Библиотека / Фантастика / Русские Авторы / AUАБВГ / Волков Алексей : " Царство Свободы На Крови Кончилось Ваше Время " - читать онлайн

Сохранить .
«Царство свободы» на крови. «Кончилось ваше время!» Алексей Волков
        В этой альтернативной реальности большевистский переворот удалось предотвратить. Здесь «ленинская гвардия» так и не дорвалась до власти, а 7 ноября 1917 года не стало «красным днем календаря». Однако «либералы» оказались хуже коммунистов и успешно развалили страну до основания - после Февральской революции отделились не только национальные окраины, но и коренная Россия распалась на несколько «независимых» республик. Как преодолеть раскол и вновь собрать русские земли в великую Державу? Сможет ли вождь левой парламентской фракции Иосиф Сталин возродить Единую Россию? Выстоит ли Москва в беспощадной войне против хищных соседей? Как вырваться из проклятого «царства свободы» и воплотить в жизнь слова Маяковского: «Эй! Кто тут временные? Слазь! Кончилось ваше время!»
        Алексей Волков
        «ЦАРСТВО СВОБОДЫ» НА КРОВИ
        «КОНЧИЛОСЬ ВАШЕ ВРЕМЯ!»
        ПРОЛОГ
        Сибирская республика

1
        Снаружи властвовала холодная безлюдная бесконечность, словно речь шла об иной планете, ни следа человека, одна вековечная зимняя тайга да порою - заснеженные проплешины, не обработанные поля, а возникшие сами по себе, из-за давнего пожара, еще по какой причине…
        - Слушайте, конец этому когда-нибудь будет? Или мы весь остаток жизни обречены ехать и ехать сквозь леса и снега?
        Том оторвался от окна и обвел взглядом своих спутников. В глазах солдата светилось легкое безумие вперемежку с отупением. Но действительно, уже который день дорога тянулась и тянулась, и не было ей ни конца ни края.
        - Будет, - хмыкнул сидевший напротив Рич. Ему все было нипочем. - Мы же откуда-то выезжали, и раз возвращаемся, то и обязательно вернемся. Рельсы ведь кончаются.
        - Мне уже не верится, - вздохнул Том.
        - Брось! Подумай о другом - на родине сейчас наступили не лучшие времена. Сам же знаешь. Лучше уж переждать их, мотаясь по здешнему глухоманью. Опять-таки всегда есть возможность провернуть бизнес и заработать доллар-другой.
        На правах старослужащего, находящегося здесь едва ли не год, Ричард относился к новичкам с определенным снисхождением. Нет, гонял, и гонял сильно, но под настроение мог иногда и помочь и уж во всяком случае учил жизни и разным способам сделать ее более приятной, а главное - полезной.
        - Лучше давайте чуток выпьем. - Рич извлек откуда-то большую бутыль с прозрачной жидкостью. - Настоящий первач!
        Последнее слово было произнесено на варварском местном языке. Но что поделать, если некоторые понятия не переводятся? Зато довольно быстро усваиваются вместе с поглощением вполне материального продукта.
        - А сержант? - подал голос еще один молодой, Джон.
        - Не на стоянке. Это на станции держи ухо востро. Аборигены только и смотрят, как бы чего спереть. А нам еще до ближайшей станции ехать и ехать, - успокоил всех Рич.
        Правда, выпили с осторожностью, прислушиваясь, не идет ли кто по вагонному коридору.
        - Вот этим и хороша дорога. В лагере гоняют, только держись, а тут - сиди себе да получай удовольствие. - Рич с видимым наслаждением закурил сигарету. - Сержант - тоже человек. Думаете, он сейчас не принимает?
        Новички мало что думали по данному поводу. В их глазах сержант являлся подобием дьявола. Человеком, чьи помыслы направлены исключительно на то, чтобы сделать службу солдат невыносимой.
        - А если унюхает?
        - После того, как выпил сам? - скептически отозвался Рич. - Думаете, он сейчас не принимает? Уж нет! В лагере - загоняет, а здесь, в дороге, имеются негласные поблажки. Так что давайте еще по чуть-чуть.
        Но повторить не получилось. Вагон неожиданно повело в сторону, а затем он вообще вздыбился. Люди, вещи - все устремилось вперед, и дальше последовал неизбежный удар.
        Один из рельсов почему-то оказался не закрепленным на шпалах. Колеса локомотива наехали на него, и тут же рельс ушел в сторону. Беда была бы не столь велика, если бы состав едва полз, однако, на беду, как раз здесь дорога шла под уклон, и машинист развил весьма приличную скорость. Дальнейшее определялось массой и движением.
        В этом месте насыпь возвышалась довольно высоко, вдобавок дорога как раз отклонялась от прямой в очередном повороте, и паровоз на полном ходу полетел вниз.
        Вагоны, почти два десятка товарных плюс классный с охраной, напирая друг на друга, заваливаясь, последовали следом. Страшное дело - крушение посреди безлюдной тайги.
        Люди появились неожиданно быстро. Еще не стих окончательно грохот, как среди зарослей промелькнул один, затем - другой силуэт, и скоро через глубокий снег к дороге устремилась целая толпа разнообразно и тепло одетых мужчин. Бороды были покрыты инеем, от дыхания вырывался пар, и вообще, передвигаться по сугробам было крайне нелегко, однако таежных жителей подобные мелочи явно не смущали. Подумаешь, невидаль - снег в тайге!
        Голова раскалывалась. Как и остальное тело. Боль заглушала все, и даже для испуга не оставалось места. Как, впрочем, и для каких-либо мыслей. Кто-то рядом стонал, протяжно и жалобно, но пока не было сил открыть глаза и посмотреть.
        Лежать было неудобно. Под телом явно находилось что-то жесткое и угловатое. Вдобавок, что-то тяжелое навалилось сверху, не давало дышать, и чисто инстинктивно Том попытался выбраться из-под привалившего его груза. Руки не слушались, дополнительный вес оказался явно велик, и отпихнуть его было невозможно. Как оказалось - еще почти и некуда. Куда ни ткнись, повсюду были какие-то препятствия. Потребовались определенные усилия, чтобы вспомнить - дело происходит в вагоне. Сразу вспомнилось и другое. Вставший на дыбы пол, летящая навстречу перегородка, вещи, посыпавшиеся с верхней полки, чей-то крик…
        И появился страх. Всеобъемлющий, мгновенно лишающий проблесков сознания. Вокруг - бесконечные просторы с редкими вкраплениями жилья, и никаких шансов добраться до людей, даже если ты здоров. Тем более нет никакой надежды на помощь извне. Страх придал сил. Каким-то образом удалось выбраться из-под улегшегося сверху тела. А потом послышался удар, потянуло холодом, и чьи-то руки выдернули Тома, потащили куда-то наружу.
        «Помощь… Спасен…» - промелькнула радостная мысль. Вот только если бы еще прошла боль…
        - Виктор Леонидович! Живых нашли! - оповестил один из таежников.
        Фраза предназначалась тому, кто явно был главным среди прибывших. Среднего роста, средних лет, обросший светлой бородой, в шубе, с виду практически не отличимый от остальных, разве что несколько крючковатым птичьим носом и пронзительным взглядом темных глаз, мужчина как мужчина, но тем не менее именно его слушались и именно он отдавал приказания. Так, словно мысль об ослушании никому не приходила в голову.
        - Много? - осведомился Виктор Леонидович.
        - Шестеро. Но трое даже на ногах не стоят. Остальные получше маленько.
        Из-за спины главаря немедленно выдвинулся еще один таежник. Черноволосый, с широким лицом и начинающей седеть бородой. Крепкую стать мужчины можно было разглядеть даже под толстой шубой. Он был одним из немногих, кто помимо неизбежной винтовки носил еще и шашку, и теперь правая рука словно сама собой легла на рукоять.
        - Действуй, Аким, - кивнул главарь на невысказанный вопрос. После чего сразу отвернулся, считая проблему решенной. - А что в других вагонах?
        - Как вы и говорили - пушнина.
        - Тогда чего ждем? На все про все у нас часа три-четыре.
        Молодецкий посвист разнесся далеко по окрестностям, и, повинуясь зову, из чащи по просеке один за другим стали выныривать запряжки с санями.
        Немедленно закипела работа. Таежный люд сноровисто принялся перегружать товар на возы. Кому какое дело, что неподалеку у классного вагона стояли и лежали уцелевшие солдаты? Тем более что там уже находился Аким.
        Зачем тратить патроны, когда есть остро отточенный клинок? Только далеко не каждому нравится наблюдать процесс отделения души от тела, а голов - от туловища.
        С другой стороны, звал ли кто чужих солдат? Какие тогда претензии? Разве к тем, кто наделен властью. Их бы сюда - да не дотянуться.
        Ранние зимние сумерки еще не успели упасть на землю и небо, как возы с поклажей скрылись в тайге. Следом исчезли люди. И лишь валяющиеся пустые вагоны да локомотив напоминали о недавнем крушении.
        Плюс мертвые тела. Когда это железнодорожная катастрофа обходилась без жертв?

2
        Каратели появились совершенно неожиданно. Небольшая деревенька стояла прямо посреди тайги, так, что вековые деревья с трех сторон вплотную подступали к самой околице. По зимнему времени жители сидели по домам, нечего делать на трескучем морозе, даже непоседливая детвора предпочитала отсиживаться поближе к теплым печам и там заниматься своими играми, и заметить отряд было элементарно некому. Лишь в последний момент зашлись тревожным лаем собаки. В окнах промелькнули лица сибиряков - надо же посмотреть на причину переполоха, а головные всадники уже вступали в поселок, и над лошадьми вставал пар.
        Большая часть карателей передвигалась на санях, старательно укрываясь от холода шубами. Лишь посреди дворов они с видимым трудом повылазили наружу, спрыгнули, потянули следом винтовки. Насколько можно было судить с первого взгляда, тут перемешались солдаты Сибирского правительства с кем-то из иностранного контингента, вроде с американцами. За последние годы даже жители таежного глухоманья худо-бедно научились различать одних иностранцев от других. Тут же вообще не столь далеко железная дорога, и даже до ближайшей станции можно добраться меньше чем за день. А уж поезда в момент домчат хоть на край света. Хочешь - на восток в Хабаровск или Харбин, хочешь - на запад в Омск, а то и вообще на Урал.
        Главным в отряде явно был иностранец. Впрочем, как всегда в подобных случаях. Хоть к гадалке не ходи - вон он, не слишком поворотливый из-за дохи, один нос торчит наружу, зато рядом явно двое своих. Русские лишь поддакивали да кивали в ответ на отдаваемые высокомерным тоном распоряжения.
        Первые были понятны без перевода. Разумеется, явившимся нужен был староста. Он и пришел сам, не дожидаясь розысков и понуканий. В летах, с длинной бородой, в накинутом тулупе и мохнатой шапке, смотревший настороженно, да и как иначе?
        С самой великой бескровной революции деревни в Сибири жили без власти. Прежде у Временного всероссийского правительства, затем - у независимого и формально постоянного местного элементарно не доходили руки до всевозможных таежных уголков. Все отнимали текущие дела - различные заседания, совещания, выступления, постановления, дележ портфелей, в конце концов. И так - из года в год. Когда же очередной кабинет вспомнил, что помимо городов существуют другие поселения, было уже поздно. Крестьяне привыкли никому ничего не платить и не желали слушать о налогах.
        Деньги правительству требовались. И много денег. В первоначальной эйфории было набрано множество займов как у иных государств, так и у частных лиц за рубежом, но почему-то никто не подумал о неизбежной расплате по счетам.
        Продавалось все, что удавалось продать. Лес, хлеб, пушнина… Огромные участки в покрытие долгов отдавались в концессии на самых льготных условиях. А вот налоги пришлось выколачивать в буквальном смысле слова. Сбор напоминал классические походы князей с дружинами на подвластные земли. Только на место князей заступили уполномоченные от демократически избранного правительства (разумеется, сами министры подобной работой не занимались, у них свои дела), а роль дружин играла армия. Все равно для внешних войн она не годилась хотя бы в силу технической оснащенности, да и с кем воевать? До слабых далеко, а с сильными - страшно. Зато с собственными мужиками - самое то. Народ по натуре - подлец. Понимает свободу в своем смысле, как предлог не содержать государство, и совсем не хочет взять в толк - народные избранники отчаянно нуждаются в деньгах и на покрытие займов, и на различные прожекты, и просто на текущие дела. Один управленческий аппарат разросся в полном соответствии с территорией, а содержать его требовалось так, чтобы перед заграницей было не стыдно. Дыры в бюджете разрослись настолько - пришлось
закрыть многие школы. Не столь велика получилась экономия, только копейка к копейке, и все меньше хронический дефицит средств.
        Иногда налоги удавалось взять под угрозой оружия, порою же - приходилось вести самые настоящие бои. Жители массово уходили в партизаны. Кто - под самыми различными лозунгами - от интернационально-коммунистических до реакционно-монархических, а кто и вообще без лозунгов. Практически по всей территории шла необъявленная война, где амнистии чередовались с карательными акциями, победы - с поражениями, и не было конца затянувшемуся действу. Небольшие иностранные контингенты, британские или американские, вмешивались лишь в крайнем случае, когда речь шла об интересах подданных этих стран, да и то всякий раз на усиление привлекались сибирские части и подразделения.
        - У нас все уплочено, - не дожидаясь вопросов, заявил староста. - Пройдемте в дом, покажу расписки.
        - Посторонних в последние дни видели? - проигнорировал сказанное один из русских. И не понять кто - командир или комиссар. Последние были обязательны. Власть упорно не доверяла собственным военным.
        После отмены погон звания определять стало трудно. Летом - еще полбеды, но зимой, когда военные носили кто что горазд и не затрудняли себя пришиванием на рукава новоявленных шевронов, чин часто оставался загадкой.
        - Видали посторонних, - не стал упорствовать староста. - Аккурат два дни назад. Большой отряд. С санями, заводными конями. Все при ружьях. Приехали под вечер, переночевали у нас. Ничего не скажу, вели себя чинно. Девок не насильничали, гулянок не устраивали. Даже расплатились за все. А поутру уехали далее.
        - Куда уехали? - мгновенный вопрос.
        Судя по активности, спрашивал все-таки комиссар. Офицер предпочитал наблюдать за поведением солдат да вяло вслушиваться в беседу.
        - Туда, - махнул рукой староста.
        Русский что-то принялся втолковывать иностранцу. Английский он знал неважно, говорил медленно, порою подыскивая нужное слово, и потому короткая вроде бы речь растянулась минут на пять. Многовато по нынешнему морозу.
        Иностранец что-то пролаял. Обратный перевод получился короче.
        - Почему не задержали?
        - Как? Они все вооруженные.
        Ответ был резонным, и тогда вопрос был повторен иначе.
        - Почему не послали человека в ближайший город или к железной дороге? Надо было протянуть время, продержать бандитов до подхода войск.
        Подход означал неизбежный бой, и деревня обязательно пострадала бы вне зависимости от исхода. Просто от огня сторон - и это в лучшем случае. В худшем ее могли подпалить не те, так эти.
        - Откель мы знаем, что это бандиты?
        - Только не надо мне заливать, будто ничего не слышали о крушении поезда неподалеку. Между прочим, в вашей зоне ответственности.
        - Слыхать - слыхали. Но опосля ухода отряда, - вздохнул староста.
        По времени так и должно было быть. Диверсия, затем - отход через тайгу, ночевка в деревне и дальнейший путь.
        - Обязаны были сообразить. Честные граждане толпой по тайге не ходят. Или контрабандисты, или просто разбойники. Что у них в санях?! - Последняя фраза прозвучала выкриком.
        - Любопытствовать у нас не принято, - пожал плечами староста.
        - Пушнина?
        - Могет быть, и пушнина.
        - Сколько их было?
        - Саней?
        - Ты не придуривайся. Людей. Да и саней тоже.
        - Кто ж считал? Кажись, поболе сотни. И саней вполовину меньше.
        - Кто был главным?
        - Я его не знаю. Не представлялся он. Но люди евонные, кажись, Виктором Леонидовичем звали.
        Старосте не было резона покрывать партизан. Все равно дознаются, да и практической пользы от сообщенных сведений немного.
        - Покровский? - вздрогнул стоявший до того безучастно командир, и комиссар встрепенулся вслед за ним.
        - Ты что? Покровского не узнал? - взвился представитель правительства. - Или, хочешь сказать, объявлений не читал? За голову бандита - награда, за укрывательство - наказание. Не читал, да?!
        - Откель мне знать, Покровский это али еще кто? Да и не укрывали мы никого. Попросились переночевать, не отказывать же? Тайга. У людей это не принято.
        - У людей?! - взвизгнул комиссар. И непонятно, то ли он желал прогнуться перед вышестоящими, а то и иностранцем, то ли нервы его не выдержали таежного похода, однако следующего приказа не ожидал никто из собравшихся неподалеку мужиков. - Я вам сейчас покажу, как поступают настоящие люди! Капитан, за укрывательство опасных контрреволюционеров и бандитов все постройки сжечь! Пусть сами поночуют в тайге. Тогда осознают свое поведение. И другим неповадно будет выступать против народного правительства! Выполнять!
        - Слушаюсь! - привычно вскинулся капитан. Он-то был человеком подневольным.
        - Да ты что?
        Беда мужиков: они не сразу поверили в серьезность происходящего, а тем временем солдаты уже бросились выполнять приказания. Капитан распоряжался толково. Одни подчиненные устремились в избы и хлева, выволакивая оттуда все ценное или съедобное, что подворачивалось под руку, другие уже поджигали факелы, третьи - прикрывали своих товарищей, держа под прицелами винтовок жителей деревни.
        Справедливости ради - кое-что вынести хозяевам все-таки позволяли, но - следя за тем, чтобы кто-нибудь не извлек оружия.
        Под бабье завывание вспыхнула первая изба. Оказаться зимою без крова и припасов равносильно гибели, и кое-кто из мужиков не выдержал.
        - Ты что творишь, гад? - Староста подал пример, попытавшись броситься на комиссара.
        Того охраняли неплохо. Сразу несколько пуль пробили крепкое тело сибиряка. Но и в предсмертном усилии староста тянулся к врагу.
        Как обычно бывает, первые выстрелы разделили время на «до» и «после». Только иногда «после» следуют испуг и раскаянье, здесь же наступила бойня. С одной стороны - винтовки и пулеметы вкупе с организацией, с другой - обычные люди и в лучшем случае - охотничьи ружья, до которых еще следовало добраться. А так - кулаки, жерди, топоры…
        Все заняло от силы полчаса. Грохот, крики ярости и боли, треск горящего дерева…
        - Что же теперь будет? - капитан явно был ошарашен случившимся.
        Погибло полдюжины солдат, но в них ли дело?
        - Теперь? - недобро переспросил комиссар. Он набивал патронами барабан нагана. - Теперь с контрреволюцией в республике будет покончено. Раз и навсегда. Мы дали неплохой урок всем, кто не признает народную власть. Остальные - задумаются. Давно требовалось показательно наказать ослушников.
        И он покосился на пылающую деревню, чьи улочки были окрашены кровью. Был поселок, нет поселка. Власть народа требует жертв…

3
        - Представляешь, Борис, он на меня едва не кричал.
        Авксентьев взял графин, плеснул себе в рюмку. Пальцы слегка подрагивали, и несколько капель попали на стол, да так и остались там.
        - Ты ожидал чего-то иного? - внимательно взглянул на него Фортунатов.
        - Нет, но я все-таки - избранный народом глава независимого демократического государства, а не папуас какой. - Авксентьев взял рюмку, повертел и, не отпив, поставил ее обратно.
        - Велика ли разница? Подумай сам. Были мы когда-то огромной могучей страной, с которой волей-неволей, но даже враги были вынуждены считаться. А сейчас - жалкий осколок. Даже промышленности нет. Знаешь, я понимаю уральцев, по слухам, решивших объединиться с большой Россией. И нам рано или поздно надлежит поступить точно так же.
        - А народ? Мы же не сами затеяли это. - Авксентьев схватил рюмку, залпом выпил и полез за папиросами.
        - Народ в довольно большой части теперь хочет обратного. Поиграли в независимость, и хватит. Я уже не говорю про партизан, воюющих против демократической власти под самыми разными знаменами. Чтобы не кричали и не смотрели как на колонию, надо прежде всего быть сильными. А сильными мы в одиночку быть не можем. Да и не нужны в таком плане никому. Думаешь, мир ждет нас с распростертыми объятиями и готов помогать в создании промышленности? Фига с маслом! И без масла - тоже. Колония и есть. Богатства наши берут за бесценок, сами распоряжаются, словно у себя дома. А что мы можем им противопоставить? Ничего.
        Фортунатов говорил спокойно, как о много раз обдуманном. Разве что изредка проскакивал в речи легкий оттенок горечи.
        Плечи его собеседника невольно опустились. Он ждал сочувствия и осуждения, а нарвался на отповедь, и от кого - одного из ближайших соратников!
        Самое страшное - Авксентьев полностью признавал справедливость упреков. Он же тоже никогда не являлся областником. Да вот капризная партийная судьба в несколько приемов закинула в Сибирь, а дальше все завертелось и понеслось так, что оставалось лишь следовать событиям. Николай Дмитриевич даже не был в числе учредителей республики, дело провернули большей частью почти сходящие с политического небосклона кадеты, и еще пришлось приложить порядочно усилий для победы над конституционными демократами. А итог…
        - Думаешь, я не понимаю необходимости объединения? - Авксентьев прикурил. Кажется, пальцы стали дрожать сильнее. Во всяком случае, две спички сломались, а папиросу приходилось держать в зубах. Дабы не бросались в глаза расстроенные нервы правителя. - Еще как понимаю! Но каждый ли гражданин такого же мнения? Да и как быть с властью?
        Наверно, последний вопрос должен был занять первое место. Потому Авксентьев счел нужным пояснить:
        - Я не о себе пекусь. Но наша партия в Москве сильно сдала позиции. А ведь мы в ответе перед страной за грядущее. Столько всего еще не сделано!
        - В том и дело - не сделано, - подчеркнул Фортунатов. - Потому народ во многом недоволен.
        - Народ сам не понимает, чего ему надо. Им надо руководить, убеждать в правильности принятых правительством мер. И потом - меня тревожат некоторые кандидатуры на выборах в Москве. И их программы. Так можно докатиться до черт знает чего!
        - Так и мы с тобой кого-то тревожим. На то и демократия. Скажи проще - кое-какие внешние силы не слишком заинтересованы в возрождении страны. Но мы же - один народ с общей историей. Даже политический строй можно считать фактически одинаковым. Одни и те же партии, даже родственники у большинства по обе стороны Уральского хребта. Тот, кто решится соединить разрушенное, навек войдет в историю. Подумай об этом.
        Авксентьев закурил очередную папиросу. Пальцы дрожали едва-едва. Глава Сибирского правительства явно начинал потихоньку успокаиваться.
        - Да знаю я все. Но боюсь, что на выборах победит совсем не тот человек. И нашу партию затрет куда-то в такую тень, где ее потом никто не найдет. Вспомни процессы над кадетами. Народ не простит нам ухода с политической арены. Кто ему даст счастье, если не мы?
        - Кадеты - махровые контрреволюционеры. А революция обязана двигаться вперед. Тот, кого ты имеешь в виду, еще не так страшен, как другой. Вот кто спит и видит, как бы развязать еще одну мировую войну.
        - Наверно, ты прав. И все-таки не слишком мне хочется отдавать государство в руки ни того ни другого, - вздохнул Авксентьев. - Керенский, Чернов - люди, которые подарили народам России свободу, а их ни одна сволочь даже добром не помянет. Настоящие титаны, подлинные столпы демократии… А нынешние, которые лезут во власть… Не верю я им. Понимаешь? Не верю.
        ГЛАВА 1
        Сибирская республика

1
        Жизнь, если вдуматься, довольно приятная штука. Даже если служишь в армии. Все познается в сравнении. Кто-то мыкается без работы, не знает, как добыть кусок хлеба, или, напротив, пашет ради него от зари до зари, а тут - на всем готовом, государство кормит-поит, не слишком, да все же, а служба… Да не такая она и тяжелая. Вот в старые времена, говорят, действительно бывало всякое. Гоняли солдат с утра и до вечера. То строевая, то всякие учения, то словесность, то еще какие дела…
        Нет, и сейчас порою приходится то учиться, а то и, как месяц назад, вообще мотаться по тайге в поисках Покровского. Еще хорошо - не нашли. Тут в какой-то деревне потеряли четверых да американцы - двоих, а жители были мирными. Партизаны - многократно хуже. Не люди - волки. От таких сам беги. А уж ежели прижать их в угол… Там, сказывают, каждый пятерых стоит. Плюс вооружены до зубов, винтовки, пулеметы. Попробуй возьми! Обещанной награды не захочешь. Велика, чего уж, на такую да гульнуть или отложить, вдруг когда дело свое удастся завести, да собственная жизнь куда дороже.
        Но поколесить пришлось знатно. Хорошо хоть, не очень-то часто бывает такое. Да и вернулись с прибытком, поделив попутную добычу. Так что и тут все вышло славно.
        Нет, не настолько плоха солдатская доля. А уж когда выпадает суточная увольнительная, вообще праздник. Надо сказать, еженедельный. Свободная армия свободной Сибири. Попробуй иначе.
        Сегодня как раз был такой день. Как по заказу, светило склонявшееся к крышам скупое зимнее солнышко, где-то спал ветер, и даже мороз не казался очень уж страшным. Так, слегка пощипывал щеки и носы, и только.
        На душе у служивых было радостно. В карманах водились денежки, с ними мороз - лишь предвкушение отдыха. С холодка принять чарочку, закусить и принять опять…
        Кабак был намечен заранее. Не первый раз Аким и Сильвестр проводили в нем время. Цены нормальные, не как совсем уж в «господских». Опять-таки сюда заглядывают женщины вполне определенного рода занятий. В общем, что еще нужно солдату?
        Обед прошел, вечер еще не начинался, и народа в зале было немного. Кто-то запоздало насыщался, кто-то откровенно скучал, кто-то уже слегка разминался перед вечерним кутежом.
        - Это… Водки и закусь, - бросил половому Сильвестр, снимая папаху и шинель.
        - Сей момент! - Половой, мальчишка лет семнадцати, торопливо умчался в сторону кухни.
        Умеют же некоторые устраиваться с сопливых лет! Коль мозги есть, поднакопит деньжат и со временем сам станет хозяином.
        Выпили по первой - с морозца. Крякнули, закусили грибочками и капустой.
        - Хорошо. - Нос у Сильвестра был переломан в какой-то давней драке, и потому солдат имел несколько разбойный вид. - Иногда подумываю, а не остаться ли в армии? Чего-то мне не хочется ковыряться в земле, а на завод идти - еще хуже.
        - Так и в армии ты - человек подневольный, - качнул головой Аким. - Куды скажут, туды и шагай.
        - Зато спрашивают, балда, не в пример меньше. Опять-таки есть возможность разжиться барахлишком. А там - поднакопить чуток деньжат и стать хозяином. Кабачка ли, какой мелкой мастерской. Все не самому спину гнуть.
        - Пока накопишь столько, десять раз нагнешься…
        - С умом надо все делать, с умом, - Сильвестр плеснул в чарки по второй. - Не пропивать, а часть откладывать в банк под проценты. Чтоб денежка сама капала.
        Выпили под это дело - за грядущие доходы и процветание.
        - А вот как схлопочешь пулю от партизан али крестьяне вилы в бок всадят - и кому капиталы будут нужны? - Чернявый Аким все отыскивал в их положении чего-нибудь плохое.
        - Ты не подставляйся. Дураком-то не будь. Понимаешь, воля - она ведь не для всех, а токмо для умных. Кто знает, как ею распорядиться. Возьми тех же партизан. Умны? Умны. Эвон за один раз сколько грабанули! Вот тут-то им бы и завязать. Чай, теперь каждому до скончания века хватит. Но не завяжут же! А в тайге всю жизнь не просидишь. Рано ли, поздно, обложат да поймают. С другой стороны, обратно им ходу тоже нет. Прошлое-то имеет свойство всплывать. Узнают о былых проделках - и к ногтю. Токмо за границей и устроишься. А мы? Государственные люди, никто никогда и не спросит, откуда богатство.
        Все относительно. Кому-то миллиона мало, для кого и сто рублей - деньги.
        - Не, Сильвестр, не уговаривай. Хватит с меня начальников. Надоело. Сегодня - увольнительная, а завтра - торчи в казарме да делай вид, будто занят. Слушай какого-нибудь партийного болтуна с его очередными обещаниями. Не хочу.
        - Я не уговариваю. Не хочешь - не надо. Намыкаешься - сам потом пожалеешь.
        Еще выпили и нещадно задымили самосадом. Впрочем, курили в кабаке едва не все. Ну, половина так точно. Густой дым поднимался к потолку, повисал там слоями.
        - Смотри, какие крали! - Аким кивнул на пару зашедших женщин. Довольно неплохо одетые, накрашенные так, что не оставалось сомнения в их ремесле. Одна была несколько худощава, зато вторая в теле. Обе молодые, в самом соку, как тут не обратить внимание?
        Женщины заозирались, выискивая место, потом взгляд той, что поплотнее, остановился на служивых, и лицо окрасилось улыбкой. Полноватая подтолкнула подругу, что-то прошептала, и теперь уже вторая уставилась на солдат. Пристально, оценивающе. Но вот ее губки тоже дрогнули настолько приветливо, что Сильвестр не выдержал и поднялся.
        Расстояние было преодолено в несколько шагов.
        - Разрешите к нашему столу, - не без вульгарной галантности предложил воин.
        Подруги переглянулись, и затем полноватая произнесла:
        - Почему бы и нет? Ежели угостите чем-нибудь вкусненьким.
        Худощавая же посмотрела с таким призывом, что любое мужское сердце поневоле начало бы биться сильнее.
        - Человек! Принеси чего-нибудь такого! - выкрикнул Сильвестр.
        Даже стул чуть отодвинул, давая полноватой присесть. Аким с гораздо меньшей ловкостью последовал примеру сослуживца.
        - Как вас зовут?
        - Олей, - с некоторым жеманством назвалась полноватая.
        - Вера. - Вновь призывная улыбка.
        - Будем знакомы! - оповестил Сильвестр, представляясь в ответ.
        Половой уже принес вина, еще еды и даже каких-то сладостей.
        - Вам, наверное, тяжело служится, - Оля примолкла, давая мужчинам возможность поведать о своих подвигах.
        - Всяко бывает, - с готовностью заглотнул наживку Сильвестр. - Вот буквально с месяц назад гонялись мы за самим Покровским. Да все по тайге. А он, подлец, ловок. Чуть не каждое дерево знает. Не человек, зверь!
        - И что? - с готовностью спросила Оля.
        - Убег! Фора у него была порядочная. Кое-каких его пособников постреляли, но самого и след простыл. Ништо, долго не побегает. Встретимся когда на узкой дорожке.
        - Сказывают, страшный человек этот Покровский, - вставила Вера.
        - Говорю - зверь! - убежденно произнес Сильвестр и невольно расправил плечи. - Но и мы не лыком шиты. Вон Аким. Стреляет - хоть белку в глаз бей.
        - А ты?
        - Я… Скажу не хвастаясь, на медведя могу выйти один на один. А уж человека бояться… С одного удара кого хошь свалю. Не встанут!
        Глядя на широкие плечи и здоровенные кулаки вояки, в такое верилось. Да и рожа изобличала откровенного драчуна и дебошира. Таким людям драка - только в удовольствие.
        - Слухи ходят, будто партизаны состав разграбили. Пушнина, все такое… Целое состояние, - мечтательно улыбнулась Вера.
        - Энто - да. Грабанули вчистую. И конвой перебили. - Последнее Сильвестр сообщил не без удовольствия.
        Недолюбливали в Сибирской армии иностранцев. Да и с чего? Высокомерные, ведут себя как хозяева, при одном взгляде на их самодовольные рожи кулаки чешутся.
        - Много взяли?
        - Не счесть! На всю жизнь Покровский обеспечен. И еще внукам хватит. Не знаю, сколько их у него, - похабно рассмеялся чернявый Аким.
        Впрочем, разговор скоро ушел от недавнего ограбления. Как всегда в подобных случаях, он принялся скакать от одной темы к другой, хотя вернее было бы сказать - он шел ни о чем. Так, вечная игра мужчин и женщин перед тем, как заняться совсем иными делами.
        - Как вы в таком виде на службу-то пойдете? - невзначай спросила Оля.
        - Нам на службу токмо к завтрашнему обеду. Времени хватит и напиться, и похмелиться, и на многое другое, - последнее Сильвестр произнес с намеком.
        Намек был понят. Во всяком случае, подруги захихикали.
        - А мы как раз думали - кто нас до дома проводит? Темно же, а люди могут попасться всякие, - тоже со значением сказала Ольга.
        - Как кто проводит? А мы? - воспрял Аким.
        И долго ли идти, спрашивать не подумал. Какая разница? Вряд ли женщины вышли на промысел слишком далеко от дома. У них конкуренция, свои районы. Опять-таки такие вещи делаются по договору с хозяином кабака.
        Вообще, странная штука - время. Вроде и познакомились совсем недавно, а на деле несколько часов прошло. Незаметно, будто минуты. Ладно темнота, на то и зима, но уже и света в большинстве окон нет.
        Разумеется, район был окраинным, когда-то еще говорили - рабочий. В те времена, когда еще работали какие-то фабрики и мастерские. К другим районам солдаты и не привыкли. Каждому - по средствам его.
        С собой было взято. Выпитое согревало, потому мороз совершенно не чувствовался. Шли весело, предвкушая продолжение гулянки, и дорога показалась короткой.
        Какие-то переулки, двухэтажный дом, скрип калитки, дворик и, наконец, короткий общий коридор, еще одна дверь…
        - Проходите, - кивнула Ольга.
        Плохо быть невежливым и не пропускать женщин вперед. Но уж кто как воспитан. Или - не воспитан.
        Мужчины шагнули в темноту и тут же почувствовали, как их подхватили крепкие руки. Сильвестр попытался дернуться и сразу почувствовал прикосновение чего-то холодного и острого к шее.
        - Не рыпайся, - предупредил мужской голос. - Целее будешь.
        Да уж!
        - Проходи, чего встали?
        Приглашающе открылась еще одна дверь, и гуляк не то втолкнули, не то ввели в большую комнату.
        На столе тускло горела керосиновая лампа. Плотные шторы прикрывали окна. Немудрено, что снаружи дом казался сонным и темным.
        Народу в комнате оказалось довольно много - считая с подкараулившими в коридоре - семь человек.
        В кресле прямо напротив двери сидел мужчина с загнутым по-птичьи носом. Взгляд темных глаз был пронзительным, так что сразу становилось не по себе. Как-то сразу чувствовалось - главным у налетчиков он.
        Остальные стояли, и в руках по крайней мере троих были револьверы.
        - Здравствуйте, господа, граждане, товарищи или как вас там? - не без издевки произнес сидевший. - Мне передали, вы искали мою скромную персону. Что ж, чем обязан? Я - Покровский.
        Солдаты вздрогнули. Даже хвастаясь, они всерьез отнюдь не желали встретиться с прославленным партизаном лицом к лицу.
        - Вы садитесь, чего уж там! - Покровский кивнул на пару предусмотрительно поставленных табуретов. - Поговорим по-свойски, без чинов. Раз уж они у вас не приняты.
        Покровский провел рукой по усам, будто выравнивая их. Бороды в данный момент он не имел.
        - Садитесь, граждане каратели, - здоровый мужчина с черной, изрядно в проседи, бородой подтолкнул солдат к указанному командиром месту.
        Сидящему труднее сопротивляться. Пока вскочишь на ноги… Да и вскочишь ли, если позади застыли партизаны?
        - Итак, слушаю, - Покровский с видимой ленцой закинул ногу за ногу. Тускло сверкнул хром сапога.
        - Были они там, Леонид Викторович, - откуда-то сзади послышался Ольгин голос. - Сами хвастались.
        - Суки! - Аким попытался дернуться, но крепкие руки седобородого плотно ухватили солдата за шею.
        - Сидеть!
        - Граждане, я понимаю, трудное детство, жизнь в некультурной демократической стране, прислуживание иностранцам, но нельзя же ругаться при дамах! И уж тем более - оскорблять их, - протянул Покровский. - Я бы на вашем месте следил за языком. Подумайте, посидите. Сейчас Ванюша придет.
        Названный не заставил себя ждать. Ванюша оказался мальчишкой лет тринадцати-четырнадцати. Чистенький, в новом полушубке, только глаза были грустными.
        Мальчишка лишь взглянул на солдат, и лицо сразу перекосилось в ненависти.
        - Виктор Леонидович! Они! Вот этот чернявый на моих глазах Фрола убил! Из винтовки. Да и второй там был!
        Казалось, еще миг - и мальчишка набросится на недавних карателей. Даже более крепкий Сильвестр невольно попытался отодвинуться, вот только некуда было.
        - Что скажете? Если не поняли - Ванюша был в той деревне, но ему повезло, и он сумел убежать. А уж потом мы его подобрали, - пояснил Покровский. - Интересно получается, представители якобы народной власти, а свой народ уничтожаете. Между прочим, там хорошие люди жили. Встретили меня, обогрели, накормили. Думаете, форму напялили, иностранцами прикрылись - и все можно? Фразу: «Мне отмщение и Аз воздам» помните?
        - Нам приказали, - растерянно выдавил Аким.
        - Приказы бывают разными. Короче, перечислите всех, кто там был. Сергей, записывай. Вдруг мы кого пропустили?
        Один из партизан немедленно взялся за ручку.
        - Вы говорите, не стесняйтесь. Американцев, если помните, тоже. Мы - интернационалисты, нам национальность преступника значения не имеет, - подбодрил Покровский.
        Сильвестр невольно покосился на застывших рядом партизан. Если попытаться сбить с ног того, что справа, а затем вскочить… Однако накатившийся вдруг страх лишил сил.
        Внезапно захныкал Аким. И вроде здоровый парень, смелый, если придется, всегда готовый подраться, а тут…
        - Я слушаю, - рассеянно напомнил Покровский.
        Впрочем, слушал ли он, было непонятно. Знаменитый атаман просто разглядывал свои ногти. Зато примостившийся за столом Сергей действительно записывал, еще и уточнял.
        - Все? - уточнил Виктор Леонидович, когда солдаты умолкли.
        - Кажись, - выдохнул Сильвестр и едва выдавил: - Жить оставьте.
        - А зачем? - равнодушно спросил Покровский и кивнул своим людям.
        Тотчас стоявшие по бокам вцепились в руки Сильвестра, а кто-то сзади набросил на горло удавку.
        С Акимом поступили еще проще. Седобородый, по странной случайности - тезка солдата, схватил его за голову здоровенными ручищами и дернул. Хрустнули ломаемые позвонки.
        - Ну, вот и ладненько, - Покровский поднялся. - Теперь оттащим эту падаль подальше. Сколько у нас еще в списке?

2
        - Это ж кто их так?
        Вопрос прозвучал риторически. Да следователь Николаев и не ждал ответа.
        Было ясное морозное утро. Полдюжины разнообразно одетых милиционеров то соединялись в одну группку, то ходили взад и вперед. Невдалеке собралась небольшая толпа зевак. Еще бы, не каждое утро в районе можно обнаружить трупы. Как тут не посмотреть?
        Двое в солдатской форме рассказать ничего не могли.
        - Свидетелей не нашли? - спросил Николаев у своего помощника.
        - Никто ничего не видел, - немедленно отозвался тот. - Видно, убили ночью, когда все спали. Одного задушили, другому вообще свернули шею. Наверняка оба даже не пикнули.
        - Это уж точно. - Следователь еще раз нагнулся над телами. - Но как-то странно. Еще понятно - в драке. А тут… Подкараулили их, что ли?
        - А в чем корысть? - Полноватый, несмотря на молодость, помощник пожал плечами. - Много ли у солдат заберешь? Да и не ограбили их. В карманах даже деньги остались.
        - Это… Потому и говорю - странно. Зачем подкарауливать, душить-убивать?
        Вновь лишь пожатие плеч в ответ.
        - Еще вопрос - здесь ли убили? - после некоторого молчания спросил помощник. - Снег истоптать могли и свидетели. Да и мы сами.
        - Ты намекаешь - прикончили где-то, а сюда лишь тела приволокли? - ухватил мысль худощавый Николаев. - Например, на какой квартире или еще где?
        - Могло быть и так, - вздохнул помощник.
        Но по-любому, свидетелей не было. Да и откуда? Обыватели ночью носа на улицу не кажут, соседи и подавно промолчат. Дело явно не обещало победных лавров.
        - Это… - протянул следователь. - Довольно логично. Вряд ли кто-то подкарауливал здесь прохожих. Способ убийства говорит - дело не в банальной ссоре. Тут что-то серьезнее. Но все равно, ума не приложу, чем могли солдаты насолить неведомой банде? Что убийц было несколько, понятно. И это все понятное в данном деле. В одиночку двоих сразу не убить, да еще таким способом. Но что за банда и почему обрушилась на солдат? Что мыслишь, Суханов?
        Помощник пожал плечами в очередной раз. Мол, ничего не мыслю, и вообще, дело темное до полной беспросветности.
        Суханов отнюдь не был глуп и порою здорово выручал старшего и опытом, и летами начальника, подмечая кое-какие детали и делая из них весьма логичные выводы. Но сейчас он явно не хотел заниматься убийством.
        - Думаю, раз это солдаты, то и заниматься должна военная прокуратура.
        - Это… Потому они так и спешат. Даже тела не заберут, - прокомментировал следователь. - Не знаю, кто убивал, но зачем же тела на улице бросать? Могли бы в лес вывезти. И тогда до лета бы не нашли.
        - Значит, им было все равно, найдут или нет. - Помощник зябко поежился.
        Мороз прихватывал, и если двум лежащим военным было все равно, то этого нельзя сказать о милиционерах. Как тепло ни одевайся, все равно щиплет лицо. Хоть иди куда-нибудь грейся.
        - Все равно - или не было времени переть за город? Сюда тела явно привезли на санях. Не тащили же на себе! А авто жители бы услышали.
        - Да дались они вам, Лука Степанович! - тихо, дабы не слышали подчиненные, воскликнул Суханов.
        - Это… С чего ты взял?
        - Может, их кто из своих же и убил? Мало ли что солдаты между собой не поделили? Баб, награбленное что или просто зло затаили до поры до времени. Дождались увольнительной, да и расквитались. Говорю - пусть вояки сами разбираются.
        - Это… Я разве против? - вздохнул Николаев.
        Но надежда была слабой. Одно дело - казарма, другое - город. И с контрреволюцией не свяжешь. Простые же солдаты, а не какой-нибудь комиссар. Объявят - банальная уголовщина, и придется искать самим. В лучшем случае - на пару с каким-нибудь военным следователем. А от тех толку… Привыкли полагаться во всем на доносителей, если же искать улики всерьез - кишка тонка.
        - Едут!
        Армия предпочла воспользоваться санями. Зато - в количестве трех штук. Из головных на снег вышли два офицера. Подошли, посмотрели на убитых.
        - Наши, - произнес один, помладше.
        Словно могло быть иначе!
        Николаев в несколько предложений сообщил о преступлении. Посмотрел на помощника и добавил:
        - Вероятно, какие-то разборки внутри гарнизона. Судя по способу убийства, покойные явно не сопротивлялись и не ожидали подвоха. При уличном нападении картина совершенно иная. Я уже не говорю о мотивах и прочем. Удавку в драке никто не использует.
        - У нас тяжких преступлений не бывает, - отчеканил офицер постарше. - Еще драка - ладно. Да и те редки. Виновные сразу наказываются, даже порою под суд идут.
        - Что вы воображаете, гражданин Николаев? У нас - армия. Все на виду, - поддержал младший.
        - Это… Произошло-то все не в казарме. Затаили зло, а в увольнительной свели счеты.
        - Думайте, что говорите, - сурово произнес главный.
        - Единственный вариант - потерпевшие навестили кого из знакомых. Раз вы говорите, будто уличной драки не было, - задумчиво добавил младший.
        Становилось ясным - расследование на себя военные брать не будут. Им это тоже сто лет не надо. Вот и выдумывают предлоги и сказки о полной дисциплине.
        - В любом случае надо опросить сослуживцев покойных. Вдруг кто что знает? Или - предполагает хотя бы.
        Старший кивнул. Тут все было логичным.
        - Забирайте тела, - обернулся он к сопровождавшим солдатам. - А вы можете ехать с нами. Сразу и проведете дознание. Я вам в помощь кого-нибудь из офицеров дам.
        Убитых небрежно погрузили на последние сани. Были люди, а теперь - как дрова.
        Милиционеры радостно потянулись прочь. Им хорошо, могут куда забрести, погреться. А тут - поезжай, узнавай.
        Все-таки летом работать намного легче.

3
        Капитан Питер Грэвс с утра пребывал в самом плохом расположении духа. Если говорить точнее - с того самого момента, когда дежурный сержант сообщил о пропаже троих солдат. Во второй половине прошедшего дня они отправились в город на поиски доступных женщин и с тех пор как сквозь землю провалились.
        Нет, задержка по такому поводу - вещь вполне объяснимая, просто в душе капитана родилось какое-то тяжелое предчувствие. Тут еще грозные телеграммы от начальства накануне. Понятное дело, убытки большие, практически - целое состояние, а следов похищенного не обнаружено, вот наверху и мечут молнии. Тут бы по-хорошему сорвать зло на своих подчиненных, переместить его вниз по служебной лестнице, а те еще устраивают такое!
        Сержанту, разумеется, перепало по полной программе, хотя прозвучавший набор слов не шел ни в какое сравнение с тем, что должны были услышать пропавшие гуляки. Причем количество предполагаемых слов и кар росло с течением времени.
        Ближе к полудню Грэвс позвонил в местную комендатуру. Вдруг аборигены обнаглели настолько, что придрались к какой-нибудь ерунде и арестовали солдат? Но нет, в комендатуре сразу заявили - никаких чужих военнослужащих патрули не доставляли. И вообще, согласно договорам, уставам, правилам, законам и прочему, на иностранцев никто не обращает внимания. Разве можно доставлять неприятности союзникам, а если честно - истинным хозяевам огромного богатого государства?
        Ничего не знали о судьбе пропавших и в русском гарнизоне. А в милиции просто не отвечали. Впрочем, у них со связью вечно имелись какие-то проблемы.
        Однако ждать дольше не хватало терпения, а обратиться больше было не к кому. Не к коменданту же, таким образом делая его сопричастным к внутренним проблемам! И вообще, кто отвечает за порядком в городе?
        Грэвс выругался в очередной раз и велел подать автомобиль.
        Новое здание милиции на деле представляло старый дом, отданный органам правопорядка за ненадобностью кому-либо другому, более могущественному или горланистому. Здание было обшарпанным, но все-таки каменным и довольно большим, в два этажа. Главное же - там имелся большой подвал, который использовался в качестве места предварительного заключения мелких преступников, пока власти решали, отправлять их в тюрьму или просто накостылять по шее, да и отпустить на все четыре стороны с отеческим наказом больше законов не нарушать и вести себя прилично.
        В безветрии повис бело-зеленый флаг Сибирской республики. Белое - снега, зеленое - тайга, так некогда пояснили Грэвсу, и американец был полностью согласен - эти два цвета доминировали на бескрайних просторах малонаселенной и отсталой страны. В зависимости от времени года. Прочих цветов словно и не имелось в здешней природе.
        В фойе одиноко сидел дежурный в штатском - правительство никак не могло раскошелиться на единую форму для милиции, и сотрудники ходили кто в чем, выделяясь лишь повязками на рукавах. От этого все в государстве казалось временным, ненастоящим, дешевым, однако политики занимались более важными, с их точки зрения, проблемами. Впрочем, не решая и их.
        - Мне к начальнику, - объявил Грэвс, и взятый с собой переводчик эхом озвучил ту же фразу на русском.
        Что поделать, если английского здесь не знали даже высокопоставленные лица? А уж о простонародье и говорить не приходится. Темнота, бескультурье, окраина мира…
        - Начальника в данный момент нет. Могу направить вас к дежурному следователю, - и, не дожидаясь ответа, добавил: - Второй этаж, дверь с номером семнадцать.
        - Хорошо, - кивнул капитан.
        По опыту он знал - местное начальство можно дожидаться несколько часов.
        Комната оказалась маленькой. Но все-таки она была отдельной, что говорило о высоком положении ее обитателя - большинство сотрудников работали в общих помещениях. Стол, пара шкафов и несколько стульев практически не оставляли свободного места. Явно не зал для так любимых русскими заседаний.
        При виде посетителей хозяин кабинета, худощавый мужчина лет под сорок, с усталым выражением лица, отложил на край переполненной окурками пепельницы недокуренную папиросу, вежливо поднялся и одернул видавший виды пиджак.
        - Старший следователь Николаев. Чем обязан?
        - У нас пропали трое солдат, - после ответного представления и рукопожатия объявил Грэвс. Посмотрел по сторонам и без приглашения сел напротив хозяйского стола. - Может быть, вам что-нибудь известно?
        Переводчик остался стоять за его спиной.
        - Откуда? - Николаев вновь взялся за папиросу.
        В кабинете уже было накурено до невозможности, и Грэвс едва сдержался, чтобы не попытаться разогнать висевший слоями дым.
        - Может, было какое-нибудь столкновение с местными? Драка в кабаке, например? Мало ли? - предположил капитан.
        Драки всегда были обычным делом. Просто почему-то получалось так, что местные выходили из них победителями. Редкий месяц один-два солдата не лежали в госпитале с побоями. Сколько Грэвс ни предупреждал вести себя осторожнее, не помогало. Солдаты были молодыми, горячими, и поводов для взаимного мордобоя в местных кабаках всегда хватало. Что удручало - виновных найти, как правило, не удавалось. Аборигены покрывали друг друга, милиция же демонстрировала полное бессилие и полное нежелание заниматься мелкими, с их точки зрения, конфликтами.
        - Это… Ничего не слышал, - чуть помотал головой Николаев, помолчал и добавил: - Пока не слышал. Сами понимаете, владельцы далеко не всегда вызывают милицию и предпочитают разбираться с подобными проблемами сами.
        Откровенно говоря, милиция и сама не спешила к местам народных драк. Разве что владелец какого-нибудь кабака в частном порядке приплачивал кому-нибудь за покой и охрану.
        - Понимаю. Тем не менее был бы благодарен за сведения. Не хотелось бы действовать в официальном порядке.
        Тут тоже было все ясно - зачем давать официальный ход делу и тем ставить в известность собственное начальство? Лучше уж разобраться келейно. Может, весь инцидент не стоит выеденного яйца? Или бабы попались неугомонные, или солдаты устали за бессонную ночь и теперь отсыпаются на частной квартирке.
        - Сейчас спрошу. - Николаев нажал на кнопку, и спустя минуту в кабинет просунулась взлохмаченная голова какого-то сотрудника.
        - Узнай, вечером и ночью какие-нибудь драки были? Трое американских солдат пропали. Может, кто постарался?
        - Хорошо, Лука Степанович. - Сотрудник немедленно исчез.
        - Вы курите? - Следователь извлек портсигар и вежливо протянул его гостям.
        Как и предполагал Грэвс, папиросы были местными, из самых дешевых. Потому он предпочел достать свои.
        Хоть и накурено, но чем заняться в ожидании? Пока еще выяснят… Успокаивало одно: раз до сих пор следователь не в курсе, значит, ничего особо страшного не случилось. Капитан с огромным удовольствием самолично расправился бы сейчас с загулявшими солдатами, но лишь бы дело не пошло повыше. Так ведь и самому попасть может. С точки зрения начальства, виноватым всегда оказывается непосредственный командир. А место здесь доходное, порою проворачиваешь столько, что должностной оклад кажется ерундой.
        - Как думаете, где они могут быть? - спросил капитан на всякий случай.
        Любой представитель правоохранительных органов по своей должности постоянно соприкасается с изнанкой общества - будь то проститутки, воры или просто отребье. Соответственно, хотя бы может предположить, куда пойдут подгулявшие парни и где они могут задержаться подольше. Ясно же, не в приличных домах. Пусть и представители иного государства, да с точки зрения местных воротил, слишком уж мелкие.
        - Где угодно. Не обязательно же притон, - понял ход мысли гостя Николаев. - У них знакомые тут имеются?
        Грэвс неопределенно махнул рукой. Практически все солдаты в свободное время делали по мелочам какой-то бизнес и, соответственно, кого-то тут знали. Если не будет иных следов, придется заняться опросом и двигаться по цепочке. Только дело может оказаться настолько долгим…
        Николаев устало провел рукой по лицу. Он явно очень мало спал сегодня. Вон, даже щетину заметно. К счастью, светлую и не так бросающуюся в глаза.
        - Это… Пару дней назад в городе были убиты два наших солдата, - тихо поведал следователь. - Одного задушили, второму сломали шею. Нашли на улице, утром.
        - Кто? - Грэвс невольно вздрогнул.
        Ладно обычные разборки, но солдаты тут при чем?
        - Ищем. Но пока никаких следов, - вздохнул следователь. - Очевидно, убийство произошло в другом месте, а затем тела были отвезены в сторону, да там и брошены. Даже не пытались особо скрыть. За город куда вывезти.
        Дверь отворилась, и внутрь ступил давешний сотрудник. Полноватый, даже слегка рыхлый, с мимолетным интересом покосившийся на иностранцев.
        - Ничего, Лука Степанович, - развел руками Суханов. - В смысле, по данным осведомителей и официальной сводки, имело место несколько драк, однако исключительно между своими. Американцы нигде не фигурируют.
        Уже стало легче. Понятно, выяснить за короткое время, где успели побывать солдаты и с кем и куда они ушли, не представлялось возможным. Вдруг пропавшие уже объявились и теперь получают положенные наказания от сержанта?
        - Спасибо, - кивнул Грэвс. - Чем-нибудь еще помочь можете?
        - Это… Боюсь, пока пойдут расспросы, солдаты уже будут в расположении части, - скупо улыбнулся следователь. - Но если хотите…
        - Не надо, - поднялся капитан.
        Следователь встал вместе с ним.
        - Пойду дойду до ближайшей лавки, - пояснил он. - Чай уже кончился.
        Так они и вышли втроем - Грэвс, Николаев и переводчик.
        Снаружи их встретил морозный воздух, особенно приятный после прокуренного насквозь кабинета. Солнце светило как-то особо радостно. Ни ветра, ни туч.
        - Если что узнаете… - начал на ступеньках Грэвс.
        Он не договорил. Николаев краем глаза отметил, как собеседник стал вдруг заваливаться, повернулся, хотел подхватить иностранца, однако тот уже кулем полетел вниз. Не как поскользнувшийся человек, а как безжизненная кукла. Ничего не понимающие спутники дружно шагнули к упавшему, и только тогда до них долетел звук далекого выстрела.
        Помощь не требовалась. Пуля разворошила шубу как раз напротив сердца.
        ГЛАВА 2
        Москва

1
        Зима уже давно успела миновать середину и теперь медленно двинулась к концу. По-прежнему стояли морозы, по утрам стекла красовались узорами, однако дни понемногу удлинялись, вечер наступал чуть позже, и весна обещала прийти в положенное время. В старые времена уже вовсю справлялась бы Масленица, но новые власти не одобряли религиозные праздники, и все если совершалось, то тихо, по домам. Все двояко. Официально существует свобода совести, но ведь совесть противоречит свободе, и потому старики объявлены ретроградами, а молодежь воспитывается в агрессивно-безбожном духе. В противном случае вдруг люди начнут задумываться, правильно ли все вокруг, а мысли - уже толчок к недовольству.
        Снег давно утратил первоначальную белизну. На тротуарах и проезжей части он был грязен и утоптан ногами и колесами, по сторонам, в сугробах, покрыт серо-черными пятнами и пятнышками копоти от многочисленных труб. Дворники исчезли еще после давней революции, улицы практически не убирались, но, к счастью, небо смилостивилось, перестало разрождаться снегопадами.
        Кротов шел и с интересом разглядывал давно не виданный город. Сколько же лет он не был в Первопрестольной? Какая разница! Впечатление было таким, будто прошлый визит произошел в какую-то иную эпоху. Фронт, очередное ранение, отпуск перед направлением на курсы… Действительно, ничего общего с нынешней жизнью. Разве что тогда тоже стояла зима - ее самое начало. Другая ситуация, другая власть, даже другая страна. Только город остался. Но впечатление…
        Стало заметно грязнее. Даже дома казались мрачными, словно оставили радость когда-то очень давно, вместе с гибелью стержня огромной страны. Зато в избытке хватало красных флагов и полотен, словно город справлял какой-то революционный праздник. На многих полотнах были написаны лишь названия партий с добавлением - народу. Какую выгоду имел с них простой человек, было непонятно, зато партий хватало. И правые эсеры, и левые, и меньшевики, и большевики-националисты, и большевики-интернационалисты, и анархокоммунисты, раз просто анархисты были с каких-то пор запрещены. Тут и там напоминанием о скорых выборах прилепились плакаты, с которых на прохожих взирали кандидаты на республиканский трон - или просто на место, расположенное ближе к кормушке. Один усатый, двое бородатых и один в пенсне и тоже с бородкой - целых четверо, хотя в конце гонки и борьбы, как явной, так и подковерной, должен остаться только один. Даже вспомнилось: тот, в пенсне, прибыл после революции из Америки. Спешил наверняка жутко, только пароход был задержан по дороге, и в итоге революционер попал на родину лишь поздней осенью. По
слухам, данный товарищ был весьма настроен на насильственную смену власти, да только таковая подразумевает некоторую подготовку, сбор единомышленников, консолидацию сил, агитацию… То, чем занимался еще один прибывший, на сей раз - через воюющую Германию. Там даже фамилия врезалась в память: Ленин.
        Имел большой успех среди колеблющихся, сбитых с толку масс, однако не то в июне, не то в июле был убит неизвестно кем, и дело его заглохло. В итоге к запоздалому приезду американца грянуло Учредительное собрание, а призывы к еще одной революции, на сей раз - мировой, пропали втуне. Лишенный авторитетных организаторов, переворот слева не состоялся. Как не состоялся чуть позже переворот справа. Но в последнем случае не сумели ничего сделать генералы.
        Увы, никакая учредилка справиться с ситуацией не могла. Депутаты старались спасти единое государство своей болтологией, даже успели выбрать президента, только слушать их никто не стал. К новому, восемнадцатому году о независимости объявили Украина, Сибирь, казачьи области, многочисленные народы Кавказа… Страна без единой идеологии, авторитетного правителя и элементарного порядка прекратила существование, распалась на куски, и еще слава богу, что вместо обещанного всеобщего пламени посыпались искры, так и не вызвавшие пожара. Так, по окраинам, но по сравнению со всероссийским это можно было считать уже ерундой. Крови пролилось немало, оружия на руках хватало, да ведь могло быть куда больше, если бы речь шла не об отдельных бандах - об организованной силе.
        В моменты крутых переломов чересчур многое зависит от личностей. К счастью, на том конце таковые или погибли, или опоздали. К сожалению, на противоположном личности оказались не на высоте. Да и к власти пришли не государственные деятели, а тряпки. Те, кому пришлось подписывать капитуляцию перед Германией. Раз уж армию сами же развалили. Начавшиеся с момента революции процессы оказались неостановимыми. Вековая мечта российских интеллигентов приказала долго жить. Первый президент всея Руси Чернов оказался последним. Да и правление длилось едва ли месяц.
        Как же фамилия американского гостя? Не то Троицкий, не то Троцкий. И национальность у него…
        Или то был не он? Да разница-то…
        Одиннадцать лет с Февральской революции. Печальная хроника распада…
        Отчего-то вспомнились морские рассказы о крысином волке. Когда количество крыс на корабле становилось невыносимым, команда отлавливала некоторое количество, помещала их в одну клетку, а дальше просто ждала. Голодные твари рано или поздно начинали нападать друг на друга - и в итоге оставалась только одна, сильнейшая. Потом еще выжидали, кормили с рук - и получался крысиный волк. Безжалостное создание, которое в дальнейшем носилось по закоулкам в поисках сородичей - на их страх и погибель.
        Вся разница - крысиный волк сохранял привязанность к людям, а вот очередной глава государства - нет. Да и зачем, если на долгих четыре года он становился хозяином осколка некогда огромной страны и мог делать все, что хотел, оправдываясь очередным набором трескучих фраз? Все равно найдутся такие, кто верует и будет повторять - наш-то как сказанул! Прямо правду-матку! Вот где заживем! Вот уж голова!.. А раз выбран не на века, то надо торопиться, обеспечить себе персональное светлое будущее. Лучше всего не здесь, а в краях иных, где никогда не привлекут к ответу за содеянное на так называемой родной земле. Где хорошо, там, как известно, и родина… Благо многие из кандидатов привыкли годами жить по Европам, а собственную землю презирали.
        Внешне Кротов ничем не отличался от многочисленных, снующих туда-сюда москвичей. Обычная дубленка, не солидная, но и не слишком старая, так, вполне доступная имеющему работу или же вовремя сумевшему прихватить чью-то чужую собственность в смутные революционные и послереволюционные дни. Мимо в экипажах и авто проносились гораздо лучше одетые купцы, банкиры, всевозможные служащие - все, кого люди простые скопом звали «буржуями». Обычная внешность, в которой запоминалась лишь небольшая светлая бородка. Разве что над правой бровью чуть виднелся старый шрам, память о Второй Отечественной войне. Но и по возрасту, порядком за сорок, Кротов относился к ее участникам. Другим повезло много меньше, и порою попадались инвалиды - кто без руки, кто без ноги. Хотя и не столь часто - времена выдались трудные, отнюдь не способствующие долголетию для тех, кто в одночасье лишился здоровья и возможности полноценно работать. Тут крепким да молодым не было дел, многие фабрики и заводы давно стали, а о новых никто и не слышал, но новая власть давно провозгласила свободу - в том числе и в смерти от голода. В полном
соответствии с желанием каждого индивида.
        Конечно, намного быстрее и проще было бы взять мотор. Денег хватало, а машины - вон они, застыли на отведенных стоянках. Да и извозчики по старинке подкарауливают седоков. Просто подобный способ передвижения мог привлечь ненужное внимание, а выделяться Кротову отнюдь не хотелось. Лучше уж так - где на трамвае, где - пешочком, благо вещи оставлены в гостинице, и с собой только небольшой саквояж, да и тот почти пуст.
        Время не поджимало. До условленного часа его хватало с избытком. День хоть и кусался морозом, но ветерок дул совсем слабый, и ничего страшного не было. До темноты и той оставалось порядочно. Как посоветовали Кротову еще в поезде, по ночам и вечерам лучше не гулять. Лихого народа в столице с избытком, так не стоит искушать собственную судьбу и падких на чужое добро людей. Даже поблизости от Кремля отнюдь не безопасно, а уж про остальные улицы не стоило и говорить.
        Интересно, почему-то многие при таких разговорах поневоле вспоминали прежних городовых - как символов порядка. Странные люди - сами же хотели свободы, наверняка принимали участие в уничтожении слуг царского престола, а вот теперь жалеют. Словно нельзя было подумать о последствиях заранее! Должен же кто-то охранять покой обывателей, или надеялись на невесть почему возросшую сознательность? Откуда? Оставь надежды…
        Встреч с разбойниками Кротов не боялся, однако отнюдь и не желал. Но - быстро сделаем дело, а там вернемся в номер до положенного часа. Береженого и Бог бережет.
        Помогало и то, что путь лежал не на какую-нибудь из многочисленных окраин, а в Зарядье, место, не столь далекое от самого центра столицы. Вернее, вписывающееся в этот центр.
        Людей вокруг хватало. Больше было бедно одетых. Богатые не очень-то любят ходить пешком, предпочитая свой или наемный транспорт. Они занятые, куда там тратить драгоценные минуты и часы на прогулки или же ходьбу, когда уже давно можно быть на месте. И с не достигшим должного положения людом смешиваться отнюдь не пристало. Человек - существо завистливое, мало ли что он может учудить при виде чужого достатка? Достаточно вспомнить революционные дни, когда вроде бы все были заодно, и тем не менее кто-то здорово поживился, а кто-то попал под раздачу и расплатился хорошо коль имуществом - кое-кто и жизнью за свое положение и право быть над толпой.
        Нет, лучше уж, когда два мира, мир достойных и мир всех прочих, не пересекаются нигде. Так оно надежнее и спокойнее.
        На всякий случай Кротов шел к цели, постоянно сворачивая в стороны. Заходил в лавки и магазины, невольно сравнивал цены. В Сибирской республике было довольно дорого, но Москва переплюнула отделившуюся окраину едва ли не во всем. Особенно это касалось продуктов, будто с некоторого времени поля заросли бурьяном, а на стада напал какой-то неведомый прежде мор. И люди здесь какие-то озабоченные, хотя, примерно представляя доход и расход, - как иначе?
        «Хвоста» вроде бы не было. Кротов перестал петлять и направился к заветному дому. Прошел по Варварке с ее палатами Романовых, многочисленными конторами и торговыми дворами, старыми храмами. Около колокольни церкви Святой мученицы Варвары повернул и стал спускаться в Зарядьевский переулок.
        Эту часть Москвы Кротов знал плохо. Если и бывал здесь когда, то мимоходом, и в памяти ничего не отложилось. Но указания были четкими, да и нужный дом находился в самом начале переулка.
        Кротов остановился, извлек из простенького портсигара папиросу и принялся прикуривать, неловко зажав саквояж под мышкой и делая вид, что никак не может управиться со спичками. Взгляд его словно невзначай скользнул по ряду окон, выискивая нужное. Второй этаж, четвертое слева. Вот оно! Герань, небольшой фикус. Стоп!
        Сердце дрогнуло. Если фикус стоит у края окна, а герань - по центру - все в порядке. Если же наоборот…
        У края стояла герань. Спичка без всякого актерства переломилась в пальцах, и ее горящий кончик полетел в снег. Чуть дернулась в тике щека.
        Нервы. Нехорошо. И вообще, лучшее убраться отсюда на время. Только в дурацких детективах, распространившихся в последнее время по всем осколкам России, герой спокойно узнает у каких-нибудь подвернувшихся мальчишек судьбу хозяина квартиры. Интересующийся человек - подозрителен, и вряд ли в случае провала явки Комитет по борьбе с контрреволюцией оставил ее без присмотра. Наверняка агенты старательно следят за подступами и выслеживают подозрительных лиц. А сибирское гражданство - плохая защита от новоявленных церберов гражданских свобод. Исчезнешь - и ни одна живая душа на свете не проведает о твоей судьбе.
        Ладони привычно сложились, закрывая крохотный язычок пламени от несильного ветра. Кротов втянул в себя ароматный папиросный дым, перехватил саквояж и с независимым видом двинулся дальше. Ну, останавливался человек прикурить, что из того? Не на ходу же совершать сие действо!
        Но на душе скребли кошки. Что теперь делать-то? Что?

