Библиотека / Фантастика / Русские Авторы / AUАБВГ / Белянин Андрей / Багдадский Вор : " №02 Посрамитель Шайтана " - читать онлайн

Сохранить .
Посрамитель шайтана Андрей Белянин
        Багдадский вор #2 Интересно, а что делает рослый москвич, бывший помощник прокурора, не хило оторвавшийся в своё время в благословенном Багдаде, когда встречает на ночной улице узкоглазого джинна с ящиком пива под мышкой?! Разумеется, радуется, кричит: «Здравствуй, Бабудай-Ага!» и всё такое... Но уж конечно не ждёт, что тот прямолинейно заявит: «Очень скучно без тебя на Востоке, Лёва-джан!»... А ведь именно так всё и произошло...
        И вновь ярко-синее небо пустыни распахнуло свой купол над бесшабашной головой Льва Оболенского! И вот уже притворно разводит руками хитроумный «визирь» Насреддин, а в султанском стойле нетерпеливо пристукивает копытцами отчаянный ослик Рабинович. Где-то далеко звенят клинки городской стражи, и нежный взгляд луноликой Джамили, вдовы вампиров, снова полон любви и веры. Караванщики и дервиши, горожане и дехкане, торговцы и ремесленники шёпотом пересказывают друг другу волшебные легенды о неуловимом Багдадском воре, хохоча как сумасшедшие.
        И опять нет ни покоя, ни сна всем властителям и тиранам, ибо в городе появился голубоглазый удалец из заснеженной России, да обгрызёт шайтан ему все ногти на ногах! Хотя на самом деле именно шайтану-то и достаётся больше всех...
        Андрей Белянин
        Посрамитель шайтана
        «Бисмиллях ир-рахман ир-рахим!»
        Склонимся с молитвой к престолу Всевышнего и с молитвы же начнём наше повествов ание. Воистину велик Аллах на небесах, чудны его деяния, велики помыслы и безмерна благодать, изливаемая миру!
        Ибо в неизмеримой доброте своей и заботе о праведных душах изгнал он из славног о города Багдада бесчестного и непочтительного Ходжу Насреддина, по прозвищу «возмутитель спокойствия», да поглотит шайтан его своим нечистым чревом...
        Да не ступит нога наглеца и пройдохи ни на один порог честного мусульманина ни в Бахре, ни в Самарканде, ни в Стамбуле, ни в Коканде, ни в Хорезме, ни в Бухаре...
        Ужасны его прегрешения, бездонна пропасть порока, и велика награда за голову бесчинного отступника!
        Но первый, кто нашёл этого сына греха, был молодой человек с кожей белой, как снега далёкого Мин-Архара, и глазами голубыми, как купола минаретов Хивы, а имя его звучало, подобно грому барабанов славного Бишкека, - Лев Оболенский!
        А о чём, собственно, речь? - спросите вы. Речь о продолжении... Нет, то, что сейчас вы держите в руках продолжение популярного романа о Багдадском воре, было ясно ещё при беглом взгляде на обложку. Дело не в этом. Повторяю, суть в продолжении... Неужели вы не чувствуете затаённую магию самого этого слова - продолжение...
        Нечто, что ранее было таким близким и родным и что, казалось, в какой-то момент ушло безвозвратно и не в твоей воле было даже окликнуть его, вдруг... неожиданно... само... обернулось, блеснув белозубой улыбкой... Продолжение! И те же слова, и тот же слог, и загар, и лукавые морщинки у глаз, и неуловимо-томный, пьяняще-дразнящий аромат сказочного Востока... Продолжение! Почти забытый перезвон ножных браслетов, и дикая мелодия бубна, и красная хна на твоих пальцах, и обволакивающий поцелуй жарких девичьих губ! Продолжение...
        Но главное, что на этот раз я сам (представляете, сам!) был всему свидетелем. А ведь как буднично всё начиналось - рядовая командировка москвича в Астрахань, по служебным делам. Ни знамений, ни предсказаний, ни даже тоненького голоска интуитивного предчувствия, мой друг Оболенский просто зашёл ко мне в гости...
        - Андрюха, сколько лет, сколько зим!
        - Весною виделись, Лев, - сдержанно выдохнул я: наши дружеские объятия всегда напоминают встречу медведя и дрессировщика. В смысле вопроса, кто кого помял, никогда не возникает, он крупнее...
        - Слушай, старик, у вас тут классный город, - шумно продолжал Оболенский, пока я накрывал на стол. - Сейчас иду к тебе с остановки, навстречу та-ка-я-а девушка-а-а... Мордашка, фигурка, походка, и... на ней же одежды практически никакой!
        - Лето, - пожал я плечами. - На улице почти плюс сорок, чего ты хочешь?
        - Нет, но на ней... это... даже белья... практически нет?!
        - Стринги, скорее всего, есть, - подумав, успокоил я. - А насчёт бюстгальтера ты прав, этого нет. Кто их в Астрахани летом носит - грудь вскипит...
        - У меня тоже всё вскипело, - покаянно кивнул он. - Самому неудобно, в следующий раз я к вам лучше с женой приеду...
        - Коран гласит: если мужчина, увидев красивую женщину, испытал вожделение, то он обязан рысью лететь домой, дабы удовлетворить огонь страсти с законной супругой! Посрамив тем самым шайтана и доставив радость Аллаху...
        - Аллах велик, - не стал спорить православный потомок князей Оболенских.
        Разговор плавно переместился в сторону ирано-персидской поэзии и псевдоэтического спора на тему: имел ли я право в прошлом романе приписать собственное стихотворение бессмертному Омару Хайяму? Которое, кстати, ой как мало кто опознал...
        Посидели очень душевно, он ушёл от меня уже ближе к полуночи, благо темнело поздно. На предложение переночевать отказался категорически. Во-первых, у него оплаченный «люкс» в гостинице «Лотос», а во-вторых, он страшно любит гулять по ночным провинциальным городкам, наслаждаясь звёздами, свежим воздухом и романтическими воспоминаниями. А потом, такси у нас по московским меркам просто баснословно дёшево, и если ему наскучит бродить... Короче, он обещал позвонить наутро.
        В обед я звонил ему сам. Левин мобильник находился «вне зоны действия сети». В гостинице тоже сказали, что гражданин Оболенский в своём номере не ночевал. Как понимаете, к вечеру я уже был малость на нервах - Лёва пропал...
        Ещё через какой-то период метаний и сомнений я втихую попросил совета у своих друзей из милиции. Разумеется, они дружно посоветовали мне не пороть горячку и с вполне понятной долей раздражения (ещё бы, после звонка в час ночи!) подробно рассказали, где и как можно культурно «зависнуть» в нашем благословенном городке так, чтобы отдохнуть душой и телом от московской суеты...
        На мои протесты об имеющем место «высоконравственном моральном облике» моего друга они тихо матерились сквозь зубы, ещё раз поясняя, что у командированных летом, без жены, целомудрие атрофируется первым... Однако если уж завтра этот
«царь зверей» не объявится, то... звони, поищем по нашим каналам!
        Я медленно опустил трубку, с ужасом представляя поиск Льва по четырём речным каналам, проходящим сквозь город. Потом чуточку успокоился, логично предположив, что милиция имела в виду несколько иное... Спал плохо. Но то, что меня ждало утром, было ещё хуже - позвонила Машенька, жена Оболенского. Видите ли, сотовый Лёвушки не отвечает, а ей без родного голоса уже немножко скучно...
        - Всё просто замечательно! - надрываясь, врал я. - Ты же знаешь, в нашей глухомани Московская сотовая практически не берёт. А ведь я говорил Льву, переходи на Билайн! Что? А, где он сейчас?! Знаешь... на пляже! Да, вот только ушёл, буквально с полчаса назад... Нет, не переживай, разумеется, я за ним присматриваю. Он у тебя кремень-мужчина, вот вчера, помнится, встретили мы с ним симпатичную такую астраханку, практически без ничего, и... Нет! Нет! Нет, приезжать не надо! Я ж и говорю, это меня она чем-то там заинтересовала, а Лев прошёл мимо, даже не взглянув! Ну а то... честное слово! Скажу... непременно, всё ему скажу... Что-то ещё передать? Поцелуй... а он правильно поймёт?!
        Повесив трубку, я добрых десять минут тупо рассматривал в зеркале красную физиономию прожжённого лжеца. Зрелище настроения не прибавляло...
        А тут ещё раздался стук в дверь. Я поплёлся в прихожую, посмотрел в глазок и понял, что открывать не надо - на площадке, у лифта, стоял здоровенный загорелый бомж в рваном халате, грязной чалме и остроносых тапках на босу ногу. Сейчас их у нас много побирается, то ли узбекские цыгане, то ли казахские турки, то ли... Стук повторился, уверенно и настойчиво.
        - Меня нет дома! - как можно суровее рявкнул я.
        - Открывай, витиеватый шайтан тебе сзади в джинсы! - царственно раздалось из-за двери. - Андрюха, не томи, Аллах не простит, и я обижусь!
        Когда мой друг Лев Оболенский ввалился в квартиру, я не знал, с чем к нему броситься - с объятиями или кулаками?
        - Без комментариев. Все вопросы после ванной. На мне уже блохи со вшами в чехарду играют, хочешь, поделюсь? Тогда пусти совершить омовение...
        - Стиральная машина ждёт-с, залезай, - гостеприимно предложил я.
        Полчаса спустя чисто вымытый, побритый, исхудавший, но довольный Лев в моём махровом халате, трещащем у него на плечах, вышел из ванной комнаты. Первое, что он сделал, - это попросил меня сию же минуту взять ручку и тетрадь. Можно подумать, я и сам не догадался бы...
        - Записывай, быстро, пока помню, - сел на кухонный табурет, встал, заглянул в холодильник, вытащил початую бутылку аргентинского «Tosso», снова сел и продолжил: - Непроверенный хадис! В смысле откровение от Аллаха, но ещё не утверждённое ни одним учёным суфием. Звучит так: «И не фиг шляться ночью по незнакомому городу, когда шайтан, не дремлющий даже днём, с заходом солнца вообще бодрствует напропалую!» Успел? Тогда давай пиалы и штопор.
        - Пиал в доме нет, обойдёшься хрустальными фужерами.
        - Пиал нет, кумганов нет, хорезмских ковров нет, кокандских блюд для самаркандского плова тоже небось нет?! Андрей, ты же великий, блин, писатель, а живёшь, как... - Оболенский перехватил мой взгляд на казачью шашку в углу и, вздохнув, закончил: - Ладно, согласен на остатки оливье и холодный борщ в кастрюльке. Твой обед - мой рассказ, идёт?
        - Уговорил. - Я выставил на стол два фужера, Лев церемонно наполнил их рубиновым вином.
        - За то, чтобы впредь ни к кому из нас, нигде никогда не подходил пьяный джинн с нетрезвым предложением: «Пойдём, дорогой, без тебя в Багдаде такая скука...»
        Я едва не поперхнулся! Багдад?! Это что же, выходит, он снова был на...
        - Нет, - спокойно ответил мой друг. - Если честно, то сначала это был Коканд. Что я пережил, мама родная... И всё из-за этого Ходжи Насреддина, карданный вал ему в заднюю дверцу! А ведь я уже практически стал честным человеком...
        ГЛАВА 1
        По возвращении всегда скапливается столько дел - обнять сына, погладить собаку, пожурить жену, пострелять её гостей... Ничего не перепутать!
        Одиссей с Итаки
        Получалось, что лично он, Лев Оболенский, ничего предосудительного не совершал. В ту памятную ночь он ушёл от меня спокойный и счастливый, действительно намереваясь совершить размеренный подлунный променад и не более...
        Летние звёзды в Астрахани висят низко и кажутся тонко выкованными, скорее из белого золота, чем из северного серебра. Они столь чисты, что подобны хрусталю - приглядевшись, можно через одну большую разглядеть тысячу маленьких. Их блистающая россыпь на Млечном Пути не ощущается острой, она лишь щекочет босые пятки ангелов...
        Мой друг так увлёкся, что почти не смотрел себе под ноги, а в результате за каким-то поворотом грудью врезался в группу нетрезвых азиатов. Это были обычные узбекские разнорабочие, гастролирующие без документов почти на всех строительных площадках нашей великой страны. Работают за копейки, стараются, как могут, по-русски говорят из рук вон плохо, да и пьяными бывают крайне редко. Но в этот раз были...
        - Ай, шайтан! - злобно ощерились двое самых пострадавших, вылезая из придорожных кустов. Трое удержались на ногах...
        - Уф, мужики, - добродушно пожал плечами Лев. - Ну, призадумался, виноват, с кем не бывает...
        - Зыдес людъи ходят, э?! Карим, съкажи... Иде Карим?!
        - Вай дод... - вместе со всеми выдохнул наш герой, когда понял, что шестой узбек от столкновения с ним рухнул в неплотно прикрытый канализационный люк. Он даже первым полез его вытаскивать и, помнится, был жутко поражён, что у извлечённого (но дурно пахнущего) бедолаги оказалось безумно знакомое лицо...
        - Бабудай-Ага?!
        - Ага, конечно! - в тон откликнулся мокрый гастарбайтер, ни капли не коверкая русский язык. - Слушай, ну нигде от тебя покою нет, раз собрались по-человечески выпить с друзьями и... нате вам - поборник нравственных устоев припёрся! А ведь за тобой ещё с прошлого раза ящик пива числится...
        - Бабудай-Ага! - не веря своим глазам, возопил Оболенский, едва ли не бросаясь азиату на шею. - Какими судьбами, старина? А как там дедушка Хайям, а Ходжа, а Рабинович, а все наши?! Да я тебе не один ящик поставлю, только расскажи...
        - Вах, - отмахнулся тот, кого другие называли Каримом, и тоже дружески приобнял Льва. - Что зря рассказывать буду, от слов больше ветра, чем дел... Сам иди посмотри. А то очень скучно без тебя в Коканде... и в Бухаре, и в Хорезме... без тебя, Лёва-джан, такая скука! Пойдём, дорогой...
        Вот тогда потомок древнего дворянского рода, бывший зампрокурора, отец семейства, верный муж и законопослушный российский гражданин впервые испытал удар звезды в лоб! Или по лбу, но это скорее скользящее попадание, а ему досталось именно в лоб! Он хлопнулся навзничь, гулко ударившись затылком и лишь на секунду зажмурив глаза от немыслимой боли. Лев открыл их спустя вечность от бьющего в лицо восточного солнца!..
        Далее был крик... Приводить его в полной звуковой гамме нет смысла, достаточно того, что разморённый полуденной жарой Коканд вздрогнул. Под перепуганным стражником встала на дыбы гнедая лошадь, какая-то женщина в чадре уронила кувшин с головы, уличные мальчишки испуганно прыснули по подворотням, и даже мулла из ближайшей мечети точно запомнил час, когда он услышал «крик шайтана, на чей хвост наехало колесо колесницы святого Хызра», ибо человек так орать не может...
        Оболенский сел и протёр глаза. Он находился в самом центре небольшой утрамбованной площади, судя по всему, гончарного квартала незнакомого восточного города. Неподалёку высилась украшенная резным кирпичом мечеть. По площади сновал народ. Люди, на мгновение сражённые Лёвиным криком, вновь возвращались к своим делам. Хотя два наиболее любопытных бедняка всё же подошли поближе:
        - Да защитит тебя Аллах, почтеннейший чужеземец. Не ты ли издал этот ужасающий рёв, подобный рёву бесчестного иблиса, оплёванного верблюдом праведного мусульманина?
        - Айм нот дую спик узбекстэн... - привычно начал наш герой, но вовремя опомнился. - Хотя нет... какого фига! Я прекрасно говорю по-узбекски, мать вашу!
        - Видно, ты великий мудрец, о чужеземец, знающий разные языки и почитающий наших мам. - Оболенскому услужливо помогли подняться. - Скажи, зачем ты сидел на земле? Зачем так кричал? У тебя большое горе, кто-то умер?
        - Я сам... в фигуральном смысле, - поправил Лев, видя, как вытянулись лица заботливых горожан. - Просто этот зараза джинн (чтоб ему сдохнуть без опохмелки!
        забрал меня из моего мира и перенёс в ваш. А кто его просил, спрашивается?! Это в прошлый раз я был головой об асфальт с налёту ушибленный, сразу кома, лазарет, пробирки-капельницы-клизмы... Но сейчас-то я всё помню!
        - Ты... долго стоял на солнце с непокрытой головой? - после секундного замешательства угадал один.
        - Да нет же!
        - Вай, он сказал «да» или «нет»? - удивился второй. К их экспрессивному разговору начали прислушиваться, любопытный народ, отложив повседневные дела, спешил посмотреть на чудно одетого чужестранца, говорящего странные вещи.
        - Я имел в виду, что уже был здесь! Ну, на Востоке... В частности, в Багдаде. Аэто вроде другой городишко?
        - Это благословенный Коканд, город ковров и пряностей!
        - Н-да, название подходяшее и запашок чувствуется, только не уверяйте меня, что корица пахнет сероводородом... Так вот, меня в Багдад дедушка затащил с помощью джинна. Он вообще любитель залить за воротник пиалку-другую кой-чего покрепче простокваши... Дед в смысле! Да, и звали его... звали его... Аллах Акбар! Нет, Хвала Хайям... нет, вот ведь вертится на языке... рак, краб, лобстер... Лобстер Хайям! Опять не то, но вроде...
        - Хайям Омар? - тихо предположил кто-то.
        - Точно! - восторженно взревел Оболенский. - Хайям Омар - это мой якобы дедушка! Тот самый, который написал:
        Нежным женским лицом и зелёной травой
        Буду я наслаждаться, покуда живой!
        Пил вино, пью вино и, наверное, буду
        Пить вино до минуты моей роковой!
        - Вай дод, он читает такие вещи вслух, - испуганно начал озираться народ. - Воистину, кто бы посмел, кроме сумасшедшего...
        - И ещё там был такой Ходжа Насреддин, домулло называется, так с ним мы вообще корифаны не разлей кумыс... А чего это все разом припухли?
        Он не сразу обратил внимание, как быстро вокруг его величественной особы образовалось пустое пространство. Из-за спин простого люда показались длинные копья стражи; раздвигая толпу грудью коня, вперёд выдвинулся крючконосый всадник в богатой одежде...
        - Кто произнёс имя проклятого Аллахом и всеми честными мусульманами возмутителя спокойствия, безбожника и проходимца Ходжи Насреддина, да иссохнут его внутренности, подобно листьям бесплодного карагача в засушливую пору?!
        - Это вы про Ходжулю, что ль? - окончательно затягивая петлю на своей же шее, уточнил Лев. - Ну, не такой уж он и гад, больше прикидывается...
        Шестеро стражников с суровыми лицами в мгновение ока взяли незадачливого россиянина в кольцо. Несколько секунд, прикрыв глаза от жгучего стыда, Оболенский искренне поражался глубине собственной глупости. Таким беспросветным идиотом он не ощущал себя ещё никогда... После чего, низко опустив кудрявую голову, бывшая гроза Багдада позволил с почётом сопроводить себя в сторону возвышающейся над низкими домишками голубой громады султанского дворца. То есть день не задался с самого начала...
        Крючконосый всадник оказался главой кокандских стражников и носил звучное имя Аслан-бей. От достойного господина Шехмета, главы багдадской стражи, он отличался разве что более мелким ростом и нравом ярого служаки. И происходил из богатой семьи, впитав вкус к использованию плети уже с младенчества, так что печать порока давно отложила след на его холёном лице...
        Сам Коканд превосходил Багдад не столько размерами, сколько степенью куда большей угнетённости местных жителей. Если Селим ибн Гарун аль-Рашид, да сохранит Аллах память о нём для благодарных потомков, карал сурово только за воровство, султан Коканда был столь же суров во всём! Уже на подходе к его дворцу побледневшему Оболенскому продемонстрировали врытые в землю колья - на них по субботам сажали ослушников. А у самых ворот, в пыли, сидели на корточках скованные железом люди - они ждали «скорого и праведного суда»...
        Лев не был связан, но прекрасно понимал, что в одиночку он не управится с шестью опытными стражниками, а при первой же попытке прыгнуть в проулочек и сбежать уверенно получит длинную стрелу в спину. Но самое худшее - это то, что у него неожиданно жутко зачесались пальцы! Причём не от страха и не просто так, он слишком хорошо помнил это покалывающее ощущение - надо срочно что-нибудь украсть! Хоть что-нибудь... Но рядом была только стража, хотя... почему бы и нет?
        ГЛАВА 2
        В наше время никому нельзя верить. Особенно всяким писателям...
        Барон Мюнхаузен
        Когда я записывал всё это, у меня не было ни малейшего сомнения в искренности Льва. Не то чтобы его кристальная честность давно и повсеместно вошла в поговорку, но, с другой стороны, он никогда и не врал без причины. А, уж согласитесь, нормальному мужчине, даже с самым средним уровнем фантазии, всегда есть что придумать в своё оправдание за недолгое отсутствие неизвестно где... Тем паче врать о Востоке!
        Да будь в его рассказах хоть один-разъединственный ляп - меня и Оболенского давным-давно заслуженно посрамили бы суровые и неподкупные критики. Поэтому я не перебивал его, не лез с глупыми комментариями, а лишь иногда изредка задавал уточняющие вопросики типа: «А ты сам-то в это веришь?!» Пару раз Лев даже обижался, цветисто посылая меня в самое тёмное место у шайтана под хвостом...
        Султан благословенного города Коканда носил достославное имя Муслим аль-Люли Сулейман ибн Доде! По крайней мере, один большущий плюс у него в его системе законоисполнения был: задержанного Оболенского не стали томить в тюрьме, засовывая в вонючую яму-зиндан, а сразу же, без малейших проволочек, направили пред сияющие очи правоверного защитника и властителя всех законопослушных мусульман. То есть нашего российского гражданина приняли к судопроизводству без проволочек. В иной ситуации Лев как бывший юрист, несомненно, оценил бы это, но не сейчас...
        А сейчас его втолкнули в небольшой, но очень изысканный сад под открытым небом, с павлинами, пальмами и традиционным мраморным фонтанчиком прямо посреди дворцового комплекса. Навстречу страже вышел суетливый мужчина в дорогом халате и островерхой чалме, явно советник или какой-нибудь зам. Он о чём-то быстро переговорил с Аслан-беем, внимательно посмотрел на Оболенского, неодобрительно поцокал языком и ушёл.
        - Припекает... - ни к кому особенно не обращаясь, буркнул наш герой.
        - Ты можешь сесть, нечестивый пёс, - милостиво кивнул глава городских стражников. - Султан скоро выйдет, и если ты не тот, за кого себя выдаёшь, сегодня же вечером тебе придётся молить о смерти шестерых палачей, заживо сдирающих с тебя кожу!
        - За что?! Я мирный турист, ничего не делал, никого не трогал, я требую российского консула, и у меня в паспорте штамп дипломатической неприкосновенности!
        - Ты лжёшь, как дышишь. - Так презрительно и верно Льва не ставили на место ещё никогда. На мгновение кровь бросилась ему в лицо, он воспылал местью и жутко пожалел, что в тот памятный вечер вышел на улицу без пулемёта. Танк тоже мог бы пригодиться, или крейсер, или...
        - Если бы не планы нашего пресветлого султана, да продлит Аллах годы его правления вечно, ты бы уже издыхал на площади, извиваясь на деревянном колу, пронзившем твою смрадную задницу!
        - Вай мэ, ей ни за что не сравниться смрадом с твоим дыханием, почтенный Аслан-бей, - вежливо ответил кто-то, прежде чем горячий русский дворянин успел сам постоять за свою попранную честь. В смысле встать-то он встал и даже протянул руку к маленькому дастархану, явно намереваясь использовать резной столик не по прямому назначению, но стража не дремала. Миг - и три оперённые стрелы с чёрными, как клювы ворон, наконечниками уставились ему в лицо... Именно в этот роковой момент меж ним и стражей спокойно встал невысокий, но очень толстый человек.
        - Господин новый визирь, - скрипнул зубом Аслан-бей.
        - Господин главный визирь, - мягко поправил его толстяк. - Если наш великий султан, да избавят его небеса от перхоти в бороде, соблаговолил дать мне, ничтожнейшему, столь высокую должность, то уж наверняка он сделал это от своего ба-альшого ума! Или у кого-то есть тень сомнений в божественном разуме нашего правителя?!
        - Аллах да покарает этого нечестивца. - Поклонившийся глава стражи сдал позицию.
        Удовлетворённо кивнув, главный визирь соизволил наконец повернуться и к Оболенскому. Цепкие узкие глазки глянули в его сторону всего один раз. Толстяк поправил пышно завитую колечками бороду и безапелляционно заявил:
        - Лицо этого негодяя отмечено печатью порока, он, конечно, пройдоха и лжец, но вряд ли тот самый человек, о поимке которого вы, о поспешливый, оповестили весь Коканд...
        - Он сам признался!..
        - Вай мэ, кто не знает, как легко наша доблестная стража пишет самые искренние признания кизиловыми палками на пятках несдержанных в речи мусульман...
        Аслан-бей пошёл пятнами, казалось, ещё мгновение, и он бросится на главного визиря с кулаками, тем паче что пузан явно на это нарывался... Однако, вопреки чаяниям, глава блюстителей правопорядка неожиданно бросился к нашему бедолаге, схватил его за воротник и отвесил две хлёсткие пощёчины:
        - А ну, говори, сын шакала, говори своё имя! Главный визирь хочет сам, своими ушами услышать, как тебя называли в Багдаде... Святой Хызр? Алишер Навои?! Или, может быть, сам великий Ибн Сина?!! Скажи нам своё истинное имя, имя, имя!!!
        Толстяк беспомощно прикрыл глаза, словно бы «умывая руки», хотя откуда он-то мог знать, что сейчас произойдёт... А произошло следующее: могучая лапа Льва поймала холёную ладонь господина Аслан-бея на третьем взмахе, сжав её так, что раздался хруст костей! После чего, перехватив второй рукой пояс онемевшего от ужаса кокандца, он нежно поднял его над головой и, не целясь, запустил в стражников с луками. Четверо человек дружно рухнули в фонтан! И только после этого неожиданно тихо, внятно, чётко выделяя каждое слово, он ответил:
        - Меня зовут Лев Оболенский...
        За его спиной раздались одобрительные аплодисменты.
        - Воистину этот человек храбр, силён и глуп, но пусть воины не опускают луки...
        - капризным, даже чуточку женским голоском объявил великий султан Коканда, выступая на сцену.
        Главный визирь изобразил самый низкий поклон, бултыхающиеся в фонтане стражники тоже попытались принять соответствующие этикету позы, но у них это вышло смешнее... Сам же Лев, опустив глаза, с удивлением уставился на низкорослого худющего коротышку с отвисшим пузцом и тоненькими ногами. Плюс к вышеперечисленным достоинствам Муслим аль-Люли Сулейман ибн Доде обладал неровной кустистой бороденкой, красным, прыщавым носом и замашками изощрённого садиста. Однако мозги он, видимо, имел хоть какие-то...
        - Мой главный визирь, Хасан аль-Хабиб ибн Бибип, и мой бесстрашный Аслан-бей, мы застали вас обоих в момент спора об этом ничтожном чужестранце. Да, его внешность подходит под описание великого Багдадского вора, доставленное нашими соглядатаями. К тому же он сам откликается на это шайтаноподобное имя... Всем ли известно, как в нашем благословенном Коканде карают воров, лжецов и ослушников? Итак, скажи нам, о сын греха, ты ли тот самый Багдадский вор, у нас есть на тебя виды...
        - Нет, - подумав, соврал Лев. - Я случайный прохожий, здесь проездом, готов извиниться перед вашими фараонами, но так как сам ничего противоправного не делал, то...
        - Он сказал «нет»... - скучно покачал головой султан. - Что ж, тогда нам надлежит просто отрубить ему голову за бунт, непочтение и нанесение побоев нашей возлюбленной страже!..
        У Оболенского подкосились колени. Злобное лицо Аслан-бея, тайком выжимающего чалму, озарилось счастливой улыбкой. Муслим аль-Люли бодро развернулся, считая вопрос решённым, но Хасан аль-Хабиб ибн Бибип не вовремя подал голос:
        - О светлейший среди светил, о светоч мудрости среди наимудрейших, если ты позволишь мне, своему ничтожному рабу, сказать слово, я докажу, что именно этот человек и есть Багдадский вор!
        ГЛАВА 3
        Ваших друзей да в наш бы музей...
        Реклама Кунсткамеры
        Главный визирь поправил завитую бороду, ещё раз поклонился, дождавшись милостивейшего кивка кокандского султана, и, подтянув необъятное брюхо, бодро взялся за дело. Он пристально осмотрел нашего героя, дважды или трижды обошёл его по кругу и вдруг резким уверенным движением запустил руку Льву в карман длинных летних шорт - на свет божий явились два кошелька, кусочек недоеденного чурека, потёртые игральные кости, три китайские монетки с дырками посередине, один шёлковый платочек с буквами «О+Д» арабской вязью, золотая цепочка с полумесяцем и амулет в виде сухой кроличьей лапки...
        - О шайтан, это же наше! - в голос возопили честные стражники, узнав собственное имущество.
        Толстяк победно воздел указательный палец вверх:
        - Проницательный взор нашего сиятельного султана легко и сразу опознал этого бесчестного наглеца, ибо никому не дано бросить даже тень обмана на солнцеподобное чело блистающего разумом нашего повелителя! Вот медноголовый Аслан-бей, например, ни о чём не догадался...
        - Что?! Да я первый его поймал! Я сразу узнал, что он и есть тот самый вор! Я первый...
        - Вай мэ, - укоризненно поцокал языком визирь. - Кто это смеет в присутствии самого султана верблюдоподобно кричать: «Я - первый...»?!
        Глава стражи успешно прикусил язык. Муслим аль-Люли Сулейман ибн Доде нахмурил бровки, похоже, он действительно не любил делиться пальмой первенства.
        Султан сурово поманил пальчиком Льва:
        - Мы узнали тебя! Легенды о неуловимом Багдадском воре, голубоглазом, высоком и светлокудром, ограбившем дворец Селима ибн Гаруна аль-Рашида и опозорившем многих достойных жителей, достигли нашего слуха. Признаёшь ли ты эти ужасные преступления?
        - Бред какой-то... - Оболенский старательно постучал себе кулаком по лбу, словно надеясь, что всё происходящее окажется горячечным сном и развеется на рассвете.
        - Отвали, пингвин в будёновке, ничего такого я не делал...
        - Как он нас назвал?
        - О кладезь мудрости, - тут же подкатился едва не поперхнувшийся Хасан аль-Хабиб ибн Бибип. - Пингвин - это чудесная птица дальнего Севера, отличающаяся редким умом, неизбывной красой и божественным голосом. А будёновка... это... это...
        - Очень симпатичная революционная тюбетейка красноармейских джигитов, с ушками и звездой, - уже срываясь, добил наш герой. - Нет, ну серьёзно, что вам всем от меня надо?!
        - Мы желаем, чтобы ты крал для нас! - топнув ножкой, взвыл султан.
        На мгновение повисла нехорошая тишина (присели все!) - на изысканно утончённом Востоке подобные заявления открыто не делаются. Стражники распахнули рты, визирь начал что-то насвистывать, а Оболенский со скрипом прочистил указательным пальцем ухо. Видимо, и сам властитель понял, что сболтнул лишнее...
        - Мы утомились пустыми разговорами и изволим вкусить сон в нашей опочивальне. Пусть этому недостойному глупцу объяснят, в чём его истинный долг как правоверного мусульманина и верного подданного... - Муслим аль-Люли строго зыркнул на каждого участника, зачем-то похлопал кулаком по брюху главного визиря и поманил за собой Аслан-бея. - Ты пойдёшь с нами, нам угодно кое-что сказать тебе наедине...
        Все, за исключением Льва, склонились в почтительном поклоне. Дождавшись, пока султан и глава стражи уйдут, визирь поманил лучников и самолично отконвоировал задержанного в какое-то подвальное помещение. Причём, что удивительно, не в тюрьму! Этакая уютненькая комнатка, вся в коврах, с широкой кроватью, заваленной шёлковыми подушками, медным тазом, кумганом с водой и выдержками из Корана на стенах.. Окон, впрочем, не было, то есть благоустроенная, но камера... Запустив пленника внутрь, толстый визирь самолично припёр спиной дверь, снял надоевшую бороду и тихо произнёс:
        - Ну, здравствуй, Лёва-джан...
        Вместо ответа Оболенский от души дал Насреддину по морде!
        ...Вот здесь я впервые и задал, как мне казалось, вполне логичный вопрос, полный нескрываемой укоризны:
        - С чего это тебе взбрело в голову заняться рукоприкладством?! Ведь Ходжа - твой друг и он...
        - Именно! Именно потому, что он - мой друг, он и способствовал тому, что меня вновь загнали на этот грязный, вонючий, тёмный, страшный, нецивилизованный Восток! По морде я ему дал... заслуженно! Должен же я был хоть кому-нибудь дать в табло от полноты чувств?! Меня второй раз туда отправляют, даже не спросив, вежливости ради!
        - Лев, не ори...
        - Буду орать! В первый раз ладно... прощаю... Был не в себе, башкой об асфальт стукнутый, уши в лапше, весь из себя сплошной мусульманин (прости, Господи Иисусе Христе, мя грешнаго!..), ворую направо-налево, по гаремам культурно отмечаюсь, но ведь не от дурного воспитания, тут я чист, аки дитя неразумное! А во второй раз что?.. Я, между прочим, уже всё-всё понимал! Как последний идиот - в джинсовых шортах, новых сабо, футболочка фирменная, мобильник, часы приличные. . были. И вот со всем этим - нате вам, Багдадский вор вернулся! А Ходжа знал, не мог не знать, уж он-то всегда всё знает! Фольклорный персонаж, блин, герой легенд и анекдотов... И что, ты думаешь, он после всего этого сделал?!
        - Что? - осторожно уточнил я.
        - Дал мне сдачи!!!
        ...Самое смешное, что обалдевший Лев воспринял это, в общем-то, абсолютно адекватное действо как акт самой чёрной неблагодарности. А посему добавил домулло ещё и по уху слева, чисто в воспитательных целях. В ответ получил незамедлительный пинок под коленку и рассердился уже всерьёз...
        Добрых десять минут заклятые друзья тузили друг друга самым недружественным образом! Оболенский был выше и сильней, но Ходжа оказался более шустрым, к тому же подушка на животе успешно гасила ряд прямых ударов, не позволяя провести достойный апперкот. Кстати же, сам Лев первым и прекратил бессмысленную потасовку, выбросив флаг перемирия...
        - Всё, брэк! Один-один, а дерёшься ты всё равно по-девчачьи...
        - В уличной драке главное - результат, - отдышавшись, просветил Насреддин. - Аллах дозволяет причинить обидчику равноценное зло.
        - Вот так и дал бы мне в зубы, а то лягаешься, как мой Рабинович...
        - Во-первых, он мой! Во-вторых, о невнимательный в познании мудрости,
«равноценное зло» вовсе не значит «то же самое». Если какая-то собака укусит тебя за ногу, не будешь же ты ловить её с целью укусить туда же?! Хотя, клянусь святым Хызром, с тебя станется...
        Они покосились друг на друга, потом улыбнулись и крепко обнялись.
        - Ну, наконец-то, Ходжуля...
        - Я скучал, Лёва-джан...
        - Я тоже, и к вопросу о скуке... Это не ты надоумил одного нашего знакомого джинна?
        ГЛАВА 4

«Энергетическая клизма»? Засуньте её себе знаете куда...
        Академик Норбеков
        В общем, им не дали особенно наболтаться по душам. Вышколенные восточные стражники, даже слыша явно подозрительный шум, не дерзнули бы войти внутрь без прямого приказа визиря. Однако, когда всё стихло, им взбрело в голову поинтересоваться: кто же всё-таки победил? То есть нет ни малейших сомнений, что болели они за своего, но проницательный взгляд высунувшегося Ходжи мгновенно определил, кто, сколько и на кого поставил и почему выиграл...
        - Охраняйте этого человека как зеницу ока! - строго, но чуть гнусавя, наказал он, прижимая к разбитому носу парчовый рукав. - Ибо султан наш, Да сохранит Аллах его незыблемый ум в том же непоколебимом состоянии, как и было ранее от младых ногтей, имеет большие планы на этого грешника, при одном имени которого даже сам шайтан стыдливо прячет лицо своё между колен своих...
        - Вай дод, как ему, наверное, неудобно, - сочувственно покивали представители кокандского спецназа, задвигая засов на дверях. А Лев Оболенский, плюхнувшись задом на мягкие подушки, погрузился в светлые воспоминания о славном Востоке! И ведь ему было что вспомнить, согласитесь, а?!
        О бездонное небо Багдада, высокое и глубокое, словно взгляд голубых глаз Аллаха. . О хрустальный смех смуглолицей Джамили, подобный звону весенней капели, перемешанному с шёпотом горного ручья, столь же чистым, сколь и мелодичным... О стихи старого Хайяма, его узловатые руки, пахнущие пылью пустыни и едва уловимым ароматом страниц зачитанного Корана...
        - Блин горелый, что ж я о дедушке-то ничего не спросил?! Он ведь вроде не кисло там устроился, при дворе Гаруна аль-Рашида, премьером или советником по вопросам философического стихосложения после литра подшофе...
        Пить Аллах не велит не умеющим пить,
        С кем попало, без памяти смеющим пить,
        Но не мудрым мужьям, соблюдающим меру,
        Безусловное право имеющим пить!
        В этом весь дед - ни дня без рюмки, а по молодости ещё и ни одной чадры мимо не пропускал... Вот у кого надо учиться умению ставить главные приоритеты в жизни!
        За дверью раздался сдержанный гул, лязгнул отодвигаемый засов, и в подземелье к нашему герою торжественно шагнул глава городской стражи Коканда. Он искренне старался выглядеть как можно более величественно и грозно, что было трудно. Ибо далеко не каждый восточный мужчина, десять минут назад мокнувший в фонтане, способен производить устрашающее впечатление...
        - Слушай, ты... шайтан неверный!
        - Не-а, я верный шайтан, - вальяжно растянувшись на невысокой кровати, мурлыкнул Лев. - Чем обязан, достопочтенный сэр?
        - Как ты смеешь, презренный шакал?! - взвился было отважный Аслан-бей, хватаясь за парадный ятаган, но огромным усилием воли совладал с собой. - Великий султан, да благословит его Аллах долгими годами и бесчисленным потомством, вознамерился поручить тебе одно щепетильное дело... Он верит, будто бы бесчестный Багдадский вор способен доставить к его стопам то, чего не смогла его же преданная стража?! Да я клянусь бородой пророка, что если ты только посмеешь...
        За дверью раздался явственный стук каблучков. Начальник стражи тихо ойкнул и без предупреждения ужом ввинтился под кровать пленника. Невозмутимый Лев отреагировал на этот вопиющий поступок чуть удивлённым изгибом левой брови, не более...
        В его благоустроенную камеру вошла очень толстая женщина в богатейшей струящейся парче, с плотно укутанным вуалью лицом. Опытным глазом «экспроприатора» Оболенский заметил, что украшений на ней вполне хватило бы на открытие собственного ювелирного бутика...
        - Ты ли тот человек, которого называют Багдадским вором, о бесстыжий червь, смеющий возлежать перед самой главной женой нашего всесильного султана?!
        - Не-а, по сути, я очень стыдлив, и если вам неудобно разговаривать со мной стоя
        - ложитесь, я охотно подвинусь...
        Женщина, словно выплывшая Муму, начала лихорадочно хватать ртом воздух и даже, кажется, заметно увеличилась в размерах...
        - Как ты... смеешь так... да я... одного моего... тебя тут же...
        - Да, вот такой уж я несносный хам, что смею, то и жму, но большинству девушек это нравится, - пунктуально отвечая на все недовысказанные вопросы, продолжал наш герой. - Однако, пока вы, как самая весомая жена вашего султана, не повелели мужу сотворить со мной нечто противоестественное, может, скажете уже, зачем пришли, а?
        - Затем, чтобы сказать тебе, что если только ты исполнишь повеление моего горячо любимого (да сохранит его Аллах и помилует!) мужа, то твоя смерть будет самой долгой, самой ужасной, самой мучительной и...
        - И так далее, в соответствии с вашим кротким нравом и бесконечной добротой?
        - О исчадие гиены и скорпиона, чтоб шайтан этой же ночью обгрыз тебе все ногти..
        - злобно зашипела женщина, но в этот момент знакомый фальцет самого Муслима аль-Люли Сулеймана ибн Доде раздался за гостеприимными дверями. Лев величаво указал даме пальчиком на «под кровать!», и главная жена султана, разом сдувшись, умудрилась-таки туда влезть. Невнятный всхлип, короткая потасовка, облачко пыли, вылетевшее снизу, кровать пару раз дёрнулась и тактично замерла...
        В двери вошло главное действующее лицо правительства славного Коканда. Султан огляделся, закрыл за собой дверь и уже открыл было рот, как догадливый Оболенский предупреждающе вскинул руку:
        - Ша! Хватит, наслушался! Всё, что вы тут намерены сообщить мне о моей гнилой сущности, я уже знаю, запомнил, осознал, выписал золотой арабской вязью на чёрных скрижалях беспросветного мрака моей преступной души, так?! Теперь, ради бороды святого Хызра с колесницей, чётко и целенаправленно - ЧЕГО НАДО?
        Добрых пять минут с очень длинным хвостиком султан молчал, пыжась от сомнений. Его буквально на глазах раздирали два безумных противоречия - с одной стороны, жгучее желание немедленно казнить наглеца в соответствии со всеми наворотами шариата, а с другой, этот несносный злодей был ему для чего-то очень-очень нужен! Лев намеренно сделал предельно скучное лицо и даже зевнул, хотя вставать и не собирался...
        - Ты должен украсть для меня самую достойнейшую из жён, прекрасную пери Востока, красотой превосходящую всех райских гурий, с телом совершенным, словно её лепили руки Аллаха, и душой чистой, как слеза пророка! Понял ли ты, несчастный?!
        - Угу, уже конспектирую. Осталось выяснить кличку и среду обитания этого подвида розового фламинго...
        - О, её божественное имя, - не замечая иронии, продолжал султан, - подобно музыке флейты и свирели - Ирида аль-Дюбина!
        ГЛАВА 5
        Политкорректность придумал шайтан, для того чтобы честные люди не могли называть вещи своими именами...
        Проверенный хадис
        Сказать, что удивлённую морду Льва малость перекосило - значит не сказать ничего. В беспредельном изумлении он так распахнул рот, что Муслим аль-Люли Сулейман ибн Доде, не удержавшись, заглянул туда.
        - Но помни, сын свального греха ехидны и крокодила, если об этом узнает хоть кто-нибудь...
        Оболенский икнул, извинился и в ту же секунду разразился таким хохотом, что стены вздрогнули. Видимо, причина столь бурного веселья не была оценена султаном по достоинству. Восточная субординация вообше редко поощряет подобную фамильярность, и их величество, да сохранит его имя Аллах для неблагодарных потомков, дважды возмущённо фыркнул, притопнув ножкой.
        Увы... Обычно трезво мыслящий Оболенский никогда не позволил бы себе этого быстро наказуемого хамства, но, будучи уверенным в друге Ходже, он разошёлся на полную катушку. Нет, конечно, маленький султан внешне здорово напоминал разгневанного циркового пони, и его потешный вид не стоит сбрасывать со счетов, хотя гогот нашего героя всё равно мог быть и потише...
        Но самое худшее, что за дверью вновь раздались голоса, и кто-то, несмотря на протесты стражников, настоял на своём праве войти. Льву ничего не оставалось, кроме как, свесившись, кивнуть султану, намекая на то единственное место, куда можно было бы спрятаться от нежелательного свидетеля. Самое трогательное, что и повелителю Коканда не пришло в голову ничего умнее, как подчиниться...
        Насреддин вошёл внутрь, когда быстрый перепихон под кроватью достиг апогея взаимного абсурда и тихого ужаса всех заинтересованных сторон.
        - Лёва-джан, друг мой, - без предисловий начал главный визирь. - Ситуация выходит из-под контроля, клянусь Всевышним, тебе придётся бежать этой же ночью..
        прошу, молчи и слушай! Наш тупоголовый султан (перестань строить мне рожи - я говорю о серьёзном!) вознамерился жениться на очередной неприступной красотке и отправить за ней самого Багдадского вора, то есть тебя! А эта старая уродина с лицом, подобным вымени макаки (речь, конечно, о главной жене нашего властителя, и не изображай обморок!), вбила себе в голову, что не допустит этого, а если надо, просто подсыплет тебе яду в шербет. Да, кроме того, сам начальник стражи Аслан-бей (чей ум я никак не могу сравнить с ослиным из уважения к Рабиновичу, да не ёрзай ты, дай рассказать!) обещался при всех справиться с этой задачей сам, навеки похоронив всю память о тебе в вонючем зиндане! Понял, о недогадливый и пустосмешливый? Ну а теперь досчитай до пяти и внятно объясни: почему ты так невежливо пытался перебить меня во время изложения столь важных фактов... Я правильно употребил слово «факт»?
        - Да, - наконец-то успел вставить слово Лев, - но, знаешь ли...
        - Знаю, я всё знаю, о великовозрастный внук вечно пьяного поэта, - на лету перехватил инициативу домулло, - потому и предупреждаю сразу: я с тобой не пойду! Тебя, разумеется, выведу и спасу, в память о нашей доброй дружбе, а мне есть что терять... О, кому рассказать, не поверят - каково это сыну бедного горшечника из Бухары выбиться в главные визири при султане Коканда! Я уже не тот Ходжа Насреддин, я имею достойный пост, помогаю простым людям, и самое главное, что здесь меня не разыскивают власти шести мусульманских стран за преступления, в которых я практически не... Лёва-джан, у тебя зубы болят, да? Нет?! А зачем ты тогда так интимно хлопаешь ладонью по своей постели, ты на что-то надеешься или намекаешь...
        - Да, - ещё раз безысходно подтвердил Оболенский, всей задницей, буквально физически, ощущая нарастающую мощь ярости, гнева и обид, зреющую под кроватью.
        - Вай, собирайся, э?! Убегать пора, в любой час сюда может пожаловать сам султан вместе с начальником стражи, не говоря уже о старшей жене нашего властителя, чтоб шайтан приснился им всем беззвёздной ночью и пощекотал каждого в носу своим бесстыжим хвостом! Вставай, как главный визирь, я смогу провести тебя через...
        - Бывший главный визирь, - уверенно поправил пленник, и от стальной незыблемости его тона Ходже стало не по себе.
        - Почему это... бывший?
        - Долго рассказывать, но уж поверь мне на слово... И, кстати, ты ещё не разучился бегать?
        У героя народных анекдотов от ужаса встала дыбом искусственная борода, только сейчас он заметил три пары узорных восточных шлёпок, предательски выглядывающих из-под кровати. Ещё через пару секунд он безошибочно угадал, кому они принадлежат...
        - Ты убил их, о исчадие северных иблисов?!! - с надеждой ахнул он.
        - Нет, живёхонькие и, думаю, всё слышали...
        - Тогда ты убил меня, - с чувством признал Насреддин. - Знаешь, у нас есть очень немного свободного времени, я как раз хотел показать тебе город, только очень быстро, ты уж не отстава-а-ай...
        Последнее слово растянулось во времени и пространстве в соответствии со всеми законами физики и скоростью стартовавшего «визиря». Лев вздохнул, потянулся, раза три хорошенько подпрыгнул на той же кровати и, только убедившись, что наплющил кого надо как следовало, припустил за Ходжой. Старые, добрые времена возвращались...
        Ретивый Насреддин пулей несся впереди, вопя во всё горло: «Пожар! Пожар! Спасайтесь, правоверные!» Стражники послушно шарахались в стороны, бывший Багдадский вор тяжёлыми прыжками догонял друга, иногда с видимым удовольствием отлавливал перепуганных царедворцев, услаждая их уши львиным рёвом: «Пожар же, дубина! А ну быстро набрал полный рот воды и тушить! Тушить немедля, тунеядцы, мать вашу...»
        К чести кокандцев, надо признать, что уклониться от такого призыва не посмел никто! Когда примерно через полчаса взбешённый Муслим аль-Люли приказал поставить пред свои грозные очи всех и сурово вопросил, какого шайтана эти дети иблисов молчат, как будто воды в рот набрали, семьдесят пять процентов едва не захлебнулись от восхищения проницательным умом наимудрейшего из всех султанов!
        А тем временем из задней калиточки дворца спокойненько вышли два сборщика налогов, высокий и толстый. Как понимаете, таких людей даже охранники не задерживают, памятуя о том, что, «пока ты не наступил в дерьмо верблюда, оно не так уж и пахнет...».
        К вечеру весь Коканд был более-менее обыскан относительно щепетильной стражей, по зрелом размышлении так никого и не нашедшей. А что вы хотите - поздний час, время вечернего намаза, и вламываться в дома правоверных мусульман в такую минуту есть непростительный грех перед Аллахом, ибо никто не вправе отвлекать молящегося от молитвы. К тому же блюстители порядка искали голубоглазого чужестранца и сбежавшего главного визиря. О том, что мимо них безнаказанно прошмыгнули два сборщика налогов, дальновидные воины разумно умолчали...»
        А в результате оба прожжённых авантюриста надёжно скрылись в ближайшей чайхане, демонстративно расположившись под самым носом разгневанного султана. Уж как и о чём великий и сиятельный побеседовал под кроватью со своей старшей женой и любимым начальником стражи, истории неизвестно... Думаю, эти двое успешно выкрутились, так как каждый остался при своём - жена при муже, а Аслан-бей при должности. Не нам их судить, нам гораздо интереснее, что сказал Ходжа Льву, когда убедился, что погоня их не достанет...
        - Да поразит тебя шайтан цветистым чирьем во всю поясницу, который будет болеть, как единственный зуб самой злонравной из тёщ, и прекратит чесаться, словно язык гнуснейшей сплетницы всего мусульманского мира лишь в тот миг, когда хоть один из правоверных скажет о тебе доброе слово, не покривив душой перед Аллахом!
        - Убавь транзистор, а? Без тебя тошно...
        - А со мной?
        Лев подавил рвущиеся наружу эпитеты и молча добавил соучастнику горячего чаю в пиалу, причём налил буквально всклень так, что не подымешь не расплескав. Ходжа понимающе вздохнул и, низко наклоняясь, стал прихлёбывать чай по-собачьи. Оболенский понял, что и тут проиграл...
        - Значит, это не ты надоумил Бабудай-Агу вернуть меня на Восток...
        - Лёва-джан, ты мне почти как брат и поверь, половина моего большого сердца принадлежит тебе, хотя ты и бросил меня в Багдаде, как последний хмырь... Это вроде недоношенного шайтана, да? Так вот, злая судьба завела меня в благословенный Аллахом Коканд, где я так уютно, так светло и безмятежно устроился в должности главного визиря, ежедневно вкушая халву с мёдом, плов с барашком и даже (прости, Всевышний!) румийское вино по большим праздникам, как вдруг являешься ты... И всё! Одно твоё появление, один взгляд голубых глаз, один звук знакомого имени сразу говорят понимающему истину - покой и благоденствие накрылись медным тазом... Ты вновь вернулся портить мне печень?
        ГЛАВА 6
        Чтоб к тебе родственники на всё лето приехали!
        Цветистое астраханское проклятие
        Наш герой, повесив буйную голову, как популярные персонажи русских сказок, горестно смахнул печальственную слезу и далеко не сразу определился с ответом.
        - О мой альтернативно мыслящий друг, простишь ли ты мне узкоспециализированную поспешность выводов, основанную на плохом дошкольном воспитании и чисто психологических стрессах? И позволишь ли коротко, но внятно рассказать тебе о моём личном взгляде на сложившуюся ситуацию с точки зрения образованного человека иного мироощущения... Аргамак моих мыслей доскакал до твоего сердца, отстучав золочёными копытами смысл моих слов в твоей бубноподобной голове?
        К окончанию этого заявления Ходжа уже практически обалдел и потому кивнул молча. Далее прошу, столь же молча, оценить ораторский талант моего разностороннего друга - он уложился в десять минут! За столь невероятно короткий отрезок времени он обстоятельно рассказал о том, что такое путешествие по мирам, светлое будущее человечества, научно-технический прогресс, консолидация религий и цивилизаций, внешнее отличие верблюда от «ломбарджини-дьябло», пошлость демократии, союз террористов и олигархов, опасность ввоза в страну игрушек типа «тамагочи» и передовые шаги по созданию карманных компьютеров на примере того же сотового телефона, который хоть и выглядел заманчиво, но «сеть» не обнаруживал...
        Насреддин всё это выслушал не перебивая, за что ему тоже честь и хвала. Правда, потом честно признал, что такого бесстыжего вранья ещё не слышал...
        - Чем мне надо поклясться?
        - Ничем, ибо для тебя нет ничего святого... И вообще, ложись спать, а? Завтра на рассвете, свершив утренний намаз под пение муэдзинов, мы отправимся в дальний путь. А ведь мне ещё надо забрать верного Рабиновича...
        - И где ты оставил моего осла?
        - В султанской конюшне, - безмятежно зевнул бывший визирь и завалился на циновке на бочок. Его врождённому умению легко переносить взлёты и падения судьбы можно было только позавидовать, а вот Лев уснуть не мог...
        ...Как, кстати, и я. Ибо тень бессмертного Соловьёва пришла ко мне этой же ночью! Вообще-то, тени великих посещают меня не часто, хотя один раз приснилась даже Бритни Спирс! Нет, она-то, слава богу, ещё не тень, и фигурка у неё очень-таки осязаемая. Мы болтали довольно долго, причём она отлично говорит по-русски, и в основном классная девчонка, без лишних заворотов и звёздности. А вот Соловьёв - дело другое...
        Он навалился на меня подобно песчаной буре, пылая праведным, с его точки зрения, негодованием:
        - Я всю жизнь положил на то, чтобы написать эту блистательную дилогию о Ходже Насреддине! Я спал на кошме, жил в забытых Аллахом и советской властью кишлаках, пил жёлтую воду из бедняцких арыков - я собирал фольклор! По библиотекам, по архивам, изустно, собственной рукой торопливо записывая правдивые истории народов Азии о своём легендарном защитнике и бессмертном пересмешнике. Я работал, по многу раз переделывая сделанное, меняя главы и направления сюжета. Я отразил в образах глупого бея, скупого ростовщика, подлого визиря, жадного падишаха, продажного муллы все вековые чаяния простого люда! По моим книгам ставят спектакли и кино, их переиздают так, как раньше не издавали Коран - на прекрасной бумаге, с золотым обрезом и тиснением на натуральной коже! Как только ты посмел и помыслить о том, чтобы красть у меня героев?!
        - Я и не... не крал особенно... Насреддина разве? Но... он ведь и не ваш лично, если честно, да?
        - Как ты посмел исказить мой образ Багдадского вора?! - мигом переключился великий писатель, как-то незаметно обойдя скользкую тему с авторскими правами на Ходжу...
        - А-а... это из жалости... просто вы его таким уродом изобразили...
        - Я написал, что у него было «плоское, широкое лицо, совершенно голое, без всяких признаков усов или бороды, украшенное крохотным носом и парой разноцветных глаз: один тускло синел, затянутый бельмом, зато второй, жёлтый и круглый, смотрел пронзительно...». И это, по-твоему, урод?!
        - Ну, мягко говоря...
        - Уродство - это портить изысканную культуру Востока вульгарными словечками твоего Льва Оболенского! Да будь истинный Багдадский вор хоть чуточку на него похож, его бы исторгнули, как чужеродное тело, и Бухара, и Коканд, и Басра, и... И вообще, всё равно никто не знает, как он выглядел!
        - Я знаю... - почему-то упёрся я и даже проснулся от обиды. Верьте не верьте, но утром книга Соловьёва забилась на полке в самый дальний угол и словно бы всерьёз надулась, впредь совершенно не желая со мной разговаривать...
        ...Лев, с недоеденным персиком в руке, вылез на плоскую крышу чайханы, наслаждаясь свежим ночным воздухом. Высокие звёзды Коканда, причудливо выстроившись в многовековой порядок зодиака, манили к себе по-восточному сахарной хрупкостью. Обычно все арабские или персидские поэты почему-то сравнивают звёзды с глазами возлюбленной, но глаза прекрасных азиатских девушек, как правило, чёрные или карие... Если в них где и сверкнёт звезда, то разве что от солнечного блика да случайной слезы. Это правильнее, это честнее, это ближе, ибо звёзды над Кокандом и есть сахарные слёзы томных восточных красавиц...
        От восхищения поэтичностью места и полноты чувств Оболенский с размаху запустил персиком в луну. Бедняжка вздрогнула, но зря, персик до неё, разумеется, не долетел, а плюхнулся в чей-то двор, чавкнув перед смертью.... Наш герой вздохнул и достал из-за пазухи сотовый телефон. Верный маленький «сименс» ничем не смог ему помочь, более того, демонстрируя всевозможные функции, популярный аппарат мобильной связи был беззастенчиво раскритикован правдолюбивым Ходжой Насреддином.
        Домулло уверенно заявил, что мелодии скучные (типа «Бумбалаки-дон!» ни одной нет), дизайн не золотой и не серебряный, картинки рисовал сам шайтан (хотя Лев честно скачивал голых тёток с Интернета) и вообще, механика безбожно устарела (? !). В том смысле, что у султана кокандского есть заводной павлин, усыпанный драгоценностями, так тот в нужный час распускает хвост, открывает клюв и гармоничным голосом славит пророка Мухаммеда, да сохранит его Аллах и помилует..
        Надувшийся русский дворянин ещё раз вздохнул, от скуки понажимал кнопочки в последний раз, непонятно зачем указав время побудки на четыре утра. Потом вспомнил, что в шесть на весь город будут орать муэдзины, как заведённые будильники. Он плюнул, покачал мобильник в руке и в сердцах запустил им туда же, в звёздную высь. Луна второй раз на провокацию не поддалась, и телефон тихо брякнулся во что-то...
        Вот в данной ситуации хорошо бы знать, во что именно. Незадачливый Оболенский ухитрился попасть в соседний постоялый двор, «сименс» стукнул по горбу сонного верблюда и мягко соскользнул в пустой кувшин для масла, общим объёмом вёдер на пятьдесят. О мой догадливый читатель, надо ли объяснять, что поднялось во всём Коканде в четыре часа утра...
        ...Лев категорически отказывался вставать, хотя перепуганный Ходжа тряс его, как хозяйка пыльный половик:
        - Вставай, вставай, о несчастный! Ибо наш смертный час близок, грехи велики, а терпение Аллаха не безгранично...
        - П-пшёл к шайтану, я и лёг-то, вот... буквально... минут пять... х-х-р-р!..
