щенок?- презрительно бросил ему Карашир, мстя за шишку на затылке.- Сиди тут. Твоё место рядом с женщинами…
        Посмеялись над ним басурмане и в сторонку отошли, но за пленниками наблюдают, мало ли что связаны, вдруг да сбегут? Встал юноша возле девушек, уши пламенеют, лицо бледное, куда со стыда деваться, не знает. Одно знакомое лицо - эта девушка, которую спасти пытался. Не подумав, шагнул он к ней поближе…
        - Отвались от меня, разбойник!- рявкнула сотникова дочка.
        - Я не разбойник!
        - Ага, слышали? Не разбойник он?- Ксения к остальным обернулась.- А кто он тогда?!
        - Да все они так говорят,- загомонили станичницы, перебивая друг друга.- Как в набег, так джигит, а как по морде- так бежит! Правильно, Ксюшка, бей его! Эх, жаль руки связаны… А если плюнуть? А если все плюнем, утонет ведь, правда?!
        Смотрят на них басурмане, смеются меж собой, хоть какое-то бесплатное развлечение.
        - Я… я не…- то краснея, то бледнея, искал Юсуф нужные слова и не мог найти.- Э-э, что с вами говорить, вы всё равно не поймёте!
        - Конечно, куда уж нам…- ещё более завелась Ксения.- Мы девушки тихие, скромные, не городские, дальше своей улицы не гуляем. Это ты с дружками-разбойниками к нам в станицу в гости пришёл, да? Леденцами да пряниками всех угостить хотел, а мы, глупые, и не поняли?!
        - Это была священная война! Я джигит, и мы с дядей Сарамом хотели биться за справедливость! А ты в меня первая палкой кинула!
        - Палкой? Валиком для белья, горец ты необразованный… Жаль не попала!
        - Да откуда ему знать про валик-то,- поддержали девушки.- Он небось отродясь себе бельё не стирал! А зачем ему? Такой джигит себе завсегда новые подштанники награбит!
        Так вот на тот шум из тени густой ночной тихим шагом ведьма вышла. Дала басурманским воинам знак помолчать, а сама с улыбкой змеиною к перепалкам пленниц прислушивается.
        - Хватит врать уже!- дочка сотникова сердится.- Хотели вместе с басурманами наших девушек в полон увести? В этом твоя священная война? С нами? Ну вот они и уводят нас! И тебя заодно вместе с нами! Получил?
        - Я бы не попал в плен, если бы не полез спасать тебя!- в запале выкрикнул Юсуф.
        - А я тебя просила меня спасать? Просила?!
        Не выдержала Агата, вперёд шагнула, встала перед пленниками, словно статуя готическая, черная да страшная. Все и замолчали сразу. Ведьма руку протянула, медальона своего зелёного прикоснулася и заметила:
        - Ах, какие у нас тут пылкие голубки, так и воркуют! И о чём же спор, дети мои? Мальчик не оправдал надежд девочки? Девочка сердита, ай-ай-ай, какой он нехороший разбойник… Ну ничего милая, привыкай. Мужчины, они все такие…
        Посмотрела на Юсуфа пристально, улыбнулась ему даже с состраданием.
        - А ты, мальчик? О да, твою гордую душу здесь не понимают! Они даже слушать тебя не хотят, а ведь ты точно знаешь, что прав! Тебя ведь так воспитали: мужчина всегда прав! Иначе и быть не может, точно? Ну ничего, я вам помогу. Я дам вам время разобраться в себе. Теперь вы до-о-олго будете вместе…
        Щёлкнула ведьма пальцами, и в один миг спали с юноши и девушки верёвки! Но не успели они даже осознать свою свободу, как в то же мгновение стальная цепь сковала их запястья…
        - И глаз с них не спускать!- приказала Агата изумлённым басурманам, развернулась и танцующей походкой человека, сделавшего гадость, растворилась в наступившей ночи.
…Это что ж мы опять про главного-то героя забыли, а? Унесли его два чёрта на плечах, словно колоду бесчувственную, да этим всё и кончилось? Вроде как, помнится, говорилось, что на кладбище унесли, на могилу положить, какое-то заклинание прочитать, а какое, и где это кладбище, и что с ним опосля того чтения заклинательного будет- непонятно…
        Само собой, ведьме Агате в сто раз проще было бы лично обряд чёрный колдовской над сотником произвести, чем на своих недалёких помощников сию задачу перекладывать. Однако, видать, и впрямь только на кладбище его вершить можно было, но для этого пришлось бы ей свои планы рушить, басурманского воеводу из виду выпускать, а вдруг бы он взял и утёк?
        Добрался бы, змей бритоголовый, до своего толстого султана, рассказал бы ему всё, дескать, чуть не вынудила ведьма проклятая на предательство, а сама вашу перчатку волшебную хочет. Надел бы Халил перчатку на руку… и кто знает, вдруг да и дотянулся бы до белого горлышка мадам Саломейской? Нет уж, пока дело не выгорит, она тут останется, а с сотником пусть черти возятся. Не справятся, пришибёт обоих сковородкой меж рогов, не жалко…
        Ну а Наум с Хряком кое-как, надрываясь, спотыкаясь да падая, тащат на своём горбу казака реестрового. Пыхтят, стараются, ведьминого приказа не исполнить боятся. Долго ли, коротко ли шли- неведомо, однако же вон за лесочком и забытое кладбище нарисовалось. Уже вот-вот и заклятие читать можно. Если сил хватит…
        - Хряк, я сейчас надорвусь!
        - Тащи давай…
        - Я тащу, тащу… Да он же тяжёлый, как… бегемот какой-то! Я сейчас его уроню…
        - Уже два раза роняли, и всё время головой,- вытирая пот со лба, прохрипел толстый чёрт.- Вот чую точно, припомнит он нам всё это, когда очухается. Уф… короче, вот сюда его клади…
        - А почему сюда?
        - Потому что я устал, ясно?!
        - Значит, если ты устал, то кладём его здесь. А если я устал, так тащим дальше?!- всерьёз обиделся Наум.
        Хряк только головой покрутил и товарищу нервозному волосатый кулак показал. Однако, видать, в тот момент переполнилась чаша терпения. Перемкнуло тощего нечистого! Глаза заблестели, губы сжались, пятачок аж красным стал от негодования. Сбросил он с плеч сотниковы ноги да как закричит истерическим голосом:
        - Перестань меня третировать! Хватит давить и унижать меня как личность! Ты… ты… лягушачий омлет!
        - Ах так?- Хряк тоже из-под сотника выбрался, себя накручивать начал.- Ты на кого пасть раскрыл, скотина безрогая?!
        - Рогатая!- грозно поправил Наум и рогами потряс.
        - А вот это ненадолго…
        Встали они друг напротив друга, к яростному бою готовятся. Тощий уже и рукава засучивать начал, да тут приятель верный с поспешностью удружил:
        - Дай я тебе помогу!- и в один мах рукав ему оторвал.- Чё, не нравится, чучело?
        - Ты что сделал, гад?! Это была лучшая на свете кофта! Её ещё моя бабушка носила! Стиль винтаж! Ну всё…
        Прыгнул с места Наум, руки длинные вытянул и давай Хряка душить. А толстый чёрт хоть и хрипит, да не поддаётся, коленями пинается, выкручивается, в партерную борьбу норовит приятеля утянуть. Он же толстый, тяжелый, ему сверху навалиться посподручнее будет. А тощий Наумка руками-ногами машет, словно мельница ветряная, куда попал не попал, зато в драке поучаствовал. Нервы тоже выхода требуют, а кулаками душу отводить завсегда проще простого!
        Даже не заметили драчуны, как у Хряка из-за пазухи выпал листок с заветным заклинанием, а в тот момент роковой хряпнулись черти рогами, и одна искорка случайная на листок и упала! Мигу не прошло, как вспыхнула бумага ведьмина синим пламенем да вонючим пеплом и рассыпалась…
        Вот тут только и опомнились они оба. Переглянулись поминально, холодным потом покрылись, а потом на пару горевать начали. Вернее, не совсем так, горевал только Наум, а бедный Хряк, так тот вообще в неконтролируемую истерику ударился…
        - Всё кончено-о! Она нам такого не простит! Теперь меня ждёт болото и лягушки?! Не хочу-у-у!!!
        - Нет, нет, всё нормально,- не слушая друга, бормотал Наум, пересыпая в руках ещё теплый пепел.- Надо просто аккуратно сложить… просто…
        - Это тебя она просто утопит, испепелит, превратит в камень, выкинет жить на луну… А вот меня засунут к лягушкам по самую шею-у…
        - Ну не надо, не плачь…
        - Я не плачу, я реву-у-у!
        - Ну тогда не реви. Чего ты так уж сразу?
        - А надо постепенно?! У-у-у-у…
        - Не надо, ты себе так только горло надорвёшь,- продолжал успокаивать соучастника Наум.- Не всё так страшно.
        - Не всё?!- окончательно разревелся Хряк.- А куда уж хуже-то? Заклинание сгорело, казак не превратится в слугу нашей хозяйки, и она нас… А-а-а-а… Не хочу к лягушкам!!!
        - Да ладно тебе, читал я это заклинание, ничего сложного. Мне его по памяти повторить как раз-два!
        Не поверил ему Хряк, сидит на сырой земле, сопли со слезами по зарёванной морде размазывает. А жить-то хочется…
        - Ты серьёзно, Наумчик? Наумушка?
        Кивнул Наум самым важным образом, над товарищем хнычущим возвысился, грудь петушиную выгнул, вот он час, когда высшее образование значимо взяло верх над грубой физической силой. Ученье- свет, а неученье… чуть свет- метла, двор, совок, окурки…
        Указал он пальчиком на другую могилку, что ему как-то солиднее показалась. Безропотно вскочил Хряк, в одиночку, надрываясь, перетащил сотника в указанном направлении. Пот вытер, в глаза напарнику выжидательно заглянул:
        - Всё ли правильно сделано, Наумушка?
        Ещё важнее кивнул тощий чёрт, достал из-за пазухи кусок воска жёлтого, в одну минуту в руках согрел, в ладонях раскатал, три свечки слепил по-быстрому да как положено расставил. Одну в головах казака, две в ноги. Потом ещё раз себя по одежде обхлопал, а нет…
        - Хряк, у тебя случайно спичек не найдётся?
        - Ты чего, я ж не курильщик и не поджигатель.
        - Ну так спросил, на всякий случай. Сам видишь, свечи зажечь как-то надо…
        - А бумага с заклинанием?
        - Увы, полностью прогорела.
        - Что ж,- смиренно вздохнул толстый чёрт, становясь на четвереньки.- Значит, опять придётся по старинке, как двум козлам.
        - А куда ж денемся?- понимающе кивнул Наум, свечку в руку взял, напружинился, разбежался да как саданёт на развороте своими рогами о Хряковы, так искры волной и брызнули!
        С первого раза, увы, не вышло. Пришлось раз пять или шесть долбиться, покуда искорка нужная на фитилёк попала да не погасла, а там уж Наум её до огонька малого раздул аккуратнейше. Тем огоньком и другие две свечи запалили, загорелись они зелёным пламенем…
        Лежит сотник на безвестной могиле, на забытом кладбище, весь как мёртвый, не шелохнётся. Ничего не видит, не слышит, ни на что не реагирует, а в шее, к затылку ближе, ведьмина игла колдовская, словно каплей крови на конце переливается…
        - Ну что, начнём?
        - Да начинай уже! У меня колени дрожат, а он пристаёт с дурацкими вопросами.
        - А кем он будет-то, когда заколдуется?
        - Ведьма намекала вроде, что её телохранителем,- Хряк пояснил, хотя сам наверняка не знал.- Сильным, верным и безжалостным!
        - Ой, тогда мы точно зря его на голову роняли…
        - Потом извинимся, а сейчас читай давай! Не тяни, а…
        - Всё, всё, не волнуйся, главное, не плачь больше,- обнял Наум товарища за плечи сострадательно, воздуху полную грудь набрал да как понёс от всей широты души полную отсебятину!- На семи ветрах ветры… ветродуют! На море-окияне стоит остров Буян! Буянище такой… стоит… весь из себя, а на острове том камень Алатырь, а на нём книга Псалтырь и в той книге… в книге…
        - Дальше читай, не останавливайся,- испуганно затрясся Хряк.- Действует же, смотри, деревья гнутся!
        А ночь и впрямь грозой наливалась… Вётлы, тополя да ивы столетние чуть не до земли склонялись, хоть и погода была безветренной. В воздухе морозное дыхание появилось, цветы и трава серебряным инеем покрылись, а в небушке почерневшем оранжевые молнии беззвучно засветились. Страшно, аж жуть…
        - Шуме-эл камыш, де-ре-вья гну-улись…
        - Ты чего распелся, идиот?!
        - А-а, извини, Хряк, что-то так, вспомнилось,- быстро извинился Наум и кое-как, на свой страх и риск, продолжил: - Так, читаю дальше. И в книге той написано, что отныне и до скончания веку быть тебе, казачьему сотнику… Ивану? Петру? Николаю? Как его зовут-то?!
        - А я откуда знаю, он нам не представлялся!
        - Вроде Андрей? Не помню. Ладно, может, и так сойдёт. Быть тебе верным слугой хозяйкиным, рабом послушным, холопом покорным и… Что это?!
        Свечи разом погасли. А со всего кладбища в единый миг на тело сотника густой синий туман опустился со всевозможной таинственностью. Черти с перепугу великого аж друг к дружке в объятия бросились! А из того тумана густейшего чья-то огромная фигура с очами пылающими выплывает медленно…
        - Получилось, получилось! Мы его вызвали!- заскулил Наум.
        - Ты его вызвал, меня-то не приплетай… Не убивай нас, страшный казак!
        - Пощади, и мы сами будем тебе верными слугами! Мы тебя любить будем, и уважать, и бояться!
        - Только ногами не бей,- тоскливо заключил Хряк.
        А тут как кто-то чихнёт громогласно! Черти на колени пали, головы руками закрыли, хвосты поджали…
        - А-апчхи!!!
        В один миг весь туман комьями по дальним уголкам кладбища расчихало, и вышла под сияние лунное натуральнейшая Баба-яга! Сама в кацавейке старенькой, в юбке драной, латаной, на голове платочек, за ухом цветочек, и зуб один, кривой, из-под верхней губы вниз выглядывает…
        - Ёшкин дрын, как же достала меня эта аллергия…
        На корточки присела, сотнику в бок узловатым пальцем потыкала, на чертей взгляд подняла. Встала, поясницу с хрустом выпрямила и чертей к себе поманила:
        - Эй, рогоносцы! Это что за дела? Какая такая зараза на моей территории без моего ведома колдовать посмела, а?
        Черти перепугались, как быть не знают, друг на дружку молча указывают. С одной стороны, ведьминого приказа ослушаться не смеют, а с другой- Баба-яга тоже авторитет признанный, ей перечить- враз суицидником прослыть…
        - Жестикулируете? Мимы, что ль? Это хорошо, я цирк люблю. Давайте по очереди, ещё раз: кто энто тут у меня колдует? Оба?!
        Черти обречённо кивнули. Хряк руками машет, сказать что-то оправдательное пытается, но язык его не слушается.
        - …ы,- толстяк выдавил.
        - Хорошая буква «ы»! А другие знаешь?
        Хряк головой изо всех сил помотал, подумал и Наума бледного перед собой выдвинул.
        - Ну чё, тощий, больной, недокормленный,- Яга зубом цыкнула,- давай ты, что ль, объясняйся? Но имей в виду, что «ы» я уже слышала…
        Наум брови сдвинул, собой овладел, воздуху набрал, да и… с тихим писком в оборок бухнулся. Посмотрела на него Баба-яга, рукой на всё махнула, а сама вновь к сотнику лежащему обернулась, оценила с гастрономическим интересом, облизнулась даже.
        - Симпатишный мужчина, зрелый, с опытом. Чей мужчина-а? Ничей?! Тады себе заберу. Кто против, ткни себе пальцем в грудь, самоубийца…
        - Это… нельзя это.- Хряк решился чуток погеройствовать.
        - Чего нельзя, кучерявый? На что нарываешься?!
        - Казака этого трогать нельзя, ведьмин он.
        - Какой такой ведьмы?- Баба-яга спрашивает, а у самой уже ноздри раздуваются и пальцы в кулаки сжимаются с опасным хрустом.- Ну-кась с энтого моменту поподробнее…
        - Ы…- вновь выдал перепуганный Хряк.
        - Слышь, ты, ущербный, у тебя энто твоё «ы» на все случаи жизни, что ли? Я русским языком говорю: какая ведьма?! Если понял, тупо кивни.
        Толстый чёрт тупо кивнул, как и велено.
        - Ну вот, я знала, что мы договоримся, хотя бы на примитивном уровне основных жестов. Итак, ведьма твоя высокая, чернявая, нос клювом и ходит в бесстыжем декольте?
        Хряк радостно кивнул.
        - Стало быть, опознал, и то дело. Ладно, с ведьмой вашей я сама разберусь. А ты вали отсель, милок…
        Чёрт морду жалобную скорчил да к сотнику наклонился…
        - Куда ручки шаловливые потянул? А ну брысь!- сдвинула брови Яга да как дунет!
        Бедного толстяка чуть за верхушки вязов не снесло, хорошо за плиту могильную хвостом зацепился…
        - И это,- вовремя вспомнила Баба-яга, хлопнув себя по лбу,- ты товарища своего припадочного забери.
        Хряк послушно схватил за плечи всё ещё находящегося без сознания Наума и потащил от греха подальше.
        - Вы его врачу не показывали? Нет? У него, походу, глисты…
        Толстый Хряк только руками развёл, типа а чёрт его знает, Наумка всегда был с закидонами интеллигентскими, так что, может, и глисты…
        А сам уже и рад был, что от знаменитой Яги живым вырвался и друга уволок. А что Агате про то рассказать, так это и завтра придумать можно. Сейчас главное- быстро слинять по ветерку, никаких героев из себя не строить, в бутылку не лезть и на грубости не нарываться. Ведьм в мире много, а Баба-яга одна!
…Меж тем мы в другую сторону глянем, туда, где горят в лесу два низеньких костра, высокие разжигать басурмане не стали, вдруг да заметят казаки. У одного сами сидят, у другого пленным погреться разрешили. Не из человеколюбия, как вы понимаете, а в заботе о сохранности товарного вида.
        Не приведи аллах, какая из красавиц завтра чихать начнёт? Всё, султан может так разгневаться, что только головы полетят, а их великого Халила рассердить- много ума не надо, он на плаху посылает всех кого ни попадя, по пять раз в день, по настроению…
        Вот кормить девушек не стали. Во-первых, вредно есть после восемнадцати часов, а во-вторых, на торгах ценятся стройные девушки, растолстеть они и в гареме успеют как нечего делать, на сладком вине, шербете, рахат-лукуме и восточной пахлаве…
        А пока сидят пленницы тихо, на судьбу свою горькую вздохами жалуются, все слёзы выплакали, уж и не ждут избавления. Понимают, что в другой поход ушли их отцы и братья, в другой путь унесли их верные кони, царёву службу исполнять, долг нести перед любимым отечеством. Сами-то знают: кто в басурманский плен попал да на невольничьем рынке продан был, тому назад дороги нет…
        - Мам, а мам, как думаешь, доберётся Дашка до наших?- старшая дочка жену сотника спрашивает.
        А та, хоть и у самой сердце не на месте, как может, своё дитя поддерживает:
        - Дашка-то доберётся. Только бы атаман с казаками поскорей вернулся.
        - А… отец как?
        - Видела издалека, как он малую на коня своего посадил. Как с шашкой на басурман пошёл. Больше его не видела…
        - Я видел,- подал голос Юсуф, цепь не отпускала его далеко от Ксении, что не радовало ни её, ни его.- Живой он.
        - Живой,- чуть не разрыдалась Настасья.- Ты говори, говори, сынок!
        - Какой он тебе сынок, мама?!- возмущённо вскинулась дочь сотника.- Он же разбойник и с басурманами заодно! Он не казак!
        - Да, не казак, ну и что? Зато я сам видел, как его ведьма в плен взяла.
        - Когда ты видел, врун?!
        - Когда нас с тобой уводили! Ты в землю смотрела, а я по сторонам!
        - Ой, ой, ой! Можно подумать, тебя из-за меня увели? Сам во всём виноват!
        - Почему я опять виноват?!- невольно кинулся к Настасье кавказский юноша.- Зачем она всё время на меня наговаривает, а?
        - Ксюшка, ну что ты в самом деле…- укоризненно обернулась мать.
        - Да это же он с разбойниками увёл из станицы казаков!- разбушевалась старшая дочка.- А потом на нас напали басурмане!
        - Тихо там!- неохотно рявкнул с места басурманский стражник, но разве ж буйную Ксению успокоишь…
        - Ты во всём виноват!- проорала она и Юсуфа душить бросилась.
        Не дожидаясь худшего, басурманин к ним подошёл, девчонку шибко ретивую назад к пленницам толкнул. А кавказец молодой с того вдруг вспыхнул гневно и сам басурманина в грудь шибанул как следует. Тот в сторону отшатнулся, зарычал, как медведь, и плеть ногайскую из-за пояса вытянул.
        - А, шайтан-урус, выпорю обоих!
        Только тяжёлой плетью замахнулся, как юноша и девушка, не сговариваясь, вперёд кинулись да цепью стальной его за ноги и опрокинули! Рухнул он с руганью, а жена сотника на него сверху первой навалилась:
        - Ксеня, бегите! За подмогой бегите-э!
        Пленницы всей толпой, единым духом вперёд грянули, стражника там, где лежал, и завалив. Покуда все опомнились, порядок навели, подзатыльники понараздавали, кого надо по разным углам рассадили, Ксения с Юсуфом уже исчезли в наступающей мгле. Догонять их по ночи не стали, прекрасно понимали, что и утром возьмут, никуда не денутся.
        Ну это они так думали, а ребята, удирая, считали совсем иначе…
        А в широком поле, ночь-полночь, казаки скачут. Усталые кони едва ноги передвигают, сами станичники словно из стали выкованы- усталости не знают, глаза горят, как у степных волков, ноздри хищно раздуваются, рыщут по сторонам, сдаваться не умеют, не из того теста сделаны, порода не такая. Скорее сами сдохнут, но погони не оставят и на том свете будут незримо коней за врагами гнать…
        Сам атаман сутки в седле, ни сна ни отдыха, простым казакам примером служит, не из чувства долга служебного, а потому что сам из той же станицы. Не позволит никому настоящий атаман девушек да детишек обижать, чьи бы они ни были. А иные нынешние
«казаки», в орденах да медалях от ворота до пуза, с погонами генеральскими, отродясь ладошки шашкой не мозолившие, и называться таковыми прав не имеют- степь трусов не терпит…
        Сарам, главарь разбойничий, рядом с атаманом едет, в друзья набивается, с речами льстивыми пристаёт, с вопросами издалека подкатывается. Атаман казачий нос воротит, но слушать вынужден, хотя гнев нарастает.
        - Сколько ещё?
        - Совсем близко, э…- главарь радостно отвечает.
        - Ты мне голову не морочишь?! Мы полночи с коней не сходим, а едем всё дальше и дальше от станицы.
        - Ну конечно, не морочу! Я же обещал, значит, сделаю, слово Сарама!
        - Угу…
        - Слушай, а ты что, мне не доверяешь?
        - Таким, как ты, верить- себя не уважать.
        - Вот это ты зря…- горько вздохнул Сарам, сражённый прямо в чёрное сердце.- Хотя я понимаю ход твоих мыслей, дорогой. Разбойник, бандит, грабитель… как ему верить, да? Понимаю, понимаю, но вот всё равно обидно, честное слово!..
        - Смотри, ещё не расплачься здесь, не ровён час, лошади засмеют…
        - Не буду, дорогой… И знаешь, вот пока мы едем, давай я тебе тут одну важную вещь скажу.- Сарам голос понизил для таинственности, а сам, собака страшная, ножичек малый из рукава вытянул и верёвки начал резать тихонечко…
        - Эта ведьма - она очень нехорошая женщина! Всех обманула. Меня- особенно! Поэтому я лично тебя к ней приведу, чтоб посмотреть в её бесстыжие глаза! А вообще-то с женщинами всегда так… мы с тобой знаем, да? Мы же мужчины… У тебя, дорогой, тоже, наверное, какие-то такие истории есть… Хочешь об этом поговорить?
        Удивился атаман, левую бровь недоумевающе вскинул. Хотел было прямолинейной грубостью ответить, но удержался.
        - Хватит балаболить-то! Где твоя ведьма? Где её шатёр, где все пленницы? И не отмалчивайся, воровская морда, с огнём играешь…
        - Подожди, подожди!- оглянулся хитрый Сарам, изо всех сил изображая чистой воды изумление.- Вспомнил! Ночью всё иначе кажется. Не так, как днём, по-другому, понимаешь? Вот ещё немножечко проедем, за эту рощу, и свернём направо! Там уже точно всё покажу! Ну да, конечно, тут вот всё и было, там она вчера стояла… честное слово!
        - А ну цыц!- атаман руку поднял.
        - Что такое?- Вслед за атаманом и Сарам прислушался к далёкому стуку конских копыт.
        Остановились казаки, привычно вкруг встали, клинками ощетинились. А стук копыт всё ближе и ближе, всё грознее и отчётливей. Минуты не прошло, как вырвался навстречу атаману могучий донской жеребец! И на спине его маленькая девочка из последних сил держится, едва от усталости с седла не падает. Ахнули казаки, а главарь разбойничий своего скакуна назад подал, верёвки подрезанные на руках рванул, а сам всё болтает…
        - Слушай, какая маленькая, но смелая девочка! Тоже казачка, да?
        - Да то ж Дашка!- изумлённо выдохнул седой Петрович.- Сотникова дочка…
        Спрыгнули с сёдел станичники, ребёнка на руки приняли, водой из фляги умыли, попить дали, шумят, галдят, локтями толкаются…
        - И впрямь Дашка! Да на батькином коне! А где ж сам сотник? Что-то недоброе творится, братцы… Пропустите атамана!
        Пользуясь суматохой, Сарам быстренько соскользнул с жеребца, в сторонку отполз, к кустам поближе, и жухлыми листьями забросался по маковку. Атаман всех раздвинул, девочку на руки взял, она его узнала, чуть не заплакала…
        - Там басурмане злые! Папка с ними биться пошёл… А мама с Ксюшкой бельё стирали…
        - Так, понятно. По коням!
        Мигом собрались казаки, усталости как не бывало, все рвутся в бой! Бегство главаря разбойничьего только тут и заметили…
        - Ладно, чёрт с ним, свидимся ещё… Далеко не уйдёт, от нас не скроется, а сейчас другие дела важнее. За мной, братцы!
        Как коршуны понеслись по ночной степи грозные станичники. Летят под ними верные кони, словно бы и отдохнули и выспались. Тоже чуют, когда у хозяев кровь кипит!
        Первым атаман несётся, а к груди его дочка сотникова прижалась. Хоть и кроха, а успела, исполнила папкин приказ, добралась до своих…
        А тем временем и утро настало. Солнышко на синее небо выкатилось, золотой рассвет весь горизонт расцветил, от края и до края, красками дивными. Воздух чист и свеж до сказочной невероятности, вся природа просыпается, птички поют, каждая букашка новому дню радуется. А по тропинке вдоль реки идёт-бредёт себе странная парочка…
        Девица лет семнадцати, босая, с косой растрёпанной, в простом платье казачьем. Рядом с ней парень молодой, чуток постарше, в черкеске перепачканной, без кинжала, без папахи, в стоптанных чувяках. Идут, одной цепью скованы, друг на дружку мрачно косятся, а девица ещё и бубнит себе под нос без умолку что-то вроде
«всёравноэтотывсегдаивовсёмвиноват»…
        - Слушай, вот что ты всё время на меня ругаешься? Что я тебе плохого сделал? Думаешь, мне очень нравится тут бродить?
        - Можно подумать, это я в твой аул пришла,- привычно огрызнулась сотникова дочь, устало садясь на траву.
        - Ты опять?- Юсуф так же утомлённо рухнул рядом.- Я же говорил, что это была…
        - Священная месть?
        - Не важно.- Юноша подобрал два камня и, положив на один цепь, с размаху стукнул по ней другим.- Отойди, не мешай, вдруг осколки в лицо попадут…
        - Всё равно же ничего не получается. Ты раньше с цепями дело имел? Ну или с железом вообще?
        - Нет. Я не кузнец. Я лошадей люблю, табун пас, объездить могу любую…
        - Так уж и любую?- пихнула его в бок Ксения.
        Покраснел Юсуф, сам на себя рассердился, а потом улыбнулся в ответ, пошутил даже:
        - Я имею в виду лошадь…
        - А у нас донские кони- высокие, статные, ничего не боятся, ни выстрелов, ни криков. Папкин жеребец только его одного и слушает! Ну, может, Дашку ещё… А больше никого к себе не подпускает.
        - А у нас кабардинские кони- маленькие, но умные-э-э! Ножки тонкие, уши чуткие, в горах, как коза, над пропастью пройдут и камушка вниз не уронят…
        - Да ладно, а по резвости как?
        - Ваших обгонят легко!
