Фуга с огнём Константин Бояндин
        Другая, лучшая реальность всегда где-то рядом с нашей. Можно считать её сном, можно - явью. Там, где Муза может стать литературным агентом, где можно отыскать и по-другому пережить переломный момент жизни. Но главное - вовремя осознать, что подлинная, родная реальность - всегда по эту сторону экрана или книги.
        Фуга с огнём
        сборник
        Константин Бояндин
        
        
        Пламя заката
        1
        Павел всегда просыпался ровно за пять минут до будильника. Самым неприятным было заставить себя вылезти из-под одеяла и выключить мерзкое устройство, прежде чем оно заверещит. Прежде, чем Маша потребует из соседней комнаты «выключить эту гадость».
        На этот раз удалось заставить себя вылезти из-под одеяла за минуту до срока. Павел неловко нажал на кнопку и будильник - старинная, советских ещё времён прямоугольная электронная игрушка, упал. Удар был негромким, но будильник выключился.
        И уже не включался. Павел беззвучно выругался - ставить будильник было единственным способом проснуться в нужное время. Рефлекс? И вот теперь…
        Он посмотрел на наручные часы. Мама дорогая! Мусорная машина будет через три минуты. Вчера проспал её - если и сегодня не успеть, Маша будет ворчать до вечера. Павел торопливо оделся, прислушиваясь к звукам за окном. Успел. Бесшумно, как привидение, скользнул на кухню, подхватил приготовленный пакет, и уже через минуту спускался по лестнице. Будильник тоже покоился в пакете. Мастер сказал: уроните ещё раз - всё, можете дальше помойки не нести. Уже не починить. «Прощай, друг, - подумал Павел невесело, - буду учиться просыпаться сам».
        Странно, но водворе никого не было. И машина приезжать не торопилась. Ну денёк начинается, одно слово - пятница! В пятницу всегда всё и везде наперекосяк. Вот, началось уже.
        - Не будет её, - сообщила, грузно проковыляв мимо, соседка из дальнего подъезда. - К шестому дому несите.
        К шестому дому. Павел вновь выругался. Уже не беззвучно. Старушкам, живущим на первых этажах соседнего, шестого, дома не лень караулить свою драгоценную помойку и устраивать жуткий скандал, когда кто-то «чужой» оставляет там мусор. Скандалят долго и громко, а замеченный пакет могут вполне принести обратно и вытряхнуть под дверью. Такое бывало.
        Если выкинет эта бабушка-колобок, ей сойдёт с рук. А вот Павлу…
        «Дожили», подумал Павел в который раз. «Люди готовы удавить за то, что кто-то чужой оставляет мусор в их мусорном баке».
        В этот раз повезло: обе старушки, обыкновенно стоявшие «на часах», были увлечены разговором. Павел осторожно и бесшумно избавился от поклажи и подумал, уже повернувшись лицом к своему дому, так ли хочется сразу назад? Зайти в магазин, что ли, купить там кефира… Виктория последнее время обожает кефир. И любит поддразнивать маму, когда та ворчит, что кефир по утрам пьют только алкоголики. «Вот мы с папой после вчерашнего и пьём…»
        Утро уже, а темно как! Тучи ползут над головой, цепляясь косматым брюхом за вышки и деревья, а изпрорех падает неприятная, мелкая водяная крупа. Днём это выглядело бы великолепно и даже величественно: огонь под ногами, оранжевая чешуя огромного дракона, золотые скорлупки, горящий ковёр… Как только ни называют листву.
        Ветер выскочил из-за поворота и швырнул Павлу в лицо пригоршню водяных капель, присыпал волосы сухими листьями. Павел не сразу прочихался, столько воды попало в горло. И - на какой-то миг - подумал, что заблудился. Кругом темень, он на тропинке, кусты со всех сторон. Конечно, тут всё понятно, вон там - его дом. «Нет, не пойду сейчас в магазин, - подумал Павел. - Вика попросит - пойду. Она попросит, конечно. А сейчас просто постою.»
        Очень не хотелось возвращаться домой. Вскоре начнётся день, а впятницу самые неприятные, самые тупые заказы. Тупые своей обыденностью.
        Павел - столяр от бога. Так сказал когда-то учитель «по труду». Но вот не удалось пока заниматься тем, чем хочется. А приходится ставить двери, да делать столы с табуретками, по пятницам, во всяком случае.
        На короткое, неприятное мгновение Павлу захотелось, чтобы всё вокруг исчезло, всё, раз и навсегда. И снова помутилось перед глазами. Домой. Прийти домой, включить лампу, сесть и сделать вид, что работает. Рисовать то, что так и останется только мечтой на бумаге. Вроде бы и лет человеку всего тридцать два, а уже кажется, что вся жизнь прошла.
        ..Павел шёл, погружённый в мысли, и несразу обратил внимание на старуху у подъезда. Что она делает в такую рань? Уже сидит на лавочке, а дорассвета ещё ой как далеко. Дремлет? Сидит, согнувшись, опираясь о палочку.
        - Здравствуй, здравствуй, - неожиданно пробасила она, подняв голову. - В магазине твоя, в магазине. Пять минут, как убежала. Скоро вернётся, хлеба у неё дома нет…
        - «Моя»? - Павел повторил ошарашенно. Старуха говорила так, словно давно и хорошо его знает. Но откуда?! И лицо её знакомо - смутно, но знакомо. Что за чушь! Не живёт такая в этом доме, уж за пять лет со всеми повидался-познакомился!
        - Твоя, твоя. - Старуха погрозила пальцем. - Афанасьевна всё видит! А колечко, - она перешла на заговорщический шёпот, - мог бы и снять, снять.
        Павел машинально перевёл взгляд на правую руку - на обручальное кольцо. И злость накатила… О чём болтает старуха?!
        - Спасибо за совет! - саркастически отозвался он, поправил капюшон - зябко. Подошёл к двери. Что за новость? Куда делся домофон, кнопки, почему подъезд открыт всем подряд?!
        - Из дома, что ли, выгнали? - осведомилась Афанасьевна вслед. - Заходи, заходи, чего мёрзнуть на улице. В подъезде-то теплее.
        В подъезде оказалось и впрямь тепло и - чисто, как ни странно. Запахи, куда без них - застоялый табачный дым, кошки и собаки - пахнет, убирай не убирай. Но чисто! И без домофона!
        - Я сплю? - поинтересовался Павел, ещё раз осмотрев своё облачение. Домашние брюки и домашняя же майка, лёгкая осенняя «огородная» куртка - в ней обычно выезжает к тёще в огород, когда никак не отвертеться. Кроссовки - единственная не поношенная, не затрапезная деталь одежды.
        М-да, сходил выкинуть мусор.
        Павел обнаружил, что стоит у двери - своей двери. Своей, да не своей. Номер тот же, и подъезд тот же, и соседская дверь, ближайшая, та же. А вот сама дверь другая. И замок другой.
        Можно и непробовать вставлять ключ. Не подойдёт. И мобильника не взял, умник. Думал, что выйдет минуты на три. Павел осторожно толкнул дверь, физически ощущая, как соседка напротив буравит ему спину взглядом через глазок. Да и пёс с ней, пусть смотрит.
        Шаги внизу. Дверь впустила обрывок реплики громогласной Афанасьевны. Интересно, кому она успеет доложить о его, Павла, визите к«своей»?
        Павел принялся спускаться по лестнице, сам не очень понимая, куда сейчас пойдёт и зачем.Но…
        - Паша?! - Радость, нет - восторг в её голосе. УПавла перехватило дыхание. Не может быть… Этого не может быть, потому что не может быть никогда!
        «Тебя не существует», - чуть не сказал он. Но это длилось недолго - иПавел, который минут двадцать назад вышел, чтобы вынести мусор, тут же сдался и исчез. А другой Павел, едва не спятивший когда-то от грёз, принял командование.
        Павел ощутил восторг. Она здесь… значит, всё это не видения, не бред и невыдумки! Она здесь!
        - Лена?! - Имя пришло не сразу. Низенькая, худенькая, черноволосая… Стоп, почему черноволосая?
        Она бросилась к нему на грудь.
        - Пришёл, - прошептала она. - Я знала, знала, что ты придёшь! С утра знала! Подумала, что дома ничего нет…
        - Я пришёл. - Он прижал её к себе, а мысли текли в голове и путались, путались. Главная - где его квартира, где Мария иВиктория - угасла, перестала беспокоить, утратила смысл.
        - Идём! - Она схватила его за рукав. - Афанасьевна мне уже доложила, - рассмеялась она тихонько. - Ты на неё не ворчи, а то она всем-всем рассказывает потом, когда ты был да почему… Не сердишься?
        - На кого? - опешил Павел. Елена стояла, уже погрузив ключ в замочную скважину.
        - НаАфанасьевну. Если сердишься, не пущу!
        - Да не сержусь я! - Если Павел и покривил душой, то совсем немножко.
        Елена приподнялась на цыпочки и поцеловала его. В губы. И прежний Павел, который был в здравом уме и твёрдой памяти минут двадцать назад, окончательно был повержен.
        Павел прижал её к себе… Осознавая, что на них сейчас смотрят. Плевать! Это она, она… запах её волос, её голос, вкус губ… Пусть смотрят кто хочет, и пошли все к чёрту!
        Она долго не отпускала его. Но всё же отпустила.
        - Заходи. - Она открыла дверь и ссилой потянула Павла внутрь. - Закрой на щеколду!
        Дверь закрылась. ИПавел окончательно осознал, что мир изменился, и если это сон, то сейчас, прямо сейчас, нет смысла просыпаться.
        - Неси. - Елена вручила ему пакет. Хлеб, мясо, печенье - это он успел заметить. - Давай-давай, неси на кухню!
        Удивительно, но он всё правильно разложил. Всё по местам, руки сами открывали нужные дверцы и крышки. Хлеб, приправы, мясо, картошка… Да тут весь пуд будет, как она всё это дотащила?!
        - Ты неисправим! - Она открыла холодильник. - Зачем мясо-то в морозилку? Я его сейчас готовить собралась! - достала пакет с мясом, положила на стол. Взяла Павла за руки, улыбаясь, посмотрела в глаза. Мягкие, тёплые руки… Всё, как он помнил. Господи, что происходит?!
        - Ты мой? - поинтересовалась она тихонько. - Ты ко мне приехал, да? У меня три дня выходных! Ты останешься?
        - Останусь. - Говорить было трудно. Хотелось прижать её к себе… И стоять вот так, стоять и стоять, упиваясь запахом её волос…
        Она кивнула, отпустила его - иди за мной, говорила её походка, кивок, улыбка. И он пошёл. Вопросы возвращались в голову, но уже не вводили в панику. Надо подумать. Спокойно всё обдумать.
        - Стой. - Она остановила его на пороге спальни, ладошкой в грудь. - В мою комнату ты с этим не войдёшь. - И указала на обручальное кольцо. - Это у тебя что, маскировка, да? Вот глупый! Здесь же и так все знают!
        Павел послушно снял кольцо, спрятал в карман. Только бы не потерять, подумал он невпопад.
        - Вот так, умница! Хочешь ей позвонить, да? Или не нужно?
        - К-кому позвонить?
        - Машеньке. - Елена улыбнулась, без ехидства или ревности… весело улыбнулась. - Или тебя отпустили? Или неважно?
        - Неважно, - ответил Павел немедленно. Его снова обхватили и поцеловали… Снова в губы.
        - Я знала. - Она отпустила его. - Знала, что ты когда-нибудь решишься. Ты у меня умница! Ну, заходи!
        - Куда?
        Она рассмеялась.
        - Ко мне, ко мне! Переодеваться будем! У тебя вид, будто с огорода приехал. В следующий раз захвати с собой грабли, вот тогда будет маскировка!
        Павел никак не мог переступить порог.
        - Ты же хотел видеть, как я переодеваюсь… - Она понизила голос. - Да?
        - Да, - ответил он мгновенно пересохшими губами и вошёл.
        Он облизнул губы и потёр лоб, несколько раз. Та самая комната. Он видел её много раз. Где? В воображении. Видел каждую деталь её, каждую мелочь. Вот диван, он же кровать - старый, скрипучий, видавший виды, достался от прежних хозяев квартиры. Правая ножка подломлена, у дальнего левого угла матрас промят так, словно там слон топтался. Шкаф за диваном, платяной шкаф, на дверце его старинное, но целое и неслишком помутневшее зеркало. НоПавел не видел, ни разу не видел, как она раздевается. Видел её обнажённую - о да, видел, конечно, не раз. Но она всегда гасила свет и, торопливо сбросив халат или во что была одета, в углу, быстро пряталась под одеяло. А утром, если замечала, что Павел уже проснулся, просила отвернуться и несмотреть.
        А сейчас…
        Сейчас она подошла к зеркалу и посмотрела в глаза отражению Павла. Улыбнулась. Медленно расстегнула рубашку - никогда не видел её в майках, всегда рубашка, всегда старенькая, хотя и неветхая, не дырявая - дыры в одежде в этом доме долго не живут. Их или штопают, или выбрасывают вместе с одеждой. Павел помотал головой, вот ведь лезет что в голову! Она расстегнула рубашку, верхнюю пуговицу, ещё одну, обнажая плечо, потом грудь… голова Павла начала кружиться. Настоящая! Она настоящая, это всё на самом деле! Елена расстегнула все пуговицы на рубашке и рукавах, медленно подняла руки над головой, завела за спину… Рубашка упала к её ногам. Невообразимо, нестерпимо красива… Елена повернула голову, посмотрела Павлу в глаза, не переставая улыбаться. Что ты делаешь со мной… Лена, милая, невероятная и невозможная, что ты делаешь?
        Джинсы. Дома она носит только штаны, а наулицу одевает их, только если идёт в гости. А так - юбки, платья. Поди найди сейчас девушку, которая любит носить платье! Лена расстегнула пуговку, чуть повернулась - худая, ещё немного, и можно звать тощей - и джинсы падают к ногам. Шаг, другой… В сторону Павла. Она резко присела, и встала уже совсем нагая. Павел и хотел закрыть глаза, и немог. Елена подобрала с дивана халат, шагнула кПавлу.
        Остановилась в шаге от него. Запах её волос, кожи… Немыслимо, немыслимо…
        - Хочешь? - спросила она одними губами. И улыбнулась, рассмеялась, падая ему в объятия, и халат упал, свернулся обиженной кошкой у ног, и никому не было до него дела…
        …Он помнил только, что долго не мог отпустить её, боялся, что отнимет руку - и растает Елена, пропадёт, сгинет навсегда, а сам Павел окажется дома, иМария будет ворчать, и незамечать его присутствия, и…
        - Паша? - Оказалось, они оба уже одеты. УЕлены нашлась и его одежда. Потрёпанные, но вполне приличные джинсы. И рубашка, тоже вполне приличная. И даже всё остальное нашлось, включая тапочки.
        - Паша, - шепнула она на ухо. - Я не убегу! Правда-правда! Пусти, мне уже почти больно! - и поцеловала его в шею.
        И снова вскипела кровь.
        - Нет. - Смеясь, она оттолкнула его. - Нет, не сейчас! Ты же есть захочешь? Пить захочешь? А кормить тебя нечем! Вставай, поможешь мне.
        - С удовольствием! - Он поднял её на руках. Елена снова рассмеялась. Невозможно… То же лицо, треугольное, те же короткие волосы, их запах… одуряющий запах осени. Кожа, и шрамы - на левом бедре и спине, выросла в деревне, а там топоры да вилы ошибок не прощают. Каждая родинка, каждая линия на коже - всё помнит, всё-всё, и найдёт с закрытыми глазами.
        - Ты сильный, - шепнула она, обнимая его за шею. - Пусти, обед приготовлю! Я у тебя много сил отниму, так и знай!
        Он хотел, чтобы она его поцеловала. И она поцеловала. И сразу же отстранилась.
        - Сходишь в магазин, - велела она. - В доме нет масла, яиц… - она перечисляла. Память уПавла хорошая. Всё помнит. - Деньги есть?
        Павел чуть не покраснел.
        - Ничего страшного. - Она снова поцеловала. - Вон там, в вазочке возьми. И неругайся с бабушкой Лизой!
        - Кто такая бабушка Лиза? - поинтересовался Павел уже в прихожей.
        - Шварцберг Елизавета Афанасьевна, - пояснила Елена, остановившись в дверном проёме. - Она добрая! И вовсе не сплетница! Не обижай её, соседка всё-таки!
        - Шварцберг! - поразился Павел. Вот не знал. - Ты мне весь список назвала?
        - Минералку! - крикнула Елена уже из кухни. - С лебедями! Возьми две бутылки!
        - В магазин? - задала ненужный вопрос бабушка Шварцберг. Так её звал теперь про себя Павел. Но походила она вовсе не наарийку, а наБабу-Ягу на пенсии - неведомо зачем обменявшую избушку на курьих ножках на однокомнатную квартиру на окраине города.
        - В магазин, бабушка Лиза, - отозвался Павел уже почти весело. Афанасьевна подняла голову. Точно, Баба-Яга! Один нос крючком чего стоит!
        - Бабушка! - проворчала она, взяла тросточку в руку. - Это я Леночке бабушка Лиза, а тебе гражданка Шварцберг!
        - Да, бабушка Лиза!
        - Вот я тебя! - пригрозила Афанасьевна палкой, но угрозы не выполнила. - Ты вот что, друг любезный Паша, ты мне там молока купи. Такого, что в прямоугольных пакетах, с синей коровой, нежирное. Запомнил?
        - Запомнил! - настроение стало совсем хорошее. - Что-нибудь ещё?
        - Водички мне, просто водички, - подумав, пожелала Афанасьевна. - Ну всё, беги давай, ждут ведь тебя!
        В магазине что-то было не так. Продавалось другие продукты, по другим ценам. Но почему-то казалось, что продавщицы и кассирши его, Павла, прекрасно знают. А может, у них всех было с утра хорошее настроение.
        Павел взял всё, кроме минеральной воды - всегда что-нибудь, да забудешь - и снова вернулся в магазин, и снова получил улыбку от той же самой кассирши. Странно. Очень странно!
        Бабушка Шварцберг осталась очень довольна.
        - Вот умница, вот молодец, - одобрительно покивала она. - Обрадовал старушку. А сейчас домой, ждут ведь тебя!
        И невозникло желания сказать в ответ что-нибудь резкое.
        - Слушаюсь, - улыбнулся ей Павел и поднялся к двери чуть не бегом. Ого, в кармане ключ! Елена никогда не давала ключей от своей квартиры, всегда открывала сама, встречала сама…
        Елена работала, на кухне. Готовила обед. Это казалось волшебством - так всё быстро нарезалось, ставилось на плиту и впечку. Улыбнулась Павлу - давай, разложи куда надо - и он разложил. И остановился, глядя, как та работает. Странно, что она в халате, неужели ей не жарко? Он улучил момент, когда она перестала нарезать овощи, обнял её, встав позади. Елена запрокинула голову, чтобы он мог поцеловать её, и шепнула.
        - Всё, иди, займись делом, я скоро!
        ИПавел пошёл заниматься делом.
        Вначале вернул всю сдачу в ту самую вазочку. Забавно, у них дома мама тоже откладывала деньги на хозяйство в вазочку. Было принято: нужно что купить что-то из продуктов - берёшь, покупаешь, возвращаешь туда чек и сдачу. Никогда дома с этим не было недоразумений.
        И здесь то же самое. По совести, это очень приятно.
        Я сплю, подумал Павел. Ну не может этого быть! Я выдумал всё это когда-то… или не выдумал? Или видел, но почему-то захотел забыть?
        Всё, прочь мысли, прочь! Елена здесь, настоящая - не так давно мог в этом очень хорошо убедиться…
        Я дома, осознал Павел. Я чувствую себя дома. Не«как» дома, а просто - дома. Я тут живу. Я приехал, чтобы здесь жить, здесь, сЕленой. Всё, точка. Он прошёлся по комнате. Елена не позволяла чинить диван, не объясняя - почему. А так легко «вылечить» ему ножку! Ну ладно, есть всё остальное. Там, где остались Маша иВика, не скрипит ни одна половица, ни дверь, нет сломанных стульев. Дерево любит тебя, говорил Пал Палыч, учитель труда, я такое сразу вижу. Тебе, парень, в плотники, а то и столяры нужно. Талант!
        …Павел сам не заметил, как взял инструмент - с инструментом уЛены небогато, но это поправимо. Взял и принялся приводить в порядок стулья, столы, двери. Когда он «починил» второй стул (любит хозяйка качаться на них, есть такой грех), то увидел, что Лена стоит в дверном проёме и смотрит, как он работает.
        Вот это его ничуть не раздражало. А вот если смотрит Маша, то невозможно работать. Вика не мешает, Лена не мешает. Как здорово!
        Она сняла фартук, пригладила волосы.
        - Умница ты моя! - подошла, наклонилась и поцеловала. - У меня там ещё ножей полный стол…
        Павел улыбнулся. Лена не любит точить ножи. Говорит, они этого не любят, режутся в ответ. Вот пользоваться ими - нормально, никогда не режeтся, а вот точить… Павел однажды посмеялся над этим, и так Лена обиделась, что Павел понял - над этим не шутят. Мало ли какие у человека «пунктики». У всех ведь есть.
        - Сейчас наточу, - пообещал он.
        - Не-е-ет! Сейчас мы будем обедать! Я уже есть хочу, сил нет. Всё, оставь инструменты и…
        Он снова подхватил её - ловко, Лена только ойкнула и рассмеялась.
        - Нет, - шепнула она. - Не сейчас, не сейчас. Покушай, наберись сил… они пригодятся! Вечером отговорки слушать не буду! - И стукнула кулачками по спине. - Пусти! Мясо стынет, а подогретое уже не то!
        - Не пущу!
        - Тогда неси на кухню, - согласилась она. - Мастер ты мой… неси, неси. Я тяжёлая!
        2
        Она доверила ему мыть посуду - вовсе не смешно, учитывая, что Елена относилась к кухне, как к храму. Как сам Павел относится к своей мастерской. Но совесть не позволяла всё оставлять на неё. И то Елена не ушла, а уселась рядом. Улыбалась и смотрела. Никогда не советует под руку, не даёт указаний. Всегда дождётся, когда спросят. Как с ней легко и приятно!
        Звонок. Елена не признаёт мобильников. Упорно не хочет покупать. Я, говорит, дома всё время, а когда не дома, то всегда ясно, где. Зачем мне мобильник? Так и неуговорил пока.
        - Я возьму. - Она выпорхнула из кухни и почти сразу же вернулась.
        - Это тебя, - протянула она трубку. Павел поразился.
        - Меня?!
        Кто?! Первая мысль была - Мария. Как-то узнала, и… Да нет, постой, что за бред! Откуда здесь Мария? В этой квартире и неона сейчас живёт, и…
        - Павел Вениаминович? - Голос принадлежит мужчине властному, иПавел отчего-то знает, как тот выглядит: грузный, широкоплечий, вечно выпяченные губы, небольшая лысина, которой он стесняется.
        - Да. - Павел отозвался не сразу.
        - Понимаю, что у вас отгул, но унас очень перспективный клиент. Вы можете подъехать в офис?
        «Какой офис?» - чуть было не спросил Павел.
        - Могу, - ответил он, наконец.
        Вздох. Ощущается, что человек по ту сторону очень доволен.
        - Мы вас ждём, Павел Вениаминович.
        - Меня ждут в офисе, - сообщил Павел, чувствуя себя идиотом. Какой офис?! Какой клиент?! - Перспективный клиент.
        Елена захлопала в ладоши. Она радуется, на самом деле радуется, поразился Павел.
        - Ой, как здорово! Только ты не задерживайся там, ладно?
        - Лена. - Павел обнял её. - Только не смейся. Где этот офис?
        Она рассмеялась, но вовсе не обидно.
        - Да здесь, рядом. Детский садик вы занимаете. Проводить тебя?
        Она не стала удивляться, расспрашивать, ехидничать. Просто сказала, предложила помочь.
        - Да, проводи! - Павел поцеловал её. - Посуду потом домою, хорошо?
        - Ой, мне тебя и одеть прилично не вочто, - всплеснула руками Елена. - Ничего, что-нибудь придумаю! Идём, идём!
        У неё всё получается скоро. Минутку ещё провела в раздумьях, затем распорядилась - поставь мне гладильную доску, найди утюг, а сама чуть не целиком нырнула в шкаф. В конце концов, нашла бежевые, вполне приличные брюки - самую малость малые Павлу, рубашку в серо-коричневую клеточку. Уже неплохо.
        - Вот. - Через пять минут Павел выглядел вполне цивилизованно. - Я сейчас! Убирай пока утюг!
        УЕлены всё лежит на местах, только места эти не сразу удаётся запомнить. Ещё одна странность - почему утюг нужно хранить именно в чулане и именно в дальнем углу второй полки, а гладильную доску ставить за шкаф в гостиной? Ответов не ожидается.
        Через семь, по часам, минут Елена была готова. На этот раз - в джинсах, в светлой кофте. Волосы собрала в хвостик. Странно только, что волосы каштанового цвета, она же была рыжая?! Или показалось? А когда поднималась по лестнице, была черноволосой! Ничего не понимаю!
        - А давно ты перестала быть рыжей? - спросил её Павел, как только вышли на лестничную площадку.
        Елена смутилась.
        - Ой, ну только раз покрасилась! Я уже поняла, что свой цвет лучше, не сердись!
        - Я не сержусь, - заверил её Павел и получил в ответ радостную улыбку. Всегда удивлялся, как она умеет по-настоящему радоваться каждой мелочи. Искренне и несдерживаясь. Как ребёнок.
        Они шли, вороша хрусткое золото под ногами, иЕлена рассказывала - как она гуляла здесь вчера, да встретила собачку, всю такую лохматую, с больной лапкой, и искала, что же с такой больной делать. Виктория обожала такое рассказывать родителям, ноМаша постоянно обрывала дочь: «Перестань рассказывать всякую ерунду». Теперь Вика рассказывает всё отцу - за завтраком. Мама - важный человек, менеджер. Чуть что - убегает по делам, и уотца с дочерью полно времени, чтобы поговорить о чём хочется.
        - Зайдём к ним? - Елена сжала его руку. Они стояли у ограды, за ней - детский сад. Видимо, пришли. - Завтра они будут здесь гулять. Ну, та бабушка сМоськой. Зайдём?
        - Зайдём, - пообещал Павел. Мысль пришла в голову неожиданно. - Идём, идём со мной вместе!
        - А это удобно? - с сомнением посмотрела ему в глаза Елена. Какая она красивая в своей тонкой вязаной шапочке. Обожает вязать.
        - Удобно. - Павел потянул её за руку. - Очень даже удобно!
        - Павел Вениаминович! - представление Павла оправдалось в полной мере. Именно так начальник и выглядел - чёрный костюм, галстук, выпяченные губы и всё прочее. Рядом сидел пожилой человек с портфелем в руках. Хоть портфель его был старым и потёртым, а пальто - видавшим виды, сразу ясно: при деньгах, и тратить их умеет.
        - Рад познакомиться! - Вновь пришедший пожал Павлу руку. - Ушаков Василий Фёдорович.
        - Елена Петровна, - представил Павел спутницу, - моя невеста.
        Толстяк начальник и клиент переглянулись - и улыбнулись Елене. Она улыбнулась в ответ, отвела взгляд и прижалась к плечу Павла.
        - Весь этот интерьер, вся мебель у нас - работа Павла Вениаминовича. - Толстяк не терял времени.
        - Впечатляет, - искренне похвалил Ушаков. - Значит, я обратился к правильным людям. Вот что мне нужно…
        Следующие пять минут он излагал. А нужно ему создать интерьер для частной школы. Гимназии. В смысле, мебель. Ну и вообще всё, что можно сделать из дерева.
        Толстяк, Терехов Владимир Сергеевич, увёл посетителя в кабинет, бросив наПавла взгляд, в котором прочлось - наш клиент!
        - Какая прелесть! - Елена прошлась по комнате, прикасаясь к столам, стульям, деревянным панелям… - Это правда ты, да? Всё сам сделал?
        - Сам. - Павел прикоснулся к дереву и оно отозвалось - не объяснить, пока сам не почувствуешь. На дальнем от входа столе лежал мобильник.
        - Ой, смотри, твой телефон! - Елена подбежала, схватила мобильник и протянула. - Растеряша! Вечно его теряешь! - Она снова прижалась к его плечу. - Спасибо, - шепнула едва слышно.
        Дверь в кабинет начальника отворилась. Терехов иУшаков появились оба, вид у обоих довольный. Клиент, теперь уже точно клиент, энергично пожал руку Павлу и покинул офис.
        - Павел, простите, что заставил прийти. - Начальник достал платок, вытер им лицо и лысину. - Это наш самый крупный клиент. Вот это, - он протянул Павлу конверт, - задаток. Телефон… ага, вижу, уже забрали. На той неделе он с вами созвонится. Ну, - он улыбнулся Елене и та вернула улыбку, - больше не отвлекаю.
        Видно было, что начальнику хочется запрыгать от радости, но - несолидно, несолидно.
        Обратно шли быстрым шагом. Павел держал Елену под руку, та улыбалась и молчала. У подъезда увидели Афанасьевну. Баба-Яга на пенсии грелась на солнышке, довольно улыбаясь.
        - Леночка, я вечером деньги занесу, - пообещала она.
        - Да, баб Лиза, конечно! - улыбнулась Елена.
        - Оставь мне кавалера на минутку. Не бойся, не съем! Я уже обедала сегодня.
        Елена рассмеялась, поцеловала Павла в щёку и подбежала к двери. Скрежет - и нет Елены.
        - Вот что, Паша. - Афанасьевна подняла взгляд, Павел с трудом его выдержал. - Чтоб она горя не знала! Ясно?
        Павлу отчего-то захотелось встать по стойке «смирно».
        - Ясно, Елизавета Афанасьевна, - ответил он. - Можно идти?
        - Эльза я, - ворчливо поправила Афанасьевна. - Лиза, для своих. Можешь звать «баба Лиза», не обижусь. Ну всё, беги, она и так заждалась.
        Елена ждала его в прихожей. Сама заперла дверь, прижала Павла к стене и поцеловала. Прижималась к нему… и нехотелось её отпускать.
        - Разуйся и побудь здесь, - шепнула она, сняла свою шапочку и куртку, аккуратно повесила на вешалку. - Ко мне не заходи.
        Павел сглотнул, вытер взмокший лоб. Скажи ему сейчас, что ещё утром он считал жизнь суетной и бесцельной - ни за что не поверил бы.
        Ждать пришлось долго. В конце концов, дверь открылась иЕлена возникла в гостиной. В тёмно-зелёном платье, с янтарным ожерельем, серёжками в ушах, в лёгких, чёрных туфлях.
        Остановилась посреди комнаты и молча посмотрела Павлу в глаза.
        Ему стоило немалых трудов подойти. Сейчас Елена выглядела вовсе не деревенской девушкой, удачно нашедшей себе место и работу в большом городе. Сейчас перед Павлом стояла принцесса.
        Самая настоящая.
        Он остановился перед ней и понял, что мысли все смешались.
        - Лена. - Голос не сразу повиновался. - Я хочу сказать, что люблю тебя и… - Она смотрела всё так же молча. - Прошу тебя стать моей женой, - закончил Павел. И, сам от себя не ожидая, опустился перед ней на колено.
        В тот момент всё это представлялось совершенно естественным. Как и потом, впрочем.
        Она подошла, обняла его голову.
        - Я согласна, - услышал он.
        Потом… потом они стояли, обнявшись, и небыло никакого дела до того, что творится вокруг.
        Елена поцеловала его ещё раз, улыбнулась и отошла к двери, набросила халат. Убежала - в душ. Павел некоторое время лежал на спине - не удавалось прийти в себя и думать о ком-то, кроме Елены. Но всё-таки сумел.
        Не удивился, увидев мобильный номер Марии в адресной книге. Надо поставить точку.
        С той стороны долго не отвечали.
        - Да? - Мария. Весёлая, и, похоже, слегка пьяная. Шум, голоса, музыка. УМарии веселье. Как всегда. Павел - всего лишь один из номеров в её большом представлении.
        - Маша, это я. - Голос не сразу повиновался.
        - Что, опять работа? - она засмеялась. - Не утрудись там… когда приедешь?
        - Я не приеду, - отозвался он твёрдо. - Больше не приеду.
        Пауза. Мария, похоже, отчасти протрезвела, услышав подобное.
        - Что случилось? - поинтересовалась она. - Опять обиделся? Сказать сразу не мог, что ли?Ты…
        - Я не приеду, - повторил Павел. - Всего доброго. Будь счастлива.
        Снова пауза.
        - Когда вещи заберёшь? - поинтересовалась Мария. Спокойный, слишком спокойный голос. Ещё немного - и взорвётся, раскричится. Не давать ей повода.
        - Они не нужны мне. Можешь выкинуть.
        - Выкину, - пообещала Мария и повесила трубку.
        - Что такое? - Елена подошла к нему. - Оденься! У меня тут дует. - Как она притягательна сейчас, да ещё с мокрыми волосами…
        Телефон зазвонил. Павел посмотрел на номер - Мария.
        - Ты сказал ей? - поинтересовалась Елена. Павел подтвердил кивком и сбросил вызов.
        - Она не уймётся! - предупредила Елена. Павел выключил телефон и положил его в стол.
        - Пусть.
        - Оденься. - Елена поцеловала его. - Только простудиться не хватало!
        - Нет. - Павел прижал её к себе. - Не хочу. Не этого хочу.
        Она опустила взгляд, улыбнулась.
        - Мой богатырь, - шепнула, закрывая глаза, и прижалась к нему.
        …Через три часа Павел закончил смотреть, где что нужно подкрутить да привинтить. Ножи также были наточены, все до единого. Елена сидела в кресле, забравшись туда с ногами, и вязала. На голове у неё теперь был тонкий серебряный обруч. И серёжки сняла, и ожерелье, но осталась принцессой, хоть и одета в домашние штаны и выцветшую рубашку.
        - Нужно съездить к родителям. - Она подняла взгляд. - К моим, а потом к твоим. Попросить благословения. Не спорь, так нужно. Мне нужно.
        Павел чуть не пожал плечами. Елена очень чутка к подобным жестам. Не любит их, очень не любит.
        - Да, конечно. - Он уселся на пол у кресла, положил голову ей на колени. Елена отложила вязание, погладила его по голове.
        - Ты светишься. - Она прижала ладонь к его щеке. - Ты такой счастливый. Я очень-очень рада, Паша.
        - Ты долго ждала. - Не вопрос, утверждение.
        - Я знала, что дождусь. - Она вновь взяла вязание. - Никуда сегодня не пойду. Хотела тебя в кино вытащить… Завтра, всё завтра. Или послезавтра. - Она рассмеялась.
        - Мне нужно будет съездить за вещами. - Павел сказал это, и понял, что не помнит, куда ему ехать за вещами. Есть же у него свой дом, не уМарии ведь жил.
        - Только не сейчас! - Елена снова погладила его по голове. - И незавтра. И непослезавтра, ладно? Ты мой! Не отпущу!
        - Я твой, - согласился он. Мне приснилось, подумал он. Мне приснилось, что когда-то позвонила пьяная в дым Мария, и я сжалился, и согласился вернуться, а вскоре уже появилась Вика… Вика.
        - Вика, - произнёс он вслух.
        - Кто такая Вика? - Елена улыбнулась, не прекращая вязать.
        - Хорошее имя для девочки. - Павел выпрямился.
        - Очень хорошее, - согласилась Елена. - Я тоже думаю, что будет девочка.
        Павел оторопел. Елена иногда как скажет… Никогда не заставляла его предохраняться. Ну то есть не было нужды напоминать, но после первого же раза сказала - гадость какая, не хочу пахнуть латексом! Сама что-нибудь придумаю! И придумала. Сейчас с этим несложно.
        - Ты не…
        Она засмеялась.
        - Ещё нет. Испугался? Ну честно, испугался, да?
        - Нет. - Павел помотал головой. - Просто всё так неожиданно.
        - Немножко испугался. - Она положила его голову себе на колени. - Не сейчас, нет. Не сегодня. Наверное, месяца через два. Или три. Пусть будет нормальный медовый месяц, да?
        - Откуда ты знаешь?! Тьфу, что я… Как ты можешь знать?
        - Знаю, - посмотрела она ему в глаза. - В себе-то я могу разбираться. Вика, да? Хорошее имя. Пусть будет Вика. Только никому не слова! Особенно родителям!
        - Ни слова, - согласился он. Елена вяжет шапочку. Похоже, ему - зимнюю. Павел вспомнил про конверт отТерехова. Сходил за ним, заглянул внутрь, присвистнул.
        - Много? - поинтересовалась Елена, не поднимая взгляда - считала петли.
        Павел написал на конверте число. Мама не любила, когда дома считали деньги вслух. Только на бумажке. Уж непонятно, кого или чего она опасалась, но…
        - Вот, - показал он. Елена подняла взгляд и намиг потеряла дар речи.
        - Так много… - прошептала она. - Такой крупный заказчик?Да?
        - Да, - согласился Павел. - С понедельника становлюсь папой Карло - буду жить у верстака.
        Она вскочила, отбросила вязание и бросилась к нему на шею.
        - Ты мой лучший папа Карло! У тебя всё получится, я знаю! Ты станешь знаменитым!
        - Да? - Он прижимал её к себе, и плевать ему сейчас было и наконверт, и наславу, и даже на дерево вообще… Прости, дерево, не сейчас, ладно? Он часто обращался к дереву, нет - кДереву. Никому никогда не говорил, Павла и так считают малость тронутым.
        - Да! Да, да, да! - Она поцеловала его, прижалась всем телом. - М-м-м… - улыбнулась, запрокидывая голову. - У тебя есть ещё силы? Или мне кажется?
        - Не кажется. Пойдём?
        - Нет, здесь. Прямо здесь.
        Павел проснулся и понял, что уже ночь.
        Вот это был день… Они успели и погулять - Елена всегда гуляет, доходит до парка или леса, и приготовить ужин, и съесть его, и посмотреть комедию - дурацкая, хотя и неидиотская. Французская, кажется - Елена радовалась и веселилась, иПавел мало-помалу втянулся. Хотя комедии не очень любит. И было ещё вино, и вечер, и вкус её губ, и смех, и полумрак, и податливое тепло под ладонями…
        Павел уселся. Один в постели. Елена сидит за столом и работает - рисует. Хорошо рисует, карандашами - хоть на выставку, такие картинки живые! Но стесняется, что ли. И вышивает. Для вышивок и рисует, а вот куда девает вышивки - он не знает.
        Она оглянулась.
        - Ой… тебе свет мешает, да? Я уйду в ту комнату.
        - Нет, - помотал он головой. Усталость, с которой он проснулся, быстро куда-то девалась. Приходила бодрость. - Не спится?
        - Ага, не спится. - Она сняла обруч, помотала головой. Как красиво, какая она вся красивая… - Попробовала читать. Не могу, голова не тем занята, - она улыбнулась. - Вставать будешь? Рано ещё, два часа ночи. Воды тебе? Или чая?
        - Тебя, - он сам не ожидал, что сможет сказать это. Она уселась на краешек кровати.
        - Я думала, ты уже всё, - улыбнулась она. - Ты уверен? Я ведь так просто не отстану!
        - Уверен. - Павел прикрыл глаза, голова начинала кружиться от ощущения её близости.
        - Богатырь, - прошептала она снова, обняла его, вскочила. - Я сейчас! Только попробуй снова уснуть!
        3
        Он снова проснулся. Лампа выключена, часы слабо светятся. Половина шестого утра. Елена под боком, прижалась к нему, улыбается во сне. Он прижался к ней, поцеловал - легонько, чтобы не разбудить. И запах её кожи снова бросил в жар. И откуда столько сил?!
        «Буди меня, как проснёшься», сказала она. «Или я тебя разбужу. И попробуй только отказаться!»
        Они оба рассмеялись. Отказаться… Они два с лишним года жили встречами - один, два раза в месяц. Он всё не мог решиться - ну тянуло, тянуло кМарии, и дело не только в постели. «Я для тебя только любовница?», спросила Елена утром той ночи, в которую они впервые были близки. «Нет», ответил Павел, не раздумывая, и она поверила. А ведь её не обманешь, всё чувствует. Но нелезет в душу, как Мария, не вынуждает на откровенность. Просто слушает - сидит, вяжет или читает, или занимается хозяйством, и слушает. И само всё говорится.
        Это сон, или то был сон? Ну не было ведь Елены! Было всё остальное. Когда Мария не пускала к себе - характер у неё сложный, настроение меняется часто - он всё думал, как бы её уязвить. И сказал однажды: «Поеду кЕлене, она всегда мне рада». Мария только рассмеялась - уж она-то знала, непонятно как, что нет уПавла другой девушки. И уж не могло быть другой такой невесты. Такой богатой. Экономист, и вот-вот получит очень перспективную работу… Езжай, езжай, Паша, сказала она тогда.
        И он поехал. Домой. И там, в полумраке, впервые придумал её - увидел в воображении Елену. Имя сразу появилось. И внешность - не красавица-фотомодель с ногами от ушей, нет - но красивая. Другим покажется нескладной, но красивая. Просто нужно уметь увидеть красоту. И началось…
        С того вечера он позвал в свою жизнь Елену - выдумку, приятную, позволявшую отвлечься. Мария умела делать несчастным - а потом счастливым, и снова несчастным, снова и снова. Умела и умеет! Когда становилось невыносимо, Павел, сам того не осознавая, призывал на помощь Елену. Он знал всё - внешний вид, запах её кожи, цвет волос, привычки, всю её историю.
        - С кем это ты говоришь? - поинтересовался однажды отец, когда застал Павла на кухне, ведущим разговор тихим шёпотом с невидимым собеседником. Павел в то время снимал комнату - жить с родителями стало невыносимо. Мать всё чаще забывалась, считала Павла чужим человеком. Павел приходил к ним в гости, когда матери становилось лучше. Отдавать её на лечение отец категорически не хотел, а врачи не настаивали.
        - Ни с кем, - ответил Павел. Он испугался. Впервые осознал, что так погрузился в фантазии, что уже не найти дорогу обратно.
        - Что у тебя сМашей? - Отец тяжело опустился на соседний стул. Он сильно сдал за последние несколько лет - когда мать начала заговариваться и путать реальность и вымысел.
        - Плохо, - отозвался Павел почти равнодушно. Работа помогала отвлечься. Что ни говорите, а он всё-таки мастер, пусть и невсеми признанный. Вот уже и здесь, дома у родителей, стоит его мебель, сделанная его руками.
        - Не пара она тебе, - заключил отец. - Много о себе воображает. И мужиков у неё слишком много.
        - Я люблю её. - Павел удивился лёгкости, с которой сказал это. И говорил правду. Был уверен, что любит.
        Отец вздохнул. Налил себе и сыну по стопочке водки. Был повод - праздник всё-таки, девятое мая.
        - Папа, кто такой этот Петя? Почему мама иногда зовёт меня Петром?
        Отец потёр лоб ладонью и снова вздохнул.
        - Если не помнишь, лучше не вспоминай. И нерасспрашивай её, ей сейчас получше стало.
        - Но…
        - Потом. Когда-нибудь.
        Он не сказал, «когда её не станет», но это было ясно. Мама угасала, с каждым годом выглядела всё более тощей и вела себя всё более странно. И никаких видимых причин, врачи только руками разводили.
        - Ладно. - Павел поднялся. - Денег вам не нужно? У меня сейчас с заказами хорошо.
        - Строй свою жизнь, - посоветовал отец. - Если что нужно, я скажу. Мы всегда по-простому.
        - Да, - согласился Павел и обнял отца за плечи. - Скажи, если что.
        - Не говори сам с собой, - попросил отец. - Я же вижу, это всё из-за Машки. Ты сам не свой. Давай хоть ты держись.
        - Да, папа, - пообещал Павел.
        Но он нарушил обещание. Не получалось не говорить. Ведь Елена с каждым днём становилась всё более настоящей.
        …Павел осторожно откинул покрывало. В комнате тепло, даже жарко. Сегодня впервые Елена не надела ночную рубашку. Легко понять, почему.
        Он смотрел на неё и немог наглядеться. Но она тоже устала, хотя и неподавала виду… Пусть отдыхает. Уже некуда торопиться. Будущее здесь, его не нужно догонять.
        Тело помнило, где что стоит. Павел оделся, прикрыл Елену покрывалом (она пошевелилась, но непроснулась), прошёл на кухню, не зажигая света - и ни разу ни за что не зацепился. Как будто знал здесь всё до мелочей. А ведь мебель стоит совсем по-другому!
        И как это понимать? Такие привычки не вырабатываются моментально. А визит к начальнику? Павел вообще не знал, что говорить - ведь ничего же не помнит из«этой» жизни. Но всё говорилось ладно и вовремя, как будто всего лишь на минутку забыл.
        Он налил воды, сел у стола. И тут кругом ощущается Елена, её присутствие. Как же так получилось? Как она стала настоящей, неужели он, Павел, всё-таки сошёл с ума?
        Он прикрыл ладонями лицо. Голова закружилась.
        - …Ты трубку брать собираешься?
        Голос… Марии. Павел вздрогнул, отнял ладони. В кухне светло; поодаль, в коридоре, стоит Вика, боязливо смотрит на родителей. Злая, поджавшая губы Мария протягивает телефон.
        - Спасибо. - Он принял телефон. Не глядя, подтвердил вызов.
        «Где я?!»
        - Слушаю, - услышал свой голос. И далее разговор будто пошёл сам собой. - Да, Владимир Сергее… простите, Павел Владимирович. Да, буду сегодня к двум.
        - В пять часов Вику из школы встречать, - крикнула Мария из прихожей.