2
        Некоторое время Кротов бесцельно петлял по улицам. Возвращаться в гостиницу не хотелось, а идти по большому счету при всем количестве возможных старых знакомых было некуда. Имелась запасная явка, но там следовало появиться не раньше воскресенья, да и волочить за собой возможный «хвост»…
        Вроде бы никто не шел явно за гостем столицы, просто безоговорочно поручиться за это Кротов не мог. Имеются разные способы слежки. Лишь дилетанты, не скрываясь, топают следом. Объект можно передавать, каждый раз меняя преследователей. Во всяком случае, исходить всегда следует из худших вариантов.
        Возможно, все не более чем случайность. Например, хозяину лишь померещилась угроза, и он решил обезопаситься от последствий. Или просто забыл переставить горшки в назначенный час. Мало ли что бывает в жизни? Но по-любому будем считать, что явка провалена и этого канала связи больше нет. Хорошо, имеются запасные. Вряд ли грозный Комитет сумел в одночасье накрыть всю разветвленную организацию Центра в Москве. Если же даже так, тогда остаются другие города. Только плохо-то как…
        По дороге подвернулся трактир. Явно не из фешенебельных, так, простонародная забегаловка, но с другой стороны, и внимания к посетителям в подобных местах значительно меньше. Запахи из приоткрывшейся двери не вызывали аппетита. Тем не менее… Да и пообедать было необходимо. Силы могут еще понадобиться, а будет ли возможность и время их восстановить?
        Внутри было не слишком светло и сильно накурено. Кротов был прав в предположениях - трактир предназначался для людей простых, не слишком обремененных деньгами. В основном здесь просто обедали, но чуть подальше в углу гуляла какая-то компания из шести разнообразно одетых мужчин.
        Верхнюю одежду в трактире никто не снимал. Просто расстегивали пальто, шубы, полушубки, куртки. В крайнем случае - вешали их на тот же стул, за которым сидели сами. Потому зал напоминал чем-то буфет, место для быстрой еды с последующим уходом.
        Рассиживаться Кротов не собирался. Тем более единственный на данный момент свободный столик был по соседству с гуляющей компанией. Пришлось занять его. И только здесь Кротов почувствовал, как успел промерзнуть за время прогулки. Лицо слегка горело, пальцы - побаливали. Он заказал подскочившему официанту рюмку водки, щей и что-нибудь мясное и принялся ждать.
        Водка была принесена практически сразу. Чуть позже - большая тарелка исходящих ароматным парком щей. Кротов залпом опрокинул в себя содержимое рюмки, чуть передернулся от не слишком качественного напитка и принялся за еду. Жизнь давно отучила Кротова от чрезмерной привередливости. Была бы крыша над головой, какая-нибудь еда, а всякие изыски - это уже от жиру. С морозца горячие щи шли превосходно, и самочувствие стало улучшаться по мере опустошения тарелки.
        По сторонам Кротов старался не смотреть. Зато поневоле слышал ведущиеся за соседним столом разговоры. Как часто бывает у подгулявших, похвальбы там активно перемежались сетованиями на жизнь. Затем беседа перешла на политику и предстоящие выборы, и тут уже такое началось!
        Как понял Кротов, большинство было за усатого кандидата. Однако двое явно оспаривали мнение большинства, и их пытались переубедить. Не слишком аргументированно, больше упирая на эмоции, зато настолько сильно, что официанты поневоле косились, прикидывая, не вызывать ли милицию для наведения должного порядка? Вдруг дойдет до кулаков - последних аргументов в любом споре? А дурная слава заведению не нужна.
        На второе подали какие-то биточки. В отличие от щей, восторгов они не вызывали, из чего были сделаны - непонятно, однако Кротову доводилось питаться и похуже, причем гораздо чаще, чем того хотелось.
        Были раньше времена!..
        Уходить из тепла не хотелось. После биточков Кротов заказал еще чай и с наслаждением закурил.
        Голоса рядом вновь стали громче.
        - Пошли они все! Мало нашей кровушки попили! Свобода, свобода! С голодухи подыхать? Продали все, а сами теперь жируют! - выкрикнул кто-то самое наболевшее.
        Его поддержали остальные - вне зависимости от намечаемых кандидатов. Куда же деваться от фактов? А вот выбор, каким обещаниям верить, оставался за каждым избирателем свой.
        - А ты за кого, мил человек?
        Вопрос явно относился к Кротову. Тот повернулся, окинул взглядом худощавого мужчину лет сорока и затем не торопясь ответил:
        - Я? За себя.
        - Как? - поперхнулся худощавый, а его гораздо более мордастый сосед недобро усмехнулся.
        - Да так. Не местный я. Из Сибири.
        Кротову хотелось добавить - выбирать могут кого угодно, на общую ситуацию это не повлияет, только есть ли смысл убеждать?
        - Из Сибири? - протянул еще один, пожалуй, самый здоровый из компании. - Не брешешь?
        - Чего тут брехать?
        - И как там? - О предыдущих вопросах было позабыто. Интересно получить информацию из первых рук. Все-таки не столь давно была одна страна, и большинство простых людей до сих пор в глубине души чувствовали боль разлома по ее живому телу.
        - По-всякому. До конца не разобрался, приехал недавно, но наверняка в чем-то лучше, в чем-то хуже. Но у вас хоть правительство правит само. У наших за спинами торчит иностранец да командует. А купцы и правители рады стараться. Продают за границу все, что только там берут. Они бы и мать родную продали с радостью. Да и неспокойно у нас. Народ уходит в партизаны, воюет, а чем все кончится…
        - Значит, и там порядка нет.
        - Порядка - еще ладно. Хозяина настоящего нет. Кто за нашу землю бы стоял, а не о кармане думал.
        Никакой Комитет ничего не мог бы инкриминировать Кротову в данном вполне конкретном случае. Он же иностранный гражданин и имеет полное право критиковать собственное правительство. Даже лучше - чужих всегда следует поругивать. Тогда свои смотрятся гораздо лучше.
        Мужчины согласно кивали. Свобода - свободой, однако толку в ней? Разве что богатеньким да тем, у власти. А простому человеку - хоть в петлю. Свободно и радостно.
        - С нами-то объединяться думаете? - спросил тот самый здоровяк. - Или - все врозь?
        - Простой народ думает. Мы же все русские люди. И кто поумнее из верхов - тоже. Или дела на особицу лучше идут? Вместе всегда легче выбираться из этой… - Кротов добавил, откуда именно.
        - Кто же супротив? - зыркнул худощавый.
        Такое впечатление - покажи виновника здесь, в кабаке, тут же его бы и убил.
        - Те, кто хочет быть первым парнем на деревне. Даже если в деревне одна изба, - хмыкнул Кротов.
        - Точно! Сам-то ты чем занимаешься?
        - Да что только не перепробовал. Лес валил и в охране приисков работал, сейчас вон в одну контору взяли.
        Главное, в сказанном не было ни капли лжи. Хотя и правда там была далеко не вся.
        - В охране? Воевал на Великой, что ли? - встрепенулся здоровяк.
        - Воевал, - не стал отрицать очевидное Кротов.
        - Я тоже, - оповестил здоровяк. - В Шацком полку. Слышал о таком?
        - Кто ж не слышал? - резонно спросил Кротов, чем завоевал расположение собеседника.
        Но какой славный полк!
        - А ты где?
        - В кавалерии. Ингерманландские гусары. Корпус графа Келлера.
        Рекомендация была великолепной. Первая шашка России, у него люди были под стать - орлы.
        - Слушай, так за энто и выпить не грех!
        - Извини, браток. Мне еще сейчас к родственникам одним кандыбать. В другой раз - с удовольствием. Надо им посылочку одну передать.
        - А ты хоть Москву знаешь?
        - Бывал раньше, - Кротов говорил, а сам краем глаза следил за одним из посетителей. Невысоким, с тоненькой ниточкой усов, в поношенном полушубке. Кажется, он уже попадался сегодня на Варварке у самого дома.
        Или тот был просто похож? Кротов же не вглядывался.
        - Ну, по чарочке.
        - По чарочке - можно. Человек! - Пить на дармовщинку Кротов не собирался. - Водки и чего-нибудь закусить!
        - Как хоть зовут?
        - Сергеем.
        - А меня Демьяном, - представился в ответ здоровяк.
        - Митрий, - вставил худощавый.
        Остальные тоже назвали имена, но уже было налито, и стук сдвигаемых чарок приглушил их голоса.
        - За боевое прошлое! - произнес Демьян.
        - За него!
        - Ты это… Ежели что, завсегда можешь ко мне в гости. Переночевать там, али подмога потребуется. Я-то коренной москвич. Еще дед здесь устроился. Адресок запомнишь? Мы тут сейчас в одном кооперативе подрабатываем. По специальности устроиться трудно. Заводы как стали в семнадцатом, так и стоят. Это ж сколько годочков? Аккурат одиннадцать тому как… Вот и приходится крутиться, как получится.
        Адрес Кротов запомнил сразу. Действительно, мало ли что может случиться, и подмога или просто убежище будет не лишним.
        - Ты знаешь что… На митинг завтра приходи. Сам выступать будет. Узнаешь, за кого люд простой горой стоит.
        - Постараюсь. Бывайте, мужики! - Кротов намеренно не стал произносить положенного «граждане».
        Уже у входа он заметил, как невысокий с усиками встал и направился к столу, за которым продолжала гулять компания.
        Может, ловушка? Однако мысль промелькнула и сразу исчезла. Даже самый гениальный сыщик не смог бы угадать, что Кротов заглянет именно в этот трактир. Тут требовалась нечеловеческая интуиция, и само предположение говорило об одном: с нервами явно было не в порядке.
        Хоть лечись.
        Но нервы - нервами, а по дороге к гостинице Кротов порядочно попетлял. Несколько раз менял трамваи, заглядывал в лавки, пару раз воспользовался знакомыми с далеких дней проходными дворами. И все старался делать как можно естественнее, дабы наблюдатели, если они есть, не восприняли бы это в качестве попытки уйти от «хвоста».
        Даже к гостинице Кротов вышел с тыльной стороны.
        Впрочем, что помешало бы Комитету вычислить его еще на границе или при заселении в номер? Если уж предполагать худшее.
        Волков бояться…

3
        В номере кто-то успел побывать, и не просто побывать - покопаться в вещах. Не слишком нагло, все аккуратно было сложено на место, однако Кротов перед уходом оставил несколько незаметных постороннему глазу памятных знаков. Нехитрый прием, которому, по иронии судьбы, его научил один старый революционер.
        Вот уж - век живи - век учись!
        Зато теперь никаких сомнений не было. Кто-то заинтересовался личностью приезжего и решил на всякий случай проверить.
        Ничего подозрительного у Кротова не имелось. Так, обычный набор путешественника, и не более того. Могут смотреть - все тайны затвержены наизусть, и никаких следов среди вещей не найти даже при самом большом желании.
        Возможностей имелось две. Или кто-то все-таки вышел на Кротова, или грозный Комитет проверяет любых объявившихся иностранцев. Вариант с любопытной прислугой Кротов отверг сразу. Разве что какой-нибудь коридорный являлся по совместительству секретным сотрудником службы.
        В любом случае требовалось быть максимально осторожным, дабы не привести на явку кого-нибудь на «хвосте». И разумеется, не стоило показывать, будто об обыске известно. Наоборот, следовало быть естественным. Приехал человек, погулял по Первопрестольной, почему бы не пройтись по огромному городу, а теперь вот отдыхает с дороги и вообще…
        Несколько купленных газет ждали своего часа, и Кротов занялся местной прессой.
        Все внутренние новости касались грядущих выборов. Кандидаты и их клевреты поливали грязью конкурентов и обещали, обещали, обещали…
        Помимо этого говорилось что-то об успехах и достижениях, но тоже больше общими фразами. Мол, государство стремительно развивается и богатеет, промышленность работает, а что работает и с чего богатеет - толком и не понять.
        Мировые новости были гораздо существеннее - и тревожнее. И не только кризис, поражающий одну страну за другой. После всего случившегося всевозможные чужие финансовые заморочки воспринимались не слишком серьезно и отнюдь не казались чем-то особо страшным. Ну, биржевой крах, и что? Это где-то настолько далеко… Тут государство рухнуло, раскололось на несколько частей, а что может быть ужасней? Да и какой промышленный спад в образовавшихся странах, в которых до сих пор большинство заводов или не работает, или работают еле-еле? Здесь-то особо хуже уже не будет. Некуда уже.
        Но имелось и другое. Возрожденная Польша все меньше считалась с мировым сообществом и с нескрываемым вожделением посматривала в сторону восточных соседей. Паны полагали довольно большую часть земель своими, исконными, точнее - некогда принадлежащими, и теперь опять начинали кампанию по возвращению того, что очень давно было временно захвачено их далекими предками. Почему-то казалось: первоначально бывшее набором трескучих фраз для внутреннего потребления, сплачивания нации и подпитывания извечной гордыни, все это перерастало в реальную фазу. Во всяком случае, на польско-русской границе было весьма неспокойно, постоянно происходили какие-то мелкие стычки, и любая из них могла стать поводом к войне. Газеты хорохорились, кричали о могучей армии свободной демократической России, только для Кротова не являлось секретом - реальных вооруженных сил в распоряжении Москвы почти нет. Армия считалась рассадником контрреволюции, и ее упорно сокращали - пока не досокращались до нереального минимума. Да и были ли боеспособными остатки некогда грозных войск?
        Поневоле вспоминались последние дни Великой войны. Немногочисленные, по каким-либо причинам не ушедшие домой солдаты, страшные только для собственного начальства, но не для врага, ощущение бессилия, а потом - известие о позорной капитуляции. А ведь было столько слов о верности союзникам, да только на войне ценится сила, а силы не стало еще со злосчастного марта, последовавшего за страшным февралем.
        Поляки же, как можно было судить по статьям, обвиняли Москву в возрождающемся империализме на основании каких-то неопределенных разговоров о возможном объединении с вольным городом Петроградом и состоявшемся - с Уральской республикой. И требовали вернуть все земли, когда-либо принадлежавшие Речи Посполитой, включая Смоленск. Им-то Московия была удобной в границах века этак шестнадцатого.
        Но украинцам было еще хуже. Тех вообще хотели забрать себе целиком, и перепуганные незалежники теперь срочно заговорили об оборонительном союзе с клятыми москалями.
        Если подумать, с точки зрения Кротова, было не так и плохо. Внешний враг поневоле сплачивает даже тех, кто перед тем решил расстаться. В том ли виде, в ином, а там, может, и свершится чаемое?
        Ладно. Все это - надежды, а будущее делают дела. Еще почитать, потом - ужин и сон.
        ГЛАВА 3
        Сибирская республика

1
        - Вы отдаете себе отчет в случившемся? - Начальник кипел. Даже лицо его пошло пятнами, и, казалось, в любую минуту дело может закончиться апоплексическим ударом. - Прямо среди бела дня на крыльце управления милиции застрелен представитель дружественной державы! Более того, старший офицер из расположенного здесь подразделения американской армии! У вас на глазах! Буквально на глазах!
        - Я это… тогда в сторону смотрел, - угрюмо буркнул Николаев.
        - Что значит в сторону? Почему в сторону? - взвился начальник.
        - Он что-то говорить начал, ну, и я, это, хотел обернуться к переводчику. Тут и случилось.
        - Да какая разница, куда вы смотрели? - без всякой логики прозвучал очередной крик. - Важен сам факт!
        - Так точно! - по-старорежимному отозвался следователь.
        Он даже стоял по стойке «смирно», словно находился на плацу и время было иным. Но куда бы ни смотрел Николаев в роковой момент, роли никакой не играло. Стреляли издалека, и все равно заметить он бы ничего не мог.
        - Так точно, так точно! Ты представляешь, что сейчас будет? Какие шишки нам на головы полетят?
        Судя по «тыканью», гроза если не миновала, то хотя бы слабела.
        - А чем мы виноваты? Приказа обеспечивать безопасность не было. Я этого Грэвса вообще второй раз в жизни видел. Кто ж мог знать, что его… это… решат шлепнуть?
        Николаев был прав, однако случай был исключительный, делом в любом случае заинтересуется правительство, а уж оно будет искать виноватых везде. В том числе среди собственной милиции.
        - Откуда стреляли, установили?
        - Так точно, установили. С чердака бывшего доходного дома Серебрянникова.
        - Это же полверсты, не меньше. - Переход на метрическую систему был осуществлен давно, но привычки исчезают не сразу.
        - Шестьсот с небольшим метров, - уточнил Николаев. - Стреляли из трехлинейки, возможно, с оптическим прицелом. Очень хороший стрелок. Одной пулей.
        - Может, он в тебя стрелял и промахнулся? - почему-то с надеждой осведомился начальник.
        - Не думаю. Смысла нет. Меня бы это, без того подкараулили. Невелика персона. Да и наши уголовники - ребята простые. Утруждаться в подобных делах не станут.
        - Но тогда, выходит, они знали?
        - Вероятно. Я тут это… подумал - вдруг исчезновение американских солдат и убийство Грэвса - звенья одной цепи? Ну, это, если предположить, что за исчезновением стоит некое общество, они вполне могли предположить, что капитан заедет к нам в управление. Просто для того, чтобы выяснить.
        - Логично. Кстати, с солдатами что?
        - Никаких следов. Пока, во всяком случае. Ищем.
        - Оружие хоть нашли?
        - Никак нет. Стрелок унес его с собой. Гильзу тоже.
        Начальник поморщился. Однако разговор вступал в деловое русло, и Николаеву жестом предложили присесть.
        - Кури, Лука.
        - Спасибо, Федор Григорьевич. - Николаев потащил из кармана портсигар.
        - Кто-нибудь из соседей видел? Там, подозрительные лица, еще что такое? Все-таки день, люди в окна выглядывают, да и во дворе кто-нибудь мог оказаться.
        - Какой-то мужчина выходил примерно в то же время. Нес нечто завернутое, вытянутое. Вероятно, винтовку. Снаружи на улице его ждали двое на санях. Сразу и уехали. Кони обычные, гнедые, запряжены были парой.
        - Ты ладно про лошадей. Про людей что?
        - Это… Про людей удалось узнать намного меньше. Мужчина как мужчина. Среднего роста, со светлой бородой, среднего возраста, где-то за сорок, одет в черный поношенный полушубок и валенки, на голове - ондатровая шапка. Тоже не новая. Цвет глаз никто не разглядел, особых примет - тоже. Тех, кто его ждал в санях, вообще не видели. Подъехали, забрали…
        - Но выстрел-то слышали?
        - Мало ли… Никто значения не придал. Во всяком случае, говорят так. Большинство свидетелей вообще видели мужчину лишь из окон. Во дворе - одна женщина да несколько мальчишек. Отсюда и показания. Но женщина говорит, мол, при встрече может узнать.
        - Кто же ей встречу организует? - хмыкнул начальник.
        Однако это был лишь проблеск бодрости. Сразу вспомнились грядущие неприятности, если они не найдут преступников, и усмешка покинула лицо. А попробуй найти по таким приметам! Бороду можно сбрить, полушубок - сменить.
        - Что-нибудь еще имеется?
        - Никак нет.
        - Ты свои старорежимные словечки брось. В другие времена живем. Давно пора привыкнуть. А главное - узнать надо было побольше.
        - Там это, Суханов сейчас работает. Может, удастся добыть что-нибудь конкретное, - добавил Николаев.
        - А если нет? Ты же сам понимаешь, Лука, нас с тобой сожрут и фамилий не спросят. В общем, так: все дела побоку, отныне занимаешься только убийством этого… Грэвса. Пока дело у нас не отняли.
        Николаев замялся.
        - Мотив бы понять. Не просто же так стреляли. Да еще ведь хорошо подготовились. Следовательно, причина должна быть. Веская причина.
        - Ну, это и ежу понятно. Вот и ищи. Мотив преступления, кто мог совершить… Не мне тебя учить.
        - Мне это, подумалось, вдруг есть связь между солдатами и Грэвсом? Надо бы покопать.
        - Покопай, Лука, покопай. Тебе полная свобода в действиях. Люди бесследно не пропадают. Кто-нибудь да видел этих американцев. Они же не в лес пошли, в город. Следовательно, в кабак какой заглядывали.
        - Я не только их в виду имел, - вздохнул следователь. - Наших убитых тоже.
        - Они-то тут при чем?
        - Не знаю. Просто странно - вдруг ни с того ни с сего гибнут два солдата. Затем пропадают трое американцев. Затем убивают Грэвса. Вдруг имеется какая-нибудь связь?
        - Что-то фантазия у тебя вконец разыгралась, - покачал головой начальник. - Американцы - ладно. Там преступники явно устроили так, чтобы злосчастный капитан прибыл в управление. А наши-то лапотники тут с какого бока?
        - Это… Если не ошибаюсь, Грэвс руководил карательной экспедицией… Не секрет, они там народа положили изрядно. Вот и думаю - вдруг кто отомстить решил? Ну, тем, кто в гибели крестьян виноват? Сибирь же, народ трудолюбивый, но независимый. Привыкший разбираться самостоятельно, не вмешивая власть. А уж хороших стрелков в тайге не счесть.
        - Сложновато для крестьян, - вынес вердикт начальник. - Им бы проще капитана в тайге и подкараулить.
        - Но хотя бы как версия…
        - Как версия - пока все сойдет. Если осторожно. Сам подумай - по ней получается, будто уничтожение мятежной деревни тоже преступление. Обстановка сейчас сложная, ты имеешь право знать. Даже в городах полно недовольных демократической властью, а уж в деревнях нынче творится такое, что как бы по весне дело не обернулось восстанием. Вдобавок ты так и не сказал: наши тут с какого бока?
        - Это… Может, они тоже участники рейда? Надо бы уточнить. Там же американцев был мизер, от силы два десятка человек, а все остальные - как раз наши.
        - Лихо загнул. Но политически не очень правильно. Простой народ обязан выступать за народную власть, а по тебе - он с ней борется. Так ты вмиг должности лишишься за клевету на существующий строй. Соответственные статьи еще не забыл? В общем, про себя можешь руководствоваться чем хочешь, но в отчете чтоб - ни-ни. В крайнем случае вали все на Покровского. Мол, его проделки. Проверь, конечно, мало ли что, и все-таки… Главное - на след убийц напади. Как можно скорее. Возьми себе сколько надо людей в помощь, однако результат чтобы был. Скажем, за три дня.
        Срок откровенно нереальный, только начальству виднее. Распоряжения отдавать - это же не работать.
        С другой стороны, куда деваться, если в этом случае и у начальства начальство имеется? А уж оно давит посильнее, ревет погрознее, а сроки назначает покороче. Словно стоит рыкнуть - и любое преступление раскрывается само собой.
        Попробовали бы сами…
        - Слушаюсь, за три дня, - Николаев не удержался от вздоха, но дисциплинированно поднялся, считая беседу законченной. - Разрешите идти?
        - Ступай, разумеется. И непрерывно держи меня в курсе. Любые новости - сразу мне на стол.
        Мог бы не добавлять. Все без того понятно.
        И угораздило же капитана! Нет чтобы прямо у части и шлепнули - и пусть американцы тогда расследовали все сами. Зачем своих подводить?
        Признаться, добрых чувств к союзникам, равно как и к местной новой власти, Николаев не питал. Да и за что, собственно, любить и чужаков, и своих болтунов? Подумать - не за что…

2
        Дверь была обшарпанной и старой, подобно всему дому. Казалось, такую можно снести с одного не самого сильного удара. Да и сама лестничная площадка была темной, свет переносного фонаря выхватывал облупившуюся краску на стенах.
        Никакого звонка не было, и один из застывшей троицы, невысокий, подтянутый, коротко произнес:
        - Постучи, Павлуша.
        Обиженно просопел стоявший чуть позади здоровяк. Но такой стукнет - дверь, чего доброго, улетит.
        Павлуша, сколько можно судить в темноте, вполне обычной комплекции, сделал шаг вперед, несколько раз негромко постучал.
        С той стороны было тихо. Казалось, никто так и не отзовется на стук, и Павел уже поднял руку, чтобы повторить, но тут, наконец, послышались шаги.
        - Кто там? - спросил мужской голос.
        - Пакет из штаба, - четко ответил Павел.
        Заскрежетал открываемый замок, дверь открылась, и в образовавшемся проеме появился мужчина с приподнятой керосиновой лампой в руке.
        Очевидно, хозяин отдыхал. Во всяком случае, на нем были галифе, но с тапками на босу ногу, а под накинутой на плечи шинелью виднелась нижняя рубаха.
        Луч упал на лицо хозяина, и стало видно, как чуть округлились от удивления глаза.
        Стоявшие на площадке отнюдь не походили на посыльных бойцов.
        Рука хозяина дернулась было к правому бедру, но там ничего не было. И тут же самый здоровый из троицы выступил на передний план. Еще шаг - и владелец квартиры оказался отодвинут вглубь, а путь - свободен.
        Двое спутников здорового немедленно вошли внутрь.
        - Но простите… - попытался возмутиться хозяин.
        - Капитан Горликов? - спросил невысокий.
        Колеблющееся неверное пламя играло тенями на лице, и выделялся лишь птичий нос, да временами чуть сверкали глаза. Вроде темные, но сказать точно при таком освещении не представлялось возможным.
        - Точно так.
        - Я - капитан Покровский, - представился невысокий.
        Хозяин невольно вздрогнул. Павлуша меж тем прошел мимо него в единственную комнату и почти сразу выглянул обратно.
        - Никого нет.
        Кроме комнаты была кухня, она же прихожая, в которой и застыли пришедшие.
        - Вы позволите пройти? - осведомился Покровский.
        Словно можно было ему не позволить!
        - Разумеется… - хозяин замялся, явно не зная, какую форму обращения выбрать. Товарищи ли, господа или нейтральное - граждане.
        - Благодарю, - кивнул Покровский.
        Комната была невелика. Застеленная кровать, древнее кресло, несколько стульев, шкаф, стол - вот и все, что в ней поместилось. На стене висело несколько фотографий. Молоденькая девушка со статным юным офицером с погонами. Она же - но постарше и с ребенком на руках. Какой-то пожилой мужчина, отец?
        Покровский покосился на стол, где застыла едва початая бутылка водки, тарелка с немудреной закуской да переполненная окурками пепельница.
        Туда же последовала лампа, и огонь хотя бы перестал прыгать, покрывая помещение несильным, но хоть сравнительно равномерным светом.
        - С вашего позволения, - Покровский не стал раздеваться, лишь расстегнул верхние крючки полушубка, сел на один из стульев и извлек папиросу.
        Павел чиркнул спичкой.
        Горликов с тоской посмотрел на дальнюю стену, где висела портупея с кобурой. Увы, далеко!
        - Что празднуем? - поинтересовался Покровский. - Какую-нибудь награду за доблестное уничтожение безоружной деревни?
        Хозяин вскинулся было, но нарвался на пронзительный взгляд гостя и понуро опустил голову.
        - Не стыдно? - Покровский покосился на фотографию парочки. - Вы же русский офицер. Какого года выпуска?
        - Шестнадцатого, - Горликов справился с собой и теперь смотрел на визитера.
        - Следовательно, присягу Императору давали. А теперь служите каким-то прохиндеям. Да еще и с усердием служите. На Великой войне вели себя так же? Или там по тылам отсиживались?
        Ответа не было, поэтому после некоторой паузы Покровский продолжил:
        - По моим сведениям, вы меня искали. В тайге не довелось встретиться, вот, пришлось заглянуть в гости. Итак, чем могу служить? Вернее, чему обязан столь пристальным вниманием?
        - Сами знаете, - буркнул Горликов.
        - Ну-ну. Интересно выслушать вашу версию.
        - Какую версию? - вдруг вскинулся капитан. - Вы поезд ограбили, людей убили. И, по-вашему, это пустяки? Вот вы говорили про меня, а сами? Вы же тоже офицер, сколько знаю, кадровый, да еще и Георгиевский кавалер. А превратились в разбойника, которым людей пугать. И после этого еще пытаетесь стыдить других!
        - Я, в отличие от вас, присяги не нарушал. Режим ваш - беззаконный. Уничтоженные мною - солдаты другой державы, проще говоря - интервенты, и здесь им нечего делать. Чужой солдат - однозначно оккупант и как таковой подлежит немедленному уничтожению. Да и деньги, к вашему сведению, мне нужны не для себя, - отчеканил Покровский. - Вам не понять. Вы - пес нынешнего режима. Хотя режим этого не ценит. Вон как живете. Даже жена от вас ушла.
        Покровский судил по фотографиям и обстановке и был прав. Горликов дернулся в очередной раз, словно от удара под дых, и опустил голову.
        - Впрочем, так даже лучше. Вы людей убили. Тех, кто предоставил мне кров. Аким!
        Стоявший за спиной хозяина здоровяк шагнул вперед, схватил Горликова за голову и резко повернул. Хрустнули позвонки, тело капитана дернулось и сразу обмякло.
        - Все. Уходим.

3
        Улица бурлила толпой. Люди шли и шли, целеустремленно, густо, забив и тротуары, и проезжую часть. Над головами свисали в безветрии красные знамена и написанные на красном же лозунги.
        Пока шествие происходило мирно, без битья стекол и разграбления лавок, но мало ли в какую сторону повернут мысли и чаяния людского стада?
        - Всем сотрудникам милиции срочно на выход! Направляемся в центр. Надо прикрыть хотя бы административные здания. На месте остается только наряд. Не забывайте оружие!
        Последнее напоминание являлось излишним. Без оружия чувство незащищенности подступало с такой силой - хоть вообще на улицу носа не высовывай. Ограбят среди бела дня, и еще хорошо, коли просто ограбят. А уж любого милиционера просто убьют - как сторонника и сторожевого пса порядка. Пусть милиция считается народной. Только ведь преступники - тоже часть народа. Пусть не лучшая его часть…
        Люди часто ненавидят тех, кто пытается ограничить их свободу делать все, что только заблагорассудится. Даже если подобные действия наносят ущерб другим.
        - Николаев! Тебе что? Особое распоряжение требуется?
        - Это… Сами говорили, заниматься лишь убийством американца.
        - Считай, разрешен краткий перерыв. Сам знаешь, людей маловато. Не дай бог…
        Веру никто официально не запрещал. И одновременно негласно преследовалось все, с ней связанное. Иногда - под угрозой репрессий, когда речь шла об официальных лицах. Положено было не верить, точнее, верить в материалистический марксизм, а не то… Безработных хватает.
        Но бывают ситуации - помянешь и Бога, и его вечного антипода, и еще многое другое, находящееся за любыми гранями приличия. Или того, что в старые несвободные времена считалось приличием.
        Оставалось выругаться про себя и выполнять распоряжение. Но дело ли следователя стоять в оцеплении, подобно простому постовому милиционеру?
        Транспорта в распоряжении управления имелось мало. Пара автомобилей, один из которых чинился вечно, с самого попадания в участок, а второй принадлежал начальнику, несколько разнообразных пролеток, - пожалуй, и все. Если не считать конюшни с лошадьми. А подавляющему большинству сотрудников традиционно приходилось идти пешком.
        Хорошо, от здания управления до центра улицы были практически пусты, манифестация двигалась от рабочих районов, и добраться сумели без особых преград и происшествий.
        Разномастно одетая цепочка представителей правоохранительных органов отнюдь не смотрелась всевластной охраной закона. Так, какими-то народными дружинниками или еще чем-то несерьезным. Но уж как есть.
        - Лука Степанович! Тут интересная вещь получается, - Суханов встал рядышком с непосредственным начальником.
        - Ты о чем?
        - Об убитом офицере.
        - Это… А что там вообще?
        Занятый непосредственным поручением, Николаев лишь краем уха слышал об очередных происшествиях.
        - Некий Горликов. Найден недавно в своей квартире. Сегодня не явился на службу, послали узнать, в чем причина, а там - остывшее тело. Доктор говорит - смерть наступила еще до полуночи, - охотно принялся пересказывать Суханов.
        - И что? - равнодушно уточнил следователь.
        Этих трупов в спокойные дни находят по полдюжины. Стоит ли интересоваться подробностями, коли расследование поручено не тебе?
        - Все бы ничего, только у убитого свернута шея. Совсем как у того солдата, - с некоторым возбуждением пояснил Суханов.
        - Ты хочешь сказать - преступник один и тот же человек?
        - Судя по силе и манере - без сомнения. Но и это еще не все. - Суханов выдержал эффектную паузу и выдохнул главное: - Именно Горликов командовал той карательной экспедицией с нашей стороны.
        Николаев невольно присвистнул.
        - Не совсем он, - ради справедливости уточнил помощник. - Распоряжался там главным образом комиссар полка Левинзон, но Горликов являлся старшим среди офицеров.
        - Значит, мы правы, - после краткого раздумья выдал следователь. - Все убийства - звенья одной цепи. И в их основе лежит месть за уничтожение деревни. То есть дело в основе не столько уголовное, сколько политическое, и преступники - кто-то из партизан или иных повстанцев. Так сказать, радетелей за справедливость.
        - Выходит так, Лука Степанович. Может, даже сам Покровский.
        Фамилия была произнесена не без торжества.
        - Это брось. Ему-то зачем? Покровский грабанул столько, что появляться здесь и сейчас ему не с руки. Наверняка где-нибудь в Харбине денежки проматывает. Благо их захочешь - не прогуляешь. С какой стати ему бывшим преследователям мстить? Нет, Покровский скоро не объявится. Зима на исходе, весной в тайге делать нечего. Вот к лету…
        Суханов вздохнул. С логикой спорить трудно.
        Впрочем, теперь в деле появлялся иной аспект, сугубо политический. Собственно говоря, надо было вообще передавать все материалы иной службе, и пусть уже она ищет конкретных преступников. Милиция занимается уголовниками. Политика ее касаться не должна. А к какому разряду отнести череду убийств, если в основе их лежит желание отомстить правительству? Фактически объявить народным избранникам, что они не правы в своих действиях и подлежат самочинному суду. Еще для полноты картины неведомым осталось принять на себя вину за наступивший террор и оповестить о причинах, побудивших к подобным действиям.
        Если бы вышестоящее начальство еще согласилось бы на такую трактовку! А то официально считается - раз власть демократическая, то и выступлений народа против нее быть не должно. Только всяких контрреволюционеров, недобитков предшествующего режима.
        - А если Покровский таким манером пытается снискать себе дешевую популярность? - нашел аргумент Суханов.
        Ну, очень хотелось ему принять участие в поимке знаменитого партизана!
        - Может быть. Но опять-таки вопрос: зачем?
        - Революцию устроить. Точнее, контрреволюцию. Раз имеются недовольные, есть и почва.
        - Версия была бы хороша, но, это… - улыбнулся Николаев. - Дело в том, что Покровский - не политик. Во власть не лезет. Он - солдат. Вот был такой Анненков, ты, наверное, не помнишь, его банду лет семь назад ликвидировали, тот да, пытался из себя не только повстанца, но и будущего правителя строить.
        - Помню я Анненкова, - обиделся Суханов, которому хотелось казаться постарше.
        Хотя память юности долга…
        Николаев не обратил на легкую обиду внимания. Ему пришло в голову иное, и оно показалось настолько важным, что затмило взаимоотношения с ближайшим помощником.
        - Это… Как ты говорил, фамилия комиссара?
        - Левинзон.
        - Я знаю, кто будет следующей жертвой.
        - А ведь точно! - Суханов в восторге хлопнул себя по ляжкам. - Шлепнут, как миленького!
        Но следователь, не слушая, уже стремительно шел туда, где маячил начальник управления.
        В данный момент важно было не имя убийцы, а тот, кому суждено в ближайшее время разделить участь своих подельников. Если считать уничтожение деревни преступлением. В глубине души Николаев, человек старой закалки, думал именно так. Не по душе ему были нынешние каратели, вступающие за ставшее чужим добро.
        Только даже преступник в некоторых обстоятельствах имеет право на защиту закона.
        - Можно вас на минутку?
        - Слушаю. - Начальник нервно курил и оглядывал площадь, на которую с минуты на минуту должна была выйти народная толпа.
        - Тут это… Подумалось… Все убитые принимали участие в погоне за Покровским, и все замешаны в некоторых эксцессах…
        - Какие убитые? - Мысли начальства были сосредоточены на ином, и поиски преступников в данный момент казались не заслуживающей внимания рутиной.
        - Американец, солдаты…
        - Ну и что?
        - Просто кто бы ни стоял за этим, следующей жертвой наверняка станет комиссар отряда. С любой точки зрения немалая доля вины за случившееся лежит на нем. Во всяком случае, гораздо большая, чем на ротном командире. Приказ на уничтожение деревни был отдан Левинзоном. Следовательно, по логике преступников, комиссар должен понести наказание.
        - Мы тут с какого бока?
        Нет, определенно сегодня начальство занято совсем иным. Обычно все схватывает на лету, с первого намека.
        - Это… Убьют же!
        - Кого?
        - Кого надо! - не выдержал Николаев. - Комиссара, чтоб его!
        - Расследуем, - равнодушно пообещал начальник. - Ты занят, надо будет передать дело, скажем, Петрушеву.
        - А если это… не допустить?
        - Ты о чем? - Кажется, стало что-то доходить. - Комиссара что, тоже убили?
        - Пока вроде нет. Только командира. Но по логике - должны. Вот и подумалось - может, охрану ему дать? А еще лучше - устроить засаду на живца. Кто бы ни был преступником, там явно во всех случаях действует одна и та же группа. Тогда дело американца будет закрыто.
        Последняя фраза заставила начальника переключиться на предметы, не связанные с выражением народного недовольства.
        - Так. Повтори все с начала.
        Николаев повторил. Медленно, старательно выговаривая едва не каждое слово.
        - Эх, Лука Степанович! Что ты только не выдумаешь, лишь бы здесь не стоять! - с чувством вымолвил начальник. - Но зерно истины в рассуждениях есть. Раз так, обязаны они на этого, как его, Левинзона выйти. Ладно. Сейчас все равно не до того. Убьют комиссара - судьба такая. А вот как освободимся, надо подумать о засаде. Где хоть он живет, выяснил?
        - Не было времени. Но не проблема.
        - Все у вас не проблема, а коснись - того не знаю, этого не ведаю. Учить вас еще и учить…
        Справедливости ради - начальник пришел в милицию намного позже Николаева. Тот попал туда через пару лет после войны не в силу каких-либо соображений, просто в поисках работы или службы. А начальника прислали в позапрошлом году, хотя до тех пор он работал в каком-то Совете. Неплохо проявил себя в качестве народного избранника, а тут как раз наступило время нового лозунга - «Все на борьбу с преступностью!». Вот и направили часть зарекомендовавших себя депутатов на самые разные руководящие посты во все города республики.
        Хотя в данном случае получился не самый худший выбор.
        - Смотрите! - выкрикнул кто-то.
        На сердцах отлегло. На площадь, чеканя шаг, стройно выходила рота из частей специального назначения. Проще говоря - из созданных для борьбы с народом.
        ГЛАВА 4
        Москва

1
        Утро выдалось морозным. В такие времена сто раз задумаешься - а очень ли надо выходить на улицу и не лучше ли посидеть в тепле? Просто находиться в крохотном номере тоже не хотелось. Когда еще доведется погулять по Москве?
        Показалось или нет, но народа явно прибавилось. Куда-то спешили, неторопливо шли не отдельные люди - буквально толпы. Мужчины, женщины, дети…
        Навстречу по проезжей части промаршировал небольшой строй солдат. Наверно, из гвардейской бригады. Наверно, первой. Вторая, по слухам, сейчас находилась где-то не то в Курске, не то в Ярославле. Разброс вероятностей просто поражал. Хотя, что ей там делать, вдали от границ? Не иначе, на всякий случай одним своим присутствием предупреждать возможный народный бунт.
        Жалкие остатки былой имперской мощи. Все очень просто - полк переформировывается в батальон, четыре батальона и кавдивизион образуют бригаду. Ни тебе полков, ни дивизий. Как поговаривали злые языки, на последние уже и оружия-то нет.
        Оружия - ладно. Не пропало же оно целиком! А вот кормить - дело наверняка иное. Республике было жаль тратиться на армию. Да и воевать она явно собиралась только с собственным народом - на два десятка общевойсковых бригад - чуть не десяток специальных. Для борьбы с внутренней контрреволюцией. Причем оснащены последние были получше, вплоть до бронеавтомобилей, содержание получали побольше и даже форма у них была намного эффектней.
        По улице шли сейчас не они. Шинели на рыбьем меху, сношенные сапоги, весь вид зачуханный. Даже шаг словно у беременных баб, а не защитников отечества. Одно слово - гвардия. Тьфу! А уж песня! Словно даже строевых не осталось. Новые времена, слова же - наследие старых. Да не армейских, репертуар явно выбирал кто-то из революционеров. Вот и выводят не к месту:
        В царство свободы дорогу
        Грудью проложим себе!
        Словно уже не проложили!
        Тьфу еще раз!
        Плевать, разумеется, Кротов не стал. Но и смотреть на похабель не мог. Сколько лет прошло, а все никак не мог принять ни новую дисциплину, ни отношения, ни отсутствия погон. Вроде мелочь, а вид без них не тот.
        Несколько поворотов, бессистемных, просто по привычке не ходить по прямой в городе. Не старые времена, когда можно было ничего не опасаться. Вдруг позади маячит приставленный шпик, сексот, филер или как сейчас называется подобный род службы?
        Вначале Кротов подумал: показалось. Свернул в какой-то переулок, в середине остановился, прикурил, исподволь покосился назад.
        Высокий мужчина в черном дешевом полушубке тоже остановился, нагнулся, будто что-то поднимая с утрамбованного грязного снега. Потом тронулся вслед Кротову.
        Н-да. Похоже, классический топтун. Быстренько они, с приезда только сутки прошли. Хотя, согласно упорным слухам, здесь принято следить за всеми прибывшими из других частей былой обширной империи. Свои и без того под контролем, так вдруг заразу занесут чужие? Есть же еще идейные враги у молодого государства. Иначе с чего то тут, то там вспыхивают то стачки, то хуже того - попытки восстания? Явно не обходится без чьей-то направляющей руки.
        С чего простым людям бунтовать при свободе? Не прежний режим.
        Плохо. «Хвост» за собой не потащишь. Стряхивать его раньше времени - только усугубишь пока бездоказательные подозрения. Придется делать вид, будто все идет своим чередом.
        И не хочется, да придется пока смириться с провожатым. Пусть видит - приезжий просто прогуливается по городу, который во времена его молодости отнюдь не был чужим.
        Разве может быть чужой для русского человека Москва?
        Попавшаяся по дороге церковь напомнила о многочисленных пропущенных литургиях. Кротов не отличался чрезмерной религиозностью, да и кочевая жизнь не позволяла соблюдать положенные ритуалы, но атеизма душа тоже не принимала. А уж когда на сердце тяжело, куда пойти русскому человеку? Конечно, в храм.
        Служба шла давно. Народа внутри оказалось немного. Сказывалась и ставшая более тяжелой жизнь, и постоянная антирелигиозная пропаганда. Начиная с так называемой великой бескровной и всех ее многочисленных жертв, Бог явно отвернулся от своей некогда любимой земли. Или не отвернулся, но, дав некогда людям свободу воли, теперь бесстрастно взирал, сумеют ли они вновь подняться после своего падения?
        Светлые лики святых смотрели на прихожан. Устоят ли в безвременье очередных гонений? Не поддадутся ли на искушение?
        Судя по одежде, люди собрались простые. Власть строго следила за всеми, кто занимает хоть какой-нибудь пост. За «ретроградство» легко можно было лишиться места. А уж о карьере уличенному в неверии в материалистический марксизм можно было и не мечтать.
        Свобода не совмещается с моральными правилами. Везде и всегда, достаточно вспомнить историю любой европейской революции.
        Государственным человеком Кротов не был, более того, давно не стремился им стать, следовать новым веяниям не собирался, да и вообще он - гражданин другой страны, что хочет, то и делает.
        Пропаганда пропагандой, пока что посещение храма не является уголовным или политическим преступлением.
        Слушая слитный хор, Кротов словно невзначай покосился на вход. Появится ли соглядатай или предпочтет обождать у входа в храм?
        Появился. И даже молился с виду вполне искренно, как верующий человек.
        А почему бы и нет? Воспитание-то тоже играет какую-то роль. Даже в эпоху безверия что-то остается в душе тех, кто посещал в детстве церковь, отмечал религиозные праздники, радовался подаркам на Рождество и крашеным яйцам и куличам на Пасху. Не все же упертые атеисты!
        Ладно. Пусть себе ходит. Убедится, что подопечный не является преступником и не совершает никаких противоправных действий. Просто гуляет по Москве в свое удовольствие, как сибирский провинциал, вдруг попавший в большой, к тому же по нынешним временам зарубежный город.
        Голоса взмывали ввысь, поневоле заставляли отречься от житейской суеты, звали к вечному, неземному.
        Кротов покорно отдался привычным ощущениям. Что наша жизнь, как не подготовка к дальнейшему существованию? Правда, грехов накопилось! Впору бы исповедоваться, да только в данный момент он не готов. Ни молитв не читал, не постился…
        Но даже так постоять, чувствуя сопричастность с собравшимися, соборность, и то являлось облегчением для души.
        К сожалению, служба закончилась быстро. Точнее, Кротов попал на ее вторую половину. Краткая проповедь немолодого священника, очередь за благословением…
        Мир снаружи уже не казался таким чужим и угрюмым. Даже красный цвет, перед тем раздражавший Кротова не хуже, чем быка, теперь воспринимался гораздо спокойнее. Или - привык? В Сибири красноты тоже хватало, только там флаги равномерно чередовались с бело-зелеными, подчеркивающими самобытность и независимость молодого государства.
        Развелось стран! Сибирь хоть большая, а некоторые осколки - с гулькин нос. Хорошо еще, нашлись люди, понемногу объединяющие территории империи!
        А тут как раз, намеком на не столь близкую весну, выглянуло солнце, куда-то разошлись надоевшие облака, и даже мороз практически исчез. Так, прохладно, конечно, но и только.
        Красота!
        По какой-то непонятной аналогии вдруг захотелось в театр. Словно не было ни Великой войны, ни революции, ни бездарного проигрыша, ни развала, ни долгих скитаний, ни постоянной борьбы…
        Захотелось вновь ощутить себя культурным человеком. Совсем ведь одичал в тайге. В крайнем случае все мероприятия сводятся к каким-нибудь музыкальным номерам в кабаке, непритязательным, не слишком хорошо исполненным. Но иногда требуется и подлинная духовная пища! Что-нибудь классическое, а комедия, трагедия, драма - в общем, наплевать.
        Кротов осмотрелся. Прогулка привела его к Тверскому району. Где-то не столь далеко расположен Художественный театр. В Камергерском переулке, если по-старому, а по-новому - кто знает, как переименовала место новая власть? Зато даже на трамвае ехать не надо. Не торопясь дотопаем пешком. Что нам стоит прошагать? Ходить мы умеем.
        И как-то совсем забылось про шпика. Ну, топает в отдалении, стараясь оставаться незамеченным, вдруг тоже в театр пойдет, приобщится к высокому и вечному? Может, поймет что-нибудь, не балаган же, а театральная русская школа никуда не делась.
        Интересно, много ли желающих посетить обитель муз? Судя по лицам многих встречных, для них предел искусства - цирк. Крайний такой предел.
        Двухэтажное здание театра, столь знакомое некогда, в прежней жизни, за прошедшие годы изменилось в худшую сторону. Обшарпанное, явно нуждающееся в ремонте, да еще зачем-то с парой красных знамен у парадного входа…
        Там же толпилось с сотню человек. Не сказать - относящихся к культурному обществу. Так, нечто неопределенное, не совсем люмпены, но отнюдь и не интеллигенты. Или уже и такие ходят в театр? Есть ли вообще билеты на сегодня?
        У кромки тротуара застыли три автомобиля со скучающими в бездействии шоферами. Тем не менее не уходили, сидели на своих местах, ожидая неведомых хозяев.
        Оказалось, стоят по другой причине. Сегодня в театре проходило какое-то собрание, и на улице остались те, кто не попал внутрь. Пускали туда не по билетам - по пропускам, а пропуск получить - не каждому дано.
        Но и билетов на вечер, увы, не было. Кротов лишь заикнулся, как из толпы кто-то шикнул, мол, билеты или распространяются по организациям, или бронируются на месяц вперед. Спектаклей не так и много, народу в столице - уйма, и желающие отдать дань старому искусству не переводятся. А стоят - о-го-го! Не каждому по карману. Хотя всевозможных нуворишей в Первопрестольной хватает. Огромный город, в который хлынули многие, умеющие делать деньги. И из провинций, и из новых государств. Больше город - больше возможностей.
        В толпе десяток-полтора не слишком интересовались собранием, а пришли как раз в надежде, что какие-то билеты остались невыкупленными, и театр отдаст их в свободную продажу.
        Но внутрь не пускали. Двое сурового вида мужчин в длинных военных шинелях, богатырках, с деревянными кобурами застыли по обеим сторонам дверей и только покрикивали:
        - Товарищи! Имейте терпение! Какие кассы? Сам выступает! Собрание кончится - идите, куда хотите!
        Чувствовалось - еще немного, и терпение стражей окончательно истончится, и тогда в дело пойдут уже не словеса, а что-нибудь более весомое. Вплоть до «маузеров», довольно серьезного оружия, а уж с такого расстояния…
        Наверно, следовало отказаться от своего желания и пойти дальше. Пусть они здесь заседают, толкают речи, принимают постановления, какое Кротову дело до всей этой белиберды? Велики ли шансы отстоять непонятно сколько времени и в награду за терпение получить вожделенный билет? Кажется, говоря языком математики, нечто стремящееся к нулю.
        Или подождать? Спешить все едино некуда. Вон и топтун застыл где-то на самом краю толпы, старательно изображая заинтересованность то ли дневным собранием, то ли вечерним спектаклем.
        Кротов вытянул папиросу. Самое простое решение - догорит, и можно двигать дальше. Успеет все закончиться - что ж, попытаем счастья. Судя по услышанному, заседание идет уже часа три, не меньше. Вон и явные газетчики заждались. Правда, партийные болтуны могут на самую ерундовую тему вещать едва не сутками.
        Пусть все решит судьба.
        Она и решила.
        Дверь внезапно отворилась. За гомоном толпы никто не слышал шагов с той стороны, и потому произошло это внезапно.
        Наружу высунулся мужчина, мельком скользнул по машинально придвинувшейся толпе и, не колеблясь, шагнул вперед.
        Одет он был точно так же, как стража, - такая же длинная кавалерийская шинель, головной убор известного художника Васнецова - богатырка для несостоявшегося парада по поверженной Германии, «маузер» на боку… Двое дежурных сразу подтянулись, послушно кивку вышедшего тронулись с места, разрезая стоявших людей и освобождая дорогу до машин, а на улицу между тем вышло еще сразу трое.
        Кротов обратил внимание лишь на первого. Невысокого роста, усатого, с изъеденным оспинами лицом, тоже в шинели, но вместо богатырки в простой фуражке, словно и зима - не зима…
        Дальнейшее произошло мгновенно. Кротов оказался в первом ряду и вдруг краем глаза отметил странное и резкое движение соседа справа. Чем именно странное, он в первое мгновение понять не успел, а во второе наступила пора действия. Машинального, без раздумий, как, собственно, и надлежит действовать в критических ситуациях.
        В руке соседа оказался пистолет, и ствол был направлен прямо на усатого.
        Кротов резко взмахнул, толкнул руку вверх, и сразу громыхнул выстрел. Но пуля пошла куда-то к небесам. Не дожидаясь продолжения, Кротов толкнул убийцу всем телом. Тот не устоял, упал, и Кротов свалился прямо на него.
        Мужчина попытался высвободить придавленную руку с оружием. Другой конечностью он нанес Кротову пару ударов, но замаха не было, да и полушубок здорово защищал от подобных покушений.
        В ответ Кротов ударил противника головой по лицу, потом - кулаком, но последний оказался куда менее действенным - по той же причине, что у противника. Зато сумел извернуться и надавить на вооруженную руку так, что пистолет выпал из пальцев, а тут подоспел кто-то из охраны, и вдвоем они скрутили незадачливого стрелка.
        - По сторонам смотрите! - рявкнул Кротов двум свободным охранникам, наблюдавшим за происходящим с «маузерами» наготове. - Мать вашу через пень колоду!
        Окрик подействовал. Телохранители завертели головами, в то же время обступив усатого так, что прикрыли его своими телами.
        Только тут Кротов машинально скользнул взглядом по валяющемуся пистолету. Армейский «кольт», серьезная машинка, а уж при стрельбе в упор шансов выжить у усатого практически не было.
        Толпа бурлила. Кто-то продвигался ближе, норовя самолично узреть, в чем дело, кто-то, напротив, услышав выстрел, пытался удалиться прочь подобру-поздорову. Будь у стрелка сообщник, ничего не стоило в царящем бардаке попытаться исправить несделанное.
        - В машину! Быстро! - скомандовал Кротов, словно имел право распоряжаться.
        Он машинально подобрал пистолет, не стоит оружию бесхозным валяться на снегу, и с удовлетворением убедился, что его послушались.
        Кротов даже сам присоединился к охранникам, помог довести усатого до «Паккарда». Несостоявшаяся жертва вела себя довольно спокойно. Первоначальная растерянность исчезла с лица без следа, и теперь деятель, кем бы он ни был, двигался, словно ни в чем не бывало. Или, по крайней мере, тщательно скрывал свои чувства.
        - Езжайте! - Кротов захлопнул дверку снаружи, и автомобиль немедленно тронулся.
        Из дверей театра выбегали мужчины в форме с пистолетами и револьверами в руках. А вот куда девался в общей давке топтун, было не понять. По идее, ему, как сотруднику Комитета, наоборот, требовалось выступить на передний край. Или он настолько секретен?
        Ну и хрен с ним!
        Кротов по-прежнему сжимал в руках трофейный «кольт», и потому сразу трое набежавших взяли его на прицел. Еще мгновение, и как начнут палить сдуру!
        Может, зря он поддался инстинкту?
        - Держите, - Кротов протянул пистолет рукоятью вперед.
        - Руки вверх! - выкрикнул один из мужчин.
        - Пистолет прежде возьми, - Кротов буквально всучил оружие охраннику, но руки все-таки поднял.
        Смерть ведь бывает иногда самой дурацкой.
        - Да ты что! - К счастью, пришел на помощь единственный задержавшийся телохранитель усатого. Он держал преступника. - Этот мужик пистолет выбил. И хмыря повязал.
        Похоже, подкрепление не сразу поверило, но охранник повторил с добавлением весьма убедительных слов, и направленные на Кротова стволы опустились.
        Про Кротова сразу было забыто. Все внимание приковал пленный, или как назвать захваченного с боем преступника?
        Делать тут больше было нечего. Вряд ли касса заработает сразу после несостоявшегося покушения. А тут еще из театра повалил разномастно одетый народ - тот, который принимал участие в таинственном заседании.
        Ладно. Поищем иной театр. Или какое другое развлечение на вечер. Можно купить несколько книг. Вдруг хоть одна из них окажется стоящей?
        Кротов спокойно шагнул в толпу. Никто его не остановил, скорее, даже не заметили его ухода.
        И топтун пропал. Надо же!

2
        Остаток дня прошел совершенно бестолково. В театр Кротов так и не попал, в приличных не оказалось билетов, а в какие-то непонятные, с репертуаром из новых революционных пьес, идти не имело смысла. Навестить оставшихся в Москве знакомых Кротов не решился. Вдруг «хвост» не исчез, а лишь стал более изощренным и незаметным? Мало ли, привлекут потом друзей и знакомых за общение с подозрительным иностранцем?
        Если еще есть эти знакомые! По нынешним временам, о чьих-то судьбах узнаешь из запоздалых сплетен, и никто толком не может поручиться, верные ли они.
        С почтой что-нибудь передавать может оказаться опасным для адресата, с оказией не всегда надежно и удобно. Бывает, думаешь про человека, как он живет, а тот уже давным-давно умер или погиб. Наоборот-то намного приятней в итоге.
        Книг себе Кротов все-таки купил. Нашел небольшой магазин, который работал даже по воскресеньям, и в итоге набрал себе аж полдюжины штук Ничего особо серьезного, настроение не то, так, то, что в теории могло помочь скоротать несколько вечеров.
        Поужинал в каком-то кабачке средней паршивости. Из тех, чьи цены не достигают заоблачных высот, но и не настолько низки, чтобы здесь проводили время откровенные отбросы общества.
        По нынешним временам в число отбросов могли попасть очень приличные люди, да речь не о них. О тех, кто действительно ничего по жизни не стоил, зато создавал другим проблем выше головы. Оно очень надо?
        Кротов налегал на еду, но из напитков ограничился на сей раз только чаем. В последнее время принятое в одиночку спиртное частенько наводило на него меланхолию, но грустить, вспоминать, мучиться не хотелось. Да и не имел Кротов на это право. Фактически в чужой стране, с «хвостом», лучше уж находиться постоянно в форме, чем потом по-глупому не суметь вовремя среагировать на опасность.
        Может, зря он засветился, спасая усача? Только привлек к себе лишнее внимание. Да и смысл в случившемся? Так хотя бы одним деятелем меньше стало. Террор - довольно неумный метод борьбы, свято место пусто не бывает, но и спасать политиков - глупость чистой воды.
        Инстинкты, чтоб их!
        Только, если подумать, в противном случае Кротов легко бы загремел в качестве соучастника. Стоял рядом, вдруг поддержку обеспечивал? Попробуй докажи! Может, и лучше, что так получилось. Инкриминировать нечего, претензий быть не может, разве что со стороны покушавшихся, да и совесть чиста.
        Ладно. Забудем.
        Кротов подсознательно ожидал увидеть сексота в фойе гостиницы, раз пропавший сотрудник не объявился раньше, но там никого не было. Да и зачем? Комитету ни к чему светиться в данном случае. Работники наверняка сообщат, когда появился постоялец. В том случае, если это действительно представляет интерес. А вот представляет ли?
        Человеку свойственно преувеличивать значение собственной персоны для окружающих. Если бы потребовалось, нашли бы и на улице. А раз нет или предположительно нет, может, любопытство было достаточно дежурным, для очередной галочки в каких-нибудь общих отчетах.
        Не факт и не повод для потери бдительности, но и впадать в паранойю явно не стоит. Просто подождать немного, не спешить, дабы не привести «хвост» в те места, куда тащить его не полагается. Хоть и хочется выполнить поручение быстрее, несколько дней погоды не сделают, а тише едешь - целее будешь.
        Пока же можно спокойно заниматься официальными делами. Теми, которые служили прикрытием визита. Завтра спокойно сходить в нужные конторы, подписать документы, и все такое прочее. Приехал человек с конкретным поручением, выполнит его и уедет.
        А что порою шляется по Москве - провинциал не просто может - должен осмотреть огромный город, куда вдруг забросила судьба. Все логично, в пределах легенды, и подозрений вызвать не должно. Подозрительно будет, если совсем не вылезать из номера.
        Можно будет еще как-нибудь наведаться в гости к вчерашнему случайному знакомому. Вдруг пригодится? Не стоит в каждом видеть провокатора. Достаточно лишь не откровенничать, не выходить из отведенной роли.
        Да и симпатичен был Кротову здоровяк. Пусть он и идейный противник, явный поклонник какой-то из партий, Кротов, кстати, так и не дал себе труда разобраться, какой именно, но в жизни он явно человек незлобный. Опять-таки воевал. Одним словом, подлости ожидать от него нечего. Насколько Кротов разбирается в людях и по роду прежней деятельности, и по нынешней.
        Так что почему бы и нет? Еще бы с кем из старых друзей встретиться! Хватало же вокруг москвичей! Тот же Сергей Чижевский, к примеру. Как офицер - один из лучших.
        Да только где он теперь?
        ГЛАВА 5
        Сибирская республика

1
        Левинзон отнюдь не был глуп. Если в начале он не обратил внимания на убийства, вернее, никак не связал их с собственной персоной, то после гибели Горликова почувствовал - следующим в списке жертв наверняка станет он.
        Что тут неясного? Контрреволюция явно перешла к террору, и чем бы ни руководствовались ее представители в выборе, они явно начали с участников погони за Покровским.
        Еще с юношеских лет, с времен первой далекой революции, в которой довелось участвовать юным студентом, Левинзон усвоил главное - нет такого человека, которого бы при желании нельзя убить. Вопрос лишь в цене попытки.
        Нынешние остатки былого отребья не бросали бомб, совершали преступления тихо, но ведь и объекты нападения были выбраны так, что охрана кому-либо из них не полагалась. Даже комиссару. И что теперь делать?
        Самое простое - находиться всегда на людях. Не гражданских, чем помогут обыватели, а у себя, в воинской части. Сюда без боя посторонние не проникнут, а они явно не желают нести потери ради выполнения надуманных и абсурдных приговоров.
        Нет у бывших сатрапов жертвенного порыва, каков в избытке имелся у революционеров далекой эпохи! Кишка тонка, потому обречены на проигрыш. Хотя при обреченности могут натворить немало дел.
        Пополнять собой списки жертв не хотелось. Пусть Левинзон не достиг каких-то вершин, но как раз сейчас замаячили возможности большой карьеры. Начальство намекнуло на повышение в самом ближайшем будущем. В отличие от старого строя, новый позволял добиться многого. Был бы талант, желание и преданность идеалам революции. Да и вообще, дышалось сейчас намного лучше. Одно слово - свобода.
        Вот только разобраться бы побыстрее со всеми, кто мешает нормальным людям жить!
        Список почему-то получался настолько велик, что поневоле охватывала злость на страну, где подавляющая часть населения не понимает собственного счастья. Бунтуют, уходят в леса, активно и пассивно выступают против любых партий, не желают платить налоги, даже, страшно сказать, с непонятной тоской вспоминают века угнетения, словно тогда жилось счастливее.
        Куда смотрят соответствующие структуры? Не век же прятаться в казармах!
        На всякий случай комиссар проверил револьвер, тщательно почистил его, зарядил. Подумал - и добавил к нему «браунинг». Пусть неведомые враги косятся на кобуру, а тем временем кое-что поместится в кармане.
        Мелькнула мысль - попросить у командира несколько вооруженных солдат, так ведь не поймут, поднимут на смех. Да и сколько тех солдат нужно для надежной охраны? Полдюжины? Дюжина? Уж пара явно не сделает погоды. Неведомые террористы явно не действуют в одиночку. Тут не обычные пехотинцы нужны, Левинзон знал подготовку бойцов в части, а специалисты своего дела. Кто-нибудь из Совета по борьбе с контрреволюцией, на худой конец - милиция. У нее тоже имеется кое-какой опыт схваток посреди улиц. И охранять они привыкли. В соответствии со своим назначением.
        А тут еще какие-то сообщения о демонстрации рабочих. Наверняка вновь происки контриков, старательно баламутящих народ. Того и гляди, придется идти разгонять толпу смутьянов.
        Но нет, кажется, обошлось. Никто не беспокоил, не вызывал пехотных солдат по тревоге. Промчался слух, будто туда направилась часть специального назначения, но и только. Видно, шествие горожан так и осталось просто шествием и не переросло в уличные беспорядки. Хорошо. Но что плохо - ближе к вечеру в часть дозвонилась супруга и поинтересовалась - муженек что, так и не собирается домой? И не надо отговариваться дежурствами и делами - она беседовала с начальством и точно знает - сегодня Левинзон абсолютно свободен.
        Вот и поговорили! Надо было договориться заранее, упросить командира, чтобы навесил на женины ушки лапшу о важных мероприятиях, невозможных без ее супруга. Теперь-то уже поздно.
        - Товарищ комиссар! Вас там на контрольном пункте спрашивают! - прозвучал голос посыльного. - Говорят, из милиции.
        Надо же!
        По ту сторону ворот чуть в стороне отдыхала тройка запряженных в сани лошадей. Рядышком медленно прогуливалось двое мужчин, еще один так и застыл на козлах.
        Судя по коням - зря плачутся милиционеры на бедность. Такую тройку еще поискать.
        Завидев вышедшего на улицу комиссара, мужчины шагнули навстречу.
        - Здравствуйте. Вы - Левинзон? - спросил один из них, с птичьим носом. И, дождавшись утвердительного кивка, продолжил: - Мы из управления милиции. Видите ли, после убийства Горликова возникло предположение - банда злоумышленников вполне может избрать следующей жертвой вас. Они явно стараются убрать всех, замешанных в погоне за Покровским. Начальство приказало обеспечить вам охрану на то время, которое понадобится для нейтрализации преступников.
        Сказанное настолько совпадало с собственными мыслями, что Левинзон невольно похвалил себя за трезвость рассуждений. А славную милицию - за здравый смысл и предусмотрительность. Остается надеяться - вычислить преступников они сумеют так же быстро, как и понять направление следующей их акции.
        - Вынужден согласиться с доводами, - ломаться и возражать комиссар не стал. Мол, раз так требуется революции - какой может быть разговор?
        - Надеюсь, вы уже освободились? Мы бы прямо сейчас вас и довезли. Заодно сразу наметим, как лучше организовать поручение. Вдруг придется затребовать еще пару-тройку человек?
        - Думаете, настолько серьезно?
        - В зависимости от расположения домов, подходов и прочего, - пожал плечами милиционер с птичьим носом. - Просто имеет прямой смысл в случае появления банды взять их прямо на месте. По нашим данным, на дело идет не больше четырех человек, перестрелять из засады такое количество - плевое дело.
        - Хоть выяснили, кто стоит за этим? - уже направляясь к саням, спросил Левинзон.
        Вряд ли имя могло ему что-нибудь поведать, но хочется же убедиться в компетенции соответствующих служб!
        - Разумеется. Покровский, - небрежно обронил птиценосый, усаживаясь рядом. - Поехали, Иван!
        Сани лихо взяли с места, понеслись по заснеженной улице и на повороте едва не столкнулись со встречными, гораздо более спокойно ковыляющими по направлению к части.
        - Нам требуется комиссар Левинзон, - оповестил часового выпрыгнувший оттуда мужчина. - Я из милиции, старший следователь Николаев.
        - Так он только что с вашими уехал. - На протянутые бумаги солдат даже не взглянул. - Вон, видите тройку?
        Видеть было поздно, тройка уже скрылась в изгибах улиц, но память услужливо подсказала встреченный минуту назад экипаж.
        - С какими нашими?
        - Из милиции, - охотно пояснил дежурный. - Они его тут дожидались. Тоже документы показывали…
        Дослушивать Николаев не стал.
        - Лука Степанович, что? - Суханов с удивлением смотрел на вернувшегося в два прыжка начальника.
        - Опередили! На минуту опередили! Да что сидишь! Гони! - Следователь ударил в спину возничего. - За теми санями, помнишь, что только что отъехали?

2
        - Вы меня не поняли. Я - Покровский, - спокойно пояснил птиценосый.
        - Что? - не понял Левинзон.
        - Странно. Комиссары представлялись мне понятливее. Стоило столько искать, а при встрече - не признавать, - Покровский вроде говорил с иронией, но взгляд у него оставался холодным и пристальным.
        И только тут до Левинзона дошло.
        Увы, запоздалое прозрение уже ничего не могло изменить в его судьбе. До сулящих относительную безопасность казарм было уже далеко, гораздо дальше, чем для двоих контрреволюционеров, сидевших по обе стороны от комиссара. Причем второй был настолько крупным и здоровым, что справиться с ним было навряд ли возможно даже в самой благоприятной обстановке. А уж в санях да на ходу…
        - Вот именно, - словно бы ответил на промелькнувшие мысли Покровский. - Сидите, господин комиссар, и без глупостей. Кстати, домой к вам мы не поедем. Зачем травмировать вашу супругу? Мы же не звери, в отличие от вас женщин и детей не трогаем.
        Лапать кобуру явно не стоило. Кто ж будет наблюдать, как предполагаемая жертва извлекает табельный револьвер? Правда, сами преступники оружия на виду тоже не держали, но Покровский сидел вполоборота, и рука в кармане явно сжимала не поддельный документ. А второй бандит вообще чисто по-дружески возложил на плечо комиссару солидную ручищу. Сожмет - мало не покажется.
        Но мысль работала, оказаться бараном на бойне не хотелось, да и были же припасены на подобный случай сюрпризы.
        - Хоть закурить разрешите? - как мог спокойнее осведомился Левинзон.
        - Курите, - равнодушно согласился Покровский.
        Комиссар снял рукавицы и запустил правую руку в карман. Металл пистолета был холоден, хотя сколько владелец «браунинга» был на свежем воздухе? Всего ничего.
        Патрон был в стволе, на это ума хватило. Оставалось снять с предохранителя, а дальше…
        В кого, кстати, стрелять первым? Надо бы - в Покровского. Амбал амбалом, но бывший царский офицер - гораздо более серьезный враг. Таких требуется уничтожать без суда.
        С другой стороны, в сидящего слева - удобнее. Только хватит ли ему одной пули, и как потом извернуться против главаря? Или - сразу после выстрелов пихнуть Покровского изо всех сил? Комплекция у офицерика сравнительно хрупкая, вдруг вывалится из саней? А там уже - в спину вознице, и следующие - в валяющегося бандита.
        Но удастся ли? Не такой Покровский и мальчик, попробуй его спихни!
        В кого же? Медлить дальше нельзя. Все-таки в главаря. Вдруг последний выстрел?
        Холодные глаза Покровского оставались такими же, когда Левинзон вначале медленно потянул руку из кармана, затем рывком завершил движение.
        Почти завершил. Спустить курок ему было не дано. Огромная лапища соседа вдруг дернула комиссарскую голову, и только хрустнули позвонки. Едва-едва слышно за шелестом полозьев и перестуком копыт.
        - Откомиссарился, - пожал плечами Покровский. - Кстати, господа, за нами, кажется, погоня. Ну, Иван, теперь твоя работа!
        А тот был лишь рад, и тройка рванула так, что дома замелькали по сторонам, шарахнулись в стороны пешеходы, и преследующие сани сразу исчезли где-то позади…

3
        - Гони, Глебушка!
        Мороз никуда не пропал, по-прежнему господствуя на оледенелых заснеженных улицах, но Николаеву было жарко. Он не чувствовал дующего в лицо ветра, напротив, был рад ему - свидетелю скорости.
        Дома проносились мимо. Следователь не обращал на них внимания. Сейчас в мире существовали лишь летящие впереди сани, и больше ничего.
        Нет, сознание вскользь отметило - неплохо бы перекрыть улицу, только как сообщить своим о новом преступлении? А без сообщения никто никого задерживать не станет. Несутся сани, так пусть. Кому какое дело? Порою кое-кто из богатеев носится в разгуле, а попробуй остановить - надавят на начальство, сам виноватым окажешься.
        - Давай, Глеб! - проорал Суханов.
        Ему полностью передалось возбуждение непосредственного начальства. Даже револьвер извлек. Сам-то Николаев не торопился с этим. На сто шагов из «нагана» стрелять, да в движении - лишь ворон смешить. Да и примут еще за налетчика. Следователь - не та птица, чтобы многие граждане знали в лицо.
        Глеб давал. Он встал на козлах, погоняя лошадей, только было их две, да и породою против уносящейся тройки не вышли. Странно, что вообще удержались позади на какое-то время. Увы, слишком малое.
        Еще бы знать, куда направляются беглецы, можно было бы попробовать промчаться в объезд, перехватить их где-нибудь, а догнать никаких шансов от начала погони фактически не было.
        Сани преступников свернули на проспект Свободы, пронеслись по нему, исчезая вдали, и там, едва видимые, куда-то лихо свернули.
        Нет, куда - заметили, догнать не смогли, тем более дальше беглецы начали петлять, хоть всех прохожих опрашивай, куда умчалась тройка великолепных лошадей? Да еще перед одним из поворотов демонстративно сбросили прямо на дорогу безжизненное тело комиссара. С характерно переломанной шеей.
        - Ушли, гады!