        - Наших? Ага, то-то я смотрю, папка тебя догнал и в плен взял!- съязвила сотникова старшая, ну и парень загорелся, конечно:
        - Он меня взял?! Да я сам остался, я дядин отход прикрывал. А иначе кто бы меня догнал, э-э…
        - А ну тихо!
        - Ты кому так говоришь, а? Я не…- Пикнуть не успел, как повалила его Ксения на спину и рукой рот зажала.
        Выкрутился он, в лицо её тревожно посмотрел, взглядом её взгляд проследил и видит, показываются из-за холма высокие шлемы басурманских воинов. Кивнул Юсуф, девушку за руку потащил, и поползли они в траве высокой прямо к реке, в кустах прятаться. А только того не учли, что волжский берег крут…
        - Ой,- только и успела выдохнуть дочка сотникова, когда с обрыва вниз рухнула. Благо цепь волшебная не порвалась, а Юсуф изо всех сил ногами и руками в землю упёрся, держит…
        Совсем рядом от них шаги раздались. Голос знакомый, сто лет бы его не слышать, спросил сурово:
        - Ты до сих пор не поймал их, Карашир?
        - Мы ищем, господин.
        - Упустивший пленников наказан?
        - Да, пятьдесят плетей.
        - Добавить ещё двадцать,- ответил воевода, и шаги удаляться стали.- Но столько же получишь ты, если не вернёшь беглецов до вечера!
        - Слушаюсь,- покорно ответил басурманский разведчик.
        Стихли шаги, ушли враги с берега. Выдохнул кавказский юноша, ещё минуту подождал, на одно колено встал, цепь на себя тянуть начал, руку подал, да и вытащил девушку. Рухнули они рядом на траву в изнеможении, головами чуть друг друга не касаясь и рук уже не размыкая…
        Вот лес полутёмный, даже в ясный день в той чащобе сумерки. А посреди леса избушка на курьих ногах стоит. Сама бревенчатая, топором крестьянским рубленная, а вокруг заборчик невысокий, на кольях черепа человеческие, коровьи да лошадиные висят. По крыше кот чёрный ходит с глазами горящими зелёными. Всё в пыли, грязи, мхе да мусоре, но выглядит эдак хоть и страшно, но живописненько…
        А в избе той, на курьих ножках, живёт не тужит сама Баба-яга. Внутри-то интерьер богатый: книги древние, печь большая, граммофон, тарелки настенные, стол широкий, да видна нехватка мужских рук. Полочка на одном гвозде висит, печь не белёна, из табурета гвоздь торчит, в углу топор ржавенький, не точёный, да и стол на одну ножку прихрамывает.
        Однако, справедливости ради, не скажешь, что мужчины в доме нет. Как нет, коли на том столе наш казак бездыханный лежит? Всё в той же коме, не блеет, не чухается, совсем пропадает заколдованный бедолага. Жалко его, да не про жалость сказка будет…
        Ну, тут рядышком и Баба-яга суетится, в новом платочке да фартучке, принаряженная, к ужину готовится, уже и книгу поваренную раскрыла. Песенку сочиняет новую, чтоб лет через двести популярной стала…
        Каким ты был, таким остался,
        Орёл степной, казак лихой[Песня на слова Михаила Исаковского из кинофильма
«Кубанские казаки».] …
        Сама на чистой тряпочке разные вещи раскладывает: ножи столовые, клещи кузнечные, пилу медицинскую, штопор, отвертки да гаечный ключ. Поди узнай заранее, что когда понадобится. Пущай уж всё под рукой будет…
        - Итак, что мы тута имеем?- Баба-яга под нос бормочет, сотника придирчиво оглядывая.- Мужчина. Симпатишный. С усами. Возрасту среднего, свежий исчё, не затух. Стало быть, второй сорт не брак. Окорока имеются. Но жира маловато, разве только на щи пустить… А энто что у нас тут в загривке торчит? Опаньки?! Опять, что ль, Агатины штучки…
        Протянула она руку, нашарила на казачьей шее, чтой-то когтями зацепила да как выдернет иглу длинную с красным камнем на конце. В тот же миг сотник глаза открыл, от боли выругался матерно да и сел на столе с видом обиженным…
        Глянул вверх-вниз, по сторонам и видит перед собой Ягу!
        - А-а-а-а!!!- Сотник спросонья на столе чуть не до стенки прокатился.
        - Ух ты, дак он исчё и живой?! Вот уж свезло не глядя, как в лотерею…
        - А? Чего? Где это я, Господи?!
        - Бэ! Ничего. Тута, у меня в гостях, щас обедать будем.
        - Так я… не голоден, бабушка…
        - А вот бабушка голодная! Да не боись, казачок, я тебя сразу не съем. Ты мне покуда как мужчина интереснее…
        Вытаращил глаза сотник непонимающе. У кого на столе сидит, понял уже, не дурак. Но чего от него надо, если не просто съесть? Не понял. А попытайся понять, так ну его в пень- и самому не в радость, и Настасья убьёт, коли узнает! А ить она узнае-э-эт…
        Тут и сам собою граммофон в углу включился, музыка завелась незнакомая, волнительная, романтизм разливая во все стороны:
        Утомлённое солнце нежно с морем прощалось[Песня на слова Иосифа Альвека.] …
        - Ну чё, мужчина,- Баба-яга мечтательно губы трубочкой вытянула,- порадуй поцелуем знойную женщину…
        - Бабуль, ты чего? Я ж женат, у меня дети есть! Уже! Двое сразу! По очереди. Мне… это, нельзя! Нель-зя-а!
        - Ты чего орёшь?- Яга успокаивает, сама уже на груди пуговички расстёгивает.- Я те чё, не нравлюсь, что ли?! Глупый… Я ж с тебя женитьбы-то и не требую. Так, пошалим лет пять, да и свободен!
        - И что ты говоришь, бабушка?- Сотник собой овладел да выкручиваться продолжил.- Я ж казак! Мне по первому царёву приказу- ура-а, в бой, в поход, лавой на врага! Где пуля, где сабля, где вражья пика. В любой момент смертушка за плечами стоит…
        - Ох, чую, казаки меня так заводю-ут…
        - Да зачем же тебе такой мужчина в доме? Ни печку поправить, ни полку прибить, в баню и то с шашкой хожу…
        - В баню? С шашкой?! Ну ты и д…- Крепко призадумалась Баба-яга и отвернулась разочарованно.- Значит, опять обломись тебе, опытная женщина…
        А сотник со стола соскользнул тихонечко, фуражку сгрёб, да и задом к двери попятился:
        - Так я пойду покуда?
        - Куда?! Стоямба, Казанова!- грозно рявкнула Яга, выбирая самый большой нож.- В общем, так, казачок, выбор у тебя невеликий, но он есть! Либо туда,- и на кровать выразительно кивнула.- Либо сюда, в печь, на жаркое! Так что сам смотри, моё дело предложить…
        - А… ежели третий вариант?
        - Заинтриговал старушку… Какой такой третий вариант?
        Выдохнул казак решительно, всю свою смекалку на помощь призвал да и, мысленно перекрестясь, начал издалека…
        Мы-то с вами покуда его оставим на минуточку. Ну сами покумекайте, что там он бабке лесной, наивной, цивилизацией не испорченной, предложить может? Ужо и догадались, поди? Вот и умнички! Не буду вас томить, потом мою и вашу версию сравним…
        А давайте-ка пока к её конкурентке заглянем, к знойной красавице Агате Саломейской. К ней в шатёр как раз двух чертей перелётным ветром занесло. Невнятных. В смысле, чего несут, непонятно, но ясно, что оправдываются…
        - Я ему говорил, Наум, не смей! Мадам это не понравится…
        - Это он, он, он первый начал!
        - И главное, врал, как диктор, что всё заклинание запомнил! Не то чтобы я ему сразу поверил, мадам, но…
        - Он меня оскорбил нецензурно! Листок с заклинанием вырвал и съел! Дескать, вы в него бутерброд заворачивали и он пахнет вкусно! Листок. Не Хряк. Как Хряк пахнет, вы, боюсь, уже поняли…
        - Да врёт он! Врёт бесстыже! Наум, скотина ты безрогая, лучше б Бабе-яге так врал! Правильно я говорю, мадам?
        - А вы превратите его в лягушку, на время? Я вам всё-всё про эту Бабу-ягу расскажу…
        - Ах ты гад! Вот тебе, вот тебе, вот…
        - Мама-а-а!
        - А ну ЦЫЦ!!!- в полный голос взревела ведьма, одномоментно вырастая аж до самого потолка.
        - Убейте сразу,- тихо пискнул Наум.
        - И лучше его,- так же падая на колени, добавил Хряк.
        - Какая ещё Баба-яга?- принимая прежний вид, свистящим шёпотом спросила ведьма, скрестив руки на груди.
        Черти друг с дружкой переглянулись, поняли, что прямо сейчас убивать не станут, и загалдели, стараясь выгородить себя перед неминуемым наказанием. Жить-то каждому хочется, даже чертям рогатым…
        - Старая такая и нос кривой!
        - Не как у вас, хозяйка, но… кривой!
        - А я что говорю? И ещё тощая такая, волосёнки кучерявые так вот дыбом в разные стороны…
        - Да, и очки!
        - Точно!
        - А злая какая, с вами не сравнить! Вы в сравнении с ней мадонна!
        - Точняк, мадонна, Сикстинская!
        - Какая, певица?!
        - Не-э, Сикстинская! Ну, не важно, короче, мадам, вот она у нас этого казака и забрала…
        - Помолчите оба.- Ведьма одним жестом им рты заткнула и крепко призадумалась.
        - Мы были против, хозяйка,- осторожно продолжил тощий чёрт, а Хряк его поддержал:
        - Чесслово! Наум даже в драку полез!
        - Да, да, мы отбивались! У меня вот синяк на морде. А Хряк даже ранен был…
        - Могу показать куда. Штаны прямо тут снимать?
        Вздохнула ведьма страдальчески. Пальцами выразительно щёлкнула, в один миг обездвижив слуг своих шибко умных.
        - Я же сказала, помолчите. Так, суду всё ясно, однокурсница объявилась, чтоб её… Ненавижу! И эти два дебила достали уже по самое не могу! Хотя-а…
        Обернулась она к окаменевшим чертям, улыбнулась эдак коварнейше, ухмыльнулась поганейше, хихикнула преотвратнейше, да и ручки потёрла эдак со значением…
        Видать, опять план у ней в мозгу созрел. И чертей проучить, и Бабу-ягу на место поставить, ну и себя, любимую, ничем полезным не обделить, а наоборот, всё лучшее выиграть!
        А сотник храбрости набрался, на скамью длинную присел и своё предложение хозяйке сказочной высказал. Не то чтоб шибко новую идею подбросил, но мысль логичная, разумного взвешивания требующая…
        - Ты меня, бабушка, сейчас отпусти. Дай жену вернуть, детей обнять, с врагом поквитаться.
        - Отпусти его, ага, разбежалась… А как же мой интерес?
        - А я тебе за то даю слово честное, казачье, что найду тебе наилучшего мужа! Богатого, красивого, опытного…
        - Желательно в теле и чтоб с чувством юмора,- Яга застенчиво вставила.
        - Ну, ежели в постели,- сотник прикинул и покивал с пониманием,- так куда ж без чувства юмора? Добро! Добуду такого, как твоя буйная фантазия пожелает!
        - А не обманешь ли, казачок?- Старушка аж привстала с надеждою и угрозой.- Я ить тебе сниться буду…
        - Не приведи господи такое во сне увидеть…- честно перекрестился казак.- Ну так я пошёл?
        Встал он со скамьи, фуражку на голову надел, козырёк по уставу поправил, улыбнулся ободрительнейшим образом, да только сделал первый шаг на волю, как дверь тесовая прямо перед его носом и захлопнулась.
        Обернулся сотник в полном недоумении…
        - Ты чего, бабуль? Договорились же вроде…
        - Договорились? Договорились, договорились…- Яга головой качает и на сковородку у печи взглядом указывает многозначительно. Дескать, не спеши, вишь, вызов пришёл?
        А от сковородки той странный звук идёт, мелодичный и настырный, ровно кто-то внимания требует, общения ищет. Остановился казак, замер без движения, интересно же, что там такое с кухонной утварью творится- Федорино горе али что покруче?
        Баба-яга меж тем к печи шагнула, в сковородку плюнула, рукавом протёрла, да и глянуло на неё оттудова прекрасное личико злобной ведьмы Агаты Саломейской…
        Посмотрели они друг на дружку долгую минуту, паузу театральную выдержали, в гляделки поиграли, а потом ведьма и говорит с улыбочкой:
        - Здравствуй вообще-то!
        - Пошла ты на всякий случай!
        - Ах как невежливо…- ведьма капризно носик поморщила.- Мы с тобой столько времени не виделись, неужели двум интеллигентным девушкам не о чем пощебетать в свободное время?
        - Ой, да легко,- и впрямь легко, с полуоборота, завелась Баба-яга.- Давай вона пощебечем о том, что какая-то коза драная без разрешения, в нарушение конвенции, на чужой территории колдовать смеет. Не знаешь такую?
        - Милочка, ну что ты, как бы я могла? Ни за что!
        - Значит, не ты?
        - Не я. А ты, я вижу, стрижку новую сделала?- ведьма отметила.- Авангардненько, креативненько, мило…
        - Нет, энто я просто с телеги башкой навернулась да так и тормозила с полверсты.
        - О да, прости, забыла, ты же ещё со школы отличалась редкой оригинальностью. Так, что я звоню-то: у тебя там случайно мой казак не пробегал?
        - Твой?!- Яга сотнику подмигнула.- Нет, ТВОЙ не пробегал. А вот ты мне мой самоучитель японского вернуть не собираешься?
        - Твой?! Я его первая из библиотеки стырила!
        - Верни учебник, стерлядь горбоносая! И молокозавод свой спрячь, у меня уже кот (собака!) слюну пускает…
        - А ты верни казака, старая вешалка! Мой он, я его заколдовала!
        - Поздняк метаться, булка диетическая!- Баба-яга хихикнула на драматический манер, чисто по Станиславскому.- Шибко вкусный был казачок. Нет его уже, съела! Косточками могу поделиться, тебе прямо у будки в миску положить?
        Зарычала было ведьма, а потом призадумалась. Покумекала недолгое время да и рукой махнула с деланым равнодушием.
        - Действительно, чего мы вечно как кошка с собакой? Ну съела и съела, на здоровье, в другой раз подавишься…. Завтра пришлю своих чертей - отдай кости, а взамен получишь свой учебник. Ну всё, чмоки-чмоки в обе щёки!
        - И тебя, зараза, тьфу-тьфу два раза!- старательная Баба-яга отплевалась ответно.
        - Старая карга,- еле слышно донеслось из гаснущей сковородки.
        - Кобыла бесстыжая!- Яга проорала, но, увы, не факт, что Агата услышала.- Ну дык о чем мы тут договаривались, казачок? В общем, будет у меня к тому одно дополнение, ма-а-аленькое…
        - Какое, бабуленька?
        - Да ведьме одной, похабнице, фитиль вставить надо…
        - Чего?!!- обомлел сотник.
        - Образно выражаясь,- деликатно поправилась Баба-яга.- Есть тут одна такая, Агата Саломейская. Та самая, что тебя заколдовала и к похищению твоего семейства как есть вся сопричастная…
        - Тогда с превеликим удовольствием! А что делать-то надо? Ну, кроме фитиля…
        - Планы её коварные портить будем!

…Собралась Яга быстро, кацавейку потеплее на плечи накинула, ноги в калоши сунула, чтоб по росе лапти не мочить, да и пошли они прямо по ночи в степь широкую. А в степи ночью красота неоглядная. Купол неба развёрнут от края до края, и нигде ему преграды нет. Само небо густо-синее, чистый ультрамарин, и по его бархату щедрой рукой звёзды рассыпаны. Словно алмазы крупные в ступке пестиком крошить начали да ступку случайно и опрокинули…
        Рассыпались алмазы, большие и малые, с севера на юг да с запада на восток, украсили собой небосвод в причудливости выразительной и горят всему человечеству на радость и изумление. Идёт сотник, голову задрав, вроде здесь родился, тысячу раз любовался, а вот всё одно и в тысячу первый от красот небесных глаз не отвести…
        В степи дышится легко, цветы пахнут дурманно, кузнечики стрекочут, комары попискивают, птицы ночные кричат, свою симфонию создавая, дикую, но завораживающую.
        Долго ли шли, коротко ли, а добрались до одинокой каменной бабы. Встречаются ещё такие по степям Волги и Дона, с времён хазарских поставленные, ветрами да дождями битые, столетиями стёртые, до пояса в землю вросшие. Вот у такого идола и встала Яга, кланяясь с улыбочкой…
        - Ну вот и добралися… Здравствуй, Зосюшка, здравствуй, подружка моя верная!
        - Бабуль, ты что, с истуканом каменным разговариваешь?- сотник уточнил с лёгкой усмешечкой.
        - Кто тут истукан? Сам ты… энто слово! Говорю ж тебе, мы с Зосюшкой уже лет триста дружбу водим, она мне во всём помогает. Вот и сейчас отдышимся да и помощи у неё просить будем…
        Пожал плечами казак, не стал вмешиваться в чужие отношения между двух женщин. А Баба-яга руку за пазуху сунула, бутылочку махонькую извлекла и потрясла над ухом со значением. Булькнуло в бутылочке таинственно…
        - Это что ж,- сотник спрашивает,- зелье волшебное?
        - Ага,- Яга кивает,- тут любое сойдёт, лишь бы на спирту было.
        Подошла она поближе и давай каменную бабу поливать. Та в единый миг лицом ожила, широкий рот раскрыла, капли слизывать начала, глазки раскупорила, улыбнулась счастливо.
        - Ох, захорошело-то как… Тебе чего надоть, Яга?
        - Помощи твоей хочу, Зосюшка! Великий воин мне нужен, из ваших, из покойных. Да чтоб самый что ни на есть героический!
        - А там, в бутылочке, ещё осталось чего?
        - А то, милая!- Баба-яга бутылочку протянула да перед носом подруги каменной туды-сюды поводила интригующе.
        Облизнулась степная жительница…
        - Ну тады помогу. Какой же тебе покойник-то нужен? Александр Македонский, что ль? Али уж сам Юлий Цезарь? А может, царь Иван Грозный? О! Вспомнила! Да есть же тут один такой. Суров, отчаян, знаменит, великий атаман! Щас-щас, погодь-ка, позову…
        Переглянулись сотник с Ягой: он фуражку на затылке поправил, она тишком из бутылочки отхлебнула. А перед истуканом каменным начал густой дым клубиться, густеть да форму набирать, искрами мельтешить, молниями громыхать, да минуты не прошло, как предстал перед ними огромный призрак самого Степана Разина!
        - Степан Тимофеевич?!- приобалдел казак.
        - Кто звал старого атамана?- прогудел призрак голосом впечатляющим.
        - Да чего там, не такой уж ты и старый-то, не кокетничай,- Яга фыркнула без особого пиетету.- Мы звали!
        - Как посмели покой мой тревожить?!
        - Ой-ой-ой, боимся, боимся… Ты зазря брови не хмурь, вона лучше казачка выслушай, ему непростая помощь требуется.
        - Ты что, офонарела, бабка? Понимаешь хоть, с кем разговариваешь?! Я ж на тебя разок дуну, и ищи старушку за горизонтом под Махачкалой, в нефтяном фонтане…
        - Ты уж не серчай, батька атаман, что мы тебя разбудили,- сотник в разговор вмешался, Бабу-ягу спиной широкой прикрываючи.- Совет твой нужен. Ты казак авторитетный, о тебе по сей день песни поют, научи, как с нечистой силой справиться?
        - А как всегда справлялись, кулаком да шашкой!- призрак хмыкнул насмешливо, но сам пониже склонился.- Ну ладно, братка, давай рассказывай, что у вас там творится…
        Рассказал казак эдак вкратце, минут на двадцать. Было б больше времени, он бы ещё и подетально прошёлся, да Яга предупредила, что до рассвета недалеко, а с рассветом развеется бессмертный атаман, и ищи-свищи его потом до следующей ночи…
        - Знаю я эту ведьму, и про султана Халила наслышан,- призадумался прозрачный Степан Тимофеевич.- Ох и много от его гневливости неупокоенных призраков по земле ходит, головы под мышкой носят. Непросто будет с той парочкой справиться. Видать, досталась ему преступным образом перчатка страшная, с кожей с руки колдуна великого содранная. И такая в ней сила, что и по сей день, кто её наденет, большое могущество обретёт!
        - И что ж, уступить, что ли?
        - А что тебе остаётся?
        - Драться!- Сотник рукой воздух рубанул, да так, что и призрак всколыхнуло.- Мой дед говорил, что казак врага пикой заколет, шашкой срубит, кулаком в морду даст, ну а ежели уж совсем никак, так хоть в рыло плюнет со всяческим старанием!
        - Любо!- призрак кивнул, бороду прозрачную разглаживая.- Добрый казак был твой дед, не хуже моих есаулов. Что ж в помощь хочешь? Могу золота дать без меры, любое войско на те деньги наймёшь!
        Руками взмахнул, да и показались над землёй сундуки огромные, полные злата-серебра, бочки, монетами всклень набитые, а уж драгоценных камней, алмазов с изумрудами, жемчугов с рубинами вообще как грязи…
        - Нет, мне этого добра не надо. С золотом проблемы одни. Сиди над ним, чахни… не, не пойдёт…
        - Тогда великую армию бери! Наиглавнейшим генералом тебя поставлю! Знай сиди на белом коне, саблей маши да кричи «ура!», а прочее за тебя и солдатики сделают…
        Огляделся сотник, и уж маршируют впереди полки гвардейские, скачет конница эскадронами, вот уже и пушки везут тяжеленные, артиллерия стрелять собирается, просят лишь направление указать да поправку на ветер делают…
        Потряс головой казачина, все мысли о генеральских погонах выкинул и отказался сызнова:
        - Нет, не по чину мне такие силы. Это ж всю степь разнесёт, ещё, чего доброго, красную рыбу в Волге распугают, а нам тут жить…
        - А может, тогда тебе бескровно, то бишь дипломатически, весь вопрос решить? Только один человек на всю Россию на такое способен… Держи!
        И опустилась откуда ни возьмись на казачью голову императорская корона! Вся из гнутого золота, от каменьев самоцветных так и переливается, и свет от неё неземной исходит. Словно бы вот, надел сие на голову, и враз все проблемы прочь ушли, сами собой разрешилися, ибо кто ж с волею государя российского спорить станет?
        - Самодержец!- Баба-яга слева так и присела с писком.- Уж ты прости дуру старую, чё сразу признать-то не удосужилась…
        А казак поморщился с досадою, под весом короны царской пригнулся изрядно, потом в сторонку её сдвинул аккуратненько.
        - Нет, не по мне энта шапка Мономаха. А попроще нельзя ль чего-нибудь?
        - Да что ж ты хочешь?- призрак прогудел недоумевающе.
        - Шашку бы. Мою вражина забрал…
        Баба-яга так себя по лбу хлопнула, что гул аж до краёв Дикого поля долетел, об края Османской империи стукнулся и мимо Млечного Пути обратно вернулся.
        - Шашку? И всё?!- не поверил легендарный атаман, вскидывая призрачные брови.- Ни золота, ни силы, ни власти, а одну только шашку…
        - Поторопился он, Степан Тимофеевич,- едва ли не в слезах взмолилась Баба-яга, падая на колени.- Не подумав, ляпнул! Ну с кем не бывает, а? Маловато нам одной шашки будет, надо бы…
        - Нет!- твёрдо объявил сотник.- Казак без оружия, что пёс дохлый. Ничего другого мне не надобно- сам, своею рукой, и жену верну, и с врагом поквитаюсь!
        - Степанушка! Тимофеевич!- Бабка уже мало что не в полный голос орёт, надрывается.- Да не слушай ты его, ирода деревянного! Он, видать, в детстве с коня сковырнулся да об мостовую вкруг кремля Астраханского башкой подростковой двести восемьдесят три булыжника насчитал! Мозгов нет, считай калека! Ты со мной дело веди. Что там насчёт золота уточнялось? Дак, я думаю, накинуть бы надо процентиков двести. Ну и мне за контакт, за маршрут, за подтяг знакомых лиц, туда-сюда, расход алкоголя да транспортные расходы…
        А сам Разин примолк. На казака смотрит пристально, и что в тех глазах таинственных- не понять, не прочитать. Одним движением руки призрачной заткнул он фонтан старушке и к сотнику обернулся.
        - А ты добрый казак. Настоящий, весь в деда пошёл, кровь-то не обманешь. Что ж, братка! Коли обещался тебе помочь, так назад пятиться не стану. Раз ты так решил, бери мою шашку заветную- кавказскую, с персидского похода за зипунами привезённую!
        Один миг, и возник перед сотником кавказский клинок, красоты поразительной. Рукоять из дерева ореха, сама серебром да каменьями зелёными изукрашена, ножны белой кожей обтянуты, и по ним серебро кованое с чернью да самоцветы в петушиный глаз величиной!
        - Проверь, по руке ли будет?
        Потянул сотник рукоять и выплыл к нему из ножон клинок остроты невиданной, широкий в доле, толстый в обухе, у эфеса орнамент растительный, упругость, баланс, отвес- тоже выше всяких похвал!
        - Богатая вещь. Такую только генералу носить впору, не простому казаку. Но за подарок благодарствую! Небось не посрамлю…
        Поклонился сотник низко в пояс старому атаману. И Разин Степан казаку поклоном ответил, не погнушался. Опосля чего к Бабе-яге обернуться не преминул, на минуточку…
        - Так вот что я тебе сказать-то хотел, бабуленька… Ежели ещё хоть раз меня вот так потревожишь, я тя утоплю, как ту княжну из популярной песни! Кивни, ежели усекла.
        - Усекла, милай! Чё ж тут не усечь-то?- присела в реверансе Яга, а сама сквозь кривые зубы цедит:- Ну вот и подсуропила ты мне, подруга Зосюшка! Фигу тебе теперича, а не…
        Запрокинула она голову да и самолично допила, чего там, в бутылочке, оставалось. Каменная баба только лицо обиженное скроить успела, но Яга и не поперхнулась ни разу!
        А призрак Степана Разина в нарастающем рассвете растворился. Видать, к себе под землю ушёл, а может, и на небо, кто их знает, где они обитаются. Главное дело, на зов явился, своему соплеменнику помог, за то ему до сих пор честь и хвала…
        Сотник с новой шашкой, как ребёнок с новой игрушкой, душой поёт, а ноги сами в пляс идут. То покрутит её, то почти в колесо согнёт, то ветку срубит, то деревце тонкое. Уж через пару минут в раж вошёл, начал с разбегу да на две руки дубы толстенные валять. И ведь на что дивный клинок- дерево срубает чистенько, хоть полируй да за стол садись! Сотник даже разочек с осторожностью по каменюке брошенной полоснул- разрезало камень, словно кусок масла.
        - Вот уж спасибо тебе, добрый атаман Степан Тимофеевич,- не постеснялся лишний раз поклониться казак.- Редкой силы вещь ты мне передал, с таким клинком на любого врага идти не страшно. Эх, коня моего верного здесь нет, но я эти морды басурманские и пешим строем догоню. Уж не сомневайтесь: соскучиться не успеете и долго ждать не заставлю…
        - Выговорился, казачок?- мрачно уточнила Яга.- Ну вот и ладушки. А теперь пойдём ко мне в избу, по ночи не отпущу. Переночуешь, и с утречка свободен!
        - Э-э, может, я на чердаке где-нибудь, а то…
        - Не боись, приставать не буду… Искуситель в лампасах! Пошли, пошли, а то мой радикулит сырости не любит…
        А той же ноченькой, да на другом краю леса, у шатра ведьминого, басурмане спят. Ну, кроме часовых, конечно, те уже бдительны. Раз одного стражника плетьми выдрали, так уж и остальные ума-разума поднабрались, следят за связанными девушками, глаз не смыкая. А пленницы и не спят, сердца тревогой полны, песню поют, друг дружку в печали поддерживают…
        Вот скрылось солнце за горою,
        Стоит казачка у ворот.
        И слёзы горькие рекою,
        Платочком утираясь, льёт.
        И слёзы горькие рекою,
        Платочком утираясь, льёт…
        О чём, о чём, казачка плачешь?
        О чём, казачка, слёзы льёшь?
        Судьбину не переиначишь
        И вспять её не повернёшь.
        Судьбину не переиначишь
        И вспять её не повернёшь…
        А в шатре своём парчовом ведьма задумчивая взад-вперед ходит, территорию шагами мерит, к песне прислушивается, амулет на груди поглаживает да губы кусает в раздражении. Чует, что не всё так легко даётся, что посторонние персонажи в её планы ворвались и, что к чему теперь приведёт, куда кривая вывезет, чёрт его знает. Вроде и чёткий план, продуманный, да всё ж таки опасливо как-то…
        Вспомнила Агата про чертей, в уме один и один сложила, решилась рискнуть ещё разочек и пальцами щёлкнула. В один миг черти в себя пришли, окаменелость мышечная с них спала, словно судорога. Выдохнули оба, потянулись с превеликим счастием…
        - Хозяйка, я…
        - Мадам, мы…
        - Так, цыц оба!