        - Вставай, неужели ты не слышишь этих ужасающих звуков, отравляющих слух истинного мусульманина, приводящих в дрожь сердце, взбалтывающих желчь и плохо воздействующих на остатки костного мозга в твоей беспечной голове?! Прислушайся же, наша погибель уже воет совсем рядом... - В голосе бедного Насреддина чувствовался неподдельный страх.
        - Это не вой, - оттопырив ухо, но не разжимая глаз, пробурчал недовыспавшийся россиянин. - Это... мой телефон, там побудка на четыре утра... просто у меня там мелодия такая...
        - Мелодия?!!
        - Ну, не мелодия... автомобильная сигнализация, смеха ради... Дай поспать!
        - Как ты можешь под это спать?!
        - Спокойно могу... Обычная противоугонная сирена, я всегда под неё сплю...
        Бывший визирь лишь всплеснул руками, а потом плюнул и полез в окно - любоваться на разрушение города. Сразу за соседним глиняным забором бегали возбуждённые люди, полыхали факелы, взад-вперёд носились перепуганные верблюды, ревел скот, на подмогу спешила стража. Общая суматоха грозила затянуться или перерасти в гражданскую войну, полную весёлого непонимания. Постепенно включились женщины, и звуковое сопровождение заметно разнообразилось. Потом где-то загорелись тюки с ватой, а в удушливом дыму гоняться друг за другом всегда интереснее... Заунывный переливчатый вой маленького мобильника, многократно усиленный акустикой пустого кувшина, производил воистину неизгладимое впечатление. Количество задействованных лиц впечатляло, казалось, на уши поставлен весь Коканд!
        Насреддин, с трудом оторвавшись от бесплатного представления, обернулся и даже с некоторой лаской взглянул на безмятежно посапывающего товарища:
        - Воистину ты вернулся... Да убоятся враги гневного лица твоего, да пройдёт над этим миром очистительная гроза деяний твоих, да не достанется и мне, грешному, под горячую руку. Сладких снов тебе, Лёва-джан...
        ГЛАВА 7
        Хорошо жить на Востоке, а умирать на Западе... Аллах Акбар!!!
        Из сайта Алькайеды
        ...Всё кончилось примерно через полчаса. Видимо, злосчастный кувшин был кем-то сбит и расколот, а отчаянные верблюды толпой затоптали компактный сотовый телефон. Стража палками разогнала горожан, караванщики только-только успели успокоить животных, люди преклонили усталые головы, и... бдительные муэдзины со всех концов Коканда одновременно начали утреннюю распевку. Причём многие славили Всевышнего в то утро особенно яростно, видимо, рёв автосигнализации и их поднял на два часа раньше, а это никому не улучшает настроения. Сам Лев Оболенский разомкнул ясные очи сразу же по окончании намаза, решительно настроенный Насреддин стоял у его постели:
        - Вставай, о мой нечистый на руку друг! Муэдзины уже восславили Аллаха, милостью своей даровавшего всем правоверным мусульманам это чудесное утро!
        - А немусульманам что, солнце не светит?
        - Светит, но исключительно из-за долготерпения Всевышнего, - с чувством пояснил Ходжа. - Вставай же и соверши утреннее омовение.
        - Не буду я умываться, настроения нет...
        - А... утренняя молитва?
        - Слушай, не заводи, говорю же, настрой души пренахреновейший! Ляпну ещё чего лишнего, Аллах не порадуется...
        Домулло трижды глубоко вздохнул, мысленно отметив уже две грубейшие ошибки Оболенского, и продолжил:
        - Я заказал тебе на завтрак самый свежий курдючный жир, верблюжью требуху и блюдо почётного гостя - бараний глаз в кислом молоке!
        Вытянувшаяся физиономия Льва приняла насыщенный зеленоватый оттенок, он с трудом овладел собой, усилием воли загнав попытавшийся выпрыгнуть желудок обратно в пузо. Узкие глаза Ходжи удовлетворённо блеснули...
        - А ну скажи быстро: «Нет бога кроме Аллаха, и Мухаммед пророк его!»
        - Аминь, - равнодушно перекрестясь, подтвердил наш герой.
        Бывший визирь Коканда присел на корточки рядом и тихо признал:
        - Ты не мусульманин, ты не с Востока, и ты вообще непонятно кто.
        - Примерно это я и пытался вдолбить тебе вчера...
        - Помню, помню... Но знаешь, так ли уж это важно?! - неожиданно весело откликнулся Насреддин. - Будь ты хоть отъявленным христианином из самых замороженных северных стран, потерявшим родню, средства, ум и память... Главное, что ты непревзойдённый вор и мой друг!
        - Нет.
        - Что нет? Где нет?! «Нет» - это значит, ты мне не друг?!
        - Друг.
        - Вай мэ, зачем тогда первое нет?
        - Затем, что я не вор, - твёрдо заявил Лев. - То есть с уголовным прошлым завязал и красть ни у кого ничего не намерен, ни за что на свете!
        - Э-э...
        - Сказал - не буду!
        - А как же...
        - Отвянь!
        - Но... мой бедный ослик...
        - Даже не уговаривай! - Голос Льва осёкся. - Минуточку, ты что-то там начал говорить о моём Рабиновиче?!
        - В десятитысячный раз я объясняю тебе, о обиженный Всевышним злокачественной опухолью на весь мозг, что это мой осёл! И сейчас это ясноглазое чудо с трогательными ушками и точёными копытцами томится в плену на конюшне жестокосердного султана. О несчастный, он безнадёжно ждёт, когда я приду к нему, потреплю по холке, угощу сладким урюком и лепёшкой с халвой... Увы, бедняжка! Напрасно ты всматриваешься в равнодушные лица слуг, напрасно ждёшь звука знакомых шагов, на прасно проливаешь огромные горькие слёзы, отвращая изысканную морду свою от золотых яслей с жемчужным ячменём... Горе твоё велико и разлука наша вечна, ибо... Этот несознательный тип не хочет тебя красть!
        Оболенский встал и, набычившись, упёрся взглядом в стену. Сначала он даже немного побился в неё лбом, шишка получилась солидная, но щемящий облик родного парнокопытного не отпускал... Лев вспомнил, как они познакомились - два брата-дебила вели маленького ослика на продажу караванщикам или на скотобойню, а разрешить их некрасивый спор додумались попросить именно нашего героя. В результате оба злодея остались с носом, а окрещённый Рабиновичем ушастый друг по собственной воле делил с Багдадским вором все тяготы и приключения нелёгкой судьбы честного уголовника. Не спасти его теперь значило бы, по всем понятиям, предать друга...
        - Я знал, что ты согласишься, Лёва-джан. И не делай такое удивлённое лицо, словно в твоём плове оказалась муха, хотя ты собственноручно клал туда только тараканов. В выразительном молчании твоей спины самыми большими буквами написано положительное решение. Ну и ещё пара нехороших слов обо мне, я не хочу их читать...
        - Только ради Рабиновича! Первый и последний раз...
        - Кто бы сомневался, вах?!
        Последующие полчаса Ходжа с воодушевлением расписывал детали своего плана. История эта достаточно поучительна и забавна как для будущих ослокрадов, так и для защитников прав животных. А посему озаглавим её следующим образом:
        «Сказ об отчаянном Багдадском воре, его мастерстве, хитроумии и изворотливости, посрамившей официальные власти Коканда, просто так, на спор, для разминки!
        Название, конечно, несколько длинновато, но за неимением лучшего...
        - О муж мой, ты - знахарь, знахарь, а-не ветеринар! - уже в третий раз настоятельно втолковывала толстенная ханум в длиннющей парандже и кособоких тапках. Но её супруг, пёстро одетый, высоченный негр с блестящим чёрным лицом, голубыми глазами и огромной сумкой на плече, слушал рассеянно, его донимали мухи. В самом деле, от чернокожего так сладко пахло, что насекомые никак не могли удержаться от соблазна...
        - Почему у вас нигде нельзя купить нормальный театральный грим?! На меня же сейчас тополиный пух липнуть будет... И почему именно патока?!
        - Я предлагал тебе дёготь... Лёва-джан, поздно менять обличье, для всех любопытствующих ты выглядишь настоящим марокканским знахарем - понимающим тайный язык животных и умеющим излечивать их хвори. Входи во дворец и кради НАШЕГО ослика, я обязуюсь отвлечь стражников высоким искусством игры в кости на раздевание.
        - Хм... тогда я тоже хочу посмотреть!
        - Я разденусь перед тобой вечером, как и надлежит благочестивой жене, чтущей законы шариата и соблюдающей свою красоту для единственного из достойнейших мужей. Я даже покажу тебе свою волосатую ногу аж до самого колена! А ещё хрипло спою и побью в бубен... Эй, Лёва-джан, муж мой, зачем ты так убегаешь?! Вай мэ, вот они, мужчины...
        Не подумайте, что наш герой удрал от пустопорожней болтовни с псевдоинтимными намёками. В этом забористом деле образованный Оболенский заткнул бы за пояс трёх Ходжей, но сейчас он действительно ускорил шаг, потому что руки буквально чесались! Великий и неуловимый Багдадский вор ничего не хотел красть, но его музыкальные пальцы нуждались в практике. Он несся по базарной площади как чёрный демон, сияя патокой и на ходу осуществляя самые причудливые реформы
«перераспределения ценностей»... Причём не оставляя липких отпечатков!
        - Ва-ах, Абдулла, откуда у тебя такой богатый пояс?! Весь из золота, парчи, жемчугов и... а куда ушли твои штаны, Абдулла?!
        - Я веду на продажу этого благородного коня...
        - Это же баран?!
        - Сам ты такое слово! Зачем так сказал, смотри, э-э...
        - Это цыплёнок...
        - Вай дод! Где мой конь?
        - А только что был бараном... Слушай, я покупаю! Такой причудливый зверёк, весь разный, да...
        - Это не мой кошелёк. У меня никогда не было столько... столько... сколько?! Воистину это мой кошелёк!!!
        - Вай мэ, где моя жена?! Почему под этой паранджой, моя Гюзель маленькая, как газель, а ты суёшь мне слона, как твоя Марджина... убери её, я сказал тебе - не моя! Или моя, но зачем тогда везде выросла, да? Такая балда...
        - Правоверные, я уже шесть раз заплатил за этот плов, положив свои кровные таньга в его жирную бесчестную руку! Куда ты меня трогаешь, шайтан?! Нет там заветной мошны с деньгами, это место называют чуть-чуть иначе...
        - Хватайте его, мусульмане, он украл у меня целый дирхем! И вернул... нет, украл! Опять вернул... опять украл... Не трогайте его, мусульмане, я хочу понять, как это у него такое получается! Ну, покажи, покажи ешё раз, почтеннейший...
        Когда наконец запыхавшийся Оболенский добрался до задней калиточки дворца, он чувствовал себя в великолепной форме! В двери распахнулось маленькое оконце...
        - Открывай, служивый, Айболит пришёл. - Лев протянул руку, приветственно постучав стражника по шлему. Самое удивительное то, что ему безропотно открыли..
        ГЛАВА 8

«Окы-казывыется, неп-правильный мёд это, ик!.. Медовуха!!!»
        Медведь с опилками в голове
        - О сладко пахнущий марокканец с лицом чёрным, словно глянцевый зад самого шайтана, что ты хочешь во дворце кокандского султана? - вежливо спросили два стражника, выставив копья.
        - Пришёл качать права чернокожих, - едва не обалдев от столь неприкрытого расизма, выдавил русский дворянин. - Это, короче, я весь такой популярный знахарь из дружественной Эфиопии. Прислан полечить ваших лошадок мануальной терапией и оздоровительными клизмами со свистком! В смысле как засвистит - прячьтесь...
        - Когда прятаться? Зачем прятаться? Куда засвистит?! - доверчиво залопотал тот, что помоложе, но его старший товарищ подозрительно сощурился:
        - Мы не звали никакого знахаря, и, хвала небесам, во дворце есть кому позаботиться о скакунах нашего господина. А почему у тебя такие голубые глаза?
        - Да потому, что я сам... - в сердцах едва ли не ляпнул Лев, но в этот момент за его спиной раздался мелодичный смех Ходжи Насреддина:
        - О, храбрые воины, отвагой подобные львам, а мудростью бессмертным змеям храмов Бомбея, простите моего глупого мужа! Аллах даровал ему редкий дар излечивания животных, но, увы, ровно столько мозгов, чтобы понимать такого же барана... Пока он занимается своим нехитрым делом, могу ли я, достойная женщина, полная тайных страстей и явно выпирающих достоинств, положиться на вашу честь?
        - Разумеется, - расцвёл старший, - но сначала на мою...
        - Сыграем в кости на раздевание? - откровенно повёл круглым бедром бывший визирь.
        Видя, как заискрились взоры обоих стражников, Оболенский осознал, что проход свободен. А проскользнув внутрь, заодно и вспомнил, как именно следует обращаться с простодушными восточными людьми, если хочешь добиться нужного результата:
        - Разбегайся, народ, негр с клизмою идёт! Кого видит в нужной позе, ставит сзаду наперёд! От Ташкента до Багдада клизмой лечат всё, что надо! Всем поставлю и спасу, никого не обнесу! Посторонись, правоверные, где здесь конюшня, не доводите до греха, по-хорошему уговариваю-у... - Орать приходилось в полный голос, потому что от такого рекламного пения все честные мусульмане действительно прятались по углам и с глупыми вопросами не приставали.
        Вроде бы даже сам Муслим аль-Люли Сулейман ибн Доде, слыша эти вопли, высунулся в окошечко со второго этажа и, узрев в руках «черномазого» жутковатых размеров потёртую клизму (кожаный мешок с двумя бамбуковыми трубками), лично попросил кого-то из приближённых указать «этому горластому шайтану» путь к султанским конюшням... Так что к стойлам Оболенский добрался без проблем. Правда, главный конюх что-то там пытался попротестовать, но наш герой быстро нашёл с ним общий язык:
        - Коллега, вот только не хрен лезть с немытым рылом к опытному проктологу! Лечить геморрой лучше до того, как он вас сам к этому принудит, то есть профилактически. Хотите лично полюбоваться - прошу! Идём сбоку, под руку не лезем, советы держим за зубами и смотрим, учимся, конспектируем... Итак, кто у нас тут?
        - Двадцать белых арабских скакунов, - с готовностью доложил конюх. - Им нет равных в беге, выносливости и неприхотливости. Аллах создал это чудо природы одним поцелуем своих божественных уст!
        - Да вы поэт, милейший, прямо Анна Ахматова, - искренне порадовался чужому таланту Лев. - А вон там, в уголке, что такое пыльное, ушастое, на тонких ножках?
        - Осёл. Худший из ослов, появившихся на свет из неблаговонных газов самого шайтана! Ибо он хитёр, упрям, коварен, мстителен, злобен, свиреп и воистину дьявольски умён...
        - Им займёмся в последнюю очередь. Знаешь, что это такое?
        - Вино... - Конюх мигом угадал содержимое извлечённого «знахарем» сосуда.
        - Ты знал, ты знал, ослушник шариата! Ну, ладно, не бойся, я никому не скажу. Смотри сюда...
        И на глазах поражённого в самую печень конюха он спокойненько распаковал сумку и разлил содержимое двух полуторалитровых кувшинов в лошадиные кормушки. Кони принюхались, но ячмень с вином пах так соблазнительно, что ни одна скотина не отвернулась...
        - Вопросы есть?
        - Нет, уважаемый, - решил показать свою образованность верный слуга султана. - Арабским скакунам иногда дают немножечко слабого вина, это поднимает им дух, делая воистину отчаянными в бою!
        - Ха! Слабенького вина, говоришь?! Попробуй, угощаю, тут как раз на два глотка - за избавление от этого осла и позор шайтана, явившегося на дефиле в несвежем бикини!
        И кстати, конюх, воровато оглядевшись, не стал косить на то, что «Аллах запрещает», а лихо отхлебнул из протянутого кувшина. Правда, потом едва не сел в пустое стойло - крепость ароматного вина едва ли уступала самой араке!
        - Коньяк, палёный, - значимо улыбнулся Оболенский. - Друг по блату достал у румийских контрабандистов. Ещё плеснуть?
        Слабые отнекивания собутыльного объекта наш умник счёл просто несерьёзными; ещё грамм двести - и конюх был готов... Лошади тоже посматривали в сторону «знахаря» с нетрезвой влюблённостью, а в самом дальнем стойле кое-кто уже вовсю вертел хвостом и пристукивал копытцами!
        - Рабинович, солнышко ты моё лопоухое! - Лев распахнул воротообразные объятия. - Дай обниму и поцелую в шейку! Как же я по тебе соскучился, кто бы знал, вай мэ, в натуре...
        Восторженный ослик с разбегу прыгнул ему на руки, норовя по-собачьи лизнуть в нос. То, что его любимый хозяин был выкрашен коричневой патокой и выглядел как ходячее чучело панка в зоологическом музее, его не волновало нисколечко! Уж он-то знал, кто есть кто и по кому он так долго тосковал! В огромных глазах непарнокопытного горела столь незыблемая преданность, что у Багдадского вора перехватило горло... Такую дружбу не могла заглушить ни разлука, ни расстояние, ни жестокосердное время!
        Теперь эти двое, заботливо вытирая слёзы радости друг у друга, выглядели настолько счастливыми, что конюх приподнял голову и даже заревновал:
        - У-у... зачем и пщ-е-му ты так обнимаешься с эт-тим зловредным ослом, о сладкопахнущ-щий марокканец?!
        Лев с Рабиновичем заметно смутились, опустив реснички. Потом Оболенский аккуратно поставил серого соучастника на все четыре копытца и, вспоминая, как это делал Ходжа, начал проникновенную речь:
        - О благочестивый и интересующийся наставник кобыл и собеседник жеребцов! Да будет известна тебе великая тайна - на самом деле этот ослик вовсе не тот, за кого он себя выдаёт...
        - Я з-знал, что он двоюродный племянник ш-йтана! - пьяно обрадовался конюх.
        - Ой, не мети пургу, заткнись и слушай, да?! Итак, он не племянник шайтана...
        - Другой его р-дственник?!
        - Он - зачарованный принц! - патетично рявкнул «знахарь». - Понял, ты, черенок от навозной лопаты?! Зачарованный принц, превращенный ужасным ифритом в бессловесную скотину! Впрочем, очень обаятельную и привлекательную...
        - Эт-то принц?! Вай дод... тогда настоящий осёл - эт-то ты, п-чтеннейший...
        - А в глаз?
        Видимо, в глаз пьяный конюх всё-таки не хотел, поэтому перевернулся на другой бок и невежливо захрапел. Оболенский с трудом удержал в груди желание пнуть его в зад и, присев на корточки, занялся делом. Точнее, преступлением....
        - Так, это кремень, а это кресало, вкупе называются одним красивым словом
«огниво». Значит, тем стукаешь по тому, и... и... и в результате... Пофигень какая-то получается, не горит! - Бывший москвич мужественно пытался добыть огоньку. - А всё Насреддин, скупердяй кокандский, нет чтоб нормальные спички выдать или зажигалку приличную. Ладно, погоди, вроде искрит уже... уже-э-э-э...
        Лев не сразу понял, что происходит, когда его шею кто-то ловко взял в стальной захват. Бледный от натуги Рабинович, с круглыми от ужаса глазами, отчаянно пытался задушить своего хозяина! Ужас всякого здравомыслящего ослика при виде поджигателя собственного стойла предавал ему нечеловеческие силы...
        - Пусти... дурашка! Это ж... так... чуть-чуть, для па-ни-ки-и-и...
        Увы, верный лопоухий друг лишь удвоил нажим. Едва не задыхаясь, красный Оболенский кое-как перехватил левое копыто ослика и, выкручивая его, чудом произвёл бросок через себя. Теперь они схватились по-честному в партерной борьбе сумо...
        Удивлённое цоканье конюха застало их врасплох:
        - Вай мэ, так эт-то не ты обнимаешься с ослом, а он с т-бой?! Воистину вы н-нашли друг д-р-га, о соблазнительнейший из интимнейших марок-канцеф-ф...
        Оболенский и Рабинович покраснели одновременно. Бывший Багдадский вор тихохонько отбросил за спину кремень и кресало, а ни в чём не повинный ослик столь же простодушно отступил назад, оттолкнув «улики» новенькой подковой куда подальше. В какой момент на солому упала случайная искра, не заметил никто...
        ГЛАВА 9
        Не умеешь в воде скорбеть, не пугай карасиков!
        Оцензуренный шансон...
        Через пять минут дым из конюшни валил клубами! По двору с воплями и матюгами носился здоровенный негр в тлеющих одеждах, держа под правой мышкой чихающего осла, а под левой - храпящего конюха. Закопчённые арабские жеребцы с залихватским хохотом гарцевали вокруг, радостно создавая общее состояние праздничной суматохи!
        Великий султан соизволил высунуться в окно и полюбопытствовал, в чём конкретно заключено всё веселье? Потом ходили слухи, что якобы какой-то марокканец или араб прямым текстом проорал в ухо достойного правителя Коканда нечто такое, что всесильный Муслим аль-Люли Сулейман ибн Доде сначала это минут десять расшифровывал, а потом скоропалительно объявил священную войну-джихад всей Эфиопии!
        Сам Лев утверждал, что лишь безобидно указал султану на уровень его умственного развития плюс упрёк в непрофессионализме той нетрезвой акушерке, что принимала его венценосные роды, и весьма короткий адрес с исчерпывающим указанием направления в то место, где весь прогрессивный народ хотел бы видеть такого, с позволения сказать, управленца...
        - Догнать! Обезглавить! На кол посадить безбожного оскорбителя моей персоны, - бесновался низкорослый правитель, но, увы, его мало кто слушал.
        Вся дворцовая челядь старательно тушила пожар, грозящий перекинуться с конюшни на внутренние постройки двора. А тут ещё резко налетел шаловливый ветер, в две минуты выкрасив холёное лицо султана копотью и сажей. Белые арабские жеребцы напоминали теперь русских бурёнок, хмель из их голов выветрился быстро, но возвращаться в тлеющие стойла животные не хотели, произвольно разбредясь по коридорам дворца. Народ проклинал шайтана (который конечно же изрядная сволочь и враг рода человеческого!), но к данному погрому личность абсолютно непричастная. . Давайте хоть в фэнтези элементарную соблюдать историческую справедливость!
        - О муж мой, ароматно пахнуший горелой патокой, ты вернулся? - радостно вскочил навстречу другу Ходжа Насреддин. Он был едва ли не по колено завален личными вещами честно обобранной стражи. Оба недоумка, и старый и молодой, стыдливо прикрывались медными щитами - тем единственным, что у них ещё осталось...
        - Как вовремя, - взмолился старший. - О, почтеннейший знахарь, забери от нас эту достойнейшую во всех отношениях женщину, сумевшую оградить собственную честь, сохранить доброе имя и ограбить нас столь ловко, что мы не в претензиях...
        - Хотя бы штаны отдай, э?! - не выдержав, сорвался молодой.
        Лев поставил на землю Рабиновича, плюхнул на кучу тряпья блаженно сопяшего конюха и отвесил несильный подзатыльник Ходже. Чисто пользуясь случаем, ведь в женском обличье Насреддин не мог дать ему сдачи...
        - Пошли домой, моя луноликая толстушка. Ты, кстати, утюг выключила? А тут вот не выключил кто-то, и у людей полконюшни спалило к едрёне-фене!
        - Вай мэ, спешу, несусь и спотыкаюсь, о мой добрый господин, - сквозь зубы процедила «достойная жена», но охотно рванула за калиточку первой. Оболенский пропустил осла и, обернувшись, широким жестом вернул всё проигранное страже:
        - Забирайте, мужики! Как говорится, вы нас не видели, мы вас... Ферштейн?
        - Я, я, натюрлих, - радостно кивнули оба.
        Багдадский вор слегка обалдел от такого ответа, автоматически вскинул руку в приветствии рейха и соизволил удалиться... Кстати, на самом деле особо удивляться было нечему - уже в те дремучие времена Восток активно торговал с Западом, и во дворце султана кокандского ганзейские или румийские гости редкостью не являлись. Широко образованная стража первой общалась с иноземными гостями и уж десяток-то слов знала наверняка...
        ... - Что, вот так запросто подожгли всё, обобрали стражников и...
        - Стоп, откуда ты узнал, что я стащил кошельки этих медноголовых полиглотов?! - Лев едва не поперхнулся горячим чаем.
        - Да уж, сию великую тайну логики мне придётся накрыть вуалью мрака и унести с собой в могилу.
        - Аллах зачтёт тебе это искреннее деяние! - Мой друг серьёзно одарил меня крестным знамением. - Знаешь, там я действительно отрывался по полной программе, благо был в полном сознании и трезвой памяти. То есть мог позволить себе буквально всё - перед кем там выёживаться-то? Эмиры, султаны, падишахи - дебилы клинические, лечить - только портить. Стражники - гоблины узкоглазые; визири, нукеры, чиновники всякие - хуже депутатов наших, продажные до жути, и за взятки у них не сажают - наоборот, поощряют это дело всячески! Народ всё терпит... Ну, или терпел... до определённого периода... Пока не появлялись мы с Ходжой - дальше начиналось шоу! Записываешь?
        ...Вечером того же достопамятного дня хозяин чайханы, где по-прежнему столовались наши прогрессивные герои, подал им плов с самой чудесной историей об утреннем пожаре во дворце. Как ни парадоксально, но имён Оболенского и Насреддина не прозвучало, во всём якобы виноват склочный лопоухий шайтан, до времени прикидывавшийся безобидным осликом.
        Рабинович, привязанный во внутреннем дворике, слышал всё, старательно делая вид, что уж он-то кристально честный осёл, и даже пару раз возмущённо фыркал, осуждая бесстыдство шайтана, проворачивающего свои делишки под маской порядочных вьючных животных...
        - Увы, слава - дым, - философски заключил Ходжа, отодвигаясь от дастархана. - Но ты сдержал слово, о мой голубоглазый друг, и я не вправе помыкать тобой дольше. Ты решил ступить на стезю праведности? Что ж, Аллаху угодны раскаянья беспросветного грешника, мне остаётся лишь пожелать тебе удачи. Иди...
        - Не понял?
        - Я говорю, иди! Ты неограничен и волен в выборе пути. Сваливай отсюда, пока достопочтенный Аслан-бей не снял своим ятаганом твою кудрявую, но пустопорожнюю голову...
        - Это... ты меня гонишь, что ли?!
        - Это ты гонишь, Лёва-джан! - уже всерьёз возвысил голос бывший визирь. - Ты не местный, не наш, не отсюда и не мусульманин даже на полтаньга. Тебя никто не звал, ты сам припёрся и всё время хочешь куда-то вернуться. Ты лишил меня работы, выгнал на улицу, поставил вне закона, но!.. Твой воровской талант вернул мне осла, которым я дорожу, за что отдельное спасибо. Далее - всё, свободен, мы в расчёте! Аллах в помощь - попутного ветра во все паруса твоих кораблей пустыни... Чтo уставился, как джейран на новые ворота в норке знакомого тушканчика?
        Оболенский пару раз порывался что-то вставить в своё оправдание, но потом плюнул, рывком встал с пола, резко бросившись к дверям и... столь же резко вернулся обратно, бухнувшись на прежнее место.
        - Я могу считать это твоим ответом?
        - Отвали...
        - Конкретнее, почтеннейший?!
        - Да, я - вор, мне некуда идти, и у меня здесь нет друзей, кроме тебя и Рабиновича. - вынужденно признал Лев, наверное, только в эту минуту реальность стала перед ним во всей своей неприглядной красе.
        Да, именно так, ибо реальность данного мира, созданная волей Всевышнего, прекрасна всегда, а неприглядной или уродливой её делает лишь призма нашего взгляда. Чем незамутнённей взор, тем красивее мир. Видимо, поэтому дети улыбаются чаще взрослых...
        Ходжа жестом поманил чайханщика, и после недолгих уговоров тот принёс пузатый фарфоровый чайник, взяв взамен целую монету серебром.
        Гора, вина хлебнув, и то пошла бы в пляс.
        Глупец, кто для вина лишь клевету припас.
        Кто сказал, что мы должны вина чураться?
        Вздор! Это дивный дух, что оживляет нас, -
        с этими словами Насреддин неспешно наполнил рубиновой жидкостью пиалы и протянул товарищу по несчастью:
        - Твоё здоровье, о величайший из всех воров, за твоё большое сердце и чистую душу!
        Первую пиалу гроза Багдада осушил не отрываясь, в два глотка, а потом заплакал - ему очень хотелось домой...
        ГЛАВА 10
        Кто шайтана не видал, тот Аллаху не молился...
        Проверено на себе
        Я уже как-то писал, на основе собственного опыта, что неожиданному перемещению в другой мир радуются только законченные идиоты, не попавшие в сумасшедший дом лишь по небрежности отечественной медицины. Когда мой друг впервые попал на Восток, он особенных комплексов не испытывал как раз таки в связи с вышеуказанной причиной. Стукнутость головой, потеря памяти, ну и окружающие ещё подыгрывали, конечно... Сейчас всё было иначе.
        Лев плакал от разлуки с женой и сыном, от невозможности вернуться, от безысходности и лишения всех благ цивилизации - один общий туалет на заднем дворе чайханы приводил его в тихий ужас! А сон на блошиной кошме, а запах от верблюжьего загона, а жирная пища, а элементарная невозможность принятия нормальной ванны (ибо ванная, по словам пророка Мухаммеда, есть «нечистое место»!)...
        Белая кожа, голубые глаза, русые кудри, абсолютное незнание местных законов и обычаев... Теперь-то он понимал, что будет смотреться на базаре Коканда примерно так же естественно, как пингвин в экваториальной Африке или кенгуру на площади перед мэрией в Петропавловске-Камчатском! Не будучи плаксой по натуре, Оболенский честно рыдал именно от осознания серьёзности причины и повода...
        К тому же дружелюбный Ходжа в этот раз отнюдь не спешил его утешить. Вина подливал, это да, но от успокаивающих похлопываний по спине демонстративно воздерживался. Он заговорил лишь тогда, когда убедился, что чайник окончательно пуст...
        - Я помогу тебе вернуться, как совет мудреца помогает торопливому юнцу поймать отражение луны, убедив его не сигать за ней на дно колодца, а поискать в пиале с чаем. Твой дед Хайям ибн Омар, да благословит его Аллах, говорил: «Посрами жестокого эмира, и награда не оставит тебя». Ныне я говорю: посрами султана Коканда, и, может быть, благодарный джинн вернёт тебя туда, откуда взял. Ведь он действует по промыслу Всевышнего, а Всевышний склонен испытывать правоверных...
        - Мысль трезвая, - сипло признал Лев.
        - Вай мэ, естественно, ты ведь почти всё выпил сам, в одну харю! Тьфу, какое нехорошее слово... Как ты его только произносишь, Лёва-джан?!
        - Я ещё и не такие знаю, небритый репер...
        - Ну-ка, ну-ка, ну-ка, поучи меня, о подсохший помёт безрогого сайгака!
        - Едрит твою в Мадрид, да знаешь, кто ты после этого?!
        ...Короче, второй чайник вина «завязавший» Оболенский просто украл из соседней лавочки. Спать они повалились далеко за полночь, а ранним утром произошло первое из целой цепи невероятных и чудесных событий, с коими благородному русскому вору пришлось нос к носу столкнуться на таинственном и лукавом Востоке!
        Итак, Коканд, шесть утра, вот-вот должны дружно начать хоровую утреннюю распевку муэдзины, а наш главный герой Лев Оболенский просыпается, продрав глаза; от острой необходимости сделать то, чего за него, увы, никто не сделает... То есть вино, как ни крути, а ещё и жидкость, да? Мужики меня поймут, уж тут если приспичило - встанешь! Лев быстренько просеменил во двор, нашёл подходящий столбик и спасся, а вот когда вернулся в комнату - застал там поразительную картину...
        Некое гуманоидоподобное существо, неопределённого чёрного цвета с пошлыми розовыми проплешинами, тоненькими козлиными ножками, рогами и длиннющим тушканчиковым хвостом, замерло над мирно храпящим Ходжой Насреддином с весьма недвусмысленной целью. То есть, честно говоря, прошу прощения за физиологичность, оно уже почти «отвернуло крантик» и явно намеревалось надуть прямо на голову беззащитного домулло!
        Лев едва не обомлел от такой наглости и рванул наперерез. Однако этот странный тип не испугался, а лишь бесстыже ухмыльнулся Оболенскому, демонстрируя отличнейшие персидские зубы, и даже приложил пальчик к разъезжающимся губам, якобы призывая к молчанию...
        - Ах ты сукин кот! - взревел православный потомок знаменитой русской фамилии. - Да чтоб я молчал, когда моего же друга всякий драный стрекулист будет обливать жидкостями, не рекомендуемыми шариатом?!
        - Он сам виноват, совершив сразу два греха, - неожиданно писклявым до ультразвука голоском ответило существо. - Первый грех - э-э, пьянство, а второй
        - пропуск утренней молитвы...
        - Так... он же её ещё не пропустил?
        - Сейчас пропустит, - ещё гнуснее осклабился хвостатый. - Не мешай мне, э-э, чужеземец, постой в сторонке...
        Лев вдруг с ужасом понял, что его ноги словно бы приросли к полу, и он не в силах сделать больше ни шагу! Коварное существо отвернулось и нацелилось спящему Насреддину прямо в ухо... Бывший Багдадский вор до зубовного хруста закусил рвущийся наружу мат и, невероятно изогнувшись, мощной рукой сгрёб злодея за длинный хвост!
        - Э-э?! Чужеземец, ты... это... Ты против кого посмел?!! - только и успел чирикнуть несчастный, когда Оболенский от души шарахнул им об стенку! Потом об пол, потом об другую стену, об низкий потолок, об угол дастарханного столика, об жёсткий подоконник, об... Ноги нашего героя по-прежнему были налиты свинцом, но хват надёжным, плечи широкими, а душа полна праведного гнева!
        - Я же... э-э... шайтан! Меня нельзя-а... бяк!
        От шума наконец соизволил проснуться и герой народных анекдотов. Но, прежде чем он вытаращил глаза и прошептал «храни Аллах», - с улицы раздался протяжный призыв муэдзинов к утреннему намазу. Лев как раз впечатал хвостатого спиной в некрашеный косяк.
        - Я... тебе... отомщу! Жутко отомщу, э-э... - напоследок пообещал шайтан, растворяясь в воздухе.
        Оболенский тупо посмотрел на свою ладонь, на разруху в комнатке и, дрогнув, едва не упал - ноги вновь обрели привычную лёгкость походки.
        - Мне это приснилось, Лёва-джан?
        - Похмелюсь - скажу.
        - Вай мэ, неужели ты действительно дрался с самим шайтаном?!
        - Угу... видать, мы оба здорово перебрали вчера... - недоверчиво почесал в затылке мой друг и пустился обстоятельно рассказывать всю предысторию. Полторы минуты спустя Ходжа Насреддин, бывший визирь Коканда, неистово молился, как ещё никогда в жизни! Смущённый Лев тоже перекрестился пару раз, но украдкой...
        ГЛАВА 11
        Всяк соврет, да не как фантаст!
        Профессиональная гордость
        - Ещё пророк Мухаммед предупреждал, что правоверному, пропустившему утренний намаз, - шайтан помочился в уши! Ибо со зловредной мочой врага всех мусульман в ухе образуется пробка и благословенный призыв муэдзинов не может быть услышан. Воистину ты спас меня и мою душу!
        - Ага... а в результате стал личным врагом шайтана. Мне стоит себя поздравить?
        - Аллах не оставит без заступничества того, кто дерзнул бить шайтаном по потолку, - высокопарно вскинулся Насреддин, но тут же уточнил: - В смысле не оставит правоверного мусульманина... Но тебе ведь ещё не поздно принять ислам!
        - Спасибо, я под столом пешком постою... - отстранил пылкого товарища Лев. - Лучше скажи, надолго ли мы застряли в этом вонючем гранд-отеле и чем конкретно мне надо осрамить твоё бывшее начальство, чтоб меня вернули домой?
        - Вай мэ-э... ну, наш султан вроде бы хотел новую невесту. Если ты помешаешь ему, то может быть...
        - А ты слышал имя этой цыпочки? Нет?! Её зовут Ирида аль-Дюбина, единственная и неповторимая!
        Ходжа вылупился на Оболенского, как Волк на Бабушку в поясе шахидки, а потом опрокинулся на спину, едва не задыхаясь от хохота! Контраст мелкорослого Муслима аль-Люли Сулеймана ибн Доде и двухметровой богатырши из высокогорного кишлака был столь разителен, что казался чистой воды провокацией. Да, наоборот, надо приложить все усилия к такой свадьбе, ибо в первую же брачную ночь благоверная невеста попросту раздавит мужа! Тут уже и срамить-то никого не надо, сразу панихиду заказывай...
        - Вот Ахмед бы удивился, - отсмеявшись, вытер невольные слёзы бывший домулло, - они с Иридой сочетались законным браком по шариату и вроде бы счастливо живут в благословенном Багдаде. Из которого мне, кстати, пришлось бежать, намазав пятки бараньим жиром. Понимаешь, вокруг меня вечно складывается такая нервозная обстановка, что...
        - Уговорил, иблис сладкоречивый, кого надо украсть - Ириду, башмачника Ахмеда или самого султана?
        - О благорождённый внук нарушителя всех заповедей, ты буквально читаешь мои мысли! Тебе придётся украсть их всех... можно по очереди.
        - На фига они нам все в одном флаконе?!
        Ответить Насреддин не успел, да в общем-то не очень и собирался. Судя по всему, у него были какие-то свои, далеко идущие планы, поэтому дал другу знак заткнуться и поманил к окну. Лев повиновался, молча пожав плечами. Кстати, честно говоря, за окном ничего особенного видно не было, только клубы пыли на улице за соседним караван-сараем. Там ещё мелькали пики с флюгерами и кое-где поблёскивали медные шишаки городской стражи.
        Господин Оболенский с трёх раз догадался, что это сам отважный Аслан-бей изо всех сил едет исполнять женихательный каприз сиятельного Муслима ибн Доде. То есть, по идее, достаточно упасть на хвост вооружённого отряда, дабы дойти до цели беспроблемно, в уюте и безопасности. Всё-таки в пустыне без каравана пропадёшь, жара, пыль, песок, отсутствие нормальных пунктов питания и отдыха. Плюс «чёрные коршуны» - банды знаменитых неуловимых разбойников из бедуинских племён, которые в те времена наводили серьёзного шороху на всё благородное купечество. И ведь это ещё далеко не единственная опасность...
        Страшные пустынные кровососы-гули, беспощадные ифриты, злобные джинны (не признавшие Коран!), соблазнительные в губительной страсти женщины-скорпионы, мелкие песчаные демоны, безглазые старухи, предсказывающие будущее под сенью крыльев нетопыря, духи умерших без имени Аллаха на устах, безносые карлики, затачивающие свои зубы до остроты мышиных когтей, страшные ночные птицы, выклёвывающие глаза у путников, чьи руки склонны к греху... А ведь я не перечислил и трети!
        К счастью, всё это знания, начитанные мною, а Лев о них просто не знал, иначе бы ни за что не позволил увлечь себя в эту авантюру. И, по совести говоря, мне сейчас очень трудно определить, кто его туда подтолкнул - тонко улыбающийся Ходжа или злобно мстительный шайтан? Последнему в нашем романе тоже отведено отнюдь не второстепенное место...
        - Ладно, пора идти, Лёва-джан, одевайся.
        - Нет! Я сказал - нет, и даже не улыбайся так - левый крен тебе под дышло. Не буду я больше патокой мазаться, и афроамериканца изображать тоже больше не буду! Мало того, что на мою физиономию все мухи садятся, так ещё и хозяин чайханы два раза глазки строил и монету серебром из-под фартука показывал. Чего он от меня, сугубо традиционного, хочет?! Не буду я больше «шоколадным зайцем», и не уговаривай...
        - Вай мэ, зачем плакать, оденемся женщинами!
        - Уф-ф, ну, другое дело... Хоть один день погуляем по кокандскому Бродвею как цивилизованные трансвеститы. Реснички красить?
        Домулло помолчал, определил, где тут юмор, и, не тратя лишних слов, сунул в руки товарища чёрную паранджу. Потом они полчаса спорили, кто поедет на осле. Сошлись на том, что оба. Ещё с полчаса приводили в чувство расплющенного двойной ношей Рабиновича. В результате все трое, разумеется, двинулись в путь пешком. Первое испытание дожидалось их прямо на базарной площади...
        - Ради Аллаха, всемилостивейшего и всемогущего, подайте слепому калеке! Не скупитесь, о правоверные мусульмане, Всевышний не оставит вас без награды. Посрамите же козни шайтана и уделите хоть полтаньга несчастному, пострадавшему от рук бесчестного Багдадского вора, - заунывно тянул тощий оборванный нищий. Его лицо было затянуто замызганной тряпочкой, оставляя открытым лишь длинный нос да щербатый рот без двух коренных зубов.
        Ходжа равнодушно просеменил мимо, но гневный Лев, разумеется, встал как вкопанный, грозно раздувая ноздри под паранджой. Миг - и его рука щедро сыпанула горсть серебра в протянутую ладонь... Грязные пальцы восторженно сжали монеты, а длань Оболенского - запястье нищего:
        - Колись, тунеядец, за раскрошенный батон на Багдадского вора!
        - Не заводись, подружка... - поспешил вступиться домулло; уличные скандалы были не в их интересах.
        - Нет, он мне ответит!
        - Кто ответит? Зачем ответит?! Ради всего святого, отпусти мою руку, о могучая женщина с грубыми манерами, - завертелся оборванец. - Пусть толстая ханум заберёт от меня этот кошмар правоверных мужей! И я никому ничего не скажу...
        - Это я-то толстая ханум?! Ах ты...
        - Не заводись, подружка, - ехидно продублировал Лев. - Но обрати внимание. Ходжа, этот тощий скунс не слепой!
        - Тогда я сам дам ему в глаз, и он хотя бы окривеет! Не держи меня за талию, Лёва-джан...
        - Ходжа... Лёва-джан... - Нищий, бессвязно бормоча, вскинул голову, двигая кадыком, словно бы пробуя на вкус произношение давно забытых имён. - А этот прекрасный ослик... неужели Рабинович?! Друзья мои!!!
        Повязка полетела наземь, и взорам наших героев предстал бритый, загорелый до черноты башмачник Ахмед. Тощий «изготовитель фирменных тапок с загнутыми носами» на глазах поражённых кокандцев подхватил на руки двух добропорядочных женщин и резво исполнил короткий танец неуёмного восторга! Короткий, потому что одна ханум поражала объёмом, а другая плечистостью и ростом, то есть суммарный вес впечатляющий. Естественно, «три брата акробата» рухнули прямо на чей-то лоток с фруктами...
        - Кореш, похоже, он действительно рад нас видеть. Чуешь, как хрипло дышит?..
        - Это потому, что мы сидим на нём, о недогадливый!
        - А я-то думал, это он от счастья... Так встать, что ли?!
        Бдительный Рабинович подпихнул Льва храпом в поясницу - привлечённые шумом, к ним сурово шествовали четверо стражников. Героического Аслан-бея среди них не было, но любое привлечение внимания слуг закона работало против нашей троицы. Поэтому обе «ханум» быстро вскочили на ноги и бодренько попытались удрать, но не успели - их перехватил разгневанный хозяин лотка.
        - Кто мне заплатит за мою хурму, о бесстыдницы?!
        - Вай дод, вай мэ, вах, вах, вах! - отчаянно закудахтал Насреддин. - Мы честные женщины, порядочные жёны и заботливые матери.
        - Я так вообще почти уже тёща! - весомо добавил Лев и, не тратя слов, просто наступил торговцу каблуком на ногу, одновременно выкладывая ему в руку золотой дирхем. В смысле инцидент исчерпан...
        - Стойте! - Стражи в любом случае решили проявить служебное рвение. - Кто вы, почтеннейшие, и почему повышаете голос в присутствии мужчин?
        Ходжа открыл рот, дабы что-то соврать. Оболенский в ту же секунду едва не разразился феминистической речью эмансипированных дур. Рабинович всерьёз прикидывал броситься стражникам под ноги, сбить всех четверых и дать возможность нашим уйти. Но дребезжащий голос воскресшего башмачника всё расставил по своим местам:
        - Это... мои жёны... обе! И как же я их люблю... сразу!
        ГЛАВА 12
        Десерты надо не жрать, а ковырять!
        Фрекен Бок
        ...Честно говоря, для того чтобы в полной мере оценить юмор этой блистательной фразы, надо было видеть внешний прикид Ахмеда. Во-первых, соответственно популярной поговорке, босой! Драные штанишки едва прикрывают костистые колени. На ребристом торсе замызганная безрукавка, на бритой голове войлочный колпачок, шесть раз обмотанный затрёпанной скатертью. То есть египетская мумия времён Птолемеев одевается для выхода на базар чище и элегантнее...
        И этот уличный обмылок нагло утверждает, что две прилично упакованные женщины (а Оболенский, как известно, всегда крал только лучшее!) типа и есть его (не Оболенского!) жёны?! Ну, это примерно, как если бы общеизвестный жековский слесарь дядя Вася заявил, что женат на Монтсеррат Кабалье, а морду Баскову он начистит гаечным ключом завтра же, чисто из ревности, ага... Естественно, стражи тоже не очень во всё это поверили и вежливо уточнили:
        - Этот шелудивый баран в самом деле ваш муж, о почтеннейшие?
        Ходжа со Львом переглянулись и уже практически кивнули, как вдруг впавший в панику башмачник резко прыгнул на спину Рабиновичу, пнул ослика мозолистыми пятками и заорал на весь квартал:
        - За мной, парни! Да поразит шайтан всех недогадливых слуг закона изысканной болью в то место, куда им не заглядывает солнце. Нас не догоня-а-ат!!!
        С равным успехом можно было бы в лицо назвать остановившего вас гаишника козлом в погонах. Кокандские стражники посмотрели на скрывшегося в клубах пыли башмачника и плавно перевели пылающие местью взоры на оставшихся «ханум». Насреддин и Оболенский стояли, как два идиота или две идиотки. Шоу трансвеститов кончилось...
        Как только первый из четверых страж протянул руку к парандже домулло, бывший визирь сумел постоять за себя, применив недозволенный, но так любимый всеми женщинами удар коленом в пах. Чрезмерно ревностный служака рухнул с горловым писком раздавленной канарейки... Предупреждая действия остальных, Лев могучим рывком зашвырнул в них лоток с остатками фруктов, и две «злостные нарушительницы шариата» дали дёру! Доброго башмачника Ахмеда они цветисто материли уже на ходу. .
        Вай мэ, что же это за избранная прелесть - погоня на восточном базаре! Какое высокое упоение со свистом и гиканьем нестись вперёд, перепрыгивая через горшки и корзины, мешки и хурджины, а кое-где и через невысоко сидящих дервишей...
        О, сбитые с ног торговцы, покупатели, лотки, палатки, навесы, а также мелкий негабаритный скот... О, поминальный хруст свежих фруктов под ногами, экзальтированная мусульманская ругань и недолетающие плевки разочарованных верблюдов вслед... О, бессильная ярость суровой стражи, получающей сполна за всё, что творили две резвые, безбашенные «эмансипе», отчаянно отстаивая своё право на свободу и волеопределение... Нет, по сути, их всё равно бы, конечно, поймали. Оторваться от стражи можно всегда, но когда, в конце концов, к погоне присоединяется полбазара...
        Ходжа с разбегу затолкал разгорячённого друга в какой-то полотняный шатёр, где двое почтенных дедушек наводили красоту, полируя у брадобрея блестящие макушки. Сам маэстро ножниц и бритв на минутку вышел выплеснуть мыльную воду. То, что произошло дальше, было, несомненно, наитием! Причём снизошедшим не с высоты небес... Наши прохиндеи, не сговариваясь, одновременно сорвали с себя длиннющие паранджи, сунули в них обалдевших аксакалов и бесцеремонно выставили вон!
        Почти в то же мгновение толпа догоняющих радостно сгребла двух «преступниц» и передала с рук на руки запыхавшейся страже. Тот факт, что при досмотре под личинами ханум были обнаружены два возмущённых старца - никого не удивил, все и так догадывались, что забитые восточные женщины подобных марафонских фортелей с прискоком вдоль базара обычно себе не позволяют. А оправдания красных пенсионеров... кому они интересны?! Никому! Как никто и не обратил внимания на двух достойных мужей в белых одеяниях, бочком выскользнувших из палатки брадобрея. Тем паче что обоих почти сразу же приняла в свои объятия кучка студентов из близстоящего медресе, тиская и подбрасывая...
        - Какая пьяная корова их укусила?!
        - Не ругайся, Лёва-джан! Сделай дружелюбную улыбку, сощурь голубые очи и кивай. Похоже, нас за кого-то приняли...
        - Не вы ли, почтеннейшие, будете двумя великими учёными богословия, толкователями Корана, знатоками хадисов - достойнейший Мирза аль-Азад и мудрейший Мирза аль-Кумрад? - в упор спросил самый активный из студентов, по виду и манерам настоящий комсомольский вожак.
        - Парень, окстись! Мы не две Мирзы и даже не две Кирзы, хотя и два сапога пара,
        - натуженно сьюморил Дев, но Ходжа толкнул его локтем в бок, намекая на поддержание маскировки, и, поправив ватную бородёнку, елейно подтвердил:
        - Мой образованнейший друг всегда столь изысканно шутит... Разумеется, это мы. А что угодно от нас юным ученикам кокандского медресе?
        - Как что? - удивлённо икнул юноша. - Разве не вы ниспосланы эмиром бухарским для проведения у нас беседы на богословскую тему?! Пройдёмте, аксакалы, вас все ждут!
        Оболенский, гневно зыркая глазами, мимикой изобразил другу всё, что он с ним сделает, когда вырвется на свободу. Насреддин же всего один раз кивнул в сторону довольно прохаживающихся стражей и важно позволил ввести себя в обшарпанные ворота высшего учебного заведения...
        - Как я понимаю, он ведь был очень образованным человеком для своего времени? - уточнил я, делая вынужденный перерыв, потому что рука уже просто отказывалась писать.
        Сытый Оболенский с фужером вина может поэтично трепаться и час, и два, и пять. Конспектировать все его творческие навороты причудливой смеси вымысла и реальности - труд просто каторжный! В следующий раз непременно включу диктофон, а сейчас...
        - Ну, в смысле знания текстов Корана наш Ходжа, конечно, был подкован будь здоров, - царственно согласился мой друг. - У меня, разумеется, столь фундаментальных знаний в багаже с гулькин хрен. Хотя, с другой стороны, в работе преподавателя главное не начитанность, а практика. И потом, тема-а...
        - Что тема?
        - Тема лекции, прочитанной нами в медресе в духе философско-религиозного диспута, звучала так: «Любовь и секс в исламе»!
        Я поплыл со стула...
        ...Кокандское медресе представляло собой жилой комплекс размерами с отдельный квартал. Здесь был обширный двор, высоченный минарет, причудливо изукрашенный голубой глазурованной плиткой, глинобитные хозяйственные постройки, общежития для студентов и палаты для учительского состава и некое подобие открытых лекционных террас под полотняными навесами. Обязательные «намазы» проходили во дворе, коллективная молитва более угодна Аллаху, а кроме того, приучает молодёжь к дисциплине и послушанию.
        В принципе Лев студенческой среды не боялся, просто по-арабски прикрыл лицо свисающим краем чалмы (дабы скрыть отсутствие достойной аксакала бороды) и вовсю болтал с почтительными восточными юношами. Нетактичных вопросов ему не задавали, ничем особенно не грузили, даже, наоборот, намекали на отдых в благословенной тени, горячий плов и свежий зелёный чай.
        Вскоре наши герои были сопровождены в уютную прохладную комнатку, где их действительно ждал роскошный стол - свежие лепёшки, горячий плов, инжир, урюк и бастурма...
        - Ха, вот это я понимаю - накрыли поляну, обеспечили заезжих лекторов полным почётом, в смысле «ты меня уважаешь?!», а после такой обжираловки я готов поставить всем зачёт не глядя! Вот только... вина почему-то нет. В кувшине вода, в миске простокваша... Скупердяйчато получается, полный вай дод!
        - О, мой вечно ненасытный друг, позволь напомнить тебе, что мы находимся не где-нибудь, а в медресе! В том святом учреждении, в чьих стенах и помыслить нельзя о нарушении запретов шариата! Хотя одну-другую пиалку креплёного не помешало бы...
        - Да сохранит вас Аллах и помилует, почтеннейшие коллеги. - В двери неожиданно шагнул высокий старец с подозрительным взглядом и высокомерно вздёрнутым носом.
        - Надеюсь, ваши желудки полны, ибо молодые сердца, жаждущие принять мудрость ваших суждений и слов, уже ждут во дворе. А как известно, промедление есть первый воин шайтана! Вам следует идти, пока они чего-нибудь не порушили от любви к науке...
        Ходжа поднялся без спора. Оболенский свою лепёшку доедал уже на ходу, но бросить отказывался категорически. Тему лекции им объявили при всём честном народе...
        ГЛАВА 13
        Любая фраза, вырванная из контекста, приобретает значение прямо противоположное тому же контексту!
        Практическая философия
        ...Высокий старик (казий, декан, в общем какая-то шишка данного учебного заведения) взошёл на небольшую трибуну и объявил вольному студенчеству о начале чтений:
        - Воистину возрадуйтесь все те, кто находится на пути постижения божественной книги Корана, ныне в наш дом вошли два известнейших мудреца из благословенной Бухары. Прошу почтительно склониться перед знаменитым Мирзой аль-Азадом и учёнейшим Мирзой аль-Кумрадом!
        - Да продлит Аллах их годы, - заученно кивнула молодёжь.
        - Они расскажут вам о главном, о любви к Всевышнему! Откройте же сердца свои, освободите ум и соберите внимание, ибо слова отмеченных благодатью старцев ценятся выше презренного золота и серебра!
        Как вы понимаете, после такого роскошного представления нашим аферистам предполагалось соответствовать своей роли на все сто процентов. Лев и Ходжа впервые всерьёз осознали себя известными, популярными и значимыми.
        - Наплетите что-нибудь этим детям баранов на часок-другой, - скучным шёпотом посоветовал начальствующий пенсионер, освобождая трибуну. - Я вас буду ждать вас в той же комнате с вином и девочками, приятными глазу...
        Оболенский и Насреддин почувствовали, что их опустили под линолеум... Долгую минуту молчания они стояли раскрыв рты, один на один с ожидающей откровений аудиторией. В напряжённой тишине нудно жужжали откормленные восточные мухи...
        - Начинайте, почтеннейшие! - не выдержал кто-то с задних рядов.
        - Э-э, так на какую тему мы тут сегодня собрались? - кое-как прочистил горло растерянный домулло.
        - На тему любви и Аллаха!
        - Так на тему Аллаха или любви? - попытался хоть за что-то зацепиться сообразительный россиянин. Народ переглянулся, и началось...
        - Парни, насчёт любви к Аллаху двух мнений быть не может - его надо любить, и всё! Аллес, абзац, конечная точка кипения! А вот если по вопросу любви в целом..
        так сказать, её более земные проявления... Ну, там позы всякие, «Камасутра», шведская семья, мини-юбки и пирсинг в пупке - это можно и пообсуждать!
        - Молчи, несчастный, - придушенно взвыл Насреддин, пытаясь прикрыть «коллеге» рот, но поздно - публика встрепенулась с живейшим интересом половозрелого поколения. Первый заданный вопрос был ещё достаточно робким:
        - А позволительно ли законным супругам, по шариату, видеть друг друга без одежды?
        - Ну, ясен пень! На какого ж, спрашивается, она тебе сдалась, жена законная, завёрнутая в сто одёжек, под паранджой да одеялом в сорокаградусную жару с интимом до теплового удара?! Женщина должна таять под мужским взглядом и раскрывать тебе, любимому, всё подряд, пуговку за пуговкой. Кстати, стриптиз в этом смысле очень способствует... «Укус пчелы» кто-нибудь видел, нет?
        Судя по дружному вздоху понимания, видели многие, а прочие были наслышаны в лучшую сторону. Дальше пошло пооткровеннее...
        - Допустимо ли женщине в любви находиться поверх праведного мусульманина?
        - Нет! - возвысил голос Ходжа, чувствуя, что ситуация уходит из-под контроля, ибо если дать волю «образованному» Льву, то медресе можно закрывать в связи со вспышкой сексуальной революции. - Нет, ибо воистину опыт мудрых говорит нам, что, если хотя бы одна капля женской влаги попадёт на тело мужчины, он покроется язвами и чирьями, его кожа почернеет и лопнет, а душа попадёт в ад! Женщина сверху травмирует его печень, перегрузит почки, заставит ускоренно биться сердце и доведёт до...
        - Оргазма! - уверенно вмешался Оболенский, на миг притихшие студенты разом воспрянули. - Что за хрень ты тут несёшь, саксаул?! Они уже совершеннолетние мальчики, кое у кого вон и усы, и борода пробиваются... Короче, женщина сверху - мужику проблем меньше: и нам хорошо, и партнёрша в экстазе! Верно вам говорю, личный опыт, проверено - мин нет...
        - Позволительно ли мужу иметь отношения с двумя жёнами сразу? - разогрелся народ.
        - Нет!
        - Да!
        - Нет, ибо это противоречит шариату и оскорбляет чувства женщин!
        - Ой, ладно тебе, поборник нравственности... Если всех троих это дело устраивает
        - пусть кувыркаются, как им нравится. Внутрисемейное дело, кто там за ними будет подсматривать?!
        ...Далее, как вы наверняка догадались, начался уже полный беспредел. Расхрабрившиеся азиатские юноши наперебой закидывали их самыми сокровенными вопросами, так что наши «мудрецы» едва успевали толком отвечать, перебивая и яростно споря друг с другом...
        - А я тебе говорю, что соитие через (заткните уши, о юноши...) то, что сзади, но не... (кто понял, молодец!) запрещено - ибо там может сидеть шайтан, который непременно укусит правоверного за его достоинство!
        - Кто получает больше удовольствия?! Обратимся к банальной алгебре: мужчина получает это самое удовольствие одним местом, а женщина - тремя! Ладно, двумя по шариату... Что, как раз по шариату тоже только одним?! Не, ну вы вообще тут ни за что тёток обделяете...
        - Пусть избранница ваша ходит при вас в откровенных одеждах, подчёркивающих её красоту. А при посторонних людях - с ног до головы закутанная в шкуру вонючего верблюда! Этим она посрамит шайтана и создаст себе доброе имя...
        - Как, как, повтори... Становятся ли дети, зачатые непривычным способом, косоглазыми?! О-бал-деть... Знаешь, вот твои точно станут, если ты подолгу в командировках, а твой сосед лукаво косится на твою жену!