4
        - Значит, вы фактически держали бандитов в руках и дали им скрыться? - Тон начальника не обещал ничего хорошего. Как и его обращение на «вы».
        - У них кони были лучше. Наши - откровенные клячи. Вам ли не знать? - Николаев отвечал твердо, хотя какое-то подспудное чувство призывало пониже опустить голову и спрятать глаза. Но это было недостойно. Виноват, чего уж там, значит, надо ответ держать.
        - Кони… А найти тех коней нельзя? Или вам все говорить надо? Вряд ли хорошие, по вашим словам, кони неизвестны в городе.
        - Почему же? Это… Известны. Из конюшни Селиванова. Взяты сегодня утром напрокат под залог в шестьдесят тысяч сибирских рублей. Возвращены даже раньше времени. Целые и невредимые. - Все-таки следователь был профессионалом. Вернее, стал им за последние годы. - Брал и возвращал один и тот же человек. Представился приезжим из Иркутска. Одет был весьма прилично, в лисью шубу. По виду - купец. Глаза серые, нос прямой, борода русая, особых примет не имеет. Все - по словам приказчика. Отказать не было причины. Сами знаете, Селиванов охотно сдает скакунов на время. А тут - даже торговаться не стали.
        - Но хоть паспорт спросил? - В голосе начальника прорезалась надежда.
        - Говорит, не было необходимости, так как заказчик сразу внес залог. Да и спросил бы, толку? Наверняка у преступников, это… имеются фальшивые документы. С их-то деньгами купить можно все. Да еще не придерешься.
        - Надо разослать ориентировку на этого…
        - Уже. Но не думаю, что будет толк. Тем более раз уж они с такой наглостью избавились от тела прямо посреди города, должны предполагать, что мы станем искать арендатора тройки. Или заляжет на дно, или изменит внешность. Бороду сбреет, покрасится, это… еще не знаю что. А то и вообще покинет город на некоторое время. Если уже не покинул. Мы, конечно, передали на станции о розыске, но…
        - Все у вас - но. Между прочим, с самого верха звонили. Интересовались результатами. А что я скажу? Что число жертв растет и к иностранцам стали добавляться наши? Вряд ли нас погладят по головке.
        - Наши были и раньше, - справедливости ради заметил Николаев. - Больно уж характерен почерк. Я имею в виду сворачивание голов. Надо передавать дело политическим. Как действия, это… контрреволюционной банды. Уголовщиной здесь не пахнет, а государственной безопасностью ведаем не мы.
        Ему действительно очень хотелось передать дело кому угодно. Лишь бы не продолжать его самому. Все равно, кто бы то ни был, неведомые мстители, бунтари, сам Покровский, просто так их не поймаешь. Один раз чуть не столкнулись, но вряд ли такая же удача улыбнется во второй раз. В первый-то толку никакого не было.
        Начальник недовольно скривился. Он сам хотел того же. Только забрать-то заберут, но и накажут - раз сам не сумел раскрыть и предотвратить. И не столько за своих, сколько за американца. Будто кто-то отдавал приказ охранять иностранных граждан. Вот уж действительно своих дел не стало! Тут преступность никак не желает спадать, при прошлой власти такого не было, и за все ты в ответе. И черт дернул согласиться на должность! Лучше бы заведовал, скажем, культурой, а то и просто заделался бы лектором. Байки рассказывать - оно намного спокойнее. А лучше оставаться в городском Совете. Тихо, спокойно, сиди себе, ничего не делай. Благодарность людей не знает границ, когда им требуется получить какое-нибудь разрешение. На то ли, на это…
        - Они сами возьмут, - наконец изрек начальник. - Когда посчитают нужным. Лишь бы нас при том не взяли - как соучастников. Знаешь же, Лука, имеются там граждане, которым повсюду контрреволюция мерещится. Как угодим с тобой в замес… Сколько помню, ты вообще бывший офицер. А ваш брат у них на особом счету.
        - Я - офицер военного времени. Был направлен в школу прапорщиков, как имеющий образовательный ценз, - отмел косвенное обвинение Николаев. - Не война, и это… жил бы мирно. А тогда всех призывали. Но у одних имелись возможности и связи устроиться в земгусары, а у других - нет.
        На самом деле желание поступить Николаев высказал сам под влиянием охватившего всю страну патриотизма. Еще переживал, что война закончится без него. А оно все повернулось…
        Но воевал честно, как сейчас честно пытался бороться с преступниками. Оставался в полку едва не до последнего, когда все уже развалилось и никакого смысла оставаться не было.
        Не слишком приятно вспоминать последние армейские дни. Толпы солдат, сегодня решающих одно, завтра - другое, демократизация, полковые комитеты, выборность начальства…
        Даже замаячила перспектива карьеры - поручик Николаев большинством голосов был выбран вначале командиром батальона, затем - полка, разве что полк уже представлял собой одно название. Да и отношение выборщиков могло поменяться в любой момент. Не угодишь - пойдешь в кашевары. Если просто не шлепнут, пользуясь полной безнаказанностью. Но тут большинством голосов полк был вообще упразднен, имеющиеся денежные суммы и имущество поделены, а дальше - возвращение в родную Сибирь, весьма скоро ставшую независимым государством. Оказалось: без императора империя существовать не может. Или ставший первым и последним президентом России Чернов обладал редким даром разваливать все, что только сохранилось в течение долгого - целый год - бардака.
        Многое ли сохранилось? Ни армии, ни промышленности, сплошная говорильня да несметные толпы недавних защитников родины, вооруженных, злых, не ввергнувших страну в гражданскую войну по единственной причине: главаря не нашлось. Постреляли, побуйствовали, да потихоньку успокоились. Относительно, и все же…
        Мыканье без работы, мелочная торговля ради куска хлеба, и уж потом волею капризной судьбы - предложение пойти в народную милицию. Там требовались грамотные люди. Почему было не пойти? Когда вокруг безработица, даже не слишком большое жалованье - дар небес.
        Только работы чересчур много, и не похоже, чтобы ее когда-нибудь стало меньше. Даже удивляешься порою - жили же как-то раньше. Нет, и воровали, и убивали, но меньше настолько…
        - Это не мне доказывай, - вздохнул начальник.
        Сам он спокойненько отсиделся в тылу, зато резко выдвинулся в революцию. Не на первые роли, которых на всех не хватает, но даже нынешняя должность начальника милиции, по старорежимному - обер-полицмейстера, настолько высока для человека, бывшего во времена оны всего лишь товарищем присяжного поверенного…
        Но было ясно - на сей раз шишки достанутся ему. Товарищи по партии наверняка пропасть не дадут, а вот с хлебной должностью, возможно, придется расстаться.
        - Ты уж поищи душегубов, будь добр, - с несвойственными ему просительными нотками вымолвил начальник. - У нас еще сутки есть с небольшим. Вдруг да найдешь?
        - Поищу, конечно, - отозвался Николаев.
        Только уверенности у него почему-то не было.
        ГЛАВА 6
        Москва

1
        День весь пролетел в деловых хлопотах. Договор - договором, только до подписи надо пройти столько согласований, получить целую кучу справок, завизировать тут и там, - просто жуть. Но посмотреть - во всех конторах, учреждениях, управлениях восседает столько народа, что сразу становится все ясно. Надо же было приспособить к видимости дела бесчисленные толпы бездельников! Да половины из них еще не оказывается на месте, а итогом - от силы треть пройденных коридоров.
        Если бы они все хоть находились в одном здании! А то мотайся, словно проклятый, по всему центру Москвы да благодари, что львиную часть хлопот взяла на себя принимающая сторона. Иначе вообще век тут куковать.
        - Неизвестный предотвратил покушение! Несостоявшийся убийца допрашивается в Комитете!
        Крики мальчишки-газетчика заставили поневоле вспомнить вчерашнее. Но вскользь, как уже промелькнувший эпизод. Мало ли что было в долгой жизни! Победить бюрократа намного труднее, чем одиночного несостоявшегося убийцу, а тут как раз перед глазами двери очередной конторы, скрывающей гордых мнимой значимостью людей. Хорошо хоть обеденный перерыв миновал, иначе пришлось бы долго ждать, пока служащие подкрепятся, затем не спеша поболтают о всевозможной ерунде, а то и просто посидят, переваривая пищу. Но неожиданно повезло. Начальник пребывал в прекрасном расположении духа, все уладилось в момент, и только осталось чуть подождать, пока конторские барышни подготовят какую-то необходимую справку.
        Довольно большой зал, ряды столов, дамочки, бодро стучащие на «ундервудах», несколько человек, подобно Кротову, ожидающих результатов… Взгляд невольно привлекла одна. С черными вьющимися волосами, глубокими глазами, характерными для одной нации линиями носа. Молодая, лет двадцать пять, может, самую малость больше, стройная, настолько хорошенькая, что даже поневоле екнуло сердце. Ни малейшей стеснительности, явный продукт революции и эмансипации, в общем-то тип женщин, не слишком любимый Кротовым, а тут вдруг…
        Девушка тоже мельком взглянула на Кротова, потом посмотрела внимательно так, словно их пути где-то пересекались. Вряд ли. За пару дней пребывания в Москве знакомств путешественник не заводил, а уж такую особу запомнил бы обязательно. Только и осталось улыбнуться в ответ, хотя куда больше хотелось подойти да щелкнуть каблуками. Последнее - явно не к месту. Только привлекать ненужное внимание да вызывать лишние предположения о прошлом.
        Все-таки не выдержал, два стола - не расстояние, подошел, пользуясь нынешней свободой нравов.
        - Тут хоть работают. В предыдущем месте пришлось ждать едва не час.
        И лишь потом подумал - не отсюда ли девушка? Вроде бы буквально перед тем весьма спокойно и дружески беседовала с одной из машинисток. С той, возле которой стояла в данный момент. Кротов едва не выпрямился, как учили, однако опомнился и ограничился кивком неведомой подруге. Неведомой - ибо лицо ее казалось невзрачным и незапоминающимся в сравнении с черноокой. Та была воплощенным совершенством, в сравнении с которым прочих женщин просто не существовало.
        - Работы много, - улыбнулась девушка.
        - Наверно, можно ее организовать как-нибудь иначе.
        Захотелось привести в пример разницу между борделем и бардаком: бордель - это учреждение, а бардак - система, но не в присутствии дамы такое произносить. Пусть равноправие, пусть нынешние дамы наслушались не такого, но зачем же изменять собственным правилам?
        Да и понятно - аппарат разросся, нуждается в оправдании существования и больше занят не делом, а видимостью работы. В этих условиях чем дольше тянется канцелярский процесс, тем лучше.
        - Вы знаете как? - спросила девушка. На Кротова она поглядывала с видимым интересом, а затем отводила взгляд. Вопреки расхожему мнению, шрамы не слишком украшают мужчину.
        - Догадываюсь. В первую очередь требуется уменьшить количество справок. Раз в десять. Зачем же тратить столько бумаги? У нас, в Сибири, все гораздо проще.
        - Вы из Сибири?
        - Вас удивляет? Представьте, там тоже живут люди. И даже говорят на том же самом языке.
        - Я догадываюсь, - улыбнулась девушка. - Работаю в газете, а там мы имеем дело с новостями. В них порою мелькает Сибирская республика. Кстати, не расскажете что-нибудь? Вдруг пригодится для статьи.
        Улыбка у нее была ослепительной, поневоле заставляющей стучать сердце чаще. И даже окружающее становилось светлее.
        - Что угодно. Кроме политических тайн. Как-то не слишком интересует вечная грызня одних деятелей с другими.
        Не привлекут же его за равнодушие к партийной жизни в далеком государстве! Иностранец имеет некоторые преимущества в быту, даже если его чужеродность весьма относительна.
        - А зачем к нам? В гости к родственникам?
        - Так, дела торговые. Насчет родственников даже не знаю. Столько всего было, сразу не скажешь, кто где сейчас. Давненько я не был в Первопрестольной. Пожалуй, с самого распада.
        Как-то само собой получилось, что они вышли вместе. Документы были готовы, делать в конторе нечего, почему бы не выйти вдвоем? На улице было пасмурно, только Кротову почему-то казалось, что день стоит отличный. Будто бы солнце просвечивает сквозь нависшие над городом тучи. Или дело в том, что подлинное светило шло рядом и в сравнении с этим фактом прочее казалось неважной ерундой?
        - Сергей Иванович, - между делом представился Кротов. Фамилию он называть не стал. Помнил: светиться в его положении ни к чему, тем более документы были подлинными, а переходить на нелегальное положение совсем не хотелось. Глупо видеть в каждом сотрудника или сотрудницу всемогущего Комитета, тем не менее есть определенные азы, которым лучше следовать. Просто однажды вдруг в неподходящем месте и в неподходящий час всплывет что-нибудь, а потом доказывай, будто ты не верблюд. Да и зачем в данном случае фамилия? - Можно просто: Сергей.
        - Дина Борисовна Писаревская. Только давай на «ты».
        - Давай.
        Демократия имеет собственные плюсы. Немного, и все-таки…
        - А что ты делал вчера у театра? - неожиданно спросила новая знакомая.
        - Билеты хотел купить, - спокойно ответил Кротов. Он постарался ничем не продемонстрировать вполне понятного удивления. - А ты?
        - Я - по делам газеты. И как - купил?
        - Не достал. Откуда мне знать, что в Москве столько театралов? Вроде простой человек привык обходиться цирком. Или трактиром. Театр все-таки предполагает некую культуру.
        - Ты, значит, непростой?
        - Почему же? Обычный приказчик. Даже в гимназии не учился.
        Кротов не лгал - он закончил кадетский корпус и Николаевское кавалерийское училище.
        - Откуда тогда любовь к театру?
        - Я и книги читать люблю. Должен же человек развиваться духовно в свободное время. Родители приучили, да и обязан человек чем-то интересоваться. Не одной коммерцией.
        - Хочешь сказать, с самого начала ею занимался?
        - Почему же? Жизнь была долгой, всякой. До войны - одно, после - другое. Да и повоевать немного пришлось. Как большинству из моего поколения. После марта уже стало бессмысленно, но и дезертировать не станешь. Правда, летом плюнул на все и ушел в нормальную жизнь.
        - Революцию защищать не захотел? - проницательно спросила девушка. Кажется, в ее голосе промелькнуло осуждение.
        - Чего ее защищать? Кому-то свобода, а кому-то - в окопах гнить? - с показным цинизмом отозвался Кротов.
        И вспомнились сметающие все на пути орды дезертиров. Вооруженные, наглые, слова поперек не скажи. Свобода! Делить чужое имущество, распоряжаться жизнями случайно встреченных людей, превращаться на глазах в скотину. Вот уж действительно, не приведи господи видеть русский бунт!
        Кто-то оставался в полках, по привычке ли, ради кормежки, из остатков страха перед начальством, которое порою поднимали на штыки… Только воевать оставшиеся не желали, несмотря на все уговоры многочисленных заезжих агитаторов. Долгая и страшная агония налаженного армейского механизма…
        - До того же гнил.
        - До того присяга была. Вещь святая. Дал ее - будь добр, исполни согласно долгу и совести. А ради каких-то чужих людей, пребывающих в эмпиреях, да за-ради своих теорий и положения готовых гнать людей на убой…
        - Ты офицер?
        - Был, - не стал лгать Кротов. Если девушка из всемогущего Комитета, на что указывало многое, все равно с легкостью узнают всю дореволюционную часть подноготной. - Кому-то же надо.
        Хорошо, времена, когда за погоны на плечах легко расплачивались жизнью, давно миновали. Любой бардак рано или поздно приобретает видимость относительного порядка. Просто потому, что в противном случае представляет опасность для самих правителей, вне зависимости от их взглядов и прочего. Многим ли по душе, когда прямо на улицах безнаказанно совершались убийства? Где гарантия, что при очередной прогулке вдруг не станешь следующей жертвой? Да и не только прогулке. Сколько людей отошли в мир иной прямо у себя дома?
        - Тогда объясни мне, зачем ты вмешался там, у театра?
        Значит, все-таки видела. Потому и запомнила, да и прогулка - лишь попытка вытянуть информацию, как ни горестно сознавать. Хорошо, что не назвал фамилии. Только известности не хватало!
        - Машинально. Увидел - сосед тянет пистолет. Не ждать же, когда выстрелит? Нормальное поведение нормального человека. Дина, я все понимаю, сенсация и все такое, аршинные заголовки: «Сибиряк-офицер спасает кого-то там», но тебе это очень надо? Мне - нет. Не люблю привлекать к себе внимание. Мне-то осталось здесь пара дней, а потом поеду дальше. Хочешь - называй вообще без имени.
        Было не слишком удобно просить женщину о таком. Все-таки ее хлеб, а тут - газеты наверняка будут продаваться моментом, деньги и прочее, и потому реакция удивила. Писаревская неожиданно рассмеялась, весело, искренне, так, что за один только смех можно было простить все.
        - Ты не понял. Я веду рубрику «Культура». Новые веяния в связи с развитием свободы и освобождением от власти цензуры, все, что зарождается среди молодежи, а новости - это не мое. Просто хотела свести тебя с людьми, которые с радостью бы взяли интервью, но если ты так не хочешь… Зря. Стал бы знаменитым. Известность всегда помогает в делах.
        - Не хочу я известности, - искренне отозвался Кротов. - Мне так хорошо. Да и уезжаю я. Зачем мне, чтобы по дороге узнавали? Я покой люблю.
        - Как знаешь. Но все-таки зря. И спасал тоже. Я, кстати, тоже уезжаю, - и уточнила, - в Питер. Там будет конференция по молодежной культуре.
        - Когда? - Новость пришлась кстати сокровенным желаниям Кротова.
        - Послезавтра. Поэтому - предупреждаю следующий вопрос - встретиться нам скорее всего не придется. Сегодня и завтра я буду ужасно занята. - И добавила с нынешней свободой обращения: - Хотя, не скрою, познакомиться было интересно. А то давай зайдем к нам. С репортерами поговоришь. Мы обитаем вот здесь.
        Как-то незаметно прогулка подошла к завершению, а дорога оказалась до обидного короткой. И ничего не сделаешь. Вернее, Кротов не удержался бы, только упоминание о Питере давало надежду и позволяло подготовить небольшой сюрприз.
        - Как-нибудь в другой раз.
        Кротов даже не стал смотреть, как именно называется газета. Все они на один манер, и даже пребывание в числе сотрудников очаровательной девушки не делает прессу привлекательной. Однако дом запомнил намертво и, в крайнем случае, намеревался обязательно прийти сюда. Если когда-нибудь отпустят дела.
        - Тогда будешь в наших краях, заходи, - Дина дружески протянула руку, и Кротов не удержался, вместо обычного рукопожатия свободных граждан бережно коснулся тыльной части ладони губами.
        Щелчок каблуками. Привычка, от которой старался отвыкнуть, да куда там?
        Но как хорошо на душе! Словно мимолетом прикоснулся к чему-то очень светлому и практически позабытому.
        Если бы…

2
        Запасная явка располагалась в районе Хитрова рынка. Места пользовались дурной славой еще с былых времен. При череде властей ничего особенно там не изменилось. Мимолетным правителям не было особого дела до каких-то уголовников. Гораздо опаснее представлялись люди в прошлом законопослушные - чиновники, адвокаты, учителя, офицеры, квалифицированные рабочие - те, кто мог затаить в душе ностальгию по вековой России и уже потому не слишком жаловал перемены. А уголовники… Будет еще время расправиться и с ними. Это же почти родственные души, тоже по-своему боровшиеся с царским режимом и по какой-то инерции продолжающие свою деятельность даже в условиях свободы.
        По слухам, теперь тут было еще хуже. Во всяком случае, по ночам на Хитровку никто не ходил. Да и днем многие предпочитали обходить район стороной. Нет, не стоило представлять дело так, будто кроме записных урок никого там и не было. Здесь поселялись люди спившиеся, попросту деклассированные, и настоящие преступники составляли от них какой-то процент. Но общие нравы располагали и к мошенничеству, и к дракам, и ко многому, от чего следовало держаться подальше.
        Драк Кротов не боялся, хотя и не любил. Гораздо надежнее было бы иметь в кармане оружие, только нынешние власти объявили его ношение уголовным преступлением, тем самым облегчив жизнь бандитам. Уж те-то на законы плевали, а беззащитность потенциальных жертв делала их только наглее. Когда выполняешь важное задание, не стоит вступать в пререкания с законом в мелочах. Один обыск в номере уже был, да и в дороге вполне возможны облавы.
        Жаль. С револьвером хоть ночами гуляй. Но сейчас все равно день, и даже девица может сравнительно безопасно пройтись здешними местами.
        «Хвоста» на сей раз не было или он был настолько профессиональным, что Александр не сумел его обнаружить. Тем не менее Кротов немало попетлял, сменил несколько трамваев и лишь затем, якобы случайно, оказался в нужном месте.
        А что? Официальная часть поручения выполнена, все нужные справки словно сами собой оказались на месте. Договор заключен, небольшие посиделки намечены на вечер, и человек имеет полное право погулять. Подышать, так сказать, воздухом столицы. А что притом он посетит захудалую лавку, в которой можно купить по дешевке какую-нибудь украденную перед тем вещь, - так откуда знать, что она украдена и перешита? Шел мимо, решил заглянуть, ну и заинтересовался одним-другим. Соответственно, и побеседовал с продавцом. Ничего из ряда вон выходящего.
        После продавца была другая беседа - в задней комнатке того же дома. Кротов старательно произнес заученный ряд цифр - счет, на который поступили деньги, и его собеседник записал услышанное в тетради с многочисленными аналогичными, но иными цифрами.
        - Много там?
        - Достаточно. Счет валютный, чтобы не зависеть от инфляции. Мы провернули неплохую операцию, - скупо улыбнулся Кротов.
        Сумма действительно была велика. Вполне достаточна, чтобы вооружить несколько полнокровных корпусов и обеспечить их боевые действия на протяжении довольно долгого срока.
        Интересно, куда деньги уходят в действительности? Не на содержание же уцелевших Великих князей в изгнании!
        - С поездом?
        - С ним.
        - Рискуете, - неодобрительно качнул головой собеседник. - Хотя средства для борьбы действительно нужны позарез. Все былые деятели революций эмигрировали, но помогать отказываются наотрез. Все мечтают, чтобы народ возжелал прежней демократии по западному образцу, ну и призвал обратно обанкротившуюся еще весной семнадцатого шушеру. Вдобавок Комитет работает усердно. Недавно был провал. Хорошо хоть немногих взяли.
        - А нелегально что, безопаснее? - заметил Кротов. - И вот что еще…
        Он рассказал о собственном поведении у театра.
        - Так это были вы?
        - Увы…
        - Почему же увы?
        - Я, кстати, до сих пор не знаю, кто покушался? Вдруг я лишь помешал… - Кротов сделал паузу.
        - Да что вы? Нам-то какой смысл? Центр категорически против террора на данном этапе. Одного уберешь, другой появится. Плюс из всех нынешних политиков он самый адекватный. Он хоть ратует за воссоединение осколков былого государства. Прочие лишь разваливали, начиная с недоброй памяти Керенского, Гучкова, Чернова, а тут впервые хоть что-то наметилось реальное. Слышали про предполагаемое объединение с Петроградом? Пока пусть на словах, однако, насколько известно, предпринимаются вполне конкретные шаги. А с Уралом теперь вообще вновь стали одним государством. Нет, тут явно постарался кто-то из конкурентов. Посудите сами. Эсэры успели развалить все, до чего лишь сумели дотянуться. Потому поддержкой масс они уже не пользуются. Даже прежняя опора - крестьяне отвернулись от революционеров. Мужику - ему тоже стабильность нужна. Плюс земля - вековая мечта крестьянина, да только оказалось - не приносит она должного дохода. Коллективные хозяйства - да. У них есть техника, соответственно, и зерна на выходе побольше, и денег. Раньше-то хлебушек на продажу в основном тоже в крупных хозяйствах производился. Отсюда
и разочарование. Да и промышленные товары и в дефиците, и не по карману - как тут не расстроиться мужику? В общем, что правые эсэры, что левые, что меньшевики всех мастей успехом здесь не пользуются. У вас они пока у власти, в Москве ситуация иная. Основная борьба будет между двумя ветвями коммунистов - националистами и интернационалистами. Первые ратуют за построение социализма в одном отдельно взятом государстве, вторые - за революцию во всем мире. Не утруждаясь притом, кем и чем будут эти революции проводить. Армия-то порушена, наиболее славные генералы в отставке. Деникин, слышал, капусту разводит где-то под Таганрогом. А какой вояка был!
        - Он не с нами? - Кротов понимал, что есть вещи, которые знать ему не положено, но вопрос сорвался с языка машинально.
        - Нет. Антон Иванович вообще отошел от политики. Да он и не был настоящим монархистом. По-моему, имелся у него либеральный душок. Да ладно, - собеседник лишь махнул рукой.
        Кротов не знал его имени - конспирация. Лишние знания порою не несут ничего. Ладно, собеседник. Если подумать, то ведь даже Покровский не имеет понятия, кто входит в руководство Центра. Придет час, объявятся. Пока же достаточно понимания: есть люди, которым не безразлична судьба страны.
        Подразумевалось - чересчур многие и весьма поспешно отреклись от императора. А кое-кто из генерал-адъютантов даже оказался замешан в самом перевороте. Без всякой дальнейшей пользы для себя, как обычно и бывает с предателями.
        - А заграница?
        - Что заграница? Их-то как раз устраивает подобное положение вещей. Германия унижена и придавлена, от нас и Австро-Венгрии - одни обломки. Той же Англии, наоборот, хорошо, чтобы здесь все было плохо. И поддерживать негласно они будут того кандидата, кто вернее добьет последние уцелевшие островки. Разве у вас не так? Хотя какие вопросы? У вас все происходит вообще чуть не в открытую. Так дальше пойдет, твой должничок вообще последней надеждой станет. А вы там как?
        - Мы планируем в ближайшее время перейти к активным действиям. Хотя бы против иностранцев.
        Кротов чуть улыбнулся, но не в предвкушении настоящего дела. Просто вдруг вспомнилась сегодняшняя знакомая, и захотелось забыть все плохое, сколько бы его ни было на свете…
        ГЛАВА 7
        Сибирская республика

1
        - Как же вы его упустили? Ведь почти в руках был!
        В чем прав был начальник, да и Николаев с ним тут не спорил, цепь весьма неприятных происшествий заметили в несколько иных и куда как более важных органах. Только в сроках начальник ошибся, оказался большим оптимистом. Хотя велика ли разница, если за лишний день все равно бы ничего не успели?
        - Кони у них были лучше, - буркнул Лука. - С нашими никого не догонишь. Это… Уж могли бы дать ради такого случая не завалящих кляч, а что-нибудь побыстрее.
        Пожилой представитель Министерства по борьбе с контрреволюцией вздохнул и покосился на молодого напарника, явно более злого в их тандеме.
        - Ну вот. Горячиться-то зачем? Достойно удивления, что вы вообще его сумели вычислить. Жаль, немного поздно. Но все-таки вы были в двух шагах от успеха.
        - Стрелять надо было! Стрелять! - убежденно добавил молодой.
        - Расстояние чуточку великовато для револьверов. Была бы с собой винтовка или хотя бы «маузер», - возразил Николаев. - Да и то риск попасть в случайных прохожих…
        Последнее замечание было пропущено мимо ушей.
        - Хорошо. Поймите, Лука Степанович, лично вас никто не обвиняет. Вы сделали что смогли в тех обстоятельствах. Достаточно быстро определили связь между разрозненными, казалось бы, преступлениями, даже установили следующий ход бандитов. Я уже не говорю: именно вы поняли - нам противостоит Покровский. Кстати, что вы о нем знаете?
        - Это… Что и все. Восемьдесят девятого года рождения, закончил Одесский кадетский корпус и Павловское училище, причем последнее - первым в выпуске. Служил в Малороссийском гренадерском полку, затем - в авиации. Кавалер ордена Георгия за захват неприятельского самолета вместе с пилотами, Георгиевское оружие, последняя должность - командир двенадцатого авиаотряда, капитан. Согласно ориентировке, на путь борьбы с народной властью, тогда еще - Временным правительством, вступил примерно к лету семнадцатого года. Был активным участником монархического подполья в Петрограде. По мере углубления завоеваний революции менял места пребывания. Какое-то время находился на Кубани, где организовал отряд для борьбы с немирными горцами, партизанил в Московской народной республике, затем перебрался к нам, в Сибирь. Порою живет в Харбине, порою вторгается в тайгу, перемещаясь едва не вдоль всей линии КВЖД или отходя от нее дальше. Совершал налеты на небольшие городки, всегда довольно ловко уходил от преследования. Предприимчив. Численность отряда колеблется, но, это… ядро состоит минимум из двухсот, а то и трехсот
человек. Главным образом - бывших офицеров и казаков. Хотя порою доходило и до нескольких тысяч, организованных по армейскому принципу в полки, эскадроны, батальоны. Возможно, полки те существуют и сейчас, лишь ждут приказа на выступление.
        - Достаточно, - прервал старший. - Вижу, к делу вы относитесь серьезно. Но в данный момент нас больше интересуют другие ваши соображения. Как по-вашему, где в городе скрывается наш авиатор-атаман? Должно же у него быть логово, лежбище, в общем, нечто постоянное.
        - Не знаю, - признался Николаев. Вопрос был глуповат. Знал бы, разве не попробовал бы принять меры к задержанию? - Город велик, у Покровского вполне могут быть знакомства в любых слоях населения. Иначе, это, он бы не чувствовал себя так вольготно. Мы рассылали ориентировки всем сотрудникам милиции, но без результата. Вокзал перекрыт, на дорогах выставлены посты, но если с вокзалом может сработать, то при некоторой численности банды сквозь пост они прорвутся. Стрелять умеют, готовности к риску не занимать…
        - Плохо. Посты надо бы усилить за счет армии. Все равно ни хрена не делают, в казарме сидят да водку пьют.
        - Армией мы не распоряжаемся. У них свое начальство.
        - Я распоряжусь. Не фиг им дурака валять. Пусть занимаются прямым делом - врагов ловят. Или хоть ускользнуть им не дают. Роту на одну дорогу, роту - на другую. Надо установить наблюдение за всеми злачными местами. Покровский любит погулять. А завтра с утра устроим общегородскую облаву.
        - Как? - не понял Николаев.
        - Проверим каждый дом, каждую квартиру. Нам бы еще приметы его подельников достать!
        - Приметы подельников неизвестны. А на облаву у нас, это, не хватит сил.
        - Хватит. Утром прибудут две роты спецназначения, оперативники, привлечем войска, добровольных помощников… Покровский должен быть задержан! Любой ценой! Даже не задержан - уничтожен.
        Что-то подсказывало Николаеву - результата операция не даст. Однако озвучивать вслух он ничего не стал. Не он ответственный, не с него и спрос.

2
        Операция не задалась с самого начала. Началось с того, что поезд с обещанным подкреплением опоздал на четыре часа. Сразу же оказалось: прибывшие почти сутки не получали горячей пищи, и пришлось срочно организовывать ее приготовление и раздачу, а для того согласовывать выдачу продуктов и прочее с начальниками разных уровней и подчиненности.
        Решили пока начать без них, и смешанные группы двинулись по разным улицам и переулкам. Заглядывали в каждый дом, проверяли документы, при этом зачастую сами не представляя, каким образом сумеют узнать легендарного партизана, и даже страшась нарваться на него. Никто не оцепливал кварталы, и жители могли свободно перемещаться из еще не пройденных домов в уже помеченные. Толку быть просто не могло и не было.
        Нет, кого-то задерживали. Отдельные граждане по разным причинам оказывались без документов, кто-то казался подозрительным не в меру ретивым охранникам народного покоя, кто-то элементарно не желал отдать приглянувшееся служивым добро, только улов был не тем.
        Обывателям происходящее наверняка вообще напоминало первые годы революции, когда любой вооруженный тип был хозяином жизни всех окружающих, а уж про экспроприируемое имущество говорить не приходится. С небольшой разницей - на сей раз в богатых домах никаких эксцессов не было. Тут уж начальство следило со всем тщанием. А вот с людьми попроще можно не церемониться. Пусть только попробуют пожаловаться! Да и кому? Милиции - на милицию? Раньше была революция, а сейчас - узаконенный порядок вещей.
        Несколько раз поднималась стрельба. Где-то нарвались на каких-то бандитов, в одном месте, наоборот, - на охранников, отважно решивших защищать хозяйское имущество, гораздо чаще у солдат и милиционеров просто шалили нервы.
        Шума вообще было много. Наверно, потому за ним не обратили внимания на выстрелы за городом. Не отовсюду услышишь, пусть частые, да стихли быстро, может, свои где балуются. В общем, оправданий было много, да и не может человек быть виновным в том, что происходит далеко. Откуда и кому знать?
        Доставленная случайным человеком новость прежде разнеслась в виде сплетни, потом - потребовала проверки и лишь позднее, с возвращением посланных верховых, превратилась в трагический факт.
        Знал ли Покровский о готовящейся облаве и потому приготовился сам, действовал спонтанно, когда не осталось иного выхода, или вообще два процесса абсолютно случайно совпали во времени, итог был один.
        - Эй, следователь! Как тебя? Николаев! Едешь с нами! - Главный борец против контрреволюции призывно махнул рукой.
        Хорошо хоть авто не взял, понял: застрянет чудо техники в здешних снегах, которые даже на дорогах лишь укатаны санями, однако отнюдь не предназначены для колес. Вместо них - целая вереница разнообразных конных экипажей на полозьях да единственный случившийся в городе кавалерийский эскадрон.
        Запрудившие окрестные улицы всадники лишь подтверждали пронесшийся слух. Пусть не хотелось верить, будто застава - фактически целая рота едва не в сотню человек - уничтожена, только зачем же тогда сводный отряд направляется в ту сторону? Ладно, не уничтожена, понесла потери, а прочее уже приукрашено людской молвой.
        - Залезай и поехали!
        - Можно хоть узнать, что это… случилось?
        Сани рванули с места так, словно уходили от погони.
        - Заставу, говорят, перебили. Мужик какой-то в город прискакал. Он аккурат по этой дороге ехал, а там - гора трупов в стороне.
        - Неужто всех?
        - А я знаю? Мужик сразу рванул мимо, едва конягу не загнал. Вот сейчас и проверим. Как вариант - провокатор это. Слухи пустил, дабы народ напугать. Но тогда он получит по полной.
        Оказалось - не слух. Как раз выглянуло редким гостем солнышко, словно тоже желало увидеть кучно валяющиеся в снегу фигуры в солдатских шинелях.
        - Ох, ни хрена себе!
        Подобных картин Николаев не видел с Великой войны. Трупов по его нынешнему роду деятельности хватало, дело в массовости случившегося. Местами солдаты лежали вповалку, порою - поодиночке, но в целом картина была непохожей на бой. Скорее - на бойню. У многих, помимо прочего, даже имелись дополнительные ранения в голову, словно противник еще нашел время и хладнокровно добил всех, кто еще дышал, даже не понадеявшись на мороз.
        Предвечерние низкие тени, окрашенный в слегка розовый оттенок снег придавали картине какой-то нездешний колорит. Николаев чуть прошелся, остановился над большой россыпью гильз, чуть присмотрелся.
        - «Люська». В смысле это… пулемет «люис».
        - Пулемет, значит, - вздохнул рядышком пожилой. Словно было реально положить такую толпу из винтовок и револьверов. - А что еще скажете?
        - Похоже, боя не было. Стреляли из нескольких точек, вон подальше гильзы от пулемета «кольта», люди начали метаться, да куда там! Но перед тем не сопротивлялись. Или почти не сопротивлялись.
        - Почему вы так решили?
        - По позам. Сами взгляните, как лежат. Ладно, оружие кто-то собрал, но все равно положение тел не то, чем если бы солдаты отстреливались. Такое впечатление, будто солдат построили, а потом ударили из нескольких стволов.
        - Военные, мать их! - Дальше последовали такие обороты, что невольно возникла мысль: а не служил ли пожилой когда-то на флоте боцманом? Лет этак с двадцать, ибо человек обычный наверняка бы покраснел от прослушивания нынешней ругани, а какая-нибудь старорежимная дамочка из Смольного вообще сгорела бы на месте от стыда. - Ради какого… их сюда поставили?! Где старший начальник?
        Старшего начальника не было. Не подъехал, вполне возможно, еще не узнав о случившемся с его людьми. А вымещать гнев на непричастном командире эскадрона было глупо. Он-то здесь при чем? Зато неожиданно объявился Суханов. В какие сани он успел залезть в момент отправления, Николаев не знал. Никто не приглашал его помощника с собой, но вот же он, тут.
        - Лука Степанович, - Суханов говорил тихо, исключительно для следователя. - Я, кажется, догадываюсь.
        - Что еще?
        - Ну, помните, Покровский старательно уничтожал всех, принимавших участие в карательной акции. Так вот, вдруг на заставе были те самые? Командиры убиты, часть солдат - тоже, но остальные…
        - Думаешь… - Однако уже сам понимал: скорее всего, Суханов полностью прав. Остается уточнить предположение, едва прибудет кто-нибудь из старших офицеров, однако звучало весьма логично.
        Ох, Покровский!
        - Что стоите?! Мать вашу! - Ждать армейское командование начальник из министерства не собирался. - Эскадрону на конь! Далеко банда уйти не могла! Всем вперед!

3
        Плохо, когда армейской, по сути, операцией руководят посторонние люди. Еще хуже, когда прав у них столько, что офицеры не решаются напомнить об элементарных вещах и тупо следуют указаниям. Погоня хороша, когда имеешь дело с обычной бандой, только ведь послужной список атамана и его людей совсем не походил на биографию заурядных бандитов.
        Пулемет ударил внезапно, и немедленно к нему присоединилось еще минимум два собрата. Судя по звукам - уже не «люисы», а более грозные «кольты». По части оружия Покровский отнюдь не бедствовал. Ладно хоть артиллерии не применял. Но кто знает: вдруг имел где-то спрятанные для случая несколько орудий? С него станется!
        Место для засады было выбрано идеально. Дорога здесь шла ровно, по сторонам лежал снег, и до леса имелось довольно большое свободное пространство. Снег там был глубок, конным не особо развернешься, да и о каких боевых порядках могла идти речь, когда свинец косил людей и коней?
        Крики, ржание, и все это покрыто грохотом да свистом пуль.
        Все, что успел Николаев, это скатиться с саней, перевалить через придорожный сугроб да замереть там. «Наган» он выдернул машинально, а вот толку от револьвера на такой дистанции…
        Паники следователь не испытывал. Пусть война в его жизни была давно, кое-какие навыки остались. Вместе с четким пониманием: люди часто гибнут от собственной растерянности, и голова должна быть максимально холодной.
        Мысли носились с бешеной скоростью. Какое-либо подобие управлением потеряно, а без него подразделение превращается в толпу, и шансов на победу нет. Бежать тоже глупо. Словно подтверждая это, мимо попытались проскочить несколько всадников, однако нарвались на очередь и посыпались в снег, кто с конем, кто без коня. Разгром отряда был лишь делом времени, даже не времени - каких-то минут. На ровном месте не очень спасешься от пулеметов. Дело лишь в следующем ходе, который предпримет Покровский. Хочет ли он полного уничтожения преследователей или просто отпугнуть их, заставить не лезть следом за ним. Иначе говоря, перейдет ли затем в подобие контратаки или удовлетворится частичным результатом и спокойно двинется дальше.
        По мере возможности Николаев огляделся. По полю носились всадники. В разные стороны, лишь бы поскорее выскочить из-под огня. Многих просто несли перепуганные лошади. Но пулеметы работали безжалостно, и то там, то тут кто-то вылетал из седла, падал в сугроб. До леса, где укрылась засада, было рукой подать - метров двести, и кое-кто из спешившихся кавалеристов стрелял в ту сторону, уж неясно, насколько прицельно. Большинство же упавших лежало, непонятно, мертвые или лишь старательно прикидывающиеся ими.
        Николаев прикинул, а затем бросился к валяющемуся неподалеку убитому кавалеристу. Пули зловеще взрыхлили снег, лишь чуть не долетев до хрупкого человеческого тела. Следователь торопливо рухнул, стараясь, чтобы между ним и пулеметчиком был сугроб. Следующая строчка прошла над головой. Теперь протянуть руку, стянуть с убитого карабин. С более серьезным оружием Николаев почувствовал себя лучше. Если теперь противник попробует выйти на поле, хотя бы есть шанс не отстреляться, нет, но прихватить кого-то из неприятелей с собой. Стянул с покойника матерчатый патронташ, заглянул, обнаружил там еще четыре обоймы. Негусто, но с тем, что в «мосинке», получается двадцать пять патронов.
        Над головой вновь просвистели пули. Почему-то вспомнился последний, далекий уже бой. Февраль семнадцатого, Рижский фронт, снег, мороз и попытка атаковать германцев, улучшить свои позиции. Тогда уже не было секретом: весной предстоит общее наступление, наверняка последнее в затянувшейся войне. Снарядов в избытке, артиллерия выросла в числе, прошлогодний Луцкий прорыв вселил в войска уверенность в собственных силах. Победа была близка как никогда. Пока же - обычный бой местного значения.
        А вот тот бой не задался. Германские пулеметы были подавлены не все. Пехотный батальон какое-то время шел вперед, а затем не выдержал, залег. Николаев попытался поднять свою роту, но что-то больно ударило в ногу, заставило упасть. И точно так же носились над головой пули, а солдаты медленно отползали назад. А в голове почему-то крутились строки популярного романса: «Вот прапорщик юный со взводом пехоты…» Хотя Николаев был уже поручиком, да и юным назвать его было трудно. И точно так же приближался вечер, а с ним - почти наверняка - смерть. Сам уползти офицер не мог, кровь вытекала из раны, и ночью его убил бы даже не свинец - мороз, который был весьма суров. Никакого страха, лишь боль да досада, что не суждено дожить до победы.
        Солдаты не бросили, вытащили ротного. И были долгие месяцы госпиталей, и понимание - возвращаться на фронт уже нет никакого смысла. Люди в далеком Петрограде вырвали победу из рук собственного народа, превратили жизнь в ад, и бессмысленны стали все жертвы… Все равно вернулся зачем-то, наверное, чтобы пройти путь унижений до конца.
        Но имелась в ситуациях существенная разница. Тогда смерть посылал враг, а вот сейчас… Даже не бандиты - партизаны, нашедшие в себе силы выступить против власти. Если откровенно: кого уничтожал Покровский? Интервентов, называя вещи собственными именами, да их прихвостней. Тех, кто особенно отличился в борьбе с народом за так называемую народную власть.
        Стрельба стихла, и стало до звона тихо. Лишь потом до слуха донеслись стоны людей и ржание лошадей. Николаев осторожно выглянул. Кажется, Покровский удовлетворился результатом. Разумеется, уничтожил он не всех, однако вряд ли уцелевшие теперь рискнут преследовать отходящий отряд. А тут уже начало откровенно темнеть небо, и высоко наверху зажглась первая звезда. Тем не менее никто не вставал. Даже если основные силы ушли, какой-то заслон мог задержаться на всякий случай, а кому хочется уцелеть в мясорубке, а затем нарваться на последнюю случайную пулю?
        - Лука Степанович, живы? - Голос Суханова прозвучал неожиданно.
        - Жив, - отозвался Николаев, невольно оглядываясь.
        Помощник в несколько приемов, то и дело залегая, перебежал к нему. Полушубок весь в снегу, лицо бледное, однако с виду вроде бы цел.
        - Слава богу! Я видел, как вы свалились с саней, а затем перебежали сюда. А потом те стали стрелять в вашу сторону. Подумал, вдруг попали?
        - Все нормально. Это… Ты-то как?
        - А я тоже сразу спрыгнул с саней и залег. - Пожатие плечами. - И не помню, как. Только сидел, и вдруг уже валяюсь в сугробе. Да еще лошадь какая-то чуть по голове не пронеслась. Нескольких вершков не хватило. Вот где подловили-то! - Возбуждение помощника искало выход и пока находило только один - в безостановочной болтовне.
        - Мы тоже им подыграли не слабо, - вставил Николаев. - Ни разведки, ни дозора… Военные, мать их так через пень колоду!
        - Что теперь-то, Лука Степанович?
        - Ничего. Полежим маленько на всякий случай да будем убитых собирать. Нам еще в город вернуться надо.
        - А Покровский?
        - Что - Покровский? Покровский ушел. Да и не нам теперь им заниматься. Наше дело - уголовники. Против партизан пусть действуют граждане военные. У нас ни пулеметов, ни артиллерии нет. Ладно. Все утихло. Это… Давай посмотрим, что с руководителями.
        С руководителями было хреново. Старший убит, младший пребывал без сознания, эскадронный командир убит… Но уцелевшие на поле тоже имелись. Те, кто не стал геройствовать или не ударился в панику и сразу залег. Плюс, как выяснилось через некоторое время, десятку человек удалось ускакать. Теперь они осторожно возвращались. Иначе попробуй объясни, почему отряд разгромлен, а ты - живой? Еще вопрос - станут ли выслушивать объяснения или сразу запишут в сообщники со всеми вытекающими последствиями? Покровский ведь ушел. Только наверняка объявится. И не один раз…
        ГЛАВА 8
        Москва

1
        Лирическое настроение, в которое впал Кротов, сыграло с ним злую шутку. Сам виноват, винить некого. Так мечтал о новой встрече с очаровательной девушкой, что не обратил внимания на сидевших в фойе гостиницы троих мужчин. Мало ли, кого они могут ждать?
        Оказалось, его.
        - Гражданин Кротов? - спросил один из них, довольно немолодой, с несколько усталым взглядом и напоминающим бабье лицом.
        Двое других были заметно помоложе.
        Впрочем, уже и не двое. Мгновение - и фойе наполнилось мужчинами в штатском. И откуда их столько взялось? Точнее, где они умудрились спрятаться?
        - Я, - отрицать было глупо.
        В голове вертелась одна мысль - а не попытаться ли вырваться отсюда? Оружия при себе Кротов сознательно не имел, но не может быть, чтобы у толпы комитетчиков, больше никем эти личности не могли быть, ничего не было с собой. Следовательно, обязаны поделиться каким-нибудь револьвером. Им же самим веселее будет. Тем, кто выживет.
        Тоже мне толпа! Шесть человек. Правда, на улице тоже наверняка кто-то есть в резерве…
        - Комитет по борьбе с контрреволюцией. - Немолодой вытащил из кармана удостоверение.
        - Чем могу быть полезным? - Кротов решил пока протянуть время. Вдруг дело касается каких-либо пустых формальностей, наподобие тех, которые пришлось проходить на границе? И заранее предупредил: - Я - гражданин Сибирской народной республики.
        - Мы знаем, Сергей Иванович. Но это - не арест. Всего лишь приглашение на беседу. Несколько интересующих нас вопросов - и больше ничего.
        - Довольно странное приглашение, - Кротов демонстративно покосился на занявших выходы мужчин. - Вы не находите?
        - Зато крайне убедительное, - с добродушной улыбкой на устах поведал немолодой.
        Положительно, он вел себя как некий добрый дядюшка. Или - учитывая черты лица - тетушка. Этакий любящий родственник, давно мечтавший о встрече.
        - Мы можем побеседовать у меня в номере.
        - Сергей Иванович, у каждого солидного учреждения свои порядки и правила. Вы же имели сегодня полную возможность убедиться. Но сейчас довольно рано, нет и восьми, и потом, мы обязательно доставим вас после беседы сюда. Так сказать, откуда взяли. И даже чаем напоим, дабы у вас не было сожалений о пропущенном по нашей вине ужине.
        - Что ж, когда так настойчиво зовут, отказаться трудно, - Кротов еще раз покосился на компанию.
        - Вот и ладненько. Прокатимся с ветерком, побеседуем, чайку попьем…
        Если б знать, имеется против него что-то конкретное!
        Снаружи дожидалось аж целых три автомобиля. Один тут стоял раньше, когда Кротов входил в гостиницу, а остальные, очевидно, подкатили во время беседы.
        - Вы что, настолько опасаетесь одного человека? - не удержался Сергей.
        - Таковы правила, - развел руками немолодой. - Не нам их менять.
        - Странные у вас правила. Наверно, богато живете. Машины девать некуда. Или просто настолько цените гостей, что готовы предложить им наибольший почет и комфорт, - в тон ему отозвался Кротов.
        - Наверно, последнее. Прошу.
        Доехали действительно быстро - с обещанным ветерком. Благо движение на улицах назвать оживленным было трудно.
        Но гораздо интереснее было другое - Кротова так и не обыскали, что не слишком вязалось с количеством сопровождающих. Ладно, допустим, посмотрев таможенный лист, комитетчики были осведомлены об отсутствии оружия. Да только за пару дней при острой необходимости его можно было достать. А уж имея при себе револьвер, а еще лучше - самозарядный пистолет, можно наделать в охране столько дырок - ни один доктор не залатает.
        Дежурные в вестибюле, коридоры, слава богу, ведущие не в подвал, а наверх…
        Сопровождающие в основном остались внизу, и с Кротовым шли лишь немолодой да один из его помощников. Тут понятно - сбежать прямо из здания Комитета относилось к чему-то невероятному.
        - Распорядись насчет чая, - бросил старший из комитетчиков, едва крохотная процессия оказалась в кабинете.
        Помещение как помещение. Большой стол, несколько стульев, закрытые шкафы… Даже портрета кого-нибудь из политических деятелей нет на стенах. И не понять, какой пост занимает хозяин. Хотя, судя по вытянувшимся при их появлении дежурным, не столь малый. Даже наоборот. Перед простым следователем так себя не ведут.
        Чай появился на редкость быстро. Два чайника, заварочный и с кипятком, стаканы в подстаканниках, сахарница, пара тарелок, на которых лежали бутерброды с колбасой и сыром.
        - Угощайтесь, Сергей Иванович, - едва за помощником закрылась дверь, любезно предложил комитетчик.
        - Благодарю… - Кротов специально сделал паузу.
        - Зовите меня Иваном Ивановичем, - понял ее значение хозяин.
        Кротову хотелось съязвить, но как бы не вышло себе дороже. Несмотря на показное добродушие «Ивана Ивановича», здесь было не то учреждение, где особо миндальничали с гостями.
        Да и гость ли он? Любезность любезностью, все равно имело место настоящее задержание. Для приглашения достаточно было повестки.
        - Тем не менее, - кладя пару кусочков сахара, заметил Кротов, - не понимаю причину интереса к моей скромной персоне. По-моему, я уже отвечал на положенные вопросы при въезде в страну, и таможенные службы были удовлетворены. Во всяком случае, никаких претензий мне высказано не было.
        Иван Иванович аккуратно откусил бутерброд, запил глоточком чая, разве что по-бабьи лицо ладошкой не подпер, и лишь после этого вымолвил с прежней добродушной улыбкой:
        - Но почему бы просто не побеседовать с интересным человеком? Такую возможность вы в расчет не берете?
        - И для этого приглашать его на ужин в учреждение, пользующееся довольно грозной славой? - все-таки не удержался Кротов.
        - Что поделать, если я здесь работаю, - пожал плечами Иван Иванович. - Вы позволите вашу газету?
        - Пожалуйста, - Кротов протянул так и не просмотренные им листки.
        - Незнакомец срывает злодейское покушение, - с чувством прочитал комитетчик. - Что только не случается в мире! Вы, часом, не знаете, о ком речь?
        - Имеете в виду спасенного или спасителя?
        - Обоих, милейший Сергей Иванович, обоих. Интересно, что их связывает? Подумать, абсолютно разные люди. Известный политический деятель, кандидат на пост президента - и гражданин иного государства, вдруг приходящий на помощь в трудную минуту, да еще с риском для собственной жизни. Тут поневоле, согласитесь, задумаешься.
        - А вы не принимаете в расчет, что добропорядочный человек просто обязан попытаться предотвратить совершающееся на его глазах преступление вне зависимости, против кого оно направлено и где именно совершается?
        - Интересная точка зрения. Только не совсем верится, Сергей Иванович. Не верю я в людской альтруизм.
        - Зря.
        - Может быть, может быть. Но давайте посмотрим. Что мы имеем? Кротов Сергей Иванович, кадровый офицер царской армии. Полковник, участник двух войн, прежним режимом награжден рядом орденов. Уроженец европейской части России, однако в настоящий момент - гражданин Сибирской республики. Кстати, почему?
        - Так получилось. Оказался в момент… разделения на той территории. Возвращаться все равно некуда.
        - Тут - верю.
        Семья Кротова была убита во время углубления великой и бескровной революции. Убита пьяной бандой, и Иван Иванович, раз уж подготовился к беседе, наверняка знал об этом.
        Что для кого-то трагедия, для большинства - всего лишь факт. Но хоть говорить о давней драме комитетчик не стал. А уж по доброте душевной или из расчета…
        - Кстати, имеются еще несколько любопытных деталей в биографии. Если вы позволите. Шестнадцатый год, в одном из пехотных полков, отнюдь не в вашем, некоторая часть солдат попыталась устроить мятеж, отказалась выполнять приказы. Вы в тот момент случайно оказались там, заметьте, не имея никакого отношения, и в связи с отсутствием на месте командира и гибелью его заместителя самовольно приняли командование. После чего устроили показательный суд - и в итоге тридцать человек были расстреляны. Совесть не мучает?
        - Нет. Полк восстановил боеспособность и отлично проявил себя в последующих боях. Шла война, и либерализм в ней недопустим. Я всего лишь выполнил свой долг. Хотя и получил выговор за самоуправство. Спасло то, что положение было тяжелым и иного выхода не имелось.
        - Долг перед кем?
        - Перед императором и родиной. Согласно данной мной присяге.
        - Не боитесь? Старый режим всенародно осужден, революция смела его на помойку истории, а вы признаетесь в своей идейной службе ему?
        - Как вы верно заметили, я - кадровый офицер. А офицер - тот, кто служит. В полном соответствии с присягой. В противном случае ему нечего делать в армии. Вдобавок не забывайте: это было до революции, а не после. К тому же непосредственно в зоне боевых действий во время войны.
        - Да? Тогда другой эпизод. Канун летнего наступления. На совещании в присутствии комиссаров правительства вы объявили, что вся задуманная операция - преступление. Более того - что войну надо немедленно прекращать, наплевав на союзников. А ведь речь шла о том же долге. Или царю вы служили, а народу - не хотелось? Итогом же ваш полк вынуждены были отвести в резерв. И удар был ослаблен.
        - Удар был изначально слаб. О чем я как раз и предупреждал уговаривающих комиссаров из правительства. Затеянное наступление являлось авантюрой чистой воды, и его итог был ясен заранее. При отсутствии дисциплины, при солдатских комитетах, неясных целях и полной бессмысленности иного ждать было нельзя. Напомнить, как все обернулось? Небольшой прорыв, контратака германцев - и все немедленно побежали прочь. Абсолютно напрасные жертвы, потерянные территории, а как следствие - более тяжелые условия последующего спустя полгода заключения мира. С марта-апреля семнадцатого года армия была абсолютно неспособной к наступлению. Потому требовалось перейти к обороне и стараться продержаться до тех пор, пока союзники не справятся с противником с нашей пассивной помощью.
        - Вы - реакционер. - Иван Иванович извлек папиросы. - Курите, Сергей Иванович.
        - Спасибо. - Но закурил свои. Не любил одалживаться. - Только не реакционер, а всего лишь профессионал. Недисциплинированные армии, основанные на уговорах, не одерживают побед. По-вашему, те, кто поддержал наступление, поступили честнее? - Кротов немного помолчал, дымя, и потом уточнил: - Я только не понимаю, вы решили разобрать со мной подробности былых операций?
        - Кстати, вы вслед за тем покинули армию, - не ответил на вопрос комитетчик. - Сбежали?
        - Раз уж вы знакомы с моим личным делом, то должны были прочитать причину - по состоянию здоровья. Три раны, две контузии… Не много ли для одного человека?
        - А любовь к родине? Ладно, революцию вы не жаловали.
        - К какой именно? Родина стала расползаться на множество маленьких родин. Да и не видел я смысла в своем дальнейшем пребывании на фронте. Раз уж повлиять ни на что не мог, командовать практически не давали… Отбывать номер? Я - пас.
        Кротов замолчал. Вспомнил - отправься он домой чуть пораньше - и семья была бы жива. А так - нападение каких-то отморозков, решивших, будто офицер и богатей - одно и то же. И никто даже не искал убийц, списав все на случайность. Что значат какие-то эксцессы по сравнению с наступившей долгожданной свободой?
        Чем хороша беседа за столом - всегда можно взять паузу, сделать вид, что смакуешь напиток. Тем более чай был хорош и стоил уделенного ему внимания.
        - Интересно получается, Сергей Иванович, - первым нарушил тишину Иван Иванович. - Старому режиму вы служили самоотверженно, как говорилось, не щадя живота своего. А вот новому послужить не пожелали.
        - Как миллионы солдат, которые самовольно оставили фронт. Или вы их тоже упрекнете в реакционности? Можно сказать проще - новый режим усомнился в моих способностях к профессии и обиняком дал понять - в услугах ему нет нужды. Пришлось уйти самому, прежде чем меня просто рассчитали, как ставшую лишней прислугу.
        - Хорошо. Дело прошлое. Настоящее намного интереснее. Например, ваш альтруизм. Почему вы бросились на убийцу?
        - Я же уже объяснял - инстинктивно. Даже сам понять толком ничего не успел. Или подобный акт у вас считается преступлением? - Пока происходящее напоминало какую-то игру, целей которой Кротов упорно не понимал.
        - Нет, разумеется. Но вопросы вызывает.
        Лицо собеседника продолжало дышать спокойствием, но Кротов сразу понял - теперь разговор наконец-то переходит к сути.
        - Какое отношение вы имеете к спасенному?
        - Я же уже говорил - никакого. Ваши политики меня не интересуют. По вполне понятным причинам, кстати. И ни с кем из них я не знаком. Разные миры. Свои политики, кстати, интересуют тоже не слишком. Что по любому законодательству не считается преступлением. Мне своих проблем хватает. Как и на что жить, например. Зачем думать о глобальном?
        - Незнакомы - верю. Остальному - нет. Вернее, вас они могут и не интересовать, тут вы правы, а вот ваших начальников… На кого вы работаете, Сергей Иванович?
        - Разве вы не знаете? Торгуем помаленьку.
        - В качестве прикрытия. А реально? - Взгляд комитетчика окончательно утратил доброту.
        - Наверно, на себя. Хочется пожить по-человечески, не считая копеек.
        - С вашими вполне определенными талантами к совсем иным делам? Не поверю.
        Кротов не спеша отпил остывшего чаю, закурил еще одну папиросу и вздохнул:
        - Знаете, после таких вопросов я поневоле начинаю жалеть, что вообще оказался там.
        - Кстати, а почему?
        - Почему жалею?
        - Нет. Почему оказались?
        - В театр захотелось сходить. Все-таки, подозреваю, театральный уровень у вас повыше нашего. Или иностранцам нельзя?
        - Бросьте ерничать, Сергей Иванович. Вы же профессионал. Или вам рассказать, что, как и почему?
        - Буду только признателен, - хмыкнул Кротов.
        Всего он ожидал, но такого…
        - Тогда слушайте. Вы - разведчик Сибирской республики. Не знаю, каким образом вашей службе удалось проведать о готовящемся покушении и почему вы не стали предупреждать нас, а решили действовать сами, но задание ваше сомнений не вызывает - любой ценой предотвратить покушение. Я понимаю, вам лично наши политики не интересны, но приказ есть приказ.
        - Сложно и непонятно. Зачем нашим политикам спасать вашего? Да еще с привлечением тайных агентов?
        - А может, не всем политикам? - пристально уставился на Кротова Иван Иванович. - Не секрет, в обеих республиках имеются люди, стремящиеся к объединению государств на том или ином уровне. И те, кто желает остаться первым на своем куске территории. Кстати, это объясняет привлечение агентов. Вдруг информация нам была бы передана, а попала не к тем людям? И в итоге - удачный выстрел, нужный вам кандидат выбывает из игры по причине смерти, а с ним уходят надежды. Лучше уж рискнуть, но сорвать предполагаемое, чем ждать, чем все обернется.
        - Н-да… - протянул Кротов. - Я и не знал, что на вершинах народной власти творится такое и что легендарный Комитет, получив сигнал, может отстраниться от дела ради каких-то политических выгод определенных лиц. Остается порадоваться своей сугубо частной жизни. Подальше от государственных проблем живется спокойнее.
        - Не виляйте, Кротов, - вдруг по фамилии назвал сибиряка Иван Иванович. - Не к лицу. Или, думаете, мы поверим в совпадения?
        - Можете верить, можете - нет, но к разведке отношения я не имею, иметь не собираюсь, как и к прочим государственным структурам. Соответственно, выполнять чьи-то поручения по данной линии - тоже. А что помог - извините, больше не буду. Хоть все друг друга перестреляйте, залягу где-нибудь в сторонке и буду взирать на зрелище. Раз уж в театр у вас не попасть. Все какое-то представление. Кстати, раз тут кипят такие дела, забыл спросить - а вы, Иван Иванович, на чьей стороне? Объединителей или разъединителей?
        - Я - на стороне закона, - отчеканил комитетчик. - Зря вы меня на голый понт берете. Не пройдет. Хотел я с вами договориться по-хорошему, да вот, не получается. Что ж, придется поступить иначе.
        Кнопка звонка была тут же, под рукой. Словно Иван Иванович в любой момент ожидал нападения собеседника на свою персону.
        В дверь немедленно вошли четверо громил в форме.
        - Я - гражданин иного государства, - напомнил Кротов.
        Эх, надо было сопротивляться еще там, в гостинице! Тут-то уже явно бесполезно.
        - Вы - иностранный агент, - отчеканил Иван Иванович. - Посидите у нас, подумаете. Глядишь, что-нибудь вспомните. Камера, знаете ли, лучшее средство от забывчивости. Уведите подследственного!