        - Да мы только хотели сказать «спасибо»,- протёр пятачок Хряк.
        - Нет, это я хотел сказать «спасибо»!- оттолкнул его тощий чёрт.- А он грубый, вульгарный, от него слова вежливого не дождёшься…
        - Чё? Чё ты сказал? Кто грубый? Ах ты, коровья лепёшка, да я тебя за такие слова сейчас урою, я тебя в прибрежном иле закопаю, я тебе такие причиндалы оторву, что…
        - Кому сказано, цыц?!- не выдержав, громко рявкнула ведьма.- Опять же заколдую идиотов, раз ничему жизнь не учит…
        Черти мгновенно прекратили споры, заткнулись дружненько и морды послушные в сторону хозяйки своей вытянули.
        - С полным нашим вниманием!
        - Значит, так,- отвернулась ведьма, устало массируя виски.- Берёте вон ту книгу. Не эту! Вон ту, что в корзинке. Осторожно берёте! И несёте её к вашей старой знакомой…
        - К кому, простите?
        - Нет у нас тут старых знакомых!
        - Точняк, мадам, никого старее вас нет…
        - К Бабе-яге, кретины!- вновь зарычала ведьма, и до чертей дошло!
        Пали они на колени оба да как заверещат на весь шатёр:
        - К кому, мадам? К Бабе-яге?! Она очень неприятная особа, честное слово…
        - Хряк правду говорит! Может, не стоит ей ваши книги отдавать?
        - Факт! Она их и читать-то не станет…
        - А нас убьёт! Зажарит и съест!
        - Наум прав! Вы же знаете, какая у неё слава, чуть что- на лопату и в печь!
        - А мы вас любим! Не надо нас к Бабе-яге, пожалуйста, а?
        Вытаращилась на них изумлённо Агата Саломейская, типа бунт на корабле?! В одно едино мгновение исказилось лицо её прекрасное такой лютой злобою, что приятели рогатые быстренько опомнились. Улыбнулись заискивающе, корзинку с книгой в четыре руки приподняли, тон сменили, более не нарываются…
        - К Бабе-яге? А-а, понятно. Ноль проблем, мадам!
        - К ней отнесём! Как прикажете! Уже скорость набираем…
        - Делов-то на раз-два! Разрешите метнуться исполнять?!
        Развернулась к ним ведьма спиной, руки на груди скрестила. Сама себя физически удерживает, чтоб не придушить обоих болтунов.
        - Пошли вон! И предупреждаю: не донесёте посылку до адресата, превращу обоих в… Одного в жабу, другого в лягушку! Будете друг за дружкой по болоту прыгать…
        Не на шутку перепугались черти, сызнова на колени рухнули…
        - Только не в лягушку!- Хряк взмолился.- Умоляю, мадам! Я на всё готов, я всё для вас сделаю, хотите, я прямо сейчас Науму ухо откушу?!
        - За что?!- Наум взвыл, вырываясь.- Ухо! Ухо пусти!
        Дёрнулось нервно круглое плечико у ведьмы, чувствуется, что уже на взводе женщина, из последних сил держится, вот-вот, и сорвёт крышу напрочь! И тогда всему лесу на пять вёрст в стороны полная хана, а чертям так и кирдык бесповоротный…
        - Убью… Убью, и никто не осудит. А этот драный самоучитель японского сама отнесу!
        Обернулась она, кулаки над головой воздела, явно готовясь пополнить лягушачье племя двумя разнокалиберными чертями, да не успела. Цапнули слуги рогатые корзинку и бежать!
        - А-а… куда?!- не поняла ведьма, пальцем дрожащим тыча, дескать, книга-то тяжёлая из корзинки вывалилась и на пороге валяется.
        Ввинтились черти обратно, книгу подхватили, улыбнулись ещё раз на ширину приклада и бегом назад, приказ исполнять, только пятки сверкают!
        Чуть не перекрестилась ведьма, в шкафчик дорожный полезла, триста пятьдесят грамм бехеровки налила, да и тяпнула хорошенько для успокоения нервов. Её можно понять, ей надо, с такими-то ретивыми прислужниками…
        А Науму с Хряком ночь ли день, а иди выполняй, что велено. Топают они себе лесной тропинкою, под светом лунным, в указанную сторону, корзинку меж собой вместе держат, один слева, другой справа. Сначала молча шли, но недолго. Черти вообще долго молчать не умеют, а у этих ещё и столько серьёзных тем для общения, если помните…
        Но главная одна - как бы сбежать отсюда на фиг?
        - Всё, Наум… Отнесём эту книгу, и лично я линяю!- Первым Хряк начал как наиболее активный.- Достала она меня, никаких нервов уже не хватает…
        - Я тоже сбегу! У меня тоже нервы. И сердце, и почки, и печень пошаливает…
        - И главное, это, чуть что- «я тебя в лягушку превращу», «в лягушку превращу»! Тьфу! А ведь знает, у меня подростковая психологическая травма!
        - И я! Я тоже весь травмированный!- продолжал жаловаться тощий Наум.- У меня, между прочим, шерсть с хвоста сходит, лысею, так сказать…
        - Надо искать новую работу. Я этой стерве не могу больше льстить, язык заплетается вечно повторять: «да, мадам!», «нет, мадам!», «вы прекрасно выглядите, мадам!» Она у меня уже вот где, в печёнках сидит со своими причёсками!
        - А я за границу уеду. Всё равно мне здесь с моей внешностью ничего не светит. Все только шпыняют, наезжают, орут почём зря…
        - При чём тут твоя внешность?- искренне недопонял задумавшийся Хряк.- Ты просто по жизни тупой…
        - Я тупой?!- тут же встал на дыбы обиженный в лучших чувствах чёрт Наум.- Да я… да у меня… Конечно, тебе всегда можно так говорить! Потому что ты толстый и кудрявый блондин! А я чёрный, я тощий, у меня пятачок кривой, надо мной кому попало издеваться можно, да?!
        - Чего «да»?
        - Ничего- да! Пожалуйста, я привык, продолжайте в том же духе!
        - Ты на что это намекаешь? Что я антисемит, что ли?!
        - Очень мне надо намекать, всё и так видно! Отдадим эту корзинку, и я эмигрирую!
        - На Ближний Восток?
        - На Дальний!- Наум недолго думая достал из корзинки книгу, полистал на ходу и кивнул уверенно:- Вон, в Японию уеду!
        - Куда?
        - В Японию! Страна такая, далёкая, экзотическая. Устроюсь слугой к какому-нибудь знатному самураю, буду носить кимоно, есть суши, пить саке…
        - Чего пить?- Хряк хихикнул, не сдержавшись.
        - Саке! Ограниченным натурам не понять. Я по вот этой книге, пока дойдём, весь японский выучу.
        - Положь на место!- буркнул толстый чёрт, чисто из зависти самоучитель у Наума вырвал да назад в корзинку сунул.- Не твоё, не лапай!
        - Да ладно тебе.- Наум ловко обратно книгу выхватил.- Хочешь, вместе в Японию свалим? Хотя тебе туда нельзя…
        - Это почему, интересно?
        - Там у них светлый цвет волос считается признаком физического уродства и морального разложения!
        - Чё ты сказал?!- Хряк другу корзину на голову надел, да и тумака по загривку.- А ну, повтори! Это кто тут морально разложившийся урод, я, что ль?!
        Тощий чёрт взвизгнул приглушенно, корзину на макушку сдвинул и сдачи дал!
        Для чертей, как вы понимаете, драка - штука привычная, день без подзатыльника, считай, словно пряника медового лишили. Тихий Наум сгоряча начал ногами длинными пинаться, словно конь взбесившийся или чёрный ниндзя из той же, недавно обсуждаемой, Японии. Хряк на него кулаками пудовыми машет, задыхается да по вёрткому товарищу попадает редко. Но уж коли попал, так хорошо ежели не на смерть. Так-то вот!
        Оба уже в поту и в мыле, с губ пена падает, а бьются, словно Севастополь отстаивают. От корзины уже одна ручка плетёная осталась, книга истрёпанная в кусты полетела, тиканье на всю поляну, а они… вдруг замерли оба.
        - Это чё такое?
        - Не знаю. Часы вроде…
        - Откуда здесь часы, придурок?!
        - Понятия не имею. Слезь с меня, посмотрим.
        Поднялся Хряк, руку товарищу подал. Привстали они на цыпочки, заглянули в кусты ракитовые с чрезмерной осторожностью. Видят, книга-то ведьмина цвет поменяла. Была серой, а теперь красная как огонь и пульсирует с тиканьем подозрительным…
        - Ну и чё делать будем?- Толстый чёрт пятачком хлюпнул на всякий случай.
        Наумка в ухе пальцем длинным поковырял, поморщился, плечами узкими пожал:
        - Не знаю. Может, убежим?
        - Хорошая идея,- согласился Хряк, и в этот момент грохнул страшеннейшей силы взрыв!

…Ведьма его из своего шатра сразу увидала. Да и кто бы не увидел: на версту вверх оранжевым пламенем полыхнуло, и «гриб» эдакий чудной, странноватой формы, над деревьями завис. Птицы перепуганные вверх взлетели с криком печальным, волки с испугу завыли на луну, филины в своих дуплах заухали предупреждающе.
        - Ну что ж, надеюсь, их гибель была не напрасной,- равнодушно улыбнулась Агата Саломейская, ногти пилочкой подравнивая.- Мир праху твоему, однокурсница! Не забыть бы на днях зайти проведать, плюнуть на могилку…
        Полог шатра задёрнула и своими делами чёрными заниматься продолжила. То бишь вновь планы строить начала, как бы ей половчей да поскорее волшебной перчаткой султана Халила завладеть в своих корыстных целях…
        Если вы, читатели дорогие, поспешили вдруг ведьму послушаться да вслед за ней решить, что Наум и Хряк уже и в похоронах не нуждаются, а так, помянуть не чокаясь при случае, так обломись вам! Неубиваемые парни попались! Сейчас таких не делают…
        Подкинуло их взрывной волной до самого небушка, а там силой притяжения земного на одно раскидистое дерево и развесило. Пообгорели, конечно, одежда лохмотьями тлеет, у обоих морды в саже, дымом чёрным откашливаются, пятачки чёрным пеплом забило, но ведь живы, а?! Чего ж ещё желать любому нормальному чёрту…
        - Я тут подумал, пока летел, знаешь что, Наумка… Я, пожалуй, тоже за Японию. Там уж, поди, по-любому безопаснее… Чё молчишь, как неродной?
        А тощий чёрт, кривясь от боли в рёбрах, кое-как пальцем вниз тычет. Дескать, сам посмотри, дубина курносая, какая нам с тобой короткая эмиграция светит. Проследил Хряк за его взглядом и поёжился: стоят у того дерева юная казачка да паренёк кавказский. Лица у обоих суровые, но и радостные, словно бы нашли они на ком душу отвести. И мысль эта очень уж обоим чертям не понравилась…
        - Ага, старые знакомые,- грозно начала дочка сотникова.- Это ж вы за моей сестрёнкой младшей гнались!
        - Вах, и нас предали!- сердито добавил Юсуф.- А ну, идите сюда, злодеи!
        Переглянулись черти, расстояние вниз прикинули, последствия взвесили и головами замотали отрицательно:
        - Не-э-э, не можем, высоко…
        - Хуже будет!- рявкнула Ксения.
        А чертей уж понесло, хватанули приключений за день, выговориться всем надо.
        - Мы бы рады, честно…
        - Но никак!
        - Я ж разобьюсь, если рухну! А у Хряка пятачок за сегодня уже не раз битый…
        - Ты на себя посмотри, сосиска копчёная! Кто мне тут давеча жаловался, что тебя все обижают?!
        - А что, неправда?
        - Неправда, кому ты нужен с такими анализами…
        - Да хоть бы и вот им! Вот они, пришли и сразу наезжают! И на меня орут больше, потому что я брюнет, я тощий, я не такой, как они, я…
        - Заткись уже давай, да?!
        - А что не так-то?
        - Да я вас сейчас стрясу, как яблоки!- Сотникова дочка старшая в дерево вцепилась, глаза горят, такая пришибёт бедром в ярости и не заметит.
        - Не надо!- перепуганно взвыл Наум.- Уберите психическую, мы вам всё про папу скажем!
        - Говори,- потребовал Юсуф.
        - Ваш папа у Бабы-яги! Она его у нас отняла и к себе забрала!- быстренько подтвердил Хряк.- Мы тут ни при чём, мы вечно крайние! Блин…
        - Где мой батька?!!
        - Да она ещё и глухая.- У Наума от страха истерика началась.- Сказано же было! У Бабы-яги! Чего вы к нам-то пристали, а?
        - Ты мне тут повыражайся ещё,- строго напомнил кавказский юноша, за плечи оттаскивая рычащую девушку.- Грубить он нам будет, да?! Где живёт эта твоя Баба-яга?
        - Моя?!
        - Не трогайте его, он и так судьбой ушибленный,- вступился за приятеля толстый чёрт.- Идите себе тропинкой, никуда не сворачивайте, часу не пройдёт, как увидите избушку на курьих ножках. Но мы за Ягу не отвечаем, она бабка крутая, с характером…
        - Ничего, перебьётся,- Ксения брови решительно сдвинула,- я сегодня тоже ой как не в настроении…
        А тот самый сотник, из-за которого весь сыр-бор и разгорелся, в ту минуту тихо спал себе на боку. Уложила его бабка в углу, на топчан, тулуп вывернутый подстелила, одеяльцем лоскутным укрыла сверху, а сама песенку колдовскую, колыбельную исполнила, от которой уснул казак как убитый…
        Баю-баюшки-баю,
        Не ложися на краю.
        Не то девушки придут,
        Поцелуют и уйдут.
        А которая шустрей,
        Поцелует посмелей.
        Прямо в губы между щёк,
        А потом куда ещё…
        Ниже, крепче, слегонца,
        И разбудит молодца!
        Вот такая молодёжь,
        С такой девкой фиг уснёшь…
        - А ты покуда спи, спи, казачок,- Яга себе под нос шепчет, подушку сотнику поправляя.- Отсыпайся давай, сил набирайся. Спешить тебе некуда, уж я-то знаю. Завтра, с утречка, короткой дороженькой вперёд двинешься и с соперницей моей горбоносой за всё поквитаешься! Оно ить и в моих интересах тоже…
        Сладко спит сотник. Жену во сне видит, дочерей-красавиц, родную степь, славный город Астрахань, стены его белые, небо синее, всё, что навеки сердцу дорого…
        Ну уж теперь сказка понеслась, как телега под уклон, лошадь только успевает ноги передвигать. Уже за середину ушло повествование наше неровное, экшен накручивается, развязка близка. Читатель-то образованный уже и думает, что всегда всё заранее знает. Но всё, да не всё…
        Вдруг да изменит автор сюжет народный на альтернативный по веянию литературному, новомодному? Может такое быть? Да запросто! Решит удивить снобов, вот и победят у него хитромордые басурмане, а русский царь запьёт с горя…
        Или ещё того круче: не успеют отбить девушек храбрые казаки, которых леший знает где кругами по ночной степи мотает. Доставит пленниц воевода в гарем великого султана, распределят их там по дням, по часам, кого в будни, кого на праздничный день. Ну а наши девушки бабий бунт поднимут да и претворят в жизнь все мечты забитых женщин Востока! А Халила, ясное дело, чик-чик и в евнухи, будет знать, с кем связываться…
        Получит ли перчатку волшебную злыдня Агата Саломейская или так перетопчется? А ну как получит? И станет до того сильномогучей ведьмой, что и сам Властелин Колец ей будет кофе в постель подавать да горшок из-под кровати по утрам выносить. Про то большущую эпопею сотворить можно - и феминистично, и выгодно в плане гонорария…
        Опять же черти. Хряк и Наум. С чертями-то что по истории будет, неужто в хороших перевоспитаются? Вроде политкорректно и толерантно сие, может, и впрямь прислушаться к советующим, да и запустить открытый конец- решай каждый сам, какую концовку хочешь…
        Ладно. Простите старика, заболтался не к месту, ворчу вот, а чего ворчу, и сам не знаю. Давайте-ка и дальше мою сказку слушать будем. Уж я-то всю правду расскажу, врать не стану. Так вот, покуда сотник спал крепким сном, уже и солнышко высоко над лесом встало…
        А с его первыми лучами Юсуф да Ксения в лесу дремучем, в чащобе глухой, выразительную избушку приметили, оригинальной архитектуры, северного стиля. Всё из брёвен рублено, на двух куриных ногах, что и динозавру впору, стоит устойчиво. А из распахнутого окошка романтичная, но нудноватая мелодия доносится…
        Утомлённое солнце нежно с морем прощалось…
        Подкрались ребята тихохонько, под воротами проползли, вдоль забора проскользнули и к дверям. Первой дочка сотникова идёт, вся из себя решительная, видать, в маму…
        - Не шуми, топочешь, как слон! Идём на цыпочках…
        - Идём, не спорю. Но что ты ей скажешь?
        - Как- что?- шёпотом возмутилась Ксюша.- Пусть отдаст моего отца!
        - Ага… Это как? Так примерно? «Здравствуйте, бабушка! Отдайте этой хорошей девушке её папу, пожалуйста. Он ей очень нужен, такое дело…» Да?
        - Ты что, издеваешься?
        - Нет, просто, в отличие от некоторых, пытаюсь думать головой.
        - Ну и что ты ей надумал?
        - Сначала надо произвести разведку,- с важным видом зашептал Юсуф.- Прислушаться, осмотреться, везде заглянуть, узнать, где его держат, кто охраняет…
        - И кого нам там бояться, старой бабки?!- гордо вздёрнула нос дочь казачья.- Смотри, как надо, джигит!
        Обошла она избушку с видом решительным, на крыльцо взобралась да как без предупреждения шандарахнет босой пяткой по двери! Чудом ногу не отшибла…
        Баба-яга услыхала шум да гром, граммофон выключила, к сотнику подошла, проверить, не проснулся ли. Нет, вроде спит как миленький. Поправила она ему одеяло, занавесочку от солнечного свету задёрнула, пробормотала ласково:
        - Да ты спи, казачок… Щас узнаю, кто тама хулюганит, да и шугану помелом!
        А дочка сотникова на одной ножке попрыгала, успокоилась, давай с тем же пылом кулачками в дубовую дверь колотить.
        - Да что ж они там, уснули все, что ли?
        Тут её сзади по плечу похлопали вежливо, и знакомый голос с акцентом мягким басурманским произнёс тихо:
        - Не стучи, красавица, не надо.
        Обернулась она резко и как раз в лапы хитрого Карашира и угодила. Начала было вырываться, да видит, как за его спиной басурмане Юсуфа пленили, рот зажали, кривой нож к горлу приставили, а рядом воевода стоит, цепь рассматривает. Поглядел, подумал да как рванёт на себя- бедную Ксению пушинкой с крыльца сдуло! А тут ещё и дверь распахивается и выходит на порог грозная Баба-яга с помелом наперевес…
        - Это что ещё тут за безобразие на моём дворе?
        Басурмане юношу с девушкой связали быстренько, сабли кривые выхватили, под охраной держат.
        - Это пленники султана Халила,- воевода за всех отвечает.- Мы заберём их.
        - Может, и заберёте, ежели я пожелаю…
        - А кто ты, старуха?
        - Баба-яга!
        - Старая Карачун-ханум,- шёпотом подсказал чернобородый Карашир.- Очень страшная женщина, лучше не связываться…
        Оглянулся воевода на бойцов своих неуверенно, те глазки опустили и покивали дружно, типа ну её к шайтану, такую добрую бабушку. А Яга ухмыльнулась эдак торжествующе да на пленников свысока поглядела, сощурившись…
        - А-а, так вот из-за кого тут шум да суматоха. До девчонки мне дела нет, мальчишка тоже слишком молодой. И не наемся, и не на… Бесполезный он мне, короче.
        Ксения была бы и рада сказать, что она дочка того сотника, что у Яги в плену гостит, только с кляпом во рту много не наболтаешь. Баба-яга на минуточку призадумалась да и на воеводу взгляд заинтересованный перевела. Языком прищёлкнула выразительно, кривым пальцем к себе поманила…
        - А вот ты мужчина солидный. Ну-кась, зайди ко мне на минуточку. Да не боись, не съем, я пока сытая…
        Воевода страху не показывает, только потеет активно, и ноги дрожат в коленях. За ятаган иранский до белых пальцев держится, словно за последнюю надежду. Неужто наивно думает, ежели что, от бабкиного гнева оружие спасёт? Совсем сказок в детстве не читал?
        Поднялся он по ступенькам, словно Робеспьер обречённый на эшафот. А сама Яга эдак кокетливо бёдрами вильнула, пропустила его в избу и дверь за собой закрыла крепко-накрепко!
        Стало быть, всем ждать…
        Вошёл воевода в избушку, остановился на миг, по сторонам зорким взглядом огляделся - вроде никакой засады. Да тут слышит эдакое тихое посапывание из-за занавесочки. Шагнул он вперёд, правую руку на ятаган положил, левую к занавеске протянул и…
        - Ты куда-то не туда ручонками загребущими нацелился? Сюда их тяни, я здеся.
        - А… там кто?- отшатнулся воевода.
        - Да кот мой дрыхнет. Тебе-то что? Или ты котами больше, чем симпатичными женщинами, интересуешься?
        - Нет, я…
        - Вот и хорошо.- Яга граммофонную ручку вертит, привычную мелодию сызнова ставит, огонь в печи заслонкой прикрывает, романтичную атмосферу создаёт.- Ты ж сюда для другого дела приглашённый. Не догадался, шалун?
        Отшагнула она в сторону, кудри вилкой взбила, платочек поправила кокетливо и в реверансе присела.
        - Короче, белый танец, дамы приглашают кавалеров. Иди сюда, мой бритый мачо, прижми свою пылкую блондинку…
        Воевода с перепугу чуть на стенку не полез. В первый раз в жизни пожалел, что загодя на евнуха не кастрировался.
        - Я… я не… не танцую!
        - Да я тя научу!- радостно воодушевилась Яга.- Руки мне вот сюда клади и прижимайся, главное, прижимайся…
        - Нет! Мне нельзя…
        - Что так? Женщины не интересуют?!- Бабка отодвинулась с сомнением и подозрительно левый глаз сощурила.- Может, ты какой… иной?! Ох, вот предупреждали же меня кикиморы насчёт мужского балета и регулярной армии…
        - Я воин. Моя единственная женщина - война.
        - От не везёт так не везёт… тьфу, зараза! Что, совсем никак?
        - Совсем. Только война.
        - Да-а… Разочаровал ты меня.- Баба-яга сурово брови сдвинула и зуб кривой из-под нижней губы показала.- А я когда разочарованная, такая голодная становлюсь сразу… Пошёл вон!
        - Могу идти?
        - Во-о-он!!!
        Воеводу воздушной волной, как курёнка чёрного, за шиворот приподняло да из избы выбросило! Лоб все ступеньки с крыльца пересчитал, три раза копчиком ударился, да ещё свезло, что рухнул прямиком на верного Карашира.
        Яга вслед сунулась, глянула на лежащую парочку и аж сплюнула с досады:
        - От! Ну что я говорила? Тока за порог, так сразу на мужика полез… тьфу, срамотень!
        Воевода с Карашира вскочил, красный как рак варёный. Молча рукой махнул, дескать, уходим отсель. Да сам впереди всех так резво припустил, что басурманские воины со связанными пленниками едва его на лесной тропиночке запыхавшегося догнали.
        Вот каково к нашей Бабе-яге незваным в гости ходить…
        В те же часы утренние, на зорьке ясной, атаман с казаками астраханскими коней усталых нахлёстывают. Впереди атамана дочка сотникова младшая крепко за гриву держится. Коса на ветру растрепалась, голодная да усталая, а всё равно глазёнки горят, домой нипочём идти не хочет, рвётся папку своего спасать…
        Из степи казаки на выпас свернули, вдоль перелеска проскакали, глядь, а там старый дед Касилов, с крестом Георгиевским на груди, трёх коз пасёт. Сам гордый, ветеран как-никак…
        Поднял атаман своего донца на дыбы, прокричал с седла:
        - Здорово дневал, батька! Не видал ли, куда басурмане ушли?
        - А куды мы их погнали, туды и ушли! Вона, за лесок…
        - Догоним,- атаман коня развернул.- За мной!
        - Погодь, погодь…- дед поперёк дороги встал.- Они ить девок наших туда угнали!
        - Знаю!- атаман на стременах привстал.- За мной!
        - Погодь, погодь… Они и поповскую дочку прихватили.
        - Что?!- атаман коня развернул.- И её тоже?! Ну всё, поубиваю на хрен… За мной!
        - Погодь, погодь,- дед Касилов жеребца за хвост поймал да держит крепко.- Чё я тебе ещё сказать-то хотел?
        - Ну говори уже, старый пень!- казаки рявкнули хором.
        - А-а, вспомнил… Ты им там спуску-то не давай! А то ишь, взяли моду по станицам шастать, у меня не тока внучку, а ещё и пирожки спёрли… Бандитизм!
        Кое-как атаманов конь вырвался да всадника своего матерящегося подалее от выпаса унёс. За ним и весь отряд вскачь пустился, чуют станичники, что враг уже близко, не уйдёт, догонят и посчитаются за всё! Казаки обид не прощают…
        - От, убёг и не дослушал,- обиженно обернулся к козам седой георгиевский кавалер. - Совсем стариков не уважают. Вернись, балабол, мы тут не договорили-и-и…
        А казаки три версты холмами проскакали да на цыганский табор натолкнулися.
        Стоят три кибитки драные, всеми дождями битые, всеми ветрами рванные, на колёсах стёртых, на смазке дегтярной. Кругом ребятишки голопузые бегают, ничего не боятся. Цыганки молодые, смуглые, чернокудрые, в шести юбках да в блузках с таким вырезом, что взгляд казачий тонет, монистами трясут зазывательно, песни поют зажигательные…
        Две гитары, зазвенев,
        Жалобно заныли-и…
        Сердцу сладостный напев,
        Старый друг мой, ты ли?
        Эх, раз… Да ещё раз…
        Да ещё много, много раз!
        Трое ромал бородатых у костра сидят, на гитарах узкобёдрых, семиструнных им подыгрывают, серьгами в ухе качают, ножи засапожные молча прячут. А на огне, в котле, что-то очень вкусное булькает, аромат распространяя видный. То ли сусликов жирных варят, то ли дохлого петуха в соседнем селе спёрли, то ли просто ботва свекольная, а может, и всё вместе…
        Атаман к самому главному барону коня направляет да прямо с седла и спрашивает:
        - Эй, чавелы! Тут басурмане с полоном не проходили?
        Покачал седой головой барон отрицательно, а цыгане всем табором аж в пляс вокруг казаков пустились.
        - Ай, ай, какие басурмане?! Ты лучше позолоти ручку, брильянтовый, всё как есть расскажу, врать не стану, чтоб не сойти мне с этого места! Что было, что будет, чем сердце успокоится… Да не скупись, яхонтовый! Зачем тебе деньги? Тебя казённый дом ждёт, дорога дальняя, невеста богатая, ай богатая-а…
        Еле вырвались станичники. Ещё б на пару минуточек задержались, так, поди, дальше пешком бы пошли, а лошадей цыгане украли. Нет уж, не до гаданий сейчас, поважнее дела имеются. Дальше поскакали казаки, а вслед им всё несётся:
        Поцелуй меня, ты мне нравишься.
        Поцелуй меня, не отравишься-а-а!
        Сначала ты меня, а потом я тебя,
        А потом вместе мы поцелуемся-а-а!!!
        Ещё с час станичники проскакали, круги по степи наворачивая, да и натолкнулись на казахскую юрту. Два коня да стадо баранов, парнишка-пастушок, бритый наголо, в тюбетейке, смуглый, поклонился гостям вежливо. Казаков на этой земле все знают, все к ним за помощью обращаются, потому и сами в беде не отталкивают. Горе национальности не имеет…
        Атаман коня остановил, спрашивает:
        - Салам алейкум, мусульмане! А не видали ли где рядом басурман с пленницами русскими?
        Вышла к нему навстречу толстая женщина из юрты, улыбнулась приветливо, головой отрицательно покачала:
        - Алейкум ассалам, казак! Цыгане- бар, татары- бар, калмыки- бар, а басурмане- ёк, не видали…
        Поблагодарил атаман сдержанно, хоть у самого и кипело в груди. Сызнова в степь ушли станичники, вдоль границы частым гребнем пройтись, вдруг хоть там да повезёт…
        Ну, покуда они скачут, мы им ничем помочь не можем. Ежели просто дорогу подсказать, так тогда уже и самой сказки не будет. Продлим интригу. А мы с вами пока к Бабе-яге в избушку наведаемся, там тоже интересно будет…
        Пока сотник сном волшебным спит себе да всякие сны видит, бабка стол накрывает. Чугунок с картошкой, селёдочку порезанную с лучком, сало кусочками, редиску свежую, хлеб чёрный, бутыль самогонную, ну чтоб всё как в лучших домах Лондона и Парижа.
