Ц - 9 Валерий Петрович Большаков
        Целитель #9
        Мише Гарину везет. Вроде бы, СССР вывернул на светлый путь, наши перестали подкармливать всяких "борцунов", ведут весьма активную внешнюю политику, но с чувством и с толком. Да и сам Миша находит себя, свое предназначение - он делает настоящее открытие! И вот тут начинаются неприятности. Разыгрываются не слабые шпионские страсти. Советский Союз гнобят санкциями и провокациями. Кто не дает спокойно жить Мише и его стране? Надо разобраться. И воздать!
        Целитель-9
        Пролог
        Четверг, 11 января 1979 года. День
        Москва, Ленинские горы
        За огромным окном аудитории падал снег. Белые хлопья слетали с небес отвесно и плавно, как пух, покрывая грешную землю. Снегопад глушил веселые голоса студентов, затирал отдаленные шумы - и смыкался с гулкой тишиной залы.
        Я неслышно вздохнул, словно боясь смахнуть колдовское безмолвие. В такие минуты разум отдыхает, выпуская на волю необузданные фантазии, причудливо искажающие реал, и ты поддаешься очарованию сказки.
        Даже суровые мужи, окостеневшие циники, нет-нет, да и покосятся на высверки новогодней елки - а не домовой ли манит в темный угол, за блеск шаров и хвойную колючесть? Гирлянда ли мерцает ломким светом или зовущий огонек фонарика? И не на своды ли кроличьей норы падает его трепетный отблеск?
        С сожалением я отшагнул, и легкий скрип паркета развеял тень чудес.
        «Подлинная жизнь куда интересней воображаемой!» - мне почти удалось себя убедить, и ладонь скомкала влажную тряпку.
        Мокрые полосы грубо стирали череду доказательств, выписанных на доске, замещая меловую белизну уравнений черной пустотой незнания.
        «Не фиг тут поэтизировать, - усмехнулся я, щепетно отряхивая пальцы. - Тянет к высокому штилю? Лопату в руки - и марш снег расчищать!»
        А вообще-то, нравится мне бывать на Физфаке именно в обеденный перерыв, в нестойкое отишие между парами.
        «Еще бы тебе не нравилось! - фыркнул я, борясь с романтическим настроем. - Сам-то, небось, в полдвенадцатого налопался. Теперь можно и в вышних сферах парить!»
        Громыхнула высокая дверь, пропуская Иваненко. Дмитрий Дмитриевич был с утра свеж и рассеян. Впрочем, как и всегда. Мозги у выдающихся особей рода человеческого не простаивают.
        - Дим Димыч, здрасте! - поклонился я светским манером.
        - О, Миша! - оживился профессор. - Как диссертация?
        - Строчу, - мельком улыбнулся я. - М-м… Вы обедали хоть?
        - Сыт, сыт! - нетерпеливо отмахнулся Иваненко. Сложив стопку журналов на столе, он жаждуще потер руки. - Ну-с, что интересненького надумали?
        - Тахионный излучатель, - ляпнул я. - Или ускоритель, можно и так… Теорию, хоть и шаткую, подвел. Принципиальная схема ясна.
        Лицо у Дим Димыча не вытянулось, как обычно пишут в романах, но умные глаза наполнились разочарованием.
        - Миша, вы серьезно? - затянул научрук, выдавая нетерпеливую досаду. - А вам известно, что данный излучатель невозможен?
        - Да, мне говорили, - спокойно ответил я. - У тахионов-де мнимая масса, их скорость всегда выше световой…
        - Вы отлично выучили предмет, - перебил меня Иваненко, сдобрив голос желчью, - однако не усвоили главного: тахион нарушает принцип причинности! Перечитайте Терлецкого или Фейнберга. Не может следствие являться раньше причины, а у тахиона это сплошь и рядом!
        - У отдельного кванта - возможно, - отпасовал я, переходя на лекторский тон. - Но вот тахионное поле… по крайней мере, в варианте моей модели, в принципе не способно нарушить причинность! Ко всему прочему, нет достаточных оснований утверждать, будто тахионное поле не может взаимодействовать с обычными - магнитным или электрическим…
        - Мальчишка! - воскликнул Дим Димыч с негодованием, и ринулся в матбой…
        …К концу обеденного перерыва чисто вымытая доска переполнилась массивами уравнений, а Иваненко всё чаще смолкал, оглядывая закорючки формул, раз за разом отслеживая путь моей мысли. Он изнемогал, доискиваясь слабины или неточности, но я был спокоен, как идол на кургане.
        Хотя вру - всё клокотало во мне, а мозг одновременно стыл в ужасе и плавился от восторга, познавая истинное упоенье.
        Я с осени забросил кандидатскую, с головой погрузившись в невообразимый мир тахионов. Эти затейливые частицы за световым барьером противоречили рассудку и здравому смыслу - они теряли скорость, поглощая энергию, а их время могло течь вспять…
        Подумаешь, «диссер»! Не велика честь стяжать чужие открытия, выдав их за свои. А тут…
        Не помню даже, как вообще вышел на идею ускорителя тахионов. Долго отбрыкивался, отмахивался - уж слишком дерзко всё выглядело. А самое главное, я просто не верил, что способен додуматься сам, выносить что-то свое, не заёмное.
        Но постепенно до меня доходило, что смог-таки.
        Долго я продирался сквозь математические дебри, пока не вышел на "опушку", где меня ждала награда - открытие. Моё!
        - Поздравляю, Миша… - дрогнувший голос Иваненко вернул меня в аудиторию. - По-моему, вы даже не представляете, до чего докопались… - Из-за приоткрытой двери выглянул студент, и Дим Димыч резко скомандовал: - Сотрите всё! Это нельзя показывать, вы хоть понимаете?
        - Тахионы способны переносить из будущего в прошлое информацию… - неуверенно пробормотал я.
        - Как минимум, Миша, как минимум! Да это пострашней атомной бомбы! - посопев, научрук успокоился, а затем хмурое лицо ученого осветилось улыбкой - будто солнышко блеснуло из-за туч. - Вы, Миша, обрекли себя на трудную, но оч-чень интересную жизнь. Яркую, насыщенную, настоящую! Вы станете невыездным, будете вкалывать в сверхсекретном «ящике», и… вам никогда не вручат Нобелевскую премию.
        - А я и на Ленинскую согласен! - мою наглую аспирантскую морду перетянуло ухмылкой.
        Пятница, 18 мая 1979 года. День
        Вашингтон, Пенсильвания-авеню
        Джек Даунинг отличался умом и сообразительностью, поэтому в своем назначении на пост директора ЦРУ видел лишь игру случая. Ну, и везение, куда ж без него.
        Пусть наивные люди думают, будто их таланты обязательно оценят наверху, и по заслугам будет дано им. О, нет!
        «Хлебные» должности тасуются, словно карты в колоде. Республиканцы грызутся с демократами, блефуют, жульничают, а когда сторгуются, ходят козырным валетом.
        Даунинг скупо улыбнулся, покачиваясь в мякоти кожаного кресла. Ему больше нравится сравнение с шахматами - пешку по имени Джек вывели в ферзи…
        Лимузин одолел мост через Потомак, и вписался в поворот.
        «А цветет-то как…» - глянул разведчик в окно.
        Азалии всех оттенков распустились за оградами особняков и вдоль авеню, буйствовали в парках и скверах - словно бураном намело пестрые сугробы. Директор ЦРУ приспустил толстое стекло и повел носом. Благорастворение воздухов…
        Плавно сбрасывая скорость, громадный «Линкольн» подкатил к крыльцу Белого дома, и замер.
        «Приехали…»
        Джек вздохнул, привычно напрягаясь - срочные вызовы к президенту редко ограничивались выволочкой… А капризы не угадаешь.
        Громилы из Секретной службы сдержанно поклонились цэрэушнику, и проводили в Желтый овальный зал, обставленный малиновой мебелью в стиле Людовика… А под каким номером числился тот король, Даунинг запамятовал.
        «Сюда меня еще не заносило…», - мелькнуло у него.
        Первый Джентльмен уже ждал предводителя рыцарей плаща и кинжала. Набычась, Форд стоял у окна, и то ли глядел на Южную лужайку, то ли погрузился в невеселые президентские думы.
        - Здравствуйте, Джек, - глухо молвил он через плечо.
        - Здравствуйте, сэр, - Даунинг почтительно поклонился сутулой спине, ладно обтянутой синим блейзером.
        Каким бы мастером тайных дел он ни числил себя, но именно знакомство с Джеральдом Фордом дало ускорение его карьере. А что дальше, после стремительного взлета? Посадка год спустя?
        Белый дом, скорей всего, займет бойкий Ронни Рейган. Вопрос: оставит ли новый президент прежнего директора в Лэнгли? Ответ отрицательный…
        - Я ознакомился с вашим докладом, - Первый Джентльмен неуклюже развернулся, и глянул из-под тяжелых век. - О новом сверхсекретном центре под Москвой. Правда, я в физике не разбираюсь, и путаю тахионы с наполеонами, хе-хе… Но меня очень просили выяснить всё, что можно и нельзя, - он усмехнулся, перехватив зоркий взгляд гостя. - Нет, не «старые деньги», Джек. Все эти Рокфеллеры с Ротшильдами всего лишь ловкие посредники, мальчики на побегушках у тех, кто рулит «свободным миром». М-да… - недобрая усмешка скривила его губы. - Стоило устраиваться в Овальном кабинете, чтобы понять - ты всего лишь ничтожная марионетка!
        - И кто же эти «кукловоды», сэр? - опасливо спросил директор ЦРУ.
        - Неизвестно, - сухо ответил президент. - Покойный Барух называл их «координаторами». Причем, знаете, таким боязливым шепотком… - он внимательно посмотрел на своего визави. - Даже не думайте, Джек! Скажите лучше, что удалось выяснить по… этому… тахионному центру. Подробности есть? Имена?
        - Всё наглухо засекречено, сэр, - зажурчал Даунинг. - У центра нет даже названия, просто «Объект «В». Адрес - «почтовый ящик № 1410». Объект «В» выстроен километров за сто от Москвы. Внешне похож на квадратный форт из железобетона, а вокруг - запретная зона, окруженная двумя рядами столбов с колючей проволокой…
        - А крепостной ров там есть? - усмехнулся Форд.
        - Нет, - серьезно ответил цэрэушник. - «Запретка» похожа на пустырь - ни ямки, ни кустика, а траву охранники регулярно скашивают. К центру подведена мощная линия электропередач, проложена дорога… Кстати, она проходит мимо дачного поселка и села Нижние Дубки. Так что места тамошние не безлюдны.
        - Всё? - задрал брови президент.
        - Почти, - хладнокровно сказал Даунинг. - Директором центра назначен Дмитрий Дмитриевич Иваненко, известный физик. Вот теперь всё.
        - Ищите, Джек, ищите… - проворчал Форд. - Будите своих «спящих» агентов, засылайте Джеймсов Бондов… хоть наизнанку вывернетесь, но вскройте этот «ящик»! - посопев, он негромко добавил: - Далеко не каждый президент удостаивается внимания «координаторов», так что для меня звонок оттуда - почет и милость. А вот для вас, Джек… Исполните их просьбу… ну, пусть даже приказ! - и задержитесь на своем посту, пока самому не надоест! Или займете иное место, еще выше в нашей пищевой цепочке. Понимаете меня?
        - Да, сэр, - склонил голову Даунинг. - Будет исполнено, сэр…
        Глава 1
        Суббота, 3 ноября 1979 года. Вечер
        Москва, улица Строителей
        «Жигули» подкатили к самому подъезду, и Надя Темина, ловко орудуя рычажком вариатора, воскликнула:
        - Приехали, шеф! Завтра машину подавать?
        Иногда ее веселый напор пугал меня - слишком много жизнелюбия пряталось в хорошеньком мэ-нэ-эсе.[1] Недаром Ритка, когда на нее находила ревность, растолковывала сокращение по-своему: «молоденький няшный сотрудник».
        - Отсыпайся, - буркнул я, отстегивая ремень.
        - А поцеловать? - голубенькие глазки расплескивали потрясающую невинность и комсомольский задор.
        - Отшлепать бы тебя… - мой тон сместился в брюзжащий спектр.
        - Да я только за! - Надя изобразила пылкую готовность, и деловито добавила: - Юбку задирать? А то как-то… не звонко выйдет.
        - Ну вот что ты за человек? - вздохнул я, откидываясь на спинку.
        - Хороший! - убежденно сказала Темина.
        - Да кто бы сомневался… Если я тебя поцелую, Рита обязательно учует, и…
        - …Прибьет меня, - договорила Надя понятливо.
        - Наденька, ты прелесть! - мне ничего иного не оставалось, кроме как чмокнуть ее в тугую щечку. Девушка удушливо зарделась, выдавая натуру, скромную не по годам, и потупилась.
        Я вышел, негромко клацнув дверцей.
        - Пока, Надюш!
        - Пока… - вытолкнула симпатичная шофериня, и рывочками тронулась с места. Растерялась…
        Ничего, будет знать, как играть в бесстыдницу с коварным завлабом!
        Обождав, пока рассеется бензиновая гарь, я с удовольствием вдохнул холодный ноябрьский воздух. Он уже не пах прелью, как в листопад, зато витала, витала в нем студеная свежесть предзимья.
        Не люблю холод, и ледяные касания снежинок не выношу, но не всё ж осени длиться…
        Я шумно вздохнул и вошел в гулкое парадное без оглядок. Раньше было интересно сыграть в «Найди зайчика!» - не выдавая собственного любопытства, угадывать, где затаились прикрепленные. В ротонде? Или в той заляпанной грязью «Волге», что скромно тулится на углу? Может, в доме напротив?
        А сейчас привык, и забываю даже о крутых парнишках, сутки напролет охраняющих мою драгоценную тушку.
        Глубокомысленно воззрившись на старые деревянные дверцы лифта, я подумал - и шагнул в кабину. Устал.
        …Бравые монтажники вторую неделю тянут кабеля и долбят бетонный потолок лаборатории - сопла ускорителя выведут оттуда прямо к громадному кубу камеры. Пришлось из старшего научного сотрудника переквалифицироваться в прорабы, а то напортачат еще...
        Хлопать себя по карманам, отыскивая ключи, не пришлось - дверь в квартиру стояла приоткрытой, и сквозь щель надувало сдобным духом, донося невнятные речи.
        Я демонстративно захлопнул створку за собой, но реакции не последовало. Ну, понятно… По столовой гулял пронзительный голос Динавицера:
        - И чё? Чё я, по-твоему, не обеспечу своего пузатика?
        - Ой, Изя! - мигом отозвалась Альбина. - Ну, ты как скажешь…
        - Я же любя!
        Порхая звонкими нотами, долетел нежный смех Светланы. А Ритку они куда дели?
        Тихонько разувшись и повесив куртку, я прокрался в комнату, выглядывая из-за высоких стеклянных дверей.
        - Привет! - возопил Изя. - Где твой гиперболоид?
        - Сдал в металлолом, - я оглядел гостей, отмечая весьма округлившийся животик Альбины Динавицер, и ухмыльнулся: - Рит, а сколько тут народу собралось, не считая меня? Четверо? Или пятеро?
        - Шестеро! - вызвенела Светлана. - Я на втором месяце!
        - И ты туда же…
        Рита гибко поднялась, чтобы притиснуть меня и ворчливо пожаловаться:
        - Вот, уже все - пузатики, даже Светка! Одна я - стройняшка…
        - Через три годика! Ладно?
        - Через два! - заулыбалась подруга жизни. - М-м?
        - Ну, ладно… - сдался я.
        - Честно-пречестно?
        Долгий поцелуй скрепил договоренность.
        - А кормить нас будут? - тревожно осведомился Изя.
        - Ой, ну… - возмутилась Альбина. - Ну, просто слов нет!
        - А чё я такого сказал? - Динавицер от изумления даже глаза вытаращил.
        Рита засмеялась и, чмокнув меня еще разок, торжественно провозгласила:
        - Будут! И кормить будут, и поить, и даже тортиком угощать!
        Плюхнувшись на диван рядом со Светланой, я осторожно приобнял будущую мамочку.
        - Эх, - вздохнул огорченно, - такая талия была! И не жалко?
        - Ничего не могла поделать, - улыбнулась Сосницкая, легонько прижимаясь. - Дремучие материнские инстинкты!
        - А куда это Тимоша пропала?
        Света прыснула в ладошку.
        - Дюха говорит, у Зиночки период гнездования! Мы с Машей ей комнатку выделили… Ну, там, на Малой Бронной. Смешно смотреть, как Зинка ковыляет - вся такая гордая, животяра впереди колышется… Родит скоро.
        Я слушал одноклассницу, и благодушествовал. Самое досадное за весь вечер - наш лукавый торг с Ритой. Зря я ей целый год уступил. Девчонки, как с ума все посходили, наперегонки в роддом кинулись, и она взяла моду…
        «Ой, да ладно, - разморено подумалось мне. - Чё я, не обеспечу своего пузатика?»
        Среда, 7 ноября. Позднее утро
        Москва, Красная площадь
        Президент СССР и члены Политбюро степенно покинули трибуну Мавзолея, а колонны рассеялись в праздничную толпу. Официальная часть закончилась! Лишь торжественные марши продолжали греметь, эхом отдаваясь от кремлевских стен.
        Держа Риту за руку, чтобы не потерялась, я брел вдоль ГУМа, лавируя среди нарядных людей - оживленных, радостных, предвкушавших застолье. За годовщину Октября, да не выпить?
        Ноябрьское солнце светило, но не грело, однако на душе было тепло и покойно.
        Какой-то год назад я вовсе не был уверен, стоило ли мне учиться на физика. Ладно, там, аспирантура - без нее сложно защитить кандидатскую. А дальше куда? Пристроиться в Физтех и трудолюбиво изображать первооткрывателя графена?
        Вспоминать тошно. Зато сейча-ас…
        Я лучезарно улыбнулся, подставляя лицо солнцу.
        - И где теперь искать этих чучел? - заворчала Рита, вытягивая шею. - Сказала же: ждите у музея!
        - Они ж пузатики…
        Почти весь фасад Исторического музея, от шпиля к шпилю, затягивало гигантское панно - «62-я годовщина Великой Октябрьской социалистической революции», а у подножия здания шаталась, мешалась и перемешивалась гуляющая публика.
        - Привет, шеф! - из людской кутерьмы вырвалась разрумянившаяся Темина. - Ой, здрасте!
        - Здрасте, здрасте, - подозрительно сощурилась моя половинка, повторяясь, как Маша Зенкова.
        - Привет, привет, - сделал я ручкой. - Гуляем?
        - Ага! - радостно вылетело из Нади. - Ой, извините… - она суетливо порылась в сумочке, и выцепила радиофон «ВЭФ». Гаджет сердито звонил, разрывая воздух пронзительной трелью. - Алло? Да… Какие? А-а… Ой, а давайте завтра! Да? М-м… Ну-у… Ладно. Да еду, еду уже! - бросив радик в сумку, девушка кисло поморщилась: - Тоже мне, нашли время!
        - С работы звонили? - оказал я внимание.
        - Ну, да! Первый отдел лютует. Я, видите ли, какие-то бумаги не сдала после работы! Да куда они денутся из лаборатории? Ой, ну ладно, побегу я!
        - Тебе, может, машину вызвать?
        - Да не надо, я на своей!
        Надя растворилась в толчее, а Рита неодобрительно фыркнула:
        - Так и липнет, коза!
        - И не говори, - поддакнул я, тая улыбку, - что за молодежь пошла…
        - Ой, чуть не забыла! Из-за Надьки этой… Мама твоя звонила, в гости звала. Съездим, может?
        - Может, - согласился я.
        Тот же день, позже
        Зеленоград, площадь Юности
        Удивительно… Мама уже год, как переехала в «профессорскую башню», а запахи витают те же, что и на старой квартире - сдобные, уютные и какие-то домашние, что ли. Признаться, я поначалу чувствовал стеснение, бывая здесь в гостях - не привык видеть родительницу в обнимку с Филиппом Георгиевичем.
        Но… как-то всё утряслось в душе. Даже Настя, сильно привязанная к папе, спокойно отнеслась к тому, что у нее появился отчим. Главное, что мамульке с ним хорошо, убеждал я сестричку, и Гарина-младшая приняла мою сторону. Вот, и ладушки.
        Я облокотился на перила балкона, оглядывая городские просторы. Растет Зелик…
        - Лида! - глухо донесся голос Фила. - Помочь?
        - Мы сами! - мама вежливо выпроводила «помощника» из кухни.
        «Лидия Старос… - подумалось мне. - Звучит куда органичней, чем Жаклин Онассис!»
        Вздрогнула балконная дверь, пропуская Филиппа.
        - Выгнали! - добродушно пожаловался он, и закряхтел, стыдливо посматривая на меня: - Лида… Она думает, будто ты у нас редко бываешь из-за Питера… из-за отца.
        - Нет-нет, пусть выкинет это из головы! - отмел я мамины подозрения, мотая головой. - Додумалась… Я помню папу, но без конца переживать… Да ну! Просто работы много. Бывает, что и на выходных «отдыхаю». Так что… Слушайте, а где Настя?
        - Решает задачу трех тел! - хихикнул Старос.
        - Так она ж, вроде, рассталась со Славиком? - удивился я, а непокой за личную жизнь сестренки уже поднимал волну.
        - Настя - умница, но ведь и красавица… - рассудил Филипп Георгиевич. - В общем, у Кости Валиева соперник нарисовался. Высокий, такой, блондин. Журналист, вроде…
        - Жопокрутка, - буркнул я. - Извините, вырвалось.
        - Руки мы-ыть! - разнеслась команда, и балкон мигом опустел.

* * *
        - Миш, добавочки, может?
        - Лопну, мам!
        - А салатику?
        - Ну, давай… Да куда ж ты столько?
        - Закусывай, закусывай…
        Старос, посмеиваясь, долил мне винца из графина, где оно «дышало». Густое, сладкое, хоть и терпкое… Хорошо пошло!
        - В Сухуми брали, - похвастался Филипп Григорьевич, гордо приглаживая усы. - Десять рублей банка, а в ней три литра! Домашнее, прямо из подземного кувшина черпали…
        - Ну, да, - хмыкнула Рита, - чего б тем горцам по сто лет не жить!
        - А хачапури помнишь? - мама раскраснелась, оживленная и будто помолодевшая. Да и с чего бы ей стариться? Сорока еще нет. Вон - в зрачках блеск, на щеках ямочки…
        - Wow… - закатил глаза Старос. - Нет, нет, лучше так: «Вах!»
        Я рассмеялся, хмельной, да на релаксе, и тут, как назло, закурлыкал мой радиофон. Тоже «ВЭФ», как у Нади - их нам на работе выдали. А Рите на день рождения я подарил навороченную чешскую «Теслу»… О чем бишь я?
        - Не отвечай! - воскликнула Рита, расшалившись. - Ну их!
        - Как тебе не ай-я-яй… - пожурил я «спутницу осени серой». - М-м… Алло-о?
        - Иванов беспокоит, - захолодил ухо напряженный голос генерал-лейтенанта. - Вам надо срочно подъехать, Михаил.
        - Э-э… - стал я соображать. - Борис Семенович, я тут… как бы выпивши…
        - Тут - это где?
        - В Зеленограде…
        - Тогда спускайтесь потихоньку, за вами заедут.
        - Понял.
        Сунув радик в куртку, натянул ее, путаясь в рукавах.
        - Ты уходишь? - огорчилась Рита.
        - Все равно в меня больше не влезет! - отшутился я, зашнуровывая кроссовки.
        Дверь распахнулась, и в прихожую влетела Настя, словно занося с собой вихрь неясных томлений и жарких соблазнов, амурных шараханий, желаний, влечений… Девятнадцатый годик пошел малышке.
        Забавно вчуже наблюдать, как хорошенькая выпускница превращается в молоденькую стерву, то надменную, то капризную красотку.
        - Мишечка! Привет! - сестричка повисла на моей шее, болтая ногами. Поцеловала, и отпустила: - А ты куда собрался?
        - На работу! - трагическим голосом сообщила Рита из зала. - Представляешь?
        - Беги, Миша! - хихикнула Настя. - Я задержу этих алкоголиков, хулиганов, тунеядцев!
        Чмокнув «стервочку» в подставленные губы, я решил утрясти съеденное с выпитым - спустился по лестнице, кружа по гулким пролетам. Витавший во мне винный дух улетучивался, замещаясь тревогой - она росла, и холодила рассудок.
        Тот же день, позже
        Московская область, окрестности объекта «В», п/я № 1410
        «Волга» с мощным двигателем от «Чайки» легко выдавала на шоссе хоть двести в час, но бесстрастный парень в штатском, сидевший за рулем, дисциплинированно «тащился» на ста тридцати.
        Не доезжая до «ящика», он и вовсе сбросил скорость. Здесь дорога загибалась плавной дугой, стелясь между могучих елей, тянущих лапы над обочиной.
        - Борис Семенович сказал, что нас встретят, - неожиданно заговорил водитель, отмахивая пышный русый чуб. - Ага-а…
        Впереди, у съезда на грунтовку, махал шапкой гаишник в форменной тужурке. Чубатый затормозил, и милиционер подбежал грузной трусцой.
        - Метров сто! - крикнул он. - Там увидите!
        «Дублерка» скатилась, шурша редкой щебенкой на склоне, и валко закачалась в травянистой колее.
        - Это старая дорога к дачам, - отрывисто сообщил шофер. - Сейчас-то они у заправки съезжают…
        Он смолк, выруливая на обширный лужок, спадавший к оврагу. Неподалеку замер милицейский «луноход» - обычный «уазик», только с крепким верхом, выкрашенным в канареечно-желтый цвет и обведенным синей полосой. «Волга» с парой штыревых антенн выдавала присутствие чекистов, а у травянистого обрыва ревел движком «сто тридцатый»,[2]медленно выволакивая помятый «Жигуль» - натянутый трос дрожит, а разбитый задок малолитражки пускает копотные дымки. Обмирая, я узнал Надину машину.
        «Не дай бог…»
        Эксперты с оперативниками занимались своими скучными, пугающими делами - расхаживали, крадучись, вороша космы жухлой прошлогодней травы, спутанной с зеленой муравой, мигали слепящими фотовспышками, а с краю всей этой неспешной кутерьмы пыжилась серая «буханка» скорой помощи.
        Туда я и направился, чувствуя, что поступь не тверда. Сердце бухало, а холодок в душе смерзался в тошнотворную ледышку.
        Она была здесь, Надя Темина, «молоденький няшный сотрудник». Лежала на носилках, вытянув длинные ноги. Маленькая грудь едва округляла тонкую ткань блузки, проступая набухшими сосками, но девушке не было стыдно, и она не мерзла - широко распахнутые голубые глаза недвижимо отражали небо.
        - Перелом шейных позвонков, - негромко прозвучал голос Иванова, усталый и, как мне показалось, безучастный.
        - Как это случилось? - шевельнул я губами, снова и снова оглядывая Надю.
        Когда гибнет мужчина, с этим смиряешься - судьба такая у воинов и охотников. Но мертвая девушка - это слишком жестоко.
        Рядом со мной остановился парень в овчинном полушубке, накинутом на плечи.
        - Капитан Савельев, - представился он.
        Стягивая тонкие резиновые перчатки, опер зачастил - уверенно, с налетом того профессионального снисхождения, что всегда бесило меня:
        - Смерть наступила после полудня. Девушка ввела себе дозу морфия - следы трех недавних уколов находятся на локтевом сгибе левой руки, а шприц с отпечатками пальцев Теминой найден на коврике под водительским сиденьем. Здесь небольшой уклон, а машина не стояла на ручнике, вот и съехала задом к оврагу. Сорвалась, врезалась багажником… Темину так приложило к спинке сиденья, что она сломала шею. В общем, всё выглядит очень натурально, однако есть и странности.
        Злость накаляла меня, но я сдержался, выцедив:
        - Какие?
        - Следы каблучков на дороге. Девушка зачем-то выходила, топталась… Причем, ее дубленка лежала на заднем сиденье. И еще, - «следак» повернулся к лесу. - Вон там обнаружены свежие отпечатки шин «Волги», и много окурков. Курили двое. Возможно, эта парочка и передала ампулы Теминой - пять штук лежало в бардачке «Жигулей», отпечатки стерты. И еще. В четверть второго неизвестный позвонил из Нижних Дубков по радиофону девушки, сообщив об аварии. Судя по всему, кто-то здесь побывал до нас, не шибко отягощенный приличиями, и спер сумочку погибшей…
        - Могу добавить странностей в вашу копилку, - усмехнулся я. - Мы с женой встретили Надю в Москве после парада, и тогда ей как раз позвонили. Якобы наши особисты вызвали на работу…
        - Нет! - Иванов возник в поле моего зрения. - Никто из первого отдела Теминой не звонил - все исходящие и входящие записываются.
        - Значит, звонили убийцы! - отрезал я, и раздраженно пожал плечами. - Поймите, это полнейшая, дичайшая чушь - считать Надю морфинисткой! У наркоманов все руки и ноги обколоты! А здесь? Кстати… Она так и сидела за рулем? Без дубленки?
        - Сам удивился, - Савельев потер подбородок. - Холодно же…
        - Синяков на теле нет? Ее не насиловали?
        - Никаких следов, - оперативник поиграл желваками, и вытолкнул, пряча злость: - Медэксперт доложил, что Темина умерла девственницей.
        Мы помолчали, каждый думая о своем.
        - И вот еще какая деталь, - сказал я, смягчаясь. - Не всё так натурально, как кажется. Надя - левша. Сделать себе укол в правую руку она, наверное, смогла бы, но в левую - извините.
        Савельев переглянулся с Ивановым.
        - Значит, кто-то другой ввел морфий… - медленно проговорил Борис Семенович. - Не хреново девки пляшут… по четыре сразу в ряд!
        - Если это вообще был наркотик! - резко сказал я. - Могли и спецпрепарат вколоть - для развязывания языков у молчуний! Надя выболтала все секреты, которые знала, и ее убрали. Как вам такая версия?
        - Она мне очень не нравится, - поугрюмел генерал-лейтенант. - Очень…
        - Образец крови Теминой мы отправили на анализ… - промямлил капитан Савельев.
        Я лишь звучно выдохнул.
        Мой взгляд шарил по искореженному задку «Жигулей», по сине-белому «ЗиЛу», но всякий раз возвращался к Наде. К телу Нади. Мертвому телу.
        «Жертвы имеют право на справедливость», - мелькнуло в голове. Да, имеют…
        - Михаил! - окликнул меня Иванов, будто почуяв настрой. - Только без самодеятельности! Ладно?
        - Ладно! - легко пообещал я, скрестив пальцы в кармане.
        Вечер того же дня
        Москва, улица Строителей
        На работу я уже не заезжал - гибель Наденьки взбаламутила покой, подняв из нутряных глубин все прежние волненья и полузабытые страхи.
        Домой вернулся затемно. Шагнул с холода в согретую прихожую, где бра разливали желтый приютный свет, и молча разделся.
        Рита вышла меня встречать в пушистом халатике и мохнатых тапках, что расшивались в далеких чумах или ярангах. Губы надуты, в глазах посверкивают колючие огоньки…
        Раздражение унялось не без труда.
        - Ты был с ней? - в Ритином голосе обычная ревнивая обида мешалась с отчужденностью. - С этой… Надей?
        - Надю убили, - холодно обронил я.
        - К-как… Убили?!
        Жена охнула, пряча лицо в ладонях, словно удерживая розовое тепло щек, но бледность одолевала. Лишь черные зрачки в опуши ресниц таращились на меня, набухая жгучей влагой.
        - А я… - еле выдавила Рита, жалко кривясь. - А она…
        Я обнял ее, и царственные плечи затряслись, как у всякой горюющей девчонки. Слова утешения не годились, да и не хотелось мне ворковать. Слишком уж тошно.
        Это пройдет, я знал. Всё проходит. Но забыть себе не позволю.
        Надю я им не прощу. Кому - им? Знать бы… Узнаю.
        Мысли, рваные и нервные, крутились в голове, как снежинки в том сувенире из детства. Встряхнешь стекляшку, блестки взвихрятся - и оседают на крышу игрушечного домика…
        Всхлипнув, девушка с надрывом молвила:
        - Начинается…
        - Продолжается, - неласково усмехнулся я, и покрепче притиснул Риту.
        [1] МНС - младший научный сотрудник.
        [2] «ЗиЛ»-130.
        Глава 2
        Четверг, 8 ноября. День
        Москва, улица Мосфильмовская
        Иванов выбрался из «дублерки», обронив:
        - Жди здесь или отъедь подальше.
        - Хорошо, товарищ генерал-лейтенант…
        «Волга» мягко тронулась, и приткнулась в хвост «Колхиде», тащившей на горбу серебристый полуприцеп «Алка».
        Борис Семенович проводил машину глазами. Голые деревья с черной путаницей ветвей навевали унынье, зато на каждом столбе полоскали красные флажки, не убранные с праздника. Они задорно и дерзко алели, бросая вызов хмурым небесам.
        Генерал-лейтенант госбезопасности, замначальника ПГУ, начальник Управления «С» и прочая, и прочая, и прочая, вздохнул, словно заряжаясь от красного державного трепетанья, и пошагал к подъезду. Не царское это, конечно, дело, с агентами встречаться, но бывают особые случаи…
        Нужное ему конспиративное жилье располагалось на третьем этаже и было оформлено на человека, в реале не существующего. Может, потому конспиративные квартиры и прозвали «кукушками»? У кукушек ведь нет своих гнезд…
        «Ну, и где логика?»
        Занятый подобными мыслями, Иванов поднялся на этаж и отпер дверь. Сюда обычно «приглашали в гости» завербованных преподов МГУ, УДН или МГИМО. Может, от них остался этот малоприятный кисловатый запах? Генлейт поморщился: потеет интеллигенция…
        Раздумывая о судьбах прослойки, он прошествовал на кухню, и звякнул джезвой. Агент «Лилит» уважает кофеек…
        Плеснем водички… Отстоянной по бабкиным рецептам, чтоб хлорка выдохлась… Доведем до кипения… Ну, грейся пока.
        Кофемолка с воем сгрызла порцию обжаренных, пахучих зерен. А вот и водичка вздумала закипать…
        Иванов щедро сыпанул коричневый порошок в сереющую воду. Подварить чуток… Но не переборщить. Кажется, всё… Всё!
        Пусть остывает, заодно и гуща осядет...
        Скрипнула дверь. Послышались осторожные шаги.
        - Есть кто? - окликнул девичий голос.
        - А как же! - бодро отозвался генерал-лейтенант. - Проходите, Светлана, я вам как раз кофию состряпал. Извольте отведать!
        - Спасибо! - Сосницкая, не разуваясь, вошла на кухню. - Наконец-то, домашний запах… - проворчала она.
        - Вы тоже заметили, да? - оживился Иванов. - Кислятиной какой-то тянуло! Угощайтесь. Где-то тут печенье лежало, если не съели… Вот!
        Присев, девушка отпила из маленькой чашечки, и довольно кивнула.
        - У вас, Борис Семенович, всё лучше и лучше получается! М-м… Вы лучше спрашивайте, а я отвечу.
        - Годится, - кивнул генлейт, сразу вспомнив Андропова, и оседлал древний венский стул. - Что показал томограф? Миша ничего не заподозрил… такого?
        - Нет, - качнула Света головой, и сделала глоток, смакуя. - Я позвала Мишу, чтобы он помог освоить МРТ, а техника и вправду сложная. Мы исследовали весь наш эгрегор, за исключением Насти - метакортекс, излучающий психогенную энергию, у нее так и не образовался. А с девчонками я держалась легенды - дескать, надо бы исследовать, как развивается плод. Ну, с этим всё в порядке, а вот энергия… Метакортекс у девушек… м-м… усох, что ли. Скукожился, и поле стало очень слабым, как у всех. Даже у Наташи, ментальные способности которой - врожденные. Я связываю это с беременностью…
        - А Миша? - хищно прищурился Борис Семенович.
        - Мишу я сманила за компанию, - улыбнулась Сосницкая. - Но… Сложно проследить динамику. Единственный раз Миша проходил томографию год назад по направлению КГБ. И, если сравнивать, то его метакортекс тоже уменьшился. Но это как раз объяснимо. Ведь прошлогоднего пика так называемой «Силы» Миша достиг искусственным путем, поглощая насильно или принимая по согласию чужую энергию. А это… Знаете, есть подходящее сравнение - культуристы. С помощью всяких анаболиков они накачивают мышцы до такой степени, что, кажется, вот-вот кожа треснет! Но стоит этим «дутым» силачам бросить тренировки, как мускулы сдуваются. Так и с Мишей. Да и с нами, со всеми. Поэтому ни ридеризма, ни телекинеза, ни даже гипноза от нас не ждите. Цирк уехал.
        - Понятно… - медленно проговорил Иванов. - Понятно… А Рита? Ведь она, насколько мне известно, не беременна?
        - Всё-то вы знаете… - кривовато усмехнулась Светлана.
        - Служба такая, - развел руками Борис Семенович, как бы шутя, но глаза его оставались внимательными и цепкими.
        - Да, метакортекс у Риты больше, чем у любой из нас, но… Еще летом, когда мы выезжали в Крым, она призналась, что больше не читает Мишины мысли, даже когда муж… э-э… совсем рядом. И это правда. По крайней мере, одну способность мы сохранили - чувствовать психосущность. Разбираться в характере… Ощущать, лжет человек или говорит искренне, исходит ли от него опасность.
        - Понятно… Ладно. Спасибо вам большое, и… - Иванов немного затруднился. - Большая просьба, Светлана. Немедленно сообщайте мне, если заметите в Мишином окружении подозрительных… м-м… да и вообще, новых, незнакомых людей. Или он сам что-нибудь сболтнет, или… В общем, любую странность интерпретируйте, как угрозу!
        - Мише что-то угрожает? - в девичьем голосе отозвалась тревога.
        - Да я пока и сам не знаю, - честно ответил генлейт. - Но лучше будем начеку.
        - Будем, - согласилась агент «Лилит», и допила кофе.
        Пятница, 9 ноября. Утро
        Московская область, объект «В», п/я 1410
        Я приближался к месту моей работы. Вокруг, почтительно отступив от дороги, зеленел лес, суровея еловой темью. Солнце трогало лишь верхушки, не касаясь земли, устланной ржавой хвоей, и ночной холод держался понизу до самого вечера.
        «Ижик» бодро урчал, вписываясь в поворот, а вот моему настроению был конгруэнтен сырой полумрак ельника.
        Иванов, правда, обещал на сегодня «серьезные подвижки в расследовании». Мол, «развиднелось кое-что». А толку?
        Попади Надя в больницу, избитая и покалеченная, меня бы грело чаяние прищемить яйца ее обидчикам, но «молоденький няшный сотрудник» угодил на холодный, оцинкованный стол патологоанатома…
        Лес поредел, отходя, да разбредаясь, и впереди нарисовался полосатый шлагбаум. Ага… Генерал-лейтенант напряг-таки группу режима - у дежурного офицера сбоку обвисала потертая кобура с тускло блестевшим пистолетом, а на заднем плане реял молчаливый сержант, своей мозолистой рукой оттягивая ремень «калаша», закинутого на могутное плечо. Повышенная боевая готовность.
        - Проезжайте, товарищ Гарин, - постовой с васильковыми просветами на погонах лихо козырнул, возвращая пропуск, и красно-белая стрела качнулась вверх, словно тоже отдавая честь.
        "Добро пожаловать или Посторонним вход воспрещен".
        «Иж» надменно фыркнул, и проследовал ко второму посту у ворот в высокой бетонной стене. Внешний периметр секретного института и впрямь напоминал крепостную стену рыцарского замка, даже угловые башни имелись - за их парапетами прятались спаренные зенитные пушчонки, стыдливо прикрытые брезентом.
        В хрущевские времена фортеция сия тоже укрывала нечто совсекретное, то ли космическое, то ли лазерное. Я еще застал расконсервацию объекта - облупленный серый бетон в потеках, по углам пушится селитряный «иней», запретная зона заросла неряшливыми кустами, а подъездная дорога укатана хрустящим гравием…
        Эксплуатационники живо навели порядок - в холодных и пыльных бункерах повеяло теплом, изгоняя сырость. Молодые голоса, загулявшие по мрачным коридорам, распугали призраков, и даже надоевшее тарахтенье ДЭС стихло к лету - с новенькой, крашенной серебрином опоры ЛЭП перекинулись низко гудящие провода…
        Пройдя второй пост охраны, я оставил машину на стоянке, и двинулся к проходной. Главное здание глыбилось прямо передо мной, выглядывая над стенами тяжеловесной бетонной призмой, как башня-донжон.
        У него плоская крыша, приспособленная для посадки вертолета. Летом там вповалку лежат научные сотрудники, и загорают, не разбирая чинов и званий. А вот зимой никого из них не допросишься подняться наверх, чтобы сгрести снег - сразу всем некогда, все загружены от и до…
        ...Сегодня дежурил Макарыч, седоусый крепенький дед, старый партизан.
        - Здравия желаю, Михаил Петрович, - уважительно поздоровался он.
        - И вам того же, Василий Макарович, - наклонил я голову.
        Турникет щелкнул, пропуская, и бравый вахтер вручил мне именной талон. - Борис Семенович не объявлялся?
        - Никак нет. Звонил, обещал быть.
        Кивнув, я пересек обширное фойе, и толкнул дверь первого отдела. Из-за стола «не по росту» с пыхтением вылез огромный особист, до того накачанный, что тело, бугрящееся мышцами, обрело бесформенный вид. То ли от запаха бумаг, то ли от аллергии на секретность у меня зверски засвербило в носу.
        - А... А-а... Ап-чхи-и!
        - Салфет вашей милости! - рокотнул особист.
        - Красота вашей чести, - сделал я ручкой, шмыгая.
        - Держите, - мускулистые руки выставили небольшой стальной короб с кодовым замком. - Распишитесь.
        Поставив свою закорючку, я подхватил тару и понес к себе в лабораторию.
        Это был обширный зал с высоким потолком, а настрой на серьезную работу задавала входная дверь - металлическая, тяжелая, как в доте, подвешенная на массивных петлях. Нащелкав код, я переступил не обычный порог, а залючину-комингс, и выбрался на узкую галерею с балюстрадой из нержавейки.
        Мое рабочее место. Моя пещера для ретритов и прочих бдений.
        Уровнем ниже стояли в рядок белые шкафы МВК «Коминтерн-3». Многопроцессорный вычислительный комплекс - так в СССР называли суперкомпьютеры. Рядом вяло мигал индикаторами пульт, в сторонке кучковались столы, стеллажи, пара диванов и заморенный фикус в кадке, а посередине дыбился громадный куб лабораторной камеры.[1]
        Сверху и снизу ее закольцевали наплывы могучих составных магнитов - их секции можно было сдвигать по-разному, образуя поле нужной конфигурации. Спереди тускло блестела прозрачная панель со встроенными манипуляторами - суставчатые «руки» бессильно повисли, видимые, как тени, по ту сторону двойного толстенного стекла, бликовавшего на свету.
        Позади, впритык к стене, громоздился технический отсек - к нему сходились, сплетались вязанки кольчатых кабелей, а сверху…
        Я задрал голову. Из аккуратных дыр в потолке высовывались ребристые сопла ускорителя, отделанные сверкающим цирконием, глухо доносились отрывистые лексемы монтажников и звонкие медные удары. Work must go on…
        Я сошел по пандусу, задев коробом коротко гуднувшие перила. Отпустил матерок, и раздраженно вскрыл кейс, набрав личный шифр. Бумаги «Для служебного пользования» швырнул на стол, а стопку чистых листов с грифом «Совершенно секретно» покачал в руке, словно взвешивая, и подчеркнуто спокойно уложил обратно в коробушку.
        Ничего я сегодня писать и рассчитывать не буду. Настроения нет.
        Тут дверь издала писк, открываясь.
        «Зря не заблокировал!» - сумрачно подумалось мне.
        Высокий комингс переступил Иванов. Оглянулся, и заценил:
        - Просторно тут у вас… - спускаясь по пандусу, он добавил другим тоном, пристально взглядывая на меня: - Ваша версия, Миша, оказалась верной. В крови Теминой обнаружены следы СП-36. Возможно, эйфория от дозы морфия наложилась на действие «болтунчика». М-да… Насколько девушка была посвящена в секретную тему?
        - Ни насколько, - буркнул я. - «В теме» только двое - я и Дим Димыч… Директор. Что Надя могла рассказать? Про тахионный излучатель? Так она видела его раза два, от силы. А что там, под кожухами и панелями? Откуда ей знать? Надя нужна была мне, как помощница - подай, принеси, сравни конфигурацию поля с расчетной…
        - Понятно… - вздохнул Борис Семенович, поправляя очки. - Следствие, кстати, продвинулось. Местный участковый оказался настоящим деревенским детективом! Нашел в ельнике сумочку Теминой. Паспорт на месте, карточка Госбанка, пропуск… Один лишь радиофон пропал. Дали этому Анискину прослушать запись звонка, так он по голосу вычислил «доброжелателя»! Некоего Игоря Ивановича, пенсионера-маргинала. Отсидел по «хулиганке», а потом сменил десятки мест работы, нигде не задерживаясь дольше двух-трех месяцев. Зато всю страну объездил, от Камчатки до Кавказа, от Таймыра до Памира… Его сюда везут - думаю, вам будет интересно поприсутствовать. Я прав?
        - На все сто!

* * *
        Игорь Иванович оказался плюгавеньким мужичком, давно не посещавшим баню и парикмахерскую. Вертясь на стуле, чтобы видеть и особиста, и генерал-лейтенанта, он с жаром повествовал голосом сиплым, но не испитым:
        - Я вам не бомж какой, и не алкаш! Ежели и выпью, то в субботу. В воскресенье поправлю здоровье, и всё - готов к труду и обороне!
        Тут отворилась дверь, и вошел наш технический директор.
        - Етта… - начал он. - Миш, накопители завтра будут, я договорился.
        - Заходи, Ромуальдыч, - сказал я скучным голосом. - Это тот… э-э… гражданин, что сообщил о Наде.
        - Ага… - вытолкнул Вайткус, и улыбнулся очень неласково. Как людоед коту в сапогах.
        Игорь Иванович сразу ощутил неуют.
        - Да чё я, чё я-то! - затараторил он, подбирая ноги под стул, а голову втягивая в плечи. - Я ничё!
        - Как вы оказались на старой дороге? - спокойно спросил Иванов.
        - А, ну, как всегда! - взбодрился мужчинка. - Я через день по шоссе хожу - много же невоспитанных ездит, бутылки в окошко выбрасывают. А я подбираю! За чистотой слежу. Вот и в тот день три пивные нашел. А как свернул на старую, гляжу - машина стоит. «Волга» цвету такого… майонезного! И два мужика курят. Один такой блондинистый, высокий, другой пониже, но поширше, чернявый, на грузина похож. А я, знаете, люд?м особо не доверяю, ну и решил их лесом обойти. На фронте-то в разведроте служил, навык есть. Пройду рядом - не услышишь… И тут - здрасьте! - еще одна машина! «Жигули» нарисовались, и тоже парочка… Ну, внутри. Девка за рулем, а мужик рядом. Плотный такой, здоровый. Чё-то они там заспорили… он девку как турнет из машины! И тут эти двое, что у «Волги» курили, сразу подбегают, хватают… шофериху, та верещит… А этот… который высокий блондин, прямо из кармана шприц достает. Вверх брызнул с иглы, и девке вколол… Сюда, - он показал на сгиб левой руки. - Я думал, они ее… того… снасильничать решили, а они стоят только и слушают, что девка болтает. А та языком чешет, как заведенная!
        - Что она говорила, слышали? - не выдержал я.
        - Не, далеко было, - тряхнул Игорь Иванович немытыми сосульками волос. - По губам тоже не прочитать - мужики ко мне спиной, и девку загораживают. Два слова только разобрал - «ускоритель» и… «трахтион» какой-то…
        - Может, тахион?
        - Во! Точно! А потом девка… Чокнулась, что ли? Хихикает, лыбится… А блондин… Он еще так челку вбок отмахивал, как этот… Ну, этот, из «Бриллиантовой руки»! Козлодоев! Так он девчонке - раз! - и по шее ребром ладони, как колуном! Та сразу - брык! - и готова. Они ее обратно в «Жигуль» затолкали, скатили в овраг, и… Ну, и все.
        Игорь Иванович поник, тревожно зыркая.
        - А мне… ничего не будет? - промямлил он.
        - Будет, - серьезно сказал Ромуальдыч. - Премия.
        - Серьезно?! - обрадовался мужичок. - Ну-у… Тогда я еще кой-чего вспомнил. Я ж говорил, что по губам… того… читаю? Так у нас был случай, на войне еще. Пошли мы как-то за «языком», к немцам в тыл. Ночь, тихо. Так мы аж до штабного блиндажа доползли. А там светло, карбидная лампа фигачит - и два фрица по-своему гутарят. Губени их, главное, четко вижу, а понять - ни бум-бум! Так вот… Я как тех мужиков, что у «Волги» курили, увидал, сразу тот случай вспомнил - эти тоже по-немецки шпрехали!
        - Очень интересно… - затянул Иванов, совершая величественный жест. - Арсений Ромуальдович, премию выпиши обязательно. За бдительность!
        Четверг, 15 ноября. День
        Атлантический океан, борт ТАВКР «Минск»
        - Мичман! Ого!
        Иван Гирин сперва остолбенел, завидев Якушева на палубе, а затем обрадовался.
        - Товарищ капитан третьего ранга! - завопил он, мигом утрачивая солидность. - И вы здесь!
        - Как видишь! - засмеялся замполит. - Перевели.
        - И меня!
        - А ты молодец, - сказал каптри, посерьезнев. - По флотской линии пошел? Ну, и правильно…
        - Да я вообще хотел в офицеры… - застеснялся Гирин. - Но там столько учиться! А тут - океан!
        - Нормально! - махнул рукой Якушев. - У тебя, Ваня, опыта столько, что тому же летёхе и не снилось.
        - Это - да, - мигом загордился мичман. - А чего ж я вас раньше не встречал?
        - А я в Луанде на борт поднялся.
        - А-а… Понятно.
        - Так… - замполит глянул на часы. - Тебе на вахту?
        - Никак нет.
        - Тогда пошли. Знаешь, хоть, куда следует корабль?
        - Вроде как, в Лоренсу-Маркиш… То есть, в Мапуту.
        - Нет, дружище Иван, наш курс - в Кейптаун!
        - Да ну! - выдохнул Гирин. - Но там же эти… расисты!
        - А этого добра, Ваня, везде полно, - усмехнулся Якушев. - Белые расисты хотя бы за порядок и закон, а вот черные… Ты гулял по Луанде?
        - Ну, да.
        - Красивый город выстроили португальцы, верно? Белые домики, красные черепичные крыши, тучи зелени… И что? Хватило трех лет, чтобы местные всё ухайдокали. Ведь за городским хозяйством следить, оказывается, надо - канализацию чинить, водопровод, кровлю… Тропики же! Тут всё гниет на лету. Вот только кому работать? Ведь проклятые колонизаторы ушли и больше не угнетают несчастных негров! А несчастные негры особым трудолюбием не страдают.
        - Да уж! - фыркнул Гирин. - Эт-точно…
        - Ну, пошли тогда.
        - Куда?
        - На политинформацию!

* * *
        Мичманов набилось в кают-компанию, как селедок в бочку, а те, кто место не занял, теснились в проходе, вдоль переборки. Интересно было.
        Каптри - человек увлеченный, и к идеологической работе подходил творчески. То есть, не щеголял цитатами из классиков, а приводил яркие, доступные, даже грубые примеры, но доходчивые.
        Поведав о Южно-Африканской Республике, о Намибии и Зимбабве-Родезии, Якушев хитро улыбнулся:
        - Что будет дальше, я не знаю. Но давайте подумаем, что может ожидать этот огромный, потенциально богатый и буквально кипящий конфликтами и предрассудками регион. Я специально не говорил о линии партии, поскольку единого мнения пока нет. Хотя позиции фракций Шелепина и Суслова близки, и принципиальных разногласий между ними нет. Давайте, хотя бы пофантазируем, опираясь на логику! Смотрите. СССР и страны СЭВ продают Западу товары за рубли, за фунты, за франки, марки, йены и рэнды. А вот доллары, как платежное средство мы не принимаем! Поэтому американцы не могут нам пакостить, срывая внешние сделки - и терпят миллиардные убытки. Идет самая настоящая экономическая война, товарищи! А на войне, как на войне. И мы потихоньку возвращаем в международные расчеты драгметаллы, то есть, «золотой стандарт». И вот тут как раз, хоть мы и богаты золотишком, надо бы подтянуть ЮАР! Им тяжко под санкциями, но вы посмотрите только, кто гнобит юаровцев! Страны социализма? Нет! Запад! Они там терпеть не могут, когда кто-то развивается и набирает силу - боятся конкуренции. Потому и нас санкциями одолевают и всякими
эмбарго, и Кубу, и ЮАР. Выходит, мы союзники в борьбе за лучшую жизнь!
        - Товарищ капитан третьего ранга! - послышался голос из толпы. - А чего мы конкретно делать-то будем?
        - Сразу видно - молодежь! - ухмыльнулся замполит. - Чего будем делать… Влиять будем! На Замбию, на Мозамбик, Намибию, на всех. Ведь тут, как ни думай, а решить конфликты разом можно, лишь перекроив границы. Поделят Зимбабве-Родезию пополам - белым центральная и южная часть, которые тут же присоединяются к ЮАР, неграм - всё остальное, и пусть сами думают, как им жить. И Намибию надвое - юг смыкается с ЮАР, а на севере уже созданы чуть ли не десять хоумлендов для разных племен, вроде Овамболенда - вот вам и зародыши негритянских государств. И, кстати, далеко не все из них хотят под крылышко к Сэму Нуйоме! Ну, и саму ЮАР придется делить. Западная половина - белым, а восточная, где все бантустаны - черным.
        - Не-е, товарищ капитан третьего ранга, - затянул тот же голос. - Империалисты все равно будут против…
        - И еще как будут! - воскликнул Якушев, задирая палец жестом проповедника. - И вот тут на сцену выходят товарищи израильтяне, с которыми у нас нынче мир, дружба, жвачка. Какие страны в Африке не ущемляли санкциями ЮАР?
        - Ботсвана, Свазиленд и Лесото! - выпалил Гирин, подняв руку.
        - А почему?
        - Так ведь вся их торговля идет через южноафриканские порты!
        - Правильно, товарищ мичман! Садитесь, «пять»! - переждав волну добродушного смеха, замполит продолжил: - Иудеи быстренько создают в этих государствах разные фирмы. Одни, формально возглавляемые местными, а по факту принадлежащие гражданам Израиля, скупают в ЮАР алмазы, золотишко и прочий товар, и как бы «перепродают» другим фирмам, чисто еврейским. А те, уже совершенно официально и законно, торгуют с Израилем, СССР, ГДР, Ираном… Короче, Кейптаун, Иерусалим, Москва и Берлин с Тегераном подсчитывают прибыли, а если кто в Вашингтоне или Лондоне вздумает винить евреев в расизме, их мигом задавят, как антисемитов! И так, постепенно, вокруг Советского Союза и Южной Африки соберется этакая «Золотая Лига» стран, добывающих золото, серебро и платину, станет потихоньку продвигать драгметаллы, как средство международных платежей. Спрашивается: что тогда будет с Америкой, отягощенной не только злом, но и неоплатными долгами?
        - Кирдык! - с удовольствием выразился уже знакомый голос.
        - Именно! А стоит только Соединенным Штатам превратиться в Разъединенные Штаты, как весь прочий Запад станет для нас неопасен…
        Завыла сирена учебной тревоги, и кают-компания мгновенно наполнилась стуками, грюканьем и топотом. Иван взбежал по трапу на палубу, на ходу вдыхая теплый соленый ветер.
        Пара остроносых крейсеров с правого борта резали океанские валы, ярко-голубые, словно подкрашенные синькой. Вверху, бликуя и трепеща лопастями, завис вертолет в дозоре.
        «Как стрекоза - крыльями…» - мелькнуло у Гирина.
        Модернизированный «Як-38» с грохотом и ревом взлетел с короткого разбега, покидая необъятную палубу, и заскользил к далекому африканскому берегу, синевшему у горизонта. Берегу Скелетов…
        Мичман повернулся бочком, чтобы никто не заметил, и счастливо улыбнулся.
        [1] Описывая внешний вид камеры, а в дальнейшем и прочие технические подробности, автор использовал наработки А.Громовой и Р.Нудельмана.
        Глава 3
        Вторник, 20 ноября. Утро
        Московская область, объект «В», п/я 1410
        Никогда не уважал так называемых интеллигентов за их капризность, нытье, уничижение, инфантилизм и прочие грехи, но вот, вроде, и сам подхватил заразу «креаклов». Две недели рефлексий с метаниями!
        Как Оппенгеймер - сначала сочинил атомную бомбу, а затем раскаялся: ах же ж мы, редиски, сделали работу за дьявола!
        Всё сплелось в один волосатый клубок - и гибель Нади, и моя «совсекретная» тема. А терзания как в том страшном апреле - «от противного». Вот, дескать, сидел бы тихо, не высовывался, и был бы папа жив-здоров!
        Ага… А спрятал бы в стол наработки по тахионному ускорителю, и услыхал бы с утра Надино жизнерадостное: «Привет, шеф! Вас как, после завтрака соблазнять? Или вместо?»
        Хотя нет, не услыхал бы. Мы бы с ней тогда и не встретились вовсе…
        Бы… Бы… Бы… Мысли постоянно спотыкаются об эту противную, надуманную частицу! Да и толку в том, чтобы мусолить давешнее? Что было, то было. Прошло.
        Я чуть пригнулся, выглядывая в окно «Волги». Первый снег выпал, устилая землю, а ленивый ветер не разнес его, не оголил мерзлую черноту. Белым-бело…
        Даже на лапах елей удержалась пороша, цепляясь за колючую хвою. Лишь с подъездной дороги смело реденький покров, оставив сероватую сыпь вдоль осевой. А белесое, клочковатое небо цедит скудный полусвет…
        Усмешка искривила мои губы. Э, не-ет… Безрадостные картины предзимья не обращают меня в унылость. С самых выходных я напорист и зол.
        Усилила «девятка» охрану? Хорошо. И за родными присматривает? Замечательно! Отсоветовала на «Ижике» кататься? Согласен! Мне и на «дублерке» неплохо.
        Главное, ко мне вернулось полузабытое настроение - легкой нервной взвинченности, когда отовсюду ждешь опасности, но испытываешь не страх вовсе, а холодную ярость. И она душит тебя порой, хоть ты и сдерживаешь ее позывы.
        Зато уходит изматывающее беспокойство. Безжалостность и беспощадность замещают его, и ты отчетливо ощущаешь, до чего ж здоров, силен и молод! А враги… Ну, что враги? Переловят эту погань…
        «Нет уж, - мои зубы непроизвольно сжались, - лучше сам!»