2
        Вопреки знаниям, слухам и ожиданиям камера отнюдь не была переполненным помещением с крохотным зарешеченным окошком под потолком. Все оказалось намного прозаичнее. Небольшой пенал с одной-единственной дверью и остальными глухими стенами. Все освещение - тусклая лампочка на недосягаемой высоте. Из мебели лишь топчан с тонким матрасом да подушкой без наволочки, привинченный к полу стол да закрепленный таким же макаром табурет. И никаких соседей.
        Впрочем, последнее легко объяснимо. Сокамерники могут просветить новичка, как держаться да что говорить. Это - с одной стороны. С другой - новости в тюрьме имеют свойство распространяться даже через массивные стены, а высокопоставленный комитетчик явно решил сделать все, чтобы ни одна живая душа не узнала заранее о судьбе Кротова. Дежурный в гостинице наверняка предупрежден и теперь бдительно следит - не поинтересуется ли кто, куда подевался один из постояльцев? Но и сверх того - слежка должна вестись по полной, программе.
        И того невдомек - ни одна душа на свете в ближайшее время спрашивать о Кротове не станет. Некому спросить - и все. Разве что компаньонам, но тут «Иван Иванович» пусть выкручивается сам.
        Лишь теперь Кротова по-настоящему обыскали. Бумажник забрали, предварительно сделав опись, но кроме денег там не было ничего. Адрес все тех же компаньонов - но он-то уже был известен, более того, чист. В том смысле: ни к каким тайным делам московские партнеры отношения не имели и знать о них не ведали.
        Забрали и ручку. Думали, где-то имеется записная книжка, но - увы!
        И разумеется, не было никакого оружия. Да и вообще вещей - кот наплакал.
        Зато были оставлены бывшие при себе папиросы в количестве двух пачек и спички. Потому Кротов дождался ухода конвоиров и спокойно закурил.
        Тем для размышлений имелось достаточно. Первая - никогда не стоит делать добрых дел в царстве свободы. Сразу попадаешь под подозрение - почему и с какой стати творишь нечто, не сулящее выгоды. Но стоило бы не вмешаться - и приписали бы соучастие в покушении. Логично - полковник разведки, только присланный не спасать, а обеспечивать убийство одного из кандидатов в президенты. И отсутствие пистолета или револьвера никого ни в чем не убедит.
        Кстати, вопрос на засыпку - если имеются две группы деятелей, одна за объединение, вторая - соответственно, против, к какой из них относится так называемый Иван Иванович? Или как его там величают на самом деле?
        Да и две ли группы? Имеется еще как минимум третья, ставящая целью раздуть мировой пожар с революциями во всех известных странах. Почему не помянуто о ней? Или тем все равно, вместе или порознь? Наплевать на какую-то там добровольность, вот как полыхнет - и без всяких дипломатических процедур окажемся вместе.
        Смешно. Комитет явно ищет не там, где надо. Нет, проследили грамотно, чего уж там, выводы сделаны абсолютно неверные. Почему если полковник - обязан служить в какой-то там разведке некой Сибирской независимой республики? Мало ли их, тех, кто после Великой войны и еще более великого бардака предпочли превратиться в штатских лиц?
        Кто раз был предан, поневоле с опаской относится к очередным калифам на час.
        И ведь довольно близко к поверхности второе возможное обвинение - в контрреволюционности. Не секрет, под него потенциально подходят многие. Пусть не замешанные, но с точки зрения власти смертельно обиженные этой же властью принятым законом - о недопущении в выборные органы всех, служивших в Императорской армии на офицерских должностях и закончивших в полном объеме военные училища.
        Без училища-то высоко не прыгнешь, да и война оказалась настолько долгой - кое-кто из будущих революционеров по разным обстоятельствам не сумел отвертеться от призыва, и, в соответствии с образовательным цензом, попал в школу прапоров. Вот такие офицеры военного времени офицерами в полном смысле по закону не являются и могут делать политическую карьеру - при наличии желания и идейной убежденности, подкрепленной каким-либо партбилетом какой-нибудь из разрешенных законами партий.
        Побаиваются партийцы, ох, побаиваются. Столько лет прошло, а все им мерещится возможная военная диктатура - с расстрелом всех, содействовавших гибели страны и ее проигрышу накануне победы. Не зря и законы принимают, и большинство заслуженных генералов выгнаны в отставку, а то и высланы за границу. А кое-кто, не побоявшийся высказать собственное мнение, и убит. Или умер при таинственных обстоятельствах. Так повлиял на представителей социалистических партий неудачный мятеж летом далекого семнадцатого года. Запоздалая попытка с никуда не годными средствами. А следствием - окончательный развал даже не воинской силы - воинского бессилия, а затем - и всего государства. Но в том давнем мятеже Кротов замешан не был. Попросту вовремя не узнал о нем, а когда узнал, все было уже кончено.
        Интересно - сработано в случае Кротова неплохо, только не угадали. Как-то все у них заковыристо. Лишь не может дойти простая вроде бы истина - у порядочных людей элементарно нет желания служить любой из нынешних властей. А уж влезать в их грязные игрища…
        Стоп. Простейшая логика - раз Ивана Ивановича настолько задело возможное участие посторонней разведки, не иначе, сам он относится к противникам спасенного.
        Еще бы знать, за что выступает усач? Ах да, «объединителей». Но тогда по хитрой логике Ивана Ивановича, правители Сибири спят и видят, как бы войти в состав республики Московской. Но почему-то этого не делают при нынешнем президенте. Из принципа, наверное.
        Ну, не следил Кротов за всевозможными программами! Обещать все мастера, делать никому не хочется. Даже за, так сказать, своими, сибирскими, не следил. А уж за чужими! И на портреты не обращал внимания. Хватило одного Керенского - в памятные годы развала. Да и после, когда «главноуговаривающий» пытался влезть на пост президента. Словно мало ему было всего содеянного под его непосредственным руководством!
        Что же теперь? Признаваться в несделанном и ложном - абсурд. Невиновных с точки зрения Комитета не бывает, а судьба виноватых здесь проста.
        Влип! Еще странно - зловещий Комитет с самого начала пошел по ложному следу. Или же просто настолько стремился испоганить репутацию усача, что решил воспользоваться первым, что подвернулось под руку. Тоже весьма вероятный вариант. Большая часть так называемых контрреволюционеров - облыжно обвиненные люди. Надо же оправдать существование многочисленным борцам за светлое будущее! Лучше уж боролись бы за светлое настоящее.
        Но если начнут копать всерьез, попытаются выйти на своих коллег из Сибири - вот тогда настанет полный и безоговорочный конец.
        Главное, ничего не придумаешь.
        Эх, надо было уходить прямо там, в гостинице, а не надеяться непонятно на что! Все был бы шанс отбиться, оторваться, лечь на дно…
        Комитет - место, куда попасть легко, а выйти - трудно.
        И поручение до конца не выполнено…
        Расслабился, чтоб его!
        Однако! Не заметил, как полпачки папирос скурил. Между прочим, новые взять будет неоткуда. Вряд ли заботы Ивана Ивановича простираются настолько далеко.
        В случае признания - да. Можно будет на некоторое время рассчитывать на снисхождение. Пока не поставят к стенке - тоже, между прочим, вероятный вариант. А уж в случае упорства и отрицания…
        Что ж… Спать! Время наверняка позднее, часы отобраны, завтрашний день обещает новые трудности, а то и что похуже, надо хоть встретить его не с больной головой.
        Когда не остается ничего иного, лучше элементарно отдохнуть. А там посмотрим, какие выверты преподнесет судьба. Хорошего все равно ждать не стоит.
        Судьба…

3
        При отсутствии часов и естественного света чувство времени ушло. Сколько миновало - кто ж знает? По ощущениям - немало, но в ожидании и минуты растягиваются в часы. Лампочка продолжала гореть, никто не беспокоил, а к добру ли, к худу…
        Покормили один только раз. Какой-то довольно паршивый суп, хорошо хоть не легендарная тюремная баланда, да в придачу к нему каша с редкими мясными прожилками. Кротов успел проголодаться и умял все. И все равно не понял - завтрак это, обед или сразу ужин?
        Разносчиков обеда было двое. Один расставлял миски, второй - рука на кобуре - бдительно застыл у двери.
        Эх, милок! Да пока револьвер выхватишь, он тебе может не понадобиться! Иное дело - в веренице запутанных коридоров столько охраны, что далеко не уйдешь. Не спасут ни умение, ни везение.
        Напрасно Кротов пытался разговорить тюремщиков. Узнать не о судьбе, им то ведать не положено, но хоть который час. Словно они были глухими или же не понимали по-русски ни слова.
        Тоже не исключено. Рожи у тюремщиков на рязанские походили мало, больше напоминали кого-то из прибалтов - не латышей, так эстонцев.
        И опять потекли часы. Может, слухи верны и на допросы здесь вызывают исключительно по ночам? Или уже ночь?
        Вот так летят псу под хвост самые лелеемые планы! Мечталось же вчера о встрече в поезде, а еще лучше - уже на петроградском вокзале, а теперь? Обидно. Нет, здание редакции известно, в Москве найти Писаревскую удастся без труда, зато в былой столице - похоже, без шансов. А так хотелось погулять вдоль Фонтанки, заглянуть в Летний сад, если он, разумеется, уцелел в социальных катаклизмах, да мало ли еще где? Словно вдруг вернулась юнкерская юность, когда прогулка с красивой девушкой казалась немыслимым счастьем.
        Кротов так и заснул, видя перед глазами то, что могло бы быть, но, увы, не будет.
        Кажется, он отоспался на всю жизнь. Раз делать больше нечего, осталось лишь лежать. Да порою вставать и разминать мышцы ходьбой, приседаниями и прочей простейшей гимнастикой.
        Не страх определяет тюремное бытие, самая элементарная скука.
        Скрип проворачиваемого ключа вырвал из накатившей в очередной раз дремы.
        Пришли! Следовательно, ночь.
        Дверь открылась. За ней стояла целая группа в форме. Человек шесть-семь, и, возможно, кто-то еще был в коридоре. Словно велика разница - сколько вооруженных в охраняемом доме пришли забирать одного человека!
        В саму камеру вошло только трое. Один - в кожаном плаще, этакий страж революции немалого ранга, один в форме и еще один в штатском.
        - Он, Вячеслав Рудольфович, - вымолвил тот, в штатском.
        Лицо его было смутно знакомо. Пришлось поднапрячь память, и почти сразу пришел ответ. Один из охранников усача. Сцена опознания, не иначе, хотя тут Кротов ничего не скрывал.
        Откуда-то из-за спин появился Иван Иванович.
        Кожаный, с черными словно смоль усами, повернулся к следователю.
        - Что это значит, Яков Саулович? - с каким-то акцентом вопросил он.
        Напрасно следователь так тщательно скрывал инкогнито. Уж по именам и отчествам Кротов никого в Комитете не знал. Что Яков, что Иван - какая разница?
        - Арестован по подозрению в сотрудничестве с разведкой Сибири, - отрапортовал Иван Иванович, на глазах превратившийся в Якова Сауловича.
        Его бабье лицо покрылось потом, но голос звучал довольно уверенно.
        - При чем здесь Сибирь с ее разведкой? - поморщился Вячеслав Рудольфович. - Вы бы тогда еще Украинскую державу вспомнили. Или - Петроград.
        - Гражданин Кротов прибыл из Сибири. Между прочим, полковник царской армии.
        - Полковник? - с некоторым интересом взглянул на подследственного черноусый начальник.
        - Был, - признался Кротов. - Но после Семнадцатого года покинул армию и живу в качестве частного лица.
        - Наверняка врет. Не мог он просто так оказаться у театра! - убежденно произнес Яков.
        - Сложно, - покачал головой Вячеслав Рудольфович. - Нет смысла так подставляться. Проще было бы выйти на контакт с Комитетом. Или - напрямую с охраной. Запиской анонимной или еще как. Да и выходит, что покушавшегося в лицо надо знать. Иначе каковы шансы оказаться рядом?
        Яков взглянул на Кротова исподволь, и в глазах мелькнула ненависть.
        - В общем, так. Согласно просьбе сами знаете кого, я забираю этого человека с собой. Понятно?
        - Но…
        - Понятно, еще раз спрашиваю? - Тон Вячеслава Рудольфовича не сулил ничего хорошего.
        - Понятно, - и глубокий вздох.
        - А вы собирайтесь, - это уже к Кротову.
        - Я готов, - пожал плечами Сергей. - Только можно получить обратно вещи? В смысле деньги, документы?
        - Распорядитесь, Яков Саулович, - повернулся начальник. - И побыстрее. Он ждать не любит.
        Следователя словно ветром сдуло. Вероятно, задержки сулили какие-то весьма серьезные кары.
        Не прошло и пяти минут, как все было возвращено. Уже не самим Яковом, а каким-то сотрудником в форме.
        - Посмотрите, все ли на месте, Сергей Иванович, - заметил Вячеслав Рудольфович, все это время терпеливо дожидавшийся у входа в камеру.
        Между прочим, зря он демонстрировал интерес, услышав звание Кротова. Даже судя по вырвавшемуся поименованию уж личное дело наверняка просмотреть успел. Не бывает такого у комитетчиков - к человеку идти, и ничего о нем не прознать. А уж у немалого чина, даже крупного Якова переплюнул и растер, возможностей хватает.
        Знать бы - что сулит.
        - Все на месте. Согласно описи, - несколько обиженно отозвался порученец, демонстрируя лист с подписью Кротова.
        - Вроде да, - пересчитывать деньги Сергей не стал.
        Вряд ли кто рискнет прикарманить ассигнацию-другую на виду у начальства.
        - Тогда идемте, - Вячеслав Рудольфович спокойно двинулся прочь.
        Кротов догнал, пошел слева и на полшага сзади. Сказывалась многолетняя привычка к субординации. Воспитание, чтоб его!
        - Извините. Я все еще считаюсь арестованным? - спокойно уточнил Кротов.
        - Нет, что вы! Если хотите, могу даже принести извинения за действия нашего сотрудника.
        - Обойдусь.
        - Как угодно. Но прежде чем вы будете вольны отправиться на все стороны, желательно съездить в одно место. Вы ведь не возражаете, Сергей Иванович?
        - Какие могут быть возражения? - слегка улыбнулся Кротов.
        Можно было бы заподозрить какое-то коварство, переезд в иную тюрьму например, только к чему подобные сложности? Взяли бы под белы ручки, и никуда бы не делся.
        Ерунда. Ухо надо держать востро, какую-нибудь далекоидущую игру исключить нельзя, более того, из нее придется исходить, но пока главное - выйти на волю. Сколько он провел в тюрьме? Не больше суток, а уже настолько надоело!
        Придется переходить на нелегальное положение. Лишь убедиться в отсутствии слежки да исчезнуть из поля зрения всевозможных комитетов, заодно - и милиции.
        Шли долго. Кротов подсознательно ждал, что крупный начальник заведет в какой-нибудь кабинет и уж там возьмет в оборот, но вместо этого процессия с многочисленными сопровождающими оказалась у какого-то выхода из здания. Явно не парадный, тем не менее - и не черный ход. Какой-нибудь подъезд для некоторых сотрудников, не иначе, но и тут наличествовал небольшой вестибюль, и пара сидевших охранников торопливо вскочила, вытягиваясь во фрукт.
        Так даже Ивана Ивановича, в смысле Якова Сауловича, не приветствовали.
        Двери вели не на одну из улиц, а всего лишь во внутренний двор. Большой, темный по ночному - все-таки ночь - времени. И полностью освобожденный от снега. Этакий аккуратный оазис посреди порядком запущенной столицы. Никто не озаботился о фонарях или ином освещении, да и не то учреждение, чтобы любить свет.
        Но машины во дворе стояли, в немалом числе, и какие-то ждали вышедших.
        - Тут не слишком далеко, - сообщил Вячеслав Рудольфович. - Надеюсь, вы никуда не спешите?
        - Теперь уже нет.
        - А раньше - куда? Понимаю, не слишком вежливо, но профессия такая.
        - Раньше спешил на волю.
        - Даже так?
        Они вдвоем поместились на заднем сиденье одной из машин.
        - По-вашему, приятно находиться, скажем, в некоторых помещениях сего большого особняка?
        - Не думаю, хотя здесь и не пробовал. Но вам крупно повезло, Сергей Иванович. Агранов порою стелет жестковато. Если уж решил, будто человек готовил какую-то каверзу, то доказательства всегда найдет. Могли бы и не найти вас в дебрях учреждения, а потом стало бы поздно.
        Значит, вот кто этот Яков Саулович! Однако!..
        А спаситель тогда кто, раз помыкает одним из самых видных комитетчиков, будто мальчишкой? Уж не сам ли?..
        - Повезло, - согласился Кротов.
        - Скажите, вы в самом деле не работаете на сибирскую разведку? - внезапно спросил Вячеслав Рудольфович.
        - Слова офицера вам достаточно? Понимаю: революция освободила нас от всех прежних условностей, но я-то по воспитанию человек в определенных делах старорежимный.
        - Шучу. Не вяжется обвинение с действием. А вот сравнение ваше не слишком уместно. Или о прошлом тоскуете?
        - Вячеслав Рудольфович, понимаете, раньше у меня была огромная страна. А теперь - большой, но огрызок от нее. Потому - тоскую. Почему русские люди должны жить в разных государствах? Абсурд, не находите?
        - Смелый вы человек. Рискуете вернуться обратно в некие апартаменты и не боитесь, - после некоторого молчания вымолвил собеседник.
        - За что? За мысли об объединении? Даже строй у нас фактически одинаков. И потом, объединились же вы с Уралом. Почему тогда с Сибирью - это преступление?
        - Да, повернули вы…
        - К сожалению, не я - история.
        Но машины уже подъехали к Кремлю и замедлили ход по аркой ворот.
        Часовые всмотрелись, отдали честь, пропуская ночной кортеж.
        - В общем, вас очень хотел видеть один человек…
        Машины уже стояли перед большим домом на внутренней территории старой крепости.
        А ведь в незапамятные времена вся Москва ею и ограничивалась. И лишь затем разрослась, вылезла из стен, превратилась в огромный город. Как и страна из княжества - в могучую Империю.
        - Могли бы дать время на приведение себя в порядок, - Кротов коснулся щеки. Хорошо хоть волосы светлые, и легкая небритость не бросается в глаза.
        - Пустое. Не всегда важен внешний вид. Иногда - содержание. Прошу.
        Охрана стояла и тут. Правительственная резиденция, можно понять.
        - Этот человек - со мной, - Вячеслав Рудольфович кивнул на Кротова.
        Сказал бы кто о крутых поворотах поездки - не поверил бы. Думалось, дойдет, зайдет, передаст, попутно - выполнит официальное дело, да и уедет назад. А вышло…
        Лестница в доме была покрыта ковровой дорожкой. Совсем как в старые времена. Только тогда в порядочных кварталах подобное не считалось роскошью. Обычное дело.
        - Нам сюда.
        Опять охрана, огромная квартира с прислугой. Иначе не объяснить статус одетого в форму Комитета человека, принявшего у гостей верхнюю одежду. Нет, похоже, не квартира, а какое-то правительственное помещение.
        - Хозяин ждет, - попутно оповестил он.
        - В кабинете?
        - Так точно.
        Но перед кабинетом еще был секретарь за столом. Впрочем, пропустивший дальше без вопросов.
        Действительно - ждал. Полувоенная одежда - френч, брюки, заправленные в сапоги, усы, покрытое оспинами знакомое лицо. Кротов не удивился. Успел понять, кому он вдруг понадобился настолько, чтобы вырывать из застенков.
        - Вот, доставил, - Вячеслав Рудольфович не сообщал - докладывал.
        - Спасибо, товарищ Менжинский. - Хозяин остановился рядом с Сергеем.
        - Кротов Сергей Иванович, - представил всесильный борец с контрреволюцией.
        - Будем знакомы, товарищ Кротов, - с легким кавказским акцентом произнес хозяин, протягивая руку.
        Себя он не называл, считая, его должен знать каждый.
        - Захотел поблагодарить лично. Вы у нас не только герой, но и на редкость, скромный человек. Исчезли, даже адреса не оставили. Будто пустяк какой совершили.
        - Он у Агранова был, - сообщил Менжинский. - Яков Саулович из него признания выбить решил. Будто работает Кротов на сибирскую разведку.
        - Почему именно на сибирскую? - Казалось, лишь этот вопрос и заинтересовал хозяина кабинета. - Да вы присаживайтесь, товарищ Кротов, присаживайтесь. Чувствуйте себя как дома.
        Кротов не заставил себя упрашивать.
        - Он в настоящий момент - гражданин Сибирской республики. Следовательно, по мысли Агранова, сибирский разведчик.
        - Хорошо, - после краткого раздумья изрек хозяин. - О товарище Агранове мы поговорим чуть позже. И о том, что толкнуло его на подобные действия - тоже. Это наши личные проблемы, товарищу Кротову они вряд ли интересны. Вот если бы Агранов был прав…
        - Я проверил - нет, - заверил Менжинский. - Бывший полковник царской армии. В конце войны вышел в отставку, обосновался в Сибири. Работал во многих местах, часто - простым тружеником. В настоящее время - торговый представитель небольшого предприятия. Сюда приехал по делам. Хотел достать билет в театр - и вот…
        Главу Комитета абсолютно не смущало, что говорит он о живом человеке - и в присутствии человека.
        - Офицер? - присмотрелся к гостю хозяин.
        - Так точно.
        - Лихо вы, товарищ Кротов, вели себя там. Это что, профессиональное?
        - Наверно, - усмехнулся краешком губ Сергей.
        - Что ж, спасибо. Если бы не вы…
        - Не мог же я стоять и смотреть… - Кротову стало неловко. Неприятно, когда хвалят в глаза за естественный порыв.
        Хозяин кабинета смотрел на него пристально, будто пытаясь понять до конца.
        Взгляда Кротов не отвел. Хочет - пусть смотрит. Но и нам стесняться нечего. Смущаться - может быть.
        - Даже не знаю, как вас отблагодарить. - Хозяин извлек папиросы. - Вы курите, товарищ Кротов, курите.
        Сам он не садился, предпочитая ходить вдоль кабинета от двери к окну и обратно.
        - Не стоит благодарности, - без тени кокетства отозвался Кротов.
        Вызволили - и ладно. Если бы еще слежку убрали! Могли бы, раз уж признали его заслуживающим минимального доверия.
        - Тут вы не правы, товарищ Кротов. Любое действие не должно проходить незамеченным. Понимаю, вы гражданин иного государства, но мы же не формалисты. Мы понимаем - многие люди поневоле оказались разобщенными в результате неких событий. И кто где оказался - зачастую игра случая. Вот, к примеру, ваш правитель. Он же всерьез претендовал на пост здесь, и лишь самые различные обстоятельства привели его в Сибирь, и уж там он оказался вознесен на высшую ступень власти.
        - Наш скромный герой по дороге признался, что является сторонником единого государства, и уже потому тоскует по прошлому, - вставил Менжинский.
        - Так, может, вас к делу приспособить, товарищ Кротов? Как вы относитесь к нашей партии? Или - шире говоря - к политике?
        - Признаться откровенно, никак. Партий множество, а итогом - каждая тянет одеяло на себя, а о государстве никто не думает, - скрывать взгляды Сергей не стал.
        - В корень смотрите, товарищ Кротов, - к некоторому его удивлению, объявил хозяин кабинета. - От множества мнений рождается отсутствие действий. Единая страна, единая партия, единая государственная политика - именно к этому мы и стремимся. Полное реальное объединение всех раздробленных кусков прежней России - и на меньшее мы не согласны. Восстановление былой мощи, создание могучей экономики, освобождение от явного и скрытого диктата других государств… Видите, сколько дел нам предстоит? Некоторые уже делаются, несмотря на сопротивление с самых разных сторон. Мы практически образовали единое государство с Уралом, идут переговоры с вольным Петроградом, на очереди - Сибирь и государства Украины. Но процесс будет долгим. Потому люди для нас особенно нужны. Я не призываю сразу соглашаться. Подумайте, взвесьте. Вы - военный человек, а армию мы тоже обязательно будем восстанавливать. Да и в других сферах вы наверняка способны принести ощутимую пользу общему делу.
        - Вы же меня не знаете.
        Хозяин кабинета весело посмотрел на Менжинского.
        - Семь орденов, наградное оружие. Служил в кавалерии, перед революцией послан на краткие курсы Академии Генштаба. После окончания и кратковременного пребывания в штабе получил пехотный полк. Но тут уже что-либо сделать было невозможно. Из последней характеристики - инициативен, самостоятелен, способен к нешаблонным действиям, - вставил начальник Комитета. - Мы многое знаем, товарищ Кротов. Вы недооцениваете нашу организацию. Сведения о людях не пропадают бесследно. Кстати, интереса к политике там действительно не зарегистрировано.
        - Офицер этим и не должен был интересоваться. Его дело - выполнять свой долг, а не думать за государя. В противном случае армия будет представлять опасность для собственного государства. Но я не вижу смысла в вашем приглашении. Вы уж извините. Бывших и действующих военных у вас много, один офицер роли тут не сыграет. Не востребованы люди с куда большими заслугами и талантами. Вдобавок, каюсь, успел несколько отвыкнуть от прежнего образа жизни. И потом, я здесь нахожусь по вполне конкретному вопросу, который обязан решить в интересах предприятия.
        Хозяин кабинета переглянулся с Менжинским. У них явно было взаимопонимание, и слов для общения во многих случаях не требовалось.
        - Почему обязательно армия? Мне нужны люди, если так можно выразиться, для выполнения всевозможных поручений. Надежные, проверенные, которые сумеют когда проконтролировать, когда - сделать все возможное и невозможное. А уж как назвать должность, помощник, чиновник или офицер - дело десятое. Что до вашего дела, я думаю, вы его решите не далее как завтра с утра. Вот, товарищ Менжинский вам поможет. Правда, Вячеслав Рудольфович?
        - Не вопрос.
        - Вот видите. И в театр обязательно сходите, раз уж имеете подобное желание. Давайте сделаем так. Торопить вас никто не будет. Подумайте в спокойной обстановке, взвесьте. Вам, насколько я осведомлен, еще в Петроград по делам съездить надо. Прокатитесь, посмотрите, как там люди живут. А во избежание повторения недавнего эксцесса вам товарищ Менжинский выдаст удостоверение. На самый крайний случай вы являетесь секретным сотрудником Комитета. Но это - только для людей Агранова. Билетом мы вас тоже обеспечим и товарищей на таможне предупредим. Только выехать лучше завтра. Во избежание кривотолков и ради собственной безопасности. Вдруг коллеги Вячеслава Рудольфовича не угомонятся и придумают очередную гадость? До выборов мои личные возможности не настолько велики. А тут за недельку все забудется за прочими делами. И еще. Если не трудно. Может, попутно выполните одно небольшое поручение?
        - Смотря какое.
        Кротова явно вербовали. Откажешься, и неизвестно, чем все закончится. Согласишься - а стоит ли помогать противнику? Спасти его - дело иное, но работать…
        - Как раз по вашей части. На Обуховском заводе изготовлен опытный образец танка. Не скрою, нам требуются боевые машины. Но вы же наверняка в курсе - объединение Москвы и Петрограда пока не состоялось, хотя процесс идет, и надеюсь, оно не за горами. Но я пока не глава правительства, действовать с полными полномочиями не могу. Машины же нам крайне необходимы. Обстановка накаленная, не исключен конфликт с Польшей. Вам всего и надо, что встретиться с некоторыми людьми и узнать, насколько быстро они будут в состоянии развернуть производство. Вы же патриот, как понимаю, обязаны понимать: от крепости вооруженных сил зависит многое.
        - Согласен, - кивнул Кротов. Есть политические разногласия, а есть Родина.
        - Вот и хорошо. А по приезде жду вашего решения. Секретарь даст вам номер телефона. И как надумаете - сразу позвоните по нему. Я думаю, мы с вами еще увидимся в самое ближайшее время. Сейчас же понимаю вашу усталость, необходимость побыть в тишине и покое. Еще раз - огромное спасибо за ваш порыв. Вас доставят в гостиницу. И об ужине позаботятся. Хорошего вечера, товарищ Кротов.
        Жизнь порою изобилует поворотами. Бывший полковник действительно получил от секретаря бумажку с записанным на ней номером телефона, был препровожден во двор, где к его услугам оказался один из автомобилей. Даже пара сотрудников Комитета не то для сопровождения, не то для охраны. Молчаливых, как большинство их коллег, но настроенных, кажется, более-менее доброжелательно.
        В номере же гостиницы ждал сюрприз - накрытый ужин, судя по выбору блюд - из какого-то весьма неплохого ресторана. А уж обслуга словно пыталась смыть с себя невольный грех прошлого вечера.
        И лишь сейчас Кротов развернул бумагу и прочитал рядом с номером телефона фамилию спасенного - и спасшего его - человека.
        Сталин.
        ГЛАВА 9
        Западная граница Московской республики

1
        Зима для солдата - время относительного отдыха. Учений становится меньше. Морозы порой стоят такие - не миновать потерь заболевшими, а то и обмороженными. При уровне же медицины болезнь легко может оказаться фатальной. И объясняй потом какому-нибудь вышестоящему начальнику, а то и хуже - комиссару, почему у тебя половина подчиненных лежит в госпитале в то время, когда в свободной стране ощущается острая нехватка лекарств, и как это ты не достал положенных теплых вещей, которые просто не дают со склада, мол, нет их в природе. Округ не дает. А не дает ли или они давно расхищены и распроданы - кто его знает? Свободные интенданты свободного государства хотят жить получше, а деньги, получаемые военными, такая малость, - невеликое старорежимное офицерское жалованье покажется сокровищами Креза.
        Меньше становится и хозяйственных работ. Больше для собственного обслуживания, и без всякого привлечения солдат на сторону. Когда нет спроса, откуда возьмется предложение?
        Зато усиливается идеологическая обработка. Комиссары всех уровней и заезжие агитаторы старательно разжевывают политические платформы различных партий, каждый раз отдавая предпочтение той, которую представляет очередной лектор, твердят о достижениях, о правах личности, об иных странах, уже много лет свободных от разного рода деспотий и потому представляющих собой образец для подражания. Но мы избавляемся от недостатков изживающего себя капиталистического строя и потому соединим достижения цивилизации с передовым устройством. Марксизм, товарищи, это не что-нибудь там. Марксизм - это марксизм! И никак иначе!
        Раньше вас угнетали, зато сейчас каждый вправе делать все, что не противоречит политике блока социалистических партий. Кто противоречит - тот враг, с врагами же у нас обращаются по всей строгости закона. Миндальничать никто не собирается. Революция обязана и умеет себя защищать. Ради общего блага мы готовы уничтожить хоть всех. Имейте в виду.
        Последнее не говорилось, но подразумевалось. Армия - инструмент политики. И потому обязана выполнять приказы. Власть решила - собственный народ гораздо опаснее чужих стран, следовательно, в случае необходимости войска обязаны действовать против него без жалости.
        А со стороны кто нападет? Как-нибудь договоримся без боя.
        Сейчас, в преддверии очередных выборов, служба вообще превратилась в сплошной митинг. То - общий, то офицерский, когда комсостав специально вызывали в штаб, где вели с ними отдельную работу. Или - обработку?
        Тоска… И податься некуда. Профессии иной нет, безработица страшная. Да и должен же кто-то защищать не родину, так хоть ее остатки. Многочисленные комиссары могут говорить о чем угодно, у них и прав больше, и содержание намного выше, но кадровые офицеры прекрасно знают - на границах неспокойно, напряженность растет, дело в любой момент может перерасти в войну, а воевать после всех сокращений фактически некому. Учитывая же нынешнее финансирование - еще и нечем.
        Правда, в штабах опомнились, сумели настоять и передвинуть часть войск поближе к возможному театру военных действий, но нынешняя бригада - далеко не прежняя дивизия, даже не прежняя бригада, скорее, слегка усиленный полк, и остается надеяться лишь на то, что гроза пройдет стороной. Другие страны относятся к армии иначе и просто пройдут к своей цели, едва заметив редкую цепочку противника.
        Рота Чижевского из Седьмой пехотной бригады еще в конце осени была расположена в небольшом местечке в полусотне верст от границы. Городок был мал, в прошлом - типичное для Белой Руси поселение, в котором преобладали лица вполне конкретной национальности. С отменой черты оседлости многие из них двинулись в глубь России. Кто углублять революцию, кто просто в поисках лучшей доли и точки приложения сил, а теперь немалое число - и подальше от недалекой возрожденной Польши, где к данной нации отношение было традиционно хуже. В стороне от нее в данный момент казалось поспокойнее и перспективнее. Соответственно, теперь народа было здесь где-то половина на половину. Может, треть на две трети с учетом бездельников, которым трудиться в родных деревнях вообще не хотелось, и они перебрались сюда на освободившиеся места.
        Делать в местечке в свободное время было абсолютно нечего. Несколько мелких кабаков, лавки, - и ни самого захудалого театра, ни общественной библиотеки, ни подобия общества.
        Саму роту расположили в бывшей гимназии, закрытой в связи с нехваткой учителей и отсутствием финансирования. Солдаты сами изготовили нары, тощие тюфяки и худые одеяла прислали интенданты. Большинство помещений стояли пустые, даже парты кому-то понадобились и были элементарно расхищены, а уж о прочем не стоило говорить. Даже стекол в большинстве окон не было, а кое-где не осталось и рам. Пришлось еще заниматься ремонтом, проявлять изворотливость, но все-таки на одно починенное окно приходилось минимум два заколоченных.
        Но так хоть дуть стало меньше. Плюс в используемых помещениях понаставили самодельных буржуек, в очередь ходили в ближайший лес за дровами, сделав изрядный запас, и кое-как протянули холодные месяцы.
        Утешались - все не в поле. Могло быть еще хуже. Тут - крыша над головой, стены…
        Офицерам пришлось селиться здесь же. Денег на съем квартир не было. Взводным, с некоторых пор кто-то решил, что командовать взводом должен офицер, было хорошо - молодые, бессемейные, а вот Чижевскому…
        Куда привезешь супругу с двумя детьми? В холодную гимназию, превратившуюся в казарму? Между прочим, жить женщине в чисто мужском коллективе - тоже весьма далеко от приятности. Даже в мирное время. А случись война…
        Пришлось отправить семью в Москву к родственникам. Цены в столице были повыше, и капитану пришлось перечислять жене едва не все жалованье, оставляя себе самую малость. Питаться можно из солдатского котла, без разносолов, курить махорку… Дело привычное, а без трактиров и спиртного - обойтись.
        Впрочем, самогон стоит копейки, закуска и то дороже. А уж человеку, имеющему в распоряжении полторы сотни солдат, всегда выставят бесплатно - в обмен на помощь. Мало ли что реально сделать солдатскими руками! И сложное, а паче - физическое. Главное - непосредственно работникам платить не надо. Разве что накормить.
        Ради приварка к скудному солдатскому котлу порою приходилось соглашаться на предложения. Но то - от весны до осени. Сейчас же, зимой, работ не было. Без дела слонялись такие толпы народа, что никому не было дела до однообразно одетых подневольных мужиков. Как принято говорить - свободных граждан свободной республики.
        Дни текли размеренно, прогнозируемо и скучно. В распоряжении Чижевского имелось лишь два офицера вместо положенных по новому штату четырех. По молодости, ни поручик Мельчугов, ни подпоручик Степанкин в Великой войне не участвовали. Да и образование у них было, с точки зрения кадрового ротного, не ахти. В первый год после развала правительство решило ударить по вероятной контрреволюции как можно основательнее, и кадетские корпуса перед окончательным закрытием были переименованы в военные гимназии, а уцелевшие военные училища - в военные школы. И - чтоб духа казарменного там не было!
        Но Мельчугов успел проучиться четыре класса в нормальном корпусе и впитал в себя хоть что-то, более того, сын погибшего офицера не видел иного дела, кроме армейского, а Степанкин вообще оказался человеком в некотором роде случайным. Коалиция правящих партий призвала молодежь на службу - для постепенной замены прежних царевых прихвостней, вот Борис и решил сделать карьеру на новом поприще. Правда, пока роста не было, ну, так второй год службы - не десятый. И даже не пятый.
        Чижевский старательно занимался с помощниками, пытался поднять их профессиональный уровень и даже порою пытался воспитывать, как воспитывали когда-то его самого. Только многие слова и понятия были не в чести, кто-нибудь донесет - и вылетишь из армии, а то и загремишь в пресловутый и грозный Комитет, и попробуй докажи, что имел в виду не посягательства на основы существующего строя, а всего лишь интересы службы!
        Мельчугов хоть понимал многое без слов, а как втолковать Степанкину? Комиссар бдит, только и прислушивается, не ведутся ли в роте неположенные разговоры? А кругозор у него - как у всех комиссаров. То есть твердая идеологическая база без следа каких-либо знаний. А сама база - набор неких сомнительных истин, которые даже перечислять не хочется.
        Так и служи. Но должен же кто-то это делать?

2
        Степанкин ввалился в ротную канцелярию веселый, румяный, плотный, пышущий здоровьем.
        - Товарищи офицеры, разрешите доложить? Весна!
        Чижевский привычно внутренне сморщился при слове «товарищи». Хоть вроде давно пора стерпеться, свыкнуться с искаженным смыслом хорошего слова, но коробило что-то, не давало оставаться спокойным.
        - Уже? - делано удивился Мельчугов. - А мы ее и не ждали. Дров еще на половину зимы - если топить всерьез. И куда их теперь девать?
        - Продадим. А нет - сменяем на водку, - отмахнулся Степанкин. - Был бы товар…
        - Принесли? - спросил ротный.
        - Так точно, принес! - Подпоручик дурашливо отдал честь и лишь затем извлек откуда-то пару бутылок чистого как слеза напитка.
        Увы, к благородной водке самогон имел такое же отношение, как нынешняя власть с ее демократией и социализмом - к прежней. Вроде смысл тот же, качество подкачало. Зато цена - можно позволить себе, в отличие от напитков более престижных.
        Но не то же и с властью? Монархии тоже надо быть достойным, а нет - изволь пользоваться суррогатами управления.
        - Сейчас я организую! - Мельчугов, темноволосый, в отличие от второго субалтерна, засуетился, извлек из шкафа с документами припасенную заранее банку мясных консервов, пласт крепко посоленного сала, буханку хлеба, здоровенную луковицу и уже переложенную в миску квашеную капусту.
        Мелкие армейские радости. Благо, никаких учений по случаю очередной приближающейся годовщины Великой бескровной в ближайшие дни не будет. Все занятия с личным составом традиционно ведет комиссар. Объясняет бойцам, как плохо все жили раньше, как хорошо все живут сейчас, какие открываются перспективы перед обществом и народом, и многое еще в том же духе. А на долю строевых командиров остаются лишь неизбежные разводы да тому подобные привычные дела.
        Можно чуть расслабиться, посидеть в своей компании, раз появилась возможность. С кем служишь, с тем и обязан проводить вместе время - и на войне, и во время отдыха. Вместе служить, вместе жить, вместе умирать…
        Да и ни в одной армии мира выпивка грехом не считается - пока она не влияет на службу. Лишь бы все находилось в рамках положенных приличий.
        Освободили командирский стол, расставили закуску, стаканы, сели - ротный на своем месте, двое других - напротив командира.
        Когда-то первый тост в офицерских застольях звучал за государя императора. Но многие ли это помнят? А пить за здравие очередных народных избранников и глупо, и противно.
        - Что ж, раз, по уверениям отдельных офицеров, в мир приходит весна, так выпьем за ее скорейшую и окончательную победу! - Чижевский напустил на себя привычную бодрость.
        - Ура! - дружно, но тихо, ни к чему прочим обитателям бывшей гимназии знать о посиделках, грянули субалтерны.
        И слова давно такого нет. Но какие они взводные, если каждому при некомплекте приходится, как встарь, командовать полуротой? Разве - по официальной должности.
        - Грачи скоро прилетят, - закусив, вздохнул Мельчугов. - А там и снег сойдет.
        - И наступит царство грязи, - засмеялся Степанкин.
        Ему нравилось быть офицером, командовать едва не сотней здоровых парней. Уж много лучше, чем горбиться в поле или на заводе. Но нравилось - еще не значит, будто молодой подпоручик отдавал службе все силы. Не манкировал, за этим Чижевский следил строго, но все-таки довольно частенько голова Степанкина была забита посторонними мыслями - о женщинах, иных удовольствиях, о своей значимости в глазах окружающих. Пусть профессия среди властей предержащих за профессию не считалась, но в мелких городках, куда забрасывала судьба, по привычке на военных смотрели с некоторой любовью. Гораздо лучше, чем в столице, где больше котировался кошелек или папка с бумагами под мышкой.
        - Чем плохо - вечно приходится заниматься серьезной учебой лишь часть времени в году, - заметил Чижевский. - Но чем хорошо - в такие периоды ни один враг на нас не полезет.
        - А у нас есть враги? - вновь расплылся в улыбке Степанкин. - Комиссар твердо говорит: нет!
        - Враги есть у любого государства. И чем оно слабее, тем тех врагов больше. Наличие врага не обязательно означает боевые действия, однако готовыми к ним быть необходимо, - наставительно изрек капитан. - Для вас война - этакая забава, которая в реальности никогда не случится, и дай бог, чтобы так и было дальше.
        - Не случится, Василий Федорович, - уже серьезнее ответил подпоручик. - Нечего нам сейчас делить и не с кем. Все решают политики, а им она к чему? Земли хватает, да и Европа не допустит еще одного кровопролития. Попробуй та же Польша на нас напасть, враз на нее так прикрикнут, весь свой гонор забудут.
        - Как бы нам самим не закричать. Запомните, поручик, - Чижевский привычно повысил в чине младшего по званию, - что и как делают политики, их дело. Мы всегда должны готовиться к худшему. Служба такая. И ни в коем случае не рассчитывать, что пронесет и волки станут овцами. Только так мы сумеем выполнить свой долг. Учиться самим, учить солдат… А не только по барышням да крестьянкам бегать.
        Прыснул Мельчугов. Он был полностью согласен с командиром, просто любовные подвиги Степанкина давно превратились в вечный повод для шуток.
        Даже солдаты порою называли подпоручика не иначе как бабником, а то и иным, более неприличным словом.
        - Нападут - встретим, - отмахнулся Степанкин. - Чай, не лаптем щи хлебаем, ложкой тоже пользоваться умеем.
        - Умеем - а на стрельбу отводится в год пять патронов. В артиллерии дела не лучше. Но мы хоть на штык рассчитывать можем - если дух в солдатах воспитаем. А артиллеристы? На русское «авось»? Плюс сама армия настолько уменьшилась, что прежней силы уже не имеет. Польша многократно сильнее. И если бы она одна! И у нее в отличие от нас есть стремление к новым территориям. Благо, предлог самый благовидный - во времена далекие немало земель входило в состав Речи Посполитой.
        - Кто тут мечтает о новых территориях? - Дверь распахнулась, явив взору собравшихся Терткова. Комиссар был молод, идеен, и его голубые глаза взирали на происходящее холодно и надменно. - Правящий блок ясно сказал: никаких войн не предвидится! У нас со всеми мир.
        - А поменяется президент? - Чижевский не стал уточнять - заявленное с ораторских трибун вовсе не означает, что и у остальных так же мир с нами. - Помнится, один из кандидатов упорно призывает к распространению революции на все страны.
        - Вот выберут - тогда и будем думать, - чуть сморщился комиссар.
        Сам он принадлежал к иной партии, чем помянутый кандидат, и уже потому не разделял подобных взглядов на задачи юного государства.
        - И вообще, не стыдно начинать праздновать Неделю революции заранее? Так вас до конца не хватит, - с укором добавил Тертков, кивнув на стол. Затем непоследовательно шагнул к шкафу, нашел там стакан и поставил на стол. - Наливайте тогда, что ли.
        Новые времена - новые праздники. Преследование религии позволило учредить Неделю революции прямо посреди Великого поста. Не празднуешь - следовательно, скрытый контрреволюционер. И разговор с тобой короткий. Изволь отмечать годовщину Великой бескровной, начиная с восьмого марта по новому стилю, введенному для лучшего вхождения в единый демократический мир специальным Декретом еще лет десять назад. По старому же - с двадцать третьего февраля. И каждый день имеет собственное название - первый, например - Зачин, или День Бастующих Работниц. И так - до дня Свободы пятнадцатого по новому и второго по старому стилю. День отречения императора от престола.
        - Мы и не празднуем. Просто сидим, отдыхаем, - отозвался Степанкин.
        Конфликтовать с комиссаром ему не хотелось, хотя политику он, по примеру остальных офицеров, не жаловал. Нудное и муторное дело - запоминать всякие высказывания, даты, где - обличать, где - хвалить. И зачем? Жить надо проще, а забивать голову всякой ерундой - тем пусть лошади занимаются. У них головы большие, все вместят.
        - Отдыхаете. А мне за вас потом целую неделю отдуваться. Нет чтобы помочь.
        - Можно устроить строевой смотр в честь праздника, - невинно предложил Чижевский. - Красиво будет.
        - Ты свои старорежимные замашки брось! Революционные парады проводятся только в больших городах. Эх, - Тертков взялся за стакан. - Давайте выпьем за то, чтобы всем нам хоть раз встретить праздник в столице!
        Тост был хорошим. Главный недостаток воинской службы - судьба вечно забрасывает не в одну дыру, так в другую. Понятно, кто-то должен нести службу в самых захудалых местах, но ведь хочется, весьма хочется, оказаться в Москве. Там хоть есть чем заняться в свободное время. Да и уровень жизни не тот.
        - Ничего, не век же нас тут держать будут, - прожевывая, пробормотал Степанкин.
        Ему в чем-то было легче. Когда почитай вся недолгая жизнь прошла где-то на задворках, то кажется, повсюду так и должно быть.
        С другой стороны, много ли смысла держать роты разбросанными на огромном пространстве? В случае войны небольшими силами ничего не сделаешь, и даже в мирное время хромает качество подготовки. Ротные учения не заменят батальонных и бригадных. Ни тебе артиллерии, ни кавалерии. Две лошади - командира и комиссара, пулеметная двуколка да пара хозяйственных повозок. Попробуй изобрази с ними атаку конницы!
        - Надо будет до лагеря хоть в отпуск вырваться, - произнес Чижевский в такт раздумьям.
        Ему вдруг очень захотелось оказаться в кругу семьи. Вроде и не холост, и не сказать, что женат.
        Только на кого оставить роту? Помощники молоды, даже Мельчугов пока не справится. Одна надежда - штаб войдет в положение и выделит кого-то на положенный месяц.
        - Отпуск - хорошо, - согласился комиссар. - Да ты бы не маялся, позвал супругу сюда.
        Хотел добавить что-то похабное, но посмотрел на ротного, и желание отпало. А ну как не поймет дружеской, в общем-то, шутки! А все голубая кровь, старорежимные взгляды. Со Степанкиным намного проще.
        - Чуть не забыл, - хлопнул себя по лбу Тертков. - Городской Совет собирается устроить праздничный вечер в День Освобождения. Мы все тоже приглашены. В программе - торжественные выступления, любительский концерт революционных талантов и ужин. Надо будет их тоже пригласить к нам. Хотя бы в День Революционной Армии. С речами проблем нет, несколько номеров солдаты тоже организуют, там, песни какие-нибудь, пляски, остается решить проблему с торжественным обедом. Не щами же с кашей гостей угощать!
        - И женщин обязательно пригласить. Устроить танцы, - мечтательно дополнил Степанкин.
        - Да ладно тебе с танцами! - отмахнулся комиссар. - Лучше скажи, где продукты взять?
        - На базаре, где ж еще?
        - Кстати, довожу до вашего сведения - ротные суммы расписаны впритык. Все дорожает, а казна отпускает средства на пищевое довольствие по старым расценкам, - напомнил ротный. - Положение - хоть рационы уменьшай. Или постные дни вводи. Предупредили, чтобы в этом месяце ни на какие прибавки не рассчитывали. Пересмотр будет после праздников. Следовательно, вступит в силу только с апреля.
        - А праздничные? - вскинулся комиссар.
        - Праздничные придется включить в общие расходы. Иначе до конца месяца не доживем, - Чижевский покосился на пустой стакан.
        Нет, выпивали на свои, пусть денежное довольствие офицера даже по сравнению с царскими бедными временами выглядело вообще неприглядно. Мягко говоря - символически. И то, если удавалось получить его в срок. Но капитан с самого начала поставил службу твердо - никакого залезания в солдатский карман. Благо был поддержан в том и понимающим дух Мельчуговым, и упирающим на идейность комиссаром.
        Довольно скудное солдатское довольствие раз в году, на Неделю Революции, становилось богаче. Дабы защитники свободы почувствовали праздник, привыкли к этим дням как к самым светлым в году. Вот и подкреплялись лекции и беседы накрытым столом, на котором находилось место даже водке - по чарке на человека. Зато - на протяжении целых семи дней. Другое дело - наверху не следили за ростом цен, и намеченные мероприятия оказывались под угрозой срыва.
        - А если… - начал было Тертков и замолчал.
        Он не ставил под сомнение слова ротного. Пусть капитан - белая кость, бывший слуга царю, и приходится следить за ним, однако в подобных делах следует признать его безупречным. Было бы - еще свое бы доложил, но не значится за ним никакого недвижимого имущества. Говорит, и не было давно. Странно, а Терткову казалось - все офицеры раньше были богаты.
        Эх, завелась где-то на верхах откровенная контра, раз не дают толком справить великую дату!
        - Что? - спросил Чижевский.
        - Так, пустяки. - Комиссар признал пришедшую в голову мысль не годной. - Ох, чую, придется мне в политотдел смотаться!
        Не слишком хотелось, но что делать? Работы для служивых сейчас не найдешь, продать из ротного имущества нечего, было бы - Чижевский бы не дал, а выкрутиться необходимо. Потом наедут из Комитета - а куда сам смотрел да почему не предупредил вовремя?
        - Может, ну его на хрен, всяких гостей? - предложил капитан. - Устроим для главных небольшое представление. Штыковой бой там, чуть строевой, а потом предложим отведать обычную солдатскую пищу. Уж на десяток лишних ртов щей да каши найдем.
        - Нет, должно быть все по правилам, - не согласился комиссар, потянувшись за бутылкой. - Не такой же гадостью угощать уважаемых людей?

3
        Вокзал был невелик. В прежние времена поезда останавливались тут минут на пять. Высаживали одних пассажиров, принимали в вагоны других и катились дальше по необъятной стране. Но теперь следующая остановка была уже на новой границе с ее неизбежными проверками документов, таможенными досмотрами и прочими неизбежными и не слишком приятными прелестями, а здесь паровозы стали заправляться водой в последний раз перед рывком в иные края.
        Собственно, поездов было мало. Два в день - в одну и в другую сторону. Остальное время вокзал был почти безлюдным, но к прибытию составов жизнь начинала ключом играть в его окрестностях. Работал буфет, по другую сторону здания оживал небольшой базар с довольно куцым выбором товаров - съестное, какие-то тряпки, поделки, конечно, что-нибудь спиртное из-под полы. И два-три извозчика застывали неподалеку на крошечной привокзальной площади в ожидании клиентов. Поговаривали об общественном транспорте, только денег на него у городского Совета не было, да и расстояния считались не настолько большими. Кому надо - пешком дойдет до любой окраины не за четверть часа, так минут за двадцать, двадцать пять. Ну, пусть за сорок - если речь идет о каком-нибудь прилегающем вплотную к местечку селе или хуторе.
        - Сделаю дела, переночую в политотделе и завтрашним поездом вернусь, - в очередной раз повторил Тертков.
        Дружбы между командиром роты и ее комиссаром не было. Сказывалась и разница в возрасте, и разные взгляды. Тертков мыслил глобально, в рамках программы своей партии, не поднимаясь до вершин политики всего правящего блока. Любил порассуждать о свободе, грядущем счастье, общих ценностях трудового люда и - не без зависти - о священном принципе частной собственности и необходимости всемерно поощрять мелкое предпринимательство. Чижевский после революции замкнулся в себе, из происходящего ничего не осуждал и не хвалил. Просто тянул служебную лямку, тщательно выполнял многочисленные предписания, однако, как чувствовал комиссар, все равно имел собственную точку зрения на армию, а на прочее старательно не обращал внимания. И не друг, и не враг, какой-то попутчик. Жаль, обойтись без таких, как Чижевский, было нельзя. Кто-то же должен заниматься чисто техническими вопросами до того момента, пока подрастет идейно подкованная смена! А эти, старые, того и гляди, изменят, предадут в самый тяжелый момент!
        - Понял я. Пришлю кого для встречи.
        Подразумевалось - и охраны. Если Тертков сумеет достать деньги, то лучше перестраховаться. Городок невелик, люди все на виду, тем не менее преступность наличествует. Вдруг кто пронюхает да решит сыграть ва-банк?
        Гудок - и объявился долгожданный поезд со стороны Польши. В отличие от встречного, он тут не задерживался. Короткая стоянка, несколько человек залезли в вагоны, дальше - звон колокола и отправление.
        «Уехать бы!» - с тоской подумал Чижевский, глядя вслед. Дорога комиссара займет пару часов, но ротному хотелось не в штаб, а в далекую столицу, к семье. И не женат, и не холост. Вдобавок служба который год не приносит радость, но все терпишь, ждешь, вдруг понадобятся твои умения? Власти меняются, но страна-то остается.
        А вот и встречный. Пыхтящий паровоз выкатил следом полдюжины вагонов. Неизбежный лязг сцепки, и состав застыл. Предупрежденные о стоянке пассажиры первого класса стали выползать на перрон. Щурились от яркого, отражающего от снега солнца, посматривали по сторонам, ища, куда бы пройтись и чем заняться.
        Судя по виду - почти сплошь иностранцы. С какого-то момента власти решили, что ни к чему простым свободным гражданам свободной страны покидать ее пределы. Едва не каждый так и норовит там остаться, а разве можно допустить подобное положение вещей? И потому работали полным ходом всякие комиссии и комитеты, в чью задачу входило проверить желающих на предмет контрреволюционности и многое другое. Пройти все препоны удавалось единицам, остальным отказывали в лучшем случае, а то и сажали за какой-то всплывший грех, вроде нелестного высказывания о порядках или косой взгляд в сторону портретов политических деятелей.
        Грош цена той свободе, которая не умеет защищаться.
        Большинство прибывших в последних, третьеклассных вагонах, которым суждено быть тут отцепленными, разумеется, были местными, и сейчас они волокли тяжеленные баулы мимо вокзала - в город. Дальше пути им заказаны, но хоть на какие-то расстояния можно перемещаться без всяких запретов. В свете царившей безработицы и повальной нехватки всего, подобные поездки для многих являлись единственным способом прокормить семью. Тут - дешевле купил, там - дороже продал, вот и заработал на кусок хлеба. И кем ты был в старые годы, рабочим, приказчиком, чиновником или инженером, никого не трогает.
        Кто был ничем, тот станет всем. В полном согласии с песней.
        Чижевский уже собрался уходить, когда заметил группу польских военных. Очередная миссия в соседнюю страну, не иначе. Гордые, надменные, в характерных конфедератках, они оглядывались, словно победители, и случайную станцию по пути считали безвозвратно своей.
        Ничего не поделаешь. Отношение к стране формируется от господствующей там власти. Иную ненавидят, однако считаются с ней, иную не замечают в упор.
        От вышагивающих офицеров внезапно отделился один, устремился к уходящему капитану, и поневоле пришлось остановиться и повернуться к нему.
        - Василий, не узнаешь? - Поляк радостно остановился рядом.
        - Казимир?
        Рукопожатием не обошлись, прочувственно обняли друг друга. Мундир - одно, но коли объединяют воспоминания… Да и форма когда-то на обоих была одинаковой - включая полковой знак. Были времена, был славный Ингерманландский гусарский. А уж как он в войну гремел - австрийцы и германцы наверняка до сих пор забыть не могут.
        Счастливые времена…
        - Ну, как ты? - первым спросил Краевский. - Смотрю, все служишь?
        - Куда я денусь? Да и ты, если не считать формы…
        Сказано было без укоризны, но Казимир на всякий случай отозвался:
        - Так и на тебе она иная. Странно, офицеры одного полка вдруг оказались военнослужащими двух разных армий.
        И дружные невеселые улыбки. Кто мог предполагать, что единая прежде судьба станет разной в зависимости от происхождения и случайностей, занесших на тот или иной кусок бывшей необъятной страны того или иного человека?
        Россия ведь не исчерпывается Москвой с прилегающими территориями.
        - Подожди. Тут ведь должен быть ресторан. Давай хоть посидим, пока поезд стоит.
        Чижевский невольно замялся. По правде говоря, его средств не хватало на самые скромные посиделки в любом заведении.
        - У меня все равно рубли остались, - кажется, понял затруднения Краевский. - Не в Польшу же их везти! Там их даже не поменять толком. Больно курс низок. Подожди, только у начальства отпрошусь.
        Несколько фраз, кивок в ответ, и старинный однополчанин снова рядом.
        - Ну, как ты?
        Уже звучавший вопрос был задан одновременно. Даже заказ еще не принесли. Просто на сей раз в ответе подразумевались подробности.
        - Уже подполковник. Состою при штабе. Вот, посылали с миссией к вам, - Казимир с некоторой виной покосился на нарукавные нашивки приятеля.
        Разумеется, в нынешних знаках он разбирался и видел, что ротмистр Чижевский превратился в капитана, то есть имел то же звание, лишь пехотное, хотя в Великую войну по убыли штаб-офицеров как-то временно даже командовал дивизионом, а последнее звание Краевского в Русской императорской армии на чин ниже - штабс-ротмистр.
        И причины тоже лежали на поверхности. Польша крепила воинскую силу, а Московия, трудно называть Россией ее центральную часть без многих земель, жалела денег и потому упорно сокращала доставшиеся ей части. Дивизии превратились в бригады, полки - в батальоны. Если вообще не были расформированы очередным распоряжением очередного президента.
        - Помнится, ты никогда не горел желанием переходить на канцелярскую работу, - напомнил Чижевский.
        - Все надо пройти в этой жизни, - философски заметил Казимир. - В прошлом году посылали на обучение во Францию, вот и удостоился нового назначения. Зато появилась надежда на карьеру. Чем я еще могу заниматься?
        На столе появился запотевший графин и соответствующая случаю закуска. Горячее обещали тоже, требовалось лишь подождать минут пять. Ресторан все-таки был при вокзале, и потому к приходу поезда блюда готовили заранее.
        Забота о клиенте в первую очередь выгодна поставщику услуг.
        Первую выпили молча, невольно вспоминая того, кому должен быть посвящен тост. Но скажешь слово - вовек не отмоешься. Даже Краевскому припишут такое!..
        Эх, государь!
        Зато вторую подняли за свой полк. Только и осталось вспоминать… Нет уже славной части, и даже неизвестно, куда подевалось овеянное победами святое знамя. Говорят, все было сдано в какое-то специальное хранилище, только где оно? Десятая кавалерийская дивизия раньше стояла на Украине, туда же, по идее, должна была вернуться, чтобы быть расформированной. В новой России не принято было слишком вспоминать о былых подвигах во славу Отечества. Как и о самом Отечестве, кстати. Завоеванная свобода гораздо важнее какого-то государства. Вдобавок провозглашенного тюрьмой народов, а еще прежде - мировым жандармом. Стыдиться своей истории надо, а не искать в ней повод для непонятной гордости.
        И уж совсем понятным являлось отношение поляков. Для них совместное существование в одних границах было коварным завоеванием. В отличие от такого же пребывания в составе Речи Посполитой белорусских и малороссийских земель. Вот те века навеки овеяны неувядаемой польской славой!
        - В последние годы нас, служивших в Императорской армии, старательно выживают со службы, - тихо, созвучно мыслям, сказал Казимир. - Словно готовят войну и боятся, не вспомним ли мы о прежнем Отечестве и прежней присяге. Так что имей в виду, Василий.
        - А ты?
        - У меня высокопоставленный дядя в Варшаве. Нет, типичный штафирка, зато с немалым весом в правительственных кругах. По своему либеральному прошлому, равно - и по богатству. А уж о тетке по ее замужестве говорить нечего.
        Офицер говорил немного кривясь. Неудобно признаваться о протекциях. Но времена мирные, времена смутные. Да и не искал Казимир связей с сильными мира сего. Просто так получилось в восстановленном государстве.
        Осуждать былого однополчанина Чижевский не хотел и не мог. Обычное дело. Да и служил Краевский всегда честно. Пять орденов вплоть до Владимира, два ранения…
        Разговор перекинулся на семьи. Как раз принесли горячее, еще один повод выпить, и как не переговорить о близких? Тем более оба офицера женились уже после развала фронта. Вся разница - Чижевский уже был знаком с будущей супругой и лишь ждал конца войны для венчания, а Казимир нашел избранницу уже позже.
        Кто же знал, чем закончится война? Не победой и даже не военным поражением, а ударом в спину в самый ответственный момент.
        Прозвенел первый звонок.
        - Пора. Служба, - Казимир щедро расплатился с официантом. Немного помялся, не зная, как сказать, и тихо выдохнул: - Василий, мне очень бы не хотелось встретиться по разные линии фронта. Учти, у нас очень нагнетают национальные чувства, кричат про историческую справедливость, отнятые земли и прочую дребедень. Война вряд ли, но какие-то конфликты с ограниченными целями возможны. Тут кусок урвать, там… Не знаю, у вас или у Украины… Просто имей в виду. Все политики одним миром мазаны, а я не ведаю, где хуже. У нас ли, у вас… Здесь ведь тоже не прежняя Россия.
        - Спасибо, Казимир, - Чижевский поднялся. Кому уезжать, кому - оставаться.
        Разводит жизнь. И только дружба остается…
        ГЛАВА 10
        Вольный город Петроград

1
        Не так представлялась поездка в Петроград буквально пару дней назад. Нет, колеса, как положено, постукивали на стыках, вагон порою чуть покачивало, пыхтел впереди паровоз, даже чай в фирменных подстаканниках был принесен услужливым, хотя и чуточку хамоватым проводником, только небольшая задержка лишила Кротова главного. Того, о чем он мечтал последнее время. Да и с какой стати Писаревской тоже вдруг отправляться в другой город не в назначенный день, а на следующий? Кротов, разумеется, не удержался, в расчете на какой-то вообще невероятный случай прошел весь поезд из конца в конец - с вполне ожидаемым результатом. Редко бывает, чтобы человеку везло во всем. С одной стороны, арест даже помог, оставшиеся дела в Москве разрешились моментально после выхода. Внутренний карман приятно оттягивал револьвер, обычный офицерский «наган» двойного действия, пусть не слишком новый, зато привычный и надежный. К нему даже имелось разрешение, как сказали, действующее не только на территории Московии, но и в некоторых сопредельных государствах, в том числе и в вольном городе. Плюс еще кое-какие бумаги, которые могли
помочь в некоторых случаях и погубить в иных. Имелся даже прекрасно сработанный паспорт на фамилию Ерпылева, жителя подмосковного села Фрязино. Документ наводил на определенные мысли. Какая же борьба должна кипеть на верхах, если они штампуют поддельные удостоверения, лишь бы избавить «своих» людей от слежки конкурентов? Прямо какая-то тайная война, вполне возможно - с жертвами. И все падкие на сенсацию репортеры дружно молчат. Раскроешь рот - уберут. Это не заурядный криминал смаковать, тут ставки заведомо другие.
        И уж вдвойне странно было получать подделку из рук правителей государства. Кротову доводилось пользоваться фальшивками, куда от них деться в царстве свободы, но в частном, так сказать, порядке. В общем, чем дальше, тем веселее.
        Соседей по купе было двое. Оба крепкие, вся разница - блондин постарше и пошире в плечах, да брюнет помоложе и чуть худее. Василий и Иван - если они, разумеется, представились своими именами. Имелось у Кротова некоторое сомнение, уж не сопровождение ли это? Не слишком хорошо преувеличивать значение собственной личности, и все же…
        А может, действительно случайные люди, ехавшие в бывшую имперскую столицу по неким торговым делам. Там - порт, возможность вывоза и ввоза, потому многие торговые дома имели в Петрограде свои представительства или хотя бы деловых партнеров. Соответственно, всевозможные курьеры сновали между городами без конца взад и вперед.
        Существовал третий, довольно неприятный, вариант, что мужчины - из конкурентов усатого. При желании вычислить Кротова Комитету не составляло труда. На нелегальное положение он не перешел, а осведомителей у грозной организации хватало. Как повяжут ночью!
        Василий с Иваном о своих делах особо не распространялись. Как, впрочем, и Кротов. Обошлись общими словами, да и о текущей политике не сказали ни слова. Не те времена. Тут не знаешь, кому доверять, потому не веришь никому. Разговором завладел Иван. Говорил он все больше о бабах, то о какой-то Зинке с Тверского, то о Нюрке с Замоскворечья. Временами в бесконечном повествовании появлялась какая-то третья, только Кротов пропускал речи мимо ушей. Думал о своем, а тут лишь машинально поддакивал в требуемых местах да вставлял соответствующие случаю реплики.
        Зато, помимо всякой ерунды, удалось узнать кое-что о царящих в вольном городе нравах, правилах и прочем, что, собственно, составляло жизнь. Узнанное не радовало. В отличие от строгой Москвы с ее поисками врагов или Сибири, где вдали от городов законов вообще не имелось, в Петрограде был некий сплав анархии с вечным военным положением. Кварталы иностранцев охранялись, уважающие себя люди без сопровождения не ходили, зато были районы, в которые не рекомендовалось соваться даже днем, ночью же туда мог забрести разве самоубийца.
        От выпивки Кротов отказался. Намешают какой-нибудь дряни, и очнешься непонятно где. Если очнешься вообще. О подобных случаях говорили много, не хотелось бы оказаться невольным участником одного из них. Пришлось сослаться на обилие дел сразу по приезде и расстроенное контузией здоровье.
        - А ты что, воевал? - немедленно спросил Иван, по молодости на войну явно не успевший.
        - Было дело. Ранили, контузили, газами траванули. Ладно, живым остался, - и замолк, давая понять, что тема исчерпана и подробнее вспоминать незачем. Одни любят вспоминать войну, другие - нет. Кому что досталось, и на все накладывается проигрыш. Вместо победоносного вступления в Берлин произошел распад империи, и любое хвастовство, эх, каким я был лихим и смелым, на этом фоне выглядит несколько натужно.
        Спал Кротов чутко, в любой момент был готов к неожиданностям, однако ночь прошла спокойно. Порою поезд замирал на станции, и снаружи доносились голоса, порою кто-то шагал по коридору, а в целом - лишь стучали колеса да уплывали назад отмеренные версты.
        Московскую таможню миновали вообще без сучка без задоринки. Лишь проверили документы, а вещи смотреть и не стали. Впрочем, было бы что смотреть! На троих пассажиров - два небольших чемодана и два саквояжа. Тут захочешь, ничего не провезешь, просто некуда положить что-нибудь ценное. А на мелочь не обращали внимания. Хотя Кротову почему-то показалось, будто в числе прочих бумаг Василий протянул таможеннику какой-то небольшой листок, отчего глаза представителя власти на мгновение расширились, но затем привычка к самоконтролю взяла вверх, и лицо таможенника вновь превратилось в бесстрастную маску.
        А может, все лишь показалось, и ничего такого не было. Уж Кротову было прекрасно известно: начни кого-то подозревать, и сразу находишь массу подозрительного. То человек не так посмотрел, то что-то сказал, то не так шевельнулся. А потом оказывается: ничего плохого за этим не стояло. Обычная игра воображения да набор случайностей.
        Еще одна таможня, к счастью, тоже оказавшаяся формальной, пожелание счастливого пребывания в колыбели революции, а там - неторопливые сборы, чай, и вот уже Николаевский вокзал.
        Петроград…

2
        Вольный город Петроград встретил прибывших пасмурно. Ни одного просвета в мрачном сером небе, да еще под ногами грязь, словно здесь не только не убирали, а, наоборот, наваливали остатки тающего снега вперемешку с землей прямо на тротуары. Даже дома вокруг вокзала Свободы, как был переименован бывший Николаевский, и те смотрелись, словно за ними не следили уже несколько веков, а не лет, как было в действительности.
        Вокруг царила толчея. Народа в поезде хватало, как и встречающих, да и просто всевозможных торговцев, равно как и зевак. Шум, гам, кто-то так и норовит толкнуть походя, не то ради озорства, не то в попытке обшарить карманы.
        Одеты тут тоже были весьма разнообразно. Прибывшие и встречающие - прилично, а вот среди прочей публики можно было увидеть всякое. Благо оттепель, практически весна, и кое-кто даже щеголял во флотских бушлатах. Этакое напоминание о прошлом, когда весь город был едва не отдан на разграбление буйной матросской братве. Не зря от таких до сих пор шарахались, предпочитали особо не связываться, хотя бушлат напялить может любой, и были ли то действительно бывшие моряки - вопрос весьма интересный. Видно, местные крепко запомнили давние послереволюционные дни.
        На самом деле флота как такового давно не имелось. Если согласно капитуляции перед Германией бывшие эскадры просто встали на прикол, что еще оставалось делать, когда они были небоеспособными с самого февраля, то ставшие победителями недавние союзники поступили намного безжалостнее. Линкоры были забраны в виде компенсации за преждевременный выход из войны, оставшиеся же эсминцы так и застыли на вечном приколе в Кронштадте. Да и на какие шиши вольному городу содержать военный флот? Моряки еще долго буйствовали, но постепенно разбрелись по иным городам и весям, лишь часть из них так и осталась в Питере в самом разнообразном качестве. Как ни желали некоторые горячие головы, никакой матросской республики не получилось. Любое государство - это еще некоторое хозяйство, а не просто разгул страстей. Вон, сейчас даже заводы заработали. Пусть не в полную мощь, и все-таки… Рядом несколько новоявленных государств, и кое-что из продукции имеет там неплохой сбыт. Но главным, разумеется, был сам порт. Вокруг него все крутилось всю навигацию, и оставалось пожалеть, что зимнее время проходит впустую.
        Как раз порт Кротова совершенно не интересовал. Вернее, ему в любом случае следовало явиться в одну из контор для выполнения поручения - и только. Тут все сразу, и официальное прикрытие поездки, и очередная передача номеров счета тайной организации, только по прикидкам времени на подобное потребуется немного. А вот что там будет с заводом… Как ни относись к власти, пока она отстаивает интересы России, сотрудничать с ней необходимо.
        - Где решил остановиться? - спросил Василий.
        - Гостиницу поищу. - Когда-то у Кротова хватало здесь знакомых. Все-таки два года проучился в Николаевском, а там хватало и местных уроженцев, да и опять-таки барышни… Только стоит ли кого-то впутывать в нынешние дела, пусть не прямо, так косвенно?
        Счастливые старые годы, даже несмотря на неизбежный «цуг».
        - Может, с нами? Тут на Лиговке в бывшем доходном доме неплохую гостиницу открыли. Недорого, сравнительно спокойно… Да и отсюда близко. Пешком дойти можно без всяких извозчиков.
        - Уговорили. - На самом деле Кротову интересно было: действительно ли оба случайных попутчика приставлены к нему кем-то из новых московских знакомых? Вроде не особо сближались, а расставаться не хотят. Но тогда, соглашайся не соглашайся проследят и найдут. А то и передадут по эстафете кому из здешних коллег. Наверняка между двумя бывшими столицами существуют связи. С другой стороны, в одном здании ночевать, в разных - велика ли разница? А по делам все равно предстоит каждому ходить самому. Тут хоть знаешь, кого подозревать.
        Иван между тем вертел головой, словно ожидал появления какой-нибудь из перечисленных в дороге пассий. Но те явно не спешили на встречу, а может, вообще не существовали в природе.
        Вот с извозчиками точно имелись проблемы. Стояли на площади несколько экипажей, однако их в момент расхватали более проворные из пассажиров, а тем временем несколько наиболее важных путешественников уже уселись в застывшие в ожидании автомобили, которые с недавних пор звали на зарубежный манер «таксомоторами». Оставалось в самом деле или идти пешком, или добираться на трамвае. Как тут не возблагодарить судьбу за малый багаж?
        После поезда пройтись было даже приятно. Казалось странным: в Москве оставили натуральную зиму, а тут уже наступила весна. Может, ночью и подмораживало, но теперь-то все тает, порождая воду и грязь, и невольно вспоминались старые столичные дворники, заботившиеся о дорогах.
        Ну почему с наступлением свободы все российские города словно соревнуются, который первым из них утонет в грязи?
        Гостиница тоже не блистала чистотой. По качеству она скорее походила на ночлежку, зато действительно располагалась сравнительно недалеко от вокзала. Номера с новыми знакомыми оказались соседними, и Кротов не знал, радоваться ли этому или печалиться? Хотя какая разница? Любой случайный постоялец может с легкостью оказаться чужим агентом, и ведь не вычислишь его сразу.
        - Может, отметим прибытие? - Иван выразительно коснулся шеи.
        - Не хочется, - отказался Кротов. - Лучше пройдусь. Давненько я здесь не был. А когда-то доводилось. Может, встречу кого из знакомых. Был у меня один приятель. На Обуховском работал…
        Показалось или нет, но мужчины переглянулись с некоторым одобрением. Да сколько можно?! До каких пор придется делить всех собственных сограждан на своих и чужих?..