        - Сказано же: «А теперь придите к жёнам своим и ищите того, что предпослал вам Аллах!» Теперь ты, о неразвитый, хочешь, чтобы я прямо указал тебе, где и что искать? Ах, ты спрашивал у дедушки, а он забыл... ну-ну...
        - Дозволено ли супругам касаться друг друга? Да не только касаться надо, а... Короче, читай больше хорошей поэзии, особенно Хайяма Омара, он тебе мозги вправит. Только не воспринимай стишки слишком прямолинейно - лужайка, вино, танцовщица... Если валяться в дупель пьяным под кустом, предоставив женщине самой вокруг тебя отплясывать, - она жутко обидится, и фигли ты что с этого получишь! Ну разве пинка...
        - Женщина не должна в постели кричать! По крайней мере, не должна кричать так, чтобы вызвать слёзы зависти у соседей...
        - А теперь на главную мужскую тему: «Скажи лучшему другу твёрдое «нет!». Лично я в этом плане традиционно поддерживаю и Коран, и шариат, и моего коллегу. У-у, противный...
        ГЛАВА 14
        Аллах просто говорит с людьми, а шайтан объясняет людям, что именно имел в виду Аллах...
        И ведь люди верят!
        Как в тот день медресе вообще не взорвалось от перенапряжения - факт, до сей поры исторической наукой никак не объяснённый. Более того, активно ею отрицаемый! Типа никакого медресе в Коканде в то время не было; никакой подобной лекции педагогический состав вовеки бы не допустил; и никакие студенты, воспитанные на священных текстах Корана, не стали бы слушать подобное вопиющее непотребство, наверняка разорвав «лекторов» на лоскутки!
        Историки вообще крайне законсервированы в своих книжных убеждениях. Неудивительно ли, что именно фантастика, ставя лучшие научные умы перед неразрешимыми чудесами, заставляет их совершать всё новые и новые открытия. Убеждён, что пройдёт не так много времени, как серьёзные археологи отыщут какой-нибудь полуразбитый кувшин с размашистым автографом Льва Оболенского! Вот только не выбросили бы они его на помойку, сочтя сомнительной мистификацией...
        Лекция сексуально просвешённых «аксакалов» закончилась примерно часа через два, к глубочайшему огорчению всей студенческой молодёжи. Тот самый начальствующий старец, что открывал всё собрание, неожиданно выбежал на трибуну с заспанным лицом и дёргающимся подбородком:
        - Молитесь, о правоверные! Ибо только что, во время полуденного сна, явился ко мне сам шайтан и был он непередаваемо гадок! Ноги его тонки, рога остры, голова плешива, а хвост порочен! Голосом противным, словно визг блудницы, заслуженно побиваемой камнями, он сообщил, будто бы в нашем медресе поднимаются вопросы столь бесстыжие, что даже он сам не мог бы ответить на них из стыда и целомудрия... Молитесь, о правоверные!
        - Шайтан - известный лжец, - вовремя вставил Насреддин, так как все ученики мигом опустили глазки, прекрасно понимая, о чём речь. - Мы с моим достойнейшим коллегой только что рассказывали, сколь опасны происки нечистого и какие соблазнительные формы порой принимает дьявольское искушение!
        - Воистину храни нас Аллах, - прокатилось по толпе. Юноши охотно бухнулись на колени, отчаянно пытаясь прикрыть уши, пылающие после очередного честного ответа Льва, объяснившего истинный смысл незатейливой поговорки: «Всё полезно, что в рот полезло...»
        Друзья оставили молодёжь со своим набожным наставником и тихонечко отступили в предложенную им для отдыха комнату. Стол накрыли быстро, обещанное вино казий принёс через полчаса, чуточку подуспокоившись на общей молитве. Для духовного лица увидеть во сне краснеющего шайтана - очень плохая примета, которую следовало непременно залить полусухим или полусладким...
        - Это бесчестное порождение зла, этот враг рода людского, да отсохнет его узкий язык, покрытый зловонными трещинами, кроме того, посмел сказать, что в наше медресе вторгся сам Багдадский вор, и скоро он украдёт у меня последние штаны!
        - Брехня! - уверенно заявил Оболенский, мельком присматриваясь к шёлковым штанам старца. - Хотя... размерчик подходящий и фасон вроде тоже ничего, но нет! Нет, никогда не стоит верить на слово недощипанному козлодуру, только и стремящемуся вбить кол недоверия между интеллигентными людьми с высшим образованием.
        - Золотые слова, - Наставник собственноручно разлил «гостям» по второй пиале. Вино было красное, прохладное, чуть терпкое, вяжущего оттенка, скорее свойственного выдержанным аргентинским винам. Пили по-восточному, без длинных тостов, маленькими глотками...
        - Мы бы не хотели долго задерживаться в Коканде, многоуважаемый, - нежно улыбнулся в ватную бороду осторожный Насреддин. - Важные дела зовут нас в Бухару, а скромная плата за наше выступление составит всего несколько динаров. До захода солнца нам надо забрать наших верблюдов с постоялого двора...
        - Пусть Аллах озарит ваш путь благодатью! Несколько динаров - это очень большая сумма, но щедрость кокандского медресе известна повсюду - пусть будет тридцать, нет, даже тридцать пять таньга!
        - Небеса да свидетельствуют о широте вашей души!
        - Я вернусь через минуту...
        - Ходжа, ты лбом о ворота ударился, да? - возвысил голос бывший вор, едва старец вышел вон. - Какие тридцать пять таньга?! Я пересчитал по курсу - это ж грабёж форменный! Он себе из институтских фондов минимум десять дирхемов спишет на лекцию иногородней профессуры...
        - Заткнись, дорогой, а?! - бесцеремонно прикрикнул домулло, метнувшись к маленькому оконцу. - Смотри, эта гадюка с раздвоенным языком, эта бесхвостая гиена, этот мусоропровод (хорошее слово!) явно даёт какие-то указания вон тому хромому дворнику...
        - Думаешь, догадался и заложил?
        - Стопроцентно, клянусь Аллахом... Стражники во дворце не сплошь глупцы и взяточники, а если пораскинуть мозгами, то быстро догадаются сопоставить его донос с показаниями истинных учёных. Которых мы, кстати, прилюдно опозорили без малейшего повода... Всё, сейчас мне будет стыдно! Не мешай, я хочу покаяться... каюсь... Ну, вот мне полегчало, а теперь исчезнем отсюда, подобно хрустальной росе на бархане под пылающим оком всесильного солнца!
        - А штаны?
        - Что штаны?!
        - Штаны этого типа, - невозмутимый Лев сам плеснул себе третью чашу. - Шайтан ведь пообещал ему, что я украду его последние штаны. Это вызов, Ходжуля... и я намерен его принять!
        - Дабы посрамить шайтана? - устало уточнил бывший визирь. Спорить было бесполезно. - Только сотвори это как-нибудь быстро и без членовредительства, ладно?
        - Ладно, членовредительствовать не буду, хотя... словосочетание заманчивое...
        - Я принёс вам еще вина, о мудрые мужи. - В дверях комнатки появился коварный предатель. - Не спешите, караван-сарай никуда не убежит, девушки для увеселения уже на подходе, а я сам хочу поподробнее узнать, чему же вы научили моих благовоспитанных питомцев. Они слоняются по двору кучками, шёпотом обсуждая нечто столь запретное, что даже стыдятся поднять на меня взгляд...
        - Мы говорили с ними о грехе рукоблудия, - важно кивнул домулло, чем вызвал искреннее недоумение старца.
        - Разве это грех? Главное, чтобы правая рука не знала, что совершает левая... Ибо правоверному допустимо выбирать меньшее зло из всех искушений.
        - Да вы софист, батюшка! - уважительно признал Оболенский. - Присядьте-ка, я охотно побеседую с вами на ряд спорных религиозных моментов. Например, чем доктрина отличается от догмы, ишак от осла, а подлый донос от своевременного доклада...
        Казий тонко улыбнулся в жидкую бороду, расправил полы халата и... сел прямо в медную пиалу, всклень наполненную красным вином. То есть специально он туда, разумеется, не целился. Более того, мгновение назад злосчастной пиалы там и не было, она находилась в руке Насреддина, полуприкрывшего глаза и вытянувшего губы трубочкой... А в результате, как понимаете, очередные незаслуженные упрёки в адрес шайтана и насквозь мокрые штаны! Далее, вообще, пошёл мало прикрытый бандитизм...
        - Лежать! Не двигаться, не кричать, не мычать и не телиться. - Лев одним рывком повалил старца на спину, задрал ему ноги и, немало не стесняясь, сорвал с несчастного злополучные штаны. - Вай мэ, такое горе... что люди подумают, в вашем возрасте... энурез - проблема века... Выхода нет, но есть мы! Ждите тут, считайте до ста двадцати, и мой друг навеки высушит ваши любимые джинсы. Ходж... уп, пардон, Мирза-Кирза-под-зад-кактебятам... - лучший на свете застирщик штанов! Короче, мы сваливаем, а вам сейчас наступит полное счастье...
        - И посрамление шайтана, - успокаивающе добавил бывший визирь, хозяйственно ссыпал себе за пазуху остатки изюма и дунул вслед за более ретивым другом.
        Они только-только успели выбежать во внутренний двор, локтями прокладывая себе дорогу в плотной студенческой среде, как в центральные ворота гордо вступила блестящая кокандская стража. Шесть рослых, красивых воинов в сияющих доспехах, в круглых шлемах, с горящими медью шитами и длинными стройными копьями, грозно потребовали указать им двух фальшивых учёных, якобы присланных из просвещённой Бухары...
        ГЛАВА 15
        А у нас на Востоке дедовщина - это давняя историческая традиция!
        Н. Назарбаев
        ...Всё произошло быстро, без репетиций и опять-таки по наитию. Когда удивлённые взгляды молодёжи сошлись на наших героях, горячий русский дворянин взметнул над головой цветастые шелковые штаны, как скальп поверженного врага:
        - Слушайте и повинуйтесь, дети мои! Ровно через десять минут у ближайшего караван-сарая, в чайхане, сразу за базаром, два квартала влево, у старого колодца за стеной, мы с коллегой будем читать новую лекцию: «Женщина в постели мусульманина - праздник или джихад?» Рекомендованные вопросы: «Садо-мазо во время намаза!», «Четыре жены - четыре тёщи, где компромисс?», «Анатомия любимой девушки в лирике арабов-песенников...», и в финале интим-опрос общественного мнения: «А хочешь пять раз за ночь, Дездемона?..» С демонстрацией слайдов!
        - Ва-а-ах... - поражённо откликнулось всё медресе.
        - Прошу занимать лучшие места, - догадливо подтвердил домулло, и мгновением позже огромная жаждущих знаний юношей бросилась на выход. Шестерым стражникам было просто некуда отступить...
        Лев и Хаджа по-братски хлопнулись в ладошки, пыль немного улеглась, два бравых авантюриста неспешно покидали учебное заведение, аккуратно обходя полузатоптанных слуг закона.
        Изменнический старец выбежал на террасу в одном халате и визгливо посылал им вслед самые страшные восточные проклятия:
        - Да иссохнет ваш преступный мозг! Да умалятся до бесконечности все члены, да поразит ваши головы чума, печень - язва, а подмышки - проказа! Да отвалятся при первом же дуновении ветра ваши...
        Что именно, узнать уже не удалось, первое же дуновение ветра распахнуло полы халата почтенного матерщинника, явив всем, кто успел обернуться, жалкое и непотребное зрелище. Те из стражников, что успели кое-как приподняться, предпочли вновь изобразить потерю сознания...
        - Сим-сим, закройся, - сострадательно посоветовал Лев, уже от ворот сочувственно помахивая честно украденными штанами. Шайтан был посрамлён! Впрочем, если уж совсем цепляться за каждую буковку задания - то вряд ли Оболенский украл
«последние штаны» - думаю, у ограбленного была ещё пара брюк, на крайняк весёленькие пляжные шортики...
        - Куда теперь?
        - За отважным Аслан-беем и его неторопливым отрядом, о мой лаконичный друг. Но сначала мы отыщем этого подлого, безмозглого, низкого изменника без чувяк. Ибо если он не вернёт моего похищенного ослика, я собственноручно повырываю у него все оставшиеся зубы, дабы этот сын порока впредь обращался к Аллаху с самой шепелявой молитвой на свете!
        - Ходжа, да ты мстителен, как туркменский хомяк. По крайней мере, щеки надуваешь точно так же...
        Они беззлобно попрепирались так минуты две, определяя, в какой же всё-таки стороне стоит искать башмачника Ахмеда. То, что он так незатейливо устроил им полнейшее «кидалово с попадаловым», особого значения не имело. Багдадский башмачник был верным другом, несмотря на буйство и эмоции и некоторую эксцентричность поведения. С другой стороны, если человек весь век честно обувает других, не имея возможности скопить себе самому на приличные тапки, то подобная жизненная дилемма не может не отразиться на его характере...
        - А куда бы ты поскакал от греха подальше, почтеннейший?
        - Хм... - Оболенский поскрёб подбородок, свистнул с подноса проходящего торговца кисть винограда и определился: - В ближайшую чайхану - пропить осла!
        - Воистину, - подумав, согласился бывший визирь. - Иначе чем бы он ещё смог привлечь наше внимание к его долговязой особе. Ближайшая чайхана в конце улицы, проверим нашу индукцию?
        - Дедукцию!
        - Ещё более не мусульманское слово...
        В ближайшей чайхане башмачника не оказалось. Как, впрочем, и в соседней тоже. И в другой соседней, и в следующей, и даже в самой дальней уже на противоположном конце района.

«Шерлокихолмсы» приуныли, следуя логике, Ахмед просто не мог ускакать так далеко. Рабинович, конечно, очень резвый ослик, но всё-таки не благородный рысак, чтоб его гонять галопом по всему городу. Опрос свидетелей тоже ничего не дал: торговцы в палатках, уличные попрошайки и вездесущие мальчишки не видели их тощего друга на их же отчаянном ослике. Собственно, народ вообще был зациклен на другой теме - в тихом Коканде начала происходить череда странных и таинственных событий...
        Во-первых, быстро распространялись слухи о том, что позавчера на базаре был пойман сам Багдадский вор (впрочем, уже успешно бежавший!); а главный визирь султана оказался не кем иным, как Ходжой Насреддином (также слинявшим вовремя); а потом во дворце был пожар, а в караван-сарае погром; а два сумасшедших аксакала, надев женское платье, перебаламутили весь базар, а... А вот информация о лекции в медресе ещё не просочилась в массы, хотя это только вопрос времени. Короче, до беглого башмачника никому не было дела...
        - И ведь во всём этом непременно обвинят вездесущего шайтана, хотя истинный корень бед кроется в одном голубоглазом внуке вечно нетрезвого стихотворца... - как бы себе под нос бормотал домулло, поправляя на голове засаленную тюбетейку. Оболенский беззаботно щёлкал тыквенные семечки и на брюзжание фронтового товарища внимания не обращал.
        Свои «профессорские» одежды они буквально холько что выгодно загнали старьёвшику, приодевшись у него же в лавке в самое простонародное платье. Смена маскировки - есть наипервейшая задача каждого государственного преступника, каковыми официальная власть охотно объявила наших героев. Им повезло, только когда они вынужденно вернулись на тот же многострадальный базар и, пошныряв, получили от старого горшечника самую исчерпывающую информацию:
        - Да, дети мои, здесь проскакал сумасшедший нищий верхом на помрачённом разумом осле. Они разбили мне два кувшина, а потом их... А из какого вы кишлака, не из Ленинакана?
        - Нет, уважаемый, из Москвартастана, - на удивление правильно построил фразу Лёва-джан. - Не отвлекайтесь, дедушка, что было дальше?
        - Москвартастан?! Не припомню такого, ну да хранит Аллах ваш дом, родню, детей и жён... Так вот, как раз после того, как зловредный осёл разбил мне три кувшина, по базару побежали две бесстыжие ханум, и под подолом у каждой прятался настоящий шайтан! Вай дод, что они творили...
        - Вай мэ, почтеннейший, мы слышали эту ужаснейшую историю, - торопливо вставил Насреддин. - Но куда делся человек на осле?!
        - Тот самый, что разбил мне сразу четыре кувшина? - зачем-то уточнил пожилой горшечник, максимально сгущая над своей головой тучи - долготерпение товарищей по несчастью имело чётко очерченные границы... - Я едва успел спасти пятый, вот этот, с чёрной глазурью, для молока или кумыса, красивый, да? Но вы не поверите, когда этих женщин поймали - оказалось, что...
        - Под чадрой были два бесчинствующих старца, прилюдно опозорившие свои седины беготнёй и святотатственным разгромом прилавков!
        - Вах... именно так! Откуда же вы...
        - Где тот нищий на осле?! - басом заревел Лев, неожиданно хватая уцелевший кувшин и вздымая его над маковкой словоохотливого деда...
        - А злодея, разбившего мне ВЕСЬ товар, задержала стража, - ничуть не испугавшись, ответствовал старик. - Ибо я сам запустил ему вслед по голове большое блюдо для плова и попал! Аллах дозволяет причинять обидчику равноценное зло... Думаю, стража унесла его в зиндан как оскорбителя честных ремесленников и воров!
        - Воров? - нервно переглянулись Оболенский и домулло.
        - Говорят, он украл этого осла из конюшен самого султана!
        Оставалось лишь развести руками - шах и мат... или в основном мат...
        ГЛАВА 16
        Мы всегда в ответе за тех, кого и так далее...
        Телеведущий канала «Культура»
        Потом Лев говорил мне, что первоначально он просто предложил Ходже оставить всё как есть и сматывать на фиг удочки, их и так уже везде ищут. Башмачник сам везде виноват (не говоря уж о том, что бросил их, как распоследняя крыса!), а Рабинович - умный ослик, и сумеет сбежать самостоятельно, прокопав подземный ход или сделав из подручных средств любительский дельтаплан. Ахмед, при недостатке улик и хорошем адвокате, отделается десятком воспитательных плетей и устным внушением.
        Ему же (в смысле не Ахмеду, а Оболенскому) давно пора домой, в лоно семьи, в своё время, а Бабудай-Ага, шляющийся неизвестно где, наверняка уже проспался после вчерашнего и набирает новых гастарбайтеров в солнечном Узбекистане (кстати, в какую это сторону?), значит, там мы его и найдём...
        - Не мы, а ты. Только ты, ибо я остаюсь в Коканде и спасу нашего недалёкого товарища вместе с моим возлюбленным осликом, - спокойно ответствовал бывший визирь. - Я выслушал тебя, о порывистый и упорный в заблуждениях, и не могу не признать твоей правоты. Но наш султан не любит долгих судов - Ахмеда могут обезглавить уже завтра. Поэтому Багдадский вор пойдёт красть у джинна собственное счастье, а герой народных анекдотов - восстанавливать попранную справедливость...
        - Ходжа, ты порой такой праведный, аж тошно!
        - Сам себе удивляюсь, - важно подтвердил домулло. - Ну, так не стой столбом, который помечают все уличные собаки, а поспешим. Во-первых, нам надо вернуть в город Аслан-бея...
        - Этого психа с длинной саблей и скособоченным носом?! Он же меня терпеть не может!.. А менее самоубийственного плана у тебя нет? - обречённо перестраховался Лев.
        - Просто доверься мне!
        - Ага, с этой фразы обычно и начинаются все наши проблемы...
        ...Ну, собственно у меня лично проблемы начались раньше. Если кто не помнит, то первое издание истинных приключений Багдадского вора, моего друга Льва Оболенского, было встречено в штыки русофильско настроенной частью читающего населения России. Ей-богу, отзыв «похотливый пьяница» был самым мягким!
        Лев был готов двадцать раз посыпать голову пеплом за то, что природа создала его таким, не оправдав чаяний «национал-демократов», а потом выйти на улицу и вразумлять про меж глаз каждого «патриотически» настроенного идиота! Нет, тот факт, что «сколько людей, столько и мнений», он принимал безоговорочно. Его лишь искренне изумляло и бесило, что ему, Багдадскому вору, главному герою всего повествования, как раз таки и не дают высказаться! Он рассказал всё как есть, не скрывая о себе ни хорошего, ни плохого. А ему не поверили! Более того, сочли персонажем карикатурным и вымышленным!
        О боже, если бы у моего друга не была легко отходчивая, истинно русская душа - мы бы никогда не узнали о его втором пришествии. Звучит несколько помпезно, но в летописях восточных историографов о нём говорили именно так: «На тихий и благословенный Коканд карой небесной обрушилось второе пришествие бесчинного Багдадского вора»...
        ...Весь остаток дня Лёва-джан посвятил планомерному нарушению восьмой заповеди - воровству! Он крал всё, повсюду и почти у всех (исключая, естественно, бедняков), а ушлый Ходжа, носясь по следам его подвигов, сколачивал экстремистско настроенную делегацию к султану.
        Сознательные и обеспеченные граждане логично поддержали эту акцию, ибо каждый исправно платил налоги и уже имел что рассказать. В результате факт наличия в беззащитном городе легендарного преступника современности начал резко обрастать самыми нелепыми слухами, принимая воистину чудовищные формы.
        - Вай мэ, правоверные! Этот сын шайтана украл у меня всё - весь караван в сорок два верблюда, гружённых китайским шёлком, бязью и киноварью, пятнадцать ахалтекинских лошадей, восемь охранников, беременную самку гепарда, кальян и левую туфлю... Как я босой вернусь к двадцати восьми возлюбленным жёнам?! Двадцать девятую тоже украли-и...
        - Уй-юй, у меня украден отцовский кошелёк! Папа убьёт меня за эти шесть... двенад... сорок сем... двести двадцать восе... А казна султана точно восполнит потери? Тогда двумя тысячами золотых динаров!!! И сдался мне после этого папа?!!
        - Вай дод, злодей обобрал меня всего, украв даже любимую блоху! А ведь именно она, кусая за места, недоступные случайному взгляду, пробуждала меня от утреннего сна к вечернему намазу! Всё, кончилась беззаботная жизнь... Чтоб ты опух, наглый похититель моей любимицы!
        - Вах, он украл мою тёщу!!! Пустите меня, правоверные! Не держите меня! Где он, где он, дайте мне обнять его и покрыть поцелуями трудовые руки великодушнейшего Багдадского вора... Пустите меня, правоверные! Не держите меня, я плясать пойду!
        Но пуще всех надрывался, как вы понимаете, всё тот же Ходжа Насреддин. Домулло буквально «рвал на груди тельняшку», выпрямившись в полный рост на арбе с привозными дынями, и орал так, что к нему прислушивались. То есть толпа собиралась быстро...
        - До какой поры нам суждено терпеть на тихих улицах Коканда бесчестного злодея Льва Оболенского?! Эту отрыжку пьяного шайтана, икоту трезвого иблиса и судорогу нечистого на руку дэва, подавившегося клочком шерсти с собственной поясницы! Султан наш да избавит подданных своих от этой безбожной плеши, падите к стопам его, моля вернуть назад благородный столп законности и правопорядка, золотосердого господина Аслан-бея. Очи его подобны глазам рыси, пальцы - когтям орла, зубы - пасти степного волка, разум... ну, это отдельная тема. Он уже ловил нам Багдадского вора, поймает и ещё раз! Он изловит это бурлящее исчадие поджелудочной железы не принявшего Коран джинна, переевшего на свадьбе своей прабабушки тухлых яиц сдохшего...
        - Ходжа, все не выдержали и ушли, я один остался, - подчёркнуто вежливо Оболенский подёргал друга за штанину. - Слезай давай, граждане ломанулись ко дворцу катать жалобы, а ты в следующий раз не увлекайся так уж... с живописаниями... У меня-то нервы крепкие, но вон двух верблюдов всё же стошнило.
        - Пусть не слушают не предназначенное для их ушей, - нехотя буркнул бывший визирь, сползая вниз. - Если через час гонец не поскачет к Аслан-бею с султанским приказом вернуться домой - можешь при всех обозвать меня пёстрой требухой желудка шакала, не евшего тридцать три дня, а потом нашедшего жи-и-ирного дикобраза!
        - Ходжа, я же просил... их опять тошнит!
        Следующую историю стоило бы озаглавить примерно следующим макаром:
        «Багдадский вор волшебным образом избавляет от казни нудного башмачника Ахмеда, попутно обижает султана и унижает его верного слугу Аслан-бея, чем вновь посрамляет шайтана». Причём уже прилюдно! То есть в свидетелях ходило пол-Коканда, может быть, единственно поэтому данное повествование дошло до нас практически без искажений, приукрашиваний и домыслов, которыми простой народ щедро расцвечивает каждую восточную сказку.
        Должен честно предупредить: лично я считаю этот рассказ моего друга бессовестной ложью! У меня трезвый ум и пытливый взгляд скептика, когда мне пытаются втюхать наглую брехню под соусом, «типа, фантастика», всем существом своей души я возмущённо отвергаю предложенное. Обманутый писатель не создаст шедевра, обманутый читатель не простит автора... так какой смысл врать?
        ...Из султанского дворца делегаты вернулись довольными и степенными, похоже, всё, о чём они нижайше просили, было милостиво выслушано и принято к сведению. За храбрым начальником городской стражи был послан не один, сразу три всадника. Видимо, на случай, если в дороге кто-нибудь перепутает текст приказа...
        Но главное, что в этот вечер никакого суда над арестованными ослушниками не было, благоразумный Муслим аль-Люли нетерпеливо ждал возвращения Аслан-бея, дабы решить вопрос с поимкой главного преступника, буквально охамевшего от безнаказанности! Грабить достойных граждан посреди бела дня, в центре города, на глазах у стражи и в непосредственной близи дворца правителя - это уж слишком! Хорошо ешё нашёлся какой-то безвестный уличный горлопан, первым потребовавший избавить правоверных от проделок Багдадского вора...
        А как бы удивился султан, узнав, что именно в этот момент тот самый «горлопан» шумно спаивает двух беззаботных стражей, перед которыми жарко наяривает матросское «яблочко» здоровушая «девочка, приятная взгляду» - в два метра росту, сажень в плечах и горящие голубые глаза в обрамлении коряво подрисованных ресничек...
        ГЛАВА 17
        Мишка, Мишка, где твоя улыбка,
        Полная задора и огня?
        Самая нелепая ошибка -
        То, что ты уходишь от меня...
        Причём поёт мужчина!
        - Я не понимаю, почему во всех твоих планах мне вечно приходится выглядеть полным идиотом, - не переставая, возмущался Лев, когда случайные прохожие, глядя на него, шарахались, шумно поминая шайтана. Ходжа лишь философски вздыхал, прикрываясь щитом, и двадцать раз объяснять очевидное явно не собирался.
        Надо признать, сам-то Насреддин выглядел вполне подобающим образом - эдакий невысокий, чуть полнеющий стражник, с собственной элегантной бородкою и умным, деловитым лицом. А вот впереди на два шага идёт мрачный, как бармалей, Оболенский в голубых женских шароварах, пёстром жилете танцовщицы, с голым животом и небрежно повязанной на манер русского платочка фате... Видуха, как у распоследнего записного трансвестита с самого дешёвого гей-карнавала! Мысли, соответственно, пусты и безрадостны...
        - Если верить твоей дебильной идее, то меня без суда и следствия сунут в ту же камеру, что и бедолагу Ахмеда. По пути я теоретически должен стырить у сопровождающего конвоя ключи, устроить всем массовый побег и, неизвестно как перемахнув через стену, бесследно раствориться в ночном городе. В то время как ты, от всей души и доброго сердца, поднимешь нам в погоню конную стражу, возглавляя преследование верхом на моём же Рабиновиче. С которым ты и намерен затеряться в узких, не освещенных луной переулочках. Как я вообще повёлся на этот бред собачий?!
        - Шевели ногами, не задерживайся, о злостный нарушитель шариата! - весело прикрикнул домулло, потрясая тяжёлым копьём. - Сам Аллах, при всей своей долготерпимости, отвратил бы смущённый взор свой от твоего непотребного пуза, покрытого редкими бесстыжими волосами... Зиндан примет тебя как родного, дабы ты вновь умудрился совершить невозможное!
        - Насрамить всех, - обречённо подтвердил мой друг.
        - Во славу Аллаха, - дополнил Насреддин, и Лев прекратил бессмысленные споры.
        Да они и спорили-то в большинстве случаев исключительно общения ради. Оба прекрасно понимали, что на Востоке жизненный опыт, находчивость и остроумие Ходжи были куда востребованнее недюжинных воровских талантов рослого россиянина. А вместе, в паре, они составляли воистину непобедимый тандем, с которым так и не сумело справиться ни одно законное правительство конгломерата восточных стран того времени. А ведь как старались, как старались, но об этом потом...
        В достопамятную калиточку султанского дворца первым постучал уже сам Оболенский. Отворили те же знакомые рожи, впечатление такое, что других стражников на этот пост не допускали...
        - Ой-ё, ребятушки! У меня модное «дежавю», или мы действительно часто встречаемся? - прямым текстом ляпнул Лев, но вовремя прикусил язык. Стражники посмотрели на него косо и повернулись за разъяснениями к Насреддину. Домулло поглубже надвинул на брови тесный шлем:
        - Задержан злодей и пересмешник, без стыда носящий женское платье, танцующий лишённые целомудрия танцы и распевающий непристойные куплеты, смущающие сердца истинных мусульман. Такой грешник, да...
        - Вай мэ-э... - простодушно выдохнул молодой. - А если его не сразу вести в тюрьму, то он для нас тут спляшет?
        - Щас! Разбежался, ага, - царственно выгнул спинку русский дворянин. - Ты хоть представляешь, о джейраноподобный отпрыск неуберёгшихся потребителей китайской резины, сколько стоят мои услуги?
        - Джейран - это такой степной козёл, да?! - зачем-то уточнил не уловивший сути юноша, но старший товарищ отодвинул его, сурово кивнув:
        - Веди ослушника шариата прямо в зиндан! Если в сарае не будет места, можешь оставить его там же, во дворе, только привяжи покрепче.
        - Значит, не спляшет?! Обидно, э-э...
        Тронутый искренним горем паренька, Лев великодушно протянул руку и, резвясь, ущипнул бедолагу за шаровары. Стражник восторженно ойкнул, а Ходжа пихнул друга щитом, не дожидаясь более фривольного развития событий.
        Дальше двигались вообше без проблем. Общеизвестно, что, если вы не можете самостоятельно проникнуть в хорошо охраняемое здание, сделайте так, чтоб вас провели туда силой! Метод стар, как липовый мерин Троянской войны, но тем не менее действен до сих пор.
        Быстро опустились вечерние сумерки, но домулло, в бытность свою главным визирем, успел неплохо изучить территорию дворца, поэтому шёл уверенно и целенаправленно. Вид бравого стража, ведущего под конвоем величественного арестованного, ни у кого не вызывал подозрения, поэтому до зиндана они добрались без шума и пыли.
        Кстати, султанская тюрьма, находившаяся при дворце, резко отличалась от той вонючей ямы, где нашему герою уже доводилось сидеть в благословенном Багдаде. Муслим аль-Люли Сулейман ибн Доде заботился о своих преступниках, они должны были выходить на «ковёр крови» чистыми, сытыми, без следов побоев и пыток, дабы даже перед мучительнейшей смертью демонстрировать народу заботу и милосердие правителя. Возможно, кто-то назовёт это верхом цинизма, но... Народ безмолвствует, значит, народу нравится. Вот и вся политика...
        - Кто? Куда? За что?! - строго спросили Насреддина четверо рослых охранников.
        - Злодей. В тюрьму. Трансвест... прости, Аллах, я хотел сказать - нарушитель шариата, вот, - чётко отрапортовал домулло, и перед Оболенским гостеприимно распахнулись дубовые двери высокого глинобитного сарая, где со всевозможными удобствами и содержались ожидающие суда преступники. Краем уха он успел услышать, как Насреддин зачем-то уточнил, где конюшня, и бодро шагнул внутрь. Когда сзади раздался стук задвигаемого засова, Лев каким-то седьмым чувством, находящимся в области копчика, почувствовал, что на новом месте ему будет очень и очень неуютно...
        ... - Нет, ей-богу, Андрюха, у меня аж опустилось всё. Представляешь, вхожу, там темень, но в одном углу горит эдакая лампа Аладдина - копоть, вонь и мощности на четверть ватта. А вокруг неё сидят та-ки-е рожи - паспорта спрашивать не надо, сразу ОМОН зови и к прокурору всех не глядя! Там же не всё борцов за свободу сажали, местные бандюки тоже попадались, улыбнутся - заикаться начнёшь... Короче, если бывает у людей на лицах печать порока, то этих Аллах собственноручно проштемпелевал дважды! Ну вот, и вхожу я к ним весь в голубом и в блёстках, глазки подведённые, губки крашеные, духами смердю на три шага вперёд... И что они обо мне, по идее, должны думать? Угадай с трёх раз?!
        - Чего тут угадывать, - даже удивился я. - Сам знаешь, у нас такие мальчиши сейчас и клубы свои имеют, и газеты, и сайты, а на эстраде так вообще - под тридцать процентов «меньшинства», ещё сорок «бисексуалы», а оставшиеся - уже и сами своей традиционности стесняются. Хрень какая-то...
        - Не хрень, а плоды демократии и культурной революции, - политкорректно поправили меня. - Ну а в те дремучие времена в разницу между геями и трансвеститами никто не углублялся - по шариату, и тех и других побивали камнями!
        - Тебя тоже побили?
        - Хуже, - скрипнул зубом Лев. - Поначалу мне даже обрадовались... Типа, праздник, праздник, к нам Снегурочка пришла! Пришлось разочаровывать...
        Короче, когда самый массивный из мордоворотов с гнусной ухмылочкой и гнилыми зубами, покачиваясь, двинулся ему навстречу, - благородный русский дворянин резко шагнул вперёд, страстно целуя каторжника прямо между глаз! И, не дожидаясь, пока жертва окосеет от шока, резко развернул его к себе спиной, рванув на нём драный пояс. С азиата упали штаны! Демонический хохот Оболенского взлетел под закопчённые своды тюрьмы, лица остальных надо было видеть...
        ГЛАВА 18
        Здравствуй, моя Мурка!
        Здравствуй, дорогая!
        Здравствуй, моя Мурка, и прощай...
        Куплеты Чеширского Кота
        ...Когда все шестеро громил пылко молили Аллаха избавить их от этого «неприлично озабоченного шайтана», одновременно роя совкообразными ладошками в самом дальнем углу тюрьмы подкоп, пылающий взор Багдадского вора выхватил сгорбленную долговязую фигуру у стены...
        - Вылезай, Ахмед, бить не буду.
        - Не могу, почтеннейший, мне очень стыдно...
        - Не мешай плов с манной кашей - стыдно, когда видно то, что неликвидно! Вылезай, говорю...
        Бедный башмачник вынужденно подчинился, при скупом свете масляной лампы он действительно являл собой жалкое зрелище. Весь в тряпье и синяках, на затылке здоровущая шишка, глаза, как у побитой собаки, плюс виноватая щербатая улыбка... Лев невольно смутился и почувствовал себя обязанным сказать бывшему соучастнику нечто ободряющее:
        - Да брось, Ахмедка, не тушуйся... Мы ж с тобой не первый день замужем, так что, надеюсь, тебя тут в холостом режиме никто не успел обидеть? Если успел, ткни в покойника пальцем...
        Уголовники, переглянувшись, удвоили усилия. Потерянный муж богатырши аль-Дюбины бросился в ноги пошло одетого россиянина изливать душу:
        - О, великодушнейший и благороднейший Лёва-джан! Не подумайте, что я вас бросил ради одной любви к резвому ослику Рабиновичу, которого вы с другом так и не можете разделить, используя по очереди! Я бы тоже попользовался и вернул, но злопакостный старик на базаре оказал мне болезненное ощущение сзади, так что до сих пор болит всё... А за вас в женском платье я и не беспокоился, ибо раз у домулло тоже свои дела в той же чадре, то кто я, чтобы влезать третьим в ваши игры?
        Оболенский понимающе кивал головой, а вот громилы, видимо, всё поняли как-то не так и, словно стая психованных кротов, углубились в подкоп! Комья земли летели буквально во все стороны... Как видите, главное - правильно поставить перед индивидуумами конкретную цель, решение и стимул, а уж результат не заставит себя ждать.
        Минутой позже уголовники дружно рванули в образовавшийся проём, вылетая из сарая как ошпаренные. Неразумный башмачник Ахмед, вдохновлённый их примером, дёрнулся было вслед, но железная рука Багдадского вора перехватила его за лодыжку!
        - Мы пойдём другим путём, нам с преступным элементом не по дороге!
        - Но ведь все бегут...
        - Все уже убежали, но далеко ли? - рассудительно напомнил Лев. - Султанский двор не безразмерный, все входы-выходы охраняются, наверняка стража уже вовсю развлекается ловлей праведнозаключённых. Ну-ка, глянь в щёлочку, есть там кто у входа?
        - Никого. - Ахмед послушно прильнул носом к косяку. - Но... тут засов тяжёлый, нам не отодвинуть...
        - Он сверху набрасывается, а не задвигается. Для профессионала моего уровня - раз плюнуть!
        Оболенский одним движением фокусника извлёк из-под обширного лифчика гибкую стальную полосу и, недолго повозившись, картинно распахнул двери. Башмачник рванул туда со всем пылом узника замка Иф, но вновь был перехвачен за воротник..
        - Нет, ну ты будешь хоть когда-нибудь слушать старших по званию?! Оборзел народ зелёный, совсем саксаулов не уважает... В подкоп лезь! - Логично мыслящий россиянин нежным пинком направил вконец запутавшуюся жертву репрессий в нужную сторону. - Стражники обернутся, что увидят? Что двери нараспашку! Туда и будут смотреть, а мы втихую через задний проход... тьфу, в смысле выход! Всё, женщиной больше не переодеваюсь, на мне это плохо сказывается...
        Однако, когда они оба выползли на свободу с задней стороны зиндана, то поняли, что ситуация значительно усложнилась. Внутренний двор буквально на глазах наполнялся ретивыми слугами закона, беглых громил, уже пойманных и связанных, быстро волокли на место, то есть все пути отступления были конкретно перекрыты. Оболенский, недолго думая, подкинул башмачника наверх и сам голубой кошкой в мгновение ока взлетел на белёную крышу сарая. Далее оставалось не дышать и слушать...
        - Всех взяли?
        - Всех! Вот, шесть злодеев и внутри ещё...
        - Ещё двое были внутри и тоже бежали, дверь распахнута!
        - Всем на поиски! И, главное, тихо-о... не приведи аллах, султан наш, да правит он вечно, соизволит прервать свой сладчайший сон и вопросить о причине шума!
        - Тогда надо в первую очередь проверить подкоп и оставить засаду внутри зиндана,
        - уверенно посоветовал всем знакомый голос.
        - Вай мэ, что за чушь? Зачем нам идти в тюрьму?! Сам иди, раз такой умный...
        - Слушаю и повинуюсь, - охотно ответил домулло и уже через пару минут счастливо возопил:
        - Братья, здесь рассыпано золото-о!
        Все, кто услышал этот крик души, ломанулись в сарай. Насреддин вышел почти в то же мгновение, неторопливо опуская засов и для надёжности припирая дверь копьём..
        - Слезай с крыши, Лёва-джан, больше тебе негде быть. Надеюсь, этот похититель ослов, любящий женитьбы на крупных девственницах, рядом с тобой?
        - Ага, картинно возлежим вместе, - подал голос Оболенский. - Прыгай вниз, Ахмед, я следом.
        Башмачник послушался и прыгнул, но, видимо, неудачно, то есть прямо пятками на пальцы высунувшегося из подкопа стражника. Тот тихо ойкнул, помянув «неуклюжего шайтана», Ахмед столь же тихо извинился «ради Аллаха». Стражник втянулся обратно, взамен полез другой, более опытный, толстый и благонадёжный. Но в этот момент ему на шею приземлился тяжёлый Лёва-джан... Шея выдержала. Сам Оболенский извиняться не стал, а просто поймал умника за уши и силой потянул на себя - подкоп закупорило намертво!
        - Воистину, о мой пленительный друг, сегодня ты показал себя во всей красе. - Насреддин важно вышагнул из-за угла зиндана. - Хватай в охапку этого тощего предателя истинной мужской дружбы и бежим, мой Рабинович уже заждался нас на выходе...
        - Не могу, воровская честь не позволяет, - серьёзно покачал головой русский дворянин. - Я ещё не насрамил султана.
        - Чего он не сделал? - сипло переспросил башмачник тоном человека, абсолютно не желающего услышать честный ответ.
        - Понимаешь, насрамить - это как проявить неадекватную форму социального протеста, в простонародье именуемую смехом. После чего ваше городское начальство подавится со стыда крупным персиком, а небезызвестный тебе джинн, в благодарность за содеянное, вернёт меня домой...
        - В Багдад?
        - В Москву двадцать первого века, балда с ушами!
        - Домулло, это лечится? - После секундной паузы Ахмед покосился на Льва и покрутил пальчиком у виска.
        - Да, - подумав, решил Ходжа, - но только чем-нибудь тяжёлым и сзади по голове! Пойдём, о щербатейший из всех создателей неброских чувяков, и предоставим возможность нашему великому герою вновь испытать судьбу. Порой эта вселенская капризница благосклонна к тем, кто отважно щиплет её ниже поясницы...
        Багдадский вор по-военному козырнул друзьям и, уточнив, где окна султанской спальни, полез изображать альпиниста. Взобрался вверх по кованой решётке аж метра на два, после чего рухнул вниз, зацепившись за что-то муслиновыми штанами. Ахмед и Насреддин удалились молча, зато из зиндана раздались язвительные смешки. Наверняка стражи толкались за лучшие места у узкой дверной щели...
        Проклиная всё на свете, но не отступая, Оболенский потыкался во все ближайшие входы-выходы и, обнаружив их запертыми изнутри, впал в ещё большую обиду.
        Неполная луна воротила от него нос, смешливые восточные звёзды хихикали, как первоклассницы, а высокий русский аристократ в неприличном костюме бегал взад-вперёд по спящему султанскому двору, лихорадочно сочиняя планы немедленной мести. В голову, как назло, ничего не приходило... По крайней мере, до тех пор, пока одно из окон неожиданно не распахнулось и над подоконником не показалась крысиная мордочка властителя Коканда...
        ГЛАВА 19
        Религиозный диспут двух философов всегда оканчивается войной двух народов...
        Печально, но факт
        Об их содержательном диалоге в ту ночь Лев рассказывал с чувством неподдельного стыда. Хотя, по его словам, он-то был предельно вежлив и корректен. Поэтому и мы вынуждены принимать данный отрывок на веру, типа «ладно, ладно, как скажешь, Лёва-джан...».
        - Какой бесчестно одетый шайтан посмел потревожить нашу величественную особу, отходящую ко сну?
        - Это я - твоя Мэри в Поппинс! Хотела поцеловать тебя на ночь за соответствующее место, но ты ж заперся весь, блин, как барсук в швейцарском сейфе...
        Полторы минуты напряжённого молчания пока султан переваривал сказанное, а стражи в зиндане молились, чтоб о них вообще не вспомнили.
        - Я узнал тебя! Ты - Багдадский вор, Лев Оболенский, переодетый в женское платье. Зачем так ко мне ходишь, вах, что люди подумают...
        Теперь уже мой друг долго собирался с ответом, хотя, как правило, у него такие вещи не застревают.
        - Это был такой юмор, истерическое ха-ха, да?! Круто, я оценил, а теперь откровенностью за откровенность - мне позарез надо хоть чего-нибудь у тебя украсть. Профессиональная гордость обязывает, сам понимаешь...
        Муслим аль-Люли помолчал, прикинул проблему так и эдак, а потом здорово развеселился:
        - Вай мэ, о бесхвостый ишак в платье продажной женщины! Как ты можешь красть у нас, если находишься в нашем же дворе и по одному моему зову сюда вмиг сбегутся отважнейшие стражи, храбростью подобные южным львам, а силой - северным барсам! Или ты усыпишь их всех чародейными словами? А может, воспаришь ко мне, размахивая голубыми шароварами, как крыльями любви?! Вот, смотри, у меня тут целый кошелёк золота. Возьми его! Ну же?! Подпрыгни, поймай, укуси, о ничтожнейший и презренный внук бездарнейшего поэта, нарущителя шариа... Шмякс!!!
        Впоследствии Оболенский голословно утверждал, что любые оскорбления в свой адрес он бы простил, но наезд на дедушку... В одно мгновение он подхватил с земли горсть чуть подсохшей грязи и снайперски направил её в цель! Маленького султана снесло в глубь комнаты, а кошелёк с золотом тяжело упал под ноги отчаянного
«бомбометателя».
        - Не украл, но получил в качестве сатисфакции, - удовлетворённо крякнул благородный русский дворянин начала двадцать первого века. - А теперь я решительно делаю ноги!
        Он величаво удалился под плохо сдерживаемые аплодисменты из зиндана. Великий султан взвыл противоугонной системой, уже когда Лев проходил через заднюю калиточку дворца. За его спиной суетились разбуженные люди, нукеры и царедворцы бегали взад-вперёд с традиционными лампами, спотыкаясь и пихая друг друга, кто-то даже умудрился подудеть пару раз в длиннющую (под пять метров!) трубу, призывая всех законопослушных мусульман на спасение возлюбленного господина. Но в целом суматоха была достаточно ровной, не грозившей немедленно выплеснуться за стены дворца и поглотить нарушителей спального режима...
        В том смысле, что все занимались своим делом. Вот двое стражников, например, старый и молодой, отбросив щиты, старательно копали ямку в неподатливой земле -
«три шага на север от калитки, метр вглубь, и мильён таньга ваши!». Спрашивать, какой иблис их подвиг на этот подвиг (каламбур!), вряд ли имело смысл, все догадались с трёх раз... Хотя можно попробовать угадать и по американской системе тестирования: 1) Джордж Буш? 2) В. И. Ульянов-Ленин? 3) Ходжа Насреддин? Развлекайтесь...
        Погони не было. Не то чтобы они никому не были нужны, просто по ночи бегать с факелами по спящему городу чревато... То, чего не догоняло высокое начальство, отлично понимали рядовые подчинённые - во избежание паники, пожаров и прочих неприятностей ловить никого не надо. Как говорится, «охотясь на тушканчика, не рой яму под верблюда, ибо на чей размер она вырыта, тот туда и попадёт!». А вытягивать из ямы озверевшего верблюда под счастливое хихиканье тушканчика - дураков нет-с...
        ... - Можешь мне не верить, я тебя не заставляю. Но в ту ночь за нами действительно никто не гнался! Нет, служебное рвение они всё-таки понавыказывали, но... в их специфично восточной манере, нам, европейцам, не понять. Ну, султан там наорал на всех, стражу из зиндана выпустил, приказал без нас не возвращаться и спокойненько двинул на боковую. Я бы, кстати, на его месте ещё и в гарем сходил, или рюмочку принял, подуспокоиться... А челядь дворцовая что, не люди, да? Им тоже спать надо, и ночью по городу с высунутым языком бегать - абсолютно не в кайф. Народ пошумел для приличия и разошёлся. Городские ворота под охраной, до рассвета никого никуда не выпустят, все стопудово знали, что прекрасненько переловят нас утречком. Тем паче что ожидалось возвращение храбрейшего Аслан-бея...
        - То есть в этот раз посрамления не вышло?
        - Не понял... Я ж тебе говорю, мне достался вот такенный кошель с золотыми динарами! И Муслимке этому я прямо в глаз залепил! Причём отметь - первым же броском из неудобного положения обычной грязью, так что...
        - Получается, что кошелёк просто случайно упал вниз?
        - Случайно?!! Да иди ты знаешь куда со своей писательской принципиальностью... На себя вон посмотри, юморист-культурист в Винни-пуховом топике! В баре бутылка текилы ещё с моего прошлого приезда неоткупоренная, жлоб непьющий! Случайно... Да если б мне каждый день такие случайности из окон выпадали, я б уже сам султаном стал! А тебя, зануду, даже в писари не взял бы... Вот те крест, не взял бы, клянусь Аллахом!
        - Но ты его не украл...
        - Я?! Я его... не... не украл, - вынужденно сдался Лев и, перестав изображать царственный гнев, тихо опустился на кухонную табуретку. - Вообще-то, Ходжа говорил то же самое. Не украл, значит... но потом мы его так насрамили, пальчики оближешь!
        Я поместил в романе этот поучительный диалог лишь для того, чтобы в очередной раз показать - лично я не всегда безоглядно верю россказням моего друга Льва Оболенского. Хотя это абсолютно не значит, что вы не должны верить мне. Наоборот! Впрочем, дело ваше, а я продолжаю... О, опять это волшебное слово - продолжение!
        ГЛАВА 20
        VIP-сауна «Венера»! Только у нас анонимное обследование на ВИЧ и солярий.
        Реклама в газете
        ...Весь остаток ночи честная компания без проблем провела в знакомой чайхане. Проблемы начались утром... Во-первых, на рассвете в Коканд вернулась лучшая половина городской стражи во главе с сиятельным Аслан-беем, не ведавшим ни сна ни покоя с того самого дня, как он лично задержал на базаре нелепо одетого незнакомца с голубыми глазами.
        Во-вторых, великий султан почему-то не разделял точку зрения Ходжи Насреддина и повсеместно объявил, что его жестоко ограбили, украв любимый кошелёк с полусотней новеньких динаров.
        И, в-третьих, на закуску, весь город воспринял эту новость как национальный праздник - то есть в Багдадского вора безоговорочно поверили все! А это, как вы понимаете, вовсе не та слава, когда тебя узнают даже в тёмных очках, хватают за руку, умоляя об автографе, и буквально рвут свитера на сувениры... В султанате подобная популярность приводит лишь к одному - к плахе! Что, в свою очередь, абсолютно не устраивало главных героев нашего повествования, поэтому они и пошли... в баню!
        - Ходжа, а здесь нет vip-сервиса с «клубничкой»?
        - Клубника давно прошла, о несведущий в труде дехканина и садовода, есть персики и хурма.
        - Я не об этом... Ну, идея смотаться в сауну перед дальней дорогой, отмыть Ахмеда и оттопыриться по-конкретному мне нравится. Но про вино и девочек ты забыл!
        - Какое вино? Какие девочки?! О чём он говорит, домулло?!!
        - Метёт пургу, купайся с миром, Ахмед-джан...
        Восточные бани. Турецкие или персидские. Розовый мрамор, обширные бассейны, мускулистые банщики в белых фартуках, густой пар ароматизированной воды, блаженствующие мужчины, зелёный чай и подобающие разговоры. Об этом можно и нужно писать долго...
        Сначала вас укладывают на тёплую каменную лавку, уже отполированную тысячами отмывшихся мусульман, а потому удивительно скользкую и необъяснимо льнущую к телу. Банщик, огромный, волосатый, с руками мясника и добрейшими глазами лани, дважды окатывает вас горячей водой, не обжигающей, а лишь разогревающей кожу. После чего, неспешно растерев в ладонях каплю розового масла, он начинает немилосердно массировать вас, мять мышцы, тянуть суставы, делая всё это с неуловимой медвежьей грацией и лаской.
        Вы теряете счёт времени, волны блаженной неги захлёстывают вас с головой, собственное тело кажется безмерно лёгким, а капли трудового пота с чела банщика, падающие на вашу спину, вносят неизъяснимую искорку соли, от которой меж лопаток пробегает волнительная дрожь...
        И вот уже никуда не надо спешить, никуда не хочется уходить и ни на что не нужно менять это царственное состояние максимальной приближённости к эпикурейскому восторгу богов! Говорят, даже сам шайтан раз в год посещает турецкие бани, и в тот день он не вредит никому из правоверных...
        - Друг мой, обольстительно сияющий белыми мокрыми штанами, ты можешь и не задавать тот вопрос, что со вчерашней ночи рвётся у тебя с языка. Я отвечу сам, раз ты до сих пор не осознал изящную простоту моего губительного плана, - продолжал Насредцин, поправляя горячую от пара чалму. - Я настоял на возвращении горделивого Аслан-бея по двум, недалеко стоящим друг от друга, причинам. Во-первых, когда мы отправимся в поход, нам не придётся его догонять, достаточно будет пристать к его каравану. А во-вторых, чуточку насрамив великого султана, ты ничем не осмеял начальника его стражи. Джинн сочтёт твою задачу неисполненной и не вернёт тебя к верным жёнам, наложницам, любовницам, подругам, блудницам и просто...
        - Закопаю в мыльной пене, - рассеянно пообещал Лев, ибо он действительно не понимал, на фига они возвращали одного из своих самых главных врагов. - Когда-нибудь тебе всё это выйдет боком. Аллах не одобрит такого издевательства над фронтовым товарищем. В смысле, если «матрёшек» нет, а мы здесь только на помыться, так я уже чист, хоть в гроб клади!
        - Вай мэ, зачем так страшно шутишь... Вон туда посмотри, кто к нам пришёл?
        Посмотрев в указанную сторону, Оболенский с трудом подавил желание нырнуть в бассейн с головой... Два банщика почтительно вводили в царство мыла и гигиены самого Аслан-бея!
        - Любой правоверный мусульманин после тяжёлого похода (на один день!) первым делом посетит мечеть, а вторым отправится в баню. Где мы его и найдём... - зачем-то облизывая губы, пропел бывший визирь.
        Лев отдышался, пришёл в себя и, за ногу потянув блаженствующего башмачника, тихо шепнул:
        - Нас трое, он - один, телохранителей и стражи нет. Будем срамить прямо здесь, все по очереди, или кто отдельно положил глаз на этого типа?
        Домулло подумал, мысленно взвесив скользкие предложения друга, и сказал решительное «нет». После чего подробно изложил свой план посрамления главы городской стражи, с которым не раз собачился ещё по совместной службе в султанском дворце. План был прост, доходчив, не кровав и полон непристойных шуток ниже пояса.
        Что делать, в средневековом Коканде (читай - Бухаре, Самарканде, Басре, Хиве, Багдаде, Чимкенте, Стамбуле и т.д.) специфика юмора была достаточно специфичной. Чтобы как-то предметно сравнивать, так больше всего похоже на современные афроамериканские фильмы - если по ходу сюжета кто-нибудь из героев уже испортил воздух, то это комедия...
        Прошу простить моим литературным персонажам излишнюю эпатажность поведения, хотя... Всё равно на всех эстетов не угодишь, а ханжей и фарисеев среди читательской братии на мой век хватит! Ну и шайтан бы с ними, а дальше было вот что...
        Глава городской стражи Коканда расслаблялся не по-детски. Отдельная ниша в дальнем углу, маленький бассейн розового мрамора, чистые полотенца, комнатный дастархан с фруктами и вином - цивильно всё, конкретно, по-пацановски... По сей день никто не знает, чего и в какой форме Насреддин наболтал банщикам, но огромные и волосатые, как бизоны, мужики отвалили без предисловий. Скорее всего, побежали выкапывать «десять тысяч таньга за сто шагов к северу от края тени правого угла здания бани в пасмурный день»...
        - А вот и я, знаток тайского массажа, тантрической симуляции и филиппинского восстановления потенции посредством правильных щипков в пятую точку!
        - Молчи и делай своё дело, пустопорожний болтун, - не поднимая глаз, бросил голый Аслан-бей. Могучие руки широкими ладонями опустились ему на лопатки...
        - Глоток вина благороднейшему господину? - елейно пропел тощий щербатый тип, подсовывая откуда-то слева расписную камызякскую пиалу.
        Хозяин городских улиц брезгливо принюхался окунул холёный пальчик в вино, но отхлебнуть соизволил. Хмыкнул, цокнул языком, допил до дна и отшвырнул посуду, профессионально подхваченную бдительным Ахмедом... Домулло за его спиной сделал странный жест, подняв кулак правой руки и резко коснувшись локтем поднятого левого колена! Что, к ужасу, не ускользнуло от намётанного взгляда опытного стражника...
        - Мне знакомо твоё лицо, мусульманин?
        - Моё?! - искренне удивился Ходжа, смело шагнув вперёд. - Разве оно чем-то отлично от любого другого? Такой же нос, глаза, рот и уши... Ага, вот, может быть, уши! Воистину мои длинные уши напомнили сиятельному Аслан-бею о его ослоподобных мозгах?! Прости, Аллах и Рабинович...
        - Главный визирь... - обомлел глава городской стражи. - Хасан аль-Хабиб ибн Бибип, он же - возмутитель спокойствия, злопакостный преступник Ходжа Насреддин! Да я сейчас... я... э-э?!
        - Не кипешуй, о поспешливый в арестах, - улыбчиво посоветовал Оболенский, и его руки обрели тяжесть кузнечного пресса. - Что тебе сделать в первую очередь - бока намять или холку намылить? На извращениях не настаивай, настроение не то, и не проси...
        Храбрейший Аслан-бей отчаянно извивался минуты полторы, но сбросить хватку русского атлета не смог даже в обмыленном виде. Просить помощи ему не позволяла гордость, а потом... потом он почувствовал некое напряжение в нижней части живота. Оно приятственно и томительно нарастало, причём с такой стремительностью, что... Вай дод два раза! На это не нужно смотреть, просто поверьте на слово...
        ГЛАВА 21
        Иногда, чтобы сбросить вес, достаточно просто помыться...
        Седьмое правило культуриста
        ...Соловьёв приходил ещё раз. В смысле снился мне после отъезда Льва. Который, кстати, подставил меня самым бессовестным образом, заявив своей милой жене, что он вообще спокойно занимался рабочими делами, а я дурью маялся - впал в панику и всех запутал! Самое хреновое, что мне пришлось Маше всё это подтвердить с позиций нетленной мужской дружбы и солидарности.
        Маша тоже мне высказала, вежливо, но по существу... После этого телефонного разговора мои близкие всерьёз поверили в наличие в роду Беляниных предков-ирокезов, такой я был красный! Ну, ладно, как говорится, переживу, не в первый раз, я бы и не упоминал об этом, если бы не Соловьёв...
        - Может быть, ты не так уж и не прав, - без всяких «здрасте вам» начал он. - В конце концов, нас забывают. Всех - великих, гениальных, значимых... Главная опасность для любого писателя - стать ещё прижизненным классиком, ибо классику забывают быстрее всего. Во времена Пушкина тот, кто не знал латыни, не мог считаться культурным человеком! А кто сейчас читает в подлиннике Лукреция, Публия, Овидия? Ты помнишь, сколько томов написал Лесков?! Сорок шесть!!! Что из этого богатства прочёл ты - в лучшем случае «Левшу», «Очарованного странника» да
«Леди Макбет Мценского уезда»... Никто не любит классику, и не моя вина, что... В общем, тебе не понять... пока... и радуйся, что не понять! Живи одним днём, как мотылёк, родившийся на рассвете, чтобы умереть на закате. Не становись ты классиком, бойся славы...