        Сама уже и причёску поправила, сарафан новый надела, платочек ситцевый набивной, щёчки свеклой подвела, брови сажей подмазала. Граммофон завела с той же пластинкой, других-то, стало быть, и не было. Где ж их в лесу купишь? Но и эта сойдёт для бытового романтизму…
        Утомлённое солнце…
        …прощалось…
        Мне немного взгрустнул…
        взгрустнул…
        взгрустнул…
        взгруст…
        Заело, видать, от частого употребления. Но Яга грустить не стала, присела рядом с сотником на краешек кровати да и облизнулась эдак интимненько.
        - Эх, а всё-таки симпатишный такой казачок, даже жаль отпускать,- раздумчиво вздохнула бабка.- Ну а что? Кто мне мешает ещё разок попробовать-то, а? Мужчины, они спросонья доверчивые…
        Щёлкнула она двумя пальцами выразительно, на своеобразный манер, тут сотник от волшебного сна и пробудился. Глаза протёр, а Баба-яга к нему уж с жарким поцелуем тянется…
        - А-а!- вздрогнул он да к стенке резко сдвинулся.- Ох ты ж, прости господи! Тебе чего, бабуленька?
        Яга-то одну пуговку на груди расстегнула да и напирает откровенно, целенаправленно, никуда не спрячешься.
        - Какая я те бабуленька? Я ещё, может, женщина в самом соку, ты ж не пробовал…
        - Так мы о пробах и не договаривались!- Сотник не хуже воеводы басурманского в стенку вжался.
        - Ну так давай договоримся! За чем же дело стало? Договаривайся, договаривайся со мной, степной жеребец, я на всё согласная…
        - Да не могу я! У меня дома своя кобыла и двое жеребят… Тьфу, жена и две дочки!
        - А ежели с выпивкой да под картошечку?
        - Ей-богу, нет! Да и я по-любому столько не выпью!
        - Не в твоём вкусе, стало быть.- Яга, чуть не плача, нос повесила.
        Помолчали они, насупившись. Стыдно стало казаку, да и жаль одинокую старушку. Не такая уж она и злая, между прочим, ежели присмотреться. Вон какой стол накрыла, в делах помогает, просто ищет себе человек обычного женского счастья, что в том дурного?
        - Бабуленька-ягуленька,- сотник осторожно надутую бабку за плечи приобнял.- Что ж врать-то, ты у нас не просто женщина, а каждому мужчине мечта воплощенная! Ить с тобой рядом ни одна Венера безрукая и близко не стояла! Вот слово даю, сей же час пойду и найду тебе достойного мужа. В лепёшку расшибусь, а доставлю!
        - Да не обманешь ли, казачок?- Яга кривым носом всхлипнула.
        - Ей-богу,- сотник перекрестился.- Провалиться мне, если обману!
        - Ну смотри! И энто… Вали отсель… Вали, вали! А то чёй-то проголодалась я. Могу и не сдержаться, аппетитный ты мой…
        Кивнул казак с пониманием, подхватил стоящую у кровати шашку Степана Разина, поклон отвесил да и бежать! Чуть дверь упрямым лбом не выбил, на тех же ступеньках поскользнулся, через забор тесовый одним махом перепрыгнул: куда бежать, даже дороги не спросил, решил, что сам с маршрутом определится, как подальше окажется.
        А Баба-яга налила сама себе стопочку с грусти, дерябнула, рукавчиком занюхала, селёдкой ароматной закусила да и начала, покачиваясь, нараспев на весь лес:
        Все кумушки пьют!
        Головушки бьют!
        А я, молодая, с похмелья лежу-у…
        Сама же ведьма, которая Агата Саломейская, всё утро в шатре своём к встрече с султаном Халилом готовилась. Платья да туфли мерила. Шкаф у неё был вместительный, финансов на покупки хватало, злые герои никогда бедными не бывают, какое-никакое золотишко у них имеется.
        Нарядилась она в наряд испанский, в самой Барселоне купленный: платье облегающее по талии, а весь подол в красных кружевах, ярких да таинственных, чтоб быков на корриде до инфаркта доводить, фламенко отплясывая! Пощёлкала она пальцами в танцевальном ритме, чертей «покойных» вспомнила, взгрустнула слегка, решила другое померить.
        - Нет, надо что-то более праздничное. Султан всё-таки…
        Надела на себя ведьма платье белое, пышное, в рюшах да крепдешинах. Туфли под него нацепила кремовые, на таком высоком каблуке, что в них и шагу ступить боязно. Покружилась она выразительно, ножки стройные открыв аж до колена. В зеркало на себя глянула, выглядит вроде и соблазнительно, да уж очень на пирожное в кондитерской похоже.
        - Не то. Очень мне надо, чтоб мужчина меня за крем-брюле принял…
        Тогда влезла Агата в платье новомодное, блестящее, словно кожа змеиная. Рукавов нет, на бретельках держится, декольте аж до самых… и снизу так коротко, что… В общем, выглядит соблазнительно до крайности, а описывать такие красоты широко доступные воспитание да нормы приличия не позволяют, вдруг дети прочтут?
        - Ну, это вроде… Нет, нет, зараза! Мне ж его не соблазнить, а грохнуть надо! Так, одеваемся, как и было. Строго, пристойно, готически!
        Переоделась она в своё повседневное чёрное платье, натянула сапоги высокие, накинула плащ с капюшоном и корсет подзатянула слегка. Худеть полезно, это бодрит и повышает женскую самооценку. Вот теперь и за дела грешные браться можно…
        Вышла она из шатра и видит, как воины басурманские сбежавших пленников привели.
        - О, какие приятные новости! Неужели наши голубки вернулись?
        - Это не твоя заслуга,- проходя мимо, буркнул воевода, но ведьма услышала.
        - Эй, на барже! А чего это мы, собственно, грубим?!
        - А что, нельзя?
        - Да кое у кого короткая память,- злобно ухмыльнулась ведьма, медальон на её груди зелёным огнём вспыхнул, и быть бы воеводе опять битому, если б в этот же миг рукоять его ятагана красным не загорелась. Султан на проводе!
        - Мой господин вызывает меня.
        - Ну, так побыстрее ответь ему, храбрый воин.- Коварная Агата мягко отступила за спину воеводы.- Но помни, он далеко, а я близко…
        Икнул воевода, комок в горле проглотил. Уже разок с утречка нарвался на любовь одной женщины, так еле сбежал. Испытывать ненависть второй, как вы понимаете, ни сил, ни желания не было. Так, взбрыкнул разок для порядку, нарисовался перед подчинёнными, и довольно, пора быть послушным. Хотя бы на время, а там видно будет…
        Вытащил воевода ятаган из ножен и в тот же миг услышал радостный голос султана:
        - Ай, слушай, дарагой мой, я уже почти па тибе скучаю. Ха-ха! Это шутка такая, но ты мине не поверил, да? И правильна. Патому что я уже весь в ярости!
        - Что произошло, о владыка мира?- почтительно опустил глаза воевода, прекрасно догадываясь, в чём причина.- Прикажи, и я всех убью!
        - Сибя убей, башкой об дерево!- тепло посоветовал Халил.- Пачему ты ещё не на границе моего государства? Где маи новые жёны? Ты знаешь, сколька я уже томлюсь от воздержания?!
        - Нас преследуют казаки. И одна пленница сбежала…
        - Что?! Ты позволил сбежать одной из маих красавиц?! Нет, не убивай сибя об дерево, я тибя непременно сам казню. Понял, да?
        - Она уже возвращена, мой повелитель,- поспешил поправиться воевода.
        - Когда ты уже мне всех их представишь, э?! Я тибе всю бороду прикажу выщипать, я тибя голым в Африку пущу, я тибе твой знаменитый ятаган в такой место засуну, ты не ожидаешь даже, честное слово…
        - Мы близко, мой господин. Уже в обед твои новые жены и наложницы пересекут границу твоего славного султаната!
        - Э-э… ну эта другое дело… Тогда я тибя хвалю. Награжу даже, может быть, со всей моей щедростью. Всё, мы тоже давно выдвинулись навстречу, идём к границе. Не заставляй меня ждать, да?
        - Я достойно встречу своего владыку!
        - Ну, маладец… Всё, пока, давай, да свиданья!
        Исчез голос тирана Халила, погасли красные глаза на рукояти иранского ятагана. Вытер воевода пот со лба, облегчённо выдохнули басурманские воины. Вышла из тени ведьма Агата Саломейская, ухмыльнулась криво, по плечу воеводу похлопала одобрительно, как коня после скачки.
        - Мы пойдем вместе. Настало время сдержать своё слово, великий воин. Но не вздумай играть со мной. Я- не он. Дважды повторять не буду и лживых объяснений не потерплю…
        - Карашир!- обернулся воевода.
        - Да, господин.
        - Поднимай всех, мы выдвигаемся. Султан Халил ждёт нас с победой…
        Ну пока они все соберутся, костёр мужским методом затушат, вещи соберут да пленных пинками погонят, у нас на другую историю время есть. Мы с вами покуда к чертям на дереве вернёмся. Надеюсь, уж про них-то никто не забыл? А то ведь так и висят, сердешные, сами слезть не могут, а об помощи просить некого. Вдалеке басурмане проходили, те, что Ксению с Юсуфом взяли, так до них не доорёшься, а ведьму звать не рискнули уже…
        Наум что-то напевал себе под нос, а Хряка утреннее солнышко разморило, он и храпит себе самым бесстыжим образом. Тощему чёрту скучно одному, а с кем ему тут общаться-то, разве с перелётными воронами? Так они только каркать горазды да на голову гадить…
        - Хряк, я вот тут подумал: а почему именно Япония? Там, наверное, тоже своих чертей полно и эмигрантов они любят не больше нашего. А почему? Я ведь хороший. Я исполнительный, образованный, мало ем и непьющий даже!
        Молчит толстый чёрт, только рулады сонные пятачком выводит…
        - Слушай, а может, мне тут, в Астрахани, на другую работу устроиться? Нянькой, например, посудомойщицей или веники с тазиками в женской бане выдавать… Чего молчишь? Хряк?
        Спит толстяк рогатый, на ветке качается, ничего не чует.
        - Я говорю, чего молчишь? Ты в порядке? Ты живой, вообще?! Хряк? Хря-а-ак!!!
        Бедный Хряк от такого вопля чуть с дерева пятачком вниз не навернулся…
        - А-а?! Кто? Что? Кому в рыло? Куда прячемся?!
        - Так ты спал, что ли?- Наум удивился искренне, морда эдакая…
        - Спал…
        - Ну спи, спи… Я тогда тоже вздремну.
        Привалился спиной к тёплому стволу, ножки свесил, хвостом крепко ветку обвил для надёжности и задрых принахальнейше. А бедный Хряк, за сердце схватившись, долго ртом воздух ловил, ну и, понятное дело, уснуть уже по-любому не мог никак. Отдышался он, зевнул пару раз, понял, что выспался, и в свою очередь товарища тормошить начал…
        - Я вот тут подумал, Наумка, а чё ты к этой Японии, как репей к собаке, прицепился? Находится чёрт-те где, язык непонятный, рыбу сырьём жрут, водку пьют разбавленную да ещё и греют её, едят палочками! Чё, даже ложек себе придумать не могут?
        Молчит тощий чёрт, головой кивает сонно, вроде бы разговор поддерживает.
        - Знаешь, я б лучше к немцам пошёл. Пиво, сосиски, шнапс… Я, правда, не знаю, что это такое, но мне само слово нравится- шнапс! Да и топать туда поближе, чем в эту твою Яп…
        Тихо захрапел чёрт Наум, не успел вовремя ответить, а зря, Хряк никогда особым тактом и терпением не отличался. Как заорёт во всю глотку:
        - Наум? Наум, ты спишь, что ли?! Наум, я вообще к кому тут обращаюсь, а?!!
        Извернулся он на дереве, дотянулся да пнул приятеля ногою в бок!
        - А-а?! Ты чего? Мне такой сладкий сон снился-а…- взвыл тощий чёрт.
        - А как ты меня своими воплями будил, так это ничего?
        - Я с тобой сокровенным делился!- Подтянулся Наум и толстому другу пенделя сдачи отвесил.- А тебе бы только драться-а…
        - Ты на кого лапку задираешь, борзота чернявая?!
        - Вот! Вот оно опять! Раз я худой, чернявый и хочу в посудомойки, значит, меня уже и пинать можно, да?!
        Как задрались они, друг дружке тумаки со своих веток отвешивая, так увлеклись, что и не заметили, как к их дереву снизу сотник подошёл. Посмотрел он вверх внимательно, узнал обоих да и спрашивает:
        - Не помешаю?
        Опустили черти глаза вниз и ахнули испуганно. Стоит там суровый казак, на них глядит строго, а сам в руке острейшую шашку крутит, к хвостам примеривается…
        - Мама-а…- пискнул Наум.
        - Не,- откликнулся Хряк.- Знаю я твою маму. Не она это…
        - Хлопцы, а вы давно тут сидите?- сотник спрашивает.
        - Не очень, с ночи, а что?
        - Да так… Морды ваши мне уж очень знакомы. Когда вы за моей Дашкой гнались, я ж вас навек в память срисовал!
        - Хотите об этом поговорить?- с надеждой Наум вскинулся.
        - Нет, только спросить хочу, а у вас хвосты крепко держатся?
        - Не надо, дяденька, мы больше не будем,- Хряк взмолился.
        - А я вот думаю себе,- сотник шашкой поигрывает, легко эдак, тремя пальчиками, на кавказский манер.- Чтоб вам хвосты на пятаки порубать, сколько времени надо? Минуту или две?
        - Две! Я считаю, две!- недолго думая Наум откликнулся.- Если, конечно, без спешки нарезать…
        - Проверим? Засекай время…
        - Так это был не риторический вопрос? А-а-ах…- И тощий чёрт в плавный обморок отправился.
        А Хряк понял, что настал их последний час, ну и сдал всех с потрохами…
        - Не надо! Не руби, дяденька! Мы… мы тебе покажем, где ведьма пленных девушек прячет! Мы знаем, мы сами на неё, проклятущую, работали…
        - Да ну?- сотник руку сдержал на замахе.
        - Да! То есть она нас заставляла! Лягушками запугивала, представляете… брр!
        - И что ж, моя Настя тоже там?
        - Там, там!- Хряк закивал старательно.- Да и старшая ваша дочка, которая бешеная, ой… пардон! Её недавно басурмане увели, мы с дерева видели, там она, короче, с пленницами…
        Задумался казак, брови нахмурил. Потом как рубанёт с размаху шашкой по древесному стволу- так и рухнул старый вяз в одно мгновение!
        Выбрались из-под сломанных веток два чёрта, один толстый, другой тощий. На колени пали, рожи умильные состроили, ждут скорого суда и исполнения приговора…
        - Ведите!- Сотник шашку волшебную в ножны бросил.- Но, если обманете, обоим рога поотшибаю, ноги выдерну, спички вставлю, прыгать заставлю и скажу, что так и было!
        Представили бедные черти грядущие перспективы, обнялись друг с дружкой на прощанье и резво вперёд побежали дорогу к ведьминому шатру показывать.
        - Куда?! Стоять, нечистая сила!
        Сгрёб их сотник за хвосты, намотал на кулак и вот так и пошёл, ведя перед собой поскуливающих Наума и Хряка, словно двух собак на поводке…
        Ну, покуда они своей дорогой движутся, воевода свой отряд к границе ведёт. Тяжело бредут пленницы, голодные, невыспавшиеся, спотыкаются, всхлипывают жалостливо, а куда денешься? Все одной верёвкой связаны, и стража бдит зорко, сабли острые наголо держат, по сторонам басурмане озираются, а впереди всех опытный Карашир разведку ведёт.
        Жена сотникова Настасья на дочку с тоской оглядывается, горько ей, что не сумели сбежать ребята, вернули их, в конец вереницы поставили, да и цепь та же их руки сковывает. Сама Ксения уж и не знает, кого за что корить, однако на юношу кавказского уже не ругается, а смотрит сочувственно, всё ж товарищ по несчастью…
        За чернобородым Караширом воевода шаги печатает, весь в свои мысли погружённый. Вроде и приказ султана исполнил он, девушек симпатичных набрал, сколько было. Однако войско своё потерял, разбили их казаки. И теперь ему слово перед ведьмой держать надо, своего господина предать. С другой стороны, тоже признаем, чуть что не так, ему этот же господин башку свернёт. Куда ни кинь, везде сплошные вилы, а жить-то каждому хочется…
        Ведьма в самом конце отряда идёт, каблуками высокими в сырой земле вязнет, и настроение у неё оттого не самое сахарное. Раньше хоть на чертях верных злость срывала, а теперь до кого докопаться? Решилась она к кавказцу молодому сзади подкатить, побеседовать смеху ради…
        - О, знакомое лицо! Не ты ли Юсуф, племянник Сарама, горный орёл, прилетевший биться с неверными и мечтающий стать настоящим джигитом?
        - Да…
        - Ну и как успехи?- улыбнулась Агата.- Много неверных побил?
        Промолчал Юсуф, взгляд опустил, но глаза грозно вспыхнули. Решил не унижаться до объяснений с такой нехорошей женщиной, что всех предала и обманула.
        - Чего молчим, мой мальчик? Твои мысли написаны у тебя на лице, и я читаю их словно в открытой книге. Надеешься на светлое будущее? Его не будет. Сегодня всё кончится, и твоя жизнь тоже.
        - Я не боюсь смерти.
        - О да, конечно! Ты очень храбрый, настоящий кавказский барс,- усмехнулась ведьма и бросила взгляд на сотникову дочку.- А её тебе тоже не жалко? Вдруг она не очень хочет умирать…
        Побледнел Юсуф: правильно угадала мадам Саломейская его слабость.
        - Не бойся, дитя, я пошутила. Эту серую мышку никто не убьёт. Ну, по крайней мере, если она будет достаточно умна и покорна. Её заберут в гарем повелителя, и она навеки останется сиюминутной игрушкой в постели толстого и потного султана Халила. Это ведь лучше, чем смерть, правда?
        Ничего не ответил Юсуф, лишь сильнее зубы стиснул.
        - Но ты не переживай, всё к лучшему. Ибо ты всё равно не увидишь того времени, когда она нарожает ему детей, станет пухлой, сварливой, скучной и навсегда забудет о тебе…
        - Это не важно. Я её никогда не забуду.
        - О, вот только не надо высоких слов,- брезгливо передёрнула плечиками ведьма.- Конечно, не забудешь. Но не потому, что её светлый образ вечно будет пылать в твоём сердце, нет… Просто не успеешь. Когда басурмане отдадут её султану в руки, какая судьба ждёт тебя?
        - Не важно.
        - Нет, почему? Важно! Это же твоя судьба, а не чья-то,- делано возмутилась Агата, старательно взвинчивая парню нервы.- Я тебе расскажу, мой мальчик. Басурманам ты не нужен, у них хватает более послушных рабов. Евнух? Ну, думаю, ты бы предпочёл смерть…
        Юсуф кивнул. Для горца смерть лучше позора.
        - Что ещё? Ах да, твой дядя Сарам не придёт на помощь. И не делай такое грозное лицо, ты и сам это прекрасно знаешь. Он не герой, он трусливый и жалкий разбойник с раздутым самомнением, за деньги маму родную из могилы выкопает и продаст. Мы с ним не первый год знакомы…
        Помолчала ведьма, что-то своё далекое вспоминая. А как заметила, что Ксения Юсуфу улыбнулась, сразу за цепь дёрнула и продолжила речи ядовитые:
        - А раз ты никому, кроме неё, не нужен, значит, сегодня тебя просто повесят. На ближайшем суку, в назидание тем, кто ещё лелеет мысли о бегстве или смеет противиться воле их султана! Так ты этого хочешь?
        - Я умру мужчиной.
        - Но ты ещё не стал им. А ведь можешь стать. Иногда, заручившись поддержкой сильного покровителя или покровительницы, можно обмануть и саму смерть…
        - Как это?- не сдержался Юсуф.
        - Я недавно уволила двух бывших слуг,- чарующе улыбнулась черноокая ведьма.- Стань моим рыцарем, моим героем, моей тенью… Есть ли смысл умирать молодым, когда можно получить всё: золото, славу, жизнь!
        - И за всё это я должен предать её?
        - Фу-у… опять высокие слова? Как прямолинейно и грубо. Какое предательство? Подумай, ты же сам прекрасно понимаешь, что судьба девчонки решена и устроена. Это тебя ждёт петля, а не её. Я - твой последний шанс, твоя судьба, твоё спасение… Я, а не она!
        Посмотрел кавказский юноша в глаза ведьмы внимательно, папаху на затылок сдвинул, улыбнулся широко и при всех дочке сотниковой воздушный поцелуй послал! Даже басурмане его наивной смелости уважительно кивнули. Ксения покраснела как морковка, уши аж багрянцем всполыхнули…
        - Ха-ха-ха,- деревянным голосом прокомментировала посрамлённая Агата, изо всех сил пытаясь сохранить лицо.- Разумеется, я шутила над тобой, бедный дурачок! Неужели ты всерьёз мог поверить, что хоть как-то интересен такой роскошной женщине, как я? Ты- и мне?! Посмотри на себя, ты бледен, беспомощен и жалок…
        Покачал головой Юсуф, улыбаясь, вперёд прошёл, ведьму обогнав. А она ему всё равно вслед кричит, удержаться не может:
        - Ты недостоин быть моим героем! Моим слугой, моим рабом, даже ветошью для протирки туфель! И знай, я потребую от воеводы, чтобы она стояла и смотрела, как тебя будут вешать… Скотинка маленькая!
        Догнал юноша Ксению, рядом встал смело, вместе они пошли, шаг в шаг. Вздохнула смущённо дочка сотникова, она всё слышала, но в разговор не лезла…
        - Чего отказался-то? Мог бы жить.
        - Не хочу без тебя.
        - Убьют же…
        - Пусть! Мне теперь ничего не страшно,- ответил он и лицо к небу поднял мечтательно.- Зато я целый день был с тобой, смотрел в твои глаза, слушал твой голос…
        - Да я больше ругалась,- насупилась Ксения.
        - Не помню такого…
        - Правда?!
        - Слово джигита!- горячо поклялся Юсуф.- Наши старики говорят, что в жизни ничего случайного не бывает, всё предрешено и определено волей Неба и нашими поступками. Поэтому я благодарен каждой минуте, что мы были вместе!
        - Даже скованные цепью?
        - Да! И я скажу: спасибо тебе, о добрая цепь, за то, что до самой смерти связала меня с самой прекрасной и храброй девушкой на свете…
        - И впрямь дурачок,- рассмеялась девушка, прижимаясь к груди юноши плечом.- Но про цепь мне понравилось. Давай я тоже тогда скажу ей «спасибо»…
        Мать Настасья тихонько умиляется эдакому признанию. Пленницы, что рядом шли, от сентиментальности уж в полный голос ревут. Даже стражники-басурмане взгляды смущённые отводят, кажется, будь их воля, отпустили бы молодых на свободу. Да только откуда у воина своей воле взяться? Воин должен знать лишь одно слово- приказ…
        В этот миг заревели невдалеке трубы, забили барабаны, затрубил слон, и поняли все, что приближается маленький отряд к границе владений Басурманского султаната…
        А ведь и вправду вёрст эдак за пять, за шесть, точно с линейкой не измеряли, идёт к границе Российской империи сам султан Халил с многочисленной челядью, войском и телохранителями. Ну как идёт- едет, естественно, на слоне индийском, дрессированном.
        Сидит себе в золотой беседке на его спине, покачивается плавно, шербет прохладный потягивает, тоже особо не знает, чем в пути заняться. Книг да газет читать не любит, танцовщицы надоели, вином упился вчера, сегодня голова побаливает. Послушать бы умного человека, да у кого из придворных льстецов язык настолько хорошо подвешен, чтобы скуку развеять? Разве что…
        - Бирминдулла!- неожиданно вспомнил султан.- Бир-мин-дулла-а-а! Где его у нас шайтан носит, э-э?
        - Владыка мира и Вселенной приказал связать его и вести в конце каравана,- вежливо напомнил едущий на ослике визирь.
        - Вай мэ, я и забыл,- хлопнул себя по лбу султан.- Эй, стража, срочно приведите ко мне этого пиридателя!
        Двое стражников наперегонки бросились исполнять приказ своего повелителя. Уже через пять минут они привели «Бирминдуллу» - руки скованы кандалами, в халате нараспашку, без приклеенной бороды и с чалмой набекрень. Вид у шпиона и разведчика был гордый, лицо каменное, в глазах готовность сию же минуту умереть за своё отечество. Идёт себе рядом со слоном, на султана и не смотрит даже…
        Ну и сам владыка Халил тоже из себя шибко обиженного строит. В общем, идут все молча. Султан первым опомнился: зачем звал-то, если помолчать, так это и в разных концах каравана сделать можно было. Надо хоть как-то поругать, покричать, показать подданным, кто здесь главный…
        - Слушай, тибе что, савсем не стыдно, да? Может, ты уже раскаялся весь, а я не знаю. Давай мне тут поплачь немного, поползай по земле, посыпь голову песком, что ли… Ну ты панимаешь, восточные традиции, всё такое… Главное, чтоб все увидели, и я тибя тагда сразу пращу! Наверное…
        Молчит пленник. Идёт себе, так же гордо голову задрав. Не желает унижаться.
        - А-а… Бирминдулла, Бирминдулла-а-а, я с кем разговариваю, э?!
        - Я уже говорил. Я не Бирминдулла.
        - Кому говорил? Кагда?! Почему ты не Бирминдулла, как ты не Бирминдулла, а кто ты тогда?
        - Офицер русской контрразведки, майор…
        - Э-э, хватит, хватит,- султан перебил нетерпеливо.- Всё, не надо! У тебя просто совести нет. Раз-вед-чик он… Давай иди отсюда…
        Русский офицер по-военному чётко разворачивается на месте.
        - Нет, стой, стой! Слушай, я такой добрый сейчас, сам себе удивляюсь, правда. Гавари, может, у тибя какое последнее желание есть?
        - Нет.
        - Ну, может, тибе что-то нужно? У меня с собой арабское кунжутное масло есть, хочишь, кандалы тебе смажем, чтоб не натирали? На, вазьми, пока никто не видит…
        - Мне ничего не надо!- твёрдо обрезал пленник.
        - Ай-ай, какой же ты невозможный человек!- окончательно обиделся уязвлённый в лучших чувствах султан.- Ну, харашо. Тогда у меня есть последнее желание.
        - А я тут при чём?
        - Слушай, ну, пака мы идём, всё равно делать нечего, скажи мине что-нибудь восхвалительное в последний раз…
        - Ну уж нет,- горько рассмеялся офицер.- Знал бы кто, как меня всё это за столько лет достало…
        - Я тибя прашу…
        - Нет!
        - Э-э, ну будь ты человеком, разведчик! Я тибе всё сделаю!
        - Отпустишь русских девушек - скажу,- сощурился бывший восхвалитель.
        - Ты с ума сашёл?- схватился за голову владыка Халил.- Это ведь маи жёны! Как я их отпущу, э?!
        - Это не твои жёны. Ты на них не женился, ты их просто украл.
        - Слушай, ну я па-любому не магу такое… Отпустить, да? Шутник! Что обо мне люди скажут, ты падумал?!
        - Тогда нам не о чем говорить,- упёрся разведчик.
        - Ай…- надулся султан, в сердцах пиная погонщика слона царственной ногой, посидел минутку, подумал и предложил компромисс:- Ну, харашо-харашо, угаварил, да… Я скажу, что одна мине не нравится и, проявив великодушие, отпущу!
        - Пятерых отпустишь.
        - Ты что, савсем краёв не видишь, разведчик, мать твою шайтан за ногу?!
        - Чего, чего?
        - Дваих отпущу.
        - Пятерых.
        - Какой же ты мерзавец всё-таки, а?!- с чувством простонал султан, но, как и любой восточный человек, не мог отказаться от возможности хоть за что-нибудь поторговаться.- Тибя нада было повесить ещё во дворце! Троих отпущу. Троих!
        - Пятерых.
        А к их шумному спору на всю степь уже и челядь прислушивается. Кто-то подхихикивает втихую, кто-то уже ставки делает, кто-то пальцем у виска крутит, всем развлечения хочется, но в спор никто не влезает. Восточные люди- люди вежливые…
        - Ты не представляешь, как я тибя повешу! Я тибя так повешу, что ты этого никагда не забудешь! Ты меня понял, да? В глаза смотри! Понял? Четверых.
        - Пятерых.
        - Всё, нет на него больше моего терпения!- взвыл султан, плюясь во все стороны.- Убирайся! Мерзавец! Разведчик! Пиридатель!
        Запахнулся он за занавеску в своей беседке и надулся обиженно. Бдительные стражники тут же подхватили русского шпиона под белы рученьки и поволокли в конец каравана. Однако не успели они пройти и пяти шагов, как со спины слона капризно раздалось:
        - Бирминдулла…
        Все замерли. Парчовая занавеска отдёрнулась, являя царственную ладонь повелителя мира и растопыренные пальцы- пять!
        Выдохнул русский офицер, руки стражников с плеч сбросил, подошёл к слону, голову задрал и начал честно, нараспев, громким и красивым голосом, да не абы как, а с выражением:
        - И ничто на целом свете никогда не сравнится с умом, красотой и безграничным великодушием нашего наимудрейшего повелителя!