        - У меня срочный заказ! Когда ещё такое будет!
        - А уменя совещание. - Мария выглянула. - Виктория, марш к себе! Быстро! Я не могу перенести эту встречу только потому, что тебе там заказали пару столов и табуреток.
        Лицо Павла окаменело. И тут на лице Марии появилась почти что робость. Ненадолго.
        - Деньги в основном зарабатываю я. - Голос Марии стал сухим. - Ребёнок не должен идти домой один, ясно? До вечера! - и удалилась. Слабо щёлкнул замок.
        Вот как он дожил до такого?
        Нет, пора менять, подумал Павел. Если Елена мне приснилась, то это знак. Пора всё менять. Иначе точно с ума сойду. И так весь двор ржёт - мужик у бабы за домохозяйку. А я мастер, чёрт возьми! Мастер! И пока что все мои достижения - стулья да табуретки. Правда, очень красивые стулья и очень надёжные табуретки.
        - Па-па-а-а… - Вика появилась на кухне. - Пап, да не слушай ты её. Я сама до дому доберусь. Мне же семь лет уже, не три!
        «Не три». Павел усмехнулся. Вика и втри года была очень, очень самостоятельной особой.
        - Так нельзя. - Павел погладил её по голове. - Я знаю, что ты прекрасно дойдёшь. Но тыже читала - сколько заметок про наркоманов. Со мной безопаснее.
        Вика вздохнула.
        - Папа… А эта Лена, с которой ты говоришь, она кто? Она настоящая, да? Всамделишная?
        Дожили. Ребёнок услышал, как отец говорит с невидимой собеседницей.
        - Настоящая. - Павлу трудно было это сказать. - Для меня настоящая. Мать пусть думает, что хочет.
        Вика энергично закивала головой.
        - Пап, ты к ней уйдёшь, да?
        Дети видят слишком много, подумал Павел. Если бы я знал, как уйти назад, в тот сон…
        - Папа! - Вика потормошила его. - Я что, маленькая? Так ты уйдёшь?Да?
        - Если честно, очень хочется. Сыт по горло. - Павел неожиданно почувствовал злость. Не надо бы говорить про Марию плохо при ребёнке… Хотя ребёнок и так всё видит. Ведь сам себя довёл до такой жизни! Сам послушно прогибался. Вот и прогнулся, что узлы вязать можно в любом количестве.
        Вика снова вздохнула.
        - Па-а-ап… Только ты приходи ко мне потом, ладно? Мама меня всё равно тебе не отдаст, - грустно заключила она.
        - Так. - Павел поднялся. - Сопли отставить. Что-нибудь придумаем, Вика. Папа просто так тебя не бросит. И смамой я совсем уж ругаться не хочу. Она ведь у нас менеджер.
        - Ме-е-е-енеджер. - Вика очень похоже изобразила козу и они рассмеялись. Да. Вот с этого когда-то всё и началось. С«ме-е-е-енеджера». Тогда они всерьёз разругались, тогда Мария впервые ударила дочь.
        Снова закружилась голова.
        - Паша?
        Павел вздрогнул, поднял взгляд. Елена. Сон… или что? Всё снова поменялось. Кроме…
        В руке у него другой телефон. Тот, который у него был там, где Мария иВиктория.
        - Заснул? - засмеялась она. - А меня одну бросил!
        - Странный сон, - признал Павел. Только что произошедший разговор сМарией иВикой проваливался, уходил в толщу памяти, терял краски реальности.
        - Я не сон! Да? Да? - Она села ему на колени иПавел осознал, что наЕлене ничего нет. И голова закружилась уже по-другому.
        Она рассмеялась, когда он подхватил её и понёс - назад, в спальню, она же кабинет.
        - Иди ко мне, - попросила она, как только Павел посадил её на кровать. - Иди… всё потом, все сны потом, да?Да?
        Да.
        Все сны - потом.
        Все до единого. Даже сон оВиктории.
        Елена таяла, текла под его пальцами, была и сталью, и воздухом, и жаром, и прохладой.
        Неужели я тебя придумал? Неужели я придумал, и ты появилась?
        - Ты мой, - шепнула она, покусывая его за ухо. - Мой, мой, мой… никому не отдам… никому-никому…
        - Что будешь на завтрак? - поинтересовалась Елена, появившись в спальне. Павел позволил себе немного поваляться, хотя давно уже не позволял. Елена не возражала. Мебель подкручена, ножи наточены, из кранов не капает, двери не скрипят, пусть мужик отдохнёт малость.
        - Как всегда, - предположил Павел.
        - Смотри! Растолстеешь, заставлю жир сгонять! - предупредила Елена. Увернулась - Павел попытался поймать её. - Не сейчас! Ты умеешь готовить только яичницу! Потерпи!
        И убежала.
        АПавел положил оба мобильника и принялся переводить взгляд с одного на другой.
        Ничего не понимаю. Так сон или нет?! Откуда во сне может взяться мобильник из… то есть наоборот, откуда не восне может взяться?
        «Как всегда» означало яичницу с ветчиной, сыр и кофе. Сама Елена ела бутерброды с сыром, ну и кофе тоже пила. По-настоящему ела только за обедом. А так… Птичка не птичка, но ест мало.
        - Съездим к моим сегодня? - предложила она.
        - Давай, - согласился Павел. Увидеть чуть больше этой реальности, где у выдуманной девушки есть настоящая мама. Хорошо, если настоящая.
        - Тебя что-то беспокоит, - заключила Елена, встав у него за спиной. - Нет-нет, не мешаю. Кушай. Это правда был только сон?
        - Я не уверен, - признался Павел. - Хочется думать, что сон.
        Она потрепала его по голове и вернулась за стол.
        - Ты какой-то не такой, - признала она. - А может, это я от радости… Поел? Всё, брысь с моей кухни, займись домом!
        Займись домом? Прибраться? Не привыкать, да и неунизительное занятие, приводить свой дом в порядок. Свой дом - ведь хозяин не тот, кто может продать или сломать, а тот, кто заботится. Вот. Отец этому обучал, а сам Павел, вроде бы, сумел обучить Вику.
        Павел бродил по комнатам, работая пылесосом, и думал.
        Странно всё получается. Раньше всё воображал - как Елена выглядит, всё такое. Воображал и, так скажем, интимные моменты. Прямо скажем, воображал больше того, о чём осмелился бы говорить вслух. В голову иногда такое придёт, сам удивляешься.
        Однажды Мария соизволила прийти к нему сама. Совсем худо было Павлу, выдуманная девушка не помогала жить, скорее уже наоборот, а настоящая крутила им как хотела, и ничего толком не говорила.
        - Так она что… Она на самом деле?! - поразилась Мария. Что-то почуяла. Потом Павел осторожно расспросил её - да, именно почуяла. Запах косметики. А ведь воображаемая Елена практически не пользуется косметикой, так - дезодоранты, и то потому, что ей нравятся их запахи - ненавязчивые, но узнаваемые. Морская соль. Корица.
        В тот момент Павел хотел сказать всё. Что нет Елены, и небыло, что это просто игра воображения. А ну как Мария покрутит пальцем у виска и сразу же уйдёт?
        Он решил просто задвинуть Елену подальше в память, убрать долой, не думать и непредставлять её.
        - Была, - пояснил Павел, в надежде, что Мария поймёт так, как он надеется.
        - Паша! - Мария кинулась к нему на шею. - Прости меня! Ты один меня на самом деле понимаешь… - И так далее, и тому подобное. Мария умеет добиваться своего. И ведь права была - пожалуй, только Павел и был с ней просто потому, что ему нужна была она. Вся. Не деньги, не тело, не связи по отдельности.
        …ИЕлена ушла, частично вернулась назад, в нереальность, в небытие.
        И вот она здесь, в той же самой квартире, хлопочет на кухне. Именно такая, какой её Павел и представлял. До каждой родинки, до запаха волос и кожи, до звука голоса.
        - Всё убрал! - Елена появилась в гостиной. - Умница! Давай, собирайся. Туда ехать полтора часа в одну сторону.
        - Прямо сейчас? - Павел взял её за руки, посмотрел в глаза.
        - Я веду себя неприлично, да? - прошептала Елена, прижимаясь к нему. И вдруг расплакалась, обхватив его руками, прижавшись сильно-сильно. Павел не знал, что и делать. - Я не могу без тебя! Я больше бы не смогла!
        - Я с тобой. - Павел погладил её по голове. - Я с тобой, солнце моё.
        Она отстранилась, улыбнулась, вытирая слёзы. Губы ещё подрагивали.
        - Я неприличная, я знаю. Я с тобой не могу по-другому! Вот! Но несейчас. А то уже никуда не смогу поехать… Не захочу.
        Он отпустил её руки.
        - Идём. - Она взяла его за локоть. - Электричка через тридцать пять минут. Времени почти нет!
        4
        Но времени было предостаточно.
        Они сидели в жарком, пахнущем лаком и гуталином вагоне - не иначе, отопление включили, и зачем, спрашивается? Елена прижалась к нему, положила голову на плечо, и все, кто ни смотрел, улыбались - что-то было в её лице. Держала Павла за руку и время от времени сжимала её так, что становилось не посебе от ощущений.
        Совсем неуместных в общественном транспорте ощущений и чувств. Хотя какая кому разница! Кого это вообще касается!
        - …Выходим! - она потянула Павла за локоть. - Не спи! Хотя нет, лучше сейчас спи, а неночью!
        - Прекрати! - шепнул он ей громко, ощущая - вот-вот покраснеет. Как мальчишка, право слово!
        Она хихикнула, стащила его по лесенке на перрон. Тут немногие выходят - деревушка и есть деревушка. Если бы не железная дорога рядом, поди, совсем бы захирела.
        - Не прекращу! Нам вон туда, вниз по улице! Минутку…
        Она достала косынку и повязала голову.
        - Мама не любит, когда простоволосая, - пояснила она.
        Да-да. Я и это выдумал. Мама, чуть более набожная, чем нужно, отец, печник и плотник, молчаливый, но, особенно в лёгком подпитии, добродушный и широкой души человек.
        - А ты, значит, другая!
        - Я другая! Что, не заметил? - Она прыснула. - Только не расстраивай их!
        - А если не дадут благословения? - Павел взял её за руки, остановил. Елена сердито посмотрела в ответ.
        - Дадут! Веди себя прилично, вот и всё. Всё, молчи, никаких «если»!
        - Прилично - это как?
        - Говори правду, вот и всё! Всё, умолкни, горе моё!
        Что-то изменилось в лице Павла. Елена бросилась к нему, обняла.
        - Радость, радость! - шепнула она. - Мама у меня строгих правил, - пояснила она. - До сих пор думает, что я ни с кем не была.
        - Не была? - не понял Павел сразу.
        - В постели, - пояснила Елена одними губами. - Не огорчай её! Она хорошая!
        - Не буду, - Павел прижал Елену к себе, слушал её дыхание и радовался - тому, что жив, тому, что с ней.
        - Всё, идём, - Елена взяла его за руку. - Не забудь поздороваться с отцом за руку!
        Да-да-да.
        Он всё это и так знал. И множество других подробностей. Но… странное дело, пока Елена говорила, казалось, что и незнает - усмехнулся, кивнул, покачал головой. Родителей не выбирают. Какие есть, такие есть. Вот и всё.
        …Встретили их тепло. И отец, и мать поначалу смотрели настороженно. Но потом Павел согласился помочь по мелочам по хозяйству - проверяет его будущий тесть, проверяет! - с матерью, язык не поворачивается сказать «тёщей», поговорил - и тоже вышло ладно и мирно. Отвечал на вопросы о работе честно, как и было велено. О будущей семье, какой её видит, сказал, а как же.
        - Детский садик, - неодобрительно заметила Тамара Ильинична, мама Елены. - Все садики отдали, а куда потом детей девать?
        - Отберут, - уверенно заметил Тимофей Васильевич. - Верно, Паша? Как думаешь? Как станет детишек много, ведь отберут садики-то обратно?
        - Отберут, - согласился Павел. - Детям нужнее.
        Они остались до обеда, и потом посидели часик. И ещё один.
        - …Вот что, Павел, - заключила Тамара Ильинична. Они сидели за прибранным уже столом - дочь между родителями, Павел напротив. - Лена давно говорила о тебе. Я тебя знаю мало, но вижу, человек хороший. - Она покосилась на мужа и тот кивнул, пригладив бороду. Да, отец тут явно не глава семейства. Не повсем пунктам. - Благословляю вас, - она встала, встала иЕлена, глазами велела Павлу - поднимись!
        Склонить голову было и уместно, и приятно. И сразу стало теплее как-то, легче.
        - Лена. - Тамара Ильинична посмотрела строго. - Чтобы всё было, как у людей. Как положено.
        - Да, мама. - Елена склонила голову. - Ты же меня знаешь.
        - Знаю, - улыбнулась женщина, обняла дочь, прижала к себе.
        - Береги её, Паша, - посмотрела в глаза Павлу. - Одна она у нас.
        - Я так рада! - Платок Елена не сняла и впоезде, хотя там её мать уж точно видеть не могла. - Как в сказке… Ты пришёл, и остался, и сработой у тебя хорошо, и мама с папой мои согласны… А твои?
        - Согласятся, - уверенно отвечал Павел.
        - Давай к ним завтра? Ну пожалуйста!
        - Давай, - улыбнулся он. - Сегодня позвоню, а то вдруг соберутся куда.
        - Уже семь часов! - ахнула Елена, когда они вышли из вагона. - Ужас-ужас! Ну-ка, быстро домой, отстаём от графика!
        Павел посмотрел на телефон. Вот зараза! Мария звонила. Ну звонила и звонила, здесь они уже никто друг другу.
        …Но ина втором телефоне тоже был пропущенный звонок. И тоже отМарии.
        Вот тут Павел задумался. Крепко задумался. Правда, Елена так счастлива, что не обращает внимания - шла себе и шла, и что-то напевала, и несколько раз махнула рукой нескольким встречным девушкам - сослуживицам?
        А дома про Марию и вспоминать-то особо не хотелось.
        - Мы куда? - поинтересовался Павел. Елена редко суетилась, обычно точно знала, что и куда. «Если шагу немного прибавить, можно вовремя всюду успеть - но нелучше ли выйти пораньше?» Он не помнил, где именно вычитал этот забавный стишок, аЕлена вначале рассмеялась - она обожала такие афоризмы - а потом сказала, совершенно всерьёз, «так и надо жить».
        Так и надо жить.
        - …Мы куда? - повторил Павел. Елена подбежала к стеллажу и, довольная, несколько раз подпрыгнула.
        - В кино! Бежим быстрее, на такси придётся ехать!
        …На такси она ездить не любит. Деньги есть, с этим нет проблем, но - к чему ненужная роскошь?
        Павел не думал, что повторный просмотр «Матрицы» может так подействовать. Вроде и смотрел в первый раз с удовольствием, очень уж красочно и ладно сделано, не оторваться - а повторный просмотр навёл на мысли. В том числе на невесёлые.
        - Па-а-а-аша! - Елена потянула его за рукав. Обратно шли пешком - погода отличная, да лесной воздух, да выходной… - Тебе не понравилось?Да?
        - Мне очень понравилось, - он не кривил душой. - Только на странные мысли наводит.
        Она рассмеялась, весело и звонко, забежала перед ним и преградила дорогу.
        - Думаешь, я сон? Или ты сон? Тогда иди в мой сон! Я в твой не пойду!
        - Не пойдёшь? - Павел сделал вид, что хочет поймать её, сцапать - по-медвежьи. Елена с восторгом уворачивалась. Прохожие смотрели кто с улыбкой, кто с недоумением - и бог с ними со всеми.
        - Не пойду! И тебе не надо туда!
        - Куда? - оторопел Павел. Елена подбежала, взяла его за руки и посмотрела в лицо.
        - В твои сны. Вте сны. Ты когда просыпаешься после них, такой грустный… Плачешь иногда. Я помню! Всё, хватит, ты мой! Домой-домой, у меня для тебя там сюрприз!
        - Угадать, какой?
        Она снова засмеялась, счастливым детским смехом.
        - Попробуй!
        …Он не угадал со всех трёх попыток.
        - Вот. - Она протянула ему бумажку. Они как раз стояли у аптеки. Дежурная, единственная, которая ещё работает в такое время. - Возьми мне вот это! Мне подготовиться надо! Не задерживайся! - поцеловала его и убежала.
        Павел оглянулся. Сумерки стремительно сгущалось, пламя заката плавило горизонт. Скоро, скоро остынет пламя и наступит настоящая, пусть и короткая, ночь.
        Голова закружилась, когда он дошёл до подъезда. Павел взялся за ручку двери, чтобы не упасть. Что такое? Что случилось?
        Дверь отворили. Мария стояла по ту сторону.
        Какого… Павел не сразу понял, что видитту Марию. Ту, которая из другой жизни, где есть ещё Виктория.
        - Заходи. - На лице жены не отразилось никаких эмоций. О, да. Мама-менеджер так устала, что ей ни до чего нет дела. - Хлеба взял?
        Павел посмотрел на пакет в своей руке. Что за… Да, и пакет, иВикины любимые йогурты, и много всего привычного.
        - Заходи, заходи. - Мария смотрела на него с некоторым удивлением. - Вика уже заждалась.
        5
        - Папа, я тебя люблю! - Вика схватила пакеты с йогуртом и помчалась к себе в комнату. Знает, что мама ворчит, когда едят не накухне, но нарочно, нарочно злит. Вот как сейчас.
        - …Что с твоим заказом? - Мария закрыла дверь в спальню. Вика самозабвенно смотрит детские фильмы. Уроки сделаны, йогурт есть, папа дома, что ещё нужно для счастья?
        Павел чуть не прижал ладони к голове, с такой силой туда ворвалась память. Память обо всём, что случилось за этот день «здесь». И то, что пришлось звонить и чуть не оправдываться, что нет возможности приехать, и счастливая Вика, которая всю дорогу от школы рассказывала про то, какая она там умная, и скучно, ску-у-учно, и что такого щенка видела из окошка, папа, может мы всё-таки заведём собаку? Ну пожалуйста! Пожа-а-алуйста! С мамой я сама поговорю!
        Взрослая уже. В том смысле, что всё прекрасно понимает, и уже рассуждает так серьёзно, что оторопь берёт. Не торопись, Вика, а? Второго детства ведь не будет.
        - Может, не пропал ещё, - сообщил Павел сухо. Пропал, железно, и следующий уже могут предложить кому-то ещё. Начальнику зачем рисковать такими клиентами? Павел отличный столяр, слов нет, но жена им вертит как хочет…
        - У меня было важное совещание. - Ого, да она почти оправдывается. - Прости. Завтра узнай, хорошо?
        Они редко обнимались. Теперь - редко. И уж не приведи бог при ребёнке! Хотя Вика очень тактичная, многое уже знает о причудах взрослых отношений, и нелюбопытствует. При том, что во всём остальном нос суёт - успевай только ловить! И вот - Мария обняла его. Павел чуть даже не отшатнулся, так всё неожиданно.
        - Вика, - позвала Мария. - Детское время кончилось!
        - Да, мамочка!
        Можно и неследить. Сейчас Вика вздохнёт, выключит видео и телевизор, и помчится в ванную - умываться. И сама потом ляжет спать. Дисциплина!
        - Ты странно себя ведёшь, - заметил Павел, когда Мария его отпустила. - Что случилось?
        - Мы всё ещё муж и жена. - Мария смотрела пронзительным, нестерпимым взглядом. - Или уже нет?
        - Да, - ответил он, что означало «нет». Но сказано было другое, и сказано было вслух. И что-то защемило внутри, Павел даже прижал ладонь к груди - там, где сердце.
        - Я была неправа. - Она всё поняла, подумал Павел. Естественно, трудно не заметить, что все мысли о другом. - Прости.
        Но непросит, что вы. Это тоже требование, пусть и высказанное другим тоном. Голова снова закружилась…
        - Паша! - Елена подбежала - сидела в кресле и заметила, как Павел прижал ладони к груди. - Что с тобой? Тебе нехорошо?
        - Я сплю, - произнёс Павел безжизненно. - Лена, я не хотел говорить, прости…
        Она что-то говорила, но он не слышал. Вновь всё завертелось, закружилось и его понесло, понесло, понесло…
        - Не спишь? - услышал он голос Марии. - Я хочу поговорить с тобой.
        Павел не сразу осознал, что он в постели, и неодин, сМарией. Большая редкость в последнее время. Все моменты их близости чуть не покалендарю расписаны. «Это я, ваш муж, пришёл исполнить свой супружеский долг. - Но вы были у меня уже трижды, мой муж! Вы великолепны! - Да?! Проклятый склероз…» Мария жутко возмутилась в тот раз, когда Павел, в компании, рассказал этот анекдот.
        - О чём? - Павел вспомнил - да, и всамом деле они недавно были близки. Это неправильно, подумал он, так нельзя!
        - У тебя в кармане куртки были таблетки. Не скажешь, зачем?
        Какие таблетки? Павел не сразу понял, о чём она, и повторил вопрос вслух.
        - Вот эти. - Мария достала коробку из-под подушки. - Это противозачаточные. Для женщин. Зачем они тебе?
        Ах, да. Мария пользуется таблетками, но другими.
        - Я задала вопрос, - повторила Мария резким тоном.
        - Не мне. - Павлу ничего не хотелось - кроме одного: проснуться. Чтобы там, где он проснётся, была Елена, аМария была далеко-далеко. И… чтобы была ещё Виктория. И всё.
        - Ясно, что не тебе. Для кого купил?
        - Для Елены, - ответил Павел чистую правду.
        Мария уселась в постели. Уселся иПавел.
        - Вот как. - Она говорит спокойно, но впереди или скандал, или другие неприятности. - Значит, ты снова был сЕленой.
        - Был. - Павел уселся. - И остался бы с ней.
        - Ты спятил. - Мария спустила ноги с дивана, обернулась. - Ты псих, ты знаешь? Одно я тебе точно обещаю: Вику ты не получишь.
        - Она настоящая. - Павел выдержал взгляд. - Елена настоящая! Более настоящая, чем ты.
        Мария набросила халат и ушла на кухню. Закрыла за собой дверь - неплотно. Будет плакать, подумал Павел. Кто тянул меня за язык, зачем я сказал «да»?
        И захотелось спать. И он заснул - что бы ни было, а всё нужно решать на свежую голову.
        Мария забрала с собой телефонную трубку из спальни и оба мобильника Павла. В кармане была не только коробочка с таблетками, но ичек из аптеки. Что-то в нём было не так.
        Руки уМарии тряслись. Будь она проклята, эта выдуманная Елена! Одно время мама говорила, не связывайся, у него с головой не всё ладно, смотри, он же говорит сам с собой. Господи… Мария уткнулась лицом в руки. Но он один, он один смог вытащить её из запоя, ему одному она была нужна не только в постели, он один умел ей восхищаться. Умел? Умеет? Откуда у него второй мобильник? Откуда такой уверенный голос?
        Мария не особенно удивилась, заметив в адресной книжке второго мобильника запись «Прохорова Елена Петровна». Посмотрела на номер…
        Номер их домашнего телефона.
        Ты сошёл с ума, Паша, подумала она. Господи, и я тебя любила! Или не любила? Ничего уже не понимаю, ни-че-го… Она думала, ощущая, что с головой происходит что-то неладное, и… вызвала номер Елены. Со второго мобильника. О существовании которого никогда не знала.
        Посмотрела на телефонную трубку. Сюда, сюда она звонит. Сейчас зазвонит телефон и можно начинать думать, что делать с мужем, который запутался между реальностью и фантазией, который не осознаёт, где и скем говорит.
        Трубку сняли почти сразу. А телефон так и незазвонил.
        - Кто это? - спросила Мария почти робко. Повесь трубку, выключи телефон, выброси его! - вопил здравый смысл, но вопль звучал всё тише и тише.
        - Маша? Это ты? - Женский голос.
        - Елена? В-вы Елена Прохорова? - Мария чувствовала, что её знобит. Повесь трубку! Повесь немедленно!!
        - Да. - Голос Елены спокойный. Судя по голосу, она на год или два младше самой Марии. - Паша спит, Маша. Если ты хочешь поговорить с ним, позвони завтра.
        - Не«ты», а«вы»! - резко ответила Мария.
        - Хорошо, Мария. Что-то ещё? Уже почти полночь, мне спать пора.
        - Где Паша?! Что ты с ним сделала, ты…
        - Паша спит. - Елена кажется воплощённым спокойствием. - Мария, я не буду с вами ругаться. И напорог не пущу, не приезжайте. Если хотите поговорить сПашей, звоните завтра.
        Отбой. Мария долго смотрела на трубку домашнего телефона - трубку, так и незазвонившую. Взяла второй мобильник Павла, нашла там домашний номер, набрала.
        Зазвонил домашний, да ещё как! Едва успела дать отбой - забыла уменьшить громкость, сейчас весь весь дом бы перебудила. Мария смотрела на второй мобильник и немогла заставить себя снова набрать номер Елены. Свой домашний номер.
        …Павел словно выпал из одного сна в другой. Сон перешёл в дрёму… Ему померещилось, что звонят. Звонят на домашний.
        Елена взяла трубку - судя по всему, ушла в гостиную
        Елена?! Павел уселся, оглянулся - точно, её комната.
        - Маша? Это ты?
        Мария?! Чего ей вздумалось звонить?
        - Да. - Елена спокойная-спокойная, а раньше нервничала, когда звонила Мария. - Паша спит, Маша. Если ты хочешь поговорить с ним, позвони завтра. - Она улыбнулась, Павел чувствовал. - Хорошо, Мария. Что-то ещё? Уже почти полночь, мне спать пора. - Пауза. - Паша спит. Мария, я не буду с вами ругаться. И напорог не пущу, не приезжайте. Если хотите поговорить сПашей, звоните завтра.
        Шаги. Елена возвращается в спальню. Павел хотел упасть, притвориться спящим, и немог.
        - Ой! - Она бросилась кПавлу. - Всё-таки разбудила! Паша, почему она звонит с твоего мобильного?! Ты его потерял?
        - Не знаю. - Павлу было трудно говорить. - Лена, я засыпаю! Не бросай меня, пожалуйста!
        Она держала его за руки.
        - Я тебя никогда не бросала, дурачок ты мой. - Поцелуй Павел уже едва ощутил. - А ты убегаешь, убегаешь от меня. Паша! Не убегай, я прошу!
        Наплыв. И тьма, тьма, жаркая и беспросветная. На какой-то момент Павлу примерещилось - он идёт по заснеженной равнине, и впереди стылый пламень заката, и ни души вокруг, и мороз пробирает до костей.
        - Лена! - хотел крикнуть он и несмог, всего лишь прошептал. - Лена! Я хотел сказать «нет»! Пожалуйста, поверь мне!
        Вьюга плакала, шептала и хохотала вокруг него.
        6
        - Где второй мобильник? - поинтересовался Павел следующим утром, когда госпожа менеджер, без пяти минут коммерческий директор, готовилась отбыть.
        Мария посмотрела на него с удивлением.
        - Какой второй мобильник?
        - У меня здесь вчера лежало два, - указал он. - Кончай притворяться! Ты вчера вечером звонила ей. «И напорог не пущу, не приезжайте», - добавил он.
        Выражение лица Марии не изменилось. Она шагнула к двери в спальню и закрыла её.
        - И куда я могла звонить, Паша? На какой номер?
        - На этот номер! - Он указал на домашний телефон, закипая от злости.
        - Сядь, пожалуйста, - попросила она его. - Сядь, сядь. - Не повышает голоса, не говорит резко, хотя в остальном всё та же Мария. - Ну и куда бы я должна была попасть, если бы позвонила на него? Ответь, пожалуйста.
        - Сюда, - признал он неохотно.
        - Паша, у нас здесь не живёт никакой Елены. Ты сам прекрасно знаешь, что это выдумка. И я виновата, может, больше всех, что ты слишком долго говорил с ней, а несо мной. - Павел не верил своим ушам. - Я виновата. - Она прижалась щекой к его груди и… расплакалась. - Прости, пожалуйста!
        Что-то внутри него лопнуло. Что-то тёмное, долго копившееся, едкое. Вырвалось наружу, отчего стало на момент тоскливо и противно - и ушло.
        - Да, Маша. - Он погладил её по голове и накороткий миг был твёрдо уверен, что Елена действительно была только выдумкой.
        - Нам нужно поговорить. - Она выпрямилась, не отпуская его руки. - Я сегодня уйду с работы пораньше. Обязательно позвони мне, когда будет что-то понятно с твоим заказом.
        - Хорошо. - Павел всё ещё не мог прийти в себя от перемен вМарии.
        Она поцеловала его, крепко обняла и… убежала в прихожую. Через три минуты входная дверь щёлкнула. И тут же кПавлу подбежала Виктория.
        - Папа? - Она потрогала его за руку. - Папа, с тобой всё хорошо?
        - Не знаю. - Он прижал её к себе. Только Вика не изменилась, всё такая же. Господи, неужели я и насамом деле всё выдумал, иЕлены не было? Что это был только сон, мечта? А поход на«Матрицу»? Стой, стой…
        - Какой сейчас год, Вика?
        - Две тысячи седьмой!
        - А когда мы с мамой ходили на«Матрицу»?
        - Папа, ты один ходил! Восемь лет назад! Она сразу сказала, что это глупости и дешёвка.
        - Вика, откуда ты можешь об этом знать?
        Ну да, человека тогда ещё просто не было. Мария характером и так не подарок, а тогда, на последних месяцах беременности - особенно. Дочь посмотрела на отца, покачала головой и выразительно вздохнула.
        - Ты сам мне рассказывал! Папа, ты уже забыл, как мы её потом вместе смотрели? Классный фильм, да?
        - Классный, - подтвердил он.
        - Пап, мне в школу пора!
        - А мне на работу. Сначала зайдём в школу, хорошо?
        Виктория засмеялась и помчалась к себе, за портфелем.
        Мария пошла не кгаражам - в другую сторону, у магазинов стоят два мусорных бака. Туда, конечно, не выкинуть бытовой мусор, но всякую мелочь можно, охрана не ворчит. Она завернула второй мобильник в салфетку - всю ночь сидела и тряслась, что тот позвонит. И хотела сломать, чтобы уж насовсем, и хотела карточку изъять, но… было страшно. Страшно прикасаться, словно телефон мог разносить безумие. Хватит с неё разговора сЕленой. Выдумка или нет, конечно же выдумка, как иначе Павел мог бы знать? Я от него заражаюсь, подумала Мария, нужно покончить с этим.
        Убедившись, что охранник не смотрит в её сторону, она достала из кармана салфетку с мобильником внутри, и бросила. Попала. Всё, сегодня тебя увезут на свалку, потом сожгут в печи… Она отходила, каждую секунду ожидая, что телефон зазвонит. Но он не зазвонил.
        Тебя нет, повторила она про себя. Нет и небыло. Он не позвонит тебе, не вспомнит о тебе.
        Павел был в большом недоумении. Здешний начальник - тёзка, Павел Владимирович. Странно, что не отдал ещё заказ, ведь знает - Павла, случись что, из дома на сверхурочные не отпустят.
        - Паша. - Начальник тот ещё колобок, вроде и ростом мал, но рука как железная. - Паша! - Он похлопал Павла по плечу. - Серьёзный клиент, понимаешь? Может, на выходных придётся постараться.
        - Понимаю! - Павел ощутил злость на самого себя. Правы они все, Мария в упор не замечает ничего, кроме своей карьеры. - Сделаем, Павел Владимирович, не беспокойтесь!
        Что-то. видимо, изменилось вПавле, раз начальник посмотрел на него в большом удивлении и одобрительно крякнул.
        - Он будет через полчаса. Я вызову.
        Водитель, разгребавший мусорку, заметил выскользнувший из салфетки мобильник. Включенный, что характерно. Недолго думая, сунул в карман. Отчего бы и непозвонить хозяину? Много не выручить - даже он, водитель мусоровоза, знает, что это старая модель. Но… Ладно, потом позвоним, выясним. На худой конец сыну отдать, пусть играет.
        Но он обронил телефон, сам не заметив, и вещицу торопливо подобрал суетившийся у машины бомж.
        Елена на работе была не всебе. Павел исчез, исчез прямо из спальни. Был - и нестало. Она привыкла к тому, что он пропадает. Мог неделями не звонить, не брать трубку, а особенно - после визита кМарии. «Я сошла с ума, - подумала Елена, - господи, неужели я правда его выдумала, неужели девочки правы, и мне не нужно никого ждать? А мама, а папа? Они же видели его? Позвонить им, спросить?»
        - Лена. - Её тёзка, обычно она сидит на кассе, а сейчас подменяла напарницу Елены. - Слушай, иди-ка ты домой. Иди, иди. Ты не всебе сегодня, я за тебя постою.
        - Да. - Елена поцеловала её в щёчку. - Ты прелесть! Лена, я потом отработаю!
        - А то как же! - И они обе рассмеялись. - Иди быстро, я Семёновне скажу, что ты простыла.
        Вот с чем повезло, так это с начальством. Ну надо иногда срочно уйти с работы. И никаких проблем - если потом отработаешь.
        …Елена бродила по квартире, плакала, сама того не замечая. Стол, стулья, косяки - всё помнит прикосновения его рук. Она уселась на краешек кровати, обняла себя за плечи. Нет… это не могла быть выдумка, она помнит его, тепло его тела, жар пальцев, запах кожи… его желание и её собственное. Бросилась к шкафу, там так и висел тот костюм, в котором Павел сходил в выходные на работу. Не могло же всё это примерещиться!
        Зазвонил телефон. Елена бросилась к нему. Господи, только бы это был Паша!
        - Слушаю вас. - Она не сразу смогла справиться со слезами.
        - Вот что. - Голос незнакомый и неприятный. - Я тут телефончик нашёл. Ваш номер тут последний.
        - Что за телефон? - Елена выпрямилась, вытерла слёзы.
        Нашедший, похоже, с латиницей не владах, ноЕлена смогла понять, что это Пашин телефон.
        - Где вы его нашли?
        - Мне деньги нужны. - Человек перешёл сразу к делу. - Вам нужен телефон или нет?
        - Нужен! - Елена ощутила, как её бросает в жар. Паша потерял телефон! Но как его нашла Мария?! Ладно, это неважно, это всё сейчас неважно! - Скажите, куда прийти!
        И ей назначили встречу. В лесочке, возле железной дороги. Как специально - Елена любит там гулять. Пусть болтают всякие глупости про маньяков и всё такое, в том лесу спокойно и безопасно.
        Елена схватила всё, что оставалось в вазочке, и бросилась одеваться.
        - Пап, ну давай ещё погуляем! - Вика подёргала его за рукав. - Такая погода! Смотри как всё вокруг красиво!
        Ещё бы не красиво - осень на дворе, и под ногами роскошный ковёр листьев. Так и лёг бы отдохнуть.
        - Конечно, погуляем. - Она рассердится, подумал Павел. Мария рассердится, что не позвонил, что не предупредил, что куда-то ещё хочет зайти. Она, если уж честно, была даже довольна, что отец занимается дочерью, и та не отнимает время у матери. И все довольны. - Куда пойдём?
        - Вон туда! - Виктория надела свой портфель - рюкзачок - и указала. - Вон к той статуе! Наперегонки! - И первой сорвалась с места. Фора, значит. Хитрая, знает, что в честном состязании от отца не убежать.
        - …Я первая! Папа, я первая, первая! - припевала она, держа отца за руки и подпрыгивая. - Ещё! Давай ещё!
        Павел, в этот момент довольный и жизнью, и всем на свете, вдруг осёкся. Оглянулся. По одной из аллей шествовала - по другому и невыразиться - бабушка. То есть дама почтенного возраста. И некто-то, аАфанасьевна. Эльза Афанасьевна Шварцберг собственной крючконосой персоной.
        - Пап, ты чего? - Виктория проследила взглядом, куда смотрит отец. Ей показалось, что какая-то старушка прошла по той аллее, ну и что?
        - Вика, я сейчас! - Павел бросился прямо через газоны, листья весёлым костром вспыхивали вокруг, роились вихрем, шуршали и хрустели. Вон она, Афанасьевна, как есть!
        - Эльза Афанасьевна! - крикнул Павел что было сил. - Бабушка Лиза!
        Он выскочил на перекрёсток тропинок, но…
        Никого. И никаких признаков, что кто-то был. Господи, Павел потёр лоб, неужели я и её выдумал?
        Вика нагнала его.
        - Папа. - Она подёргала его за рукав. - Папа, пошли домой, а?
        И молчала всю дорогу. Уже на лестничной клетке Павел решился - спровадил Вику, поручив той поставить чайник и кастрюлю на огонь - а сам постучал в ту дверь, где «уЕлены» живёт Афанасьевна.
        Открыли не сразу. Стояла с той стороны старушка, и впрямь похожая на гражданку Шварцберг.
        - Паша! - Она улыбнулась. - Вот не думала увидеть. Что случилось? Заходи, заходи.
        Павел пересёк порог, сам не понимая, зачем. Не понимая, что хочет сказать и хочет ли.
        - Чайку выпьешь? - Я не могу вспомнить, как её зовут, понял Павел. Ну не могу, и всё! Что за наваждение?
        - Простите, баба Анна, - ага, имя всплыло, - меня дочка ждёт.
        - Вика? Вот, передай! - Баба Анна поманила на кухню. - Сама не знаю, напекла зачем-то пирожков сегодня. Внучки только на выходные будут. Стало быть, Вике испекла! Да садись, садись, посиди минутку.
        Как-то само собой получилось, что он сел, и чашка чая возникла на столе. Бедно живёт баба Анна. Бедно, но чисто. И лицо, ну то же лицо, что и у…
        - Баба Анна, - решился Павел. - Скажите, вы знаете Эльзу Афанасьевну Шварцберг?
        Баба Анна вздрогнула, и чуть не упустила чашку. Постояла, глядя на гостя, и пошла вон из кухни. Крепкая бабушка, подумал Павел, ей за восемьдесят, а ходит - только что шаг не печатает. Бабы Анны не было минут пять, иПавел даже решил пойти посмотреть, всё ли в порядке. И она вернулась, словно услышала мысли.
        - Вот, - положила перед ним альбом. - Паша, откуда ты узнал?
        - Что узнал, баба Анна?
        - Я про сестру никому не рассказывала. - Баба Анна открыла альбом и буквально через пять страниц Павел увидел её. Афанасьевну. На фото ей было едва ли тридцать, но лицо и взгляд её, точно. - При Советской власти ей туго было, родственники вГермании, фашисты они у неё были. А уменя уже дочка была, как её бросить? Мы потом почти и невиделись.
        - А что с ней сейчас? - поинтересовался Павел, бережно поглаживая фото, где Афанасьевна, уже почтенных лет бабушка, стояла среди многочисленных родственников - там и баба Анна была.
        - Померла. - Баба Анна перекрестилась. - Шесть лет как. Спасибо, Паша, что напомнил. Помянем, как скажешь? Тебя из дому не выгонят, за водку-то?
        - Не выгонят, - решительно отозвался Павел. - Баба Анна, а можно, я альбом возьму, ненадолго? Вике покажу. Она про войну только в кино смотрела.
        - Бери, бери! - Баба Анна уже достала бутылку и крохотные, коньячные рюмки. - Приводи Вику как-нибудь, я ей сама расскажу. Правнукам-то уже неинтересно…
        Вика не обиделась, что отец застрял у бабы Анны. И обрадовалась - и ему самому, и пирожкам, и альбому, конечно. Уже успела и картошку сама сварить, и салат приготовить. Хозяйственная девочка…
        …прямо как Елена.
        Они успели и поужинать, и посмотреть несколько мультиков - с тех дисков, что при маме лучше не смотреть, ругаться будет - и уже начали перелистывать альбом, аМарии всё не было. Ну не было и небыло.
        …Елена торопилась. Золото, медь и калёное железо осени выстлали ей путь, и тропинки сами собой подворачивались под ноги. Сюда, сюда, звали они. Иди сюда! Елена всегда доверяла интуиции, всегда слушала её советы, так ведь и сПашей познакомилась.
        Она выскочила на полянку неожиданно для «встречающих». Похоже, тут у бомжей «столовая» - скамейки и столы, явно для любителей домино, но играть сюда ходят редко. Обленились!
        - Здравствуйте! - Елена окликнула их, всех троих. - Это вы нашли телефон?
        Они вскочили. Все, разом, глядели на неё, и что-то странное было в их взгляде.
        - Пожалуйста, он мне очень нужен! - Елена пошла к столам. - Сколько вы хотите?
        Двое бомжей, каждому далеко за сорок, бросились наутёк. Ещё один, бородатый и небритый, но вприличном вполне пальто, пятился, глядя наЕлену широко раскрытыми глазами. Потом бросил телефон в сторону, и кинулся бежать, вслед за товарищами.
        - Что… - Елена была в шоке. Не сразу пришла в себя. Оглянулась - та же осень, тот же закат плавится, но сквозь толщу леса огня почти не видно. Что с ними?
        Она подобрала телефон, и соблегчением вздохнула. Он. Домой, домой! Срочно домой! Она положила пригоршню банкнот на стол, прижала телефон к груди, и побежала назад, по лабиринту тропинок, и скаждым шагом ей становилось теплее и легче. Паша, ты есть, ты не выдумка, я теперь знаю!
        …Бомж Митрич рассказывал иногда то, о чём боялись даже упоминать его дружки. Что проход между кустами стал чёрным, словно там уже наступила ночь, и оттуда вышла девушка. Что очертания её были нечёткими, словно не человек, а призрак. Ну они и струхнули… Но призрак призраком, а деньги оставила. Хорошие деньги, телефон стоит куда меньше. Митрич в тот же день всё потратил. Не было сил не взять, деньги всё-таки, но ихранить нельзя - бесовские деньги, тратить надо быстро.
        С тех пор он на водку смотреть не мог. Может, оно и лучше.
        7
        - Я опоздала, простите! - было первым, что услышали Вика иПавел, самозабвенно разглядывавшие фото из альбома. Павел сам слышал о войне только от бабушки, ну и отмамы, конечно, хотя маме тогда было столько, сколько Вике сейчас.
        Вика и её отец переглянулись, и первое, что оба подумали - что с ней? Как подменили!
        - Паша, как твой заказ? - Она вошла в гостиную, погладила Вику по голове (девочка как окаменела - от неожиданности) и поцеловала мужа. - Прости, до меня сегодня было не дозвониться!
        - Заказ мой, - сообщил Павел. - На выходных придётся поработать. Хороший заказ.
        - Сколько? - Это изМарии ничто не вытравит. С молодости её интересовало, сколько стоит, да сколько платят…
        Павел назвал - сколько, и небез удовлетворения посмотрел, как уМарии широко открываются глаза.
        - Папа!! - Вика в восторге. - Теперь съездим, да? Съездим на море, да? Ты обеща-а-а-ал!
        - Съездим, - подтвердил Павел, подхватывая её на руки. - Вот закончу, деньги получу и…
        - Ур-р-ра! - Вика захлопала в ладоши. - Мама, пошли ужинать, у нас всё готово!
        Мария вновь обняла Павла и тот ощущал, что жена в смятении, в большом смятении.
        Елена, подумал он. Афанасьевна. Я видел её! Плевать, что она якобы умерла, я видел! А если есть она, есть иЕлена.
        Новый день, а всё как будто вчерашний тянется.
        Елена сидела дома и всё валилось из рук. Не рисовалось, не читалось, ничего. Спасалась только прогулками. Аделаида Семёновна, её менеджер, посмотрела на заплаканную сотрудницу, и приказала: на работу не ходить, если нужен доктор или что-то ещё, сразу же звонить. Всё-таки добрый она человек, хоть и любит иной раз голос повысить. Не беспокойся о деньгах, добавила Семёновна, тебе за работу и так премия полагается. Приди в себя, отдохни, я же вижу, на тебе лица нет. Неделю можешь не появляться.
        …Елене показалось, что она задремала. Сон не шёл, стоило попытаться уснуть, как начинали сниться тёмные лесные тропинки, гаснущая киноварь заката, ветер, крутящий листья вихрем - как чаинки в стакане. И человек. Он шёл и шёл, он уходил, и она не могла его догнать. Человек был совсем как Паша, и походкой, и ростом, только вот сутулился, аПаша не сутулится.
        И никого. Ни людей, ни зверей, ни птиц - печальный лес, стылый вечер и умирающий закат.
        Она не любила телефоны, всегда предпочитала говорить сама, с живым человеком, но сейчас позвонила. Осмелилась позвонить даже родителям Павла, хотя им ещё по настоящему не представлена. Там не брали трубку, а вовсех других местах Павла не было. Просто не было. Елена не поленилась съездить кПавлу домой. Всё убрано и тихо, в холодильнике ничего - Павел основательно подготовился переезжать, переезжать к ней, всё ждёт грузчиков… Елена плакала и плакала, не могла с собой ничего сделать. Паша, где ты?! Он и раньше пропадал, и никакими силами было не найти, но сейчас… Сейчас Елену глодало нехорошее предчувствие, очень нехорошее.
        - Милочка, ну так нельзя, - выговорила ей Афанасьевна, так и непокидавшая пост у подъезда. - Ты вот что. Никуда он не делся, я похожу, погуляю, люди много говорят, аАфанасьевна всё видит и слышит. Только ты мне обещаешь, что сидишь дома и нерасстраиваешься. Тебе нельзя.
        - Нельзя? - Елена похлопала ресницами. Баба Лиза иной раз как скажет…
        - Не спорь, бабе Лизе виднее! - Какой голос, ей бы в дикторы пойти. Елена так и сказала.