3
        Признаться, неведомый танк заочно казался огромным, чуть ли не как трамвай. На деле же боевая машина была длиной метра три с половиной, с дополнительным хвостом - на метр больше. Чуть задранные спереди узкие гусеницы, угловатый корпус с возвышавшейся над ним небольшой башенкой - ничего особо грозного. Даже броневики вроде бы выглядели порою солиднее. Особенно «Гарфорд-Путиловец» с горной трехдюймовкой и тремя пулеметами. А тут - кургузая тридцатисемимиллиметровая пушечка слева и пара пулеметов, с виду - явно Федорова, справа.
        Но бывшие союзники, ставшие в конце едва не врагами, танки хвалили, и оставалось положиться на их мнение. Если просто поддерживать атакующую пехоту, может, и ничего. Поможет путь через проволоку проложить, огневые точки противника подавит, да и вражескую пехоту к земле прижмет.
        - Плохо лишь, что перезаряжать сразу два пулемета относительно долго, - вздохнул сопровождающий Кротова инженер. - Один было бы удобнее, но с другой стороны, два ствола дают больше свинца. Зато преодолевает ров в полтора метра длиной, да и скорость по шоссе с новым двигателем удалось повысить до тринадцати километров в час.
        Кавалерийского офицера подобная скорость потрясти не могла. Но ведь и танк предназначен не для рейдов, а для прорыва обороны. Справедливости ради, не кардинальной, полевой.
        - А броня?
        - Пулей не пробивается ни с какой дистанции, - с законной гордостью поведал инженер.
        Последнее радовало. Броневики далеко не всегда выдерживали пулевое попадание. От снаряда по-любому не убережешься.
        - И вы все сами разработали? - не удержался Кротов.
        - Частично. В Эстонскую захватили один «Фиат», это итальянская модернизация «Рено FT», и на его основе…
        Назвать войной давнюю стычку с новоявленной республикой можно было лишь с большой натяжкой. Так, небольшой конфликт между двумя карликовыми государствами. Некие горячие эстонские головы в правительстве решили, что часть территории вокруг вольного города издавна принадлежала им. Благо матросской вольницы у них не было, как не было непрерывного петроградского бардака. Забыли лишь о фортах, а там калибры не чета сухопутному. Да и в Москве опомнились на короткое время, поддержали своих одной бригадой, а тут победители Великой войны решили прекратить начинающуюся свару. Явно не за Петроград испугались, за созданное при их же помощи новое национальное государство. Вдруг разнесут его на клочки и места на карте не оставят? После первого же рявканья враждующие стороны разошлись на исходные, а потом заключили мирный договор. Да и много подобных стычек было между обломками рухнувшей империи. Надо же как-то поделить оставшееся бесхозным наследство, раз хозяина больше не будет. Сколько появилось государств? Считать и то не хочется.
        Хорошо, что появился шанс уменьшить их число хотя бы на единицу.
        - Задел у нас сейчас порядка полутора десятков машин. Если по двигателям и по корпусам. Не хватает автоматов Федорова, еще кое-чего из обещанного нам. И разумеется, нужны деньги. Не стану скрывать: завод переживает далеко не лучшие дни. Конечно, не семнадцатый год, когда нас вообще прикрыли, и не двадцать первый, когда пришлось собирать растасканное и вновь пускать производство, но все-таки…
        - В случае выбора нашего кандидата деньги будут в самые ближайшие дни, - заверил Кротов, как ему было велено. Тут выборы уже в это воскресенье, иначе говоря - послезавтра. Заодно можно будет посмотреть на верность слову - если спасенный политик действительно победит. - И вот еще что…
        Кротов передал главное - необходимые для сделки бумаги. Раз все совершалось в тайне, то даже факт наличия договора требовалось скрывать. Возможный кандидат вообще не любил вершить дела прилюдно, насколько понял бывший полковник.
        Странно. С учетом: прочие из кожи вон лезут, дабы подчеркнуть собственную значимость и придать вес любому совершенному действию. Только бы оно казалось лишь немного осмысленным…

4
        Разумеется, удержаться от воспоминаний Кротову не удалось. Он не мог не пройтись по Ново-Петергофскому проспекту, хотя бы издали взглянуть на родное здание с тремя флигелями, раз уж не судьба зайти внутрь.
        Новой власти оказалось ни к чему старейшее кавалерийское училище, в котором некогда начинало свой путь немало известных людей от Лермонтова и до офицеров и генералов минувшей войны. Ни к чему оно оказалось и многочисленным торговым организациям, расплодившимся в вольном городе. Огромный комплекс, явно чересчур великий для деловой конторы, даже самой большой, от порта далеко, да и внутренняя планировка предназначена отнюдь для другого. Поэтому, как уже узнал Кротов, комплекс находился в состоянии вечного ремонта. Кто-нибудь его выкупал, начинал перепланировать да перестраивать изнутри, разорялся, а то и решал не тратить больше деньги, перепродавал другому, а тот начинал перестройку опять… И так до бесконечности уже в течение ряда лет.
        Сейчас, судя по всему, как раз начинался очередной этап переделок. Даже еще не сами работы, лишь подготовка к ним, а то еще и подготовка к подготовке. Но ворота и двери были наглухо закрыты, вдруг случайные люди украдут что-то из вновь приобретенного имущества, если оно вообще осталось посреди славных стен. А так мечталось некогда заявиться сюда убеленным сединами и украшенным крестами генералом! С легкой снисходительностью взглянуть на тянущихся в струнку отчетливых корнетов и сугубых зверей - как называли юнкеров второго и первого курсов.
        Годы прошли, кресты имеются, а вот генералом стать так и не довелось.
        А ведь время учебы было самым лучшим, вдруг с ностальгией подумал Кротов. Несмотря на традиционный «цуг», на постоянную занятость, на необходимую зубрежку и отрабатывание строевых приемов, а также многое и многое другое, несмотря ни на что не казавшееся даже тогда утомительным. Сам же выбирал судьбу и был горд оказаться достойным жребия.
        И разумеется, счастливейший день, когда после высочайшего приказа юнкерская форма сменилась офицерской, а на плечи - впервые - символом чести легли золотые погоны. И пусть потом количество звездочек росло, и даже просвета в положенный час стало два, но может ли что-нибудь сравниться с тем неземным блаженством?
        Где то счастливое время надежд? Кажется, солнца и тепла было больше, теперь же осталась лишь пасмурная слякоть, и больше ничего. Кстати, уже скоро стемнеет. Времена свободные, новые, лучше не маячить на улицах. Пусть не страшно, но к чему потом разборки с различными органами? Сейчас главная обязанность Кротова - быть незаметным.
        Машинально проверил, легко ли дотянуться до револьвера. Однако обратный путь прошел сравнительно гладко, без каких-либо эксцессов. Кротов не стал заходить в номер к новым знакомцам. Пусть лучше думают, будто загулял. Если они - враги. Если же люди случайные, то тоже отчитываться перед ними он не обязан.
        Дорога, переговоры, прогулка, воспоминания… В сочетании это отняло немало сил, однако бывший полковник еще долго курил, ложился, опять вставал и тянулся к папиросам.
        Потом, было наверняка очень поздно, хотя на часы Кротов не смотрел, удалось, наконец, погрузиться если не в крепкий сон, то в дрему. Однако сказалась привычка. Даже сквозь сон Кротов услышал, как кто-то осторожно пытается вставить ключ в дверь его номера. И сразу сознание прояснилось, а рука скользнула под подушку, где лежал револьвер. Добрые люди ночами по чужим номерам не ходят. Тем более со своим ключом. Да и гостиничная обслуга - тоже, если на то пошло.
        Стараясь не скрипнуть сеткой кровати, Кротов мягко соскользнул на пол, натянул брюки - неприлично гостей в неглиже встречать, - и плавным движением оказался сбоку от двери. Выстрелить успеется, не зря когда-то был получен Императорский приз за стрельбу из винтовки и револьвера. Прежде неплохо бы побеседовать. Узнать, кто заходил, откуда, может, от кого просили привет и гостинцы передавать.
        Поворота ключа так и не последовало. Вдруг в коридоре что-то рухнуло, а затем послышался иной шум, который с ходу опознать Кротов не смог. Похоже, кого-то волокли прочь. Вроде бы отворилась дверь соседнего номера.
        Опа-па. Интересно. Выглядывать сразу Кротов не стал. Пока вставишь ключ, пока откроешь дверь, пока выглянешь в светлый в сравнении с темнотой номера коридор… Ведь вполне может быть, что по ту сторону только этого и ждут, а звуки те - для привлечения внимания.
        В глубине души вдруг возникла уверенность, что опасения напрасны. А вот соседи… Только ли они ангелы-хранители или их обязанности значительно шире? Например, решить на месте, достоин ли человек доверия или является скрытым врагом?
        Надо будет обдумать мысль получше.
        И с этим Кротов, наконец, уснул…
        ГЛАВА 11
        Сибирская республика

1
        Трое вышли из подворотни внезапно. Свою роль сыграла и царившая на улице темень, и снег, скрипевший под ногами, почти не дающий услышать посторонние звуки, и вертящиеся в голове мысли. Во многом сам виноват: нечего ротозейничать в позднюю пору.
        А если подумать, то дожили! Если сотрудник милиции опасается ходить ночью, дела скверные.
        - Эй, мужик!
        Николаев сделал вид, будто не слышит обращения. Не в настроении был для разборок со всякой шантрапой.
        Но трое уже заступили путь, почти перегородив улочку, и тут же снег скрипнул позади. Мимолетный взгляд. Еще двое. И тут не трое, а четверо. Еще один присоединился к приятелям. Может, тогда еще где прячутся? Хотя вряд ли. Сколько их нужно на одного прохожего?
        - Че? Оглох?
        А стоят так, что не прорвешься. Попробуешь побежать, в момент перехватят. И назад не дернешься. Мастера…
        - Куда прешь? Тут за проход платить надо.
        - Много? - поинтересовался Николаев. В нем уже зарождалась холодная злость. Распоясались!
        - Достаточно. Гони монету, мужик.
        - Слушай, мужик, предлагаю другой вариант. Вы сейчас же чешите отсюда быстрым шагом, и я говорю, что никого не видел.
        - Че? - гопстопник поперхнулся. - Че, вообще оборзел? Да ты знаешь, кто перед тобой?
        - Бандиты, кто ж еще?
        Расстояние было метров пять, многовато для вульгарной драки. Хотя что тут его сократить? Несколько шагов, и понеслось…
        - Какие бандиты? Да перед тобой сам Покровский! А ну, сымай полушубок! Котлы, ржавье - все сюда.
        - Какое ржавье? Я что, на купчину похож? - Но расстегивать полушубок Николаев стал. Даже перчатку снял для удобства.
        - Сейчас ты на покойника похожим станешь! Говорят - перед тобой Покровский! А ну, пошустрее!
        И в качестве дополнительного аргумента извлек револьвер.
        - Куда торопитесь, мужики?
        Рука привычно обхватила рукоять «нагана». Торопились мужики явно на тот свет. Не тот объект для нападения выбрали. В таких делах осторожность нужна.
        Первая пуля ушла в того, вооруженного. Он еще падал, а Николаев чуть повернулся и двумя выстрелами обезопасил свой тыл.
        - Руки! Мать вашу! Развелось самозванцев! Покровские, так вас и этак!
        Где-то залаяла собака, и ее прочие товарки подхватили, устроили настоящий концерт.
        Один из разбойников рванулся, бросился прочь, словно можно убежать от пули. Пара шагов, грохот, падение тела…
        Двое оставшихся поневоле сделались покладистее. В барабане имелось три пули - даже с запасом. Кто-то позади стонал, и его стоны слышались даже сквозь собачий лай.
        - Ну, и кто из вас Покровский? Ты? Или ты? - показывать пальцем некультурно, а вот стволом - очень даже ничего. - Мелковаты вы для него. Он на такую мелочевку не разменивается.
        - Слышь, мужик… - но дальше слов не нашлось.
        - Не глухой. И не дурак в отличие от некоторых.
        Мысли в голове вновь текли плавно. Милицию никто вызывать не будет. Обыватели столько натерпелись за все последние годы, что единственной их политикой стала простейшая: моя хата с краю. Соседей убивать будут, никто на помощь не придет. А уж на улице вообще твори что хошь. Так что придется оставлять убитых и раненых прямо здесь, а этих конвоировать по назначению. Ближайший милицейский участок рядом, даже километра не будет. Минут десять-пятнадцать. И ведь так отдохнуть сегодня хотелось! А вместо этого опять бумаги, протоколы… Хоть кончай всю банду прямо на месте!
        Поневоле с ностальгией вспомнишь старые времена с обязательными городовыми. Тогда на стрельбу быстро кто-нибудь примчался бы. А тут дрыхнут славные блюстители народного покоя, а то и специально не высовываются, чтобы ненароком не нарваться на разбойников и обычных хулиганов.
        - Руки повыше. Малейшее движение - стреляю, - предупредил Николаев.
        А если бы в банде было восемь человек? «Наган» - штука безотказная, а вот для реальной стычки не всегда удобная. Попробуй перезаряди! Были бы банды маленькие, но преступность давно зашкаливает. Скоро такими темпами честных обывателей совсем не останется.
        - Слышь, мужик, может, договоримся?
        - Кое-кто договорился уже. Теперь лежит. Три шага назад. И без глупостей!
        Шагнул вперед, подобрал оружие у первого из упавших. Такой же «наган», вытертый до белизны, старенький, не раз бывавший в деле. Сам бандит еще постанывал. Редкая пуля убивает сразу наповал. Гораздо чаще приходится перед приходом костлявой помучиться. Но этому хоть помочь можно.
        Трофейный револьвер Николаев держал в левой руке. Когда-то специально тренировался, да и какие проблемы попасть в упор? Зато с ходу определяется серьезность намерений банды.
        - Надо же! Заряжен! - качнул головой Николаев после револьверного грохота. - Я-то думал, вы пошутить вышли.
        - Мужик!.. - Подобно многим бандитам, двое «счастливчиков» отнюдь не блистали чрезмерной храбростью. - Мы че? Тебе сделали что-то?
        - Странно. Я думал, Покровский посмелее будет. Вот интересно, если сообщить Виктору Леонидовичу, что какая-то шантрапа прикрывается его именем, что тогда будет? Дрейфите? Ладно. Все, что смогу для вас сделать: отвести в обычный участок. Народный суд помягче бандитского. А ну, вперед! Руки не опускать. Мою стрельбу сами видели…
        Жаль было оставлять недобитых и необысканных, только иного варианта не было. На секунду выпустишь парочку из вида, сам рискуешь покойником стать.
        Уже в участке, тщательно чистя родной «наган» и дожидаясь возвращения дежурных с телами, Николаев мельком подумал: не слишком ли много в последнее время развелось самозванцев? Каждая сявка норовит представиться Покровским. Интересно, где сейчас сам прославленный летчик и Георгиевский кавалер? Молва уже определила его в народные защитники, и, положа руку на сердце, в чем-то Николаев был с ней согласен. На уголовщину Покровский явно не разменивается, тут пахнет политикой. Организацией сопротивления нынешней власти. И вообще, общая обстановка чем-то напоминает далекую весну семнадцатого года. Такой же бардак, полный беспредел на улицах, только вместо прежней эйфории - всеобщее разочарование и очередной поиск виновных.
        Дела…

2
        - Хотите анекдот?
        Суханов перехватил невыспавшегося начальника в коридоре перед кабинетом.
        - Что еще случилось? - буркнул Николаев.
        Вчера вечером он оказался прав. Бумагомарание затянулось, и на сон времени, как всегда, не хватило. Не в первый раз и явно не в последний.
        - Даже не анекдот, а нынешняя быль. Наши доблестные оккупанты потребовали у правительства, чтобы оно взяло на себя охрану американских военнослужащих.
        - Что? - Ключ застрял в двери.
        - В свете, так сказать, возросшей партизанской активности. Оказывается, Покровский недавно потребовал у одной из частей в ультимативной форме выдать ему некоторое количество оружия и боеприпасов. Под угрозой нападения. И что? Дали, не рыпнулись.
        - Где?
        - В Чите. Вскоре после его ухода отсюда. Просто вскрылось только что, - Суханов светился от счастья.
        Американцев население не любило. С чего испытывать светлые чувства к чужим войскам на своей территории? Ведут себя нагло, как победители и хозяева, а с какой стати? Войны им Сибирская республика не проигрывала. На каком основании их вообще пригласили сюда? Для охраны народного правительства, что ли? Так ведь народ против.
        - Это… Интересно, - процедил Николаев. Он уже справился с замком и первым шагнул в кабинет.
        - Вас поздравить можно? - Суханов без приглашения вошел следом. - В одиночку целую банду перестреляли.
        В голосе чувствовалась зависть. Помощнику тоже хотелось бы так; встретиться с разбойниками да перещелкать всех без особых затей и изысков. Банд в городе хватало, от заурядных хулиганов до более-менее серьезных, только Суханову они упорно не попадались на темных ночных улочках. Может, и к лучшему. Схватка - вещь непредсказуемая. Практики у помощника было заведомо меньше, чем у следователя, вдобавок прошедшего войну.
        - Обнаглели урки вконец. Это… Так мы в преступности захлебнемся. И смертную казнь за уголовщину отменили…
        - Потому надо их ликвидировать сразу на месте преступления! - с жаром поддержал Суханов.
        - Всех не перестреляешь. Это… Какие еще новости?
        Николаев уже ставил на примус чайник. Спать хотелось невыносимо, хоть чайком побаловаться, вдруг появится долгожданная бодрость? Заварка еще имелась, конечно, не ахти, но где-то неподалеку от настоящего чая она все-таки была.
        - Большей частью скверные, - поведал Суханов. Была в нем особенность - узнавать все одним из первых. И когда успевал?
        - Давай тогда скверные, - Николаев закурил в ожидании кипятка.
        - В городе сравнительно нормально, - успокоил следователя помощник. - Так, пара убийств, кражи, то-се… Ничего необычного. А вот в деревнях, сказывали, мужики заволновались. Не желают поддерживать власть.
        - Кого хотят? - деловито осведомился Николаев.
        - Наверно, сами не знают. Только не нынешних. Чую, по осени налоги собрать с них будет непросто.
        - Мужицкая республика. Это тоже проходили. Тупиковый путь. Но раз власти за столько лет не сумели навести минимального порядка…
        - Ходят слухи, будто на сей раз хотят прижать крестьян к ногтю. Будто планируют ряд карательных акций, чтобы, значит, раз и навсегда…
        - И получат всеобщее восстание. Сибиряки - народ вольный, смотреть, как их давят, не станут. Тут не один Покровский объявится. И офицеры, это… найдутся, и свои вожаки. А оружия у них на первое время хватит. Весьма подозреваю. Хотя, судя по происшествию, Покровские без того скоро пойдут толпами.
        - И что же будет? - Суханов, кажется, впервые задумался о подобной перспективе.
        - Это… Откуда я знаю? Поживем - увидим. Наше дело - преступников ловить, а не политикой заниматься. Давай лучше чайку попьем. Пока нас начальство не востребовало. Ведь потребует. Меня, во всяком случае, - точно.
        Но выпить кружку он все-таки успел. Даже закурить и сделать пару затяжек. А уж после этого рабочий день понесся по привычной колее.

3
        - Честно скажу, Лука, дела плохи. - Начальник демонстративно вздохнул. Мол, не я в том виноват. - Конечно, за уничтожение банды тебе благодарность. Может, и не стоило сразу стрелять, лучше задержать бы, но я-то понимаю… Тут даже самый ярый ревизор не подкопается. А вот что Покровского мы упустили, по головке не погладят.
        - Не только мы, - резонно отозвался Николаев. - Это… Там столько поимщиков было, что наше участие почти не требовалось. Сами виноваты. Кто мчит сломя голову, да без разведки?
        - Да понимаю я все! Но кто же в ошибках признается? Еще повезло, что положили ихнее начальство, на него и свалить можно. А иначе быть нам козлами отпущения. Но по-любому Покровского нам не простят. И мне, и тебе в особенности, как следователю, который дело вел. Сегодня намекнули - надо бы исправиться. Не в самом городе, так в окрестностях его поискать. Не забыл, что мы еще и за уезд отвечаем?
        Формально так и было, но реально… Это даже не европейская Россия, тут пространства немерены. Никаких исправников давно нет, и как искать кого по деревням, когда там в случае чего - круговая порука или самочинная расправа, бог весть.
        - Бесполезно все это. Нет уже Покровского. Умный человек, что ему сейчас тут делать?
        - Думаешь? - Начальник взглянул с некоторой надеждой. Ему не хотелось заниматься поисками не то партизана, не то бандита, особенно с учетом откровенного риска. Когда в банде неопределенное количество лиц, а на вооружении у нее даже пулеметы, то что сделает обычная милиция?
        - Уверен. Это… Судите сами. Покровский славится мобильностью. Иначе ему никак. Сегодня здесь, завтра - там, а ведь скоро весна. На санях не поездишь, даже на телегах - ни в какую. Начнется распутица, и никаких перемещений. Отсиживаться в деревне, разумеется, можно. Мало ли их в стороне от железной дороги? Только банда большая, ее кормить надо. А Покровский, это… выигрывает тем, что выступает как бы защитником простого люда. Потому те его и покрывают. Этакий Робин Гуд наших дней. Вряд ли он станет нарушать сложившийся образ да объедать крестьян. Да и, Суханов тут говорил, видели его уже в Чите. А она где? Далеко. Не наш район и даже не наша губерния. Пока ему возвращаться точно незачем. Награбил он достаточно, думаю, некоторое время переждет в Харбине. Погуляют, отдохнут, благо никто там его не трогает. А вот ближе к лету…
        Начальник невольно вздрогнул. Видно, представил, что может здесь быть в теплое время года.
        - Я сообщу наверх твои предположения. Но сам понимаешь, соображения соображениями, а им хоть какой результат нужен. Или хоть видимость результата. Раз дело решено считать уголовным, то и работать по нему предстоит нам. Я вот тут подумал: должны же быть у Покровского сообщники? Он же как-то узнаёт и об отправке грузов, и даже кто ту деревню спалил. Хотя бы их поискать.
        - Интересно, как? Мы же с вами понимаем - он не с уголовниками имеет дело. Может, связи, это… вообще тянутся туда, куда нам заглядывать не положено?
        - Типун тебе на язык!
        Николаев лишь плечами пожал.
        - Значится, вот что… Как хочешь, но поищи хоть кого-нибудь, связанного с бандой.
        - У меня всяких дел… - напомнил следователь. - В лучшем случае половины не раскрыть.
        - Отложи какую-то часть. Я утром услышал о твоем вчерашнем подвиге и обрадовался. Уже подумал - вдруг действительно людей Покровского взял? - неожиданно признался начальник.
        - Они на гоп-стоп не размениваются. Что с такого, как я, возьмешь?
        - Да понимаю я! Но все-таки, Лука, ты уж постарайся. Поищи хоть кого-то, кто связан с бандой. А то сошлют нас с тобой в лучшем случае на какую-нибудь глухую станцию рядовыми милиционерами, а могут вообще уволить без выходного пособия.
        - Знать бы, где искать! Мы же не комитеты всякие, у нас агентов среди всех слоев населения нет…
        - Так заведи!
        Оба прекрасно понимали невозможность этого. Как и то, что даже если в случае небывалой удачи им удастся напасть на реальный след Покровского, ничего это не даст. Вот если бы пораньше, когда Покровский был в городе! А сейчас - толку с того!
        - И вот еще… Ты бы помотался немного по уезду. Вдруг там что узнаешь? А я тебе командировочные выпишу. Даже взять кого из сотрудников разрешу. И для помощи, и для охраны…
        Последнее мог бы не говорить. Уж в трусости Николаева еще никто не упрекал. Ни на фронте, ни здесь.
        - Далеко? - уточнил Николаев. Всякая глупость обязана иметь границы. Жаль было напрасно затраченного времени.
        - Хотя бы по станциям, - начальник понял его несколько иначе. Вдруг в случае прогулки по дальним деревням потребует небольшого отряда?
        - По станциям я проедусь. Вот результат…
        Впрочем, когда наверху требуют, иногда нужен не столько результат, сколько видимость дела.

4
        - Интересно, там хоть будет где переночевать? - Суханов оторвал взгляд от окна. - Или обратный поезд будет?
        За окном медленно проплывал привычный пейзаж. Бесконечные просторы, где дремучая тайга порою сменялась протяженными полями, и все это покрывал снег. Март месяц лишь условно считается весной. До теплых дней еще жить да жить… Может, где-нибудь на юге дела обстоят иначе, да в иных краях Суханову бывать пока не доводилось.
        - Обратный только завтра, - заметил Николаев. - Я расписание смотрел. Поездов этих осталось… Одни, это… товарняки.
        - Зато попутешествуем за казенный счет! - бодро улыбнулся помощник. Ему по молодости лет все было интересно.
        Обоим было ясно: ничего они конкретного не узнают. Опрашивай народ, не опрашивай, если кто чего-то и знает, все равно озвучивать не будет. Кто из симпатии, кто - из боязни. Но из симпатии наверняка больше. Очень уж всех достала народная власть, опирающаяся на чужие штыки. Только если не хочет народ дарованного ему счастья, на собственных солдат надежды нет.
        - За казенный счет я бы даже дома посидел. Лишь бы не в казенном доме, - хмыкнул Николаев. - Если не ошибаюсь, скоро подъедем.
        В вагоне четвертого класса, начальство расщедрилось не слишком, да и на краткие расстояния можно было обойтись и этим, народа было не слишком много. Человек пятнадцать, главным образом - мужчин, которых дела погнали прочь от города. Понятное дело: местные все еще предпочитали ездить в санях, да и у многих ли простых людей имеются деньги на поезд? Тут бы на прожитье как-нибудь хватило.
        Сколько успел заметить Николаев, прочие вагоны тоже отнюдь не были переполнены вне зависимости от класса. Не зря поезда становятся короче год от года, хотя вроде бы кто-то из состоятельных все еще ездит до самого Владивостока.
        - И стемнеет тоже скоро, - вздохнул Суханов. - Как бы не пришлось ночлег по темноте искать.
        - Ерунда. Это… Уж какая-никакая гостиница все равно должна быть.
        Поезд стал потихоньку замедлять ход. Он и до этого не баловал быстрой ездой, той самой, которую, по утверждению Гоголя, любят русские. Зато постепенное торможение - признак близкой станции. Ноги размять, вопросы задавать, потом идти отдыхать…
        Нет, кажется, поторопились. Перестук колес стал звучать чаще, а затем без всякого предупреждения последовала резкая остановка. С верхних полок посыпались размещенные там баулы и мешки. Раздался неизбежный в подобных случаях мат. Вдоль вагонов тяжело бежали несколько мужиков в неизбежных по погоде полушубках.
        - Что за черт?
        А Николаев уже машинально проверял «наган». Он-то помнил недавние времена, когда каждое путешествие с завидной регулярностью сопровождалось приключениями.
        Кто-то уже лез в вагон снаружи и сразу радостно оповестил громким басом:
        - Граждане пассажиры! Контроль! Приготовьте деньги и ценные вещи! Вас приветствует Покровский!
        Словно для подтверждения откуда-то с головы состава хлопнул выстрел и следом - еще один.
        За обладателем баса показался еще мужик, помоложе. Оба держали в руках обрезы, и постоянно поводили стволами по сторонам.
        Суханов вскинулся, словно вдвоем было реально задержать легендарного партизана, разбив предварительно всю его банду.
        - Еще одни самозванцы на нашу голову, - тихо пробормотал Николаев.
        Помощник взглянул на него с невольным удивлением, откуда, мол, уверенность, но спрашивать не стал. Не до вопросов, да и ошибался Николаев весьма редко. Раз говорит, имеются какие-то основания.
        А Николаев думал уже о другом и гораздо более практичном. Возможно ли справиться с залетной бандой или стоит притвориться обычными пассажирами? Ценностей у следователя отродясь не имелось, с деньгами тоже было негусто… Но и сражаться вдвоем против банды было чересчур рискованно. Даже численность неизвестна, а пули самых умелых убивают с той же легкостью, с какой и новичков. Если нападавшие были новичками. У кого-нибудь за плечами Великая война, другие с детства привыкли промышлять зверя. Сибирь - не европейская Россия. В окно толком не видать, но если на каждый вагон пришлось по паре разбойников, то получается шестнадцать человек. Плюс несколько должны остаться с санями. Многовато для двух «наганов».
        Из-за перегородки выглянул звероватого вида мужик. Их там ехало двое, похожие, как братья. И сразу почему-то выскочила мысль: может, и не два «нагана»? Вдруг у кого-нибудь из пассажиров имеется оружие? В свободном государстве приходится быть настороже и самому принимать меры для безопасности в дороге. А тут единый в данный момент враг. Напали-то на всех.
        Из начала вагона, где задержался один из бандитов, послышался звук удара, а следом зловещее передергивание затвора. Они что, даже патроны заранее вогнать в патронники не удосужились?
        А дальше все решилось без следователя. Напарник разбушевавшегося разбойника проследовал мимо, очевидно, стараясь шерстить пассажиров с середины, а то и с другого конца, и вдруг исчез в соседнем купе. Сдавленный вскрик мгновенно оборвался едва слышным хрустом костей. Судя по изумленному взгляду Суханова, помощник еще не успел осознать происшедшего, а вот Николаев…
        Следователь выглянул в коридор. Первый бандит тоже что-то услышал, выглянул одновременно с Николаевым и сразу завалился с дыркой во лбу.
        - Вы это… как, мужики? - Следователь провернул барабан, выбил использованную гильзу и вогнал на ее место новый патрон.
        Безотказная штука, «наган». И бьет точно. А вот с перезарядкой - вечные проблемы.
        - Дык… Порядок, - отозвался звероподобный.
        Вот кто молчал, это незадачливый налетчик. Трудно говорить со сломанной шеей. Его обрез уже перекочевал ко второму мужику, а первый извлек откуда-то из кармана старый огромный «смит-и-вессон», в его руках казавшийся крохотным.
        Отовсюду в коридор выглядывали люди, вертели головами, не знали, что делать дальше?
        - Мужики! Кто с нами? - Николаев невольно подтянулся, как в давние годы перед строем солдат.
        Понятно, большинство предпочло скромно промолчать, потупить взор. Как в любое время и в любой стране. Вызвались все те же два соседа, и вряд ли лишь потому, что отступать им стало некуда, да еще парочка мужчин средних лет, ехавших в разных концах вагона. У одного из них имелся вытертый до белизны солдатский «наган», второму же пришлось довольствоваться трофейным обрезом.
        Но шесть человек - это не двое. Сила. Да и другие в поезде найдутся.
        - Да, прошу иметь в виду, - обратился Николаев к своему воинству. - Против нас не Покровский. Он никогда не грабит пассажирские составы, а его люди не таскают обрезы.
        - Что народ не грабит, мы знаем, - отозвался тот, с «наганом».
        Вот так и строй хитроумные умозаключения. А простой человек все понимает без них. Сердцем, душой или просто собственными представлениями.
        Интересно, а против партизана они бы пошли просто так? Хотя тот бы не дал повода. Зачем ему из-за мелочи портить отношение с народом?
        - Суханов, прикроешь с тыла! Ну что? За мной! - И Николаев первым рванул в тамбур.
        Дальше на некоторое время все несколько смешалось в восприятии. Тесные проходы, попытки с ходу определить, кто перед тобой, свой или чужой, грохот выстрелов, кислый пороховой дым, повисающий в воздухе…
        В голове поезда тоже гремело, но кто стрелял, бандиты или пассажиры, пока оставалось загадкой.
        Впрочем, путь оказался короче, чем думалось. Всего лишь два вагона, а затем незадачливые грабители выскочили и побежали прочь к ожидавшим рядом с дорогой саням. Но добежать удалось немногим. То одного, то другого догоняли пули, а последнюю жертву кусок свинца вообще выбил из несущихся саней.
        - Покровские, етить твою налево! - выругался Николаев, посматривая на таежную просеку, куда умчались немногочисленные уцелевшие налетчики. Что, впрочем, не мешало привычно освобождать барабан от стреляных гильз, а следом наполнять опустевшие гнезда новыми патронами.
        Вдруг еще Покровские объявятся? Многовато их стало нынче…
        ГЛАВА 12
        Москва

1
        Колеса вновь исполняли привычный перестук. Только путь на этот раз лежал обратно, а на сердце почему-то было много легче, чем в прошлую дорогу.
        Кротов сам удивлялся себе. Неожиданно он потратил немало времени на исполнение полуофициального поручения кандидата в президенты. Дело оказалось интересным, словно вдруг на некоторое время удалось вернуться на службу. Пусть от Отечества остались лишь куски, но из бесед с жителями Кротов уяснил: процесс объединения обеих столиц идет полным ходом и находит полное понимание в городе на Неве. Нет никакой разницы, кому удастся соединить былую империю в одном государстве. Единый флаг затем можно и поменять.
        С последним утверждением были согласны и те, кого Кротов навестил в своих тайных делах. Возрождение Единой и Неделимой было одной из главных целей Центра. Понятно, не единственной, и смиряться с новыми властями никто не желал. Но и мешать им в благих начинаниях не стоило. Урал, Петроград, а там, глядишь, и Сибирь, Украина, казачьи области… Начало-то положено. Да и обороноспособность грядущей стране необходима, а здесь не обойтись без восстановления старой и создания новой промышленности.
        Но не будет ли это пустыми обещаниями?
        Все те же попутчики, Василий и Иван, говорили все о том же. Точнее - ни о чем. Кротов попробовал им намекнуть о событиях первой питерской ночи, однако мужчины легко ушли от ответов, словно ничего не слышали. Ваня продолжал распространяться о женщинах, только на сей раз вроде о каких-то новых. А может, и не новых, подобные россказни Кротов привычно пропускал мимо ушей. Но зато вдруг вернулись воспоминания о случайной знакомой. Ведь собирался в начале найти ее, много ли в данный момент действует всяких учреждений культуры и газет, но в череде бесконечных дел на Обуховском заводе времени на что-то личное не осталось. А перед отъездом, в воскресенье, сообразил: девушка вернулась в Москву еще вчера. И теперь придется искать ее в Первопрестольной. Если удастся там задержаться.
        - А ведь выборы уже состоялись, - в такт мыслям неожиданно изрек Василий. - Правда, пока подсчитают голоса…
        Система была многоступенчатой, каждый из депутатов выполнял наказ своих избирателей, но вот насколько это отображало реальность…
        - Подсчитают до нашего прибытия, - как-то небрежно отмахнулся Иван. Он как раз вспоминал об очередной пассии и явно хотел вернуться к повествованию.
        - Мне кажется, все эти бесконечные выборы на небольшой срок - непозволительная роскошь, - неожиданно для себя признался Кротов. - Только лишняя трата денег и масса пустопорожней болтовни.
        - А если кандидат окажется не тем? - Василий переглянулся с приятелем.
        - Значит, изначально надо выбирать того. Руководствуясь интересами страны. А не справившегося убирать к какой-то матери.
        - Прямо и по-революционному, - рассмеялся Иван.
        - Ладно. Все это хорошо, но давайте спать. Скоро начнутся таможни, а завтра у каждого наверняка нелегкий день. - И Василий стал стягивать пиджак, демонстрируя пример.
        Ох уж эти границы между частями некогда единого целого!

2
        Вроде совсем немного отсутствовали в Москве, что такое несколько дней, а погода была уже иной. Пока ездили, оттепель докатилась и сюда. Снег подтаивал на глазах, вдоль тротуаров весело бежали ручьи, вода отражала выкатившееся на небо яркое и по-весеннему теплое солнышко. Природа начинала пробуждение от долгой зимней спячки, и вместе с природой невольно пробуждалась душа. Даже у людей немолодых и изрядно битых жизнью. Во всяком случае, Кротов чувствовал себя, словно сбросил лет пятнадцать, и не хотелось думать о плохом, а, напротив, просто верить в хорошее, которое обязательно сбудется. Не сегодня, так завтра, не завтра, так в ближайшие дни или месяцы. Что стоит немного потерпеть после затянувшегося ожидания?
        И, как обычно бывает в подобные дни, народу на улицах было полно. Пусть день считался рабочим, только многие предприятия до сих пор трудились не в полную силу, а уж всякий конторский люд и подавно найдет возможность вырваться под каким-нибудь предлогом да пройтись по свежему воздуху. И совсем уж много было детворы. Кто-то из ребят пытался пускать в ручейках самодельные кораблики, кто-то просто азартно топал по лужам, не задаваясь мыслью о промокающих ногах, кто-то носился, весело смеясь от возбуждения. Но попадались и мальчишки, занятые делом. Эти старательно расклеивали на тумбах какие-то листки, хотя выборы закончились и какая-нибудь нужда в агитации отпала.
        - А ну-ка! - Василий решительно шагнул и принялся читать свежую афишку.
        - Что там? - довольно равнодушно поинтересовался Иван.
        Кротов тоже не спешил расставаться с новыми знакомыми. Тем более показная отстраненность у них вдруг прошла, и старший объявил, что скоро за всеми троими должен приехать мотор. Маски оказались сброшены, и теперь двое попутчиков не скрывали принадлежность к определенному ведомству, равно как и то, что были приставлены к бывшему полковнику специально. Но, как понял из мимолетного намека Кротов, помимо слежки и охраны они выполняли и другие, не связанные с подопечным, поручения. А какие, о том постороннему в общем-то человеку знать не стоило.
        - Между прочим, товарищи, сегодня ближе к вечеру намечается митинг. И знаете по какому поводу? О необходимости перевыборов. Якобы результаты подтасованы.
        - Уже объявлены результаты? - с некоторым удивлением спросил Иван. О женщинах он больше не распространялся.
        - Насколько понимаю, пока нет, - хмыкнул Василий. - Но кто-то все равно против, каким бы результат ни был. На то и свобода, етить ее налево!
        - Мне кажется, выбор предрешен. И наши противники тоже знают это.
        - Если подходить к делу с сугубо марксистских позиций…
        Есть ли иные в стране победившей революции?
        Но события уже неслись вскачь, и взгляды конкретных участников не влияли на общую судьбу. Лишь на частную, только последнее - уже личные проблемы, а никак не общественные. А кого на исторических перепутьях волнует чья-то частная судьба?
        Но с каких позиций не подходить, решать предстояло не им. Авто уже подкатило, и оставалось лишь сесть да ехать, куда везут.
        И - разумеется - на сей раз никто Кротова на самый верх не приглашал. Какой-то человек, сам он не назвался, а спрашивать Кротов не стал, внимательно выслушал, затем попросил все подробно написать. В целом, по прикидкам бывшего полковника, сейчас представителям власти вообще не полагалось интересоваться какой-то поездкой и какими-то танками. Но, самое странное, похоже, этой, в сравнении с политической борьбой, мелочи тоже придавалось немалое значение. Поневоле Кротову оставалось уважать власть. Хотя, с точки зрения монархиста, легитимной она не являлась.
        - Хорошо. Вы свободны. Остановились там же?
        - Так точно, - по-военному отчетливо отозвался Кротов.
        Вернее, он просто не съезжал, и уехал в Петроград втайне от работников гостиницы. Так, как ему было советовано.
        - Тогда ждите. С вами обязательно свяжутся сегодня или завтра.
        Вопрос: чего именно ждать? Кротов выполнил поручение, а вот служить в дальнейшем не собирался. Максимум полторы-две недели, и надо возвращаться в Харбин к Покровскому. Восстание в Сибири планировалось на конец весны, едва закончится распутица, и Кротову по чину надлежало возглавить один из отрядов. Тем более ощущалась нехватка кавалерийских штаб-офицеров, а пехотные заменить их в ряде случаев не могли. Иная специфика, иные требования.
        В общем, выступления намечались не только в Сибири. Здесь, в Петрограде, даже на Украине, да и казачьи области обещали поддержать контрреволюцию военной силой.
        Разрозненные осколки Империи упорно желали воссоединиться - и без нынешних правительств. Поиграли в революции, но уже хватит.
        Впрочем, пока не настала пора общего и главного, можно хотя бы немного уделить внимание личному…

3
        - Извините, где можно найти Писаревскую?
        Вопрос Кротов задавал невесть в какой раз. Прежде еще добавлялось - «гражданку», потом осталась одна фамилия. Девушку здесь знали, однако в редакции царил такой бедлам, словно злосчастный для России февраль все еще продолжался. Да и почему «словно»? Новые власти начали с пустопорожней болтовни, ею же продолжали и наверняка закончить правление тоже собирались исключительно словесами.
        - Понятия не имею, - остановленный мужчина, несколько не дотягивающий до тридцати лет, только плечами пожал. - С утра была здесь, а потом… Может, я могу помочь? Вы, конечно, с материалом?
        - Нет, мне нужна именно Писаревская, - отмел подобную помощь Кротов.
        - Тогда не знаю. Она обязательно будет на Тверской. Сходите туда. Хотя как вы ее там найдете?
        - Простите, что будет на Тверской? - Площади недавно вернули старое наименование. Нельзя же называть место в память царского генерала! Раз генерал - значит, сатрап.
        - Как что? Митинг протеста! Вся Москва об этом говорит!
        - Я только что приехал и пока не в курсе.
        - Тогда понятно. Понимаете, президентом выбран не тот кандидат, и теперь весь народ будет требовать перевыборов.
        - Но, насколько понимаю, народ сам и избирал?
        - Ну и что? Вы же понимаете, что выбор был неправильный?
        - Однако все-таки выбор. - Кротов несколько отрицательно относился к самой идее выборов, посмеивался над ними, раз ужасаться давно надоело, и все-таки подобного поворота не ожидал. Или голосование будет продолжаться, пока большинство голосов не наберет нужный кандидат? Но опять-таки кому нужный? Ведь всегда найдутся люди, кому дальнейшее тоже покажется неправильным. И так - без намека на конец.
        Лихи дела твои, Господи!
        - Вы что, из числа согласных? - Мужчина отшатнулся от Кротова, как от прокаженного.
        - Я вообще гражданин Сибирской республики.
        - Тогда понятно, - немного успокоился газетчик. Или кто он здесь? - Послушайте, а если вы выступите в качестве представителя дружественной Сибири? По-моему, это произведет дополнительное впечатление. Мол, там тоже волнуются и возмущены выбором?
        - Но это обман. Я же частное лицо и о реакции Сибири говорить не уполномочен. Да и не знаю я, как она реагирует. Скорее всего, в массе своей вообще никак. Все-таки другое государство, и многие ли следят, что тут происходит? Я уже не говорю, что пока новости дойдут, пока кого-нибудь пришлют…
        - Бросьте! Многие ли это поймут? Толпе главное - правильно сказанные слова. А сколько в них правды…
        - Я ищу Писаревскую, - спорить с подобным оппонентом было глупо.
        - Я же говорю: на митинге и встретитесь. Можете подождать, но понятия не имею, придет, нет? А так - сразу заметит вас во время выступления. Я сейчас расскажу о вас, и вас непременно запишут в список ораторов.
        Ждать занесения Кротов не стал. В голове постепенно оформлялась противоположная мысль: доложить об используемых здесь методах. Вроде и не слишком хорошо, словно закладывает кого-то, а с другой стороны, не слишком ли дурную услугу сыграл весь этот кодекс чести? Ладно, пауки в банке обязаны пожирать друг друга, да итогом может быть срыв переговоров с Петроградом, а может, и иные дела. Можно и нужно являться противником послефевральского государственного строя, это элементарный долг каждого порядочного человека, только недопустимо при этом наносить вред родной стране.
        Обратиться в Комитет Кротов не мог. Помнил собственное заключение под стражу и наличие там самых разных фракций. Попадешь к противнику выбранного президента и рискуешь исчезнуть без следа и без пользы. Остается вернуться в Кремль и попробовать добиться приема там.
        Или иной борьбы, без подтасовок и попыток навязать свое мнение большинству при демократии быть не может? И как же Дина? Она ведь тоже будет там. Если случайный собеседник не врал. А это - едва не единственное из его слов, в которых можно не сомневаться.
        И что делать власти?

4
        - Спасибо за сигнал, товарищ Кротов, - интересно, он уже из обычного гражданина превратился в товарища. Так и в партию какую-нибудь запишут. К немалому веселью всех соратников.
        Собеседник, тот самый, которому Кротов не столь давно сдавал доклад о поездке, посмотрел внимательнее, явно оценивая, в каком качестве использовать пришедшего к нему мужчину. Но то ли компетенция в данных вопросах у него была не та, то ли бывший полковник ни на что конкретное в данной ситуации не годился, предложений не прозвучало.
        Командование каким-нибудь подразделением поручить? Наверняка имеются в распоряжении действующие офицеры, более умелые при всяких разгонах или обычных оцеплениях. В конце концов, специально бороться с толпами никто в Николаевском училище не учил. Для этих целей в основном использовались городовые, а войска - уже в самом крайнем случае.
        Может, вообще решили дать оппозиции возможность провести митинг. Свободу слова никто не отменял, пусть и ввели всякие ограничения и исключения. Да и не Кротова дело. Вот девушку встретить и утащить из толпы - вполне его.
        Народу на Тверской улице прибавилось, и многие явно двигались в ту же сторону, что и Кротов. То есть к бывшему дому генерал-губернатора и раскинувшейся перед ним площади с тем же названием, что и улица. Для полноты топонимической картины осталось добавить еще Тверской проезд в том же районе.
        Никаких приготовлений к разгону митинга полковник не заметил. Ни солдат, ни нынешней милиции. Видно, власти решили: никакой опасности от мероприятия им не будет. Пусть недовольные пошумят, выпустят пар, да и разойдутся. Вряд ли можно ждать попыток переворота, на которые стала вдруг опять щедра новейшая российская история. Когда все изначально незаконно и не имеет никаких обоснований, любители переделить государственные портфели найдутся. А какие выдвинут лозунги - все же пустая болтовня.
        Хотя нет. Уже у самой площади стала видна солдатская цепь силой примерно в роту. Народа же на площади, по прикидкам Кротова, пока находилось чуть больше тысячи. Но и до митинга времени еще хватало. Наверняка подойдут позже. Не очередь же, заранее место занимать не станешь. Пусть погода склонилась на весну, долго стоять все равно холодно.
        Кротов старательно обошел площадь и сразу двинулся на второй круг. Люди все прибывали и прибывали, следовательно, прибывало проблем с поисками. Это сейчас можно пройти не толкаясь, а если нахлынет настоящая толпа, как бывало не раз и не два, тогда уже поиски станут явной проблемой.
        Он увидел Дину, когда пошел на третий обход. Откуда-то из Столешникова переулка появилась целая толпа молодых людей обоего пола, возбужденных, галдящих, довольных непонятно чем. Вероятно, просто упивались собственной революционностью, как поколения иных революционеров до них. Тут ведь абсолютно неважно, за что ты. Главное - что против. Критиковать, требовать, свергать всегда легче, чем предлагать взамен хотя бы что-то реальное.
        - Дина! - Пусть не слишком культурно кричать женщине, но даже изрядно подсократив расстояние, Кротов был не уверен, что Писаревская не смешается с толпой, не пропадет среди прочих недовольных.
        Вокруг стоял гул. Люди обменивались мнениями, и расслышать что-либо было трудно. Но офицерам постоянно приходится повышать голос, перекрывать не то что разговоры - грохот боя. Девушка вдруг остановилась, повернулась, нашла зовущего и улыбнулась, словно ждала встречи.
        При таком стимуле пробьешься через ощетинившийся штыками вражеский строй, а не то что через толпу праздных обывателей. В данный момент Кротов их практически не замечал, двигаясь подобно мощному ледоколу через едва схватившийся лед. Кто-то вроде возмущался, но не слишком ретиво. Чувствовалась в полковнике сила. Та самая, которая позволяет управиться с любым людским сборищем.
        - Здравствуй! - На спутников Писаревской Кротов не взглянул. Мельком лишь отметил, что относятся они к людям явно не рабочим и не служащим - последнее в исконном смысле. Так, не то полубогемная, не то конторская братия, привыкшая отбывать часы, но кичащаяся положением. Те, к кому офицер никогда не испытывал симпатий.
        - Здравствуй! - Девушка улыбнулась в ответ. Похоже, она тоже была рада встрече. - Не думала, что ты будешь здесь.
        - Я искал тебя, - признался Кротов. - В редакции намекнули, что ты придешь на митинг. В Петрограде встретиться не получилось. Так вышло, что отправился туда позже. Да и дел оказалось больше, чем ожидал. Только сегодня вернулся.
        Спутники Писаревской отошли, дали возможность остаться одним. Насколько это возможно в постепенно разрастающейся толпе.
        - Где же еще быть? - удивилась Дина.
        - Где угодно. Смысл протестовать после выборов! Знаешь, мне происходящее здорово напоминает семнадцатый год. Сплошные протесты, куча недовольных, множество разнообразных слов и полное отсутствие хоть каких-то дел. Против - хорошо, но ведь надо что-то предлагать взамен. Реальное, делающее мир лучше.
        - Ты просто не понимаешь!..
        - Напротив. Я это проходил. Начиная с одного февраля. И в итоге проиграли войну, развалились на несколько частей, да и жить стало хуже. Стоит наступать на те же грабли? Уже молчу - выборы прошли, а всем не угодишь. Так что мое дело сторона. Как помнишь, я гражданин Сибири, и к Московской республике отношения не имею. Разве что, по факту происхождения.
        - Но нынешний кандидат нам не подходит!
        - А другой не подойдет кому-то еще. О вкусах не спорят, а вот о взглядах - без конца, - Кротов чуть не добавил, что все политики одинаковы, но решил не лукавить. Нынешний ему чем-то нравился. На общем фоне.
        - Слушай, ты говорил, будто офицером был, - Писаревская явно не желала слушать доводов разума.
        - Был.
        - Нам такие люди могут понадобиться.
        - Очередную революцию готовите? - Почему единственная понравившаяся женщина является идейным врагом?
        - Давай потом об этом поговорим. Ты лучше послушай, о чем тут будет речь. Тогда поймешь.
        - Может, лучше сходим куда-нибудь? Посидим, поговорим, заодно просветишь: какой свободы вам еще надобно? Мне, как иностранному подданному, маячить на чужом митинге не пристало.
        - А спасать кого-то?
        - Другое дело. Вполне по-христиански, хотя февраль и отменил старые ценности.
        Договориться сегодня им было явно не суждено. Оба чувствовали это, и разговор становился каким-то беспредметным, словно каждый не слышал другого. Или беседа велась на разных языках.
        - Дина! - Кто-то из компании девушки вернулся, маня Писаревскую за собой в толпу.
        - Где тебя найти завтра? - спросил Кротов.
        Неприятно было отпускать женщину с учетом возможной реакции власти, даже наиболее одиозные демократы рано или поздно стараются защититься от толпы, но и митинговать полковник не собирался. По самым разным причинам.
        - Ты же знаешь, где я работаю, - Дина явно была разочарована результатом беседы.
        - Хорошо. Я подойду к обеду.
        Впрочем, особо далеко от площади Кротов не уходил. Это сейчас тишина и благодать, а дальше повернуться может по-разному. И если что, надо будет любой ценой спасти молодую бунтарку. Она же не виновата, что выросла в стране, где протестовать уже который год стало традицией.
        Вопреки ожиданиям, ничего не произошло. Власти решили пока не обращать внимания на протесты. Может, не видели в том особой угрозы, может, считались с волеизъявлением части граждан. Пошумят, поговорят, успокоятся. Болтовня - еще не бунт.

5
        Встал Кротов рано. Беспокойство не давало спать всю ночь, и теперь первым делом мужчина вышел на улицу в поисках свежей газеты и новостей. Мало ли что могло произойти за ночь? Только интересно: вчерашний доклад будет иметь какие-нибудь продолжения или все расчеты Кротова с новым правительством на этом закончены? Что у них, своих людей нет, дабы привлекать посторонних? Самое крупное из новых государств. Не по территории, с Сибирью здесь не сравниться, но по населению. Соответственно, выбор имеется богатый.
        В газетах ничего особенного не было. Митинг был помянут вскользь, как вполне заурядное событие. Ни о каких эксцессах не говорилось. О требованиях и прочем - тоже. Несколько скупых строк, суть которых можно свести к одному предложению: часть граждан оказалась недовольна результатами выборов, собралась, выразила протест и разошлась.
        Слава богу! Кротов почему-то ожидал худшего и был рад ошибке. Теперь можно было спокойно позавтракать, некоторое время подождать возможных посыльных, обещал ведь, а потом собираться на встречу. Что-то он утратил в женских глазах, но с другой стороны, нельзя идти против совести. Даже ради понравившейся женщины.
        Мотор, старой марки «Паккард», ждал у гостиницы, и Кротов сразу понял: за ним. Странно. Даже в суете дел о случайном порученце помнили, и не сказать, чтобы знак внимания был неприятен. Только чем он заслужил подобную «милость»?
        - Товарищ Кротов? - Мужчина в кожанке, скучавший рядом с автомобилем, сразу сделал шаг навстречу.
        Мелькнула привычная в последнее время мысль: может, угроза? Пусть случайный спасенный стал новым президентом, но это отнюдь не означает, что весь карательный аппарат сразу перейдет на его сторону. Да и все-таки Кротов был реальным врагом любой нынешней власти. Копни поглубже, человек Покровского, совершивший немало преступлений в Сибири, да и здесь выполняющий поручения контрреволюционного Центра. Это не митингующие на Тверской, в принципе люди свои, тут уже минимальное наказание - расстрел после долгих допросов, пыток и показательного суда. Или вообще без суда по приговору какого-нибудь охранника завоеваний революции.
        Полковник чуть шевельнул рукой. «Наган» был на месте, пусть извлечь его быстро не удалось бы. Пока расстегнешь шубу, пока ухватишь… Надо носить в кармане, чтобы иметь возможность стрелять даже сквозь одежду.
        - Да. Чем обязан?
        - Вас велено доставить в Кремль по поводу вчерашнего доклада.
        - Поехали. - Подозрения не улетучились полностью, вдруг мужчина слегка лукавит, и дорога лежит в иные правительственные учреждения, но нельзя же подозревать всех постоянно! Вот осторожность терять не следует.
        В крайнем случае, с одним сопровождающим справиться будет можно. Потом уже - с шофером. Двое - не десяток.
        Но автомобиль свернул к Кремлю, въехал на территорию, и от сердца отлегло. Ненадолго. Здесь царила какая-то непонятная суматоха. Носились туда и сюда люди, то и дело мелькали военные. Судя по выражению лица попутчика, тот тоже не понимал причин. Но вот остановка у знакомого уже подъезда, и емкое все объясняющее слово:
        - Война!
        ГЛАВА 13
        Граница Московской республики

1
        Вестники несчастья выглядели именно так, как им полагается. Два всадника въехали во двор на взмыленных, готовых в любую минуту пасть конях. Сами наездники тоже смотрелись не лучше. Если один еще держался в седле, лишь взгляд сразу цеплялся за висящий на правом плече стволом вниз карабин, точно его владельцу недавно пришлось пускать его в ход, то второй медленно сползал, припал к гриве, и еще хорошо, что находившиеся снаружи солдаты успели подскочить, поймать падающее тело.
        - Что? - Чижевский торопливо выскочил наружу. Как был, без шинели и фуражки, лишь в повседневном поношенном кителе. Но кобура с револьвером привычно оттягивала ремень.
        - С заставы, - выдохнул первый всадник и спешился. Его напарника уже уволакивали вглубь казармы. - Кто старший?
        - Я. Капитан Чижевский.
        - Вам пакет, - гонец чуть перебирал затекшими ногами. Карабин по-прежнему находился под рукой.
        - Что-то еще? - Капитан торопливо пробежал глазами несколько неровных, второпях написанных строчек на протянутом ему смятом листке.
        - Поляки прут. Силой до полка пехоты с кавалерией. Пытались по железной дороге, но мы рельсы разобрать успели. Починят скоро, суки, - выдохнул гонец, произнося последнее слово не как ругательство, а как некий факт. - Провода где-то перерезали. Мы никак сообщить не могли. И обстреляли нас по дороге. Кольку вон ранили. Как вырвались, не пойму.
        Ему и хотелось высказаться, и язык слушался с некоторым трудом. Солдаты столпились рядом, напряженно слушали. Кто-то протянул гонцу баклагу с водой, и всадник с жадностью выхлебал ее до дна. Многие косились на ротного, ждали его слов.
        - Рота! Тревога! - объявил Чижевский. - Комиссар! Срочно в Думу. Предупреди депутатов о нападении. И сразу - сюда. Мельчугов! Давай на станцию. Попробуй связаться по линии. Я к телефону.
        Надежды на последний не было. Как раз недавно, после завтрака, Чижевский пытался дозвониться в штаб, однако трубка молчала. Тогда подумалось: обрыв, сейчас дело представлялось уже иначе. Но сообщить в штаб было едва не самым важным. Конечно, они должны знать о происходящем, вполне возможно, уже последовало официальное объявление войны. Но вдруг?
        Самому Чижевскому предстояло принять решение. По плану бригада обязана была загодя собраться на некоем оборонительном рубеже, только капитан прекрасно знал: никакого оборонительного рубежа не существует. Военная доктрина была крайне расплывчатой, командование - нерешительным, и все вязло в бесконечных прениях и пожеланиях. Да и какое «загодя», раз противник уже прет вперед?
        - Товарищ капитан, какие будут приказания? - Степанкин излучал уверенность в себе. Мол, что скажут, то и сделаем.
        - Все имущество собрать. Особое внимание - на боеприпасы. Осмотреть оружие. Через тридцать минут выступаем… - небольшая пауза, - к вокзалу. Может, к тому времени получим конкретный приказ.
        - А если нет?
        - Тогда - по обстановке. Решения два. Первое - найти подвижной состав и отступить вглубь. Второе - принять бой здесь. Поляки идут дорогой, как раз сумеем их задержать на некоторое время.
        Был еще вариант: отходить пешим порядком. Его Чижевский отверг сразу. Перехватят на марше кавалерией и сомнут, почти не заметив. Не зря подгадали время. Снег еще не сошел, распутица не наступила, и имеется некоторый простор для действий конницей. Летом был бы вообще идеальный вариант, но, видно, имелись какие-то причины, не позволяющие откладывать войну. Мировое ли сообщество, грядущие выборы, наконец, интриги в собственном правительстве и Сейме…
        - Задержать - задержим. А дальше? - резонно спросил субалтерн. Притом он мог считаться оптимистом.
        - Есть командование. Бригада, округ, - досадливо поморщился Чижевский. - Им принимать решение в зависимости от планов. То ли тактика Барклая, то ли наносим контрудары.
        Сомневался он. Наступать было нечем, да и любые планы требуют некоторого времени на разработку и подготовку. Скорее всего предстояло отступление. С боями, без боев, до некоего рубежа, где удастся упереться, задержать противника, обескровить, и только затем…
        По всей бывшей школе носились солдаты, укладывали, собирали, готовились, толком не ведая к чему. Наконец, примчался Мельчугов. На мобилизованном извозчике, не тратя время на дорогу.
        - Есть связь, гражданин капитан. Правда, не со штабом, а по станциям. Обещали немедленно передать. Я там Галкина оставил с двумя солдатами. Унтер он толковый, все примет, что надо. А в сторону границы вся связь до ближайшего полустанка. Там я тоже уговорился - в случае появления неприятеля нас известят.
        - Хорошо. Выступаем к вокзалу. Офицерам - по местам. Проследить, чтобы вышли все.
        Когда не имеется в распоряжении всех мер дисциплинарного воздействия, кое-кто из солдат вполне может дезертировать. Что ему за это будет? Ну, поругают, пару нарядов попробуют дать. Жизнь-то дороже…

2
        Тертков нагнал колонну посередине пути. Солдаты старались держаться кучно, и все равно рота вытянулась вдоль улицы. Никому не хотелось оказаться одному, вместе было как-то надежнее, а уж на ротного посматривали, словно на отца родного. Кому еще доверить собственное спасение?
        Тут же, между взводами, двигалась пулеметная двуколка и повозки с нехитрым имуществом. Всем было ясно: вернуться в казармы в ближайшее время не получится. Значит, и забирать надлежало все.
        - В Думе паника. Спрашивают: будем ли мы удерживать город? - поведал комиссар. Выглядел он молодцевато. Ну, не обещал никто войны, ну, обманули по неким высшим соображениям, и что с того? Да и не представлялось пока случившееся чем-то страшным, катастрофическим. Надо повоевать - повоюем. Свободный человек всегда одолеет врагов.
        - Чем удерживать? Одной ротой? В лучшем случае перекроем дорогу, а потом нас спокойно обойдут с флангов, окружат, и на том все кончится.
        - Ну да, - согласился с очевидным Тертков. - А вдруг сюда уже идет вся бригада?
        - Ее еще собрать вместе надо, - резонно заметил Чижевский. - В общем, пока никакого приказа не поступало, займем вокзал, а там будет видно. Но, думаю, лежит наш путь в другую сторону. Пока. Если в планах нет каких-нибудь арьергардных боев. Подождем. По линии железнодорожников связь пока есть.
        Но первый приказ пришел отнюдь не по линии, а по обычной железной дороге. Четверо на ручной дрезине, офицер связи и трое бойцов, подъехали к вокзалу практически одновременно с выходом туда же головы колонны.
        Вокзал и привокзальная площадь успели измениться. Сколько времени прошло, хорошо, если час, а обычную провинциальную дрему отсюда словно выдуло сильным ветром. Слухи имеют свойство распространяться мгновенно, и порядочная часть жителей пришла сюда. С сумками и баулами, кто - налегке в надежде на какой-нибудь уходящий в глубь страны поезд. Откуда ему взяться? Станция никогда не была узловой, и на ней кроме маневрового паровоза да нескольких разномастных товарных вагонов никогда ничего не было.
        Не каждому хотелось оказаться в зоне боевых действий, а многие совсем не желали вдруг превратиться в граждан другого государства. Польша рядом, любой в городке знал: там нет ничего хорошего. Во многом даже хуже, чем здесь. Особенно для представителей некоторых национальностей.
        Лицо Чижевского не дрогнуло. Он просто выругался про себя, едва прочитав тот бред, который передали под видом приказа.
        - Что там?
        - Отойдем. - Капитан шагнул в сторону от посторонних ушей. - Нам приказано выдвинуться к границе, совместно с заставой отбросить противника от нашей территории, после чего ждать подхода подкреплений. Да! Еще официально сообщают о начале войны с девяти утра сегодняшнего числа. Вовремя, ничего не скажешь.
        - Они…? - коротко и емко высказал свое отношение комиссар.
        Тут даже военное образование не требовалось. Ясно же, во сколько раз полк больше роты.
        - Нет. Фантазируют. - Капитану тоже нестерпимо захотелось выругаться. Но неподалеку подчиненные, нельзя.
        - Товарищ капитан! Там штаб вышел на связь.
        - Идем.
        Неправильно, когда служебные переговоры идут по обычному телеграфу. Кто-нибудь подключится к линии, и все секреты станут достоянием неприятеля. Однако посыльными долго, а телефон не работает.
        - Здесь Чижевский. Докладываю. Согласно полученным данным, поляки силою больше полка с усилением вторглись на нашу территорию. В данный момент двигаются сюда. Выполнить предыдущий приказ не могу. Посыльные с заставы сообщили об отходе, и связи с пограничниками больше не имею. Жду распоряжений.
        С первых ответов стало понятно: штаб находится в полной растерянности. Там сами не знали, что делать. Будто не готовились к войне. Хотя Чижевский этому не удивлялся. При нынешнем отношении к армии ничего иного ждать было нельзя. Если уж о начале войны предупредить забыли…
        - Город не сдавайте. Защищать до последней крайности, - прочитал капитан очередной «шедевр» начальства.
        - Для обороны не располагаю достаточными силами. Прошу подкреплений.
        Раньше ему бы в голову не пришло оспаривать приказы. Но если дисциплина исчезает для рядовых, со временем для офицеров она тоже становится относительной. Главное - Чижевский не видел смысла в обороне города имеющимися силами, а на прибытие подмоги надежды у него не было. Фланги открыты, обойти ничего не мешает. Лучше уж сохранить личный состав для грядущих боев, чем класть людей по прихоти штабного начальства. Фактически бригадой командует комиссар, а из него что стратег, что тактик…
        - Подкрепление будет выслано на днях. Напомните людям о необходимости защиты завоеваний революции. Используйте местные силы. Призовите граждан к оружию. Город вы должны удержать. Это ваш долг перед молодой российской демократией. Ждем донесений.
        - Что скажешь, комиссар?
        Тертков молчал. Призвать к оружию можно. Где его взять? Но спрашивать за невыполнение приказа, как повелось, будут с обоих - с комиссара, как представителя власти, и с командира, как с технического исполнителя. Вот и выбирай. Или выговор, или…
        - Ничего. Мы сейчас покажем ляхам, где раки зимуют! - в нарушение субординации влез Степанкин. Оба офицера присутствовали при переговорах.
        - Товарищ поручик! - чуточку резко отозвался Чижевский. Капитан словно стал выше ростом. Подтянутый, отчетливый, с раз и навсегда приобретенной осанкой. - Ваша очередь еще не наступила. Объясняю ситуацию. Против нас примерно пехотный полк. С артиллерией или без роли не играет. Все равно перевес получается десятикратным. Задержать противника больше чем на пару часов мы не сможем. Нас неизбежно обойдут с флангов. Отступить через город тоже будет проблематично. Скорее всего, его займут даже раньше, чем мы в него войдем. Силы противника позволяют. На поддержку горожан рассчитывать не стоит. У нас нет ни лишнего оружия, ни времени на создание и подготовку милиции. Поэтому приказываю: город оставить без боя. Подвижной состав отправить вглубь на следующую станцию. На второй версте от города за переездом организовать оборону. Встретим врага там.
        - Но… - начал Степанкин.
        - Выполнять!

