Целитель #10 Валерий Петрович Большаков
        Целитель (Большаков) #10
        Михаил Гарин - «попаданец» со стажем. Адаптация прошла успешно - он вжился в бытие Страны Советов, стал своим. У него полно друзей и высоких покровителей. Живи да радуйся! Наслаждайся всеми бонусами юности. Но для Миши этого мало. Период, когда он щедро делился послезнанием, выдавая грядущие открытия за свои, миновал. Кандидат наук Гарин выбился в молодые ученые, совершив мировое открытие - сам, без шпаргалок из будущего! И завертелись шпионские страсти… Запад очень болезненно реагирует на любой прорыв СССР, всеми силами и любыми способами спихивает нашу страну в разряд отстающих и догоняющих, подчас балансируя на грани «холодной» войны и Третьей мировой. Удастся ли Советскому Союзу выдержать, укрепиться в извечном противостоянии? Отобьется ли Миша от «коварных происков»? Сдюжит ли под напором провокаций, диверсий, подстав? Или отступит, чтобы зализать раны, собраться с силами - и перейти в наступление? Возможны варианты…
        Целитель-10
        Пролог
        Пятница, 18 апреля 1980 года. Утро
        Минск, улица Подлесная
        …Минские скверы только-только окутываются зеленым листвяным маревом. На яблонях робко набухают почки, ловя неверный сугрев. Без куртки на улицу не выйдешь - зябко, и стылый ветер задувает. В небе - хмарь, на земле - слякоть…
        - Слово предоставляется кандидату физико-математических наук Михаилу Гарину!
        «А на Украине всё цветет и пахнет…», - перебирал я весенние думки, торопливо шагая к трибуне.
        Актовый зал во 2-м корпусе МРТИ впечатлял большим и светлым объемом - наружу сквозили не окна даже, а стеклянный фасад от пола до недосягаемого потолка, словно забранный в гигантскую раму узкими полуколоннами. И по всему лучистому пространству расходился волнами гул людских голосов.
        Зал набился битком, девятьсот мест - и ни одного пустующего!
        Первый ряд, как водится, отдали почетным гостям - со сцены я различил и ректора Ильина, и физика Борисевича, рулившего Академией наук Белоруссии, и Колмогорова с Александровым. Академики зажали самого Машерова, и шушукались втроем.
        Слава богу, каменеть в президиуме не пришлось, но приветить ученую братию надо. Как-никак, всесоюзный конгресс посвятили высокотемпературным сверхпроводникам, а уж тут приоритет за вашим покорным слугой - сей факт даже амеры не оспаривали. Мои губы изогнулись в усмешке - хронофизика не скоро станет темой научных сборищ…
        - Товарищи!
        Шиканье прошелестело от партера к задним рядам, и гомон стих.
        - Не буду утомлять вас историей открытия, этапами развития и прочей шелухой, - начал я резво и дерзко. - Сразу отмечу главное - советская наука лидирует в раскрытии секретов сверхпроводимости едва ли не комнатной температуры. Более того, мы первыми в мире реализуем добытые знания. На днях запущена ВТСП-ЛЭП протяженностью два с половиной километра, она соединила две мощные подстанции в Ленинграде.
        Обычно ВТСП-кабель создается на основе сверхпроводящей керамики в серебряной матрице, но это, так сказать, технология первого поколения, пройденный этап. А мы уже пробуем наносить керамическую пленку на ленту из никель-вольфрамового сплава…
        Говорил я минут двадцать. Рассказал, как в ленинградском Физтехе мудрят над сверхпроводящими магнитами для новосибирского «Токммака» и коллайдера в Протвино, над бездиссипативными тоководами и прочими мудреными темами. В общем, наука на марше.
        На место я вернулся под бурные аплодисменты, и плюхнулся, тесня по-барски развалившегося Киврина. Володька тут же пришатнулся, шепча и давясь от хиханек:
        - Представляешь, какой бы ор поднялся, объяви ты про ускоритель!
        - Тише ты, несерьезная личность! - сердито зашипел я. - Лучше внимай.
        - Да кому там внимать! - пренебрежительно фыркнул Киврин. - Отстающим всяким…
        После меня выступили Келдыш, Капица-отец и Сахаров.

* * *
        В обширном вестибюле с двумя рядами круглых колонн было людно, но глаз по привычке выцепил Вайткуса - тот по-дружески болтал с Машеровым. А генсек с жаром убеждал в чем-то техдира.
        Старые знакомые, видать. Таких у Ромуальдыча - полстраны.
        - Миша! - грянул Вайткус, подзывая. - Етта… Знакомься! Петр Миронович!
        - Просто Миша, - я крепко пожал сухую, твердую руку Машерова, и бегло улыбнулся. - До отчеств пока не дорос.
        - О, это вопрос времени! - отзеркалил мою улыбку Генеральный секретарь ЦК КПСС. - Послушайте, Михаил… Я тут с Арсением побалакал…. Понимаете, для меня очень важна репутация республики. Кто бы что не говорил - или не шипел про мой «бульбашский» национализм, а только вот это всё, - он повел руками в широком жесте, - моя родная земля! Как же за нее не порадеть? Да только «МАЗа» с «БелАЗом» мне мало. Хочется, знаете ли, чего повыше! Я, вот, как послушал вас, так сразу и замечталось мне. Знаете, о чем? О поезде «Москва - Минск», да не простом, а на магнитной подвеске! И чтоб магниты - сверхпроводящие!
        - О-о… - завел я, качая головой. - Ну, и размах у вас, Петр Миронович! М-м… В принципе… Фришман в Гомеле, насколько я помню, ставил опыты еще года три назад. А прошлой осенью в Раменском запустили первый вагон на магнитной подушке… ТП-04, по-моему. Но там путей - с полкилометра всего, разогнаться не успеешь. Хотя… - мои губы повело в ухмылку. - Армяне уже вовсю пробивают строительство первой магнитной трассы от Еревана до Севана, а это километров шестьдесят, как минимум.
        - Ну уж нет! - возмутился Машеров. - Белорусы должны быть первее! Михаил, а давайте мы это дело обсудим где-нибудь… э-э… на природе?
        - А давайте, - улыбнулся я.
        - Тогда приглашаю всю вашу группу в «Вискули»! - энергично толкнул Генеральный. - Беловежская пуща… Красотища… - искушал он. - Сосны, зубры - и тишина…
        - Готов… - разморенно вымолвил Ромуальдыч. - Вези в свою пущу. И чтобы зубры… Володька! - трубно воззвал он. - Корнеев где?
        - Тута! - отозвался Киврин.
        - Зови его, и поехали!
        - А куда?
        - По дороге объясню. Поехали!
        Мы всей толпой влезли в старую «Чайку». Машеров умостился рядом с водилой, пожилым, но крепким Евгением Федорычем, а наша четверка разделила салон с охранником генсека, бравым майором Чесноковым.
        - Здорово, - загудел Вайткус, поручкавшись с прикрепленным. - И как ты его только терпишь? - кивнул он на посмеивавшегося «Мироныча». - Кортеж, называется…
        - Притерпелся, - скупо улыбнулся офицер, подав мне жесткую ладонь. - Валентин Федорович.
        - Михаил.
        - Владимир, - потянулся Киврин.
        - Витя… - ляпнул Корнеев, и побагровел. - Мн-э-э… Виктор.
        Мощный двигун ГАЗ-13 басисто заурчал, и лимузин тронулся, плавно разгоняясь. Вперед вырвалась белая «Волга» без мигалки, но с «крякалкой» СГУ. Вот и весь эскорт.
        Тот же день, позже
        Брестская область, Вискули
        Беловежская пуща - последний клочок древней европейской тайги. По счастью, охотились здесь лишь короли, да императоры. Стало быть, и живность уцелела, и растительность - дровосеков сюда, понятное дело, не пущали. Вот и укрепились в тутошних местах великанские ели в три обхвата, да дубы по шестьсот лет с гаком.
        Даже воздух здесь иной, напоенный травами, каких в округе не сыщешь.
        Выйдя из машины, я постеснялся хлопнуть дверцей - здешняя природа представала в образе именно храма, а не мастерской. Даже от названия здешней охотничьей усадьбы - «Вискули» - веяло древностью, идущей от ятвягов.
        - Когда-то Хрущева, нагрянувшего с визитом в Югославию, Тито позвал на охоту, - оживленно заговорил Машеров, ленинским жестом простирая руку к двухэтажному охотничьему «домику», выстроенному в державном сталинском стиле. - Позавидовал Никита, да и решил себе такой же отгрохать. А ему вместо простенькой избушки выстроили какой-то Петродворец! Вот так и маемся… - хохотнул он.
        Щурясь на солнце, я оглядел и помпезный павильон, и основательные коттеджи в сторонке, рубленные из бревен.
        - Тишина-то какая… - убавил голос Петр Миронович, и с улыбкой кивнул на парочку прикрепленных, откинувших капот «Волги». - Мои знают уже - раз приехали сюда, чтобы никаких транзисторов! Успеют еще музычки своей наслушаться, а тут птахи поют…
        Ветерок унялся, перестав колыхать теплынь, и та сгустилась, ласково обволакивая. Прикрепленные скинули пиджаки, открывая плечевые кобуры, и запустили руки в моторную утробу.
        Я улыбнулся: Ромуальдыч уже наводил мосты с кряжистым, заросшим бородой егерем, а Володька с «Витей» распускали хвосты перед егерской дочкой, краснощекой грудастой блондинкой. Хорошо!
        И тут же контрапунктом птичьему пению засвиристели турбины, заколотились лопасти. Руша свистящий рев и гул, проплыл над деревьями зеленый вертолет с красной звездой на борту.
        Глядя из-под руки на «Ми-8», пропадавший за лесом, Генеральный секретарь прокричал, обарывая удалявшийся рокот винтов:
        - Погранцы! Тут до Польши километров восемь всего!
        - Ку-уша-ать! - разнесся зов.
        Давешняя дивчина, румяная и синеглазая, с густой гривой волос цвета спелой соломы, приглашала за длинный «монастырский» стол, накрытый в павильоне. Голодный позыв скрутил нутро.
        На расписных блюдах парили желтые, обсыпанные зеленым укропом, клубни «бульбы» - они сахарились и блестели, оплывая тающим маслом. Одуряюще пахли сочные колбаски и щедро нарубленные куски жареной кабанятины. Само собой, и водочка с ледника, куда ж без нее, а для городских коньячок припасен.
        - Однако! - восхитился Вайткус. - Ох, Мироныч!
        - Чем дальше в лес, тем толще партизаны! - посмеивался Машеров, плеская «Столичную» по мелким стакашкам. - Ну, будем!
        Хлестко клацая, сошлась стеклопосуда. Армянские «пять звездочек» согрели меня, растекаясь и чуток кружа голову.
        Что может быть лучше вареной картошечки? Только вареная картошечка с хрусткой капусточкой…
        - Помню, фрицы как-то наш лагерь заприметили, и «Юнкерсы» наслали, - прижмурился Петр Миронович, хрупая огурчиком. - Ну, короче, отбомбилась немчура. У нас только деда одного оглушило, а вот зубра приблудного - наповал! Ох, и досталось же нам тогда мясца… И жарили мы его, и варили, и коптили! Да-а… Коль, не смотри на меня так, - заворчал он, - включай свой телик.
        - Да там новости как раз, - оживился смущенный Николай, молоденький офицер охраны.
        - Включай, включай…
        «Рубин Нео» на старомодном комоде ожил, расцвел красками, а тут и голос диктора прорезался:
        - На Минском автомобильном заводе освоен выпуск микрогрузовиков, прозванных в народе «полуторками»…
        - Пр-равильно! - энергично кивнул Машеров. - А то гоняют пятитонный «ЗиЛ» за всякой ерундой!
        - Продолжаются учения «Щит-80», - приняла эстафету строгая Анна Шатилова, похожая на завуча. - Министр обороны ПНР Войцех Ярузельский встретился с маршалом Куликовым, главнокомандующим Объединенными вооруженными силами стран-участниц Варшавского договора…
        На экране высокий, нескладный поляк в черных очках старательно улыбался и тряс руку коренастому маршалу, а на заднем плане газовали танки. Свеженькие «Т-80», только что с Урала, лихо прокатывались по улочкам польского местечка, с ленцой пошевеливая башнями. Десантники весело скалились с брони, а туземное население робко помахивало им, будто прячась от недобрых глаз.
        - Танкисты прославленной Кантемировской дивизии входят в город Бяла-Подляска, - жестко комментировала дикторша. - В тысяча девятьсот сорок четвертом году полки дивизии, тогда еще 4-го гвардейского танкового корпуса, заслужили почетные наименования Шепетовского, Житомирского, Тернопольского - за мужество и героизм, проявленные при освобождении городов Советской Украины. А за отвоевание Кракова корпус был награжден орденом Ленина. И вот танки кантемировцев снова на польской земле - вооруженные силы СССР, Польши, Чехословакии и ГДР повышают боевую подготовку в учениях «Щит-80»…
        - И не придерешься! - хохотнул довольный Ромуальдыч. - Какое такое вторжение? Ученья идут!
        - Да-а… - помрачнел Петр Миронович, качая головой. - Вот же ж, людишки… Немцы - та еще солдатня, но в спину нам не стреляли, как пшеки!
        Глянув на Володьку с Витьком, я кисло улыбнулся. Для них откровения генсека звучали дико - нынешнее поколение знало поляков, разве что по сериалу «Четыре танкиста и собака». А как можно ненавидеть пана Владека или пани Монику из «Кабачка '13 стульев»?..
        Мои дедовские мысли оборвала очередь из автомата. Лопнул кинескоп, брызгая осколками. Вздрогнул и поник Николай - белая рубашка страшно набухала алым. Его напарник успел выхватить табельный «Макаров», но пуля из «калаша» оборвала пульс.
        Контраст был настолько безумен. что мозг ошалевал, цепенея.
        - Рэце до гори! - разнесся гортанный грубый голос. - Руки вверх, российски швыни!
        Человек восемь пшеков в мешковатом камуфляже заполнили собой всё, забегали, затопали кованными башмаками, завоняли…
        Рука Чеснокова дернулась на рефлексе, спеша выцепить «Стечкин» из хитрой кобуры за спиной.
        - Не время, Валентин Федорыч! - процедил я, рыская глазами по обветренным, но сытеньким мордам напавших.
        - Да… - выдохнул майор, играя желваками.
        - Что происходит? - рявкнул Машеров, привставая.
        Самый большой и грузный из поляков глумливо ухмыльнулся, и ткнул толстым пальцем в манере Вия:
        - Вот он!
        Двое в изгвазданных «камках» моментально схватили Петра Мироновича.
        - По какому праву… - каркнул генсек, вырываясь, но договорить не успел - немытый кулак ударил его под дых.
        - По праву панов, быдло! - лязгающим голосом выдал грузный, и скомандовал: - Увести!
        - А этих? - мотнулось дуло автомата у подручного.
        - Они большие ученые… - со стоном выдавил Машеров, согнувшись в лапах боевиков.
        - Большие ученые жрут яблоки моченые… - старшак задумчиво почесал за ухом, решая нашу судьбу, и махнул рукой: - И этих до кучи! Шибко, шибко!
        Тумаками и прикладами нас выгнали во двор. Около «Волги» корчился бородатый егерь, зажимая руками распоротый живот. Повар в белом колпаке лежал недвижимо, уставив в небо круглые изумленные глаза.
        Пахло потом, бензином и гарью.
        Пара деревянных коттеджей разгоралась, а тощий дрыщ в камуфляже деловито обливал «Чайку» из канистры.
        - Дошч, Яцек, - обронил командир боевиков. - Отходичь![1]
        Дрыщ угодливо поклонился, боднув воздух головой, и бросил зажженную спичку. «ГАЗ-13» полыхнула.
        А я будто замертвел. Ни страха не испытывал, ни бешенства. Просто запоминал с холодной ясностью всё вокруг - мерзкие рожи торжествующих подонков, покойные лица убитых, пылающий дом, заполошные крики, словно на съемках фильма «про войну»…
        Напряженное тело было готово взорваться движениями, но рано, рано… Какой бы быстротой ты не хвалился, а пуля всё равно догонит.
        Нас выстроили колонной, и повели. Вороненые стволы хищно кивали - шаг влево, шаг вправо… Memento mori.
        Впереди брел Машеров, шаркая модельными туфлями. Конвоиры по очереди цеплялись за Генерального, и толкали, придавая ускорения. Следом косолапил Ромуальдыч - бесстрастный, как ирокез, привязанный к столбу пыток. Он щурил глаза, будто целясь. Скользнул взглядом по мне, и чуть заметно качнул головой. Не вздумай, мол. Я опустил веки, соглашаясь потерпеть.
        За мной шагали, сбиваясь в кучку, Чесноков, Корнеев и Киврин.
        - Ядвига… - сипло вытолкнул Виктор. - Она… Ядзя в них из отцовой двухстволки, а они…
        - Гады, - процедил Владимир.
        - Молчат! - рявкнул дрисливый Яцек по-русски, но с противным местечковым акцентом, и саданул прикладом Киврину по почкам.
        Старший научный сотрудник упал на колено, но шустро встал, кряхтя и кусая губы.
        Миновав огромные, как пагоды, двухвековые ели, мы выбрались на просторную поляну, посреди которой свесил лопасти вертолет.
        - Грузимся! - скомандовал старшак. - Бегом!
        Я упал на жесткую откидную скамейку. Гулкие недра «вертушки» задрожали, полнясь надсадным воем турбин. Боевики, затолкав наших, согнали меня на пол, заняв сидячие места.
        Поерзав, мне удалось привалиться к широкой спине Чеснокова - и в поясницу уперся «Стечкин».
        - Чуешь? - шевельнул губами майор.
        - Чую, - вымолвил я.
        Двигун взревел, раскручивая хлещущие воздух лопасти. Небо перевесило землю - «Ми-8» наклонился, и взлетел, трепля верхушки ёлок и стряхивая с них хвою.
        - До дому! - гаркнул старшак, и загоготал, хлопая себя по ляжкам. - Курс на заход!
        [1] Довольно, Яцек. Уходим! (польск.)
        Глава 1
        Пятница, 18 апреля. Вечер
        Польша, Августовская пуща
        Вертолет летел понизу, скользя над бесчисленными озерками и топями - тяга секущего винта теребила камыши и распускала рябь по волнам. Пилот старательно уводил «Ми-8» от редких дорог, от костелов, торчком встававших на плоскости Мазурских болот.
        Впрочем, картину, открывавшуюся за пыльным иллюминатором, не назовешь безрадостной - земли и воды польской окраины выглядели живописно. Торфяники да верещатники перемежались роскошными сосновыми борами, а обливная влага то отражалась просторным зеркалом, то рассыпалась тысячью блесток - сущий кошмар для топографа. Попробуй-ка, нанеси на карту причудливые берега тутошних заводей, извивы речушек и проток, несчетные прудки!
        Судя по солнцу и по времени лёта, винтокрылая машина уносила нас куда-то в район Сувалок, а пейзажами я любовался в те моменты, когда вертолет слегка кренился на вираже.
        Боевики дремали, но бдели, приглядывая за пленниками… Да чего уж там - нас взяли в заложники. «В нагрузку» с Машеровым.
        «Эх, Петр Миронович, Петр Миронович…»
        В моей прошлой жизни тыща девятьсот восьмидесятый стал последним для старого партизана, тогда еще персека - осенью он погиб в автокатастрофе. А всё из-за легкомыслия! «Мироныч» стеснялся выезжать «при полном параде». Без замыкающего авто, без лидирующего… Вот, если бы впереди мчался «ЗиЛ-117», то удар злополучного «газона», везшего картошку, принял бы он, а не «Чайка». Рассказывают, что водила с бортового «ГАЗа», лишь только узнав, кого погубил, хотел удавиться. Но судьбу набело не перепишешь.
        Ныне Машеров вознесся в Генеральные секретари, а привычки остались прежними. Генсеку полагались четыре лимузина в кортеже и десять охранников! Одолели бы их пшеки? Да ни в жисть!
        Тут я ощутил мучительное чувство падения, как во сне - «Ми-8» шел на посадку. Замерев в воздухе, «вертушка» коснулась земли, и грузно осела.
        - Выходим!
        Боевики пинками подняли «больших ученых» и выгнали наружу. Пригибаясь под разлетом лопастей, я отбежал грузной трусцой, и завертел головой, осматриваясь.
        Нас высадили на холмистом островке, заросшем вереском. Кое-где траву прорывали серые ноздреватые глыбы - не то скалы, не то валуны. Ближе к берегу озера дыбились руины тевтонского замка из красного кирпича. Остатки крепостной стены возвышались в полтора человеческих роста, а единственная башня с верхом, изгрызенным временем, достигала метров пяти.
        Перехватив смятенный взгляд Киврина, я подмигнул. Володя неуверенно шевельнул губами, словно опасаясь улыбки. А Витька свои губы сжал, чтобы не тряслись.
        «Всё будет хорошо, - подумал я с вызовом, - и даже лучше!»
        «Ми-8» зарокотал, плавно ввинчиваясь в небо, и улетел, некультурно развернувшись хвостовой балкой.
        - Шибче! - буркнул давно небритый, губастый Збигнев, направляя нас к развалинам громадного донжона. С покатого склона холма я высмотрел большое озеро, плескавшееся вокруг - и тонкий перешеек-загогулину, песчаную косу с растрепанными соснами в рядок. Коса «швартовала» остров у лесистого «причала» - берег тянулся, да выгибался метрах в ста за озерной гладью.
        М-да… Вроде, и есть, куда бежать, но весь перешеек - в секторе обстрела. Снять беглецов - нечего делать…
        - Ходчь! - пихнул в спину Збышек.
        Я прибавил шагу, косясь на яркие палатки, выставленные в низине. А боевики не сильно-то и шифруются. Никаких тебе схронов - туристы стали лагерем, и культурно отдыхают…
        Откуда-то из подземелья вынырнули еще четверо «отдыхающих» в одинаковых комбезах, но в разных головных уборах. Один щеголял в старенькой конфедератке, лысый череп другого покрывала обычная шляпа с обвисшими полями. Третий носил фуражку без кокарды, а четвертый и вовсе нахлобучил кепку-шестиклинку, да еще и роскошный чуб выпустил, походя на удалого тракториста.
        Поляка в фуражке я узнал сразу - Томаш Платек собственной персоной, - но виду не подал. Когда-то Томек гонялся за мной во славу «Опус Деи», а позже присягнул в верности, но чьих он теперь?
        Четверка деловито и сноровисто обыскала похищенных, скидывая в картонный ящик всё подряд - пачки сигарет и спичечные коробки, документы, мелочь… Туда же полетел и «Стечкин» в кобуре.
        - Томусь! - крикнул старшак, закидывая автомат за спину.
        Из того, что он добавил на польском, я не понял ни слова, а Платек бросил к фуражке два пальца, и махнул рукой в приказном жесте: шагом марш, без разговоров.
        По выщербленным каменным ступеням мы спустились в подвал, окунаясь в холод и сырость. Желтый свет фонарика заскакал по сводам коридора, мазнул по толстым прутьям, зарешетившим камеры - настоящие узилища, каменные мешки с кольцами, вделанными в кладку, да с проржавевшими цепями.
        Вряд ли сей обезьянник сохранился со времен великого магистра Зигфрида фон Фейхтвангена, но свирепым романтизмом повеяло - так и мерещатся прикованные скелеты…
        - Ты и ты! - гулко велел Томаш, загоняя в темницу Машерова с Чесноковым.
        Лязгнула, скрежетнула с завизгом низенькая дверца, сваренная из арматуры. Запиралась она на засов, да только изнутри открыть - проблема. Разве что орангутан дотянется, у него лапы длинные.
        - Ты, ты и ты! - зиндан по соседству заняли Вайткус, Киврин и Корнеев.
        А меня поместили в «одиночку».
        - Ты! - рокотнул Платек, сжимая мое плечо, и быстро прошептал: - Загляну позже!
        Я молча, сгибаясь в три погибели, пролез в мрачный застенок. Сколоченный из досок топчан - вот и вся меблировка. Вонючая дыра в каменном полу - вот и все удобства.
        Окружающую тьму слегка разбавляли отсветы фонарей, а тишину - слабые эхо невнятных голосов.
        «А вот тебе и ретрит, - вяло подумалось мне, - сиди и медитируй вволю…»
        Примостившись на ложе, я выдохнул, унимая взвинченность. Раздерганные, заполошные мысли потекли спокойней.
        Я ни на кого не надеялся, ни на Платека, ни на друзей. Понятно, что нас будут искать, но сидеть и ждать подмоги - дело гиблое. Не ясно даже, кому мы занадобились. Польская оппозиция - тот еще гадюшник. Сборная из церковного отребья, продажных профсоюзных бонз, неопилсудчиков… И все лезут наверх, по головам, поближе к кормушке, чтобы всеми конечностями хапать слетающие доллары и фунты.
        Мои губы перетянуло кривой усмешкой. Володька с Витьком до сих пор в шоке, а вот меня давно уж отпустило. Опыт был.
        Покидало меня изрядно, и сам убивал, и меня убивали… Но промахивались пока.
        Я согнал напряг, усаживаясь в «позу кучера». Не след измучивать себя лишними переживаниями. Уж коли влип, то будь настороже - и в полной боевой.
        Больше часа по коридору шатался Збигнев, нацепивший кобуру с трофейным «Стечкиным». Он без перерыва смолил дешевое курево, и в моменты затяжек калившийся кончик сигареты подсвечивал круглое, плоское лицо.
        Мои глаза привыкли к темноте, и улавливали малейшие отблески уходившего дня. Похоже, что коридор продолжался дальше, загибаясь буквой «Г» - оттуда тянуло сквозняком, а в воздухе реяли закатные краски. Запасный выход?
        Бубнившие голоса доносились оттуда же. Порой наплывали запахи съестного, слегка возбуждая желудочно-кишечный тракт, но шлейф горелого и кислого перебивал всякий аппетит.
        Я замер. Глухая скороговорка - и окурок ударился о каменные плиты, роняя оранжевые искры. Мимо камер засновала иная тень.
        Шаркнул ботинок. Сдержанное дыхание послышалось совсем рядом, даже мурашки пошли по спине.
        - Миха… - опал шепот.
        Упруго встав, я шагнул к решетке.
        - Привет, Томаш.
        - Привет. Я тут… В общем, я не с группой Малютки Гжеся. У меня свое задание. Гжегож ждет важного гада - и я тоже…
        - Понимаю, - мой кивок был невидим. - Гжегож… Здоровый такой, толстый?
        - Он. Я, когда в Польшу вернулся… Тут только с виду всё спокойно. «Зомовцы» разогнали «Свободные профсоюзы Побережья», похватали многих из «Комитета социальной обороны», так уцелевшие спелись! Кто в подполье сейчас, а кто в боевых мобильных группах. Нападают на ваших, а сами стреляют в своих, чтоб визжать потом о «зверствах советских оккупантов»!
        - А кого ждут?
        - Яна Рулевского, он сейчас заместо Леха Валенсы… Тс-с! - Платек затих, вслушиваясь, и быстро договорил: - Всё, надо идти. Да, забыл сказать - второй прут с краю вынимается…
        Оттолкнувшись от решетки, Томаш будто растворился в черноте. Гортанный окрик… Сердитый говор…
        И по коридору затопал Яцек. Пакостливо ухмыляясь, он светил в глаза «зэкам».
        - Слышь, ты? - гулко разнесся голос Вайткуса. - Ты еттот фонарь в дупу себе засунь!
        Дрыщ явственно хихикнул. Свет погас, зато ствол «калаша» прошелся по решетке, выбивая дребезжащий звон.
        - Не шпи, швыни!
        Желтый луч фонарика тускло мигнул, мотнувшись по ступеням, и Яцек поднялся наверх. Я выждал минут пять.
        Спасибо дрыщу, хоть осветил темницу. В углу валялась куча тряпья и дырявое одеяло с разводами плесени. Соорудить инсталляцию «Спящий узник» было минутным делом.
        Повертев, пошатав второй с краю холодный стержень, сыпанувший чешуйками ржавчины, я вытянул его из скважины, пробуренной в полу, и протиснулся по ту сторону решетки.
        Звякнул, неслышно отпустив матерок, и бережно вернул на место увесистый штырь.
        «Типа, свободен…»
        Я понимал, что действую наобум, но смирно сидеть, когда есть возможность хотя бы мнимой воли… Не утерпел.
        Крадучись, свернул за угол. Коридор расширялся, выходя к тупичку - через широкий пролом в стене слышалось журчание воды. Видел я смутно - закуток освещался огнем крошечного очага, обложенного битым средневековым кирпичом. Хворост догорал, и ладони сами потянулись к слабому теплу.
        - Это ты, Стась? - буркнул Збышек, шаркнув за моей спиной.
        Мгновенный испуг сработал как взрыватель. Развернувшись, я ударил боевика в горло, сложив пальцы в «они кен» - и пораженно вздрогнул. Неужто вернулось утраченное?
        Костяшки вошли в мускулистую шею, как в густой холодец. Трахея лопнула, словно смятый бумажный стаканчик, позвонки хрустнули ломкими сухариками.
        Закидывая подрубленную голову, боевик беззвучно повалился на пол, а я, задыхаясь от прилившего адреналина, обшарил мертвое тело. Сдернул ремень с кобурой, суетливо нацепил на себя.
        Унимая дыхание и торопливый перестук сердца, я прислушался. Сквозь щель в своде, куда завивался дымок очага, слышались отдаленные голоса - мобгруппа изображала посиделки туристов.
        Вдо-ох… Вы-ыдо-ох…
        Подхватив труп, я доволок его до неровной дыры в стене, и перевалил в бурливую протоку. Збышек канул, уносимый течением.
        Отпыхиваясь, я счастливо улыбнулся. Не-ет, товарищи, упорные занятия каратэ тут ни при чем! Да я пшеку чуть башку не снес! Это сверхскорость, как раньше… Очень даже вовремя.
        - Вооружен и очень опасен! - прошептал я, нервно хихикнув.
        Плана по-прежнему не было. Бежать «на рывок»? Пробиваться с боем? Ага, с пистолетом наперевес - против взвода автоматчиков!
        Вопрос: уцелеет тогда хоть кто-нибудь, кроме тебя?
        Ответ отрицательный…
        Выдохнув, я вернулся к камерам.
        - Петр Миронович! - уплыл тихий зов.
        - Миша?
        - Я, я… Тут, среди чужих один свой есть, - коротко изложив сидельцам последние известия, я сунул сквозь прутья кобуру с пистолетом. - Держите. Пригодится в хозяйстве…
        Расслышать легкие шаги Яцека мне не удалось, зато дуло автомата, упертое под лопатку, ощутил четко.
        - Рэце до гори!
        Тот же день, раньше
        Москва, площадь Дзержинского
        Иванов нервно перелистал пухлое досье. Фотографии, черно-белые и цветные, выпадали сами, словно дразня.
        «До чего ж похожа…» - затрудненно вздохнул генлейт.
        Проклятая проблема выбора снова накрывала его своей леденящей тенью, а увильнуть - никак…
        Толстая дверь заглушала шаги, но вот она скрипнула, отворяясь, и Елена фон Ливен перешагнула, даже так - перепорхнула порог.
        - Приве-ет! - запела девушка в цвету, порываясь чмокнуть «Борюсика». Тот уворачивался, но довольно вяло, так что от прицельного поцелуя не ушел. - Твой водитель всё торопил меня, торопил… Я уже невесть что подумала! - она сощурилась. - Ты чего такой скучный?
        - Машерова похитили, - разлепил губы Борис Семенович.
        Елена мигом построжела, а зоркие глаза глянули внимательно и цепко.
        - Кто?
        - Поляки, - буркнул Иванов. - Высадились с вертолета под видом пограничников, и похватали. И генсека, и его телохрана, и четверых ученых. Мишу Гарина, в том числе.
        - Я согласна! - выпалила фон Ливен.
        - Да подожди ты! - рассердился хозяин кабинета.
        - А чего ждать? Рассказывай, давай!
        - Да что там рассказывать… - начал генерал-лейтенант брюзгливо, но Елена оборвала его нетерпеливым жестом.
        - Подробности потом! Зачем тебе я?
        Борис Семенович тяжело поднялся, засопел - и сел обратно. Сцепил пальцы, и уронил руки на столешницу.
        - Там всякие недобитки, что убереглись от ЗОМО и Службы Безопасности, сколотили новое движение. «Свобода и Солидарность» называется…
        - Сокращенно - «СС», - недобро усмехнулась Елена.
        - Что? - выплыл Иванов из тяжких дум. - А, ну да… У этих… э-э… «эсэсовцев» десятка два мобильных боевых групп. Вот одна такая и взяла наших в заложники… Первым дозвонился раненый водитель Машерова. Доложил… Мобгруппа напала на «Вискули». Двое убитых - повар и егерь. Дочка егеря в реанимации. Ну, пожгли, как водится, нагадили… Андропов позвонил… Приказал найти наших. Я как будто против! Всех оперов ввел в курс дела. Ребята - молодцы, сразу всё прочухали, и тут им крупно повезло. Устроили облаву в Августове, и попалась одна дамочка… «Эсэсовка». Ирена Зарембская, - он нахохлился, глядя исподлобья. - Смотрела «Ставку больше, чем жизнь»? Там наши поймали немецкого офицера, Ганса Клосса, что ли, а он - копия нашего разведчика…
        - Короче, Склифосовский, - мягко улыбнулась Елена. - Я похожа на Ирену?
        Борис Семенович придвинул фотки. С них томно улыбалась или надменно щурилась красивая молодая женщина.
        - Ага… - вытолкнула фон Ливен, перебирая снимки. - Оттенок волос темнее моих, надо покрасить… Угу… И прическа другая… А где сама Ирена?
        - Здесь, - вздохнул генлейт, чувствуя себя неловко, да и просто погано. - Во «внутрянке».
        - Мне нужно незаметно понаблюдать за нею на допросе, - деловито сказала Елена, откладывая фото. - Какие у нее манеры, жесты… Какой голос, говорит как…
        - Для того ты и здесь, - вздохнул Иванов, понурясь.
        Девушка вскочила, и притиснула его.
        - Спасибо! - заворковала она. - Спасибо тебе!
        - Дура… - печально вздохнул мужчина. - Там же убить могут.
        - Боречка, - ласково засюсюкала фон Ливен, - я, конечно, не бессмертна, но сжить меня со свету очень даже не просто. Сама кого хочешь сживу! Всё, хватит болтать попусту. Пошли, послушаем, как эта… С-с-ирена поет!
        Вечер того же дня
        Польша, Августовская пуща
        Расслышать легкие шаги Яцека мне не удалось, зато дуло автомата, упертое под лопатку, ощутил четко.
        - Рэце до гори!
        Вбитый тренировками рефлекс сработал тут же.
        Молниеносно разворачиваюсь - ствол скользит по спине. Если у дрыща хорошая реакция и он выстрелит, пуля попортит куртку…
        Бью без замаха, локтем в шею…
        Поправка - я не учел малый рост Яцека… Удар пришелся в ухо - череп вмялся с противным мокрым хрустом…
        В темноте я сумел поймать АКМ, и отшагнуть - мертвяк выстелился на каменных плитах.
        - Ромуальдыч!
        - Етта… Ты?
        - Держи! - автомат грюкнул, задевая решетку. - И спрячь пока.
        Твердые пальцы Вайткуса на мгновение сжали мою руку, благодаря. А я, облизывая сухие губы, поволок Яцека к знакомому вывалу, благо «груз 200» достался легкий.
        «Темно… - шарахались мысли. - Ночь скоро… Заметят пропажу бойцов? Будут искать? Да хрен их знает… Мало ли… Может, пропавшие дрыхнут в палатках…»
        Покойник нырнул в воду без всплеска и брызг. Подвсплыл, отсвечивая пузырем «камка», и пропал.
        «Всё, хватит приключений на нижние девяносто…»
        Я шустро отворил «черный ход», проникая в свою предварилку, и вставил прут на место. Напряг слух, выхватывая из вечернего затишья тихий одинокий голос, прерывистый писк рации и даже перебор гитарных струн.
        «Утро вечера мудренее?..»
        Мне снилась Марина.
        Суббота, 19 апреля. Утро
        Первомайск, улица Киевская
        Малолетний Искандер мальчиком рос ласковым и понятливым. Не капризничал, не ныл, не падал в магазине на пол, визжа и топая ногами: «Купи! Купи! Купи!»
        Паки херувим.
        Правда, порой на Сашу находило, и тогда в упорстве и настойчивости он мог превзойти и папу, и даже маму. Вот, как вчера.
        В знойном Багдаде Искандер ибн Джирджир ни в чем не знал отказа, но такого яства, как баранки, у арабов не водилось. Стоило же Марине прикупить «бубликов», как Ершов-младший тут же уяснил, в чем смысл жизни. За вечер он сгрыз все баранки, и сидел скучный, в сотый раз затягивая:
        - Да-ай бубу!
        А Марина в сотый раз отвечала, что нету, кончились, ты всё съел, мелкий жрун, но утром мама купит целую связку «бубликов»…
        Искандер горестно кивал, понурясь. Вздыхал, и твердил, как пароль:
        - Понимаю, понимаю… Да-ай бубу!
        Так, под душераздирающие вздохи, и заснул. С мечтой о баранке.
        В субботу садик не работал, а единственная бабушка Долорес, прописанная в Ленинграде, никак не могла оторваться от переводов Федерико Гарсиа Лорки, чтобы заняться, наконец, истинным призванием всех советских бабушек - тетешкать любимых внучат.
        Но «Росита» нашла выход, обратившись к родственницам не по крови, а по духу. Рита с Настей с удовольствием взялись воспитывать малыша. Шурик, он же «херувимчик», он же «мелочь пузатая», он же «попа самоходная» (в зависимости от настроения), с удовольствием дозволял себя укладывать спать, кормить и выводить гулять - «Лите» и «Насе» он доверял…