        - А я и была диктором, - прогудела Афанасьевна, поднимаясь на ноги. Нет, не нужна ей палочка. Ну ни капельки не нужна! - Работу мне долго не давали, как родственнице врагов, но голос-то у меня был что надо! Самого Левитана знаю, лично с ним знакома! Ну давай, давай, дорогая, слёзы вытерли, вот и славно, а теперь домой. ААфанасьевна уж поищет твоего милого. Никуда от меня не денется.
        - Спасибо, баба Лиза! - Елена осторожно поцеловала ту в щёку, баба Лиза не любит таких нежностей, но вэтот раз улыбнулась и погладила «внучку» по щеке пергаментной ладонью. - Я пошла!
        - Плакать не будешь? - Афанасьевна строго посмотрела из-под очков. Очки ей тоже не нужны, по привычке надевает, говорит, подарок от сестры.
        - Не буду! Правда-правда!
        …Хороший вы человек, баба Лиза, но как, как вы его найдёте?!
        Она задремала. Спать ещё не могла, но уже не боялась, просто перенервничала.И…
        Ей привиделась просторная, светлая комната. Накрытый светлой скатертью стол, на нём - пурпурные розы в глиняной вазочке. И… ребёнок, увлечённо смотрящий на что-то на столе. Девочка. Что-то рисует карандашом. Девочка посмотрела наЕлену, улыбнулась во весь рот, соскочила со стула и бросилась навстречу, отбросив карандаш в сторону…
        Яркая, тёплая вспышка. И тепло, разливающееся по телу. Елена вскочила на ноги, сердце билось, а тепло не проходило, накатывало.
        …Я как тебя понесла, говорила мама, часто сон видела. Сидишь ты за столом, а там цветы, и наменя смотришь, и улыбаешься. И умамы моей так же было - ей все дети так снились, даже когда не уверена ещё была.
        - Вика?! - ошеломлённо спросила Елена, погладив себя по животу. - Вика… ты нас всех перехитрила, да? - Она рассмеялась, подошла к окну, за которым сгущался вечер, и снова погладила себя по животу, бережно и нежно. - Вика, я найду его, найду папу. Только не бросай меня, ладно? - И снова ощущение тепла, снаружи и изнутри, отовсюду. - Я не буду плакать, - пообещала Елена, и засмеялась. - Правда-правда!
        Павел проснулся глубоко ночью. Снился сон, неприятный и тяжёлый - осенний лес, густой запах прелых листьев и неизвестность вокруг. Павел шёл, хотел отыскать кого-то, человек этот убежал куда-то сюда и нужно его найти, обязательно, непременно, позарез.
        Он открыл глаза и уселся. Мария спит, отвернувшись - по пальцам одной руки можно сосчитать, сколько раз она оставалась спать вместе с ним за последние три года. Исполняла супружеский долг и уходила в соседнюю комнату. Эх, Маша, Маша… Павлу было тоскливо. Я скажу. Обижайся или нет, я скажу, ведь всё проходит, вытекает, и незаклеить, не починить. Уже иВика всё поняла давно, только ты одна ещё о чём-то мечтаешь.
        И я тоже. Господи, зачем меня понесло в аптеку…
        Он оделся - Мария спит крепко, от случайного шороха не проснётся - и ушёл на кухню. Там поставил чайник - громкая вещица, тихо закипать не обучена - но сприкрытой дверью нормально. Заварил себе крепкого чая и сидел, глядя то в окно, где вот-вот начнёт светать, то под ноги. Жизнь не напрасна, нет. Просто… она словно чужая. Вот точное слово: чужая. Одна только Вика настоящая, он с самого начала это понял, как увидел её впервые. ИЛене это имя понравилось тоже… Павел закрыл глаза ладонями. Уйти в работу, делать эти столы, стулья, двери, заработать - заодно иМарии нос утереть, чтобы госпожа ме-е-е-енеджер не воображала о себе - Вику свозить на море, самому проветриться, маме тоже нужно лечение, пусть она с самого детства странно, прохладно относится к единственному сыну. А теперь ещё иПетром его величает.
        Апостолы Пётр иПавел. Павел усмехнулся. А когда поднял взгляд - Вика стояла рядом, босая, в ночной рубашке.
        - Папа… - Она взяла его за руку. - Мне сон снился. Странный-странный. Ты ведь не бросишь меня?
        - Не брошу. - Он обнял её, похлопал по спине. - Иди спать, Вика. В школу ведь потом, пятый час только.
        - Пап, ты чего? Мы по субботам не учимся!
        - Господи. - Павел потёр лоб. - Устал я, Вика. Тогда переоденься, раз не спишь. Да тихо, маму будить не надо.
        Девочка покивала, выскочила из кухни, и почти сразу вернулась. Затворила дверь с заговорщическим выражением на лице и протянула отцу бумажку.Чек.
        - Мама тогда выронила, - пояснила она. - Когда мусор выбрасывать бегала. Это твой, да?
        Павел посмотрел и ощутил, как теряет сцепление с реальностью. Чек настоящий, он его помнит - те самые злосчастные таблетки.Но…
        Павла бросило в жар. Как он сразу не заметил?! Вот дубина! На чеке - дата покупки. Двадцать первое сентября тысяча девятьсот девяносто девятого года! А чек как новый!
        - Год неправильный, - заметила Вика. - Папа, откуда он? Секрет?
        - Секрет, - признал Павел. - Ты всё равно не поверишь!
        - Поверю! - Вика немедленно рассердилась. Эти взрослые непереносимы! Вечно всё знают за других, поверят или нет, что захотят или нет! - Рассказывай! Папа, я же вижу, что-то плохое случилось!
        ИПавел решился. И рассказал. Немного, чтобы только не сойти с ума окончательно, прямо тут.
        - Секретничаете? - Мария открыла дверь на кухню. - Вика, оденься, простынешь.
        - Я хочу в парк сегодня! - заявила Вика. - Погода вон какая хорошая!
        - Езжайте, - согласилась Мария. Она правда что-то хочет изменить, понял Павел.
        - А ты? Мы сто лет вместе в парке не были! Ма-а-ама!
        - Так. - Мария присела, улыбаясь. - Скандала не будет. У мамы сегодня дела, но потом я приеду, договорились? Дождётесь меня?
        - Дождёмся! - Вика несколько раз подпрыгнула и умчалась - к себе. Мария села Павлу на колени - такого тоже давно не случалось - и прижалась к нему. Он обнял её… если бы можно было поверить, что Елена - выдумка, он попробовал бы поверить и вто, что сМарией всё теперь может наладиться. Но… чек! ИАфанасьевна там, в аллее!
        - Ты сердишься? - спросила она шёпотом.
        Правду, Павел. Только правду.
        - Да, - признал он. Но нена тебя. Даже не знаю, на кого. На кого нужно сердиться, когда понимаешь, что живёшь чужой жизнью и пора начинать жить своей?
        - Мы ещё можем что-то изменить, да, Петя?
        Павла снова бросила в жар.
        - Как ты меня назвала?
        - Пашей, - удивилась она. - А что?
        Померещилось. Дурдом на колёсах, так говорила мама, а когда так говорил Павел, получал от неё подзатыльники. Померещится и нетакое, раз родная мать именует тебя Петром и неинтересуется твоей жизнью. Я узнаю, подумал Павел. Не буду ничего ждать, пусть отец мне расскажет. Что я, младенец, что ли?
        - Ты так официально всегда, «Павел, сходи в магазин», «Павел Вениаминович, займитесь, наконец, дочерью…»
        - Ладно тебе, - улыбнулась Мария и поцеловала его. ИПавлу стало не посебе, потому что… потому что… - Я не права. Была неправа. Ты простишь меня?
        Вика. Вот что настоящее и неизменное.
        - Прощу, - пообещал он и улыбнулся, не смог не улыбнуться. - Но несразу.
        Она снова засмеялась, встала. Вика вбежала на кухню. Она заметила, что мать сидела у отца на коленях и поразилась. Ещё бы!
        - Мама, завтракать? Что будешь есть? Папа?
        Ребёнок обожает готовить для родителей. Бывает и так. Пусть даже умеет пока немного.
        8
        В парке было людно и шумно - последние тёплые деньки, как не погулять! И аттракционы работают, аВику хлебом не корми, дай на каруселях повертеться. Она в очередной раз сказала папе, что очень-очень его любит, и умчалась - народу много, а ждать ещё один круг ужасно неохота! Хорошо, что не курю, подумал Павел, ещё бы пара таких дней - скурил бы себе лёгкие ко всем чертям.
        Он отошёл к киоскам, взял минеральной воды. Всё-таки Вика - юла, с ней спокойно не посидишь. Газированная минералка - то, что нужно. Спасение просто.
        - Дома кошелёк забыла, надо же, - послышался знакомый бас. Павел чуть не подавился. Обернулся.
        Афанасьевна. Не так одета, в очках почему-то, но точно она!
        - Б… - Он не мог промолвить ни слова, только стоял и смотрел. И показалось, что вокруг на секунду сгустилась ночь, но только показалось, наверное. - Б-б-баба Лиза?!
        - Папироской не угостите, молодой человек? - Афанасьевна посмотрела из-под очков. - Вот представьте, впервые дома кошелёк оставила! А без папирос я никак, никак.
        Павел, как во сне, взял ей «Беломор-канал», других там всё равно не было.
        - Ох, спасибо! - Афанасьевна пыхнула крепким дымом, и благосклонно покивала. - Бабушку как выручил. Дочка у тебя прелесть, сынок, вот что я скажу.
        - Баба Лиза? Вы меня узнаёте?!
        - Домой мне пора. - Афанасьевна никогда не суетится, не веё стиле. - А, вот и палочка, куда же мы без палочки. Спасибо, родной, я в следующий раз дочке твоей гостинец принесу. Афанасьевна отличные пироги печёт!
        - Баба Лиза! - Павел уже ощущал и спиной и боковым зрением, что на него многие смотрят. - Это же я, Паша!
        - Непременно испеку, - повторила та, самозабвенно дымя и неторопливо шествуя по тропинке. - Домой, Паша, домой иди, ждут тебя, волнуются!
        Снова упала ночь - и тут же снова наступил день. И пропала Афанасьевна, сгинула, развеялась.
        - …Папа! - Виктория подёргала его за руку. - Папа, тебе нехорошо? Смотри, вон мама идёт! Папа!
        - Всё хорошо. - Павел поднял дочь на руки - над самой головой. Вика счастливо засмеялась.
        - Пусти! Мама будет ругаться, пусти!
        - Пусть ругается!
        Нет нигде Афанасьевны. Но… вот чек на«Беломор», сдача и дым, его запах долго не перебить. Да что же это?!
        - Паша, с тобой всё хорошо?
        Мария. Она теперь чаще интересуется, что да как, да почему. По-настоящему интересуется, не просто так спрашивает, как раньше.
        Павел поднял голову - Мария сидит за компьютером, святая святых, туда никто не допускается. Павла миновало стороной это увлечение. Вика рвалась, и, поди, в гостях у подружек таки добирается до заветного устройства, но дома - ни-ни! Дома - только видео, книги, игры. Хотя и нестарается особо, если папа дома.
        Павел поднял голову и обнаружил, что читает детектив. «Записки оШерлоке Холмсе». Странно, раньше особо читать не тянуло, а сейчас тянет. И ещё как тянет, прямо скажем.
        - Всё прекрасно, - подтвердил он. Мария удалилась на кухню и минут через пять принесла ему кофе. Умереть - не встать, как говорили у них в детском садике, что такое творится?
        Кроме него, одна только Вика замечает - что-то творится. Папу часто зовут чужим именем. И мама зовёт иногда, и другие. Кто такой этот Пётр? Прошло уже три дня с момента, как Мария ночью поговорила сЕленой, мобильник пропал навсегда, заказ на комплект стульев и столов исполнен, Марию как подменили… Что происходит?
        Я пропадаю, подумал Павел. Вот что происходит. Вот не зря подумал про чужую жизнь. Нет, так нельзя. Он отпил кофе (Мария тут же оглянулась, взглядом спросила - не нужно ли чего ещё?) и подумал: если кто и знает ответ, это мама. Она первая начала эту странную историю, первая принялась звать его Петром.
        ИЕлена… теперь всякий раз, когда Павел засыпал, он видел Елену. Её одну, свои к ней визиты, но чаще - одну. И было одно и тоже видение, сгущающиеся сумерки, тропинка в лесу иЕлена - идёт куда-то в сторону заката, и листья вихрем кружатся за ней, и уносит её всё дальше. Она скоро уйдёт совсем, подумал Павел. А я пропаду, перестану быть. Вот однажды засну… и просто перестану быть. И все начнут звать меня Петром, а я даже не знаю, кто это.
        - К родителям схожу, - он поднялся. - Маму давно не видел. Нам ничего в магазине не нужно?
        - Йогурт! - Виктория возникла как из-под земли.
        - Хочешь, вместе прогуляемся? - Павел потрепал её по голове.
        - Уроки… - вздохнула Вика. Да-да. Так и неотучили: вначале надо делать то, что нужно, а потом уже то, что хочется. Вот сначала сидит, смотрит свои фильмы или мультики, а потом уже про уроки вспоминает.
        - Ну смотри, - усмехнулся Павел, ещё раз потрепал её по голове и пошёл к выходу. Мария проводила его и поцеловала - когда он собрался и взялся уже за дверную ручку. Павел запомнил, как Вика, притихшая и серьёзная, смотрит на них. Она понимает, подумал он. Она тоже понимает, что я пропадаю. И тоже не может ничего сделать.
        Шёл третий день, как Елена жила в снах. Чаще хотелось дремать, это просто нервы, конечно, только нервы. Говорила сВикой и казалось, что та слушает. Маме звонить не стала. Мама первым делом устроит нагоняй, за то, что не всё, как у людей. Обрадуется заВику, и потребует Павла, а где его взять? А может, и непотребует. Афанасьевна, баба Лиза то есть, накануне зашла и передала, ну прямо как в фильме про шпионов, что видела, видела Пашу, если, конечно, ей не приснилось, и что велела ему домой вернуться поскорее.
        Домой. Елена уселась. Домой… Паша странно относился к идее сходить к родителям. Всеми силами оттягивал, находил предлоги не появляться у своих. Почему? Что такое? Куда «домой» он пойдёт, если пойдёт?
        Она сдержала слово, не плакала, хотя иногда было почти невозможно не плакать. Но вспоминала сон про девочку, она его теперь видела хотя бы раз в сутки, и своё обещание ей. Звонили и приходили подруги - с работы, всё-таки это настоящие друзья, всегда придут или хотя бы позвонят.
        Позвонят. Мобильник так и лежал на столе. Пришлось его зарядить, батарейка не вечная, но зарядник нашёлся в столе, в котором Паша хранит свои вещи. Елена часто перебирала тот ящик, и казалось, помнит всё наизусть. Все вещи в доме помнят его… И зовут, да? Не могут не звать, это же его дом, настоящий дом!
        Я пойду к ним, решила она. Схожу сама к его родителям. Может, что-то узнаю.
        Сама не зная почему, она взяла мобильник. Там телефон родителей Паши, вот он…
        Трубку сняли на третьем гудке. Отец. Блёклый, невзрачный голос уставшего от жизни человека.
        - Здравствуйте, я Елена Прохорова. - Елена ощущала, что боится. - Я не могу найти Пашу… - с той стороны молчание. - Пожалуйста, скажите, вы его видели?
        - Неделю назад, - ответил Пашин отец. - Он редко к нам заходит. Паша о вас рассказывал.
        - Скажите, я могу прийти к вам? Это важно, пожалуйста!
        - Заходите. - Чуть больше жизни зазвучало в голосе.
        Елена торопливо записала адрес, и бросилась в прихожую.
        - Это Петя пришёл? - первое, что услышал Павел, когда отец открыл перед ним дверь - голос матери. Отец совсем уже никакой - осунувшийся, тёмные круги под глазами. Вот кому тяжелее всего. Жена теряет контакт с реальностью, сын почти не появляется.
        - Да, Вера, да, не беспокойся.
        Она не выходит из комнаты. Смотрит там телевизор, а наружу выходит только по требованиям организма, или когда отец уговаривает её прогуляться.
        - Проходи, Павел. - Отец всё чаще зовёт полным именем. - На кухню, у меня там всё готово. Ужинать будешь?
        Отец научился готовить, мама теперь редко вспоминает, что умела и любила готовить. Я как он, подумал Павел, всё освоил сам, всему научился. Мама ещё ворчала, что не дело мужику самому всё готовить, жена тогда на что?
        - С удовольствием. - Павел коротко обнял его. Да, устал и отощал. Отощаешь тут. Надо бы домой его пригласить, но без матери не пойдёт, на кого её оставить? Вроде и нетворит она пока ничего странного, но надолго лиэто?
        - Папа, - Павел не сразу решился, только когда съели по тарелке и налили чаю, - кто такой Пётр?
        Отец вздохнул.
        - Папа. - Павел начал уже злиться. - У меня что-то не так с головой, и вы знаете, почему. Кто такой Пётр?
        - Твой старший брат, - ответил отец и прикрыл дверь на кухню. - Мать не расспрашивай только.
        - Брат?! - Павел ощутил, что ноги не держат, уселся с размаху на стул. - И я об этом узнаю только сейчас?!
        Воспоминания. Что-то было. Помнит, очень отчётливо, что мать кричит, чтобы он не смел заходить в комнату, чтобы не смел появляться там без разрешения. Дети всё помнят, с самого раннего возраста, но кое-что потом предпочитают забывать. Когда мама ни с того ни с сего начинает злиться на тебя по любому поводу, и оплеухи от неё случаются чаще, чем поцелуи…
        - Что с ним случилось?! - Павел снова поднялся. Отец начал что-то говорить, а внутри уПавла, в голове, всё перемешивалось и загоралось, видения, смутные сны, они заслоняли реальность. Он сам не помнил, как выбрался из дому. Следующее, что помнил - подъезд, и почему-то не их, а соседний, словно шёл рядом и сил не стало идти. Пустынный двор, хотя время вполне ещё детское, и плавящийся горизонт. Закат.
        …Елена не стала идти прямой дорожкой. Захотелось в лес, там теперь спокойнее. Лес её любит, вообще вся природа, иЕлена пошла к тому самому месту, к столам в лесу, где ей вернули телефон. Там как дома. Вот и вэтот раз она направилась по едва заметным тропинкам, пролезала сквозь кусты - клещи и комары её тоже не трогают, лес не обижает - и вот она, та полянка. Чище тут стало, бутылок меньше, прочего мусора. Елена посидела на скамейке, прижимая ладонь к животу. Вика, как ей казалось, немного беспокоится, хотя как она может знать?
        И пошла. Вон он, дом его родителей, крыша отсюда видна, прогуляться всего минут десять.
        Павел сидел, прижимая ладони к лицу, и ему было нехорошо. Всё внутри кружилось.
        Воспоминания. Словно включили их.
        - Паша, туда не ходи, мама ругаться будет! - кто-то хватает его за руку и непозволяет пойти прямо через дорогу, к клумбе. - Ну подожди! Сейчас вместе пойдём, видишь - машина!
        Голос смутно знакомый. А лица не видно. Но его хватают за руку, и влекут, и столько ещё интересного там, и деревья, и кусты, вот только мама не любит, когда он идёт к кустам, ловит за руку. А там что-то интересное, там тропинка, полутьма, и так интересно туда бегать и выбегать снова на свет!
        …Павел пришёл в себя. Звук палочки. Кто-то идёт, постукивая тросточкой. Павел встал со скамейки и неудивился, увидев Афанасьевну. Баба Лиза шествовала мимо дома - видно, из магазина идёт. Ей в этом дворе нечего делать, ей прямо, прямо, через три квартала и налево. К их дому.
        - Баба Лиза! - Павел вскочил и направился следом. Когда нашлись силы бежать - побежал.
        И никого. Пустая улица, как вымерли все. И только Афанасьевна, суровая и непреклонная.
        9
        Елена сразу почуяла запах беды, а когда мать Павла выглянула из своей комнаты и спросила, где Петя - поняла, с кем беда. Отец долго смотрел на гостью, потом как проснулся - улыбнулся и отошёл, жестом пригласил войти.
        - Заходите, - добавил он. - Паша так часто о вас рассказывал. А я думал, выдумывает всё. Проходите, проходите. Паша только что был, вы разве не встретились?
        Елену бросило в жар, она чуть не кинулась назад.
        - С ним всё хорошо? - Она прижимала косынку к груди. Странно, зачем надела её, ведь не кмаме домой шла, мама терпеть не может, когда девушки в беретах или лыжных шапках ходят.
        - Идёмте, - он поманил её за собой. - Идёмте, выпьем чая. У вас такой взгляд. Жив Петя, жив и здоров…
        «Петя»??
        - Как вы его назвали? - Елена понимала, что ноги едва держат, и уже нет сил бежать назад. Просто нет.
        - Пашей. - Отец удивился. - Проходите, Лена, я очень рад вас видеть. Паша расстроился, но сним всё хорошо.
        - Кто такой Петя? - спросила она. - Вы только что назвали его Петей! Я слышала!
        - Да?! - Отец потёр лоб. Вот у кого Паша перенял эту привычку. - Это старая история. Подождите. - Он закрыл дверь на кухню. - Ей лучше не слышать, - пояснил он, - она и так не всебе.
        - Какой сейчас год?! - вздрогнула Елена, посмотрев на календарь.
        - Седьмой, - удивился отец. Вениамин… Вениамин Прохорович, вспомнила Елена. - Что с вами такое, на вас совсем лица нет!
        - Я ищу Пашу. - ИЕлена расплакалась, и небыло сил сдерживаться. - Он пропадает, понимаете? И всё как во сне, и я тут у вас, и год другой, и ничего не пойму…
        - Он обиделся. - Вениамин Прохорович протянул Елене кружку с водой. - Мы думали, он всё забудет. Так было бы лучше. Но он пришёл, и спросил. Я не мог сказать ему неправду.
        - Расскажите, - Елену тряс озноб, - расскажите мне!
        Пете было почти шесть, Паше - два с небольшим. Старший брат не всегда любил гулять с младшим - куда с этой мелочью, ни с товарищами поиграть, ничего - да и следить за ним, Пашу вечно в кусты и канавы тянет, и поди объясни ему, что там и собаки гадят, и неочень приятные люди шатаются, и всё остальное. Но… Петру нравилось заботиться, иПаша его слушался охотнее, нежели отца. И рассказывал младшему брату обо всём, хотя понимал, что тот беседу не поддержит, и вообще минут через пять увлечётся чем-то другим. Да, иногда было обидно. Но всё равно так приятно, когда у тебя такой брат! Вот скоро вырастет, и сним будет интересно обо всём поговорить! И рассказать ему потом, какой он был смешной, когда маленький. Мама запрещала называть его глупым, он не глупый, просто всему нужно время, ты был точно таким же!
        …Всё, что удалось узнать, у случайных прохожих - Паша бросился через дорогу, прямо под колёса, иПётр, недосмотревший, с криком кинулся туда же. Не зима, водитель успел затормозить. Паша бежал и бежал, к таинственным кустам и лесу на той стороне, аПётр, подвернувший ногу, не мог бежать так быстро. И испугался, ужасно испугался за брата, ведь ему не объяснишь, что нельзя так через дорогу, и мама с папой дома накажут, и задело! Отвлёкся, недоглядел!
        Потом… потом Петю принесли домой с разбитой головой, всего в крови. Говорили, что споткнулся там, в лесу, ударился с размаху головой об острый край камня. Пашу потом поймали в лесу - он так и бежал себе куда-то, и обиделся, когда его схватили и понесли домой. А дома… Дома и мать, и отец были не всебе от горя, и впервые Паша ощутил на себе тот взгляд матери. Впервые он понял, что мама не рада его видеть, она чем-то очень недовольна.
        И его не пускали в комнату, к брату. Не пускали, и всё. И было страшно. Сам не понимал, почему страшно.
        - Петя умер через день, - добавил Вениамин Прохорович, руки его начали трястись. - Так и непришёл в себя. Нам сказали потом, всё решали минуты. Если бы его нашли минут на пять раньше, всё бы обошлось, поправился бы. С тех пор Вера стала другой, она решила, что Паша во всём виноват. А потом мы всё продали, поменяли квартиру. Через полгода Паша уже не вспоминал о брате, как будто заказали ему. И мы редко говорили.
        - Я могу… могу поговорить с ней? - Елена поднялась. - Мне очень нужно!
        - Не стоит, - покачал головой отец Павла. - Она как вспомнит ту историю, потом плачет весь день.
        - Паша иногда видит брата, во сне. - Елена посмотрела ему в глаза. Теперь она была уверена, отчего Паша плакал во сне. - Он говорит во сне. Что вы так смотрите?! - И поняла, почему так смотрит. - У меня будет ребёнок! - она хотела крикнуть, но получился шёпот, сумела взять себя в руки, не разрыдалась. - Ребёнок от него! Мы с ним всё уже решили, он не сМарией будет, со мной! Господи, неужели вы не понимаете?!
        - Паша уже восемь лет как женат, у них семилетняя дочь. - Вениамин Прохорович смотрел на неё, как на пустое место. - Зря вы пришли. Вам лучше уйти, Елена.
        Елена бросилась вон. Но нев прихожую - в комнату, где сидела погружённая в грёзы Вера Николаевна.
        - Бабушка Лиза! - Павлу отчего-то было трудно поспевать за ней. Как будто ветер, неощутимый, но сильный, постоянно дул в лицо, отталкивал, замедлял. - Эльза Афанасьевна! Это я, Паша!
        - И где тебя носит? - проворчала она, не оборачиваясь, постукивая палочкой. - Ищешь тебя, ищешь, ноги все сбиваешь. А он по паркам гуляет, пока его люди ищут, места не находят. Не стыдно? - Она впервые оглянулась, посмотрела ему в лицо.
        - Господи! - Павел сам не знал, как ему удаётся идти, в голове снова поднималась пурга, виделись какие-то кусты, человек, лежащий ничком, кровь вокруг - и большой камень рядом, но человек тот просто прилёг отдохнуть, Павел это знал, человек часто так шутил, притворялся спящим или ещё что. ИПавел, когда понял, что это игра, побежал дальше - теперь его очередь прятаться!
        - Всуе не поминать! - Афанасьевна погрозила палкой. - Я хоть и неверю, а полбу дам!
        - Господи… - Павел шёл, вокруг сгущалась тьма, и реальностью оставалась только дорога, иАфанасьевна, и её кошёлка, оттуда пахло апельсинами и свежим, горячим хлебом. - Я же выдумал её! Понимаете?! Я придумал её, её никогда не было, а теперь мне кажется, что меня самого выдумали! - Правильные слова, вот именно это ему и казалось.
        - Камень, - объявила неожиданно Афанасьевна, и это простое слово ненадолго вернуло Павла в чувство.
        - К-к-какой камень?
        - Сейчас о камень навернёшься, - пояснила она, и да, навернулся. Чуть лоб не расшиб! Откуда взялся это кривой булыжник прямо под ногами? Как из асфальта вырос!
        - Чёрт… - Павел с трудом поднялся, колено болело немилосердно, но мог ведь и голову расшибить. Едва-едва удалось вскочить на ноги, аАфанасьевна всё удалялась, как ни в чём не бывало. Уже давно прошли они те три квартала, почему она не сворачивает? Как только он, ковыляя, догнал её, как она не глядя махнула палкой - и попала по уху. Было очень больно, и снова в голове ненадолго прояснилось.
        - За«чёрта» ещё добавлю, - пообещала гражданка Шварцберг. - Так что, Паша, я тот камень выдумала? О который ты навернулся? Выдумала, или просто увидела?
        - Вы… - ИПавел понял, о чём она.
        - Иди. - Она остановилась, махнула палкой в сторону леса. - Ты сам не знаешь, чего хочешь. Но если Леночка тебе правда нужна, тебе туда. Чего уставился? Я там её видела только что, ещё можешь догнать!
        И он побежал.
        Он бежал, и тьма сгущалась, и всё становилось как в том сне, где Елена брела, и пламя заката опаляло её силуэт, а тишина давила, смыкалась вокруг.
        - Вы ненавидите его, да? - Елена упала на колени, ноги не держали. Успеть бы сказать, прежде чем отец выставит её силой. - Вера Николаевна! За что?! Господи, ему же было два года! Что он мог сделать, он ведь даже не понял!
        Вера Николаевна смотрела сквозь гостью, не видя её и неслыша.
        - Вы выдумали себе Петра, которого уже не было, да? Поэтому Паша не любит ходить сюда? Вы придумали Петра и постарались забыть Пашу? Да? Говорите! - потребовала Елена.
        - Перестаньте. - Отец Павла взял её за плечо. - Я не хочу вызывать милицию. И кПаше не заходите, нечего вам там делать.
        - Меня выдумали! - крикнула Елена, поднимаясь на ноги. - Он говорил всегда, что придумал меня. Я теперь знаю, почему! Потому что вы каждый день придумываете, что его нет! Господи… он же был совсем маленьким! Он плачет во сне, когда вспоминает брата! Я это видела!
        Вера Николаевна, не человек, скелет - дальше худеть уже некуда - посмотрела в её глаза. И увидела! Увидела Елену!
        - Паша… - прошептала она. - Паша! - воскликнула, попробовала встать, отец придержал её за плечи. - Паша, сынок, прости… - И расплакалась.
        Вениамину Прохоровичу показалось, что погас свет, весь разом, а когда вновь зажёгся, Елены уже не было. Длилось это какую-то долю секунды. Была девушка - и нестало. Словно приснилась. И, впервые в жизни, он перекрестился.
        - Веня, - проговорила вдруг его жена. - Пожалуйста, позвони Паше. Пусть придёт.
        Вениамин Прохорович обнял её за плечи и понял, что больше всего ему сейчас хочется расплакаться самому. Но… не мог, не смог бы при жене.
        - Сейчас. - Он стёр слезинки - всё-таки появились, подлые - и осторожно сжал её плечи. - Сейчас позвоню, Вера. Посиди. Я тебе чаю принесу.
        Павел брёл и брёл, и немог догнать ту фигурку, силуэт, человека. Вокруг становилось холодно, словно уже зима, пурга и метель, и мысли стыли, и чувства спутывались.
        - Лена! - И понял, что неЛена. Человек высокого роста, вряд ли женщина, и - сутулится. Кого-то это напоминало. Но кого - не было сил вспомнить.
        Павел кинулся вперёд - темнота обволакивала, хватала за ноги и тащила прочь. И снова споткнулся, и последнее, что увидел - огромный камень, летящий из темноты прямо в лицо. Сил хватило только на то, чтобы отвернуться и закрыть глаза.
        10
        Павел как всплыл - из тяжкого, горячего сна. Голова болит и ноет, сил нет. И повернуться невозможно, тело как не своё. Но запахи домашние, милые и приятные. Что это? Где он?
        …сей пламень облаков,
        По небу тихому летящих,
        Сие дрожанье вод блестящих,
        Сии картины берегов
        В пожаре яркого заката -
        Сии столь яркие черты -
        Легко их ловит мысль крылата…
        Афанасьевна! Павел смог повернуть голову и понял, что лежит в постели, и невидно компьютера Марии, и… Елена?!
        - Очнулся наш герой! - зычно позвала баба Лиза, и отложила книгу. - Вот и славно, вот и чудесно. А то я переживать начала.
        - Пушкин? - спросил отчего-то Павел, хотя вовсе не отом хотел спросить.
        - Жуковский! - Баба Лиза подняла указательный палец. - Чему вас в школе учат, а? Жуковский Василий Андреевич. Хорошо пишет, шельма, - умилилась она. - Кашку есть будем? Леночка чудесные каши варит!
        - Баба Лиза! - Павел опять понимал, что не то, не то хочет сказать. - А мне сказали, что вы померли давно.
        - Это кто такое сказал? - Она посмотрела поверх очков. - А, понимаю. Аннушка. Я как в отпуск уеду, на курорт то есть, она вечно глупости выдумывает. Вот я ей уши-то откручу! Афанасьевна вас всех ещё переживёт! Вот улыбаешься, вот и умница.
        - Паша! - Елена вошла, если бы не тарелка - вбежала бы. - Ой, я уже начала беспокоиться. Лежи, лежи. Ты просто голову ушиб, вот и всё.
        - Пойду чай поставлю, - решила баба Лиза и поднялась, легко и просто, и безо всякой палочки. - Афанасьевна такой чай готовит - не оторвёшься! Лежи, лежи, Паша, поправляйся.
        Елена встала на колени у дивана, уткнулась лицом в одеяло, долго лежала так. Павел не думал, что найдутся силы погладить её по голове, но нашлись. Тело начинало слушаться, и это прекрасно!
        - Всё хорошо, - произнесла она глухо, уселась рядышком. - Лежи, и небеспокойся, я с тобой, и неотпущу теперь. Лежи и слушай.
        …Он лежал, ел кашу - вкусную, ужас какую вкусную и сладкую - и слушал.
        - …и было у них два сына, Пётр иПавел. Отец всё время ворчал, не нравилось ему, что такие имена, но мама настояла. Пётр был очень заботливым братом, хотя и ругал Павла, и кричал на него, но никогда всерьёз не злился. Однажды Павел побежал через дорогу, иПётр спас его, не дал попасть под машину, но сам ударился о камень, сильно разбил голову. Павел побежал к нему, и закричал, и заплакал, и прибежали люди, и всё кончилось хорошо, Петра привезли в больницу и всё обошлось.
        Павел ощущал, как дымкой подёргивается реальность вокруг, ноЕлена твёрдо держала его за руку, и никуда не пропадала, и он слышал только её голос.
        - И они выросли. Пётр нашёл себе жену, по имени Мария, стал конструктором, как и мечтал, и делает самолёты. Они сМашей очень любят друг друга, и уних есть замечательная дочь, по имени Вика. ИПавел нашёл себе жену, простую девушку из деревни, которая сама уехала учиться в город и нашла здесь своё счастье… и никто больше не сердится ни на кого, и все всех простили…
        Она вытерла ему лицо, наклонилась и поцеловала. Реальность сгустилась вновь.
        - Вика… - прошептал Павел. Елена взяла его ладонь, прижала её к своему животу.
        - Она здесь, мы скоро увидимся, - шепнула она. - Она нас немножко перехитрила. Ты не сердишься на неё?
        - Я?! - Павел попробовал усесться, но дико заболела перевязанная голова. И донего дошло. Таблетки. Те таблетки, которые он нёс из аптеки. Если бы Елена выпила их в тот вечер…
        - Спи. - Она снова поцеловала его. Уже сквозь сон Павел слышал, как вошла Афанасьевна, и одуряюще запахло чаем, но даже это не помогло - спать, спать! Скорее спать!
        Он слышал, уже почти совсем заснув, как гражданка Шварцберг снова читает стихи вслух. Красивый у вас голос, баба Лиза. Неужели вы в самом деле знали Левитана?
        11
        …Вика выросла такой, какой Павел её помнил. Странно было снова пережить все эти восемь лет. Павел смутно знал, что и когда должно случиться, но предпочитал не вспоминать подробно. Незачем. Есть вещи, в которые человеку лучше не соваться.
        Они стали чаще видеться сПетром, и вскоре подружились семьями. Вика Петра иМарии очень похожа наВику Павла иЕлены. Девочки быстро стали подругами - не разлей вода. И похожи, так похожи одна на другую, что оторопь берёт - ни дать ни взять близняшки! Афанасьевна иногда берёт их с собой, в парк: погулять, рассказать о прошлом, почитать стихи. Сестра Афанасьевны, Анна, которой чудом удалось спасти уши от заслуженной кары, тоже захаживает. Просто так, посидеть-поговорить, пирожков принести - ей всегда рады.
        Елена всё так же любит гулять по лесу, иПавел почти уговорил её съездить куда-нибудь за границу. Ведь с детства мечтала, хотя и отпирается. Ничего, Вика поможет - если не будет сачковать в этой четверти, и принесёт одни пятёрки, поедут все вместе. Елена пообещала.
        …По вечерам, когда небо ясное, а закат медленно остывает на западе, Павел остерегается выходить из дома. А особенно - ходить в это время по лесным тропинкам.
        Есть места, где человеку лучше не появляться.
        Муза киберпанка
        1
        Объявление было единственным, от которого не было оторвано ни листочка. Немногие ожидающие на остановке неминуемо подходили к столбу, чтобы окинуть его придирчивым взором. Ну да, старая, советских ещё времён привычка. Василий и непомнил этого времени, совсем маленький был, но то, что мама всегда тщательно рассматривала все такие объявления - помнил.
        Автобуса всё не было. А идти пешком страх как не хочется, надо было сразу идти. А теперь выйдет: идти сорок минут, да ещё стоял полчаса. Будем стоять.
        Так вот, объявление. В нём было написано буквально следующее:
        «Муза ищет новую работу».
        И телефон. Причём телефон городской. На остальных объявлениях почти сплошь мобильные. Василий протёр глаза - нет, всё верно. Муза ищет новую работу. Ну да, слышал уже: есть такие социологические исследования, когда расклеивают объявления с самыми неожиданными текстами, а потом следят, кто позвонит, и что скажет.
        Василий оторвал один из«хвостиков» с телефоном. Отчего-то пряча глаза, и стараясь делать вид, что это не он. Бабушка, с массивной сумкой на колёсах, подошла к столбу, первым делом посмотрела на объявление, то самое, но даже глазом не моргнула. Принялась другие рассматривать. Должно быть, бабушка уже всякого навидалась.
        Жаркий вздох. Василий оглянулся - мать честная, автобус уже здесь! Еле успел броситься к нему в пасть, пока та не захлопнулась.
        Василий сам не знал, зачем позвонил. Вроде бы муза не нужна, единственная литература, которую пишет - это рабочие записки, да маленькие вставки к статьям шефа. Свои пока ещё не пишет, не дорос, хотя синтезом занимается с третьего курса.
        Так или иначе, а дома, усевшись в угол единственной комнаты, Василий перечитал телефон несколько раз, и позвонил в итоге.
        Трубку взяли не сразу.
        - Аристарх Кальяненко, - услышал Василий и едва не выронил трубку. Ничего себе! - Я слушаю вас, - голос недовольного, пожилого человека.
        - Аристарх Вениаминович, - голос всё равно дрожал, как Василий ни старался. - Я увидел объявление, не думал, что ваше. Позвонил. Если это чья-то шутка, я очень сожалею…
        - Что за объявление? - поинтересовались с той стороны.
        - «Муза ищет новую работу», - пояснил Василий.
        Молчание. Долгое, показалось даже, что телефон уже отключился. Василий на момент отнял его от уха - нет, таймер идёт, связь не прервана.
        - Так вам нужна муза? - поинтересовался Кальяненко, известнейший вРоссии автор бестселлеров в жанре киберпанка. - А вы хорошо подумали?
        Чем чёрт не шутит! Ну, было, было, писал как-то на конкурс в газете рассказик. Неказистый, но свой. Смешно вспоминать, конечно, но…
        - Да, нужна, - Василий сам от себя такого не ожидал.
        - Приезжайте, - пригласил Кальяненко. - Запишите адрес. - И продиктовал, не дожидаясь ответа.
        - Прямо сейчас?! - Василий не сразу отыскал, чем и начём записать.
        - Когда хотите, - и отбой.
        Вот это да! Сейчас только Василий осознал, что согласился только ради того, чтобы повидать Кальяненко лично. Никакой он неКальяненко, все знают, что в миру писателя зовут Борисом Сергеевичем Бирюковым. Но издателя это имя явно не устраивало.
        2
        Аристарх Кальяненко, он же Борис Бирюков, оказался точно таким, каким его изображали на обложках книг. Высокого роста, тощим и желчным. Длинное лицо и полные губы. Правда, на обложках он отечески улыбался. В прихожей пахло дорогим табаком - ну да, писатель курит трубки. Шеф уВасилия тоже любит это дело. И повторяет, возможно, в плане самокритики: умному трубка даёт время подумать, а дураку - подержать что-нибудь во рту.
        - Покажите, - потребовал мэтр первым делом, когда Василий представился. Нанять такси, чтобы приехать кКальяненко, оказалось вовсе не жалко.
        - Простите,Ари…
        - Борис Сергеевич, - поправил Кальяненко-Бирюков. - Незачем. Вы говорите, что оборвали мой номер с объявления. Бумажка при вас?
        - Конечно, - Василий протянул ему тот клочок. Титан киберпанка возложил на нос очки и осмотрел клочок. Даже принюхался. Молча протянул клочок обратно, иВасилий обмер. Ничего там не было на клочке. Хотя трудно перепутать: бумага очень уж странная, плотная и вязкая, что ли - отрывать клочок было трудно. И пусто! Невидимые чернила, что ли? Или как это объяснить? Василий никогда не ощущал себя настолько глупо. Сейчас его выпроводят, и хорошо, если не презрительно. Кальяненко, говорят, на резкости не скуп. Уж как приложит…
        - Моего телефона нет в справочниках, - пояснил Кальяненко. - Чаю хотите? - предложил он неожиданно. - Раз уж так получилось.
        Василий прошёл за ним, как сонная собачка на поводке - послушно и пошатываясь. Автоматически зашёл в ванную, куда указал хозяин дома, вымыл там руки. А вголове всё одно вертелось: не понимаю, как такое могло случиться? Идиотские шутки! И почему Кальяненко не разозлился?
        - Какой был почерк? - поинтересовался Кальяненко, иВасилий со страху всё вспомнил. Почерк похож на женский, точно. Чёрные чернила, кое-где растёкшиеся. От сырости, должно быть. Приклеено поверх всех прочих объявлений, девять хвостиков с телефоном.
        - Что вам в чай, молоко или лимон? Или просто чай? Я вот люблю просто так, - пояснил Кальяненко. - Вы что дрожите, испугались?
        - Испугался, - признал Василий. В чае Кальяненко тоже разбирается. А почему он дома один? У него жена и двое детей. Вроде бы не сезон отпусков, вон какая унылая осень.
        - Так значит, вам нужна моя муза, - улыбнулся Кальяненко. - Смелое решение, молодой человек. А что вы пишете?
        Василий покраснел.
        - Так… ничего, Арист… простите, Борис Сергеевич. Ерунду всякую.
        - Если вы скажете Музе, - именно так обратился, с заглавной буквы, - что пишете ерунду, я вам не завидую, - заметил Кальяненко. - Тогда и начинать не надо было. Покажите.
        - Простите?
        - Покажите, что написали. У вас же с собой? Или что у вас в папке?
        Папка. Хоть убей, Василий не помнил, зачем взял её и, что хуже, что там внутри. Непослушными пальцами расстегнул папку - и действительно, нашлись несколько листков с тем самым рассказом.
        - Да вы пейте, пейте, - Кальяненко вновь снабдил нос очками, и откинулся на спинку стула. - Не стесняйтесь. Это Глаша, супруга моя, напекла. Я обожаю пирожки, а вы? Угощайтесь! - и погрузился в чтение. Взял со стола трубку - о да, знаменитая его трубка, чёрная, с головой чёртика, всегда с ней на фотографиях, посмотрел на гостя - не возражаете? Гость не возражал. Дым, тем более, оказался ароматным.
        Читал он творение Василия с непроницаемым выражением на лице. В конце концов, Василий осмелел, и попробовал предложенное. В пирожках его жена толк понимает, не отнять. Он съел три, и судовольствием продолжил бы, но тут Кальяненко перестал походить на каменного гостя.
        - Это ваша первая работа? На тот конкурс, в газете? Совсем неплохо, Василий. Да вы ешьте, не стесняйтесь. Только попробуйте сказать. что не понравилось.
        - Очень вкусно, - признался Василий. - Простите, я не для… я не думал…
        - Да верю, верю, - покивал Кальяненко. - И вобъявление верю. Это она может. Ну так что, вам действительно нужна муза?
        - Нужна, - решил поддержать игру Василий.
        - Ну, тогда она ваша, - развёл руками Кальяненко. - А я вернусь к детективам. Всю жизнь мечтал писать детективы.
        - П-п-простите?!
        Детективы. Да, действительно, начинал Кальяненко с детективов. Но потом так резко ушёл в мир киберпанка, что все диву давались. А самые ранние читатели остались очень недовольны.
        - Ну, вы сказали, что она вам нужна - значит, она ваша. Простите, Василий, у меня строгий режим работы. Очень приятно было познакомиться.
        Его выпроваживали. Но неслишком грубо.
        - Заходите, - разрешил Кальяненко, пожав гостю руку - уже в прихожей. - Мне кажется, вам может потребоваться консультация. Звоните и заходите. Буду рад, - и ещё раз пожал руку.
        Василий вышел наружу, совсем одуревший. Дома у него стоят все книги Кальяненко. Весь его киберпанк. И только что сам говорил с мэтром, запросто, сидел там, чаи гонял. Бывает же!
        Таксист посматривал на странного пассажира, который улыбался и время от времени прикрывал глаза всю дорогу, но ничего не сказал. Кого только не навидаешься.
        3
        Дома Василий первым делом осмотрел тот клочок. Ни телефона, ничего. И пахнет странно, пылью. Хотя… в кармане там что только ни лежало, запахи все перемешались. Выкинуть? Да нет, пусть будет. На память. Интересно, что имел в виду Кальяненко, когда сказал «тогда она ваша»?
        Щелчок на кухне. Чайник выключился. Постойте, что за чёрт? Вроде не ставил чайник, ведь только что вошёл. Василий прошёл на кухню, и обомлел.
        Она сидела на стуле и смотрела в окно. Едва Василий вошёл, повернулась в его сторону.
        На вид ей лет шестнадцать. А то и меньше. Далеко не стройная, чтобы не сказать - жирная. Круглое лицо в очках в толстой оправе, веснушки. Не причёска, так, черноволосая путаница. И вплатье, которое подчёркивало очертания и так не слишком стройной фигуры.