3
        - А ты неплохо придумал, - Тертков подмигнул капитану с видом заговорщика. Они находились в одной упряжке, и комиссар отбросил прочь обычную словесную шелуху. - Спросят, а бой-то был.
        Солдаты торопливо устраивали окопы прямо в снегу. Долбить мерзлую землю нечего было и думать. Небольшая группа далеко позади позиций старательно портила рельсы. В той же стороне удалось подключиться к телеграфной линии, и появилась надежда на связь. Надо и начальство держать в курсе, и самому вовремя получать приказы.
        - Думаю, там будет не до нас, - Чижевский затянулся папиросой. - Наступление наверняка идет в нескольких направлениях, бардак повсюду такой же, и вот за него с кого-нибудь придется спросить. Сейчас важнее стратегия, общая организация, а не действия отдельных рот. Тут, кстати, самая удобная позиция. Справа по лесу нас не обойти. Помнишь же местные буреломы, да и снега сейчас по пояс. Если артиллерию не подтянут, какое-то время продержимся.
        - Хочешь сказать, шансов мало?
        - Была бы здесь вся бригада или хотя бы батальон - тогда да. Одним пулеметом много не навоюем. Первая заповедь военного дела - концентрация сил. Как в классическом случае с веником. Вот мы сейчас такой прутик… Ладно, комиссар. Скажи бойцам напутственное слово. Позиция подготовлена, времени немного есть. Потом некогда будет, а ты все равно не уймешься.
        - Хочешь сказать: раньше воевали иначе?
        - Раньше солдатам было достаточно Высочайшего Манифеста. Государь сказал: надо воевать, следовательно, так и должно быть. В Манифесте объяснялись причины, а дальше хватало команд.
        - Ну ты и контра! Солдат обязан знать, за что воюет.
        - Он знал. Твердо. За Веру, Царя и Отечество. А вот теперь… За свободу - а чью? Понимаешь, там был конкретный образ жизни. Так жили отцы, деды, прадеды. А сейчас… Не знаю. После революции солдаты воевать вообще перестали. Может, сейчас будут. Может - нет. Раньше я был представителем Царя, а сейчас - технический руководитель. Потому вопросы героизма не ко мне. Мое дело - позицию найти, команду стрелять дать. Объяснять - это уже твое. Как и находить слова, чтобы солдаты шли в огонь с радостью и сознанием справедливости дела. Но обязательно помяни: напали на нас. Следовательно, мы только защищаем свою землю.
        Они успели даже пообедать. Благо полевая кухня имелась, а продуктов особо не жалели. И лишь тогда вдалеке появилась конная группа. Поляки шли с выполнением требований по боевому охранению. Дорога здесь шла неподалеку от железки. Несколько кавалеристов даже двигались рядом с полотном. Наверное, проверяли его целостность. Потом вдали, местность здесь шла под уклон и видно было далеко, стала видна пехотная колонна. Увы. На засаду позиция не тянула. Головной дозор был подготовлен неплохо. Окопы были замечены, всадники остановились, присматриваясь. Можно было бы попробовать дать по ним несколько залпов, просто толку от такой стрельбы… Неприятель сумеет оценить твои силы, так уж пусть лучше пребывает в неведении.
        - Перестрелять их надо, товарищ капитан! - Степанкин ерзал от возбуждения. - Несколько хороших очередей… Тут же шагов девятьсот…
        - Отставить. Хотя нет. Кто там у нас лучший стрелок? С каждого взвода выделить по два-три человека. Пусть попытаются кого достать. И без всяких залпов. Достаточно отпугнуть их, чтобы не маячили.
        Стоять под пулями уланы действительно не захотели. Один из всадников упал с лошади, товарищи подняли его, а вот ранен он был или убит, с расстояния не понять. Главное - выведен из строя. И, кажется, еще один был задет. Если судить по посадке. Кто-то в запальчивости дал несколько выстрелов вдогон уносящимся прочь кавалеристам, но тут уже без всякого толка.
        - Ну, вот. Теперь попрут. - Чижевский расположил командный пункт на возвышении с левого фланга, рядом с единственным пулеметом. - Офицерам разойтись по своим местам! Огонь вести только залпами по команде. Следите за прицелами. Люди начнут нервничать и примутся стрелять в «молоко». Помните: мы выполняем свой долг.
        Сам он подчеркнуто не спеша закурил. Пусть хоть ближайшие солдаты видят, что командир совершенно спокоен.
        Вдалеке неприятель медленно разворачивался в боевой порядок. Цепи получились густыми, одна, вторая, третья, и все надвигаются, очень медленно из-за снега, но все-таки двигаются вперед. Кавалерия осталась на месте. К разведке присоединились еще всадники, и в бинокль Чижевский определил их общее количество примерно в эскадрон.
        Запоздало пришла мысль: поляки знают точное число своих противников. Сами же обыватели им сообщили. Столько месяцев рота стояла в городке, не составляет труда сосчитать каждого военного по головам. Да и наверняка имелись здесь агенты. В не столь далеком прошлом - единое государство, у многих родственники теперь живут в соседней стране. Как ни старайся, контакты не прервешь. Если не официально, то уж потайными тропами переберутся. С товаром ли, просто приветы родне передать…
        Знают - и ладно. Попытаемся доказать верность крылатой фразы Суворова. Не получится - спишем все на собственное неумение. Что есть, то есть…
        Последние минуты перед боем, когда уже все решено и остается лишь дождаться команды. Ох, как же они тянутся! И пока никто не думает о смерти. Далекие черточки-люди, даже не скажешь, что враги. Но надвигаются, медленно, шаг за шагом отвоевывая дистанцию…
        И первый залп. Затем - следующий. Дружные, слаженные, видно, чему-то удалось научить солдат. Заработал пулемет. В ответ тоже стали прилетать пули, но поляки стреляли на ходу, и смертоносные кусочки свинца или пролетали над головами, или взбивали фонтанчики снега впереди залегшей роты. Пока происходящее напоминало больше учения, чем настоящий бой, и люди были относительно спокойны. По команде меняли прицел, по команде стреляли… Поляки в конце концов не выдержали. Первая цепь залегла шагах в восьмистах, вторая тоже не дошла до нее. Зато стали торопливо подтягивать поближе пулеметы, а кавалерия стала смещаться на фланг. Но уланы все время оставались вне зоны эффективного огня, видно, данного головному дозору отпора хватило. Плюс - тяжеловато атаковать в конном строю по глубокому снегу.
        Даже первые потери не повлияли на дух обороняющихся. Ранили кого-то, на то и война. Что такое пара человек? Не тебя же!
        Цепь попыталась подняться, вновь натолкнулась на огонь и почти сразу залегла. Не готовы были противники к сопротивлению. Пока не готовы. Или…
        - А вот сейчас станет жарковато, - Чижевский оторвался от бинокля.
        - Что там?
        - Батарея. Как всыплют, да почти на ровном месте!
        Вдалеке действительно показались две орудийные запряжки, развернулись, и артиллеристы торопливо принялись за установку орудий.
        - Они что, серьезно? - вопросил Тертков.
        - Нет. Шутят, наверное, - Чижевский вновь закурил. Что еще оставалось, если даже ответить врагу нечем?
        - Но это же… Надо что-то делать.
        - Есть предложения?
        - Ну, это… Отойти…
        - Не получится. Накроют по дороге. Да и уланов видел? Пока мы на позиции, плюсы у нас, а в движении… Догонят. И рано еще. Какой толк, если мы сбежим спустя час? Надо хоть время дать, пока пути не испортят. Иначе покатят ляхи прямиком на Смоленск. Кто их там остановит?
        Первое облачко разрыва возникло в пасмурном небе далеко за цепью. Следом - еще одно, а затем орудия принялись бить залпами. К счастью, противник взял высокий прицел, и урона шрапнель не наносила. Заволновавшиеся поначалу солдаты успокоились, а кое-кто стал отпускать шуточки насчет кривых рук и слепых глаз.
        Так, под редкую орудийную канонаду, и поднялась в очередную атаку польская пехота. Чтобы вновь залечь через полсотни шагов. Может, при ином раскладе Чижевский постарался бы подпустить противника поближе, чтобы действовать наверняка, но перевес в силах был чересчур велик, да и не было полной уверенности в собственных подчиненных.
        Новая очередь разрывов пришлась гораздо ближе. Но все высокие, вновь не наносящие вреда. Тем не менее долго так тянуться не могло. Условия для артиллеристов были идеальные - веди огонь, словно на полигоне, зная, что в ответ не прилетит ни одного снаряда. При любом умении рано или поздно, но возьмут правильный прицел, и не надо иметь развитое воображение, чтобы представить последствия.
        - Товарищ капитан! - Связист запыхался. Столько преодолеть бегом, да по глубокому снегу - не шутка. - Штаб передал: держаться до последней возможности.
        - А о помощи они ничего не сообщили?
        - Никак нет. Лишь: вторжение началось и на других участках. Из Москвы пришла телеграмма: это война.
        - А я думал, учения, - пробурчал Чижевский.
        Он ждал последней новости, был уверен в ней, и все же стало чуть не по себе. Отойдешь - и можешь подвести другие разбросанные там и сям подразделения, командиры которых надеются на Чижевского.
        Не надеются, подумалось вдруг. Каждому прекрасно известен расклад сил, и никакой надежды задержать поляков быть не может. Лишь дальше, когда войска будут собраны в кулак и налажено нормальное руководство. Это же аксиома военного дела, известная каждому унтеру, не то что офицеру.
        - Слышь, комиссар. Бери одну повозку, пару расторопных солдат да гони на станцию. Там должен быть паровоз с вагонами, пусть подают его задним ходом сюда. Пешим ходом не оторвемся, а держаться долго не сможем. Как увижу, что состав на месте, начну отступление. Погрузимся, и пусть тогда хоть скачут за нами, хоть бегут.
        Чижевский понимал, что он легко может стать козлом отпущения, однако не класть же солдат без всякого смысла! Даже если удастся простоять здесь до вечера, в чем он весьма сомневался, противник с легкостью обойдет одинокую роту, и окажется далеко в тылу. Никто не станет ломиться в ворота, когда по сторонам отсутствует забор.
        - Хорошо, - спорить Тертков не стал. Ему давно хотелось оказаться подальше от линии объявившегося фронта, а тут командир сам предложил ему неплохой выход.
        Впрочем, капитан подумал и о другой возможности: не удерет ли политический руководитель сам по себе? Всякое может быть в нынешние времена. Просто одному ведь будет хуже. И на прорвавшихся поляков можно налететь, и начальству объяснять, куда делись остальные. Тут ведь еще здравый смысл. Каков бы комиссар ни был, в данный момент ему выгоднее исполнить приказ.
        Затихший было бой опять возобновился. Артиллеристы отчаялись накрыть оборонявшихся шрапнелью, хотя это в данном случае было самым надежным, и перешли на гранаты. Снег взмывался вверх от разрывов, вначале опять неточных, но постепенно они становились все ближе и ближе.
        Теперь в цепи уже никто не шутил. Вот откуда-то послышался крик, и двое солдат потащили в тыл третьего, а чуть дальше снаряд вообще упал настолько удачно, что разнес кого-то на куски.
        - Передать по цепи: держаться! Будем отходить, все поляжем. Скоро подойдет поезд, и тогда…
        На некоторое время подействовало. Люди то и дело оборачивались, высматривали паровозный дым, но, во всяком случае, держались, и очередная атака вновь захлебнулась в самом начале. Но может, Чижевский заблуждался насчет противника, и неведомый ему командир элементарно не желал лишних потерь. Зачем брать позицию в лоб? В бинокль было видно, как в сторону пошла кавалерия, а перед тем там уже скрылась часть пехоты. Роты две, не меньше.
        Теперь все зависело от проворства комиссара. Сумеет убедить и организовать, или же обход станет свершившимся фактом, и ни о каком отступлении по железной дороге не будет речи?
        - Всех раненых в тыл! Офицеров ко мне!
        Судьба хранила обоих субалтернов.
        - Степанкин! Бери полуроту и отходите. Ползком, чтобы не заметили.
        - Но…
        - Выполнять, товарищ поручик! Отходишь с полверсты, там занимаешь оборону. Мы - следом. Так и будем двигаться, прикрывая друг друга. Раненых и повозки сразу отошли подальше. Чтобы как только подойдет состав, сразу можно было бы погрузить. Пулемет пока останется со мной.
        Конечно, тащить тяжелый «максим» - удовольствие небольшое, но солдаты здоровые, справятся. Да и стоит он полуроты.
        - А мы когда? - Мельчугов поедал глазами начальство.
        - Вот займут позицию, и двинем. Мало ли…
        А сам постоянно думал: вернется комиссар или нет?
        - Дым! - выкрикнул кто-то из солдат.
        Вернулся… И пусть самого состава пока было не видно, да и до места, где уже разобрали рельсы, еще требовалось дойти, но главное было иное: спасены!
        ГЛАВА 14
        Сибирь и Харбин

1
        Казалось, что недавние события повторяются по второму кругу. Вроде совсем недавно происходило нечто похожее, и вдруг оно же случается опять. Если же концовка будет такой же, то все. С учетом зимней истории.
        Нет, благодарность Николаев с Сухановым получили. Начальник на радостях даже не стал интересоваться прочими результатами поездки, хотя командировка оформлялась не для погони за очередными мелкими бандами. Ненужных результатов не бывает. Тут важно их правильно преподнести тем, кто занимает более высокое место в служебной иерархии. Сам Покровский, кем бы ни принято его считать по версии правительства, обязан проходить по политическому ведомству, а вот обычные банды - это уже дело милиции. Хотя по малочисленности своей бороться с подобными проявлениями народного стремления все взять и поделить она реально не может. Тем ценнее нечаянная победа.
        - С тобой поговорить хотят. - Начальник отвел взгляд, словно совершил некую пакость.
        - Кто? - Почему-то на ум пришли газетчики. Общаться с представителями прессы не хотелось. Зачем эта лишняя болтовня?
        - Опять комитетчики.
        - Это… Я им в прошлый раз все сказал. О чем еще?
        - Мне откуда знать? Они со мной не делятся.
        И вот теперь приходится сидеть напротив кучерявого темноволосого мужчины средних лет, а тот все ходит вокруг да около, изрекает очевидные истины да задает никчемные вопросы.
        - Это… Что вы от меня хотите? - не выдержал Николаев. - Не просто же поговорить.
        - Не просто. Верно подметили, - полноватые губы собеседника дрогнули в легкой улыбке. - Понимаете, Лука Степанович, ситуация на деле довольно паршивая. Сами же заметили: даже всякое отребье уже начинает косить под Покровского. Бывший капитан привлекает симпатии народа, а если учесть его взгляды, тот он один стоит сотни обычных подпольщиков. Уже не говоря, что с подпольем, по нашим данным, он тоже связан. Только там законспирировано настолько умело, что до сих пор неизвестно, кто же стоит во главе так называемого Центра?
        - Я-то здесь с какого бока? Что могли, мы сделали, а теперь Покровский явно перекочевал в другой район. От кого-то слышал, будто он уже промелькнул в Чите. Если, это… разумеется, люди не врут.
        - Не врут. В Чите он действительно немного отметился. Но в данный момент его нет и там. По агентурным сведениям, вся банда или, во всяком случае, ее ядро сейчас находится в Харбине. Открою тайну. Несколько раньше мы несколько раз пытались ликвидировать атамана в этом городе, однако каждый раз безуспешно. В общем… Не желаете съездить и повидать Покровского? Раз уж здесь разминулись.
        - Не желаю.
        - Нет, вы не поняли. На сей раз никаких покушений. Надо как-то выманить банду в Сибирь, а тут уже будет подготовлена ему достойная встреча.
        Николаев смотрел с безмолвным вопросом. Мол, вам надо, вы выманивайте. А я тут при чем?
        - Понимаете… Подобраться к Покровскому очень трудно. Монархист, реакционер… Не жалует он людей штатских. А вы же бывший офицер, белая кость. Вдруг получится?
        - Кости у всех белые. Да и офицер я военного времени. Неужели не можете найти в своих рядах бывших военных?
        - В наших рядах нет. Сами понимаете, причины. Не доверяем мы им. Обращаться же к армейцам, так они сразу начнут выискивать тысячи поводов, по которым делать этого не обязаны. У старых еще сохранились понятия о чести, что б их всех черти побрали! А новым Покровский не поверит. Вы же - идеальная фигура. Профессионально боретесь с бандитами, но в прошлом успели повоевать. Да и оружием владеете превосходно.
        Упоминание об офицерской чести заставило Николаева невольно вздрогнуть. Пусть он не принадлежал к числу кадровых, никогда раньше не был монархистом и революцию встретил с некоторым удовлетворением, но зато потом вволю налюбовался на результаты. И результатами этими остался недоволен. Как-то мнилось, что все будет иначе. Светлее, добрее, человечнее. А действительность развернулась иной стороной.
        - Не волнуйтесь, - по-своему понял собеседник. - Мы вас прикроем. Отход в неблагоприятном случае, еще что… Надо же в конце концов покончить с его бандой! И это обязательно необходимо провернуть до лета. Иначе, чувствую, тут может так полыхнуть! Народ у нас консервативный, недовольный многими шагами правительства и даже к дружеской помощи других держав относится так, словно перед ним - враги…
        Он помолчал, а затем вдруг добавил:
        - Есть еще кое-что. Появилось подозрение. Кто-то передает Покровскому информацию. Иначе откуда ему быть в курсе даже самых тайных операций? А тут даже мое непосредственное начальство ничего не знает. Надо же покончить с этой бандой!

2
        Харбин производил странное впечатление. На окраинах - типичный азиатский город с лачугами, зато центр выглядел полностью европейским. Не удивительно. Город в нынешнем виде был основан русскими, как одна из станций Транссибирской магистрали, затем быстро стал главным ее центром в Маньчжурии, и именно этот факт послужил причиной его быстрого роста. Тут некогда даже имелась русская администрация и полиция, уже не говоря о штаб-квартире Заамурского округа пограничной стражи, и вообще, русские составляли едва не половину населения города. После революции и распада империи Харбин потихоньку вышел из российской юрисдикции, но в железнодорожном сообщении нуждались многие страны, и в итоге неким компромиссом он превратился в некое подобие полувольного города. Русская администрация исчезла, да и какую отныне считать русской - московскую, сибирскую, еще какую-то? Но бывших имперских подданных проживало здесь много, из тех, кто не особо стремился возвращаться, и смотрели на них сквозь пальцы. Лишь бы деньги имелись.
        Очевидно, поэтому Покровский чувствовал себя здесь вольготно. Да и китайские чиновники издавна славились падкостью на взятки. За хороший куш, может, процент, они с готовностью закрывали глаза на многое. Тем боле безобразничал бывший летчик на территории другого государства, достаточно слабого, чтобы карать кого-то в иных краях.
        Командировочные нельзя было назвать чересчур щедрыми, но в сравнении с обычным жалованьем Николаев чувствовал себя едва ли не Крезом. Все же познается в сравнении. Кому-то и жемчуг бывает мелким…
        Нет, шиковать следователь не стал. Порядочно отвык от разгульного образа жизни. Может, вообще не привыкал к нему. До войны был сравнительно молод, и не сказать, чтобы богат. Особенно - по сибирским меркам. Во время оно - велико ли жалованье младшего офицера? А потом вообще… Безработица, бардак, устройство в милицию, которую особо финансировать власти не собирались. Он даже номер в гостинице снял довольно скромный, да и к чему привлекать излишнее внимание?
        Харбин жил единственной новостью - войной. Пусть она касалась лишь одной части некогда былого государства. Потом страсти наверняка поулягутся, но сейчас-то, когда известие только пришло, и было совершенно неясно, как развиваются события далеко на западе, все разговоры крутились лишь о нападении и о том, во что оно может вылиться.
        Кто-то убеждал, мол, зря поляки сунулись, и им обязательно наваляют в ближайшие дни. Не первая война и не последняя. Сколько раз уже брали Варшаву? Сразу не посчитаешь. Русский солдат всегда отличался крепостью в бою, жертвенностью, неприхотливостью. Такого не победишь.
        Другие немедленно вспоминали семнадцатый год. Буквально пара шагов до победы, войска обеспечены всем необходимым, разработаны планы последнего наступления, но грянула революция, и могучая армия в считанные недели развалилась буквально на глазах. Пусть с тех пор прошло немало времени, только ведь не секрет: армия Московской республики - лишь бледная тень великой Императорской армии. И по численности, и по боеспособности. Противник намного сильнее, а мобилизация требует времени. Все зависит от приграничного сражения. Сумеют немногочисленные бригады первой очереди удержаться - хорошо, нет - поляки ведь тоже брали Москву.
        И, вроде бы неожиданно, проявились патриоты. Многие вспомнили, кто они и откуда, и уже рассуждали о необходимом воссоединении и совместной войне с напавшим врагом. Или мы не русские люди?
        Поговаривали даже об открытом где-то в Харбине центре записи добровольцев, лишь не могли толком сказать, где именно и кто занимается этим делом. Но проживают же тут несколько бывших генералов и немалое число полковников. Почему бы одному из них или нескольким сразу не вспомнить о давней присяге? Тому же Ханжину, к примеру? Славный генерал, кавалер орденов Святого Георгия четвертой и третьей степени. За таким пойдут многие.
        Называли и полковников - на том основании, что они помоложе и уже потому более активны. И даже Покровского, хотя тот был всего лишь капитаном. Зато энергичным, волевым, что доказывал в последнее время не раз и не два. Тем более весьма многие из русского населения Харбина никакой симпатии к сибирскому правительству не испытывали и любую акцию против него воспринимали с одобрением.
        Николаев впал в замешательство. Вдруг повеяло давно забытым зовом трубы. Не на чужую страну напали, на ту, которую он на подсознательном уровне продолжал считать своей, и поневоле плечи распрямлялись, словно на них вернулись погоны. Никакой романтики, элементарное выполнение долга. Кровь, грязь, возможная смерть - обычная мужская доля в тяжелые годы. И повторять не очень хочется, и в стороне оставаться нельзя.
        Но тогда как быть с заданием? Не лежала душа к подобным авантюрам, неуловимый партизан был в кое-чем симпатичен Николаеву, и, если честно, следователь сам не вполне понимал причины собственного согласия. Вернее, не знал до конца, выполнит ли он указания или, напротив предупредит Покровского об угрозе.
        Только «те» проблемы были в далеком «вчера», а сегодня все переменилось. С точки зрения Николаева. Некие властные люди вполне возможно продолжали мыслить в прежнем русле. Зачем обольщаться? Любому политику самое главное - захватить власть и удержаться на ее вершине. А до прочего особого дела нет. Было время приглядеться ко всевозможным ораторам, начиная с Февраля. Кто не сумел вырваться к власти всероссийской, мигом решили быть хотя бы первыми парнями на деревне и прибрали к рукам окраины.
        Не испытывал любви Николаев ни к самым первым, временным, ни ко всем более поздним и как бы постоянным. Не за что. Словеса, за которыми не стоит минимум дел. Хотя, по логике, обязаны были улучшать ситуацию, что-то налаживать, что-то регулировать… Сами же правят. Или приятно укрываться за иностранными штыками?
        Все было мелочным, не главным, а главное, происходило там, далеко на западе. Хотя бы сводку узнать! Пусть бывший поручик прекрасно помнил цену любым военным донесениям, а уж тем более - официальным рапортам. И не по злому умыслу, но где-то невольно закрадываются ошибки, преувеличиваются чужие потери, не считать же их прямо в горячке боя. Это - на низовом уровне. На верхнем… Если бы какой-нибудь генерал знал подлинную обстановку на конкретный момент времени, вопрос о победе бы просто не стоял. Да и - немаловажный факт - кто же захочет сообщать об отходе, пока есть надежда отбить утраченное? Военное дело чрезмерной гласности не любит.
        С учетом разницы во времени следующих новостей следовало ждать лишь утром. А до того набраться неким образом терпения.
        - Мужчина, не угостите даму спичкой?
        Женский голос, чуть прокуренный, но волнующий низкими нотами, отвлек, заставил посмотреть на говорившую.
        Темноглазая и темноволосая, молодая, еще нет тридцати, с пухлыми накрашенными губами, наводящими на определенные мысли, в обтянутой перчаткой изящной руке дамская папироска «Реджина». Все, как было уговорено.
        - Для такой женщины не то что спички, ничего не жалко.
        - А если я поймаю на слове? - Женщина прикурила и внимательно посмотрела на следователя.
        Невольно подумалось: изобретатели пароля не учитывали элемент случайности. Вдруг вместо агента к Николаеву бы подошла обычная ночная бабочка? Вообразить подобный диалог не столь сложно.
        - Я буду только рад, - докончил обмен следователь.
        - Наконец-то! Думаете, легко здесь фланировать в таком виде? Того и гляди, пристанут любители клубнички.
        - Надо было изобрести нечто более нейтральное, - заметил Николаев. - Можете звать меня Лукой.
        - Роза, - представилась женщина в ответ. - Пойдемте в ресторан, что ли? Не стоит нарушать образ.
        Интересно, далеко она способна зайти в нынешней игре?
        - Я уже думала: по каким-то причинам прибытие перенесено. Первый раз в Харбине?
        - В первый. В сторону Владивостока ездить не доводилось.
        - Тогда понятно. Интересный город, правда? Есть в нем некая смесь востока и запада.
        - Да, - вновь согласился Николаев. - Скорее, России и Китая. Хотя от России больше храмы. Дома можно встретить и в Европе.
        - Были в Европе?
        - Давно. И то большей частью на нашей же территории. Во время Великой войны.
        - Вы кто по званию? Насколько поняла, прислать обещали настоящего офицера.
        - Поручик военного времени. Так что, не знаю, насколько настоящий. Но воевал, даже батальоном одно время командовал. Меньше месяца, потом меня ранило, - коротко оповестил Николаев.
        Можно было добавить о наградах, да только интересно ли женщине? Да и не о симпатиях и впечатлениях речь. Исключительно дело. Которое выполнять не стоит.
        - Хорошо, - кивнула каким-то мыслям Роза. - Покровский весьма не любит штатских. До сих пор зовет их тыловыми крысами, пусть война давно закончилась. И еще обвиняет их в былых бедах. Он вообще редкий реакционер. Даже октябристы и кадеты для него едва не революционеры.
        - Справедливости ради, все эти кадеты были весьма замешаны в революции. Как и октябристы. Потому точка зрения понятна.
        - Конечно, понятна! Вот такие спят и видят, как вернуть старые порядки!
        - У каждого это… свои представления о счастье, - философски заметил Николаев. - Там ведь было немало хорошего. Могучая держава, спокойная жизнь…
        - Угнетение, отсутствие свободы, - продолжила Роза. - Нам сюда, - она кивнула на вход в какое-то заведение. - Надо сыграть достоверно. Прежде - ужин, потом там на втором этаже имеются номера. Иначе кто-нибудь заметит, и вся операция сорвется. Только ничего такого не думайте. Мы просто переночуем в одном номере, и все. Чтобы я потом могла сказать о случайном знакомстве с офицером. Все равно, русская колония не настолько велика, и мало ли…
        Николаев лишь пожал плечами. Мол, вам виднее.
        - Скажите, новости на план не повлияют? - спросил он, когда уже заняли столик и ждали заказа.
        - Какие новости?
        - Как? Это… война все-таки.
        - А мы тут при чем? - удивилась Роза. - Это касается Московии и ее нового правителя. Будем надеяться, поляки быстро дойдут до Москвы, а там власть у них переменится.
        - У поляков?
        - У русских.
        - А чем вам их новая власть не угодила? - поинтересовался Николаев. - Где мы, где они… И потом, их право…
        - Вы что, не понимаете? Из всех кандидатов это худший.
        - Откуда мне знать? И потом, это… как вы определяете, хороший он или плохой? Наверно, сказать можно будет лишь по прошествии некоторого времени. И потом, мы вроде почти союзники. Я уже слышал здесь разговоры о добровольцах, которые якобы собираются для отправки в Россию. По одной версии, набирает их как раз Покровский. Впрочем, все пока, как понимаю, это… на уровне сплетен. Но вдруг правда? Что тогда?
        - Не думаю, - после некоторого раздумья сообщила женщина. - Что ему там делать? В Сибири сейчас Покровский - крупная фигура. А что его ждет там? Обвинение в контрреволюционности действительно и в Московии. Он же там тоже успел отличиться. Зачем же ехать? Чтобы быть арестованным? Даже в лучшем случае ничего ему не предложат. Он же не полковник и не генерал. Да и генералов там этих…
        - Не всегда человек, это… гонится лишь за личной выгодой. Имелось у нас представление о чести. Покровский - офицер кадровый, должен помнить…
        - Все честные люди боролись за свободу, а он…
        - Честь вообще-то несколько иное. Верность присяге, к примеру…
        - Улыбайтесь, - вдруг прошипела Роза. - На нас смотрят.
        И сама засмеялась с некоторым наигранным жеманством, словно услышала весьма сомнительный комплимент или намек на грани приличия.
        - Разве можно такое говорить порядочной бедной женщине?
        - Но мужчине такого точно не скажешь, - попытался поймать тон Николаев.
        Ох, отвык он уже от подобных бесед! Положение не позволяет. Да и круг общения несколько иной. Нет, легкомысленные женщины попадаются часто, так все по службе, и никакого флирта быть не может.
        - Скажете тоже! - вполне натурально развеселилась Роза. Даже щечки покраснели, словно она была юной наивной институткой. - Разве это возможно в природе?
        - Вот и я говорю: нет! Но скажите, в Харбине все женщины настолько очаровательны? Впрочем, не отвечайте. Любая женщина померкнет рядом с вами. Вам жить не здесь, а минимум в Париже. На зависть парижанкам.
        Несколько француженок, в разные годы встреченных Николаевым и до войны, и сравнительно недавно, впечатления красоты не оставили. Обычные женщины, свои намного лучше. Может, в постели, но так далеко отношения не заходили. В крайнем случае - случайный разговор.
        - О! - Роза даже глаза закатила. - Париж - это мечта! У нас тут Азия!
        - До самого Урала, - в Париже Николаев себя не видел. Можно взглянуть, интересно побывать в овеянном легендами городе, но вот жить там… И на что жить, раз без денег жизнь невозможна?
        Да ну! Все чужое, говорят не по-нашенски. Знаниями языков следователь не блистал. Учил в гимназии, да когда то было? Без практики все забывается чересчур быстро.
        Да и вообще, кому-то хочется в Париж, а для кого-то мечта побывать в Петрограде или в Москве. С гораздо большим удовольствием.
        Примитивная игра удалась. От соседних столов за парочкой посматривали. Мужчины с одобрением и легкой завистью, женщины - с показным возмущением и с той же завистью, только скрытой.
        Внешне события развивались по положенной им от века колее. Застолье с винами, разговоры, где мужчина то и дело склонялся к спутнице и говорил едва не шепотом, а та похохатывала в ответ. И звучали обычные в подобных заведениях песни:
        Как цветок душистый
        Аромат разносит,
        Так бокал налитый
        Тост заздравный просит…
        Николаеву вдруг захотелось поверить, будто дело не в каком-то там задании, а в обычном отдыхе. Может же мужчина просто посидеть с женщиной, поговорить о всякой ерунде, а потом уж в традициях жанра все зависит от настроения и благосклонности спутницы. Благо Роза вела себя вполне натурально в нынешней роли, и нынешние разговоры за столом ничем не напоминали те, которые звучали вначале…

3
        Обилием мебели номер не блистал. Собственно, тут и имелась лишь большая кровать да некоторым довеском - крохотный столик с парой стульев. На стол Николаев водрузил принесенное из ресторана шампанское в ведерке со льдом, бокалы и вазу с фруктами.
        - Я только одного не понимаю: к чему подобная сложность? В честь чего мне должны поверить? Кажется, в некоторых случаях мужчины более склонны выполнять капризы женщин, чем логичные построения посторонних мужчин.
        - Мне не удалось подобраться к Покровскому, - со вздохом произнесла Роза. - Он… - она замялась, - как бы сказать, имеет постоянную спутницу и не реагирует на прочих женщин. Да и вообще ведет себя здесь довольно осторожно. В противном случае…
        Из сумочки на свет появился небольшой дамский «браунинг».
        - Хотите сказать, это… но ведь тогда не уйти…
        - Зачем же стрелять? - улыбнулась Роза. - У меня имеется яд. Подсыпать в бокал, и все.
        Слов для ответа у Николаева не нашлось. Зато нашелся ответ, что делать ему самому. Окончательный и бесповоротный.
        - Но как тогда с моим представлением и прочим? - после некоторой паузы вымолвил следователь.
        - Кое-кого из банды я все-таки знаю. Просто цепочка получается длиннее, и может понадобится несколько дней. Хотелось бы побыстрее, но не всегда же получается. Ладно. Налейте хотя бы. Зачем добру пропадать? - женщина кивнула на бутылку.
        Признаться, Николаев не был любителем шампанского. Водка для него была много лучше. Но раз при обольщении полагается пить кислый газированный напиток, то деваться некуда.
        - За успех! - Роза подняла бокал.
        - За него. - Следователь с иронией подумал, что под успехом они явно подразумевают диаметрально противоположное.
        - Чему улыбаетесь?
        - Да так… Смотрю, при любой власти находятся недовольные ею, готовые бороться, и даже методы борьбы отличаются далеко не всегда. Взять те же эксы… Разве только при царях подсылать к революционерам убийц было это… не принято. Наказание давал суд. Довольно мягкий, если не считать времена первой революции со всеми вытекающими…
        - Думайте, что говорите, - отрезала Роза. - Тогда деньги отнимались у эксплуататоров и шли на борьбу народа за свои права. А сейчас - у государства. Знаете, какие убытки понесла власть только в случае ограбления поезда? Уже не говоря о смерти иностранных граждан.
        - А что эти иностранные граждане вообще делали на нашей территории? Да и тогда порою гибли ни в чем не повинные люди, а деньги тоже были государственные. С точки зрения уголовных законов, в которых отвлеченные идеи не заложены по определению, а есть лишь соответствующие деяния, разницы никакой нет. Я как представитель криминальной полиции говорю. Политическая оценка - дело другое, и зависит от точки зрения каждого конкретного человека. Или - политической платформы. Либералы думают так, социалисты - иначе, и до бесконечности… Чистая софистика. Хоть говори до бесконечности.
        - О таком даже думать нельзя. Какие разговоры? - Роза даже потянулась к «браунингу», но движение осталось незаконченным. - Шуточки у тебя контрреволюционные! А если бы выстрелила?
        И погрозила пальчиком. Женщина явно захмелела, но все равно смотрела на опустевший бокал. Пришлось наполнить его вновь.
        - Завтра будет трудный день, - вдруг оповестила Роза. - Надо хотя бы немного отдохнуть.
        Бутылка была уже пуста, фруктов женщине явно не хотелось, а за окном давно господствовала темень.
        Николаев невольно покосился на кровать. Поспать бы в самом деле не мешало, только где разместиться ему?
        В отличие от следователя, женщина никаких неудобств от соседства явно не испытывала. Она деловито принялась расстегивать пуговицы, словно находилась в номере одна. Николаеву пришлось деликатно отвернуться. И где тут спать? На стульях? Не поместиться. На полу? От беды можно, но жестко и неудобно.
        - Ну чего ты? - вдруг перешла на «ты» женщина. - Долго я буду ждать? Иди сюда. И свет погаси…
        ГЛАВА 15
        Уже не граница

1
        - Выгружайся!
        Разумеется, в планы Чижевского не входило бегство до Смоленска. И даже на половину пути до него. Лишь только вывести роту из-под удара. При полном превосходстве противника в силах и необеспеченных флангах разгром одинокого подразделения был вопросом ближайших часов. И то в случае сравнительно неторопливого движения врага. Капитан прекрасно отдавал отчет: поляки просто медлили по каким-то своим причинам, и лишь поэтому роте удалось продержаться некоторое время. Навалились бы, обошли, устроили окружение - и все было бы давно кончено. Когда на несколько километров вокруг нет никакой поддержки, оборона теряет смысл.
        Элементарные требования военного искусства диктовали сосредоточение сил и создания хотя бы какой-то линии фронта. Или же, как было в начале Великой войны, - активных действий кавалерии, уже благодаря подвижности способной прикрыть на первое время развертывание основных войск. Кавалерии в ближайшей округе не было. Довольно дорогой род войск, поэтому в условиях постоянной экономии на армии новые власти давно низвели ее главным образом до отдельных дивизионов в рядах пехотных бригад, а уцелевшие чисто кавалерийские опять-таки бригады, а не дивизии в количестве аж трех штук предпочитали держать поближе к столице. Не на страх врагам, а на случай борьбы с собственным народом.
        Теперь дислокация подвижного рода войск сыграла скверную шутку. Пока перебросишь к театру военных действий, пройдет немало времени. Тут каждый день на счету, а ведь стандартный железнодорожный вагон вмещает сорок человек или восемь лошадей. Два десятка вагонов минимум на один эскадрон штатного состава военного времени - практически целый состав. Или его половина. Даже в последнем случае, грубо говоря, четыре эшелона на бригаду без обозов, и все в полной спешке, рискуя не успеть.
        Чижевский вообще сомневался, что в штабах имелись какие-то планы на случай войны. В противном случае никто не требовал бы невыполнимого, и каждый приказ звучал четко и ясно. Как положено в армии - задача, соседи на флангах, приданные подразделения, сроки исполнения… Да и дислокация войск около границы делала их одинаково неготовыми ни для наступательных действий, ни для оборонительных. Когда роты разбросаны на широком фронте по разным местечкам и даже связь толком не налажена, ни о какой войне речи быть не может. Тут пока бригаду соберешь, а ведь и в этом случае на нее придется полоса в добрых полсотни километров. Для четырех пехотных батальонов, двух неполных эскадронов и одной трехдюймовой батареи вещь совершенно невозможная. Сколько получается штыков на километр? Лучше не подсчитывать.
        Хорошо было во времена первой Отечественной войны, когда армия была армией, а вот железных дорог не имелось. Пусть часть путей за собой Чижевский разрушил, но долго ли их починить? Следовательно, опять придется занимать оборону, хоть как-то задерживать.
        Не станция, фактически - полустанок, зато перед ней небольшая речушка в крутых берегах, пусть замерзшая, но все какая-то преграда.
        - Закрепляемся здесь!
        Но насколько бесконечный день! Хотя по времени уже скоро начнет темнеть. Значит, можно считать, что в запасе будет целая ночь. Да и командование не бросит, ведь именно здесь пролегает путь на Смоленск. Сюда должна подойти еще одна рота. Обещали еще какие-то подразделения, только пока неопределенно, словно сами до сих пор не решили, какие меры предпринять против вторжения.
        И уж совсем осталась незамеченной солдатами смена власти в далекой Москве. На переднем крае больше заботят генералы, чем далекий президент.

2
        - Почему отошли без приказа? - Командир бригады полковник Корк сердито смотрел на Чижевского сквозь стеклышки пенсне.
        - В противном случае рота была бы полностью уничтожена. Был атакован силами пехотного полка, усиленного артиллерией и кавалерией. Принял бой, но затем неприятель начал обход позиций. В условиях полного необеспечения флангов и отсутствия какой-то поддержки был вынужден отойти, повредив за собой железнодорожные пути.
        Начальник прибыл на полустанок самолично на коротеньком - паровоз и два вагона - составе. Ночь была беззвездной, все небо в тучах, и лишь несколько фонарей у перрона бессильно пытались разогнать темноту.
        Полковник промолчал. Профессиональный военный, он сам прекрасно понимал: одной ротой ничего сделать невозможно, и в отступлении больше вины на нем, не сумевшем вовремя собрать бригаду и организовать правильную оборону. Но как соберешь, если она раскидана и по фронту, и в глубину, а сам он связан по рукам и ногам вышестоящим командованием? А последнее лишь только путает да отдает противоречивые директивы и требует быть сильным одновременно и везде?
        - Никаких вводных я также не получал, - напомнил Чижевский.
        - Вводные… - вздохнул Корк. Был он из тех, кто принял революцию сразу. В силу ли идеи, по корыстным ли расчетам - кто знает? Если последнее, то явно зря. При всех армейских сокращениях большой карьеры сделать не получилось и удалось подняться по званию лишь на одну ступень. После чего Август Иванович застрял в новом чине как бы не навсегда. - Война объявлена официально. Цель, как было сказано у поляков - восстановление исторической справедливости и присоединение якобы извечно польских земель. Включая Смоленск и далее. Вторжение происходит на широком фронте. Одна войсковая группа пока точно не установленной численности под командованием Рыдз-Смиглы движется сюда. Другая перешла в наступление против союзной нам Украины в направление Киева. С ними - так называемая армия Западно-Украинской республики. Положение серьезное. В стране объявлена мобилизация. Но есть хорошие новости. Вольный город Петроград заявил об объединении с нашей республикой. Всевеликое Войско Донское совместно с Кубанью выступило за тесный союз с нами и полную поддержку на все время войны. Сибирь пока молчит, но есть надежда и на
помощь оттуда. В свете этого наша главная задача - продержаться и дать время для развертывания соединенной армии. Каждый день играет роль.
        - Чем держаться, товарищ полковник? - не удержался Чижевский.
        - Чем можем. Ладно, капитан. К утру здесь сосредоточится бригадная группа в составе двух батальонов и эскадрона. Батарею я тоже переброшу сюда. Большего сделать пока не могу. Сам понимаешь… Дальнейшее - уже прерогатива командования. Но недавно было твердо обещано, что сюда в самое ближайшее время начнется переброска сил. Лишь не указано, куда именно и каких. Командование в районе железной дороги я принимаю на себя. Основной бой примем чуть дальше. Я там уже наметил позиции. Твоя задача - продержаться на выбранном рубеже хотя бы до полудня. Впереди тебя будут действовать кавалерийские разъезды. Они же обеспечат наблюдение за флангами. Задача ясна?
        - Так точно! - вытянулся Чижевский.
        Все хорошее из услышанного принадлежало будущему. Пока же предстояли бои при неблагоприятном соотношении сил, но тем не менее на душе стало легче. Все не в одиночестве, а на миру и смерть красна.
        Капитан машинально прикинул. Мобилизация - минимум месяц. Пока новые части добьются хоть какой-то слаженности, из аморфных образований превратятся в боевые единицы, времени пройдет немало. Пусть даже костяком послужат бывшие фронтовики Великой войны, а уж в отставных офицерах недостатка вообще не предвидится. Как достаточно и генералов, выкинутых из армии в свое время за ненадобностью или по одному подозрению в контрреволюционности. Зато налицо явно будет нехватка техники. Новая практически не выпускалась, старая превратилась едва не в хлам. Та же авиация, к примеру, представляла набор летающих гробов большей частью времен той же войны.
        Но части первой очереди могут появиться на фронте в течение недели. Какие-то раньше, какие-то позже, тут уже исключительно вопрос переброски. Казаки… Вот с ними не ясно. Просто отрадно знать, что Краснов решил вступить в войну, переборов казачий сепаратизм.
        - Сколько у тебя людей?
        - Штыков - сто пятьдесят три. Плюс два офицера и пулемет. Рота понесла потери…
        - Ничего. С первым пополнением доведем до штата. В Смоленске и других городах призыв начат с полудня. Теперь лишь вопрос времени…
        А что в военном деле не связано со временем?

3
        Хорошая погода на войне радует далеко не всегда. Легкий, градуса три, морозец, ясное небо, а в нем - стрекочущий чужой самолет.
        - «Поте», - машинально заметил капитан.
        Он старался следить за военной техникой, особенно той, что состояла на вооружении потенциальных противников.
        - Что? - не понял Тертков.
        - Говорю, самолет марки «Поте». Французский разведчик. Но Польша производит их по лицензии. Двухместный, может нести бомбы.
        - Ааа… - протянул комиссар. - Думаешь, отбомбится?
        - Не обязательно. Скорее всего, они просто определяют расположение наших позиций. Сверху-то все видно. Потеряли нас вчера, вот теперь и намечают, где мы их ждем и где лучше нас атаковать. В общем, хреново. Нам бы сейчас дождичек, да с оттепелью, чтобы поляки увязли в распутице. Вообще, им бы лучше подождать до теплых дней, и уж тогда воевать. Что-то поспешили. Март месяц, несколько дней, и поневоле возникнет пауза. Не понимаю. Да ладно.
        Он говорил, а сам следил за небольшим от расстояния самолетиком. Достать его из винтовок проблематично, пусть летит, раз помешать не получается.
        Сверху заметили позиции роты, и разведчик в вышине стал описывать круг. Солдаты старательно наблюдали за вражеской машиной. Многие из них вообще впервые видели самолет. Мало их было у молодой республики, чего уж там! А тут еще и чужой!
        - Плохо, - Чижевский закурил. - Сейчас отметит, что на флангах никого. Я бы на месте поляков вообще пустил в дело конницу. Хороший кавалерийский рейд, благо с воздуха есть возможность наметить безопасные дороги…
        Он невольно покосился на раскинувшееся впереди поле. Дорога разделяла заснеженную целину почти пополам. Железнодорожная ветвь шла чуть правее. Там же, на правом фланге, раскинулся довольно обширный лес. Зато слева никаких естественных преград на пути противника не имелось. Если не считать порядком изрезанной местности и глубокий снег повсюду. А главное, отсутствие войск и справа, и слева. Одни кавалерийские разъезды, способные заметить неприятеля, но не способные его удержать.
        - Улетает! - радостно оповестил комиссар.
        Он явно побаивался бомб. Неприятно сидеть в неглубоком окопе да ждать летящего с небес подарка.
        - Сейчас будет высматривать, что творится в нашем тылу. - В отличие от Терткова, никакой радости капитан не испытывал. Все равно главные события развернутся на земле.
        - А вот это уже к нам, - Чижевский кивнул на стремглав несущегося прямо по дороге всадника. - И даже новости могу предсказать. Наверняка обнаружили поляков. Офицеров ко мне!
        В предположениях капитан оказался прав. Разъезд обнаружил противника на дороге километрах в шести. Не меньше полка, прежнего ли, иного, идущего с положенным охранением да с собственной кавалерией, не позволяющей сблизиться и рассмотреть все получше.
        - Шесть километров - это часа полтора, - прикинул Чижевский. - А нам надо продержаться до полудня. Итого - от силы час боя. Может, вообще обойдется. Но надеяться на это не советую.
        Опять затрещал мотор в вышине, извещая о возвращении разведчика.
        - Час - это немного, - бодро отозвался Мельчугов. - Да еще пока в боевой порядок развернутся…
        - Продержимся, - согласился Чижевский. - Главное - чтобы после разведки в обход не пустились. А в лоб мы их немного задержать сумеем.
        От самолета отделились две точки, полетели к земле.
        - Бомбы!
        Но летчики бомбили с высоты, опасаясь снизиться пониже, и смертоносные снаряды упали впереди позиции. Дважды взметнулся вверх снег, перемешанный с дымом, по ушам хлопнуло, и все. Даже в донесение не вставишь.
        Зато где-то позади и левее сухо хлопнуло несколько отдаленных винтовочных выстрелов. Но никакого гонца с той стороны видно не было: проводная связь, протянутая от станции, тоже пока молчала, и приходилось терпеливо ждать, выполняя последний приказ.
        Наконец едва не на горизонте, с высоты видно было далеко, показалась походная колонна. И сразу Чижевского позвали к телефону.
        - Капитан, там польская кавалерия обходит с левого фланга, - сразу без предисловий сообщил комбриг. - Минимум два эскадрона. Собирай людей и отходи. Удачи!
        - Построить роту на дороге! Уходим!
        Но перед маршем оглядел солдат и не удержался от краткой инструкции.
        - Движение осуществляем по дороге. На случай атаки кавалерии твердо запомните главное: им сильно будет мешать снег. Ваша же задача - стрелять залпами исключительно по команде. В случае опасного движения противника во что бы то ни стало держать строй. Запомните: от лошади не убежишь. Порубят всех со спины. Для кавалеристов это мечта. Зато пока мы вместе, никто нас не возьмет. Сильно не растягиваться. Команды слушать беспрекословно, - и хоть не полагалось, добавил: - С Богом!
        Повозки были направлены в тыл еще ночью, и кроме пулеметной двуколки при роте ничего не было. Дорога утоптана, свободно можно идти по четыре в ряд, отчего строй получался довольно коротким, Сам Чижевский то рысил на своем коне впереди, то пропускал солдат, посматривал, что творится сзади. Догнать у поляков шансов не было, но на всякий случай…
        Солдаты прониклись моментом, шли сосредоточенные, винтовки на ремне, посматривали по сторонам и действительно держались кучно.
        Не задерживаясь, прошагали между полустанком и деревней в стороне. Связисты уже смотали провод, отключились от линии и погрузили нехитрое имущество рядом с пулеметом. С околицы на проходящих солдат смотрело несколько мужиков и баб. Что испытывали крестьяне при виде уходящих прочь защитников, думать никому не хотелось. Может, кто-то из одетых в шинели людей впервые стал понимать, зачем государству нужна армия. А может, каждый в строю думал лишь о себе и о том, удастся ли дойти до основных позиций?
        Не удалось. В паре километров слева и спереди на холме возникла небольшая группа всадников. Застыли, видно, решая, что делать, а затем там же стали появляться новые и новые кавалеристы.
        - Продолжать движение!
        Собственно, что еще остается? С каждым шагом шансы на благополучный исход растут, и еще не факт, что кавалерия пойдет в атаку. Снег действительно глубокий, на таком особенно не разгонишься.
        Шаг невольно ускорился. Подгонять никого не требовалось. Кое-кто уже заранее взял винтовки в руки. Пусть стрелять еще рано, даже если кавалерия ринется в атаку, времени на изготовку будет достаточно, но с оружием как-то спокойнее.
        Чижевский в это время прикидывал варианты. Худший получался, если поляки зайдут еще вперед, сократят расстояние, спешатся и начнут огневой бой. Задержка может быть чревата подходом неприятеля с тыла, да еще плюс неизбежные потери, раненые, которых надо будет выносить… И худшее - если бы при кавалерии имелось хотя бы оно орудие. Или - пулемет. Но вроде не видно.
        Противник тоже явно решал, что же теперь делать? Упустить отходящую роту вроде нельзя, атаковать - трудно, а долго не простоишь. Все-таки не так далеко до основной русской позиции. Вдруг от нее пошлют отряд навстречу своим? На глазок поляков было несколько побольше эскадрона, но явно не больше двух. Численность-то может быть различной. Хотя начало войны, особых потерь неприятель пока не понес.
        - Спускаются! - пронеслось по рядам.
        Поляки действительно пошли на сближение. Рысью, сохраняя силы лошадей.
        - Продолжать движение! - повторил приказ Чижевский.
        Время тянулось. Теперь уже все солдаты скинули винтовки. Нервы натянулись, каждый про себя решал, удастся проскочить или все-таки будет бой?
        Судьба склонилась в пользу второго. Кавалерия упорно рысила на перехват. Пока не битая, исполненная гонора. Второй день войны, и уже удалось зайти довольно далеко от границы фактически без сопротивления. Мелкие стычки не в счет. На то и война. До первого настоящего отпора агрессоры всегда полны высокомерия, и все им кажется, будто победа достанется легко.
        Еще лишняя сотня шагов. По прикидкам капитана, оставалось пройти километров пять. Многовато, но и не настолько, чтобы отчаиваться раньше времени. Тут уж как повезет. Особого перевеса у поляков нет. Ну, почти нет. Две сотни сабель против полутора сотен штыков. В общем-то, терпимо. Когда-то давно Неверовскому в его львином отступлении от Красного к Смоленску пришлось намного хуже.
        И как сотню с лишним лет назад, поляки явно решили повторить ошибку Мюрата. Короткая колонна показалась им слабой добычей. Сблизиться, запугать, обратить в бегство, изрубить…
        Пора.
        - Рота! Стой! В две шеренги… Первая лежа, вторая с колена… Прицел…
        Все-таки чему-то солдат он научил. Команды выполнялись довольно слаженно, паники пока не чувствовалось. Война во многом - испытание духа. У кого он крепче, тот и выигрывает.
        Сухо треснул первый залп. Кажется, потерь поляки не понесли. Но ничего, бой только начался. Кавалерия увеличила рысь. В галоп поляки пока не переходили, снег сильно сдерживал бег коней, но уже взмыли вверх сабли в предчувствии первых ударов, и наклонились пики…
        Залп. Еще…
        - Прицел!..
        Вот кто-то из всадников тяжело рухнул вместе с конем. Другой вылетел из седла. Заработал единственный в роте пулемет. Солдаты вошли в ритм, сноровисто передергивали затворы, вставляли новые пачки патронов. Оба младших офицера проверяли прицелы. Страха вроде бы не было, хотя поляки продолжали нестись, время от времени теряя людей и коней.
        Пятьсот метров… Огонь стал более действенный. Пулеметчикам, наконец, удалось весьма точно положить очередь, и сразу трое или четверо кавалеристов полетели на снег. Но остальные уже переходили в галоп, трудный, и все-таки…
        Четыреста… Залпы следовали один за другим. Чижевский застыл конным изваянием чуть позади роты аккуратно в середине небольшого строя. Пулемет теперь стрелял почти непрерывно, и гильзы уже образовывали небольшую горку.
        Кавалеристы не выдержали первыми. Они готовились рубить и колоть убегающих, а вместо этого пришлось нестись навстречу свинцовому граду. Вот кто-то стал осаживать коня, другие уже поворачивали на полном скаку, и атака явно срывалась.
        Залп. Еще… Отбито.
        Чижевский посмотрел на уносящихся прочь кавалеристов. Пожалуй, десятка два нашли свою могилу на чужой для них земле. Невольно вырвалось давно отмененное, старорежимное:
        - Благодарю за службу, братцы! Убедились, пока мы в силе, никакой кавалерии нас не взять?
        А самому вспомнилась прежняя гусарская служба и как тяжело было сблизиться для удара.
        Но ничего пока еще не закончилось. Уланы вышли из зоны действенного огня, и теперь гарцевали в отдалении.
        - Продолжить движение!
        Даже небольшая победа окрыляет. Только что значит, небольшая? В случае поражения рубка была неизбежной, а так никаких потерь рота не понесла. И с точки зрения солдат, удача была грандиозной. Потому настроение сразу повысилось. Шли радостные, возбужденные, пусть и продолжали поглядывать в сторону противника, однако теперь были полны уверенности, что любая повторная атака обернется для поляков, как и первая. Почин-то положен.
        Урок оказался действенным. С четверть часа кавалерия продолжала следовать параллельным курсом, однако никаких других действий не предпринимала. Если не считать возни возле убитых и раненых да ловли ставших бесхозными коней.
        Разумеется, надеяться, что так будет до основных позиций бригады, не стоило. И все-таки каждый шаг приближал роту к местам безопасным. Еще немного, и их заметят свои, окажут помощь артиллерией. Что такое два-три километра для трехдюймовок? Там уже точно можно будет сказать: спасены.
        Чуть подальше противников разделил довольно широкий и глубокий овраг, делающий невозможными любые действия в конном строю. Да поляки и не собирались вновь атаковать с фланга. Их основные силы крупной рысью двинулись вперед, явно собираясь перерезать путь, а около взвода пошли на сближение, затем спешились и взялись за винтовки.
        Именно этого Чижевский опасался.
        - Мельчугов! Ведите роту дальше! Пулемет на землю!
        Он лег за «максим» сам. Протянул в приемник ленту, старательно подкрутил наводку. Выдал первую очередь, подправил… Дистанция была большой для точной стрельбы, но ведь есть закон вероятности.
        Поляки не выдержали довольно быстро. Кажется, кого-то Чижевский задел. Рисковать кавалеристы дальше не стали, прекратили огонь, довольно безрезультатный, лишь треплющий у отходящих солдат нервы, и стали отползать прочь.
        - Грузите пулемет!
        Рота не успела отойти далеко. В идеале следовало еще немного попугать противника, однако капитан ни на мгновение не забывал, что в скором времени поляки должны объявиться впереди. И тогда «максим» будет отнюдь не лишним при прорыве.
        Солдаты продолжали идти быстрым шагом. Фланговый обстрел не нанес вреда, а близость цели невольно подстегивала даже самых нерадивых.
        Пулеметчикам пришлось бежать вдогон. Отошедший неприятель попытался возобновить обстрел, но куда улетали пули, сказать было трудно. Даже характерного посвиста слышно не было.
        Наконец, добежали, заняли свое место, и здесь смогли убедиться в одном из преимуществ кавалерии. Поляки успели зайти далеко вперед, встали на дороге и теперь преграждали путь.
        Нет, они явно не желали еще раз испытать успех в прямой атаке. Кто ими командовал, сполна учел предыдущую ошибку и поступил более эффектным способом. Он просто спешил солдат, и теперь уже Чижевскому предстояло терять людей в попытке прорыва. Ни места, ни времени на обходные движения нет, все придется делать в лоб, а где-то позади накатывает основная колонна противника.
        Сколько еще требуется пройти? Вернее, сколько отделяет польский заслон от основных сил бригады? Палка-то о двух концах.
        Шаг невольно замедлился, однако приказа рассыпаться в цепь Чижевский пока не подавал. Он все продолжал возвышаться на коне, хотя просвистели первые пули, не очень опасные с учетом расстояния. Километра полтора, попасть можно лишь по случайности, и огонь больше призван напугать противника, чем нанести реальные потери.
        Кое-кто из солдат стал оглядываться, высматривая, нет ли более безопасного пути? Такового не имелось. Слева в полукилометре раскинулся лес, только снега там столько, что не очень пройдешь. А справа во фланг заходит давешний взвод и скоро тоже откроет огонь.
        - Что будем делать? - Тертков был взволнован и не мог это скрыть.
        - Прорываться. Есть иные варианты? - с высоты седла отозвался капитан. - Тут осталось всего ничего…
        Он повернулся к роте и зычно выкрикнул:
        - Ребята! Тут наши неподалеку! Идти вперед смело, раненых не бросать! Покажем ляхам, у кого дух крепче! - И уже набрал воздуха, чтобы рявкнуть привычную команду: «Рота, цепью!»
        Не успел. Всего немного. За спинами поляков вдруг затрещало, затем небо прямо над ними расцвело облачком шрапнели. И сразу преградившие дорогу эскадроны засуетились, жолнежи помчались к коневодам, а рота исторгла дружное и грозное:
        - Ура!
        Все-таки в бригаде заметили, оценили ситуацию, пришли на выручку…
        В общем, прошли…

4
        - Слышь… Могли бы нас хоть на станции разместить. Хоть крыша над головой, и снега под задом нет.
        - Не могли, - мельком покосился на комиссара Чижевский.
        - Почему? Мы же на отдыхе!
        - Не на отдыхе, а в резерве, - поправил Терткова капитан. И все-таки пояснил: - Здание вокзала наверняка будет обстреливаться. Держать там людей просто опасно. Раз оно в пределах досягаемости полевой артиллерии.
        Беседа проходила под звуки близкого боя, и Тертков невольно посмотрел туда, где поляки уже во второй раз пытались взять штурмом позицию. Судя по отсутствию посыльных, до сих пор без особого успеха.
        - Тогда да…
        Впрочем, артиллерийского грохота было мало. Все больше трескотня винтовок да пулеметный лай. Противник явно еще не подтянул достаточное количество орудий, а без их поддержки атаки срывались даже при явном перевесе в силах.
        Небо потихоньку затягивали облака. Да еще к тому вечер потихоньку надвигался на землю, суля некоторую передышку разыгравшимся на ней боям. Солдаты пользовались случаем, отдыхали да временами прислушивались к стрельбе. Не катится ли в их сторону, не придется ли подниматься и идти на выручку своим? Долг платежом красен, только лучше бы срок платежа наступил попозже.
        Кажется, общее желание начинало сбываться. Стрельба явно пошла на убыль, а хватит ли у противника решимости на третью попытку, оставалось под вопросом. Сколько тут осталось до темноты? Вряд ли даже час.
        - Пойду в политотдел, узнаю новости. - Тертков без особого желания заставил себя подняться.
        Но и сидеть, ни о чем не ведая, было свыше сил. Власть в Москве переменилась, но пока еще никто не говорил точно, в какую сторону. Что будут за требования, насколько будет выполняться предвыборная кампания, все-таки понятно, что некоторые вещи говорятся ради красного словца и привлечения избирателей, что вообще могут реально сулить перемены и будут ли они? Наконец, как отреагировал на внезапную войну остальной мир? Есть Англия, Франция, да и Лига Наций. Неужели промолчат? И вообще, кому, как не комиссару, первому знать о новостях политики и о новых тенденциях ее освещения? Скажешь не так, и придется отвечать за несоответствие духу времени. Потому идти обязательно надо. И помнить - первые бои уже дали некоторый плюс в биографии, надо обязательно превратить их в ступеньку для карьеры. Когда возвышаться военному, как не в дни войны?
        Чижевский проводил комиссара взглядом. Сам он расположение роты пока покинуть не мог. Вдруг приказ сдернет с места? Затихание боя еще ничего не значит. Противнику должна быть прекрасно известна местность, все-таки кое-кто здесь служил в тогда еще единой и неделимой, следовательно, не обязательно тупо ломить в лоб, а можно спокойно обойти и ударить с фланга. Или - тыла. Учитывая прорехи в импровизированной линии фронта.
        Но жизнь продолжается, несмотря на все неизбежные тревоги.
        - Товарищ капитан! Мы тут со Степанкиным решили чайку попить. Не присоединитесь? - Мельчугов был бодр, словно не было сегодняшнего опасного марша.
        Хотя любая победа воодушевляет тех, кто всегда готов бороться.
        Побольше бы этих побед…
        ГЛАВА 16
        Москва

1
        Теперь Кротов уже откровенно не знал, что ему делать. Можно не любить власть, но есть еще и страна, которая являлась его родной и которую он был обязан защищать. Как и были определенные обязанности перед товарищами по делу, причем обязанности эти шли в некоторый разрез с офицерской честью. Как ее понимал в данных обстоятельствах бывший полковник. Хотя и отказ от них тоже являлся поводом для бесчестия.
        Проще говоря, один из первых шагов в начале войны - это объявление мобилизации. И что в подобном случае делать ему, бывшему гусарскому офицеру? Пусть он формально является гражданином иной страны, но разве Сибирь перестала быть Россией из-за каких-то амбиций политиков?
        Но невольно вспоминался фронт после «великой бескровной», ставшая вдруг толпой армия, потерявшие человеческий облик солдаты, бессмысленные расправы над офицерами, позорные братания с противником, многое другое, что лучше бы никогда не видеть…
        В императорской армии было около трехсот тысяч офицеров. Многие погибли на войне, еще больше были убиты в первые революционные годы. Однако уцелевших было немало. Наверняка больше половины из них до сих пор живет в Московской республике. Уже не говоря о генералах, пусть ставших отставными, и тем не менее долго ли их призвать? На нынешнее войско, жалкую тень былого величия, хватит с избытком. Даже если его увеличить в несколько раз. Вернее, увеличено оно будет, на то и мобилизация, и все равно, до каких пределов? Ну, сформируют в итоге десяток полнокровных дивизий, много ли на них надо старшего командного состава? Полсотни бригадных и дивизионных начальников, пусть сотню полковников… Мелочь. Где здесь место для него, Кротова? Имеются более заслуженные люди, с большим опытом, а он в конце концов командовал лишь кавалерийским дивизионом, и лишь после революции вдруг побывал пару месяцев командиром полка. Вдобавок пехотного, разложившегося, ни на что не годного. С соответствующим итогом.
        Ладно. Зачем строить планы? Кому он, в сущности, нужен?
        Оказалось, нужен и еще как. Помимо вчерашнего мужчины в канцелярии оказался тот самый комитетчик, который вытянул Кротова из тюрьмы. Он и завладел Кротовым, увлек последнего в другой кабинет, в данный момент пустой, и с ходу задал неожиданный вопрос:
        - Скажите, что вы делали вчера на площади?
        Вопрос был настолько неожиданным, что Кротов не сразу обрел дар речи. Он вроде бы старался быть осторожным, никакого «хвоста» не наблюдал, и все-таки… Как вариант - «хвоста» в обычном смысле слова не было, вдруг пришло в голову, просто определенные люди, растворенные в толпе, вели учет всем прибывавшим. По спискам ли, по особым приметам, по каким-нибудь карточкам в архиве… Дело не обязательно в одном-единственном человеке. Раз про комитет болтают всякое, можно предположить: митинг был использован для тайного составления списка недовольных. Не факт, однако, чем черт не шутит?
        - Искал одну случайную знакомую. Мне сказали, будто она может прийти туда. Извините, фамилии называть не буду. По понятным причинам.
        - Ох уж мне эта офицерская честь! Можете не называть. Тем более фамилия ее наверняка имеется в списке.
        Оговорка лишь подтверждала возникшее подозрение. Интересная вещь: демократия. Чуть что - и попадаешь в списки недовольных, а то и вообще объявляешься контрреволюционером! Но тогда необходимо обязательно предупредить Писаревскую о нависших над ней тучах. Все наверняка будет оставлено без последствий, дело каждого человека - голосовать за понравившегося лично ему кандидата, и наказуемым подобное быть не может. За исключением варианта, когда митинговавших вдруг обвинят в пособничестве врагу. Прошлые революционеры, ныне ставшие властью, немало способствовали поражению собственной страны. Чем новые хуже?
        И что это в голову лезут какие-то бредовые мысли? Но зачем же тогда вычислять оппозиционеров? Чудные дела Твои, Господи…
        А все шпионская доля. Постоянно вынужден подозревать едва не всех да опасаться буквально всего. Потому и вспоминается с таким теплом уже ставшая давней война. Вот друг, вот враг, и даже проблем как бы нет. Если есть, обычные, продиктованные работой.
        - Ладно. Ваши любовные приключения - дело во многом личное, - вдруг улыбнулся Менжинский. - Если притом не разбазариваются какие-нибудь тайны. Но не думаю… В общем, с поручением вы справились хорошо, даже весьма хорошо, теперь необходимо решить, что с вами делать дальше?
        - В каком смысле?
        - Понимаете, в политике необходимо иметь рядом как можно больше надежных людей. А вы показали себя человеком надежным. Такие нам очень нужны в наше непростое время. Вы же хотите послужить своей стране?
        - Сложный вопрос, - губы Кротова чуть дрогнули в показной усмешке. - Учитывая, что родных мне стран вдруг стало несколько штук. И которой из них служить? По логике, я гражданин Сибирской республики.
        - Я бы сказал, вопрос, напротив, прост. Одна из главных наших задач - объединение этих нескольких родных государств в одну страну. Так что ответ - послужить России. Вы же давали присягу именно ей?
        - Если точнее, государю императору. Россию олицетворял именно он.
        - Это уже тонкости. Императора давно нет в живых. Впрочем, единой России тоже. Но если мы не в силах воскресить гражданина Романова вместе с его ближайшими родственниками, заметьте, я даже не ставлю вопроса, надо ли это делать, да и к давнему убийству наша партия никакого отношения не имеет, то собрать вместе земли мы вполне можем. Пусть не сразу, так ведь и Москва не сразу строилась, и те самые территории вокруг нее веками собирались. Веков у нас в запасе не имеется. Придется все повторить в ускоренном порядке. За несколько лет. Желательно вообще за год. Объединение с Уралом было первым шагом. Сейчас в Петрограде проходит расширенное заседание правительства с единственным вопросом - присоединение к нам перед лицом угрозы. Война иногда подстегивает, знаете ли. Кроме того, есть надежда на Украину. Поляки решили прибрать к рукам и ее. Мол, сил нет ни у нас, ни у них. А общий враг сплачивает. Вот насчет вашей Сибири пока не очень ясно…
        Сказанное невольно заставляло задуматься. Не столь важно, под каким именно знаменем былая Империя снова станет более-менее единой. Главное, чтобы стала. Да и война… В прошлый раз шалая от свободы страна не выдержала, распалась, сдалась, а в этот? Вдруг произойдет чудо, и народ опомнится, соберется, повторит давний подвиг иного Смутного времени?
        - Я согласен, - слова вырвались сами. - Что надо делать? Правда, давненько мне не доводилось командовать солдатами.
        - Командовать тоже придется. Но, возможно, не сейчас. Мобилизация будет объявлена в полдень. Но на вас несколько иные планы. Одновременно с мобилизацией будет создан Совет обороны во главе с новым президентом. Или - Ставка, пользуясь военными терминами. Вам предлагается должность офицера по особым поручениям. Не все решается в строю. Любая победа нуждается в тщательной подготовке, и за любой мелочью необходимо проследить.
        Практически вся служба Кротова прошла именно в строю, и потому имелось в бывшем полковнике некоторое предубеждение к штабным. Но будучи профессионалом, он в то же время прекрасно понимал необходимость оперативной и тыловой работы. Куда же без них? Во всяком случае, есть возможность принести ощутимую пользу, и как отказаться в данном случае?
        - В общем, сейчас получите документы, подъемные, оденетесь, как подобает, а к трем часам обязаны быть здесь. Успеете?
        - Должен.
        Конечно, пошить форму за подобное время нереально, но надо поискать какие-нибудь варианты.