* * *
        В лабораторию я зашел ненадолго, только грюкнуть кейсом по столу, да накинуть белый халат - после «Девяти дней одного года» с ним ассоциируют всех физиков подряд.
        Мимолетный чек-ап… Всё, вроде бы, в порядке. По гулкому дырчатому трапу я поднялся на третий этаж. А больше сюда никак не попадешь. Даже окна, и те заделали.
        В ярком голубоватом свете сверкала и блестела здоровенная тумба «тахионника», его ускорительной секции. Как голландскую печь изразцами, секцию выложили магнитными ячейками, почти не видными под извивами кабелей.
        Я медленно обошел ускоритель. Больше года работы, прикидок, расчетов, отчаянного непонимания и великолепной радости прорыва.
        А ведь мне еще и не ясно толком, что же я создал. Догадок в голове целая туча теснится, но какие из них окажутся верны? Какие надежды оправдаются? Будем посмотреть…
        На четвертый этаж подниматься лень было - там, под самым потолком, стыковались «бочки» эмиттеров, венчая инжекционный комплекс. Да и холодно там - на четвертом «фунциклировала» криогенная аппаратура, гонявшая жидкий гелий по обмоткам сверхпроводящих магнитов.
        Вздохнув, я спустился в лабораторию, сходу замечая незваного гостя. Вернее, гостью - девушку лет двадцати пяти. Длинноногую, стройную, и талия на месте, и грудь высока - всё, как я люблю. Но вот взгляд… Не шибко яркие синие глаза смотрели то насмешливо, то с въедливым интересом энтомолога, накалывающего мотылька.
        Наверное, поэтому мои манеры не отличились куртуазностью.
        - Если память мне не изменяет, - пробрюзжал я с кислым выражением на лице, - дверь была закрыта…
        - И вам доброго дня, товарищ Гарин, - усмехнулась девушка. - Меня зовут Елена Павловна. Браилова. Я ваш новый сотрудник.
        - Да что вы говорите? - отреагировал я с мизантропическим бурчаньем. Раздражение взбухло во мне, но унялось.
        «Ряды поредели, ряды пополнились, - движущейся строкой потянулись мысли. - Смирись. Не ты подбираешь кадры… Да и какая тебе разница? Хоть внешние данные в норме…»
        - Только давайте уговоримся: без официала, - поставил я условие. - И без отчества! Терпеть не могу этих величаний… Просто Михаил.
        - Тогда - просто Елена, - легко согласилась Браилова. - Где мое рабочее место?
        Я махнул рукой куда-то в сторону фикуса.
        - Вон три стола, выбирайте любой. Мне все равно, за каким сидеть. А вообще-то… - мое лицо перетянуло кривоватой усмешечкой. - В ближайшие недели стулья не понадобятся - будете бегать по всем трем этажам, как вспугнутая белка! Очень желательно запустить ускоритель до декабря-месяца. Сроки поджимают, директор ворчит… Вы где работали?
        - Физтех, - отпустила Елена. - Ленинградский. А насчет бега… - она улыбнулась с лисьим ехидством. - У меня разряд по биатлону. Обгоню!
        Пятница, 23 ноября. День
        Москва, Кремль
        В снежной мути лишь Троицкая башня вырисовывалась, да и то расплывчато, а прочая Москва таяла в мглистой круговерти.
        «Мело, мело по всей земле, во все пределы…» - пришла на ум строчка нобелевского лауреата.
        Андропов усмехнулся, и отошел от окна. А, вообще-то, день выдался удивительный - всё утро его не тревожили. Ни озабоченные секретари, ни телефонные трели. Тишина…
        На высокой должности поневоле ценишь низменный покой. Сладкое ничегонеделанье, как говорят итальянцы. А «макаронники» знают толк в лени…
        Юрий Владимирович приблизился к огромной карте, охватывавшей Европу, скользнул глазами от Балтики до Черного. Варшава…
        «Тихая война» здорово угомонила жадную до долларов оппозицию. Когда активисты, самые отъявленные горлопаны, выкашиваются десятками и сотнями, задумаешься. А стоит ли становиться мишенью? Разумеется, всяческие «таймсы» и «цайтунги» визжали, обвиняя КГБ в «массовых убийствах», но фактов-то ноль целых, хрен десятых, сплошное highly-likely. Доказательств нет, и не будет - практически все «прямые действия» - на совести пшеков из Службы Безопасности или ЗОМО.
        «Поломали мы им всю «Полонию», - довольно хмыкнул президент СССР. - А весной тогда проведем учения… «Дружба-80». Или «Щит-80»? Ну, да ладно, с названием определимся, время есть…»
        Прага… Ух, сколько там человечьей дряни! Хорошо, хоть ликвидации излишни. Советские ПО потихоньку прирастают тамошними заводами. Вон, как «Совинтель» взлетел! Подгреб под себя и «Теслу», и «Видеотон», и «Роботрон», а по всей Западной Европе - очередь за «совьет компьютерз»…
        «Привяжем к себе разбалованные соцстраны, никуда не денутся!»
        И «Интератомэнерго» заработал, и «Интерхимволокно», и «Интерэлектро»… А закрома Международного инвестиционного банка наполняются рублями - не «инвалютными», не «переводными», а обычными, полновесными, советскими. Хочешь - копи, хочешь - трать.
        Гавана… Вот с Фиделем у него полное взаимопонимание, не хуже, чем с Хоннекером. А сейчас тем более. «Азовсталь» и «Зарубежстрой» к весне сдадут первую очередь огромного металлургического комбината в Никаро - прокат по всему Новому Свету! В Сантьяго-де-Куба, рядом с советской военной базой, строится НПЗ, работающий на венесуэльской нефти, самый большой в Латинской Америке, а шинный завод уже выпускает покрышки «Карибе»…
        Андропов усмехнулся. Куда как проще было клепать тысячи танков и грозить супостату. А вот ты попробуй, одолей вероятного противника в экономической борьбе!
        Негромкий звонок телефона сбил с мысли.
        «Сглазил!» - поправил себя Юрий Владимирович. Звонил Иванов.
        - Алло? Боря, ты?
        - Так точно! - бодро ответил генерал-лейтенант. - Ты сказал, чтобы я держал тебя в курсе. Насчет Миши Гарина.
        - А-а! Да-да. И что?
        - Работаем, Юр. Похоже, в деле засветилась немецкая разведка…
        - И что же БНД забыла в средней полосе? - нахмурился Ю Вэ.
        - Думаю, ты бы пришел к тем же выводам, что и я - немцев припахали американцы. Союзнический долг, атлантическое единство…
        - Понятно… - Андропов задумался, словно тайм-аут взял - информацию переварить. - Борь, а твои люди интересовались, ведутся ли такие же разработки, как у нас, в Штатах?
        - В том-то и дело! Помнишь, когда мы Америку догоняли по атому? Вот уж где страсти кипели! Но ничего же, успели к финишу. Так-то мы! А вот, успеют ли они? По данным разведки, несколько теоретиков в Беркли и Лос-Аламосе занимаются тахионами. А у нас-то всё уже в железе!
        - Борь, - улыбнулся президент. - Вот ты к Мише часто наведываешься, да?
        - Ну.
        - А ты хоть что-нибудь понял про эти тахионы?
        Трубка засопела и донесла осторожный голос Иванова:
        - Ну, это частицы такие… Ненормальные. Они всегда движутся быстрее света. И… Миша оговорился намедни. Сказал, что не удивится, если мы научимся с помощью этих самых тахионов перемещать предметы в прошлое. Или в будущее.
        - Твою ж ма-ать… - только и выговорил Юрий Владимирович.
        - Да, Юр, - вздохнул Борис Семенович. - Такая вот хронофизика.
        - Хренофизика! - буркнул Андропов. - Ну, хоть понятно, с чего вдруг враги так волнуют нам кровь… Ла-адно… - потянул он, и закруглился: - Ладно, Боря. Бди!
        - Бдю! - невесело хихикнул Иванов, и трубка донесла частые гудки.
        Воскресенье, 25 ноября. День
        Московская область, объект «В», п/я 1410
        - Лен, контрольная проверка! - вытолкнул я, шаря глазами по пульту.
        - Есть контрольная проверка, - голос Браиловой звучал устало, но даже нотки недовольства не слыхать.
        М-да. Погонял я ее сегодня… Не случайно Лена босоножки сменила на кроссовки - в них легче бегать по этажам.
        - Конфигурация поля.
        - Овоид!
        Мои руки лежали на консоли, как у пианиста на клавишах. Нежными движениями я сдвигал ползунки, уже больше смахивая на звукорежиссера. Напряженность поля росла, с еле слышным жужжанием сдвигались секции магнитов.
        - Конфигурация!
        - Сфероидальное поле!
        - Ага-а… затянул я. - Всё идет штатно. Укладывай!
        Лена схватилась за джойстики. Тускло блестя шарами суставов, «механические руки» за стеклом подобрали образец и аккуратно переложили на черный рубчатый круглый коврик, обведенный белой линией, точно в центр камеры.
        - Сразу чувствуется рука биатлонистки! - ухмыльнулся я. - Пулять, так в десятку! Всё, сбрасываю мощность.
        - А пуск когда? - раскрасневшаяся, с блестящими глазами, Лена вовсе не походила на желчную стерву.
        - После обеда.
        - Может, сейчас?
        - Нет. Я объявил часовую готовность. Пусть энергетики тоже подтянутся. Не нам же одним бегать… В смысле, не одной тебе.
        - Ладно, - фыркнул младший научный сотрудник. - Ну, хоть аппетит нагуляла!
        Мы заперли лабораторию, и двинулись по коридору, освобождаясь от напряга.
        - А если ничего у нас не выйдет? - пробормотала девушка.
        - Если долго мучиться, что-нибудь получится, - изрек я давнюю мудрость.
        - Да я понимаю… Просто, одно дело - рассматривать парадоксы в теории, и совсем другое - разбираться с ними на практике.
        Спускаясь по лестнице, я лениво пожал плечами.
        - Лен, никто до нас не ставил опыты с тахионным излучением, мы первые. Может, и зря теории изощрялись, и ничего особенного мы не откроем. Ну, и ладно, хоть докторскую защищу… Или что-нибудь для военных изобретем. Прошу! - отворив дверь буфета, я пропустил Лену и вошел сам.
        Почти все столики были свободны, лишь в углу расселся Вайткус, а седовласое светило поучало аспирантку Галю. Малееву, кажется.
        - Арсений Ромуальдович, наш пламенный!
        Технический директор величественно кивнул.
        - Етта… Иваненко звонил. Сказал, что задержится, и чтоб начинали без него.
        - Ой, а скоро уже? - воскликнула аспирантка, забывая о почтении - светило недовольно поморщилось.
        - Скоро, Галочка, скоро!
        Добрейшая и румянейшая тетя Валя мигом нас обслужила. Налила борщику в «глыбокую» тарелку, плюхнула пюре на мелкую, украсив толченку парой зажаристых биточков.
        - Кушайте, Миша, кушайте!
        Я подхватил поднос, чувствуя, что рассуждения о режиме отпали, и уговаривать организм перекусить не придется - нутро урчало.
        Ах, молодость, молодость… Лишь тот, кто побыл стариком - и вернулся в юные годы, способен оценить все бонусы «малого пробега» организма. Даже угодив в тело Миши Гарина, а ему тогда и шестнадцати не исполнилось, я частенько осаживал себя - как бы ревматизм не потревожить, как бы сердце поберечь…
        Далеко не сразу привыкаешь, что сил в тебе не мерено - и на работу хватит, и на любовь, на всё!
        Вот, простая еда - лопаешь, и не задумываешься. Не ждешь, когда о себе напомнит печенка или поджелудочная, а получаешь удовольствие - и просишь добавки.
        Расправившись с первым, второе блюдо я уже смаковал, вдумчиво уминая биточек. Тут и Галка подсела к нам с Леной, легкомысленно бросив светило, от чего оно изрядно угасло.
        - Миш, - приглушенно заговорила Малеева, - а правда, что мы машину времени строим?
        Браилова, лишь бы не засмеяться, вытаращила глаза.
        - Галочка, - торжественно сказал я, - тебе одной открою секрет: мы строим ускоритель тахионов!
        - Но ведь тахионы способны переносить информацию из будущего! - заспорила аспирантка. - И вызывать парадокс причинности.
        - Ох, Галя, - вздохнул я. - Боюсь, что в реальности всё куда сложнее, чем в теории. Это тебя Александр Сергеевич напугал парадоксами?
        - А что, - покраснела девушка, оборачиваясь к столику, за которым недавно сидело светило, - он не прав?
        - Знать бы! - хмыкнул я. - Видишь ли, Галчонок… Разницу между излучением и поглощением тахионов определить… м-м… сложновато. Тахион, движущийся назад во времени, можно вполне определить, как тахион, который движется в будущее. Лично меня совсем другое пугает…
        - Что? - выдохнула Малеева, подаваясь.
        - А вот смотри. Тахионы замедляются, набирая энергию. И ускоряются, теряя ее. Тогда выходит, что заряженные тахионы, которые движутся быстрее скорости света, будут постоянно терять энергию даже в вакууме - из-за черенковского излучения. Потери заставят их разгоняться - и расходовать заряд еще быстрее. В конце концов это приведет к неуправляемой реакции, высвобождающей чудовищное количество энергии.
        - Ничего себе… - пробормотала аспирантка. - Вот это ничего себе…
        - Вот такое оно, - преувеличенно тяжко вздохнул я, - мироздание!
        Впечатленная Галочка удалилась, обдумывая открывшиеся ей истины, а Лена прыснула в ладошку.
        - Извини… - выдавила она.
        - Грешно смеяться над девушками, - попенял я ей. - Они - главная ценность в пространственно-временном континууме!
        - Это и меня касается? - сощурилась Браилова.
        - Ну, а как же.
        - Спасибо…
        Мне показалось, или Железная Леди, она же Снежная Королева была тронута?
        - Это не комплимент, - вывернулся я, - а принцип бытия. Пошли, растопим нашу печурку!

* * *
        Фокальный комплекс, зеркальным бубликом окольцевавший потолочные сопла, мы протестировали первым - здесь электрическое поле сжимало - или расширяло тахионный пучок.
        - Всё штатно, - вывел я. - Наверх!
        Разумеется, девушку я любезно пропустил вперед. Халатик у нее не слишком длинный, а трап крутой - вид снизу открывался роскошный.
        - На тот случай, если не разглядел цвет трусиков, - спокойно молвила Лена, одолевая ступеньки. - Они у меня белые.
        - Что ж я, по-твоему, уже цвета не различу? - обиделся я. - Просто кружавчиками любовался. Забавный такой узорчик…
        - И как тебя только жена терпит, - вздохнула Браилова, переступая порог.
        - Сам удивляюсь! - рука на автомате, уже заученным движением, оживила пульт ускорителя. - Та-ак… Ладно. Стой здесь, чтобы не бегать, а я вниз.
        Девушка понятливо кивнула, оглядывая приборы, табло и дисплеи - красные цифры бросали дрожащий отсвет на ее лицо.
        Сбежав по лестнице в лабораторию, я бросился к главному пульту. Запустил программу запуска - и меня тут же одолели сомнения: а проверили ли мы подачу? Подключен ли второй фидер?
        - Ч-черт…
        «Четыре минуты в твоем распоряжении, кретин недоделанный!»
        Дверца техотсека чмокнула магнитным ободком, как в холодильнике. Пригнувшись, я вошел, чуя неуверенность и зябкий страх. Так и есть!
        - Да что ж ты за кретин…
        Мое злое шипенье было оправдано - квадратный люк из техотсека в камеру гостеприимно распахнут. Но я ведь закрывал его! Или нет?
        В следующую секунду острое чувство опасности пронзило меня ледяной иглой. Я дернулся на рефлексе, и страшный удар пришелся вскользь, не разбив мою глупую голову, а лишь оцарапав. Слепо вытянув руки, я рухнул на пол камеры, больно ударившись о лабораторный образец - слиток бериллиевой бронзы. Застонав, поднял голову с этой металлической «подушки», готовясь к удару в спину. Контрольному…
        Приглушенный двойным стеклом, грохнул выстрел. Вывернув голову, я смутно увидел трап, по которому ссыпался человек в антирадиационном спецкостюме. На крошечную площадку выскочила Лена, вскидывая пистолет, но ее опередили - прямо перед прозрачной панелью присел еще один тип в мешковатом СК, и дважды нажал на спуск «стечкина».
        - Стреляй, Ленок… - прошептал я, погружаясь в пульсирующую болью тьму. - Камера выдержит…
        …Очнулся я от резких рывков. Кто-то меня хватал за руки, за плечи, дергал, оттаскивал, и частил, едва не плача:
        - Мишенька! Мишенька! Ну, что же ты? Очнись, миленький! Ну, пожалуйста!
        Вверху надо мной реяло лицо Елены, а в следующее мгновенье камера завибрировала, и низкий утробный гул опал с четвертого этажа. Заработали эмиттеры.
        Миллиарды тахионов уже падали в камеру сверхсветовым дождем, но это пустяки. Наверное… А вот когда хлынет по-настоящему…
        Я бешено загреб ногами. Всхлипывая, оттолкнулся локтем, перевалился набок, и Лена обеими руками захлопнула люк.
        - Живой! - простонала она. - Ты живой… Я уж думала…
        - Уходим… - просипел я, качаясь на четвереньках. На каждый удар сердца голова отвечала всплеском боли, а кровь из раны стекала на потное лицо.
        «Ох, до чего ж паршиво…»
        Вывалившись в лабораторию, я кое-как встал, цепляясь за вязки кабелей.
        - Кто это был? - вытолкнул, чувствуя, как мир качается и плывет.
        - Не знаю! Лиц под шлемами не видно, - выдохнула Лена, снова вооружаясь. - Ты как?
        - Нормально… Беги за нашими.
        Отмахивая вороненым ПСМ в руке, девушка бросилась к открытым дверям.
        - Здесь кровь! Хоть одного ранила!
        Браилова выбежала в коридор, а я скособочился у пульта.
        Ускоритель работал. Его зычное гудение порой опускалось до пугающего рыка.
        Кое-как стерев кровь со лба, я моргнул слипавшимися веками. Конфигурация поля… Нормальная конфигурация, расчетная… Немного сузить веер пучка… Вот так…
        Внутри камеры, пластаясь по стеклянной панели, разжигались зеленоватые сполохи, стекая трепещущим изумрудным сиянием.
        Мои ноги не выдержали, и я пал на колени, равнодушно поглядывая за стекло, где плясали и бесновались вызванные мной тахионы.
        «Хватит…» - моя ладонь шлепнула по красной кнопке-грибку.
        Гул, мятущийся в главном канале, стихал, уступая взволнованным голосам, полнившим коридор. Я скривил разбитые губы в улыбке.
        Опыт удался.
        Глава 4
        Воскресенье, 25 ноября. День
        Московская область, объект «В» п/я 1410
        Пока охрана бегала повсюду, разыскивая шпионов-диверсантов, я промыл рану и кое-как залечил ее дрожащей рукою. Да ничего особенного, обычная ссадина. Черепушка не треснула, она у меня крепкая, а легкое сотрясение пройдет. Всё проходит.
        Стащив заляпанную кровью «олимпийку», я остался в одной футболке и трениках, и новый халат накинул для пущей солидности.
        Лена разводила суету вокруг ускорителя, а я, кряхтя, осторожно уселся на кресло перед пультом, и снимал сливки - показания приборов.
        Обработкой займусь позже, мне хватило и того, что всё действует, всё работает, согласуясь с моей моделью!
        Маленькое счастье…
        Я усмехнулся, стараясь не двигать гудевшей головой. Вообще-то, само название «ускоритель тахионов» звучит глупо. Стоило сверхсветовым частицам покинуть эмиттеры, как они сами мгновенно ускорились, оставив по себе мощное излучение Вавилова-Черенкова. Вот, детекторы зафиксировали!
        Тахиончики пролетели какие-то сотые доли миллиметра, но успели на этом треке растерять всю свою энергию, став безынерционными и достигнув почти бесконечной скорости.
        Благодушествуя, я улыбнулся - свою долю получат и аналитики, ухватив трясущимися от жадности руками ту бронзулетку, что угодила под луч. Тахионы поглощаются протонами, мезонами и прочими досветовыми частицами, разве что живут очень и очень недолго. Вот и посмотрим, что станется с бронзой. Потом и до мышей очередь дойдет.
        Весь смысл моего «ускорителя» в том и заключался, чтобы пронаблюдать взаимодействие с материей не единичных сверхсветовых квантов, а плотного пучка тахионов. Ведь одно дело - выискивать косвенные улики, вроде «искажений в спектрах распределения ядерных частиц по импульсам и углам разлета», и совсем другое - щупать весомый и зримый брусок металла, «поварившийся» в тахионном поле!
        Шаги по гулкому трапу развеяли высокоученые мысли.
        - Надо бы твой «ускоритель» перекрестить в «замедлитель»! - оживленно произнесла Лена, словно участвуя в моих рассуждениях.
        - Ты мне зубки не заговаривай, - проворчал я, не оборачиваясь. - Откуда у тебя оружие?
        - Иванов дал, - тут же созналась девушка, усмехнувшись. - Так и знала, что спросишь... Нет, я не агент КГБ, и не прикрепленная. Просто достаточно развитая физически, чтобы бегать и стрелять. Ну, и прикрыть товарища завлаба, в случае чего…
        - Твоя талия слишком узка, чтобы прикрыть мою тушку.
        Неслышно подойдя, Браилова молча положила мне ладони на плечи. Я даже не ожидал этого, и «подтаял».
        - Спасибо, - моя рука накрыла тонкие, но сильные девичьи пальцы.
        - Пожалуйста.
        Я не видел лица Лены, но по голосу угадал улыбку. К этому моменту глухой отдаленный рокот резко усилился, навалился, колотясь в окна.
        - Их превосходительство генерал-лейтенант пожаловали! - звонко объявила девушка. - Как ты? Пойдем встречать?
        - Пошли… - я мужественно выскреб себя из податливого кресла.

* * *
        - Етта… - пробасил Ромуальдыч, запуская всех к себе в «кабинет-мастерскую». - На всех стульев не хватит.
        - Постоим, - буркнул «их превосходительство», неприязненно косясь на огромного особиста Привалова. Тот стеснительно сутулился в углу, чтобы занимать наименьший объем, и усиленно вздыхал. Поворотясь ко мне, Иванов хмуро спросил: - Почему дверь в лабораторию стояла открытой?
        - А какой смысл запирать ее? - парировал я. - И от кого? От своих?
        - А по вашей умной башке кто съездил? - не сдержался генлейт. - Карлсон, который живет на крыше?
        - Борис Семенович, - хладнокровно продолжил я. - Ценю ваш юмор, хотя мне точно не до шуток. Свои не могли на меня напасть, потому что некому! Лично я не представляю почтенного доктора наук, прыгающего с пистолетом в руке, да еще в спецкостюме. Молодежь - да, та способна скакать. Но стрелять… Опять-таки, кто? Киврин из аналитического? Ага, так и вижу этого физика-лирика с «люгером» наперевес!
        Привалов хихикнул, словил тяжелый взгляд Иванова, и увял.
        - А кто еще? Малеева, может? Или Почкин? Так не с его физическими данными! Корнеев? Ну, если бы Витёк отслужил в десанте, тогда бы я поверил! В принципе, напасть могли парнишки из «девятки», но как бы они незаметно покинули пост? Да и не проходил никто извне - мимо Макарыча не проскочишь.
        Особист жадно слушал меня - и расправлял плечи. Уже и улыбочка зареяла…
        «Ишь ты, воспрял!» - мелькнуло в ударенной голове.
        - Есть, правда, один некрасивый нюанс, - усмехнулся я. - Если те, кто напал на нас с Леной, не знали о дате запуска, тогда ладно, сочтем за совпадение. Но если знали…
        - Етто значит - утечка, - недобро усмехнулся Вайткус.
        - Арсений Ромуальдович! - покачал головой Иванов с укором. - И вы туда же! В таком случае, ответьте на один-единственный вопрос: как чужаки могли проникнуть на охраняемый объект?
        - Знаете, Борис Семенович, - бегло улыбнулся я. - Стоило мне попасть на этот самый объект, и сразу на ум пришла аналогия со средневековым замком. А в любом уважающем себя замке обязательно существуют тайные ходы…
        - Тьфу на вас! - рассердился генерал-лейтенант. - Р-романтики…
        Ромуальдыч, поджав губы, достал со шкафа пухлую пачку мятого ватмана, и шмякнул ею о столешницу.
        - Етто план объекта, - сказал он очень внушительно. - Все размеры снимали пятнадцать лет назад, поскольку ранних чертежей не сохранилось. Неизвестно даже, были ли они вообще. Стройка началась в сорок восьмом, и вели ее пленные немцы под руководством военного инженера Августа фон Краусса. В войну здесь проходила линия обороны фрицев, с севера на юг, и стояли три дота из железобетона. Самый большой из них, опорник, располагается прямо под нами. Объект, к слову сказать, возводили по личному приказу Сталина, и Краусс предложил вождю использовать уже готовое строение. Тот дал согласие. Вот так главное здание объекта «В» получило свой двухэтажный подвал. Опорник занимал небольшую высоту, а в ста метрах к северу, и пониже, располагался еще один дот, куда вела забетонированная траншея. Краусс использовал и ее, протянув трубы канализации и водовода…
        - А третий дот? - не утерпел я.
        - Заглядывал и туда, - кивнул Вайткус. - Пусто и сыро. Тот дот как бы на склоне, за периметром. Мы и подвал исследовали с товарищем Приваловым. Когда еще… В мае.
        - А этот… Фон Краусс, - пришла мне в раненую голову мысль. - Он куда делся?
        - Етта… Уехал в Берлин… м-м… узнавал в министерстве. В пятьдесят восьмом, кажется…
        - Минутку, товарищи… - я выскользнул за дверь, провожаемый удивленным взглядом Иванова, и поднялся в кабинет директора. Ключ у меня был, Дим Димыч полностью доверял своему бывшему аспиранту.
        В кабинете чисто и тихо, а диван так и притягивал к себе своею мякотью.
        «Ничего, организм, успеешь отдохнуть…»
        Я набрал номер посольства ГДР, и четко выговорил цифры кода. Дежурный тут же переключил меня на сотрудника Штази, и уже через него открылась прямая линия с Берлином. Гудочки, щелчки…
        - Да? - голос Маркуса Вольфа звучал, как всегда, спокойно и мужественно.
        - Гутен таг, - перешел я на немецкий. - Их бин`с, Михель!
        - О-о! - затянул Вольф, обрадовавшись. - Шён, дих цу хёрен! - и он по привычке заговорил по-русски: - Как жизнь?
        - Нормально! Бьет ключом, - я не стал договаривать, по чему именно. - Товарищ Вольф, уж простите за официоз, но срочно нужна справочка!
        - Слушаю, Михель.
        - Ищем Августа фон Краусса, военного инженера и строителя. Был в советском плену, освободился в пятьдесят восьмом, переехал в Берлин. Сейчас ему должно быть под семьдесят.
        - Понял. Не кладите трубку!
        Я терпеливо ждал, вслушиваясь в отдаленные шумы. Невнятный говор, глухие шаги…
        - Алло!
        - Да, да!
        - Фон Краусс работал строителем до самой пенсии, но… Он умер в сентябре. Его убили в собственной квартире. И, похоже, пытали.
        - Ага… - протянул я, и заторопился: - Спасибо огромное, вы нам очень помогли!
        Бросив трубку, я помчался вниз, отмахиваясь от головокружения. В фойе нервно прогуливалась Браилова. Заметив меня, она оживилась, но я юркнул к Ромуальдычу, отделавшись смутным:
        - Щас, Лен…
        А спор у Вайткуса завял, однако. Все стояли или сидели, насупленные и скучные. Я выдохнул, и сказал ровным голосом:
        - Августа фон Краусса убили два с лишним месяца назад. Перед смертью пытали. Вы верите в совпадения? Я - нет!

* * *
        Склон, полого упадавший от «запретки» к лесу, покрывала заиндевевшая трава, хрустевшая под ногами. Неплохое место для укрепления, все подходы можно держать под обстрелом.
        Сам дот выглядел невысоким холмиком - старый бетон заплыл глиной, зарос травой. Лишь промоина с южной стороны пропускала к входному проему. Согнувшись в три погибели, я пролез под холодные своды. Цементные стены, разделенные ржавыми швеллерами, ощутимо давили, угнетая сознание, но не до того.
        Я искал улики. Следов не было. Грязь под ногами давно смерзлась, и не приняла бы новых отпечатков.
        - А ведь тут кто-то был… - пробормотал я. - Ромуальдыч, глянь на этот болт!
        - Етта… - выдохнул Вайткус. - Ага-а…
        Шляпка ржавого болта, ввинченного в стальной двутавр, блестела свежими царапинами.
        - Ключ на сорок два!
        Звякнув инструментами, технический директор протянул мне искомое. Болт поддался моим усилиям. Провернулся раз, провернулся два - и дрогнула бетонная плита. Я потянул прямо за метиз, как за ручку, и толстенная панель провернулась на шипах, роняя чешуйки ржавчины.
        Передо мной открылась чернота подземного хода, старой зарытой траншеи. Оттуда несло морозной затхлостью.
        - Фонарь! - засуетился Иванов. - Где фонарь?
        Ромуальдыч молча сунул ему в руку «Турист», похожий на опрокинутый термос. Голубоватый луч пробурил темноту, чиркая по грубым стенам со следами опалубки.
        - Замок, как замок, - хмыкнул я, ударяя в первый слог.
        Под ногами хрустел тонкий ледок, из трещин потолка свисали свежемороженные корни. Бывшая траншея тянулась прямо, лишь в одном месте выгибаясь нишей пулеметного гнезда, заложенного поверху досками и залитого раствором.
        Электрический свет дрогнул, упираясь в тупик.
        - Тут засов!
        Ромуальдыч двумя руками сдвинул скрежещущий запор, и уперся в стену. Поднатужился… Огромный бетонный блок, весом в пару тонн, повернулся вокруг центральной оси, открывая два узких прохода. На меня повеяло слабым теплом - мы вышли на второй уровень подвала.
        - Не хреново девки пляшут… - выдохнул Борис Семенович, шалея. - По четыре сразу в ряд!
        Четверг, 29 ноября. День
        Зеленоград, площадь Юности
        Я глянул в зеркальце заднего вида, и усмехнулся - прикрепленные из «девятки» разве что в «коробочку» не брали мой «Иж». Неприметный «Москвич» катил следом, а примелькавшийся желтый «Жигуль» лидировал.
        Ладно, пускай… Чувствую, взялись за нас всерьез. Видать, насели на Форда, теребят не по-детски, а тот волшебные пендели раздает цэрэушникам. Иначе не объяснить тот грубый, непрофессиональный налет на объект «В». Шпионаж и штурмовщина несовместны. Кого ж так закусило?
        Покрутившись в узком кругу Рокфеллеров и прочих Барухов, я начал понимать, что вовсе не они владыки Запада. Уж слишком всё явно - интересы, цели, рычаги влияния… Даже сборища Бильдербергского клуба несколько демонстративны, что ли. Человечеству тычут под нос - глядите, вот они, истинные земшарные правители! Не верю, как Станиславский говорил.
        Истинные властелины всегда в тени, их не знает никто, но именно они подчинили себе Европу и Америку, высасывая соки из глобального Юга, а нынче облизываются на Север. На СССР.
        Не удивлюсь, если на самой верхушке засели всего несколько человек, этакая мировая гопа, что держит трансатлантическую зону. Иначе не объяснить ту согласованность, с которой восемьдесят богатейших семей распоряжаются награбленным добром. Кто-то ж рулит банками, ловко направляя финансовые потоки, чтобы те вливались, куда надо…
        - Хлеба нету, - глубокомысленно вывела Рита, ломая мои мудрствования. - Купишь? Свеженького.
        - Слушаюсь и повинуюсь, - улыбнулся я, выворачивая на площадь Юности.
        - А они надолго?
        - Да нет… На недельку, где-то. Надо ж новые лыжи опробовать…
        - Ну, ехали бы на Кавказ! - пожала плечиком спутница. - А то - Карелия. Там же холодно!
        - Хех! - развеселился я. - Да они вообще на Хибины подались!
        - Ты что?! - Рита изумленно захлопала ресницами. - Это ж вообще… Заполярье!
        - Зато снегу навалом.
        - Да уж…
        Я заехал на стоянку, мимолетно отмечая зеленые «Жигули», припарковавшиеся чуть раньше.
        - Рит, ты иди пока, а я в булочную заскочу.
        - Ладно! - оставив у меня на щеке след горячих губ, девушка гибко выскользнула из машины.
        Мои пальцы, следуя вредной привычке, потянулись к голове. Шрам едва выделялся под подушечками, и уже не болел. Целительские способности угасли не совсем…
        Больше всего раздражала не рана, а собственная беспомощность. Сиволапость. Как можно было не почуять угрозу? Опасность я ощутил в самый последний момент, избежав гибели, но не дав сдачи! Даже той морды, по которой полагается съездить кулаком, а лучше локтем, не увидал! Позорище…
        Тут меня отвлек Костя Валиев, Настин бойфренд. Он шагал навстречу, понурый и угнетенный невеселыми мыслями.
        - Привет, Костян! О чем задумался, детина?
        - Привет! - Валиев крепко пожал мою руку, но голос выдавал, что бодрость - поддельная. - Да я так, по работе…
        - С Настей поругался? - понимающе молвил я.
        - Да не… Не ругались мы… - промямлил Костя, глядя вбок, и неожиданно выпалил: - Она с кем-то еще встречается!
        - О, как! - поразился я. - Интересненько… И кто же этот негодяй?
        - Не знаю… Журналист, вроде… Я их видел издали, только не слышал. Он, там, рассказывает что-то, Настя смеется…
        - Хм. А ты с нею говорил?
        - Ну, да… С кем это ты гуляешь, спрашиваю? А она мне, спокойно так: «А что, нельзя?»
        - И ты сказал: «Нельзя!», - дополнил я признание.
        - Ну, да… - сник Валиев. - Настя фыркнула, и резко так: «С кем хочу, с тем и гуляю!» И ушла…
        - А ты обиделся.
        Костя длинно и тоскливо вздохнул.
        - Ладно… - потер я щеку. - Разберемся. Девушки иногда как дети, непредсказуемы…
        - Ага… - кивнул отверженный, и поплелся к остановке.
        «Влюбленный болен, он неисцелим, - вспомнил я одну цитатку, сразу же переходя к другой: - И тебя вылечим!»