* * *
        По выходным в секретном «ящике» не стыла тишина. Конечно, мало кто являлся в субботнюю рань, но часам к десяти половину сотрудников легко было найти на рабочих местах. В аналитическом отделе, в техническом, у программистов или у эксплуатационников… Да везде! И лишь в лаборатории локальных перемещений, вокруг которой всё и вертелось, стыла тишина.
        Миша выехал в командировку. У него там, в Минске, научный конгресс…
        Марина набрала код, и открыла дверь. В гулкой тишине высился ускоритель тахионов. Ершова кивнула своим мыслям: и впрямь, похоже на космический корабль. Вот-вот решетчатые стойки раздвинутся, отроется люк на крыше, и загрохочут двигатели на старте…
        Женщина вздохнула. Странная эта жизнь…
        Почему-то нельзя быть вместе с человеком, которого любишь. Вечно какие-то преграды, препоны, предрассудки… И ты поступаешь единственно верным образом - никакой аморалки, а счастья нет…
        Гулкие шаги в коридоре сбили настрой. Марина выглянула - и воскликнула удивленно:
        - Игорь Елисеич? Вот это да! Вы опять к нам?
        - Опять! - посмеиваясь, развел руки Синицын. - Поверите ли, даже малость заностальгировал по здешним местам! Я сюда автобусом, из Одессы, вчера только приехал. Кстати, будет время - забегайте! Адрес вы знаете.
        - Опять на Мичурина?
        - Снова, Мариночка, снова! - воскликнул нежданный гость. - И Вальцев там, и Славин, майор уже, и Славина… - он задорно подмигнул.
        - Наташка? - ахнула Ершова, захлопав в ладоши. - Вот молодцы! Обязательно зайду. - Внимательно посмотрев на Игоря Елисеевича, она встревожилась: - Что-то случилось?
        Ее визави закряхтел.
        - Да как вам сказать… - промямлил он. - В общем, я тут как бы замещаю Бориса Семеновича, а сам он… М-м… У него секретное задание, Марина. Об этом в новостях не сообщали еще… Польские боевики похитили Машерова. А с ним еще несколько человек. Прикрепленного и ученых…
        - Миша… - побледнела Марина.
        - Да, - признал Синицын, отворачиваясь, словно стыдясь собственного благополучия. - Вы только не волнуйтесь, Мариночка, их ищут! И обязательно найдут! В Польше работают «Царевичи», и Рустам с Умаром - вся наша «великолепная пятерка»! Простите, - он смущенно прижал ладонь к груди, - не хотел вам рассказывать о захвате, но тогда… вышло бы нечестно!
        - Всё нормально, Игорь Елисеевич, - женские губы дернулись, складываясь в искусственную улыбку. - Переживать за мужчин - извечный женский удел. И спасибо, что не скрыли ничего!
        Неловко поклонившись, гость удалился, а Марина поспешила в первый отдел. Привалов где-то бегал, но «Коминтерн-2» работал - таращил экран монитора.
        Присев, женщина опустила пальцы на клавиатуру, и набрала электронный адрес Рехевама Алона. Письмо получилось коротким, как сигнал SOS:
        'Рабби!
        Поляки похитили Миху вместе с генсеком Машеровым. Наши ищут его, но мне будет спокойнее, если и вы подключитесь к поискам. Тем более что я знаю, кто из похищенных важнее для вас.
        Росита'
        Глава 2
        Суббота, 19 апреля. Утро
        Польша, Августовская пуща
        Проснулся я затемно - сложновато почивать в позе эмбриона. А иначе не согреешься. Пар изо рта не шел, но стылая сырость, как в глубоком погребе, донимала.
        Скинув с себя заплесневелое одеяло, я сел и отер ладонями лицо. Горячим толчком вспомнилось вчерашнее, и губы повело в злую улыбку.
        «Мне отмщение, и аз воздам. Так воздам, что мало не покажется!»
        Мелькнула мысль, что свой житейский долг я выполнил и перевыполнил. Старинное научение отдает наивом даже без купюр: «Мужчина должен построить дом, вырастить сына, посадить дерево и убить врага». Ну, недвижимости у меня хватает, да и саженцев на субботниках повтыкал изрядно… Сын растет, хоть и нечаянный. А уж вражья я схоронил… Целое кладбище.
        Хотя вчерашние двое, помноженные на ноль, все же не справедливый размен - за смерть хорошего человека, вроде егеря в Вискулях, надо выпиливать десятки негодяев. Чтобы всё было по-честному.
        «Ничего, выпилим», - подумалось мне.
        О том, что я обрел некогда утерянное оружие, незримое, но весьма действенное, никому не догадаться. А подсказок не будет.
        Пускай чешут маковки, гадая, куда это запропали губастый с дрисливым! Неизвестность пугает сильнее явной опасности.
        Поприседав, я отжался раз тридцать, лишь бы согреться, и подумал, что мои тренировки вполне могли растормозить подкорку - и вернуть навык сверхскорости. В самом деле, «пустая рука» развивают быструю силу и реакцию, мышцы со связками делаются крепче…
        Моя ситуация смахивает на восстановление человека, обездвиженного инсультом. Будешь упорно заниматься - встанешь и пойдешь!
        - Эй! - раздался грубый голос, и зажегся фонарь, обжигая светом. - Три шага назад!
        Моргая и морщась, я исполнил приказ. Грюкнул засов, и в камеру просунулся дюжий боевик. Мрачно глянув на меня, он выставил бутылку минералки и пакет хлебцев.
        - Жри! - буркнул он.
        Напарник, переминавшийся в коридоре, опустил автомат, выпуская «кухаря».
        - Дзекую, - вежливо поблагодарил я.
        Автоматчик пристально глянул на меня, и отвел глаза. Брякнул засов.
        «Интереснейшее племя - ляхи, - размышлял я, хрустя хлебцем, - лилипуты с самомнением великанов. И уроки не учат! Сколько раз чванливая шляхта с имперскими замашками выводила из себя соседей? Трижды делили Польшу, а пшеки никак не уймутся! Какой-то у них комплекс национальной неполноценности… „Польска од можа до можа“! Да не просто от Балтийского до Черного, а и до Адриатики, чтоб и Румынию хапнуть, и Югославию с Чехословакией! И Белоруссию им подай, и Прибалтику, и даже Финляндию. А не сбылось, не стала Варшава столицей великой державы - и страдает „Гиена Европы“, мается неуемной гордыней…»
        Позавтракав, я ополовинил бутылку нарзана. В сознании бродили яркие воспоминания о жареных колбасках… Но облизываться позже будем.
        Бледно-розовый луч зари высветил свод коридора, и тут же, словно дождавшись сигнала о восходе солнца, послышались торопливые шаги.
        Томаш Платек пришатнулся к решетке, расплываясь в откровенно людоедской улыбке. В руке он сжимал АКМ, еще один автомат висел за спиной. Да пара «рожков» за поясом…
        Что-то грядет?
        - Миха! - торопливо заговорил Томек, оглядываясь. - Катер показался, с «гостями»! Я их встречу салютом! - он качнул «калашом». - Станет очень шумно…
        - …И мы, в суматохе… - я жестом изобразил зигзаг.
        - Да! - выдохнул поляк. - Больше ничем не помогу!
        - Дзекую! - ухмыльнулся я. - Удачи!
        Мы крепко пожали руки через решетку, и Платек широко пошагал вон.
        «Надо закругляться. Погостили, и будя…» - мелькнуло в голове.
        Минуты не прошло, как боевики забегали, наводя суету. Пропыхтел вразвалочку давешний «кухарь», закидывая «Калашников» на жирное плечо. Гомон голосов наплывал снаружи волнами, и вот на них наложился рокот мощного мотора.
        «Пора!»
        Я резво вынул прут, бочком выскальзывая в коридор. Пробежался на носочках, сдергивая засовы - и слыша, как радостно голосят наверху.
        - Ромуальдыч! - окликнул тихонько. - Федорыч!
        - Етта… Строимся! Хе-хе…
        Первыми в дверцу просунулись Корнеев с Кивриным, помятые и растрепанные. Следом, кряхтя, вылез Вайткус с «калашом», болтавшимся на шее.
        - Что за шум, а драки нет? - вытолкнул он, кивая на выход.
        - Щас будет, - по моим губам зазмеилась нехорошая улыбка.
        Показался осунувшийся Машеров, за ним маячил Чесноков со «Стечкиным» в опущенной руке.
        - Подвел я вас, ребята… - заохал генсек.
        - Не говорите ерунды, Петр Миронович, - неожиданно высказался Киврин. Володька хотел развить тему, но ему помешали - по ступенькам, пригибая голову, ссыпался Малютка Гжесь.
        - Не стрелять! - выдохнул я, бросаясь навстречу старшаку.
        Командир мобгруппы, оживленный, весь на позитиве, не сразу сообразил, что происходит. Лишь долю секунды спустя до него дошло - морда покраснела, кривясь от напряга и гнева, толстые пальцы суматошно лапали кобуру, но я уже был рядом, с разгона всекая кулак в солнечное сплетение.
        Вислое брюхо не ослабило удар - жировые складки с кишками сотряслись, плющась и лопаясь, и я тут же саданул по печени, уже не кулаком, а сводя пальцы в «остриё копья».
        Плотная ткань комбеза и трепещущая кожа разлезлись, как сырые промокашки. Содрогаясь от гадливости, я выдернул ладонь из красно-сизого месива, а Гжегож сполз по стене и завалился набок, мерзко чвакая развороченным нутром.
        - Готов! - выдохнул майор.
        До чего ж не хотелось демонстрировать свои умения, если бы только кто-нибудь знал! Ну, а как еще?
        - Здоровски! - слабо выдохнул Корнеев, и сглотнул, бледнея впрозелень.
        Ромуальдыч с Федорычем, не сговариваясь, вытянули большие пальцы: люкс!
        - Да ну вас, - буркнул я, кривясь. Кое-как обтер руку, и, не сдерживая злости, выдернул «калаш», придавленный грузной тушей.
        Снаружи радостно взревели - и тут же затарахтел автомат.
        «Время, время!»
        Я стартовал по лестнице вверх, и замер, вжимаясь в холодную кирпичную стену. Картина маслом.
        У дощатого причала покачивался большой белый катер. На мостках растянулся мужичок в костюме, простроченный короткой очередью, а по берегу метались обе стороны, принимающая и прибывающая, в одинаковом камуфляже.
        Томаш напомнил мне Шварценеггера в фильме «Командо» - он шагал спокойно и невозмутимо, в полный рост, стреляя с обеих рук. АКМ злобно тряслись, распуская веера пуль, а Платек лишь ловко менял магазины. Щелк! - пустой долой. Щелк! - полный на место.
        - Етта… Бьем по флангам!
        Я метнулся к валуну, затянутому мхом, и открыл огонь по левому краю. Трое упало, но пули нашли лишь одного, а парочка залегла, отстреливаясь.
        Ромуальдыч бил справа, гвоздя неприятеля экономными очередями. Злобно рявкал «Стечкин», минусуя автоматчиков. Корнеев, пластаясь, едва не падая в наклоне, добежал до ближайшего мертвяка. Отнял у того «калаш», и пальнул одиночным. Замешкался, но допёр-таки, перевел с «ОД» на «АВ» - и застрочил, скалясь от напряга.
        Боевики метались недолго. Разобравшись, что в тылу - бывшие заложники, они перенесли огонь на нас, паля из доброго десятка стволов.
        Я скорчился за валуном, сильно щурясь - пули щелкали по камню, и отлетали рикошетом с противным зуденьем, а выбитые крошки гранита чиркали, как мелкие осколки. Окриветь - нечего делать…
        Пластаясь, я выглянул, касаясь щекой песка - и очень удивился. В суматохе перестрелки никто не смотрел за спину, в сторону озера. А там творились странные дела - из камышовых зарослей, из проток, разрубавших перешеек, вылетали надувные «Зодиаки», глиссируя на мелкой волне, и с ходу выбрасывались на узкий пляжик.
        Бойцы в темно-синей форме и в касках с прозрачными забралами лихо спрыгивали на песок, тут же пуская в ход пистолет-пулеметы «РАК».
        - Зомоле! - проверещал кто-то.
        - Сдаемся! Поддавач ще!
        Бесполезно - высадившиеся патронов не жалели.
        - Бросить оружие! - зарявкал мегафон, бряцая жестяным призвуком. - Работает ЗОМО!
        «Бьющий отряд партии», грюкая черными ботинками-скутерами, живо разбежался по острову. Отыскав выживших боевиков, их тут же прикончили, а десяток «зомовцев» окружил нас.
        Честно говоря, очередная перемена в житии не шокировала, принеся не облегчение, а опустошенность.
        Томаш с достоинством швырнул в траву оба «калаша», я добавил свой. Сверху звякнул автомат Ромуальдыча. Витёк очень не хотел расставаться с убойной игрушкой, однако пришлось разоружиться и ему.
        Расслабленной походкой приблизился офицер - длинный как жердь, с лицом, посеченным шрамами, - и небрежно отдал честь.
        - Поручик Вихура! Кто есть пан Машеров?
        Петр Миронович вышел из строя, с подозрением взглядывая на поручика.
        - Добже! - хищно оскалился тот. - Кто есть ваши товажеш… товарищи?
        - Это - ученые, - генсек неловко повел рукой в мою сторону - Вайткус и Корнеев с Кивриным кучковались у меня за спиной. - А это, - он всем корпусом развернулся к Чеснокову и Платеку, - мои люди, водитель и переводчик.
        Томаш, получив новое «назначение», удержал на лице бесстрастную мину.
        - Добже! - Вихура махнул рукой на катер. - Пшеходичь… Проходим на палубу!
        Десятью минутами позже за кормой белого кораблика, слегка покоцанного пулями, вспух бурун. Островок с тевтонскими руинами, измаранными в крови бойцов Малютки Гжеся, отдалялся во времени и пространстве, над озерным краем распахивалось лазурное небо, а вот опаска всё никак не пропадала, не замещалась тихой радостью.
        Я покосился на Вайткуса. Ромуальдыч перехватил мой взгляд, нахмурился и покачал головой - он тоже уловил фальшь.
        И мне стало чуток полегче.
        Там же, позже
        Отряд Рахимова высадили у Сейны, а еще четыре вертолета группы «А» кружили над Августовской пущей - следы похищенных вели к заповедным дебрям. Вычислить банду Малютки Гжеся оказалось самым простым, а вот разыскать их в краю озер, болот и лесов… Та еще задачка.
        Помогли умники из Голицыно-2. На снимках со спутника они разглядели тот самый «Ми-8», садившийся на крохотный островок, отмеченный разве что руинами тевтонской крепости.
        Переброска по воздуху отпадала, слишком шумно, а спецназ должен появляться незамеченным, иначе сомнут числом. Приданный отряду Дудусь Колицкий, вдумчивый здоровяк из польской СБ, раздобыл три «каюка» - рыбацкие лодки с мотором, и прозвучала команда: «Выдвигаемся!»
        Моторок на здешних водах - масса, к ним привыкли и не замечают. Мало ли кому вздумалось рыбку потягать? Тем более, на выходных…
        В узком проливе между озер каюки заглушили движки, качаясь в дрейфе. Вода в борт толкалась черно-зеленая, с ошметками ряски.
        - Иван Второй и ты, Дудусь, на разведку, - распорядился Рустам. - Малым ходом. В контакт не вступать, даже если пошлют далеко.
        - Понял, - серьезно кивнул «царевич».
        - Давай… На связи.
        Моторка негромко зарокотала, острым носом раздвигая тростники. Шум быстро стих, мешаясь с шелестом камышей и птичьим распевом, а десятью минутами позже пискнула рация.
        - Третий - Первому. Ждем. Можно полным ходом.
        - Принято, - буркнул Рахимов, морщась.
        Видать, никого. Опоздали, упустили…
        Действительность удивила бывалого спецназовца. Весь остров был завален трупами. Причем, вместе с боевиками, лежащими вповалку, попадались рядовые ЗОМО.
        - Так не бывает! - выпалил обычно сдержанный Дудусь, энергично помогая языку руками. - Трупаки свежие, бой случился часа три назад. Если на группу Малютки вышел отряд ЗОМО, то почему не забрали убитых товарищей? А документы их где? Зато - вот! - он протянул большой картонный ящик из-под макарон. - Паспорта Машерова, Гарина, Киврина… и еще кого-то из захваченных. Они были здесь!
        - Та-ак… - подобрался Умар, зорко вглядываясь в следы недавней заварушки. - А этот… Малютка?
        - Убит. Правда, как-то странно - ему печенку, будто кайлом пробило. И Рулевский тут…
        - Яхши, - кивнул Рустам. - Вызывай местного коменданта ЗОМО! Если они сняли наших - отлично. Но… - он задумчиво покусал губу. - Меня терзают смутные сомненья… Вань, видел последние серии «Рожденной революцией»?
        - А-а… - затянул Иван Первый. - «Оборотни»?
        - Да! - с силой выдохнул Рахимов. - Ну, не настоящие это «зомовцы», нутром чую! Значит, что?..
        - Будем искать! - хищно оскалился Юсупов.
        Тот же день, позже
        Варшава, улица Маршалковская
        Елена фон Ливен прошлась немного, копируя упругую походку пани Зарембской, и обернулась. Она никогда раньше не бывала в Варшаве, но главная улица польской столицы казалась ей удивительно знакомой, виденной то ли в Берлине, то ли в Москве. А вон и сталинская высотка маячит в перспективе - Дворец культуры и науки!
        Да и прохожие ничем особым не отличались от нарядных толп, гуляющих по Карл-Либкнехт-штрассе или вдоль Пешков-стрит, как «центровая» молодежь обозвала улицу Горького.
        Поправляя кончиками пальцев модный «сэссун», фон Ливен направилась к явочной квартире. Можно было говорить даже о явочном подъезде - люди Леха Валенсы, профсоюзного радикала, а заодно и агента Службы безопасности (оперативный псевдоним «Болек»), занимали всю жилплощадь.
        Елена поднялась на третий этаж, к Юзефу Шавелло. Оригинальный был человек. В Америке профбоссы давно спелись с мафиози, вот и Шавелло играл в Польше этакого дона - совал взятки, кому надо, устраивал «силовые акции» - избиения неугодных или чего похуже, да и рэкетом не гнушался.
        Великий комбинатор, Юзек по локоть запускал руки в кассы взаимопомощи; злотых он нагреб миллионы, но разве жадность знает меру?
        Накачанному Польдеку фон Ливен кивнула с холодной надменностью записной стервы, хотя в душе и затеплилась радость - охранника она узнала влёт. Да-а, выжали Зарембскую изрядно. Полячка выболтала под гипнозом мельчайшие детали, а портреты действующих лиц хоть на выставке вешай - не фотороботы, а шедевры графики.
        Вот и «нехорошая квартира» узнаваема - двери настежь, сизая пелена табачного дыма стелется под потолком, из комнат накатывают громкие голоса и перекрестный стрекот пишущих машинок - Эльжбета с Ольгицей обмолачивают протоколы.
        Елена храбро зацокала по немытому полу прихожей. Да и чего бояться? Польский она знает, хоть и говорит с акцентом. Так ведь и у Зарембской выговор не идеальный - родилась и выросла в Лондоне. Папочка ее служил в Армии Крайовой - охотился на бежавших в леса пленных красноармейцев, а заодно истреблял партизан и евреев…
        Из гостиной, отдуваясь и щелкая подтяжками, вынырнул Шавелло, огромный розовый кабан.
        - О, пани Ирена! - зажурчал он, медоточиво улыбаясь. - Вы здесь! А то слух прошел, будто бы… Ну, вы понимаете!
        - Привет, Юзек, - полные губы фон Ливен скривились в брюзгливой гримаске. - Я, как Ленин, живее всех живых! Ты мне лучше скажи, какая сволочь додумалась похищать Машерова? Я еле прорвалась через границу! Полдня плюхала по болоту в холодной грязи!
        - Это всё Гвязда! - пылко поклялся Юзеф.
        - Анджей? - бровки Елены недоверчиво вскинулись. - Этот болтунишка?
        - Так не сам же! - хихикнул «дон Юзек». - Он Малютку Гжеся послал! - Шавелло оглянулся на гостиную, откуда валил сигаретный дым, и увлек «пани Ирену» в кабинет. Плотно прикрыл за собой дверь, и заговорил вполголоса: - Буквально пять минут назад звонили. Вся группа Гжегожа уничтожена! Полностью!
        Фон Ливен изобразила вздрогнувшую панночку.
        - Спецназ КГБ?
        - В том-то и дело, что нет! Нам перебежали дорогу! Францишека Вихуру помнишь?
        - Это… - задумалась Елена, вспоминая. - Который из ЗОМО переметнулся?
        - Он! - кивнул Юзеф, как клюнул. - Франек всю свою группу вырядил в зомовскую форму, перебил бойцов Гжеся, да и скрылся вместе с заложниками! Еще и Рулевского прикончил - у того, надо полагать, свои были виды на генсека… Гвязда истерит, как ненормальный - такая возможность была поторговаться с русскими!
        - Ну-ка, сядь, - властно молвила фон Ливен.
        Шавелло медленно присел на край стула.
        - Ч-что?
        В испуг «великого комбинатора» девушка не поверила. Наклонясь, так, чтобы мужчине открывались потаенные глубины декольте, она резко выговорила:
        - К черту политику, Юзек! И к черту всех наших начальничков! Оппозиции конец, скоро их всех переловят или перебьют, а меня, уж ты извини, тюряга или могилка не манят. Валить надо, пока Польша не сгинела! И валить не с голым задом!
        - Ну, твой зад… - мечтательно закатил глаза Шавелло. - Да еще голый…
        - Заткнись! - холодно бросила Елена. - И слушай. Франека надо найти - и самим сторговаться с русскими! К дьяволу «Свободу и солидарность»! Никаких уступок и послаблений! Только деньги! Пусть заплатят за Машерова, и… кто там еще с ним? За всех разом! Понял? Вник?
        - Понял, - булькнул Юзеф, - вник, - и выпалил: - Фифти-фифти! Пятьдесят на пятьдесят! Идет, партнерша?
        Фон Ливен усмехнулась, глядя в глаза пройдохе - у того зрачки блестели, будто колесики игрового автомата. Вот-вот прокрутятся и звякнут - бинго!
        - Идет, партнер!
        Тот же день, позже
        Гданьск, улица Виленьская
        Перелет с массой пересадок утомил изрядно - Ариэль Кахлон отер лицо и со смущением подумал, что рад сидеть рядом с водителем, а не за рулем. Он покосился на Гилана Пеледа, уверенно крутившего баранку «Полонеза». Выспался тот, что ли?
        «Получается, мне одному не везет? - уныло подумал Ариэль. - Заснуть в самолете - проблема!»
        А Ливлат с Ювалем, похоже, дремали на заднем сиденье…
        Ари глянул в зеркальце, и снова устыдился - товарищи вдумчиво чистили оружие.
        - А он точно здесь? - заинтересовался Гилан, сворачивая на Виленьскую. - Тут его дом или что?
        - Или что, - дернул губами Кахлон. - «Независимые» профсоюзы запретили, вот он и прячется. Помнишь, нас в венском аэропорту к телефону звали? Это рабби дозвонился, адрес передал!
        - А как еще? - буркнул Юваль Регев, любовно протирая ствол. - Тут не то, что день, каждый час на счету!
        - Вижу дом! - отрывисто сказал Пелед.
        Тормозить он даже и не думал - обогнав кургузую «Нысу», проехал метров сто, и припарковался.
        - Юваль, - вытолкнул Ари, - вы с Ливлатом заходите со стороны сада. Там должен быть свой вход.
        - Понял.
        Регев вылез, поправляя куртку, и зашагал неспешной, развалистой походкой. Ливлат аккуратно хлопнул дверцей, потянулся, как следует, и двинулся за Ювалем.
        - Выдвигаемся, - бросил Кахлон.
        Покинув машину, он машинально провел рукою по боку - не выделяется ли пистолет? Нормально… Плоское орудие убийства лишь под смокингом станет заметным.
        Гилан догнал командира группы, отставая на шаг.
        - С посторонними как? - негромко спросил он.
        - Свидетели нам ни к чему, - безмятежно ответил Ариэль, подставляя лицо солнцу.
        - Понял. Разговаривать будешь ты?
        - Угу… Мой дед из варшавского гетто.
        «Посторонний» нарисовался за стеклянными дверьми веранды - дородный мужик скрипел хрупким креслом-качалкой. Шевельнув пшеничными усами, он демонстративно уложил на колени ружье-двухстволку, и невнятно пробасил, пряча щербатые зубы:
        - Пан Гвязда занят! Приходите завтра.
        - Нам некогда, - спокойно ответил Кахлон.
        Пелед отшагнул, вскидывая «Вальтер» с накрученным глушаком. Выстрел хлопнул, и пуля вколотилась в голову с рыжеватым венчиком волос вокруг блестящей плеши.
        Не доглядев чужую смерть, Ариэль вошел в дом, распуская «молнию» на куртке.
        В комнатах было натоплено, и веяло горьким запахом углей.
        Хозяин обнаружился в кабинете. Анджей Гвязда сидел за столом, заваленным папками, исписанными бумагами, сложенными газетами и парой мятых журналов «Poprostu».
        Помятый, в несвежей рубашке, профсоюзник мрачно шевелил клочковатой бородой.
        - Я же сказал, что не принимаю! - раздраженно выговорил он, вскидывая голову.
        «Беретта» с глушителем глянула ему в глаза круглым черным дулом.
        - Ты приказал похитить генсека Машерова, - спокойно, даже чуть рассеянно молвил Кахлон, упершись в мишень холодным взглядом.
        - Это не я! - просипел Гвязда, откидываясь в кресле. - Это не я, панове! - заюлил он. - Вы же понимаете, решение вырабатывалось коллегиально, и…
        - Нам это не интересно, - оборвал его Ари. - Где Машеров и все остальные сейчас?
        - Я не знаю… - заскулил профбосс, вжимаясь в резную спинку. - Да правда! - взвыл он. - Да, да, я приказал! А захватила русских боевая группа Гжеся Брыльского! Но его убили! Сегодня! И всю группу положили!
        - Кто?
        - Францишек Вихура! - выпалил Гвязда, водя дрожащими руками по столешнице и разгребая бумаги, будто выплывая. - Вихура своих парней переодел в форму ЗОМО! Представляете? Да, панове, он такой, на всё способен! Курва маць! С ним человек двадцать или больше! Их видели в Августове - они садились в милицейские фургоны «Стар-200». Да! Да! - задыхался он, глядя моляще и отчаянно. - Мне звонили минут десять назад - вихуровцы засветились в Элке. Похоже, двигаются по дороге в Мронгово… Это всё, что я знаю, поверьте!
        - Верю, - вымолвил Кахлон, и нажал на спуск.
        Глава 3
        Суббота, 19 апреля. Вечер
        Варшава, улица Маршалковская
        Елена порядком устала за безумный, суматошный день. А впереди безумная, суматошная ночь! Юбку девушка сменила на польские джинсы «Одра», и переобулась в чешские кроссовки «Ботас».
        «Сплошной дефицит!» - вздохнула с сожалением «пани Ирена», пряча изящные туфельки на шпильке, но блистать некогда, ее ждет беготня…
        Однако дух был бодр! Пожалуй, впервые за двадцать лет взрослой жизни фон Ливен ощущала спокойствие и уверенность. «Прямые действия» - ее удел, тут она - профи, но сколько же нервов потрачено на все эти тайные миссии во славу доллара!
        А сейчас стрелка душевного барометра указывает «ясно», и крутятся в голове слова, сказанные глуховатым сталинским голосом: «Наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами!»
        Пыхтя и отдуваясь, в комнату вломился Юзеф.
        - Фу-у! - выдохнул он, с размаху садясь на стул.
        - Осторожно, - буркнула Елена, - сломаешь!
        Хихикнув, Шавелло полез к ней лапами загребущими, получил леща и успокоился. Похоже, учинял проверку на покладистость - вдруг, да выйдет чего?
        - Я слушаю, - спокойно выговорила фон Ливен, стягивая волосы в практичный «хвост».
        - Франек проехал Мронгово, и движется к Ольштыну, - зажурчал Юзек. - Мой человечек видел обе машины - милицейские «Стары», заляпанные до крыши.
        - Ошибиться твой человечек не мог? - вздернула бровку «партнерша».
        - Нет-нет-нет! - Шавелло замотал вислыми подбородками. - Вихуру он знает в лицо, а тот сидел за рулем второго… э-э… ну, того, что сзади ехал!
        Елена внимательно посмотрела на «партнера», и фыркнула:
        - Выкладывай, давай! А то у тебя уж больно довольный вид, как у кота, стащившего хозяйскую колбасу.
        Юзеф затрясся в неслышном смехе.
        - Да-а, Иренка, да! - он замер, но не смог длить паузу: - Я знаю, куда Франек так спешит!
        Фон Ливен глянула с нетерпением, покачивая расческу.
        - В Мальборк! - вытолкнул Шавелло. - Франек там родился, всё облазил, и поселился рядом с замком, на Пястовской. С виду - дом, как дом. Старый, с мезонином. Посмотришь со двора - окошки, занавесочки… Думаешь, пенсионеры какие доживают. А внутри как бы гараж! Там рядом склад, с аркой такой. Въезжаешь под нее - и налево, и сразу в га… в дом! Прямо из подворотни!
        - Ага! - с ехидцей улыбнулась Елена. - И Франек, вот так, запросто открыл тебе свой схрон!
        - Язва! - умилился Юзеф. - Франек не в курсе, а я совершенно случайно пересекся с ним, да когда еще… Лет десять назад! Он тогда свою «Варшаву» парковал… И схрон вовсе не в доме! Я думаю, Вихура отыскал тайный ход в замок! Нет, я, конечно, могу ошибаться, но… Сказать, почему он так держится за ту развалюху?
        - Сказать, - улыбнулась девушка.
        - Франек клад ищет! - выпалил «партнер». - Как начал, ребенком еще, так до сих пор и шарится по Мариенбургу! А замок не просто огромный - он самый большой в мире, там что угодно спрятать можно!
        - Короче, - оборвала его Елена. - Ты предлагаешь выдвигаться в Мальборк?
        - Да! И встретить Франека в его же доме. Устроим засаду! В худшем случае придется делиться, в лучшем - всё достанется нам. Вихура тоже не дурак, ему все эти политические игрища - до одного места! Двадцать к одному - он хочет сорвать куш, обменять Машерова на чемодан с деньгами! Большо-ой чемодан!
        - Обойдется! - отрезала фон Ливен, и покусала губку. - Ладно… А успеем?
        - Взял два билета на ночной рейс до Гданьска! - похвастался Юзек. - Через час - вылет. Успеем! Оттуда час езды до Мальборка…
        - Молодец! - деланно восхитилась девушка. - А в засаде будем вдвоем сидеть?
        - Ну, я думал, из аэропорта звякнуть… - промямлил Шавелло.
        - Тоже мне, додумался… Иди! - с силой толкнула «Ирена». - И звони! Только самым проверенным! Троих будет довольно.
        - Слушаюсь! - Юзеф проворно вскочил, качнув бегемотьими телесами, и выкатился из комнаты.
        Поглядывая на дверь, Елена выцепила из сумочки радиофон «Тесла». Быстро нащелкала код, как бы пароль, разрешающий доступ к абоненту. Знакомый отчетливый щелчок проник в ухо. Клацая ногтем по кнопкам, девушка набрала номер резидента.
        - Алло?
        - Это «Люцина».
        - Слушаю! Включаю запись…
        Фон Ливен резво доложила, и вернула плашку радика на место.
        Из глубин квартиры докатился жирный голос Шавелло:
        - Ирена-а! Пора!
        - Иду-у! - в тон отозвалась девушка, и глянула на часы.
        «Успеваем!»
        Воскресенье, 20 апреля. Ночь
        Варшава, Уяздовские аллеи
        Пятиэтажное здание посольства из стекла и бетона всегда казалось Майклу Андерсону островом спасения. Юркнешь за ограду - и опасная Польша отходит на задний план. Тут вам не логово дипломатов, тут оплот свободы и демократии! Бастион!
        А нынче жизнь усложнилась кратно. Майкл обессиленно вздохнул. Они так долго подбирали фигуры, чтобы сыграть на «Великой шахматной доске» и поставить мат русским, что известие о ликвидации Кароля Войтылы стало сущим ударом в спину.
        Хитроумного кардинала прочили в папы. Ватикан и без того вертел поляками, как хотел, а уж понтифик из Кракова… М-да.
        Не вышло.
        Пришлось резидентам Штатов и Западной Германии «крепить единство», да уныло пестовать «независимые профсоюзы». И вдруг новый удар - Москва ввела войска. С виду всё выглядело прилично - советская, польская, чехословацкая и гэдээровская армии затеяли совместные учения «Щит-80». Не придерешься.
        А под шумок развернулась самая настоящая «тихая война» - подпольщиков, профсоюзников, диссидентов, клерикалов, короче, всю ту шушеру, что ЦРУ так старательно холило и лелеяло, выпиливали в промышленных масштабах! Сотнями, тысячами! И «эсбэки» с «зомовцами», и «шпицели» с чекистами - всем поганым интернационалом взялись…
        Андерсон мрачно глянул за окно лимузина. До позднего вечера он просидел на вилле Яна Кулая, этого «безусого Валенсы». Бесполезно - СБ запугала Янека, сгоняя с политического поприща. Идея профсоюза крестьян-единоличников утухла.
        «И что мне строчить в Лэнгли? - горько усмехнулся резидент. - Чем хвастаться?»
        «Линкольн» мягко затормозил, и Майкл выбрался наружу. Теплый вечерний воздух, напоенный запахом первых цветов, не радовал. Раздраженно грюкнув дверцей, Андерсон зашагал к «оплоту», на релаксе кивая паре морпехов.
        Конечно, должность второго секретаря посольства не бог весть какое прикрытие, а вот ранг шефа варшавской «станции» ЦРУ значил многое. Вопрос в том, надолго ли? Зачтутся ли прежние успехи, или пора готовиться к переводу куда-нибудь в Верхнюю Вольту?
        «Быть или не быть?» - продекламировал Майкл про себя гамлетовскую сентенцию.
        Поднявшись в кабинет, он открыл папку для входящих. Угу… Опять от Лонэма… Резвый мальчик…
        Стоило Билли Лонэму возглавить мюнхенскую подрезидентуру, как он забурлил инициативами, смыкая БНД и ЦРУ.
        «Вот и кандидат на мое место», - поморщился Андерсон.
        Разобрав первые строки послания, он вчитался. Не поверил. Вскочил и пробежался по тексту стоя.
        - Ага… - сорвавшись с места, Майкл бросился к послу.
        Уильям Шауфеле-младший, похоже, как раз собирался покинуть свое рабочее место, и вбежавшего резидента встретил кисло.
        - Ну, что еще, Майк? - капризно затянул он. - Я еще не ужинал, а уже, по-хорошему, спать пора!
        - Прочтите, сэр!
        Посол сердито выхватил распечатку.
        - «Боевая группа „Свободы и Солидарности“ под командованием Ф. Вихуры захватила заложников, похищенных в СССР и вывезенных в Польшу. В числе захваченных П. Машеров, Генеральный секретарь ЦК КПСС; А. Вайткус, технический директор секретного НИИ, а также ученые из того же института: М. Гарин, старший научный сотрудник; В. Корнеев и В. Киврин, младшие научные сотрудники…» И что? - повысил он голос.
        - Сэр! - с чувством вытолкнул Андерсон. - Внимательно перечитайте!
        Морщась, Уильям Эверетт Шауфеле-младший перечел, и его зрачки будто споткнулись.
        - М-м… - замычал он. - Михаил Гарин?
        - Бинго! - выдохнул резидент.
        - Создатель ускорителя… этих… как их… тахионов?
        - Да-да-да! - почти выкрикнул Майкл.
        Посол рассеянно глянул в темноту за окном, и встрепенулся.
        - Собирайте свою группу, Майк! - отчеканил он. - Немедленно! Сию минуту! Найдите этих заложников! Делайте с ними, что хотите, но Гарин должен быть здесь!
        - Да, сэр! - Андерсон лихо отдал честь, и выскочил из кабинета.
        Та же ночь, позже
        Гданьск, Рембехово
        «Ан-24» авиакомпании LOT мерно гудел, наматывая темноту на винты.
        - Проше, запьечь пасе! - прощебетала миловидная стюардесса, и Рехевам Алон послушно пристегнул ремень.
        Самолет снижался, а за иллюминатором сверкал и переливался Гданьск, разбросанный широко и вольно, по старой деревенской привычке. Освещенная бетонная полоса будто всплыла из глубин ночи, медленно и плавно подставляясь выпущенному шасси.
        Толчок - и земная твердь приняла лайнерок, разлучив его с небом. Пассажиры разом оживились, подхватываясь и хлопоча.
        Алон обратил внимание на странную парочку - красивую, фигуристую шатенку «с холодной дерзостью лица» и бесформенного пузана, непонятно как вмещавшегося в кресле. Молодая женщина вволю издевалась над спутником, а тот лишь отшучивался, но оба поглядывали вокруг внимательно и зорко.
        Помахивая чемоданчиком, полковник вышел в гулкие, полупустые залы аэропорта, и сразу приметил своих «гвардейцев» - четверка встречала его в полном составе.
        - Шалом! - негромко обронил Алон, и усмехнулся, заметив недовольное выражение на лице Регева. - Что, задержал, да? Не волнуйся, Юваль, всё нормально. Опозданий не будет, - бегло осмотревшись, он продолжил, понижая голос: - Мой человек преследует конвой Францишека Вихуры от самого Элка. Минут пять назад отзвонился - говорит, подъезжают к Ольштыну. Так что в Мальборк приедем первыми…
        - В Мальборк, рабби? - задрал бровь Ари Кахлон.
        Алон утвердительно кивнул.
        - Вихуру после армии пристроили в замок Мариенбург - там работал смотрителем его отец. Дембель охотно согласился, хотя платили мало, зато он мог вволю искать сокровища - то ли тевтонов, то ли тамплиеров. Клада Вихура не нашел, зато обнаружил несколько тайных комнат и ходов в подземелье, замурованных веке в шестнадцатом, чтобы уберечь тогдашних хозяев цитадели - польских королей - от неприятных сюрпризов и ловушек. В ЗОМО Францишек записался лишь в прошлом году, но живет по-прежнему в Мальборке, в старинном доме неподалеку от крепостных стен…
        - И он везет заложников именно туда! - прищелкнул пальцами Ливлат. - К себе!
        - Там мы его и встретим, - мягко заключил Рехевам. - Поехали!
        Та же ночь, позже
        Мальборк, улица Пястовская
        Винт молотил с неумолчным рокотом, отбиваясь лопастями от черноты ночи. Внизу и немного в сторонке тянулось шоссе, высвеченное редкими фонарями и фарами машин. Два грязных фургона «Стар-200» катились почти впритык, синея крышами - борта и кабину покрывали разводы и потеки грязи.
        Рустаму невмоготу стало высматривать команду Вихуры через маленький иллюминатор, и он пролез в кабину к пилотам - тут обзор куда лучше.
        Грузный вертолетчик обернулся к нему, поправляя наушники с «ларингами».
        - «Люцина» адрес не сообщала? - громко спросил он.
        - Только улицу! - сообщил Рахимов, перекрикивая ревущий, клокочущий гул. - Пястовская!
        Пилот развернул карту и ткнул толстым пальцем.
        - Это близко к замку! У парка! Сесть не сможем, будете высаживаться на спусковых веревках!
        - Шуму наделаем…
        Грузный развел руками, и вдруг скомкал жест.
        - Они там что, - заорал он, - совсем с ума посходили?
        Рустам и сам дивился - на перекрестке, залитом светом, «Стары» затормозили. Блокпост. Рядом - капонир из мешков, набитых песком.
        Хоть в Польше и не ввели военное положение, но на улицах частенько мелькали бэтээры, там и сям вставали импровизированные КПП. Поляки помалкивали - пары расстрелов «мирных» демонстраций хватило, чтобы даже самые отмороженные уяснили - шутки кончились.
        Вот и тут - опустился шлагбаум возле БМД, перегородившей встречную полосу, и два десантника зашагали к притормозившим авто. Проверка документов, прошу пана…
        И вдруг из переднего «Стара» забили злые огни очередей - они скосили добрых молодцев в голубых беретах, прошлись по балку, изображавшему контрольно-пропускной пункт…
        Башенка боевой машины шевельнулась, разворачиваясь, и мощные трассеры КПВТ прошлись вдоль грузовика, расколачивая движок, пропарывая кабину и кунг.
        - Там же… - охнул штурман.
        - Да они ж не знают! - страдальчески переморщился пилот. - Никто ж не объявлял про захват!
        - Смотрите!
        Второй из «Старов» резко сдал назад, сминая капот зазевавшейся малолитражке, и съехал с дороги. Пока крупнокалиберный пулемет колол и рубил ведущий «зомовский» фургон, ведомый рванул через кусты, шатаясь на рытвинах, а по грунтовке дал газа.
        - Они там! За ними!
        Вертолет легонько завиражил, сворачивая. Одинокий «Стар-200» на пустынной, пускай и темной дороге, потерять было трудно - красный накал «стопов» невольно оказывался в фокусе внимания.
        «Только бы они были в „беглом“ фургоне! - взмолился Рустам. - Да должны, должны! По логике, по всему… Кто же пропускает вперед тех, кого надо беречь? Только бы…»
        - Выезжают на шоссе! Погони нет!
        - Следуем за ними! Высоты добавь… Харэ!
        Башни и шпили замка зачернели впереди, пробиваясь на фоне Ногата, рукава разлившейся Вислы - река отливала серебром, отражая лунное сияние.
        - Эти выехали на аллею Войска Польского!
        - Вижу… Снижайся!
        - Свернули на Пястовскую!
        - Приготовиться к высадке!
        Раскрытая дверь впустила вовнутрь грохочущую тягу винта. Вертолет завис, сдувая с крыш наносы пыли, и «царевичи» заскользили по канатам вниз, тормозя карабинами.
        Рустам спустился последним. В окнах уснувших домов зажигался свет, но источник шума уже сваливал прочь, хлеща лопастями и забираясь вверх.
        - За мной! Они въехали вон туда!
        «Великолепная пятерка» вбежала под каменную арку со ржавыми коваными решетками, вросшими в землю. Рустам заметил, как впереди и сбоку закрывались ворота, пропуская отблески фар, и ускорился. Орать, надсаживаясь, команды - лишнее, тут всякий знает свой маневр.
        Пригашенная, блеснула вспышка выстрела. Пуля из бесшумного пистолета чиркнула по стене, выбивая крошки. Рахимов вскинул «калаш» с глушителем, и тот протарахтел короткой очередью. В стробоскопическом мельтешеньи шарахнулась пара смутных фигур. Умар выстрелил одиночным «по памяти», и под сводами разнесся гаснущий вопль.
        «Минус один!» - мелькнула мысль.
        Шаркнули ботинки, приотворилась щель ворот, куда выживший стрелок в синей форме ЗОМО буквально втесывался. Пуля вошла ему между лопаток.
        - Вход!
        Иван Третий, укрываясь за створкой, потянул ее на себя.
        - Глаза!
        Парочка свето-шумовых рванула за воротами, исторгая слепящие вспышки. Рахимов ворвался в странное помещение - беленые стены, окна с кокетливыми занавесочками, под потолком качается абажур с бахромой… Вот только посередине комнаты глыбился «Стар-200». Дверцы и кунга, и кабины - настежь, внутри пусто.
        Рустам проморгался, свыкаясь со светом, затененным грузовиком, и переступил убитого «зомовца». Пискнула рация.
        - Осторожно! - Рахимов узнал сипловатый баритон Умара. - Здесь еще три трупа - двоим делали контроль. Кто - не знаю.
        Командир сунулся к другу, огибая громоздкий, угловатый грузовик. Слева тянулись стеллажи, как во всяком гараже, а в узком проходе лежали трое в синих штанах и куртках, сжимавших или обронивших пистолет-пулеметы «РАК».
        «Да, были схватки боевые… Интересно, с кем?»
        Присевший на колено Юсупов сделал жест, понятный любому спецназовцу, а «переводился» он просто: «Глядим в оба!»
        «Лучше перебдеть, - кивнул Рустам, - чем недобдеть!»
        Навороченная рация издала тонкий писк, и крошечный наушник заговорил голосом Ивана Второго:
        - В мезонине еще четверо, наповал. Вроде гражданские, но у каждого по огнестрелу, а то и по два…
        - Внимание! - вклинился Иван Первый. - Тут шкаф… М-м… Потайная дверь - и ступеньки вниз!
        - Понял! - обронил Рахимов, пальцем поджимая усик микрофона. - Выдвигаемся!
        Там же, чуть позже
        Елена сидела тихонько, как мышка, забившись на заднее сиденье «Волги» Юзефа. Зато обзор - прекрасный.
        И темную подворотню видать, и приземистый склад, и высокий каменный забор. А над оградой поднимается пологая крыша «дома-гаража» Вихуры, и мезонин во всей красе.
        «Сидишь, как в партере», - усмехнулась фон Ливен.
        Шавелло со своими молчаливыми «ребятишками» лично устроил засаду, важно указав женщине ее место - сиди, мол, и жди, пока суровые мужчины сделают свое дело! А она и не рвалась особо…
        Троица с «партнером» во главе шмыгнула через улицу, и пропала под аркой. Минут через пять в окне мезонина мигнул фонарик - все на месте, ждем. И дождались…
        Тихонько зафырчал мотор, и неподалеку от «Волги» припарковался «Полонез». Четверо парней в спецовках покинули машину, пружинисто шагая и покачивая большими сумками с трафаретом «Sport». Работяги возвращаются с тренировки…
        Елена поежилась - отточенные, скупые движения «работяг» пугали, вызывая память о ночных рейдах.
        Четверка растворилась во мраке, но несколькими минутами позже девушка вздрогнула, разглядев «спортсменов» на крыше у мезонина. Зачастили оранжевые вспышки, колко посыпалось стекло - и тишина…
        Но спектакль продолжался. Бесцеремонно взревывая, по улице прокатился заляпанный грязью «Стар-200». Притормозил, омахивая подворотню светом фар, и, ворча, заехал под арку.
        «Мишка там! - ворохнулось глухое беспокойство. - Где же наши?»
        «Наши» вышли на сцену эффектнее всех - улицу и парк накрыл громовой клекочущий свист. Вертолет опустился ниже третьего этажа, сбрасывая канаты, раскрутившиеся плетьми, и спецназ мигом соскользнул с небес на грешную землю.
        Какая-то пани, разбуженная шумом, выглянула на балкончик, зябко кутаясь в халат, и сокрушенно покачала головой.
        Тишь да гладь, да божья благодать. Наверное, ей приснилось…
        А стрекот вертолета удалялся, сливаясь с шорохом ветвей.
        Пять минут долой… Десять… Всё. На большее у нее терпения не хватит!
        Фон Ливен гибко выскользнула из машины, и торопливо перешла улицу, ныряя под арку, словно в холодную воду. Слабый луч фонарика не дрогнул, осветив труп бойца ЗОМО. Видать, Франек выставил дозорного… Ну, не всем везет.
        Из-за полуоткрытых ворот сеялся слабый свет. Убрав фонарик, Елена вооружилась, накрутив на ствол цилиндрик глушителя.
        И тут трупы… Раз, два, три… Четыре «зомовца». Ну, туда им и дорога…
        «А где все?»
        Методом тыка фон Ливен сыскала шкаф, за дверцами которого прятались не полки, а ступени - холодные, выщербленные, они уводили под землю.
        «Не-е… - усмехнулась девушка. - Там я точно ничего не забыла…»
        Обойдя «Стар», она взобралась по деревянной лестнице наверх. Уже с порога мезонина ей открылось зрелище в жанре «хоррор».
        Просторную комнату заливал голубоватый лунный свет, и мертвецы в холодном сиянии выглядели особенно зловеще - блики неподвижных глаз или оскалов наполняли душу готической жутью.
        В углу привалился к стене пузан Шавелло. На лбу у него блестело запекшееся пулевое отверстие, чернея струйкой крови.
        Елена застыла, едва сдерживая крик - туша «партнера» шевельнулась.
        - Что, страшно? - хихикнул Юзек, сдирая с переносицы ужасную «кровоточащую» наклейку.
        - Чтоб ты сдох! - искренне пожелала фон Ливен. - Как ты меня напугал, скотина!
        - Ага! - радостно поддержал ее Шавелло. - Тебя аж передернуло! Черт, еле успел наклеить… А те не разобрали!
        - Кто - те? - нетерпеливо спросила девушка.
        - Жиды!
        - Какие, к черту, жиды?
        - Да я откуда знаю? Из Моссада, наверное… Они по-своему балакали, я только одно слово разобрал - «рабби».
        - Ах, вон оно что… - протянула Елена, складывая паззл.
        - Не удалось нам куш сорвать, да, партнерша? - заворочался Юзеф. - Пошли отсюда, пока эти не вернулись! Я и так пересидел…
        - Тебе лучше остаться, «партнер», - ровным голосом молвила фон Ливен, направляя пистолет. Верная «Беретта» дернулась в руке, и в гладком лбу великого комбинатора засквозило кровью зияние. Всамделишное.
        Там же, раньше
        Усталость накопилась такая, что мозг отупел, а тело оцепенело. Я сидел, прижимаясь спиной к стенке фургона, вяло сопротивляясь тряске с болтанкой. Даже, когда вэдэвэшники расстреляли «Стар-200», прущий впереди, у меня лишь холодок по хребтине оплыл.
        Набожные «зомовцы» крестились, а я лишь поглядывал на них, безразлично и рассеянно.
        Встряхнулся в пункте назначения.
        - Выходичь! - рявкнул мордатый пшек, красноречиво дергая стволом.
        Неловко выпрыгнув, я оказался будто в съемочном павильоне, где пьяный режиссер перепутал декорации - вымурзанный грузовик загнали в обычную комнату. Особенно меня впечатлили горшки с геранью на подоконнике.
        - Шибче! Шибче, пся крев! - орал Вихура, суетливо распахивая исцарапанные дверцы шкафа. - Шибче!
        Мало что разумея, я вскинул руки, готовясь наткнуться на вешалки со всякими куртками - и чуть не полетел с крутой лестницы, зажатой между темно-коричневых кирпичных стен. Спустился бегом, чтобы не упасть, не уйти в кувырок…
        За мной топотал упитанный «зомовец», посвечивая фонарем. Луч метался со стен на сводчатый потолок, а в моей голове перекатывалась одна и та же мысль - сподобился, мол, в настоящий подземный ход спуститься! А то всё по траншеям каким-то шастал.
        «Ух, и везет же мне…»
        С разбегу я шлепнул ладонями по стене, и содрогнулся, до того она была стылой и склизкой. Зато стройматериал хорош - тевтоны лепили кирпичи из местной глины, замешивая раствор на яйцах и бычьей крови. Рыцарское ноу-хау.
        - Янек, идешь пэрвше, - скомандовал Франек.
        Упитанный, поправляя ремень «РАКа», молча кивнул и затопал впереди, освещая мрачный коридор - вздрагивающий круг света падал то на арку, то на свод, то вдруг выделял неглубокую нишу. А пол из каменных плит луч подметал особенно тщательно, как веник у домовитой хозяйки - во избежание. В подземельях Мариенбурга хватало сюрпризов…
        Ромуальдыч ускорил шаг, равняясь со мной.
        - Наверху сотни комнат и залов, - тихонько бубнил он, - десятки коридоров, а подвалы начинаются во дворце великого магистра…
        - Бывали в замке? - шевельнул я губами.
        - Приходилось, - хмыкнул Вайткус. - Эсэсовцы устраивали здесь свои радения…
        - Молчать! - нервно рявкнул Вихура.
        - Да чтоб вас… - выдохнул Машеров.
        Киврин с Корнеевым пытались поддерживать его, но Петр Миронович лишь сердито пыхтел - дескать, крепки бульбаши, не сломить их всяким пшекам! Томаш незаметно страховал его, прикрывая спину.
        Я покосился на «зомовцев». Те шагали в ногу, отставая от нас на пару метров, а пистолет-пулеметы так и дергали дулами - поляки были на взводе…
        - Стачь! - глухо крикнул Янек, и заводил фонариком.
        Луч проваливался в аккуратную яму-ловушку, выложенную кирпичом. Когда-то ее запирала железная крышка-решетка, поверх которой уложили тонкие каменные плиты - от пола не отличишь. А ступишь на них - тут же сработает нехитрый механизм…
        Ахнуть не успеешь. Будешь лежать с переломанными ногами, и с ужасом думать о последних днях и ночах, которые проведешь тут, в каменном мешке - без еды, без воды, без надежды, пока смерть не избавит от мук…
        Я осторожно заглянул в провал. Решетка сгнила, обвисая на ржавых петлях, а битые плиты валялись внизу, раздробив чьи-то кости.
        - Прыгать? - с сомнением спросил Арсений Ромуальдович.
        - Да нет, - буркнул Машеров. - Вон, тащат…
        Двое подручных Вихуры перекинули пару толстых досок, и прошли первыми по шаткому мостику. Он сгибался и пружинил под ногами, но держал.
        - Не спеши, Мироныч, - ворчал Вайткус, - чтобы не качало…
        - Да уж как-нибудь…
        Одолев старинную западню, мы вышли в «колонный зал» - коридор расширился, и четыре или пять необъятных колонн удерживали свод.
        - Пришли! - торжественно объявил Вихура, и отворил скрежещущую железную дверь с мощными заклепками. Очередная КПЗ?..
        Это случилось в следующую секунду. Гулко загоготали автоматы, выбивая «зомовцев». Крики умирающих взвились, перекрывая выстрелы, а вот сами стрелки почти не показывались, мечась стремительными тенями.
        - Русские, не бойтесь! - пронесся гортанный крик. - Мы за вас!
        Из-за могучей шестигранной колонны выскочил крепкий ладный парень с короткоствольным «Узи», и крикнул:
        - Шалом, я Ливлат Цион!
        Цион отсекал похищенных от похитителей, но вот Франек был резко против. Злобно взвизгнув, не хуже проржавевшей двери, он полоснул из «РАКа», задевая иудея, и развернулся к нам - оскаленная морда искажена ненавистью и страстным желанием убивать. Не вышло обменять на валюту? Так не достаньтесь же вы никому!
        Крайняя мысль еще мелькала в голове, а руки действовали. Левой я перехватил пистолет-пулемет за цевье, а правой стегнул Вихуру по горлу. Поручик умер мгновенно, но палец продолжал давить на спуск - пули хлестали по своду, обсыпая кирпичное крошево. Я вырвал «РАК», очередь захлебнулась, но тут же захлопали одиночные выстрелы - вспышки наплывали из коридора, а в хаотичном свете брошенных фонарей перебегали неясные тени.
        - Ми-иха!
        Я даже ослабел, узнав голос Рустама, и крикнул:
        - Здесь мы! Осторожно только!
        - Эй, кто тут? - забасил один из «царевичей».
        - Ой-вей, Ванёк! - насмешливо ответила полутьма. - Ну, ты даешь!
        - Юваль? - Рахимов захохотал. - Ах, ты, жидовская морда! Я уж думал, тебя саудиты уделали!
        - Да хрен там…
        - Контроль! - сипло предупредил Умар.
        - Не! Не! - заверещал «трехсотый».
        - Да! - рявкнул Юсупов.
        Гулко хлопнул выстрел.
        - Ливлату плохо! - закричал по-русски невысокий плотный парень, склоняясь над раненным.
        «Мой выход!»
        - Ну-ка… - я опустился на колени.
        Ливлат, шевеля бледными губами, зажимал ладонью рану с краю живота, но кровь сочилась между пальцев, марая одежду и набухая лужицей.
        - Нож! - скомандовал я.
        Невысокий, словно ассистируя, мигом щелкнул пружинным «спринг-найфом». Я распорол рубашку и оголил трепещущую плоть.
        - Спокойно, Ливлат, - заворковал я, - больно не будет…
        - Навылет прошла, - выдавил «ассистент».
        - Как звать?
        - Ариэль… Ари.
        - Одна навылет, Ари… Угу… А вот другая застряла… Но вроде селезенка цела… Угу… Сейчас мы…
        Я сунул пальцы правой в рану, левой ладонью водя по окровавленному животу. Хриплое дыхание Ливлата сбилось.
        - Потерпи секундочку… Ага! Ухватил!
        Зажав пулю кончиками указательного и среднего пальцев, я вытянул зловредный кусочек металла, отшвыривая прочь.
        - Рустам! - голос мой звучал напряженно. - Уводи наших! Чего зря стоять?
        - А ты?
        - Мне залечить надо… Топай, топай!
        - Ладно… - заворчал Рахимов. - Умар! Остаешься, поможешь.
        - Яхши…
        - Етта… Миша, мы будем ждать!
        - Да я быстро…
        Сведя пальцами края раны, скользкие от крови, я наложил сверху ладонь. Посыл вышел мощный, сам не ожидал.
        - Печет… - шепнул Ливлат.
        - Нормально…
        - Где это ты так навострился? - полюбопытствовал Умар, приседая на корточки.
        - Дед научил, - соврал я. - Он у меня в НКВД служил и, вот так вот, руками, раны товарищам затягивал. У него позывной был - «Шаман».
        - Здорово…
        - Да тут ничего такого, просто организм тормошу. Тот пугается, и давай регенерировать…
        Юсупов хихикнул.
        Почти касаясь накачанного пресса Циона, я плавно водил ладонью вокруг раны, а болезный уже робко улыбался, чуя, что судьба снова явила милость.
        Сверху давила толща земли, нагромождения стен и башен замка, а я бродил душою по ночному Первомайску. Сейчас там - на улице Ленина, на Автодоровской, на Киевской - стынет тишина. Изредка громыхнет кузовом заблудшая машина, залает пес - и снова опускается безмолвие. До рассвета еще далеко, но на востоке потихоньку зреет утро, проклевывается серая призрачная мгла, намекая на скорые сумерки.
        Ритка спит… И Настька спит…
        Я вздрогнул, выныривая из дремотной мути. Когда ж мне удастся лечь - и заснуть?
        - Всё… - зевнул я, с усилием вставая. - Тащите! Только осторожно, рана едва-едва затянулась…
        - Спасибо! - выдохнул Ариэль.
        Сцепив руки с Умаром, они усадили Ливлата на дружеский насест, и понесли. Я поплелся следом.
        Глава 4
        Воскресенье, 20 апреля. Раннее утро
        Мальборк, улица Пястовская
        Когда мы вышли из подворотни, на улице стало чуть-чуть светлее. Неужто наши блужданья в подземельях замка отняли столько времени?
        Черное небо потихоньку набирало синевы, а восточный край небосклона набухал сумраком, обещая зарю. Смутно очертились башни и высокие острые крыши Мариенбурга. Так я и не побродил по рыцарской общаге…
        Предрассветная тишина не прятала даже шорохи, и отдаленный гул моторов услыхали все.
        - Кому-то не спится, - хмыкнул Юваль.
        - Спорим, воякам? - в Умаре проснулся азарт, тут же сменившийся настороженностью. - Сюда, вроде…
        Из-за угла вывернула парочка бэтээров и БДМ - словно двое здоровенных парнюг провожали хрупкую барышню. Лучи фар мазнули по стенам домов, по темным окнам, и закачались на асфальте. Взревывая моторами, броневики болотного цвета подкатили к нашей гоп-компании и замерли, сыто клокоча.
        Десантники, рассевшиеся на броне, мигом нацепили голливудские улыбки, а коренастый белобрысый офицер с пыхтением полез из люка. Грузно спрыгнув на землю, он небрежно сунул берет под погон с тремя крупными звездочками. Наверное, чтобы не мешать русой челке падать на глаза.
        - Успели-таки! - сверкнул он зубами, и четким, заученным движением бросил ладонь к виску. - Полковник Кондратьев. Здравия желаю, товарищ Машеров! Мы за вами. За всеми гражданскими! Мне приказано доставить вас на аэродром, так что извините, автобусов не держим!
        - Ничего, - проворчал генсек, - в тесноте, да не в опасности.
        - Эт-точно! - ухмыльнулся Кондратьев.
        - Разрешите ваши документы, товарищ полковник, - вежливо обратился Рустам.
        Офицер серьезно кивнул.
        - Правильно, бдительность прежде всего, - он передал бумаги с печатями Рахимову, и обвел спецназовцев спокойным взглядом. - Благодарю за службу, товарищи. Вы не только освободили заложников, но и спасли репутацию страны - о захвате Генерального секретаря ЦК КПСС не сообщали…
        - …И не надо! - перебил его Машеров. - Едем.
        Рустам молча вернул бумаги, и козырнул, отступая на шаг, как бы становясь в строй. Мавры сделали свое дело.
        - По машинам! - гаркнул полковник.
        - Товарищ командир, разрешите! - воскликнул юркий сержантик. Его белая нарукавная повязка с красным крестом напомнила мне школьные годы и строгих девчонок-санитарок, не пускавших в класс нерях. - Врачей нет, так хоть так… Вот! - он вытащил из рюкзачка несколько бутылочек. - Тут тонизирующий витаминный настой для космонавтов. Пейте!
        С помощью Кондратьева он раздал «витаминчики», даже «царевичам» досталось. Мою порцию протянул сам полковник, и залихватски подмигнул: всё путем!
        - Вкусненько! - заценил Ромуальдыч. - На «Байкал» смахивает…
        - По машинам!
        Выглотав настой, я вернул посуду бойкому сержанту, и поплелся, куда сказано - на усталость наложилась слабость после сеанса целительства. Просто никакого, меня усадили в БДМ с трафаретным изображением белого орла и номером «102».
        «Как у „тридцатьчетверки“ в „Четырех танкистах“…» - сонно подумал я, устраиваясь на сложенном брезенте.
        - Будет шумно! - оскалился мехвод, повернувшись.
        - Шумите…
        Меня засасывало в теплое болото сновидений.
        Там же, чуть раньше
        Вернувшись, Елена устроилась за рулем «Волги» и длинно вздохнула. Сомнения лишь трогали ее легким касаньем - уголовники Вихуры скоро уподобятся мальчуганам Юзека. Спецназ свое дело знает.
        Тянуло, конечно, в гущу, но она там точно лишняя…
        Лишь теперь фон Ливен ощутила чужое присутствие, и накрыла рукой «Беретту». Впрочем, вопрос ее звучал спокойно, без тени раздражения:
        - Кто вы?
        Темная фигура на заднем сиденье шелохнулась.
        - Извините, мадам, - мужской голос таил в себе нотку иронии, - привычка давней и глупой юности! Я вовсе не хотел вас пугать, но… мне стало интересно. Слишком много народу сошлось этой ночью. Ваше лицо я разглядел… Позвольте представиться: Рехавам Алон. То ли раввин, то ли полковник.
        - Скорее, второе, - усмехнулась Елена, расслабляясь. - Наслышана о вас… рабби. Так это ваши ребятишки порезвились в мезонине?
        - Мои. А…
        - Нет, я не имею к тем «гориллам» никакого отношения, - ответила девушка, не дослушав вопрос. - Это люди Юзефа Шавелло.
        - М-м… Вот как… А то мои «гвардейцы» лишь сообщили, что нейтрализовали четверых неизвестных.
        - Троих, полковник, - улыбнулась Елена с оттенком превосходства. - Самого Юзека добила я.
        - К-хм… М-да… - донеслось сзади.
        - Меня зовут Елена фон Ливен, действую по заданию КГБ… Это я на тот случай, если вам вдруг придет в голову сделать контроль мне самой.
        - Мадам! - голос Алона исполнился укоризны. - Как вы могли такое подумать! Ну, раз у нас ночь откровений… Меня попросили спасти заложников… Хотя бы одного из них.
        - Петра Мироновича? - приподняла бровь девушка.
        - Михаила Петровича.
        - Мишу? - возрадовалась фон Ливен.
        - К-хм… Ну, да. Однажды он спас меня самого.
        - И меня!
        - М-да… Нити судьбы сплетаются так причудливо… О! - заелозил ночной гость. - Выходят! Быстро они…
        Елена жадно всмотрелась - люди в комбезах мешались со штатскими, хотя выправкой отличались все. Ну, почти… Вон те двое молодых - явные шпаки.
        - Миша жив! - облегченно выдохнул Алон. - О, Ливлата ранило…
        - А вон Машеров! Выходим?
        - Стойте!
        По темной улице загуляли яркие лучи фар, и целый взвод бронетехники перегородил улицу. Буквально в двух шагах от «Волги» спрыгнул ладный полковник ВДВ, засовывая берет под полевой погон.
        - А, это, наверное, за Машеровым, - догадалась фон Ливен. Она уже изготовилась открыть дверцу, как вдруг замерла. Бравый десантник отдал честь, прикладывая ладонь не по уставу. В памяти сразу всплыли сценки муштры на полях Форт-Брэгга. - Это же… Ч-черт… Это же Майкл Андерсон, агент ЦРУ!
        - Берите выше, - процедил Алон. - Майк - резидент в Польше!
        - Надо… - рванулась девушка.
        - Сидеть! - шикнул моссадовец. - Вмешаемся - возникнет заварушка, и многие полягут! На броне десяток ряженых морпехов, а они хорошо обучены убивать!
        Напряженный, шепча страшные проклятья из Каббалы, он внимательно следил за происходящим.
        Проверяют документы… Пьют что-то… Рассаживаются… Миша залезает в БМД… Трогаются…
        Дождавшись, пока бэтээры отъедут, Алон каркнул:
        - Пошли!
        Елена выскочила первой, и закричала:
        - Это захват! Американцы это! А десантник без берета - резидент ЦРУ!
        - Ах, я ишак! - зашипел спецназовец восточной наружности.
        - По машинам! - скомандовал Алон.
        За руль «Волги» упал Иван Второй, рядом плюхнулся тот самый азиат, а девушке достался широкий подлокотник, иначе не поместиться. Израильтяне набились в «Полонез», и обе легковушки, шаркнув шинами и газуя, бросились в погоню.
        Тот же день, позже
        Польша, окрестности Эльблонга
        Томаш Платек чувствовал себя одураченным, но ситуация его даже забавляла. Ситком, да и только.
        Цели своей он добился («И добил!» - мелькнуло в голове), а то, что ветер случайности снова спутал его судьбу с Мишиной, вызывало к жизни подзабытый азарт. Ничего не мешало остаться в Мальборке, но он-таки увязался за русскими, словно всерьез играя роль личного шофера генсека.
        Не хотелось их бросать - уж очень подозрительными казались нежданные перевозчики. Почему полковник отдавал честь без берета? Это ведь у любого служивого из России - на уровне рефлекса! А почему на броне - орел Войска Польского? Что, у Северной группы войск СССР бронетранспортеры закончились? Неувязок и зазоров хватало, все их можно объяснить, каждое по отдельности, но, собранные в кучу, они вынуждают хмурить лоб в раздумьях и перебирать версии. Дедукция ему в помощь…
        Томаш сдвинул манжет, и глянул на «Командирские». Пять минут прошло, как БТР замер на обочине. Десантники попрыгали с брони, и мехвод удалился, на пару со стрелком…
        - Глухо, как в танке, - проворчал Машеров, заметно нервничая.
        - Может, выйдем? - неуверенно спросил Чесноков.
        - Да, наверное. Чего зря сидеть?
        Через броню глухо донеслись шаги, и люк звучно лязгнул, отпираясь. Внутрь просунулся Вайткус.
        - Никого, Мироныч! - со злостью обронил он. - Мы одни на трассе! Я в амбразуру подглядывал - там автобусик стоял. Вот весь еттот десант на нем и умотал!
        - Десантники не настоящие, - вынес вердикт Платек.
        Майор витиевато заматерился, а Генеральный брюзгливо скривил губы:
        - Цирк уехал, а клоуны остались!
        - Не все, - помрачнел Арсений Ромуальдович. - Володька с Витьком со мной, а вот Миши нигде нет!
        Тот же день, позже
        Вислинская коса, Морска-Криница
        Разбудило меня солнце. Я проморгался, протер глаза - и похолодел. Вокруг меня шатался и подвывал автобус - наверное, местный «Ельч». А БМД? Она мне приснилась, что ли?
        Сознание цеплялось за дурацкие измышления, лишь бы не признавать дурацкого факта - мою тушку во сне кантовали. И перегрузили…
        Не думая, я отер ладонями лицо. Ага. Не связан. Это уже плюс. А муть какая в голове… Будто всю ночь самогон хлестал.
        «Тонизирующий настой!» - зло скривились мои губы.
        Сдерживая стон, я покрутил головой, и осмотрелся. «Ельч» катил по узкому шоссе, все пассажиры - бравые парни, стриженные «туго и упруго». Выправка в них чувствовалась даже в положении сидя. Утрешние десантники? Возможно, хотя лиц их я не рассмотрел в потемках.
        Тут на меня оглянулся давешний полковник, прикинутый, как турист, и добродушно оскалился.
        - Доброе утро! - весело крикнул он. - Как спалось?
        - Вашими молитвами, - вытолкнул я. - Куда вы меня везете?
        За окнами тянулись две бесконечные панорамы. Слева распахивалось море, пробующее по-летнему голубеть, справа высились сосны, запуская корни в мелкий желтый песок.
        - На курорт! - воскликнул Кондратьев.
        Кондратьев ли?
        - Как вас звать по-настоящему? - брякнул я наугад, переходя на инглиш.
        Дежурная улыбка сползла с полковничьих губ, трансформируясь в серьезное, даже немного торжественное выражение. Легко поднявшись, мой визави пересел ко мне.
        - Меня зовут Андерсон, - отрекомендовался он, - Майкл Андерсон.
        - Цэрэушник, что ли? - я пренебрежительно выпятил губу. - Резидент?
        Андерсон сделал вид, что нисколько не уязвлен моим тоном, и даже выдавил снисходительную улыбку.
        - Да, мистер Гарин, я представляю Соединенные Штаты Америки. Когда стемнеет, где-то там, - он махнул в сторону моря, - всплывет атомная субмарина «Халибут». У пляжей Гданьского залива мелко, но в полумиле от берега глубины достаточные, пятьдесят-семьдесят метров. Вас доставят на борт атомарины, и вы отправитесь в свободный мир!
        - А я там ничего не забыл, мистер Андерсон, - глумливо усмехнулся я. - Тоже мне, нашли переходящее Красное знамя!
        Рукоятка «Кольта», блеснувшая под пиджаком резидента, так и просилась в ладонь.
        Какова диспозиция? Ага…
        На диванчике впереди меня покачивался всего один «десантник», правда, могутный - плечи чуть ли не в два обхвата, шея толще головы. Сзади расселось двое.
        Автобус как раз сбросил скорость, прокатываясь по улице курортного городишки, пустынного до самого лета. Такое впечатление, что осенью жители уехали вместе с отдыхающими.
        Осталась позади окраина, замелькали причалы, а дюны с правой стороны устремились к небу, громоздя песчаные горы на десятки метров вверх.
        - Подъезжаем, - мурлыкнул резидент.
        Я вонзил костяшки пальцев в ту область его крепкой шеи, где бился жгутик сонной артерии. Сильный удар прикончит моего похитителя, а мне достаточно, чтобы он поплыл, впадая в грогги. Получилось.
        Подхватывая левой никнущее тело, правой я выхватил пистолет. Сидящего впереди бугая саданул рукояткой по затылку, не экономя. И тут же направил «Кольт» на задних.
        - Сидеть! - рявкнул я на хорошем английском. - Иначе пристрелю этого говнюка!
        Морпехи - а кто ж еще? - замерли, переваривая полученную информацию. Андерсон застонал, зашипел, и я сунул ему ствол ниже подбородка.
        - Вставай! И не дергайся! Иначе запачкаешь салон мозгами!
        Водитель затормозил и остановился.
        - Открывай!
        Взвизгнув, хлопнув, дверцы распахнулись.
        - Пошли, погуляем!
        - Вы совершаете непоправимую ошибку, мистер Гарин, - прохрипел цэрэушник, задирая голову.
        - Переживу!
        Я спустился на ступеньку, подтягивая резидента, когда морпех напротив решил сыграть героя-одиночку. Он даже успел достать свой красивенький револьверчик, огромный «Магнум», а вот на то, чтобы вскинуть огнестрел и нажать на спуск, времени не хватило.
        Я истратил патрон первым - кровью забрызгало стекло, а убитый морпех мягко кувыркнулся на пол. Немая сцена.
        - Сказал же - сидеть! - зарычал я, изображая плохого русского парня из голливудских стрелялок, и выбрался наружу. Свежий морской воздух мигом развеял пороховой дым, а запах йода смешался в коктейль с густым хвойном духом.
        Визжа тормозами, остановилась «Волга». Из нее чёртиками выпрыгнули «царевичи», Рустам и Умар. Последней показалась Елена фон Ливен, вооруженная «Береттой» - и ослепительной улыбкой.
        - Миха, держись! - взревел Рахимов, бросаясь ко мне, и я с облегчением оттолкнул Андерсона. Резидент выстелился на песке, и поднял руки, не вставая - лежачего не бьют…
        - Наши! - осклабился я. - Красные!
        И опять рявкнул мотор. Мятый «Полонез», дрифтуя, остановился в заносе. Юваль… Ари… Имени четвертого я не знал, а Ливлат слабо махал мне с заднего сиденья. Зато во всей красе явил себя Рехевам Алон.
        - Миха! - вскричал он, улыбаясь во все тридцать два своих и вставных. - Как же я рад вас видеть!
        - А уж я как!
        Сухая ладонь рабби сжала мою с неожиданной силой.
        - Докладываю! - оживленно затараторил он. - Все живы и здоровы, едут на аэродром в Ольштыне! А, нет, вру - не все! Томаш… как его…
        - Платек, - подсказал я.
        - Да! Платек остался.
        - У него свое задание, - улыбнулся я. - И свой путь.
        - «Царевичи» - раздался зычный голос Рустама. - Пакуйте этих!
        - Есть!
        - Умар, отгони автобус, а то вид портит. Знаешь, куда? К нашим погранцам! Доложишь всё, вызовешь подкрепление… Генлейту отзвонишься!
        - Есть!
        - Обязательно!
        - Да понял, понял…
        - Р-распустились! Юваль! Поспрашивай нашего дорогого гостя!
        - Я есть дипломат! - возмущенно завопил Андерсон.
        - А мы-то не знали… - сокрушенно вздохнул Рахимов. Пнул «дипломата», и заорал: - Выкладывай всё, как на полиграфе! Иначе… - он зловеще улыбнулся: - Будем резать, будем бить…
        Ари Кахлон молча щелкнул пружинным ножом, небрежно поводя лезвием.
        - Люблю гласность! - расплылся я, и присел на облупленный лежак, забытый с осени.
        - Миша, - мягко сказал Алон. - А вам домой не пора?
        - Успе-ею… - меня потянуло на зевоту. - Надо ж кино досмотреть. Поп-корна нет, так хоть под сухпай…
        Тот же день, позже
        Нью-Йорк, Пятая авеню
        - Заходите, Фри, - сказал Вакарчук, посмеиваясь. - Будьте, как дома!
        Громадная квартира, раскинувшаяся на весь этаж, подавляла богатством и роскошью. Степан нарочно обставил жилье антикварной мебелью, устлал пол драгоценными коврами, сотканными в Исфахане и Тебризе, завешал стены подлинниками всяких Гейнсборо, да Караваджо. Привыкай, наследничек…
        Фримен Уиллет бродил по комнатам, словно в музей угодил.
        - Спасибо, сэр, - подал он слабый голос. - Это… непередаваемо! Понимаете… В детстве… Я тогда жил у бабушки с дедушкой, на ферме в Канзасе. Правда, оказалось, что никакие они не родственники, но оба по-настоящему привязались ко мне, особенно бабушка Элспет. Да и дед Джубал… Мы с ним катались на тракторе, и чинили его, и сажали кукурузу… А домик там маленький совсем. Глубинка! По воскресеньям мы наезжали в городишко по соседству, на дедушкином пикапе, уже тогда стареньком. Был скромный шоппинг, и пончики, и яблочный пирог… - Фримен вздохнул. - Как это не удивительно, я скучаю по тем временам. Да, бедненько, простенько, но кукурузное поле - это же настоящие джунгли! А у ручья я соорудил настоящий индейский типи. Только вместо оленьих шкур накрывал кусками брезента - дед дал… А потом был универ, и комната на троих студиозусов. Оболтусов. Понимаете, у меня никогда не было даже собственной комнаты! А тут…
        - Фри, - мягко сказал Вакарчук, - эта квартира - твоя. Купил я, да, но это всё пустяки. Вот, покончим со всякими формальностями, и ты как бы вступишь в наследство. Тогда и вернешь. Кстати, парой счетов ты сможешь воспользоваться уже завтра…
        Уиллет встрепенулся.
        - Нет-нет, - иронично улыбнулся Степан, поднимая руку, - это не намек! Просто… Твои дед с бабушкой… Неважно, есть или нет между вами кровное родство! Главное, что они любили тебя, а ты любил их. Вот и все. И они же еще живы…
        - О-ох… - покраснел Фримен. - До чего же стыдно… Я даже не подумал! Получается… я могу помочь им?
        - Можешь, Фри. Я бы даже сказал - должен. Не хочу грузить тебя, но оплачивать иные долги бывает так приятно!
        - Ох, ну да! Они так обрадуются! - оживился Уиллет-младший. - Дед, помню, всё мечтал переехать на Гавайи, позагорать под пальмами… - молодой человек растерянно смолк.
        - Вот и купи им коттедж! - надавил Вакарчук. - Где-нибудь в предместьях Гонолулу, или подальше, поближе к природе. А лучше всего - съезди к ним сам, и возьми с собой! Вместе и выберете! Не думаю, что ты опозоришься, кичась деньгами - Фримен Дитишем вырос нормальным работягой со Среднего Запада. А другая фамилия… Подумаешь! Если характер крепок, его даже золото не разъест!
        - Сэр… - в голосе Уиллета зазвучала настойчивость. - Скажите, только честно… Вы считаете, это деньги погубили отца?
        - Честно… - невесело хмыкнул Степан. - Богатство портит, Фри, если не следить за собой. Это как с радиацией - балбес подхватит лучевую болезнь в первый же день, а умный будет осторожен, и проработает годы с каким-нибудь плутонием без вреда для себя. Если честно, я думаю, что старый Седрик подцепил такую заразу, как вседозволенность, и всю свою жизнь боролся с утверждением, будто его всемогущество - иллюзия.
        - А это так? - пытливо спросил Фри.
        - По-моему, так… - задумался Степан. - Понимаешь, богатство дает власть, но этой властью надо уметь пользоваться. Вот ты отправишься в Канзас, чтобы обрадовать своих стариков. Да? И это правильно! А закоренелый индивидуалист станет думать только о себе, и таких дел наворотит… Твой отец влез в политику, как Наполеон, как Гитлер и прочие эгоисты, ставшие политическими бандитами. Седрик мог устроить жизнь миллионов людей к лучшему, а принес им лишь смерть и муку… - он смутился. - Прости, Фримен, я что-то ударился в дедовские назидания! Ты только… Вот только не надо отягощать свою карму отцовскими грехами! Уиллет-старший сделал свой выбор, а ты сделай свой.
        - А я уже выбрал, - твердо заявил Уиллет-младший, и смущенно улыбнулся.
        Вечер того же дня
        Вислинская коса, Морска-Криница
        Стемнело, и мы разожгли костер. Даже два - в одном, прогоревшем, пекли картошку, а другой окружили, следя за трепещущими флажками огня.
        - Не надо обчищать всю картофелину, - учил я Елену премудростям пионерского жития. - Подгоревшая кожура не горчит…
        - Да там же сажа! - изумлялась фон Ливен.
        - Подумаешь! Так даже вкуснее!
        Я разломил дымящийся корнеплод, и сунул внутрь кусочек задубевшего масла. И быстренько в рот, пока не растаяло.
        «Вкус… Спесфис-ский!»
        После банки тушенки, что я умолол в одиночку, картошка шла на десерт.
        - Кому чайку с дымком? - блеснул очками Иванов.
        - Мне! - я быстро протянул кружку, заодно строго отчитав Бориса Семеновича: - Вот от вас я такого не ожидал, товарищ генерал-лейтенант! Лично заявиться на опасное мероприятие!
        - Объявлю себе выговор в приказе, - хмыкнул генлейт, щедро плеснув горячего, душистого и терпкого.
        Елена хихикнула, и шепнула мне на ухо, прижимаясь плечом:
        - Прямо помолодел!
        - Я даже знаю, из-за кого!
        - Чего там шушукаетесь? - добродушно забурчал Иванов.
        - Гневно осуждаем происки империалистов, - отчеканил я.
        - Скоро уже, - успокоил нас Борис Семенович.
        - Товарищ генерал-лейтенант, - материализовался из тьмы громадный старшина из спецназа Балтфлота, - сообщение от наших. Яхта «Аквила» на подходе. Подлодка «Халибут» в миле отсюда - подвсплыла, одна рубка торчит.
        - Готовность? - хладнокровно осведомился Борис Семенович.
        - Полная! - осклабился старшина, и растворился во мраке.
        - Борь, а почему этих громил «парусниками» зовут? - спросила фон Ливен, сосредоточенно дуя на чай.
        - А они все из 561-го ОМРП, - Иванов зашуршал фольгой, отламывая кусочек шоколадки, - а сам пункт - в «Парусном». Это тут недалеко… Ладно, давайте закругляться, не будем мешать секретной операции!
        Мы закидали костер песком, и отошли к соснам - деревья шумели негромко и тревожно.
        - Вижу-вижу! - Елена запищала, как девчонка.
        Лодку можно было и не заметить в темноте, а вот яхта вовсю белела. Подошла тихонечко, спустив грот со стакселем, «парусники» ловко приняли швартовы, и…
        Дальше всё происходило в таком быстром темпе, что разглядеть и понять было невозможно, сплошное мельтешение. Минуты не прошло, а фигуры спецназовцев уже темнели на палубе «Аквилы».
        Скрученную и ошалевшую команду «Царевичи» разложили, устраивая допрос, а яхта отвалила от причала, держа курс на «Халибут».
        - Меня волокут, - фыркнул я, и даже Иванов затрясся от сдерживаемого смеха.
        Понедельник, 21 апреля. День
        Минск, улица Подлесная
        Ректор подмахнул мое командировочное удостоверение, и я спустился в фойе, свободный и легкий, как воздушный шарик.
        Машеров убыл еще вчера, спецбортом в Москву, а Ромуальдыч дожидался меня, болтая с Кивриным о делах насущных и посторонних.
        - Здорово мы отдохнули! - воскликнул Володька. - Никогда еще у меня не было таких насыщенных выходных!
        - Да уж, - благодушно хмыкнул Вайткус. - День за три!
        - Жалко, что к морю не съездил, - завздыхал аналитик, косясь в мою сторону. - Не видал, как наши там - на абордаж!
        - Да никто не видал, - утешил я его. - Темно было.
        - «Халибут» в Балтийск отбуксировали, - проинформировал Ромуальдыч. - В «Правде» тиснули, на первой странице! «ТАСС уполномочен заявить…»
        - Ох, и вони будет… - затянул я, довольно жмурясь.
        - Миша! - разнесся вопль, и ко мне подбежал Корнеев, счастливый, всклокоченный и явно не в себе. - Миша, Ядзя живая! Ее ранили только, она сейчас в больнице, в реанимации!
        - Здорово! - обрадовался я. - Вот это здорово!
        - Миш! - Витька весь ходуном ходил, не в силах стоять смирно. - Можно я отпуск возьму? Без содержания! Я здесь побуду, дождусь! Ядзю еще из комы не выводили, а сидеть с ней некому… Ну, ты ж понимаешь! Можно?
        - Мы тебе больничный оформим, - улыбнулся я. - А диагноз еще Хайям поставил: «Влюбленный болен, он неисцелим…»
        - Так можно, да? - возликовал Корнеев.
        - Ступай себе, старче, будет тебе отпуск!
        И одним счастливым человеком на планете стало больше.
        Глава 5
        Среда, 23 апреля. День
        Первомайск, улица Ленина
        Как начались в Минске наши «хождения по мукам», прямо с утра понедельника, так только в Москве и закончились. Кажется.
        Втроем мы, с Ромуальдычем и Володькой, исписали кучу бумаг - то сами отвечали на всякие запросы, даже из МИДа и Политбюро, то с нас снимали свидетельские показания - вежливо потрошили мозг, выжимая информацию до последнего байта, по десять раз мусоля один и тот же вопрос.
        Но вот унялась чекистская прыть, и трое потерпевших резво дунули в аэропорт. С облегчением.
        Из Одессы добирались рейсовым автобусом. За окнами - ярая весна, поля в зеленой опуши, а мы медленно оборачиваемся самими собой, смываем, сдираем с душ накипь «приключений».
        Распрощались у запыленного «Икаруса» - Вайткус с Кивриным двинули в институт, поймав такси, а я зашагал домой - поперек Богополя, к берегу Южного Буга. Работа? «Маньяна…»
        Была у нас в детстве такая игра - надували воздушный шарик, сунув в него пуговку. Вертишь цветной пузырь, а «гудзик» катается по кругу, гулко зудя.
        Вот и моя бедная голова была, как тот шарик - пустой и звенящей.
        За два дня я отоспался, отъелся, но вот давешние впечатления зудели в памяти по-прежнему свежо и выпукло, лишая покоя, взводя нервы.
        Ничего страшного, за неделю муть осядет, движения утратят резкость, а взгляд - прицельную цепкость. Мне бы только Риту не выпугать… Да и Настя - та еще коза! Обе могут почуять неладное.
        Ну, отгавкаюсь как-нибудь, отшучусь, а рассказывать о польских похождениях - фиг. Да и нельзя. Даже с Машерова подписку взяли, молчать будет партизан - вляпались мы в «реал политик» по самые муде…
        Я вышел на круглую, вымощенную булыжником площадь, посреди которой беленая церковь вздувала синие купола. Не так давно окрестные старушки таскали сюда куличи. Освятили их на Пасху, кутью наварили на Рождество, мак погоняют в макитре макогоном, разотрут с молочком, да с сахарком, чтоб с коржами отведать на Спас - и по домам. Читать журнал «Наука и религия».
        Советскому Союзу еще повезло, что московский патриарх сам по себе, и нет на него управы, вроде Ватикана. А то было б нам…
        Спасибо Томашу, приговорил обоих кардиналов - Войтылу с Вышиньским, и те не успели мозги народу задурить, а ведь крест для пшеков куда больше значит, чем серп и молот…
        Я вышел к реке. Темная зелень вод утекала мимо, разливаясь широко и гладко. Украинские красоты - камерные, здесь простора нет. Зато теплынь! Вон, листва на том берегу «совсем распустилась», вволю, кроя ветви живым шелестом и отбрасывая тень на аллеи. За деревьями вставали высотки - крайняя из белых призм манила особенно.
        Во-он блик играет на кухонном окне…
        Мне не удалось скрыть улыбку: будто и не покидал родной городишко! Справа шумела ГЭС, перекрывая течение, а слева, подальше, серел мост - разноцветные жучки малолитражек и коробочки автобусов ползали по нему взад-вперед. Хорошо!
        «Дома! - мелькнуло в голове. - Почти…»
        Большая плоскодонка покачивалась у мостков, зазывая пустыми скамейками. Пассажиров набралось человек пять. Я стал шестым, ступая на гулкое днище и устраиваясь на «козырном» месте в корме.
        Лодочник взял с меня три копейки, и оттолкнулся от дощатого причала. Загреб прозрачную воду, загрюкал уключинами, заплескал…
        У пристани на том берегу, куда выходила главная парковая аллея, покачивался «катер» - белое суденышко «ПТ-2». В детстве я расшифровывал это сокращение просто и доходчиво - «первомайский теплоход», а вот что реально скрывалось за парой букв, для меня оставалось тайной.
        Южный Буг шлепал волнами по борту «катера», и тот теснее прижимался к дебаркадеру, скрипя шинами, вывешенными на манер кранцев. Матрос в синей робе мигом раскрутил канат, швартовавший речной трамвайчик, и утробный рокот разнесся по-над рекой. За кормой «ПТ-2» взбух бурун, толкая судно по обильной воде, а в стеклянной будочке рубки затемнел капитан - он крутил штурвал, шевеля лопатками под обычной футболкой. Даже матрос, что с кормы макал в воду веревочную швабру, не полосатился тельняшкой. Никакого «романтизьму».
        «Катер» дочапал до моста и по широкой дуге завернул за Богополь, что клином делил русла Южного Буга и Синюхи, а наша лодка едва одолела стрежень. На постных лицах дядюшек и тетушек, чинно восседавших впереди меня, было написано: «А мы и не торопимся!»
        Табаня веслом, лодочник подвел плавсредство к мосткам, скрипя деревом и шурша прошлогодним тростником.
        «Приплыли!»
        Я сошел на берег последним. Мне было, куда спешить, и к кому, но пусть отстоятся чувства, уймутся мысли. И шаг замедлялся…
        Иду - и роскошествую, сибаритствую даже. В голове теснятся замыслы, мне охота врубить, наконец, простаивающую хронокамеру. Детекторы новые подвесить… Эмиттер испытать с наворотами…
        А я шествую, будто моцион совершаю - и гоняю стаю идей. Пущай себе вьются, носятся в мурмурациях… Завтра выловлю. А сегодня…
        Я безмятежно улыбнулся. Навстречу брели старик со старухой, оба тросточками отстукивали по трещинноватому асфальту, а правнук лихо колесил на трехколесном велике, выписывая круги и восьмерки.
        Хорошенькая мамочка одной рукой катила модную коляску, а в другой держала тонкий сборник стихов. По-моему, Ахматовой.
        Юная пионерка гордо шествовала впереди, а за нею плелся тонкошеий мальчиш, сгибаясь под грузом двух пухлых портфелей.
        Прогулялся мимо сержант-ракетчик, жадно облизывая эскимо. Умчался командированный с мятой рубашке - обеими руками он тискал потертый тубус с чертежами.
        Я успокоено вздохнул - всё шло по плану. И никаким полякам, никаким «координаторам» его не поломать. Хотя бы потому, что никто из ныне живущих не может быть в курсе того, насколько изменилась реальность. Для всех настоящее, данное им в ощущениях - единственно сущее, и только я один могу сравнивать нынешнюю жизнь с той, что прожита.
        Время вышло.
        За пять лет мои микроскопические воздействия разошлись волнами по Азии, Европе и Африке, достигая Америки, накрывая весь земной шар.
        Вот только я перестал быть «предиктором» - мое послезнание более неактуально. События, которые запали мне в память, теперь или не произойдут, от слова совсем, или примут иную форму.
        Академик Александров получил собственный атомный реактор - и гоняет его на всех режимах. А за академиком бегает целый выводок «духов»-спецов, и думает, соображает, как бы им избежать аварии на ЧАЭС… Гипотетической, конечно! А вы что подумали? Да как вам не ай-я-яй…
        А вот академик Глушко впал в депрессию: не видать ему своего супертяжа! Ракета «Раскат», она же «Н-1», последнее «изделие» Королёва, взлетела-таки, выведя на орбиту ТКС «Заря-1». Летчики-космонавты Кубасов, Попов и Рюмин справили новоселье на станции «Салют-7»…
        Правда, вот, не знаю, как летом американцы извернутся - станут они «нашу» Олимпиаду бойкотировать или передумают? Не виноватые мы, не запаливали войну в Афгане! Хотя там и без нас жарко - душманы вот-вот сплотятся в «пешаварскую семерку», чтоб всей гопой наброситься на Дауд-Хана.
        Впрочем, штатовцы повод отыщут - как та свинья, что грязь найдет…
        Остановившись, я глянул на летний кинотеатр «Космос», полюбовался изображением спутника, выложенным красным кирпичом по белому силикатному. Мужички в спецовках шустро готовили «киношку» к открытию, а капитальная дама из горисполкома ревностно приглядывала за бригадой, крепя трудовую дисциплину.
        Сюда я бегал на «Фантомаса»… Давно это было. Уже и не понять, когда - то ли десять лет назад, то ли все пятьдесят.
        С парковой лестницы свернул направо, к месту прописки. Вошел в гулкий подъезд, пахнувший сырой штукатуркой. Поднялся на лифте. Постучал в дверь…
        Глухо толкнулся Настин голос: «Я открою!», и мое лицо обмякло. Дома…
        Вторник, 29 апреля. День
        США, Вирджиния, Лэнгли
        По утрам перед штаб-квартирой ЦРУ разыгрывается одно и то же шумное и бестолковое шоу - четыре тысячи «кадиллаков», «фордов» и разных «тойот» паркуются на громадной стоянке. Сотрудников, что победнее, довозят крупногабаритные автобусы «Блу вэнд».
        Машины сигналят, охрана суетится, но постепенно всё устаканивается. «Рыцари плаща и кинжала» пересаживаются с сидений в кресла, чтобы пакостить человечеству за рубежами благословенных Штатов, а к вечеру шоу повторяется на «бис».
        Усмехаясь своим мыслям, Джек Даунинг покинул лимузин и по натоптанной тропинке спустился к реке. На пленэре оно поспокойнее…
        Потомак нес грязноватую, серо-зеленую влагу, угомонив течение после порогов Грейт-Фоллс, и лишь кое-где порой закручивались мутные водоворотики.
        Бертон Гербер поджидал шефа на берегу, подбирая камешки и бездумно швыряя в поток.
        - Привет, Берт.
        - Здравствуйте, сэр! - удачливый московский резидент живо обернулся, протягивая крепкую ладонь.
        Директор ЦРУ вяло пожал его холодные пальцы, и сунул руки обратно в карманы.
        - Есть вещи, судить о которых лучше на природе, - заворчал он, оглядывая противоположный берег. - К-хм… Вместо предисловия… Считайте, что вас уже отозвали, Берт. Возглавите советский отдел.
        - Отлично, сэр! - Гербер блеснул зубными имплантами, и затянул в позыве любопытства: - А мой сменщик…
        - Гарднер «Гас» Хаттуэй.
        - М-м… А-а! Ну, да… Удачливый вербовщик.
        - Ну, а теперь вы порадуйте меня, - добродушно молвил Джек, стирая с лица брюзгливое выражение. - Ваши люди разобрались, наконец, с этим… с объектом «Новус»? Тьфу ты! С Михаилом Гариным?
        - Да, сэр! - бодро отрапортовал резидент.
        - Он хоть жив, вообще?
        - Жив, сэр! Зимой в него стреляли, но всё обошлось. Сейчас он скрывается в Новосибирске под фамилией Браилов. Живет там, работает… Женился. Совсем недавно вылетал в Минск на конгресс… А дальше… Прямо какой-то голливудский боевик! В прошлый уикэнд «Новуса» похитили польские боевики, вместе с вождем советских коммунистов - Машеровым. Русский спецназ освободил заложников, но мой коллега из Варшавы сумел-таки перехватить Гарина…
        - Ага, - забрюзжал Даунинг, - и упустить! Вы просто не представляете, Берти, чего я натерпелся, стоило русским отвести наш «Халибут» в Балтийск! Сенаторы стучали на меня кулаками и брызгали слюной!
        - Понимаю, сэр, - лицемерно вздохнул резидент. - Просто Гарин-Браилов оказался покруче, чем в воображении Андерсона…
        - Ладно, - проворчал директор ЦРУ, - черт с ним, с этим недоумком… Мысли есть?
        - А как же, сэр! - осклабился Гербер. - И даже один интересный планчик. Во-первых, мы выяснили, кто стрелял в Гарина. Это была некая Хелена фон Ливен…
        Даунинг вздрогнул.
        - Что-о? Вы не ошиблись, Берт?
        - Исключено! Хелена… Ну, или Елена фон Ливен. Родилась в Нью-Йорке, окончила колледж Уэллсли, служила в отряде коммандос, сотрудничала с ЦРУ… - Бертон остро посмотрел на шефа. - Принимала участие в операции «Черный свет».
        Джек шумно вздохнул.
        - Ах, вы и до этого докопались… - пробормотал он. - Тогда… Хм. Официально, Берт, фон Ливен находится в отставке. Она - гражданка ГДР. Но мне бы очень хотелось - понимаете? Очень! - чтобы Елена или Хелена поделилась информацией о тех, кто затевал операцию «Черный свет»!
        - Так и я о том же, сэр! - с чувством выразился Гербер. - М-м… Понимаете, тут какая-то странность… За покушение на убийство в Советском Союзе полагается серьезная статья, но фон Ливен на воле! Более того, она сама принимала участие в освобождении Гарина!
        - Странность - не то слово… - потянул Даунинг и затеребил губу. - Выходы на Елену есть?
        - У меня, сэр, я имею в виду - на московской станции, служит толковый оперативник. Главное, что зовут его Чарльз Ливен. Скорее всего, однофамилец, но чем не повод познакомится с хорошенькой женщиной?
        Директор ЦРУ взволнованно потер руки.
        - Действуйте, Берт! Действуйте! Только учтите: тема совершенно секретна. Докладывать лично мне!
        - Да, сэр! - резидент молодцевато бросил ладонь к виску. - Будет исполнено, сэр!
        Тот же день, позже
        Нью-Йорк, Колумбийский университет
        Джеральд Фейнберг испытывал плавное завихрение в голове, что отзывалось слабостью и теплотой. Пьянеть он не любил, его раздражало хмельное отупение, но как же отказаться от домашнего бурбона, любовно выдержанного дядюшкой… Как бишь его…
        - А как звали твоего дядюшку? - поинтересовался ученый, делая широкий жест. - Гарри? Джерри?..
        - Том, - хихикнул адъюнкт-профессор.
        - А-а! Ну, да… - Фейнберг поднял мерный стаканчик. - Ли хаим!
        Адъюнкт-профессор слегка пригубил дядюшкин самогон, и вернул собутыльника к теме разговора.
        - А все-таки русские беспокоят меня… - ворчливо выговорил он. - Как бы в Кремле не голосили за мир, но тахионное оружие… М-да. Как у нас в сорок пятом - и монополия, и великий соблазн!
        - Чепуха! - рявкнул Джеральд, и с такой силой стукнул химпосудой по столу, что капли недопитого виски опрыскали журнал наблюдений. - Какое, к дьяволу, оружие? Бомбить врага ускорителями? Ага! Блестящая идея - сбросить на Москву синхрофазотрон! - презрительно фыркнув, физик с отвращением закусил остывшей и скользкой сосиской. - Приходил тут один, цэрэушник, - желчно выговорил он, - пытал меня про тахионную бомбу! Это ж додуматься надо было до подобного бреда! Как бишь его… - порывшись в карманах, Фейнберг вытащил мятую визитку, и прочел, близоруко щурясь: - Даунинг. Мало того, что сам дурак, так еще из меня дурака делал!
        Брезгливо отшвырнув визитную карточку, ученый плеснул себе и гостю.
        - Ли хаим!
        Сделав глоток, адъюнкт-профессор ощутил, как жидкий огонь протек в горло, и забормотал на выдохе:
        - Но ведь зачем-то же они исследуют тахионы! И почему такая секретность?
        Фейнберг глубокомысленно глянул на дно пустого стакана, и пожал плечами.
        - Вообще-то, если подумать хорошенько… - он смолк, поводя левым плечом, будто зажимая телефонную трубку. - Тахионы - это вам не что-нибудь… Они движутся быстрее света, следовательно, могут переносить информацию из будущего в прошлое. А если не только инфу, а? - залихватски подмигнув, Джеральд нетвердой походкой удалился, обронив в дверях: - Я - всё!
        Адъюнкт-профессор проводил его трезвым взглядом, и подобрал выброшенную карточку. В голове закрутились назойливые мысли о Моцарте с Сальери, и простецкое лицо племянника дяди Тома перетянуло нехорошей улыбочкой.
        Поглядывая на визитку, он торопливо набрал номер и прижал к уху холодную пластмассу - сквозь дырочки втекали шорохи эфира и гул проводов.
        - Алло? Кто говорит? - забурчала трубка.
        - Мистер Даунинг?
        - Слушаю!
        - Я звоню из Колумбийского университета, - заспешил адъюнкт-профессор, - из лаборатории Джеральда Фейнберга. Мне кажется… Да нет, я уверен, что он скрывает от вас важную информацию! Но я готов поделиться ею с вами, мистер Даунинг…
        Пятница, 2 мая. День
        Первомайск, улица Киевская
        Дим Димыч позвонил утром, предупредил, что сегодня пожалует важная делегация, но я даже представить себе не мог, насколько она будет представительна.
        Лаборатория сияла чистотой, хоть и витал в воздухе запах масляной краски. Прозрачные пуленепробиваемые стекла отсвечивали зеленым, как речная вода, а многопроцессорный вычислительный комплекс «Коминтерн-3» и главный пульт белели матово и снежно.
        Я ласково погладил панель хронокамеры. С самой зимы писал докторскую, а наука - побоку. Тестовые испытания ускорителя не в счет - обычная проверка. Запустили, опробовали разные режимы, сняли показания.
        А я скучал по работе, хоть и знал, что ждут меня нудные серии экспериментов, будничная наработка данных, чтобы было из чего выводы делать. Да, о перемещениях в прошлое следовало забыть, и надолго - строгое табу. Но терзать бумагу теоретическими откровениями мне никто не запрещал…
        Потому и настроение мое в то утро держалось приподнятым - я облизывался, предвкушая… Нет, не поток открытий, а изрядную кучу цифр, которую стану перебирать в поисках зерен истины. Как Маяковский прокручивал тонны словесной руды ради жгучего глагола… Нет, это скорее похоже на сбывшиеся мальчишечьи мечты о сундуке с диковинами - трогаешь их, оглядываешь алчно…
        - Здравствуйте, Михаил Петрович!
        Я сразу узнал приятный, немного грассирующий голос Колмогорова, и обернулся, загодя растягивая губы в улыбке. Андрей Николаевич бросал озорной взгляд из-под белой челки, а за его спиной переминался сам президент Академии наук, грузный и чуть недобрый Александров. Крутолобая лысая голова роднила его с Фантомасом.
        - Здравствуйте, товарищ Александров, - сказал я официальным голосом.
        - Здравствуйте, товарищ Гарин, - отпасовал Анатолий Петрович, насмешливо щурясь.
        - Сплошные Петровичи вокруг! - пожаловался Колмогоров. - Трое на одного!
        - А кто третий? - завертел я головой, расслышав тихое покашливание. - Ох, простите, Яков Петрович!
        Профессор Терлецкий, тот самый, что заговорил о тахионах еще двадцать лет назад - независимо от Танаки, мозговитого японца, - скромно вышел из-за широкой спины Александрова.
        - Видишь, То, какая у тебя тень, - улыбнулся он, двигая щеточкой усов, - спрячешься - не заметят!
        Президент гулко расхохотался - видать, не у одного меня нынче тонус на высоте, и добродушно забурчал:
        - Ну, показывайте, Михаил Петрович, свое хозяйство.
        Я к этому времени унял «священный трепет», и решительно заявил:
        - Только, пожалуйста, без отчества! Просто Миша.
        - В вашем возрасте, Миша, Канторович доктором наук стал, - заговорил Александров с назиданием, приподнимая уголок губ, - так что молодости стесняться незачем. Кстати, Дмитрий Дмитриевич показывал мне вашу диссертацию… Очень, я бы сказал, отчетливо и ёмко!
        - И много! - поддакнул Терлецкий. - Там материала на три докторских хватит.
        - Так что, готовьтесь, Миша, - широкое лицо Анатолия Петровича снова дрогнуло улыбкой. - Степень мы вам присвоим без защиты!
        - Спасибо… - вытолкнул я осипшим голосом, и прочистил горло, звонко добавив: - Расту!
        Пока моя голова сосредотачивалась и отрешалась от земного, руки привычно оживляли пульт.
        - Сегодня мы готовились к запуску, - громко объявил я. - Водить вас на экскурсию не буду, лучше вместе поставим первый опыт из запланированной серии. Забросим образец в будущее ровно на две минуты!
        Светила науки переглянулись, а я привычно включал секцию за секцией, систему за системой. Басовитый гудок выдал готовность эмиттера, и вот, на самом верху громады ускорителя, вспыхнули красные огни в рядок - тахионы начали свое стремительное истечение.
        - А парадоксы, Михаил? - опасливо вымолвил Терлецкий. - Хроноклазмы всякие?
        - С парадоксами причинности мы разбираемся, Яков Петрович, - мягко сказал я, - эта тема сама по себе очень и очень интересна. Разумеется, мы строго соблюдаем технику безопасности, поэтому перемещения в прошлое запретили. Хотя, если честно, казуальные последствия на наших-то, минутных дистанциях минимальны. Так что… никакими ужасами мой ускоритель не грозит.
        - Ну, а в принципе? - не унимался профессор. - Допустим, некий герой-одиночка переместится в тридцатые годы, чтобы убить фюрера?
        - Одно из двух, - я приподнял руки, растопырив пальцы. - Либо его постигнет неудача, либо корректировка реальности удастся. И тогда от нашего, базового, временного потока ответвится временной поток номер два. Он понесет дальше мир с измененной действительностью, где Вторую мировую развяжет не Адольф Гитлер, а, скажем, Эрнст Рем. Но это в теории, Яков Петрович! А на практике… Нам по силам забросы в прошлое на дистанцию в пять-десять минут максимум. Расход энергии будет расти бешено, скачками! Даже для того, чтобы отправить человека на месяц назад, не хватит энергии всех земных электростанций!
        - Ну, утешили, - кривовато усмехнулся Терлецкий, и вопросительно глянул на Александрова. - То?
        «Главный академик» кивнул.
        - Мы потому и явились с комиссией, - развернулся он всем телом к ускорителю, - чтобы убедиться: прямой и явной угрозы не существует. Будем считать, что вы нас убедили…
        - Тогда запускаем?
        Александров важно махнул рукой, и я вывел излучатель на режим. Ускорительная секция загудела, как орган на низких регистрах, и стеклянные стенки хронокамеры обметало изумрудными сполохами.
        - Подходите ближе, товарищи! - я взялся за рычажки манипулятора. - Видите эти сегменты магнитов сверху камеры и под нею? Они сдвигаются и раздвигаются, формируя нужную конфигурацию поля. По центру камеры, где подставка с белым кругом, сходится пучок тахионов. Сейчас мы туда выставим образец… Вот этот бронзовый брусок!
        Тускло взблескивавший слиток с четкими клеймами лег на место. «Делегация» замерла.
        - Мощность излучения и напряженность поля поддерживаются автоматически… - бормотал я, пугаясь: а вдруг сбой?
        Гул упал на октаву ниже, пуская дрожь, и образец растаял.
        - Он исчез! - вскричал Терлецкий.
        - Нет, - вытолкнул я, - он переместился в будущее…
        Солнце садилось, и оранжевые лучи просаживали лабораторию насквозь, рисуя на стене четкие темные силуэты - спинок диванов, замерших людей, разлапистой пальмы в кадке.
        На исходе второй минуты все вздрогнули, услыхав гудок, и тут же за двойными стенками хронокамеры сверкнул брусок. Я выдохнул: фокус удался.
        Глава 6
        Воскресенье, 4 мая. Утро
        Московская область, Баковка
        Высоченные, развесистые кусты сирени набрякли лиловыми бутонами, но словно боялись раскрыться и цвесть. Однако тонкий, почти неуловимый аромат уже блуждал по двору, тревожа и будя нескромные позывы.
        - Борь… - вытолкнула Елена как бы рассеянно, но с долей неуверенности в голосе.
        - М-м? - лениво отозвался Иванов.
        Генерал-лейтенант в изгвазданном спортивном костюме сидел, развалясь, на лавке-качелях, слабо оттолкиваясь ногами. Откинувшись на жесткую спинку, он бездумно следил за птахами, что кружились над верхушками растрепанных сосен.
        - Еще одну грядку тебе, огородница? - добродушно проворчал генлейт.
        - Да нет… - уклончиво сказала фон Ливен и, поглядывая на суженого, нарочито длинно вздохнула. - Я вчера с одним симпатичным шпионом познакомилась…
        Борис Иванович даже не вздрогнул.
        - Молодой, небось?
        - Вылитый Антиной! - сладко улыбнулась девушка.
        - Ты мне эти античные штучки брось, - забурчал генлейт, - я Адониса с Анубисом путаю… Что, вышли-таки на тебя? «Тихие американцы», мать их ети…
        - Борь, мы же оба знали, что найдут! Да и не прятались особо…
        - Чего хотят?
        - К вечеру узнаю, - проворковала Елена. - На свидании.
        - Придушу!
        - Меня? - деланно ужаснулась фон Ливен. - Как плохо воспитанный мавр - нежную Дездемоночку?
        - Обоих!
        - Ревнуешь? - мурлыкнула девушка. - М-м?
        Иванов свирепо засопел, и встал.
        - Пошли! - бросил он отрывисто.
        - Куда, Боречка? - игривый девичий щебет смешался с птичьим.
        - На инструктаж!
        - Боречка, а давай здесь! Тепло же, птички, белочки…
        - Ага! И соседи! Нет уж, пошли в дом!
        Хихикая, Елена догнала Бориса Семеновича и на крыльцо они поднялись, держась за руки.
        Вечер того же дня
        Москва, Пушкинская площадь
        Мода - дама капризная, и никто толком не знает, отчего податливая ей толпа минует приличные заведения общепита, но выстаивает очереди в «Золотой фазан» или в «Яму». Или в эту вот «Лиру», ничем не примечательную кафешку на углу, разве что отделанную «под Запад».
        - Народищу… - огорченно затянула Елена.
        - Не волнуйтесь, Хелен, - белозубо улыбнулся Чак Ливен, зажимая между пальцев мятую трешку, - я знаком с местными обычаями!
        Швейцар Костя, надменный и важный, ухватил взятку с достоинством монарха, принимающего верительную грамоту.
        «Добро пожаловать или Посторонним вход запрещен!»
        Прохладные сумерки остались за стеклянными дверями, а фон Ливен окунулась в тепло, малость душноватое, и в безмятежное шумство.
        «Лиру» нежно любили сытые фарцовщики и полуголодная богема, мажоры и студенты - верхний срез «центровой» молодежи.
        Елена одолела лестницу между баром и рестораном, сближаясь с живой музыкой. Сегодня штатный коллектив отдыхал, его подменяла группа «Тунгусский феномен», откуда-то из Сочи или Туапсе. Ударник шелестел барабанными щетками, создавая джазовый фон, а гитаристы наигрывали негромкий и нескончаемый, но приятный мотив, не забивавший мысли жестким ритмом.
        «Атмосферненько».
        Чарльз галантно подвинул стул, усаживая спутницу.
        - Мерси, - церемонно отпустила фон Ливен, подбирая юбку.
        - Что вам предложить? - любезно осклабился кавалер. - «Шартрез»? «Шампань-коблер»? Выбор невелик, но Карен - он тут барменом - уверял, что здешний пунш не хуже «плантаторского» или барбадосского!
        - «Шампань-коблер», - томно молвила Елена, затем поморщилась и отмахнулась, выходя из образа. - Чарли, - сказала она ласково, - а давайте спустимся со сцены? Мне, право, не хочется затягивать вечер ради пустопорожней болтовни. Я даже спрашивать не буду, от кого вы получили задание встретиться со мной… Вполне вероятно, что вы и сами не в курсе! В общем, задавайте свои вопросы. А я отвечу.
        Обескураженный опер глядел в темноту за толстым стеклом, и собирался с мыслями.
        - Ну-у… Нет, Хелен… - замямлил он и смолк, краснея, мешая стыд со злостью. Минутой позже буркнул: - Ладно! С имперсонацией у меня точно проблемы… Скажите, Хелен… Это я не для кого-то спрашиваю, для себя! Вы действительно гражданка ГДР?
        - Да, Чарли, - понимающе улыбнулась фон Ливен, - действительно. Жила в Восточном Берлине, сейчас - здесь, в Москве. И нисколько не расстраиваюсь, что оборвала связь со Штатами! Наоборот, здесь я дома. Ведь мой отец - русский. Самый настоящий барон. Был. Давным-давно, в Российской Империи. А вот с Советским Союзом не ужился, хотя и скучал по родине…
        - Значит, вы - настоящая баронесса? - оживился Чак.
        - Ну, да, - улыбнулась Елена, подпуская к губам ехидцу. - Валяйте, Чарли, спрашивайте не для себя!
        - Ладно, - буркнул Ливен. - Меня просили узнать, почему вы стреляли в Мика… Михаила Гарина, и почему вам за это ничего не было!
        Выпалив вопрос, он зарделся, как подросток, увидевший старшую сестру, принимающую ванну.
        - Стреляла почему… - усмехнулась Елена, но не стала выдавать личные причины. - Ну, такое мне задание выпало. А хожу на свободе, сижу, вот, с вами потому, что согласилась работать на КГБ. Не пугайтесь, Чарли! Я не двойной агент, всё по-честному. И я по своей воле пополнила легион чекистов. Да и за что меня наказывать? Раненый Гарин выжил, сменил фамилию и куда-то умотал…
        - В Сибирь, - вымолвил Чарльз.
        - Ну, вот, вы и это знаете! Так чего спрашивали?
        Шустрый официант, в котором девушка узнала младшего оперуполномоченного Сосницкого, мигом выставил высокие стаканы с коктейлем и блюдца с «закусью».
        - Хелен… - вытолкнул американец, проводив опера глазами. - Буквально вчера меня посвятили в одну тайну… Хотя я, если честно, не хотел ничего такого знать! Хм… Да мне до сих пор не по себе! Оказывается, по обе стороны Атлантики власть принадлежит не парламентам и не президентам с премьерами, а одному человеку…
        - «Координатору», - кивнула баронесса, потягивая «Шампань-коблер» через соломинку. - А вы что, всерьез полагали, будто сами выбираете дядьку, который временно пропишется в Белом доме? Милый Чарли, демократия для того и придумана, чтобы нации «свободного мира» дулись от гордости, наивно полагая, что это они выбирают правителей. Один умный человек - и большая язва в придачу - сказал однажды: «Если бы от выборов что-нибудь зависело, нас не допустили бы до голосования!»
        Ливен поежился.
        - А вы… - затянул он. - Вы видели «координатора»?
        - Да вот, как вас, - фыркнула Елена. - Его звали Седрик Уиллет.
        - Звали?
        - Кто-то обстрелял ракетами особняк «координатора» в Южной Англии…
        - Ах, вот как… - Ливен собрался с духом, и медленно проговорил: - Хелен, так уж вышло… В общем, меня уполномочили сделать вам предложение… Скажите, согласны ли вы возобновить сотрудничество с ЦРУ? Никаких досье, Хелен! Будете подчиняться лично директору! Согласны?
        Девушка долго смотрела за окно, словно размышляя над словами «кавалера», и медленно прихватила губами соломинку. Ее щеки запали, а уровень коктейля в стакане понизился на два пальца.
        - Я не отказываюсь, Чарли, - раздельно и мягко ответила Елена, - но мне нужны гарантии. Давайте устроим мои обнимашки с Лэнгли чуть позже и в другом месте… - достав из сумочки блокнотик, Елена вырвала листок и чиркнула карандашом две строчки. - Вот мой номер и адрес электронной почты. Я позвоню вам сама. Bye, baby!
        Суббота, 10 мая. День
        Нью-Йорк, Пятая авеню
        «Забегался… - подумал Вакарчук, ступая по дорогущему исфаханскому ковру. - Или старею? Да рано еще… Сороковник - не возраст!»
        Фримен Уиллет неслышно шагал сзади, отчего по спине пробегал зябкий холодок.
        «Крадется будто… - усмехнулся Степан. - А сейчас проверим!»
        Отпыхиваясь, он снял пиджак и небрежно швырнул на кресло в стиле кого-то из Людовиков. Высвободился от плечевой кобуры, и уложил оружие сверху, на широкую спинку.
        - Ого! - хмыкнул Уиллет-младший. - Сорок пятый калибр!
        - Хожу, как в упряжи, - забрюзжал Вакарчук. - Раньше хоть за поясом носил, а теперь пузо мешает. Разъелся, как буржуй, хе-хе… Что делать? - вздохнул он в оправдание. - Здешние места - опасные, а мой телохран не знамо где. Было, кому спину прикрыть, а теперь… Всё сам! Ты лучше скажи, Фри, обрадовались твои старики?
        - А как же! - ухмыльнулся Фримен. - Такую суету подняли, такой хоровод завертели!
        - Ну, так… - повел руками Стивен. - Что ни говори, а родня.
        «Надо же… - подумал он. - Как быстро перегнивают люди… Робкий, наивный мальчик-сирота, где ты?»
        Проследить за Фрименом было не сложно. Ни в какой Канзас, плоский и скучный, Уиллет не заглядывал даже, зато целую неделю проторчал в Лондоне. И то зло, что изредка проглядывало теменью в зрачках, ныне просто распирало молодого человека, занимая всю его порченую сущность.
        «Яблочко от яблони…»
        - Я инвестировал крупные суммы в ОЭЗ Калининграда и Комсомольска-на-Балтике, - громко заговорил Уиллет-младший, плеская коньяк из граненого сосуда. - А вот, скажите, почему вы так радеете за narodnoe hozyastvo СССР?
        - Наверное, потому, - усмехнулся Степан, напрягаясь, - что прибыль весьма, скажем так, ощутима.
        - Да ну? - глумливо усмехнулся Уиллет, и его голос залязгал металлом. - А вот я думаю, это все из-за того, что вы сами - русский шпион!
        - Вот как? - холодно усмехнулся Вакарчук.
        Он даже не дернулся, когда Фримен метнулся к кобуре, и выхватил «Кольт».
        - Не дури, парень, - тихо сказал Степан.
        Уиллет вскинул пистолет, удерживая двумя руками увесистое орудие убийства.
        - Если бы ты только знал, до чего же мне хочется тебя пристрелить! - хрипло выдохнул он. - Не торопясь, смакуя, выпустить всю обойму! Но сначала я тебе кое-что расскажу. Раскрою мой ма-аленький обман! Я врал, когда говорил, будто никогда не видел своего отца. Это не так! Однажды я встретился с ним, года два назад. Не успел еще толком отойти от лекций, как подъезжает необъятный «кадиллак». Вылазит из него здоровяк, похожий на стриженую гориллу, и прям рокочет: «Ваш спонсор хочет встретиться с вами». И открывает мне дверцу…
        …Роскошный лимузин увозил его, как карета - Золушку, и доставил пусть не к королевскому, но ко дворцу. К отелю «Уолдорф Астория».
        Здоровенный провожатый молча пересек фойе, схожее с тронным залом, и довел до «люкса». Двери открыл другой громила. Поманил за собой, и Фримен оказался в гостиной, лицом к лицу с пожилым мужчиной, от которого исходило властное превосходство. Он даже не приказывал - достаточно было взгляда или легкого движения бровью, чтобы огромные слуги моментально исполняли его хотение.
        Пристально глянув на студента-выпускника, мужчина изобразил улыбку, и сказал:
        - Ну, здравствуй, сын.
        - Отец? - выдохнул Уиллет, теряясь совершенно.
        - Некоторым образом.
        Губы хозяина изогнулись в подобии улыбки, но глаза по-прежнему стыли холодной синью.
        - Существуют вещи, которые никому нельзя поручать, - сказал он, непринужденно усаживаясь в кресло, но не предлагая того же сыну. - Слушай меня внимательно и помни, что все сказанное предназначается только тебе, тебе одному. Я тот, кого посвященные называют «координатором». «Золотой миллиард», что жрет и испражняется по обе стороны Атлантической лужи, благоденствует потому, что так хочу я. Я направляю потоки долларов, фунтов и прочих франков с марками туда, куда считаю нужным. Я веду войны и назначаю «сильных мира сего». Однако я устал, и хочу отдохнуть. Власть над полумиром - чертовски тяжелая ноша! Еще года два или три, и ты займешь мое место…
        - Я? - выдохнул Фримен, чувствуя, как буйно колотится сердце.
        - До меня, сын, «координатором» был Барух-старший, - приятно улыбнулся властелин полумира. - Мне удалось выйти в фавориты, поскольку я, как и старина Бернард, обладал жестким характером, холодным умом и хваткой. Старик хотел передать свои регалии сыну, мягкотелому недотепе, но тут уж я взбунтовался! Организовал пышные похороны - и пропал, захватив вот это… - он вытащил из-за ворота цепочку, но не с крестиком, а с ключиками, серебряным и золотым. - На гербе римских пап рисуют ключи от Царства небесного, ну, а эти отворят врата Царства земного… Во благовремении мой посланник передаст ключики и наденет цепь тебе на шею. Золотой откроет сейф номер тринадцать в хранилище «Стандард Чартеред бэнк». Там ты найдешь пергамент с паролями, с четкими инструкциями, со всем, что надо по первости. Узнаешь, куда передать старинную Библию, и где тот замочек, что открывается ключом серебряным. Только отнесись ко всему серьезно! Станешь постарше - поймешь, что вся эта церемония, похожая на глупый средневековый ритуал, всего лишь самый надежный способ сокрытия тайны…
        …Фримен утомился держать «Кольт», и его руки поникли, направляя дуло в пол.
        - Ах, как же я ждал посланника! - он сморщился, качая головой. - Каждый божий день! Но он так и не явился. Не передал ключи… - хриплое рычанье исторглось из худой груди Уиллета-младшего. - Потому что отца убили! Вы убили, проклятые русские твари! Я даже знаю, из-за кого погиб отец! Тоже из-за русского - паршивого «яйцеголового», Микки Гарина! У-у! А ключей-то нет! Ни миллиардов под рукой, ни орды послушных чинуш! Кое-как я вывернулся, устроил по дешевке похищение Гарина, но тупые поляки словили какого-то генсека до кучи! Вроде как, прикрыть им истинную цель. А русские освободили их! О-о, как же я вас всех ненавижу! Мне что теперь, корчиться всю свою жизнь? Как тому нищеброду, которому открыли тайну рождения! «Ах, ты у нас принц, сынок! Скоро затеем коронацию!» И вдруг - трах-тарарах! - всё обрывается, как недосмотренный сон! Ну, хоть тебя, русьё…
        «Кольт» грохнул, раскалывая стоялый воздух, и тут же прошипел тихий выстрел из бесшумного пистолета. Фримен содрогнулся, пуча стекленеющие глаза, булькнул, хлюпая кровью, и повалился на ковер.
        В гостиную скрадом шагнул Чак Призрак Медведя. Его медное лицо хранило обычную бесстрастность, а в опущенной руке чернела «Беретта» с глушителем.
        - Как же я рад тебя видеть, чертов краснокожий! - расплылся в улыбке Степан, переходя на русский.
        - Еле успел, - хмыкнул индеец. - Дурачина бледнолицый!
        - Да он бы все равно не попал, - нервно захихикал Вакарчук, - патроны холостые! Проверял гаденыша «на вшивость»!
        - Проверку не прошел, - скупо улыбнулся Гоустбир, скручивая глушак.
        Понедельник, 12 мая. День
        Первомайск, улица Киевская
        Ускоритель оплывал тяжким гулом, а энергоприемники, окольцевавшие секцию ниже эмиттеров, тонко, пронзительно свистели, поглощая черенковское излучение.
        Похлопав инжекционный диск по теплому, вибрирующему боку, я осторожно спустился вниз по крутым металлическим трапам. Киврин вчера чуть не навернулся, проехав задницей по дырчатым ступенькам.
        В хронокамере «играла цветомузыка» - зеленые сполохи всех оттенков, от нежно-бериллового до малахитового и густо-изумрудного, растекались по прозрачным панелям, а из открытой дверцы техотсека несло озоном.
        Тяжеленный «кубик» из бронзы быстро таял, вминая подставку. Весу в нем было килограмм пятьдесят, и хилые манипуляторы не справлялись - пришлось образец закатывать руками, вдвоем с Володькой.
        Я досмотрел заброс до конца. Вот уже на рубчатой резине один лишь квадратный след остался - тахионный ветер унес глыбу металла без остатка.
        Оттикало ровно две минуты, и «кубик» материализовался, прорастая в будущее сначала бугристым основанием, а затем вверх и в стороны разветвились блестящие фракталы, набухая бронзой, пока все выемки не затянулись золотистым сплавом.
        Я шлепнул по красному «грибку», и низкое гудение перешло в высокий вой, угасая.
        Хватит на сегодня. Куча приборов фиксировала перемещение, а скоростная СКС-1М целый фильм засняла.
        Проявим, посмотрим увлекательное кино…
        Скинув все записи в кофр, я потащил его в первый отдел, не забыв запереть лабораторию.
        Привалов бдел на посту, смачно жуя пирожок. Уловив голодный блеск в моих глазах, особист сочувственно промычал:
        - А ты к тете Вале зайди, она всех подкармливает…
        - Зайду другим разом, - улыбнулся я. - Пока!
        - Угу… До жавтра!
        Кивнув Макарычу на проходной, я вышел на институтский двор. Запахи цветущей сирени и белой акации тотчас же завились вокруг, чаруя, лишая серьезных мыслей и снимая скучные табу.
        Легкий бензиновый душок на улице помогал, как нашатырь при обмороке. Насмешливо фыркнув в адрес неуемных фантазий, я открыл дверцу «Ижика». Негромкий голос заставил меня вздрогнуть.
        - Привет.
        Я с изумлением узнал в незаметном прохожем себя. Своего дубля. Мишку Браилова.
        - Привет! - растерянно вытолкнул я. - Вот это ничего себе…
        Понятливо улыбнувшись, дубль глянул серьезно - и печально.
        - Надо поговорить.
        - Садись! - бросил я, плюхаясь за руль.
        Браилов уселся рядом, и пикап тронулся, спускаясь по Киевской и сворачивая на улицу Парижской коммуны.
        - Как там Ленка? - поинтересовался я, и не только из вежливости.
        - На третьем месяце, - уголки губ Михи-2 дернулись вверх. - Период, когда очень хочется мандарин и шпротов одновременно, миновал. Да и тошнило умеренно…
        У него на переносице залегла складочка, и я не стал растекаться. Вывел машину к Третьей мельнице, и загнал в тень великанской плакучей ивы.
        - Узнаешь место?
        - Хорошее место. Задумчивое!
        Мы устроились на гладкой каменной глыбе, нагретой солнцем, подстелив развернутые газетки «Прибужский коммунар», чтобы не замарать новенькие джинсы, и первые минуты бездумно пялились на течение вод, что с мощным журчанием переваливали остатки старой, дореволюционной дамбы. Я не торопил Браилова, ибо знал, как себя. Без «как». Сейчас он выстраивал мысли по порядку…
        - Лена в курсе, а вот ты - нет, - выговорил дубль. - Честно говоря, мне очень не хочется ворошить эту тему, но ты должен понимать причины… Мне всегда было нелегко просить кого-то об услуге, а уж тебя…
        Я молчал, внутренне соглашаясь. Что да, то да - глупая гордыня мешает порой «опускаться» до просьб.
        - Прежде всего, надо вернуться в тот самый день, когда нас стало двое.
        - Веселенький был день, - усмехнулся я, не удержавшись.
        - Да уж… - Браилов зябко повел плечами. - Сразу скажу, что нисколько не раскаиваюсь, хоть и угодил в парадокс. Так было нужно, иначе нас с тобой просто расстреляли бы…
        - Согласен, - проворчал я, - хотя и не уверен, что местоимение «нас» подходящее.
        - Подходящее! - криво усмехнулся дубль, и сморщился: - Черт, как сложно всё… Ладно. В общем… Когда я переместился в прошлое на пять минут… - он запнулся. - Пять минут… Господи… В общем, я ничего особенного не заметил. Всё было так, как оно и должно быть. И лишь затем углядел неувязки. Помнится, ты очень переживал из-за меня… Ну, как же! И жилплощадь теряю, и любимую женщину… Да что ж я всё вокруг да около! - морщинки будто скомкали лицо напротив. - В общем… В то самое лето, когда ты гулял на своей свадьбе, я тоже женился - на Инне.
        Я замер, немножечко даже гордясь собой, поскольку сразу ухватил всю череду событий.
        - Стоп! - мой голос прозвучал жестко. - Ты Наташу Фраинд лечил?
        - Ну, да.
        - А потом, когда Аля с Изей пришли, и с ними Инна… Влюбился?
        - Как мальчик!
        - А помнишь, как мы в десятом на картошку ездили?
        - А то! - усмехнулся Браилов. - Там у нас все и началось…
        - Вы гуляли? - быстро уточнил я. - Заходили в тот, заброшенный дом, что у реки…
        - Да нет, - слегка удивился мой визави, - мы вообще к полю вышли, где амбар. Там свежее сено лежало, пахло просто одуряюще. Мы стали щупаться… Инка шептала, что не готова, и сама же на меня набросилась! Лежали потом, голые и счастливые…
        - Точка бифуркации?.. - протянул я, давя в себе острое сожаление. - А мы просто не туда свернули, не в ту сторону пошли… Значит, ты с другого временного потока…
        - Выходит, так, - пожал плечами Браилов.
        - А в Одессу ты ездил? С Гайдаем встречался?
        - А как же! - грустно заулыбался дубль. - Инку взяли на роль, я потом, на зимних каникулах уже, приезжал к ней в Москву… Мы даже в съемочном павильоне… м-м… отрепетировали постельную сцену!
        - Понятно… - кисло молвил я. - А в медовый месяц куда?
        - Варадеро.
        - Ага… И Котова ты слышал?
        - Ну, да! Занимались с ним, потом с эгрегором замутили, с Корнилием пересеклись…
        - Аидже помнишь? - напрягся я, подбираясь к самой черной полосе в моей жизни.
        - А как же! Кстати, где он? Год уже - ни слуху, ни духу.
        - Убили Аидже, - построжел я. - Снайпер постарался. Скорей всего, Рокфеллер избавился от индейца, уж слишком тот силен.
        Браилов внимательно посмотрел в глаза.
        - Про отца хотел спросить?
        - Да… - горло мне пережало.
        - Настя рассказывала, как оно было… здесь. Да так же… - Мишка нахмурился, сжимая губы. - Убили, сволочи… А я махнул в Штаты.
        - Барух?
        - Он. С-сука… А… как ты его?
        - Ну, как… - пожал я плечами. - Силы тогда много было, а боль не только унимать можно… Устроил я ему разнообразную ночку!
        - А у меня… не получилось, - через силу вытолкнул Миха. - Видать, больше слюнявой интеллигентщины накопил. Позорище… До сих пор стыдно, неуютно как-то… Не смог я его полем этим драным… психогенным! И, ведь, знаю же, что сволочь у ног пресмыкается, а все равно не могу! Спасибо Аидже - остановил Баруху сердце… Я почему и спросил про него…
        Мне сразу расхотелось спрашивать двойника, убивал ли он «спартаковцев», Калугина, Арькова с подельниками, нумерария и прочих - зачем ставить человека в неловкое положение?
        Раньше я, читая Ефремова или Стругацких, сравнивал себя с людьми будущего. Негодовал на Гэн Атала, отягощенного добром - мог же лазером перебить ублюдков в Кин-Нан-Тэ, чтобы спасти Тор Лика и Тивису, так нет же! Высокая мораль не позволила! А обрушить инфразвуком башню - и похоронить всех! - это нравственно?
        Но все же… Кто из нас двоих ближе к коммунарам, строителям чистого и светлого Мира Справедливости? Не я…
        - А это? - дубль расстегнул рубашку, и выцепил два ключика на цепочке, серебряный и золотой. - Брал?
        - Что это? - насторожился я.
        - Не взял? - изумился Браилов. - Как интере-есно… В общем, когда Бернард-младший вокруг меня на коленках ползал, он много чего выболтал. О том. как старший «держал зону», весь коллективный Запад, будучи «координатором», а потом передал власть молодому Баруху, но тот так и не стал владыкой полумира. Побоялся. Вот он мне и совал эти ключики - на, мол, владей! Там один ключ от сейфа, а другой - от тайной кельи в забытом богом монастыре, где-то в Италии. Мол, все узнаешь - и явки, и пароли, номера счетов, адреса… Ну, всё! Вот и таскаю их, как память… Как вражеский скальп…
        - Интере-есно… - повторил я за дублем. - А мне про «координатора» Елена рассказала… Не твоя, а та, которую мы лечили. Фон Ливен.
        - Думаю, скоро она сменит фамилию… - мягко улыбнулся «попаданец».
        - На Иванову, - кивнул я. - Так вот, оказывается, что у нас-то «координатор» имелся. Как помер Бернард-старший в шестьдесят пятом, так он и занял его место. Вот только никакой не Барух-младший, а Уиллет. Седрик Уиллет, бывший помощник олигарха…
        - Так он и мне про Седрика рассказывал! - заволновался Браилов. - Младший, который. Был, дескать, такой хитрозадый, да уделали его! И Седрика, и даже сына его, малолетку! Фру… Тьфу ты! Фримена! Слу-ушай… Надо нашим подсказать, насчет «координатора»!
        - Да подсказали уже, - усмехнулся я. - Три ракеты с подлодки выпустили, растолкли поместье Уиллета в пыль.
        - А Фримен? - напряженно сощурился дубль. - Да к черту их обоих! Главное - вот! - он стянул через голову цепочку с ключиками. - Представляешь, какую операцию можно забабахать? Посадим своего человека в «координаторы»! И давай земной шарик вертеть!
        - Представляю, - усмехнулся я.
        - Короче, на, держи! - Браилов решительно сунул мне ключи. - Передашь, кому надо!
        - Ладно, - покачав на ладони регалии «координатора», я сунул их в карман. - Но это всё так, преамбула. А в чем тогда «амбула»?
        Помолчав, Миша-2 сказал ровным голосом:
        - Ускоритель тахионов только один - здесь, у тебя. А я хочу снова войти в хронокамеру! Понимаешь? Попробовать, хотя бы, вернуться… в этот свой временной поток, как ты выражаешься. Я предпочитаю говорить о «мировой линии». Не навсегда, Ленку я не брошу! Хоть на день вырваться… Нет, я знаю, что Инна здесь, но она же не моя. Да и не в ней дело! Я даже разок изменил Инке… Знаешь, с кем? С Ритой! Но это всё там, там, не здесь! - заспешил он. - Просто… Просто там растет моя дочь. Она еще совсем маленькая, но… Вот, кого я люблю по-настоящему, так это ее!
        - Да-а… - затянул я. - Дела… Делишки… Детишки… Слушай, я могу сейчас затеять нудный, высоконаучный спор о природе времени, но… Не стоит. Давай, так. Я ничего тебе не обещаю заранее, но мы всё хорошенько обсудим. Сразу скажу, что не буду против того, чтобы ты… м-м… встретился с дочерью. Хватит с меня и того, что где-то в будущем остались без деда мои внучки… Но мы, выходит, понятия не имеем, куда тебя засылать! На иную мировую линию? Или, может, в сопредельное пространство? Короче, потерпи, Мишка! Я завтра же пересмотрю, перекрою весь план экспериментов. Будем искать, откуда ты такой взялся!
        - Спасибо, - Браилов крепко пожал мою руку. - Подбросишь на автовокзал?
        - В Одессу хочешь?
        - Да нет… До Помошной доеду, там пересяду на поезд до Харькова.
        - Поехали!
        «Ижик» мягко покатился, выезжая на улицу, и я добавил ему прыти. Глянул искоса на спутника, рассеянно следившего за дорогой.
        То, что он оказался вовсе не моим дублем, радовало - не надо делить одну судьбу. Заодно и груз вины снимало, аж задышал легче…
        А дочку навестить - это святое. Пусть даже малышка - в ином времени и пространстве. Найдем.
        Глава 7
        Среда, 14 мая. День
        Московская область, Ленинградское шоссе
        Дни между весной и летом наполнены приятным теплом, а не зноем, отнимающим силы. Да и жизнь вокруг не плодится неистово - она растет и зацветает, копит силы до скорого буйства.
        Гарднер «Гас» Хаттуэй, еще спускаясь по трапу самолета, вобрал полную грудь будоражащих майских запахов, а теперь шагал и улыбался. Даже сквозь серый бетон Шереметьево, обдутый реактивными струями, прорастали зеленые ростки.
        «Все у тебя получится!» - родилась победная мысль.
        Новенького резидента встречали двое - Дэвид Ролф, «прикрытый» должностью гражданского помощника военного атташе, и Питер со смешной фамилией Богатыр, устроенный в экономический отдел посольства. Самому Гарднеру светил пост первого секретаря - и тайный чин шефа московской станции ЦРУ.
        «Гас» ухмыльнулся. Служба в Советской России требовала изворотливого ума и железных нервов, зато карьерный рост обеспечен. Никогда резидент, обитающий в какой-нибудь Болгарии, не пробьется в Лэнгли - даже на первый этаж штаб-квартиры Си-Ай-Эй, не говоря уже о седьмом. А он-то начнет нелегальную работу, еще даже не прибыв на «Чайковку»!
        Откинувшись на кожаные подушки посольского «кадиллака», Гарднер деловито спросил:
        - Всё готово? Я звонил вам из Вашингтона…
        Дэвид понятливо кивнул.
        - Мы растолкали обоих «спящих» агентов. Они будут ждать в условленном месте на «Ленинградке»… М-м… На Ленинградском шоссе. Изобразим прокол шины.
        - Да, чем проще, тем лучше, - одобрил Хаттуэй, и глянул на водителя из морпехов. Гражданский пиджак едва налез на крутые плечи, привыкшие к полевой форме. - Справишься, солдат?
        - Сэр! - осклабился шофер. - Да, сэр!
        - Вьетнам?
        - Да, сэр. И Сальвадор!
        - О`кей…
        Лимузин разогнался, оставив аэропорт позади, и покатил, наезжая на тени деревьев. Углядев березнячок на пригорке, Гарднер недоуменно вздернул бровь. Что такого лиричного в этих белокорых стволах? Ведь береза - сорное дерево! Она вырастает на пожарищах, замещая сгоревшие сосны и ели. Так почему же русские поэты воспевают именно березки?
        - Подъезжаем, сэр…
        - Готовность, ребята! - «Гас» мигом отрешился от земного.
        Водитель отключил систему наддува, и левое переднее колесо стало проседать. Хитрая кнопочка! Даже если очередь из автомата порвет шину, «кадиллак» уйдет от погони - компрессор не даст давлению упасть. Но можно, ведь, и наоборот…
        «Кадиллак», словно припадая на раненую конечность, съехал на обочину, в тень «наглядной агитации» - ярко малеванные буквы с громадного щита, куда больших размеров, чем рекламные биллборды, бросали в массы лозунг: «Пятилетке качества - рабочую гарантию!»
        - Авария, сэр! - озабоченно зацокал языком морпех, едва удерживая губы от ухмылки.
        - Работаем!
        Хаттуэй выбрался из машины, тут же доставая начатую пачку «Данхилл». Закурив, он глянул исподлобья на трассу - «сопровождавшая» их «Волга» с парой штыревых антенн слегка замедлила бег, минуя замерший лимузин, но тут же ускорилась.
        Гарднер проводил «наружку» глазами, и насмешливо хмыкнул - вид широкоплечего водилы, снявшего пиджак и деловито выкатывавшего запаску, убедил чекистов в серьезности положения.
        Выпустив струю дыма, «Гас» задумчиво прошелся мимо щита, чуть заметно парусившего на ветру.
        - Пятилетке качества, - с выражением продекламировал он пароль, - рабочую гарантию!
        Два голоса ответили вразнобой, глухо доносясь из-за советской инсталляции:
        - Партия - наш рулевой!
        Дивясь едкой фантазии оперативников, Гарднер сжал пальцами сигарету, якобы затягиваясь - ладонь прикрыла рот. Направленных микрофонов опасаться не стоило, а вот хорошей оптики - вполне.
        - Меня зовут Гарднер Хаттуэй, - представился он, - назначен резидентом ЦРУ при посольстве в Москве. Иван? Сергей?
        - Да, это мы, - донесся ответ дуэтом.
        - О`кей… Вы оба - ветераны ГРУ, и выбрали свободу. Что ж, помогите нам, а мы поможем вам! Будем платить по тысяче рублей в месяц - каждому.
        - Согласен, - спокойно ответил Иван или Сергей.
        - Согласен, - повторил за ним Сергей или Иван.
        - О`кей. Вам нужно будет выехать в Новосибирск и установить плотное наблюдение за одним ученым-физиком. Зовут - Михаил Петрович Браилов. Его фото, адрес, место работы - всё, что мы сумели найти на этого человека, возьмете из контейнера… он такой… в форме куска асфальта. Тайник заложим возле вашего дома, Иван, между трансформаторной будкой и гаражом. Закладка произойдет в течение двух дней - завтра или послезавтра. Ровно в полдень стойте на углу проспекта Вернадского, где расположено здание Центра НТТМ. Мимо вас проедет желтая «тойота» с дипломатическим номером. Если ее заднее стекло открыто - изымайте контейнер. Если закрыто - стойте там же на следующий день, и в то же время. Мы передадим таблицы связи, шифроблокноты, по пять тысяч рублей «подъемных» на каждого, и досье на объект наблюдения. Вопросы?
        - Пока нет, - прозвучало из-за щита.
        - Удачи, господа!
        Затянувшись напоследок, Хаттуэй отбросил окурок небрежным щелчком, подавая сигнал Дэвиду - разговор окончен.
        - Сэр! - встрепенулся Ролф. - Можно ехать!
        - О`кей…