2
        Варианты нашлись сразу. Вернее, были предусмотрены кем-то из нынешних верхов. Кротову просто выдали все положенное из числа готового и хранимого на складе. Полевую форму, сапоги, шинель, амуницию - вплоть до белья. Разумеется, френч не мешало бы чуточку пригнать по фигуре, но это можно сделать и позже. Главное, переодевшись, Кротов почувствовал себя иным человеком. Даже плечи вроде распрямились. Есть такое свойство у мундира - менять его обладателя, делать его лучше и внешне, и внутренне.
        Времени до назначенного часа было навалом. Оно к лучшему. Надо же привести в порядок все прочие дела! Например, известить кое-кого из подполья о перемене в судьбе и собственном решении. Как бы там ни отнеслись, но знать они обязаны. Была еще одна мысль - найти одну девушку, предупредить ее, что лучше пока покончить с играми в политику.
        Собственно, любой нормальный человек в случае войны должен оставить всякие попытки переустройства страны. Имелся уже опыт, когда кучка безответственных личностей в мгновение ока развалила государство, лишила его плодов скорой победы, и все - от собственной неуемной и неумной жажды власти. Но разве партийные деятели могут быть умными? А вот массовка, к которой, без сомнения, относилась Дина, еще имеет какие-то шансы что-то понять, остановиться, отложить протесты до лучших и более спокойных времен. Да и власть обязана учитывать ошибки, пресекать любые потенциальные беспорядки вплоть до применения силы. Хотя бы для того, чтобы удержаться, не повторить печальный опыт Царского семейства.
        Столица заметно преобразилась. Повсюду носились мальчишки-газетчики, кричали одно только слово: «Мобилизация», и люди немедленно образовывали небольшие группки, обсуждали новость, кто-то уже торопился домой, чтобы собраться, отправиться на призывной пункт. И сразу стало больше военных. Или это только казалось? Но нет, Кротов прошел совсем немного, а ему уже раза четыре попались небольшие колонны солдат. Если одна была точно кадровой, судя по выправке и довольно четкому шагу, то прочие явно состояли из призывников, всё людей сравнительно в возрасте, служивших ранее. Но притом пока не было видно идущей в строю молодежи. Впрочем, немудрено. В первые часы мобилизации и раньше хватало бардака, а теперь его должно быть еще больше. При нарушенном управлении, с сокращенными штатами штабов, ответственных за призыв, иного быть не могло. Еще ладно, казарменных помещений должно хватать. До революции в Москве и окрестностях стоял гренадерский корпус. Плюс первая кавалерийская дивизия. Пусть значительная часть былых казарм используется по другому назначению, а прочие наверняка обветшали, но уж какое-то
количество народа поместить в них реально.
        Вот только имеется ли для них вооружение и все прочее? Да и любая воинская часть это не просто скопище однообразно одетых людей. Тут нужна спайка, которая создается лишь с течением некоторого времени. Занятия, прививание дисциплины, от которой многие отвыкли, а другие и не знали. Крепкий командный кадр. Хотя с последним проблем быть не должно. А вот с остальным…
        Гораздо чаще в толпе мелькали офицеры. Судя по количеству, наверняка многие только что были призваны из запаса. Кто-то ехал на автомобилях или пролетках, многие же, подобно Кротову, шли пешком. На них уже посматривали с некоторой надеждой. Начало войны поневоле вызывает всплеск патриотических чувств даже у тех, у кого в обычное время собственная страна не вызывает никаких положительных эмоций. Иное дело, что первоначального порыва хватает порою ненадолго…
        И вопреки политике демократических правительств, были открыты все храмы, и оттуда разносилось обычное в подобных случаях пение: «Победы над супротивником даруя…».
        Никаких конкретных известий с фронта пока не было, да и быть не могло. Газетчики кричали об идущих боях, а каких и где - догадайся сам. Обычные обыватели подсознательно ждали известия о первых победах, но Кротов был профессионалом и прекрасно понимал, что немногие малочисленные бригады на границе были элементарно не в силах даже задержать противника. Наверняка сейчас армия откатывается назад, и весь вопрос - насколько стремительно происходит вторжение и когда удастся остановить врага.
        А ведь в Великой войне первые движения Императорской армии были наступательными. Но там была именно армия, а не ее жалкое подобие.
        Как ни пытался Кротов проследить, никакого «хвоста» обнаружить не удалось. Полковник несколько раз пересаживался с трамвая на трамвай, петлял, посетил полдюжины магазинов, попутно прикупил кое-что из необходимых мелочей и, наконец, добрался до вожделенной явки. Впрочем, там задерживаться он не стал. Лишь в нескольких словах обрисовал свое новое внезапное положение да получил пару новых явок для связи. Никаких осуждений, наоборот, полное понимание. Кстати, одна из явок размещалась в парикмахерской, и посещать ее было гораздо легче, чем магазин.
        Теперь оставалось последнее дело. Или два? И предупредить, и попрощаться на всякий случай. Кто знает, куда занесет судьба уже завтра? Вряд ли офицер по поручениям выполняет сугубо адъютантские функции. Может, на некоторое время какие-нибудь организационные и прочие дела задержат в Москве, а может, придется срочно нестись куда-либо, будь то тыл или фронт. Фронт получше, но тут уже от собственных желаний ничего не зависит.
        В редакции царила форменная суматоха. Вдруг начавшаяся война заслонила собой все, даже выборы и протесты против них. Увы, но главные новости - всегда самые последние. Да и нынешние события затрагивали людей напрямую. Президент где-то далеко, будет ли он хорош или плох, еще под вопросом, а уходить в армию предстояло многим, и никто не знал, удастся ли вернуться или придется лечь в свою ли землю, в чужую…
        Появление офицера в форме поневоле привлекло всеобщее внимание. Насколько понимал Кротов, в здешней редакции обитали главным образом либералы, то есть люди, которые сами на фронт идти не желали ни в коем случае. Соответственные стороны жизни они наверняка презирали, никаких реальных представлений об армии не имели, а сейчас наверняка не представляли, как относиться к начавшейся войне? Может, кто-то из них воспринял случившееся в качестве помехи для политической борьбы, а кто-то, напротив, прикидывал, вдруг удастся ее использовать в собственных целях? С учетом опыта войны Великой, едва не переросшей в войну гражданскую.
        Неужели вновь появится деление на пораженцев и оборонцев?
        На сей раз Дина была на работе. Без того большие глаза девушки еще расширились при виде Кротова в форме. Одно дело, знать что-то о прошлом, и другое - увидеть случайного знакомого совсем в ином виде. Уже не обычного человека, нет, официального представителя государства.
        - Я ненадолго, - сразу предупредил Кротов. - Служба. Может, посидим где-нибудь? Даже не знаю, удастся ли еще свидеться?
        - Но ты же из Сибири… - растерянно вымолвила девушка.
        - Есть разница? - чуть пожал плечами Кротов. - Война касается всех нас, вне зависимости от места проживания. Где же мне еще быть?
        - Не знаю… Но кто ругал режим?
        - Режимы приходят и уходят. Страна остается.
        Как ни относись к конкретному человеку, его отправление на войну поневоле вызывает желание побыть вместе хоть некоторое время. Как порою приходится быть рядом с постелью умирающего, что бы о нем ни думали при жизни. Но ведь и тут никто не скажет, суждено ли вернуться или одной могилой в дальних краях станет больше?
        - Когда уезжаешь?
        - Понятия не имею. Это уже военная тайна, которую мы узнаем в последний момент. Прибыть в пятнадцать ноль-ноль, а дальше начальство объявит, кому на племя, кому - на убой, - вольно процитировал он Дениса Давыдова.
        - Слушай, я не поняла… Кто ты по званию? Ты же в войну стал офицером. Какое они имеют право тебя призывать? Да еще из другой страны…
        - Я кадровый, - признался Кротов. - Окончил Николаевское кавалерийское как раз перед японской войной. Так что это моя профессия. А последнее мое звание - полковник.
        Он покосился на нарукавную нашивку. Все-таки погоны намного лучше и удобнее, но все революционеры с самого начала революции только и норовили их сорвать. Даже непонятно, откуда такая злость? Это лишь знаки различия, а любое звание - лишь свидетельство профессиональной квалификации, должность, которую человек может занять в соответствии со знаниями и способностями. А без должностей армия существовать просто не может. Как не может существовать без дисциплины, сразу превращаясь в обычную банду.
        - Настоящий полковник? - Для Писаревской статус ее знакомого явно был откровением.
        - Не знаю, насколько настоящий. Произведен весной семнадцатого, когда уже армия превратилась в вооруженный сброд. Так что полковником побыл лишь несколько месяцев. Вопрос о моей подлинности можно считать открытым, - невольно улыбнулся Кротов.
        - Ничего себе…
        - Тебя это смущает? - Они уже сидели в какой-то кофейне, расположенной неподалеку от редакции. - Ничего. Война закончится, и наверняка вновь вернусь к мирному ничегонеделанию. Вернусь в Сибирь, буду медведей разводить, грибы собирать…
        - Переиграть нельзя?
        - Зачем? Во время войны единственная обязанность мужчины - воевать. А вот на митинги ходить больше не советую. Что-то я такое слышал, будто власть тщательно отслеживала, кто именно находился на площади. И есть подозрение, будто могут в случае неудач обвинить оппозицию в служении противнику. По законам военного времени. Если очень хочется, дождитесь лучше победы.
        - Ты не понимаешь… Новый президент - худший из всех возможных.
        - Но его выбрал народ. Раз уж захотелось пожить при демократии, то надо с ней считаться. - Сам Кротов демократом никогда не был, с сибирским правительством боролся как мог, однако не станешь же рассказывать об этом! Вдобавок борьба происходила с иных, противоположных, позиций.
        - Нам главное - не допустить его вступления в должность.
        - Насколько понимаю, он уже вступил. Повод достойный - война. Медлить не годиться, да и прежний, как его, Бухарин, торопится сдать дела. - Последнее тоже было правдой, услышанной мимоходом в Кремле. - А дальше уже иной вопрос - справится ли с новыми обязанностями или нет? Да и народу, уж поверь человеку не очень молодому, в данный момент до политики особого дела нет. Начало войны, тут заботы иные. Более практичные. Вот все прочее покажет уже ход событий. Например, как слышал, в ближайшее время может состояться объединение с Петроградом. Разве плохо?
        - Зачем он нам нужен? Только корми их… Они же сами себя толком продовольствием обеспечить не могут.
        - Зато у них промышленность. Так что выигрыш имеется, и самый прямой. Плюс это порт, значит, связь с иными государствами. И вообще, мы же - один народ. Уже поэтому государство тоже обязано быть единым. Или хочешь как в Латинской Америке? Все говорят на одном языке, и в то же время куча стран, ни одна из которых не является развитой хотя бы до европейского уровня? Не хочешь пожить в такой? Я лично - не слишком. Знаешь, до войны и революции я чувствовал себя человеком великой страны. И отношение иностранцев было соответствующее. А сейчас мы превратились в набор колоний, и даже правительства прислушиваются, что именно им скажут за рубежом. И вообще, против быть легко, но надо же предлагать нечто взамен!
        - До революции было самодержавие. Тюрьма народов, система, отсутствие свободы. А сейчас - каждый человек может добиться всего. - Кажется, говорить на некоторые темы с Диной было бесполезно. Подобно многим из нового поколения, она уверовала в пропаганду, и никакие доводы рассудка проникнуть в ее сознание не могли.
        - Положим, добиться и тогда было возможно. Опять-таки смотря чего. Понимаешь, тогда не было идеала, но все-таки жизнь куда-то двигалась. И, казалось, к лучшему. Я не про интеллигенцию говорю. Бог с ней! Про простой народ. И количество школ возрастало, и уровень жизни рос. И страна богатела, развивалась. Не столь быстро, как желалось бы, но все же… А сейчас… Кроме некоторых абстрактных свобод, да и есть ли они, полный откат во всех сферах.
        - Ты что, реакционер?
        - Я - патриот. Во всяком случае, был таковым раньше. Когда у меня была своя страна. Сейчас - не знаю. Но и вечный развал уже надоел.
        Не так шел разговор, совсем не так, а между тем время стремительно утекало и скоро должно было закончиться. Не время вообще, то, которое отведено было на встречу. А уж будет ли что-нибудь за ним, кто знает? И обидно фактически ругаться с понравившейся женщиной, но не принимать же ее взгляды лишь по той причине, что сердце вдруг стало биться сильнее?
        Но что делать?
        - Мы словно на разных языках говорим, - задумчиво произнесла Писаревская.
        - Слушай, вы хоть окончания войны дождитесь. Полякам не в первый раз Москву брать. И все во времена внутренней смуты. А там - творите, что хотите. Или - что вам позволят. Во время войны отношения не выясняют.
        - После может оказаться поздно. Если Он победит, тогда его уже не сбросишь. Тут же народ азиатский. Начнут прославлять…
        - Тут народ русский. Не имеем мы отношения ни к Европе, ни к Азии. И слава богу! И вообще, с чего ты взяла, будто где-то существует страна полного счастья и всеобщей свободы? Вон сколько в той же Европе рабочих демонстраций! И ведь подавляют, да еще силой оружия. Ладно. Извини. Время. Только и успею тебя проводить…
        - Ты там береги себя. - До девушки вдруг дошло, куда направляется ее знакомый. Как и то, что ругаться в данном случае - глупо.
        - Не в первый раз. Третья война на моем веку, - чуть улыбнулся Кротов.
        Можно было бы сказать, что служба - не обязательно фронт, война требует работы везде, а его должность в данный момент не строевая, но раз знакомая так относится к новому правителю…
        - Что это? - Дина вдруг остановилась.
        Редакция, в которой она работала, была чуть дальше кафе, и от входа было отчетливо видны несколько застывших возле здания автомобилей и фигурки стражей порядка вокруг них.
        - Мне кажется, визит представителей той самой власти, против которой вы вчера протестовали, - спокойно отозвался Кротов. Его увиденная картина не впечатлила.
        Дина посмотрела на спутника так, словно тот являлся виновником обрушившейся на ее товарищей беды.
        - Я офицер, а не жандарм, - отверг молчаливое подозрение Кротов. - Лучше скажи, вы у себя никаких листовок не печатали? Исключительно между нами.
        - Это имеет значение?
        - В моих глазах - никакого. Но в чьих-то других - вполне может быть. Тебе лучше известны порядки в вашей свободной стране.
        - Не свободная она! Сколько раз повторять!
        - И я о том же. Как и о том, что полной свободы не бывает. Во всяком случае, долгое время. Даже в столь прославляемом вами Феврале масса народа угодила за решетку - из-за симпатий к старой власти. А многие поплатились за эти симпатии жизнью. Лучше соображай, было что-нибудь кроме вчерашнего митинга?
        - Не знаю, - Писаревская явно не лгала. Она была не главной среди протестантов, и ее допускали не до всех дел. Разговоров же, как всегда, велось столько, что разобраться, какие из них станут делами, было невозможно.
        - Простая мысль, - пояснил Кротов. - Или есть нечто, за что могут арестовать, или это лишь своего рода демонстрация, что будет, если… Так сказать, предупреждение, мол, больше так, ребята, не делайте. Но в обоих случаях тебе лучше быть подальше отсюда.
        - Там мои товарищи! - решительно произнесла Писаревская, направляясь к зданию.
        - Но этим ты лучше им не сделаешь. Зато твои противники порадуются улову. Ты же не хочешь доставить им удовольствие?
        Он в два шага догнал, преградил путь.
        - Дина, подожди немного. Поверь немолодому человеку: там ты сейчас не нужна. А в любой борьбе важнее победа, а не коллективное страдание. Пройдем немного дальше, посмотрим, что будет. Какое-то время у меня еще есть.
        По его прикидкам, время это - не больше тридцати минут. Не считая дороги до Кремля. Если поймать лихача или мотор, может, удастся выиграть еще минут десять. И это все. Но бросить девушку сейчас нельзя.
        - Ты не понимаешь. Если начнутся аресты, то меня арестуют дома, - но они уже проходили мимо редакции, и новоявленная охрана лишь слегка покосилась в их сторону.
        - Почему же сразу аресты? Под них основание требуется. Вот обыск может быть наверняка. Потому если дома что-то есть, советую уничтожить. А лучше - никогда не хранить ничего компрометирующего. Опять-таки по личному опыту. Не думаю, будто нахождение на митинге может служить основанием для задержания.
        Но сам он в последнем был отнюдь не уверен. Не старая власть, когда выполнялись законы и действовали суды присяжных.
        Писаревская задумалась. Она перебирала в памяти хранимое дома и прикидывала, что из этого может послужить в качестве обвинения.
        Разные поколения - разные судьбы. Кротов некогда верно служил трону, согласно духу и букве присяги. С политическими он практически не сталкивался, никаких преследований не опасался. Зато после революции вдоволь познал унижения, выпавшие на долю людей, подобных ему. Уже потом сама логика жизни привела его к осознанию необходимости борьбы. Кто ищет, тот обрящет. Кротов был не первым, кто примкнул к Покровскому. Зато когда примкнул, ни разу не попытался посчитаться с капитаном в чине. Это же не правильная война, и опыт окопов и кавалерийских атак играл отнюдь не решающую роль. А выпадавшие порою поездки по вполне реальным документам лишь сделали офицера осторожнее, приучили обращать внимание на каждую мелочь.
        В отличие от Кротова, Писаревская старой власти не служила. Однако побороться с ней тоже не успела по молодости лет. Революцию она, как и большинство ее соплеменников, встретила восторженно. Благодаря отцу, человеку, сумевшему закончить юридический факультет, училась Дина в обычной гимназии, к религии предков была равнодушна, однако некоторые ограничения старых лет ее оскорбляли кажущейся несправедливостью. А тут мгновенно исчезла пресловутая черта оседлости, семья сразу перебралась в Москву а равноправие, не национальное, это пришло сразу, половое, потихоньку становилось все реальнее, и девушка смогла зажить самостоятельно, ни от кого не завися.
        Справедливости ради, русские друзья и подруги революцию тоже встретили восторженно, окунулись в нее с головой, так что национальность особой роли в оценке не сыграла. Как не сыграла она в некотором последующем разочаровании. Нет, сама революция критике не подлежала. Просто хотелось несколько иного. Спокойной жизни, в которой любой достойный человек с легкостью занимает заслуженное им место в социальной иерархии. А тут как-то все повернулось так, что деньги стало зарабатывать труднее, большие же не особо приветствовались. Был и такой период, когда отдельные граждане собирались в толпы и предлагали достойным людям поделиться добром с людьми недостойными. Да и сейчас с трибун порою доносились слова о некоем всеобщем равенстве и о том, что с богатыми людьми надо покончить раз и навсегда. И это отнюдь не радовало. Собственно, против подобных лозунгов и собирались митинги тех, кто хотел жить лучше, сообразно с талантами. Равно как и против ограничений свобод, всесилия Комитета, в который вдруг стали попадать не одни бывшие сатрапы и махровые контрреволюционеры, а обычные люди, разделявшие идеалы
революции, но и требующие уважения к завоеванным правам.
        Теперь девушке стало впервые не страшно, нет, напротив, ей даже хотелось еще больше окунуться в омут борьбы, но в то же время в душе возникло некое тревожное чувство. Неужели все закончится так скоро? Один день, а дальше - камера, долгие разбирательства, а то и некий срок? Пусть оставшиеся на свободе продолжат дело, наверняка будут какие-то протесты, требования освобождения, только ведь придется сидеть вместе с уголовницами, и хорошего в том откровенно мало…
        Может, действительно немного поберечься? Ведь оставшись на воле, она сделает гораздо больше, чем за решеткой? Одна часть души звала отважно броситься в редакцию, разделить участь друзей, другая призывала пройти мимо, сделать вид, будто оказалась в этом районе совершенно случайно. И какую часть слушать?
        Кротов тоже думал. О том, как уберечь спутницу. Шансы были какие-то хлипкие, ненадежные. Да, сам он неожиданно вновь оказался в армии, да еще вдруг попал в окружение главы государства, только это ведь пока ровным счетом ничего не значило. Попадешь под подозрение - и в два счета вновь окажешься в знакомой камере, только уже без особой надежды вылезти оттуда когда-нибудь. Пусть новый президент был в какой-то степени обязан Кротову жизнью, только много ли стоит благодарность политика? Пока верен или кажешься таковым - да, можно рассчитывать на поддержку. А если нет?
        Не о своей судьбе речь, но как защитить женщину? И времени уже практически нет.
        - Знаешь, - вдруг решился Кротов. - Я понятия не имею, где окажусь в ближайшие часы. Может, меня оставят на какое-то время в Москве, все-таки мобилизация - это просто много работы, и далеко не все сразу будут посланы на фронт. А может, я через какой-нибудь час буду уже в поезде, спешащем не в одну сторону, так в другую. Если здесь, то ты можешь всецело рассчитывать на меня. Все, что в человеческих силах и за их пределами. Однако собой располагать я не могу. В общем… - Он невольно замялся. - Есть один способ.
        - Какой? - машинально поинтересовалась Писаревская. Ее мысли витали где-то далеко. Очевидно, позади, в оставшейся за спинами редакции.
        - Мы можем расписаться.
        - Что? - Большие глаза уставились на Кротова, и тому едва хватило воздуха.
        - Ты не подумай. Ничего такого. Однако в самом худшем случае ты сможешь сказать, что являешься супругой полковника. Не думаю, что они посмеют в таком случае тебя задержать. Пусть только попробуют! Особенно - в дни войны.
        Когда-то его звание не помешало неведомым убийцам семьи. Только сейчас ситуация была несколько иной. Временное правительство и вело себя во всем именно как временное, не думающее не только о завтрашнем дне, но и о сегодняшнем вечере. Но новое-то обязано думать, как продержаться подольше. И ссориться с армией сейчас ему явно не с руки. Тем более из-за пустяков, а серьезное обвинение против Писаревской выдвинуть невозможно.
        - Ты серьезно?
        - Разве я похож на шутника? Да и ничего кроме официальной печати тебе не угрожает. Мы и афишировать это не станем. Но вдруг пригодится?
        - А тебе?
        - Я тут с какого бока? Я лишь могу утонуть в твоих глазах. Окончательно и бесповоротно. Но о такой смерти только мечтать…
        Если бы все можно было проделать всерьез, по-настоящему!
        Но что толку о невозможном?..
        ГЛАВА 17
        На пути в Смоленск

1
        - А ведь, похоже, весна, - Чижевский поднял глаза к солнечному небу.
        Сегодня действительно ощутимо грело, и снег под ногами уже старался превратиться в воду. Пока получалось не слишком. Самая верхушка сугробов таяла, но слой был чересчур толст и солиден, дабы исчезнуть в одночасье. Такой будет таять долго при любой самой лучшей погоде, да и воде деться некуда. Что даже радовало.
        Противник то ли задержался с нападением, то ли поторопился с ним. Теперь весь его наступательный порыв грозился утонуть в распутице, потерять силу. Походы и обходы надо делать по твердой земле или по сугробам. По грязи они особо не получаются. Пехота едва волочит ноги, артиллерию и обозы вообще не вытащить…
        Только на распутицу и надеяться. Война шла недолго, однако каждый день приходилось откатываться назад. Отступали одинокой ротой, отступали частью бригады. Два других батальона тоже отступали. Дело даже не в натиске и не в превосходстве огня. Но как удержаться, если фланги висят в воздухе и противник постоянно пытается зайти в тыл? И парировать его движения просто нечем и некем. Единственное, выставить заслон, да как-то прикрыть очередной откат к Смоленску.
        Напрасно далекое начальство требует стойкости, а то и вообще контрнаступления. Чем? Роты тают на глазах и уже представляют собой едва не взводы. Обещанного пополнения нет, в приказах поминается мобилизация, да присутствуют сообщения о выдвигаемых кадровых бригадах и вновь формируемых дивизиях, только где все это?
        Сейчас бригада опять отступала. С утра еще сидели на новых позициях, однако на сей раз поляки явно начали обход с рассветом, и после короткого боя полковник дал приказ на отход. Кавалерия рысила далеко по сторонам, прикрывала фланги, а батальоны тяжело топали по дороге да проклинали нелегкую солдатскую долю. Противник шел почти по пятам, арьергард был готов в любой момент рассыпаться цепью, немного сдержать накатывающиеся колонны, но пока Бог как-то миловал, не давал противникам сойтись на расстояние эффектного выстрела. Зато легкая перестрелка то и дело вспыхивала далеко на флангах, и потому настроение было тревожным.
        Нет ничего хуже, чем отступать. Привычный солдатский груз с удвоенной силой давит на плечи, ноги становятся тяжелыми, и с каждым километром все больше желание упасть, и все меньше - встать где-нибудь насмерть. И все меньше власти начальства, ибо откуда возьмется вера в командиров, когда они только и умеют уводить подчиненных прочь?
        - Скоро хоть привал? - Тертков явно давно сожалел, что связал судьбу с армией. В мирное время служба казалась иной, и даже возможная война, вещь, казавшаяся чем-то довольно абстрактным, не имеющим отношения к реальности, грезилась разве что небольшим победоносным походом со всеми приятными последствиями.
        - Прежде оторваться как следует надо, - отозвался с высоты седла Чижевский. - Хотя противник тоже устает. Поневоле остановятся, пусть на обед.
        - У них солдат много. Могут меняться, - буркнул комиссар. - Так и будут нас гнать до Смоленска…
        - Оставить пораженческие настроения! - тихонько заявил ротный. - Ты же пример людям показывать обязан!
        А сам с тревогой подумал: вдруг правда? Вообще-то командование просто было обязано попытаться задержать противника задолго до города, крупнейшего из находящихся по дороге к Москве. В мирное время там дислоцировалась восьмая пехотная бригада, да что-то должно было формироваться сейчас. Плюс ведь обязаны же подтянуть туда же какие-то части из тыла. Но совсем ни к чему подвергать Смоленск превратностям боя, когда можно развернуть войска на некоем отдаленном рубеже. Может, потому и нет подкреплений, что Ставка готовит контрудар по зарвавшемуся противнику, выводит свежую армию в некий район сосредоточения? Во всяком случае, сам Чижевский поступил бы именно так. Раз не вышло достойно встретить врага у границы, надо подготовить ему сюрприз несколько дальше.
        - Я и подаю. - Они двигались чуть впереди роты, и солдаты не могли слышать разговора.
        - Бодрее надо быть, - Чижевский тихонько пересказал последние мысли.
        - Так чего тогда тянут?
        - Видно, раньше не получилось. Армия небольшая, а удар должен быть полновесным, сразу в корне меняющим стратегическую обстановку. Такой наличными силами не произвести. Наверно, формируют новые части.
        Он не стал добавлять, что несколько дней для формирования маловато, и любая часть получится чересчур сырой, настолько, что не выдержит боя. Зачем же сеять панику? Профессионалы поймут: никакого перелома быстро не получится и придется умыться кровью, но о подобном вслух не говорят. По-хорошему, самое разумное - стянуть лишь части первой очереди, и вместо решающего наступления нанести противнику ряд мелких ударов, не столько громящих, сколько просто задерживающих. А уж там, выиграв время, начать воевать всерьез.
        Ну почему родная страна оказывается вечно не готовой к войне? И к этой, и к предыдущей, мировой, и к японской, и к турецкой освободительной, и к далекой, Двенадцатого года? Что за дурацкая привычка? И на подъеме, и на спаде, словно неготовность даже не зависит ни от строя, ни от правителя, а лишь является национальной чертой. Но две проигранных подряд войны - уже чересчур много. Даже три, если проиграть еще и эту.
        - Пока сформируют да подготовят… - пробурчал Тертков. - Или поляжем, или ноги сотрем…
        Позади зародился какой-то новый звук. Солдаты стали оглядываться, высматривать, что там? Но кто-то уже сообразил, и по рядам пронеслось тревожное:
        - Летят!
        В небе возникли три точки, стали приближаться, превратились в самолеты, уже знакомые за последние дни «Поте».
        - Рота! Всем с дороги! Рассредоточиться! - Чижевский сразу прикинул вероятные последствия. На разведку втроем не летают. - Приготовиться вести огонь по воздушной цели! Упреждение…
        Самолеты шли как раз вдоль дороги, один за одним. Солдаты торопливо шарахались в стороны. Даже рыхлый снег вдруг перестал быть помехой. Кто-то становился на колено, вскидывал винтовку, но большинство просто смотрели на приближающиеся аппараты или продолжали бежать, стараясь убраться подальше с их пути.
        В конце колонны снег вспучился от разрыва и почти сразу раздался грохот. В гул моторов вклинился перестук пулеметов.
        Теперь уже прочь от дороги бежали все. Немногочисленные телеги обоза и пулеметные двуколки старались унестись куда-нибудь в поле или к подходившему слева метров на сто лесу. Но до него еще надо было добраться. По нынешнему снегу - не слишком легко. Даже когда смерть повисла за плечами.
        Еще несколько бомб приподняли снег вперемешку с землей, а в следующий момент самолеты пронеслись над рассеянной колонной, прошли вперед, и там легли в разворот, намереваясь вернуться.
        Кто-то стонал, кто-то затих, однако большинство солдат были целыми. Не так просто положить два батальона, пусть и потрепанные, далеко не полной численности, и все же…
        А ведь лишь часть людей бежали к лесу, хотя именно он сулил некое спасение от удара с воздуха. Другие зачем-то отбегали в противоположном направлении, словно в чистом поле было возможно укрыться от наблюдающих с высоты глаз.
        Кое-кто из пострадавших бойцов валялся в стороне от дороги. Как большинство двухместных аппаратов, «Поте» имели второй пулемет на турели в кабине летчика-наблюдателя, и последние, разумеется, воспользовались своим оружием. Просто попасть в движении было сложно, и стрельба больше пугала, чем была действенной.
        Чижевский сразу заметил опрокинувшуюся на бок пулеметную двуколку четвертой роты. Как ни мал шанс попасть, однако пули задели лошадь, и теперь та валялась едва трепыхаясь в агонии. Двое солдат растерянно застыли рядом, не зная, что делать с имуществом. Ладно, хоть не убегали, подобно остальным.
        - Держи коня! - Чижевский подскочил и спрыгнул с седла.
        Двуколка как раз застыла с креном, позволявшем вести огонь, и теперь капитан торопливо, матерясь сквозь зубы, пытался повернуть тяжелый пулемет. Один из солдат понял задумку, принялся помогать, и вдвоем кое-как сумели установить «максим», направить в сторону возвращающихся аппаратов.
        - Ленту!
        Теперь лишь бы пулемет не завалился. Его бы дополнительно подкрепить, только времени уже нет.
        Вокруг вновь поднялась беспорядочная винтовочная стрельба. Далеко не каждому хотелось быть лишь мишенью. Кто-то по злобе, кто-то - с отчаяния решил ответить крылатому врагу.
        Чижевский старательно взял на прицел головной самолет, прикинул упреждение, мысленно перекрестился и надавил на гашетку. Пулемет забился в руках, но устоял на месте. Торопливо поползла лента. Противно завоняло порохом. Кажется, самолет уже тоже стрелял, но куда летели пули, сказать капитан не мог.
        Вновь рванула бомба, а затем самолет вдруг клюнул носом, попытался выровняться, чуть отвернул от курса, а затем перевернулся через крыло и врезался в землю. Полыхнул бензин, лишая пилотов шансов к спасению, даже если им удалось уцелеть при жесткой встрече с твердью.
        - Ура!!! - торжествующий крик пронесся над дорогой и полем, будто не было двух других аппаратов, или их судьба была предрешена гибелью собрата.
        Но те проскочили невредимые, поливая землю пулеметным огнем и даже сбросив пару бомб. Вроде последних. Много ли под силу унести самолету?
        - Ловко вы его, товарищ капитан! - уважительно заметил пулеметчик.
        - Может, и не я. Другие ведь тоже стреляли, - справедливости ради отозвался Чижевский.
        Он проводил взглядом улетающие самолеты. Гибель товарищей подействовала на уцелевших, и на третий заход они уже не решились. Есть же разница - безнаказанно уничтожать врагов или самим нести потери!
        - Ладно. Собирай своих товарищей и забирайте пулемет. Как-нибудь приспособим его на другой повозке. А я - к роте.
        Капитан запрыгнул на коня, успокаивающе провел рукой по гриве и поскакал в поисках своих бойцов.
        Короткий налет натворил дел. Хорошо хоть единственная артиллерийская батарея бригады не пострадала, во всяком случае, пушки, но пехоте в общем-то досталось. В роте Чижевского было убито два человека. Трое было ранено, причем одним из них оказался Степанкин. Пуля прошила подпоручику руку, не задев кости, но молоденький офицер имел самый страдальческий вид и держался за рану, словно боялся умереть от ее последствий.
        - Молодец, Чижевский! - С головы колонны подскочил комбриг в сопровождении нескольких чинов штаба. - Представлю к награде! - И без перехода: - Собирай быстрее солдат! Надо возобновить движение!
        Возразить было нечего. Вряд ли противник всерьез намеревался уничтожить колонну с воздуха тремя самолетами. Но вот задержать, посеять панику - вполне. С учетом обхода подобная тактика имела неплохие шансы, и надо было наверстывать потерянное время.
        Солдаты возвращались сами. Каждый воочию убедился: вне дороги особенно не побегаешь. А оставаться на месте и подвергаться опасностям возможного повторного налета, не говоря уже о бое с пехотой или кавалерией, не хотелось никому. По сторонам изредка раздавались выстрелы, и их тревожный треск действовал лучше любых начальственных понуканий. Перехватят, и что тогда? В плен тоже страшно. Пока есть шанс, лучше попытаться уйти. Но пока собирались, все равно потеряли какое-то время и в итоге узрели позади шедший арьергардом кавалерийский разъезд. Зато в итоге двинулись гораздо быстрее, словно на повозках не прибавилось раненных и убитых, а мешки с нехитрым солдатским скарбом и винтовки стали вдруг весить меньше.
        - Еще версты четыре, и встанем на позицию, - сообщил Чижевскому объезжавший колонну батальонный.
        Встанем-то встанем, а надолго ли?

2
        - С тебя причитается, командир! - В голосе Терткова едва заметно промелькнула нотка зависти.
        Он вошел в служившую ротным штабом сторожку, где командный состав роты едва помещался втроем. Степанкин отправился в госпиталь залечивать рану, а никого другого на его место, разумеется, не прислали. Да и кто пришлет, когда ни одного пополнения так и не было? Уж на шесть с небольшим десятков солдат двух офицеров и комиссара вполне достаточно. Тут не то что людей, патроны и те почти не присылали, заставляя обходиться скудными довоенными запасами.
        - Что? Подкрепления появились? - поднял голову колдовавший над картой Чижевский.
        - Откуда? - даже удивился Тертков. А затем развернул принесенную из политотдела газету, обычную в таких случаях «Правду». - Вот, почитай лучше. Или давай я сам.
        И пошел голосом профессионального лектора озвучивать заметку, как отважный командир роты капитан Чижевский во время налета первой же очередью сбил неприятельский самолет. Конечно, как водится, заметка имела мало общего с реальным случаем. Так, вражеским аэропланам даже не удалось нанести удар по идущей куда-то (слова «отступление», понятно, в тексте не имелось) колонне. Нет, офицер лишь заметил воздушного врага, мгновенно бросился к пулемету и едва не завалил всех противников. Спасло летчиков одно: после гибели ведущего они настолько торопливо бросились наутек, что «максим» элементарно не смог добросить пули до цели.
        - Это про меня? - посмеиваясь, уточнил Чижевский.
        - А про кого же?
        - Да… Как это я оплошал? Нет чтобы одной очередью - и всех троих!
        Заразительно рассмеялся Мельчугов. Комиссар крепился, но не удержался и тоже присоединился к офицерам.
        - Ай да газетчики! - Мельчугов даже смахнул невольную слезу. - Все переврут!
        - Работа у них такая. Где-то что-то слышали, а дальше - куда фантазия занесет. - Капитан лишь руками развел.
        - Работа действительно такая. - Зато комиссар стал серьезен. - Надо же вдохновить народ на подвиги! Да и показать простым людям геройство нашей славной армии свободной Московской республики!
        Насколько можно было понять, находясь на переднем крае, военные новости не радовали. Еще хорошо, что наступившая резко распутица заставила врага приостановить продвижение. Воды вокруг стало столько, что местами требовалась лодка, да и там, где удалось бы обойтись без нее, идти было трудновато. Где не было воды, сплошняком лежала грязь, в которой застревали повозки и тонули сапоги. Боевые действия не прекратились, однако интенсивность их резко упала. Разве что вдоль дорог, тоже размокших, превратившихся в некое подобие болота, точнее - тропинки по нему. Идти по ней с некоторым трудом было можно, а вот рассыпаться по сторонам в цепь - далеко не везде.
        Пятая стихия, как назвал некогда грязь Наполеон, мешала и наступающим, и обороняющимся, только последним все-таки меньше. Вокруг - родная земля, которая помогает в трудную минуту, да и редкая цепочка российских войск нуждалась в не столь большом подвозе, будь то продукты или так и не поступавшие боеприпасы. Зато не приходилось, как прежде, постоянно опасаться обходов, и даже удалось наладить некое подобие фронта. Занимаешь деревни или какие-нибудь возвышенности у дорог, а полем или лесом сейчас крупные силы не пройдут. Мелкие и те не очень.
        - Какие еще новости? - покосился на газету Чижевский. Штаб ориентировал лишь в обстановке на уровне бригады, и о чем-то приходилось узнавать из прессы, старательно отделяя реальность от бесконечных и понятных преувеличений, а до чего-то додумываясь самим на основе так называемой информации.
        - На Украине фронт также почти застыл. Пишут, благодаря доблестному сопротивлению войск, - поведал Тертков.
        - Знаем мы это сопротивление! Увязли в черноземе…
        - Зато Краснов выполняет обещания, и одна казачья дивизия уже прибыла на фронт к союзникам, а одна выгружается где-то у нас. Или не выгружается, но перебрасывается - точно. Еще - ведутся переговоры об объединении всех славянских земель в некую конфедерацию перед лицом общей угрозы.
        - Поляки вообще-то тоже славяне, - уточнил Чижевский. - Наверное, тоже хотят нас всех собрать, только не в конфедерацию, а в единое государство. И название дать свое собственное, вроде Речи Посполитой. Кстати, Литва там как? Им же тоже светит…
        - В газете ничего нет, - Тертков торопливо перелистнул страницы. - Помните, в начале попалась заметка об осуждении агрессии? Но с тех пор - тишина.
        - Послушаем тишину. Их главком - тоже наш бывший генерал. Да и должны понять: уж их земли поляки в покое не оставят. Вильно еще когда отняли, рано или поздно возьмут и все остальное. Впрочем, союзнички если что слабоваты. Сколько у них войск? Едва пара дивизий наберется…
        Дальше тема продолжения не получила. Толку от крохотного государства! В бывшем вольном Петрограде, вновь воссоединившемся с Россией, населения с учетом окрестностей и то наверняка больше. Но в имперской столице хотя бы немало заводов, не столь мощных, как в былые годы, развал больно ударил по всем предприятиям на всех некогда единых землях, и все-таки какой-то потенциал сохранился, и при известном напряжении сил что-то можно вновь пустить в ход, выдать столь необходимую в данный момент для фронта продукцию. Те же пушки, снаряды - то, без чего нельзя достигнуть победы.
        Если верить той же прессе, как раз сейчас подобное и происходит в городе на Неве. Заводы оживают, у людей вновь появилась работа, и скоро войска почувствуют ее результаты.
        Мельчугов еще заметил, что многие предпочтут работу призыву на войну, но с другой стороны, должен же кто-то трудиться в тылу!
        - А письма есть? - спросил Чижевский.
        - Не было.
        - Бардак…
        Вроде бы в обороне почта должна худо-бедно ходить, и все равно с самого начала войны ни единой весточки от семьи. Хотя и в мирное время на почту сплошные нарекания.
        - А ведь при такой погоде дня через три немного подсохнет, и будет нам новая порция удовольствия, - вздохнул Чижевский. Ему хотелось, чтобы перерыв в боевых действиях был побольше. Раз уж время играет на них.
        - За три дня многое может измениться, - Тертков в затишье вновь обрел свойственный ему оптимизм. А что? Новый правитель по случаю войны спешно вступил в должность, уже успел несколько раз выступить по поводу новой политики государства, поставив во главу объединение некогда единых земель по добровольному признаку, твердо заверил народ в грядущей победе, призвал всех приложить силы для ее скорейшего наступления. Все ясно и четко, разложено по полочкам, и остается лишь проводить сказанное в жизнь. - Да… Вот еще. В газете новое выступление президента. Говорит, что враги, пользуясь случаем, активизировали свою деятельность по дестабилизации обстановки, и призывает всех к бескомпромиссной борьбе с подрывными элементами.
        - Опять с генералами и офицерами? - невольно вздрогнул Чижевский. Перед его глазами невольно возникли картинки семнадцатого года, начиная с великой и бескровной. Бесконечные унижения, весьма часто - опасения за собственную жизнь, безнаказанные убийства офицеров, озверелая солдатня, весьма часто сама не ведающая, что сотворит завтра…
        Неужели опять?.. Неумно, ох как неумно! В дни войны подрывать доверие в командный состав и тем разваливать без того слабую армию, словно и не было предыдущего неудачного опыта проигранной накануне победы войны… Вроде бы в предвыборных речах ничего подобного не было. Если капитан ничего не напутал. Подобно многим «бывшим», он не слишком следил за баталиями кандидатов, элементарно не веря никому из них и не надеясь на какое-нибудь улучшение общей ситуации.
        - Нет, про офицеров ни слова, - Тертков профессионально изучил речь. - Только об оппортунистах, скрывающихся под видом работников других партий и всяких поддерживающих их гражданах. Например, четко указаны враждебные происки в нескольких митингах протеста, состоявшихся перед самой войной. В частности, в некоторых типографиях найдены прокламации, призывающие к свержению новой власти. Причем отпечатаны они еще до озвучивания результатов выборов. Указывается, что Комитет нашел четкий след, уходящий в Польшу. Кого-то даже уже арестовали по подозрению в шпионаже и работе на противника.
        - Н-да… - процедил капитан. Как реагировать на подобные новости, он не знал. Только невольно радовало, что в качестве мишеней на сей раз выбраны другие категории граждан.
        - Вот именно! - Тертков наставительно поднял вверх указательный палец. - Мы в какой-то степени счастливые люди. Враг прямо перед нами, легко узнается по форме, а вы представьте, как трудно будет в тылу! Чувствую, сейчас такая там чистка начнется - только держись!
        Чему-то улыбнулся Мельчугов. Наверняка втайне обрадовался, что отныне партии всерьез займутся взаимным уничтожением. А после этого - кто знает? Вдруг правители начнут думать не о партийных программах, а о доставшейся им стране? Только озвучивать свои надежды в присутствии комиссара молодой офицер, разумеется, не стал. Пусть приходится вместе рисковать жизнями, только все-таки политический руководитель, этакое око власти, это не свой брат, и относиться к нему приходится с изрядной долей осторожности. Сдержанность в словах давно стала свойством натуры. Ляпнешь что-нибудь не то, и мигом окажешься в списке контрреволюционеров.
        Чего еще ждать в наступившем царстве свободы?
        ГЛАВА 18
        Харбин и Сибирь

1
        - Вот такие у них это… планы, Виктор Леонидович.
        Николаев рассказывал все без утайки. Никакого страха он не испытывал. Имелись небольшие опасения, все-таки перед ним сидел человек безжалостный, находящийся в состоянии войны с нынешними властями Сибири, да и всех прочих мест, некогда составлявших единую Империю, но именно враг, а не разбойник, как его обычно старались изобразить официальные органы. Пусть даже самому пришлось его ловить не столь давно, так это уже служба. Ничего личного.
        - Интересные планы. - Покровский задумчиво размял папиросу, чиркнул спичкой, прикуривая. - Что интересно, Лука Степанович, ведь их даже опыт предыдущий ничему не научил. В честь чего я должен был поверить вам и двинуться именно этой дорогой? Мало ли… Пути мне все открыты. Помните, как у Александра Сергеевича? - Он задумался. Литература, которую поневоле довелось проходить в кадетском корпусе и в училище, частью уже выветрилась из головы, и дословно процитировать классику стало трудно. - Ну, в общем, «чем мы сильны, Басманов? Да мнением народным».
        Где-то он переврал, что-то недосказал, однако общий смысл идеи был понятен. Справедливости ради, Николаев тоже помнил Пушкина весьма смутно.
        Следователь кивнул. Он тоже давно убедился, что простой народ смотрит на его нынешнего собеседника как на героя, отстаивающего его права перед властью. Тем более последняя давно воспринималась едва не как вражеская, опирающаяся на чужие штыки, и уж явно не сулящая ничего хорошего простому крестьянину или рабочему. В таких обстоятельствах любой борец с правительством поневоле превращался в народного защитника со всеми полагающимися надеждами. Которые, надо отдать должное, Покровский пока не обманул.
        - Кстати, не знаете реакции на начавшуюся войну?
        - Откуда, Виктор Леонидович? Я же в тот момент уже подъезжал к Харбину. А перед тем даже слухов не было. Самого поразило… А из газет особо ничего не поймешь. Вроде бы это… хотят по принципу: «Наша хата - с краю». Насколько могу судить.
        Говорить о реакции Розы, все-таки представительницы определенных структур, он посчитал себя не вправе. Женщина, даже являющаяся врагом, все равно остается женщиной, и отношение к ней несколько иное.
        Покровский вздохнул:
        - Почему-то мне тоже так кажется. Типичное предательство в самом полном, исконном смысле. До этих мест все равно ни поляк, ни немец не доберется, а прочих сами приглашают, наплевав на интересы государства. Им же главное - личная власть, а прочее… Весь наш распад был сверху. Очень уж многим хотелось быть первыми в каком-нибудь из обломков, но не одним из многих в едином государстве. Вот и разыграли карту местного национализма.
        Впечатления глубокого мыслителя бывший летчик не производил. Зато в нем чувствовалась внутренняя сила, смешанная с убежденностью в правоте своего дела. Не государственный деятель, нет, до такого уровня Покровский подняться явно не мог, зато прекрасный исполнитель, инициативный, обладающий харизмой, человек, за которым многие пойдут в огонь и воду.
        Но дальше-то что? Надо ведь не просто быть против нынешнего строя, но и что-то предложить взамен. Иначе ради чего все это?
        Или за спиной лихого атамана стоит некто более значимый? Даже не в смысле масштаба личности, а в смысле государственном. Тот, кто выступает не только против нынешнего, но и за грядущее. Кто сумеет объединить разваленное, восстановить, вновь сделать великой страну. Но кто? Кто-нибудь из уцелевших в социальных катаклизмах великих князей? Или кто-то из новых, раз в старых по понятным причинам давно не верится? Тот самый пресловутый и таинственный Центр, о котором говорили Николаеву и даже попросили при случае выяснить имена людей, входящих в его руководство? Только такое, следователь понимал, не спросишь.
        Если бы…
        - Слушай, Николаев, тебе не стыдно служить нынешним?
        - Я же не им служу. Кто-то должен ловить всякую шваль. Убийц, воров… Уголовный сыск необходим при любом строе и поддерживает не конкретную власть, а обеспечивает более-менее спокойную жизнь обычным людям. Бывают, конечно, исключения… Знаешь, что порою творится в городах?
        Вдруг вспомнилось простреливаемое насквозь поле и валяющиеся трупы солдат. Но ведь и там Покровский всего лишь мстил за уничтоженную деревню, действуя в рамках им же установленных правил.
        - Меня имеешь в виду? - понял Виктор Леонидович, благо перед тем следователь рассказал ему если не все, то весьма многое.
        - И это тоже.
        Они не заметили, как перешли по-офицерски на «ты». А что столкнулись разок по разные стороны, так ничего личного. Каждый лишь выполнял свой долг.
        Покровский помялся, явно собираясь что-то спросить, закурил опять и лишь потом произнес:
        - Слушай, Николаев, ты ведь хоть косвенное отношение к тайнам имеешь. Слухи ведь ходят разные, и что из них правда… Кто отдал приказ убить Императора с семейством?
        - Не знаю. У нас тоже все на уровне слухов. Никаких расследований, насколько знаю, это… не проводилось. Я устроился на службу позже. А тут и территория иного государства, и все настолько шито-крыто… Но, насколько понимаю, замешаны в отдании приказа были социалисты. Как бы не сам Керенский. Им же он мешал больше всех. Настроение части народа было за монархию, вот и решили разом разрубить узел. Только это лишь мои предположения. Точной информации у меня нет. Там столько замешано…
        - Ладно, - жестко ответил Покровский. - Припомним. Всем припомним. Есть у меня такой Аким. Полный Георгиевский бант, потом по ранению оказался в Петрограде. Так летом семнадцатого собственноручно отправил в ад некоего Ульянова. Не слыхал о таком?
        - Вроде нет. - Николаев напряг память. И что-то крутилось, и за давностью лет точно не вспомнить.
        - У него еще псевдоним был: Ленин. Прибыл из Германии толпами руководить, еще и с временными поцапался. Все к власти рвался, поделить имущество богатых обещал.
        - Что-то вроде было… Точно! Теперь знаю, о ком речь. Он все грозился мировую войну в гражданскую превратить на немецкие денежки. А ту - раздуть опять в мировой пожар. И кажется, это… останься в живых, вполне бы мог.
        - Хорошо: сплыло. Иногда думаю: если бы не Аким, такое могло бы быть, всем мало бы не показалось. Пошел бы брат на брата, пока земля не обезлюдела. Жаль, прочие подельники этого господина до сих пор здравствуют. Говоришь, ждать меня будут? Пусть подождут. Передай: Покровский клюнул на удочку и скоро объявится в Сибири.
        - Я лучше это… с тобой, - спрашивать о конкретных планах Николаев по понятным причинам не стал.
        - Не стоит. Пока. Но если захочешь, присоединишься потом. Обещаю: возможность у тебя будет. Где, ты говоришь, нас собираются ждать?

2
        - Где были, Лука Степанович? - Суханов спрашивал осторожно, не особо надеясь на ответ.
        Мало ли какие бывают секреты? Если вдруг начальство отправляет в командировку одного из лучших сотрудников, а тот молчит и даже помощнику не сообщает, куда едет, значит, дело явно тайное. Мог бы, уже давно сказал.
        - Далеко. Лучше это… хоть введи в курс нынешних дел. Что у нас новенького? Кого ищем?
        - Многих. Спокойнее в городе не стало. А уж за городом вообще творится непонятное. По слухам, народ бузит.
        - Что значит бузит?
        Суханов посмотрел по сторонам, словно боялся, будто в кабинете объявился некто третий, посторонний, пожал плечами и шепотом сообщил:
        - Говорят, начинают бунтовать против власти. Требуют объединения с Москвой. Мол, раз война, то все русские обязаны держаться вместе.
        - А правительство?
        - Как всегда. Сплошные словеса и ни проблеска дела. Лучше бы их и вправду свергли к какой-то матери! Настолько они всем надоели!
        А ведь действительно, говорит искренне, отметил про себя Николаев. Вроде отсутствие длилось недолго, а вот вся атмосфера успела сильно измениться. Словно вместе с наступавшей весной люди стали отходить от долгой зимней спячки. Только интересно, сами ли или все-таки поработали некие тайные силы? Вдруг следователь прав и Покровский - лишь вершина айсберга, а где-то есть и другие, пока не выдвигающиеся на первый план? При наличии крепкой тайной организации и едва не всеобщем недовольстве возбудить народ не так и трудно. Тут - намек, тут - какие-нибудь подлинные или похожие на подлинные факты, а дальше слухи пойдут гулять сами, усиливаясь при каждой передаче от одной группы людей к другой.
        - Что наши иностранные «друзья»?
        - Ничего. Сидят и не вылезают из своих казарм. Они рисковать не любят, а настроение обывателей такое, того и гляди, морды начнут бить. И хорошо, если только морды, и бить, а не стрелять. Да и наши солдаты предпочитают по одиночке не шастать. Но патрулей стало больше. И все вооруженные. Сразу человек по десять, при офицерах, а толку от них почти никакого. Криминальная сводка только и полнится преступлениями.
        - Это… Давай, - вздохнул Николаев.
        Разговоры - разговорами, но надо и к делам переходить. Пока, во всяком случае. Хотя и странно: где-то идет война, кто-нибудь из старых армейских знакомых наверняка сейчас сражается, а ты тут занимайся всякими уголовниками, совсем как в недавнее время.
        Но ведь действительно, должен же ими кто-нибудь заниматься!
        Помощник взгромоздил на стол такую кучу всевозможных папок, то пухлых, то совсем тонких, что немедленно стало дурно. Можно сказать, почти с поезда, пока доложил о мифических результатах вполне реальных дел, дома был фактически ночью, толком и не выспался, и сразу столько всего! И ведь начальство не посмотрит на недавнюю командировку по иному ведомству, будет спрашивать, словно не отлучался никуда.
        Вот ведь где профессия!
        - Тут - по ограблению склада купцов Ивакиных. Сторожа убили, шесть ножевых ранений, замок взломали, наиболее ценное вывезли на трех санях. Там хранились меха, еще кое-что… Оставили лишь громоздкое, что места занимает много, а продать трудно.
        - Это каких Ивакиных? Которые прежде были Армфельдами? - Николаев вспомнил полуподпольные листки о якобы настоящих фамилиях некоторых деятелей из новых. Старые, коренные сибиряки были известны и составили себе состояния давно, в крайнем случае - в годы Великой войны, только помимо них в самостоятельной Сибири развелось достаточно лиц пришлых, явившихся во времена Смуты, и про некоторых говорили разное.
        - Они самые. Но Армфельды ли, Ивакины - разницы никакой. Кстати, пытались дать взятку, чтобы расследование ускорили. Я сказал, что не моя компетенция, решать вам. Просили сообщить, когда прибудете?
        - Зацепки какие-нибудь есть? - Дело было не во взятке, просто следовало изначально определиться, где действительно можно расследовать быстро, а где - предстояло долго блуждать в потемках и так и не выйти на преступников.
        - Судя по показаниям одного приказчика, накануне пару раз там видели человека, весьма похожего на Мишку Меченого. Не факт, конечно, однако…
        - Меченый… Он же вроде в тюрьме, - припомнил Николаев.
        - Я навел справки, - пожал плечами Суханов. - Сбежал. Еще в канун Нового года. О дальнейшем ничего не известно.
        - Сбежал… Интересно. Только до сих пор Меченый больше специализировался по ювелирам. Мехами, сколько помню, он не занимался.
        - Ювелиры охрану увеличили. Не так их сейчас просто взять. Может, на самом деле не Мишка. Мало ли их, с родимыми пятнами? Да и, может, пятно показалось. Неизвестный лишь разок снял шапку, а что там у него на темечке…
        - Подожди. Но появлялся он неоднократно?
        - Да. Раза три в течение последних дней. Потом, после кражи, пропал.
        - Ну, потом, это… объяснимо. Сыщики носами землю роют, не каждый пойдет в такое место. Но проверить обязательно надо. Людей послать по злачным местам, «малины» потормошить, среди агентов попробовать разузнать. Хотя бы на уровне: в городе Меченый или вообще в иные края подался? Если здесь, попробуем отловить. Не за кражу, так хоть за побег.
        - Я уже распорядился. - Суханов улыбнулся. Мол, все мысли начальства предвижу заранее, вот какой я молодец! - Пока результатов нет. Но сами купцы подозревают конкурентов. Мол, это Панкратов хочет их разорить, убрать из делового мира и по миру пустить. Но все голословно, так что, кто кого хочет погубить, вопрос еще тот… Да и Панкратов - из стариков, они таким никогда не грешили. Да еще прямо в городе, где все богачи на виду. В общем, не верю.
        - Люди порою тоже это… меняются. Особенно когда меняется жизнь. Проверить на всякий случай надо. Поделикатнее, осторожненько. Может, сам схожу в гости к этому Панкратову.
        Казалось странным, что совсем недавно он находился в Харбине, вел беседу с человеком, за которым безуспешно гонялся в отнюдь не далекие времена, и не просто беседовал - дружески, договаривался о совместных действиях… И вдруг - резкое возвращение к привычной жизни с ее негативными сторонами.
        - Все равно вряд ли, - упорствовал Суханов. - Я бы скорее предположил, что Меченый замечен в убийстве семьи ювелира, - и в ответ на молчаливый вопрос начальника пояснил: - Было тут и такое. Неизвестные проникли в дом и убили шестерых. Двух детей и четверых взрослых. Троих из них застрелили из «наганов». Минимум два ствола. Выстрелы соседи слышали, но выглядывать поопасались. Лишь одна бабка от окна заметила, как выбегало не то трое, не то четверо мужчин с какими-то сумками и сразу уехали на пролетке. Никаких примет. Искать толком некого. Заявили кое-что из драгоценностей в розыск, то, что смогли установить сравнительно точно, однако пока нигде не появлялись.
        - Весело. И много еще таких случаев?
        - Хватает.
        Оба невольно покосились на папки.
        - Вот что… Это… подключи всех, но Меченого пусть найдут. Где угодно. Подними на ноги агентов, осведомителей… Вдруг замешан хоть в одном преступлении? В общем, возьмем, попробуем раскрутить…

3
        - А говорил, не найдете. - Николаев подмигнул помощнику.
        Снег на улице полностью прошел, сменился грязью, а здесь, на окраине, не имелось даже подобия тротуаров. И не поймешь, где чище - посередине, где ездили пролетки, или у самых заборов?
        - Так сколько потратили, - вздохнул Суханов. - Почти неделю.
        - Зато и результат налицо.
        Следователь покосился на часть своего воинства. Начальство расщедрилось необычайно и выделило для операции дюжину человек. Такого Николаев давно не помнил. Если не считать поисков Покровского, когда дать могли не то что дюжину, а хоть целую роту из армейской части. Если не батальон. Но там история была иной…
        Милиционеры нервничали, всякое бывало в последнее время, и не столь редко их появление встречали стрельбой. Но все-таки здесь были отобраны лучшие, более опытные. Даже премия была обещана в случае успеха, небольшая, как и все милицейское жалованье. Однако при бедности и копейка - деньги.
        Роли были распределены заранее, но Николаев счел за благо повторить:
        - Вы четверо заходите с тыла. Вы двое - слева от улицы. Двое - справа. Следите за окнами. Хватать всех. В случае сопротивления старайтесь стрелять по рукам и ногам, но если не получится… Сами понимаете. Старайтесь подойти к дому скрытно. Собаки там нет, так что должно получиться. Ну с Богом!
        Прежде следователь хотел воспользоваться какой-нибудь пролеткой, однако ее проще услышать, а услышав - насторожиться. И кто его знает, какова будет реакция? Если, разумеется, Меченый действительно там. Но ведь видели его, проследили. Хочется верить, старый уголовник ничего не заподозрил, не сменил лежбище за прошедший день.
        - Только не маячьте.
        Он выждал немного, давая группам время выйти на исходные, и потянул «наган». Револьвер привычно лежал в руке. Суханов и двое милиционеров сразу последовали примеру начальства. Последнее это дело - доставать оружие, когда уже надо стрелять.
        Прошли, прижимаясь к забору. Сумерки грозили обернуться тьмой. Так и выбирали - где-то на самой грани, чтобы еще не совсем ночь, никакого освещения на окраинной улочке не имелось, но и не день, когда каждый прохожий на виду.
        Грязь пыталась засосать сапоги, налипала на них лишним грузом. Но могло быть и глубже, и на судьбу особо роптать не стоило. Тут едва не по щиколотку, и то не везде. Прелесть весны, и без прелести той никуда.
        Суханов чуть обогнал, на мгновение застыл рядом с калиткой, поддел через щель ножом щеколду. Калитка чуть скрипнула, пропуская компанию.
        Двор темнел неухоженный, поросший небольшими деревьями и кустами. В сумерках толком не разобрать какими, да и к делу отношения растения не имеют. Листвы нет, укрытие за ними сомнительное, а до плодов еще жить и жить.
        Дом стоял чуть в глубине, словно прячась от общей улицы. Одноэтажный, с небольшой мансардой. Николаев видел его днем, отметил общую неухоженность: потемневшие от времени стены, покосившуюся крышу, покрытые пылью окна - четыре штуки по фасаду. За двумя уже отражалось пламя свечей - электричество на окраины никто не тянул. Да и плата за него была такой, что простым людям не по карману.
        - Давай!
        Милиционер дернул входную дверь, и Николаев первым рванул внутрь.
        Короткий коридор. Дверь, ведущая внутрь и деревянная лестница наверх, в мансарду. Кивок Суханову, и помощник бросается наверх. Один из милиционеров привычно застывает с «наганом» наготове.
        Комната. Трое мужчин лениво перекидываются в картишки. Две женщины накрывают соседний стол. Тарелок и бутылок много, сразу видно, что живут здесь не бедно.
        - Милиция! Руки вверх! - и направленный ствол в знак серьезности намерений.
        Недоумевающие взгляды. Сидящие явно не ожидали вторжения. Одна из женщин вскрикивает и роняет на пол тарелку. Звук бьющейся посуды вырывает людей из невольного ступора. Мужчины начинают медленно подниматься, затем один из них пытается броситься вперед прямо на следователя. Драться на кулаках Николаев не собирался. Успех непредсказуем, кто кого - неизвестно. Да и в дело вступают инстинкты. «Наган» оглушительно грохочет в небольшом помещении. Никаких предупредительных - следователь сразу стрелял на поражение, лишь постарался не убивать и послал пулю в правое плечо. Но нападавший уже успел развить скорость, и Николаев едва успел отшатнуться от летящего на него довольно крупного мужика.
        Впрочем, следователь не только отшатнулся. Он успел машинально подставить ногу, и бандит, с чего так рваться на выход нормальному человеку, споткнулся, по инерции полетел прямо в объятия стоявшего чуть позади милиционера. Последний машинально поймал падающее тело и резко опустил на голову преступника рукоять «нагана».
        Рухнул опрокинутый столик, за которым лишь недавно играли в карты. Судьба наиболее ретивого картежника послужила его товарищам наглядным примером, и повторить попытку прорыва больше никто не решился.
        - К стене! - рявкнул Николаев. - Женщинам тоже!
        Среди последних тоже порою попадаются разные штучки, а играть в благородство при задержании - последнее дело.
        - Чуть что - стреляй! - Это уже милиционеру, с готовностью взявшему на прицел выстраивающихся у стены обитателей дома.
        Николаев уже отметил про себя, что Меченого среди задержанных не было. Но ведь и комната в доме не одна.
        Словно подтверждая мысль, где-то в глубине дома резко хлопнуло открываемое окно, и сразу с улицы донеслась пронзительная трель милицейского свистка, а следом загрохотали выстрелы. Кто-то пытался прорваться из дома, однако налетел на предусмотрительно выставленное оцепление. Но это там, на улице, а Николаеву еще надлежало проверить дом.
        Следующая комната оказалась пуста. Последняя дверь, рывок, и сразу встречная вспышка выстрела. Палец машинально надавил на курок в ответ, только на этот раз щадить противника Николаев не стал. Бандит, лицо его попало в тень и разглядеть, Меченый это или нет, было невозможно, стал заваливаться на спину.
        Больше в комнате никого не было. Зато в дальнем конце имелось распахнутое настежь окно, через которое и пытались вырваться местные постояльцы. Судя по продолжающейся стрельбе, не слишком удачно.
        И лишь теперь Николаев почувствовал боль в левом плече. Далекую от смертельной, он даже попробовал шевельнуть рукой, и та послушалась. Но боль немедленно усилилась, даже в голову отдалось, и на мгновение потемнело перед глазами. Однако позволять себе выход из строя было явно преждевременно. Лишь появилась досада, настолько глупо схлопотал пулю. Ладно, когда пару раз ранило на фронте, но на задержании…
        Николаев нагнулся к противнику. Нет, не Меченый. Может, проходил по каким-нибудь делам, просто нельзя же помнить все особые приметы. Довольно крепкий, одетый в поддевку. Лицо заурядное, без особых примет… А ведь еще дышит, даже конечности чуть трепыхаются. Едва-едва, словно конец пути недалек. Ладно, главное - не убежит. Вот как там с остальными…
        Стрельба за окнами уже стихла. Николаев машинально подобрал выпавший из рук подстреленного преступника небольшой «браунинг», еще раз бегло окинул взглядом комнату и двинулся назад. Вроде нехитрые движения, однако почему-то качнуло. Вот где угораздило нарваться! И рана начала болеть уже всерьез, а одежда понемногу напитывается кровью.
        Загрохотали шаги на лестнице, а затем один за другим в первую комнату вступили молодой мужчина и совсем уже молодая женщина. Оба едва одетые, явно недавно занимавшиеся вполне понятными амурными делами. Следом за ними шагнул Суханов с револьвером наготове.
        Опять не Меченый. Оставалось надеяться, что виновник облавы задержан во дворе. Но вот что будет, если матерый уголовник вообще выбрал для себя другую «малину», а сюда заходил лишь мельком по каким-то делам!
        - Наверху больше никого, - отрапортовал помощник.
        - Здесь тоже. В последней комнате один труп. Что снаружи?
        Последний вопрос был обращен к только что вошедшему милиционеру из числа следивших за домом.
        - Двое пытались уйти через окно. На попытку задержать открыли огонь. Масянова убили. Ну и мы их…
        - Плохо, - вздохнул Николаев. Больше по убитому милиционеру, чем по бандитам. - Меченого не было?
        - Как не было? Вот как раз он Масянова и убил! Прямо в голову попал, собака! Сейчас сам валяется…
        - Ладно. Оформляйте всех этих. И трупы это… сюда стащите. Будем ждать, когда пролетки подойдут.
        Жаль, конечно, что Меченого не взяли живьем, однако раскрутить можно будет и этих. Возможно, даже легче. Все-таки главарь более матерый, уже попадался в сети. А вот плечо болит и перед глазами почему-то все поплыло…

4
        - Как вы?
        - Нормально. Ходить могу, - улыбнулся Николаев.
        Нормального было мало. Рана гноилась, приходилось постоянно ходить на процедуры, а в больницу класть отказывались, ссылаясь на нехватку мест. Мол, ничего особо страшного, а лишних коек не имеется. А также - плохо с санитарками, врачами, в общем, дома потихоньку вылечитесь.
        Ладно, хотя бы головокружения прекратились, и лишь иногда донимал жар. Да левая рука слушалась плохо, и все домашние дела приходилось делать абы как. И все-таки могло быть намного хуже, если бы пуля прошла левее. А так… Пройдет же. Не через неделю, так через месяц. С одной стороны, даже хорошо побыть дома и хоть немного отдохнуть от бесконечных дел. И даже всякие органы и службы не могут привлечь для своих операций. А то ведь уже намекали, мол, переходи к ним. Уголовники, мол, ерунда. Главная опасность - контрреволюционеры. Первые мешают жить лишь гражданам, вторые представляют опасность для правительства.
        Суханова явно распирало от новостей. На то и молодость, чтобы энергия бурлила, и даже полный рабочий день не мог вымотать до конца.
        - Ладно. Садись и рассказывай. - Николаев придвинул пустую консервную банку, служившую ему в данный момент пепельницей, извлек папиросу, посмотрел на помощника.
        Тот понял, чиркнул спичкой, затем прикурил сам.
        - Они это. Шесть дел разом закрыли. Правда, пока раскрутил… Все по вашему методу. Мол, подельники сознались, а тем, кто играет в молчанку, срок будет другой…
        Он говорил взахлеб, гордясь собой, а Николаев вдруг поймал себя на том, что почти не слушает помощника. Главное - банда взята, а уж как их выводили на чистую воду, дело десятое. Да и другие проблемы казались в данный момент важнее. Газеты злорадно сообщали о разгроме московских войск, хотя в последнее время названия населенных пунктов повторялись, и, следовательно, отступлений больше не было. Пусть Николаев сознавал почему, и что армия здесь особо ни при чем, но может, сумеют воспользоваться невольной паузой в боевых действиях, подтянут резервы, организуют контрудар…
        - Чайник поставь, пожалуйста, - воспользовался он некоторой паузой в затянувшемся рассказе. - Наверно, и чаю еще не пил.
        - Ах да, - спохватился Суханов, завозился с примусом, потом принялся озираться в поисках чашек. - Но пил я, честное слово! Только не помню когда.
        - Часы не помнишь или день? Если последнее, плохо твое дело.
        - Нет, я даже пообедал сегодня в буфете, - отверг предположение помощник. - Там биточки в сметане давали, так я две порции умял подчистую.
        - Обедал он… Сейчас, между прочим, восьмой час, и обед твой был давно. Биточков у меня, правда, нет, но есть сало с хлебом, баранки к чаю… Так что, это… поужинаем.
        Он и сам вдруг ощутил, что не против перекусить. В обычное время обедать приходилось где-нибудь на стороне, семьей так и не обзавелся, самому готовить вечно некогда, нанимать прислугу - не на жалованье следователя. Сейчас же, когда вроде постоянно находишься дома, аппетита зачастую нет. То температура, то слабость. Перекусишь чего-нибудь, и опять лежишь. Когда - с книгой, когда - просто так.
        - Вас там как-то спрашивали, - нарезая сало и хлеб, поведал Суханов. - Опять эти… Но узнали про ранение и ретировались.
        - Слава богу! Надоели уже.
        - Что хоть хотят?
        - Чтобы к ним перешел. Мое дело - преступников ловить, а не это… недовольных властью вычислять. Я, может, сам ею недовольный.
        Суханов хохотнул:
        - Сегодня у нас слух прошел. Будто этих борцов разгромили где-то у границы. Молва опять приписывает все Покровскому. Но тут не знаю, за что купил, за то и продаю. И еще, будто всю милицию вслед за армией хотят временно на казарменное положение перевести. В городе неспокойно, в деревнях власть вообще признавать перестали…
        - Где они только казармы для нас возьмут, - пробурчал Николаев.
        Он порадовался про себя. Все-таки порою лучше быть раненым, зато никакое начальство тронуть не может. Не бывает худа без добра. И Покровский молодец. Суханову не расскажешь, однако слухи те правдивые. Зная место засады, бывший летчик элементарно устроил охоту на охотников. Чтобы в следующий раз другим неповадно было. Теперь же наверняка уже вновь гуляет по Сибири, поднимая народ для борьбы.
        - Точно! - Суханов затушил папиросу, посмотрел на чайник. Не закипает ли?
        - Подожди, - Николаев покопался в недрах шкафа и извлек оттуда бутылку казенной. Настоящей, между прочим, подаренной по случаю одним благодарным гражданином. - Давай понемногу за успешное раскрытие кучи дел. Не каждый день сразу такая удача. Открывай!
        Кто же откажется от подобного предложения вечером удачного дня?
        Закусили салом за неимением чего-нибудь другого. Суханов вопросительно посмотрел на начальника, дождался его кивка и сразу начал разливать по второй. Только взялся за рюмку, как где-то очень далеко сухо щелкнуло несколько винтовочных выстрелов.
        - А это что? Стреляют же…
        - Пока - постреливают. Чего ты хочешь, если в самые ближайшие дни будет еще одна революция?
        - Думаете? А не контр?
        - Может, и контр. Но в терминологии ли дело? Главное - будет. Что в отделе о политике говорят?
        - Только сплетни втихаря пересказывают. По нынешним временам не ведаешь, кто предаст. Выступит в качестве Иуды. А загреметь в качестве мятежника кому же охота? Но думаете, будет?
        - Тут думать нечего. Всем все давно надоело. Главаря только не было. Личности, что встанет во главе.
        - А теперь появилась? - Суханов все еще держал рюмку. Кажется, даже забыл о ней в ожидании ответа.
        - Один - точно.
        - Покровский?
        - А почему бы и нет? Энергии ему не занимать. Решимости - тоже. Правителем ему не стать, но нынешних он свергнет. Помяни мое слово. Кто бы ни пришел вослед, хуже уж точно не будет. Потому давай выпьем за хорошее.
        И подумал про себя: знать бы, кто стоит за лихим атаманом! Только ведь хуже на самом деле не будет.
        И они выпили.
        ГЛАВА 19
        По дороге на Смоленск