        Высунулся из беседки султан Халил. Посветлело его лицо, как морда у кота в колбасном цеху Черкизовского мясокомбината, глаза сощурил, улыбка до ушей, слушает, наслаждается…
        - Да и с кем я его сравню? Разве ничтожнейший царь Соломон, при всём великолепии своего золотого правления, хоть на миг сравнился бы по праведности с нашим владыкой? Разве царь иудейский Давид, победивший льва, смог бы затмить кротостью и благостью поступков нашего великого господина? Он царь царей, и нет ему равных ни до, ни после! Ибо сказано в книгах, написанных рукой Пророка…
        Слушает султан, наслушаться не может. Распирает его от гордости за себя самого, от любви к себе, такому замечательному, от восторга, что может он самим фактом своего же существования столько людей облагодетельствовать. Ну кто сказал, что лесть отрава? Хвала не халва, от переедания халвы и стошнить может, а от лести- никогда…
        Свесился на минуточку султан Халил из беседки, пальцем визиря на ослике подманил, душу излить:
        - Как он гаварит… Ну вот как он такое обо мне гаварит, а? Ещё немножка, и я савсем не смогу его повесить, э…
        Кивает визирь вежливо, поддакивает, а в глазах обида. Понимает, что хоть вражеского шпиона он разоблачил, но славы и талантов его отнять не может. Нет второго такого Бирминдуллы. Ну нет, и всё…
        А навстречу им, с российской стороны, торопится к границе отряд воеводы. Басурмане пленниц понукают, плетьми грозят, на окрики грозные не скупятся. Оно и понятно: кому охота лишнее время на чужой территории задерживаться? Не приведи аллах, ещё казаки подтянутся, а с ними в очередной раз встречаться уж точно ни малейшего желания нет! Пообщались- спасибо, впечатлений надолго хватит, больше не надо, мы уж лучше домой пойдём, в родной басурманский султанат, а вы тут как-нибудь сами, без нас…
        Ведьма вперёд кое-как процокала, воеводу догнала, до него домогаться стала. Ну вы ж помните, им реально было о чём перетереть, ведь оба, по сути, уголовные морды. Один- убийца и вор на государственной службе, другая - мошенница и аферистка с магическим стажем. Оба напряжены, у каждого своя правда, свои планы и свои проблемы…
        - Приближается твой час, воин. Султанский караван уже близко. Я знаю, что ты не обманешь меня и сдержишь слово.
        Промолчал воевода, лишь за рукоять ятагана схватился движением непроизвольным.
        - Какой красноречивый ответ,- ведьма отметила с похвальным хладнокровием.- Но перчатка толстяка Халила всё равно будет моей! А вот куда потом пойдёшь ты?
        - Что тебе за дело до моей судьбы?
        - Не знаю, право… Возможно, просто женское любопытство.
        - Предав своего господина,- глухо ответил воевода,- я лишу себя чести. Никто больше не предложит мне работу. Никто не поверит в преданность предавшего. Мне останется только уйти в вольные воины…
        - Ой, мама дорогая, ещё один любитель высоких слов?!- всплеснула руками Агата Саломейская.- Давай без дешёвой патетики. Ты хочешь стать грязным разбойником, как наш дружок Сарам с его разношёрстной шайкой?
        - У меня нет выбора.
        - Выбор всегда есть, милый.- Ведьма остановила воеводу, положив руки ему на плечи и чарующе заглядывая в глаза.- Не лучше ли поступить на службу к новой госпоже? К той, что будет ценить тебя, уважать твою силу, отдаст под твою руку все близлежащие земли… Подумай, воин.
        - Нет,- выстраданно ответил воевода.- Кто угодно, но только не ты!
        Рассмеялась ведьма удовлетворённо, но безрадостно. Типа чёрт меня побери, второй мужик за день с крючка срывается, может, пора парфюм сменить или декольте углубить? Оттолкнула воеводу с дороги, руки на груди скрестила, а медальон на её шее зелёным пульсировать начал, вот-вот сорвётся да как шарахнет заклинанием! Хоть в кого, лишь бы нервы успокоить…
        А к воеводе очень вовремя чернобородый Карашир подбежал с докладом.
        - Великий султан прибыл, мой господин! Он ждёт нас на берегу речки, в пяти минутах ходьбы отсюда.
        - Пора. Ускорьте шаг!
        Вновь взмахнули плетьми басурмане. Волей-неволей пошли вперёд пленные девушки, навстречу своей страшной судьбе…
        И действительно, может, не через пять, но уж через десять минут точно вывела их тропинка из перелеска к маленькой речушке, которую и курица в летнее время перейдёт вброд и не утонет. С одной стороны российский пограничный столб стоит, полосатый, с двуглавым орлом. С другой- столб глиняный, на минарет похожий, с полумесяцем наверху. Чем не граница? Всё, что надо, отмечено: кому надо, тот поймёт, где чья территория.
        На том берегу огромная свита султана Халила столпилась- бунчуки, знамёна, лес копий, воины, челядь, прислуга, танцовщицы, сам повелитель на богато наряженном слоне, и вообще. На нашем берегу десяток басурманских воинов да пленницы, кавказский юноша и воевода с ведьмой. Вот и встретились, праздник, праздник! Отметим?
        - Владыка мира машет нам рукой, мой господин,- прошептал Карашир на ухо воеводе.
        - Помаши ему в ответ.
        - Разве мы не пойдём к нему навстречу?
        - Он придёт сюда сам.
        - Вы уверены?
        - Ты задаёшь много вопросов,- сквозь зубы процедил воевода.
        - Простите, мой господин,- извинился ничего не понимающий разведчик и отвалил, не дожидаясь худшего.
        А султан, кстати, и не торопился речку переходить. Не то чтоб боялся ступить на русскую землю, просто смысла не видел никакого, привык, что ему всё на блюдечке подают. Да и у слона, по совести говоря, ноги в речной грязи пачкать тоже ни малейшего желания нет. Искупаться бы - другое дело! Да тут ему воды- даже до щиколотки не дойдёт. Смысл лезть?
        Вот стоят два отряда, друг на дружку смотрят, и в рядах обоих здоровое непонимание ситуации растёт. Кого ждём, блин?!
        Ведьма подошла к воеводе, встала за его плечом и тихо потребовала:
        - Пусть он перейдёт сюда. Один!
        - Я уже думал об этом,- беспомощно огрызнулся воевода.
        - Так делай уже что-нибудь!
        - Я не могу приказывать самому султану!
        - Он должен быть здесь! Один!- зарычала ведьма, легко, как пушинку, встряхивая за шиворот здоровенного воина.- Сейчас же! Или ты у меня серьёзно пожалеешь…
        Кое-как вырвался побледневший воевода да и закричал во всё горло:
        - Великий государь, владыка мира и вселенных, твои новые жёны тут!
        Махнул он рукой Караширу, и тут же прямо на берегу всех пленниц аккуратным рядком выставили. Одна другой краше. Ну, Юсуф не в счёт, но он всё равно цепью к Ксении прикручен, так что стоит последним, куда от него денешься…
        - Ты выберешь самых красивых, а прочих мы казним здесь же!
        Обернулся султан, ухо оттопырил. Вроде слышал всё, но не понял ничего.
        - Э, Бирминдулла, что он там гаварит, а?
        - Что казнит не понравившихся тебе девушек,- пробормотал русский офицер.- Жаль далеко до него. Кандалами бы башку проломил…
        - Зачем девушек казнить? Что за глупость такая?! А вдруг мне все панравятся!
        - Просто так, потому что зверь…
        - Слушай, точно зверь, да!- искренне возмутился султан.- Нехарашо поступает. Зачем казним, кого казним? Мне сверху хорошо видно, они там все симпатичные. Мне уже очень нравятся. Эй, ты! Воевода?!
        - Да, о повелитель!- прокричали в ответ с того берега.
        - Сейчас сам иду-у! Никого пака не трогай!- проорал султан Халил.- Э-э… Слушай, Бирминдулла?
        - Да?
        - Мы твой столб для повешения не забыли? Не забыли столб?! Нет?
        Сразу шестеро басурманских стражников тут же приволокли длинный, гладко ошкуренный столб, показывая, что нет, не забыли, как можно…
        - А-а, харашо. Бирминдулла, не волнуйся, мы ничего не забыли. Сейчас всех девушек пасматрю, а патом тибя повешу. Падаждёшь немножка, да?
        - Ты пятерых обещал отпустить,- напомнил разведчик.
        - Кто абещал, я?!- от всего сердца изумился восточный тиран.- Пятерых? Каму абещал, тибе?!
        - Понятно…
        - Что тибе панятно?
        - Что с тобой всё ясно,- презрительно отвернулся «Бирминдулла».
        - Э-э, ты так со мной не разгаваривай!- обиделся султан.- Ты мне не веришь, эта очень горько, очень! Прямо неприятно, честное слово… Но давай по-честному? Давай людей спросим, да! Визирь?
        - Я ничего не слышал, о владыка,- послушно пропел визирь, ибо был умным человеком.
        - Стражники?
        - Мы ничего не слышали, о повелитель!- дружно грянула стража.
        - Савсем ничего? И вы ничего не слышали? Давай у слона спросим…
        - Пошёл ты…- отмахнулся бывший восхвалитель, и толстый султан удовлетворённо пнул погонщика слона.
        - Э-э, вот видишь, никто ничего не слышал. Значит, я прав. Прав, да?! Абмануть меня хотел, пиридатель? Хи-хи…
        А поскучневший слон поёжился, но, получив острым крюком по голове, всё-таки пошёл через маленькую речку на незнакомую и запретную русскую территорию…
        За султаном тут же двое телохранителей побежали с золочёной лестницей. Султан дождался, пока слон опустится на колени, и только тогда по сгибающейся лесенке кое-как на землю сполз. Чалму поправил, пузо погладил, «новых жён» смотреть пошёл.
        Воевода и все басурмане на одно колено пали, головы покорно опустили, ждут решения своего грозного владыки. Понимают, что, если одобрит наворованное придирчивый султанский взор, все жить останутся да ещё и награду огребут. А если нет… то что огребут, и подумать страшно…
        А ведьма коварная глазами злобными за ним наблюдает, ищет, где у него волшебная перчатка. Сама на нервах уже, мандраж полный, желанная цель прямо в руки идёт, да никак не даётся!
        - Убей его и дай мне перчатку,- на воеводу шипит.
        - Я не знаю, где он её прячет.
        - Так найди!
        - Женщина, ты хочешь, чтоб я при всех обыскал главу государства?!
        Ну, пока они меж собой разбираются, повелитель Халил расхаживает себе туда-сюда шажками мелкими, никуда не торопится, всех рассматривает, а у самого морда лица довольная-предовольная…
        - Слушай, какие все хорошенькие, да? Вот эта очень нравится! И эта вся тоже! Я их всех уже хочу-у-у… Птички мои, персики, козочки!
        - Сам козёл!- жена сотникова не сдержалась, но султан и её отметил, руку к ней протянул, улыбнулся ласково:
        - А эта какая хорошая! Глаза так горят, наверное, опытная женщина… Всех беру, тебя тоже, да?!
        Клацнула зубами Настасья, словно лошадь степная, дикая, так что Халил чуть трёх пальцев недосчитался. Отдёрнул он руку, обрадовался…
        - Кусается! Какая страстная, все видели, кусает меня, э?! За эта будешь моей любимой женой, красавица!
        Жена сотникова только плюнуть в него собралась, как издалека грозный голос раздался:
        - Не будет!
        Обернулись все разом и видят- на холме высоком суровый казак стоит, в одной руке шашка острая, а другой двух чертей за хвосты держит.
        Замерли басурмане. Девушки-пленницы обомлели от радости, воевода с ведьмой Агатой друг на дружку вытаращились, каждый ведь всех троих покойниками считал. А они- на тебе, живы-живёхоньки! Даже слон удивился…
        - Отпусти, а?- взмолился Наум.- Мы же договорились!
        - Мы тебя привели, всё без обмана,- всхлипывая, поддержал Хряк.- Вон твоя жена, вон ведьма, вон басурмане. Всё честно! Отпусти, дяденька-а…
        Прищурился сотник, каждому рогатому по пинку на прощанье отвесил и прикрикнул:
        - Свободны! Но чтоб я вас тут больше не видел!
        Разбежались счастливые черти в разные стороны с криками «любо!», «слава русским казакам!», в один миг их и след простыл…
        А сотник, шашку в ножны не убирая, прямо на врага пошёл. Один, как был. Никого дожидаться не стал, помощи просить тоже, в переговоры не вступал, сразу к делу. Напрямую к султану прёт, и вот только рискни кто остановить…
        - Слушай, ты кто такой, мужик?- владыка Халил возмущённо фыркнул.
        - Я не мужик, я казак.
        - А какая разница, э-э…
        - Мужики землю пашут, а казаки границу охраняют.
        - Ага, значит, ты казак, панятна,- султан покивал многозначительно.- Значит, маи караваны грабим, да? Маих пленниц отбиваем, да? Ты, вообще, зачем мне тут мешаешь?
        - Это моя жена,- сотник объяснил ровно.
        - Что? Это твой муж, что ли?- султан удивлённо Настасью спросил.- Ой, слушай, честное слово, муж?! Ты не шутишь, нет? Ну харашо. Тогда убейте его, пажалуйста…
        Махнул рукой воевода, и двое его воинов бросились на казака. Ну и казак махнул шашкой один разок- двоим хватило!
        - Как ты такое сделал?- удивился басурманский владыка.- Слушай, а ещё так можешь? Давайте ещё двоих сюда! Быстро, быстро, э-э…
        Сотник от боя не отказывается, за своё бьётся, а султану, видать, только в развлечение- поглядеть, как его же стражников колошматят. Знай себе кричит, хохочет, в ладони хлопает да подначивает всех, как капризный ребёнок…
        - Повтори, пажалуйста! Ай, как красиво! Ещё хочу… Эй, ты, с пикой, иди сюда. Все трое идите. Казак, вот ещё такие есть. Повтори, а?
        Пяти минут не прошло, а разбил сотник всех басурманских воинов, что у воеводы в отряде оставались. Тогда только султан чуток успокоился, рукой сотнику махнул, дескать, погоди минуточку, переведи дух, я сейчас, продолжим разговор…
        - Спасибо, дарагой! Очень тибе благодарен, очень! Теперь обсудим продолжение. Ты меня так порадовал, что я окажу тибе за это великую честь- я тибя сам убью! Сматри сюда, э-э…
        Руку за пазуху сунул и волшебную перчатку достал. Ведьма от вожделения чуть слюнями не поперхнулась, в спину воеводе кулачками стучит:
        - Вот она! Исполни же обещание, иди и убей его! Или сам умрёшь здесь же…
        Не посмел воевода перечить, ятаган из-за пояса вытянул и к своему же господину со спины подкрадываться начал. Да, да, вот такой негодяй…
        - Ну всё, казак! Достал, казак! Прощай, казак! Я тибя убивать буду, казак!- султан объявил, пальцы сжал-разжал, да и сорвалась из волшебной перчатки длинная зелёная молния!
        Полетела в сотника, а он её недолго думая шашкой отбил на другой берег, прямо в войско басурманское!
        И пошло-поехало веселье…
        Султан Халил перчаткой из руки колдуна одну за другой молнии разные регенерирует! Прямо в сотника кидает не целясь, массово лупит, авось какая и попадёт. Ну и сотник, само собой, на месте как пень не стоит, туда-сюда перед войском басурманским бодренько бегает. Где пригнётся, где подпрыгнет, где плашмя упадёт, и то, что по нему не попало, прямой наводкой по челяди султанской шарахает! Там люди тоже не дураки, сыпанули в разные стороны, в песок зарылись, по кустам попрятались…
        - Слушай, так нечестно, э-э… Ты паближе падайди, дай мне тибя уже убить, да?!
        - Я что ж, дурной?- казак сам у себя спрашивает, хоть и вопрос риторический.
        А молнии вокруг так и мелькают! То длинные зелёные, то зигзагообразные голубые, то вообще шаровые, разноцветные, переливающиеся. Их сотник шашкой рубить наловчился, и ведь не берёт его через стальной клинок разряд электрический! Редкую вещь дал ему Степан Разин, самую что ни на есть волшебную…
        - Нет больше маего на тибя терпения!- султан вскричал да как запустит кручёным самую что ни на есть большущую шаровую молнию, размером с тыкву! Все аж глаза зажмурили…
        А сотник её на шашку принял да в обратку тому же Халилу и стряхнул!
        - Сдачу прими, да не обляпайся…
        Полетела молния назад с поразительной скоростью, султан в испуге руку впереди себя выставил, так и принял удар на волшебную перчатку. В единый миг кожа колдовская вспыхнула и, сгорев, чёрным пеплом на землю осыпалась!
        Ведьма вопль издала жутчайшей силы- от тоски и рухнувших надежд! Воевода с ятаганом занесённым за спиной владыки своего замер как статуя. Слон молчит, не пикнет даже, понимает, какой момент драматический. Султан рукой обожжённой трясёт, слов не находит. Обидно и больно, а что ж делать-то? Всё, второй перчатки нет…
        Тут такая тишина настала, какая только перед бурей бывает. Чистая, звонкая, прозрачная, и в той тишине, громом слышимый на версту шёпот султанский изумлённый раздался:
        - Э-э, ты что сейчас сделал, э?
        А у сотника тоже шашка аж красной от перегрева стала, бросил он её наземь, чтоб рук не обжечь, она и пропала- как не было. Видать, к хозяину своему призрачному вернулась. Но что сказать: свою службу оружие дивное честно исполнило, вражеское волшебство верой и правдой победило, стало быть, можно и на покой…
        - Ты что тваришь, нехароший казак? Ты зачем мне такую великолепную вещь испортил, э?!
        Ведьма зарычала, да поздно. Увидал воевода честный шанс увильнуть от обещания, ятаган в ножны сунул, нет ему теперь ни смысла, ни печали султана Халила убивать. Сгорела перчатка-то, всё, тю-тю…
        - Эй, что ты здесь стоишь?- чуть не плача, обернулся к нему султан.- Что все стоят? Этот тип… он плахой, он миня сейчас очень сильна абидел… Убейте его все наконец, а?
        Ну тут уже все опомнились, конечно. Встало из кустов воинство вражье, сабли да копья басурмане подобрали, боевым порядком выстроились да по маху руки воеводы махнули все через речку на казака. Девушки-пленницы, одной верёвкой связанные, храброй Настасьей руководимые, остановить их пытались, да куда там… Оттолкнули их в сторону басурмане, а на сотника всей толпой могучею и бросились!
        Встал казак, перекрестился, глаза закрыл, лицо к солнышку поднял. Что уж тут против такой-то силы одному, безоружному? Умирать тоже когда никогда, а надо. Взлетели над ним сабли острые, копья хищные, сталь точёная, да…
        - Па-па-а!- на всю степь голосок детский раздался.
        Замерли все от неожиданности. По сторонам огляделись. Видят, в полусотне шагов от них, на пригорочке, стоит грозная казачья лава! Кони донские в предчувствии боя удила грызут, копытом землю роют, из ноздрей пар пускают. Сами станичники, запылённые да усталые, на врага очень недобро смотрят, загодя рукава закатывают. А впереди на рыжем коне сам атаман суровый, дочку сотникову младшую держит.
        - Папа-а!
        - Дашка?- сотник улыбнулся, да так, что отпрянули невольно басурмане.
        Всё, кончился миг слабости да смирения, передумал казак помирать героем, он теперь живым героем быть хочет. А значит, и будет!
        - Ты поиграй в сторонке покуда,- атаман девочку с седла спустил.- А мы тут за твоего папку заступимся. Эй, хлопцы! Живьём брать демонов!
        Свистнули казаки, и пошла лава с места в галоп! Как ударила по войску басурманскому, так в реку пограничную и опрокинула. А уж в реке не по-детски оторвались станичники, всё, всё гостям незваным припомнили…
        И как на чужую землю без приглашения с оружием вторгаться! И как чужих девушек воровать! И как на честных людей нечистую силу с разбойниками напускать!
        Басурман, конечно, раз эдак в двадцать больше было, да только не стоит сила против правды. Знают казаки, за что бьются, и нет у них жалости ни к себе, ни к врагу. В каждого словно медвежья сила влилась, усталости не ведают, страха не знают, валяют басурманских воинов, словно матрёшек деревянных. Те уже и не знают куда деваться, оружие наземь бросают, всем богам молятся. Кто похрабрей- сразу в плен сдаётся, кто похитрей- у танцовщиц восточных под вуалями прозрачными спрятаться норовят…
        Воевода пытался хоть какой-то порядок навести, да куда там. В общей суматохе султан Халил исчез, словно сквозь землю провалился. Все бегают, кричат, падают, толкаются, друг дружку проклинают, совсем драться не хотят, какое уж тут организованное сопротивление? Даже слон и тот сбежал, пока по ушам не досталось…
        - Карашир! Уходим!
        - Далеко ли собрался?- атаман воеводу остановил.
        Тот только в глаза ему глянул и решил второй раз в казачьих поединках судьбу не испытывать. На одно колено опустился и ятаган свой иранский рукоятью вперёд подал. Сдался со всеми потрохами: наплевать, надоело воевать…
        А ведьма подлая, как только казаки в атаку пошли, первой пятки свиным жиром смазала. Жена сотникова в бою чей-то кинжал подняла, верёвки перерезала и детей искать кинулась. Но уж так случилось, что Дашка-малая к лесочку отошла да спиной на ведьму и натолкнулась. Обрадовалась злодейка, чёрной вороной напала на ребёнка, за шею держит, в кусты тащит…
        - Со мной пойдёшь, мелкая дрянь!
        Дашка мать видит и в крик:
        - Мама! Мама-а!
        - Отпусти…- Настасья просит, а у самой глаза слёз полны.- Пожалуйста, отпусти её. Я всё отдам, только не трогай ребёнка…
        - Конечно, всё отдашь!- торжествующе расхохоталась ведьма.- Прочь с дороги, а не то я сверну её маленькую шейку!
        - Умоляю, отпусти…
        - Неужели ты думала, что у меня, Агаты Саломейской, можно всё отнять, всё сломать, всё мне испортить, а я возьму да и помилую девчонку?! Она привела сюда казаков! Она мне всё испорт…
        Обернулась Дашка, увидела на шее у ведьмы медальон зелёный да и сорвала одним махом! Обомлела злодейка, враз колдовскую силу растеряла, руки расслабила, дочка казачья вмиг и выкрутилась. Кинулась к мамке, та обняла её, а медальон волшебный ногой в грязь вдавила. Тот хрустнул да и погас…
        - Не-э-эт!!!- ведьма на них кинулась.
        - Ты подожди здесь, лапка,- жена сотника попросила нежно.- А я пока с нехорошей тётей разберусь…
        Размахнулась сплеча и от всей материнской души так врезала Агате в челюсть, что ту на полверсты в лес закинуло! Уж осталась она жива или нет, про то нам неведомо, но в степях волжских более эта ведьма не показывалась…
        Сотник наконец-то жену любимую да двух дочерей отважных обнял. Кончился бой, домой поехали казаки, перед собою пленных гонят, сами песню поют…
        Ой, при лужку при лужке,
        При широком поле-э,
        При знакомом табуне
        Конь гулял на воле!
        При знакомом табуне
        Конь гулял на воле-э!
        Ты гуляй, гуляй, мой конь,
        Пока не споймаю.
        А споймаю, так взнуздаю,
        Шёлковой уздою!
        А споймаю, так взнуздаю
        Шёлковой уздою-у!
        А далеко-далеко в лесу Баба-яга в своей избушке со стола на полупустую бутыль глядит задумчиво. Гадает, не перемудрила ли она с сотником да Агатой? Ищи-свищи теперь и того, и другого.
        Вдруг стук да гром, вламывается в двери толстый мужчина, перепуганный, в одеждах восточных, богатых, и сразу под стол лезет, так что две чашки с блюдцем насмерть разбились, об пол упав…
        - Мил-человек, ты куда полез-то?
        - А-а, здравствуйте! Извините, пажалуйста, сами мы не местные, я вам тут уронил немнога, да…
        - Да ты кто?- Яга очки на нос надела, чтоб лучше рассмотреть.
        - Я? Султан. Султан Халил. Очень приятно…
        - А чё у меня под столом делаешь, султан?
        - Прячусь, э… Тут такое дело, я шёл жениться, а ко мне казаки пристали, особенна один…
        - Так тебя казак послал?- Бабка от счастья нежданного своим ушам не верит.
        - Слушай, женщина, они миня все так паслали!- Султан носом всхлипнул от обиды.- В общем, я домой пайду, да? Ещё раз извините, бабушка, так палучилось, я немнога у вас папрятался и пашёл…
        - Стало быть, сдержал своё слово сотник!- выпрямилась Яга гордо, объятия распахнула, губки вперёд вытянула.- Ну какая ж я тебе бабушка? Иди ко мне, мой басурманский мачо, мой восточный принц, мой сладкий финик!
        - Нет, не нада!- завизжал Халил, отползая в сторону, но, увы, прямиком к кровати. - Я буду защищаться, у меня кинжал есть, я не магу, не хачу, я всё маме скажу… Не нада, пажалуйста, и-и-и-и-и….
        Вот что там дальше было, мы умолчим из деликатности. Это только журналисты в чужое бельё нос суют, а мы, сказочники, люди вежливые. Оставим покуда в покое эту парочку. Мы с вами лучше во дворец царя русского вернёмся…
        Так вот там, в залах императорских, в стольном граде Санкт-Петербурге, музыка звучит классическая, пары танцуют, оркестр австрийский старается, вальсы венские наяривает. Государь император с супругой в отдельных креслах сидят, меж собой о чём-то тихо беседуют. Тут видит царь, как в залу адъютант с бумагами врывается, и лицо у него аж сияет!
        - Ну, чего там у тебя срочного, голубчик?
        - Атаман Астраханского казачьего войска только что в пух и перья разбил превосходящие силы басурман! Султан Халил бежал в неизвестном направлении! Басурманский воевода отправлен по этапу!
        - Ещё раз разбили, что ли?- не понял царь.
        А тут из-за спины адъютанта подтянутый офицер выходит, в полном мундире, при орденах, а лицо худое и загорелое.
        - Бирминдулла?!- ахнул государь, чуть навстречу не бросаясь.- То есть как тебя, Максимов? Живой!
        - Живой, ваше величество,- поклонился разведчик.- Прошлая депеша была фальшивкой, но ваши верные казаки воплотили её в реальность. И вот ещё, ответный подарок от атамана. Просил передать. Лично вам…
        Развернул царь продолговатый свёрток и достал из мятой бумаги знаменитый ятаган воеводы. Понятное дело, за золотую шашку чем-то отдариться надо было…
        - Вот видишь, Александер,- мягко поддакнула царица,- ты не зря отправить в отставку трёх послов ради одного атамана…
        А в то время в лесной избушке, на южном краю Российской империи, тоже тишь да гладь. Баба-яга на кровати лежит, веером обмахивается, в сковородке волшебной новый показ мод смотрит, наслаждается замужним положением. В углу у печки султан Халил в пёстром фартуке посуду после ужина домывает. Что-то мурлыкает себе под нос, восточное…
        На Востоке, на Востоке
        Что за жизнь без чайханы?
        - Финичек?- Баба-яга крикнула капризно.
        - Да, моя дорогая?
        - Принеси мне мохито!
        - Базалкагольный, любимая?
        - Не, с самогонкой вкуснее…
        Торопится султан, за пару минут лёд наколол, мяты намял, лимон выжал, из бутылки плеснул и Бабе-яге на подносе протягивает. В общем, как видите, выдрессировала она его быстро.
        - Спасибо, мой пылкий тигрик!
        - Пажалуйста, мой сладкий персик!
        Чуть только не поцеловались, как стук в дверь. Удивились они, переглянулись.
        - Ты гостей ждёшь?
        - Нет, милый,- Яга открещивается.
        - Тогда кто там?- султан ревниво спросил, губы поджав.
        - Не знаю.
        - Ну захадите уже, э…
        А дверь распахнулась, и показался на пороге наш старый знакомый, разбойник Сарам. Ну, тот самый, что от казаков сбежал, Юсуфов дядя, помните? Оборванный, грязный, худой…
        - Э-э, салам алейкум, дорогие хозяева. Я тут заблудился немножко… Месяц уже почти… Вы не подскажете, как на Кавказ пройти? Очень надо, да?
        - Кто эта?!- Халил взревел.
        - Я не знаю, тигрик!
        - Как не знаешь? А пачему он тогда на тибя так смотрит?
        - Честное слово, финичек, я его в первый раз вижу. Может, турист?
        - Какой турист?- Султан в сердцах с себя фартук сорвал и сцену ревности устроил. - Откуда турист знает твой адрес? Эй, ты, турист, иди сюда!
        Бедный дядя Сарам уж и не помнил, как вырвался, как из леса убежал, а там и до города добрался. Говорят, сейчас на рынке «Большие Исады» дворником подрабатывает и очень доволен.