* * *
        Экипаж «Волги» ГАЗ-24 - 24, прозванной «дублеркой», с интересом наблюдал, как дюжий негр в потертых джинсах и белоснежной рубашке ловко менял пробитое колесо. Видать, нездешний «членовоз» социалистический гвоздь поймал.
        Двое пассажиров помоложе жались к «кадиллаку», а один постарше курил в сторонке.
        Мимо, громыхая и позвякивая пустыми газовыми баллонами, прокатился «сто тридцатый». Грузно качая задком, проследовал желтый «ЛиАЗ» - за стеклами белели сонные лица деревенских.
        - Заводи, Колян, - негромко скомандовал старший оперуполномоченный, - эти трогаются.
        - Есть, товарищ капитан!
        Пластаясь над шоссе, пронесся черный «кадиллак», похожий на великанский рояль, блестящий полировкой.
        «Волга» выждала немного, и увязалась за вероятным противником.
        Четверг, 15 мая. День
        Первомайск, улица Киевская
        Текучка меня нисколько не донимала, хотя унылое повторение пройденного кого угодно могло вогнать в дремотную скуку. И я прекрасно помнил выражение кого-то из великих: если ставить опыт, как обычно, как всегда, новых результатов не получишь.
        Но чихать мне на ветхую мудрость! Я ведь не открытий добивался, я искал то, не знаю что.
        Пробовал исследовать само время, хотел понять, как же оно тикает. Потому и совал бруски под тахионный дождик, наблюдал, обложил хронокамеру десятками приборов - и следил, как дергаются их стрелочки, как мигают циферки или вьются синусоиды.
        Ведь была, была же хоть какая-то разница в их показаниях! Зимой нас с Мишкой Браиловым разделяли ничтожные пять минут, вот только попал он не в свое прошлое. А чем отличаются времена в разных потоках? Или время едино, и любые последствия корректировок затухают в веках?
        Самое чудесное заключалось в том, что перемещение моего двойника четко фиксировалось целым набором регистраторов, и эти записи сохранились. Но единственное отличие заброса человека в прошлое от перемещения, скажем, Тузика выглядело немного странным. В сам момент «попадоса» ход времени стал прерывистым - он то ускорялся, то замедлялся, сглаживая амплитуду. Так покачиваются чашечки чувствительных весов, приходя в равновесие.
        И что мне это дает? Знать бы…
        - Володь… - я подработал манипулятором, и вернул очередной образец в техотсек. - Завтра надо будет кой-чего поменять…
        - Кой-чего… это чего? - прокряхтел Киврин, вставая и отряхивая ладони.
        - Смотри. У тахионов - отрицательная масса. Поэтому они, теряя энергию, расходуя ее на то же черенковское излучение, ускоряются. Так?
        - Ага, - кивнул Володя с умным видом. - И, кстати, само название «ускоритель тахионов» - дурац… м-м… чудесатое.
        - Да нет, - улыбнулся я, - именно дурацкое. Мы же не разгоняем тахионы, прикладывая энергию, они сами. А что будет, если, попав в хронокамеру, тахиончики столкнутся не с твердым телом, а с потоком… хм… нормальных частиц? Излучим их лоб в лоб! Что тогда?
        - Ну-у… - Киврин солидно откашлялся. - Согласно второму закону Ньютона, отрицательная масса ускорится в направлении, противоположном приложенной силе. То есть, навстречу «нормальным» частицам! Получается, обе массы разгонятся в одном направлении, нарушая закон сохранения импульса… Так он же у отрицательной массы тоже отрицательный! Забавно…
        - Самое забавное, что закон сохранения энергии продолжит работать. Положительная масса будет отдавать энергию отрицательной… м-м… динамика передачи энергии выйдет необычная, конечно… В общем, смотри. Мы же вывели инжекционную секцию из схемы «ускорителя, который не ускоритель», верно? А давай приделаем инжектор к хронокамере? Сбоку присобачим - плюс поворотный дипольный магнит? Пучок протонов выйдет слабенький, но нам хватит.
        Аналитик глубокомысленно воззрился на камеру.
        - А протоны где возьмем?
        - Добудем! Ионизируем водород. По-хорошему если, нам бы их впрыснуть сначала в бустер протонного синхротрона… Но это задание на завтра, а пока обойдемся малыми энергиями. Задача ясна?
        - Так точно! - браво ответил товарищ Киврин. - О, чуть не забыл… Тебя же Ершова искала! Сказала, чтоб без нее не уходил.
        - Не уйду, - пообещал я. - Ни за что.
        Тот же день, позже
        Первомайск, улица Мичурина
        - Я тебя точно не мешаю? - смущенно спросила Марина.
        - Точно, - улыбнулся я, выворачивая с моста на улицу Ленина.
        - А то я и Риту с Настей напрягла…
        - С Искандером-то? - фыркнул я. - Ничего, им полезно! Ритке - особенно. А то ноет всё! Одноклассницы, видите ли, уже сюсюкают своим «бэбикам», а она одна не испытала материнского счастья! Ага… Неделями не спать, без талии остаться…
        «Росита» рассмеялась.
        - Тебя, по-моему, второе больше беспокоит!
        - А как же! Эти ж «херувимчики» всю красоту высосут! - я покосился на спутницу, и мои губы повело в улыбку. - Правда, по тебе не скажешь.
        - Спасибо! - блеснула зубками Марина. - Ты всегда умел говорить комплименты.
        - Не-е! - замотал я головой. - Комплимент - это, когда толстушке внушаешь, что она стройняшка. Только мне такое без интереса. Я люблю красивой девушке говорить, как она красива - и ей приятно, и мне! Ой, забыл спросить… А тебе куда?
        За окном «Ижа» проползали Дом пионеров, парковая лестница, белые высотки…
        - На Мичурина! - встрепенулась Ершова, и мило покраснела. - А я забыла сказать… Тебе тоже… туда. Там раньше наша группа кучковалась… И вот опять. «Царевичи», когда не на дежурстве, на Мичурина ночуют. Рустам с Умаром завтра подъедут, а майор Славин с утра уже там. И генерал-лейтенант…
        - И Семеныч здесь? - вскинул я брови, дергая уголком рта. - По мою душу, небось…
        - Это он тебя звал. Поговорить хотел.
        - Ла-адно…
        «Ижик» вписался в поворот, прокатываясь мимо старой автостанции, нырнул в короткий туннель под железнодорожными путями, и свернул вправо, одолевая пологий подъем.
        Я любил старые первомайские улицы, которых не коснулся прогресс, а история будто замерла в начале века. Мичурина была именно такой - мощенная булыжником, в тени стародавних оград и замшелых деревьев, она хранила давно утраченный миром образ. Образ неспешной, размеренной жизни - без суеты и лишней мороки. Дома, утопавшие в глянцевой зелени садов, очень «шли» улице - солидные, сложенные из камня или темного кирпича, они глядели окнами молчаливо и надменно, с дутым купеческим самомнением.
        - Приехали!
        Я тормознул возле кованных ворот, за которыми тянулся зеленый двор, стиснутый двумя особняками дореволюционной наружности.
        - Раньше тут было имение князя Святополка-Мирского, - раскрасневшаяся, Марина отворила тяжелую калитку, будто сплетенную из железных завитков.
        - Скромненько для его сиятельства, - заценил я.
        Вдвоем мы зашагали к большому, приземистому дому, у белых стен которого припарковались две «Волги».
        - Нам сюда, - девушка провела меня к веранде, сплошь заросшей виноградом. За стеклянными створками сгущалась зеленистая тень и витал легкий запах сигаретного дыма.
        - Ох, уж эти куряки… - проворчала Марина снисходительно, и открыла дверь в дом, сразу выпуская жилой шум, как будто мы переступали порог кухни в коммунальной квартире.
        В огромной комнате стояло, подпирая холодильник или стену, ходило, с громким хлюпаньем потягивая чай из огромных чашек, сидело за общим овальным столом или за маленькими письменными человек восемь с военной выправкой. Оделись они «по гражданке», но в том, как носился штатский прикид, чувствовалась армейская жилка.
        - О, какие люди! - осклабился Иван Первый. - Здорово! Давно не виделись!
        - Со вчерашнего дежурства! - хохотнул Иван Третий, крепко пожимая мою руку.
        - А с ним боюсь здороваться, - кивнул я на громадного майора Славина. - Раздавит еще…
        - Он легонечко! - промяукала миниатюрная девушка, клацавшая за монитором микроЭВМ. - Да, Коля?
        Под смех и подначки мы с майором поручкались.
        - А, явился! - из коридора гулко донесся голос Иванова.
        - Не запылился! - подтвердил я.
        Генлейт, все такой же плотный, очкастый, энергичный, потащил меня к себе, в кабинет-пенал с единственным окном, по стеклам которого возил соцветиями синий дельфиниум.
        - Ну, что, товарищ Гарин? - бодро хлопнул в ладоши Иванов. Неожиданно он сник, словно сдулся, и потер руки. - Простите, Миша, тонус скачет… Ленка сейчас в Берлине, Маркус обещал за нею присмотреть, но это же такая оторва! - походив, пошныряв по узкой комнате, хозяин кабинета так и не занял потертое кресло, лишь присел на край монументального стола. - Ее вызвал на разговор сам Даунинг. Выбился, прохиндей, в директора ЦРУ… Вот, надолго ли? Если Рейган победит на выборах, Джек точно лишится места - ковбой Ронни усадит в нагретое кресло своего человечка…
        Похоже, генерал-лейтенант сильно переживал за Елену, вот и болтал «на нервах».
        - Значит, говорить будут за Берлинской стеной, - вывел я. - Да вы не волнуйтесь, Борис Семенович. Если уж Даунинг сам прилетел, то тема серьезная. Что-то ему нужно, этому цэрэушнику, что-то очень важное… - подумав, я подкинул темы, надеясь, что Иванов проговорится: - Какие-нибудь тайны Кремля или «координатора»… Да Джек пылинки с баронессы сдувать будет!
        - Баронесса… - усмехнулся генлейт. - М-да… - усилием воли он сосредоточился. - Вот что, Миша… По данным разведки, американцы уверены, что вы находитесь в Новосибирске, под фамилией Браилов. Я звонил вашему… э-э… брату-близнецу, так сказать, и он, разумеется, рад этому обстоятельству. Да и чего было ждать? Он ведь такой же, как вы! Упертый и недисциплинированный!
        - Все мы немножечко оторвы, - тонко улыбнулся я.
        Иванов фыркнул, и поправил очки.
        - Решено сделать так, чтобы в Штатах не разуверились в полученной информации. Браилова мы окружим… э-э… вниманием и заботой, а вот вам, Миша, придется исчезнуть.
        - Здрасте! - поклонился я, впадая в легкую растерянность.
        - Привет! - смешливо хмыкнул Иванов, и вскинул руки. - На время, Миша, на время! Хотя бы до осени, до ноября. Максимум - до нового года. Надеемся, к тому времени положение нормализуется.
        - Надейтесь, надейтесь… - проворчал я.
        - Надо, Миша, надо, - в тон мне завздыхал генлейт. - Все понимаю, но - надо!
        - Чего надо-то?
        - Прежде всего, необходимо изменить вашу внешность. Самое простое - отрастить усики. Аккуратненькие, такие, усики. Вам они очень подойдут! Вот, представьте себе бритого Юрия Соломина, да еще в роли лощеного офицера Белой гвардии. Ну, не то же, верно?
        - Мороки с теми усами… - завел я капризно, но капитулировал. - Ладно. Еще чего отрастить?
        - Наши специалисты предлагают перекрасить ваши волосы в радикальный черный цвет, - бойко зажурчал Иванов, - и сделать ринопластику. Ваш нос станет чуточку меньше, уйдет широковатость и… - он пальцем описал круг. - Эта вот рязанская курносость тоже ни к чему. Ну, и еще немножечко изменить рисунок губ - линия рта станет тверже… И всё! Вы получите новый паспорт… Два паспорта. Один на имя Михаила Гарина - и вы его спрячете подальше, а другим будете пользоваться.
        - Отчество я не сменю, - сухо заявил я. - Из принципа. А имя? Фамилия?
        - Придумайте сами! - широко расплылся генлейт.
        Я насупился, легонько барабаня по столу.
        - Придумайте, главное… - заворчал строптиво. - А подумать?
        - Разумеется! - ухмыльнулся Борис Семенович, и строго уставил палец в потолок. - До завтра. О, кстати… - он лукаво сожмурился. - Миша, а откуда вы знаете про «координатора»?
        - Оттуда, - буркнул я. - Пересекался, знаете ли, то с Рокфеллером, то с Барухом… - глянул на ехидный прищур, и махнул рукой: - Ладно! Елена разболтала. Только вы ее не ругайте - бесконтактный массаж сильно волю слабит… Седрик жив?
        - Ему очень не повезло, - молвил Иванов с серьезным видом. - Три ракеты «Малахит» прилетело.
        - Нормальная ответка.
        Борис Семенович заерзал.
        - Ладно, - вздохнул он, - вы у нас и так секретоноситель. Одной тайной больше, одной меньше… В общем, ваши «гастроли» в Америке принесли нам больше пользы, чем… К-хм… Мы резко продвинулись в операции «Сафари» - наш человек вошел в круг Морганов, Рокфеллеров и прочих, как вы говорите, олигархов. И один из них проговорился - по пьянке. Так мы и узнали о Седрике Уиллете. А уж какие пляски начались, когда доискались до тайны тайн… Мы нашли сына Уиллета, Фримена! Стали его окучивать, наивно полагая, что тот, заняв «трон» отца, будет послушно исполнять наши хотелки. А фиг… Кстати, Миша, это он, Уиллет-младший, заказал и оплатил ваше похищение. Дескать, русский во всем виноват! А придурки-шляхтичи решили еще ниже прогнуться перед белыми господами - и захватили Машерова!
        - Казус исполнителя, - усмехнулся я.
        - Во-во… А Фримен закатил истерику! Разорался на весь советский народ… «Это вы убили папочку! Если бы не вы, он бы мне на шею ключики повесил!»
        Я замер.
        - Ключики? - повторил механически. - М-м… Типа, регалии? Держава и скипетр?
        - Типа… - вздохнул Иванов. - Уиллет-старший обратился в прах буквально, Уиллет-младший - фигурально… Короче, накрылась наша операция! А ведь какие мы надежды лелеяли… Капе-ец… Как Рустам говорит: «Бесперспективняк!»
        - Что бы вы без меня делали… - пробурчал я, выкладывая на стол оба ключика на цепочке. - Нате, пользуйтесь.
        В первые секунды Борис Семенович напоминал статую «Глубокое изумление». Стоило ему отмереть, я тут же попал под обстрел вопросами и междометиями.
        «Не хреново девки пляшут по четыре сразу в ряд!» - эту его фразочку я раз пять выслушал, во всех тональностях.
        Отбился.
        И генлейт поволок меня в общий зал, под обвальный восторженный рев взрослых мужиков и радостный девичий визг. Я крутился и вертелся, держа тычки, кряхтя от шлепков по спине, приседая от хлопков по плечам.
        Вырвался.
        Даже Марину увел. Искандер, конечно, плакать будет, расставаясь с «Литой» и «Насей», но пусть уж дитя у мамочки ночует - сегодня я жаждал покоя и отдохновения.
        Заслужил.
        Поздний вечер того же дня
        Первомайск, улица Ленина
        Нечаянная жара донимала духотой, а ночи редко ублажали прохладой, разве что под утро. Похоже, собиралась майская гроза, но третий день копаться во облацех… Когда же гром и молнии?
        Нас с Ритой спасал кондиционер «Нева» - тихонько шурша в простенке, он нагонял волны свежести.
        Правда, разгоряченным телам, едва унявшим бурное дыхание, делалось зябко.
        - Я замерзла, - жалобно шепнула девушка, и завозилась, тискаясь ко мне.
        Я обнял ее, всю пятерню вжимая в выпуклую ягодицу, тугую, как мяч.
        - Вот сделают тебе прямой нос, вообще красавчиком станешь, - притворно завздыхала Рита. - Все девки - твои!
        - Балда, - ласково обозвал я.
        - Ага, балда… Я же тоже хочу!
        - Чего?
        - В Институт красоты!
        - Не, - заулыбался я, - тебя туда не пустят.
        - Почему это?
        - Ты слишком идеальна!
        Девушка отчего-то не стала спорить, чмокнула только в шею.
        - А новое имя придумал себе?
        - А тебе какое нравится?
        - Ой, я не знаю…
        - Не знает она… А я знаю?
        - Давай тогда вместе думать!
        - Давай…
        - О-о… Слушай, я же тогда второй замуж выйду? За другого… тебя!
        - Ну, вот еще! Это неприлично. Только с одним развелась, сразу за другого! Нет уж! Ты хоть полгодика поживи с любовником…
        - Ух, ты… А с кем?
        Шлепок по попе получился звонким.
        - Ай! Больно же!
        - А мне? - агрессивно вытолкнул я. - С кем, главное! Со мной!
        Девушка сдавленно захихикала, а я прислушался.
        - Подожди, Рит…
        - Ты куда? - гладкие девичьи руки скользнули у меня по бедрам.
        - Да шумно как-то…
        - Ага, и холодно. Выключи его!
        Я вжал кнопку на пультике, и «Нева» затихла. А за окном молотил дождь - большие увесистые капли длинными и короткими очередями лупили по стеклам. Набухшее влагой небо замерцало бледно-синей прерывистой вспышкой, и грянул гром, опадая на землю трескучими раскатами.
        - Дождь! - воскликнула Рита.
        Вскочив, она прошлепала босыми ногами ко мне, и обняла, прячась за моей спиной. Гроза тут же решила ее выпугать, прогремев так, что стекла зазвенели, а извилистый разряд полыхнул между тучами и рекой.
        - Ой!
        Посмеиваясь, я переложил Ритины ладони себе на грудь, но они тут же соскользнули обратно на живот. Пощекотали, доставая до ёкающего нутра, сползли ниже…
        - Ого! А ну, быстро в постель!
        Я подхватил смеющуюся подругу на руки, глядя, как сполох бледно-голубого света окатывает гибкое тело, и повалил на диван-кровать.
        Дождь зарядил еще пуще, разверзая хляби, и блаженные стоны растворились в ливневом клекоте.
        Глава 8
        Пятница, 16 мая. День
        Западный Берлин, Далем
        Западный Берлин, этот «остров свободы в окружении тоталитарной ГДР», Елену не впечатлил. Город, как город. Восточная половинка расколотой столицы Германии куда приятней - нет назойливой рекламы, а люди добрее.
        Само собой, в семье не без урода, и хватает дурачья, упорно лезущего через Берлинскую стену в отчаянном мещанском порыве - за франкфуртскими колбасками, за пивом «Пауланер»!
        Да пусть себе лезут… Воздух чище станет.
        Фон Ливен осмотрелась, поправляя выбившуюся прядку. Она почему-то полагала, что Даунинг выберет для рандеву «станцию» ЦРУ, однако директор разведывательного ведомства зазвал ее в обычный дом тяжеловесного кайзеровского стиля.
        Страху не было - Маркус Вольф послал за ней целую команду охранения. Пусть только попробуют девочку обидеть!
        «Сама кого хочешь, обижу!» - подумала Елена, косясь на чопорного Даунинга. В черном костюме и с постным лицом, он напоминал пастора.
        - Нам сюда.
        Оставив за спиной гулкое парадное, фон Ливен поднялась на второй этаж и переступила порог просторной, полупустой квартиры, где хватало темных коридоров и пахло какой-то химией.
        - Прошу, - куртуазно поклонился предводитель рыцарей плаща и кинжала, открывая двери в обширную кухню. - Устроим… как это… posidelki.
        Сминая усмешку, девушка прошагала к столу на толстых точеных… даже ножками не назовешь… ножищах, и устроилась рядом, на мягком седалище - добротный стул даже не скрипнул.
        Даунинг занял место спиной к окну, и сложил руки на массивной столешнице.
        - Официально меня здесь нет, - сообщил он, слабо улыбаясь. - Немного, так сказать, инкогнито… Насколько это вообще возможно с моей хлопотной должностью. Хелена… Так уж вышло, что вы чуть ли не единственный человек, посвященный в обе тайны, которые меня интересуют. Хм… Мне кажется, даже президент Форд не отдает себе отчета, насколько эти высшие секреты меняют мир… Впрочем, не будем разглагольствовать, время - деньги. Я весьма благодарен вам за то, что согласились встретиться со мной…
        - Время - деньги, Джек, - мягко улыбнулась фон Ливен.
        - Да-да, конечно, - заерзал директор ЦРУ. - Скажите… В Михаила Гарина вы стреляли по приказу «координатора»?
        - Я - плохой агент, Джек, - созналась Елена, отпустив притворный вздох. - Мне всякий раз нужно было разобраться в сути отданного мне приказания. А стоит ли его, вообще, исполнять? Что же касается Миши, то тут всё сочлось - и приказ Седрика, и мой почин.
        - А теперь - главное, - медленно проговорил Даунинг. - Вы хотели убить Гарина за то, что он построил, по сути, машину времени?
        - О, вы уже и такой вариант просчитали… - вскинулись Еленины брови. - Да, именно за это. Рано людям рыться в корнях Вселенной! Правда, затем я смирилась со статусом кво. Тем более что практического применения «машина времени» не получит - всей энергии, вырабатываемой в СССР за год, не хватит, чтобы отправить человека даже на неделю тому назад. Хотя… - она пожала плечами. - Вряд ли это остановит головастиков, скажем, из Массачусетского технологического!
        - Вы удивительно верно мыслите, - тонко улыбнулся директор ЦРУ. - Вопросами перемещений во времени занялись именно в МИТе. Кстати, чертежи хронокамеры, доставленные нашими «суперагентами», тоже переданы в Бостон.
        Девушка порадовалась в душе: надежды «Борюсика» оправдались - цэрэушники заглотили «дезу», как голодная рыба наживку, вместе с крючком и поплавком.
        - А кто хоть доставил? - полюбопытствовала она, унимая довольство. - Надеюсь, не этот мерзкий Клегг?
        - Нет! - рассмеялся Даунинг. - Фуэнтес и… этот индеец… Гоустбир. Ну, и имечко!
        - А-а… Помню, помню… - закивала Елена, выкладывая легенду. - Оба смуглые, такие, спокойные. Раненый Клегг весь полет шипел и ругался, а Чанг, тоже противный, хихикал, как дурак…
        - А где вы их высадили? - небрежно спросил разведчик.
        - В пункте назначения, строго по квитанции - на границе Калининской области. Там лес красивый - заповедные места…
        - Той парочке, к которой вы питали стойкое отвращение, - усмехнулся Джек, - очень не повезло - на борт турецкого сухогруза в Одессе поднялись лишь двое.
        - Судьба, - безразлично пожала плечами фон Ливен, как будто теряя интерес к разговору. - Премию хоть не зажали?
        - Как можно? - фыркнул Даунинг. - Выдали по два миллиона долларов каждому, и Мигелю, и… м-м… Чарли. - Он откинулся на резную спинку, складывая руки на груди, так, что поддернутый манжет больше не прятал серебряный «Роллекс». - Ну, что же, Хелена, продолжим наши kuhonnie posidelki? С раскрытием тайн и разоблачением фокусов?
        - А почему вас не интересует моя вербовка в КГБ? - прищурилась Елена, склоняя голову к плечу.
        «А ведь ты знаешь ответ!» - ворохнулся в душе холодок.
        - Меня не интересует текучка, Хелена, - медленно выговорил директор ЦРУ. - Да и какие могут быть претензии к вам? Вы больше не моя сотрудница! Не скрою, ваша отставка была принята по настоянию «координатора». Я тогда чувствовал себя… униженным, что ли, но утешался тем, что ваше участие в операции «Черный свет» было напрямую связано с миссией Мензиса Клегга. Дескать, Уиллет не отодвинул меня в сторонку, а как бы сотрудничал! - он покусал губу, словно в раздумье. - Скажите, Хелена, а «координатор» больше не связывался с вами?
        - Когда? - нахмурила брови фон Ливен.
        - Ну-у… В апреле, в мае…
        «О-о… Да неужто? - мелькнуло в голове у Елены. - Они что, взаправду не знают о ликвидации Седрика? Или притворяются?»
        Тень сомнения, отразившаяся в ее глазах, была неверно опознана Даунингом. Довольно усмехнувшись, он навалился на стол.
        - Постойте… А вы хоть в курсе, что замок Эшхауз взорван?
        - В курсе! - девушка непринужденно отмахнулась. Заодно отбросив инструкции, начала импровизировать: - Уиллет сам рассказал о взрывчатке. Шутил еще - традиция, дескать, такая! До этого он жил в Швейцарии - и спалил свое роскошное шале в Альпах вместе с прислугой и охраной. А Эшхауз… Да какой там замок! Так, усадьба. В тот день, когда я приехала туда, хозяин как раз переезжал. Две фуры загрузили антиквариатом, вазами династии Мин и прочей посудой. Ждали бронированный фургон, чтобы вывезти картины, а там каждое полотно стоило целое состояние! А вот ликвидацию слуг Седрик доверил гангстерам - он нанял целую команду киллеров.
        Даунинг замер.
        - Вот теперь я вам окончательно поверил, Хелена, - негромко выговорил он. - Спецы из «Скотланд-ярда» обнаружили в Эшхаузе искореженные кузова пяти или шести машин, части разорванных тел… М-м… Короче, по отпечаткам пальцев, родимым пятнам и татуировкам удалось опознать четверых наемных убийц из Франции и Западной Германии, которых безуспешно разыскивал Интерпол. Понимаете? Уиллет заодно ликвидировал самих ликвидаторов! - отвеселившись, Джек внимательно посмотрел на фон Ливен. - А Уиллет не рассказывал вам, как он стал «координатором»?
        - Хвалился! - изогнула губы Елена. - Думаю, он позволил себе откровенность не случайно. Во-первых, ему хотелось выговориться, а, во-вторых, надо было проверить мою лояльность. Я не проболталась.
        - А сейчас? - вкрадчиво затянул директор ЦРУ.
        - А я вовсе не уверена, что Уиллет жив! - ответила в том же тоне девушка. - Так с какой стати хранить верность мертвецу?
        Мужчина растерялся. Откинувшись на спинку, он потер щеку, соображая.
        - Нет, ну-у… мне говорили… - замямлил он. - Вроде как, нашли обломки стабилизаторов ракеты, но…
        - Дже-ек! - с ехидцей улыбнулась фон Ливен. - Седрик хвастался, что был личным помощником прежнего «координатора», Бернарда Баруха-старшего, которому помог скоропостижно скончаться. Кокнул короля, и влез на трон! Мило! - она тоже навалилась на стол. - А кто это подтвердит? Кто может доказать, что Уиллет действительно был «координатором»? Сам ли он занял место Баруха, или же помог кому-то его занять? Понимаете? Седрик - «вечно второй»!
        - И настоящий «координатор» убрал опасного помощничка… - раздельно выговорил Даунинг. - Фу-у… Аж в жар бросило! Вот это версия, Хелена… Ничего не скажешь! Ну-у… - затянул он, разводя руками. - Вы не только утолили мое любопытство, но и выдали массу информации для размышлений!
        Встав, он галантно повел рукой.
        - Вас проводят, Елена, и на такси доставят на Фридрихштрассе, прямо на КПП.
        - Данке, - девушка сложила губы в кокетливую улыбку.