        Может быть, в первый раз в жизни я выслушал длинный монолог старого человека, не прервав его даже словом.
        - Так что там было дальше с твоим Багдадским вором?!
        А было следующее...
        На шум и возню, разумеется, набежал народ. Не будем врать, что очень уж много, однако человек двадцать -двадцать пять подтянулись, снедаемые естественным восточным любопытством: а чего это вы тут делаете, правоверные?
        - Вай дод, горе мне, - ничуть не стыдясь публики, радостно взвыл Насреддин. - Смотрите все - наш дорогой и всеми подряд любимый начальник городской стражи, храбрейший Аслан-бей, отмеченный глубоким умом и несомненными достоинствами, - попал во власть шайтана! Лёва-джан, покажи несчастного в профиль, пусть люди убедятся...
        Могучий Оболенский в два приёма перевернул багровую от ярости жертву низкой подставы, и народ ахнул! Собственно, ахнул даже сам Аслан-бей, невольно скосивший на себя же глаза... Насчёт «несомненных достоинств» домулло не солгал, ибо, по крайней мере, одно из них позиционировалось сейчас столь несомненно, что готово было прорвать узорчатые подштанники!..
        - Ва-а-а-ах... - кто с испугом, кто с уважением, а кто и с завистью, но отметили все.
        - Вот и я говорю, как жить, как мне теперь жить, правоверные, - продолжал причитать Ходжа, одновременно отступая за спины любопытствующих, - если даже в банный день наша доблестная стража при виде нас выдаёт такие откровенные намерения?! Пойду спрячусь в Бухару... А вы держите его, люди! Не оставляйте мусульманина, быть может, ледяная вода, над которой произнесено имя Аллаха, изгонит похотливого шайтана из чресел этого достойного мужа... Дерзайте!
        Потом уже было трудно сказать, кто первым окатил Аслан-бея из тазика. Сильно подозреваю, что это был всё тот же Ахмед... А уж когда включились все, то определить главного виновного возможности уже не было. Вот главного пострадавшего - это легко!
        Бедный начальник городской стражи с воплями, визгом и матом носился по бане кругами, как психованный сайгак, а сердобольные мусульмане со всех сторон сострадательно обливали его то горячей, то холодной водой попеременно. Или у кого какая была под рукой, потому что о методе эффективного закаливания контрастным душем по тем временам и не подозревали...
        Порядок удалось навести не скоро. Авторитет бесстрашного Аслан-бея был подмочен бесповоротно, причём в самом буквальном смысле. Слишком много свидетелей видели его конкретно возбуждённым в обществе мирно моющихся мужчин. Будь дело в женской бане, то «угол интереса» можно было бы признать здоровым и естественным, а тут..
        Но в довершение ко всему оказалось, что одежда и личные вещи опозоренного слуги закона тоже бесследно исчезли! Багдадский вор не терял времени, а безвинно проклинаемый шайтан поставил ещё одну галочку в планах мести неуёмному Льву Оболенскому...
        ...Чистые, вымытые, счастливые от осознания исполненного долга, друзья сидели в соседней чайхане, легко расставаясь с ворованными деньгами:
        - Ходжа, чего ты плеснул ему в вино? Эту хрень стоит немедленно запатентовать и продавать на доллары, как «мечту импотента»...
        - О, я носил склянку с этой волшебной жидкостью уже три дня - и вот, час настал! Сей замечательный отвар готовят из горных трав, а рецепт его известен любому ферганскому пастуху. Налей всего двенадцать капель в ведро воды и дай самому немощному верблюду в стаде - через полчаса он обеспечит потомством всех верблюдиц в округе! Раньше на людях не использовалось, но ведь результат оказался выше всяких похвал, да?
        - Воистину выше всяких... - благоговейно поддержал башмачник. - А ты, почтеннейший, вылил ему всё или, благодарение небесам, хоть что-то осталось?! Мне пригодится, на потом... если повезёт...
        Насреддин изумлённо выгнул бровь, и поникший Ахмед наконец-то решился поведать товарищам таинственную историю своего неожиданного появления в Коканде. И речь его была полна искренней печали, голос дрожал, а о поучительности данного рассказа судить вам, о терпеливейшие из читателей...
        - Хвала Всевышнему, мы жили нежно и дружественно, сочетавшись законным браком по шариату, под благозвучное чтение Корана и благословенное пение муллы. Представьте же меня, недостойного, на которого свалилось столь великое и всеобъемлющее счастье, которое... длилось целых четыре дня! Четыре дня я услаждал её, исполнял любое её желание, варил ей плов и мыл посуду, стирал бельё, подметал в доме, испытывая благоговейный восторг, приличествующий любящему мужу! А потом, вечером пятого дня, у меня купили сразу семь пар тапок, и на радостях я совершил маленький грех - купил немного вина... В общем, я его почти не пил, но почему-то пришёл в дом с двумя соседями?! А там моя драгоценная жена возлежала на подушках, кушала хурму и... больше ничего не делала. Соседи зачем-то сказали, что праведной мусульманке всегда есть чем занять трудолюбивые руки. Зря сказали... Она заняла руки палкой и вытолкала нас всех! Вай дод, что я наделал... как я мог... как повернулся мой грешный язык в тот роковой момент сказать ей - «талак»...
        Если кто ещё чего недопонял, то коротенькая формула «талак», три раза произнесённая мужем вслух и при свидетелях, в одну минуту делает его свободным от уз брака! Женщина обязана, скорбно опустив глаза, признать волю мужчины и быстренько покинуть дом, взяв с собой лишь то, что на ней в данный момент есть. Обычно именно в связи с лёгкостью такого развода и риском остаться в неглиже ушлые восточные жёны носят на себе всё золото, что имеют...
        Ирида аль-Дюбина была необычной женщиной, я бы даже назвал её первой феминисткой стран Ближнего Востока. Она не стала дожидаться второго и третьего произнесения
«талак», а просто перешагнула через пригнувшегося мужа, ушла в ночь и растворилась, как местный бюджет... Перепуганный башмачник уже через полчаса обыскивал все близлежащие улочки, чайханы, постоялые дворы и дешёвые китайские забегаловки.
        Наутро, никого не ставя в известность, он прикрыл лавку, продал последние туфли и, подобно Ивану-царевичу, пустился в бесконечный путь. Верные ноги и кривая судьба, в конце концов, довели его до славного Коканда, где на базаре он и встретил двух разнокалиберных «ханум» с безумно знакомыми именами...
        ГЛАВА 22
        Лучше наступить на высоковольтный провод, чем на хвост шайтану... Или наоборот?!
        Монтёр в раю
        - Что нового в городе?
        - Народ передаёт из уст в уста дивную историю о сиятельном Аслан-бее, который бегал по городской бане, угрожая моющимся правоверным тем единственным орудием, которым природа щедро одаряет каждого правильно настроенного мужчину.
        - Вашего Асланчика она одарила особо щедро...
        - Вай мэ, Лёва-джан, над этим и смеются! Но не впадай в зависть, ибо сказано, что Аллах, дарующий одному человеку силу, богатство и власть, непременно ущемит его в другом... Жаловаться некому, а хитрую улыбку с лица мусульманина не сотрёшь усилиями и всех стражников Коканда!
        - Тогда моя миссия выполнена, где Бабудай-Ага?
        - Хороший вопрос... Однако, хоть ты и посрамил великого султана с его любимым слугой, джинн не пришёл вернуть тебя туда, откуда ты вышел.
        - Ходжа, мы все оттуда вышли...
        - У тебя скверный язык, друг мой, и бесстыдное воображение, переворачивающее каждое моё слово на извращённо-похабный лад. За что тебя женщины любят, а?
        - За скромность и красоту, - наставительно напомнил сам себе Лев Оболенский. - Ладно, я понял, пока мы не воссоединим разрушенную семейную пару - домой меня никто не отпустит. Это из-за шайтана, да?
        - Увы, его козни столь же неисповедимы, как пути Аллаха, - скорбно признал домулло. - Но не стоит дожидаться, когда наш храбрейший Аслан-бей убедится, что нас нет в городе, и пошлёт стражу за ворота. Мы покинем этот постоялый двор уже вечером...
        Забегая вперёд (или возвращаясь назад?), скажу, что ребятки дали дёру из Коканда сразу же после шумного банного инцидента. Уходили по одному, огородами, стараясь по максимуму не привлекать внимания. Местом встречи был обозначен небольшой караван-сарай в двух часах пути.
        Башмачника Ахмеда отправили на конюшню болтать с Рабиновичем, а Лев и Ходжа в добротном платье погонщиков верблюдов неспешно пили зелёный чай под навесом для
«чёрной кости» в разношёрстной компании такого же простого люда. Говорили вполголоса, хотя шпионов и соглядатаев бояться не стоило, они предпочитали другую среду, отираясь поближе к заезжим купцам.
        В чём, кстати, была заслуга всё того же домулло, в своё время лихо подставившего пару лазутчиков бухарского хана - несчастные с ночи засели в засаду в кустах у арыка, а наутро туда пришли мыться женщины... Жестоко отлупленных бедолаг выловили голыми ниже по течению, а именем Насреддина на Востоке стали пугать всех сексотов и доносчиков!
        ... - Честно говоря, не очень-то похоже, чтобы ты так уж рвался домой. Я тут, между прочим, с ума сходил, всех знакомых из органов на уши поставил, заврался весь...
        - По Корану мужчине разрешается врать лишь женщине (для сохранения семьи) и врагу (для временного перемирия). Сказал бы правду...
        - Какую правду? Кому?! Да меня за первый роман о твоих приключениях едва на ходу не разорвали! И причём не мусульмане даже, а свои ура-патриоты, русские! Правда по большому счёту читателю не нужна, но откровенную ложь тоже фиг кому втюхаешь! Тьфу, прости, чегой-то понесло меня о наболевшем... Короче, в первом романе всё держалось на твоей «пристукнутости» об асфальт и клятве наказать эмира. Во второй раз... Лев, глобальности не хватает, понимаешь?! Комизм есть, беготня по сюжету, навороты восточные, даже философия кое-где, а смысл... Ради чего тебя вернули? В принципе на всю тамошнюю Азию и один Ходжа прекрасно юморил направо-налево, ты-то там зачем?!
        - А... по приколу!..
        ...На самом деле они покинули постоялый двор уже после обеда. Так сказать, упали на хвост проходящему каравану и двинулись в путь. Домулло уверял, что как только Аслан-бей доложит об отсутствии в благословенном Коканде мерзкого Багдадского вора, то султан разом успокоится и вновь отправит своего любимчика за прекрасной Иридой аль-Дюбиной. И ведь, судя по всему, главный стражник точно знает, где её искать...
        Но пустыня велика, а караванных дорог в ней немного, наша компания просто обождёт в ближайшем оазисе, подальше от Коканда. Дальнейшее - дело техники и хитроумия! Нет, лично на мой привередливый взгляд, план хуже некуда, сплошные дыры и нестыковки, но Оболенский купился. Башмачнику вообще всё было до фонаря, кроме розовых воспоминаний, заветного флакончика за пазухой и обещаний впредь никогда не произносить слово «талак»...
        Описывать их короткий переход по пустыне смысла не было - песок, пыль, неразговорчивые путешественники, лохматые верблюды. Действие драмы разыгралось в оазисе, куда они заявились к ночи...
        - Всё... завтра на Рабиновиче еду я!
        - Даже не мечтай, о избыточно весящий сын медведицы и носорога! Ты же раздавишь моего милого, чуткого, красивого и восхитительно пахнущего осла...
        - Ты ещё поцелуй его после таких комплиментов...
        - Вах, а тебе завидно, что не тебя?!
        Оболенский плюнул, снял с не вмешивающегося в дежурный спор ослика свой хурджин и поплёлся искать место для ночлега. Ахмед, зябко кутаясь в старый халат, увязался следом...
        - Почтеннейший, а у нас палатки нет...
        - Украдём.
        - Уважаемый, а одеял с подушками тоже нет...
        - Украдём.
        - А ещё...
        - Украдём, - монотонно продолжал Лев, и башмачник взорвался:
        - Зачем так говоришь?! Почему украдём? Я правоверный мусульманин и ничего красть не буду, это нехорошо, мне мама говорила! Сам кради!
        - Ах, у тебя ещё и мама была?.. Я-то думал, такие зануды из яиц вылупляются...
        - Из чьих?
        - Из... страусиных! Так что засунь свою голову в песок и стой в мечтательной позе. Пока на тебя народ любоваться будет, я попутно понарушаю законы шариата.
        Чувствуя, что голубоглазый великан почему-то не в духе, осторожный Ахмед не стал спорить, а тихохонько отвалил к колодцу. В оазисе их было целых четыре. Караванщики укладывали на отдых верблюдов, разжигали костры, поили животных, и густая арабская ночь уже распахивала над ними блистающий полог.
        Кто сказал, что ночью в пустыне темно? Там светло, как днём! Но, в отличие от палящего солнца, нежные и ласковые звёзды заливают барханы и пальмы холодным, призрачным сиянием. Самый заурядный пейзаж превращается в хрустальную сказку, песок становится схож с алмазной пылью, горизонт приобретает не свойственную ему хрупкость и стеклянную остроту, растения, наоборот, кажутся выкованными из чёрного железа, а зыбкий воздух наполняется совершенно северною нежностью, обжигая лёгкие манящим холодом дамасского клинка! Звёзды сливаются в один ковёр, пёстрым восточным узором явленный пустыне, отражённый в ней и воспетый так, как только точёный слог рубаи способен говорить о небе, об Аллахе, о звёздах...
        Горели огни, искры летели ввысь, флегматичные верблюды жевали жвачку, далеко разносился душистый аромат плова, кое-где звенел дудар, слышался смех, и сквозь всё это щедрое великолепие взад-вперёд носилась суровая мужская фигура, не задерживаясь нигде дольше чем на полминуточки. Оболенский отводил душу, то есть крал бессовестно!
        - Хвала Всевышнему, мы находимся под надёжной рукой великого Багдадского вора, - вполголоса пел дифирамбы Ходжа, умело расставляя на платке у маленького костерка миски с бараниной, фрукты, простоквашу и кумыс. - Лёва-джан, в такие (довольно редкие) минуты я просто благословляю судьбу, столкнувшую нас вместе. Где бы мне пришлось платить за всё из собственного кармана, а тут... Не то чтоб я был последним скрягой, но те динары, которые МЫ «отняли» у султана, стали уже настолько моими, что называют меня «папой». Было бы бесчеловечно отдавать их посторонним людям, да?
        - Практически, - серьёзно согласился Лев. - Слушай, а тебе не кажется, что всё..
        как-то стихло кругом? И народ примолк...
        - Все узнали, кто мы, и молча идут нас бить, - пискнул Ахмед, со стуком роняя чашку. В необычайной тишине разом застывшей ночи этот звук погас словно придушенный...
        - Вай мэ... не хотелось бы вас пугать, друзья мои, но... кажется, всё гораздо хуже. Самум!
        - Песчаная буря? - успел спросить наш герой, и началось...
        ГЛАВА 23
        Постель - театр двух актёров.
        Ш. Стоун
        Холодный, режущий, как стальные опилки, песок обрушился на них со всех сторон одновременно - огромной, чёрной, всепоглощающей волной! Людей сбивало с ног, перепуганные животные ревели, разметало огни, палатки и шатры срывало на раз, словно бумажные зонтики для коктейлей...
        Лев рычал, стоя на четвереньках: «Ходжа, ты видишь его? Видишь?!» Домулло, крепко обхвативший ствол пальмы руками и ногами, висел на ней вниз головой, а потому ответил не сразу: «О, шайтан!» - «Воистину шайтан!» - воя, подтвердил башмачник Ахмед, когда его уносило ветром ввысь.
        Маленькое, чёрное, мерзкое существо нагнутых, как у серванта, ножках, хохоча, отплясывало посреди оазиса! Он идеально выбрал время для изысканной мести и отрывался на всю катушку. Согласно Корану даже самый слабый демон ада способен перевернуть коготком землю, а уж обиженный восточный шайтан, обуреваемый законным чувством восстановления попранной справедливости... Он не мог и не смел пока лично вонзить свои завистливые зубы в увеличенную печень Оболенского, но обрушить на его кудрявую голову всё безумство природы мог!
        Дикая пляска заливающегося смехом шайтана продолжалась ещё целую минуту, а потом... Говорят, нечистому до сих пор стыдно об этом вспоминать - могучий россиянин доковылял к нему сзади, остановился на расстоянии одного пинка и не промахнулся!
        - Получи, прохвост, под хвост, - краем уха услышал враг рода человеческого, неведомой силой уносимый к звёздам. От соприкосновения с пошлой задницей шайтана туфлю Льва разорвало в клочья, а его самого отшвырнуло в сторону.
        Взрыв носом песок, он поднял голову и... едва не был растоптан здоровущим двугорбым верблюдом, убегающим за бархан. Меж горбов, истошно визжа, кое-как держалась закутанная в бурнус девушка. Поначалу никто и не заметил, как верёвка, тянувшаяся от шеи верблюда, змеёй затянула руку Льва. Утром его не нашли в разрушенном лагере... Ходжа первый раз в жизни ударился в неконтролируемую истерику:
        - Вернись! Вернись, говорю, о несносный внук бессмертного поэта! Дай мне вновь увидеть твоё нахальное личико, голубые очи и нежные руки, способные гнуть подковы и освобождать глупцов от непосильного груза золотых монет. Вай мэ, как я буду жить без тебя?! На чьи средства кормиться и одеваться, кого посылать за бутылкой, кому читать нотации о возвышенной культуре Персии и Аравии между двумя тостами, в перерывчик небольшой... Но если сейчас ты лежишь на мягком ковре в объятиях красавицы-пери, вкушаешь вино из пиалы и не слышишь исполненных горем стонов сердца моего - чтоб тебе... нет, чтоб тебя... нет, о чём это я вообще?! Лёва-джан, вернись, э-э-э!!!
        Ахмед, как мог, утешал домулло и даже сочувствующий Рабинович старательно смахивал хвостиком горючие слёзы своего второго хозяина.
        Оболенский потом рассказывал, что он ничего не помнил... Резкий рывок за запястье человека, более слабого физически, просто вывернул бы руку из сустава. Могучего россиянина волоком протащило по песку, треснуло лбом о пень пальмы и уже в бессознательном состоянии поволокло в ночь по барханам.
        Самое парадоксальное, что парня отключило напрочь, в большинстве случаев у героев отмечаются какие-то там видения, образы, картинки из прошлых жизней и всякая психо-симпатическая хренотень подобного толка... Глубины подсознания моего друга накрылись такой глухоманной теменью, что даже завидно.
        Говорят, человек, спящий без снов, высыпается в два раза лучше, чем тот, кто рубит монстров, целуется с эффектными тётями и убегает от начальников-мутантов. Лев отдохнул - лучше некуда! А пришёл в себя лежащим на мягком ковре, с пиалой у губ и нежным голоском над ухом:
        - Лёвушка-а!.. Не пугай меня, пожалуйста, открой голубые глаза и ответь своей верной Джамиле. Я тебя так искала, так искала... Они все говорили, что ты ушёл, что тебя унёс джинн, что так, наверное, лучше, а я не верила... Я столько плакала... Нет, не думай об этом, что значат женские слёзы?! Ты ведь мужчина, о мой могучий лев! Раз ты ушёл, значит, у тебя были очень важные мужские дела, да?
        Я всё понимаю и ни о чём не прошу... Я только молила Аллаха дать мне возможность ещё раз увидеть тебя, коснуться губами твоего упрямого лба, поцеловать родинку на плече, оттереть своими косами пыль дорог с ног твоих и накормить тебя пловом... Разве это много?! Аллах, всемилостивейший и милосердный, внял моим просьбам - и вот... посмотри на меня, поверь мне, я люблю тебя, далёкого и такого родного, я...
        Оболенский, не размыкая глаз, поднял руку и уверенно коснулся пальцем губ девушки. Джамиля всхлипнула, замолчав, и обхватила его ладонь, покрывая её поцелуями... Стук её сердца был слышен на всю пустыню.
        - Я тоже скучал, девочка моя...
        Будь это Дэн и Сабрина, они бы тут же занялись сексом. Алина и Алекс начали бы цапаться, а Сергей Гнедин услаждать любимую жену активно-действующими стихами... В нашем случае Лев просто обнял девушку, притянув к себе, и дал возможность нареветься. Чёрт, да и у него самого текли предательские слёзы, о которых он не говорил никому... даже мне! Но я пишу об этом уверенно потому, что знаю его... он плакал.
        Успокоившийся рыжий верблюд с чисто джентльменским пофигизмом жевал чахлую колючку. Над горизонтом вздымалось пока ещё холодно-розовое солнце, меж барханами гулял сквозняк, а небо было чистым. Джамиля, переведя дух, рассказывала, как она жила в Багдаде, как к ней многие сватались, и когда имидж честной вдовы стал тяготить, она купила место в караване и направилась в далёкий Самарканд, в гости к двоюродной тётушке.
        - Я думала, может быть, там, где ничто не напомнит о тебе, я смогу забыть... забыть всё. А ночью на лагерь налетел ветер, я пыталась удержать верблюда, а он побежал и... вай дод! Получается, как только мне стала грозить опасность, сразу появился ты и поймал верблюда, чтобы меня спасти! Как я не догадалась об этом раньше?!!
        - Ну... что-то где-то примерно в этом ключе и было, - мудро не стал спорить Лев.
        - Но не совсем, я же не смог его удержать...
        - Ты ещё и скромен, о мой герой!
        - Да уж, скромность - моё второе имя... - Он наконец-то встал, потянулся, поморщился от боли в ноющем локте и мысленно признал, что ещё легко отделался.
        Джамиля осталась сидеть на расстеленном ковре с медной пиалой, кумганчиком воды и двумя кусками рахат-лукума. Больше в хурджине ничего не было, её основной багаж так и остался в утерянном оазисе...
        - А вон чего у нас там за углом чернеется, не наш бывший пионерлагерь? - сощурясь, прикинул спаситель вдов и приподнялся на цыпочки, но, не удовлетворяясь, попробовал посмотреть с верблюда. Собственно, он лишь подумал об этом, но коварная зверюга, с полунамёка поняв его намерения, явно изготовилась к прицельному плевку.
        Лев отступил, всё так же мысленно обозвав верблюда «козлом горбатым!». Верблюд демонстративно приподнял переднюю ногу, невероятным образом оттопырив средний палец... Малость офигев от увиденного, наш герой предпочёл вернуться к Джамиле:
        - Слушай, ты разбираешься в миражах, а?
        Девушка послушно вскочила на ножки, посмотрела вдаль, прикрывшись ладошкой от солнца, и уверенно подтвердила:
        - Это не мираж! Там наверняка колодец и человеческое жильё. Нужно спешить, о мой возлюбленный господин, пока пустыня холодна и жара не вошла в силу.
        Жара вошла в силу быстро... Двугорбый корабль пустыни легко нёс свою хозяйку, плавно покачиваясь на ходу, а бедный Багдадский вор отчаянными прыжками несся впереди. Одной туфлей, как вы помните, он пожертвовал в борьбе с шайтаном, а проклятое солнце за какой-то час превратило утреннюю прогулку по ласковому песочку в марш-бросок на раскалённой сковороде. Брать на хребет ещё одного всадника верблюд отказывался категорически, а то, что ждало их впереди, оказалось отнюдь не оазисом...
        ГЛАВА 24
        Молочка бы с булочкой да на печку с дурочкой...
        Мечта русских эмигрантов в Париже
        ...Здесь Лев делает короткую передышку, дабы напомнить мне, борзопишущему, о том, что эту историю тоже стоило бы озаглавить отдельно. Он предпочёл бы нечто вроде: «Кошмар на улице Чинар», «Нашествие узбеков-мертвецов», ну в самом крайнем случае: «Ад каннибалов в Обители зла»! Я подумал и отказал, в этом повествовании и так хватает патетики, не фиг врать народу, когда можно честно написать: «Сказ о неодолимом Багдадском воре, луноликой вдове Джамиле, злобной ведьме Кирдык-аби и их взаимоотношениях...» Коротенько и со вкусом. Правда, Оболенский ещё настаивал на прилагательном «шизанутой» ведьме, но он тут лицо пристрастное, его можно и не слушать...
        ...Итак, как все уже поняли (догадались, просекли, уразумели, въехали), никакого оазиса впереди не было. Был полузасохший колодец, столетия чинара, крепкие заросли верблюжьей колючки да высокий валун метров семи, косо возвышающийся над бедной хижиной. Из каковой навстречу нашим героям вышла древняя, едва ли не рассыпающаяся на ходу, бабка. Судя по её морщинистому, словно сухофрукт, личику, беззубому рту и шуршащей, как пергамент, коже старушка успешно пережила мамонтов, а возможно, по ранней молодости застала ещё и динозавров...
        - Вай дод, какие гости пришли в мой дом, хи-хи! Как я... ой, в спину вступило... вся рада, вай мэ! - упоённо расчирикалась хозяйка. Её голос напоминал хруст пенопласта, вызывая мурашки по всему телу, но Лев слишком хотел пить...
        - Бабуль, вода есть? Обещаю не мыться...
        - Конечно, для такого вкусного джигита, хи-хи... всё есть! Полный колодец, хи-хи!
        - Хи-хи, - без улыбки подтвердил усыхающий русский дворянин и, припадая на обожжённую ногу, доковылял до колодца. Не поддержи его вовремя спрыгнувшая с верблюда Джамиля, он бы туда и рухнул...
        Колодец представлял собой обычную яму, кое-как прикрытую жердями и дряхлой конской шкурой. Тут же на песке валялась верёвка и кожаное ведёрко. Добрых десять минут скитальцы пустыни утоляли жажду... Милая бабушка всё это время хихикала у порога своей хижины, не выходя из тени. Факт, в общем-то, не странный и внимания не заостряющий, но...
        - Уф, не дали засохнуть. - Оболенский проявил врождённую вежливость, отсалютовав на бойскаутский манер. - Спасибо вам, саксаулка... аксакалка... Джамиля, как правильно? Короче, доброй души гражданочка, и будь спок, за мной не заржавеет, компенсирую посильным трудом! Рад бы дать деньгами, но все финансы у буржуя Насреддина... Так что звиняйте, мамо, таньгов нэма!
        - Ужасно образованный, все языки знает, да, - радостно подтвердила молодая вдова, которая, видимо, просто балдела от возможности открытия новых и новых достоинств своего случайного избранника и вечного спасителя. - Но у меня есть деньги, и я готова заплатить за воду и кров, почтеннейшая ханум.
        - Заплатить за воду и кровь?! - словно бы не расслышав, облизнулась старуха. - Как ты права, доченька, именно так и надо уважать старых людей, хи-хи... Ну, заходите в дом, дорогие гости, вас ждёт отдых и обед. Наслаждайтесь, хи-хи, жизнью...
        Ни у Льва, ни у Джамили нигде ничего не ёкнуло. И не потому, что они не читали страшных сказок или просто изображали клинических жертв-дебилов голливудского разлива, нет - просто в дело вмешалась любовь...
        ...Знаете, когда я поверил в эту историю? Когда мой друг отказался говорить о том, что было в хижине дальше... То есть он, конечно, рассказал, куда их посадили, чем накормили, где оставили на отдых и чем вежливо прикрыли дверь, но. . Мужчины меня поймут. Лев может, не краснея, трепаться в мужской компании о тысяче и одном из своих любовных похождений (реальных или вымышленных, неважно), но тему Джамили он обходил таким возвышенным молчанием, что у меня иногда скулы сводило от зависти.
        Неужели эта тёмная, необразованная девчонка не читавшая «Камасутры», так запала ему в сердце, что он не позволяет себе в присутствии посторонних даже вспомнить, как звучал её смех. Может быть, дело в национальности, экзотичности, и знойные восточные девушки действительно способны держать на невидимой «цепи неги страсти» даже такого «всеми любимого» мужика, как наш Оболенский?
        Что ему стоило рассказать об этом хотя бы мне... А уж я бы, превозмогая муки совести, растрепал всем читателям о тайне изысканных поцелуев, объятий, ласк, поз, и все вокруг, воспользовавшись «секретами» Джамили, стали бы такими любящими и любимыми... Но этот гад не рассказал ничего! Он продолжил с того момента, когда они проснулись, и Лев захотел выйти, а все «эротические» моменты, которые будут иметь место далее, являются лишь вольным отступлением моей авторской фантазии...
        ... - Ты ненадолго, о мой неутомимый господин? - Юная вдова безмятежно закинула руки за голову, а покрывало на её груди натянулось так, что Оболенский невольно задержался. В нём боролись два зова природы: один сулил приятные перспективы, но второй был уже неумолим...
        - Слишком много чаю, - вынужденно извинился он. - Я буквально бегом, думаю, платный туалет у бабульки на заднем дворе.
        - Я буду ждать терпеливо... - Джамиля перевернулась на живот, и покрывало соскользнуло полностью. Лев страстно втянул ноздрями воздух, замычал и выбежал..
        Время пролетело незаметно, над горизонтом во всю ширь разливался кроваво-красный закат. Отдохнувший верблюд мечтательно смотрел вдаль, во дворе горел костерок, в большущем казане начинала закипать вода. Бабушки-хозяйки видно не было, поэтому нуждающемуся россиянину самому пришлось искать «место за углом». Он и не придумал ничего лучше, как облить кривобокий валун с незаметной стороны... Надо признать, идея вынужденная, но не такая уж плохая, а главное, что благодарный камень вырос на пару сантиметров прямо на глазах!
        - Аллах да защитит путника, решившегося полить живой влагой мёртвый камень, - глухо прозвучало словно бы из ниоткуда. Лев едва не присел, но сильное любопытство всегда давило в нём хилый страх одним ногтем...
        - Всегда рад помочь, - корректно отозвался он, не уточняя, что именно за
«влага». - А с кем имею честь, так сказать?
        - Я - камень Аль-Кибир, Растущий в пустыне, Ограждающий путь и Предупреждающий об опасности! Желаешь ли ты выслушать историю моего сотворения?
        - Э-э, рад бы, но не могу, у меня там... человек лежит, ждёт... понимаешь?
        - Тебя ждёт опасность! - возвысился голос.
        - Ой, от Джамили, что ли? - не поверил Лев и услышал в ответ буквально следующее:
        - Обуздай свои страсти, путник, опусти вожделение и внемли голосу разума... Тебе и твоей избраннице грозит гибель, ибо находитесь вы в жилище ужасной ведьмы Кирдык-аби! Она живёт уже три сотни лет, людская кровь служит ей чаем, мясо правоверных - пищей, а кости - оградой от праведного гнева небес! Вот и сейчас уже точит она ножи монгольские, готовит приправы казахские, греет котёл даурский для шурпы по-узбекски... Слушай, ты облизываешься, да?
        - Виноват. - Багдадский вор действительно невольно сглотнул слюну. - Знаешь, а на вид вполне безобидная старушка. У меня вообще-то был в своё время опыт партерной борьбы с вашими местными кровососами-гулями. Там один тоже тихим дедушкой-одуванчиком прикидывался... Короче, за предупреждение спасибо, но суп из меня не получится. Дед-вампир куснул разок и отравился к лешему! То есть, если бабуля тапки конкретно отбросить не хочет, ей мою кровь и плоть пробовать нельзя... Я же христианин, во!
        - Старый гуль просто не знал, как вас готовить... - Голос начал стихать.
        Встревоженный русский дворянин прильнул к камню ухом:
        - Эй-эй, не убегай! А эта... что... в смысле бабка знает как?!!
        Ответа не последовало, но за его спиной раздалось знакомое «хи-хи»...
        ГЛАВА 25
        Ты жива ещё, моя старушка?
        Жив и я, привет тебе, привет!
        Ария Серого Волка
        Далее пошёл чистой воды фантастический боевик в лучших традициях моего любимого издательства. То есть, если верить Льву, все китайские фильмы про кунг-фу просто отдыхают за полной невостребованностью. Ничего более динамичного, яркого и энергонасыщенного в плане пинков и взаимного облаивания ещё никем не было снято. И вряд ли будет, кстати, ибо настолько психованные режиссёры - редкость во все времена...
        При виде улыбчивой бабушки, дружелюбно похлопывающей здоровым кривым ножом о ладонь, отчаянный российский экстремал сразу поверил во всё. Поэтому улыбнулся ещё шире, сделал шаг навстречу потенциальной опасности и, приёмом айкидо цапнув старую женщину за руку, что есть силы шандарахнул её спиной о болтливый камень! К его неподдельному ужасу, бабка даже не ёкнула - она действительно была ведьмой...
        - Джамиля! Одевайся бегом, мы линяем отсюда, как, я не знаю, но очень быстро...
        - взвыл Лев, врываясь в хижину.
        - Слушаюсь, мой господин. - Меньше чем за минуту бывшая вдова бодренько натянула прозрачные шаровары, впрыгнула в платье, надела чувяки и водрузила на голову тюбетейку.
        - Ты - чудо... Сколько мне ни рассказывали о восточных женщинах - не верил, но такое... у нас так пограничники по боевой тревоге не одеваются!
        - Э-э, в смысле в платье?!
        - В смысле с такой скоростью, - уважительно признал Оболенский. - Ну а теперь дуем! Эта антикварная старухня...
        - Вот эта? - наивно уточнила девушка, указуя пальчиком на возникшую на пороге ведьму.
        Хихикающая Кирдык-аби на время отставила гостеприимно-заискивающий имидж, обратясь к парочке с совсем другими словами:
        - Бойтесь меня, о смертные, ибо настал ваш, хи-хи... последний час! Я - ужасная и злопакостная Кирдык-аби, ненавидящая влюблённых, оскверняющих мой кров интересными стонами в позабытых позах. За это я, хи-хи... вас всех съем! И мужчину, и женщину, и верблюда, и даже оставшуюся тапку мужчины, ибо она пропахла, хи-хи... вкусным потом и просолена достойно, и сделана из хорошей кожи...
        - Ага, так я вам и отдал последнюю тапку, - искренне возмутился мой друг (похоже, остальные угрозы его абсолютно не тронули). - Не доводите до греха, бабуль... я, между прочим, как-то аж две недели профессионально занимался кикбоксингом и знаю бесконтактные удары замедленного увеличения песка в почках! Не рекомендую, искренне...
        - Ой, правда, такая почтенная ханум, седина торчит отовсюду, только два зуба остались, э... - возмущённо поддержала любимого Джамиля (а она всегда его поддерживала, во всём!). - Зачем нас так ругаете? Зачем обидные, страшные слова произносите? Разве двумя зубами старая базла сможет загрызть молодого льва?!
        - Красиво говоришь, - успел похвалить девушку наш герой, и злобная старуха пошла в атаку.
        Секрет таких вот на первый взгляд щупленьких и хромоногих восточных бабушек открывается непосвящённому лишь непосредственно в рукопашной. Приведу конкретный пример: прижимая к себе ненаглядную Джамилю, Оболенский одной рукой подхватил дастарханный столик и что есть сил опустил на маковку ведьмы. Не спешите его осуждать! Если бы на вас с угрозами кинулась оборзевшая домохозяйка с внезапно покрасневшими до оранжевого глазками, ножом и пеной в уголках губ - вы бы тоже защищались, чем бог послал...
        Так вот, столик развалился надвое, а бабулька только выдохнула, как шаолиньский монах, и снова ринулась в бой. Одним ударом сухонького кулачка она отправила девяностокилограммового россиянина в длинный полёт сквозь хлипкую стену хижины во двор к верблюду. Создавалось впечатление, что боевые искусства она изучала в пустыне лет с четырёх, а на чёрный пояс сдала уже в пять!
        - Давайте не будем нервничать и возьмём себя в руки. Как говорится, десять капель валерьянки на стакан водки и... - Лев хотел ещё что-то сказать насчёт лечения нервов и антистрессовой профилактики, но не успел... старая ведьма, прыгнув следом, ловко пнула его ногой туда, куда мужчины предпочитают поцелуи и ласки! Оболенский взвыл, как пойманный за хвост мартовский кот, но на ноги встать уже не смог...
        - Вай мэ! Что ты сделала, старая завистливая корова! Разве можно бить чужого мужчину так, чтоб ни себе, ни людям?!!
        - Дрянная девчонка, вот когда ты доживёшь до моих лет... Хотя ты, хи-хи... не доживёшь и до рассвета!
        Вот тут Лев впервые в своей полной приключений жизни увидел настоящую женскую драку. Превозмогая боль, он отполз к чинаре, устроился поудобней и весь погрузился в познавательнейшее зрелище... Дамы начали с хождений кругами и пробных оскорблений:
        - Я вырву твои глаза, сожру твоё сердце, а из твоих, хи-хи... длинных кос сплету аркан, на котором подвешу твоего болтливого и нескладного барсучьего сына, хи-хи... сушиться на солнышке!
        - Шайтан да откажет тебе в поцелуе собственного пупка, ибо он брезглив, а твои уста полны лжи и смрада! А ещё у тебя усы, почтеннейшая... э-э!!!
        После чего пустые препирательства быстро отошли на второй план, а соперницы встали друг напротив друга, широко расставив ноги, в традиционной позе борцов сумо. Старуха явно была опытней и жёстче, но на стороне Джамили была ярость, любовь и пыл молодой тигрицы, что тоже имело свой вес...
        Вдруг они неожиданно взвизгнули и, резко бросившись вперёд, обнялись, как внучка и бабушка после долгой разлуки. Так эта парочка пыхтела минуты полторы, потом обе рухнули наземь, катаясь по двору - клочья волос и лоскуты одежды замелькали в воздухе!
        Лев искренне наслаждался происходящим и где-то на задворках недалёкого ума уже делал ставки... Перевес обозначился, когда юная вдова сумела в нужный момент правильно выпрямить ножку, толкнув старую ведьму прямо в колодец. Жерди с хрустом подломились, раздался всплеск воды, сопровождаемый многоцветным восточным матом-перематом, и на мгновение воцарилась тишина...
        Джамиля даже не успела исполнить народный танец «самки каракурта», как старуха вылетела из колодца в вертикальном прыжке, подобно китайскому мастеру ушу! Теперь её облик был поистине страшен... Вода ручьём стекала с расширившихся плеч, узловатые руки обросли мускулами, глаза уже не светились, а буквально полыхали, и два достопамятных зуба выросли до размеров вьетнамского штык-ножа! Она облизнулась на Оболенского, но бросилась на юную вдову. Отступившая Джамиля прикрыла лицо ладонями, а агрессивная ханум, поскользнувшись в собственной луже (в смысле с неё натекло), хряпнулась на задницу, подняв тучу брызг!
        - Ладно, спасибо за пип-шоу, на первый раз мне по уши и по ушам хватило, - вовремя вмешался Багдадский вор, перехватывая девушку буквально на лету - она намеревалась пнуть ведьму сбоку...
        - Лёва-джан, пусти, ради аллаха, он поймёт и не осудит! Я только разик, разочек, малюсенький... Как дам ей пяткой в печень, так, чтоб...
        - Нет, солнышко моё, ты рванёшь отсюда первым же двугорбым троллейбусом, а я прикрою. - Лев седьмым чувством оценил назревающую опасность и, не дожидаясь худшего, нежно усадил Джамилю на флегматичного верблюда.
        - Скачи не останавливаясь! Найди Ходжу, он где-то по пустыне шарится, пусть зайдёт, поможет советом... Гони!
        Верблюд стоял как вкопанный. Мой друг, не глядя, поднял с земли обломок жерди, взвесил в руке, размахнулся... привередливую скотину как ветром сдуло! Только откуда-то из ночи донёсся дрожащий крик верной восточной красавицы:
        - Я вернусь, мой возлюбленный господи-и-ин...
        ГЛАВА 26
        Любит жрать, как медведь бороться!
        Малыш о Карлсоне
        ...Лев потом рассказывал, что, когда ведьма наконец выбралась к нему, он увидел в её глазах свой собственные, чётко прорисованные, похороны. Поэтому времени тратить не стал, а замах на верблюда использовал по делу:
        - А вот палка! Хорошая палка! Где палка? Ищи!!!
        Ведьма автоматически метнулась за деревяшкой, мигом приволокла её в зубах обратно и только потом поняла, какую дуру из неё делают... А поздно. Отважный потомок князей Оболенских, в трудные минуты всегда отличавшийся редкой сообразительностью, уже сидел на сухой чинаре! Шесть метров вверх по гладкому стволу без сучков и дупел. Повторить подобное в домашних условиях чисто как эксперимент он так и не сумел...
        - Вай мэ, храбрый муж, хи-хи... влез на дерево, словно блудливый кот. Слезай оттуда, насмешник, бабушка Кирдык-аби кушать хочет...
        - Ага, слезу я, как же! Мне и тут сквозняком не дует, и воздух чище, и звёзды видно...
        - Слезай, о нечестивое отродье свиньи, хи-хи... с душой зайца! - Свирепая ведьма пустилась трясти чинару. Старый ствол скрипел, стонал, но Лев держался крепко и падать не спешил.
        - Бабуля, не уродуйте экологию. Дайте ж мне мирно посидеть на флоре, я всё равно не в вашем вкусе. То есть совсем невкусный я...
        - Значит, не слезешь?!
        - Не слезу, хоть стриптизом пугайте, а не слезу!
        Что такое стриптиз, ведьма, может быть, и не знала, а вот опыт доставания
«несговорчивой еды» у неё, видимо, был. В любом случае она сунула обе руки в рот, расшатала собственный зуб и, вырвав его к иблису, принялась им же рубить чинару! Оболенский едва не сверзился просто от шока... Круче такого мог быть только Винни-Пух с бензопилой!
        Стружки и щепки так и летели во все стороны, сухое дерево поддавалось ударам кривого зуба, как ударам топора. Бабка, обливаясь дурно пахнущим потом, минут десять трудилась, словно финский дровосек, и была вознаграждена за свой титанический труд по-царски... чинара рухнула! Но всё ещё желающий жить Лёвушка успешно перескочил на каменный валун, к которому была пристроена хижина. Получилось даже на полтора метра выше, не говоря уж о надёжности...
        Обиженная старухня испустила вопль, полный такой злобы и ярости, что Оболенский едва не кувыркнулся с камня!.. Правда, быстро овладел собой и даже нашёл в себе силы подразниться:
        - Ну и чего подпрыгиваем, пупсик? Надеешься на групповуху в моём лице - так я себя вычёркиваю. Ты уж как-нибудь сама, призови фантазию на помощь, ты ведь девочка с опытом, столько лет в пустыне одна, тушканчики и суслики не в счёт - у них калибр маленький...
        Видимо, старушка поняла всё - у них на Востоке вообще тётки ушлые и с пониманием. Набитых дур мало, то ли не приживаются, то ли профессионально косят под умниц. А это уже немало, согласитесь...
        - Уй, плохой мальчишка! Почему так сказал о пожилой женщине? Я тебя зачем хочу - я тебя кушать хочу, хи-хи... А ты о чём подумал зря?!
        - Я... думал, это вы подумали... - разом смутился Лев, но тут же резво опомнился: - Отвали, маньячка антикварная! Всё равно не хочу, чтоб меня ели!
        - Охти ж мне, да кто ж тебя спрашивает-то, мила-а-ай... - практически по-русски всплеснула руками Кирдык-аби, взмахнула проверенным зубом, и... он разлетелся на куски от такого удара о говорящий валун! Бабка всхлипнула...
        - Что, протез накрылся? М-да, хреновенькие вставные челюсти делают ваши местные стоматологи, - сочувственно поддержал Лёва-джан. - Надеюсь, хоть медицинский полис не просрочен, а то обычно с этим строго, у-у...
        Старуха пару секунд сидела в тихом отупении, сбивчиво пульсируя глазками, потом ступор прошёл, она бодро вскочила на ноги, ухватилась за второй зуб, с рычанием вырвав и его!
        - Ну ты мазохистка-а, - уважительно раздалось с вершины валуна, - чтоб в одну ночь сама себе такое, два раза, без обезболивания... Бабуль, ты - профи!
        - Всем кушать надо, - словно бы давая установку самой себе, определилась старушка, и дело пошло на лад. - Хи-хи...
        Грузный валун содрогался от её ударов, каменная крошка летела во все стороны, запах пота резал вдох, а задумчивый русский парень, закинув ногу на ногу, сидел себе надутый как индюк в ожидании неизбежного конца. Хотя правильнее было бы сказать, уже довольно поздноватой развязки этой истории... Но ведь и затянутость рассказа определяется не авторской волей объёма ради, а исключительно разницей физической плотности материна. Можно ещё сказать, «сопроматом», то есть камень плотнее дерева, рубится хуже - повесть, соответственно, дольше, вот такие дела..
        Валун рухнул неожиданно. Успевший придремать Оболенский хлопнулся вниз, ничего, правда, не сломал, но песку наглотался. Ведьма, умотанная вконец, просто плюхнулась рядом, кое-как, со скрипом вытянула ноги...
        - Ефть будефь? - отплёвываясь, спросил Лев.
        - Ефстефстфенно, хи-хи... - отчаянно шепелявя, подтвердила бабка, - тока жуп на мефто фстафлю...
        - Сисясь, как же, фстафится он. Фигулю не хофефь?
        - Фай тот, фмотри, о нетоферсифый! - утомлённая, но целеустремлённая старушка попыталась резко втиснуть зуб на прежнее место, но... От одного нажима он рассыпался на пригоршню зловонных осколков!
        - Фто и слетофало офитать, - наставительно объявил образованный россиянин. - Сем бутем меня ефть?!
        - Несем... фай мэ.
        - Фот и я о том фе...
        Над пустыней просыпался холодный розовый рассвет. Первые лучи ещё робкого солнышка озарили угли давно потухшего костерка, поломанную хижину, разбитый колодец, срубленную чинару, поваленный валун - полную разруху и разгромление маленького островка жизни очень одинокой женщины. Сама престарелая ханум, злая и голодная, тихо плакала над потерей последних зубов, а утешал её Багдадский вор - Лев Оболенский. У него была добрая душа...
        ... - Так ты её не тронул?
        - В каком смысле?!
        - Пошёл в задницу! Я серьёзно спрашиваю. Мне, как писателю, необходимо знать... То есть где-то далеко в пустыне жила-была, скрываясь от органов правосудия, опаснейшая людоедка-рецидивистка. Ты её, можно сказать, обезвредил и?! И всё, что ли?
        - Андрюх, а ты от меня чего хотел? Воровать у старухи нечего, а на предмет всего прочего так моя фамилия не Раскольников! Мы с ней потом неплохо поболтали, кстати... Знаешь, оказывается, беззубые ведьмы становятся очень общительными!
        - Значит, ничего не сделал... Это минус, Лёв, большинство читателей любят фэнтези с кровью.
        - Ну и какие проблемы? Напиши, что я её там же и замочил, отплясал на костях, тело зарыл, колодец засыпал, всё поджёг и ушёл с суровым лицом, как полный Рэмбо!
        - Не поверят...
        Хотя что уж там, написал бы - поверили. Полюбовный роман читателя и писателя всегда складывается сложно, с взаимными обидами и упрёками, взлётами чувств и полным падением интереса друг к другу. Причём каждый однозначно воспринимает правым только себя.
        Читатель вечно лезет с советами, чего-то требует, доказывает, нудит... Словно, купив книжку писателя по рыночной цене, он навеки приобрёл указанного автора в своё пользование и вправе отныне единолично диктовать ему свою волю и своё видение литературы. Писатель тоже не остаётся в долгу, чисто по-чеховски зациклившись на том, что «публика - дура, пипл - хавает, бабки - капают...».
        Любые попытки компромисса, равно как и третейского суда (кто прав? кто не прав?! , во веки веков ни к чему путному не приводили. С другой стороны, эти два антагониста так или иначе, а всё равно обречены как-то сосуществовать вместе. Ибо одно, по сути, невозможно без другого и наоборот... Так что закончим лирическо-философское отступление на бравурной ноте и вернёмся к нашим баранам. Вернее, к одному...
        ГЛАВА 27
        От исчезновения одной-единственной женщины в мире не остановится ничего, кроме сердца одного-единственного мужчины...
        В. Шекспир
        Потомственный русский дворянин, гражданин современной России, не уловимый никем Багдадский вор Лев Оболенский бодро шёл по пустыне в новых тапках, пёстрой тюбетейке на голове, с кожаным мешком за плечами. В мешке бултыхались кувшин с водой, пара лепёшек, козий сыр и облепленные крошками козинаки. Старая ведьма основательно собрала его в дорогу, указав маршрут и пеленг относительно собственной тени. То есть, по идее, часа через два он должен был выйти на караванную тропу.
        Он на неё и вышел, бодрый, взмыленный как лошадь, но твёрдо стоящий на ногах и уверенный в завтрашнем дне. Неспешный караван пришлось ждать недолго, но те, кто пришли, заявились с другой стороны и направлялись в Багдад. Они с удовольствием послушали Лёвин трёп о последних событиях в городе, оставили ему немного баранины и кусок халвы, а потом двинулись дальше.
        Наши (то есть Ходжа, Ахмед и Рабинович) изволили прибыть скорее уже к обеду. Оболенского встретили, как покойника... Нет, не в смысле воскресшего зомби, а с радостью и слезами, ибо друзья уже похоронили исчезнувшего в пустыне голубоглазого внука популярного стихотворца... Лев даже собирался по-товарищески отвесить обоим подзатыльники за столь скороспелые «похороны» своей царственной особы, но тут выяснилось, что Джамиля в караван не пребывала. Вот здесь стоило впервые встревожиться по-серьёзному...
        - Вай дод, пустыня велика, - небрежно пожал плечами караван-баши, когда к нему бросились за советом. - Если верблюдом управляла женщина, то в чём можно винить животное? Всё в воле Аллаха... Она была чьей-то женой, сестрой или рабыней, нет? Тогда ваше горе недостойно мужчины, в мире много других девушек. Мы не будем останавливать верблюдов...
        - Ахмед, успокой нашего неровно дышащего друга, - сквозь зубы попросил домулло и вернулся к разговору. - Дело в том, почтеннейший, что эта глупая молодая женщина не просто вдова, потерявшая мужа, а волшебная пери по имени Самрагауд эй Зуль-Зуль, спустившаяся с небес и знающая секрет сокрытия тысячи кладов, каждый из которых не вывезти тысячей караванов!
        - Значит, одному моему каравану не вывезти и подавно, - мудро ответили зарвавшемуся Насреддину. - Мы не будем останавливать верблюдов. Я всё сказал...
        Насреддин поклонился и отошёл в сторону, дабы вовремя отодрать башмачника от пышущего праведным гневом Оболенского. Благородная душа и врождённое уважение к женщине периодически ставили нашего героя в позу романтичного Рыцаря Печального Образа. В большинстве случаев этот романтизм и кончался самым печальным образом, выходя Льву боком, но он ничего не мог с собой поделать. Тот факт, что его возвышенное сердце вовлекало в нежелательные проблемы весь их мужской коллектив, обычно во внимание не принимался...
        - Ходжа, пусть он отпустит мою ногу, это уже не смешно... Вцепился, как кот в талию любимой тёщи! - едва не рыча от бессилия, бурчал русский парень, размашисто следуя в конец каравана. Нагрузка на левую ногу в виде накрепко обнявшего её Ахмеда на скорость шага не влияла никак...
        - Лёва-джан, - семеня следом, уговаривал домулло, - ты знаешь меня не первый день, поверь - мне, как никому, близки высокие порывы твоей необъятной души! Но хоть на миг внемли горькому голосу разума - мы не найдём её в пустыне... Вай мэ! Я охотно верю, что эта луноликая вдова всепожирающего злодея чиста, как тянь-шаньский снег, и невинна, как дочь муллы. Но это ли достойная причина, чтобы рисковать ради неё головой?! Даже тремя головами! Твоя, естественно, не в счёт, ты - герой-спаситель, голубоглазый батыр с вороватыми руками, но весь милый, как ручной тигрёнок... А как же я? А несчастный Ахмед, измученный отсутствием жены и любовной ласки? А доверчивый Рабинович, которого ты наверняка намерен припахать к перевозке своей изящной Джамили, может просто не вынести тягот и лишений такого похода?! И не вздумай посылать меня к шайтану, в самую прямую из кишок, только за то, что я сказал тебе правду!
        Ответа он не дождался. Оболенский с несвойственной ему самоуглублённостью вообще отказался от дебатов. Он даже не посмотрел на Ходжу, а тощего башмачника отцепил, просто как следует тряхнув ногой. Вот с осликом Оболенский беседовал долго... и молча. Нагруженный двумя хурджинами, Рабинович деловито трусил за последним верблюдом, а наш герой остановил его, поймав за узду. Опустился на колени, тихо гладил по шее, смотрел на собственное отражение в трогательных глазах лопоухого любимца, чесал ему нос и не говорил ни слова. Как они друг друга понимали, не перескажет никто... Но когда Лев встал, верный Рабинович побежал за ним, как собачонка, даже не оглянувшись на убитого изменой Насреддина!
        - Уходят... - неуверенно вздохнул Ахмед, озираясь на мрачного домулло.
        - И пусть идут своей дорогой!
        - А мы?
        - А мы пойдём своей.
        - Куда?
        - За ними, - сурово отрезал бывший визирь и первым пустился догонять удаляющуюся парочку.
        В караване их эскападу приняли с чисто арабским равнодушием. «В вере нет принуждения»... хочешь уйти - уходи, пустыня большая, как кладбище, места всем хватит. То есть караван-баши был прав, никто не стал ради них останавливать верблюдов...
        Превосходство мужской дружбы над женской заключается в определённой сдержанности проявления чувств. Когда спутники догнали Льва, они просто пошли рядом, не вдаваясь в извинения, объяснения или психологический анализ такового поступка. Всё просто, пришли и пришли, со стороны Оболенского тоже не ждали счастливых подпрыгиваний, объятий и умилённых слёз.
        Дружба - понятие добровольное, в доказательствах не нуждающееся, а излишняя слащавость только придаёт ей запах распада... Поэтому сначала шли молча, а потом заговорили так, словно прервали беседу буквально пару минут назад:
        - Я сам усадил её на верблюда и дал ему под зад! Куда бы эта скотина двугорбая ни унесла её ночью, днём он должен был озаботиться поисками воды. Говорят, животные чувствуют её на расстоянии...
        - Воистину так. Следовательно, она может оказаться в том оазисе, где мы видели шайтана, либо вернуться за тобой к той старой ведьме, потерявшей последние зубы, так?
        - Скорее всё-таки в оазис... У бабульки там сейчac такая разруха - лет на пять капитального ремонта и уборки всей прилегающей территории.
        - Там тоже был самум? - влез Ахмед.
        - Хуже, - вынужденно признался Лев. - Там был я...
        - Вай дод, Лёва-джан, тебе никто не говорил, что такого разрушительного джинна, как ты, нельзя было выпускать из бутылки!
        - Кстати, о бутылках, а у нас случайно...
        - Нет! - обрезал домулло, всем телом прикрывая правый мешок хурджина. - Ни случайно, ни намеренно, ни как-нибудь ещё, но выпить у нас нет!
        - Коран запрещает, - поддакнул башмачник и, прежде чем успел словить от Оболенского затрещину (как кулацкий подпевала!), резко обернулся назад:
        - О ужас, ужас нам!!!
        ...Вдали, там, куда ушёл караван, взлетело облако пыли и дыма, раздался оглушительный грохот, и столб огня взметнулся почти до небес...
        - Коршуны пустыни! - осевшим голосом объявил Насреддин. - Этот караван не придёт в Бухару, тела погонщиков съедят шакалы, а следы злодеев занесёт песком, чтобы никто не узнал страшные тайны молчаливых барханов... Куда?!!
        Поздно... Поздно и бесполезно, Лев уже бежал, загребая носками песок, - его душа горела жаждой боя! Древняя кровь русских дворян обжигала ему вены, он пылал яростью и рвался всем сердцем туда, откуда ещё слышались крики и звон оружия! Он не успел...
        ГЛАВА 28
        Мишень должна вскрикивать при попадании, а не дразниться, если промазал!
        В. Телль
        Возможно, это был первый и единственный рассказ моего друга, повествуя о котором он непроизвольно сжимал кулаки. Я его понимаю. Лев - воин по натуре, и если судьба сделала его вором, то она ни на мгновение не смогла изменить рыцарский дух его натуры. На Востоке про таких говорят: «Если Аллах даровал человеку сердце льва, шайтан ни за что не сделает его зайцем!» Но в тот день Оболенский готов был плакать от осознания собственной слабости, он не успел...
        На их долю осталась лишь печальная участь отдать последний долг погибшим. Хоронили здесь же, в песке, старательно обходя быстро подсыхающие лужи крови. Разбойники забрали всё: животных, товар, пленных - за купцов можно получить выкуп, остальных продадут в рабство. Законы преступного мира жестоки и неизменны во все времена...
        - Устроили засаду в песках, вылетели верхами вон из-за тех барханов, бросили два мешка с порохом, - не хуже бывалого ветерана диктовал Лев, обходя следы сражения. - Убили всех, кто оказал сопротивление, ушли направо, следов не заметали, знали, что догонять их некому...
        - Откуда всё знаешь, э?
        - Насмотрелся по телевизору передач про исламских террористов.
        - Исламских терро... кого?
        - Нехорошие люди, Ахмед... Потом как-нибудь расскажу, каким образом на миролюбивом учении Корана создали фундаментальное здание убийства всех инакомыслящих! - похлопал башмачника по плечу серьёзный россиянин. - А сейчас извини, я пойду за ними. Ходжа?!
        - Это безумие, - устало поднялся домулло. - Во-первых, мы их не догоним. Во-вторых, у нас нет оружия и нам никогда не одолеть «коршунов пустыни» в их собственном доме. И, в-третьих, ты - вор, я - обманщик, он - башмачник, а вот он вообще осёл, и мы все - не бессмертные герои... Но тебе всё равно, да?
        - Ты угадал... - беззаботно согласился Лев.
        - Я знал! - поправил Ходжа. - Ты чем-то меня заразил, о беспечный внук отчаянного стихотворца... Рано или поздно каждому из нас придётся стоять перед престолом Всевышнего. Я хочу, чтобы Аллах судил меня не только за мои шалости, но и за один настоящий поступок, достойный мужчины и истинного мусульманина! Ахмед?!
        - Я... я не пойду, - успел пролепетать бедный башмачник, но Рабинович ловко пихнул его крупом, взвалив себе поперёк спины, и первым пустился в погоню. Благо широченную натоптанную тропу между барханов ещё не занесло песком...
        Данный рассказ мы бы озаглавили как «Сказ о бессмертном Багдадском воре, его друзьях, наказании злобных «коршунов пустыни», а также отчаянной вдове и свихнувшемся верблюде...». Быть может я не настолько разнообразен в изящном разнообразии названий к едва ли не каждой второй истории, но вряд ли требовательный читатель отвернётся от всего повествования из-за такой мелочи? Вот именно, продолжаем...