…А в станице Атаманской жизнь всё так же течёт своим чередом. Солнышко к закату клонится, казаки своими делами занимаются, с того боя басурманского уж почитай как недели три прошло. Никто никуда не торопится, с выпаса стадо возвращается, на крылечке своей избы сотник сидит, босой, в гимнастёрке да штанах с лампасами. Рядом Дашка вертится, на новые приключения отца уламывает…
        - Пап, а когда ты ещё раз на басурман пойдёшь, меня возьмёшь?
        - А то! Чего ж не взять, если, конечно, мамка отпустит…
        Сзади из дверей жена сотникова выходит, за строгостью улыбку прячет.
        - Куда это вы без меня собрались?
        - На войну!- Дашка отвечает.
        - Значит, вы с отцом на войну убежите, а я опять дома одна?
        Подумала дочка, вздохнула жалостливо, маму обняла.
        - Ладно, я с тобой останусь.
        Усмехнулся сотник, обеих к груди прижал. А тут по улице стук копыт, подлетает к их воротам всадник, с коня спрыгивает, фуражку поправляет. Кто бы теперь узнал в молодом казачке кавказского юношу…
        - В соседней станице сполох! Ехать надо, да?
        - Дашка, шашку тащи!- попросил сотник.
        А жена его к юноше обернулась, теперь уже к зятю родному.
        - Юсуфчик! Чего давно не заезжали? Как там моя?
        - Всё хорошо, мама,- Юсуф улыбнулся.- Ксения пироги печёт. Прогоним врага, и вы к нам в гости!
        Вывел сотник верного жеребца, в седло вскочил, и вот уже тают в оранжевом мареве два всадника на степном горизонте. Служба казачья, она выходных не ведает…
        Только вот и нам пора сказку заканчивать. Спасибо, что слушали, что не бросили, что вместе с героями нашими всю дорогу долгую до самого конца прошли, уважили.
        А ежели кто ещё сказок послушать захочет, про казаков, про нечисть всякую да по времена стародавние, приезжайте к нам в Астрахань. Мы здесь добрым людям завсегда рады. Кремль посмотрим, чаю попьём, по степи верхами прокатимся да и новую сказку заведём. Может, уже про вас, кто знает…
        Казачьи сказки
        Как казак с ведьмой разбирался
        В одном селе жила-была ведьма. До определённого времени- видная баба, всё при ней- и фигура, и хозяйство, и прочие полезности. А как встанет не с той ноги, так просто жуть - людей ела ровно курёнков каких. Так что стал народ на селе замечать неладное. Однако прямых улик ни у кого нет, хотя люди по-прежнему исчезают.
        Раз гуляли парень с девицей по переулочку. Глядит на них ведьма из-за занавесочки и думает: как бы девицу съесть? На двоих сразу не нападёшь… Вот и разбросала она на дорожке горсть бусин. Ясное дело, как девушка первую бусину заприметила- бух на колени и давай собирать, а хахаль, чтоб зазнобушке угодить, вперёд забежал и там собирает. Ведьма бочком, бочком к девице и говорит:
        - Вот мой дом, заходи - сколь хошь бус подарю.
        Та сдуру и пошла. На её счастье, успел парень заметить, как у одной хаты калиточка хлопнула. Дособирал он бусины, подошёл и в окошко глядит. Ну, ведьма ввела девицу в горницу, а там кости человеческие так на полу и валяются. Девка, ясное дело, сперва в визг, потом в обморок. Ведьма её на стол положила да за ножом пошла.
        Парень не промах, смекнул, что к чему, подошёл к дверям, постучал хорошенько и бегом к окну. Пока ведьма дверь открывала да кумекала, ктой хулиганит, парень в окно влез, девицу на плечо и бежать. Увидала ведьма, выругалась матерно и в погоню!
        Парню тяжело, он же на своих двоих, да ещё и дуру эту тащит. А ведьма бодренько бежит, ноги так и мелькают. Чувствует, что догоняет, так и руками загребать стала. Понял парень, что не уйдет. Развернулся, сжал кулаки. Девица очухалась и опять в обморок бухнулась. В тот же миг ведьма на парня и бросилась. Он руками, а она клыками. Рычит по-волчьи, когтями одежду рвёт, вот-вот до горла доберётся.
        В ту пору шёл мимо казак. Штаны синие, лампасы красивые, ремень скрипучий, сапоги блестючие, на боку шашка, на голове фуражка- красавец-мужчина!
        Глядит, в пыли на дороге смертный бой идёт. Смикитил он, что к чему, выхватил шашку, а куда рубить? Они ж так быстро катаются- где чья рука, где нога, не разобрать. Вот тут-то вдруг от натуги юбка на ведьме лопнула, и показался на свет маленький поросячий хвостик! Изловчился казак да как плюнет ведьме на хвост!
        Взвыла она дурным голосом и рассыпалась чёрным пеплом по ветру… Парня с девицей потом обвенчали, честным пирком да за свадебку. Ну и казака пригласить не забыли, уважили.
        P.S. Почему ведьмы умирают, если им плюнуть на хвост, я, честно говоря, и сам не знаю… Но эффект поразительный!
        Как казак с чёртом в шахматы играл
        Шёл по улице казак. Людям улыбался, воздухом дышал, усы крутил - моцион, одним словом. Вдруг видит в одном из освещённых окон- столик стоит, а за ним чёрт сам с собой в шахматы играет. Не стерпел казак! Как же это можно мимо живого чёрта пройти и в рыло не заехать? Не по-христиански как-то получается…
        Вошёл он во дворик, нашёл дверь, шагнул в прихожую. Ещё раз пригляделся. Всё верно: комната с фикусом, патефон в углу, а за столиком натуральный чёрт в полосатом костюме и штиблетах.
        - О, заходи, дорогой казак! По лицу вижу- драться пришёл. И что это у вас за манера такая, чуть где чёрта увидали- сразу в амбицию?!
        - Ах ты, нечисть поганая!- говорит казак, а сам уже рукава засучивает.- Да если вас, так через эдак, не бить, то, глядишь, вы всей Россией править вздумаете.
        - Ни-ни!- успокаивает чёрт, но двигается так, чтоб меж ними всегда столик с шахматами был.- Зачем нам такой геморрой? Давай-ка лучше в шахматы сразимся. Игра мудрёная, заграничная, всеми военными весьма почитаемая. Сам граф Александр Васильевич жаловал…
        - Суворов-Рымницкий!- догадался казак.- Ну тогда расставляй. Да только ваше рогатое племя просто так не играет- что ставить будем?
        - Душу.
        - Не нарывайся!
        - Понял, понял…- повинился чёрт.- А давай фуражку казацкую. Синий верх, жёлтый околыш, лаковый козырёк! Можно примерить?
        - Вот выиграешь, тогда и мерь!- обрезал казачина и покрутил усы.- А ты ставь хвост в мясорубку, если моя возьмёт.
        - По рукам!
        Засели за игру. Чёрт бутылочку принёс, тяпнули за знакомство и начали.
        На десятом ходу у казака меньше половины фигур осталось. Обидно ему рогатому проигрывать, да что сделаешь? Изловчился казак, плеснул себе и супротивнику, а пока чёрт водку пил, взял да и свистнул у него ферзя. А чтоб вражина не заметил чего, он этим ферзем свою стопочку закусил… Через два хода чёрт- тык, мык, где фигура?
        - Съел,- честно отвечает казак.
        - Не может быть, побожись!
        - Вот те крест!
        Пожал чёрт плечами, налил ещё. Выпили, опять сидят, думают. Нечистому и невдомёк, что казак вторую стопку его пешкой захрумкал. Зубы крепкие, организм закалённый, главное, чтоб заноза в язык не попала…
        - Да у меня здесь пешка стояла!
        - Где ж она?
        - Ты шельмуешь, казак! Куда пешку дел?
        - Съел!
        - Врёшь! Побожись!
        - Вот те крест- не вру! Съел я её!
        Бедный чёрт аж пятнами пошёл. А игра уже не в его пользу. Ход за ходом зажал казак чёрного короля в угол. Понял чёрт, что проиграл. Добавил для храбрости и попросил:
        - Вижу, что подфартило тебе. Но будь человеком, расскажи, на каком ходу ты моего ферзя съел?
        - Не помню…- честно закашлялся казак, постучал себя кулаком в грудь и сплюнул горсть опилок.
        Посмотрел на него чёрт, подумал, и счастье догадки озарило его лицо.
        - Чтоб я ещё раз с вашим братом взялся в шахматы играть - да ни в жизнь!- заключил нечистый и грустно пошёл за мясорубкой…
        Как казак царевну замуж выдавал
        Жил-был царь. Неглупый, общительный, и было у него большое горе. Дочь.
        Овдовел он рано, со всех сторон дела, войны, интриги, забот полон рот, так оно и вышло, что воспитанием царевны отец-государь не утруждался. В результате такая дочь образовалась - оторви и брось! Нет, внешне хоть куда: коса ниже пояса, глазищи зелёные, брови сурьмлёные. Что спереди, что сзади - округлой благодати. И глаз радует, и в руке подержать приятно. Но вот характер… Горда, заносчива, высокомерна, другие люди для неё ровно мартышки какие. Слова не скажет, взгляда не кинет, пальцем не пожестикулирует. Лёд-баба!
        Однако настала пора царевну замуж выдавать. Царь-батюшка и так, и эдак, и на хромой козе, и с пряником - ни в какую заносчивая дочь родителя не уважает. От разных европейских домов лица королевской крови сватались… и всем от ворот, попутным ветром, обратным курсом. Раз по осени даже африканский принц на верблюде заезжал, так не поверите, и ему отказала! Царь нервный стал, чуть что- в слёзы.
        В ту пору шёл по улице казак. Усы сивые, нос красивый, шашка трень-брень, фуражка набекрень, грудь колесом- молодец молодцом! Видит, на подоконничке царь стоит, петлю на гардины ладит, и лицо у него такое грустное…
        Пожалел казак царя:
        - Помилуй, батюшка-государь! Не лишай нас своего светлого правления. Скажи лучше, какая нелёгкая тебя до такого паршивого состояния довела? Глядишь, и поможем твоему горю.
        - Дочь не могу замуж выдать…- всхлипывает царь и нос рукавом парчовым утирает.
        - Всего-то?! Ну, это дело поправимое. Найдём твоей кровиночке суженого по сердцу.
        - Дык она же всей Европе понаотказывала! Международная обстановка - хуже некуда, того гляди, все единым фронтом войной пойдут… Побьют же!- в голос заревел царь, а казак его утешает:
        - Не убивайся так, твоё величество. Побереги себя для отечества. А за дочь не беспокойся, это мы быстренько устроим…
        Ну, подписал государь грамоту, чтоб на одну неделю все казачьи указы как лично царские исполнены были. А казак время не терял, депеши во все концы слал, заново женихов сзывал и всем твёрдо поручался за всенепременную женитьбу. Вот уж и гости на дворе, ждут, знакомятся, водку кушают. Царь в перепуге от такой авантюры на валокордине сидит, а казак всех незамужних барышень, ближних к царёвой ветви, во дворец согнал. Привёл царевну в центральную залу, приказал раздеться догола и на стульчик усадил. А ей на всё плевать, у неё высокомерие. Казак туда же и боярышень, в тех же костюмах, то есть с бусами да в серьгах, загнал и в рядок выставил.
        Девки как на подбор, высокие, статные, плечи покатые, бёдра грузные, груди арбузные, мёртвый взглянет и то встанет! Стоят, смущаются, краснеют, а царёва указа ослушаться боятся. Тут казак двери распахивает и во всю глотку орёт:
        - Эй, принцы-королевичи! Кому нужна жена ладная да пригожая, выбирай любую!
        Бедная Европа аж обалдела от счастья. Весь товар налицо! Принцы уж о царевне и думать забыли, хватают кто за чем пришёл, а у входа уже и поп венчает, и шубу невесте, и приданое от казны, и удовольствие полнейшее. Войны не будет- это факт!
        Царевна глазами хлоп, хлоп… Да и разобрала её банальная бабская зависть- да что ж я, никого как женщина не интересую? Обидно ей стало. А я как же?! Я тоже замуж хочу! Спрыгнула со стула да бегом принца али королевича ловить. Поймала-таки! Невзрачный мужичонка, раджа индийский. Он и вообще проездом был, так, одним глазком заглянул ради интереса. Ну вот его-то и захомутали.
        Молодых после свадьбы с почётом в Индию отправили, а казака царь при себе первым министром оставил. А что? Казак ведь, он не токмо шашкой махать, он и головой может. Царь на него не нарадуется, поскольку политик- зело тонкий…
        Сказ о святом Иване-воине и разбойных казаках
        Было это в стародавние времена… Пески степные любые следы заносят, памяти людской кроме. Вот и рассказывали встарь казаки о чуде Господнем, в астраханской земле явленном.
        За что про что- неведомо, а объявил султан турецкий Мухаммед войну государю московскому. И пошло по лету на Русь войско великое, янычарское… Лишком не двести тыщ ратного люда с ятаганами да пушками, конницей да пешим строем, все под бунчуками и знамёнами зелёными с полумесяцем. Как идут- земля дрожит, зверь бежит, птицы с небес падают.
        А ведь из краёв турецких как ни иди, а только Астрахань нашу всё одно не минуешь. И стоит на море Хвалынском, в самом устье Волги-матушки, белый город, ровно щит рубежи южные ограждаючи… По ту пору воеводствовал у нас боярин Серебряный, самого Грозного Иоанна сподвижник, умный да храбрый. Услыхал он про беду неминучую, стал горожан, рыбаков, люд работный да служилый под ружьё ставить. Да только со всех краёв тыщи четыре защитничков и набралось. Куды как мало супротив такого ворога, да что ж поделаешь? От Москвы помощь поспешает, но когда будет- одному Богу ведомо… Рано ли, поздно ли, а подошёл султан под стены крепостные, тугой осадой город стянул, железным кольцом спеленал. Днём- гром стоит от лошадиного ржания, а ночью- сколько глаз достанет, горят по степи костры турецкие да луна кровавая скалится!
        А Мухаммед ихний всё посмеивался, дескать, жаль такую красоту рушить, шли бы вы, люди русские, из города вон - мы не тронем… Кто страх Господень да совесть в сердце имел - тех речей не слушал, а у кого нутро грехом изъедено- призадумались…
        И была тогда в Астрахани сотня разбойных казаков, тех, что расшивы купеческие на кривой нож брали. Им перед царём отслужиться нечем, а за дела лихие только плахой и жалуют, вот они к туркам и пошли. Не стали астраханцы злодеев-предателей насилком держать, распахнули ворота, пустили на все четыре стороны. Вот идут они от ворот Никольских, посередь войска огромного, перед пашами-башибузуками сабельки наземь складывают. Смеются враги- иди, урус, беги, урус, не стой на пути великого султана турецкого! Стыдобственно то казакам, да ведь не трогают их янычары, слово держат.
        А только вдруг со стен крик бабий… Обернулись, глядь, что за дела- у самих ворот мальчоночка трехгодовый! Волосёнки русые, глазоньки синие, рубашонка белая… То ль тайком за ворота шмыгнул, то ль от мамки сбёг, кто ведает? Со стен стрельцы шумят, народ волнуется, а тока сызнова открывать не будешь- турок вон скока нагнано, в сей же час город возьмут. Малец в голос ревёт, янычары гоготом заходятся да казаков разбойных взашей толкают, мол, не ваше горе…
        И тут громыхнуло в ясном небе, ровно на миг один свет погас! Глядят люди, а у ворот астраханских высоченный казак стоит. Сам в справе воинской, борода окладистая, в руке сабля острая, а из-под бровей очи грозные так и светятся. Приподнял мальчонку, к себе прижал да кулаком врагу могучему грозит. Один- супротив всех! Турки-то опешили сперва, а потом в смех впали. Весело, вишь, им такую картину зреть- как один казак всему войску турецкому грозить смеет. А уж как отсмеялись, так и за ятаганы взялись…
        Глянули на это разбойные казаки- и словно прорвало ретивое! Загорелась кровь, будто благодать божия очерствелых душ прикоснулась. Развернулись они, в глаза друг другу глянули, да и пошли турок валять голыми руками! Что с того, что оружия нет? Недаром в разбойных ходили, никто и охнуть не успел, как добыли они мечи турецкие и к воротам, богатырю чудесному на выручку! Вот уж где удаль была, где слава… Как черти дрались разбойные казаки, и дрогнуло войско вражье!
        Сто душ христианских на небеса вознеслось, ни один не уцелел… Раскрылись ворота, вышла дружина боярская- и дитя спасли, и Мухаммеду урок знатный дали. Опосля боя того не пошёл султан на Москву, забоялся. Застрял до холодов в степях заволжских, а потом и вовсе назад повернул. Не пустила Астрахань врага на землю русскую…
        А казака того высокого искать искали, да не нашли. Старики бают, что и не казак то был, а пресвятой мученик Иван-воин, всякого служилого люда хранитель и заступник.
        Так ли оно было, правда ли- про то летописи путаются. Но и доныне стоит в Москве Первопрестольной храм Ивана-воина, а случись мимо проходить астраханскому казаку- так непременно зайдёт и свечку поставит. За дела ратные, за души грешные, за память дедову…
        Как казак банницу отвадил
        Завелась в одном селе банница… Сиречь сила нечистая! А может, скорей всего, и чистая, поскольку в бане живёт. Но и нечистая всё ж тоже, поелику покою от неё никому нет. Выглядит соблазнительно до крайности, ажно и в словах описывать неудобно, да уж куда денешься… Внешне баба как баба, леток осьмнадцати будет- телом бела, грудью взяла, фигурою ладная, в любви шоколадная, и чё кто ни пожелает- уж ТАК исполняет… Грех, одним словом! Срамотища, а подсмотреть хочется… образованию ради!
        Ну дак поселилась она в баньке на отшибе, и с той поры начал народ на селе любовными томлениями мучиться, вплоть до полной чахлости. Зайдёт ли в баньку мужик- так она, девка отвязная, во всём безотказная, таковое с ним, на нём, под ним, и сбоку, и с прискоком, и в лёжку, и как две ложки…
        В общем, выползает человек опосля беспутства энтого едва живёхонек. Кому везло, тот уж на обычных баб и глядеть-то без содрогания не мог. Кому не везло, у того всё хозяйство на корню вяло, и спросу с него, как с хвоста селёдочного… Ну а тех, кто здоровьем слаб али в годах седых, бывало наутро- тока в гроб и клади. Вроде бы приятственной смертью померли, да поп отпевать стесняется - уж как всё было, так и застыло…
        А ежели девки в ту баню пойдут, то и тут счастья мало- защекочет, замилует банница ласками нежными, тайнами женскими, куда мужику заглянуть ни ума, ни фантазии не хватит. На всё про всё мастерица- ей что баба, что девица: уложит, причешет да так разутешит- девки потом на парней и не глядят, загодя инвалидами обзывают обидственно. Сплошной для села раздор и нравов порушение!
        А ить банницу-то святой водой не выльешь, молитвой не возьмёшь, ладаном не выкуришь… Поп с кадилом пошёл, да попадья догнала, за бороду назад развернула,
«кобелём» охаяла прилюдно! Пропадай народ честной, хоть в баню не ходи, за так чешись…
        В ту пору шёл вдоль околицы казак. То ли с походу военного, то ли по делу служебному, ну и заглянул под вечер в сельцо: водицы испить, калачей откушать, а повезёт, так и ночлегом разжиться. Сам видный да крепкий, кулаки что репки, из-под фуражки чуб, в речах не груб, бровь полумесяцем, на храм божий крестится- наш человек, стало быть…
        Приняли его, отчего ж не принять, ночлега-то, поди, с собой не возят. Накормили, напоили, а он возьми да и заикнись - дескать, неплохо бы и в баньку с дороги. Объяснили ему люди добрые, мол, дорога-то в баню нахожена, да здоровьице не дороже, а? Ну и, знамо дело, рассказали прохожему про свою напасть.
        Посмурнел казак, разобиделся:
        - Это как же вы в своём-то дому нечистой силе баловать дозволяете?! Я ужо банницу вашу нагайкой отважу! Будет знать, где гулять, где зад заголять, нехорошая… женщина. Ну-кась, ведите меня туда да бутыль с собой самогонную лейте, покрепче да поядрёнее!
        Всем селом казака отговаривали, всё боялися- вдруг да и впрямь передумает?! Хоть невелика надежда, да и она сердце греет - хужей-то всё одно некуда… Вот зашёл казак в баньку проклятую, истопил её, как следоват, бутылю открыл, весь как есть разделся, на полок полез. Тока-тока парку подпустил, как вдруг выходит прямо из пара энтова распрекрасная молодица, одной косою и прикрытая. Зыркнула очами зелёными- сидит на полке казак: усы густые, глаза простые, собой интересный, явно не местный, сам в чём мать родила, но всё при делах…
        - А не потрёшь ли ты мне спинку, мил-человек?
        - Отчего ж не потереть,- казак ответствует.- Вот тока веничек помоложе выберу…
        А банница к нему уж и задом крутым клонится, истомилась, извздыхалась, извертелася вся. Взял тогда казак самый что ни на есть длинный веник берёзовый, опрокинул самогон в шайку банную, да к молодице в нужной позе и пристроился. Уж она-то рада! Думает, в пять минут умотаю дурачка, живым не уйдёт.
        И пошла промеж них такая полюбовность приятственная, что и слов обсказать нет- тока зависть одна. Банница и так, и вот так, и вприсядку, и в гопак! И где смело, где умело, что успела- всё посмела! Однако ж время идёт, а казак-то с усталости не падает… Чем надо, движет, тяжело не дышит, особо не старается, с ритму не сбивается, от дела не косит и пощады не просит! Час, другой да третий- стала уставать чертовка банная…
        - Куда пошла?!- казак рявкает. Намотал косу ейную на кулак, да и за веничек взялся.- От сейчас я тебе спину-то и намою!
        Да как зачнёт её веником хлестать, дела грешного не прекращаючи! Взвыла банница дурным голосом, а куды ж теперь денешься?! Крепка рука казацкая- отлетели листики берёзовые, поприлипли к местам обязательным, а ветви-то знай секут, гнутся, не ломаются, вкруг округлостей обвиваются… Банница ужо и орать не могёт, ей и больно, и сладостно, тока дышит с надрывом да мыльной пеной отряхается. А казак в самогоне веник мочит и дерёт со всей мочи! Не сдержалась банница, об милости взмолилась…
        - Сей же час клянись, нечистая сила, чтоб добрых людей впредь не морочить, Христа Бога уважать, а на землю русскую и носу блудливого не показывать!
        Всё она ему честь по чести обещалася, тока б волюшку дал, хоть водички студёной глотнуть. А там уж ей до городу Стамбулу прямым курсом пятки салом мазать, и не оборачиваясь! Отпустил он её под утро, благо душа у казака отходчивая.
        Люди бают, летела банница красная, ровно яблочко наливное, земли не касаючись, в сторону турецкую, и любовностью, и веником по самые уши сытая! Говорят, в гареме султанском неплохо устроилась… То-то турки на нас войной идти передумали, из бань турецких не вылазят, ну да то их дело, жеребячье…
        А казак сельчанам в пояс поклонился да и пошёл себе путём-дорогою. Об одном просил: вслух сию историю не рассказывать, вдруг прознает жена - на всю станицу вою будет. А она у него баба видная, грудью солидная, душою весёлая- рука тяжёлая, да под той рукой веник ой-ой-ой…
        Как казак графа Дракулу напоил
        В давние времена в далёкой земле румынской, в горах Карпатских, стоял чёрный замок. Все жители окрестные за семь вёрст его обходили, потому как жил там ужасный вампир граф Дракула. Заманивал он к себе одиноких путников, да и сосал у них кровушку. Нет, не сразу, знамо дело, он же граф- стало быть, культурою не обиженный, благородных статей, опять же воспитания приличного.
        Поначалу всегда накормит, напоит, спать в постелю чистую уложит, свечку лично задует - как же без обходительности… Это уж потом, как стемнеет окончательно да уснёт гость разомлевший, тут он и кусаться ползёт… Но опять же по-благородному, без насилия- так, придушит слегка, в глаза посмотрит эдак со значеньицем- и уж тогда в шейку белую зубищи-то и вонзает! Ему что мужик, что баба, что дитё малое - всё без разницы, насосётся себе крови и в родной гроб спать-отдыхать завалится. Уж такой вот был малоприятный злодей, прости его господи…
        А в те поры шёл себе до дому казак. Издалека возвращался, из плена турецкого. Оно, конечно, в Турции-то потеплее будет, и фрукты, и курага, и жён хоть целый гарем иметь можно, но вот потянуло домой человека! Поломал он стенку в тюрьме турецкой, форму свою назад взял, шашку верную забрал, хотел было ещё чего попутно разнести, да турки отговорили… Мол, иди отселя, добрый человек, никто тебе препятствиев чинить не будет, а минареты ломать тоже не дело- всё ж таки культурно-историческое наследие! А дороги-то и не указали… Может, оно не со зла, конечно, да тока рано ли, поздно заплутал казак. Крюком срезать хотел, да, видать, свернул не в ту сторону…
        Долго шёл, матерился, но как-то вышел себе к закату солнышка на тропиночку мощёную, а впереди, на горе высокой, здоровенный такой замок стоит. Сам весь чёрный, архитектуры романской, и вороны над ним кружат с мышами летучими вперемежку. Казак, душа добрая, общительная,- дай, думает, зайду рюмку чаю выпить, поздоровкаться. Его ж и не предупредил никто, что в замке том живёт гроза Карпат, сам бледный граф Дракула! Да он бы и не поверил, покуда сам не налюбовался…
        Однако сказка не кот, чтоб её зазря за хвост тянуть. В общем, постучал казак в ворота резные, дубовые- отворились двери без скрипа. Шагнул на порог, а там темно да сыро, а из-под ног тока мыши серые так и прыскают. Подивился казак, усы подкрутил, глядь-поглядь, ан в конце коридора-то огонёчек светится! Пошёл туда, а двери за спиной сами собой закрываются, засовами лязгают, замками звенят, путь к отступлению отрезают напрочь!
        Идёт себе казак, шаг печатает- козырёк с глянцем, походка танцем, портупея скрипучая, щетина колючая: небрит три дня, плохо… так везде ж без коня, пёхом! Доходит до большущей залы красоты неисписуемой: люстры горят хрустальные, стены повсеместно картинами изувешаны, посредине стол богатый, закусью разной щедро сдобренный, а в уголочке на табуреточках- чёрный гроб стоит!
        - Здорово вечеряли, хозяева!- Поклонился казак, да тока не ответил ему никто.- А не будете ль в претензии, коли я от щедрот ваших слегка откушаю? Не пропадать же христианской душе под вечер без провианту, уж не объем небось…
        Сел он за стол, перекрестился, да тока первую рюмочку водки налил, как гроб чёрный вздрогнул явственно. Пожал плечами казак, шашку на колени уложил поудобнее… В те поры слетает крышка гробовая об паркет с жутким грохотом, и встаёт из красного бархата красавец-мертвец типажу вампирского. Высок да строен, костюм ладно скроен, ликом бледен, недужен и два зуба наружу!
        - Я,- говорит,- хозяин сего замка, бессмертный граф Дракула. Но ты меня покуда не бойся, можешь есть-пить вволю, я позднее ужинать буду…
        - Благодарствуем, граф,- казак кивает.- А тока бояться тебя у нас резону нет. Вот она, шашка златоустовская, клеймёная- тока пальчиком помани, сама из ножон выпрыгнет!
        - Ха-ха-ха!- демонически эдак граф хихикнулся.- Да разве ж мою бессмертность обычным оружием поразишь?!
        - Ну попробовать-то можно?
        - Изволь.
        Подошёл к казаку граф Дракула, плащик чёрный с изнанкой красною распахнул, манишку белую предоставил, а сам глазом хитрым мигает насмешливо- дескать, бей-руби, казачина! А ить казака-то и самого интерес берёт- ткнул он графу в пузо тощее, шашка возьми да со спины и выйди. Стоит вампирская морда, хихоньки-хахоньки строит. Казак клинок назад потянул, а на лезвии, вишь, хоть бы капля крови- так, пыль одна…
        - А всё потому, что кровью чистою я сам пропитаюся. И за то сила мне дана великая, могу одной рукой хоть пятерых казаков победить!- Взял граф со стола вилку железную да и скатал в ладошках в шарик ровненький. А сам всё ухмыляется.- Ешь-пей, гость долгожданный. Как ты закончишь, так и я начну…
        Казак с силою спорить не стал- кто ж голым задом гвозди гнёт?! Налил с горя, налил ещё, а на третьей чарке водка кончилась.
        Огорчился он:
        - Что ж за гостеприимство такое? И полчасика не посидел, а уж выпить нечего?
        - Как нечего?!- возмущается Дракула.- Вона вино, да коньяк, да пиво - пей, хоть залейся.
        - Баловство энто всё!- поясняет казак.- Винцо слабое- хоть до утра пей, а ни в голове, ни в… С пива тока в сортир кажный час бегать, коньяки клопами да портянками пахнут, а вот нет ли водочки?