        - Ты кто?! - первое, что смог произнести Василий. Как девчонка попала сюда?
        - Ну здрасте! - возмутилась девочка. А вот голос вовсе не девичий. - Сам сказал, что я тебе нужна. Где у тебя чай?
        - В столе, верхняя полка, - Василий ответил, всё ещё ошеломлённый. - Как тебя зовут? Как ты сюда попала?
        - Прилетела, - гостья помахала руками, изображая полёт, достала коробку с чаем. - И как ты пьёшь эту гадость?
        - Как тебя зовут?
        - Во даёт! - его окинули презрительным взглядом. - Ты объявление видел? Видел. Позвонил? Позвонил. Приехал?
        - Муза?!
        - Догадливый, - вздохнула незнакомка. - Ты всегда такую пакость пьёшь? Я такое пить не буду, так и знай.
        - Ну так и непей, - обозлился Василий. - И вообще, катись отсюда, пока милицию не вызвал!
        Она расплакалась. Разрыдалась. Василий опешил. Ну нет, это ей не поможет.
        - Скотина ты, - заключила Муза или как её там, вытирая лицо кухонным полотенцем. - Сначала приглашает, а потом гонит! Тебе что, вернёшься свои глупые графики рисовать, а мне теперь куда? - за окном шумел дождь. Там должно быть сейчас очень холодно, подумалось Василию.
        - Погоди, - он уселся на соседний стул. - Не гони. Так ты что, на самом деле Муза? Кто там у тебя отец был, Аполлон?
        - Знаток, - скривилась Муза. - НеАполлон, аЗевс-Громовержец!
        - Врёшь! - вполне искренне воскликнул Василий.
        За окном ударила молния. Ударила так близко, что в кухне на миг стало непереносимо светло, а отгрома Василий подпрыгнул, чуть со стула не упал.
        - Ты что-то сказал? - Муза посмотрела ему в лицо с ехидной улыбкой.
        - Этого не может быть! - уверенно возразил Василий. - Что за чёрт!
        - Возьми, - Муза добыла из кармана огрызок карандаша. - Возьми и напиши.
        - Чего написать?!
        - Про дождь. Про грозу. Не задавай глупых вопросов, - она протянула салфетку, а сама поднялась со стула. - Первый и последний раз такую пакость пью, - предупредила она. - Меня беречь надо!
        Василий перечитывал то, что написал про грозу и дождь. Чёрт побери… Ну не мог он такими словами написать! В принципе не мог!
        - Ну что? - Муза заглянула через плечо. - Здорово, да? У тебя есть талант. Как тебя зовут?
        - Уже должна знать, раз была там, уКальяненко, - буркнул Василий, всё ещё под впечатлением.
        - Так бы и сказал, что не любишь, когда из-за плеча заглядывают. Не буду больше! А чужие разговоры я не подслушиваю.
        - Блин! - Василий вскочил, снова уселся. - Ну, Вася я. И что теперь?
        - Я есть буду, - Муза заглянула в холодильник. - Надоели мне его пирожки. А потом работать будем.
        - То есть… не понял, ты что… я что-то должен писать?!
        - Если не собирался, меня зачем звал? - Муза выглядела грозно, даром что в левой руке сжимала гирлянду сосисок. - Давай-давай! Я голодная, как сто волков. Ну да, писать. Или ты художник? Так я и похудожникам работаю. Что такой унылый? К нему Муза пришла, а он не рад!
        - Почему ты так странно выглядишь?
        - Толстая и вочках? Чтобы тебя не отвлекать. А то не отом думать будешь, - Муза поправила очки. - А я на работе.
        - А если ты неМуза? Вот выгоню сейчас, и что?
        Он ожидал слёз, ещё чего-то такого. НоМуза подошла к столу, положила сосиски и посмотрела Василию в глаза.
        - Ты вернёшься к работе, - отозвалась она. - Будешь делать синтез, для ваших заказчиков. В конце концов ты расстанешься со своей девушкой, потому что платят тебе мало, а менять работу ты не захочешь. Лет через двадцать у тебя будет больная печень, глаза и зубы, от всей этой вашей отравы. Будешь так же заниматься синтезом за копейки, подрабатывать где придётся, и вспоминать об этом дне. Так я пошла?
        Всё, что она сказала, мелькнуло перед ним одной яркой картиной. ИВасилию стало страшно.
        - Откуда ты можешь знать?! Вот чёрт!
        - Меньше чертыхайся, - посоветовала Муза. - У тебя и так чертей полон дом. А они всегда к неудачникам липнут.
        - Так я неудачник, что ли? - вновь обозлился Василий.
        - А чего тогда злишься? - Муза вынула кастрюлю, набрала воды и поставила на плиту. - Так я остаюсь?
        - Оставайся, - Василий встал, побрёл в комнату и там упал лицом в подушки. Вроде бы Муза ничего такого не сказала, а надуше стало погано. И вообще хотелось проснуться, и чтобы не было ни объявления, ни Кальяненко, ни Музы.
        - Ужин готов, - его потормошили. Муза. Всё та же толстая и очкастая. Правда, уже не вплатье, а вджинсах и кофте. И всё равно выглядит неряшливо. - Вася! Ужин готов, я сказала!
        - Иду, - Василий с трудом отлепился от дивана. На дворе мгла, слышно, как дождь постукивает в стёкла. Час ночи, ужас какой! А завтра, в восемь утра, на работу!
        - Я тебя что, напугала? Извини, не хотела, - Муза поставила перед ним тарелку. Обалдеть можно. Картошка и сосиски. Любимая еда! - Поешь, да спать ложись. Только помни, я не кухарка! Это ты меня должен кормить, и вообще ухаживать!
        - Зачем тогда готовила? - не удержался Василий. После первой сосиски на душе стало намного легче.
        - А мне что, с голоду помирать? - удивилась Муза. - Так ты запомнил? Я такой чай не пью. И питаться одними сосисками я не согласна!
        Василий усмехнулся, отвёл взгляд.
        - Понятно, - Муза придвинулась ближе. - Нет денег. Все гении поначалу без денег. А некоторые так нищими и померли, кстати!
        Василий чуть не подавился.
        - Не бойся, - Муза снисходительно улыбнулась, и поправила очки. - Ты же не глупый. Лентяй просто, и мечтатель. Будут деньги. А лениться я тебя отучу.
        - И откуда будут деньги?
        - Заработаешь, - Муза составила посуду в мойку. - Посуду я тоже мою в первый и последний раз! Понял?
        - Понял. Где будешь спать?
        - А мне не нужно, - отмахнулась Муза. - Я тут посижу. С дождём поговорю, с небом. Иди уже, отдыхай.
        - Муза, - позвал Василий, остановившись в дверях. Она обернулась, сжимая в руке мочалку.
        - Что ещё?
        - Спасибо, - Василию не сразу далось это слово. Муза улыбнулась, отчего перестала казаться такой уж противной, и помахала - иди-иди.
        И он пошёл-пошёл.
        4
        Василий проснулся от бодрого трезвона. Ну, то есть музыки, если её так можно назвать.
        Он первым делом вскочил, и оглянулся. Тихо в доме. Никого и ничего. На часах - семь десять, ещё есть время. И тут он вспомнил всё. И поездку кКальяненко, и странную девушку, назвавшуюся Музой. Василий пулей метнулся на кухню…
        Никого. Порядок. Никогда у него не было такого порядка. Сковородка, прикрытая крышкой, на плите. Чайник, и, судя по запаху, недавно заваренный чай. Ничего не понимаю!
        - Муза? - неуверенно позвал Василий. Тишина в ответ. Как в том анекдоте, подумалось, такой большой, а всказки веришь! Не пора ли…
        Он бегом вернулся в комнату. Открыл все ящики шкафов и стеллажа…
        Всё на месте. И деньги, и прочее. И тут Василию стало стыдно. Даже если это глупый розыгрыш, чистый убыток - восемь сосисок, из них три он съел сам. А неплохой аппетит уМузы, или как её там на самом деле зовут.
        Нет её. Никаких следов. Кроме порядка на кухне и готового завтрака, никого. А ведь говорила, что больше готовить не будет!
        Василий завтракал в полном затмении чувств. Но похоже, это действительно розыгрыш. Видимо, ей просто нужно было где-то пересидеть ночь. Ну и… Стоп, а как узнала про Кальяненко? Следила за ним? Погрузившись в думы, Василий едва не опоздал - когда бросил взгляд на часы, время было уже вскакивать и бежать. Ладно, до вечера посуда, поди, достоит.
        Сегодня тот же день, что был вчера. Ритм жизни в институте обычный: сидишь у тяги, время от времени переключаясь на очередной этап производственного процесса, слушаешь разговора коллег-сотрудников. Ну и, конечно, институтская жизнь - слухи, сплетни. Пришёл шеф, скупо похвалил, указал, что работать надо энергичнее, нашёл где мечтать с умным видом. Вера иСаша, вечно молодые дамы непонятного возраста, прыснули, услышав выговор, зато потом пожалели Василия.
        А что бы его не жалеть? Нынче все нормальные молодые люди куда идут? Да много куда, потому что заработать можно везде. А много ли тут заработаешь? Кроме посаженной печени и прочих внутренних органов?
        И правда, подумал Василий раз в пятый в этом году, что я тут делаю?
        Звонок отНины. Наконец-то! Нина работает тренером, спортом с детьми занимается. Тоже не бог весть какая престижная профессия, но…
        - Ты куда делся вчера? - спросила она вместо «привет». - Полгорода прошла, под дождь попала, а тебя нет!
        - В гости ездил, - поведал Василий. Нина с той стороны насторожилась.
        - Это какие гости? Мы же с тобой вчера договаривались!
        Вот чёрт! И правда договаривались! Погулять договаривались. Свидание в лесу, что может быть романтичнее? Если позаботился о способе отвадить клещей, мошку и комаров. Да. Романтики выше крыши.
        - Ладно, - смилостивилась Нина. - Но ты хоть телефон с собой бери! У меня сегодня работа, я потом позвоню.
        - Вася, - позвала его Вера, когда Василий вернулся к табурету у тяги и уселся, гипнотизируя колбу с малиновой смесью внутри. - Иди домой. Ты не выспался, что ли? Иди-иди, я закончу.
        Хоть и считает она Василия малость чокнутым, а всё-таки добрый человек. Интересно, сколько ей лет? И, зачем-то задумавшись над этим, Василий снова пошёл-пошёл.
        По пути домой Василий, прикинув свои финансовые возможности, нашёл в магазине бюджетную замену сосискам. Называется колбаса копчёная, и вдомашней кулинарии способна сделать съедобным любой гарнир. Практически любой. Вот с чаем сложнее, хороший чай продавался в подвальчике в получасе ходьбы, и стоил очень даже прилично. Сам не зная почему, Василий повернул стопы в сторону подвальчика. Сам не помнил, как туда добрался. Выслушал лекцию о чаях от молодого человека, указал на несамый дорогой вариант (указать на самый дешёвый оказалось отчаянно стыдно), и вот он уже идёт домой.
        Хороша погода! АНина сейчас у частного, богатого, то есть, клиента, именно это означает шифровка «сегодня работа».
        Так жить нельзя, пришла в голову мысль. Надо что-то менять.
        Когда он открыл дверь, первое, что услышал - женский голос с кухни. Пелось что-то на непонятном языке, но красиво. Василий чуть не бегом бросился туда.
        Муза сидела лицом к окну, пела, а стой стороны на подоконнике толпились синички, и что-то пищали в ответ. Танцевали и махали крыльями.
        - Всё-всё, у меня работа! - помахала им Муза, и птиц как ветром сдула. Повернулась кВасилию лицом, строго посмотрела поверх очков.
        - Я голодная, между прочим!
        - Ты как сюда вошла? - только и смог спросить Василий, поставив поклажу - пакет - на пол.
        - А я и неуходила! - Муза помахала кому-то за окном. Надо полагать, птицам. - О, чай купил! Вот умница. Давай сначала чай, я от этой твоей травы уже устала.
        - Как не уходила?! - Василий уселся на стул. Вот это будет номер. Нина имеет обыкновение являться без предупреждения. Просто чтобы доставить нечаянную радость. А теперь…
        - Ты меня позвал? Позвал. Как с тобой работать закончим, вот тогда уйду. Ты бы хоть расспросил его сначала о правилах! - Муза соскочила со стула и подошла к хозяину квартиру вплотную. - Ой… ну ты и устал! Ладно, иди, я сама. Иди музыку послушай!
        - Ты же сказала, что не будешь больше готовить!
        - Умный какой, - Муза выложила содержимое пакета на стол. - Ох я намучаюсь с тобой! Ты можешь голодным сидеть, а я несогласная! Иди отсюда!
        Странно, но отчего-то не было обидно. Откуда она знает про музыку? Василий ушёл «к себе», то есть в спальный угол комнаты, переоделся и включил, не слишком громко, Энью. Включишь громче, и старуха этажом выше придёт читать нотации. Она и так приходит, попросить что-нибудь ненужное, пообщаться, то есть. Но если начнёт читать нотации…
        Муза вышла из шкафа. Вот прямо из самого шкафа, насквозь, не открывая дверцы. Василий как стоял, так и сел.
        - Ой, я нечаянно! - Муза помогла ему подняться. - Задумалась. Тебе с сахаром или нет?
        - С с-с-сахаром, - отозвался Василий. - Одна ложка на чашку.
        Муза покивала и вернулась на кухню. На этот раз обычным способом, как все люди - через дверной проём. Через полминуты пришла и поставила. Салфетку, чашку с чаем и тарелочку с печеньем. Вот это сервис! Потом принесла вторую чашку и уселась рядом. Эта часть комнаты исполняет обязанности столовой.
        - Чего тараканов кормить, - пояснила Муза, взяв печенье. - Лучше мы съедим. Ну давай уже, давай, не бойся!
        Василий протянул руку и прикоснулся к её ладони. Тёплая, человеческая ладонь. Самая настоящая.
        - Ничего не понимаю, - признался Василий. - Так ты на самом деле Муза?
        - Вот чудик, - вздохнула Муза. - А кто ж ещё? О, ты и бумагу купил! Умница! А я-то думала, тебя кругом придётся за ручку водить…
        Василий обомлел. И правда, купил. Ещё думал, что пакет такой тяжёлый. Наваждение!
        - Муз было девять, - заявил Василий, присоединяясь к трапезе. - И как тебя зовут?
        - Много будешь знать, плохо будешь спать, - отозвалась веснушчатая, очкастая толстушка. - Читай больше всяких глупостей. Нас трое, понял? Я и сёстры. А как зовут, не твоя забота. Муза, и всё.
        - А грубишь зачем?
        - А ты не лезь, куда не просят.
        - Вот сейчас возьму, и прогоню! - пригрозил Василий. Муза поставила чашку на стол, выразительно посмотрела наВасилия, и…
        Исчезла. Была - и нестало.
        5
        - Муза! - Василий выглянул и набалкон. Там тоже нет. Обошёл всю квартиру, затем выскочил на лестницу. Потом поднялся, сам не зная, зачем, этажом выше, постоял на лестничной площадке. Ох, не надо так делать! УПетровны, той самой старухи, отличный слух. И всегда она поглядит, кто это поднялся на этаж, да стоит там молча. Уж не курит ли? Не пытается ли счётчик стащить? Или ещё что непотребное устроить?
        Бегом вниз. Дома никого - чашка Музы так и стоит, на кухне - готовый ужин, только кусок не лезет в рот.
        - Муза! Да где жеты?
        Тишина в ответ. Тучи собрались, среди ясного неба, и вот уже дождик - стучит, шепчет, хлещет. Василий набросил плащ, и выбежал на улицу. Во двор, то есть. Никого, дождь всех прогнал по домам. Сам не понимая, зачем, он почти бегом добрался до той самой остановки, где некогда оторвал клочок с телефоном Кальяненко.
        На остановке, кроме самого Василия, оказалась сухая горбоносая старуха под древним чёрным зонтом. Василий бросился к столбу.
        Пусто. Давно уже заклеили то объявление. Вот тут оно было, вот тут! Он оборвал наклееное поверх - нашёл. Восемь необорванных хвостиков.
        - Обрывать-то зачем? - поинтересовалась старуха сочным басом. - Я старалась, старалась. Для людей старалась, между прочим.
        - Извините, - смутился Василий, только сейчас осознав, что без зонта, а плащ вскорости промокнет, а ноги уже промокли. Вот ведь хлынуло!
        Молния ударила совсем рядом. Василий невольно пригнулся, когда гром потряс окружающее пространство, а старуха даже не пошевелилась.Ого!
        - Ищешь кого? - поинтересовалась старуха, запустив руку за пазуху своего плаща. Добыла оттуда пачку «Беломора», точным ударом ногтя выбила сигарету. Просто цирк! - Ступай домой, Василий, ступай. Никого сейчас не найдёшь.
        - Вы знаете, как меня зовут?!
        - Афанасьевна всё знает, - старуха добыла зажигалку. Говорила невнятно, с папиросой в зубах. - Ты ж каждый день на работу ходишь той же дорогой. Ступай, ступай, ещё простудишься, - и отвернулась.
        ИВасилий послушно побежал домой. Всё верно, ходит одной и той же дорогой, а вот старуху эту не припомнит. Впрочем, их никто не замечает. Это они всё замечают и всё знают. Проклятье!
        Дома стало уныло и скучно. Музыка не помогала. Василий сел за стол, на котором лежала стопка бумаги и авторучка, взял авторучку. Ничего не лезло в голову. Ну совсем ничего. Представил себе то, о чём говорила Муза, или кто она там, и стало ещё тоскливее.
        - Муза? Ты здесь?
        Тишина.
        - Я больше так не буду! - пообещал Василий, и сам понял, насколько глупо и малодушно звучит. - Чёрт! Муза, извини, пожалуйста, я был неправ.
        Молчание.
        Да ну её к чёрту, неожиданно разозлился Василий. Что, своей головы на плечах нет? Вот, скажем, давно уже шеф предлагал тему одну разработать, про свободные радикалы. Очень перспективная. Василий тогда что-то невнятное выдал, в стиле «я в себе не уверен». Но тему пока никому не дали, это точно! Вот завтра же и взять её! Иначе Нина права, он там с пробирками и состарится. Будет Вечным Лаборантом. Оба слова с большой буквы. Как Вечный Жид, только смешно и никому не нужно.
        А почему, собственно, завтра? Василий долго копался в записной книжке. Набрал номер. Шеф взял трубку со второго гудка.
        - Добрый вечер, Александр Витальевич, - Василий был твёрд, сам тому удивляясь. - Простите за поздний звонок. Я хотел бы взять ту работу, по радикалам.
        - Василий? - шеф удивлён. Небось, сидел сейчас, с удовольствием пил кофе, слушал журчание своей благоверной, или даже играл с внуком, любит подчеркнуть, что счастливый дедушка, и тут на тебе! Звонок от штатного неудачника лаборатории! - Давай завтра поговорим. Не потелефону такие вещи обсуждают.
        - Спасибо, Александр Витальевич, - Василий положил трубку, обернулся.
        Муза сидела за столом, вид у неё был недовольным.
        - Без рук! - она остановила Василия поднятой ладонью. - Ну говори, пока я добрая.
        УВасилия возникла секундная мысль, а невстать ли на колено. Не наколени, а наколено, так торжественней, что ли. Но мысль быстро улетучилась.
        - Муза, я был неправ, - повторил Василий. - Чёрт… да ты всё слышала!
        Она рассмеялась. Весело и задорно, и уже не казалась грозной.
        - Конечно, - покивала. - Так тебе и надо. Ну что, всё понял?
        - Всё, - покаянно признался Василий. И получил по шее. Больно!
        - Ты это брось! - на словах пояснила Муза. - Ты мужчина или кто? Тряпки мне не нужны! Будешь ныть, снова по шее дам! А сейчас бегом на кухню и приготовь мне чай! Я из-за тебя сижу тут голодная!
        Она пила чай, и ела, как все нормальные люди - с аппетитом, но пристойно, и почти не обращала внимания на хозяина квартиры.
        Вот будет номер, когда придёт Нина! А она придёт, и будет приходить, и… Вот зараза!
        - Я не лезу в чужую жизнь, - пояснила Муза, без особых церемоний вылизав тарелку. Ещё бы, соус вкусный, не пропадать же добру. - И всвою лезть не даю. Чего такой смурной?
        - Думаю, как Нине объяснить, кто ты такая, - честно признался Василий. Муза хмыкнула.
        - Я же сказала: в чужую жизнь не лезу. Сам думай, что сказать. Или ты думаешь, что я подсматриваю?! - глаза Музы неожиданно наполнились слезами. - Скотина! - и убежала на кухню.
        Василий пошёл следом. Муза стояла, с полотенцем в руках, и мрачно смотрела в окно.
        - Будешь ещё гадости думать, сама уйду! Понял?
        Не уйдёт, подумал Василий, сам не зная, почему. Не уйдёт. Может грозиться, но неуйдёт.
        - Ещё как уйду, - возразила Муза. - Меня надо почитать, ясно? Беречь надо! Я на кухне буду, - неожиданно сообщила она, усевшись на стул. Глаза уже были сухими. - Тебе не жалко кухни?
        - Н-н-не понял, - растерялся Василий. И снова получил по шее, не успел даже заметить, как Муза вскочила на ноги.
        - Слушай, не зли меня! Я на кухне буду жить. Уступишь Музе кухню?
        - Уступлю, - Василий ошарашенно потёр шею. - Живи, сколько хочешь.
        - Вот умница! - Муза бросилась и обняла его. - Без рук! Вот и буду здесь жить. Если не хочешь, чтобы я ваши с ней мысли слушала, не заходи на кухню, и всё. Давай-давай, заваривай чай! Уже второй вечер тут, а ты ещё и строчки не написал!
        - Я сошёл с ума, - пробормотал Василий, протискиваясь к столу. Нет, ну это же надо быть такой толстой!
        Муза так и сидела, глядя в окно. То ли не услышала, о чём он подумал, то ли предпочла притвориться, что не слышит.
        Он сидел перед листами бумаги, она сидела рядом. Оба пили чай - за окном уже стемнело, а дождь продолжал свой перестук.
        - Как же с тобой быть, - подумала Муза вслух. - Надо же тебе сначала руку набить… голова на месте, просто мусора полно. Ладно, - вздохнула она. - Начнём с диссертации. Ну, то есть, вначале со статей.
        Василий чуть не подавился чаем.
        - Бумагу не пачкать! - строго приказала Муза. - Ты ведь хочешь учёным стать? Ну ладно мне притворяться! Хочешь - станешь. Ты работай, а уж с языком я тебе помогу. Статьи будут - не оторваться! Мигом кандидатскую напишешь!
        - А потом?
        - А потом писать будем, - удивилась Муза. - Ну, ты будешь писать. А я вдохновлять. Халтурить не дам!
        - Слушай, так ты настоящая? - в который раз спросил Василий. Странно, ноМуза улыбнулась.
        - Сам решай. Всё, сядь и думай. Просто посиди и подумай, как будешь готовить статью. Меня нет, - и исчезла.
        Василий вскочил на ноги. ИМуза снова проявилась, во плоти.
        - Я не уйду, - пообещала она почти что ласково. - И неподглядываю. Пойду с дождём поговорю пока.
        И тут в дверь позвонили. Муза кивнула - иди, мол - и удалилась на кухню.
        В дверях стояла Нина. Мокрая, но довольная!
        - Какой дождь! - она чмокнула Василия в щёку. - Так и думала, что не спишь. Впустишь?
        - Конечно, - Василий не успел даже придумать, что же он скажет.
        - Умничка! - Нина сбросила промокшую куртку, туфли, носки и убежала в ванную.
        - Принеси мой халат! - попросила сквозь шум воды. - Я замёрзла, ужас!
        Василий пошёл за халатом, замер на дороге. Муза так и сидела на кухне - спиной к нему. глядела в окно, в полумраке - свет выключен. Чёрт…
        - Ты там не уснул? - окликнула Нина. - Ой, как классно, горячий душ! Прелесть!
        Он протянул халат - Нина забрала его, и уже через десять секунд вышла сама.
        - Как вкусно пахнет! - поразилась, и побежала на кухню. Василий обомлел. Нина включила чайник, уселась на стул. Рядом с тем, на котором сидела Муза - так и сидит, так и смотрит в окно. И похоже, Нина её не замечает. - Это ты приготовил? Для меня? Умница!
        - Н-н-ну…
        - Есть хочу! - сообщила Нина, поцеловав его. - А уменя дома мама сидит, злая-презлая, и воды горячей нет. Ужас!
        Суровая проза жизни, подумал Василий, но обидеться не получилось. Муза повернулась, повертела пальцем у виска, явно по поводу Василия, и… исчезла.
        - Я к тебе пришла, - пояснила Нина, иВасилий в который уже раз поразился, какая она красивая… особенно после душа. Стройная, глаз не отвести, а какой взгляд… - А ты что подумал? Прибрался, молодец! Сам есть будешь?
        - Я уже поужинал, - Василий мельком посмотрел на часы. Ого. Опять уже за полночь. - Так что у тебя дома случилось?
        - Лесопилка, - махнула рукой Нина. - Она ж у меня учительница. Приличной девушке нужна приличная работа, и вообще мужчина должен работать, а неженщина…
        - Нина, - Василий встал, ощущая, что смелости вот-вот не хватит. - Я как раз хотел сказать.
        - Слушаю? - она отложила вилку и посмотрела ему в лицо.
        - Выходи за меня замуж.
        Она поморгала. Явно не верит тому, что услышала.
        - Я взялся за научную работу, - Василий чувствовал, что молчать нельзя. - Защищу кандидатскую. И напишу книгу. И она станет бестселлером.
        Нина поднялась, не отводя взгляда. На какой-то миг Василию показалось - сейчас уйдёт, насовсем.
        - Ты серьёзно? - она подошла вплотную. - Серьёзно… - удивилась, и обняла Василия. И долго так стояла.
        - Выйдешь? - переспросил тот, когда она отпустила его. Нина поморгала и кивнула.
        - Выйду, - подтвердила на словах. - Ужас, на кого я похожа! Я сейчас!
        И снова убежала в ванную. Василий стоял, и сам не верил в то, что только что случилось. Чтобы он сам, да осмелился сказать…
        Муза? Ты где? Я не подслушиваю, припомнил он. Уйти с кухни. Вдруг ей не подуше то, что она увидела. А вдруг уйдёт?
        Близкая молния. И снова удар грома. Зевс-Громовержец, вспомнил Василий, и устыдился. Забрал чашки и пошёл с ними в комнату.
        6
        - Ну-ка, подъём, - услышал он отМузы. Музы??
        Василий уселся. Один. Ой, что было вчера… сказочный вечер. Во всех смыслах! И никогда они ещё столько не говорили, но когда ушла Нина?
        - Работать пора, - напомнила Муза строго. - И есть пора! Я у тебя тут отощаю!
        Василий рассмеялся, злость сразу куда-то пропала. Записка лежит на столе, почерк Нины. «Убежала на работу, позвони мне как проснёшься!» Он положил записку на стол, и понял, что, простите, не вполне одет. Точнее, совсем не одет.
        - Неплохо сохранился, - заметила Муза. - Кому-то очень повезло! Ой, да не смотрю я. Прямо я мужчин не видела!
        Так-так-так… Василий мысленно плюнул и, одеваясь при помощи одной руки, другой поднял телефон.
        Трубку не берут. Да что за…
        - Завтрак! - позвала Муза. Ладно. Ну мало ли почему не берёт! Не все же носят с собой телефон в, простите, туалет. Или ещё куда.
        - Это ты устроила? - поинтересовался Василий, и было отчего-то весело. Хотя мысли, пара мыслей, вертелись в голове, и немного беспокоили.
        - Я? - Муза поправила очки. - По-моему, ты сам всё устроил. А что было-то?
        - А ты не знаешь?
        - Я же сказала, что не лезу в чужую жизнь!
        Они оба смотрели друг другу в глаза, иМуза рассмеялась. Чуть чаем не поперхнулась.
        - Ну совсем немного услышала!
        Василий смотрел в её глаза, улыбаясь.
        - Не я, не я, - добавила Муза. - Сестрицы мои, Мойры. Слышал про таких?
        - Чёрт-те что, - Василий потряс головой. - Ты что, специально голову морочишь?
        Он думал, Муза обидится. Но она только вздохнула и чашку на стол поставила.
        - Вот так вы всегда. Вам добро делаешь, а вответ что?
        - Извини, - смутился Василий. - Она тебя не заметила?
        - А зачем ей? Ко мне сразу ревновать начинают, устала уже. Не видит она меня, и ненадо пока. Так, мы от графика отстаём! Тебя сегодня в лаборатории ждут, на серьёзный разговор! А вечером сядем работать уже!
        - Над чем? - мысли упорно текли в одну сторону.
        - Над статьёй. Всё? Наелся? Быстро одевайся - и наработу!
        Скажешь кому, что Муза тобой командует как хочет - ведь засмеют!
        - А ты?
        - А уменя тоже дела есть. Или думаешь, тебе одному Муза помогает?
        Василий даже опешил. И, по совести, нахлынуло что-то. Не то ревность, не то что ещё.
        - Ох, намучаюсь с тобой! - признала Муза, подходя и поправляя ему галстук. - Ты что думаешь, я за всеми так присматриваю? Гордиться нужно!
        Василий пришёл в себя.
        - Горжусь! - признал он. Муза покивала.
        - Ну, иди уже, - распорядилась она. - Время не ждёт.
        Телефон по-прежнему не отвечал, ноВасилий не огорчался. Ощущал: не берёт, значит - есть причины. Уже у самого пешеходного перехода заметил давешнюю старуху, Афанасьевну.
        - Как штык! - похвалила она его звучным басом. И опять курит «Беломор». Вот это здоровье! - Вот это я понимаю, дисциплина.
        От этой похвалы стало ещё лучше на душе. В лабораторию Василий вошёл и понял - все женщины ошеломлены. И почти сразу же явился шеф.
        - Василий Кондратьевич? - при посторонних всегда по имени-отчеству. Шеф рано облысел, а всочетании с высоким ростом и белым халатом выглядит жутковато. - Зайдите в мой кабинет, пожалуйста.
        Женщины переглянулись, но промолчали.
        - Но помните, что заказы никто не отменял, - предупредил шеф. - Это наш основной источник доходов. Я заглянул в бухгалтерию, там вам отчего-то не начислили две последних премии, кое-что ещё. Я всё уладил.
        УВасилия чуть челюсть не отвисла.
        - Не буду задерживать, - шеф поднялся иВасилий понял, что, по сути, шеф вовсе не зануда. Просто работа такая.
        - …Ой. Вася, ты молодец! - Вера, Вера Ивановна, то есть, обняла его. И было жуть как приятно. - Правильно, тема перспективная, а ты так и сидишь под тягой, здоровье гробишь.
        - А вы? - сам не зная, почему поинтересовался Василий. Раньше сидел, как пришибленный, как немой и глухой.
        - А мне до пенсии четыре года, - охотно сообщила Вера. - А потом займусь, чем хочется. Деньги-то сами в колбе не заводятся! - старая шутка, но вэтот раз все посмеялись. Василий чувствовал: им гордятся. Единственный мужчина в лаборатории, а довчерашнего вечера и непонять было - мужчина, или так, одно название.
        Работалось на удивление споро. Всё прямо-таки летало, и день прошёл незаметно. Василий шёл домой, весело насвистывая, и вздрогнул, когда его поймали за руку на противоположной от института стороне улицы.
        Нина.
        - Привет! - чмокнула его в щёку. - Ой, я тоже такая счастливая! У меня папа послезавтра изМосквы прилетает. Самое время!
        Василий на миг оробел. Папа уНины бизнесмен. Не то чтобы сильно «крутой», но семья живёт не внищете. И брат Нины, Василий припомнил, у её отца в конторе работает.
        - Согласен, - кивнул он. - Мои всегда дома, но кним ехать далеко.
        - Слушай, что с тобой случилось? - Нина взяла его за руки. - Ты так изменился вчера. Такой решительный стал. Ты про книгу мне сказал, а я даже ни минутки не сомневалась! Ты правда хочешь написать?
        - Да. Кальяненко сказал, обращаться за консультациями к нему.
        - Кальяненко?! - Нина отступила на шаг. И захлопала в ладоши. - Я знала, я знала! Ты ведь отправил тот рассказ, да? И он его заметил! Умница ты моя!
        ИВасилий смутился.
        - Я сегодня занята, - сообщила Нина. - У нас гости, прости. Завтра приду. Ты когда писать успеваешь?
        - Сам не знаю, - признался Василий. А что ещё сказать?
        - Слушай, расскажи хоть что-нибудь! - не выдержал Василий, исполняя обязанности повара. - Нам же с тобой ещё долго работать.
        - Не расскажу, - тут же ответила Муза. Она тихонько напевала что-то, очень мелодично и приятно, а стой стороны окна прыгали три синички и пели в ответ. И ведь вечер уже на носу! - Не мешай, они обидятся.
        Ладно. Василий закончил готовить второе из трёх блюд, которое умел готовить, макароны по-флотски, и заварил чай. Муза чистюля, чашки должны быть сверкающе белыми, на столе - чтобы ни крошки, и всё такое.
        - Спасибо! - Муза помахала птицам, и те, весело щебеча, унеслись прочь. - Ты же умный, да? Вот сам и пойми, почему не скажу.
        - Ну… что есть любишь есть, что пить, какую музыку. Или у нас только рабочие отношения?
        - Вот зануда! - возмутилась Муза, но тут же улыбнулась. - Прости, это я по привычке. Что я есть люблю, лучше не узнавай. Ты такого не купишь и неприготовишь. А слушать… - она соскочила со стула и убежала в комнату. - Иди сюда! - позвала Муза.
        - Вот это, - она ловкими движениями снимала с полки коробки с дисками, - или выброси, или при мне не слушай, а то убью. - А ну, дай руку. Нет, только ладонь. Закрой глаза и помолчи.
        …Василий едва устоял на ногах. Чёрт возьми, классная музыка! Звучала прямо в голове, и что-то смутно напоминала.
        - Понял? Будешь покупать что-то ещё, сначала послушай. Сам поймёшь, люблю или нет.
        Из сотни с лишним дисков на стеллаже она оставила только дюжину. Придирчивая!
        - Конечно, - покивала Муза. - Или забыл, кто я? Этот мусор пусть другие слушают. Хочешь - слушай, но чтобы я не слышала. Ну что, готов работать?
        И они сели работать. Как только Василий окончил с посудой и навёл на кухне порядок. Вот ведь, подумал, чуть не помянув снова чёрта, она тут живёт, а убираться должен я! И вновь устыдился. Стоило выйти из квартиры, иМуза казалась приятной, или не очень, выдумкой. А сейчас - ну ни капли не сомневался!
        7
        Дни понеслись один за другим. Я не дам тебе лентяйничать, пообещала Муза и да, не позволяла. Василий не сразу привык к тому, что Муза исчезает, как только Нина переступает порог, и возвращается, как только он остаётся один. И никаких намёков, вопросов. Ничего такого. Действительно, не лезет в чужую жизнь.
        Несколько раз, сидя по вечерам за столом, в компании сМузой, Василий незаметно щипал себя, побольнее. Не помогало. Муза никуда не пропадала. Сидела или ходила вокруг, иногда что-то напевала. Приятный голос, а слов не понять. Может, именно так звучит греческий? Ну, древнегреческий?
        Визит к родителям состоялся. Собственно, не первый. Они сНиной познакомились в ботаническом саду. Сад для ботаников, съязвила Вера Ивановна как-то раз, ноВасилия это не задела, даром что понимал - за спиной и его тут зовут «ботаником». Хотя вроде не зачто, но неругаться же с женщинами из своей лаборатории? Познакомились, как водится. случайно - Василий сидел и смотрел на изящно разбитый сад, цветник под открытым небом, аНина проезжала мимо на велосипеде.
        Так и началось. Уже третий год они так живут, встречаются - и родители, похоже, всё знают. Но нетребуют «немедленно расписываться». Современные! Но особого восторга возможный зять-«ботаник» не вызывал, хотя вот было видно: человек не богатый, но неради денег с их дочерью водится. Возможно, именно поэтому отец Нины относится к нему без особого восторга, но ибез презрения. Ладно, дело житейское.
        - Книга, значит, - отец Нины посмотрел наВасилия с удивлением. - Ну что же, Василий, давай тогда по-мужски, честно. Напишешь книгу - женитесь. Сколько писать собираешься?
        - Год, - немедленно ответил Василий, сам не понимая, почему именно год.
        - Договорились, - и будущий тесть, Семён Кондратьевич, пожал ему руку. И всё. Ни одного лишнего слова. Видимо, Нина уже поговорила с ними - не смотрели иронически, не усмехались, но видно было: не верят. Но раз дал слово…
        Василий вернулся домой как в тумане, понимая, что только что перешёл Рубикон.
        - Что такой смурной? - поинтересовалась Муза и улыбнулась, услышав историю. И зачем ей рассказал? Но уже рассказал.
        - Вот, это по-мужски, - согласилась она. - Что переживаешь? Ты работай, работай. А я тебе помогу. Я сказала, будет бестселлер - значит, будет. Веришь Музе?
        - Верю, - иВасилий протянул ей руку. ИМуза её пожала, улыбаясь. Ого, вот это сила!
        - …Слушай, - он заварил чай, это уже становилось ритуалом, и посмотрел на часы. Половина первого, скоро баиньки. - Вот скажи, почему ты ко мне пришла?
        - А я с тобой давно, - пояснила Муза. - Урывками. Вы же все такие образованные, в сказки не верите. А ты поверил, раз позвонил.
        - Понятно. А что потом? Ну, когда книгу напишу?
        И получил по шее.
        - «Потом» - суп с котом, - пояснила Муза на словах. - Ты у нас оракул, нет? Тогда и неговори о будущем, не лезь не всвоё дело.
        - Слушай, драться-то зачем? - вскипеть, как в тот, первый раз, не получалось.
        - Я не дерусь, я воспитываю. Вот с другими проще - им скажешь. они слышат. А утебя всё сквозь уши пролетает.
        Василий встал, и понял, что привязал себя кМузе. Своим сегодняшним обещанием. Напрочь привязал. Вот уйдёт она сейчас…
        - Уйду когда-нибудь, - согласилась та. - Не ты один в меня веришь. А что испугался? Талант у тебя, я просто чуть-чуть помогаю. Не яже пишу, ты пишешь.
        ИВасилий успокоился. Не полностью, но успокоился.
        - Ты бессмертна, да? - поинтересовался он, и снова не понял, почему спросил.
        - Пока в меня верят, - покивала Муза. - Ну ладно, уговорил. Но только один раз!
        И стала другой. Совсем другой, очень-очень похожей наНину. Но одета в эту, как её звали, тогу? Или как?
        - От тоги слышу, - отозвалась Муза. - Тогу от пеплоса отличить не может! Учись давай, а то рассержусь!
        - Красивая, - похвалил Василий, чувствуя, что да, в голове совсем нерабочие мысли появляются. Но хотелось, как ни странно именно восхищаться и смотреть, смотреть… Здорово быть вечно молодой! А сколько же ей лет, кстати?
        - Сколько есть, все мои, - Муза вновь стала очкастой, толстой и веснушчатой. - Я что, старуха, по-твоему? Ну вот то-то!
        Ходит сквозь стены, говорит с птицами, дождём и ветром… Ужас. Но ведь верится! Просто верится, и всё, и жить это не особо мешает!
        - Раньше все такие были, - Муза сходила на кухню, и вернулась с новым чайником. - Просто верили, и всё. Мне повезло, я всем вам нужна, а вот родственники мои… ладно, - она махнула рукой. - Выходим из графика! Садись давай, осталось совсем немного.
        Писать рукой ужасно неудобно. Каждое утро Василий садился за компьютер, один на всех в лаборатории, и там уже набивал всё в электронный вид. Своего компьютера пока нет. Что уж говорить, ведь и квартиру родители разменяли, не сам заработал. Сам пока что на мебель да прочую обстановку зарабатывает.
        - Да, ты прав, нужен компьютер, - Муза задумалась. - Не люблю я подарки делать без повода. В конце концов, я и так уже подарок. Но так мы с тобой долго провозимся.
        - Слушай, так я же ещё и неначинал книгу! Всё статьи пишу!
        - Вот, пора уже задуматься. Сейчас фантастику любят, с неё можно начать. Ты сам что любишь читать?
        - Кальяненко, - признался Василий. - Дика ещё. Брэдбери, Азимова. Много кого.
        Муза улыбнулась.
        - Мечтатель. Кальяненко - это хорошо. Думай! Как придумаешь начало книги, так и приступим. Но чтобы своё было, интересное! Думай, у тебя всего год остался!
        - Только начало? - не поверил своим ушам Василий. - А остальное?
        Муза поправила очки. Зачем ей очки?
        - Сам увидишь. Все по-разному творят, только глупости все одинаково спрашивают. Дописал? Умница, пора и спать уже!
        Интересно, подумал отчего-то Василий, а она умывается? Ест и пьёт, сам видел, а всё остальное как?
        - Приглашу в туалет как-нибудь, - рассмеялась Муза. Звонким голосом - такой у неё был, когда была в этом своём пеплосе. - Вот то-то! Как маленький, честное слово! Всё, спокойной ночи!
        И ушла - сквозь шкаф, на кухню.
        8
        Василий впервые проснулся так рано. Или так поздно, как посмотреть - половина пятого, это как? Вовремя успел проснуться окончательно, прежде чем прошествовать на кухню в весьма, весьма лёгком наряде. Летом, пока не топят, холодно; сосени по весну - жарко. Сибирь, одним словом.
        Музы не было. Ну нет и нет, дела у неё, мало ли. Василий подумал немного, не пойти ли назад, спать?
        Особого восторга мысль не вызвала. На столе стопка бумаг - вчерашние труды, в лаборатории с тех пор всё изменилось. Правда, без периодического понукания Василий всё ещё лентяй и мечтатель, но кого ещё могло бы занести в нынешнюю науку?
        Чаёв в доме развелось великое множество. Муза любит очень необычное, а синтезы в последнее время идут дорогие, а начислять что положено сотрудникам его лаборатории институт не забывает - вернее, шеф не забывает. Да иНина вносит свой вклад, если можно так сказать. Так она и незаметила присутствия Музы.
        Сегодня среда - сегодня придёт Нина. Шутки над «свиданиями по расписанию» не приедаются и, похоже, Нина невзначай как бы докладывает дома об успехах своего избранника, потому что при встрече вместо привычных уже шуток и многозначительных намёков, а то и пустого молчания «я тебя в упор не вижу» её родственники здороваются и вполне живо интересуются, как дела. И невозражают, что Нина три дня в неделю живёт сВасилием, без положенных формальностей.
        Как, как. В лаборатории - отлично, а вовсём остальном… Месяц уже пролетел, с момента, как Муза впервые появилась в жизни Василия, а пишется только научное.
        - Что у тебя сегодня? - Муза возникла без предупреждения. На этот раз - в весёленькой футболке, с мозаикой из осенних листьев, и драных джинсах. Откуда всё это берёт? Где переодевается? Ненужных вопросов всегда появляется тьма, ноМуза уже не каждый раз ехидничает. - Встреча с шефом?
        - Нет, ничего особенного, - подумал Василий. - Обычный рабочий день.
        - Нет, не обычный, - возразила Муза. - Раз рано встал, значит, что-то будет. Ну, чего стоишь? Заботься обо мне!
        - Вот спросить хотел, - Василий оглянулся, во время процесса заботы. - Нина хочет совсем сюда переехать.
        - Поздравляю, - Муза сама серьёзность. - Рада за вас. А что?
        - А мы с тобой?
        Муза тяжело вздохнула. Ну не может, не может Василий представить, как будет сидеть на кухне и что-то там творить. Не может!
        - Какой ты трудный, - покачала она головой, благосклонно принимая чашку с чаем и блюдечко с конфетами. Надо полагать, с зубами у неё тоже всё в порядке. - Я же сказала: в личную жизнь не лезу.
        - Но…
        И получил по шее. Во рука, прямо железная!
        - Увидишь, - пояснила Муза на словах. - Ты бы лучше подумал, как нас с ней познакомить! Что, боишься? Ну ладно, не знакомь, тебе же хуже. Да! Так вот, точно тебе говорю: сегодня у тебя что-то будет. Чтобы дома был как штык!
        Ещё бы он не был. Нина уж не забудет вытащить его из института и привести домой. Если надо, за ручку.
        - Слушай, - мысль была глупая, но язык ляпнул раньше. - А утебя что, тоже начальство есть?
        - Есть-есть, - Муза улыбнулась. - Тебе такое и неснилось. Сколько у тебя ещё статей на этой неделе?
        - Две нужно окончить, - признался Василий.
        - Окончим, - пообещала Муза. - Да, и будь другом, купи мне…
        И перечислила, что. Отговорки уже не принимались - Муза отлично знает о его, Василия, бюджете. Как-то так само получилось.
        Они шли домой. Через тот самый магазин, купить Музе чая и конфет. Конечно, Василий не говорил, что это Музе, потому что иНина разбирается в конфетах. Правда, не налегает. И неудивляется, куда всё девается в её отсутствие - тут Василию приходится заМузу отдуваться.
        Нина рассказывала про своих клиентов, ну, про детишек, с которыми занимается. Умеет же так рассказать, что не оторваться! Василий слушал, Нину вообще приятно слушать, обо всём рассказывает очень приятно, но…
        Он чуть не споткнулся. Нина поддержала его, не прекращая рассказа, и необратила внимания, куда смотрит Василий.