        Это была идиотская затея, откуда ни посмотри... На опергруппу опытных бойцов спецназа какого-нибудь подразделения типа «Альфы» наши парни абсолютно не тянули. Как, впрочем, и ослик на роль запылённого бронетранспортёра... Но они уверенно шли вперёд под палящим солнцем, перекидываясь на ходу ничего не значащими фразочками, хотя каждый (подчёркиваю, каждый!) преотличнейше давал себе отчёт в том, во что они намерены вмешаться. Здесь, пожалуй, стоило бы чуточку подробнее остановиться на так называемых «коршунах пустыни»...
        Попробуйте представить себе бандитскую шайку с почти вековой историей. «Коршуны пустыни» как преступное сообщество существовало с чёрт-те каких лет и наводило ужас не на одно поколение караванщиков. Купцы и простолюдины, стражники и герои, путешественники и бродячие дервиши - никто не мог чувствовать себя в безопасности перед кривыми клинками отчаянных детей песков...
        Безрассудная смелость, боевое братство, холодная жестокость, быстрые кони и удар из засады делали их воистину непобедимыми! Это не шутки, не литературная игра и не искусственное нагнетание обстановки - реальность тех времён при всей сроей сказочности была крайне сурова к людям, и жизнь ценилась дёшево. Как, впрочем, и в наши дни...
        Разбойники ехали верхами, гоня перед собой захваченный караван и связанных пленников. Они даже не пытались скрыть следы, доподлинно зная, что кокандская стража далеко и погони не будет. Но погоня была, хотя до лагеря «коршунов» авантюристы добрались уже к ночи...
        - Вот они, - шёпотом доложил Лев прямо в ухо Ходже, хотя бывшему визирю с вершины бархана и самому всё было отлично видно.
        В глубокой котловине горели высокие костры, все захваченные животные толпились в одном загоне. Затянутые во всё чёрное, бандиты готовили ужин и традиционно глумились над пленниками. А, собственно говоря, какие ещё интеллектуальные развлечения могут быть у таких злодеев...
        - Они заставляют их плясать и драться между собой, - брезгливо сплюнул домулло.
        - А теперь я хочу услышать мнение наимудрейшего и наиодарённейшего в полководческих делах, простого вора из великого Багдада. Но если ты опять начнёшь смущать мой слух пустыми баснями о пулемётах, танках и ядерной бомбе - я засуну последнюю тебе прямо туда, куда ты, при всей своей гибкости, не захочешь заглядывать!
        Оболенский счёл себя выше столь низменных инсинуаций, а потому просто пнул друга коленом. Получив сдачи, признал инцидент исчерпанным и, осторожно отступив назад вниз по бархану, решительно высказался:
        - Во-первых, надо выяснить, не у них ли Джамиля? Во-вторых, воевать с превосходящими силами вооружённого противника - глупо, я не Суворов, а ты не черепашка-ниндзя... Поэтому будет проще и разумнее просто украсть у них наш караван.
        - Украсть караван?!! - Ходжа быстренько сунул себе в рот горсть песку, только чтобы не заорать на друга матом во всю пустыню.
        - Спокойствие, - царственно приобнял его потомственный русский князь. - Они ведь нас тоже не на чебуреки пригласили... Если им можно караваны красть, почему мне нельзя?
        - Но... тьфу! Караван? Тьфу! Одному и целый, тьфу!.. Караван?!
        - Я понимаю: есть масса вещей, которые мужчине не стоит делать против ветра... Но я так давно мечтал украсть караван! Целиком, с верблюдами, поклажей и людьми, так сказать, оптом... Ещё со времён памятного сидения в мешке с китайскими шароварами и пустым кувшином из-под вина для господина Шехмета. Кстати, помнишь, как он разорался потом: «Я не пил, я не пил!», хотя сам наверняка успел глотнуть как следует...
        - Глупец всегда извлекает из прошлого лишь хвастливые воспоминания о собственной глупости, - отплевавшись и отдышавшись, Насреддин вновь вернулся к поучительно-менторскому тону. - Я не буду взывать к твоему благоразумию, ибо как можно докричаться до того, чего нет... Но не объяснишь ли ты мне, справедливо сомневающемуся, как можно украсть у сорока разбойников целый караван?
        - Ходжа, не гони, их от силы - тридцать восемь...
        - О, прости, друг, это же существенно меняет дело!
        - Забодал, напарник!
        - Идентично, коллега!
        - Это я тебя научил так выражаться? - не поверил своим ушам Лев Оболенский. - Всё, с завтрашнего дня слежу за своим языком... Если у нас ещё и Ахмедка начнёт сыпать псевдонаучными словечками - археологи мне этого не простят! А двусмысленность воспроизведения вербальной практики принципов филологического психоанализа может быть неадекватно воспринята определённым контингентом местного населения в контексте...
        - Эй, вы кто такие?! - За спинами болтунов возник явный бандюга, одетый в чёрное, с кривым мечом в руке.
        - Позвольте представиться - Багдадский вор, а это мой друг - Ходжа Насреддин! - ни капли не испугавшись, церемонно поклонился Лев.
        - Про Насреддина я слышал, а вот что ты за вор...
        - О, это я охотно продемонстрирую!
        Разбойник в течение одной короткой минуты оказался раздет, разут и обезоружен. Тем, чтобы садануть его ногой в нужное место и связать собственной же чалмой, озаботился уже домулло. Итак, боевые действия наши начали первыми...
        ГЛАВА 29
        Читательская критика ещё не сделала ВЕЛИКИМ ни одного писателя!
        Историческая правда
        ...Разумеется, все эти записи я вёл не один день, как не за один час Лев расписывал хохломой голубые арабские дали. По своём чудесном возвращении он аж целых четыре дня жил у меня, столовался, гулять ходил только под моей охраной и в оплаченную гостиницу не возвращался принципиально.
        Не со страху, нет... Он с проблемами боролся посредством классической
«тройчатки» (настойка валерьянки + боярышника + пустырника, суммарная крепость выше сорока градусов) по сорок капель на стакан коньяка, и стресс дох, как конь от сигареты! Метод проверенный, пользуйтесь, но злоупотреблять не рекомендую. Я вот злоупотребил за компанию, и страшный сон моего романа, в лице бессмертного писателя, явился ко мне снова...
        - Я познал секрет твоего сиюминутного успеха!
        - Да ну?
        - Всё просто: ты берёшь как можно более нелепый объект, помещаешь его в нестандартную среду, добиваясь комического эффекта, а потом зомбируешь этим читателя...
        - Угу, может, я его ещё и околдовываю? Рисую на полу пентаграммы, пляшу шаманские пляски, пью вино, смешанное с кровью из черепов моих конкурентов, и увеличиваю себе тираж угрозами растопить на огне восковую фигурку главного редактора... Кстати, это мысль!
        - Я знал, знал, что тут дело нечисто...
        - А ещё один шибко умный критик писанул, будто бы у меня есть «магия имени». Типа что бы ни издавалось под моей фамилией, читатель почтительно сложит ручки:
«слушаю и повинуюсь!», безропотно скупая с прилавка всю мою серию... Классно, да?!
        - Ты смеёшься?
        - Это моя профессия. Образ мысли. Правило поведения. Закон выживания. Возможность дышать, в конце концов. Ведь все дышат по-разному, я - через боль...
        - Боль, заставляющая смеяться?! Ты украл саму суть моих возвышенных романов! Но знай, о невежественный плагиатор, тебя всё равно никогда не будут считать мною!
        - Аллах велик, - широко перекрестился я, и Соловьёв пропал. Думаю, это вообще вряд ли был он...
        В последние годы присутствие дьявола (шайтана) в нашей повседневной жизни так активизировалось, что просто спасу нет! Теперь вот уже и в сны лезет самым наглым образом, литературной знаменитостью прикидывается... Молиться, что ли, чаще, или Меч Без Имени под подушку класть? И то, и другое помогает, проверено на себе...
        ... - Джамиля! - невольно воскликнул Лев, когда в озарённый костром круг шагнула новая пленница.
        - Не оборачивайся, - резко развернул новоявленного «разбойника» за рукав всё тот же хитроумный Насреддин. - Веди меня, как барашка на продажу, прямо вон в тот култук, где толпятся остальные. А с ней ничего не будет, попляшет немножечко, и всех делов! Ну, может, она и приглянется главарю, тогда... шучу, шучу! Избави тебя Всевышний красть её именно сейчас, на глазах у всех, на взлёте танца, на пике вдохновения - женщины такого не прощают!
        - Ходжа, тебе хоть когда-нибудь говорили, что ты болтлив как я не знаю кто?! - проворчал Оболенский, но послушался доброго совета. Болтун не болтун, но домулло плохого не посоветует, факт общеизвестный...
        Кстати, в связи с необычностью и технической сложностью поставленной задачи мы будем вынуждены рассеять внимание читателя. Нет, ну не мог же Лев, в самом деле, разорваться на трёх равноценных, но низкорослых жуликов... Он, разумеется, полностью положился на помощь друзей, и они его не подвели. Правда, весьма своеобразно...
        - Пленный, - надвинув поглубже чёрный бурнус, объявил переодетый Оболенский, толкая друга в спину. - Своё отплясал, чем мог, унизился, всем понравилось. Забирайте его, мужики!
        Два бандита-охранника несколько принахмурились на столь непривычное общение, но тем не менее впустили сгорбившегося Ходжу в огороженный грубыми жердями загон, где томились захваченные караванщики. Теперь мы будем наблюдать только за домулло, благо его линия поведения была предельно простой и предсказуемой...
        Итак, сначала он поглубже затесался в обречённую толпу и демонстративно сбросил
«связывающие» его путы. Народ издал тихое «ва-а-ах»... Потом достал кривой ножик и церемонно предложил помощь всем желающим. Люди, ходящие с караванами, трусами не являются по определению. Уже минут через пятнадцать больше пятидесяти человек были освобождены... Далее требовалось тихое устранение охраны. Ходжа решил эту задачку, как всегда, красиво и незатейливо...
        - О храбрые воины, чьи благородные сердца посрамляют отвагой пустынных беркутов и заставляют стыдливо опускать взор не ведающих страха снежных барсов бишкекских высокогорий! Позволительно ли мне, ничтожному червю, даже и не дерзающему... Короче, это не вы тут золотую монетку обронили?
        - Мы, - мгновенно вскинулись разбойники. - Где монета?
        - Вот, - честно кивнул «пленник». - А вон та не ваша? И вот эта рядом? И вон ещё... ага, я так и думал... Да ещё левее... У вас, наверное, кошелёк прохудился... и мозги!
        Последняя фраза была сказана, когда увлёкшиеся собирательством дирхемов охранники вдруг поняли, что стоят в плотном кольце неулыбчивых караванщиков, мстительно сжимающих кулаки. Два «коршуна пустыни» пискнули, как придушенные курята...
        Башмачник Ахмед в то же время со своим заданием вообще бы вовек не справился, если бы не практичный Рабинович. В задачу щербатого разведенца входило пластунское проникновение в загон к животным, расстреножение оных, сеяние паники и выгон всего смешанного стада прямиком на разбойничий лагерь.
        Лев как-то видел похожую сцену в дорогом америкосовском блокбастере и почему-то был свято уверен, что воплотить её в жизнь проще простого. Пнул лошадок, пуганул верблюдов, обезумевшие вьючные животные весело потоптали пьяную восточную братву... и вроде нашим остаётся лишь скоренькая организация похорон по третьему разряду - без оркестра, пышных слов, в братской могиле, три венка из саксаула и не забыть плюнуть сверху! Трудность оказалась не в деле как таковом, а в том, кому его поручили...
        До загона Ахмед добрался в лучших традициях пластунов спецназа: тощий, как уж-песчаник, он прополз под самым носом разбойников, и никто даже не чухнулся! Рабинович прошёлся вальяжно, словно бы пародируя царственную походочку любимого хозяина, чем вызвал немалое удивление, и не более того. Ну, вернулся осёл к себе в загон, чего ж особенно напрягаться-то? Отметили и забыли...
        Следующим пунктом программы была организация паники плюс массовый выгон двугорбых и копытных на врага. Вот тут Ахмед забуксовал... То есть освободить стреноженных лошадей он худо-бедно смог, а вот при первой попытке понукающего шлепка был ответно укушен ближайшим сивым мерином!
        Дальше началось форменное безобразие... Не ведающая благодарности скотина (иных слов не подберёшь!) буквально заплевала, закусала, затоптала и запинала бедного одинокого башмачника. Кое-как он вырвался за ограду и, едва не теряя сознания, простонал:
        - Рабинович, помоги, о учёнейший из всех длинноухих созданий!
        Ослик сдержанно кивнул, признавая правоту комплимента, и с ходу ринулся в бой. Уж он-то имел опыт по «скотской» части и знал, в какое место нужно лягнуть жеребца, в какое укусить кобылу, какую морду скорчить верблюду и куда интимно пощекотать верблюдицу... Не прошло и десяти минут, как весь загон огласился диким рёвом! На глазах изумлённых разбойников все животные в едином порыве сорвались с места, смели ограду и умчались в ночь. Нет, на костры они тоже не пошли, но ведь удрали в любом случае...
        - Воистину Рабинович - султан среди ослов! Сам Аллах, глядя на него с высоты небес, исполняется гордостью за это совершенное творение, - с чувством прошептал Ахмед, и, думаю, мы все с ним согласимся...
        ГЛАВА 30
        Самураи редко спорят о том, кто лучше владеет мечом. Ибо о том, что ты хуже, можно узнать только один раз...
        Кодекс буси-до
        Итого, четыре минус три получается один. Следовательно, вернёмся к Оболенскому..
        С ним было и проще, и веселее. Когда смешанное стадо, ломая устоявшиеся традиции, убежало в неоглядную даль, разбойники пустыни разом прекратили кушать ужин, вскочили на ноги и жутко удивились. Останавливать кого-либо (верблюда или лошадку) хорошо по отдельности, а вот ловить обезумевший табун никому и по пьяни не улыбалось.
        Но главное, что, пока бандиты чесали в затылке, из противоположного угла становища тихохонько ушли пленники. Ушли, надо признать, очень организованно, без обид и оскорбительных выкриков напоследок. Если кто рассчитывал, что добрый Насреддин воодушевит народ пламенными речами и поведёт в атаку на врага, мстить с беспощадной силой, - увы, вынужден разочаровать, это было бы уже другое фэнтези. Тем паче что «коршуны пустыни» всё равно получили своё, не сомневайтесь...
        В общей суматохе никто сразу не обратил внимания, как рослая фигура в чёрном схватила танцовщицу за плечи.
        - Джамиля, бежим! - Лев едва не упал от изумления, когда девушка резко оттолкнула его.
        - Кто вы такой?! Как смеете хватать меня при муже?!!
        - Каком муже, дура?! Ты же вдова! - взвыл всё ещё ничего не понимающий россиянин. Обычно он соображал быстрее, но, видимо, просто голову зa день напекло...
        - Мой возлюбленный Халиф умер?! Весь умер, да?! - заголосила девица, плюхаясь задом на песок. - Вай дод, я несчастная! Вай мэ, бедная я, бедная! Э-э, а может, кому-то из его друзей нужна хорошая и верная жена, умеющая танцевать и знающая толк в возлежаниях?!!
        - Зачем так говоришь, глупая? Я совсем живой, да! - Из толпы обернувшихся к ним разбойников выделился один, в более богатом одеянии.
        До Льва наконец дошёл весь ужас его скоропалительного благородства, но... он в тот роковой миг не придумал ничего умнее, как сорвать с девушки чёрную вуаль.
        - Упс! Прошу пардону, вы действительно не Джамиля. Нос курносый, рот большой и ещё эти... усики... Хотя общее сходство в силуэте есть, что меня и извиняет...
        Штук тридцать кривых клинков, хищно оскалившихся в ответ, явственно показали, что извинения не приняты. Причём в категоричной форме...
        - Кто ты, о незнакомец, переодетый в наши одежды? - с холодным достоинством вопросил тот, кого девушка назвала Халифом. - Но не вздумай нам врать! Ибо мы не знаем слов лжи и не прощаем их другим...
        - А ты тут вроде начальства, как я понимаю? - столь же величаво выпрямился потомок русских дворян. - Тогда, думаю, как два уголовника мы поймём друг друга. Багдадский вор Лев Оболенский к вашим услугам!
        Разбойники дружно вздохнули, переглянувшись, но оружия не опустили.
        - Назваться столь известным именем может каждый, - рассудил главный бандит. - Докажи нам своё искусство, о чужеземец...
        - Ну в принципе можно, конечно. - Лев шагнул вперёд, слегка приобняв собеседника за талию. - Если я перечислю те предметы, что у тебя за пазухой, это прокатит?
        - Это будет провидением, но не воровством.
        - А если я верну их тебе? - Оболенский разжал широкую ладонь, демонстрируя два массивных перстня, крупный изумруд и старую медную пуговицу... Главарь невольно вздрогнул, хлопнув себя по боку, а потом резко, лающе рассмеялся:
        - Он не солгал! Этот человек и впрямь искусен в воровстве. Но тогда зачем ты здесь, разве вор крадёт у вора?!
        - Вот только не надо фальшивой романтики - крадёт, и ещё как, направо-налево, - строго прервал бывший помощник прокурора. - Так что не надо «ля-ля» про благородных робингудов среднеазиатского разлива. Я сам после вашего набега людей хоронил...
        - Ты осуждаешь нас? Но это наша работа, мы - грабим и убиваем, ты - воруешь, что плохо лежит...
        - Ага, ещё скажи, мелочь по карманам тырю?! Я, между прочим, весь караван у вас украл.
        - Караван? - Разбойники бегло посовещались, и Халиф рассмеялся снова. - Глупые животные далеко не уйдут, а караванщики и купцы побегут отсюда без оглядки, но что они смогут, безоружные, в пустыне против наших клинков... Утром мы вернём себе всё. Ты не смог украсть у нас караван, о наивный Багдадский вор!
        Лев пару раз открывал пасть, порываясь что-то ответить, но в конце концов заткнулся, признавая полное поражение по всем статьям... Он повесил голову под свист и презрительное цоканье языком, ибо мудрость древних гласит: «Что не доделано, то не сделано. Что возвращено, то не украдено. Что обретено вновь, то не потеряно навеки...» Убитый и опозоренный россиянин, не поднимая глаз, развернулся было на выход, и его никто не тронул, пока сзади не раздался насмешливый голос:
        - Я никогда бы не поднял руки на своего собрата в мире грабежа и разбоя, ничей клинок не преградил бы тебе дорогу. Орёл не клюёт орла...
        - Вот и ладушки, - буркнул Лев, - а я сваливаю.
        - Не спеши, чужеземец, ты оскорбил мою жену!
        - Я извинился.
        - В пустыне не знают такого слова...
        Свист дамасской стали наш храбрец услышал, уже лёжа на песке. Неведомая сила воровской интуиции бросила его наземь за мгновение до коварного удара в спину.
«Коршуны» взревели от ярости и восхищения, неравная дуэль началась без предупреждения или галантных шарканий ножкой.
        Кривой ятаган Халифа бешено пластал холодай воздух ночи, главарь явно забавлялся со своей жертвой, шутя гоняя Оболенского по кругу. Хохотали разбойники, истерично визжала девица, похожая на Джамилю, звёзды испуганно жались к щербатой луне, друзья были далеко, а смерть близко... Нельзя сказать, что Лев просто испугался, скорее он был даже раздосадован. Поэтому ругал напропалую всех подряд:
        - Пустыня - долбаная, мужики - дебильные, тётки - шизанутые, порядки - уродские. . Не хочу, блин, жить на Востоке!
        - Верно, чужеземец, тебе здесь не выжить... - хищно подтвердил главарь, и его клинок плашмя лёг на плечо загнанного Оболенского. Холодное лезвие щекотнуло шею побледневшего умника... - Ты храбро дрался и умрёшь как мужчина!
        - Н-но... я и подраться-то толком не успел... может...
        - Прощай, Багдадский вор.
        Последние слова разбойника утонули в неповторимом рёве ущемлённого судьбой верблюда. Не каждый опытный караванщик знает, куда надо правильно ткнуть это флегматичное животное, чтобы в один миг превратить его в сумасшедшего двугорбого дьявола! Судя по тому, как разом присели бандиты, чужеземец, оскорбивший жену их главаря, не интересовал уже никого...
        - Лёвушка-а, я спасу тебя-а!!! - взлетел в небо серебряный голосок весёлой вдовы.
        В круг костра ворвался психованный верблюд с неуравновешенной всадницей на борту. На их пути не выросла стена клинков и отважных восточных парней, готовых грудью стать (читай, костьми лечь!) на защиту любимого начальника. Наоборот, все как-то разом отметили нездоровое выражение хищного возбуждения на морде лица верблюда и сиганули в разные стороны...
        - Стоять, дети шакалов! - перепуганно взвыл Халиф, грозя ятаганом вослед разбегающимся товарищам по грабежу. Зря... к Оболенскому стоило бы относиться с большим вниманием и не спускать с него глаз. Главарь наверняка поставил себе такую заметочку на будущее, когда пудовый кулак Багдадского вора заставил его взлететь вверх пятками!
        - Ко мне, любимый! - крикнула храбрая Джамиля, протягивая руку. Лев с разбегу взлетел на здоровущего верблюда, но опыта у него было маловато, и красивой посадки не получилось...
        Хрупкая восточная девушка уверенно подтянула сползающего русского мужика, устроила меж горбов на манер багажа и с размаху врезала верблюду палкой по ушам. Негуманно, согласен... но обалдевшее от такого обращения животное метко плюнуло в приподнимающегося главаря и с удовольствием погоняло остальных бандитов по растерзанному лагерю. Образно выражаясь, от «коршунов пустыни» летели пух и перья...
        - Как ты меня нашла-а-а?! - подпрыгивая на пузе, нежно вопрошал Оболенский.
        - Потому что я тебя искала, - не совсем впопад отвечала юная вдова, лучась от гордости. - Ты столько раз спасал меня от всех-всех-всех, что Аллах даровал мне возможность отплатить тебе тем же!
        - Я... уплачу свои долги-и...
        - Конечно, о неутомимый мой, и я даже знаю как!
        Сбесившийся верблюд успокоился только тогда, когда загнал за самый далёкий бархан самого последнего разбойника. Льву не удалось украсть караван, но так или иначе косвенным образом он поспособствовал избавлению караванных путей от оголтелого бандитизма. Хотя с этим утверждением можно и поспорить...
        ГЛАВА 31
        А репка напряглась и утянула к себе под землю и дедку, и бабку, и внучку, и Жучку...
        По сценарию С. Кинга
        ... - Не верю...
        - Ой, мама, тоже мне Станиславский нашёлся! Ты в свою тетрадь посмотри, что ты там пишешь?!
        - Твоё враньё.
        - Моё вра... Я говорю не что, а ЧТО?! Там же понять ничего нельзя, в твоих каракулях... Я бы, знаешь ли, тоже не доверял человеку, пишущему от руки как кура-гриль лапой! Не верит он, Аллаха бы постыдился...
        - Но, Лев, пойми, читатель первым ухватит меня за шиворот, если я не смогу внятно объяснить, где шлялась твоя Джамиля почти полные сутки и как она так вовремя объявилась, чтобы спасти тебя, ненаглядного?
        - А тебе завидно, да? Вай мэ, Андрюха, ну откуда я знаю?! По пустыне на верблюде своём каталась, озоном дышала, загорала без паранджи в некурортной зоне, мало ли... Увидела огни за барханом, плача ринулась к людям, а видит, что там я весь бьюсь в неравной схватке, ну и поспособствовала! Чё удивительного-то?! Восточные девушки, они знаешь какие... о-го-го! Если очень надо, так и «слона на скаку остановит, в горящую юрту войдёт...» и «посмотрит - рублём... нет, дирхемом одарит»! Ну, пятнадцатью таньга точно, в любом случае...
        - А верблюд? Что, вот так вся банда убежала от одного ненормального верблюда?! Не верю...
        - Да?! А ты этих гангстеров двугорбых в ярости видел? Это ж неуправляемый бронетранспортёр со свихнувшимся компьютером - прёт вперёд не глядя, кусается, как зараза, плюёт навылет и ногами бьёт так, что Джеки Чану в пьяном сне не снилось! Среднеазиатский кошмар агрессивного радиуса действия. Будь в иракской армии двадцать шесть таких верблюдов - хренушки бы их американцы забомбили!
        Я устал с ним спорить. В конце концов, особо привередливым книгочеям и критикам ничего не стоит выцепить через Интернет адрес Оболенского и потребовать ответа у него лично. Хотя я бы не советовал... Некоторые уже пробовали, и ныне они глухи на одно ухо. Мат Оболенского имеет специфическую тенденцию оглушать навязчивого любопытствующего без всякой надежды на исцеление. А лезут с вопросами в основном экзальтированные дамы или субтильные девицы - на них действует вдвойне. Давайте лучше вернёмся к нашему повествованию...
        ...В общем, выбрались они в полном соответствии с законами жанра: в погоню никто не попёрся (дураки кончились!), главарь Халиф от обиды дал по морде жене (когда выплыл из верблюжьего плевка!), а поперёк дороги при свете луны возник, как шайтан из-под саксаула, отчаянный домулло с белым платком перемирия в руках и боевым ослом на взводе:
        - Остановись, о доблестнейшая из женщин! Не везёшь ли ты на горбу своей домашней скотины моего драгоценнейшего друга, Льва Оболенского?!
        - Ой, а это точно вы? - удивилась вдова, лихо натягивая поводья.
        - Точно я, клянусь Аллахом и мощами святого Хызра, - громко подтвердил Насреддин, профессионально уворачиваясь от плюющего верблюда. - Вы позволите опустить на землю это семя греха и любовь моего сердца? Сползай, противный...
        - Э-э, это называется мужская дружба, да?
        - Она самая, почтеннейшая Джамиля-джан. Я узнал вас с первого взгляда, ни одна из самых красивейших девушек Коканда не сравнится с вами в умении бить беднягу по ушам...
        - Я его не била! Я его спасала...
        - Вай мэ... ну, вообще-то я имел в виду верблюда, - задумчиво прокашлялся Ходжа, и они с Рабиновичем, не вдаваясь в детали, помогли общему другу встать на ноги. Оболенский в ужасе уставился на собственный живот - он был впалым и вогнутым. Видимо, его просто вмяло вплотную к позвоночнику из-за тряской верблюжьей рыси..
        - Любимый, ты цел?
        - Да, солнышко... А тебе никто не говорил, что ты уже могла бы запатентовать новый метод избавления от лишнего жира? Два часа поперёк двугорбого психа с экстремальным запахом, на бешеной скорости, по пересечённой трассе - и результат налицо! Пуза нет! Куда теперь есть буду, а...
        Не переживайте, впоследствии он отлично всё ел, и помещалось оно куда надо, но пока его здорово мутило после скачки. На подкашивающихся ногах Лев зачем-то побрёл на соседний бархан, словно бы там пробегал ветерок... И предостерегающий вопль Ходжи был для него полной неожиданностью:
        - Туда нельзя! Там обрыв... ай!
        Вот это «ай!» в очередной раз спасло жизнь моего друга и по совместительству главного героя нашего повествования. Лунный свет так причудливо струился на барханы, что казалось, в зыбких тенях между ними дремлют ужасающие чёрные пропасти. Оболенский действительно шагнул на верхушку чуть присыпанного песком базальтового гребня и, сверзившись, мог запросто сломать себе шею.
        - Спасибо, вовремя, хотя... там вроде не очень глубоко?
        - Там темно и дна не видно, - поправил заботливый домулло, осторожно оттаскивая товарища от опасного края. - Знаю, ты любишь рисковать жизнью на глазах у красивой девушки! Но поверь, её сердечко и так бьётся достаточно часто, чтобы подгонять его видом твоей обольстительной ноги, сломанной в шести местах. К тому же полезная любви и печени поза «султан и седьмая наложница в перьях» будет тебе недоступна, а ты ведь не захочешь огорчить свою...
        Договорить вечному болтуну не удалось, поскольку в это роковое мгновение каблук его левого сапога вдруг соскользнул, шкрябнув по камню, и Насреддин с тихим ужасом почувствовал, как сам летит вниз!
        - Хорошо, что у тебя есть я. - Железная рука бдительного россиянина успешно поймала его за воротник.
        - Сп...сибо, друг, - кое-как выдавил задыхающийся домулло, бултыхаясь, как кот в авоське.
        - Не трясись, зараза, - нервно прикрикнул лежащий на животе Оболенский. - Я же..
        не... я сам сползаю! Мама родная... ай!
        Вот тут «ай» раздалось уже во второй раз и тоже вовремя, потому что именно в этот момент его цапнул сзади за штаны подоспевший Рабинович. Верный ослик, упираясь всеми четырьмя копытцами, долгих полминуты удерживал над пропастью двоих хозяев сразу!
        - Не надо, Лёва-джан, разобьёмся вместе...
        - Надо, Ходжуля, не хочу я вместе с тобой разбиваться...
        На помощь Рабиновичу бросилась и сострадательная Джамиля, не придумавшая ничего умнее, как крепко схватить его за хвост, сесть на песок и упереться ногами. У ослика едва не вырвался мат-перемат, но повернуться и высказать девушке всё, что он о ней думает, тоже было невозможно - пришлось бы открыть рот... Медленно, но уверенно вся четвёрка соскальзывала с гребня коварной скалы.
        Положение спас старый пояс Оболенского - он развязался! Прощальный крик двух визжащих мужчин оборвался резко и быстро...
        Хлопнувшийся на круп лопоухий спаситель так и замер с зажатыми в зубах штанами Багдадского вора. Юная вдова ахнула и, вскочив на ноги, бросилась по пологому склону вниз, обнять переломанное тело возлюбленного и достойно схоронить Ходжу. В том, что Лев должен был отделаться лишь переломами, у неё сомнений не было, ведь он рухнул бы не на жёсткие камни, а на проверенного друга. То есть на мягкое! Женская логика, господа...
        Внизу её действительно ждала трогательная картина. Во-первых, высота скалы была от силы метров пять, а во-вторых... На холодном песке (не на камнях!) расплющенной лягушкой лежал выпучивший глаза герой народных анекдотов, а поверх него, сияя голым задом, распластался здоровущий Лев! Они оба одновременно повернули смущённые рожи в её сторону, и безудержный хохот Джамили добрых полчаса звенел над недоумевающей пустыней...
        ...Со всеми этими приключениями Ходжа успешно вывел влюблённую парочку к лагерю беглых караванщиков лишь под утро. Оказалось, что своих животных погонщики нашли быстро, и на спинах у многих ещё оставались мешки с продуктами и товаром. Более того, даже лихие разбойничьи лошади теперь принадлежали нашим. То есть, как ни верти, а у Льва всё-таки получилось украсть караван! Правда, лишь за тем, чтобы тут же вернуть его законным владельцам...
        А на рассвете все выстроились гуськом и двинулись в нужную сторону. Опытные погонщики могли по расположению звёзд заранее определить правильное направление, поэтому ещё до обеда верблюды уверенно встали на караванную тропу. Где их, кстати, и нагнал тяжело вооружённый отряд храброго Аслан-бея...
        - Они поймают нас и посадят на кол! - заметался башмачник Ахмед, поочерёдно хватая за рукав то Льва, то Насреддина. - С нас живьём снимут кожу, отрежут язык и выбросят собакам, разрубят на мелкие кусочки для плова, зажарят, а ещё поругают нехорошими словами, оскорбляющими слух истинного мусульманина!
        - Не ной, тебя в раю гурии ждут, - не сводя глаз с Джамили, отмахнулся бесчувственный россиянин. - Сколько ему их полагается, Ходжа?
        - Что-то около семидесяти двух. - Домулло тоже не спешил прятаться и убегать. - Весь день праведник будет пить вино и наслаждаться умелыми ласками девственных гурий. Они исполнят любые его желания, вплоть до запрещённых шариатом. А наутро вновь окажутся девственницами... И так - вечность!
        - Семьдесят два раза в день выполнять роль вибратора-дефлоратора?! Сплошной вай дод... Ахмедка, не соглашайся, они тебя за неделю выдоят, как клизму!
        Башмачник посыпал голову песком и убежал плакаться Рабиновичу. Оболенский и Насреддин неспешно шли рядом с верблюдом Джамили. Юная вдова щёлкала орешки и втайне ждала оазиса...
        - Что там наш озабоченный на всю баню Аслан-бейчик?
        - Беседует с караван-баши, думаю, нас не выдадут. Восточные люди умеют быть благодарными, а ты спас не только их жизни, но и имущество...
        Действительно, после короткого разговора весь отряд городской стражи понёсся вскачь в указанном погонщиками направлении. Они спешили добить потрёпанную банду
«коршунов пустыни»...
        - У них хорошие кони, а значит, к вечеру Аслан-бей нагонит наш караван на привале. Спасать Багдадского вора дважды никто не станет, их долг сполна уплачен тебе в этот раз...
        - Твои предложения? - чуть нахмурился Лев.
        - Нам придётся разделиться.
        - Иди ты на фиг!
        - Как скажешь, а куда пойдёшь ты?
        И в очередной раз наш пылкий герой был вынужден склонить голову, уступая жизненному опыту друга. Действительно, после того шумного мега-шоу, в которое они превратили невинный факт помывки главного стражника Коканда, рассчитывать на мирный арест и справедливый суд было бы более чем глупо.
        Благородный, но злопамятный Аслан-бей попросту закопал бы всех юмористов по шею в песок, а палящее солнце да голошеие грифы довершили остальное... И это ещё самое мягкое наказание, которое ему могла бы подсказать его извращённая фантазия...
        ГЛАВА 32
        Бога много не бывает...
        Факт!
        Восток... Лев невообразимо легко свыкся со всем, что подсунула ему игрунья-судьба. Видимо, всему виной его прошлое путешествие в Багдад, где он искренне, всем сердцем, считал себя коренным жителем, праведным мусульманином, изо всех сил стараясь ничему не удивляться.
        Россия - необычная страна, вечный щит между Европой и Азией, поле битвы Бога и Сатаны (сами решайте, кто с какой стороны), а значит, именно он, современный россиянин, чудом уцелевший потомок древнего дворянского рода, естественно соединил в своей груди любимую Машеньку и нежную Джамилю.
        Не спрашивайте, где была его совесть, что кипело у него на душе и какие чувства пробуждали в нём эти два имени. Лично я не осуждаю и не оправдываю своего друга, в моих глазах любовь извиняет многое, и надеюсь, не только в моих...
        Греховно ли это? О да, для поборников морали и нравственности - несомненно! Как, собственно, и в вопросах выпивки, но мне ближе точка зрения старика Хайяма:
        «Вино пить грех...» - Подумай, не спеши,
        Сам против правды жизни не греши.
        В ад посылать из-за вина и женщин,
        Тогда в раю, наверно, ни души...
        ...Здоровущий верблюд пылил по узкой тропе между барханами, караванщики торопили животных, все хотели побыстрее добраться до города. Наши путешественники не были исключением, но намеренно вводили свои коррективы в прибытие:
        - Солнышко, нам придётся расстаться. Ненадолго... но надо, поверь.
        - Это правда ненадолго, о мой голубоглазый лев?
        - Конечно, караван идёт до Самарканда. Я непременно найду тебя там.
        - Ты не бросишь свою бедную Джамилю?
        - Господи, разумеется, нет! Я отыщу тебя, где бы ты ни пряталась...
        - О небо, да разве я буду от тебя прятаться?! Я сама найдусь!
        Льву оставалось лишь на ходу благодарно поцеловать щиколотку её правой ножки, элегантно свисающей с пушистого бока достопамятного верблюда. Да, такую женщину стоило поискать... И я говорю это при моём самом искреннем уважении к Маше!
        А Ходжа Насреддин в это же время безуспешно уламывал щербатого восточного мужчину:
        - До Самарканда пойдёшь сам, караван в пути не задержится, а отважный Аслан-бей обеспечит вашу сохранность. И не рви на груди одежду: случись что, Джамиля за тобой присмотрит...
        - Не бросайте меня, домулло! Я ей не доверяю, говорят, её первый муж был гулем и пил кровь...
        - Вай мэ, все мы в молодости совершаем опрометчивые поступки. Главное, она кровь не пьёт! По крайней мере, Лёва-джан не жаловался...
        - Он большой! Если от него отпивать понемножечку, он мог и не заметить...
        - Мог! Он вообще в таких делах невнимательный, ему бы... а там хоть чего из него пейте... Тьфу, шайтан! О чём я вообще говорю?! Ладно, хочешь, Рабиновича тебе оставим, для охраны?
        - Хочу! Хотя, с другой стороны, он самый своенравный, капризный и наглый осёл на свете!
        - Насчёт своенравия не спорю, но самый капризный и наглый осёл на свете - это ты!!! Лёва-джан, оторвись на минутку, тут кое-кому надо основательно дать по оттопыренным ушам... Нет, у меня одного так эффектно не получится!
        Деловая парочка удрала на развилке дорог, причём где-то за час-полтора до победного возвращения городской стражи. Горделивый Аслан-бей во всеуслышание заявил, что они задали «коршунам» хорошую трёпку и даже захватили военную добычу. Кое-кто из купцов признал в ней свои же товары, но ятаганы стражников чётко переместили данные трофеи в собственность казны кокандского султана. Спорить с силой никто не стал, во все времена порядочных коммерсантов грабили, и бандиты, и милиция, определённые традиции, видимо, не меняются...
        ...Прогулка по пустыне не является развлечением ни в коей мере. Разве что для отпетых мазохистов, но их среди бедуинов почему-то мало, да и наша парочка в этом смысле тоже не радовала. И хотя они успешно ушли от подозрительных взглядов городской стражи, нарастающая мощь азиатского солнца диктовала свои условия поведения.
        Собственно, мучился-то один Лев, выросший на Востоке Ходжа едва ли не наслаждался палящим зноем. По общей договорённости они шли, прячась за барханами, но параллельно караванной тропе. Идея правильная, теоретически заблудиться невозможно, но жара-а...
        И доброй души Насреддин решил развлечь друга беседой, ибо ничто так не сокращает дорогу, как искренний разговор. Начали практически ни с чего (погода, самочувствие, женшины), минут двадцать трепались мирно, но в результате съехали на столь глобальные аспекты, что домулло десять раз пожалел, о том, что вообще зацепил эту тему. Но выговориться требовалось обоим...
        - Лёва-джан, я тебя авторитетно уверяю, те нехорошие люди, которых ты называешь
«исламскими террористами», совсем не читали Коран! Нельзя ставить пленнику условие - или смерть, или он примет ислам! Просто так убить - можно, а принятие ислама здесь ни при чём, ибо самим Мухаммедом сказано: «В вере нет принуждения. А если кто принудит к вере, тому в День Суда будет оказано принуждение и от Аллаха!»
        - Ходжа, подожди...
        - Нет, это ты подожди, я тебе всё скажу! Ты тут наезжал на нашу веру и теперь будешь слушать меня, как верблюжонок свою большую маму. «Джихад» - это духовный подвиг, направленный мусульманином на самосовершенствование своей души, понял? Сделал доброе дело, не ожидая награды, - джихад! Спас жизнь и достоинство человека независимо от его веры и нации - джихад! Совершил паломничество в Мекку и по святым местам - джихад! Просто праведно жить по законам Всевышнего, не касаясь греха даже в мыслях, вырастить добрых детей и дождаться весёлых внуков - это тоже джихад! А ты говоришь - только война, война, война...
        - Это не я говорю, это...
        - Да, мы не считаем твоего Иисуса Богом, ибо Бог один и имя ему - Аллах! Но мы уважаем великого пророка Ису, пришедшего к людям Писания и сидящего у самого трона Всевышнего вместе с матерью своей, непорочной девой Мариам. Ибо сказано в Коране: «Мы вдохнули в неё от нашего духа и сделали её и её сына знамением для миров!»
        - Всё сказал?
        - Всё! И не приставай ко мне больше со своим дурацким будущим, я в него не верю. Не ве-рю!!!
        - Слушай, но вот ведь мы с тобой, например, как-то понимаем друг друга. - Через пару минут Лев первым нарушил напряжённое сопение с обеих сторон.
        - Мы же нормальные люди, - буркнул Насреддин.
        - Мы - нормальные, - серьёзно подтвердил Оболенский, они не глядя хлопнулись ладонями. - А где у нас караванная тропа, что-то не видно пыли над барханами?
        - Я думал, это ты у нас следишь за направлением?!
        - А я думал, ты...
        - Ты ненормальный, мы заблудились!
        - Сам ты ненормальный. - Оба болтуна сгребли друг друга за грудки, всё-таки полуденное солнце оказывает гнетущее давление на мужской характер, заметно активизируя раздражительность. Но всерьёз подраться они не успели...
        Буквально перед ними, в каких-то десяти шагах, прямо из-под земли мгновенно выросли три пальмы, меж стволов которых раскрылась зелёная полянка с бьющим родничком! Зрелище было настолько волшебно и притягательно, что казалось настоящим чудом. Да, скорее всего, по сути, таковым и было!
        - Не мираж?
        - Выпьем, узнаем, почтеннейший...
        - Логично.
        В новоявленный оазис они дунули одновременно, даже не пригнувшись для низкого старта. На зелёный газон, носом в степные цветы, тоже рухнули одновременно, как одновременно и прильнули к холодному источнику живительной влаги. То есть конкретно указать, кто из них двоих был первым, без секундомера практически невозможно, а от этого зависело многое. Судьба порой так изысканно привередлива к литературным персонажам...
        ГЛАВА 33
        Я захлопнула крышку рояля
        Когда ты что-то тихо играл...
        Женская лирика
        - Попалис-с-сь, - ласково пропел нежный женский голосок за их спинами, и тонкая шёлковая сеть, невесть откуда упавшая с вершины пальм, надёжно опутала обоих умников.
        - Засада, что ли?
        - Вай мэ, сам не понимаю, кому мы так нужны?!
        - А вот это нам сейчас кто-нибудь и объяснит. - Оболенский причудливо извернулся и замер с открытым ртом.
        - Судя по тому, как возвышенно заткнулся твой словесный поток, о мой неисправимый друг, - начал так и не сумевший обернуться домулло, - позади нас находится самая прекрасная из всех прелестниц Средней Азии! С лицом, подобным лепестку ландыша, глазами - очам лани, улыбкой - бутону розы, а изгибом бёдер - танцующей змее, да?
        Багдадский вор судорожно кивнул, типа - один в один, без комментариев!
        - Мои с-слуги рас-с-спутают вас-с-с... - И точно, в то же мгновение сеть исчезла. Потомственный русский дворянин за плечи развернул бывшего визиря, когда тот уже был готов задать ещё семь вопросов по существу. От увиденного Насреддин онемел не хуже друга...
        Прямо перед ними на раскалённом песке покачивалась роскошная девушка лет девятнадцати-двадцати. На ней был богатый персидский наряд - расшитый парчовый жилетик, газовые рукава с люрексом, изящная, круглая тюбетейка и тончайшая вуаль на изумительном личике. Иссиня-чёрные волосы рассыпались на сотню длинных косичек, лоб увенчан алмазной диадемой, а уши, пальцы, запястья, шея и грудь - блистательными ювелирными украшениями на общую сумму где-то примерно в полдворца...
        Но это всё лишь до пояса. Ниже не было ничего такого... В смысле одежды и украшений. Ниже открытого пупка плоть девушки естественным (противоестественным? ) образом переходила в чешуйчатый змеиный хвост!
        - Моё имя Гельджами-Гюрьза, - с чарующей улыбкой поведала девушка-змея. - Вы прикос-с-снулись к моему ис-сточнику. За вс-сё надо платить, с-странники...
        - С-с-сколько с-с нас-с? - невольно запинаясь, просипел Лёвушка.
        - Ты с-смеешь с-с-смеятьс-ся?! - вспыхнула красавица, и вокруг дрогнувших мужчин разом раздули узорные капюшоны не менее сотни кобр!
        - Он не смеётся, сиятельная госпожа, - поспешил сглотнуть ком в горле хитроумный Насреддин. - Просто мой друг недалёк умом и у него дефект речи из-за длинного языка, прикушенного в детстве. Прошу смилостивиться над ним и указать нам, недостойным, сколько таньга мы должны за питьё трёх глотков твоей воды? Аллах велит послушно уплачивать долги...
        - С-сколько у вас-с денег?
        Хорошенько пошарив везде, где можно, соучастники наскребли в общей сумме что-то около двадцати трёх таньга. То есть деньги были и ещё, но хранились в хурджинах Рабиновича, что приравнивалось гарантией к сейфу в швейцарском банке...
        - Брос-сте их на пес-сок!
        - Легко. - Монетки упали за черту змеиного оцепления.
        Гельджами-Гюрьза рассмеялась, взяла одну таньга тонкими пальчиками, повертела и бросила обратно:
        - Это вс-с-сего лишь с-серебро, зачем оно мне в пус-стыне?
        - Вах, уважаемая и досточтимая хозяйка дивного источника, но, быть может, ты желаешь развлечься?
        - Развлечьс-с-ся... - с сомнением покривила губки девушка с хвостом.
        - О да! Я знаю сотню сказок и две сотни поучительных историй, мой друг говорит, что я - герой народных легенд и анекдотов.
        - Нет, я долго с-скучала без лас-ски. Пус-сть твой с-смелый друг покажет мне с-свою с-с-страсть...
        - Братан, на что эта подколодная намекает?! - изменившись в лице, уточнил Оболенский. - В смысле я догадываюсь, но хочу убедиться в обратном...
        - А что в этом такого, Лёва-джан? - делано вскинул бровки домулло. - Ты у нас любимец женщин, тебе и мотыга в руки, иди - вспахивай её ниву!
        - Ага, ты первый пил, ты и иди...
        - Я первый?! Значит, как к луноликой вдове вампиров, так сразу первый (и единственный!) - это ты! А как к восхитительнейшей в красоте и бесконечно желанной в изяществе форм госпоже Гельджами - так это сразу я?!
        - А кто ещё?! - окончательно встал на дыбы Багдадский вор. - Не буду я её ласкать, пусть они хоть всем стадом меня покусают!
        - Учти, о невежественный, если укусит хоть одна - я у тебя яд отсасывать не буду.
        - И не надо! Не надо вообще у меня ничего... - На секунду Лев сбился и покраснел. Поняв по его пурпурной физиономии, о чём он только что подумал, Ходжа едва удержался, чтоб не отвесить другу подзатыльник за такие предположения.
        - Я ему не нравлюс-с-сь? - нехорошо улыбнулась дева пустыни.
        - Очень нравитесь, блистательнейшая! Но, видите ли, у этого сына греха есть одна ма-а-ленькая, но такая важная проблема. Мужчины поймут, женщины посочувствуют, а детям рано такое знать...
        - Короче, я полный импотент! - громогласно объявил Лев Оболенский, стараясь, чтоб его услышала каждая кобра в радиусе как минимум двух километров.
        - Жаль... а что с-скажет твоё с-сердце?
        - Я уплачу за нас обоих, - вежливо поклонился Насреддин.
        По знаку своей властительницы змеи разомкнули кольцо, давая возможность одному мужчине отвалить по-хорошему, а другому проявить себя.
        - Ходжуля, вообще-то сверху и до «сам понимаешь...» она девчонка просто высший класс! Есть куда поцеловать и за что подержаться, но ниже... - трагическим шёпотом успел выдохнуть знаток «ля-фамок», когда бывший визирь скорбно обнял его на прощанье.
        - Он вернётс-ся через час-с. А ты с-ступай не оглядываяс-сь...
        - Я буду ждать вон за тем большим барханом, прямо по курсу. Если уж совсем... ну никак, потому что некуда... зови - поплачем вместе!
        Лев честно дошёл до бархана и, перевалив за него, плюхнулся задом на обжигающий песок, как грешник на сковородку...
        Солнце сияло в зените. Где-то далеко, с левой руки, виднелись колыхающиеся в знойном мареве крыши какого-то строения. На душе скребли чёрные кошки, общую неустроенность окончательно добивал тот факт, что ныне он остался в пустыне один, сдав верного друга и проверенного товарища на откуп малознакомой озабоченной змеюке. Перед глазами стоял мученический образ Ходжи, задыхающегося в неароматных чешуйчатых кольцах Гельджами-Гюрьзы...
        Наверное, в целом он всё-таки выдержал где-то около часа, потом поднялся, матюгнулся и взбежал на вершину бархана, полный решимости во что бы то ни стало идти на выручку домулло... Который неспешным шагом шёл ему навстречу и довольное лицо его сияло, как у мартовского кота!
        - Ты... жив?!
        - Ес-стес-ственно, - подражая кобре, просвистел Насреддин.
        - Но как?! Она тебя просто отпустила?
        - Не просто, а в благодарность за понимание, нежность, любовь и умение возлежать по-абиссински, с ласками на песке, не допуская перегрева на солнце ни одного бока, ибо красивый загар должен быть равномерным...
        После таких откровений Оболенский первым делом подумал, что его друг тронулся и не слегка... Ходжа поспешил увести его обратно за бархан и, поискав взглядом, ткнул пальцем влево:
        - Ага, добрейшая Гельджами так и сказала, что там есть человеческое жильё, где мы получим ужин и кров - приют для слепых чтецов Корана. Пойдём, уважаемый, у меня сегодня был хороший день!
        - Но...
        - Вай мэ! - Герой народных анекдотов чуть устало улыбнулся, а в глазах его ещё отсвечивали огоньки недавнего пыла. - Ты не знаешь самых известных сказок, девушка-змея остаётся таковой лишь до первого поцелуя. Потом у неё исчезает хвост, появляются ноги и... всё что надо! Но это не повод смотреть на неё косо, ибо так она испытывает путников, награждая любовью лишь избранных мужчин. Тех, кто способен под внешним уродством разглядеть истинную красоту и возжечь божественный жар страсти!
        - Ты знал... - обомлел Лев. - Ты знал! И знаешь, кто ты после этого?!
        Насреддин лишь самодовольно хмыкнул и ускорил шаг. Полдороги до указанного объекта обиженный в лучших чувствах Оболенский ругался на всю пустыню! А ещё полдороги они с домулло хохотали в полный голос.
        Все мужики одинаковы, воистину так...
        Собственно, к месту они прибыли часа через два, это было очень знаменитое учреждение, куда с налёту невозможно было попасть, но попавших ожидал радушный приём. При одном-единственном условии - слепоте...
        Надо признать, что двухэтажный жилой комплекс с огородом, колодцем и баней - доныне сохранившийся приют для слепых чтецов Корана - местечко знаменательное во многих отношениях.
        Пожалуй, даже зря я как-то озаглавил историю о «Багдадском воре и «коршунах пустыни», ничего такого уж шибко чудесного там не было, обычные разбойники... А вот «История о доблестном Льве Оболенском, образованнейшем Ходже Насреддине, четырнадцати слепых чтецах Корана и их плутнях» заслуживает особого внимания.
        Во-первых, хотя бы потому, что в России вы такого не найдёте. Представьте
«дом-приют для слепых читателей Библии»... Абсурд, да? У нас и для просто слепых приютов не хватает, а у них это дело было поставлено на государственную основу. Судите сами...
        Из-за нехватки книгопечатных изданий Коран заучивался наизусть и читался вслух на всех серьёзных мероприятиях: свадьбах, похоронах, днях рождения, праздниках, просто семейных посиделках... Неудивительно, что люди, обделённые зрением, лучше заучивали длинные тексты на слух и, добывая себе таким образом пропитание, заслуженно пользовались всеобщим уважением. Они бродили с палочкой по городам, кишлакам и весям, а те, кто совсем постарел, поселялись в таких вот приютах. Правда, как выяснилось, этот приют оказался особенным...
        Усталая и проголодавшаяся парочка первым делом вежливо постучала в ворота. Акт скорее вынужденный, Лев предпочёл бы вломиться без приглашения, но глинобитный забор оказался слишком высок.
        - Кто стучится в мирный дом правоверных, ничтожнейших слуг Аллаха, по воле его не видящих солнца, но внимающих слову Всевышнего?!
        - Да так, два неместных чурека с популярными анекдотами, знающие толк в ламбаде и смерть как желающие опохмелиться! - дурачась, проорал Оболенский, искренне считающий данную фразу смешной.
        - Два скромных путника, отставших от каравана, - ещё громче поправил его домулло. - Сам Аллах чудом привёл нас к вашим воротам, где мы взыскуем хлеба и гостеприимства. Ибо Всемилостивейший и Милосерднейший наказал не отказывать мусульманину в ночлеге. А мой друг просто буйный идиот... Но он лечится!
        В подтверждение побагровевший россиянин сгрёб Ходжу за шиворот и вторично постучал в ворота уже головой друга.
        - Не, ну кроме шуток, отпирайте, а?! Не фиг людям нервы трепать на ночь глядя, Аллах такого не прощает...
        - Сначала скажите, о путники, что написано на табличке над воротами этого дома?
        - вкрадчиво поинтересовались изнутри.
        - «Приют для слепых чтецов Корана», - вывернувшись, прочёл образованный Ходжа, на всякий случай отпихивая друга от греха подальше.
        - Воистину так! - победно резюмировал голос. - А раз вы это прочли - значит, вы не слепы. Идите с миром, почтеннейшие, переночуете в Самарканде...
        - Но до него два дня пути, - едва сдерживая ругань, пробурчал бывший визирь, но вовремя овладел собой. - Уважаемый, воистину мы слепы от рождения и имеем полное право просить приюта под вашим кровом. А табличку прочли потому, что её сорвало ветром и я коснулся вырезанных на ней слов своими пальцами...
        - Ха, ещё час назад она висела!
        - А теперь лежит в пыли!
        - Вы лжёте, дети шайтана! - уже довольно раздражённо донеслось из-за ворот, но Ходжа ловко обернул этот финт себе на пользу:
        - Выйди и посмотри сам, о не верящий слову мусульманина...
        - Как же я... посмотрю?! - стушевался голос. - Аллах лишил меня зрения... Я слеп, как и все здесь живущие!
        - Тогда как ты докажешь, что мы лжём?!
        Оболенский демонстративно пожал плечами, столь длинные филологические интриги были не в его вкусе. Но приходилось признать, что в последнем раунде домулло одержал неоспоримую победу. Пока некто с той стороны возился с ключами и навесным замком, Насреддин легко отодрал табличку, положив её себе под ноги.
        Когда ворота наконец распахнулись и тощий аксакал с повязкой на глазах шагнул вперёд - оба авантюриста уже сдвинули тюбетейки на самый нос, изо всех сил старательно изображая слепых... Особых проблем у них с этим не было. Ну разве кроме той, что старикашка, уверенно наклонившись, поднял табличку и повесил её на прежнее често, пристукнув кулаком. Слишком уверенно для слепого...
        ГЛАВА 34
        Слепота сердца страшнее слепоты глаз...
        А. Экзюпери
        Очень артистично спотыкаясь и стукаясь обо всё лбами, два отпетых друга проследовали внутрь знаменитого богоугодного заведения. Двор был достаточно чисто выметен, из кухни доносился запах горячей шурпы, а из окон основного здания заинтересованно выглядывали остальные постояльцы. Разумеется, украдкой, ибо все были «слепыми»!
        Из центрального входа к встречающему степенно шагнул маленький, но очень толстый старик, с глазами, прикрытыми чёрной повязкой. Вуалевой, то есть полупрозрачной, как бегло отметил бдительный Оболенский.
        - Откуда вы, братья?
        - Из далёкого Багдада, города, омываемого солнцем, лицезрения которого мы, увы, лишены, - почтительно ответил Ходжа, «слепо» наступая толстяку на ногу.
        - Ай-й... и что привело вас в наши края?
        - Да заблудились мы, вышли в пустыню позагорать в бикини, пока никто не подсматривает и девчонки не хихикают, - в свою очередь поддержал российский соучастник проказ великого пересмешника. - Вроде шли вдоль стены, но она кончилась, и мы на ощупь, день за днем, пешкодралом, без завтрака, и хоть бы одна зараза пальцем ткнула, типа, хлопцы, вам вон туда!
        - Воистину, чудесная история, - поспешил согласиться старец, легко увёртываясь от обличающего перста Оболенского. - Сам Всевышний направил ваши стопы к нашему порогу.
        - Точняк, Аллах ошибаться не может уже по определению! А как у нас тут насчёт традиционной трапезы - блины с курдючным жиром, щи из суслика, голубцы с верблюжатиной и компот из саксаула?
        - Не зарывайся, Лёва-джан, - сквозь зубы прошипел домулло и широко улыбнулся: - Мой бедный брат страдает редким пороком - от голода он впадает в слабоумие и даже может обозвать вас каким-нибудь немусульманским словом... Хотите послушать?
        - Жрать хочу, эксгибиционисты потные! - тут же оповестил Багдадский вор, и толстяк сдался:
        - Входите в дом, мы с радостью примем вас в приют для слепых чтецов Корана.
        Но, пропустив друзей внутрь, он на мгновение задержался, быстро уточнив у впустившего:
        - Они точно слепы?
        - Как новорождённые дети степной лисы, - уверенно кивнул привратник. Оба старца обменялись столь многозначительными взглядами, что осторожный Насреддин зябко повёл лопатками. Похоже, они вновь попали не туда, да ещё на ночь глядя...
        ... - Андрюха, но ведь, с другой стороны, иначе бы сказки не было, верно? Фантастику сейчас пишут все, кому не лень, а душа именно сказку просит! Мужики-писатели в философию ударились, космос из пальца высасывают, болезни общества вскрывают, и всё так, чтоб помудрёнее, позаумственнее, поинтеллектуальнее... Типа добра - нет, зла - нет, бога - нет, дьявола - тоже нет, есть только человек - венец всего... и конец всему! До такой ГОРДЫНИ и сам дьявол бы не додумался! Тётки-фантастки массированно в экшн ударились... Гоблинов, орков, колдунов, вампиров, разбойников, рыцарей, крестьян (короче, всех представителей противоположного пола) гасят на корню! Я понимаю, что «все мужики - козлы!», но не убивать же их пачками, как вид?! Куда столько крови в фэнтези, люди-и!!!
        - Лев, передо мной-то чего разоряться?
        - А ты ничем не лучше! На фига было моё имя и фамилию указывать?! Мне теперь хоть паспорт меняй!
        - Да ладно врать-то...
        - Уж и не соври ему... Продолжим, записывай: поселили нас в некрупногабаритной келье, «худжур» называется...
        ...В общем, как бы она там на Востоке ни называлась, аскетичность помещеньица просто умиляла. Две циновки на каменном полу, старый таз в углу и бессмертная сура из Корана, аккуратно выведенная мелом на стене. В общем и целом - всё. Может быть, плюс одно узенькое окошко с видом на пустой двор - тоже не слишком интересно...