* * *
        Директор ЦРУ проводил гостью глазами, и шагнул в соседнюю комнату. Она была почти пуста, лишь на длинном столе громоздился магнитофон - бобины плавно вращались, перематывая пленку.
        - Все записал, Борд? - обронил Даунинг, нервничая.
        - Да, сэр, - дюжий Борден Неверс молча встал, стаскивая наушники. - А с ней как? Снайпер на месте, сэр…
        - Нет, Борд, такие источники информации нужны живыми. Закругляйся - и в Темпельхоф!
        - Слушаюсь, сэр…

* * *
        Дитрих повел стволом, высматривая окна второго этажа. В оптическом прицеле подрагивал стриженный затылок директора ЦРУ, и агенту Штази нестерпимо хотелось нажать на спуск. Нельзя.
        - Женщина уходит! - замер он. - Отто!
        - Вижу, - обронил напарник, срастаясь с биноклем. - Снайпер! Третий этаж, второе окно слева от подъезда!
        - Взял! - выдохнул стрелок.
        Силуэт человека с винтовкой замаячил в окне, отсвечивая бритой головой. Дитрих явственно представил себе, как он мягко, нежно давит на спуск - СВД ощутимо толкается в плечо, а тяжелый глушитель пригашивает грохот выстрела. Пуля входит в блестящую лысину, и снайпер валится на подоконник, мертво свешивая руку. Струйка крови протечет по мускулистому предплечью, набухнет на кончике пальца - и сорвется теплой, тяжелой каплей…
        - Отбой! - вытолкнул Отто.
        Воскресенье, 18 мая. День
        Первомайск, улица Щорса
        На работу я заглянул чисто для профилактики. Ромуальдыч зазвал «своих» монтажников, и они копошились вокруг хронокамеры, как мураши носятся с дохлой гусеницей.
        Аккуратно вырезали круг в двойной стеклопанели, мудрили над инжектором и поворотным магнитом. Я популярно объяснил, чего мне надо, да и удалился, пока не прогнали. И понял, что весь выходной - мой.
        Раздумывая, как мне распорядиться вдруг привалившими часами, я прогулялся вниз по Киевской, свернул к кафе «Березка» и отведал тамошних пельменей - вдумчиво, с толком и чувством.
        Утолив аппетит, сразу поднял настроение. Проблемы никуда не делись, они по-прежнему толпились в очереди, но я, как вредная работница торговли, вывесил объяву: «Ушла на базу».
        И пусть весь мир подождет…
        Надо же, хоть изредка, поднимать голову над учеными талмудами - и замечать весну на перепаде в лето!
        Благодушествуя, я неторопливо пересек сквер по аллее, обсаженной сиренью.
        За пахучими деревцами поднимала этажи родимая 12-я школа, но туда я не заглядывал и, вообще, старался даже рядом не бывать - слишком многие помнили меня, а знать «секретного физика» в лицо…
        Сглупил Комитет, «спрятав» меня в Первомайске! Были же варианты - и Дубна, и Арзамас-16…
        Правда, Иванов клялся, что скоро, чуть ли не в этом году, в Подмосковье выстроят секретный Объект - научный городок, еще без названия, в котором поселятся первые ученые-хронофизики.
        Ныне в тех местах лишь безлюдные пустыри, окруженные двумя рядами колючей проволоки на высоких столбах, а между ними - полоса вспаханной земли. Но уже размечены стройплощадки и четыре будущие улицы. Целая армия бульдозеров, экскаваторов, самосвалов гребет, копает и возит грунт. Нулевой цикл.
        «Вот, понастроим всего - и домов, и ДК, и школ с детсадами, магазинов всяких, корпусов институтских, - мечтал Борис Семенович, - так сразу и переедете! А пока…»
        А пока соблюдай секретность в родном городе. Бди.
        - Миша? - сквозь мысли протолкался полузабытый голос. - Ты? Мишечка!
        Холодея, я обернулся. У памятника партизанам, высеченного из местного розового гранита, стояла Инна. Растерянная, взволнованная и обрадованная. За пару-тройку лет ее красота никуда не делась, стала даже более выраженной, как бы на меже расцветающего девичества и цветущей женственности.
        - Мишечка! - Хорошистка подбежала и с маху обняла меня за шею, прижалась, жадно ища мои губы. Нашла.
        А я лишь растерянно тискал давнюю потерю, не зная, что думать и как говорить.
        - Привет, - вытолкнул между поцелуями.
        - Привет! - рассмеялась Инна, мило краснея. - Ты прости, что я так… Набросилась! Но, правда… очень соскучилась! И… я знаю, знаю, чего я натворила, дура, но все равно… - она опустила ресницы, и тихо договорила: - Ты мне самый родной человек.
        Мы оба сильно смутились, и я первым выговорил деревянным голосом:
        - Ты к своим приехала?
        - Ага! - оживилась Хорошистка. - И весь июнь буду. Хочу, чтоб Васёнок наелся черешни и шелковицы! Недельки три еще, и поспеют. Миш… - Видова неожиданно посерьезнела. - Я тебя искала в Москве, но не нашла. И радик не отвечает! Понимаешь… Вася, он… У него твои способности прорезались!
        - Ну, ничего себе… - пробормотал я, снова теряясь.
        - Да! - горячо вытолкнула Инна. - А я же боюсь! Нет, не того, что Олег… - она оглянулась, и договорила: - …Что Олег догадается. Я за Васечку боюсь! Ты бы поговорил с ним… Пожа-алуйста! Просто, чтобы он не пугался! Ладно?
        - М-м… А ты у родителей живешь? Понимаешь, мне бы не хотелось пересекаться с твоей мамой…
        - А нет ее! - радостно воскликнула Хорошистка. - Умотала в Москву! Мама с новой родней спелась. А папулька сбежал от нее к пингвинам! - она засмеялась. - Мы вдвоем с Лариской! Братец писал, что вернется, а сам на флоте остался, перевелся с Владивостока в Камрань - это где-то во Вьетнаме… Пошли? - прекрасные синие глаза заглядывали моляще и чуть кокетливо.
        И как им откажешь?
        - Пошли, - сказал я.
        - Пошли! - зазвенела Видова, подлащиваясь. - Ты меня проводишь, да?
        - Типа того, - усмехнулся я.
        Инна зашагала рядом, и давняя услада холодила спину…
        Есть вещи, которые прощать нельзя, а память у меня хорошая. И воображение весьма живое. Легко представить себя с Инной в постели, вот только никакие ласки, даже самые горячие, не растопят ту грязную ледышку унижения, что засела во мне в тот декабрьский вечер, в павильоне «Мосфильма».
        Хотя… Ну, да, Хорошистке удалось-таки меня соблазнить. Не устоял. Зато закалился после! Намаялся, натерпелся… Вспоминать тошно. Иммунитет, так сказать, выработал. Да ведь все равно тянет!
        - Как твои киношные успехи? - спросил я, лишь бы голова не пухла от ненужных мыслей.
        - А никак! - хихикнула Видова. - Зато с осени буду работать в Театре сатиры, у Плучека. Хотя актрисы говорят: «Служить»! Да-а… Спасибо Гайдаю, со многими познакомилась, хотя гладко не будет. Мы, вот, дружим с Наташей Селезневой, так она же лет на десять меня старше! Да бо-ольше! А Олег сейчас, знаешь, где? В Голливуде! Там итальянцы будут снимать, и наши. Настоящий вестерн!
        Мы перешли улицу Чкалова и спустились в глубокую балку.
        - Знаешь, - негромко сказала Инна, - папа очень переживал из-за нас. Из-за меня. Из-за того, что мы с тобой расстались. Я ему доказываю, главное, что люблю другого, что Мишка сам виноват, а он только головой качает. И вздыхает… А три года тому назад я приехала сюда с Васенком. Папка как раз с зимовки вернулся… Потому и приехала, его хотела увидеть! И мы с ним как-то вечерком хорошо так поговорили. Ну, я поплакала немного… А потом… Не знаю, может, он заметил, как я с Васенком ношусь, как тискаю его постоянно… Папа мне на ухо шепчет: «А Вася… Он же Михайлович?» Я сникла, киваю, а самой так стыдно… А папка меня обнял, и говорит, как маленькой: «Дурындочка ты моя…»
        Мы поднимались по склону, уже замаячили плоские крыши пятиэтажек на Щорса. Инна шла рядом, близко, но меня не касаясь. И под руку не брала, остерегаясь задеть незримые «красные линии».
        - Дурындочка ты моя, - улыбнулся я, приобняв девушку за талию. Легонько. По-приятельски.

* * *
        Дверь нам открыла Лариса, розовая и свежая, кутаясь в пушистый махровый халат.
        - Мишенька! - радостно взвизгнула она, притискивая меня к пышному бюсту. На меня пахнуло чистым теплом, а щеки коснулись влажные волосы. - Какой же ты молодец, что пришел! А то эта лахудра…
        - Но-но-но! - заносчиво парировала Инна.
        - Девушки, не ссорьтесь! - развел я сестренок.
        - Ладно, я тогда в магазин сбегаю! - засуетилась старшая, хватая фен. Пять минут беготни - и Лариска выпорхнула за дверь, улыбнувшись мне напоследок.
        - И тишина! - смешливо продекламировала младшая.
        - А тебя как звать?
        На пороге гостиной стояла мелкая личность, схожая с Лениным на октябрятском значке. Синие глаза смотрели пытливо, но без опаски. Я присел, и протянул руку чаду:
        - Миша.
        - Вася, - ручонка утонула в моей ладони, и я задержал ее в пальцах.
        - Вась, а ты умеешь греть руками?
        Дитя вздрогнуло, покосилось на маму.
        - Мише можно, - проворковала Инна.
        - Могу! - сразу заулыбался малыш. - Хочешь, покажу?
        - Покажи.
        «Васенок» возложил ладошку поверх моей пятерни, и напрягся. А я уловил исходящее тепло - дитя испускало энергию мозга, мое проклятие и благословение!
        - Молодец! - похвалил я. - А теперь смотри…
        Посыл вышел слабеньким, но малыш ощутил его.
        - И ты тоже умеешь? - воскликнул он в полном восторге. - Вот здорово!
        - Именно, что здорово, - улыбнулся я. - Мы можем не просто греть, а лечить.
        Синие глазята вытаращились в полном восторге.
        - Как доктор Айболит?
        - И даже лучше! Вот выскочит вавка - у тебя или у мамы, а ты ее - раз! - и нету!
        Инна незаметно уколола себе палец иглой от брошки.
        - Ай! - воскликнула она жалобно. - Бо-ольно!
        - Больно лапку… - заворковал я, перехватывая изящное запястье. На вздрагивающем указательном наливалась красная капля. - Ну-ка, Вася, возьми мамин пальчик в кулак - и грей!
        Сын послушался и замер, смешно насупясь.
        - Ой, горячо как! - сбивчиво зашептала Хорошистка.
        А я вдруг ощутил, как мир вокруг незаметно и неслышно поменял одну бесконечность на другую. Как будто так всегда было: я сижу на корточках, рядом - Инна, она положила мне руку на голову, пугливо ероша волосы, а перед нами сопит мальчик. Которого я впервые в жизни назвал сыном.
        - Всё! - выдохнул Васенок.
        - Ой, Мишечка, ты глянь только! - воскликнула Хорошистка. - И не болит совсем!
        Краем сознания я различал тихий щелчок в прихожей, и дуновенье сквозняка, но даже головы не повернул, находясь в полнейшей уверенности - это вернулась Лариса.
        Я ошибался.
        - Дверь надо закрывать, - сказала Рита.
        Ее голос опадал рассеянно и безжизненно, а у меня в душе вздрагивал трусливый, срамный холодок. Я сжал зубы - оправдываться не буду! Мне каяться не в чем.
        - Привет! - несмело улыбнулась Видова.
        Моя жена не ответила, со смутной горечью глядя на Васёнка.
        - Семейная идиллия…
        - А как тебя звать? - осведомилось чадо.
        - Рита, - девичьи губы изогнулись в болезненной улыбке.
        Она что-то еще хотела сказать - грубое или ёдкое, что бросают сгоряча, но передумала - развернулась, и быстро вышла за дверь. Проклиная наши хромые судьбы, что блуждали в дурацком треугольнике, я выскочил следом, и крикнул:
        - Рита!
        - Ненавижу тебя! - с чувством вытолкнула девушка, спускаясь по лестнице и не оборачиваясь.
        - Да что ж ты делаешь… Рит!
        - Ненавижу! - загуляло по подъезду, отзываясь гаснущим эхо.