1
        Первый взрыв грянул совершенно неожиданно. Как оно и бывает всегда. Жди начала боя, не жди, но все равно он начинается в некий момент, отрезающий сравнительно мирное существование от грядущего ада.
        И следом пошло! Гранаты взрывали землю, поднимали грязь вперемешку с дымом, пытались осколками достать мгновенно напрягшихся людей.
        Работало минимум три батареи. Еще счастье - все полевые, трехдюймовые. Тяжелых орудий сюда поляки так и не подвезли. Грязь ли помешала, планы ли у них были иные, но пока обходились тем, что имеется в наличии. Да и три батареи против позиций одного потрепанного батальона - вроде должно хватить.
        Не учли они одного. Первоначально окопы были вырыты на склоне холмистой гряды, где было посуше, да и обзор грядущего поля боя был лучше. Потом же по настойчивому предложению Чижевского по ночам, скрытно, была оборудована еще одна позиция у самого подножия. Благо, уже немного подсохло, если вода и держалась, то лишь сравнительно немного, а лучше сидеть в сырости, но относительной безопасности, чем с некоторым комфортом, да под обстрелом.
        Теперь снаряды рвались намного выше затаившихся солдат, и никакого вреда пока не было. Оставалось молить Бога, чтобы кто-нибудь случайно не взял неправильный прицел, не выстрелил с недолетом, а так даже определенное злорадство появилось. Мол, постреляйте, если боеприпасы девать некуда. А мы пока посмотрим да подождем, когда не ждущая сюрпризов пехота двинется в атаку.
        Своя артиллерия пока стыдливо молчала. Совсем как в недоброй памяти пятнадцатом году, когда на полсотни вражеских выстрелов в лучшем случае раздавался один свой. Да и нельзя забывать, что батарея в бригаде имелась лишь одна, всего четыре пушки, прикрывающие довольно протяженный фронт, а ведь у соседних батальонов положение могло быть гораздо хуже. Одно из главных преимуществ нападающей стороны - выбор направления удара. Обороняющимся остается лишь ждать да потом парировать различные угрозы.
        Хотя по сторонам пока вроде сравнительно тихо. Но ведь и обстрел не обязательно извещает о скорой атаке. Так что, может, начальство и право, выжидая и не демонстрируя имеющиеся в наличии средства. Раз уж артиллерия противника пока не наносит потерь.
        - Они что, решили всю гряду с землей сровнять? - Тертков невольно оглянулся на вздымающиеся в тылу разрывы.
        Комиссар немного нервничал. Вдобавок приходилось кричать, пытаясь перекрыть непрерывный грохот, явно не располагающий к спокойной беседе, а кричать представитель политических властей не очень любил.
        - Ну и пусть их! - Чижевский добавил пару неприличных оборотов. - Чем больше снарядов истратят, тем меньше нам потом достанется. Пока что это лишь так, утренняя побудка.
        Утро в самом деле было ранним, и солнце едва взошло за спинами старательно прячущегося батальона. Сейчас оно было союзником русских, слепило неприятелю глаза. Оставалось поблагодарить судьбу и интендантов за вовремя доставленный завтрак. Раз уж непонятно, удастся ли пообедать? На сытый желудок воевать легче. Хотя раненым быть тяжелее. Но ведь Бог не без милости…
        И вдруг наступила тишина. Обстрел прекратился внезапно, как перед тем начался. Только что грохотало, и вот лишь перепаханная земля напоминает о творившемся здесь минуту назад.
        - Полчаса, - ротный посмотрел на часы. - Не так и мало… А вот и пехота.
        Далеко впереди замаячили цепи. Одна, за ней - другая, потом - третья, густые, медлительные, все-таки идти по грязи нелегко, наверняка уверенные, что после отзвучавшей обработки особого сопротивления не встретят…
        - Рота, к бою!
        Солдаты приподнялись, припали к брустверу, защелкали затворами винтовок. Мельчугов, согласно ранее отданному приказу, торопливо передвинулся к левому флангу, где был расположен единственный пулемет. Какое-то время не происходило ничего. Одни затаились, другие - шли. Некое подобие обычных учений.
        Чижевский медлил с командой. Тут двояко - чем больше расстояние, тем меньше потерь нанесешь неприятелю. Но если чересчур промедлить, то натиск намного труднее остановить, а при нынешнем соотношении сил, на позицию роты наступало не меньше полнокровного батальона, а на батальонную - полка, легко не удержаться, покатиться назад. По обстоятельствам места с единственным скрытым ходом сообщения отход может и не получиться.
        Цепи приближались. Пока люди в них казались крохотными черточками, но ведь каждая такая черточка - вооруженный солдат, и считать их - недолго сбиться. Но вот что-то прошелестело над головами окопавшейся роты, и над противником вспухли облака шрапнельных разрывов.
        Очередь легла хорошо. Кто-то в цепи сразу упал, и равномерное движение мгновенно перестало быть таковым. Следом прошла еще очередь. Затем - опять. На открытом месте шрапнель - вещь страшная. Да и в окопах она тоже достает получше гранат, засыпая солдат сверху смертоносным свинцом. Только пользоваться ею с должной эффективностью намного труднее. Тут необходимо быть подлинным мастером своего дела. Но не зря же русские артиллеристы славились во все времена!
        Польская пехота какое-то время еще пыталась идти, но затем первая цепь не выдержала, залегла, словно лежащим безопаснее под шрапнельным дождем. Это же не пули, скорее настигающие тех, кто продолжает стоять.
        Заговорила вражеская артиллерия. Снаряды улетали куда-то далеко в тыл. Но мешавшая наступлению батарея стояла на закрытых позициях, и нащупать ее было очень трудно. Во всяком случае, шрапнель продолжала вспухать над полем, и уже вторая цепь залегла вслед за первой, а третья вначале остановилась, а затем попятилась, не решаясь входить в роковую зону.
        Взаимный обстрел продолжался недолго. Своя артиллерия берегла заряды, чужая не хотела бить вслепую. Но зато своя явно смогла определить расположение чужой и стала стрелять за темнеющий вдалеке лес. Пехота воспользовалась паузой в обстреле. Засуетились командиры, и цепь поднялась, двинулась вперед даже быстрее, чем раньше. Все больше шансов успеть проскочить опасную зону. Хотя километр по грязи не очень пробежишь, а широкий шаг дается труднее.
        Еще немного…
        Соседи уже вели огонь, но Чижевский все еще выжидал. В цель попадает даже не каждая десятая и даже не всегда сотая пуля. Но если бы каждый солдат убил одного врага, войны заканчивались бы в первый день. А тут по сто двадцать патронов на винтовку, на хороший бой может и не хватить. Лишь жаль, людей в окопах маловато. Не обеспечить нужной плотности. А по отдельности здесь стрелки не очень. Но и в штыки таким количеством можно пойти лишь в крайнем случае.
        - Прицел!.. Залпами!..
        Все-таки война - великий учитель. Рота стреляла выдержанно, дружно. Заговорил пулемет. Какое-то время цепь еще шла, но вот упал один солдат, затем - другой, и живые стали один за другим залегать в грязь. Ответная стрельба не принесла никакого результата. Зато постепенно подходила вторая цепь. Стреляя на ходу, подбадривая себя этими выстрелами. Вновь заговорил пулемет, и настильный огонь пришелся как раз по наступающим.
        Когда залегла и вторая цепь, вновь заговорила польская артиллерия. И опять гранаты стали усиленно терзать холмистую гряду. Разумеется, с прежним результатом.
        Так повторялось три раза. Цепи отрывались от земли, нарывались на огонь, несли потери, залегали обратно, и начинали говорить польские пушки. Только огонь артиллерии был пожиже, и стреляли они с завидным упорством не туда. Видно, единственная батарея бригады смогла нанести противнику какой-то урон, а что до выбранной цели, то корректировщики никак не могли заметить на фоне слепящего солнца, где находятся настоящие позиции. И все громили места, где никого не было.
        Пару раз заедал пулемет, однако пулеметчики быстро исправляли задержки, и «максим» вновь подключался в дело избиения атакующих. И последние не выдержали, стали перебежками откатываться назад. И пройти осталось мало, и последние сотни метров вдруг показались настолько опасными, что духа преодолеть их уже не хватило.
        Отход тоже не был легким. Солдаты вошли в раж, стреляли вслед, только огонь уже велся не залпами, а сугубо индивидуально. В зависимости от темперамента и возможностей каждого.
        - Прекратить стрельбу! - Чижевский постоянно помнил о боеприпасах.
        Сейчас противник отходит, только день впереди еще длинный, а первая атака - не последняя. По сторонам до сих пор грохочет, и если слева цепи залегли и тоже начинают отступать, то справа сближение с позициями продолжается. Главное же - между ротами промежуток, не очень поможешь. Да и окопы расположены без учета флангового обхода. Почва пока не та, чтобы много копать.
        Вражеские артиллеристы разок ударили по соседям справа, но затем решили не рисковать, вдруг накроешь своих, и опять перенесли огонь на роту Чижевского. По счастью, опять с прежним прицелом. Только долго ли они будут лупить мимо? Рано или поздно должны понять и нащупать цель, а вот тогда…
        Подумал - и как сглазил. Несколько разрывов вспухли прямо за окопами, затем один из снарядов попал, и лишь непонятно, зацепило кого или нет?
        Дальше взрывы следовали один за другим. Разок Чижевского осыпало грязью, а в голове возник звон. К счастью, контузия если и была, то совсем легкая. Лишь небольшая тошнота да шум в ушах.
        И тут же все стихло. Правофланговая рота отходила, не решаясь ударить в штыки, и ее отход менял ситуацию на всем фронте батальона.
        - Доложить о потерях!
        Сам же лихорадочно думал, что предпринять? Ударить по полякам с фланга? Но удастся ли сблизиться? Грязь из союзника превратилась во врага. Да и сил для штыковой маловато. Кого-то положат по дороге, а хватит ли запала, когда даже сейчас на одного своего солдата человек шесть вражеских? И отходившие уже заметили успех соседей, вновь двинулись в атаку.
        - Трое убито, четверо ранено. Двое тяжело, двое - так.
        - Раненых забрать! Отходим! Только скрытно! Никому не высовываться, на открытые места не лезть. Иначе всех здесь положат! Мельчугов, Тертков, ведите людей!
        Пока все проскочат извилистым и узким ходом! По-любому требуется немного задержать противника, сделать вид, что позиция еще не сдана, охладить пыл гонористого неприятеля.
        - Кто со мной? - Взгляд на пулеметчиков.
        - Я!
        - Я!
        Вызвались двое, Васильев и Дехтерев. Нормальные солдаты, с такими можно и попробовать угостить поляков напоследок.
        - Товарищ капитан! Давайте лучше я! - Мельчугов просительно посмотрел на ротного.
        - Приказ слышал? Выполнять! - Настоящий офицер должен всегда чувствовать ответственность за вверенных ему людей. - Давай быстрее! Время дорого. Мы за вами минут через пять.
        Припал к пулемету, поправил целик и парой очередей охладил пыл накатывающихся с фронта. Затем развернул ствол и настильным огнем угостил с фланга тех, кто уже был перед окопами соседей. Лента вылетела, пришлось повернуться к солдатам.
        - Ну!
        Васильев торопливо протянул коробку. Капитан машинально отметил: в запасе есть еще одна, и это радовало. Теперь главное, чтобы задержек не было. Не ко времени они сейчас.
        Угу. На третьей очереди ленту перекосило, и пулеметчики стали торопливо выпрямлять ее. А вражеская цепь все приближалась. В итоге пришлось стрелять едва не в упор. Чижевский видел, как падают под огнем фигурки, остальные не выдерживают, залегают сами, пока их тоже не уложил свинец навсегда. Зато справа противник уже добежал до оставленных окопов, а угла поворота не хватало для прицельной стрельбы.
        Что-то сильно стукнуло о щиток. Дехтерев вдруг повалился навзничь без звука.
        - Посмотри, что с ним!
        - Убит! - Почему-то в бою всех тянет общаться исключительно криком.
        - Мать, - пробормотал Чижевский. Никаких эмоций, кроме здоровой злости.
        Пулемет жадно проглотил остатки ленты.
        - Уходим!
        Последние солдаты давно скрылись в ходе сообщения, и теперь должны были выбираться наружу под прикрытием холма.
        Взялись вдвоем за тяжеленный «максим», сняли его, поставили в траншею. Васильев тащил коробку с последней лентой, а капитан покатил пулемет. Рядом было не поместиться, пришлось наполовину идти, наполовину бежать друг за другом. Да еще постоянно оглядываясь, не догоняют ли идущие без подобной тяжести поляки?
        Пулемет не слушался, пытался то зацепиться за стенки траншеи, то застрять на каких-то неровностях, под ногами хлюпала вода, и Чижевский взмок, пока преодолел не очень большое расстояние. Еще хорошо, что по новой полевой форме шашка офицеру не полагалась. Иначе путаться в ней… Оставили холодное оружие исключительно для парадов. Но у выхода ждали сразу пятеро солдат, подхватили «максим», а один спросил:
        - Дехтерев-то где?
        - Нету Мишки, - вздохнул Васильев.
        - Надо же…
        - Ладно, ходу! - оборвал разговоры Чижевский.
        Еще не хватало попасть в плен!
        Только сколько же можно отступать? Которую позицию сдавать приходится? И где же удастся, наконец, остановиться?

2
        - Товарищ капитан! Из штаба бригады звонили! Представитель Ставки прибыл! Собирается обойти роты.
        - Пусть обходит, нам-то что? - равнодушно пожал плечами Чижевский.
        Как офицер исключительно строевой, он испытывал невольную неприязнь ко всяким штабным, тем более - штабным тыловым, из всяких высоких сфер. Умом понимаешь необходимость их службы, но очень уж разные условия у обычных офицеров и у тех, кто торчит в далеких тылах. Два разных мира, частенько пересекающиеся лишь где-то в воображении да, как сейчас, во время начальственных визитов и смотров.
        Лучше бы подкрепление прислали! Все больше толку!
        Он специально не стал предпринимать никаких мер. Происходило бы дело где в тылу, там поневоле приходится наводить лоск, но на передовой он к чему? Пусть штабной видит, что люди изорвались, обтрепались, давно не были в бане, а сапоги у половины из них просят каши. Дальше фронта не пошлют…
        Может, высокий чин вообще не придет в окопы. Тут до противника пара километров, и артиллерия порою ведет редкий огонь. Хотя боевых офицеров в штабах тоже полно, и кое-кто не прочь вспомнить молодость, а заодно продемонстрировать подчиненным собственную храбрость.
        Как будет, так будет. Но пусть лучше занимаются разработкой операций и следят за ходом их выполнения, чем проверяют немногочисленные воюющие части. Пока две армии, одна - настоящая, другая - больше название, чем реальные полки, не докатились до Смоленска. Единственное, что сделал ротный, так это вышел из землянки, служившей местом очередного кратковременного житья, да проследовал на командный пункт. Так громко назывался его персональный участок в траншее, откуда был неплохой обзор разделяющего противников поля.
        Все было спокойно. Почти весь день лил дождь, почва опять размокла, и поляки, очевидно, решили устроить себе вынужденную дневку. Они и так достигли многого, если оценивать результаты по захваченной территории. Но и не только. От командира бригады Чижевский знал о разгроме спешно собранной северной группировки российской армии. Три пехотные и кавалерийская бригады попали в окружение, и вместо прорыва предпочли сразу сдаться на милость победителям. Вернее, сдалась пехота, а кавалерии удалось выскользнуть, пусть и с потерями, но общий итог… Солдатам о случившемся пока не говорили, дурные вести скверно влияют на воинский дух, только кое-какие слухи уже ходили среди граждан свободной России, вынужденных выполнять чужие приказы.
        Так ведь свободу тоже требуется защищать. Как и любую другую власть. И делать это приходится отнюдь не добровольно. Добровольцев для войны никогда не хватит. Большинство предпочитает дома сидеть, а если уж рисковать - то под принуждением.
        Война - просто тяжелый труд. Вон как в траншее под ногами вода опять хлюпает. И шинели никак не могут просохнуть… Ладно, папиросы в портсигаре сухие.
        А ведь скоро Светлая Пасха, вспомнилось вдруг Чижевскому. Молодежь под влиянием пропаганды стала забывать об этом празднике, новая страна, новые веяния, только капитан принадлежал к другому поколению. Крашеные яйца, куличи, пение на Всенощной, когда голоса взмывают к ангелам и вместе с ними воспаряет душа…
        Офицер не был настолько религиозен, однако в Бога верил, и теперь очень захотелось исповедаться, причаститься. Кто знает, что ждет завтра? На тот свет лучше уходить готовому к последнему путешествию. Лишь не найти поблизости храма, а священники в армии давно отменены.
        - Товарищ капитан! Передали - там какое-то начальство к вам.
        Ну вот, приперлись! Чижевский привычно поправил ремень. Конечно, о шике лучше не говорить, сидя в сырости и грязи, чистоты не сохранишь, да воспитание невольно заставляет хоть как-то следить за собой. А сапоги-то…
        - Где они?
        - Так что, по ходу сообщения идут.
        - Ладно. Встречу. Всем заниматься своими делами.
        А в роте лишь он, Мельчугов с комиссаром да тридцать три штыка.
        Вот и ход сообщения. Несколько шагов, и из-за поворота появился офицер средних лет, а за ним следовало несколько человек. Кто-то с видом адъютанта и пара солдат, если точнее. Но на свиту капитан едва взглянул. Штабной так живо напомнил прошлое, родной Ингерманландский гусарский полк, что перехватило дыхание. Неужели?..
        - Здорово, Чижевский! - Кротов сгреб в объятия старого сослуживца.
        Он-то успел просмотреть списки офицеров и потому знал, кого увидит сейчас.
        - Кротов? Откуда?
        - Из Ставки, - засмеялся полковник. - Ладно. Для начала покажи, где тут у вас и что, а поговорим потом. Как вы?
        - Хреново, - откровенно признался Чижевский. - Пополнений не было с самого начала, от роты осталось меньше взвода… Ладно, хоть патронов подкинули. И тихо сегодня. Не знаю, надолго? Никак не удается удержаться. Откатываемся то по одной причине, то по другой. Обычно - из-за нехватки людей. Поляки обходят фланги, а парировать удары некем.
        - Знаю, - кивнул Кротов. - Мне-то не объясняй. Я все донесения изучал.
        Но изучал или нет, на месте он осматривался дотошно. Оценил позицию, коротко переговорил со стрелками, долго смотрел в сторону противника, что-то прикидывая про себя…
        - Хорошо. Чаем хоть угостишь старинного приятеля?
        - Угощу, не вопрос.
        - Рассказывай, как в пехоте-то оказался? - когда они вдвоем засели перед закипающим - и закопченным - чайником, спросил Кротов.
        - Переходить в украинскую армию не захотел. А здесь никаких вакансий по кавалерии не было. Вот и пришлось… Ты-то как? Ни слуху ни духу…
        - Со мной еще интереснее. Из армии совсем ушел. Обосновался в Сибири. Дела привели в Москву, а тут как раз завертелось. В общем, судьба повернулась так, что предложили должность офицера по особым поручениям при Ставке. Принял. Это если коротко. А подробно рассказывать долго. Как-нибудь в другой раз. Тебя же наверняка общее положение интересует.
        - И оно, проклятое, тоже, - согласился капитан.
        Не каждый месяц простому ротному удается получить информацию из первых рук. Представитель Ставки поневоле должен быть осведомлен об общем положении дел на всех участках фронта. Если же учесть, что когда-то Кротов был эскадронным командиром Чижевского, а затем - дивизионным, то вполне может поделиться хотя бы какими-нибудь подробностями происходящего. Из окопа много не увидишь.
        - Тогда, если вкратце, то положение пока дрянь. Здесь откатываемся, на Украине - тоже. Там поляки потихоньку подходят к Киеву. Здесь - к Смоленску. Наверно, слышал про окруженную группу? Теперь приходится латать там фронт. Туда переброшена только что сформированная дивизия, но удержится ли она… Практически ополченцы. Правда, все офицеры из запаса, солдаты - тоже успели повоевать в прошлом, но спайки пока нет. Да и солдаты когда-то хлебнули в революцию вседозволенности. Как они еще себя в бою поведут… А молодых из запасных полков пока отправляют в другие части. Все бригады, не находящиеся на фронте, срочно разворачиваются в дивизии. Каждый батальон делится на два, а где и на три, вот и получается полк. А батареи разворачиваются в дивизионы. Даже по одной тяжелой к ним прибавить должны. Если успеют. Пушки на складах имеются, не все переплавили на металл. В общем, для нас главный вопрос - вопрос времени. Сам знаешь: армия - это не толпа одинаково одетых и вооруженных солдат. Дисциплина, спайка, умение… Уж не ведаю, что думали предыдущие политики, но только не о возможности массовой мобилизации. Даже
планов толковых не имелось. Нам бы хоть месяц выиграть, а там посмотрим.
        Оба знали: на войне месяц - чересчур большой срок, и полагать, будто противник его предоставит, просто глупо.
        - А мы?
        - Вас через несколько дней сменят и отведут в резерв. Тоже будете разворачиваться в дивизию. Так что, думаю, придется тебе принимать батальон. Приказ о новом звании за отличия в боях появится на днях. Тут как раз в Смоленске заканчивает формирование бывшая третья бригада. Она на ваше место и придет. Я только вчера осматривал ее, и впечатления довольно благоприятные. Там командиром сейчас Дроздовский. Перед самым развалом - Генерального штаба полковник, командир Замосцкого полка, Георгиевский кавалер. В отставке, как многие. Незадолго до войны сменил украинское гражданство на московское. Предложил услуги, был назначен начальником штаба разворачивающегося соединения, но проявил такую энергию, что его назначили командиром. Думаю, не подведет. Но все, конечно, между нами.
        - Само собой, - кивнул капитан.
        Немного помолчали, разливая чай и закуривая.
        - В Сибири вспыхнуло восстание, - вздохнул о чем-то своем Кротов. - Интервенты не вмешиваются, попрятались по казармам, а воинские части переходят на сторону восставших. В числе главных требований - объединение с Москвой. Надеюсь, от местного правительства скоро духа не останется.
        - Там все так плохо?
        - Как везде. Но еще с попыткой опереться на чужие штыки и тотальной распродажей иностранцам всего ценного. А народ этого не прощает. В общем, все может решиться за несколько дней. Власть там всегда была относительной, а партизаны гуляли, где хотели, и бороться с ними не получалось. Так что, есть надежда и на сибиряков.
        - Прекрасно! - воскликнул Чижевский. - А казаки? У нас говорили, будто и Краснов заявил о военном союзе, а в перспективе - об объединении.
        - Казаки в основном идут на Украину. К нам прибыла одна дивизия донцов, и еще одна находится в пути. Только не спрашивай, где намечается главный удар. Все равно не скажу.
        - Ты что? Я же понимаю, - Чижевский действительно не обиделся. Он же был кадровым военным и прекрасно понимал субординацию и уровень служебной компетенции. - Да и главное я услышал.
        - Выводы?
        - В данный момент положение скверное, однако в перспективе имеется уверенная надежда переломить ситуацию и превратить нынешнее поражение в победу, - отчетливо отрапортовал капитан.
        - Верно. Да… Тут ряд зарубежных стран предложили посредничество при заключении мира. Франция, Америка… Новый президент все предложения отверг и сказал, что русский народ прежде решит свои проблемы, а затем пусть поляки ищут способы к замирению. Если таковые найдут.
        - Молодец! Правильно сказал.
        - Мне он вообще чем-то понравился. Да, партийный, сам знаешь, как я отношусь к данной категории, но думает не о догмах, а решает чисто практические вопросы. И весьма уверенно решает. Без всякой керенщины и пустых слов. Ладно. Спасибо за чай. Я пойду, - Кротов поднялся. - Запомни: вам осталось дня два, самое большое - три до смены. Можешь это объявить солдатам. Я-то знаю, как они обрадуются.
        - Я, признаться, тоже.
        - Еще бы! - понимающе улыбнулся полковник. - Какие-нибудь просьбы есть?
        - Почты давно не было. У меня же семья в Москве.
        - Дай адрес, обязательно загляну, как только там окажусь. Сам понимаешь, над почтовым ведомством я не властен.
        - Сейчас, - Чижевский вырвал листок из записной книжки и торопливо черканул пару строк. - Ты-то сам как?
        Спрашивать было не слишком удобно. Капитан слышал о гибели семьи однополчанина. Но ведь столько лет прошло! Любая рана рано или поздно затягивается.
        - А что я? Можешь поздравить. Недавно женился. В первый день войны.
        - Поздравляю!
        - Спасибо. Жаль лишь, с тех пор супруги и не видел. Мотаюсь то туда, то сюда. Да ладно. Тем больше личных поводов как можно скорее покончить с войной. И обязательно - нашей победой. Все прочие варианты меня не устраивают. Причем с победой на всех фронтах.
        Какие еще фронты имеются в виду, полковник говорить не стал. Возникли у Чижевского кое-какие мысли, только ответов на них сейчас он все равно получить не надеялся. Но не все же сразу. Тем более после короткой беседы Чижевский вдруг словно почувствовал себя помолодевшим. Куда-то делась накопившаяся усталость, а будущее вдруг стало казаться светлым и ясным. Главное, еще немного перетерпеть, задержать врага.
        - Ну, удачи! Провожать не надо. Я же не генерал со свитой ходить, - Кротов обнял сослуживца на прощание. - Думаю, еще свидимся. Тогда и поговорим поподробнее.
        И отчетливым шагом направился к ходу сообщения. Уже наступал вечер, а впереди было еще столько дел. А тут опять дождь принялся моросить…
        ГЛАВА 20
        Москва

1
        Кротов не слишком откровенничал насчет личной жизни. Полковник не сказал Чижевскому главное: он не просто не видел супруги с момента свадьбы, но даже так и не узнал, где она вообще живет, как и не назвал ей своего адреса. Но если с последним все было ясно, трудно сообщить то, о чем понятия не имеешь, то вот причины первого…
        Конечно, тут сказалась и торопливость регистрации. Время вышло, опаздывать не годилось, и расставание получилось скомканным, коротким, обрезанным до нескольких незначащих слов. Хорошо хоть уговорил сотрудницу, чтобы сразу оформила необходимые бумаги. Мол, через час отправка, а там - кто знает? Только было и иное. Уже потом, анализируя в свободные минуты случившееся, Кротов понял иное: ему было неловко узнавать место жительства собственной супруги, словно этим шагом он пытается сделать брак из фиктивного реальным, воспользоваться ситуацией, будто все было затеяно с дальним прицелом. Выглядеть же в глазах девушки расчетливым бабником не хотелось совершенно. Ведь развестись сейчас тоже перестало быть проблемой. Светский брак - не церковный. Зашел, подал заявление, и можешь считать себя свободным. И так хоть в месяц по три раза. То расписывайся, то разводись. Лепота… Одно из завоеваний революции - полная личная свобода от любых обязанностей к другим людям.
        Самое же странное было в другом. В редкие минуты отдыха, где-нибудь в очередной дороге, Кротов частенько вспоминал девушку, и не просто вспоминал - мечтал, словно был не битым жизнью, все повидавшим мужиком, а неоперившимся юнкером, которому простительны охи и вздохи. И вообще смешно, что в мечтах ему представлялась не собственная, раз уж расписаны, жена, а просто знакомая. Или - любимая? Кротов сам толком не знал этого. Только прочие женщины вдруг перестали существовать. Хотелось невозможного - гулять с Диной, разговаривать, любоваться ею, тонуть в ее глазах…
        Вопрос - когда? С начала войны Кротов пробыл в Москве в общей сложности меньше трех суток. Докладывал, участвовал в совещаниях, получал новые приказы, вновь отправлялся то на фронт, то в тыл. Несколько раз удавалось поспать по паре часов - в Кремле теперь у него появилась крохотная комнатка, где хранились вещи и стояла кровать. Дело не в занимаемой должности. Начальство сочло, что глупо искать человека, когда его можно держать под рукой. Точно так же жили еще несколько новых коллег Кротова. Лишь пересечься с ними из-за непрерывных разъездов практически не удавалось.
        Искать Дину тоже не было времени. В буквальном смысле. Только мечтать о ней, да и то не в Москве, где расписаны были минуты, а в бесконечных мотаниях по фронту и ближайшим к нему гарнизонам. На то и офицерская судьба…
        Машина катила по московским улицам, а Кротов поражался про себя быстроте нынешних перемен. Вроде отсутствовал в столице какую-то неделю, а города не узнать.
        Нет, дело, разумеется, не в зданиях, дома остались прежними, и не в наступившей весне, отсутствии снега, в почках на деревьях, пробивающейся кое-где траве. Поменялся общий дух города. Мужчины подтянулись, переоделись в военную или полувоенную форму, меньше стало праздных гуляк. Одни ушли в армию, другие работали на оживших заводах, а всевозможные бездельники предпочитали прятаться, не выставлять собственное безделье. Как спросят: почему прохлаждаешься? И ведь есть кому спросить. Постоянно попадаются то патрули, то усиленные наряды милиции. Проверки документов, бесконечные выяснения и вопросы, порою - задержания…
        Наряду с обычным фронтом власть стала создавать другой - трудовой, лихорадочно пытаясь в ускоренном темпе хоть отчасти исправить все последствия революции и последующего бардака. Говорить о переломе, а тем более - восстановлении, было рано, тут не считанные дни нужны, однако производство стало заметно оживать и в столице, и в других городах, а в Петрограде уже была произведена первая партия танков, и сейчас спешно формировалась танковая рота.
        А вот людям торговым вдруг стало несладко. Новая власть закручивала гайки, зорко следила, чтобы не было откровенной спекуляции, в случае нарушений начинала сажать и потихоньку прибирала всю эту сферу человеческой деятельности к рукам. Все преимущества - реальному производству. Может, потому простой люд поддерживал начинания, им-то предыдущая политика не несла ничего, кроме безработицы, взлетов цен да прочих трудностей жизни.
        Редкие прохожие почти не обращали внимания на несущийся автомобиль. В Москве машины не были диковинкой уже давно. Не деревня, где любая техника немедленно вызывает откровенный интерес. А тут еще раскраска военная. Кто спешит, куда, какая разница? Явно по казенному интересу.
        Долгожданный Кремль, проверка документов на въезде, а дальше - неизбежный доклад об общем положении дел, принятых мерах и соображениях по дальнейшей работе…
        Посторонние мысли привычно ушли, уступили деловой сосредоточенности, и вместо грез Кротов словно вновь находился недалеко от Смоленска, где опять разгорелись бои и редкие русские части вновь откатывались назад…

2
        Писаревская не устояла. Ее грызла совесть, и казалось постыдным, что в решающий момент товарищи в редакции остались одни. Пусть девушка не являлась главной в стихийно складывающейся оппозиции, пусть ее нахождение в здании действительно не имело особого смысла, но ведь и сбегать от всех не слишком порядочно. Как протестовать, так вместе, как отвечать - в кусты. Дина считала себя храброй и потому испытывала невольный стыд. Словно предала всех, переметнулась к противнику, а ведь нового президента иначе как врагом она не считала.
        Потому после долгих колебаний Писаревская отправилась к месту работы. Иначе она перестала бы себя уважать, в молодости же самоуважение - одна из основ мировоззрения.
        У здания редакции никого не было. Визит властей закончился, машины уехали, и улица вокруг жила обычной жизнью.
        Изменения были заметны только внутри. Сотрудники ходили тихие, подавленные, осторожно обменивались замечаниями, словно уже подозревали друг друга в доносительстве и прочих нехороших делах.
        - Тут у нас обыск был, - едва не шепотом сообщили Дине. - У Льва какие-то бумаги нашли. Так и бумаги забрали, и Льва, и секретаря прихватили…
        Лев был первым замом главного, который, кстати, сегодня отсутствовал. А сверх того - одним из главных вдохновителей коллектива на путях борьбы за справедливость. В том смысле, в котором он ее понимал.
        - Арестовали? - переспросила Дина.
        Заместитель был старым революционером, даже привлекался разок при царизме, и его арест в новом свободном обществе был явлением вопиющим. Понятно, если к ответственности привлекают тех, кто мечтает восстановить старое, но это…
        Что же дальше будет при таком начале?
        - Может, разберутся и отпустят. Знаешь же, как они порою любят усердие демонстрировать. Да еще раз власть меняется…
        - А нам всем велели Москвы пока не покидать. И адреса переписали. С предупреждением, что мы действительно должны там жить. Так что, тебе повезло. Иначе и тебя…
        Все говорилось без осуждения, напротив, с долей радости за удачливого товарища. Вернее, товарищей: в число счастливцев Дина попала не одна. Специфика работы. Кто-то пишет здесь, кто-то мотается в поисках новостей.
        - Что же теперь будет? - вопрос витал в воздухе.
        - Протестовать надо! Мало им было вчерашнего. Если на второй день так себя ведут, то что дальше творить станут?
        - Но война, граждане! Нас же предупредили - в стране есть враги свободы, которые находятся на содержании противников. И с ними будут бороться без пощады…
        - Это мы на содержании? Пусть лучше на себя посмотрят!
        Однако быстро перешли на шепот. Когда обыск еще свеж в памяти…
        - Любая оппозиционная критика запрещается на все время войны. Каково? - Однако возмущение новым указом президента, одним из первых принятых, вновь прозвучало тихо.
        - А если выпустить газету без слов? - вдруг предложила Дина. - Если нам запретили писать о насущном, то пусть читатели сами догадаются о том, что мы хотели им сказать. И никто не придерется. Откровенной критики-то нет. Что они нам смогут сделать?
        - Только кто это купит… - Хорошо живешь тогда, когда тиражи растут. Иначе кошелек может оказаться пуст.
        - Не важно. Главное - люди поймут и оценят. А покупать станут следующие номера.
        - Нет. Надо оставить пустыми лишь некоторые страницы. Скажем, после объявления о запрете критики. Так будет более хлестко.
        Но в целом мысль понравилась, и теперь осталось обсудить подробности. Например, какие статьи должны в газете остаться. Чтоб ни в чем не поддерживать власть, лишь абсолютно нейтральные, да те, без которых не обойтись - известие о войне, указ о мобилизации да о временном запрете любой оппозиции. А прочее пусть будет лишь белым листом. Никаких призывов к доблести, ничего. Режим обойдется, а о слове «Родина» здесь не ведали.
        Лишь Писаревской почему-то вспомнился ее знакомый, спокойно, как само собой разумеющееся, отправившийся на чужую для него войну. Не глуп, порядочен, так почему же?
        Или в жизни существуют разные правды?
        Только думать об этом не хотелось. Подвергать ревизии собственные устоявшиеся взгляды - да что может быть хуже?
        - И ничего они нам не сделают! - оповестил кто-то уже погромче.
        Опасность пока миновала, Льва, несомненно, выпустят, а к власти придут иные люди. Те, которые дадут людям талантливым и предприимчивым больше возможностей для жизни.
        Для чего иначе существует свобода?

3
        - Народ ждет от нас решительной победы, а фронт между тем все ближе подкатывается к Смоленску. - Сталин старательно набивал трубку. Голос с легким акцентом звучал довольно спокойно, и лишь очень близко знавшие правителя люди сумели бы уловить тщательно скрывавшееся раздражение. - Разворачиваются дивизии, призвана масса людей, только фронт почему-то этого не видит. Как это можно назвать, Антон Иванович? Мне рекомендовали вас как боевого генерала, одного из лучших в прошлой войне.
        - Почему же не видит? Мы уже задействовали шесть новых соединений. Еще три дивизии находятся во второй линии в готовности поддержать первую в любой момент, - спокойно отозвался немолодой лысый генерал. - Но, разумеется, в масштабе фронта решающего значения их ввод иметь не мог. Тем более одновременно состоялся вывод части потрепанных бригад на переформирование, а три бригады мы потеряли в окружении. И один корпус в составе двух дивизий мы сейчас срочно перебрасываем на Украину, чтобы показать нашим союзникам: они не одиноки и получат от нас всю необходимую помощь.
        Он не снимал с себя вину, хотя буквально на днях занял должность начальника штаба и не имел отношения к случившейся трагедии. Напротив, старательно делал все, чтобы нейтрализовать последствия прорыва. Только реально ли мгновенно исправить накопившиеся за долгие годы ошибки и просчеты? Просто в курс творящегося войти и то сколько времени надо. Однако генерал был профессионалом, далеко не самым худшим в прошлой войне, и основное уловил мгновенно, даже успел наметить ряд дел, которые сразу стал претворять в жизнь.
        - Мало, - отрезал Сталин. - Раз враг успешно продолжает наступать, то мало. Надо остановить поляков, нанести им удар, разгромить… Не кидать наши новые части поодиночке и не латать тришкин кафтан, а всей мощью обрушиться на агрессора.
        - Мы как раз занимаемся подготовкой удара. Но если нанести его сырыми частями, гарантировать успех нельзя. Нам требуется еще какое-то время, хотя бы две-три недели. Но если у вас возникли сомнения в моей компетенции, я готов подать рапорт об уходе с занимаемого поста, - твердо ответил генерал.
        - Никто вас не гонит, Антон Иванович. - Сталин встал и прошелся по кабинету. - Однако народ вправе спросить у нас: все ли мы делаем для защиты Отечества?
        О свободе и завоеваниях революции президент не помянул. Собравшиеся генералы и офицеры оценили высказывание. Они-то защищали Родину.
        - Победы приходят не сразу. Они требуют тщательной подготовки. Самое лучшее в данный момент - под прикрытием ведущих бой частей собраться с силами, а затем нанести противнику полное поражение.
        Генерал сам по матери принадлежал к полякам, но он был и оставался русским офицером.
        - Может, в том есть определенный резон… Кстати, как идут у нас переговоры с Литвой?
        - Своим чередом, - поднялся какой-то незнакомый Кротову полковник. - Но они готовы предоставить нам свою территорию для флангового удара и даже оказать посильное военное содействие в обмен на Вильнюсский край. Как вы им и предложили. Там прекрасно понимают: другого способа вернуть захваченные поляками земли не будет. Остались кое-какие мелочи, которые мы должны решить буквально на днях. Однако Жукаускас, литовский командующий, уже привлечен к разработке плана и поддерживает его весьма активно.
        Подобный поворот был Кротову внове. Все-таки он давно не был в Москве и был не в курсе всех меняющихся планов. Однако действенность еще одного военного союза полковник оценил сразу. Армия Литвы была невелика, сколько помнилось, не то девять, не то десять полков, но если подкрепить их несколькими русскими дивизиями, да с учетом того, что Пилсудский не ждет удара с этой стороны…
        Расклад получался очень даже интересным. Вплоть до рейда по территории Польши, а то и движения к вражеской столице. Почему он не в строю? Получить бы полк в соответствии с воинским званием, лучше всего - кавалерийский, да тряхнуть стариной. Хочется ведь настоящего дела. Даже когда твое нынешнее необходимо и сейчас ты в курсе того, чего элементарно не может знать обычный офицер или генерал.
        - На днях - это сколько?
        - Думаю, послезавтра мы сможем официально подписать все договоры.
        - Хорошо. А вам сколько надо для подготовки операции, Антон Иванович?
        - В идеале - две недели. Трагедия Самсонова некогда заключалась именно в спешке, с которой армия была двинута вперед.
        - Но на каких тогда рубежах?
        - Западнее Смоленска. Тут получается интересная комбинация. - Генерал встал, шагнул к висящей на стене карте и взял указку. - Фронт, как видите, сильно прогнут как раз в направлении города. По нашим оценкам, с учетом рельефа и некоторых подкреплений, которые вольются непосредственно в боевую линию, противник сумеет продвинуться примерно сюда. Что даст нам возможность двумя встречными ударами отсечь наступающую группировку, окружить ее, двумя корпусами парировать попытки противника к деблокации. Одновременно ударом из Литвы мы достигнем территории непосредственно Польши, а формируемая в данный момент Шестая армия поможет украинской движением на Львов. Таким образом появится возможность нанести противнику полное поражение и закончить войну убедительной победой где-то через месяца полтора-два после начала операции. Это - если не ставить целью завоевание Польской республики, как таковой.
        - Нет, Польша нам не нужна, - Сталин тоже подошел к карте и стал пристально разглядывать линии предполагаемых ударов. - От нее хлопот выше головы, а толку никакого. Но исконно русские земли мы у них отберем. Наша главная задача - передать нашим детям Россию в ее исторических границах. Иначе потомки осудят нас и будут в том совершенно правы…

4
        Новые люди к власти не пришли, а вот представители нынешних структур к Писаревской заявились.
        - Гражданка Писаревская Дина Борисовна?
        Их было четверо, один в штатском и трое в форме сотрудников Комитета. Визит не предвещал ничего хорошего. Всякие ходили слухи в последнее время. В том числе и о тысячах арестованных лиц по обвинению в шпионаже в пользу противника и в попытке дестабилизации положения. Говорили о закрытых тайных судах и - одновременно - о готовящихся публичных процессах. Что из слухов являлось правдой, понять было невозможно, однако сами аресты совершались наяву, и никаких сомнений в том не было.
        - Да.
        - Вот ордер на обыск. - Мужчина в штатском предъявил соответствующую бумагу и повернулся к своим людям: - Миша, пригласи понятых.
        - Простите, в чем меня обвиняют? - Стало очень неприятно, однако девушка постаралась сохранить лицо.
        - В антигосударственной и контрреволюционной деятельности, в работе на враждебные государства и в попытке переворота. Достаточно? - Мужчина без приглашения сел у стола, извлек папиросу и демонстративно закурил.
        Никакие разрешения и формальности его явно не заботили. Он являлся представителем власти и не считал нужным оказывать разоблаченной шпионке хотя бы толику уважения.
        - Кстати, рекомендуем добровольное сотрудничество. Если имеются какие-то бумаги, лучше предъявите их сами. Все равно ведь найдем, но тогда будет хуже. - Он стряхнул пепел прямо на пол.
        - Потрудитесь вести себя вежливо! - Появившийся было страх прошел, и теперь Дина испытывала пока еще скрываемую злость. - Я - жена офицера!
        - Брось, Писаревская. Ты никогда не имела мужа. Только любовников. - Мужчина гнусно улыбнулся.
        - Тогда вот, - девушка шагнула к буфету, извлекла из ящика паспорт, протянула комитетчику.
        - Зарегистрирован брак с гражданином Кротовым, - прочитал мужчина. - Ну и что? Кто такой этот Кротов?
        - Полковник. И в данный момент находится на фронте.
        - Да? - протянул следователь. - Миша, дойди до телефона, поинтересуйся, есть ли вообще таковой?
        Кажется, ему пришел на ум новый повод для обвинения - попытка увести следствие на ложный путь.
        Миша вернулся быстро. Что-то прошептал на ухо начальнику, отчего выражение лица последнего вдруг лишилось самоуверенности.
        - Точно?
        - Точнее быть не может, - подтвердил Миша и покосился в сторону подозреваемой.
        - Ни хрена себе! Но тогда придется звонить самому… Ждать здесь и ничего пока не предпринимать!
        На смену злости у Писаревской пришло удивление, и потребовались усилия, чтобы скрыть новое чувство. Но ведь действительно странно: офицеры находились под подозрением, не зря им даже запрещено было занимать выборные государственные должности. Или война изменила ситуацию, и теперь к военным стали относиться несколько иначе?
        Внезапно в голову пришла противоположная мысль. Может, в попытке защиты Дина, напротив, подставила своего липового супруга? Пусть на самом деле она ни в чем не виновата, бороться против конкретного кандидата - ее гражданское право, и никаких денег ни от кого девушка не брала, но пока она под подозрением, под подозрение попадает и Кротов. Военному проще осуществить тот самый пресловутый переворот, следовательно, подозревать его обязаны больше. Но что же делать? Переиграть? Сказать, мол, пошутила? Что ей сделают, когда никаких компрометирующих бумаг в доме нет? Обвинить человека - дело нехитрое, попробуйте доказать ее вину! Если уж брать взгляды, то так называемый муж виноват гораздо больше. Откровенный контрреволюционер, порою не слишком скрывающий свои взгляды. Наверняка из-за таких сейчас в Сибири разгорелась гражданская война и законная власть находится под угрозой. А по некоторым данным, там уже вообще нет власти. Правительство, спасая жизни, было вынуждено бежать из страны, вдруг ставшей для него чужой.
        Нет, уж лучшее пускай сюда придут поляки! Они же почти европейцы, научат здешний сброд настоящей демократии!
        Дина думала, комитетчики и понятые терпеливо ждали. Не так и долго. Время промелькнуло незаметно. Следователь в штатском, или кто он там, зашел обескураженный, растерянный, взглянул на обстановку, покосился на подчиненных, перевел взгляд на девушку.
        - Извиняемся, гражданка Писаревская, - выдохнул он как-то через силу. - Работа у нас такая. Только ведь сообщать надо, и вообще…
        Неужели пронесло? Интересно…
        - И вот еще… Редакцию вашу закрывают. Можете туда больше не ходить. Но уж с вашим супругом работу вы всегда найдете. Только постарайтесь его больше не подводить. Жена такого человека, и вдруг занимается непонятно чем. Да и знакомства, прямо скажем, у вас… Ладно. Мы вас покидаем. При случае передавайте супругу привет. Пусть не держит на нас зла. Работа такая, - еще раз повторил следователь и махнул своим людям рукой. Мол, уходим. Нечего здесь ловить.
        Девушка закрыла за ними дверь и устало опустилась прямо на кровать. Можно быть каким угодно храбрецом, однако есть ситуации, в которых храбрость ничего не решает. Остается лишь достойно держаться, но, оказывается, на это уходит столько сил…
        Странно. В принципе Писаревская сама не могла бы сказать, зачем согласилась стать официальной женой своего знакомого. Да и не придавала этому особого значения. Да, Кротов умел убеждать, и ничего большего, чем штамп в паспорте, за процедурой не стояло. Только он ведь оказался прав, и именно штамп обеспечил девушке свободу. На некоторое время, по крайней мере.
        Но кто же он на самом деле, раз даже всесильный Комитет предпочел не связываться? Правда, знакомый на ее глазах спас нового президента, по его же утверждению, случайно, повинуясь инстинкту, но является ли это поводом для неприкосновенности? Или супруг в итоге занял немалый пост? Почему бы и нет, раз он в довольно высоком чине? Могли в благодарность назначить каким-нибудь командиром чего-то там… В армейских подразделениях Писаревская совершенно не разбиралась.
        Странный он человек. Понравилась девушка, и помог мимоходом. Ведь не зря же был затеян брак! Но при том - даже адреса не спросил и вообще вел себя на удивление деликатно. И вместе с тем - натура цельная, из тех, что не предают.
        Внезапно девушка поймала себя на мысли: вот она думает о формальном супруге, а на губах сама собой рождается шалая улыбка.
        Только знали бы пришедшие, что подозреваемая понятия не имеет, где находится ее муж! Вообще. Да и он ничего толком о ней не знает, И все называется законным браком…
        Смешно…

5
        - Вызывали? - Кротов, вытянувшись, застыл в дверях.
        Сапоги блестят, форма пусть и полевая, но сидит точно по фигуре, прирожденный военный, за таким солдаты наверняка пойдут в огонь и в воду. Каждое движение отчетливо, словно совершается на плацу в присутствии высшего командования.
        - Проходи и садись, товарищ Кротов.
        Сталин указал рукой на один из стоявших в ряд за столом стульев.
        - Слушай, Кротов, что там за история с твоей женой?
        - Что-то случилось? Виноват, но меня с начала войны дома не было. Даже не видел ни разу.
        - Действительно, когда уж тебе? - хмыкнул правитель. - Повезло тебе. Вместо медового месяца - сплошные командировки. Не позавидуешь. Супруга хоть красивая?
        - Очень, товарищ Сталин. Что до остального, война… Ничего, дождемся победы. Дай Бог, не за горами. - Говорил, а сам напряженно думал: что же произошло, что даже президент, несмотря на всю чудовищную занятость, в курсе?
        Похоже, Сталин умел читать мысли подчиненных.
        - Понимаешь, товарищ Кротов, работала твоя супруга в самом натуральном шпионском гнезде. У нас и раньше имелись некоторые подозрения, а потом были получены прямые доказательства. Редакция получала деньги из-за рубежа и занималась подрывной деятельностью. Нет, успокойся, жена твоя ни при чем. Она ничего не получала, тайных планов заговорщиков и шпионов не ведала, активной роли не играла, только сбили ее немножко с пути истинного. Ты бы воспитанием ее занялся, что ли. Вот разберемся немного с проблемами и дадим тебе, скажем, сутки на устройство личных дел. Больше не получится. Но многих в редакции придется привлечь к показательному процессу. Пусть все видят, что шутить мы не намерены и уж тем более не намерены прощать измену. Материалы дела уже готовятся, а кое-кто из обвиняемых дал согласие публично признаться и в совершенных делах, и в дальнейших планах. Покойный царь чересчур часто прощал политические преступления. Мы так поступать не будем. Народ ждет от нас решительных шагов. Он хочет видеть государство крепким, единым, справедливым, и мы никому не позволим обмануть общие чаяния. Но к супруге
твоей это не относится. Ты, главное, разъясни ей все. Когда получится. Отпустил бы прямо сейчас, да сам понимаешь. Но как будет хотя бы малейшая возможность, двадцать четыре часа в твоем полном распоряжении. И квартиру вам предоставим где-нибудь неподалеку. А хочешь - отправляйся к ней прямо отсюда. Найду тебе замену на одну ночь.
        - Спасибо. - Вдруг очень захотелось увидеть Дину узнать, как она. Только ведь… Боюсь, не очень получится. Надо же прежде поляков отбросить.
        И почему-то подумалось, что приговор показательного суда будет суров и безжалостен. В назидание всем колеблющимся и несогласным. Вне зависимости, действительно ли в редакции работали шпионы или же лишь противники непосредственно нового президента.
        - А ты молодец, полковник. - Сталин не спеша принялся набивать трубку. - Не о личном печешься, а об общем. Но если надо…
        - Товарищ Сталин, я думаю, сейчас главное - наступление подготовить. Остальное может подождать.
        Кстати, как он к ней явится? Нет, найти наверняка можно, а дальше? «Здравствуй, я пришел к тебе как муж?»
        - Хорошо. И не волнуйся, ничего с ней не станет. Товарищ Менжинский уже дал команду проследить. Хотел я тебя в Сибирь сейчас отправить, нет, не в ссылку, исключительно по делам, да ведь и тут ты необходим. Так что, через час отправляешься в Смоленск. Проследишь за формированием резервных частей, а затем займешься обеспечением небольших контрударов. Противник наш тоже не дурак, может заподозрить неладное. Потому надо изобразить попытку перехода в наступление. На месте решишь, что и как лучше. Только не зарывайся. Мы должны обозначить сопротивление - и только. Ты не главноначальствующий там, ты там - мой представитель.
        - Понимаю, товарищ Сталин.
        - Раз понимаешь, то хорошо. - Сталин по привычке прошелся вдоль кабинета и словно невзначай спросил: - Ты ведь с Покровским Виктором Леонидовичем хорошо знаком?
        Кротов ожидал чего угодно, но только не этого. Нет, страха он не ощутил, просто смятение, а голове вдруг возникла пустота. И ни одной мысли.
        - Не скромничай, товарищ Кротов, - хитровато взглянул на офицера по особым поручениям Сталин. - Нужное дело вы делали. Показали интервентам, кто хозяин на нашей земле. Они же без такой подсказки этого никак в толк взять не могли. Да и ставленники их ничего не понимали. А тут часть народного достояния обратно вернулась. Те же деньги на танки откуда взялись? Как думаешь? А перед тем удалось закупить в Англии большую партию самолетов. И провести переговоры с американцами о строительстве в Москве завода грузовых автомобилей. Что интересно, ничего не взяв из государственного кармана.
        Кротов уже ничего не думал. Мысли проносились ураганом, сменяли одна другую и никак не желали выстроиться хоть в какую-то систему. Что же выходит-то? Кто стоял во главе всей организации? Неужели? Но ведь быть того не может! Поговаривали, что кто-то из уцелевших великих князей. То ли Николай Николаевич, то ли Кирилл…
        Ничего себе, князь!
        Выходит и о нем, Кротове, было известно гораздо больше, чем вслух сообщил в памятную встречу глава всесильного Комитета? Было отчего прийти в замешательство!
        Сталин окутался облаком табачного дыма.
        - Ты закуривай, товарищ Кротов, не стесняйся. Видишь, какие интересные расклады преподносит порою жизнь? Но ведь цели мы достигли. Власть в Сибири поменялась, переходное правительство первым делом предложило договор об объединении, и еще одна часть русской земли войдет в новую Россию. А наладить быт мы поможем. И у себя все сделаем, как надо. Лишь с поляками разберемся и сразу поменяем очень многое.
        Теперь Кротов уже не удивился бы, узнав, что и нынешняя война тоже дело рук небольшого усатого человека. Тоже ведь сыграла на пользу. Победа грядет, в этом полковник не сомневался ни на минуту.
        Невольно вдруг вспомнилось, как буквально позавчера довелось инспектировать одну из направляющихся к фронту дивизий. Все солдаты чем-то похожи, военная форма нивелирует людей, однако несколько лиц привлекло внимание. Потом перед глазами возник трактир в первый день приезда в Москву, случайная компания… Вот уж где довелось!
        - А вы какими судьбами здесь?
        - Как и все, гражданин полковник Хотели устраиваться на государственный завод, там сейчас рабочие требуются. Но ведь прежде надо с войной покончить.
        В глазах у солдата гасло первоначальное удивление. Не так давно вместе выпивали, а оказалось, не вполне со своим парнем, а с офицером в чинах. Хотя в армии все свои. Только одни постарше, как отец в семье, а другие - их дети или младшие братья. Те самые братцы, не раз и не два наносившие поражения и тем же полякам, и туркам, и самому Наполеону…
        - Адрес у меня есть. После победы обязательно загляну. Может, и на передовой увидимся. Ну, удачи вам, братцы!
        Воспоминание промелькнуло и исчезло.
        - Кстати, переходное Сибирское правительство присвоило Покровскому звание полковника через чин, а на следующий день - генерал-майора. Неудобно как-то: столько у него в подчинении было и полковников, и даже генералов, а сам так и оставался капитаном. Думаю, предложить ему для начала дивизию. Справится?
        - С дивизией - да. Вот до корпуса еще чуть дорасти надо. Чересчур быстрый рост вредно сказывается на порученном деле. Но разве Покровский…
        - Согласится, разумеется. Он же патриот страны. А тут еще Центр приказывает. У тебя ведь тоже имелись кое-какие сомнения, полковник?
        - Очень мало, товарищ Сталин. Когда служба приносит непосредственную пользу… - продолжать Кротов не стал.
        Не любил он льстить кому-то ни до революции, ни после. Теперь тоже не собирался менять привычки.
        А вообще странно. Бороться против власти и в итоге узнать, что, оказывается, служил ей. Воистину чудны дела твои, Господи! Все мы фигуры в порою непонятной нам игре. Только ведь без фигур не бывает победы.
        Хотелось о многом спросить Сталина, тем более сегодня он вроде был настроен на откровенность, только время уже поджимало. К утру надо быть уже в Смоленске, а сейчас - глубокая ночь. Пока доберешься… А вот повторится ли нынешняя беседа… Насколько Кротов изучил характер непосредственного начальника, а в ближайшее время наверняка правителя не огрызка империи, а вновь шестой части суши, тот предпочитает скрытность. Может, правильно на подобной высоте.
        Сталин тоже посмотрел на часы:
        - Вот и поговорили. Пора тебе. Удачи, полковник! Справишься, станешь генералом. Не век же в одном звании ходить.
        - Разрешите идти? - Кротов привычно вытянулся.
        Воздух снаружи пах весной. Казалось, уже пробивается первая трава, свежая, зеленая, а на деревьях набухают почки. В такую погоду хочется быть вдвоем, только войну еще никто не отменял. Но войны проходят. Была бы вечной Россия.
        А личные дела… Придет и их время. Когда-нибудь, среди других дел…
        ГЛАВА 21
        Смоленск

1
        Бронепаровоз тяжело вздыхал, словно мифический огнедышащий дракон из детских сказок. Но куда там какому-то дракону? Шестидюймовка Канэ на его платформе была заведомо мощнее и Змея Горыныча, и его европейских собратьев. Да еще на задней площадке имелось зенитное орудие Лендера для самообороны с воздуха. Петроградцы постарались, соорудили тяжелый бронепоезд, да еще назвали в память о былом морском величии страны «Ильей Муромцем».
        На стене пакгауза висел плакат: «Все на защиту Отечества!» И ни слова о свободах, завоеваниях революции, прочей ерунде. В трудные времена главное вспомнить, что у тебя есть родина.
        Вдалеке гремело. Хотя как - вдалеке? Бои шли практически под городом. Но тут хотя бы впервые с начала войны успели оборудовать позиции по всем правилам - развитую сеть ходов сообщений, даже несколько рядов колючей проволоки. И сил стало немного больше. Не так, чтобы очень, и все же…
        Настоящие ударные группировки скрытно выдвигались на фланги, далеко от Смоленска. Там собирались уже подготовленные дивизии, сводные кавалерийские части, наконец-то прибывшие донцы. Даже поступившие танки и те находились в Южной группе.
        Непосредственно под Смоленском оборону держали два полка. Плюс в резерве имелась спешно переформировываемая в дивизию Седьмая бригада, но ей бы еще хоть неделю на обучение и слаживание дать! Противник же продолжал упорно атаковать. Он видел перед глазами вожделенную цель и рвался изо всех сил. Хотя по всем правилам стоило бы остановиться хоть на денек, перегруппироваться, подвезти пополнение, снабжение, просто дать войскам хоть чуть отдохнуть. С другой стороны, порыв не терпит перерыва. Поляки надеялись, что неприятель тоже выдохся и вот-вот дрогнет, покатится назад, как часто откатывался в предыдущих боях, а там можно будет на плечах ворваться в желанный Смоленск.
        - Поехали! - Кротов заскочил на паровозную лесенку.
        Бронепоезд прогремел сцепкой, сдвинулся с места и тронулся вперед, набирая скорость.
        Где-то впереди действовал его собрат, но тот относился к ударному типу и на вооружении имел лишь трехдюймовки и пулеметы.
        Окраины города быстро отодвинулись назад. Обычные под Смоленском холмы, сады, лесочки, поля… В стороне открылась дорога с пылившей по ней длинной вереницей подвод. Переформирование переформированием, но все-таки один батальон Седьмой выдвигался ближе к фронту. В некогда свежих полках были задействованы практически все, и в случае прорыва или иной тяжелой ситуации вблизи не было никаких резервов. Лишь эскадрон Петроградского уланского, только что может сделать один эскадрон?
        Опять холмы. Грохот впереди стал сильнее. Лесок с обеих сторон, в котором «Илья Муромец» затормозил, чуть поерзал и остановился у определенной метки. Связисты сноровисто перекинули с находившегося тут пункта связи провод, вытравили конец на случай маневрирования, и старший офицер схватился за трубку.
        Кротова здесь уже ждали. Один из ординарцев торопливо подвел спешившемуся полковнику коня. Небольшая свита последовала примеру начальника, и группа немедленно помчалась навстречу канонаде.
        Тут до линии фронта каких-то полторы версты.
        Позади тяжело бухнуло тяжелое морское орудие. Бронепоезд чуть откатился назад, вновь вернулся к прежнему месту. Корректировщики уже передавали необходимые поправки для следующего выстрела. Долго вести огонь с одного места нельзя. Обязательно прилетят польские самолеты, будут искать, где находится досаждающая им батарея. В молчании помогают маскировочные сети, а вот огонь орудия засечь весьма легко.
        Или не прилетят? Только утром произошел воздушный бой, во время которого поляки потеряли два самолета. Вдруг урок пойдет впрок и в следующий вылет они поведут себя осторожнее?
        Какими же будут войны через десяток лет, когда число самолетов во всех странах увеличится?
        Для наземной войны местность была весьма удобной. Многочисленные холмы позволяли скрытно перемещаться и небольшим отрядам, и целым подразделениям. Кротов рысью проехал почти к самому командному пункту и спешился лишь у основания холма. Дальше пришлось идти пешком, прежде - по склону, затем - по ходу сообщения.
        - Доложите обстановку! - Наблюдавший через амбразуру Махин по званию был точно таким же полковником, как Кротов, но последний был на три года старше по производству. Вдобавок есть еще служебная разница между командиром полка и представителем Ставки.
        - Скверная обстановка. Отходить надо, - несколько нервно отозвался Махин.
        Он был не в курсе планов командования, как и все, кто в данный момент оборонял город. Дело военного человека - выполнять текущий приказ. Знать, что последует за этим и зачем он отдан, солдату и офицеру ни к чему. Мало ли какие повороты преподнесет капризная военная судьба! Успех операции обеспечивается внезапностью. Утечка информации при этом недопустима.
        - Куда отходить? Мы почти у Смоленска! - резко выдохнул Кротов.
        Командира полка он недолюбливал. Сразу после Февральской революции Махин вступил в партию эсеров, а уж по убеждениям или карьерным соображениям, с точки зрения Кротова, разницы не было. Поступок, недостойный кадрового офицера, и нет смысла доискиваться до его причин.
        Но в проблемах армейских эсеры не разбирались, саму армию воспринимали как скопище реакционеров, внимания ей не уделяли, и карьеры Махин так и не сделал. А потом и сами эсеры в Московской республике стали сходить на нет, как перед тем пропали с политического небосклона кадеты и октябристы. Какие шансы стать генералом, будучи представителем уходящей в оппозицию партии?
        - Но держаться невозможно! Против меня минимум три полка. Плюс большая артиллерийская группировка, кавалерия… В ротах осталось меньше половины первоначального состава. Все мои резервы - знаменный взвод. Еще немного, и противник прорвет боевые порядки. А это уже разгром. Лучше оттянуться самим.
        - С приказом ознакомлены? Ни шагу назад! Вот и выполняйте!
        Глаза Кротова были красны от недосыпания. Какой сегодня день непрерывных боев? Кажется, одиннадцатый. Еще хорошо, что борода дает возможность не бриться. Командир обязан подавать пример. Даже сейчас напоминанием о былых временах служила шашка. Та, которую сейчас никто не носил.
        - Есть! - сработал армейский рефлекс. Рука сама вскинулась к козырьку фуражки.
        Широкая амбразура давала великолепный обзор. Впереди лежало то и дело разрываемое снарядами поле, линии траншей с остатками проволочных заграждений перед ними, цепи неприятельской пехоты вдали…
        - Я подтягиваю сюда батальон из Седьмой дивизии, - сообщил Кротов. - На тот самый случай. Для скорости пехота посажена на подводы. Смоленск надо удержать любой ценой. У соседей положение не легче, однако они не жалуются.
        Снаряд упал прямо перед амбразурой. Кротов чуть помотал головой. Вроде пронесло. Даже контузии не заработал.
        Махин тем временем что-то орал по телефону. Потом опустил трубку. Вид у командира полка был обескураженный.
        - Второй батальон отходит. Командир убит, офицеры почти все вышли из строя…
        - Остановить! - резко приказал Кротов. Тон был таким, что не выполнишь приказ, и хоть стреляйся. Махин дернулся, затем выскочил прочь.
        В проходе он столкнулся с бегущим сюда ординарцем.
        - Гражданин полковник! Батальон подошел!
        - Командира ко мне!
        В ожидании Кротов еще раз внимательно оглядел поле боя. Пехотные цепи приблизились, на левом фланге вообще подошли едва не вплотную к окопам, и было видно, как обороняющиеся солдаты поодиночке и мелкими группами оставляют укрытия, откатываются в тыл.
        Но не только это. Вдалеке явно обозначилась неприятельская кавалерия. Очевидно, поляки решили, что прорыв удастся с минуты на минуту и уже готовились преследовать удирающего противника.
        Самое лучшее преследование - это рубка пехоты. Догоняешь и обрушиваешь на спину саблю. Мечта…
        - По вашему приказанию…
        - Да ладно тебе! - оборвал доклад Кротов. - Давай сюда. Видишь ложбинку? Подтягиваешь батальон и немедленно атакуешь. Сейчас договорюсь с артиллеристами. Они дадут несколько залпов. Ты обязан отбросить поляков прочь. Понимаешь, Чижевский? Этот день мы обязаны простоять. Выдюжишь? Ляхи, по показаниям пленных, сюда все резервы стянули.
        Просьба начальника важнее приказа.
        - Все, что в моих силах… - Былой сослуживец тоже внимательно осмотрел виднеющуюся панораму.
        - На кавалерию не смотри. Ее я возьму на себя, - понял ход мысли Чижевского Кротов. - Твоя задача - пехоту отбросить.
        - Разрешите выполнять?
        - С богом! - Кротов перекрестил капитана.
        Как же медленно работает машина армейской бюрократии! Когда представление на подполковника ушло, а приказа о производстве до сих пор нет!
        - Артиллерии усилить огонь! Эскадрон выдвигайте сюда.
        Картина на поле менялась. Кто-то останавливал бегущих. Часть солдат возвращалась в окопы, часть стреляла с места. Но вот с фланга показались солдаты Чижевского, и сквозь взрывы и стрельбу долетело слабое от расстояние знаменитое русское «Ура!».
        Пора! Кротов выбежал наружу, торопливо спустился по обратному скату, где уже застыл резервный эскадрон.
        - Шашки к бою!
        Он заранее прикинул выход эскадрона на рубеж атаки.
        Эх, давно не доводилось мчаться на врага! Пусть не дело командира, да только иногда бывает без личного участия не обойтись.
        Колонна по три прорысила одним оврагом, другим… Все. Эх, наша славная молодость!
        - Эскадрон! - Кротов привстал на стременах, подтянутый, стройный, будто и впрямь помолодевший. - В атаку! Марш-марш!
        Польские уланы были близко. Они заметили несущихся на них кавалеристов, изменили направление и теперь шли навстречу.
        Ну что ж, посмотрим, кто кого.

2
        Ночь была короткой. Кажется, не так давно стемнело, а краешек горизонта уже стал светлеть, намекая на грядущую зарю.
        Кротов ожесточенно потер глаза. Вылитое ведро холодной воды почти не прибавило бодрости. Но полковник верил: все решится именно сегодня, и потому предпочел подняться пораньше.
        Собственно, лег он каких-то пару часов назад, да и то из-за усталости не сразу сумел уснуть. Перед глазами непрерывно мелькали всадники, свои и чужие, и требовалось разобраться, кто из них кто. Чужих успеть рубануть, отбить ответные удары, да еще все время прикидывать, чья берет и не надо ли отдать необходимые команды? Потом картины схватки неожиданно сменились видением выразительных девичьих глаз. «Как она там?» - мелькнула мысль, и полковник наконец скользнул в сон без сновидений.
        Ох, Дина! Кто же знал, что можно вдруг сходить с ума по едва знакомой девушке? К тому же официально являющейся женой.
        Первая сигарета натощак. Все. Опять не до лирики.
        - Известия имеются?
        - Никак нет, товарищ полковник!
        Вообще-то рано для новостей, но вдруг?
        - Вызовите мне штаб Седьмой.
        Он ожидал разговора с дежурным, однако на другом конце трубку взял сам командир дивизии.
        - Я думал, у вас что-нибудь узнать, - после обмена приветствиями поведал Марушевский.
        Бывший командир Особой бригады во Франции, боевой генерал, с момента назначения прилагал все силы, чтобы как можно быстрее не просто сформировать дивизию, но превратить ее в одну из лучших частей вновь нарождающейся армии. Постоянно вникал в каждую мелочь, следил за подготовкой влившегося в бывшие батальоны пополнения, организовывал, выбивал, проверял…
        - Пока нет. Хотя… - Кротов подумал, что по-любому начало будет положено сегодня. - Владимир Владимирович, какой срок подготовки вашей дивизии? Сколько вам потребуется времени для выступления на позиции?
        - По-хорошему - еще бы недельку. В случае необходимости - часа четыре. Считая развертывание, артиллерию, прочее. Район изучен. Штаб разработал несколько вариантов действий в зависимости от развития ситуации. Оборона, парирование ударов, наступление…
        Кротов прикинул. Опоздаешь, и при малейшей накладке сорвешь развертывание. Поторопишься - вдруг операцию по каким-то соображениям отложат?
        Хоть и отложат, все равно еще один день полки на рубеже не удержатся. Или подкреплять их резервами, то есть раздергивать ту же Седьмую дивизию, или отходить. А раздергаешь, и все пропадет тут впустую.
        Перелом наступал, и полковник чувствовал это всем своим опытом.
        - Третий вариант, - решился Кротов. Была не была. - Под мою личную ответственность. Поднимайте дивизию, Владимир Владимирович. Через два часа я буду у вас.
        Мог бы отправиться немедленно, но кому из начальников нравится контроль, да еще со стороны младшего в чине?
        Марушевский поступил молодцом. Не стал искать причин и оправданий, говорить о недостатке сил, о численном перевесе поляков. Есть приказ, надо выполнять. Даже не напомнил о том, что без поддержки наступление неизбежно захлебнется через пару дней.
        Как медленно двигаются стрелки на часах!
        Ладно. Пока можно проверить прочие части. Артиллерию, бронепоезда, батальоны на позициях… Тот же Петроградский уланский. Один из старейших и славнейших полков, теперь восстанавливаемый из полунебытия, ибо как назвать существование в виде единственного эскадрона? И вдруг - целых четыре да пулеметная команда.
        Не четыре, а три, поправил себя Кротов. Вчера от бывшего с ним эскадрона пришла половина. Зато поддержали славу лучшей кавалерии мира - русской. Опрокинули поляков, не считаясь с численным превосходством последних.
        - Зашифруйте. - Он передал небольшое донесение о предстоящем.
        Время немедленно убыстрило бег. Тут лишь бы успеть все проделать до рассвета, опередить противника хотя бы ненамного.
        Все неслось вскачь, не остановить, не задержать, а потом загремели орудия, вздыбилась земля и цепи пехоты дружно двинулись вперед. Это самое главное на войне - идти на противника.
        - Срочно из Ставки! - Адъютант протянул бланк с расшифрованным посланием.
        Кротов схватил, пробежал глазами и неожиданно для всех перекрестился.
        - Что? - спросил Марушевский.
        - Наши перешли в наступление в направлении на Оршу, - выдохнул Кротов.
        - На Оршу? - Генерал сразу понял значение сказанного. Ему даже не требовалось смотреть на карту.
        - Да. Фронт прорван, и теперь туда идет конная группа. Если все будет в порядке, то дня через три…
        Продолжать Кротов суеверно не стал, но все было ясно без слов.
        В войне наступал перелом.
        Да и только ли в войне?
        …И как сладко рядить победу,
        Словно девушку в жемчуга,
        Проходя по дымному следу
        Отступающего врага…

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к