        - Знаешь, такое впечатление, что местные тут просто тащатся от спартанского образа жизни. Минимализм, возведённый в культ! Ни тебе занавесочек, ни ковриков, ни табуреток, небось ещё и есть опять руками будем... Ходжа, я тут битый час возмущаюсь, а ты молчишь?! Ходжуля-а!
        - Не ори в ухо и не прижимайся ко мне, о вечно жаждущий!
        - Ты о чём?!
        - О твоей луноликой вдове, так вовремя набежавшей на готовенькое со своим двугорбым крокодилом! Я, между прочим, сам шёл тебя спасать...
        - Батюшки, да ты никак ревнуешь?!
        - Я?! Да ты посмотри на себя в зеркало, о прекраснейший из мужей с павлиньими мозгами! Мне нравятся женщины другого склада и темперамента... Поэтому ещё раз повторяю, отлезь от меня!
        - Ладно, фигню перетёрли, теперь давай о серьёзном. Что тебя тут так напрягает?
        - Лев властно перевёл разговор в деловое русло.
        Бывший визирь помолчал, морща лоб, выглянул за дверь (убедился, что не подслушивают) и тихо признал:
        - Мне здесь не нравится.
        - Ну-у... не проблема, перекантуемся ночь и завтра свалим.
        - Это не капризы и не (как их?!) глюки. Я всей кожей ощущаю фатальную неправильность происходящего. В приюте для слепых прячутся явно зрячие и смотрят на нас так, словно мы - мясо для шашлыка. Обрати свой взор к небу - солнце садится, а никто до сих пор не объявил вечерней молитвы. Разве может чтец Корана пропустить намаз?! Вай мэ, тут очень нехорошее место...
        - Может быть, им всем шайтан надул в уши?
        - С шайтана станется...
        ...На том и остановились, поскольку, кроме неясных сумеречных предчувствий Насреддина, никакими конкретными фактами и ничем иным они не располагали. Правда, Оболенский врал мне потом, что он якобы тоже чувствовал нечто эдакое, с невразумительным запахом и неопрятной аурой. Что ж, слова и ощущения правильные, но не его. А вот я в своё время испытал это на собственной шкуре...
        Однажды в молодые годы, находясь в Москве я соизволил попасть в квартиру ведьмы. Настоящей, серьёзной, родовой... Специфические воспоминания и противоречивые чувства; будь я чуточку умнее или опытнее - никогда бы не решился на такой шаг.
«Запах ведьмы» явственно ощущается ещё за двести-триста шагов до её дома.
        У вас сдавливает горло, словно кто-то медленно, двумя пальчиками ломает гортань. Пятки колет иглами, сердце колотится, как от тройного эспрессо, ноздри режет холодом на вдохе, а ладони становятся мокрыми - вытирай не вытирай... И страх! Необъяснимый, животный, на самом примитивном уровне, силой разворачивающий вас за плечи и толкающий в спину - беги!
        Я не побежал и не замедлил шаг. В висках горячими толчками полыхала молодая ярость, и хотя у меня не было с собой никакого оружия, именно этот оранжевый огонь довёл меня до её дверей и заставил нажать на кнопку звонка. А уж что было в том доме...
        Но прошу простить за вольное литературное отступление, сейчас ведь речь не обо мне, да? А о том, что за какие-то три часа в келью Льва и Насреддина по перезаглядывала куча народу! Если точнее, то ровно четырнадцать человек...
        Кто-то принёс лепёшки и постный плов на ужин, кто-то кумган с тёплой водой, кто-то сказать «салям алейкум, братья...», кто-то внаглую «ой, ошибся дверью»... И разумеется, все были слепыми! Причём так нарочито и безыскусно, что бездарное актёрствование двух наших умников легко сошло за чистую монету...
        ... - Вай дод, такое нехорошее впечатление, будто бы в этом приюте вообще нет ни одного истинного слепца! Как можно так бесстыже обманывать Аллаха?!
        - Да уж, Бог - не лох, на фуфле не фраернётся, - чисто конкретно подтвердил Оболенский и, переходя на нормальную речь, добавил: - Я предлагаю уйти на рассвете, кормят здесь отвратно, сервис - минус пять звёзд, туристских достопримечательностей - ноль... Так что мешает нам раскланяться по холодку, прихватив парочку дорогих сувениров на память?
        - Ты будешь красть в святом месте? - скорее по привычке ужаснулся домулло.
        - Ходжа, я заржавею без практики, у меня уже руки чешутся, скоро на своих бросаться буду. На вот, кстати, забери... - Лев со вздохом вернул бывшему визирю его кошелёк и нашейный амулет с сурой из Корана.
        Насреддин распихал всё похищенное на прежние Места и торжественно согласился:
        - Кради всё! Но, главное, не забывай при этом греховном деянии произносить имя Аллаха. Тогда шайтан не посмеет к тебе подступиться...
        - Ага, это в смысле потому, что будет знать, какая у меня «крыша»?! Подход серьёзный...
        ГЛАВА 35
        Стремление угодить вкусу читателя сродни попытке продать душу дьяволу...
        Личный опыт
        Оболенский много успел до того, как за ними пришли. Если бы он ещё и смотрел при этом по сторонам, да не просто смотрел, а ВИДЕЛ... Тогда, возможно, их приключение было бы несколько иным - как более безопасным, так и более пресным. А кому, к иблису, нужны пресные сказки?! Лев рассуждал так же, поэтому и действовал в гармонии с собственным сердцем больше, чем с собственным разумом. Что отнюдь не мешало ему полноценно наслаждаться жизнью...
        Он заходил во все комнаты, ураганом пронёсся по всем этажам, сунул нос в каждую шель, отметился в каждом закоулке и, самое главное, не привлекая ничьего внимания! Ведь, по сути, для всех он был слепым и все вокруг тоже «слепыми» - следовательно, никто никому не мешал. То есть в паре случаев, когда «визит» Льва был очень уж не вовремя, ему вежливо помогали нащупать дверь, но дело своё он делал...
        - Ходжуля, а ведь и впрямь хреново они здесь живут, - честно доложил лучший вор Багдада, вернувшись в келью. - Шесть таньга, ржавый ключ с нацарапанным словом, одна серебряная цепочка и карманный Коран ручной работы с цветными картинками. Кстати, единственная ценная вещь, и та затрёпана до невозможности, у тебя нет знакомых библиофилов в антикварных лавках?
        - Не-а, - задумчиво протянул Насреддин, даже не подняв на друга взгляд. Он явно был чем-то очень озабочен...
        - Есть нерешаемые проблемы?
        - Вот, полюбуйся.
        - Ну-ну, давай, запугивай. - Лев сложил украденное в уголок, а ненужный ключ вообще выбросил в окно, ловко попав в мусорную кучу. Потом недоумённо покосился на небольшой узкогорлый глиняный сосуд, появившийся из-за спины бывшего визиря.
        - Народная узбекская керамика. Там что, страшный яд, могучий джинн или зелёный шарик ослика Иа-Иа... В чём прикол-то?!
        - Там вино.
        - Тогда за твоё здоровье!
        - Понимаешь, о нетерпеливый в страсти к хорошему алкоголю. - Ходжа закрыл кувшинчик грудью. - Всё как-то чересчур просто и со всех сторон неправильно... Много ли ты видал пьяных чтецов Корана? А пьяных слепых? Шариат вообще запрещает пьянство, так с чего же эту божественную росу румийских виноградников, наполненную солнцем и сахаром, принесли именно нам?!
        - Не знал, не знаю и знать не хочу! - пылко объявил многоопытный россиянин, в то время как кувшин непостижимым образом оказался у него в руках. - Но пока я приму двести грамм на пропой души, ответь и мне на пару-тройку вопросов. Есть ли смысл спаивать нас с какой-то определённо нехорошей целью? Кому мы, блин узбекский, нужны тут, в задницу пьяные? И последнее, разве ж можно пол-литрой слабенького винца свалить с ног двух таких здоровых и красивых мужиков, как мы?! Повторюсь, твоё здоровье...
        Бывший визирь тоскливо взвыл, но поздно - мало не полкувшина золотистой струёй исчезло в широкой глотке Оболенского.
        - А тебе не дам! Причём не из жадности или вредности, а исключительно в целях общественной безопасности - случись что, должен же хоть кто-то из нас стоять на ногах для организации достойного сопротивления?! Вот это и будешь ты! А винцо, кстати, классное... но с привкусом... странным...
        Последнее слово мой рослый друг произнёс уже в падении. Он рухнул всем телом, не сгибая коленей, как корабельная сосна под неумолимым топором дровосека. Глиняный кувшин с остатками коварного вина разлетелся вдребезги...
        - Лёвушка-а... - в полный голос возопил Насреддин, всплёскивая руками над тушей товарища. - Ах ты гад! Ненасытная утроба пьяного шакала, налакавшегося в священный пост Рамазан и уснувшего позорным хвостом прямо по направлению к дому трезвого муллы... Вот тебе! вот тебе, вот!!!
        Чтобы отодрать домулло, яростно пинающего под рёбра безмятежно дрыхнущего Льва, понадобились усилия аж шестерых обитателей приюта слепцов. Судя по всему, за дверью их находилось порядочное количество, и прибежали они так быстро, словно их звали. Но выросший на базарах Багдада и Бухары, воспитанный в уличных драках зрелый мужчина легко бы справился с шестерыми старичками, если бы один, особо шустрый, предусмотрительно не огрел его чем-то тяжёлым по затылку...
        Потом их связывали, куда-то волокли по узким тёмным переходам. Могучего россиянина приходилось протискивать боком, тихо ругаясь и восхищённо цокая языками, причём только потому, что «хвала Аллаху, крови будет много»... Я, как всегда, никого не запугиваю, а лишь честно пытаюсь передать ту противоречивую атмосферу юмора и жути, в которую меня успешно вверг мой друг. Ему-то как раз всё было весело...
        Домулло пришёл в себя первым. Любой из нас, хоть раз в жизни получавший по кумполу, знает, что от травмы башки в сознание приходишь куда быстрее, чем от выпивки неизвестно чего с градусом и хаджем. Хадж - это сильнодействующий наркотик, вызывающий при смешении с алкоголем почти мгновенный глубокий сон. Уж кто-кто, а сам Насреддин пользовался им без зазрения совести направо-налево, как же он не почуял в кувшинчике характерного запаха? Хотя бы и слабенького, но мог ведь!
        Вот так примерно и размышлял герой народных анекдотов, возлежа на холодном полу в окружении странных белых линий и закорючек. Оболенский Мирно посапывал неподалёку...
        - Ради Аллаха, всемилостивейшего и всемогущего, - сипло откашлялся Ходжа и, помня о своей роли, продолжил: - Кто подскажет несчастному слепому, где он находится?
        В ответ раздалось лишь сдержанное старческое хихиканье... Пустым взглядом
«невидящих» глаз домулло бегло отметил все детали, но это отнюдь не добавило ему спокойствия. Довольно большая комната без мебели и окон. На стенах ни одной выдержки из Корана, что в жилище мусульманина - нонсенс! Вдоль стен выстроились все четырнадцать обитателей приюта, в возрасте от шестидесяти и до «столько не живут», удовлетворённо перемигиваясь и потирая ручки.
        - О мои братья по вере, - осторожно начал второй раунд хитроумный пленник, с трудом шевеля связанными запястьями. - О те, чьё праведное дыхание я слышу, как слышу скрип соли в ваших коленях и неровный стук дряхлых сердец об немеющие рёбра... Скажите мне, невинному путнику, за какой грех вы связали меня и где мой возлюбленный брат? Всевышний да накажет вас за молчание...
        - Заткни свою пасть, о скудоумный нечестивец, - шагнул вперёд тот самый толстый старик, что допрашивал их у входа. - Как смеешь ты пугать нас именем Аллаха, если сам Аллах наказал тебя лишением зрения?! Он обделил каждого из нас! Нас - умнейших и достойнейших аксакалов, вынужденных притворяться ради жалкого куска хлеба и подаяния в три таньга в полгода, если повезёт... И ныне же мы законно возьмём у Аллаха ту часть богатства и славы, что причитается нам по праву заслуг наших...
        - Вай мэ, почтеннейший, - не сразу нашёлся Ходжа. - Вы всерьёз намерены что-то ТРЕБОВАТЬ от самого Всевышнего?!
        - Он сидит слишком высоко, чтобы мольбы страждущих справедливости были услышаны. Мы взыскуем к другому, к тому, кто откликается не по слову, а лишь по единственному помыслу и в чьей власти дать нам всё!
        - К шайтану?!!
        - К Великому Чёрному Владыке! - торжественно подтвердил старец. - К Бессмертному Господину всех джиннов и иблисов, к Повергающему в Пыль и Сотрясающему Престолы Неба! К тому, кто услышит и примет наши души на Страшном суде, защитит нас от гнева Аллаха и могучим крылом поддержит на пути к райским гуриям!
        - Но... шайтан известный обманщик, уверен, что его гурии не девственницы! - попытался оспорить начитанный в сурах Насреддин, но старик замахнулся на него посохом:
        - Молчи! Не тебе, слепцу, рассуждать о том, что сейчас увидят глаза зрячих. Он пришлёт сильнейшего из своих слуг, дабы исполнить предначертанное. Наш час настал, братья мои!
        - Звезда Альдебаран вошла в высшую фазу, - пустились суетливо перечислять постпенсионные «саксаулы». - Луна отвернула свой лик от красного Архугумазды, и на фоне внешнего серебра чётко видна её голубая печень! Гончие Псы уже лают на Око Хнума, а тетива Стрелка щёлкнула вхолостую, ибо кольца Са-анан-тура увернулись от разящей стрелы кометы! Но никто не увернётся от холодной длани Чёрного Владыки, сметающей их всех, словно алмазную пыль, в дальний угол Вселенной...
        - Воскурите огни! - По знаку толстяка вспыхнули ароматические факелы, и только тогда бывший визирь Коканда понял, что лежит в центре расчерченной на полу пентаграммы - печати Сулеймана, в зловещем окружении каббалистических знаков и надписей. А все эти благообразные старички являлись отступниками от ислама, собравшимися здесь с непотребной целью вызвать не иначе как самого нечистого.
        И это в то самое время, когда лучший враг шайтана и его успешный посрамитель по-прежнему дрых сном праведника и пнуть его с целью пробуждения у домулло не было никакой возможности...
        - Читайте заклинание! - Троица седобородых знатоков слева гнусаво затянула какую-то душераздирающую песню.
        - Лейте жир скорпиона! Разбрызгивайте кровь беременной ослицы! Сыпьте кладбищенскую пыль! - грозно командовал распорядитель. - Жертвы предоставлены, дайте мне нож и ключ!
        Насреддин едва не потерял дар речи, когда кривое лезвие зависло над его горлом, но решительный старик почему-то остановил руку.
        - Я сказал - ключ! Как я запру шайтана, привлечённого тёплым мясом праведного слепца, читающего Коран?!
        - Я не... то есть как раз хотел... признаться, что мы не те... - радостно ухватился за соломинку домулло, но в центре пентаграммы уже заклубился розоватый дым...
        - Где ключ?! Старые идиоты, без ключа мы не удержим нечистого!!!
        Старички перепуганно зашушукались, подталкивая друг друга сухонькими локотками, они почти были готовы во всём признаться, типа ключу кто-то «приделал ноги!», но поздно... Дым уплотнился в массивную фигуру с неулыбчивой физиономией и ящиком реального пива под мышкой!
        ГЛАВА 36
        Кто говорил, что водка - это дрянь,
        Наверно, сам был редкостная пьянь...
        Он просто не хотел ни с кем делиться,
        Вот и орал на людях - водка дрянь!
        Русские рубаи
        - Кто вызвал меня?! - громоподобным голосом взревел джинн, и аксакалы дружненько присели. Потому как планировать явление всесильного монстра из потустороннего мира - это одно, а вот получить желаемое и не знать, что с ним делать, - совсем иное...
        - Именем твоего Чёрного Господина, - чуть дрожащим фальцетом попытался продолжить ритуал главный провокатор. - Заклинаю тебя, назови своё имя и покорствуй нашей воле! В противном случае... да где же наконец этот проклятый ключ?!
        Джинн обвёл пылающим взглядом всю аудиторию, мгновенно расширился в плечах, упёрся ладонью в потолок и, одним неуловимым движением сорвав крышу, покрутил её на мизинце и зашвырнул в седьмое измерение. Старцы пискнули хором, двое-трое ушли в несознанку, а толстяк резко начал заикаться...
        - Повтори, что ты сказал, мелкий гнус?
        - Им... нем, ик! зак... ик! ли... ик! Вай мэ, да мы всего лишь... ик! просто так, пошу... ик! тили, да...
        - Пошутили?! - не поверив услышанному, страшным, как обвал, шёпотом переспросил джинн. - Несколько земляных червей, украв крупицу запретных знаний, вызвали меня (великого и грозного!) лишь потому, что они просто так ПОШУТИЛИ... Да я разотру вас в пыль, я смешаю вас с грязью, я засушу ваши трухлявые мозги, как воблу под пиво, я... Кто тут посмел хихикнуть, э?!
        Вызывалыцики тут же предательски указали пальцами на виновника, но Насреддин уже не мог остановиться и заливался вовсю!
        - Сын вонючей змеи и прах облезлого тушканчика, - взревел джинн, хватая его за шиворот и вздымая к звёздам. - Ты смеешь смеяться надо мной?! Ты... о небо, клянусь Аллахом, это же... домулло?
        - Салям алейкум, почтеннейший Бабудай-Ага, - с трудом отдышался главный весельчак Багдада. - Сто лет не виделись, но я запомнил твоё лицо, о могучий джинн из кувшина старого пьяницы...
        - Валейкум ассалам. - Джинн вежливо поставил Ходжу на место и тактично уменьшился до приемлемых для общения размеров. - Извини, если накричал. Я был очень занят с друзьями в другом мире, сдачу двух коттеджей отмечали, я за пивом пошёл, а тут... эти, спиритисты, шайтан их накорми в отхожем месте!
        - Вах, о чём ты говоришь, уважаемый... Не явись сюда именно ты, нас с Оболенским уже прирезали бы как барашков!
        - Лёва-джан... - Бабудай-Ага, по-детски умилившись, осторожно погладил по голове недобудимого русского дворянина и тут же сделал страшное лицо. - Кто возжелал обидеть моего друга, так великодушно рассказавшего мне о пиве?!!
        - Мы... ик! нет... не мы... ик! мы лишь хоте... ик! ли... всего-то...
        - Чего?!
        - Исполнения наших желаний! - совладав с голосом, объявил-таки толстый старик, и остальные поддержали его воплями разобиженных пенсионеров:
        - Хотим быть подобными султанам! Весь день лежать на подушках и греться у огня! Чтобы нас часами ласкали женские руки! И чтобы нами все восхищались, но никто не заставлял работать! Хотим, чтобы нас бесплатно кормили, а мы могли бы прославлять сами себя с крыши собственного дома так, чтобы соседи склоняли головы! Да, а ещё, чтобы при одном взгляде на нас все признавали, как мы прекрасны, царственны и мудры, думая, что мы - боги!
        - Воистину так, - широко улыбнулся Бабудай-Ага, хлопая в ладоши. - Вы получили всё, о чём просили, а теперь - брысь!
        Четырнадцать разномастных котов смотрели на него круглыми глазами.
        - Брысь, я сказал!
        ...Бесполезно. Нагловатые старички не сразу въехали, в чьей шкурке им теперь придётся провести остаток жизни. Видимо, они ожидали чего-то иного, но общеизвестно, что джинны всегда выполняют приказы с долей чёрного юмора. Вспомните, в своё время чего хотел получить старый Хайям и кого ему выдали на руки? То есть джинн умеет найти юридическую лазейку в желаниях человека, так, как этого хочется ЕМУ, а не ВАМ...
        - Вай мэ, ну разве так ведут себя с пожилыми аксакалами?
        - Домулло, они сами напросились...
        - Ай-яй-яй... - состроил воспитательное лицо строгий Насреддин. - Соблаговоли-ка развязать меня и прими бесплатный совет - не обижай старого осла, ибо на склоне лет мы все становимся старыми ослами! Кто-то больше, кто-то меньше, но разве это причина, чтобы вести себя как осёл сейчас?
        - Они превратятся в людей сразу же, как только их искренне пожалеет хоть кто-нибудь, - склонив голову, подкорректировал своё наказание джинн, и одним щелчком ногтя избавил бывшего визиря от пут. - Мне пора идти, пиво греется...
        - Мой друг хотел с твоей помощью вернуться домой, - остановил его Ходжа, вздохнул, но продолжил: - Место Багдадского вора не здесь, а в ином мире, где он оставил своих близких. Наверняка они тоже молят Аллаха возвратить им мужа, отца и сына... Я тоже прошу тебя об этом.
        - Непременно, - как-то рассеянно отмахнулся Бабудай-Ага, начиная таять в воздухе. - Я ещё заскочу на днях... и заберу его, честное слово! Пусть проспится, завтра у вас тяжёлый день...
        - Эй, эй! Стой, в каком это смысле, тяжёлый?!
        - Шайтана срамить - нелёгкая работа. - Последние слова расстроенный Насредцин уловил уже еле-еле, могущественный джинн исчез в неизвестном направлении.
        Четырнадцать котиков по молчаливому кивку самого толстого послушно выстроились гуськом и, повесив хвостики, скорбно покинули помещение. Лев по-прежнему спал, казалось, что рухни на него большущая звезда и больно стукни по лбу, он бы и этого не почувствовал...
        А вот домулло, может быть впервые в жизни, замер, задрав голову к отсутствующему потолку, до глубины души поразившись красоте раскинувшейся перед ним Вселенной!
        На этот раз томные восточные звёзды не разыгрывали неприступных красавиц, а доверчиво опустились вниз столь близко, что их сияющие ресницы касались изумлённо приоткрытых губ Ходжи. И они смотрели прямо ему в глаза и отражались в них все сразу, всем небом, всей бездонностью Галактики, словно единая искорка глубины бездонных очей самого Аллаха... Ибо что может быть поэтичнее звёзд? Далёких, неведомых, девственных, а зачастую уже и погасших, но отдавших перед смертью свой свет людям.
        И нам стоило порою всего лишь обратить к ним суетливые взоры, остановиться, задуматься. Но увы, нам кажется, что звёзды вечны, что они никуда не денутся, а мы так заняты по жизни! Может быть, может быть, всё успеть невозможно... Но разве вы могли бы уснуть, если бы наверняка знали, что именно сегодня на небе родилась новая звезда и она ещё не придумала себе имя. Она просит нас сделать это...
        ...О, как причудливо и разнообразно матерился наутро Лев Оболенский! Я уже говорил, что у него необычайно творческая и даже по-своему поэтическая натура. А как витиевато можно послать по конкретному адресу, с использованием чисто восточных метафор, образов персидской лирики, повседневных откровений арабского песенного творчества...
        Какое неземное удовлетворение испытывал Ходжа Насреддин, пока его голубоглазый друг со всем пылом азиатской страсти и северной крепостью слова гонял зашуганных котов по всему приюту! Бывшие аксакалы, не испытавшие раскаяния, тоже в долгу не оставались, устраивая на него покушения и засады. Часа три шла неравная партизанская война с переменным успехом, но её исход был предрешён. Лев заявился довольный, расцарапанный и обложенный с ног до головы жуткими кошачьими проклятьями и плюхнулся за дастархан...
        - Судя по твоему умиротворённому лицу, о изумляющий боевыми шрамами, ты победил?
        - Да! А толстого пнул под хвост дважды...
        - Я горжусь тобой!
        - Ты серьёзно?
        - Нет, - столь же честно признал домулло. - Я так издеваюсь, кажется, ты называешь это «нездоровой иронией»... И, клянусь Аллахом, у меня есть на то причины!
        - Перечисляй поштучно.
        - А ты выплюнь лепёшку, меня это отвлекает. - Насреддин ловко увернулся от впрямую исполненного пожелания и продолжил: - Мы торчим одни во всём приюте, у нас нет верблюдов, мы не знаем, в какой стороне Самарканд, здесь не ходят караваны, но полным-полно психованных котов, лелеющих планы мести...
        - Ну и в чём кипеж? - недопонял подуставший в боях за территорию русский дворянин. - Ведь если я простил тебе упущенного джинна (не говоря уже о пиве!), то какой смысл переживать из-за ерунды? Выберемся мы отсюда, приют слепых чтецов Корана - место культовое, рано или поздно сюда придут, чтобы сдать под нашу сень очередного «незрячего» инвалида. А кстати, кто финансирует эту контору?
        - Подобные пристанища живут на пожертвования влиятельных лиц - султанов, эмиров, купцов и просто разбойников. То есть всех тех, кто предпочитает откупиться от Всевышнего благотворительностью...
        - Всё, как у нас, - согласился Оболенский и, привстав на цыпочки, высунулся из окна. - Ходжуля, поздравь себя, я зрю клубы пыли на горизонте, к нам гости! Живенько сообрази, чего бы позаковыристей наплести ребяткам, и линяем с ними до ближайшего шоссе на Самарканд. Я побежал паковать багаж...
        Насреддин радостно подскочил к другу, хлопнул его по плечу, и они вприпрыжку бросились открывать ворота. Что возмутитель спокойствия, врун, болтун и хохотун собирался поведать новоприбывшим, доподлинно не известно. За воротами стоял летучий отряд стражников Аслан-бея...
        ГЛАВА 37
        Дорогие детишки! Во время развлечения, пожалуйста, не бейте друг друга...
        Плакат в детском комплексе
        ... - Лев, ну хотя бы на этот раз ты вёл путевой дневник?
        - Андрюха, ты въедливый, как яблоневая плодожорка! Вот я тут, блин, всё рассказываю, в лицах изображаю по-всякому, сам прикинь - у меня много свободного времени было?! С гулькину фигу! Я уж молчу о невозможности купить приличную бумагу, пару гелевых авторучек и сносный диктофон на батарейках (чёрт бы с ним, хоть китайской сборки!), но и этого не было ни на одном базаре!
        - Ты просто лентяй и не думал о торжестве науки... В которой, кстати, твои записи помогли бы стереть немало белых пятен.
        - Нет, нет, не путай, я - перемещенец во времени, а не учёная выдра в очках на носу. На Востоке умничать небезопасно... Там образованных людей немного, и ценят их соответственно - приближая ко двору для сохранности и надзора. Можно, конечно, всю жизнь у какого-нибудь султана за троном книжки почитывать, мудрые советы давать, но у меня другие взгляды на свободу личности... Изюм остался?
        - Не знаю, вчера полно было...
        - Это вчера. Давай прервёмся с писаниной и сгоняем в ближайший магазин - изюму купим, рис купим, барашка купим, урюка, тмина, перца купим, плов варить будем, э?! Какой хочешь: по-узбекски с тремя сортами риса, по-монгольски из конины, по-персидски с урюком, по-казахски с нежной бараниной и тёртой морковью, по-уйгурски из рёбрышек, по-бухарски с печенью и горохом, по-самаркандски с изюмом и курицей, по-фергански с говядиной, бараниной и свининой!
        - Ты умеешь варить плов?
        - Не умею... но у меня о нём ТАКИЕ воспоминания - пальчики оближешь!!!
        ...Собственно, бежать им было некуда, поэтому они и не пытались. Храбрейший Аслан-бей, без боя заполучивший в плен двух величайших преступников современности, удержал в своей груди порывы личной мести, поклявшись собственноручно поставить соучастников пред грозные очи Муслима аль-Люли Сулеймана-ибн Доде. А поскольку в Коканд они должны были вернуться лишь по исполнении «секретной миссии», то и наши герои приняли факт собственного заключения философски...
        Пока ещё стража найдёт эту новую невесту, пока поймает, пока вернётся - короче, кормить будут, а там давай бог ноги! Домулло даже охотно рассказал, что именно произошло в здешнем приюте и почему сразу четырнадцать котов падают в ноги главе городской стражи, тыча лапками в пристыжённого Оболенского... Хотя ему, как всегда, не поверили.
        - Привяжите этих лжецов к хвостам наших коней, мы пойдём в Самарканд и отыщем желанную звезду нашего благородного султана, сиятельную Ириду аль-Дюбину! А показательную казнь ослушников шариата произведут прямо в день вхождения новой жены в обширный гарем нашего великого повелителя. Что ты улыбаешься, как нетрезвая гиена?
        - Нетрезвый - это он, а улыбаюсь я, - вежливо поправил Ходжа.
        - Нетрезвый я был вчера, а сегодня - не опохмелённый, - столь же вежливо внёс поправочку Лёва-джан. - Но если же вести речь об улыбке гиены, так это - он! Так улыбается, руки сами кирпич ищут...
        - Молчать, дети шакалов! - строго гаркнул Аслан-бей. - Мне нет дела до ваших глупостей, но я хочу знать причину твоей подозрительной улыбки, о беглый визирь. .
        - Если отважный глава нашей доблестной городской стражи позволит... Нам известна небесная гурия, носящая имя Ириды аль-Дюбины, но султан серьёзно заблуждается относительно её девственности и кротости нрава. Но, возможно, премудрый Муслим аль-Люли намерен таким образом свести счёты с жизнью?! Тогда кто мы такие, чтобы ему в этом мешать...
        - Ты лжёшь!
        - Вай мэ, во дворце повелителя Коканда я часто подшучивал над тобой и выставлял в глупом свете, но разве хоть раз обманывал?
        На этот раз Аслан-бей не стал торопить коня, а призадумался надолго. Совершенно ясно, что эти двое проходимцев знают нечто, способное, существенно облегчить или затруднить поставленную перед ним задачу. Значит, не стоит рубить сплеча, а надлежит неторопливо взвесить полученную информацию, дабы извлечь из неё максимум личной пользы...
        Видимо, в мозгу среднестатистического восточного человека тех дремучих времён причудливым, но естественным образом сочетались логические переходы от неадекватных поступков к вполне адекватному восприятию действительности. То есть привычная любому европейцу формулировка «казнить нельзя помиловать» от правильной постановки запятой не зависела - она вообще в ней не нуждалась!
        В контексте господина Аслан-бея это скорее выглядело бы следующим образом:
«казнить нельзя обласкать можно обмануть достойно предать временно помиловать по настроению...» и так далее...
        Как видите, допускается масса вариаций и смысловых оттенков для лиц, обожающих филологические игрища со знаками препинания. Лично я к таковым не отношусь, но интеллектуалам нравится...
        Сам же глава городской стражи определил свою позицию так:
        - Отныне я буду называть вас вашими истинными именами. Вы будете находиться под моим покровительством и защитой до тех пор, пока мы не отыщем будущую невесту нашего господина и не представим её небесный лик пред его царственные очи! Уверен, что всемилостивейший султан, в радости и восторге от её красоты, смягчит гнев свой на ваши плутни... Дайте им коня! До Самарканда путь неблизкий...
        То есть примерно «живите, пока вы мне нужны, и хана вам обоим, как эта нужда ослабнет». Чисто по-человечески всё понятно, никто не строит иллюзий, но все довольны, восточные формы вежливости соблюдены...
        В любом отряде есть основные и запасные лошади. Суровые стражники подвели мосластую рыжую кобылу, и оба героя поочерёдно взгромоздились ей на спину. Седла не было, лишь подвязанный кожаным ремнём кусок серой кошмы, удила из обычной верёвки. Сама коняшка оказалась костистою настолько, что остроту её хребта Лев и Ходжа ощущали натёртыми задницами на протяжении всего пути. Тем не менее Оболенский не показывал виду, вовсю изображая посадку заправского ковбоя, а вот домулло ударился в тихое, поэтически-занудное нытьё...
        - Вай мэ, вай дод, и за что такие муки, полные страданий, падают на бедную голову скромного любителя мирных забав и безвинных шуток? Разве я кого-то убил, ограбил, обидел бранным словом, что сам Аллах отказывается протянуть мне руку помощи?! Разве не изучал я Коран, не стремился к праведности, разве нарушал законы шариата...
        - Это когда винище хлестал в обнимку с рыженькой танцовщицей или когда с похмелюги отсыпался в одном стойле с Рабиновичем? - не оборачиваясь, уточнил русский дворянин.
        - Вах, тебя не спрашивают! О злонравный искуситель правоверных, вечно толкающий простодушного мусульманина на путь греха! Но, быть может, в кругу этих храбрых воинов, истинных оплотов ислама, верных слову и букве учения пророка Мухаммеда, я заслужу хоть частичку прощения и предстану у престола Всевышнего без отягчающего мою душу клада в двадцать тысяч таньга!
        - Ходжа, совесть поимей, на тебя уже оборачиваются. Сколько можно втюхивать народу этот прокисший ерундопель с кладом - пять шагов на север, восемь на юг, у старой чинары, в полдень, когда тень от соседнего минарета коснётся подножия третьей ступеньки ближайшей психбольницы имени Абу-Бакара...
        - Заткнись, Лёва-джан, не мешай тем, кому интересно. - Но вскоре и сам Насреддин понял, что эта фишка уже не работает. Стражники презрительно кривили губы, а кое-кто даже погрозил настырному болтуну камчой. Стоило признать, что отныне надо бы придумать какой-то новый способ ухода из цепких лап закона. Но думать в пустыне, задыхаясь от горячей пыли, поднятой копытами лошадей, под гудящим солнечным зноем и плавящимися мозгами в голове было слишком трудно...
        Бывший визирь попытался закрыть глаза на боль в отбитой «точке номер пять» и мыслить позитивно. Его хватило где-то на полчаса...
        - Слушай, ты, кичащийся своим образованием и знанием жизни... Ну ладно эти стражники, пусть они обычные тёмные служащие, и сам Всевышний не смог бы достучаться через их медные лбы до их скудного разума. А если бы и достучался, то испугался бы царящей там пустоты с ма-а-леньким мозгом где-то в самом дальнем углу... Но ты! Ты, почтеннейший, утверждал, что пришёл к нам из другого мира. Мира далёкого, волшебного, технически развитого и социально устроенного... Скажи, хотя бы там люди стали мудрее и лучше?
        - Не уверен, - подумав, пожал плечами Лев.
        - Не гневи Аллаха! - возвысил голос праведный домулло. - Человечество должно было совершенствоваться с каждым столетием! Сам божественный промысел состоит в том, что дети учатся добру у своих отцов, дабы передать этот свет добродетели будущим поколениям. Отмеченные благородством помыслов и красотой поступков, люди просто обязаны стать добрее и чище! Сильный не обидит слабого, богатый одарит бедного, мужчина пожалеет женщину, цветущий подросток не станет смеяться над немощью старца, народы сбросят оковы, а единство мира и труда будет...
        - Ходжа, в тебе умер коммунист.
        - Когда?! - испуганно охнул Насреддин, хватаясь за живот. - А я-то гадал, почему мне так плохо со вчерашней ночи... Наверное, он уже разложился и начинает во мне пахнуть?!!
        Оболенский, скрючившись, закусил губу, чтобы не рассмеяться, и в этот момент отряд остановился, передовые всадники что-то заметили на горизонте. И это было не лучшее, что могло их обрадовать...
        ГЛАВА 38
        Любовь к поэзии отбивается попсой по почкам!
        Жизненное наблюдение
        - Кара-Анчар! - быстрым шёпотом пронеслось по рядам стражей. Льву на мгновение показалось, что он уже где-то слышал это имя (кроме как в пушкинском стихотворении), и, может быть, лишь поэтому не испугался, как остальные. Ходжа тоже отказался бледнеть, а скорее удивился - он не всегда верил в страшные сказки... А вот опытные воины знали ужасную правду о Кара-Анчаре.
        - Это чёрный конь самого шайтана! Мы не пройдём, не оставив ему в жертву человеческой крови...
        Здесь нам, видимо, стоило бы задержаться с подробностями. О Кара-Анчаре знают не все, хотя серьёзным исследователям восточного фолк-хор-рора вы этот вопрос тоже зададите зря - они в легенды не верят...
        Что, может быть, и правильно - на сказках серьёзное имя не сделаешь ни в науке, ни в литературе (по себе знаю!). Но если вы поедете в пустыню, проведёте весь день бултыхаясь меж вонючих верблюжьих горбов, под немилосердным солнцем, а вечером сядете, скрючив одеревеневшие ноги, у скудного костерка из сухого саксаула и вслушаетесь в монотонную песню старого, как барханы, казаха-проводника, - вы узнаете правду! Но для этого сначала научитесь слушать..
        Тогда он, глядя на огонь, расскажет, почему бедуины не ценят собственную жизнь, презирают смерть и закон мести для них более важен, чем закон продолжения рода. Это трудно понять европейцу, но не ему здесь жить...
        Что сделал шайтан с детьми Адама и Евы, заманив их в пустыню, и как Аллах, всемилостивейший и всемогущий, разрушил его козни, сотворив для человека оазисы. Воистину, если бы каждый из нас оставил после себя хоть один оазис...
        Почему конь воспитывался кочевником наравне с собственными детьми, какая магия скрыта в запахе пота чистокровного арабского скакуна и как одна его слеза, крупная и сияющая, подобно неграненому алмазу, способна, отражая, вместить целый мир! Известно, что лишь человек, сидящий на коне, вправе называть себя богом...
        Когда завистливый шайтан, да будет его имя предано вечному забвению, увидел, сколь прекрасен мир, созданный Всевышним, он исполнился гордыни и возжелал сам слепить нечто превосходящее творения Аллаха. Для примера он взял благородного арабского жеребца, ибо в природе нет существа более прекрасного и возвышенного..
        Но белая масть не устраивала шайтана - его конь стал чёрным, как проклятие! Мужество и красота не нравились ему - его скакун был жестоким и коварным! Чистота линий, грация и стать раздражали нечистого - его жеребец обладал короткой спиной, с огненным гребнем по хребту, длинными ногами, искривлёнными под неестественным углом, львиным хвостом и жёсткой гривой, торчащей, словно иглы дикобраза. Любовь и доверие к человеку претили ему - его творение имело длинные зубы из стальных игл и питалось человеческим мясом!
        Вот примерно такая мутантоподобная тварь, последствие дебильных экспериментов сволочного врага людского рода, и стояла сейчас на ближнем бархане, не сводя пылающих очей с остановившегося отряда...
        - Вот на что спорим, Ходжуля: если кого и решат принести в жертву, то это стопудово будет кто-нибудь из нас!
        - Лёва-джан, во-первых, всё это бабушкины сказки; во-вторых, мне отсюда не видно; и, в-третьих, наилучшей жертвой из нас двоих, несомненно, будешь ты!
        - Но ты толще, упитанней и аппетитней!
        - Вай мэ, один старый жир?! А вот на тебе много хорошего, полезного мяса, с нежной грудинкой и отличными окороками...
        - Ходжа, заткнись! На меня уже стражники облизываются...
        От главы отряда сорвался всадник и, подскакав к спорщикам, взмахнул плетью:
        - Наш отважный командир требует вас, живо!
        Оболенский первым спрыгнул с кобылы, поймал сползающего товарища и величественно двинулся в указанном направлении. Если бы он хоть на миг обернулся, то наверняка увидел бы непредназначенный для перехода по пустыне боевой отряд из четырнадцати отчаянных котиков! Самый толстый, всё так же занимая руководящий пост, указал на Багдадского вора носом, придушенно мявкнул и упал - сил на полновесный кошачий вопль гнева и мести у него уже не было...
        Аслан-бей ждал пленных авантюристов не сходя с седла. На вершине дальнего бархана уродливой карикатурой вырисовывался изломанный чёрный силуэт, чуть подрагивающий в полдневном мареве. Человек неопытный принял бы его за мираж, но стражники в этой ситуации предпочитали смотреть правде в глаза. Кара-Анчар никогда не нападал первым, он выжидал... Либо караван оставлял для него живую, трепещущую жертву, либо он нагонял убегающих и выбирал жертву сам, либо ему пытались оказывать сопротивление - и тогда участь героев была незавидной. Убить чёрного коня шайтана было невозможно, а сам он убивал с наслаждением!
        - Видите его? - Начальник городской стражи не дерзнул указать на Кара-Анчара плетью. - Воистину я чем-то прогневил Аллаха... Возможно, кстати, тем, что оставил жизнь двум таким беспросветным грешникам, как вы! Поэтому, если ваш изворотливый ум не придумает способа избавиться от этого исчадия ада, то один из вас пойдёт кормить его собственной плотью! Итак, кто?
        - Он! - дружно ткнули друг в друга пальцами Лев и Ходжа.
        Аслан-бей, презрительно скривив губы, отвернулся от них, размышляя вслух:
        - Если я сохраню жизнь Насреддину и отдам его в руки правосудия, то моё имя будет прославлено, а мои усилия вознаграждены. Возможно, вознаграждены... Ибо наш пресветлый султан, да хранят его небеса, вполне может ограничиться и устной благодарностью. А благодарность султанских уст, как известно, великая награда, но не звенит в кармане. Если же я оставлю жизнь Багдадскому вору, он, несомненно, украдёт для нашего господина прелестницу-жену и, возможно, кое-что для меня лично... То есть не возможно, а наверняка! Ибо тому, кому ты обязан свободой и жизнью, надлежит платить долго, весомо и с благодарностью в сердце. Решено: мы отпустим к Кара-Анчару бывшего визиря! Пусть его лживый язык сожрёт чёрный конь шайтана...
        - Вай мэ... - ахнул сражённый в самую печень домулло. - Меня? Своего, местного, правоверного... А эта барыга вороватая останется жить?!
        - Иди, - холодно кивнул начальник.
        - Э-э... а как же... насчёт клада в десять тысяч...
        - Иди.
        - ...в сорок тысяч, и не таньга, а золотом?!
        - Иди! - В голосе Аслан-бея послышался отзвук извлекаемого из ножен ятагана. Ходжа понял, что дальнейшее продолжение спора чревато, его в любом случае свяжут и поднесут дьявольскому животному на блюде. А ведь ещё каких-то полчаса назад он абсолютно не верил в Кара-Анчара...
        Да и как поверить в чудо тому, кто сам являлся легендарным образом, собранным из тысяч сказок и легенд тысячеустных народов; кто под разными чуть изменёнными именами прошёлся дорогами Азии, Персии, Монголии, Болгарии, Греции и даже части нашей России! Если бы Ходжа хоть на мгновение предполагал, каким раритетом он является, то ни за что бы не повесил голову, развернувшись навстречу кошмарному коню-людоеду. Но об этой его ценности в общемировом контексте отлично знал Оболенский...
        - Ладно уж, вернись к маме, - тяжёлая рука русского дворянина легла на плечо вздрогнувшего Насреддина. - Никто не будет против, если я попытаюсь его украсть?
        - Кого? - не понял Аслан-бей. - Коня самого шайтана?!!
        - Ну да... У меня с вашим шайтаном свои счёты.
        - Лёва-джан, - опомнившийся домулло вцепился в рукав друга, - не ходи! Он же просто съест тебя, и я останусь без единственного друга (не считая Рабиновича, но он отдельная песня!). Ты сильный, ты благородный, но не ходи... Пускай я пойду! Меня не жалко!
        - Да отцепись ты... Ведёшь себя как отвергнутая любовница! Люди смотрят...
        - Пусть смотрят! Всё равно я тебя не пущу! Я... я виноват перед тобой, не удержал джинна, который мог бы вернуть тебя твоим близким. Я всё время думаю лишь о себе, и ты не видишь, как играешь в мою игру. Я - лжец, Лёвушка! Я обманывал тебя... Пусть это отродье смрадной бездны пожрёт меня, я заслужил!
        - Мужики, - уже с изрядной долей раздражения в голосе взвыл Лев, - уберите от меня этого истеричного психопата! Заговаривается же на глазах, скоро пеной изойдёт... Подержите при себе, а в ближайшем райцентре суньте в психушку, я на обратном пути заберу!
        Спешившиеся стражники, не дожидаясь приказа командира, быстренько сгребли кающегося Насреддина. Аслан-бей, обративший внимание на то, как без его соизволения была исполнена воля этого важного Багдадского вора, сделал отметочку в памяти, но вмешиваться не стал.
        Но если кто из моих друзей и подходил под критерии «героя», то это именно Лев. И дело не столько в его физических параметрах, заметной внешности и недоразвитом инстинкте самосохранения. Любой мало-мальски поживший человек знает, как сложно формируются в современном мужчине понятия благородства, чести и великодушия. В крови Оболенских они были врождёнными...
        Согласитесь, есть некая магия старинных фамилий, которые, пройдя тысячелетие, не исчезли, не растворились, не потерялись в безмерном море человеческих судеб, а донесли свой собственный генетический знак породы до наших дней.
        И вот сейчас полновесный представитель этого почтенного семейства безмятежно шествовал по песку, зачерпывая его на ходу сползающими тапками без задников, навстречу оскалившейся железными зубами судьбе. Поэтому, разумеется, не только он, но и никто из отряда городской стражи не видел, как коты, сгрудившись мордочками и задрав хвосты, что-то быстро перетирали в своём слаженном коллективе...
        ГЛАВА 39
        Только одно животное может ржать над человеком в полный голос!
        Скотина...
        ... - И что, ты действительно украл коня самого шайтана?
        - Нет, дружище, скорее у меня его украли.
        - В метафорическом смысле? - уточнил я. Честно говоря, эта история нравилась мне всё больше и больше: Соловьёв с претензиями не снился, Лев расшивал цветистое полотно повествования сплошным шёлком, отчего же и не записать такую пёструю сказку?!
        - В самом прямом... - Оболенский чуточку устал, кинул тоскливый взгляд на пульт от телевизора и понял, что я дотянусь до него первым. - Ладно, диктую вкратце, детали допишешь потом сам - короче, его угнали коты!
        - Котики?! Четырнадцать зачуханных, престарелых, утомлённых солнцем хуже Михалкова, котов угнали у тебя Кара-Анчара?! Сейчас я буду недоверчиво хихикать. .
        - Да-а, - сорвался он. - Тебе тут легко рассуждать, а я там как последний идиот стоял столбом, глядя, что вытворяют на лошади эти пушистые каскадёры...
        ...Чёрный конь шайтана смотрел на приближающегося к нему человека, и зловонная слюна, капая с его смрадных губ, оставляла дымные пятна на обожжённом песке. В его пылающих жаждой крови глазах отсвечивало пламя бездны, а чёрная, с проплешинами, шкура словно пузырилась над невероятно мощными мускулами. Он кивнул, принимая жертву, и стражники Коканда облегчённо вздохнули. Впрочем, с места никто не тронулся, надо было дождаться, пока адское животное ощутит на своём раздвоенном языке вкус крови...
        - Ну, ну... хорошая лошадка, добрая лошадка, - чуть сдавленным голосом врал наш герой, осторожно пытаясь погладить Кара-Анчара по шее. Одно неуловимое глазу движение, противное клацанье стальных зубов - и Оболенский остался без рукава! Как он успел спасти саму руку - не понял никто, особенно конь...
        - Ты что же это делаешь, поганец?! - холодея от собственной наглости, с полуоборота завёлся Лев. - Я к тебе по-хорошему, у меня, может, ещё пол-лепёшки на меду в кармане пылится, от Ходжули прячу, а ты кусаться? Вот фиг теперь получишь, я её сам при тебе съем! И на второй рукав даже не облизывайся...
        Злобный скакун издал нечто среднее между хриплым ржанием и горловым хохотом, издевательски подмигнул привставшему на стременах Аслан-бею и вновь распахнул ужасные челюсти. Все ахнули! Мгновением позже Лев уже довязывал второй морской узел на импровизированной узде из собственного пояса, надёжно удерживая обалдевшего коня за чёрное ухо...
        - Сам не знаю, как получилось, - себе под нос бормотал он. - Видимо, воровать лошадей я тоже умею, причём ещё и самых буйных. А теперь, коняшка, скажи своему старому хозяину «прощай» и резвее шевели ластами. За такую ходячую кунсткамеру мне отвалят кучу денег в любом зоопарке!
        Кажется, до Кара-Анчара дошло... Взревев, подобно уязвлённому пчелой под мышку снежному ифриту, чёрный конь шайтана взвился на дыбы, и пару минут они с Оболенским изображали разные версии клодовских коней с Аничкова моста в Петербурге. Русский парень боролся как лев! Прошу простить за каламбур и тавтологию...
        Ходжа, зажмурившись, возносил молитвы всемилостивейшему Аллаху. Городские стражники невольно взялись за ятаганы, ещё минута, и они всем отрядом рванулись бы на выручку этого отчаянного Багдадского вора, хоть он и смутьян и нарушитель шариата. В узких глазах их строгого начальника впервые появилось выражение искреннего восхищения и уважения, ибо Лев прилюдно творил поступки, достойные настоящего мужчины!
        Но силы были заведомо неравны... Порождение самых чёрных замыслов богопротивного шайтана довольно быстро сгрызло тряпочный пояс и обрушилось на бледного россиянина всей свой мощью! От тяжёлого удара грудью в грудь Оболенский отлетел шагов на пять в сторону, подняв кучу песка и наевшись его до отвала. Следующий удар иззубренных копыт был бы смертельным...
        И вот именно в эту роковую, так любимую всеми читателями, минуту на Кара-Анчара скопом бросились все четырнадцать котов! Их не пугало адское пламя, они стратегически рассредоточились по всему коню и дали волю когтям. Вой, который испустил жеребец шайтана, заставил лошадей кокандцев опуститься на колени, мир замер, и сама пустыня затаила дыхание...
        Но самый толстый котик уверенно сгрёб лапками уши чёрного коня и, грозно урча, использовал их как поводья. Если кто ездил верхом, то знает, что уши у лошади - это нервные локаторы и что таким образом можно подчинить себе самое неуправляемое животное. Коты на крупе «вдарили по газам», и ошалевший людоед, испуганно задрав хвост, бросился вскачь!
        - Куда, тьфу... куд... - пытающийся отплеваться Оболенский на четвереньках полез их останавливать. - Эт... мой, тьфу! тьфу! тьфу!.. какая ж дрянь невкусная, это мой конь! Эт... тьфу, я его краду!
        Куда там! Наверняка в молодости все старцы из приюта для слепых чтецов Корана были лихими наездниками. Они, восторженно мяуча, гоняли Кара-Анчара кругами, выделывая на нём фигуры высшей джигитовки. И вскоре попросту скрылись за барханами, преследуя свою, лишь им известную, цель...
        - Лёва-джан, ты цел? - Домулло, растолкав стражников, первым кинулся поднимать измотанного друга. А вслед за ним, вопя и подпрыгивая, рванули четверо стражников помоложе. Более опытные, умудрённые жизнью воины лишь одобрительно улыбались в усы, глядя, как молодёжь пытается качать на руках голубоглазого храбреца, дерзнувшего выступить против самого Кара-Анчара.
        Поэтому внезапный грохот грома над их головами не вызвал должной реакции, первого удара попросту не заметили. Пришлось повторить...
        - Гром? В пустыне?! Но на небе ни облачка, - поднял недоуменный взор господин Аслан-бей. На секунду в лицо ему хлестнул резкий порыв ледяного ветра. Испуганно заржали лошади, люди прикрывали лица рукавами, а на ближайшем бархане встала маленькая, сморщенная фигурка традиционного восточного шайтана...
        - Не наш человек, ты... э-э... опять оскорбил и унизил... э-э... самого меня! Со мной так нельзя, я... э-э... шайтан или кто?!
        - Воистину шайтан! - в ужасе вздрогнули правоверные мусульмане. Ибо знали, что Аллах надёжно защищает лишь самых праведных, а на службе в городской страже праведников, честно говоря, ой как немного...
        - Ну надо же, какой докучливый бес попался, - утомлённо качнул бровью Лев Оболенский, выходя вперёд. - Другой бы давно зарёкся с нами связываться, а этот никак не поумнеет... Ещё раз его засрамить, что ли?!
        - И не говори, почтеннейший, - серьёзно поддержал насупившийся Насреддин. - Враг всех порядочных людей заслуживает хорошей кизиловой палки уже за то, что пытался отлить... налить неподобающей жидкости прямо мне в ухо! Припомни ему это, Лёва-джан...
        - Э-э... молчать!!! - неожиданно резко взвизгнул нечистый на столь высокой и пронзительной ноте, что все разом схватились за уши. - Мои преданные слуги, которых вы обратили в котов, рассказали мне о ваших... э-э... планах - украсть моего коня! Они едва успели помешать... э-э... этому гнусному преступлению. Их уста поведали мне всё!
        - Вот паршивцы усатые, - всё ещё не отнимая ладоней от ушей, поделился Багдадский вор. - Надо было тому толстому три раза напинать, Аллах бы только одобрил...
        Домулло, конечно, не расслышал, но на всякий случай согласно покивал. От нечего делать также подтверждающе закивали и стражники, а вслед за ними даже их лошади. Шайтан был явно озадачен настолько убедительным единодушием, а потому сразу перешёл непосредственно к делу:
        - Я... э-э... страшно накажу вас, но не своими руками... Вы узнаете мой гнев, посредством... э-э... отточенной сабли своего же господина! Дрожите же и трепещите, ибо... э-э... В общем, я вселяюсь!
        После чего козлоногий враг всех честных мусульман рассыпался в воздухе чёрным пеплом, оставив после себя лишь на редкость удушливый запах. Пока народ досадливо морщился и воротил носы, маленькая, как родинка, мушка отправилась в короткий перелёт...
        ГЛАВА 40
        Экзерсист ошибается один раз, а расплачивается - Вечность!
        Чёрный юмор
        - Что встали, тупоголовые бараны?! Шайтана никогда не видели. - Строгий Аслан-бей приподнялся на стременах. - А ну живо по коням и в пу... пу... аргх! Что за...
        Он схватился за горло, пытаясь откашляться так, словно только что проглотил какую-то гадость. Ближайший стражник протянул руку, заботливо похлопав его по спине, но тут же испуганно отшатнулся в сторону - сквозь ресницы главы кокандского спецназа пробивалось настоящее оранжевое пламя!
        - Э-э... смерть вам! - не своим голосом рявкнул он, выхватывая кривой дамасский клинок.
        - В него вселился шайтан! - мигом поняли все, бросаясь наутёк.
        Взбесившийся Аслан-бей волчком вертелся в седле и выл на одной душераздирающей ноте. Его арабский жеребец взвился на дыбы, благородное животное уже не чувствовало знакомую руку хозяина. Стражники рассыпались в разные стороны, нахлёстывая собственных лошадей, и сабля их начальника не напилась крови лишь потому, что конь всё-таки сбросил его на песок!
        - Шизоид?
        - Одержимый.
        - А есть принципиальная разница?
        - Стыдитесь, коллега... - укоризненно покачал тюбетейкой Ходжа, и Льву действительно стало стыдно. Пожалуй, лишь только они двое, да та мосластая кобыла сохранили завидное спокойствие во время всей этой мистической суматохи. Наша парочка потому, что уже не в первый раз встречалась с происками шайтана, а как говорится, «с пятого раза и асфальтоукладчик - массажёр!». Рыжая кобыла... ну, эта не удивлялась по одной ей известной причине, у неё никто не спрашивал, она никому не говорила. Ай, да и ладно, она тут вообще персонаж левый...
        - Тэк-с, помнится, одно время мы лихо подрабатывали в паре как два медбрата. - Оболенский начал неторопливо засучивать оставшийся рукав. - Далила с дочкой как-то отмылись после того скандала с Ночью Похотливых Демонов?
        - Ты имеешь в виду Ночь Озабоченных Иблисов? - Домулло, наклонившись, чисто по-врачебному совершил «малое омовение» песком. - Нет, и носу в Багдад показывать не рискует. Говорят, перебралась в Бухару, там больше доверчивых простаков, клюющих на её шалости...
        - Понятненько, значит, хоть одно хорошее дело мы довели до конца. Можно браться и за второе... Ты, кстати, в курсе, как изгоняют шайтанов?
        - В общих чертах, э-э... да! - явно пародируя нечистого, щегольнул образованием бывший визирь. Они оба, не сговариваясь, начали продвигаться к поднявшемуся на ноги Аслан-бею с флангов. Одержимый поднял на них пылающий огнём бездны взгляд и хрипло расхохотался:
        - Вы - два необразованных... э-э... осла, смеете бросить мне вызов?! Не вооружённые клинком с гравированной сурой из Корана, не защищенные благосклонностью Аллаха, не обученные секретным приёмам фехтования, не...
        Ходжа и Лев одновременно ударили ногой, окатив начальника городской стражи волной мелкого золотого песка. Как и следовало ожидать, даже захваченное злым духом человеческое тело на уровне рефлекса закрыло глаза. Этого мгновения ребятам хватило, чтобы сцепиться с противником в рукопашной!
        Саблю русский богатырь вырвал легко, хоть сам и слегка порезался, а потому сразу же зашвырнул её куда от греха подальше... Опытный в уличных драках Насреддин, упав на колени, обхватил в кольцо ноги Аслан-бея и профессионально завалил его на бок.
        Дальше всё было проще, бить человека, одержимого нечистым, - бессмысленно. Зачем калечить тело, если виновен дух? Надо всего лишь сделать так, чтобы дух ушёл...
        - Руки ему вяжи, бугаю худосочному, - пыхтел Лев, с трудом удерживая в медвежьих объятиях хрупкого кокандского аристократа - взбешенный шайтан придавал своему пленнику нечеловеческие силы. Борьба затягивалась...
        Дважды Оболенский едва не выпустил одержимого, но и домулло не терял времени даром - в ход пошла шёлковая чалма начальника стражи, а с маху разорвать её было трудновато даже шайтану. То есть сам шайтан порвал бы и тысячу метров шёлка, но сейчас он находился в теле человека, чьи возможности так или иначе более ограничены...
        Ценой титанических усилий победа далась достойнейшим! Оба достойнейших сидели на песке, взмокшие и усталые, облизывая пересохшие губы, но вполне довольные развитием событий. Судите сами, их поймали, взяли в плен, пообещали предать суду, везли на неудобной лошадиной спине, без элементарного комфорта, кинули в жертву грозе местных пустынь, но... они выбрались! Да ещё с почётом и прибылью, в лице надёжно связанного начальника городской стражи города Коканда! С которым, по большому счёту, так и неизвестно, что делать...
        - Ходжа, а ты не врал, когда трепался насчёт умения изгонять шайтана?
        - Вай мэ, твоим недоверием можно забивать гвозди в крышку моего гроба, если бы меня хоронили по христианским обычаям...
        - Так я и думал. Значит, не умеешь...
        - Но я читал, как это делают великие святые! - вскинул бровь начитанный герой народных анекдотов. - Достойные люди крепко держат несчастного, в которого вошёл шайтан, джинн, иблис или ещё какой злой дух. Праведный мулла читает над ним Коран, суру о противостоянии нечистому, а ещё один почтенный мусульманин угрожающе размахивает камчой или кизиловой палкой, дабы испугать шайтана грядущими побоями, если только тот не выйдет...