* * *
        Мама с Филиппом умотали на Север, попросив нас с Ритой приглядывать за Настей, а мы вообще переселились в Зелик! Нам здесь нравилось. Нравилась сама атмосфера научного города, где даже простые рабочие имели дело не с грубыми железяками, а с утонченной микроэлектроникой. Да и красиво здесь, зелено. А ныне - снежно.
        - А удобная тут кухня, большая, - оценила Рита, повязывая фартучек. - Вон, даже телик не мешает.
        Маленький, но цветной «Рубин» висел на кронштейне, бормоча голосом Овчинникова:
        - …Ситуация в ЮАР заметно обострилась после смелой и довольно неожиданной инициативы Национальной партии - наделить несколько бантустанов новым статусом. По сути, создав целый ряд независимых государств, где вся власть будет принадлежать чернокожим - Квазулу, Транскей, Бопутатсвана, Сискей, Кваква…
        - Может, переедем в Зелик? - ухмыльнулся я. - За квартиру в «красном доме» тут в любой «профессорской башне» пропишут, еще и доплату огребем!
        - Надо подумать! - засмеялась Рита, торжественно вынимая из холодильника размороженного палтуса.
        - …Балтазар Форстер выступил резко против «нового апартеида», - вещал телевизор, - поскольку белое меньшинство планировало не уменьшить территорию страны, а резко увеличить ее за счет присоединения половины Намибии и южной части Зимбабве-Родезии. Но основная причина, думается, в ином - белые не хотят, чтобы богатые месторождения золота, урана, алмазов достались черным бантустанам…
        - Приве-ет, родня! - донесся из прихожей радостный Настин голос.
        - Ты вовремя! - откликнулась Рита. - Я сейчас рыбку пожарю!
        - Рыбку я люблю… - отозвалась прихожка.
        По телику мелькали кадры с серой громадой авианосного «Минска», выгребавшего на кейптаунский рейд. Мне очень хотелось послушать про «поддержку КПСС прогрессивного интернационального курса ЮАР», но семья прежде всего. Надо было провести воспитательную работу среди молодежи.
        - Мишечка! - заворковала Настя, притискивая меня. - Риточка…
        - Ее так поцеловала! - тут же приревновал я.
        Хихикнув, сестренка и меня одарила смачным поцелуем.
        - Так-то лучше, - заворчал я, изображая благодушие. - А чего это Костян не весел?
        - Да ну его! - отмахнулась Настя, слегка посмурнев. - Что, жаловался, небось?
        - Да нет, еле выбил признание.
        - А-а, поняла… Это он насчет Сергея?
        - Твой новый парень? - забросил я наугад.
        - Новый? - нахмурилась Рита.
        - Да перестаньте вы! - досадливо поморщилась Гарина-младшая. - Причем тут это! Просто… Ну, не знаю! Костя… Он такой скучный! А Сергей журналист. Много, где побывал. С ним интересно! Миш, ты мне что, не веришь?
        Настя очень похоже сыграла Кота в сапогах из «Шрека» - такая мольба в широко раскрытых глазах, что любого огра растрогает.
        - Верю, - вздохнул я, притягивая девушку к себе, - чучелко ты мое… Всё в этой жизни так относительно… Ведь и меня можно посчитать скучным.
        - Ну, привет! - фыркнула сестричка. - Ты - ученый, работаешь в секретном «ящике»! Ты стольких людей спас! А орденом тебя просто так наградили, что ли?
        Ломоть палтуса злобно зашипел на сковороде, сбивая педагогический посыл.
        - Костя - не болтун. И не хвастун, - терпеливо выговорил я. - Нет-нет, это не в упрек Сергею! Да я его и не видел никогда. Просто ты принимаешь Костю таким, каким он тебе кажется. И даже не представляешь, каким этот человек может быть.
        - Ну, да, конечно! - Настины губы изогнулись ехидцей.
        - А ты знаешь, что Костя ходил в дальнее плаванье? На сухогрузе «Нежин». Гонконг, Сингапур, Таити… И даже на станции в Антарктиде зимовал!
        - Да ну?! - вытаращились карие глазищи.
        - Вот тебе и да ну! А списали его на берег по весьма занятной причине - во избежание международных осложнений. В последнем своем рейсе «Нежин» зашел в Пуэрто-Кабесас - это в Никарагуа - и там троих советских моряков схватила охранка Сомосы. Сандинисты помогли им бежать, и больше полугода наши воевали вместе с тамошними партизанами, пока их не переправили на Кубу… Костя тебе не показывал орден «Плайя-Хирон»? Ему сам Фидель вручал…
        Настя была потрясена.
        - Откуда? - выдохнула она. - Откуда ты всё это знаешь?
        - Оттуда, - усмехнулся я. - Попросил… кое-кого поинтересоваться Константином Валиевым. Должен же я знать, с кем встречается моя сестричка!
        - Ну ничего себе… - бормотала Гарина-младшая. - Нет, ну вообще… И молчал, главное! Ну, я ему еще устрою…
        - Поешь сначала, - добродушно заворчала Рита, накладывая пюре, и плюхая сверху роскошные, в меру поджаристые куски рыбы, истекающие жиром и соком.
        - Ух, ты…
        Поставив передо мной тарелку с дымящимся яством, Гарина-средняя чмокнула меня в щечку, и шепнула:
        - Молодец!
        Глава 5
        Пятница, 30 ноября. Утро
        Ленинград улица Некрасова
        Саша Щукин крепился целую неделю, не позволяя себе ругать себя же. Надо, дескать, любить данного бестолкового увальня, у которого руки из задницы проросли. Этого туповатого деревенского парубка, который проявляет завидную наблюдательность в отношении молодых барышень, но в упор не видит объект, за которым охотится «наружка», даже если на подозрительного типа нахлобучить черную шляпу, одеть в плащ того же траурного цвета, а на спине жирными белыми буквами написать: «ШПИОН». Все равно упустит…
        Шурик незаметно вздохнул. Старший оперуполномоченный Тихонов сидел рядом, за рулем новенького «Москвича», словно облитого кофе с молоком. Малолитражка - класс! Умельцы из техотдела засунули под капот мощный мотор от «Порша», и теперь неприметный «Москвичонок» гонял, как машина Фантомаса. Правда, пришлось заодно и подвеску менять на импортную «Мак-Ферсон», и шины «Хантер» обуть, зато теперь ни один гад не уйдет от погони.
        Щукин проводил взглядом девчонку в зябкой синтетической шубке, и стрелка на внутреннем счастьемере качнулась от минуса к плюсу. Не так уж он и безнадежен, если подумать. Вон, из младших разведчиков перевели в просто разведчики, а месяц назад он и старшим стал. Не рост разве?
        Вот только ошибки старший разведчик Щукин допускает прежние, достойные лишь сопливого курсанта...
        Новенькая рация, с какой-то там «плавающей частотой», вдруг заговорила человеческим голосом:
        - Пятый, я Первый! Машина объекта, желтые «Жигули», номер двенадцать-ноль три ЛАС, свернула на Некрасова! Третий лидирует, вы движетесь за объектом!
        - Шур, ответь! - бросил старший уполномоченный, потихоньку трогаясь.
        - Пятый - Первому! - заспешил Щукин. - Принято!
        Салатного цвета «Вартбург», в котором засел Третий, нынче игравший за лидера, обогнал «Москвича» и покатил себе дальше. А вот и «Жигули»…
        За рулем сидел плотный мужчина средних лет, сосредоточенно следивший за дорогой. Его крутые плечи обтягивала потертая кожанка рыжего цвета, как будто подобранная в тон автомобилю.
        Тихонов двинулся следом, выдерживая дистанцию. За перекрестком «Жигуль» замигал поворотником, притормозил, и въехал под арку во двор.
        - Шур, твой выход! - быстро скомандовал водитель, прижимаясь к бровке.
        Щукин, ни слова не говоря, покинул теплый «Москвич» и завернул в подворотню, где дуло и хрустел ледок. Когда старший разведчик вынырнул в неглубокий двор-колодец, объект как раз запирал машину.
        - Видишь его? - вкрадчиво пискнуло под лыжной шапочкой.
        - Вижу, - мужественно обронил Шурик. Тангента, не видимая за поднятым воротником куртки, холодила шею. Опять шарф забыл… Забыл! Тетя Калерия не повязала.
        - Играй пьяного!
        - Уже!
        Походка Щукина стала неуверенной. Тут, главное, не переигрывать… Не качаться, изображая алкаша, не горланить про шумевший камыш. Одет-то опрятно. Вот и давай, прикинься загулявшим студентом…
        Неловко оступаясь и мыча: «Па-ардон…», Саша пересек двор, боковым зрением замечая объект, спокойно шествовавший к парадному.
        - Товарищ Тихонов! - не удержался Щукин. - Здесь черный ход есть! А чердак… Там можно целый квартал пройти, из дома в дом!
        - Знаю, - строго прошуршало в наушничке. - Не отвлекайся. Черный ход заперт. Выясни, хотя бы, на каком этаже проживает объект!
        - Понял…
        Мужчина в желтой кожанке скрылся за дверями соседнего подъезда, и Щукин ускорил ход, направляя стопы туда же. Тяжелая деревянная дверь поддалась без труда. И без шума.
        Неслышно ступая по стародавней «шахматной» плитке, Шурик замер, обращаясь в слух. Высматривать человека наверху нельзя, объект может поглядывать за перила…
        Гулкие шаги прервались, залязгали ключи… Щукин на цыпочках взбежал на второй этаж… Бочком, по стеночке взобрался на третий…
        Створка негромко захлопнулась, клацнув замком.
        «Тринадцатая квартира!» - сообразил Саша, и быстро спустился вниз. Так, а куда смотрят окна тринадцатой? Ага… В соседний двор!
        Выскочив из парадного, Шурик все же заставил себя не спешить. На всякий случай. И побрел со двора, качаясь и широко водя руками. Обознался, мол, во хмелю, не туда зашел…
        Тот же день, позже
        Ленинград, Литейный проспект, Большой дом
        Начальник 2-й службы мирно сопел, перебирая фотографии, и Щукин малость успокоился. Всё он сделал правильно, нигде не накосячил, тетя Калерия будет им довольна…
        - Выяснили, кто? - деловито спросил Капитон Иванович, не поднимая головы.
        - Выясняем, товарищ подполковник! - браво отрапортовал Тихонов. - Объект прописался весной этого года, вроде как по обмену. Паспорт на имя Ивана Тимофеевича Жаргина. В ЖЭКе охарактеризовали жильца, как положительного, тихого, не пьющего. Квартплату вносит в один и тот же день, и до копейки. Бухгалтерша говорит: «Аккуратный, как немец!»
        - И она права! - раздался спокойный голос от двери.
        Щукин с удивлением глянул на вошедшего - налитого здоровьем человека средних лет в простеньком сером костюме и белой рубашке, но без галстука. Очки в толстой черной оправе придавали ему вид строгого директора школы или институтского профессора.
        - Товарищ генерал-лейтенант… - растерянно затянул хозяин кабинета, вставая.
        - Капитон Ива-аныч! - попенял ему гость, и нетерпеливо повел рукой. - Да сидите вы! Не в армии, чай…
        - Простите, Борис Семенович, - запыхтел подполковник, усаживаясь. - Растерялся!
        И только сейчас до Щукина дошло, кого он видит перед собой. Да это же сам Иванов!
        - Ну, не предупредил, звыняйте! - наметил улыбку генерал-лейтенант, и сел на свободный стул между Щукиным и оперуполномоченным Кольцовым. - Молодцы, что вычислили этого «немца»! Он засветился на ноябрьских вблизи сверхсекретного объекта, и по нему уже «вышка» плачет - за похищение и убийство молодой сотрудницы. Их там орудовало трое… Фото Жаргина мы показали свидетелю, и тот с ходу опознал похитителя. Этот самый Жаргин переговаривался со своим подельником по-немецки…
        - Вон оно что… - проворчал Капитон Иванович.
        - Да, - кивнул Иванов. - Вполне возможна связь с разведкой ФРГ. К поискам подключились товарищи из Штази, но вы тоже не зевайте! И огромная к вам просьба - не спугните этого Жаргина! Все контакты отслеживать… К-хм… Ну, вас учить - только портить! И вот еще… - жестом фокусника он выложил на стол несколько снимков. - Фотороботы тех двоих, что в остатке…
        Щукин жадно рассматривал «ориентировки». Блондин с роскошным чубом, рослый, и ноги колесом… А у другого лицо квадратное, шея короткая - уголовный фенотип…
        - Будем искать! - увесисто сказал Капитон Иванович.
        Суббота, 1 декабря. Утро
        Московская область, объект «В», п/я 1410
        Небеса четко соблюдали график. Декабрь? Стало быть, зима. И всю ночь валил снег, устанавливая режим тишины. Лишь под утро рассеялись тучи, а на холодное синее небо вскатилось солнце. Негреющее, зато яркое - белизна слепила даже в тенях, а любую елку хоть снимай, да новогодние открытки печатай. Лепота!
        Однако дружный коллектив института не обращал внимания на зимние красоты. Привычно гудели трансформаторы; эксплуатационники исполняли вокруг оборудования ритуальный чек-ап или озабоченно катали по коридорам тележки, груженные причудливыми запчастями, порою выточенными из сиятельного палладия. У программистов шелестели кондиционеры, трещали и визжали принтеры. Особисты бдели, аналитики соображали, и даже дежурный администратор трогательно заботился о коллективе, подсчитывая на калькуляторе, какое добро рентабельней творить. Обычный день, хоть сегодня и начинается понедельник.
        Кейсы в первом отделе мы с Леной получали вместе.
        - Я же сказал, чтоб отдыхала, - заворчал я, изображая брюзгливое начальство. - Выходной же ж!
        - Ради науки я готова на всё! - с нарочитой пылкостью ответила Браилова. - Же ж…
        К дверям лаборатории мы дошагали в ногу.
        - Вот ты вчера ушел пораньше, - высказала мне помощница, - а Володька Киврин тебя домагивался.
        - А у меня тренировки по пятницам! - агрессивно оправдался я. - Раньше, вообще, чуть ли не каждый вечер в спортзале пропадал, а теперь запустил. Аллес капут, как папа говорил…
        Лена неожиданно остановилась.
        - Забыла чего? - повернулся я к ней.
        - Вспомнила! - прижимая к себе короб, девушка очень серьезно глянула на меня. - Тот гаденыш, которого я подстрелила, выругался… Или выразился. Он сказал: «Аллес капут гемахт!»
        - «Всё пропало!», - перевел я, хмурясь. Набрав код, отворил дверь лаборатории, и приказал: - Немедленно звони Иванову! Похоже, те, кто убили Надю, и наши незваные гости - одни и те же нелюди… На тебе и мой… Звони, звони, давай!
        - А ты? - обернулась Лена, нагруженная двумя кейсами.
        - А я к Киврину. Не всем же радеть о государственной безопасности. Кому-то надо и науку двигать.
        Девушка насмешливо фыркнула, скрываясь в лаборатории, а я налегке прошествовал в аналитический отдел. Володя Киврин вежливо напрягал научных сотрудников, подавая пример трудолюбия и даже подвижничества - сильно сутулясь, «физик-лирик» прирос к электронному микроскопу.
        - Всем привет! - поздоровался я со всеми, и легонько, чтобы не рассыпался, хлопнул Киврина по спине. - Кто-то хотел меня видеть?
        Володька выпрямился, и очень серьезно кивнул.
        - Пойдем, покажу…
        На его столе, придавливая вощеную бумагу, лежали три бруска из тех, что Лена засовывала в лабораторную камеру. Бронза, алюминий, сталь.
        - Вот первый образец, - Киврин осторожно взял в руки отливку из бериллиевой бронзы. - Ровно три килограмма семьсот грамм. Вот, смотри… Специально подточили торец, чтоб до миллиграмма, отшлифовали даже… Знаешь, сколько он теперь весит? Три кило пятьсот сорок семь грамм! Как тебе такой дефект массы? Мы просветили образец рентгеном… - он потянулся за снимком. - Вот, полюбуйся!
        На черном прямоугольнике отчетливо серели идеальные окружности, словно дырки в сыре.
        - Если бы отливки, скажем, оплавились, я бы понял, - переживал Володька. - Но изнутри… Как?! Куда?
        - Угу… - вытолкнул я. - Сверлили?
        - Не. Побоялись…
        - Ладно, обойдемся… - и решительно рубанул ладонью. - Распилить! По линии полости.
        Некий мэ-нэ-эс, горбоносый и резвый, тут же подхватил брусок, и пропал за дверью.
        - Наташа! - окликнул Киврин. - Что там у тебя?
        - То же самое, Вовчик! - прощебетала девчушка с косичкой, стрельнув на меня подведенными глазками. - Девять раковин от четырех до девяти миллиметров в диаметре, одна из них сдвоенная.
        Приблизившись, она вручила начальнику отдела гладко оструганное полено.
        - Органика, - насупился Владимир. - Береза.
        - Угу… - глубокомысленно произнес я. - Значит, с белыми мышами обождем. Живодерство нам не к лицу…
        - Готово! - возбужденно крикнул горбоносый, заваливаясь в отдел. - Пилили наискосок, чтобы одну из полостей - пополам, а другой только бочок задеть… - он гордо продемонстрировал блестящий разрез. - И вот… Эта серая пыльца внутри была, я ее на салфетку собрал…
        Киврин склонился в позу Луарвика Луарвика, чтобы лучше разглядеть тусклый серый налет.
        - Напилилось, может?
        Я молча отобрал у горбоносого половинку образца, и вытряс в чашку Петри серый прах свинцового цвета из надпиленной раковины.
        - Тут точно не опилки. На анализ! А я запрошу у Ромуальдыча новые образцы. Надо камень попробовать, образцы жидкостей… В кюветы их, что ли, налить?.. Короче, работаем!
        Понедельник, 3 декабря. Вечер
        Зеленоград, площадь Юности
        Эскорт оторвался от моего «Ижика» лишь на Московском проспекте - обе машины свернули вправо.
        Я усмехнулся. Вряд ли офицеры из группы выездной охраны просто взяли, да и уехали. Наверняка передали «Ижа» моим прикрепленным по эстафете. А этих фиг заметишь.
        Я вырулил на площадь, но заезжать во двор не стал, поставил машину у «Детского мира» - там вечно торчали легковушки. Мотор затих, а я чуток расслабился, откидываясь на сиденье. День выдался какой-то нервный…
        Беготня с самого утра. И с Дим Димычем поругались… Пороть меня вздумал, фигурально выражаясь, за недостаток почтительности к «старым, уважаемым кадрам». Да начхать мне на заслуги «светила» перед партией и правительством! Тоже мне, парторг нашелся… «Я с вами, как партиец с партийцем…»
        Хорошо, хоть Суслов протолкнул идею о партячейках не по месту работы, а по месту жительства. Иначе какой-нибудь директор института или завода живо нагнет несогласных коммунистов.
        Правда, к обеду Иваненко остыл, и сам явил себя - мириться. Мы с ним хлопнули по рюмашке, поговорили за жизнь… Дим Димыч признался, что именно сейчас, на объекте, острей и приятней всего воспринимает бытие, наслаждается им, как вот этим коньячком, которому, прошу заметить, без малого двадцать лет натикало.
        «Мы ушли дальше всех, - горячо витийствовал он, распустив узкий галстук, - выше всех! Что у нас творится, в этих, вот, «казематах», неведомо никому в мире. Тут всё новое, от и до! Ах, эти ваши эмиттеры, Миша! Помните, как я изводил вас тогда, на Физфаке? Да чтобы частицы усиленно генерировали сверхсветовые тахионы?! Да нонсенс же, реникса! О-о-о!»
        Молодежь, конечно, гудит и ропщет. Куда девается материя? Перемещается в сопредельное пространство? Или пропадает во времени - в прошлом или в будущем? А откуда берутся эти резкие скачки энергии на ускорителе, «периодически спонтанные», по выражению Малеевой?
        Кому-то, везучему в поисках истины, раз в жизни достается некая диковина, а нам природа вывалила целый сундук тайн!
        - Истина где-то ря-я-ядом… - хорошенько зевнул я, и выбрался из «Ижа».
        Сворачивая к дому, натолкнулся на Валиева - Костя блаженно улыбался. Помирились, значит. Чучелко с балбесом…
        - Здорово, кубинос партизанос! - пожал я руку бывшему герильеро. - Ждешь?
        - Жду! - выдохнул Костян. - О, идет! Грядет…
        Настя в дубленке выглядела красоткой на показе мод - не шла, а дефилировала.
        - Привет, Мишечка! - защебетала она, снисходя до родни. - Целовать не буду, а то помада сотрется.
        - Ладно, - ухмыльнулся я. - Вернешь с процентами!
        - Договорились! - радостное лицо вдруг потускнело. - Миш, поговори с этим Сержем, ладно? Я ему популярно объяснила, что ничего между нами не было, нет и не будет, а он все равно пристает. Лезет и лезет! Надоел уже!
        Валиев набычился, на его губах заиграла очень нехорошая улыбочка.
        - Поговорю, конечно, - серьезно пообещал я. - А где он водится хоть?
        Сестричка неожиданно насупила бровки.
        - Просто по Гоголю… - вытолкнула она. - Серж у тебя за спиной!
        Я обернулся, примечая высокого блондина в распахнутой «аляске» и с непокрытой головой. Его длинное породистое лицо отличала искусственность и контрастность. Тонкий нос соседствовал с тяжелой нордической челюстью, а дружелюбная голливудская улыбка не совпадала с равнодушным выражением тускло-синих глаз.
        - Привет честной компании! - осклабился Сергей, откидывая капюшон. - Настя, познакомь нас!
        - С удовольствием! - пропела девушка. - Это Миша, мой брат. А это Костя, мой парень.
        При этих словах Валиев как будто подрос и раздался в плечах, а я поймал на себе пристальный взгляд незадачливого поклонника.
        - Очень приятно! - шаркнул ножкой ухажер в отставке, жеманно растягивая слова. - Сергей Курика, журнали-ист. Для друзей - просто Се-ерж! Михаи-ил, мне очень нравится ваша сестра-а. Надеюсь, наши с ней отноше-ения станут более романтичными!
        Курика мотнул головой, откидывая светлый чуб - и у меня по всему телу мурашки прошли.
        «А блондин… - всплыли в памяти показания Игоря Ивановича. - Он еще так челку вбок отмахивал, как этот… Ну, этот, из «Бриллиантовой руки»! Козлодоев!»
        - Отношения, значит… - выговорил я, глядя в водянистые глаза Сержа. - Как с Надей Теминой?
        Глава 6
        Понедельник, 3 декабря. Вечер
        Зеленоград, площадь Юности
        - Отношения, значит… - выговорил я, глядя в водянистые глаза Сержа. - Как с Надей Теминой?
        Зрачки у Курики расширились, выдавая… скорее, злобу, чем страх. А мне удалось, как бы непроизвольно, сместиться на шажок влево.
        - Какая, к черту, Надя? - выцедил Сергей, быстро переведя взгляд с меня на Костю, и обратно. - Что за гнусные намеки? - тут он решил изобразить оскорбленного в лучших чувствах, и добавил в голос горькой обиды: - Я-то шел к вам! К брату моей любимой девушки! А вы…
        - Как же ты меня достал уже! - воскликнула Настя, краснея от возмущения. - Сколько раз можно объяснять - ты мне не нужен!
        Курика покосился на мою сестричку, как на предмет неодушевленный, и я переступил еще на шаг, заходя сбоку.
        - Да и черт с вами, со всеми! - раздраженно вытолкнул Серж, порываясь уйти.
        - Стоять! - мой резкий оклик подействовал на него, как ожог плетью. «Влюбленный» молниеносно пригнулся, нанося укол крепкими пальцами, сложенными в «наконечник копья». Целился он то ли под дых, то ли в печень; я ушел «на автомате», отбивая жилистую, волосатую конечность, что выпросталась из рукава. Помогли-таки мои штудии!
        Распаленный Серж на долю секунды утратил равновесие - я тут же добавил носком ботинка в колено. Однако, противник мне попался бывалый, тренированный - чуток увел напружиненную ногу, и мой удар смазался. Покачнувшись, перекашивая лицо в гримаске боли, Курика отшагнул, неуловимым движением выхватывая пистолет.
        «Вооружен и очень опасен», - всплыло в опустевшей голове.
        Вороненый ствол дернулся, словно выбирая цель, а я в этот растянутый миг ухватывал зрением всё вокруг и сразу, как учил Рустам: вот проезжает мимо старая «Волга» салатного цвета… вон мчатся на помощь двое прикрепленных… Костя переступает линию огня, загораживая Настю…
        Рефлекторное движение Валиева отозвалось во мне напряженной улыбкой.
        «Молодец! Нельзя девочек обижать…»
        Хлесткий удар ногой махнул мимо костистой руки с огнестрелом - Курика невовремя отшатнулся, шаркая ботинком по асфальту, с надрывом толкая тело в бег…
        У тормознувшей «Волги» приспустилось стекло на задней дверце. Негромкий хлопок - и Серж дернулся в последней судороге, роняя оружие и с разбегу валясь в утоптанный снег. Мертвое тело по инерции перекатилось, изогнулось нелепо, и застыло. Кровь из простреленной головы замедленно плавила наст, обращая в мерзлую розовую кашу...
        И сразу всё ускорилось.
        «ГАЗ-21» взревела, газуя, мерзко завизжала шинами в бешеном дрифте. Подбежавший Рустам присел, вскидывая обе руки, сжимавшие его любимый «ТТ». Рявкнул выстрел. Пуля догнала уходящую «Волгу», размолачивая заднее окно в стеклянную крупу. Виляя задком, машина унеслась прочь.
        - Цел? - сипло выдохнул подскочивший Умар. Его руки ходили ходуном. - Все целы?
        Я оглянулся на бледную Настю, на Валиева, притиснувшего девушку, на Рахимова, что тараторил в радиофон доклад-скороговорку, и коротко бросил:
        - Все!
        Там же, позже
        - Не хреново девки пляшут… - хмуро выговаривал Иванов, утаптывая ковер. - Миша, вы уверены, что целились не в вас?
        - Уверен, Борис Семенович, - вытолкнул я, отходя. С одного боку ко мне жалась Настя, изредка вздрагивая, с другого - Рита. - Там угол обстрела… В общем, я был в стороне. Убили того, кого хотели. Думаю, Курику зачистили. Серж свое задание провалил, когда затеял драку. Ему бы драпать сразу, а он за оружием полез… Ну, и всё. Грохнули.
        - Не хреново девки пляшут… - длинно вздохнул генерал-лейтенант. - Да-а… Круто они взялись… А я еще, помню, морду кривил, когда Юра… э-э… Юрий Владимирович поручил мне охрану вашего «ящика»! Вот, думаю, не было печали… Еще одна скучная текучка на мою голову! Ага, скучная… Видать, Миша, здорово вы их обошли. Ишь, как задергались! Нет, чтоб как все порядочные шпионы, внедриться тихонечко, с годик-другой не отсвечивать… Фиг. Чуть ли не в атаку прут!
        Запиликал радиофон, и генлейт живо выцепил его из внутреннего кармана.
        - Да! - напряженное лицо разгладилось. - Ага… Очень хорошо! Оставайся пока там, и Славина подтяни. Ну, да, он в теме… Давай! Та-ак… - выговорил он, пряча радик. - С вашей мамой все в порядке - катаются с горки, угощаются похлебкой из оленины и любуются северным сиянием. А теперь… Надо бы и вас, девушки, упрятать, куда подальше!
        - Ага, - буркнула Настя, чуток враждебно взглядывая на Иванова, - во внутреннюю тюрьму КГБ!
        - А что? - ухмыльнулся чекист. - Хорошая идея!
        Бегло улыбнувшись, я глянул на дверь кухни. Костя, не дожидаясь вежливого «брысь!», удалился сам. Начистил картошки… Варится уже, наверное. А благоуханное скворчанье… М-м… Это мелко порезанная курятина жарится с луком…
        Отрываясь от гастрономических мечтаний, я негромко сказал:
        - Если куда подальше, то и Валиева с ними. Товарищ надежный. Не гадая, Настюшку прикрыл.
        Сестричка зарделась, а Иванов поправил очки, и согласно кивнул:
        - Да, это оптимальный вариант.
        - Куда уж оптимальней! - дерзко фыркнула Рита. - А Мишечка? Опять ему одному оставаться? Мы в тыл, а он на передовую?
        - Значит так, - заявил Борис Семенович с властным превосходством. - С Мишей поступим иначе. Вплоть до Нового года ваш институт, Миша, переводится, так сказать, на осадное положение. Никаких выездов и переездов! Все сотрудники будут дневать и ночевать на объекте! Условия мы обеспечим. Продукты завезем, и всё остальное тоже. Вплоть до цистерны с соляркой для дизель-генераторов…
        - И патронов, патронов побольше, - хладнокровно подсказал я.
        - Охрану обеспечим! - лязгнул Иванов. - Никого не впустят, никого не выпустят. Жен и детей сотрудников укроем в отдаленных санаториях. Слабых звеньев не останется!
        - А я еще на Мишечку обижалась, - нарочито загрустила Настя. - Он меня «чучелком» обзывал! А, оказывается, не чучело из меня, а «слабое звено»…
        Я обнял покрепче обеих.
        - Это временно, девчонки…
        - Именно так, - внушительно сказал Борис Семенович. - И не переживайте, не соскучитесь! Мы и всех подруг отправим с вами…
        - …По этапу, - желчно фыркнула Рита, словно вторя Гариной-младшей.
        Кагэбэшник побурел, но не успел ответить по существу - Костя выглянул из кухни.
        - Идите есть, секретоносители, - добродушно заворчал он, и в упор глянул на Иванова: - Это и вас касается, товарищ генерал-лейтенант!
        - Слушаюсь! - буркнул Борис Семенович.
        Вторник, 4 декабря. День
        Ленинград, улица Некрасова
        Щукин придвинул кресло поближе к окну - осторожно, чтобы не колыхать тюль. Квартира «Жаргина» находилась точно напротив, по ту сторону двора, разве что чуть-чуть повыше. Можно было бы устроить наблюдательный пункт и на чердаке, но Тихонов воспротивился - мало ли кто шастать будет. А тут - квартира!
        Тихо, спокойно. Единственная жиличка - Глафира Терентьевна. Даже по имени чувствуется - старый кадр! Резвая бабуся, еще во времена НКВД грамотами отмеченная, с готовностью удалилась на дачу в Комарово. Все равно ж, мол, ездить приходится, печку протапливать, чтобы жилой дух не покидал строение. А ночевать в тишине, да на свежем воздухе, где и зимой хвоей пахнет - для здоровья очень даже пользительно.
        Привстав, Саша осторожно приблизил бинокль к полупрозрачному тюлю. На месте объект… По комнате шастает.
        Только никакой он не Жаргин, а вовсе даже Гюнтер Брозе. Опытный агент германской разведки, в прошлом - солдат абвера. А настоящего хозяина паспорта вчера, вроде, откопали.
        Шурик сжал зубы.
        «Будет тут всякая «дойче швайне»…»
        Не додумав, он замер - объект раздвинул шторы. Позыркал, двор осматривая, глазами мазнул по окнам, и всё как бы между прочим - Брозе держал в руке красную детскую лейку, поливая пышные кустики герани. Консервные банки из-под зеленого горошка изображали цветочные горшки - сквозь надпись «GLOBUS» проступали ржавые потеки…
        Щукин вздрогнул - в окне напротив вдруг сверкнула круглая дырка, а еще одна, между глаз «Жаргина», тут же брызнула темной вязкой кровью. Пуля прошла навылет, вынося объекту затылок, и человек, еще секунду назад живой, рухнул навзничь.
        - Пятый - Первому! - затараторил Саша, едва не переходя на крик. - Брозе убит! Снайпер на чердаке!
        Он договаривал на бегу, торопливо накидывая куртку, чтобы прикрыть плечевую кобуру. Тихонько затворив дверь, на цыпочках поднялся на чердак.
        - Первый - Пятому, Первый - Пятому! - бубнила рация. - Снайпера не преследовать!
        «А я и не собирался!» - мелькнуло у старшего разведчика. Рявкнуть бы, чтобы Тихонова проняло…
        В смутном чердачном полумраке пахло пылью и голубиным пометом. Сквознячок шевелил паутину на стропилах, а редкие лучи неяркого солнца окунались в грязный керамзит. И тишина…
        Ошибся он, что ли? Не может такого быть.
        Стреляли оттуда… Вооружившись, Щукин ступил на толстую доску, проложенную между балок, и двинулся бочком. Вон он!
        У слухового оконца лежал ничком человек, мужчина лет сорока. В замасленных штанах и кирзачах, в фуфайке и непременной ушанке, он смахивал на сантехника, легшего на лист фанеры, лишь бы дотянуться до нужного стояка. Вот только сжимал «слесарь» не газовый ключ, а винтовку СВД с оптическим прицелом.
        Башка поникла… Шурик нервно сглотнул, подобравшись еще ближе - и опустил пистолет.
        - Пятый - Первому. Снайпер убит выстрелом в голову.
        - Понял, Пятый! - зашелестел голос Тихонова. - Ничего там не трогай!
        - Принято, - вытолкнул Щукин, косясь на ушанку, полную мозгов. Кровь медленно растекалась по фанере - не красная, не черная, а какая-то бурая.
        Безумный, жестокий, шпионский, шпионский, шпионский мир повернулся к Шурику еще одной своей гранью. На всякого киллера найдется свой антикиллер…
        Вечер того же дня
        Мэриленд, Кэмп-Дэвид
        «Вроде тоже не юг, но с Москвой разве сравнишь, - вяло размышлял Даунинг, глядя за окно «Линкольна». - В России сейчас снежно и холодно. Может, заметает. Или морозы. А здесь…»
        Оголенные ветви бодро задирались вверх, к яркому солнцу и безоблачному синему небу. Трава вроде бы увяла, но обочины зеленели, лишь местами пожухнув.
        «Разве это зима… - подумал Джек, и усмехнулся: - Неужто ностальгирую?»
        Пластаясь над подъездной дорогой, лимузин выехал к воротам Кэмп-Дэвида. Здесь, под горой Катоктин, за семьдесят миль от шумного и продажного Вашингтона, держалась тишина американской глубинки.
        Даже дома президентской резиденции подходили окружающей их глуши, полузабытому медвежьему углу - никакого бетона, только грубые бревна и дикий камень!
        Морпехи пропустили «Линкольн», лихо козырнув, и вскоре Даунинг вышел у «дома Рузвельта». Форд встречал его, одетый по местной моде - в истертые джинсы и обвисший свитер.
        - Хэлло, Джек! - ухмыльнулся президент, набрасывая куртку на плечи. - Прогуляемся?
        - Да, сэр.
        Директор ЦРУ нацепил русскую ushanku, и зашагал, приноравливаясь к неспешной походке Первого Джентльмена. Широкая тропа, не знавшая асфальта, уводила в лес.
        - Опасаетесь прослушки, сэр? - осторожно спросил Джек.
        - И этого тоже, - помрачнел Джеральд. - Живешь, и не знаешь, узришь ли завтрашний день…
        - Это из Библии, сэр?
        - Нет, Джек, из нашего грешного жития! - помолчав, президент добавил негромко: - Мне опять звонили оттуда…
        - «Координаторы»? - встрепенулся Даунинг.
        - Они выразили мне свое неодобрение, - криво усмехнулся Форд. - Все попытки проникнуть в тайны тахионного центра русских окончились феерическим провалом!
        - А чего они хотели? - озлился директор ЦРУ. - В кратчайшие сроки вызнать секреты особой государственной важности? Миссия была невыполнима изначально! Чтобы подобная тайная операция имела успех, требуется год, как минимум!
        - Я понимаю… - президент остановился у поворота. Обернулся, щурясь на солнце, и сделал глубокий вдох. - Джек… «Координаторы» отдали приказ: зачистить всех ваших агентов, не справившихся с заданием. Не думаю, что это акция устрашения - «рыцари плаща и кинжала» вряд ли станут работать лучше, зная, что за их спинами маячат ликвидаторы. Это намек для нас с вами, Джек… - голос Форда задребезжал. - Срочно! Срочно - и лично! - соберите «сборную» команду самых лучших агентов, чтобы каждый из них - как «двойной нуль»! Пошарьте у себя, в ФБР, даже в МИ-6! «Координаторов» не интересуют разведданные, вербовки и прочая суета! Они хотят получить то, что скрывается на объекте «В»! Надо будет - берите его штурмом, Джек! Убивайте направо и налево, тратьте на подкуп любые суммы, но доставьте им этот чертов ускоритель, или как его там!
        - Агент «Сенсей» сообщил, что главный секрет ускорителя - в эмиттерах, - медленно проговорил Даунинг. - Эти штуки - не дура трехэтажная, как вся установка, они размером с бочку…
        - Вот и прикатите ее, Джек! - хихикнул Форд, стирая жалкую улыбочку. - Иначе зачистят нас с вами…
        - Да, сэр, - прошелестело в ответ, и поднявшийся ветер зашумел, колыша голые ветви.
        Четверг, 6 декабря. Ночь
        Московская область, объект «В», п/я 1410
        Первую ночь в лаборатории я провел, ворочаясь, как вялая турбина. И диван мягкий, и белье из дому, и подушка, к которой привык… Все равно, валялся без сна.
        У меня так постоянно - не могу спать на новом месте. Да и тревожно как-то… Стыдно признаться - молодой мужчина, а не по себе. Уж слишком велика «спальня».
        Лежишь, и прислушиваешься. Ведь ускоритель - не болванка какая, он куда сложнее космического корабля. Криогенная снаряга, катушки, эмиттеры, трубки с кабелями… И всю эту трахомудию мы гоняли весь день, а с вечера она остывает. То щелкнет, то треснет… То звякнет, то грюкнет…
        А я вздрагиваю, и напряженно прислушиваюсь. Вот, как понять человека? Нападает на вооруженного бандоса - и ничего, а ночью ему, видите ли, страшновато!
        Вздохнув, я сел, спустив босые ноги на пол. Хоть он и выложен пенорезиной, но все равно - зябко. Узкие окна высаживал лунный свет - бледными ножами он резал темноту в лаборатории.
        А вон еще зона волнений и непокоя - диван напротив занимала Лена. Она спала бесшумно, укутавшись одеялом. Притащила из дома длинную целомудренную ночнушку - и короткую комбинашку, что не прикрывает, а раздевает. Зачем, спрашивается?
        Спит… Я пригляделся. Ну, да, спит в ночнушке. И что? Вон, какой красивый изгиб бедра… А утром, прежде чем натянет халатик, я успеваю налюбоваться, как тонкая ткань обтягивает все выпуклости, весьма заметные и упругие вприглядку…
        Легко рассуждать о платонических чувствах днем, а ночью, когда мы остаемся одни? Сам знаю, что бесстыдник, что совести нет. Вот в Рите я уверен полностью, она никогда мне не изменит. А если и влюбится - всё бывает! - то не станет скрывать. Не то, что муженек…
        Вздохнув, я накинул свою излюбленную футболку, застиранную настолько, что вытягивалась до середины бедра, как модное платьице. Подцепил тапки, и тихонько зашагал к удобствам - в лаборатории оборудовали свой санузел, без ванны, но с душевой.
        Походя, я провел ладонью по гладкому, холодному стеклу кабины. Сколько уже опытов поставили, сколько перепробовали режимов… За последний месяц мы узнали о тахионах больше, чем за последние семьдесят лет - столько, по-моему, времени схлынуло с того дня, как Вигнер с Зоммерфельдом поведали смертным о сверхсветовых частицах.
        А нынче одни только аналитики Киврина выдают десятки гипотез в день, перевыполняя научные планы. А сколько нам открытий чудных готовит просвещенья дух?
        Дим Димыч всю последнюю неделю не покидал институт. Всё пишет, пишет что-то. Весь пол в кабинете усыпан исчерканными листами! А меловая доска здорово посветлела - тряпку Иваненке смочить некогда, вот он и стучит мелком - белым по белому…
        Да я и сам умничаю. Соображаю. Порой до того додумываюсь, такие бездны отворяются…
        - Хочешь пить?
        Я вздрогнул, увидав фигуру в белом. Э, нет, таких привидений не бывает… Яркое сияние Луны просвечивало ночнушку насквозь, четко очерчивая пленительный силуэт.
        - Хочу, - покорился я.
        Забулькало, заплескало…
        - Это морс. Брусничный. Попробуй!
        Я хлебнул на пробу - и выдул стакан до дна.
        - Ух! Спасибо. Вкусненько!
        В темноте хихикнули.
        - Спокойной ночи!
        - Спокойной… - с сомнением отпасовал я.
        Лег. Укрылся. Повернулся на бок. Закрыл глаза. И задремал.
        Мне снилась Рита.
        Глава 7
        Пятница, 14 декабря. Утро
        Московская область, объект «В», п/я 1410
        Терпеть не могу вставать рано, особенно зимой. «В восемь ночи!», - как стенал Масяня. Так ведь, и вправду темно за окнами, и колючий снег, поднятый ветром, шеберстит в стекло… Только и спать. А будильник-садюга изуверски разводит стрелки - подъем!
        Кисло улыбнувшись Ленке, я прошлепал в душ. Струи воды сначала обожгли кожу, затем остудили. Снова ошпарили - и я проснулся окончательно.
        «С добрым утром, с добрым утром, - как пели в «Пионерской зорьке», - и с хорошим днем!»
        Оптимисты, блин…
        Натянув спортивный костюм, я причесался перед зеркалом. Провел ладонью по щеке - вроде, незаметна колючесть - и махнул рукой. Сегодня бриться не буду.
        «Почему?» - постно вопросил ангел. «А лень!» - ухмыльнулся бес.
        Домовито повесив полотенце сушиться, я вышел в лабораторию. Ощутимо пахло кофе.
        Хоть и не употребляю сей бодрящий напиток, но его «домашний» запах люблю - он обволакивает атмосферой уюта. Никакой «нескафе» на это не способен. Нужны прожаренные бобы - и человеческое присутствие. Вон, пока я потягивался и зевал с отчетливым хряском, Лена уже порхала.
        А я, не раскрывая глаз, прислушивался. Дробный сыпучий звук - и кофемолка тихонько взвыла, с хрустом перетирая зерна. Запыхтела, зашипела кофеварка, напуская того самого утреннего духу.
        Ленка - молодец, встает рано. Тихонечко удаляется, и на добрых полчаса оккупирует душевую кабинку. Ну, минут двадцать точно - вертится, гнется под парящими брызгами, мелькает розовым… А потом мерзко завывает фен.
        Вот нет, чтобы поспать лишний часок, так она готовится выйти в свет - свежей, причесанной, затянутой в белый халатик…
        - Трапезничать не желаете, сэр? - осведомилась Лена напевно.
        - А что у нас на завтрак?
        - На первое - сэндвич с чаем. На второе - чай с сэндвичем.
        - А мой голодный организм, может, в манной кашке нуждается? - завел я капризно.
        - Это не ко мне, - удрученно покачала головой девушка, - это к бабе Вале! Она сейчас как раз аналитиков кормит - комочки в тарелки подбрасывает и пенки кладет…
        Похихикав, мы навернули по здоровенному бутерброду с ветчиной. С горчицей я малость перебрал, аж глаза выпучило…
        - Миш, а чего это ты сегодня за мной не подсматривал? - Лена вздернула бровки в невинном удивлении.
        - Да вообще не подсматриваю! - возмутился я. - Смотрю просто. Со вкусом. А ты могла бы и протирать стекло - оно ж запотевает, не видно ж ничего! Не понять, где верхние девяносто, где нижние…
        - Ну, ты и на-аглый! - восхитилась девушка. Доела свою порцию, и сладко улыбнулась: - Да шучу я. Мне даже нравится… Мальчики должны девочками интересоваться.
        От Ленкиного ехидства я скривился, как от горчицы. Не сразу до меня дошла причина того налета стервозности, что до сих пор досаливал наши отношения. Кандидату физматнаук Браиловой исполнилось двадцать пять - она была на четыре года старше «товарища завлаба».
        Сейчас-то она свыклась, а поначалу «перекос» в возрасте изрядно бесил ее. Ну, не рассказывать же девчонке, что она мне во внучки годится!
        Допив чай, я упруго поднялся. Лена встала, потупив глаза, словно чуя мой ответ.
        «Ладно, малышка, - мелькнуло в голове, - зададим тебе задачку!»
        Я, как в женских романах, властно обнял Браилову - от неожиданности она не воспротивилась. Притиснул покрепче, и глянул в широко раскрытые глаза - гнев, плясавший в девичьих зрачках, спадал, уступая смятению.
        - Если ты видишь перед собой юного и нахального вундеркинда, Леночка, - негромко проговорил я, - значит, так и надо… - моя ладонь огладила бархатистую щеку, пальцами дотягиваясь до прядей волос. - Иногда, хоть и очень редко, случается, что возраст в паспорте отличается от реального… В меньшую сторону.
        Растерянная, девушка смущенно поддавалась напору, задыхаясь, безвольно опустив руки. Я легонько поцеловал ее в уголок губ, и отстранился.
        - Готовим ускоритель, - мой голос прозвучал буднично. - Надо будет перенастроить эмиттеры… Новые опыты намечаются, целая серия. Накормим аналитиков пищей для ума!
        - Ты мне всю прическу разлохматил… - невпопад пробормотала Лена.
        - Я больше не буду! - улыбка моя вышла вполне себе мальчишеской.
        Там же, позже
        - Корнеев! - звонко окликнула Лена. - Держи конфигурацию! Поле неустойчиво.
        - Да держу я… - пропыхтел Витёк, навалившись на пульт.
        - Да где ж ты держишь? Смотри, как линии вихляются!
        Усмехнувшись, я взбежал наверх, к ускорительной секции. Здесь басистый гул «тахионника» был куда слышней.
        Суровые формы машин восхищали и пугали одновременно - за хлипкими с виду панелями МП-ловушек рушился чудовищный поток сверхсветовых частиц, разогнавшихся до бесконечности. Магнитные линии на экране дрожали, прогибаясь и выпрямляясь, как камыш на ветру.
        Дим Димыч следил за их балетом, как зачарованный.
        - Конфигурация расчетная, - вытолкнул он. - Зря Лена бочку катит на Витюшу… Старается же человек.
        - Совершенству нет предела… - мой рот скривился в усмешке.
        Что-то у меня нервы разгулялись. Вон, даже пальцы дрожат…
        И, когда снизу закричали, я суматошно бросился к выходу, чуть не скатившись в лестницы.
        - Миша! Миша! - вопила девушка в возбуждении. - Он исчез!
        - Кто?! - вылупился я, переводя взгляд с Лены на Витю.
        - Образец! - воскликнула Браилова. - Он… Он растворился будто!
        - Повторить! - каркнул Иваненко у меня за спиной.
        Мы с ним переглянулись, он сверху трапа, я - снизу.
        - Неужто… сподобились? - я не узнал свой голос, до того он сел.
        - Повторить! Витя, инжектору стоп! Сбрось мощность!
        - Есть! - брякнул Корнеев. - То есть, ага…
        - Лена, второй образец!
        Девушка бросилась к камере и ухватилась за джойстики. Манипулятор дотянулся до брусков, разложенных в рядок, выхватил крайний…
        - Лен, клади не в центр, - еле выговорил я. - Лучше сбоку.
        - Поняли, да? - губы у директора прыгали, вымучивая улыбку.
        - А тут без вариантов… - меня начинало потряхивать. - Витёк, врубай!
        По ускорителю словно могучий вздох пронесся, и снова все загудело, а за стеклом камеры потекли изумрудные сполохи.
        - Смотрите… - выдохнула Лена. - Вы только посмотрите на это…
        Тускло поблескивавший брусок таял, как рафинад в кипятке - гладкая металлическая поверхность проваливалась вдавлинами, граненый слиток обращался в раковистую губку, и пропадал вовсе.
        - Витя! - резко спросил я, будто стегнул. - Начало явления не зафиксировал?
        - Об-бижаете, шеф, - вытолкнул Корнеев с запинкой. - Ровно три минуты назад! Вру… - он близоруко сощурился, сверяясь с приборами. - Три минуты пятнадцать секунд!
        - Ну, - Дим Димыч пихнул меня в бок локтем. - Сколько нам еще ждать, по-вашему?
        - Не меньше двух минут, - вымолвил я, облизав пересохшие губы. - Но не больше семи…
        - Аналогично! - довольно крякнул Иваненко.
        Я скосил глаза на будильник. Секундная стрелка очень, очень медленно обежала круг. Затем другой. Пошла на третий…
        - Ой! - вскрикнула Лена, поворачивая лицо ко мне. - Ты знал, да?
        - Догадывался! - выдохнул я, чуя, как молотит сердце.
        Прямо в центре подставки проявлялся образец. Он словно наполнял собой невидимую форму параллелепипеда - материя, взблескивая, прибывала из ниоткуда, и вот все взбухавшие изломы сгладились матовыми гранями, проглянули вколоченные чеканом буквы с цифрами.
        - Ё-ё… Ёшкин кот… - Корнеев обалдело сморщился. - Ка-ак?!
        - Узнаем! - нервно захихикал Иваненко, с отчетливым шорохом потирая ладоши.
        - Не понимаю! - затрясла головой Лена. - Откуда? И куда?
        - Миша! - Дим Димыч торжественно хлопнул меня по плечу, словно посвящая в рыцари. - Народ хочет знать!
        - Получается… - я тщательно формулировал ответ: - Мы… как бы отправили образец в будущее. Да без «как бы»! Переместили. На несколько минут.
        Браилова недолго изображала соляной столп. Отмерев, она медленно выговорила:
        - Так вот почему ты велел класть сбоку… Чтобы не занимать место! Да?
        Я молча кивнул, созерцая прибытие второго бруска. Похоже на давний спецэффект из фильма-сказки. Из ничего является нечто.
        - Подождите… - Корнеев ошеломленно повел руками. - Так у нас… Это что же… Удалось, что ли?!
        - Поздравляю, юноша! - пропел Дим Димыч. - Вот и до вас дошло! Сударыня! - его голос обрел напыщенность. - Позвольте вас ангажировать на танец!
        Лена присела в книксене, и чопорно возложила руку на директорское плечо. Раз-два-три, раз-два-три… Пара закружилась под неслышную музыку.
        - Ур-ра-а! - заорал Виктор, выделывая смешные коленца в стиле лезгинки пополам с буги-вуги.
        Я захохотал, и плюхнулся на диван, блаженно раскидывая руки по спинке. Вспомнился Витькин выкрик: «Удалось, что ли?!»
        Нашел, что спросить! Удалось, конечно, да еще как!
        В распахнутую дверь заглянул Киврин. Протиснулись Наташка с Галей. Замаячил Ромуальдыч.
        Народ тихо офигевал, наблюдая за плясками, а я лишь улыбался, как Будда. Сбылось то, что не давало мне покоя с семьдесят четвертого. Беззубые мечты одолевали меня, я исходил уныньем, зарабатывая комплекс неполноценности… А надо было всего лишь сосредоточиться, совершить усилие мысли!
        Хватило одного года, чтобы голая идея воплотилась в «железе». Хватило одного месяца, чтобы исполнилось давнее желание.
        Я одолел время.

* * *
        Обед по расписанию превратился в стихийный банкет. Сидеть «в осаде» согласились лишь добровольцы, так что места в буфете нашлись всем. А было нас человек тридцать.
        Столики мы сгребли в один длинный стол. Баба Валя, довольная, лишь покрикивала на девчонок, разносивших первое и второе, впрочем, довольно добродушно. Буфетчица, некогда державшая «чипок» в военчасти, припахала всех.
        Ромуальдыч таскал стулья, Дим Димыч нарезал хлеб, а мне поручили самое ответственное дело - я откупоривал сосуды. Коньяк от Иваненко и Вайткуса, «беленькая» от Привалова. А уж вино во всех отделах заначили. Баба Валя даже две бутылки шампанского выделила из «НЗ на НГ», то бишь на Новый год.
        Кто-то бубнил:
        - А я и не сомневался, что тут всё не просто так…
        - Тахионы! Вот тебе и тахионы…
        - Товарищи, есть предложение! Раз уж пошла такая пьянка… Э-э… Я имею в виду, такая хронофизика с хронодинамикой. Давайте мы и оборудование переименуем! Ну, что это такое - камера? Надо, чтоб хронокамера!
        - Кто за? Кто против? Единогласно! Почкин, а ты что, воздержался?
        - Да «за» я, «за»… Что? Кому не хватило? Вот еще ложка! Ага… Правильно сделали, что всё перекрыли. Представьте, что будет… Дай ножик, Кать. Ага… Представьте, что будет, когда о нашем открытии узнают на Западе!
        - У-у, как их колбасить начнет…
        - Ха-ха-ха! Как Витьку утром!
        - Витёк! Как назывался… э-э… называлось… Ну, в общем, этот твой гопак в ритме вальса?
        - Пляска не святого Виктора!
        - Да идите вы…
        - Га-га-га!
        - Товарищи! Товарищи, к столу давайте! Время же уходит!
        - Больше не уйдет!
        - Догоним!
        Первым взял слово Иваненко.
        - Товарищи, - сказал он негромко, лучась. - О том, что такой день настанет, я понял год тому назад. Да и Миша прекрасно знал о том, что случится сегодня!
        - Надеялся, Дим Димыч, только надеялся, - улыбнулся я, разливая вино девушкам.
        - Не знал, так верил! - отмахнулся директор. - Товарищи! Сегодня мы празднуем первую победу над временем. Впереди масса работы - долгой, кропотливой работы! И это прекрасно! Главное, что мы движемся прямо к цели. Да, мы не знаем, куда нас приведет дорога, какие еще тайны откроются. Вон, товарищ Киврин закопался в проблему вырожденной материи и даже рассматривает ее доатомное, неквантованное состояние!
        - Да кого там… - стесненно отозвался Володька. - Так только, одним глазком…
        Иваненко засмеялся вместе со всеми, и поднял бокал:
        - Товарищи! Давайте выпьем за того, кто всех нас собрал здесь. За того, чьи идеи мы тут мурыжили по-всякому, но воплотили-таки. За виновника нынешнего торжества. За нашего Мишу!
        - Ур-ра-а! - мощно грянул Привалов, и все подхватили старинный боевой клич.
        Посмеиваясь, я потянулся бокалом навстречу фужерам, стаканам и чашкам. Тонкий звон смешался с кратким звяканьем и глухим стуком, но праздничная аура от этого не пригасла, разгораясь всё ярче, всё веселей.
        Воскресенье, 16 декабря. День
        Крымская область, Форос
        Форосский санаторий принадлежал ЦК КПСС, поэтому охрана здесь на высоте, да и команда «сыгранная». Так что генерал-лейтенант Иванов недолго думал, куда ж ему запрятать Мишину родню, подруг и друзей.
        Поздно ночью «эвакуантов» доставили спецрейсом в Симферополь, а оттуда под охраной перевезли в Форос, поселив в корпусе номер семь. Секретари ЦК редко наезжали в Крым зимой, так что все остались довольны, особенно ребята из 9-го управления.
        Тишина… Покой… Враг не пройдет.
        Да и медики тут, как на подбор. Беременные личности под присмотром. Зиночка Жукова собралась рожать? Всё под контролем…
        Рита послушала щебет «пузатиков», улыбнулась и вышла в холл. Тут стоял большой телевизор, но включать его охоты не было. Лучше посидеть, подумать, хотя мысли не текут, а скачут. Позавчера ей на электронку пришло письмо от Миши. У него там «всё хорошо и даже лучше!»
        Без подробностей, конечно. Секретность такая, что скулы сводит, но куда ж без этого. Зато в самом конце: «Люблю. Целую».
        А Мишка ей не врет. И не соврал ни разу в жизни. Умолчать - мог, как тогда, с Инной. А спросила - всё честно выложил.
        Рита задумалась. Тот случай и не назовешь изменой, ведь она не была в то время замужем. А Инна…
        Да что - Инна! Она и сама прекрасно знает, чует, насколько опасна ее женская сила. Соблазнить? Да пожалуйста! Любого! Никому не устоять! А ведь они с Инкой еще в школе «делили власть» - Дворская считалась самой красивой девочкой в восьмом «Б», а Сулима - в восьмом «А». Потом классы объединили…
        «Ты с Инной переспал?» - спросила она.
        «Да», - ответил он.
        Но… Пожалуй, все-таки не ревность прорезалась в ней тогда, а зависть. Вроде бы, смешно так говорить, неправильно, ведь Миша отверг Хорошистку! Да и та ночь после выпускного… О, это самое прекрасное воспоминание в ее жизни!
        Рита откинула голову на мягкую спинку. Наверное, всё дело в том, что любовь Инны, хоть и прошла зигзагом, по глухим окольным тропам, но осуществилась-таки. Инкиному малышу уже годика три, наверное…
        Девушка закинула руки за голову, прогибая спину, и улыбнулась. Ничего, осталось меньше двух лет! А потом еще девять месяцев… И все! Она сравняется с Инкой…
        «До чего ж глупо… - мелькнуло у нее. - Основной инстинкт?»
        Расслышав приближающиеся голоса, Рита встрепенулась.
        - Всё включено, Лидия Васильевна, - журчал комендант, - не извольте беспокоиться…
        Вскочив, девушка поспешила навстречу, теряя последние сомнения - навстречу шагала Мишина мама. Стройная, эффектная женщина, дразняще покачивая бедрами, шагала по красной дорожке, как кинодива в Каннах. Да куда той диве…
        - Лидия Васильевна! - воскликнула Рита. - И вы здесь? Ой, как здорово!
        - Здравствуй, Риточка! - обрадовалась Лидия Старос. - Вот, приказали отдыхать!
        - А Филипп Георгиевич с вами?
        - О, этот еще упрямей Мишечки! - рассмеялась свекровь. - Сказал, что старому шпиону никакие происки нипочем! Вышел на работу, представляешь? А его бывшей, Анне, гражданство восстановили. Та бегом в Штаты! Да и черт с ней. - Тут, видимо, отлетевшие тревоги вернулись к ней, отзываясь тяжким вздохом: - Ой-ё-ё, ёжечки, ё-ё…
        - Мама! - Настя вынеслась навстречу, будто маленькая девочка. - Ты тоже с нами? Ура-а…
        Комендант умиленно сложил ладони, и ушел на цыпочках.
        Среда, 19 декабря. День
        США, Северная Каролина, Форт-Брэгг
        Даунинг молча обошел строй. «Суперагенты» - накачанные или сухощавые, рослые или коренастые, белые или с легкой примесью азиатской крови - смотрели на него по-разному.
        Подобострастия не было ни в ком, но и насмешливого высокомерия тоже не заметно.
        Он сам отбирал этих dobrih molodtsev - сильных, ловких, умеющих многое и знающих не мало. Все хорошо говорили по-русски, а если и чувствовался акцент, то его не трудно оправдать родством с прибалтами или молдаванами.
        Вот Мигель Фуэнтес, вечно небритый, чернявый, юркий. Сколько раз он проникал в жуткое логово наркобаронов, и уходил живым, основательно проредив ряды Медельинского картеля! Будет Ионом Лянкэ из Кишинёва, бурильщиком.
        А вот Мензис Клегг из МИ-6, брутальный красавец, хоть в боевике снимай. Клегг отличился во время «Пражской весны» - десятка два русских танкистов отмечены зарубками на рукоятке его «кольта». Станет сибиряком-нефтяником…
        Или Чак Призрак Медведя. Бесстрастный и меднолицый - чистокровный индеец дакота, истинный воин, краса и гордость спецназа. Несколько лет назад он бежал, спасая «краснокожего брата», а этой осенью на него устроили облаву, как на одинокого волка - полторы сотни агентов ФБР окружили дом на ранчо, где скрывался Призрак Медведя. Не тут-то было! Чак взял в заложники троих спецагентов, и обещал сохранить им жизнь в обмен на свободу…
        Джек усмехнулся. Наивный… Пусть скажет ему спасибо, что вовремя поспел! «Джи-мэны» из ведомства Гувера были очень разочарованы, но президентский «мандат» - сильная бумажка. Назовем Чака Аширом Тагановым - вылитый туркмен…
        - Джентльмены, - негромко заговорил директор ЦРУ, - я хотел набрать отряд из десяти лучших, а вас тут шесть человек всего… Что ж, пришлось пожертвовать количеством не в ущерб качеству. Вы - соль земли по обе стороны Атлантики, и я верю, что с заданием справитесь. Те из вас, кто вернется обратно с добычей, станут миллионерами - это я вам могу обещать. Нам платят люди, для которых и миллиард - не деньги. Но! Я работал в СССР, и знаю, как же это трудно - обойти русских. Поэтому будьте крайне осторожны, и помните - от вас ждут не подвигов, а хотя бы чертежей и научных дневников! Ну, вы поняли, о чем я… Обсуждали не раз, и не два. Сегодня отдыхайте, а завтра вылетаете в Тегеран…
        «Суперагенты» переглянулись.
        - Да, джентльмены, - усмехнулся Даунинг. - Мне хорошо известно, что новый правитель Ирана дружит с Кремлем, однако там не всех имамов и аятолл перебили! Вам помогут во славу Аллаха - и перебросят в Советскую Туркмению. Изобразите геологов, ищущих нефть…
        - А это не покажется подозрительным? - сузил глаза Жослен Кампана. - Нет, лично я - за риск, но вы же сами сказали…
        - Я помню, - успокоительно кивнул директор ЦРУ, и усмехнулся: - Расскажу вам одну историю. После войны в России развернулось грандиозное строительство, и один предприимчивый прораб объявил себя офицером. Командовал целым полком военных строителей - и больше десяти лет возводил дома, фабрики, мосты… Качественно возводил, добротно. А деньги за стройки клал себе в карман. "Штатский полковник" успел разбогатеть на миллионы рублей, пока не произошло случайное разоблачение. И все это время Министерство обороны заботливо пополняло его стройбаты, награждало Почетными грамотами, исправно платило из бюджета! Не думаю, что в советском Министерстве геологии сидят более бдительные чиновники…
        «Суперагенты» заулыбались. Повеяло приключениями и большими деньгами…
        - Джентльмены! - Даунинг обвел взглядом строй. - Желаю удачи!
        Пятница, 21 декабря. Вечер
        Иран, Мераве-Теппе
        Здесь, на северной окраине Ирана, совершенно не чувствовалась азиатская экзотика - зеленые холмы вокруг, деревья, стада овец… Мензис угадывал в тутошних местах Шотландию, Жослен - предгорья Пиренеев, а Джерри Чанг - Калифорнию.
        Маленький поселок, куда завезли западных «туристов», тоже не блистал достопримечательностями, если не считать штаба 6-го оперативного района ПВО «Северо-Восток». Глушь.
        А на севере - «великий, могучий Советский Союз», его республика Туркмения...
        «Моя родина», - усмехнулся Чак Гоустбир, он же Ашир Таганов.
        Приблизился Мануэль, протянул начатую пачку «Лаки Страйк».
        Индеец кивнул, вытягивая сигарету.
        - Возьми про запас, - сказал Фуэнтес, закуривая, - все равно выбрасывать - на той стороне такие не курят.
        - Ты прав, - и Чак выгреб еще парочку сигаретин. - Ждем темноты?
        - Угу… - Мануэль затянулся, вбирая щеки. - Нашу машину перенесут по воздуху, - он рукой описал дугу. - Уно, дос, трес - и мы на месте! Так что никаких погонь и перестрелок с пограничниками… Mierda! Холодина какая!
        - Плюс семь тепла! - развалистой походкой приблизился Франсуа Пиньон, то ли француз, то ли канадец из Квебека. - «Чинук» уже вылетел, - сообщил он. - Тащит грузовичок с буровой…
        - Советский хоть? - спросил Фуэнтес.
        - А как же… Угостишь?
        Мануэль выдал ему сигарету, Чак щелкнул зажигалкой. Кивнув, Пиньон вобрал в себя ароматный дым, и медленно выпустил, словно раскуривая трубку мира.
        - «ЗиЛ-131», я узнавал. Таких там много…
        Призрак Медведя поднял голову к небу. Мануэль прав, похолодало. Закат давно отгорел, и сумеречная синева всё пуще мешалась с чернотой ночи. А вон и первые звезды…
        Из темноты доплыл свиристящий рокот.
        - Летит!
        - Готовимся! - разнесся зычный бас Клегга.
        Неясной тенью во тьме налетел тяжелый вертолет - под брюхом у него висел на внешней подвеске грузовик с буровой вышкой.
        Опадающий воздух ощутимо давил, а грохот лопастей заглушал все звуки. Маленький, шустрый имам в белой чалме забегал вокруг, визгливо вознося славу Аллаху, и пропал.
        Фонари вычленили из мрака плавно покачивавшийся на тросах «ЗиЛ». Призрак Медведя прибавил ходу, и едва не вмазался в задний борт, помеченный белым номером - грузовик висел в паре футов от пылившей земли, грузно поворачиваясь туда-сюда, как стрелка исполинского компаса.
        Подтянувшись, Чак перевалился в кузов, цепляясь за решетчатую мачту, и не услышал, а угадал зов Мануэля. Ухватил протянутую руку, втащил Фуэнтеса...
        Мензис нервно прошелся лучом, пересчитывая отряд, и покрутил фонарем над головой.
        - Выдвигаемся!
        Турбины взревели. Похожий на вагон «Чинук» потянул к границе, стараясь держаться пониже.
        - Сейчас как грохнет нас о вершину холма! - индеец еле различил голос Жослена.
        Долго ли, коротко ли болтало «суперагентов», но вот геликоптер завис, и бережно опустил груз. «ЗиЛ» качнулся, опершись о твердь.
        - Сбрасываем стропы! Живо!
        - Всё!
        Плавно развернувшись, «Чинук» поспешил обратно, унося с собой тугой воздухопад и неумолчный рев. Навалилась тишина, и каждый шорох казался громким.
        - С прибытием! - хмыкнул Фуэнтес.
        Провернулся, заводясь, двигатель, и грузовик мерно зарычал. Мрачным накалом мигнули стопы - «ЗиЛ» сдавал назад.
        - Харэ! - по-русски крикнул Джерри Чанг, дитя любви бравого морпеха из Техаса и китаянки. - Вперед!
        - Все на месте?
        - Да тут мы… Газуй!
        Чак присел у кабины на брезентовый тюк, и ухватился за борт - вряд ли в отрогах Копетдага их ждет асфальт…
        «ЗиЛ» взревел, и покатил, лязгая штангами. Свет фар подпрыгивал, лучами нашаривая путь между холмов и осыпей.
        «Вышли на тропу войны», - подумал Призрак Медведя, и разрешил себе усмехнуться. Все равно ж никому не видно…
        Глава 8
        Воскресенье, 23 декабря. Утро
        Московская область, объект «В», п/я 1410
        Наконец-то я выспался! Как залег вчера в одиннадцать, ровно за час до полуночи, так и встал в девять утра. Ну, не совсем так, чтобы встал… Минут двадцать повалялся. То задремлю, то застону, потягиваясь…
        Ленка хихикает, да и ладно. Не всё же время брутального мачо изображать. Дайте человеку отдохнуть нормально!
        Я даже в душ не полез - умылся холодной водой, и хватит с вас. Кого - вас? А вообще - их всех! Будут приставать, и бриться перестану. Отращу бороду, как у Энгельса. Хотя нет, бороденка из меня полезет куцая, буду на Иисусика похож…
        А вот от завтрака отказываться не стал.
        - Спасибо, Ленусик! - с чувством сказал я, взвешивая здоровенный бутерброд, выложенный колечками «Краковской».
        - Кушай, кушай… - добродушно отозвалась Браилова. Подняв руки, она укладывала прическу, открывая нежную шею. Футболка натягивалась, облегая груди, и соски задорно топорщились. - И не смотри так!
        - Как - так? - я заварил себе свежего чаю, и ждал, пока тот остынет.
        - Облизываясь!
        - Мой взор устремлен на бутерброд! - соврал я.
        - Ага, так я тебе и поверила! - фыркнула Лена, закалывая волосы.
        - Нет, ну ты же сама говорила, что тебе приятно, когда я… хм… любуюсь!
        - Говорила… А ответная реакция?
        Она приблизилась, и наклонилась, маняще выгибаясь. Ее руки легли на спинку дивана за моими плечами, и я уловил волнующий, теплый аромат женского тела. Хочешь - целуй, хочешь - лови ладонями тугие округлости… Томительная дрожь пробрала меня сверху донизу.
        - Понял? - мурлыкнула Лена довольно.
        Оттолкнувшись (груди качнулись, подпрыгивая мячиками), девушка выпрямилась, и застегнула выглаженный белый халат.
        - Из-за тебя у меня чай остыл! - высказал я свой упрек.
        Браилова рассмеялась.
        - Миша, я давно поняла, за что тебя девушки любят! С тобой всегда хорошо! Легко и приятно. Просто! И… свободно, что ли? Ты заботишься о подругах как-то очень естественно, на уровне безусловного рефлекса, и не ждешь в ответ даже улыбки. Если мне придет в голову позагорать без… э-э… без галантерейных изделий, ты минут пять будешь… хм… любоваться. А потом обязательно предложишь намазать кремом спинку!
        - И спинку, и… - подхватил я с энтузиазмом. - Мало ли… А то сгоришь еще. И насчет галантерейных изделий ты совершенно права. Терпеть не могу розовых полосок от лямок на загорелой коже! Они оскорбляют мое чувство прекрасного…
        - Пей свой чай, - ласково сказала Леночка. - В термосе - горячий.

* * *
        Проходя коридором, я улыбался. Позавчера коллектив дружно строил планы на выходные. И лыжню они проложат по запретке, будут круги нарезать вокруг института, и шашлычок организуют, и чуть ли не оргию устроят. Ага…
        Нет, Почкин с Малеевой проторили-таки лыжню - и разбежались по лабораториям. «Так, а чем же еще заниматься-то?» - оправдывалась Галка. А Данила стесненно хихикал: «Да ты понимаешь, старик, работать интереснее!»
        Да понимаю, чего там… Сам такой, хоть и проваландался всё утро. А потом пришел Киврин, и угостил нас с Леной китайской наливкой. «Черри бренди» называется. Не знаю уж, сколько в бутылке того бренди, а вот черри хватало - напиток аж загустел от хмельного вишневого соку.
        - Вкусненько! - оценила Браилова, облизывая губы. - И не мутит сознание. Терпеть не могу, когда «торкает»!
        - Так в этом же весь смысл пьянства! - донес до нее суть Володя. - А-а! Никудышний с тебя алкоголик! Миш… - он твердой рукой долил нам «вишневого коньячку». - Я вчера с Корнеевым говорил… Витёк всё радовался, что на Западе ни бум-бум о том… Ну, что камера стала хронокамерой! Говорит, мы тут оторваны от мира, как в детективе Агаты Кристи…
        - Сам никак не нарадуюсь, - проворчал я, смакуя. - Хотя, по правде сказать, меня другое беспокоит. Ведь цэрэушники не зря всю эту суету развели вокруг объекта. Никакой информации о тахионном ускорителе в общем доступе нет, всё засекречено наглухо. Следовательно, кто-то выдал секрет! Вопрос: кто? Я, помню, когда мы год назад толковали о тахионах с Дим Димычем, он приказал мне все стереть с доски, чтобы кто-нибудь не увидел.
        Так что, и за него, и за себя я ручаюсь. Надя ничего особенного не могла рассказать, да и убили ее уже в ходе всех этих шпионских плясок…
        - Хорошая была девчонка… - вздохнул Киврин, и серьезно глянул на меня: - А во мне? Во мне ты уверен?
        - Лен, - усмехнулся я, - ты только посмотри на него! Пришел спаивать завлаба! Ну, не агент ли?
        - Коварные происки! - девушка сурово пригвоздила Володьку.
        - Да ну вас! - закряхтел Киврин.
        - А ты не мели ерунды, Вов.
        - Подождите, мальчики… - нахмурила брови девочка. - Но ведь, все равно, получается, что кто-то выдавал тайны. И этот кто-то - один из нас!
        - Получается, - спокойно кивнул я. - Знаете, очень жалею, что весь год занимался любимым делом, не оглядываясь! Не присматриваясь, не прислушиваясь… Мою модель тахионного поля рассматривал очень и очень узкий круг академиков и членкоров, надававших кучу расписок о неразглашении. Точь-в-точь, как с атомным проектом! И вот именно тогда кто-то или проболтался, или…
        - Или продался! - зло договорила Лена.
        Помрачнев, Киврин качнул сосудом:
        - Долить?
        Девушка молча подвинула свой стакан.
        - Только немножко.
        - Да мы по капельке… Миш, а ты не думал на наше «светило»?
        - Да куда ж ты столько? - всполошилась Браилова.
        - Нормально! Тут осталось-то… - Володя опрокинул бутылку, сцеживая в мою чашку без ручки. - А давайте за Надю! Не чокаясь.
        Все сделали по хорошему глотку. Я откинулся на спинку дивана, задумчиво проговорив:
        - Александр Сергеич невольно вызывает подозрения. Уже потому, что малосимпатичен. Как внешне, так и внутренне. Тут легко поддаться эмоциям… Хотя Невструев как раз входил в тот узенький кружок физиков, которым Дим Димыч доверил знакомиться с теорией. Вот и думай…
        - А что КГБ?
        - Володь, мне Иванов не докладывает. Даже если допустить, что Невструев выдал совсекретные сведения, то ушли они не отсюда. Все наши послания по электронке читаются, телефон прослушивается. Не морщись, Леночка, это правильная мера.
        - Да я понимаю…
        И тут у меня закопошилась тревожащая мысль. Она, может, и раньше мелькала где-то на третьем плане, но особого беспокойства, а, значит, и интереса не вызывала.
        - Допивайте без меня…
        Упруго поднявшись, я покинул лабораторию и взбежал по лестнице на пятый этаж - начальство всегда селится повыше, причисляя себя к небожителям.
        Дверь кабинета Иваненко открылась с мягким щелчком - хозяин на месте. Дим Димыч поднял голову, задумчиво глядя на посетителя - мысли его витали очень далеко.
        Я усилил его состояние отрешенности, приложив палец к губам: тихо, мол, товарищ шеф. Крадучись, подошел к шкафу, где на полках ютилась стопочка книг, какие-то сувениры, безделушки - и часы в желтом пластмассовом корпусе. Обычный будильник «Слава». Отвертку я взял с собой.
        Быстренько накатав записку, показал Иваненко:
        «Притворитесь, что говорите по телефону с женой. О чем угодно, лишь бы громко! Объясню позже».
        Дим Димыч задрал брови, но достал-таки радиофон.
        - Алло! Да, Наточка! Что? Да нет, что ты! И позавтракал, и пообедал… Ну, На-ата… Ой, ну супа съел тарелку, куриного, с лапшой. Конечно же, твой вкуснее! Ну, да…
        Тихонечко, не дыша, свинтив пару винтиков, я снял заднюю крышку часов. Он был там - маленькая посторонняя деталька, похожая на головастика. Собрав всё обратно, я бережно вернул будильник на место, и жестом пригласил Иваненко выйти.
        - Ой, ну все, все, Наточка! Ага… Пока! Я еще вечером позвоню…
        Отложив по-прежнему выключенный «ВЭФ», Дим Димыч выбрался из-за стола, переводя взгляд с меня на часы, и обратно. Но промолчал. Лишь выйдя в коридор, и плотно прикрыв за собою дверь, он недовольно зашипел, как рассерженный кот:
        - Что еще за детективные страсти? Или я проходил проверку на артистизм?
        - Вы ее прошли, Дим Димыч, - серьезно ответил я. - Скажите, а вы хоть помните, как у вас появились эти часы?
        - Часы? - Иваненко недоуменно пожал плечами. - Ну-у… да. Александр Сергеич подарил.
        - Вот так вот, взял и подарил? - прищурился я.
        - Да там ерунда случилась! - отмахнулся директор. - Он нечаянно смахнул на пол мой прежний будильник, очень переживал из-за своей неуклюжести… Ну, вы ж его знаете - суета сует! Тут же сбегал, и принес мне свои часы, вот те, желтые. Михаил! - директор начал сердиться. - Вы обещали всё мне объяснить!
        - Полагаю, Дмитрий Дмитриевич, - медленно протянул я, - что Невструев не зря уронил ваши часы. И не просто так всучил вам свои. Вы же не хотели их брать, помните? Даже вежливо возмущались - какие пустяки, мол, что я, будильника не куплю?
        - Не понимаю! - раздраженно вытолкнул Иваненко. - Вы в чем-то подозреваете Александр Сергеича?
        - Да, - спокойно ответил я. - Вспомните еще один момент - когда вы переставили подаренный будильник на столик в углу. Невструев тогда довольно нервно пошутил насчет почетного места - и вернул часы на полку. Знаете, почему?
        Дим Димыч набрал воздуху в грудь для гневной тирады.
        - Внутри часов установлен транспондер, - по-прежнему спокойно сказал я, и директор закашлялся, пуча на меня глаза.
        - Прослушивать мою лабораторию невозможно, - хладнокровно продолжал я, - ее окна находятся ниже «крепостной» стены, и прибор никак не облучишь.
        - Вот оно что… - потрясенно выговорил Иваненко. - Столик-то в простенке, а тут железобетон в метр толщиной…
        - Именно. Часы с транспондером облучаются микроволнами метров с трехсот - это за пределами запретки. По-моему, генератор установили на опушке ельника.
        - И все, что говорится в кабинете…
        - Становится известно тем, кому помог Невструев.
        - Ах, сволочь какая… - вполголоса затянул Дим Димыч. - Сейчас я эти часики… Да с пятого этажа!
        - Ни в коем случае, Дим Димыч! - вскинул я руки. - Пусть думают, что все у них работает.
        - Но… - директор недоуменно тряхнул головой.
        - Будем слать «дезу»! - с чувством изрек я. - Очень удачно вышло, что вы неделю гнали всех из кабинета!
        - Я вел расчеты… - покраснел ученый.
        - Прекрасно! Что они могли услышать? Вашу ругань? «Почему этот хренов интеграл не берется, собака сутулая!»?
        Иваненко нервно хихикнул.
        - И вы сами прибежали к нам в лабораторию! Вы же никому еще не докладывали о хронофизических фокусах?
        Уловив нотку тревоги в моем вопросе, шеф успокаивающе поднял руку:
        - Режим молчания! Все надо проверить десятки, сотни раз, прежде чем рапортовать об успехах. М-да… А вот Иванову… Нет, ничего я ему не скажу, просто вызову!
        - И пусть пару спецов с собой прихватит. Только не из кабинета звоните!
        - Оттуда - только жене! - ухмыльнулся Дим Димыч.
        Там же, позже
        Генерал-лейтенант с удовольствием встал на лыжи - давненько он этим делом не занимался. А ведь до чего ж здорово оттолкнуться - и скользить по синим параллелям лыжни, по искристому снегу, выдыхая затхлый воздух кабинетов и коридоров власти! И до чего ж тут свежо, и пахнет хвоей, а немолодое, увы, тело всё еще крепко и ловко…
        Иванов вывернул к ельнику, и остановился. Отсюда лучше улавливался незаметный подъем к объекту. И возвышенностью-то не назовешь, уж очень пологий наклон. Строгие черные столбы натягивали колючую проволоку, и легкий ветерок едва трепыхал красные таблички «Запретная зона».
        Сощурившись, Борис Семенович внимательно пригляделся. Пятый этаж - последний, тут не перепутаешь, а окно директорского кабинета - второе с краю…
        - Славин! - крикнул он. - Ищем вдоль опушки, отсюда и во-он до той сосны, до горелой!
        - Понял! - прогудел здоровенный майор.
        И снова заскрипел, зашуршал снег, угодливо продавливаясь под лыжами. Эх, не сдерживаться бы, а махнуть километров на пять по целине! Снегу навалило до того белого, что темная зелень елок кажется угольно-черной…
        - Товарищ генерал-лейтенант! Нашел! С ходу! Надо же…
        Иванов шустро задвигал палками, и въехал с разбегу на скользкий увал, что подернулся льдистой корочкой. Славин гордо высился рядом с засохшей елью - нижние сучья обломаны, рыжая хвоя обсыпалась с ветвей… Размякнет земля по весне, и повалится дерево. Вон, уже кренится…
        - Смотрите, тут дупло, - оживленно болтал майор, - а с этой стороны… Ага-а… Тут как бы пробка! - подковырнув деревяшку лезвием ножа, он расшатал ее, и вытянул. - Генератор…
        - Вижу… - затянул генерал-лейтенант. - Направление… Ну, да, как раз туда и кажет. А тут что? - присев, он кончиками пальцев уцепился за край подозрительно прямой щели. Поддавшись его усилиям, выпуклая крышка откинулась. - Не хреново девки пляшут… Передатчик, а вот аккумулятор… Это ж сколько им долбить пришлось, гадам трудолюбивым…
        Осторожно прикрыв схрон, Иванов внимательно осмотрелся.
        - Коля, ну-ка, глянь. Там не твоих палок следы?
        - Не-ет… Это давнишние отпечатки, уже и ледком подернулись. Борис Семенович, наверное, сюда наведывались… Ну, не каждый день, но…
        - Похоже, - кивнул генлейт, и хищно ощерился. - Видать, батарею меняли. Ла-адно… Тогда так. Вон, видишь то дерево?
        - Ага!
        - Помаракуй со спецами из института - надо телекамеру туда сунуть, и пусть транслирует, кто сюда явится. Только не забудь сказать дежурным, чтобы не спугнули! Проследят пусть, установят наружку, а там разберемся.
        - Понял, Борис Семенович! Сделаем в лучшем виде!
        Там же, позже
        - Видеонаблюдение организуем, Борис Семенович, не вопрос… - я задумался. - Знаете, мне кажется, что пора этим нашим «друзьям» подарочек сделать. Пускай еще разок порадуются своей смекалке!
        - Ну-ка, ну-ка… - заинтересовался Иванов.
        - Давайте, организуем у директора совещание, - выложил я свою идею. - Спектакль устроим! И тексты ролей напишем. Скормим вероятному противнику «дезу»! Не надо никому знать, на что мы вышли, и что открыли. Пусть жрут, что дают!
        - Согласен! - хихикнул генерал-лейтенант, и построжел: - Только вы уж продумайте досконально, что и кому говорить. Я-то в вашей науке ни в зуб ногой!
        - Сообразим, Борис Семенович, - ухмыльнулся я. - Благодарные слушатели будут в экстазе!