        А смотрел он через дорогу. Там, на той самой автобусной остановке, в том самом плаще стояла та самая старуха. Афанасьевна, или как её там. А рядом стояла Муза! В той самой футболке и втех самых джинсах! И говорила, не умолкая, а старуха слушала и благосклонно кивала, улыбаясь, с беломориной в уголке рта.
        Василий оглянулся ещё раз. Всё так же стоят и говорят. Муза посмотрела в его сторону и едва заметно кивнула. И постучала пальцем себя по запястью. Время, значит. Что за чёрт! Так они со старухой знакомы? Или просто захотелось поговорить с кем-то, а старуха была поблизости?
        Ничего не понимаю, подумал Василий, и понял, что ему задали вопрос, а он не обратил внимания.
        - Что ужинать будем? - Нина улыбнулась, потеребила его за рукав. - Очнись! Всё, ты уже не наработе! Дома чтобы о работе не говорил! Что сегодня есть хочешь? Вон магазин, зайдём? А то у тебя опять одни макароны.
        Макароны - это перебор. Муза уже успела пройтись по сидячему образу жизни и пригрозила, что если Василий начнёт толстеть, она ему такую диету устроит - не обрадуется. То есть обрадуется, но недиете.
        9
        Василий проснулся глубоко ночью - так показалось.
        Нина спит рядом. Крепко спит, крепче Василия. Но всегда с краю ложится - «чтобы через тебя не лазить всю ночь». Впрочем, оба спокойно относятся к упоминанию физиологических действий, что тут такого. А вот дома у родителей всё исключительно экивоками.
        Василий уселся. Ни в одном глазу! И бодрость в голове необычайная. Вот хоть садись и пиши! Допоздна писать не получается: Нина сказала категорически: или утро, или вечер мои! Наши с тобой! Иначе я дома ночую!
        Вчера был вечер. Василий долго смотрел на спящую Нину. Смотрел бы и смотрел, не оторваться. Часы тускло сияли во мраке - половина третьего. Ого! Выспался за два неполных часа?!
        Василий оделся - сам не понимая, что теперь делать. Взял тетрадь и авторучку, и, в конце концов зашёл на кухню.
        Не удивился, обнаружив там Музу. Теперь она была в белой футболке с портретом Эньи. Сидела, смотрела наЛуну и улыбалась. Прямо перед ней стояла чашка с чаем. Горячим! НоВасилий готов был поклясться. что не слышал, как закипает чайник.
        - Садись, - указала Муза, уступила хозяину квартиры его любимое место у окна. - Что-то пришло, да?
        Пришло. Точно так. Правильное слово: именно пришло. Василий сел за стол, и… как провалился. Помнил только, что писал и писал, что пропадали со стола пустые чашки чая, и появлялись новые. И тепло было, и уютно, и ветер за окном что-то приятное шептал. Несколько раз Василий поднимал взгляд наМузу - та сидела, улыбалась, и изредка кивала - работай-работай, я не отвлекаю. Показалось, или она уже не такая толстая, как была?
        Шаги. Ну да, по ночам иногда нужно. Нина встала, прошла - видно, что практически во сне - мимо кухни, даже не посмотрев, что там происходит. Вернулась, вскорости, и тоже не обратила внимания. Муза протянула ладонь и положила поверх ладони Василия.
        - Сделай перерыв, - предложила она. Тёплая, приятная ладонь. Василий поднял взгляд. Какой перерыв, пишется и пишется! Неважно, что всего лишь очередная статья, но ведь пишется же!
        Муза тихонько рассмеялась, покачала головой.
        - Иди, говорю! - И пропала. Вдруг, мгновенно, иВасилий осознал, что на столе стоит лампа, по стеклу украдкой постукивает дождик, а вдверях стоит Нина.
        - Опять работаешь! - притворно рассердилась она. - Ещё раз проснусь одна в постели, пожалеешь! - она прошла к столу, посмотрела на тетрадь. - Ого! - поразилась. Не листает в присутствии Василия, ему не нравится, когда так делают. - Вот это да… так много уже! Кто это тебя так вдохновляет?
        - Ты, - он поднялся и да, понял, почему перерыв. Ничего сейчас не значило в этой жизни. Только она. - Ты моя муза.
        Нина рассмеялась.
        - Правда? Ну, раз я муза, давай, заботься. Прямо сейчас!
        …Василий бросил взгляд на часы и очень удивился. Три часа десять минут. Ну не могло такого быть, он там часа три точно сидел!
        Нина потянула его за руку, и все ненужные вопросы махом испарились из головы.
        - Какая прелесть! - восхитилась Нина утром, пролистав тетрадь. - Вчера этого не было! Это ты написал за те полчаса?! Обалдеть!
        Полчаса? Она заметила, когда он встал? Василий открыл тетрадь и сам обомлел.
        Не статья. Их он пишет на отдельных листах, а тетради прикупил специально для своего. Всегда писал именно в тетрадях. На первой странице был заголовок: «Три кофейных зерна», а дальше…
        А дальше был детектив. Странный, но интересный, и ведь правда, что-то такое снилось! Точно, снилось! Василий читал и сам не мог оторваться.
        - Здорово! - Нина обняла его за плечи. - Я рада, что тебя заметил Кальяненко. Расскажи, какой он!
        - По дороге, - пообещал Василий. Мама родная, уже три минуты, как пора на работу идти!
        - Возьми, - Нина протянула коробку. - Нечего, нечего! Я знаю вашу столовую! Ещё пара лет, и будет гастрит, или что похуже.
        - Это ты приготовила? - опешил Василий. Но когда?? Вчера, вроде бы…
        Нина рассмеялась.
        - Вчера. вчера. Мы как пришли, ты сразу писать сел, труженик ты мой! - поцеловала его в макушку. - Ну всё, вставай, пора! И я не шучу, чтобы вечер или утро все мои были! Вон какие глазки красные, куда это годится!
        ИВасилию стало стыдно. Отчего-то перед обеими, как будто Муза стояла рядом и укоряюще глядела. Чёрт, и ведь сказал Нине, что она его муза, и ведь говорил то, что думает! Ладно. Уже прокомпостировали.
        - Намёк понял! - Василий встал по стойке смирно, иНина рассмеялась вновь. Счастливым смехом.
        Нина, за последним перекрёстком, повернула налево - там сегодня её работа - аВасилий пошёл дальше. И снова остановка, и снова та горбоносая старуха, и рядом с ней… Муза! Точно!
        Старуха обернулась и поманила Василий пальцем.
        - Вот, возьми, - протянула ему баночку. А вней - ягода. Земляника. Откуда осенью земляника?! - Возьми, возьми! Угости свою красавицу! Афанасьевна кого попало не угощает!
        Ну и бас у неё! Ей бы в дикторы идти!
        - К-к-кто вы? - Василий послушно принял баночку. Пахнет-то как! Ведь её держать в лаборатории, там, поди, все с ума сойдут!
        - Пенсионерка, - старуха улыбнулась, и подмигнула. И непахнет от неё табаком, а ведь смолит постоянно. - Ступай, Василий. Иди, иди.
        И уже в который раз он пошёл-пошёл.
        На работе оказался… ремонт. Вот именно в это время потребовалось что-то там чинить. Вера, так и неснявшая плаща, сказала только, что шеф всех по домам отпустил, такой вот отпуск вышел, не беспокойся - претензий не будет.
        Василий, совершенно обалдевший, отправился домой. По пути купил ещё чая, уже по привычке.
        - Бывает, - согласилась Муза. - О, замечательно, классный чай! Слушай, я у тебя задержусь потом ненадолго, сто лет обо мне так не заботились!
        - Задержись, - согласился Василий и вновь подумал, что Муза точно постройнела. Хотя она ведь какой угодно может быть, чему удивляться?
        И продолжил писать.
        - Ой, это мне! - восхитилась Нина, попробовав ягодку. Василий чуть со стула не упал: не заметил, как она вошла. И вспомнил, что последние два раза, когда чья-то рука ставила рядом с ним чашку с чаем, это была уже не рука Музы. УНины смуглые руки, от загара, аМуза вся белая, как античная статуя. Вот только сейчас дошло: кожа белоснежная!
        Статуя…
        - От кого это? - поинтересовалась Нина. - Работай, работай. У тебя такое приятное лицо, когда работаешь! Знаешь, дома до сих пор не верят, что ты что-то такое напишешь. Мама у меня всё ворчит, спасу нет.
        Василий, прямо скажем, не сразу понял, надо ли отвечать на вопрос. УНины многие вопросы риторические, достаточно просто дать понять, что услышал. А когда задаёт вопрос, который обязательно требует ответа, всегда даёт знать: или за руку берёт, или смотрит в глаза.
        Вот и сейчас. Держит в руке баночку с земляникой, а пахнет-то как! По всей квартире - летним лесом, росой и самой земляникой. И вовсе ей уже не интересно, откуда взялась баночка. Взялась и взялась.
        - Ворчит? - Василий с удивлением обнаружил, что за окном смеркается. И рука ноет, сил нет.
        - О, рассказ! - глаза Нины загорелись. - Можно прочесть? Я на кухне, не бойся. Да не бойся: поворчит, и перестанет.
        Знает уже, что читать что-то, написанное Василием в его присутствии не надо. Даже если просто отчёт о синтезе. Ну неприятно, когда читают что-то при тебе, что поделать. У всех людей свои пунктики.
        Прежде, чем Василий опомнился, Нина уже схватила стопку листов и умчалась на кухню. А когда Василий заглянул туда минут через пять, то увидел: Нина сидит поодаль, у окна сидеть не любит, а уокна сидит Муза, смотрит на кроны деревьев, кивающие ветру, и улыбается. Просто улыбается, и всё. Заметив взгляд Василия, она прижала палец к губам и махнула рукой. Нина, похоже, так и невидит Музу.
        Василий вернулся в комнату и возникла смутная мысль, что он и вдоме у себя уже не вполне хозяин, и вжизни вообще.
        А если наоборот, подумалось вдруг. А если только сейчас и становлюсь хозяином?
        10
        Василий обнаружил, что снова проснулся ни свет ни заря. Когда он оделся и перебрался на кухню, Муза уже ждала. С чаем и всем прочим.
        - Молодец, - одобрила она, похлопав ладонью по рассказу. Вот хоть убейте, не помнит Василий, как и очём писал! - Скажи честно, тебя критиковать можно? Или сразу кричать начнёшь, ногами топать, обзываться? Кальяненко сразу кричать начинал.
        Василий представил себе кричащего и топочущего Бирюкова-Кальяненко, и сразу стало смешно. И едва не заржал самым неприличным образом. Муза махнула рукой, и голова уВасилия закружилась.
        - Смейся, - разрешила Муза. - Не бойся, она не услышит.
        Дверь нараспашку, и неуслышит? Василий встал, и выглянул в комнату.
        Ему показалось, что он ослеп. Потом понял: не ослеп, а перестал видеть цвета. Ну, в темноте это обычное дело: в сумерках все кошки серы. Что-то там научно объясняется, почему в темноте люди цветов не видят. Но ведь и когда на кухню посмотрел, и там всё было серым-серо!
        И тишина. В оба уха словно по комку ваты засунули. Давит, неприятно, ничего не слышно. Василий поймал взгляд Музы и та поманила его рукой. Вид у неё был заговорщическим. Василий на негнущихся ногах вернулся на кухню, и тут же всё вернулось, и цвет и звуки. И запахи. Одуряюще, непереносимо приятно запахло чаем.
        - Слушай, ты уже верь мне, или как? - Муза махнула рукой - садись. - Я же вижу, что у тебя и силы есть. инастроение. АНина через десять минут проснулась бы.
        Василий улыбнулся. Проснётся и неувидит рядом - тут же утащит к себе. А вот будить её не хочется. Только попробуй невовремя разбудить, говорит, сразу стукну по чему ближе.
        - Не отниму я тебя, - недовольно заметила Муза. - Но кое-что надо обсудить, и сейчас же. Ты же для конкурса рассказ написал?
        - Для какого конкурса? - не понял Василий. Муза молча взяла с холодильника газету и протянула. Заголовок статьи был подчёркнут красным фломастером. «В городе есть таланты!», утверждал ни много ни мало сам мэр.
        Василий как стоял, так и сел. Ну не помнил, какой такой конкурс! И вообще не помнил, как и зачем написал рассказ.
        - Вот именно. Тебе нужно победить, - заявила Муза. - Что уставился? Сколько раз повторять: не я пишу, ты пишешь. Я просто…
        И замолчала. И что-то случилось с её лицом, тоска на нём появилось, или что-то подобное.
        - Ты просто что?
        Муза закрыла глаза и уселась.
        - Тебе нужна победа, - она произнесла, не открывая глаз. - Вам сНиной. Ты ведь хочешь жить с ней, долго и счастливо?Ну?
        Василий задумался. Вот ещё не было беды обсуждать с кем-то посторонним самое личное!
        Муза вздрогнула и открыла глаза.
        - Я посторонняя?! - видно, что ей ужасно обидно. Василий думал, что получит сейчас пощёчину, или что-то подобное, ноМуза просто исчезла.
        «Пиши сам», услышал Василий не ушами, но явственно. «Раз такой умный, пиши сам».
        - Слушай, я обижусь! - он открыл глаза. Нина стояла перед ним, в ночной рубашке. - Ты чего по ночам здесь сидишь?
        - Творческий процесс, - ляпнул Василий первое, что пришло в голову. Нина улыбнулась и уселась к нему на колени.
        - Слушай, ты пьёшь так много чая! - она посмотрела на открытую, пустую почти жестянку. - Неделю назад она была полная. У тебя сердце не болит?
        - Болит, - Василий прижал её к себе. - Но неот чая.
        Нина рассмеялась, уже вполне счастливая.
        - Мне вчера звонил, представляешь, Кальяненко! Да-да! Сказал, что он рекомендовал твой рассказ на конкурс. Тебя дома не нашёл, мне позвонил. Откуда он мой телефон знает, а? Слушай, я до сих пор не верила, что ты что-то можешь такое написать!
        Василия как холодной водой окатили.
        - Вот дурачок! - она прижала его голову к своей груди. - Ну ты же понял меня! Кальяненко все знают, а он кого попало рекомендовать не станет. Ты ведь ему кто? Родственник, друг?
        - Знакомый, - сумел ответить Василий. И впрямь, с чего бы Кальяненко так хлопотать? А может… нет, про Музу говорить вовсе не хотелось.
        - Вот! Просто знакомый. Можно, я прочитаю? Твой рассказ?
        - Потом, - Василий почувствовал, что вспотел. Он сам не понимал, о чём речь. Если осознаёшь, что написал что-то, но вупор не помнишь, что, самое время задуматься о душевном здоровье. Ну или просто отдохнуть.
        Нина покивала. Не обиделась, понял Василий.
        - Тогда пошли со мной! Ну нельзя столько чая пить, правда! А отдых я тебе устрою.
        Муза не появилась ни в тот день, ни на следующий. АВасилий, едва улучил момент, прочитал рассказ. Странно. Ему понравилось, пусть даже и мысли не было писать в жанре киберпанка, мистика и шпионские романы интереснее! Но вот он, и повсему видно, писал сам Василий. И ведь самый настоящий киберпанк. И, между прочим, не так уж плохо. НеКальяненко, неГибсон, неСтерлинг, неДик… но очень даже неплохо! Нет, на самом деле неплохо!
        Ничего не понимаю, думал Василий время от времени. А жизнь шла себе своим чередом, и всё в ней, каждая мелочь, каждое обязательное события дня, оставались прежними. На первый взгляд.
        НоМузы не было. А вечером, едва Василий сел за стопку бумаги, ничего в голову не пришло. Ну вообще ничего! Так и сидел, пока не плюнул, мысленно, и несел смотреть кино, вместе сНиной.
        И - что-то всё-таки случилось. Стоило посмотреть на что-нибудь или кого-нибудь, как виделось многое из того, что раньше не отмечалось.
        Скажем, дворник. Его Василий раньше просто не замечал, как не замечаешь привычные предметы обстановки. Дворник, с редким именем Харитон (во дворе его чаще звали «Васильич»), и его верный друг, пожилой ротвейлер Борька. Василий вышел из дому и, неожиданно для себя, заметил Харитона свет Васильевича. Герой социалистического труда, в прошлом были и такие, чинно курил, прислонившись к стволу могучей берёзы, и осматривал свои владения с чувством удовлетворения. Ну да, во дворе всегда чисто и убрано. Борька, с совершенно уже седой мордой, сидел у ног хозяина и зорко следил за порядком.
        - Добрый день, Харитон Васильевич, - неожиданно для себя поздоровался Василий и дворник с улыбкой кивнул. Ему явно понравилось, что его заметили. Сочетание телогрейки, фартука и метлы отчего-то притягивало внимание, не отвести взгляда. А ведь он фронтовик, вспомнил Василий, а много ли их осталось теперь? Много ли тех, у кого можно узнать про то время, о подробностях расспросить?
        И так повсюду. Каждый дом, каждое дерево, каждый уголок той дороги, по которой Василий уже который год ходил на работу, показали свои необычные стороны. Вроде бы и раньше видел, а незамечал. «Двухствольная» берёза оказалась сказочным птичьим городом, в её почти шарообразной кроне удобно разместились десятки гнёзд. Фонари, это стало совершенно понятно, сутулились, всматриваясь в продавленный асфальт и негромко говорили между собой по вечерам, когда приходила пора просыпаться. А новая знакомая, назвавшаяся Афанасьевной, определённо была из сказки. Вот только кто она, кикимора или Баба-Яга, понять не удавалось.
        Мир стал ярче. Но вот когда доходило до работы…
        Та часть, которая связана с синтезом, была в полном порядке. Может, рано говорить о мастерстве в этой области, но получалось всё весьма неплохо, и скаждым днём всё лучше.
        А вот литература…
        Вот тут всё вернулось к тому времени, когда Василий написал тот самый, первый свой, рассказ. Последний казался чем-то внешним, не своим - написать именно так ещё хотя бы пару абзацев не удавалось.
        - Отдохни, - посоветовала Нина, с тревогой наблюдавшая за тем, как меняется лицо Василия. стоит ему попробовать продолжить работу. - Надо же себе и отдых позволять! Куда ты так торопишься?!
        И впрямь, куда?
        По вечерам, а потом и ночам Василий стал подолгу задерживаться на кухне. Посматривал в банки с чаем - нет, ничего не меняется.
        Значит, она всё-таки ушла.
        От осознания такой мысли стало настолько страшно, что… в общем, Василий вновь выпал из реальности, память не сохранила, что и где он делал. А когда пришёл в себя, то в тетради, черновике, было уже кое-что написано. И заглавие было странным для художественного произведения: «Валентность».
        11
        Рассказ между тем был принят, но - более ничего. Жюри твёрдо хранило свои тайны, никому ничего не говорило. Даже если произведение отвергнуто, узнаешь об этом только на вручении наград.
        То есть - в ноябре. Через месяц почти.
        А вначале октября следующего года истекает срок, когда он пообещал написать книгу. Вот уже видел эту книгу, мистический триллер-детектив, и даже название уже есть: «Мгла небесная». Само откуда-то взялось, и - в точку. Именно о мгле с небес там речь.
        Но… написалось три абзаца, посмотрел на них - и выбросил бы. Не то, Не беда, первые рассказы тоже раз по десять порой начинал писать, и ничего. Лиха беда начало!
        И вот - эта «Валентность». Василий увлечённо пробежал по немногому тому, что было - а было чуть не пять страниц, мелким почерком и почти без правок. И понял: снова киберпанк. Да что за напасть?!
        С третьей стороны, а чем так уж плох киберпанк? Ну не вполне то, что хотелось написать. И писать не собирался: столько этого киберпанка начитался, особенно Кальяненко, как после этого не подражать?
        Но - не подражание. Странно, поразился Василий, во время очередного ночного бдения за текстом. А идея действительно хорошая! Кто сказал, что вся эта виртуальная реальность - это обязательно вживлённые в тело чипы, провода и прочая компьютерная ерунда? А вот фигу вам! Можно и чистой химией обойтись!
        …днём, раз уж речь пошла о химии, он поговорил с преподавательницей биохимии и генетики. Как-то так пересеклись. Она, что удивительно, не только знала, что один из её выпускников пишет фантастику в свободное от зарабатывания денег время, но ипрочитала даже. То, что публиковали давеча в газете.
        - Может ли человек сам воспринимать радиоволны? Без технических устройств? - видно было, что вопрос её озадачил. - Василий Кондратьевич, это вам зачем? А… - улыбнулась и поправила очки. И перестала казаться сушёной воблой в шляпе. - Понимаю. Что же, я думаю, ничего, принципиально невозможного здесь нет. Однако…
        И доехали, оба, до конечной - так заговорились. Расстались они весьма тепло, а ведь раньше Ольга Владимировна, чуть что, качала головой, слушая краткий ответ на вопрос, как дела. А какие могут быть дела? Нет дел. Есть работа, и всё. А остального, считай, и нет. В том числе жизни.
        Последняя мысль пришла уже на кухне, глубокой ночью, иВасилия передёрнуло. А ведь Муза права. Прогони он её… и кто знает, что было бы потом. И откуда силы взялись начальнику позвонить?
        - Муза, - позвал Василий, прикрыв дверь. - Я был неправ. Извини, пожалуйста.
        Молчание. Ничего и нигде не отзывается. Ветер приглаживает кроны деревьев за окном. Ведь дома стоят, практически, в лесу! И как приятно вот так вот посмотреть на настоящую природу! А раньше не замечал даже, как тут красиво!
        - Знаешь, - Василий встал и включил чайник, лёгким прикосновением к сенсору. - Я всё равно буду писать. С тобой или нет, но буду. Спасибо, что помогала.
        Молчание. Но как-то спокойнее стало на душе. Ладно. Продолжаем! ИВасилий взял авторучку и уселся поудобнее. И тут же перестал бояться октября следующего года. Валентность, подумал он. А ведь хорошее название! Значит, у меня всё управляется химическим путём, а уж подробности я допишу, если нужно. Именно валентность! В меру таинственно для непосвящённого, в меру коротко и, главное, в точку!
        Тетрадь лежала в лужице света под лампой, ветер что-то свистел за окном, приятно так свистел. А строки сами собой, казалось, падали на бумагу, застывали в ней - тени мыслей, причудливые и интересные.
        Чашка с чаем уже дважды пустела и дважды наливалась снова. Вот опустела и втретий раз.
        Василий не заметил, как её забрали. Заметил, когда поставили, полную, на самый край светлого озерца на столе. Поднял взгляд, и чуть не уронил чашку.
        Муза. Толстая и вочках. В чёрной майке и серых джинсах. Понравились ей джинсы, смотри-ка!
        Она прижала палец к губам, и улыбнулась.
        И сразу стало хорошо так, спокойно. Она всё слышала, подумал Василий, с трудом опуская взгляд на бумагу. Вот и хорошо. Да я и сам напишу, пусть даже надо будет по сто раз переделывать.
        - Хватит, - Муза легонько постучала кончиком пальца по его запястью. - Нет, правда, хватит. А теперь перечитай, вот отсюда, - она указала, откуда. - Просто перечитай, и всё. Вслух, если можно.
        Вслух?!
        - Вслух, вслух, - подтвердила она, и вовзгляд явилось прежнее, стальное выражение. - Ты не знал, что все свои работы надо читать вслух? Теперь знаешь. Вот бери и читай! Что, стесняешься? Я не буду смеяться! - пообещала она тут же. - Хочешь, уйду пока, чтобы не смущать.
        - Нет, останься, - попросил Василий иМуза снова улыбнулась. Отошла к столу, налила и себе чаю.
        АВасилий начал читать. Вслух. Не слишком громко, правда.
        - Замечательно! - Нина сияла. - Слушай, а почему киберпанк? Ты же что-то другое собирался, я помню. Детектив вроде.
        Да. Собирался. Но вот как-то так само вышло.
        - Мне всё равно нравится! - Нина обняла его и поцеловала. - Но тебе придётся мне химию эту объяснять.
        - Что, непонятно? - иВасилий понял, что да, непонятно. А что было ожидать? Это ему вся органика с неорганикой родная и очевидная, а остальным?
        - Всё, я понял, - Василий склонился над текстом. - Надо будет добавить кое-что. Чтобы и другие поняли. Спасибо!
        Помимо Харитона Василий стал чаще здороваться сПантелеевой, Агриппиной Васильевной. Начальница ЖЭУ. Неопределённого возраста дама, с крашеными волосами и, словно Афанасьевна, всегда с сигаретой в зубах. Голос, к слову, не такой бас, но зычный. А уж когда Пантелеева крепко выражалась, любой портовый грузчик сгорел бы от зависти.
        И всегда у неё при себе ножницы. Секатор. И постоянно что-нибудь ими подправляет, даже осенью и зимой.
        - А, Василий, - кивнула она утром, когда Василий вышел - платить дань мусорной машине, мусор выносить, по-простому. - Твою мать! - крикнула она, глядя за спину Василия. - Сергеев, ну-ка собрал всё это г…, чтобы во дворе чисто было! - она вновь посмотрела наВасилия - тот уже собирался войти в подъезд. Ну не любит он крепких выражений. Особенно от женщин.
        - Развелось лентяев, - пояснила она и, ловким щелчком, отправила свой бычок прямо в урну. - Так это правда? Ты у нас книгу пишешь?
        - Пишу, Агриппина Васильевна, - признал Василий. И откуда знает?
        Начальница посветлела лицом, и взяла его за запястье.
        - Знай наших! - прогудела она. - Не забудь сказать, когда в магазинах будет!
        - А вы что любите читать?
        - Я не читаю, - отмахнулась она. - Некогда. С этими паразитами вообще жить некогда. - Она оглянулась. - Шерлока Холмса читаю, - призналась шёпотом. - С детства любила. Ну всё, пора мне. Пиши, пиши, Вася, старайся!
        Василий только головой покачал, глядя, как Пантелеева громогласно наводит порядок. Держа в руке секатор. Для убедительности?
        12
        Новый Год прошёл очень даже приятно. Как год встретишь, так и проведёшь, повторяла Нина, и встретили отменно. Трижды встретили. Дома у себя, вдвоём; потом - у одних родителей, потом у других. Родители Василия и нескрывали сомнения, что сын спарвится, но - счастливы, иНиной довольны.
        Все и всем довольны.
        Что-то всё-таки происходило, раз будущие родственники со стороны будущей супруги стали добрее и внимательнее. Нина, конечно, часто говорит с ними, и, возможно, даже делится ходом творческого процесса.
        Пусть.
        А самым приятным был звонок Кальяненко, за три часа до наступления Нового Года.
        - Василий Кондратьевич? - услышать голос Бирюкова-Кальяненко Василий ожидал менее всего. - Вас можно поздравить?
        - СНовым Годом вас, Ар… Борис Сергеевич!
        - И вас также, - голос Кальяненко потеплел. - Так вам ещё не говорили? Странно. Тогда я первый. Поздравляю с первым местом в конкурсе!
        Василий так и сел. Хорошо хоть, на стул. Нина бросилась к нему, но увидела лицо и отошла в сторонку, улыбаясь.
        - Очень, очень хорошо написано, - продолжал Кальяненко. Слышно было, что и поего сторону трубки вовсю идёт ожидание Нового Года. - Жюри у нас строгое, но только один снизил оценку. Чистая победа, Василий Кондратьевич. Вручение премий и награждение будет пятнадцатого.
        - С-с-спасибо, Борис Сергеевич!
        - Мне за что? Вы сейчас что-нибудь пишете?
        - П-п-пишу.
        - Вот и замечательно! Как напишете, обязательно позвоните. Вам нужно публиковаться. Я вас кое с кем познакомлю. Ну, не буду отвлекать, приятного праздника! - короткая пауза. - Низкий поклон вашей Музе!
        - С-с-спасибо! - ответил Василий уже коротким гудкам.
        - Ты такой счастливый, - Нина схватила наброшенное на спинку стула полотенце, осторожно смахнула с его лица слезинки. - Победил, да? Твой рассказ победил?
        Василий подтвердил кивком. Голос ещё не вполне работал.
        - Вот умница! - Нина уселась к нему на колени, обняла. - У нас всё получится! Всё-всё! Я знаю!
        Но был ещё и четвёртый Новый Год. Который случился сразу после первого.
        Даже под Новый Год Василию не удалось просто поваляться и поспать. Выработался уже рефлекс вставать рано и бежать на кухню - трудиться. И статьи получались что надо, спасибо Музе, и… «Валентность». Да. Вот последняя получалась особенно хорошо. Уже закрутился сюжет, уже жадные и недалёкие политики готовили Земле катастрофу… которой не суждено случиться. Нет. УВасилия всегда и везде счастливый конец. Участники конкурса и над этим смеялись.
        Муза была там. В половину третьего первого января она сидела… но нев майке и джинсах. В этом своём пеплосе. И была уже не толстой.
        - Садись, - улыбнулась она, и мир по ту сторону дверного проёма посерел. Василий уже знал, что это. Там, за пределами кухни, сейчас не движется время. Непонятно, откуда Муза брала это время, оно шло только здесь, а вокружающем мире всё замирало. Во второй раз Василий не нашутку испугался - ведь иНина выглядела неживой. не дышала, не шевелилась. Но вскоре перестал и бояться, и удивляться. Когда Муза на кухне, она всегда дарит как минимум час времени.
        - Муза, я…
        - Не сейчас! - она достала откуда-то высокий кувшин, две чаши - именно чаши, в каждую, поди, литра по два можно налить - и налила им обоим. Чуть-чуть, на самое донышко.
        - СНовым Годом! - она подняла свою чашу - кубок? - первой.
        Обалдеть какое вкусное вино! Василий так и сказал. И… заметил хитрую улыбку на лице Музы. Вот ведь может быть красавицей! Прямо как те статуи… на чём они были, наПарфеноне? Или ещё где?
        - Нет, не надо сейчас о грустном, - она прижала ладонь к его губам. - Просто пей. Не бойся, плохо не будет. А если боишься, я так сделаю, что она ничего не заметит.
        - Ты красивая, - искренне восхитился Василий и понял уже, что ему нужна Нина. Нина и только Нина. Муза ему тоже нужна, но… вот получалось восхищаться и красотой, и прочим колдовством, не теряя головы. Вот так примерно. - А вино откуда?
        - Думай, - посоветовала Муза, нахмурившись, но глаза её выдавали. Улыбается.
        - Вакх? - предположил Василий, рассмотрев кувшин. И вовсе не кувшин, а амфора, просто небольшая. Трудно не узнать Вакха, который на ней изображён. Со всеми атрибутами.
        - Умница! - похвалила Муза. - Да, лично он. Специально мне оставил. А я тебе принесла.
        - Обалдеть! - не сдержался Василий снова, заглянул в амфору. - Слушай, она почти до краёв! Как это?
        - Не знаю, - рассмеялась Муза. - Наверное, братец постарался. - Пей, пей! Не опьянеешь! Это тебе не водка!
        - СНовым Годом! - он, повторяя жест Музы, немного плеснул в обе чаши, поднял свою первый. - С новым счастьем!
        - С новым счастьем, - согласилась Муза. - Победил в конкурсе? Замечательно! Теперь купишь компьютер, и будем работать ещё лучше!
        Василий хотел вздохнуть, но неосмелился. Муза снова на работе.
        - Не обижайся, - Муза обняла его - Василий уже знал, лучше и непытаться ничего делать, а то по рукам и шее получишь - и легонько поцеловала в щёку. - Мне пора. Хочу поздравить ещё кое-кого, - подмигнула она. - А это, - она отодвинулась иВасилий заметил что-то высокое, прикрытое полотенцем, - подарок Нине. Сам придумай, от кого. Не скучайте!
        И исчезла.
        И снова амфора полна до краёв. Вот это да! И чаши на месте, и… под полотенцем оказались две керамические кастрюли, или как это называется? В одной было тушёное с чем-то мясо, в другой - несомненно, салат. А пахнет как! Василий не удержался, попробовал и то, и другое. Прелесть! А записка под ними что означает?
        Почерк Музы. Ого, рецепт! И того, и другого. Ладно, это нам пригодится.
        Василий ещё раз отпил вина, ополоснул обе чаши и сел ждать, когда Нина проснётся. От вина в голове стало приятно, тепло, опьянения не было. Ну, такое, которое от привычных вин.
        Придётся соврать, подумал Василий. Немного, но соврать. Вот зачем она оставила рецепт!
        - Где ты этому научился? - удивилась Нина, когда Василий, пусть и неуклюже, но сумел воссоздать оба блюда по рецепту. - Вот не ожидала!
        Ну да, ну да. Шутки по поводу ограниченного набора блюд, которые Василий умеет готовить, никогда не приедаются. Ведь беззлобно, да и дома ему никогда не позволяли всерьёз учиться готовке. Сам, как тот Ломоносов. А кслову, умел ли готовить Ломоносов? Дома у василия и мама, и бабушка священно следили за разделением мужских и женских дел. Вот и вышло: лапша по-флотски - шедевр кулинарного искусства. Хорошо хоть Нина не смеётся. Ссылка наНиро Вульфа, и неочень уверенные заявления, что знаменитые повара все, практически, мужчины не принимались: Мало ли какой вздор в книгах напишут! И мало ли, что там у них, за границей творится! У нас в семье так заведено. Точка.
        И вот - получилось воссоздать действительно вкусное, пусть и пошпаргалке.
        - Во даёшь! - восхитилась Нина, уже после того, как оба поели. - Нет, правда вкусно. Ну говори давай! Кто научил?
        Была не была, решил Василий.
        - Муза, - признался он.
        - Я? - удивилась Нина и рассмеялась. - Это как?
        Ну и что теперь говорить? Скажешь, «настоящая Муза», и обе обидятся. До чего трудно с женщинами!
        - Вдохновила, - вздохнул Василий. - Рецепт мне дали. Вот я и попробовал.
        - Правда?! Покажи! - потребовала Елена. - Какой интересный почерк. Женский, да? Я её знаю?
        Всё чувствует, понял Василий. Ну хоть ты лопни, не знаю, как же ей сказать.
        - Не знаю, - ответил он честно. - Может, и знаешь. Она тебя точно знает.
        - У моей бабушки похожий почерк, - Нина вглядывалась в рецепт. - Вот глупый! Думаешь, ревновать буду? Мы же честно друг с другом, забыл? Как её зовут?
        - Муза, - признался Василий. - Так и зовут.
        - Редкое имя! - восхитилась Нина. - Слушай, познакомь нас! Я обожаю новые рецепты!
        - Познакомлю, - пообещал Василий и был награждён поцелуем. Долгим-долгим и сладким-сладким.
        …Амфора была полна до краёв. Но вэтот раз не спешила «доливаться». Василий усмехнулся, и - вздрогнув - посмотрел, зачем-то, на потолок и произнёс, убедившись, что Нины нет на кухне.
        - Я не над вами. Спасибо за вино! СНовым Годом!
        Я чокнулся, подумал он, и отчего-то не испугался. Муза, Вакх, Мойры… Вот почему я не удивляюсь? ИКальяненко - как он с ней познакомился? Надо будет расспросить.
        13
        …Компьютер оказался вполне даже современным. Нина не только не стала возражать, но даже уговаривала, едва заметив, что Василий в сомнениях.
        - Сейчас все файлы требуют, - пояснила она. - Ну и зачем время терять? Пока перепишешь, время же пройдёт! А увас там один компьютер на троих.
        - Мне на бумаге удобнее править, - возразил Василий, не очень убедительно.
        - Правь! Распечатай и правь. Ой, брось, в самом деле! Ну найдём, где распечатать! И кого помочь тебе, найдём. Я в этом сама не очень соображаю.
        …Компьютер перекочевал на кухню, где ему выделили отдельный стол. Есть звуки, которые Нине мешают спать, например - стук по клавишам А раз уВасилия есть теперь привычка работать по ночам… Трудно было найти на такой кухоньке место, но - пришлось. Хорошо хоть, мониторы теперь плоские, места много не занимают. Компьютер на пол, остальное и наокно можно убрать, если что. Так и поселились в доме новые технологии.
        …Василий пошёл уже, по привычке, на кухню, когда услышал оттуда знакомый стук. Очень тихие клавиши, и почему Нина говорит, что они ей мешают. Ладно, мешают и мешают, слух у людей разный.
        Муза сидела за компьютером и что-то сосредоточенно делала. Уверенно водила мышкой, бодро, очень быстро и почти бесшумно стучала по клавишам.
        - Во даёшь! - восхитился Василий, прикрыв дверь.
        - Здравствуй, здравствуй, - она не повернула головы. - Что ты, что Кальяненко… оба безрукие. Ладно, я всё уже настроила. Всё, можешь работать!
        - Ты и вэтом разбираешься?!
        - А что, нельзя? Доживёшь до моих лет… - она фыркнула, поправила очки. - Всё, садись работай. Понравилось ей? Ты же сам потом приготовил, да?
        - Откуда ты… да, понравилось. С тобой просила познакомить, - Муза улыбнулась. - Что, не хочешь?
        - Не так быстро, - она присела на соседний табурет. - У меня дела, прости. Смотри-ка, сам всё понял!
        - С другими работаешь?
        - Могу и полбу дать, - Муза перестала улыбаться. - Ты что думаешь, я просто настроиться тебе помогаю? Забыл, кто я?
        Она живёт, понял Василий. Догадка пришла неожиданно. Она живёт во всём, что я пишу. Чёрт, во всём, что люди пишут с ней!
        - Без чертей! - она заехала ему кулаком в бок. - Забудь это слово! Мне неудачники не нужны! Вот то-то же. Да. Зачем я тебе показалась… работал бы, как все, и всем было бы спокойнее.
        - Тебя нужно видеть, да? Хоть когда-то? По-настоящему верить?
        Она кивнула, и вглазах её Василий увидел… слёзы. На столе всегда есть стопка салфеток. Неуверенно протянул одну Музе.
        - Спасибо, - она покивала. - Всё понимаешь. Больше бы вас таких! А то иногда сама думаю, что меня нет на самом деле.
        Странно, но на«вас таких» Василий не обиделся.
        - И много нас таких? - поинтересовался он.
        - Трое, - тут же отозвалась Муза. - Теперь четверо. Кальяненко по мне скучает, к нему обычно захожу… Всё, что-то я расклеилась. А мы от графика отстаём! Садись работай, Василий. А я пока чай сделаю.
        «Я на работе». Василий только головой покачал. Вот иногда хочется взять и стукнуть… легонечко, по лбу. Или сказать ей, кто она такая!
        - Ну и скажи, - Муза, стоя к нему спиной, рассмеялась. - Скажи, скажи. Вот то-то! Всё, прости, я что-то сегодня злая. Но мы на самом деле отстаём от графика. Как перестанем отставать, вот тогда и познакомишь.
        «Валентность» шла полным ходом. На всех парах. Поначалу Василий хотел был отойти в соседний жанр, ну или как они называются - стимпанк. Как в«Лиге выдающихся джентльменов». Но отчего-то устыдился и продолжил.
        Итак, вот она, идея: связь между людьми и соВсемирной Сетью устанавливаем, создавая в мозг человека и нервной системе вообще специальные клетки. Поговорил с биологами, спасибо Ольге Владимировне, свела с кем нужно. Можно! Теоретически вполне возможно, правда, не при нынешних технологиях. Ну вот и славно.
        И началось всё с так называемого простого человека, который, сидя в лаборатории, варил для зарубежных заказчиков мудрёную органику, и надосуге, покопавшись в справочниках, стал задумываться, а что она, органика эта, может с человеком сделать?
        А ктому моменту уже начали исполняться зловещие планы, и люди, «подключенные» химическим образом, уже становились частью всемирной сети и транслировали туда, и принимали оттуда директивы, не сразу догадываясь, что ими управляют. Ловко, но управляют. И вот лаборант, самолично участвующий в организации этого электронно-химического конца света, стал первым сыщиком, который двинулся по следу.
        - …Вот объясни! - потребовала Нина. Она стала главным критиком. Любые её возражения или принимались без особых мучений, и это значило, что пустяковые - или вызывали чувство протеста, плавно перерастающее в гнев. И это значило, что возражения по делу. - Я в химии не очень разбираюсь. А многие вообще не понимают! Пиши так, чтобы можно было хотя бы догадаться!
        - Вася, ну я правда не хотела! - испугалась однажды Нина, после того, как Василий, после очередного сеанса такой критики, удалился мрачно на кухню и уселся, выключив монитор, глядя в пустоту и потребляя чай, чашку за чашкой. - Извини, пожалуйста!
        …Я вот тебе скривлюсь, говорила Муза накануне. Вот она не извинялась - ну, почти никогда. Сам прочти! Нет, вслух! Она не слышит, ты забыл, что время там не идёт? Вот прочти! Всё подряд! «Вс-вс-вс», трижды в одном предложении, из шести слов! Язык не споткнулся? Ещё прочти! А это? «Жи-жу-жо». Ага, улыбается он. Читать противно! А читать надо вслух! Всё вслух! Вот тогда и поймёшь, какой у тебя язык! Вот ещё, не буду я ничего подсказывать. Я не корректор! Не хочешь, не правь, но я так просто не отстану!
        - Нина, - он очнулся. От странного и неприятного чувства. Не сразу нашлось ему название - жалость, что ли. К себе самому. К своим гениальным и непонятным словесным структурам. - Извини, пожалуйста. Всё правильно.
        - Что? - улыбнулась она, вытирая покрасневшие глаза.
        - Если критика приводит в ярость, значит, всё совершенно верно. Мне говорили.
        - Кто? Муза?
        Василий кивнул.
        - Слушай, ну познакомь уже нас с ней! - Нина смотрела серьёзно. - Ну вот, опять дуешься! Ты с ней по ночам общаешься, да?
        Ничего от неё не скроешь. Да и нужно ли?
        - Хоть бы раз вовремя проснуться… - она поморгала. - Слушай, только честно! Я тебе правда не мешаю, когда по ночам тут появляюсь? Если тебе одному лучше работается…
        …Всё, говорила Муза, на сегодня хватит. Иди к ней. Да, пока сам не поймёшь, как надо обращаться с теми, кто тебя любит, буду напоминать.
        - А ты кого любишь? - спросил он тогда в ответ. ИМуза впервые не нашлась с ответом. Он даже подумал, что сказал, наконец-то, то единственное, что нельзя было говорить. Она отвернулась, вернулась к окну и, Василий это не сразу осознал, на несколько коротких секунд стала той, в пеплосе - очень похожей наНину, но ослепительно белокожей, как мрамор, и лицом - точь-в-точь как на тех барельефах, статуях и прочих картинах, где её изображали. И вернулась в свой «рабочий» облик, толстушки в очках. Правда, на майке у неё теперь был портрет её самой, в том, настоящем виде. Муза посмотрела на майку, и там возник портрет Робертино Лоретти. Василий протёр глаза, хотя вроде бы уже привык к этим её чудесам.
        - Прости, я не… - она прижала палец к его губам и улыбнулась. И вытерла слёзы. Ясно, что не скажет. Но ине обиделась. Глазами указала Василию на дверь, и тот послушно ушёл. Впрочем, его ночная вахта так и так уже окончилась.
        Больше он этот вопрос не задавал.
        - Не мешаешь, - он обнял её. - Просто я жаворонок, а ты…
        - Только скажи про сову! - она оттолкнула его, и тут же рассмеялась. - Ладно. Всё, хватит о книге, правда. Пусть полежит до завтра.
        14
        Месяц март уже стучался в окно, когда это случилось. Василий и сам толком не понял, что именно, но случилось.
        - Киберпанк? - Агриппина Васильевна вполне живо интересовалась успехами Василия. Понятно, что во дворе все всё знают, иНина вызывала поначалу не очень лестные взгляды… сказывается, что «дом пенсионеров», людей старой закалки. Но вот прошло всего ничего, а косые взгляды прекратились. - Это я не поняла, это про эти железки в мозгу и всё такое? Ты же детектив писал! Василий!
        Да. Странно. Вот и всамом деле: твёрдо решил начать с детектива. С фантастического, чтобы приятное с полезным. И да, говорил об этом время от времени. А теперь выходит, что соврал?
        - Как-то так само получилось, - развёл руками Василий, чувствуя себя очень неловко. Хотя вроде бы, какое ей дело? Ну мало ли, думал одно, вышло другое. Обычное дело.
        Агриппина Васильевна покачала головой, ободряюще улыбнулась и щёлкнула своим секатором.
        - Ты, главное, пиши хорошо! Чтобы не оторваться!
        …Книга уверенно двигалась к финалу. Настолько уверенно, что стало ясно: июнь или июль, и книга готова. Потом ещё месяц посидеть над ней, мелкие ошибки и всё такое исправить, и… что дальше, Василий пока не думал.
        И как всё удачно сложилось! На работе теперь совсем другая атмосфера, хотя там о своих литературных трудах он не очень распространяется, хотя страсть как хотелось похвастаться. И вообще всё идёт гладко и легко. Даже не верится!
        - …С отцом поругались, - отсутствующим голосом пояснила Нина. - Ой нет, не грей голову. У него там попался заказчик дурной, такое бывает. Пришёл домой злой, сказал про тебя пару слов. Завтра извинится, не переживай. Просто… я не могу сегодня о книге, прости. Посиди со мной, а? Идём погуляем, пока такая погода!
        Погуляли. Много чего было. Нина плакала, видно, отец сказал что-то очень неприятное. И правда: книга подождёт, ничего не случится.
        И началось с этого дня. Мелочи, а неприятные. То у соседей сверху трубы лопнут, с очевидными последствиями для потолка, то ещё что. Мелочи, мелочи, но их так много! Раньше к такому проще относился, а потом…
        А потом, Василий понял, этих мелочей просто не стало. Он заикнулся об этом во время короткого разговора сМузой - та снисходила до такого вот трёпа, ненадолго, каждую ночь. И понял, что Муза… испугалась. Увидел в её глазах.