* * *
        Я бродил по городу до позднего вечера, влачась бессмысленно, но упорно. Как будто специально длил и длил отлучку - пошатался по «Универсаму», завернул в гастроном…
        Домой я вернулся в десятом часу. В зале бубнил телевизор, меча на стены отсветы с экрана, на кухне звякала посуда, и у меня отлегло.
        - Миш, это ты? - донесся Настин голос.
        - Я.
        Нацепив тапки, заглянул в комнату. Тихонько отворил дверь в спальню… Риты не было.
        Нервно потирая руки, прошел на кухню. Настя испуганно и огорченно глянула на меня.
        - А Рита уехала… - пролепетала она. - Сказала, что экзамены скоро…
        - Да? - задребезжал я, решая на ходу. - А мне завтра уезжать…
        - Тоже в Москву? - оживилась сестричка.
        - Нет, в Новосибирск.
        Настя быстро вытерла руки, и пошла меня обнимать.
        - Все будет хорошо, слышишь? - шептала она ласково, гладя по лицу непутевого братца. - Так хорошо, что лучше не бывает! Вот увидишь!
        Вторник, 20 мая. День
        Париж, площадь Оперы
        Погода стояла летняя - каштаны зеленели, шурша лапчатыми листьями, небо голубело, играя с пушистыми облаками, а парижане томились в ожидании отпусков. Скоро «столицу мира» накроет жара, и тысячи машин укатят на юг или на запад, к морю, оставляя город духоте.
        Вакарчук раздраженно фыркнул, сворачивая к «Де ла пэ». Настроение держалось около нуля. Степан не ожидал даже, что провал операции «Сафари» настолько подействует на него, вгоняя в депрессию. Он досадливо поморщился, отгоняя былые видения.
        Ах, какие надежды питались, какие ослепительные перспективы разворачивались… И всё зря!
        И кому, вообще, нужна теперь эта встреча? Какой смысл мотаться через океан? Или Е Пэ просто занадобилось галочку поставить в графе «Встреча с агентом»?
        - Фигня какая! - с отвращением вытолкнул Вакарчук, и вошел в кафе. Навстречу пахнуло ароматами «арабики» и сдобы, закрутился тихий гомон - нынче малолюдно.
        Питовранов сидел на обычном месте, листая «Монд».
        - И чего было звать? - забрюзжал Степан, садясь напротив. - В Нью-Йорке точно такая же какава с чаем!
        - И вам доброго дня, мистер Уортхолл, - светски поклонился Е Пэ, складывая похрустывающую газету. - Аперитивчику не желаете?
        - Выпьем, не чокаясь? - кисло пробормотал Вакарчук.
        Загадочно улыбаясь, его визави вытянул руку и разжал пальцы - на салфетку, шурша звеньями, осыпалась цепочка. Поверх упали два ключика, серебряный и золотой.
        Степан, не думая, накрыл тусклый блеск ладонью - и сгреб крошечное сокровище.
        - Тонкая работа, не так ли? - хладнокровно вздернул бровь Питовранов. - Говорят, сам Бенвенуто Челлини руку приложил… Ну, что? - ухмыльнулся он. - Вмажем по стакашке?
        - С горкой! - выдохнул Вакарчук, бережно пряча ключи, и вскинул руку в призывающем жесте: - Гарсон!
        Настроение, ухнувшее в черную яму провала, стремительно ракетировало - вверх, вверх, до самых высот.
        Глава 9
        Понедельник, 26 мая. Раннее утро
        Около границы Омской и Новосибирской областей
        Скорый поезд «Россия» катился, отстукивая километры долгого пути. За окном мельтешила лесопосадка - она нагоняла полосатые тени, а дальше проплывали зеленеющие поля. Где-то у самого горизонта глыбилось нечто промышленное, составленное серыми бетонными кубиками. Из полосатой трубы густо валил дым - его белые клубы походили на облака, и отливали на солнце, как обычные кумулюсы.
        Промахнул мимо железнодорожный переезд, заботливо звеня и мигая красным. У шлагбаума мирно фырчал «сто тридцатый» в ипостаси молоковоза, а из-за желтой цистерны выглядывала «полуторка» - новенький микрогрузовик, смахивавший на пикап-переросток.
        Я вздохнул, откидываясь на мягкую стенку. Вечно беру с собой книгу, чтобы было, чем заняться в поезде, да так и довожу ее до пункта назначения, не перелистав. Читать я люблю в одиночестве, когда ничего не отвлекает от страниц, сливающихся в придуманную жизнь. А в купе не уединишься.
        По соседству едет обстоятельная бабуся-профессорша, с удовольствием копирующая «старорежимный» стиль - на ней глухое платье с кружевным воротничком, скромная, но дорогая брошь, а тускло серебрящиеся волосы уложены в элегантную прическу. Вероника Леонидовна даже гордится, что ни разу не закрашивала седину: «В человеке всё должно быть прекрасно - и натурально!»
        А верхнюю полку занял двухметровый морпех-балтиец. «Черная смерть» зауважал меня, когда нечаянно смахнул ручищей бутылку лимонада, а я ее поймал - выцепил из воздуха, не глядя, на одном рефлексе.
        Нынче бравый дембель с чопорной «мисс Марпл» удалились в вагон-ресторан, а мне и чая довольно. С печеньем. Ну, и с кусочком колбасы, завалявшейся с вечера. Завтрак туриста.
        С неудовольствием чуя, что вот-вот приспичит, я покинул купе. Дотрагиваясь до поручней под окнами, прошествовал по «шатучему» коридору. Почти все двери купе сдвинуты, открывая чужие мирки.
        Вот едет семья. Мама в халате и папа в спортивке дуют чай, а строгая дочь с тугими косичками воспитывает непослушного братца. В следующем купе - консенсус. Трое мужиков в трениках расписывают пульку, шлепая картами об стол.
        Преферанс - игра в долгую, как раз к перронам Новосибирска подкатим. Хотя с чего я взял, будто нам вместе сходить? Может, троице до самого Владивостока телепаться.
        Почему-то именно в туалете вагон вело сильнее всего - пол убегал из-под ног, а стенки пьяно качались и дергались…
        …Я улыбнулся, сам себе напоминая Будду. Всё утряслось в душе, когда поезд с Помошной подъезжал к Харькову. Прошлое я не ворошил, и обиды свои не тетешкал.
        Да, мое влечение к Инне никуда не пропало. Ну, и что? Когда на экране блистает Линда Евангелиста или Моника Белуччи, меня и к ним тянет. Здоровая реакция здорового организма. Главное, головой надо думать, а не иным местом. Брать верх над основным инстинктом! И тут уж - извините, греха на мне нет.
        Но и что делать, не знаю. Искать Риту, бегать за нею, пытаясь всё объяснить? Не хочу. И не буду.
        Не из мальчишечьего упрямства, просто… Если нет доверия, слова бесполезны. Ситуации надо дозреть, тогда и выяснится, сгнил фрукт или поспел.
        А время пошло - когда приехал в Москву, сразу позвонил из автомата. Домашний телефон ответил приятным, но безразличным голосом Риты: «Да?» - и я повесил трубку.
        Она дома, с ней всё в порядке, вот пусть и думает. А я буду соображать в Новосибирске.
        Заявление на отпуск Дим Димыч подписал сразу, а, узнав, где я собрался отдыхать, крепко пожал руку. Оценил мой трудовой энтузиазм.
        С Ленинских гор вернувшись на Ярославский, я испытывал одновременно облегчение, неприкаянную свободу и сосущую пустоту. Спасибо попутчикам, отвлекли, заместили…
        Тяжкий грохот озвучил прокат по мосту. За прямыми и косыми тенями балок отсверкала извилистая речушка, и снова зачастил перестук, да звенящий гул колес. Версты, мили, километры…
        Люблю быть в дороге, люблю само чувство пути!
        Громко клацнула дверь в тамбур, и по коридору разнесся бодрый голосишко:
        - Горячее! Кому горячее?
        Я прислушался к организму, и понял, что одним чаем он не обойдется. За сдвинутой дверью купе замаячила шаткая алюминиевая тележка, уставленная судками, затем проявился сморщенный юркий дедок в белом халате и шапочке.
        - А что есть? - хищно поинтересовался я.
        - Биточки, шницели, гуляш… - зажурчал ветеран общепита. - На гарнир - пюре, гречка, макароны…
        - Гречку! - выбрал я. - И шницель!
        - С подливкой? - деловито поинтересовался дедок.
        - С подливкой!
        Заплатив сущие копейки, я ублажил нутро. Посидел, подумал - и ухватился за подстаканник. Организму для полного счастья требовался чай… С печеньем.
        Тот же день, позже
        Новосибирск, улица Терешковой
        А велик вокзал… Сразу чувствуется - мегаполис! Красивую башню с часами я заметил не сразу. Надо было сначала покинуть большое здание «для пассажиров поездов дальнего следования», и по арочному мостику выйти на «именную» площадь Гарина-Михайловского. И вот она, башня - венчает кассы пригородных сообщений.
        Правда, напротив высится гостиница «Новосибирск», своими двадцатью четырьмя этажами подавляя всю «Вокзалку», но сей объект чахнет в долгострое, хоть с виду и сдан. Повернемся к нему спиной…
        Я с любопытством осмотрелся. Звонить Мишке? Ни за что! Терпеть не могу, когда меня встречают. Да и зачем создавать людям проблемы? Сам как-нибудь доберусь.
        Новосибирское метро только строится, станции «Вокзальной» еще долго дожидаться, зато автобусов полно - вечножелтых «ЛиАЗов», вёртких «ПАЗиков», сочлененных «Икарусов»…
        О! Восьмой номер! То, что надо! Табличка на боку «ЛАЗа», красного с белым, извещала: «Ул. Фрунзе - Академгородок».
        Это я удачно сел! Отсюда до обиталища физиков километров тридцать, а пешком как-то не хочется.
        Сыто заурчав, «восьмерка» тронулась. Через площадь Ленина, по Бердскому шоссе, до Академической автобус шел добрых полтора часа, однако я не томился скукой. Новый город, новые люди, новые виды за окном. Сиди и любуйся.
        …На улицу Терешковой я вышел без труда.
        Если не приглядываться, то вполне можно было представить себе, будто доехал до первомайской окраины. Такие же дома прошлых лет, в три-четыре этажа, крытые шифером цвета осиного гнезда. Да и теплынь плыла вполне себе южная, а вот флора зеленела иная. Сибирская.
        Люди в обычной текучке жизни не приглядываются к тому, что их окружает. Даже едучи по Транссибу, не вникают, хотя изменения в природе волнами прокатываются за окнами вагона. Березу повисшую, излюбленную Левитаном, сменяет береза даурская… маньчжурская… Край за краем, вид за видом.
        А к улице Терешковой прижималась настоящая таежная опушка - вон, даже кедры нагоняют шороху.
        «Вперед, юный натуралист, - придал я себе ускорения, и вошел в тесноватый подъезд. - Вот будет весело, если никого нет дома!»
        Утопленная клавиша звонка отозвалась короткой трелью. Тишина за дверями всколыхнула досаду, но глухие шаги уняли ее. Щелкнула задвижка, и Лена в цветастом халатике сказала с мягким удивлением:
        - Быстро ты… - она осеклась, хлопая ресницами, и радостно взвизгнула: - Мишка! Приехал!
        Обнят и оцелован, я ввалился в прихожку.
        - Привет, Ленусик! А где это… светило доморощенное?
        - Светило в магазин побежало! - рассмеялась Браилова. - Соседка позвонила, сказала, что колбасу сырокопченую выбросили, а она очередь на нас заняла. Ну, в Академгородке снабжение хоть и получше, но все равно - не Москва!
        - Мандаринов со шпротами требовала уже? - улыбнулся я, кивая на округлившийся живот. - Чтоб вынь, да положь?
        - Не-ет! - хихикнула Лена. - Я по мелу тащилась! И школьные мелки грызла, и строительные… Все перепробовала! А знаешь, где самый вкусный мел оказался? В ветеринарном магазине! Добавка такая, для кур! Ух, эти гормоны! До того разгулялись, что… - она неопределенно покрутила кистью, и прыснула в ладонь. - Как-то раз Миша меня обидел. Страшно обидел! И вот я заперлась в ванной, рыдаю, сморкаюсь, а сама не помню даже, чем же он меня так оскорбил! Представляешь? А до чего ж надоело на остановках просиживать! О-о… Сижу, тупо смотрю на свой автобус: вот он подъехал… Вот он отъехал, а я, как дура, осталась!
        - Это пройдет, - улыбнулся я.
        - Ну, да… - неуверенно вздохнула Браилова. - Нет, у меня еще нормально, хоть токсикоз не слишком мучал. Да и на запахи почти не реагирую… - Она отвела взгляд, с запинкой выговаривая: - Ты, наверное, думал обо мне всякое… Вот, ведь, не с тобой, так с копией… Нет-нет, не говори ничего!
        - Лен…
        - Мишечка, мне надо это сказать! - настояла девушка. - Понимаешь… Я и сама толком не знаю, как всё вышло. Просто… Ты - сильный, ты уверен в себе, а он… Он был такой неприкаянный… А ведь Мишка - это ты! Мы совсем недолго пробыли вместе, но… хватило. И теперь… Теперь мне нужен именно он… - ее лицо дрогнуло, а глаза набухли слезами.
        - Ленка, ты чего? - встревожился я.
        - Да это… так, - сконфузилась девушка. - Ну… Я же всё понимаю! И ты не просто так приехал. Нет, нет, Мише обязательно надо помочь вернуться! Там и жена, и дочь…
        - Ты его жена, - с чувством сказал я. - Поняла? Мы хоть и разошлись со светилом твоим, другими становимся, но характеры-то у нас одинаковые. А характер - это такая данность, которую можно сломать, но изменить нельзя. Понимаешь? И я могу точно сказать, как Мишка поступит. Он ни за что тебя не бросит, а скучает он вовсе не по супруге, а по дочке. Вот, что его тяготит! Помогу, конечно… Но не для того, чтобы Мишка ушел от тебя! А чтобы вернулся со своей малышкой!
        - Он что, похитит ребенка? - растревожилась Лена.
        - Да хоть бы и так! Это, вообще-то, его ребенок…
        Наш разговор прервался клацаньем замка - это довольный Браилов шагнул за порог, победно тряся пакетом.
        - Урвал! - воскликнул он. - О-о! Какие люди! Здорово, брат-близнец!
        - Привет! - я стиснул его руку в своей. - Семью обеспечиваешь?
        - А как же!
        Мы перебрасывались никчемушными словесами, а в Мишкиных глазах росло беспокойство, затапливая зрачки смятенной чернотой.
        - Миш, - залепетала Лена, - ты меня, правда, не бросишь?
        - Да ты что? - всполошился «мой брат-близнец», изображая праведное возмущение. - Я, может, и паскудник, но не до такой же степени! Да и… Ну, ради кого мне тебя бросать? Ради Инки? Ой, ты даже не знаешь, что она за человек! Она всегда страстно любила себя, и ради любимой пойдет на всё!
        - Да уж, - поддакнул я ворчливо. - Инна - красивая, милая, добрая, но… Эгоистка конченая. Она будет с тобой нежна ровно до того момента, пока это важно для нее самой. Да и понять, где любовь, а где игра в чувство, сложно - Инна действительно хорошая актриса. Игра - Инкина пожизненная склонность, а индивидуализм - суть. Вот она вошла в образ влюбленной девушки, а вот вышла из него. Потому как появился другой - более известный, более обеспеченный… И пусть Инна даже осознает, что разрыв с бывшим оказался ошибкой, исправлять ее она будет по-своему. Знаешь такое выражение: «Бороться за свое счастье»? Вот Инна и поборется! А на войне, как на войне - все средства хороши. Причинить боль? Подставить? Предать? Да как угодно, лишь бы жить счастливо!
        - Похожа, - буркнул Мишка, дергая губой. - Мне, может, и повезло - Инна не изменяла, но… Просто у нее всё получилось и так, без постельных сцен. М-да… - он помрачнел. - А забеременела - хотела аборт сделать. Я ей устроил тогда… Может, и лишнего наговорил, но… Родилась Юлька. Сначала я даже думал, что Инна любит ее, и лишь потом понял, что ничего не изменилось - она любила себя в роли заботливой матери! Юля росла худенькой, на одних смесях - Инка быстро отлучила ее от груди. И вернулась на съемочную площадку… - вздохнув, дубль потер ладони, словно пришел с мороза. - Лен, ты только не думай, будто я ее специально оговариваю. Просто… Всё, вроде бы, шло нормально, как у всех, но иногда… даже не из пустяка, а вообще, из ничего Инка закатывала истерику. И я не сразу допер, что «нормально, как у всех» - всего лишь спектакль. Она просто репетировала, отыгрывая роли любовницы или, там, домохозяйки… Мне кажется, да нет, уверен - живи мы действительно, как все, в общаге или на съемной квартире со всеми неудобствами, Инка ушла бы в первый же год этой самой совместной жизни. Ждать «улучшения жилищных условий»,
терпеть - это не для нее! Она молода, красива, талантлива - и хочет пользоваться молодостью, красотой и своим даром. Здесь! Сейчас! Целиком и полностью! Не расходуя жизнь на мерзкий быт! И я ее понимал. В самом деле, зачем тебе житейские радости, если они станут доступны лишь в возрасте угасания! А тогда будь добр, муженек, обеспечь женушку! И разве это неправильно? Меня, правда, задевало, что всё, чего я добивался, все эти матблага принимались Инкой, хоть и милостиво, но как должное. За квартиру в «красном доме», за чеки в «Березку» она даже спасибо не сказала! Я, наверное, так и притерпелся бы, да и жил, но Юлька… Сам не думал, что смогу настолько привязаться к мелкой! И решил, что с меня довольно. - он помолчал, словно заново переживая былое. - Этой зимой Инка умотала на какие-то съемки в Италию, наплевав на декретный, а я разрывался между домом, работой и бабушками. Думал, дождусь свою «старлетку», и поговорю - о разводе, о дочке, чтобы со мной осталась… А попал сюда.
        Ленка ссутулилась, и Мишка обнял ее, притиснул - печальный изгиб девичьих губ подернулся слабой улыбкой.
        - Ленусик, - заворковал я, - сочини нам немного закуски! Коньяк у меня с собой. Выпьем за тебя, за нас, и за все хорошее!
        - Ага! - вдохновилась хозяйка.
        - А мы пока побалакаем…
        - Балакайте, балакайте… Кыш отсюда! - Лена шутливо выпроводила «близняшек» из кухни, маша фартуком, будто мух гоняла.
        - Мы испаряемся!
        Мишка утащил меня на длинный балкон, с которого просматривалась чуть ли не вся улица, а зеленая роща напротив делилась запахами хвои и терпкой листвы.
        - «Друзья» не тревожили? - прямо спросил я, косясь на окно кухни.
        - Мальчиши-плохиши? - губы у моего визави выдавили ехидцу. - Да вроде нет… Хотя… Знаешь, есть одна девчонка в моей группе… Лизой зовут. Прямо липнет ко мне! А однажды… Я случайно подсмотрел, как ей мужик какой-то выговаривал, да с угрозой такой, знаешь… Лизка сжалась вся, смотрит на него, как мышь на кота, а тот свое цедит. Так в тот день она еще пуще ко мне цеплялась! Я, дурак, похвалил ее - опыт, и правда, прошел с блеском, ну и… Даже не похлопал Лизу по плечу, а так, ладонью коснулся. А она - хвать меня за пальцы! - и прямо в ложбинку между грудей…
        - Ну, и как? - заинтересованно спросил я.
        - Пятый размер, - вздохнул Миша. - И тугие такие…
        - А мужик как выглядел? - сбил я эротический настрой.
        - Роста среднего, да и возрасту… Где-то на шестой десяток тянет. Морда квадратная, брыластая… Брови густые, как у Брежнева, а волосы - соль с перцем. Глазки маленькие, синенькие, взгляд неприятный, а нос большой, широкий, как у мулата. Губы тонкие, а уши словно приклеенные - не оттопыриваются. И привычка странная: молчит - и челюстью быстро двигает влево-вправо…
        - Особая примета… - молвил я задумчиво. - Ла-адно… Разберемся.
        Мишка пристально глянул на меня.
        - Ты хоть вот настолько, - он свел большой и указательный, - уверен в моем… хм… двойном возвращении?
        - Сначала туда, к Инне, а потом сюда, к Лене? Уверен, - помолчав, я усмехнулся. - Главное - понять, откуда ты такой взялся… Из иного временного потока или из сопредельного пространства? Как бы там не критиковали Альберта нашего, Эйнштейна, но он-таки прав, увязывая пространство и время в континуум. И, знаешь, побарахтался я с этой хронодинамикой, и понял, что теоретически мы можем изучать исключительно время, но на практике, на опыте всё равно вылезают пространственно-временные структуры… - я облокотился на высокие перила, насмешливо косясь на дубля. - И не смотри зверем, сейчас всё растолкую. Помнишь, как у нас ничего не получалось с расчетами заброса? Хоть в будущее, хоть в прошлое - если дистанция больше десяти-пятнадцати минут, вся математика летела к черту!
        - Ты не поверишь, - хмыкнул дубль, - она до сих пор туда улетает!
        - А фиг! - заулыбался я с видом мелкого триумфатора. - У меня новая теория. Вводишь в уравнения сигма-член, новую темпоральную постоянную, и все тензоры тут же виляют хвостиками! Просчитал намедни чуть ли не половину забросов, и всё сошлось. Но! - задрал я палец. - Если эта моя теория верна, то во Вселенной не одно, а несколько совмещенных, взаимопроникающих пространств… Наше назовем альфа-пространством, сопредельное пусть будет бета… Ну, и так далее. Каппа… Эпсилон… Вопрос: из какого же ты выпал, на свою голову?
        - Поздравляю, - кисло улыбнулся Мишка. - Мало нам было физики времени, теперь еще и физикой пространства занимайся!
        - Балбес, - хмыкнул я. - Вы там, у себя, эмиттер выставили хоть?
        - Так точно! - отрапортовал «балбес». - На порядок мощнее твоего, кстати. На неделе начну испытания…
        - Начну я! - последовал жесткий ответ. - А ты, как дважды папаша, едешь в Москву по моему паспорту… и вот по этому направлению. Подрихтуешь внешность, получишь новые документы…
        - Ты чего о себе возомнил… - глухо, со сдержанной злостью затянул Мишка, и мой палец вонзился ему в живот.
        - Ты так не можешь, ты в спортзал ПГУ не ходил, - хладнокровно сказал я.
        - Отобьюсь, ч-чучело… - засипел дубль.
        Я мягко притянул его за грудки, и пропел в лицо:
        - У тебя на шее маленькая девочка, а осенью заблажит еще одна! Или один, не важно. Я же свободен, и плачу, пока что. налог на малосемейных. Дошло?
        - Я тебе еще устрою, чучело заботливое, - грозился Мишка по инерции, отряхиваясь, и мстительно, натужно пошутил: - Не, лучше Ленке пожалуюсь. Прибьет с особой жестокостью и цинизмом!
        - Аллес капут! - я примирительно улыбнулся. - Пошли, выпьем! Посидим на дорожку… Пошли, пошли! А то мне завтра на работу, и рано вставать. Ты же не хочешь, чтобы я на Лизу перегаром дышал?
        Тот же день, позже
        Аравийское море, борт ТАВКР «Минск»
        Не верилось даже, что обычная вода способна отливать настолько глубокой, яркой, пронзительной лазурью. Как будто кто подкрасил море синькой. А небо словно выгорело на солнце - блеклое и мутное, зависло между космосом и океаном.
        Гирин выбрался на корму, мимоходом пошлепав ладонью по сложенному крылу «Як-39», теплому и гладкому. Чуток шустрее «тридцать восьмого», а все равно, не хватает тяги. Зато - истребитель! «Си Харриеру» наваляет запросто.
        Мичман прищурился. Где-то там, на востоке, тянулся бананово-лимонный индийский берег. Его застила колонна кораблей - эти тоже отдавали знойной экзотикой.
        Посередке ковылял дедушка Западного флота - легкий авианосец «Викрант». Его охраняли два фрегата - «Хукри» с «Годавари» - и эсминец «Раджпут».
        Да и советская эскадра не впечатляла числом. В кильватер «Минску» шел систер-шип, ТАВКР «Киев», колуном разваливая волны, а за ним подтягивался крейсер-вертолетоносец «Ленинград». Зато охранение какое! ТАКР «Киров», эсминец «Современный», ракетный крейсер «Севастополь»! Новенькие, мощные, могучие!
        Индия собралась бодаться с Пакистаном, и американцы тут как тут - подкрались со своей АУГ. Хотят «нейтрализовать» индийский флот.
        «А мы нейтрализуем американский!», - воскликнул Якушев на политинформации.
        Гирин улыбнулся: «Помяни черта…»
        - Здравия желаю, товарищ капитан третьего ранга! - он лихо отдал честь.
        - И тебе не хворать, мичман! - ухмыльнулся замполит. - Любуешься?
        - Ага… М-м… Так точно!
        - Да-а… - затянул каптри. - Заварушка выйдет веселенькая…
        - Мы - за индийцев, амеры - за паков…
        - За паков? - вздернул бровь Якушев. - А-а… Пакистанцев… Эх, мичман, думается мне, всё куда серьезней. Паков подкармливает - и подзуживает Китай… Чуйка мне нашептывает: Дели хочет потягаться не с Исламабадом, а с Пекином!
        - Ого! - нахмурился Гирин. - Нет, ну индийцев тоже можно понять. Китаезы отжали у них Аксай-Чин и Аруначал! И каково им теперь? Стерпеть и утереться?
        - Между нами, мичман, - каптри на всякий случай оглянулся. - Что-то мне подсказывает, Индия на старой границе не задержится, ей весь Тибет подавай!
        - Ну, ничего себе… - пробормотал Иван. - Ну-у… Ладно. Допустим, в час «Хэ» индийские самолеты наносят Бэ-Шэ-У… э-э… бомбово-штурмовой удар по китайским радарам, складам боеприпасов и горючки… по аэродромам и мостам в Тибете. Допустим! - надавил он. - А тамошние партизаны, вместе с индийским спецназом… Да и с вьетнамским, с бирманским! Короче, всем гамузом, то есть интернационалом, захватывают дороги и перевалы, отрезая Тибет от континентального Китая!
        - А из Индии перебрасываются подкрепления - они блокируют китайские гарнизоны, добивая или беря в плен, - азартно подхватил Якушев. - ВВС с баз Кашмира, Уттаркханда, Сиккима и Аруначал-Прадеша прикрывают операцию с воздуха. Москва погрозит пальчиком, чтобы Пекин не баловался ракетами «Дунфэн-2» со спецзарядами, и - па-пам! - Далай-лама возвращается в Лхасу… А здорово мы придумали! - рассмеялся он, и посерьезнел, качнув головой: - Или напророчили?
        Заревели двигуны «Яков». Взлетев с короткого разбега, пара звеньев завиражила в выцветшем небе. Будто эхо, докатился воющий гул с палубы «Викранта» - один за другим в воздух поднимались истребители «Си Хок».
        Набрав высоту, советско-индийская эскадрилья взяла курс на юг - там, на самом краю синего моря, ломал горизонт «Энтерпрайз». Серая громада авианосца едва угадывалась в блеске вод и мути испарений.
        - Явились, не запылились… - забурчал замполит.
        - Нейтрализуем, товарищ капитан третьего ранга! - ухмыльнулся мичман.
        Глава 10
        Вторник, 27 мая. Утро
        Новосибирск, проспект Науки
        Лабораторию Браилова пригрели в Институте ядерной физики, и это было удобно, комфортно даже. Крупнейший НИИ, тысячи ученых, маститых и начинающих - затеряться не трудно. А уж секретность «тахионного проекта» точно никого не смущала. Когда это физики-ядерщики работали в открытую?
        С утра я малость опаздывал, но не занимал подъездную дорогу в гордом одиночестве - ученая братия и обгоняла меня, и отставала, кучкуясь, чтобы обмозговать проблему, недоступную простецким умам.
        Мне понравился главный корпус ИЯФ - выступающие простенки на серой пятиэтажке издали напоминали колоннаду, и здание в точке перспективы гляделось величественно. Туда же сходились темные еловые аллеи, обрамляя подъезд; они подчеркивали и статусность, и сибирский шарм.
        Мишка перед отъездом долго и нудно инструктировал меня, пока я не озверел окончательно, но помогло же! Не спалился, всех сличил - и фигуристую Лизу Пухову, и солидного Ипполита Георгиевича, и развеселого Витю Бубликова.
        Да и кто бы меня заподозрил? Лицо - Мишкино, и пропуск его, и паспорт, если что. Я усмехнулся, второй раз в жизни минуя проходную «Института ядерной физики СО АН СССР», как значилось на доске у главного входа.
        Не такие уж мы и двойники, как оказалось. Внешне - да, а внутренне… Оба Миши Гарины эволюционировали, но время по-разному корежило нас.
        Интеллигентские замашки слупило с меня, как шелуху, я приспособился к прошлому, став жестче, тверже, пусть даже злее, безжалостней и беспощадней, а вот Мишка не растратил былую мягкость. Хотя… Но ведь стрелял же он по «суперагентам», прикрывая мою спину!
        «Все равно мямля», - улыбнулся я, начиная воспринимать «дубля», как младшего брата, трогательного ботана-недотепу.
        Сейчас, правда, из-за разлада с Ритой, он меня больше бесил - неуверенностью своей, дурацкими рефлексиями…
        Нет, я и сам люблю порассуждать, задуматься о чем-то, распереживаться даже, но - потом, после решительных действий, а не вместо них.
        Растет во мне смутное подозрение, что точку невозврата мы с ним прошли вовсе не на «картошке», когда они с Инкой вдвоем лишились девственности, а гораздо раньше. Возможно, в первые дни после заброса из две тыщи восемнадцатого. В Одессе.
        Спасая Марину, я тогда впервые открыл счет умертвиям, убив парочку уголовников - одного застрелил, чтобы не обижал девочек, другого «Волгой» растер по «Москвичу»… И всё! Вернуться к прежнему Мише, задроту с кучей комплексов, уже не выходило. А вот ездил ли на рынок в Бугаёвке мой двойничок?
        Или тоже «не получилось», как с Барухом?
        «Спрошу!» - пообещал я себе, и резво зашагал в лабораторию.

* * *
        Толстая медная жила пружинила, но мне все же удалось наживить болт. Зазвякав ключом на тридцать два, я туго, до скрипучего визгу, затянул гайку.
        - Нормально! - заценил седоусый Ипполит Георгиевич, сменивший выглаженный белый халат на синюю спецовку. Тоже, впрочем, аккуратненькую - на широченных штанинах даже стрелки наведены.
        Отшагнув, я охватил взглядом грузный диск эмиттера, охваченный индикаторными кольцами, как бочка обручами.
        А молодец Мишка! Так резко поднять мощность - это надо уметь! Пока я мусолил новую триггерную схему, он ее довел до ума - там еще, у себя, и не понятно, где.
        По будням, видать, припахивал, по выходным, в перерывах между заполошной беготней - с работы в детсад, из садика к бабе Римме или к бабе Лиде, по магазинам… М-да… Отец-герой.
        Я вспомнил самый первый эмиттер, занимавший две комнаты в Центре НТТМ. Под его громыхавшими кожухами светилась каскадная чересполосица лазерных лучей, выбивавших из нелинейных кристаллов запутанные фотоны.
        Ничего особенного, всего лишь «умноженный» опыт Аспэ. Тысячи спутанных квантов мгновенно обмениваются информацией, а переносят ее тахионы. Вопрос: как их уловить, эти чертовы сверхсветовые частички? Как их собрать в один пучок?
        Вот вам и ответ… Рукой в нитяной перчатке я любовно огладил панель эмиттера. Уметь надо!
        Завтракавший всухомятку Георгиевич добирал чернушкой с салом - упоительный аромат дразнил мои ноздри, и мысли сразу приняли иное течение. Вспомнилась здешняя столовая и прославленное «блюдо Вексмана» - гуляш с гречкой.
        Организм возбужденно заслюноточил…
        - Привет, Мишенька! - ласковый Лизин голос обволакивал, проникая до глубин естества и щекоча подкорку. - Что к нам не заходишь? Девчонки специально больше чая заварили! И пирожки были…
        - С чем? - живо заинтересовался я, поворачиваясь.
        Невысокого роста, Пухова обладала идеальной фигурой и, похоже, стеснялась своей, чрезмерно «бидструповской», женственности. Меня самого, стоило приметить Лизу, посещали «мультяшные» ассоциации - то с Джессикой Рэббит, то с гиноидом Сикс…
        Девушка стыдливо не затягивала халат пояском, иначе проявилась бы немыслимая узина талии и амфорная линия бедер. Зато белая ткань отыгрывалась на «верхних девяноста», еле обтягивая высокую грудь.
        Перехватив мой нескромный взгляд, Пухова дразняще улыбнулась.
        - С луком-яйцом были, - замурлыкала она, прижимаясь ко мне как бы невзначай, - с капустой…
        Бесцеремонно обняв Лизу, я приник губами к нежной шее.
        - Я, как кошка, лащусь… - пролепетала девушка, задыхаясь. - А ты так и не пришел…
        - Да, - ответил я невпопад, заставляя себя думать о таинственном мужике, якобы угрожавшем Пуховой.
        - А сегодня зайдешь? Ну, пожа-алуйста! Очень тебя прошу…
        Я развернул ослабевшую и покорную девушку, и крепко поцеловал. Даже губы у нее упругие…
        - Зайду после работы. На часок. М-м?
        - Да-а! - жарко выдохнула Лиза.
        Немного отвлекшись от известных переживаний, я ощупал не тело ее, а душу. М-да…
        Никакой любовью тут и не пахло. Девушка относилась ко мне с огромной симпатией, но не более того. Страсть, правда, наличествовала, но объяснялась просто - Пухова отличалась не только сексуальностью, но и пылкостью. Моих грубых ласк хватило, чтобы кровь в ее прекрасном организме начала закипать.
        - Я на проспекте Строителей живу, - сбивчиво заговорила девушка. - Вот, я тут на листочке накарябала…
        Сложенную записку я сунул в карман, созерцая, как вздрагивавшие Лизины пальцы поправляют волосы.
        «Если это не свидание, то что? - роились варианты в голове. - Засада? Или подстава? Спрыснем радость, а в бокале - клофелин…»
        - Приду ровно в пять, - пообещал я, излучая обаяние, как эмиттер - тахионы.
        Тот же день, позже
        Новосибирск, проспект Строителей
        Проспект Строителей еще пуще напоминал о сибирской тайге, чем улица Терешковой - здесь дома выстроились исключительно по нечетной стороне, а на четной вставал лес густой. И не какие-нибудь хилые осиннички, да квелые ольшаннички, нет - высоченный брутальный сосняк.
        Застройка не шибко впечатляла, будучи малоэтажной в стиле пятидесятых, но в отдалении уже взбирались на небо хрупкие «конструкторы» - строительные краны, торжественно обещая сложить высотки из панелек.
        Миновав дворец молодежи «Юность», я вышел к Лизиному дому, чей фасад прикрывал ряд тонконогих елей. Подъезд оказался шумным, бездумно расточавшим молодую энергию - в любой квартире пели либо смеялись, испуганно пытались перекричать детский рев или воинственные кличи разбушевавшихся малолеток.
        Постучав, я приоткрыл незапертую дверь Лизиной двушки, и просунул голову в темноватую, не слишком загроможденную прихожую:
        - Можно?
        В комнате напротив что-то упало с тяжким звоном, и ко мне выскочила Пухова - в халатике, как и утром, только коротеньком, цветастом и туго перепоясанном.
        - Ты пришел! - счастливо воскликнула девушка, с ходу обнимая, тискаясь, покрывая мое лицо поцелуями. Мне даже неловко стало от бурного напора. - Раздевайся!
        Позже, анализируя наше нечаянное свидание, я пришел к выводу, что Лиза с ходу перехватила инициативу. Пока я снимал сандалии, Пухова скинула халатик. Я замешкался на какую-то секунду, созерцая чудное виденье - и она стянула с меня штаны вместе с плавками. Рубашка оставалась последней линией обороны, но и она пала под ловкими девичьими пальцами.
        Сложно противиться вожделению, когда ты гол и бос, а красавица жмется к тебе, выпрашивая ласки!
        Я бессовестно лапал Пухову, и мне легчало. Ослабевали натянутые нервы, уходила подавленность, унималось ожесточение к Рите. Но и рассудок крепчал.
        «Угомонись, - внушал я себе, - иначе завтра оба будете глаза прятать!»
        Сожалея, я неохотно убрал руку из гладкой промежности. Вмял напоследок ладонь в атласную туготу Лизиной груди, а пальцами утопил отвердевший сосок, будто кнопку.
        Девушка всхлипнула.
        - Ты на меня обиделась? - мой голос выдал огорчение.
        - Нет-нет, что ты! Ты - хороший, это я… Такая…
        Я решительно занял угол кровати, звякнув пружинами, и усадил Лизу на колени. Обняв меня за шею, шмыгая носом и вздыхая, прелестница заговорила, выкладывая «стыдные» тайны:
        - Три года назад я развелась с мужем… Мы долго встречались, и мне казалось, что хорошо его знаю. А он скрывал, что игрок! В общем, проиграл в карты и квартиру, и машину, и гараж, и все деньги, что заработал в Норильске! Представляешь? А еще он был замечательный фотограф… Настоящий талант! Однажды Толя снял меня на даче. На заднем плане поленница, а я стою в одних босоножках…
        - Замечательная вышла фотография! - с чувством высказался я.
        Лизины глаза опять наполнились слезами, и я поспешно обнял «любовницу», гладя ее по голове, по плечам, успокаивая и бормоча ласковые глупости.
        - Я… Я вообще хотела сжечь эту фотку, но жалко стало… - бормотала девушка, хлюпая носом. - Хранила в «секретном» альбоме, да еще и в конверт засунула. И вот, где-то неделю назад, я ее там не нашла. Конверт остался, а в нем - пусто. И, понимаешь, я же привыкла всё класть на место! А тут… до меня вдруг дошло, что кто-то основательно порылся в моих вещах! Книги лежали не в том порядке, пластинки на радиоле перепутаны… Главное, деньги в шкафу, под стопкой полотенец, остались - их тоже трогали, но не пропало ни рубля! И сережки с изумрудами, старинные, еще от прабабки достались… спокойно лежали в шкатулке! А на другой день меня встретил этот Иван…
        - Пожилой, такой, глазки мелкие, а нос, как у негра? - быстро спросил я.
        - Да… - Лизины глаза расширились. - Ты его видел? Где?
        - Возле института, - мне вспомнился рассказ Мишки. - Он приставал к тебе?
        - М-м? А-а, нет! Иван сказал тогда… - девичий голос дрогнул, истончаясь. - Сказал… если я не сделаю того, что обещала, он покажет фотографию моей маме и сестренке. Младшей… Вижу, ты думаешь: а что тут такого? Ох… Ты просто не знаешь мою маму! Она очень строгая - и в бога верит, и в церковь ходит тайком. Для нее даже декольте - непотребство! Ой, что ты… Я же от нее фотку и прятала! Не дай бог, увидит… Всё! Даже на порог меня не пустит! Только не думай, что она фанатичка какая-нибудь. Нет. Суровая, вечно в глухом платье… Но я же знаю, что мама - добрая! Помню, как я плакала в Великий пост, конфетку хотела. Мама ругала меня, а вечером дала большущий «Гулливер»! И сестренка в нее пошла. Я-то комсомолка и атеистка, а Галка вообще в духовную академию хочет, она иконы пишет… И я ее тоже люблю, и не хочу, чтобы она потом всю жизнь за меня молилась, за пропащую!
        - Короче говоря, этот Иван тебя шантажировал, - подвел я черту. - А в обмен на фотографию хотел, чтобы ты завлекла меня к себе и угостила вином с клофелинчиком, как Анна Сергеевна… Помнишь, в «Бриллиантовой руке»?
        Лизины плечи затряслись, и она заревела в голос. Попыталась вырваться, встать, но я лишь крепче ее притиснул.
        - Плакса-вакса… - мое ласковое воркованье звучало безо всякого притворства. - Ну, чего ты плачешь? Ты же меня не угощала!
        - Не-ет! Я не могу та-ак… Не хочу-у! Ты мне очень нравишься, с самого начала, а Иван… А он… У-у-у…
        - Лизочка, не плачь, - ворковал я, платонически водя ладонью по великолепному, восхитительно крутому изгибу бедра. - А давай этого Ваньку самого заманим?
        Девушка захлопала слипшимися ресницами.
        - Давай! - и на ее губах протаяла смущенная улыбка.

* * *
        Лиза притащила в спальню начатую бутылку дорогого «Киндзмараули», и плеснула в два бокала. Глянула на меня, уже не тая испуг и стыд.
        - Подкинуть?
        - Эх… Жалко… Нет, ну, а вдруг?.. Во! Сюда, тут меньше.
        Две таблетки булькнули в красное полусладкое.
        - Звони Ивану, - отрывисто велел я. - Только халатик накинь, не хочу, чтобы этот Ванька на тебя глядел!
        Хихикнув, девушка подхватила халат и вышла за дверь, усиленно вертя попой. Я проводил ее долгим взглядом.
        «Красота-то какая…»
        Мне-то даже пледом не прикрыться, мешать будет. Я откинулся на подушки, и стал ждать.
        Мишка выдал мне координаты полковника Фролова из новосибирского УКГБ, но когда это я действовал строго по инструкции? Надо было сначала самому убедиться, что Иван - засланный казачок…
        - Алло? - донесся холодный голос Лизы. - Да. Клиент созрел…
        Я мягко улыбнулся, и передернул зябнущими плечами. И сколько мне еще валяться голым и в пупырышках, раскинувшись в эффектной позе?
        Зашлепали тапки, и девушка выдала с порога тревожным шепотом:
        - Он нас видел! В лесу прячется! Будет тут через минуту!
        В ее голосе забились панические нотки, и я подозвал Пухову к себе:
        - Поцелуй меня, и успокойся.
        Лиза послушно припала теплыми губами, и пискнула:
        - Я боюсь!
        - Лизочка, ты даже себе не представляешь, до чего я сам… как Фантомас!
        В дверь тихонько постучали.
        - Открой.
        Причитая шепотом, Лиза заспешила в прихожую, а я изобразил усыпленного любовника. Глухой мужской голос, резкий и неприятный, заставил меня поморщиться, но я тут же распустил рот. Станиславский бы поверил.
        Не разуваясь, Иван протопал в спальню. Я видел сквозь ресницы, как он качнулся на пороге, ухмыльнулся злорадно… Модную холщовую сумку с трафаретными росписями положил на стул, а куртку-ветровку небрежно швырнул за комод.
        - А… Мише ничего не будет? - испуганно пробормотала Лиза. Ей даже не пришлось репетировать и заучивать текст, набросанный мною на тетрадном листке - она и в самом деле боялась, тревожилась за меня. А вот Иван был бесстрастен и деловит. Наполнив шприц спецгадостью, он нетерпеливо вытолкнул через плечо:
        - Не теренди! Если бы я хотел его убить, то давно бы это сделал, - Иван прыснул из иголки, склоняясь надо мной. - Всё будет чинно-благородно… Мы с ним поговорим… хе-хе… по душам!
        Мне даже напрягаться не пришлось - нога, согнутая в колене, распрямилась, ребром стопы врезаясь в морщинистую, но крепкую шею. Шприц, блеснув, воткнулся в скомканное одеяло.
        Иван всколыхнулся, отшагивая. Его ощутимо вело, но вбитые долгими тренировками рефлексы пересилили слабую плоть.
        А я слишком сосредоточился на том, чтобы не убить противника ненароком, из-за чего едва не пропустил рубящий удар ладонью. Кровать сотряслась, жалобно звеня пружинами, несчастная подушка поглотила инерцию мощного шуто-сакоцу-учи, а моя левая пятерня всеклась Ивану в шею. Тот содрогнулся, и рухнул ничком, зарываясь лицом в простыню.
        - Веревку! - выдохнул я, соскакивая на пол.
        Рывком ворохнув тушу недавнего противника, я стащил ее к батарее, тулившейся под окном.
        - Вот! - Лиза протянула мне моток вервия простого.
        Усадив Ивана спиной к радиатору, я распял его, привязав левую руку к стояку, а правую - к облупленной трубе.
        - Фу-у… А теперь - вторая часть Марлезонского балета!
        Вены на мускулистых руках поверженного врага вздулись основательно - игла вошла легко, вкачивая «сыворотку правды». Иван замычал, но я лишь оскалился.
        - Мычи, мычи…
        - Нашла! - радостно зазвенел голос Лизы.
        Смеясь, девушка показала мне фотку, цветную и яркую, где она позировала, изогнув стан и закинув руки за голову. Гордая открытость подчеркивалась неласковой усмешкой Лилит, всезнающей, но непрощающей.
        - Браилов, сволочь… - подал Иван хриплый голос.
        - И еще какая! - подхватил я, натягивая трусы. - Лучше скажи, на кого работаешь.
        - Не на КГБ точно! - закашлялся смехом распятый.
        - Фамилия?
        - Ну, Лунин… - скучно вытолкнул Иван. Спецпрепарат пропитал его мозг, как чернила промокашку, и «язык» разговорился. - Нас послали следить за тобой… Цэрэушник приказал - резидент новый в Москве. Сказал, что будет платить по тыще рублей в месяц, и подъемные выдал. Всё чинно-благородно…
        - Ты сказал: «Нас».
        - Ну, меня и Сергея. Сергея Дыскина. Мы вместе служили. Контрразведка, понял? Второй отдел!
        - Чего ж вы так непрофессионально? - дернул я губами в усмешке, выворачивая мятые штаны. - Следили бы, раз уж белый господин приказал. А вы сразу - «прямые действия»…
        - Да чтоб ты понимал, щегол! - презрительно фыркнул Лунин. - И цэрэушник этот - дурака кусок! «Отмечайте проведение новых экспериме-ентов, установку аппарату-уры…» - передразнил он. - А кто нас туда пустит, к ядрёной-то физике? Знаешь, где мы с Серегой целыми днями ошивались? В кафешках, на остановках, у подъездов! Уши растопыривали, и слушали мэ-нэ-эсов! Спорим, ты даже не заметил, что первый отдел в институте пополнился? Да чуть ли не вдвое! Тебя пасут, больше некого! А домой к Браиловым легко ли забраться? Там, в лесу напротив, всегда пара-тройка крутых парнишек дежурит, то ли из «семерки», то ли из «девятки»! А какая толпа тебя каждый день провожает с работы и на работу, в магазин и домой… О-о… Не замечал? Да куда тебе… А ты в курсе, что к вам соседи новые переехали? Чуть что, блокируют подъезд! А прямо под вами дедок прописался, новоселье справил на той неделе. Так он в одиночку любую гопу уделает! Сам Тугаев, понял? Из СМЕРШа! Мы с ним каждый божий день пересекались в ростовском управлении… Хех! Ростов-папа! Служили вместе, на Фридриха Энгельса, только этажи разные… - Иван мотнул головой,
перекатывая затылком по подоконнику. - Глянул я на это дело… «Не, говорю, Серый, непроханже! Расколем этого физика-лирика, и сдаем назад. Не то застрянем в этих местах надолго - тайгу пилять!» - он скривился. - Слышь, Браилов? Дай попить!
        - Потерпишь.
        Я застегнул рубашку, и вышел в зал. Лиза стояла, молитвенно сжав ладони. Мимоходом чмокнув ее (и щечка упругая, надо же…), я выцепил из кармана радиофон Браилова.
        - Лена? Привет, это Миша… Тот, тот… Слушай, будь другом, спустись на второй этаж и постучись в квартиру под вами. Спроси Тугаева…
        - Чтоб он тебе позвонил? - отозвался голос, приплывший по радиоволнам.
        - Смышленая ты, сил нет! Скажешь, срочно.
        - Сейчас!
        Звонка я дожидался минуты две, не больше.
        - Алло? - голос донес нотки растерянности.
        - Товарищ Тугаев? - вкрадчиво спросил я
        - М-м… Это вы… который сосед сверху?
        - Он самый, - мои губы задело мимолетной улыбкой. - Вы уж извините, но вас узнал Иван Лунин. Говорит, служил вместе с вами в Ростове… А сейчас гражданину Лунину пора пообщаться с «важняком» из СМЕРШа!
        Диктуя адрес, я ощутил, как к моей спине прижалась девушка, обнимая и гладя рубашку на груди.
        - Подари мне свою фотку, - улыбнулся я, мягчея.
        - Ладно! Я только подпишу… Вот!
        Полюбовавшись нагой красоткой на фоне березовых поленьев, я глянул с обратной стороны. Там вился размашистый почерк: «С любовью, Лиза».
        Глава 11
        Четверг, 29 мая. День
        Новосибирск, улица Коммунистическая
        Здание УКГБ не гудело исполинским ульем - его полнили будничные шумы, гуляя по длинным коридорам и вихрясь у лестничных площадок. Но полковнику Фролову чудилось, будто все отделы взбудоражены нынче, и шаги офицеров по красным дорожкам учащены, и глухие отголоски из открытых дверей звучат взволнованней, чем обычно.
        Николай Степанович усмехнулся. Помнится, коллеги из Ленинграда завидовали его «спокойной» службе. Провинция же! Глубокий тыл. Да нормального шпиона в Сибирь никаким «длинным долларом» не заманишь!
        Ага… Как-то глазастые вохровцы с авиазавода приметили странную парочку - эти двое смешивались с выходящими после смены рабочими, вместе шли по виадуку, затем возвращались к проходной - и снова цеплялись к заводчанам.
        Обоих задержали, а те предъявляют дипломатические карточки! Мы-де помощники военно-воздушного атташе посольства США в Москве! Ага…
        А другая парочка «гуляла» вокруг штаба Сибирского военного округа. Расхаживают, будто моцион совершают, но иногда останавливаются, кладут чемоданчик на землю, и давай местностью интересоваться - на окна штаба поглядывают, на дома вокруг… А чемоданчик-то непростой! И ставили его аккурат на крышку колодца, где кабельная связь штаба - прослушивать и записывать, о чем там чины по телефону гутарят…
        В дверь постучали, и в кабинет тут же сунулась вихрастая голова майора Сизова.
        - Разрешите, товарищ полковник?
        - Да заходи уже весь, - проворчал Фролов. - Ну?
        Майор прикрыл дверь за собой, и браво доложил:
        - Мы вышли на подельника Лунина, Сергея Дыскина. Блокировали дом, группа захвата поднялась на этаж…
        - Миша! - резко сказал начальник УКГБ. - Не тяни кота за… за хвост! Взяли?
        - Агент на крышу рванул… - замялся Сизов. - И перескочил на соседнюю пятиэтажку! А мы не сразу-то и поняли… Да не поверили просто! Там же метров пять между домами! Короче… - горестно вздохнул он. - Ушел.
        - Да чтоб его… - кисло поморщился Фролов. - А Лунин?
        - Поет, товарищ полковник! - ободрился майор. - Выложил даже малейшие детали. Само собой, всю вину валит на Дыскина, но сотрудничать готов.
        - Ну, и то - хлеб… - проворчал Николай Степанович. - Ты вот что… - порывшись в бумагах, он вчитался в распечатку. - Задание у Лунина больно уж специфическое, сплошная физика, поэтому с докладом цэрэушникам не спеши. Свяжись с этим… с Браиловым, пусть он тщательно выправит «дезу». Чтобы и американцы поверили, и нам лишнего не сболтнуть. Как он, вообще?
        - Браилов? Да боевой товарищ! У Лунина спецподготовка, а этот… завлаб скрутил его. Смеется! Я, говорит, не одну физику зубрил, физкультуру тоже не пропускал!
        - Ну-ну… В общем, привлеки его. Пусть напишет… хм… сочинение на вольную тему! Но сначала… Излови мне этого прыгуна!
        - Есть, товарищ полковник! Разрешите идти?
        - Топай, давай…
        Ненадолго отворившись, высокая дверь запустила в кабинет блуждающие эхо, и тут же отсекла отгулы.
        «Бережет покой хозяина», - усмехнулся Фролов.
        Кряхтя, он встал из-за стола, глянул мельком на портрет Дзержинского кисти местного дарования, и приблизился к окну. Глубинка…
        Да, в чем-то ленинградцы и правы были. Даже Новосибирск, хоть и миллионник, а вечно с краю, далеко в сторонке от высших сфер. За всю службу лишь в прошлом году удалось причаститься кремлевских высот, когда председатель КГБ, транзитом из Монголии, заглянул вот в этот самый кабинет. Погутарили в узком кругу, и проводили товарищ Цвигуна до Толмачево - техники как раз закончили с дозаправкой правительственного «Ту-134».
        А за Браилова просил сам Президент!
        - Всё будет в порядке, товарищ Андропов, - забурчал полковник, складывая руки за спиной. - Не подведем…
        Понедельник, 9 июня. День
        Великобритания, Лондон
        Найти «Стандард чартеред бэнк» оказалось делом весьма непростым. Казалось бы, в Англии, трепетно чтящей старину и традиции, все должны знать, где находится банк, которому больше трехсот лет! О, нет… Деньги любят тишину!
        Не будь Фримен Уиллет хвастливым болтуном, долго бы он искал таинственный «банк банков»!
        Чак Призрак Медведя остановил «Роллс-Ройс» возле мрачноватого особняка, сложенного из серого камня. Никаких неоновых реклам и крикливых вывесок, лишь скромная табличка у двери.
        - Будь здесь, - сказал Вакарчук бурчливо.
        Индеец, снова отпускавший волосы, кивнул с величественным спокойствием вождя.
        Степан открыл тяжелую темную дверь, попадая в полутемный холл. Высокий седой старик, затянутый в черное, словно сошедший с полотен викторианских живописцев, встретил его почтительным поклоном.
        - К вашим услугам, сэр. Желаете открыть счет или…
        Вакарчук молча показал золотой ключик.
        - Ваш номер, сэр?
        - Тринадцать.
        - Прошу сюда, сэр…
        Служащие банка сновали в отдалении; они казались смутными тенями на фоне касс чуть ли не елизаветинских времен.
        «Куда я попал?» - мелькнуло у Вакарчука.
        Короткий коридор с недосягаемым сводчатым потолком вывел его в скудно освещенную комнату, уставленную мягкими креслами и диванчиками. Картина, висевшая на стене в резной барочной раме, казалась закопченной, как старинная икона - смутные тени прекрасных дам и благородных рыцарей едва различались. А в стену напротив тяжко вписалась могучая стальная рама - мощными пудовыми петлями она удерживала дверь, пупырчатую от заклепок.
        Седой провернул ключ, и с усилием отворил толстенную створку.
        - Как прикажете обращаться к вам, сэр?
        - Меня зовут Уортхолл, Брайен Уортхолл.
        - О, сэр! Не приходитесь ли вы родней Джерому Уортхоллу, эсквайру?
        - Я его внук, - с достоинством ответил Вакарчук.
        - О-о! - высокий старик сделал приглашающий жест и оцепенел с широкой бессмысленной улыбкой на устах.
        Степан храбро шагнул в хранилище - ячейки, отделанные красным деревом, тускло переливались цифрами из начищенной бронзы.
        Затаив дыхание, Вакарчук сунул золотой ключик в скважину.
        «Ну… Ну…»
        Замочек звонко щелкнул, и дверца под номером «13» плавно открылась. Сердце еще частило, а вот нервы ослабили натяг.
        Степан вынул из сейфа папку с бумагами и несколько листов настоящего пергамента. Сверху была небрежно брошена купчая на квартиру в Найтсбридж.
        Хм… Уж не туда ли переезжал старый Уиллет, да так и не справил новоселье? А тут что? Счета, счета… Адреса, пароли…
        - Пароли, явки… - бурчал Вакарчук, листая пожелтевшие листы виленевой бумаги с каллиграфической прописью. Тут каждая страничка, как пропуск в пещеру Али-бабы! Да куда там сорока разбойникам… А тут чего?
        Достав с нижней полки увесистый мешочек из замши, он растянул завязку… Плафоны в хранилище цедили неяркий желтый свет, но даже его хватило, чтобы из горловины мешочка брызнул холодный огонь чистейших спектральных цветов - великолепные бриллианты невиданной величины кололи глаз иглистыми высверками.
        «На сотню миллионов потянет, - прикинул Степан. - Пригодится в хозяйстве…»
        Переложив бумаги и «заначку» в атташе-кейс, он решительно захлопнул дверцу. Число «13» блеснуло маслянистым золотом.
        Вечер того же дня
        Лондон, Найтсбридж
        Тайная квартира Седрика Уиллета занимала целый этаж. Гостиные… приемные… столовые… По обширным комнатам-залам, заставленным драгоценной мебелью, расползались шедевры живописи, недоступные почтенной публике или давно утраченные.
        Стены библиотеки были сплошь увешаны полотнами Леонардо да Винчи. «Леду и лебедя» никто не видел с XVIII века - вот она. А рядом - «Лобзание святых младенцев» в подлиннике.
        «Мадонна с веретеном»… «Спаситель мира»… «Юный Иисус»…
        - Мечта скупого рыцаря, - усмехнулся Вакарчук. - Запереться - и глазеть на сокровища духа. А самое сладостное - знать, что принадлежат они лишь тебе одному! И никто больше их не увидит!
        - Может, подарить их? - задрал брови индеец.
        - Кому?
        - Эрмитажу можно…
        - Можно, - согласился Степан. - Ладно, сейчас разберемся с делами и… - он усмехнулся. - Продолжим наш квест! Надо будет съездить в Италию, в один заброшенный монастырь…
        «Координатор умер, - мелькнуло у него в голове. - Да здравствует координатор!»
        Суббота, 14 июня. День
        Новосибирск, улица Терешковой
        Стоял тот самый час, который любят фотографы - солнце потихоньку закатывалось, сбавляя яркость, и свет рассеивался, придавая воздуху лучезарность.
        Машины по улице и без того шуруют нечасто, а к вечеру и вовсе унялся трафик. Тишина…
        Зато звучнее долбят костяшки домино по столику в тени, громче пищит малышня, гоняя на трехколесных великах…
        Улыбнувшись простой и мирной жизни, я приподнял повыше авоську, чтобы не цокнуть о ступеньки гастронома бутылки с кефиром, и зашагал по молодому скверу. Деревца принялись, вытянулись в два человеческих роста, но их все еще можно качнуть одной рукой.
        Навстречу мне шла, цокая каблучками, хорошенькая студентка, помахивая сумочкой и лакомясь «эскимо». Стрельнула подведенными глазками, я улыбнулся, и девушка рассмеялась, рдея румянцем. Хорошо!
        Радиофон засигналил как-то неуверенно, словно боялся испортить хозяину настроение.
        - Да?
        - Привет! - откликнулась Лена. - Миш, а у тебя права есть?
        - Коне-ечно! - отозвался я серьезным голосом, и стал перечислять: - Право на труд, право избирать и быть избранным…
        - Да ну тебя! Я серьезно! Свози меня к этому ихнему водохранилищу… На Мишкиных «Жигулях». Тут близко совсем! Пожа-алуйста!
        Различив Лизину интонацию, я улыбнулся, но остался непреклонен:
        - Низ-зя! Вода холодная. Это Обское море, а не Черное!
        - Ой, какой ты вредный! Я ж не купаться, просто так посижу!
        - Ну, ладно, уговорила…
        Браилова собралась на удивление быстро. Я как раз успел завести новенькую «пятерку» зеленой масти - Мишка неуважительно прозывал машину «лягушкой». Никакого почтения к советскому автопрому.
        Лена вышла из подъезда, нагруженная парой сумок и свернутым пледом.
        - Куда ж ты столько? - я встревоженно закудахтал. - Мне сказать нельзя было? Надорвешься еще…
        - Не ворчи, это ж легкое всё! - пыхтя, пассажирка устроилась на заднем сиденье, и важно скомандовала: - Трогай!

* * *
        «Бедные сибиряки, - думал я со снисхождением, - моря не видят!»
        Хотя простора у Новосибирского водохранилища в достатке - волны до самого горизонта укатываются, пряча берега. А на Центральном пляже Академгородка и песочек, и сосны… И даже чайки! Чем не Юрмала?
        И Лена - молодец. Не капризничала, не стеснялась. Хотя на третьем месяце живот округлился не слишком, но вполне могло сложиться впечатление, будто девушка серьезно переела мучного…
        В обратный путь мы двинулись, вполне довольные жизнью. Особенно я - завтра же воскресенье! Можно спокойно поработать, проверить пару идеек разной степени безумности…
        … «Лягушка» катилась по неширокой дороге, как в ущелье - молодые кедры высоко качали лохматыми кронами, зажимая шоссе с обеих сторон.
        - Говорят, здесь осенью грибо-ов… - затянула Браилова.
        Я глянул на нее в зеркальце.
        - Привыкла к сибирской ссылке?
        - Ты знаешь… да, - рассеянно отозвалась Лена. - А что? Город большой… Главное, люди нормальные кругом. Я, вот, прислушалась как-то, о чем говорили старушки у подъезда. Наверное, думаю, рецептами делятся или хвори расписывают! Как вариант - молодежь критикуют. Фиг! Они спорили о прерафаэлитах! Поднимаюсь по лестнице, и думаю: «Господи, стыдоба-то какая!» Я-то одного Милле помню, да и то не знала, что он из этих! Представляешь?
        - Да уж, - улыбнулся я. - Тутошний народ крут!
        Солнце клонилось к закату, и шоссе залегло в сплошной тени. Лишь изредка со стороны леса вспыхивал алый промельк. Природа успокаивалась, а ей под стать угомонилось и движение на дороге. Лишь далеко впереди взбрыкивал задком желтый «ЛиАЗ», да позади катилась «Волга» цвета беж.
        Давно привыкший к «эскорту», я не обращал внимания на «дублерку». Врать не буду, порой «сопровождение» злило меня, но чаще все же успокаивало - мало ли что случится, а «мои» точно помогут.
        Я глянул в боковое зеркальце именно в тот момент, когда с незаметной лесной грунтовки вывернул самосвал - оранжевый «КамАЗ», заляпанный грязью.
        Тяжелогруженые или с прицепом, на перевалах «КамАЗы» не тянули - маломощные движки надрывно выли, одолевая подъем. А вот на шоссе «набережночелнинцы» гоняли весьма шустро.
        По всему видать, камазист, маячивший в отражении, тоже любил быструю езду - грузовик, ревя мотором и погромыхивая пустым кузовом, догонял «Жигули».
        - Мишка всегда тормозит и к обочине прижимается, - улыбчиво молвила Лена. - Пропускает! Не любит, когда сзади «караван»…
        Лично я пропускать не любил, но кивнул, и сдал вправо, слегка сбрасывая скорость.
        «КамАЗ», однако, и не думал обгонять! Вильнув по следам «Жигулей», самосвал наддал - и резко боднул легковушку, корежа багажник. Толчок был такой силы, что нас с Леной бросило на спинки сидений.
        - Держись! - вытолкнул я, выжимая педаль газа.
        Гадать, что происходит, не было времени. Тем более что «КамАЗ» не унимался - словно обезумевший носорог, ударил с разгона, сминая задок. «Пятерка» завизжала, будто от боли, ее повело, но я удержал машину - стань она боком, и самосвал живо покончит с «Жигулями».
        Развалит, искорежит, сплющит… А внутри - мы, условно живые…
        «Вазовский» мотор взвыл на высоких оборотах, и на третий раз малолитражка ушла от тарана.
        - Он что, совсем с ума сошел? - закричала Браилова, оглядываясь.
        - Держись, Ленка… - выцедил я.
        Автобус, неторопливо колесивший впереди, приближался, и я решился на рискованный трюк. Дорога мне помнилась не отчетливо. Вроде как, слева откроется поляна, а потом, метров через сто, поворот вправо… Поляна!
        «Ага! Прикрепленные!»
        Бежевая «Волга», пыля и шурша гравием, пронеслась по обочине, но водитель «КамАЗа» был против. Самосвал повело влево, и «дублерка», спасаясь от бешено вертящихся колес, «козликом» запрыгала по вовремя подвернувшейся лужайке.
        - Да что же это такое! - запричитала девушка.
        Облизав губы и добавив газку, я пошел на обгон - за окнами «ЛиАЗа» мелькнули загорелые лица недавних отдыхающих… недовольная ряшка водителя…
        Представляю его шок, когда рядом с ним, впритирку загрохочет самосвал!
        Я рассчитал верно. Визжа и дрифтуя, «Жигули» вписались в поворот. А вот «КамАЗу» не повезло - тяжелая машина перелетела мелкий кювет, и врезалась в кедр, подрубая дерево. Оно еще падало, когда я затормозил, съезжая на обочину. «Жигуль» развернуло на щебенке, и мне пришлось выскакивать прямо в заросшую травой канаву.
        - Ленка, сиди пока! - крикнул я на бегу.
        Завернув, остановился автобус. «Волге», по всему видать, стало нехорошо - прикрепленные бежали своим ходом, отмахивая табельным оружием. Только я оказался ближе к месту ДТП.
        Двигатель «КамАЗа» заглох, кабина всмятку… Похоже, водила в последний момент решил выпрыгнуть - дверца нараспашку, да только не успел. Здоровенный сук будто рогом прободал и ветровое стекло, и грудь «камазиста», насаживая того, как жука на булавку.
        Морщась на алую жижу, красившую ошкуренную древесину, я глянул на худое, небритое лицо, искаженное болью - и злобой. Полапав по карманам спецовки, вытащил новенький пропуск.
        Автобаза такая-то… Регистрационный номер такой-то… водитель 2-го класса…
        «Сергей Николаевич Дыскин».
        - Приятно было познакомиться! - глумливо усмехнулся я, спрыгивая с подножки.
        Тут набежали прикрепленные, жадно хапая ртами целебный воздух, напоенный запахом разогретой смолы, и я молча передал документ.
        Сыграли в догонялки… Один - ноль в мою пользу.
        Воскресенье, 15 июня. Позднее утро
        Новосибирск, проспект Науки
        - Ипполит Григорьевич, контрольная проверка!
        - Всё работает штатно! - браво отрапортовал старпер.
        - Эмиссия!
        - Запущена.
        - Энергия!
        - Есть выход на полную энергию! Есть включение баланса энергии!
        - Стабилизация канала!
        - Канал стабильный. Тахионный пучок локализован. Конфигурация поля близка к расчетной. Мелкие флуктуации в пределах нормы.
        Гул ускорителя опустился до низких частот, уходя в зловещий хтонический зык.
        - Лизочка… врубай!
        Пухова моментально откинула прозрачную крышечку, и вдавила клавишу - с цокольного этажа, навстречу вееру сверхсветовых частиц, устремились протоны. Толком не набрав энергии, ионы водорода колотились о тахионы, но те даже и не думали тормозить, а еще пуще разгонялись, ломясь сквозь протонный пучок.
        - Бублик, регистрограмма где?
        - Ща! - обронил Витёк в манере Эллочки-людоедки. - На!
        Я раскатал плотную бумажную ленту, исчерченную зигзагами пульсаций.
        «Yes!»
        На душе резко потеплело, будто стопочка хорошего коньяка растеклась по жилам. Довольно улыбаясь, я скрутил регистрограмму, и хлопнул в ладоши:
        - Всё, юноши и девушки! Продолжим наши игры завтра, а сегодня у нас выходной. Лизочка, гаси!
        Лизочка шлепнула ладошкой по красному «грибку», и раскатистая нижина гула пошла на повышение, трубно взвиваясь и тая.
        Тот же день, позже
        Новосибирск, улица Терешковой
        Настроение мое не то, что поднялось - подскочило. Я решил сложнейшую задачу, провел, можно сказать, расследование, и нашел, что искал. В такие моменты, долгие минуты духовного наслаждения, меня ничуть не удивлял Архимед, бегавший по Сиракузам нагишом и вопивший: «Эврика!» Сам бы носился по Академгородку…
        Услыхав за дверью квартиры Браиловых громкий смех и говор, я переступил порог.
        - Картина «Не ждали»?
        Мой громкий голос никого не спугнул и не помешал вероятному интиму. В прихожку выглянула радостная Лена.
        - Да вот! - воскликнула она, сияя. - Забрался в дом какой-то молодчик, и пристает к честной женщине!
        Посмеиваясь, в арке зала нарисовался Мишка. Узнал я его потому лишь, что готов был к переменам во внешности.
        Лицо у Браилова округлилось и резче выступили скулы. Изначальная пухлость губ никуда не делась, но сам рот стал как будто шире, а улыбка наполнилась нездешним обаянием. Нос у Браилова стал прямым и даже изящным, а тонкая полоска усов добавляла к броскому образу впечатление некоей гламурной порочности.
        Кого-то мой экс-двойник напоминал, кого-то из киношных плейбоев… Марчелло Мастрояни? Нет-нет… Скорее, Кларка Гейбла, снявшегося в «Унесенных ветром».
        - Красавчик! - ухмыльнулся я. - Архетип прелюбодея. Так что, Лен, покупай скалку потяжелее, и бди!
        - Да ну тебя! - отмахнулся Мишка, рдея румянцем. - Говоришь, что попало… Ты мне лучше скажи, что там с этими… агентами империализма?
        - Один самоистребился… - мои губы перетянуло усмешкой.
        - Да просто ужас какой-то! - Лена зябко повела плечами
        - …Другой строчит под диктовку «дезу», радуя вероятного противника. Так что… «В Багдаде все спокойно». А в Москве как?
        - Хех! - мотнул головой Браилов, оскалясь, словно кинозвезда с афиши. - Тебе от хирургов тоже не отвертеться! Иванов меня влёт опознал. «А где, говорит, товарищ Гарин? Чтоб тут был!» О, кстати! - оживился он. - А городишко-то наш, закрытый который, растет! Уже целую улицу отстроили - лаборатории, коттеджи… Да-а! Приказано переезжать! Месяц сроку дали.
        - А назвали-то хоть как? - подала голос Лена, изнывая от наплыва чувств.
        - А по обычаю! - расплылся Мишка. - Щелково-40!
        - О, кстати! - спародировав бывшего «брата-близнеца», я достал из кармана валик регистрограммы, и протянул Браилову. - На, глянь.
        Мишкино фактурное лицо дрогнуло.
        - Нашел? - вытолкнул он.
        - Нашел, - серьезно кивнул я. - Всё оказалось куда запутанней, чем мы предполагали. Я тебе не скажу, какой именно временной поток несет эту реальность - Землю, нас с вами, прошлое и будущее… Может, всё тот же базовый, что вертел планету миллиарды лет назад. А, может, Будда или Христос до того скорректировали мир, что время разветвилось, и мы нынче плаваем во втором потоке. Или в третьем - кто ж его знает… Но все эти мировые линии не имеют к тебе, красав?ц, ни малейшего отношения… Ты к нам явился из сопредельного бета-пространства.
        Лена побледнела, а Браилов помрачнел и насупился.
        - Теория взаимопроникающих пространств? - забурчал он, взглядывая исподлобья.
        - Лучше - «совмещенных», - невозмутимо ответил я. - Так короче. В общем, теоретически мы подковались, осталось собрать… м-м… ну, назовем его бета-ретранслятор. Делов-то, да? И можно двигать за твоей Юлькой.
        Мишка до того побелел, что зажившие шрамы на носу, на подбородке, на щеках и верхней губе проявились, розовея. Давнее желание, казавшееся неосуществимым, вдруг приблизилось к нему вплотную, пугая скорым исполненьем.
        - Что сбледнул? - усмехнулся я, и покосился на девушку, нервно переплетавшую пальцы. - Не бойся, Лена, никуда он не двинет.
        Браилов вздернул голову.
        - Там моя дочь, - выдавил он, - я должен…
        - В зеркало сначала глянь! - резко оборвал я течение отеческого долга. - Куда ты пойдешь с такой рожей? Девочка не узнает тебя, испугается, бедненькая! Или ты хочешь в милицию загреметь за похищение ребенка?
        - Ч-черт… - Мишка сморщился с явным отвращением. - Вот же ж дурак! - он глянул на меня с жалкой растерянностью. - И как мне теперь?
        - Никак, - мой голос звучал со спокойной прохладцей. - Двину я.
        Глава 12
        Понедельник, 23 июня. День
        Первомайск, улица Щорса
        Вузовские дела, московская круговерть - всё это задевало лишь край Ритиного сознания, мельтеша, словно дождь за окном.
        Вернуться на очное? Да легко! Старушка-декан в седых кудряшках только рада была. Вот только… дальше-то что?
        Так и бродить по столичным проспектам? А смысл?
        Поборовшись с собой, с безволием своим и глупыми обидами, девушка взяла билет на самолет. Правда, не до Одессы - всё раскупили - а до Николаева, но какая разница? Тот же четвертной…
        И часам к трем коробчатый, красно-белый «Икарус» высадил Риту в родном городе.
        Ее колотило в лифте, когда дверцы, повизгивая, разъехались на нужном этаже, и… Зря. Квартира отдавала гулкой пустотой - тут уже месяц никто не жил. У Настены кончился отпуск, а ее брат…
        Гарина, не разуваясь, процокала каблучками по паркету, обходя комнаты, обнюхиваясь, как кошка на новом месте. Тоска не рассасывалась, давила на душу тяжелым черным комом.
        «Кыш, кыш, негатив!» - приказала себе Рита.
        Решительно вспоров «молнию» чемодана, она стянула с себя надоевшие брючки-капри, и влезла в короткую джинсовую юбку - подол точно не задерется. Босоножки… Да и эти сойдут.
        Быстро поправив прическу, девушка ухватилась за длинный ремешок сумки, будто поводок взяла, и вышла за порог.