* * *
        Тихо было в главном здании. Только из фойе доносились крики болельщиков - команды аналитиков и технарей сражались за теннисным столом.
        Так что времени для устного народного творчества хватало, а музы толпились в очереди.
        Сочиняли мы впятером - я взял в соавторы Иваненко, Киврина, Корнеева и Браилову. Дим Димыч, как главный режиссер, согласовал нашу пьесу и завизировал, а мы набрали тексты на «Коминтернах», распечатали и раздали «актерам».
        Перед началом постановки все собрались в коридоре, у дверей кабинета директора.
        - Как будто за кулисами! - нервно засмеялась Лена.
        - Сейчас выйдем на сцену, - дернул губами Киврин. - Блеснем!
        - Так, тексты у всех? - деловито спросил я. - Читали хоть? Надо, чтоб без запинки, от себя!
        - С выражением! - подхватил Корнеев.
        - Сценической речи не требуется, - отмел я поползновения. - Просто говорите, как всегда!
        - И чтобы не было заметно, что читаете с листа, - строго добавил Иваненко. - Ну? Начнем?
        Выдохнув, он распахнул дверь, и громко заговорил:
        - Входите, входите, товарищи! Понимаю, что отвлекаю, и всё такое, но надо же хоть какие-то итоги подвести. С меня же тоже требуют!
        - А кому протокол вести? - вяло забубнил Почкин. - Опять мне?
        - У тебя самый красивый почерк! - сладко улыбнулась Лена, посматривая на полку с часами.
        - Ой, да ладно…
        Все разом загремели стульями, рассаживаясь, и выложили перед собой роли.
        - Товарищ Гарин, вам слово!
        Я солидно откашлялся.
        - Пожалуй, главное наше достижение заключается в том, что тахионный ускоритель работает штатно. Мы его гоняли на всех режимах, системы подтвердили расчетные характеристики…
        - Это не совсем так, Михаил Петрович! - дерзко вступила Лена, зачитывая с листа. - Вы же прекрасно знаете, что пучок заряженных тахионов разрушал образцы из бронзы и стали. Он их практически распылял!
        - Вы, как всегда, преувеличиваете, Елена Павловна, - холодно отозвался я. Ленины губы сложились в улыбку, и грубый Корнеев показал ей кулак. - То, что металлические образцы потеряли в процессе облучения несколько процентов своей массы, еще нельзя назвать распылением.
        - А скажите, Михаил Петрович, - вступил Дим Димыч, - далеко ли еще до создания… Ну, хотя бы, опытно-промышленного распылителя?
        - Год или два, - я изобразил раздумье. - Нет, понятно, что установка должна принести пользу народному хозяйству, но не мне вам объяснять, что это лишь желательно. Но вовсе не обязательно. Нет, мы можем, конечно, смонтировать сложный и очень дорогой излучатель тахионов где-нибудь на заводе, чтобы дырявить стальные плиты, но с этим справятся и обычные средства. Мы, вообще-то, приписаны к военному ведомству, и нашей задачей было и остается создание компактного распылителя. Такого, чтобы его можно было установить на гусеничную платформу; выдаешь импульс - и вражеский танк распадается в мелкодисперсный порошок. Или самолет…
        - Или корабль! - подсказал Киврин.
        - Ну, с кораблем одним импульсом не управиться. Хотя… Если рассеять корму эсминцу типа «Спрюэнс», это выведет его из строя. И будет посудина болтаться с сильным дифферентом, пока не потонет…
        - Не увлекайтесь, Михаил Петрович, - осадил меня Дим Димыч, - и не стоит напоминать мне о подотчетности Министерству обороны! Да мы вообще не о том говорим! Распыление материи - это эффект управляемой реакции, а вас, Михаил Петрович, просили заняться именно неуправляемой!
        Начальство наседало, а я, как того и требовал Станиславский, закипал.
        - Да это выйдет тахионный заряд, товарищ директор, в сотни и сотни мегатонн! Как его испытывать, вы об этом подумали? И где? Прямо здесь? Вы хоть понимаете, что говорите? Да я и так боюсь ускоритель запускать! А если он пойдет вразнос? Энергии выделится столько, что на месте нашего драного объекта останется радиоактивный кратер! Диаметром, этак, километров в шесть или семь! Вы этого добиваетесь?!
        - Немедленно прекратите истерику! - рявкнул Иваненко. - Развели тут, понимаешь…
        Лена закрыла рот ладонями, и таращила блестящие глаза; Почкин трясся в беззвучном смехе. Народ веселился и развлекался, соблюдая режим тишины.
        - Так! - Дим Димыч треснул ладонью по столу, и голос его залязгал: - Чтобы ко вторнику у меня лежали отчеты о проделанной работе со всех отделов! А с вас, Михаил Петрович, я не слезу, пока не получу полный и обстоятельный доклад по тахионной бомбе! В кои веки советская наука опережает западную, мы находимся на пороге создания тахионного оружия, а некоторые несознательные товарищи выказывают малодушие! И это в тот самый исторический момент, когда всем нам следует сплотиться, проявить, так сказать, пролетарскую волю! А вам, как члену партии, должно быть вдвойне стыдно! Все свободны! Что еще, Браилова? - зарычал он.
        - Дмитрий Дмитриевич! - взвыла Лена. - Заявление на отпуск! Подпиши-ите! Ну, пожа-алуйста!
        - Оставьте в приемной на столе, - пробурчал Иваненко, малость остывая. - Всё-всё, я вас не задерживаю!
        И снова загрохотали стулья. Народ повалил в коридор, а самые смешливые сразу отбегали подальше, чтобы вдоволь нахохотаться.
        - Смешно им, - проворчал Дим Димыч, будто не выйдя из роли.
        - Нет, ну вы как-то перегнули… - затянул я, изображая горькую обиду. - Что теперь обо мне подумают товарищи из ЦРУ?
        - Что… Что паникер! - прыснул Киврин.
        - Истеричка… - выдавил Корнеев, но не выдержал, захохотал.
        - Да тише вы! - сердито прикрикнул директор. - Вот же ж, порода жеребячья!
        - Ребячья, - белозубо улыбнулась Лена, и снисходительно повела рукой: - Мальчишки!
        Глава 9
        Вторник, 25 декабря. Утро
        Туркменская ССР, отроги Копетдага
        Зима в Туркмении - понятие относительное. Новый год скоро, а снег, выпавший еще в ноябре, уцелел лишь местами, на вершинах Копетдага. А в среднем поясе гор тихо замирает рыжая осень.
        Бурая трава пожухла, побурела, но так и не полегла, торчит шуршащим сухостоем. А можжевеловые деревья зеленеют, как ни в чем не бывало. Среди камней прорастает цепкая арча - ее хвоя здорово посвежела после недавнего дождика. Где-то в спутанном кустарнике даже цветы мелькают, задевая глаз лиловыми мазками.
        Чарли Призрак Медведя медленно вобрал в себя прохладный, кристально-чистый воздух. Джерри говорит, такой тут лишь зимней порой бывает. С весны зависает душное марево, а летом вьется пыль. Зато нынче - красота!
        Яркое, словно умытое солнце зависло в чистом голубом небе, светит и даже чуточку пригревает. Ночами здесь зябко, и всё же темнота не дышит леденящим холодом. Советский Юг.
        «Тишина какая…» - подумал Чак, ступая с камня на камень. Нудное урчание дизеля не гуляет эхом по ущелью - Клегг решил, что хватит им изображать геологов-поисковиков. И без того засветились - пару раз наведывались в ближайший поселок, «затарились» сигаретами, сахаром, свежими лепешками; и с пограничниками пересекались. Внедрились.
        Посыпались камешки, и Призрак Медведя замер. Ложная тревога - это горный козел-архар спускался по крутому скалистому склону. Соскочив на дно ущелья, большерог испил из крошечной прозрачной речушки, и взялся за утреннюю трапезу - зашуршал, зачавкал опавшей листвой… Вздрогнул, напрягся, глядя на индейца испытующе.
        - Ухожу, ухожу… - миролюбиво сказал Чак, поворачиваясь спиной и бесшумно ступая по каменистому бережку.
        Эх, побродить бы здесь одному, безо всей этой шпионской суеты! Истратить патрон или два - архары с утра выгуливают целые выводки козлят… Хотя зачем портить тутошнее благоволение шумом, страхом и болью? Что ему, без мяса не прожить?
        Индеец усмехнулся. А стоит ли вообще забивать голову пустыми мечтаниями? Всё, виденное им сегодня с самого рассвета, останется в его памяти. Вот и вся добыча…
        Ближе к буровой местность уплощалась - так и раскатятся здешние земли, расстелятся до самого моря безрадостной низиной, голой, как коленка. К северу и вовсе пустыня. Красные Пески.
        А геологи-то подсуетились. Призрак Медведя качнул головой - быстро они… Уже и мачта решетчатая прилегла, и штанги уложены. Видать, надоело до смерти ковырять пласты земли, без толку углубляя скважину.
        Мануэль, он же Ион, обошел грузовик, вытирая руки ветошью.
        - Всё! - ухмыльнулся Фуэнтес, пользуясь русским языком. - Пора!
        - Куда теперь?
        - В Ашхабад! Там припрячем технику, и…
        - С рождеством, джентльмены! - перебил его Клегг, выглядывая из кабины. - Бросайте жребий - кому в тепле ехать, а кому - на свежем воздухе, хе-хе…
        «Суперагенты» сбрелись, вытаскивая спички, зажатые крепкими пальцами Мензиса. Повезло Франсуа и Джерри.
        Похохатывая, они скрылись в кабине, а остальные, беззлобно браня «теплолюбивые растения», полезли в кузов. Чак по привычке устроился в своем закутке, набросив на плечи серое солдатское одеяло. Вроде, и тепло на солнышке, однако ветер в дороге продувает так, что не задремлешь.
        - Ашир! - Мануэль просунул руку сквозь откосины и поперечины мачты. - Держи!
        - Тэшекюр! - хмыкнул индеец, принимая сигарету.
        Он по-прежнему воспринимал их группу, как «5+1», даже смуглого Фуэнтеса или раскосого Чанга причисляя к бледнолицым. Внешне изображая своего, внутренне Чак держался наособицу.
        Да и какой прок в дружбе? Это сейчас, когда их миссия, по сути, и не начиналась еще, Клегг держится со всеми наравне. А что будет потом? И кто они, вообще? Не друзья, даже не товарищи. Они - случайные партнеры.
        С русскими Чак сошелся именно потому, что в tovarischah не чувствовался себялюбивый индивидуализм. А вот на Западе все - одиночки, там каждый сам за себя. Целый культ Героя-В-Единственном-Числе! А сколько фильмов Голливуд понаснимал… Белые жрут поп-корн и смотрят, хохочут, как по команде, услышав смех за кадром. А если подумать? Даже «Великолепная семерка» - разве там дружба? Съехались «хорошие парни», перестреляли «плохих», поделили денежки, да и разъехались. Вот и всё братство.
        А не то ли случится и с ними? Со всеми, кто трясется на «ЗиЛе»? Добудут они сверхсекретные чертежи, и что? Станет Клегг спасать того же Франсуа или помогать Мануэлю? Ага, ждите…
        Зачем делить миллионы? Победитель получает всё! Мензис, достанься ему схемы русского тахионного чуда, скорее сам пристрелит конкурентов! Да и Джерри такой же. И Жослен.
        За Клеггом - холодная, безжалостная сила. За Чангом - восточное коварство. За Кампана - европейская хитрость с непременной подлецой.
        Чак усмехнулся. А вот он - не один… За ним - tovarischi.
        Среда, 26 декабря. День
        Индийский океан, борт ТАВКР «Минск»
        «Як-38М» взлетел с короткого разбега, «поджал» шасси. Да и потянул в сторону африканского берега. Это была уже вполне себе боеспособная «вертикалка». И у двигунов тяги прибавилось, и пара топливных баков на подвеске. Не то, что раньше! Летуны недаром пели: «В небе реет грозный «Як», «Як» об палубу …уяк!»
        Но то были старые «тридцатьвосьмые», без буквы «М» в индексе! Теперь всё иначе. Вон, в Аравийском море, «Яки», поднятые с «Киева», спокойно перехватывали и «Томкэты», и «Крусайдеры» с «Энтерпрайза», и «Б-52», залетевший с Диего-Гарсии. Будут знать…
        Мичман Гирин приложил ладонь козырьком ко лбу, провожая звено штурмовиков. Спасибо, конечно, Якушеву, умнейший все-таки офицер, образованный, не то, что он… Да только и ему самому многое стало понятным. Так, еще бы! Сколько они в порту стояли? Дни! Заправиться, загрузиться - и в поход! Ну, и правильно. Моряк на то и моряк, что не привязан к суше. Его стихия - океан!
        Хмыкнув, Иван обошел надстройку, выходя на взлетную палубу. Еще одно звено «Яков» готовилось к взлету.
        Прищурившись, мичман посмотрел на юг, где пластался авианосец «Эйзенхауэр» - серая лодочка, пущенная по синей воде. Чуть ближе резали волны крейсера - «Калифорния» и «Саут Кэролайн».
        Американцы… Ох, уж эти американцы… Торгаши несчастные! Чуть только запахнет где наживой, сразу тут как тут! Вон, ходил он на Кубу, еще на «Стерегущем». И что? Ни одной лоханки под «матрасом» не болталось рядом. А всё потому, что Остров Свободы нищ. Ни нефти у кубинцев, ни урана, ничего.
        Даже когда советский флот помогал сахарцам пинать арабов из Марокко, янки только в газетенках своих шипели, да с экранов грозились. А вот, когда Ирак саудовские нефтепромыслы хапнул, тут же авианосцы замаячили! Одно слово - нефть.
        Вот и сюда приперлись. Апартеид им до одного места, штатовцы не за тем гребли, чтобы негров защищать. Им южноафриканские недра важнее. А там и урана полно, и золота с платиной, и алмазов, и даже тория с ниобием. Вот и портят вид на море…
        «Ка-25» засвиристел, виража над океаном, и сбросил буй. Правильно… Америкосы наверняка и субмарину с собой притащили…
        Гирин тихонько захихикал над своими переживаниями. Всегда так было, всю его службу. Когда в самый первый раз в Красное море зашли, тоже распереживался: чего это у французов есть авианосец, а у нас нету? Но вот вышел в море «Киев», за ним «Минск», скоро «Новороссийску» и «Харькову» волны пахать.
        Ну, да, «вертикалки» - это не совсем то, а над «Яком-141» еще лет пять мараковать, как минимум. Зато потом «Ригу» на воду спустят, а это уже, считай, тридцать нормальных «сушек» на палубе!
        «Ничего…» - горделивая усмешечка заиграла на губах моряка.
        ТАКР «Киров» уже вышел в поход. Здоровущий атомный крейсер! Да эта «Калифорния» рядом с ним, как паршивая миноноска!
        Грохоча двигунами, с палубы поднялось еще одно звено штурмовиков. Гирин с удивлением проследил за «Яками», и опустил взгляд. А, вон оно что…
        С юга приближалась парочка новеньких F-15 «Си Игл». «Вертикалки» прошли поперек курса американцев, отгоняя нахалов, но тем наглости не занимать - истребители, меченые белыми звездами, разошлись со свистящим ревом. Один пошел чертить круг, огибая «Минск», а другой…
        - Ну, сцуко… - гневно вытолкнул мичман.
        Пилот с «Эйзенхауэра» пронесся над советским авианесущим крейсером, а это уже не провокация даже, а прямое нападение!
        Стальная громада «Минска» утюжила воды по-прежнему, молчаливая и грозная, а вот летучему хаму поплохело - «Морской орел» зарыскал, теряя высоту.
        Иван будто слышал скороговорки, что отзвучали только что: «Две воздушные цели! Предполагаю атаку!» - «Параметры целей?» - «Высота четыреста, скорость восемьсот, пеленг не меняется». - «Сопровождаю!» - «Приготовиться к отражению воздушной атаки!»…
        Мичман злорадно усмехнулся. То-то же! Родимая БЧ-7 не оплошала, накрыла самолет ха-арошим импульсом! Вряд ли пожгла всю электронику разом… Хотя кто его знает? Техника новая, Гирин и сам еще толком с нею не разобрался. Радиоэлектронное подавление! Это вам не шуточки…
        Вихляя в воздухе, F-15 драпал на юг.
        - Морская курица! - фыркнул Иван, и глянул на часы. Минут двадцать до вахты. Можно и кофию испить.
        «По-вьетнамски!»
        Посмеиваясь над своим детским позывом, Гирин ссыпался по трапу в твиндек и зашагал к камбузу - у Иваныча найдется и стаканчик, и кипяточек, и кофеёчек со сгущенкой…
        Пятница, 28 декабря. День
        Московская область, объект «В», п/я 1410
        - Юбилейный заброс, - пробурчал я. - Сотый образец!
        Сказать это небрежно у меня не получилось - всё равно поджималось что-то внутри. Аккуратные, отшлифованные слиточки металла с клеймами уходили в будущее на дистанцию в две с половиной минуты - таяли, исчезали, чтобы материализоваться вновь.
        Ужас и восторг.
        Однако будняя текучка смазывала позитив - путешествие во времени для образцов кончалось нехорошо. Их внутреннюю структуру корежили неведомые силы - кристаллические решетки сдвинуты, а то и скручены, смяты в аморфный беспорядок.
        Как мы только не варьировали поля, пробовали даже запускать инжектор в импульсном режиме. Стало только хуже - прибывающие брусочки крошились, как мои любимые ванильные сухарики…
        - Вот забросишь в тысячный раз, тогда и будешь ворчать, - назидательно сказала Лена. - И чем ты недоволен? Тебе же Киврин русским языком сказал: число деформаций уменьшилось на четверть!
        - Мало, - буркнул я. - Контрольная проверка установки!
        - Всё работает штатно, - моментально ответила Браилова.
        - Эмиссия!
        - Запущена!
        - Энергия…
        - Есть выход на полную энергию. Есть включение баланса энергии!
        - Стабилизация канала!
        - Канал стабильный. Тахионный пучок локализован! Конфигурация поля близка к расчетной. Мелкие флуктуации в пределах нормы.
        В принципе, проговаривать все эти фразочки было совсем необязательно, но нам с Ленкой ужасно нравилась вся эта прелюдия эксперимента.
        - Готовность к забросу.
        - Есть готовность!
        - Дистанция три минуты десять секунд!
        Низкий, утробный гул ускорителя рушился с верхних этажей, забивая все звуки. За толстыми стеклами хронокамеры заиграло зеленое сияние, то трепетно голубея, то опадая до красных оттенков спектра.
        Брусок металла, обведенный белой чертой, словно заключенный в магический круг, истаял неожиданно быстро, почти сразу.
        - Параметры! - выдохнул я.
        - Параметры зафиксированы.
        - Отлично…
        Утомление, что копилось всю последнюю неделю, стекло с меня, как дождевая вода. Поднял голову азарт. Неужто подфартило?
        Три минуты с хвостиком тянулись невыносимо долго, но вот замигали нулики, и образец возник в хронокамере, словно выпрыгнув из подставки.
        - Отнесешь? - вытолкнул я.
        - Так точно! - браво ответила Лена. Блеснув хулиганской улыбочкой, она скрылась в техотсеке, только халат махнул белой полой. - Не фонит, температура обычная, - глухо донесся девичий голос.
        - Скажешь Володьке, чтоб занялся вне очереди!
        Браилова затормозила, держа в руках увесистый брусок.
        - Думаешь… получилось?
        Я, как правоверный атеист, старательно постучал по столу.
        - Там столешница из пластмассы, - ехидно улыбнулась Лена. - Лучше по голове!
        - Брысь!
        Хихикая, девушка взбежала по пандусу, и скрылась за дверью. А я тщательно проверил все параметры - напряженность и конфигурацию поля, плотность потока и далее по списку. Хоть бы вышло что-нибудь путное! Чем не подарок на Новый год?
        Напевая, вернулась Ленка.
        - Ну, что? - встрепенулся я.
        - Рано еще, рано, - успокоительно заворковала девушка, и потянула: - Правда…
        - Прибью когда-нибудь! - мой голос прозвучал очень душевно.
        - Правда, Володька удивился весу образца, - улыбнулась Браилова. - Ни малейшего дефекта массы, сошлось до тысячных миллиграмма!
        Я сделал глубокий вдох, и выдохнул.
        - Ладно… - пробормотал, и нервно потер руки.
        Ленка неожиданно погладила меня по рукаву.
        - Всё будет хорошо, - ласково сказала она, - вот увидишь. Пойдем лучше пообедаем, а то, пока дождешься…
        - Ты права! - решительно встал я, и прислушался. Слабый отгул донесся от ускорительной секции. - Пойдем…

* * *
        Не сказать, что я вел себя наподобие ученых из комедий, рассеянно намазывающих на хлеб горчицу вместо джема. Нетерпение я кое-как унял, да и аппетит мой не страдал недостаточностью. И суп с сайрой умолол, и макароны с котлетой, и румяный кексик схомячил, выдув кружку крепкого чаю.
        Отяжелел, но и подобрел, успокоился чуток. В конце концов, что такого произошло? Да ничего! Если повезло, затеем новую серию экспериментов, будет, чем в январе заняться. Ну, а коли везение не на моей стороне, продолжим нудные опыты, нарабатывая горы статистики, чтобы, к весне поближе, перекрутить гигантский объем скучных, сухих цифр - и отжать пару капель истины…
        - Привет, жрун! - за наш с Леной столик присел встрепанный Киврин. - Леночка, хватит его откармливать! Смотри, округлился как - щеки из-за спины видать…
        - Убью… - пробормотал я. - Ну?!
        Володька откинулся на спинку, довольно ухмыляясь.
        - Прорыв, старик, прорыв! - выразился он с чувством, и прижмурился, будто кот, которому за ушком почесали. - Ни единой деформации на срезе! Уж мы над образцом поизгалялись… расчленили и вдоль, и поперек. А ничего! Нормальный металл. Сравнили с исходником - один к одному! Наташка химанализ не закончила еще, но это так, перестраховка…
        - Отлично! - пробормотал я, веселея. - Ну-у… Тогда начнем новую серию! Готовь органику - дерево, кожу, кость…
        - Есть у меня одна заготовочка, - покивал Володя. - Из слонового бивня! Дров и так полно… Слу-ушай… Тут баба Валя грозилась, будто у нее в морозилке китовое мясо завалялось - кубики такие, по два кило. Помнишь, в «Океане» продавались? Может, их тоже спробовать?
        - А чего ж не спробовать? - хмыкнул я, благодушествуя. - Спробуем… Эх, спрыснуть бы радость!
        - Обмыть еще один «маленький шажок для человечества»? - засмеялась Лена, и вкрадчиво мурлыкнула: - Коньячок сойдет?
        Мы с Кивриным переглянулись, и кивнули спевшимся дуэтом.
        - Сообразим на троих! - строго подняла палец Браилова, и мило улыбнулась.
        Вечер того же дня
        Около границы Актюбинской и Оренбургской областей
        Скорый поезд долго мчал по унылой, безрадостной степи, и вот, наконец, земная кора стала горбиться возвышенностями, дальними подступами к Уральскому хребту.
        А Призрак Медведя увидал зиму - бесконечный, уходящий за горизонт снежный покров, сверкавший под ясным небом, отливавший синевой в тени или стерильно белевший, когда вышнюю лазурь затягивали облака.
        Даже в темноте наносы смутно отсвечивали…
        Мензис включил свет, и окно превратилось в плохое зеркало, отразившие плацкартные удобства. Мануэль с Франсуа, занимавшие боковые места напротив, подсели поближе, а Джерри с Жосленом разлеглись на верхних полках.
        - Готовимся, - забубнил Клегг, поглядывая на узкий проход. - Держите документы, - он протянул Чаку бэушный конверт, набитый корочками. - Здесь трудовая книжка - без нее не примут на работу. У тебя тут удостоверение горнорабочего, Ашир, и права. Можно будет водителем устроиться…
        Раздав всем по набору, Мензис хлопнул себя по коленям.
        - Значит так. В Москве снимем квартиру, всё по-честному чтоб. Нам с милицией связываться ни к чему. Адрес есть. А потом надо будет разделиться. Двое останутся со мной, - Клегг кивнул на верхние полки, - а Ион с Тынисом и Аширом выедут… - он сбавил голос. - Ну, как бы на разведку. Я правильно поделил?
        Мануэль с Франсуа молча кивнули - с Чарли они сработались, тот вообще никого не напрягал. Убить мог запросто, а выеживаться… Не его стиль.
        - Ехать всей толпой - значит, вызвать подозрения, - продолжал бубнить Мензис. - А вы осмотритесь. Но крайне осторожно. Там есть поселочек один, Нижние Дубки называется. С одной стороны… э-э… коллективная ферма… М-м… Вспомнил! Колхоз называется. Можно на нем… м-м… в нем работу найти. Или на заводике - это еще ближе к объекту - канализация оттуда к заводским очистным подведена. Рядом всё. Ну, на месте разберетесь. И еще…
        Клегг вынул из сумки плоские коробочки, чуть больше пачки сигарет «Столичные», с маленьким окошком индикатора и выпуклыми кнопками.
        - Это - радиофоны. «Моторола» пробовала что-то подобное выпустить, но уж больно громоздко выходит. Берите, будете на связи. Сюда, - англичанин стукнул пальцем по плашке с блестящими буквами «VEF», - особую карточку засовывают. Я их уже вставил, они на вас зарегистрированы. Сейчас… Так… Вот это - твой…
        Призрак Медведя взял в руку радиофон, прикидывая вес. Легкий совсем… Prigoditsya v hozyastve.
        По коридорчику прошаркал древний, сгорбившийся под грузом лет аксакал в полосатом халате и засмальцованной тюбетейке. К груди он прижимал комплект постельного белья.
        - Стелимся, - обронил Мензис, и снял с третьей полки свернутый матрас. - Поздно уже.
        Чак кивнул, дожидаясь, когда же погаснет свет. Покряхтев, повозившись, Клегг улегся. Нашарил выключатель, и щелкнул, убавляя ясность.
        За стеклом снова расстелились снежные просторы, вдали сливавшиеся с чернотой ночи. А ближе к путям вздымались и опадали сугробы. Желтые квадраты отсветов скользили по белесому насту, словно догоняя состав.
        Призрак Медведя сонно моргнул. Вытянулся поверх одеяла, не раздеваясь, лишь стащив дырявые носки, и закрыл глаза.
        Его отец погиб в Вундед-Ни, вместе с дядей матери, Красным Волком. Тот, наверное, за всю жизнь слов меньше сказал, чем уместится на одной странице, таким молчаливым был. Их обоих расстреляли с вертолета. Красного Волка выпотрошили очередью, перебив хребет, а отцу разворотили грудь.
        Деда его, Бьющую Птицу, убили бандиты - отомстили за смерть своего главаря, чей рыжий скальп украсил поводья дедушкина боевого коня. И как его внуку прикажете относиться к бледнолицым?
        И только на вьетнамской войне, случайно пересекшись с русскими летчиками, Призрак Медведя понял, что не все белые - мерзавцы, что суть человечья не в окрасе кожи. А в цвете знамени.
        Над Белым домом вьется полосатый флаг, усыпанный звездами по числу земель, отнятых у предков Чака. А вот над колоссальным пространством, где затерялся их поезд, реет красный стяг.
        В нем смешаны пролитая кровь героев, краски заката и утренней зари, гордое братство и радость побед.
        «…И оттенок моей собственной шкуры!» - наметил индеец улыбку.
        Глава 10
        Суббота, 29 декабря. Позднее утро
        Московская область, объект «В», п/я 1410
        - Баланс энергии… - затянула Лена вибрировавшим голосом. - Нет-нет, всё нормально!
        Я кивнул, немного играя с параметрами - малость «раскрою веер» пучка, чуток усилю напряженность поля…
        Силовые линии на экране, нарисованные простенькой графикой, «дышали», изображая узкогорлую воронку - ритмично или хаотично вздрагивали, то стягивая главный канал фазовыми пережатиями, то наоборот, некрасиво вздуваясь, как питон, заглотивший добычу.
        «Работает!» - я хлопнул в ладоши и крепко потер их. Красота!
        В кругу подставки влажнел «кубик» китового мяса, темно-красный со светлыми прожилками. Баба Валя - стряпуха бывалая, она сноровисто перемалывала китятину, щедро добавляя луку и сала, и ничего так, котлетки выходили…
        «Опять нутро заговорило…» - усмехнулся я. Ну да, обед скоро. Организм жра-атеньки желает…
        «Если с «кубиками» всё пройдет штатно, - мелькнуло в голове, - можно отправлять в будущее первого хрононавта. Мышь белую. Нет, лучше сказать: "Мыш". Мужик, все-таки…»
        Звонок радиофона сбил меня с мысли, и я раздраженно ответил, зажимая «ВЭФ» между ухом и плечом:
        - Да! Слушаю!
        - Э-э… Здрасте! - прянул скрипучий голосок.
        - Вы, что ли, Игорь Иванович?
        - Я, я! Со своего звоню, вы не думайте чего! - заспешил абонент. - Тут мой сосед ведет себя подозрительно…
        - А конкретней? - жестом я показал Лене: «Без меня!», и отошел к окну.
        - Так это еще с прошлого месяца тянется, - охотно поведал бдительный пенсионер. - Вечером как-то, выхожу во двор. Гляжу, а сосед лыжи в охапку - и к лесу! Я удивился, помню. Ну, чего там делать, спрашивается? Скоро совсем стемнеет! А он вернулся, в потемках уже, весь в снегу - и с рюкзачком. Да думаю, он и в лес со своим «сидором» поперся, я просто внимания не обратил… Ну, вот…
        Я быстро взошел по пандусу, и зашагал по коридору.
        - А сегодня - та же история, - толкнулись в ухо дребезжащие лексемы. - Гляжу, опять этот куркуль с лыжами, только сует их в багажник - у него «Иж-комби». Садится - и к шоссе. Да я-то ничего такого. Мало ли… Ну, приспичило ему на лыжню! А у меня свои дела, я сразу на двух дачах печки протапливаю. Хозяева мне по десятке в месяц кидают за это дело. Ну, вот. И я, значит, тоже на лыжах - в дачном-то поселке только с центральной улицы снег убран. Ага… Доезжаю, значит - и вижу соседского «Ижа»! Чего вдруг этого хапугу сюда занесло, думаю? Это ж совсем в другой стороне! Он что, на шоссе выехал, чтобы крюк сделать в пять километров? Ну, думаю, или дурак, или шпиён! Соседушка на лыжи, и я за ним. Хоронюсь за деревьями, а он до самой опушки допилил…
        - Игорь Иваныч, - не выдержал я, - а это не там ли, где сухая елка? Такая, будто вот-вот рухнет?
        - Да-да-да! - возликовал абонент. - Она самая!
        - Минуточку…
        Я бегом спустился в фойе, и рванул на себя дверь первого отдела. Привалов обернулся, грозно хмуря брови, а два его помощника буквально приклеились к экрану телевизора - замаскированная видеокамера передавала, как некий суетливый мужичок в громадном тулупе меняет батарею СВЧ-генератора.
        - Оперативная съемка… - громыхнул особист, но я лишь отмахнулся.
        - Дайте на экран лицо нарушителя!
        Наверное, мой командный тон, не терпящий возражений, подействовал на служивых - на отдельном дисплее застыл скрин-шот.
        - Игорь Иваныч!
        - На проводе! То есть… Тьфу! На связи!
        - Игорь Иваныч, сосед ваш в тулупе был? В светлом таком?
        - Ну, да! В армейском! Какой-то прапор, видать, стырил, а этот жлоб купил.
        - Бороденка у него куцая, рыжеватая?
        - Ага! Козлиная такая!
        - Нос тонкий, с горбинкой…
        - Да-да-да! И бородавка вот тут… э-э… на переносице!
        Я пригляделся - да, есть такая особая примета.
        - Игорь Иваныч! А как зовут соседа?
        - Глеб Юрьевич! Лазаренко, вроде... У него дом наискосок от моего, нумер одиннадцать!
        - Ага… Большое спасибо, Игорь Иванович! И просьба к вам - не выдавайте себя. Пусть сосед думает, что вам ничего не известно.
        - Понял! - дребезжащий голос прибавил серьезности.
        - Записывайте, - велел я, пряча радик в карман халата. - Глеб Юрьевич Лазарев. Или Лазаренко. Проживает в Нижних Дубках, улица Колхозная, дом одиннадцать.
        - Это он? - обернулись оба помощника, тыча в экран.
        - Он. Вроде всё сходится.
        - Бдит народ! - Привалов напыжился от гордости за советских людей.
        Тот же день, позже
        Москва, улица Лесная
        Чак с Мензисом вышли на станции «Новослободская», и немножко прогулялись до района, застроенного кирпичными девятиэтажками. Квартирки получились малогабаритные, то есть тесноватые, зато зимой в них было тепло.
        - Тут один типчик проживает, - вполголоса выкладывал Клегг, и криво усмехнулся: - Агент «Сенсей». Он работал на объекте, пусть хоть план нарисует… Ага! - вскинув голову, Мензис отсчитал третье окно от края, на восьмом этаже. - Форточка открыта! Значит, все в порядке, можно вызывать. «Сенсей» этот должен помнить все три пароля… Разыграем ситуацию с собутыльниками! Не зря же я какой уж день не бреюсь, хе-хе…
        Чак оценил режиссерские таланты англичанина - они оба оделись неопрятно, с налетом «бомжеватости», как тут выражались.
        - Водка с тобой?
        Призрак Медведя утвердительно кивнул, оттопыривая карман куртки - овчинной, обшитой тканью в подпалинах, а кое-где блестевшей от грязи. Вжился в образ.
        Клегг выудил радиофон, набрал номер, и сказал грубым голосом:
        - Алё? Ну, ты где? Смотри, а то мы с корефаном на пару раздавим поллитра!
        Дождавшись отзыва, Мензис убрал радик, и бросил:
        - Пошли. Есть тут одна забегаловка… Растворимся в толпе!
        Нужное заведение обнаружилось в соседнем квартале - довольно чистая пивная в павильоне-«стекляшке». Сразу видно, не западный бар - никаких тебе высоких табуретов у стойки, зато весь зал заставлен круглыми столиками на одной ножке. Места как раз хватало, чтобы втроем обступить мраморную столешницу.
        Завсегдатаи, одетые просто, иногда весьма прилично, ни на кого не обращали внимания - выпивали, да закусывали, судача про хоккей, про политику, про зимнюю рыбалку, увязывая глаголы ядреными идиомами.
        Раков не завезли, зато на жестяных подносах дымились свежесваренные креветки. Буфетчица живо наложила три порции, и Мензис расплатился. Мировой закусон.
        Чак выбрал столик в углу стеклянной стенки, тронутой инеем. Говор посетителей полнил павильон, но разобрать, о чем они толковали, не получалось. Вот и славно.
        - М-м… - Клегг ловко разбирал панцири «шримпов». - А вкусно! Пивка, может?
        - Мне и «огненной воды» хватит, - усмехнулся Призрак Медведя.
        Мензис хохотнул, сдирая жестяную пробку с бутылки «Столичной», и разливая по трем граненым стаканам - каждому на два пальца.
        - Идет… - проворчал он, тут же изображая оживление. - Санёк, к нам!
        Вошедший - пожилой благообразный мужчина в нелепой ушанке на седой голове - бледно улыбнулся. Чистенькая фуфайка и мятые штаны смотрелись на нем, как манишка с галстуком на папуасе. Маргинальный «прикид» не скрывал академическую сущность агента, привыкшего к костюмам-тройкам, а то и смокингам. Он оглядывался пристыженно и загнанно, боясь попасться на глаза своим студентам или коллегам.
        - Профессора сюда не ходят, Александр Сергеевич, - снисходительно усмехнулся Мензис. - Успокойтесь. Еще двое из нашей группы дежурят неподалеку - никакой активности не замечено, всё в полном порядке.
        Жалкая улыбка перетянула рот «Сенсея».
        - Надеюсь…
        Мензис подтолкнул локтем Чака.
        - Нам нужен план объекта, - неторопливо заговорил индеец, пробуя тельце креветки. - Рисовать ничего не надо, опишите на словах.
        - М-м… На входе - большие ворота, - приглушенно заговорил агент. - Они открываются редко, только если привозят груз - в фургонах или в кузове, тщательно укрытый брезентом. За воротами - двор. Слева - проходная, она выводит в фойе главного здания. Справа - двухэтажный блок эксплуатационников. Там подстанция, насосы, аварийная «дэска»… - разговорившись, «Сенсей» успокоился, и даже увлекся. - На первом этаже главного корпуса - подсобные помещения, конференц-зал, столовая, первый отдел - там всегда дежурные, десятки мониторов - на них выводятся картинки с видеокамер…
        Описав этажи и блоки, Невструев выдохся.
        - А где точно нет камер наблюдения? - поинтересовался Чак, слегка отпив водки, обжегшей пищевод.
        - У эксплуатационников, они там ни к чему. И еще в подвале, на обеих уровнях, где склады.
        - У экс-плуата-ционников… - наморщил лоб индеец. - Это тот двухэтажный блок?
        - Да, - живо кивнул агент, взбодрившись парой глотков «Столичной».
        - А как туда подводят электричество? Кабелем?
        - Нет, - мотнул головой «Сенсей». - Там мачта ЛЭП стоит, по ту сторону запретки, метрах… в ста, наверное. И вот от нее три провода отходят, постепе-енно так… - он явно пьянел. - До самого блока. Там, на крыше, изоляторы такие, вот к ним.
        - Понятно… - затянул Чак. - Александр Сергеевич… Я - человек малообразованный, а вы - знаменитый ученый. Объясните мне, что же там такое скрывают? Вот, мне сказали: там - ускоритель! Этот… как его… тахионный. А для чего он? Никто ж не прячет всякие, там, схин… синх-ро-фазо-троны… - с усилием выговорил индеец. - В чем тогда тайна? Вот, не верю я, что вам она не открылась!
        На захмелевшего доктора наук лесть подействовала, как лекарство. Самодовольно улыбнувшись, Невструев заговорил, вплетая в речь бархатистые обертоны:
        - Скрывали, да не скрыли! Иваненко как закогтился за тахионник, так и всё. Никого и близко не подпускал! Только у меня мозгов не меньше. Вы не слушайте тот бред, будто излучателем тахионов станут танки подбивать. Нет, в принципе, это не исключено… Но с таким же успехом можно и конфетти запускать с помощью баллистической ракеты! Да копеечному гранатомету легче справиться с Т-72 или с «Чифтеном», чем ускорителю, в который вбуханы миллиарды! Глупости это, сплошная дезинформация!
        - Тс-с! - Мензис прижал палец к губам.
        - А, ну да… - утишил голос агент. - Всё куда проще - и куда сложней… Тахионный излучатель - это самая чудовищная бомба в истории! - он поднял руку. - Только не перебивайте меня дилетантскими аргументами! Да, атомная бомба - это реакция деления, а водородная - реакция синтеза. И что? Упрощая, можно сказать, что ядерный взрыв или термоядерный - это мгновенное высвобождение колоссальной энергии в форме досветовых частиц - фотонов, нейтронов и прочих мюонов. Так вот, в тахионнике происходит то же самое, вот только частицы тут сверхсветовые, а скорость их - бесконечная! Ну, не буду утомлять вас математическими вывертами… Да, ускоритель - бандура немаленькая, так ведь и Царь-бомбу, ту самую Kuzma`s mother, тоже миниатюрной не назовешь - здоровенная, восемь метров длины, и в четыре обхвата! Скажу, чтобы было понятней. Если тахионную бомбу сбросить, скажем, на Нью-Йорк, то и сам город, и штат Нью-Джерси заодно, превратятся в гигантский кратер, глубиной более двух километров! Радиоактивная туча накроет всю Новую Англию, и Квебек, за компанию, а кратер… Да я просто вижу, как по его склонам стекает
радиоактивный шлак, раскаленный добела, до пяти тысяч градусов! Но недолго - воды Атлантики затопят воронку. Тоже будет зрелище! - он растянул губы в зловещей усмешке. - Грохот… Гром… Необъятные тучи пара… Из-под кипящих волн просвечивает красный накал… И получите, янки, глубоководный залив! Кругленький такой, с остеклованными берегами…
        - Да вы поэт, - усмехнулся Призрак Медведя.
        - Станешь тут… - нахохлился Невструев, словно застеснявшись откровений.
        - Epic fail… - впечатленно толкнул Мензис.
        - Понимаете теперь? - глянул исподлобья «Сенсей». - Или вы думали, что я за доллары продался? Не-ет…
        - И насколько такая… м-м… перспектива близка? - опасливо спросил Клегг.
        - Понятия не имею… - заскучал агент. - На объекте сейчас только добровольцы работают - и живут там, безвыездно. А я же преподаю. Куда мне в затворники… М-м… Думаю, что на создание тахионной бомбы уйдет не менее трех, но и не более пяти лет.
        - То есть, к восемьдесят четвертому можно ждать испытаний?
        - Да какие, к черту, испытания? - вспылил Невструев. - Это же катаклизм! Кончик света! При взрыве тряхнет баллов на двенадцать по всей округе, даже за сотню километров всё развалит до основания, а в эпицентре… Там же вообще - провал в земной коре!
        - Ну-у, этакий негабарит, да сбросить над Нью-Йорком… - затянул Клегг. - Хм… Вообще-то, в Советском Союзе строится самолет грузоподъемностью сто двадцать тонн…
        - Все-то вы знаете! - желчно усмехнулся Александр Сергеевич. - Никакой дурак не станет слать бомбардировщик. Вообще-то, - передразнил он Мензиса, - в Советском Союзе запущена ракета-носитель «Раскат»! Она выведет в космос под сотню тонн груза. Понимаете? Тахионные бомбы будут грозить Западу именно оттуда, с орбиты! Со станции «Салют»!
        Забывшись, Клегг отпустил яростный «fuck», и махом влил в себя полстакана водки.
        - Расходимся! - сипло выдохнул он.
        Понедельник, 31 декабря. Вечер
        Московская область, объект «В», п/я 1410
        До видеосвязи типа «Скайпа» было еще далеко. Даже открытку переслать по «мылу» - задача нерешаемая. Пока. Ни софта нет подходящего, ни «железа».
        Поэтому с Риткой я общался, как в старину - изливал свое «скучаю, люблю» в письмах. Набрал полстраницы, отослал, а ответов пришло сразу три - и от Риты, и от мамы, и от Насти. Минут через десять комп пищал, не переставая: Аля с Изей, Зиночка с Дюхой, Света с Сосной, Наташка - все хором поздравляли меня с наступающим. А Маша на радостях выдала маленькую военную тайну - ее Жендоса отпустили на две недели!
        Улыбаясь, я отстранился от «Коминтерна-2», и прогнул спину, закидывая руки на затылок. Хорошо…
        Да, и мои далеко, и неприятель ходит кругами, а все равно здорово. Я прислушался - из коридора долетала музыка, слышались голоса. Молодежь отсчитывала минуты до полуночи, да и старая гвардия не отставала. Иваненко нынче примерял бороду Деда Мороза, а уж Снегурочек у нас хватает. На выбор.
        Напевая, вошла Лена, торжественно занося маленькую коробочку, заклеенную сеточкой - обиталище для белого мышонка по кличке Пик.
        - Мыш готов! - весело воскликнула девушка. - Миш, а, Миш? Ой, что-то я наугощалась… С Новым годом!
        Она обняла меня, и поцеловала.
        - С Новым годом! - улыбнулся я, притискивая Браилову по-приятельски. С удовольствием чмокнул в щеку.
        Но ей этого было мало. Жадный рот искал мои губы, а когда нашел, девичьи ручки, гладившие мне шею, опустились, залезая в джинсы, чтобы мять и щипать ягодицы. Я обалдел.
        Приятно было? Очень. Дыхание Лены стало прерывистым, она прижималась все теснее, требуя ласки, а я… Я хотел! У меня скулы сводило от желания, но… Ну, нельзя так!
        Секундная слабость… Минутное удовольствие… А потом что? Но и уронить слова отказа - как?
        Я осадил суетливые мысли, давая волю рукам. Стиснул девушку, прижал покрепче… Браилова замерла, унимая дыхание, и вытолкнула:
        - Прости.
        Я виновато разжал объятия. Лена, не поднимая глаз, отошла, бессмысленно поглаживая пальцами консоль пульта - и рывком взбежала по пандусу, исчезая в дверях.
        А я остался. Ругая и себя, и ее, и весь прекрасный пол разом.
        О, эти женщины! Влекут, манят, двигая эволюцию… Они могут холодно и равнодушно внимать словам любви, с насмешкой отвергать тех, кто грезит счастьем… Как это у Лопе де Веги?
        «Любовью оскорбить нельзя, кто б не был тот, что грезит счастьем. Нас оскорбляют безучастьем…»
        Я покачал головой. Мужчины всегда будут виноваты.
        Вот, если бы я уступил Лене, мы бы сейчас барахтались на диване, исполняя обязательную одиннадцатиминутную программу.
        А потом, когда отдышимся и придем в себя? Меня же обвинят в гнусных домогательствах! Приставал к хмельной женщине… Воспользовался слабостью… Соблазнил…
        Но теперь-то еще хуже, потому как не домогался, не уступил искушенью! И как быть?
        «А никак!» - разозлился я, и утопил клавишу «Пуск».

* * *
        Гул ускорителя заглушал зовы Нового года. В главном канале выло, словно в огромной каминной трубе.
        Я отпустил джойстики, и копирующий манипулятор повис за стеклом хронокамеры. Мышонок беспокойно шмыгал по кругу, обнюхивая прозрачный колпак, которым я прикрыл Пика. Иначе шмыгнет подопытный в уголок, и всё испортит.
        Пришлось, конечно, и самому побегать. И к ускорительной секции смотался, и к эмиттерам заглянул. Но ничего, справился.
        И один в поле воин.
        Управление забросом я доверил программе - комп четко поддерживал идеальное соотношение параметров. Телеметрия подтверждала данный факт - вон, строчки так и бегут.
        Конфигурация поля… Напряженность потока… Фокусировка пучка…
        Всё идет штатно.
        Локальное перемещение мыша я не заметил, моргнул. Оп! А хронокамера уже пуста. Только сияние расползается по двойным стеклам, словно потеки зеленой фосфоресцирующей жидкости.
        Я глянул на часы. Без четырех двенадцать. Шампанского под рукой не было, да и не люблю я его - голова потом болит. На подоконнике стояла недопитая бутылка «Крем-соды». Я осторожно перелил прохладную газировку в бокал.
        Обида прошла. А хреновое настроение осталось. Да и ладно…
        Всегда мечтал провести новогоднюю ночь в одиночестве. Сбылось.
        На хронометре двадцать три часа пятьдесят девять минут и пятьдесят одна секунда. Пятьдесят две… Пятьдесят три…
        Ровно в полночь прибор пискнул, а шкала мигнула красными нулями. Я неторопливо, смакуя, выцедил сладкую шипучку.
        Хорошо пошло.
        Тихонько загудел пульт, и я снова не заметил "локального перемещения". Пик по-прежнему шустро семенил под колпаком.
        Шлепок по красному грибку, и гул утих, выдыхаясь. Я подработал джойстиками, осторожно пересаживая мышонка в коробчонку.
        - Поздравляю, Пик, - негромко сказал я. - Надеюсь, ты жив и здоров. Не подведи. О, кстати! Ты же представлен к награде!
        Подняв сеточку, я сунул мышу пластик сыра. Заслужил.
        Вторник, 1 января 1980 года. Первый час ночи.
        Московская область, госдача «Москва-4»
        Андропов, укутанный в халат с кистями, развалился в кресле и цедил сок из фужера. Вроде, и подагра унялась, и почки не сдают, как бывало, а он все равно осторожничает. Да нет, все правильно.
        Если не тянет выпить, то зачем наливать? Лишь бы соблюсти обычай?
        - Текст нормальный получился, - оценил он свое новогоднее поздравление.
        - Да и зачитал вполне, - отозвался Иванов, пригубивший брют.
        - Ага, - капризно поморщился президент, - и стою, как статуй! Будто в спину вступило.
        - Ой, Юра, не придирайся… Нормально всё.
        Фыркнув, Юрий Владимирович прислушался. Таня оживленно балаболила в столовой, вызывая приятный Иркин смех. Он улыбнулся: всё, как раньше, как у людей…
        Рвался к власти, рвался… Дорвался, и понял, что теперь вся жизнь - напоказ. Ну, за все нужно платить. Нет, у Эдиты Пьехи эта максима тоньше выражена: «Что-то теряешь, а что-то находишь».
        - Борь, для зачина - как там объект? К элоям в гости еще не заглядывали?
        - Да куда там… - Борис Семенович допил шампанское, и отставил пустой фужер. - Усё у порядке, - спародировал он Лёлика из «Бриллиантовой руки», - и даже лучше!
        - В порядке… - проворчал Андропов. - Люди сидят, как заключенные в шарашке!
        - Работаем, Юра, работаем… Невструев сдулся на второй день, пошел в сознанку. По-моему, даже очень обрадовался, когда мы предложили ему сотрудничать!
        - Как они подловили хоть? Деньги?
        - Не, «медовая ловушка»… - лениво молвил Иванов, откидываясь на спинку дивана. - Подложили двухсотдолларовую богиню - и готово. Агент «Сенсей», стать в строй!
        - Понятно…
        Генлейт пересел в напряженную позу, сложив руки на коленях.
        - На днях его вызвали на контакт с новой группой. Видимо, хотели не только подтвердить ранее полученную информацию, но и убедиться, что за «Сенсеем» нет слежки.
        Очки Андропова блеснули, как шарик на елке.
        - «Ранчеро» доложил?
        - Он, - кивнул Иванов, и улыбнулся: - Инсайдер наш… Никого из группы «Ранчеро» не знал, но в ситуации разобрался. Верховодит там Мензис Клегг, личность известная, от него трупами смердит, зато «деза» на этого Джеймса Бонда недоделанного подействовала, пробрала до самых печенок. А информация, полученная из двух источников, вызывает больше доверия…
        - Это в том случае, - заворчал президент, ерзая, - если самодеятельный спектакль «Совещание» удался! Хм… Ну, не знаю… Не слишком ли мы подняли ставки? Я понимаю - такая выдумка, как тахионная бомба, отбрасывает настолько густую тень, что в ней даже перемещения во времени скроешь! И все же…
        - Не бойся, Юр, - усмехнулся Борис Семенович. - Пускай обделаются, как следует! Это ж такая публика - пока не дашь им по сопатке, будут корчить из себя высшую расу. А как только юшкой умоются, сразу пардону запросят!
        - Так-то оно так… - затянул Андропов, и вздохнул. - Ладно, разберемся. Это я натуру балую, ною в узком кругу, а Цвигуну передал уже - так, мол, и так, операцию продолжаем без изменений. Кстати, почему она до сих пор без кодового названия?
        - А кому называть? - ухмыльнулся Иванов. - Ты ж у нас мастак был по этому делу!
        Экс-председатель КГБ самодовольно улыбнулся.
        - «Метель»! Как тебе?
        - Годится!
        Глава 11
        Пятница, 4 января. День
        Московская область, объект «В», п/я 1410
        С утра похолодало, небо насупилось тучами, и вот десантировались первые снежинки - кружась, виясь, снижаясь плавными зигзагами, словно на разведку.
        Видимо, донесение удоволило небесное начальство, и осадки пошли гуще. Ветер стих совершенно - ледяной прах сыпался отвесно, пряча горизонт за белесой мутью. Как там Дзёсо сочинил?
        «Снег тихонько всё украл…»
        Видимый мир скукожился, оттирая бесконечность до мнимых величин. Даже недалекий ельник виднелся размыто, будто сквозь клубы белого дыма.
        Я усмехнулся: погодка как раз к моему настроению. И в лаборатории сумрачно…
        Радостно вздрогнул принтер - визгливо скрежеща, заерзала каретка, выкатывая ежедневное послание от Риты. А, нет, подписались мама с Настей. Соавторы отчитались о поездке в Ялту: гуляли-де по бесснежному берегу, а Черное море парило, ворочая стылую воду… Ну, хоть у них всё хорошо.
        Во мне тотчас же плеснуло ёдким раздражением: тебе-то чем хуже? Ленка четвертый день не появляется? И что теперь? Удалиться в самоизгнание или в запой уйти? С чего вдруг? Мне, вообще-то, не в чем каяться.
        Иногда фигурка Браиловой мелькала в отдалении, а первого января, вернувшись с обеда, я обнаружил, что девушка заглядывала в лабораторию - сперва учуял аромат ее парфюма, затем углядел пропажу халата, белья, расчески и любимой чашки.
        «Развод»? Ладно, переживем…
        Чуткое руководство оборудовало комнаты отдыха на четвертом этаже - вот вам, товарищи, спальные места, вот вам удобства. Пользуйтесь.
        Народ там и ночевал, а вот я привык к лаборатории, и подниматься в «спальный корпус» не собирался. Еще с Леной пересекусь…
        И как себя вести? Не играть же роль вечно обиженного Пьеро! А кого мне тогда изобразить? Или сделать вид, будто ничего не произошло? А что было-то?
        «Ой, да пошло оно всё к черту! - поморщился я, машинально проверяя установку. - Любимое ремесло женщин - создавать проблему на ровном месте!»
        Баба с возу… далее по тексту. Дзёсо такого не писал, но хокку отличное.
        Утопив клавишу интеркома, я сказал ровным голосом:
        - Володь? Ты на месте?
        - Туточки мы! - пропел аппарат.
        - Тащи тогда Тузика, у меня всё готово.
        В принципе, я «кошатник», но местная Мурка совсем еще котенок, и Пика своими мохнатыми телесами превзошла не слишком. А вот породистая дворняга, прибившаяся к эксплуатационникам, для опытов годилась вполне - технари до того ее раскормили, что псина едва влезала в клетку.
        Да и традиция у нас, еще с собачек Павлова повелась. И в космос первой Лайка слетала…
        - Ну, и кабан! - пропыхтел Киврин в дверях, затаскивая самодельную переноску. Тузик жизнерадостно гавкнул.
        - Тележку надо было взять, - улыбнулся я, тестируя подачу энергии.
        - Заносить? - с натугой спросил Володька, перехватываясь.
        - Заносить…
        Мне пришло в голову, что наш дружный коллективчик, похоже, не заметил потери бойца в новогоднюю ночь. Не довелось мне орать здравицы и водить хоровод вокруг елки, а бутылку коньяка, подаренную Дедом Морозом, распили аналитики, как невостребованную…
        Похоже, о нашем разладе с Леной коллеги тоже не в курсе.
        - Ф-фу-у… - выдохнул Киврин, покидая техотсек. - Я поприсутствую?
        - Поприсутствуй…
        Огоньки индикаторов замигали разноцветными трассерами, вспыхивая поодиночке и очередями. Басистый гул, валясь с инжекционного комплекса, опадал в хронокамеру - Тузик боязливо прижал уши.
        - Дистанция заброса - четыре минуты… - сообщил я по привычке, забывая, что Лены рядом нет.
        Не мигая, мои глаза следили за подопытным псом, моргнув, когда тот исчез, унесенный тахионным ветром.
        - Здорово… - шумно выдохнул Корнеев. - Даже гавкнуть не успел! - он оглянулся. - А Ленка где?
        - Не знаю, - я рассеянно пожал плечами. - Бегает где-то.
        Володька яростно почесал нос, забавно морщась.
        - Миш…
        - М-м?
        - А что дальше?
        - Дальше? - механически повторил я, и усмехнулся. - А вот, отгадай! Даю подсказку. Если бы мы даже могли впрямую наблюдать за тахионами, то не сумели бы определить, откуда и куда они движутся - в будущее или из будущего.
        - Ты хочешь сказать… - пробормотал Володя, тужась сообразить. - Ты что… Хочешь Тузика в прошлое забросить?!
        - Нет, ну почему сразу Тузика, - скупо усмехнулся я. - Сначала обычные образцы сбагрим: бронзу, алюминий, деревяшки… Потом нашего первопроходца Пика отправим…
        - Ничего себе… А парадоксы?
        - Ну, куда ж без них? Будут тебе парадоксы, не волнуйся. И нарушения причинности будут, и двойники… Всё, как полагается.
        - Двойники?! - вытаращил глаза Корнеев.
        - Ага… - хладнокровно вытолкнул я, откидываясь на спинку и потягиваясь. - Только надо тогда всех предупредить, чтобы нервы себе не портили. Так, мол, и так, ровно в полдень перемещаем псину в прошлое на пять минут. Просьба не удивляться, когда клетка с Тузиком Вторым - тыдыщ! - появится без пяти двенадцать…
        - Кошмар, - Володя покачал головой. - Ну, да… Мы-то собакена еще... как бы не совали в хронокамеру… Слу-ушай… А если и не станем совать?! Что тогда?
        - Тогда по главному корпусу будут бегать два Тузика, - меланхолично ответил я. - Но вдобавок произойдет бифуркация, и наш базовый временной поток… или мировая линия, как угодно, разветвится. В одном потоке… или линии псина переместится, а в другом - нет. Или ничего такого не произойдет, а изменения реальности помаленьку затухнут. Но, знаешь, я бы не стал зря шалить со временем. Уж больно серьезная это штука…
        За стеклом радостно залаял пес.
        - Забирай подопытного, - улыбнулся я, - пересчитай блох, все ли перенесли заброс… Но, вроде, хвостом молотит штатно. Значит, основные рефлексы в норме, жрать хочет, как всегда…
        Корнеев поступил мудро - выпустил Тузика, и тот поскакал своим ходом, радостно взвизгивая и цокая когтями по пандусу.
        - Гулять, гулять! - повысил голос Володя, и собака перескочила комингс. В свежем-то снегу поваляться - милое дело, а там, глядишь, и поесть дадут…
        Я хлопнул по красному «грибку», глубокомысленно взирая на камеру. Пролетая по ускорителю, тахионы теряют энергию с массой, пусть даже мнимой - и разгоняются. Весь их заряд утекает с черенковским излучением.
        Слабая улыбка тронула мои губы. Правильно тогда Ленка сказала - не ускоритель у нас, а замедлитель. Электрическое поле заряжает тахионы, подпитывает их энергией - и сверхсветовые частицы тормозят свой бег.
        Вот только перемудрил я с ускорительной секцией… К чему такие нескладные габариты? Вполне уложился бы и в метр высотой… А инжекционный комплекс вообще лишний, только место зря занимает… Хм… Можно, вообще, из трех эмиттеров оставить один, и не в форме цилиндра, а что-то вроде толстого диска, да присобачить микрокамеру. Тогда вся установка поместится в лаборатории, хоть стоймя, хоть лежмя. Ну, это задание на лето, как классная говорила, а пока…
        А пока думай о контрамоции, о псевдовремени, об ассиметричной теории относительности и прочих мудреных вещах.
        Я посмотрел на часы, и хмыкнул. Нет уж. Обедать пора!
        Тот же день, позже
        Московская область, Нижние Дубки
        Чак-Ашир, Мануэль-Ион и Франсуа-Тынис едва доехали до Нижних Дубков - снегу навалило изрядно. Незаменимые тракторы «Беларусь», всегдашней синей масти, не справлялись с сугробами. Пришлось вызывать мощные грейдеры, а за ними очередь.
        Спасибо местным заводчанам - выслали свой погрузчик. Желтый «поляк», газуя, разгреб проезд, и ворчащий «ЛАЗ» добрался-таки до автостанции.
        - Приехали! - выдохнул Фуэнтес. - Надо же…
        Хрупая по мягкой пороше, «суперагенты» зашагали по улице Ленина, прямой и широкой, обсаженной березами. Каждый из троицы нагрузился рюкзаком и большой сумкой.
        Сумки ЦРУ перебросило в Москву дипломатическим багажом, а затем посольский "кадиллак" доставил их получателям - прибавил скорости, отрываясь от «дублерки» в условленном месте, и морпех с заднего сиденья живенько выбросил «посылки».
        «Суперагенты» едва успели подобрать ручную кладь, падая в снег за кустами, как дрифтующая «Волга» промчалась мимо.
        Риск попасться и угодить в цепкие лапы КГБ был, но оправданный - Чак встряхнул сумкой. Там, в самом низу - оружие, спецсредства, вроде прибора ночного видения, рация, деньги, а сверху - пухлый термокостюм. Цэрэушники клянутся, будто в нем можно спать на снегу - ветер не продует, мороз не возьмет.
        - Сюда, вроде, - неуверенно обронил Мануэль, сворачивая в узкий проулок. Узкая натоптанная тропка вывела троицу на улицу Колхозную. - А вон, вроде, наше логово!
        Приличный дом, сложенный из шлакоблоков, и крытый шифером, выглядел освежеванным - ни штукатурки, ни побелки.
        «Ну, и ладно, - подумал Призрак Медведя, - лишь бы внутри тепло было».
        Пройти во двор оказалось не просто - снег по колено зажал калитку, но «суперагенты» справились. Выбрались к крыльцу, и Чак отпер дверь - ключ жирно провернулся в замочной скважине.
        В гулких сенях стоял нежилой холод, да и в просторной комнате с огромной печью пар изо рта шел.
        - Ион, - мимоходом скомандовал Чак, - ты тогда печкой займись. А мы с Тынисом снег уберем.
        Франсуа кивнул, вооружаясь лопатой.
        - Правильно, - забубнил он под нос. - А то ни пройти, ни проехать…
        Тропинку к воротам расчистили быстро - снег не слежался, и смешные лопаты из фанеры с обитыми жестью кромками, чиркали по узкой полосе бетона - весной не увязнешь. А вон и дымок из трубы завился…
        Протопить надо получше, дров не жалея, чтобы изгнать из дома холод, прогреть, как следует!
        Пока Франсуа торил дорожку к дровяному сараю, Призрак Медведя раскидал снег у калитки.
        - Соседи новые, что ль? - послышался скрипучий старческий голос.
        Чак обернулся к подошедшему щуплому мужичку, которому овчинный полушубок придавал основательности.
        - Здравствуйте, - дружелюбно ответил индеец. - Да вот, сняли дом до лета. Ашир, - он снял перчатку и протянул руку. - Хотим осесть, наконец, а то всё по экспедициям кочуем.
        - Игорь Иванович, - церемонно поручкался щуплый. - Так вас двое?
        - Трое, - невозмутимо ответил Чак, носком ботинка очищая лопату от налипшего снега. - Полный интернационал. Я - туркмен, Ион - из Молдавии, а Тынис - эстонец.
        - А я - здешний! - захихикал Игорь Иванович.
        - Ну, и как у вас здесь с работой? - вежливо поинтересовался индеец.
        - Работы - море! - воодушевился сосед. - Хотите - в колхоз, хотите - на завод. Лучше на завод. Вона, за речкой, уже вторую пятиэтажку достраивают! Ежели примут, станете в очередь. Глядишь, лет через пять квартиру дадут! А ежели к тому времени подженитесь, то и двухкомнатную получите!
        - Да, - согласился Чак, - есть смысл.
        - Так я и говорю! - потоптавшись для приличия, Игорь Иванович заторопился: - Ну, ладно, пойду я. А вы заходите, если что. Во-он мой дом, где забор синий!
        - Навестим, - по-американски улыбнулся Призрак Медведя нечаянному знакомцу, и вернулся в дом.
        - Не разувайся, - посоветовал Мануэль, орудуя веником, - пол холодный еще. А на участке, оказывается и баня есть!
        - Баня? - поднял брови индеец.
        - Во-он та низенькая избушка в огороде. Там и помыться можно, и попариться. Постирать, опять же. Русские баньку обожают…
        - Будем, как все, - наметил улыбку Чак.