        Осерчал вампир румынский, стакан хересу разбавленного хлопнул да и самолично из подвалу бутыль литровую принёс. Усидел её казак за разговором, ещё требует. Подивился граф, но спорить не стал - с двумя бутылями возвратился. Казак уж повеселее глядит, фуражку набекрень заломил, анекдотами похабными, турецкими, хозяина потчует. Час-другой, а и нет водки-то! Граф со стыда сам не свой, по щёчкам белёным румянец пополз зеленоватый- в третий раз побежал поллитру добывать! Спешит, спотыкается, вишь, до рассвету-то недалеко, а он всю ночь не жрамши. Один херес на пустой желудок, ить развезёт же…
        А казак знай своё гнёт, он, может, последнюю ноченьку гуляет на свете. Так наливай, злодей,- за Русь-матушку, за волю-вольную, за честь казацкую! До краёв, полней, не жалей, всё одно помрём, чё ж скупердяйничать?!
        Истомился граф, колени дрожат, кадык дёргается, изо рта слюнки бегут, на манишку капают…
        - Не могу больше,- говорит,- сей же час крови чистой хоть глоточек да отведаю!
        А казак после четырёх литров беленькой тоже языком-то натужно водит:
        - Н-наливай, не жалко! Угостил т-ты меня на славу, ни в чём не перечил- потому и я тебя… ик!.. за всё отпотчую!
        Сам, своею рукой, шашку вытянул да по левой ладони и полоснул! Полилась кровь тёплая, красная, густая, казачья прямо в рюмку хрустальную… Как увидал сие вампир Дракула, пулей к столу бросился, рюмочку подхватил, да и в рот! Так и замер, сердешный…
        Глазоньки выпучил, ротик расхлебянил, из носу острого пар тонкой струйкой в потолок засеменил, а в животе бурчание на весь зал. Потом как прыгнет вверх да как волчком завертится! Сам себя за горло держит, слова вымолвить не может, а тока ровно изжога какая его изнутрях поедом ест, зубьями кусает, вздохнуть не даёт. Кой-как дополз до своего гроба чёрного, крышкой прикрылся и в судорогах биться начал, без объяснениев…
        Помолчал казак, протрезвел, сидит как мышь, свою вину чувствует. Глядь, а за окошком, в щели узкие, уж и рассвет пробивается. Встал он тогда, руку салфеткой перевязал, к гробу подошёл, прощаться начал:
        - Уж ты извиняй, светлость графская, ежели не потрафил чем. За хлеб-соль спасибо! А тока что ж тебя, горемычного, так-то перекорёжило?
        - А не хрен стока пить, скотина!- из-под крышки донеслось истеричным голосом.- Я ить чистую кровь пью, а у тебя, заразы, опосля четырёх литров такой коктейль сообразовался- у меня аж всё нутро огнём сожгло! На три четверти- водка! Совесть есть, а?!
        - И впрямь… нехорошо как-то получилось…- пробормотал казак, поклон поясной отвесил, да и пошёл себе- благо с рассветом и двери нараспах открылися.
        А тока одну бутылку водки с собой втихаря приобмыслил. На всякий случай, вдруг ещё какой другой вампир по пути попасться решит. Ну а нет- так хорошей водочкой возвращение в края родимые отметить!
        А граф Дракула, говорят, с тех пор тока кефиром и лечится и о казаках вспоминает исключительно матерно. Уж такой он малоприятный злодей, прости его господи…
        Как казак девицу от слепоты излечил
        В одном селе жила семья крестьянская. Ни богато ни бедно, ни румяно ни бледно, ни валко ни шатко: коровка да лошадка, курочка да овечка, изба да печка. И люди-то хорошие, а вот постигло их горе великое через дочь любимую. Уж такая была умница-разумница - и личиком сдобная, и фигурой удобная, и хоть всем мила, а себя соблюла…
        Вишь, посватался к ней ктой-то из богатых, да, видать, по сердцу не пришёлся - отказала девка. Ну а парень разобиделся, дело ясное, так, может, и впрямь ляпнул чего сгоряча, а может, и дружки его недоброго пожелали… Да только утреннего солнышка на восходе девица уж не увидела- как есть ослепла!
        Вот уж родителям слёз, соседям печали, а ей самой всю жизнь света белого не видеть, об пороги спотыкаться, ложку горячую мимо рта носить… И к лекарям в город её возили, и к знахаркам обращались, в святой церкви свечи ставили- ничто напасть злосчастную не берёт. Пропадай во цвете лет красна девица!
        А только в одну ноченьку снится ей сон, будто бы ангел небесный лба её крылушком белым касается, и враз прозревает она… Видит село родное, поля зелёные, небо синее, всю красоту природную в красках жизненных. И до того энтот сон ей в душу запал, что ни о чём более и слышать не желает- ждёт девка ангела-исцелителя! Ну, дело-то нехитрое ангела ждать, да где его взять?
        В ту пору шёл дорогою стольною казак. Глаза синие, руки сильные, портупея скрипящая, шашка блестящая, на мордень не страшный, но зверь в рукопашной… Как проходил вдоль села да за заборчик глянул, а там… Сидит краса-девица, коса- хоть удавиться, лицом- Венера, и всё по размеру! Обалдел казачина от нарядности такой и полез знакомиться по симпатии:
        - Здравствуй, краса-девица!
        - Здравствуй, добрый человек.
        - А не угостишь ли странничка ковшиком воды колодезной, истомился в пути, иссох весь.
        Девица кивает, ковш наливает, на голос шагает, да и всё как есть проливает! Стоит он - ах!- в мокрых штанах, и дела ему всё к одному- хошь в ругани, хошь в слезах, а суши портки, казак! Тут-то и понял он, что девица бедою горькой обижена, слепотой ущерблена… Взяла его за сердце жалость.
        - А и нет ли какого средства, чтоб тебе, краса ненаглядная, зрение возвернуть?
        - Отчего же, есть одно…
        - Так скажи, поведай какое! Уж я-то не поленюсь, на край света заберусь, а без лекарствия не вернусь, вот чем хошь клянусь!
        - Клятвы мне не надобны,- девица отвечает скромненько.- А вот тока ежели ангела божьего приведёшь, да коснётся он крылом белым лба моего, я уж, поди, в энтот миг и прозрею!
        Тут и сел казак… Мыслимое ли дело живого ангела с небес приволочь?! Однако ж слово казачье не мычанье телячье, коли дал, держи- не то срам на всю жизнь!
        - Жди,- говорит,- меня через три дня. Раздобуду тебе ангела, не попустит Господь таковой красоте помирать в слепоте!
        Ну, девка с радости в избу побежала, два раза стукалась, но живой до дверей добралась. А казак в путь-дорогу отправился, ангела искать. Далеко от села ушёл, да ничего не нашёл. Уж и людей спрашивал, и к попам ходил- не знает никто, где ангела божьего сыскать.
        К исходу срока, в ноченьку последнюю, задремал он во чистом поле, и был ему явлен дивный сон… Будто бы спустился с небес ангел божий в одеждах сияющих, крылышком эдак у виска повертел, с намёком, да тем же крылышком казаку по лбу постучал. А звук-то долги-и-ий…
        Как вскочит казак! Как пронзит его мысль умная! Как побежит он в то село дальнее, ночь не в ночь, а вёрсты прочь! Добежал к утру, успел, стало быть… А уж девица-то на заре у заборчика стоит, всё лицо горит, ждёт обещанного, как любая женщина… Так казак, не будь дурак, хватает за шею гуся соседского, клюв ему ладонью зажимает и к красе ненаглядной спешит.
        - Вот,- докладывает,- прибыли мы с ангелом! Не отказал Всевышний мольбе казацкой, уж теперича тока изволь лобик свой белый подставить для благословения…
        Девка-то и обмерла! Слёзы в три ручья пустила, у самой дар речи пропал. Пальчики вперёд тянет, а они на перья так и натыкаются. Ахнула она тихим писком, а казак крылом гусиным нежно эдак лба её выпуклого докоснулся. Гусь аж извивается весь, но крякнуть не смеет, сильна рука казацкая…
        На тот момент как почуяла девушка лба своего пером благословение, в сей же миг в обморок и хлопнулась! Из дому родные набежали, кричат, шумят, соседи за птицей домашнею заявилися, ужо, того и гляди, побьют казака. Да отдал он им гуся, не жалко… А тока тут девице в личико водой попрыскали, она глазоньки открыла- да и видит всё! Прозрела, стало быть!
        - Вот,- говорит,- мой избавитель! Он слово сдержал, ангела с собой привёл, что меня исцелением осчастливил…
        - Ангел, вишь, улетел,- казак с улыбкой старательной ответствует.- А ты, любовь моя распрекрасная, не подаришь ли поцелуем в награду за старание?

…В общем, тут и поженили их. Свадьбу сыграли весёлую, да и жили потом молодые душа в душу и вплоть до самой старости вспоминали ангела божьего. Особливо казак, причём того, что у виска крылышком крутил…
        Тока к чему я это? А бывает, и ложь правому делу служит, главное, чтобы сказка хорошо кончалась, так-то…
        Сотников гарем
        Было энто во времена войны великой, Балканской. В те годы государь наш, Александр Второй, султану турецкому под Варной шею мылил- народ братский, болгарский от ига мусульманского освобождал…
        Знамо дело, рази ж казаки наши, астраханские, при такой-то потасовке в стороне останутся, по хатам отсидятся? Вот и понесли кони рыжие степями волжскими молодцов упрямых в поход дальний. Почитай от одного моря до другого так верхами и промчалися- со свистом да песнями, собой интересные, при шашке, при пике, ни одного растыки! Да тока не про то сказка складывается…
        О войне той страшной, о храбрости казачьей, об удали русской много чего сказано. А вот был среди войска нашего один старый сотник - от боя не бегал, при штабах не тёрся. За сороковник уже- наград полна грудь, да, видать, пуля и меж крестов Георгиевских дырочку нашла.
        Вынес его умный конь, подхватили товарищи верные, перевязали да с тяжёлой раною, по приказу атаманскому, из похода домой и отправили. Ну а для ухода медицинского, да чтоб в пути нескучно было, подарили ему казаки гарем!
        Маленький такой, компактный- в три жены, у мурзы турецкого отбитый. Вроде сотнику то и без надобности, однако ж и друзей боевых отказом обидеть грешно - от души старались люди. Взял подарок. Вот о том и сказка будет…
        Едет он домой в телеге новенькой, вокруг девки молоденькие, симпатичные хлопочут- брови сурьмлёные, шаровары зелёные, платьица тонкие, голоса звонкие, прикрыты вуалями, но кажная с талией! То исть хоть поглядеть, а уже приятно.
        Заботятся о сотнике, перевязки меняют, по пути пловом потчуют, сладости восточные в рот суют, танцами чудными, с пузом голым, развлекают- плохо ли?! Вот и попривык казак, расслабился, важным мужчиной себя почувствовал.
        Да тока рано ли, поздно ли, а добрались они с гаремом до станицы родимой. К ночи в ворота стучат, в хату просятся, а в хате вот те на, не кто, а- жена!
        Не какая-нибудь турчанка дарёная, а супруга законная, православным обычаем венчанная, перед Богом и людьми единственная! А ну как объяснениев потребует? Виданное ли дело: трёх жен привести, когда и своя-то жива-здорова?! Неаккурат чегой-то получается…
        Ну, сотник с порога- руки в боки, кулаком по столу, каблуком об пол. Кто, мол, хозяин в доме?! Казачка с ним не спорит, гостей в горницу приглашает, накрывает стол, идёт баньку топить. Сотник перекрестился тайком, думает, свезло-то как, от какого скандалу избавился, на всю округу шум быть мог. Взял он бельишко чистое да в баньку с дороги, а жена евонная рукавчики засучила и всему гарему говорит:
        - Значитца, так, девоньки, сидите-ка вы в хате, я с супругом нашим сама, полюбовно потолкую. А кто с сочувствием полезет, уж не обессудьте, рука у меня тяжёлая.
        Ну средь мусульманок дур ни одной не оказалося, а чтоб кучно, всем коллективом, казачку завалить, энто им в голову не стукнуло. Бабья солидарность, она- штука тонкая, тут кажная сама за себя. Смирно сидят, бублики едят, чаем балуются, меж собой не ревнуются, шушукаются негромко, результату ждут.
        А жена сотникова в предбанничек голову сунула да и вопрошает тоненько:
        - Чего изволит муж и господин наш?
        Казак в пару ничё разглядеть-то не может, на полке разлёгся голым задом вверх и просит вальяжно, протяжно да важно:
        - Ты, что ль, Зухра? Давай-кася, спину мне намни массажем турецким, негой иранской, умением редким, пальчиками знающими…
        - Слушаю и повинуюсь,- супруга ответствует да как кинется на мужа.
        Коленом меж лопаток прижала, весом придавила и ну ему кулаками под рёбра совать! А рука у ей работой домашней набитая, мозолями изукрашенная, силой не обиженная, характеру станичного, не баба забитая, крестьянская- вольная казачка, так-то! Взвыл сотник, да поздно. Покуда вырывался, немало синяков словил да плюх откушал.
        - Пошла прочь, дура обзабоченная! Талак тебе боком в ухо, надо ж как изобидела…
        Ну жена его прыг в сторонку, за дверью схоронилась, слезами изобразилась да вновь голос тянет, а сама так и манит:
        - Что изволит муж и господин наш?
        - Ты, что ль, Нурия? Водички подай, измяла меня злая Зухра, как медведь резинову клизму! Плескани-кась холодненьким на облегчение…
        - Слушаю и повинуюсь!
        Казачка и рада, ей того и надо. Полну бадью кипятку черпанула да мужа и поливнула. Ох и рёву было, ох и мату!..
        - Пошла прочь, дубина минаретная! Совсем стыд растеряла, талак тебе, чтоб и духу не маячило…
        Жена сотникова скулежом скулит, задом пятится, а сама довольственная- хоть бы рожу платком занавесила, а то светится весело! За дверью скрылася да вновь речи заводит:
        - Что изволит муж и господин наш?
        - Ты, что ль, Гульнара? Зайди хучь пятки почеши, а то Зухра с Нурией совсем с ума-разуму спрыгнули…
        - Слушаю и повинуюсь!
        Вбежала казачка, парку подбавила да, не теряя времени полезного, как секанёт мужа-то драным веником по пяткам! То-то больно, то-то обидственно, а ить и не встать, не ступить, не догнать мерзавку…
        - Пошла прочь, крокодилка кусачая! И тебе талак, чтоб в гробу я весь ваш гарем видывал, в шароварах пестрых, а тапках однотонных…
        Отругался, отплевался, отшумел старый казак, кое-как себя в норму ввёл, в предбанничек вышел, а там…
        Стоит навытяжку супруга верная, в зубах подол держит, в левой руке стакан водки, в правой- огурец на вилочке! Тут-то и понял сотник, что любезнее жены родимой ни в одном гареме не сыскать, ни по каким параметрам не выровнять. Расцеловал он её в щеки алые да в обнимку из баньки и вывел.
        Уж о чем они остаток ночи речь вели, про то нам неведомо. А тока наутро построил сотник гарем турецкий и честную речь перед ними держал:
        - Виноват я, дурень старый, на молодую красоту глаз заприветил, вас обнадёжил, самого себя на всю станицу шутом гороховым изрисовал. Простите, коли можете. Отныне ни одну из вас из хаты гнать не посмею- слово даю честное, казачье. Кажную законным браком замуж выдам! Отныне вы мне- дочки, а я вам- отец!
        Да и жена сотникова мужа поддержала- не одной соседке язык брехливый оторвала, не одному парню хамоватому подзатыльников надавала, ровно дочерей родимых, турчанок лелеяла, сама замуж выдавала, сама и внуков нянчила.
        Так вот по сей день у казаков астраханских незазорно татарские али турецкие корни иметь, никто никого раскосыми скулами не попрекает, слились все крови в одну реку.
        На том и город стоит, и люди его, и веротерпимость, и всякое человеколюбие! А началось-то всё с одного старого сотника с молодым гаремом…
        Как казак на том свете гостил
        Было это во времена далёкие, в войну германскую, пулемётную, окопную да дирижабельную. Не раз и не два ходили казаки наши в атаки конные на заставы немецкие. Много славы добыли, много крови пролили, не себе в честь- России во имя! Немало народу в те поры ко станицам родным не вернулося, облаком белым над хатой отчей проплыло, ветром полынным у околицы ковыль всколыхнуло…
        Однако ж не о том сказка будет. Как раз по приказу командному, по велению государеву, по слову атаманскому пошла лава казачья немцу мурло бить, пятки топтать, ухи драть безжалостно. Кони донские высокие, на них казаки- соколами, по полю летят с гиками, врага ищут пиками! Ну а германец, ясно дело, супротив нашего завсегда пожиже будет, да техника у их на предмет сурьёзнее…
        Застучали пулемётики чернёные, зажужжали осы свинцовые, вспыхнула трава под копытами пылью красною! Вот и рухнул в тех рядах казак молодой, бравый с конём да чрез голову, упорным лбом об землю брустверную, так что и дух вон! Лава конная дальше покатилася, супостату мстительность оказывать, а за героями павшими уж опосля возвертаются…
        Ну казак-то лоб почесал, чихнул, глазоньки открыл, а вокруг- мать честная… Небушко синее, газоны зелёные, солнышко ласкательное, да невдалеке ворота золочёные, так сиянием и переливаются. Перед воротами сидит на лавочке сам святой Пётр-ключник, книгу обширную через очки почитывает.
        - Вот,- говорит,- и помер ты, герой, смертью славной за Бога, царя и отечество! Потому место тебе в раю определено, заходи, гляди, знакомства заводи. Хошь спи, хошь с арфою гуляй, хошь отдыхай всячески, вечной жизни радуйся!
        - Чёй-то невдохновительно,- казак в затылке чешет.- Скука одна- хоть и в раю, да без службы штаны просиживать…
        - Ну будет тебе служба, да вон и за порядком вокруг присматривать. Оно, конечно, и рай, да мало ли… Души-то порой по одной по кущам шастают, песнопения пропускают, ангелы занятия не находют, без дела облаки топчут, вот и займись…
        - Благодарствую,- козырнул казачина.- Небось не подведу!
        Распахнул святой Пётр ворота, пустил новопреставленного да и на боковую. Долго ли, коротко ли, а покуда он спал, уж до всевышнего престолу известия чудные доходить стали. Дескать, гудит рай! Посмотрел он одним глазком, а там… Гремят песни казачьи, души православные тока строем ходют, носок тянут, шаг печатают, ангелы лозу шашками рубят, джигитовку осваивают, а кто без старания- у того уж и фонарь под глазом радугой небесной переливается… Того гляди, войной пойдут на кого ни попадя!
        Осерчал Господь, святого Петра за объяснениями потребовал, тот тока плечми жмёт, на казака кивает, с себя ответственность снимает…
        - Ах, каков смутьян! Гнать его взашей до самого пекла на перевоспитание!
        Един миг- и стоит казак на земле чёрной, вокруг пламя адово, а перед воротами ржавыми наипервейший диавол собственной персоною поганой изгаляется.
        - Э, брат,- говорит,- вот и влип ты в смолу горячую по самы булки с лампасами! Вот и отольются тебе над чертячьим племенем все насмешки да оскорбительства. Вишь, сам Господь тебя сюда на исправление затолкнул…
        - Коли на то воля божья, дык нам муки терпеть не в новиночку. Ужо отстрадаем своё, тока б черти твои не подвели…
        Разобиделся диавол на таковы слова, да и свистнул свою ораву нечистую- нате, мол, тешьтесь! Ввечеру заглянул- что за дела? Сидит казак грозный да красный во котле со смолой-серой кипящей да на чертей же матерно и покрикивает:
        - Почему огонь невысок? А ну в три смены жечь! Обещали муки адовы, а сами и ноги толком пропарить не дают… Иззяб весь! Шевелись, рогатые, не доводи до греха, ить за такую леность перекрещу, не помилую!
        Черти бедные уж и с копыт сбились, язык на плечо вешают, из последних сил брёвнышки катят, на валокордине сидят, заразу энту усатую услаждаючи… Охнул тут диавол, к Господу Богу записочку шлёт, дескать, сделай милость, забери ты душу казачью, нет с ним моченьки управиться, того гляди, все черти коллективно увольняться начнут. Всему пеклу раздрай и поругание…
        Развёл руками Господь, волей небесною казака перед очами своими светлыми ставит:
        - Ни в раю, ни в аду ты ко двору не пришёлся. Куда ж мне определить тебя, детинушку?
        А казак глазки опускает скромненько и просит робким полушёпотом:
        - Дык на землю-матушку нельзя ли? Ведь и недогулял вроде, и война германская, того гляди, без моего участия к концу придёт. А как сподоблюсь куда, так уж по вашей божьей воле в единый миг предстану, не откажусь…
        - Ещё б ты отказался,- Господь усмехается.- Ладноть, иди уж, да смотри у меня…
        Ахнуть не успел казак, как стоит он на поле бранном и держат его под руки товарищи верные, а в небесах синих тока крест православный из облаков розовых тает…
        Вот с тех пор и пошло по Руси божье откровение: настоящему казаку ни в раю, ни в пекле места нет, а тока на родимой земле, на лихом коне, с верной шашкою. Любо жить, братцы, и умирать не страшно, потому как- казачьему роду нема переводу!
        Как казак сироту от свадьбы избавил
        В одной деревеньке жила-была девка. Сирота-сиротинушка, одна тока тётка старая из родни у ней и осталася. Да и девка-то сама собой обычная, душа лиричная, всё в меру, небольшого размеру, нраву весёлого- есть такие в сёлах…
        Вот как-то раз по бабьему лету пошла она с подружками в ночь гулять, хороводы водить. Ну там пляски, гулянки всякие, частушки народные, парни через одного тверёзые… Поют да хохочут, разных девок щекочут, с ними же обнимаются, в любви признаваются, прячутся по двое - дело-то молодое…
        Девка от подружек не отстаёт, веселится как умеет, а тока глядь-поглядь, да и начал крутиться вокруг ней парень. Сам высокий да красивый, одет нарядно, пострижен опрятно, в красном да чёрном- смерть девчонкам! На других-то и не смотрит, а всё вокруг сиротинушки вьётся: то спляшет перед ней, то песню громче всех запоёт, а уж через костёр высокий не тока прыгал, а и перешагивал, эдак с расстановочкой. Всё ему нипочём! Девке-то лестно таковое внимание, краснеет она, за ручку себя подержать дозволяет, внимает речам сладким.
        - Уж ты скажи, краса милоликая, пойдёшь ли замуж за меня?
        - Ой, ну я подумаю…
        - Да ты сразу скажи- жить мне теперича али помереть?
        - Ой, ну я не знаю…
        - А коли откажешь молодцу, сей же час при тебе полное самоубийствие исполню! Вона об пень башкой, и вся недолга…
        - Ой, ну я согласная…
        Дали они друг дружке слово верное, прилюдное, да и опять всем хороводом в пляс пошли. Подружки всё косятся, завидствуют - эдакого барина неместного отхватила дурёха… А тут незаметно и ночь прошла, небушко розовым окрасилось. Наречённый взбледнел как-то, потом потом покрылся, а с первым криком петушиным - рассыпался чёрным пеплом по ветру! Тока и донеслось из-под сырой земли:
        - Вот уж я за тобой приду, невестушка-а…
        Тут тока и поняли все, что был энто всамделишный чёрт! А сирота ажно так в крапиву и села- поняла, кому слово дала, за кого замуж собралася…

…Поутру вой на всё село! Виданное ли дело, чёрт живую девку просватал, а кто сам доброй волей нечистому поручился, тому спасения нет. Поп в церкови и на порог не пустит, и грех не отпустит, да ещё поглядит грозно, что ж теперь реветь- поздно…
        Ну а покуда она плачет-убивается, у старой тётки в ногах валяется, шёл вдоль деревни казак! Из краю ордынского, от шаха хивинского, кудряв головой, собой удалой, при форме, при шашке, в чуть мятой фуражке, идёт-шагает, на груди «Егорий» играет! Вроде бы дел у него в той деревеньке и не было, другой бы прошёл да не оглянулся- мало ли с чего девка глупая слезами заливается… А этот не стерпел:
        - Что ж за печаль-кручина такая у вас приключилася? Али помер кто?
        Девке тож выговориться надо, она и рада, цельный час казака грузила, всё как есть изложила… А закончила рассказ- снова в слёзы сей же час!
        - Ладно, девка, тока не ной. Осень на дворе, а ты сырость разводишь. Пусти-ка меня в избу, посижу-покумекаю, как твоему горю помочь…
        Ну сирота да тётка в дом его приглашают, за стол сажают, подают остатки каши да ещё щи вчерашние. Казак за всё благодарствует, а сам лоб морщит, думу думает. Долго думал, соопределялся, в уме взвешивал, а потом и говорит:
        - Надо замуж идти! Коли слово дадено, так бери честь и неси- много дур на Руси… Доставай самое что ни на есть разнарядное платье да платок поцветастее, а соседям накажи и носу через забор не просовывать- не ровён час, цельным кагалом нечистая сила за невестой явится!
        Девка, как снулая рыба, сказала «спасиба», и хоть слёзы роняет, а что велено исполняет. Вот закатилося ясно солнышко, отпели петухи зорьку вечернюю, собирается сирота во последний путь. Не успела платья переменить, как за окошком стук да гром! Едет-скачет цельный кагал свадебный- три телеги разбитые, всякой нечистью набитые: тут и лешие, и овинные, и бесовки рылосвинные, и скелеты с балалайками, и кикиморы, и бабайки… А впереди всех женишок- наиглавнейший чёрт! Уже ничем и не скрывается, ни под какие личины не рядится- за своим пришёл, за обещанным!
        Сирота как в оконце глянула, так и в обморок… А казак времени не теряет, надевает поверх формы платье девичье, платком накрывается, сапоги под подолом прячет.
        - А и где ж тут моя суженая?!- чёрт кричит.
        - А и тута я, родимый, не радуйся.- Казак из дверей выходит.
        Уж нечисть вой подняла, смех да шутки, им же праздник- душу христианскую извести.
        - Один поцелуйчик!- Чёрт разлакомился, да казак его с размаху кулаком в пятак.
        - Не сметь,- говорит,- до венца и облизыватца!
        Ещё громче взревели гости, на телегу «невесту» сажают, на кладбище везут, дескать, там и обвенчаетесь. Чёрт нос протёр да вновь полюбовности строит:
        - Дайте-кась ножки вашей нежной докоснуся…
        - Не сметь,- казак ответствует и наступает сапогом чёрту на копытце.- До алтаря и не лапай зазря!
        Рогатый ажно взвизгнул от боли немыслимой. Ему уж и женитьба не в радость- какую драчунью выискал, даром что сиротина, а дерётся не хуже мужчины…
        Подъезжают они к старому погосту, меж крестов проходят, а тут холм могильный прямо на их глазах и раскрывается.
        - Вот,- чёрт говорит,- и постеля наша брачная. А у вас, кажись, сзаду юбка примялася, ужо поправлю…
        - Не сметь!- казак рявкает, пнув нечистого промеж ног.- До брака не хватай за всяко!
        Бедный чёрт на коленки брякнулся, слова вымолвить не может, чует- женихалку отбило напрочь! Ещё чуть-чуть, и хоть на паперти пой фальцетом… А нечисть уж с телег пососкакивала, кругом стоит, в ладоши плещет, зубами скрежещет, всей толпой захотела девичьего тела! Кой-как чёртушка встал да и высказался:
        - Вот кладбище мёртвое - это церковь наша! Упыри да ведьмы- гости с дружками, плита могильная- алтарь! Так скажи при всех, идёшь ли за меня, краса-девица?
        - Отчего ж не пойти, коли не шутишь.
        - Я шучу?!- ажно захохотал нечистый.- Да я тебя хоть в сей же миг готов на руках унесть в могилу!!!
        - Охти ж мне,- казак притворно вздыхает,- а не хочешь ли послушать сперва, как сердечко девичье стучит?
        Подпрыгнул чёрт от радости, сладострастием заблестел, грешными мыслями оперился, да и кинулся к казаку на грудь. А на груди казацкой, под платьем невестиным тоненьким,- сам Егорьевский крест… Прямо через ткань белую на пятачке чертячьем своё отражение выжег! Дурным голосом взвыл женишок рогатый…
        Казак платье сорвал да за шашку:
        - Эх, порубаю в колбасу, бесово племя!- да как зачал махать клинком крестообразно, в православной траектории, только нечисть и видели!
        Возвернулся он к утру, сам потный, весь день спал с усталости. А уж прощаясь, девке-сироте рубль серебряный оставил, на приданое. Пусть и ей, дурёхе невинной, когда-никогда счастье будет…
        Как казак студента от пекла спас

…Продал как-то раз один студент душу чёрту. Дело, что и говорить, не особенно красивое, однако в былые времена встречалось не так уж редко. Да и продал-то по глупости, за смешную, можно сказать, цену… Ляпнул, не подумав, разок, дескать, замучили профессора университетские, у них, мол, и сам чёрт экзамен не сдаст!
        Ну а нечистому тока намекни- уж тут как тут: хвостом вертит, учёность изображает, помочь обещается всячески. Поговорили они как два интеллигента, да и подписал студент жёлтую бумагу с буквами красными! О том, что, дескать, передаёт он душу свою бессмертную чёрту в руки, а за то ни один профессор его ни в чём нипочём срезать не сможет.