        - Три ха-ха! - скептически отвернулся Лев, и сам Аслан-бей поддержал его насмешливым рычанием. - Такого количества достойных людей у нас нет, мы оба, между нами говоря, не такие уж и праведники. А если бы у меня перед носом размахивали палкой, я бы на месте шайтана, наоборот, никуда бы не вышел! Ведь случись что, бить-то будут не меня, а тело того недоумка, в котором я сижу...
        - Тоже верно, - повесил нос домулло, - а может, ну его? В смысле мы же ничем не обязаны этому нехорошему человеку... Пусть себе остаётся в пустыне, рано или поздно нечистый всё равно его покинет, чего ему там зря торчать?!
        - Ага, покинет, конечно, чего ему в трупе сидеть, только мёрзнуть...
        Насреддин вынужденно признал, что связанный стражник околеет за одну ночь, в пустыне температура падает до минуса. А развязанный тут же бросится на них с кулаками и не отстанет, ибо одержим до крайности, и мстительность шайтана не знает границ. Тащить его с собой к людям тоже радость не великая, даже если удастся найти приличного мусульманского экзерсиста, то излечившийся Аслан-бей первым делом бросится исполнять свой служебный долг - наших опять упекут в кутузку. То есть куда ни кинь - везде уже кинули...
        На этот раз положение спас деятельный россиянин. Лев вообще резко активизируется, когда ему говорят, что положение безвыходное...
        - Проведём операцию сами. Ты будешь праведным муллой, а я всеми остальными достойными мусульманами.
        - Лёва-джан, сядь, а... Солнце расплавило тебе последние мозги, такими вещами не шутят, и такие игры весьма чреваты.
        - Чем? Ну, потеряем пациента как максимум...
        Лицо начальника стражи вытянулось, казалось, какой-то частью сознания он всё же осознавал происходящее. И то, что Ходжа, в конце концов, согласился, ему явно не понравилось...
        - Ты точно его удержишь? Человек, одержимый шайтаном, обретает невиданные силы,
        - уже, наверное в четвёртый раз, уточнял бывший визирь. Корана у него под рукой, естественно, не было, но, подобно многим недоучившимся в медресе (что Ходжа тщательнейше скрывал!), хоть какие-то суры и аяты он помнил наизусть.
        - Ясен перец, удержу, - уверенно отвечал Оболенский, сидя верхом на спине распластанного по песку Аслан-бея. В его правой руке тяжело покачивалась инкрустированная плеть начальника стражи, впервые в жизни её намеревались применить против собственного хозяина. Поэтому шайтан решил подать голос, и голос его, поражающий пронзительной неприятностью тона, первоначально был довольно насмешлив:
        - Вы одолели этого жалкого... э-э... воина, но вам никогда не победить всесильного... э-э... меня! Ибо недостаток вашей праведности не позволит Аллаху прийти на помощь двум... э-э... весьма неумелым грешникам...
        - Шайтан известный лжец, - философски кивнул Насреддин.
        - А потом, не такие уж мы неумелые грешники, - весомо добавил Лев. - Скорее наоборот, весьма умелые! Начинай, братан!
        Домулло откашлялся и довольно прилично пропел первые две строчки молитвы, изгоняющей нечистого:
        - А, узу би-Лляхи мин аш-шайтани р-раджими! Бисмиллях ир-рахман ир-рахим!
        Тело одержимого явственно вздрогнуло, шею свело судорогой, а из-под ногтей показались капельки крови.
        Может, наши герои и не были требуемыми праведниками, но гнев Аллаха против шайтана от этого не уменьшился. Человек - лишь малая песчинка в огромной пустыне Вселенной, но его душа - огромное поле битвы, где зло и добро ежечасно сходятся в жестком поединке. Не так важно, каким именем ты называешь Бога, главное, ни под какой личиной не служить Сатане! Здесь нет среднего пути, как и невозможно постоять в сторонке, наблюдая битву с высоты. Нельзя примкнуть к победителю, сделать ставки, вовремя переметнуться на другую сторону. И, самое обидное, в космическом плане исход битвы давно предрешён, даже если человек этого ещё не понимает...
        - Ходжуля, жми его, жми! Глянь, как корёжит бедолагу, чую, несладко там нашему рогатому паразиту! Гаси его словом Божьим!
        - О, Аллах, ниспославший Писание и скорый в расчёте, нанеси поражение этому шайтану! О Аллах, разбей и потряси его!
        - Ва-а-ам не побе-д-ить ме-э-э-н-я... Я ешё... э-э... очень сильный!
        ГЛАВА 41
        Стих престола - главный козырь, как ломик в рукаве!
        Совет бывалого муллы
        Конечно, будь у домулло побольше опыта, а Лев хоть чуточку мусульманин... они бы уже победили! Ибо Всевышний никогда не откажет в помощи, а его милосердие выше его справедливости. Тело несчастного Аслан-бея закручивалось винтом, изо рта падали хлопья пены, он скулил, рычал, выл, насмешничал на все голоса, и казалось, это никогда не кончится. А у Ходжи уже заплетался язык, он путал слова, суры, аяты и хафизы. Могучие руки Оболенского теряли силу, лоб был мокрым от пота, а плохо сдерживаемый русский мат, к сожалению, мало чем помогал делу...
        - Всё, блин! Он меня довёл... говоришь, надо попугать шайтана плетью? Прости, слуга закона, я пугать не буду - я буду его бить!
        Остервеневший русский парень взметнул над головой плетёную камчу и так хлестнул по заднице хохочущего одержимого, что взвившийся от боли шайтан на мгновение показался у него изо рта!
        - Ага, функционирует, - свирепо загоготал Лев, но был вовремя перехвачен бдительным другом. В глазах Ходжи горел праведный огонь правильного понимания ситуации.
        - Если ты продолжишь стегать этого меднолобого болвана из славного Коканда, то нечистый несомненно выйдет из него через рот, и мы сотворим изгнание. Но будет ли это истинным посрамлением шайтана?!
        - К чертям интеллигентствующую эзоповщину, указуй прямо, на что намекаешь!
        - На то, что шайтана надо выгнать через другое отверстие. Воистину самим Аллахом предназначенное для посрамления врага человеческого рода...
        - Братан, ты гений! - До Багдадского вора постепенно дошла изящная отточенность восточных методов борьбы с нечистым и откуда конкретно взялось именно это имя..
        Бывший визирь сорвал с головы старую тюбетейку и надёжно забил её в рот вытаращившегося Аслан-бея. Двумя пальцами он зажал ему нос и быстро кивнул Льву:
        - А теперь продолжим одновременно, и-и... А, узу би-Лляхи мин аш-шайтани р-раджими!
        Оболенский уверенно отсчитывал каждое слово тяжёлым ударом плети. Одержимый затрясся бешеной дрожью, шайтан понимал, что без доступа воздуха его пленник умрёт, а оставаться в мёртвом теле ему нельзя. Как нельзя и вылететь на волю, когда каждое слово Корана обжигает, подобно небесному огню, а каждый взмах камчи словно выталкивает его через... Короче, то единственное отверстие, которое ему оставили эти страшные «экзерсисты» и выход через которое покроет его несмываемым позором! Ну, или, по крайней мере, плохо смываемым...
        - О, Аллах, нанеси поражение этому шайтану! Разбей и потряси его... - срывающимся голосом закончил домулло, когда глаза начальника городской стражи почти остекленели. И именно в этот момент с ужасающим грохотом и отвратительным ароматом опозоренный нечистый дух вырвался на свободу! Козлоногий злодей, прихрамывая, выскочил на раскалённый песок, плюнул так, что раздался маленький взрыв, и, едва не плача, пообещал:
        - Я всё равно вам... э-э... страшно отомщу! Вы меня... э-э... совсем обидели...
        После чего растворился в зловонном мареве, словно его и не было.
        - Ходжа, тюбетейку надень.
        - Боишься, что мне напечёт голову?
        - Боюсь, что наш клиент окончательно задохнётся. Нет, мы в натуре его теряем! Хоть нос-то ему отпусти...
        Два самодовольных победителя одновременно рухнули на песок, не в силах ни спорить, ни поздравлять друг друга. Лихорадочно дышащий Аслан-бей всё ещё вздрагивал, словно загнанная лошадь, которую почему-то забыли пристрелить из милосердия...
        ... - Это ты у Гоголя украл?
        - Что именно, конкретизируйте, - лениво потянулся Оболенский.
        - Ну, похожий момент порки чёрта есть в «Ночи перед Рождеством», - как можно вежливее напомнил я.
        - Не знаю, не читал...
        - Лев, не ври! И прекрати таскать мою халву, ты рассказываешь или у тебя восьмичасовой перерыв на обед?!
        - Сладкое способствует активизации воображения! Научно доказанный факт, о недоверчивейший из всех ландграфов... а оливье в холодильнике ещё осталось?
        - Пока не допишу, нет!
        - Скупердяй... записывай.
        - «Ску-пер-дяй...» - записал. Дальше?! - тупо продолжил я. Бессмертный дух Соловьёва кружил над нами, хихикая неизвестно над чем...
        ...Три путника устало брели по остывающей к вечеру пустыне. Собственно, брели-то двое, а третий, в богатом, но рваном платье, практически лежал на флегматичной рыжей кобыле, так же неторопливо перебиравшей ногами. Немилосердное солнце медленно клонилось к закату, барханы казались бесконечными, песок проник во все места, воды в организме оставалось настолько мало, что язык ворочался с трудом..
        - Эй, а кто-нибудь вообще знает, в какой стороне этот ваш Самарканд?
        - Лошадь знает, Лёва-джан... Пока она уверенно движется вслед за собственной тенью, мы можем быть спокойны.
        - Ой, а я бы так уж не доверял этому облезлому компасу...
        - Скоро... караванная тропа... там мои воины... Я даже чем-нибудь награжу вас за избавление... Но если вы хоть кому-нибудь расскажете, что били плетью самого Аслан-бея?!
        Начальник городской стражи поднял пылающий взгляд. Наверное, он хотел ещё как-нибудь поугрожать, дабы окончательно стереть из памяти своих спасителей воспоминания о собственном позоре, но не успел... С высоты он узрел вдали небольшой караван ослов, гружённых тюками, и из последних сил пнул лошадь пятками!
        - Догоняйте меня, сонные черепахи! Клянусь, скоро мы будем есть свежий шашлык и пить холодный шербет... - Усталая кобылка припустила ленивой рысью. Брошенные посрамители шайтана печально посмотрели им вслед.
        - Ускакал, скотина... - тихо выдохнул Лев.
        - Зачем так ругаешься, почтеннейший, - устало поправил товарища домулло. - Ему не уйти далеко, пустыня не любит высокомерия. Это у себя в Коканде он - большой человек, а здесь... в таком виде, оборванный, без седла, без оружия, кто ему поверит? Ещё и побьют в придачу...
        Оболенский кивнул, в определённых ситуациях он уже научился слушаться Ходжу. А до побитого начальника они добрели аж часа через два...
        - Главное, д-даже не выслушали т-толком, - жалобно всхлипывал бывшая гроза кокандской преступности. - Сказа-али, что лошадь я украл... и отобрали! Сапоги-и сняли... и... и... одежду почти... Словно я... босяк какой, да?!
        - Битие определяет сознание, - почти дословно процитировав классика марксизма, Багдадский вор помог подняться бывшему стражнику. - Хотя, конечно, кому понравится, когда на середине пути к тебе пристаёт горбоносый бомж в рванине и хамовато требует подать ему лучшего коня, горячий пирожок с повидлом и девушку для педикюра! Вежливее надо с незнакомыми людьми, караваны не ангелы сопровождают...
        - Я... и не приставал! Я потре-е-бовал своё, по зако-ону...
        - Оставь его, уважаемый. - Домулло подхватил Аслан-бея с другой стороны. - Разве не видишь, человек впервые столкнулся с действительностью, и она больно ударила его по лицу... Можно серьёзно разбиться, просто споткнувшись о камень на дороге, что уж говорить о том, кто упал с высоты положения?!
        ГЛАВА 42
        Больше всего на свете шайтан любит рассказывать об Аллахе...
        Догмат веры
        ...Ночь опускалась быстро, словно чёрная паранджа на лицо неприступной красавицы. За дальними барханами вспыхнули огни, видимо, там был оазис, и караван остановился на ночлег. Ничего не оставалось, кроме как сжать зубы и тупо двигаться вперёд. Там, впереди, люди...
        Значит, там вода, горячая пища, тёплое место у костра, шумные разговоры, и никто не посмеет прогнать путника посреди холодеющих песков. Того, кто повышает голос, караванщики быстро ставят на место, но тому, кто просит помощи, никогда не откажут, во имя Аллаха, Всемилостивейшего и Всемогущего!
        Они дошли. И их приняли, ибо говорил Ходжа, кивал Лев, а доблестный начальник молчал в тряпочку. Им даже вернули отнятую кобылу, извинившись за то, что не сразу опознали в горделивом оборванце типичного сумасшедшего. Вот за нанесённые побои никто извиняться не стал, да, кстати, наши педагоги и не требовали, они тоже считали, что кое-кто огрёб тумаков вполне заслуженно...
        Обещанный Самарканд должен был вьшлыть из песков уже к завтрашнему вечеру. В маленьком оазисе, на один колодец и три пальмы, заночевало два небольших каравана. Один, с ослами, шёл из далёких горных кишлаков, другой, в двадцать пять верблюдов, как раз наоборот, из Самарканда в далёкий Китай.
        Именно у них Насреддин и выяснил, что кокандский караван прибыл по расписанию и расквартирован в одном из городских сараев. Напоминаю, что на самом деле это большой и просторный двор с загоном для животных, складами для товара и нетребовательным гостиничным сервисом. Значит, наверняка Джамиля, Ахмед и Рабинович будут ждать их там до последнего. И хотя у молодой вдовы в Самарканде живёт тётушка, вряд ли она уедет к ней, не повидавшись с драгоценным Лёвушкой...
        - Попробуем неторопливо предположить, куда могла отправиться Ирида аль-Дюбина из Багдада, получив своё первое предупреждение о разводе... В родной, но высокогорный кишлак? В дальний постоялый двор снять комнату и плакать? Нет, она стопроцентно смоталась от мужа в Самарканд, крупные девочки любят большие города! И здесь наши дороги с сиятельным Аслан-беем гарантированно расходятся. Как думаешь, а нам на небесах зачтётся его избавление от шайтана?
        - Всенепременно! Особенно нам его зачтут, если мы всё-таки попадём в ад... Но ты прав, от этого медноголового шерифа надо как-то избавляться. Доведём его до города, а там... - Лев выразительно провёл невидимую черту большим пальцем поперёк шеи, кивнув на храпящего Аслан-бея.
        - ...бросим на базаре! - важно согласился Насреддин. - Пусть потолкается среди простого народа, послушает, как везде любят стражу, надеюсь, хоть капельку поумнеет... А сейчас и нам пора спать!
        Действительно, время было далеко за полночь, сон сморил всех вокруг, и, может быть, лишь пара-тройка охранников да высокие звёзды гнали от себя дремоту. А Лев не мог уснуть...
        И виной всему не тихие мечты о возвращении домой, в этом плане он был фаталист и оптимист одновременно. То есть, с одной стороны, верил в «будь что будет», а с другой - точно знал, что к Маше он вернётся! А не спит, потому что звёзды...
        Наука до сих пор так и не сумела внятно объяснить пристрастие человека к наблюдению этих сиятельных алмазов неба. Сгустки пылающего газа, давно умершие планеты, удалённые в пространстве массы самых разнообразных веществ - это мы знаем, но объяснить магию их притяжения не можем ничем! Общеизвестно, что словами описать звезду подобно попытке собрать незабудку из конструктора «лего». Так не будем пытаться сделать это в рамках одного фэнтезийного романа, написанного с совершенно другой целью. Лучше мы, подобно Льву Оболенскому, лишний раз поднимем взгляд, наполнив сердце восхищением и грустью...
        Вот именно по причине отсутствия сна он и заметил сутулую фигуру с рожками, настороженно пристраивающуюся к спящему Аслан-бею.
        - Опять ты?
        - Э-э... опять я. А что не нравится-то?! - на секунду стушевался нечистый. - Это моя территория, и мой долг, в конце... э-э... концов! Он же не твой друг, почему же ему... э-э... не налить?
        - Надоел ты нам хуже горькой редьки... - Лев заинтересованно приподнялся на локте и поманил нечистого пальчиком. - Иди сюда, не бойся, только тихо, наших не разбуди. Вот скажи мне по-хорошему, ты только до нас так упёрто докапываешься или вообще работа такая?
        - Э-э... работа, конечно, в первую очередь. - Подумав, хвостатый приблизился и сел на корточки рядом с Оболенским. - Дел много, уважения никакого, но мой труд помогает людям... э-э... лучше оценить деяния Аллаха! Поэтому меня нельзя всё время... э-э... обижать куда не следует...
        - Да что ты говоришь? И сам Аллах тебя держит напоказ, чтоб люди лучше ценили его милосердие?! Типа как злобную мартышку на привязи - молитесь мне, а не то шайтана напущу! Ну-ка, ну-ка, ну-ка, давай на эту тему поподробнее...
        - Э-э... с какого момента? - уточнил злой гений человечества, несколько пританцовывая на месте. Видимо, ему и впрямь было что налить и эта проблема явно давила, но удержаться от лекции на богословскую тему не может ни один шайтан ни в одной религии мира...
        - А с самого начала! Любопытно послушать вашу версию, нашу я знаю...
        - Э-э... когда Аллах, всесильный и всемогущий, создал из эфира ангелов, из огня
        - джиннов, а из воды - людей, то я, э-э... как его лучший друг, ученик и сподвижник, решил чуточку... э-э... улучшить мир. Ибо даже у Всевышнего не хватало времени на всё, и он... э-э... обратился ко мне с просьбой...
        - А без брехни?
        - Без брехни? Ну, тогда Аллаху мои труды почему-то... э-э... не понравились, не устроило что-то его! - разгорячился нечистый. - Но я честно... э-э... сказал ему, что тогда буду смущать и искушать мусульман. А он мне при всех как даст... э-э... особые полномочия! И ныне, вплоть до Страшного суда, я вправе... э-э... Ой, давай, я сейчас хоть кому-нибудь налью в уши и продолжим?!
        - Нет-нет, минуточку. Сначала ответь на один жизненно важный вопрос, можно коротенько, в три предложения. Вот ты ведь, по сути, у нас один, а мусульман, проспавших намаз, - полно... Как у тебя на всех... ну, этой... жидкости хватает? Много пива пьёшь перед сном...
        - Вай мэ, - даже где-то покраснел рогатый. - Это... э-э... интимная часть внутренней физиологии шайтанов. Если очень надо - у меня на весь мусульманский мир... э-э... хватит!
        - То есть, - логично прикинул Лев, - если человек где-то на семьдесят процентов состоит из воды, то ты состоишь из... угадал?!
        - Таков я по воле неба и собственной... э-э... гордыни, а сейчас я всё-таки...
        - Ал-ла-а-а бисмилляи! - с первыми лучами солнца взлетело над просыпающимся караваном. Пески озарились золотом, животные подняли головы, люди склонялись в молитве Аллаху. Шайтан ойкнул и исчез...
        - Опоздунов нигде не любят, - зевая, резюмировал Оболенский. - Ну до чего же доверчивый бес пошёл, аж неудобно, заболтал аки младенца... Подъём, братва! Молиться пора! Воздадим благодарность Всевышнему за хорошее утро и помощь в посрамлении всех происков нечистого, аминь!
        ...Рассказ о том, как они вместе с ослиным караваном добирались до назначенного пункта, был бы, может, и поучительным, но нудным. В чисто воспитательных целях наши герои заставляли горделивого Аслан-бея помогать караванщикам, расчёсывать хвост рыжей кобыле, говорить всем «спасибо, пожалуйста, будьте любезны» и «не стоит благодарности, я и так счастлив самой возможностью вам услужить»! Не то чтобы за столь короткий период они сделали из него приличного человека, но даже придирчивый Ходжа вынужденно признал, что «пациент не безнадёжен», и удвоил усилия.
        ГЛАВА 43
        Прочёл книгу - закрой её... (кит.)
        Прочёл книгу - подари её... (рус.)
        Прочёл книгу - продай её... (евр.)
        Прочёл книгу - сховай её... (укр.)
        Прочёл книгу?! (эстон.)
        ...Высокие башни праздничного Самарканда показались уже ближе к ночи. Караванщики торопились, но гружёные ослы - существа ещё более упрямые, чем верблюды. К тому же ещё куда более зависящие от перепадов настроения, а оно у ослов под вечер падает хуже барометра. Короче, несмотря на все понукания и пинки, к городу они выбрались слишком поздно - центральные ворота закрылись с полчаса назад.
        - Я знаю маленькую калиточку у северной стены, - тихо предложил всё ещё начальник городской стражи Коканда. - За пять таньга с носа нас пропустят внутрь.
        - Воистину один шакал всегда знает, куда лизнуть другого шакала, - туманно изрёк домулло и уточнил: - А откуда мы возьмём требуемые пятнадцать таньга, уважаемый?
        - Вах, разве ваш Багдадский вор не может украсть их сию же минуту?!
        - Лёва-джан, прочти этому слуге закона коротенькую лекцию о грехе воровства, но только без подзатыльников.
        - Почему? - делано изумился Лев.
        - Потому, что эхо от ударов по столь пустой голове перебудит весь Самарканд! Не надо портить людям заслуженный отдых ради сомнительного удовольствия...
        - А если не поможет?
        - Тогда пороть! - определившись, Ходжа направился к караванщикам и присел невдалеке от общего костра. Так, чтобы и не светить «особо разыскиваемой» физиономией, но без напряга слушать все разговоры. А разговоры были интересные, ибо к большому огню подтянулись два бродячих дервиша, запоздалые охотники, нищий старик и несколько табунщиков-арабов, тоже вынужденных заночевать под узорными стенами города. Самые свежие сплетни, как всегда, разносили вездесущие дервиши:
        - А ведомо ли вам, правоверные, что не далее как несколько дней назад в благословенном Коканде объявился бесчестный Багдадский вор и натворил великое число шалостей и плутней?!
        - Вах...
        - Говорят, он проник во дворец самого султана и бесстыже кривлялся там в женском платье, покуда доблестный властитель отважно не повелел ему уйти...
        - Что он и сделал, - не удержался язвительный домулло, - прихватив у отважного султана здоровенный кошель с золотом! Чисто конкретно, на память...
        - А ещё он пробрался прямо в общеизвестную баню, где смущал истинных мусульман безответственным видом нижних штанов и непотребными стихами о мужской любви!..
        - Вах, вах, вах, - вновь раскудахтались слушатели.
        - Однако храбрейший глава кокандской стражи ворвался туда, подобно гневному соколу, и с позором изгнал злодея с глаз правоверных!
        - Ещё с каким позором!.. Ведь храбрейший страж открыто угрожал ему тем впечатляющим оружием, которым его щедро одарила природа, но которое шариат не советует обнажать без дела...
        Народ уже явно начал прислушиваться к Насреддину, так как именно его тихое слово, не мешая нити рассказа, тем не менее вносило свой уточняюще-меткий стежок. Дервиши краснели, хмурились, косились на смиренного шутника, но удержаться уже не могли.
        - А известно ли почтеннейшим, что едва ли не позавчера из-за этого гнусного оскорбителя заповедей Корана сам шайтан обрушил свой гнев на безвинный оазис с четырьмя колодцами и наконец-то избавил всех честных людей от Багдадского вора? Говорят, он визжал и плакал, когда нечистый волок его в огненную бездну...
        - Вай мэ? - Все дружненько обернулись к домулло.
        - Вообще-то, визжал и плакал сам шайтан, когда нога Багдадского вора так пнула его в порочную задницу, что, пролетев мимо облаков, он ударился рогатой башкой о луну и набил здоровенную шишку!
        - Чем докажешь?! - взвились дервиши, пытаясь перекричать гогот караванщиков.
        - Луна ущербна, во-о-он тот уголок явно совпадает по размерам с шишкой шайтана,
        - легко парировал Ходжа. - А заодно и с вашими ущербными мозгами...
        Хохот взлетел до небес! Я же говорил, в те времена чувство юмора было простым и незатейливым. Тем более что аудитория жаждала развлечений и была искренне рада самой незамысловатой шутке. Ходже бесплатно вручили большую миску плова, пиалу с простоквашей и пригласили поближе к огню. Еду он взял, а от «садись поближе» разумно отказался, но на всякий случай подкинул один провокационный вопросик тем же дервишам:
        - А вы, уважаемые, случайно ничего не слышали о Ходже Насреддине?
        - Да поразит Всевышний его лживый язык, дурно пахнущий язвами с фисташку величиной! - сплюнул один, а второй поддержал его злорадным хихиканьем:
        - Хвала небесам, великий султан Коканда, наимудрейший Муслим аль-Люли Сулейман ибн Доде, повелел посадить его на кол, где возмутитель спокойствия и насмешник веры издох, подобно бродячему псу, без утешения и покаяния!
        На миг повисла нехорошая тишина... Имя Насреддина было на слуху у многих, поэтому почти все скорбно опустили глаза. Особенно скорбными они были у одного голубоглазого верзилы, мягко присевшего на песок за спинами дервишей.
        - Какое горе... - тихо протянул понятливый домулло. - Так, может, святые люди согласятся пожертвовать две-три таньга на упокой души этого беспросветного грешника? Милосердие и прощение угодны Аллаху...
        - Никогда! - в один голос возвестили дервиши, но быстро поправились. - Что ты такое говоришь, о путник, разве бедным служителям Корана дозволительно прикасаться к золоту? У нас нет ни единой монетки...
        Ходжа бегло перемигнулся с Оболенским, тот уверенно кивнул - не врут, теперь УЖЕ нет ни одной...
        - Что ж, почтеннейшие, я в одиночку помолюсь за его падшую душу. Но если когда-нибудь хоть когда-то в ваших карманах зазвенит одна-единственная монета, помните - вы были готовы пожертвовать её памяти Насреддина!
        - Воистину так, - важно согласились дервиши, втихомолку стуча себя пальцем по лбу.
        Нашим ушлым экспроприаторам оставалось лишь поблагодарить за тепло костра, откланяться и, прихватив нервничающего Аслан-бея, отправиться к северной стене на поиски заветной калитки. Далёкий вопль дервишей «куда исчезли наши таньга?!» потонул в громоподобном хохоте караванщиков...
        Вот так примерно и рождались сказочные легенды Востока о похождениях хитроумного Ходжи Насреддина и его друга, безбашенного Багдадского вора. Чьё собственное имя казалось несколько непривычным для жителя Персии или Аравии, а потому потерялось и было забыто...
        Но, как видите, забыто не столь быстро и бесследно в сравнении с бесчисленными именами властителей, шахов, эмиров, ханов и князей... Тех, кто почитал себя
«сильными мира», а оказался подобен горсти праха под копытцами лопоухого ослика, честно ожидающего своего любимого хозяина в стойле самаркандского караван-сарая. Уж он-то точно знал, чьё имя ему следует помнить лучше всех...
        ...Первое, что сделал благороднорождённый Аслан-бей, войдя через заветную калиточку внутрь спящего города, это наорал на нетрезвого стражника, требуя немедленно арестовать двух величайших преступников современности, Насреддина и Оболенского! Если бы парни прозорливо не предполагали нечто подобное, то наверняка бы поразились такой чёрной измене...
        В данном же случае домулло лишь терпеливо и доходчиво объяснил стражнику, что орущий тип ущемлён Аллахом на всю голову и сейчас этот оборванец небритый начнёт врать, что он является наиглавнейшим стражем Коканда. Что, разумеется, и произошло...
        - А теперь он начнёт вопить, будто бы ты, о достойнейший из воинов, за пятнадцать таньга совершил должностное преступление, пустив ночью в город двух таких страшных грешников...
        - А что, нет?! Он же пустил, он тоже винова... - договорить недалёкому закладывателю не удалось, потому что резво протрезвевший самаркандец, отложив в сторону щит, как следует отходил крикуна тяжёлым древком копья.
        Когда побитый господин Аслан-бей вырвался и, прихрамывая, убежал в ночь, то ни Льва, ни Ходжи он, разумеется, не нашёл. Они успешно растворились среди сотен улочек и низеньких домишек, а глава городской стражи города Коканда, исполненный вновь воскресшим чувством гражданского долга, прямиком направился к дворцу самаркандского падишаха.
        Он уже бывал здесь по служебной надобности и надеялся, что уж падишах-то поверит ему и поднимет на ноги всех, когда узнает, какая «чума» подкралась к подножию его трона. О том, что эту чуму «впустил» сам Аслан-бей, главный стражник успел незамедлительно позабыть, у него была сговорчивая совесть...
        ГЛАВА 44
        Ни один некрофил не хочет после смерти попасться другому некрофилу...
        Парадоксы психологии
        - А ты точно знаешь дорогу? - уже, наверное, в десятый раз домогался Лев у запыхавшегося домулло. Тот, честно говоря, забодался отвечать, что последний раз был в Самарканде трёхлетним ребёнком, что его везде водила за ручку мама, что с той поры многое в городе изменилось, что «электрическое освещение проспектов» есть происки шайтана, а караван-сарай рано или поздно всё равно найдётся, ибо куда он убежит...
        - Но мы с тобой уже сколько ищем! Давай спросим у кого-нибудь, а то шаримся по проулкам, как два забулдыги...
        - Вай мэ, у кого мы спросим, ночь!
        - А... вон девица шустрая в чадре пробежала. Догоним и уточним маршрут...
        - Стой, безумец! - Ходжа изо всех сил вцепился в пояс друга. - Это может быть опасно! Неужели ты никогда не слышал поучительной истории о багдадском купце и его четвёртой жене, любившей гулять по ночам?!
        - Не-а, - на ходу отмахнулся великий вор, с истинно русской беспечностью устремляясь в погоню за очередной юбкой. - Расскажешь по дороге, даже если она не знает, где караван-сарай, всё равно - грех не проводить по неосвещённой улице такую изящненькую девчонку!
        Насреддин страдальчески закатил глаза, но вступать в бесполезные дебаты не стал, как, впрочем, и бросать товарища одного. Хотя кто его знает почему? Быть может, ему самому тоже не улыбалось остаться в одиночку в тёмном переулке практически незнакомого города...
        - История, которую я спешу тебе поведать, заставляет холодеть кровь и замедляет биение сердца. А у всех правоверных мусульман на глаза наворачиваются слёзы, и они горько плачут весь день, пока не поведают эту печальную повесть другому, обретая утешение лишь через долгий пост и постоянные молитвы. Ты всё ещё хочешь услышать её?
        - Ходжа, не нуди, начал - трепись до конца!
        - Как скажешь, о неуважительнейший в обращении. - Они по-прежнему следовали за бесшумно скользящей впереди женской фигуркой, и постепенно словоохотливый домулло сам увлёкся собственным же рассказом.
        - В давние, а может, и не очень, времена в нашем благословенном Багдаде жил именитый купец по прозвищу Абу-Хассан. Его дом казался огромной чашей, исполненной богатств, и благополучия, он был счастлив и доволен судьбой, но Аллах ниспослал ему суровое испытание...
        Однажды, находясь по торговым делам в одном из самых старых кварталов бедноты, узрел он в заброшенном дворике сидящую под тенью чинар девушку. И была она прекрасна словно пери, стройностью стана подобна пальме, белизной лица - редчайшему жемчугу, а краснотой губ - индийскому кораллу!
        Купец остановился и ласково заговорил с ней. Красавицу звали Надилля, её отец, немощный старик, охотно уступил просьбе Абу-Хассана и продал свою дочь четвёртой женой в его дом. Поначалу купец не мог нарадоваться её страсти и звонкому смеху, но потом стал замечать, что такой оживлённой Надилля была лишь под вечер...
        Дневное светило угнетало её, она пряталась по тёмным углам, почти ничего не ела, была нелюдимой и странной. Казалось, она ждала лишь прихода ночной прохлады, чтобы улыбнуться своему возлюбленному мужу и господину, дабы нежными поцелуями стереть дневные печали с его чела. Но как-то раз, проснувшись ночью, купец почувствовал, что Надилли рядом нет, её половина постели была холодна... Лёва-джан, а куда мы, собственно, пришли?
        - Ходжа, не отвлекайся, я всё контролирую. Итак, этой девульки в постели не оказалось, а что, остальные три жены по-прежнему лежали с другого бока?
        - Куда ты меня притащил?!! - едва не срываясь на визг, взмолился герой народных анекдотов. И, поверьте, у него были на это причины...
        - Ну-у, не знаю точно... Тётка вроде сюда забежала, зажгла пару старомодных лампочек и снова куда-то дунула. Давай осмотримся, она наверняка сейчас придет, у неё и спросишь. - Оболенский чуть виновато обвёл руками всё подземелье. Они находились в каком-то подобии заброшенного склепа, тускло освешаемом погребальными светильниками. Рядком стояли каменные саркофаги, к стенам были прислонены могильные плиты, на полу валялись куски гранита и мрамора, зубила и молоток. Казалось, тут собирались делать капитальный ремонт, но почему-то приостановили работы...
        - Здесь очень нехорошее место, - побелевшими губами прошептал Насреддин. - Уверен, что в каменных гробах возлежат мертвецы, а эта коварная женщина заманила нас сюда с одной-единственной целью... И не с той, о которой ты только что подумал!
        - Но я не сказал вслух...
        - А то по тебе не видно?!
        - Тогда расскажи лучше, что там было дальше с купцом и его любимой женой номер четыре? - без предупреждения перевёл разговор Лев, потому что предыдущая тема его уже не устраивала.
        Как ни странно, бывший визирь легко на это повёлся, забыв обо всём, и, присев на краешек холодного саркофага, спокойно продолжил:
        - Так вот, если до этого момента твоя кровь ровно бежала в жилах, то сейчас она остынет и напоит неизбывной тоской твою печень! Что очень вредно для мужского организма, но так полезно для духовного роста истинного мусульманина...
        - Ходжа, блин!
        - Продолжаю... На следующую ночь, снедаемый муками ревности, он специально порезал себе палец, присыпав ранку солью. Боль не давала ему уснуть, но Абу-Хассан старательно изображал удовлетворённый храп, дабы его неверная жена не почувствовала неладное. Посреди ночи Надилля неслышно встала с кровати, накинула халат и бросилась вон из дома. Всё видевший купец быстро оделся и последовал за нею. После долгих блужданий по ночному городу она привела его на старое кладбище. Юная девушка с нечеловеческой силой откинула могильную плиту у иноземного склепа и, не скрываясь, начала выдирать из гроба бледную ногу покойника. На глазах у ошалевшего Абу-Хас-сана она, облизываясь, впилась в мёртвое мясо своими красивыми зубками...
        - По-моему, сюда идут?
        - Вах, не перебивай на полуслове! - раздражённо вскинулся домулло и, вдруг осознав, ЧТО именно имел в виду Оболенский, резко вскочил, заметавшись внутри помещения. - Она идёт, а выхода нет! О Аллах, что делать?! Надо спрятаться, но куда, куда, куда...
        - Не мельтеши. - Лев осторожно постучал костяшками пальцев по ближайшему саркофагу. - Кажись, пустой! Залезай, я тебя прикрою.
        Совершенно обалдевший от испуга Насреддин безропотно лёг в холодный гроб, и Багдадский вор накрыл его крышкой, оставив изрядную щель, чтоб не задохнулся. Ну и если другу вдруг захочется подсмотреть...
        Главный герой нашего повествования особого страха не испытывал, и не потому, что он главный герой, а потому, что с восточными вампирами-людоедами самых разных полов и модификаций он сталкивался уже дважды, а Бог, как известно, троицу любит. Значит, на авось пронесёт и в этот раз...
        Однако, когда в комнату почти впорхнула та самая девушка, за которой они шли, отважный россиянин как-то чисто автоматически нырнул в соседний гроб. Вот только крышку впопыхах задвинул неудачно, оставив слишком узкую щель. Причём именно на этот саркофаг и села шустрая девица! Она явно никуда не собиралась уходить, но елозила и нетерпеливо пристукивала башмачками, как будто кого-то ждала. И этот кто-то появился, когда Лев уже абсолютно очевидно ощутил нарастающую нехватку кислорода...
        - О мой возлюбленный Абу-Хассан!
        - О моя нежная Надилля!
        От одного звучания этих имён двух махровых авантюристов пробил холодный пот. Вот вроде бы чистое совпадение, мало ли кого как одинаково называют, но!.. Насреддин уже мысленно простился с жизнью, а более оптимистичный Оболенский поздравил себя с тем, что хотя бы гроб - по размеру.
        Меж тем, старательно вытянув шею, оба кое-как разглядели следующую картину: субтильный юноша и страстная дева бросились друг другу в объятия! На первый взгляд вроде бы не вампиры...
        - Воистину сам Аллах надоумил тебя назначить свидание в старой мастерской каменотёсов. До самого утра нас никто не потревожит, а твой ревнивый муж будет крепко спать?
        - Я дала ему маковый настой, о мой неистребимый тигр!
        - Я жажду твоих ласк, о моя ненасытная рыбка!
        - Я вся горю от желания, о мой неумолимый сайгак!
        - Я исполню их все многократно, о моя неистовая птичка!
        Поэтичная натура Оболенского корёжилась и терзалась в муках от столь неприкрытых и бездарных поэтических проявлений любовного пыла. С его точки зрения, ласковые слова и эпитеты стоило бы выбирать потщательнее - «моя ненасытная рыбка»... что это такое, акула, что ли?! А «неумолимый сайгак» чем лучше? Воспитанный домулло вряд ли был столь же привередлив, но в любом случае тихо лежали оба...
        ГЛАВА 45
        Не лжец тот, кто, примиряя людей, своей ложью увеличивает добро!
        Проверенный хадис
        Послышались звуки поцелуев, предварительные стоны, умеренное рычание, и на саркофаги начали порывисто падать детали одежды... Потом в одну секунду всё стихло, и едва различимый писк влюблённого Абу-Хассана оповестил:
        - Там шаги... И голоса! Твой муж нашёл нас?!!
        - Ик! Ик! ИК! - от ужаса не находя слов, девица резко разыкалась и в шесть десятых секунды оделась так, словно бы и не раздевалась вовсе. Её храбрый возлюбленный тоже проявил завидную скорость, схватив одежду и в полуголом виде спрятавшись за прислонённую к стене резную надгробную плиту.
        В «комнату свиданий» ворвались новые действующие лица - громкий муж и три тихих, поддакивающих свидетеля. То есть ситуация из мистически-туманной скатывалась в предельно незавуалированную бытовуху! Лев и Ходжа облегчённо выдохнули, автономно решив, что есть их сегодня всё-таки не будут...
        Начал муж. Видимо, в молодости этот рогоносец получил некое начальное образование, потому что в обвинения ударился хорошим литературным стилем:
        - Клянусь Аллахом, друзья мои, на этот раз мы застали мою неверную жену прямо в момент её коварной измены! Воистину эта порочная женщина, которую я постоянно берёг и лелеял, оказалась бесстыжей змеёй, пригретой на моей почтенной груди. Она смеётся над законами шариата, прилюдно обижает единственного мужа и в лицо лжёт вам, дорогим соседям, что немыслимо для поведения добродетельной мусульманки... Надилля, зачем ты продала свою душу шайтану? Зачем так опозорила мой дом?! Бейте её, правоверные, я закончил...
        - Эй, что ты несёшь, мой возлюбленный муж?! - совершенно невинным голоском запела та, кого называли Надилля. - Нечистый помрачил твой разум, обманул взор, искривил благородство поступков. Разве не могу я ночью пойти подышать свежим воздухом, а?
        - В мастерской каменотёсов?! Вай дод, она опять издевается над нами, побьём же камнями неверную блудницу...
        - Я - неверна?! Но тогда где же мой любовник, быть может, в этом гробу. - Девица, хохоча, пошла ва-банк, пристукнув кулачком по саркофагу Ходжи. В ответ раздался столь глухой звук, что все присутствующие разом поняли - внутри кто-то лежит...
        - Уй! Ты сама себя выдала, он - там! - радостно возопил требующий мести муж. - Сила Аллаха всегда посрамляет козни позорного шайтана, а ну, вылезай из гроба, бесчувственный обольститель чужих жён! Мы тебя тоже побьём камнями, и больно...
        Бывший визирь с усилием сдвинул крышку и с наслаждением потянулся:
        - Вай мэ, я уже почти задремал... Зачем вы разбудили меня, о почтеннейшие? И кто эта шумная женщина?
        - Э... разве ты не её любовник?!
        - Я - бывший евнух из гарема кокандского султана... так что любовник из меня, сами понимаете... У нас там капитальный ремонт, вот я и устроился в Самарканд подработать сторожем в мастерской очень дальних родственников. Сотворив вечернюю молитву, лёг в гроб спать, а тут зачем-то вы...
        - Ты лжёшь!
        - Ага, - охотно согласился Насреддин. - Я вообще известный лжец, потому что... - Он выдержал театральную паузу, встал в полный рост и, сделав страшные глаза, взревел совершенно сумасшедшим голосом: - Потому что я - шайтан! Бойтесь меня, неверные...
        - Мы верные, - сипло выдавил кто-то, но в целом все, включая и сурового мужа, вжались спинами в стену. Просто так, на всякий случай, одержимые бывают разные..
        - Ха, правоверные мусульмане знают: чтобы побить грешницу камнями, необходимо поймать её за ногу прямо во время самого прелюбодеяния, но для этого требуются минимум четыре свидетеля, а тут их всего трое. Муж - лицо пристрастное, а в меня вселился нечистый (я уже знаю, как это изобразить), и значит, моё свидетельство не имеет веса, так как наполнено лживостью величайшего врага человеческого!
        - Вай дод, а чем докажешь? - на всякий случай уточнил кто-то из особо отважных.
        Доказательство у домулло было, оно терзалось недостатком кислорода в соседнем саркофаге, и Ходжа не преминул им воспользоваться:
        - По воле моей восстань из гроба страшный мертвец - высокий, как минарет, сильный, как зыбучий песок, голубоглазый, как вода, и белокурый, как падшая румийская женщина... Служи мне и мощи моей! Восстань! Восстань! Эй, Лёва-джан, у тебя проблемы, восстань, я кому говорю?!
        В общем, герою народных анекдотов пришлось самому стаскивать каменную крышку с гроба и нахлёстывать по щекам почти задохнувшегося соучастника проекта. Выглядело это зрелищно - на глазах у заинтересованных самаркандцев ещё никто не оживлял «мертвеца» хлестаньем по щекам и активным взбалтыванием под мышки. Зато, когда Оболенский пришёл в норму, он показал себя во всей красе...
        - Тятя, тятя, наши сети притащили мертвеца... Я встал, о мой кощунственный повелитель! Что мне сделать для тебя сегодня - залить этот склеп кровью неверных мужчин или сделать пальцами страшную козу этой симпатичной мусульманке? Цыпа, цыпа, цыпа...
        - А... наоборот нельзя, почтеннейший? - нервно вскрикнул кто-то.
        Окончательно обалдевшая Надилля бросилась под крыло законного мужа, но он сам спрятался за её узкую спину. Абсурдности ситуации недоставало лишь завершающего мазка, но кто кроме Ходжи смог бы нанести его более профессионально и красиво?
        - Я вижу тень сомнения в ваших глазах, ибо думаете вы, что один воскресший мертвец выглядит слишком безобидно для доказательства моей истинной мощи?! Ныне же я спущу на вас страшное дитя порока! Он юн, он гол и возбуждён, как индийский слон при виде храмовой танцовщицы. Да будет он пошл и ужасен в бесстыдстве своём! И я сотворю возрождение этого грешника прямо из могильной плиты. Лёва-джан, прикрой подтанцовкой на две секунды...
        Оболенский согласно кивнул, исполнив перед законсервированными зрителями восточный вариант «пляски робота», чем заслужил восторженное «вай дод!» и даже сорвал пару-тройку случайных аплодисментов.
        Ходжа втихую подхватил один из тлеющих светильников, слил на ладонь горячее масло и, не слушая протестующего повизгивания, сунул руку за плиту, пачкая юноше лицо.
        - Вот так, вполне, вполне... Снова все смотрим на меня! Властью своей вызываю голого мертвеца из надгробия! Выйди по слову моему, ибо я - шайтан!
        Пугливый восточный любовник, храбрый лишь на поле постели, никуда не вылез. Насреддин повторил погромче, уже с завываниями - результат тот же. В публике зашевелились нездоровые подозрения в том, что её дурачат, и тут произошло чудо!
        - Это я... э-э... шайтан! А ты - самозванец. - Кипящий от ревности нечистый с возбуждённо задранным хвостом появился на саркофаге.
        Вот теперь уже поверили все...
        - Смотри, как надо. - Козлоногий сунул рогатую мордочку прямо сквозь мраморную плиту. - А ну, вылезай, ты... э-э... сладострастно не одетый мертвец!
        - Ва-а-ай! - взлетело под потолок, когда из-за плиты сбрендившим тушканчиком вылетел голый молодой человек, с причудливо перепачканным лицом.
        - Ва-а-ай! - дружно поддержали почти все участники этой мелодрамы, толпой ринувшись на выход. Столько приключений за одну ночь не выдержит ни одно здоровое сердце правоверного мусульманина... Спустя четверть минуты в старой мастерской остались лишь Лев, Ходжа да шайтан.
        - На этот раз... э-э... я сам вас насрамил! Вы... э-э... проиграли, да?
        - Мы проиграли, Лёва-джан? - безмятежно улыбнулся домулло.
        - Мы спасли от развала брак, напугали мужа-агрессора, зацикленного на побиваниях, дали урок его соседям - не лезть в семейные дела, напомнили грешнице о том, что шайтан всё-таки есть, а у её любовника надолго отбили охоту чмокать чужих жён. Думаю, скорее это хорошие поступки, Аллах будет нами доволен. Ну и тебе спасибо, так сказать, поспособствовал!
        Нечистый затравленно переводил взгляд с одной довольной рожи на другую, потом, поняв детали, плюнул: «так... э-э... нечестно!» и исчез, провалившись сквозь утрамбованный земляной пол...
        - Мы так ни у кого и не спросили, где караван-сарай?
        - Прости, почтеннейший, найдём сами, а теперь давай выбираться отсюда... Вай мэ, какая поучительная история получилась, а?!
        - А знаешь, я тут нашёл кошелёк мужа этой Надилли...
        - Где нашёл?
        - У него за пазухой.
        - Ты неисправим, друг мой, но в караван-сарае за всё надо платить...
        - И я о том же...
        ГЛАВА 46
        Я не буду убивать своих героев в угоду эстетствующим извращенцам!
        Творческое кредо
        ...Утро началось с традиционного пения муэдзинов. Чистейшее голубое небо раскинуло свои объятия над безмятежными площадями и базарами, первые солнечные лучи золотили блистающие головы минаретов; в тон им отсвечивали, пуская весёлых солнечных зайчиков, кривые полумесяцы на мечетях; а денёк обещал выдаться на редкость ласковым и приятным...
        Люди просыпались, вознося молитвы Аллаху, подарившему им спокойную ночь и защитившему их от происков шайтана. Открывались лавки, базар заполнялся торговым людом, щебетали птицы, смеялись дети. И лишь какой-то безумец, нарушая общую идиллию, бился лбом в ворота падишахского дворца, осипшим голосом вереща, что в город проник Багдадский вор...
        ... - Убей его!
        Я вздрогнул, вскинувшись над ноутбуком, неужели уснул?! Напротив меня на кухонном табурете сидел писатель Соловьёв, закинув ногу на ногу, пил пенный кумыс из консервной банки и, словно бы сам с собою, рассуждал вслух:
        - Нет, в самом деле, почему бы тебе в конце романа не убить этого Оболенского? Читатель любит такие вещи, а ты ещё ни в одной своей книге не убил главного героя. Возвысь душу читателя трагедией! Заставь его плакать, сопереживать, искать смысл жизни, вспоминать о бренности земного... Дай ему почувствовать этот холод смерти, неумолимую близость черты, за которой пустота и куда рано или поздно падают даже самые любимые герои! Это же реализм! Ну, не хочешь крови, ладно... Тогда пусть он постареет и ведёт свои рассказы старым, обрюзгшим, лысым
        - на этом контрасте ты завоюешь читателя новизной! Вспомни, ведь в «Очарованном принце» я легко написал, как красавица Гюлюджан стала толстой, крикливой матроной, а сам Ходжа - добропорядочным, упитанным семьянином по кличке Филин. Взгляни вокруг - разве в реальности бывает не так? Разве твоя Джамиля так и будет всё время оставаться нежной и желанной, а твой Лев - молодым и жизнерадостным?! Состарь их, внеси правду жизни и... убей! Нет, пусть они сами умрут - он в своём мире, она - в своём, но в один день! А если до этого ещё умрёт ослик Рабинович - все девушки будут плакать! Это так свежо и так литературно, послушайся доброго совета и...
        - А, узу би-Лляхи мин аш-шайтани р-раджими! Бисмиллях Ир-рахман иррахим... - хладнокровно прервал его я, ибо уже имею некоторый опыт по этой части.
        Не дослушав первых слов старой мусульманской молитвы престола, призрак Соловьёва съежился и рассыпался в прах, оставив после себя удушливый запах канализации. Теперь я точно знал, кто и зачем ко мне приходил... Но ему не победить, я допишу эту книгу и, вопреки проискам шайтана, расскажу всю правду, всё как было!..
        ... - Ай, ай, ай! И что такая молодая красавица делает одна на постоялом дворе?!
        - Шестеро молоденьких купцов, насмешливо прицокивая языками, окружили тихую вдову из Багдада, пытавшуюся выскользнуть за ворота.
        - Пропустите меня, уважаемые...
        - Вах, такой милый голосок, он звенит прямо как серебро! А сколько серебра должно прозвенеть тебе в ладонь, о прекрасная пери, чтобы ты открыла нам своё личико?
        - Пусть сначала откроет, а там уж мы сами решим, стоит ли за это платить! - поддержали другие, заходясь дебильным хохотом.
        - Разумеется, стоит, - мягко раздалось за спинами наглецов. - И я бы рекомендовал вам, о недогадливые, заплатить побыстрее...
        Купчики недоумённо смерили презрительными взглядами невысокого, коренастого домулло, подошедшего слева.
        - Думай, что говоришь, чёрная кость?! Ты один, а нас шестеро.
        - Вас пятеро. - Счастливо взвизгнувшую Джамилю надёжно закрыл голубоглазый гигант, выбросивший вперёд правую руку. Пудовый кулак уложил ближайшего молодца навзничь...
        - А нас уже трое! - хрипло прорычал выходящий из-за ворот башмачник, с трудом удерживающий за уздечку рвущегося Рабиновича. - Не подходи, у меня ещё психованный осёл на боевом взводе!
        Один вид маленького свирепого ослика с совершенно бешеными глазами напрочь отбивал желание драться даже у самых храбрых джигитов. Побледневших купцов как ветром сдуло...
        - Они заплатили за своё недостойное поведение, Лёва-джан?
        - Ну, относительно. - Оболенский подкинул на ладони два кошелька и один массивный перстень. - На люля-кебаб и фаршированную айву как-нибудь хватит...
        - Лёвушка, ты снова меня спас! - Бывшая жена пустынного гуля при всех бросилась на шею рослого Багдадского вора. Ахмед хотел было справедливости ради напомнить, что спасали они её все, но Ходжа знаком попросил его не лезть, всё равно бессмысленно...
        В караван-сарай, как вы уже знаете, два героических соучастника проникли ещё ночью. Тревожить сон Джамили страстный Оболенский на этот раз вежливо не решился, а вот башмачника пришлось растолкать для уточнения обстановки. В принципе ничего нового он не рассказал: до Самарканда они добрались без приключений, о своей возлюбленной аль-Дюбине он пока ничего не слышал, а интересуется одним - не потерял ли почтеннейший Насреддин тот чудодейственный эликсир, помогающий достойному мужу вернуть заблудшую супругу в лоно семьи?!
        Ходжа криво улыбнулся - кто о чём, а вшивый о бане... До сих пор непонятно, если Ирида ушла от мужа по причине чисто бытовой, неправильного разделения внутрисемейных обязанностей, косых взглядов соседей и первого, спонтанно сорвавшегося вердикта «талак», то при чём здесь верблюжий возбудитель?! Быть может, там была ещё одна интимная проблема, о которой Ахмед, по природной мужской застенчивости, не решился говорить? Однако судить об этом не нам, отступим из соображений такта и воспитания, сами разберутся...
        ...Вся честная компания завтракала в соседней чайхане, в специально отведённой комнате для дорогих гостей, где Джамиля могла спокойно снять паранджу и есть вместе с мужчинами за общим столом. С шурпой разобрались быстро, на очереди поспевали знаменитые самаркандские бараньи рёбрышки на углях с пятью соусами, тминные лепёшки с жёлтым и чёрным изюмом, фрукты и зелёный чай. Лёгкий намёк Оболенского на «по чуть-чуть для аппетита» дружно отвергли все, аппетит и без того был отменный!
        - Итак, мои драгоценные друзья, теперь нам надлежит отыскать в этом великом городе одну большую женщину и, сотворив аллахоугодное дело, вновь соединить любящие сердца! Госпожа Джамиля, несомненно, навестит свою возлюбленную тётушку, а мы трое разделимся. Ахмед пробежится кварталами бедноты, я пройдусь вдоль богатых домов, а наш уважаемый Лёва-джан возьмёт на себя базар! К обеду мы вновь соберёмся здесь же, закажем свежий плов и поделимся всеми сведениями, которые нам удалось собрать. У кого есть неразумные возражения?
        - У меня, - тут же подняла ладошку молодая вдова. - А пусть восхитительный Лёвушка пойдёт со мной! Мы вместе навестим мою тётю, быстренько справимся о её уважаемом здоровье, быстренько вернёмся на базар и быстренько там всё узнаем...
        - С этой вашей «быстротой», о заботливейшая, вы попадёте на базар к ночи, а может быть, и вообще послезавтра, - сухо отмёл предложение домулло. - И не надо смотреть на меня такими глазами, Лёва-джан, я всё равно не провалюсь на месте! Обуздайте ваши страсти, внемлите голосу разума и возвращайтесь с хорошими новостями. Да, по персику можете взять с собой на дорожку, за всё уплачено...
        ГЛАВА 47
        Муж подруги как существо одушевленное... Нонсенс, заблуждение или вызов?
        Справочник стервы
        Расходились по одному, как опытные конспираторы, делая вид, будто друг с другом не знакомы. Джамиля под охраной Рабиновича поехала к двоюродной тёте, мужчины рассыпались по заранее оговорённым маршрутам.
        Самарканд - большой город, но долго искать кварталы бедноты Ахмеду не пришлось, по своему опыту он шёл на запах трудового пота... Насреддин ориентировался на близость к падишахскому дворцу. Оболенский - на шум и стечение народа, так что, впервые находясь в совершенно незнакомом мегаполисе, все трое попали куда надо.
        - Ай-я, люди добрые! Помогите честному мусульманину отыскать свою возлюбленную жену, нежную, тихую, скромную, застенчивую, покоряющую красотой, статью и разумом. Очень надо, пожалуйста, э?! - на манер рыдающего Ромео надрывался влюблённый башмачник.
        - Не соблаговолят ли почтенные, уважаемые и состоятельные господа сообщить мне, недостойному учёному, где скрывается знойная красавица из Багдада, высокая и здоровая, как верблюдица, ибо нашедший её обретёт тайну поиска клада в десять тысяч таньга! Самарканд - город новый, здесь оно ещё не приелось, - то возвышая голос, то бормоча себе под нос, завывал вечный возмутитель спокойствия.
        - Братва! А вот кто видел такую культуристически-навороченную тёлку с капральскими манерами и сурьмлёными бровями, по полкило косметики на каждый глаз, вся в крупной бижутерии, без чадры, в укороченных шароварах? За наводку плачу наличными! Тому, кто доставит это чудо связанным с кляпом во рту и бантиком сверху, - двойной гонорар и оплата услуг стоматолога... Налетай с информацией! - Мой друг широко размахивал руками и всё время норовил влезть на чью-нибудь арбу, чтоб его было слышнее...
        Как видите, самым деятельным показал себя всё-таки наш россиянин, но, с другой стороны, ему приходилось дьявольски напрягать глотку, чтоб переорать весь базар. А в результате именно он к тому же и выплатил аж шесть компенсаций за доставленных к нему высокорослых и здоровущих девиц, вполне подходящих под заявленное описание, но Иридой аль-Дюбиной никак не являющихся.
        Ходже дважды прозрачно намекали из-за ворот, что, пока мужа нет дома, он может успеть перелезть через забор и точно найти в этом доме «знойную красавицу», если и не из Багдада, то всё равно ничем не хуже... И за всё про всё какие-то пять дирхемов, разве ж это деньги?!
        Башмачник вообще не выяснил ничего, зато его покусали собаки, обкидали незрелыми орехами уличные мальчишки и один раз практически облили помоями - у кого-то дома шла большая стирка...
        Поэтому на обед в чайхану мужской коллектив собрался не в лучшем расположении духа. А заявившаяся позже всех Джамиля окончательно испортила присутствующим настроение:
        - Я нашла её, уважаемые!
        Лев покровительственно выпятил грудь и дал девушке самое большое яблоко. Ходжа высокопарно поблагодарил, сделав при этом рожу типа «куда катится мир?!», а обнадёженный Ахмед рухнул ей в ноги, пытаясь поцеловать край запылённых башмачков, и увлёкся настолько, что его пришлось оттаскивать... Короче, если не воспроизводить дословно долгий, эмоциональный, изобилующий «важными» деталями и житейскими отступлениями женский рассказ, сжатая информация следующая.
        Двоюродная тётушка Джамили работает при дворце прачкой. Она точно знает, что здоровущая нахалка по имени Ирида аль-Дюбина, приехавшая в Самарканд с месяц назад, поселилась в падишахском гареме на правах «девушки для игры в шахматы». То есть вполне перспективная ступень для последующего передвижения в «девочки, приятные глазу» и «девицы, полезные на ощупь»... О своей прошлой жизни она не распространяется, но тётя готова поклясться, что не раз принимала от неё в стирку наволочки, промокшие от слёз и перемазанные плохо отстирывающейся тушью. В смысле, возможно, у Ахмеда есть хоть какой-то шанс - большая любовь всё ещё не до конца перегорела...
        - О моя маленькая верная мышка! Увы мне...
        - И как ты думаешь, о ком это он так трогательно?
        - Грешно смеяться над высшим проявлением чувств, о мой скептически настроенный друг! Скажи лучше, у тебя есть предложения, как попасть в гарем?
        - Не-а, - равнодушно бросил Лев.
        - Гарем! - с нажимом, чуть удивлённо повторил бывший визирь.
        - Да с какого перепоя он мне сдался?! - Оболенский позволил юной вдове притулиться к нему под бок и действительно не променял бы её сейчас на сотню гаремов.