* * *
        Весь день надрывались «Беларуськи», да махали лопатами селяне. Иной раз, взрыкивая, грохотал и скрипел ковшом погрузчик. А вечером, будто назло людским потугам, снова пошел снег, присыпая, сглаживая следы рубчатых колес.
        - Погода - в масть! - оценил Мануэль, поглядывая на Чака.
        - Сходим на разведку, как стемнеет, - понятливо кивнул тот. - Осмотримся хоть...
        ...Зимняя ночь - ранняя. Вот уже и двор, и улицу накрыло сплошной чернотой, расплывчатой от мириадов порхавших снежинок.
        На Колхозной горел один-единственный фонарь и, чудилось, будто вокруг тусклого электрического огня снует множество белых мошек.
        Обрядившись в термокостюмы, троица прошла к баньке. Дальше, в молчаливой дреме, темнел лес. Соседи от чащобы заборами отгораживались, а вот хозяева дома, сданного «суперагентам», пока лишь столбы врыли. Да и чего им опасаться? Если по весне, когда трава пойдет в рост, и заглянет к ним буренка, то вреда не причинит - огород с клумбами пока лишь в проекте. Да пусть хоть стадо заходит - землю удобрит!
        - Пора! - вытолкнул Призрак Медведя.
        Надев складные снегоступы, он шагнул на рыхлый снег. Тот продавился, но держал. Предки Чака лыж не знали, но «медвежьими лапами», плетенными из лозы и кожаных ремешков, пользовались испокон веков.
        Индеец оглянулся - Франсуа с Мануэлем шагали следом, смешно задирая ноги. Ничего, ходьба полезна…
        …Идти пришлось долго, даже Гоустбир устал с непривычки, расслышал свое дыхание, но вот впереди, из-за высоких стен, пробился тусклый свет окон. Секретный объект!
        - Обойдем с юга, - негромко сказал Чак.
        Описав широкую дугу по редколесью, все трое вышли к просеке, и залегли. Линия электропередач, тянувшаяся из туманной дали, подступала к запретной зоне. Метрах в пяти от колючей проволоки высилась крайняя опора. Жилы провисали над запреткой, косматые от налипшего снега.
        Призрак Медведя глянул в ноктовизор. Опора нарисовалась четким серым костяком, а провода терялись в черном мареве.
        Да, он сообразил верно - решетчатая конструкция на плоской крыше невысокого здания цеплялась за провода, как извозчик за вожжи. И чу-уточку с наклоном…
        - Надо осмотреть опору, - решил Чак. - Нет ли на ней каких датчиков? Лежите, я сам…
        Он миновал открытое пространство, взглядывая в сторону блокпостов, и обошел опору, скрипя снегом. Чисто.
        На голову «суперагенты» натянули белые колпаки с прорезями для глаз, поэтому улыбку вряд ли кто углядит.
        «Как говорил Стивен Вакар, нет таких крепостей, которые не взял бы русский солдат, - подумал Призрак Медведя, и усмехнулся, теша самолюбие: - А чем индейский воин хуже chudo-bogatirey?»
        Вторник, 8 января. День
        Южная Атлантика, борт ТАВКР «Минск»
        Весь экипаж, кроме вахтенных, выстроился на огромной палубе. Гирин в «тропичке» поежился. Погода какая-то странная…
        Солнце шпарит, как в Африке и положено, а ветерок задувает прохладненький - знобкое дыхание Антарктиды достает даже сюда. Ну, раз небо ясное, то и океан отдает яркой синевой. Лето!
        Дурацкий «Эйзенхауэр» так и торчит на горизонте, как заноза, зато по левому борту выстроились три фрегата - «Президент Крюгер», «Президент Стейн» и «Президент Преториус». Их тут так и называют - «президентскими», а чего помогутнее, класса крейсера, в южноафриканском флоте не водится.
        Белый адмиральский катер прошлепал по волнам к парадному трапу, и вот разнеслась команда:
        - Смирна-а!
        Каперанг даже почетный караул организовал - на борту авианосного крейсера принимали особо важных особ. Вот они, показались у среза взлетной палубы…
        Первым шел государственный президент ЮАР Маре Фильюн - в строгой черной паре, в очках, он походил на благообразного протестантского священника. Хотя… одень его в военную форму - вылитый Гиммлер.
        Белого догоняли два негра. Слева - главный министр государства Квазулу, принц Матосуту Бутхелези, а справа - президент Северного Зимбабве Джошуа Нкомо. Оба дулись от важности - как же, выбились в исторические личности…
        Небольшой оркестрик сыграл гимн ЮАР - «Голос Южной Африки», а следом еще два, с акцентом на ударные - уж таковы туземные ритмы.
        Фильюн вежливо улыбался, а принца Бутхелези плющило от гордости - его высочество не шагал, а выступал, являя себя. Сегодня был его день - ЮАР передавала флоту Квазулу фрегат «Трансвааль», спущенный на воду в конце Второй Мировой.
        Правда, его вывели из состава ВМФ еще пятнадцать лет назад, а в прошлом году вообще хотели затопить, но… пусть еще поплавает. В политических целях.
        Разумеется, зулусские адмиралы мигом перекрестили свой единственный корабль в «Исандлвану» - так звалось местечко, где их предки сразились с англичанами, да и победили «наглов».
        Над палубой "Минска" расходились эхом речи на африкаанс, зулу и шона, а Иван откровенно скучал. И в то же время росло нетерпение.
        Он то и дело оглядывал западный окоем, где безустанно катились водяные валы, и чуть ли не постанывал: «Когда же? Ну, когда?..»
        Что ему та «Исандлвана» или юаровские фрегаты? Больше всего на свете хотелось утереть нос амерам. Тут спорь, не спорь, а «Минск» уступал штатовскому авианосцу. Зато…
        - Идет! - взволнованно зашипели неподалеку.
        - Да где?
        - Да вон же! Вон!
        Гирин встрепенулся, и его губы разъехались в зубастую улыбку.
        «Идет! Ага!»
        Тяжелый атомный крейсер «Киров» только-только показался, ломая линию горизонта. Он шел полным ходом, разваливая океанские валы.
        Церемония продолжалась - высокие стороны сверкали фальшивыми улыбками, обменивались притворными рукопожатиями, сыпали выспренними словесами, - но мичман больше не обращал внимания на нудное мероприятие.
        Крейсер завладел всем его вниманием. ТАКР приближался, и даже государственные деятели африканского разлива всё чаще поглядывали в сторону заката.
        «Киров» был громаден даже в отдалении, а вблизи он просто подавлял своей величиной, хоть и был малость короче «Минска».
        Один крейсер типа "Орлан" легко заменит целую флотилию, даст бой хоть авианосцу, хоть всей АУГ - и выйдет победителем.
        Гирин ухмыльнулся - теперь он куда спокойнее смотрел на юг, где болтался «Эйзенхауэр». Подумаешь, «Эйзенхауэр»…
        А грозный корабль сбавил ход, и потихоньку ложился в дрейф. Новенький - ни пятнышка ржавчины, «Киров» блестел и переливался, как исполинская игрушка.
        Такой забавляются лишь советские моряки…
        Додумав эту мысль, Иван заметил, как оживился государственный президент Фильюн. Наверное, прав был каптри Якушев - белые юаровцы до сих пор не уверены, стоит ли иметь дело с русскими. А вдруг именно сегодня, после этого великолепного рандеву, они отбросят последние сомнения?
        - Гроот скип! - воскликнул государственный президент. - Вельикий корабл!
        «Проникся!» - успокоился мичман.
        Глава 12
        Четверг, 10 января. День
        Париж, бульвар Осман
        Степан Вакарчук, он же Стивен Вакар, он же Брайен Уортхолл вышел на станции «Опера».
        «Тоже мне, метрополитен!» - пренебрежительно скривил он губы, зябко ежась. Сырой ветер задувал по бульвару Осман, как в рукотворном ущелье.
        Конечно, парижская подземка куда опрятней нью-йоркской, но разве можно сравнить их с московским метро? Да и как найти сходство между бараком и дворцом?
        Степан усмехнулся: ностальгия пробивает, однако. Не сказать, что он тоскует по зеленому лепету березок, но… Тянет.
        Вздохнув, Вакарчук зашагал мимо Парижской Оперы, величественного творения молодого Гарнье, к месту назначенной встречи.
        Надо же… Тут недалеко высится храм всеобщего потребления, Галерея Лафайет, а ему без разницы. Пресытился, «жирный кот».
        Да, сожмурился Степан. Его желания давно исполнены - насмотрелся он на этот драный Запад до тошноты, набродился по «неоновым джунглям». Сам стал капиталистом.
        Миллиарда два уже стоит. С хвостиком.
        Можно сказать, что быть тут и делать деньги - его работа. Да не можно, а нужно. Так и есть. И он берет на себя повышенные социалистические обязательства, успешно выполняет и перевыполняет план…
        Ускорив шаг, Вакарчук отворил дверь кафе «Де ла пэ» - и вошел в тепло, напитанное запахами сдобы и свежемолотых зерен арабики. Питовранова он узнал сразу - Е Пэ сидел за отдельным столиком у рифленой колонны, задумчиво цедя капучино.
        - Хэлло, - обронил Степан. Сняв кашемировое пальто, он небрежно передал его местному халдею.
        - Приветствую вас, сэр, - любезно ответил чекист. Его английский был безупречен. - Я ничего пока не заказывал, так что…
        - Мой ход, - кивнул миллиардер, досадуя на провинциальность американского выговора. - Гарсон!
        Официант материализовался, услужливо сгибаясь.
        - Силь ву пле, на двоих. Конфи из утки фуа-гра… - Вакарчук глазами пробежал меню. - Кенели из омара… М-м… Гребешки, маринованные в лимонной икре, и… И, разумеется, луковый суп Кафэ де ля Пэ!
        - Недурно, - улыбнулся Питовранов. - Вы не растеряли вкус, питаясь грубыми биг-маками.
        - Как истинный американец, - фыркнул Степан, - не пойму, то ли вы меня комплиментом одарили, то ли тонко поиздевались.
        - Среднее арифметическое!
        Отвеселившись, Вакарчук посерьезнел.
        - Как там мой Чингачгук?
        - Нормально, - кивнул Е Пэ. - Вышел на связь в Ашхабаде. Отметился в Москве.
        - Да-а… - закручинился Степан. - Это ж сколько уже тайных миссий вокруг одного Михи закрутилось… Операция «Хилер» перетекла в «Ностромо» - и накрылась. Продолжилась операцией «Феникс»… Отпочковалась операцией «Интеграл»…
        - …И накрылась, - подхватил Питовранов с улыбкой. - Сейчас мы ведем операцию «Метель»… «вокруг одного Михи». Да и ваша операция «Сафари» косвенно связана с ним же.
        - Ну, да, - насупился Вакарчук.
        Вышколенный официант живо накрыл на стол, и с поклоном удалился.
        - Если бы косвенно, - брюзгливо заворчал Степан, раскладывая салфетку, - а то ведь напрямую! Не устрой Миха вендетту с Барухом, «Сафари» тоже бы накрылась.
        - Ага… - затянул чекист, едва скрывая нетерпение. - Стало быть, не зря вы миллиардами ворочали! Не томите.
        - Ну, насчет «координаторов» я уже докладывал, - сказал Вакарчук вполголоса, и покосился в сторону. - А тут точно можно говорить?
        - Проверено, - успокаивающе кивнул Питовранов. - К тому же, здесь наш человек… - он улыбнулся, вспомнив комедию Гайдая. - И аппаратура при нем.
        - Ну, тогда ладно… Ешьте, а то остынет. М-м… Супчик, что надо! - умолотив полтарелки, Степан продолжил, интимно понижая голос: - Совершенно случайно подслушал пьяного Моргана. Был какой-то званый обед… Ну, не буду цитировать, слишком много нецензурщины. А в сухом остатке кое-что интересненькое. Подтвердились наши прежние подозрения: «координатор» существует в единственном числе, и проживает где-то в Англии. Может, в замке… Но, скорее всего, в каком-нибудь старом поместье, на отшибе, в глуши.
        - Да, это значительно, очень значительно сужает район поисков, - оживился чекист. - Превосходно, просто превосходно… Могу, со своей стороны, тоже поделиться совсекретными сведениями. Возможно, они вас лучше сориентируют. В общем, по нашим прикидкам, сфера влияния «координаторов»… э-э… «координатора» включает в себя Северную Америку и Европу. Частично - Австралию и Южную Америку. А вот в Азии - свой «властелин мира».
        - Ага… - Вакарчук сосредоточенно резал серебряным ножом аппетитный кусочек утятины. - Тогда… Тогда возможен, так сказать, пограничный конфликт на глобальном Юге…
        - Сэр, - хитро улыбнулся Е Пэ, - а вам не кажется, что стычка давно идет? Вспомните войну во Вьетнаме! А китайская агрессия против того же Ханоя?
        - Ну-у… Тут можно что угодно притянуть! События в Биафре, партизанскую герилью в Колумбии, свержение Альенде! Хотя… Если хорошо подумать, да поискать следы… М-м… - Степан капризно скривил губы. - Омар хорош, но на Кубе я ел таких за сущие копейки. А уж до чего здоровенные!
        - Из моря на гриль - да-а! - мечтательно сощурился Питовранов. - О, совсем забыл спросить… Вы здесь по делам?
        - Угу, - кивнул Степан, сосредоточенно жуя. - До чего ж мешают чертовы санкции… Свобода торговли, называется! Пришлось всю логистику на окольные пути переводить. Во Франции или, там, в Италии закупаю советские компьютеры, и морем отправляю их в Мексику. А уже оттуда завожу в Штаты. Черте что… Торгую из-под прилавка! - фыркнул он негодующе. - А, впрочем, я не в накладе - за «Коминтернами» очередь!
        - Тогда давайте выпьем на прощание, - улыбнулся чекист, - за стабильность и процветание! О, в рифму получилось…
        - Мы ж не заказывали… - задрал брови Вакарчук.
        - А кофе на что?
        И две чашечки тонкого фарфора коротко прозвенели, сойдясь.
        Пятница, 11 января. Вечер
        Московская область, объект «В» п/я 1410
        - Не жди, - отрывисто сказал Чак, стягивая и выворачивая камуфляж. - Могу и до утра задержаться. Если что, вернусь завтра в то же время и тем же… э-э…
        - …И тем же манером, - подсказал Мануэль с легкой улыбкой.
        Выражение лица под маской не заметишь, да еще в потемках, но голос Фуэнтеса выдавал добродушие.
        - Вот именно, - сухо заключил Призрак Медведя, влезая в камуфляжную накидку. С изнанки белую ткань чернили полосы и пятна. Самое то.
        - Hastapronto, amigo, - попрощался Мануэль, по-прежнему улыбаясь.
        - I`ll be back, - вырвалось у Чака.
        Пригибаясь, он выдвинулся к опоре ЛЭП, тяжело печатая шаг. Прислонясь к стылому металлу, снял снегоступы и натянул толстые перчатки.
        Термокостюм сам по себе изолированный, однако проводов лучше не касаться. Напряжение здесь не самое высокое, но бьет-то током…
        Цепляясь за перекладины, Призрак Медведя вскарабкался на верх опоры и ухватился за грозозащитный трос. Провода вытягивались совсем рядом - они угрожающе гудели, словно предупреждая: «Не влезай, убьём!»
        Коротко выдохнув, Чак вскинулся, цепляясь ногами за грозотрос - и заскользил в высоте, ускоряясь. Холодком прошел испуг - опереться больше не на что, под ним лишь воздух, а метрах в десяти ниже - снег. Упадешь - «скорую помощь» не тревожь…
        Индеец сползал все быстрее, как бусина по шнурку, но тормозить нельзя - резкий уклон вскоре спрямится. Так и вышло - Чак завис, едва одолев стену, замыкавшую объект в квадрат.
        Перехватываясь, Призрак Медведя добрался до концевой опоры и осторожно спустился на плоскую крышу. Подрагивавшие ноги ушли по колено в снег.
        «Посчитал ку!»[1] - усмехнулся Чарли, и снял с пояса моток веревки. Возвращаться обратно «тем же манером» будет трудно. Изображать из себя паучка, лапками перебирающего паутинку?
        Ладно, не время думать о дороге назад, он в пункте назначения…
        Канат, накинутый петлей на опору, размотался обоими концами до самой земли, и Чак съехал по нему, шурша перчатками. Внизу, в узком пространстве между техблоком и стеной, снег лежал неубранный, продавленный валенками местных лентяев. Вот и лопата воткнута в наст. Ну, ему же лучше…
        Призрак Медведя глянул вверх, откуда свисали плетеные веревки.
        Боязно лишаться пути отступления, но не оставлять же такие явные следы. Потянув за канат и перебирая его руками, индеец отшагнул - веревка с шелестом опала в снег. Чак быстро смотал ее и зарыл в сугробе. Шагнув, выглянул из-за угла.
        Главный корпус, виденный ранее издали, высился теперь перед ним всею своей неуклюжей громадой. Чак измерил взглядом высоту. Метров двадцать пять или больше. И на всех этажах светятся окна. То стрельчатые, как бойницы, то щелястые, будто амбразуры. Интересный стиль… Научная крепость.
        Прокравшись к воротам блока эксплуатационников, "Ашир" потянул на себя тяжелую дверь - та отворилась без шума. Внутри держался холод, гудел трансформатор, горбились сетчатые кожухи. Пахло смазкой и пылью.
        В сторонке хлипкие с виду перильца огораживали широкий проем, вроде атриума, куда спускались тросы с кран-балки, замершей вверху.
        Индеец сориентировался, и пробрался мимо вакуумного насоса к крутому металлическому трапу, уводившему на цокольный этаж.
        Поглядывая и прислушиваясь, Чак трусцой одолел пустынный коридор - по обе стороны теснились ворота складов. «Химпрепараты». «КИП». «Электрооборудование». «Спецодежда».
        Наверх вела обычная лестница. Легкими скачками Призрак Медведя поднялся в темное фойе. Лишь дверь первого отдела стояла приоткрытой, выпуская свет и негромкие голоса.
        Индеец улыбнулся. Похоже, дежурные режутся в преферанс. Бдят вовсю…
        А на втором этаже - тишина. Лестничная клетка доносит отдаленный гомон сверху… Чак замер.
        За дверью аналитического отдела послышался чей-то говор - и ответный смех. Ла-адно…
        Индеец не стал доставать оружие, но кобуру расстегнул.
        Вот! На массивной двери висела простенькая табличка: «Лаборатория локальных перемещений». Ему сюда.
        Правда, тут кодовый замок…
        Чак толкнул створку, и та подалась, пропуская в обширное помещение, залитое ярким голубоватым светом. Призрак Медведя шагнул на галерею, ступая скрадом.
        Это было излишне - по лаборатории гулял тяжкий гул, бросая в дрожь пандус под ногами. Прямо за балюстрадой кучковались коробчатые формы компьютеров, пультов, мониторов, а напротив, у стены, глыбилась кубическая камера - то ли конец ускорителя, то ли сама по себе. Она отливала блеском толстого стекла и матово отсвечивала массивными сегментированными наплывами - вверху и в основании. Сегменты, схожие с дольками нарезанного пирога, медленно сдвигались и раздвигались, отчего низкое гудение то взвивалось грубым воем, то опадало в нептунический зык.
        Единственный обитатель лаборатории стоял в напряженной позе, сложив руки за спиной, и всматривался за прозрачную стенку камеры. По двойному стеклу гуляли разводы зеленого сияния, извиваясь и скручиваясь, распуская мгновенные сполохи чистейшей спектральной синевы.
        Чака «цветомузыка» напрягала, а человек в белом халате не обращал на нее внимания. Привык.
        Индеец пригляделся. Что-то явно шло не так. Ученый в сердцах шлепнул ладонью по камере, отчего сияние замерцало, расступаясь трепещущими кругами, и резко обернулся, тыча в красную кнопку на пульте. Искривленные губы цедили забористую ругань, а злость делала взгляд Михи колючим.
        Да, это был он, предиктор с плохоньких фотографий. Настоящий, а не как Вальцев.
        Зеленые переливы угасли, басистый гул спадал.
        Сделав глубокий вдох, Призрак Медведя откинул капюшон и стянул белый подшлемник.
        - Здравствуй, Миха.
        Там же, позже
        Ничего у меня не получалось! С самого утра и… Я глянул на часы. Ну вот, уже полвосьмого, а толку - нуль. И ведь, главное, всё же проверено и перепроверено, просчитано не по одному разу, настроено, как надо - заброс в прошлое на полторы минуты. И ни-че-го!
        Образцы просто исчезали.
        В принципе, я жал на «Пуск», загодя ощущая неприятное послевкусие неудачи. Если бы моя модель была верна, то девяносто секунд назад брусок бронзы уже возник бы на подставке. С тем же самым клеймом, что и на образце, который я только собираюсь уложить в белую окружность. Бронзовый аналог, заброшенный мною минуту спустя.
        И ничего! Я всё перепробовал, сражаясь с бездушным временем на остатках воли и детского упрямства. Без толку.
        Образцы не могли просто исчезнуть, пропасть, нарушая законы сохранения - тахионное поле куда-то переместило бруски. Знать бы еще, куда…
        Может, в этот самый момент полешко, выточенное из березы, падает в первобытный костер, а бронза растекается лужицей миллиарды лет спустя на пустынной Земле, что калится в фотосфере Nova Solis. Откуда я знаю?
        Но одно мне ясно: кандидат физико-математических наук М.П. Гарин - бездарь! И дебил. Нет, лучше так - дэбил…
        Развернувшись, я хлопнул по красному грибку, и резко сунул руки в карманы.
        - Здравствуй, Миха, - упало с галереи.
        По пандусу спускался ладно скроенный мужчина средних лет, с длинными, почти до плеч, иссиня-черными волосами, и смуглым лицом медного оттенка. В его бесстрастном голосе чувствовался акцент, и память услужливо подсказала адрес: Средняя Азия…
        - Вы не представились, - холодно ответил я, нащупывая сквозь халат запоясную кобуру с ПСМ. Если что, выхвачу и так, пальну навскидку… Опять шпионы-диверсанты?!
        Ох, до чего ж мне захотелось стиснуть рукоятку… Потяну, отрывая пару пуговиц, перекашиваясь - и нажму на спуск! В белой ткани затлеет дырка, зато и в этом… Джамшуте проверчу отверстие!
        - По паспорту я - Ашир Тагиров, - спокойно представился «Джамшут», - а по правде… Меня зовут Чак Призрак Медведя.
        - Индеец?! - вытаращился я, теряясь.
        - Дакота, - с достоинством подтвердил Чак. - Несколько лет назад я помог скрыться на Кубе Леонарду Пелтиеру… Можно сказать, по твоей «наводке». А затем сам бежал, спасая Степана Вакарчука и Максима Вальцева - Макс изображал тебя. В Гаване мы разделились… Не знаю, может, КГБ держит в секрете операцию «Сафари», но мне плевать. Степану предложили заменить погибшего американца, миллионера Уортхолла, чтобы проникнуть в секреты сверхбогачей. Я остался со Степаном, играл роль его телохрана Мануэля Баки. А не так давно Мануэль Бака «исчез». Зато ожил Чарли Гоустбир! И вернулся в спецназ ЦРУ. Мой бывший командир, нормальный мужик, сразу «опознал» подчиненного, а начальство повыше рангом удовлетворилось слюнявой легендой о том, как меня похитили коварные агенты Кей-Джи-Би, да как я героически драпанул. Так было нужно. Иначе я бы не смог… или не успел бы попасть в спецгруппу «Сигма» - директор ЦРУ отправил ее за тахионными секретами русских…
        - Очень трогательно, - заценил я. - И чего ты хочешь, краснокожий брат мой?
        По губам Призрака Медведя скользнула усмешка.
        - Помочь тебе, бледнолицый брат.
        - А вот тут мы сходимся, Чак! - разнесся веселый голос.
        Мы с индейцем одинаково дернулись, оборачиваясь к дверям. На галерею вышел чернявый парень приятной наружности, и явно южных кровей. За его спиной маячил генерал-лейтенант Иванов.
        - Борис Семенович? - несколько нервно воскликнул я. - Ой, только не говорите, что наша встреча совершенно случайна!
        - Не буду, - ухмыльнулся чекист, пропуская в лабораторию целый отряд - Рустама, Умара и трех «Царевичей». Светловолосый Иван Третий мне залихватски подмигнул, а остальные засверкали улыбками - хоть сейчас снимай рекламу зубной пасты.
        - Чак, - заговорил Борис Семенович душевно, - я в курсе твоих талантов ганмена, но оставь кобуру в покое. Лучше займи правую руку чем-нибудь полезным - в носу поковыряйся, что ли…
        - Я арестован? - хладнокровно осведомился индеец, вскидывая голову.
        - Нет, - в том же тоне ответил генерал-лейтенант, и хлопнул чернявого по плечу. - Позволь тебе представить Мануэля Фуэнтеса… Спецагента Главного управления разведки Республики Куба!
        У Призрака Медведя дрогнули губы, намечая улыбку.
        - Оперативный псевдоним «Ранчеро»? - прищурился он.
        Мануэль, и без того радостно возбужденный, захохотал, поворачиваясь к Иванову:
        - О, я же говорил, камарада генераль! Наш человек!
        [1] От французского coup - удар. Ударить или хотя бы коснуться врага считалось для индейцев подвигом - «ку», за что и полагалось орлиное перо в налобную повязку. «Посчитать ку» - совершить подвиг.
        Глава 13
        Суббота, 12 января. День
        Нью-Йорк, Колумбийский университет
        Лимузин прокатился по Бродвею, и свернул к 116-й Западной улице. В принципе, со 120-й ближе, но ноги просили размяться.
        Кивнув водителю, Даунинг выбрался наружу и застегнул «молнию» куртки. Усмехнулся, нахлобучивая русскую ушанку - зимой лучше обойтись без глупого патриотизма.
        Дни выдались не шибко морозные, но снегу навалило изрядно - негры в недалеком отсюда Гарлеме жгли костры в бочках. Жались поближе к горящему хламу, смолили сигаретки с марихуаной, тянули к огню руки в дырявых перчатках…
        Усмехаясь и кривясь, Джек зашагал по Амстердам-авеню. Где ему искать Фейнберга, он догадывался, поэтому сразу, лишь пройдя старые кованые ворота, направил стопы к Пьюпин-Холлу, огромному красному зданию физфака. Там, говорят, Ферми ставил первые опыты по расщеплению урана…
        Знаковое место для физика.
        Джеральд Фейнберг нашелся в подвалах Пьюпин-Холла, забитых лабораториями. Даунинг едва не заблудился в бесчисленных - и безлюдных - переходах, поражавших тишиной и пустынностью. У директора ЦРУ даже нервная тревожность заскреблась в душе, но тут он столкнулся с жизнерадостным мужчиной в толстых роговых очках. На свой черный костюм очкарик набросил плохо выглаженный белый халат.
        - Простите, я ищу профессора Фейнберга, - несмело обратился к нему Даунинг.
        - Вы его нашли! - заулыбался первый встречный, рукою вороша непричесанные волосы. - Это я!
        - О, очень приятно! - обрадовался Джек. - А то, я уж думал, что не выйду из здешнего лабиринта.
        Ученый весело рассмеялся.
        - Да! Заплутать здесь легче легкого! А зачем вы меня искали? Пойдемте в мою лабораторию, расскажете по дороге!
        Энергично шагая в ногу с Фейнбергом, Даунинг осторожно заговорил:
        - Я работаю на правительство, и нам понадобилась научная консультация. Именно от вас, поскольку возникшая… м-м… проблема связана с тахионами.
        - Ого! - пораженно воскликнул профессор. - Вот уж не думал, что мои теоретические «рассуждалки» когда-нибудь заинтересуют администрацию! Джеральд, - протянул он руку.
        - Джек, - директор ЦРУ крепко пожал сухие и сильные пальцы.
        - Прошу, Джек, в мое логово!
        Лабораторию, заставленную старыми, громоздкими приборами, лишал теней холодный свет гудевших ламп, прилепившихся к низкому потолку. Еще один шумок издавала вытяжка, наполнявшая шелестом вентиляционные короба из тусклой оцинковки.
        Дождавшись, пока Фейнберг прикроет дверь, Даунинг негромко вымолвил:
        - Проблема заключается в том, Джеральд, что русские обошли нас, применив теорию на практике. Они построили ускоритель тахионов.
        - Этого не может быть! - вырвалось у профессора.
        Директор ЦРУ усмехнулся.
        - Скажите, Джеральд, вам знакомы труды советского академика Иваненко?
        - О, конечно! - взмахнул руками Фейнберг. - Он же самым первым предложил протонно-нейтронную модель ядра! И он же предсказал искусственную радиоактивность, но вот Нобелевскую премию за ее открытие получил Ферми. Несправедливо! Да, говорят, у Иваненко несносный характер, но это не мешало и Бору, и Дираку, и Юкаве дружить с ним, даже в гостях бывать. Если в двух словах - это великий ученый, мировая величина!
        - По слухам, Иваненко вот-вот примут в члены Академии наук СССР, - тонко улыбнулся Даунинг. - Думаю, такая покладистость со стороны государства связана с его работой - этот, по вашим словам, великий ученый, почти год возглавляет секретный институт. Тот самый, где построен и действует тахионный ускоритель. И это уже не слухи, Джеральд, а данные разведки.
        - О, мой бог… - смятенно пробормотал профессор. - Невероятно… Нет-нет, я вам верю, Джек! Просто… Понимаете, я не могу себе представить, как Иваненко смог решить целый набор сложнейших проблем, чтобы воплотить в металле излучатель сверхсветовых частиц!
        - Ну-у… - благодушно затянул директор ЦРУ. - Во-первых, ускоритель создан не самим Иваненко, а его весьма талантливым учеником. А во-вторых… Вот это и есть мой вопрос! Скажите, Джеральд… А возможна ли, вообще, тахионная бомба?
        - Бомба?! - выпученные глаза ученого, увеличенные стеклами, показались Даунингу жуткими буркалами глубоководной рыбы. - А-а, ну да, понимаю… - на губах Фейнберга мелькнула презрительная усмешка. - Что же еще могло заинтересовать правительство, если не тахионное оружие! - сложив руки за спиной, он стремительно прошелся между стоек с приборами, привычно уворачиваясь от острых углов. - В принципе, заряженные тахионы, двигаясь со сверхсветовой скоростью, должны постоянно терять энергию, растрачивая ее на излучение Вавилова-Черенкова… М-м… А разведка не донесла, откуда в русском ускорителе берутся тахионы?
        - Из эмиттера, - любезно сказал Даунинг вслух, подумав: «И этот не любит спецслужбы! Впрочем, как и вся вшивая интеллигенция - чуют, что можем им хвосты прищемить!»
        - Ага… - глубокомысленно вытолкнул Фейнберг. - Ну-у… Тут всё зависит от величины самой эмиссии. Дело в том, что тахион почти сразу теряет свой заряд, не пролетев и дюйма! И в этом, кстати, заключается одна из проблем, что стоит… м-м… стояла перед создателями ускорителя - как его защитить от мгновенного всплеска энергии? Но в целом… - он задумчиво поскреб щеку. - Я не думаю, что ускоритель можно превратить в бомбу. Эмиссия сверхсветовых частиц - это не вспышка, а очень постепенное, и наверняка контролируемое истечение. Вот, представьте себе термоядерный взрыв, растянутый во времени. Что это будет? Да всего лишь сильный поток излучения - и света, и тепла, и жесткой компоненты! Допустим, он рассеется минут через пять. И чем всё закончится? А ничем! Разрушений - ноль, и практически без жертв, если не считать скачок онкологии в будущем. Нет, Джек, как хотите, но бомба из ускорителя - это полная чушь! - в движении губ ученого проскользнула издевка. - По-моему, русские водят вас за нос.
        - Похоже, - кисло поморщился Даунинг, и тут же отыгрался: - Ну, что же, мистер Фейнберг, будем считать, что вы нам очень помогли.
        - Обращайтесь! - лучезарно улыбнулся профессор.
        Воскресенье, 20 ноября 1979 года. Утро
        Великобритания, Западный Сассекс
        Елена Ливен колесила без спешки - дурацкое левостороннее движение напрягало - хотя мощный «Астон-Мартин» взрыкивал недовольно, скучая по быстрой езде.
        Впрочем, узкое шоссе не располагало к гонкам - дорожники, похоже, тщательно избегали прямых участков, прокладывая путь не по линейке, а курвиметром. Сплошные изгибы, зато живописно. Сосновые рощицы… Слегка побуревшие луга… Горбатый мостик над ручьем… Заросли колючего утёсника…
        Поместье Эшхауз вымахнуло разом, показываясь за крайним поворотом. Роскошный особняк эпохи Регентства красовался посреди необъятных, ухоженных газонов, зеленых, не смотря на зиму.
        По широкой подъездной аллее «Астон-Мартин» выкатился к усадьбе, выстроенной из замшелого камня, с кучей печных труб на крутой и высокой крыше. На угловой башенке маячил человек, изображая дозорного. Или на самом деле страж?
        Хлопнув дверцей, Елена вскинула голову, оглядывая этажи. С угла корчилась горгулья - ее ощеренный рот исторгал хилую струйку, стекавшую с черепицы. Ночью шел дождь.
        - Добрый день, мисс Ливен.
        Молодая женщина резво обернулась. Ей с достоинством кланялся настоящий дворецкий, чьи седые бакенбарды заползали на брыластые щеки.
        - Здравствуйте, - уветливо поздоровалась Елена. - Надеюсь, хозяин дома?
        - Да, мисс Ливен, сэр Уиллет редко выезжает, - чопорно кивнул старый слуга, и плавно повел рукой. - Прошу в дом. Камин в вашей комнате протоплен, горничная отнесет вещи…
        - Благодарю.
        Женщина шагнула в обширный холл, высотою в два этажа. Старинные дубовые панели на стенах угнетали мрачной чернью. Лестница, тонкие квадратные колонны и резные перила галереи из того же темного дерева лишь добавляли пасмурности первому впечатлению.
        Старая добрая Англия? Возможно. Но не очень уютная.
        Чтобы жить в британской глубинке долго и счастливо, необходимо унять чувствительность и дать очерстветь душе - пусть покроется склизким налетом цинизма. Так благородная, но дешевая позолота ложится на грубую сталь…
        - Ваши вещи, мадам! - прощебетала темнокожая горничная, занося багаж. Темно-синее платье выгодно обтягивало ее фигуру, опускаясь чуть ниже коленей, а белые манжеты и воротничок кокетливо оттеняли кожу цвета горького шоколада.
        - Спасибо.
        Мулаточка присела в быстром книксене, и белозубо улыбнулась.
        Гостевая комната привела Елену в равновесие. Всё здесь было устроено столетия назад и не поддавалось новым мимолетным веяниям - массивное ложе в стиле Тюдоров, викторианский монументальный шкаф, георгианский камин с фарфоровыми барельефами Веджвуда. Поленья в топке догорали, нагоняя тепло - и уютный запах костра.
        Прикроватный столик, любовно вырезанный Чиппендейлом-старшим из красного дерева, гнул изящные ножки кабриоль, а на стене, в тусклой, будто закопченной раме, висел пейзаж кисти Гейнсборо. Наверняка, подлинник.
        Елена подошла к окну, и усмехнулась. О, прошлое победило не везде! Женщина приложила руку к толстому стеклу. Пуленепробиваемое. И рама под старину - снаружи деревяшка, тонким слоем, а внутри - прочный металлический швеллер. Такую только вдвоем поднимешь…
        Ливен пригляделась. Во-он та рощица, где кончается стриженная травка. Снайперу там будет удобно. А газон… Да не газон это вовсе, а эспланада! Ровная и пустая площадь со всех сторон - не подкрадешься.
        «Ага… Не такой уж ты простак, «координатор», каким хочешь казаться».
        Тень круглой башни с правого крыла тянулась по траве, выдавая охранника - силуэт то застывал на месте, то будто плющился. Часовой бдел.
        В дверь вежливо постучали.
        - Да-да!
        Дворецкий вошел, поклонился слегка, и торжественно провозгласил:
        - Сэр Уиллет ожидает вас в Зеленой гостиной!
        Елена глянула в зеркало, двумя касаниями поправила недочеты в прическе, и покинула комнату. Шагая за мажордомом, она вертела головой, словно в музее - анфилада комнат открывалась разными гранями роскоши. Не обращая внимания на драгоценную мебель, готические гобелены и шпалеры из расписных шелков, Ливен сосредоточилась на полотнах, угадывая живописцев. Эль-Греко, Тициан, Рембрандт, Вермеер… Рафаэль? Неужто? Да он это, он! А там вон - Леонардо… И чему она удивляется? В этом доме живет самый богатый человек на свете!
        И плевать ему на моду, на неразумную толпу, чье мнение навязано торгашами от искусства! Здешние стены не испохаблены всякими Матиссами, Пикассо, Мунками, Поллоками, Климтами, Уорхоллами… В этом доме даже импрессионистов не жалуют.
        - Мисс Ливен, сэр!
        Дворецкий церемонно отшагнул, пропуская Елену, и женщина храбро вошла в гостиную. Солнечные лучи били в окна навылет, сквозя через занавеси цвета морской волны. Они отражались от древних нефритовых ваз, от люстр фисташкового оттенка, дробясь в хрустальных пронизях, и пятнали потолок брызгами зеленистого света.
        Расставленные по комнате эдвардианские кресла и диванчики, обитые густо-изумрудной тканью, словно впитывали окружающее сияние, темнея и маня присесть.
        Хозяина дома Елена углядела не сразу - Седрик Уиллет расселся в сторонке, у камина, отделанного малахитом, и шуровал кочергой. Горящие поленья трещали и сыпали искрами, уносимыми тягой.
        - Здравствуйте, мисс Ливен.
        - Здравствуйте, сэр.
        Брови у женщины вскинулись в махе удивления. Она представляла Седрика древним дедом, руиной эпохи, а ей мягко улыбался пожилой мужчина лет шестидесяти, от силы. Седина овладела волосами Уиллета лишь отчасти, да и морщины не слишком бороздили лицо.
        - Что, - ухмыльнулся хозяин, - не оправдал ожиданий?
        - О, нет, сэр, - смутилась Елена. - Просто… Мне почему-то казалось, что вы старше.
        Неловкое оправдание прозвучало, как комплимент.
        - Время - деньги, - хмыкнул Уиллет, - а деньги - время. Ладно, Елена… Вы позволите себя так называть?
        - Да, конечно.
        - Елена Ливен… - затянул Седрик, словно пробуя имя на вкус, и продекламировал: - Родилась и выросла в Нью-Йорке. Окончила колледж в Уэллсли, но работе предпочла службу. Девушкой вы были спортивной, сильной, и сумели подвинуть мужиков в Форт-Брэгге, заработав «зеленый берет». Служили в Западной Германии, в 10-й группе спецназначения. Там-то на вас и вышла вербовщица ЦРУ. Вы согласились, и получили первое задание в рамках операции «Новус» - проникнуть на территорию СССР, захватить и тайно вывезти в Штаты мальчика-предиктора Миху… Или уничтожить.
        - Дурацкая вышла операция, - поморщилась Елена с неудовольствием. - Инфильтрация прошла успешно. Мой отец - русский, и с языком никаких проблем. Я освоилась, внедрилась, адаптировалась, а через месяц - хлоп! - другой приказ. От меня потребовали сдаться КГБ и стать двойным агентом!
        - Да-а… - вздохнул Уиллет, грустно кивая головой. - Это был мой приказ…
        - Ваш?!
        - Мой. Я объясню, - Седрик поерзал, устраиваясь поудобней. - Пороемся в сундучке с тайнами, хе-хе… Сначала, вообще-то, затевалась операция «Некст», но с той же целью - эксфильтрация или ликвидация Михи. Но русские обошли нас, подсунув «лжепророка». Тогда я заказал другую операцию - ей дали кодовое название «Новус». Но и она провалилась! Сначала Миха бежал из Советского Союза в Восточную Германию, а затем и вовсе раскрылся перед Политбюро. 9-е управление КГБ тут же «окружило его заботой и вниманием», обеспечив круглосуточную охрану… Вы в то время как раз вернулись в Штаты, успешно завербованная русскими. А я больше года пытался хоть как-то разрулить ситуацию! Действовать на территории Советского Союза было невозможно, там ведь нет демократии! Значит, и прикормленные, ручные президенты с премьерами тоже не водятся. Но все же кое-что мне удалось… И тут чертов Барух развел свою самодеятельность! Этот дурак подослал киллера. Наемник застрелил отца Михи, и ему тотчас прилетела ответка…
        - Ах, вон оно что… - тихо пробормотала Ливен.
        - Да, оно самое, - Уиллет сокрушенно развел руками. Задумался, и с интересом посмотрел на гостью. - Скажите, Елена, а как бы вы поступили, случись подобное с вашим отцом?
        - Ну, раз убийцу покарали, - усмехнулась женщина, - то нашла бы заказчика, и…
        - Можете не продолжать, - улыбнулся Седрик. - Вот и Миша нашел. Правда, он поздно сообразил, что его просто заманивают таким жестоким способом, однако… Я не знаю, что он сделал с Барухом, но тот умирал в мучениях, и очень-очень долго.
        - Сэр, - вскинула бровки Елена, - неужели вы замыслили еще одну невыполнимую миссию?
        - Замыслил, - вздохнул Уиллет, и повел рукой: - Нет, никаких эксфильтраций с ликвидациями! Всё, время упущено. Да, я хотел порасспрашивать Миху о грядущем, чтобы скорректировать свои действия, но за минувшие четыре года его «послезнание» утратило значение, ибо изменилась реальность, поддавшись Михиным воздействиям. Просто мы не осознаем перемен, они кажутся нам единственно сущими, и лишь сам предиктор в курсе, насколько другим стал мир…
        - Не понимаю, - нахмурилась женщина, пожав плечами. - Ну, да, изменился. И что? Пускай глянет в свой хрустальный шар, да и напророчит, что станется с измененным миром!
        - Пророчества невозможны физически - слишком много надо учесть случайностей и взаимодействий между случайностями, - серьезно сказал Седрик. - А Миха вовсе не предсказывал будущее - он его знал.
        - Тогда… - Елена задумчиво поводила пальцем по нижней губе. - Знать будущее может лишь тот, для кого оно стало прошлым… Так он… Он что, ОТТУДА?
        - Оттуда, - с мягкой улыбкой кивнул Уиллет. - Но, прежде чем мы перейдем к делу, я должен услышать ваше согласие.
        - Сэр, - Ливен с укором глянула на Седрика, - если я здесь, значит, я согласна.
        - Меня это радует, - тон хозяина вновь стал серьезным, - но я спрашиваю не из понятного желания поболтать с хорошенькой женщиной. Просто хочется пожить. Желательно, подольше. Вы не представляете, какая толпа народу жаждет меня распять, расстрелять, растерзать… Им же не объяснишь, что война во Вьетнаме или свержение Альенде полезны для нашего вида! Да и не поймут. Вот и соблюдаю меры… Три спутника по очереди наблюдают за моим домом. По тревоге перекроют все дороги к поместью, в воздух поднимутся истребители с вертолетами, разверзнутся холмы, прячущие зенитные ракеты… Но главное-то люди. И мне, как киношному злодею, вроде Блофельда или Фантомаса, нужно самому подбирать ближний круг. Сиборн, мой дворецкий, зарабатывает миллионы фунтов в год - я покупаю его лояльность, чтобы из жадности или бедности он не продался дороже. Таков пряник…
        - А если все же предаст, то узнает на своей шкуре, как стегает кнут, - с милой улыбкой договорила Елена. - Я согласна, сэр. И я чертовски застоялась за эти годы! Мелкие цэрэушные акции - не в счет.
        - Карашо, - с жутким акцентом выговорил «координатор». - Вы приняты. А теперь к делу. Операция, которую я поручу лично вам, называется поэтично: «Черный свет», а закрутится она вокруг всё того же Михи, нашего злого гения! Ныне он ученый со степенью в секретном институте. Причем, в этом «ящике», как говорят русские, реализуется его же идея - ускоритель тахионов. Нутром чую, как же он важен, этот ускоритель, но для чего он, и что это такое, вообще, мы и не знаем толком. Добыть чертежи я поручил ЦРУ, но пока что «суперагенты» с аппетитом жуют ту дезинформацию, которую им скармливают русские… - Уиллет встал, и прошелся к окну. - Как вы будете действовать, Елена, вместе с ними или отдельно, выбирайте сами, - проговорил он, не оборачиваясь. - Считайте, что вы - «двойной нуль», и лицензия на убийство у вас на руках! Агент… м-м…
        - Ноль-ноль пять, - с улыбкой подсказала Ливен.
        Глава 14
        Среда, 16 января. Утро
        Московская область, объект «В» п/я 1410
        Спецназовцы особо не светились и, проходя по коридору, вполне можно было представить, что всё как прежде, без перемен. Но вот из аналитического выглянул, воровато озираясь, зашуганный Корнеев в бронежилете, накинутом на белый халат, и сразу будто фокус навёлся - это не игра «Зарница», а операция «Метель».
        Войдя в пределы лаборатории, я раздраженно скинул «броник» - сюда особист не заглядывает, и не станет нудить про нарушение режима.
        Перед отъездом Иванов и меня обрядил в пуленепробиваемое изделие на советском кевларе - то ли терлоне, то ли вниивлоне, я уже не стал разбираться. Жилет был легкий, но многослойный, отчего малость сковывал движения. Поэтому я, как всякий недисциплинированный штатский, брал данное «средство индивидуальной бронезащиты» обеими руками и, вот так вот, аккуратненько, вешал на спинку стула. А сам шел туда, куда мне было надо.
        Соблюдая ТБ, я повесил на пульт строгую табличку: «Не включать! Идут регламентные работы!»
        Подумал, и снял халат. Потому что мешает!
        Правда, с ПСМ я не расставался - отделанная пластиком рукоятка выглядывала из-за пояса, подавливая на живот. Стесняла, конечно; особенно, когда сидишь в буфете, и насыщаешься. Зато оружие успокаивало, как погремушка - младенца.
        Хмыкнув, я остановился у окна, ладонями упираясь по обе стороны рамы. Надоели эти щели хуже горькой редьки, хочется распаха с размахом, иначе как оглядеть ширь?
        Голова поневоле задралась, глаза повело вверх по застекленному прогалу, и губы изогнулись усмешкой. Видишь небушко? Видишь. Голубенькое? Прям, васильковое! Ну так чего тебе еще?
        Я бездумно пошлепал ладонью по холодному стеклу. Такое не всякий пулемет прошибет. Видать, товарищ Сталин и впрямь готовил объект к штурму. И что же вождь тут прятал, интересно знать? Ладно…
        - Работама нет - зарплатама нет, - сказал я наставительно, и шагнул в техотсек.
        Кроссовки тихонько взвизгнули на рубчатом резиновом покрытии. Кряхтя, я присел, и потянул на себя квадратную крышку люка - скобы уходили вниз, дотягиваясь до пола металлической лесенкой.
        Ну, и перекрытия здесь… Метровый слой железобетона.
        «Представляю, как намучались монтажники… - мелькнуло в голове. - Долбили, как дятлы!»
        На первом этаже окон не было вообще, лишь полушария светильников пузырились по потолку обычной высоты. Привстав на цыпочки, я дотянулся кончиками пальцев до стальной балки. Пощупал зачем-то наплавы сварки - за два дня мы с «Царевичами» подвесили здоровенный детектор, точно под хронокамерой.
        Там и трекер, и калориметры… Тяжко вздохнув, я качнул увесистые вязки проводов. И когда их тянуть? На субботнике?
        - Миша…
        Первой мыслью подкралось трусоватое воспоминание о снятом бронежилете, и лишь затем я разобрал голос Лены.
        - Наш доблестный спецназ не запер узкий лаз? - схохмил я в рифму, оборачиваясь.
        Девушка, затянутая в халат, стояла понурая, хорошенькая и жалкая.
        - Ничего себе лаз, - искривился маленький рот. - Да тут целые ворота! Ми-иш… Я так больше не могу… Прости меня… Пожа-алуйста…
        Упадающий голос Браиловой позванивал, и мне ничего не оставалось, как идти утешать. Выносить женские слезы - хуже всего.
        Я и пары шагов не успел сделать, как Лена подбежала сама, и прижалась махом, задыхаясь и всхлипывая.
        - Прости… Прости… - стонущий зов перебивали жалобные, поскуливающие нотки.
        - Мне не за что тебя прощать, Леночка, - я взял в ладони ее лицо, и поцеловал припухшие губы.
        - Правда? - покрасневший девичий нос шмыгнул, смазывая надрыв.
        - Правда. Чистая, беспримесная. Отфильтрованная.
        Тяжко, но и успокоенно вздохнув, Браилова ткнулась головой в мое плечо.
        - Я все понимаю, Миша, - глухо, невнятно заговорила она. - И про тебя, и про себя… И про Риту твою. Всё просто…
        - Всё очень и очень сложно, Ленусик, - мягко оспорил я, чувствуя себя дедом, отягощенным житейским злом. - Подчинишься порыву, а после станет худо всем. И тебе. И Рите. Знаешь, каково мне было? До чего хотелось схватить тебя в охапку - и «загнуть салазки»?
        - Даже так? - стыдливо хихикнула девушка.
        - Даже.
        Лена подняла розовеющее лицо, часто моргая слипшимися ресницами.
        - Я вернусь в лабораторию… - неуверенно попросилась она. - Можно?
        - Нужно, - моя улыбка вышла вполне непринужденной. - Я соскучился уже. Мне так давно никто не делал замечаний!
        - Ладно! - рассмеялась девушка. - Буду тебя пилить и чморить с самого воскресенья!
        - А что так поздно? - не сильно огорчился я.
        - Здра-асте! - хихикнула Браилова. - Иванов же запретил!
        - Что запретил? - не дошло до меня.
        - Ми-иша! - ласково затянула Леночка. - Ты где, вообще? Где витаешь? Иванов с Иваненко, в четыре руки, накатали приказ по институту: запретить гражданским лицам все плановые работы в главном корпусе с первого по третий этаж включительно! Со среды до воскресенья. Понял, товарищ старший научный сотрудник?
        - А-а… Ну, да… - замямлил я. - Тьфу ты… Мне ж генерал лично втолковывал! Хм. Как-то плохо втолковалось… А я-то думаю, и чего это так пусто! А оно вон что…
        Тихонько рассмеявшись, Лена потянула меня за руку.
        - Да я сама - нарушительница дисциплины! Пошли, а то обед скоро. Буфет сейчас на четвертом этаже! Временно… Пошли! Только тихо…
        Там же, позже
        - Близко к дороге не подбираться, - бубнил Призрак Медведя. - Расползаемся…
        - А Мануэль? - ревниво спросил Франсуа Пиньон.
        - Он у дальнего поста. Отползай…
        Оглядываясь на замершего краснокожего, Франсуа пополз вправо. Издали Чак походил на сугроб. Даже на свету, стоило лечь на снег, и не двигаться, нипочем не поймешь - нанос это или лазутчик…
        Пиньон приподнял голову, рукой сдвигая капюшон. Голоса с блок-поста слышались слабо, не разобрать. Офицер грелся у костра за бетонными параллелепипедами, сложенными редутом, а у опущенного шлагбаума пересмеивались двое автоматчиков, молодых парней, упакованных в новую зимнюю форму - ее тут «эксперименталкой» звали.
        Облизав пересохшие губы, Франсуа украдкой посмотрел назад. Чака не видать. И что ему мешает попробовать?
        Пиньон выдохнул, и осторожно пополз к дороге. Офицер его точно не увидит - слишком долго смотрел на мятущееся пламя, а уже порядком стемнело, синие сумерки превратили мир в театр теней.
        Соскользнув на бугристый лед ручья, промерзшего до неглубокого дна, Франсуа выбрался к самому шоссе, укрывшись в огромной бетонной трубе, что летом перепускает воду под дорогой. Сюда голоса доносились, будто издалека, но ясно.
        Солдаты травили анекдоты.
        Пиньон тихонько вздохнул, осторожно откидываясь на вогнутый бетон, и пригорюнился. Да, он просто лопался от гордости, когда цэрэушник записал его в команду «суперагентов», только это ведь сплошная видимость. Ну, а что в нем такого особенного?
        Ну, отслужил в 11-й воздушно-десантной. Уж что-что, а с парашютом сигать он любил чуть ли не со школы. Ну, позвали в Мон-де-Морсан, в хваленый эскадрон парашютистов мобильной жандармерии. В Чаде прыгал, в Ливане - наводили там порядки. И что такого? Ну да, чем-то он понравился лейтенанту Кристиану Пруто, и тот взял молодого десантника к себе, в группу быстрого реагирования, тоже жандармскую. Вот и всё! И что в этом суперского?
        А сможет он убить того же Чака? Куда там… Индеец коварен и очень быстр. Пока ты будешь замахиваться, он тебя выпотрошит - не меняя скучающего выражения на красной морде.
        Мануэль… С виду рубаха-парень, душа компании… Так и замочит, не думая и продолжая шутить. Рассказывают, что за Фуэнтесом однажды рейнджеры погнались, и тут на него здоровая змея кинулась, гремучая! А он хватает ее, кричит: «Привет чертям в аду!» - и швыряет в техасца! И всё, конец погоне - рейнджеры в другую сторону кинулись, спасать своего, пока яд не доконал…
        Мензис… Да ну его! Глядишь в холодные синие глаза - и у самого всё в животе смерзается. Да и полукровка Чанг не лучше. Пырнет пальцем - и готово. Или грудину проломит голой рукой, чтобы сердце вырвать…
        Вот они - да, суперагенты, не прибавить, не убавить. Люди-чудовища, как оборотни из сказок. И он рядом, как Красная Шапочка в компании Серых Волков…
        Вздрогнув, Пиньон напрягся, смахивая горестные, стыдные мысли. Кажется, машина… Да, она! И движется от объекта.
        На посту дизель унял обороты, и заглох. Голоса прорезались яснее.
        - Сколько вас? - спросил кто-то строгий. Наверное, тот самый офицер.
        - Пятеро, товарищ капитан! - весело откликнулся молодой баритон.
        - Как пятеро? - неприятно удивился капитан. - А охранять кто будет?
        - Да скоро уже! В субботу сменимся!
        - Ну, вы, блин, даете… Ладно… Пропустить!
        Мотор завелся с пол-оборота, и грузовик, низко урча на первой передаче, покатил к селу.
        «А если это шанс?» - подумал Франсуа, суетливо потерев ладони. Перчатки издали змеиный шорох, обсыпая намерзшие льдинки.
        Вечер того же дня
        Москва, улица Новочеремушкинская
        До советской столицы автобус добрался часа за два. Стемнело, но в подземных палатах метро сияли люстры, и было людно. Москвичи торопились с работы домой, а, может, и с учебы. Вон, как та студенточка…
        Пиньон вышел на станции «Новые Черемушки». В квартиру, где засел Клегг и Кампана с Чангом, он заглядывал всего разок, но адрес запомнил. Во-он тот дом, не старая еще высотка. Квартира двадцать пять.
        Дверь открыл Джерри. Удивился, но не подал виду, продолжая энергично молоть челюстями.
        - Ты один? - вымолвил он с набитым ртом.
        - Один.
        - Проходи на кухню.
        В тесной пародии на столовую громоздилась простенькая мебель и старая, замызганная плита. На одной конфорке круглится эмалированная кастрюля с неряшливым трафаретом на боку, рядом пластается сковорода, черная от многолетнего нагара.
        Жослен Кампана, навалившись грудью на стол, усердно хлебал суп-пюре, не обращая внимания на позднего гостя, а Мензис, куривший в форточку, оборотился и сузил глаза. Глянул, будто ледяными лезвиями полоснул.
        - Случилось чего?
        - Н-не совсем, - замялся Франсуа, деревенея. - Мы сегодня наблюдали за подходами к объекту, и… я нарушил приказ Чака - подполз ближе к дороге, чтобы послушать, о чем говорят постовые. А там как раз грузовик остановился, вез пятерых охранников с объекта. Дежурный офицер удивился даже, что те всей толпой уезжают. Спрашивает, кому теперь сторожить-то, а охранники ему: «Не волнуйтесь, в субботу смена!» Ну, я быстро вернулся, переоделся - и сюда. Чака не было, а Мануэлю я сказал, что навещу одну местную девчонку…
        - Ага-а… - докурив, Клегг сноровисто погасил окурок, воткнув его в цветочный горшок. - Сюда, значит… А своим почему не доложился?
        - Не доверяю я им! - экспрессивно выпалил Пиньон.
        - Я тоже! - хохотнул Жослен, подавился супом, и закашлялся.
        Бесшумно, словно тень, приблизился Чанг, спиной опираясь о старенький, пузатый холодильник.
        - А ведь Чарли специально звонил вчера, - негромко проговорил он. - И усиленно рекомендовал выступить именно вечером в субботу…
        - Ага! - фыркнул Кампана. - Когда там вся гвардия соберется!
        - Ни фига! - яростно ощерился Мензис. - Выдвигаемся завтра! И не вечером, а с утра! Какой там груз кантуют, Жожо?
        - М-м… - задумался тот. - Щас, вспомню… Детекторы? Нет, по графику это на пятницу… А-а! Завтра два модуля повезут - «камеру лабораторную со встроенными манипуляторами» и «отсек технический с распредустройствами». Здоровенные, такие, дуры!
        - Гуд! - зловеще осклабился Клегг. - Франсуа, ты с нами?
        - Да! - выдохнул Пиньон. В этот момент он почувствовал себя суперагентом. Наполовину, как минимум. Ну, или хотя бы на четверть…
        Четверг, 17 января. Утро
        Москва, 2-я Бауманская улица
        Склад, в недра которого, урча, заехал бортовой «КамАЗ», принадлежал Минобороны, и попадали сюда строго по пропускам. Однако Мензис нашел кратчайший путь к сердцу ветерана ВОХР - тугая пачка пятирублевых купюр убаюкала бдительного стража. За такие-то деньжищи он, как мудрые обезьянки сан-дзару, готов был ничего не видеть, ничего не слышать и молчать, как партизан.
        В длинный кузов камеру с техотсеком опустили кран-балкой - плавненько, осторожненько, перекладывая скрипучим пенопластом. Освободив стропы, Мензис хрипло крикнул: «Вирай помалу!» - в ушанке, в ватнике, он сливался с хрестоматийным образом грузчика. Даже изжеванная «Беломорина» висела в уголку рта.
        - Значит, так, - негромко вымолвил он. - Чертежи установки лежат в сейфах, причем, в трех экземплярах - в Особом отделе, в лаборатории и в кабинете директора. Ближе всего и проще всего вскрыть сейф в лаборатории - пластиду у нас с избытком. По утрам там ускоритель работает. Если верить «Сенсею», шуму от него столько, что маленький взрывчик никого не всполошит…
        - Ой, не верю я в эти экземпляры… - скептически скривился Жослен. - У русских такие бумаги только в первом отделе хранятся.
        - Разберемся! - отрезал Мензис. - Да и, вообще, «Си-четыре» - это на крайний случай. Будем надеяться, что «яйцеголовые» проявят благоразумие…
        Франсуа, замерев, созерцал, как в кривящемся рту Клегга болтается папироса.
        «А обратно как?» - подумал он, но смолчал, боясь спрашивать - как бы трусом не сочли…
        - Накрываем и пломбируем!
        Вчетвером «суперагенты» накинули новенький, негнущийся брезент, закрепили его по всем бортам, нащелкав свинцовых пломб и оставив лишь одну ма-аленькую лазейку. Через нее-то и залезли в кузов - кто в камеру, кто в техотсек.
        Пиньон с удобством устроился в объятиях манипуляторов, на пару с Жосленом.
        "Троянский конь".
        Водитель, гонявший чаи в дежурке, вышел не скоро. Да и какой смысл спешить? Туда-обратно он смотается за полсмены.
        Обстучав колеса носком ботинка, шофер вразвалочку прошелся кругом и, пыхтя, залез в кабину. Путевка за зеркальцем, бумаги в бардачке. Вперед.
        Порычав для порядка на высоких оборотах, «КамАЗ» дернулся, поймав передачу, и медленно выехал на улицу. Облегченно дал газку, и покатил прочь.
        Тот же день, позже
        Московская область, объект «В» п/я 1410
        Всю дорогу Жослен хвалился своими амурными подвигами, излагая порой такие подробности, что Франсуа краснел. Не от сраму, как юный монашек, а комплексуя: он-то за все свои тридцать с лишком лет спал лишь с одной-единственной женщиной, со своей женой. Да и та его бросила…
        Слава богу, под брезентом стояла полутьма, так что стыдливый румянец остался незамеченным.
        - Да-а… - протянул Кампана глубокомысленно. - У русских всё, не как у людей, хе-хе… Тут, если уж девушка, то и вправду девственница! Идет такая краля, а ты столбенеешь - и тихо офигеваешь…
        - Тихо! - шикнул Пиньон. - Кажется, пост…
        - Ох, скорее бы всё кончилось… - зевнул Жослен. - Куплю себе «Порш»… Нет, лучше «Феррари»! И на юг! - его тон окрасился в мечтательность. - Прокачусь по Монте-Карло… У-у-у… Юбки у встречных девушек будут задираться выше головы!
        - Да тише ты! - сердито цыкнул Франсуа. - Прелюбодей…
        - Ага… - вытолкнул Кампана, давясь смехом. - Есть немного! Да не волнуйся, не услышат. Их и самих-то не слыхать…
        Действительно… Пиньон напрягся, когда хлопнула дверца, но двигатель сразу же заворчал, толкая «КамАЗ» вперед. Машина ехала неторопливо, поэтому Франсуа разобрал, как с гулом растворились ворота «научной крепости», и грузовик медленно въехал во двор. Ворохнувшись в крайний раз, мотор затих.
        «Троянский «КамАЗ»!» - подумал Пиньон, и шепнул вслух:
        - Выходим!
        - Выползаем… - откликнулся Жослен.
        В тесном закутке между техотсеком и камерой их встретил Мензис, занявший изящную позу на карачках.
        - Оружие! - тихо обронил он, подвигая пузатый кожаный портфель. - Взрывчатка со мной. Спускаемся с правого борта, там глухая стена рядом. Поняли?
        - Поняли, поняли… - пропел Кампана, прихватывая «Узи».
        Франсуа выбрал «Ингрэм». Вставил со щелчком магазин на тридцать патронов, еще три взял про запас.
        - Так… - выдохнул Клегг. - Действуем по плану «А» - вы держите оборону на втором этаже - следите, чтобы ни сверху, ни снизу - никого! А мы с Джерри - в лабораторию…
        «Суперагенты» по очереди спустились на мерзлую землю, и метнулись к проходной. Там они застали всего двоих - «камазиста» и старого, но бодрого вахтера.
        - Джерри, вырубить! - резко скомандовал англичанин. - Жожо, связать!
        Чангу потребовалась секунда, чтобы двумя секущими ударами уложить шофера с консьержем. Кампана проявил иную сноровку - очень ловко повязал обоих.
        - Мы, значит, прикрываем, - забрюзжал Франсуа, оттаскивая в уголок водилу, обвисавшего без чувств, - а они чертежи тырят…
        - Пусть тырят! - хихикнул Жослен, серьезно глянув на Пиньона, и жестко добавил: - Отнимем - и поделим. М-м?
        Франсуа молча пожал протянутую руку.
        - Но сначала прикроем!
        Оба француза перескочили турникет, и ворвались в фойе. Рисованный план главного корпуса совпадал с реалом. Там - буфет, рядом библиотека, прачечная…
        Без шума выдвинуться на рубеж обороны не удалось - дверь первого отдела распахнулась, и в фойе, пригибаясь, выбежал особист, сыпанув очередью из «калаша». Пиньон рефлекторно нажал на спуск - «Ингрэм» застрочил, гвоздя дверь - и скалывая щепки.
        - Ложись! - отчаянно крикнул Кампана, от волнения переходя на французский.
        Русский с автоматом выпустил длинную очередь, добавляя прыти «суперагентам» - те умело бросились на пол, откатываясь под прикрытие толстых квадратных колонн. Этих секунд хватило, чтобы из-за расстрелянной двери выскочили еще трое с «Калашниковыми» наперевес; метнулись, стреляя навскидку.
        - К лестнице! - крикнул Жослен. - Прикрой!
        «Ингрэм» зачастил, а Кампана бросился бегом, сгибаясь в три погибели. В самый последний момент пуля догнала его, резанув по ноге. «Суперагент» упал на колено здоровой, и вскинул оба «Узи».
        - Беги!
        Не думая о свистящих пулях, о рикошетах с пылящего потолка, Франсуа мощно оттолкнулся, в три прыжка одолевая край фойе.
        «Целый! Живой!»
        - Как нога? - вытолкнул он, задыхаясь от выплеска адреналина.
        - Фигня! - оскалился Жослен. - Доскачу как-нибудь!
        - Наверх! - Пиньон медленно, спиною поднялся на пару ступенек. - Я прикрою!
        Рикошетом чиркнуло по штукатурке.
        - Живьем брать демонов! - донесся веселый голос из фойе.
        Пули из «Ингрэма» хлестнули веером, выбивая искры из гладкого пола.
        «Не получится у нас ничего, - спокойно подумал Франсуа. - Ни отнять, ни поделить. Жалко…»
        - Эй, шпиёны! - громко воззвал русский весельчак. - А чего вы так рано-то? Мы вас в гости ждали на выходных! А вы в рабочий день! Ни посидеть рядком, ни поговорить ладком…
        - Етта… Ни выпить толком, ни закусить, - подхватил чей-то бас, - а мы на работе не употребляем!
        - А что вы тут, вообще, делаете? - заорал Пиньон, живо меняя магазин. - Охрана же уехала, все пятеро!
        - Уехала! - жизнерадостно отозвался русский. - Пятеро убыло, пятеро прибыло!
        - Убыл ВОХР, а прибыл спецназ! - хохотнул басок, и похвастался: - Ну, мы вроде ваших «морских котиков»!
        - Да ихним «котикам» только в цирке выступать, ластами шлепать! - эхом загулял третий голос.
        - Ха-ха-ха! Го-го-го!
        Франсуа одолел еще три ступеньки, и быстро оглянулся на бледного Жослена.
        - А обратно-то как?
        Кампана слабо ткнул пальцем вверх, и покрутил им, изображая вертолет. Поперек входного проема мелькнула тень.
        «Узи» вздрогнул в руке Жослена, и короткая очередь зацокала по полу фойе, отшелушивая мраморную крошку.
        - Наверх! Bordel de merde!
        Там же, раньше
        Проснулся я очень рано, часов в шесть, но даже поваляться, понежиться не возникло желания. Бодрость во всем теле, и сна ни в одном глазу. Оставалось только умыться, причесаться - и умилиться Ленкиным бутербродам, заботливо приготовленным с вечера.
        Моя единственная подчиненная ночевала в соседнем блоке, с Наташкой и Галкой, а мне впервые за много ночей довелось выспаться в нормальной комнате. Но я точно знал, что своим небывалым тонусом обязан миру и ладу с Леной. А тут еще Ритка письмо скинула, всего в одну строчку: «Мишечка, я тебя очень люблю! И очень, ОЧЕНЬ скучаю!!!»
        Я заснул, улыбаясь…
        …Разогрев бутерброды, схарчил оба. Еще и полную кружку чаю выдул, умяв завалявшуюся мармеладку. Жизнь удалась!
        И тут мне поперло. Дожевывая мармелад, я задумчиво глядел на бликовавшую амбразуру окна, и соображал.
        Как мы, вообще, перемещаем объект во времени? Холим и лелеем магнитное поле, наращиваем его без перепадов, полностью однородным, и пучок тахионов фокусируем с такой интенсивностью, чтобы равномерно облучать героического мыша.
        А что, если плюнуть на однородность? Просто менять плотность потока сверхсветовых частиц в лад с величиной поля!
        Я медленно отставил кружку, словно боясь потерять мысль. Но она не пропадала, по-хозяйски устраиваясь в моей голове.
        - Звыняйте, товарищ генерал-лейтенант, - пропыхтел я, быстро одеваясь, - но начхать мне на ваши грозные приказы! Истина, знаете ли, дороже!
        Коридор в такую рань был пуст и тих. Тихонечко спустившись на пару этажей ниже, я подкрался к дверям лаборатории, и наклацал код. Сим-сим открылся.
        Шагнув на галерею, я осторожно притянул дверь за собой. Запоры лязгнули, и тут же преданно воссияла зеленая лампочка - вход заблокирован. Вот, и ладушки…
        - Контрольная проверка! - мой голос заглох в обширной лаборатории, не отозвавшись даже слабеньким эхо.
        - Чек-ап!
        О, загуляло…
        Хватило десяти минут, чтобы ускоритель раскочегарился, всякий звук подавляя зычным гудом. Да, о шуме я и не подумал… Ну, ладно. Может, успею истину отыскать до наезда бдительных стражей…
        Пока камера выходила на новый режим, я сбегал и приволок обоих «путешественников во времени» - Пика с Тузиком.
        Сначала, конечно, поизгаляемся над косной материей…
        Почти упираясь лбом в толстое стекло, я глянул внутрь камеры - за открытой дверцей, на подставке в техотсеке, сложена целая поленница образцов. Сверху - бронзовый слиток. Его и уложим в круг. Хотя… Уж если мы чихали на неоднородность поля, то лучше класть в сторонке.
        - Заброс на дистанцию в две с половиной минуты! - бодро объявил я в пустоту, и посмотрел на часы. Без трех семь. Вот, ровно в семь и…
        Сердце дало сбой - тускло блеснув бронзой, за белой окружностью возник брусок. Я настолько стремительно склонился, чтобы рассмотреть клеймо, что лбом ударился о стекло. Номер, выбитый на перемещенном образце, полностью совпадал с тем, что рельефно отливал на верхнем слитке!
        Манипулятор еще не касался его, а он уже здесь!
        - Т-твою ж ма-ать… - хрипло вытолкнул я, и облизал сухие губы.
        Время! Время! Еще полминуты - и семь! Время…
        «Не будем плодить парадоксы, - барахтались мысли. - Причинность - побоку, да и черт с ней…»
        Торопливо клоня джойстики и высунув от усердия язык, я подхватил манипулятором верхний брусок.
        «В круг? Нет-нет…»
        Механическая рука сдвинула образец, прибывший из будущего, в сторонку, а на освободившееся место поместила его же, но еще не угодившего в прошлое.
        «С ума сойти…»
        Часы дотикали, и ровно десять секунд спустя брусок исчез. Я выдохнул, ладонью утирая потный лоб.
        - Пик, твой выход.
        Мышонок привстал на задние лапки, обнюхивая сетчатый «потолок» своего картонного домика. Тузик звонко гавкнул.
        - В очередь, псина, в очередь! - я нервно потер руки.
        Перемещение мыша я замыслил на семь двенадцать. Дистанция - две минуты. Хронометр бесстрастно перебирал секунды, напрягая так, будто во мне самом скручивалась тугая пружина.
        В десять минут восьмого коробочка с Пиком-2 материализовалась в центре камеры.
        Я уже не спешил, знал, что всё успею. Мельком глянув на мыша-попаданца, опустил коробушку Пика-1 посередине белой окружности.
        Семь двенадцать… Всё. Исчез.
        Попал…
        Там же, позже
        В одиннадцатом часу я уморился, и плюхнулся на диванчик в изнеможении - хоть как-то собрать в кучку крикливые, разлетающиеся мысли.
        Получилось всё. Полностью. Без единого сбоя.
        Я слушал, как оба Тузика лаяли дуэтом. Хорошо еще, что пес, двоясь, перемещался в клетке, а то подрался бы. С самим собой.
        Нет, к нарушению причинности я привык быстро. Подумаешь, причинность… Вон, всякие кварки с глюонами знать не знают, что начало предшествует концу, и ничего. Справляют свой конфайнмент, и шлют макромир ко всем чертям с матерями.
        А вот меня угнетала, придавливала, сбивая дыхание, тяжкая лавина предчувствий, гаданий, рваных мыслей. О прошлом и будущем. Отпереть заветный сундучок старушки Пандоры так легко…
        Вдруг тональность гула опала в низы, а на пульте замигали зеленые индикаторы, фиксируя заброс.
        - Эт-то еще что? - я выпрямился, тревожась и напрягаясь.
        Не те слова! Мне стало страшно. За стеклом хронокамеры качнулась тень, напомнив мне Терминатора, расправлявшего бугристое тулово. С рассыпчатым звоном повалились образцы.
        - А, ч-черт…
        Лязгнула дверца техотсека, и в лабораторию шагнул… я.
        Помню, как меня однажды, еще в отрочестве, поразило, до чего ж представления о себе не соответствует тому образу, что запечатлевает любительская кинокамера. Сейчас вышло еще хуже.
        Какой-то я… слишком длинный, что ли. Не высокий, а именно длинный, вытянутый. А эта сутулость откуда? Я же распрямляю плечи! И животик проглядывает…
        - Что уставился? - криво усмехнулся двойник. Его лицо - или мое?! - передернулось, и он рявкнул: - Вставай, давай! Расселся тут! Я выставил дистанцию на пять минут, минута прошла. Через четыре минуты сюда вломятся… Ладно, потом разберемся! Шпионы, диверсанты, инсургенты… Бронежилет где?! Надел, быстро!
        - Что ты на себя орешь? - вытолкнул я, послушно влезая в «броник». Шуточка вышла не слишком, да и губы мои прыгали. Ни возмущения, ни обиды нелепой я не испытывал, да и как обижаться на самого себя?
        «Ты же видел Тузика? - юлили мыслишки. - Ну, вот, а это то же самое. Ну, почти…»
        Мой аналог невесело засмеялся.
        - Можешь называть меня Мишей, - фыркнул он. - Михаил Второй - это как-то… Ч-черт, они уже здесь!
        Миша-2 метнулся к окну. Я, выщелкнув и загнав обратно обойму в ПСМ, глянул через его плечо. Во двор въехал «КамАЗ»; из-под брезента, прячущего коробчатые, угловатые формы, выскользнул человек в фуфайке. В руке он сжимал то ли большой черный пистолет, то ли…
        - «Узи»! - выдохнул я.
        - Вижу, - выцедил двойник и, неожиданно обозлившись, гаркнул: - Ну, и чего ты стоишь?! Бегом на четвертый, пока они не ворвались!
        Я молча и с большим удовольствием продемонстрировал ему кукиш. Михаил Второй скривился.
        - И чего ждал, спрашивается? - пробормотал он с отвращением. - Был один дурак, стало два!
        - У тебя меньше трех минут, - вежливо напомнил я, и осекся.
        Хлесткие автоматные очереди донеслись из фойе. Палили от души - огонь «калашей» я узнавал, но его перемежал незнакомый стрекот.
        Глухо ударили в дверь - мы оба перевели взгляд с часов на вход. Рвануло, вышибая замок, скручивая металл, и створка с грохотом распахнулась, ударяя в стену и напуская клубы вонючего дыма. Из гари выпрыгнули двое - типичный англосакс и метис, вполне себе белокожий, но скуластый, с раскосыми глазами.
        - Чертежи! - гаркнул англосакс, вздергивая блестящий, тупорылый револьвер. - Живо!
        Оба Миши ответили одинаково - наши пистолеты выстрелили дуплетом. Правда, лишь один из патронов истратили не зря - полукровке прободало ногу. Тот взвизгнул, паля от бедра. Его сорок пятый калибр дал промах - пуля жалобно звякнула, задевая столбик балюстрады, и миновала мою бренную тушку.
        - Сука! - потрясенно выдохнул двойник. - Пульт расхерачил!
        Парой выстрелов он развернул косоглазого, и тот скатился по пандусу. А меня будто конь лягнул в грудь.
        - Х-ха! - выдохнул я, отлетая и роняя оружие.
        «Попал, англосакс херов… - всплыло в мозгу. - Теперь синячище будет…»
        С рычанием перекатившись, я подобрал пистолет. Не мой, правда, а «кольт» метиса, да так и шмальнул, лежа на боку. Огнестрел рявкнул, дергаясь в руке. Англосакс пугливо отшатнулся - и пуля из его револьвера, предназначавшаяся Мише-2, влепилась в стену.
        Тут я во второй раз оторопел - из техотсека выскользнул Иван Третий, неуловимым движением швыряя нож. Клинок завяз в мускулистой длани англосакса, и револьвер зазвякал по полу. А «Царевич», резко присев, скосил противника мгновенным фуэте. Тот еще рушился, когда из техотсека показались Рустам с Умаром.
        И лишь теперь до меня дошло, что вижу не пришельцев из будущего - спецназ попросту воспользовался люком в детекторную.
        И тишина…
        Утих гул ускорителя. О стрельбе напоминал лишь сизый дымок, уплывавший по сквозняку. Постанывавшего англосакса увели, труп косоглазого унесли.
        Морщась, шипя сквозь зубы, я поднялся на одно колено, и выпрямился. Хороший «броник», словил пульку. А то разворотило бы грудину, никакая Сила не спасла бы. Да и какая со мной Сила… Так, силёнка…
        Крякая от боли в ребрах, я обошел главный пульт. Приблизился двойник, волоча раненую ногу - на трениках выше колена мокрело темное пятно.
        - Сквозное? - мотнул я головой на рану.
        - Да ерунда, затянется…
        Подойдя, он оперся о поврежденную консоль, хмуро тронул расколоченный экран монитора, и дернул щекой.
        - Представляю, сколько там схем намололо… - хмыкнул я невесело. - Закажу сегодня же, завтра привезут из Зелика… Из Зеленограда.
        - Я в курсе, как сокращенно называют Зеленоград, - ровным голосом выговорил двойник.
        - Прости, не подумал, - насупился я. - Да и толку…
        - Ты понял, - криво усмехнулся Миша-2. - Время упущено. Время прошло. Чертово время…
        - Спасибо, что заставил «броник» надеть, - сказал я, не зная, как себя вести.
        Второй глянул исподлобья, разумея меня, как никто.
        - Пока что я - это всё еще ты. Мы думаем почти одинаково, но постепенно расходимся. Ты боишься меня обидеть - зря. Я всё сделал правильно, только не надо искать в моем поступке кучу благородства! Ведь я спасал не одного тебя, но и себя тоже. Ну, сам подумай, много ли у меня шансов было - отбиться одному? Вот и считай… Мы бы, как в той песне, пропали поодиночке. А оно нам надо?
        - Пожалуй, нет, - усмехнулся я.
        Рустам выбрался из техотсека, бормоча: «Так точно… Так точно…» в радиофон, повернулся к нам - и попятился.
        - Жин урсин! - вырвалось у него. - Черт побери… - еще не вполне справясь с собой, Рахимов сообщил: - Там… это… Иванов подъехал! - и заспешил: - Пойду, ребятам передам.
        Проводив спецназовца глазами, мой близнец усмехнулся.
        - Знаешь, а я бы всё равно не вернулся, даже если бы пульт уцелел… А ты?
        - Еще чего! - фыркнул я заносчиво. - Кино «про шпионов» - и не досмотреть? Фиг!
        Цокот каблучков едва не оборвался падением - Лена ворвалась, хватаясь за дверь.
        - Миша! Ты… - ее взгляд дико заметался.
        - Лена, всё нормально! - повысил я голос. - Просто опыт удался.
        - Он - первый, - усмехнулся двойник, тыча в меня пальцем. - Зато я старше на пять минут - прожил их дважды!
        - О, господи… - слабея, девушка вцепилась в ограждение, и тут же вздрогнула, ширя глаза. - У тебя кровь?
        - Да царапина, - отмахнулся Миша-2.
        - Сейчас я! - подхватилась Браилова, сбегая по пандусу. - Миш, ты куда аптечку дел?
        Мы оба показали на ящики под пультом. Переглянулись - и я подмигнул двойнику.
        Там же, позже
        - Не хреново девки пляшут… - только и вымолвил Иванов, увидав в кабинете директора сразу двух Михаилов Гариных. Однако начальственные инстинкты взяли верх. - Не знаю уж, кого из вас винить первым, а кого - вторым, но! - он шлепнул ладонью по столу, раздельно выговаривая: - Почему. Вы. Нарушили. Мой. Приказ?! Почему спустились в лабораторию? Я вас спрашиваю!
        Тот из Гариных, что стоял без рубашки, с бинтами, накрученными на грудь, дерзко парировал:
        - А сами-то, Борис Семеныч?
        Гарин в олимпийке, но без штанов, и с обвязанной ногой, иезуитски усмехнулся, подсмыкивая трусы:
        - Генеральское ли это дело - под пулями скакать?
        - Мальчишки! - с отвращением обронил генерал-лейтенант, и без сил опустился на стул.
        - Э-э, товарищи Гарины… - подал голос Иваненко, сплетая и расплетая худые нервные пальцы. - Ваш вклад в науку бесценен… Но на вас же никаких нервов не хватит! Да сядьте вы, наконец!
        Михаил с ушибленной грудью опасливо примостился на краешке стула. Его копия с огнестрельной раной устроился рядом.
        - Как двоятся будто! - вздохнул Иванов понуро. - О, сколько ж нам открытий чудных… - усмехнувшись, он остро глянул на «Миху Подстреленного». - А уж сколько проблем повылазит… Для вас всё только начинается.
        - Ну, все планируют новую жизнь с понедельника, - усмехнулся тот, кривя губы, - а я с четверга. Уже как бы бонус!
        Рванув на себя дверь, просунулся Умар.
        - Товарищ генерал-лейтенант! - зачастил он, косясь на двойников. - Летит!
        - «Ми-8»? - подхватился Борис Семенович.
        - Не! «Ка-26»!
        Иванов грузной трусцой подался на выход, цыкнув на Михаилов:
        - Сидеть!
        На крышу вела узкая лестница, однако выглядывать наружу генерал-лейтенант не стал. Еще пилота спугнет.
        - Снег весь убрали? - спросил он, лишь бы спросить.
        - Так точно, - подтянулся Иван Первый. - Чисто.
        - Кто наверху?
        - Индеец с кубинцем. На них цэрэушные термокостюмы… Они как вещественные пароли.
        - Ну, правильно… - вздохнул Иванов, прислушиваясь.
        Рокот винтов навалился, заглушая все звуки; вихрящийся воздух ворвался и на лестницу, кружа прихваченные снежинки.
        - Сел, товарищ генерал-лейтенант!
        - Народу много?
        - Не, один пилот! Э-э… Одна. Там женщина!
        - Женщина? - задрал брови генлейт. - Летчица-вертолетчица?
        - Так точно! Вышла, сюда идет! Спокойная такая…
        Борис Семенович не выдержал, и поднялся на крышу, отмахиваясь от бдящих «Царевичей».
        Лопасти бело-синего «Камова», рассчитанного как раз на шестерых пассажиров, еще вращались, но уже обвисали в рокочущем движении. Ревущий свист разогнанной турбины слабел.
        Клонясь под разлетом винта, пилотесса в комбинезоне приблизилась, и обеими руками стащила шлем. Закрученный ветер тут же разметал пышную гриву волос, хлеща прядями по мягкому и спокойному лицу.
        Небрежно похлопав по плечу Чака с Мануэлем, летунья ослепительно улыбнулась, завидев Иванова.
        - Здравствуйте, Борис Семенович! - радостно воскликнула она. - Не узнали?
        - Елена? - ошалел генерал-лейтенант. - Елена Ливен?
        - Узнали… - заворковала Елена, довольно щурясь. - Как же я рада вас видеть, Борис Семенович! - с чувством вымолвила она. - Вы себе даже не представляете! О-о-о… Мне надо вам столько всего порассказать… Ох уж эти четыре года! Я проклинала каждый месяц, каждую неделю, пока не надумала проживать их с пользой - потихоньку приближаться к России, помаленьку возвращаться на Родину, и чтобы в жизни был смысл, чтобы всё было не зря… Я люблю вас.
        Глава 15
        Воскресенье, 20 января. День
        Москва, площадь Дзержинского
        Во внутренней тюрьме КГБ было тепло и сухо. И, вопреки россказням, ничего не давило на сознание - мрачные мысли гасли сами по себе, стоило провести взглядом по матовой светлоте стен. Правда, сдержанный гуманизм чекистов не включал в себя нормальные окна - тусклый свет дня цедился из-за щита, прикрывшего полуподвальный прозор. А для пущей яркости горела неонка под потолком. Причем, гасла она не по велению бдительного стража, а по хотению узника - вон выключатель у двери.
        Не камера, а номер в плохоньком отеле. Без звезд.
        Елена старательно расчесала длинные волосы, слегка улыбаясь своим мыслям. Бедный Иванов, ну и подозреваемая ему досталась! И теряется генерал, и смущается, как мальчик…
        Виновата она, что ли? Просто у нее стиль такой. Ну, неинтересно женщине играть в дурацкие мужские игры! Убегать, догонять, прятаться, стрелять по всему, что шевелится, а на допросах тупо молчать. Даже если третьей степени.
        Профессионально - и скучно. А вдохновение? Азарт? Наитие с интуицией? Так уж выходило, что она всегда доверяла не интеллекту, а инсайту. Внутреннему озарению.
        Недаром же природа-живодерка долгие-предолгие эоны мучала миллиарды бестий, внедряя в подкорку нужные кнопочки.
        А потом - раз! - и волк выходит к охотникам, пошире распахнув пасть - у бедняги кость в глотке застряла. Как не помочь серому? И убивать зверя, который тебе доверился, подло…
        А потом - два! - и «агентесса ноль-ноль пять» является к главному зверолову. Тоже ведь, инсайт…
        Елена тщательно собрала волосы в пышный хвост, и стянула резинкой. С Ивановым лучше обходиться без Евиных ухищрений. Пленять надо уметь. А помады, тени для век и крема - для отстающих...
        Замок в двери клацнул, проворачиваясь, и в камеру вошел генерал-лейтенант собственной персоной.
        - Борис Иванович, здрасте! - молодая женщина тут же расцвела улыбкой.
        - Добрый день, Елена Владимировна, - сухо ответил Иванов, присаживаясь к наглухо принайтованному столу. - Продолжим наш разговор. Мы проверили ваши документы и… Что же это получается? Вы действительно приняли гражданство ГДР?
        - Да, - с удовольствием подтвердила узница, гибко присаживаясь на койку. - И синенький гэдээровкий паспорт мне очень нравится! Главное, что фамилия полностью - Хелена фон Ливен. Звучит! В принципе, меня тянуло сюда, в Россию, но вы же такие недоверчивые, такие подозрительные! Простой американке очень сложно получить советский паспорт…
        - Простой? - усмехнулся генлейт, бросая острый взгляд. - Простой сотруднице ЦРУ?
        - Я больше не служу в Лэнгли, - с достоинством ответила Елена. - Знаю, что вы скажете - дескать, бывших разведчиков не бывает, систему покинуть нелегко, практически невозможно. Верно, но выход есть - надо найти покровителя от другой системы. Я нашла такого. Нет-нет, это не Штази, хотя тамошние «шпицели» по-всякому меня обхаживали. М-м… Я скажу, кого имею в виду, но чуть позже. Хорошо?
        - Хорошо, - буркнул Иванов, чувствуя, как умягчается жесткая воля, и перебрал «корочки». - А свидетельство пилота у вас откуда?
        - О, это раньше еще! На «Ка-26» я летала в ФРГ, на базе «Рамштайн», а в ГДР сдала экзамены в летной школе, в Карл-Маркс-Штадте. Ну и, спасибо СЭВ! - развела руки агентесса. - Устроилась здесь, у вас, работаю в Московской вертолетной станции - это на Ленинградском проспекте, где аэровокзал. Вожу пассажиров на «воздушном такси»! Чаще всего, в Шереметьево или Внуково - так быстрее, всего пятнадцать минут полета. И раза в четыре дешевле, чем на такси! Билет рубль пятьдесят стоит.
        - И Мензис Клегг оформил коллективную заявку… - генерал-лейтенант поправил очки.
        - Совершенно верно! Только не Клегг, а Чанг - по паспорту Азамата… М-м… Не помню, какая-то казахская фамилия. Или киргизская. Оплатил, получил квитанцию… - Елена задумалась. - Да, я еще тогда поняла, что тут что-то нечисто. И упросила диспетчера передать заявку мне. С виду всё нормально - шестеро приятелей-бурильщиков вернулись из экспедиции, решили отдохнуть на природе. Ну, и шикануть, по обычаю. Хотя, думаю, для геологов вертолет как раз привычен. Но Джерри Чанга я узнала сразу. Обычный бандос из Гонконга, возил наркоту на своей джонке с мощной подвесной «Ямахой». Даже, говорят, припахивал на мадам Вонг! Цэрэушники прижали его в Сайгоне. Вербанули, а Чанг и не против…
        - Вы узнали Чанга, и…?
        - И ничего, - немного театрально понурилась Фон Ливен. - Да и что мне было делать? Может, Джерри тоже перековался! Мало ли… Меня даже не смутил адрес, куда надо было подать вертолет! Ну, думаю, раз бухгалтерия на станции приняла заказ, значит, всё, как положено. И уже на подлете, когда разглядела сверху колючую проволоку, поняла, куда иду на посадку. А что мне было делать? Обратно улетать?
        Иванов усмехнулся. Хотел выразить иронию, но губы смялись в нечто вялое.
        - Короче говоря, - забурчал он, недовольный собою, - вы чисты и непорочны…
        - Ага! - сверкнула зубками Елена.
        - …И мне остается лишь извиниться перед вами за недоразумение.
        - А тут совершенно не за что извиняться! - живо воспротивилась женщина. - Я провела замечательный уикенд! Наедине с вами… Беседуя на вечные темы добра и зла…
        - Хватит с меня этих амурных бредней! - малость осерчал генерал-лейтенант.
        - Ничего не хватит! - воскликнула Елена. - Вы мне действительно нравитесь, Борис! Что вы на меня смотрите, как Ленин на мировую буржуазию? Или в вас по инструкции запрещено влюбляться?
        Иванов побурел.
        - Елена… - выдавил он, капитулируя. - Я на тридцать лет старше вас, и…
        - И что? - победительно улыбнулась Фон Ливен. - Борис, я давно уже не молоденькая дурочка с ветром в голове. Мне и рожать-то поздно. Да и ладно, обойдусь без сомнительного счастья таскаться с брюхом наперевес! Но лишать меня простого женского счастья не вправе никто, даже КГБ!
        Смешавшись, Борис Семенович подумал с тоской, что, кажется, угодил в «медовую ловушку». Лихорадочно ища выход, он с радостью вцепился за оброненное слово.
        - Вы мне что-то хотели рассказать о… другой системе, - ворчливо напомнил он, отводя глаза, а то бесстыжий взгляд раз за разом касался высокой груди Елены.
        - А, ну да. Только… Это не для записи - и строго между нами.
        - Тут нет прослушки, - буркнул Иванов.
        Женщина кивнула, принимая его слова на веру.
        - Просто, понимаете, как только они узнают, что я выдала тайну, меня обязательно убьют, - глаза напротив смотрели очень серьезно.
        - Кто - они?
        - Борис, вы знаете, кто такой «координатор»?
        - Все же не «координаторы»? - пробормотал генлейт, ловя момент напряга.
        - Нет, - мотнула хвостом Елена. - Он один. И как король восседает над вассалами - всеми этими Рокфеллерами, Ротшильдами и прочими Скруджами Макдаками. Впрочем, как именно эта система работает, точно неизвестно, но она всех устраивает. Король отдает ЦэУ, герцоги с маркизами лопаются от жира, а мелкие буржуа, вроде президентов, четко исполняют приказы, спущенные сверху. Ну, на то она и исполнительная власть… - женщина помолчала. - Координатор немногим старше вас, его зовут Сэдрик Уиллет. Он проживает в поместье Эшхаус, в Западном Сассексе. От его усадьбы километров девяносто до Лондона, и километров сорок до Брайтона. Только учтите: туда хоть полк ликвидаторов высади, толку не будет - в Эшхаусе настоящий укрепрайон, за ним круглые сутки наблюдают с трех спутников. Чаще всего Уиллет находится в Зеленой гостиной - это крайняя комната восточного крыла. Там у него кабинет, оттуда «координатор» вершит свою власть - шлет приказы или посланников…
        Коротко вздохнув, фон Ливен смолкла, перебирая в мыслях деяния Уиллета. Это он поднес спичку, чтобы заполыхала война во Вьетнаме. Лишь затем, чтобы досадить конкуренту на Востоке, оспаривавшему титул Властелина Мира. Французы не справились, нашлем янки. Но и те потерпели фиаско, ибо в борьбу вступил Советский Союз, непонятный и непобедимый монстр, владыка Севера.
        Кеннеди пошел на сотрудничество с СССР и замыслил недоброе против «священной коровы» - Федеральной резервной системы? Из Эшхауса шлют указ: убить. «Будет исполнено!» - вытянулись во фрунт слуги в черном.
        Пристрелили непослушного президента, за год ликвидировали более полусотни свидетелей, включая сенатора Роберта Кеннеди, а беззубо лепечущей комиссии Уоррена поручили вдалбливать в людские головы тщательно продуманную легенду.
        Ликвидации Альенде, Лумумбы, Джумблата, Асанумы тянули за собой темные шлейфы, черные полосы в судьбах народов, но Уиллета куда сильнее волновали перетоки триллионов долларов, франков, фунтов, марок, их слияния - и впадения в сейфы банков на Манхэттене, да в Сити.
        Не жалко, в общем.
        Если русские приговорят владыку Запада к смертной казни, это станет актом воздаяния. И освобождения - для нее лично…
        - Вы свободны, Елена Владимировна, - проворчал Иванов.
        - У-у… - надула губки Фон Ливен. - А что так официально? Борис… - она игриво заулыбалась. - А назначьте мне свидание!
        Вечер того же дня
        Московская область, Малаховка
        Больше года я не заезжал на дачу. И не из-за тягостных воспоминаний, просто некогда было. Весь в трудах, аки пчела.
        А Миша-2 «отпросился» туда на выходные. Да и не он один покинул НИИ Времени. Объект «В» опустел - все, считай, ринулись домой. Сняли осаду, прорвали блокаду…
        Агенты мирового империализма сидели по одиночкам и давали показания, а закулисные прохиндеи морщили лбы в потугах черных мыслей - как бы еще напакостить первому в мире государству рабочих и крестьян…
        К знакомому дому я подъехал на «Волге» Котова - «Ижа» я сдал напрокат своему двойнику.
        Вот, тоже беда - как обращаться? Двойник, Миша-2… Словесные выверты лишь раздражали. Ведь он - это я! Мне что, самого себя нумеровать? Мы ведь не близнецы даже, а один и тот же человек - в двух особях. Одинокие люди частенько разговаривают с собой, но это скорее игра воображения. А вот у нас с ним всё всерьез.
        Я невесело хмыкнул, глуша мотор и вылезая из теплой машины. С ним, главное… Ишь, извернулся…
        А вечер просто замечательный. Тихий такой, прозрачная синь застыла морозными сумерками. Скоро месяц выберется из-за черного леса, высеребрит всё, четких, резких теней нарежет.
        В такой-то час краше всего камин растопить, да устроиться поближе к огню. Сначала глинтвейну горяченького хлебнуть… Нет, не хочу спиртного, не люблю, когда муть в голове. Ладно, тогда кружка какао в руки - и пальцы согреешь, и захолонувшее нутро.
        А ужин, банька - это потом, оттаешь когда…
        По расчищенной дорожке я прошел к дому, и основательно потопал в сенях, предупреждая о себе. Дверь тут же отворилась, и мой… как бы мой голос снисходительно обронил:
        - Да заходи уж…
        - Гарины всегда славились гостеприимством! - зафыркал я, переступая порог.
        - Не разувайся, пол холодный. Пока протопится…
        Согласно кивнув, я плюхнулся в мякоть дивана, а я-он устроился напротив, в развалистом кресле, внимательно и чуть печально глядя на меня, иногда подпуская к губам скользящую улыбку.
        - Всё время не договариваю… - медленно вытолкнул я. - В тот день… В тот чертов день мне нужно было шагнуть в хронокамеру - и вернуться в прошлое. Но… Даже если бы пульт остался целым, я бы не сделал тех шагов. Я бы остался.
        - Так ты и остался, - улыбнулся дубль. - Миш, не майся дурью. Ладно? Если бы ты воротился назад, то замкнул бы временную петлю. А ты остался - и она разомкнута. Пойми, я же не опыт ставил, а просто спасался! Видал, какие выбоины на стекле остались? Одному против пары крутых профи мне не выстоять и пары секунд, а вдвоем мы продержались целых три минуты!
        - Разве? - нахмурился я.
        - Да точно! Еще третья минута не прошла, когда выдвинулся Иван-Третий. Понимаешь? Заброс моей тушки изменил ситуацию! И зачем тебе тогда уходить на пять минут назад? Чтобы опять все испортить? Ну, ты сам подумай!
        - Да я понимаю… - закряхтел я. - Просто…
        - Ми-иша-а… - с ласковой издевкой протянул альтер-эго. - Вечно ты барахтаешься, как муха в паутине, путаясь в виноватостях! Еще раз тебе говорю - я знал, что нас станет двое, что возникнет масса проблем, но заскочил-таки в камеру! Сам удивляюсь, как я так быстро сумел запустить ее с упреждением! Хм… Нужда заставит!
        - А как ты там раскорячился? - ухмыльнулся я, чувствуя, что дышать легче стало. - Как Терминатор?
        - А там иначе не примоститься, - отзеркалил дубль мою ухмылку. - Только на корточках, и мордой в колени… И… Знаешь, отчего страшно было?
        - Ты боялся, что корректировка реальности нарушит какой-нибудь, там, гомеостазис мироздания, и наша история поплывет по новому временному потоку.
        - Именно! Но, видимо, мироздание не сочло… Ой, да хватит уже за прошлое! - Михайло Вторый энергично шлепнул себя по коленкам. - Пора насчет будущего покумекать. В общем, слушай… - помолчав, сделав над собой усилие, он продолжил: - Ленка зовет к себе, и… Ты вчера где был?
        - Дома, - вздохнул я.
        - Интеллигент ты вшивый! - скривились губы дубля. - Опять в паутину вляпался? Ты там один был, и маялся дурью, а я остался в лаборатории, и мы с Ленкой вдоволь напроказничали. С утра и до утра! Она сказала, что еще никому не делала минет, только мне одному… Ну, ладно, ладно! Без подробностей! - он потер щетину на подбородке, перехватил мой взгляд, и буркнул: - Бороду отращиваю, чтобы никто не догадался. В общем… Ни имя, ни отчество я менять не стану, а вот фамилию возьму Ленкину.
        - Михаил Петрович Браилов… - медленно выговорил я. - Ничего так.
        - Да… - рассеянно кивнул двойник. - Иванов с Иваненко выдадут новые документы. Торжественно обещали успеть до февраля. И с паспортом, и с дипломом… Ну, со всем пакетом, короче. А потом мы сядем с Ленкой на поезд, и укатим в Новосибирск. Займемся хронофизикой наперегонки! - внезапно он поскучнел. - Забыл спросить… А когда вернется Рита?
        - Дня через три… Скорее всего, на тех выходных.
        Миша-2 помолчал.
        - Я бы хотел с ней попрощаться, - сказал он деревянным голосом.
        - Да без проблем, - бодро ответствовал я, чуя, как мутит душу неприятный осадочек. - А… с мамой?
        - Нет, - глухо обронил Миша Браилов. - Избавим ее от таких сюрпризов. И ее, и Настю. Я только фотки возьму… Можно?
        - Да о чем ты спрашиваешь? - вспылил я. - И кого? Себя?
        - Ну, да… - смутился дубль. - Сам в паутину вляпался…
        - И вот что, - мне удалось начать, заранее выбрав жесткий тон. - Я поговорю с Иваненко, как лучше это сделать, и переведу вам обоим деньги на книжку.
        - Да не надо… - промямлил Браилов.
        - Паутину стряхни! Тебе не надо, так о Ленке подумай. Где вы жить собираетесь?
        - В Академгородке…
        - В общаге? Как приедешь, купишь квартиру кооперативную, там должны быть. Ну, или хотя бы вступишь в кооператив! Тебе и так могут дать жилье, но, ты же сам понимаешь - кого-то тут же подвинут в очереди. А оно тебе надо? Шепотки за спиной, косые взгляды… Квартирный вопрос не одних москвичей испортил.
        - Ладно, ладно, - забурчал мой визави, - убедил…
        - И платье Лене купишь! Свадебное! Надеюсь, ты… Ты хоть немного любишь ее?
        Дубль усмехнулся, кривовато уводя губы в уголок рта.
        - А чего ты спрашиваешь? Ответ тебе известен. Спроси себя: люблю ли я Лену? Мне одно известно: она - любит. Очень! Без памяти! За двоих! А дальше видно будет… Вечно ты мне настроение портишь! - брюзгливо вымолвил он. - Любит - не любит… А Риту ты любишь? Немного или чуть-чуть? Или наполовину? И никогда-никогда Инну не вспоминаешь? О, узнаю, узнаю… - в его голос прорвалось нервное хихиканье. - Эти злые огонечки в глазах…
        - Да иди ты! - раздраженно отмахнулся я.
        - Молчу, молчу! - сникла моя копия. - Слушай, а давай выпьем?
        - Я, вообще-то, за рулем, - ответ мой прозвучал чуточку враждебно.
        - Ну, и фиг с тем рулем… - дубль безошибочно открыл дверцу в буфете, вытаскивая полбутылки виски. - Пока до Москвы доберешься, весь хмель выветрится. Целитель ты или где?
        - А-а! - махнул я рукой. - Наливай!
        Две рюмки сверкнули гранеными боками, и коротко звякнули, улавливая белые искры луны.
        - Ну, за нас!
        Среда, 23 января. Вечер
        Багдад, Аль-Кашир аль-Джумхурий
        На третий день после родов Грига отвез ее и сына на новую квартиру - в северном крыле Республиканского дворца. Она с робостью бродила по драгоценным мраморам, взглядывая на каменные кружева и позолоту недосягаемых сводов, а папаша счастливо смеялся: «Улучшим жилищные условия!»
        …Марина улыбнулась Искандеру, тянувшему к ней ручки, и подхватила малыша. Почему-то ей раньше казалось, что мамочка из нее - никакая. Однако месяцы беременности минули не зря - любовь и привязанность к маленькому пищащему комочку перевесили всякий долг.
        Тревоги о сыне застили все иные беспокойства, а тот факт, что «Александр Мелкий» - Григорьевич, незаметно примирило ее с Ершовым.
        Замуж она вышла не по любви, просто позволяла любить себя. А вот ребенок… М-м… Милый пухлячок не то, чтобы связал их, но уравнял, укрощая в ней остаточное сопротивление. Ведь всё, чего добивался Ершов, делалось для неё и ради неё.
        Она живет в настоящих палатах, ни в чем не зная отказа. Разве это не достойно хотя бы благодарности?
        «Стерпится - слюбится», - улыбнулась Марина, подходя к окну, вписанному в замысловатую раму. За стеклом веял брызгами фонтан - Искандер загукал, тараща глазенки на пушащуюся воду.
        - Фонта-анчик… - заворковала женщина.
        Ершов не покупал ей пылесос или новую сковородку - он знакомил жену с горничной Ферузой, юркой хохотушкой, или с поваром Юсуфом, румяным усачом. А лучшей нянькой для «Искандерёнка» стал старшина Юдин, неуклюжий, как медведь.
        Марина с большим сомнением доверила «усатому няню» свое сокровище, но убедилась вскоре, что ругать старшину придется вовсе не за строгость, а за излишнее потакание детским капризам. Юдин носился с мелким, кудахча наседкой - и кашкой кормил, и ползать учил, и памперсы менял, предпочитая импортные - советские.
        «Наши мягчее!» - уверял он, а спорить с ним - занятие бесполезное.
        - Вон вы где! - воскликнул Григорий, топча бесценный ковер, и засюсюкал, протягивая руки: - Иди к па-апоцьке!
        Искандер радостно залепетал, вырываясь у «мамоцьки».
        - Да иди, иди уж… - проворчала она, довольная.
        Отец с сыном потерлись носами - обоим очень нравилось такое приветствие.
        - Что за дом… - покачала головой Марина. - Обычно детей женщины балуют, а у нас - мужики! Что Гриша, что Гера…
        - Да я и сам уже ревную! - рассмеялся Ершов. - Что Сашок в первый раз скажет? «Папа» или «дядя»?
        - Ну, зато с «дядей Герой» спокойно, - улыбнулась Марина. - Он на днях Ферузу бедную чуть не прибил: она, видите-ли, соску в обычной воде обмыла, а надо - в кипятке!
        - Правильно, правильно! Нечего тут антисанитарию разводить. Да, Искандер ибн Джирджир? - покрутив над собою хохочущего сына, Григорий передал наследника тревожно мнущемуся Юдину. - Держи! - и заговорил тоном посерьезнее. - Мариночка, у Аль-Бакра намечается визит в Иран, и он берет нас с собой. Ну, ты же знаешь, презик обожает переодевать арабов в европейские костюмы! Вот и обычаи белых сахибов копирует… Наводит западный лоск поверх восточного коварства!
        На щеках у Марины запали симпатичные ямочки.
        - Ну, наш Петр тоже этим увлекался, - подчиняясь порыву, она обняла мужа - и закрыла глаза, чувствуя, как пальцы Григи гладят и перепускают ее волосы. - Я тобой горжусь, товарищ директор 5-го управления Спецбюро «Мухабарат»… - мужнины руки замерли - и бережно притиснули жену. - Аль-Бакр доверил бы тебе всё бюро разом, просто не хочет слышать пересудов о фаворитах, о выскочках…
        - Ну, я же должен соответствовать своей Мармарин… - шепнул, задыхаясь, мужчина.
        - Твоей, - улыбнулась женщина, - твоей…
        Глава 16
        Пятница, 25 января. Вечер
        Тегеран, район Шемиран
        Огромный бестолковый город и не думал замирать - по его широким проспектам, щедро политым электрическим сияньем, шуровали потоки машин. Слепящие фары запруживали улицы, обращая их в реки света, бурлящие в темных ущельях застройки. Да и утесы домов все чаще сквозили желтыми окнами, еще пуще сгущая черную просинь неба.
        Звезд здесь не разглядишь - смрадное дыхание восточного мегаполиса затягивало выси белесой дымкой. Даже холодный дождь не осаживал марево, а печной чад тянул вверх в любую погоду. И лишь сильный ветер с гор Дарбанда стягивал с иранской столицы зыбкое покрывало, донося свежий запах снегов.
        Марина, кутаясь в меховую накидку, вышла на галерею, что охватывала внутренний двор шахского дворца. Сглупил «царь царей», потерял и трон, и страну. Так ему и надо…
        А нынешний правитель гордится сразу деянием и недеянием - Масуд позволил шаханшаху сесть за штурвал бело-голубого «Боинга», и улететь со всей семьей, а вот транспортный самолет, битком набитый украденными сокровищами, остался у имперского павильона аэропорта Мехрабад… Достояние Социалистической Исламской Республики Иран.
        Клацнула узорчатая дверь, выпуская Масуда Раджави, признанного толпами персов «рахбаром», то есть вождём.
        - О, Мармарин-ханум, - по-азиатски учтивый поклон рахбара контрастировал со смокингом. - Дышите?
        - С самого рождения, - улыбнулась «ханум». - А вы молодец, Масуд. Признаться, год назад я сомневалась, позволят ли вам удержаться.
        - Да… - хмыкнул Раджави. - Трудный выдался год. Но выкрутился как-то! Хотя… Если честно, моей заслуги в том мало. Скольких врагов народа выкосили иудеи и русские! А иракцы стерли с карты вероятного противника - саудитов.
        Марина покачала головой.
        - Главное зло всегда внутри.
        - Вы правы, Мармарин-ханум, - серьезно кивнул рахбар.
        - Давайте уж без «ханум», - улыбнулась женщина, - тем более, что и я веду себя вольно до неприличия.
        - О, нет-нет, Мармарин! - воспротивился Масуд. - Моя партия хоть и проповедует «исламский социализм», но не настолько, чтобы снова прятать женщин в паранджу! Исламский… Да, исламский… - он нахмурился. - У нас в стране давно сложились целые духовные династии, ставшие, по сути, богатыми помещиками и буржуа. Вот кто наши главные недруги! Кормятся они с вакуфов - всякой недвижимости, завещанной общине на благотворительность. Нет, какие-то подачки достаются и бедным - медные гроши, а вот злато-серебро кладут в карман аятоллы, да ходжат-оль-исламы.
        - О, я видела ваших пропагандистов! - оживилась женщина. - Митинги у мечетей! - она с улыбкой продекламировала: - «Дети болеют и голодают, а жирные имамы наживаются на том, что принадлежит всем правоверным!»
        - Да-а… - сощурился Раджави. - Но в одном вы не правы - это вовсе не мои пропагандисты. Бодаться с духовенством государству нельзя ни в коем случае! Среди выпускников медресе полно выходцев из небогатых семей, которым мусульманская аристократия наглухо закрыла доступ к вакуфам. Вот эту озлобленную и голодную молодежь мы и натравили исподтишка на богатеев в тюрбанах! А молодые и рьяные уже сами набрали по деревням религиозных отморозков. Впрочем, разоренных крестьян в городах еще больше…
        - И они, как хунвэйбины, устраивают погромы клириков… - раздумчиво проговорила Марина. - Масуд, а вы не боитесь, что эти погромщики просто сменят прежних аристократов, и сами пойдут по неправедному пути, стяжая доходы вакуфов?
        - Не боюсь, - широко улыбнулся рахбар, - а жду-не дождусь! Конечно, они будут воровать! Вот тогда-то и придет моя очередь сказать: «Доколе?!» - и предложить поставить вакуфы под контроль «советов трудящихся мусульман», чтобы они тратили доходы на школы, детские сады, больницы!
        - Умно, - заценила Мармарин-ханум. - Даже, я бы сказала, мудро. Нет, правда, Масуд, мне нравится, что вы не из тех торопыг, что спешат облагодетельствовать всех и сразу, а добиваются лишь крушения государства… - она лукаво улыбнулась. - Лучше бы вернуться, пока нас не застукали!
        Раджави смутился, как мальчик, и с поклоном проводил женщину в корси хане, комнату приемов.