* * *
        Серые, основательные пятиэтажки на улице Щорса стояли не в скучный ряд, а наискосок, прикрывая собой зеленые дворы. Отсюда, с высоты, 12-я школа смотрелась вся целиком, но в ракурсе непривычном. И футбольное поле видать, и гаражи, и травянистый склон балки…
        Рита вздохнула. Как же она рвалась в Москву, и как ей там не хватало тихой размеренности здешней жизни, спокойной и ясной, как отстоявшаяся вода! Впрочем, город юности всегда проигрывает городу детства. Разве сравнишь тревоги и страхи взросления с наивной безмятежностью малолетства?
        У подъезда не заседали бабки, и девушка ощутила мелкое облегчение.
        «Хоть что-то…»
        Постучав в дверь, она отшагнула, несмысленно помахивая сумочкой.
        - Вась, ну не балуйся, - глухо донесся приятный голос, одолевший пухлый дерматин, набитый на филенку.
        Замок щелкнул, и из тени прихожей глянула Инна. Она вышла в свободной тунике, что едва дотягивалась до середины стройных бедер, и в мягких войлочных тапках с опушкой. Красивое, ухоженное лицо выразило замешательство - и радость. Рита даже испытала мгновенное разочарование - даже в глазах одноклассницы не мелькнуло смятение, недовольство или осадок давней вины.
        - Ритка! - воскликнула Видова. - Вот это ничего себе! Проходи скорей!
        - Привет, - вытолкнула Гарина, осматриваясь. - Ты одна?
        - Одна! Совсем одна! - притворно завздыхала Инна, тут же рассмеявшись: - Только так и отдохнешь! Родня эта… - она жизнерадостно вытолкнула: - Замучали уже! Сидим с Васёнком на попе ровно: «Чего дома торчать? - передразнила девушка, выговаривая дребезжащим голосом. - Погуляйте, черешенкой дитё угости!» Гуляем, лопаем: «Чего так много ягодки? Еще диатез вскочит!» Ха-ха-ха!
        Тут и сам Васёнок пожаловал. Глянул на гостью снизу вверх, и заулыбался.
        - А я тебя знаю! Ты - Рита!
        - Как ты чисто букву «Р» выговариваешь! - неумеренно восхитилась Гарина.
        Малыш моментально загордился, удаляясь с важным видом…
        - Выпьем за встречу? - неуверенно предложила Инна, и поспешно добавила: - Чайку!
        - Давай, - скупо улыбнулась гостья.
        Хозяйка быстренько накрыла на стол. Пока электросамовар гудел, закипая, Инна брякала тарелками.
        - Будешь «Краковскую»? - болтала она, роясь в холодильнике. - Или «Докторскую»? Я даже удивилась, когда зашла в гастроном - лежат оба сорта, как в «Елисеевском», и даже очереди нет! Сосиски, правда, завозят через день, зато они здесь вкуснее…
        - Лучше «Докторскую», - вставила Рита.
        Видова нарезала «закуску», всё медленнее орудуя ножом, пока не отложила его вовсе.
        - Рит, - негромко заговорила она, - я не играла приятность, я действительно рада, что ты зашла. Ох… Грешна и виновата - это тоже про меня!
        - Да ладно… - слабо возразила Гарина, но ее визави упрямо замотала головой.
        - Нет, Риточка, дай договорить! Хочу, чтобы ты знала - я всё помню, и всё понимаю! Тогда… Три года назад, когда мы с Мишей… - Инна покраснела, и зачастила: - Ты только не обижайся на него! Сама же понимаешь, стоит мне или тебе захотеть, и ни один нормальный мужчина не устоит. Соблазним любого! Ну, так же?
        - Ну-у… да, - пожала плечами Рита.
        - Ну, и вот! Только я вовсе не думала, что сделаю тебе больно… Да вообще не думала! Я хотела ребенка от Миши, и всё! - Инна глубоко вздохнула, успокаивая разгулявшиеся нервы. - Я слышу, как это звучит, и ты имеешь полное право подбирать к моему поступку любое прилагательное. И меня кем угодно считать. Ну, эгоистка я, понятно же! Я не оправдываюсь, хотя и виновата, но… Повторись тот вечер, поступила бы точно так же. Просто потому, что хотела счастья! А как бы я его нашла честно?
        - А сейчас? - Гарина с интересом глянула на Видову. - Ты счастлива?
        - А счастье - это не состояние, - мягко улыбнулась Инна. - Это мгновение! Но одно знаю точно - я перестала быть несчастной. С Олегом у меня… Знаешь, он любит сильнее. А я… Бабушка говорила: «Стерпится - слюбится». Вот так и у меня. Зато, - она ласково улыбнулась, - есть Васёнок! Василёк! Рит… Я, когда узнала, что беременна, позвонила Мише. Пищала от восторга… И поклялась, что больше не влезу в его жизнь. Я сдержала слово, Рит. Да, да, я помню, как ты зашла сюда, - усмешка снова стерла серьезность с губ, - но между нами ничего не было. Понимаешь… Даже у эгоисток есть свои «красные линии», переступать которые непозволительно. Хотя, да, я искала твоего мужа, - Инна оглянулась на дверь, и сказала вполголоса: - У Васёнка выявился Мишин дар целителя!
        - Вот это ничего себе! - охнула Рита, чувствуя, как сыплются прежние доводы, распадаясь в словесную труху.
        - Да-а! - упоенно воскликнула Видова. - А я, вся такая перепуганная, не знаю, что и делать! Я, еще там, в Москве, выведала, где вы живете. Прихожу, а никого. Звоню - гудки! А сюда приехала, «на каникулы», и вдруг встречаю Мишу! До чего ж сразу легко стало! Миша с Васёнком поговорил, так, знаешь, по-мужски, и тот мигом успокоился. Когда ты - странный, это пугает. Но, когда таких, как ты, хотя бы двое - всё не так страшно. Поняла? - удивительно по-доброму улыбнулась она.
        - Поняла… - вытолкнула Гарина.
        - Вот я ж дурында! - плеснула руками Инна. - Чаю так и не налила!
        Кипяток мигом наполнил чашки из толстого фаянса, а заварка окрасила воду в цвет йода.
        - За любовь! - ослепительно улыбнулась Видова, и две чашки сошлись, шутливо чокаясь.
        Среда, 25 июня. День
        Первомайск, улица Киевская
        Неделя выдалась хлопотная, и я решил хоть в дороге отдохнуть - сел на поезд до Харькова. Всю ночь продрых на верхней полке. Потом пересадка, любование пейзажами за окном… Браилов встретил меня на вокзале.
        - Привет, красавец! - ухмыльнулся я, ставя ударение на последний слог.
        - Еще раз так назовешь - прибью! - сумрачно пригрозил Мишка, и отобрал у меня чемодан. - Пошли, я «Ижика» подогнал…
        Мы спустились на привокзальную площадь. Я коварно молчал, пока Мишкино сопенье не обрело нервный оттенок.
        - Да всё нормально с твоей Ленкой, - сообщил я на релаксе, любуясь рядами каштанов, уводивших улицу Шевченко в перспективу - к площади Ленина и колоннам Дома Советов. - Заселилась и прописалась. Контейнер с мебелью позже придет, но мы диван-кровать новый купили, холодильник взяли, бэушный, правда, телевизор присмотрели… Лиза с ней, поможет, если что.
        - Так ты всех, что ли, зазвал? - оживился успокоенный Браилов. - Всю спецгруппу?
        - Всю, - подтвердил я, щуря глаза на солнце, и слушая, как тихонько рокочут колесики моей сумки, отмечая выбоины асфальта.
        - И Ипполита Георгиевича?
        - И его, и даже Бублика. Вот, кому собираться легко! Покидал трусы-носки в чемодан, прихватил мыльно-рыльные, и в аэропорт!
        - А мне Георгиевич домоседом казался… - «иномирец» переложил тяжелый чемодан в левую.
        - Хех! Переехать из Сибири в Подмосковье за государственный счет! Кто ж откажется? Час езды до столицы! Режим, конечно, зато безопасно. Да, чуть не забыл… Коллективу я объявил, что еду на косметическую операцию. Так что явишься во всей красе! Молчу, молчу… - мой голос принял рассудительный тон. - Нет, конечно, проще всего было бы влиться в незнакомый коллектив… Но куда ж без Лизочки? Ничего… - ухмыльнулся я. - Расписки все накатали - о неразглашении! Да, господи, свои же люди! Болтать не будут…
        Мы с Мишкой закинули багаж в кузов «Ижа».
        - Куда тебя? - бодро спросил Браилов, отпирая дверцу. - Домой?
        - Да что там делать… А ты где остановился?
        - Готель «Первомайск»! - ответил водитель, копируя Гешу Козодоева.
        - Давай, на работу. Пропуск получил хоть?
        - Выдали! - фыркнул Мишка, садясь за руль. - Помурыжили, правда. Зато начальник охраны - красотка! Марина, кажется…
        - Ага… - политично затянул я. Плюхнувшись на переднее, спросил, как бы между прочим: - А ты, как попал сюда, в Одессу ездил?
        - На базар, что ли? - задрал брови дубль. - Ну, да! Обуви всем понакупил, штаны себе… Ну, и ко днюхе подготовился!
        - А на разборки не попал? - я приложил усилия, чтобы мой голос не звучал напряженно.
        - Какие разборки? - нахмурился Браилов, заводя мотор, и просветлел. - А-а! Эти, «спартаковцы», которые? Ну, да! Там столько милиции понаехало, помню! Даже стреляли, вроде… А торговки сидят, как идолы на кургане!
        - Да, они такие… - промямлил я, косясь на Мишку.
        Дубль-то он, дубль. Брат-близнец, и все такое, вот только судьбы у нас… м-м… слишком разные, что ли. Непонятно даже, как они вообще смогли сойтись и пересечься в тот день, когда полыхнул «Черный свет».
        - Поехали! - мотнул я кистью, и пикап покатил по Шевченко.
        Мимо универмага и «Универсама», мимо ресторана «Южный Буг» и кинотеатра «Октябрь», краем площади Ленина, прямо к мосту.
        Справа замелькали стройные пирамидальные тополя, выстроившиеся в почетном карауле, затемнелась Старая вежа, забелел городской пляж, и открылся Ольвиополь. Дома, сады, пересеченья улиц… А вдали, на верху степного увала, накалывала облака полосатая мачта телевышки.
        «Лепота!»
        «Иж» вывернул на Киевскую, и Браилов добавил газку, одолевая подъем. У высокого бетонного забора, огораживавшего «НИИ субэлектронных структур», водитель аккуратно притормозил. Стоянка тут образовалась спонтанная, самодеятельная, но никто никого не гонял. Да и машин у институтских всего ничего - черная обтекаемая «Татра-603» директора НИИСС, чей-то старенький «Москвич», да тройка «Жигулей» разной степени износа.
        Я глянул поверх лакированных крыш, выше серой кромки ограды, из-за которой фонтанировала густая глянцевитая зелень, да так мощно, что стеклянный параллелепипед главного корпуса еле проглядывал, зачеркнутый ветвями.
        С утра я был на взводе, став ершистым и колючим - готовился к подвигу. Брякнуть сгоряча, что сам-де «двину» в сопредельное пространство, куда как легко! Ага… Добраться на нездешнем поезде до иной Москвы, договориться с Инной-2, забрать из садика малолетнюю Юлию Михайловну, да пораньше, чтобы опередить Мишкину тещу, «бабу Римму», и вернуться. Делов-то.
        Но ведь милиция и КГБ в бета-пространстве тоже наличествуют, и в компетентных органах сильно удивятся явлению товарища Гарина, пропавшего без вести пять месяцев назад, и тогда же, наверное, объявленного в розыск. А если и проморгают органы, то баба Римма живо всех на уши поставит, на генералов орать будет, чтобы арестовали зятя-похитителя и вернули внучку.
        Хотя… Разве это проблемы? Как попасть в «бету» - вот в чем вопрос!
        «Теория совмещенных пространств», «теория перехода» - это пока лишь набор слов. Названия без контента.
        Ну, да, есть у меня кой-какие наработки. И что? Расчеты, сделанные на коленке, основанные на озарениях! Киврин - молодец, он ручается за отражатель бета-ретранслятора. Сам паял, из бериллия. Всё, дескать, выверено до микрона, до миллисекунды! Верю…
        Настроить хронокамеру так, чтобы свести к нулю локальные возмущения - это уже моя задача. Себе я тоже верю…
        Вопрос: ладно, там, вера. Ну, а надежда на возвращение моей драгоценной тушки живой и здоровой «ще не вмерла»?
        «Ждите ответа… Ждите ответа…» - талдычит монотонный голос в моей бедной голове.
        - Миша! Алё! - повысил голос водитель, и пассажир, наконец-то, расслышал зов.
        - А?
        - Бэ! - буркнул Браилов, отводя глаза. - Слушай… Я всё понимаю - подготовка, туда-сюда… - он смолк, бездумно оглаживая ладонями оплетку руля. - Скажи, а почему ты сам не поехал в Москву? Чтобы подкалывать насчет красоты «неописиваемой»?
        Я глянул на его чеканный профиль, и усмехнулся.
        - А ты думаешь, мне приятно было, когда ты отвлекал огонь на себя? ЦРУ перебросило силы в Новосибирск, охотится за тобой, а я - в домике! Лопаю черешню и радуюсь жизни. Извини, но не надо мне такого счастья!
        - Я так и думал, - серьезно кивнул Миша. - Слушай…
        - Да слушаю я, слушаю.
        - В общем… - Браилов замялся. - Я тебе тут немножечко соврал… Мы с Ленкой каждый день перезванивались, да не по одному разу. В общем… Мы долго думали, и решили: в «бете» тебе делать нечего! Двину, все-таки, я. Вернусь, так сказать, в родное пространство. И не один, а с Леной. Не спорь! - повысил он голос, хотя я молчал. - Подумай лучше! Вот, ты сейчас толковал о справедливости. И что? По-твоему, это правильно, когда кто-то, ты или другой, приводит ко мне мою дочь? Я - ее папа! И это мне думать о Юльке! Там думать, понимаешь? Не здесь, а там! - помолчав, Миша «убивал громкость»: - Я разведусь с Инной, а дочь останется со мной. Ну, если мне это удастся, конечно! Инка-то согласится, Юля ей мешает только… Нет, я не злобствую. Ну, вот такая она мамочка! - развел он руками. - Вся в искусстве! Между семьей и съемками она выберет второе. Пусть. А вот тещенька моя… Да ладно! В конце концов, это моя родня, разберусь как-нибудь. Но сам. Восстановлюсь на работе… скажу, что болел долго, потом скрывался, даже операцию сделал, чтобы враги не узнали. А идентификация - это просто, ведь отпечатки пальцев у меня всё
те же! Женюсь на Ленке… В общем, не знаю я, как там всё выйдет, но… Знаешь, как ковбои говаривали? «Мужчина сам запрягает своих лошадей»! Правильно?
        Я молча пожал Мишкину руку.

* * *
        Решетчатые кронштейны, сваренные из циркониевых трубок, свешивались с верха технического отсека, направляя оба блестящих отражателя на хронокамеру. По ее двойным стеклам порой скользили зеленистые сполохи, разгораясь до ярко-изумрудного свечения, и пластины отражателя кидали салатовые блики.
        - Похожи на наушники, - заценил наше техническое творчество Витя Корнеев.
        - Эстет! - колко фыркнул Киврин. Развалясь в кресле, он пошевеливал рычажок-джойстик, отчего гул ускорителя плавно менялся, а оранжевые цифры в окошечках рябили скорострельно и бешено. - Ты нам лучше скажи, как там Ядвига поживает? М-м?
        Витёк гордо улыбнулся.
        - Так будьте известны, - заговорил он, пробуя местный говор, - шо Ядзя меняет фамилию на Корнееву!
        - Етта… - забасил Ромуальдыч с добродушием сытого медведя. - А свадьба? Заныкал?
        - Как можно? - возмутился жених. - Осенью справим. В сентябре.
        - Вить, - сказал я, мягко наращивая напряженность поля, - а давай погуляем в Щелково-40? Кафе там уже достраивают… А если ублажишь начальство, оно за тебя порадеет и выделит молодой семье коттеджик. Ну, или квартирку…
        - Коттеджик! - выпалил Корнеев. - Ядзя хочет в своем доме жить. А-а… - опасливо затянул он. - А начальство - это кто?
        - Начальство - это я, - мне удалось выразиться скромно, но с достоинством.
        - Взятку дать? - глумливо усмехнулся Виктор.
        - Ага! - уголок моего рта изогнуло коварной полуулыбкой. - Беру поцелуями Ядвиги. Двумя! - подключился инжектор. Слышно его не было, зато поворотный магнит загудел низко, по-трансформаторному. - Не, лучше тремя…
        Краснеющий Корнеев вдруг резко побледнел, выдыхая:
        - Там!
        Я оглянулся - и замер. Хронокамера двоилась, расплываясь и накладываясь. Одну я видел четко - с зелеными потеками мерцающего света, а другая словно отражалась в спокойной воде, но безо всякой «цветомузыки».
        Функционирующая камера и неработающая. Одна здесь, другая - там. В бета-пространстве.
        - Совместились… - пролепетал я, и сипло каркнул: - Запись!
        - В-всё ф-фиксируется, - вытолкнул Киврин. Его заметно потряхивало.
        Мне было очень неудобно работать за пультом - стоя, да еще в наклоне, но мои напряженные пальцы нежно вели ползунки от деления к делению.
        Ускорительная секция разгоняла тахионы, и те, заряжаясь энергией, тормозили свой несусветный бег. Телегенность падала, проницаемость росла…
        Пот жег глаза и зверски щекотал лоб, но я не двигался, будто делая флюорографию.
        «Не дышать!»
        Две хронокамеры совместились на грани миров, и в ту же секунду всё перевернулось перед глазами. Нелепо раскорячившись, Корнеев повалился с костяным стуком.
        Я устоял, протягивая руку к красному «грибку».
        «Дышите!»
        Ладонь обессиленно упала на кнопку.
        Вечер того же дня
        Первомайск, улица Ленина
        - Локальный переход! - ярился Мишка. - Это же был настоящий локальный переход! Я же тебе еще утром доказывал… он раздраженно, чисто по-грузински, взмахнул рукой. - А! Ты же не помнишь, конечно! И тут ускоритель стоит, и там, в «бете»! В обоих Первомайсках! Чего тебе еще? Вся телеметрия фиксировалась! Все индексы - вот! Вызываем Ленку - и перемещаемся туда! Ход времени в сопредельных пространствах синхронизирован, поэтому перейдем ночью, когда в том Первомайске все спят, даже охрана. Чтобы свидетелей не было! Выходим из той хронокамеры и… И всё!
        - Не кипятись, - устало сказал я, сворачивая на Ленина. - Хочешь рисковать собой - валяй. А Ленка тут причем? Я понимаю, что там Юлька, но и ты пойми! Подумаешь, опыт удался! Да он один всего и был. И где гарантия, что нам и во второй раз подфартит? Ничего же не изучено! Как ты тогда сказал… М-м… А! «Пространственно-временные структуры действительно являются континуумом». Очень свежая мысль!
        - Я такое говорил? - смутился Браилов.
        - А вот, представь себе! - миновав Пионерский переулок, я подъехал к гостинице. - Да и что мы, собственно, открыли нового? Если в пространстве, в этом вот мире, мы перемещаемся в иное время, то почему через время нельзя попасть в иное пространство? Сегодня мы просто ответили на этот вопрос!
        - Но ответили положительно! - поднял палец Мишка, и вздохнул: - Ладно… Ты извини, что ерепенился. Просто… А!
        Слабо махнув кистью, он подкрутил верньер магнитолы. Ясный голос дикторши вплыл в салон:
        - …китайские пограничники бросают оружие, бойцы НОАК отступают на левый берег Иртыша, а местное население, казахи и монголы, радостно встречают воинов Советской Армии. Как отметил в своей речи министр иностранных дел СССР, специальная военная операция не ставит своей задачей захват территорий КНР. «Наша цель - взять под контроль левый берег верховья Иртыша, а также правый берег верховья реки Керулен у истока Аргуни, чтобы эти водные ресурсы стали безопасны для Советского Союза. Пекин не сможет больше пакостить, сокращая поток воды в Западную Сибирь и Забайкалье», - подчеркнул товарищ Громыко.
        Двадцать четвертого июня части воздушно-десантных войск высадились у озера Далай-Нор, усиленные самоходками АСУ-85, БТР-50 и легкими танками ПТ-76…
        - Весело, - нахмурился Браилов. - Андропов расправляется с Хуа Гофэном?
        - Или помогает товарищу Хуа расправиться с Дэн Сяопином, - усмехнулся я. - Узнаем во благовремении.
        - Ну, ладно, пошел я, - Мишка открыл дверь, и стесненно закряхтел: - Ты… это…
        - Топай, давай, красав?ц, - заворчал я.
        Иномирец хохотнул облегченно, вылез и помахал мне со ступенек «готеля». Я вяло махнул в ответ, и развернулся.
        Подумал было, не съездить ли мне в «Универсам» или в гастроном завернуть, но вовремя понял, что просто оттягиваю момент возвращения домой, в пустую квартиру, в ее бессмысленную тишину. А поесть…
        Зря, что ли, холодильник морозит коробку «Традиционных останкинских пельменей»? Вот, и… хм… вкушай.
        Уже стемнело, когда я открыл дверь трехкомнатной одиночки. Вошел и будто споткнулся. В зале горел свет, а в ванной журчала вода.
        Я осторожно разулся, соображая, хотя в воздухе витал шлейф любимых Ритиных духов, терпкий и горьковатый. Он тревожил и волновал меня, растормаживал прежние чувства, подзабытые в суматохе дней.
        Девушка вышла, одетая в махровый халат, распуская мокрые волосы, и замерла, увидав меня. Она не испугалась, ширя глаза, не отвернулась отчужденно, холодея лицом, а просто глянула, беспомощно и смятенно.
        - Мишечка… - тонкий дрожащий голос втек в уши, и меня резануло жалостью.
        Деяние тела обогнало рефлексии духа - руки будто сами притиснули недавнюю потерю.
        - Мишечка, ты прости меня… Пожалуйста… - Рита говорила навзрыд. - Простишь? Как дура… Да чего - как? Дура и есть…
        А я лишь гладил узкую спину и вдыхал запах волос, влажный и отдающий травами.
        - Сама не понимаю, что на меня нашло… - бормотала девушка, прижимаясь, - Хотя… Догадываюсь, - она зарделась. - Миш… Я беременна.
        Новость не стала для меня откровением, не вызвала ни радости, ни огорчения. Осознание значимости придет потом, а пока я лишь принял к сведению, что стану папой. Впрочем, и сомнения в том, что ребенок - от меня, не копошились склизкими мыслишками.
        Я ласково тронул ладонями алевшие уши подруги.
        - Это с той ночи, да? Когда гроза?..
        - Да! - вольно засмеялась Рита. Порывисто обняв меня за шею, она прильнула, но тут же вскинула голову. - Ой, а я же ничего не приготовила! Давай, я сбегаю в магазин? Я быстро! Давай?
        - Тебе нельзя! - ухмыльнулся я. - И не надо. У меня полхолодильника пельменей! Будешь?
        - Буду! - воскликнула девушка восторженно, словно обещая.
        Глава 13
        Суббота, 28 июня. Позднее утро
        Первомайск, улица Киевская
        - Всё будет нормально, - ворковала Лена, утешая нещадно нервничавшего Мишку. - Вот увидишь!
        - А ты что, - буркнул он, взглядывая исподлобья, - совсем не боишься?
        - Не-а! - безмятежно улыбнулась Браилова, и погладила мужа по голове, как маленького. - Вот будет фокус! - рассмеялась она, будто хрустальный колокольчик просыпал нежный звон. - Ведь это мы здесь женаты, в «альфе»! А там… Придется еще раз свадьбу затевать!
        - То-то будет шуму! - криво усмехнулся Миша, но потом его губы не выдержали, и расплылись в широкую ухмылку.
        Я стоял рядом с парочкой, плечом приткнувшись к хронокамере, а руки запустив в карманы халата. Мне тоже было не по себе, страхи то и дело всплывали из нутряной мути, и вот засвербила та самая мыслишка, что не давала покоя второй месяц подряд.
        «А если за все твои научные открытия надо сказать спасибо исключительно твоей „центровой“ сверхспособности? Целительству твоему дурацкому? Если та самая неизреченная Сила „подлечила“ мозг, и в анамнезе - изменение сознания? Ты стал быстрее думать, выхватывая из вороха версий единственно верную, увязывая туманные причины и отдаленные следствия. Химерой был, химерой ты остался!»
        Я сморщился, и зло мотнул головой. Ерунда это всё! Ерунда на постном масле! Энергия мозга - всего лишь свойство, вроде температуры тела или потоотделения, и заменить разум не способна!
        - Пора, - мне удалось нацепить дежурную улыбку. - Лен, когда выйдете… из той камеры, шевельнешь манипулятором. Ладно? Тогда мы точно будем знать, что локальный барьер пройден.
        - Ладно, - ласково сказала Браилова. Обняв, она поцеловала меня в губы, и неловко пробормотала: - Все будет хорошо, вот увидишь!
        - А-а! - скривившись, я махнул рукой. - Володька! Контрольная проверка!
        - Всё в норме! - браво доложил Киврин.
        - Ромуальдыч?
        - Етта… Всё идет штатно.
        Мишка взял Лену за руку, и они вошли в техотсек. Корнеев суетливо занес их чемоданы и сумку, помахал на прощанье, пятясь и стукаясь затылком о край залючины…
        - Закрыл? - спокойно спросил я его.
        - Ага… - обронил Витёк, растерянно оглаживая халат.
        - Пуск!
        Обвальный гул ускорителя подавил все шумы, и хронокамера заколебалась, будто отражаясь в кривом зеркале. Я понимал, что это шуточки пространства, но волосы на голове стянуло нервным шевеленьем.
        В какой-то неощутимо малый промежуток времени две фигуры за стеклом дрогнули. Всё вокруг сотряслось, даже воздух колыхнулся, и мне стала видна чуть иная обшивка внутри хронокамеры - не сплошная серая пластмасса, а мягкая дырчатая. Браиловы помахали нам из «беты», и торопливо вышли, подхватывая ручную кладь и пропадая из поля зрения.
        Шевельнулся манипулятор - и помахал механической рукой.
        - Етта… - хрипло выдохнул Вайткус. - Они - там.
        Я медленно, оттягивая момент, вытянул ладонь - и опустил на «грибок». За стеклянной панелью мгновенно проявилась привычная здешняя обивка.
        - Они - там… - механически повторил женский голос.
        Резко обернувшись, я увидал Марину. В строгом платье, нисколько, впрочем, не портившем великолепную фигуру, девушка задумчиво смотрела на хронокамеру. Склонив голову к плечу, она будто прислушивалась к таявшему басистому гудению.
        Ершова поймала мой взгляд, и улыбнулась - светло и чуть печально.
        - Миша заходил ко мне вчера вечером, - негромко заговорила она. - Такой торжественный… Объяснил всё, как есть, секреты выложил - и накатал целую стопку разных объяснительных, чтобы к тебе не цеплялись. А я смотрела на него… В то, что он двойник-экспат, я поверила сразу. Так… «дуплиться» нельзя - у него твои глаза, Миша. Хирург может изменить форму век, но взгляд, выражение глаз… А с утра зашла Лена и тоже подписалась везде…
        - Тихушники, - насилу улыбнулся я. - Марин, мы сразу, после обеда, начнем разбирать установку, - мой подбородок указал на ускоритель. - Будем переезжать в Щелково-40. Марин, а ты надолго с нами?
        - Полгода еще, - девичьи губы разошлись в улыбке, предваряющей понимание, - до конца декретного отпуска. А что?
        - Поехали тоже с нами! Ну вот где я найду такого начальника охраны - умненького и красивенького?
        - Ладно, подумаю! - рассмеялась начохр, мимолетно прижимаясь ко мне, и удалилась.
        Я проводил ее глазами, следя за тем, как колышется подол платья, и решил, что и вправду всё хорошо. И на работе, и дома.
        Рита обещала запечь картошечку с сыром…
        - Перерыв! - решительно объявил я, и ухмыльнулся: - Ровно в два жду всех в рабочем. У нас субботник!
        Тот же день, позже
        Италия, Сан Микеле дель Альпа
        Протяжный и густой звон оплывал на зеленые холмы долин, расчесанные виноградниками и согретые солнцем. Но перед тем, как растаять в лучезарном воздухе Пьемонта, набатная дрожь пронизывала колокол звонницы - она, как рукотворный пик, перерастала плоскую вершину горы, суровой скалистой громады, увенчанной многоугольником каменных стен.
        Старинная обитель сливалась цветом с крутыми склонами, выделяясь в природной разнузданности четкими гранями башен.
        Брайен Уортхолл, он же Стивен Вакар, он же Степан Вакарчук медленно вобрал в себя горный воздух. Самое важное, самое ценное, что роднит монастырь с вышним краем тверди - это торжественная, воистину храмовая тишина, удаленная от шумливых низин. Внимая ей, ты и сам будто возносишься над мелочной суетой бытия.
        Степан шумно вздохнул, припомнив, как радовался удаче с ключиками: операция «Сафари» продолжается! Ура!
        А вот ныне радость увяла. Это было странно и непонятно, ведь сбылась невероятная, нереальная мечта любого толстосума - он стал самым богатым человеком в мире!
        Вакарчук кривовато усмехнулся. Чего ж тут странного… Буржую мало иметь, ему надо, чтобы об этом знали - и завидовали. Толпились у трона, как римская клиентела, в надежде на подачку.
        Хотя те же Ротшильды даже в списке «Форбс» не числятся - публичность им ни к чему. Клан ворочает триллионами долларов, но не напрямую, а через третьи, десятые руки, по сложным - и слаженным - цепочкам. Сколько у династии деньжат заныкано по всяким фондам и холдингам, ни одному аудитору не ведомо.
        Так и он. На счетах у мистера Уортхолла - шесть миллиардов с копейками, а распорядиться он может суммой, на три порядка большей. Это и пугает - нечеловеческое количество дензнаков. А в деньгах, как энергия в уране, скрыта чудовищная власть.
        Затеять войну? Да легко. Накормить от пуза индонезийцев, а их там полтораста миллионов? Да запросто. Или голодом уморить? Еще проще…
        Вакарчук насмешливо фыркнул.
        Не-е, властелина мира из него не получится… Да и причем тут он? Ни Уиллет, ни даже Барух-старший не таскали на голове корону земшарного императора. Координатор лишь направляет усилия главных буржуинов. «Олигархи всех стран, соединяйтесь!» - вот его девиз. Он, как король - будет править, пока своенравные герцоги с маркизами подчиняются его воле. А почему Рокфеллеры, Морганы и прочие Виндзоры слушались прощелыгу Седрика? А выгодно было!
        Степан прерывисто вздохнул. Он лишь сейчас по-настоящему ощутил всю тяжесть ответственности, что легла ему на плечи.
        Москва радуется его удачам - и ждет. Дождется ли?
        Нет, направлять инвестиции в советские ОЭЗ, переманивать в Новороссийск или Калининград разные «Интел» или «Фольксваген» - это всегда пожалуйста. И прибыль на высоте, и дивиденды. Но это всё так, программа-минимум. А вот максимум…
        Партия и правительство хотят, чтобы Рейган проиграл на выборах. Пускай, дескать, Картер займет Белый дом - Джимми мягче Ронни, с ним и договориться можно. Вот только как это всё провернуть? На советскую Родину надежды мало, да и кто оттуда подскажет, что делать? ИМЭМО разогнали, и правильно сделали. А чьи советы еще слушать? Арбатова? Ну и что академик смыслит в чаяниях «глубинного народа»? Или включить телик, и послушать Зорина из «Ленинского университета миллионов»? А толку?
        Как отвадить американских олигархов от «ковбоя Рональда»? С чувством расписать, что «рейганомика» провальна, поскольку основана на займах? Дескать, живите в долг, на наш век хватит! Ага, ты еще припугни «жирных котов»… Чем?
        «Полвека спустя триллионные долги обрушат „народное хозяйство“ Штатов!» И что? Олигархам-то какое дело до будущего? Они-то живут сейчас! И политика Рейгана им выгодна! А после них хоть потоп…
        Вакарчук пригляделся. Из окна странноприимного дома открывался весь монастырский двор. Бенедиктинцы ковырялись на грядках, возились у сыроварен - монотонная, неспешная работа складывалась в однообразную жизнь, заполненную трудами и молитвами. Вставали монахи затемно, но и почивать укладывались рано, когда в городах лишь предвкушали вечерний загул…
        Щелкнула дверь и подуло сквозняком.
        - Настоятель на месте, - донесся голос Чарли. - Ждет.
        - Пошли тогда, - Степан оттолкнулся от подоконника. - По слухам, здешний аббат обожает старинные реликвии…
        Он бережно подхватил увесистый подарок - богато иллюминированный манускрипт Вульгаты. Правда, лишь второй том, с Новым заветом и частью Ветхого, зато сохранности необыкновенной - двести сорок листов пергамента высшего качества в переплете из свиной кожи. В XIII веке трудолюбивые писцы из скриптория неведомого монастыря исписали страницы чудным почерком в две колонки, а художники изузорили поля затейливым орнаментом. Царский подарок!
        «Аз есмь царь!», - криво усмехнулся Вакарчук, припоминая, как Иван Васильевич менял профессию.
        - Слушай, Чак… - невнятно вымолвил он. - Как нам не пустить Рейгана в президенты? Вернее, как отвадить спонсоров? Им же выгодно усадить Рона в Овальный кабинет!
        Выдержав паузу, индеец ответил с равнодушием вождя:
        - Выгода - это пряник. А ведь у тебя и кнут есть. Предупреди Морганов, Дюпонов и прочих, чтобы поддержали кого-нибудь другого… Ну, кого там можно…
        - Картера, - подсказал Степан.
        - Во, его пусть и спонсируют! А не послушают, им же хуже. Накажешь! Обрушишь акции Дюпонов на бирже. Устроишь панику среди вкладчиков, и пусть те осадят отделения «Джей-Пи Морган чейз» по всей стране, снимая кэш. Понятно, что сверхбогатый банк они не разорят, но убытки-то всё равно выйдут офигенные. Хау!
        - Слушай, а действительно! - воспрял Вакарчук. - Чего это я? «Жирных котов» можно и против шерсти гладить!
        - Нужно! - сказал Призрак Медведя наставительно. - Чтоб похудели…

* * *
        Его высокопреподобие занимал покои обширные, но почти пустые. Между двух окон с витыми колонками висело почерневшее от времени распятие, у беленой стены тяжко проседали шкаф и пара сундуков, крест-накрест окованных полосками позеленевшей бронзы.
        Да и сам настоятель вполне подходил аскетичному дизайну - сухощавый, в черной сутане, с лицом изможденным и благостным, он живо напомнил Степану карикатуры на инквизиторов.
        Не желая нарушать обет молчания, принятый у бенедиктинцев, и не понуждать к разговору аббата, Вакарчук молча поднес дар, отвесив сдержанный поклон.
        Хищно улыбнувшись, настоятель выпростал из рукавов костлявые лапки, принимая инкунабулу. Благоговейно возложив ее на простенький крепенький столик, устланный драгоценной парчой, он осенил гостей крестным знамением. Мигом развернулся, мотнув сутаной, и поднял крышку сундука, доверху набитого толстенными книжищами да шкатулками.
        Вероятно, его высокопреподобие с вечера отложил старинный сундучок-подголовник с истертым, будто подтаявшим узором. Перетащив ларец на стол, аббат выжидательно посмотрел на Степана.
        «Мой выход», - верно понял тот, и снял с себя цепочку с ключиками.
        Серебряный подошел, проворачиваясь с тихим звоном. Невидимые пружины отжали наклонную крышку, и Вакарчук облегченно кивнул, трогая шершавые листы, исписанные не слишком давно, но с почтением к давним канонам.
        Счета, счета, счета… Швейцарские банки, Банк Англии, Банк Америки, Уэллс-Фарго… На жизнь хватит. На миллион жизней.
        Степан переглянулся с Чаком. Идея наказать разбалованных олигархов пустила корни в сознании, множа варианты «кнута и пряника». Его так и подмывало устроить акцию устрашения, сунуть заносчивых магнатов мордой в дерьмо! А рычагов и рычажков воздействия у него нынче хватает…
        Любовно огладив пергаменты, Вакарчук аккуратно сложил их в сундучок, запер его и откланялся.
        Понедельник, 30 июня. День
        Китай, Внутренняя Монголия
        «Прерии Внутренней Монголии»… Зенков усмехнулся, оглядываясь на дальние сопки, синей волнистой линией урезавшие горизонт на севере. А до них - степь, да степь…
        Обернешься к югу - тут иная гладь. До края неба расплескалось озеро Далай-Нор. Вода в нем теплая, но мутная, и ноги вязнут в иле. Захочешь окунуться - стометровку пройдешь, прежде чем волны до пояса поднимутся. А мелководье еще и тростником поросло…
        С заливистым ржанием по берегу пронеслись четыре гривастых лошади, брызгая грязью. И впрямь, прерии…
        - Товарищ прапорщик!
        Грузной трусцой подбежал «Квадрат», на ходу бросая ладонь к лихо заломленному берету.
        - Комбат передал - китаёзы зашевелились на том берегу, в районе Цагана! Надо, говорит, ждать налета!
        - Да мы-то всегда готовы, - хмыкнул Жека. - Как пионеры… Зенитчики где?
        - На позиции! Окапываются, как суслики у норок!
        - Понял… Бдим. «Стрельцов» расставь! Если что, прикроем ПЗРК!
        - Есть!
        «Квадрат» ускакал, хлябая по топкому бережку, и Зенков подался следом, бросая прищуренный взгляд на юг.
        Их батальон высадился буквально вчера, на аэродроме Маньчжурия. В первую волну, когда парнюги из Пскова десантировались с «Антеев» и «семьдесят шестых», они не попали, но легче от этого не стало. Создать плацдарм - та еще задачка, кто спорит, однако и удержать его - ой, как не просто!
        Псковичи укрепились на юго-западном берегу озера, вдоль реки Керулен, а майору Марьину поручили оборону на северо-востоке, у Мутной протоки - это по ней изливается озерная вода, подпитывая исток Аргуни. Десантники на скорую руку сколотили «опорники» от Шанохо до горы До-Ула; укрепились на угольных копях Чжалайнор и в шахтерском поселке с тем же чужбинным названием.
        Чумазые углекопы враждебно смотрели на «цветноглазых» пришельцев, но к вечеру подобрели - никаких тебе погромов с расстрелами, резни да мародерства. Ну, а коли нас не трогают, то и мы никого не тронем…
        Монголы с даурами как пасли скот в «прерии», так и не покидали своих юрт. Одни китайцы ринулись на юг, за Керулен, на тот берег Далай-Нора, оставляя брошенные поселки.
        «Нам же лучше!» - мелькнуло у Зенкова на ходу.
        Открылась недавняя гарь вокруг сбитого «Харбина» - искореженные обломки бомбардировщика все еще дымились. «Харбин» Хун-5 - это «Ил-28», слизанный китайцами один к одному, вот только двигун им не удался.
        Жека поискал глазами следующую сажную плешь - над нею уныло задирал оперение остаток хвоста «Сианя» Хун-6. «Стратег»!
        Хитрозадые конструкторы Поднебесной содрали его с «Ту-16».
        Самолет сбил над озером сержант Кузьмин - «спустил» его «Стрелой-3». «Сиань» качнул крыльями, за ним потянулся серый шлейф дыма, и пилот решил облегчить «стратега» - из люков посыпались бомбы. Тонны бомб. Они рвались в озере, вздыбливая гейзеры запачканной пены, пропалывая тростниковые заросли и глуша рыбу. Добрались до берега - и вымесили землю. Но развернуться до своих не вышло - «Сиань» лопнул в воздухе, теряя крыло, и закувыркался вниз…
        Вдалеке взвыла сирена воздушной тревоги. Зенков тотчас же перешел на бег, сходу спрыгивая в свежую траншею.
        - К бою!
        - «Балалайки» летят! - браво прокомментировал «Кузя», узнавая треугольные силуэты «мигарей».
        - Это «Чэнду», балда, - прогудел Кобрин, он же «Змей».
        - Знаток! - фыркнул Кузьмин, подхватывая «трубу».
        - Отставить! - крикнул прапор, опуская бинокль.
        - А чего? - сержант недоуменно зашарил глазами по четверке истребителей, с ревущим свистом налетавших с юга.
        - Не туда смотришь!
        За спинами десантников, в паре километров к северу, ожили С-300. Невидимые за брустверами и масксетями, ЗРК выдавали себя клубистыми столбами дыма, вырывавшимися из сопел. В вышине плотные выхлопы пошли загибаться, чуть проседая, и ракеты вынеслись по-над землей, навстречу аналогам «МиГ-21».
        Пилоты не сразу поняли, что их «встречают» - пара ведущих вспучились клубками огня и дыма, распадаясь на части. Левый ведомый чудом успел завиражить, уходя в крутое пике, а вот правый, как летел, так и вписался в пляшущие обрубки фюзеляжа.
        Левый заскользил над самым озером, вздымая фонтаны брызжущей воды, но не ушел - стремительная ракета догнала «Чэнду» Цзянь-7, и будто вывернула истребитель наизнанку, веером швыряя обломки.
        - Ура-а! - басисто заголосил «Квадрат».
        - Товарищ прапорщик! - радист, подбегая по траншее, сгибал голову, придерживая берет. - Приказ майора! Цитировать?
        - Цитировать!
        - «Прыгайте на броню - и к Шанохо. Танки прут!»
        - По машинам! - гаркнул Зенков.
        Минуты, наверное, не прошло, как единственная «родимая» БМД и четыре трофейных БТР-152 рванули вдоль берега. Три АСУ-85 рысили следом, выжимая весь моторесурс из движков и покачивая орудиями. «Держать и не пущать!»
        Жека примостился на БМД-1, оглядывая свое воинство и посматривая вперед. Тут всего-то километров шесть до истока Мутной, плавный такой заворот… Самоходки отстанут, но это не страшно. Китайские танки - старье, плохие копии «Т-54», их ПТУРСом снять - нечего делать. Или из РПГ зафигачить…
        И вдруг ясно, словно наяву, перед глазами проявилось Машино лицо. Подруга смеялась, жмурясь из-за щекочущей челки, но не поправляла волосы - руки ее были заняты Юлечкой. Юлией Евгеньевной Зенковой. Малышка самозабвенно тискала плюшевого кота, и хихикала, словно радуясь, что у мамы такое хорошее настроение…
        «Да вернусь я! - сердито подумал прапор. - Вы что? Вернусь обязательно! Куда я денусь…»
        Четверг, 3 июля. День
        Москва, Кремль
        Заседание Политбюро началось, как всегда, в четыре часа - глухо донесся бой курантов. Правда, состав был далеко не полон - Долгих в командировке, Егорычев приболел, еще человек восемь или больше работали «на местах», по призыву Машерова.
        «Нечего в Москве бумаги перекладывать, - заявил тот со всею своей партизанской прямотой, - айда в народ! Делом займемся!»
        Но исполнители главных ролей на месте.
        Андропов рассеянно пожимал руки, похлопывал по плечу, а сам в это время соображал, генерировал идеи, тут же разбирая их, и отбрасывая «в шлак». Или обдумывал дальше, прокручивая голую мысль, и та обрастала деталями.
        Заняв свое место, он сказал официальным голосом:
        - Здравствуйте, товарищи! Сразу хочу предупредить, что на следующее заседание мы пригласим журналистов с Центрального телевидения и Всеобщего вещания. Будут нас долго снимать, а потом склеят репортаж минут на пять эфирного времени. Так что… Прошу выглядеть опрятно, брито и причесано!
        Машеров хохотнул, Громыко дипломатично улыбнулся, а остальные запереглядывались.
        - Ну, а что вы хотели? - развел руками Юрий Владимирович. - Хватит нам быть «орденом меченосцев», и шептаться втихую! А насчет секретности - просьба не беспокоиться: Кузьмич исследует каждый квадратный миллиметр видеопленки. Кстати, где он?
        - Я за него, - привстал Иванов. - Товарищ Цвигун сейчас во Владивостоке.
        - Понятно. Ладно… - президент сдвинул «рогатые» часы, чтобы не отсвечивали. - Дмитрий Федорович, вам слово. Для зачина.
        Устинов кивнул, поправляя очки, но зачитывать с листа не стал. Набычившись, навалившись на стол, он заговорил глуховатым, рокочущим баском:
        - Всё идет по плану, товарищи. Весь правый берег верховий Иртыша занят нашими войсками. Местное население демонстрирует полную поддержку и лояльность. На левобережье Керулена обстановка сложнее. Продолжаются бои за города Алтан-Эмэл и Чжалайнор, однако обстановка меняется к лучшему. Мы наладили «воздушный мост», и подкрепления, оружие, боеприпасы доставляются бесперебойно. Группа советских войск в Монголии выдвинулась и к Иртышу, и к Далай-Нору…
        - Простите, что перебиваю, - негромко вставил Брежнев, - но и здесь нужно больше открытости, товарищи. К чему нам замалчивать победы? Пусть народ знает своих героев! Конечно, на Западе брехать не перестанут, но хоть вранья станет меньше.
        - Хорошо, - проворчал министр обороны, - мы обдумаем этот вопрос сегодня же… Товарищи! - голос его окреп, набираясь внутренней силы. - Специальная военная операция - это прежде всего сигнал Пекину, Вашингтону и всяким там Европам, что нас лучше не задевать. Да, мы ведем политику деконфликтации с капстранами, но это вовсе не тождественно непротивлению злу! Кстати, забыл упомянуть… Мы выполнили свое обещание - поставили Ханою танки и авиацию, и сейчас части НОАК или громятся, или уже отброшены, причем вьетнамцы воюют уже на китайской территории - в провинции Гуанси, и местное население… чжуаны, кажется… встречают их, как своих!
        Андропов облокотился на стол и сплел пальцы.
        - Андрей Андреевич? - мурлыкнул он.
        Громыко эффектно шлепнул толстенной «Нью-Йорк таймс», и ткнул пальцем в аршинные буквы:
        - Американцы, как всегда, крикливы и заполошны, но… Если вкратце, они огласили наши претензии к Китаю. Правда, назвали их ультиматумом. Дескать, Москва нашла единственный способ справедливого дележа гидроресурсов, а захваченные территории передадут Улан-Батору. И вот тут, на врезке: «Русские требуют прекратить войну с Вьетнамом, признав его границы, включая и островные». Но американцы так и не поняли истинных причин СВО! Конфликт с Вьетнамом инициировал Дэн Сяопин, он и сейчас руководит боевыми действиями, бездарно проигрывая, сдавая один населенный пункт за другим!
        - А Хуа Гофэн довольно потирает руки! - усмехнулся Суслов.
        - Именно! - с непривычным для него жаром воскликнул министр иностранных дел. Вернув лицу бесстрастие, он церемонно доложил: - Юрий Владимирович, ваше послание передано товарищу Хуа.
        Суслов одобрительно кивнул, а прочие запереглядывались.
        - Открою тайну переписки! - президент тонко улыбнулся. - «Во первых строках своего письма», как обычно начинал мой отец, я изложил вкратце предысторию конфликта, упомянул про недовольство уйгуров в Синцзяне вообще, и на правобережье Иртыша в частности, про монголов, что ропщут в Барге - это там, где как раз протекает Керулен - и сделал Хуа Гофэну предложения, от которых тот не сможет отказаться. О чем речь? Во-первых, я готов признать товарища Хуа вождем всех компартий мира, кроме тех, что находятся у власти…
        Шепотки закружились по Ореховой комнате.
        - Да, - усмехнулся Андропов, - этого даже Мао не добился! Заодно я готов передать все коммунистические партии капстран на окормление пекинской казны…
        Шепотки сменились сконфуженным хихиканьем, даже Михаил Андреевич выдавил улыбку.
        - Во-вторых, почему бы Москве с Пекином не разделить мир на сферы влияния? - невозмутимо продолжал Юрий Владимирович. - Отдадим китайцам пол-Африки, изрядный кусок Латинской Америки, часть арабских государств, хоть всю Западную Европу, плюс Австралию с Новой Зеландией. Берите, не жалко! А за это, за всё мы нормализуем отношения с КНР, начинаем торговлю, культурный обмен, то, сё… В общем, «русский с китайцем - братья навек!»
        Как Андропов и предполагал, члены Политбюро с головой окунулись в споры, лишь бы унять сомнения или выгадать от грядущего передела, но сам он хранил олимпийское спокойствие.
        Сферы влияния - иллюзия, ибо «мягкая сила» просочится даже сквозь «железный занавес». Но если Китай жаждет примерить платье голого короля, то пускай! Почему бы и не восхититься влиянием, которого нет? Чем бы дитя не тешилось…
        Перевесившись к Иванову, президент шепнул:
        - Борь, ты Мишу звал?
        Борис Семенович наклонился и кивнул:
        - Он здесь, Юр, во дворе скучает. Пригласить?
        - Нет-нет, сам спущусь. И так с утра сиднем сижу! Прогуляюсь хоть…