        - Я что-то не то сказал? - поинтересовался Василий. Но ответа не было. Муза просто помотала головой, и указала - давай, пиши дальше.
        Месяц апрель. Уже почти закончился, а стого момента, как Агриппина Васильевна удивилась про киберпанк, всё стало как из рук валиться. Бытовые мелочи, прочие ничтожные (пока их мало) неприятности… Вдобавок ещё Нина простудилась. Никогда так сильно не простужалась! ИВасилий забросил почти всю работу - Нина отказалась возвращаться домой, там отец чаще обычного бывал не вдухе - и возвращался домой. Почти две недели так прошло.
        - Ты успеешь? - спросила она - поняв, по морщинам на лбу Василия, что дела идут не так гладко.
        - Успею, - произнёс он машинально, а потом уже понял, что сказал. И впервые, наверное, за всю жизнь, понял: дал слово - надо успеть. Хватит тратить время на пустяки!
        ИМуза куда-то делась…
        Писалось без неё трудно. Но работа шла, более того - спорилась. А бытовые мелочи всё громоздились и громоздились. Но странное дело: там, где Василий ни разу ни на что не жаловался - в той же лаборатории - всё шло нормально. Ну, бывало, что заказов меньше обычного, но потом бывало и больше. И там народ стал чаще болеть, иВасилию приходилось помогать - все люди, сегодня ты мне поможешь, завтра я тебе. Нормально. Не вовсех лабораториях советского типа люди друг другу волки. Не вовсех.
        А вот погода подкачала. Сырой и промозглый май сменил сырой и промозглый апрель. А работа над книгой медленно, но верно замедлялась.
        - Слушай, - заметила как-то раз Нина. - Как странно, да? Чем ближе ты к финалу, тем больше тебе что-то мешает!
        - Верно, - согласился Василий. - Прямо как в той книге, уСтругацких!
        - Успеешь, да? - она обняла его. - Я могу чем-то помочь?
        Будь рядом, попросил он без слов. И она поняла.
        Лета как и небыло. И всмысле погоды - по пальцам одной руки можно сосчитает дни, когда они сНиной просто ходили гулять, вместо того, чтобы наблюдать за дождём из окон. И всмысле работы над книгой. АМуза не появлялась. НоВасилий уже не мог позволить себе ничего не делать на этом основании. Наоборот, отчего-то знал: вернётся. Мало ли у неё дел! Вон сколько людей, и всем нужна!
        - Думал, - сАгриппиной Васильевной стал чуть не каждый день говорить. С ней, да с той старухой, которая именовала себя исключительно по отчеству. - Думал, будет детектив. Но так и неначал, даже название уже не помню, или про что там было. Как будто кто подтолкнул.
        - Бывает, - начальница ЖЭУ покивала. - Что решишь, а потом как будто кто подтолкнёт. Или присоветует.
        Точно-точно. Вот когда Муза рядом, все мысли неизбежно устремлялись в русло киберпанка. Чёрт, а может, он ей очень нравится? Ну, киберпанк этот?
        - Моей Музе нравится киберпанк, - улыбнулся Василий. - Наверное, она и присоветовала.
        Агриппина Васильевна пару раз щёлкнула своим секатором. Задумалась, значит. Как задумается, всегда так щёлкает.
        Стало пропадать время. Смешно звучит? Василий просыпался, когда Муза работала с ним, часа в три. В пять возвращался в постель. На кухне проводил часа по три-четыре, по ощущениям и потому, что показывали часы, а потом - компьютер. Правда, часы потом таинственным образом показывали настоящее время - утром. Кто их переводил? Муза? А накомпьютере кто?
        И вот, с трудом открыв глаза, Василий побрёл было на кухню, исполнил весь ритуал - от включения в сеть инструмента работы до расстановки чашек и чайников на столе - всегда ставил чашку для Музы, пусть даже пока её нет - и…
        Как в том фильме, про прибор, который гипнотизировал людей лазерным светом. Посмотрел на часы… было три, стало четыре. Стоит так же у стола, чай давно остыл. И настроение совершенно нерабочее.
        Так повторилось несколько раз подряд, пока Василий не заподозрил неладное. Понял: как только смотрит на часы, в любом их виде, такое может случиться. Две недели ушло коту под хвост, потому что заходил на кухню, и - р-р-раз! - всё, пора обратно. И устал отчего-то, и мыслей нет. А вот если не видеть стрелок или цифр - нормально. Правда, и тут тоже: стоило хотя бы ненадолго отвлечься от книги, дать себе волю заниматься чепухой, как время начинало течь очень быстро. Буквально.
        - Вот зараза, - подумал вслух Василий как-то раз. И разозлился. Ага, вот мы как: вначале откуда-то находим лишние часы, а потом их отнимаем, так? А я просил о лишних часах, если уж на то пошло?
        Гнев прошёл быстро. ИВасилий устыдился, если честно: ну почему он решил, что это Муза?
        15
        …было двадцать девятое августа. Три часа четырнадцать минут утра. Едва он вспомнил Музу, как ему померещилось движение там, за окном. Дождик, ветер, тучи ползут очень низко, а померещилось! Василий выключил свет на кухне, всмотрелся за окно.
        Двор. И там, под фонарём - единственным на детской площадке - стоят люди. Вот не лень им в такую погоду! Василий всмотрелся и увидел там… Музу! Точно, она!
        Он сам не помнил, почему так решил. Надо успеть, думал он, пока они не ушли. Нина спала, как в те ночи, словно время остановилось в комнате, ноВасилий уже не стал всматриваться и думать. Едва хватило ума зонт схватить и надеть ботинки, а несандалии. И плащ набросить.
        Охота попасть в страну чудес - погуляйте поГородку глухой ночью во время грозы. Правда, страна может быть и жутковатой, но точно не забудете никогда. Василий открыл дверь, и ветер немедленно сбил дыхание, а влицо швырнул пригоршню брызг. Вон они, люди, вон фонарь. Там специально живую изгородь сделали, небольшой такой лабиринт, детям очень нравится, и двор уже который раз получал награды на конкурсах за оформление.
        Он шёл и немог дойти. Хотя шёл! Что тут идти, сделать два десятка шагов! Но вроде и сквозь кусты пробирался, и обходил, а люди в конусе тусклого света оставались всё время рядом, но неприближались! Что за наваждение!
        Василий сделал ещё несколько шагов, и… оказался в том самом проходе, который вёл на полянку с фонарём.
        И чуть не потерял дар речи, увидев, кто там стоит.
        Агриппина Васильевна, с неизменным секатором. Ольга Владимировна, точно она, и чего её принесло сюда, в такую ночь, из такой дали? И та старуха, Афанасьевна, с папиросой в зубах. А перед ними стояла Муза. Стояла в том самом драном свитере и джинсах, которые любила больше всего.
        И все сухие! Умереть, не встать!
        И словно включили громкость. Ветер дул, и молнии оглушали окрестности неизбежным громом, а слышно было всё. И, похоже, собравшиеся не замечали Василия.
        - …Тебе сто раз говорили уже, - Агриппина Васильевна посмотрела в лицо Музы, и та выдержала взгляд. Хотя вид был такой - вот-вот расплачется. - Не вмешивайся! Не мешай им самим выбирать! Ведь он сам выбрал: детектив. Сам? Я кого спрашиваю?
        - Сам, - Муза говорила глухо.
        - Вот… дай сюда! - сказано было старухе, Афанасьевне. Та протянула сумочку, Агриппина Васильевна вытащила из неё клубок и показала Музе. - Вот, что тут у нас? Конкурсы, победы, публикации. Все старались! Как ты и просила! Просила ведь? Ну? Громче говори!
        - Просила, - едва слышно отозвалась Муза.
        - Вот, - Агриппина Васильевна удовлетворённо кивнула. - А теперь ничего этого не будет, понимаешь? Ни экранизации, ни этих ваших Букеров-Шмукеров, ничего. Потому что лезешь, куда не просят. Киберпанк ей нравится! А мне детективы нравится, и что? Я же не заставляю всех писать только детективы! Всё, милочка. Оставь его в покое. Вот начнёт писать свои детективы, - она выделила слово «свои», - вот тогда милости просим. Раз он такой весь из себя хороший.
        Василий, наверное, не сразу поверил, что слышит именно это. Но после такого долгого… после всего того, что Муза показала, уже не было возможности сомневаться. Ну никакой. И ему стало вначале обидно, потом он разозлился. Решают, значит, что ему будет, а что нет? Кто они такие?!
        - А часы я все верну, - Агриппина Васильевна поднесла нить к глазам, принялась что-то там теребить, словно распускала на отдельные волокна. - Все, которые ты взяла без спросу! Чтобы знали, оба, как себя вести надо! - и поднесла свой секатор, явно примеряясь, чтобы аккуратно что-то перерезать. Муза смотрела на это, и полицу её текли слёзы…
        - Слушайте! - Василий сам не понял, откуда нашёл в себе храбрость. - Может, не надо за меня решать?
        Они вздрогнули. И посмотрели в его сторону, все до единой. А секатор чуть было не перерезал нить целиком.
        - Возвращайся, - Ольга Владимировна посмотрела Василию в глаза. - Тебе нечего делать тут. Дорогой брат, проводи его.
        Позади Василия кто-то зарычал. Он обернулся… Харитон. Шагах в трёх. Тот самый, дворник. Но - лицо строгое, выглядит сурово, а уего ног…
        Борька. Старик-ротвейлер. Но глаза его светились красным, и, Василий готов был поклясться, на краткий миг показалось: у пса три головы. Как будто одной мало! И так ясно - съест и неподавится. Харитон молча поманил Василия к себе. Вот ещё!
        - Нет, - Василий сделал шаг иМуза, он заметил, глазами указала ему - стой, не приближайся! - Понравится - напишу детектив, а пока буду работать, что есть. Почему вы за меня всё решаете? Я что, просил у вас этот ваш Букер?! Без вас справлюсь!
        - Так, - Агриппина Васильевна посмотрела за плечо Василия. - Уведите отсюда посторонних, - локоть Василия сжали пальцы. Как клещами! - Хотя нет, подожди. Завтра сам решишь, что тебе милее, - она снизошла до взгляда. - И делай, что сам выберешь. И уж поверь, поблажек больше не будет!
        Она аккуратно приблизила секатор к отдельно выбранной ниточке…
        - Нет! - иМуза ударила её по руке. - Не смей!
        Ниточка порвалась, Василий успел заметить. Но нета, которая легла в стальные челюсти ножниц. И над головой ударила молния, и ослепила его. А когда пришёл в себя - стоял у себя, на кухне, в ботинках, плаще и сзонтом, а солнце весело сияло в чистом небе по ту сторону окна.
        16
        Нины нет дома. И телефон не отвечает. И компьютер включен…
        Василий не сразу пришёл в себя. А когда пришёл, понял: натоптал в доме совершенно по-свински! Ещё бы, такая там грязь была. Недавний разговор всё звучал в ушах, и самое время усомниться в здравости рассудка. И почему солнце? Ведь не мог же он простоять здесь так долго!
        Телефон зазвонил. Резко, неприятно. Домашний, и ведь менял ему звук, менял!
        Семь бед… Василий осторожно шагнул, дотянулся до трубки.
        - Николай Васильевич? - Василий ответил утвердительно, прежде, чем понял, что его зовут иначе. - Ждём вас в лаборатории. Это срочно.
        - Да, конечно, - Василий положил трубку, но так и непонял, с кем говорил. Как во сне, взял свою сумку - портфель, точнее, старомодный и видавший виды - и вышел из квартиры.
        Не сразу понял, что вокруг что-то неладно. Вместо хрущёвской четырёхэтажки - девятиэтажное здание, и изнего он только что вышел. Всё вокруг вроде бы знакомо, но другое! Совсем другое! Лето на дворе, и другие люди, и другие дома вокруг.
        - Николай Васильевич! - окликнули его. Машина у подъезда, и сразу видно - солидная, ну вроде как «Чайка» в старые времена. Шофёр опустил стекло, и махнул ему рукой. - Садитесь, вас ждут.
        Ничего не понимаю, думал Василий, всё ещё ощущая себя во сне. Что такое? Где я? Или надо вначале узнать, кто я?
        Он обошёл машину, открыл дверцу и уселся. И непокидало чувство, что делал это уже много раз. Так всё привычно.
        Они ехали, и заокном мелькали странные виды. Это неГородок, понял Василий. Открыл портфель, повинуясь невнятному порыву… там увидел свой паспорт. Зачем? Никогда не брал его с собой. Лицо его, точно, вот только написано в паспорте: Терехов Николай Васильевич.
        - Бумаги у вас с собой? - поинтересовался водитель. - Валерий Павлович просил напомнить.
        - С собой, - отозвался Василий, уже вообще ничего не понимая. Хотелось проснуться. Очень, отчаянно сильно - немедленно проснуться. Так, чтобы не было того разговора, и чтобы рядом была Нина, чтобы…
        - Прибыли, - сообщил водитель и… словно выключили. Замер, глядя перед собой. Видно, что дышит, но сидит, упершись взглядом куда-то в горизонт. Василий не удержался, помахал у него перед лицом ладонью. Никакой реакции.
        - Я сошёл с ума? - поинтересовался Василий, выбираясь наружу. Едва дверь захлопнулась, водитель перестал быть манекеном, и машина, мягко тронувшись, уехала прочь.
        А сам Василий обнаружил себя стоящим перед зданием. Огромным, сплошное стекло и бетон, и вывеска - высоко вверху и натабличке перед глазами. Институт Органической Химии. Ни тебе упоминания СОРАН, ни прочего всего - три слова. И там, и здесь.
        Василий подошёл к стеклянным, раздвигающимся дверям. Никогда таких не было. Рука сама собой потянулась в карман, там оказалась белая карточка. На ней тоже - кроме сокращения «ИОХ» ничего нет. Так же машинально, сам себе удивляясь, подошёл и прижал карточку к зелёному пятну на столбике перед турникетом.
        Зелёный огонёк. Можно идти.
        Теперь направо, так он и усебя ходил на работу, в«том» институте. И налево, и там лифт. Воздух другой, и всё другое. Я сплю, уверился Василий. Понять бы, как проснуться.
        У него в комнате - в лаборатории - стоял смутно знакомый человек. Валерий Павлович, судя по значку на груди. И усамого Василия оказался такой же значок.
        - Заказчик хочет поговорить с вами, - мужчина пожал руку Василию и улыбнулся. Сухой, деловой улыбкой. - Хочет лично поблагодарить. Поздравляю, Николай Васильевич, мы обеспечены постоянными заказами - и всё благодаря вам. Он позвонит сюда, - указал на телефон, - а потом зайдите ко мне, пожалуйста.
        Оставшись один, Василий прошёлся по комнате туда-сюда. Несколько раз. Сел за стол - который приглянулся больше остальных. Открыл ящики стола, один за другим. И везде видел то, что ожидал увидеть - вещи он разложил бы именно так. Включил компьютер, вскочил и вновь прошёлся туда-сюда, пока шла загрузка.
        Господи, что происходит?!
        Василий добыл мобильный телефон - осенило - и испытал потрясение. Не простенький телефон марки «звонит-и-слава-богу», а чуть ли не компьютер. И нев кармане, а вчехле на поясе. А вгнезде того же чехла - приспособление, которое на ухо надевается, гарнитура. Я умею со всем этим обращаться, осознал Василий, и ему вновь стало страшно. И знаю, что справа по коридору, ближайшая комната, находится собственно лаборатория, где я провожу синтез. Я и мои коллеги. Что за чёрт!
        Вспомнил про Музу и чуть не дал сам себе по лбу. Уж она его отучала чертыхаться - по лбу, или по щеке за каждое словечко. Вспомнил Музу, вспомнил и всё остальное, включая ночную встречу. До сих пор не верится, что такое могло случиться!
        И окно. Всё уставлено цветущими кактусами. Постойте-постойте… Ты же с себя его пишешь, говорила Нина, ну так сделай ему какую-нибудь мелкую странность. Так и сказала: мелкая странность. Пусть он у тебя фантики от конфет коллекционирует. Ну или воздушных змеев. ИВасилий придумал: коллекционирует, но кактусы - забавных очертаний. И вот они, дюжина уродцев с иглами. Один похож на присевшую лягушку другой на человечка с поднятой рукой…
        Звонок. Василий обернулся - где телефон? Да вот он, именно там, куда бы его сам и поставил.
        - Николай Васильевич? - ощущается, что для человека русский - не родной язык. Но голос знакомый. - Очень рад вас слышать. Мы готовы разместить у вас ещё несколько заказов, и хотим, чтобы над всеми ними работали именно вы.
        - Благодарю, мистер Томпсон, - имя сорвалось с языка само собой.
        - Есть только одна маленькая проблема, Николай Васильевич. Вторая формула, которая была в вашем отчёте не полностью. Мне нужно подробное описание синтеза и полная формула, вам ведь удалось получить это вещество?
        Василий лихорадочно соображал, что ответить.
        - Да, мистер Томпсон, - он старался, чтобы голос звучал твёрдо.
        - Замечательно. Мы попросили нашу общую знакомую помочь нам в этом небольшом деле. Не выключайте ваш телефон, вам перепозвонит наш человек. Не кладите трубку.
        - Вася! - громкий шёпот Нины. Василия как кипятком обдало. - Вася, это ты?!
        - Нина?!
        - Я ничего не понимаю! Слушай, я будто в твоей книге, представляешь? Пришли какие-то люди, заставили уйти из дома, забрали телефон.
        - Нина, это ты? - господи, и как это проверить? - Из чего я наливал вино наНовыйГод?
        - Из амфоры. Они зовут тебя Николаем, да? Что мне делать?
        - Делай всё, что они говорят. Они тебя слушают?
        - Нет, я тут одна пока. Окон нет, я не знаю, куда меня привезли.
        - Нина, пожалуйста, делай всё, что они говорят!
        - Да, - ощущается, что она успокаивается. - Только не исчезай! Мне страшно!
        Короткие гудки. Не сама положила, это ясно.
        У меня на окне кактусы - точь-в-точь такие, какие я придумал для главного героя книги. И иностранный заказчик, и формула… Господи, этого не может быть! А если может, то что же делать? Что делать, чёрт возьми?!
        Его словно ударили по щеке, стало стыдно и больно. Почти физически больно. Так. Спокойно, Василий, спокойно. Если это сон, и снится, что я в собственной книге, и непонятно, как проснуться…
        …если ты не живёшь своей книгой, говорила Муза, она не родится. А что родится, будет мёртвым. Но кто мог подумать, что она говорила буквально!
        Стойте-стойте. Ведь то вещество, о котором говорил заказчик, главный злодей книги, как раз служит катализатором распада всех тех новообразований в мозгу! Оно помогает «отключить» людей от той сети, в которую их включают помимо их воли! И… Николай принялся рыться в портфеле, в ящике стола, и вконечном счёте нашёл там ключ от сейфа. Дубликат, а впортфеле, вот он, оригинал. Без шифра замок всё равно не открыть. И шифр вспомнился, надо же. Ну-ка, ну-ка…
        Коробки, пузырьки, ингаляторы… Стоп. Зачем ингаляторы? Хотя да, есть такое правило - никаких реактивов, никаких лекарств в свободном доступе в комнатах. Думай, голова, думай! Василий перебирал содержимое, стараясь сохранять ясность мышления. Взял стоящий поодаль, среди других медикаментов, баллончик-ингалятор. Поверх него была наклеена этикетка от«Дуовита». Помнится, они тогда ещё шутили, посмотрев «Матрицу»: очень удобный витамин, сразу и синие, и красные пилюли…
        Стой! Вот оно!
        Точно, как в книге! Ведь именно это и придумал! Люди, которых подвергли воздействию этого вещества, кодовое название TX-12, словно засыпают, когда включаются в иллюзорную реальность. Вот оно. Вот тут, в ингаляторе. Это должно быть то самое вещество. противоядие - он, Василий, ну то есть его герой, сам изготовил его, тайком, но вот кто, кто передал формулу и сообщил заказчику о ней? Этого Василий не добавлял в книгу. Пока ещё. Чёрт, он вообще не писал дальше этого момента, как дошёл до сейфа и взял с собой этот ингалятор. Пока что книга на этом заканчивается.
        Вот я влип, подумал Василий почти что в отчаянии. Стойте! Ну конечно, ингалятор! Он помогает очнуться от иллюзий. Не мгновенно, но очнуться. И что-то ещё туда добавлено… уже не вспомнить сразу, неважно. Важно, что это помогает проснуться. Попробовать?
        Он уже почти решился открыть рот и впрыснуть туда аэрозоль, как вспомнил оНине. А она? Да брось, Василий, если это сон, то нет ничего удивительного, что она помнит якобы то, что может помнить только настоящая Нина. Это же твоё воображение!
        А если нет?
        Минута прошла в мучительных раздумьях. И - внутри словно что-то сгорело. Если это книга, и если тут всё так реально, надо действовать по обстоятельствам. Не понять, настоящая Нина или нет, но она в смертельной опасности! Ей наверняка уже дали подышать этим TX-12, а значит, времени не очень много. Полный распад новообразований проходит тяжело, возможны точечные кровоизлияния в мозг. Выдумал на свою голову!
        Звонок. На этот раз звонит его телефон, который в чехле. Пальцы машинально достали плоский и тяжёлый прибор, поднесли к уху.
        - Улица Свободы, Николай Васильевич, - голос незнакомый, но это явно не иностранец. - Через час и двадцать минут мы ждём вас там, на выезде на площадь, у здания почтамта. Пожалуйста, возьмите формулы и опытный образец. Он ведь у вас есть?
        Не смог соврать. И нет гарантии, что поверили бы.
        - Замечательно. Вас будет ждать та же машина.
        17
        План пришёл в голову неожиданно. Василий отчего-то знал, где эта самая площадь и улица Свободы, их обоих нет в настоящем Новосибирске, но есть в этом. А его книга происходит вНовосибирске. Чуть-чуть в другом, но вНовосибирске. Туда на такси ехать сорок минут максимум.
        Нужен ксерокс. Такой есть у шефа в кабинете… а шеф, несомненно, давно уже «в сети». Вот же! Василий вновь посмотрел на свой ингалятор. Жалко шефа, иНину жалко, и всех людей вообще. Ладно. Попробуем.
        - Николай Васильевич! - шеф сидел за компьютером и, Василий готов был поклясться, несколько секунд сидел как кукла, глядя в пустоту, а потом его словно включили. Не очень отлаженный пока способ, «марионетки» не сразу откликаются. И… точно, ведь ими можно управлять не только через Интернет. Любой способ связи годится. Но вот что именно - пока не вспомнилось. Ладно, не сейчас! - Такси я уже заказал, будет через три минуты. Вам нужен мой сейф?
        Нужен. Все формулы, все оригиналы, там. Но невсе листы, кое-что Василий припрятал у себя. Ладно, была не была!
        Он не очень хорошо помнил, как надо делать. Едва только шеф обернулся, «выстрелил» аэрозолем ему в лицо. Валерий Павлович вскрикнул, выронил то, что держал в руках - и свалился на пол. Едкий запах у этого аэрозоля. Что там такое?
        Что-то, что вырубает человека? Вот и невспомню сейчас, что именно! Шеф лежал неподвижно, Василий не сразу осмелился проверить, жив ли он. Всё казалось, сейчас вскочит и кинется. Нужно, чтобы препарат попал на слизистые, это будет жечься, но надо вытерпеть. Не брызгать в глаза, это может вызвать болевой шок и неочень полезно для самих глаз. Не ослепнешь, но несколько минут всё будет как в тумане. Ладно, добавим дозу! Он осторожно открыл шефу рот (никогда не думал, что это так страшно и противно - словно к мертвецу прикасаешься) и отправил следующий «заряд» туда.
        Что теперь?
        Те самые специальные нервные связи и прочая муть в мозгу начнут разрушаться минут через пять, но это долгий процесс. Нина категорически была против того, чтобы всё было «за пару секунд». Так не бывает! И ты это знаешь! Не надо писать такой вздор, читатели тоже не дураки! Неважно, что только немногие поймут, что это вздор! Не пиши халтуру!
        Василий встал. Голова закружилась. Сам, что ли, вдохнул? Так он вроде не под действием этого вещества, в докладе говорилось, что все подробности пока неизвестны, а самый чистый образец смог пока получить только он, Василий. Пока ему не нашли замену, его не будут «подключать». Хорошо, что так придумал!
        Время уходит. Василий оттащил шефа подальше - не забыть запереть дверь за собой. Он очнётся минут через двадцать, и будет как после похмелья. Надо торопиться. Он бросился к сейфу и принялся рыться в бумагах.
        Таксист говорил всю дорогу. Даже не говорил, а трещал. НоВасилию становилось спокойнее. Он пока не знал, что будет делать, но - надо что-то делать. И нетерять головы! Я тебе не позволю быть тряпкой, грозилась Муза и да, не позволяла. Вот и славно.
        …Он вспомнил, как выходил из института. Припомнил: все поражённые чуть-чуть похожи - по тому, как ходят, как смотрят. Василий старался идти так же, и навахте его не стали задерживать, вообще не обратили внимания. И охранники ничего не заподозрили, уж они точно «подключены».
        Он смотрел по сторонам. На тот Новосибирск, которого не было и быть не могло. Если бы вовремя вспомнил, сделал бы пару-другую снимков, на свой новый телефон. Хотя толку от них, куда их потом? Как перенести из сна? Василий едва снова не чертыхнулся.
        - Что-то забыли? - поинтересовался таксист, заметив, что пассажир крепко дал самому себе по лбу.
        - Уже не важно, - отозвался Василий. Не поленился посмотреть на себя в зеркало - не изменился. Тот самый Василий, автор всего того, во что сейчас вляпался. Спокойствие, только спокойствие!
        На улицах города пустынно. Странно, это же рядом с центром! Где люди? Все на пляже? Ну да, сегодня воскресенье, но неможет быть город настолько пуст!
        - Николай Васильевич? - знакомый голос и знакомая машина. - Вы пунктуальны. Садитесь, пожалуйста.
        Ему было страшно. Непередаваемо страшно. Но он уже решил: Нину надо спасать. Он отдаст им то, что они ищут… и, возможно, не сразу поймут, что формула немного не та. Не зря старался там, у ксерокса, вносил небольшие такие коррективы. Только бы не заподозрили! По книге, антидот к этой отраве смог придумать только Василий. Ну, Николай, то есть.
        - Всё в порядке, - заверил его водитель. Усатый, улыбчивый - на вид явно откуда-то с юга. - Покажите бумаги, пожалуйста.
        Прошло несколько очень неприятных минут. Василий весь взмок. Главное, не упустить баллончик с«витамином». Не упустить. И неподавать виду. Зараза, я же никакой не киногерой, не для меня это!
        Спокойно, Василий. Есть варианты? Есть, кому дать задание спасти мир от этой заразы?
        - Спасибо, - ещё одна улыбка. Василию померещился новый, цветочный запах в салоне, раньше такого не было. Нервы! - Сейчас мы всё уладим. - Водитель поднял телефон к уху и, как только ответили, произнёс: - Всё в порядке, мы на месте.
        Василий не сразу решился. Всё казалось, что водитель прочтёт его мысли, и всё, на этом всё будет кончено. Не сразу смог достать баллончик из кармана, и уж тем более не смог это сделать незаметно. Водитель не особо удивился, увидев аэрозоль. Ну да, Василий, то есть его персонаж, легко и часто простужается, это все знают.
        Удалось. Удалось попасть не только в лицо водителю, но ив открытые глаза.
        Водитель откинулся на спинку сиденья с такой силой, что Василию показалось - сломал себе шею. Нет, не сломал. Всё, обратной дороги нет. Теперь нет. Что дальше? Что дальше, Василий? Руки трясутся, вспотел весь, и вообще нехорошо - страх, самый настоящий, не выдумка. Что делать дальше?
        В окно постучали, иВасилий чуть не вскрикнул. Сквозь тонированные стёкла не очень видно, что происходит в салоне.
        По ту сторону стоял ещё один улыбчивый человек - в деловом костюме. С ума сошли, в такую жару! И… рядом с ним стояла Нина.
        - Мистер Томпсон не забудет вознаградить вас за помощь, - сообщил человек. - Извините, что заставили вас понервничать. Мы не сомневались, что вы примете правильное решение. Не спешите выходить на работу, отдохните. Вы заслужили отпуск.
        Говорит, а сам смотрит куда-то насквозь. Ну да, они же не спецагента ждали, а«ботаника». Намекнули, что Нина в заложницах - вот он и привёз всё, подал на блюдечке. Легко и просто. Какой может быть подвох?
        Этот тоже ничего не заподозрил. Не успел. Нина, похоже, была в шоке всё это время, только смотрела широко раскрытыми глазами. Но когда «сопровождающий» стал падать, она очнулась. Не смогла его подхватить, не поеё силам, но хоть не дала ему упасть на асфальт головой с размаху.
        - Вася?! Что происходит?
        - Помоги, - он оглянулся. Что за бред, все улицы пусты! - Помоги затащить его в машину.
        Она не стала задавать вопросов. Помогла, и, когда он схватил её за руку и указал - побежала. Только, когда они вбежали на территорию парка и сели на одну из скамеек (и тут безлюдно), она заговорила.
        - Вася, что происходит? Где мы? Это книга, да?
        - Не знаю, - он не смог сразу признать. - Похоже, да.
        Ужас и восхищение на её лице. Поверила. Сразу поверила. Немудрено, она ведь тоже что-то видела.
        - Что будем делать? Ты же не написал ещё финала, да?
        - Не написал, - Василий листал адресную книгу телефона (он тоже привёл Нину в восхищение). - У нас пятнадцать минут. Потом они проснутся. Ну, может ещё полчаса будет, они не сразу вспомнят, что было.
        - Стой, вот он! - Нина указала. - Смотри! Это он, да? Тот парень, который что-то смог понять! Я же тоже читала! Вот имя, Михаил Заречный!
        - Точно! - он поцеловал её, это оказалось именно то, что было нужно. Нина не сразу его отпустила, а когда отпустила, сразу стало легче.
        Трубку не сняли. Взамен автоответчик сказал, «проспект Независимости, два, квартира восемьдесят три». И повторил несколько раз.
        - Ничего не понимаю, - Нина потёрла лоб. - У нас такого нет… но я помню! Странно как! Это вон там, через парк, минут десять ходьбы!Да?
        Да. То, что они оба хорошо ориентировались в воображаемом Новосибирске, уже не удивляло.
        И они побежали. По безлюдному парку, дальше по улице. И вот там город начал выглядеть как город - прохожие на улицах, проезжающие автомобили. Много и прохожих, и автомобилей. И никому нет дела до двух молодых людей. И отлично.
        18
        Им не открыли. Видно было, по движению в глазке: там кто-то есть.
        - Михаил? Это мы, открой, пожалуйста!
        Никакой реакции. Василий всей спиной чувствовал взгляд через глазок напротив. Достал, стараясь, чтобы не видели те, за спиной, баллончик, повернул его этикеткой к глазку.
        Дверь почти сразу открыли. Да, таким он и представлял себе Михаила. Почти как те хакеры из фильмов: встрёпанный, в ношеном свитере, в старых джинсах. Прямо как Муза!
        - Что с вами? - удивилась Нина - Михаил закрыл за ними дверь, и покачнулся. И вообще, выглядел как после жестокого похмелья.
        Василий ещё раз показал баллончик. Михаил кивнул и достал почти такой же. Тоже с этикеткой от«Дуовита».
        - Меня обработали, - пояснил он коротко. - Ну и мерзость эта твоя таблетка! - и они все рассмеялись. - Михаил покачнулся и схватился рукой за стену. - Коля, вам надо уезжать. Но сначала я покажу кое-что, смотри, - он поманил их за собой. Показал на монитор.
        - Вот этим они управляют, - пояснил он. - Теперь точно знаю. Я включился вчера вечером. Чуть не включился, то есть. Иначе вас бы уже, - он провёл ребром ладони по горлу. - Как понял, что процесс заканчивается, тут же и полечил горло. Всю ночь колбасило. Но вроде действует, раз мы все ещё живы.
        - Что теперь? - поинтересовалась Нина.
        - Смотри, - Михаил поманил рукой. - Вот эти строки, видишь? Афоризмы, всё такое. Это управляющие слова. Я тут распечатал, - он протянул лист бумаги. - Я не знаю, сколько народу обработано. Меня обработал сосед, я вчера успел сходить к нему, - он вновь показал баллончик, - и принять меры. Всё сходится, на его телефоне записаны некоторые из этих фраз. Теперь понимаешь?
        - Господи, - Нина схватилась за голову. - Не нужно компьютера, достаточно радио, даже газет и книг…
        - Верно, - покивал Михаил. - Достаточно раз подключиться, а потом сеть уже не нужна. Не буду спрашивать, что там у тебя в портфеле. На всякий случай. Ты же машину водить умеешь? Там, через два квартала, стоит чёрный BMW. Сам поймёшь, что это он, вот ключи и сигналка. Только не поцарапай мне его, у знакомого одолжил. Там, на передним сиденье, есть карта. Я не знаю, что там, и мне лучше не знать. Карту с собой забери, не забудь.
        - Помню.
        - Только не ломись в само место на машине! Оставь где-нибудь подальше. Может, вам переодеться? У меня женской одежды не очень, но…
        - Да, - Нина, похоже, поверила, наконец. - Идём, Ва… идём, Коля. Времени нет!
        - А ты? - Василий посмотрел в глаза Михаилу.
        - Я побывал уже в гостях кое у кого. Оставил им лекарство от горла, - они вновь рассмеялись. - Коля, тебе надо уезжать. не знаю, сколько я ещё продержусь так. Подготовиться надо. Всё равно за мной придут, сам знаешь. Очень надеюсь, что насчёт формулы ты не ошибся.
        Мы слишком долго болтаем, подумал Василий. Вот оно, мне Нина повторяла: они у тебя слишком много говорят. Так и есть.
        Через пять минут они уже бежали вниз по лестнице.
        - Странно, что на нас не охотятся, - подумал вслух Василий. На карте был обозначен парк, ботанический сад, и обведена карандашом большая область.
        - Что там? - указала Нина. - Мы туда, да?
        - Мы туда. Там мёртвая зона, не работают мобильники. Кстати! - он достал мобильник и выключил его. - Выключи свой!
        - А уменя нет! Мне же ничего не вернули!
        Минут через пять они шли по неприметной улочке, и никто из редких прохожих не косился на них, не указывал, не пытался подойти. Спокойно. Слишком спокойно. Почему?
        - Что морщишься? - поинтересовалась Нина.
        - Привкус. Металлический привкус во рту, - пояснил Василий. И тут до него дошло.
        - У меня тоже, - прошептала Нина. - Это то вещество, да? TX-12? Сколько нам осталось?
        - Через три часа потеряем сознание, - припомнил Василий. - Вот почему они не гнались. Уже не нужно. Через шесть часов мы проснёмся и придём сами, куда скажут. Значит, они нашли мне замену.
        Нина держалась так, что самому Василию стало завидно. Ясно, что испугана, но налице - решительность.
        - Нам надо спрятаться в той области и вдохнуть этот газ, да? И всё пройдёт?
        - Не начнётся, - поправил Василий. - И уже не сможет начаться, это ингибитор, он долго действует. Даже если снова заставят принять TX-12, уже ничего не будет. Я очень надеюсь, - добавил он.
        Они дошли до калитки - за ней небольшая вахта - и тут стало ясно, что противник не так глуп. Вахтёр приказал им остановиться, и явно вызывал кого-то по мобильному. Какое счастье, что у вахтёра только ружьё, и то не под рукой. Какой счастье, что аэрозоль бьёт почти на полметра!
        Ещё двое людей, в спецовках, подбежали к домику через полминуты. Было несколько страшных секунд, когда Василий не попал в лицо второго… ноНина ударила человека первым, что попалось под руку - черенком от лопаты - и тот вскрикнул от боли, открыл лицо.
        И всё.
        Неясно, сколько осталось времени. Неясно, как быстро поймут, что «ботаники» снова скрылись. И, что хуже, уже знают, где начинать их искать. Но запасного плана всё равно нет, значит - используем этот. Всё равно нет времени.
        …Они укрылись в одной из беседок - здесь давно всё заглохло и пришло в упадок. Хорошо хоть, комаров в это время немного. Нина умница, продумала всё - что будут лежать в беспамятстве - значит, надо закрыться в беседке, сетки вместо окон - птицы не влетят, и завернуться надо, чтобы комары не съели, или что похуже.
        - Я боюсь, - призналась она. Рокот. Гул. Вертолёт - видимо, осматривают парк. - Скажи, у нас есть шанс? У них, - поправилась она.
        - Да, - ответил Василий уверенно. Теперь он знал. Есть. Конец у книги открытый, сам так задумал. Но никто из самых дорогих ему героев не погибнет. И нестанет снова марионеткой, что бы ни случилось. Детская, но очень нужная надежда. Последнее, что осталось.
        - Ты первая, - она кивнула. - Я помню, помню, не беспокойся.
        Она не вскрикнула, только вздрогнула. Глазами указала - давай ещё. Разумеется, в горло, а нев лицо. И, после второй «дозы», почти сразу же упала - упала бы. Василий подхватил её, аккуратно укрыл - прикрыл и лицо, чтобы уберечь от комаров. Теперь - сам.
        Ну и вкус! Какая мерзость! Это было последним, что он подумал.
        19
        - Вася? - Нина поддерживала его голову. Василий понял, что всё тело затекло. И ещё понял, что они на природе, так скажем. И ночь. - Ты как? Можешь встать?
        - Могу, - он поднялся на ноги. Неплохо выспались, так скажем. Очень даже неплохо. Но… что-то изменилось.
        - Слушай, да это же ботсад! - удивилась Нина. - Наш! Смотри, мы же с тобой там познакомились, - указала рукой вниз. - Вон там, у запруды! Точно!
        Он обнял её. И поцеловал - как в тот раз. И снова помогло.
        - Нина, - он смотрел ей в глаза, и слова не казались банальными или возвышенными. - Я люблю тебя.
        - Я люблю тебя, - прошептала она и снова бросилась ему на шею.
        Ночь. И никто не мешает. Одно из самых тихих мест.
        - …Слушай, на тебе та самая одежда! - поразилась Нина, отпустив его. - И намне! Так это было, да? Было на самом деле?
        - Похоже на то, - согласился Василий. Потом уже осознал, что поступил глупо, но втот момент не сомневался. Вытащил свой новомодный мобильный, который стоит столько, что подумать страшно, и зашвырнул его в озеро. Туда, подальше, где больше всего ила. Гарнитуру отправил следом.
        - Правильно, - согласилась Нина. - А что в портфеле?
        Они долго смотрели, что там. В портфеле нашёлся и фонарик. Листы, формулы. Нина испугалась, увидев их, он сразу ощутил.
        - Сейчас, - он добыл из глубин портфеля зажигалку, и поджёг лист. Устроил костёр прямо тут, в беседке. Уже не опасаясь, что кто-нибудь заметит. Всё сжёг. И пепел переворошил, втоптал в песок, как следует. В портфеле остался только бумажник и всякая мелочь. Деньги горели с трудом, но иих удалось сжечь, а банковские карты - расплавить до неузнаваемости. Вот теперь порядок.
        - Ты не запомнил формулы? - тихо поинтересовалась Нина. - Да? А это? - она показала на баллончик. - Тоже выбросишь?
        И тут, похоже, Василий допустил вторую ошибку. Но кто бы поверил? И кто бы стал искать?
        - Формулы не помню, - признался он. От аэрозоля, от антидота, наступает лёгкая, частичная амнезия. А формулы и всамом деле не помнит. Ну разве что напрячься и попробовать…
        Нет. Лучше не пробовать, не напрягаться.
        - Баллон оставлю, - решил он. - Надо ещё раз, для уверенности. А потом всё выпустить, что останется, вымыть и выбросить.
        Нина покивала головой - верит, не сомневается ни в чём! Ну да, после того, что было… Ведь всё осталось - и царапины, и телефон… вот зачем утопил его? Стёр бы все адреса из памяти, и всё. Но уже утопил, поздно.
        - Идём, - он взял её за руку. - Идём домой. Всё кончилось. Мы победили.
        Да. Именно так и казалось. Пусть не войну выиграли, а битву, но - победили.
        - Не торопись, - попросила она. - Я коленку ушибла.
        - Человек! - Нина вцепилась в его руку. - С собакой! Ой… да это же ваш дворник! Здравствуйте, Харитон Васильевич! - И бесстрашно присела, чтобы потрепать старика-ротвейлера по загривку, когда дворник остановился рядом с ними. И псу понравилось, смотри-ка!
        - Василий, - вот за что уважают все дворника Харитона, так это за трезвость и вежливость. - Вы ключи обронили там, во дворе. Возьмите, - протянул их.
        - А что вы тут делаете? - удивилась Нина. - Спасибо!
        - Не спится, - пояснил Харитон Васильевич, добывая папиросы. И тут только Василий заметил, что дворник нёс тонкую, длинную удочку. - Погулять захотелось. И мне, иБорьке. Дай, думаю, рыбку половлю. Вы сможете дойти, Нина? Вы хромаете?
        - Нет, всё в порядке, справлюсь, - заверила та, и стояла, рядом сВасилием, и смотрела, как дворник и его ротвейлер исчезают в темноте - позади, в чаще ботанического сада. - Вася, я не сплю? Это на самом деле он?
        - Он, - Василий тоже не мог отвести взгляда. - Только мне теперь кажется, что это не совсем дворник.
        - Хватит! - решительно заявила Нина и поцеловала его в щёку. - Мы выбрались, да? Всё, домой и спать-спать-спать! Нет, сначала - есть!
        - Слушай, я не верю всё ещё, - призналась Нина, едва дверь захлопнулась за ними. - Смотри! Ужин готов, компьютер включен! Так всё и было, когда… когда меня…
        - Всё хорошо, - Василий обнял её, сам не вполне ещё веря тому, что вокруг снова привычная реальность. - Ну, кто первый в душ?
        - Я! - и она убежала в комнату - за халатом - и сразу же назад.
        Василий подошёл к компьютеру и тронул мышку, чтобы включить экран.
        - Идём, - он взял её за руку. - Идём домой. Всё кончилось. Мы победили.
        Так и сел на стул, прочитав последние строки. Если верить редактору, книга выросла чуть не насорок страниц, пока их тут не было. Скользнул взглядом вверх - и увидел там их, сНиной, разговор. Там, в беседке. Ну и описание всего, что сделал. Почти слово в слово.
        Несколько секунд боролся с желанием стереть, всё стереть, закрыть и забыть. А компьютер - сломать. Но малодушие и страх прошли.
        Василий улыбнулся, сел… и добавил ещё две строки. Два коротких абзаца. А потом, ниже, написал крупными буквами слово из пяти букв. Которое всегда писал крупными буквами.
        20
        - …И я с уверенностью могу сказать, что судьба российского киберпанка теперь в надёжных руках, - Кальяненко, под аплодисменты зала вручил Василию диплом и золотую статуэтку. - Удачи вам, Василий, на этом пути! - и пожал Василию руку.
        Василий сам не очень помнил, что сказал залу. Помнил только, что спустился, и рядом стояла довольная Нина, иКальяненко стоял поодаль, и слепили вспышки, и вокруг с восторженными лицами стояли люди - у каждого в руках был экземпляр «Валентности».
        - Василий, - его подёргали за рукав, иВасилий чуть не подпрыгнул, узнав голос. - Мои поздравления!
        Муза. Всё ещё толстая, и вочках. Но иджинсы, и свитер очень даже приличные и вообще выглядит стильно! И почти без веснушек!
        - Разрешите вас познакомить, - Василий отступил на шаг. - Нина, моя невеста. Муза…
        - Муза Аполлоновна, - Муза улыбнулась, осторожно пожала руку Нине и, незаметно для остальных, показала Василию кулак. - Я литературный агент Василия.
        - Он много о вас рассказывал, - Нина обрадовалась. - Так это вы оставили те рецепты? Да? Можно вас на минутку?
        Василий закатил глаза, и заметил, что Нина, увлекавшая Музу куда-то в сторонку, тоже показала ему кулак - за спиной.
        - Ну, Василий? Какие планы? - Кальяненко, явно довольный всем происходящим, проводил обеих взглядом. - Новый роман? Я слышал, вы уже пишете?
        - Уже, - подтвердил Василий, уже совершенно автоматически ставящий автографы. - Но пока не скажу, о чём.
        Кальяненко рассмеялся и добыл свою знаменитую трубку.
        - Хорошо, я подожду. А заезжайте в гости! Все заезжайте! Хоть сегодня. Заодно и отметим!
        …Ему не сразу удалось найти уголок, где мог постоять в относительном спокойствии. Там он вновь добыл тот баллончик, встряхнул - внутри ещё что-то есть - и долго стоял, глядя на урну неподалёку. Не сразу решился, но - решился. Вначале сорвал ярлык, потом выбросил сам баллончик. Всё. Дома и так есть «трофеи» - одежда, в которой они вернулись, портфель, ключи непонятно от чего, прочая мелочь. И хватит. Мы победили, это главное.
        Он слышал, как Нина о чём-то оживлённо говорит сМузой неподалёку, а сам стоял, глядя на то, как за окном идёт снег - первый снег в этом году - и думал только одно: я дома. Дома. И это всё на самом деле.
        Фуга с огнём
        Экспозиция
        1
        Менее всего я чаял встретить графа Толстого, Льва Николаевича. Так бы и внимания не обратил: прогулки по«Пентагону» не доставляют особого удовольствия, но - порой приходится появляться в этом логове чиновников. Шёл по коридору, за очередной подписью, да и прошёл мимо кабинета. И заметил - боковым зрением.