* * *
        Ночь принесла желанную тишину и покой. Круглая луна сияла с небес, набрасывая на город серебристый мираж, придавая стараниям зодчих сновидные черты.
        Марина прилегла на тахту, отдаваясь дреме.
        Аль-Бакр укатил в посольство, а вся делегация заночевала тут, во дворце Ниаваран. Масуд за стенкой справа, Грига - слева, но оба, скорее всего, не спят.
        Женщина вздохнула, печалясь, что ее покои не выходят в сад. Там такая красота… Никакого французского пострига, деревья растут, как хотят. Ели и горные сосны зелены, лапчатые листья с кленов и чинар обсыпались, совершенно как в московских парках, устилая бурую траву шуршащим покровом…
        Спокойное, размеренное дыхание неожиданно пресеклось - за ниспадавшим занавесом обрисовалась смутная фигура. Охранник? Да кто бы пропустил охранника на галерею для почетных гостей? И с какой стати стражу красться, пригибаясь? Чтобы пугать зловещим силуэтом?
        Бесшумно встав, Марина живо накинула теплый халат, и сунула босые ноги в войлочные шлепанцы-кавуши. Неслышно открыв сумочку, вытащила увесистую «Беретту», и оттянула затвор.
        Дверь отворилась без звука, и Ершова ступила на мраморный пол. Черная фигура пришельца маячила впереди, у окна хозяйской комнаты, из которой пробивался нежно-оранжевый свет, окрашенный индийскими шторами.
        Марина разглядела бороду и тюрбан. Блеснул глаз. Сверкнул оскал. Куцый винтовочный обрез пустил мутный блик.
        - Бросить оружие! - вытолкнула женщина на фарси.
        Черный подскочил, распахивая халат. Угрожающе качнувшись к Ершовой, он разглядел женщину, и отшагнул, суетливо поворачиваясь к окну покоев Раджави.
        - Аллах акбар! - рассеялась в воздухе торопливая хвала, и клацнул затвор.
        Пистолетный выстрел грянул сильнее грома, мгновенной вспышкой озаряя искаженное лицо убийцы-асассина. Страшно заклекотав, киллер рухнул на колени и повалился на холодные каменные плиты.
        Дворец ожил мгновенно. Где-то далеко часто затопали сапоги и ботинки стражи, послышались выкрики-команды. Словно от порыва ветра, распахнулась дверь в комнату рахбара. Раджави ступил в галерею, и отшатнулся, углядев труп.
        - Он целился в вас, Масуд, - ровным голосом сообщила Марина, опуская пистолет.
        - Марин!
        Безумный взгляд Ершова чуть не рассмешил «Роситу».
        - Всё в порядке, Джирджир, - слабым голосом отозвался Раджави. - Ваша супруга прекрасна, как пери, и беспощадна, как Азраил…
        - Ну-ка… - Грига быстро отобрал у жены пистолет, и громко воскликнул, оборачиваясь к подбегавшему начальнику охраны. - Всё в порядке! Это покушение, но рахбар жив и не ранен!
        - О, Аллах! - запричитал толстый начохр, встряхивая брылями. - Никто не мог проникнуть во дворец!
        Масуд брезгливо, толкая мертвое тело ногой, перевернул его на спину.
        - Да это Аспар! - охнул толстяк, едва уместившийся в полевой камуфляж. - Ах, шакалье охвостье!..
        Ершов притиснул Марину, и сбивчиво прошептал ей на ухо:
        - Больше я тебя не брошу! Пошли ко мне!
        - Пошли, - мурлыкнула женщина, любуясь карим огнем в мужских глазах.
        Суббота, 26 января. Ночь
        Москва, проспект Вернадского
        Занятия кун-фу поневоле подтягивают тело до сносных кондиций, да и километры, что она, хотя бы через день, одолевала бегом, тоже работали на стройность.
        Длинные ноги и узкая талия, плоский живот и тугая грудь - не всякая женщина, дожив до тридцати с лишним лет, могла похвастаться подобной, откровенно девичьей фигурой.
        А Бориса она восхитила - губы Елены дрогнули, намечая смутную улыбку. Она лежала рядом с замначальника ПГУ, уложив голову на его сильное плечо.
        Признаться, она ожидала худшего, но никакой рыхлости или непременного брюшка - всё у Иванова было ладным, плотным, налитым здоровьем и скрытой мощью.
        Порой Елена у самой себя выспрашивала, не придумана ли ее любовь? Нет, увлечение наличествовало - ее неудержимо тянул к себе этот очень спокойный и выдержанный, умный и опасный человек. Впрочем, иногда выдержка ему изменяла…
        Когда Борис чувствовал, что подпадает под ее обаяние, он начинал смешно злиться. Совсем как тот мальчишка, всерьез полагавший, что нипочем не влюбится в этих противных девчонок…
        Фон Ливен дремотно потянулась. Одеяло она сбросила, но тепло от батарей под окном наплывало невесомым облаком уюта.
        - Чего не спишь? - невнятно пробормотал Иванов.
        - Да так… - Елена подвинулась к мужчине поближе. - Дремлю… Тебе было хорошо со мной?
        - Очень. В мои-то годы… Красавица и чудовище!
        - Ой, скажешь тоже… Между прочим, бальзаковский возраст как раз мой и есть. А ты у меня красивый, в меру упитанный мужчина в самом расцвете сил!
        - Ага! - фыркнул генерал-лейтенант. - Только без пропеллера в… э-э… на спине.
        Похихикав, поерзав, фон Ливен устроила голову на широкой волосатой груди.
        - Наверное, мы оба думаем про одно и то же… - вымолвила она.
        - Почему мы вместе? И на что это похоже?
        - Угу… Коварная миледи соблазнила д`Артаньяна…
        - Ну, здрасте! - воспротивился Иванов с притворным негодованием. - Равнять меня с рядовым мушкетером! Хотя бы с графом де Тревилем - еще куда ни шло…
        - Ладно, ваше сиятельство, согласная я… - помолчав, Елена сказала серьезным тоном: - Боря, вот честное слово, мне от тебя ничего не нужно. Можешь не выдавать свои тайны. Я не буду уныло и нудно требовать план аэродрома, как шпион Гадюкин - помнишь такого? Мне нужен ты сам, о натюрель, хотя бы изредка - раза два в недельку… И всё!
        Генлейт засопел, а его рука бережно легла на грудь женщины, оглаживая, и теребя набухавший сосок.
        - Давай еще? - томно вытолкнула фон Ливен.
        - Давай!
        Воскресенье, 27 января. День
        Московская область, Малаховка
        - Опять ты без «броника»! - забрюзжал я, углядев распаренного дубля, скармливавшего дрова прожорливой печи.
        - Вот, и я ему твержу постоянно! - подхватила Ленка. - А он не слушается!
        Голоногая Браилова в одном халатике оживленно суетилась на кухне, поминутно улыбаясь: счастье, стой!
        - А сам-то! - буркнул Браилов с долей смущения в голосе.
        Я молча расстегнул куртку, демонстрируя бронежилет.
        - Еще не вся пыль осела, - сказал спокойно. - Коли не вышло спереть чертежи, будут пытаться угробить и хронокамеру, и Миху Гарина.
        - «Так не достанься же ты никому!» - криво усмехнулся двойник, и деланно рассердился: - Что ж мне теперь, и спать в «бронике»?!
        - Ну, он же до пояса, - с серьезным видом сказала Лена.
        - И что?
        - Мешать не будет! - девичьи губы изогнулись в хулиганской улыбке.
        Прыснув, я заговорил с постным выражением лица:
        - Вот, приедешь в Академгородок, справишь новоселье… где-нибудь на тринадцатом этаже, тогда ладно. Пришел домой - снял доспех. Ну, если, конечно, напротив высотки нет, и снайперу засесть негде…
        - Всё, всё! Обещаю и торжественно клянусь! - голос Браилова утих до того, что я еле разобрал сентенцию в духе «достали уже…»
        - Мальчики-и! - послышался девичий голос. - В комнату не заходить, мне надо переодеться.
        - А не заходить кому? - живо поинтересовался я. - Ему или мне?
        - Обоим!
        - А ты куда? - растревожился дубль.
        - Ну, надо же чемодан купить… И сумку побольше!
        Вслушиваясь в шелесты и шорохи, я склонился к Браилову, подбрасывавшему поленья в гудящую топку, и спросил вполголоса:
        - Ну, и как? Доволен? - моя голова качнулась в сторону комнаты.
        - Она хорошая, - тихо ответил двойник. - И очень хорошенькая. И всё понимает. Даже слишком. Ложимся вчера, а она раздвигает ноги… с таким выражением, будто извиняется. Прости, дескать, что не... не Рита!
        - Вы чего там шепчетесь? - донеслось из-за огромной печи.
        - Тебя обсуждаем! - отозвался Браилов.
        - Я вот вам дам…
        Дубль уже рот открыл, готовясь дать подходящий ответ, вернее, задать игривый вопрос, но я опередил его, показав кулак. Нишкни, мол.
        Румяная от смущения, но все такая же счастливая, Лена заглянула в кухню, шутливо грозя пальчиком.
        - Ну, всё, я пошла! - заметив мое движение, она заспешила, накидывая шубку: - Нет-нет, не надо никого подвозить! Электричка скоро. Пока, пока!
        Простучав каблучками, девушка захлопнула за собой дверь.
        - Не поцеловала на прощанье, - невесело улыбнулся Браилов. - Застеснялась. Одного меня - как? А обоих… Тебе тоже всякая пошлятина на ум идет?
        - Лезет, - подтвердил я, кривя губы. - А Ленке труднее всех.
        - Знаю, - вздохнул дубль. - Я-то сперва в Ленинград намыливался, но… Слишком уж рядом. А Новосибирск - самое то. И далеко, и наука на уровне… Слушай, - на переносице у него залегла озабоченная складочка. - Может, зря я шифруюсь? Ну, кто там обо мне знает? Ну, два «Царевича»… Рустам… Иванов с Дим Димычем… Ну, Ленка…
        - Киврин с Корнеевым, - дополнил я список. - Но эти болтать не будут, не той породы. Да и подписку дали… А ты это к чему?
        Браилов нахмурился - и потускнел, выдавил, кривя губы:
        - Не надо мне к Ритке… Знаю, что чуешь облегчение… Да не спорь ты! - он нетерпеливо отмахнулся. - Понимаю же всё! Думаешь: оставлю их наедине, а его потянет… Или она сама, а как девчонке отказать… Ты только не обижайся, я же точно такой!
        - Да не обижаюсь… - мой голос был способен лишь мямлить. - Ревность в нас тождественно равна. Просто… Думаю, а каково будет Ритке - увидать сразу двоих!
        - Так именно!
        - А вот маму навести. Заедь к ним, посиди хоть часок… Завтра они с Настей на работу выходят, вот и загляни вечерком - «за себя и за того парня». Только мне звякни сначала, чтобы я знал. Залягу тогда на дно…
        Понедельник, 28 января. Вечер
        Москва, Малая Грузинская улица
        Фон Ливен долго и тщательно проверялась - колесила по кривоколенным московским переулочкам, гнала по Ленинградке, - но наружки не заметила. Понятно, что углядеть, когда к тебе прицепятся профи из «семерки», нереально, но вечернее шоссе удивляло пустынностью. Не будут же они прятаться в подлеске на всем протяжении пути до Зеленограда, бросив на слежку сотни спецов и десятки авто?
        Тем более что статуса подозреваемой ее лишили…
        Свернув на Московский проспект, Елена подогнала свои «Жигули» задом к вечно запертым воротам некоего заведения. Густые кусты, отряхнувшие листву, заслоняли машину, а вот сидящей за рулем всё было видно - фонари, гнувшие шеи над улицей, заботливо поливали светом полосы асфальта.
        Правда, «вживую» Елена не видала автомобиль Михаила Гарина, но четкие цветные фото, разложенные по чиппендейловскому столику Уиллетом, давали полное представление - это был «Иж» серого цвета и нестандартной компоновки.
        Слушая уютное мурлыканье мотора, женщина со вздохом откинулась на спинку сиденья, затылком касаясь подголовника.
        Как всё сложно, как запутанно… Наверное, таким натурам, как у нее, нельзя подвизаться на поприще тайных дел. Ведь она никогда не упрощала себе жизнь, всего лишь исполняя отданный приказ.
        Нет, ей обязательно надо было понять, для чего идти на риск, в чем смысл задания? И стоит ли вообще участвовать в опасной, хотя и увлекательной игре спецслужб, где выигрыш сомнителен, а проигрыш окончателен?
        А миссия «Черный свет»… М-да. Начнешь вдумываться, и сразу раздрай в душе. «Координатор» был ей весьма несимпатичен, как и его смердящие цели, но вот страхи Уиллета она разделяла вполне.
        Ускоритель тахионов нес в мир вовсе не дурацкую «Ти-бамб», а совсем иную угрозу, прямую и явную - эксперименты со временем, с причинностью. Рано, рано человечеству подрывать корни Вселенной, как той свинье, что рылом копается в земле, изыскивая лакомые трюфели!
        Конечно, до голливудских страшилок, вроде перемещения из будущего в прошлое, еще очень и очень далеко, так ведь и ужас Хиросимы брал начало за полвека до первого ядерного взрыва - в тихих лабораториях, где ученые с детским восторгом ковырялись в солях радия.
        Что стоило перестрелять тогда семейку Кюри и запретить губительное знание? А нынче тысячи ракет дремлют в шахтах, пугая концом света!
        «Acceleratordelendum! - лязгающим голосом приговорил Уиллет. - Ускоритель должен быть разрушен! А его создатель - уничтожен. И аминь!»
        Она лишь согласно кивнула…
        …Елена вздрогнула, моментом выныривая из омута памяти - мимо, посверкивая пепельным лаком, проехал «Иж». Уличный фонарь услужливо подсветил лицо водителя.
        Он. Михаил Гарин.
        Фон Ливен мягко улыбнулась, выруливая - всё рассчитано верно. Молодой ученый возвращается с секретного «ящика». КГБ сыграл отбой, и вернул родню Гарина по домам - самое время навестить мать и сестру…
        Так и есть - серый «Иж» припарковался на площади Юности. Елена медленно покачала головой, будто отвечая своим мыслям. Нет, это самое неподходящее место для акции. Подождем…
        Уняв нетерпение, фон Ливен выстукивала пальцами по баранке несложный мотивчик, аккомпанируя песенке, крутившейся в голове, как заезженная пластинка. Выдержка - первейшее достоинство снайпера…
        Гарин не загостился - и часа не пришло, как он воротился, садясь за руль. Тронулся. Пропустил автобус, мигая поворотником, и покатил обратно. «Жигули» пристроились следом.
        На шоссе «Иж» поднажал, но за МКАДом сбросил скорость. Елена напряженно следила за серой машиной, боясь потерять в лаковых бликах и высверках фар. Зоопарк проехали…
        Гарин свернул на Малую Грузинскую, и выбрался к старому трехэтажному дому, до самой крыши упрятанному за рядами лохматых сосен и облетевших кленов.
        «Пора!»
        С улицы не видно, двор пустынен. За частыми квадратами окон - яркие люстры. Вот и ладно, со света выглянув, не разберешь ничего в потемках.
        Выскользнув из машины, Елена вооружилась, умело навертев глушитель на ствол. Три шага - и она в тени деревьев.
        Широкая спина жертвы спокойно пошатывалась впереди. Двумя руками ухватившись за рукоятку, фон Ливен вскинула «люгер», дважды нажимая на спуск. Пок. Пок.
        Обе пули разорвали куртку Михаила в области сердца. Мужчину качнуло вперед, слабо дернулись руки - и он повалился ничком, лицом в неубранный снег.
        Елена коротко выдохнула. Просеменила пару шагов, и замерла.
        «Надо, Лена, надо! Контрольный в голову…»
        Надо. Но до чего же не хочется, кто бы только знал…
        - Миша-а! - рванул тишину отчаянный женский крик. - Мишенька-а!
        Молодая женщина, простоволосая, в накинутой на плечи короткой шубке, выбежала из подъезда. Еле сдерживая тоскующий вой, упала на колени рядом с телом.
        - Мишенька… Мишенька-а-а!
        Фон Ливен передернуло, и в этот самый момент ее холодный взгляд сцепился с расширенными, безумными от горя зрачками.
        - С-сука… - разнеслось яростное шипение.
        Зря Елена полагала себя быстрым стрелком, на манер ганфайтеров с Дикого Запада - эта русская выхватила пистолет куда быстрее. Три выстрела раскололи морозный воздух, три сполоха колыхнули тьму. Пуля слева, пуля справа…
        Фон Ливен бросилась бежать, оскальзываясь на снегу. Пуля посередке догнала, обжигая плечо. И уже не стыд гнал Елену, а страх. Суетливо отворив дверцу «Жигулей», она сунулась за руль, трогая с места. Роняя пистолет, схватилась за рычаг.
        В зеркальце заднего вида обрисовалась давешняя валькирия - широко раздвинув ноги, с распущенными волосами, она неистово жаждала крови.
        Стразами брызнуло заднее стекло. Коротко звякнул пробитый багажник. С ревом дрифтуя, машина вылетела на улицу почти что боком - и пуля просадила заднюю шину.
        Кренясь, жалобно визжа, словно от боли, «Жигули» понеслись по кривой, жуя хлопавшую и скрипящую резину.
        Глава 17
        Вторник, 29 января. День
        Москва, Большая Колхозная площадь
        По своему статусу, Иванов мог вполне разъезжать на «Чайке», однако продолжал пользоваться обычной черной «Волгой» - тут скромность сливалась с первой заповедью разведчика - не выделяться.
        Машина подлетела к колоннаде «Склифа», и мягко притормозила - генерал-лейтенант кивнул водителю, резво покидая салон. Дежурный уже спешил навстречу, небрежно накинув белый халат на черный костюм.
        - Раненый, вроде как, на поправку пошел, товарищ генерал-лейтенант, - бойко доложил он. - Покормили с ложечки!
        - Это хорошо, - бросил Иванов, на ходу принимая отглаженный, еще пахнущий горячим утюгом халат из ручек подбежавшей медсестрички. Влезая в рукава, он пропыхтел: - Чужие не мелькали?
        - Даже близко не показывались!
        Хлопнув по плечу офицера в штатском, рвавшегося вскочить со стула, Борис Семенович толкнул дверь в маленькую палату и осторожно переступил порог.
        Белым-бело… Стены, потолок, оконная рама, тумбочка, простыни - всё отдавало молочной кипенью. У единственной койки заняла стул хорошенькая девушка, затянутая в халатик всё того же, стерильно-снежного цвета.
        Поникшие плечи выдавали в ней давнюю усталость, а покрасневшие глаза - горький плач и бессонную ночь.
        - Сидите, Леночка, сидите, - вытянул Иванов руку, осаживая порыв. - Я тут, с краешку…
        Присев на скрипнувшую кровать, он оглядел лицо лежачего, покряхтывавшего на одному боку - спина горбилась кучей бинтов и тампонов.
        «Мать моя… До чего ж похож!» - мелькнуло в голове.
        - Как вы? - сам собой вырвался вопрос, сколь обязательный, столь и бессмысленный.
        - Жив, - криво усмехнулся Мишин дубль.
        - Ну, и то хлеб, - генлейт зеркально отразил усмешку.
        - Спасибо младшенькому, - изогнул губы пациент. Метнул взгляд на посетителя, и пояснил: - Я так… м-м… Мишку называю, потому как момент нападения Клегга с Чангом пережил дважды, а это лишние пять минут.
        - Понятно… А за что спасибо?
        - Миша ругал его, заставлял бронежилет носить, - подрагивавшим голосом ответила Лена.
        - Ну, да… - вытолкнул «старшенький». - Не то лежал бы не здесь, а в морге.
        Глаза Браиловой моментально набухли слезами. Ее узкая ладонь огладила грудь раненого, скользя по одеялу, и мужская пятерня накрыла ее, словно извиняясь.
        - Правильные мысли, - заворчал Иванов. - Вам просто не повезло - стреляли мощными патронами, и весьма умело - оба попадания накроешь юбилейным рублем. Первая пуля не пробила нательную броню, но создала зону ослабления, и вторая вошла в тело…
        - Ух, и больно было… - бледно улыбнулся двойник Гарина. - Я уж думал - всё, хана миокарду… - он поморщился. - До чего ж охота на спину лечь!
        - Тебе нельзя! - всполошилась Лена.
        - Да знаю…
        - Потерпи еще чуть-чуть…
        - Терплю… Ох…
        - «Младшенького» предупредили? - усмехнулся генерал-лейтенант.
        - Так точно! - браво отрапортовала Браилова. - Он сюда рвался, но вы же сказали…
        - Да, - резко кивнул Иванов. - Нельзя, чтобы их обоих видели вместе.
        - Да понятно… - пропыхтел «старшенький». - Поймали эту… киллершу?
        - Поймаем, - насупился генлейт, и глянул исподлобья на Лену. - Спасибо за фоторобот, описали идеально.
        - Да я эту морду на всю жизнь запомнила! - выцедила девушка.
        Поправив очки, Борис Семенович достал из кармана пиджака фотографию Хелены фон Ливен.
        - Она?
        - Она, она! - заерзала Браилова. - А кто…
        - Секрет, - буркнул Иванов, бережно пряча снимок.
        Среда, 30 января. Утро
        Москва, улица Новокузнецкая
        Квартира в «ломаном» доме пустовала полгода - хозяин остался на зимовку в Антарктиде - и Елена чувствовала себя в безопасности. Вернее, так ей чудилось еще вчера.
        Бросив «Жигули» в дальнем переулке, фон Ливен «забилась в нору, чтобы зализать раны». Вот тут-то и начались неприятности.
        Пуля, выпущенная «валькирией», угодила в левую руку - сволочной комочек стали не задел кость, пройдя мякоть навылет. Но, похоже, занес заразу.
        Рыча, кусая губы, Елена очистила рану от волокон блузки, промыла, даже спиртом плеснула, чуть не задохнувшись под массой впечатлений, но боль не унималась.
        К утру плечо опухло, налилось зловещей краснотой. Фон Ливен разрывалась надвое - струсившая душа звала сдаться врачам, а холодный разум держал слабую плоть в узде.
        Морщась, страшась, Елена прошаркала в скудно обставленный «зал». Время связи.
        - Алло, - буркнула она, дозвонившись. - Это мастерская по ремонту обуви?
        Пароль приняли сразу.
        - А что у вас случилось? - отозвался металлический голос. - Подошва отклеилась?
        - Нет, каблук сломался на сапоге. И еще «молния» заедает.
        - Приносите! - с облегчением выдохнул радиофон. - Починим!
        Фон Ливен поморщилась, отбрасывая радик на диван, бугристый из-за деформированных пружин.
        «Всё, мавр сделал свое дело» - выдавила Елена улыбку.
        Доломала-таки «каблучок»… Дуплетом в сердце. А что в спину… Так это пусть мужественные и тупые мачо устраивают дуэли лицом к лицу, а женщине подлый удар простителен. И почему бы не счесть его за коварство?
        Задание она выполнила. А «молния»… Это уже вторая фаза операции «Черный свет». С нее достаточно и первой!
        Боль в руке резанула, раздувая подернувшиеся пеплом страхи.
        Фон Ливен застонала, протяжно и глухо. Стон возвысился до тихого поскуливания, и оборвался слезами.
        Тот же день, позже
        Москва, улица Строителей
        Меня, что уж там скрывать, покоробил Ленкин отказ. Нет, я разумел, конечно, что запреты Иванова лучше не обсуждать, но все равно… Неприятно как-то.
        Дубль, тот вообще пару слов вытолкнул - забери, мол, «Ижа». И еще сильнее разозлил. Опять-таки, всё я понимал - и понимаю! Именно, что всё! Знаю же прекрасно, до чего трудно исцелять самого себя. Тем более что рана на спине - туда только йог дотянется!
        Сердито сопя, доехал до дому, и оставил «Ижика» на обычном месте. Всё, как всегда, только меня стало двое…
        Или так выражаться безграмотно? А как? Я будто виноват, что никому не доводилось раздваиваться!
        Захлопнув деревянные дверцы лифта, вознесся на шестой.
        На пороге квартиры, растопырив измаранные в муке пальцы, стояла Рита.
        - А почему ты так рано? - спросили мы дуэтом, и рассмеялись.
        Мне сразу полегчало, и я пошел обнимать свою ненаглядную.
        - Осторожно! - пискнула девушка, попадая в мои руки. - Измажешься…
        - Пустяки, дело житейское!
        Натискавшись, нацеловавшись вдосталь, мы замерли. Просто стояли в обнимку, и молчали. Лишь мои ладони плавно гуляли по узкой девичьей спине. Внезапно Рита насторожилась.
        - Что-то случилось? - ее черные глаза тревожно забегали по моему лицу.
        Ридеризм у нее как возник, так и пропал, а вот изощренная чувствительность задержалась.
        - Случилось, - выдохнул я, отчетливо понимая, что не смогу таиться от той, кто больше, чем подруга.
        Пока НИИ Времени оставался в осаде, было легче соблюдать секретность, но вот так, глаза в глаза… Нет, я смогу, конечно, вот только к чему эти партизанские подвиги? Чего для?
        - Беда в том, Риточка, что моя теория блестяще подтвердилась. Причинность, запутанность… В общем, подвинули мы и Эйнштейна, и Планка, и прочих, великих и малых…
        - Так радоваться надо! - черные глаза распахнулись пошире, готовые счастливо просиять.
        - Мы и радуемся, - мой голос поскучнел. - Даже побочным эффектам…
        Я выложил всё. Почти всё - батальные сцены девочкам ни к чему. И затих, ощущая приятную опустошенность.
        Рита молча выслушала мой рассказ. Затем увела на кухню, усадила на стул, а сама, быстренько отряхнув руки, уселась ко мне на колени.
        - Я знала, что ты у меня очень умный, - заворковала она тихонько, - но что до такой степени…
        - Да ну тебя… - мне не пришлось стыдливо отворачиваться, просто зарылся лицом в девичьи волосы.
        - Нет, правда! Только ведь ты не потому так расстроен, что тебе мешают вылечить… другого Мишу. Ты переживаешь, что не вошел тогда в хронокамеру, как он…
        - Вот, знал же, что не стоит тебе рассказывать всего! - скривился я, разнервничавшись.
        - Дурачо-ок! - нежно пропела Рита, гладя меня по щекам обеими руками. - «Он вошел, я не вошел…» Что ж ты путаешься, глупенький? Он - это и есть ты! Ты переместился в прошлое, чтобы помочь себе! И я очень горжусь тобой. Тобой, Мишечка!
        - Правда? - забормотал я, успокаиваясь.
        - Правда! Только я должна его увидеть. Понимаю, понимаю, что ты ревнуешь к самому себе, и ни чуточки не удивляюсь. Когда это любовь или ревность отличались логичностью? Но встретиться нам надо, иначе всей этой запутанности никогда не дождаться законченности! Понимаешь?
        - Ага… - вздохнул я, аккуратно расстегивая пуговки на Ритином халатике.
        - Прелюбоде-ей… - ласково затянула девушка, и стащила с меня рубашку.
        Вечер того же дня
        Москва, Большая Колхозная площадь
        Рита стала ласковая-ласковая, мягкая-мягкая. И не потому только, что мы стол шатали в ритме сердца, а затем мяли постель - девушка успокаивала меня, нежной заботой разбавляя ёлочь воспоминаний.
        Часам к семи я окончательно подобрел, и тут позвонил Иванов.
        - Алло? Борис Семенович? Что-то с… Браиловым?
        - Нет, Миша, с ним всё в порядке, - глухо отозвался генлейт. - Рана затянулась… Вон он, ходит уже. А Ленка страхует. Миша… У меня к вам большая просьба. Нужно спасти одну женщину…
        Голос в радике смолк, доносилось лишь сиплое дыхание.
        - Борис Семенович? - осторожно спросил я. - У вас все в порядке?
        - Не знаю… - вздохнул Иванов. - Браилова ранила ту, кто стрелял в… в вашего дубля.
        - Ту? - быстро переспросил я. - Это была женщина?
        - Да… Хелена фон Ливен, дочь белого генерала. Выслужила «зеленый берет», сотрудничала с ЦРУ, а ныне она - гражданка ГДР. Мне трудно говорить, Миша…
        Я напряг плечи - на них повисла Рита, чтобы лучше слышать.
        - Понимаете, Миша… - голос чекиста задребезжал. - У меня не получается трезво судить, на чьей стороне Елена, и можно ли ей верить. Смешно, - издал он нервный смешок. - Я и забыл уже, как это бывает, когда поддаешься амурным волнениям, и вот… Сподобился. Миша… Елена очень дорога мне, несмотря ни на что. Она может умереть, Миша, у нее началась гангрена. Врачи готовы ампутировать руку…
        - Руку можно спасти! - резко сказал я.
        - Да! - возликовал Иванов. - И Браилов… Он сказал, что одному никак…
        - Вы где? - перебил я бедного генлейта.
        - В «Склифе»…
        - Я сейчас приеду.
        Сунув радик в карман, обернулся к жене.
        - Рита…
        - Я все слышала, - девушка поспешно натягивала трусики. - Я еду с тобой! Ты маечку не видел? Желтенькую такую?
        Мне оставалось лишь уступить вкрадчивому напору. Вздохнув, я снял желтую майку с винтажного бра.