* * *
        Пульс Москвы участился за последние годы, на улицах уже смыкались первые «пробки», но стены Кремля по-прежнему хранили невозмутимость, сдерживая напор времени.
        На аллеях изредка попадались военные, козырявшие Верховному, или служащие с пухлыми портфелями. Однажды прошелестела шинами «Чайка». И тишина…
        - Всё хотел спросить… - улыбнулся Андропов, поблескивая очками. - Миша, как вам новое лицо?
        - Нормально, - Гарин дернул уголком утончившихся губ. - Рита бурчит… в шутку, надеюсь, что теперь больше внимания достается не ей, а мне! Нормально. Нет, правда. Я теперь хожу, как невидимка! Миша Гарин будто исчез… или я словно в маске… Нет-нет! Маска, личина - совсем не то! Грим - это обман, его могут раскрыть, а тут - лицо! Мне сейчас гораздо спокойней. Кому надо, те знают, кто я. А кому не надо… Пусть ищут!
        - Ну, что ж, тогда и я спокоен. М-м… Я вот о чем хотел с вами поговорить, Миша. Вы же у меня как бы советник! Денег на науку мне не жалко, но все же дайте мне хоть пару весомых аргументов. С Арзамасом-16 или Загорском-6 всё ясно и понятно. А Щелково-40?
        Михаил подумал, размеренно шагая.
        - Хронофизике едва год, - медленно проговорил он, - и похвастаться нам особо нечем. Ну, да, забросы в будущее, забросы в прошлое… На несколько минут! Это несерьезно. А что дальше… Пока что я не вижу возможности для путешествий во времени на сто лет тому назад или вперед. Даже на год, на месяц! Слишком много на это уйдет энергии. Уймища! Прорва! Может, и есть какие-то обходные пути, но мне они пока неизвестны. Впрочем, локальные перемещения лишь одно из направлений. Еще мы работаем над так называемым «двигателем времени». Как бы вам… Ну, если просто, то время, вернее, ход времени является физическим процессом, несущим определенную энергию. И существует принципиальная возможность создать хронодинамическую систему для получения этой энергии.
        - О, это уже нечто материальное и понятное! - оживился Юрий Владимирович. - А еще что?
        - Еще? - Миша задумчиво глянул на верхушки кремлевских елей. - Ну, например, инверсия времени… м-м… движение времени в обратную сторону.
        - Контрамоция? - щегольнул президент.
        - Она самая, - Мишины губы дрогнули улыбкой. - А ускорение времени? Или замедление? И потом, нельзя говорить исключительно о времени, его не получится отделить от пространства!
        - Континуум, - глубокомысленно выдал Андропов.
        - Именно! Мы уже потихонечку изучаем сопредельное бета-пространство, и даже понятия не имеем, к чему это вообще может привести. Такое впечатление, что вселенная расширилась вдвое! Или втрое, вдесятеро! Да кто ж его знает, сколько их всего, совмещенных, взаимопроникающих миров? А разберемся с гиперпространством - и можно будет всерьез говорить о межзвездных экспедициях, о нуль-транспортировке… - Гарин хмыкнул, качая головой. - Пока это даже не планы, Юрий Владимирович, а мечты, ученые хотелки. Можно, конечно, рядом с нашим НИИ Времени выстроить Институт физики пространства…
        - Или ИНКМ, - подхватил президент, - Институт неклассических механик! А чего бы и нет?
        - Юрий Владимирович… - вздохнул Михаил. - Боюсь даже гадать, в каком веке сбудется всё то, что я наговорил! Хорошо еще, если в двадцать втором!
        - Ми-иша! - ласково затянул Андропов. - А это не важно! Главное - зачин! Мы были первые в космосе, а теперь и в… как их там… в пространственно-временных структурах. Этим гордиться надо, Миша!
        - Да я горжусь…
        Отсмеявшись, Ю Вэ развернулся на аллее Тайницкого сада и зашагал обратно, прихватывая своего спутника рукою за плечи.
        - Миша, а Борис… э-э… Семеныч ничего не говорил вам о… гостях?
        - Гостях? - брови Гарина недоуменно вздернулись. - Каких гостях?
        - Хорошо образованных! И шибко ученых! В общем… нашего общего друга, мистера Даунинга, кто-то надоумил, и он решил заслать к нам шпионов-профессоров. Те, возможно, и сами не в курсе, что стали агентами, но…
        - А кого именно? - не вытерпел Михаил.
        - Какого-то Лита Боуэрса, адьюнкт-профессора из Колумбийского университета, и Джеральда Фейнберга.
        - Ого! - брови у Гарина снова полезли на лоб, теперь уже пораженно. - Ничего себе… И?..
        - И я склоняюсь к тому, чтобы принять их, - спокойно сказал Андропов. - Разумеется, никаких экскурсий по Щелково-40, но почему бы не обсудить научные проблемы? Причем так, чтобы скрыть свои карты - и вызнав, какие козыри на руках у вероятного противника… Понимаете, Миша? Морщись тут, не морщись, а ЦРУ с БНД много чего вынюхали! Как мы когда-то без спросу в «Манхэттенский проект» залезли, так и они.
        - Хорошо, Юрий Владимирович, я понял, - серьезно кивнул Гарин. - Примем, как полагается. Накормим, напоим, обсудим, напустим туману поплотнее… Если что сверх нормы - «ноу комментс».
        Ю Вэ молча пожал руку советнику.
        Глава 14
        Вторник, 8 июля. Утро
        Москва, проспект Вернадского
        Я по-прежнему наслаждался своей «личиной». Если на меня и обращали внимание, то, в основном, девушки. Однако попасть под обстрел красивых глазок - не самый печальный удел.
        Хотя не все так однозначно.
        Нет, врать не буду - новые внешние данные вгоняли в позитив. Да и какой мужчина не хочет нравиться женщинам? Девчонки и раньше привечали меня, но такого повального интереса к своей персоне я не испытывал никогда. По крайней мере, буду знать, что чувствует кинозвезда. Приятно, черт…
        Я и на встречу отправился на метро, не прячась за тонированными стеклами «Волги». Да! Отобрали у меня «Ижика»!
        Сказали, мол, чересчур приметная машина. Ну, и ладно.
        Старосу есть, на чем маму подвозить, поэтому я подарил «Ижа» родителям Риты. От щедрот.
        Но, с другой-то стороны, зачем привлекать внимание? Вот уж чего никогда не желал, так это публичности! Кому-то нравится всегда быть на виду, а меня открытость раздражает.
        И все равно, я получал «вторичное» удовольствие даже в толпе мужиков - никто не узнавал Миху Гарина! Ходишь, как будто шапку-невидимку натянул!
        Хотя самому мне было… как будто все равно, ведь ощущения остались прежними, «дооперационными». Это поначалу, лежа в отдельной палате, приходилось тяжко - голова обмотана, одни глаза видны. Но зря я, что ли, в целители вышел? Кожной регенерации руками помогал, подгоняя организм. Денька за два управился. Еще позавчера рассосались последние шрамы на носу.
        Смотрю на себя в зеркало, нажимаю пальцем на орган обоняния, а потом отнимаю - проступают тонкие розовые полоски разрезов. Однако, сегодняшним утром, и они пропали. Всё! Ничего не осталось от прежнего Михи, лишь фотокарточка - на вечную память!
        Правда, собираясь на встречу с научниками из США, я вернул себе былую внешность - нацепил пластическую «полумаску» - широковатый нос сапожком, нашлепки на скулы, подрисовал губы, чтобы выглядели попухлее…
        Не хотелось светиться.
        - Станция «Проспект Вернадского», - объявил приятный женский голос, и я зашагал по перрону, смешиваясь с толпой, поднялся по широкой лестнице в город.
        Уже из дверей павильона открывался роскошный вид на Центр НТТМ - стеклянная призма в тридцать этажей переливалась темной зеленью на углу. Я поневоле залюбовался, сдерживая шаг.
        Ведь все свои миллионы угрохал в это здание, в высокотехнологичную начинку лабораторий и мастерских. Не жалко. Вон, академик Колмогоров заработанную валюту тратит на подписку - снабжает родимый Физфак западными научными журналами. Это как раз нормально, по-советски.
        Зачем человеку миллиард, когда на жизнь и миллиона хватит? Конвертировать богатство во власть? О-о, это не к нам! Мы такому изврату еще в октябре семнадцатого сказали: «Долой!»
        …Выйдя из подземного перехода, я миновал крошечный скверик и шагнул в прохладный вестибюль Центра. Да, хоть утро и раннее, а солнышко пригревало чувствительно. Середка лета.
        - Миша! - мне навстречу двинулся Иваненко, шагая широко и так же улыбаясь - во все тридцать два. - Я не узнаю вас в гриме!
        - Замаскировался, - проворчал я недовольно.
        - О, забыл поздравить доктора наук! - Дим Димыч шутливо выгнулся, пожимая мне руку.
        - Взаимно, товарищ академик! - ответил я, посмеиваясь.
        - Да уж! - фыркнул Иваненко, плохо скрывая довольство. - Сочли, наконец, достойным! Ну, да ладно… Миша, экскурсия для Фейнберга отменяется. Открытость - это, конечно, здорово, но не во вред же секретности!
        - Ясно, - кивнул я. - Ладно. Мужик с возу - кобыле легче. А «круглый стол»?
        - Круглится! - хохотнул Иваненко. - Пойдемте! Наимудрейший Александров там уже, и хитроумный Терлецкий, и наивный Фейнберг, и скользкий Боуэрс…
        Лифт вознес нас на двадцать пятый этаж, к конференц-залу. Стол здесь стоял здоровенный, персон на пятьдесят, полированным овалом окружая вазоны с глянцевитой зеленью. Интересно, как техперсонал умудряется поливать цветы?..
        Огромный гулкий зал неприятно удивлял безлюдностью, даже за столом все сидели по одну сторону - двое американцев с молодыми, подтянутыми переводчиками, наверняка из Комитета, да наши, тоже вперемежку с толмачами - убери этих выпускников инъяза, останется человек семь.
        - Здравствуйте! - громко сказал Дим Димыч, заходя, и старательно выговорил: - Уэлкам, мистер Фейнберг!
        Боуэрса он игнорировал, не нравился ему адъюнкт-профессор (хотя в этом мы сходились).
        Джеральд обрадовался, встал и толкнул короткую речь - благодарил за доверие, надеялся на полное взаимопонимание и ратовал за интеллектуальную свободу…
        «Ага… - подумал я, тая усмешку. - А кому оплачивать твои научные восторги? Бюджету? Так извини - кто платит, тот и заказывает музыку!»
        Александров разразился ответным спичем, и ритуальные пляски закончились. Стороны перешли к повестке дня.
        - Dorogie tovarischi! - с трудом выговорил Джеральд, и широко, шикарно улыбнулся. - Когда по разные стороны океана делили атом, нельзя было даже представить себе встречу Оппенгеймера с Курчатовым, а жаль! - выждав, пока переводчик добормочет, он продолжил: - История повторяется… э-э… коллеги! Я нисколько не сомневаюсь, что советские ученые и сами бы справились, создав атомную бомбу, но время, время! Поэтому помощь разведки была неоценима, как сейчас для нас… Да, не скрою - без разведданных, полученных ЦРУ, МИ-6 и БНД, у нас ничего бы не вышло, и создать ускоритель тахионов не удалось…
        Лит Боуэрс кисло переморщился при этих словах, но смолчал. А вот Терлецкий заинтересованно спросил:
        - Но вы его все-таки построили?
        - Да! - засиял Фейнберг. - Америка стала второй страной, запустившей хронокамеру!
        Невнятный шумок, повеявший в зале, удоволил ученого.
        - Буквально четыре дня назад, - торжественно объявил он, - нам удалось переместить образец - алюминиевую болванку весом четырнадцать фунтов - на две минуты в будущее!
        Русские вяло похлопали, а Александров заворчал:
        - Поздравляю… Вы использовали простой отрыв тахионов от запутанных квантов?
        Лит вздрогнул, а вот Джеральд с готовностью ответил:
        - Да! Правда, когерентный пучок вышел слабым… А вы, как я понимаю, додумались до триггерного усиления?
        - Ну-у, в общем, да, - промямлил президент Академии наук.
        - Я прилетел в Москву не для того, чтобы выпытывать у вас секреты, - решительно заговорил Фейнберг. - Моя задача в ином - напомнить и вам, и нам о величайшей ответственности перед человечеством. Нельзя допустить ни единого серьезного парадокса или пресловутого «эффекта мотылька»! Правда, сама природа или господь бог милостиво регулирует путешествия во времени - чем дольше дистанция заброса в прошлое или будущее, тем больше на это требуется энергии. И рост идет по экспоненте!
        - Есть еще одно ограничение, - спокойно добавил я. Американцы одинаково вздернули головы, слушая мой инглиш. - Это хронокамера. Перемещаясь во времени, образец или подопытное животное стартуют из нее, и там же финишируют. Если бы мы даже смогли забросить человека, скажем, на десять лет назад, у нас это не получится - тогда хронокамер не существовало. Впрочем, это все досужие рассуждения - энергии для забросов на десятилетнюю дистанцию не хватит, даже если мы организуем переток всех мощностей энергосистем США и СССР, вместе взятых.
        - Совершенно верно! - с чувством сказал Фейнберг. - Поэтому, если честно, парадоксы во времени меня интересуют, но не волнуют особо. Но ведь это не все сюрпризы хронофизики… Есть еще одно направление исследований, которое жутко возбуждает наших политиков и вояк…
        - Инверсия времени, - вытолкнул я.
        - Да! Признаться, к обращению времени и его течению вспять я относился несерьезно… Ничего, дескать, плохого! Сначала научимся следствие возвращать к причине - разбитую вазу обратим, понаблюдаем, как собираются вместе осколки… Чепуха! - резко махнул рукой Джеральд. - Инвертировать время действительно возможно, вот только ничего хорошего из этого не выйдет - в той же обращенной вазе все ее протоны с электронами заместятся античастицами, и она тут же аннигилирует - с воздухом, с полом! И получим ядерную вспышку! Ну, и радиоактивный кратер на память…
        - Военное применение хроноинверсии станет катаклизмом, - поддержал коллегу Боуэрс. - Представьте, что солдат инвертирован в процессе вдоха… Воздух вызовет аннигиляцию гортани и легких; форма, а затем и кожа перейдут в жесткие гамма-кванты… Термоядерная бомба, взрываясь, выделяет девять десятых грамма излучения, а тут - многие фунты! Уж не знаю, какой глубины выйдет кратер под солдатом, извергающим адское пламя, но радиус зоны сплошного поражения составит сотни километров!
        Адъюнкт-профессор то ли пугал нас апокалиптическими картинками, то ли смаковал их, а я в этот момент очень хорошо понимал Оппенгеймера, ужаснувшегося тому злу, что он принес в мир. Прав был древний мудрец: «Во многих знаниях многия печали; и кто умножает познания, умножает скорбь»…

* * *
        Чекисты могли быть довольны - Фейнберг выдал несколько важных деталей в своих откровениях, «послужащих делу мира во всем мире».
        Александров повез всех обедать в ресторан «Советский», а я увильнул от «официальной части». Спустился на десяток этажей ниже, и юркнул в кабинет, забронированный за мной.
        Тут было тихо - и пыльно. Последний раз я заглядывал сюда год тому назад - на экране монитора впору рожицы рисовать. Зато в уголку, за прозрачной шторой, блестела фаянсом раковина.
        Оставалось отлепить грим, стягивавший кожу, и тщательно вымыть лицо с мылом. Ух, хорошо!
        «Полинял, красавчик!»
        Мысли бродили во мне, тяжелые и недобрые. Я был в шаге от дьявольского изобретения - инвертора времени. Аннигилятора.
        Понимал прекрасно, что собирать эту «вундервафлю» все равно придется - лучше уж опередить Америку, чем догонять.
        Чертов Фейнберг, разбередил! Видать, его самого трясло от страха, потому и рванул в Советский Союз - исповедаться и замолить грех. Хотя он вроде еврей…
        И никак не избежать этой стратегической дребедени!
        А вся закавыка в том, что в квантовой теории поля бытует понятие СРТ-инвариантности, которая трактует античастицы, как частицы с инвертированным зарядом и четностью, двигающихся назад во времени. И та самая разбитая ваза жахнет так, что разнесет не только саму инверсионную машину, но и город, и область. Ну, или штат.
        Я поглядел на красавчика в зеркале, и мрачно усмехнулся.
        «А вот фиг вам…»
        Инверсия времени еще не означает эквивалентность. Развернуть частицы в прошлое можно, но это вовсе не значит, что разбитая ваза соберется заново. Соберется, да - и тут же развалится, ведь межатомные связи у осколков разорваны!
        В общем, не так страшна инверсия, как ее малюет адъюнкт-профессор. Я вздохнул свободнее, и направил стопы к лифтам.
        На метро - и до «Дзержинской». Где-то там, вдоль по Кировской, прячется «бюро пропусков». А мне срочно нужно в наш «заколдованный город», в милый сердцам хронофизиков «сороковник»! Иначе не успокоюсь.

* * *
        «Бюро пропусков» изящно маскировалась под объект торговли - вывеска извещала, что в подвале находится плодоовощная база. Принюхавшись, я не ощутил обычного амбре гниющей капусты, и спустился, открыв тяжелую дверь, обитую оцинковкой.
        Никакого овощехранилища за порогом не обнаружилось. Пара рассохшихся шкафов, для симметрии - пара исцарапанных столов светлой полировки, растрескавшейся, как такыр в Кара-Кумах. В сторонке, на ободранном диванчике, дремал ладно скроенный товарищ спортивного обличья, а за столом сидел молодой человек в костюмчике, при галстуке и в строгих очках.
        - Здравствуйте, - сказал я, оглядываясь.
        - Здравствуйте, - эхом ответил молчел, и требовательно протянул руку. - Ваш паспорт.
        Взяв в руки новенькую краснокожую книжицу, он перелистал ее, внимательно взглядывая на меня.
        - Гарин Михаил Петрович?
        - Да, - сознался я.
        Порывшись в ящике стола, очкарик вынул пропуск, и протянул его мне вместе с паспортом.
        - Отправляетесь с Ярославского вокзала до Щелково, - проинструктировал он бесцветным голосом. - На станции вас и ваших товарищей будет ждать служебный автобус.
        - Спасибо, - вежливо сказал я, - до свиданья.
        - До свиданья.
        Спортсмен на диванчике, с любопытством следивший за мной, снова прикрыл глаза, а я удалился, сдерживая прыть.
        Тот же день, позже.
        Московская область, Щелково-40
        «Наукограды» в почете у партии и правительства - о них пекутся, а жителей снабжают по первой категории. Иной раз в местных «Промтоварах» такую обувку выбрасывают, что в Москве лишь в подсобке увидишь. Балык, пятнадцать сортов колбас, икра черная, икра красная, икра баклажанная…
        Но и попасть в закрытый город - проблема. Если ты не работаешь в Щелково-40 или у тебя не нашлось там родичей, можешь даже не пытаться. Повезло - обнаружился троюродный дядя или внучатый племянник? Подавай письменную заявку: «Прошу выдать пропуск для посещения г. Щелково-40 в личных целях…» - и жди два месяца. А вдруг рассмотрят положительно?
        Только не вздумай хитрить или умничать!
        Патрули из солдат внутренних войск круглосуточно дежурят внутри периметра - обходят контрольно-следовую полосу, между рядами колючей проволоки, опутанной датчиками на хитроумных.
        Рискнешь проникнуть за «колючку» - стреляют без предупреждения. А ты не лезь!
        Автобус со скромной табличкой «Служебный» остановился у основного КПП. Наряд вежливых автоматчиков проверил пропуска, и ворота разъехались, впуская наш сине-белый «ЛАЗ».
        Будучи в «сороковнике» третий раз в жизни, я все еще любопытствовал, глядя по сторонам. Черта города замкнула в себе обширное пространство в десятки гектар - луга, сосново-елово-березовые рощи, тихую речушку - автобус как раз миновал бетонный мост. А сам город пока лишь строился - над высоченными елями еще выше задирались стрелы подъемных кранов.
        Мимо промахнул край дубравы - черные стволы замелькали в зеленистом свете - и открылся Щелково-40. Стройплощадки, большие и маленькие, первые этажи из красного и белого кирпича; грохочущие бульдозеры, разгребавшие грунт, вертлявые экскаваторы, грузившие тяжеловесные, основательные «КрАЗы» и юркие «КамАЗы». За сплетением стальных опор и ажурными снопами арматуры горели дрожащие синие огни сварки, осыпая брызги оранжевых искр.
        Новенький черный асфальт устилал проспект Козырева, что смыкался в точке перспективы на громадных корпусах НИИ неклассических механик. То ли чиновников смутило слишком лиричное название для госучреждения - Институт Времени, то ли сам Андропов настоял, чтобы в научном городке учредили ИНКМ, милый его сердцу.
        Ближе к НИИ уже справляли новоселья - вон, на углу, разгружали пару контейнеров. Видать, прибыли из Новосибирска или того же Первомайска. Огромным аквариумом блеснул Дворец культуры, нянечки и воспитательницы обживали двухэтажный детсад. Соцкультбыт.
        Я подался к окну, пытаясь рассмотреть коттеджи на пригорке, отмеченном редкими, но высокими соснами. Углядеть Риту мне не удалось, далеко. А, может, «Ритуля-красуля», как ее тесть зовет, и вовсе не дома. Мало ли… Зачеты сдает. Или в женской консультации очередь высиживает. Здесь-то пока ни поликлиники, ни больницы. Даже аптеки нет, всё только строится.
        Ничего, до Москвы час езды…
        Ворча, «ЛАЗ» вывернул к автовокзалу, и зашипел тормозами, словно дух испустил. Приехали.
        Пассажиры столпились в проходе, оживленно переговариваясь. Кто-то бубнил:
        - За всякой мелочью в столицу мотаться… Не наездишься!
        - А ты не езди… Мой дед в тайге жил месяцами, а брал с собою один только нож!
        - Иди ты…
        - Эйнштейн не прав!
        - Да ну?
        - Да! Эквивалентность инерции и притяжения - чушь и вздор! Помнишь ту картинку, где нарисованы две ракеты? Одна на космодроме стоит, другая летит, а внутри кидают мячики - один космонавт из носовой части бросает, другой - в хвостовой. Видали, дескать? Одинаково всё!
        - Ну да.
        - Да ну? Если ракета движется, эти дурацкие мячики ускорятся одинаково. А если стоит? Мячик, падающий из носового отсека, ускорится чуть-чуть меньше того, что в хвосте. Ведь сила тяжести падает с расстоянием!
        Мысленно я согласился с экспрессивным спорщиком - долговязым растрепанным парнем в кургузом костюмчике. На шее у него болтался галстук - забыл завязать.
        «Так его, Святого Альберта! - улыбнулся я вслед растрепе. - Парадигма - не пара догм!»
        От автовокзала до института ходу было - пара остановок. Правда, по городу пока лишь маршрутки бегали, пятнадцать копеек билет, но что такое две остановки? Десять минут упругим шагом…
        Удивительно, но суета около «круглого стола» не встревожила меня ничуть. Всю мою, погрязшую в знаниях натуру переполняла веселая злость. Она бурлила во мне, требуя немедленного выхода. Твори, выдумывай, пробуй! Чего просто так топать? Соображай!
        И я гонял свой мозг, перелопачивал старые версии, окучивал новые. Идеи поблескивали извивами червей, но ускользали, прячась в комочках чернозема…
        Мимоходом глянув на ряд краснокорых сосен, убереженных строителями, взбежал по ступенькам в главный корпус.
        - Макарыч? - воскликнул я. - И ты здесь?
        Седоусый страж подозрительно глянул на меня.
        - Вроде, голос знакомый… - затянул он, хмуря белые брови.
        - Приказано сменить внешность, - вполголоса молвил я, изо всех сил удерживая улыбку, и показывая пропуск.
        - Михал Петро-ович! - обрадовался старый энкавэдэшник. - А я-то думаю… Прошу!
        Турникет провернулся с глухим щелчком, и я проследовал в гулкое, пустынное фойе. Но безлюдным НИИ лишь казался - из коридоров долетало сборное эхо, отгул людского гомона.
        А из распахнутых дверей моей лаборатории несся всамделишный ор.
        - Да что вы, как ненормальные! - взвился высокий Лизин голос. - Субвремя, псевдовремя… Это всё лишь ваши догадки, сплошная акустика, звуковой фон!
        - Но ведь Тузик где-то же находился три минуты! - завопил Корнеев. - Вот он пропал из настоящего, а три минуты спустя объявился в будущем! И где он был всё это время?
        - Етта… - прогудел Вайткус. - А с чего ты взял, что он вообще был в трехминутном промежутке? Может, его и не было. Вообще не было - ни во времени, ни в пространстве!
        - Устами пенсионера глаголет истина! - хихикнул Киврин.
        - Етта… Набуцкаю по организму, узнаешь, какой я старпер!
        Переступив порог, я призвал коллектив к порядку:
        - Только по голове не бейте, она у него варит иногда!
        В лабораторию набились все, и «старички», кочевавшие за мной из Московской области в Николаевскую, да обратно, и «новички» из Новосибирска.
        Ипполит Григорьевич глядел на меня со спокойным любопытством, да и «Бублик» тоже, а вот Володя с Витьком пялились с вниманием особистов, Огорошенных особистов.
        - А ну-ка, поворотись-ка, сынку! - пророкотал Ромуальдыч, уперев руки в боки. - Хоро-ош! Да, Лизавета?
        - Красавчик! - мурлыкнула Пухова.
        - Простите, барин, - степенно поклонился Киврин. - Не признали!
        - Ужо тебе, - я согнал улыбку с губ. - Ладно, налюбуетесь еще. Нам тут новую задачку подкинули…
        Повернувшись, окинул взглядом ускоритель. Его собрали по «первомайской» схеме - потолок вознесся этажей на шесть, и бандура тахионника пряталась за решетчатыми площадками, дырчатыми трапами и крепкими стальными балками.
        «В самом деле, - мелькнуло у меня, - схоже с ракетой на стартовом столе».
        - В общем, так… - медленно проговорил я, и вкратце передал разговор с американцами. - Если верить им, то ЦРУ поработало на славу. Ускоритель собран в каких-то там подвалах Колумбийского университета, только не вертикально, как у нас, а горизонтально. Ну, это, так сказать, первое поколение, до триггерного усиления они еще не додумались… Но не суть. Инверсия времени - вот, что меня беспокоит! По сути, гонка уже началась. Имея излучатель тахионов, выйти на инвертор - это задача нескольких месяцев, вряд ли года. Товарищи! Я митинговать не собираюсь, и призывать вас, чтобы мы опередили Штаты, не буду. Вы и так в курсе. Мы обязательно создадим инверсионную машину, испытаем, поставим на гусеничное шасси - да! Но дело не в этом…
        - Простите, Михаил Петрович, - вежливо сказал Ипполит Григорьевич. - Вы сказали - шасси? То есть, вы предполагаете, что инверсия возможна как бы вовне? На расстоянии?
        - Предполагаю, - серьезно кивнул я. - Но, повторяю, не в этом дело! Американцы, образно говоря, куют меч. Как и тридцать пять лет назад, в Лос-Аламосе. Мы обязательно выкуем такой же, или получше. А мне нужен щит! Понимаете? Не выяснять, чья дубина увесистей и крепче, не крушить наперегонки вражеские черепушки, а отразить инверсию! Заглушить ее, к такой-то нехорошей матери! А вот потом можно противнику и по организму набуцкать - сугубо конвенциально, в лучших традициях советской армии и флота. Поняли задачу?
        - Так точно! - вытянулся Бубликов. - Усекли!
        - Етта… - ухмыльнулся Вайткус. - А мне етто нравится! - он оглянулся, и грозно насупился. - Ну, что стоим? За работу! Думаем!
        Глава 15
        Пятница, 22 августа. День
        Нью-Йорк, Бродвей
        Даунинг поймал себя на том, что спокоен, даже безмятежен. Он с легкой улыбкой смотрел за окно, провожая взглядом бетонные и стеклянные склоны Бродвея, что длинным каньоном рассекал Манхэттен. А чего тревожиться-то? О чем?
        «Координатор» сдержал обещание, замолвил за него словечко перед кандидатом в президенты. Джимми Картер и сам проявил интерес к его персоне, особенно к той секретной информации, что хлынула потоком в избирательный штаб… Мутным потоком, честно говоря. Но что есть выборы, как не сражение за власть? А на войне, как на войне…
        Если Картер въедет в Белый дом, то директор ЦРУ, как минимум, задержится на своей должности. Уже хорошо! Но нужно держать в уме и максимум… К примеру, пост вице-президента.
        Джек блаженно зажмурился. Да-а… Блестящая карьера, как не крути. Американская мечта!
        Правда, Ронни Рейган все еще на плаву, однако тылы теряют надежность - воротилы с Уолл-стрит все с меньшей охотой отстегивают миллионы на президентство неугомонного ковбоя.
        «Пугливыми стали! - усмехнулся Даунинг. - Почуяли на своих жирных загривках дыхание зверя покрупней!»
        Еще бы… Если даже Морганы сдались! Потеряли миллиарды, упорствуя, а их могучий, несокрушимый банк трясло, как в лихорадке! Заемщики сбегали толпами, люди с вечера занимали очередь, чтобы снять свои доллары… А «координатор» сжимал и сжимал тиски. Вот и заполоскал белый флаг…
        Джек поморщился, вспоминая, что есть текущие дела и будние заботы. После мечтаний о высших сферах, возвращаться в цэрэушную юдоль было скучно, но, с другой-то стороны, именно в разведке он - ас, а опыт не падает в цене.
        Вынув из папки докладную записку Боуэрса, директор ЦРУ в третий раз прошелся глазами по суховатым строчкам, обдумывая те из них, что сам же выделил.
        М-да… Будь он занудой-пессимистом, то признал бы неудачу с «дипломированными шпионами». Ведь ничего конкретного адъюнкт-профессор не привез из Москвы. Зато Фейнберг переполнился идеями, выхватив их даже из обмолвок русских! А уж с каким энтузиазмом он вылетал в Советский Союз! Просто рвался - «в Россию с любовью»!
        Вот только веры ему не было. Даунинг с самого начала разглядел в ученом интеллигента-чистоплюя, не желавшего снимать белых перчаток. И вот - итог.
        Джек снова вчитался.
        'Вынужден сообщить, что Фейнберг неоднократно и сознательно допускал ошибки в создании инверсионной установки и необоснованно тянул время. Начал регулярно выпивать, опаздывать и не являться на работу под разными предлогами.
        По сути, это настоящий саботаж. Я бы мог и сам вести проект, однако Фейнберг отказывается раскрывать всю полученную им информацию…'
        Даунинг усмехнулся. Боуэрс - всего лишь прикладник, способный, весьма амбициозный, но не творец. Однако…
        «В последнюю нашу встречу Фейнберг нагло заявил, что не будет делиться своими догадками. Накричал на меня, и сообщил, что собирается принять советское гражданство и навсегда покинуть Штаты…»
        А вот это уже серьезно.
        - Роберт… - директор бросил взгляд на помощника.
        Встрепенулись оба, и Боб, и Дик. До чего ж похожи… Хоть Роберт и блондин, белокурая бестия с холодными синими глазами, а Ричард - жгучий брюнет, смахивающий на мафиозо с Сицилии, но их обоих отличает опасная сила и бесстрашная готовность.
        «Волки, - подумал Джек, - мои слегка одомашненные волки…»
        - Роберт, - молвил он вслух, - этот Фейнберг… Наблюдение за ним вели?
        - Да, сэр, - склонил голову Бобби.
        - А он… м-м… не появлялся у посольства СССР?
        - Фейнберг заходил туда три дня назад, сэр. Пробыл там полчаса, и вышел.
        - Понятно… - затянул Даунинг, и встрепенулся. - Чемоданчик при тебе?
        - Да, сэр.
        Джек глянул в окно. А вот и «Колумбия»…
        - Вы оба - со мною, - приказал он, и велел водителю тормозить у главного входа в университет.

* * *
        До Пьюпин-Холла, где прятались физические лаборатории «Колумбии», топать далековато, но Даунинг только рад был прогулке - сидячая работа подтачивала тонус.
        Не директорское это дело - допросы третьей степени - но особые случаи требуют особых правил.
        Лита Боуэрса он обнаружил в тесном помещении, узком и длинном, где собрали ускоритель тахионов. Установка сдержанно гудела, а метрах в пятнадцати от входа «труба» тахионника смыкалась с цилиндрической камерой, похожей на гигантский стакан - по толстым стеклам гуляли разводы зеленого сияния.
        - Прекратите меня обзывать! - донесся визгливый голос адъюнкт-профессора. - Со своими русскими собутыльниками будете так разговаривать!
        - Ну, вот еще! - насмешливый тон Фейнберга отдавал приличным опьянением. - Русских я уважаю, понял? А тебя - нет! Потому что - тьфу! - не за что уважать нуль! Как говорят русские: «Нуль без палочки!»
        - Ах, ты… - задохнулся Лит. - Слабак! Интеллигентишка задрипанный!
        - Да пошел ты… - лениво послал Джеральд.
        Даунинг обогнул камеру, и отпустил короткое:
        - Брек!
        Раскрасневшийся, потный от злости Боуэрс тут же разжал кулаки, а Фейнберг скользнул по вошедшим мутным взглядом, и демонстративно приложился к блестящей фляжке.
        - Мистер Фейнберг, - вежливо начал директор ЦРУ, - вы действительно хотите перебраться в СССР?
        - Да! - с вызовом ответил доктор наук. - Хочу! Сказать, почему?
        - Не стоит, - усмехнулся Даунинг. - А информацией почему не делитесь? Скрываете для новых хозяев?
        - В Советском Союзе, - назидательно воздел палец Фейнберг, - нету хозяев! И нету слуг! Там все - товарищи!
        - Браво, - сухо сказал Джек. - Отдаю должное советской пропаганде… Роберт, Дик!
        Помощники живо усадили Джеральда в деревянное кресло и зафиксировали наручниками. Ученый дернулся и обмяк.
        - Пытать будете? - горько поинтересовался он.
        - Нет, просто побеседуем, - присел Джек Напротив. - Так сказать, тет-а-тет.
        - Мне уйти? - нервно спросил Боуэрс.
        - Вот как раз вы останьтесь! - лязгнул голос Даунинга, и тут же сменил тон на мирный: - Начинайте, Роберт.
        Бобби кивнул, открывая чемоданчик-дипломат. Деловито выбрал шприц, с четким хлопком отломил горлышко у ампулы…
        Фейнберг безучастно наблюдал за тем, как игла накалывает его вену, лишь моргал, тараща глаза. По стенам шатались зловещие тени, а низкий потолок лишь добавлял средневековой жути к образу подвала Святой Инквизиции.
        - Отпустите меня… заскулил ученый, кривя губы.
        - Отпустим, конечно, - ласково зажурчал директор ЦРУ. - Вы сами виноваты - не хотели говорить по-хорошему. Что ж… Будем разговаривать по-плохому! - он кивнул Ричарду, тот сноровисто включил магнитофон, и удалился вместе с Робертом. - Итак, инвертор… Или инверсор? Вы же наверняка представляете себе схему этого… м-м… агрегата?
        - Разумеется, - промямлил доктор наук. - Этакая сферическая камера, вроде тех, что клепают для термояда - с мощными, такими, магнитными катушками… Надо, чтобы поле удержало в камере образец - чешуйку железа. Кру-упинку! Один кубический миллиметр! Ага… А со всех сторон, сверху и снизу, надо прицепить по излучателю тахионов… Вот только испытывать… Слышишь, Лит? Ты ж сам не догадаешься, хи-хи-хи… - отвеселившись, он продолжил почти трезвым голосом: - Миллиметр кубический, вроде, пустяк, да только, если саннигилирует, рванет знатно! Ну, там, по формуле… Килограмм семьдесят с лишним, в тротиловом эквиваленте. Так что испытания… Лучше где-нибудь на природе. Понял, недоумок?
        Жестом Даунинг успокоил Лита.
        - Не обращайте внимания, мистер Боуэрс, а лучше запоминайте. Магнитофон - хорошо, а голова лучше. Вам же руководить проектом.
        Лицо Лита осветилось неподдельным счастьем, а Джеральд передернулся в гримасе отвращения…
        Там же, позже
        - Роберт, нейтрализуешь, - велел Даунинг, брезгливо посматривая на Фейнберга, распустившего слюнявый рот.
        - Да, сэр! Мистер Боуэрс, у него есть машина?
        - Да, да! - с готовностью ответил руководитель проекта. - Серый «Форд-Рейнджер», пикап!
        Боб перевел взгляд на шефа.
        - С обрыва плюс небольшой пожар? Медэксперты покажут алкоголь в крови.
        Директор подумал, и кивнул.
        - Годится! Да, и вколи ему, на всякий случай, что-нибудь а ля сердечный приступ.
        - Будет сделано, сэр.
        Бледный Боуэрс стоял навытяжку, понимая, что его вяжут кровью.
        - Дик! - закряхтел Роберт, подхватывая безвольную тушку Фейнберга.
        - Держу! - подскочил Ричард. - О, кажись, ключи звякнули… Точняк! Вот они, в пиджаке…
        - О`кей… Потащили!
        Серый пикап стоял в удобном месте - из окон не увидишь - и доктора наук сгрузили на сиденье.
        - Давай, Бобби! - на пороге Дик обернулся, и громко добавил: - Не забудь, завтра мы пьянствуем!
        - А ты как будто сегодня удержишься! - фыркнул Боб, и Ричард жизнерадостно загоготал.
        Минуту спустя серый «Форд» катил по Бродвею, направляясь к мосту Джорджа Вашингтона.

* * *
        За грязноватой лентой Гудзона потянулись дороги Нью-Джерси, которые так и тянуло назвать улицами - «Штат садов», по сути, заделался штатом предместий. С севера давил гигантский Нью-Йорк, с юга - Филадельфия.
        Роберт проехал Принстон и свернул к небольшому дому, хорошо сохранившемуся с далеких двадцатых. Завел пикап в гараж, запер ворота, и громко сказал:
        - Выходите, мистер Фейнберг, хватит притворяться!
        Ученый несмело вылез из машины.
        - Вы меня тут будете… убивать? - проблеял он.
        - Вообще-то, - хладнокровно ответил Боб, перекидывая пустые картонные ящики, - я должен был вам сделать укол… Такой, знаете, укольчик - хлоп! - и разрыв сердца! А в шприц я набрал снотворного… Спать хочется?
        - Немного… - залепетал Фейнберг. - Так я что… жить буду?
        Отряхивая руки, Роберт прямо спросил:
        - Вы действительно хотели в СССР?
        - Д-да… - выдавил Джеральд.
        - Тогда сидите здесь. Не выходить! И не выглядывать в окно! Да, чуть не забыл… Дайте-ка мне ваш пиджак. Права у вас где?
        - Во внутреннем кармане…
        - Надо, чтобы труп в машине опознали, как ваш, - деловито объяснил Боб.
        - А где вы возьмете труп? - с запинкой, но смелея, спросил ученый.
        - Это уже моя забота… - прихватив канистру с бензином, Бобби приоткрыл створку. - Сидите и ждите! Вечером переправлю вас на советский сухогруз… По паспорту моряка. Моряк, хе-хе, останется здесь, а вы, с его «пэйпарс», подниметесь на борт… Всё, я скоро!

* * *
        Нужное тулово Роберт обнаружил у придорожного кафе - потасканный забулдыга, но щетине на щеках всего дня два, и одет более-менее прилично. На оперу в таком не пустят, а для глубинки сойдет.
        Рост, вес, цвет кожи… Подходит. Волосы, правда, курчавые, но им все равно гореть. Вместе с лицом. Иначе опознают не того.
        Притормозив, Боб весело сказал:
        - Эй, парень! Подбросить?
        - Fuck you… - неуверенно промычало тулово.
        - Да садись, садись…
        Икнув, пьянчужка покачался в раздумье, да и плюхнулся на переднее сиденье. «Форд» мягко тронулся, подкидывая задком.
        - А куда… - начал пассажир, но водитель не дал ему договорить.
        Неуловимое движение рукой - и душа алкаша рассталась с телом. Удовольствия от умертвия Боб не получил, но и раскаяньем не мучался. Он тут во вражеском тылу, а с врагами у него разговор короткий. И пусть вокруг мирные граждане, что с того? Насмотрелся он на них во Вьетнаме…
        Как амеры бомбили деревни в джунглях? Сперва сбрасывали фосфорные авиабомбы. Белые пары не отравляли, но душили - все, кто спрятался в подвалах, рвались на улицу, лишь бы сделать вдох. И вот тогда падали контейнеры с шариковыми бомбами - увесистые кругляши сметали всех, и старых, и малых…
        А каково было Нгуену - фосфорные шарики вонзились ему в живот! Доктор торопливо орудовал скальпелем, медсестричка Лиен готовила щипцы, а пакостные шарики вспыхнули, едва в трепещущую плоть попал кислород. Лиен плакала, у хирурга руки тряслись, а Нгуен с воем дергался, сгорая заживо на операционном столе…
        …Мрачно поглядывая на труп, Роберт добавил скорости, и миль через пять свернул на узкую дорогу, уводящую на запад.
        «Это где-то здесь…»
        Нужную кручу он нашел за поворотом. Откос сбегал к ручью, кровожадно скалясь серыми останцами.
        Боб разогнался - и резко затормозил, выехав на самый край.
        «Готов тормозной след…»
        Больше всего времени занимает перетаскивание тела с пассажирского места на сиденье водителя. А ведь body надо еще переодеть…
        «Ну, вроде, всё…»
        Незаметно оглядевшись, Боб снял машину с тормоза, и навалился, толкая в задний борт кузова. Пикап неохотно покатился, перевалил за обрыв - и загремел вниз, крутясь и падая. Скрежещущий металл мялся и рвался, как бумага. Почти распавшись надвое, «Форд» рухнул на оба берега ручья. С глухим хлопком рванул бензобак.
        Пламя не взвилось огненным облаком, как это любят снимать в Голливуде, но маленький протуберанчик охватил-таки истерзанную кабину.
        - Везет мне… - пробормотал Роберт, спускаясь по склону. - И спички не надо тратить…
        Подкинув улики, он щедро окропил бензином голову безвестного Джона Доу, и бросил канистру в перекрученный кузов. Волосы затрещали, вспыхивая, как на башке того буддистского божества, что Боб видел в заброшенном храме.
        «Всё! - выдохнул он, взбираясь по крутизне. - Осталось вернуться…»
        Суббота, 23 августа. Утро
        Оманский залив, борт ТАВКР «Минск»
        Аравийское море плескалось вокруг до самого горизонта, стелясь изменчивой зыбью, однако ветер не приносил облегчения - веял горячо и сухо. Иранского побережья уже не видать, но у самого небоската тянулась мутная полоса, словно отражая пыльные плоскогорья древней Персии. А жара валилась и валилась на палубу… Недаром все на вахте - там хоть кондиционер спасает!
        Гирин вздохнул - и улыбнулся. До чего же капризна натура человечья! Как он мечтал в школе угодить вот в эти самые места, где кончается дремотная Азия и шумит бескрайний Индийский океан… А нынче ему, видите ли, жарко! Даже в «тропичке», в темных очках - их всему экипажу выдали…
        Иван оглядел море. Почти дежа-вю… В сторонке от советской эскадры разворачивали волны корабли иранской оперативной группы, еще ночью вышедшие с базы Чехбехар - эсминец «Демавенд» и пара фрегатов - «Саханд» и «Сабалан».
        А индийская флотилия покрутилась, покрутилась, да и ушла обратно в бананово-лимонный Бомбей. Так только, учения устроили, и всё…
        - Здравия желаю, товарищ мичман! - послышался знакомый голос, одновременно ироничный и бодрый.
        Гирин живо обернулся.
        - Здравия желаю, товарищ капитан третьего ранга!
        - Что, не решились индийцы дергать за хвост китайского дракона? - заулыбался Якушев. - М-м? Переживаете, небось?
        - Да не то, чтобы переживал… - затянул Иван. - Просто ждал хоть какого-то… этого… экшена. А тут… Все тревоги - учебные!
        - Ну, это как раз и славно, мичман, - серьезно сказал каптри. - Для того мы и ходим в походы, чтобы не звучало боевых тревог. Да-а… Выходит, ошибся я в своих гаданьях!
        - Да нет, просто обстоятельства изменились, - солидно выговорил мичман. - Вьетнамцы наступают с юга, мы - с севера, так еще и индийцы с запада? Чересчур как-то. Полноценная война получается!
        - Согласен, - кивнул замполит. - Ну, вьетнамцы раздухарились, конечно, не по делу - мстят за свою слабость, за оккупацию священных перевалов в Као Банге. Ну, мы их быстро угомоним… Да и наша войнушка за Иртыш и Керулен - это… так, - он неопределенно покрутил кистью. - Андропов просто стукнул кулаком по столу - и на Западе тут же сделали верные выводы. Русских лучше не трогать! И их союзников - тоже. Но заметьте самое интересное, Иван - китайцы не подтягивали войска во Внутреннюю Монголию! Они как-то уж очень благодушно отнеслись к нападению. И дело не в том, что вся Группа советских войск в Монголии заняла позиции…
        - Но китайцы же воевали с нами! - заспорил Гирин. - Вон, сколько мы самолетов посбивали! Ой, простите, перебил…
        - Да ладно! - благодушно отмахнулся Якушев. - Вы правы, китайцы начали весьма рьяно, но это же обычный рефлекс. Нарушитель? В ружье! Но заметьте - боевые действия быстро сошли на нет. Китайцы отвели войска за Керулен, за Иртыш - и тишина! А Хуа Гофэн вовсе не голосит по радио, проклиная агрессора, он довольно улыбается на камеру… Кто затеял «первую социалистическую войну» с Вьетнамом? Дэн Сяопин, опаснейший конкурент товарища Хуа. Кто хвастливо утверждал, будто «позавтракав в Пекине, пообедаю в Ханое»? Дэн Сяопин. И кого назначили командующим войсками НОАК на юге Китая? Все того же Дэна. Инициатива наказуема! А теперь, думаю, его накажут по-настоящему! И за разгром на юге, и за то, что мы вторглись на севере. Наши-то требовали прекратить войну во Вьетнаме! И вот вам финал - Хуа Гофэн набирает очки, смещает слишком резвых генералов и едет в Хабаровск на встречу с Андроповым. Могу спорить на что угодно, у Юрия Владимировича есть, чем приманить китайского дракона!
        - Ну, вряд ли он станет ручным… - философски заметил Гирин.
        - Это - да! - рассмеялся каптри. - Ну, лишь бы пакостей не делал… Кстати, - заметил он, как всегда, по мнению Ивана, некстати, - а вы в курсе, что иранцы сами предлагают нам военно-морскую базу на острове Кешм? Это рядом с Ормузским проливом…
        - А-а, ну да! - закивал мичман, и поморщился. - Только там той базы… Развалины португальского форта!
        - Это пустяки! - отмахнулся Якушев. - Главное, мы получаем от-тличный рычаг давления на Запад! Вся Европа кормится здешней нефтью, да и Япония. Вспомните, как воинственно подпрыгивали самураи, стоило нам стать на Керулене! А как только узнали про базу на Кешме, мигом заткнулись. Даже американцев слушать не стали. Вон, глядите! Сам, как остров…
        Оставив за кормою бутылочное горлышко Ормузского пролива, на зюйд-ост пёр гигантский супертанкер.
        - «Глобтик Токио»'! - прищелкнул пальцами каптри, глянув в бинокль. - Полмиллиона тонн сырой нефти за раз! А ведь, как вы правильно заметили, обстоятельства изменились. Нынче ближневосточная нефть - это Иранская Социалистическая Исламская Республика и Объединенная Республика Ирака и Аравии. А Кувейт, Эмираты или Бахрейн с Катаром - это так, с боку припека. Как скажут Багдад с Тегераном, так и будет. А Москва тут в роли регулировщика - кого надо пустим к нефти, кого не надо - прогоним. Ну, и табельный под рукою… На всякий случай. Как говорил Аль-Капоне, добрым словом и пистолетом можно добиться гораздо большего, чем одним добрым словом!
        - «Энтерпрайз» где-то у Омана болтается… - задумался Гирин.
        - Во-от! Американцы сейчас по-всякому обхаживают тамошнего султана, облизываются на порт в Тумрите… Вопрос: что будут делать штатовцы в ближайшие дни?
        - Прорываться на базы в Бахрейне!
        - Садитесь, «пять»! - ухмыльнулся Якушев. - А кому их держать и не пущать?
        - Нам! - хмыкнул Иван.
        Над палубой разнеслись сигналы тревоги, ее отзвуки вырывались с надстройки и с нижних отсеков. По палубе трусцой забегали пилоты и техники, готовя «Яки» и «вертушки».
        Гирин пригляделся - персы на своих корабликах тоже засуетились, а громадный «Киров» удалившийся к северу, плавно разворачивался.
        - Вон они! - крикнул мичман, маша рукою на зюйд.
        Там, перебивая блеск моря, вызревали черные прыщики.
        - А вы? - удивился Якушев, лапая себя по нагрудному карману.
        - Не моя вахта! - мотнул головой Иван.
        - А-а… - каптри выцепил «военный» радиофон в толстой рамке, и забубнил, помогая себе рукой. Покивал, и сунул радик обратно. - Авианосец гостит у оманцев, а к нам жалуют три крейсера - «Олбани», «Уорден» и «Бейнбридж». «Олбани» - самый старый, но и самый большой. Пушки… Да так себе пушки. А вот ракет у него - до фига. Зенитных, правда, но кто мешает нацелить их на наши корабли? А ракета «Талос»… Это дура в полторы тонны! Эсминец, вроде «Демавенда», потопит запросто.
        Гирин, нетерпеливо топчась, глянул в бинокль. Штатовские крейсера шли полным ходом. До них еще не близко, но силуэт «Олбани» мичман узнал - туповатый нос, да высокая прямоугольная надстройка… Не спутаешь.
        - И что будет? - вырвалось у него.
        - Увидим, - нервно обронил Якушев.
        Иранцы готовились к бою, а «Киров», описав циркуляцию, зашел крейсерам в корму, сигналя ратьером: «Ваш курс ведет к опасности. Имею приказ вытеснять вас, вплоть до навала и тарана».
        Ну, наглости амерам не занимать - с «Олбани» ответили: «Мы ничего не нарушаем, следуем прежним курсом».
        Иван до того разнервничался, что сглотнул всухую.
        «Киров» добавил скорости, догоняя «Олбани». Американские моряки выбежали на палубу - в бинокль было видно, как они подпрыгивают, машут руками и орут. «Факают» со всей мочи.
        «Ну, тут не ясно, на какой слог ставить ударение в последнем слове!» - бегло усмехнулся мичман.
        И тут начался «экшен»!
        «Киров» плавно догнал «Олбани» и повернул руль вправо. Крейсер был не мал, но ТАКР все равно подавлял величиной - приглушенный грохот навала раскатился по морю. Сыпанули брызги искр, задымила краска. Изящный нос «Кирова» смял ракетную установку «Тартар» у надстройки «Олбани» и порвал обшивку - американский крейсер будто вдавило в голубую воду. Качаясь, болтая расплющенными ракетами, он напоминал боксера, заработавшего нокдаун.
        А «Киров», как медведь, опять навалился на «Олбани» Помял вертолетную палубу, порвал леера, задел восьмизарядный «ящик» ракето-торпед АСРОК… И ни одного морячка на палубе! Все попрятались!
        С оглушительным ревом поднялись в воздух «Яки». Набрав высоту, они красиво завиражили над американскими крейсерами. Как шершни, выбирая будто, куда ужалить.
        И незваные гости переложили руль - вспенивая волны, битый «Олбани» плюс небитые «Бейнбридж» с «Уорденом» повернули на зюйд-вест.
        А «Киров» гордо проследовал по левому борту «Минска», сверкая полосами содранного шарового окраса, как ссадинами.
        - Шрамы украшают мужчин! - подмигнул Якушев Гирину, и весело, крепко потер ладони. - И-эх! Отметелили!
        Глава 16
        Понедельник, 25 августа. Ближе к вечеру
        Ленинград, набережная канала Грибоедова
        Капитан Родин свернул с Невского, и зашагал вдоль канала, удаляясь от пышнотелых соборных колонн и шумливого проспекта.
        Центр города заставляет ускорять шаг, лавировать в толпе, спешить и нервничать, поглядывая на часы, а здесь, в старом, скученном Питере, время будто замерло. Машины тут - редкость, да и люди двигаются неспешно, всему зная свой срок.
        Порой прищуришься, и во-он тот дедушка с палочкой, в шуршащей болоньевой ветровке, представляется действительным статским советником - в черной накидке с крылаткой. Седые пряди обжаты лоснящимся цилиндром, а тросточка в руке - просто так, для пущей важности.
        «Фантазер…»
        Завидев грифонов с тускло-золотыми крыльями, злобно вцепившихся в цепной мост, Родин припомнил сегодняшнее задание, и скривил губы. Вербовка всегда давалась ему с трудом. Было противно возиться с предающими - словно копаешься в вонючих потрохах без перчаток! Однако, служба.
        «Надо, Кир, надо! - глубокий вздох расправил легкие. - Вон, бери пример с дипломатов - и кланяются врагу, и ручкаются, и в глазки заглядывают…»
        Капитан перешел канал Грибоедова, лениво несущий темную воду, и не сразу юркнул в нужный подъезд - подзабыл дорогу.
        «Чекист, называется…» - шевельнулось недовольство.
        Засопев, Кирилл миновал гулкое парадное и, сдерживая шаг, поднялся на третий. Дом будто вымер - ни звука. Вот и ладненько… Никого сейчас не хотелось видеть, даже мельком.
        «Нехорошая» квартира встретила накатом домашней, стоялой прохлады, отсекавшей уличную духоту. Распаренный, Родин зябко поежился, и обошел жилплощадь, не разуваясь. Хозяин-американист дважды заверил, что у него не принято гостям тапки предлагать.
        Штатовский манер-с.
        В комнатах было темновато и не прибрано. Книги повсюду разбросаны или загромождают письменный стол шаткими стопками. Ну, хоть на кухне чисто - Кирилл питал стойкое отвращение к немытой посуде.
        «Подождем… - глянул он на часы. - Скоро пожалует, изменничек…»
        По инструкции, работа с агентом должна вестись только на квартирах, два-четыре раза в месяц. И работа эта - самая сложная, самая деликатная. Как говаривал еще жандармский полковник Зубатов, агента надлежит оберегать, как любимую женщину, с которой ты находишься в порочной связи.
        А начинается всё с внимательного, пристального изучения будущего источника. Вот так же и с Виталием Назаровым вышло. Родин служил «контриком» в Технологическом институте, где Назаров преподавал, слывя неплохим специалистом. Уже и кандидатскую защитил, и десятка два статей тиснул, но некая гнильца в натуре не давала ему покоя.
        Кирилл долго присматривался к этому человечку, тихому на вид и как будто бы довольному жизнью. Он увлеченно исследовал сильные стороны Виталия и понятные человечьи слабости, раздумывал над поступками «объекта», подсовывал в разговоре с ним разные ситуации, предлагая их оценить, а то и вовсе выступить экспертом. Ну, и помогал, конечно… До денег Назаров был жаден.
        И вот, потихоньку-помаленьку, подошла очередь вербовки. А чего тянуть? Они с «Виталей» практически друзья! Всё по инструкции…
        Вчера, считай, подал рапорт начальству, а уже с утра - получите разрешение на агентурную работу и присвоение псевдонима.
        «Но сколько же это писанины! О-о…»
        Надо будет завести сразу два агентурных дела - личное и рабочее, куда подшивать сообщения, подписку о сотрудничестве, псевдоним… А еще отдельно заполнить карточку агента…
        Капитан пристыл к стулу, расслышав шаги украдкой.
        «Явился, не запылился!» - подумал он, упруго вставая и цепляя медоточивую улыбку.
        Клацнула дверь, впуская высокого, сухопарого мужчину, немного за тридцать, с тонкими чертами нервного лица.
        «Ему бы, с такой-то наружностью, в амплуа травести выступать, - неприязненно подумал Родин. - Шикарная выйдет донна Роза!»
        - Привет, Виталя! - молвил он вслух, включая обаяние на максимум. - Проходь. Не разувайся!
        - Привет… - неуверенно вытолкнул Назаров, сторожко осматриваясь. - Первый раз на конспиративной квартире!
        - Конспиративные - это, которые комитетские, а тут явочная, - деловито растолковал Кирилл. - Жилец разрешает попользоваться квадратными метрами, и денег не берет. Ну, что? - ухмыльнулся он. - Оформим, так сказать, наши отношения? Хе-хе…
        Кандидат технических наук замялся.
        - А, может, без расписок? А? - несмело предложил он. - Я, если что узнаю, на словах тебе всё передам…
        - Виталя, - с чувством сказал Родин, - ты пойми, это не игра в одни ворота. Мы своих людей не бросаем! Даже если милиция на тебя наедет, выручим.
        Синие глазки Назарова блеснули - то ли азартом, то ли хитрецой.
        - И-эх! - он залихватски махнул рукой. - Ладно! Давай свои бумаги. Кровью подмахнуть?
        - Можно и чернилами, - сдержанно улыбнулся Кирилл. - Вот тут… И еще тут, внизу… Ага… - с дружелюбной небрежностью он закинул бумаги в папку. - Кофе будешь? С коньячком?
        - Это зависит от кофия и «звездочек»! - ухмыльнулся агент.
        - «Нескафе» с «Мартелем» устроит?
        - О, вполне!
        Вскоре известный аромат потянулся из крохотной кухни, перебиваемый «крэпэньким» духом. Назаров, потирая руки, пошел на запах.
        - Угощайся, - благодушно заворчал Родин. - Новости есть или так посидим?
        - Да уж не знаю… - потянул Виталий, пригубив. - М-м-м… Здорово! Помнишь, ты про конгресс спрашивал? Ну, тот, в Минске, в МРТИ. Тогда еще, по слухам, Машерова пшеки похитили!
        - Это не слухи, - выдал Кирилл тайну.
        - Здорово! - выдохнул Назаров, и непонятно было, к чему относится его восклицание - то ли к разболтанному секрету, то ли к бодрящему напитку.
        - Так что там, на конгрессе? - Родин церемонно пригубил «коктейль».
        - Ну, я ж там был, - Виталий повел стаканом. - Не в первый день, когда парадные речи, а во второй. Как раз по делу много чего сказали… Выступал один кандидат наук… Гирин или Гарин… Гарин, Гарин! Он же первым высокотемпературные сверхпроводники открыл! За такое, вообще-то, Нобелевка положена… Ну, да ладно. Меня, помню, поразила одна странность… Я там встретил пару знакомых - Геру из московского Физтеха, и Полю из Новосибирска. Учился с ними в донецком универе. Ну, пересеклись, побалакали о том, о сем… А я потом задержался, денька на два - по семейным, так сказать, обстоятельствам, хе-хе… И вот, захожу я в институт на третий день. Все разъехались, а студенты в фойе стенгазету развесили - фотки наклеили, и подписали посмешнее, гонор потешить. Над Сахаровым поиздевались, помню, еще над кем-то… И вдруг вижу нашего Полю! Стоит, смотрит на эту дацзыбао, а сам аж трясется от злобы, как панночка в «Вие»! Лицо перекошенное, и шипит, почему-то по-польски: «А пес ци мордэ лизал! Курва его мач, быдлаку хамски!» Вот в таком роде. А потом, осторожненько так, оторвал фото Гарина - и в карман. Губы дергаются… -
Виталий покачал головой. - Никогда не думал даже, что бывает такая ненависть!
        - А этот Поля… он тебя видел? - во внимательном взгляде Кирилла мелькнул интерес.
        - Нет, я за колонну отошел, позвонить хотел, а тут он.
        - Заня-ятно… - медленно выговорил Родин. - Ладно, допивай - и пошли!