        Вздрогнул даже. Граф словно сошёл со страниц хрестоматии. Не всуконной-посконной одежде, нет: в элегантном сером шалоновом сюртуке и строгом галстуке, но всё прочее - как в учебнике. Длинная борода, лучащиеся участием глаза, с затаившейся в них искоркой мудрости.
        Мать честная!
        Я посмотрел на табличку. Та самая дверь, сюда мне и нужно. И что тут делает этот ряженый? Готовится к конкурсу двойников исторических личностей?
        Слух словно включили. Граф всё это время говорил по телефону. И телефон старинный, как в фильмах про революцию! То есть, под старину - видно, как тяжела трубка, и как приятно держать её; аппарат для господ, сразу показывает: с хозяином надо считаться.
        - …И проверю лично! - повысил граф голос. - Делайте, что хотите, но чтобы студию вернули владельцу! - Он аккуратно положил трубку и пригладил бороду. И отечески улыбнулся. - Вы ко мне? Садитесь, садитесь, голубчик, сейчас всё решим. Господин Бирюков только что звонил, я в курсе вашего дела. У вас ведь литературная ассамблея?
        - Конвент, господин граф. - Вырвалось само собой. Что за чёрт! - Литературный конвент. В этом году мы остались без спонсоров.
        - Без титулов, - он вновь отечески улыбнулся. - Просто «Лев Николаевич», а ежели вам угодно формально, то «господин Толстой». Да, так вот, ассамблея. Доброе, доброе дело. Губернатор поможет, а как же. Я лично ему доложу, что нужно поддержать. Сибирь богата талантами, верно, господин Ерёмин?
        - Очень богата. Можно просто Константин Николаевич. - Вновь сказалось как бы само собой. Граф наложил резолюцию на бумаги, и поднялся, протягивая руку.
        - С преогромнейшим удовольствием, - отозвался он. - Вот моя карточка - звоните, ежели будут чинить препоны. Доброго дня.
        Я вышел из«Пентагона» в полном расстройстве чувств, и направился, сам не зная почему, в«Странник». Кофейня, недавно открывшаяся на перекрёстке. Было чувство, что я только что спятил.
        По дороге домой я заглянул в книжный. Специально прошёл туда, где классика, захотелось посмотреть на«Войну и мир». Просто посмотреть. Может, я что-то упустил, и сейчас юбилей? Но почему он так спокойно отнёсся к своему титулу? Разыгрывает?
        И ведь верно: меня направили за резолюцией в департамент культуры и образования, кЛ. Н. Толстому. Даже мысли не возникло!
        Взгляд споткнулся о название книги - на стеллаже для новинок - а следом споткнулся и ясам.
        «Подвижник», значилось там. На обложке: человек, стоящий на трибуне, и, похоже, это Ульянов-Ленин. Автор: граф Лев Николаевич Толстой. Новинка и бестселлер этого сезона, две тысячи десятого года, то есть. Я взял книгу, пролистал. Точно, тот самый человек! И впредисловии есть вставка лично от губернатора, где он восхищается тем, что оплот литературы, меценат и борец за могущество русского языка избрал поприщем своим работу в администрации - ибо поддержка талантов…
        Я захлопнул книгу. Ощущение, что сошёл с ума, стало отчётливым. Сам не зная, почему, я купил том и побрёл домой. Лето, солнце, а мне было зябко и холодно.
        2
        Дома сразу же нашлись дела - сходить в магазин, например. Впрочем, Мария сразу же заметила, что со мной что-то не так - едва я уселся за компьютер, перевести дух и собраться с мыслями.
        - Что такое? - Она выпроводила близнецов в их комнату - пусть посмотрят свои мультики - и прикрыла дверь в спальню. - Что случилось, Костя? На тебе лица нет.
        - Вот. - Я положил на стол бумаги. - Сегодня добрался, наконец, доПентагона.
        - Умница! - Она поцеловала меня в макушку, и лицо её посветлело. - Я же говорила, что граф заступится!
        Так.
        - Тебя не удивляет, что граф Толстой, автор «Войны и мира», сегодня поручился за наш семинар, и будет лично выбивать средства на конвент?
        Она удивилась. На самом деле удивилась, неподдельно.
        - А что такого? Это очень образованный и культурный человек. Ну да, со странностями - ну и что?
        - Маша, когда жил граф Толстой?
        Она присела, чтобы заглянуть мне в глаза.
        - Сиди. - Ушла на кухню и принесла стакан минералки. Вот всегда знает, что нужно, не отнять! А потом стащила с полки том энциклопедии.
        Если бы я уже не сидел, точно бы упал. Родился девятого сентября тысяча девятьсот пятьдесят первого года… Мама дорогая! Что происходит?!
        - Костя, ты перетрудился! - Она снова поцеловала меня в макушку. - Ну нельзя дни напролёт бегать по чиновникам! У тебя я и дети, между прочим! А завтра суббота, и ты обещал, что поедешь с нами!
        - Поеду, - подтвердил я, и захлопнул том. - Ты права.
        И постарался забыть о графе и его резолюции хотя бы до завтрашнего утра. Тем более, что главный успел набросать материалов - ознакомиться, отобрать, сопроводить рецензией. Так что время прошло в привычных трудах, и светлый образ графа-чиновника стал мало-помалу блекнуть. Вечером мы всей семьёй сходили в кино, и настроение стало преотличнейшим. Правда, на витрины «Книжного Ряда», мимо которых шли в кинотеатр, я всё равно предпочитал не смотреть.
        Приснилось мне, уже под утро, что я, вместе с графом Толстым, Владимиром Ульяновым-Лениным и отчего-то Степаном Разиным пробираюсь по низким тёмным катакомбам. Помню только, что мы должны были доставить крупную сумму денег своим товарищам по революционной борьбе. И всё. Проснулся я, едва впереди прохода забрезжил свет, и донеслись бодрые голоса с одесским выговором.
        - Чёрт, приснится же такое! - пробормотал я по пути в ванную. Давешней книги, «Подвижника», на столе уже не было, что обрадовало меня - не передать словами. Должно быть, я действительно перетрудился.
        Суббота - лучший день недели. Во-первых, завтра всё ещё выходной. Во-вторых, и сегодня всё рутинно рабочее можно отправить подальше. В субботу я работаю, если можно так сказать, на себя. Пишу и выверяю не чьё-то, а своё.
        Детям было обещано кино - туда мы и отправились. Пешком, естественно, и так слишком много ездим. Близнецы обожают кататься в машине, но вэто раз единодушно поддержали идею прогуляться - выйти на полчаса раньше. Так мы и шли: Мария поглядывала, чтобы вовремя пресечь чрезмерное озорство, держала меня за руку и улыбалась.
        Мы прошли возле давешнего книжного, и я подавил желание отвести взгляд. Наоборот, внимательно посмотрел на витрину - ничего особенного. Ничего такого, что вызвало бы возражение рассудка.
        На обратном пути было почти то же самое, за тем исключением, что теперь близнецы восторженно обсуждали фильм и уже играли отдельные сцены из него - те, что с погонями и перестрелками. Мы совсем немного не дошли до книжного - Мария легонько потянула меня за руку - стой - и позвала близнецов.
        - Вадим! Максим! Хотите сюда?
        «Сюда» - это в детский городок. Приятнейшее место, хотя и неиз самых дешёвых. Близнецам дай волю - здесь бы и жили. Ну конечно, они согласились, но обязательно подождали - что папа скажет? Папа не возражал. Если честно, папа просто не понял, что это вдруг мама так расщедрилась: последнюю неделю близнецы вели себя несносно, и уже лишились многих увеселений. В порядке воспитательного воздействия.
        Мария посмотрела мне в глаза - и глазами же указала мне за спину.
        - Я позвоню, - произнесла едва слышно. Так, чтобы только я услышал. - Не скучай!
        Я повернул взгляд в сторону, в которую она указала, и остолбенел. Натурально, почти на минуту. Хорошо, что Мария с детьми уже успела уйти с улицы.
        За одним из столиков летнего кафе, его всегда открывают прямо у витрины книжного, расположились двое - и оживлённо разговаривали. Один сидел ко мне спиной, и его я не мог узнать. Вторым был граф Толстой. Всё в том же шалоновом сюртуке, при галстуке и прочем.
        - Господин Ерёмин! - он помахал мне рукой. - А мы только что о вашей ассамблее говорили. Идёмте, идёмте к нам!
        Его собеседник повернулся ко мне лицом, и я едва не остолбенел повторно.
        Это был Ульянов-Ленин. Герой книги «Подвижник», которую я так и непрочитал. Вождь мирового пролетариата.
        3
        То, что граф Толстой и господин Ульянов - старинные друзья, меня уже не очень удивило. Мир вокруг сходил с ума, и принять это как данность помогало сохранить хотя бы свой рассудок. Ладно, пусть, раз идёт такая странная игра - пусть играют. А дома я всё-таки возьму энциклопедию и восстановлю торжество истины в одной, отдельно взятой, голове.
        Господин Ульянов говорил знакомо, так озвучивали Ленина в стародавних фильмах. Я один раз ущипнул себя за руку под столом - не помогло. Так и сидели оба, не пропадали.
        Поначалу они, похоже, продолжали старый спор между собой. И вновь удивился: говорили хлёстко, употребляли отнюдь не парламентские выражения, но при том не ругались - не злились друг на друга. Однако! Мало-помалу, из обрывков их разговора, я начал понимать особенности того, как именно свихнулся окружающий мир.
        Господин Ульянов, приверженец крайне либеральных взглядов, таинственным образом объединял смелость мышления о новом с защитой многих традиционных ценностей. В круг его попечительства, в пределах Новосибирской губернии, входила и культура. И стало понятно, отчего граф назвал собеседника подвижником: господин Ульянов радел за повторное приучение народонаселения к грамоте и любви к печатному слову. При том, что практически по всем прочим пунктам согласия у них не намечалось.
        - Да-с, так вот! - посреди шумной полемики граф неожиданно взял меня за руку и энергично пожал. - Мы совсем забыли о нашем молодом собеседнике. Рекомендую: господин Ерёмин. Третий год уже занимается организацией и проведением литературной ассамблеи. У нас, у нас.
        - Рад знакомству, господин Ерёмин! - рукопожатие Ульянова оказалось не менее крепким. - Так вот, значит, кто этим занимается!
        - Вообще-то нас много, - я слегка смутился. Так ведь и есть - проведением конвента занимается множество людей. То, что я всё это координирую, не означает, что все лавры непременно мои.
        - Не стоит скромничать, - добродушно прогудел граф. - В таком сложном деле как никогда нужны подвижники. - Ульянов вздохнул и выразительно развёл руками. - Полноте, батенька, и вам нет нужды скромничать. Лучше посоветуйте молодому человеку, к кому обратиться на сей раз. Я помогу, чем смогу, но инициатива должна исходить от народа. Власти должны увидеть, что культура сама пробивает себе дорогу!
        - Охотно, охотно, - покивал Ульянов и добыл портсигар. - Курите? Нет? Замечательно. А я вот не смог пока отвыкнуть. Ну так вот, начну с тех, к кому вам ни за что не следует обращаться за помощью…
        - Ты у меня молодец! - Мария сияла. Близнецы шумно и весело играли у себя с двумя дворовыми друзьями. - Теперь не только граф, но исам Ульянов будет содействовать! Теперь точно всё получится!
        - Получится, - согласился я. Была у меня мысль поинтересоваться уМарии, кто такой Ульянов-Ленин, когда жил и чем знаменит. Но вовремя пришла в голову идея этого не делать. Улучив момент, я добыл том энциклопедии… и да, значился там господин Ульянов. И всё, что я сегодня узнал, превосходно согласовывалось с написанным. Я, на всякий случай, решил не уточнять дела давно минувших дней - если честно, боялся новых неожиданных открытий. Графа Толстого иВладимира Ульянова пока было более, чем достаточно. Про революцию 1917года я потом как-нибудь узнаю.
        Так что это, сон? Или явь? Судя по тому, что я проснулся именно там, где заснул - рядом с улыбающейся во сне Марией - это был не сон.
        Повод, сказал граф. Нужен веский повод. Что-то такое, что является символом культурного величия Сибири. Кандидатов много; вконце концов, есть множество выдающихся деятелей: писатели, художники, скульпторы. Однако нужно нечто особенное - такое, чего не было нигде.
        Разработка
        4
        - Костя, так нельзя! - Мария протянула руку и выключила монитор. Ведь знает, что ничто не может разозлить меня сильнее. - Всё. Всё, я сказала! Сейчас же встань!
        - Встал, - сердиться отчего-то не получалось. - Что дальше?
        Она расплакалась, прижавшись ко мне. Вот этого я никак не ожидал. Мне стало неловко - не передать словами.
        - Слушай, - она не сразу отпустила меня. - Ты изводишь себя. Знаю, знаю, что этот ваш конвент всего через три месяца. Ты хоть заметил, что иногда всю ночь сидишь за компьютером, а днём спишь у себя в офисе? А я? Я уже не нужна? А дети?
        Вот как. И снова стало неловко - ещё труднее передать, чем пару минут назад. Я отступил, и неловко опустился на стул.
        - Не извиняйся. - она шагнула ко мне и обняла за плечи. - Не умеешь. Тебя что-то тревожит, Костя. И… с того дня, как граф подписал тебе бумаги, ты по-другому ко мне относишься. Что случилось?
        И я рассказал. Сам не знаю: близнецы были у бабушки с дедом, строили очередной звездолёт, чтобы лететь на нём в далёкую галактику. Мы дома одни, не считая кошки Заразы.
        Мария внимательно всё выслушала. Не смеялась, не смотрела, как на полного идиота. А я рассказал всё, что знаю о графе Толстом, обУльянове-Ленине, оПетре Столыпине и ещё десяти исторических персонах, которым здесь было нечего делать - но которые жили здесь, в двадцать первом веке, и самозабвенно трудились на благо России. Вот такие пирожки с котятами.
        - Вот, - мы с ней уже были на кухне. - Хочешь - верь, хочешь - не верь, но для меня всё именно так.
        - Потрясающе, - она смотрела мне в глаза. - Я верю, Костя. Мы же восемнадцать лет знаем друг друга. Ты знаешь, когда я привираю, я знаю - когда врёшь ты. Ты не врал. Ты считаешь, что говоришь правду.
        Ну да, а что она ещё может сказать?
        - Слушай. - Она сжала мою ладонь. - Смотри, все эти люди имеют отношение к конвенту, верно? Может, это просто переутомление? Ты так много над этим работаешь, больше остальных, вместе взятых! Не спорь! Может, это знак такой?
        - К-к-какой знак? - я не заикался с семи лет. А досеми заикался так, что от сверстников спасения не было.
        - Что это действительно очень важно. Смотри, мы во всех энциклопедиях смотрели! ВИнтернете всё отыскали, что могли. Все эти люди, которых, как ты думаешь, не могут здесь быть, на самом деле здесь. У тебя одного другая версия, верно?
        Похоже, что так.
        - Костя, - она села мне на колени. - Мы с тобой оба хороши. Я тебя иногда не замечаю, ты - тоже. Уже себя не переделать. Но я хочу тебе помочь.
        - Как именно?
        - Просто помочь, и всё, - она улыбнулась и поцеловала в макушку. - Ты ведь часто говорил, что мало людей, на которых можно положиться. На меня можно положиться.
        - А как же… - Мария дизайнер. И чёрта лысого её так просто отпустят с работы: по её словам, она там тоже за пятерых пашет.
        - А никак. Зачем такая жизнь, где мы друг друга только по утрам и замечаем? За меня не бойся. Берёшь в помощницы?
        Такого взгляда я давно не помнил. Раза три или четыре в жизни она так смотрела. И становилось ясно: впереди испытания, но мы прорвёмся. И всегда прорывались. С боями, но прорывались.
        - Беру, - согласился я и был награждён её счастливым смехом. Раньше бы, возможно, отчасти и обиделся бы. Но несейчас.
        - У нас ещё два часа, - она смотрела мне в глаза. - И если ты попробуешь сказать, что не думаешь о том же, о чём и я, я тебя покусаю!
        5
        Много чего случилось после того разговора. Главное: мы стали действительно замечать друг друга. Близнецам, в эту пору их жизни, родители - всё больше докука и элемент ненужной строгости. Им со сверстниками сейчас куда интереснее.
        А вот мы стали замечать друг друга. И нетолько в смысле близости - она тоже как бы естественно покидала уже нашу жизнь, хотя ничего естественного в том не было. Просто научились замечать друг друга. Казалось бы, просто спросить - не нужно ли чего? А спросишь, и сразу чувствуешь: и тебе приятно, и тому, кого спрашиваешь. И как такое могло забыться?
        Мария работала, наверное, ещё больше меня. Мы вынули второй компьютер, «складной», как его называла Мария. Ноутбук она брала с собой в командировки - и то всё больше почитать книги и посмотреть фильмы в дороге. А вот теперь и ему нашлось применение. И мы искали, искали, искали…
        Конвент под скромным названием «Terra Incognita» основала группа студентов, помешанных на фантастике, а впоследствии к ним примкнул, и стал вдохновителем мало кому известный, кроме академических кругов, прозаик Бирюков. Сергей Федорович. А теперь эстафету подхватил его сын, Борис. Который, правда, не пишет под своим именем, только под псевдонимом. То, что Сибирь во многом ещё неизвестная земля, не спорил никто, но как найти повод, эмблему? Бирюков-старший давно уже отошёл в лучший мир, да и мало кому известен. При всём уважении, его знают и могут оценить его труды очень немногие. Кто тогда?
        …И именно Мария отыскала кандидатуру: Пётр Шилов.
        На первый взгляд, дело было безнадёжным. ОШилове известно примерно столько же, сколько оГераклите: есть портрет, известно несколько интересных мыслей, да название фундаментального труда этого философа, «Основ», который никто никогда не читал: в ту пору, когда Шилов завершал его, вРоссии началась вначале война, потом пришла революция, за ней много других потрясений. Так и сгинули «Основы». По версии, которую озвучил один преподаватель изУниверситета, пошли те основы на самокрутки. Это если повезло: могли и втуалете на гвоздике оказаться.
        Я, помнится, не удержался от иронической улыбки, едва расслышал имя. НоМария, как ни странно, ни посмотрела уничтожающе, ни укусила (насчёт укусов она не шутит), ни даже не ответила в том же стиле. Просто добавила:
        - А ты у графа спроси.
        - И спрошу, - я поднялся на ноги. Действительно, господин Толстой сам рекомендовал обращаться. Правильнее было бы позвонить Ульянову, который ведал административными сторонами подготовки, но мне было боязно. Уж не знаю, почему.
        Граф оказался в добродушном настроении, и такого его ответа, я, признаться, не ожидал.
        - Шилов? - он откинулся на спинку кресла, и я уже ждал снисходительной, но всё равно неприятной улыбки. Граф, однако, просиял и выпрямился.
        - А идея отменная! - пояснил он на словах. - Я уверен, что «Основы» вовсе не пропали. Вы ведь читали выдержки? Замечательно. Да, отличная кандидатура. Мы очень мало знаем о нашей, российской философии. Крайне мало, я бы сказал - непозволительно…
        Я слушал, внимательно кивая. Графа порой заносит, по его же словам, но обрывать его не хотелось, хотелось слушать. Чем-то он мне напоминал другого известного деятеля, а именно Дизраэли. Определённый дар убеждения, и немалый.
        - Решено, - граф поднялся из роскошного кресла. Поднялся ия. - Действуйте, господин Ерёмин. ОШилове мы знаем крайне мало, а надо знать больше. Нужны факты. Если потребуются ресурсы, люди, специалисты - обращайтесь.
        Вот ещё, подумал я. Нет, я обращусь. Но только тогда, когда своих сил будет недоставать. Мы сМарией сами поднялись на ноги, и никогда не просили помощи. Но ине отказывались, когда предлагалась. Именно так и добились всего сами, чем и гордимся.
        - Спасибо, - ответил я на словах, принимая протянутую руку. - Как будут новости, сразу же сообщу.
        6
        Легко сказать - искать.
        Я не один ведь такой умный, кому пришла в голову идея собрать сведения оШилове. Искали целые институты и другие организации, на эту тему даже написаны монографии и диссертации. Шутка ли - человек, сыгравший такую роль в просвещении, переводчик множества интереснейших работ по философии и языкознанию, а онём самом почти ничего не известно, и труд всей жизни утерян!
        У истории своеобразное чувство юмора.
        Дома мы устроили сМарией мозговой штурм. Конечно, она собрала всё то, что было поШилову в открытом доступе. И даже договорилась о встрече с древним профессором исторических наук, Самарским Николаем Давыдовичем, который из всех мирских благ ценил редкий сорт чая. И вот я потратил почти трое суток, добывая именно такой чай. Словно пароль: не возьмёшь с собой, встречи не будет.
        Почему именно Самарский? По словам Марии, профессор неоднократно упоминал, что видел того самого Шилова своими глазами. Судя по возрасту профессора, отметившего столетний юбилей в середине двенадцатого года, это вполне возможно.
        Для человека ста пяти лет от роду, Самарский сохранился очень и очень неплохо. Я был морально готов к встрече с человеком, уже плохо понимающим, кто он, где он и почему. Но двери мне открыл низенький, седовласый, но вцелом очень крепкий мужчина. Естественно, и морщины, и прочие неизбежные признаки старости. Но я сразу заметил стоящие у дивана в гостиной пудовые гири, и недумаю, что они пылятся там по забывчивости, или же просто украшают собой интерьер.
        Да и рукопожатие профессора оказалось стальным. Вот бы к такому возрасту остаться таким же крепким!
        - А, вижу, вижу, вас уже проинформировали, - для человека невысокого и, прямо скажем, не атлетического сложения голос профессора оказался густым басом. - Проходите, господин Ерёмин. Что ж, начнём с домашнего задания.
        Я растерялся на долю секунды.
        - Простите, с чего?
        Профессор рассмеялся и дружески похлопал меня по плечу. Я постарался, чтобы на лице ничего не отразилось. Гири явно не скучают неделями у дивана - такой силы я не ожидал.
        - Ну как же. Вам рассказали, насколько я эксцентричен. Рассказали, конечно же, про чай. И предупредили, что я требую полного знания о том, что мне дарят. Верно?
        Прямое попадание по всем пунктам.
        - Ну, не меняйтесь так в лице, а проходите за мной. Я вас чаем угощу. Не беспокойтесь, другим. Красным. Полторы ложки на чашку, без сахара, но счем-нибудь вприкуску. Печеньем, например. Верно?
        Я чуть не сел прямо на пол. Откуда он знает??
        Профессор благодушно рассмеялся.
        - Я тоже стараюсь наводить справки о тех, с кем буду общаться. Идёмте, идёмте. Руки можете вымыть вон там.
        Шилов предлагал другой путь познания окружающего мира. Не то чтобы по сути своей путь был оригинальным, поскольку принцип «познай себя» был неоднократно высказан за много тысяч лет до рождения Шилова.
        Оригинальным было в какой-то мере обоснование, почему человек, не ведущий здоровый образ жизни, не сможет приблизиться к пониманию сути своих взаимоотношений с окружающим миром. И почему человек, не ведущий здоровый образ мышления, не сможет вести здоровый образ жизни.
        - Разумеется, Шилов хорошо знал буддизм, - пояснил профессор. - Он потратил много сил и средств, чтобы лично знакомиться и общаться с выдающимися мыслителями своей эпохи. Кстати, он не признавал никакого опосредованного общения как способа получить подлинное знание. Только личное общение.
        Интересно! О таком факте биографии Шилова я не знал. Нигде не нашёл об этом ни слова. Откуда профессор знает?
        - Лично встречался, - пояснил Самарский, наливая нам с ним ещё чая. - Это только кажется, Константин Николаевич, что дети ничего не помнят. Я запоминал всё. На меня он произвёл огромное впечатление уже тогда.
        Профессор ничуть не возражал против диктофона - на память не жалуюсь, но держать оригинал, так сказать, под рукой куда удобнее. Картина прорисовывалась не очень радужная.
        По словам профессора, Шилов, помимо прочего, был большой любитель розыгрышей и шуток. Несгибаемый оптимист, он прошёл вместе сРоссией все периоды смуты, и каким-то чудом выжил, невзирая на то, что его недолюбливали все противоборствующие силы.
        На так называемых простых людей, по словам Самарского, Шилов производил впечатление чуть ли не святого. Следуя своему принципу здорового образа мышления, Шилов быстро и чётко приводил в порядок умы тех, с кем общался. Неважно, был ли у человека пустяковый вопрос, не дававший покоя, или же серьёзный кризис - Шилов за несколько минут общения помогал найти решение. Не сам находил - что-то такое делал с человеком простым разговором, что человек сам в себе разбирался.
        И всё это Самарский запомнил, когда ему было шесть или семь лет? Поверить трудно.
        - А что бы вы сказали, господин Ерёмин, если бы я заявил, что неоднократно встречался сПетром Шиловым уже в конце двадцатого века? - спросил Самарский неожиданно, внимательно глядя на моё лицо. Странно, но намоём лице ничего такого не отразилось. После вторжения в мою реальность графа Толстого иУльянова-Ленина меня не так-то просто удивить. Я улыбнулся и развёл руками.
        - Спасибо за вежливый ответ. Так вот, Шилов, среди прочего, утверждал, что человек, с которым общаешься долго и ярко, остаётся в тебе. Остаётся как часть тебя. В материалистическом понимании - Шилов был, как ни странно, убеждённым материалистом. То, что составляет личность - Шилов понимал это как неосязаемую, но материальную часть мира - сплавляется, смешивается с вашей. Вы как бы получаете возможность общаться с таким человеком впоследствии. Словно он остаётся с вами, даже если его физическое существование прекратилось.
        - Всё это вы сумели запомнить почти сто лет назад?!
        - Не только. Я читал «Основы». Не все, только часть. Вас ведь интересует, куда делся этот труд? Это было делом всей жизни Шилова. Вы глубоко заблуждаетесь, если думаете, что он позволил бы ему пропасть без следа.
        7
        Мария выслушала «отчёт» о визите кСамарскому очень внимательно. Основная мысль, которую Самарский высказал почти сразу, теперь не давала покоя: Шилов предвидел возможные потрясения, и позаботился о том, чтобы «Основы» их пережили. То, чему он учил, вряд ли могло понравиться каким бы то ни было властям: помимо прочего, Шилов был твёрд в следующем убеждении: народ должен быть образованным.
        Ну и кому нужен, если вдуматься, образованный, разбирающийся в происходящем, народ?
        …Разумеется, особняк Шиловых исследовали не раз. Просвечивали и простукивали, искали тайники и прочее - ломать его не позволили, высокий чиновник новой власти облюбовал особняк, и проводить подробные исследования не позволил. Не позволили и впоследствии, когда в особняке последовательно помещались школа, библиотека, краеведческий музей и, наконец, музей самого Шилова. Где и лежат сейчас все немногие сохранившиеся личные вещи философа.
        В особняке, возможно, искать нечего. Вначале я вместо «возможно» сказал «очевидно», но после короткой, но жаркой полемики сМарией признал, что ничего очевидного нет. Шилов любил розыгрыши. ОтСамарского я привёз фотографии пяти переписанных страниц «Основ» - всё, что осталось от труда. Ну и диктофон, где лежало всё остальное.
        Итак, где искать «Основы»? И, главное, когда? Я припомнил, что оба, Ульянов иТолстой, предлагали административные ресурсы. Может, пора ими воспользоваться?
        И мы сели думать, как лучше всего воспользоваться упомянутыми ресурсами.
        Граф Толстой внимательно выслушал все пришедшие к нам в голову идеи. Собственно, Самарский сказал практически прямым текстом: идите в народ. Езжайте по деревням. Ещё сохранились те, которые были при Шилове, ещё живы люди, или их потомки, которые видели его лично. Там и узнавайте. Если что и можно узнать, только там.
        - Мы с супругой провели исследование, - заключил я. - Вот деревни. Нам хотелось бы объехать их все, расспросить людей. Я думаю, будет лучше, если с нами не будет никого из представителей власти.
        Граф покивал, и я заметил азарт в его глазах.
        - Замечательная идея, господин Ерёмин! А ведь верно: когда нам нужна помощь, когда что-то следует восстановить или исцелить, куда мы идём? В народ! Оттуда все наши силы, там источник нашей стойкости. А культура, за которую мы с вами радеем, она откуда? Всё от народа и для него. Я всё понял. Сейчас, если не возражаете подождать…
        В дверь коротко постучали.
        - Как всегда вовремя, - просиял граф. - Господин губернатор, позвольте вам представить. Супруги Ерёмины. Те самые, усилиями которых возрождается литературная ассамблея вНовосибирске.
        - Очень приятно! - рукопожатие губернатора было стальным, взгляд - твёрдым. Я знал, что это - один из немногих высокопоставленных чиновников, который не насловах помогал грядущему конвенту.
        Одно меня поразило, но, похоже, только меня. Как и многое другое за прошедшие с момента первого разговора с графом дни.
        Губернатора звали Петром Аркадьевичем Столыпиным.
        - Не буду кривить душой, - губернатор быстро ознакомился со всеми бумагами, которые не так давно я подал графу на резолюцию. - Господин Бронштейн, зам. министра культуры, каждый день радует меня своими звонками. Он требует, чтобы именно министерству поручили проведение конвента. По его словам, - губернатор смотрел мне в лицо, и я старался не выказывать никаких чувств, - мы не можем позволить передать судьбу конвента в руки дилетантов. Скажите откровенно, господин Ерёмин, госпожа Ерёмина, - Мария выдержала его взгляд, не моргнув и глазом. - Справитесь? Короткий ответ, пожалуйста.
        - Справимся, - мы ответили хором, слаженно, словно репетировали.
        Губернатор кивнул.
        - Мы поможем вам с расселением гостей и транспортом. Всё остальное - ваша забота, господин Ерёмин. Зам. министра убеждал меня, что вы будете просить у властей денег, что сами ничего не сможете сделать. Говорите открыто, господин Ерёмин - вы приходили к господину Толстому, чтобы получить финансирование?
        - Если предложат, мы не откажемся. Но просить не собирались.
        Губернатор вновь кивнул и пожал руки всем присутствующим, начав сМарии.
        - Удачи! Держите меня в курсе. - И был таков.
        Граф вздохнул.
        - Я опасался чего-то подобного. Господин Бронштейн, если можно так выразиться, моя персональная оппозиция. Я не удивлён, что он захотел взять всё в свои руки. Не будем медлить! Итак, вам нужен транспорт. Это мы решим очень и очень быстро.
        Никогда я ещё не видел, чтобы «штаб», все двенадцать людей, «дилетантов», занимавшихся конвентом, собирались так быстро и стаким воодушевлением. Впервые Мария сама предложила пригласить их к нам домой и впервые близнецы не пытались всё внимание перевести исключительно на себя - наоборот, вели себя очень прилично и больше слушали, нежели говорили.
        Мы распределили поручения, кому куда ехать - и вкратце рассказали, что и каким образом следует искать. Уже заканчивался второй чайник чая, как раздался звонок. Городской номер. На него нам звонят разве что родители, остальные предпочитают мобильную связь.
        - Господин Ерёмин? - услышал я незнакомый прежде голос. - Лев Давидович Бронштейн, заместитель министра культуры Российской Федерации. У вас найдётся несколько минут для разговора?
        Видимо, Мария всё поняла по моим глазам. Она сделала знак присутствующим - молчать! - и включила громкую связь.
        - Да, господин Бронштейн, найдётся.
        Изумлённые взгляды явно подтвердили: все в курсе, кто такой господин Бронштейн.
        Я долго не мог заснуть в тот вечер. Странный, на редкость короткий разговор с зам. министра не давал покоя: у меня есть возможность содействовать вам, господин Ерёмин. Так сказать, свой человек. Если потребуется, обращайтесь.
        Это мало походило на тот тон, о котором говорили губернатор и следом за ним - граф. С чего это вдруг господин Бронштейн не сказал ни слова по существу? Может, это вообще не он звонил?
        Последняя мысль показалась весьма логичной. Действительно, надо проверить, с кем именно я говорил. Проверка, увы, подтвердила - именно с ним и говорил.
        Итак, мало того, что сама задача была практически невыполнимой, теперь нам предстояло координировать свои действия с представителем господина зам. министра. С вами свяжутся, сказал он. Ни имени не назвал, ничего. Шпионские игры, честное слово. Я некоторое время колебался, стоит ли сказать графу Толстому о произошедшем, но витоге не стал. Малодушным показалось. Подумаешь, чиновник - впервые, что ли, чиновники путаются под ногами?
        8
        ВМусохраново мы сМарией поехали на своей машине. Поехали, конечно, не вдвоём, и нетолько ради предполагаемого разговора со знавшими Шилова людьми. Чёрт, я даже не имел никакого представления, с чего начинать! Просто заходить в каждый дом?
        А что делал Шилов? Заходил в каждый дом. Сам, своими собственными ногами. Это современному человеку подобное поведение может показаться диким, а для того времени было вполне естественным.
        Надо вести себя естественно. Однако я, похоже, рано радовался: Мусохраново казалось вымершим. Брошенным, точнее. Дома стояли, радуя глаз, не было признаков запустения, но илюдей не было видно. Я для пробы попробовал постучать в ворота ближайшего дома, мимо которого лежал наш путь, но ничего. Даже собака не залаяла, хотя вон её конура, и конура выглядит обитаемой.
        Ничего не понимаю!
        - Попробуем ещё раз на обратном пути, - предложила Мария, когда седьмой дом подряд встретил нас всё той же дружелюбной тишиной.
        Я согласился; однако на всём обратном пути к автомобилю и далее через посёлок не оставляло ощущение пристального, пытливого и настороженного внимания.
        Собственно, мы поехали побыть среди гор один день, если близнецам не наскучит - два. Я опасался, что наскучит. Пусть даже детей не допускали к телевизору, чтобы не засоряли себе мозги, дома для них всё равно было интереснее.
        Но как я ошибался!
        Если я думал, не без труда уговаривая их поехать проветриться, посмотреть пусть не очень высокие, но настоящие горы, что придётся в тот же день спешно возвращаться домой - то заблуждался. Самым приятным образом. То ли воздух, то ли природа, то ли что ещё - мальчишек было не увести «с улицы». Мы не одни расположились на отдых - Мария категорически потребовала не погружаться в глушь, боялась. Не уточняя, чего именно. Но ипредгорий вполне хватило, чтобы произвести впечатление на подрастающее поколение.
        Они резвились, обегая под присмотром матери окрестности, а я читал собранное и думал. Послезавтра, когда «штаб» вернётся из первых поездок, мы соберёмся и подведём первые итоги.
        Выяснилось, что поблизости расположилась семья одноклассника Марии - и тоже с детьми. Наши двое моментально нашли общий язык с двумя остальными и, когда четыре искателя приключений убежали на поиски этих самых приключений (под пристальным вниманием хотя бы одного взрослого), Мария отвела меня в сторонку.
        - Езжай, - просто сказала она, глядя мне в глаза. - Езжай. Только возвращайся засветло.
        Она права, я думал о том, чтобы вернуться вМусохраново. Не зря ведь Самарский несколько раз упомянул его в разговоре. Да. Мы сМарией определённо стали понимать друг друга лучше.
        И я отправился.
        Мусохраново выглядело так же, с одной только разницей: дальний справа, если ехать домой, двор не был пуст. Седовласый, бородатый старик рубил дрова. А чёрный пёс, головастый и коренастый, смотрел на всё это, не забывая и ослужбе - тихонько зарычал и гавкнул, когда я подошёл к калитке. После чего посмотрел мне в глаза и… отбежал в глубину двора.
        - Доброго дня! - зычно окликнул меня дед, не переставая колоть поленья. Судя по размерам топора и тому, что каждое полено разламывалось с первого же удара, силы деду не занимать. - Что-то потеряли?
        Я ожидал чего угодно, но только не подобного вопроса. Свой собственный ответ в первую очередь удивил меня самого.
        - Я ищу человека, - ответил я почти сразу же. И несразу понял, что ответил словами Шилова - именно так он отвечал, когда интересовались, что потерял. Хозяин дома отложил топор и внимательно посмотрел мне в глаза.
        - Проходите, - указал он направление. - Собака умная, вас не тронет.
        Не только не тронула, но подошла, учтиво так обнюхала, и проводила, виляя хвостом.
        Дальше было всё, как во сне. Точно помню, перед тем, как войти в избу, я оглянулся. И неочень-то удивился, заметив, что окрестные дома все исполнены жизнью. Люди кололи дрова, работали в огородах, заботились о скотине - словом, жизнь идёт себе, идёт.
        И почему я не замечал этого несколько минут назад? Словно глаза кто отвёл.
        - Костя, это не смешно! - повторила Мария немного резким голосом. В палатке пока были мы двое; близнецы гостили в соседней палатке, у знакомых. - Что значит - не помнишь?
        В том-то и дело, что не помню. Не помнил: едва она сказала, что это не смешно, словно что-то включилось в голове. И я вспомнил: от момента, когда переступил порог избы и домомента, когда выходил их калитки. Говорили мы с хозяином избы. Хотя имени Шилова не упоминалось, в том не было нужды: первое, что он сделал, после того как угостил меня, была книга - не что-нибудь, а рукописный фрагмент «Основ». Книге на вид было сто лет, как и должно быть, собственно. Фотографировать страницы владелец не позволил: или читай здесь, добрый человек, или…
        Или вот он, порог, это понятно. Я сел читать. И вот теперь начал вспоминать. Не зря говорят, что память у меня фотографическая: Я закрыл глаза и принялся вспоминать. АМария, умница, не забыла добыть и включить диктофон.
        - Здорово! - прошептала она, когда у меня во рту пересохло, и ничего нового я уже не смог вспомнить. - Тайное общество, да? Он раздал части книги разным людям? Но как им искать друг друга? Как найти того, у кого другой фрагмент?
        - А как мы нашли Мусохраново? Почему именно сюда поехали?
        Мария задумалась.
        - И верно. Надо понять! Ведь не случайно поехали! Начинаем всё вспоминать, всё, с момента, когда ты вошёл к графу в кабинет!
        9
        Мне показалось, что я заснул, на самом деле - глубоко задумался. Меня осторожно потрясли за плечи, и я вернулся в реальность. Первым делом посмотрел на часы - двенадцать тридцать на циферблате.
        - Половина первого ночи, - Мария поцеловала меня в макушку. - Ложись отдыхать. Пойдёшь умываться, посмотри на свои глаза!
        Я посмотрел. Да, глаза красные, смотреть страшно.
        …В общем, мы не поняли, отчего именно Мусохраново. Разве что причина в том, что эта деревня, похоже, одна не меняла названия с того момента, как её посетил Шилов. Все окрестные были переименованы, некоторые - неоднократно. А вот эта оставалась неизменной. С точки зрения стороннего наблюдателя, текла там неторопливая, ни на что не обращающая внимание жизнь. Снаружи деревня могла показаться заброшенной, дома - брошенными. А наделе, если присмотреться изнутри - все дома крепки, чистота и порядок. Просто не всем это дано видеть.
        Вот как. И всё равно непонятно, почему именно мы поехали именно туда. Вроде бы выбирали честно: написали имена населённых пунктов, и устроили небольшую такую лотерею.
        Значит, судьба такая, сказал я сам себе мысленно и тут всё встало на свои места. Не то чтобы я верил в предопределения: просто именно мне это было нужнее всего, наверное.
        Как выяснилось, не только мне.
        Утром следующего дня я направился в приёмную графа Толстого - отчитаться, если можно так сказать. Никто из команды, кроме меня, не нашёл серьёзных свидетельств оШилове. Что неудивительно: искали уже считающуюся мифической рукопись многие годы, и люди там вряд ли были глупее нас. Но ведь не нашли!
        Что вновь заставило меня задуматься: чем таким отличался именно мой маршрут?
        Что неприятнее, я не мог вспомнить, хоть убейте, что же я там читал, в той избе! Помню, что читал. Но немог вспомнить теперь ни слова. Совсем с ума схожу? Позвольте, а как же граф Толстой, Ульянов-Ленин и господин Бронштейн, в моей версии прошлого более известный как Троцкий? Это что, если не сумасшествие?
        Стоп. Прочь эти мысли. И я вошёл в кабинет графа, у которого уже стоял несколько минут, подобно памятнику.
        Теперь «штаб» стал собираться у меня дома, несколько раз на неделе. Близнецы, похоже, знали гораздо больше, нежели предполагалось: папа с мамой, и их друзья ищут что-то интересное. Клад! Давно спрятанный! Естественно, они, в меру воображения включились в процесс. А вечером, когда гости расходились, увлечённо отыгрывали в своей комнате свои версии происходящего. Там фигурировали и пришельцы сМарса, и люди из другого времени.
        Однако пришельцем сМарса ощущал себя в основном я сам. Меня уже не могло удивить изменение в истории, происходящее всякий раз, когда я докладывал графу о находках.
        И - первое открытие. Я отчётливо помнил, из разговора с давешним стариком, фамилию Самарского. Тот ли самый? Если да, это уже не совпадение. И - отправился читать труды профессора. По счастью, почти всё можно было приобрести в электронном виде, на всякий случай - но читал я всё именно в виде книг.
        Пришлось настроить будильник в телефоне, чтобы напоминал: пора и честь знать, домой ехать. Пожилая улыбчивая женщина, в прошлом - преподаватель литературы, помогала мне в поисках. Её не удивило упоминание оШилове, хотя и она внесла свою лепту неверия: ничего не найдёте. Целые армии учёных перерывали книги, искали намёки. Все знают, что Шилов мастерски разыграл свою смерть, когда стало понятно, что его просветительская деятельность не согласуется с тем, что нужно новой власти. Но неуехал за границу - остался здесь, растворился в том самом народе. Только когда умер, уже в середине сороковых, его «выдали». Но шла война, и похороны философа прошли незамеченными. То, что похоронили именно Шилова, выяснили много позже.
        Больше всего отсылок кШилову я нашёл… в макулатуре. Почти буквально: как-то раз, возвращаясь из санитарно-гигиенического закутка, я свернул не туда и почти по-настоящему заблудился: подвалы в библиотеке не то чтобы бескрайние, но выглядят настоящим лабиринтом. Дверь в один из закутков была приоткрыта: там, как потом пояснила библиотекарша, складывали книги, судьба которых была под вопросом: или ничего толкового не содержащие, или уже не подлежащие восстановлению. К моему (и библиотекарши) удивлению, я увидел на самом верху стопок собрания сочинений современников Шилова. Ничего никому уже не говорящие имена; иедва я открыл первый же том, наткнулся на почти подробное пояснение привычек Шилова: «уходил в народ и говорил со всеми, кому был нужен совет». Причём без указания имени. Нечего и говорить, что почти все книги из той стопки были при мне реабилитированы и отправлены на реставрацию
        …Он ушёл в народ вместе с книгой. Остальное ценное, чем он дорожил, было уШилова в голове. Всё моё с собой ношу, мог бы говорить он, и, вероятно, говорил.
        Так-так… я листал переписку одного из литературоведов того времени, на монографии которого ссылался Самарский, и взгляд словно споткнулся.
        В письме явно упоминался эпизод из жизни Шилова, о котором любил повторять Самарский: когда кШилову явились представители власти и предложили работать в комиссариате, ведать вопросами просвещения, Шилов категорически оказался. «Мы хотим учить народ разному», был его ответом. «Пусть он сам решит, чья наука ему милее».
        Наивный человек. Его многие полагали наивным, ведь словно воду в песок выливал - все эти его походы в народ, попытки организации школ, всё прочее - ушло ведь всё, сгинуло, расточилось бесследно.
        Или не бесследно?
        Я опомнился, только когда телефон напомнил, что пора домой. А ведь я нашёл что-то новое! В этой книге ни слова оШилове, но ведь говорилось именно о нём!
        А если нашлась одна ссылка, отыщутся и другие.
        Это понимание придало силы всем нам.
        Реприза
        10
        Как-то между делом пришло сообщение, что господин Бронштейн был назначен министром. С повышением, значит. Я уже отчасти привык к тому, что он интересуется нашими поисками. И когда сообщил, что нашёл, несомненно, ссылки наШилова в письмах и трудах его современников, министр приехал к нам сам.
        Я и неожидал его увидеть лично, но увидел. Слабая, но ещё живая часть меня, которая возмущалась самому допущению, что граф Толстой и прочие могут быть современниками, похоже, окончательно сдалась, едва я увидел господина министра в старомодном пенсне, с тонкими губами, изящно подстриженными усами и стальным, непреклонным взглядом.
        - Рад встрече, господин Ерёмин, - приветствовал он меня коротко и энергично. И сразу же взял быка за рога: вежливо попросил ознакомить его со всем, что найдено.
        Не совсем, но ознакомил. Что-то подсказывало мне, что опыт поездки вМусохраново я пока не стану доводить до всех, слишком уж это личное. А вот нашедшиеся упоминания (без явного указания имени) отсылки в художественных книгах, сборниках писем, учёных трудах явные указания наШилова произвели на министра большое впечатление.
        - Ходили слухи, что Шилов принял меры, чтобы при любом развитии событий его основной труд уцелел. - Министр снял пенсне (отчего взгляд его ощутимо утратил жёсткость и грозность) и аккуратно протёр нарочитым платком (им, как я уже знал, и только им, он протирает свою зрительную снасть - ничего более тот платок не касается). - Чутьё подсказывает, что вы ближе многих других подошли к пониманию того, как он это сделал. Но примите добрый совет: когда отыщете «Основы», не спешите их публиковать для широкой публики.
        «Когда», он сказал. Не«если».
        - Можно узнать, почему, господин министр?
        - Можно просто «Лев Давидович». Это сложная книга, Константин Николаевич. Неоднозначная. Она и тогда успела наделать дел, да и сейчас может.