* * *
        Дежурные провели нас в палату сложным путем, остерегаясь встреч с медперсоналом. Накатывало бесподобным зловонием - лекарственным, больничным духом, крепко замешанным на лизоле.
        - Сюда! - прогудел накачанный провожатый, и я юркнул за распахнутые створки. Рита зацокала следом.
        Браилов был тут - в выцветших больничных штанах и в каких-то дедовских тапках, крест-накрест перекрученный бинтами, маялся у занавешанного окна.
        - Привет! - он крепко пожал мне руку, и замер. - Рита? Ты?
        - Не узнал? - улыбнулась девушка, и медленно покачала головой. - Может, и сочинял кто про такие случаи… Не читала. Как вести себя, не представляю…
        - Да вот… - закряхтел дубль. - Наворотили, напортачили…
        - Мальчики… - Ритин голос обрел бархатистость. - Вы такие молодцы!
        Мне показалось, что в этот момент она всё поняла про нас и про себя - засмеялась смущенно и кокетливо, пряча лицо в ладонях. Продолжая улыбаться, шагнула к Браилову, обняла его и поцеловала.
        - Вы только дружите, ладно? - Рита провела ладонью по бинтам на груди моего двойника. - Миша… - она растерянно оглянулась на меня, и договорила немного деревянным языком: - Ты собрался в Новосибирск?
        Дубль невесело усмехнулся, и кивнул.
        - Да. В Академгородок. Кстати, познакомься, Рит - это Лена. Моя невеста.
        Я почувствовал себя неловко, да и Ленка, по-моему, тоже - улыбалась она натужно, а вот Рита обрадовалась.
        - Ой, мальчики, какие же вы молодцы! - воскликнула она, и мы с дублем переглянулись, совершенно обескураженные. Воистину, женское восприятие мира недоступно мужскому уму!
        А вот Ленка сразу расположилась к «сопернице» - сработала иная, наверное, докембрийская химия.
        - Приезжайте в гости! - вызвенела моя бывшая помощница. - Мы потом адрес пришлем!
        Открылась дверь напротив, выпуская мрачного и расстроенного Иванова.
        - Готовы? - вытолкнул он.
        Мы с Браиловым кивнули.
        - За мной…
        Борис Семенович провел нас в просторную комнату, к трем окнам которой было сдвинуто столько же коек. Две из них пустовали, а на третьей металась в бреду молодая женщина. Пот заливал ее симпатичное лицо, сухие губы запеклись, но больше всего пугала левая рука, неподвижно лежавшая поверх одеяла - распухшая, красная…
        - Мы еле нашли ее, - выдавил Иванов. - Стучались - без толку, взломали дверь, а она - вот…
        - Товарищ генерал-лейтенант, - пропел дубль, - покиньте, пожалуйста, помещение…
        - Да-да-да… - заторопился Борис Семенович, и удалился, зачем-то ступая на носочках.
        - Ты, давай, рукой займись, - скомандовал я, подхватывая с тумбочки начатую бутылку «Боржоми». - Наружно, так сказать, а за мной - внутреннее…
        Браилов кивнул, и возложил руки на больную конечность.
        - Как энергетика? - поинтересовался я, сжимая и потирая сосуд.
        - Да так себе… - ответил двойник. В голосе его подрагивал напряг. - Я почему и присоветовал Иванову тебя звать, одному тут никак. Да еще некроз этот…
        - Очнулась, кажется, - встрепенулся я. - Ну-ка…
        Сложенной марлей я утер женщине лицо. Затрепетав, поднялись веки, открывая глаза, полные муки. Медленно всплыло сознание.
        - Жи-вой, - всхлипнула Елена, зацепившись взглядом за Браилова. - Ох, хорошо-то как… Но… Я же не могла промахнуться…
        - Бронежилет, - вытолкнул дубль.
        - Ну-ка, выпейте моего зелья, - вмешался я. Приподняв фон Ливен за плечи, поднес к ее губам горлышко бутылки. - Осторожненько…
        Судорожно и жадно глотая, женщина выдула стакан или больше, и лишь затем глянула на того, кто ее поил.
        - Не может быть… - залепетала она. - Вы что - близнецы?
        - Ага! - фыркнул Браилов. - Двойняшки мы! Как в сказке - двое из ларца, одинаковы с лица…
        - Мы рождены, чтоб сказку сделать былью, - рассеянно выговорил я. - Меняемся!
        - Ага… Уф-ф! Устал…
        Я провел ладонями по руке Елены. Пугающие синие пятна расточились в блекнущей красноте. Это хорошо… Некроз пошел вспять, как у контрамотов…
        Усмешка вышла кривоватой.
        - Зачем? - вяло прошелестела фон Ливен. - Я стреляла в вашего брата… И могла убить его! А вы… Меня спасаете?
        - Ага… - мои ладони цедили никому не ведомую психогенную энергию, и пальцы слегка подрагивали, направляя ее слабые впрыски. - Я не врач, Лена, и не добрый христианин. Я убивал врагов, но не обижал девочек… И чего, вообще, спрашивать? Вы же русская по крови! Миш, пусть допьет…
        Кивнув, Браилов поднес Елене заряженную воду. Глоток за глотком она впитывалась в страждущую плоть, будя ее спящие, незнаемые силы.
        - Может, вместе? - дубль поднял на меня глаза. - В четыре руки?
        - А давай!
        Четверг, 31 января. День
        Хьюстон, Космический центр им. Линдона Джонсона
        Седрик Уиллет подъехал к Центру на скромной «Тойоте», не вызывая ни у кого даже малейшего интереса. И это доставляло ему мелкое удовольствие - он бродил по Хьюстону, как могущественный халиф Гарун аль-Рашид по Багдаду, вольный купить всё, что ему пожелается. Скажем, вон то кафе в стеклянном подножии небоскреба. Можно вместе с надменной красоткой, что цедит капучино из картонного стаканчика… Да чего мелочиться? Заверните весь небоскреб целиком! А во-он та шумная компания студентов достанется ему по дешевке, оптом…
        Всё в этом мире продается и покупается, вопрос лишь в цене.
        Но «координатор» как раз тот человек, который может позволить себе любой каприз, не считая денег на расходы.
        Усмехнувшись, с легкой брезгливостью поглядывая на людишек, копошащихся вокруг, он прошествовал к Центру.
        Уиллет редко покидал поместье, да и то лишь по делу. Вот, как сейчас. Конечно, такую мелочь, как запуск спутника «Блэк лайт», можно было поручить любому из мириада помощников, но выйдет куда больше толку, если хоть изредка всё сделаешь сам.
        Седрик глянул через плечо - Джонни Отеро не пыхтел за спиной, но и не отставал, создавая для хозяина иллюзию одиночества. Верный человечек, полезный - решит любую задачу, расходуя минимум средств.
        А вот в обзорную комнату Уиллет зашел сам, оставив Джона снаружи - разговоры с директором НАСА как раз уровень Отеро. Седрик с любопытством оглядел центр управления полетом - десятки операторов готовились к запуску. На сборном экране просилась в небо «Сатурн-1Б» - по круглым бокам ракеты скатывались морозные клубы.
        - Говорит директор полетов, - разнеслось по залу. - Начать проверку готовности к запуску!
        - Вас понял, Хьюстон, - прорвался сквозь шипение помех голос с мыса Канаверал. - Все операторы на местах, системы готовы. Проверка готовности к запуску! Технический контроль - один.
        - Готов.
        - Технический контроль - два.
        - Готов.
        - Технический контроль - три.
        - Готов.
        - Контроль систем управления? - прогремело по ЦУПу.
        - Первый двигатель?
        - Готов.
        - Второй двигатель?
        - Готов.
        - Воздушная обстановка?
        - Норма.
        - Оператор ракеты-носителя?
        - Готов.
        - Хьюстон, это центр управления запуском. Все системы готовы.
        - Вас понял. Это ЦУП, мы готовы к запуску по расписанию.
        - Вас понял, Хьюстон. Запуск по расписанию.
        Седрик глянул на громадный таймер, и улыбнулся - всё это оживленное шевеление, от Техаса до Флориды, происходило по его велению. А уж как полыхнет «Черный свет», как взойдет над Россией…
        Да, задумался Уиллет, могут быть проблемы. Ну, а для чего он держит Форда, Тэтчер, д`Эстена и прочий демократический выводок? Пускай разруливают…
        - Девять… Восемь… Семь… Шесть… - сдержанный голос хронометриста вел обратный отсчет. - Пять… Четыре…
        - Зажигание!
        - Три… Два… Один.
        «Координатор» ощутил холодок. Из динамиков загрохотало, стройный белый минарет «Сатурна» заволокся тучей дыма, пронизанного огнем. Ракета медленно, очень медленно высунулась из пламенного буйства. Поднялась, разметав выхлопом грязно-белые облака гари, и потянула вверх, одолевая земное притяжение.
        - Отклонение?
        - В порядке, ЦУП.
        - Курс?
        - На курсе.
        - Высота - одна тысяча метров.
        - Порог безопасности пройден.
        - Высота - полторы тысячи метров.
        - Начинаем поворот.
        - Высота две тысячи пятьсот метров.
        - Поворот завершен. Двадцать две секунды до отделения первой ступени…
        Уиллет оттолкнулся от перил, и покинул обзорную комнату.
        - Домой, Джонни.
        - Слушаюсь, сэр, - почтительно загудел Отеро, смахивавший на викинга из саг. - Будет исполнено, сэр…
        Глава 18
        Пятница, 1 февраля. Утро
        Москва, Большая Колхозная площадь
        Ночью она спала как дитя малое, а когда за окном палаты развиднелось, просто дремала, блаженно ощущая здоровье. Елена скосила глаза - никакой красноты! Рука, слегка еще опухшая, обрела свой обычный цвет, и не болела от слова совсем.
        Женщина пошевелила пальцами, ожидая неприятный отклик, но нет, просто обычная слабость. Пройдет. Прошло уже…
        Внезапно фон Ливен всколыхнулась, испытав мгновенный страх. Она забыла, совсем забыла сказать!
        - Да как же можно… - застонала Елена, приподнимаясь на локте той самой левой, и не замечая своего движения. - Сестра!
        Дверь в палату отворилась, но вошла не строгая юная медичка - порог переступил Иванов.
        - Боря! - охнула женщина. - Слушай, Боря! Я, со своими болячками, упустила самое главное! Вчера должны были запустить спутник «Блэк лайт»! С мыса Канаверал! Он выйдет на орбиту, а сегодня сойдет с нее, якобы аварийно, и упадет на объект «В»! Уиллет так задумал!
        Ничего не говоря, Борис Семенович пристально посмотрел на Елену. Хмурясь, кусая губы, он выхватил радиофон.
        - Дмитрий Федорович? - глухо толкнулся голос. - Иванов беспокоит…
        Белая больничная дверь отрезала разговор, низведя его в неразборчивый бубнеж, а фон Ливен испытала блаженную легкость. Выдыхая, она откинулась на подушку.
        Виновата она, не виновата - уже не ей судить. Будет так, как будет…
        Генерал-лейтенант вернулся, закрыв за собою дверь. Выглядел он неважно - бледное лицо, мешки под глазами, какая-то внутренняя понурость…
        - Зачем ты вообще появилась? - тускло выговорил он. - Ну, вот зачем? Чтобы испортить жизнь и мне, и себе?
        - Ты не выспался… - пробормотала Елена.
        - Ну, да! - желчно усмехнулся Иванов. - Ходил всю ночь, паркет утаптывал, да гадал, когда мне рапорт подавать!
        Женщина опустила ресницы.
        - Боря… - ее голос звучал смиренно, но твердо. - Пойми, пожалуйста, одну простую вещь. Когда я стреляла в Гарина, это было не по заданию, а по моему личному пониманию сути. Я была убеждена… И убеждение это никуда не делось! Нельзя людям бездумно лезть в тайны мироздания! Вон, взялись материю изучать, атомы курочить, и что? Еле-еле сохраняем шаткий баланс на краю пропасти! Чуть что - и конец света! Атомная война, в которой не будет победителей! Это нормально, по-твоему? А Гарин исследует пространство и время, основы основ! И как я должна была поступить? Если никакого контроля за научными исследованиями нет, и не предвидится?
        - Понятно, - криво усмехнулся генлейт. - И ты решила спасти мир от Гарина. А чего ж ты теперь спасаешь этого ученого-маньяка? Пусть бы рухнул спутник! На первой космической если, шваркнет почище всякой бомбы!
        - Я, может, и творила мерзости, - сухо ответила Елена, - но есть же предел. Гарины меня спасли, а я буду подленько хихикать, ожидая их гибели?
        Вздохнув, Иванов тяжело осел на стул, и взял обеими руками безвольную ладонь фон Ливен.
        - Я не знаю, как выкручусь, - сказал он негромко, - как мы выкрутимся… Но… Я никогда не забуду ни тебя, ни того, что было между нами. И того, что могло бы быть, но не свершилось. Ладно, еще не всё дорешено… Выздоравливай!
        Борис Семенович встал и зашагал к двери. Его догнал слабый женский голос:
        - Я люблю тебя!
        Иванов задержался на пороге, сминая счастливую улыбку, рвущуюся к губам, и вытолкнул трудные, но желанные слова:
        - И я… Тоже.
        Тот же день, позже
        Московская область, объект «В» п/я 1410
        Больше мы не ставили опасных опытов. Не перемещали в прошлое даже писклю Пика. Наложили табу.
        Помню, целый день ходили с Дим Димычем вокруг хронокамеры, судили да рядили. Ладно, там, двойники начнут шататься по институту, а если само время зашатается? Если из-за наших идиотских корректировок временной поток возьмет, да и разветвится надвое? И что тогда делать? Пылко теоретизировать, гадая, может ли делиться Вселенная, коли она бесконечна? Или опытным путем нащупывая, насколько минимально необходимым должно быть микровоздействие, дабы не нарушить ход времени?
        Так ведь подобное не тянет даже на ситуацию «обезьяна с водородной бомбой». Подумаешь… Ну, рванет «Эйч-бамб». И что? Банальная локальная катастрофа. Что-то вроде тупого туриста, носком сапога поковырявшего муравейник. А мы-то способны восколебать весь космос… Или замах не по рангу? Ох, лучше не проверять…
        «Займитесь вплотную тахионами, исследуйте их вдоль и поперек! - вдохновенно изрек Иваненко, ухмыльнувшись затем в манере Воланда: - И пишите докторскую, коллега!»
        - Опять ошибка! - досадливо покривился Киврин, сбивая меня с мысли. - Такое впечатление, что детектор захлебывается, забивается, как фильтр в карбюраторе!
        - Да черт его знает, - пожал я плечами, бегло оглядывая приборы. - Тут что угодно думать можно. Та же ускорительная секция… Магнитное поле, вроде, защищает ее от тахионного излучения. А вдруг сверхсветовые частицы прогрызают дырки в самом пространстве?
        - Здорово! - воскликнул Володька.
        Внезапно комингс перешагнул сам директор. Он тяжело дышал, словно после хорошей пробежки.
        - Миша! - сердито гаркнул он. - Ты почему на звонки не отвечаешь?
        - Бли-ин… - я звонко шлепнул себя по лбу. - Я радик дома забыл!
        - Гаси всё к такой-то матери! - заорал Иваненко, взмахивая кулаком. - Амеры, суки, хотят на нас спутник сбросить! Сейчас он над Атлантикой. Вроде как, сбой в программе, двигатель доразгона не сработал… Короче, войдет в атмосферу, и ударит по нам прицельно, якобы на нештатно-баллистическом спуске!
        Я хлопнул по красной кнопке, и поднял голову.
        - Сколько у нас времени? - мой тон был замороженно-спокойным.
        - Полчаса, от силы!
        - Надо демонтировать хотя бы эмиттеры! - уперся я.
        - Какое, к черту, демонтировать?! - заорал директор, надсаживаясь. - Объявлена эвакуация, автобусы будут минут через десять, будем свозить людей к Нижним Дубкам, подальше от зоны полного поражения!
        - Ну, так эвакуируйте! - повысил я голос. - Все журналы наблюдений, всё, что только заначено в первом отделе - грузите и вывозите! Но не бросать же ценное оборудование! Оно денег стоит…
        - Делайте, что хотите! - взбесился Дим Димыч. - Но, чтобы через двадцать минут вас тут не было!
        - Не будет, - пробурчал я, - умотаем на «Ижике».
        - Ага! - поддакнул Киврин.
        - Убил бы… - выдавил Иваненко, исчезая в дверях.
        Володя нервно хихикнул.
        - Распсиховался шеф!
        - Распсихуешься тут… Володь, спросить забыл… Ты со мной?
        - Здрасте! - обиделся аналитик. - Конечно!
        - Тогда дуй к Ромуальдычу, хватай у него инструменты. А я на четвертый!
        - Щас я!
        Честно говоря, нутро мое ёкало - неприятно находиться под прицелом. Дурак на моем месте утешился бы тем, что плотные слои развалят ИСЗ, и до земли долетят лишь оплавленные катышки. Но я был чуть умнее среднестатистического придурка.
        Если нас ждет действительно спланированная атака, то амеры обязательно защитят свой спутник-снаряд и термоизоляцией, и толстыми стенками. Кинетический удар выйдет такой силы, что фугас хилой петардой покажется.
        «Вот же ж, сволочи… - думал я, бегом взбираясь на четвертый этаж. - Ракетой не достать, так они решили нам «Космос-954» припомнить… Ла-адно…»
        С ходу вырубив подачу «ликстричества», я оставил лишь аварийные лампочки. Мрачный красный свет разрисовал круглые бока эмиттеров багровыми бликами. Словно натеки густой крови…
        Морщась, я подхватил дежурную сумку с ключами.
        «Работай, давай, а не готическим фантазиям предавайся!»
        Заскрипели туго стянутые гайки из тускло блестевшего циркония. Во мне толкнулось раздражение. Блин, до чего же жалко терять столько народного добра! Только-только всё устоялось, и на тебе!
        Ладно, там, эмиттеры вывезем. А хронокамеру? А ускорительную секцию? Да там за сутки не управишься! Одних магнитов тонн десять! А сколько кишок у криогенной системы… А детекторы? Ведь только установили! И - херак! - нету! Ну что ты скажешь…
        - Не одно, так другое, - шипел я с натугой, звякая ключом, - не другое, так третье…
        Забухали гулкие шаги по трапу, и вся эмиссионная секция огласилась бодрым ворчаньем:
        - Етта… Сантехника вызывали?
        - У меня поллитры нету, - прокряхтел я, одолевая хитрый болт, и чуя, как теплеет внутри.
        - Будешь должен! - басисто хохотнул Вайткус, с ходу включаясь в работу.
        - Володь, ты тогда концы отбрасывай! Хотя бы кабелей - провода отрежем, на хрен…
        - Бу-сде!
        - «Царевичи» все архивы перетаскали, - докладывал Ромуальдыч, ловко орудуя гайковертом, - пошли детекторы снимать. А Корнеев с Почкиным и Приваловым внизу сейчас. Камера приварена, так хоть магниты разобрать на сегменты. Девчонки таскают… етти, как ты говорил… компы! А Галка на крыше бдит, спутник еттот драный высматривает…
        - Здорово! - обрадовался я, тут же растревожась. - Слушай, а как же всё это хозяйство вывезти? «КамАЗ» с той, второй камерой, убыл, мы его даже разгрузить не успели, а ничего другого не прибыло. Не на «Ижике» же переть!
        - Не боись! Етта… Вояки три «ЗиЛа» бортовых шлют, заводские должны пару «КрАЗов» подогнать, а тот самый «КамАЗ» разгружается в колхозном амбаре, вот-вот причапает!
        - Ну, и молодцы мы! - вырвалось у меня, и Ромуальдыч гулко захохотал.
        Киврин хихикнул, с треском отгибая конец жесткого, негнущегося кабеля.
        Неожиданно ожил интерком.
        - Внимание! - разнесся подрагивавший голос Наташи из аналитического. - По сообщению товарища Шлыкова, начальника Центра командно-измерительных комплексов искусственных спутников Земли и космических объектов, спутник… м-м… тут по-английски написано… А-а! Спутник «Черный свет»! Короче, он сошел с орбиты, и скоро войдет в плотные слои атмосферы. А еще товарищ Шлыков сказал, что надеяться на резкое замедление спуска, как у кораблей «Союз», не стоит. У «Союзов» форма такая, специальная, сег-ментально-коническая. Он летит сегментальной частью вперед, и тормозит до того сильно, что скорость падает в пятьдесят шесть раз! А у этого… «Блэк лайта» передняя часть именно что коническая, как у снаряда… - девушка закончила браво: - Не бойтесь, успеем!
        - Спасибо, - пропыхтел Киврин, - утешила… Готово! Первый эмиттер можно снимать!
        - Етта… Не удержим… А-а! Да вон же тали!
        - Володька! - крикнул я. - Тележку подгони! Я ворота открою пока!
        - Давай, давай!
        Грюкнули четыре засова, и толстая стальная дверь медленно отворилась.
        - Эй! - разнеслось по коридору. - Помощь нужна?
        - А то! - я узнал Рустама с Умаром. - Вон тележка, до лифта - и вниз!
        - Понято!
        - Да я сам, - сипло сказал Юсупов, - а ты оставайся!
        - Годится, как говорит товарищ Андропов!
        Дело пошло веселей. За две ходки мы сплавили вниз все эмиттеры, и спустились на третий этаж, обходя лужицы дымящегося жидкого гелия.
        - Етта! - смешно пропищал Вайткус. - Не наступать!
        - А ты не рычи! - хохотнул Рустам, будто озвучивая мультик. - Страшно же!
        Из-за полуразобранной ускорительной секции понеслись высокие голоса «Царевичей», словно вернувшихся в детство:
        - Помолодел Арсений Ромуальдович!
        - Скоро кашки манной запросит!
        - И соску!
        Общее веселье перебил запыхавшийся голос Наташи:
        - Товарищи! Всем немедленно эвакуироваться! Бросайте всё! Срочная эвакуация! Посадка в автобусы за воротами периметра! Дежурным по этажам проверить помещения! Бегом! Спутник вошел в плотные слои! Повторяю: срочная эвакуация!
        - Всё, ребята, - мой голос прозвучал пискляво, но шутки кончились. - Марш отсюда, на третьей скорости!
        - Да тут целая панель! - донесся страдающий голос Киврина.
        - Бросай, сказал!
        В коридор я выскочил последним, и сразу вспомнил про «испытателя».
        - А где Тузик?
        - Бли-ин… - Володя ринулся на второй этаж впереди всех.
        Когда вся наша команда ссыпалась по гудящей лестнице, то мы услышали звонкий лай.
        - Скачи, лохматенция!
        - Га-аля-я!
        - Иду-у!
        - Бегом, давай!
        - Да бегу!
        На ступенях и в фойе валялись всякие ненужные бумаги, обрывки, раздавленные в спешке пачки сигарет, осколки тарелки с зеленой вязью «Общепит».
        Турникет на проходной валялся у стенки, а Макарыч деловито бубнил в радиофон:
        - Дежурный по третьему…
        - Пусто! - донесся шипучий ответ.
        - Дежурный по второму этажу.
        - Тут никого!
        - Спускайся!
        - Есть…
        Оглянувшись на ходу, я крикнул:
        - Володька! Чего застрял? Поехали!
        - Щас! Наташку хоть встречу!
        Я остановился, дожидаясь, пока разъедутся дверцы лифта, и оттуда вырвется девушка в белом халате и в шубке, повисшей на одном плече.
        - Его видно уже! - выдохнула она, оскальзываясь.
        - Бегом отсюда! - завопил Киврин, цепляя девичью руку.
        - За мной! - скомандовал я.
        Выскочив во двор, задрал голову к небесам. Высота пряталась за серым маревом туч, а в стороне от солнца, расплывшегося светлым пятном, калилась яркая точка. Она целилась прямо в меня.
        Мотор завелся с пол-оборота. На заднее сиденье с разбегу влезли Володя с Наташкой, задохшиеся от бега и волнения, а рядом со мной плюхнулся Иваненко.
        - Подбросите? - через силу пошутил он.
        - Нам по дороге! - оскалился я, выворачивая руль.
        - Дим Димыч, - прозвенела Наташа, - вы как капитан, последний с корабля!
        - А то! - загордился директор.
        «Иж» заворчал, набирая скорость, и выехал за периметр. Прямо перед нами катился «КамАЗ», набитый оборудованием и спецназом. Я пошел на обгон. Впереди шуровал автобус «ЛАЗ» - девчонки и взрослые женщины липли к окнам, глядя вверх.
        - Тормози! - запросил Иваненко.
        - Сейчас… - кивнул я понятливо. - Вон там…
        Проехав блок-пост, я завел «Ижа» за «опорник» из железобетонных блоков, и выскочил наружу.
        Налетающий спутник уже не казался точкой. Он походил на пылающее яйцо, раскаленное докрасна, и несся с нарастающим гулом, размазываясь от быстроты. Лохмотья пламени срывались с него, закручиваясь в черный дымный хвост. Я замер.
        ИСЗ, ставший «оружием возмездия», сорвавшимся с небес, врезался в главное здание, пропоров его наискосок, от края крыши до подвала. Земля качнулась подо мною, я взмахнул руками, ловя равновесие, но продолжал смотреть на маленький катаклизм.
        Вся передняя стена обвалилась, складываясь, погребая блок эксплуатационников, и мне на короткое мгновенье предстал весь корпус в разрезе. Я мигнул - и перекрытия пошли вниз, навстречу клубам огня, обломков и пыли, извергнутых недрами.
        Ржавая арматура лопалась, разрываясь, будто гнилые нитки.
        Громыхнуло, раскалывая воздух, и руша «крепостную» стену. Накатила воздушная волна, сбрасывая снег с елок и задувая в лицо горячим, пыльным ветром.
        Дольше всего продержался северо-восточный угол главного здания. Он торчал, обсыпаясь цементной крошкой, скидывая столы и шкафы, но вот черными змейками скользнули трещины, и бетонный утес плавно упал, раскалываясь и погребая Зенитную башню.
        Еще раз вздрогнула твердь под ногами, и осела тишина. Лишь дымили развалины, да медленно оседало облако праха.
        - Разбомбили, суки… - процедил Иваненко. - Ладно, запомним.
        - И взыщем! - гневно воскликнула Наташа, сжимая кулачки.
        Вечер того же дня
        Москва, улица Строителей
        Начало темнеть, когда я подъехал к «красному дому». В теле скопилась усталость, какая бывает на подъеме в гору - изнемогший, ты задыхаешься, руками упершись в дрожащие колени, но надо, надо дойти до вершины! Там лагерь, там костер и горячая похлебка… Ну, не ночевать же на крутом склоне! Укатишься ишшо…
        Вздохнув, я покинул машину. Дотелепался до лифта, поднялся к себе, открыл дверь своим ключом…
        Из-за прикрытых дверей гостиной доносились голоса и тихая музыка. Я состроил недовольную гримаску.
        Нет, гости мне по нраву, но сегодня тянет к покою и тишине.
        Из кухни выглянула Рита. Обрадовалась, зашлепала тапками.
        - Привет! - девушка прижалась, и понимающе глянула в глаза. - Устал?
        - Да так… - я неопределенно покрутил кистью. - Жить можно, - и добавил, не соврав: - Институт к переезду готовится.
        - А-а… Тогда понятно. А у нас гости!
        - Да чё ты! - донеслось возмущенное восклицание из гостиной. - А то я не знаю!
        - Динавицеры пожаловали, - фыркнул я.
        - Пошли, я тебе больше всех наложу! Я жаркое соорудила в скороварке - и открыла банку маминых помидор…
        - Скорее накладывай, а то знаю я этого Изю! Снаружи дрыщ, а влезет, как в троих…
        Рассмеявшись, Рита взяла меня под руку, и мы явились народу.
        - Привет! - небрежно помахал я. - Изя, тебе надо умерить потребление сдобы. Вон, глянь на Алю! Видишь, к чему приводят булочки?
        Альбина засмеялась. Живот у нее округлился весьма заметно, жестоко расправившись с тонкой талией.
        - А я-то думаю! - завопил Динавицер. - И чё это ее так разнесло? А оно вон чё…
        - Ой, ну ты, как скажешь! - неодобрительно покачала головой будущая мамочка.
        - А чё? Худеть надо!
        - В марте похудею, - пробурчала Аля. - Представляете, он хочет назвать дочку Соней!
        - А шо? - ухмыльнулся Изя, дурачась на одесский манер. - Мине сдается, таки гарное имя!
        - София! - огласила Рита, взмахивая руками.
        - Софи, - молвил я с улыбочкой. - Звучит!
        - Думаете? - неуверенно промямлила мадам Динавицер. - Ну, не знаю…
        - Что-то мы с вами заболтались! - моя ненаглядная вооружилась большой ложкой, и стала раскладывать жаркое по тарелкам.
        А я откинулся в кресле, чувствуя себя, как тот бассейн из задачки - в одну трубу выливались тревоги, а в другую набирались новые силы и новые идеи. Враги празднуют победу? Пускай повеселятся перед ответкой!
        - А выпить? - подластился Изя.
        - По чуть-чуть! - Аля строго свела пальцы щепоткой.
        - Конечно, конечно! - закудахтал будущий папочка, и разлил коньячок по мелким рюмашкам.
        - А «пузатику» - полный бокал! - ослепительно улыбнулась Рита, плеская из кувшинчика яблочный сок. - Мишенька, с тебя тост!
        Я не стал мудрствовать:
        - Ну, за Софи!
        Понедельник, 4 февраля. День
        Москва, Кремль
        Иванов слегка припоздал на совещание. Иными словами, явиться первым и переговорить с Ю Вэ наедине не получилось.
        Пришлось смиренно занять место за длинным столом для заседаний, и ждать удачного момента.
        Борису Семеновичу было стыдно за разнузданность чувств, за раскирдаш в мыслях, но сегодня все его решения должны сойтись с ответами в конце задачника.
        - Здравствуйте, товарищи, - сдержанно поздоровался Андропов, и сел за свой стол. «Рогатые часы» по-прежнему занимали его краешек, и Брежнев хмыкнул, косясь в сторону «наследства».
        Рядом с председателем партии, хмуря седые брови, что-то чиркал на листочке Суслов, а Косыгин, будто бы случайно, подглядывал за его округлым почерком.
        Иванов скромно сидел в сторонке, занимая место для приглашенных, но отсюда было легче наблюдать за первыми лицами страны, хотя в кабинете Президента СССР собралась едва ли треть состава Политбюро.
        Зато Цвигун здесь, и Устинов, и Громыко…
        - Товарищи! - Юрий Владимирович по привычке сложил ладони. - Последние события отвлекли нас в сторону Запада, но то, что произошло, не имеет стратегического значения. А вот Восток… Для зачина, вспомним, как учил Сунь Цзы: чтобы одержать победу, надо заходить с четырех направлений. А задача у нас непростая - необходимо удержать Китай в сфере нашего влияния, сменив курс на сближение с Америкой. Мы уже предупредили Хуа Гофэна, что Дэн Сяопин избрал капиталистический путь развития, и в будущем году намерен сместить товарища Хуа окончательно. Это первое направление - Пекин. Второе - Тайвань. Тамошнего президента Цзян Цзинго… Кстати, он учился и работал в СССР, отлично говорит по-русски, да и жена у него - русская… Так вот, мы, когда еще, проинформировали его о том, что первого января семьдесят девятого года американцы официально признают КНР и установят с ней дипотношения, заодно перенеся посольство из Тайбэя и Пекин. Цзян Цзинго внял. Третье направление - Вьетнам. Учения нашего флота, базировавшегося в бухте Камрань, на некоторое время отбило у китайцев охоту воевать с вьетнамцами. Но, ровно год
назад, они все-таки перешли границу - Дэн Сяопину важно было продемонстрировать Штатам готовность «дружить против» СССР. Кстати, тогда же он разорвал союзный договор с нашей страной. Ну, и четвертое направление - Тибет. Тут, конечно, надо договариваться с Индией. Думаю, индийцы не забыли ни войну шестьдесят второго года, ни захват Аксай-Чина и Северного Аруначала. Предлагаю обсудить каждое из направлений, товарищи!
        Товарищи заговорили, задвигались.
        - Позвольте мне, - вступил Громыко, приосанившись. - Неплохая вводная, надо сказать… Что ж, по первому направлению. Пекинскому. Приходится признать, что Дэн не первый из КПК, выбравший каппуть. Заигрывать с янки начал еще Мао, когда разочаровался в Хрущеве, а события на Даманском очень похожи на ту самую демонстрацию антисоветчины, которой прославился Дэн Сяопин в прошлом году. И все же, пока что китайскую верхушку составляют закоренелые маоисты. Мы правильно сделали, что дозированно ознакомили Хуа Гофэна с послезнанием… сами знаете, от кого. Думаю, будет полезным, если мы включим в число посвященных и соратников Хуа - тех, кого Дэн планирует убрать. Тогда китайцы сами закопают Дэна, без нашей помощи! И… давайте, я сразу затрону второе направление. Тайвань. Знаю точно, что Цзян Цзинго нынче в тяжких раздумьях - он не понимает политики США. Вот и надо объяснить ему! Реформы Дэна невыгодны ни Москве, ни Тайбею. Штаты вложат сотни миллиардов в китайскую экономику, обойдя вниманием Тайвань, а лет через сорок - и это уже не послезнание, а моя экстраполяция, - могут «не заметить» захват Китаем мятежного
острова. Спрашивается: по нраву ли придется такая перспектива ветеранам Гоминьдана, которые всю жизнь боролись против КПК? Ответ отрицательный. - «Мистер Нет» развернулся к Цвигуну, и мягко улыбнулся: - Что касается действий, то здесь кончается дипломатия, и начинается епархия товарища Цвигуна.
        Семен Кузьмич усмехнулся, посмотрел на Андропова, и заговорил, оглядывая присутствующих:
        - Избавиться от Дэна для Цзян Цзинго - задача выполнимая. Особенно, если учитывать серьезную агентуру Тайваня в КНР, работу которой облегчил бардак после маоистских экспериментов. Ну, а если товарищи в китайских спецслужбах, связанные с Хуа, еще больше прищурят глаза… - председатель КГБ развел руками под сдержанный смех за столом.
        - Ну, с обоими Китаями все ясно, полагаю, - усмехнулся Брежнев, наваливаясь на стол. - Затрону вьетнамское направление. Оно мне кажется важным. Вот тут товарищи говорили, что Дэн, напав на Вьетнам, демонстрировал Соединенным Штатам свою лояльность. Верно. Но это не вся правда. Думаю, что на северной границе Вьетнама шла жесткая проверка - Дэн Сяопин хотел убедиться, что СССР очень нерешительный, и даже своего союзника защитить не в силах. И он в этом убедился, товарищи! Потому и договор порвал…
        Слабый ропот повитал над столом, и стих.
        - Ну, все же наш флот действовал весьма решительно и толково, - вступился Устинов за вооруженные силы. - Мы помогли вьетнамским товарищам отбить острова Спратли и Парасельские, захваченные китайцами пять лет назад.
        - Согласен! - энергично кивнул Леонид Ильич. - Но флот мало чем помог на суше, ведь нормальных авианосцев у нас нет до сих пор! А китайская НОАК наступала по земле, всякий раз доказывая, что вьетнамцы - отличные партизаны, но вот вести масштабную войну в поле не способны.
        - Согласен! - рокотнул министр обороны. - Сигналы из Ханоя поступают регулярно, вьетнамцы унижены оккупацией Каобанга и Лангшона. Считаю, мы должны поставить Вьетнамской народной армии танки и тяжелую арту… э-э… артиллерию. Очень нужна авиация, особенно армейская. И вот тогда поможем Вьетнаму вернуть утраченные территории! - он посопел, хмуря брови, глянул исподлобья. - Более того, надо сурово наказать Китай и у наших границ, чтобы показать и Пекину, и Вашингтону, и прочим Лондонам - СССР не боится действовать!
        - Что именно предлагаете, Дмитрий Федорович? - блеснул очками президент.
        - Выбить китайцев на Алтае - на левый берег верховий Иртыша! - шлепнул ладонью по столу Устинов. - И у истока Аргуни, с левого берега верховья Керулена, а в Маньчжурии - за реку Мулинхэ! И потребуем кончать пограничные конфликты с Вьетнамом, признав его границы. А за это мы, так и быть, вернем правый берег Мулинхэ, но земли к востоку от низовья Керулена и к югу от верховья Иртыша отойдут к Монголии. Ну, монголы могут за это уступить полоску Гоби на юге, хе-хе… В руках Улан-Батора эти водные ресурсы не навредят нам, а Пекин не сможет пакостить, сокращая приток воды в Западную Сибирь и Забайкалье. Вот тогда мы покажем всем, и на Западе, и на Востоке, что задевать СССР или его союзников опасно! Да, и последнее. Нужно будет убедить товарища Хуа, чтобы тот поставил Дэн Сяопина вести войну с Вьетнамом. А, когда он ее проиграет, кого винить в поражении? Вот как-то так…
        - Годится, - скупо улыбнулся Андропов. - Ну-у… Четвертое направление… Давайте, обговорим его отдельно позднее. Надо позондировать индийцев, да и тибетских эмигрантов прощупать не мешало бы. Ну… На сегодня всё, товарищи!
        Присутствующие зашумели, задвигали стульями. Борис Семенович тоже встал, а президент, сохраняя невозмутимое выражение лица, сказал, пародируя Мюллера:
        - А вас, Иванов, я попрошу остаться.
        Щелкнула дверь, отсекая голоса. Юрий Владимирович снял очки и устало отер лицо.
        - Выкладывай, Боря, выкладывай…
        - Юрий… э-э… Юра… - замялся генлейт, но выговорил-таки: - Я готов подать рапорт - и уйти в отставку.
        - Можешь не стараться, - спокойно ответил Андропов, - все равно не подпишу. Это из-за Лены?
        Иванов одеревенело глядел за окно, где горела звезда Троицкой башни.
        - Да, - выдавил он.
        - Борь, фон Ливен вредила нам раньше? - терпеливо заговорил Ю Вэ.
        - Да нет… Она сама пришла к нам, согласилась на вербовку…
        - Сейчас она - гражданка ГДР… Есть доказательства, что она продолжает сотрудничать с ЦРУ? Что она работала с группой Клегга?
        - Нет, но…
        - Но ты винишь ее в покушении на убийство. Так?
        - Но это же факт!
        - Факт чего? - вкрадчиво спросил Андропов. - Знаешь, Боря, твоя неубиваемая честность - большой плюс для меня. Но для тебя - огромный минус! Разве Миша Гарин пострадал? Нет! Подожди, дай я договорю. Знала Елена или не знала, в кого стреляет - вопрос вторичный. Первично иное - кто таков Михаил… Браилов. Это человек? Вроде бы, да. Это полная и совершенная копия реального Гарина? Опять-таки, верно. Вот только ни в одном из законов, какие только бытуют в мире, не упомянуто, что покушение на убийство дубля гражданина тождественно обычному покушению, прописанному в Уголовном кодексе. Понимаешь? Нет, по-человечески я всё понимаю, мне и жалко Браилова, и не вижу я особой разницы между двойником и… м-м… его основой, что ли. Но это потому, что мы с тобой русские! А вот англичанин на нашем месте обязательно растревожился бы, поскольку признание дубля равным человеку создает прецедент. Возможно, опасный. Поэтому, вот что, Боря. Ступай-ка ты к своей Ленке, и не майся дурью! Фройляйн уже не слабо наказала саму себя. - Он покривился. - Слыхал я однажды, как кричит раненый с гангреной! Только врагу такое
пожелаешь… А вот скажи: считаешь ты Елену нашим врагом?
        - Нет, - буркнул Иванов, чувствуя прилив стыдного облегчения.
        - Ну, так шуруй отсюда! - погнал его президент с улыбкой. - Надоел ты мне. Забирай свою Ленку, и… Что хочешь с ней, то и делай! И оставь меня в покое. Президент трапезничать желает!
        Глава 19
        Среда, 6 февраля. Вечер
        Москва, улица Строителей
        Зима неожиданно вспомнила о своих атрибутах - к ночи защипал морозец, а с утра замело. Скудная пороша вилась по слежавшемуся насту, белая на иссиня-сером, закручивалась спиральками и змейками, вспухала, царапая шубы и пальто шуршащими снежинками, и бессильно опадала.
        Но это снаружи, за окнами, тронутыми инеем, а дома вовсю тужились батареи, нагоняя тепло, и зависала тишина.
        Пока не кончились каникулы, Рита умотала к родителям в Первомайск. Навестить, отдохнуть - и вернуться с полными сумками гостинцев.
        А я, временно безработный, принимал дорогого гостя. Ну, как бы меня - всё чаще ловлю себя на мысли, что в словах «двойник» или «дубль» скрыт оскорбительный оттенок.
        Улетая, Ритулька навела везде блеск, так что особо напрягаться мне не пришлось. Так, приготовил кой-чего, ибо не инфой единой жив человек, и указал товарищу Браилову на гостиную.
        - Битте!
        - Данке шён…
        Я не то, чтобы понимал, скорее, чувствовал, каково «визитёру» в доме, где он жил-поживал, да добра наживал. Уже не тягостно, но грустно. А Мишка, будто ощутив мои думки, криво усмехнулся.
        - Не сложно догадаться, по какому именно руслу течет твое высокоорганизованное сознание, - затейливо выразившись, он скинул куртку и переобулся, осторожно нацепив Риткины тапки. - Вот, мол, убывает бедный изгнанник. Ни дома, ни жены - как тут встретишь старость? Не майся! Аллес гут… Выпить есть?
        - Горячительного? - уточнил я.
        - Прохладительного!
        - Квас будешь?
        - О, самое то!
        Налив стакан шипучего имбирного, я угостил свою копию. Смакуя, Браилов выдул миллилитры до донышка, и крякнул в доволе.
        - Продолжим наш разговор, - ухмыльнулся он а ля Карлсон, который живет на крыше. - Согласись, что житие твое состоялось и устоялось. Даже так - застоялось. А у меня всё по новой! И работа, и дом, и любовь. Нет, правда. Инна... К-хм... Рита... Период бурной страсти миновал, вы привыкли друг к другу, и секс не горячит более, поскольку стал будничным явлением. Не потому ли тебя так заинтересовала Лена?
        - Трудно с собою спорить, - кисло улыбнулся я. - М-да… Тебе бы еще Наташу вспомнить!
        - С Иверневой всё по-другому, - мотнул головой мой оппонент. - Наташка очень даже секси. Хотя, не спорю, умница-разумница. Но прежде всего тебя - ладно, ладно, меня! - привлекали ножки, грудь, попа… Верно?
        - Да… - закатил я глаза. - Такая попа была… А как чудно она утягивалась в талию! Прям перевернутое сердечко.
        - Уймись! - фыркнул Браилов, и задумался. - Признаться, я и сам плохо понимаю, отчего меня тянет к Ленке. Внешние данные? Ну, так мало ли хорошеньких девчонок! Вспомни Надю. Перешучивались, пересмеивались, но отношения дальше того, чтобы шлепнуть по тугому задику, не пошли бы. Согласись.
        - Соглашусь… - вздохнул я, валясь в кресло. - Так и не шлепнул ни разу. И даже не ущипнул… Ладно, хватит нам Лену изучать и классифицировать! Все равно ничего не поймешь - женщины, они вне всякого понимания. Ты чего звонил? Новости есть?
        Миша утвердительно кивнул, присаживаясь напротив и некультурно облокачиваясь на стол.
        - Завтра уезжаем, билеты я уже купил.
        - На поезд? - задрал я бровь. - С Ярославского?
        - Не провожать! - выставил палец мой визави. - Мы хотим тихо и незаметно убыть. Как все. Хотели спальный вагон, чтобы никто не мешал, а потом передумали, пошли в народ. Прокатимся в плацкартном! Море чая, море общения… С жильем всё, вроде, решается. Приедем, сразу двинем выбирать - и дом, и этаж, и даже улицу!
        - А я тоже скоро убуду, - рассеянный вид мне удался.
        - Куда? - сфокусировался взгляд напротив.
        - Не в Сибирь, успокойся! Вернусь в Первомайск - и выйду на работу в том самом папином «ящике». Стратеги из Академии Наук решили спрятать маленький институт в большом! Так что… Пишите письма!
        - А Рита? - сощурился Браилов.
        - А что - Рита? Рите еще год учиться! Как вариант, перейдет на заочное. Ну, посмотрим еще, - звякая тарелками, я накрыл на стол. Курочка с овощами мне всегда удавалась - благоухала, мигом раскручивая аппетит. - По-моему, ты постоянно следишь за собой, чтобы мыслить иначе…
        - Что, так заметно? - невесело усмехнулся гость.
        - Мне одному. Нет, я тебя понимаю - хочется зажить своей собственной жизнью, а неизбежный параллелизм раздражает. И все же инерция сознания слабеет. Мы уже расходимся порой, а уедешь, и процесс ускорится - наша общая мировая линия разветвится.
        - Инерция сознания? - хмыкнул Браилов. - Забавно… А, давай, проверим?
        - Давай. О чем ты думал вчера вечером?
        - О тех девчонках, что забросили предпенсионера в прошлое, в себя.
        - Аналогично! - кивнул я. - Выводы сделал?
        - Ну-у… Одно мне ясно - официально их никто не посылал, никакой Институт Времени. Да хоть какой-нибудь Мировой Совет! Можешь ты себе представить организацию, что вот так вот, запросто, решит поменять историю человечества? Фигня же! Ведь никаких гарантий того, что измененная реальность окажется лучше прежней, нет и быть не может. Да, кое-что получилось, той же афганской войны удалось избежать. А кто нас застрахует от иных конфликтов? Мало ли что может случиться! Поэтому Лена с Наташей или дурили… м-м… нас с тобой, скажем так, или их использовали втемную. Кто - неизвестно.
        Покровительственно хмыкнув, я откинулся на спинку.
        - Ну, я об этом впервые задумался где-то полгода назад… Ладно - мы с тобой задумались! Почему Наташка Томина уверяла, будто иновременной объект не продержится в прошлом и пяти секунд? Распадется, дескать, от эманации хронокорпускул, и перейдет в доквантовое состояние? С чего вдруг?
        - Помню, помню… - ухмыльнулся Браилов. - Всю ночь не спал, пересчитывал хронодинамику заброса! А до чего ж страшно было, когда Пик в прошлое сиганул!
        - Ага, - подхватил я, - сижу, смотрю на мыша - и считаю: «Тысяча раз, тысяча два, тысяча три…» До десяти досчитал, а Пик лишь усами шевелит!
        - Нет, ну видали мы и неквантованную материю - Киврин ее вырожденной звал…
        - Это другое, - качнул я головой. - Мы с тобой прикидываем варианты, а ответ, скорее всего, не имеет отношения к хронофизике. Наташка просто соврала! Зачем, не знаю. Может, и был какой-то смысл в ее вранье, или Томина лгала из любви к искусству… Да и не важно это! - у меня не вышло скрыть самодовольную улыбку. - Похоже, что инерция сознания действительно слабеет! Вчера я додумался… Стоп! А ты чего не ешь? Давай, давай, лопай! Зря готовил, что ли? - показав хороший пример, я набил полный рот, лелея в душе мелкое торжество. - Миш, а тебе Леночка Рожкова никого не напоминает?
        Мой невинный тон вызвал у собеседника легкое беспокойство.
        - В смысле?
        - Ладно, ладно, не буду тянуть кота за все подробности! Понимаешь, я закопался в проблему чуток глубже некоторых. Так вот. Твоя Ленка была замужем, развелась где-то год назад - и оставила мужнину фамилию. А ее девичья - Рожкова.
        - Ни-и… хрена-а себе… - еле вытолкнул Браилов. - Подожди, подожди… Ты хочешь сказать, что это та самая Леночка?! Так… Стоп… Ну, да… В две тыщи восемнадцатом ей было где-то восемнадцать или девятнадцать. Если она переместилась в тот же самый семьдесят четвертый, то… Да, всё верно. Сейчас ей двадцать пять!
        - А зачем ей было перемещаться? - спокойно парировал я. - Да и ерунда это всё! Или забыл уже, инертный ты наш, что Лена впервые встретила тебя прошлой осенью? Блин, ладно, нас с тобой! Пускай наша Сила увяла, но чуять психосущность пока что получается. Лена не играла тогда, не притворялась.
        - Выходит, простое совпадение? - нахмурился Мишка.
        - Ну, если и совпадение, то далеко не простое. Не знаю, запутался. Я уже всякие комбинации рассматривал - и с сопредельным пространством, и с другим временным потоком, и с хронотеррористами…
        - Ну-ка, ну-ка! - живо заинтересовался Браилов. - О хронотерракте подробней.
        Я сгреб остатки яства, и неторопливо зажевал, формулируя ответ.
        - Одно ясно - Лена и Наташа действительно из будущего, и не близкого. Один тот пульт-трансформер чего стоит. А темпоральная капсула? Нам до таких технологий еще расти и расти. Но вот зачем, кому в прекрасном далёко занадобилось изменение реальности? И я подумал: что, если поискать не причину, а мотив? Сразу на ум пришли борцы всякого розлива, что ныне сражаются за социализм или против социализма, под флагами красными, черными, радужными. Второй довод - времена меняются, а люди остаются прежними. И вот, представь себе такое эпичное полотно: неким активистам в XXIII или в XXV веке показалось, что будущее вышло не настолько светлым, как мечталось предкам. И эти удалые революционеры, лишь бы «счастье для всех - и даром», устраивают хронодиверсию. Две засланки… кстати, вполне возможно, что обе они - биороботы, вроде Терминатора… трогательно убалтывают попаданца. «I`ll be back!» - обещает тот мужественным голосом. В перерывах между любовями спасает СССР - и всё прогрессивное человечество дружно строит коммунизм, под флагами и стягами в планетарном масштабе!
        - Суперблокбастер, - заценил Мишка. - Кстати, твой список милого вранья, услыханного от «Терминаторш», или... хм... складно изложенных легенд, неполон. Помнишь, Лена сболтнула, что от них самих ничего не осталось, одно лишь сознание? Да и то, дескать, транслятор слил в двух студенточек - Наташина личность угодила в Аллу Вишневскую, а Ленкина - в какую-то Ксеню… - лицо его вдруг исказилось. - Ч-черт! Я же видел паспорт Ленки! Моей Ленки! Ей там девятнадцать… Вылитая засланка! Ну-у… Слов нет, одни слюни остались!
        - Ничего, мы и этот паззл соберем, - мрачно усмехнулся я. - Али мы не Шерлоки Холмсы?
        - Короче, без поллитры не разберешься! - подвел черту Браилов. - Наливай!
        Сухо цокнули рюмки, сходясь золочеными ободками.
        - М-м… - облизнулся гость. - Яблочком отдает… Ну, что? Будем искать?
        - Порасспрашивай Ленку, - серьезно глянул я. - Может, какие-то странные встречи были… Да хоть сны! А больше и пытать некого, Алла Вишневская не родилась еще…
        - Может, смотаться в две тыщи восемнадцатый? - поплыл в улыбке Браилов, одним глазом посматривая на меня через хрустальную рюмку. - Ладно, ладно! Пошутить уже нельзя… Лей тогда!
        Я плеснул.
        - Ну, за нас!
        Пятница, 8 февраля. Раннее утро
        Ла-Манш, борт атомарины К-503 «Чайка»
        - По местам стоять, к погружению! - командирский голос разнесся по отсекам подлодки.
        Вахтенные тут же забегали, совершая уставные деяния. Например, продували баллоны гальюнов. Бодрящий сквознячок витал от носового ракетно-торпедного отсека до кормового турбинного, освежая стоялый воздух.
        - Все вниз. Приготовиться к погружению.
        Личный состав затопал в проходах-щелях, поджимаясь, увертываясь, привычно шныряя через люки.
        - Во втором отсеке стоят по местам к погружению, - бодро отчитался командир отсека. - Присутствуют все.
        Приняв доклады, командир ПЛАРК распорядился:
        - Отвалить горизонтальные рули.
        Рули выдвинулись в рабочее положение, и по общекорабельной трансляции прозвучало:
        - Задраить верхний рубочный люк.
        Тут уж сам командир подлодки лично убедился, всё ли нормально в рубке. В отсеках делалось тише, хождения прекращались, КП и БП переходили на таблицы подводного хода - лодка будто напрягалась, готовясь тихонечко подкрасться к жертве.
        - Принять главный балласт, кроме средней.
        …Хищные обводы субмарины, и без того незримые в потемках, полностью скрылись под волнами. Рубка еще разваливала холодную воду, словно плавник исполинской акулы, но вот и ее захлестнул накат. Прошли какие-то секунды, а водоворот уже растеребил клочья пены - последние следы присутствия атомного чудовища.
        Правда, «Чайки» не несли в себе баллистических ракет со спецзарядами, способными перекопать Лондон или Париж. Во власти командиров БЧ-2 ждали своего часа крылатые П-120 «Малахит». По команде «Пуск!» они стартуют из-под воды и, распушив «лисьи хвосты» выхлопов, понесутся к цели…
        …В восточной части неба, над французским берегом, затеплились серые рассветные тона. Еще немного, и заря сметет черноту небес, расчищая путь восходящему солнцу.
        Начинался новый день.
        Тот же день, позже
        Великобритания, Западный Сассекс
        Утро выдалось промозглое, зябкое. Волнами находила морось, туманя горизонты, и поместье «Эшхаус» будто нахохлилось. Злобные гаргульи давились дождевой водой, а трава никла под весом ледяных капель. Будь небо ясным, вся эспланада заиграла бы мириадами высверков, напоминая росистый луг, однако высь заполонили тучи, застя свет серой унылой хмарью.
        Седрик Уиллет приблизился к окну, бережно держа блюдечко в левой руке, а пальцы правой сжимали чашечку ароматного кофе. Жеманно оттопырив мизинец, «координатор» отхлебнул и зачмокал, ловя послевкусие.
        Как говорят русские: «Na pososhok».
        От дома отъехал тяжелый бронированный фургон. Седрик проводил машину глазами. Тщательно упакованные полотна весили не так уж много, зато стоили больше миллиарда.
        Уиллет нахмурился - давний полузабытый страх шевельнулся в нем. Не опоздать бы…
        Никакая крепость, даже отлитая из стали, не удержит желающих поквитаться с самым богатым человеком в мире. Или хотя бы грабануть его, обездолив на пару миллиончиков.
        Самая надежная защита - тайна, а она открылась слишком многим. «Координатор» задумался. Это какой же у него переезд по счету? Третий или четвертый? Вроде, третий - уединенное шале в швейцарских Альпах стало проходным двором в шестидесятых…
        Хуже, противней всего - уничтожение персонала. Да, слуги оставались верны ему, но уж слишком много знали…
        Допив кофе, Седрик глянул на часы. Спешить некуда. Стоит, наверное, заказать обед. И даже пирог к вечернему чаю. Пусть всё будет, как всегда - этакое неторопливое течение буден.
        Команда киллеров пожалует ровно в полдень. Наемные убийцы изобразят грузчиков, вывозящих антикварную мебель…
        Уиллет задумчиво почесал кончик носа. С охранниками могут возникнуть проблемы - ребятки бывалые, обученные. Ладно, повторим швейцарский вариант - газ. Баллон «Циклона» в вентиляцию - и всего делов. Даже великану Отеро хватит одного вдоха…
        Уиллет поморщился, углядев свежее пятно на халате. Чертовски не хочется переодеваться, ехать куда-то… Что там не говори, а он - человек привычки. Когда всё идет единожды заведенным порядком, ему комфортнее жить. Но… Что ж делать, у каждого свои недостатки.
        - Сэр…
        Седрик недовольно воззрился на дворецкого. Тот с поклоном протянул ему запечатанную видеокассету.
        - Передано «Контролером», сэр. По агенту ноль-ноль пять.
        - Угу… Ступай.
        Сиборн с поклоном удалился, а Уиллет вставил кассету в «видик». Экран мигнул и раскрылся телестудией, обставленной в футуристическом стиле. Шла молодежная программа по советскому ЦТ. Ведущий в обязательном костюме, идеально выбритый и причесанный, спросил у приглашенного:
        - Скажите, Михаил Петрович, а что вы чувствовали, когда заработала ваша микроЭВМ?
        Оператор выдал крупный план гостя студии. По-мужски красивое лицо, совсем молодое, но уже исполненное твердых, жестких черт, а глаза умные и внимательные, уж насколько запись способна передать свет разума в блеске зрачков. В уголку помаргивали красные циферки: "18.00 - 07.02.1980".
        - Mother-fucker! - вырвалось у «координатора». - Гарин! Живой! Обдурила-таки!
        Миха на экране дрогнул ироничной улыбкой, словно издеваясь над Седриком.
        - Знаете, было не слишком приятно, когда все плюшки достались мне одному, - непринужденно заговорил он с экрана. - Собрать микроЭВМ за несколько месяцев… «скормить» ему программы… - Гарин покачал головой. - Один бы я и за год с этим не управился. Мне тогда здорово помогли знакомые из института, где работал мой отец - инженеры и программисты, девушки-сборщицы… А то читаешь в «Комсомолке» хвалебную оду себе - и пальцы поджимаются от неловкости. Вот, как загнать проги… э-э… программы в «Коминтерн-1»? И откуда они вообще взялись? Написал на бейсике? А компилятор где взял? Тоже сам написал? Вот так сразу, в машинных кодах? И операционную систему, и BIOS? Да и не надо путать пользовательские программы типа бейсика или паскаля, с машинным ассемблером. Любое пользовательское программирование переводится для понимания «железом» - ассемблируется. Чтобы запустить микроЭВМ, я должен был знать все команды процессора, иметь программатор с другой рабочей ЭВМ, запустить программную систему пользователя, сопряженную с данным процем, разработать и написать драйвера для каждого элемента «железа»! Ой, да там много
чего еще, но и этого достаточно, чтобы понять - над «Коминтерном» потрудился не вундеркинд-одиночка, а большая дружная компания!
        Уиллет не досмотрел - выключил, еле справляясь с желанием расколотить гадскую электронику.
        - Обдурила, да? - хрипло бормотал он, дергая губами.
        Ужаснее всего было даже не предательство, не обман, а унижение. Облапошить его?! Владыку полумира, от чьего голоса обмирают президенты, а мультимиллиардеры искательно заглядывают в глазки?!
        Постанывая от наслаждения, «координатор» перебирал самые изощренные пытки и умертвия, но сделать окончательный выбор не успел.
        Сжимая и разжимая пальцы, словно готовясь вцепиться в живую плоть и рвать ее, Уиллет стоял у окна Зеленой гостиной. За идеально выкошенным газоном, за купами деревьев, висел реденький туман, нагоняемый ветром с Ла-Манша.
        С обидной внезапностью белесая пелена разорвалась, словно отпрянула в испуге, пропуская длиннотелую ракету. Седрику почудилось, что реактивный снаряд летит прямо в него. На большее - на крик или испуг, просто не хватило времени - крылатая П-120 с воем вышибла окно, и тут же сработала БЧ. Фугас в восемьсот кило перемолол, выжег всё, что было в гостиной, завалил всю восточную анфиладу, как костяшки домино.
        Второй «Малахит» описал вираж и влетел в дом, поражая западное крыло, а третья ракета спикировала, обрушивая центральную часть усадьбы.
        Взрывы прогрохотали короткой очередью, мешая живую материю с косной, и раскатились громом по округе. Шипастые осколки и горячие камешки зачиркали по старой могильной плите, сдирая мох с выщербленной, сколотой прописи: «Sictransit gloria mundi».
        Глава 20
        Воскресенье, 30 марта. Утро
        Первомайск, улица Ленина
        Едва завиднелись окраины, как во мне защемило. Малая родина… Ее не выбирают, как времена. Здесь начиналась моя жизнь - и прошлая, и нынешняя.
        Вон - Остров, заросший камышом и бурой травой. Воды Южного Буга обтекают, зализывают его берега. Летом сюда причаливает «катер» - маленький речной трамвайчик, и ребятня ощущает себя Робинзонами. Мальчишки и девчонки визжат от маленького счастья, охотятся за юркими ящерками, что зелеными брызгами тикают по нагретым камням, и мнят себя островитянами, оторванными от Большого мира.
        А ниже по течению проглядывают тяжеловесные остовы Третьей мельницы. Помню, как я тикал оттуда на велике, не хуже рептильной мелочи...
        Поезд глухо загрохотал, въезжая на мост. За окном кланялись в разные стороны стальные балки-откосины, и разливалась река, отражая ясную лазурь. Пологие берега восходили в степь, а справа, на перепаде высот, отбивала вертикаль телевышка.
        Дома и домишки спускались к пляжикам, то песчаным, то заросшим травой. Зелень пока не буйствовала в полную силу, но уже пробивалась из парящей земли. И голые ветки тоже до поры - животворящие соки уже шуруют по согревшимся стволам. Скоро набухнут почки, лопнут, бесстыдно разворачивая клейкую листву, а в мае зашелестят и парки, и сады.
        Состав залязгал на повороте, унимая разбег, и подкатил к вокзалу. Жестяной голос диктора оповестил о прибытии на первую платформу, но его было плохо слышно - пассажиры беспокойно галдели в проходе, волоча чемоданы, сумки и детей.
        - А папа? Мам, мы папу забыли!
        - Не потеряется твой папочка… Шапку надень, не лето.
        - Ну, ма-ам…
        - Надень, кому сказала!
        - Етта… Я тогда сразу в институт. Гляну, как там.
        - Давай! А Марта?
        - А девушки потом! - хохотнул Ромуальдыч.
        Подхватив старую сумку на колесиках, ту самую, что Рита смастерила еще в школе, я выбрался в гулкий тамбур и одолел крутые, дырчатые ступеньки.
        Пахнуло дымком, натянуло пропиткой для шпал, а в следующее мгновенье ветер размел вагонный дух, вея тепло и вольно, донося вяжущую травяную горечь.
        «Сколько ж лет тебя не заносило сюда, - мелькнуло в голове, - а, столичный житель?»
        Хмыкнув, я спустился на крошечную привокзальную площадь, и улица Шевченко раскатилась передо мной, стягиваясь к колоннам Дома Советов. На углу сверкал витринами двухэтажный универмаг, а справа, рядом с книжным, там, где раньше терялся кинотеатр им. Луначарского, глыбился угловатый стеклянный куб «Универсама» - самого настоящего советского супермаркета. До «Ленты» или «Ашана» ему далеко, но магазин-то «на вырост».
        Дисциплинированно перейдя улицу Революции по «зебре», я зашагал к площади Ленина, вспоминая, до чего ж было обидно в «нулевые», когда местные и заезжие бандерлоги загадили мой родной город, малюя урны, ограды, столбы в жовто-блакитные тона. А ныне над куполом впереди, куда сходится перспектива, реет красный стяг. И будет реять!
        Уж мы с Ромуальдычем, с Ивановым «и другими официальными лицами», товарищами и друзьями, позаботимся, чтобы ни одна светлоликая сволочь не спустила флаг Страны Советов!
        Смущенно хмыкая от патриотического порыва, я пересек площадь. И здесь всё, как всегда. Вон молочный магазин, где мы с Инкой лопали мороженое. А вон гостиница «Первомайск» - и коробчатый «Икарус» с размашистым трафаретом «Турист» на красном боку. По ступеням кинотеатра «Октябрь» прыгает малышня, отпущенная на детский сеанс.
        «Никуда я сегодня не пойду, ни на какую работу, - думал я, щурясь на солнце. - Гулять буду «по местам боевой и трудовой славы» и предаваться воспоминаниям! А вечером закачу пир - сварю пельменей…»
        Миновав сквер Победы с могучими елями, я вышел на улицу Ленина. Да-а… Изменился силуэтец - по левой стороне, от самого парка и до техникума выстроились три белых высотки в двенадцать этажей. Сущие небоскребы для райцентра. Мне - в самый дальний…
        …Тесноватый лифт вознес меня на последний этаж. Ключи, выданные еще в Москве, обнаружились почему-то в боковом кармашке сумки с вышитым, слегка потрепанным брендом - «Искра».
        Четыре оборота - и дверь впустила нового жильца. Прихожая… нормальная прихожая, хоть танцуй. А в огромный, до потолка, шкаф-купе можно квартирантов заселять. И кухня большая… Ого! И гарнитур есть?
        «Отли-ичненько…» - я пошлепал ладонью по новенькой плите «Лысьва», по керамическому черному квадрату. Отворил чмокнувшую дверцу встроенного холодильника «Бирюса» - сияющая пустота… Ничего, наполним.
        Побродив по комнатам, выбрался на лоджию.
        - Красота-то какая… Лепота!
        Вид и вправду замечательный. Внизу, на окраине парка, пошевеливали плетьми ветвей плакучие ивы. В сторонке шумела водопадом плотина ГЭС, а дальше открывался разлив реки и зеленистое раздолье. На том берегу кончался Богополь, и крайние домишки боязливо выглядывали из вишневых садочков.
        «Буду выходить сюда вечерком, - сощурился я, смакуя пейзаж, - и любоваться закатом… И лопать вареники с вишней. И пирожки с тыквой. И кныши с луком-яйцом, и…»
        Уловив сигналы голодного организма, я бодро задудел, принимая новую жизнь. Сунул в карман авоську, и шагнул за порог, досадуя на свою житейскую несостоятельность. Чего было не зайти в «Универсам» по дороге? Или в гастроном на углу? А, балда?
        - Дурная голова ногам покоя не дает, - сказал я себе в назидание, и вызвал лифт.
        Тот же день, позже
        Нью-Йорк, Бруклин-Хайтс, Крэнберри-стрит
        Отпустив старенького Бордена, Вакарчук сам встретил гостя - молодого мужчину лет тридцати пяти, с ребячьими пухлыми щеками. Тот растерянно оглядывал холл, не зная, куда ему пристроить меховую куртку.
        - Хэллоу, мистер Уиллет! - нацепив голливудскую улыбку, Степан спустился с лестницы.
        Растерянное выражение на лице гостя сменилось испугом.
        - Вообще-то, я Дитишем, - промямлил он, нервно сминая куртку, - Фримен Дитишем. Вы, наверное, с кем-то меня путаете, мистер Уортхолл…
        - Нет, Фри, не путаю, - усмехнулся Вакарчук. - Только вы не бойтесь - в этом доме вам ничего не грозит, а всё сказанное останется строго между нами. Ваш отец правильно поступил, что «зашифровал» вас и удалил от себя…
        - Что же в этом хорошего? - тонкие губы Фримена исказились в горькой усмешке.
        Степан пожал плечами.
        - Вы, насколько я понимаю, ни в чем не нуждались, хотя и не вели разгульную жизнь, как прочие мажоры. Ходили в приличную школу, окончили Гарвард…
        - Но я ни разу не видел своего отца! - с надрывом воскликнул Уиллет. - Понимаете? Ни разу!
        - Именно поэтому, Фри, - сухо ответил Вакарчук, - вы и живы.
        - Н-не понимаю… - пробормотал гость.
        - Да бросьте вы эту куртку! - Степан испытал мгновенное раздражение. - Вон, на стул, хотя бы! - дождавшись, пока Фримен аккуратно повесит дубленку на спинку резного стула эпохи Тюдоров, он вытянул руку к галерее. - Пойдемте наверх, потолкуем. Чего здесь стоять… Дворецкого я отпустил, мы одни. А поговорить нам есть о чем…
        - Так вы знали моего отца? - вопросил молодой человек, ступая по гулкой лестнице.
        - Седрика Уиллета не знал никто. Да и мне, если честно, тайны вашего отца открылись случайно. Вы помните, когда его убили?
        - Убили?! - вскричал Фримен. - А, ну да, я же читал… Там поймали целую банду киллеров!
        Поднявшись на галерею, Вакарчук покачал головой.
        - Нет, Фри, киллеров «пригласил» как раз ваш отец. В тот самый день он переезжал из Эшхауса в иное тайное обиталище, и наемные мокрушники должны были зачистить усадьбу… То есть, перебить всю прислугу и охрану, чтоб не сболтнули ни слова.
        - О, мой бог… - выдохнул Уиллет. - Мой отец… он что, бандит? Вроде капо ди тутти капи?
        - Всё гораздо хуже, - лицо Вакарчука перетянуло кривой усмешкой. - Седрик Уиллет был самым богатым человеком на свете. Он ворочал триллионами и, по сути, правил всем Западом - не прямо, а как бы косвенно, нося политкорректный титул «координатора».
        Фримен без сил опустился в мягкое кресло.
        - Так вот, - Степан величественно занял кресло напротив. - В день убийства грянул сильнейший кризис, будто салют на похоронах. Западная экономика попала в «идеальный шторм» - тысячи компаний разорялись, на биржах стоял адский рев «быков» с «медведями», инфляция зашкаливала. Отголоски той финансовой бури ощущаются до сих пор. Правда, лично мне жаловаться не на что - зимой я «стоил» два миллиарда долларов, а нынче подскочил в цене до шести с половиной. Но это так, к слову. Не буду скрывать, я, как заправский сыщик, копал информацию о вашем отце. С чем были схожи мои поиски, сказать? С поисками клада на минном поле! Десятки кланов мультимиллиардеров, всех этих Ротшильдов, Рокфеллеров, Морганов, Барухов, с легкостью расправились бы со мной. Они боялись только одного человека - вашего отца! И вот тогда-то я и откопал инфу, за которую любой из нашенских сверхбогатеев с радостью отдал бы девятизначную сумму. Инфу о сыне Уиллета. Разузнал всё, как следует, пригласил вас к себе на работу… Кстати, Винни… э-э… Винни Сандерс, генеральный менеджер, хорошо отзывается о вас. Отчетливо работаете, говорит…
        - Мистер Уортхолл… - осторожно выговорил Фримен. - А… зачем? Зачем вы раскрыли мне всё это?
        - Всё? - невесело хмыкнул Вакарчук. - Далеко не всё, Фри. И не думайте, что я так уж отягощен тайным знанием! Но оно откроется вам, было бы желание. Скажите: и чего ты вьешься вокруг да около, говори прямо!
        - Да нет… - поежился Уиллет, и неуверенно улыбнулся. - Знаете, было время, когда я гадал, не принц ли я в изгнании? А, оказывается, что чуть ли не император…
        - Страшно? - прищурился Стивен Вакар.
        - Д-да, - признался Фримен.
        - Это нормально… Я вызвал вас вовсе не для того, чтобы запугивать зловещими загадками. Фримен Уиллет, вы должны сделать свой выбор. Оставаться ли вам обычным менеджером - или принять регалии отца.
        Молодой человек побледнел.
        - Десятки богатейших семей готовы схватиться в борьбе за опустевший трон, - медленно проговорил Вакарчук. - Их оружие - войны, революции, перевороты и прочие великие потрясения. Миллионы людей погибнут в окопах, от голода и болезней, пока всё не утрясется. Но в ваших силах остановить произвол, обеспечить стабильность и благополучие, а я помогу вам. Не корысти ради, мне и миллиардов довольно! Хе-хе…
        Фримен понуро молчал. Затем вздохнул, и дернул уголком губ:
        - «Координатор» умер. Да здравствует «координатор»! Так?
        - Так, - наклонил голову Степан, и вздохнул, хлопая себя по коленям. - Ну надо, Фри, надо!
        - Ни выхода нет, ни выбора… - дрогнул голос Уиллета. Он поднял голову, глядя с тревогой и вызовом: - Я согласен.
        Вторник, 1 апреля. День
        Московская область, Баковка
        За все годы службы Иванов так и не обзавелся госдачей.
        «На черта она мне?» - удивлялся он.
        В самом деле! Захочется лесным воздухом дыхнуть - выедет в заповедные дебри. И надышится вволю, и ушицу сварганит. Или похлебку из перепелок.
        Но вот прижала нужда, взяла за горло, а выехать-то и некуда. Спасибо Цвигуну, порадел за своего - выбил в Управделами ЦК дачку в Баковке, где сплошь генералы да маршалы селились.
        Место приличное - неподалеку Буденный жил, и Баграмян, и Рыбалко.
        Борис Семенович вылез из «Волги», оглянулся - никто не видит? - и отвалил крепкую воротину. Фыркая мотором, машина плавно заехала во двор. Иванов поднатужился, и прикрыл ворота. Глухо грюкнул засов.
        Елена выпорхнула из «дублерки», свежая, здоровая и молодая. Зажмурив глаза, медленно вобрала «стародачный» воздух, приправленный лесными ароматами. Провела ладонью по колючей хвое, с любопытством оглядела крепкий сруб в два этажа.
        - Мы здесь будем жить?
        Генерал-лейтенант облапил ее со спины.
        - Довольна?
        - Очень! Но…
        - Но? - нахмурился генерал-лейтенант.
        - Я много должна, Боря, - понурилась «дачница». - И тебе, и… и всем. А по долгам надо платить. Меня так папа учил.
        - Правильно учил, но ты же девочка. А у нас по счетам платят мальчики. Ясно?
        - Ага… - фон Ливен обняла Иванова, прижалась легонько. - Я вовсе не феминистка, Борь… У меня с этими извращенками взгляды расходятся. И страха нет. Эшхаус раскатали - и мне бояться нечего. Просто… Понимаешь… Вы заплатили добром за мое зло, а Конфуций как говорил? За зло надо платить по справедливости!
        - Не волнуйся, - заворчал Борис Семенович, тиская свою крайнюю любовь, - найдется применение твоим талантам! А пока…
        - А пока? - игриво мурлыкнула Елена, чувствуя, как жадные руки мужчины елозят гораздо ниже талии.
        - Пошли в дом! - вытолкнул генлейт.
        - А ты будешь ко мне приставать? - округлились женские глаза, как будто в невинном испуге.
        - И еще как!
        Хихикая, парочка скрылась в доме, и защелка на двери звонко клацнула, словно оповещая: «Не беспокоить!»
        Воскресенье, 6 апреля. Утро
        Первомайск, улица Киевская
        «Ижика» я оставил Рите, а на работу ходил пешком. Можно, конечно, и на автобусе доехать, но полезнее прогуляться.
        Вон туда, через парк. По мосту выходишь на Автодоровскую и сворачиваешь на Чкалова. Просто так, чтобы пройти мимо 12-й школы. Звенит звонок, вопящая пацанва бросается к дверям, а я, грустно улыбаясь минувшей юности, шагаю к Киевской.
        Там, за высоким кирпичным забором, прячется папин, а ныне и мой секретный «ящик».
        Скромное двухэтажное зданьице прорывало ограду, выходя к тротуару ступенями. Поднимаешься к стеклянным дверям под козырьком, опертым на колонны буквами «V». Скромная и строгая табличка, золотом по черному, извещает: «НИИ субэлектронных структур».
        Солидно. Академично. Хитроумно.
        Минуешь турникет под недобрым взглядом бдительных вахтеров, и выходишь в обширный двор. Тут тебе и развесистые осокори, и каштановые аллеи, и даже беседки, заплетенные виноградом. Только фонтанов не хватает.
        А за аллеями и променадами глыбится «аквариум» - стеклянный параллелепипед, объемом с хорошую пятиэтажку. Там-то и приютили лишенцев из НИИВ. Правда, в институте мы наособицу, у нас даже первый отдел свой, чем товарищ Привалов тихо гордится.
        - Василий Макарович, с утром вас! - сокращенно поздоровался я, прикладывая новенький пропуск к валидатору.
        - И вам, Михаил Петрович, доброго ранку, - важничая, вахтер перешел на суржик.
        Многие из наших сменили локацию без раздумий, иных убедили перспективы, а Макарыча уговаривать не пришлось.
        «Вот, если бы на север куда, - рассуждал старый партизан, - я бы еще подумал. А на юг… Так это мы завсегда!»
        Жаль, на новом месте фойе нет… Проходная сразу стыкуется с широким коридором, светлым безо всяких ламп: все двери - стеклянные, солнечные лучи пробивают этажи навылет. Похоже, архитектор был из эксгибиционистов. Странно, что для перегородок с перекрытиями он таки оставил бетон.
        Сотрудники филиала, будто совы, прятались от уймы света - какими только шторами и жалюзи они не занавешивали прозрачные стены! Зато все на виду…
        Свою лабораторию я узнал по грохоту отбойного молотка и раздирающему треску сварки - яркие лиловые «зайчики» плясали на стенах коридора.
        Помещение вышло огромным - площадью десять на десять, а в высоту - до самой крыши. Несколько платформ, сваренных из профнастила и скрепленных стальным каркасом, пропускали сквозь себя вертикаль ускорителя, смахивавшего на ракету пришельцев.
        Сбоку и до самого верха вился зигзагом дырчатый трап. Электрические вспышки шипели и скворчали, снопы окалины и оранжевых искр опадали вниз, наполняя воздух запахом горячего металла.
        - Етта… Погоди, не спеши. Дай молоток…
        Оглушительные удары загуляли эхом, отражаясь от стеклянной стены, перекрещенной стальными балками и поперечинами. Я лишь головой покачал - у Вайткуса получилось нечто среднее между заводским цехом и монтажно-испытательным комплексом на космодроме.
        Озабоченно подергав пленку, укутывавшую блоки «Коминтерна-3», я малость ободрился - пыль нашему суперкомпу не грозит. О, уже и хронокамеру собрали! Молодцы, однако…
        Новую, конечно, ставили. Ту самую, что везли с «начинкой» из шпионов-диверсантов. Жаль, что старую разнесло - все ж, музейный экспонат. Нацепили бы бронзовую табличку, написали бы что-нибудь пафосное про первый заброс человека в прошлое - и большой шаг для всего человечества.
        Пошатав новенькие, тепленькие еще перила трапа, я полез наверх. Ну, с ускорительной секцией все понятно, она как пустая обойма, а дружному коллективу предстоит нудная и тяжелая работенка - будем устанавливать магнитные ячейки, запитывать криостаты… «Начать и кончить!», - как Ромуальдыч говорит.
        Вайткуса я обнаружил на третьем уровне - начальник техотдела кряхтел, стоя на карачках, и прихватывал сваркой бортики настила. Прикрывшись ладонью, чтобы не словить «зайчика», я громко сказал:
        - Ромуальдыч, так и стой! Будем лепить с тебя героя труда!
        - Ага! - жизнерадостно поддержал меня Рустам, переквалифицировавшийся в сварщика. - И отольем в бронзе!
        - Точно! - загорелся Киврин, придерживавший бортик. - А потом, когда установим на постамент перед проходной, все лаборантки будут тереть бронзовый зад - на счастье!
        «Царевичи», шуршавшие уровнем выше, дружно загоготали, а Вайткус разогнулся, поднимая маску.
        - Етто сколько ж терпения надо с вами, - добродушно пробурчал он, стукнув держаком и смахивая огарок электрода. - Ох, и вздрючу я вас однажды, ох, и вздрючу… Глаза!
        Успокоенный, я спустился вниз. Работы - море, но к лету должны успеть. Всё смонтируем, как надо, вычистим, вымоем, выкрасим… И диванчик поставим, и пульт, и фикус!
        И будем гонять ускоритель на всех режимах, вызнавая тайны контрамоции и прочие вкусные секретики. На перемещение человека во времени наложен строжайший запрет, и правильно. Нечего испытывать мироздание на прочность. А вот над асимметричной теорией относительности подумать стоит. Коллективно. По робким прикидкам, АОТО должна сойтись с квантовой механикой. И тогда до нас дойдет, что такое гравитация. Глядишь, и гравитоны уловим в наши сачки, как бабочек…
        - Здравствуй, Миша.
        В первые мгновенья я даже не понял, кого вижу. Передо мной стояла красивая, молодая женщина с малышом на руках. Вихрастый херувимчик вертелся, таращил глазята, и отвлекал внимание.
        - Мадонна… - пробормотал я. - Марина?!
        - Я! - рассмеялась матерь человеческая, и нежно поцеловала меня, затягивая ласку чуть дольше приятельской. - Рад?
        - Очень! - признался я, и пожал ладошку чаду. - Привет.
        - Дя-дя, - пролепетало дитя.
        - Дядя Ми-иша, - представила меня мама, воркуя.
        - Ми-са… - послушно вытолкнул ребенок.
        - Как назвали? - улыбнулся я, чувствуя какую-то глупую ревность.
        - Александр! Но чаще - Искандер.
        - А-а… - уразумел я. - Так ты прямо оттуда? Ближний Восток?
        - Багдад, - кивнула Марина. - Ершов просто взлетел у Аль-Бакра! Еще годик-другой, и возглавит Спецбюро «Мухабарат».
        - Круто, - заценил я.
        Молодая женщина замешкалась, словно уловив в моем голосе нечто, не совпадающее с дружескими отношениями. Оглянувшись, она тихо сказала:
        - Я бы хотела ребенка от тебя, но… - опущенные ресницы дерзко взлетели, открывая черный блеск. - Ты же всё понимаешь!
        - Понимаю… - я бездумно погладил смуглое тонкое запястье с обвисавшим браслетом. - Как бы здорово было, чтоб не выбирать! - вырвалось у меня. - А еще лучше - прожить три или четыре жизни, и каждый раз иначе!
        - И с иной подругой, - ухватила смысл «Росита».
        - Ты тоже всё понимаешь…
        По трапу, шумно топоча, спустился Корнеев, и Марина пригасила откровенность, с живостью заговорив:
        - Отпустил меня мой благоверный, вместе с наследником! Тут поспокойней как-то. Вчера только порядки навела в квартире, а часов в одиннадцать сходим к заведующей детсадом. Я сюда надолго, может быть, на год. У меня должность с «простудным» названием «ИО начохр»!
        Виктор споткнулся, и смущенно выговорил, взглядывая на знойную красотку:
        - Правда, что ли?
        - Витёк, - официально улыбнулся я, - позволь тебе представить Марину Ершову, капитана… Капитана?
        - Майора, - ослепительно улыбнулась красотка.
        - Майора госбезопасности!
        - Здорово… - выдохнул Корнеев, тут же вдохновляясь: - Нет, правда, здорово! И вы… м-м… погоняйте этот спецназ! Замучали уже! Пашут без перекуров!
        - Витё-ёк! - гулко толкнулось с высоты. - Где электроды?
        - О, слыхали? - пожаловался МНС, и взревел: - Несу!
        Марина звонко рассмеялась, малолетний Искандер тоже радостно загукал. Ну, и я добавил улыбку в общее веселье.