        - Но, быть может, сиятельная и великодушнейшая Джамиля всё-таки позволит своему благородному защитнику оказать небольшую услугу, дабы помочь этому несчастному влюблённому вновь обрести тяжёлое семейное счастье? У вас мягкое сердце, почтеннейшая, смотрите, как горько он плачет...
        Тут домулло, конечно, бил безошибочно и наверняка. Отказать собачьим глазам бедного Ахмеда было просто невероятно, он разжалобил бы даже избирательную урну.
        - Солнышко моё, а если я... ненадолго... туда-сюда и обратно?!
        - Конечно, мой господин, - лучисто улыбнувшись, отзывчивая вдова доверчиво прижала тонкий пальчик к жарким губам потомка русского дворянства. - Иди и сделай там всё, что должен, чтобы спасти хорошего человека и друга. Только пусть это будут самые красивые и умные жёны падишаха, чтобы мне потом не было стыдно за твой вкус...
        После такого заявления трое мужчин обменялись прибалдело-восхищёнными взглядами. Причём у двух к балдежу и восхищению явно примешивалась изрядная толика зависти. . Кака-а-я-а женщина-а!!!
        ...Кто урод, кто красавец - не ведает страсть,
        В ад согласен безумец влюблённый попасть.
        Безразлично влюблённым, во что одеваться,
        Что на землю стелить, что под голову класть...
        Боже, я стараюсь не лезть в чужую личную жизнь, тем более в личную жизнь своих литературных героев. Их взаимоотношения и так потом с наслаждением препарируются тысячами озабоченных читателей... Но, честно говоря, это был первый случай, когда мне до слёз было жалко эту красивую, влюблённую дурочку - ведь он ничего не мог дать ей взамен! Но она и не ждала ничего...
        Да, девушкам свойственно безоглядно отдавать своё сердечко единственному герою, жертвовать своей молодостью и, несмотря ни на что, хранить верность даже самым отпетым бродягам типа Одиссея или Пера Гюнта. Но подобная искренность чувств уже практически не встречается в наше урбанизированное время, когда мода на
«унисекс» успешно стёрла естественные грани различия между мужчиной и женщиной. Говорят, чем хуже живёт человек, чем труднее нам в работе, в быту, на войне, тем выше и яростней мы ценим слабое женское плечо...
        И всё-таки почему она так поступала?! Ведь Лев ничего не скрывал, она знала, что он принадлежит другой; что он никогда не возьмёт её в свой заснеженный мир и не сделает «младшей женой»; что рано или поздно он снова уйдёт и, возможно, уже не вернётся никогда...
        Эта «луноликая вдова великого злодея», как выражался Насреддин; отнюдь не была глупенькой пустышкой, скучающей без мужской ласки или хоть чем-то зависящей в материальном плане от закидонов моего друга, нет!
        Тогда что же?! Какой ангел вёл эту восточную девочку, чем жила её душа, чьё имя она произносила на рассвете и о ком плакала ночью... Любовь? Просто одно слово
«любовь» - и всё?! Но если там была такая любовь, то почему она покинула наш мир...
        ГЛАВА 48
        Все подружки по парам в тишине разбрелися,
        Только я в этот вечер засиделась одна-а...
        Грустная лесбийская
        Наша следующая история особой поучительностью не отличается, хотя и в ней есть свои интересные фишки. Вроде бы жизнь с завидным терпением опытного педагога заставляет нас вновь и вновь не судить о людях, не узнав их. Но мы - плохие ученики в школе бытия... Поэтому данное повествование я бы озаглавил так:
        «Сказ о великом Багдадском воре, его друзьях и юном падишахе Самарканда, у которого они почти украли знаменитую Ириду аль-Дюбину!» Ключевое слово -
«почти»...
        ... - Дворец как дворец, арабский стиль, где-то чем-то смахивает на Тадж-Махал,
        - неопределённо пожала широкими плечами самая высокая женщина в плотной парандже. Рядом стояли ещё четыре разновозрастных ханум и один подозрительный ослик, без паранджи. То есть ослики так и так паранджу не носят, но доброй души Оболенский из голубенького холста смастрячил для лопоухого друга детсадовскую панамку. Прохожие мусульмане невольно оборачивались, но сам Рабинович был на седьмом небе от счастья, он любил шокировать толпу...
        - Главное - проникнуть внутрь, а там, почтеннейшие, у каждого свой путь и своя задача. В последнее время я уже начал привыкать шастать по неприступным дворцам великих владык, как у себя дома... - добавила вторая тётка, пониже и потолще, с корзинкой белья на голове.
        - Но мы не будем там делать ничего, противоречащего шариату, правда? - несколько натянуто уточнила самая худая и к тому же традиционно босая девица с медным тазом в руках. - Я только заберу свою любимую жену и больше ни на что не покусюсь (покушусь? покусаюсь?!), тьфу на вас, дети греха!
        - Не ругайтесь при тётушке, уважаемый, - строго потребовала самая женственная из всех. - Она и так слабо слышит, видит плохо, но всё помнит и очень громко кричит, если её огорчают!
        - Короче, Ахмедка, накройся медным тазом и молчи. Джамиля, ласточка, поторопи тётю, нам долго здесь торчать на солнцепёке? Я бы хоть крем для загара взял...
        Молодая вдова, оставив трёх «подруг», что-то вежливо уточнила у пожилой родственницы на ушко. Тётушка два раза переспросила, потом почему-то громко хихикнула, хихиканье переросло в надрывистый кашель, потом она ещё раз потребовала у племянницы напомнить суть вопроса и лишь после этого двинулась вдоль каменной стены, опоясывающей дворец, к заднему входу.
        Там тоже стояли надёжные, окованные железными полосами, ворота, но не такие высокие и красивые, как парадные. Здесь вовсю сновали люди - стражники, слуги, дворцовая челядь, и на наших переодетых героев никто даже не обратил внимания. Демократичность и беззаботность падишаха Самарканда по идее должны были бы настораживать, но если кто и задержался на этом моменте, так только Лев.
        - Всё, мы вперёд, на дело. Тётю жди обратно на закате, надеюсь, она нас в лицо не видела и опознать не сможет. А ты отправляйся домой прямо сейчас...
        - Прямо сейчас?! - едва не заплакала от обиды Джамиля. - Но за что? Почему мне нельзя с вами?!
        - Потому, что воровать чужих жён - это грубая, мужская работа. А ещё потому, что я тебя люблю... и не хочу тобой рисковать.
        - Я буду очень-очень-очень осторожная!
        - Зато я буду очень-очень-очень нервный и наверняка где-нибудь проколюсь, украв для Ахмеда не ту толкательницу ядра! Иди, пожалуйста, и приготовь что-нибудь вкусное на ужин... хотя мы вернёмся к завтраку... ну, в самом крайнем случае заверни кастрюлю в одеяло, чтобы в тёплом виде передать мне в зиндан. Шучу!
        Оболенский быстро обнял повесившую нос девушку и, не оборачиваясь, припустил за остальными. Никто не знал, что стражникам ещё утром был дан странный приказ - пропускать во дворец всех подряд, не чиня препятствий. В особенности если пройти внутрь на экскурсию пожелает голубоглазый великан с белой кожей и русыми кудрями. Этого человека следовало не только впустить, но ещё и незамедлительно охранять от всяких случайностей...
        В тактическую задачу нашей группы захвата входило: 1) выяснение месторасположения гарема; 2) извлечение оттуда Ириды аль-Дюбины; 3) общее бегство. Пункт второй делился на два подпункта - «мирное уговаривание» и «тапкой по башке, а там дотащим»... Причём, памятуя мощное сложение богатырствующей девицы, вопрос «кто будет бить тапкой?» так и не поднимался. То есть теоретически силы могло хватить только у Оболенского, но и он всё ещё хотел жить...
        Рассредоточивались по одному: Ахмед - на кухню, Ходжа - в прачечную, Лев - на осмотр близлежащих территорий. Часа четыре успешно проваландались все, а уже после захода солнца три женоподобные фигуры, широко расставив ноги, встали перед входом в богато изукрашенное крыло падишахского дворца - гарем...
        Напоминаю, что никто по-прежнему не обращал внимания на их трогательную шайку-лейку, кроме, может быть, очень одинокого шайтана. На этот раз нечистый бдил, высунув свой порочный, свиноподобный и непотребный, на взгляд истинного мусульманина, нос из мусорного ведра, забытого во дворе слугами...
        Как ни парадоксально, шайтан вообще вёл в этой истории свою собственную, и весьма активную, роль. Думаю, он и сам не до конца понимал, почему так вцепился в этого северного парня...
        Но явно любовь здесь точно ни при чём!
        ГЛАВА 49
        В спортзале запрещается: курить, ругаться матом, стрелять...
        Фитнес-центр XXXL
        - Охраны нет, - задумчиво отметил Оболенский.
        - Возможно, падишах Самарканда настолько силён добропорядочностью своих жён, что не видит нужды в увеличении числа стражников, - неуверенно протянул домулло.
        Ахмед, не говоря ни слова, только мялся с ноги на ногу, поочерёдно дёргая за рукав платья то одного, то другого соучастника...
        - Огни в окнах не горят, и тихо как-то, неужели все тётки скопом завалились спать, время-то детское?!
        - После вечернего намаза и заката солнца честной мусульманке в отсутствие мужа и подобает сразу же предаться сну. Если она будет с лампой под одеялом тайно читать любовные рубаи твоего деда, то сумеет довести себя до греха и без присутствия мужчины. Так что это очень правильно, раз они все просто спят...
        - Ты меня так успокаиваешь?
        - А зачем ты меня так запугиваешь?!
        - Вай мэ, ну можно, я уже туда пойду, почтеннейшие, - тихохонько взвыл башмачник, и Лев махнул на него рукой:
        - Иди. Размножайся. Понадобится медицинкая помощь - зови! До утра мы подежурим тут.
        - Держи. - Насредцин со вздохом извлёк из-за пазухи заветную склянку. - Но помни, раз уж верблюду достаточно двенадцати капель, то тебе будет довольно и трёх! Подержи на языке, проглоти и потрать не менее получаса на красивые разговоры об истинной любви. Тот факт, что твои слова не пустое бахвальство, она увидит сама, и нет такой женщины, которая бы не захотела убедиться и воспользоваться...
        Ахмед с суетливой благодарностью пожал руки обоим, сунул чудодейственный нектар себе под паранджу и полез к дверям. Они были открыты...
        - Ловушка, - не сговариваясь, поняли Лев и Ходжа, но башмачник уже сквозанул внутрь, и хитрый механизм накрепко запечатал дверь за его спиной!
        - Взять их, - раздался знакомый голос откуда-то сверху.
        В ту же минуту наши отчаянные спасители чужого семейного счастья в женских платьях были окружены длинными копьями бодрых самаркандских стражников. С крыши здания гарема тяжело спрыгнул отважный Аслан-бей с припудренными побитостями на физиономии, но в новом одеянии и с новенькой саблей:
        - Ну вот, хвала Аллаху, я уже третий раз ловлю тебя, Багдадский вор! Глупцы, неужели вы думали, что я не найду своих людей в Самарканде, не предстану с докладом перед великим падишахом и не догадаюсь, кого и как вы вознамерились украсть... Ириду аль-Дюбину?!
        - Мужик прав, - вынужденно покосился Оболенский. - Чегой-то мы и впрямь лопухнулись с этой девицей... И на фига оно нам было надо?
        - Лёва-джан, не лечи суслика, когда он уже в могиле, - чуть раздражённо буркнул бывший визирь. - Раньше надо было умнеть... Но в чём-то ты прав, нам оно ничем не надо!
        - Но вы ещё не взяли Ахмеда, - задрал подбородок гордый россиянин. - Он не сдастся без боя и отомстит за нас!
        - О, участь влюблённого башмачника уже решена, - язвительно улыбнулся глава кокандской стражи. - В здании гарема нет женщин, их тайно перевели в другое крыло. Ныне по коридорам этого дома бегает огромная чёрная горилла. Она и раскроет свои чудовищные объятия вашему другу. Сегодня ночью благословенная госпожа аль-Дюбина станет вдовой, увы...
        - Мерзавец... - обомлел Лев, уже бросаясь на копья, но домулло уверенно перехватил его, силы были не равны.
        - Держи себя в руках, уважаемый, пока хотя бы один наш товарищ на свободе - мы успеем всех спасти...
        - На свободе? Ах, вы о своём злонравном осле, - всё так же победно улыбающийся Аслан-бей щёлкнул пальцами, и из-за угла вынесли связанного, как младенца, Рабиновича. Между зубов верного четвероногого сообщника торчал надёжный кляп!
        - И вы ещё будете мне благодарны за то, что я приказал не трогать молодую вдову из Багдада и её дуру-тётку. Возможно, она даже получит награду за способствование в поимке Багдадского вора... Во дворец их!
        Злобный шайтан за мусорным ведром в упоении сучил лапками. Когда все ушли, он встал в полный бесстыдства рост, потянулся, похрустел суставами и презрительно глянул на выдвигающуюся к нему делегацию. Четырнадцать потрёпанных жизнью котов вновь пришли к своему господину за помощью и спасением... Но нечистый - известный лжец! Шайтан скорчил недовольную мордочку, без предупреждения пнул самого толстого в пузо и, что-то торжествующе пролаяв, исчез...
        - Моя возлюбленная жена, где ты? Я ничего не вижу, - слабо доносилось сквозь массивные стены гарема.
        Толстый котик, прилизав шерстку на животе, лапкой поманил к себе остальных и, жалобно подмяукивая от боли, изложил новый план действий. Его слушали не перебивая, а к концу речи проголосовали «за» одновременным поднятием хвостов...
        Падишах города Самарканда соизволил принять задержанных в небольшой зале перед отходом ко сну. Это был ещё довольно молодой человек, лет семнадцати-восемнадцати, с первыми, ещё мягкими, усиками на верхней губе и доверчивыми мальчишескими глазами.
        - Признайтесь, вы ли те, кого называют Ходжой Насреддином - возмутителем спокойствия и Багдадским вором - Львом Оболенским?
        - Мы. - Отпираться при таких уликах было бы полным идиотизмом.
        - А ты-то кто? - не подумав, брякнул Лев, за что мгновенно получил кулаком по загривку от суровой стражи. Но молодой падишах, кажется, совершенно не обиделся, наоборот, он обвёл зал строгим взглядом и потребовал:
        - Выйдите все, я желаю говорить с ними наедине!
        - Но, повелитель... - попытался возразить не въехавший в ситуацию Аслан-бей, и стражи уволокли его, не дожидаясь повторного приказа. На Востоке умеют повиноваться даже самым юным владыкам...
        - Меня зовут Наджим аль-Газали! Я столько слышал о вас обоих. Ваши великие приключения и блистательные плутни достойны сказок и легенд!
        - У меня как раз есть один друг-сказочник, - поделился с домулло Оболенский. - Вот держу пари, сейчас этот пацан проедется по ушам комплиментами, а в результате будет требовать, чтоб мы для него опять-таки что-нибудь украли!
        - Воистину все властители мазаны одним курдючным жиром.
        - А вы и вправду можете украсть всё на свете?! - не отставал юноша. - Украдите у меня! Прямо здесь! Хоть чего-нибудь, покажите своё искусство!
        - Какой-то неправильный падишах, - поёжился великий вор Багдада. - Я ему цирк шапито, что ли?!
        - Ну, пожалуйста, почтеннейший!
        - Ладно, ладно, только без слёз... Сейчас добрый дядя-жулик покажет, как красть колечки и носовые платочки. Ничего, если я сам развяжусь? - На глазах у вытаращившегося падишаха Лев Оболенский легко освободил от верёвок схваченные запястья. - Смотри сюда, твоё величество. Значит, садишься рядом с потенциальным клиентом на троне (подвинься, а?), потом заводишь с ним разговор о погоде, о видах на озимые, о неубранном хлопке на полях... И незаметно так подводишь его к теме, а где у нас гарем?
        - Мой гарем? - не понял перехода молодой властелин. - Его перевели в южное крыло. Наш друг, слуга кокандского султана, храбрейший Аслан-бей, сказал, что вы намерены забрать у меня мою гостью, госпожу аль-Дюбину. Но, клянусь, её и здесь неплохо кормят...
        - За ней пришёл собственный муж, и если только добрейший падишах даст им возможность увидеться, - тихой сапой влез Ходжа, - то, возможно, любящие сердца вновь обрадуются друг другу, и брак, заключённый по законам шариата, будет спасён вашей милостью.
        - Ой, а можно я сначала всё-таки досмотрю, как он ворует? - начал было Наджим и запнулся, уставившись на собственные пальцы. На них не было ни одного перстенька! Оболенский низко поклонился, разжал кулак и ссыпал всё украденное на изящную ладонь властителя Самарканда.
        - А меня так научите?
        - Воровство - грех! Аллах накажет, - наставительно напомнил бывший визирь, а его голубоглазый друг неожиданно хлопнул себя ладонью по лбу:
        - Блин! Мы же про Ахмеда забыли! У вас там, в здании гарема, какая-то агрессивная обезьяна бегает. Поломает же парня, его спасать надо!
        - О нет, это старая Нана, - по-детски рассмеялся аль-Газали. - Она ручная и очень добрая. Просто ваш Аслан-бей очень настаивал, и мы решили пошутить... Она никого не тронет. Надеюсь, ваш друг не обидит её в темноте?
        - Хуже, - едва сдерживая хохот, переглянулись соучастники. - Он будет с ней очень ласков... но напорист!
        ГЛАВА 50
        О Аллах! Царь в день Суда! Смилуйся над влюблёнными и спаси их от великих бед!
        Молитва невесты
        - Пойдёмте, - встал юный падишах. - Мы вместе спросим эту шумную женщину, какой из городов она предпочтёт - Багдад или Коканд? В Самарканде я уже немного устал от неё...
        - А с чего бы это вы тут к ней так предупредительно дружелюбны? Она вам что-нибудь сломала?
        - О нет, почтеннейший Багдадский вор! Просто однажды я возвращался со своей свитой с охоты и мой конь вдруг испугался случайно разбившейся крынки с прилавка уличного гончара. Я упустил поводья, и мы проскакали пол базара, топча хурму и персики, и судьба могла бы сыграть со мной злую шутку, но на дороге встала крупная женщина, не прикрытая целомудренной паранджой. Она одной рукой поймала за шкирку жеребца, а другой нежно сняла меня с седла. Потом, кажется, даже слегка отшлёпала нас обоих за баловство... Я счёл своим долгом оказать ей гостеприимство.
        - Вай мэ, так у вас не любовь?! - облегчённо выдохнул домулло, поправляя платье, и тут же прикусил язык. Первый же акт любви могучей аль-Дюбины и хрупкого падишаха грозил бы неисчислимыми травмами последнему...
        Вышколенные слуги торопливо распахивали двери, полный сумеречных подозрений Аслан-бей напряжённо шествовал сзади, а Наджим, Ходжа и Оболенский, весело болтая, спешили в южное крыло.
        Ситуация складывалась парадоксальнейшая - оказывается, на Востоке были и ХОРОШИЕ падишахи! Не все сплошь злодеи, тираны, дебилы и извращенцы, а и нормальные, прогрессивные представители центрального управленческого аппарата.
        Конечно, многое можно списать на молодость и неопытность тогдашнего властителя Самарканда, но, с другой стороны - нельзя же всё время мазать власть одним только чёрным цветом?! В конце концов, не место красит человека, а человек место! Ведь были и в нашей истории цари-реформаторы, цари-освободители, цари-мученики...
        К узорным дверям женской половины южного (точно южного?!) крыла вся делегация подошла как раз в тот момент, когда за ними исчез хвост последнего котика. Что именно усатым-полосатым понадобилось по ночи у падишахских жён, до поры оставалось неизвестным. Поэтому и мы пока опустим эту сюжетную линию...
        Юный владыка Наджим аль-Газали потребовал позвать к нему самого главного евнуха. Стража быстренько метнулась туда-сюда и представила пред оленьи очи господина толстого лысого гражданина в просторном белье, без следа растительности на пухлой физиономии, но с неизменно изысканной улыбкой.
        - Я счастлив служить моему возлюбленному повелителю!
        - «Возлюбленный...» - это просто вежливая форма обращения. - Насреддин наставительно пихнул локтем в бок вытаращившегося Оболенского. - И не делай такое лицо, о вечно думающий о неприличном...
        Меж тем, узнав о цели визита, евнух бодро доложил начальству о наличии в подотчётном ему коллективе искомой девицы и лишь выразил некоторое сожаление по поводу того, что она, возможно, уже отошла ко сну.
        - Ну, так сходи и разбуди! Нашёл проблему...
        В ответ улыбчивый толстяк посмотрел на Оболенского так, словно тот желал его смерти, и напомнил своему господину, что достойнейшая Ирида на ходу останавливает лошадь. То есть если в процессе побудки она захочет остановить его (евнуха), то это у неё может получиться столь эффективно, что ему (ещё раз евнуху) придётся резко искать замену, а всем присутствующим скидываться на пристойные похороны (всё того же, чёрт бы его побрал, евнуха!).
        - Ой, мама, а наплёл-то, наплёл... Ну-ка, подвинься тогда, я сам пойду!
        Лысый возмущённо ахнул и встал на защиту дверей колыхающейся грудью. Типа, ни один некастрированный мужчина, за исключением законного мужа, не может войти в гарем покорных шариату мусульманок, минуя его!
        - Минуя тебя? В каком смысле... это такой намёк, что ли?!
        Евнух не унизился до ответа на столь неприличные инсинуации, в последний раз жалостливо всхлипнул, кинул на падишаха прощальный взгляд и скрылся на женской половине. Его возвращения ждали долго, минут пятнадцать -двадцать...
        Наконец он торжественно распахнул двери и, сияя свеженьким, набирающим цвет фонарём под глазом, высокопарно возвестил:
        - Блистательная и несравненная красавица Ирида аль-Дюбина прервала свой хрустальный сон, дабы достойно предстать перед светлыми очами нашего возлюбленного падишаха!
        По коридору, с женской половины, раздались тяжёлые, грохочущие шаги. Чувствовалось, что суровую девицу разбудили и подняли не в лучшем расположении духа. Вздумай мы ещё раз описывать крутой нрав рослой своевольницы из высокогорного аула - эпитеты «кроткая» и «послушливая» заняли бы последнюю строчку перечисления её достоинств. А то и вовсе не вошли бы в список особых примет первой феминистки Востока...
        Когда она наконец появилась в дверном проёме, пугая заспанным лицом и помятой косметикой, все невольно отшатнулись... А зря! Ибо, только увидев две столь дорогих её сердцу морды, благословенная Ирида всплеснула могучими руками и едва не завизжала от радости:
        - Лев! Ходжа! О Аллах, как же я по вас соскучилась!
        Все облегчённо вздохнули и признали, что в мирном режиме она очень милая. Домулло и Оболенский трепыхались в её объятиях, как тряпичные куклы. Толстый евнух прикладывал к уголкам подведённых глаз кружевной платочек, томно смахивая сентиментальные слезинки. Стражи позволили себе расслабиться и убрать вспотевшие ладони с рукоятей кривых сабель. Молодой падишах сделал логичный вывод о том, что, скорее всего, его весомая гостья не задержится в Самарканде и ему нужен новый партнёр для игры в шахматы...
        Однако, как только первые восторги стихли, вперёд выступил отважный Аслан-бей:
        - О, благороднейший и великодушнейший Наджим аль-Газали, да сохранит тебя Аллах и помилует! Позволь и мне заявить о своих правах! Мы преодолели тяжёлый путь от самого Коканда, спасали караваны, дрались с «коршунами пустыни», упрекали шайтана и волей небес помогли тебе захватить в плен великого Багдадского вора с сообщником Насреддином...
        - Не поняла? - грудным голосом прогудела богатырша. - Лев и Ходжа в плену?! А ну повтори это ещё раз...
        - Не волнуйтесь, почтеннейшая, - поспешил успокоить домулло. - Видите, мужчина и так весь на нервах, ляпнул глупость, потом исправится. Не надо сразу бить его туда, куда вы нацелились, нам всем будет за него больно...
        - Так я продолжу? - Аслан-бей явственно почувствовал, что смерть прошла рядом. - Благородный и милосердный султан Коканда, сиятельный Муслим аль-Люли Сулейман ибн Доде возжелал взять эту женщину в жёны. Не будет ли падишах чинить ей в том препятствий, если она покинет твой гарем и войдёт в него на законных правах, по собственной воле?!
        - Косею с вашего юмора, да ведь она ещё замужем! - возмутился честный россиянин, всегда стоящий на страже брака друга.
        - Я была замужем, - печально вздохнула госпожа Ирида, и в её глазах промелькнула тень невысказанной обиды. - Но мой супруг изгнал меня, при свидетелях-мусульманах произнеся страшное слово «талак»!
        - Что ж тут страшного, уважаемая? - деловито включился домулло. - Он был пьян, устал на работе, вернулся с нетрезвыми друзьями и, может быть, и вправду сказал кому-то там «талак»? Но ведь походя, мимоходом, не всерьёз и всего только один раз...
        - А я что, дура, дожидаться второго и третьего?! Убила бы недоумка...
        - Не надо, его уже убивают.
        - Кто посмел?! - От гневного рёва вспыльчивой девицы с потолка плавно посыпалась побелка.
        - Да уж нашлись желающие. - Лев подмигнул разом спавшему с лица главе кокандской стражи, и продолжил: - Вот он, добрый дядька Аслан-бей, хитростью заманил твоего Ахмеда в гарем, откуда заранее вывезли всех вас, но оставили внутри огромную злобную обезьяну! Ещё и свет везде потушили...
        - Так ему и надо, - кидаясь из крайности в крайность, всё ещё не понимая происходящего, надулась Ирида. - Зачем он полез в гарем властителя Самарканда?!
        - За вами, о недогадливейшая из жён, - печально склонил голову лучший врун восточных сказок. - Он шёл босиком в поисках вашего следа по семи пустыням, он просил милостыню, жил куском чёрствой лепёшки, увлажняемой дождём и просоленной ветром. Он смиренно сносил тумаки и оскорбления, даже во сне шепча ваше имя сострадательным звёздам. Он дрался с тысячей стражников, он не испугался иззубренных клинков страшных разбойников, он не отступил бы и перед самим нечистым, лишь бы заслужить честь снова увидеть отражение солнца в ваших глазах! Лишь бы упасть перед вами на колени, коснуться лбом расшитых башмачков и тихо сказать: «Ирида, госпожа сердца моего, я твой верный раб, приди и возьми меня, э?»
        ГЛАВА 51
        Шайтан хуже Сусанина!
        Поляк-мусульманин
        К финалу этого страстного, поэтичного, театрализованного монолога многие, уже не скрываясь, всхлипывали. Да что уж там многие, даже сам храбрейший Аслан-бей и тот пустил робкую, треугольную слезу...
        - Где... мой... возлюбленный муж? - сипло выдавила аль-Дюбина, борясь с комом в горле.
        - Да говорю же, в гареме, с гориллой! - давясь от хохота и одновременно изображая полнейшее отчаяние, поддержал друга Оболенский. - А мы тут стоим, треплемся о любовном и возвышенном... Эй, подруга, да ты, может, уже целых десять минут как вдова!
        Издав клокочущий стон недоеденного мамонта, громкая восточная женщина галопом ринулась вон, спеша на выручку тщедушного супруга. Юный Наджим первым кинулся к ближайшему окну и, указуя пальцем вниз, радостно зашептал:
        - Сейчас, сейчас... все сюда, смотрите!
        Из оконного проёма было отлично видно залитое луной угловое здание гарема. Ирида, с пунцовыми щеками и растрёпанным причесоном, загребая тапками, гукнулась всем телом, поскользнувшись на повороте, и только-только завыла, как...
        Двери гарема распахнулись изнутри, и на пороге появился томно-усталый башмачник, в женском платье, с подолом, заткнутым за пояс и без паранджи. Мокрое лицо его блестело от трудового пота, лучась осознанием исполненного долга. Увидев свою жену, он чуточку удивился, зачем-то оглянулся назад, пожал плечиками и, мелкими шажками двигаясь вперёд, галантно подал ей руку, помогая подняться.
        - Я пришла тебя взять! - заливаясь слезами, здоровенная аль-Дюбина схватила мужа в охапку и унесла, покрывая мокрыми поцелуями. Сентиментальные восточные наблюдатели из окна испустили дружный вздох умиления...
        Но самое удивительное, что буквально через пару минут из тех же дверей вывалилась донельзя довольная обезьяна! И хорошо, что блуждающую улыбку на её сладострастной физиономии не видел уже никто...
        - Ва-ах, по-моему, всё закончилось очень красиво, а главное, в полном соответствии с законами шариата и лучшими традициями арабских сказок, - назидательно оповестил домулло, когда все присутствующие поочерёдно отлипли от окна, где они едва не задавили бедного падишаха.
        С тезисом Насреддина согласились все, и лишь храбрейший глава городской стражи Коканда низко опустил голову:
        - Воистину так, греховно мешать тому, что предначертано небесами...
        - Тогда чего портить постной физиомордией праздник?! Отметим такое дело, я угощаю! В смысле сейчас по-быстренькому где-нибудь украду и выпьем...
        - Увы, о благороднейший из всех воров, мне не до праздника... С каким лицом я теперь вернусь к нашему пресветлому султану? Я не исполнил его приказа, не привёз обещанного, не справился с одной женщиной... Он, конечно, очень милосерден, по-своему, но в порыве неудовлетворённого любовного пыла запросто прикажет бросить меня в клетку с леопардами...
        - Оставайтесь здесь, Самарканду нужны хорошие воины, - от души предложил молодой падишах, но Аслан-бей покачал головой:
        - Аллах не одобрил бы такого поступка, я вернусь с честью...
        - Минуточку, а с чего он вообще так запал на эту габаритную красотку? - сощурившись, уточнил Лев. - Он её где-то видел?
        - Нет, но много слышал. По всему Коканду гуляли легенды о чудесной истории девушки, силой равной верблюдице, а красотой - китайской розе! Правда ведь, она разрушила дворец властителя Багдада, дабы спасти оттуда свою любимую маму, которую прятали в надежде на выкуп?
        - Ну, где-то, как-то, примерно в этом роде... Только не маму, а сестру, и не разрушила, а ждала за воротами, а о выкупе и речи не было, рыженькую малышку всего лишь хотели... Хотели, в общем! Но это уже неважно, неважно... потому что. . есть! У меня есть рабочий вариант на замену! Раз султан не видел Иридушку лично, то предлагаю сдать ему классную тётку - живёт одна, приличный участок в загородной зоне, со своей недвижимостью, водопроводом и, главное, до сих пор не замужем! Чиста, как гурия номер семьдесят три! - Видя, как в узких глазах Аслан-бея вспыхнула надежда, мой друг победно завершил: - Три кило косметики плюс вставные зубы, пара моднявых платьев с разрезом до бедра, и не забыть поменять имя в паспорте с Кирдык-аби на аль-Дюбину! Пиши адрес, цитирую по памяти...
        - Я запомню... друг. - Может быть, впервые в своей жизни главный стражник искренне пожал руку именитого уголовника. Присутствующие мягко улыбнулись...
        Как видите, всеобщая идиллия мужского взаимопонимания грозила закономерно перерасти в логичную пьянку до утра, когда из того же окна в коридор впрыгнуло грязно-серое существо с кривыми рожками и позорным хвостом.
        - Шайтан! - ахнули знающие люди и не ошиблись.
        - Опять?! - Оболенский уныло прислонился спиной к стене, покрытой алебастровым узором. - Нет, он просто маньяк какой-то, так ведь и гробит себя день за днём...
        - Молчи, э-э... с тобой уже не связываются, - нечистый высокомерно выгнул прыщавую грудь. - Я, э-э... отыграюсь на тех, кто тебе помогал! Вот, к примеру, э-э... на молодом падишахе...
        - Только тронь его, - почти нежно предложил потомок русских дворян, и шайтан на всякий случай пригнулся.
        - Сказал же, э-э... об тебя больше руки не пачкаю. А его трогать не буду, мы, э-э... тронем его жён!
        - Вай дод?! - ничего не поняв, вытаращились все, а в наступившей тишине из глубин женской половины послышались первые неуверенные крики. Причём, судя по энергонасыщенности, сначала они были удивлённые, затем напуганные, потом заинтригованные и к концу скорее даже разочарованные неизвестно чем...
        - Я, надоумил пойти туда моих, э-э... верных поклонников, бесчестно превращенных вами в простых котов! Но ведь заклятие, э-э... падёт, когда их «кто-нибудь искренне пожалеет...», э-э... так? А кто как не женщины способны часами гладить и жалеть даже самых, э-э... бродячих кошек?! Но теперь все они стали мужами и, э-э... позорят любимых жён этого глупого падишаха!
        - Ой, - тихо вскрикнул юный Наджим. - Там же моя Гюльнара, самая нежная, единственная... Остальные достались в наследство от безвременно умершего старшего брата. Я их не люблю, но Гюльнара-а-а...
        - Только без слёз! - В критической ситуации Оболенский никогда не боялся взять командование в свои руки. - Друганы, граждане свободного Самарканда и его суверенные соседи, кое-кому там, внутри, не мешало бы напомнить правила приличия! Напоминать будем прямо по морде, кто со мной?!
        Аслан-бей, Ходжа, евнух, шесть стражников и ешё человека четыре из прислуги с готовностью засучили рукава, полные решимости умереть под знамёнами такого полководца! Ибо такая смерть - уже честь для мужчины...
        В самом деле, разве найдётся праведный мусульманин, безучастно взирающий на то, как кто-то бесчинно позорит жён его господина, друга или даже просто соседа?! Нет, в горячем сердце истинного правоверного узы семьи и брака священны, над ними произнесены слова Корана, их прочитал сам Аллах в Книге судеб, и глумление над ними подобно глумлению над Всевышним! Мысль о том, что тебя призывает какой-то уличный жулик, никому не пришла в голову...
        - Стойте! - На мгновение домулло удалось привлечь внимание практически рвущегося в бой отряда. - Вы слышите? Крики изменились...
        - Какого лешего, Ходжа?! Народ уже настроился...
        - Но это... крики мужчин!
        Из распахнувшихся дверей под стоны, вой и непечатные проклятия поочерёдно, в алфавитном порядке начали вылетать озабоченные старцы! Их вид был страшен (или комичен, кому как), все четырнадцать в синяках, в пуху и перьях, в халве и тыквенных семечках, облитые чем-то ароматическим, но масленым, связанные собственными же чалмами и исцарапанные так, как умеют царапать только неуравновешенные кошки и верные мусульманские жёны!
        По одному взгляду на убитые рожи жадных аксакалов становилось ясно - раскаяния они не испытали, но если и собирались совершить грех опозоривания, то увы... Память была - за, а возраст - против! Между нами говоря, именно этого женщины и не прощают, что восточные, что наши...
        - Гюльнара! - Падишах с разбегу перепрыгнул через шестерых старичков и поймал в объятия юную пери в неглиже, с горящими глазами и драной подушкой в руках. Пара поцелуев остановила её пыл, переведя его в более созидательное русло. Ещё несколько столь же активных, рьяных и нескромно одетых жён с интересом высунули носики наружу. Полные боевого ража мужчины стыдливо перевели взгляды к потолку..
        Клянусь мощами святого Хызра, если вы думаете, что вечерняя одежда мусульманок лишена эротики, то взгляните сами и удивитесь! Длинная, едва ли не до щиколоток ночная рубашка, полупрозрачная, из тончайшей ткани, подчёркивающая талию и волнительно натянутая на возбуждённой груди... Под ней едва видны аккуратненькие, свободные шальвары, чуть прихваченные внизу, едва удерживающиеся на широких бёдрах, оставляющие открытым соблазнительный живот и не скрывающие ни одной линии плавного движения ног...
        Сам - не видел, но, судя по волшебному рассказу Льва, посмотреть стоило! Тем паче что не особо запуганные излишним мужским вниманием женщины и не собирались никуда уходить, здесь им было гораздо интереснее. Под выразительно-неодобрительным пыхтением толстого евнуха Оболенский сдался и дал команду к расформированию:
        - Всё, кина не будет! Мы тут лишние. - Багдадский вор закрыл влюблённых широкой спиной и завернул войска. - Старичков унесите, складируйте в каком-нибудь подсобном помещении, где мыши водятся... и всё, по домам!
        - Шайтана тоже забирать? - деловито поинтересовался кто-то.
        - Ах, этого... я и забыл уже. Ты, викинг недоделанный, давай тоже домой иди. Объяснительную принесёшь завтра утром, сдашь в дворцовую канцелярию, там тебе нашлёпают соответственно...
        - Э-э... нет! - в гневе топнул копытцем оплёванный шайтан. - Я'всё равно тут... э-э... кого-нибудь укушу, и пусть чешется!
        Кстати, неизвестно, быть может, от укуса нечищеных зубов врага рода человеческого на теле праведных мусульман и в самом деле появляются язвы, бородавки и экзема? Серьёзные учёные так и не дали ответа на этот вопрос, а проверить на практике не получилось...
        Вспарывая нависшую театральную паузу, раздался громоподобный ослиный рёв, и в комнату, подобно бешеному дервишу, влетел яростный Рабинович! Судя по обрывкам верёвок и совершенно безумному взгляду, на свободу лопоухий герой вырвался самостоятельно и, не щадя никого, ринулся спасать своего драгоценного хозяина. Он уже не разбирал, где правый, где виноватый - это было страшно...
        Аслан-бей рухнул сложновыписанной буквой арабского алфавита, с разбегу получив копытом в пах! Стражи разлетелись по углам, испуганно прикрываясь щитами, не дерзнув даже взяться за оружие. Улыбчивый евнух словил коленом под дых, потом на таран «лоб в лоб», потом четыре пощёчины хвостом в стиле «железная коса настоятеля Сунь Тяна без банта» и притих едва ли не навеки. Царедворцы сыпанули кто куда, в большей массе на женскую половину, а отчаянные жены прижали двери с обратной стороны! Старцев из приюта слепых чтецов Корана спасло лишь то, что они дружно притворились ковриками. Сам Ходжа, попавший под «горячую ногу», был практически размазан крупом по стене, но больше всех досталось шайтану.
        Рабинович исполнил на нём такой брейк-данс, что нечистый всерьёз пожалел о том, что родился и возглавил тот давешний мятеж против Аллаха, который в безбрежной мудрости своей придумал и вот эдаких ослов! То есть почти с каждым существом на земле можно так или иначе договориться, только не с заупрямившимся осликом в воздушно-десантной панамке...
        А молодой Наджим аль-Газали избежал незаслуженных побоев, потому что его с возлюбленной Гюльнарой вовремя подхватил на руки героический Оболенский!
        При виде знакомых голубых глаз буйство сражения почти мгновенно покинуло милого тонконогого забавника, и он, трогательно цокая копытцами, поспешил ткнуться мягким храпом в бок любимого хозяина - не лежит ли у него за пазухой кусок медовой лепёшки или горсть урюка? На этот раз вздоха умиления почему-то не последовало, хотя ситуация вроде бы располагала...
        ГЛАВА 52
        Солнце освещает тысячи дворов, но уберите стены, и вы увидите, что Свет един...
        Закон праведных
        Расходились тихо, не выражая претензий, но почёсываясь и постанывая. Следов затоптанного в мраморный пол шайтана вообще не нашли... Падишах клялся, что так весело он ещё не проводил ни один вечер в своей жизни!
        Лев рассказывал потом, что ему дали время лишь переодеться и выскользнуть из дворца буквально на десять минут - забрать Джамилю и приташить её с собой на праздничный полуночный пир в честь того, что всё так счастливо закончилось. Но на перекрёстке, в незнакомом, почти неосвещённом городе, он сбился с пути и когда наконец увидел впереди случайного прохожего, то был поначалу страшно рад:
        - Вечерний салам, почтеннейший! А не подскажете ли мне...
        - Подскажу, Лёва-джан.
        - Бабудай-Ага?!
        - Здравствуй, дорогой. - Джинн ласково обнял нашего героя. - Джамиля уже спит, прямо на кошме, рядом с остывшим пловом, который она для тебя приготовила. Не надо её будить...
        - Подожди... ты хочешь сказать, что мне... пора? - не поверил Оболенский.
        - О нет, ещё нет... Я должен сначала показать тебе кое-что, чтобы ты понял. - Джинн махнул рукавом, и опешивший россиянин вдруг увидел вокруг себя совершенно иную картину. Город исчез, на его месте высились сухие деревья, торчали развалины склепов, убелённые камни с кораническими надписями, тяжёлые могильные плиты...
        - Кладбище?! Я что... помер, что ли?
        - Присядь, уважаемый. Ты, как всегда, поспешен в выводах. - Бабудай-Ага указал на небольшой холмик. Лев не посмел сесть и лишь опустился на одно колено, его пальцы пробежали по полузаросшей могильной плите...
        - Хайям... Омар... дедушка?!
        - Да, мы в Нишапуре, на могиле твоего деда, великого учёного, пьяницы и стихотворца. Как он правильно говорил:
        Где мудрец, мирозданья постигший секрет?
        Смысла жизни ищи до конца своих лет:
        Все равно ничего достоверного нет -
        Только саван, в который ты будешь одет...
        Джинн помолчал, словно бы ещё раз наслаждаясь звуком каждой строки.
        Мы - источник веселья и скорби рудник,
        Мы - вместилище скверны и чистый родник.
        Человек - словно в зеркале мир - многолик,
        Он ничтожен - и он же безмерно велик! -
        не поднимая глаз, дрогнувшим голосом ответил Оболенский.
        - Ты тоже помнишь, да? Старик умер вскоре после того, как ты покинул Багдад. Никому не разрешил ничего тебе говорить, даже меня убедил, что поднимется... Насреддин знал, но скрывал от тебя. Он не хотел причинять тебе боль, прости его. .
        - Дед... вспоминал обо мне? Я ведь ушёл тогда не попрощавшись...
        - Он был мудр и понимал, что таковы дороги молодых. Всё время говорил, как заразительно ты смеёшься, и молился Аллаху о ниспослании тебе удачи, куда бы тебя ни забросила судьба... - Бабудай задрал голову вверх, никто и никогда не видел, чтобы джинны плакали. Всевышний сотворил их из бездымного огня, наделил разумом и чувствами, умением любить и сострадать, но их огненные глаза ни на мгновение не увлажнялись солёной капелькой слезы...
        Оболенский плакал за двоих. Нет, он прекрасно понимал, что доводится просто
«никем» бессмертному поэту, но он знал старика и любил его. Русский парень не бился в истерике, не рвал волосы на голове и не омрачал рыданием покой могил. Слёзы тихо текли, и, может быть, впервые жаркие восточные звёзды отказывались в них отражаться. Они словно бы накинули на чело тонкую вуаль траура, их сияние потеряло сияющий блеск, казалось, что по щекам Льва пробегают случайные капли матового серебра...
        - Хайям просил вернуть тебя, когда вновь появится нужда в Багдадском воре. Ты помог своим друзьям, одолел человеческие пороки, осмеял плохих, насрамил самого шайтана... Надеюсь, хоть теперь понял, кто ты есть сам?
        - Всё это... слова, - через силу улыбнулся мой друг. - Уверен, что деду там, наверху, хорошо. Он сидит в окружении толпы молоденьких девственниц, пьёт вино из кубка, где оно не убывает, а лишь меняет крепость, цвет и название, да читает свои откровенные рубаи, заставляя краснеть пролетающих мимо ангелов...
        - Воистину так!
        - Вот именно, а ты бросай пустую философию и назови настоящую причину, по которой втянул меня в эту сказку...
        - На Востоке было так скучно без тебя, Лёва-джан, - обезоруживающе развёл руками джинн. - А ещё я намерен сделать тебе подарок. Ты вернёшься утром, а впереди ешё полночи... ай-ай, как это много!
        Он фамильярно хихикнул и ткнул собеседника локтем в бок. Оболенский хмыкнул и на миг зажмурился, а открыв глаза, с удивлением увидел, что сидит в незнакомом доме, в полутёмной комнатке, за накрытым дастарханом, и рядом дремотно и сладко причмокивает губами юная вдова...
        - Спасибо, Бабудай-Ага, целые полночи... это действительно много! По крайней мере, на один поцелуй хватит...
        - Мм, не на один... - сонно откликнулась Джамиля, распахивая объятия...
        ... - Ты ушёл утром?
        - Да.
        - Что сказал ей?
        - Ничего, дежурные фразы. Ухожу по делу, когда вернусь - не знаю, но любить буду всегда...
        - А она?
        - Сказала, что будет ждать и молиться, чтобы к моему возвращению Аллах даровал нам голубоглазого сына. И не надо на меня так выразительно молчать! - на какую-то долю секунды сорвался Лев. - Да Джамиля бы сама настучала тебе по рогам за одни такие мысли в мой адрес! Короче, не трави душу...
        Когда я перевернул последний лист в тетради и мой друг убедился хотя бы в приблизительном сходстве нашего конспекта с его невероятными рассказами, настало время прощаться. Долгие проводы между мужчинами редкость, никаких обещаний по будущему тексту он не требовал, на процент с гонорара не претендовал...
        Самолёт на Москву вылетает в восемь вечера, подарков Лёва-джан набрал уйму, глупых вопросов мы друг другу не задавали. Впрочем, вру, один я всё-таки задал, уже с порога, когда он вызывал лифт:
        - Собираешься вернуться туда снова?
        Лев не ответил, но его молчание было красноречивее всяких слов. Он нажал кнопку вызова, шагнул внутрь и...
        На минуточку мне показалось, словно бы какое-то рогатое безмерно-порочное существо прыгнуло за ним следом, но не успело. Дверцы захлопнулись как-то особенно неудачно, у козлоногого защемило хвост, и он с воплем исчез в узкой щели между этажами!
        - Шайтан, - сам себе улыбнулся я. - Ну вот, начинается... или продолжается? По крайней мере, не кончается, это точно... Удачной дороги, Лёва-джан!
        ИДЕМ НА ВОСТОК
        Молчит полумесяц,
        И снова с востока таинственный ветер подул.
        Молчит полумесяц,
        И снова идут на войну Петербург и Стамбул.
        Висит полумесяц,
        Не хочет, проклятый, никак превращаться в луну.
        Он слушает песни, печальные песни
        О тех, кто томится в плену.
        М. Покровский
        Вероятно, многие читатели, перевернув последнюю страницу какого-нибудь захватывающего, пришедшегося по душе романа, испытывали легкую досаду - до того не хотелось расставаться с полюбившимися героями, интересно было узнать, что же будет дальше... Что делать, любит наш народ романы с продолжением! В этом особенность массового сознания, испорченного за последнее десятилетие всевозможными телесериалами. Хорошо было до наступления эры телевидения. Прочтешь книгу, задумаешься о том, что же хотел сказать автор, умненькое послесловие прочитаешь, где тебе все окончательно растолкуют и даже поведают о том, чего и сам сочинитель не думал или что осталось в его планах и черновиках. И это твои проблемы, удовлетворен ты или нет развязкой, судьбой героев, перипетиями сюжета. Бывали случаи, когда экзальтированная публика умоляла автора изменить финал, дописать книгу, прояснив долю персонажей. Нужно сказать, что в большинстве случаев писатели оставались непоколебимы. Так и не изменил концовку
«Клариссы» Сэмюэл Ричардсон, не стал переделывать «Поднятую целину» Михаил Шолохов, не захотела писать продолжение «Унесенных ветром» Маргарет Митчелл, предоставив это неблагодарное занятие своим эпигонам. Однако бывали и исключения. Не смог, например, выдержать напора возмущенной толпы Конан Дойл, решивший было покончить с Шерлоком Холмсом. И, к вящей радости читателей и издателей, сыщик был воскрешен.
        В наше время сочинители стали покладистее и сговорчивее. Хочет читатель продолжения? Да пожалуйста, извольте. Лишь бы продавалось и покупалось. Нужно, однако, оговориться, что не всегда подтверждается закон о том, что продолжение неизменно хуже, чем начало. Одним из нарушителей «закона затухания сериала» является писатель-фантаст Андрей Белянин. Его перу принадлежат уже несколько сериалов, где каждый новый роман не менее занимателен, чем предыдущие, и где автору во многом удается избежать самоповторов. Такова трилогия «Меч Без Имени», дилогия «Моя жена - ведьма» и конечно же сериал «Тайный сыск царя Гороха». Наконец дождался читатель и продолжения истории о Багдадском воре.

«Посрамитель шайтана» органично вписывается в то художественное пространство, в котором находится Белянин последние два или три года. Можно с определенной долей уверенности утверждать, что роман вырос не только из первой части дилогии о похождениях Лёвы Оболенского на Востоке, но и из таких книг, как «Вкус вампира»,
«Охота на гусара». А более всего - из «Казака в Раю», где, пожалуй, впервые для творчества писателя столь пронзительно зазвучала тема единения перед лицом Всевышнего людей разных национальностей и вероисповеданий. В принципе фантаст писал об этом всегда. Какую бы из его книг мы ни взяли - везде найдем попытку решить проблему взаимопонимания людей (и «нелюдей»). Однако «Казак в Раю» заметно выбился из общего контекста. В нем появились какие-то непривычные для Белянина нотки растерянности, неуверенности и даже отчаяния. Еще бы, ведь тема-то довольно скользкая - поиски общего для православного и иудея рая. Шутить по поводу загробной жизни - вещь опасная и неблагодарная. Все, что связано с этим, всегда считалось закрытым для шуток и насмешек. Вспомним, насколько осторожен был Данте, сочинявший свою «комедию». Русский перевод названия, данного поэме Алигьери восхищенным Боккаччо «La Divina Comedia», не совсем верен. Комедию бы следовало именовать не «Божественной», а «Прекрасной»,
«Дивной».
        Вот и продолжение «Багдадского вора» все о том же. Об отношениях Запада и Востока, Бога (Аллаха) и дьявола (шайтана), вере и безверии, любви и ненависти, дружбе и предательстве. А еще о нелегкой писательской доле, о цене успеха и читательского признания и т.п. И все это приправлено изрядной долей «фирменного» белянинского юмора, на сей раз густо замешенного не столько на привычной гоголевско-булгаковской иронии, сколько на таком отъявленном хулиганистом раблезианстве, что порой даже дух захватывает от авторской смелости и открытости.
        Вторая часть дилогии, если можно так выразиться, в большей мере проникнута восточным колоритом, чем первый роман. Вернее, Восток здесь более «правилен» и традиционен. Если мир, созданный Беляниным в «Багдадском воре», иногда ставил в тупик въедливых критиков, заставляя говорить о ряде несоответствий описанного фантастом реальным вещам, то в «Посрамителе шайтана» практически нет проблем с историко-культурными реалиями. Автор добросовестно воспроизводит местный колорит с точностью до мелочей. Будь то рецепт восточного плова, узор на халате и тюбетейке или описание кокандского медресе. А уж насколько писатель проникся духом и буквой Корана - так это вообще особый разговор. Иногда так и подмывает поймать его на неточном цитировании. Лезешь в священную книгу мусульман, смотришь - ан нет, все верно, так и написано. За доверчивость иной раз приходится и расплачиваться. Ну, настолько убедительно звучит цитата, что не возникает никаких сомнений в ее аутентичности. Так, просто ради интереса сверишься и недоуменно чешешь в затылке, не находя таковых слов в оригинале. Например, блестящим синтезом подлинника и
стилизации является «лекция», прочитанная Львом Оболенским и Ходжой Насредцином перед студентами медресе. Кроме того, что эпизод этот смешон сам по себе, он еще и наделен изрядной долей подтекста. Неразлучная парочка не просто грубо и цинично насмехается над устоями религии, как это может показаться на первый взгляд. Нет, она всего лишь очищает закосневшие религиозные догмы от всего нечеловеческого, наносного, возвращая вере ее первоначальное, жизнеутверждающее значение.
        На протяжении всего повествования ведется напряженный диалог о смысле веры, о взаимопонимании. И именно диалог представителей европейской и азиатской культур, а не просто штыковая атака, как это стало модно в последнее время, когда огульно охаивается все, что связано с оппонентом. Белянин вставляет и свое веское слово в развернувшуюся полемику об опасности исламизации Европы. Его книга становится как бы антитезой мрачным пророческим видениям, воплощенным Еленой Чудиновой в нашумевшем романе «Мечеть Парижской Богоматери». Европейский человек вполне может ужиться и прижиться на Востоке. Для этого совсем не обязательно изменять вере, морально-этическим принципам, культурным архетипам. Нужно просто быть Человеком. Капля живой чужеземной крови (не пролитой в бессмысленной и беспощадной резне, а влитой в жилы народов Востока) лишь разбавляет и освежает азиатскую кровь, не давая ей застояться. Равно как и обратный процесс полезен для Запада. Такова точка зрения писателя, всю жизнь прожившего в городе, лежащем на перекрестке двух культур - православно-христианской и мусульманской. Астраханец Белянин с
полным основанием может судить о таких вещах. Его до глубины души возмущает та муть, которая неведомо откуда и почему выплеснулась из темных глубин нашего «я» и заставляет нас косо глядеть на соседа, имеющего несколько иной разрез глаз, форму носа и более загорелую кожу. «Нет ксенофобии, нет братоубийственной войне!» - не устает повторять фантаст.
        Так зачем же Лев Оболенский вторично идет на Восток? Его «первое пришествие» состоялось при весьма необычных обстоятельствах. Тогда герой был, что называется, в беспамятстве. Не помнил ни родства, ни свойства, ни корней. Оттого и попадал постоянно в комические ситуации, из которых выходил, проявляя подлинные чудеса изворотливости и изобретательности. Сейчас же Багдадский вор перенесен в Среднюю Азию в трезвом уме и рассудке. Потому и ведет себя совсем не так, как на Ближнем Востоке. Его действия обдуманны, но от этого не становятся менее комичными. Ведь менталитет нельзя искусственно состарить, как какой-нибудь фальшивый артефакт. Смеховое пространство романа и зиждется на оппозиции двух культурных моделей - средневековой азиатской и современной европейской. Причем противостояние это не трагически-антагонистическое. Потому что на сей раз у Лёвы нет таких зловещих и коварных противников, как повелитель Багдада. На самом деле разве можно считать достойными неприятелями жалкого владыку Коканда Муслима аль-Люли Сулеймана ибн Доде (от одного имени смешно становится) или начальника стражи Аслан-бея
(тоже «говорящее» имечко)? Конечно нет.
        Подавшийся в нашу реальность на заработки джинн Бабудай-Ага с обезоруживающей прямотой говорит, что перенес Оболенского на Восток потому, что там «без него скучно». Но на самом деле больше веришь тому, что развеселый дух говорит герою несколькими минутами ранее: «Хайям просил вернуть тебя, когда вновь появится нужда в Багдадском воре. Ты помог своим друзьям, одолел человеческие пороки, осмеял плохих, насрамил самого шайтана, и надеюсь, хоть теперь понял, кто ты есть сам?» Здесь и кроется истина. Понять, кто ты есть, что собой представляешь,
        - это всегда главная цель для любого литературного героя. Ну и попутно победить зло, само собой.
        Выше мы говорили о том, что в организации смеховой культуры романа Белянин во многом схож с Рабле. Но вот в плане архитектоники книги он остался верен прежним учителям и приоритетам. «Посрамитель шайтана» в сюжетно-композиционном плане напоминает гоголевские «Вечера на хуторе близ Диканьки» с ярко выраженным акцентом на «Ночи перед Рождеством». Тот же принцип романа в новеллах, та же фигура рассказчика, неспешно повествующего профессиональному литератору о своих невероятных похождениях в сказочной реальности. И та же сквозная персона нечистой силы, проходящая через все произведение (неважно, что у Гоголя она появляется под разными именами - суть-то от этого не меняется). Белянинский шайтан - фигура изначально комическая. Он совершенно не тянет на зловещего погубителя или коварного искусителя рода человеческого. Так, жалкая шавка, не больше. Совсем как черт-неудачник, на свою рогатую голову связавшийся с кузнецом Вакулой. На него отовсюду шишки валятся. Вольно и невольно шайтан подставляется под очередное «посрамление». Таким довольно необычным образом автор сглаживает все национально-религиозные
конфликты. Дескать, черт попутал. А ну-ка, зададим ему за это перцу. И в этом порыве наказать зло по заслугам объединяются люди разных вероисповеданий. Раз дьявол для всех один, так и Бог тем паче един .
        Смех да Любовь - две Силы, которые у Белянина рушат все преграды. И хотя любовь, как и вера, не объект для насмешек, писатель не может удержаться от того, чтобы немножко не пошутить и над этим святым чувством. Внешне весь конфликт романа сводится к тому, что незадачливый башмачник Ахмед упустил свою женушку Ириду аль-Дюбину и Льву Оболенскому приходится приложить все усилия, чтобы восстановить этот брак. Разве же не повод, чтобы позубоскалить, представляя себе эту несуразную пару из худосочного жалкого мужичонки и мощной мужеподобной девахи? И это притом, что на руку временно свободной «прелестницы» претендуют еще двое - владыки Коканда и Самарканда. Однако, веселясь и потешаясь от всей души, писатель показывает, как Любовь облагораживает даже самые зачерствевшие сердца. Все существа в романе вольно или невольно стремятся отогреться у костра любви. Пылают при упоминании о ней глаза и щеки юных слушателей кокандского медресе, обреченных на унылое прозябание над священными текстами. Отмякает от нескольких ласковых слов злобная ведьма Кирдык-аби, а от нежного массажа - адский скакун Кара-Анчар.
Спадают чары с заколдованных чтецов Корана, когда их жалеют растроганные девушки. И даже самому шайтану порой хочется, чтобы и его, как его соперника Аллаха, хоть иногда, хоть немножечко любили верующие.
        Но, понятное дело, главное внимание в «Посрамителе шайтана» уделено развитию чувств героя и героини. Здесь тоже не обходится без драматизма. Едва найдя Джамилю, Лева ее тут же и теряет. Вновь находит, и снова разлука. А еще наслаиваются сомнения этического плана. Бесшабашного сивку из «Багдадского вора» таки укатали крутые горки. Он постоянно помнит о том, что где-то там, далеко у него имеется жена и ребенок. Будет ли изменой семье его «незаконная» любовь к прекрасной восточной красавице-вдове? По нравственным, религиозным законам, несомненно, будет. По законам же жанра, тем более сказочного, не совсем. Не случайно в финале романа джинн Бабудай-Ага приводит Оболенского на могилу Омара Хайяма. И в этом святом месте искупительно-очищающей молитвой звучат стихи великого поэта, утверждавшего, что человек - «источник веселья и скорби рудник, вместилище скверны - и чистый родник». Здесь окончательно примиряются Европа и Азия... и заканчивается второе пришествие Багдадского вора на Восток.
        Впрочем, последнее ли?..
        Игорь ЧЕРНЫЙ

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к