        Сами знаете, откуль у энтих молодых атеистов о душе понятие, им бы тока Бога за рукав пощупать да и тиснуть в книженцию, мол, «материальных доказательств не обнаружено, а то, что есть, безобъективная иллюзия», во как!
        Сроком поставили тот день, когда студент самый распоследний экзамен сдаст. Всё честь по чести: серы нюхнули, договор скрепили, по рюмочке опрокинули за сотрудничество, и кажный к себе пошёл, собою довольный.
        Уж о чём чёрт думал, нам неведомо, а тока студент оченно счастлив был! Он, вишь, человек городской, образованный, знаниями перегруженный, премудростями книжными набитый, решил- что ему стоит нечистого обмануть? Трудно ли умеючи «вечным студентом» стать… Знай учись через пень-колоду, чтоб и выгнать жалко, и в люди выпустить стыдно! Мало ли таких… То-то облапошится хвостатый, долгонько будет меж рогов чесать, души атеистической дожидаючись…
        Да почему-то не вышло ничего. С того дня, как ни пойдёт студент в аудиторию - дык профессора с ним первые раскланиваются, за ручку здоровкаться в очередь толкутся, без экзаменов, экстерном, все дипломы всучить норовят. Недели не прошло, а готовят на бедолагу полный отчёт- уж такой разумности редкой молодой человек попался, что никак нельзя его в университетских стенах томить, а самый наипервейший диплом, со всеми печатями, вручить надобно, да и просить самого государя слёзно, чтоб он эдакую глыбищу над всем учёным советом наиглавнейшим поставил!
        Вот тут-то и присел студент… Чего-чего, а не ожидал он от нечистой силы такенной-то прыти! Перепугался однако… Он и молиться пробовал- да не идёт к Богу та мольба, что не от сердца… И в церкви поклоны бил- да только лбом ворота райские не отворишь… Опосля ещё к гадалкам и колдовкам за советом бегал - куды тебе, они от него ещё резвее дёру дали, кто ж у чёрта законную добычу отнимать посмеет?
        Парень с горя да по дурости уж и больным сказался, так к обеду цельная делегация учёная, всем составом профессорским, к нему диплом прямо на дом и принесла! Только тут и понял студент, что не он нечистого, а нечистый его на хромой кобыле три раза вокруг ёлки обскакал… Залился он слезами горючими, да и пошёл с печали великой в садик вишнёвый погулять, последние часы вольным воздухом с ароматами напиться.
        А в те поры шёл по городу казак… На сапогах глянец, на щеках - румянец, лампасы яркие, штаны немаркие, егорьевский кавалер- всем героям в пример! Видит, в саду зелёном, за забором крашеным, студент в фуражке сидит, очки стеклянные слезами промывает. Не сдержался казак:
        - А и какая же холера молодёжь нашу культурную эдакие слёзы лить заставляет? Какое учёное название у сей напасти?
        - Безальтернативность…- студент ответствует да из-за пазухи договор треклятый пальчиками выуживает.
        Глянул казак и так и сяк, сверху вниз да боковым зрением по диагонали- и не понял ничего. Объяснил студент. Ну, тут ровно тучка громовая на чело казачье набежала! Как топнет он сапогом со шпорою, как закричит голосом впечатляющим:
        - А не бывать тому! Не позволит честный казак душе христианской, атеизмом научным отравленной, в адском пламени гореть по дури собственной. Ну-кась, появись здесь сей же час, дух нечистый! Мы с тобою по-иному потолкуем…
        Один миг, и вот он вам, чёрт лысый, тока позови - тут как тут: пятачком светит, улыбку клеит, а глаза бесстыжие добрые-добрые…
        - Зачем звал меня, казак православный? Ваше племя с нашим дружбу не водит, а ежели морду бить али опять до Петербурга транзитом, так, увы, нет- слуга покорный… Я уж лучше в пекле пересижу. А господин студент ещё с полчасика по земле походит, мне разве жалко, я ж тоже не без сочувствия…
        - Студента не замай! Нешто сам не видишь, до чего человек образованностью на всю голову ужаленный?!
        - Ой, да я бы и рад, но ведь договор- вещь бумажная, нетленная, юридической силы немереной! Хоть бы мне его и отпустить, так начальство со мной такое извращение сделает- ведра вазелина не хватит…
        - Не гундось, чёртово семя,- строго прикрикнул казак, спиной широкой студента прикрываючи,- а вот забирай меня вместо него! Что тебе проку в душе тёмной, неверующей, страха божьего не имеющей, покаяния не испытывающей… Бери мою!
        - Твою?!- в один голос ахнули чёрт со студентом.
        Кивнул казак.
        - Погодь, погодь,- заспешил нечистый.- То есть ежели мы сей же час, полюбовно, договор прежний без претензиев расторгаем, так ты согласен в тот же момент мне свою душу передать? Чистую, казачью, православную, без всяких аннексий и контрибуций?! Побожись!
        - Вот те крест,- гордо отвечает казак, осеняя себя крестным знамением.
        Студент бледный с переполоху в ноги ему кинулся, сапоги целует, батюшкой своим называет, что-то о величии души русской и её отражении в литературе графа Толстого лепечет…
        Стыдоба, одним словом. Ну да чёрт везде свою выгоду чует: старый договор мигом изорвал, обрывки по ветру пустил, а уж и новый готов, вот он вам- извольте, подпишите!
        - От слова казачьего отступаться грешно, где подпись-то ставить?
        - А вот тута, туточки.- Чёрт в конец листа когтем тычет, сам от радости ужо и ножонками сучит, копытцами трётся, хвост вензелем вверх держит. Ещё бы, такую удачу словил - душу казачью!
        - Делать нечего… Роспись-то кровью, поди? Дай-кась об шашку руку оцарапаю. - Обмакнул казак предложенное перо в кровь густую, красную, да и поставил в требуемом месте чёткий… крест!
        Хороший такой, жирный, православный! Бумага адова в единый миг вспыхнула и сгорела, ровно и не было её…
        - Это как… это ты что ж… да как ты посмел, дубина стоеросовая… Роспись, роспись ставить надо было!- взвился чёрт. А у самого уж и губы прыгают, вот-вот в истерику ударится…
        - А я завсегда так подписываюсь,- безмятежно пожал погонами казак.- Поскольку грамоте не обучен. Простые мы люди, необразованные…
        Чёрт в ярости только хвостом себя по лбу треснул да и провалился на месте! Поднял казак студента, усадил на лавочку, а сам дальше пошёл, насвистывая. Благодарностей не ждал, не ими душа жива.
        А чёрту в пекле крепко досталось- не связывайся впредь с казаками! Вот тока насчёт ведра вазелина ужо преувеличил он- и полведра хватило…
        Как бабы хивинцев отваживали
        По-разному казаки на земле русской селились. Вдоль Дона-батюшки издревле, от царёвых притеснений да боярского гнёта прятались, потому как «с Дона выдачи нет!». На Кубань да Терек по указу высшему государевому семьями переселялися- щит меж Кавказом и Россией держать. В Сибирь далёкую на страх да риск ехали земли неведомые осваивать, границы ширить, себе чести добыть, а стране- славы.
        Ну а на нашей матушке-Волге казаки терские, гребенские, донские и кубанские, единым войском сплотившись, вообще непривычным делом занимались - простой люд от полона спасали.
        Астрахань-то, как корона восточная, в самом устье реки великой стоит, на краю империи, куда ни глянь- сплошное приграничье! Слева Кавказ, справа Азия, за морем Каспийским- злая Персия, а от самой России тока узкий клин к морю вырвался, да и он на одних лишь казаках держится. Опасное время было, рисковое. Жизнь человеческую копейкой мерило, на вздох- от выстрела до выстрела, страшно немыслимо!..
        Лютовал тогда в наших краях хивинский шах! Налетали из широкой степи лихие наезднички, с кривыми саблями, на шалых лошадях, уводили в полон рыбаков, крестьян да пахарей, а пуще того- жён и детишек малых. За хорошую цену шли на рынках невольничьих люди русские. Много слёз там было пролито, много судеб сломано, много жизней загублено.
        Одна надежда- догонят казаки злодеев, обрушатся бурей грозовою, отобьют своих! А ить степь не лес, не горы- за поворотом не скроешься, за кустом не схоронишься. Ровно на скатерти белой стоишь, за семь верст тебя видно - ни засады, ни секрета военного не устроишь.
        Стало быть, пришлось казакам повадки вражьи перенимать, быть хитрее люду азиатского, отчаяннее народу кавказского, и в бою быстрее, и верхом скорее, да на сотню впятером, так и прут недуром! Таковых молодцов много ли отыщется? Вот и оставались в степном воинстве астраханском такие герои, о которых и сказку рассказать не зазорственно будет…
        Наскакали раз азиаты толпою на артель рыбацкую, мужички-то на бударках в воду ушли, а баб и детишек малых лихо взяли хивинцы! Однако же и часу не прошло, как из станицы Форпостинской полетел вослед неприятелю отряд казачий, и покуда не нагонят, назад не вернутся. В том и крест государю на службу целовали: либо возвернут пленных, либо сами костьми полягут.
        А хивинцы, вишь, хитростью да коварством наших обошли- второй полусотнею втихомолку на оставленную станицу обрушились! Думали, дело-то плёвое: на всю Форпостинскую пять стариков, да жены, да дети казачьи- это, что ль, защитнички?!
        Едут вальяжно, беседуют важно, сами не скрываются, криво усмехаются, языками мелют, загодя добычу делят.
        А над хатами крик истошный:
        - Бабы-ы, хивинцы едут! Заряжай, у кого чего осталось!
        Мигу не прошло - ощетинилась станица стволами ружейными, дулами пистолетными, жерлом пушечным стареньким - да как полыхнет залпом, без предупреждения, заместо
«здрасте вам»! Тут Хива и присела.
        - Э-э, сапсем дуры, да? Зачем стреляем? Садаваться нада! Женьщине харашо мужчину слушаться, ворота открой, э…
        А от ворот второй залп дружнее первого! Хоть и мажут бабы безбожно, однако ж кое-кому свинцовых слив в избытке досталося, а от них, общеизвестно, на все пузо одно сплошное несварение.
        Пригнулись хивинцы, отхлынули, меж собою ругаются, в обидки ударяются- нет с казачками сладу, а воевать-то надо. Стоят женщину у ворот дружно, кажная с оружием, целятся снова и на всё готовы! Посовещались азиаты да и переговорщика догадливого вперёд выдвинули:
        - Э-э, ханум ненормальные! Зачем пули лукаете? Зачем гостей плохо встречаете? Мы с миром пришли- праздник праздновать будем, араку пить, бастурма кюшать, танцы плясать, игры играть. Идите к нам!
        - Мы чё, дуры, чё ли?!- переглянулись меж собой жены казачьи.
        Однако ж надо как-то врага удержать да казаков из походу дождаться. Не век же им по степям супостатов гонять, небось опомнятся, где их помощь нужнее будет.
        Прикинули бабы время, расстояние, на бой, на то да сё, поправку на ветер сделали и виду ради согласились:
        - Добро пожаловать, гости азиатские! Пришли праздник праздновать, так мы вам в том припятствиев чинить не станем, в претензии не сунемся… Тока ворота всё одно не откроем, не обессудьте уж- нам чужих мужиков принимать не велено. Ну как наши мужья из походу не вовремя воротятся- и вам под зад, и нам по холке!
        - Э-э, тады просто иди к нам играть!..
        - А во что?
        - Э-э, да мы с тобой бороться будем! Вы победите- вот вам шапка, малахай называется, кирасивая-а… Мы победим- ворота с собой снимем, русский сувенир, э?..
        Советуются хивинцы, выдвигают здоровенного бая, борец по всем статьям: пузо как бадья, плечи тяжёлые, глазки жёлтые, злобно глянет- сердце встанет! Ну и казачки недолго локтями перепихивались. Иди, говорят, баба Фрося, ты уж старая, небось до смерти и не ушибёшь.
        Как увидели степняки, кто из ворот форпостинских выходит, аж с сёдел от хохоту попадали! Древняя старушка, хромает идёт, лаптем пыль гребёт, тощее воблы, а глаза добрые-э…
        - Энто с каким тута покойничком бороться надоть? Как хоть его величать, чёб на могилке написать?
        - Имя мое- Твояхана, бабуль!- прорычал бай грозно и бороться полез.
        Не успел тока. Взяла его старуха за мизинчик да тихо так хрупнула. Взвыл от боли батыр азиатский, а она ему тут же подножку клюкой да всем весом об землю и брякнула!
        Замерло воинство хивинское, а бабулька у переговорщика с головы шапку стащила, на маковку собственную надела торжественно и… давай бог ноги до ворот спасительных! Тока её и видели.
        Как откричали, отшумели, отвизжали да отлаялись супостаты, так заново с хитростями подъезжать стали:
        - Э-э, сапсем заборола ваша уважаемая ханум-ага нашего героя. Давайте теперь наперегонки скакать: чья лошадь быстрее- тому ковёр дорогой дадим! А нет- вы ворота снимаете, э-э?..
        Недолго казачки думу думали, наездницу выбирали. Мигу не прошло - идет из ворот станичных махонькая девчушка, пяти годков, за узду коня несёдланого ведет.
        Обхохотались азиаты, стройного парня на чистокровном ахалтекинце выдвинули. Сам хивинец, ровно клинок дамасский,- гибок да опасен! Конь под ним, аки пламя ожившее,- ножки точёные, подковы золочёные, грива длинная, шея лебединая, а пойдёт в намёт, так за небо унесёт.
        Встали они на линию, деревце дальнее на горизонте отметили да и рванули по ветерку, тока пыль столбом! Долго ли, коротко ли, а покуда они вернутся, предложил коварный переговорщик новую игру:
        - Э-э, а давайте на спор араку пить? Кто выиграе…
        - А давай!- донеслось из-за ворот, ещё и не дослушамши. Сразу аж три дородные бабы соку подходящего рысью бегут, стаканы гранёные тянут. Да и какие бабы! Не кобылы мосластые- собой грудастые, с плечами крутыми, бёдрами налитыми, щёки в маков цвет, на всю степь краше нет!
        Дерябнули по предложенному, крякнули без закуси, дальше требуют. Сгрудились хивинцы, меха с аракой достали и ну казачек без разбору потчевать! Те пить соглашаются, без спросу не обнимаются, себя соблюдают да и всем наливают. Часу не прошло, а захорошело так-то всему отряду злодейскому. Тут глядь, парень ихний на ахалтекинце тащится:
        - А девка глупый в сторону ушла, сапсем дорогу назад перепутала, э-э…
        Смеются хивинцы: вот и победа!
        - За то и выпьем,- резонно отвечают бабы.- А ты, герой-молодец, иди-кась ворота сымай, вы их в честной скачке выиграли!
        Шумнее прежнего взревели азиаты, сладостно им хоть как да отыграться. Веселятся они, песни играют, уже и укладываться начали, легко идёт водка степная под хорошее настроение, шутки да беседы задушевные. Русских побили! Какой праздник, э-э?..
        Не заметили хивинцы, как потихонечку весь народ из станицы повытянулся да вкруг отряда вражеского караулом стал. А из дали дальней пыль показалась, вон уж и всадники видны, пики да шапки казачьи, а впереди всех девчоночка малая на коне несёдланом…
        Надолго врага от Форпостинской отвадили. И по сей день к жене казачьей в дому- первое уважение! Её и словом не обидь, и нагайкой не смей, и лаской мужской не обдели. Она дом держит, детей бережёт, честью женскою дорожит, да смекалки не теряет.
        А как же иначе-то? Жена казака- она как река: с мужем мягка да тиха, а надо, так любого врага разнесёт о берега!..
        Как чёрт в казаки ходил
        Было энто у нас на Волге, под станицей Красноярскою. Раз поутру, на ерике малом, при песочке ласковом, казак коня купал. Ну коли кто про лето астраханское наслышан, тот знает небось, что и поутру солнышко печёт-жарит немилосерднейше, тока в водице студёной и отдохновение.
        Сам казак молодой, в левом ухе с серьгой, сложением обычный, усами типичный, смел да отважен, но нам не он важен. Разделся, значитца, парень, до креста нательного, форму под кустик аккуратно складировал да и повёл коня на мелководье водицей плескать, брызгами радовать.
        А покуда он сам купается, нужным делом занимается, шел вдоль бережку натуральнейший чёрт. Шустрый такой, сюртучок с иголочки, брючки в ёлочку, стрекулист беспородный, но как есть- модный! Глядь-поглядь, видит, казак православный коня в речке ополаскивает.
        Облизнулся чёрт, так и эдак примерился, да приставать не рискнул- мало ли, не оценят страсти, так дадут по мордасти! Однако ж и мимо пройти да никакой пакости душе христианской не содеять - это ж не по-соседски будет. И замыслил нечистый дух у казака всю одёжу покрасть.
        Ить для чертей восьмую заповедь рушить- дело привычное, тут они любого цыгана переплюнут да вокруг небелёной печки три раза на пьяной козе прокатят! Мигу не прошло, как упёр злодей рогатый всю форму казачью.
        За деревцем укрылся, дыхание восстановил, добычу обсмотрел, и уж больно она ему запонравилась. Жёлтая да синяя, кокарда красивая, погоны настоящие, пуговки блестящие, вот сапоги велики, но когда крал, дак кто ж их знал?!
        Загорелось у него ретивое, заиграла кровь лягушачья, засвербило в месте непечатаемом, скинул он одежонку свою барскую да сам во всё казачье и обрядился. Ну, думает, теперича я- вольный казак! Никто мне не указ, пойду по станице гулять, лампасами вилять, рога под фуражкой и за рюмашку с Машкой.
        Усики подкрутил, хвост поганый в штаны засунул да и дунул прямиком в станицу Красноярскую, что на берегу крутом, волжском раскинулась. Спешит чёрт, спотыкается, и невдомёк ему, что похож он на казака, как невеста на жениха. Одна одёжа - ни рожи ни кожи при его недокорме- так, вешалка в форме.
        Да вдруг у самой околицы навстречу ему поп! Голос басистый, руки мясистые, ряса не новая, брови суровые, казачьего рода, здешней породы. Струхнул чёртушка, но виду не подал, гонором исполнился, грудь колёсиком выгнул- идёт себе важничая, одуванчики безвинные сапогом пинает.
        - Ты почто это, сын божий, на храм не крестишься?- вопрошает строго батюшка.
        - А я вольный казак!- бросает чёрт нехотя.- Сам пью, сам гуляю, вам-то в ухо не свищу, а лоб и завтра перекрещу.
        - Я те дам завтра!- ажно побагровел поп православный да как отвесит нечистому леща рукой могучей, дланью пастырской.- Вдругорядь и не такую епитимью наложу! А ну марш до хаты и до утра на коленях пред иконами каяться, самолично проверю-у!
        Бедный нечистый аж на четвереньки брякнулся, пыли наелся да так на карачках и побёг. Думает, ещё легко отделался. Знал бы поп, что перед ним чёрт, так и крестом пудовым меж рогов треснуть мог!
        Чёрт за угол свернул, на ножки встал, отряхнулся, оправился и дальше форсить пошёл. А на завалинке старой, у плетня драного, сидят три старичка ветхих. Сединами убелённые, недорубленные, недостреленные, глядят себе в дали, и грудь- в медалях!
        Шурует мимо чёрт, вежливости не кажет, нос воротит.
        - Ты почто ж энто, байстрюк, со старыми людьми не здоровкаешься?- удивились старики.
        - А я вольный казак!- говорит рогатый со снисхожденьицем.- Сам пью, сам гуляю! Уж вы-то сидите не рыпайтесь, ить, не ровён час, и рассыплетесь!
        - От ведь молодежь пошла,- вздохнули дедушки, с завалинки привстали да клюками суковатыми так чёрта отходили, что приходи кума любоваться! Едва бедолага живым ушёл.
        - А родителям накажи, невежа, что мы-де к вечеру будем, о воспитательности беседовать. Пущай-де заранее розги в рассоле мочут…
        Летит нечистый, не оборачивается, тока пятки сверкают. Ему ужо и не в радость казаком-то быть. Тока форму надел, как вокруг беспредел- бьют до воя смертным боем. За что- понятно, а всё одно неприятно!
        Тут и врезался несчастный козырьком лаковым в грудь могучую, дородную. Присел чёртушка, глазоньки разожмурил и обратно закрыть предпочёл, потому как стоит перед ним сам станичный атаман! Мужчина солидный, собою видный, нраву крутого- сбей-ка такого.
        Смотрит на чёрта и слов не находит:
        - Ты что ж, сукин сын, средь бела дня по станице в виде непотребном шастаешь? Гимнастёрка расстегнута, ремень висит, сапоги нечищены, а под глазом, мать честная, ещё и фонарь синий светится?!
        - А я вольный казак!- пискнул чёрт жалобно. Чует, как-то не свезло ему с энтой фразою, да поздно.- Сам пью, сам гуляю! Так что, батька, может, вместе водки попьём да и песню споём?
        - Ох ты ж, шалопай!- улыбнулся по-отечески атаман и плечиком повёл.- А ну хватайте его, хлопцы, нагайки берите, да и впарьте ума задарма! Чтоб от души, да на всё хватило: и на песни, и на водку, и на каспийскую селёдку. Будет впредь честью казачьей дорожить!
        В единый миг вылетели откель ни возьмись чубатые молодцы, разложили чёрта на лавочке, штаны спустили, да тока размахнулися, смотрют, а наружу-то хвост чертячий торчит! Ахнули они:
        - Батька атаман, так это ж не казак, а дух нечистый!
        - Вот именно!- вопит чёртушка, извивается.- А раз я не казак, так и нельзя меня так! По судам затаскаю-у!..
        Атаман в затылке почесал, подумал да и согласился:
        - Раз не казак, то пороть его нагайками и впрямь не по чину будет. Однако коли уж сам чёрт форму надеть не постеснялся, то отметить энто дело всё равно следует! Ужо лично, рукой начальственной, повожу, честь окажу- во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа… Ну-кась, дайте мне пук крапивы!
        Перекрестился он да три раза задницу волосатую с хвостом облупленным крапивным кустом с размаху и припечатал! А крапива-то не рвется, не ломается, листиками жжёт, обвивается- надолго-о-о запоминается.
        Диким визгом на ноте несуществующей взвыл аферист рогатый, буйным ветром из рук казачьих вырвался да как пошёл вкруг станицы веерно круги наматывать для успокоения! Тока пыль столбом, кошки глаза пучат, собаки неуверенно гавками отмечаются, да куры-несушки матерятся сообразно ситуации, как все в их нации.
        Насилу нечистый к реке дорогу нашел. Форму на место вернул, не повредничал, пылиночки сдунул, сапоги платочком обтёр. А сам, говорят, доныне из пекла и носу не высовывает - мемуары пишет, о том, как в казаки ходил. Вот тока стоя… сидеть-то ему до сих пор больно.
        Стало быть, казаком не одежкой становятся, не острой шашкой, не форменной фуражкой. Было б время- подсказал, да вы, поди, и сами башковитые?!
        Эх, горе, тони в море, а доброму люду- дай сказку, как чудо…
        Память казачья
        Грустная это история, легенда старая. О многом и забыли астраханцы, зла в сердце не таящие. Однако ж и нам, потомкам, о славе дедовской помнить надо. По сей день казаки астраханские все народы для себя роднёй числят, а ведь не всегда так было. О том и рассказ наш будет…
        По указу государеву войско казачье астраханское из донцов, терцев да гребенских казаков отчаянных составлялося. Мало кто в степи, как на ладони открытой, службу нести мог. Ведь укрыться негде, в засаде не спрячешься, с высоты врага не углядишь. Летом солнце палит нещадно, зимой ветра лютые азиатские, трава только вдоль реки, а на полверсты ушёл- всё, песок да колючки. Однако жить как-то надо…
        Приходили на Волгу люди русские, станицы ставили, церкви всем миром строили, землю пахали, рубеж пограничный берегли от злой Азии, от хищного Кавказа, от жадной Персии. А как казаку без семьи? За что биться, кого защищать, кого любить да лелеять? Коли своей семьи нет, так где уж тут о любви к России великой речь вести…
        Вот и брали казаки астраханские жён отовсюду. Кто татарку пригожую, тихую да послушную. Кто черкеску чернобровую- грозную да горячую. Кто калмычку улыбчивую, кто казашку трудолюбивую, кто из земель азиатских али кавказских жён выбирал, но все одной семьёй жили. А потому расскажу я вам историю горькую, печальную про станицу Казачебугровскую.
        Давно это было. В те времена далёкие, когда хан хивинский на рубежи наши зубы грязные скалил. Сколько народу всадники его быстрые на конях борзых в полон увели, и помыслить страшно. Жён да детей на базарах крымских за бесценок продавали, ровно скот бессловесный, и резали безжалостно, ибо раб из человека русского никудышный. Не приучены мы к покорению, не созданы слугами быть, мебелью бессловесной, рабом услужливым. Тут уж смерть достойней жизни, хоть и умирать кому охота?
        Вот и был день страшный, когда ушла сотня казачья в бой, свою землю от набега хивинского оборонять. А хивинцев в том бою- не по силам нашим было. Хоть и отважно дрались воины Христовы, а тока что ж одной сотней супротив пяти тысяч поделаешь? То не трава ковыльная под косой спелой плотью валится, то падают с сёдел казаки астраханские, ордам азиатов кровью своей дорогу к земле родимой закрывая. Сколько душ в небеса вознеслось, сколько боли да горя в стонах вылилось, а тока не сдержали казаки врага- не всегда плетью обух перешибаем. Говорят, что кровь казачья в землю не впитывается, алыми маками на ней прорастает, вечным огнём степным, вечной памятью…
        Ох и злые вышли мурзы хивинские к станице Казачебугровской. Мало ли, полвойска потеряли, а ведь, не ровён час, из Астрахани подмога подоспеет. Не позволит войсковой атаман своим товарищам без отмщения в чистом поле костьми лечь! Уже горят огни сторожевые да седлают коней соседние станицы, на помощь спешат…
        - Эй, дочери да сёстры наши, отворяйте ворота! Аллах велик, пришли мы избавить вас от злого плена русского. Станицу разграбим, детей приблудных убьём, а вам, дочери мусульманские, вечный почёт и домой возвращение!- хивинцы кричат.
        Да только тишина в ответ. А над воротами три женщины русские с пистолетами мужними встали, оборону держать. С ними бабка старая, дагестанка, внуков грудью своей прикрывает, одним кинжалом гурийским грозит.
        - Сдавайтесь, глупые… Никого не тронем. Только детей заберём - нельзя кровь мусульманскую с христианской мешать. Мужей ваших мы убили, теперь всем вам свобода полная! Аллах акбар!
        Недолго кричали хивинцы, себя на штурм бодря. Потому как дружно встали у тына все жёны казачьи. И татарки, и казашки, и чеченки, и калмычки в одном строю с бабами русскими.
        - Вы,- говорят,- мужей наших любимых извели, так мы в другом мире их ласками встретим, а к вам, убийцам, не вернёмся!
        - Как?! Вы против веры, против крови родственной, против законов пророка восстать посмели?!!
        - Нет иной веры, кроме любви,- отвечали жёны казачьи.- Нет иной жизни, кроме как в детях наших. Никого не отдадим на поругание, никого до себя не допустим, лучше в бою погибнем, себя не посрамив…
        Нешуточно озлились хивинцы. Много ли трудов- одну станицу цельной тысячей всадников взять? Махнул рукой мурза, и пошли степняки в атаку страшную!
        Засвистели пули, зазвенели клинки, брызнула кровь на все стороны. И плакали небеса, и стонала земля под ногами, и не было пощады, и прощения не было, как не было ни жалости, ни сострадания, ни милости ни к кому. В тот день бы и погибла станица полностью, не подоспей войсковой атаман с казаками. В один удар грозной лавы отогнали хивинцев и ещё десять вёрст их секли безжалостно. Мало кто ушёл, надолго враги тот набег запомнили. А вот когда наши к горящей станице поворотили, тут и ахнули…
        Средь огня и пламени стояла одна татарка молоденькая с окровавленной шашкой в руке, сама вся седая как лунь. А за спиной её все дети казачьи, мал мала меньше. Со всей станицы она единственная живой и осталась, прочие жёнки полегли в сече кровавой, но ни одна не отступила, детей своих не отдала, чести мужней не посрамила. Навек хивинцы поняли - нет никого страшней матери, детей да дом защищающей. И становились на колени казаки, и плакал атаман перед татаркой безвестною, что казачьих детей сохранила…
        По сей день нет в земле астраханской на национальности да родовые племена деления, всё сердцем и дружбой решается. В войске казачьем и христиане, и мусульмане служат. У кого волосы черны, у кого светлы, у кого глаза раскосые, у кого усы пшеничные, да ведь правда на всех одна и кровь у всех одного цвета. Все братья-казаки, не той ли татарки дети?..
        Память людская странная. Имён не хранит, а о подвигах помнит. Потому и жить нам долго, пока в душе каждого кровь и вера, любовь да прощение, сила да ласка…
        Эх, что ни было, давно остыло. В степи пепел да чёрный ветер, но покуда верим, раскроем двери любому сердцу- единоверцу!
        notes
        Примечания

1
        Песня на слова Михаила Исаковского из кинофильма «Кубанские казаки».

2
        Песня на слова Иосифа Альвека.