* * *
        Наученный фильмами «про шпионов», агент покинул явку первым. А Кирилл задержался.
        Вымыл руки с мылом, и лишь после водной процедуры отер лицо, будто разминая затекшие мышцы. Ткнулся лбом в нагретое стекло и зажмурил глаза.
        Сквознячок ласково касался щеки, и Родин усмехнулся.
        Генерал Бобков всегда советовал встретиться с агентом на следующий день после вербовки - оценить настроение, поддержать… Пусть ощутит заботу, и уповает.
        «Ладно, - вяло подумал капитан, - приободрю. Подотру сопельки. Мне же с… этим работать».
        Часы в кабинете американиста отзвенели куцый мотивчик - и шесть размеренных медных ударов поплыли по комнатам, гуляя тягучим эхо.
        Вторник, 2 сентября. Утро
        Щелково-40, проспект Козырева
        В монтажно-испытательный комплекс спокойно бы поместился синхрофазотрон. Да и ворота открывались монументальные. А мы собирали скромный инвертор - ворогам грозить.
        Сварили прочную раму-клетку, внутрь запихали более-менее шаровидную вакуумную камеру, облепленную магнитными катушками, и воткнули в нее шесть довольно компактных излучателей тахионов - сверху, снизу и с четырех сторон.
        Материал образца для инверсии времени выбрали, не раздумывая - железо. Крупинку стали, один кубический миллиметр. Вроде, пустячок, но стоит этой металлической чешуйке аннигилировать… Семьдесят с лишним кило в тротиловом эквиваленте!
        Конечно, не рванет, как бомба - вся масса перейдет в гамма-кванты, да еще в пустоте, но даже десятитысячные доли грамма излучения - это очень много. И для громких опытов мы отыскали «полигон» - пустырь на северной окраине города. Бульдозеры нагребли кольцевой бруствер высотой в два человеческих роста - вот за этим валом и поставим эксперимент.
        Я-то был уверен, что предосторожности излишни - микромир живет-поживает по своим законам, и, если даже полыхнет один процент инвертируемой массы, то, значит, допущена ошибка в расчетах.
        Нет, - я упрямо мотнул головой, - никаких изъянов в теории!
        Зря мы, что ли, два месяца впахивали без выходных? Вон, на Олимпиаду, и то не съездили ни разу! Даже мишку с шариками не проводили - время дороже.
        - Володя, Ипполит Григорьевич! - в моем голосе звучала непоколебимая уверенность. - Загоняем «КрАЗ»!
        Киврин с Вихуревым с усилием распахнули гигантские створки, и бортовой грузовик с замасленным краном-манипулятором радостно взревел дизелем, подаваясь задом. Медленно заехав, наполняя МИК гулким ревом, «КрАЗ» притормозил.
        - Цепляем!
        Громыхнула кран-балка под потолком, опуская крюк с позвякивающими стропами. Корнеев с Бубликовым ловко зацепили установку.
        - Вирай помалу!
        Инвертор качнулся, отрываясь от бетонного пола, повис, чуть кружась, и медленно вознесся. Гремя под потолком, мостовой кран перенес «клетку» и плавно опустил в кузов.
        - Майнай! Харэ!
        - Володька! На тебе - подключение к сети.
        - Так точно! - ухмыльнулся Киврин.
        - Ипполит Григорьевич…
        - Телеметрия! - кивнул Вихурев, сверкнув очками.
        - Мы подъедем через полчасика.
        «КрАЗ» покинул МИК, оставляя витать вонючий перегар, а я с Бубликом запахнул ворота.
        - Готовим приборы. Проверь, чтобы все работало, как часы… Лучше часов!
        Виктор по привычке бросил ладонь к непокрытой голове.
        - Бу-сде!
        - Давай…
        Напряжение покидало меня, словно утекая. Даже нетерпение унялось. Я пересек огромный зал, подходя к прицепу-тралу, где возлежал танк «ИС-3», только без башни. На ее месте громоздился коробчатый каркас, обтянутый брезентом. Лишь спереди, сквозь прорезанную дыру, высовывалось толстое, ребристое рыло излучателя.
        Инвертировать вовне, на расстоянии, получилось далеко не сразу. Все варианты перебрали, пока не додумались до тахионных пульсаций. От обычного пучка толку было мало, а вот череда импульсов давала стойкое обращение во времени. Правда, «бил» танк не дальше десяти метров, но для зачина, как говорил Андропов, годится.
        - Етта… - послышался глуховатый голос Вайткуса. - Тягач подадут через час.
        - Нормально! - оценил я. - Мы тогда отъедем…
        - …А я его сам отправлю на полигон, - кивнул Ромуальдыч. - Сделаем!
        Мне до того спокойно стало, что даже слезливую благодарность ощутил. Все ж таки, коллектив подобрался, что надо - дружный и понимающий. Мечта начальника.
        Помаячив в дверях, неуверенно приблизилась Лиза.
        - Ты такой красивенький стал, - улыбнулась она, подлащиваясь.
        - Ну-у, здрасте! - преувеличенно расстроенно затянул я. - А был, значит, страшненьким?
        - Нет-нет! - замотала девушка головой, смеясь. - Просто сделался таким, таким… Ну, вообще!
        Я по-приятельски притиснул ее, ощущая упругую податливость. Было приятно вспоминать и гладкость ее кожи, и чарующие изгибы округлостей - ощущения жили в ладонях, в коре и подкорке. Да и, чего скрывать, сожаление об упущенной возможности саднило легонечко…
        - Лизаветка, не буди мои дремучие инстинкты! - шутливо пригрозил я, но девушка угадала истинное отношение за бархатистыми обертонами, и победно просияла.
        - Ты молодец, - тут же вздохнула она, - не поддаешься… И не поддался… Помнишь?
        - Как такую красоту забудешь? - почти серьезно ответил я, и Лиза мило покраснела, опуская ресницы.
        - А чего такой задумчивый? - изобразила она оживление. - Беспокоишься из-за Риты? Не волнуйся, она девушка здоровая, и спортом занимается! Где-то на старый Новый год родит. Мы уже посчитали.
        - Посчитали они… - улыбнулся я. - Да нет, с Риткой все в порядке. Я, знаешь, о ком думаю? Об этом… Сергее Дыскине!
        - Ну, нашел о ком думать! - фыркнула Пухова. - Об агенте ЦРУ! Мишечка, ты чего?
        - Да, понимаешь… - рука сама потянулась в затылке почесать. - Мне не дает покоя одна деталь. Почему Дыскин хотел меня убить? Закатать в «Жигуль», как рыбу в консервную банку! Их с Иваном для чего «разбудили»? Чтоб надаивать с меня информацию! А мертвяки… они такие молчаливые… Вот и не сходится у меня! Не решается уравнение!
        - Ну, да, непонятно, - согласилась Лиза. - Знаешь, я сначала даже решила, что тот, который Сергей, мстил тебе за Ивана. Но… Глупо как-то… - она нахмурила бровки. - Слушай… А, может, это ему третий приказал?
        - Третий? - вызвенел Маринин голосок, и наш блистательный начохр явил себя. - Привет, Мишенька! Что, Лиза, никак?
        - Никак! - деланно огорчилась Пухова. - Не соблазняется!
        - Да, он такой, - промурлыкала «Росита», легонько прижимаясь, и мои руки обняли сразу две восхитительные талии.
        - Девчонки! - сказал с чувством. - Если б я был султан… Эх!
        Девчонки рассмеялись.
        - А что за третий? - поинтересовалась Марина, улыбаясь почти по-прежнему.
        - Да, знаешь… - на переносице у Лизы отложилась складочка. - Я эту парочку так боялась! А они постоянно толклись у института, особенно после работы - болтунов искали. А я иду и оглядываюсь! Два раза, помню, пряталась - за телефонной будкой и за колонной. И оба раза этот… Дыскин кому-то звонил. И так, знаете, почтительно… Как Лёлик с шефом в «Бриллиантовой руке»! Помню, выслушал - кивает так усердно - и говорит: «Понял, будет сделано!» Иван его спрашивает, с кем ты там болтаешь, а он… знаете, что сказал? «Информатор!» - говорит, и радик в карман. Ага, думаю, будешь ты так с информатором! Он тебе приказывает, а ты под козырек!
        - Интересно… - затянул я, но тут ворота пошли открываться, и в МИК с рычаньем заехал тягач. - Лизочка, бегом за пульт! Вся телеметрия на тебе!
        - А ты куда? - крикнула девушка, задержавшись в дверях.
        - На полигон!

* * *
        Стационарный инвертор напоминал инопланетную скульптуру посреди лунного кратера - вал из глины и гравия окружал нас, будто циркулем обведенный. И не видать более ничего - одна кольцевая насыпь, да бледное небо над головой.
        Ипполит Григорьевич с Кивриным тягали мощные - с руку толщиной - кабели, а Корнеев с Почкиным и Бубликовым осторожно раскладывали вязанки проводов - от датчиков, счетчиков, камер и прочего исследовательского хозяйства.
        - Хорошо крепи! - прикрикнул Володя на Бублика.
        - Да нормально, не оторвешь!
        - Регистраторы?
        - Готово!
        - Видео?
        - Есть сигнал!
        Лязг гусениц заглушил голоса - в узком проходе, разрубавшем бруствер у дороги, показался танк. Из люка мехвода гордо выглядывал Вайткус.
        - Етта… На позицию?
        - Стой там! - заорал я, складывая руки крестом. - Ромуальдыч! Сначала - стационар! Володя, всё! Готовность! Все - брысь!
        Мы быстренько покинули «кратер», приникая к мониторам, выставленным на корявых столах, сколоченных из досок. Кабели с проводами вились, переброшенные через вал.
        - Алло! Лиза?
        - Да, да, Мишечка!
        - Минутная готовность!
        - Всё работает, Мишечка! Включаю запись!
        - Давай! - выдохнул я. Оглядел своих, и энергично махнул рукой. - Володя… Пуск!
        «И никакой пышной заготовки, - мелькнуло в голове. - Исторический момент, а сказать нечего…»
        Киврин вдавил кнопку - глаза у всех, не мигая, смотрели на экраны. Вид изнутри: блестящие вогнутые стенки вакуумной камеры отражали свет лампочки, но маленькая крошка металла, зависшая в центре, почти не давалась зрению. И вдруг разгорелась искра - ослепительная точка - мгновенно затопившая дисплей ярчайшим сиянием.
        Резкий звук донесся из-за вала - словно сработала экструзионная машина.
        - Стоп! - я глянул на второй монитор, транслировавший вид сверху, с утоптанной тропинки по брустверу.
        Установка чуть покосилась, но выглядела целой. Лишь вакуум-камера лопнула, разойдясь вдоль шва.
        - Целая! - восторженно завопил Володя. - Не взорвалась!
        - Аннигилировало полпроцента массы! - протараторил Корнеев. - Радиоактивный фон повышен… Да ерунда! Немножко совсем!
        Прикрывшись защитными фартуками, мы приблизились к инвертору.
        - Эмиттерам ни фига не сделалось… - пробормотал Киврин, то приседая, то приставая на цыпочки. - И катушки без повреждений… А, нет, на нижних трубки полопались, гелий - йок…
        - Да ерунда! - разгорячился Витёк.
        - Осторожно, камера горячая! Ничего себе… Стенки изнутри оплавились!
        - А ты думал?
        - Ромуальдыч! Танк на позицию! И крикни там Вихуреву, пускай «КрАЗ» загоняет - без манипулятора эту дуру не поднять…
        - Етта… Щас мы!
        Я отошел, снимая «доспехи» - и чувствуя, что живу! Сердце бодро отстукивало, легкие вбирали воздух, а в голове наигрывали марши. Всё получилось, как надо!
        Там же, позже
        Марина заглянула в операторскую. Пухова бегала вдоль длинного пульта и резко мотала головой, высматривая картинку на десятках экранов. За прозрачными щитками крутились бобины, перемигивались огоньки индикаторов, бесновались импульсы и синусоиды на целой сборке осциллографов.
        - Всё нормально? - подала голос Ершова, с любопытством осматриваясь.
        - Ага! - радостно отозвалась Лиза. - Мишечка был прав - обращенная материя аннигилирует не вся, а самую чуточку!
        На дисплеях гнулась стрела манипулятора, затягивая в кузов угловатый костяк инвертора.
        - Тяжелый… - пробормотала «Росита».
        - Ну, да! Там одной меди - тонны полторы! В катушках…
        На большом экране ворочался танк, приспосабливаясь к мишени - щиту, увешанному пластинами из разных металлов и сплавов.
        - Лиза, можно тебя отвлечь? - осторожно начала Марина.
        - Да конечно! Всё уже… А что ты хотела?
        - Да я… о том третьем.
        - А-а… - поскучнела Лиза.
        - Понимаю, - мягко улыбнулась Марина.
        - Да нет, - смутилась Пухова. - Просто… Да я даже не знаю, что еще сказать!
        - А вот как ты думаешь, откуда Сергей… этот… как его… Дыскин, вообще знал, где и когда покажется «Жигуль»? - неторопливо, вкрадчиво даже, спросила Ершова. - Я в тех местах не была, только карту видела, но… Ну, хорошо, допустим, Дыскин поджидал Мишу. А почему именно там? С чего он взял, что «Жигули» проедут как раз по той дороге?
        - Ну-у… Может, ему этот третий позвонил, и сказал? - неуверенно предположила Лиза.
        - А третий откуда знал? Он что, следил за Мишей?
        - А если… - начала Пухова и смолкла. Подумала, и выдала версию: - А если Мишу подслушивали? Дыскин или этот… третий? - она замерла, ширя глаза. - Ой… Марин… Да нет… А… А если - да? Я, кажется, знаю, кто был третьим…
        - Кто? - выдохнула Ершова.
        Лиза затрудненно помотала головой.
        - Нет… Давай, проверим сначала? Он и «Жигули» помог купить Браиловым, и телик… В очереди стоял на «Рубин-нео», понимаешь? И она как раз подошла! А он: «Бери, говорит, Миша, я к своему „Рекорду“ привык!» Сама слышала! Лена радовалась так… Говорит, распаковали, включили, а на экране цвета чуть-чуть смещаются. - А этот… «Ничего, мол, сейчас наладим!» Заднюю крышку снимает, что-то там подкрутил, закрывает всё… Включают - красота! - девушка отерла ладонями щеки. - «Жигули» в Новосибирске остались, а телевизор - здесь, в доме Браиловых… Ключ у меня.
        Там же, позже
        Заворчав, танк подгреб гусеницей, и встал точно перед третьим стендом, шагах в пяти.
        - Все за броню! - раздался глухой голос Вайткуса. - Включаю!
        Взвыла сирена. Я напрягся, ожидая почему-то грохота, а дождался выдоха. Правда, мощного.
        - Отбой… Всё чисто!
        Скинуть жаркий костюм химзащиты - это было великое благо. Свежий воздух, хоть и припахивавший ионизацией, обвеял взмокшее лицо.
        - Ну, что там? - заторопился Корнеев.
        - Петрович!
        Я пошел на голос Киврина. Володя стоял у второго стенда, и таинственно улыбался.
        - Это вовсе не сбой был, - вымолвил он, - а вполне себе нормальная пульсация! Гляди!
        Я внимательно осмотрел небольшие плитки металла, размером с пачку сигарет - медь, латунь, титан, алюминий, бериллий…
        Их покрывали мелкие и редкие оспинки - места точечной аннигиляции. Если честно, восторги аналитика я не разделял, упиваясь самой возможностью инвертировать время вовне, пусть даже в пяти шагах.
        - Может, и не сбой, - пожал я плечами. - Просто очень слабый импульс или сильное рассеивание - образцы вообще не тронуты.
        - Ми-иша! - ласково завел Володя. - Ты не понял! Видишь, цирконий вскипел будто? И он посередке щита! Именно из-за него все остальные образцы и не тронуты! Тут не фокусировка виновата, а сама пластина! Она молекулярно перестроилась, и… Ну, не знаю, как тут объяснить… Похоже на турбуленцию! М-м… - аналитик пощелкал пальцами, ища слова. - Ну вот, когда, скажем, фотон запутывается, он же не сам испускает тахион, верно? Тот выпрыгивает из ниоткуда, как всякая виртуальная частица! Из сопредельного пространства! Так вот, этот образец как… как сопло! Виртуальные тахионы из него так и хлещут - и гасят пульсации!
        - Щит! - расплылся я в улыбке. - Не меч, а щит!
        - Да! - воскликнул Киврин. - Посмотрим, конечно, как именно у металла изменилась структура… Электронный микроскоп что-нибудь, да покажет!
        - Да ладно тебе… - лучился я. - Не фонит?
        - Не-е!
        - Дай поносить!
        Бережно ощупывая пузыристый верх циркониевой пластины, я опустил ее в нагрудный карман рубашки.
        Там же, позже
        Браиловы занимали половину двухэтажного коттеджа, с выходом на маленький участок, засеянный травой. Хочешь - стриги газон, хочешь - грядки копай. У забора шуршали кронами две кряжистых сосны, придавая дому изысканность.
        Распахнув калитку, Лиза стремительно прошагала к крыльцу, и отперла двери. На гулкой веранде сгустилась духота, как в теплице, а частый переплет окон разрисовал пол решетчатой тенью.
        И тишина… Она взводила нервы. Даже маятник часов с кукушкой повис недвижимо - чугунная гирька в образе шишки размотала цепочку до самого пола.
        - Заходи, - вытолкнула Марина. - Ты первая.
        В комнатах чувствовалась застарелая прохлада, и витал пыльный запашок брошенности.
        - Вот он, - обронила Лиза.
        Телевизор так и покоился в картонном ящике, запакованный с Новосибирска.
        - Вытаскиваем? - боязливым шепотом спросила Пухова.
        - Вытаскиваем!
        На удивление, «Рубин-нео» оказался легким, и занимал всего половину столешницы.
        - Отвертка… А, вон нож!
        Пять минут - и задняя панель отправилась на диван. Марина заглянула в электронное нутро. Лишний придаток бросался в глаза - фанерный квадратик с микрофоном, примотанным синей изолентой. Он держался на одном саморезе, грубо вкрученном в пластмассовый корпус.
        - Микрофон… - пробормотала «Росита». - Передатчик… И ни одной советской детальки… Лиза, кто этот третий?
        - Он мне никогда не нравился, - бубнила Пухова, словно не слыша, - но не до такой же степени! Господи, да у меня даже мысли не было, что… Вот же ж мерзость!
        Требовательно зазвонил радиофон, и Марина поспешно выудила плашку «ВЭФа».
        - Да?
        - Привет! - послышался вздрагивающий голос Риты Гариной. - Марина?
        - Я, Риточка! Что случилось?
        - Миша пропал!
        Глава 17
        Понедельник, 18 августа. Утро
        Московская область, Звездный городок
        «Пара месяцев - не срок», - младлей Почтарь старательно продумывал эту простенькую мысль, будто детальку в пальцах вертел - и так взглянет, и этак. Младшего лейтенанта чуть-чуть вело после центрифуги, но мозги варили справно, перегрузка ему давалась легко.
        Ну, как легко… Тот вираж на «мигаре» вполне мог стать последним, но ничего, сдюжил. Двадцать «же», однако! Конечно, тут его заслуги нет, просто таким родился. Повезло…
        Павел вздохнул. Летчик он пока никакой. А космонавт, так вообще - никакущий. Да и что можно успеть за июль-август? Тут люди годами тренируются, осваивают космическую технику… Правда, некоторые так и ушли из отряда. Простояли в очереди, не дождавшись старта…
        Задумавшись, Паха не сразу углядел начальника ЦПК, и поспешно вытянулся во фрунт.
        - Здравия желаю, товарищ генерал-лейтенант! - выпалил он.
        Береговой улыбнулся.
        - Вольно. Откуда это ты, такой строевой?
        - Оренбургское авиационное! - отчеканил пилот. - Младший лейтенант Павел Почтарь! - помявшись, добавил: - Правда, налету мало совсем…
        - А сколько ж тебе стукнуло, Павел Почтарь?
        - Двадцать три, товарищ генерал-лейтенант!
        - Убавь армейщину, Павел, - хмыкнул Береговой. - Мы не в военной части, и я - не командир, а начальник. Кстати, Георгий Тимофеевич. Понятно?
        - Так точно, Георгий Тимофеевич!
        Начальник ЦПК рассмеялся.
        - Неисправим! Ладно, выправка красит… А вот скажи мне, Павел, зачем ты записался в космонавты? Мне просто интересно! - он прищурился. - Землю хочешь с орбиты увидать? Или на Луну собрался?
        Подумав, Почтарь серьезно ответил:
        - На Марс, Георгий Тимофеевич.
        Береговой глянул на него, кивнул, да и увлек за собой.
        - Пошли, Паша, покажу кое-что…
        Начальник ЦПК зашагал по светлым коридорам, минуя тренажерные залы с «Союзом», «Салютом» и «ТКС», пока не вышел к запертым дверям недавней пристройки. Скрежетнул ключ, проворачиваясь в замке.
        - Заходи!
        Почтарь переступил порог, и замер. Почему-то он ожидал увидеть спортзал с турниками и «качалками», а перед ним круглилось нечто громадное и смутно знакомое. Широкое, как фюзеляж «Ила-86», и размером с вагон.
        - ТМК! - вырвалось у Павла, и загуляло эхом.
        Да, это был он - тяжелый межпланетный корабль, любимое «изделие» Королева. Главный конструктор мечтал отправить его в космос в июне семьдесят первого года, во время великого противостояния Земли и Марса, но… Не сбылось.
        Шести метров в поперечнике, ТМК вытягивался в длину на двенадцать метров. Заправят его горючим, водой, ксеноном - и готово. Семьдесят пять тонн! Четвертая ступень «Царь-ракеты»…
        «Жилой отсек… - глаза Павла жадно шарили по выпуклым бокам корабля. - Рабочий отсек… Биологический… Агрегатный…»
        Панели солнечных батарей просвечивали фиолетовым, а решетчатая тарелка антенны бросала на матовый потолок размытую паутинную тень. И словно черный ветер пространства задувал по стенам, серебрясь звездной порошей, а прямо по курсу недобро калится Красная планета…
        - Товарищ Феоктистов предложил дать ему имя «Заря», - разнесся глуховатый голос Берегового, развеивая виденье. - «Заря-1». Вот, на таком тебе и летать, Паша… Готов?
        - Еще как… - вытолкнул Почтарь завороженно, и встряхнулся: - Всегда готов, Георгий Тимофеевич!
        Вторник, 2 сентября. Ближе к вечеру
        Московская область, Щелково-40
        Сразу две системы испытать за один день - это круто, конечно, но столь насыщенная программа вымотала всех. Я тоже выдохся. Хорошо еще, «Волга» под рукой - сел, да поехал. А то прорастало во мне ленивое желание сесть - и тупо глядеть перед собой.
        Пока доехал до дому, угомонил мысли - карусель в голове сбавляла обороты, возвращая способность думать. А до чего ж приятно оттягивала карман циркониевая пластина!
        В моем взбудораженном мозгу лепились и тут же рассыпались причудливые схемы «тахионника» следующего - третьего - поколения. Я почти видел секцию, выложенную такими, вот, модифицированными плашками. Цвиркнешь на них зыбким пучком сверхсветовых частиц - и хлынет из ниоткуда тугой напор тахионов! Настоящий тахионный вихрь!
        А если закрутить его в хронокамере? Обрушить на образец мощный поток вместо слабенькой струйки! И какова тогда окажется дистанция заброса? А вдруг, да смогём? Ушлем человека на десять, на тридцать, на сто лет назад! Вчуже страшно…
        Машину я оставил у калитки - ни сил, ни желания загонять «дублерку» в гараж не было от слова совсем. Да и что мне, полениться нельзя, что ли? Заслужил, между прочим…
        Щурясь, я прошел к дому - стильному коттеджу, выложенному из красного и желтого кирпича. Цокольный этаж как бы приподнимал здание, и окна открывались выше человеческого роста - в комнату не заглянешь, даже подпрыгнув.
        «Вот и хорошо, а то взяли моду…»
        Терпеть не могу все эти прозрачные двери в сад! Красиво, да, но дом - это убежище! А какая из него крепость, если любая шпана запросто вломится, выставив стекла?
        Зато лестница к входным дверям грела душу - приятней и спокойней глядеть на газон сверху. И двор мне нравился - я сам выбрал именно этот, где сосен побольше. Шесть или семь деревьев росло вразброс, навевая тень. Засыпать, чуя запах хвои…
        Спальню мы устроили в мансарде, куда уводила деревянная лестница - верхушки сосен шептались как раз напротив, а в сильный ветер дотягивались до окна лохматыми лапами.
        Сначала я хотел перевезти сюда мебель из «красного дома», но Рита меня отговорила. И вправду, зачем? Пусть будет и квартира, и загородная «вилла»! Мои валютные запасы хоть и иссякли, но степень доктора наук умножала зарплату вдвое. Нам хватало, а заставлять всю жилплощадь мебелью - чего для? Мы с Ритой рассудили, что покупать всякие комоды надо не для того, «шоб було», а по случаю. По желанию.
        Кровать есть, гардероб, трюмо… Книжные шкафы в кабинете - и стол, который все чаще называют так, как я привык в будущем - компьютерный… Диван и телевизор в гостиной… Кухонный гарнитур… Чего тебе надобно, старче?
        «Детскую кроватку!»
        Я покрутился по терраске, вовсю отбрыкиваясь от назойливых мыслей и загодя хмурясь грядущим безобразиям.
        Велик будет год и страшен будет год по рождестве Христовом 1981-й, от начала же революции шестьдесят четвертый - в этом доме поселится и начнет мучительно расти мое чадо…
        Вызвонил радиофон, сбивая весь пафос.
        - Алло?
        Я поневоле заулыбался, едва не умиляясь.
        - Привет, Ритуля! Ты где?
        - Еду! - отозвался приятный голосок. - Ты дома уже или еще на работе?
        - Дома! Пришел только что, и рыщу в поисках съестного!
        Девичий смех заколыхался, лаская ухо.
        - Холодильник открой, обжора! Там заливное должно быть. Я приеду… где-то через полчасика. Пока-пока!
        - Пока!
        Плотоядно уркнув, я отворил дверцу урчавшего «Форона». Вот оно, заливное!
        «Отлично… Никакой готовки, главное… Даже греть не надо!»
        Отрезав изрядный шмат «Орловского», я присел за стол и воздал почести трясущемуся холодцу, взбадривая организм щедрыми порциями хрена.
        У-ух, шибает как… До слез прямо! М-м…
        Умолачивая мясцо со студнем, я приподнялся, и включая телик. Надо бы ему место найти, хотя бы на кронштейне подвесить… Потом, потом! Завтра. Или послезавтра…
        С экрана одышливо заговорил Бовин:
        - …Хуа Гофэн прибыл в Хабаровск в хорошем, приподнятом настроении. Не похоже было, что его хоть как-то тревожат пограничные конфликты с СССР и Вьетнамом. Товарищ Хуа смиренно отнесся к тому, что земли в верховьях Иртыша и в низовьях Керулена отойдут Монголии, а территориальные потери КНР будут компенсированы за счет пустыни Гоби… В чем же секрет хорошего настроения председателя?
        Пошла хроника. На экране мелькали китайцы, они кричали и бесновались, а в фокусе брел испуганный и жалкий человечек, вжимая голову в плечи.
        - Дэн Сяопин едва не стал новым «великим кормчим», - выдавал жирный голос за кадром. - Еще немного, и он бы повел Китай проамериканским курсом - ударными темпами строить капитализм, но… потерпел сокрушительное поражение. Дэн развязал войну с Вьетнамом - и проиграл. Он разорвал договоренности с Советским Союзом, угождая Америке - и потерял всё.
        Хуа Гофэн лишил Дэн Сяопина всех чинов, исключил из партии, публично водил по улицам под оскорбления толпы, и всё это транслировалось в прямом эфире. После такой потери лица о власти в Китае можно забыть, тем более что Дэн отправлен за решетку, где его, вполне возможно, постигнет участь Лю Шаоци…
        «Туда ему и дорога, - усмехнулся я. - Не хватало еще под боком жирного китайского дракона!»
        - А вот на Ближнем Востоке растет напряженность, - посетовал ведущий «Международной панорамы». - Американцы, лишившись поддержки Саудовской Аравии, вынуждены сами выкручиваться в той борьбе, приз в которой - нефть. В Аравийском море крейсируют уже две ударные группировки во главе с авианосцами «Энтерпрайз» и «Констеллейшен»; с авиабазы на Диего-Гарсии готовы ко взлету бомбардировщики «Б-52». Однако, не все так просто. Ведь большую часть нефтепромыслов контролируют Иран и Ирак, а нападать на них… Чревато большими потерями. У Соединенных Штатов была возможность ослабить обе страны в пограничном конфликте, после серии территориальных споров, когда Ирак испытывал стойкое желание отторгнуть у Ирана богатую нефтью провинцию Хузестан и восточный берег реки Шатт-эль-Араб. Но ситуация изменилась. Нынче Багдад контролирует большую часть нефтяных месторождений в регионе, а неурядицы с арабским населением были решены на переговорах Масуда Раджави с Ахмедом Хасаном аль-Бакром. И тогда в Белом доме решили ударить в спину, разыграв курдскую карту. Американцы хорошо простимулировали «Демпартию Курдистана» под
водительством Мустафы Барзани, и «Патриотический Союз» Джелаля Талабани. Через Турцию эти курдские группировки, кстати, ожесточенно конкурирующие друг с другом, получали и оружие, и финансы. И они тут же подняли восстание, мотивируя свою нелояльность тем, что Аль-Бакр якобы обманул их, пообещав автономию. Замечу, что курдская автономия была-таки создана, но иракский лидер схитрил, «отпилив» нефтеносные Мосул и Киркук. Сейчас же президент Объединенной Республики Ирака и Аравии предлагает новую, вполне рабочую версию - выделить полуавтономные кантоны в Сулеймании (вотчина Талабани) и в районе Эрбиля (вотчина Барзани). Более того, ведутся переговоры с Хафезом Асадом на ту же тему - предоставить столь желанную автономию и сирийским курдам, от Эль-Камышлы до Алеппо, где проживают кланы, связанные с Абдуллой Оджаланом, второй год подряд успешно партизанящим в Турецком Курдистане…
        На экране мелькали суровые смуглые лица юнцов с «калашами», готовых биться… Да неважно, за что, лишь бы биться! Лишь бы колотился в руках автомат, отнимая жизни тех, кого вожди назначат врагами…
        Острое чувство опасности пронзило ледяной иглой - не сработала чуйка, подавленная усталостью. Присутствие чужого я ощутил, но успел лишь сместиться, уходя от удара или выстрела.
        Поздно. Выхлоп голубоватого газа, маслянистого на вкус, настиг - и мгновенно обездвижил мышцы. Погасил свет. Задавил звуки.
        Я трепыхнулся в последнем усилии, и глухая, вязкая тьма сомкнулась надо мною.

* * *
        Первым моим ощущением, как только я всплыл над тягучей чернотой, стала боль в руках. Расслышав собственное кряхтенье, выпрямился, моргая и морщась.
        Меня основательно подташнивало, а поверху сновала глупенькая мыслишка: «Хорошо, что поесть успел…»
        Муть, колыхавшаяся в голове, оседала, и я облизал сухие губы. Дурнота все еще бродила внутри, но реал с каждым вдохом врывался в меня, приводя в норму.
        Я обвисал на том самом щите, с которого счастливый Киврин снял циркониевую пластину. Поведя плечом, мне удалось добиться обратной связи - рубашка натянулась, прижимая модифицированную плашку к груди. Ага…
        Стоило загрести ногами, как сразу стало полегче. Меня кто-то распял, прицепив к щиту наручниками в позе витрувианского человека. Вот и болели запястья, да и щиколотки ныли.
        Башка трещала, нутро содрогалось в рвотных позывах, но это все ерунда, как говорил Витёк. Я осмотрелся. Полигон.
        Под ногами утоптанная глина, да песок с гравием. Вокруг - «кратер». Прямо передо мной - «ИС-3». Безбашенный. Хотя сопло инвертора упорно напоминает орудийное дуло.
        Причины и следствия кружились в голове, неловко складываясь в неразрывные цепочки… Ага, как эти, что звякают, сцепляя металлические браслеты…
        «Опять я кому-то занадобился…» - ворохнулась думка.
        - Очнулся? - послышался глуховатый голос, и я сильно удивился.
        - Ипполит Григорьевич? - вымолвил, ворочая непослушным языком. - Вот уж на кого не подумал бы… И вы туда же?
        Вихурев появился в поле моего зрения - измазанная спецовка, растрепанная седина, сажный мазок на щеке. В старшем научном сотруднике чувствовалось нервическое спокойствие смертника - усталое безразличие сквозило в каждом его движении, но стоило скатиться камушку по склону или щелкнуть остывавшим членам танка, как стерпер вздрагивал, озираясь дико и тревожно.
        Закурив, Ипполит Григорьевич вдохнул едкий дымок, смял и отбросил пустую пачку «Столичных».
        - Я родился в Жешуве, - выговорил он с наигранным дружелюбием, - в семье Гжегожа Вихуры. Франек - мой младший брат. Ты его убил.
        - Ох, и сволочь твой братец! - зло усмехнулся я. - Не скажу, что прикончил его с удовольствием, но раскаяния точно не испытал. Везет же мне на пшеков…
        Ипполит скривил рот в болезненной гримасе.
        - После войны нас пригнали в СССР, - вспоминал он, щуря глаза от дымных завитков. - Я решил притвориться хохлом, чтобы бить кацапов, пусть даже под видом бандеровца. Хотя русские с украинцами, если по-хорошему, должны болтаться на одной виселице. По-братски.
        - Зачем вы мне излагаете трогательную историю своей непутевой жизни? - глумливо усмехнулся я. - Чтобы проникся, и всхлипнул?
        - Чтобы понял, за что я тебя убью, - любезно объяснил Вихура. - В общем… Нас выгрузили на Донбассе. Там я добывал уголек, там поступил в универ… Ненависть моя сохла потихоньку, осаждаясь ёлочью…
        - Весьма поэтично, - ввернул я. - Вы мне сейчас напомнили давнишний прием режиссеров. Они просто обожают сцены, где отрицательный герой вяжет положительного, и давай пыжиться! Все свои секреты выкладывает, загадки разгадывает… Смакует! Все равно ж убивать. Так пусть хоть послушает перед смертью, каким дураком был, и до чего ж антагонист умен!
        Вихурев дослушал меня, не перебивая.
        - Правильно, - пожал он плечами. - А иначе какое удовольствие от мести?
        - Я мстю, и мстя моя страшна! - меня потряхивало.
        - Огрызайся, огрызайся… - кривя губы, Ипполит затянулся, и отшвырнул окурок. - Раза два я съездил по путевке в Польшу, а Франек однажды приезжал сюда. Мы с братом оба работали на ЦРУ. С радостью и удовольствием! Только Франек был активным без перерывов, а мне приказали залечь, стать «спящим агентом»…
        В сознании просветлело.
        - Вон оно что… - затянул я. - Хм… Признаюсь, не рассмотрел такой вариант… Так Сергей Дыскин - подставной агент?
        Вихурев скрипуче рассмеялся.
        - Вообще-то, Сергиуш! У него мать - полячка. Я его здорово расшевелил, хотя… Да нет, у них в семье и так Советы не жаловали. Я лишь отшлифовал характер Сергиуша. А уж как ему нравилось «играть в шпионов»! Все эти закладки, тайники, пароли, шифроблокноты… У-у-у… Когда я предложил Сергиушу выступить агентом вместо меня, он был просто счастлив! А я оставался в тени. Так бы мы и подрывали ваш поганый строй, вредили бы строителям коммунизма, как истые враги народа, но тут явился Браилов… А потом и ты приперся!
        Пожилой, но крепкий агент запрыгнул на броню у «щучьего носа». Похлопал себя по карманам, глянул с сожалением на отброшенную пачку, и разочарованно повел носом.
        - Ладно… - проворчал он. - Курить - здоровью вредить. Ты со своим дублем… Вы сильно заинтересовали меня. И все испортили! В апреле я съездил в отпуск, в Белоруссию, а мне… как поленом по голове - убили Франека! Дружок его перебрался на эту сторону, раненый. Говорит, в подземелье зашибли Вихуру-младшего, в Мальборке. И сказали, кто. Я сначала не поверил, а потом фото твое показал… И всё сошлось
        Спрыгнув на землю, Вихура-старший отряхнул руки.
        - В принципе, я даже рад, что у Сергиуша не вышло с ДТП. Зачем мне лишний свидетель? Сейчас, погоди, питание включу…
        Он скрылся за кормой танка, а я глубоко вздохнул. Состояние было странным. Я не верил, что меня найдут вовремя, но надеялся… Да и зачем меня искать? С чего бы вдруг?
        Я навалился спиной на щит, попробовал качнуть его… Бесполезно. Ромуальдыч врыл столбы основательно, на века.
        Солнце село, полигон затопило тенью…
        От подстанции доплыл гул трансформатора. Танк мигнул фарами, а брезентовый куб наверху осветился щелями. Тоска подступила, сжимая плаксивое нутро…
        - Бедный атеист! - фыркнул Ипполит, подтягивая кабель самодельного пульта. - И помолиться не сможешь… Проверка!
        Взвыли сервомоторы, подравнивая сопло инвертора. Узкий луч самодельного «коллиматора» скользнул мне на грудь, подрагивая размытым красным кружком.
        «Я на мушке…»
        - Порядок! - Вихурев широко улыбнулся, и сообщил с издевательской доверительностью: - Сегодня ночью я исчезну. И возникну уже там, по ту сторону границы. В моей голове столько совсекретных сведений… Хватит и на дом в Майами, и на маленькую, скромную яхту! А ты… Сдохни!
        Я, как зачарованный, следил за мосластым пальцем, гладившим выпуклую черную кнопку.
        - Пуск!
        Инвертор выдохнул, и неисчислимое количество тахионов засквозило через меня, наполняя смертным ужасом. Я бы завыл, если бы горло не пережало. Издал то ли хрип, то ли всхлип, и тут же обмер, чувствуя покалывание во всем теле.
        «Аннигилирую!» - заскулило нутро.
        Да какая, к лешему, аннигиляция? Обычные пульсации… Сейчас, сейчас… Вот сейчас раздерет до корчей, сумасшедшей, неистовой резью, полыхнет белым пламенем распада… Из груди, из живота, из глупой моей башки!
        Не полыхнуло. Лишь нагрелась циркониевая пластина…
        - Стоять! - звонкий Маринин голос развеял сгустившийся морок.
        Сухо треснул выстрел, и пульт в руках Вихурева разлетелся осколками пластмассы. Пшек взвизгнул от боли - пуля сбрила ему кончик мизинца. Он шарахнулся в сторону, но вдруг стало людно.
        Рустам… Умар… Иван Третий…
        На заднем плане маячила Лиза в наброшенном халате - она таращила глаза, закрыв рот руками, и медленно мотала головой.
        А я в изнеможении закинул голову, глядя в темнеющие небеса. Понять, что мне дано было прочувствовать, может лишь приговоренный к смерти.
        Его вывели на эшафот, бросили на колени перед гильотиной, сунули шею между двумя досками… Сердце колотится, заходясь в отчаянии, отсчитывает последние мгновенья жития, и вдруг - помилование. Воля! Жизнь!
        - Мишечка, Мишечка… - голос «Роситы» позванивал, по щекам катились слезы, а дрожащие пальцы освобождали мне руки.
        - Ну, вот, здрасьте, - улыбка моя получилась вымученной. - Радоваться надо, а ты ревешь…
        Раскованный, я первым делом обнял Марину.
        - Спасибо!
        Девичьи губы покрывали мое лицо поцелуями, шепча между ласк:
        - Это Рита всё… Она позвонила, а Лиза - бегом в операторскую… А на экране - этот… И ты… Мишечка, я так перепугалась!
        - А уж я-то как…
        - Сейчас, подожди, тут еще на ногах…
        Щелкнули, звякнули браслеты на щиколотках, и я обрел свободу.
        Прав был Трус из «Кавказской пленницы»: «Жить - хорошо!»
        Спотыкаясь, баюкая трясущуюся руку, Вихурев брел к дежурному «уазику». Еще утром моложавый, бодрый и злой, нынче он постарел и обрюзг. Шаркал, шамкая, и как будто не верил, что всё кончено. А жизнь прожита…
        На валу возникла расхристанная фигура Киврина в белом халате. Взмахнув руками, словно крыльями, Володька ссыпался вниз, шурша гравием.
        - Я уж думал… - еле выговорил он. - Ага-а… Не успел, значит, ур-род!
        - Успел, - наметил я улыбку, и вынул пластину. - Вот, прикрылся.
        - Ага-а! - радостно вскричал аналитик, хватая «щит». - Щас мы ее… Иссле-едуем по полной программе…
        - Исследуй, - кротко вытолкнул я.
        - Получается, что модифицированная материя как будто встречный пал пускает, - тараторил Киврин, - и действие уравнивается противодействием!
        - Ну да, - кивал я, не слушая хронофизические восторги.
        Марина вернулась к своим «гвардейцам», поглядывая на меня издали и старательно улыбаясь. Лиза больше не прятала испуг за ладонями, а сложила их молитвенно, напоминая ангела, а в проходе между глинистым склоном и коробчатой подстанцией на санях, сваренных из ржавых труб, ломко семенила Рита.
        Увидела меня - и рванулась навстречу.
        Глава 18
        Воскресенье, 7 сентября. Утро
        Московская область, Щелково-40
        Сегодня я не пошел на работу. И дрых до девяти утра. Сделал себе такой подарок - не завел будильник. Обленился.
        Косые стены мансарды сходились кверху, к узкому потолку, и солнечные лучи скользили по ним, пригасая - сосна за окном помахивала ветвями, застя светило.
        Глянешь спросонья, и не разберешь, что осень на дворе, и лишь форточка сводила видимое с сущим - ветерок задувал прохладный, без летней разморенности.
        Я потянулся и… Нет, не вскочил на зарядку, а перевернулся на бочок. Довольно кряхтя. Почему бы благородному дону не поваляться?
        Ритиных шагов я не расслышал, но ласковый голос так и втёк в уши:
        - Доброе утро, соня! Прогуливаешь?
        - Прогуливаю? - изобразил я горькое возмущение.
        - А как же! - хихикнула жена. - Выходной, а он дома вылеживается!
        Девушка стояла у самого ложа, уперев руки в боки.
        «Скоро совсем талия заплывет, - подумалось с неудовольствием. - Пятый месяц, что вы хотите…»
        Бережно ухватив Ритку за ноги, я опрокинул ее на себя.
        - Ай! Уронишь!
        Девичья головка бухнулась на подушку, и губы тут же вытянулись трубочкой. Я с удовольствием поцеловал их.
        - Кофе попила?
        - Ага! Я сла-абенький… А то вдруг ему не понравится! Или ей…
        - Пусть привыкает, - заворчал я. - Вампиреныш… Высосет тебя всю…
        Рита сладко улыбнулась.
        - Зато груди станут больше!
        - Да оно и их высосет!
        - Не обижай маленького! - вступилась будущая мамочка за дитятко. - Или маленькую!
        Я развел губы в садистской улыбочке.
        - Ремешочком его! Или ее! И в угол. И без сладкого на весь день. Нет, на неделю!
        - Только попробуй! - пригрозила мне Рита, и заворочалась, вставая. - Какие планы на сегодня? - поправляя прическу, она быстро договорила: - На работу не идешь!
        - Ну, здрасте!
        - Привет! Отдыхать надо! - шлепнув меня по заднице, «яжмать» тяжеловато выпрямилась. - Подъем! Хватит валяться!
        - Полежать уже не дают, - заворчал я и сел, преувеличенно стеная. - Вставать нужно постепенно, чтобы организм не ощущал себя ущемленным… И где логика? «Подъем! Отдыхать!» Это ж додуматься надо было…
        - Не брюзжи! - жизнерадостно ответили с лестницы.
        Воздыхая, я натянул треники и футболку, а ноги сунул в самые настоящие «кунфуйки» - выбросили в местном универмаге.
        Разумеется, на нижней ступеньке развалился кот. Гладкий, полосатый, здоровый. Он прибивался к нам постепенно, но последовательно. Сначала просто заглядывал в гости, гуляя мимо, с достоинством принимал угощенье, и как будто приручал нас.
        Вот так вот, незаметно, перекочевал с улицы в дом. Ленивого и уютного, мы назвали его Коша.
        - Эй, животное! - я пошевелил Кошу пяткой, и тот недовольно муркнул. - Разлегся тут… Подъем!
        Кот потянулся, зевая - и свалился со ступеньки на пол. А чтобы сохранить лицо, то бишь морду, стал озабоченно вылизываться. Мол, так и задумано было - брякнуться со спального места.
        - Тюлень лохматый!
        Рита хлопотала на кухне, и я поспешно вышел на крыльцо, лишь бы задавить голодные позывы. Пока они не задавили мою слабую волю.
        С прохладцей намотал круги вокруг дома, станцевал пару связок с прыжками, с высокими ударами, и самому себе махнул рукой: хватит мучать организм.
        Но, все равно, взбодрился. Ожил. И мысли резвее замельтешили. Само собой, с привязкой к институту.
        Мы в один день, так сказать, и щит сколотили, и меч отковали.
        Киврин по потолку бегает; от жадности не знает, за что хвататься. Циркониевые пластины, бериллиевые, титановые… И у каждой свой норов, свой выверт. Цирконий вызывает самую мощную вторичную эмиссию, вот и меня спас, зато бериллию достаточно самого слабого тахионного излучения.
        В общем, хоть в три смены изучай, загадок на всех хватит. Еще и прикладникам открыли фронт работ.
        Лепишь на броню бляхи из модифицированного металла - и никакому инверсионному оружию танк не одолеть. И самолет так прикроешь. А что мешает приделать пару кармашков на серийный бронежилет? Сунул в них циркониевые плашки - и обращение времени тебе нипочем!
        Ну, это я так, на комсомольском задоре. Там еще работать и работать, пока на все вопросы не сыщутся ответы.
        А вторичная эмиссия, все эти виртуальные фонтаны - явление постоянное? Долговременное, хотя бы? А последствия? Ведь, если в одном месте тахионов прибывает, то…
        - Миша! Здрасте!
        Я очень удивился. У калитки подпрыгивала Елена фон Ливен в компании Иванова. Генерал-лейтенант явился в штатском костюмчике, но армейскую бравость не спрячешь. Даже в очках - орел!
        - О, привет! Вот уж, кого не ожидал увидеть! Прошу!
        Елена мимоходом чмокнула меня в щечку, невинно прощебетав:
        - Борюсик, надеюсь, ты не будешь ревновать, как тот противный мавр?
        - Нет, - ухмыльнулся «Борюсик», - придушу чисто по-русски! Здорово, Миша. Не рад?
        Я крепко пожал протянутую руку, и честно ответил:
        - Рад, Борис Семенович. Наука заела!
        Хмыкнув, Иванов огляделся и предложил:
        - Пройдемся?
        - Вокруг, - описал я незамысловатый маршрут.
        Шурша сосновыми иголками, мы зашагали по дорожке, уводившей за дом, к гаражу и беседке.
        - Порадовали вы Устинова, Миша, - улыбнулся генерал-лейтенант. - Как он довольно ворчал! Будто медведь, разоривший улей!
        Посмеявшись, мы завернули за угол.
        - Скажите, Миша, а ударить этим… инвертором с орбиты, вообще, как? Реально?
        - Вполне, - кивнул я. - Только это последний довод, Борис Семенович. В том смысле, что затем начнется Третья мировая.
        - Ну да, ну да… - покивал Иванов, и усмехнулся: - Дмитрий Федорович мечтает устроить гонку вооружений. Пусть, дескать, империалисты истратят последние триллионы, а мы и так у финиша!
        - Пусть, - улыбнулся я. - А как там мои конкуренты поживают?
        - О, кстати! - оживился генлейт. - Любопытнейшее фото получили со спутника! «Инверсионный» проект доверили Литу Боуэрсу… вы в курсе?
        - Да, я читал расшифровку.
        - Ага. Все работы они перенесли в Лос-Аламос, и вот, вчера ночью там здорово полыхнуло. Наш «Космос»… номер я не упомнил… зафиксировал мощную вспышку в гамма-диапазоне, а на следующем витке, когда в Нью-Мексико развиднелось, передал фото разрушенного корпуса. Дымы… Горит что-то, или догорает… Короче, инвертировали, инвертировали, да недоинвертировали! - выдал мой визави скороговорку.
        - Называется - доигрались, - кивнул я в той же манере. - Ну, теперь-то они успокоятся? Не будут шпионажем донимать?
        - Да Чёрч их знает! - пошутил Иванов. - Понимаете, комиссия Чёрча здорово сковала, ослабила американскую разведку, и новые активные операции за рубежом ЦРУ может и не потянуть. Тем более что мир изрядно потряхивает, происходит целый ряд неприятных для США событий, вроде войн в Никарагуа и Сальвадоре, в Анголе и Мозамбике, в Ливане… А «леваки» в Западной Германии, Франции и Италии уже координируют свои действия, долбят устои сообща! И на всё это тоже нужно выделить разведывательные ресурсы. Зря, что ли, цэрэушники подключили БНД, когда расшатывали Польшу? Своих силенок не хватало!
        - А сейчас как? - спросил я с интересом. - Расшатали?
        - А фиг им! - на губах чекиста заплясала хулиганская улыбка. - Под шумок учений мы такую чистку устроили… Зачистили ПНР! Мне даже осаживать приходилось самых рьяных. Не, мои опера работали по крупной дичи, а вся грязная работа свалилась на самих поляков - на Службу безопасности, на ЗОМО… Мне Стахура докладывал однажды о заброшенном карьере, куда свозили трупы боевиков, о бульдозерах, хоронивших эту сволочь, а сам кривится. Помолчал, кровью набух, да как рявкнет: «Сами виноваты! Развели срач!» Вот только…
        Борис Семенович задумался, а я вопросительно глянул на него.
        - Самых агрессивных и опасных мы ликвидировали, - проговорил Иванов. - Дрисливые болтуны сбежали или забились по щелям, а вот приспособленцы… Есть у них такой Лех Валенса. Сам вроде из рабочих, но говорлив, как интеллигентская прослойка. Такой, знаете, «и вашим, и нашим». Коммунистов клеймит, а сам давно завербован СБ, стучит под псевдонимом «Болек» - индульгенцию себе зарабатывает, чтоб задницу прикрыть! Вот Валенса сейчас и мутит народ, как поп Гапон. Сам-то в подполье, со своей «Солидарностью», а вы, товарищи, давайте, на демонстрацию, ать-два, дружно в ногу! Протестуйте и бастуйте! И вот что с ним делать? Опять танки выводить?
        - Тогда Валенса поднимет народ на «оккупантов», - усмехнулся я. - Нет уж, пусть сами ковыряются в своем дерьме. Герека хоть убрали? А то я новости лишь по выходным слушаю…
        - Еще летом прогнали, - буркнул Борис Семенович. - Сейчас вся надежда на «партийный бетон»! Выбрали Милевского. Человек, вроде, жесткий, и «Солидарность» терпеть не может, но…
        - Мишечка-а! - разнесся сильный голос фон Ливен. - Боречка-а! Завтрака-ать!
        - Пошли, - заулыбался Иванов, и подмигнул мне: - Может, и выпить дадут!
        Вторник, 9 сентября. День
        Вашингтон, Пенсильвания-авеню
        Погода стояла идеальная - не жарко, и не холодно. Всё зеленеет, но ветерок веет прохладный, не мучая духотой.
        «Сейчас бы в Кэмп-Дэвид…» - замечтался Даунинг.
        Там, у подножия гор, листва уже вянет потихоньку, скоро осины и тополя вызолотят склоны, в прекрасном контрасте с глубоким синим небом. Там тишина, а тут…
        Собрались в Комнате Рузвельта - окон нет, уже хорошо. Секретность соблюдена.
        Усмехнувшись, Джек с облегчением присел на мякоть кресла - четверть часа прождали у Северного входа, пока охрана соизволила впустить.
        Задев глазами портрет Теодора Рузвельта, по традиции висевший над камином, директор ЦРУ опустил взгляд на министра обороны.
        Костюм на Дональде Рамсфелде сидел хорошо, и галстук подобран в тон, но Джека не оставляло ощущение, что главу Пентагона облегает не партикулярное платье, а строгий военный мундир, настолько выдавалась внутренняя сила, злая энергия и жесткость.
        Неторопливые, уверенные шаги расслышали все, и встали, приветствуя хозяина Белого дома, пусть и временного.
        - Здравствуйте, джентльмены, - президент закрыл за собой дверь и уселся во главе стола. - Начинайте, Дон. И помните: мой срок близок к окончанию, поэтому можно действовать без оглядки, хе-хе…
        Рамсфелд скупо улыбнулся, проглядел свои бумаги, и начал без слишней спешки:
        - И раньше, сэр, и теперь я остаюсь при одном и том же мнении: война - это провал внешней политики. А в отношении Ближнего Востока это верно вдвойне. К сожалению, мы упустили время. Просто следили за тем, как иракцы невежливо отодвигают саудитов в пустыню, отнимая нефтепромыслы. И могу поклясться, что раздел королевства затеял Кремль! Мы еще могли хоть как-то решить наши проблемы через иранского шаха, но и тут нас опередили! Послушного монарха свергли, и теперь Персидский залив контролируют Багдад и Тегеран. Нас же туда не пускают, а залив запечатан, как пробкой, военно-морской базой СССР!
        Генри Киссинджер стыдливо заерзал.
        - Много было неизвестных, мистер Рамсфелд… - промямлил он.
        Министр обороны холодно улыбнулся.
        - Ох, уж эти мне «темные данные»… - проворчал он, и заговорил в назидательном тоне: - Есть известные неизвестные - вещи, о которых мы знаем, что не знаем. И есть неизвестные неизвестные - это вещи, о которых мы не знаем, что не знаем их…
        - Не будем углубляться в философию, - прервал его Форд. - Ваши предложения, Дон.
        - Да, сэр, - церемонно поклонился глава Пентагона. - Что нам нужно? «Маленькая победоносная война»! Мы должны выпороть Тегеран. Именно Тегеран, джентльмены! Наказать и Иран, и Ирак одновременно мы не в состоянии, да это и не нужно - в Багдаде сами поймут, кто следующий. Вариантов для «маленького победоносного» акта мести вообще очень мало - в чисто военном смысле. Скажем, полностью исключаются серьезные наземные операции. Потому что стоит пройти цепи успешных партизанских акций (не говоря о большем) и призрак «второго Вьетнама» замаячит во весь рост. Уничтожение нефтяных терминалов потребует присутствия кораблей в непосредственной близости от целей… М-м… Военный выход, по сути, один - авиаудары по Тегерану силами ВВС! Так гораздо проще с базированием - Инджирлик все же удобней палуб, да и пилоты 39-й ОТАГ лучше адаптированы. К тому же, можно дополнительно использовать аэродромы в Восточной Турции. Проводить операцию возмездия придется силами 39-й тактической группы, развернутой до двух-трех эскадрилий - тактических из состава 401-го истребительного авиакрыла и одну - подавления ПВО из состава
52-го истребительного авиакрыла - все на F-4. Обеспечение - с Диего-Гарсии на «Б-52». Отвлекающие действия - с обеих авианосных групп в Оманском заливе…
        - Готовый план! - довольно покивал Первый Джентльмен. - Отлично, просто отлично… Быть может, стоит направить туда же третий авианосец? «Форрестол» или «Нимиц»?
        - Пожалуй, - Рамсфелд блеснул очками. - Три ударных группы «выступят» гораздо убедительней.
        - Тогда - «Нимиц», - бодро объявил Форд.
        - Резюмирую, - сухо сказал министр обороны. - Единственный для нас способ нанести удар возмездия с малым риском потерь - это разовый мощный удар ВВС управляемым оружием по Тегерану с использованием наземного целеуказания для максимально вероятного поражения политического центра так называемой «социалистической исламской революции». Если такой удар будет успешен, растерянность и борьба за власть в высшем руководстве Ирана позволит нам предпринять дальнейшие шаги по снижению революционного порыва и энтузиазма. При этом ключевыми фигурами становятся иранские высокопоставленные военные. Думаю, - пальцем он поправил очки, - мистер Даунинг знает, о ком я.
        - Это известные неизвестные, - тонко улыбнулся Джек.
        Сдержанные смешки угасли, и президент мягко шлепнул ладонью по столу:
        - Война началась, джентльмены!
        Понедельник, 10 сентября. Утро
        Щелково-40, проспект Козырева
        Киврин выложил на мой стол модифицированные пластины, и надулся от гордости.
        - Испытали все, на разных режимах, - важно доложил он. - И плоские, и… да всякие! Вогнутые из циркония - самые эффективные… - лишь теперь он уловил мою рассеянность. - О чем задумался, детина?
        - Жить не дает твоя пластина, - ответил я в рифму, подпирая голову кулаком. - Да просто прикинул тут… Если использовать эти циркониевые штучки в ускорителе, мощность потока взлетит на порядки. И тогда… Что нам стоит задействовать инвертор на расстоянии… Да хоть в двести километров! Как раз высота орбиты…
        - Рассеивание, - напомнил Володя.
        - Все равно… Инвертирует так, будто спецзарядом зафигачили!
        - С «Салюта-6»! - поддакнул Киврин. - Прямой наводкой!
        - Да нет, там места не хватит… Даже эмиттер не влезет. Нужно новую станцию запускать, тонн на двадцать пять, чтобы и тахионник поместился, и пара космонавтов… А вообще, знаешь, меня всё это и пугает, и тонизирует!
        - Во! - заценил Володька. - Правильный подход к жизни! А то куксится чего-то, куксится… Атомная энергия, Миша, это не только бомба!
        - Хорошо, что напомнил. Надо нам напрячься, Владимир Батькович, заняться самим ходом времени! Как с него энергию надоить? А замедлить время или ускорить? А вовсе остановить? Представляешь - укладываешься ты в этакую капсулу или саркофаг, и как бы застываешь в безвременьи. Вылезаешь потом, лет через двадцать, а для тебя и минуты не прошло!
        - Ага! - оскалился аналитик. - Дети выросли, все уже старше папы, жена давно с другим… - неожиданно он смолк, тараща глаза, как рыба-удильщик, и выпалил: - Уэлкам!
        Я, воспаривший над мирской суетой, уставился на Володьку в легком замешательстве.
        - Хэллоу… - робко толкнулось от дверей.
        На пороге лаборатории переминался Джеральд Фейнберг. Отрощенные усы и бородка а ля хиппи подходили к его джинсовому костюму, и даже молодили профессора.
        - Здараствуете, товарисч Гарин, - старательно выговорил ученый. - Меня хотели убрать… убить… - он смолк, перетряхивая скудный словарь. - Спасаться… На борт корабля… Мурманск… Кей-Джи-Би… О-о! Я есть гражданин Советски Сойюз, меня зовут Герман Берг!
        - Добро пожаловать, товарищ Берг! - я крепко пожал несмело протянутую руку. - Понедельник - самый подходящий день, чтобы начать новую жизнь!