        Вот это пироги с котятами! Министра пугают ставшие уже мифическими «Основы»?!
        - Простите, каких дел?
        - Разных, господин Ерёмин, разных. Крестьянские бунты были самыми безобидными. Разумеется, книгу нужно сохранить, снять копии, но - не торопитесь её публиковать. Пусть вначале изучат специалисты.
        - Одно обещаю, что дам вам знать, если найду, - поднялся я из-за стола. Особого настроения продолжать видеть тут господина министра не было. - Остальное обсудим потом.
        - Верное решение, господин Ерёмин, - улыбнулся министр и отбыл столь же стремительно (но без суеты), сколь и появился.
        Я долго ещё сидел над очередным томом, в котором нашёл ссылки наШилова. Уже телефон не раз напомнил мне, что домой пора, а я всё сидел и думал. Я отчётливо понял, что хотел сказать министр. Если книга найдётся, она никогда уже, с гарантией, не должна увидеть света. Именно это он имел в виду, я чувствовал подлинный смысл в его взгляде. Но скем посовещаться на эту тему?
        Я решил, что разговор сУльяновыи и графом Толстым не повредит.
        Ульянова не было поблизости, но граф Толстой охотно согласился поговорить.
        - Я слышал мнение специалистов, - отозвался он, едва я закончил рассказ, - что сама книга не содержит, по сути, ничего особо нового. Шилов был великим психологом, хорошим оратором и демагогом. В этом вся суть.
        - Простите?! - удивился я. - Демагогом?
        - В первоначальном значении, господин Ерёмин. Демагог, сиречь тот, кто умеет говорить с народом. Суть всегда в человеке, а нев книге, но книги могут менять многих людей, могут научить их думать. Возможно, министр опасается именно этого.
        Дичь какая-то. У нас что, средние века? Примерно так я и спросил.
        Граф загадочно улыбнулся и развёл руками.
        - Люди, с которыми Шилов общался непосредственно, изменили мышление сотен и тысяч иных людей. Выстояли против великих испытаний, являются опорой нашей державы, хотя держава и невыражает им должного уважения. Шилов учил, как научиться уважать и понимать себя, и как выстоять против всего, что уготовила судьба. Хотя он и небыл фаталистом. Ну-тес, давайте ближе к делу. Вы отыскали сведения оШилове? Поразительно! Я не ошибся в вас, господин Ерёмин. Несомненно, это открытие! Я тотчас же помогу вам связаться со специалистами в этой области. Вас что-то тревожит?
        Несомненно. Меня тревожило, сколько раз Шилов ставил дом, малую родину человека, во главу угла. Все найденные, разрозненные и неупорядоченные, цитаты всегда указывали на дом. И только сейчас до меня дошло, что первоначальный дом Шилова находится здесь, вНовосибирске.
        Естественно, его осматривали и обыскивали, только что по досточкам не разбирали. И ничего не нашли. Может, и мне стоит посмотреть? Книгу, скорее всего, Шилов раздал по главам доверенным людям. Я общался только с одним из них, а сколько их всего? И как их искать? Неизвестно. Но вдоме Шилова определённо стоит побывать.
        - Дом Шилова. Его готовят к сносу, - пояснил я. Граф побагровел.
        - К сносу?! Когда? Кто посмел?! - он бросился к телефону и дал, вкратце и сухо, несколько указаний. Забавно: у него на столе компьютер, причём из очень современных, но намоей памяти граф никогда к нему не прикасается. - Спасибо, что предупредили, господин Ерёмин! Это возмутительно. Поразительно, на что только ни пойдут чиновники ради взятки! Езжайте тотчас в дом Шилова. Все бумаги и прочее я сейчас же подготовлю. На вас, и навсех, кому вы доверяете. Не медлите!
        11
        Что и говорить, идея посетить дом Шилова привела Марию в восторг. Близнецов она обрадовала куда меньше: поначалу родители обещали им, что летом будут чаще проводить время с ними, и вот на тебе - взялись за какие-то поиски! То есть сами поиски - это классно и здорово, но проводить дни, роясь в книгах? В скучных беседах о философии? Наконец, близнецам было заявлено, что родители ищут клад. Естественно, мальчишки потребовали участвовать в процессе. А как иначе? Кто, кроме них, успел так много узнать про то, что такое клад, и где именно их ищут?
        Однако их энтузиазм приугас, когда выяснилось, что нет ни острова сокровищ, ни оставленных щедро знаков, а самое главное - что мы не первые, и даже не вторые из тех, кто пытается найти пресловутый клад. Ну разве так бывает?! Если клад искали тысячи других, там и искать-то уже нечего! Пришлось напомнить им про «Остров сокровищ», где клад нашли только те, кому он и достался.
        Я не стал до поры уточнять, что кладом может быть просто книга. Тем более, без картинок и разговоров: следовательно, неинтересная. К великому облегчению меня иМарии, близнецы великодушно поручили нам самую скучную работу, но когда клад найдётся, они возьмутся за настоящую: его изучение.
        На том и порешили. К дому Шилова мы приехали сами; дом, признаться, выглядел неважно. Как водится во времена перемен, стоило только открыть ограду, пусть днём и вроде бы под присмотром, как начали растаскивать. До сих пор не могу понять таких людей. Наши пропуска произвели магическое действие на охрану: нам разрешалось, за очень высокими подписями, произвести любые действия, не приводящие к порче, приведению в негодность… и так далее.
        Вопреки моим подозрениям, внутри дома - поместья - оставалось много и обстановки, и остального. Разграблению подверглись в основном подвалы, но там не было предметов старины - хлам, который все владельцы дома поочерёдно запихивали, его, если честно, не очень жалко.
        Охранник не стал идти за нами по пятам - вручил ключи и порекомендовал быть осторожнее, местами пол уже ветхий.
        Мы вошли в гостиную и стали думать, что же мы ищем, и как это делать.
        Как отыскать что-то ценное - непонятно, что, причём - в ситуации, когда до тебя здесь уже побывало множество людей, и синструментами, и неоднократно? Они простукали и просветили все стены, заглянули под пол, разобрали каменную кладку в подвале, в поисках тайников. Тайники есть, они сохранены для истории. В доме их тьма-тьмущая, тайников: Шилов, действительно, остался по сути своей ребёнком, любил таинственность и загадки. В тайниках оставили то, что там лежало, в основном - детские сокровища: ракушки, камушки, таинственные послания на неизвестном науке языке (который автор его, подозреваю, забыл минут через пять после сочинения послания). Записки, камушки и прочее, правда, лежали теперь в пластиковых пакетиках, чтобы время, в компании с сыростью, муравьями и плесенью не разрушили их окончательно.
        Очень мило. Так что же искать, и где искать? У нас были инструменты. Ломать и отдирать ничего не собираемся, пока что, во всяком случае. Да и смысл? Стены дома перестраивали, тайники, которые в комнатах, почти все реконструированы, некоторые по нескольку раз. От того дома, который был при Шилове, остался фундамент, подземные этажи - там, где были кладовые и ледник - да часть стен первого этажа. Вот и всё. Остальное давно уже заменено. В семидесятые дом был серьёзно повреждён пожаром - после которого полностью. заменили крышу и чердак, так что и там уже искать нечего.
        Что же мы ищем, и зачем?
        - Корни, - проговорил я, когда понял, что Мария, как и я, ломает голову над основным вопросом всех времён и народов: что делать? - Шилов всегда говорил о корнях. Что люди подобны деревьям - могут расти, творить и чувствовать, только пока живы их корни. Где у дома корни?
        Мы переглянулись, и помчались по лестницам вниз, в самый низ, к корням дома.
        Мы ходили по просторным помещениям, глядя на каменную кладку. Мастерски сделано! Камни уложены вроде бы случайно, но, как нам охотно объяснил сотрудник краеведческого музея - именно его люди тщетно (до вчерашнего дня) пытались отстоять дом, не дать его окончательно разрушить - так вот, камни обтёсаны так, что каждый из них можно уложить единственным образом. Не спрашивайте, зачем так сделано, и сколько в это вложено труда. Зато дом стоял полтора века, и ещё может простоять сколько угодно: фундамент его можно разрушить только очень сильным землетрясением, или аналогичной катастрофой.
        Камни! Их вынимали, искали пустоты за ними (и находили), и ставили назад. Практически, перебрали всю кладку. Часть её, где ультразвук, или чем там пользовались для поиска пустот, не обнаружил тайников, не тронули. Так что даже старинный цемент, который не всякой зубило с первого раза возьмёт, в основном цел.
        Думай, голова. Тайники устраивались так, чтобы не было нужды разрушать кладку, ломать дом. Верно? Верно, Шилов строил свой дом на века. Если что-то есть, оно всё ещё в тайниках. Звучит глупо, ведь оттуда давным-давно всё выгребли, а были там и драгоценности, самые обычные, из презренного металла и каменьев.
        - Что может быть спрятано в тайнике, из которого всё извлекли? - поинтересовался я, не очень ожидая ответа. И, вместе сМарией, сам себе ответил: камни.
        Мы переглянулись. Ну камни, и что? Их тоже простукали, просветили «лучом» ультразвука. Если были бы пустоты, давно бы уже камни все разломали, вынули оттуда, что там осталось, если осталось. Да и камни тут огромны: в самом основании иные были размером с человека. Мы сМарией физически не одолеем ворочать их. И никаких способов просветить, простукать. Впрочем, нет: молоточек и молоток покрупнее при себе. Но, повторюсь: мы не первые, кому в голову пришла такая идея.
        Есть ли он вообще, этот таинственный клад? Мария делала фотоснимки всего, что было вокруг, мы открыли все известные тайники - и сделали снимки их интерьеров (хотя тот самый сотрудник уговаривал взять уже готовые).
        Через три часа, все в пыли, плесени и бог весть в чём ещё, мы покинули поместье. Охрана досмотрела нас - положено, выносить без разрешения ничего нельзя. Неприятная процедура, но что поделать.
        Близнецы с восторгом выслушали наш рассказ, о том, как мы искали ключи к тайне клада. Им и так было понятно, что подлинный клад спрятан очень, очень надёжно! Это ложные клады на виду, чтобы их забрали, и перестали интересоваться. А настоящий всё ещё там!
        Их вера в то, что настоящий клад ещё не найден, удивительным образом передала нам веру в то, что поиски не напрасны. Ведь Шилов действительно знаток мистификаций, он должен был предполагать, что новые владельцы дома не поленятся разобрать его по камушку, чтобы отыскать всё спрятанное. Вопрос, сумел ли он перехитрить кладоискателей?
        12
        Следующие дни мы сМарией таращились на фотографии из подземелий, тщась отыскать хотя бы какую-то закономерность. Умница Мария: всегда снимала так, чтобы легко было привязать снимок к местоположению в доме. Так что, даже если стереть все наши пометки, всё равно можно восстановить, что откуда.
        В фундаменте дома семь тайников. В самом малом поместится разве что кошка; вдвух самых крупных вполне устроится и взрослый человек средней, так скажем, комплекции. Признаться, отчасти я боялся найти в тайниках кости, или что похуже. Начитался накануне Эдгара По, что ещё добавить. Но втайниках было сухо, чисто, чуть ли не стерильно - их действительно осматривали по всем правилам науки.
        Надо отдать близнецам должное: они нашли закономерность. Возможно, потому, что увлечённо читали «Записки оШерлоке Холмсе» последние дни. А может, потому, что смотрели свежим взглядом.
        Они указали на прерывистую линию, которая была видна на поверхности трёх крупных валунов в кадре. А я припомнил, что нечто подобное видел в той избе, где мне дали прочитать отрывки из«Основ». Хоть убейте, не помню, где именно видел. Но посмотрел на фото - и вспомнил.
        Во второй раз мы не сразу направились к тому самому тайнику. Видимо, прониклись неведомо откуда взявшимся духом конспирации, и вначале просмотрели несколько остальных.
        Камень на вид как камень. Ну да, вот они, узоры - не очень понятно, как их нанесли. Возможно, вытравили правильными веществами - Шилов достаточно хорошо разбирался в химии, ведь он и фотографом был, сам запечатлел многое (жаль, что оригиналы фотографии канули все до единой).
        Так или иначе, а узоры на камне, если немного присмотреться, указывали на вполне определённую его часть. Я постучал по камню молотком - ничего. Никаких пустот. Были бы пустоты - их бы до меня обнаружили.
        Но что-то ведь есть именно в этом камне! Я стукнул молотком сильнее, открошив часть поверхности, и увидел - часть камня, казалось, слегка вошла внутрь. Ударил сильнее, рискуя привлечь внимание охраны - часть камня отчётливо вошла внутрь, а затем… чуть приподнялась, выступила над поверхностью. Мы обменялись взглядами сМарией, и веё глазах я увидел восторг.
        Не сразу удалось вытащить отошедший от основной массы камня кусок. Ай да Шилов! На самом виду стоит камень, а его никто не попробовал разломить, изучить? Хотя нам говорили ведь: все пустотелые камни были разбиты и всё, в них находящееся, передано в музей для изучения.
        Помогли ложные клады, значит. Я не очень удивился, обнаружив внутри небольшого (относительно) тайника завёрнутую в промасленную ткань жестяную коробку. Коробка, в свою очередь, была тщательно облита воском (или чем-то наподобие) - для герметичности, видимо.
        У меня сильно тряслись руки, когда я доставал коробку. Едва вспомнили о предосторожности, подстелили газету - восковое покрытие не сразу отошло.
        Внутри была книга, несколько тетрадей. В идеальном состоянии, словно вчера только их сюда спрятали. Вот он, клад!
        - Надо переснять! - шепнула Мария. Фотоаппарат ей оставили, с ним можно входить. Никого не волнует, что мы вынесем из того, что внутри фотоаппарата.
        И мы начали переснимать. Долгий процесс, но мы не обращали внимания на время - просто делали копии, и всё. Дошли до первой тетради, когда явственно послышались голоса - кто-то ещё осматривает дом. Чёрт!
        Книга оказалась не очень большой. Она отлично поместилась, обёрнутая в пластиковый пакет, в мою сумку. Очень удобно, как выясняется, ходить с сумкой, в которую помещается, не сминаясь, лист форматаА4.
        Промасленную тряпку мы оставили внутри тайника, его «крышку» я вставил, не очень уже заботясь о конспирации - всё равно заметят, если возьмутся изучать. Сейчас главное - добраться вместе с книгой доТолстого или Ульянова.
        Мы прошли из дальней комнаты-кладовки, где был спуск в подвал, в гостиную, когда поняли, что в ловушке.
        - Рад видеть вас в добром здравии! - Министр Бронштейн был явно в хорошем настроении. - Господин граф велели передать, что ассамблея начинается через… - министр посмотрел на часы. - сорок минут.
        Мы переглянулись сМарией. Вот чёрт, я и впрямь забыл всё на свете! Ну да, мы ведь не собирались здесь задерживаться. Но задержались.
        Нас обступили ещё четыре человека - в ладных костюмах, со спокойными выражениями не запоминающихся лиц. Один из них отнял уМарии фотоаппарат (и то сказать, мы очень уж растерялись), другой попробовал забрать у меня сумку. Но тут уже я успел очнуться.
        - Это как понимать, господин министр? - я понял, что злость придаёт мне сил. Заметил, краем глаза, что иМария пришла в себя. - Почему вы нас задерживаете?
        - Например, можно понимать, как вандализм. Если будут сомнения, мы спустимся в подвал и найдём свидетельства. Отдайте её, господин Ерёмин. Прямо говорю, так будет лучше для всех.
        Видно, он по-своему понял мой жест, когда я оглянулся в сторону спуска в подвал. Господин Бронштейн кивнул, и двое из его свиты - один из них тот, что отнял фотоаппарат - направились в указанном направлении.
        - Правильно, господин Ерёмин. Пусть остаётся там, где вы нашли её. Тогда…
        Нам достаточно было просто переглянуться. Не знаю, что на нас нашло. Возможно, я понял, что задержись мы тут - и книге конец. Мария, на вид сама покорность, сильно толкнула одного из людей министра - тот кубарем полетел на пол через кресло. А я схватил со стола массивную пепельницу и, не очень глядя куда, ударил второго. Ударил, куда пришлось. Уже убегая, держа Марию за руку, я оглянулся. Господин Бронштейн так и остался стоять - стоял и улыбался нам вслед.
        Охраны снаружи не было. Интересно, зачем её отозвали? По уму, наоборот - перекрыть дом и подступы. Возможно, господин министр вовсе не ожидал никакого сопротивления.
        - Костя, беги скорее! - Мария указала мне направление. - Я поеду домой, заберу детей и - к маме. Господин граф точно будет на открытии. Передай ему книгу!
        Я не стал пытаться её отговаривать. Видно было, что Мария прихрамывает - это, вероятно, не помешает ей вести машину, но бежать со мной так же быстро точно не сможет.
        Я остановился у угла соседнего здания, оглянулся - наша машина мягко тронулась и через полминуты уже свернула на проспект. Отлично. А ещё через несколько секунд из ворот дома выбежало несколько человек.
        Я бросился дальше, прежде чем они успели меня заметить. Здешние улицы все кривые и сходятся под странными углами, но я-то знал их все! Оставался шанс, что среди людей министра не так много знатоков здешнего ландшафта.
        …В здание библиотеки я вошёл со служебного входа. Спасибо графу за пропуск: мне так часто приходилось спускаться в хранилище, что выхлопотал мне удостоверение, можно было являться сюда через вход для сотрудников, в любое время суток. Вот и сгодилось!
        Я быстрым шагом двигался через пустынные коридоры, мимо дверей в хранилища, когда услышал шаги. Запоздало.
        Удивительно, но господин Бронштейн был один. Настолько уверен в себе?
        - Потрясающе, господин Ерёмин. Положительно, вы очень ценный сотрудник. Мне нужны такие люди, как вы - готовые ради книг на всё. У меня для вас новость.
        Господин министр добыл из футляра на поясе модный, дорогой телефон - по сути, целый компьютер - и поднёс к уху. Сказал пару слов, улыбнулся и протянул мне.
        - Костя, здесь чужие люди! - услышал я слова Марии. Чувствовал, что она испугана, но недо состояния полной потери самообладания. - Мы в ловушке. Они не дают нам уйти.
        Господин министр отнял у меня телефон и вернул его в футляр.
        - Убедительно? Не бойтесь, ничего с ними не случится. Просто отдайте мне книгу, господин Ерёмин.
        Так и смотрел, отечески улыбаясь из-под стёкол золочёного пенсне. Ну да, что теперь беспокоиться?
        Я не думаю, что особо удивил его. Я знал, какие из дверей хранилищ открыты, и вкаком из них есть спуск в подвал. Министр не стал за мною гнаться. Просто стоял и смотрел, улыбаясь, вслед.
        13
        Нет, я не сошёл с ума, бросая Марию и близнецов на произвол судьбы. Просто я прочёл в послании кодовое слово. Оно значило простую вещь: мы в безопасности, не беспокойся. С минуты на минуту господин министр может обнаружить, что мне нечем угрожать. Не знаю, что там дома случилось, ноМария дала понять, что не всё так ужасно.
        Ну, почти. А пока что… Я понял, что едва не заблудился тут, среди подвалов. Тот памятный закуток, где давеча нашлась стопка книг, был забран решёткой, заперт на огромный замок. Да и ладно, своё дело он уже сделал.
        Но тут я вспомнил, что у меня с собой фотоаппарат - в телефоне - а книгу я, как ни крути, могу и несохранить. Запаса энергии было порядком: спасибо Марии, заставившей меня вчера зарядить его. Я принялся фотографировать страницы, осознавая, что часть снимков будут смазаны. Пусть так! Почерк Шилова, крупный и разборчивый, всё равно удастся разобрать.
        Я сделал почти три четверти книги, когда в телефоне… кончилось место для фотографий, да и батарея уже изрядно села. Чёрт! Я почти час провёл тут, делая снимки! До начала заключительного вечера оставалось всего ничего.
        Вот так вот, господин министр, подумал я. Вы ведь уверены, что я не стану прятаться у вас под носом: я же не опытный подпольщик, у которого в голове всегда множество планов на все случаи жизни. Вы будете ждать меня снаружи, чтобы я не«просочился» на мероприятие, не передал графу или Ульянову драгоценный груз.
        Шум голосов я услышал внезапно, и повернул в сторону двери, из-за которой они раздавались. Чудо, что и эта дверь не заперта!
        Сам не знаю, каким образом, но я сумел проникнуть за кулисы. Странно, что господин министр не поставил здесь своих людей. Впрочем, рано было радоваться: я увидел как минимум пятерых из них в зале, полном разнообразного литературного люда. Из знакомых я узнал только Бирюкова-младшего, с неизменной трубкой во рту, да графа Толстого. Оба они вели увлекательную беседу и красочно жестикулировали.
        - Дорогие друзья! - трубку взял не кто-нибудь, а лично господин Бронштейн. - Я рад видеть здесь, на заключительном вечере нашей с вами ассамблеи, столько знакомых, а более всего - незнакомых лиц. Теперь никто не сможет поспорить с тем, что Сибирь…
        Он пел соловьём почти пять минут, я уж начал задрёмывать. И проснулся, как от толчка в бок.
        - …господина Ерёмина, - добавил министр. - К огромному сожалению, дела не позволили ему…
        - Позволили, господин министр, спасибо, - выступил я из-за кулис и под бурные аплодисменты забрал у него микрофон. - Прошу прощения, что задержался. Буду краток: поиски, которые мы вели с моими друзьями… - Я обвёл взглядом весь зал, там были почти все они - все, с кем мы начали возрождать конвент. - Так вот, эти поиски завершены. Перед вами - «Основы» Петра Шилова, - поднял я книгу над головой. Зал вздохнул практически в унисон. - Я уже сделал фотокопию и отправил её на экспертизу. Я думаю, теперь никто не посмеет усомниться, что Пётр Шилов существовал, а учение его очень вовремя отыскало нас, спустя столько лет.Я…
        Министра рядом не было. И, едва я это обнаружил, грозно и пронзительно зазвучала пожарная тревога.
        - Спокойствие, господа, - увещевал всех граф. - Просьба покинуть помещение. Не беспокойтесь, не волнуйтесь, выходите все спокойно.
        Я оглянулся и понял - все подступы к сцене перекрыты людьми министра. Тревога, похоже, тоже его рук дело. Толпа вытекала из зала через дальние двери, и что-то махали мне граф, Ульянов, и некоторые из друзей - ясно было, что звали с собой, прочь отсюда.
        Люди министра бросились на сцену. Только чудом я не дал себя схватить, и помню отчётливо: кого-то от души ударил портфелем с книгой внутри, кого-то попросту пнул.
        Я выбежал в коридор, и сразу почувствовал запах гари. Пожар настоящий? Однако настоящий огонь, или нет, а топот за спиной оказался самым настоящим. И куда я теперь? Не знаю уж, каким чувством я понял, почуял - в одной из комнат дальше по проходу можно спрятаться. И я побежал.
        Свет погас, когда я добежал до той дверцы. Теперь уже не было сомнений: воздух стремительно замещался дымом. Только задохнуться не хватало! Однако я не мог сдаться, не мог бросить книгу. Сейчас уже ничто не могло бы заставить меня отступить.
        Я задвинул засов - подсобка заброшена, но дверь вполне ещё крепкая - и осветил комнатку изнутри экраном телефона. «Мы в безопасности. Где ты?», спрашивала меня Мария, сообщение пришло только что. Что я мог ответить?
        В дверь начали стучать. Сразу не вышибут, и передо мной теперь две задачи: спрятать или книгу, или телефон так, чтобы не нашли. Тогда сохранится хотя бы одна копия. Дверь не была герметичной; воздух в ней быстро станет непригодным. О, кирпич шатается в стене! Замечательно! Я успел достаточно рассмотреть нишу, открывшуюся за кирпичом, чтобы даже с выключенным телефоном запомнить, куда положить ценный груз. Должен выдержать, пластиковый пакет достаточно герметичен. А кирпич пригодится, чтобы…
        Я примерно оценил, откуда вот-вот появятся преследователи, и приготовился к обороне. Помню только, что с грохотом рухнула дверь, и я замахнулся кирпичом.
        И отключился. Как лампочка - разум и чувства угасли мгновенно.
        Кода
        14
        Я смотрел в потолок. В голове было неприятно - сыро, мысли ворочались с трудом. Ну да, отравиться дымом - дело нешуточное.
        Помещение знакомое. Несомненно, это больница. Вот только почему всё кажется знакомым?
        Я приподнялся на локте (в голове словно петарду взорвали - так больно мне давно не было), и, уже падая назад, успел заметить письменный стол, украшенный сверху компьютером и стопками книг. И книжные полки. Ещё успел заметить, что обои с геометрическим узором.
        Дверь беззвучно отворилась и вошла девушка, на долю секунды мне показалось - Мария. Но неона. И тоже: я давно её знаю, несомненно, но откуда?
        Следом за ней вошёл врач. Вот этого я не помнил даже смутно, и нехотел запоминать. Не люблю врачей, что поделать.
        - Костя? - девушка взяла меня за руку, и вголове вновь что-то взорвалось. За какую-то долю секунды я вспомнил многое. Да так вспомнил, что на короткое время жить расхотелось.
        Меня и всамом деле зовут Константином, только фамилия моя - Загорский. Девушка - Вера Загорская, моя супруга, мы вместе уже седьмой год. И… память приходила потоками, от неё становилось физически больно.
        - Замечательно, замечательно, - улыбнулся врач. - Вижу, всё помните. Нет-нет, не пытайтесь встать, отравление - дело нешуточное. Вот завтра уже сможете встать.
        - Я в больнице? - Я не мог глаз отвести отВеры. Смотрел бы и смотрел. И… чувствовал себя ужасно виноватым. И понял, что она недавно плакала. И плачет в последнее время очень часто.
        - Нет, вы дома, - возразил врач. - Нет никаких оснований для госпитализации. Теперь, когда вы всё вспомнили. Основное вспомнили, остальное постепенно вернётся.
        Вскоре он ушёл, оставив на столе лекарства, аВера придвинулась поближе и улыбнулась мне сквозь слёзы.
        - Извини. - Смотреть ей в глаза было непросто. Да, теперь я понимаю, что почти два месяца жил в другом районе города, придумал себе другую фамилию и нашёл новое место работы… Диссоциативная фуга, так это назвал врач. Вы были очень недовольны тем, как живёте, пояснил он, и мечтали о чём-то недостижимом. Настолько сильно мечтали, что однажды отказались от реальности, и бросились в фантазию с головой. Взяли другое имя, придумали другую биографию. Вы даже верили, что женаты на другой женщине и увас двое детей. При том, что у четы Загорских детей пока что нет.
        …Не стоит очень переживать. Фуга случалась со многими, в том числе с великими. Например, сАгатой Кристи. Да-да, и сней тоже, представьте себе! Главное, что вы нашли смелость вернуться в реальность, признать, что здесь ваше место. Теперь можно не беспокоиться.
        …Одно было общим: иКонстантин Загорский, иКонстантин Ерёмин отчаянно пытались возродить литературный конвент вНовосибирске. Вот только Загорский обратился к администрации города, и везде получил от ворот поворот. Да, ещё одно общее: и там, и здесь у меня есть друзья. Они очень помогали мне с организационными вопросами, пусть даже здесь, в реальности, мы ничего пока не добились…
        - Всё хорошо. Просто выздоравливай, ладно? И неубегай от меня больше. Мы всё сумеем изменить, теперь точно сумеем, да?
        Мы гуляли сВерой. Много гуляли: и специально проходили по всем тем местам, по которым любил гулять Ерёмин. Частенько сиживали в том самом кафе, где я говорил сТолстым иУльяновым. Чёрт, пару раз мне даже показалось, что я узнаю запах ульяновского табака, но… Прочь, прочь. В этой реальности всё по-другому.
        …Я вспоминал, кого именно воображение назначило на руководящие посты, и чем они там занимались. А занимались они… творчеством. Как ни странно говорить про чиновников, но они поддерживали то, что составляет, поШилову, суть человека: умение и желание создавать. Правда, в основном сил людей хватает на основное, фундаментальное творчество - оставить после себя детей и научить их мыслить, быть самими собой. Не увсех хватает сил даже и наэто - проходят, расточаются и неоставляют после себя следа. А исторические личности, пригрезившиеся Ерёмину, рьяно (может, за исключением Бронштейна) охраняли слабые, едва живые ростки культуры, пробивавшиеся сквозь пепелище…
        И что бы это значило? В событиях фуги, если только вам удастся припомнить её суть, заключено объяснение. Почему именно так? Я не очень пытался искать смысл: если уж жить, то оставаясь Загорским. Как минимум, у него подлинные, не воображаемые родные и близкие.
        …Меня нашли, когда я спасал книги. Пожар в библиотеке - коротнуло в подсобке - только чудом её не уничтожил. И говорят, что справился с огнём не кто-нибудь, а я - практически в одиночку. Не дал огню добраться до хранилища, спас почти все книги. И чуть не задохнулся. Конечно, при мне не было портфеля с«Основами», а телефона и вовсе не нашли. Теперь я уже не был уверен, что хочу возвращаться на место событий. Во-первых, не пустят. Во-вторых, а вдруг найду?
        - Не молчи! - Вера потянула меня за руку. - Пожалуйста, говори со мной. Мы пять лет почти молчали, и вот чем всё кончилось! Что тебя беспокоит?
        И я рассказал, что. Честно, глядя ей в глаза.
        - Мы должны побывать там, - решила она. - В каждом месте. Обязательно. Побываем, посмотрим, и увидим, что там ничего нет. Не спорь, Костя! Это важно! Ты ведь не боишься?
        Я боялся. Но недолго.
        - Умница! - она поцеловала меня. - Начнём с«Пентагона», давай? Прямо сейчас!
        15
        В квартиру, которую снимал Ерёмин, мы пришли в последнюю очередь. Помню, что соседка по площадке, одна из тех всезнающих старушек, которые всё видят и всем докладывают, странно посмотрела на нас сВерой. Вернее, странно посмотрела на неё.
        Квартира встретила нас спокойствием и приятными, совершенно домашними запахами. Вера прижала ладонь ко рту, словно хотела вскрикнуть, но передумала. На мой взгляд лишь помотала головой - всё в порядке, не беспокойся.
        Я прошёлся по всем трём комнатам и кухне. Я уже почти привык к тому, что подробности быта Ерёминых почти полностью выветрились из памяти. То есть остались лишь фрагменты, смутные образы. Их никого не было, сказал врач. Соседи говорят, что слышали, как вы обращаетесь то к супруге, то к детям - скажем, когда открывали дверь, чтобы выйти наружу. Но их никого не было, поймите. Иначе бы их кто-нибудь видел. Вы сняли квартиру на полгода, не торгуясь, и владелец её не совал нос не всвои дела. Вы жили спокойно, не шумели, успели понравиться всем соседям по подъезду. А ваши разговоры непонятно с кем они трактовали как чудачество. Да, вы ведь считали себя литературным обозревателем. Мы пока не стали говорить главному редактору «Вестника», что с вами случилось. Он до сих пор недоумевает, куда делся новый сотрудник - внезапно появился, произвёл очень хорошее впечатление, практически сам создал и сделал очень популярной литературную колонку - и так же внезапно пропал. Как только придёте в себя, я советую прийти и поговорить с ним. Необязательно всё рассказывать. Но вдруг ваше призвание действительно лежит в
той области?
        Я помотал головой. Присел на диван… и надолю секунды почувствовал: Мария сидит рядом, прижавшись щекой к моему плечу, а близнецы прямо на полу. И всё смотрим фильм.
        - Костя? - Вера осторожно потрогала меня за плечо. - Ты устал? Может, достаточно на сегодня?
        Нет ещё. Я попросил её проверить, что в холодильнике нет ничего испортившегося - квартира «моя» ещё почти полтора месяца, можно не торопиться, вернуться потом. Но я хотел всё забрать ещё сегодня. Здесь мои вещи - раз я тут работал, тут всё и лежит. Нужно найти.
        Искать оказалось недолго. В этой квартире я тоже успел обставить своё рабочее место так, чтобы всё было под рукой, все однородные предметы - поблизости. Я сел за стол, за которым сидел, в полной воображаемых домочадцев и друзей квартире, многие недели. Я не чувствую себя здесь чужим. Напротив, это моя квартира, настоящий дом. Как такое могло случиться?
        Я протянул руку, понимая, что включу стоящий под столом, справа от меня, системный блок компьютера. И включил. Интересно, а это у меня откуда? Не хозяйское, дом сдаёт пенсионерка, и унеё такого не водится.
        Пальцы сами собой ввели имена и пароли. И я увидел - десятки файлов, документы. Книги, заметки, исследования. Когда я успел это сделать? Чем вообще занимался здесь на самом деле?
        - Может, лучше всё это… - Вера не договорила «стереть». Наверное, побоялась произнести. Я тоже колебался: казалось, прочитаешь эти файлы - и подхватишь безумие вновь. Фуга или как оно на самом деле называется, бегство практически удалось. Но потом я замер на месте, увлечённый новыми заботами, и реальность мало-помалу меня нагнала.
        Она стояла, сжимая мне плечи так, что уже становилось больно.
        - Возьму на память. Если хочешь, прочитай ты первая, и скажи, что лучше с ними сделать.
        Она кивнула. Я замер, завершив копирование, и мне послышалось… нет, разумеется, только послышалось - память альтернативной жизни едва теплилась, она не осмеливалась заявлять о себе в полную силу. Но я узнал звук - так шумели близнецы, когда, построив из конструктора военную технику, увлечённо освобождали выдуманные государства от тёмных сил. Да-да, помню: мы произносили это с обеих заглавных букв: Тёмные Силы.
        Вера вздрогнула. Отпустила мои плечи и побежала - туда, в детскую. Я пошёл следом - мне не понравилось, что в доме стало тихо.
        Вера стояла, прижав ладони ко рту. Я понял, почему она это сделала: мне показалось, что вещи стоят чуть-чуть по-другому. А настоле оказались игрушки, собранные из того самого конструктора. Два самолёта. Их не было, когда мы заглянули в детскую несколько минут назад.
        - Нет, - поймала она меня за руку, когда я шагнул, чтобы взять один из самолётов. - Не надо. - Она повернула меня лицом к себе, пристально глядя в глаза. - Значит, близнецы?
        Я кивнул.
        - Ну, что получится, то получится, - произнесла она вроде серьёзно, даже сухо, но рассмеялась первой. Я рассмеялся следом. И наваждение вновь угасло - мы стояли среди пустой, но уютной квартиры, и ничто постороннее не давило на органы чувств.
        - Не здесь, - прошептала она, отводя взгляд. - Только не здесь. Уйдём, хорошо? Не то мне снова станет мерещиться.
        Жаркий воздух лета ударил в лицо, едва мы закрыли дверь подъезда, и окончательно привёл в чувство.
        16
        Отчего-то не спалось. Ни мне, ни Вере. Вроде бы всё осталось позади, и успели выговориться - давно нужно было, давно - но проснулись оба. Как по сигналу.
        Ночь. Ясная, тёплая ночь середины июля. Едва заметные, успокаивающие звуки спящего города. Хотя какой там город, в лесу ведь живём. Мы переглянулись с ней - и поняли, что сна - ни в одном глазу. На часах - едва за три, а мы уже выспались. Словно сговорившись, исполнили все утренние ритуалы - вплоть до завтрака. Ничего не говорили - крепла уверенность, что думаем об одном и том же.
        - Сейчас, да? - спросила Вера, когда с ночным завтраком было покончено. Можно было и неспрашивать. Да, сейчас.
        Мы спускались по лестнице, и нас обоих отчего-то разбирал смех. Да. Прямо сейчас. Съездить в особняк Шилова, посмотреть, увидеть, что ничего того не было, и окончательно вернуться в этот мир, по эту сторону фантазии. Признаюсь, очень милой фантазии. Я всё ещё видел, какими глазами Вера смотрела на меня, когда я описывал своих сыновей-близнецов из«потусторонней» жизни.
        Что-то определённо нужно было менять в этой жизни. Не было бы счастья…
        Я ехал осторожно. Улицы пустынны, да, но всё равно не торопился. В приоткрытые окна то и дело забирался озорной утренний ветерок и приводил нас в чувство. Так и ехали, улыбаясь, но глядя в разные стороны. Привыкли, что поделать - жить, не глядя друг на друга. Самое время отвыкать.
        До самого здания пришлось идти пешком. В который раз возблагодарил чью-то беспечность - пусть опасное уже строение и огорожено, но взаборе есть дыра. Надо просто знать, где.
        Люди определённо стали добрее и лучше. В стародавнее время давно бы уже проникли сюда и растащили всё - до последнего гвоздя, исписали бы похабными надписями. А сейчас бывший дом Шиловых оставался практически нетронутым. Ну да, под снос, но смотри, сколько всего внутри осталось! И мебель, и много чего ещё. И никто не позарился. Сам не знаю отчего, но это зрелище вселило в меня уверенность.
        Вот и подвал. Мы уже были тут. С доктором и другими. Уже убедились, что нет никаких тайников. Теперь я понял, зачем мы здесь: Вера должна убедиться. Сама. Конус белого света смахивал в стороны тьму, так и липшую к лицу - в подвале сыро и тихо. Слишком тихо. Вот тут… Вот этот кирпич.
        Он подался. А затем мы принялись долбить по соседним кирпичам. Вынули ещё несколько. За ним ничего не могло быть - то есть, не должно было быть. Но сейчас…
        - Костя… - Вера вздрогнула. - Почему?! Ведь…
        Она умолкла. А меня охватило и отпустило чувство нереальности. Я запустил руку, как тогда, в грёзах, и добыл и жестяную коробку, и всё остальное. Том «Подвижника», учебник истории. Я боялся поворачиваться. Боялся, что вместо Веры увижу Марию.
        Но это была Вера. Она приняла все три предмета, глаза её были широки - не передать.
        - Посвети! - она поставила коробку на один из ящиков и открыла - я видел, как дрожат её руки. И там, внутри, было то, в существование чего никто не верил. «Основы» Петра Шилова, мало кому известного сибирского философа и просветителя.
        - Свети! - она добыла из своей сумки кофр, а изнего - фотоаппарат. И принялась снимать. Не могла удержаться. Я понимал - я тоже тогда сидел, читал, и немог остановиться. Не мог удержаться.
        Она успела сделать снимки почти всей рукописи, когда мы услышали. Мы оба. Вот-вот нас застукают! Здесь всё равно должен быть сторож - не хватало только, чтобы всё это отняли! Мы рассовали книги по сумкам, закрыли тайник Жестяную коробку я обернул в куртку, чтобы не бросалась в глаза, и мы поспешили наверх. Теперь казалось, что тьма хватает за руки и заноги, не желает отпускать с добычей. Но я не позабыл поставить кирпичи на место. На всякий случай.
        Я не очень удивился, если честно, обнаружив там, у дома, графа Толстого. Вера выбежала вслед за мной, и чуть не вскрикнула.
        - Лев Николаевич?!
        Он кивнул, прижимая палец к губам. Чувствовалось - надо уходить. Побыстрее. Сам не зная, почему, я развернул свёрток и передал коробку графу.
        - Она здесь, Лев Николаевич. Пожалуйста, позаботьтесь о ней.
        Он кивнул, и принял драгоценный груз. Видно было, что и он смотрит на него благоговейно.
        - Весьма, весьма признателен, - граф пожал руку мне, а затем - Вере. - Вас никто не заметил?
        Мы переглянулись и отрицательно помотали головами.
        - Отечество вас не забудет, - граф едва заметно поклонился. - Господин Ерёмин, госпожа Ерёмина… было исключительно приятно с вами познакомиться!
        И отбыл. Быстрым шагом, в направлении той самой дыры в заборе. Едва он скрылся по ту сторону, с нас словно оцепенение спало - помчались следом. И успели заметить графа, стоящего у роскошного автомобиля - словно нас ждал. Вера подняла фотоаппарат…
        Я думал, граф отвернётся, или закроет лицо. Отнюдь нет - он улыбнулся нам, помахал рукой и сел в машину. Сам водит, смотри-ка! Двигатель лимузина мягко заворчал, и авто медленно, почти неслышно скользнуло к повороту дороги.
        - Смотри! - Вера показала мне экранчик фотоаппарата. Граф Толстой на фоне автомобиля. - Нам это не приснилось?! Ничего не понимаю!
        Мы заглянули в её сумку. Обе остальные книги там. Вера пролистала карту памяти фотоаппарата - снимки страниц никуда не делись. Мы снова переглянулись - уже откровенно ничего не понимая.
        - Смотри же! - она сжала мою ладонь. Больно, я чуть не вскрикнул. Щит, у которого и была та дыра в заборе, извещал, что тут будет построен новый дом… и так далее. А сейчас там говорилось, что это - памятник старины, охраняется государством, и всё такое.
        Мы долго стояли. Не знаю, как Вера, а я не находил слов. Но прошелестел поверх зябкий ночной ветерок, и мы очнулись.
        - Едем! - Вера сжала мою ладонь. - Только молчи, ладно? И… я поведу. А ты сиди и молчи. И смотри на меня, ясно? Только на меня!
        17
        Проснулись, как всплыли из омута. Жаркого, душного, но отчего-то непереносимо приятного. Не хотелось всплывать, если честно. Вовсе не хотелось. Я нарочно расспросил, как просыпалась Вера. Хотя и так казалось, что оба переживали одно и тоже.
        Теперь я первым делом проверял, кто рядом со мной. Вера. Видно, что давно проснулась - ждала, пока проснусь и я?
        Когда поняла, что я проснулся, Вера выскользнула из-под одеяла. Кофр и«трофеи» в сумке так и стояли у кровати. Она не сразу решилась заглянуть. Вздохнула с облегчением - книги там. Вздохнула вновь, когда на её фотоаппарате обнаружились снимки. И тут же включила оба компьютера и принялась всё копировать. Вначале сохранила фото, в нескольких экземплярах, затем начала переснимать книги. Как была, в ночной рубашке. Я успел убрать постель, приготовить завтрак и чуть не силой заставлял её хоть немного, но перекусить. Она не хотела отходить от книг надолго. Я прекрасно её понимал: я ведь тоже не хотел.
        …Потом мы сидели на кухне, завтракая не то во второй, не то в третий раз. Говорили, отчётливо помню, о всякой ерунде, и часто смеялись, оба: словно по кухне летало множество смешинок.
        - Костя, - сжала она мою ладонь, когда очередная пауза затянулась. - Что нам с этим делать?
        - Покажем. Я пойду к тому чиновнику, который помогает нам с конвентом (Вера вздрогнула - видно, что и она в первую очередь подумала про графа Толстого). Расскажу, покажу. Ведь теперь ты мне веришь?
        Вера не сразу ответила. Держала меня за руку, смотрела в глаза, и морщинки ненадолго заползли на еёлоб.
        - Верю, - кивнула она. - Не вовсё, но вомногое. Пойдём вместе?
        - А сработы отпустят? - не удержалсяя.
        - Укушу! - и практически выполнила обещание. И мы снова рассмеялись.
        - Идём, - взял я её за руку. - Сегодня воскресенье, верно? По его словам, можно приходить в любое время, в любой день. Заодно и проверим.
        Мы долго стояли у входа (или выхода, как посмотреть) в здание администрации.
        Понятно, что в отсутствие оригинала «Основ» выдавать фотокопии за подлинник было бы затруднительно. Мы придумали вполне убедительную легенду о найденной на месте раскопок коробке и отом, что впоследствии она куда-то делась.
        Чиновник кивал, и было видно - не верит ни одному слову. Но вот когда мы показали многочисленные сноски на книги, из которых добыли большую часть биографии Шилова и многое из того, что не вошло в«Основы», чиновника словно подменили. В конце концов он распорядился, чтобы нас с ним доставили в библиотеку. Ехали мы туда молча, я ожидал расспросов - их не было. И - все сноски оказались на месте. Все до единой! Чиновник, Шаталов по фамилии, так и впился взглядом в тома. После того, как он пролистал третий, он сумел вернуться в реальность, где мы, и пожилая улыбчивая дама-библиотекарь смотрели на него.
        - Невероятно! - заключил он. - Это настоящее открытие, господин Загорский. Ведь я сам участвовал, что уж греха таить, в поиске «Основ». Но чтобы вот так, на самом видном месте, столько всего найти… Считайте, что спонсоры для конвента уже есть. Хорошие, надёжные спонсоры. Завтра, пожалуйста, принесите мне все материалы, не будем медлить - времени уже немного. Куда вас подвезти?
        …Мы попросили подвезти ко входу в«Пентагон».
        - Здорово! - Вера поцеловала меня. - Я верю. Неважно, что говорили врачи, и все остальные. Я ведь тоже его видела. Если мы и спятили, то оба. Что теперь, Костя?
        - Теперь мы пойдём домой, - указал я направление - полоску на небе, где возгоралось закатное пламя. - Может, почитаем про этого «подвижника», может, нет. Завтра я отнесу ему бумаги, а потом…
        - Молчи! - Она прижала палец к моим губам. - Пусть будет, что будет. Не загадывай!
        Мы шли по таинственным образом опустевшему проспекту - люди никуда не исчезли, конечно, просто все они отчего-то держались от нас поодаль.
        …«После многих лет скитаний, которые я провёл в четырёх стенах; после долгих лет одиночества, когда каждую минуту кто-то был рядом со мной; после бурных лет спокойствия, когда череда катастроф никак не могла уничтожить меня - я понял, во имя чего жив человек». Так писал Шилов.
        Теперь и мы понимали, во имя чего. Понимали, глядя друг на друга.
        Дополнительно
        Узнать об этой книге больше вы можете здесь:
        sognyom.htmlsognyom.html(sognyom.html)