* * *
        День прошел разнообразно. Меня и грузчиком припахивали, и монтажником, и уборщиком. Забегал Иваненко, вырвавшийся в командировку, назначил своим замом. Я на ходу расписался, где нужно, и продолжил сносить во двор обрезки труб, швеллеров и рифленых листов.
        Зато простой труд здорово успокаивал нервы, не дозволяя резвиться всяким юрким мыслишкам. А после, как выйдешь из душевой, ощущаешь приятную истому и довольство собой - отработал!
        Домой я направился, опять-таки, совершая моцион. Спустился, не спеша, по Киевской. Перешел реки по мостам, лениво следя, как переливается зеленая вода, как поддается форштевню «катера». Белый «ПТ-4» гордо проследовал с Южного Буга в Синюху, распуская буруны.
        Блаженное безмыслие не оставляло меня. Нет, на втором плане крутились всякие идеи, и я их со вкусом обдумывал, но вряд ли эту деятельность можно было назвать умственной - мозги мои больше отдыхали, крутясь почти вхолостую. Прикидывали будущие эксперименты, лениво трепали преобразования Лоренца…
        Благодушествуя, я дошагал аж до «Универсама». В светлом зале самообслуживания бродила толпа покупателей, занятая непривычным делом - люди выбирали сорта. Дефицита еще хватало, но чай «со слоном», по пятьдесят три копейки пачка, лежал на полке, не расхватанный. И рулончики «туалетки» - вон они, выстроились пирамидой. Бери - не хочу.
        Колбасы «Докторской» полно, даже сосиски есть, а вот сырокопченой не видать. И растворимого кофе нема. Ну, и ладно. Подвезут еще.
        Затарившись, я пошагал домой. Было приятно идти по городу, попадая в неспешный провинциальный ритм. Московская сутолока еще жила в памяти, рефлекторно подталкивая и торопя, но уже отходила, уступая спокойному течению жизни.
        Квартира встретила меня тишиной, немного не жилой. Не витали в воздухе запахи готовки, не доносились голоса, не бубнил телик.
        Буквально вчера я купил цветной «Рубин». Его подвезли на микрогрузовичке «ВАЗ» с белой надписью по синему борту: «Доставка на дом». Работает, цвета яркие, помех нет, но одному смотреть неинтересно.
        Я обставлял квартиру в режиме "сутки через сутки". Собрал двуспальную кровать, тяжелую, из массива, и передохнул денёк. Потом диван затащил, вчетвером с Иванами. Впихнул в ванную стиралку «Вятка-автомат» - заняла место раковины.
        Ну, а кабинет я обставил чуть ли не в первый день - стол у окна, кресло, «Коминтерн-2»…
        Звонок в дверь просверлил воздух задорной трелью.
        - Кого там… - ворчливо гадал я, шлепая в тапках.
        «Глазка» в филенке не было, да и не люблю я выглядывать в эти скважинки. Рустам меня от этого давно отучил.
        «Легче легкого загнать пулю в «глазок», - серьезно объяснил он, - даже целиться не надо, и «контроль» делать. Пиф-паф, и готов!»
        Я клацнул задвижкой.
        За порогом вовсю улыбались две грации - Рита и Настя.
        - Привет! - завопили они дуэтом, и кинулись меня обнимать в четыре руки.
        Я не сопротивлялся, еле успевая отвечать на бурные ласки.
        - Ритка, прогуливаешь?
        - Не-е! Я на заочное перешла! Думаешь, одна останусь? Фигушки!
        - А у меня отпуск! - вопила сестричка. - Что, отдохнуть от нас хотел? Не выйдет! Родня тебя не бросит одного! Ха-ха-ха!
        - Родня моя! - я притиснул обеих, ощущая, как служебная квартира становится уютным домом.
        Суббота, 12 апреля. Ближе к вечеру
        Новосибирск, улица Терешковой
        Трехкомнатная кооперативная квартира не отличалась простором, но продуманная планировка искупала скудость метража. А балкон выходил на лесную опушку, спасенный кусочек настоящей сибирской тайги между улицей Терешковой и проспектом академика Коптюга.
        Денег хватало, и Михаил с удовольствием тратил их на Лену. Девушка, счастливая донельзя, моталась по всему Новосибирску, выискивая то шкаф, то холодильник, то кресло, «подходящее к обоям».
        Браилов в мыслях всё чаще, всё серьезней свыкался с новой жизнью, с «новым счастьем», в фокусе которого находилась Ленка.
        Первые разы он с усилием называл ее - про себя! - невестой, а когда убедился в безысходности будущего, высказался вслух.
        О, сколько эта порывистая девчонка пролила слез тогда, и до чего ж горело лицо от крепких поцелуев! Свадьбу сыграли в конце марта - «невеста» была на первом месяце…
        Михаил прошаркал к окну, и бессильно ссутулился, думая, что молодая жена не видит его.
        Да… Время лечит, поговорка не врет. Переживать о своем забросе в прошлое он перестал, наверное, перед свадьбой. Нет, еще раньше, где-то на Восьмое марта. Да, точно.
        Горечь еще бродит внутри, но вымывается, день за днем. Минует год или два, и новые заботы, новые радости до конца очистят душу…
        Ласковые руки бережно обняли Браилова со спины, и ему будто стало теплее.
        - Мишечка… - тихо-тихо заговорила Лена. - Скажи, только честно… Ты жалеешь, что… Что ты со мной?
        - Нет, - покачал головой Миша. - Нет, Ленусик. И это правда… Но не вся, - повернувшись к женщине, он огладил ее щеки ладонями, и еле вымолвил: - Хочешь знать всю правду?
        - Да! - выдохнула Браилова. - Да!
        Муж устроился в кресле, подобранном в тон обоям, и усадил жену к себе на колени. От Лены исходило мягкое тепло, и знобящий холодок не морозил нутро.
        - Тогда слушай… - шевельнулись непослушные губы. - В тот самый день, когда я перешел из будущего в прошлое, на пять минут тому назад, никакие особые мысли меня не одолевали. Просто выросло внутри твердое убеждение - надо вернуться! Вдвоем мы продержимся, по одиночке не выдюжим. И всё было так, как я и предполагал - шпионы эти, стрельба, победа… Я встретил Мишку… Он был именно таким, каким и должен - обалделым. И… Да всё, всё в прошлом было точно таким же, как и в будущем, пять минут тому вперед! А вот затем я начал примечать разницу…
        - Разницу? - встрепенулась Лена. - Но…
        Слабо улыбаясь, Михаил приложил палец к ее губам.
        - Различия касались не тебя, ты по-прежнему страдала от любви…
        - И не страдала вовсе, - упрямо мотнула головой женщина. - Это было счастье! Мучительное иногда, но счастье!
        Мужчина обнял ее, и замолк, покачивая.
        - Другим был только я, - вытолкнул он. - Поверь, мне трудно об этом говорить. И я не знаю толком, что, собственно, случилось. До сих пор голову ломаю, но ответа нет. Слышала о гипотезе разветвления временных потоков? Не о фантазиях Эверетта, а о точках бифуркации? Дескать, как только происходит изменение реальности, мировая линия сразу раздваивается. В общем… Похоже, что я угодил не в свое прошлое. Или, скажем иначе, попал сюда не из здешнего будущего.
        - К-как? - распахнула глаза Лена.
        - Ты только не пугайся, - заспешил Браилов. - В том мире, откуда я, получается, явился, всё точно такое же! Всё-всё! Кроме моей собственной судьбы. Начать с того, что я никогда не жил с Ритой. Да, она мне очень нравилась, но в семьдесят седьмом я женился на Инне…
        - На какой Инне? - пролепетала женщина.
        - М-м… - затруднился Миша. - Ну, Рита была моей одноклассницей. И Инна тоже. Инна Дворская. Я влюбился в нее, мы встречались… Однажды изменил ей с Ритой… А Инка узнала, устроила мне грандиозный скандал, окончившийся в постели. Тогда я и женился. Прошло должное число месяцев, родилась моя дочь. Юля. Юлька… Ей сейчас два годика уже… - мужской голос, обретавший плаксивую дрожь, внезапно отвердел: - Но не здесь. В этом мире Миша Гарин женился на Рите, а Инна бросила его, выйдя замуж за Олега Видова.
        - Инна Видова?! - ахнула Лена. - Видова - твоя жена?! Ой, что за глупости я говорю…
        - Инна Гарина… - тускло произнес Михаил.
        Женщина всхлипнула, и крепко стиснула его.
        - И больше никто-никто об этом не знает? - пробормотала она.
        - Никто. Только ты. И я…
        - Спасибо…
        - За что? - складочка между бровей у мужчины разгладилась.
        - За доверие… За веру.
        - И тебе спасибо.
        - А мне за что? - слабо улыбнулась Лена.
        - За любовь…
        Больше они ни о чем не говорили. За окном вечерело, а парочка сидела, обнявшись, и молчала. Вдвоем.